Книга третья. 1: Соглядатай — Демиург

Когда Господь сотворял человека,

он даже не думал о том, что будет,

когда человек сотворит… бога[1].

Пролог

«Бомба» тикает. Тикает так громко, что кажется, будто этот звук заглушает даже рёв проносящихся мимо машин. Так громко, что все вокруг просто обязаны это услышать. Остановиться. Обернуться…

Улица запружена людьми — как всегда в пять часов пополудни. Они проходят мимо, задевают плечами, толкают, обгоняют. Их дешёвые клеёнчатые плащи чиркают по куртке, дым от синтетических сигарет щипает нос. Их взгляды скользят мимо, пустые, как их головы.

Они не слышат. Те, кто способен различить тиканье часов в гомоне городского центра, вряд ли появятся засветло.

«Бомба» тикает.

Зеркальные двери мягко расходятся, сшлепываясь за спиной с сочным чмоканьем резиновых уплотнителей. Только сегодня они проделали это тысячу раз.

В вестибюле размером с аэродром кипит жизнь — жизнь прилизанная, гладкая, холёная, но такая же спешащая, как и снаружи. Сбрасывающая лоск по вечерам и вновь влезающая в оболочку деловитой покорности утром.

Прозрачные листы громкоговорителей в оконных рамах оглашают вестибюль хорошо поставленным голосом диктора. «… проявляемый к северным странам интерес поистине небывалым. Туроператоры, работающие по направлениям Исландии и Гренландии, отмечают резко возросший поток туристов, что странно в этот несезонный период. По их словам, наибольшим спросом пользуются бюджетные варианты с проживанием в дешёвых отелях и минимумом экскурсий. Специфична и аудитория туров — молодые люди без определённого рода занятий, часто принадлежащие к различным полулегальным группировкам. Что это — новый туристический тренд? Или нечто иное?..»

Часы считают секунды. Старые часы, бутылка с газировкой, металлическое «яйцо» портативного вычислителя — в висящей на плече сумке ничего подозрительного. Ничего, что могло бы заставить сработать детекторы у лифтов.

Сердце частит, желудок поджимается к горлу — но широкие хромированные створки остаются сбоку, а детекторы по-прежнему молчат.

Наручный SMP выбрасывает на запястье светящиеся цифры. 17:03:59.

Ещё есть время. Целых одиннадцать минут. Одиннадцать минут на то, чтобы спасти одну жизнь.

Неприметная дверь с табличкой «Только для персонала» легко подаётся, и хаос вестибюля остаётся за спиной. В прохладном коридоре никого.

Память воспроизводит сбивчивые наставления: несущая колонна сразу у выхода… установить «бомбу» вертикально… аналоговый таймер… В запасе будет меньше минуты — до того, как «бомба-яйцо», мощный осциллятор, всунутый в оболочку портативного вычислителя, сработает.

Пять сотен килогерц в одной маленькой коробочке.

Пять сотен человек на каждом из двадцати двух этажей.

«Яйцо» балансирует в руке, покачивается — тяжёлое, опасное, будто спящий хищник. Квадратная кнопка на верхушке почти сливается с гладким корпусом.

Установи осциллятор ровно в 17.15. Аварийный выход — в полусотне метров по коридору…

На руке горят голографические цифры. 17.05.

Палец замирает, не коснувшись кнопки.

Время есть. Если Безымянная не солгала — время ещё есть…

Сумка летит в угол, и рука жмёт рычаг пожарной сигнализации.

Десять тысяч жизней за одну — всё же слишком много.

Вспыхивают аварийные табло над дверями, коридор заливает тревожно-алым светом. От надрывного визга закладывает уши.

Сквозь стекло служебной двери виден творящийся в вестибюле ад. Потоки людей со всех лестниц вливаются в бурлящий хаос, кипят и кружатся, и наконец двери «Дж.П. Морган Плаза» — далеко не самого крупного, но самого известного бизнес-центра Олд-Йорка — начинают извергать человеческую реку наружу.

17.13.55.

Ровно в 17:14 зеркальные двери брызжут веером сверкающих осколков, и в вестибюль влетает «Додж»-пикап.

Машина пропахивает борозду в рядах карминовых лиц и встречается капотом с гранитной колонной. Скрежет металла тонет в криках.

Нет… неважно.

17.14.28.

«Яйцо» в приоткрытой сумке поблёскивает матовыми боками, зажатое между бутылками с газировкой.

17.15.00.

Палец опускается на кнопку.

Стрелка старых часов вздрагивает и медленно ползёт назад. SMP запускает обратный отсчёт.

Тридцать.

Служебный коридор тянется вдаль, мелькают мимо однообразные белые двери. Вспыхивает на стене режуще-зелёный указатель. Exit.

Двадцать.

Рёв пожарных сирен пульсирует, отдаваясь в висках. Дурацкий оранжевый плащ путается в ногах, вьётся о бёдра.

Пятнадцать.

Дверь аварийного выхода подаётся, летит на пол сломанная пломба на широкой ручке-рычаге.

Десять.

— Эй!

Окрик из-за спины заставляет обернуться. У выхода в вестибюль мечется долговязая фигура с перекошенным паникой лицом. Взгляд полубезумных карих глаз устремлён на приоткрытую сумку, рот округляется, превращаясь в алую «О».

— Какого хрена… Почему рацию не берёшь?!

Пять.

Полы нелепой оранжевой хламиды — такой же, как прилипшая к ногам — колышутся бессильными крыльями. На шее в расхристанном вороте пульсирует люмо-тату, наливаясь краской в такт биению сердца.

«Создатели Бога».

Взгляды перекрещиваются, и карие глаза распахиваются в пол-лица.

— А где девчонка?..

Ноль.

— Беги! — слетает с губ.

Сквозь распахнутую дверь врывается шум городской улицы.

Порыв ветра обдувает лицо — а в спину толкает сухая волна, переворачивает, руки упираются в землю, и в воздух вздымается пыль от оседающих позади стен.

1. Глава 1

«Сфинкс» отсырел. Ребристая рукоять покрылась мелкими каплями. Свет моргающего уличного фонаря отражался в них, превращая пистолет в инкрустированную безделушку. Джи сунул оружие за ремень, брезгливо стряхнув капли. Не унесли — уже повезло.

Дурацкий оранжевый плащ жалкой кучкой валялся у ног. В плотной синтетике зияли многочисленные дыры и дырочки, а уцелевшие места покрывала пыль, под моросящим дождём быстро превращающаяся в грязь. Плащ сделал своё дело — если бы не эта хламида, дырки сейчас украшали бы рубашку и джинсы. Всё-таки не стоило болтать с татуированным парнем, пока тикал таймер. Повезло, что вообще успел выскочить.

Джи скомкал плащ и швырнул в ближайший мусороприемник.

Ему-то повезло, а вот парню — не очень. Двадцать два этажа сложились как карточный домик. Какого бы бога татуированный ни создавал, тот уже вряд ли ему поможет.

Джи одёрнул куртку, скрывая торчащий за ремнём пистолет. Огляделся.

К счастью, вокруг по-прежнему было безлюдно — грязные задворки офисной «иглы» в дождливый вечер не привлекали даже маргиналов. Вдали всё ещё слышались отголоски полицейских сирен, а в просветах между домами мерцали красно-голубые сполохи.

