Дубль последнего варианта

 Между Сциллой и Харибдой           

Не ваше дело, знать

Времена и сроки,

Которые положил

                                             Отец во власти своей.

                                             (Евангелие. Деян. 1:7)

 

                                    Все персонажи вымышлены.

Любые совпадения — случайны.

Автор.

 

 

Часть первая

ЖИТИЕ СТРЮЧКОВА

Глава первая

            Аркадий Борисович Стрючков, для своих просто Аркадий или даже Аркаша, а за глаза в устах недоброжелателей и вовсе Аркашка, был жуликом средней руки. Таким, конечно, он стал не сразу. До этого уровня надо было еще дорасти. Но он был талантливым молодым человеком и, после окончания института, с ростом по карьерной лестнице, начал-то он с простого инженера в задрипаном ЖКО, так вот, с ростом по карьерной лестнице он и дорос до этой самой «средней руки»

Нужно сказать, что за годы работы чиновником разных уровней, Стрючков приобрел инстинкт, вросший в его характер и растворившийся в крови. Это умение нюхом чуять любую ситуацию, четко зная свое место, естественно, соответственно занимаемой на тот момент должности. Он точно знал, где и когда можно и нужно ввернуть собственное мнение, но так, чтобы оно не пошло в разрез с мнением тех, кто определил его на эту должность.

Всю свою будущую жизнь он связывал с работой во власти и рассчитывал каждый свой шаг глубоко и осторожно, чувствуя, опять же на уровне инстинкта, малейшие изменения в этой самой власти, и моментально реагируя на них. Так, одно время, да и до сих пор, наверное, у чиновников от среднего уровня, до самого верха, стало модным иметь научные степени. Все как с ума посходили. Кандидаты около всяческих наук росли, как грибы после дождя. Как уж они зарабатывали эти степени, одному господу известно. Наверно были и такие, кто своим горбом и знаниями добивался их. Но, в основном, так же, что и наш герой. Так вот. Стрючков сориентировался, быстренько подсуетился, подогрел, кого надо, сделал евроремонт своему будущему научному руководителю, за счет ЖКХ, разумеется, тогда он уже служил начальником этой весьма уважаемой конторы, и, через полгода, стал кандидатом экономических наук.

— Вот так вот.— Кидал он на стол очередную брошюру, где в списке авторов красовалась крупным шрифтом и его фамилия, СТРЮЧКОВ А.Б. — Так мы и двигаем экономику в стране.— И добавлял с мелким смешком — Надо хоть прочитать, что я там наворотил. —

Его научному руководителю евроремонт понравился. И он, месяца через три после защиты, пригласил Стрючкова на собеседование. Выразил, без тени насмешки, свое восхищение глубоким раскрытием темы его кандидатской, предложил чуть доработать материал и замахнуться на докторскую, одновременно посетовав на изношенность четырехгодичной «ЛАДЫ». Стрючков был далеко не дурак. Дурак бы не понял, Аркаша же врубился сразу. Он тогда в правительстве не работал, но очень хотел, так что докторская была бы очень кстати. И он ее получил через полгода, а научный руководитель стал рассекать на новеньком «ОППЕЛЕ». Это, конечно не «БМВ», на которое тот намекал, но и не какая-то там задрипаная «ЛАДА». Так что все складывалось, как нельзя лучше. Видимо, рос бы наш герой и дальше. Но на уровне зам. министра ЖКХ области произошел сбой.

            Аркаша до сих пор не понимал, что случилось тогда. То ли не вписался в команду, как принято теперь говорить, то ли кому-то не донес наверх, пожадничал, но что случилось, то случилось. Выперли его из министерства окончательно и бесповоротно. А ларчик просто открывался. В тогдашнем правительстве было всего пять докторов наук, включая губернатора. Его непосредственный шеф – министр ЖКХ был на то время всего лишь кандидатом, да еще какой-то там сельскохозяйственник. Отсюда и вывод — поторопился наш Аркаша остепениться докторской. Не поспеши он тогда, глядишь, взлетел бы куда и повыше. А он? Он мог. Но, что случилось, то случилось.

            Стрючков растерялся, может быть впервые в жизни. Ему стало страшно. Ему не было так страшно, когда в бытность свою начальником ЖКХ, им заинтересовались компетентные органы, и завели на него уголовное дело. Знал, выкрутится, помогут сверху. Все в одной цепочке. Так оно и случилось. С формулировкой: «Прекратить в связи с отсутствием состава… ну и так далее, дело благополучно легло под сукно. А тут Аркаша впал в панику и запил. И запил крепко. Но велика была жажда жизни. Стрючков спохватился, закодировался и решил начать все с чистого листа, но уже на вольных хлебах. Благо предпосылки для этого кое-какие имелись. К тому времени он уже был соучредителем в нескольких, пусть и не крупных, но дающих стабильный доход, коммерческих фирмах. Нашелся дурак, который пристроил его в свой бизнес, в надежде на его связи в правительстве. Но, как нашелся, так и потерялся, с Аркашиной, естественно, помощью. И стал наш Аркаша полновластным и единственным владельцем весьма популярной в области и хорошо раскупаемой газеты рекламных объявлений с броским названием «от А до Я». К слову, там в газете, остался еще один учредитель, вернее, учредительница, божья старушка, которая, собственно, и создала в свое время эту «от А до Я», но убрать и ее Стрючков не решился, уж больно явной была бы расправа, однако быстро с ней управился, отдав на откуп всю техническую часть, так как в журналистике, а тем более издательском деле, не смыслил ни бельмеса. А вот финансовые потоки замкнул, это как водится, на себя. Все-таки, как, никак, а доктор экономических наук. Ну, тут и ежику понятно, как стали распределяться эти самые финансовые потоки.

            Стрючков и цвел, и пахнул. Не нужно было вписываться ни в какую команду. Теперь команда пыталась подстроиться под него. Делиться тоже ни с кем не надо было. Тот дурачок, что привел его в эту газету, плюнул и сам ушел, не мог больше терпеть беззастенчивое Аркашино воровство, а выяснять отношений не хотел. Противно было, да и мерзко. Правда, напоследок высказал все, что думал о «крысятничестве» своего партнера. Но Аркаша легко пережил этот, не самый приятный эпизод своей новой жизни. Старушка же счастлива была, что осталась при деле и довольствовалась тем, что Аркаша отстегивал ей с барского плеча. Стрючков же просто летал. Вот теперь, на самом деле, все складывалось, как нельзя лучше.

            Опыт работы во власти не пропал даром. Уж что-что, а организовать процесс Аркаша умел. И разницы не было никакой, будь то прачечная, был и такой период в его жизни, или министерство, а хоть и газета – один черт. Главное создать систему и расставить внутри этой системы своих людей. Что Аркаша и сделал. Сделал, посмотрел со стороны и остался доволен. «Ай, да Аркаша! Ай, да сукин сын!». Схема, придуманная умными людьми задолго до него, по уводу денег в тень, сбоев не давала. Он это называл минимизацией налогообложения. Газета регулярно выходила и так же регулярно раскупалась. Безнал шел через бухгалтерию, наличные же… ну, вы сами догадались, куда шли наличные. Аркаша начал обрастать хозяйством. Тут же прикупил, по случаю, не новую, но весьма свежую «Мицубиши Паджеро». Правда, было одно неудобство. Пришлось купить тайком и поставить в гараж до лучших времен. Тогда партнер был еще в деле. А поскольку Аркаша в свои схемы этого лоха не посвящал, то и приобрести «Мицубиши», в открытую, не мог. Невольно напрашивался резонный вопрос: — Откуда деньги, Зин, если в кассе пусто?— Но уж после его ухода, Аркаша развернулся. Стесняться было некого. Новая квартира, пусть не в элитном, но довольно престижном доме. Вторая квартира для взрослеющей дочери. И, наконец, уютный коттеджик практически в черте города, куда он поселил молодую секретаршу.

            Вот тут надо поподробнее. В свои сорок Стрючков был мужик, хоть куда. Сказывался большой опыт и тренировки. Как только он вырос из коротких штанишек, а это случилось лет в 10 -11, и осознал, что штучка, растущая у него внизу живота, предназначена не только для пописать, но годится еще кое-для чего, он начал усиленно оказывать ей внимание. Вначале ручками, поглядывая на засаленную шестерку пик с изображением сисястой девицы а, став постарше, и другими, более естественными способами, благо в стране началась сексуальная революция, снявшая все проблемы в этом плане. Расслабляться себе Аркаша не позволял, постигая все новые и новые вершины. Женитьба ничего не изменила. Пиратствовал Стрючков, как и прежде. Будучи еще в должности начальника ЖКХ, он успешно прикрыл общественные душевые в своем районе, якобы с целью реконструкции, и переоборудовал помещение под сауну с бассейном, комнатой отдыха, теннисным столом и бильярдной, вроде как место отдыха и психологической разгрузки для работников все того же ЖКХ. Однако, ни один работник так и не разгрузился психологически в новой парной, кроме, естественно, самого начальника и узкого круга посвященных. Вот там-то Аркаша и оттачивал свое мастерство, сутками зависая с очередной тренершей. Какая там «КАМАСУТРА» — азбука и примитив. Если бы в этой теме давали ученые степени, он без труда защитил «докторскую», без никаких взяток и связей.

Газета и вовсе принесла Стрючкову новые возможности, расширив горизонты до бесконечности. Аркаша особенно не мудрствовал и пошел по классической схеме, испробованной годами – секретарши. Банально, но очень удобно. Аркаша отбирал их тщательно и с особым вниманием. Секретарши менялись часто. Стрючков не любил однообразия. Кого-то приходилось увольнять, кто-то увольнялся сам, не выдерживая предложенных Аркашей нагрузок. Последняя матрешка сбежала, не проработав и месяца. И остался наш Казанова без деловой и, главное, моральной поддержки. Пришлось срочно давать объявление, мол, требуется… и так далее. Моментально откликнулись желающие, но все это было не то, и Аркаша их безжалостно отбраковывал. Обычно он заранее подготавливал новую кандидатуру на смену. Теперь же образовалась пустота, которую срочно нужно было заполнить. Но пустота, почему-то не заполнялась, а желающих поработать становилось все меньше и меньше, несмотря на повторные объявления. Аркаша загрустил. И вот, когда он уже совсем было отчаялся, пришла соискательница – тихая, скромная девочка, глаза долу, худенькая стройняшка, ну, просто, Настенька из сказки про Морозко. Аркаша решил рискнуть. Все равно под рукой больше никого не было. И, как оказалось впоследствии, не прогадал. Как ни странно, девочка оказалась весьма понятливой, и где-то даже талантливой, с полным отсутствием каких бы то ни было комплексов, что особенно нравилось Стрючкову. Она моментально поняла, что от нее требуется на новой работе, и через неделю умела почти все, чему пытался обучить ее шеф, а может, и до того все уже умела. Молодежь, она ведь нынче какая. Более того, схватывая на лету, вот ведь, а на вид и не скажешь, она и сама все чаще проявляла инициативу, чем несказанно удивляла и радовала Аркашу, женским своим чутьем понимая, чего больше всего в этот момент требовалось мужчине.

А мужчине требовалось многого. Стрючков просто с катушек съехал. Ну, не было у него до сих пор такой женщины, хоть ты тресни. Все предыдущие на ее фоне казались серятиной и преснятиной. В общем, попал мужичок. Похудел, осунулся, почти одичал. Отвечал невпопад, глядя на мир счастливыми безумными глазами. Через полгода, совершенно неожиданно для себя, прикупил тот самый коттеджик, где поселил девочку из сказки про Морозко, куда и сам стал частенько заныривать, на сверхурочные. Короче – жизнь удалась.

Однако возраст брал свое. И в один прекрасный миг Аркаша понял, что не тянет на два фронта. Девочка вошла во вкус. И приоритеты поменялись. Аркаша старался, как мог, чтобы не уронить свое собственное реноме. Но одного старанья явно не хватало. Нет, желанье, оно, конечно, было… но, как оказалось, одного желания все-таки было недостаточно, а возможности явно не поспевали за желаниями. Не тянул Аркаша на стайерской дистанции, выбивался из сил. Уже не помогали широко разрекламированные средства для восстановления мужской состоятельности, хотя и перепробовал наш герой практически весь ассортимент, предлагаемый, как панацея и от его бед тоже. Конечно, ему очень хотелось вновь стать терминатором, но, увы и ах… Аркаша загрустил. А ведь была еще жена. которую, время от времени, необходимо было тоже обихаживать. Нужно было что-то решать.

Стрючков определился быстро. Первое, что он сделал, это быстренько засунул, куда положено своей лапушке, известным способом ребеночка, так, как заметил, по приезду из очередной командировки, мягко говоря, ее нездоровый интерес к молодому программисту. Девочка из сказки, конечно же, ни в чем не призналась, даже оскорбилась и пустила слезу. Но Стрючков был тертый калач, и провести его какой-то, пусть и любимой, но все-таки финтифлюшке, было ну никак не возможно. Программист же в одночасье стал безработным.

Затем официально объявил жене, что какое-то время поживет отдельно. Дескать, устал от забот праведных. Хочу, мол, сменить обстановку. И все такое, прочее… Ты, мол, не волнуйся, на финансах это не отразится. Супруга не очень огорчилась и, на удивление, легко согласилась с Аркашиным предложением. Ни тебе истерик, ни слез, потому как, сама потихоньку нашла ему замену, естественно, тайком, так как полностью финансово от него зависела, в лице соседа по даче, который однажды зашел за солью, да так и застрял. И, вскорости, эти «походы за солью» у них стали традицией. Ничего не подозревавший Аркаша искренне порадовался эдакой легкости решения всех проблем, глубоко вздохнул и вновь зажил полной и спокойной жизнью.

Но, как оказалось: – Покой нам только снится. — Все случилось стремительно. Прям, как в том анекдоте: «Муж возвращается из командировки и видит, что у его жены, да еще к тому же кормящей матери в спальне другой мужчина». Тот самый программист, которого он год назад так своевременно уволил с хлебного места. Причем не нужно было заглядывать ни в шкаф, ни под кровать. Вот они, голубчики, тепленькие, нагло оскверняют его, Аркашино, супружеское ложе. Стрючков вначале растерялся, но, однако, быстро пришел в себя, рассвирепел и заплакал. Да! Вот так. Но, это бы еще ничего. Он начал рычать сквозь слезы, рвать на себе рубаху, выкрикивать нечто нечленораздельное и букетом цветов, который приобрел любимой по дороге, хлестать обоих по разным местам. А если принять во внимание, что цветочки эти были розами, можно себе представить, каково пришлось обоим прелюбодеям, особенно программисту, попиравшему женское достоинство его жены в банальной миссионерской позе. Но программист оказался резвым молодым человеком, мгновенно соскочил с супружеского ложа, вот оно преимущество молодости, и моментально скатился по лестнице со второго этажа, не забыв прихватить с собой кое-что из своей одежды. По-моему — носок. Аркаша, было, кинулся за ним. Но, куда там, программиста и след простыл.

Тем временем, девочка из сказки про Морозко, укрывшись с головой одеялом, тихонечко поскуливала, то ли от боли, то ли от досады, в связи с прерванным процессом, одним глазком, подглядывая в щелку. — А что же там, на поле боя? –

            Аркаша медленно повернул к любимой зверское лицо. Из-под одеяла донеслось какое-то бульканье. Стрючков подошел к кровати, рывком откинул одеяло: — Убью стерву — и, совершенно неожиданно для себя, быстро спустив штаны, взгромоздился на законную супругу и продолжил процесс, так несвоевременно прерванный программистом. Он трудился, остервенело. Задница с передницей, как паровой молот, ритмично ходили вверх-вниз. Слезы, не переставая, лились из глаз, а из горла доносилось не то рычанье, не то всхлипыванье.

             Девочка из сказки сначала удивилась, потом покорилась, а потом вошла во вкус. Но всему есть предел, и она, как, ни странно, устала, а потом и вовсе обессилила. Аркаша же гнал, как паровоз, без остановок, не обращая внимания на сигналы красного светофора, только гудком предупреждая о своем приближении: — Берегись! Берегись! Берегись! — Авария была неминуема. И она случилась. Девочка из сказки затихла, увяла и перестала проявлять, какие бы то ни было признаки жизни:

             — Убил! Убил! – Завопил Аркаша, придя в себя. Как ужаленый вскочил с кровати, кинулся к лестнице. Путаясь в спущенных штанах, рухнул на эту самую лестницу и, пересчитывая ступеньки, скатился вниз, прямо к журнальному столику, на котором стояла початая бутылка виски, видно, девочка из сказки угощала любимого. Стрючков схватил бутылку, запрокинул голову и влил содержимое в горло, жадно глотая его огромными глотками, но закашлялся, поперхнулся, захлебнулся и умер.

Глава вторая

Аркадий Борисович Стрючков, ощущая необычайную легкость во всех своих членах, шагал по предмостовой площади. Что уже само по себе было необычным. Так, как Аркаша, последние несколько лет, передвигался исключительно в автомобиле. Ну, в том самом «Паджеро», который он тайком купил на украденные деньги. А последние три месяца и вовсе рассекал на «Мерседесе» класса «С», чем особенно гордился. И, вдруг, пешком.

Но Стрючкову этот моцион безумно нравился.

— Надо взять за правило, — сказал он себе, — каждый день гулять пешком по городу. Это полезно для моего здоровья.— И быстренько перебежал проезжую часть, ловко уворачиваясь от спешащих к мосту разнообразных автомобилей. Оказавшись перед огромной свечкой строящейся высотки, Аркадий Борисович смело миновал открытые ворота, секунду постоял, как бы раздумывая, и уверенно зашагал к недостроенному крыльцу, легко перепрыгивая через кучи мусора и огибая разнообразное оборудование, которого всегда в изобилии на объектах подобного рода. На стройплощадке никого не было:

— Видно рабочий день закончился.— Отметил про себя Аркадий Борисович . – Но почему ворота открыты? Вот разгильдяи. Вечно у нас так. — Как у нас «вечно», Аркадий Борисович додумать не успел, потому, что из темного проема будущего парадного подъезда появилась фигура элегантного молодого человека с обаятельнейшей улыбкой на пол лица.

— Сюда, сюда, пожалуйста.— Произнес молодой человек и изящно поманил Стрючкова ручкой с массивным перстнем на среднем пальце. Аркадий Борисович удивился, однако, начал взбираться по бетонным ступенькам, затянутым в деревянную опалубку.

— Осторожно, Аркадий Борисович. Ножку не подверните.— Молодой человек, быстро, но без тени услужливости протянул ему руку с перстнем. – Оп ля. Вот так. Еще ступенька. Ну, вот мы и на месте. За мной прошу, покорно.— Стрючкову на этот раз и в голову не пришло удивиться, откуда, мол, этот странный тип знает его по имени. Более того, он воспринял все происходящее, как нечто должное и даже необходимое, а потому смело шагнул за молодым человеком в темный проем, отгороженный наскоро сколоченной из не струганных досок дверью, которую молодой человек вовремя попридержал, чтобы тугая пружина не сыграла с Аркашей злую шутку. За дверью царила темнота, как у негра в …, ну, вы сами понимаете где, в желудке, конечно.

             — Сейчас, Аркадий Борисович, минуточку. – Услышал он голос молодого человека. – Сейчас все исправим. Да, где же он, зараза. Вот он, голубчик. От меня не спрячешься.— Раздался щелчок, и Стрючков увидел себя в просторном залитым голубовато-зеленоватым светом, полностью отделанным с большим вкусом, холле.

            — Надо же. — Удивился Стрючков. — А, с улицы глядя, не скажешь, что внутри все закончено.— Он любовно провел рукой по идеально отполированным перилам – Надо же. – Вновь повторил Аркадий Борисович. — Полисандр. А я вот себе так и не смог достать в коттеджик. Пришлось дубовые установить. Смотри-ка, и диваны уже расставили. – Удивился он вновь. — Это, что ж, новые технологии применяете? Вначале внутри, а уж потом снаружи? – И, не дождавшись ответа , добавил. — Оригинально.-

             — Это эксперементальный вариант, специально к вашему приходу постарались, Аркадий Борисович. Молодой человек вновь обаятельно улыбнулся, потом спохватился, сделал озабоченное лицо. — Однако, поторопимся. Нас уже ждут. Вот сюда, к лифту, пожалуйста.-

            — Да-а-а? И лифт работает? А почему к моему приходу? Вы, что ж, ждали меня?— В который раз удивился Аркадий Борисович, однако, послушно прошагал к бесшумно раскрывшимся дверям. Лифт был необычайно просторен. Или таким его делали огромные зеркала, в которых Аркадий Борисович многократно отражался, теряясь в глубине бесконечности.

             — Нам на самый верх. Тридцать шестой этаж. – Молодой человек нажал кнопку последнего этажа. Лифт мягко и бесшумно тронулся, через секунду развив приличную скорость.

            — Куда это мы? – забеспокоился Стрючков.

            -Не волнуйтесь, Аркадий Борисович, — молодой человек загадочно улыбнулся, — скоро будем на месте. – И от этой улыбки, на душе у Аркаши стало покойно и весело. Лифт остановился. – Ну, вот мы и приехали. Выходим.-

            — Да, но двери-то, двери … – Растерялся Стрючков.

            — А что, двери, Аркадий Борисович?

— Не открываются. – Аркаша ткнул пальцем в закрытые двери лифта.

— Да-а? – Удивился молодой человек. — Вот. Незадача. Опять техники напортачили. Ну, ничего. Не проблема. Мы с вами и так можем. Смелее.— И молодой человек шагнул к двери и спокойно прошел сквозь нее. – Что же вы, Аркадий Борисович, я ж говорю, смелее. – Сквозь дверь просунулась рука с перстнем и резко дернула Стрючкова на себя. Аркаша коротко пискнул, зажмурил глаза, готовясь получить шишку в лоб и, неожиданно, легко пролетел сквозь закрытые двери и оказался снаружи.

             -Господи! Что же это? Где я? Кто я? Что я? – Свет померк в глазах у Аркаши, и он потерял сознание, грузно шлепнувшись на пол.

             Очнулся он от резкого запаха нашатыря. Открыл глаза и увидел над собой склонившееся лицо молодого человека.

            — Ай-яй-яй, Ну, нельзя же так, Аркадий Борисович, пугать, гм, людей. – Укоризненно произнесло лицо. – Ну, потихоньку поднимаемся и вот сюда, в креслице, пожалуйста. Вот, так. Осторожненько. Вот и все.— Аркаша очумело смотрел на молодого человека, не в силах выдавить из себя ни слова, лишь время от времени открывал рот и вращал глазами.

            — Ничего, голубчик, ничего. Не вы первый, не вы последний. Бывает. – Молодой человек рукой с перстнем легонько снизу вверх шлепнул Аркашу по отвисшей челюсти. – Ротик-то закройте, а то вон и слюнка потекла, прям на воротник рубашки. А рубашка-то, видно, дорогая фирменная. Если не ошибаюсь, Дольче и Габана? Это вы ее в Милане покупали прошлой осенью?

— Ага. В Милане. – Аркаша поперхнулся. — Но откуда вы … Да, что ж это? Что со мной творится? Где я? Что я? – Вновь заблажил Аркаша.

— Вы, что, так уж ничего и не помните? – Молодой человек удивленно приподнял вверх левую бровь. Аркаша закивал. Потом замотал головой из стороны в сторону:

— Ничего. Позвольте! А что я, собственно, должен помнить? Ну, гулял по городу. Ну, случайно, забрел на стройплощадку…

— Стоп, стоп, стоп! – Перебил его молодой человек. – Гуляли вы уже после того. Да и не гуляли вы вовсе, а намеренно шли сюда на эту стройплощадку. На встречу со мной.-

            — Куда на встречу? На какую встречу? После чего «того» я гулял? —

            — Так. Ясно. Временная амнезия. – Отчеканил молодой человек.— Ничего, бывает. Сейчас все исправим. Напомним, и все встанет на свои места. Прошу вас, посмотреть сюда. – Молодой человек щелкнул пультом, откуда он у него взялся, Аркаша так и не понял, и перед Аркашей засветился огромный экран, на котором он с ужасом увидел самого себя со спущенными штанами в неприглядной позе.

            — Ну, это мы пропустим и перейдем сразу к коде. – Молодой человек вновь щелкнул пультом. Кадры замелькали один за другим, однако происходящее понять было можно. Аркаша смущенно потупил взор. Но, вот движенье прекратилось. На экране Аркаша сидел на полу и жадно лакал из бутылки виски. Потом закашлялся, завалился на бок, захрипел и затих, несколько раз напоследок дрыгнув ногой.

— И это что, я там был? – Аркаша безнадежно глянул на молодого человека.

— Вы. Аркадий Борисович, вы. А то, кто же? Теперь припоминаете? —

— Теперь припоминаю. – Покорно повторил Аркаша. — И, что же получается, я того. – Аркаша сделал неопределенный жест рукой.

— Получается, именно это и получается, глубоко уважаемый Аркадий Борисович. – Печально вздохнул молодой человек.

— Но, как же? Ведь я же. Вот он, я?

— Нет, Аркадий Борисович, вы вон там. – Молодой человек кивнул на экран. – Вы совершенно забыли, что три года назад закодировались на пять лет. И вот вам результат.

— Да, но если я там, то, что же такое тут сидит перед вами? – Пролепетал Аркаша.

— А это? Это, так, пустяки. То, что от вас осталось после всего. Ваша, так сказать, сущность. Остаточное явление. Впрочем, вы правы, конечно. Сместим немного акценты. Тут сидите вы, настоящий. А там, так сказать, оболочка. Вроде костюма. Износили и бросили. И жалеть не о чем. Правда, костюмчик-то еще поэксплуатировать можно было, почти новый. Но, что случилось, то случилось.-

 Да ну, вас. Бред какой-то. Что вы мне голову морочите.— Похоже, Аркаша пытался что-то соображать. — Так не бывает.-

— Бывает, Аркадий Борисович. Еще как бывает. Это с вами впервые? – Спросил молодой человек. – Ну, да, что я спрашиваю, конечно же, впервые. А так— то оно повсеместно происходит. Уж, вы поверьте, таким образом, весь мир устроен.-

Аркаша почему-то сразу поверил ему.

— Ну. и что же со мной будет? –

— А. вот это решать не мне. – Неожиданно жестко произнес молодой человек. – Я всего лишь по доставке работаю. — И Аркаше стало жутко от его слов.

Глава третья

Надо сказать, что в той, прежней жизни Аркаша не был, как бы это поточнее выразиться, очень уж набожным человеком, что ли. Нет, он, конечно, знал, что в мире есть нечто такое, во что следует верить. И верил. До этого была Партия, теперь вот Бог. Другие-то верят. Ну, а раз другие, то и он. Он всегда был человеком команды. Во всяком случае, старался им быть во все времена на государевой службе. Как же. Почти официально все руководство области начало посещать храмы. Дурной пример, он ведь всегда заразителен. А уж на Пасху и другие престольные праздники, так непременно, во главе с губернатором. А губернатор … ну, вы сами понимаете, во главе с кем губернатор. Это, как раньше на 1-е Мая или 7-е Ноября, явка для всех строго обязательна. Если все руководство стоит на трибуне и, помахивая ручкой, сверху приветствует народные массы, бурлящие внизу под трибунами, или же со свечками в руках, как нынче, бьет поклоны на праздничной службе, попробуй, проигнорируй. Я уже говорил, что Аркаша всегда очень тонко чувствовал ситуацию текущего момента. Это его и спасало. До поры, до времени. Он понимал, что нельзя противопоставлять себя руководству. Ну, это и дурак бы понял. Еще он понимал, что если уж попал в теплое местечко, то сиди тихо и не чирикай. И Аркаша старался, как мог. Чирикал редко, и только по делу. Присутствовал на всех мероприятиях подобного рода и усердно отбивал поклоны вместе с руководством.

Более того, с Кипра, где он проводил отпуск с очередной матрешкой, на пароме съездил в Израиль. В Иерусалиме поднялся на Храмовую Гору, посетил Храм Гроба Господня. После этого несколько дней ходил просветленный и благостный, так как почувствовал, как он сам по приезде рассказывал, что там, на Горе, на него что-то такое снизошло, и он, скорее всего, сподобился приобщиться к Богу. Не всем его коллегам посчастливилось удостоиться такой благодати. И это, естественно, прилично повысило, как теперь принято говорить – рейтинг Аркашиного авторитета.

Но, если что-то там на него и снизошло, то ненадолго. Хотя, возможно в душе, на самом донышке, все-таки кое-что осталось, потому что сейчас, сидя в кресле, в компании странного молодого человека, работавшего по доставке, Аркаша неожиданно начал осенять себя крестным знаменем и что-то беззвучно шептать.

— Не спешите, Аркадий Борисович, знаем мы вашу набожность, еще успеете, помолитесь. А сейчас, не угодно ли кофейку? А может чего покрепче? Виски к примеру.— Молодой человек лукаво улыбнулся. – У нас, знаете ли, чудесный виски имеется. Не паленый, настоящий Ирландский. Да вы не бледнейте так. – Молодой человек сочувственно улыбнулся. – Все что с вами могло случиться, уже случилось. И, кстати, ваша кодировка тут не действует. Ну, так, как? По вискарику?

— Не уж. Спасибо большое. Сыт по горло.— И обругал себя. — Идиот проклятый. —

— Ну, что уж вы так, Аркадий Борисович, казнитесь. Думаю, все со временем устаканится. А времени у вас теперь, хоть отбавляй. Вечность. Кстати, мы с вами так и не познакомились. Позвольте представиться – Шмаэль, судебный пристав и эмиссар по особым поручениям Верхнего и Нижнего Миров. — И протянул Аркаше руку с перстнем.

— Стрючков, Аркадий Борисович. Впрочем, что это я, — спохватился Аркаша, — вы же и так про меня все знаете.— Но руку все-таки пожал, незаметно скосив глаза на необычный перстень.

— Ну, знаю, не знаю, а таков порядок. Обязан представиться официально. Да, вы не стесняйтесь. Спрашивайте, если что интересует. — Похоже, молодой человек заметил Аркашин взгляд.

— Перстенек у вас интересный. Я еще тогда заметил. – Смутился Аркаша. —

— А, пустяки. Ничего особенного. Надпись мне на нем понравилась. Вот, читайте? Да, – спохватился Шмаэль, — вы ж арамейского не знаете. Ну, в общем, тут написано: « Все проходит, и это пройдет». Занятная такая надпись. И камушек симпатичный, красненький, астерикс называется.

— А скажите, пожалуйста, господин Шмаэль. – Робко перебил молодого человека Аркаша.— Она,— Аркаша пальцем ткнул в экран, — тоже здесь?

— Она-то? Ну, что вы. Она там осталась.

— Как? Там? Я ж ее, того.— Аркаша растерянно заморгал глазами. Молодой человек по имени Шмаэль расхохотался:

— Вы что же думали, что вы на самом деле ее жизни лишили? Наивняк. Да разве можно бабу, извините за грубое слово, таким способом жизни лишить. Скорее сам на ней концы отдашь. А ей это вроде утренней разминки. Жива ваша принцесса. Жива — живехонька. Да, вот сами и гляньте.— Молодой человек, по имени Шмаэль, щелкнул пультом.

            На экране Аркаша увидел девочку из сказки про Морозко на постели в их спальне, с блуждающей улыбкой на лице. Она сладко потянулась, кокетливо оттопырив попку, потом так же сладко зевнула, премиленько улыбнулась кому-то за кадром, перевернулась на бочок, подложила обе ладошки под щеку и задремала.

— И правда живая, — разочарованно произнес Аркаша и незаметно смахнул со щеки некстати скатившуюся слезу — а я-то думал…-

— Не обольщайтесь, Аркадий Борисович, не такой уж вы половой гигант, чтобы до смерти затрахать молодую женщину. Да и история, насколько мне известно, таких примеров не знает. Вот наоборот, это, пожалуйста. Это сколько угодно.

— Послушайте, господин Шмаэль, — Аркаша оторвался от экрана и глянул в глаза молодому человеку. – А где я теперь нахожусь? Уже в Раю? —

— Эк, вы хватили, уважаемый, — Молодой человек улыбнулся все той же обаятельной улыбкой. – Прямо-таки сразу и в Раю. До Рая, как это у вас говорят? «Как до Москвы пешком». И то не факт. Вы сейчас у меня в гостях на мобильном приемном пункте заблудших душ. Кстати, не всякого так принимают. Заслужили, голубчик, заслужили. —

— За какие же такие заслуги мне честь оказана? – Похоже, Аркаша начал приспосабливаться и к этой ситуации.

— Ну, как же. На городской доске почета висели? Висели. В областной книге почетных граждан ваш портретик имеется? Имеется. Вообще-то, вы в этой книге всего через двадцать страниц после губернатора пропечатаны. Так что, по этой табели о рангах вы, по значимости, двадцатый человек в области. Но главное, за вас сам Архистратиг похлопотал. Просил принять по первому разряду. Вон факс от него на столе, рядом с компьютером. А ему я никак отказать не мог. По первому, значит, по первому. Так, что пользуйтесь моментом, пока есть возможность. Потом-то может и не удастся. Как там у вас говорят: «Любое желание за ваши деньги». А в вашем случае и вовсе бесплатно. Архистратиг распорядился.

— Архистратиг, имя— то какое зловещее.-

— Да уж, не последнее лицо в нашей конторе. Только это не имя, а должность. – Молодой человек приложил палец к губам. – Но, потише, пожалуйста. Он не любит, когда его вслух обсуждают.

— Но кто он все-таки такой? – Прошептал Аркаша

— Архистратиг — наш Первоангел, из Светлых. – И, видя, что Аркаша ничего не понял, шепотом добавил. – Ну, что-то вроде вашего премьер министра и министра обороны, в одном флаконе. Он только один и может и Туда спускаться, и Наверх подниматься. Все остальные или там, или там. Кроме первых лиц, естественно.

— Да? – Аркаша осмелел. – А первые лица, кто же? —

— Там, — молодой человек поднял палец вверх. – Творец, а там, — палец уперся в пол, — в Пекле и Тартаре – Темный Ангел. —

— О, Господи. – Аркаша трижды перекрестился. Ну, и …

— Что, ну и? Вот они, в конце концов и будут решать вашу судьбу. Куда вам, Туда или Туда. – Палец вновь повторил маршрут. – Конечно не сами они. Вы для них не тот уровень. Но уж пришлют кого-нибудь и оттуда, и оттуда. А, последнее слово, вердикт, так сказать, скорее всего, будет за Первоангелом. –

— Ну, вот. – Обиделся Аркаша. – То, по первому разряду, то, не тот уровень.— Он встал с кресла и подошел к окну. За окошком чернела бездна с мириадами звезд, и на фоне этого звездной бездны Аркаша увидел огромный голубой диск со знакомыми очертаниями материков и океанов, известный любому лоботрясу начальных классов средней школы. Аркашу качнуло. Он медленно повернулся к молодому человеку по имени Шмаэль и, открыв рот, безумным взглядом уставился на него, пальцем показывая на окошко.

— Да. Да. Аркадий Борисович. Вы все правильно поняли. Это действительно ваша родная Земля. Красивая, правда? – Шмаэль подошел к окошку и откровенно залюбовался открывшейся панорамой. – Сколько не гляжу, и все не надоедает. Редкостной красоты планета. Не то, что в нижних мирах. Правда, лет семьсот назад, еще краше была. Но вы уж постарались.— Что постарались, Шмазль не договорил. Так как Аркаша, наконец, обрел дар речи и перебил его:

— Но, как же? Мы же на лифте … на тридцать шестой этаж… На лифте ведь? –

— А чем лифт вам плох, Аркадий Борисович? Вж-жик – и на месте. Мне кажется, очень удобно.

