Последний довод

Глава 1

Я не сдамся! Ни сегодня, ни завтра. Выстою, как сделала это вчера. Буду идти, и обязательно достигну цели.

Нет, я не повторяла себе эти слова, они просто жили в душе, вернее сказать, в прокачанном инструкциями разуме. На самом донышке, чтобы ощущать их организующие навесные структуры и не забывать главного.

Тело тоже существовало отдельным манером: ноги упорно отмеривали тусклый грунт, взгляд обшаривал окрестности, уши ловили шорохи, а других звуков ночь вроде бы и не предлагала.

Моё сумеречное зрение я не назвала бы совершенным, зато и цветное почти не страдало, а универсальность помогала выжить в самых разных обстоятельствах. Недаром послали именно меня и Олафа. Полковник беседовал с нами в секретном кабинете. Бункер к тому времени уже изрядно пострадал, но мерцающая защитным полем комната сохранилась.

— Ребята, вы просто дойдите, — сказал Кончен. — Нет у нас выхода. Всё, что летает — маеты собьют, а биологических тёплых пятен по планете ползает столько, что каждое отследить не удастся.

Как ни иронично это звучит, как раз никого живого нам с Олафом и не попалось до той самой встречи на ферме. Впрочем, жуть мы не считали полноценными существами, что не помешало им напасть и довольно успешно. Напарник мой там и погиб. Иногда я забывала об этом и, сторожко оглядываясь назад, пыталась поймать взглядом ставшую привычной худую высокую фигуру. Пустота не отвечала. Олаф остался на ферме, я не смогла его похоронить, но забрала почти всё снаряжение. Ещё не хватало оставлять кому угодно доступными средства нападения. Вооружённая винтовками жуть — это уже, знаете ли, настоящий кошмар.

Дополнительная тяжесть замедляла передвижение, но в прочёсанных землях, каждый предмет представлял собой ценность. Я дорожила всем, что забрала с собой, шла, упорно не замечая лишнего веса, твёрдо веря, что выдюжу. Брикеты еды, оружие, вода. Последней совсем немного. Поскольку основное формирование моего тела уже завершилось, я могла пить из любой лужи, и фляги оттягивали пояс лишь потому, что кое-где не водилось и луж.

Усталость нападала, временами совсем неожиданно, только и к ней я привыкла, где-то внутри включался режим, который я называла для себя: «всё по новой», организм вздыхал и скаредно ссуживал ногам очередной резерв энергии. Выносливость была одной из моих верхних возможностей, потому и отправили на это непростое задание.

Реденькое кустолесье, начавшееся сразу за полями, постепенно матерело, значит, впереди лежала котловина. Карту я помнила наизусть, но наш мир так проворно менялся, что толку от этой типографии временами случалось совсем мало. Вот и теперь, изменение ландшафта произошло раньше запланированного.

Ну не так, так этак. Я ничего не имел против. В кустарнике временами дорогу удавалось найти с трудом, не везде он высился частыми связками, но зато и опасностей здесь почти не водилось. Крупным хищникам нечего было жрать, потому что большинство зверей предпочитало места с более надёжными и уютными укрытиями. Котлованы, например.

Под ботинками вяло скрипели палые листья, похрустывал валежник, в нос иногда залетали запахи гниения, но вообще растения казались здоровыми. В узлах корней сытным духом манили бульбочки. Зачем они нужны кустарнику, мы так толком и не разобрались, этими рассыпчатыми шариками питались мелкие животные, шнырявшие здесь неустанно. Мы тоже приспособились их есть. Не сказать, чтобы изыскано, зато брюхо набить можно.

Присмотревшись, я выбрала самую богатую урожаем полянку и села перекусить. Бульбочки слегка вязали во рту, но мне это даже нравилось. Клубни оказались крупными и сочными, основательно ложились в живот. Вокруг посёлка, где я родилась и выросла, таких богатых россыпей не встречалось. Выколупывая из гнёзд, я методично отправляла в рот жестковатые комки еды. Словно уголь в топку бросала. Конечно, таких машин у нас давно не было, я видела их в фильме, но после нынешней войны многое забытое грозило появиться заново.

С чего всё началось, я честно говоря не знала, или не помнила. Так стремилась обжиться в подразделении, вникнуть в службу, показать себя с лучшей стороны, что едва обращала внимание на большую политику. Ну а кто в двадцать лет интересуется такими скучными вещами, как мировой порядок и общее течение событий? Мы вообще мало знали о происходящем во внешнем мире.

Быть может, правители отличались большей осведомлённостью, хотя сейчас говорят, что нет, но простые люди жили, радовались и не думали ни о чём скверном. Рекламы межпланетных компаний, в первую очередь, конечно МАЕТа, висели у нас везде, и половина подрастающих мальчиков и девочек мечтала, как наймётся однажды во внешние миры и всё у них будет хорошо. Мы считали, что, раз никто не возвращался, уехавшим там нравилось. Мелькали иногда кадры в хронике, где уроженцы нашей планеты выглядели преуспевающими и довольными. Никто не думал, что доказательства в целом слабоваты.

А потом один из эмигрантов всё же вернулся и рассказал ужасную историю о том, как наших быстро окучивают, закабаляют в долговое рабство и заставляют работать там, где особенно тяжело и велики риски, а чаще всего гребут в армейскую службу и бросают в бой, сберегая своих людей.

Резон в том был, и кто-то его отлично разглядел. У каждого родившегося на этой планете проявлялись необычные способности. По-видимому, нас ценили как солдат, и наниматели не желали отдавать свою прибыль на откуп таким нелепым понятиям, как добрая воля. В результате хитрым законом всех уроженцев здешнего причудливого мира объявили не-людьми. В какой-то степени так оно и было, учитывая уверенное врастание бывших землян в чужой мир, но работодателям принятые правила помогали делать из нас товар. Животных ведь никто не спрашивает, хотят ли они ходить в оглоблях. А разум? Ну кого интересует такая мелочь, когда можно заработать?

Скандал разразился, местные начали протестовать, и правители отказались выпускать с планеты своих мальчиков и девочек. Вот только агентства по найму не собирались терять прибыль и пошли на нас войной.

Ну так это называлось. Вначале обстреливали только столицу, но мы ведь не сторонняя сила, а часть своего мира, хорошо освоены в нём и, спасаясь от ударов сверху, ушли в свободные земли. Вычислить там кого-то при всей ловкости систем наблюдения было той ещё задачей.

Время от времени я переставала жевать, чтобы прислушаться к происходящему вокруг. Спокойным-то всё выглядело спокойным, но кто знал, что теперь бродило в зарослях. И зачем. На ферме мы тоже поначалу ничего тревожного не заметили, нападение произошло внезапно.

Я опять вспомнил Олафа, вздохнул о его судьбе. За два года я сдружилась со многими ребятами. В нашем подразделении, считавшемся мужским, всем солдатам приходилось говорить о себе в мужском роде, носить исключительно штаны. Я иногда жалела, что не записалась в другое, где существовал женский обиход. Юбки, которые носили там и девчонки, и юноши выглядели удобными и как одежда, и как боевой щит. У нас ведь не сохранилось заданных первоначально чётких половых ролей, за что маеты опять же обзывали отсталыми дикарями.

За колоннами, где сжатых тесно, где причудливо переплетённых стволов, стволиков и воздушных корней, шуршали мелкие зверьки. Здесь постоянно присутствовал этот едва слышный звук, сообщавший, что вблизи безопасно. Что-то тяжелее мелюзги, например, человек или жуть, предварили бы о своём передвижении заранее. В кустолесье никому не удавалось ступать достаточно тихо.

Я позволила себе расслабиться, отпустить напряжение прошедших часов, содрать плёнку забвения с недавних воспоминаний. Нет, не затем, чтобы погрустить о несчастливой судьбе Олафа, а стремясь ещё раз продумать случившееся нападение и оценить его характер. Жути устроили нам засаду, причём весьма грамотно, иначе мы не угодили бы в беду так скоропалительно. Конечно, наше обучение не завершилось, по сути дела, мы оставались ещё зелёными новобранцами, но ведь и не вчера пришли на службу. Кое-что знали и умели. Бывшие десантники из МАЕТа оказались смекалистее даже на грани могилы.

До ферм война не докатилась, крестьяне жили большей частью спокойно, а при нужде прятались неподалёку, возвращаясь в свои дома, когда минует опасность. Наверное, обитатели той усадьбы тоже успели исчезнуть, трупов и крови я не нашла. Три мужика в обтрёпанной униформе напали, когда мы вошли в крытый двор. Тревога нахлынула внезапно, Олаф ощутил её первым, потом я подтянулась, и мы отпрянули, чтобы немедленно пуститься дальше через поля, вот тогда эти уроды и выдали своё присутствие. Двигались они проворно, Олаф упал, едва ступив на обратный порог. Наверное, они хотели расправиться с ним первым, поскольку он был выше ростом и мощнее меня. У нас ведь имелось оружие, именно им жути и пытались завладеть, своё тоже не бросали, но полностью растратили боезапас. Последней пулей они моего товарища и прикончили.

Двоих я застрелила быстро, за последним пришлось погоняться, но и он сдох, хлюпая исторгаемой из разорванного горла кровищей. Убедившись, что это уже не встанет, я вернулась в дом и быстро его осмотрела. Хозяев не обнаружила. Затаившихся врагов — тоже.

Понадеявшись, что крестьяне вернутся, оставила всё, как есть. Похоронят они Олафа, или судьба ему лежать, сгнивая бесцельно — меня уже не касалось. Я пообещала полковнику дойти до цели и знала, что не сдамся.

Поля пересекала едва не бегом, спеша скрыться в густом кустолесье. Всё время казалось, что кто-то смотрит в спину, не то дух моего погибшего напарника, не то дом. Жути по нашим представлениям души не имели. Планета не принимала на свои просторы кого попало.

Почти сутки прошли с тех пор. Одна я, несмотря на дополнительный груз, прошла больше, чем смогли бы мы двое. Олаф не отличался особенной выносливостью, его суперсилой была сила, хотя это и смешно звучит. Нам предстояли места, где она очень пригодилась бы, но теперь предстояло одолевать их в одиночку. Который раз повторив привычное заклинание, я встала и набрала в мешок бульбочек с соседних кустов. Зверям останется — урожай в этом сезоне приличный, а мне тоже надо есть. В котловинах не всегда удавалось добыть что-то толковое, да и время поджимало.

Я поспешила вперёд. Мощные изножия кустов становились толще, а сами растения — выше, хотя для меня эта арифметика значения не имела. Кроны и так возносились на многие метры над моей головой. Иногда оттуда валился мелкий мусор, величаво паря в стоячем воздухе. Ни шлема, ни шляпы у меня не было. Всё, что хоть как-то перекрывает обзор могло помешать тому, чья задача просочиться через заросли из пункта А в пункт Б, а главное сделать это незаметно и быстро. Волосы я повязала косынкой, не потому что они мешали, только не с моей короткой стрижкой, а как раз спасаясь от сыпавшегося хлама. Он тут валил всегда. Листы скользили, не задерживаясь, а вот веточки и чешуйки могли приклеиться. Гребень я, экономя место, с собой не прихватила.

Дорога пошла под уклон, пока ещё слабый, еле заметный, но почва уже начала причавкивать под ногами, собираться в комки и клубки — горячие горнила полезных лесу бактерий, которые и выбрасывались в воздух по мере созревания. Пришлось немного замедлить шаги. Вреда мне эти кочки причинить не могли, но их содержимое с трудом отчищалось от одежды, а заодно могло её и переварить. Только мы, местные, знали досконально, что тут и чем опасно, а что нет, маеты же ошибались на каждом шагу, теряя своих и внятное представление о предмете.

Человек с внешних миров в нашей причудливой природе чаще всего умирал довольно быстро, а из выживших и получались жути — немного тронутые умом истеричные существа, яростно боровшиеся за свою жизнь. Они не знали, что тоже довольно быстро сгниют изнутри, тут и грибных спор не требовалось, лишь немного времени.

Из переселенцев с Земли, давших начало всем нам, тоже мало кто выжил, но уже первые рождённые здесь дети отлично приспособились и наделили иммунитетом родителей. Они не подозревали тогда, что заброшены сюда именно с целью создания условий для искусственной эволюции. Так теперь говорят, хотя иногда мне кажется, что всё могло произойти и случайно.

Наверное, вообще не стоило думать об этом, просто шагать к своей цели, стиснув зубы и забыв собственные потребности, но выйдя из-под надзора старших, я ощутила себя одновременно и очень юной и совершенно взрослой. Двойственность души, что не давала покоя, временами изрядно досаждала. Впрочем, быть может, именно так пробуждалась моя женственность, о которой прежде я вообще не вспоминала.

Мальчики меня не привлекали, нет, девочки — тоже. Я хотела служить, добиться успеха в избранном поприще и не ко времени свалившаяся на нас война раздражала как забравшийся в одежду шип, который кожу проколоть не мог, но не оставлял попыток это сделать, потому что разумом его природа не снабдила.

Впрочем, я верила, что неприятности непременно закончатся. Вот дойду я до цели, передам кому следует что следует, и тогда наш перевес в конфликте определится. Военачальники смогут действовать совместно и сметут прочь с планеты маетов, а жути сами сдохнут. Потом правители обратятся в межгалактический суд. Есть же в мере справедливость. Где-то. Я всё ещё пыталась в это верить.

Наверное, моя миссия не несла в себе такой оглушительной важности, но убеждая себя в обратном, я одновременно повышала стимул. Я не сдамся — хорошо звучит, но тут ведь ещё важно, чтобы не сдались и другие.

Осторожно пробираясь среди кочек и оценивая их на предмет зрелости, я чуть зазевалась и приближение большого существа ощутила, когда оно уже дышало за крайней чередой стволов. Впрочем, зазор оставался достаточным. Я удобнее перехватила винтовку и проверила затвор подствольника. Всё работало.

Неизвестный вёл себя как зверь, топал не спеша, словно пасся, хотя я не представляла, чем бы он мог здесь подкормиться. Я принюхалась. Обоняние у меня среднее, но всё же оно уловило резковатый аромат дикой плоти и ещё один, от которого зачесалось в носу и наморщилась кожа на лбу. Кровь.

Почти не таясь, я обогнула стволы и корни ближайшего пучка и увидела его. Ольнь, громадный, матёрый самец, брёл, пошатываясь, с тем упорством, какое проявляет всякий желающий выжить, только шансов у него не было. Кровь текла давно, запеклась мутными волнами вокруг раны, но та продолжала зиять, исходя соком. Твари у нас в целом водятся крепкие, но иногда это не спасает. Кто-то, явно не другой зверь, судя по характеру раны, рубанул несчастного острым лезвием, развалив мясо до костей. Ольнь так страдал, что и меня не заметил.

Разглядывая его, я размышляла. Не иначе поработали те жути, которых я положила на ферме, был у них такой меч, маеты называли его мачете, и кровь на нём запёкшуюся я наблюдала. Глупые пришельцы из внешнего мира либо испугались могучего зверя, либо хотели добыть его на обед. Пусть так, мне-то что сейчас делать?

Оставить зверя как есть, чтобы шёл сколько сможет, унеся вкусный запах будущей добычи подальше от моего маршрута или добить, чтобы не мучился. Думала я недолго. Говорят, женщины жалостливы, наверное, невозможно совсем избавиться от пережитков пола даже здесь, у нас, проще принять их как часть натуры. Я дослала патрон и выстрелила.

Чуть слышный хлопок, отдача, чавкающий толчок в шкуру ольня. Он не взревел, лишь простонал, судорога пошла по коже, короткая, быстро оборвавшая, а потом туша осела среди жадных кочек и часть из них сразу от неожиданности выкинула неровные струи семени. Могучая голова зверя распласталась на почве, погасли глаза.

Если хищники не успеют к добыче, то через день-другой её потребят кочки, их споры созреют раньше и полнее соседних, а на месте, где погрузился в грунт ольнь пробьётся и потянется к далёкому свету росток нового куста. В нашем мире жизнь и смерть являлись понятиями условными, потому я и грустила об оставленном посреди каменных стен Олафе. Внутри дома, он не мог включиться в круговорот возрождения.

Среди стен юных побегов попадалось теперь немало древних трухлявых стволов, а то и пустот, заросли тут были основательные, как всегда на грани котлована, а вскоре я уловила и характерный запах влажной низины. Чёткой границы не существовало, просто твердь незаметно сменилась глубоким плетением трясины.

Я приостановилась, стараясь уловить малейшие колебания лежащего впереди мира. Чуть стонали в гнилых карманах насекомые, как всегда плотно занятые своими делами и не обращающие внимание на вторжение человека, шипели источаемые мокрой землёй пузырьки, они лопались, наполняя воздух характерным душным запахом, а так тишина царила и влажный спокойный сумрак. Где-то вверху плотные пластины листов разворачивались, ловя свет и роняя его на почву так скудно, что солнце здесь, внизу, вообще никогда не появлялось. По этой причине или по какой-то иной, всё здесь было неярким, белёсым, словно природа пыталась компенсировать так полутьму. Трубы корней, обмётанные пятнами плесени, то зарывались в грунт, то ползли поверху, огибая кривые и корявые тела деревьев.

Мы изучали этот мир, но мало знали о нём. Иногда я думала, что здесь рождённые и не хотят исследовать свой дом с помощью приборов и пробирок, потому что чуять — престижнее и проще. Я сама в школе не особо успевала, потому и пошла в армию, а не в университет. Спроси меня, что за жизнь заполняет котлован, я бы не смогла ответить, да и зачем? Как не назови дерево, оно ведь всё равно останется многомерной не до конца изученной сутью, ну и зачем тогда сотрясать воздух?

Я и не пыталась, просто ступила на корень, здесь с краю ещё тонкий, скользкий и ненадёжный и пошла по нему в глубины структуры. Главным ведь было дойти до цели, а не сдать зачёт по ботанике.

В котловане обиход жизни усложнялся. На первый взгляд всё здесь казалось таким же безобидным как в кустолесье, но действовало иначе. Почва вокруг корней выглядела жуткой трясиной, ступи на которую — и ты пропал, но на самом деле при всей своей вязкости она давала достаточную опору, вот только и следы оставались, глубокие, заметные, не сразу затягиваемые грунтом. Несколько часов ещё грозили зиять, доступные любому взгляду. Не то чтобы я опасалась погони, но предпочла бы вообще об этом не думать.

Какое-то время шла по горбатой спине корня, но потом нашла отверстие и скользнула внутрь его трубы. Поторопилась, наверное, пространство здесь оставалось ещё тесным, но утро уже полностью развернулось над планетой, а сверху могли взирать не только тупые локаторы, но и роботы, дававшие визуальную картинку.

Полый корень постепенно расширялся, поначалу я ползла на четвереньках, остерегаясь задевать потолок и стены, сберегая снаряжение, но вскоре смогла подняться во весь рост, благо больших высот не достигла.

Глубоко вздохнув от облегчения, я тут же поймала запах, знакомый и чужой одновременно, заставивший меня замереть на месте в предчувствии немалой опасности.

Глава 2

В бегство я, естественно, не обратилась. Пахло слабо, явно впереди засела не рота матёрых бойцов, а с отдельными жутями я намеревалась справиться самостоятельно. Опыт имелся. Благоразумно ползти назад, чтобы искать следующий корень, я считала излишним. Не факт, что он окажется от другого ствола, здесь всё так переплеталось между собой, что разобраться бывало сложно, да и время терять не хотелось.

Я тихо сняла с плеча винтовку и пошла вперёд. Мягкое бархатное нутро тоннеля делало шаги практически бесшумными, а темно здесь и вовсе никогда не было — мерцали пятна плесени на стенах, да и сверху проникал сквозь дыхательные отверстия дневной свет.

Поначалу поселенцы боялись котлованов и чудовищной здешней растительности, но потом, присмотревшись, сообразили, что жить тут неплохо и начали селиться в корнях и стволах. В этом конкретном скоплении, правда, я никого не ожидала встретить, большинство деревень располагались южнее.

Запах усиливался по мере того, как я тихо шла вперёд, но теперь, когда я различала его лучше, он казался всё менее знакомым, словно существо, его издававшее менялось прямо на глазах, точнее сказать на носу, но не прошла я и двух десятков шагов, как увидела его воочию.

Жуть сидел за изгибом корня в довольно странной позе. Согнутые до хруста колени были широко разведены, спина ссутулена, а руки поставлены ладонями между ступней. Кошки так сидят, никогда не видела, чтобы подобная манера пришлась по душе человеку, каким бы он ни был.

Не жуть? Я подумала именно так и в следующую секунду сообразила — почему. На меня смотрели блестящие в довольно ясном свете, льющемся сверху, глаза. Разумные, не затянутые мутным туманом помешательства.

Запах и одежда выдавали в нём выходца с внешних миров, а всё остальное… Я ничего не понимала. Получается, что передо мной сидело существо совершенно неизвестного вида.

Палец так и застыл на спусковом крючке, я решила немного повременить с расправой.

— Кто ты?

Он переводил взгляд с моего лица на винтовку в моих руках и довольно долго не отвечал, словно лишился умения говорить слова или хотя бы понимать их смысл, но потом всё же произнёс негромко, с заметной горечью и на удивление чисто:

— Теперь даже и не берусь судить.

— Отбился от своих? — продолжала я допрос.

— Кто же предполагал, что эта планета такая причудливая, — сказал он горько.

— А остальные где?

Нос и уши не говорили о наличии поблизости других врагов, но кто их ведал, этих маетов? Вдруг сумели качественно затаиться, а одного выставили на продажу, чтобы отвлекал внимание. Я старалась не терять бдительность.

— Не знаю, — сказал он. — Нас было шестеро. Высадили ночью, велели куда-то бежать, а куда — знал только командир. Потом стрельба началась, Бассет приказал рассредоточиться. Я так и сделал, но вскоре обнаружил, что остался один. Куда другие делись — понятия не имею. Потом всё стихло, я стал искать подразделение, но никого не нашёл, пытался связаться с базой, хотя нам и запретили выходить в эфир, но у меня ничего не вышло, а потом рация совсем сдохла.

Он не отвечал на вопрос, а рассказывал: неторопливо и с отчётливым удивлением, как будто сам слышал свою историю впервые, хотя так ведь и было, учитывая, что я, скорее всего, единственный человек, который попался ему за последние дни.

Поначалу его байка о стрельбе вызвала недоумение, ведь оружие и наше и маетовское работает практически бесшумно, а потом я сообразила, что произошло и едва не рассмеялась, хотя расслабляться до такой степени никак не следовало.