Рухнувшее крыло «Дж.П. Морган Плаза» ещё долго будет жирным куском для репортёров, зевак и логгеров.

Тихо гудя, над головой прошелестел беспилотник городской службы контроля. Джи проводил крохотного дрона взглядом.

Его могли заснять — как он входил в здание бизнес-центра, как выбирался из облака пыли, поднятого обвалившимися стенами. Даже как перед этим прятал «Сфинкс» в куче хлама.

Мусороприемник зажевал плащ и сыто буркнул, выбрасывая на расколотую панель зелёный огонёк.

Джи пригладил ладонью мокрые волосы с застрявшими в них песчинками.

Прятать оружие в мусоре не запрещено — особенно если лицензия на оружие имеется, а желание объясняться с охраной «Морган Плаза» — нет. Входить в здания бизнес-центров тоже не возбраняется, равно как и сваливать из них, когда они рушатся.

Наручный SMP, после кувыркания по асфальту обзаведшийся парой царапин, послушно высветил время. Голографические цифры, отбрасываемые на запястье, мигнули, и Джи постучал по толстому рубленому корпусу смарт-проектора.

Досталось и тебе, дружок.

Ровно шесть.

Пора в «ИндиГо».

***

Безымянная уже ждала — в третьей кабинке, как и условились. Сидела на обтёртом диванчике, мусоля в руках сигарету. На Джи вскинулись блёклые глаза, обведённые алыми ободками.

— Что там произошло? — Безымянная вскочила, выронив окурок. Пальцы вцепились в край стола так крепко, будто пластиковая столешница была спасательным кругом.

Джи ногой помог двери закрыться и молча вызвал на SMP список популярных лог-каналов. Над столом повисла чёрно-жёлтая проекция «Акамары» с вертящейся луной-заставкой — канал подгружался. Открытая сеть «ИндиГо» скоростью не баловала.

«… обрушение крыла здания, следов взрывчатки пока не обнаружено, работают эксперты» — луна исчезла, и над столом побежали строчки логов. «Додж»-пикап модели 2100 года, б\у, куплен месяц назад у предыдущего владельца неким Саймоном Крозе, частная сделка через СейфКроу, логи сделки пока недоступны, за рулём пикапа был сам Крозе, данные полевой судмедэкспертной лаборатории…»

— Кто такой этот Саймон Крозе? — поинтересовался Джи, отворачиваясь к терминалу линии доставки.

— Не знаю, — голос Безымянной напоминал скрип старой засохшей ветки.

Джи выбрал два кофе без добавок, скормил терминалу кредитку и снова вернулся к логам. Ему нравился канал «Акамара», один из немногих, не использовавших для обработки скачанных данных алгоритмы с психоподстройкой. Называть вещи своими именами и не пытаться манипулировать восприятием аудитории — среди логгеров это считалось выпендрёжем, но именно такие каналы давали самую качественную информацию без фильтров.

«… предположительно, могут быть связаны с недавними взрывами в БосВаш, ответственность за которые взяла на себя индийская группировка «VКибер», полиция также выдвинула версию о связи теракта с серией крупных краж серверного оборудования, замаскированных под разбойные нападения…»

— Хватит, — пробормотала Безымянная, — выключите, Бога ради, не могу на это смотреть!..

Терминал пискнул, выплёвывая кредитку обратно. Джи не глядя выдернул пластиковый прямоугольник из щели аппарата и облокотился на высокую спинку диванчика. «Акамара» продолжал вещать.

Логгеры редко делились информацией о себе — взлом беспилотников, полицейских и новостных каналов, нелегальный доступ к правительственным базам данных это не та сфера, где можно свободно хвастаться успехами. Закрытое сообщество логгеров жило по своим строгим канонам. Поэтому об «Акамаре» было известно только то, что название канал получил в честь давно покинутого шахтёрского посёлка, затерянного в гористых зарослях бывшей Абхазии — а вовсе не по имени пса из тысячесерийного аниме, как полагало большинство подписчиков. «Акамара» эту информацию никак не комментировал, не опровергая и не подтверждая и слухи о своей принадлежности к кластеру евразиатских хакеров. Негласные правила логгерского сообщества не запрещали ломать и транслировать логи устройств, находящихся в других странах — если логгеру по душе происходящее не в собственном государстве, а где-нибудь в Зимбабве, на здоровье. Пусть взламывает и запускает канал — если, конечно, в Зимбабве найдётся что взломать. И это будет его «территория»: ни один другой логгер не имеет права считывать и транслировать данные с уже взломанных кем-то устройств. Таковы правила, за нарушение которых грозит попадание в блэклист сообщества. Нет доверия — нет репутации. Нет репутации — нет денег. Топовые логгеры, если верить веткам на полузакрытых форумах, зарабатывали побольше иных бизнесменов. Охочие до свежих фактов люди всегда были и будут. Торговля информацией ушла в прошлое. На первый план выступила торговля правдой.

— Вы не слышали меня? — из-за низко опущенной головы казалось, что женщина обращается к столешнице.

— Как вы вышли на них? — спросил Джи, отключая SMP.

— Нашла на «бирже».

Ну конечно. Биржа, виртуальный кабинет, где можно нанять исполнителя на любую работу — от доставки пиццы до убийства президента. Большинство соискателей запускают на биржу самых дешёвых типовых виртуальных моделей, которые ошиваются там круглыми сутками, приставая к каждому вошедшему — пребывание моделей на бирже бесплатное. Заказчики тоже нередко пользуют шаблонные образцы, но не из желания сэкономить, а в попытках остаться инкогнито.

— Что-то в вашей схеме сбилось, — Джи пожал плечами, вынимая из окошка доставки две чашки с дымящимся кофе, — полагаю, пикап не должен был появиться в вестибюле одновременно со мной. Полагаю, он вообще не должен был там появиться, так?

— Я… Да, — Безымянная, по-прежнему не поднимая головы, взяла чашку, — да, наверное…

Джи отхлебнул жидковатый кислый кофе, глядя на собеседницу. Её сложно было назвать девчонкой. Лет сорок на вид — в уголках глаз чётко обозначились гусиные лапки, крылья носа отчеркнули две скорбные складки. В тёмных волосах пробивалась седина. И всё же парень с люмо-тату, этот невезунчик в оранжевой накидке, назвал её девчонкой. Пренебрежительно так назвал — так моложавый босс может звать годящуюся ему в мамы секретаршу. Девчонка. Девочка на побегушках. Никто, одноразовый расходный материал.

И было в Безымянной что-то ещё, заставлявшее звать её не иначе как девчонкой, какая-то неизбывная наивность, сквозящая в каждом тихо сказанном слове, каждом угловатом движении. Она была из тех людей, кто словно застывает в возрасте между первым поцелуем и первой ночью в чужой постели. Такие люди взрослеют и обзаводятся собственными детьми, но продолжают делать глупости, как будто в их венах бурлящая от гормонов кровь до сих пор не сменилась — несмотря на прошедшие десятилетия.

Джи покачал в руке чашку, взбалтывая оставшийся кофе. От его кислой резкости щипало язык. Зубы противно ныли — с самого утра во рту не было ничего, кроме низкосортного растворимого пойла.

И бетонной пыли.