— Удобно-то удобно. – Аркаша начал приходить в себя. — Но, как-то неожиданно.

— Привыкайте, Аркадий Борисович, привыкайте, голубчик. Вас еще много неожиданностей ждет. Много чему удивляться придется. Так, что уж вы держите себя в руках. – Шмаэль по-отечески погладил Аркашу по плечу. Однако перейдем к делу. – Подвел он Стрючкова к знакомому креслу. В этот момент раздался звонок. – Извините, Аркадий Борисович, «вертушка», отвлекусь на минуточку. — Шмаэль быстро подбежал к столу:

— Эмиссар по особым поручениям слушает. – И внезапно, вытянувшись в струнку. – Да, Князь! Так точно, Князь! Конечно, непременно, Князь! Уже работаем.– И осторожно положил трубку. – Фу. Начальство звонило. Между прочим, по вашу душу. Вовремя мы успели.

— Я гляжу у вас тут тоже, служба не сахар, господин Шмаэль. Вон, как пробрало. Вспотели даже.— Не упустил возможности съязвить Аркаша.

— А вы как думали. Все, как у людей. Все, как у людей.— Шмаэль батистовым платочком промокнул лоб. – Однако, шутки в сторону, к делу.— И казенным голосом лектора из давно почившего в Бозе общества «Знание» продолжил:

— Значит, так. Как я уже сказал, вы находитесь на мобильном приемном пункте. Где он расположен, вы уже тоже видели. Ни вверху, ни внизу. Ровно посередине, чтобы комиссиям из Верхнего и Нижнего миров было удобно собраться на выездную сессию, для обсуждения вашего вопроса. Не перебивайте. – Молодой человек по имени Шмаэль резким движением руки пресек Аркашину попытку вставить реплику. – Все вопросы потом.

— Так вот, как я уже сказал, « для обсуждения вашего вопроса». Все это, назначено на завтра. Правда, завтра это достаточно условное понятие. Но, как вы могли заметить, я все время стараюсь мыслить и выражаться земными категориями для вашего, так сказать, удобства. Прошу не перебивать. – Вновь остановил он Аркашину попытку. — А теперь, как говорят у вас на Земле, писать и спать. Я провожу вас. И ни каких разговоров.-

— Да. Не хочу я писать! – Возмутился Аркаша. – И спать тоже не хочу. —

— Что, значит, не хочу. Надо. Таков порядок. Впрочем, — Шмаэль почесал затылок. – Чем же вам писать-то. Вы же остаточное явление. Сущность, так сказать. У вас ничего подобного в организме нет, да и быть не может. Да и самого организма тоже нет. — Потом подумал: — Но, все равно, писать и спать.-

— Эй, эй! Вы что это? – Возмутился Аркаша. – Что значит, писать нечем? Думайте, что говорите. — И, резко оттянув пояс, заглянул в штаны. – А, где же он? Куда вы его девали? И что же мне теперь? Как жить дальше? —

— Перестаньте блажить, Аркадий Борисович, — Шмаэль заметно рассердился, — О какой жизни вы говорите. Вся ваша жизнь, – он ткнул пальцев в экран, — осталась там. А все, что вам предстоит в будущем, никакого отношения, к тому, что вы ищете, не имеет. И вообще, нам с вами следует соблюдать протокол. У нас с этим строго. А по протоколу сейчас запланирован отдых. И для вас, и для меня. Так, что, до завтра. – И проводил его в герметичный бокс, со всеми удобствами, который и запечатал своим перстнем. Потом подумал. Вытащил из кармана необычного вида пультик, что-то на нем надавил, и бокс, вместе с яркой вспышкой исчез. Будто его и не было.

— Вот так-то надежней будет. Пусть пока посидит в параллельной реальности.

Глава четвертая

 Вокруг приемного пункта заблудших душ сгущались сумерки. Они незаметно длинными языками просочились из Нижних миров и, ласково обволакивая резиденцию господина Шмаэля, упаковали ее, будто в кокон земного шелкопряда. Звездное небо, сияющее в иллюминаторах резиденции, потускнело, а потом и вовсе погасло, уступив место непроглядности. Земля дольше всего сопротивлялась тьме. Но и она, в конце концов устала и исчезла из поля видимости. Свет внутри резиденции замигал и потускнел, а потом и вовсе погас. Осталось только аварийное освещение, как водится во всех приличных организациях.

            Шмаэль вначале не придал этому значения, свалив неполадки на нерадивость внутренних коммунальных служб. Но, когда и аварийка засбоила, он встревожился не на шутку и включил экран. То, что он увидел, не принесло ему радости. Он понял, коммунальщики здесь не причем. И тут же набрал номер внутренней безопасности. Однако, ответа не последовало. А через секунду двери лифта распахнулись, и в резиденцию толпой хлынули Серые, быстро заполонив все помещение. Они устроились на стенах и потолке, повисли на шторах, застрекотали и начали корчить рожи и плеваться в сторону Эмиссара, а так же портить воздух, в секунду превратив резиденцию в отхожее место.

            Шмаэль на секунду замешкался, но, тут же пришел в себя, мгновенно выхватил тот самый пультик, нажал кнопку, и Время остановилось. Серые замерли в нелепых позах, как восковые фигурки в знаменитом салоне мадам Тиссо.

— Вот так-то будет лучше. – Улыбнулся Шмаэль. – Это вам не на Нептуне. Привыкли у себя там безобразничать. Здесь вам не там. – Быстро включил вентиляцию и направился к компьютеру, с твердым намерением , связаться с руководством по скайпу.

— Не торопитесь, уважаемый Шмаэль. – В дверях лифта сверкнуло, потом задымило, потом завоняло и из воздуха материлизовалась фигура Великого Герцога Асмадея. – Зачем начальство беспокоить по пустякам. – Продолжил он. Шмаэль почтительно склонил голову.

— Ваше Высочество, — шаркнул он ножкой, премило улыбаясь, — любите вы спецэффекты. И не надоел вам этот Голливуд? Вы, что же это, опять с проверкой? Так еще и века не прошло. А, смею вам напомнить, последнее заседание Ассамблеи Верхних и Нижних Миров постановило, устраивать ревизии не чаще, чем раз в три вечности. Если мне не изменяет память, вы же сами и лоббировали этот закон от фракции Нижнего Мира.

— Лоббировал, лоббировал. Помню. У меня еще нет этого, как там на Земле говорят… Ну-ка подскажите. Вы ведь только что оттуда. Как его там?

— Вы имели в виду – склероз? – Шмаэль элегантно сделал ручкой в сторону кресла. – Прошу вас, устраивайтесь.

— Вот именно, склероз. Именно его у меня и нет. Вроде, все есть, а его нет. И достать нигде не могу. А говорят приятная штучка. – Великий герцог, цокая по паркету коготками своих петушиных ног, направился к креслу, гордо неся на плечах все три свои головы. — А говорят, изумительная штучка — этот склероз. – Повторил он и плюхнулся в кресло, бычьими рогами зацепив, стоящий рядом торшер, вовремя подхваченный подскочившим Шмаэлем. – А-то в головах столько мусора от сотворенья мира. У меня их хоть и три, а все равно тяжело. – Пожаловался Асмадей. И почесал за ухом баранью голову.

— Вы бы, Ваше Высочество, убрали лишнее. У нас тут тесновато, для ваших габаритов. Да и сподручней будет. А-то я теряюсь в общении с вами. Меня-то, в отличие от вас Творец одной наградил. – Шмаэль провел рукой по волосам, вроде как поправляя прическу. Да и угощать вас попроще будет. А то сюда – коньяк, сюда – сено, сюда – клевер. Так и запутаться можно. И, уж, свиту свою приберите, пожалуйста. Хватит им безобразничать, произвели впечатление, и ладно. Оценил. А я, с вашего позволенья, Время запущу. А то, как бы чего не вышло.

 — Ну, ладно, ладно, – Махнул рукой Асмадей, и Серые растаяли в воздухе — несите свой коньяк. Да, только, армянский несите. Я эти французские видеть уже не могу. Во всех ночных клубах только их и подают. Хоть не приезжай с проверкой. Ладно, если настоящий, а то ведь норовят лицензионный подсунуть, «Маде ин Польша». Ну, ни во что не ставят начальство. Разбаловались.— И убрал в карманы две крайних головы, по одной на каждый карман, оставив только среднюю, человечью. – И, еще, маленькая просьбочка. Если можно. Не вызывайте вы этих сисястых официанток. До чертиков надоели на работе, не к ночи будет сказано. Вы, уж сам, голубчик. Обойдемся без официоза. Тем более, что я к вам, так сказать, с частным визитом. – И отхлебнул изрядный глоток принесенного Шмаэлем коньяка.— Вот, это я понимаю. Напиток богов. Неплохо вы тут наверху устроились. Не то, что у нас там, — Асмадей ткнул длинным пальцем себе под ноги.

— Да и я, вроде как, не совсем наверху – Шмаэль вновь наполнил бокал Великого Герцога .— Так, между небом и землей. Болтаюсь, как цветочек в …

— Хватит вам прибедняться, уважаемый. Чего Создателя гневить. Приличное место. Приличная работа. Опять же, выслуга идет, квартальные, премиальные. Да, что говорить, — вздохнул Асмадей, — Умеете вы, полупадшие устраиваться. Ни вашим. Ни нашим. Не ангел и не демон. Сами по себе.

— Э-э, не скажите, уважаемый Асмадей, вы уж, извините, я вас по простецки, раз вы неофициально, без чинов и регалий, так сказать. Нам, полупадшим значительно сложнее приходится. И сверху, и снизу получаем. Двойная, так сказать, нагрузка, а ответственность какая? А, что касается льгот, так, я вас умоляю, слезы, а не льготы. Вам-то там, внизу, по горячей сетке платят? Платят, платят, знаем мы. — Остановил он ручкой, пытавшегося что-то возразить Великого Герцога. – А проценты с дохода этих самых ваших клубов: казино, девочки. Тоже ваши. Так что, неизвестно, кто из нас лучше устроился. Вот и сейчас, вы ведь не просто заявились, мимоходом, как бы гуляя, наверняка есть причина. А раз есть причина, значит, жди неприятностей, а они неофициальными не бывают.

 — Это вы правильно заметили, уважаемый. Но, думаю, на этот раз мы без неприятностей обойдемся. Решим, так сказать, по— семейному. – И надолго приложился к стакану, лукаво поглядывая своим зеленым глазом на Шмаэля. – Верно, я говорю?

— Не знаю, не знаю, Герцог. Смотря, какой смысл вы вкладываете в эти слова: «по-семейному». А потом, я что-то не припомню, по какой линии мы с вами родственники? Уж не через Лилит ли? Если через нее, то мы все тут одна большая семья: и Серые, и Падшие, и Полупадшие. – Шмаэль поднес бутылку с коньяком к губам. Хотел глотнуть, но передумал. «С этим надо держать ухо востро. Неизвестно, что Их Высочество через минуту выкинут». – А вслух произнес:

— Давайте-ка я вам еще плесну. И поговорим.

— Да, дело-то пустяшное. – Асмадей протянул руку с бокалом. – Наливай, голубчик. А лучше, давай сюда всю бутылку. Я с ней сам управлюсь, что б тебя лишний раз не утруждать.

— Но, к делу. Тут к тебе по ошибке одна душонка заблудшая попала. Стрючковым прозывается, Аркадием Борисовичем. Только что преставился. Поперхнулся, бедолага, виски. – Герцог опасливо глянул на стакан и отставил его в сторону. — По понятиям, она к моему ведомству прикреплена, душонка эта. У меня и быть должна, по всем понятиям.

— Ну, как же, как же, Ваше Высочество, есть такая личность в наших Палестинах. Правильно вы назвали, Стрючков Аркадий Борисович. Вот она разнарядка. – Шмаэль поднял со стола документ. – И печати имеются. Круглые. Вот, от вашего ведомства, а вот, от Верхних. Доставить, так сказать, на приемный пункт для определения дальнейшей судьбы этого несчастного. – И помахал документом из стороны в сторону. – Так, что ни какой ошибки в данном случае нет. Все по инструкции.— А про себя подумал: «Вовремя я его в параллельную реальность отправил. Как чувствовал».

— Да, чего там определять. Грешник, он и есть грешник. Клейма ставить некуда. Тем более все грехи его по моему департаменту: пьянство, бабы, воровство. И при чем тут Верхние?

— Ну, воровство, это скорее по ведомству Герцога Астарата. Если я не ошибаюсь, он в Нижних Мирах казной заведует? – Шмаэль улыбнулся своей дежурной улыбкой. — А, что касается Верхних, то, не мне судить. Однако, полчаса назад судьбой этого заблудшего интересовался не кто иной, как сам Архистратиг.

— А, батюшки, — Асмадей нервно глотнул прямо из бутылки. – Ему-то зачем? Негоже Архистратигу такими мелочами заниматься.

— Не знаю, не знаю, — Шмаэль сделал безразличное лицо и поднял глаза к потолку. – Только, думается мне, не такое это простое дело, раз там, — Шмаэль к взгляду добавил указательный палец, — сам Архистратиг его на заметку взял. Да вы, я думаю, Ваше Высчество, лучше моего понимаете, о чем речь идет.— А про себя подумал: « Что еще удумал этот Трехголовый. Наверняка ведь в курсе всего».

— Скажите на милость, сам Архистратиг. – Еще раз удивился Герцог, и, в упор глянув на Шмаэля зеленым глазом, неожиданно рявкнул. – А не могли бы вы, уважаемый, быстренько связать меня с ним. У вас же, наверняка, есть его прямой номер.

— Та-ак, начинается, — подумал про себя Шмаэль. – Вот они, и проблемы. А вслух сказал: – Есть-то, конечно, есть, да только…— Сделал он паузу.

 — Ну чего ты мнешься, — грубо прервал его Герцог, перейдя на «ты», — Знаешь, ведь за мной не пропадет. – И, вынув из карманов две свои головы, пристроил их по обе стороны от человечьей. Затем встал в позу, засунув большие пальцы обеих рук подмышки. – Ну, я готов. Включайся.— 

 Не знаю, чем бы все это кончилось для бедного Шмаэля? Ведь с одной стороны, отказать Великому Герцогу, не последнему чиновнику Нижнего мира, значит нажить себе влиятельного врага в его лице, вернее даже в трех лицах. Хотя лицами «это» можно был назвать с большй натяжкой.

— Тем более, — догадался Шмаэль, — именно за этим и пожаловал Трехголовый. – Но с другой стороны, соединить его по прямой связи со Светлейшим Князем Верхнего, более влиятельного Мира, наш эмиссар по особым поручениям, тоже никак не мог. Не имел права. Экстренная связь, на то она и экстренная, что пользоваться ею можно только в таких случаях. А сейчас, по разумению Шмаэля, ничего такого не происходило.

— Э-эх, зря я ему подливал.— Подумал он про себя. – Он и трезвый-то не подарок, а уж хмельной и вовсе ничего не соображает. Ну, и как будем выкручиваться? — И тут, на его счастье вновь зазвонила «вертушка». Светлейший сам вышел на связь.

Глава пятая

Создатель был в гневе и растерянности. Последние триста лет он пребывал в унынии. А уж, только что минувшие четверть века и вовсе повергли его в шок. Казалось, что лучшее его творенье, на которое возлагались все надежды, просто с катушек съехало. Такое уже было раньше. Но те, предыдущие эксперименты, он и сам признал неудачными.

— Что ж отрицательный результат, тоже результат. — Успокаивал он себя.— В эксперименте по-другому не бывает. На то он и эксперимент. Не всегда знаешь, во что выльется . И Пацефида, и Гиперборея, да и Атланты тоже, как удачно начинались, а вот нате же, где они теперь? Пришлось остановить процесс, на самом интересном месте. Все вышло из-под контроля. Но Арии!? Человечество? Оно-то что же?

— Похоже, и в этот раз я чего-то не до учел. – Бормотал Создатель себе под нос, то перебирая пергаментные свитки, то лихорадочно роясь в компьютере. – Все идет к тому, что и этот проект придется свернуть досрочно. Как в том анекдоте про чукчу в операционной. — Создатель не кстати вспомнил его и, все-таки, хихикнул, но оборвал смех на полу вздохе, затеребил бородку:

— Уже тогда надо было прислушаться к внутреннему голосу. Ведь знал же, знал, нельзя подпускать девчонку к яблоньке. А с другой стороны, не оприходуй ее Самаэль при Адаме, так бы и не знал, дурачок, для чего ему такой подарок сделали. Не самому ж было демонстрировать. А не знал бы, ничего этого не было. Ни, тебе, Потопа, ни Ноя, ни Пирамид. И, вообще всего Человечества. Скучно. Да и Иисус кого бы обращал? Этих двоих, что ли? Так чего их обращать. Они и так безгрешны были. А так, вон сколько народилось. И черненькие, и желтенькие, и беленькие. Жалко, с зелененькими не вышло. И все плодятся и размножаются. Красота. Нет, все правильно я тогда сделал. – Создатель склонил голову и положил ухо на ладошку. – Сбой произошел где-то позже.— Особенно его огорчали народы, расселившиеся от Балтики до Тихого океана по Северному полушарию. Это именно они приводили в ужас Создателя последние четверть века. Вроде и не было тысячи лет цивилизации. Все в одночасье одичали.

— Ха – ха! – Воскликнул он. Вскочил со стула и забегал по комнате, размахивая какой-то бумажкой.– Я все понял. Вот он, где прокол, — И громко прочел, близоруко щурясь.— «Власть советам. Земля крестьянам! Мир народам!» И как я раньше этого не заметил. Все правильно, кроме первой фразы. Ну, да, мы ж тогда вместе с Нижними этот проект лоббировали. Как сейчас помню, Трехголовый мне его от имени Самаэля на подпись принес. Я и подмахнул, не глядя. Самаэль не дурак, знал, кого послать. Запутал меня Герцог своими головами. Одна мычит, другая блеет, третья перо подсовывает, подписывай, мол, скорее, до президиума успеть надо. Что ж теперь плакаться, сам его таким создал. Значит, Самаэль уже тогда все просчитал. Не даром, постоянно твердил: — Давай рискнем, давай рискнем. — Вот и развел старика. Ах, дети, дети, беда с вами. Особенно с Нижними. Теперь расхлебывай. Ну, да ничего, разберемся. Рано вы, мальчики, меня со счетов сбросили. – Создатель хихикнул в кулачок, внезапно пришедшей идее:

— Надо бы с Архистратигом посоветоваться. — И вызвал его по внутренней связи. – Воин? Загляни на минутку. Потолковать нужно —

— Архистратиг не заставил себя ждать и через мгновение проявился из облачка прямо перед Создателем. Тот вздрогнул от неожиданности:

— Фу ты, черт тебя…— и осекся, прикрыв ладошкой рот – Ну, чего выкаблучиваешься? Чего на грех толкаешь? Не можешь нормально войти? Не мальчик ведь. Или не наигрался еще за все вечности. Садись, разговор есть. – Архистратиг уселся в кресло напротив Создателя, с тревогой глянул ему в глаза:

— Слушаю тебя, Отче. – И почтительно склонил голову.

— Да нет, дорогой, это я буду тебя слушать. А ты мне будешь докладывать, как мы с тобой докатились до жизни такой.—

— Не понимаю тебя, Владыко.— Архистратиг попытался подняться, но Создатель припечатал его взглядом.

— Не понимаешь? Вот и я понять не могу, как это случилось, что мы с тобой профукали Землю, со всеми ее потрохами? Такой Мир загубили.— Голос Создателя набрал силу, и уже через секунду прокатился по всем уголкам Вселенной, отдаваясь эхом в самых отдаленных Мирах. И заметались ураганы на планетах, волнами прокатились цунами, всколыхнулся Хаос в межзвездном пространстве. Перед Архистратигом сидел не маленький добродушный старичок, каким он казался еще минуту назад, но разгневанный Создатель, сотворивший все сущее в этой Вселенной да и в остальных тоже:

– Как, так случилось, что Люди на Земле за каких-то пятнадцать – двадцать лет, оскотинились настолько, что иных от скотов и отличить-то трудно, а иных и совсем невозможно. – На Солнце вспыхнула магнитная буря небывалой мощности и разлетелась протуберанцами:

 – Как так случилось, что все мои труды за последнюю вечность пошли прахом? – Голос все крепчал и крепчал. И на Земле в Мексиканском заливе разразился небывалой силы ураган, в момент, разметавший все нефтяные платформы и, тем самым, в минуту обанкротив нескольких олигархов, в том числе и Российских. А на Филиппинах восстала огромная волна из чрева Океана и покатилась в сторону Японии, все, смывая на своем пути. А отдаленные планеты с трудом удержались на своих орбитах, вот-вот готовые сорваться и кануть в Лету.

— Как так случилось …

— Остановись, Владыко! – В ужасе вскричал Архистратиг.— Ты сейчас в своем гневе столько бед натворишь, что потом нам всем не одну вечность разгребать придется.

            Но Создатель и сам уже успокоился:

— Фу. Устал.— И плюхнулся в кресло. — Думаешь легко вот так-то.— Тихонько прошелестел он. — Обидно, знаешь ли. Крутишься, крутишься с утра до вечера и однажды понимаешь, что все напрасно. И от вас помощи никакой. Все сам, все сам. – И подпер морщинистым кулачком подбородок.

— Ну, тут ты не прав, Отче. – Возразил Архистратиг. – Все мы, по мере сил, трудимся.

— Вот, именно, по мере сил. – Создатель вновь вскочил на ноги. — Только меры вы себе выбрали удобные, по должностям, что Ангелы, что Архангелы. Каждый норовит спихнуть свою работу на другого. Особенно Серафимы с Херувимами. Только и ждут, как бы, побыстрее отвязаться от нее, от работы этой, да и свалить поскорее в Райские Кущи, брюхо греть да амброзию дуть. А Нижним, только этого и надо. Нижние не считают, кто сколько сделал. Все пашут на пределе. Потому как понимают, ставки высоки. Это тебе не мешок картошки. Человечество на кону. Вот и думай теперь, уважаемый Архистратиг, как нам с тобой из этой задницы выбираться. Чего молчишь? Говори, что-нибудь. Оборви меня. Скажи, что не прав я, старый пень. И все не так страшно, как я тебе только что обрисовал. – Создатель вновь упал в кресло, сложив ладошки на животе.— Ну? Чего молчишь? Говори, что-нибудь.— И склонил голову на бок.

— Так-то, оно, так, да не совсем. – Архистратиг поднялся во весь свой огромный рост. – Но, я ведь, все-таки, воин, Отче. Когда была война с Нижними, там было все ясно. И ты не можешь меня упрекнуть. Победу я одержал полную.

— Одержал. Одержал. Только этого мало. Надо ее еще и удержать. А вот это плохо получается. И скажу я тебе, дружок, не кончилась еще война. Теперь-то, может, самое трудное и начинается. Закрепить победу. А вы все успокоились. Вона как. Повержен враг. А Самаэль-то… не прост, ой, как не прост. Он головой думает. Да и Трехголовый у него всегда под рукой.

— А может, Ключника пригласим? – Архистратиг с надеждой глянул в глаза Создателю. – Может он, что присоветует?

— А! – Крякнул Создатель. – Что мне твой Ключник? Он вон до сих пор на поясе свою связку таскает, хотя лет десять уже, как на воротах замки электронные стоят.

— Так ведь это у него вроде знаков отличия. Ну, как аксельбанты у адъютантов. – Заступился за Архангела Архистратиг. – Удобно. Издалека слышно, когда идет. Да и не перепутаешь ни с кем.

— Аксельбанты. Адьютанты… — Словам-то, каким научились. Язык сломаешь. Ладно, зови своего Ключника. Может и правда, что дельное посоветует. Да и у меня есть кое-какие мыслишки по этому поводу.

            Архистратиг быстренько набрал номер сотового:

— Алло. Служивый. Приветствую тебя, искренне. Не занят сейчас? А если и занят, брось все и мухой к Создателю. Да, дельце тут одно образовалось, по поводу Земли… Что? Наслышан уже? – Архистратиг прикрыл рукой трубку. – Он уже в курсе, Владыко. Сейчас будет.

— Ну, и ладненько. – Создатель махнул рукой. – Только скажи, что б без фокусов, через дверь. Не люблю я этого.— И что-то неопределенное изобразил рукой.

— Через дверь, Владыко. Через дверь.— Произнес Ключник, распахивая створки. Связка ключей у него на поясе назвякивали неуловимо знакомую, приятную мелодию. Что-то среднее между «Нежностью» Пахмутовой и «Yestatday» Битлов. Ключник остановился в дверях и поклонился в пояс. Ключи зазвенели громче.

— Прекрати. Не до церемоний. Дело серьезное. Серьезней некуда. Проходи, садись. Надо что-то срочно решать. Я вкратце обрисую ситуацию. – Создатель вновь уселся в кресло.

— Помните, перед последним президиумом, мне на подпись Нижние манифест подсунули, а я подписал? Вижу, помните. Так вот. Каюсь, подписал, не глядя. Думаю, с этого и начались все наши беды. Там, в манифесте этом, одна фразочка была, которая и поставила все с ног на голову. «Всю власть Советам» фразочка эта обещала. Но это ладно. Само по себе, может, и не так уж плохо. Однако, Самаэль уже тогда просчитал, что через девяносто лет я разочаруюсь в этой системе и решу вернуть все назад, как и было до этого манифеста и всего, что ему сопутствовало. Ну, эти перевороты, большевики, меньшевики, эсеры разные, и все такое прочее. Так и вышло. Все правильно рассчитал Самаэль. И ведь предвидел, стервец, что за эти годы у народа сформируется определенное отношение к жизни, со всеми ее ограничениями и запретами. И когда я вновь повернул их сознание на демократию, слово-то какое себе придумали – демократия, — создатель перевел дух, поглубже вдохнул воздуха и продолжил:

— Так вот. Когда я повернул их сознание, и они поняли, что жить можно иначе, психика у многих просто не выдержала. Помните, как и тогда, после того переворота – все дозволено, гуляй Вася, на полную катушку. Сколько душ тогда к себе Нижние забрали? А? Молчите? А я помню. Много забрали. Раза в три больше, чем к нам попало. Вот и сейчас, Самаэль все точно рассчитал. Смотрите-ка. У него все забито, сначала малиновыми пиджаками, теперь вот белыми воротничками, и это только начало. Значит, что? Опять мы ошиблись в системе? Опять нас Нижние развели. Хаос поселился в Мире. В грехе живут целые народы, а мы тут у себя благоденствуем. Вроде как, ничего особенного. Вроде, так и надо.— Создатель перевел дух. — Ну, что скажете, уважаемые?

— А что тут скажешь, — Ключник поднялся из-за стола, и связка ключей у него на поясе прозвенела «Интернационал». – Исправлять надо ситуацию. Только не прав ты, Владыко. Не с Советов это началось. Раньше. И значительно, раньше. А Содом и Гоморра? А Потоп? А Нерон, с Калигулой, наконец? Да мало ли за эти века ты их наказывал? А толку-то? Хоть кол на голове теши. Тупы, упрямы и недальновидны. Так что, Советы на этом фоне – тьфу — мелочь. Плюнуть и растереть. Однако, в одном ты прав. Уж больно большую силу начали Нижние набирать. Опять же, дополнительного финансирования требуют. Мест у них, видите ли, не хватает. Расширяться собираются. И вот здесь надобно срочно что-то решать. Но тут Архистратигу и карты в руки. Побил их один раз, потреплет и вторично.

— Э, милай. Не так все просто. У нас сегодня с Нижними мир подписан. На вечные времена, пока они у себя там сидят, и не высовываются.— Создатель ткнул пальцем в пол. — А Землю, сам помнишь, оставили вроде нейтральной территории. И вашим, и нашим. И решения по ней принимали коллегиально. Не забыл, небось, на референдуме утвердили. Ты же и голосовал за эту резолюцию. Самаэль — не дурак. На рожон не полезет. Знает, что будет бит. Нет, здесь что-то более тонкое надо.

— А вот, послушай-ка, Владыко, — Архистратиг поднял руку, как первоклашка, которому не терпится ответить хорошо выученный урок.

— Ну, говори. – Создатель повернулся к нему всем своим тщедушным телом.

— Вот у меня какие соображения. Все, что ты сказал, конечно, верно. Но я бы добавил. Нужно вниз спускаться, на Землю. Непременно на Землю. Тогда, может, и решение правильное придет. А то мы тут наверху не все видим, что у них там, происходит. Вроде, как те, что внутри Садового Кольца устроились. Коль у них все в порядке, так и по всей Земле – тишь да благодать. У меня, кстати, на приемном пункте у Шмаэля душонка одна, прелюбопытнейшая, припасена. С перефирии. Из самой, что ни на есть глубинки. Грешник, клейма ставить некуда , однако, кой-какие сомнения у Фемиды имеются.

— Ну, и что эта одна душонка изменит? – Ключник грузно заворочался в кресле и ключи тут же прозвенели «Не плачь девчонка…» — Сам же говорил, на Землю надо идти. К людям. На собрания походить, на митингах потусоваться. Чем народ дышит понять

— Все так, все так, Уважаемый. Но, иногда и одной капли воды довольно, чтобы увидеть отражение целого океана. Так и тут, по одной душе тоже можно, многое понять. А уж потом и в народ.

— Ну, вот что, дорогие друзья, — Создатель прервал дискуссию обоих помощников. – Сделаем так. На Землю, конечно, спуститься, надо, и как можно быстрее. Но до того, давайте-ка подготовимся. Чтобы было с чем идти, так сказать. По одной душе судить, конечно, сложно об общей обстановке, а вот две или три уже другую картину дадут. Давайте-ка предварительную работу проведем, а уж потом и о командировке на Землю подумаем. Душа-то, кстати, у тебя там какого пола? – Создатель обратился к Архистратигу.

— Так, мужского, Отче. Разве я не сказал? Извини. – Сконфузился Архистратиг.

— Вот. Мужского. Нам бы еще женскую душу заполучить, для полноты картины. – Создатель потер ладошки. — И не обязательно приставившуюся. Накажите Шмаэлю, чтоб в ближайшем отчете приготовил мне информацию, только по полнее, о любой женской душе. На флешку пусть скачает, и флешку быстренько мне на стол. Потом на похищение инопланетянами спишем. На том и порешим.

— Ну, вот, все и образовалось. Я знал, что выход найдется. Так не бывало, чтоб не находился. А-то Трехголовый. Трехголовый. Вот они – три головы. Это вам не баран чихал. – Ключник грузно поднялся из-за стола.— Пойду я, Владыко, дел не в проворот. – И повернулся к двери. Ключи на его поясе прозвенели: «…и вся-то наша жизнь есть борьба».

            Архистратиг достал из кармана айфон последней модели и набрал номер мобильного пункта эмиссара по особым поручениям. На экране проявились все три головы Великого Герцога в парадной позе.

Глава шестая

— Приветствую тебя, Светлейший Князь.— Одновременно и торжественно произнесли, проблеяли и промычали все три головы в терцию и шаркнули куриной ножкой об пол, оставив на паркете три полоски от коготков, задымившиеся, будто политые серной кислотой. – Рад тебя видеть в добром здравии.

— О, как. Не успел помянуть черта, а он тут, как тут. – Удивился Архистратиг, неожиданно повторив слова Гоголевского персонажа. (Ни, что не ново под Луной.) – И тебе здоровья Великий Герцог. Вот уж, не ожидал тебя увидеть. Но, коль скоро, такая радость случилась, я сейчас прибуду. Жди.— И уже через мгновение вышел из дверей лифта в апартаментах Шмаэля.

            По правде сказать, Шмааэль растерялся и потерял голову. Ни разу у него не случалось таких неожиданных высокопоставленных визитов с обеих сторон, без предварительной договоренности. Эмиссар по особым поручениям Верхних и Нижних Миров застыл в позе писающего мальчика, только без струи. Похоже, и Великий Герцог не ожидал подобной оперативности Архистратига и, потому, растерялся не меньше Шмаэля, и так же застыл истуканом. Ахистратиг расхохотался откровенно и искренне. Он, вообще, был очень искренним Архистратигом, особенно в экстремальных ситуациях. И это его никогда не подводило:

— Ну. что вы, голуби мои, — Произнес он сквозь хохот разряжая обстановку, на последок икнув. – Обалдели? Не ожидали, ик? А я, вот он, собственной персоной. – И вольготно раскинулся в кресле, услужливо пододвинутым очнувшимся Шмаэлем. – И так, перейдем к делу. Честно говоря, не думал я тебя застать тут, Великий Герцог. Откровенно говорю, не ожидал. Да и не ко времени ты здесь, и без причины. Насколько я помню, а я помню — продолжал наезжать он, понимая, инициатива великое дело. И упускать ее никак нельзя. – У нас назначено все на завтра, если считать по земному времени. Так, чего ж ты явился сегодня? Мог бы еще сутки отдохнуть. Или вновь интриги плести собираешься? Ну, это ты напрасно. – Пожурил его Архистратиг. – Ни к чему.

— Зря, ты, Князь. Не ссоры я ищу, но мира. – Торжественно пропел Великий Герцог на три голоса. Да и проблемы особой не вижу в том, что посетил своего давнишнего друга Шмаэля. – Это он уже по-простецки произнес человечьей головой. Шмаэль закивал от без исходности, а Великий Герцог обиделся или сделал вид, что обиделся. — Так, сидим, беседуем, коньячком пробавляемся. А тут ты, со своими наездами. Лучше присоединяйся, на троих, как-то привычнее. Классическая, Светлейший, на Матушке Земле схема. – Великий Герцог хитро улыбнулся всеми тремя головами, особенно Бараньей. — Не будем нарушать традиции.

— Не будем, любезный. Традиции это святое. Не мы их придумали, не нам и нарушать. – Князь ловко подхватил у Герцога початую бутылку и сделал изрядный глоток. После чего вернул ее обратно. – За дружбу и вечный мир. Теперь твоя очередь. – Герцог отважно влил содержимое бутылки в горло и, вновь, передал ее Архистратигу.

— Ну, будет, будет. – Поставил ее на стол Архистратиг. – Мне за тобой не угнаться. Давай-ка, сделаем паузу, а в паузе и побеседуем на отвлеченные темы, раз уж мы тут оба оказались. Есть у нас общие темы для бесед, а, Герцог? Как ты думаешь?

— Да, ведь как не быть, Светлейший, — Герцог присел рядышком на спинку кресла Архистратига, — общие темы всегда найдутся. Вот и теперь, есть смысл определиться насчет завтрашнего заседания, что б разногласий не возникло. Дело-то пустяшное. Все и так ясно. Эта душонка, что здесь находится, по всем понятиям нам, Нижним принадлежит. Да мы уж тут со Шмаэлем обсуждали эту тему.

— Ну, то, что вы тут обсуждали, еще ни чем не говорит. – Архистратиг довольно резко прервал тираду Герцога. – Решать не вам, и даже не мне, в одиночку. Коллегиально решать будем. Если до коллегиальности дойдет. Не все так просто, как тебе, Герцог, видится. Сама по себе, проблема не спорю, яйца выеденного не стоит, да только душонка эта, только часть проблемы, намного более широкой, чем кажется на первый взгляд. И подходить к ней более широким аспектом нужно. Углубленно, так сказать. – Облегченно вздохнул Архистратиг, закончив свою тираду. Ну, не привык Воин к длинным речам. Не обучен. – И резким жестом остановил Герцога, увидев его готовность возражать. – Извини, Герцог, это не обсуждается. Резолюция с самого верха пришла.— Взял со стола бутылку коньяка, сделал глоток до дна. – Умеете вы, Нижние расслабляться. А мы, только пашем и пашем, без продыха. Обидно. – Перевернул бутылку, вылил оставшиеся несколько капель на ладошку, ладошкой провел по волосам. – Ах, хорошо.