Люди с внешних миров наткнулись, по-видимому, на заросли гороховой грохоталки, у неё как раз был сезон разброса семян. Местные отлично знали, как выглядит это довольно неприметное растение и обходили его стороной. Корни чуяли, когда мимо шёл крупный зверь и нерв лозы давал команду стручкам, те раскрывались с действительно похожим на выстрел звуком и обдавали неосторожного градом мелких как пули семян. Вероятно, грохоталка рассчитывала, что её детки, запутавшись в шерсти животного, уедут подальше от родительского клана.

Несложно было представить какой взрыв энтузиазма вызвали у расчётливых растений валившие толпой маеты.

— Сюда-то ты как забрёл?

— Не знаю. Услышал шум, думал, кто-то из наших, а это оказался здоровенный зверь, глаза как уголья, рога вроде были.

— И ты его застрелил?

— Я пытался. Испугался очень, думал — нечисть какая.

Он осторожно, поглядывая на мою винтовку и как бы давая знать, что помнит о моём преимуществе, вытащил из-за спины собственное оружие и показал мне, старательно держа за ремень.

— У меня и так патронов немного оставалось, все истратил, на эту зверюгу, наверное, последние извёл. Только видно не попал, потому что он пёр дальше.

— И ты рубанул его мачете.

Бедный безобидный ольнь, всего лишь искавший в ночи компании другого существа, которое, как ему казалось, пахло не хищником.

Неизвестный кивнул.

— Я ударил и побежал, а что дальше было вообще не помню. Очнулся здесь. Коридор, а куда ведёт непонятно, я пробовал и в одну сторону идти и в другую, но везде одинаково, а выхода никакого.

Я попыталась прикинуть, каким ужасным, наверное, представлялся пришлому из благоустроенных внешних миров, наш, полный невероятной причудливой жизни, но вряд ли смогла проникнуться чужим ошеломлением целиком. Я ведь здесь выросла.

— Ты повстанец? — рискнул спросить парень.

— Я уроженец этой планеты, не желающий, чтобы правила у нас устанавливали чужаки.

— Наверное, это правильно, — сказал он с тоской, а потом добавил: — Не убивай меня, пожалуйста!

Прозвучало странно, я даже растерялась. Он не умолял, а именно просил, не как врага, так словно в целом мире мы остались вдвоём и потому каждое произнесённое слово обретает важность завещания.

Моё сердце, после гибели Олафа застывшее в льдистый комок, едва заметно напомнило о себе. Снова болью, но уже чуть иной, так отходят от долгого бега неимоверно уставшие ноги.

Пристрелить этого парня было моим правом и долгом. Он пришёл с оружием в мой мир и не заслуживал иной участи. Я и готовилась потянуть спусковой крючок сразу после того, как его расспрошу, но теперь разом что-то изменилось.

Наверное, я слишком мало времени провела на службе и не заслуживала ещё полного доверия командиров, но пустить в дело винтовку казалось мне сейчас меньшей необходимостью, чем ещё минуту назад. Что же тогда делать, как поступить в непростой ситуации? Бросить маета здесь? Пусть сам помрёт, да ещё и помучается напоследок, хотя… Он ведь жив и что любопытно не двинулся рассудком, нет в его глазах безумного тумана — обычный испуганный взгляд всерьёз и по праву встревоженного своей судьбой человека.

Кроме того, запах подсказывал, что и гнить изнутри парнишка не собирается. Так уж получилось, что приняв отчасти первых переселенцев и милостиво позволив им размножаться и жить, планета отвергала всякого, пытавшегося привиться на ней позже. Любой, кто пробовал переехать к нам после первого внедрения, неизбежно умирал, не оставив потомства. Иногда это происходило довольно быстро, иногда процесс затягивался на годы, но итог всегда следовал один.

Всё это было мне отлично известно, но я впервые поняла, что маеты, скорее всего, даже не знали о том, что здесь происходит, не вдумывались в проблему, видели в нас полезную в целом популяцию животных, откуда можно забирать годных особей для своих целей, но вникать в то, что делается на планете, они считали ниже своего достоинства, потому и нарвались на жёсткий отпор при попытке нас проучить.

Первый обстрел оказался жестоким, многие тогда погибли, но мы ведь не подозревали в бывших партнёрах столь кровожадных намерений. Зато в дальнейшем маетам не удалось ни разу причинить жителям планеты существенного вреда. Мы моментально организовались, задействовали предсказателей и едва те поднимали тревогу, исчезали на просторах планеты. Любой здесь рождённый умел здесь же и выжить.

Поймав себя на том, что думаю о чём угодно, только не о насущном, я рассердилась, и решение пришло само собой. Убить этот парня казалось разумным лишь на первый взгляд, Олаф так бы и сделал, он всегда отличался категоричностью суждений, но если поразмыслить, передо мной сидел в кошачьей позе не мает, не жуть, не человек из внешних миров, а некто ещё неизвестный. Существо, которое планета сочла полезным и не избавилась от него тотчас, хотя имела и возможность, и основания. Нервные нити биосферы нащупали в этом юноше материал, годный для применения или исследований и не мне было вставать на пути целого мира.

Недаром ведь командир послал двоих: мужчину и женщину. Сильной стороной парней являлись уверенность, мощь, способность если надо переть напролом, а женщины помимо выносливости отличались склонностью к всесторонней оценке ситуации и развитой интуицией. Из нас с Олафом получилась крепкая команда, но теперь я осталась одна и решила прислушаться к своим глубинным инстинктам, а они велели не только сохранить жизнь встреченного неясной пока судьбой человека, но и помочь ему добраться до одного из наших войсковых соединений, где предсказатели, да и просто люди взрослее и опытнее меня сумеют понять причину, по которой парень остался жив и меняться начал на благо здешней природы.

— Идти сможешь? — спросила я, стараясь всё же говорить достаточно сурово.

Он встрепенулся как лист на ветру, сглотнул так что дёрнулся сухощавый кадык, глаза заблестели робкой надеждой. Затем, видимо, попытался улыбнуться, но вышло криво и даже страшновато. Я решила не придираться.

— Да! — ответил он.

— Ничего не обещаю, но попробую доставить тебя в расположение нашей части. Если будешь вести себя послушно, не пристрелю.

Он тут же заговорил, путая слова от торопливости, а может быть, я просто не все понимала:

— Поверь, я ведь потому и остался тут, не убежал, что без поддержки не выжить. Решил, что, если кто из наших на меня набредёт — выручит, а один из ваших, так хоть убьёт быстро. Страшно одному в этом мире. Свои с орбиты всё равно не найдут, да и заморачиваться не будут, а то у них рекрутов не хватит, а здесь кранты.

Понятные в целом прозвучали желания, естественные.

— Как тебя звать-то?

— Илья. Ребята зовут Иль. А тебя?

— Кот, — ответила я. — Прозвище такое.

Уточнять он не рискнул.

— Топай давай! — велела я.

Он тотчас послушался, поднялся вполне себе упруго, так что поза в которой сидел, сразу из нелепой превратилась в стартовую, и пошёл по мягкой выстилке корня. Его игрушечный на вид автомат остался лежать, где лежал, я прихватила его на ходу, убедилась, что патронов действительно нет, но прицепила к плечевому зажиму с намерением утопить в ближайшей гиблой луже. Оставлять валяться бесхозное оружие — это плохая идея, вдруг по закону подлости набредёт на него некто без автомата, но с патронами, а мне он всё равно не пригождался, поскольку наши винтовки имели другой калибр.

Следовало накормить парня, я видела, как подвело у него живот, бедное брюхо уже и не урчало голодно — отчаялось, но для привала ствол корня не слишком годился. Случись что, бежать тут можно было вперёд или назад, редкие дыхательные отверстия протиснуться позволяли лишь с трудом, а это требовало времени, которого в сложной заботе могло и не оказаться, потому я безжалостно гнала подопечного, пока перед нами не открылся храм ствола.

Поначалу люди никак не могли понять, зачем эти огромные растения состоят практически из одних полостей, потом выдвинули, как это принято у учёных, ряд версий, но некоторое благоговение от величия гигантских объектов всё же осталось. Наплывы стен, которые мы называли полками, ничуть не мешали восхищаться величием целого.

Отсюда расходились многочисленные коридоры других корней, да и к веткам я могла бы подняться без труда, хотя мает и вряд ли, но в любом случае это место давало возможность как маневрировать, так и оценить ситуацию в целом, потому что сюда по многочисленным трубам корней сползались запахи со всей округи, ствол как бы притягивал их к себе.

— Садись, поедим, — сказала я Илю.

Он послушно устроился, куда велели, но в мешочек с бульбочками заглянул неуверенно.

— Думаешь, это не ядовито? Пахнет так странно.

— Лопай! — сказала я и, чтобы добавить маету уверенности в моём здравом смысле, отсыпала горку себе на ладонь и принялась кидать по одному в рот и жевать, стараясь делать это медленно и тщательно: пищу следовало как следует смочить слюной, чтобы она усвоилась полностью. Я пока не проголодалась, хотела лишь убедить навязавшегося на мою голову чужака, что еда не отравлена.

Парень тоже долго жевал первую бульбочку, видимо, опасаясь дурных последствий, по его задумчивому виду, если судить, тщательно прислушивался к себе. Плохого ничего не произошло, и он принялся уплетать пищу заметно проворнее. Я не удержалась от замечания. В котловане еду добыть было несложно, только вот требовало это времени, а его как раз лишнего и не водилось в моём распоряжении.

Иль сразу послушался, и челюсти задвигались размеренно, хотя я буквально физически ощущала, как велик его голод — так часто происходит, когда отступает самый большой страх.

— А здесь очень опасно? — спросил он.

— На самом деле, да, — ответила я. — Внутри корней постоянно пасутся разного рода животные, которые едят подгнившие части древесины, ну и соответственно, появляются хищники, что кормятся этими грызунами. Обычно тут довольно оживлённо, это сейчас почему-то тихо, да и то относительно, вон в том корне бродит небольшое стадо. Остальных ты видимо распугал своим диким видом, а то и воплями.

Иль принялся жадно озираться, так словно ему только что разрешили это делать, хотя я и не запрещала.

— А это дом? Может хлев?

— Дерево, — ответила я, поражаясь его дремучести. — мы внутри ствола, а пришли сюда по тоннелю корня.

Он даже есть бросил, уставился на меня круглыми от удивления глазами и заговорил не сразу:

— Такое огромное? А почему пустое внутри?

— Толком никто не знает. Может, чтобы не потонуть в трясине, может чтобы звери чистили проблемные места, а заодно удобряли отходами.

Теперь он оглядел нутро корня, словно надеясь найти фекалии, но на самом деле они не залёживались, губчатая внутренняя выстилка поглощала всё очень быстро. Я так и объяснила, после чего парень отчасти успокоился. Вляпаться что ли боялся? Это после всего, что с ним случилось? Ну и избалованные же существа эти маеты.

— Ешь давай, болтовня отвлекает, а нам некогда, я пока обследую корни и выберу, по которому двигаться дальше.

— Хорошо, — ответил он послушно, хотя мне показалось, что опять испугался.

Решил, что я его брошу? Как будто раньше это сделать не могла. Впрочем, обращать внимания на глупые предрассудки чужого нашему миру человека явно не стоило.

Я постояла немного в центре стволового подиума, ловя на всякий случай отдалённые приметы опасности. Угрозой тянуло заметно и с разных сторон, но в большинстве случаев остерегаться особо не стоило. Те же хищники ничего не могли поделать со мной, вооружённой аж двумя винтовками, скорее приходилось опасаться хрюней, довольно безмозглых по своей сути зверюшек, склонных срываться по любому поводу в паническое бегство.

Ну, строго говоря, такое поведение помогало уйти от хищников или напугать их, а то и затоптать попутно кого-то из своих, тем отвлекая жаждущее живой плоти чудовище от уцелевших членов стада. Всё правильно происходило, как и полагается в безжалостной по части естественного отбора природе, вот только оказаться задавленным этой лавиной никак не хотелось.

Маетами и жутями не пахло, хотя близкое присутствием неместного человека могло и запутать впечатление. Впрочем, я не предполагала встретить тут врагов. Люди сверху боялись так непохожих на всё им привычное котлованов и избегали их более чем других мест. Сам Иль, как видно, заполз в корень от страха, тот показался ему норой или другим годным убежищем. А может, и просто ни о чём не рассуждал, пытаясь спастись любой ценой.

С этим я собиралась разобраться позднее. Для начала следовало сосредоточиться на том, что действительно важно, а о пустяках думать, когда наступит свободное время. Я тщательно исследовала слабые токи воздуха, шедшие из корней, жалея, что обоняние у меня всё же довольно среднее по нашим понятиям, но смогла прикинуть и направление, и возможные в ближайшем будущем неприятные встречи.

Я вернулась к человеку, уже успевшему справиться с выданной ему пищей и невольно потянулась, глядя на его скукоженную позу. Как он ухитрялся сворачиваться таким узлом? Его устремлённый на меня взгляд внезапно сделался ошеломлённым, словно вот только сейчас пришла на ум гениальнейшая мысль. Нетрудно догадаться, что он тут же ею и поделился.

— Кот, ты — девушка?

Ну что тут скажешь? Да ему-то какая разница, чтобы вот так выпучивать глаза?

Глава 3

Я демонстративно вздохнула и поинтересовалась:

— Есть какие-то проблемы?

Кажется, он не понял, о чём говорю. Никогда не наблюдала на человеческом лице такого потерянного выражения. На вид он был моим ровесником, но иногда возникало ощущение немалой разницы в летах. Я чувствовала себя старше, да и была, наверное, зрелее годами, у нас возраст — совсем не то что во внешних мирах. Иначе всё происходит.

— Прости, — сказал он, виновато отводя глаза и комкая пустой мешочек из-под бульбочек. — Я думал, ты — парень, просто так неожиданно получилось.

— Здесь это всё имеет гораздо меньше значения, чем там, — ответила я. — Или для тебя неприемлемо подчиняться женщине?

Я, если честно, смутно представляла себе порядки оставшегося снаружи человечества, наш мир требовал всего внимания и не поощрял суеты.

— Нет, — ответил он и кивнул, словно подтверждая свои слова. — У нас много женщин, которые занимают руководящие должности. Только они не такие.

— Ну расскажешь как-нибудь при случае, а сейчас подъём и в путь.

— Надо спешить? Здесь опасно? — воскликнул он, заполошно вскакивая.

— Не без того.

Я указала корень, по которому предстояло идти и пропустила Иля вперёд.

— Но если ты девушка, то и имя у тебя должно быть женское, — не удержался он всё же от реплики.

Поскольку послушно двинулся куда было сказано и не пытался роптать, я ответила:

— Ну да. Катерина меня зовут, а Кот — это прозвище.

— Катя! — произнёс Иль с явным удовольствием. — Спасибо, что не бросила меня.

Прозвучало так искренне, словно сделанное недавно открытие придало парню сил. Впрочем, я не возражала. Коль его вдохновляют наши различия, то надо пустить новую энергию в правильное русло. Топать к цели, проще говоря.

Если в корне, который привёл нас к стволу, живности не наблюдалось, то в других ответвлениях шло привычное копошение биомассы. Хрюни оккупировали почти все коридоры, потому двигаться пришлось не кратчайшей дорогой, а довольно сложным зигзагом, но я предпочитала подстраховаться. Грызуны, как я уже упоминала, легко впадали в панику, а как они станут реагировать на чужого, я предсказать не могла. Хищники нас, чаще всего, сторонились, признавая равными, но и тут возникали вопросы. Неизвестной пока величиной был мой спутник, и мне казалось, что сама планета заинтересованно притихла, пытаясь разобраться, с какой стати она оставила жизнь вот этому пришлому и совершенно никчёмному на вид существу?

Впрочем, об этом начнём думать, когда окажемся в безопасном месте.

Несмотря на то, что тесное пространство выглядело пустым, на самом деле оно таким не было, помимо крупных грызунов корень изнутри подъедали и совсем мелкие твари, но поскольку паслись они большей частью наверху, Иль об их существовании не подозревал. Это выяснилось, когда он испуганно вскрикнул и подпрыгнул на месте, а потом принялся заполошно сметать с себя руками невидимый мусор. Свалившийся на него мохнатый червяк давно отлетел в сторону и уже вновь кропотливо карабкался по стене, время от времени недовольно подёргиваясь, а парень всё метался, переступая с ноги на ногу, качаясь то вперёд, то назад и явно не решаясь двинуться дальше.

— Ну что опять? — спросила я недовольно. — Если из-за каждой гусеницы ты будешь устраивать такие танцы, мы никогда к людям не выберемся.

Иль оглянулся, перестав отмахиваться, но страх лился из его глаз почти зримой волной. Втянутая в плечи голова делала облик парня особенно жалким. Я подавила раздражение. Не следовало питать презрение к чужаку только потому, что он не приспособлен к нашему сложному миру. Надо всегда помнить о том, что он выжил там, где другие погибли. Просто так ничего не бывает, мы давно убедились.

— Это безобидная маленькая тварюшка, — пояснила я. — И она уже благополучно свалилась с тебя, потому что животные ей не требуются, она ест подгнивающие части корня, выскабливая их своими крохотными зубками. Щетинки содержат стрекала с ядом, но он слишком слаб, чтобы причинить существенный вред. Кожа может покраснеть и не более.

— Противная. Мягкая, липкая и шевелится.

Иль говорил невнятно, губы вздрагивали, но в целом он приходил в себя: начинал ровнее дышать, постепенно выпрямляя согнутые в оборонных целях ноги и спину.

Я честно попыталась вспомнить свои ощущения от соприкосновения с гусеницами, но ничего особенного не отметила.

— Шагай уже.

Механические движения помогут ему прийти в себя, нас бывало гоняли до изнеможения, чтобы усталость вымела все ненужные мысли прочь из головы и задействовала самое полезное, что есть у солдата — правильно поставленные инстинкты.

— Ты извини, — пробормотал Иль, послушно, хотя и неохотно, сдвигаясь с места. — Я ведь ничего не знаю об этом мире. Слышал только, что тут настоящий биологический ад и абсолютно всё способно причинить вред.

— Будь это правдой, люди бы здесь не жили.

Он опять замялся, спиной выражая некий неуют, и я догадалась, что он, как и большинство других обитателей чужих планет, равными нас не считает. Тянуло рассмеяться, хотя положение вещей вряд ли стоило счесть забавным. В глубине души, наверное, каждый из нас понимал, что внешние миры способны всю планету разнести на куски, если сочтут, что она им чем-то угрожает. В неразумные нас ведь чьим-то тщанием уже перевели. До следующего шага оставалось едва минута натуженных размышлений.

Так Олаф говорил, и боль от того, что его нет рядом и никогда уже не будет, вновь резанула изнутри, развернулась в боевой порядок, но я задавила ненужные сейчас воспоминания.

— Шевелись, настоящий человек, а то полуживотное бросит тебя здесь на потребу хищникам, а они бродят совсем рядом, уж в этом ты мне поверь.

Илья вздрогнул и вновь втянул голову в плечи, но спорить не рискнул, да и зашагал быстрее.

Завершаясь, точнее, уходя от ствола, корень, как всегда, сузился, и отверстий наверху стало явно больше. Глотка дерева таким способом приглашала чистильщиков, ведь водившиеся внутри звери так или иначе способствовали здоровью всего организма, подбирая лишь то, что мешало. Наступил довольно сложный этап в нашем путешествии, я отодвинула Иля за спину, объяснив ему, что позади пока относительно спокойно, мы ведь никого не встретили и крупные звери не шли по нашим следам, но вот впереди могут ждать сюрпризы различной степени сложности.

Какое-то время ещё удавалось продвигаться согнувшись, но вскоре пришлось опуститься на четвереньки. Снаряжение, приспособленное к такому способу передвижения мне почти не мешало, но Иль всё же предложил помощь, хотя голос прозвучал задушенно и неуверенно.

— Ты ползи, — ответила я. — Хочешь жить, береги силы.

— А ты?

— Я выносливая. Да и привыкла.

Он замолчал, лишь иногда досаждая чрезмерным усердием. Не то чтобы наступал на пятки, но близко к тому. К счастью узость вскоре закончилась впереди замаячило большое отверстие, я честно говоря не знала, сам корень их расширяет или же это делают толстенькие хрюни, но как бы там ни было, сквозь него вполне удалось бы выбраться наверх. Впрочем, для начала я остановилась и прислушалась.

Задерживаться не стоило хотя бы потому, что тоннель за моей спиной прочно перегораживал неловкий человек с внешних миров, но и выскакивать наобум тоже не хотелось. Лучше места для засады и придумать было нельзя.

Я затаилась, дышать почти перестала, а натуженное сопение спутника отодвинула в загон необязательных звуков. Прислушалась, но прочие шумы не несли немедленной угрозы, тогда я потянула носом воздух, прицениваясь к глубинным ощущениям.

Запахи привычно разошлись по сортам ещё на пороге разума, так происходило всегда, неопасные служили как бы фоном, на котором отчётливо проступила едва заметная, но острая из-за своей хищной составляющей нота. Зверь засел близко, но не очень, скорее всего, просто уловил наше передвижение и решил попытать удачи.

— Сиди тихо! — велела я парню.

Сама же сжалась как пружина, ровно упёрлась ступнями в днище корня, а потом выскочила наружу, сразу выпрямляясь во весь рост.

Бросок гира оказался почти так же быстр, но я ведь знала заранее, куда он будет целиться, отклонилась ещё в прыжке, а потом и дополнительно отпрыгнула, едва лишь коснулась ступнями шероховатой поверхности корня. Правая подошва скользнула по моховому наросту, но я моментально нашла более надёжную опору.

Хищник промахнулся и как всегда у них бывает, немного растерялся от этого. Он привык, что не пойманная моментально добыча тут же обращается в бегство и сейчас смотрел на меня, дожидаясь привычной реакции. Любой, кто надеется не сдохнуть, отлично осведомлён, что он в этом мире не самый могучий и всегда может найтись кто-то сильнее и опаснее него. Глупости у нас делают редко.

Я провела ладонью по взятому на изготовку оружию, разгоняя химический запах, едва заметный мне, но вполне доступный зверю. Гир оскалился и зашипел, а потом плюнул злостью, не знаю, как ещё охарактеризовать этот звук. Его задние лапы, неуловимо сместились, готовя тело для нового прыжка, уже теперь точно в мою сторону. Он знал, что на покатой спине корня места для маневра у меня почти не останется, а прыгать в вязкую почву — значило окончательно сдаться. В трясине не очень-то наобороняешься.