— А теперь всё пойдёт прахом, — вдруг подала голос Безымянная, — этот пикап… И люди — они же бежали из здания, бежали ещё до обрушения, я видела!

Её голос срывался и дрожал. Она схватила чашку и сделала большой глоток кофе, тут же закашлявшись. Из глаз потекли слёзы.

Джи молча протянул ей салфетку. Второй раз за день он видел эту женщину, и второй раз она плакала. Прослеживалась в этом какая-то неприятная закономерность.

— Дело сделано, — Джи постарался скрыть подступившее раздражение, — твоя часть задачи выполнена как надо и вовремя. Что кто-то налажал и решил припарковать свой пикап в вестибюле — так это не твоя вина. И что сработала пожарная сигнализация — может, в ответ на кавардак с пикапом, а может и нет. Как знать, кто и зачем привёл её в действие, верно?

Губы женщины перестали дрожать. Джи облегчённо вздохнул — про себя — и добавил:

— Твоей вины тут нет.

Безымянная бросила на пол скомканную мокрую салфетку и пробормотала что-то похожее на «слава богу». Её пальцы механически крутили несуществующую сигарету.

— Иже еси, но не беси, — Джи потянул из нагрудного кармана портсигар, — мне спасибо скажи, а не ему. В конце концов, это благодаря мне ты сейчас тут сидишь. Или, думала, он бы тебя из-под завалов невредимой вывел?

Глаза Безымянной распахнулись так широко, что даже «гусиные лапки» у век разгладились. И по выражению этих поблёкших, с красными прожилками глаз Джи вдруг понял: не думала. Не думала и не надеялась выйти живой. Всё сознавала — что мелкие сошки должны молчать, что ей продают билет в один конец. Знала — и всё равно купила…

— Умирать страшно, да? — Джи прикурил, подал Безымянной тлеющую сигарету, — ты зачем в это ввязалась? Деньги?

Та молча кивнула. Кажется, она вообще не любила лишний раз подавать голос.

— Не дрожи, не стану я с тебя ничего требовать, — Джи наблюдал, как меняется выражение её лица, расслабляются сжатые в нитку губы, сходит на нет кривая морщина на лбу, — но ты, видимо, связалась с серьёзными парнями. Будь осторожней.

— Они называют себя Создателями Бога, — Безымянная порывисто выдохнула, колечко сизого дыма уплыло к потолку, — понятия не имею, что это значит.

— Стоп-стоп, — Джи поднял руки, — не хочу больше ничего знать. Нам обоим будет лучше забыть про этих ребят раз и навсегда. И будет хорошо, если и они забудут про тебя. Ты меня понимаешь?

Она кивнула:

— В Олд-Йорке я не задержусь.

— Вот и умница.

Воцарилось душное молчание. Серый дым плавал в несвежем воздухе инди-кабинки, закручивался кольцами у обитого дешёвым пластиком потолка. Его запах смешивался со сложным букетом ароматов — оттенки чужого пота, кислятины, пролитого эля и цветочной отдушки сплетались в тот неповторимый тон, из-за которого заведения вроде «ИндиГо» называли вонючками. Собственная рубашка вместо сандалово-яблочного «ShiBoss» радовала ароматом сырого бетона. На кожаной куртке белели свеженькие потёртости, придавая ей сходство с монохромной леопардовой шкурой, джинсы «украшала» серая пыль — отличное дополнение к каёмке под ногтями.

Хорошо, что в «вонючки» пускают всех без разбора.

SMP моргнул входящим сообщением, но Джи смахнул уведомление не глядя — потом. Безымянная продолжала цедить кофе, уставившись в стол. Джи смотрел на её неаккуратно убранные волосы. «Они называют себя Создателями Бога»… Во что ты вляпалась, дурочка?

Впрочем, неважно. Он знал её всего пару часов, да и знал — громко сказано. Ни имени, ни возраста, ни занятий — ничего, кроме привычки молчать и отводить глаза.

Точно так же она прятала взгляд, когда он её заметил — сутулую фигурку, судорожно впихивающую в мусороприемник мокрую сумку. Сумка не влезала. Аппарат ругался, выбрасывая на панель однотипные предупреждения. А она всхлипывала и продолжала.

— Помочь?

Зря он тогда не прошёл мимо. Что-то остановило — то ли простая вежливость, то ли любопытство. Всё же не каждая женщина плачет, выбрасывая мусор.
Зря не прошёл. Зря вообще сунулся через чёрный ход из офисной «иглы». Но после разговора с Айваном Ставски хотелось побыть наедине с собой. Айви знает своё дело — не просто так его контора занимает целый этаж в «игле» — и всё-таки доверять самое ценное, что есть, людям, пусть и талантливым, может быть, даже гениальным… От этого на душе становилось пусто. Когда чёрная коробочка, века назад извлечённая из тела Ли и последние сорок лет хранившаяся в «маторе», легла на стол Айви прямо перед табличкой «А. Ставски. Отдел прикладной кибернетики и биомеханики», в груди расползлась холодная пустота. Как будто не сердце Ли поблёскивало на полированном плексигласе, а его собственное.

Джи вышел через чёрный ход и наткнулся на Безымянную.

Она вскинула на него покрасневшие глаза, едва услышав предложение о помощи. Шарахнулась, поскользнувшись на мокрых обрывках, и упала бы, если бы Джи не ухватил её под локоть.

— Сумка слишком большая — раскройте её и выбросьте содержимое по частям, — предложил Джи, кивнув на негодующий мусоросборник. — Или это могу сделать…

И тут она разрыдалась опять и выложила ему всё. Пряча глаза, будто спохватившись, что слишком долго смотрит в лицо незнакомцу, рассказала — как договорилась выполнить поручение, как на счёт капнула круглая сумма, как ей выдали поклажу вместе с ярким оранжевым плащом и подробными инструкциями: где, как и когда. И как предупредили: подведёт — убьют.

Она струсила. Спокойная до последнего момента, сорвалась перед самым входом в здание «Дж.П. Морган Плаза». Увидела в зеркальных дверях своё отражение и поняла: не сможет. Не сможет войти в эти двери, потому что они закроются у неё за спиной навсегда.

Он тогда спросил только одно — время. Сколько осталось времени в запасе? К счастью, Безымянная оказалась пунктуальна и на любые встречи предпочитала приходить пораньше. Времени у них было достаточно. Джи выслушал её неожиданно чёткие наставления, набросил поверх куртки клоунскую рыжую хламиду (опознавательный знак для подельников), взял сумку и отправился в «Морган Плаза» — взрывать.

Вот только про рацию Безымянная ему сказать забыла.

— Я выключила рацию, когда решила сбежать, — худые плечи под тоненькой блузой поникли, голос Безымянной упал до еле слышного шёпота — уже не скрип старой ветки, а потрескивание догорающих углей. — Если бы я не забыла… Может быть, и не пришлось бы ничего делать. Может быть, они всё отменили…

— Ты даже не знаешь, сколько ещё человек должны были установить осцилляторы, — Джи взял с кофейного подноса салфетку и стал оттирать буро-серые разводы на ладонях, — не знаешь, подписался ли на это кто-то, кроме тебя.

Безымянная молчала.

— Как бы там ни было, — продолжал Джи, — видевший меня парень дал обет вечного безмолвия. И больше никто не пострадал — если тебя, конечно, это волновало, когда ты соглашалась на авантюру.