— Ну, вот. Опять авторитетом задавил.— Великий Герцог с сожалением глянул на опустевшую бутылку, потом с надеждой обернулся к Шмаэлю. Тот только руками развел.

— Да, вот еще что. – Вспомнил Архистратиг. – Ты, любезный Шмаэль, приготовь-ка мне справочку хотя бы по одной женской душе. Не обязательно усопшей. Возьми обычную, первую попавшуюся, здравствующую. Но только, не выбирай. Какая под рукой окажется, на ту и приготовь. Только подробную. И в электронном виде мне на стол.

— Чего ж готовить, Светлейший. — Эмиссар по особым поручениям широко улыбнулся. — Только третьего дня, как всегда, в квартальный отчет вставил подробнейшим образом описанную историю одной женской души. Типичную, так сказать, на сегодняшний день. Типичней не бывает. Целый фильм. Могу сейчас же и продемонстрировать, если есть желание. – И с готовностью шагнул к экрану.

— Давай, дружище, давай. – Великий Герцог перескочил с подлокотника в соседнее пустое кресло и засучил ножками, устраиваясь поудобнее. – Давненько я земных картин не смотрел. Уж и не припомню, на что последний раз ходил. По моему, на «Праздник Святого Йоргена»? Или на «Броненосец Потемкин»? Вот уж и не припомню. Но все равно, повесели душу.

— Извини, Великий Герцог,— опомнился Шмаэль, — но фильм этот строго для служебного пользования. – И развел руками.

— Вот так всегда, — всхлипнул бараньей головой Великий Герцог, — только настроишься культурно время провести, и, на тебе, полный облом. Это я к тебе, Князь, обращаюсь. Насчет того, как вы расслабляться не успеваете. Вот оно, самое время расслабиться. Так, расслабляйся. Тоже мне, тайны Мадридского Двора. А-то для меня земные женщины в новинку. Плавали, знаем.— Великий Герцог в упор глянул всеми шестью глазами в глаза Ахистратигу.

— Чего уж там. – Махнул рукой Светлейший. – Раз пошла такая пьянка, включай. И то, хоть расслабимся. Но, только поначалу, Великий Герцог, с этой душонкой утрясем вопросик, раз уж ты здесь оказался.

-Уважаемый! – Обратился он к Шмаэлю. – Давай-ка сюда свое сокровище. По-моему настала пора поближе познакомиться с нашим гостем. Тем более, что он вон какой у нас популярный. Грешно такого скрывать от общества. Да и Герцогу, похоже, не терпится пообщаться с ним поближе. Я правильно излагаю, Герцог? Или может вы против, и у вас другие планы на сегодняшний вечер? – Архистратиг явно получал удовольствие от сложившейся ситуации.

— Да, без проблем, Светлейший Князь, взгляну на него воочию. Дело-то я подробненько изучил. Но бумажки читать, это одно, а лично познакомиться, совсем другое. Так, что, как любят говорить на Земле: « я всей душой, за». – Великий Герцог тряхнул всеми тремя головами в подтверждение своих слов.

Глава седьмая

            Аркадий Борисович Стрючков, или вернее то, что от него осталось, не находил себе места, оглядевшись в предоставленных ему апартаментах. А апартаменты, надо сказать, оказались шикарными. Эмиссар по особым поручениям добросовестно отнесся к распоряжению Архистратига и разместил Стрючкова, как и обещал, по первому разряду. Обставленное с великим вкусом, помещение дышало комфортом и уютом и располагало к беспечному времяпровождению и покою. Но вот покоя-то, как раз Аркаша был лишен. Душа его металась в смятении и угаре от неизвестности предстоящего. Он размашисто вышагивал из угла в угол и, время от времени, подвывал, заглянув за оттянутый пояс своих штанов:

— Что же это? Как же это? – Внезапно заблажил он, упав на колени.— Жить-то теперь как!? — И резко замолчал, прикрыв рот рукой, и осознав всю абсурдность своего непонятно кому адресованного вопроса. Слезы покатились из его глаз, обильно орошая дорогую сорочку от «Дольче и Габана». Аркаша поднялся с колен, шатаясь, подошел к креслу, ладошками размазывая по щекам слезы, и повалился без сил в его приятную мягкость. Потом встрепенулся:

— Да, что же это я, однако. Так нельзя. Неизвестно, что дальше будет. Надо быть готовым ко всему. Сейчас, вроде, не так уж и плохо все складывается. – Проговорил Аркаша и добавил: «Подумал самоубийца, пролетая тридцатый этаж». Ого, я еще шучу. Значит не все так плохо. Ладно, там видно будет.

            Аркаша высморкался в батистовый платочек, подарок девочки из сказки про Морозко. Глянул на него и вспомнил, как в Неаполе его любовь, незадолго до известных событий, подарила целый набор подобных платков. Вспомнил, и, на минутку, загрустил. К слову сказать, куплены они были ею на развале, где стояли огромные корзины сваленного в кучу барахла, над которым висела табличка с надписью: «Все по 1 евро». Но Аркаша этого так и не узнал, а потом и вовсе преставился, болезный. Однако, эти воспоминания показались ему хоть и приятными, но настолько далекими, будто вовсе и не про него. А если и про него, то совсем не важными воспоминания эти показались Аркаше. Не важными и далекими.

            Наш герой почти успокоился, закинул ногу на ногу и огляделся, а потом и вовсе тихонько запел:

— Скатертью, скатертью дальний путь стелиться…

— И упирается прямо в небосвод. – Подхватил из-за спины неизвестно откуда появившийся эмиссар по особым поручениям.

            Стрючков вздрогнул от неожиданности, вскочил с кресла, подавившись песенкой:

— Что, уже пора? Уже — завтра? –

— Да нет, уважаемый Аркадий Борисович, на дворе все еще сегодня. Однако, вы как всегда правы, уже пора. – Шмаэль смахнул невидимую соринку с плеча Стрючкова. – Начальство требует пред ясны очи. Поближе, так сказать, познакомиться.

            Аркаша не на шутку струхнул, и, от страха, заупрямился:

— А как же ваше – писать и спать? Как же ваш строгий регламент и протокол?

— Ну, бывают же исключения, которые только подтверждают установленные правила. Не штатные ситуации, так сказать. – Ласково произнес Шмаэль и тут же, сделав зверское лицо, рявкнул голосом ротного старшины:

— Встать! Смирно! За мной шагом марш!

            И Аркаша, никогда ничего общего не имевший с армией, вытянулся в струнку, руки по швам, через левое плечо повернулся на девяносто градусов и деревянным строевым шагом двинулся следом за эмиссаром по особым поручениям, высоко и нелепо вскидывая колени. Вот таким манером он и явился, как выразился ранее Шмаэль «пред ясны очи» руководства обоих Миров. Прошагал до середины резиденции, резко остановился, коротко, по военному, кивнул в сторону Архистратига, интуитивно сообразив, кто тут главный, а уж потом в сторону Великого Герцога.

— Ну, герой, герой. — Откровенно расхохотался Архистратиг.— Смотри, Великий Герцог, каких молодцов нам Земля посылает. Любо – дорого.

— Чего-й-то вам? – Удивился Трехголовый. – По всему, он к нашему ведомству должен быть прикреплен.

— Ну-ну, не торопись, уважаемый Асмадей, вопрос пока спорный, а потому открытый. Вот и давай подумаем, что б завтра время на споры не терять, как этот вопрос решить без потерь для обеих сторон. Что б, как говорится и волки и овцы были довольны. —

— Не можешь ты, Светлейший, чтоб не обидеть – Оскорбилась баранья голова Герцога. – Причем тут, скажи на милость, мои овечки?

— Ну, извини, уважаемый, — сконфузился Архистратиг, — я вовсе не имел в виду твою баранью сущность. – Понял, что опять сказал что-то не то. Еще больше сконфузился, стушевался, попытался исправить ситуацию и окончательно запутался, с досады плюнул и, под занавес, произнес:

— В общем, ты понял, что я хотел сказать. И это главное. Все же остальное не имеет никакого значения. Согласен ты со мной? Согласен, согласен. Вижу, что согласен.

— Согласен, не согласен это второй вопрос. Однако, ты прав, Светлейший, решать что-то надо. И решать надо сегодня, чтобы завтра на коллегии только утвердить, и на этом закончить тему.— Великий Герцог поднялся со своего кресла и, так же, как и Аркаша, чеканя шаг, приблизился к нему, по дороге вырастая под потолок, и вновь уменьшаясь до обычных размеров.

— Ну, болезный, отвечай нам. – И замолчал, не договорив, вопросительно глядя на скукожившегося от страха Стрючкова.

— Что отвечать? — Аркашу пробивала мелкая дрожь, и подгибались коленки.

— Да, вот так, все и говори. Где? С кем? Когда? И сколько? – Великий Герцог явно потешался над Стрючковым, и, видя, что тот вот-вот грохнется в обморок, приобнял его за плечи. Аркашу будто током ударило в то место, которого коснулась рука Герцога, и в нос сильно пахнуло паленым. Он пискнул и хотел освободиться, но Трехголовый еще плотнее ухватил его за плечо.

— Оставь его, уважаемый Асмадей. Что он может сказать? Да и зачем нам это? – Архистратиг тоже поднялся с кресла.— Личное дело его ты знаешь. Я с ним тоже ознакомился. Вся заковыка в том, что Фемида, как ни странно, поровну разделила его светлые и темные стороны, оставив чаши весов в равновесии.

            Стрючков встрепенулся в объятиях Герцога, явно прислушиваясь к речи Архистратига.

— А решение Фемиды, продолжил Светлейший, сам знаешь, обсуждению не подлежит. Вот и гадай теперь, куда его отправлять? Ни вашим, ни нашим. – Аркаша вновь увял.

             — Ну, если проблема только в этом, — Великий Герцог повернулся к Архистратигу, не выпуская Аркашу из рук, — так мы его к себе заберем, не торгуясь.

— Я знаю. – Светлейший нахмурил брови. – Дай тебе волю, ты бы всех без разбора к себе перетащил. Но, на то мы и есть, чтобы хранить равновесие в Мирах. Чтобы все живое во Вселенной имело право свободного выбора. Каким путем ему, живому этому, по жизни идти, что исповедовать. И на Земле в том числе. Я бы даже сказал: «Особенно на Земле». Уж больно все зыбко там в последнюю вечность. Создатель не доволен, и тобой, кстати, тоже Великий Герцог. Не чисто играете. Заявляю это тебе со всей ответственностью.

— Ну вот. – Трехголовый наполнил все свои глаза слезами. – Всегда так. Как там сказал один великий на Земле? А? «У сильного всегда бессильный виноват»? Вот, это точно про меня.

— Ладно тебе убогого изображать. Не время, да и не место. Давай-ка лучше подумаем, как нам эту проблему разрулить, безболезненно. – Оборвал Герцога Архистратиг.— Мы ж еще кино смотреть хотели. Чего ж время тянуть.

— Позвольте, вмешаться. – Эмиссар по особым поручениям сделал шаг вперед.

— Слушаем тебя, уважаемый Шмаэль. – Одовременно и заинтересованно произнесли все три головы Герцога. Шмаэль глянул в сторону Архистратига, ожидая и его решения. Светлейший одобрительно кивнул головой:

— Говори. Не стесняйся.

— Вот я и говорю, Ваши Степенства. А что, если отправить его по пути Агасфера? Пусть поживет в шкуре Вечного Жида, что б судьба ему медом не казалась. Поскитается вечности три – четыре. Собьет несколько пар железных башмаков. За это время образумится в ту или иную сторону. А не образумится, глядишь, затеряется в дальнем Хаосе. Кто его там искать будет? Мало ли у нас Неприкаянных? Вот проблема сама собой и разрешится.

— А ведь парень дело говорит. – Ухватился за эту мысль Великий Герцог. – Ты как считаешь, Светлейший?

— Пожалуй. В этом что-то есть. Надо бы поподробней обсудить тему. Может это и есть то единственное, что мы ищем. — Архистратиг весело стрельнул глазами в сторону Стрючкова. – Тем более, он у нас любитель путешествовать. Израиль, Европа, Южная Америка. Теперь расширим его возможности. Географию, так сказать. Да, чего там, расширять. Просто снимем все ограничения, но только ножками, ножками.

— Ну, вот и славненько. Завтра и предложим этот вариант на президиуме. – Великий Герцог облегченно вздохнул. — Просто, гора с плеч. Голова ты у нас все-таки, уважаемый Шмаэль. Кстати, это дело полагается обмыть. Покопайся у себя в закромах. Наверняка найдешь что-нибудь достойное такого события.

— Извините, господа, мою дерзость, — Пискнул из подмышки Герцога Аркаша. – Нижайше прошу прощения за свою тупость, но я все-таки не понял, что же в конце концов со мной будет. Куда мне-то дальше? В Европу или в Южную Америку? – С надеждой в голосе произнес он.

— Вот те, нате. Говорили, говорили. Решали, решали, а он — снова здорово. А еще доктор наук. – Великий Герцог, довольно грубо взял Аркашу за воротник и отодвинул на расстояние вытянутой руки, чтобы лучше видеть его всеми тремя головами. – Объясни ему, Шмаэль, а то, не дай бог, бодну эту бестолочь. Ладно, если бараньей головой, а ну, как бычьим рогом зацеплю. Мало не покажется. – И легонько толкнул Аркашу в сторону Шмаэля.

 Как не легок был толчок, однако достаточен, чтобы Стрючков пролетел все расстояние по воздуху и рухнул у ног эмиссара по особым поручениям, если б тот вовремя не подхватил его под руки:

 Значит, так, Аркадий Борисович. Если коротко, проект решения таков. – Мило произнес Шмаэль. — Определить вас, уважаемый, на вечные скитания по Вселенным, до тех пор, пока в вашей душе не победит одно из начал, которые вы, к нашей головной боли, носите в себе строго поровну. Уж извините, Фемида так распорядилась. Светлое или Темное победит, не имеет значения. От этого будет зависеть только ваше место пребывания. И, еще раз извините, никто не должен подать вам куска хлеба, напоить глотком воды, предоставить место у очага в холодную ночь и произнести слов сострадания, чтобы облегчить ваши муки. Пока вы, уважаемый Аркадий Борисович, не заслужите искупления у одной из сторон. Таковы непреложные условия. Однако, повторяю, это только пока проект, не более. Но, думаю, завтра на президиуме он найдет понимание и будет одобрен без каких бы то ни было возражений.

            Последних слов эмиссара Аркаша уже не слышал, потому как, на него нахлынула волна тошноты, в голове произошло помутнение и вихрь, слух и зрение отказали, и он провалился в глубочайшую Бездну, где не было ни света, ни тьмы. Верха и низа тоже не было. Не было там ни времени, ни пространства. Не было горя и радости. И уж, конечно, не было ни одной живой души. Только Хаос и пустота, и еще Аркашина сущность в этой пустоте, с которой он отождествлял себя самого, и которая время от времени содрогалась в конвульсиях, будто от мощных ударов.

Глава восьмая

 И неслась эта сущность по Бездне, и, сквозь свист пустоты все ближе и ближе к ней подступало Небытие. И лишь на самой дальней границе этого Небытия угадывались какие-то странные крики, и вопли, и визг, и стенания. И что-то неуловимо знакомое послышалось Аркашиному угасающему сознанию в этих звуках. Стало тяжело, практически невозможно, дышать. Появилась нестерпимая боль в том месте, которое у него раньше называлось телом, и огромная тошнота вновь подкатила к горлу, стараясь вырваться наружу.

И вырвалась наружу. А с этим, неожиданно, Аркашино сознание четко восприняло и окружающую действительность. Вернулись ощущения. Вначале, как я уже сказал, боль и тяжесть во всех членах, особенно в груди, и желудке. А потом и в голове, а точнее в лице, по щекам, которого кто-то звонко и очень болезненно хлестал. Но, главное, вернулся слух. И Аркаша услышал:

— Очнись! Да очнись же ты! Гадина! Сволочь! Любимый! Единственный! Ты что же это удумал?! Нет, ты у меня не умрешь. А мне дальше как же?! Ребенка сиротой решил оставить?! – И голосом тона на три выше: — Ах, так ты еще и блевать?! – И еще выше. — Блюй, черт с тобой, блюй! Только не умирай, милый мой! – И совсем уже, перейдя на визг. — Я кому сказала – не смей умирать, козлина паршивый!

            Аркадий Борисович Стрючков замычал и открыл глаза. Первое, что он увидел перед собой, это раскачивающиеся в такт мерным ударам обнаженные женские груди, с которых время от времени на его лицо капала редкими каплями какая-то вонючая зеленая жидкость. А дальше, значительно выше, очертания знакомого лица девочки из сказки про Морозко, взгромоздившейся сверху, и отчаянно хлеставшей его по щекам попеременно обеими руками. Лицо ее было искажено страхом, рыданьями, разочарованием и, немножко, состраданьем, но и безмерной решительностью, довести начатое до логического конца. Девочка из сказки заметила открытые Аркашины глаза и замерла с поднятой для очередного удара рукой.

— Я что, уже не Вечный Жид? – Ясным голосом проговорил Аркаша. Девочка из сказки остолбенела от этих слов.

— Что? Что, ты сказал?!

— Я уже не Вечный Жид? Меня уже простили? – Повторил Аркаша и растянул губы в бессмысленной улыбке. И, вдруг, громко заверещал:

— Господин Шмаэль! Господин Шмаэль?! Я уже не Вечный Жид?! Я уже искупил?! – И дернулся всем телом, с намерением стряхнуть с себя, непрошеную наездницу. Но не тут-то было. Девочка из сказки крепко держалась в седле, сказался опыт предыдущих тренировок. Аркаша был ею давно и надежно объезжен. Поднятая в воздух, рука быстро опустилась и прикрыла Аркашин рот:

— Слава богу, очнулся! Аркаша, ты меня узнаешь!? — Стрючков смотрел на нее, не узнавая. – Да, что ж это такое!? Ну, приди же ты в себя. Господи! Что ж это с человеком делается?! – Проверещала она в потолок. И уже Аркаше. — Тихо, милый, тихо. – Аркаша вновь дернулся, пытаясь сбросить, ее. — Успокойся. — Почти шепотом произнесла и провела рукой по его лицу. И Аркаша, успокоился и, на самом деле, затих. – Ф-у-у, как ты меня напугал. — И она облегченно вздохнула, с шумом выпустив воздух.— Только бы не рехнулся. – Неожиданно подумалось ей. Аркаша вновь улыбнулся улыбой младенца и повторил:

— Я, что, уже искупил? – И вновь заволновался. – Я уже искупил? Да?

— Ну, конечно, искупил. – успокоила она на всякий случай Аркашу, сама толком ничего не понимая. — Как же тебе не искупить. – Девочка из сказки тревожно глянула в его глаза.

— А, где господин Шмаэль? А ты, как тут оказалась? – Похоже, Аркаша наконец-то узнал любимую.— Ведь ты же осталась там. – И сделал неопределенный жест рукой. – Как же ты, только что – там, и теперь уже — тут?

— Где тут, горе ты мое, ну, где тут? Я тут давно. И ты тут давно. Все мы тут давно. Дома. У себя дома.

— А Шмаэль? А Трехголовый? Они куда подевались?! Вновь тревожно возопил Аркаша.

— Какой Шмаэль? Какой Трехголовый? – Девочка из сказки начала раздражаться, но во время взяла себя в руки. – Нет тут ни кого. И никогда не было. Только ты и я. Дома мы, дома. Только ты и я. Дома. Вот, видишь, люстра, которую мы с тобой привезли из Карловых Вар. Видишь?

— Люстра из Карловых Вар. – Покорно повторил Аркаша.

— Ну,конечно.— Девочка из сказки обеими руками осторожно повернула Аркашину голову вправо.— А вот, гарнитур, который мы с тобой купили в Дубаях. Помнишь? – Она соскочила с Аркашиного живота и уселась на диван, по пути накинув халатик на голое тело и, пытаясь его рукавом вытереть грудь.

— Купили в Дубаях. Помню. – Послушно повторил Аркаша. – И опять. – А где же Трехголовый? – И вновь в его взгляде появилась тревога.

— Ну, какой Трехголовый? Нет тут никакого Трехголового. И не было никогда.— Терпеливо повторила она. – Господи, только бы не спятил.— Вновь пришла ей в голову тревожная мысль. – Что я тогда с ним делать буду?

— И не было никогда. – Повторил за ней Аркаша. – И Шмаэля тоже не было?

— И Шмаэля тоже не было.

— И Архистра… — Девочка из сказки не дала ему договорить.

— Никого, золотко мое, никого тут не было. И быть не могло.

— И быть не могло. – Аркаша беспомощно захихикал. Потом насупился. – Это, что же, значит, все мне привиделось? Все, что со мной было — галлюцинация? – И вдруг замолчал и замер. Затем осторожно шевельнул левой рукой и потихоньку начал продвигать ее вдоль туловища все ближе и ближе к низу живота и, внезапно, ладошкой резко накрыл причинное место, будто муху хотел прихлопнуть. И, тут же, заблажил.

— Есть!!! На месте!!! Привиделось! Галлюцинация! — И вновь насупился, глянул на любимую снизу вверх и произнес недоверчиво:

— А почему у меня штаны спущены? Это не галлюцинация. Это на самом деле. – Девочка из сказки растерялась, но лишь на секунду. Аркаша этого даже не заметил:

— А это? Это? Это я тебе искусственное дыханье делала.— Выпалила она на одном дыханье. Поняла, что сморозила глупость. Поспешно добавила. — Вот и расстегнула, что б легче дышать было.

— Что б легче дышать было. – Повторил Аркаша. – Ну, конечно же, что б легче дышать было, как же я сразу не догадался. – Радостно произнес он. И вновь засомневался:

— А программист? Тоже галлюцинация? Программиста тоже никакого не было? –

            Девочка из сказки уже пришла в себя, и этот вопрос не застал ее врасплох:

— Да, господь с тобой, Аркаша. Ну, какой программист. – И дальше, твердо, даже с металлом в голосе. — Конечно же, не было ни какого программиста. – И добавила по слогам, как бы вкладывая в Аркашину голову. – Гал-лю-ци-на-ция. Ты понял, милый, всего лишь гал-лю-ци-на-ция. Ты понял? – Повторила она.

            И Аркаша понял и, главное, поверил, засмеялся заливисто и счастливо:

— Не было ни какого программиста. Галлюцинация. Не было ни какого Шмаэля. Галлюцинация. Не было ни какого Трехголового. — Однако левую руку с мошонки не убрал. Так, на всякий случай. Он хотел подняться и сесть, неловко уперся рукой в ковер, рука соскользнула, и Аркаша опрокинулся на бок, ударился плечом и сразу почувствовал нестерпимое жжение в месте удара. Он скосил глаза. То, что он увидел, повергло его в дикий ужас. На коже плеча явно проглядывался кровавым ожогом отпечаток руки Трехголового, память его дружеских объятий.

— Галлюцинация. – Прошептал одними губами Аркадий Борисович Стрючков и почувствовал, как из-под его левой руки заструилась теплая тонкая струйка и медленно растеклась по ковру.

Эпилог

На дальнем конце Вселенной, одного из самых отдаленных Миров, за гранью Великого Хаоса, куда правители Верхнего мира не заглядывали уже много вечностей, Четыре всадника неторопливо седлали коней.

 Первый всадник, облаченный в белые одежды, седлал белого коня, приторачивая к седлу его лук и стрелы. И имя ему было – Победитель.

            Второй всадник, облаченный в огненные одежды, седлал рыжего коня, приторачивая к седлу свой меч. И имя ему было – Взявший с Земли Мир.

            Третий всадник, с ног до головы затянутый в черные мрачные одежды, седлал вороного коня, и не приторачивал к седлу ни какого оружия. И имя ему было – Принесший Голод.

            И, наконец, четвертый всадник седлал своего бледного коня, весь облаченный в бледные одежды. И имя ему было – СМЕРТЬ.

Часть вторая

И ВСЯ-ТО НАША ЖИЗНЬ ЕСТЬ БОРЬБА

Глава первая

            Она была шлюхой по жизни. Такой уж ее создал бог или природа, не все ли равно. Просто она была шлюхой, знала это и ничего не могла поделать, хоть и пыталась время от времени что-то изменить. Ну, то есть как? Даже, когда у нее был постоянный мужчина, супруг ли, с которым она прожила шесть лет, а потом и другие постоянные, все равно, стоило ей увидеть незнакомого мужика, не всякого, кончено, она сама не понимала, по какому принципу делался отбор. Это мог быть и молодой здоровяк, и плюгавый мужичок не первой свежести, как вдруг, внизу живота у нее начинало сладко ныть, а в трусиках становилось мокро— мокро и все набухало. А уж после выпитого вина сдержать ее было просто невозможно.

            И так, супруг, от которого она понесла в шестнадцать, а в семнадцать уже родила чудесного малыша. Первые три года у нее не было никого кроме выше означенного супруга, хотя вкус к постели она почувствовала сразу, испытав оргазм задолго до брачной ночи, однако замуж вышла девственницей.

            Это произошло много раньше, под душем, когда она случайно направила тугую струю между ног. Ее будто током ударило. Она испугалась и руку отдернула, но, сразу же, вернула обратно и уже не убирала, пока это не произошло. Случился восторг, которого она до сего дня не испытывала. Чувство было настолько необычным и мощным, что она тут же попыталась повторить все это, устроившись в ванной поудобнее. Той стремительности, что в первый раз, не было, но все было еще сильнее и дольше, настолько желанно и нестерпимо великолепно, что она, забыв обо всем, громко заскулила, не в силах переносить это чувство.

— Зойка, ты чего это там?— Обеспокоилась мать на кухне.

— Все в порядке. Просто ошпарилась.— Откликнулась, ошалевшая от испытанного только что, Зойка, на самом деле будто ошпаренная. Потом она научилась делать это и без душа, стиснув ногами руку, и лаская кончиками пальцев у самого начала подернувшейся светлым пушком щелки.

            Так что замуж она вышла девственницей за парня из соседнего двора, с которым они росли вместе, старше ее на год. В свои семнадцать он был неловок и неопытен, такое, хоть и редко, но еще встречается. Всю инициативу первой брачной ночи Зойка взяла на себя, не испытывая ни малейшего стеснения.

            Та боль, что она почувствовала на секунду, затмила все остальное и заставила ее закричать, ну что теперь, неловок был супруг, неловок и неопытен. Но, тут же ушла эта боль, и радость от того, что в ней появилось что-то большое и так необходимое ей, с каждым движением становилась все больше и больше, и ураганом снесло ее сознание, заставив стонать кричать и извиваться, ничего не видя и не слыша. Она очнулась от того, что супруг брызгал на ее лицо водой и испуганно шлепал по щекам:

— Зой, ты что? Ну, чего, ты? Зой, очнись же! — Так что, все, испытанное Зойкой прежде, ни в какое сравнение не шло с тем, что она испытала теперь. Она постоянно хотела этого и, при первой же возможности делала это. Ночью ли в спальне, вечером в огороде или сарае, у ее семьи был свой дом в поселке на Соколовой, днем ли при малейшей возможности, где придется. Благо супруг был всегда под рукой и наготове. Зойка шутила:

— Когда ты во мне, я только тогда и живу.— И это было недалеко от истины.— Как бы так сделать, чтобы всегда его носить во мне? Отрезать его у тебя, что ли? Беременность и рождение Русланчика на время отодвинули это чувство. Матерью она стала хорошей, заботливой. Первые месяцы не отходила от ребенка ни днем, ни ночью. Не высыпалась, валилась с ног. Молока почти не было. Русланчик рос на детском питанье. А тут врачи углядели, что с сердцем у ребенка не все в порядке. В общем, первые три года были ой, как тяжелы. Но к трем годам у сынишки все наладилось, то ли медицина помогла, то ли перерос болезнь. Супруг же опорой был ненадежной. Сам почти ребенок, он был не готов к отцовству и все чаще исчезал из дому, уходя к родителям. Те до сих пор тетешкались с ним, как с маленьким. Ему и в радость. Вроде, как там все отдельно, а тут отдельно. Зойка похудела, подурнела — не до секса. А супруг каждую ночь упорно лез на нее отупевшую от усталости и забот, обижаясь:

— Ну, что ты лежишь колода колодой? — Что не мешало доводить ему начатое до конца. Ей на самом деле было не до оргазма. Нет, она его получала каждый раз, но как-то пресно и без радости.

— Господи, не уж-то все так и будет до самой смерти?— Грызла она подушку, пока супруг похрапывал рядом, честно исполнив весь свой супружеский долг. А заключался он у него, помимо постели, еще и в заботе о приготовлении пищи, время от времени, и по настроению. Единственное, что он делал с удовольствием, кроме сескса, конечно, это кашеварил на кухне. Вкусно, мерзавец, готовил любое блюдо, куда Зойке было до него. Хоть рыбу, хоть мясо, всякие овощи, каждый раз выдумывая все новое и новое. Никто не учил его. Видно уродился с таким талантом. Но работать, ни поваром, ни кем другим не шел. Жили на то, что даст его родня или ее. Благо было с чего давать.

            Однако время шло, денег не хватало все больше и больше. Начались ссоры, а затем и драки с швыряньем цветочных горшков и битьем посуды о голову супруга. Последний синяк под Зойкиным глазом решил все. Она собрала вещи любимого и выставила за порог, опять взяв инициативу на себя. Любимый, казалось, только этого и ждал, перебравшись через два дома к своей родове.

            Вскорости Зойка с матерью и Русланчиком переехали на новую квартиру в Юбилейный. Их дом пошел под снос. Мать у Зойки была одинокой и все еще молодой, потому хороводилась с удовольствием и, бывало, неделями пропадала из дому. Был у нее где-то дроля любезный. У него и пропадала.

            Зойке приходилось совсем туго. Жить стало не на что. Но тут во дворе их микрорайона открылись ясли. Русланчика туда взяли, а Зойка пошла искать работу. Да где уж там. Курсы бухгалтеров, окончила их Зойка после школы, не котировались. Бухгалтеров было пруд пруди, да и опыта работы не было. Благо, тетка устроила ее в контору, кабинеты убирать. Работы немного, успевала за два – три часа вечером, перед тем, как забрать сына из ясель. Деньги платили небольшие. На еду хватало, но и только. Поизносилась Зойка, донашивая. Да, видно, родилась она в ясный день или ночью под счастливой звездой. Ладненькая была от природы, красиво сбитая, несмотря на свою худобу, очень уж уставала, аппетитно выглядевшая, потому как где положено было оттопыриваться – оттопыривалось, где подложено было круглиться – круглилось и завлекало.

            Тут-то ее и приметил шеф, и запал на нее, не молодой уже и женатый. Ухаживать ему было некогда, да и не с руки, контора требовала внимания, а потому он без предисловий пригласил ее в свою баню, большой он был любитель баньки, там и парился заодно, откровенно и конкретно разъяснив, чем ей это грозит и какие горизонты для нее раскрывает.

            Зойка, вначале хотела обидеться и даже оскорбиться, но. неожиданно для себя, кивнула утвердительно, сказала просто «ДА» и ни слова больше, потому как внезапно, внизу живота ее, что-то зашкворчало, а в трусиках… , ну да Вы знаете, что произошло в трусиках.

            А в бане … а, что в бане? Хотя ничего подобного она до сего дня не видела, разве только в сериалах. Все это мелочь по сравнению с тем, что к ней вернулись те ощущения, что она испытала на заре своей сексуальной юности. Ловок был шеф и опытен в этих играх. Умел сделать так, чтобы Зойка получила все по–полной. Если с супругом она проделывала это только лежа на спине, то шеф показал ей все разнообразие и поз, и приемов. Кстати. Ощущение от одной из них, было настолько отличным от всех остальных, что без нее она уже не хотела и не могла обходиться, получая за один его раз три – четыре своих оргазма. Одно огорчало Зойку. Шеф, в силу своего возраста и изношенности, был одноразового пользования, как шприц одноразовый или презерватив. И хотя все было просто великолепно, хотелось продолжения еще и еще. Но, увы и ах… Инструментарий был непригоден для дальнейшей эксплуатации. Она скрывала от шефа свою неудовлетворенность, врожденной хитростью понимая, что именно так и нужно:

— Хорошо мне с Вами, — Федор Петрович,— шептала она, прикрыв глаза, поигрывая его бубенцами и поглаживая вялую тряпочку, улегшись головой на пухлый живот. Он же устало, но самодовольно ухмылялся:

— Да, есть еще порох в пороховницах. Жаль, я не встретил тебя такую лет двадцать назад. – Но, что было бы двадцать лет назад, не договаривал, лишь загадочно улыбался.

            Однажды, лежа вот так вот у него на животе, она, неожиданно для себя коснулась губами, а потом и втянула его ослабевший инструментарий. Почувствовала, как он вырастает у нее во рту, вновь обрела знакомое волнение и зуд внизу живота, и неожиданно поняла, что может и так все довести до конца и получить желаемое. Однако, шеф прекратил ее эксперимент:

— Оставь что-нибудь и для жены.— Полушутя произнес он и легонько оттолкнул ее голову. Она не обиделась, но смекнула и, в следующий раз начала с этого, восполнив недостающие ощущения еще до соития.

             Она видела, шеф был горд собою, и всячески утверждала его в необычности его мужской силы, по-женски понимая, что только так и нужно.

            И это дало результат. Федор Петрович, вообще-то ходок еще тот, все больше и больше привязывался к ней. Она это чувствовала и тихонько радовалась. Однако у нее хватило ума ничего у него не просить. Кстати, на протяжении всех семи лет их связи, она ни разу ни о чем его не попросила, предоставляя самому решать, когда, на что и сколько. А он, надо прямо сказать, человеком был весьма прижимистым и не очень-то разбрасывался щедротами от «широты души своей». Но, тем не менее, Зойка плавно и естественно получила должность сначала менеджера по продажам, а потом и зав. отделом продаж. Торговала фирма компьютерами, и Зойке интересно было узнать и научиться всем тонкостям возможностей товара, которым торговала. Ну, всем не всем, а на уровне грамотного пользователя овладела наукой и могла без труда оформить документацию и проверить базу данных бухгалтерии или проконтролировать процесс и составить грамотный отчет. В общем, потихоньку становилась профессионалом и в работе, и в сексе.

Дома тоже произошли перемены. Вначале, естественно, появился компьютер с принтером и сканером, вроде как для работы, которую она брала на дом, затем — ремонт, за счет фирмы; обновилась кухня и мебель в гостиной, гардероб стал пополняться из бутиков или во время командировок в столицу, а позже, во время поездок по разным Турциям и Италиям.

— Слава богу, я состоялась.— Говорила она время от времени своей подружке, которая была в курсе всех ее перепетий. Ей, почему-то, нравилась эта фраза: «Я состоялась», которую она где-то вычитала или услыхала. В общем, жизнь, как ей тогда казалось, удалась. И жизнь, может быть, действительно удалась бы, если бы не одно маленькое «но».

            Зойка была шлюхой по жизни. И с этим она ничего не могла поделать.

            Вначале появился водитель шефа, который отвозил ее с междусобойчика в конторе по поводу удачного контракта. Шеф, обычно, в посиделках участия не принимал или уходил к себе раньше, оставляя коллектив догуливать:

— Чтоб не смущать народ.

            Вот и тогда ушел к себе в кабинет, минут через пятнадцать поднялась к нему Зойка.

— Хочу, хочу, хочу.— Шептала она, взгромоздившись к нему на колени и пытаясь расстегнуть зипер на его джинсах.