Его действия могли служить всего лишь угрозой, попыткой устрашить жертву и заставить её обратиться в привычное бегство, но разбираться в тонкостях подачи сейчас не тянуло. Я зашипела в той же тональности, что и зверь, добавив в конце плюющих интонаций, а ещё развернула локти, чтобы казаться шире и щёлкнула предохранителем подствольника. Ну перевести его в боевое положение можно было и тихо, но лишний звук сейчас шёл на пользу.

Гир замер, жадно принюхиваясь и сверкая глазищами. Задумался — это уже хорошо. Давать слабину я не собиралась, как и убивать ни в чём не повинное животное. Это его мир, а мы пока стоим на краю — как гости.

Хищники на планете, надо сказать, отличались изрядным умом. Люди пришли сюда совсем недавно — что за срок несколько поколений, но нас уже запомнили и научились распознавать. Гир успокоился, а потом сел, всё ещё сдержанно порыкивая, но уже не демонстрируя готовности убивать.

— Избаловали вас чужаки, — сказал я сердито. — Нет у меня жратвы. Иди сам работай!

Ага хитрая скотина косилась в сторону дыры, где засел мой ещё не распробованный спутник. Бросаться в теснину гир не спешил, но и подождать, когда трусливый человечишка вылезет наружу был не прочь. Не копошись парень под носом, разошлись бы мы уже каждый в свою сторону и по личным делам, а так зверюга ещё не прочь была побороться за ничейную вроде как добычу.

Мысль скормить Илью хищнику и бодро топать дальше без обузы мелькнула у меня, не скрою. Этот неприспособленный к жизни юноша здорово замедлял передвижение и донимал вопросами. Всё, что требовалось — так это отвернуться. Молниеносный удар лапой и добыча уже в когтях, а уж вонзить клыки в шею и прикончить несчастного зверь сумеет практически мгновенно. Судя по взгляду горящих оранжевых глаз, гир не просто чуял человека, но непосредственно видел, значит, тот не послушался приказа и самовольно переполз ближе к дыре. Убить его за это было мало. Но если что, я лично убью, так уже решила и спор привилегий считала неуместным.

Я топнула ботинком в гулкий корень и сделал небольшой шаг вперёд. Рычать приходилось так громко, что заболело горло, всё же его не приспосабливали для звериного языка изначально. Гир фыркнул в ответ и вновь поднялся на все лапы, словно уступать не собирался, но я-то видела по положению задней пары, что к прыжку он не готов, да и на плечах мышцы не бугрились. Я затопала громче, рождая угрожающий ритм. Так оборонялись крупные травоядные, беспрерывно стуча копытами и потряхивая головами с жёсткими тяжёлыми наростами. Я в точности как они не умела, зато могла покачиваться из стороны в сторону, создавая схожий гипнотический эффект.

Ещё шаг, рык погромче, добавить визгливых интонаций на верхней ноте, и зверь сдался. Он зашипел, пригибая голову к древесной опоре, а потом отпрыгнул прочь, сначала всего на шаг, потом ещё раз уже с размахом. Оглянувшись напоследок и обдав меня новой порцией угроз, он несколькими грациозными скачками преодолел мешанину молодых корней и побегов, а потом скрылся из глаз.

Самка — отметила машинально. И очень может быть, что у неё припрятано логово неподалёку, поскольку место выглядело подходящим для гнезда, а сезон детёнышей уже наступил. Ну что ж, повезло нам. Самцы бывают излишне агрессивны и способны сделать глупость даже в ущерб себе, зато их подруги ведут себя много осторожнее, понимая, что от мёртвой мамки малышам произойдёт мало пользы.

Я подошла ближе к отверстию и окликнула парня:

— Эй, вылезай наружу, представление закончилось.

Ответа или шевеления, сообщающего о послушании, не последовало. Окочурился он там что ли? Вот было бы здорово!

Отметя со вздохом радужные надежды, я вернулась к дыре и присела на корточки, разглядывая её содержимое. Опасаться какое-то время было нечего. Гир распугал живность по всей округе гораздо успешнее, чем это сделал бы я.

Илья сидел внутри скорчившись, словно попытался развернуться в тесном пространстве и не успел, глаза выглядели совершенно белыми на фоне загорелого в мутных разводах пота и грязи лица.

— Эй, — повторила я. — Ничего страшного больше не будет. Зверь ушёл, так что теперь ты только моя добыча.

Он наконец-то начал подавать признаки жизни: закрыл рот, потом опять открыл, чтобы облизать губы, слегка пошевелился и подтвердил мои худшие опасения:

— Я, кажется, застрял.

— Ну да, ты же попытался развернуться в этой теснине, а уж коли пришла охота отступить, следовало пятиться.

Он вздохнул в ответ виновато, но неглубоко, поскольку сдавленная грудная клетка имела мало места для маневра. Я присмотрелась к его позе, которую жалкие попытки пошевелиться делали более внятной, и решила, что продолжать рискованный эксперимент — единственный выход из положения. Ноги этот неуклюжий сын внешнего человечества назад просунуть не сумеет, а вот если подтянуть их вперёд, глядишь, туловище сможет согнуться, а нет так пристрелю парня, поскольку увечного точно не смогу на себе переть.

— Давай расслабься, представь себя тряпочкой, я попробую расклинить твою тушу.

— Я вовсе не толстый, — проворчал он сердито, явно приходил в себя.

— Тощий, тощий, — успокоила я. — Лучше бы наоборот: жир пластичен, хорошо скользит и предохраняет от травм более полезные составляющие организма.

Он скривился в гримасе, которую я решила считать улыбкой.

Поначалу дело не двигалось совсем. Парень лишь жаловался, на боль и утверждал, что я ему обязательно что-то сломаю, и ладони у меня жёстче чем это проклятое дерево, но я не слушала, а потихоньку подтягивала вперёд согнутые колени. Постепенно они начали подаваться, сначала на жалкие сантиметры, потом заметнее.

Илья притих и попытался мне помогать, но я на него рыкнула, велев пока не дёргаться. Мягкие мышцы успешнее выдавливались из норы. Постепенно дело пошло совсем хорошо, и я смогла освободить вначале колени, а потом и совсем распрямить ноги, дав им столь желанный отдых. Иль застонал от наслаждения, и распластался на выстилке внутренней части корня.

Понимая, что ему полезно дать время и возможность прийти в себя, я поднялась и осмотрелась. Вокруг по-прежнему не происходило чего-либо опасного, лишь несколько бесшумных птиц сидело на свисающей к трясине сухой ветви. Наблюдало. Эти твари вечно болтались неподалёку, когда где-то что-то происходило, в вялой надежде обрести пищу. Обращать на них внимания не стоило.

— Шевелись! — поторопила я парня, считая, что полминуты вполне достаточно для того, чтобы проверить все ли мышцы и кости целы.

Илья застонал, но послушался и повозившись, сумел самостоятельно выбраться из норы. Я наблюдала за ним, отмечая, что некоторая несвобода движений обусловлена лёгкой болезненностью, но никак не серьёзной болью. Всё обошлось.

Поднявшись на слегка трясущиеся ноги, мой спутник огляделся. Выразившееся на его лице изумление показалось странным, а вот появившийся почти сразу страх — нормальным.

— Там! — воскликнул он. — Та самая тварь!

— Не бойся, она не тронет.

Самка гира осторожно наблюдала за нами из-за завала, но нападать не собиралась, я слишком хорошо различала рисунок движения всего, что здесь водилось опасного. Хищница смотрела внимательно, но неагрессивно. Мне вдруг пришло в голову, что она принял Иля за моего детёныша, а потомство — это совершенно не то, что добыча. Совсем иной расклад. Каждый ведь защищает своих малышей, на этом стоит развитие мира. Иногда лучше вволю порычать и хорошенько разобраться, чем по дури лупить лапами или пулями. Маеты считают нас нечеловеками потому, что мы хорошо понимаем животных, но разве не это и делает всех людьми? Я воспроизвела горлом мягкий рокочущий звук, каким здешние хищники выражали довольство. Ушки гира насторожённо поднялись, а глаза раскрылись шире. Самка едва слышно проворчала что-то и прянула в заросли.

С тем и разошлись.

Глава 4

Путь через котлован всегда был нелёгок, но здорово сокращал дорогу, потому я и двинулась напрямик. Опасностей тут водилось существенно больше, чем в сухих зарослях, но имея в наличии две винтовки и запас патронов, я могла не страшиться хищников и крупных травоядных. Жаль, затруднения создавали не только звери. Это я сейчас не о спутнике. Он требовал присмотра, но держался на удивление хорошо, да ещё и не спорил, когда ему что-то велели. Разумно себя вёл, полагаясь на мой опыт, поскольку не имел собственного. Как видно бесславный конец миссии с которой рухнул сюда отряд, подсказал единственному выжившему, что с нашей планетой шутить не следует. Она просто такая, отличается от других миров, и полезно об этом помнить.

От следующего крупного дерева, корни которого могли послужить скрытыми тоннелями, нас отделяла довольно широкая заросль молодняка. Живший тут прежде великан, завершил свой век и истлел, открыв дорогу свету и, следовательно, семенам. Они и взошли часто и жадно, стремясь вверх, сталкиваясь ветвями в яростно надежде вырасти, подняться над другими и занять освободившееся место. Проигравших ждало либо тихое увядание, либо жизнь в угнетении. Такие деревья попадались тут нередко: скрюченные, буквально свитые в клубок, но не сдавшиеся. Мох жадно облеплял ущербные стволы и корни, несколько ветвей неуверенно простиралось над трясиной — вот и вся красота, но они упорно цеплялись за существование в вечном полумраке. Вопреки всему.

— Слушай сюда! — сказала я парню, когда он слегка успокоился и готов был внимать и запоминать. — До следующего крупного корня придётся пробираться трясиной. Место неприятное, но совсем не гиблое.

— Болото же, — робко напомнил юноша. — Топи.

Он косо по-звериному глянул на сочные заросли тухлых тростников и редкие окна чистой воды. От растительности свободной, а так, конечно, насквозь гнилой.

— На самом деле не провалишься, если ступишь, то есть в большинстве своём так. Испачкаешься, завязнешь — это да, но выбраться сможешь. Там, где трава фиолетовая или бурая — нормально, достаточно крепко, а вот зелёная растёт как раз над тем, что ты упомянул. Ухнешь туда, а дальше как повезёт. Впрочем, на почву лучше совсем не спускаться, а идти по корням, они ещё тонкие, но опору дают надёжную, тут главное по плесени не скользить, хотя ботинки у тебя как будто неплохие.

— Я попробую! — отважно сказал Иль.

Не знаю уж, кем он работал в компании до того, как его мобилизовали на борьбу со строптивой планетой, но любого практического опыта ему не хватало катастрофически. Я, конечно, не спрашивала, но такие вещи видны и без подсказки. При всём прочем, он хотел выжить и стремился вести себя разумно.

— Я пойду впереди, следи за тем, как я ступаю по корням и старайся делать так же. Если что — кричи.

— А я не привлеку воплями других зверей?

Вопрос прозвучал странно. Местные хищники поначалу пытались распробовать человека на зуб, но сориентировались быстро и вскоре перестали лезть на рожон. Поселенцы вели себя осмотрительно, то есть, особи, попадавшиеся на пути планетарной фауне, могли за себя постоять, значит и тратить дорогое время на неудобную добычу отучили быстро. Одно дело засады на выходе из норы — тут ещё могло повезти, но кинуться на вооружённых — это увольте. Я не встречались с такими глупыми зверями, хотя в былые времена они, наверное, ещё попадались.

— У меня винтовки, — объяснила я парню. — Они пахнут. Все, кто тут водятся, уже усвоили, что от вооружённого человека лучше держаться подальше — вот и держатся.

— Они такие умные? — не удержался от вопроса мой подопечный.

Лучше бы сосредоточился на балансировании.

— Оставшиеся в живых поневоле умнеют, — ответила я. — Здесь очень проворно работает естественный отбор.

И мы пошли. Вопросов парень больше не задавал, хотя они явно клубились под черепом, я же видела, как движутся его глазные яблоки, когда оборачивалась проверить, всё ли там в порядке. Шла я довольно быстро, потому что спешила, но Иль за мной поспевал, хотя дышал часто и с натугой, а лицо краснело как от солнца, которого тут почти и не бывает. Взятый темп явно затруднял непривычного человека, он куда больше сил чем я тратил на удержание равновесия, но не жаловался, тянулся следом. Вскоре и любознательность его иссохла, взгляд почти обессмыслился, и я справедливо решила, что загонять беднягу до полной невменяемости нет особой нужды.

Полоса молодняка как раз закончилась, впереди вознёсся один из тех великанов, что растут обычно в самой середине котлована и я объявила привал, благо первый могучий корень как раз лёг под ноги, обещая удобное пристанище уставшим путникам.

Не только жалость к парню велела сделать передышку. Перед тем как лезть в лабиринт дерева следовало сделать верный выбор, а обоняние у меня изрядно притупилось от бега по болоту: испарения тут водились те ещё.

Иля зашатало, едва он остановился, но сесть всё же не поспешил, дождался, когда я укажу безопасное место. Зато, как только задница коснулась жёсткой коры, весь человек словно сломался, поник, отчаянно хватая ртом душный воздух.

Я села чуть в стороне. Жажда не мучила, все местные умели впитывать влагу кожей, так что в котловане от сухости не страдали. Я отстегнула флягу с чистой водой и дала подопечному:

— Хлебни немного. Охота попить тут скорее кажущаяся, на деле сырости в теле и на коже удерживается достаточно, но тебе всё равно станет легче.

Он кивнул, жадно припал к горлышку сосуда, косясь на меня не то с опаской, не то за одобрением. Пил, как я и велела, экономными глотками, вскоре не без сожаления прервался:

— А ты?

— Мне пока не нужно.

Я нагнулась к ближайшей луже и поплескала в лицо, смывая накопившиеся на коже запахи. Середина котлована — обычно самое опасное место, клювом тут лучше не щёлкать, а предварительно нюхать всё, что только можно.

Вода, как и прочие среды, кишела микроскопической жизнью, я буквально чувствовала, как крошечные организмы примериваются ко всему, что может послужить пищей, поглощают отмершие частицы кожи, вышедшие с потом минералы, лишние кислоты. Мылом мы почти не пользовались, купание, очищало лучше всякой химии. Иль, поглядев на меня тоже зачерпнул ладонью воду и храбро плеснул в лицо, зажмурившись при этом так, словно хотел глаза выдавить на затылок. Я дёрнулась, было, удержать от рискованного опыта, но не стала. Если планета примет его, местная органика не повредит, а на нет и суда нет.

Пока парень задумчиво фыркал, я оглядела всё, что попадало в поле зрения, прикидывая дороги корней, принюхалась к воздуху, идущему из отверстия. Живности в гигантском дереве водилось немеряно, пожалуй, этот исполин дотягивал своё тысячелетие и готовился дать дорогу ждущим своего часа семенам. Стареющие стволы давали много пищи и, по уму если, следовало поискать другие тропы, но мы и так слишком долго маячили на поверхности, а это могло привлечь наблюдателей с орбиты. Полог листвы не слишком надёжно загораживал от их поисковых систем.

— Идём! — сказала я парню.

Он довольно бодро поднялся на ноги.

— Знаешь, я думал, она тухлая, но очень уж хотелось сполоснуться, а она так освежает.

— Безусловно! — ответила я, дивясь про себя всё новым доказательствам адаптации.

Теперь я не сомневалась, что юноша способен тут выжить, пожалуй, он и без меня мог справиться с задачей, знай, куда надо идти, чтобы выбраться к людям, но чересчур обнадёживать его не стала. Мальчики самонадеяннее девочек, им труднее здраво оценивать обстановку, потому объясню всё как есть в безопасности базового лагеря, когда мы туда прибудем. Слишком рано расхвалю, значит, спровоцирую избыток надежд.

В корень мы забрались без труда, но внутри оказалось ожидаемо некомфортно. Выстилка заметно обветшала, и жадные гусеницы ползали не только по потолкам и стенам, но попадались прямо под ногами, ну и ладонями, поскольку передвигаться пока приходилось на четвереньках. Я добросовестно сметала их с пути, чтобы не нервировать спутника, но видимо какую-то пропустила, потому что сзади раздался задушенный вскрик и тут же виноватое извинение. К счастью, уже через десяток метров мы смогли подняться и идти нормально.

Червяки меня не беспокоили, а вот повизгивание хрюней впереди, их душный крепкий запах заставляли осторожничать. Как я уже говорила, эти твари легко впадали в панику и метнуться могли куда угодно, а имея приличный вес и острые когти представляли нешуточную опасность, когда неслись вот так — лавиной.

Раз уж не удалось избежать встречи, (совсем безопасных путей не предвиделось) самым разумным я считала ненавязчиво потеснить зверюшек в глубины дерева, заставить понемногу убраться с пути, а значит и пугать не слишком сильно.

Я объяснила свой план Илю, и он выслушал и счёл его правильным. Впрочем, я подозревала, что пришлый человек охотно поддержит любой путь, позволяющий избегнуть столкновения с местной фауной. Я попыталась представить, каково это, оказаться посреди пугающей неизвестности, потерять всех своих, а потом наткнуться на весьма суровую, непохожую на податливых внешних женщин, девчонку и вверить ей свою жизнь. По всему выходило, что настроение у меня должно было быть неважным. Следовало помнить о том, как нелегко здесь Илю и не смотреть на него слишком сурово.

Каждый из нас однажды может попасть в ситуацию, где окажется растерян и бессилен и хорошо, если к нему отнесутся по-человечески. Любопытно, как повёл бы себя в данных обстоятельствах Олаф, останься он жив в стычке с жутями? Впрочем, мой сильный и уверенный в себе спутник, скорее всего пристрелил бы Иля на месте, не слушая ничьих возражений. Да и последовали бы они? Разве что от самого парня. Я ведь тоже собиралась убить его, только дала себе труд помедлить, расспросив о сложившихся обстоятельствах.

Ну что определилось, то и суть, поздно теперь гадать, как могло выйти при других предпочтениях. Я всё больше убеждалась, что парень пришёлся по душе нашей ревнивой планете, а значит, это явление надлежит изучать, а не отвергать сходу. Задумалась, выжил ли ещё кто-то из тех маетов, которых посылали к нам в качестве карательных десантов? Доберусь до своих, обязательно задам осведомлённым людям этот вопрос.

Довольное повизгивание впереди притихло. Звери насторожились. Нас учуяли? Это хорошо, если они решат, что опасность невелика, то и отступать будут не спеша. Им, в сущности, всё равно, где выгрызать мягкие части дряхлеющего дерева. Хрюни не особенно умны, они просто ходячие машинки с острыми зубами.

Иль топал достаточно громко, так что я могла себе позволить ступать мягко, как всегда. Всё пока шло по плану. Стадо насторожилось и побрело прочь от нас, всего только и оставалось, что медленно продвигаться следом до ствола или ответвления, которые в таких больших корнях иногда попадались. Меня немного раздражала задержка, но как всякий уроженец здешних мест, я понимала, что следовать заведенному порядку выгоднее, чем переть напролом. Излишняя торопливость неизбежно всё портила. Поднимать панику во всём дереве было бы глупо. Никто и никогда не брался предсказывать, как поведут себя в такой ситуации пугливые животные.

Мы шли потихоньку за бредущим стадом, и я уже ощущала близость просторного ствола, когда хрюни заволновались. Сначала незначительно, так что я и не встревожилась, но потом словно судорога прошла по нервам дерева, что-то треснуло и ухнуло впереди, выстилка подпрыгнула под ногами. Я не бралась здраво судить о том, что случилось, но знала одно — действовать надлежит немедленно.

Отверстия наверху попадались, но пролезть ни в одно из них мы с Илем не смогли бы даже при нашей худощавости, бежать назад смысла не имело, обогнать грызунов не стоило и стараться, значит, оставалось убраться с пути их неумолимой лавины.

Я сорвала винтовку с плеча, подпрыгнула, успела просунуть в ближнюю дыру в потолке ствол, но не приклад, сорвалась, едва не упала, и тут Илья повёл себя как разумный человек, а не испуганное животное. Не знаю, понял ли он суть моих стараний, но помочь решил в любом случае, он подскочил ближе, согнул колени, приглашающе хлопнул по бёдрам и я мигом вскочила на эту импровизированную подставку. Иль обхватил меня за ноги, крякнув, приподнял и я успела закрепить оружие в отверстии, прежде чем пошатнулся, явно не привычный к физическим усилиям парень.

— Лезь по мне, цепляйся! — велела я.

Корень уже содрогался от топота упругих лап.

Иль послушался, подпрыгнул, хотя и недостаточно высоко, но смог уцепиться за мои плечи. Я скрипнула зубами, и сдержала общий вес. Пальцы как прикипели к стволу и ложе.

— Сейчас! — торопливо пробормотал Иль, подтянулся, неловко брыкнул ногами, едва не утащив нас обоих вниз, но всё же сумел схватиться за оружие, служившее нам теперь единственной опорой.

Кора казалась достаточно надёжной и лишь чуть промялась под общим весом двух тощих тел.

— Держись крепче, если хочешь жить! — велела я. — Ноги подтяни! Заденут — стащат нас и ничто не поможет!

— Да-да! Конечно! — пробормотал Иль.

Он взбрыкнул снова, согнул колени. Испуганно вытаращенные глаза были совсем рядом, я видела в них беспомощность, да просто чувствовала какого напряжения всех мышц требует от парня сохранение нелепой, но спасительной позы. Сможет он удержаться? Не разожмутся ли его непривычные к нагрузкам ладони?

— Обхвати меня ногами за талию! — сказала я. — Живее! Ты выше ростом и свисаешь слишком низко.

— Но я же…

— Действуй! — рявкнула я.

Он к счастью послушался и едва его тощие конечности сошлись на поясе, добавив нагрузки моим рукам, как снизу прянуло волной жара и вони — это первая лавина бегущего мяса пронеслась прямо под нами.

Хрюни были так напуганы, что почти не взвизгивали, лишь топотали мягкими лапами, позванивали когтями. Я задержала дыхание. Воздух шёл снизу и сейчас в нём почти не осталось кислорода, зато запашок способен был разъесть лёгкие как кислота. Иль вытаращил глаза ещё больше, но вроде бы тоже не дышал, я уже и не знаю, от страха это с ним случилось, или сработали правильные рефлексы.