Ни звука в ответ.

— Пожарная сигнализация. Ты бы не поступила так же?

Безымянная отвернулась. Тоненький блик потолочной лампы дрожал на её волосах.

— Нет?

Ответа Джи так и не услышал.

***

Она ушла, оставив недопитый кофе. Джи возил по ладоням салфеткой, макая её в остывшую растворимую жижу. Покрытые царапинами руки саднило.

После ухода Безымянной Джи запер дверь. Время ещё оставалось — в ближайшие полчаса его никто не потревожит. Тем и хороши инди-кабинки.

Можно болтать с друзьями, смотреть порно, играть на бирже или надираться в стельку. Безлимитная сеть, напитки, дешёвые закуски-суррогаты — всё твоё, пока кредит не превысишь. Или пока не выйдет оплаченное время, и вот тогда твою разомлевшую тушку выдернут прямо из уютного видеочатика. Или схватят за шиворот и потащат в коридор, размазывая по полу блевотину, в который ты только что валялся.

Делай что угодно. Правило одно: следи за временем. Если не хочешь внезапно оказаться снаружи, конечно.

Вот почему на стене каждой инди-кабинки висят часы.

SMP моргнул, выбросив на запястье секундную проекцию циферблата. Шесть тридцать. Кабинка оплачена до семи — есть время подумать. Время наконец-то остаться наедине с собой, роскошь, так редко доступная в этой огромной клоаке. Роскошь, которую дарят вот эти замызганные вонючие кабинки.

Джи щёлкнул зажигалкой, глядя, как раскаляется, наливаясь алым, спиралька нагревателя. Закурил — дым синтетической сигареты хоть и вонял, но не настолько, как местные диваны. Белёсые струйки уползли к потолку кривыми зигзагами, и Джи только сейчас заметил, как дрожат его пальцы.

Час назад он разминулся с кривой старухой на какие-то доли секунды.

Рискнуть жизнью ради совершенно посторонней женщины, ради истерички, инфантильной жадной дуры — если уж так хотелось выплеснуть всё скопившееся внутри после встречи со Ставски, неужели нельзя было найти более достойный повод?

Джи раздражённо стряхнул серый столбик прямо на стол — пепельниц в «ИндиГо» не водилось — и затянулся снова. Вызвал к жизни SMP, и тот тут же высветил последнее уведомление. Срочное оповещение с «Акамары». Злость мгновенно улетучилась — экстренные рассылки логгеры практиковали, только когда случалось нечто действительно из ряда вон.

«Подтверждена связь обрушения крыла «Дж.П. Морган Плаза» с другими аналогичными происшествиями, имевшими место в последние два месяца на территории мегалополисов США и Китайской Евразии, неопубликованные полицейские отчёты сообщают о похищении полутора сотен ИБП новейшего образца из офиса компании «НорПол», готовившей выставку своей последней разработки — конденсаторов, способных выдерживать экстремально низкие температуры и стабильно работать в арктических условиях; офис компании располагался в обрушившемся крыле «Морган Плаза», что приводит нас к связи этого случая с другими недавними крупномасштабными кражами компьютерного оборудования, также закончившимися попыткой скрыть следы, представив их как теракт…»

Проекция мигнула, строчки пропали. Джи досадливо тряхнул рукой — всё-таки «помощнику» досталось больше, чем он думал.

«… группировка «VКибер» на этот раз официально заявила о своей непричастности — но если ни при чём крупнейшая хакерская организация, то…»

Тёмно-оранжевые буквы, так неприятно напоминающие рыжий плащ Безымянной, снова моргнули.

«… связать это и аналогичные происшествия с нетипичным массовым спросом на дешёвые туры в северные страны; на этом пока всё — оставайтесь на волне «Акамары»: вы слушаете нас, мы слушаем весь мир…»

Создатели Бога.

Сигарета погасла.

Джи швырнул её в чашку с кофе. Коричневые брызги дождём осели на рукаве куртки.

К чёрту всё это дерьмо. А ему стоит быть осмотрительнее и не лезть в первую попавшуюся переделку — если он, конечно, хочет дождаться результатов работы Айвана. Не для того он столько лет берёг себя, чтобы закончить так глупо. Не стоит рисковать — всё-таки с того света можно и не вернуться.

Он до сих пор не знал, сработала ли Машина Мастера, или подмокший револьвер Кван дал осечку. А, может быть, ни то и ни другое — и пуля пробила его лобную кость и засела в мозгу, а мир вокруг не более чем плод умирающей фантазии, галлюцинация предсмертного безумства. Мир, в котором уже есть способные взлетать на воздух реакторы, и смарт-проекторы, и гаджеты со встроенными фонарями яркостью в сотни люменов — мир, где каждую минуту шанс встретить Ли растёт. И будет расти, пока не превратится в неизбежность, как неизбежно начинается рассвет после самой чёрной ночи.

Или — и об этом думать было труднее всего — даром рекомбинации наделена не только Кван.

Он до сих пор не встретил ни одного из оставшихся Наблюдателей. Он даже не знал, живы ли они или, подобно игрушкам Мастера, застыли в капсулах жуткими полуживыми куклами. Единственная его со-сестра, Кван, звавшаяся теперь Безумной Ю, осела в Китай-городе через половину земного шара от него, и никаких контактов с ней у Джи не было. Он знал её адрес, её номер коммуникатора, её профиль в единой сети, но ни разу не позвонил. Боялся? Уж слишком её вишнёвые глаза напоминали ему о собственной неразрешённой дилемме.

Стоит ли беречь свою жизнь как единственную, или ему позавидует любая кошка, обладательница всего-то жалких девяти попыток?

И, может быть, нелепая импульсивная затея с осциллятором была продиктована как раз желанием выяснить это?

SMP снова засветился. Время. Его время вышло, а, значит, пора убираться — пока не убрали.

***

На улице сыпал промозглый дождь. Осенние сумерки только-только переползали в темноту, но центр уже полыхал неоном. Час пик. Запруженные электрокарами улицы стояли, воздух оглашался громкими сигналами. Дроны городской службы контроля носились, едва не задевая головы пешеходов, непрерывно сверкали вспышками миниатюрных камер. Пятничный вечер — самое время «доить» разозлённых и усталых граждан, спешащих пропустить по стаканчику в честь уик-энда.

Чьё-то утро завтра начнётся с похмелья и штрафных квитанций.

Джи встроился в поток пешеходов, обтекающий намертво встрявшие в пробку электрокары прямо по проезжей части. Прохладный ветер с запахом железа и горячего пластика ерошил мокрые волосы. Уворачиваясь от острых зонтичных спиц, Джи слегка сжал пальцами мочку левого уха. Из миниатюрного динамика, закреплённого в ушной раковине, полилась негромкая приятная мелодия, заглушая шум дождя по жёсткой коже куртки.

— Ближайший бар с хорошей кухней, — поднеся запястье к губам, скомандовал Джи.

SMP послушно вспыхнул, рисуя на тыльной стороне ладони карту. Линии расплывались, искажаемые каплями воды.

— Аудиомаршрут.

Музыка прервалась.

— Пешком или на мобиле? — поинтересовался приятный женский голос.

— Шутишь, — усмехнулся Джи, — ты только глянь, что тут творится.