— Зойка, сумасшедшая. Войти ведь могут.— Смущенно пытался остановить ее шеф, не потому что боялся неожиданного вторжения из вне, а потому как норму на сегодня он уже выполнил, честно исполнив свой супружеский долг, так что никакой физической возможности удовлетворить Зойкино, так не кстати проявившееся желание, у него не было.

— И пусть! Все равно, хочу, хочу, хочу. – Распалялась Зойка все больше и больше. Но шефу удалось остановить напор, вызвать водителя и отправить ее домой в своей машине.

            Однако, если не ты, обязательно это совершит кто-нибудь другой. Что с удовольствием и проделал его водитель не один раз прямо в машине, остановившись на обочине, и поставив Зойку на четвереньки в ее любимую позу, на заднем сидении «мерса». Его не нужно было долго уговаривать. Инициатива, естественно, исходила от нее. А на последок…

— Ой! Не туда! Не туда, ты что!— Закричала было Зойка, но тут же исправилась. – Нет. Туда, туда! Оставь там! Не выходи.— И еще одна страница в книге познания ею была перевернута:

— Как интересно-о-о,— шептала она про себя, сидя бочком на воспаленной заднице и подъезжая к дому. И, что характерно, наутро никакого сожаления или угрызения совести, Зойка не испытала.

            И все бы прошло гладко, если бы на третий день она не почувствовала неладное. А когда врач подтвердил ее самые мрачные опасения, Зойка не на шутку перетрусила. Да что там перетрусила, впала в панику, потому как за день до врача, шефу от нее досталось столько ласки, видно в глубине души Зойка все же чувствовала свою вину, что он удивленный и обессиленный, вяло пощипывая ее ляжки обронил:

— Что это с тобой сегодня? Будто месяц мужика не видела.— На что она молча и загадочно улыбнулась:

— Хорошо мне с вами, Федор Петрович. — Резво бросила она и отправилась в парилку. Там-то, в парилке, она и почувствовала первый раз неладное.

            Это была катастрофа. Все, все то, что только-только стало налаживаться в ее жизни, могло рухнуть в одночасье. И допустить этого Зойка ну никак не могла.

            Только она знает, что ей стоило убедить шефа в своей невиновности и роковому стечению обстоятельств. Сколько изобретательности, она и не подозревала, что в ней есть это, нервов, крови, она потратила. Это отдельная песня. Но результат превзошел ожидания. Шеф поверил. Видно, сам очень хотел в это верить. И после месяца отчуждения и обоюдного, правда в разные часы, посещения его знакомого венеролога, страсть их вспыхнула с новой и неожиданной силой.

            Водитель, естественно канул в лету. Лишившись хлебного места и легко доступного удовольствия, проклиная в первую очередь Зойку, но и себя тоже. Казалось бы, чего уж лучше. Такого благополучия и в материальном, и в карьерном росте у Зойки не было никогда. И все было бы отлично, ели бы не одно, но очень существенное «но»…

            Она было шлюхой … А, впрочем, я это уже говорил…

            В конторе у них работал молоденький, крепко сбитый пердачок. Зойка знала, у него давний роман с бухгалтершей, много старшей его по возрасту, имевшую взрослую дочь. Бухгалтерша не верила свалившемуся на нее и, по-видимому, последнему уже счастью. Расцвела и помолодела лет на двадцать. Делилась планами и советовалась с Зойкой, поверяя ей все самое сокровенное. И Зойка советовала. И, чем больше она советовала, тем яснее становилось, что еще немного, и она не сможет удержать себя от рокового поступка, к которому, чувствовала она, приближалась все ближе и ближе. Понимала это головой, но ничего не могла с собой поделать. Даже, когда она просто проходила мимо пердачка, его присутствие кидало ее в жар и холод, а в трусиках нестерпимо шкворчало и противно зудело, требуя от Зойки немедленного действия. И она бежала в туалет, запиралась в кабинке и сбрасывала напряжение, проклиная все на свете: и себя, и молодого пердачка.

            Ночью же просыпалась от собственного стона, вся в поту, ошалевшая от навалившегося на нее сна, в котором молодяк грубо, но так прекрасно, овладевал ею в совсем уж неподходящих для этого местах, вплоть до стола шефа, за которым в этот момент восседал сам, с интересом наблюдая за происходящим. Ну, разве можно было нормально жить в таком климате?

— Ни днем, ни ночью нет мне покоя.— Стонала она, зубами вцепившись в край одеяла. Неудовлетворенная и злая. Но это ночью. А днем, на работе, она, как могла, сдерживала себя, стараясь ничем не выдать своего состояния. Уж очень были живы воспоминания недавней истории с водителем. Но, рано или поздно это должно было произойти. И произошло.

            Каждую субботу, летом, шеф нанимал автобус и вывозил коллектив на Волгу, на базу отдыха. Волейбол. Купанье. Шашлыки – вобщем, весь тот нехитрый набор непременной атрибутики немудреного корпоративного пикничка-междусобойчика на природе. Сам шеф редко принимал участие в этом мероприятии, но Зойка не пропускала, ни одной такой поездки, нередко прихватив с собой и Русланчика – ребенку необходим свежий воздух и смена обстановки. Русланчик с радостью выезжал на Волгу. С детьми других сотрудников, прихватив удочки, уходили они подальше от шума и пытались рыбачить. И очень часто у них это получалось. Баклешки с сорожонками в изобилии водились неподалеку в небольшом заливчике, и клевали активно.

            Зойка же располагалась на махровом полотенце на пляжике, чуть в сторонке от остальных, за камышом, и загорала, сбросив лифчик. То, что называлось нынче трусиками, ничуть не мешало солнцу равномерным слоем покрывать ее ягодицы и бедра красивым Волжским загаром. Недаром говорят:

— Раньше, чтобы у женщины увидеть трусики, нужно было поднять юбку, а сейчас раздвинуть попку.

— Сгорите, Зоя Тимофеевна, Услыхала она совсем рядом знакомый баритончик Пердачка.— Дайте-ка я вас кремом намажу.

            И намазал. Да так ловко, что она очнулась только, когда его руки ласково, но настойчиво, огладив всю ее с ног до головы, попытались спасти от солнечного ожога места, куда солнцу проникнуть, не было, ну ни какой возможности.

— Валер, Валер,— опомнилась она,— с ума сошел. Не смей, слышишь.— А ноги сами собой ослабли, открывая дорогу его руке. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы, не Русланчик:

— Мама, мама,— кричал он издалека,— смотри, что я поймал, держа обеими руками крупного окуня. Зойка уселась, ловко натянув лифчик, а Пердачок Валера, наоборот, улегся рядом на живот, чтобы прикрыть внушительных размеров правило, норовившее выскользнуть из плавок. Русланчик тут же убежал, отпускать улов в речку.

— Уйди, Валерка. Слышишь, уйди сейчас же. И подходить больше не смей. От Зойкиных глаз не укрылось его богатое хозяйство.

— Я пошел, Зоя Тимофеевна.— Пердачок Валера уселся рядом.— Я пошел вон туда.— И он рукой показал на край пляжа, за домики, где берег густо порос кустарником и камышом.— Я пошел по этой стороне, а вы приходите по противоположной, если надумаете. Жду ровно полчаса.

— Свинья ты, Валерка. Ну, настоящий свин. Я вот твоей Ленке все расскажу. Пусть знает, кого пригрела.— Пердачок Валера задорно рассмеялся, вскочил на ноги, рукой придерживая правило: — Так я пошел этой стороной, а вы по другой идите, что б разговоров не было, туда, за домики.— И побежал, подпрыгивая стргунком, по пути успев несколько раз ударить по мячу, пробегая через толпу, играющих в футбол.

— Счас, разбежалась.— Сердито сказала себе Зойка, а руки уже складывали полотенце, а ноги нашаривали щлепанцы. Она уселась, подтянув колени к лицу, уткнулась в скомканное полотенце:

— Господи, что я делаю. Никогда. Нет, я ему сейчас все скажу.— Повторяла она на ходу, огибая последний домик и приближаясь к кустам.

            Вот это была случка. Страсть, угар и прочие эпитеты были просто жалким отражением того что происходило на самом деле. Инструментарий шефа не шел ни в какое сравнение с правилом Пердачка Валеры, который врезался в нее, как ясный сокол в стаю диких уток, как Т-34 в поверженную дивизию Гудериана, как Чингачгук на розовом коне, поселив в ней панику, восторг и ужас от всех тех ощущений, которые свалились на нее одновременно. Белый свет перевернулся. Не было ни времени, ни пространства. Не было ни земли, ни космоса. Не было сына, работы, жизни – только сплошной оргазм от первой секунды, до последней. Сколько это длилось по времени, трудно сказать, наверное, не так уж и долго. Да разве во времени дело. И, когда она услышала всхлипы и поскуливание Пердачка Валеры, сил у нее осталось только на то, чтобы выскользнуть из под него, не дав осеменить себя, принять все в рот и рухнуть тут же в изнеможении и счастье.

            Вот так-то вот. И как же теперь было жить дальше, дорогая редакция? Но, жить было как-то нужно. И они стали жить вместе. Ни шеф, ни бухгалтерша еще долго не подозревали, что давно уже ходят, щеголяя красивыми ветвистыми рогами.

            Так пролетел год. Год, полный радости, восторга, но и полный проблем, связанных с конторой. Бизнес у шефа начал сыпаться, не выдерживая конкуренции. Тот, похоже, растерялся, не понимая, как выбраться из создавшейся ситуации, а потом и вовсе плюнул на контору, отдав все на откуп своему заму, выбирайся, мол, сам. Благо, этот бизнес был у него не последний, и другие структуры приносили кое-какой доход.

            Зойка поняла – надо что-то решать – и стала действовать. Пердачок Валера уволился первым. За это время Зойка сумела обрасти кое-какими связями и пристроила его в приличное охранное агенство, что, как оказалось впоследствии, было ее непростительной ошибкой. Но об этом позже.

            Сама же стала пробивать почву в поисках места и для себя. И, конечно же, она нашла это место. Место коммерческого директора с приличным окладом и обещанием премиальных в одном из вновь открывавшихся гипермаркетов, специализирующихся на торговле мебелью, в надежде, в будущем пристроить туда и любимого. Чтобы постоянно был на глазах, а главное, под рукой. И все-таки, главное на глазах. потому что за год совместой жизни, а Пердачок Валера переехал к ней в квартиру, Зойка поняла. Что удержать его рядом и надолго, Пердачок Валера был моложе ее на десять лет, будет нелегко, если это вообще возможно. Но об этом думать не хотелось.

            А потом начался кошмар. Зойка никогда не думала, что такое может с ней произойти. Она ревновала. Ревновала постоянно. И, надо сказать, на то были определенные основания. Той семейное жизни, на которую она рассчитывала, не получилось. Не было и стабильности в отношениях. Пердачок Валера уходил на службу на сутки или уезжал в командировки, сопровождая грузы, и все это время Зойка сходила с ума. Не понимая, что с ней происходит. Нет, она понимала, что боится его потерять, зная наперед, что рано или поздно это случится. Казалось, для этого нет никаких оснований. Пердачок Валера, приходя со службы, бывал неизменно нежен. Зойка ждала его причепурившись, с нетерпением готовя себя к «ночи восторга», как она привыкла называть про себя их совместные ночные бдения. И любимый не подводил, трудился на совесть. Однако, что-то не давало Зойке жить спокойно. Будто какое-то предчувствие поселилось в ее душе, и выковырнуть его оттуда не было никакой возможности. Не складывались отношения и с Русланчиком:

— Это пройдет, — внушала себе Зойка,— Нужно только время. И, наверное, так бы оно и случилось, обернись все чуть-чуть по-иному, подружились бы мужики, но что произошло, то произошло.

            Однажды вечером, Зойка, позвонив ему на службу, услыхала, что нынче любимый на службе не был, не был он на службе и вчера, так как взял два отгула. Но и дома, он тоже не появлялся вторые сутки. Зойка без сил опустилась на диван:

— Ну, вот и пришло. – Подумала она, до конца не понимая, что такое это – пришло.

— Ну. Вот и пришло. – Повторила она и затравленно посмотрела по сторонам, будто надеялась увидеть что-то, что дало бы ей ответ, что же такое — это пришло.

— А что, собственно, случилось? – Задала она себе вопрос. – Ну, не ночевал дома. Ну, загулял, в конце — концов. – А почему обязательно загулял? Может и вовсе даже наоборот. Что – наоборот, куда — наоборот. Зойка не понимала. – Да кого ты обманываешь? — Надо сказать, что интуитивно она давно чувствовала, — что-то должно случиться. Вот и случилось. Она знала – случилось. Наверное, надо было вскочить, собраться и что-то срочно делать. Бежать, искать, вернуть. – Кого вернуть? Куда вернуть? И вообще, — мысли в ее голове путались и вертелись,— почему кого-то надо возвращать и искать, ведь никто не терялся. – Зойка пыталась успокоиться, но это выходило неважно. Мысли путались, в голове был полный сумбур, а на душе поселилась тоска…

            …Похоже, телефон звонил давно и настойчиво.

— Надо снять трубку. – Подумала она, не шелохнувшись. Телефон звонил, не переставая. – Але,— чуть слышно пробормотала Зойка. – Але, говорите. — Телефон звонил. Наконец, она протянула руку, сняла трубку, поднесла ее к уху, долго слушала, молча, потом уронила руку с трубкой между широко расставленных коленей, подняла голову к потолку, и тихонько завыла…

Глава вторая

            Сколько она так сидела, Зойка не знала. Может быть минуту, может несколько часов, а может и вечность. Время для нее словно остановилось, а, может быть, и не словно, а на самом деле, а может, не только для нее, может быть, во всем мире оно исчезло. Да и мир сам так же исчез для Зойки. Осталась только комната, в секунду ставшая чужой и неуютной. То гнездышко, что она так старательно вила для любимого, куда-то подевалось, будто его и не было вовсе. В голове было пусто и гулко, ни одной мысли, ни одной эмоции, ни одного желания. Лишь пустота и гулкость. И вот, из самой глубины этой пустоты до Зойки донеслись какие-то невнятные звуки, постепенно превратившиеся в живой человеческий голос. Зойка вначале не обратила внимания. До того ли ей было. Но голос все повторял и повторял одну и ту же фразу раз за разом, ввинчивая ее в Зойкино сознание, будто стараясь достучаться до него. И Зойка вынуждена была прислушаться к этому голосу, вначале машинально почувствовав, а потом и различив некую закономерность речи, сперва неуловимую и непонятную, а потом все более отчетливо зазвучавшую. И наконец, заполнившую всю ее пустоту не только в голове, но и во всем пространстве вокруг нее:

— Не ваше дело, знать Времена и сроки, которые положил Отец во власти своей. – И снова:

— Не ваше дело знать Времена и сроки, которые положил Отец во власти своей. — И так раз за разом.

— Ну, вот и приехали. – Подумала про себя Зойка. – Давно не было так хорошо и опять повторилось. – Пришла ей на ум где-то услышанная случайно фраза.— Все правильно. Так и должно было случиться. Рехнулась. Все очень просто и закономерно. Рехнулась. С катушек съехала. Тронулась. Все правильно. Все так и должно было случиться. – Подумала она вновь. – Голоса. Глюки. Виденья. Нет, видений еще не было, — остановила она себя, — но ничего, судя по всему, скоро и они появятся.— И тихонько засмеялась.

— Вот и славно, Зоя Николаевна. Вот и хорошо. Вот и правильно. Легче надо относиться к происходящему. – Отчетливо прозвучало в ее голове.

— О, Господи. – Встрепенулась Зойка. — Смех смехом. А ведь на самом деле, так и до дурдома недалеко. – Она огляделась и в вечернем сумраке комнаты, на фоне окна, заметила непонятный силуэт мужчины, вальяжно развалившегося в кресле. – Ну, вот и виденья начались. Так я и знала. – Она протянула руку к выключателю, хотела зажечь свет в комнате, но рука стала непомерно тяжелой, и поднять ее не было никакой возможности.

— Та-а-к. Вот и рука отнялась. Только этого мне не хватало. – На удивление спокойно подумалось Зойке. – Сумасшествие и паралич – два в одном флаконе. Это, как раз то, что мне нужно для полного счастья.

            Ну, что вы, Зоя Николаевна. Какое сумасшествие, какой паралич. Все с вами в порядке. – Вновь зазвучал голос. — Просто это я таким необычным способом попросил вас свет не зажигать. – Голос был приятен и красив. Нежно обволакивал Зойкино сознание. И от этого голоса на душе у Зойки становилось все спокойнее и спокойнее. Она уже нисколько не удивлялась тому, что с ней происходит, вроде так и должно быть, понимая, что все дело в сидящем перед ней человеке. Или не человеке? Или все-таки человеке? В общем, в той фигуре или видение в кресле.

— А что это вы тут раскомандовались? Зажигать мне свет? Не зажигать мне свет. – Зойка неожиданно для себя распустила колючки. — Я сама знаю, что мне делать. — Я дома у себя. Хочу — зажигаю, хочу – в темноте сижу. Будут тут мне указывать всякие. – И Зойка снова попыталась дотянуться до выключателя. Но, неожиданно, свет зажегся сам, без Зойкиного участия.

— Да, пожалуйста, Зоя Николаевна. Раз вам так комфортнее. Вот вам и свет. Вы трубочку-то отключите. Чего она у вас в руке гудит. Не ровен час, кто позвонить вздумает, и не дозвонится. А звонок-то важным оказаться может.

            Зойка увидела перед собой приятной наружности молодого человека, хотела ему достойно ответить, как и раньше. Но внезапно желанье это пропало. Зойка покорно нажала на клавишу с нарисованной красной загогулиной и бросила трубку рядом с собой на диван.

— Вот и славно. Вот и хорошо.— Повторил молодой человек. Зойка открыла было рот, чтобы спросить, что все это значит, и кто он такой? Но молодой человек опередил ее, не дав сказать, ни слова:

— Вас, Зоя Николаевна, наверное, интересует, что все это значит, кто я такой и как оказался в вашей квартире? Отвечаю. – Молодой человек легко поднялся с кресла, галантно кивнул, по-военному щелкнул каблуками модных штиблет:

— А туфельки-то — фирма. — Машинально отметила про себя Зойка. – Да и костюмчик явно не в рядах куплен.

— Позвольте представиться. Эмиссар по особым поручениям Верхних и нижних Миров — Шмаэль. Направлен к вам со специальной миссией. Но об этом чуть позже. А пока задавайте вопросы. Я вижу, у вас несколько вопросов вертятся на кончике языка.

— О, как. И верхних, и нижних. Это серьезно. – Зойку ошеломили так внезапно навалившиеся события. Она просто смешалась, не понимая, как ей себя вести дальше. Да и, кто бы, не смешался на ее месте. Но Зойка не была бы Зойкой, если б, как обычно, не попыталась взять инициативу в свои руки.

— Ну, вот что, гражданин, не расслышала как вас там по отчеству…

— Шмаэль. Эмиссар по особым поручениям Шмаэль. Просто – Шмаэль, безо всякого отчества.

— Ну, вот что, гражданин Шмаэль. – И вдруг перебила сама себя. – Имя-то какое мудреное – Шмаэль. Еврей, что ли? – И добавила, заметив, что он пытается ей что-то ответить. — А впрочем, какая разница. Еврей, не еврей. На каком основании, вы, Шмаэль, вторгаетесь на мою территорию? Нахально влазите в мое сознание? Советы даете? Командуете? Это, — она сделала широкий жест рукой, — между прочим, моя частная собственность. А уж здесь, – постучала она себя по лбу, – тем более. — И уверенно добавила. — На законных основаниях. – Потом помолчала и продолжила:

— Вы что, грабить меня пришли? Так я сейчас милицию, тьфу, полицию … — Она указала на телефон, — и потом, я кричать буду. У меня за стенкой полковник ГИБДД живет. В миг с вами управится.

— Да бросьте вы, Зоя Николаевна, какой полковник. Никакой полковник у вас за стенкой не живет. А совсем наоборот. Живет там за стенкой Витька Кульченко, отсидевший пятнадцать суток за то, что справил по пьянке малую нужду в скверике первой Учительницы. Да и, на что мне вас грабить. И потом, — молодой человек широко и слегка кокетливо улыбнулся, – разве я похож на грабителя? Вы присмотритесь ко мне. Грабители разве такие бывают?

— А кто вас разберет-поймет. Какие вы там бываете? Меня пока ни разу не грабили. Слава богу, Господь миловал. – И запальчиво добавила. – Ну и что, что Витька Кульченко. Витька, что полковником быть не может? Очень даже может. И малую нужду справить в скверике тоже может. Полковники, они не люди что ли. Со всяким может случиться. Тем более, если выпивши человек. — Сварливо закончила она. Передохнула секунду и добавила

— И все-таки, как вы попали в мою квартиру? Хотя, что я спрашиваю…

— Через дверь, Зоя Николаевна. – Остановил Зойку жестом молодой человек. — Как и все порядочные люди, через дверь. Она у вас, кстати, открытой оказалась. Вот я и вошел. Вижу вы в тоске и печали. Отвлекать не стал. Пусть, думаю, Зоя Николаевна, облегчит душу. Вот и присел тихонечко в это креслице. – Шмаэль, в подтверждение своих слов, вновь опустился в кресло, в котором до этого сидел. Закинул ногу на ногу и предложил по-хозяйски:

— Да и высадитесь, Зоя Николаевна, садитесь. Чего стоять-то. «В ногах правды нет», так, кажется, у вас принято говорить?

— А у вас, что, не так принято? – Огрызнулась Зойка, окончательно придя в себя, шлепнулась на диван, и с интересом начала разглядывать незваного посетителя. – Да, на грабителя вы мало похожи. Скорее уж на соблазнителя или, в крайнем случае, на насильника – В голосе Зойки проскользнули игривые нотки.

— Ну-ну, не фантазируйте, Зоя Николаевна, знаю я, фантазия у вас богатая. Я же вам давеча сказал, что у меня к вам особая миссия.

— Ну и что же, Шмаэль, вам от меня надо? – Зойка совсем оправилась от растерянности, изящным, как ей казалось, жестом поправила волосы и, закинув ногу на ногу, откинулась на спинку дивана. – Шмаэль. Ну, точно еврей. У нас на работе есть один. Недавно вернулся из Израиля. Не прижился там. Правда, его Шмуль зовут. Шмуль Израилевич. Ха-ха, Шмуль Израилевич – из Израиля. Смешно. – Зойка внезапно увяла. – Вот и вы, — продолжила она неуверенно, — Шмаэль – Шмуль, очень похоже. Совсем рядышком. – И замолчала.

— А вы, что же, Зоя Николаевна, антисимитка? Что-то против евреев имеете? – Весело глянул на нее молодой человек.

— Да, что вы. – Почему-то испугалась Зойка. – Ничего я не имею. Евреи, как евреи. Они тоже люди. – Поняла, что сморозила, что-то не то, добавила тихо. – Не хуже других.— Помолчала, и уже совсем тихо. — А может, и получше, даже.

— Вот именно. – Шмаэль достал из кармана пиджака портсигар. — Ну, да ладно. Оставим пока эту тему. Вы, не против, если я закурю?

Неизвестно, в какие бы дебри завел Зойку этот разговор, и как бы она выбиралась из этих дебрей. Зойка и так уже запуталась и не рада была, что затронула тему, поняв, что это не ее ума дело, да и не волновало это ее никогда. Так, только на уровне анекдотов: « Пришел Абрам к Саре и говорит …». Но тут, на ее счастье зазвонил телефон.

— Ну, вот, Зоя Николаевна, вовремя вы телефончик в рабочее состояние привели. Это наверняка вас. Ответьте, пожалуйста.

— Меня? – почему-то удивилась Зойка.

— А кого ж, по-вашему? Вы же здесь живете. Значит, и звонят вам.

— Ну да, конечно. – Но трубку взять почему-то опасалась.

— Ну, что же вы, Зоя Николаевна. Смелее. Ничего плохого вы не услышите. — Шмаэль участливо и ободряюще улыбнулся Зойке.

— А вы откуда знаете? – Произнесла Зойка, осторожно беря трубку телефона.— Але-е. Здравствуйте. Я-а. – Растерянно ответила Зойка, окончательно сбитая с толку, что явно было на нее не похоже. И, видимо, от растерянности и волнения голос ее приобрел доселе несвойственную, но весьма пикантную хрипотцу:

— Да… Угу … А скажите … Но с кем я разговариваю… Да не перебиваю я… Поняла… Но почему я должна… Да я-то слушаю. – И неожиданно протянула руку с трубкой в сторону Шмаэля. – Ничего не понимаю. Теперь вас просят…

            Как трубка оказалась в руках у Шмазля, Зойка не уловила. Однако, факт есть факт. И через мгновение, развалившийся в кресле, Шмаэль произнес:

— Слушаю. – Но, тут же вскочил на ноги. — Да, Герцог. Ну, что вы, конечно, Герцог. Естественно. Все в порядке. Как всегда, Герцог. – И выключил трубку. — Ну, вот и славненько. Пока все идет, как надо, своим чередом.

— Герцог? Какой герцог? – Зойка в полной растерянности подняла глаза на молодого человека. – Это, что же, я по телефону с герцогом разговаривала? – Потом, что-то сообразила. — Или у него кличка такая? Вы, что же уголовники?

— Да бросьте вы, Зоя Николаевна. Какие уголовники? Мы с вами это уже проходили. И про грабеж, и про полковника. Так о чем это я? – Шмаэль глянул в сторону Зойки. – Ах, да. Вы не против, если я закурю?

— Курите, курите. – Пролепетала Зойка. – Пепельница рядом с вами, на столике. Так что, не стесняйтесь. Я ведь тоже покуриваю. Так не в серьез. Время от времени. Вот, и сейчас, с удовольствием бы закурила.

— Какие проблемы, Зоя Николаевна. Прошу. – Шмаэль легко поднялся с кресла, практически по воздуху перепорхнул комнату, что Зойку абсолютно не удивило, галантно, он вообще был очень галантен, этот молодой человек – Шмаэль. Так вот, галантно протянул Зойке портсигар с тонкими коричневыми сигаретами, и тут же щелкнул зажигалкой.

— Какой необычный вкус. — Произнесла Зойка, глубоко затянувшись сигаретой. В голове у нее все поплыло, силуэт молодого человека закачался и заструился в воздухе. Последнее, что она услышала, прежде чем окончательно потерять сознание были слова Шмаэля:

— Египетские, Зоя Николаевна. Специально для вас припас.

Глава третья

 Откровенно говоря, не по душе было Шмаэлю это поручение Великого Герцога Асмадея. Но такова уж была участь всех Полупадших. Приходилось все время изворачиваться, чтобы удержаться на плаву и не потерять место, а, возможно, и нечто большее. Нет, жизни его, конечно, ни что не грозило. Кто может лишить жизни Бессмертного. Правда, поговаривали, что Создатель да, вроде как, и Темный Ангел, но этот, правда, только в своей ипостаси, обладали такой властью. Но на памяти Шмаэля, а память у него, надо сказать, была отменной, что зачастую даже мешало его и так нелегкому существованию, так вот, на памяти его, такого не происходило, ни разу. Но впасть в немилость, а это автоматом неминуемо лишало провинившегося всех постов, привилегий и даже неприкосновенности, а зачастую грозило длительной, не на одну вечность ссылкой в какое-нибудь захолустье, или, чего уж хуже, и вовсе в Хаос. Ну, в общем, впасть в немилость, это вам – пожалуйста. Это сколько угодно. А к кому отнести Полупадших? К Верхним? К Нижним? То-то и оно. Вот и приходилось Шмаэлю опасаться неожиданностей с обеих сторон. А тут еще внутренние разборки с завистниками. Того и жди какой-нибудь гадости от своих. Уж больно тепленькое место — эмиссар по особым поручениям. И желающих на него среди Полупадших было, хоть отбавляй.

            Так что, когда после просмотра ролика о Зойкиной непутевой жизни Великий Герцог Асмадей, по горло загруженный выпитым коньяком, уже после отбытия Архистратига в свою резиденцию, поманил его пальцем, Шмаэль понял, ничего хорошего ждать не стоит. Так и случилось.

— Ты, вот что, Голуба моя, — Трехголовый дыхнул на него крепким коньячным запахом. – Ты мне эту барышню доставь для приватного разговора. Не возражай, не возражай, уважаемый.— Остановил Герцог, пытавшегося, что-то произнести Шмаэля, коротким жестом руки. – Знаю я, что ты мне скажешь. Мол, как же так. Мол, Архистратига надо ввести в курс дела. Без его резолюции и так далее… — Так, вот. Архистратигу не до барышень будет. Ему с этим балбесом, как его?

— Со Стрючковым. – Напомнил Шмаэль.

— Во-во. Со Стрючковым разгрести нужно. Фемида, если я не ошибаюсь, за последнюю тысячу лет такой вердикт вынесла на обсуждение впервые. Раньше все понятненько было: грешил, воровал, пьянствовал, возжелал жену чужую, я уж про убийства и не говорю, короче, забыл про заповеди – наш человек. А теперь, вона, как. Вроде, все, тоже самое, однако, вовсе и не тоже. Ведь видно и понятно — ну, грешит, дальше некуда. Так давай его сюда, на цугундер. А он раз и на детский дом малую толику отделил. Вроде, как благое дело. Детишки это святое. Или, без микроскопа видно, на нем клейма ставить негде. А он раз, и храм на горе отгрохал. Вот тебе и весь хрен, до копейки.

— Какой, какой хрен. – Не понял Шмаэль.

— Какой, какой, да вот такой. До копейки. — Трехголовый изобразил неприличный жест рукою. — На Земле так сейчас многие говорят. Но я не про это. А про что же это я? – Великий Герцог с досадой почесал за ухом.— Ну, вот мысль мою загубил.

— Хрен на горе отгрохал. И весь храм до копейки. — Посмеиваясь, напомнил последнюю мысль Великого Герцога Шмаэль.

— Ну, да, и весь храм, тьфу ты, хрен а не храм. Но все равно — до копейки. Да и остальное все в том же духе. Научились людишки за последние двадцать лет и с Богом ладить, и с Чертом. Одновременно. Вот, отсюда и путаница. Но раньше как-то выкручивались. Все-таки, что-то явно перевешивало. Грехи ли, благостность. А тут видишь, какой хитрец этот твой, Сморчков.

— Стрючков. – Поправил Великого, но весьма пьяного Герцога, Шмаэль.

— Да, какая разница, Стрючков, Сморчков, Сверчков. Все они одним миром мазаны. Так и норовят грешки свои благими делами прикрыть. И, чем больше грешков, тем надежнее стараются их прикрыть. Научились, засранцы эдакие. – Великого Герцога изрядно качнуло. Шмаэль попытался поддержать его под локоток:

— Я сам. – Великий Герцог вырвал руку. – Вот я и говорю. Научились, засранцы эдакие. – Чему научились эти засранцы, великий Герцог так и не договорил. Переключился на другую тему:

— Завтра на Президиуме долго разбирать этого Сучкова будут. – Шмаэль не стал поправлять Трехголового. Понял – бесполезно. Великий Герцог продолжил неожиданно абсолютно трезвым голосом, вроде и не пил ни грамма:

— Вот пока они там будут дискутировать по этому поводу, ты мне барышню и подгони ненадолго. Никто и не заметит. Сюда, к себе и подгони. А заметят, ничего страшного, Не до того будет. Да и ты не лыком шит. Найдешь, что сказать. А уж, за мной не пропадет. Ты меня знаешь.

— То-то и оно, что знаю. – Обреченно пробормотал Шмаэль.

— Что? — Не расслышал Великий Герцог, или вид сделал, что не расслышал.

— Я говорю, знаю. За вами не пропадет.

— Вот, вот. – Довольно улыбнулся Асмадей, одновременно обеими руками залез в карманы камзола, вынул обе головы, а надо сказать, что во время просмотра Зойкиной истории, Архистратиг заставил Великого Герцога убрать лишние. Уж больно рьяно реагировали бычья с бараньей на все происходящее на экране. Так вот достал Герцог обе головы, прицепил их на место. Галантно поклонился Шмаэлю и направился к лифту. Шмаэль услышал, как баранья проблеяла в нетерпенье:

— Ну, расскажи же, расскажи. Чем вся эта история с девчонкой закончилась? Нам из кармана ничего не видно было.

— И на слышно. – Промычала бычья голова.

… Вот такие вот делишки навалились на нашего Шмаэля. Ну, «куда было бедному крестьянину податься». И впрягся наш эмиссар в это дело «по самое не хочу».

Глава четвертая

Очнулась Зойка в ба-а-льшом недоумении. И, что же это было? И было ли все это вообще? Или привиделось от большого, постигшего ее горя? Но горя, как такового, ни большого, ни маленького, не ощущалось. Наоборот, душа была легка и воздушна. Хотелось порхать и петь, смеяться и радоваться, неважно чему. Просто хотелось, и все. Но, все это в душе. Внешне же Зойка ни чем не выдавала своего восторга. Напротив, оставалась сдержанной и спокойной. Хотя, некоторая растерянность в ней, несомненно, присутствовала. Что же это все-таки было? Она осторожно огляделась.

— Комната – та же, моя. Диван – тот же. — Она для верности ткнула в его мякоть кулачком. — И диван мой. — Но, что-то во всем этом было все-таки не так. И она никак не могла понять, что. Повернула голову в сторону окна. Из окошка струилось нежное голубое сиянье, которого никак не могло быть, потому что до ее далекого десятого этажа, никакой свет от фонарей во дворе просто не доставал. А, если принять во внимание, что половина фонарей и вовсе не горели, то появление этого сиянья из окошка было, как минимум странным. Она подошла к окну, осторожно отодвинула штору:

— Ну, вот, все яснo. – Совсем не удивилась Зойка. – Могла бы и раньше догадаться. – За окошком сияла мириадами звезд бездна. – Зойка считала себя девушкой продвинутой и даже где-то образованной, и потому регулярно смотрела каналы ТV 3 и РЕН ТV, а, в связи с этим была в курсе всех последних новостей о посещении пришельцами нашей Земли и в древние времена, и, тем более, в нынешние. Была в курсе всех последних сообщений о контактах Землян с пришельцами. Немного завидовала счастливчикам, которые после этих контактов получали всяческие сверх способности в подарок, и тайно ото всех мечтала и надеялась, что ей когда-нибудь повезет, и с ней случится нечто подобное. Так что обескуражить ее теперешней ситуацией было весьма трудно, практически невозможно, хотя ситуация для любого другого, прямо скажем, была бы «хуже губернаторской». Она огляделась по сторонам, подумала:

— Как интересно-о-о. Это что ж, они меня к себе притащили? Прямо со всей квартирой? Ну, дают, лунатики. И для чего я этим герцогам с эмиссарами понадобилась. Неуж-то опыты ставить будут. Да и черт с ним. Пусть ставят. Все равно жизнь пропала. А тут, какое-никакое, а разнообразие. Лишь бы не больно. – Она огляделась по сторонам – А может, я все-таки сбрендила? – Но, на всякий случай, позвала:

— Эгей! Господа хорошие! – Ей показалось, что такое обращение в данной ситуации будет самым уместным. – Куда же вы все подевались? Шмаэль! Шмаэльчик, покажись. Да, что ж это такое? То являешься, не званым, а то не дозовешься. – Зойка, полностью освоившись в данной обстановке, уселась в кресло, где до того обитал эмиссар по особым поручениям, увидела оставленную им пачку сигарет, достала одну, но вовремя опомнилась, засунула обратно, отбросила на столик:

— Ну, и что же мы дальше делать будем? – Спросила она себя.