Лавина бегущих зверюг казалась бесконечной, но всё же иссякла, содрогание корня сообщало о том, что хрюни унеслись и теперь сминают друг друга в узости выхода.

— Прыгаем! — сказала я.

Иль послушно разжал ладони и буквально рухнул вниз, но о его целости я не переживала. Взрытая лапами внутренность корня образовала мягкую подстилку. Сама я задержалась, чтобы осторожно освободить оружие и лишь потом спрыгнула, привычно спружинив ногами. Иль сидел на заднице и только ещё пытался неловко подняться, так что пришлось схватить его за шиворот вздёрнуть вверх, придать нужное направление, да ещё подтолкнуть в спину.

— Беги! Живо! Ничего ещё не кончилось!

Всё ещё только начиналось, но обременять парня этой информацией я сочла излишним.

Он послушался, хотя шатало его изрядно. Не знаю, в чём тут было дело — ноги ведь не утруждал.

— Давай! — подгоняла я. — Доберёмся до ствола — значит, получим свой шанс.

Ясность ближайшей цели добавила моему подопечному прыти, и он устремился вперёд уже резвее. Иногда он спотыкался, хотя вроде запнуться здесь было не за что, но каждый раз довольно уверенно сохранял равновесие, и прихрамывая нёсся дальше.

В полумраке тоннеля дорога различалась с трудом, но вот впереди чуть просветлело, и я поняла, что мы почти у цели. Корень всё ещё содрогался, и не единственно от нашего слаженного топота, что-то происходило не только в нём, но во всей гигантской структуре. Я пока не понимала, что именно и могла лишь гадать бомбу на нас скинули маеты, или развивается вполне естественное местное явление. Биосфера нашего мира сама по себе временами напоминала непрерывную катастрофу.

Илью свет впереди, как видно, вдохновил, потому что он прибавил прыти, и минуты не прошло, как мы вылетели в храм ствола, вот только облегчение от этого испытали весьма слабое.

Навстречу уже валила небольшая, но вполне себе опасная семья хрюней, как видно отбившаяся от общего стада. Остановить этот бег нечего было и пытаться, потому я уцепилась за край ближайшей полки, забросила себя наверх, а потом, одной рукой вонзив в дерево нож по самую рукоять, протянула свободную Илю.

— Хватайся и лезь сюда!

Он заполошно огляделся, явно потеряв меня из виду, потом сообразил посмотреть вверх и тут же вцепился в мою ладонь, честно попробовал залезть на выступ.

Стадо ударило его по ногам, повлекло за собой, я снова увидела, как выпучились от напряжения и страха глаза парня, но он почти сразу сообразил, что делать и чуть согнув ноги оттолкнулся от спины одного из самых крупных хрюней, я дёрнула, что было сил и мой спутник рухнул животом на край полки, догадливо ухватил меня за плечо, извернулся, подтянулся и неуклюже плюхнулся поперёк моей спины.

Ну что ж, маленькую передышку мы получили.

Глава 5

Топот внизу стих, только внятная, хотя и слабая дрожь продолжала сотрясать необъятный ствол. Нервы дерева болезненно звенели, и от этого предварения у меня заныли зубы и тупо заболел затылок.

Не повезло так не повезло. Я не думала сейчас о том, что потревожило котлован: сброшенная с облаков тихая бомба или просто пришла пора смены поколений, но влипли мы с Илем капитально. Парень тяжело дышал, цепляясь ногтями за рыхлый внутренний слой древесины и не замечал даже гусениц и иных потребителей сытной целлюлозы. Страх перед большой опасностью быстро освобождает от малых. Опамятовался или придётся возвращать утраченную вменяемость оплеухами?

— Эй, — окликнула я негромко.

Внутри дерева перекатывалось множество звуков, но мягко, приглушённо, так что услышать он услышал и к радости моей тут же повернул голову. Лицо пошло белыми и красными пятнами, по коже стекали капли пота, складываясь кое-где в ручейки, но взгляд показался мне достаточно осмысленным.

— Ничего ещё не кончилось, — сказал я парню. — Сопли потом вытирать будем, а сейчас ползи за мной, хватайся за что сможешь, но не падай на дно ствола. Залезть обратно вряд ли успеешь, а затопчут, так придётся тебя добить, если выживешь.

— Я понимаю, — пробормотал он, совершенно как дитя шмыгнул носом и добавил с той же невзрослой рассудительностью: — Я постараюсь. Ты только говори, что делать, Катя!

Назвал по имени, и немного потеплело на душе. Не так и бесполезен оказался человек из внешних миров. Он боролся за свою жизнь, пусть неумело и не всегда успешно, но раз сумел протянуть до сей минуты, отказывать ему в шансе я бы уже остереглась.

— Двигай за мной и не отвлекайся по пустякам! — скомандовала я.

Когда Иль, сам догадавшись, послушно отстранился к стене, я покрепче утвердилась на четырёх костях и поползла по полке, как можно теснее прижимаясь к боковине ствола, но не так, чтобы это мешало шевелиться.

На местную живность в виде тех же червяков и мелких зверюшек я не обращала внимания, большинство успевало убраться с дороги, и все они не представляли серьёзной опасности, но для себя я отметила обилие этих существ. Дерево понемногу отмирало, даря изобилие пищи, живности развелось немеряно, хотя те твари, что были поумнее, наверняка уже убрались из него прочь. Вот и нам следовало торопиться.

Я внимательно оглядывала противоположную стену ствола и сколько могла прислушивалась к шумам в корнях. Только я утвердилась в мысли, что спускаться на дно никак не следовало, как, словно подтверждая мою точку зрения, из дальнего отверстия вынесло целое стадо хрюней. От визга и топота заложило уши. Дерево гасило звуки, но недостаточно успешно.

Я оглянулась, чтобы обозреть потрясённую физиономию Иля. Он впервые видел этот исход со стороны, и я знала, какое сильно впечатление способна произвести масса слитно несущихся крупных зверей. Дрожь прошла по стволу, нервам. Животные устремились в тоннель корня и тут в сжатом пространстве начали теснить друг друга, визг дополнился отрывистыми стонами. Чуть ли не прямо под нами одна из массивных туш буквально выбросила себя из давки, покатилась по гладким спинам, суча короткими ножками, словно с глиняной горки, и исчезла в отверстии корня. Любопытно, что так тварь могла и спастись. В гуще собратьев падать её было некуда, а если поток поредеет сможет извернуться и стать на ноги. Я запомнила этот момент, как старательно фиксировала в памяти всё, что помогало выжить.

— Шевелись! — приободрила спутника.

Впереди полка чуть разошлась бугристым выростом, и я тут же решила, что пора нам подняться выше. Коротко объяснила задачу Илю. Он понятливо кивал, хотя для верности я повторила всё ещё раз, а потом поднялась во весь рост, сошла на самый край, достаточно надёжный, как сообщали мне колебания под ногами и вытянув руку как можно дальше вонзила широкий нож в рыхлую древесину. Он вошёл в плоть и прочно застрял, тогда я примерилась и толчком забросила себя на верхнюю полку. Колено едва не соскользнуло, но я уцепилась, напрягла до предела все мышцы и перекатилась на новую позицию, разбрасывая в стороны мирно пасущихся гусениц. Есть!

Я свесилась вниз и оглядела пустоту. Хрюни успели скрыться в корне, лишь один, затоптанный, валялся на подстилке, остаточно подрагивая конечностями. Следовало спешить, пока новое нашествие не сделало нашу задачу ещё опаснее.

— Давай! — велела я парню.

Он бесконечно долго поднимался на ноги, отворачивая лицо от провала, но всё же встал, а там я перехватила его за руку и подвела дрожащую ладонь к рукоятке вонзённого в дерево ножа.

— Держись и толкайся, ну повторяй, как я это делала!

— Ага, сейчас, — пробормотал он несчастным голосом и попробовал даже улыбнуться, хотя лучше бы воздержался. Получилось не сказать чтобы бодро.

Я чуть отползла и вонзила в мякоть ещё один нож, чтобы тоже иметь надёжную опору. Иль послушно попробовал повторить мой маневр, но едва сумел оторвать ноги от полки. Прыжка не получилось, ступни вновь бессильно стукнули в неровный край. Кусок дерева отвалился и бесшумно канул вниз, но я не стала рассказывать об этом Илю, чтобы не пугать ещё больше.

— Давай! — зарычала я. — Действуй! Ты же тощий, не так много и весишь!

— Я сейчас, сейчас…

Пришла пора поспешить, потому что содрогания ствола уже напоминали, что очередное стадо ошалевших грызунов мчится куда-то в поисках спасения. Шанс упасть у Иля был, и следовало воспользоваться им до того, как к риску ушибов добавится перспектива оказаться затоптанным.

Я вспомнила мельком, что не только солдат, но ещё и женщина, значит сам мой голос должен подбадривать мужчин и произнесла, стараясь говорить уверенно и спокойно:

— Ты справишься: и ростом выше и руки-ноги у тебя длиннее, чем у меня, толкайся и забрасывай себя на полку, я помогу.

Он прогудел что-то в ответ, но медлить не стал и выполнил моё указание почти в точности.

Облепленное грязной штаниной колено появилось прямо у меня перед носом, я подхватила его потянула. Парень извивался и больше мешал, чем помогал, но я видела, что он это не со зла, а чисто от неумелости и даже не сердилась. Мы всё ещё возились, когда новое стадо хрюней вломилось в сумрачный зал ствола, визг, шумное жаркое движение слитной опасной массы наверняка подстегнуло Иля да так, что наверху он оказался одним рывком.

— Ну вот, с самого начала следовало от души постараться, — похвалила я.

Парень в ответ лишь застонал, но я боялась потерять дорогое время и жалобам не вняла.

— Пошли дальше. Нож возьми.

Он честно попытался вырвать так хорошо послужившую обоим опору, но не смог, и несмотря на усталость и зуд близкой опасности, я ощутила его смятение и стыд остро, как свои собственные, но ругаться не стала, молча отстранила и выдернула оружие. Тут не столько сила требовалась, сколько следование определённым ритмам, и я даже решила, что обучу нужному навыку моего нечаянного спутника, когда и если у нас будет для этого свободное время.

Мы опять поползли, и скоро цель оказалась почти под носом.

У дерева ведь не только корни, и стволы, но и ветви содержали пустоту, хотя и иной конфигурации. Впереди лежал тоже тоннель, но узкий закрученный и с регулярными пережимами, как видно сообщавшими сучьям прочность. Ходить тут не получалось, но я уже и привыкла ползти, лишь подбодрила очередным окриком парня, прикинула ещё раз направление и порадовалась, что оно такое, как надо.

— Вперёд! Держись, Иль, тут падать некуда, так что двигайся шустро.

— Ага! — пропыхтел он сзади.

Честно сказать, я думала, сдаст, но он держался, почти не отставал от меня, лишь в узостях притормаживал, словно страшась застрять, но если я со снаряжением пролезала, ничего не задевая, то и ему беспокоиться не стоило. Так мы продвигались вперёд и немного вниз, потому что ветвь шла наклонно, а потом я разом ощутила тревожный запах и невольно потянулась за винтовкой, хотя стрелять в этой теснине и не хотелось.

— Что? — придушенно спросил Иль.

Я не ответила. Внутри скопился плотный сумрак, и я лишь смутно различала впереди один из узлов, какие бывают в разветвлениях. Что-то вроде шарнира и заодно неплохое место для логова. Смачно тянуло сухими нотами хищника. Я добросовестно прогнала воздух через многострадальный нос и определила, что гнездо принадлежит ирчи, зверюге вроде недавно встреченного гира, но чуть помельче. Помимо взрослого я нащупала немного мятный аромат детёнышей и встревожилась не на шутку.

Драться в этой тесноте явно не стоило, хорошо бы и зверь думал так же. Я прислушалась, присмотрелась и не увидела противника впереди. Казалось маловероятным, что он терпеливо сидит в засаде, когда вокруг рушится привычный ему мир.

Придерживая винтовку, я поползла дальше на коленках и вскоре действительно набрела на уютный закуток, выстеленный пухом и трухой. Поначалу он показался пустым, но потом я разглядела одного, мелкого не по сезону детёныша.

Так. Я попыталась соображать. Малыш выглядел ухоженным и сытым, явно жил при мамке, но не охоту же подалась его родительница, когда шкуру следовало спасать, а не добычу мыслить, и скорее всего, она так и делает, таскает своих котят в безопасное место. Остался вот этот последний, потому что, судя по размеру гнезда, первоначально ребят было больше.

Быстро всё это прикинув, я вернула винтовку на спину, подхватила малыша зубами за шкирку и поползла дальше ещё проворнее, чем прежде. Рассуждала я просто. Если мамка вернётся раньше, чем мы выберемся из дерева, то столкнёмся с ней в тесноте нос к носу и не факт, что встреча произойдёт мирно, а коли я помогу эвакуировать малыша, разойдёмся каждый при своём. Так я думала, хотя и не знала точно, правильное ли решение этой попутной задачи подсказали инстинкты.

Вперёд! Причин спешить набралось на удивление много. Котёнок-то висел смирным комочком, зато дерево содрогалось всё сильнее, более того, ветвь начала раскачиваться, и я поневоле добавила прыти.

Нижние сучья дерева простирались далеко и шли наклонно, практически опираясь концами на корни а то и просто уходя в почву, в голове как-то сам собой происходил расчёт и я чуяла, что до грунта осталось совсем немного, а значит закончится наша неудобная ползучая дорога. Задумалась на мгновение, что делать с детёнышем, если ирчи мы так и не встретим, и тут спереди прилетел быстрый шорох мягких когтистых лап. Как я его расслышала — даже не представляю.

Я резко затормозила, так что Иль въехал головой мне в зад и громко ойкнул, хотя мне пришлось больнее. Не успела я сдёрнуть винтовку, как зверь уже заполнил почти всё пространство и без того сузившегося тоннеля. Мы едва нос к носу не столкнулись и обе почти одинаково зашипели.

Понимая, что мгновений у меня не так и много, решаться на дело надо быстро, я поспешно мотнула головой и разжала зубы. Толстый котёнок мягким клубком подкатился к мамкиным лапам, и она вздрогнула и чуть отпрянула, как видно от неожиданности. Страшась спровоцировать хищницу на атаку, я осторожно, бережно подтянула винтовку ближе.

Мы смотрели друг на друга в тревожной темноте и тесноте. Глаза ирчи светились синевато-зелёным, мои — не знаю чем. Она осторожно обнюхивала недовольно возившегося малыша, а он тыкался плоской мордочкой в страшные лапы, бугрящиеся когтями.

Иль за моей спиной совсем затих, даже не дышал, но хоть не пробовал развернуться и пуститься в бегство, снова возиться с ним, застрявшим в дереве, мне никак не хотелось. Кроме того, любой неосторожный звук или случайное движение могли сломать равновесие, обрушить его в свирепый бой.

Дерево опять дрогнуло, ветвь чуть осела, видно наш общий вес оказался для неё чрезмерным, и тут ирчи решилась. Она коротко мявкнула, загребла в пасть котёнка и принялась проворно пятиться, ероша шерсть и наверняка оставляя клочки на стенках тоннеля. Дав ей совсем немного форы, я поползла следом. Иль замешкался, было, но потом опомнился и снова за спиной раздалось его привычное сопение.

Так мы одолели последние метры нашего общего убежища, а потом самка рывком высвободилась из теснины и совсем исчезла из поля зрения. Ветвь под нами опять содрогнулась, на этот раз так, словно тяжёлое тело оттолкнулось для прыжка, и я уже не остерегаясь высунулась из дыры, явно прогрызенной в коре, а не образовавшейся без постороннего вмешательства.

Душноватый воздух котлована показался свежим и прохладным, я вдохнула его глубоко, до дна души, а потом выбралась на покатую скользкую кору.

Неудивительно, что зверь присмотрел этот сук для логова. Чуть дальше он круто обрывался, уходя концом в почву. Хрюни сюда забраться не могли, а хищник покрупнее не сумел бы протиснуться в отверстие.

Я привычно всадила в дерево нож и позвала Иля:

— Давай вылезай, но осторожно, скользко здесь, а падать нежелательно, так в грязи перемажемся, что отмоемся не скоро.

Парень послушался и буквально выполз наружу, старательно прилипая к волнистой выстилке коры. Уже и приказывать не пришлось, он сразу уцепился за рукоять ножа и стал ждать моих распоряжений. Так дальше дело пойдёт — всему научится и возьмут его тогда в нашу армию. Не сдохнуть на планете — само по себе немалое достижение, такой козырь, что лучше не предъявишь.

Впрочем, мечты следовало оставить на добрые времена, нас всё ещё стерегла нешуточная опасность. Я сказала:

— Теперь так: сползай понемногу вниз, старайся там стать на корешки, а не в траву. Сейчас я ещё нож воткну, чтобы было за что хвататься.

Я улеглась на ветвь, свесилась сколько могла и вонзила вторую опору пониже. Разглядев её Иль быстро переместился и поймал ручку, хотя его едва не пронесло мимо. Теперь до почвы оставалось немного, и мой спутник, соскользнул на грунт, морщась и пытаясь цепляться за довольно гладкую кору. Ничего у него не получалось, тут надо было выучить манеру, ну да обошлось тем что есть и ладно.

Я быстро огляделась, прежде чем самой отправиться вниз, а потом вынула сначала верхний нож, потом нижний и съехала по ветке как по глиняной горке.

Вообще такие упражнения были любимым и поощряемым взрослыми развлечением для ребят: они отлично тренировали равновесие и помогали не страшиться ненадёжных опор.

— Ловко как, — сказал Иль.

— Пошли! — ответила я.

Дерево выглядело целым и стояло как будто крепко, но тишина вокруг, особое напряжение окружающего воздуха заставляли беспокоиться. Мы, рождённые здесь люди, отлично приспособились к планете, но животные, жившие тут задолго до нашего появления, развили в себе куда более сильные инстинкты. Если все разбежались, даже хрюни, страстно любившие мяконькую еду в старых корнях, то катастрофа могла произойти в любой момент. Мощь исполина обманывала, я ведь ползала внутри его тела и ощущала рыхлость одряхлевшей древесины, слабость нервов и тяжей. Широко раскорячив могучее тело, котловинный гигант сохранял равновесие, но именно широта и масса сейчас работали против него. Пустота внутри помогала держаться в рыхлом топком грунте, но убавляла крепости.

На бегу я оглянулась, и Иль, поняв, что смотрю не на него, тоже оборотился назад, едва при этом не споткнувшись. Ствол едва заметно подрагивал, ветви шевелились заметнее, корни и те неестественно выступили из болота, словно отказывались нести дальше чрезмерный вес. Я ещё подумала, что деревья губит не возраст и дряхлость, а именно растущая масса.

Однажды наступает момент, когда всё вместе не может больше существовать как одно целое. Нам очень не повезло оказаться в неподходящий час в недобром месте.

— Живее! — прикрикнула я.

И словно потревоженные моим голосом скрипы и шорохи заметно усилились, стон пронёсся над болотом, прижав к почве траву и молодь. Жаль я не успела заметить, куда ирчи уносила котёнка, бежать по её следу было бы самым разумным, уж она знала, как надёжно укрыть малышей.

Скорее!

Я мчалась вперёд, почти не разбирая дороги, ступни привычно отыскивали опору в переплетении мелких корешков, а вот Иль временами оступался, то один его ботинок то другой чавкал в тяжёлую грязь, и парень сердито шипел, вытаскивая вязнущие ноги. Впрочем, почти не отставал, опасность гнала нас обоих как плётка.

В спину прянула волна особенно сильной тревоги, словно весь котлован выдернул из глубин живые нервы, и они зазвенели в воздухе миллионом струн. Я снова оглянулась и именно в этот момент величавая колонна ствола принялась рушиться в самоё себя и одновременно разваливаться на части, которые грозили разлететься далеко по окружающим просторам.

Иль вскрикнул, вжал голову в плечи, я успела ещё увидеть его сумасшедшие глаза, а потом, словно в страшном сне летящий в нашу сторону крошечный кусок ствола стремительно вырос в размерах. Волна ветра сбила с ног, и всё, что я сумела — это свернуться клубочком и упасть в ложбинку между молодыми корешками.

Глава 6

Грохот показался нестерпимым, хотя всего лишь вялая древесина шлёпнулась в мягкую почву болота. Я сильнее съёжилась, оберегая от повреждений тело и оружие, о котором солдат всегда должен помнить. Ушибы показались пустяковыми, но так всегда бывает, так что, едва стих ближайший шум, я внимательно прислушалась к ощущениям, напрягла мышцы тут и там, убедилась, что не только жива, но и относительно благополучна, вот только слегка заклинена между корнями.

Лишь теперь я вспомнила, что не одна бежала по болоту и повернула голову, чтобы проверить, что сталось с моим спутником. Мне немного мешал кусок древесины, загораживал отчасти обзор, но парня я увидеть смогла. Он даже не попытался укрыться, стоял на месте, ошеломлённый случившимся, но, по виду его, целый.

Как люди выражаются — дуракам счастье. Вот и этот пришлый человек, не убегая и не прячась, тем не менее сумел уклониться от судьбы. Обломки дерева валялись буквально везде, но Иль ими по башке не получил.

Пришёл в себя он тоже быстро. Съёженные плечи расправились, взгляд сделался осмысленнее, он огляделся, а потом уставился на меня и не просто так, а с испугом.

Прежде чем я успела что-то сказать, успокоить, объяснить, он сдвинулся с места и кинулся ко мне, пошатываясь и неловко подгибая колени, но вполне целеустремлённо, присел рядом:

— Катя, Катенька, ты в порядке? Ты цела?

Сердце как-то неловко стукнуло в груди, когда я услышала эти слова, звучащую в голосе тревогу, так вдруг захотелось ощутить себя маленькой девочкой, как в былых играх, когда старшие дети заботились обо мне. Разнежилась на мгновение и тут же ощутила стыд, ведь я выросла и не нуждалась в опеке, но почему-то тронул внезапный порыв чужого по всем меркам существа. Я попыталась объяснить себя, что парень всего лишь обеспокоен благополучием своей местной опоры в пугающем неизвестностью мире, но смущение осталось.

— Всё хорошо, — буркнула я. — Сейчас выберусь, и пойдём дальше.