— Боюсь, в моей конструкции отсутствует модуль визуальной оценки окружающей обстановки, — отозвались в ухе, — желаете провести апгрейд?

— И блок распознавания юмора заодно, пожалуйста, — Джи отбросил со лба мокрые волосы, — проложи пеший маршрут.

Следуя указаниям SMP, Джи миновал гудящую закупоренную Парк-авеню и выбрался на Мэдисон. В голове уже начинало неприятно шуметь. Пора было перекусить — иначе голод успеет взять своё, прежде чем он доберётся домой.

Бар «У Попа» приткнулся в полуподвале широченного строения, нашпигованного бутиками как рыбье брюхо икринками. Кислотная вывеска мерцала неровными буквами над самым тротуаром. Джи прищёлкнул языком.

— Надеюсь, повару здесь платят больше, чем дизайнеру.

Внутри царила тёмная душная теплота, даже приятная после промозглой улицы. Вместо ближней стены тускло светилась наполовину утопленная в нишу витрина из стеклопластика. Длинный и прямой как линейка зал оказался почти пуст.

Джи взял у скучающего бармена банку «Батори» с мясной тарелкой и присел за стол подальше от светящейся витрины.

Мясо оказалось на удивление свежим и почти натуральным, коктейль — в меру перченым и даже поданным как надо. Запивая нежные ломтики густой смесью апельсина, томатной массы и пряной зелени, Джи разглядывал редких посетителей. Шум в голове ослабевал, сходил на нет, гадливое чувство провальной пустоты в груди отдалилось, и он мысленно одобрил выбор наручного «помощника». Конечно, можно было добраться до одного из десятков дорвеев. Карты этих пунктов обращения имелись у любого из «детей ночи» (а разработчик карт, полу-независимая дочка Google Maps, хорошенько наживался на регулярных обновлениях, эксплуатируя потребность гемозависимых в актуальной информации о том, где можно получить препарат гемоглобина или, чем чёрт не шутит, удачно попасть на процедуру инициации — если квота позволяет). Но не хотелось. Не хотелось видеть мерзкие стерильно-холодные стены, из-за которых любой дорвей напоминал прозекторскую. Не хотелось нюхать вонь ароматических масел, слушать звон ампул с «ферритом» в медицинских шкафчиках, ухватывая краем глаза белые перепуганные лица тех, кому оставалось быть людьми считанные минуты.

Войти в дорвей может любой. Но выйти — только «дитя ночи».

Совсем как из «Дж.П. Морган Плаза».

Джи чертыхнулся про себя и яростно впился в прожаренное мясо. Острая кромка на зубах полосовала говядину, будто поварской нож.

Мясо и коктейль заглушат голод. А дома — дома найдётся, чем заполнить остатки пустоты.

Хлопнула барная дверь. Четыре фигуры в костюмах, чересчур громоздких даже для сырого осеннего вечера, синхронно шагнули на середину зала.

— Оставайтесь на своих местах!

Пропущенный через мегавокс голос разнёсся в полутёмном зале, отдавшись внутри противным холодком. Рука скользнула за спину, коснувшись успокаивающе-твердой рукояти «Сфинкса». Полиция?..

— Мы ищем только биохакеров! Повторяю, оставайтесь…

Джи отпустил «Сфинкс» и сплюнул. Уж лучше б полиция, чем эти выродки. Проклятье! Ну почему они всегда появляются не вовремя?

— Мы не причиним вам вреда! Сканирование абсолютно безболезненно и безопасно…

Банка с «Батори» покачнулась, когда мимо столика пролетел метко пущенный нож. Стеклянная трубочка мелко зазвенела.

— Убирайтесь вон! — проорали в ответ из глубины зала, — вы, отсталые безмозглые динозавры!

Ну вот. Слабый нервишками выдал себя. Сейчас начнётся…

Глава 2

Началось всё сразу. Загрохотали тяжёлые подкованные ботинки, мимо пронеслась тёмная фигура в типичном для пуристов бронированном костюме. Походя метнула быстрый взгляд — из-под сканер-маски блеснули тёмные глаза.

Джи отвернулся и обхватил банку обеими руками.

В глубине бара замерцали белые вспышки — сработали сканеры.

— Пусти, урод! Ты понятия не имеешь…

Вопль оборвался, захлебнувшись в сочном шлепке.

— Оставайтесь на своих местах! Мы не причиним вам вреда…

— Ваш рейд не санкционирован! — выкрикнул кто-то.

— Вы, ублюдки!..

«Инстигатор» заговорил первым — коротко, уверенно, лающими быстрыми очередями. Загремели стулья. Клиенты «У Попа», бросая недопитые коктейли, ломанулись к выходу, где с карабинами наперевес застыли двое пуристов. Из-за стойки свистнуло, на середину зала приземлилась блестящая посверкивающая «редиска».

Зажав уши, Джи нырнул под столик, опрокидывая его ногой. Столешницу толкнуло, сверху посыпались осколки. Снова рявкнул «инстигатор», и полки над стойкой превратились в стеклянное крошево.

— Убирайтесь вон!

Вторая «редиска» разнесла витрину. Клиенты попадали, как игрушечные солдатики. Двое пуристов у двери залегли за столиками — в полумраке их сканер-маски бросали мягкие отблески на стены. В глубине барного зала очереди «инстигатора» перемежались хлёсткими щелчками, подозрительно напоминающими выстрелы из игольной картечницы.

Пригнув голову, Джи тянул уцелевшую «Батори» через трубочку, косясь на голубые отблески сканер-масок. В ушах звенело. Надтреснутые затемнённые очки валялись рядом — Джи вытянул руку, подбирая их, и рядом с пальцами тут же чиркнула искра.

Болваны. Всех подряд, без разбору.

Сунув очки в карман, Джи швырнул опустевшую банку через столешницу — в ответ немедленно залаял «инстигатор», под звон стекла в столешницу застучала мелкая дробь. Голубые блики, обозначавшие двоих пуристов, сдвинулись было, но заговорившая картечница вынудила их вернуться на место. В ответ ей огрызнулся карабин.

Дело дрянь. Джи прислонился к стене, подтянув столешницу поближе. Один из пуристов застрял в зале. Игольники — вещь серьёзная. Серьёзная и очень неприятная, особенно когда работают по тебе. Никакая броня не спасёт. Джи поморщился. Этот чистюля будет до скончания веков отсиживать свой зад, ожидая, когда друзья-товарищи придут ему на помощь. А они не придут. У бармена под стойкой, кажется, целый арсенал. Пат.

Очередная «редиска» свистнула над головой, громыхнула, и в стену над плечом воткнулся солидный кусок стеклопластика. Джи отодвинулся, прикрываясь столешницей, нащупал в кармане портсигар. Это ж надо было так влипнуть.

За разбитой витриной проползли красно-синие огни. Мимо. Ну да, полиция спешить не будет. Это русско-китайские биохакеры на форумах делятся страшными историями о совместных задержаниях — в Китайской Евразии пуристы что-то вроде народной дружины, и полиция всегда на их стороне. Здесь, в Олд-Йорке, всё намного проще. Пуристы легализованы, но их «проверки» никого не волнуют…

Спиралька зажигалки раскалилась докрасна. Джи зажал сигарету зубами, втягивая горький дым. Конечно, почему бы не легализовать тех, кто избавляет верхушку от лишней головной боли. Сильному государству ни к чему сильные граждане.