            Что бы мы делали дальше, никто не знает, потому что в этот момент сама по себе загорелась верхняя люстра, затем бра над диваном, настольная лампа на тумбочке и даже свечка в подсвечнике, которую она ни разу не зажигала. Берегла новогодний подарок Пердачка Валеры. Дверь отворилась и из кухни появился Шмаэль.

— Очнулись, Зоя Николаевна? Вот и хорошо. Самое время. А я уж вас будить собирался. Вы, я вижу, уже разобрались в обстановочке. –

— Чего тут разбираться. Не такая уж и сложная бухгалтерия. – Зойка насмешливо глянула в сторону молодого человека.— Одурманили. Похитили. Затащили к себе. Я согласия не давала. Правда вы не особенно и спрашивали. А еще интеллигентные люди. Или, кто вы там? Вы из какой галактики? Из нашей, или из соседней. А может из параллельного мира? Тут, рядышком. – Зойка проявила всю свою эрудицию, почерпнутую вечерами из телевизора, когда любимый бывал на службе. – Она еще многое могла бы сказать Шмаэлю, развивая свою любимую тему, но тот жестом остановил ее:

— Знаю, знаю, Зоя Николаевна, вы в этой области дока …

— А что, я не права? – попыталась перебить его Зойка. Но Шмаэль вновь остановил ее жестом руки:

— Правы, правы, Зоя Николаевна. Только не совсем.

— Что значит, не совсем?

— Я постараюсь объяснить, – терпеливо произнес Шмаэль, – если, конечно, вы меня перебивать не будете.

— Не буду, не буду. – Зойка провела пальцами вдоль губ, будто застегивала невидимую молнию. – Молчу.

— Вот и отлично. – Шмаэль присел на спинку дивана. – Времени у нас с вами не так много, потому объясню все вкратце. — Он глянул на нее в упор. – Скажите, уважаемая Зоя Николаевна, вы в бога веруете? Только честно, и без лишних слов — Зойка показала пальцем на свой рот. – Ничего, сейчас говорить можно, даже нужно.

— Да, кто ж в него нынче не верит? – Она вновь повторила движение пальцами, только в другую сторону. — Даже те, кто раньше и не думал никогда о боге, теперь вона как, из церкви не вытащишь. Вы пойдите на любой престольный праздник, не протолкнуться. Уж такие все верующие, такие все верующие, хоть завтра в монахи постригай.

— Я не про всех, Зоя Николаевна. Я конкретно о вас.

— А я-то, что ж. Не такая, как все, что ли? Мы не хуже других. Может быть не лучше. Но уж, наверняка, не хуже. Это точно. Только к чему вы все это?

— Минутку, Зоя Николаевна, минутку. Сейчас все поймете. – Шмаэль поднялся со спинки дивана, вышел на середину комнаты. – Вот вы только что про пришельцев толковали. Это не совсем так. То есть, в некотором роде, я, на самом деле, представляю, не совсем людей, а точнее совсем не людей.

— Вы с того света, что ли? – Перебила его Зойка. – Ну, так и говорите. Чего тут рассусоливать.

— Экая вы, конкретная, Зоя Николаевна. Ну, почему же сразу с «того света», хотя доля истины в ваших словах, по вашим, людским понятиям, несомненно есть. – Шмаэль попытался продолжить:

– Так вот, как и везде, сообщество, которое я представляю сегодня здесь, имеет весьма сложную и запутанную структуру, сущность которой я вам излагать не буду. Да, вам это и не к чему. Скажу вам по секрету, — Шмаэль зачем-то огляделся по сторонам,— я и сам, за все времена, не до конца разобрался во множестве тонкостей устройства нашего с вами мира. Да, да. Нашего, с вами. Я не ошибся, потому что наши с вами миры связаны неразрывно и соприкасаются друг с другом чаще, чем вы думаете. Но мне, как и вам, все тонности вовсе и ни к чему.

— Что-то вы мудрено выражаетесь. – Не вытерпела Зойка. – Вы, попроще, попроще, глядишь, я и пойму.

— Да, вы правы. К чему мудрить. Ну, в общем, у нас там, — Шмаэль махнул рукой куда-то за спину в сторону Зойкиной кухни, — правят миром две основные силы. Ну, как у вас здесь, правящая партия и всякие оппозиции. То есть, правит-то одна, а вторая, как бы это поточнее выразиться … в общем, тоже не прочь порулить, только получается у них неважно, не допускают их к рулю. Но, они тоже не лыком шиты, и надежды не оставляют…

— Короче, Спиноза. – Зойка решительно вмешалась. – Что вы, все вокруг да около. Про вашу войну Бога с Чертом не Земле сегодня даже в младшей группе детского сада знают. Так что, не морочьте мне голову. А вы-то сами, на чьей стороне? – Зойка сверкнула глазами.

— Я-то, как раз – нейтралитет. Потому мне и поручили эту миссию. – Шмаэль вновь уселся на подлокотник дивана. – Но, если принять во внимание…

— Погодите вы, во внимание принимать. От меня-то вам, любезный, что нужно? Ко мне-то вы, зачем пожаловали? – Зойка надоело это пустословие, и она, как всегда решила взять инициативу в свои руки. – Я-то, каким боком в вашей борьбе за власть?

— Всему свое время, Зоя Николаевна, всему свое время. – Шмаэль вскочил с подлокотника, вновь вышел на середину комнаты. Встал в позу. – Сейчас вы будете иметь честь предстать лично перед Его Высочеством, Герцогом Асмадеем, который удостоил вас своим посещением. Все остальное вы услышите от него самого, если он посчитает нужным посвятить вас в суть проблемы. Прошу не удивляться и уж, конечно же, не пугаться. Наш Герцог, как бы это помягче выразиться, вида не совсем обычного. Ну да с вами сегодня столько разного и необычного произошло. Думаю, это вас не испугает. Впрочем, все увидите сами.— Шмаэль подошел к кухонной двери, распахнул ее, громко произнес деревянным голосом мажордома:

— Великий Герцог Асмадей со свитой. — Cам же, быстро, отскочил в сторону. И правильно сделал. Замешкайся он хоть на секунду, смело б бедалагу ворвавшимся вихрем, моментально. Вихрь ворвался в Зойкину комнату, закрутился под потолком, облетел люстру, пронесся вокруг самой Зойки, не задев и волоска на ее голове, и распался на отдельные фигуры, расположившиеся вдоль стен и у окошка. Фигур было великое множество, а они все прибывали и прибывали, влетая из кухни. И, вот что странно. Несмотря на Зойкину малогабаритку, а именно такой была у нее, хоть и трехкомнатная, но весьма скромная квартирка, в комнате теснее не становилось. И всем вновь прибывшим откуда-то в ней находилось место. Внезапно свет замигал. Сверкнуло что-то очень похожее на короткое замыкание. Раздался сухой треск, отдаленно напоминавший разряд грома, запахло чем-то вроде серы, а может быть какой-то другой химической дрянью, и на диване, из ниоткуда, образовалась странная личность о трех головах в крахмальной сорочке с галстуком бабочкой, великолепном черном фраке и нелепыми петушиными ногами, которые личность эта аристократически закинула одну на другую.

            Нужно ли говорить, что ничего подобного Зойке до сего дня видеть не доводилось. Хорошо, что Шмаэль заранее предупредил ее. И все-таки она была потрясена и потеряла дар речи. Более того, она, никак не могла взять в толк, как же ей вести себя дальше. Она понимала, что перед ней тот самый Великий Герцог Асмадей. Именно с ним она давеча говорила по телефону, и который, как, только что, сказал ей Шмаэль, удостоил ее чести, предстать перед ним. Она понимала, нужно как-то действовать, потому что Великий Герцог замер на диване, гордо откинув назад все три головы, и орлом, сверху вниз поглядывал на Зойку.

            Это только на первый взгляд сцена могла показаться комичной. На самом деле она была достойна самой высокой трагедии. И ситуация, по большому счету, была весьма и весьма далека от комедийной. Представьте себе на секунду, молодую женщину в окружении ворвавшихся в квартиру, да еще среди ночи, ну пусть не ночи, пусть только среди вечера, все равно страшно, неизвестно откуда, неизвестно кого и неизвестно зачем. С ума сойти. Любой другой, на месте Зойки так бы и поступил. Съехал бы потихонечку с катушек, спрятался под кровать или в любой другой укромный уголок, и затаился там дожидаться лучших времен или, на крайний случай, дежурной бригады из психушки. Но не такой была наша героиня.

— Чертовщина, какая-то. – Мелькнуло у нее в голове.

— Вот именно, Зоя Николаевна, самая настоящая чертовщина. – Произнес Великий Герцог, услышав ее мысли. – Это вы правильно заметили. Но, не пугайтесь. Тут вам никто ничего плохого не сделает.

— Вот еще. Стану я пугаться. – Зойка нашла в себе силы мило улыбнуться. – Я же вижу. Вокруг меня только порядочные … — Зойка попыталась найти подходящее слово, но, так и не подобрав подходящее, ляпнула, — только порядочные люди.

— Ну, если уж быть совсем точными, не совсем люди. Но, вот насчет порядочности, это однозначно, это сомнению не подлежит. – Великий Герцог, качнул бычьей головой, заморгал овечьими глазами и растянул губы на лице, что, по-видимому, должно было означать ответную милую улыбку и высшую степень любезности и признательности.

— Однако, времени у нас с вами не так много, поэтому перейдем сразу к делу.

— Да я, в общем-то, не против. – Зойка потихоньку приходила в себя. – Только, понять не могу, какие такие дела могут связывать Великого Герцога и простого менеджера, среднего звена…

— Судьба. Судьба у вас такая, милочка. Так карты выпали. Кости легли. Шарик прокатился. Вы в казино играете? Нет? – Удивился Герцог увидев, что Зойка слегка повела головой из стороны в сторону. – А напрасно. Премилая штучка, я вам скажу. Вот там-то и понимаешь, от чего зависит твое будущее, а, иногда и вся оставшаяся жизнь. От какого-то шарика или кусочка картона с нарисованным на нем клоуном, которого все почему-то называют Джокером. Одним словом – Судьба. Попробуйте, как-нибудь, на досуге. Думаю, вам это понравится.

— Да, куда уж нам в калашный ряд. – Зойка решила, что не будет большим грехом прервать Великого Герцога. – С нашими-то доходами, только по казино играть.

— Кто знает. Кто знает. – Загадочно произнес Великий Герцог. — Все может измениться, Зоя Николаевна. « Все может измениться в миг один, один момент. С девчонкой озорницей познакомился студент…» — Пропел он на три голоса. И дальше, как обычно:

— Судьба, она ведь так непостоянна. Если не ошибаюсь, ваша девичья фамилия Исайкина? – И, увидев утвердительный кивок, легко поднялся с дивана:

— Вот видите, как. А по мужу, если я что-то не путаю, вы – Ионова? – Зойка вновь кивнула утвердительно. – Ха-ха-ха. Как все удачно складывается. – Все три головы Герцога заблеяли, замычали и захихикали. – Это ж надо. Такое совпадение.

— Вы уж извините меня убогую, но, может, все-таки расскажите, в чем тут дело? Похоже, это и ко мне имеет кое-какое отношение. – Зойка скромно потупила очи.

— Обязательно, Зоя Николаевна. Обязательно и всенепременно. Немного терпения, и все узнаете. – Великий Герцог, пританцовывая, зацокал по линолеуму коготками, подскочил к Зойкиному креслу, легко поднял его в воздух вместе с Зойкой и, неожиданно, чмокнул ее всеми тремя головами в губы и оба уха соответственно. Зойка, даже пикнуть не успела, как вновь была поставлена на место:

— Извините, голубушка, не сдержался. Эмоции, понимаешь. Избыток чувств и все такое, прочее. — И сделал перед Зойкой глубокий реверанс на французский манер.

— Да, ладно. Чего уж там. Дело житейское.— Зойка старалась незаметно вытереть рукавом обслюнявленное бычьей головой ухо. – Только. В следующий раз, предупреждайте. А то, уж больно неожиданно. Так с испугу и родить можно. — Пыталась она пошутить.

— Вот-вот. Именно, родить. – Радостно воскликнул Великий Герцог. — Не больше и не меньше. Только еще не сегодня. Ну и не завтра, естественно. – Он достал из кармана смартфон, покопался в нем секунду. – А вот, скажем, к марту, следующего года, было бы в самый раз. Как там, у Александра Сергеевича? «И к исходу сентября, родила богатыря». Ну, у Пушкина в сентябре, мы же с вами постараемся к марту. Что вы на это скажете, Зоя Николаевна?

Зойка, ошалело, смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова, наконец, собралась с духом:

— Это кто же постарается? Уж не вы ли в папаши метите?

— Я, может быть, и не против, Зоя Николаевна. Но это не моя песня. Герцог сокрушенно развел руками. — Да и в вашем взоре, что-то большой любви ко мне не наблюдается. И потом, кто бы у нас с вами родился? «Ни мышонок, ни лягушка, а неведома зверушка». Все-таки, Александр Сергеевич гениален. Я после каждой с ним встречи, все больше и больше в этом убеждаюсь. – На секунду отвлекся Великий Герцог. — Нет, Зоя Николаевна, вы другому принцу предназначены.

— И кто же меня этому загадочному принцу предназначил? – Зойка в упор глянула в глаза Великому Герцогу.

— Судьба, Зоя Николаевна. Я ведь уже говорил. Не больше, не меньше. Судьба.— Великий Герцог отвел взгляд и. – А, против судьбы, как говориться…

Зойка не дала ему договорить:

— Ну, вот, что, Ваше Высочество, не знаю, как у вас там принято?— Она ткнула пальцем в сторону кухни. – А у нас тут, — показала она пальцем в пол, — на Земле, своей судьбой каждый занимается исключительно сам. И у нас не особенно приветствуется вмешательство посторонних в чужую судьбу. За это и в лоб получить можно, а — то, и срок схлопотать, если, конечно, нет предварительной договоренности.

— Именно для этого я и здесь, чтобы достигнуть, как вы, только что, выразились, предварительной договоренности. Хотя, ваше мнение, в данном случае, никакой роли не играет. Все уже решено за вас, уважаемая, Зоя Николаевна.

— И кто же это все решил за меня? – Пошла в наступление Зойка, руки в боки.

— Судьба. Я ведь вам сказал уже. Судь-ба. – Великий Герцог виновато улыбнулся, вроде как не в силах что-либо изменить. – Так совпало. Ваша девичья фамилия, — начал перечислять он, — фамилия по мужу. Одно к одному.

— Вы меня совсем запутали. – Зойка так просто не хотела сдаваться. – А фамилии мои здесь причем?

— В них-то, как раз, все и дело. – Великий Герцог жестом пресек Зойкину попытку вставить словечко. — Вы Исайкина по отцу. Так?

— Так. – удивленно произнесла Зойка.

— И Ионова по мужу. Так?

— Ну, так. – Кивнула Зойка.

— Вот в этом все и дело. Исайкина – от прока Исайи, а Ионова – от Ионы. Так что, готовьтесь, Зоя Николаевна, будем рожать.

— Ничего себе. – Возмутилась Зойка. – Вы, что ж думаете мне родить, все равно, что вам чихнуть? И причем тут пророки какие-то? – Она еле сдерживалась, чтобы не сорваться. – Где пророки? И где я?

— Не так уж и далеко, уважаемая Зоя Николаевна, не так уж и далеко, по меркам вечности. Какие-то полторы-две тысячи лет – миг один. И, возможно, вы одна из живущих сегодня пра-пра-пра… и так далее, его, Исайи внучка. Потомок, так сказать. Я, конечно, на сто процентов не утверждаю, но и опровергнуть меня на сто процентов никто не сможет. А потому будем придерживаться моей версии. Так что вы, как не гляди, самая подходящая кандидатура для нашего проекта.

— Да вы бы хоть сказали, о каком проекте идет речь. – У Зойки не осталось сил сопротивляться Великому Герцогу, и она готова была позорно капитулировать.

— Вот это другой разговор. – Великий Герцог расплылся в улыбке. – А-то, причем тут я. А притом, уважаемая Зоя Николаевна, что в нашем проекте вы есть ключевая фигура. И роль вам предстоит наиглавнейшая и ответственейшая.

— И какая же? Кроме того, что я вам там кого-то родить должна? – Зойка устало глянула на Великого Герцога.

— А вот этого знать вам, уважаемая Зоя Николаевна, пока рано. Скажу только одно. Роль эта возвеличит и прославит вас в веках, да, что там, в веках, счет идет на тысячелетия, если не на вечности. Вам будут поклоняться целые народы, чтобы не сказать больше. Я имею ввиду, все человечество Земли. А вам только и нужно, что подарить миру нового Мессию, но нашего Мессию, нашего Нижнего Мира. Пришло время. Все так складывается. Помните у Маркса, верхи не могут, а низы, сами понимаете, не хотят. Его определение этой самой революционной ситуации. Не так уж и не прав был старикашка, хотя, к слову сказать, во многом заблуждался. Взять хотя бы…

— Слушайте, что вы мне голову морочите? Какой Маркс, какая революционная ситуация, какой, такой Мессия, наконец? – Зойка окончательно перестала, что-либо соображать. В голове был сумбур и непроглядная метель.

— Рано, рано, уважаемая Зоя Николаевна. Всему свое время. – Великий Герцог одернул фалды фрака. – Вас известят. — И добавил через паузу. — Своевременно. – Он резко развернулся от Зойки и направился к дивану. – На этом и закончим. – Произнес он тоном, не терпящим возражений. Сел на диван, закинув ногу на ногу, как и в начале. Гордо глянул сверху вниз на Зойку всеми тремя головами, как и в начале. Вспыхнул коротким замыканием. Затрещал отдаленным громом. добавил химии. И исчез, вместе со свитой, не попрощавшись.

— Ну, полный маразм. – Зойка без сил рухнула в кресло. – Повезло, так повезло. Вот, тебе, бабушка, и Юрьев день. – И громко зашмыгала носом, не в состоянии больше себя сдерживать.

Глава пятая

— Значит, так, уважаемый Шмаэль. – великий Герцог Асмадей довольно потирал руки. – Все складывается, как нельзя лучше.

— Простите, Ваше Высочество. – Опасливо перебил Герцога Шмаэль. – Но что мне с барышней делать?

— А, что с ней делать? Ничего не делать. Отправь ее назад, и пусть ждет своего часа. Да, — уточнил Герцог, — не забудь, пожалуйста, стереть в ее памяти сегодняшние события. А впрочем, я сам. Там надо выборочно, выборочно. Чтобы кое-что у нее в голове все-таки осталось, смутненько так, но, все-таки осталось. Когда придет время, она все должна вспомнить. Осознанно все должно быть. Осознанно. Но, какая удача! – Герцог все никак не мог успокоиться. – Какая удача.

— Простите, Ваше Высочество, а в чем удача-то? — Не удержался от вопроса Шмаэль.

— Ну, что уж ты, уважаемый. – Укоризненно глянул на него Великий Герцог. – Ведь так все просто. Мог бы и сам догадаться. Вроде не дурак. Голова хоть и одна, а все-таки варить иногда должна. У меня вон баранья, и та давно сообразила, что, к чему. А тебе-то уж стыдно, голуба моя, стыдно. – Великий Герцог, шутя потрепал Шмаэля за ухо. – Ну, да слушай. Из колена она Вениаминова, или к Исайе ни имеет, ни какого отношения – роли не играет. Главное, как я уже говорил, опровергнуть этого никто не сможет. Вопрос тут чисто политический. Как же. Потомка Пророка, или нет, не потомка.

— Наверное, правильно потомачка. – Вмешалась баранья голова.

— Да и не потомачка вовсе. – Промычала бычья.

— Да, погодите вы, знатоки русской словесности. — Великий герцог похоже окончательно заблудился в трех березах. — Сам соображу. Ну, в общем, потомок женского рода. Так верно будет. – Нашелся он. — И так, потомок женского рода Пророка, побывавшего у самого престола всевышнего на седьмом небе, и вдруг такой конфуз. Во-первых – шлюха, а во-вторых, рожает Мессию от Нижнего Мира. Скандал. А тут еще и муж ее Ионов, вроде как от колена самого Ионы из Гафхефера, сына Амафии. Сию версию тоже опровергнуть сложно. Иона уже пытался однажды бежать от Господа. Теперь вот потомок его, вот тут «потомок» будет к месту, — связался с блудницей. Одно, к одному. Как там говорят на Земле: «Яблонька от яблочка … или …? Ну да не важно. – Великий Герцог рукой рубанул воздух. – Главное, во время взять ситуацию в свои руки. — И сжал ладонь в кулак. — И уже не отпускать до конца. А там и выборы. Голосование. Поди-ка, отмойся. Вот то-то и оно. И наше большинство в кармане. То есть в сенате.

— Но, это же чистейшей воды блеф. Афера. Тут и ежику понятно, что все за уши притянуто. – Неуверенно возразил Шмаэль.

— Ну и что, что блеф? Ну и что, что афера? Нам надо запустить этого самого ежика в полет, что мы и сделаем, а там пусть доказывают, кто верблюд, а кто, другое животное. Время будет упущено, и это главное. Но, тебе это, ни к чему. Политика, не твоя тема. Ты свое дело сделал, и сделал хорошо. – Великий Герцог вновь дружески потрепал Шмаэля за ухо. – Ты знаешь, за мной не заржавеет.

— Боюсь я, Ваше Высочество. – Шмаэль опасливо поежился. – Узнает Архистратиг, а он непременно рано или поздно узнает, тут и к бабке не ходи. И как мне тогда? Вам-то, что? Вы нырнули в свою Преисподню. С вас и взятки — гладки. Отсидитесь у комелька. А на меня все шишки. — На эмиссара было жалко смотреть.

— Однако, трусоват ты, голубь мой. Вот уж не думал. С виду такой молодец, а как до дела, слабак слабаком. Раньше надо было бояться. А теперь-то что? Все уже сделано. Что ж ты, раньше-то не отказался? – Великий Герцог презрительно улыбнулся.

— Как же, вам откажешь. – У Шмаэля на глаза навернулись слезы. – Поставили перед фактом. Никакого выбора не оставили.— Громко всхлипнул он.

— Ну, ну, не дрейфь. Мы своих не бросаем. Ну, рисканул немного. Не без этого. Но уж если мы эти выборы выиграем, а мы их непременно с такими аргументами выиграем, представляешь, какие перед тобой перспективы откроются? Ради этого стоило рисковать. Ну, а до крайности дойдет, вали все на меня. Дескать, запугал, припер к стенке, задавил авторитетом, заставил подчиниться. И весь разговор. Думаю, этот вариант прокатит.

— Хорошо бы. – Шмаэль чуть успокоился. – Да и что, в самом деле, теперь. Правильно вы сказали, Ваше Высочество, дело сделано. Теряя голову свою, что ныть по волосам. Теперь уж будь, что будет. – И обреченно вздохнул.

— Ну, вот. Ты уже стихами заговорил. Значит, не так все плохо. Ничего, уважаемый, походишь еще и с головой, и с волосами. И сегодняшний день с усмешкой будешь вспоминать. «Ай, да я! Как верно я тогда свой выбор сделал». Это я про тебя, естественно. – И Великий Герцог, опять не попрощавшись, вместе со свитой, растаял в дымке голубой.

— Черт меня дернул, ввязаться в это дело. – Шмаэль безнадежно вздохнул. — Хотя, ведь, Черт и дернул. И никуда от этого не денешься. Ну, да Бог не выдаст, свинья не съест. Да, что я, в самом деле. То одного поминаю, то другого. Как бы беды не накликать. Ладно, дела надо делать. А там видно будет. — И пошел себе понуро и обреченно назад в Зойкину комнату, хвосты подчищать.

Глава шестая

Солнечный лучик коснулся Зойкиного лица, пробежал вверх от подбородка до глаз и защекотал веки. Веки задрожали, легко открылись, и Зойка проснулась. Радостно, чуть слышно, засмеялась. Не вставая с постели, откинула одеяло и несколько раз энергично вскинула ноги кверху. Затем так же энергично подтянула их к подбородку, резко выпрямила, быстро соскочила с кровати и, что-то напевая, вприпрыжку побежала в ванную. Стоя под душем, она попыталась понять причину сегодняшнего приподнятого настроения, но ответа не находилось. Вместо этого в голове проявились какие-то неясные образы, то ли остатки ночного сна, то ли отрывки вчерашнего позднего ужастика, который она досматривала в полудреме, а потом и вовсе уснула, так и не увидев финала. Зойка выключила душ, завернулась в махровую простыню, подарок еще Федора Петровича, промокнула все тело и, отбросив простыню на край ванной, глянула на себя в зеркало. То, что она увидела, ей понравилось:

— Нет, ничего еще. Сойдет с горчичкой. – Она крутнулась одним боком, затем другим. Ладошками приподняла чуть отвисшие тяжелые груди так, что они соединились друг с дружкой и по середке образовали весьма заманчивую ложбинку в форме латинской буквы V, затем опустила руки на живот, ласково провела по нему и бедрам, повернулась к зеркалу спиной, шлепнула себя по оттопыренным ягодицам, с уверенностью повторила:

— Нет, ничего. Совсем ничего. – И с удовольствием показала своему отражению язык.

 К великому Зойкиному изумлению отражение в зеркале не приняло ее игры, напротив, сделало строгое лицо и сурово погрозило пальцем. Зойка обалдела.

            А вы бы не обалдели, случись с вами такое? То-то и оно. Вот и Зойка тоже. Она медленно опустилась на край ванной, глядя во все глаза в зеркало. Отражение же, опершись обеими руками на зеркальную раму будто, заглядывая в окошко снаружи, произнесло:

— Ох, и любишь ты себя, девушка. Но, хороша, ничего не скажешь. – И дальше тоном, не терпящим возражения — Ну, чего растелешилась, бестыдница. Срам-то, прикрой. — Зойка, торопливо, одной рукой тщетно попыталась заслонить обе груди, а второй фигурно выбритый лобок, даже не стараясь понять, что с ней происходит:

— Да не так. – Отражение насмешливо улыбнулось. – Вон ведь, простыня рядом. В нее и завернись, и меня заверни. Прохладно, да и стыдно, так-то, нагишом.

— А кого стыдиться? Я здесь одна. Чего тут стыдного? – Зойка вдруг поняла, что разговаривает с собственным, отражением, но не удивилась и в простыню завернулась, а когда подняла глаза к зеркалу, увидела, что и отражение, как ему и положено, прикрыло свои прелести.

— Ничего себе, денек начинается. – Подумала она про себя.

— Погоди. То ли еще будет. – Прозвучал голос у нее в голове. И Зойка вновь почему-то не удивилась.

— Так, а ну-ка, давай выкладывай, что происходит? – Она в упор глянула в зеркало. А зеркало в упор глянуло на Зойку, как и любое другое отражение, ничего не ответив, лишь точно повторив, все ее движения. Зойка провела ладошкой по волосам. Отражение тоже. Зойка подняла руку вверх и пошевелила пальцами. Отражение тоже.

— Понятно, чистой воды переутомление от перенедосыпа. – Попыталась она превратить все в шутку, и направилась к выходу из ванной, напоследок обернулась и еще раз глянула в зеркало. Отражение глянуло на Зойку и помахало ручкой. Та пулей выскочила из ванной, быстро миновала кухню и плюхнулась на диван в гостиной. И тут же в голове возникла смутная картинка: какой-то урод о трех головах, а, напротив, в кресле приятный молодой человек:

— Шмаэль, кажется. – Неуверенно произнесла Зойка. – А тут, — она опустила глаза вниз и провела ладошкой по диванной подушке, — если я не ошибаюсь, Великий Герцог.

— Все верно, подруга. Не ошибаешься. – Зойка подняла голову и в Шмаэлевом кресле вновь увидела уже знакомую ей барышню из зеркала. Но уже одетую в ее, Зойкины, джинсы и, ее же, новую футболку от Нино Ричи. Контрафакт, разумеется.

Зойке странно и необычно было видеть себя со стороны живьем, а в том, что, напротив, в кресле сидела точь в точь она, ни секунды не сомневалась. И, надо сказать, что, несмотря на всю фантастичность сложившейся ситуации, Зойка себе весьма и весьма понравилась:

— Классно выглядишь в моем прикиде, подруга. Только я-то в чем ходить буду, если ты мои шмотки напялила? – Зойка машинально прикрыла простыней обнажившуюся левую грудь.

— Не волнуйся, подруга. — В тон ей ответило отражение. — Все твое при тебе осталось. — Там, в спальне, как висели на вешалке, так и висят.

— Это радует. – Зойка вновь поправила сползшую простыню. – Ну, что ж, давай знакомиться. Я так понимаю, про меня ты все знаешь. – Барышня в кресле кивнула утвердительно. – Так я и думала. А вот я про тебя – ничего. Было бы по честному, если б ты хоть, что-то рассказала о себе.

— Какие проблемы. Прямо сейчас и начнем. – Барышня уселась поудобнее. – Я та или, если хочешь, тот, кто всегда стоит за твоим правым плечом. От самого рождения и, уж извини, до твоего ухода из этой жизни. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю?

— Да, понимать-то я понимаю, — Зойке надоело все время поправлять сползающую простыню, она поплотнее обернула ее вокруг шеи и завязала крепким узлом. – Вот так будет лучше, — произнесла она, и повторила:

— Понимать-то я понимаю, да вот только, ничего не понимаю. Ты, это что же, вроде моего ангела хранителя?

— Любите вы, люди, все конкретизировать. Обязательно, каждый раз, вам нужно поставить точку над I. Ну, если тебе хочется, можешь меня и так называть. Но, я бы предпочла, что-нибудь по-проще.

— И, как же это? – Зойка с интересом глянула на собеседницу. – Мне, вообще-то тоже не очень хочется ангелом тебя величать. Но, раз уж мы общаемся, должна я к тебе как-то обращаться.

— А ты называй меня сестренкой, тем более, что это не так далеко от истины. Я с тобой столько лет вместе, что, хочешь, не хочешь, а сроднилась, ближе некуда.

— Ну, сестренкой, так сестренкой. – Легко согласилась Зойка. – Но, что-то ты, сестренка, до сего дня не торопилась со мной родниться?

— Ну, до сего дня, как ты выразилась, ты и без меня управлялась по жизни неплохо. Так что, необходимости, вмешиваться, не было.

— А сейчас, значит, необходимость такая появилась. И чем же она вызвана, необходимость эта?

— А ты не догадываешься? Или то, что с тобой сегодня ночью приключилось, обычное дело? Барышня в кресле взяла со столика рядом, оставленную, невзначай, Шмаэлем пачку сигарет, повертела ее в руке и ловко кинула Зойке. Зойка поймала, узнала злополучную пачку:

— Египетские.— Ахнула она.

— Вот именно, подруга, египетские.

— Так, все это на самом деле было? А я надеялась, ночным кошмаром обойдется. — Она жалобно глянула на собеседницу. – Ну, и что же мне теперь? Дальше, как?

— А вот это, подруга, тебе самой решать.

— Чего же мне решать, если я толком ничего не знаю. – Зойка по— настоящему растерялась. – Какие-то отрывки воспоминаний в голове пляшут. Сплошная путаница.

— Придет время, все вспомнится. И вот тогда, дорогая моя, ты и должна будешь сделать выбор, по какому пути пойти. – Зойкино отражение вскинуло руку открытой ладошкой. – Не перебивай. Знаю я, что ты спросить хочешь. Но тут я тебе ничем помочь не смогу. Не имею права. Повторяю, тебе самой и выбирать, и решение принимать. Но одно скажу уже сейчас. – Зойкино отражение в упор глянуло прямо в глаза Зойки. И от этого взгляда по всему Зойкиному телу побежали мурашки, а на верхней губе выступили мелкие капельки пота:

— От того, что ты решишь, многое будет зависеть в этом мире. Практически – все. Каким он будет завтра, послезавтра и на многие века вперед.

— Но, почему я? – Всхлипнула Зойка. – Мало на Земле других, что ли?

— Выходит, что мало. – Зойкино отражение тяжело вздохнуло и перешло к ней на диван. – Практически ни одной. Во всяком случае, так считают там. – Зойкино отражение указало пальцем в пол. – Там почему-то сложилось мнение, что ты происходишь из колена Вениаминова, и потому, на Земле единственный оставшийся в живых прямой потомок пророка Исайи, естественно, не считая твоего сына. Но он, как ты сама понимаешь, ко всему этому безобразию отношения, слава Богу, не имеет. Ты же, как и было предначертано в Пророчестве, и как это ни печально, всей своей прежней жизнью доказала, что, наиболее подходишь на роль матери Мессии от Нижнего Мира, а попросту — Антемоса. Зойкино отражение еще раз тяжело вздохнуло. — Вот такие дела, подруга.

— Какое пророчество? Какой Антемос? Кому чего я доказывала? Никому и ничего. Просто жила, как все остальные. Я одна такая на этом свете? Все так живут. Кому-то везет, а такие как я, карабкаются, карабкаются всю жизнь. Я живой человек, мне тоже счастья хочется. А, я его видела, счастье это? Да и что это такое — счастье? – Зойка была на грани истерики.— Все устраиваются, как могут. Я, что, виновата? Уж, такой меня создал бог или природа. Не все ли равно.— Она внезапно остановилась, что-то соображая. — А вот Трехголовый, — Зойка сделала паузу, — я сейчас припоминаю, заявил, что все у меня может измениться. И, я так думаю, не в худшую сторону. Судя по всему, Великий Герцог слов на ветер не бросает. — Непрошеные слезы обильно полились по ее щекам.

— Вот именно. Великий Герцог свое слово всегда держит. Так что, смотри, не упусти свой шанс. – Зойкино отражение сочувственно глянуло на нее и, неизвестно откуда взявшимся платочком, промокнуло ей щеки, а затем и нос вытерло. – Я же говорю, решать только тебе, и никому больше.

— И, что же, — Зойка взяла протянутый платок и громко высморкалась, — избежать мне всего этого, никак не удастся?

— Поздновато, сестренка. Все уже за тебя решено. Помнишь, Великий Герцог сказал: « Такова твоя судьба». Помнишь?

            Зойка неуверенно кивнула головой:

— Что-то припоминаю. — И вновь громко высморкалась.

— А судьбу свою, подруга, ты сама себе сотворила. Всей своей жизнью.

— Но, я же не думала, не хотела. – Зойка тыльной стороной ладошки размазала по щекам слезы.

— То-то и оно, сестренка. К сожалению, так бывает на Земле. Вы, люди, вначале зачастую что-то делаете, а уж потом о последствиях начинаете думать.

— Ну, правильно, Давай, вали все на меня. Конечно, это я виновата во всем, что творится в мире. – И Зойка в голос заревела. – Это я устроила одиннадцатое сентября. Это я организовала убийство Каддафи. И птичий грипп, тоже моих рук дело, я уж не говорю про вулкан в Исландии. И вообще, лучше бы мне не родиться, тогда и в мире было бы все по-другому. Так, что ли, по твоему?

— Нет. Не так. Пока не так. – Зойкино отражение накрыло своей рукой, Зойкину руку. – Но, все о чем ты сейчас сказала, может оказаться цветочками, по сравнению с тем, что случиться на Земле, если ты не сумеешь сделать правильный выбор. И, в конце концов, перестань реветь белугой. – Зойкино отражение довольно ощутимо шлепнуло ладошкой по Зойкиной щеке.

— Ты, чего дерешься? – Опешила та. – Думаешь, если ты ангел, так тебе все можно?

— А как мне было остановить твою истерику? Ну, извини, извини. Считай, что это была неудачная шутка.