— Я помогу! — загорелся он нелепым энтузиазмом.

Тянуло рассмеяться, потому что содействием мне совершенно не требовалось, но я почему-то воздержалась и сказала вполне мирно:

— Давай, только осторожно.

— Говори, что делать! — тут же обрадовался он.

Аккуратно вывинтиться из щели было несложно, но поддержка делу не вредила. Я сосредоточилась и начала правильно напрягать мышцы, подсказывая Илю куда тянуть и строго велев браться только за ремни амуниции. Они на то и рассчитаны, а стыдливость тут ни при чём.

Минуты не прошло, как я выбралась из теснины и с удовольствием встала и потянулась всем телом. Умиротворение какое-то накрыло, словно приостановилась череда злых событий. Зверей теперь опасаться не стоило, те, что успели, убежали далеко, да и вряд ли стремились к охоте так скоро после пережитого страха.

Я оглянулась на дерево. От него осталась руина ствола и груда обломков. Сквозь образовавшийся пролом щедро лился небесный свет, хотя и неяркий уже, потому что наступил вечер.

— Тебя-то не задело? — спросила я.

— Нет, почти, хотя я уже и с жизнью успел попрощаться. Стукнуло по плечу, да и то несильно. Я боялся пошевелиться, потому что не знал, стоит ли это делать, и вот, всё обошлось.

Он улыбнулся с той радостью, какую приносит освобождение от промелькнувшей рядом смерти и я, не выдержав, ответила на его улыбку.

— Ну пойдём тогда. Скоро совсем стемнеет, а надо ещё найти место, где мы сможем отсидеться в самое глухое время суток.

— Нам и ночью придётся идти?

— Немного отдохнём, а затем двинемся дальше.

Я выносливая, но успела отмахать немало километров, и поспать следовало, да и парень мог в одночасье сломаться. Впереди лежал изрядная часть пути.

Приключение взбодрило, я почти не чувствовала усталости, да и Иль топал сзади довольно бодро, редко спотыкался и дышал хорошо: хотя и напряжённо, но ровно. Мы скоро добрели до очередного дерева, но я решила не нырять в корень, а идти поверху. Сумятица, которая поднялась, когда рухнул великан, ещё расходилась кругами по котловану, отследить кого-то в этой суете вряд ли представлялось возможным, да и смеркалось, то есть выбирались из укрытий ночные охотники. Многие хищники ходили парами или небольшими группами, так что мы с Илем терялись на этом фоне.

Бегать по покатой поверхности корней было куда сподручнее, чем медленно ходить, так я и сделал, с удовольствием отмечая, что спутник пыхтит сзади усердно, оскальзывается на полосах мха, но каждый раз удерживает равновесие. Мы быстро добрались до ствола, обогнули его и остановились. Я — оглядеть окрестности и наметить новый путь, а Иль — чтобы отдышаться.

— Далеко ещё? — спросил он.

— Нет. Скоро совсем стемнеет, а луны взойдут позднее. Пожалуй, вон то дерево нам подойдёт. Оно не слишком старое, и можно вскарабкаться по стволу и пересидеть мрак в одном из карманов.

— Где? — не понял Иль.

— Пока дерево молодое, у него есть воздушные корни-опоры, они помогают тянуться вверх, сберегая время, потом оно разрастается вширь, становится устойчивее, и эти структуры отмирают, а в стволе остаются вмятости, в которых часто селятся животные.

— Получается, что эти воздушные корни не полые? — понятливо уточнил Иль.

Надо же, приучился разбираться в особенностях наших растений.

— И да, и нет. Внутри они почти пусты, но густо заплетены крепёжными волокнами. Перемещаться там способны только совсем мелкие зверьки.

— Понятно. Тогда — двинули.

— Отдышался?

— Нет, но мечтаю свалиться куда-то и отдохнуть уже по-настоящему.

Вот и славно. Я пошла быстрее, не особенно остерегаясь других зверей, и никто на нас не напал, сзади кружили птицы, а скорее всего и хищники туда подались, чтобы попользоваться мясом погибших животных. Катастрофа наверняка повлекла за собой гибель многих. Мы с Илем вполне могли оказаться в числе тех, кто сначала послужит кормом для выживших, а потом удобрением для новой поросли. Трясина поглощала абсолютно всё, что ей доставалось и большую часть этого могла переварить.

Я невольно задумалась о том, что моя едва начавшаяся жизнь могла вот так нелепо завершиться. Жути, убитые мной на ферме тоже ведь были чьими-то родными, мечтали вернуться домой к семьям и обыденным занятиям, но кому-то очень захотелось призвать к повиновение переродившихся поселенцев. Чужая жадность пришла бедой не только к нам, но и к тем несчастным, кого МАЕТ посылал сюда на верную погибель. Да, те верхние не знали, как обстоят дела, но иногда меня посещала трезвая до тошноты мысль, что и не желали знать. Компания хотела получить обратно утраченный ресурс и не соглашалась на невыгодные для себя компромиссы.

Холодные мысли ожесточили сердце, и о парне, упрямо шагавшем след в след я думал теперь почти с отвращением. Пусть и выживший непонятным чудом он оставался пришельцем извне, значит, врагом. Сдерживая раздражение, я добралась до нужного места и быстро осмотрела ствол. Некоторые карманы оказались заняты, о том свидетельствовал птичий помёт внизу или же следы когтей на коре, но я нашла и свободный.

Примерившись, залезла наверх и обследовала пустое тесноватое гнездо. На дне ниши скопилась труха и скрюченные сухие листья — отлично ложе для уставшего тела. Я высунулась наружу.

Иль терпеливо переминался внизу, ожидая, когда его пригласят или помогут забраться. Бесполезный внешний человек. Искушение оставить его там, где он есть, донимало всё больше. Никто не обязывал меня спать в обнимку с врагом. Он мог напасть, воспользовавшись случаем, завладеть оружием, и хотя ради подобной глупости следовало совсем сойти с ума, строго говоря, предусмотреть её следовало.

Иль поглядел на меня, запрокинув голову и робко улыбнулся. Я вспомнила прожитый на двоих день, проявленную парнем старательность и незлобивость. Кто другой доставил бы массу хлопот, а этот честно делал всё, что в его силах, чтобы облегчить мне задачу. Расхотелось его обижать и злость прошла, ну почти, потому что вместо того, чтобы достать верёвку, я пригласила дружелюбно:

— Забирайся!

Он растерянно оглядел шероховатый ствол, явно не находя на нём достаточной опоры. Видел ведь, что я залезла, не пользуясь посторонними предметами, но повторять не рисковал. Вздохнув я начала копаться в имуществе и прикидывать, где соорудить петлю, когда там в оставленных нами пределах кто-то из крупных хищников завыл злобно, пустил пробный клич в идущую на котлован ночь, а потом шипение и рычание сразу нескольких пастей смешалось в одну песню.

Те животные ничем нам не угрожали, но в почти полной уже тьме, их голоса, наверное, показались Илю страшными и опасными. Он сам тихонько вскрикнул, а потом полез ко мне, неуклюже и нелепо, показывая явную неумелость, но всё же смог, не знаю уж за что цепляясь, подняться на эти несчастные несколько метров и ввалиться в сухое тепло гнезда.

Я подвинулась, давая ему место и подтащил немного за одежду, чтобы не упал. Дышал парень тяжело, рывками, но мне показалось, что скорее от испуга, чем от натуги. Неплохо в целом справился. Я вздохнула, мысленно прощая ему неправильное происхождение. Старался ведь, и действительно не стал обузой, что для человека с внешних миров уже невиданное достижение. Злость окончательно прошла.

Ночь прочно обосновалась над котлованом, пытаясь пугать тьмой и множеством тревожных звуков, которые совсем не беспокоили днём. Я не боялась, вполне уверенно чувствуя себя в родном мире, но присутствие другого живого существа рядом всё же доставляло слабое удовольствие, смягчало суровый момент. Иль затих, хотя я угадывал его испуг, о том говорили съёженность плеч, нервные движения головы.

— Не так и темно, — пробормотал он. — Я думал, будет вообще глаз выколи. Не привык. Городской я, на природе только днём бывал, на прогулках.

Я удивилась про себя этим речам, потому что среди наших существовало твёрдое убеждение, что пришлые плохо видят во мраке, а Иль как будто различал отдельные предметы. Я заметила, как временами он замирал, словно вглядываясь. Что ж, следующей ночью не будем останавливаться на отдых, раз проговорился и вполне способен шагать, не дожидаясь рассвета.

— Полной темноты вообще не бывает, — ответила я. — Даже в стволах и корнях местами древесина светится, а уж снаружи хватает растений, что способны пусть слабо, но сиять. Идти, конечно, не очень удобно и хищников тут полно, из тех, что охотятся как раз в это время суток, но одна я бы останавливаться не стала.

Он помолчал, вздохнул.

— Прости. Я задерживаю тебя. Такой слабый и неуклюжий, что самому стыдно.

— На самом деле ты показал себя очень неплохо, — ответила я. — Я думала сломаешься, а ты тянешь — это само по себе уже чудо. Давай перекусим, раз просто так сидим.

Я распаковала припасы, захваченные в базовом лагере и выделила Илю его порцию, быть может, не вполне достаточную для полного восстановления сил, но солидную с моей точки зрения. Сама я ела мало.

Парень безошибочно взял из моих рук пакет, то есть действительно неплохо ориентировался во мраке, и принялся аккуратно вскрывать упаковку и жадно принюхиваться, определяя, что именно ему предложили. Я про себя улыбнулась. Наши концентрированные пайки не отличались особым изыском, но не гусеницами же было кормить заезжего человека.

Мы дружно похрустели брикетами, неторопливо жуя каждый кусок, потом я достала флягу — запить еду.

— Спасибо! — виновато сказал Иль, экономно отпив воду. — Я для тебя такая обуза, да ещё и едой со мной делиться пришлось.

— Раз мы идём вместе, не оставлю же я тебя голодным?

Он вздохнул, и я как-то догадалась, что он отчаянно не хотел поднимать тему противоборства наших рас. Держался тактики молчания, даже ни разу не спросил, в каком я его рассматриваю статусе. Впрочем, я понимала деликатную сдержанность: иногда полезно знать такое вещи не наверняка. Ведание способно убить силу духа. Когда нет выбора, надо упорно двигаться вперёд, глядишь и шансы появятся.

Ну хорошо, пока мы в пугающей глуши котлована, я Илю нужна, а когда до лагеря дойдём? Да ещё полезнее буду, потому что его соплеменников тут нет, а защитить от наших солдат только я его и могу, заодно доказать, что живой он пригодится поселенцам больше, нежели мёртвый.

Как видно Иль понимал свою выгоду, потому и дышал через раз, боясь попусту шелохнуться и спровоцировать выстрел, а то и удар ножом. Должно быть, сообразил уже, что ни то, ни другое у меня, в случае нужды, не задержится.

— Ложись, давай, тесновато, но места хватит, — сказала я. — Попробуй заснуть.

Он покладисто повозился и снова затих, а потом заговорил, словно тишина внутри кармана его страшила:

— Здесь нас никто не достанет?

— Нет. Глупо покушаться на того, кто способен за себя постоять, да ещё лезть для этого на дерево.

— Да, ты можешь! — вздохнул Иль. — Я, парень, должен был защищать тебя, девушку, а вышло всё наоборот. Ты словно на своём горбу меня тащишь, ни к чему не приспособленного и никчёмного.

С такой горечью это произнёс, словно подводил итог всей жизни, а я начала догадываться, каким бременем лежат на его душе предрассудки внешних миров. Там не пробовали понять, что у нас происходит, радостно объявив недочеловеками и тем избавив себя от проблем.

Парень — девушка — кого волновали эти различия, когда речь шла о выживании целого? Да если говорить строго, я и девушкой ещё не стала. Это во внешних мирах в двадцать лет уже выходили замуж и рожали детей, нет у нас тоже, если было на то желание, но я хотела пока что служить в армии, и организм понятливо притормаживал женские прелести в виде ежемесячных неприятностей. Не пожелай я и в дальнейшем брать на себя роль жены и матери, так всё и осталось бы. Гормоны нас не принуждали, лишь когда просыпался зов души, тело откликалось, перестраиваясь на новый манер. Зато все семьи жили счастливо, и детей появлялось на свет ровно столько сколько хотели родители.

Я не стала говорить всё это, не уверенная, что человек из внешних миров меня поймёт и не посчитает при этом животным, сказала другое:

— Я тут родилась и выросла, знаю этот мир и тренировали меня с детства, а ты пришлый и явно не воин по основному жизненному стремлению, так что всё происходит правильно.

— Опять ты права, и мне следовало больше внимания уделять упражнениям, а не проводить время в праздности, — сказал он с горечью. — Глядя из этого болота, я особенно остро понимаю, как никчёмно жил, ничему по сути не научился, кроме бессмысленной сейчас работы с цифрами. Думал, что благополучие сохранится навсегда.

— Но если ты клерк, а не воин, зачем тебя послали в такое нелёгкое предприятие?

Он завозился, как мне показалось, смущённо, а потом заговорил, запинаясь на каждом слове:

— Предложили, а я не смог отказаться. Всем, кто пойдёт в карательные отряды обещали премии и повышения.

— Ну тоже шанс.

Он вздохнул.

— Не хочу скрывать, я опасался, что не согласись я, так ещё и уволят при первом случае, да и если до конца честным быть, хотелось славы. Нам же сказали, что ничего серьёзного, защита будет на высоте и колонисты убоятся пустяковой угрозы. Побряцаем, мол, оружием и вернёмся пожинать почести. Подвигов мне хотелось, не понимал, дурак, что жизнь — это не виртуальная стрелялка, где всегда можно выключить игру.

Хотелось мне его утешить, объяснить, что теперь, когда осознал нелепость своих порывов, судьба неизбежно пойдёт иначе: разумнее и здоровее, но я ведь даже не знала, что с ним сделают, когда дойдём до лагеря. По правде говоря, парню светил слишком призрачный шанс выбраться из этой задницы целым и невредимым.

— Спи давай! — проворчала я сердито. — Идти ещё далеко, и силы нам понадобятся.

— Хорошо, — откликнулся он. — Спасибо тебе, Катя!

— Да не за что. Ты просто не понимаешь, каким на самом деле держишься молодцом там, где десять из десяти ваших уже бы сдохли и валялись мордой в трясине.

— Правда? — воскликнул он с мальчишечьей радостью.

— Конечно. Ты ведь не отстал от меня, не спасовал, и потому мы оба здесь, а не отдаём свои тела для нового рождения жизни. Спи.

На этот раз он угомонился и скоро задышал ровнее и безмятежнее. Я тоже задремала и во сне чутко прислушиваясь как к происходящему снаружи, так и внутри. Я сомневалась, что Иль способен на меня напасть, но недоверие к чужакам прочно укоренилось в сознании и считаться с ним следовало.

Впрочем, ничего плохого не случилось, а приоткрыв глаза в очередной раз я увидела, как разливается по болоту котлована слабое, но отчётливое сияние — это всходили одна за другой наши небольшие, но яркие луны.

Иль дышал всё так же умиротворённо и на миг мне стало жаль его будить, словно он и правда был моим детёнышем, как решила та самка гира. Хотя отчасти и такой порядок вещей имел место быть. Я осторожно взяла парня за руку. Он не проснулся, лишь засопел и как видно машинально сжал в ответ мои пальцы. Мягко, нежно, но что-то кольнуло кожу.

Я осторожно поднесла его ладонь к полосе света и нагнулась, чтобы лучше рассмотреть причину неудобства. И даже не особенно удивилась, увидев под плоскими, а теперь уже слегка изогнутыми пластинками твёрдые бороздки когтей.

Глава 7

Планета вторгалась в пришедших на её просторы людей и меняла по своему вкусу — это мы поняли давно, привыкли и находили полезным, но никогда ещё мне не доводилось наблюдать столь стремительной адаптации. Чтобы пришлый человек не только не превратился в бесполезного коротко живущего жутя, но и начал приноравливаться к приютившей его планете — такого я не видела никогда, не слышала даже. Выжил бы, оставшись дохляком и не потеряв окончательно рассудок — одно дело, но прямо у меня на глазах, буквально за один день сформировалось новое существо.

Открытие не ошеломило, к тому всё шло, но я медлила будить парня, надеясь что-то для себя решить. Положение казалось затруднительным. Кто он, и что сейчас происходит? Вдруг он не потерявшийся в ходе нелепых боевых действий мальчишка, а опытный шпион, наделённый встроенной программой? Раньше не приходило в голову, а теперь вот подумалось. Кто их знает этих маетов, на что они готовы пойти, чтобы отвоевать право распоряжаться нашим миром?

Я аж башкой потрясла, настолько неправдоподобным показалось предположение. Нет, эти люди вели с нами дела по примитивной схеме отъёма, они однозначно не доросли до высот изощрённой мысли, да и способны ли были осуществить такой сложный проект?

Нелепо что мне совсем юной девочке досталась необходимость решать что-то прямо здесь и сейчас. Ничего я не знала и не умела, а значит… Следовало как можно скорее довести Иля до тех, кто взрослее умнее и наделён талантами ярче и полезнее моей бесконечной выносливости.

Я потрясла парня за плечо:

— Просыпайся, нам надо идти.

— Уже утро? — пробормотал он, вяло шевельнувшись.

— Ночь, но луны взошли и теперь достаточно светло.

Он зевнул, послушно сел и протёр глаза, а потом уставился на мир, широко раскрывшийся за пределами кармана, и забавно отвесил челюсть.

— Ух ты! Какая красота!

Ночь пробирала до самых пяток. Даже я, привычная к этому потустороннему сиянию, любовалась им от души, а чужак буквально замер, переводя взгляд с серебристых жгутов подлеска на травы и листья, отливавшие самыми разными оттенками. Ночью у нас бывает ещё удивительнее, чем днём, хотя люди из внешних миров видят лишь тусклый свет. Судя по тому, как откровенно восхищался Иль, его зрение заметно изменилось, приспособилось к нашим условиям. Тем лучше, спотыкаться не будет.

Занятый перевариванием впечатлений парень спустился вниз без всякого труда, хотя вряд ли отдавал себе отчёт в том, почему так легко это делает. Вероятно, он вообще не замечал в себе ничего нового, думал, что необычен только окружающий мир. Я решила не вмешиваться в процесс, рассудив, что спокойнее будет в дороге. Серьёзные вопросы не решают на бегу, пусть с ними разбираются на базе.

Поначалу я шла небыстро, подсказывая иногда Илю, как следует ориентироваться, чтобы не влипнуть в трясину, хотя он и так старательно ступал след в след. Он слушал серьёзно и мне показалось, что всё усвоил. Понемногу я увеличивала темп движения, готовясь притормозить, если мой спутник начнёт отставать, но он держался хорошо, и вскоре мы прыгали с корня на корень и с кочки на кочку так проворно, словно оба здесь родились и выросли.

Приближался край котлована и, поразмыслив, я решила взять немного в сторону от заданного направления. На всякий случай. Вряд ли нас выследили сверху, но лишняя предосторожность не могла помешать, тем более что времени отнимала немного.

Внутри корня было темнее, чем под лунами, но и там кое-где светились гнилые куски древесины. Я шла уверенно, парень за мной тоже не жаловался, он и спотыкаться перестал, сказал как бы мимоходом:

— Я думал, тут глаз выколи, а оказывается вполне светло. До чего же удивительный у вас мир.

— Ты ещё не представляешь, насколько, — пробормотала я себе под нос, но он услышал.

— Да, наверное, но мне хочется узнать побольше. Я и не думал, что на других планетах творятся такие чудеса. Поначалу этот лес здорово напугал.

Это я помнила и захотелось сказать парню, что с ним-то как раз и происходит подлинное чудо, хотя бы намекнуть на немалые перемены, что уже случились и наверняка ждут в дальнейшем, но опять сдержалась. Зря растревожу, а то ещё и устрашу. И парню вред, и преображение может нарушится. До базы по моим прикидкам оставалось недалеко.

То есть, лагеря, как такового, не было. Опасаясь нападения сверху, все мы теперь уходили со стоянок едва ли не каждую ночь, меняя место дислокации и передвигались через леса, котлованы и кустарники не слитными массами, а растекаясь небольшими группами. Существовал определённый ритм перемещений, каждый из нас его знал, а с орбиты эволюции поселений выглядели хаотичными.

Зная время, проведённое в пути, я могла почти безошибочно вычислить место следующей стоянки, но нарочно взяла в сторону, найдя в стволе не параллельный предыдущему корень, а почти перпендикулярный ему. Стоило сунуть туда нос, как Иль забеспокоился:

— А мы правильно идём?

Смотри-ка и направление начал чуять, несмотря на то, что внутри ствола молодого ещё дерева оказалось довольно темно.

— Осторожность надо соблюдать и не переть напрямик, — ответила я.

Он откликнулся:

— Понимаю.

Из котлована выбрались, когда уже занималось утро. Луны зашли за горизонт чуть раньше, но полчаса сумрака ни мне ни парню ничуть не помешали. Иль, по-моему, даже не заметил, что стало темнее. Самих-то источников света за далёким пологом листвы видно не было, просачивалось лишь многократно отцеженное и отражённое сияние.

В кустолесье я сразу прибавила шагу и привал устроила лишь когда котлован скрылся за пучками стволов и воздушных корней.

Изрядно развиднелось, и Иль, едва сев на землю, тут же устремил любопытный взгляд на бульбочки в пазухах выступающих над почвой корневищ.

— Эти штуки мы ведь уже ели, я не ошибся, можно их брать? — спросил он и облизнулся.

— Конечно, самое время подкрепиться.

Глядя как парень, моментально приноровившись, выковыривает спелые комки пищи из чешуек, я вспомнила, с каким ужасом и недоверием он ещё недавно смотрел на дикарскую еду. То есть, нужда всему научит, этот принцип тут тоже работал, но и преобразования, происходящие внутри, помогли привыкнуть к нашим растениям. Прикинув, как много ресурсов потратил организм на формирование когтей, я дополнительно выдала Илю брикет сушёного мяса, животный белок тоже наверняка требовался в изрядных количествах. Судя по тому, как человек с внешних миров лопал то, что попадало в поле его зрения, планета взялась за него всерьёз. Он ведь даже не вспомнил, что руки испачканы во всём, что нам только встретилось на пути. Я видела на его ладонях зелёные пятна плесени и серые споры грибов, но глядела спокойно. После всего, что случилось, микрофлора не могла причинить новому существу вреда. Нам ведь не причиняла, приживалась там, где следовало и тонизировала организм или снабжала новыми способностями. Этот мир не растрачивал себя зря.