— Пошли вон из моего бара! — проорали из-за стойки, и следом вылетела очередная «редиска». Бармен швырял их явно наугад, но эта попала удачно.

Засевшие у выхода пуристы бросились в стороны. «Редиска» вертелась волчком, сверкая диодами. Очередь игольника прошила воздух, кося бронированные фигуры, голубой блик сканер-маски задрожал в паре метров от Джи. Неподвижный голубой блик на длинных, расплескавшихся по полу волосах. Среди пуристов теперь есть дамы — вот так сюрприз.

«Редиска» вертелась и жужжала. Сбой таймера?

Черноволосая лежала неподвижно — голубой блик слегка подрагивал, выхватывая плечо в броне костюма. Серебристая смерть крутилась в шаге от неё. Джи задумчиво прикусил сигаретный фильтр, и к горечи табака тут же прицепился липкий привкус синтетики. Женщины в рядах пуристов — это нонсенс. Да и сами пуристы — нонсенс, пережиток прошлого, обременённый тяжёлым душным наследием христианской морали. В век, когда импланты стали так же естественны, как серьга в ухе, выступать за чистоту тела по меньшей мере нелепо. Но пуристы выступали. При всей странности и анахроничности их канонов, пуристов нельзя было назвать группкой наивных идеалистов. Это была мощная, хорошо сплочённая организация. Пуристов тщательно готовили — каждый из них становился живой машиной для убийства, а бронекостюм и весомый набор оружия делали пуриста тем, мимо кого хотелось побыстрее проскочить. И желательно так, чтобы голубой взгляд сканер-маски при этом тебя не задел.

Ходили слухи, что пуристов финансируют с самого верха, и их подготовка включает в себя элементы тех же боевых программ, что используются федералами. Так или нет, но пуристы располагали немаленькими средствами — одни маски, распознающие наличие в теле любой электроники, от сердечного стимулятора до вживлённой инъекционной помпы у заядлых наркоманов, стоили целое состояние. Поговаривали также, что пуристы не жалуют и «теневых» — так небрежно они называли «детей ночи». Не жалуют потому, что не делают разницы между «теневыми» и биохакерами — и те и другие, по их мнению, являются извращениями природы. Недопустимыми и подлежащими исправлению. Даже если под последним имеется в виду смерть.

Липкий вкус синтетики продолжал просачиваться в слюну. Джи досадливо сплюнул. Толку тратить маленькое состояние на натуральный табак, если и его портят синтетическими фильтрами. Хотя электронные сигареты ещё отвратнее. Всё равно что забавляться с резиновой женщиной.

«Редиска» жужжала. Черноволосая продолжала лежать лицом в пол. Цветные огни метались по стенам, за матовыми витринами бежали торопливые тени, из-за стойки доносился хриплый смех, в противоположном конце зала огрызались друг на друга «инстигатор» с картечницей, и всё это было совершенно невыносимо.

Чёртовы пуристы.

Подгоревший синтетический фильтр приземлился точно на «редиску».

Всё, что случилось потом, укладывалось в считанные секунды. Но для «детей ночи» время течёт иначе.

«Редиска» взвизгнула в диапазоне ультразвука. Джи перемахнул через столешницу, ловя краем глаза медленно вращающийся серебристый кругляш. Распластанная на полу пуристка ещё только поднимала голову — полыхающая синим сканер-маска скрывала пол-лица — когда Джи ногой оттолкнул «редиску» к барной стойке. Эхом прилетел размазанный глухой хлопок выстрела, но Джи уже падал, ныряя за обломок скамьи, разворачивая его так, чтобы укрыть обоих — себя и черноволосую.

Она сдавленно ахнула, и в то же мгновение «редиска» — осколочная граната типа РДС-5 — наконец взорвалась.

Сверху сыпались куски стекла. Острый стеклянный дождь колол сквозь куртку и рубашку — казалось, спину полосуют десятками мелких кнутов. Черноволосая под ним зашевелилась. В её смоляных прядях застряли осколки.

Джи откатился в сторону, ожидая новых выстрелов, но стволы молчали. Из-за барной стойки, разнесённой в щепки, торчала неподвижная рука. А на её раскрытой ладони чирикала, всё учащая темп, гроздь «редисок».

Он успел только метнуться вбок, когда вспыхнул ослепительный свет.

Его швырнуло назад и проволокло, спина врезалась в твёрдое, сверху полетели обломки. В лицо ударила горячая волна, нос забило едкой мелкой пылью. От удара воздух выбило из груди, и Джи закашлялся, сплёвывая песок и стеклянную крошку. Во рту поселился вкус крови и бетона, в теле, казалось, не осталось ни единой целой кости, а внутри черепа звенела, натягиваясь, тонкая однообразная струна.

— Полиция! Сложить оружие! Не стрелять!

Они, как всегда, вовремя…

***

— «Теневик», — пренебрежительно не то спросил, не то сказал полицейский, — местный?

Джи молча ткнул ему под нос закатанный в полимер чип регистрации.

— Шорхэм, — брови стража закона приподнялись, — здесь что забыл?

— А вы, сержант, духом святым питаетесь? — вкрадчиво поинтересовался Джи в ответ.

Должно быть, полицейский уловил в голосе яд — его пальцы так поспешно сунули чип обратно, что острый угол ощутимо врезался в ладонь. Взгляд сержанта без особого интереса скользнул по рваной рубашке Джи, покрытой бурыми пятнами. Задержался на неестественно вывернутом запястье лишь на миг и сместился дальше — к торчащей из-за ремня рукояти «Сфинкса».

— Лицензия на оружие?

Джи тряхнул рукой, вызывая к жизни SMP.

— Крошка, лицензию.

В воздухе между Джи и стражем порядка повисло помаргивающее изображение. Сержант, щурясь, вгляделся в голографические строчки, ручным сканером считал печать.

— Зачем вам полицейский пистолет? — полюбопытствовал сержант, кивком давая понять, что лицензия его удовлетворила.

— Затем, сержант, — отозвался Джи, запахивая куртку, — что оружие — пожалуй, единственное, в чём ваш брат действительно знает толк.

Квадратное лицо полицейского начало багроветь, но Джи мало интересовали испытываемые этим человеком эмоции. Он отвернулся, глядя, как из разбитых дверей «У Попа» два пуриста выносят узкие носилки. Лежащее на них тело прикрывал тусклый пластикат, из-под которого свешивалась блестящая чёрная прядь.

Не выжила, значит, девчонка.

Пуристы с носилками, глядя строго перед собой, прошествовали мимо к застывшему неподалёку багрово-синему грузовому мобилю. Позади них, держась на расстоянии шага, следовал четвёртый член группы. Притормозив рядом с полицейским, пурист обменялся с ним коротким кивком и повернулся. Голубое сияние сканер-маски на секунду погасло, и на Джи взглянули пристальные, запоминающие серые глаза.

***

Такси появилось так быстро, будто специально караулило в переулке по соседству. Таким нехитрым трюком до сих пор пробавлялись некоторые водители, но подъехавший мобиль был оснащён автопилотом — Джи хотелось спокойно поразмышлять, прежде чем такси доставит его в Шорхэм.