— Ну и шуточки у вас, боцман. – Зойка заметно успокоилась и вновь обрела способность соображать. — Однако, шутки шутками, а выбираться из этого, как-то надо. Может, все-таки, подскажешь? – Она с надеждой глянула на нежданную гостью. И, боясь, что та сразу откажет, обеими руками схватила ее руку, прижала к груди, торопливо продолжила. — Ты все не говори, только намекни. Я понятливая, соображу, что к чему. А дальше, сама.

— Здрасте, вам. Ты, как в третьем классе, ей богу. – Гостья выдернула свою руку из Зойкиных ладоней. – «Я тут стишок подзабыла. Если к доске вызовут, ты намекни тихонечко. Я понятливая, сразу вспомню». Так, что ли? – И уже серьезно продолжила. — Нет, сестренка, подсказкой тут не обойтись. Ни какая подсказка в этой ситуации не поможет. Да и не нужна тебе подсказка. Скажу одно, хоть это и против правил. Прежде, чем принять какое-то решение или предложение, не обязательно от Великого Герцога, вместо него может быть любой другой, на секунду остановись. Загляни в себя. Прислушайся к своему сердцу, и оно обязательно тебе ответит. Это и будет самой лучшей подсказкой. И, скорее всего, самой правильной. Вот и все, чем я могу тебе помочь. И не обижайся, пожалуйста, я, правда, не имею права на большее. А если уж быть честной до конца, то и сама не знаю, что тебе посоветовать в этой ситуации.

— Вот так всегда. – Зойка решительно встала с дивана. – Все сама, все сама. Ну да ладно. Мне не привыкать. Как говорится, Бог не выдаст, свинья не съест. И не из таких передряг выпутывались. – Она на секунду замерла, что-то соображая. И неожиданно продолжила. — На худой конец приму предложение Герцога и дело с концом. – Зойка крутнулась вокруг себя на одной ноге, развела руки в стороны и отчаянно воскликнула. – А. что? Хоть поживу по-человечески. – И вновь крутнулась. Остановилась. В упор глянула на отражение и тихо проговорила, со странной улыбкой на губах. — Он мне все обещал. – Глаза ее заблестели и подернулись влагой. Вытянула руку вперед. Поводила указательным пальцем из стороны в сторону. — Ты сама сказала, Герцог свое слово держит. Считай, что это мне мое сердце подсказало.— И громко, и неприятно рассмеялась.

Эпилог

            А за гранью Великого Хаоса, у кромки пустоты, во всеми забытой вселенной, куда правители Верхнего Мира не заглядывали уже, Бог знает сколько вечностей, четыре всадника, глубоко поклонившись, каждый в свою сторону, стронули коней и погнали их, не разбирая дороги, через этот самый Великий Хаос, в сторону Земли все, сметая на своем пути.

                       

Часть третья

Командировка

Глава первая

            На продовольственном рынке в Юбилейном царил необычный переполох. Точнее, переполох был предсказуем. Так всегда бывало перед приездом губернатора со своей камарильей. Надо сказать, что рынок этот, был его любимым детищем. Он его создал, ввалив приличную сумму бюджетных денег, гордился сделанным. Постоянно пестовал и, естественно, наезжал с проверкой, как ему казалось, совершенно неожиданно, с тем, чтобы тут, на рынке, отловить перекупщиков, постоянно взвинчивающих цены, и дать спокойно торговать самим производителям. Дело, конечно, нужное и богу угодное. Естественно отлавливал он их не сам. Было кому. Но, вот, принять решение по провинившейся тетке, на пару рублей задравшей цену на пучок редиски, или прилюдно выговорить, обвинив в спекуляции мужичка, не успевшего сменить ценник, и выдворить его с рынка, как врага народа, это он никому не доверял, и трубил на всю губернию. Понятно, что этот астракизм снимался местным телевидением и, непременно, выходил в эфир. Идея достойная, но для уровня губернатора, у которого вверенное ему хозяйство, по площади и населению равное двум Франциям, обитало на грани дефолта, так как долги перед государством перевалили за второй десяток миллиардов, идея эта была, прямо скажем, мелковата. Да и цены тут были такими же, что и на остальных торговых точках города. Нет, во время парадной ревизии, о которой все на рынке знали заранее, они резко опускались, на полчаса, не больше. Потом же, после тожественного прохода и всех интервью телевидению и остальным СМИ, где главным действующим лицом выступало первое лицо губернии, цены благополучно возвращались на место, а первое лицо, так же благополучно и радостно возвращалось к себе в резиденцию, с чувством честно выполненного долга, чтобы приступить к более скучным делам. Но, «сколь веревочке не виться…». Правда, до петли дело не дошло. Однако, губернаторского кресла наш герой лишился, благополучно осев, в одном из столичных министерств, на должности, которую специально для него и придумали.

            Но это, так, к слову. Я не об этом. Просто, наша дальнейшая история началась именно на этом присно знаменитом рынке. Нет, она могла начаться и в любом другом месте, рынков в городе хватало. И не обязательно на рынке могла начаться наша история. Но, так уж случилось. А из песни, как говорится, слова не выкинешь.

            Ну, так, вот:

            В опорный пункт правопорядка, что находился рядом с мясными рядами, патруль привел двух странных типов.

— Так что, разрешите доложить, товарищ капитан. — Молоденький сержант, явный азиат из приграничных с Казахстаном районов губернии, заметно волновался. Он только вчера был переведен на это хлебное место, да и служить начал всего три месяца назад, и, чтобы удержаться на этом самом месте, из штанов выпрыгивал, лишь бы угодить начальству.

— Так что, разрешите доложить, товарищ капитан.— Повторил он и интеллигентно кашлянул в кулачок, видя, что, увлеченное компьютерными стрелялками, начальство никак не реагирует.

— Ну, чего тебе Сейсенбеков. – начальство с досадой отвернулось от компьютера.— Опять рецидивиста поймал?

— Так точно, товарищ капитан. Двоих. Мною задержаны два подозрительных гражданина и успешно доставлены в опорный пункт. – Широко улыбнулся Сейсенбеков и весело заблестел раскосыми глазами.

— Ой, Сейсенбеков. Беда мне с тобой. – Начальство обреченно вздохнуло, с безнадегой глянуло в сторону компьютера и с сожалением выключило его.— За сегодняшнее утро ты мне уже четвертый раз рецидивиста отлавливаешь. Оставь немножко и на завтра. Сегодня всех переловишь, что завтра делать будешь? Тем более, что тех троих, пришлось отпустить. Оказались законопослушными гражданами. – И, вновь, вздохнуло, тяжело. — Ну, давай, заводи. Кто там у тебя?

            Маленький Сейсенбеков широко распахнул дверь. Начальство, немало повидавшее разных разностей за долгие годы службы в милиции, а теперь и в полиции, прямо, скажем, остолбенело при виде вошедших личностей. Оно, начальство, было, открыло рот, собираясь, что-то сказать. Но раздумало, закрыло его, беззвучно. Встало из-за стола, медленно подошло к задержанным, молча, обошло их, сказало с выдохом:

— Ха! – И, так же молча, вернулось за стол.

            Картина, надо сказать, нарисовалась весьма живописная. Один из задержанных облачен был в длинную посконную хламиду, перепоясанную веревкой, на которой болтались два тяжелых ключа. На ногах онучи, на них грубые лапти. Огромную лысину на голове прикрывал малахай, не по сезону, а лицо по самые глаза заросло седой, давно не чесаной бородой. За плечами висела котомка из мешковины, а в руке корявый, отполированный до блеска посох, на который тот устало опирался.

            Второй, был его полной противоположностью. При всем, при том, что был он далеко «не мальчиком, но мужем», весь затянулся в красную кожу: штаны из кожи, куртка из кожи, вся в заклепках, красные кожаные «казаки» на ногах. На шее толстые цепи, штук пять, не меньше, на запястьях такие же, по две на каждом. На пальцах массивные перстни. Голову покрывала красная бандана, и в ухе висела серьга. А вот лицо было бородатым, как и у товарища. Правда борода была черной и тщательно ухоженной. За плечами болтался красный кожаный рюкзак, дорогой ручной работы, а в руках такой же корявый и старый посох, но только красный.

— Начальство пришло в себя и, на конец, произнесло:

— И откуда же вы такие взялись, голуби мои, сизокрылые. Кой бес вас сюда занес? – И с досадой откинулось в кресле, все еще с интересом разглядывая задержанных.

— Не поминай беса всуе, мил человек. – Произнес густым басом Седобородый, сильно окая. – Не успеешь оглянуться, он тут, как тут. – И трижды перекрестился.

— Не х… себе. Он меня еще учить будет, кого мне поминать, а кого нет. – Обиделось начальство опорного пункта.

            Седобородый укоризненно глянул на него и проговорил тем же басом, но так же спокойно и доброжелательно:

— Не гоже такое непотребство во рту держать. Ты же потом этим ртом пищу вкушать будешь. Не противно?

            Этого капитан снести, ну ни как не мог. Ему… при подчиненных … замечание… да еще кто? Какой-то там бомжара. Он медленно поднялся из кресла, запыхтел, упершись обеими руками в столешницу.

— Документы.— Неожиданно спокойно произнес он. Все-таки опыт службы – большое дело. – Документики у вас имеются? – И нахмурил брови.

— А как же. – Это уже произнес спутник седобородого. В отличие от товарища, произнес он свою тираду нормальным интеллигентным языком, сделав всего одну ошибку в слове «документы». – Все, как полагается. Вон они, у твоего подчиненного в руке. Все докУменты, — он сделал ударение на букву «у», — все, честь по чести, как и полагается.

— Ну-ка, что там, Сейсенбеков? Давай сюда. – И протянул за документами руку.

— Так, что, товарищ капитан, вот они. — Сейсенбеков сделал шаг вперед и, с готовностью, протянул капитану сверток. – Только, какие же это докУменты? – Сержант сделал ту же ошибку, что и задержанный, потом поправился и произнес правильно. — Насмешка какая-то.

— Разберемся. На то мы тут и поставлены, чтобы разбираться. – Капитан развернул первую бумажку. Посмотрел с одной стороны, потом с другой, что-то прочитал, беззвучно шевеля губами, перевернул и так, и эдак, вернулся к началу. Изумленно глянул на задержаных, потом снова на бумажку. Зачем-то вновь, полистал остальные. Бросил на стол. Сверкнул глазами.

— Вы, что же, граждане, поиздеваться над властью решили? – Голосом, не предвещающим ничего хорошего, почти ласково, произнес он.

— Ни в коем случае. – Ответил, смиренно, кожаный человек. – И мысли такой не держали. Мы к власти всегда с уважением.

— И с трепетом. – Добавил его спутник.

— Вот именно. – Продолжил первый. – Как вы только что сказали, — он рукой показал на Сейсенбекова, — вот этому достойному человеку. Мы законопослушные граждане.

— Тихие и скромные. – Вновь добавил его спутник.

— Законопослушные!? – Капитан взял со стола брошенные им бумажки. – А это, как называется!? Не издевательство, по-вашему!? — Потряс ими в воздухе. Развернул первую попавшуюся. Прочел: «Петр, сын Ионов родом из Вифсаида, что в Галилее. Распространитель ученья Христова от Вавилона до Рима. Первый епископ Вечного Города, передавший главенство над всей христианской церковью своим приемникам Папам Римским. В шестьдесят четвертом году новой эры распят на кресте императором Нероном, вниз головой. Обличен особыми полномочиями. Предъявлять по требованию».

– Это, который же из вас тут, первый епископ? — Капитан швырнул листок на стол. – Хотя, стойте. Не отвечайте. Сам угадаю. – Он ткнул пальцем в сторону седобородого. – Не иначе, как ты? Что, в самую точку попал? – Капитан расхохотался и захлопал себя по ляжкам. – Угадал. Угадал. По глазам вижу, что угадал. А, вот и второй докУмент. Тьфу, ты, докумЕнт. Ну, здесь все понятно и все ясно: «Михаил Архангельский. Архистратиг». Главное коротко. А чего рассусоливать и чернила переводить. Михаил Архангельский – и все тут. А почему не Московский или Петербургский? На худой конец, Саратовский, что ли? Архангельский, видишь ты. Ну, кто ж не знает Архангельского? Ты, Сейсенбеков знаешь? – Сейсенбеков растерянно помотал головой.

— Хочешь, познакомлю? — И, не дождавшись ответа, резко прекратил смех. — Ну-ка, проверь по сводке, не сбегал ли кто у нас с Алтынки из психушки?

— По сводкам, ничего такого не было. Я с утра все внимательно пролистал.— Резво отрапортовал Сейсенбеков.

— Так может, не заметил? Пропустил? Изучал невнимательно? – Капитан строго глянул на подчиненного.

— Никак нет, товарищ капитан. – Сейсенбеков приложил руку к груди. — Прочитал все от корки, до корки. Ничего похожего там не было.

            Задержанные, стоя по стойке смирно, на последних словах сержанта недоуменно переглянулись. Старший произнес:

— Да ты что, мил человек. Какая психушка? Нормальные мы. В своем уме и твердой памяти.

— И в твердой памяти. – Подтвердил кожаный человек, и, так же, как и Сейсенбеков приложил руку к груди.

— Нормальные граждане такие бумаги не предъявляют представителям власти. Если они действительно нормальные. — Капитан важно надул щеки, сел в кресло и скомандовал. – Ну-ка, срочно, вещи для досмотра. Сейсенбеков, проверь, что они там в своих котомках носят. – И добавил, уже как бы про себя. – Нормальные они.

            Сейсенбеков быстро подошел к старшему и потянул за котомку:

— Давай, гражданин, снимай свою торбу. Досматривать буду. – Задержанный, беспрекословно отдал котомку сержанту. Кожаный человек тоже, но уже сам, без приказа, быстро снял свой рюкзак и с готовностью протянул полицейскому.

— Держи и мою. – Произнес он. — Только запрещенного мы ничего не имеем. Знаем порядок.

            Сержант вывалил содержимое первой котомки на край стола перед капитаном. И верно. Внутри, с точки зрения представителей власти, не было ничего криминального. Так барахло. Зато то, что выпало из рюкзака кожаного человека, вызвало неподдельный интерес и у капитана, и у его подчиненного.

— И, что же здесь у нас такое? – Капитан привстал с кресла, перегнулся через стол и с интересом взял в руки планшетку айпада, положил перед собой. Затем быстро поднял со стола бумажник, опередив сержанта, который, уже было, совсем взял его в руку, и так же положил рядом. Остальное содержимое его явно не заинтересовало.

            Так. – Продолжил капитан. – Будем разбираться. Садись, Сейсенбеков, пиши протокол изъятия. Сержант, видно, процедура эта была ему хорошо знакома, уселся с торца стола и склонился над листком бумаги, готовый немедленно выполнить любое распоряжение начальства. Начальство же, по всей видимости, никаких распоряжений отдавать не спешило.

— Ну, что – Продолжил капитан, сделал паузу, многозначительно глянул на задержанных, и вновь повторил. – Будем разбираться под протокол. – И ничего не услышав от задержанных вновь произнес, но уже более многозначительно и с нажимом. – Так, что? Будем разбираться под протокол?

            Похоже, задержанные начали что-то понимать, потому что, глянув друг на друга, наперебой, разом заговорили:

— Да, зачем вам этот протокол. – Торопливо произнес кожаный человек. – Вполне обойдемся безо всякого протокола.

— Дался вам этот протокол. – Подхватил седобородый. – Чего бумагу зря переводить, чернила тратить.

— Тут дело не в бумаге и чернилах. – Капитан уселся в кресло, как бы невзначай, взял со стола бумажник, и завертел его в руке. – Тут дело, намного серьезнее. – Насколько серьезнее это дело, он сказать не успел. Его перебил кожаный человек.

— Вы, вот что, товарищ капитан, так, кажется, вас следует называть, проявите сочувствие. Мы люди не здешние. Издалека. Всех ваших порядков можем и не знать. Но, всегда готовы поправить непонятную ситуацию. Вы только скажите, что надо делать. Мы заранее согласны. Я, верно говорю? – Обратился он к своему седому спутнику и ощутимо толкнул его локтем в бок. Тот не заставил себя ждать, произнес низким басом столичного диакона:

— Истинно, глаголешь, сын мой. Согласные, мы. – Обратился он к капитану. — На все согласные. – Сдернул малахай с лысины. – Ты только скажи, что надо делать.

— Ну, а если вы согласные, — Капитан бросил бумажник кожаному человеку, — Мы тоже не звери. Всегда можем войти в положение. Правда, Сейсенбеков? – Тот с готовностью закивал головой и отложил ручку. – Вот, видите, и Сейсенбеков так же считает. – Продолжил капитан. – Так что, пожалуй, придется вам, граждане, заплатить штраф, ну, скажем, — он на секунду задумался, — за появление в общественном месте в виде, оскорбляющем человеческое достоинство. И тогда я, попробую, на все остальное закрыть глаза. И отправитесь вы, на все четыре стороны, и, кстати, документики свои не забудьте прихватить. – Капитан сгреб со стола бумаги задержанных, свернул их трубочкой и передал сержанту.

            Кожаный человек, быстро сообразил, что к чему, открыл бумажник, достал несколько купюр.

— Вот, примите, покорно. – И положил деньги на край стола. – А это, — он указал на разбросанные по столу вещи, — забрать позволите?

— Забирайте, забирайте ваше богатство. – Капитан ловко прикрыл купюры томиком уголовного кодекса. – Кроме этого. – Он указал пальцем на планшетник. – С этим вещественным доказательством мы еще разбираться будем. Неизвестно, что там внутри. Разберемся, потом вернем. Или вы что-то имеете против? – Он кинул орлиный взгляд на задержанных.

 Кожаный человек что-то хотел сказать, но его опередил седобородый, дернув за рукав.

— Да, что ты, мил человек, ничего мы не имеем. Разбирайся, пожалуйста, сколь тебе угодно будет. А мы пойдем себе с миром.

— Ну, с миром, не с миром, а чтоб духу вашего тут через пять минут не было. – Капитан ловко сдвинул планшетник в ящик стола. – Я ясно выражаюсь? – Глянул он из-под лобья.

— Никаких проблем. – Обреченно вздохнул кожаный человек, быстро собрал и свои, и вещи спутника в рюкзак.— Вот мы – есть, а вот, нас уже и нет. – Оба задержанных низко в пояс поклонились и направились к двери.

— Придурки. – Смачно произнес капитан, как только за ними захлопнулась дверь, отодвинул в сторону уголовный кодекс. Сгреб пятерней купюры. Пересчитал. Остался доволен. Отделил две штуки, протянул сержанту:

— Держи, боец. Честно заработал.— Сейсенбеков с удовольствием принял свою долю.— Неси службу, воин. Честно неси и помни. Мы с тобой большое дело делаем. Такое дело, не каждому по плечу. Свободен. Иди, служи. – И вновь повернулся к компьютеру.

Глава вторая

            Теперь самое время, вернуться немного назад.

            Создатель, прочитав очередной отчет Шмаэля по Земле, вторые сутки был в меланхолии. Планета, и это совершенно очевидно, смертельно больна. И причина болезни, как ни странно, люди ее населявшие. Ну, никак не мог предположить Он, что через какие-то пару тысяч лет, человек, которого он с такой любовью сотворил и возложил огромные надежды, превратит цветущую Землю в выгребную яму. И не только в прямом смысле, загадив ее до невозможности, но, что самое страшное, вместе с Землею, изгадит самого себя, разучится отличать добро ото зла, правде предпочтет обман, а ради собственной выгоды, не задумываясь, пойдет на подлость или даже на убийство ближнего своего. То есть, напрочь забудет о заповедях, которые передал он людям на скрижалях, через Моисея. Не радовало его Человечество, ой, как не радовало. Все, что происходило на Земле сегодня, до боли, было знакомо, потому, как уже не раз случалось и раньше. Но не в таких катастрофически огромных масштабах, как нынче. Да, грешили люди. Был и Потоп, были Содом и Гоморра. Тогда пришлось пойти на крайние меры. Но там и масштабы были другие, и ясности было больше. Народы настолько погрязли в грехе, что ни какими терапевтическими методами решить проблему было невозможно. Опухоль нужно было удалять. И удалять немедленно. Что Создатель и сделал. Но только он один знал, чего ему это стоило. Сколько бессонных ночей провел он в сомнениях, «а нужно ли?». Может, все-таки, есть другой, менее радикальный способ решения проблемы. Может, все-таки, еще можно что-то изменить к лучшему. И уж, когда стало понятно, другого выхода нет, только тогда отправил он на Землю Архистратига, исполнить свою волю. И потом еще долго горевал о случившемся, умом понимая, все было сделано правильно, но сердцем никак не мог смириться.

            Вот и теперь. Присылаемые Шмаэлем отчеты, все больше и больше напоминали те давнишние события. Но масштабы были несоизмеримы. Нынче половина Человечества превратилась в Содом и Гоморру. И, судя по всему, большая его половина. Это что же, всех наказывать? Такого, Создатель даже в мыслях не мог себе позволить. Хватило ему Потопа. А тут еще, в довершения ко всему, масла в огонь подлила очередная история со Стрючковым, а уж, когда он ознакомился с материалами по Исайкиной и вовсе впал в ступор. Эти частности, как нельзя лучше отражали общую тенденцию, всего человечества, во всяком случае, большей ее части. Не уж-то прав был Ключник, когда давеча заявил: «Люди тупы, ленивы и не дальновидны».

— Да, ну, ерунда какая-то. – Создатель, несмотря ни на что, верил во все лучшее и, как ни странно, даже в этой совсем уж крайней ситуации, оставался оптимистом. Он тяжело вздохнул, почесал затылок, уселся в кресло. – Надо собирать народ. Принимать решение. Советоваться и принимать решение. – Нажал кнопку селектора. – Архистратига ко мне. И Ключника. Мухой.

— Оба уже в приемной. – Ответил молодой журчащий голос, принятой недавно на должность, новенькой секретарши.

— Молодец. Справляешься. – Довольно улыбнулся Создатель. Девчонка была из ангелов третьего неба, и вечности еще не проработала на новом месте, но уже успела войти в курс всех дел департамента. Вернее в курс дела она вошла почти сразу. И, благодаря своему усердию, работоспособности и сообразительности, за столь короткое время продвинулась от простой секретарши, до руководителя секретариата. По сложившемуся во все времена порядку, ей, конечно, еще рановато было занимать столь высокую должность. Быть простым-то секретарем у Создателя, выпадало далеко не всякому ангелу, с небес рангом и повыше. А тут вдруг, какая-то девчонка, с самого низа и, вдруг, за такой короткий по небесным меркам срок, и такая карьера.

            Надо сказать, рекомендовал ее Святой Маврикий. Уж больно настоятельно рекомендовал. В самых лучших выражениях и эпитетах. Не устоял тогда Создатель. Не смог отказать. Как-никак один из владельцев Копья Судьбы. Поступился правилом. И, так уж случилось, не прогадал. Девчонка оказалась, не только весьма эффектной наружности, что не маловажно при сложившихся обстоятельствах, но и со светлой головой. Постоянные приемы и рауты, выматывали Создателя. Ладно, если аудиенция происходила с халдейскими мудрецами или мусульманскими пророками, все-таки, как-никак, аскеты. Но, уж, если принимать приходилось Олимпийских богов всем скопом, или двуполого Шиву, опоясанного целой связкой змей, с каменным Эфкамингом в четвертой руке, который он непременно всюду с собой таскал, будто и на приеме собирался создавать творческие силы вселенной, помощь секретарши была просто неоценима. Потому как, приемы эти затягивались до позднего вечера, а то и до следующего утра. С вакханками, сатирами, обильными возлияниями и плясками.

            Вот и теперь. Ну, откуда она могла знать, что Создателю непременно понадобятся Архистратиг с Ключником? Однако, как-то догадалась, прочувствовала.

— Хотя, что это я. – Остановил он сам себя. – В атмосфере департамента, который день живет тревога и напряженность. И слепому видно, «не все спокойно в Датском королевстве». А если, уж слепому видно, то ей разглядеть, сам Бог велел. Хотя, — хмыкнул он в кулачок, — никому я ни чего не велел. Но все равно молодец. – Он вновь нажал кнопку селектора. – Пусть заходят.— И устало откинулся в кресле.

            Противно скрипнула кабинетная дверь. Создатель поморщился, как от зубной боли.

— Надо бы смазать. – Невольно подумал он. – Хотя не до двери. Скрипит, да и черт с ней. – И тут же хлопнул себя по губам ладошкой. – Ну, вот, опять не сдержался. Чего ж от подчиненных требовать, коли сам такой.

            На пороге появился Архистратиг, весь в красной коже. За ним протиснулся в посконной хламиде и Ключник, под перезвон своей неизменной связки. Сегодня звучала какая-то веселенькая музычка. По-моему, что-то из Кальмана. А если точнее, из «Сильвы». А, уж если быть совсем точным, песенка Бони. И это окончательно вывело Создателя из того шаткого равновесия, в котором он пребывал все последнее время.

— Ну, прекрати ты, наконец. – Взмолился он, схватившись за голову. – Сколько же можно издеваться над руководством. Выключи, сию минуту, свою шарманку.

— Да я, что? Я ж, как лучше хотел. – Стушевался Ключник. – Думал, Владыко, развеселить тебя немного. Уж больно ты грустен, последнее время. Ну, нет, так нет. Какие проблемы? Уже и выключил.

— Говорил я тебе, не ко времени. – Тихонько произнес одним уголком рта Архистратиг, не глядя в сторону Ключника. – «Обрадуется, обрадуется», — передразнил он кого-то, повидимому, того же Ключника. Вот тебе, и обрадовался.— И, обращаясь к Создателю, громко произнес. — Готовы мы, Отче. – И стукнул посохом об пол.

— Что ж вы все, какие горластые? – Создатель вновь поморщился. – Ну, готовы и готовы. Чего орать? – Замолчал. Задумался. – А к чему готовы-то?

— Ну, как же. – Архистратиг сделал шаг вперед. Заговорил почти шепотом. – К командировке готовы. Разве ты нас не для того вызвал, чтобы в командировку отправить? Мы уже и оделись по-дорожному.

— То-то я смотрю, что за маскарад? А вы оказывается, в командировку наладились. Чего ж вырядились, будто клоуны? Не в цирке выступать отправляетесь. Совсем по другому делу.

— Мы тут подумали и решили, — негромко вмешался Ключник, — не в хитонах же нам на Землю являться. И придумали одеться так, что б, не очень выделяться среди людей. Когда незаметнее, оно вернее и пользы больше.

— Ну-ну, голуби мои сизокрылые. – Создатель хмыкнул в кулачок. – Вам виднее. Вы ж у меня главные специалисты по Человечеству, вам и «карты в руки». Так, кажется, у вас там принято выражаться? Однако, к делу. – И пригласил всех к столу. – Не буду долго ходить вокруг да около, оба вы отлично знаете обстановку. Не мне вам рассказывать, и не вам меня слушать. – Спохватился. — Это только в данном случае. Не очень-то своевольничайте. Во всем остальном, все по-прежнему. – И погрозил обоим пальцем. – Глядите, у меня. Контролировать буду денно и нощно. – И тут же сменил тему. — То, что вы такие оперативные и заранее подготовились, это хорошо. — Он хитро глянул на обоих. – Вон, даже маскировочку придумали, что б, не выделяться. – И вновь хмыкнул. – Не переборщили?

— По-моему, в самый раз. — Архистратиг попытался оглядеть себя со всех сторон. – Я изучил сегодняшние моды. Так, как я, там многие ходят. — И показал на шарик за окошком. — Думаю, на меня и внимания никто не обратит.

— Ну-ну. Тебе из погреба виднее. А ты, чего ж без цепей? – Создатель глянул на Ключника. – Или тебе не нужно маскироваться? –

— А мы решили на контрасте, Отче. Он, так сказать, под тинейджера косить будет. А я уж, как-нибудь по старинке.

— Все ты перепутал. Не под тинейджера, под рокера. – Поправил его Архистратиг.

— Ну, под рокера. – Не стал спорить Ключник.

— Ты, главное, не забудь с собой музыку прихватить. – Засмеялся Создатель. – С ней маскироваться сподручнее.

— Ну, что уж ты, Отче. Совсем меня за дурака держишь. – Обиделся Ключник. – Нет, ключи я, конечно, возьму, куда ж мне без них, но музыку отключу. Не сомневайся.

— Ну, и ладно. Будем считать, с этим разобрались. – Остановил его Создатель. – Теперь основное. С чем вы на Землю отправляетесь. Даю последние инструкции. Первое, да и, пожалуй, единственное, что вам предстоит на Земле, досконально разобраться во всем происходящем. У меня складывается впечатление, что мы ее теряем. – И уточнил. – Землю нашу. – Помолчал, подумал. Произнес через паузу. — Судя по последним донесениям. – И нервно затеребил бороду.

— Не сомневайся, Владыко. — Архистратиг решительно глянул в глаза Создателя, — Все исполним в лучшем виде. Ты ж меня знаешь. Костьми лягу, а до истины доберусь. – А ключник добавил:

— Когда мы тебя подводили? Спокоен будь. Разберемся.

— До истины. – Проворчал Создатель. – А где она истина-то? Если бы знать? Я, вон, сколько вечностей пытаюсь до нее докопаться, и все без толку. Казалось бы, вот она, на ладошке лежит. – Создатель протянул вперед раскрытую ладонь. — А через мгновение, глядь, пусто на ладошке. Будто ее тут никогда и не было. Ну, да ладно, — обреченно махнул Он рукой, — может, вам больше повезет. Отправляйтесь. Нечего время переводить на разговоры. Все уже не раз оговорено. Не раз и не два.— И повернулся понурой спиной к обоим.

            Вот так наши командировочные и оказались на Земле.

Глава третья

А на Земле творилось что-то странное и непонятное. В природе все перемешалось. Обычно, восточный ветер приносил в Губернию суховей и засуху из Казахских степей, сжигавший посевы в Заволжье, и приводивших фермеров в горе и отчаяние, от грядущих убытков и разорения. Теперь же, нарушая веками устоявшиеся законы природы, неизвестно откуда взявшийся ураган нагнал черные тучи, из которых хлынул, небывалый для этих мест, ливень. Ливень размыл все поля и угодья, перевалил водораздел огромной реки и притопил Город косым водопадом. Потоки воды неслись по тротуарам и мостовым, с холмов, на которых раскинулся Город, сметали на своем пути, все, что могли осилить. А осилить они сегодня могли многое. Плыли заборы в частном секторе, неслись поломанные ветром обломки деревьев, а то и целые деревья, переворачивались чугунные скамейки в скверах, и легко сносились ветхие сараюшки по окраинам десятками, и сотнями, в одночасье решив проблемы городской администрации, многие годы воевавшей с владельцами этих сараюшек – различными ветеранами, которые, как последний оплот, защищали свои погреба от сноса. И мусор, мусор, мусор тоннами. Десятками тонн. А напоследок с неба просыпался град, с куриное яйцо, наделавший уйму бед и в самом городе, и по окрестным полям. Народ попрятался по домам и квартирам, в ужасе и недоумении, пережидая нежданный кактаклизм.

 И лишь две одинокие и никому не нужные фигуры неприкаянно маячили среди разбушевавшейся стихии, прижимаясь к стене, огораживающей территорию Губернаторского рынка, мимо которого несся разбушевавшийся поток.

— Ну, вы, болезные! – Из приоткрытой двери заброшенного пакгауза, на задах рынка, появилась голова. – Так и будете мокнуть на ветру? Давайте-ка сюда. Пока вас обоих не смыло. – К голове присоединилась рука и призывно замахала.— Чего стоите, истуканами. Я вам, вам кричу. Сюда перебирайтесь.

Двое наших бедолаг отважно ступили в поток, накрывший их чуть ли не по …, ну, вы поняли, по куда, и шаг за шагом, сопротивляясь воде, побрели на противоположную сторону дороги. Где-то в середине пути, на молодого налетел обломок то ли дерева, то ли забора, а может, и просто коряга, разорвал штанину, чиркнул по ноге, оставил кровавый след, задымившийся вдоль течения. Но парень устоял.

— Давай руку. — На крыльцо пакгауза выскочил маленький полуголый человек, отважно ступил в несущуюся воду, подхватил бедолагу под локоть, втянул на крыльцо, а за ним и, обессилившего, спутника. – Пошли. Пошли во внутрь. – И приоткрыл по шире деревянную дверь, обитую толстой жестью. Пропустил обоих, плотно прикрыл створку. – Ну, вот. Так-то лучше будет.

За дверью было сумрачно тепло, и главное сухо. Впереди угадывался колеблющийся свет из железной бочки, внутри которой что-то горело и разносило жар для сидящих вокруг людей. Присмотревшись, Архистратиг увидел, там же, несколько, свернувшихся калачиком мокрых собачонок. Одна из них, нехотя, подняла голову и дежурно тявкнула, раз, другой, третий.

— Прекрати, Лизка. Свои. Не видишь, что ли? – Прикрикнул спаситель. И та, которую назвали Лизкой, стукнула несколько раз мокрым хвостом об пол, успокоилась, посчитав свою миссию законченной, положила голову на передние лапы и затихла. Остальные собаки, даже головы не повернули.

Оба вновь прибывших дрожали от холода, с них ручьями стекала вода, образовав на бетонном полу приличную лужу.

— Ну, чего вы там жметесь друг к дружке. Подходите к огню. Собак не бойтесь. Не тронут. Барахло свое снимайте, сушитесь. – Маленький человек подошел к бочке. Протянул руки к огню. Потер ладошки. Вздрогнул всем телом.

– Бр-р. Ну и погодка, трясти ее матери. Светопреставление, не иначе.

— И разверзлись хляби небесные, и хлынули на землю нескончаемые воды. И лились те воды сорок дней и сорок ночей. – Пробормотал Седобородый, отжимая подол своей хламиды.

 Сидевшие вокруг бочки услышали, повернули головы и с интересом глянули на него.

— О, как. – Произнес один из них, долговязый молодяк, с рыжими, завязанными узлом на затылке, волосами и такой же рыжей недельной щетиной на лице. – Поп, что ли? Вот попа-то нам как раз и не хватало. Давай, поп, подходи поближе, и товарища своего подводи к огоньку. Стесняться нечего, раз пришли. Здесь все свои.

— Не поп я. – Седобородый, вместе с товарищем, двинулся к теплу, стуча зубами от холода. – Но в Бога нашего вседержителя — верую. Во Христа – верую. И перед Пресвятою Богородицей, челом бью.

— Ты погоди, дедуля, челом бить. – Хохотнул молодяк . – Успеешь еще. Согрейся сперва, а то, я гляжу, у тебя от холода зуб на зуб не попадает. Да и товарищу твоему не лучше. Глянь-ка, — он поднялся с ящика, на котором сидел, — У него вся нога в крови. Где же, это, тебя так зацепило? – Обратился он ко второму.

— Какая тебе разница, Николашка. – От бочки поднялась крупная дородная женщина средних лет и быстро двинулась к вновь прибывшим. – Все тебе знать надо. Где да когда? Поп, не поп? Не видишь, люди до сих пор не в себе. Отойти не могут. Ты бы лучше организовал им для сугреву, вместо болтовни. Гости, как ни как. Пойдем-ка, милый, к свету. Посмотрю, что у тебя там с ногой. – И решительно повела раненого к очагу.

— Не беспокойтесь. Я сам. – Попытался тот возразить. – Не стоит внимания.

— Ладно, ладно. Сам, с усам. Говорю, пошли, значит пошли. Да не волнуйся ты, я больно не сделаю. А рану обработать надо. – И повернулась в сторону молодяка. – Ну, где там, твой антисептик? – И громко позвала. — Николашка! Пропал что ли?