Когда мой спутник утолил голод, я попросила его посидеть тихо и прислушалась. Кустолесье жило своими шорохами, слишком слабыми, чтобы нести угрозу, зато сообщавшими о том, что творится вокруг. Листва наверху шелестела слабо и равномерно, этот фон не мешал, зато прочие движения угадывались на нём ещё отчётливее.

Я не уловила угрозы. Заросли жили привычным порядком, шуршали в подстилке мелкие зверьки, где-то очень стороной прошествовала пара крупных. Окажись тут чужие, лес уже сигнализировал об этом катящейся впереди вторжения тревогой.

Погружение в знакомое пространство умиротворило, вынырнув в бытие, я обнаружила, что Иль тоже не просто так сидит, а слушает внешний мир. Сосредоточенный взгляд, изумление, проступавшее на лице, характерные повороты головы — сказали мне об этом. Я не удивилась. Если обострилось зрение, то закономерно, что к нему подтянулся слух, так обычно и бывает.

Мы здесь уже рождались с новыми возможностями, здорово отличаясь от внешних людей, но перемены на этом не застывали, каждый дополнительно приобретал в течение жизни другие таланты, часто не замечая самого процесса, потому что шёл он не спеша. Здесь всё случилось в одночасье и то Иль ни о чём не догадывался, списывая все происходящие с ним неясности на красоты принявшего мира.

Ну и правильно. Так проще принять готовое.

Отдых много времени не занял, Иль теперь словно совсем в нём не нуждался и дальше мы двинулись скорым шагом, лавируя в лабиринте древесных пучков. Твёрдая почва и отсутствие подлеска делали передвижение не только скорым, но почти приятным.

— Как ты ориентируешься? — спросил Иль. — Тут же в трёх шагах ничего не видно.

— А тебе кажется, что мы ходим по кругу или топчемся на одном месте? — спросила я.

Он честно прислушался к себе. Временами здесь хватало простора, чтобы идти рядом и каждый раз Иль так и поступал. Я видела, как сосредоточенно нахмурились его брови. Он чуть запрокинул голову, прислушиваясь к глубинным ощущениям, а потом сказал убеждённо:

— Нет. Мы выдерживаем направление.

Он уверенно взмахнул рукой, совершенно точно определив вектор нашей цели, хотя в данный момент мы шли чуть ли не в противоположную сторону, обходя слишком густые заросли.

— Точно! — сказал я.

— Но как я это понял?

Я по-прежнему не хотела посвящать его в главное, потому сказала примирительно:

— Ну, видимо, твоё подсознание подсчитывает все повороты и выводит результат, так бывает. Люди это называют интуицией.

— Никогда ничего подобного не испытывал, — покачал головой Иль. — как же одинаково я жил прежде! Неудивительно, что потянуло на приключения.

— Нужды не было, — ответила я.

Действительно. А сейчас появилась? Какой резон толкнул природу на сбережение этого конкретного парня? Он же ничем не выделялся среди других таких же, ну если верить его словам.

Меня мучили эти непонятные сомнения, и желание добраться до своих росло с каждым шагом. Любопытство пробудилось, но не только оно, ещё временами плескался где-то в глубине души неуверенный страх. Неизвестно ведь мне было, наша планета преображает человека или в нём запускаются некие механизмы, заложенные ещё на орбите. Не бомбу ли я веду в свой лагерь?

Да, такая мысль неизбежно должна была возникнуть и возникала, я уже мучилась раньше, пытаясь её превозмочь, вот только по-прежнему не знала, что с ней делать.

Впереди лежали распаханные поля. Что на них сейчас творилось, я не бралась судить, потому решила лучше сделать крюк и обойти открытое место стороной. Мы ещё больше отклонялись от первоначального направления, но я считала это оправданным.

Иль заметил новое изменение курса, судя по тому как поглядывал на меня, но промолчал, как видно, рассудив, что мне лучше знать куда идти, но вскоре его тревога выросла. Он принюхивался и прислушивался как-то особенно усердно. Брови недоумённо хмурились, губы вытягивались трубочкой, словно пробуя сухой воздух.

Сама я ощутила присутствием чуждой энергии несколькими минутами позднее и невольно позавидовала. Парень на глазах набирал совершенство и уже меня в нём превосходил. Мне это казалось слегка нечестным что ли. Впрочем, я ничего не сказала по этому поводу, спросила чисто по делу:

— Что это, как думаешь?

— Не знаю, — ответил он сразу. — Только оно тревожит, словно несёт в себе угрозу.

Я заметила, что у Илья на руках стали дыбом волоски, словно он чуял это неизвестное напрямую. Я испытывала сходные ощущения и, вместо того, чтобы обойти неведомое стороной, свернула в ту сторону.

Не следовало отвлекаться от цели, но ведь и вызнать опасность, а потом доложить о ней кому положено входило в мою солдатскую задачу. Не конкретно сейчас, а вообще. Я решила, что осторожно выглянуть из зарослей, отметить место неизвестного явления и определить его характер, если получится — полезный и в меру опасный поступок.

Иль крался рядом практически бесшумно, ему и пенять не пришлось на неловкость. Он сразу понял, что я собираюсь делать и мигом подстроился. Мы пробрались сквозь густые, как всегда бывает на краю леса, заросли. Впереди просветлело и я сама изумилась, как ярок наш день, когда солнце не процежено листвой, Иль же вообще заморгал и даже поёжился, словно опасаясь обгореть.

Последние метры одолели чуть ли не ползком и аккуратно, стараясь ни листка, ни веточки не потревожить, а тут они в изобилии росли и внизу, выглянули на простор.

Раскоряку непонятного прибора я увидела сразу. Слишком сильно это чуждое сооружение выделалось на фоне сочных, но мягких красок созревающих злаков. Иль рядом задышал чаще, взволнованнее, чем прежде. Глянув мельком, я увидела, как блестят его глаза и искажены черты, но суть этого беспокойства толком не поняла.

Сооружение на поле совершенно точно не относилось к нашей культуре, явилось сюда прямиком извне, измяв при посадке и местами растерзав лохматые колосья. Часть их загорелась, хотя и погасла почти сразу, но рана ни в чём не повинных посадок ещё кровоточила.

В сознании неуверенно дрогнули полузнакомые образы и всплыли понятия. Сначала «зонд», потом «маяк». Эта штука без сомнения явилась сюда, чтобы посылать сигналы и скорее всего попутно отслеживать окружающее пространство. Наверняка информация о том, что происходит на поле непрерывно качалась на орбиту. Маеты готовились к некой военной операции? Может быть, планировали вторжение?

Пальцы сжали винтовку. Самым первым побуждением было немедленно уничтожить чужое устройство, я уже прикинула режим работы подствольника, помогающий обойтись минимальным воздействием, но быстро поняла, что стрелять рано.

Обнаружим себя, и кто знает, не накроют ли нас сверху, а ещё страшнее, если отследят путь теперь уже двух вполне определённых тепловых точек и выяснят положение очередного тайного лагеря. Я не знала, на что способны маеты в этой войне и как далеко готовы зайти. Простой солдат, я только выполняла приказы.

Иль вздохнул рядом, словно ему не хватало кислорода, и новая тревожная мысль заставила меня болезненно подобраться. Что, если этот зонд для того и послан сюда, чтобы странный парень с орбиты мог забрать нужный для срабатывания бомбы заряд, или иное хитрое устройство, смысла которого я не понимаю? Вдруг вот именно сейчас соединится в одно целое приготовленная для нас смерть? Что мне делать? Смогу я выстрелить в человека, который стал уже не чужим, делил со мной тяготы пути и ни разу не дал повода усомниться в своём миролюбии?

Я вновь перевел батарею в режим стрельбы, сняв поле с подствольника. Стрелять в человека безопаснее, чем уничтожать чужое неизвестное творение. Такой теперь порядок вещей, что люди гибнут раньше и чаще того, что они создали.

— Это ведь сверху сбросили? — прошептал Иль так тихо, что я едва разобрала слова.

— Да, — отозвалась я так же невесомо.

Кто знает, насколько чувствительные там микрофоны. Парень всё смотрел на раскинувший опоры маяк, и я по-прежнему не понимала выражения его лица, потому осторожно отодвинулась назад и удобнее перехватила оружие. Сделает лишнюю глупость — и всё будет кончено. Я обязана в первую очередь защищать своих, а уже потом думать о праве на жизнь чужого.

Иль не шагнул вперёд, напротив отступил следом. За эти проведённые вместе часы он привык следовать за мной и, как я полагала, поддался этому порыву чисто рефлекторно. Я не успокоилась и снова попятилась, обходя густые заросли за спиной. Иль не отставал. Он всё косился на маяк, уже почти скрывшийся за листвой и ветвями, не замечал, что я держу на прицеле и когда заговорил, голос звучал искренне и просто, как и слова:

— Меня эта штука пугает, честно сказать.

Шёпот почти терялся в шорохе листьев, но я разобрала.

— Согласна.

Теперь он посмотрел на меня, но опять не устрашился и не насторожился.

— Ты хочешь его уничтожить?

Бесхитростный вопрос, такой же взгляд, я не ощущала лжи, и мучительная хватка страха немного отпустила.

— Вот думаю, — ответила я.

Он понятливо кивнул, снова оглянулся на маяк и отошёл чуть в сторону, чтобы от объекта его отгораживали густые заросли. Не вмешивался в мою работу, как бы говорил, что решение принимать не может, но и препятствовать моим действиям не намерен, только обезопасить себя от возможных последствий.

Я более не колебалась.

Глава 8

На базу пришли буднично. Просто в один замечательный момент запахло своими, пусть едва уловимо, но оба мы почуяли этот дух и удвоили осторожность. Илю теперь и говорить ничего не требовалось, он моментально реагировал на все смены моего поведения и настроения, приноровился, как не всякий давний напарник сумеет. Я ещё подумала, что с Олафом так никогда бы не получилось. Слишком мы были разными, хотя именно за это обоих и поставили в пару.

Дозорные вышли на нас, мы вышли на них, и встреча произошла буднично и без всяких спорных моментов, чего я, признаться, опасалась. Спутник мой ведь явился сюда с орбиты, пришёл жечь и убивать, выполняя приказ, так что приём мог оказаться холодным, если не враждебным, но никто вообще не обратил на него специального внимания. Оглядели, кивнули, выслушали меня и повели обоих к командирам. Иль благоразумно помалкивал, не демонстрировал чуждое произношение, а оглядев его по-новому, так, словно увидела впервые, я поняла, что он действительно не вызывает подозрений. Маетовская форма поистрепалась и приобрела естественный вид, шёл он мягко и уверенно как любой из нас и так же был испачкан в многочисленных местных спорах, от которых вообще никуда не денешься как в котловане, так и в кустолесье. Вот и славно, куда как проще объясняться только с командирами.

Велева я хорошо знала в лицо, он ещё до заварушки приезжал в нашу часть, потому, как только мы достигли базовой стоянки, и навстречу вышли несколько мужчин и женщин, я сразу направилась к нему и доложила по всей форме.

Высокий крепкий мужчина смотрел на меня едва заметно улыбаясь и выслушав стандартное приветствие, пригласил коротким жестом в палатку, уже с трёх шагов сливавшуюся с местностью. Мы остались наедине. Теперь предстояло объяснить всё, что выходило за рамки полученного от Кончена задания, и, хотя я репетировала будущий рапорт, всё равно из груди вырвался горький вздох.

Для начала, впрочем, я передала капсулу с посланием. Велев педантично проверил целостность оболочки и подошёл к независимой лампе, чтобы изучить документ. Секретные знаки внутри его вполне устроили, так что он довольно кивнул и вызвал кого-то из своих, помощника или шифровальщика, я так и не поняла, потому что волновалась, готовясь защищать Иля.

— Ещё что-то, Катя? — спросил, наверняка угадав мои затруднения.

И я заговорила. Начало получилось таким сбивчивым и скомканным, что я почти отчаялась разъяснить своё необычное дело внятно. Сообразив, что попытка сказать всё сразу только испортит впечатление, я собралась и начала излагать события последовательно, начиная со смерти Олафа.

Боялась, что меня прервут, когда пришлось заявить, что нашла в коридоре корня живого и здорового маета, и Велев действительно остановил меня, но лишь затем, чтобы вызвать высокую немолодую уже женщину, которую я прежде видела в группе встречающих.

Пока они обменивались репликами, я успела выглянуть наружу и обнаружила, что парень мой дисциплинированно сидит возле связки стволов и воздушных корней в сторонке, но на виду, как ему и было велено. Услышать разговор он не мог даже при весьма обострившихся способностях, поскольку специальная ткань, из которой сшили полог, качественно гасила любые идущие изнутри шумы.

Я кивнула Илю, и он неуверенно улыбнулся в ответ. Кто-то уже вручил ему питательный брикет и кружку воды, но парень не ел, как видно слишком обеспокоенный своей дальнейшей судьбой.

— Рассказывай, Катя, — предложил Велев. — Пока в общих чертах, потом вы с Гвинет обговорите всё случившееся ещё не раз. Она наш предсказатель и камерный биолог.

Обрадовавшись, что к моим речам отнеслись серьёзно, а не списали историю на фантазии глупой девчонки, чего я признаться, опасалась, я начала говорить яснее, с каждым произнесённым словом успокаиваясь и несколько отстраняясь от произносимого.

Странно всё звучало, знаю, но взрослые ещё до опыта общения с Илем и до исследования его тканей, слушали меня вдумчиво. Впрочем, предсказателя обмануть не стоило и пытаться. Взгляд Гвинет, такой мягкий и сочувственный, тем не менее проникал прямо в сердце и в голову, я от души радовалась, что мне нет нужды лгать.

Я рассказала о том, каким смешным, нелепым и неприспособленным оказался на первых порах Илья, но уже то, что он не превратился в полуразумного жутя насторожило меня и удержало палец на спусковом крючке. Вот тут я, честно признаться, испугалась, что обвинят в нарушении долга, ведь я не просто так гуляла по зарослям, а выполняла серьёзное поручение, но никто из моих слушателей не сказал ничего в упрёк и я приободрилась и смогла внятно изложить как неумелый поначалу парнишка быстро приспособился и начал выдерживать не только взятый мной существенный темп передвижения, но демонстрировать другие возросшие возможности.

Никто меня не перебивал, лишь когда я дошла до сформировавшихся под ногтями человека с орбиты когтей, оба командира переглянулись, как видно не в силах скрыть изумление.

— Лавинообразная спонтанная эволюция, — пробормотала Гвинет. — С таким мы ещё не сталкивались. Были похожие случаи, но не настолько стремительные и, разумеется, с местными уроженцами.

Велев кивнул.

— Говори дальше, Катя!

Я продолжала, немного и осталось. Рассказала о последнем нашем рывке через кустолесье, о том, как обнаружили зонд и как Иль смотрел на него, словно эта вещь внушала ему столько же опасений, сколько мне. Он видел предмет своей культуры нашими глазами. Мне удалось этот момент чётко сформулировать, и я даже слегка загордилась собой.

— Молодец, солдат! — сказал Велев, когда я закончила и глубоко вздохнула от избытка чувств. — Ты всё сделал правильно. Полагаю, самым разумным будет передать вас с Ильёй в распоряжение Гвинет.

Он посмотрел на предсказательницу, и она сразу согласилась.

— Лаборатории наши теперь далеки от идеала, — сказала она, — но что-нибудь придумаем. У тебя уже установился контакт с этим юношей, и ты здорово поможешь мне в общении.

— Вот и отлично, — заключил Велев. — Приступайте немедленно. Если нечто случилось, значит тому есть причины.

Эта совершенно обыденная присказка, которую каждый из нас не раз повторял с детства, словно промыла мне разум. Ведь вся наша жизнь, если разобраться, была воплощением этой истины. Впрочем, теперь происходящим с Илем должны были заняться специалисты, люди куда старше и опытнее меня, так что груз ответственности уже не так давил на плечи. Я словно впервые с той минуты как покинула наш лагерь, а вернее сказать с того мгновения как погиб Олаф и мне пришлось быстро и с холодной душой убивать троих существ, ещё недавно называвшихся людьми, очнулась и осознала, что я сама ещё жива.

Иль, увидев меня, неприкрыто обрадовался и охотно пошёл следом, на ходу деловито жуя брикет и запивая водой. У Гвинет тоже имелась палатка, внутри, помимо незнакомых, но привычно смотревшихся приборов я увидела ещё и связки веточек, мешочки семян. Наука наша развивалась не совсем так, как принято у верхних людей.

Гвинет, усадив Иля на подстилку из мягких листьев, тотчас заговорила с ним так спокойно и благожелательно, что он доверился ей почти мгновенно, начал слушать и отвечать охотно и подробно. Я решила себе раздобыть еды, пока они работают, а заодно познакомиться в лагере хоть с кем-то, но стоило мне направиться к выходу, как Иль дёрнулся и потянулся за мной, мигом забыв увещевания прорицательницы.

Привык держаться рядом и повиновался сформировавшемуся в пути инстинкту? Или этот недолгий поход связал нас в хорошую рабочую пару, когда двое понимают друг друга без слов?

Гвинет поглядела на меня быстро и остро, словно просветила насквозь, но вряд ли могла рассмотреть что-то особенное. Больших талантов у меня не водилось, новых тоже не наросло. Выносливость — вот и вся доставшаяся от планеты милость. Нет, я никогда не считала себя ущербнее других, наделённых куда более впечатляющими дарами. У нас каждому находилось применение и место. Любой много значил для всей колонии.

— Посиди с нами, — приветливо произнесла Гвинет. — Еду тебе принесут.

Её голос звучал мягко, располагающе. Я понимала, что это один из приёмов, каким провидцы готовят чужие души для постижения разумом, но ничего не имела против, поскольку работа Гвинет тоже шла на пользу общему делу.

Я села на листья рядом с Илем, практически касаясь его плечом и он ощутимо расслабился, вздохнул довольно и устремил на женщину доверчивый взгляд. Я слушала методичную и мелодичную речь. Гвинет объясняла Илю, да и мне заодно, что наш мир особенный и принимает не каждого, и любой, кому он раскрыл объятия однажды обнаруживает внутри новое совершенство, дающее надежду ему и опору другим людям. Что-то из этих положений я учила в школе, иные звучали совсем незнакомо, но меня сейчас не слишком тревожили детали. Я плыла на тёплой пологой волне голоса, зная, что ничего худого не будет, напротив, взрослый человек, просмотрев мою душу, отыщет в ней не только ступени свершения, но и прозреет следующий шаг. Я-то ведь сама не понимала, что мне делать с Илем, а покинуть его представлялось уже немыслимым.

Я вспомнила, как самка гира следила за нами из-за завала, спокойным блестящим взглядом. Мамку и её детёныша нельзя убивать, потому что они обеспечивают будущее всего живого. Наверняка зверь не думал так, я понятия не имела, насколько хорошо он вообще умел размышлять, но помимо наших терзаний и надежд или вопреки им, мир признавал не слова, а дело и прагматично нас к нему пристраивал.

Считать ли Иля и, правда, моим детёнышем? Парня-ровесника? Почему нет, если это полезно для процветания природы. Я ведь не знала с какой целью недавний пришелец с внешних миров отрастил когти: чтобы конкретно выжить и поспевать за выносливой местной девчонкой или у него имелись причины посерьёзнее.

Монотонный голос, повторявший то, что мне и так было известно, усыпил и я задремала тут же на куче листьев, по привычке выныривая иногда в реальность, чтобы проверить, всё ли в здесь порядке. Ничего не менялось, а в очередное пробуждение я обнаружила, что Гвинет в палатке нет, а Иль свернулся клубочком у меня под боком. Я обняла его, от чего он довольно вздохнул и заснула уже крепче.

Разбудил окончательно шелест шагов. На уходящих я не реагировала, но сейчас кто-то откинул полог и ступил внутрь. Я мигом подскочила на подстилке, нашаривая винтовку. На меня с явным одобрением взирал Велев.

— Молодец, солдат! После такой изрядной нагрузки бдительность не потеряла.

Лишь убедившись, что я узнала его и отложила оружие, он переступил не порог, конечно, за отсутствием оного, а черту, отделяющую защищённое пространство палатки от внешнего мира.

Усевшись напротив, Велев минуту не меньше разглядывал Иля, переводя время от времени взгляд на меня.

— Ты ведь не против побыть при нём, пока всё не разъяснится окончательно?

— Конечно! — ответила я, дивясь про себя, что не получила прямой приказ.

— Гвинет ушла. У нас тут есть походная лаборатория, ей понадобилось проверить образцы, но предварительное заключение уже готово и выглядит оно довольно странно, скажу я тебе.

Я с невольным страхом оглянулась на спящего. Парню явно что-то снилось: шевелились под веками глазные яблоки, иногда чуть морщилось лицо. Подрагивали пальцы, словно стремясь схватить добычу, даже когти показывались наружу, как будто жертва ценна или опасна.

— Он недолговечен, как другие? — спросила я, чувствуя, как поднимается во мне отчаяние, подобно вскипающей в баке воде.

— Такой финал выглядит обыденно, — возразил Велев. — Нет, преобразования его не губит, но уводит в иную сторону. Пока трудно сказать, сбой это некой программы или спонтанный рывок.

— Я предполагала, что его к нам заслали, — произнесла я, вновь оглядываясь на Иля.

Он спал не притворялся, так прикинуться невозможно, да и в любом случае не смог бы понять нашу беседу, поскольку общались мы с командиром на местном наречии, слишком отличавшемся от международного языка, чтобы вникнуть в него без обучения.

— Да, ты говорила, — задумчиво сказал Велев. — Живая бомба. Не хочу тебя расстраивать, девочка, но вот это выглядит правдоподобнее стремительной адаптации. Гвинет полагает, что уже раскрывшиеся защитные механизмы могут быть мимикрией.

От холода в груди съёжились лёгкие, я опасалась, что вообще ничего не смогу сказать, но справилась с собой, всего лишь голос прозвучал хрипло:

— Что же делать?

— Пока ничего непоправимого не происходит. Маячков на нём нет, сам вряд ли осведомлён о миссии, даже если она и существует. Гвинет ещё с ним поработает, посмотрим, как начнут дальше развиваться события, а пока что мы уходим. Оставлять ребят в непосредственной близости от того, что может их погубить — неразумно.