— Расчётное время прибытия — сорок три минуты, — сообщил SMP, — предупредить дом о вашем скором приходе?

— Да, Крошка, сделай это, — Джи откинулся на потёртом, но всё ещё мягком сиденье, — и пусть приготовит чистую одежду.

Небоскрёбы Манхэттена мелькали за тонированным стеклом таксомобиля. Сорок три минуты. Век назад дорога отсюда до Шорхэма занимала немногим больше. Времена меняются, а пробки остаются.

В салоне такси воняло цветочным освежителем, и в первые же пять минут Джи успел пожалеть, что не вызвал вместо этой рухляди свою «Шкоду». Но приезда «Шкоды» пришлось бы ждать слишком долго — мобиль уютно спал в гараже шорхэмского дома, помаргивая «глазком» радиосвязи. Промозглый вечер и вывихнутое запястье к долгому ожиданию не располагали.

— Крошка, включи новости, — попросил Джи.

— …строительство орбитальной станции «Рай», — заговорил SMP приятным сопрано, — завершение разработки космолифта ускорило сроки постройки — доставка стройматериалов стала не только быстрее, но и дешевле. По словам официального представителя «SpaceZ», контракты на поставку материалов теперь не учитывают дорогостоящую доставку при помощи челноков, что дало возможность включиться в игру многим производителям, не имевшим ранее средств для участия в проекте. К другим новостям…

Джи хмыкнул. Интересно, как скоро Китайская Евразия завопит о потенциальной угрозе, исходящей от станции?

— … наличие лицензии на имплант теперь не является препятствием для пуристов. Об этом сегодня сообщил Келл Джо Бей-Йонг, вице-спикер ячейки. «Легальные или нет, импланты в любом случае остаются неестественными, это попытка улучшить человека, противная его природе и самой эволюции», конец цитаты. Полиция Олд-Йорка сообщает об участившихся случаях нападений на вендиго и «теневых» и просит граждан быть осторожнее. Осуществлён запуск пятнадцатой станции HAARP. Руководитель программы Яо Мейсон поделился с нашим корреспондентом впечатлениями. «Когда сто лет назад был запущен большой адронный коллайдер, мы думали, что это конец света. Но сегодня наука достигла несоизмеримо большего. Наши станции покрывают всю планету. Сегодня мы можем обеспечить нашим полям отличный урожай, а на каждый уик-энд — солнечную погоду», конец цитаты. И последняя новость: турфирмы продолжают отмечать наплыв заявок на дешёвые путёвки, на этот раз объектом интереса стала исключительно Гренландия. Хайп вокруг этой страны нарастает, отели Гренландии уже приняли тысячи туристов, и эта цифра продолжает расти. Что это, новый тренд? Следите за развитием событий…

Нудный дождь барабанил по окнам. Джи прислонился плечом к стойке дверцы — капли на стекле смазались, превратившись в мутные ручейки. Чёрт знает что. Угодить в две передряги за один день… такого с ним давненько не случалось.

Джи встряхнул рукой и поморщился, когда вывихнутый сустав со щелчком встал на место. Такси ползло, преодолевая очередную пробку со скоростью трёхлапой черепахи. За поцарапанными стёклами уныло тащился престижный район — увенчанные пентхаусами «сотки», одинаковые, как фонарные столбы. В мокрой вечерней хмари в «сотках» светились белые окна. Большая часть этих новостроек, придавивших собой некогда исторический район города, была раскуплена ещё до момента сдачи. «Ближе к делу: недвижимость в финансовом центре Олд-Йорка», надменно моргали неоновые буквы, растянувшись на фасаде «сотки».

Всё-таки Шорхэм далековато.

Зато — и это главное — у тамошних обитателей нет привычки лезть в чужую жизнь.

Такси в очередной раз притормозило. Стоп-сигналы впереди идущего мобиля горели багровым — точь-в-точь глаза «вещающего демона». Джи ощутил, как по спине побежал холодок, отвратительный спутник воспоминаний о совершённых глупостях.

Капсулы из пещеры в мёртвом городе давно нет, но сны приходят до сих пор.

Он разобрал капсулу, насколько смог, ещё до того, как мир сотрясла первая из обещанных Кван войн. Отсоединил питающий элемент, и красные глаза Кама-Сотца наконец-то — бог знает, за сколько веков — погасли. Люк отворить не удалось, и Джи в конце концов прибег к самому простому способу, вскрыв капсулу как огромную консервную банку. Внутри нашлись два каркаса кресел с давно истлевшей обивкой, разделённые тонкой сетчатой перегородкой. Перед каждым из кресел, развёрнутых спиной друг к другу, пол вздымался бугром, образуя нечто вроде покатого стола, стеклянно-гладкого, словно полированный обсидиан. Каркасы кресел оказались выполненными из странного материала, по твёрдости не уступавшего стали, но гораздо более лёгкого. А внешняя оболочка капсулы, обманчиво однородная, изнутри предстала расчерченной на неровные чередующиеся четырёхугольники — прозрачные и непрозрачные, причём прозрачные располагались над креслами и сбоку от них.

Увезти металлического монстра целиком, да даже просто достать его из пещеры, было задачей нереальной. Поэтому Джи просто отвинтил и срезал всё, что было можно, а корпус расчленил на десятки более мелких частей, тщательно пронумеровав и упаковав каждую в деревянный контейнер. Он отснял сотни метров киноплёнки, разбираясь с капсулой — киноленты в плоских круглых коробках заняли отдельный контейнер. А затем арендовал несколько ячеек в банках Рио и поместил контейнеры туда — на бессрочное хранение. Впрочем, уже через полвека он переслал контейнеры почтовой службой в город, тогда ещё называвшийся Нью-Йорком, и отправил их в специально оборудованный бункер под неприметным частным домиком по Джеймс-стрит в Шорхэме. Из окон домика в осеннее время просматривалась одиноко торчащая труба над вытянутым зданием красного кирпича, напоминающим брошенную котельную. Позднее бункер был экранирован от радаров, и всем, что могли засечь радарные воры, была бы внушительных размеров пустота под домом. Законодательно это не запрещалось, блокировка «просвечиваний» подпадала под закон о защите личной жизни. А иметь пустой подвал и подавно никто не мог запретить.

Единственными нарушителями закона о приватности могли стать любопытные соседи. Но жители Шорхэма славились своим пофигизмом — особенно в отношении тех, кто не выходит из дома без пистолета.

***

Дом встречал запахом сандала. Входная дверь приветливо распахнулась ещё до того, как Джи приблизился к порогу. Обманчивое гостеприимство. Посторонний может до посинения стучаться в скромную на вид резную филёнку — дом не дрогнет. Настройки безопасности, выкрученные на «максимум», заставляли дом анализировать сложнейшую комбинацию признаков каждого живого существа, оказывающегося в радиусе пяти метров — начиная от экспресс-сканирования ДНК и заканчивая ольфакторным профилем.

— Привет, умник, — Джи сбросил туфли, привычно взглянув на индикатор заряда солнечных батарей, выведенный на панель рядом с зеркалом. Индикатор ровно горел в зелёной зоне. Из зеркала сверкнуло глазами осунувшееся лицо под копной растрёпанных чёрных волос.