            Николашка, появился из полумрака с пластиковой бутылкой в одной руке и майонезной банкой в другой.

— Сначала внутрь. – Плеснул он из бутылки. Протянул Седобородому. – По старшинству. Прими, дедуля. Извини, чем богаты. Вот и огурчик для закуски. Все, как полагается. – И протянул огромный семенной огурец.— Да не боись. – Заметил он нерешительность дедули. Не отравишься. Мы ее, родную, каждый день употребляем.

            Седобородый взял в руки банку, троекратно перекрестился и, со словами «прости Господи», осушил содержимое одним глотком. Зажмурился.

— Ай да, дедуля. Ай да, молодец. Вот это по-нашему. — Восторженно воскликнул Николаша. – Следующий к зубному. — И вторично плеснул в банку. – Раненому двойная доза. – Добавил еще столько же. Тот принял в два глотка, занюхал рукавом, смахнул навернувшуюся на глаза слезу.

— Крепка, зараза. Это, что же такое было? – Раненый вновь рукавом вытер слезящиеся глаза.

— Это, дорогой, не знаю, как тебя величать, божественная влага, изобретенная учеными именно для таких случаев. Жидкость для мытья стекол, называется. Не заменимая штука, я вам скажу. Хоть – внутрь, а хоть и снаружи. – И протянул бутылку женщине. — На, Анюта, используй в медицинских целях. – Анюта приняла бутылку.

— Смех смехом, мужики, а переодеть их все-таки надо. – Она повернула голову к сидящим. – Ну-ка, пошукайте, у кого, чего сухого осталось. Не ровен час подхватят воспаление легких. Возись потом с ними. — У костра зашевелился кое— какой народец. И через несколько минут оба путешественника, облаченные во все сухое, устроились поближе к огоньку. Быстро согрелись и разомлели от внутреннего и наружного тепла, а так же от китайской лапши, которой угостили их радушные хозяева.

— Ну, что, бедолаги, – маленький спаситель, в накинутой на голое тело фуфайке, подошел к новеньким. – оклимались, немного? Тогда давайте знакомиться. Роман. – Представился он и крепко пожал обоим руки. – Можно просто – Рома. Я в здешнем обществе вроде коменданта. Николашку вы уже знаете. – Кивнул он в сторону долговязого молодяка. – Его представлять не надо.      Долговязый вскочил с места и шутовски раскланялся.

– Не можешь, чтоб не выпендиться. – Укорил его Рома. — Николаша раньше в местном театре служил. – Объяснил он. — Да, только выперли его оттуда с треском, за пристрастие к этой самой жидкости, которую он пил, да и сейчас попивает в больших количествах. Артист, одним словом. – Николаша порывался что-то произнести. Рома оборвал.— Сядь, сядь, ради Христа. Успеешь еще, проявишь себя. – Николаша послушно сел. — С Анной Андреевной, вы тоже успели познакомиться. – Рома положил ей руку на плечо. – Она у нас на этих плечах все хозяйство тянет. Как говориться, и швец, и жнец, и на дуде игрец.

— Будет тебе, Рома, меня рекламировать. – Улыбнулась Анна Андреевна.

— А что, не прав я? Вон как ловко перевязала товарищу ногу. Не хуже чем в травм пункте с раной справилась. Однако, пошли дальше. Этот вон, тихий гражданин, бывший гражданин Таджикистана. – Рома подошел к сидящему за бочкой человеку. – А, бывший, потому, что никаких документов на сегодняшний день у него не имеется. Ни Российских, ни Таджикских, ни, тем более Американских. Ну, чего ты, Оглы, сидишь букой. Подойди, поздоровайся с людьми. – И обратился к гостям. – Мы его все Оглы зовем. Полное имя его произносить чуть ли не полдня нужно.— Оглы поднялся с ящика. Подошел.

— Ассалям алейкум, — С поклоном пожал обеими руками руку Седобородого. Представился. — Магомед, Сулейман, Хаджи Абу-Бакар. – То же самое повторил другому:

— Ассалям алейкум. Магомед, Сулейман, Хаджи Абу-Бакар. По Русски говорю совсем плохо, но все понимаю. – И тихонько отошел на свое место.

— Ну и, напоследок, господин Парамонов, – Рома повернулся к грузному человеку в тонких очках, – Иван Петрович. Наша гордость и по совместительству консультант по всем юридическим вопросам. А, как вы сами понимаете, по нашим временам, иметь собственного юридического консультанта, совсем не лишне. В добавок ко всему, Иван Петрович — ходячая энциклопедия и передвижная библиотека.— Иван Петрович приподнялся с табуретки, чинно поклонился, произнес.

— Очень рад. Очень рад. – И вновь присел на табурет.

— Ну, вот, кажется, никого не забыл. – Рома дежурно огляделся по сторонам. – У нас такое правило – никого ни о чем не расспрашивать. Кто захочет, сам расскажет, а не захочет, значит, так тому и быть. Так что, вы вольны поступать, как посчитаете нужным.

— Чего ж скрывать. – Улыбнулся Седобородый. – Нам скрывать нечего. Люди мы прохожие.

— Бомжи, значится. – Николаша не утерпел, обозначился репликой.

— Ну, это ты, как хочешь, можешь нас называть. Хоть горшком. Только в печку не ставь. Бомжи, не бомжи, словом, прохожие, путешествуем по святым местам. Поклоняемся Господу молитвами и постом. Меня крестили Петром, а товарища моего Михаилом крестили. Идем мы пеше со стороны Вольска. Там на полпути к Городу святой источник вытекает, названый в честь пресвятой Параскевы Великомученицы. Люди сказывали, еще с Киевской Руси известный, и паломниками почитаемый. Помолились в местной часовенке, омовение в купели совершили и, с божьей помощью, сюда добрели. – Петр остановил свой монолог, на секунду. Передохнул. Хотел продолжить, но тут вступил его приятель:

— Хорошее место, святое. Людьми почитаемое, ухоженное. Душа радуется, когда видишь, чтут люди господа, на забывают. И все бы ничего, все бы ладно, только в городе пошли неприятности. Сначала на рынке. Теперь вот промокли до нитки. Чуть не околели. Хвала Господу, нашлись добрые люди, не дали сгинуть. – И откровенно зевнул, поспешно перекрестив рот.

            Ну, вот что, господа хорошие, — Рома заметил усталость гостей.— Давайте-ка укладываться. Время позднее. Завтра с зарею вставать. От работы нас никто не освобождал. Если что, с нас и спросят. – И повернулся к обоим странникам. – Мы тут все на рынке подвизаемся. Кто грузчиком, …

— Это мы с Оглы. – Подал голос Николаша.

— Да, вы, вы. Куда ж без вас. – Рома осадил его взглядом. Продолжил. — Анна Андреевна, — Он ласково глянул на женщину, — уборкой занимается. А кто и повыше устроился. Иван Петрович, к примеру, накладные выписывает, когда кладовщик в загул уходит. В общем, жаловаться грех. Все при деле. Глядишь, и вас пристроим, ежели остаться надумаете. А пока, спать. За день наломались. А тут еще это светопреставление. – Рома поднялся с ящика. Подошел к странникам. – Вы вон там ложитесь. В уголочке. Видите, топчаны состряпаны, а над ними полати. Вот на полати и забирайтесь.

— Спасибо вам, граждане. – Оба путника поклонились в пояс и, с удовольствием отправились, куда им было указано. Намаялись за день оба, сердешные.

Глава четвертая

Аркашу Стрючкова которую неделю посещали видения и кошмары. Вообще-то это были не совсем видения и не совсем кошмары. Более того, все, что ему чудилось, перемежалось вроде бы с явью, а вроде бы и со сном. Хотя сном это назвать было нельзя. Но и откровенной явью тоже не было. Так, серединка на половинку. И это, напрягало Аркашу до такой степени, что он напрочь потерял всякий интерес к повседневности, а значит, в первую очередь, к девочке из сказки про Морозко. Что только любимая не предпринимала, чтобы подогреть и растормошить его. А умела она, как вы сами понимаете, многое. Аркашина школа. Но, увы и ах. Стрючков будто умер, вторично. Во всяком случае, живым он себя почти не ощущал, по крайней мере, по отношению к любимой. Периодически валялся на диване, или сидел во дворе под вишенкой, уставившись, ничего не видящим взором в одну точку, и что-то едва слышно бормотал. Это вначале испугало девочку из сказки. Но затем, она хорошо подумала и приняла решение.

— Время лечит. – Сказала она себе. – Чего, психовать. Бывает.

            И на третий день потихоньку позвонила своему программисту. Благо повод был. Передать ему, впопыхах оставленные в спальне, но так необходимые в повседневной жизни, его, программиста, предметы мужского туалета. Ко времени звонка, молодяк уже успел оправиться от постигшего его несчастья и выковырять застрявшие в заднице иголки того злосчастного букета. Правда, царапины еще саднили, замазанные зеленкой, а особо глубокие, заклеенные пластырем крест, на крест и сесть толком не позволяли, но основной инстинкт, сами понимаете, это – основной инстинкт. Так что, программист, хоть и с опаской, но все-таки согласился на встречу с подругой, оговорив одно непременное условие: свидание произойдет на другом конце города, где она и подберет его в свой автомобиль. Я забыл сказать, девочка из сказки, давно и уверенно пользовалась Аркашиным автопарком, беря любую свободную на тот момент машину.

            Однако, не будем отвлекаться от главного. Хотя, кто его знает, что тут главное, а что нет? Сегодня вроде бы оно и не главное вовсе, а завтра, глядишь, Господи, да вот же оно, то самое, что я ни как не мог найти все это время. И как это я мог не заметить? Бывает, бывает. Со мной, сколько раз такое случалось. Наверняка, и с вами тоже.

            Но, тем не менее, главное у нас с вами об эту пору, конечно же, Аркаша, а все выше сказанное, так, лирическое отступление.

            Словом, Аркашу последнее время посещали видения и кошмары. Причем приходили они не только ночью, во время сна, но появлялись неожиданно и утром, а то и днем во время обеда. И тогда Аркаша застывал за столом с ложкой, на полпути ко рту, а то и в самом рту, забывая проглотить все то, что он так удачно донес до финиша. И он уходил под вишенку, благо погода позволяла. Усаживался, облокачивался о ствол и, уставившись в одну точку, начинал что-то шептать образам, а вернее, образу, неизменно появлявшемуся в воздухе перед его взором. Образ же этот изображал молодую барышню, довольно симпатичную, но, если приглядеться, слегка потертой наружности, которая постоянно и призывно улыбалась ему, манила пальчиком и время от времени томно повторяла:

— Ну, что же ты милый не идешь? Я так устала тебя ждать. Приходи скорее.— А в паузах между фразами, пыталась исполнить, довольно неприличный, немыслимый танец. Что-то среднее между танцем живота, который Аркаша как-то видел в Стамбуле, и экзерсисами стриптизерш ночного клуба, куда он, время от времени, захаживал отдохнуть и развеяться после «тяжелой дневной работы и тягот семейной жизни».

            Все это напоминало самую пошлую оперетку. Но, вот что странно, а может и вполне закономерно, оперетка эта ему, безумно, нравилась. И симпатичная, хотя и немного вульгарная барышня тоже. Более того, с каждым разом Аркаша все больше проникался к ней симпатией и весьма недвусмысленным чувством. Чувством, которого он, в такой степени, давно не испытывал к своей девочке из сказки, и на призыв которого в любую секунду готов был откликнуться и бежать, чтобы немедленно исполнить самую невероятную фантазию этой незнакомой барышни. Отсюда и неизбежное равнодушие к девочке из сказки про Морозко.

            Но, это я так, между прочим. И когда Аркаша, доведенный этим представлением до точки кипения, готов был сорваться и, на самом деле, бежать неизвестно куда, чтобы искать и, конечно же, найти ее, заканчивалось видение, и начинался кошмар. В финале неизменно появлялись непонятные вонючие серые рожи, которые нахально вклинивались в происходящее, строили ему козу и, со словами:

— Не спешите, Аркадий Борисович. Еще рано. Ваше время не пришло. – Бережно накрывали каким-то безумным плащом танцовщицу, почтительно обращаясь к ней:

— Пойдемте Зоя Николаевна. На сегодня все. – И уводили ее в даль и туман, неизменно в конце заволакивавший картинку, оставляя Аркаше фигу с маком. Ну, и как можно было жить в такой обстановке? Сплошные нервы и стрессы. И это днем. Ночью же, и того хлеще.

            Во-первых, Аркаша стал с трудом засыпать. Пропустить перед сном стаканчик для хорошего сна, он не рисковал. Свежи были воспоминания. Правда, еще как-то помогало снотворное. Но и оно, похоже, приносило немного пользы. Потому что, а это, во-вторых, стоило ему, в конце концов, даже не уснуть, а просто задремать, как тут же начиналось невообразимое. К постели подбирались все те же рожи, тормошили его, гримасничали, показывали языки и ласково, но настойчиво шептали в оба уха, что ему нужно немедленно подняться с постели и, непременно, пойти искать эту, неведомую ему, Зою Николаевну. Завороженный Аркаша вставал и шел, окруженный своей необычной свитой. Спускался по лестнице, пересекал гостиную и выходил в холл, потом на крыльцо, по крыльцу во двор, и там во дворе, будто током ударенный, неожиданно приходил в себя.

— Господи! Что это со мной. – Шептал он и истово осенял себя крестом. В ответ на это, вонючие серые рожи начинали визжать, плеваться и в панике исчезать, кто, куда, сигая через забор. Аркаша же, разбитый и опустошенный, возвращался в спальню, и только там, в конце концов, замечал, что все это короткое путешествие проделывал, в чем мать родила. Девочка из сказки приучила его спать голышом, утверждая, что для нормального сна, полезнее ничего быть не может. И при этом, в любую погоду, распахивала окно спальни настежь. Аркаша ежился и сопротивлялся, но она первая сдергивала с себя ночнушку, и ему, мужику, волей неволей, приходилось следовать ее примеру.

            Кстати. Как ни странно, во время этих ночных и весьма шумных Аркашиных бдений, девочка из сказки ни разу не проснулась. Так и посапывала себе в обе дырочки, удобно устроившись на необъятном Аркашином сексодроме. Только почему на Аркашином? Спальный гарнитур в Эмиратах выбирала, как раз, она. Да, и вообще, все или почти все в этом роскошном любовном логове было куплено с ее подачи, под ее руководством, конечно же, ею расставлено, и непременно, по фен шую, в котором Аркаша понимал примерно столько же, сколько и в издательском деле.

            Но и это, похоже, не главное. А главное, наверное, все-таки, вот что. Аркаша с каждым днем все больше и больше проникался мыслью, что все, что с ним происходит, как-то связано с его давешними галлюцинациями, в ирреальность которых он все еще верил, естественно, с подачи девочки из сказки. Более того он воспринял весь этот кошмар, как логическое продолжение тех галлюцинаций. И вскорости, убедился в своей правоте, когда, однажды ночью, с двенадцатым ударом настенного новодела под «Павла Буре» в спальне появился Великий Герцог, при полном параде. В орденах, белом фраке и о трех головах. Но даже, просторная Аркашина спальня, практически на весь третий этаж котеджика, оказалась для него тесноватой. Так что Герцог поспешил убрать крайние головы и бесцеремонно уселся на край кровати, со стороны Аркаши. Девочка из сказки про Морозко, понятное дело, почивали-с, ничего не слыша, и с интересом разглядывали-с, снившийся на тот момент розовый девичий сон. Аркаша мог поклясться, что все, что с ним происходит, происходит наяву, потому как не успел даже задремать. И, от того, безумно испугался, инстинктивно сунул руку под одеяло, на всякий случай, прикрыл причинное место. Естественно, этот жест не ускользнул от внимания Великого Герцога. Он громко и раскатисто захохотал до слез. И, сквозь слезы произнес.

— Ну, уважаемый Аркадий Борисович, повеселили вы меня. Не беспокойтесь, голубчик. Не за тем я к вам явился в неурочный час, чтобы лишить мужественности. Да и зачем мне это? Теперь вы в своей телесной оболочке, и все останется при вас. Кстати, спасибо скажите вашей новой супружнице. Если бы не ее героические усилия, набивать бы вам мозоли на пятках, бродя по Великому Хаосу. И потом, ваш, как бы это по культурнее выразиться, ну, скажем, органон, нам с вами весьма скоро и непременно понадобится. – И вытер выступившие слезы огромным носовым платком, с вышитым на нем замысловатым вензелем, составленным из букв ВГА.

— Нам с вами? – Аркаша заволновался. И, в полном недоумении, спросил, подозрительно глядя на Великого Герцога. – Это, в каком же смысле, нам с вами?

— В самом прямом, Аркадий Борисович, В самом, что ни на есть, прямом. – Герцог внезапно замолчал. Что-то понял. Вновь расхохотался. – Какой вы, однако, испорченный, Аркадий Борисович. Это вовсе не то, о чем вы подумали. Не волнуйтесь вы так. Вся ваша девственность, при вас и останется. Да и моя тоже. Просто, придется немного, а может быть и много, это как дело пойдет, поэксплуатировать вас по основному назначению. Для продолжения рода, так сказать.

— Для какого продолжения? – Аркаша разволновался почти до истерики. – Какого такого рода? У меня уже есть род. И, ни какого другого мне не надо.

— А кто вас будет спрашивать, уважаемый. – Великий Герцог внезапно посерьезнел. Произнес, как отрезал. – Молчать. Скажите спасибо, что я вас в курс дела ввожу. А мог бы и без предупреждения. В темную, так сказать, использовать. – И дальше, уже много мягче, продолжил. – Ну, что уж, вы так распереживались? Как будто я вас на преступление толкаю. Напротив, можно сказать, даю вам возможность, подвиг совершить. Величайший подвиг на все времена. Да. Да, подвиг. – Увидел он изумленное Аркашино лицо. – И не таращите на меня свои глаза, пожалуйста. Не люблю.

— Вы совсем меня запутали, Ваше Высочество. – Беспомощно пролепетал Аркаша, пытаясь привстать на подушках. Великий Герцог присек всяческие его поползновения подняться, положив руку на плечо. Тяжесть была такова, что наш герой едва не потерял сознание. Глазки закатились, а плечо моментально онемело. Благо, Великий Герцог вовремя заметил Аркашино состояние и поспешил убрать руку.

— Ну, ну, – на этот раз добродушно произнес он. – держитесь, уважаемый. Разве можно так раскисать? А ведь был таким молодцом. Вон как мальчонку букетиком отделал. Любо дорого смотреть.

— Какого мальчонку? – В ужасе и, почему-то шепотом, произнес Аркаша. – А откуда вы… разве это не галлюцинация была? – Слезы отчаяния навернулись на его глаза.

— Галлюцинация? — Удивился Великий Герцог. Но, тут же, спохватился, глянул на спящую девочку из сказки. – Ну, конечно же, галлюцинация. А чему вы удивляетесь. Я и галлюцинации ваши, все наизусть знаю. Вот и сейчас, я ведь вам только мерещусь. Вы же, умный человек, и понимаете, в реальной жизни, ничего такого с вами произойти не может. Или я не прав? – И глянул не Аркашу с усмешкой, от которой у того побежали мурашки по спине, а в паху противно заломило и захотелось пописать. И Аркаша тут же поспешил согласиться.

— Прав, — вначале неуверенно произнес он, а потом твердо и с металлом в голосе. – Прав, Ваше Высочество. Вы всегда прав, то есть ты правы, то есть вы прав. – Окончательно запутался Аркаша. Однако, продолжил. – И что же мне предстоит сделать, если не секрет? Ах, да, подвиг, «для продолжения рода», вы сказали. Ну, что ж. Я готов. Когда нужно? Сейчас? Я готов сейчас. Куда идти? Кого продолжить?

— Ну, ну. – Остановил его Герцог. – Я рад, что вы во всеоружии и готовы. Но, не сейчас еще. Не сию минуту. Терпение надо иметь, уважаемый, терпение. – Продолжил он, видя боевую готовность Стрючкова.

— А жаль. – Аркаша чуть-чуть успокоился. Мечтательно произнес. – Я мог бы прямо сейчас. – И замолчал, увидев непреклонное лицо Герцога.

— Я же сказал, терпение надо иметь. – Тоном, не терпящим возражений, повторил Великий Герцог. – Теперь, отдыхайте. Постарайтесь уснуть, сил набраться.

— Да, уснешь тут. – И плаксиво наябедничал. – Сейчас опять появятся эти ваши рожи. Какой уж тут сон.

— Не переживайте, уважаемый Аркадий Борисович. Сегодня вас никто не побеспокоит. – И сделал движение рукой. Аркаша повернулся на бочок, подложил под щечку обе ладошки, зачмокал губами, глубоко вздохнул, улыбнулся на последок лучезарной улыбкой и моментально уснул. И пришла к нему во сне, такая желанная, хотя и не изведанная, Зоя Николаевна. Но, что там, во сне, у них происходило, нас с вами, никак не касается.

Великий Герцог Асмадей, прежде чем покинуть Аркашину спальню, достал из внутреннего кармана своего белоснежного фрака обе головы. Ловко прицепил их по плечам. Затем оттуда же вынул ай фон, украшенный стразами от Сваровски. А может и настоящими бриллиантами, скорее всего, настоящими. И где у него во фраке все только помещалось, нажал кнопку под номером один и почтительно произнес на три голоса:

— Все в порядке, Ваше Величество. Объект полностью созрел. Можем приступать, когда Вам будет угодно. Слушаюсь, Ваше Величество. Все понял Ваше Величество. Не извольте беспокоиться. В час «Х» и начнем, как планировали. – Великий Герцог выключил ай фон, удовлетворенно улыбнулся и медленно и величественно растаял в воздухе.

Глава пятая

            В Российском Государстве, вроде бы, кое-что потихоньку налаживалось. Электоракт замер. Ни тебе позавчерашних Сумгаитов, ни вчерашних Тбилисов, ни оторвы Прибалтики. Ни, вообще, ничего? Или почти ничего. А ведь Сумгаит-то был раньше Спитака. И уже тогда, до Спитака, Армян выгоняли соседи из своей страны. С выстрелами, резней и, как это нынче принято говорить, с геноцидом.

            Но, случился Спитак. И одними из первых на помощь в Армению пришли все те же соседи. И долбили развалины, и откапывали еще живых, и уносили погибших наряду с остальными, и пластались и жили на износ, чтобы любого ребенка, любую девчонку, без относительно национальности, достать из-под развалин. И это после Сумгаита.

            Так, что же, друзья мои, неужели нужен всемирный Спитак, что бы мы поняли, все достойны в этой жизни, этой самой жизни. Или ее не достоин никто. А сегодня?

            Болотная оказалась просто детской игрушкой, по сравнению с тем, что бывало раньше.

            Даже Чечня, и та попритихла. Пришел Кадыров Младший, и задышала земля Вайнахов в унисон с остальным Государством. Отдельные всплески, то там, то еще где-то, тут же пресекались и пресекались жестко. И это — правильно.

            Народы, чуть-чуть задышали. Вначале, робко, потом в полвздоха, а потом попробовали полной грудью. У кого-то получилось. И, если, где-то еще и кашляли, это были остаточные явления. Еще по российским городам вспыхивали отдельные рецидивы. Иногда возникали ощущения, что иноверцев больше, чем славян в России, по определению, в том, или ином городе, а то и в области, а то и от Владивостока до Смоленска. Но, проходило короткое время, и все возвращалось на «круги своя». Кто-то, кого-то резал, кто-то кого-то стрелял. Иногда вмешивалось Государство. Чаще, проблему решали без него. А решать приходилось. Хоть с помощью власти, а хоть и самим. Но жизнь, казалось, становилась стабильнее. И, как я уже сказал, люди задышали.

            А. ну-ка, попробуй, не подыши, хотя бы пять минут. Задохнешься. Помрешь. А не дай народу дышать. Все те же пять минут. Весь народ вымрет. А, всем народам, не дай. И, кто на земле останется? Инфузории? Ну, может, только ты да я вместе с ними, и то еще вопрос? Остальным не совладать. Просто задохнутся. Вот и соображай. Каково было Создателю все это наблюдать.

            А Он был обязан не только наблюдать все это — пережить. Прочувствовать. Переболеть. А то и умереть в который раз, вместе со всеми. Вот тебе и задачка по арихметике с одним неизвестным. Ну-ка, реши.

            А Он решал. Ежедневно. Изо дня в день. И это было трудно. Практически, невозможно. Но Он решал.

            И потому мы живы до сих пор.

            Вы можете сказать, к чему патетика. Жили, мол, живем, и жить будем дальше, до скончания времен. А где оно, это «скончание»? Может через тыщу лет, а может быть и завтра. И кто мне скажет, когда оно придет, это « скончание»? Кто знает?

            А я знаю, кто, знает. Но Он не ответит, как ты, не проси. «Не ваше дело знать… » И все тут. Наверное, и ни к чему нам? А, представьте на секунду, все на Земле будут в курсе, что Жизни для нас осталось только на пол краюшки. А потом, никому, ничего и никогда.

            И что? Вы, все так же спокойны? Не верю. И вы мне не верьте, если я скажу, что мне плевать. Вру. И каждый соврет, кто такое скажет…

… Зойке было, ой как, плохо. У нее и без того душа болталась не на месте после случившегося. А тут, эта встреча.

            Переходила перекресток. Как всегда, на зеленый сигнал светофора. Ни что не предвещало неожиданностей. Зойка вообще последнее время старалась избегать их, этих самых неожиданностей, и соблюдать правила. Особенно правила уличного движения. Так, вот. Переходила улицу на зеленый сигнал, как вдруг в голове ее вновь явно прозвучала знакомая фраза, вернее, не такая и знакомая, но уже слышанная:

«Не ваше дело знать времена и сроки, которые положил Отец во власти Своей.»

            Зойка остановилась посреди дороги. Оторопела. Оглянулась. Увидела две фигуры, удалявшиеся в противоположную сторону. Неожиданно для себя развернулась и пошла назад, наплевав на визг тормозов, наезжавших автомобилей. Она долго шла, почти бежала. Пыталась догнать. Девчонка уже совсем было выбилась из сил, готовая все бросить и остановиться. И вот, когда сил ее осталось только на пару шагов, носом ткнулась в спину одного из спутников. Ойкнула от боли, но больше от неожиданности. Только что, их рядом не было, и вдруг:

— Ой! — Носом в спину.

— Привет.— Повернулся к ней Седобородый. – Куда спешишь? Куда торопишься?

— Да, к вам и спешу. К вам и тороплюсь. – пытаясь перевести дыхание ответила Зойка и потерла ушибленный нос.

— Ну и умница. – Седобородый взял ее под руку. – Пойдем, пройдемся. – Спутник их, огляделся по сторонам. Проговорил:

— Не бойся ничего. Мы не враги твои. Друзья. Можешь нам верить. — И в воздухе запахло ночной фиалкой. И луна вышла из-за туч, и засиял, заискрился небосвод, а, без того, светлый город, наполнился серебряным светом. В воздухе зазвучала знакомая мелодия. И зашуршали деревья. И в их шуршании угадывались слова песни: «Опустела без тебя земля…». Гуляющий по бульвару люд, остановился, удивился и стал подпевать улыбаясь. Некоторые тут же разбились на пары и мерно покачивались в медленном танце. Громила укоризненно глянул на Седобородого. Тот виновато развел руками, Ну, извини, мол. Не сдержался.

            Зойку трудно было чем-либо поразить, и тем не менее.

— А вы, кто? — Спросила она настороженно. – Почему человека сбиваете с толку? Я шла. Никого не трогала. И тут вы. Это ж вы мне, про «времена и сроки»?

— Мы, не мы, какая разница. – Седобородый глянул на нее. – Главное ты услышала. Пойдем.

— Ну, услышала, и что? – Зойка как-то сразу проникалась симпатией к этим двум нелепым, и таким разным спутникам. Но в силу своего характера, не могла с собой, вот так сразу, совладать, и потому все еще ершилась – Лучше бы, не слышала. – Скорее для себя самой прошептала она. — Спокойней жить. На меня и так за последние дни столько навалилось, не дай бог.

— В этом, дочка, тебе винить некого. – Седобородый, мягко и ласково, провел рукой по ее волосам.

— А кого же? Себя, что ли?

— Да и себя винить ни к чему. Что случилось, то случилось. Чего теперь пеплом голову посыпать. – Вмешался в разговор, затянутый в кожу спутник. – Оглянулся по сторонам. Увидел. Публика на проспекте удивленно таращится на ирреальный свет, похожий на северное сияние, ни с того, ни с сего упавший на город. Крякнул с досадой, шепотом обругал кого-то последними словами. Еще раз крякнул. И все исчезло. Продолжил. — Тут не выяснять, кто прав, кто виноват, тут ситуацию спасать надо. Да и тебя, вместе с ситуацией, тоже.

— Не уж-то все так плохо? – Почему-то сразу поверила Зойка.

— Ну, плохо, не плохо, а бывало и лучше.

— Вы, что же, в курсе? – Зойка приостановилась.

— В куре, в курсе. – Откликнулся Громила. – И не только мы, в курсе. Похоже, ни для кого не секрет. Вот, такая ты популярная, на сегодняшний день.

            Зойка обмерла до потери пульса.

— Да, перестань ты ее пугать, Светлейший. Не видишь, что ли, в ней и так, в чем только душа держится. – Заступился Седобородый за Зойку.

            Ничего. Пусть проникнется. Потом легче будет. – Светлейший, не принял предложения.

– Не мы! – Взорвался он и тут же испуганно прикрыл рот рукой. Гуляющая публика, разом повернула головы, с интересом ожидая назревающего скандала.       — Не ты и не я.— Продолжил он почти шепотом. — И никто из нас ее на эту стезю не подталкивал.— Разочарованный люд потерял интерес к говорившему. Скандала не произошло. А жаль. Пошли гулять дальше. — Сама выбрала. — Продолжил Светлейший. — Видимо, было что-то, что привело к ней Трехголового. Да уж, наверняка, было. И хватит, — вновь вспылил Архистратиг, — ее защищать. До защищались уже. Все, или почти все, потеряли. И сколько еще потеряем? Одному только Богу известно. Да и ему, как я полагаю, не очень. Иначе не послал бы нас на эту очередную Голгофу. Отчаяние душит меня. И тебе, я вижу, не легче.

— Эй, ребята. Хорош ругаться. Отношения выяснять.— Зойка так и не поняла, что происходит, однако прервала перебранку новых знакомцев. И, отчаянно, кинулась на амбразуру. – Уж кто-кто, а главная причина этой ситуации, похоже — я. Вот, с меня и спрос весь.

— Спросим, спросим, не переживай. – Уже спокойно прошелестел Архистратиг и присел на край скамейки в аллее парка, куда они незаметно для себя добрели. — Еще не вечер. И для тебя времени хватит. И для всех остальных. – И откинулся на спинку скамейки, устало разбросав руки по верхней ее планке. — Время, оно ведь, понятие относительное. Ни кого не забудем. Ни, тебя, ни кого другого. На все вопросы ответишь. Так что, будь готова.

— Всегда готова! Зойка вскинула руку в пионерском приветствии. – Правда, галстука нет. — От безысходности, она начала ерничать. — Но я, и, правда, готова. – И сникла, и заскучала. И, безо всяких сил, безнадежно опустилась рядом с Архистратигом. Уронила голову ему на плечо. – И, как же мне дальше? — И заскулила тонюсенько, почти беззвучно, всю себя, доверив этому необычному человеку.

— Как, как. Кабы знать, как? – Архистратиг вынул из заднего кармана своих супермодных джинсов, носовой платок, неумело вытер девчонке нос. Только все размазал по щекам. Увидел. Не получилось. Застеснялся. Сунул платок Зойке в руку:

– На. Сама управляйся. И, хватит реветь. Вернее скулить. – Глянул на свою ладошку. – Ну, вот, и меня обсопливила. – Вытер пальцы об штанину. Заворчал, сварливо и обиженно. – Из-за тебя штаны испоганил. Наверняка теперь пятна останутся.

— Ну, и ладно.— Седобородый прервал словоизлияния Архистратига. – Переживешь, как-нибудь. Давай-ка прикинем, как нам из этого выбираться? Сомнения меня гложут. И большие сомнения. – Он тоже присел на лавочку. Взял у Зойки платок. Аккуратно, и со знанием дела, промокнул ей нос. Обтер щеки. Глянул со стороны. – Ну вот, на человека стала похожа. – В этот же платок высморкался сам. Сложил его, вчетверо и, небрежно выбросил в, рядом стоящую, урну.

— Ладно. Закончили. Хватит лирики. Теперь переходим к делу. – И повернулся к Зойке. – Ты, дочка, много чего успела начудить в этой жизни. И не спорь со мной. – Заметил Седобородый Зойкин протест. – Начудила, начудила, чего уж тут говорить. Может, у вас на Земле так нынче и принято, может, и в порядке вещей, однако по всем вековым канонам Создателя, сплошная ересь и разврат.

— Да я ведь, в церковь хожу по воскресеньям.— В очередной раз всхлипнула Зойка в отчаяние. — Всю службу честно отстаиваю. И свечки ставлю. И за здравие, и за упокой.

            Однако, седобородый остановил ее, коротким жестом руки:

— Помолчи и послушай. Говорю тебе это прямо и откровенно, потому как, хочу спасти душу твою от страданий. Где она поселится, душа твоя, впоследствии, это вопрос второй. Но вот, каково ей сейчас. Это главное. А сейчас, как я понимаю, ей не сладко, ой, как не сладко. – Седобородый глянул Зойке прямо в глаза. — Так может, мы вместе с тобой поможем ей выбраться из всего этого? А? Как ты считаешь?

— Да я, не против. – Всхлипнула Зойка . – Вернее, двумя руками «за». Только, еще бы знать, о чем речь? – Немного слукавила, хотя четко понимала, все дело в ее давешних встречах с Трехголовым. Потом решилась. — Не знаю, кто вы? Но только, почему-то верю, не обманете и поможете. — И добавила, чисто по-женски. – Вы уж, меня не бросайте, пожалуйста. Я к вам, всем сердцем. – И вновь, неожиданно и тихонько заскулила себе под нос.

— Ну, вот и славно. – Седобородый прикрыл ее руку своей. – А теперь послушай меня. – И тяжело вздохнул.

— Я, дочка, давно живу на этом свете. И еще долго жить буду. Так мне положено. Довольно повидал. Много чего знаю. Вот я напомню тебе одну историю. Она, вроде как, к тебе не имеет ни какого отношения. Но, если подумать… Однако, слушай. — И вновь тяжело вздохнул. Заговорил:

            Вся история рода человеческого от Адама — череда сплошных искушений этого самого рода. И началась она задолго до Христа. От Самаэля. И, как ни странно, нашего Пращура, соблазнившего, Про Матерь, человеческую. Не будь этого, не было бы и нас на Земле. Но, если верить вашим ученым, а оснований не верить им нет, любая женщина носит в себе гены мужчины ее первого соития. И гены эти возрождаются в будущем ребенке, от кого бы, она не понесла в дальнейшем. Вот и в нас, во всем человечестве, изначально заложены гены Самаэля, которые передала нам, Про Матерь. Так что, в каждом сегодня, в той или иной степени, сидит частичка Дьявола. Уж так произошло, что он стал нашим прародителем. Не случись этого, не было бы сегодняшнего дня, и уж, конечно, всех нас и тебя, в том числе, тоже не было бы. А с тобой и всей сегодняшней проблемы. Проблем, в нашем понимании, тогда вообще не было бы, потому, как и человечество, просто не народилось. Еще, неизвестно, что лучше, эти проблемы, или их отсутствие. – Седобородый на секунду перевел дух и, не торопясь, продолжил. — Создатель имел большие виды на Землю. В других мирах, которые он строил, то же не все ладно было. – Седобородый прикрыл рот рукой, кашлянул, вроде как, прерывая себя. – Этот мир казался самым удачным. И, вдруг, такой сбой. Когда, вроде бы, все устоялось и встало на свои места. Но и это еще не все. Знаешь ты или для тебя будет новостью, однако, согласно Пророчеству, рано или поздно появится на Земле Антемос, которого породит земная женщина, от Темного ангела, того самого Самаэля. И принесет Антемос на Землю великие беды. И, судя по всему, ты, дочка, имеешь к этому непосредственное отношение. Иначе не доставал бы, своими визитами тебя Великий Герцог Асмадей, далеко не последнее лицо Нижнего Мира. Скорее всего, ты и есть первая ступенька, а вернее, начало начал их преобразований Земного мира.