Я попыталась сглотнуть, чтобы прочистить горло, но во рту оказалось совершенно сухо — словно когтями выскребли. Вот в чём было дело, вот почему командир пришёл для личной беседы, нам с Илем придётся выживать самим до тех самых пор, пока не разъяснится его непохожесть на других маетов. Что ж, резон в том просматривался. Я притащила парня в лагерь, мне и отвечать за всё.

Велев вздохнул, угадывая как видно мои мысли.

— Держитесь всё время неподалёку, но в стороне. Ритм наших перемещений тебе известен. Твой вариант будет третий внешний. Знаешь ведь, что это?

Я кивнула.

— Да, конечно.

— Гвинет сама вас найдёт, когда потребуется, ну или кто-то из нас, если выяснится, что твой найдёныш безопасен для отряда, а то и всего мира.

Ну это уже слишком, я не верила, что МАЕТ настолько проникся нашей жизнью, чтобы повредить ей всерьёз. Эти люди всегда смотрели на нас свысока, а не только сверху.

— Планета не даст себя в обиду! — сказал я твёрдо.

Велев улыбнулся.

— Хочется верить, что так оно и есть. Вот твои припасы и оружие. Палатку тоже возьмёшь с собой. Ты справишься, солдат!

— Безусловно! — ответила я.

Велев посмотрел на меня не как командир, скорее, как отец, с гордостью и нежностью взирающий на подросшего ребёнка, мне показалось, что хочет обнять, но как видно, такое нарушение субординации выглядело чрезмерным.

— Нелёгкие времена, но мы справимся. Держись, Катя!

Он ушёл. Колыхнулся полог, и мы вновь остались одни. Довольно привычная вышла позиция. Я сидела рядом со спящим Илем и прислушивалась к едва заметным шорохам извне. Снаружи-то волшебная ткань звуки пропускала, она была поляризована, как мне объясняли, хотя я и не слишком твёрдо знала эти понятия. В школе не сказать, чтобы блестяще успевала, не тянуло меня к науке или иным сложным материям, такой уродилась. Недаром планета сделала меня крепкой, терпеливой, а не умной.

Наши ушли. Полную тишину вокруг я ощутила скорее инстинктом, чем ушами. Людей не стало и в мир постепенно возвращались привычные трепеты их отсутствия.

Как я там говорила, когда погиб Олаф и боль потери жгла меня изнутри кипятком отчаяния? Простые, обыденные, но весьма нужные слова. Я не сдамся! Вот и пора повторить это заклинание снова. А ведь я не вспоминала о нём с той самой поры, как повстречала Илью. Словно сразу и насовсем поверила, что обрела именно товарища, а не пленника или вообще врага. Правы оказались мои глубинные инстинкты? Если предсказатель, да ещё такой могучий как Гвинет, не уверен в выводах, могу ли я полагаться на собственные жалкие способности? Или не так уж они ничтожны? Для чувства ведь большого ума не надо, это совсем иной природы понятие.

Парень совсем затих, лишь ровно, размеренно дышал. Движения грудной клетки показались мне редкими и недостаточно глубокими, но никто не мог точно сказать за отсутствием прецедентов, как пришлый человек приспосабливается к этому миру и сколько кислорода требуется организму, чтобы освоить новые возможности. Я не встревожилась, угадывая, что с ним всё в порядке. А со мной?

Неужели мой парень действительно бомба, засланная в наш мир убивать? Быть может, их немало таких, страшных орудий уничтожения или скорее устрашения, призванных привести наш народ к покорности? Как больно в это верить! Я и не стану. Взрослые пусть решают по-своему, опираясь на мудрый опыт, но и у меня есть голова на плечах и сердце в груди.

Иль выглядел обычным миловидным мальчиком, ничем не отличавшемся от наших ребят, одним из тех, кто однажды привлечёт моё внимание, и тогда, повинуясь внутренней готовности любить, пробудится для радости и материнства моё тело. Я много раз наблюдала, как такое происходит с людьми, и момент казался прекрасным, хотя изрядно пугал. В принципе, мне и нынешнее существование представлялось вполне себе наполненным и интересным. Я пока не стремилась к радикальным переменам.

Прядь волос сползла на глаза, когда Иль пошевелился во сне и я машинально убрала её на место. Парень едва заметно улыбнулся, как делают спящие младенцы и теснее свернулся в клубок. Я вздохнула. Ну какая бомба? Обычный мальчишка, вот с такими я играла маленькая, а потом с ними же пошла служить в армию. От грусти и дурных мыслей следовало избавиться с помощью разумного дела. Я решила, что пора уже моему приятелю и пробудиться. Отряд ушёл, и нам тоже следовало смещаться согласно предписанному распорядку.

Я уже протянула руку, чтобы потрясти парня за плечо, когда внимание привлёк звук, хотя и довольно отдалённый, но совершенно не схожий с привычными шумами природы.

Глава 9

Тело отреагировало на угрозу проворнее разума. Я ещё не сообразила толком, что там грохочет, а уже оказалась на ногах и практически на бегу. Пальцы на автомате выдернули стопоры палатки, и всё сооружение послушно свернулось. Смявшийся от попавших в ловушку листьев сегмент я мигом расправила, выковырнув помеху, встряхнула весь комплекс, нажала оба рычага, превратив наш дом на ближайшее время в массивную на вид трость.

Иль сидел на подстилке и испуганно моргал. То ли сам проснулся, то ли я всё же успела толкнуть его в плечо.

— Что случилось?

— Уходим!

Я забросила на спину мешок с припасами и взяла оружие.

Иль спрашивать ничего не стал, тут же поднялся.

— Давай хоть вещи понесу. Я отдохнул и выспался, смогу чем-то помочь.

Без долгих разговоров я вручила ему трость палатки, велев беречь и не потерять и повела прочь.

Шум означал посадку небольшого корабля, причём судя по интенсивности звука произошла она на том поле, где мы с Илем обнаружили маяк. Велев знал координаты, так что об отряде я не беспокоилась, моей задачей было спасти парня, ну или увести его в такое место, где уже никто не пострадает, начни события развиваться по самому мрачному сценарию.

Мы мчались через кустолесье в довольно быстром темпе. Война в наших краях здорово осложнялась для противника как раз потому, что заросли покрывали едва ли не всё вокруг. Хоть деревья котлованов, хоть пучки кустов, высотой в несколько метров, хоть то, что мы называли собственно лесом — делало местность сущим лабиринтом. Недаром умением ориентироваться в пространстве обладали все без исключения уроженцы нашей планеты.

Вот и теперь я неслась вперёд, ничуть не заботясь о том, чтобы выдерживать направление. Какой-то орган в голове всё делал за меня, просчитывал каждый из бесчисленных поворотов и винтов, чтобы без тени сомнения выдать результат, когда он потребуется.

Отбежав к самой границе чащи, я остановилась, чтобы прислушаться. Иль замер рядом. Несмотря на то, что мчались мы со всех ног, дышал он легко и ровно. Не знаю уж, какую угрозу он мог нести миру, но то, что местная жизнь приняла его полностью, я более не сомневалась.

— Слышишь что-нибудь? — спросила я, полагая, что чувства его могут оказаться острее моих.

Иль кивнул.

— Шум. Как будто сердце стучит. Огромное. Что-то вроде пульсации. И ещё крики. Там сражаются?

— По-видимому, да, — ответила я сквозь зубы.

Маеты напали на нас, в очередной раз принялись приводить к повиновению, словно усмиряя стадо взбесившихся животных, не считая нас равными себе людьми. На миг вскипела отжившая своё неприязнь к человеку рядом, но я её подавила, да и сама она умерла почти без сопротивления. Не следовало стричь всех маетов под один гребень. Люди жили по-разному, на том и стоял мир.

— Прости меня, — сказал Иль.

Я поглядела на его расстроенное лицо. Он не на шутку ощущал себя виноватым за то, что делали его соплеменники, я видела, чувствовала, значит изменился он не только внешне, но и внутри тоже.

— Ты ни в чём не виноват.

— Нет, я виновен, потому что по доброй воле пошёл сражаться с людьми, которые всего-то хотели, чтобы их оставили в покое. Я представил себе, что в тот городок, где я родился и вырос, вломились захватчики. Люди с оружием, которым всего-то не по душе был наш способ переходить улицу. Мы с вами обошлись так же. Подло это, настолько подло, что не передать словами.

Он задохнулся, отвёл взгляд, погладил ствол ловчего дерева, прошёлся подушечками прямо по блестящей как стекло коре, и пальцы не прилипли. Пустоголовое растение и то соображало, что нет смысла тратить слизь и яд на то, что оно не сможет переварить. А вот маеты, считавшие себя разумными существами, не поняли, полезли драться в мир, который не желал их видеть и потому убивал с холодным цинизмом отлаженной механики.

Я прислушивалась, надеясь разобрать в деталях, что происходит там, на зерновых полях, но шумы звучали слишком хаотично. Иль улавливал явно больше, но вряд ли имел опыт, достаточный для ясного понимания музыки боя.

— Разве мы не должны идти туда, к ним? — спросил Иль. — Помочь отразить атаку.

— И ты стал бы стрелять в своих? — спросила я, стараясь максимально выразить интонациями владевший мной скепсис.

Иль честно поразмыслил и ответил рассудительно:

— Наверное — нет. Но и в ваших я стрелять точно бы не стал. Зато мог раненых с поля боя уносить, делать что-то нужное, а не отсиживаться тут в кустах.

— Это верно, — ответила я уже с настоящей не наигранной горечью. — И я тоже всей душой стремлюсь туда, где могла бы приносить пользу, но пока нельзя, нам велено держаться подальше от всех.

— Почему? Какой в этом смысл?

— А ты из допроса не понял?

Иль покачал головой, сказал без особой уверенности:

— Ну вы сомневаетесь в том, что я не хочу причинять вреда, это понятно и вполне простительно.

— Складывайся обстоятельства так просто, тебе дали бы возможность показать себя на деле. Слова у нас ценятся мало, всё решают поступки, и я не сомневаюсь в том, что ты способен продемонстрировать лояльность.

Он помолчал, то посматривая на меня, то прислушиваясь к шуму сражения, последнее я угадывала по отрешённому взгляду и наклону головы.

— Значит, есть что-то ещё? Мне показалось там, в разговоре. Тревожное умолчание. Ты тоже не скажешь, в чём дело?

— Нет, — ответила я. — Не могу нарушить приказ.

Он снова призадумался, хотя протеста я и не ощутила. Наверное, общепринятые понятия о долге были ему не чужды. Мы вместе слушали шумы, пытаясь перевести их на понятный язык и вычислить, кто одерживает верх и насколько тяжёлой для той или иной стороны окажется поражение. Сердце звало меня туда, где вполне вероятно гибли мои соплеменники, но приказ однозначно удерживал на месте. Тут на границе сред, опасность почти не ощущалась, но напряжение как по нервам шло от растоптанных полей и ловила эти импульсы не я одна.

Из-за кустов вышла, ступая напряжённо и ломко, самка ольня с детёнышем. Малышом этого последнего я бы никак не назвала, по виду его, давно настала пора бегать уже одному, но потом заметила изрядную хромоту и поняла, что мать просто не хочет бросать увечного, бережёт от хищников того, кто сам за себя постоять не способен.

Животные остановились, навострив носы и уши, а Иль испуганно попятился.

— Катя, там звери!

— Вижу. Они безобидные. Чаще всего живут в одиночку и семьями, но когда напуганы, могут собираться в группы. У нас они ищут компании. Ничего худого не сделают, просто постоят рядом, пока там не утихнет заварушка.

— Такие большие и боятся? — не поверил Иль.

— Всем присущ страх, — ответила я.

Вновь всплеснулось мутное раздражение. Я не жаждала ощущать себя привязанной к человеку из другого мира, пусть даже он осознал свои ошибки. Посадить его на тот корабль и отправить домой — вот чего я хотела, а потом поняла, что вместе с парнем мы потеряем возможность понять значение происходящих с ним перемен. Бомбы такого размера нам не особенно страшны — убережёмся, а вот знания придутся кстати. Правильно рассуждали командиры, когда приказали мне беречь переставшее быть чужим достояние.

Ольни поглядывали на нас пугливо, но не уходили. Детёныш жался к матери, я присмотрелась к больной ноге и поняла, что помочь ничем не смогу. Судя по её виду, она когда-то была сломана и неправильно срослась. Бедняга будет хромать всю жизнь, но если подрастёт ещё немного, вполне возможно сумеет выжить и в одиночку.

С этим вообще никогда не угадаешь. Тот крупный самец, которого я пристрелила на границе котлована, имел все шансы избежать гибели, но наткнулся на перепуганного маета и теперь погружался в почву, чтобы мир смог воспользоваться хотя бы его останками. Я пожелала телу Олафа той же судьбы. Каждый из нас верит, что, растворившись в биосфере планеты, не исчезнет совсем, а останется здесь не только прахом, но и мыслью. Мы не называли это религией, но полагались на своё чутьё.

Ольниха не бросает своего сына потому что любит его и готова отказаться от спаривания, чтобы выпестовать уже рождённое дитя до нужного срока. Разве я не в той же ситуации? Я нужна Илю. Он уже довольно силён, но ещё недостаточно приучен к планете, чтобы с гарантией выжить самостоятельно. Я помогу ему не только потому, что выполняю приказ. Однажды я тоже пожелаю стать матерью, и наверняка этот опыт пойдёт мне на пользу. Мир добром повернётся к тому, кто не отказал в помощи другому созданию. Не скажу, что в мыслях у меня вертелся голый расчёт, но я понимала великую необходимость дышать в такт с планетой. Как очень давно сказал учёный, фамилию которого я не помнила: выживает не сильнейший, а наиболее приспособленный.

Раздражение отступило, и я напомнила себе, что солдату вообще ни к чему баловаться такими чувствами. Душа пришла в равновесие, и словно откликаясь на эту тишину, шум вдали начал стихать. Мы с Илем замерли, внимая. Донесётся до временного убежища резкая и злая нота старта — значит, победили чужие, а если нет — тогда у нас появится свой корабль, а нам сейчас всё пригодится.

Мы ждали долго. Ольни, осмелев, тихо ушли в заросли, в воздухе скопилась тёплая неторопливость вечера и я решила, что пора нам отправляться в назначенную точку. Объяснять Илю сложную систему перемещений каждого в отдельности и всех вместе не стала, пока что он не заслужил такого уровня доверия, просто позвала за собой, и он пошёл.

Поначалу мы пробирались краем леса и старались вести себя тихо, даже шорох листьев под ногами раздражал, а может быть всё ещё прислушивались к так и не догремевшим звукам, но потом я увеличила темп. Иногда мы даже бежали. Иль попытался взять у меня рюкзак с припасами, но я только отмахнулась.

— Завтра ты понесёшь. Будем делать это по очереди.

— Я же мужчина и должен брать на себя главный труд.

Надо же, опять вспомнил правила чужого мира, здесь, где цена их невелика.

— Мы все — люди, — ответила я. — Вот единственное правило, которое мы помним и употребляем.

— Странно мне, но постараюсь привыкнуть.

Я поглядела на него, не замедляя бега. Удивляло, что речи о его возвращении на родину вроде бы и не шло, казалось Иль об этом вообще не думал. Ещё мне пришло в голову, что его ведь могут обратно и не пустить, потому что он больше не человек из заорбиться, а неизвестно что. Там пуще чумы испугаются неведомых перемен. Когти вот уже выросли, неизвестно что ещё к ним присоединится. Маеты хотели, чтобы всё шло заведенным порядком и не мешало их сытому покою, а мир вопреки их упованиям горел жаждой совершенства.

Впрочем, проблемы, как и всегда, следовало решать по мере их поступления.

— Дыхание береги, — посоветовала я.

— Да с этим я вроде освоился. Самому удивительно, как легко глотаю здешний воздух.

Я промолчала.

На место прибыли в глубоких сумерках. Я прислушалась к себе и убедилась, что интуиция вывела точно, принюхалась и Илю велела сделать то же самое, но оба мы ничего тревожного не уловили. Обустройство лагеря труда не составляло. Когда из трости мигом выросла целая палатка Иль восхищённо свистнул. Должно быть, не заметил, как я её собирала.

Листьев нагрести мы не успели, но я не слишком переживала по этому поводу. Особо холодно ночью не становилось, а в укрытии не пугал и дождь. Я тщательно срастила вход и зажгла крошечную лампочку под потолком. Иль и на неё взглянул с восхищением.

— А источник энергии? — спросил он.

— Опираясь на трость, ты как раз и заряжал батареи.

— Какой здесь экономный и изобретательный народ.

— Не без этого.

Мы перекусили брикетами и клубеньками, что успели собрать до наступления полной тьмы и устроились подремать. Иль стеснительно улёгся поодаль, но не заснул сразу, как следовало бы ожидать, а всё вздыхал и ворочался на жестковатом ложе. Я хотела прикрикнуть на него, но потом решила действовать нежнее. Он же привык, что девушки добрые, так лучше поймёт.

— Если что-то мучает, просто скажи. От молчания толку не прибудет.

Он затих, словно испугался, но потом всё же заговорил:

— Вы ведь не убьёте меня?

— Хотели бы — давно убили.

— Я не очень хорошо понимаю, что происходит, и конечно же боюсь. Я ведь враг и так далее, как мне понять, чего ожидать от людей, о которых я ничего не знаю.

Эти люди тоже хотели бы знать, что ожидать от тебя — так я подумала, но вслух не сказала.

— Иль, никому ничего не известно. Мы не выяснили пока, почему ты меняешься так, а не иначе.

— Значит, что-то во мне реально происходит, а не просто втянулся в бег по болотам, как казалось раньше?

— Ну когти за один день не у каждого отрастают, — буркнула я, собираясь всё же поспать, поскольку парня мучила явная блажь, но не успела даже глаза закрыть.

Иль на мгновение буквально замер, потом подскочил, едва не воткнувшись головой в полог:

— Что?!

Он вытянул руки, словно хотел оторвать их от себя и отбросить прочь, уставился на дрожащие пальцы, благо лампочку мы не выключили и света она давала достаточно. Похоже было, что он действительно не подозревал о новой детали своего организма. Не хотел замечать, или когти ему не повиновались и давали о себе знать лишь в минуту, когда в них возникала подлинная нужда.

— Нет же ничего!

Я села ближе, надавила куда следует, и острое изогнутое жало вышло из-под обычного человеческого ногтя и показалось на свет. Иль судорожно вздохнул, икнул, вздрогнул раз другой.

— Я превращаюсь в зверя? Дичаю?

Беспомощного, испуганного его хотелось обнять и утешить.

— Не думаю. Вообще у нас такое бывает и нередко. Не только когти, конечно вырастают, другие приспособления появляются. Это трудный мир, выжить тут сложно. Успокойся, Гвинет разберётся в происходящем и всё тебе расскажет.

— А обратно это никак не…

Голос звучал так жалобно, что хотелось рассмеяться, но вместо этого я придвинулась ещё ближе и всё же обняла парня, погладила по голове.

— Нет, но тебе ведь необязательно всем демонстрировать новые умения. Не скажешь никому, когда вернёшься в свой мир, никто и не узнает.

Иль затих, прижимаясь ко мне, как детёныш ольня к самке, и я вновь почувствовала себя ответственной за того, кто так странно вошёл в мою жизнь.

— Я уже не верю, что вернусь, да и не знаю, чего хочу. Теперь, когда ты сказала о переменах, у меня словно глаза открылись, и я вижу в себе много чужого, и не знаю, страшиться внезапных подарков судьбы или надуваться от спеси.

— Повремени и с тем, и с этим, — посоветовала я. — Пока что у нас хватает иных забот. Слышишь шаги?

Иль немедленно отстранился, повернул голову.

— Да, это та женщина, что меня расспрашивала.

Гвинет. Я, признаться честно, не ожидала, что она придёт так скоро. Не думала, что разобраться в проблемах моего парня без стационарных лабораторий получится в ближайшее время, но предсказательница не потревожила бы просто так, значит имела для нас какие-то вести. Других внятных звуков я не различала и потому надеялась на благоприятный исход. Вряд ли мне или Гвинет поручили бы ликвидацию, реши командир разделаться с Илем.

Я погасила лампочку, велела парню сидеть тихо в палатке, а сама выбралась наружу, чтобы встретить гостью. Гвинет, едва слышно напевала на ходу, чтобы обозначить себя и не нарваться на выстрел. Луны уже начали всходить, мрак редел, так что передвижение по зарослям не представляло особого труда. Я позвала, и она откликнулась, наши едва различимые голоса почти терялись в ночных шорохах.

— Привет ребята, хорошо, что вы здесь! — сказал Гвинет и увлекла меня в палатку.

Я опять плотно зарастила вход, чтобы ни свет, ни звук не проникали наружу, а потом мы трое уселись в кружок на земле, словно собрались рассказывать друг другу страшные истории. Впрочем, если разбираться строго, так оно в итоге и получилось.

Глава 10

Гвинет улыбнулась мне, но пристальный ищущий взор устремила на Иля. Он заметно съёжился под несомненным давлением, но потом выпрямил спину и независимо вздёрнул подбородок. Пытался скрыть страх. Я чувствовала, как эта неприятная боль ворочается внутри, но не подала виду. Сидел мой подопечный ровно, спину держал струной и без всякого напряжения. Да уж, новые чудеса из него так и лезли, не получилось бы их скрыть, как ни старайся.

— Мне удалось провести кое-какие анализы, и мы сделаем другие, но многие предположения уже отпали. Ты не бомба, заброшенная к нам с коварными целями Илья. Теперь я уверена в этом.

Парень едва заметно облегчённо вздохнул, а я вот не расслаблялась. Повода пока не было. Угадывалась в интонациях Гвинет беда большего масштаба или некое событие, сравнимое с крупным несчастьем по последствиям. Провидцы никак не могли удержаться от подчёркнутой торжественности и тем себя отчасти выдавали. Вероятно, вещать о катастрофах изрядного масштаба казалось им значительным моментом, несмотря на трагичность грядущих событий. Впрочем, кто-то говорил мне, что без тщеславия нет предсказателей, точно я не знала.

— То есть, я просто приспосабливаюсь к вашей планете, чтобы вернее выжить? — поторопился Иль с вопросом.

Гвинет не рассердилась на него за приличную лишь ребёнку поспешность, хотя чуть покровительственная улыбка и тронула её губы.

— Таков был план — как любят выражаться мужчины. Первоначально именно это и происходило. Болота котлована поделились с тобой грибницей и спорами, то и другое вместе быстро накачало антител в кровь и организм начал преображаться. Так произошло когда-то с первыми поселенцами, а их дети проходили этот путь с пелёнок. Наверное, останься ты в сухом бедном микрофлорой воздухе кустолесья, дело не двинулось бы так быстро, но болота предоставили ударную, если можно так выразиться дозу как реактивов, так и катализаторов.

Иля разговоры о спорах и грибах явно устрашили, он вырос в мире, где стерильность была нормой жизни, но снова влезть в речь старшего не рискнул. Ждать оставалось недолго. Я видела, что Гвинет спешит, значит, разговоры до утра не затянутся. Не терпелось, наверное, ей приступить к новым тестам, посмотреть, что ещё любопытного появилось в крови пришлого человека.

— Ну и что происходит с Илем? — спросила я.

— В его организме формируется набор веществ, совершенно безвредных для любого из нас, местных уроженцев, но опасный для жителей внешних миров.

Парень чуть отпрянул. Глаза округлились, губы затряслись. Таким он выглядел растерянным, что в душе у меня шевельнулся гнев против всех, кто расстроил моего найдёныша. Потребность защищать доверенное имущество, которую внушали нам, солдатам, встала во весь рост. Я удивились своей реакции так сильно, что и сказать ничего не смогла.

— Значит, я никогда не смогу вернуться домой? — спросил Иль, и прозвучало опять совершенно по-детски, так у нас только малые ребята говорят и то не всегда.

Впрочем, рождённый в других условиях, этот юноша всё ещё балансировал между младенчеством и взрослостью. Не определился, потому что там в стерильном причёсанном мире и не требовалось брать на себя ответственность за чужую, да и свою жизнь тоже.

— Мы пока не можем сказать точно, — доверительно произнесла Гвинет. — Процесс наблюдаем в развитии, судя по результатам тестов, и к чему всё движется, ещё предстоит выяснять. Так что я пришла за вами. Луны взошли и можно пускаться в путь.

— А чем завершилось сражение? — спросила я.

Хотела осведомиться сразу, но не рискнула прервать речь Гвинет.

— Мы победили маетов, — ответила она спокойно. — Захватили их корабль, взяли пленных.

— И что с ними сталось? Превратились в жутей или тоже начали вырабатывать эндогенный яд?

Гвинет усмехнулась.

— На этот раз они озаботились облачиться в скафандры, так что живы и здоровы. Пока.

Иль за время этой короткой беседы успел взять себя в руки и выглядел теперь спокойным и собранным, хотя чего это ему стоило, сказать не берусь. Он первый поднялся и когда мы вышли наружу почти без моих подсказок собрал палатку в трость, уверенно опёрся на неё. Рюкзачок с остатками припасов и воды он тоже у меня отобрал, и я на этот раз не возразила. Почти болезненное стремление Иля оказаться полезным, сейчас выглядело обоснованным. Я несла только оружие, Гвинет вообще шла налегке, но парень от нас не отставал ни на шаг, хотя вперёд вырваться не пытался.

Я полагала, что направимся к какой-то секретной лаборатории, но путь лежал в сторону малонаселённых земель. Впрочем, одно другому ведь не мешало, особенно в наших теперешних обстоятельствах. Шли довольно долго. Луны поднялись выше, сменив оттенок, а мы всё шли. Дорога уводила за пределы территории маневра, и я ничуть не удивилась, когда пустолесье отступило, и открылись поля, но не широкие и просторные как почти везде, а небольшие участки распаханной земли, выхваченные у зарослей. Совсем глухой уголок, куда захватчики вряд ли сунутся за видимой малостью добычи, но где есть прочный каменный дом, способный обеспечить защиту и приют. Именно к нему и лежал наш путь.

Ещё издали я уловила звуки человеческого присутствия, Иль тоже, судя по тому, как беспокойно завертел головой. Он вряд ли научился уверенно предвидеть обстановку впереди, но я полагала, что и за этим дело не станет. Дозорный выступил из-за крайних кустов и кивнул нам, сделав приглашающий жест, как видно, визит подробно обговорили заранее. Тем лучше.

Следом за Гвинет мы с Илем ступили под грубую арку крытого двора. Дожди у нас шли нечасто, но почти всегда бывали обильными, так что фермеры старались отвоевать побольше подконтрольного пространства вокруг своих жилищ.

На пороге основного дома стоял Велев, и его серьёзное лицо слабо озарённое походным сторожком сказало мне лучше всяких слов, что события развиваются довольно мрачно.

— Проходите, ребята. Хотите есть?

Не шли командиру отеческие интонации. Я молча покачала головой, Иль последовал моему примеру, но нас всё же проводили в большую комнату и усадили за стол.

Предложенная трапеза выглядела непривычно обильной. На отполированных досках в неясном порядке расположились весьма заманчивые продукты. Не только брикеты, но и фермерский хлеб и сыр, крупные аппетитные клубеньки и проростки и, как главное украшение пиршества — походные консервы с внешних миров в характерной сверкающей упаковке.

У Иля заблестели глаза, он сглотнул так энергично, что дёрнулось горло и посмотрел на меня, словно призывая принять приглашение и подкрепиться на славу.

— Я всё время хочу есть, — пробормотал он виновато.

Возражать было жестоко, да и смысла я не видела, потому первая потянулась к угощению, подавая пример, взяла кусок хлеба. Иль радостно присоединился ко мне, набрав полные руки снеди. Гвинет и Велев тоже сели к столу, и трапеза показалась бы естественно и даже милой, не наблюдай это двое так пристально за моим парнем.

Они не просто смотрели, отслеживали внимательно каждый кусок, что Иль отправлял в рот. Как добычу стерегли. От подспудной серьёзности всего происходящего у меня свело живот и жевала я больше для порядка, ожидая какой-то подставы. Мрачные прогнозы сбылись довольно скоро.

Гвинет взяла коробку с консервами и любезно её открыла, предложив Илю:

— Наверное соскучился по вашей, верхней еде. Не стесняйся, у нас большой запас.

Парень послушно принял упаковку, но уже поднося её к лицу начал морщиться, а осторожно попробовав, скривился в гримасе неприкрытого отвращения.

— Испорчено оно что ли?

Отставив угощение, вновь принялся за местную еду и вот она ему совсем не казалась противной, судя по тому, как энергично задвигались челюсти.

Гвинет и Велев быстро переглянулись, и я без труда поняла, в чём именно состоял опыт. На самом деле еда из внешних миров ничуть не пострадала, я улавливала запах, пусть непривычный, но свежий. Илю она почудилась прокисшей лишь потому, что организм его перестроился, начал отвергать то, что прежде было привычно.

Особой крамолы в происходящем я пока не усмотрела. Если всё в порядке, и парень просто стал законной частью нашего мира, почему так напряжены лица этих двоих, отвечавших сейчас за всех нас? Я не знала, но тревога выросла так, что отозвалась подлинной болью не то в сердце, не то в голове. Аппетит окончательно пропал.

Иль, как видно, наелся уже достаточно и стал восприимчивее к внешнему миру. Я поняла, что он тоже почуял неладное, потому что повернулся ко мне, словно хотел спросить о чём-то, но так и не рискнул.

Старшие не дали ему возможности поразмыслить. Велев заговорил тем деловым доверительным тоном, который всегда производит впечатление на мальчишек:

— Илья, мы будем благодарны, если ты нам поможешь. Мы взяли пленных. Совершенно не желая им зла, хотели бы вернуть на определённых условиях. Как ты безусловно понимаешь, мы не жаждем войны, желаем лишь, чтобы МАЕТ отстало от нашей планеты, вернуло местным людям их права и дало возможность жить мирной жизнь, но для этого надо начать переговоры. Один из пленных — офицер, довольно значительная среди своих фигура. С нами он общаться не желает, но ты мог бы побеседовать с ним, как с человеком своего круга, убедить прислушаться к голосу разума. Ты ведь видел, что мы здесь не животные, а такие же разумные существа, как и население иных планет и хотим лишь законного права распоряжаться своей судьбой.

— Да, конечно, — радостно воскликнул парень. — Я не уверен, что от такой беседы произойдёт польза, но сделаю всё, что смогу. Я очень хочу помочь.

— Вот и славно. Мы тут устроили небольшое стерильное помещение, чтобы человек извне мог находиться в нём без скафандра и не пострадать, там и поговорите.

Провожать Иля пошли не только Велев с Гвинет, но ещё два охранника и такая куча предосторожностей показалась мне излишней, но меня просто-напросто оттеснили. Что я, солдат, приученный выполнять приказы, могла сделать? Всё же я увязалась следом. От благости происходящего могло затошнить, если бы я хоть на минуту поверила в реальность намерений старших, но возразить ведь ничего не могла. Солдат не вправе спорить с генералом. Так нас учили.

Идти оказалось недалеко. Пленного заперли в одной из клетушек, где фермеры хранили инвентарь или небольшие запасы. Окон в помещении не было, только дверь. Иля впустили внутрь и затворили её, а двое крепких ребят стали с этой стороны, чтобы прийти на помощь переговорщику, если дело обернётся плохо — так мне объяснили.

Старшие не задержались, быстро вернулись в большую комнату. Я внутренне заметалась, но пробудившийся недобрый инстинкт велел мне следовать за Велевым и Гвинет. Почему-то я была уверена, что Иль справится со всем, что случится внутри, а вот узнать что затеяли эти двое пришло самое время.

Я была готова к тому, что прогонят, но они этого не сделали. Я уже поняла, зачем старшие спешили назад и не ошиблась. Гвинет сняла полотенце, прикрывавшее стандартный экран, и оба старших придвинулись к нему, чтобы ничего не упустить из представшего нашим глазам зрелища.

Слышала я со своего места плохо, но слова сейчас и не имели значения, это я сообразила почти сразу, зато смотрела во все глаза. Иногда голова одного из старших заслоняла от меня часть картинки, но я если и смещалась, то чуть-чуть. Мне хватало отрывков, потому что я уже начала понимать подлинную суть происходящего.

Иль увещевал соплеменника и делал это увлечённо, несмотря на презрительное выражение, кривившее черты маетского офицера, но взгляд парня поражал при этом странной расфокусированностью. Глаза возбуждённо бегали, зрачки то сужались, то расширялись, хотя освещение в камере не менялось. Потом я заметила, как Иль начал сглатывать словно рот переполняла слюна. Раз другой он мотнул головой, как будто отгоняя насекомых, а потом совсем перестал говорить, попятился и бросился к двери.

— Выпустите меня! — завопил он так отчаянно, что я едва не закричала тоже.

Внутри как кипятком плеснули, боль ударила по всем нервам, но я её почти не заметила. Я не знала, что мне делать, а ведь следовало что-то предпринять, потому что дверь не дрогнула и те двое явно не спешили прийти на помощь моему спутнику.

Зато мает, как видно, узрел во всём происходящем шанс на побег, он прыгнул вперёд, грубо отпихивая Иля, развернулся, чтобы ударить ногой в не такие уж прочные доски, вот тут всё и произошло.

Парень не отлетел в угол как следовало предположить, гибко извернулся и на мгновение словно размазался в воздухе. Атаковал так стремительно, что я не увидела самого движения. Объятия его показались вполне дружескими, но только в первый момент. Я не разобрала деталей, услышал лишь полный ужаса вопль маета. Иль кричать бы и не смог, потому что рот его, плотно прижатый к шее противника, был основательно занят.

Двое дёргались в странном танце смерти, замешанной на любви. Мы из-за этих перемещений видели разные фрагменты происходящего, и только поэтому я уловила его общий смысл. Иль не просто так обнимал офицера и запускал когти в его отчаянно бьющееся тело, он пил из жилы горячую кровь.

— Вампир! — значительно произнесла Гвинет. — Как мы и предполагали.

Я лишь поглядела на обоих, но ничего не смогла сказать, да и подумать тоже. Я оцепенела от боли, не своей, а человека, которого сама привела в лагерь, хотя могла пристрелить на болотах. От той, что он уже испытал и ещё предстоящей.

Мает ослабел, больше не мог сопротивляться. Я думала, Иль его убьёт, но насытившись кровью, парень словно опомнился, выпустил обмякшее тело и отскочил. Я видела, что офицер жив. Он пытался отползти, хотя встать и не мог, барахтался словно немощный инвалид, а не полный сил мужчина, каким был ещё недавно. Иль вновь попятился к двери и на этот раз его выпустили, а ещё через полминуты он ступил к нам в большую комнату. Точнее, его привели ребята. Сам он двигался неуверенно, застывший взгляд ни на ком не задержался.

Экран погас, а Гвинет встала и ушла, как видно делать новые анализы.

— Позаботься о нём, — сказал мне Велев. — Ты ведь понял, солдат, что тут случилось?

Я кивнула. Слепой бы догадался.

— Вот и умница. Если, как мы предполагаем, он заражает своей сутью каждого, кого укусит, это новое оружие поможет одержать победу. Для местных он безопасен, а маеты теперь на своих шкурах убедятся, кто из нас человек, а кто просто добыча. Мясо.

Наверное, он хотел сказать — кровь, но я не стала уточнять. Велев положил ладонь мне на плечо, серьёзно кивнул, а потом вышел вместе с ребятами, оставив нас с Илем вдвоём.

Тишина немного успокоила, и я смогла подойти к моему парню и обнять. Всё получилось так естественно. Я ощущала его боль как невыносимый холод и хотела поделиться частицей тепла. Сначала он никак не откликался, застыл статуей и даже почти не дышал, но потом шевельнулся и прильнул ко мне. Малое время погодя мне удалось усадить его на лавку у стены. Я пристроилась рядом, снова обняла, уткнувшись щекой в его плечо, инстинктивно угадывая, что это страдание надлежит выцеживать по капле, потому что, выплеснутое разом, оно может прихватить с собой само желание жить дальше.

Я надеялась, что Иль сможет заплакать — слёзы помогают всем, но он лишь вздрагивал иногда. Наверное, воспоминание о том, что случилось в клетушке, мучило его раз за разом. Со мной бы точно так случилось, а мы были похожи.

— Почему? — спросил он.

Я уже и не надеялась, что скоро заговорит, но он справился раньше, чем я полагала. Вместе с чуждой сутью росли и силы.

— Таков наш мир, — сказала я. — В одном он добрее, в другом жёстче, чем тот, прежний. Он отверг людей поначалу, но тех, кого всё же принял, взял под свою защиту. Сберёг, но и переделал, чтобы мы могли без помех здесь существовать.

Всё, что нам объясняют ещё в детстве, для Иля, наверное, звучало откровением. Он внимательно слушал.

— Зачем такое милосердие?

— Природа всегда прагматична. Вполне возможно, глубинные нервы этого мира, сочли, что приспособленные к нему люди способны приносить пользу. Мы не узнали пока — какую, но ведь так недавно ещё здесь живём и полное постижение лежит впереди.

— А маеты, как вы их называете, пришли сюда, чтобы чинить вред…

— Да, — сказала я. — Планета, как видно, решила, что должна защитить себя, и заодно тех, кто уже стал её частью. Не знаю, правильно ли я поняла, но другого объяснения не вижу.

Дверь отворилась, и мы оба вздрогнули, но это всего лишь пришла Гвинет, обстоятельно уселась напротив. Она заговорила так же тихо и неторопливо как я до этого. Наверное, следовало встроиться в наш странный разговор достаточно аккуратно, хотя я не ощущала исходящей от парня угрозы:

— Природа не могла сделать для нас пушки или космические корабли, но создала куда более страшное и совершенное биологическое оружие. То, что поможет взять верх в навязанной нам войне.

Уловка не удалась. Иль выпрямил согнутые до того плечи, дышать стал чаще. Сердце его билось размеренно, медленно и сильно.

— Оружие? — спросил он запальчиво. — Я живой человек!

— Теперь уже нет, — ответила прорицательница. — Ты — наше новое преимущество. Вампир, наделённый неодолимой тягой к крови людей внешнего мира. Нет силы, способной удержать тебя от нападения на других, и каждому ты станешь передавать частицу этой заразы. Эпидемия захватит и уничтожит ваш мир, и никто больше не будет указывать нам, как жить дальше.

— Нет! — воскликнул Иль.

Его тело содрогалось в моих объятиях. Я боялась, что оттолкнёт, но он лишь прижался теснее. Угадывал возросшим чутьём, что я здесь единственный кто видит в нём прежнего парня. Человека, а не чудовище.

— Да, малыш. Мает, которого ты укусил уже перестраивается, механизм биомоделирования сработал, и очень скоро мы получим в своё распоряжение несколько источников заразы. Вот тогда и придёт время выпускать вас на охоту.

— Так нельзя! — сказал я.

— Может быть и нет, — не стала спорить провидица. — Ответ выглядит неадекватным вопросу, и маеты ещё могут успеть уничтожить наш мир раньше, чем погибнут сами, но мы и не хотим доводить дело до подлинной беды. Угроза страшной катастрофы должна заставить их задуматься и убраться прочь. У нас теперь есть внушительное оружие, в этом суть.

Ну да, консервы в банке, ценные пленники, которых будут тщательно стеречь, не выпуская из-под опеки. Действительно, не люди, а средство ведение бесчеловечных боевых действий. Последний довод. И мой Иль тоже? Когда я успела так привязаться к нему? Откуда свалилась эта невыносимая боль?

Гвинет поглядела на него, на меня и тихо ушла, словно предлагая нам обоим действовать. Бежать? Так поступать не следовало, потому что найти нас не составляло труда.

Я поразмыслила, сидя рядом с Илем и стараясь его успокоить, а потом простая и ясная мысль окончательно утвердилась в сознании. Я всего-навсего маленькая девочка, ещё и не женщина даже, юный росток. Я не могу повернуть ход истории на нужный курс или как-то иначе помочь своему миру, но разве защитить парня, который так доверчиво вверил мне на болотах свою судьбу, не мой долг и право? И чуть ли не единственная возможность реально сделать что-то полезное и светлое.

— Подожди меня здесь, хорошо? Никуда не уходи.

Он кивнул

— Ладно, Катя, как ты скажешь.

Он всё ещё полагался на меня, как на дружелюбную часть чужого мира и следовало действовать быстро, пока не исчезла благодетельная связь.

Велева я нашла без труда. Вполне вероятно, он ждал, что я стану его разыскивать.

— Да, солдат? Ты хочешь что-то сообщить?

— Совершенно верно. Поставить в известность. Правом данным мне природой, я принимаю на себя долг и обязанности матери. Объявляю пришлого человека Илью своим сыном.

Я не помнила полную формулу, потому что не думала, что она пригодиться, но и этих куцых фраз вполне хватало, чтобы получить новый статус. Наши законы давали безусловный приоритет женщинам, имеющим потомство, причём, как они им обзавелись, значения не имело.

Велев, как видно не ожидал чего-то подобного от девчонки, не успевшей даже заслужить физиологические основания для таких деклараций, но сдержал возмущение, если им и пылал.

— Ты ведь понимаешь, Катя, насколько всё это странно.

— Да, я знаю, но Иль не хочет быть оружием, он случайно сюда попавший мирный человек и вправе отказаться от ужасной участи.

— Просто так ничего не происходит, — возразил Велев сурово. — Гвинет считает, что и нелепая гибель Олафа, твоего напарника произошла преднамеренно. Мир устранил того, кто стоял на пути и мог без долгих разговоров уничтожить экспериментальный материал. Он вверил пестование нового вида женщине.

— Может быть. Но что случилось, то случилось, мы не властны в прошлом, а вот будущее в наших руках и распорядиться им с умом — наша задача. У вас уже есть заражённый, с ним и работайте. Он опытный убийца, и вполне вероятно будет польщён новой ролью, а Иль не хочет становиться чудовищем и, несомненно имеет на то право. Теперь я его мать и стану защищать сына от всех напастей, в том числе и непродуманных повелений старших.

Велев поморщился, но ничего не сказал. Приняв на себя новые обязанности, я автоматически лишилась прежних. Он более не мог приказывать мне как солдату. Мы помолчали. Недолго, потому что время уходило прочь, а потом командир произнёс, и я различила в интонациях усталость человека на чьих плечах лежала забота куда большая нежели убережение от злой судьбы одного конкретного мальчишки:

— Пусть будет так. Война всё встряхнула, и никому неведомо точно, что пойдёт во благо, что во вред. Идите, ребята, и выполняйте свой долг так, как его понимаете.

Я вытянулась, отдавая последнюю дань своему солдатскому прошлому и бегом бросилась обратно.

Иль ждал меня, как и обещал.

— Собирайся, мы уходим. Еду прихвати, раз они так щедро её разложили.

Он понятливо кивнул, сноровисто распялил наш отощавший мешок и деловито принялся загружать в него продукты, так что скоро на столе остались лишь красивые упаковки с других планет.

Нас никто не провожал, хотя вслед и смотрели. Над лесом разгоралась постепенно утренняя заря, и я спешила укрыться под деревьями раньше, чем взойдёт светило. Мы успели, но лишь когда совершенно стихли шумы и запахи присущие обиталищу человека, я позволила семье остановиться на отдых. Он нам, несомненно, требовался, потому что оба были потрясены и таили друг от друга до поры перевернувшее душу смятение.

Бульбочек тут водилось изрядно. Смущённо извинившись, Иль принялся с увлечением их жевать. Казалось он не столько утоляет голод, сколько доказывает себе и мне, что по-прежнему — человек, раз способен с удовольствием потреблять нормальную пищу. Я не протестовала, да и сама поела с аппетитом. Теперь, когда всё решилось, я ощущала покой и уверенность. Не в том, что справлюсь я, а в том, что справимся мы. Выполняя приказ, я часто повторяла себе, что не сдамся, а теперь всего лишь сменю формулировку.

Я рассказал всё Илю, когда мы поели, и он долго молчал, как видно потрясённый сильнее, чем хотел показать.

— Значит, теперь ты моя мама? Я иногда мечтал, чтобы ты стала моей сестрой, но так далеко не заходил.

— Это был единственный способ вытащить тебя оттуда, — честно призналась я. — Но неважно как мы будем друг друга называть и насколько нелепо прозвучат эти статусы. Главное, что теперь мы семья и станем вместе выживать на этой планете. Мы попробуем защищать её, как и она хотела нас отстоять. Докажем всем, что доброта — самое сильное оружие, притом не способное ранить держащую его руку. Мы так многому научились у мира, возможно, он однажды научится чему-то у нас. Потому что…

Мы не сдадимся.