— Ну, ребята. Вы даете. – Зойка вскочила со скамейки. — Я уже слышала эти байки от Герцога. Что ж вы думаете, я поверю в этот бред? — Зойка на минутку примолкла. Опустилась на скамейку. Подумала и сказала с тревогой в голосе. – Он мне, этот Трехголовый, тоже нечто подобное говорил. Что-то, кому-то, когда-то я должна родить. И все у меня будет в порядке. На все века, а скорее и тысячелетия вперед. – И, пытаясь вспомнить, закрыла глаза. Проговорила, как по писаному — И придет на Землю Мессия, — Зойка открыла один глаз, глянула на Седобородого. Уточнила. – Их Мессия. – Потом вновь закрыла. Продолжила. — И преобразит Землю. И наступит новый, справедливый порядок. – И вновь уточнила. – Их порядок. И с людьми все упорядочится, и с ангелами на вечные времена.— Вновь открыла глаза. Глянула на обоих. Жалобно произнесла. – Вот, как-то, так.

— Все так. Все так, Зоя Николаевна. – Перебил ее Архистратиг. – Кроме одного. До того, согласно все того же Пророчества, появлению Антемоса на Земле, предшествуют соответствующие знаки, предрекающие его приход: наводнения, землетрясения, чума, и, уж конечно же, полный упадок нравов. а так же свирепость беспощадных Гога и Магога. Оглянитесь вокруг, Зоя Николаевна. – Зойка послушно завертела головой. – Да не в буквальном смысле. – Остановил ее Светлейший. Я про то, что все это уже есть на Земле в довольном количестве. Эти беды предсказаны: « Восстанет народ на народ, и царство на царство; будут большие землетрясения по местам, и глады, и моры, и ужасные явления, и великие знамения с неба.» (ЛУК. 21:10-11) – Процитировал он.

— Ну, вот, теперь еще какие-то Гога и Магога. – Зойка совсем растерялась.

— Не думай об этом, дочка. – Седобородый повернул к ней голову и провел рукой по бороде, собрав в кулак, отпустил. Борода вновь рассыпалась. – Гог из царства Магога – это ужас и трепет мира перед неизвестностью. Когда-то утверждали, что это племена язычников с Севера. Но, где они, эти племена? Какие язычники? А потому, живут Гога и Магога только в головах и душах людей. Как и понятие Апокалипсиса. Хочешь ты этого или не хочешь, каждый человек носит в себе свой собственный Апокалипсис, своего собственного царя Гога из Магога. И только от него зависит, вырвутся ли они наружу и покроют Землю, и приблизят Апокалипсис, в теперешнем его понимании, как Конец Света. И придет ли в наш мир Антемос, разрушить все, что с такой любовью создавал Господь. Или же Апокалипсис проявится в изначальном своем толковании, как Откровение или Снятие Покровов с Неизведанного, и принесет на Землю мир и покой, вместе с перерождением духовной сути человека.

            Как видишь, ничего, или почти ничего, нового я тебе не сказал. Но лишний раз напомнить, тоже не помешает. Потому как, не часто мы, ой как не часто, вспоминаем об истоках своих. Живем бездумно и бесперспективно. Вначале, натворим, черт знает что, потом давай исправлять и каяться. Когда исправить уже весьма трудно, а порою и совсем, невозможно.

— Так, что же получается. – Зойка жалобно взглянула на Архистратига. – Ничего нельзя изменить? И выбора у меня никакого?

— Если верить словам Соломона так оно и есть. «Выбора не существует», говорил он. Но, он же заявлял, что единственное, где мы действительно вольны делать выбор, это в собственном сердце. Загляни в себя, попытайся себя изменить. И поймешь, что все, что ты, не задумываясь, совершила бы еще вчера, уже завтра не покажется тебе наилучшим. И таким важным. И вот, только тогда ты сможешь поступить по-другому. И сделать выбор. – Архистратиг на секунду замолчал, будто раздумывал, продолжить, или нет. Решился. – Так что иди с миром и знай, все, что ты ни делала до сего дня, было для тебя лучшим вариантом изо всех возможных. А, вот, как ты поступишь в будущем, только одна ты можешь решить. И в этом случае, выбор у тебя есть.

Глава шестая

            Автор отложил ручку и откинулся в кресле. Глянул на часы. Они показывали без пяти минут полночь. Закурил очередную сигарету. Встал. Подошел к окну. На подоконник свешивались душистые грозди махровой сирени, запах которой с наступлением темноты еще больше усилился. Автор несколько раз жадно вдохнул аромат цветов и плотно задернул шторы на окне. Вернулся за стол, затушил сигарету в переполненной окурками пепельнице. Из стоящей на столе бутылки плеснул в стакан вина, сделал изрядный глоток и перечел последние страницы только что написанного текста. Потер виски и промолвил:

— Куда это меня занесло? И как отсюда выбираться? – И сам же ответил:

— Как забрался, так и выбирайся.

            Старинные напольные часы в углу комнаты заурчали утробно, зашуршали шестеренками и начали отбивать удары неожиданно нежным и мелодичным перезвоном. С последним двенадцатым ударом в дверь постучали. С досадой отставив стакан на стол, Автор подошел к двери и открыл ее. В небе, из-за набежавшего облака на землю поглядывала полная луна, заливая ее ирреальным серебряным светом и отражаясь в воде близкой и спокойной сегодня реки. И никого. Автор прикрыл дверь и обернулся.

            На его месте за столом сидел Великий Герцог, и бесцеремонно потягивал вино из стакана. А рядом стояли безмолвными истуканами двое в сером.

— Какую гадость вы пьете, уважаемый. – Великий Герцог повернул бутылку этикеткой к себе и прочел. — Портвейн номер тринадцать. Неужто, получше ничего не нашлось? – И брезгливо отставил недопитый стакан в сторону.

— Извините, Ваше Высочество, — Автор, по правде сказать, немного опешил. Да, что там, немного. Просто охренел, но, всеми силами, попытался оправиться от первоначального шока. – Вы без предупреждения. Не ожидал визита, а то бы непременно запасся чем-нибудь более достойным. А для меня, так и портвешок — хорош. По нашим доходам и расходы. Опять же дело вкуса. Кто, к чему приучен. – Его колотил озноб, и был он на грани обморока, однако, старался держаться до последнего. И от этого говорил и говорил все, что ни приходило ему на ум. Великий Герцог заметил его состояние.

— Ну, ну. Не нервничайте так. Я ведь не в обиду. Да и не пить я к вам явился. Есть более серьезные причины. И перестаньте трястись, наконец. Вы же мужик, черт побери. – Это «черт побери», он произнес с особым удовольствием. — Давайте-ка, я вас успокою. – Великий Герцог мило улыбнулся, и в руке его откуда-то появилась скрипка, тонкой работы. Он неловко приставил ее к подбородку. Неумело поднес смычок к струнам. Провел сверху вниз по всем сразу. Скрипка, отчаянно сопротивляясь, издала дикие, режущие душу звуки.

— Нет, не так. – Произнес он и попробовал повторить все в обратном порядке.

            Автор зажал руками уши, не в силах выносить такого надругательства над инструментом.

— Перестаньте. Ну, зачем же вы… – В ужасе воскликнул он.

— Вам не нравится? – Удивился Великий Герцог. – Странно. Многие в восторге. А если так. – Он с силой ударил по струнам. Смычок замелькал в воздухе. И по комнате, в бешеном темпе, заметался «Чардаш» Монти. Прямо скажем, в весьма и весьма виртуозном исполнение:

— Та рам, там там там, тамтам та та.— Скрипка отчаянно, словно стараясь успеть куда-то на последнем издыхании, выплескивала из себя дивные звуки. – Та рарара, та рарара, трам та тата… — И, совсем уже на пределе. — Тирлитирлитирли, тирлитирлитирлитирлитирли, тититититититити ,трам та, рара. – И вдруг – Бздыынь. – Лопнули струны. Великий Герцог опустил смычок.

— Ну, вот. Всегда так. – Произнес он с обидой в голосе. – Ни разу не удавалось доиграть до конца. Ни один инструмент не выдерживает. Даже этот. – Он поднес скрипку к глазам, близоруко заглянул в эф верхней деки— Antonius Stradivarius Cremonensis Faciebat Anno 1670. – Бегло прочел он безо всякого акцента. — Подделка, наверное. Но, если и подделка, то весьма искусная. Да и где нынче настоящую сыщешь. Даже Николо, и тот играет, на чем придется. А, впрочем, может и не подделка. Может просто, из ранних. Ну, да ладно, не столь это и важно. – Великий Герцог передал скрипку со смычком фигурам в сером.

— Вы, я вижу, успокоились, уважаемый? Вот и славно. Попробуем перейти к делу. – Он протянул руку к стакану. Глотнул изрядно. – Гм. А ведь недурственно. По настроению и портвешок прокатит за милую душу. Не возражаете? – И, не дожидаясь ответа, опустошил остаток одним глотком. Крякнул со смаком.— И так, к делу. Я понимаю ваше недоумение, по поводу моего неожиданного визита. Но это было неизбежно. Вы, сами и спровоцировали нашу встречу. Так что, не обессудьте и постарайтесь принять все, мною сказанное, как данность. – Великий Герцог с сожалением глянул на пустую бутылку из-под портвейна. — Дело в том, что вы, возможно, сами того не желая, поставили под удар исход всей кампании, которую готовил наш департамент на протяжении последних тысячелетий. А этого допустить я никак не мог.

— Простите, Ваше Высочество, — Автор попытался вклиниться в монолог Великого Герцога. – Но, каким образом, я мог помешать, тому, о чем сам не имею, ни малейшего представления.

— Вот, и мне не совсем понятно. А вернее, совсем непонятно. Откуда вы могли почерпнуть сведения обо всех наших планах, которые мы хранили в строжайшем секрете много веков. Но факт, есть факт. В своей рукописи, вы довольно бесцеремонно, но весьма достоверно, описываете весь процесс проведения их в жизнь. Естественно, повторяю, допустить этого я не мог, и вынужден был сам лично вмешаться, когда понял, что еще немного, и вы откроете миру, в частности Верхнему Миру, что абсолютно не допустимо, все наши секреты. — Великий Герцог с нажимом произнес слово «все». – К сожалению, я не отнесся серьезно, когда прочел описанную вами историю Стрючкова. Ну, думаю, случайное совпадение. Чего только не бывает в этом мире. Но, когда вы начали выкладывать на бумагу жизнеописание Зои Николаевны Исайкиной…

— Да, ведь это не более, чем фантазии. – В отчаянии воскликнул Автор, предчувствуя недоброе. – Беллетристика, так сказать.

— Это для вас беллетристика, уважаемый. А для нас, как это на Земле говорят – «суровая, правда жизни», в которой мы вынуждены находиться денно и нощно. А мой тайный визит к Исайкиной, тоже беллетристика? Вы в мельчайших подробностях, и деталях, описали встречу, будто сами присутствовали. Причем описали задолго до состоявшегося визита. Откуда вы могли почерпнуть эту информацию? Неужели в моем ведомстве завелся «крот»? Но, если и так, все может быть, то сливал бы он информацию туда. – Великий Герцог ткнул пальцем в потолок. – Причем тут вы? Так, что эту версию я сразу отметаю. Выходит, дело в другом. Даже те события, которые еще не произошли, но уже описаны в ваших главах, – Великий Герцог взял со стола пачку листов, – даже они, сбываются с необычайной точностью. И это пугает. — Выходит, встреча Исайкиной с ее ангелом-хранителем вот-вот случится на самом деле? Да. Да, не удивляйтесь. Я уже знаю содержание ваших последних глав. Именно поэтому я здесь. Более того, могу вам сказать, мне многое о вас известно. Возможно, даже больше, чем вы сами о себе знаете. Но оставим это, до поры до времени. — Великий Герцог Асмадей машинально глянул на рукопись. Прочел пару строк. Отбросил в сторону. Потом, что-то сообразил. Вернул и поднес к глазам. Сотворил из воздуха монокль. Посмотрел через монокль. Остался недоволен. Сотворил пенсне. Нацепил на нос. Прочел несколько строк. Посмотрел сквозь пенсне на автора. Потом снова на листок. Удивленно и растерянно промолвил.

— Минуточку. Это, что ж такое? Это, когда же вы, такое? Это, куда же вы, такое? И откуда оно, такое? Почему я ничего не знаю?

— Да, вот только что, закончил. Перед самым вашим визитом. – Хмельно и радостно заулыбался Автор.

— Только что? – Почему-то не поверил Великий Герцог. Помолчал. Подумал. – Видно, я в дороге был. Не успели доложить. – Нашел он оправдание своей неосведомленности.

— А, неплохо получилось. Мне самому понравилось. Правда несколько неожиданно для сюжета… но, что-то в этом все-таки есть. – Автор сделал в воздухе замысловатый жест пальцами и вновь широко улыбнулся. Но теперь уже с гордостью.

— Поживем — увидим. – Недовольно пробурчал Великий Герцог. – Ну-ка, сядьте в сторонке. Я должен внимательно ознакомиться, с тем, что вы тут понаписали. Возможно, это поможет мне принять правильное решение по вашей персоне. Сядьте и не мешайте. — Здесь все? – Он сгреб со стола своей огромной дланью рукопись.

— До последней запятой. – Автор вновь улыбнулся. Но теперь уже застенчиво. И, неожиданно, произнес. – А, может, Ваше Высочество, я прочту? В слух, так сказать. Почерк у меня больно уж не того… не разборчив. Я иногда, поутру, сам не могу прочитать, что я там ночью набуровил. Особенно, если с портвешком переборщу. Зато, и самые удачные строчки, именно, тогда появляются. Правда, часа по два после копаюсь, что б начисто перепечатать. Но это того стоит. Ну, так что, читаю?

— Да? Вы думаете? – Великий Герцог заглянул в рукопись. – Действительно, прямо скажем, почерк у вас весьма далек от совершенства. У меня баранья голова и то разборчивей напишет.

— А что баранья? Чуть что, сразу баранья. – Донеслось из кармана Герцога Асмадея с обидой в голосе.

— Ну, ну. Только без обид. Это я так, к слову. Уж и пошутить нельзя. – И шепотом, прикрыв рот рукой, так чтобы слышал только Автор, произнес. – Очень он у меня обидчивый. Вернее, я у меня обидчивый, вернее я у себя. – Опять запутался Герцог. – В общем, вы поняли мою мысль.

— Понял, Ваше Высочество. Чего ж не понять. Очень ваша баранья сущность обидчива, на вашу человечью. – Так же шепотом ответил Автор. – Или все-таки не человечью? Вот, и я запутался. Но, понял, можете не сомневаться. Ну, так что, читаю? – Герцог помолчал минутку в раздумье. Решительно махнул рукой.

— А, давайте. Это даже любопытно будет. Из первых уст, так сказать. – И протянул Автору стопку бумаги. — Устроим, как это у вас называлось? Ах, да — «Ленинские чтения». Я помню, одно время на Земле они весьма популярны были. Возобновим, так сказать, традицию. А при случае, встречу старика, порадую, мол, помнят еще, вон даже чтения устраивают его именем. Пусть, расслабится. А-то, последнее время, он какой-то потерянный.

— И так! – Великий Герцог, уютно устроился в кресле. Глянул на фигуры в сером. Махнул платочком.

Фигуры громко и хором протрубили:

— Ленинские чтения, считать открытыми. – И вновь застыли безмолвными истуканами.

— Ну, поехали. – И, поставив локоть на столешницу, аристократически прикрыл ладошкой глаза, приготовился слушать.

Глава седьмая

 Автор уселся по удобнее, подвинул поближе рукопись, откашлялся, бережно взял первый листок, сделал паузу, решился и начал громким, срывающимся голосом:

            «Автор отложил ручку и откинулся в кресле. Глянул на часы. Они показывали без пяти минут полночь. Закурил очередную сигарету. Встал. Подошел к окну. На подоконник свешивались душистые грозди махровой сирени, запах которой с наступлением темноты еще больше усилился. Автор несколько раз жадно вдохнул аромат цветов и плотно задернул шторы на окне. Вернулся за стол, затушил сигарету в переполненой окурками пепельнице. Из стоящей на столе бутылки плеснул в стакан вина, сделал изрядный глоток и перечел последние страницы только что написанного текста. Потер виски и промолвил:

— Куда это меня занесло? И как отсюда выбираться? – И сам же ответил:

— Как забрался, так и выбирайся. -….»

            Великий Герцог жестом остановил чтение.

— Ну, это вы, уважаемый, можете опустить. Сии события мы с вами только что прожили. Я еще не успел забыть. Там мы и винище дули, и о вас приватно рассуждали, в том числе. Вы дальше читайте. Про то, чего еще не было.

— Как скажете, Ваше Высочество. – Автор перелистал несколько страниц. Отложил в сторону. – Вот, нашел. Отсюда, по-моему, будет в самый раз. – Вновь откашлялся. Достал сигарету из пачки. – Вы, не против, если я закурю. Волнительно как-то, знаете. – Великий Герцог, разрешающе сделал ручкой. Автор прикурил, глубоко затянулся, и, выпустив дым через нос, стал читать, ровно и монотонно. Потом вошел во вкус, увлекся, начал жестикулировать, изображать в лицах и даже бегать по комнате, небрежно отбрасывая прочитанные листы рукописи прямо на пол.

— Минуточку. – Великий Герцог убрал руку со лба. — Стоп! Хватит. Чем дальше, тем страшнее. И откуда вам, любезный, стали известны такие подробности? Откуда вы почерпнули эти, совершенно конфиденциальные данные?

— Да ни откуда. – Автор глянул поверх рукописи на Великого Герцога. – Просто придумал. Как и все тут от первой до последней сточки.

— Вы меня поражаете все больше и больше. – Герцог Асмадей задумчиво почесал за ухом. – Поверить не могу, что такие совпадения возможны. Вы, уважаемый, как, что ни придумаете, так точно в десятку попадаете. Ну, ладно, все выше описанное в предыдущих главах. Тут я еще могу понять. Тут вы, все-таки, отображаете свое время и нравы современников. Хотя, постойте, вы же и про меня… Какой я вам свой. Вы же и меня описали весьма достоверно, хотя и не всегда лицеприятно. А так же не обошли вниманием и руководство Верхнего мира.

— Велика сила искусства. – Автор скромно потупил взор.

            Герцог Асмадей в задумчивости взял в руки бутылку и с сожалением встряхнул.

— Минуточку, Ваше Высочество. – Автор взял из рук Герцога Асмадея пустую тару, решительно шагнул к стоящему в углу холодильнику. Открыл. Достал початую бутылку водки. – Тут у меня заначка имеется. Иногда, знаете ли, приспичит, а взять негде. Потому и держу, на всякий случай. НЗ, так сказать. – И подошел к столу.— Вы, как к водке относитесь?

— Положительно и с уважением. – Герцог Асмадей протянул стакан. – Если, еще и под селедочку.

— Вот и отлично. И я, с вашего позволения, приму стопочку. – Автор плеснул в стакан Герцога изрядную толику, затем себе. – Когда еще случай выпадет в такой компании выпивать. И выпадет ли вообще. А, вот селедочки, извините, нету. Яблочком не обойдемся? – Автор взял с тарелки яблоко, положил на столешницу, ударил по нему ребром ладони. Яблоко треснуло пополам. Разломил. Одну половинку протянул Герцогу. – Прошу вас. Не беспокойтесь, они мытые. — Оба выпили с удовольствием. Захрустели яблоком.

— Однако, вернемся к делу. – Произнес Герцог Асмадей и отложил недоеденное яблоко в сторону. – Еще пригодится, на вторую порцию. Так что вы там про искусство говорили?

— Я сказал, что искусство – великая сила. — Повторил Автор с полным ртом.

— Вы думаете? – Великий Герцог сделал паузу. – Нет. — Решительно произнес он. – Тут дело не только в искусстве. А может и не в искусстве вовсе. Здесь надо серьезно разобраться. – Он вновь замолчал. Задумался. Продолжил. – Не могли вы сами все это придумать. И сообщить вам никто не мог. Однако, этими сведениями вы, как ни странно, обладаете, и, я понимаю, обладаете в полной мере. Возникает вопрос – откуда? – Герцог Асмадей замолчал. И неожиданно произнес. — Что там у вас дальше?— Автор хотел продолжить. Герцог остановил его жестом руки. – Погодите. Не надо. – Положил руку на текст. Замер на секунду. Сосредоточился. Глянул на Автора. — Я сам могу вам сказать, что у вас дальше. И все это мне решительно не нравится. Повторяю. Вся эта программа была известна лишь узкому кругу лиц, с пометкой грифом «Совершенно секретно». – Великий Герцог заметно взволновался.

— Да ни о какой вашей секретной программе я не знал, не знаю и знать не хочу. – Автор провел рукой по лицу, стирая внезапно выступивший пот. – Я ведь уже говорил, что все, о чем писал с самого начала и до сего момента, все придумал сам. Про Стрючкова, про Зойку и про вас, наконец. Даже все то, что вы мне сейчас говорите, это я придумал. И как вы ко мне пришли, и как мы беседуем, да и вас самого я тоже придумал. Даже то, что происходит сейчас, придумал я. Вас нет, и быть не может. Понимаете? Не может. Потому что, я вас при-ду-мал. В реальности вас не существует, так как вы у меня только в голове. Моя фантазия, не более того. Господи, похоже, у меня «белочка» начинается. Вот он, портвешок, до чего доводит.

— Да успокойтесь вы, уважаемый. Нет у вас ни какой «белочки». Ни белочки, ни суслика, ни какого другого грызуна. Даже пустяшного насекомого, и то нет. – Герцог Асмадей задумчиво глянул на Автора. – И, к слову сказать, вы тут заговорили о реальности. Я бы на вашем месте не был столь категоричным. Может быть, все, что с вами в данный момент происходит и есть настоящая реальность. И Стрючков, и Зойка, и я, наконец, это и есть самое настоящее. А все, что было до этого, лишь иллюзия? Галлюцинация, как вы метко заметили устами одного из ваших персонажей. А? Что вы на это скажете?

— Я уж и не знаю, что говорить. – Растерялся Автор. — То есть вы хотите сказать, что вся моя жизнь до сего дня была сплошная иллюзия, и только сейчас я живу по-настоящему и реально? Вы это имели в виду?

— Ну, что ж, можно и так сформулировать. – Великий Герцог довольно улыбнулся. – Однако, это вам решать, какую из реальностей вы примите для себя за основу, а какую отбросите. Можно и так и эдак.

— Клиника какая-то. Так в жизни не бывает. Чтобы человек сам выбирал себе реальность. Бред, ну просто бред.

— А вот в этом, вы глубоко заблуждаетесь.— Великий Герцог улыбнулся и, в подтверждение своих слов поводил пальцем из стороны в сторону. — Люди сплошь и рядом, ежедневно выбирают для себя, в крайнем случае, подстраиваются под уже существующую реальность. Как им удобнее на данный момент. Просто все вы настолько привыкли к этому, что за своей повседневностью, не замечаете таких мелочей. Как у вас говорят? Ах, да — «делаете на автомате». Правда, в одном, уважаемый, пожалуй, вы правы: чаще всего люди подстраиваются под уже существующее. Так много проще, да и безопасней. И лишь небольшая часть может себе позволить изменить реальность под себя. Возможно вы, как раз из последних.

— Как у вас все сложно.— Автор, взял в руку бутылку, секунду поколебался, но потом все-таки разлил остатки водки по стаканам, — И все-таки, Ваше высочество, давайте добьем ее родимую. Кто знает, может, в последний раз употребляю сию божественную влагу.

— Так уж и божественную. – Поморщился Великий Герцог, но стакан поднял и жахнул одним глотком. Занюхал яблоком. – И потом, почему же в последний раз? Откуда такие мрачные мысли?

— Да, кто ж знает, что с нами завтра будет?

— Очень даже хорошо, кто знает. То есть, я хочу сказать, я знаю, что завтра будет. И не только завтра, но и на многие времена вперед. И не только с вами. Да и вы, судя по всему, тоже в курсе. – Великий Герцог взял со стола отложенную Автором рукопись. – Прочтите-ка последние несколько страниц. – И протянул листки Автору. Тот неуверенно взял, полистал, глянул на Герцога.

— Откуда читать?

— Да, вот, хотя бы, со слов «Земля взбунтовалась». Прямо оттуда и начинайте.

— Секунду. – Автор отложил несколько листков в сторону. – Ага, нашел. Начинаю? – И вопросительно глянул на Герцога.

— Начинайте, начинайте. – Великий герцог захрустел яблоком.

— Ага. – Автор замялся в нерешительности. — Так я начинаю? – Переспросил вновь.

— Да, да, начинайте. – И сунул огрызок недоеденного яблока в карман к бараньей голове. В кармане послышалось чавканье.

— Ну, что ж, начинаю. – Обреченно произнес Автор и с шумом выдохнул воздух.

— Земля взбунтовалась. Кончилось терпение Земли. И задрожало ее чрево. И извергло из себя жар и пламень. Лаву и пепел. Ветры и засуху. Саранчу и мор. И все это одновременно, во всех концах и пределах. И разверзлась Земля во многих местах и, повсеместно. И вырвались наружу грехи человеческие от самого сотворения мира и до сего дня, заточенные за семью печатями в глубоких недрах. И нескончаемым потоком хлынули на Землю, и обволокли ее, как в кокон завернули, запеленав все живое. И не живое тоже.

— Вот, видите. – Великий Герцог прикрыл ладонью рукопись, прерывая чтение. – А говорите, не знаете, что будет завтра. Вот это самое, скорее всего, и будет.

— Вы, что же, Ваша высочество, хотите сказать, что это может случиться в реальности? – Автор в ужасе глянул на Герцога.

— Не только может, но уже сбывается. Это и есть реальность. Самая, что ни на есть настоящая реальность. Осталось дело за малым. Финал, так сказать, Организовать свидание Исайкиной со Стрючковым. А вернее Его Величества Темного Ангела Асмадея, который воспользуется телом Стрючкова, с Зоей Николаевной. Реализовать тот самый час Х, о котором вы написали. Но это уже дело техники. И, как говорят у вас на Земле: «Финита ля комедия».

— Но, я не знал и совсем не хотел…

— Да, не терзайтесь вы так. Лично от вас в этой ситуации ничего не зависит. Все было предрешено заранее и подробно описано в Пророчестве. Вы только озвучили течение событий, иногда, правда, до того, как они произошли на самом деле, чем доставили нам немало хлопот. Вот и думай теперь, что с вами делать? — Значит, так. – И опять замолчал.

— Как? – Автор, вновь напрягся.

— Как, как. Жопой об косяк. Вот как. – Неожиданно взорвался Герцог Асмадей. С досадой почесал виски. Произнес, уже спокойно:

— Не знаю я, как. Когда сюда собирался, знал. Рукопись уничтожить. Вас памяти лишить. И нет проблемы. А, вот теперь сомневаюсь. Правильно ли это? Не могу принять решение, хоть ты тресни. Не могу, и все.

            Автор указал на бутылку:

— Вот и водка кончилась?

— Да, бросьте вы. Когда это водка помогала принимать правильные решения? Я, во всяком случае, такого что-то не припомню. Хоть у вас и говорят, что «без бутылки не разобраться», на самом деле, она, — Герцог ткнул пальцем куда-то в сторону, — только помеха. Но это мое мнение. Вы можете думать по-другому. Никто вам ничего не навязывает. У вас ведь нынче – плюрализм. Как и у нас, кстати. Слушайте! – Герцога внезапно осенило. – А может, вы сами подскажите мне выход? Вот, как вы скажете, так и будет. А, что, голубчик. Это ведь идея. – Герцог радостно потер ладошки.

— Ну, уж нет, Ваше Высочество, тут я вам не помощник. – От неожиданности Автор чуть не свалился со стула.— Чтобы я, собственными руками да себя самого… нет уж, увольте, прошу покорно.

— Вот, то-то и оно. Все вы боитесь ответственности. Герои. Языком чесать, все вы герои. А решение принять или совершить какой-никакой поступок, так вас нету. – Великий Герцог убрал со лба руку. Глянул на Автора долгим взглядом. — А вы, уважаемый, смею заметить, опасный человек. Ой, какой опасный. – И, то ли шутливо, то ли с укоризной погрозил пальцем Автору. — И к тому же кровожадный, заявляю официально. Вон, какую перспективу предрекли Земле. Ай, ай. Признаться, не ожидал от вас. Но оставим это, до поры до времени. Сейчас нужно решать, что с вами делать?

— И, что же вы решили? – Автор растерянно глянул на Великого Герцога. И неожиданно ляпнул:

— А не грохнуть ли меня тут же на месте, и дело с концом.

— Ну-ну, зачем же так, уважаемый. Мы ведь, Слава Богу, — Великий Герцог, произнося, поморщился, — не в средневековье живем, и не в тридцатые годы. Джордано, инквизиция, заседание троек … Как, никак, цивилизация и до нас докатилась. Думаете, только у вас демократия? К вам-то она, как раз, от нас просочилась.

— Так уж и от вас? – Осмелел Автор.

— От нас. От нас. — Взмахнул рукой Герцог. — Дурной пример, так сказать, заразителен. Как, там сказано? – Потер он переносицу. — «По образу и подобию»? Вот, по этому, самому «образу» созданные, и мыслите вы все «по подобию». А потому, я, просто, не имею права пускать ваше будущее да, пожалуй, и наше тоже, на самотек. – Герцог Асмадей поднялся на ноги, сделал серьезное лицо. — Заявляю официально, по вашей персоне решение мое таково. – Он повернул голову в сторону окошка. — Будьте так добры, уважаемый Шмаэль, отдерните, пожалуйста, штору.

            Эмиссар по особым поручениям тут же материализовался возле окна из воздуха и резким движением обеих рук раздвинул тяжелые кабинетные портьеры.

            И автор воочию увидел вместо привычного куста сирени за окном своей дачи, огромную черную бездну с мириадами звезд, и, на фоне этой бездны, сияющий голубой диск Земли, не раз, им описанный.

— За что боролись, на то и напоролись. – Чуть слышно и обреченно пробормотал Автор.

— Вот, именно. – Произнес Великий Герцог. – На этом и остановимся. Погостите пока здесь, у Шмаэля. Я думаю, скучать вам не придется. Все условия будут созданы. – И строго посмотрел в сторону Эмиссара по особым поручениям. Тот с готовностью кивнул, подтверждая слова начальства, вроде как, не извольте беспокоиться. — Герцог продолжил, уже Автору. — Пишите себе, на здоровье. А пройдет час «Х», это ж вы, так удачно назвали время начала Нашей Эры на Земле, посмотрим, как с вами поступить. Да, чего смотреть. И так все ясно. Захотите, вернетесь назад, на Землю, не захотите, подберем для вас и тут, что-нибудь стоящее. К тому времени, думаю, вы уже закончите свой опус. Кстати. Что-то я не совсем понимаю его название. Какая Сцилла? И причем тут Харибда? А впрочем, это ваше дело. Но, думаю, после публикации определенные вопросы кое у кого появятся. Правда, если на Земле, хоть кто-нибудь останется, у кого эти вопросы возникнут. Вы, вон как круто завернули события. От Человечества камня на камне не оставили. Всей цивилизации гибель обрисовали. Однако, даст Бог, — Герцог Асмадей сделал кислую мину, будто лимон проглотил, — не все ваши пророчества сбудутся. Глядишь, в чем-то и ошибетесь. В общем, будем надеяться, что книженцию вашу будет, кому почитать. И, ни каких возражений. – Сделал он резкий жест рукой в сторону Автора, пресекая любую его возможную попытку, что-то произнести. — Пишите себе на здоровье, а мы с господином Шмаэлем, с удовольствием, почитаем на сон грядущий. Так тому и быть. – И Великий Герцог, пыхнув химией, а так же, громыхнув чем-то отдаленно напоминавшим далекий разряд грома, растаял вместе со свитой на глазах у ошалевшего автора, в дымке голубой.

— Ну, что, давайте обустраиваться? — Грустно глянул Шмаэль на Автора . – Для вас уже все приготовлено. И перо, и бумага, да и все остальные удобства. – Так что, творите, дерзайте, сочиняйте. Только уж, не обессудьте, рукописи я у вас буду забирать. – И развел руками, заметив, робкую попытку Автора, что-то возразить. – Ничего не могу поделать. Сами слышали: до часа «Х» — ни-ни. – И виновато опустил глаза.

            Ну, вот, пожалуй, и все.

            Как ни печально, с тех пор до нас не дошло ни единой новой строчки изо всей этой истории. Ни о Стрючкове, ни о Зойке, ни о …

 

            Хотя, час «Х» ведь еще не наступил. Или наступил?

Эпилог

            Попирая копытами Великий Хаос, четыре коня несли своих страшных всадников в сторону Нашей Вселенной. И не было в мире такой силы, которая могла бы остановить Мор! Прекратить грядущую Войну! Уничтожить Голод! И уж, конечно же, отменить Смерть.

            Впрочем, один вариант, по-моему, все-таки есть.

Конец первой книги

Книга вторая

и аз воздам

            Аркадий Борисович Стрючков сидел под вишенкой, спиной прислонившись к стволу деревца. На лице его блуждала безмятежная улыбка. Сверху светило солнышко. Рядом журчал голубой ручеек с прозрачной и чистой водой. Откуда-то издалека доносилась тихая приятная музыка. Или это птички так умело выводили руладами что-то очень знакомое. То ли из Крутого, то ли из Паулса. Чуть в отдалении бродили козы, мирно пощипывая свежую травку. Еще дальше, на пригорке, девочка из сказки про Морозко готовила на очаге чесночную похлебку. Аромат ее далеко разносился окрест, возбуждая у Аркадия Борисовича здоровый аппетит, да и вид девочки из сказки не оставлял его равнодушным, в самом, что ни на есть, определенном смысле. В общем, даже слепому было видно – жизнь удалась. И он безмерно счастлив.

             Не важно, что, где-то там, далеко, далеко, за гранью видимости бушевало огромное пламя, сжигающее небеса, отчего те были не привычно голубыми, а тяжелыми багровыми и местами оплывшими от безмерного жара. Нет, над ним, в смысле, над Аркашей, они, были прежними, веселыми и радостными. То, что аромат похлебки, стоило только ветерку поменять направление, захлестывал запах смолы и серы, а до слуха временами доносились многочисленные людские вопли и стоны, так это — мелочи, на которые и внимания-то обращать не стоило. Пекло оно и есть, Пекло. Главное, Аркашу это, ну ни как не касалось.

            — И чего все боятся этого места? Везде есть своя Рублевка. – удивленно прошептал он. – Просто, надо уметь знать, что, где, когда, и кому. — Улыбнулся Аркаша и яростно зачесал между ног.

            Его заедали блохи. 

Конец