— Добро пожаловать домой, сэр, — отозвался дом, — чистая одежда в ванной. Не желаете ли овсянки?

— Кофе, — Джи бросил куртку на тумбу у входной двери. Дверь с мягким чмоканьем закрылась. Щёлкнул замок.

— Как скажете, — дом помолчал, — считаю своим долгом предупредить вас о том, что избыток кофеина может негативно…

— Отцепись, — Джи, расстёгивая рубашку, прошёл через гостиную к лестнице наверх. Длинная комната скупо освещалась одним лишь «глазком» электронной аромасвечки. — Твои медицинские подпрограммы разрабатывались для людей, не для меня.

— Тогда я считаю своим долгом предупредить, что запасы кофе подходят к концу, — не без ехидства отозвался дом.

— Закажи доставку, — Джи задумчиво разглядывал сомнительного происхождения пятна на серой рубашке, — два килограмма. Робуста в зёрнах, как обычно.

Дом умолк, видимо, оформляя заказ. Джи босиком прошёл по узкому коридору второго этажа. Дверь на террасу беззвучно отъехала в сторону.

Бассейн — квадратная чаша пять на пять — мягко переливался серебром. Вмонтированные в окаймляющую его плитку диоды почему-то неприятно напомнили сверкание «редиски», перед глазами всплыло скрытое сканер-маской лицо черноволосой пуристки.

— Умник, музыку. «АРС».

Из скрытых колонок сначала негромко, потом нарастая, зазвучали ударные. Синкопированный ритм, казалось, вздрагивает вместе с мерцающими звёздами.

— Тише.

Джи стянул рубашку, поколебавшись между мусороприемником и корзиной для грязного белья.

— Мои системы диагностируют незначительные повреждения вашего организма, — задумчиво произнёс дом, — вам требуется медицинская помощь, сэр?

— Я просил кофе, — Джи отправил рубашку и джинсы в корзину.

— Сию секунду, сэр, — подобострастно отозвался дом.

Вода в бассейне оказалась тёплой. Дом включил гидромассаж, и струйки мягко вытолкнули тело на поверхность.

— Есть новости?

Вопрос, адресованный небу, провисел в воздухе целую секунду, прежде чем дом соизволил ответить.

— Я синхронизировал свои данные с записями в памяти вашего наручного «помощника». В новостных сводках на данный момент нет ничего такого, о чём бы вы сегодня уже не слышали. Впрочем… — в синтезированном голосе дома проступила аккуратно дозированная раздумчивость, — Dynamics сообщает об усовершенствовании своей замкнутой системы. Я решил, что вам это будет интересно.

Ещё бы.

Джи закинул руки за голову. Часть денег, вырученных от продажи чертежей и патента на замкнутую систему, ещё лежала на счёте в «Old York Central Bank». Та часть, что осталась после организации музея на месте бывшей башни Уорденклифф. Местный делец пытался прибрать к рукам остатки легендарного сооружения Николы Теслы, но Джи выложил сумму, вдвое большую, чем готов был выделить этот скупердяй от бизнеса, нанял пронырливых юристов, доказавших, что участок с сохранившимся фундаментом и хозпостройками является объектом культурного достояния, и строить здесь фабрику ветролётов ну никак не возможно — если, конечно, делец не хочет получить на свою голову возню с сербским посольством, которому явно не придётся по душе такое надругательство над памятью великого земляка. Юристы вылили на дельца ушат помоев, прибегнув к услугам «жёлтых» журналистов, и тот в конце концов сдал назад. Ещё с полгода Джи преследовали невнятные личности в одинаковых смокингах, периодически пытаясь угрожать и даже переходя от слов к делу, но это было ерундой. Стоя у трёхметрового забора, сквозь который было пропущено напряжение в скромные полтысячи вольт, Джи грустно улыбался бронзовому бюсту Теслы, установленному рядом с остовом башни. Великий учёный не принял его предложение. Не воспользовался шансом дождаться, когда мир будет готов воспринять его идеи. Всему своё время — жаль только, для некоторых оно так и не успевает наступить…

Из колонок приглушённо играла инструменталка «АРС». Джи лежал на спине, глядя на звёзды, раскинувшиеся над открытой террасой. Нырнул, коснувшись пальцами дна бассейна где-то на уровне газона.

— Кофе готов и ждёт вас на кухне, — злорадно сообщил дом, когда Джи вынырнул.

Тяжёлый SMP неприятно давил на всё ещё ноющее запястье. Джи ослабил ремень смарт-проектора, машинально проверив уведомления — ничего — и в который раз подумал, что, возможно, не стоило программировать дом индивидуально. Слишком большая степень свободы в сочетании с некоторой параноидальностью привели к тому, что умник обзавёлся собственным характером. Дом представлял собой нечто среднее между викторианским дворецким («овсянки, сэр?») и хлопотливой матушкой с автоматом, и никогда нельзя было сказать, какая из этих составляющих перевесит.

Джи выбрался из бассейна, вытерся аккуратно сложенным на лежаке жёстким полотенцем и, завернувшись в халат, побрёл на кухню. Мокрые волосы наконец-то перестали вонять сырым бетоном — дом добавил в воду бассейна нейтрализатор запахов — и это уже было приятно.

Чашка кофе стояла на подогреваемой подставке. Джи снял SMP, бросил на пластиковую поверхность длинной кухонной полки и взял чашку. По запястью разливался уродливый бесформенный синяк.

— Сэр, вы уверены, что не желаете перекусить?

Джи глотнул кофе и вдавил пальцем кнопку квадратного, матово-светящегося куба, похожего на миниатюрный сейф. Дверца куба отскочила, обдав ладонь прохладным дымом.

Четыре оставшихся капсулки «феррита» поблёскивали боками, стоя в плотных пластиковых ячейках. Браслет с помпой металлической змеёй растёкся рядом.

Джи опрокинул в себя кофе, подцепил браслет и бросил на сгиб руки. Умный металл с памятью формы тут же обнял руку чуть повыше локтя — казалось, на незагорелую кожу кто-то поставил узкую заплатку из железа. Джи поддел ногтем капсулку и вщелкнул её в приёмник помпы. Браслет моргнул синим, и под кожей разлился жар — впрыснутый «феррит» начал действовать. Снова возникла привычная ассоциация: молекулы препарата, словно миниатюрные уборщики, разбегаются по телу, вычищая усталость, выметая зуд, пустоту, тянущую слабость…

SMP загудел. Толстый влагозащитный корпус сотрясла вибрация, по поверхности плоской крышки пробежала оранжевая линия сигнала. Кухонная полка, служившая одновременно и столом, и разделочной поверхностью, и стойкой, мелко задребезжала.

— Принять, — Джи захлопнул дверцу холодильного куба и присел на длинноногий табурет, опершись локтями о пластик.

SMP перестал гудеть, и над полкой, моргнув, появилось мужское лицо с зализанными назад волосами. Голограмма плохо передавала детали, но Джи был готов поклясться, что волосы блестят не от геля.

— В добром здравии? — собеседник, как всегда, смотрел куда-то в сторону, будто разговор отрывал его от важных дел.

— Я в порядке, — Джи одёрнул рукав халата, и серебристая «заплатка» браслета скрылась в складках махры, — что-то серьёзное?

— Ты новости давно узнавал? — глаза за стёклами ритуальных очков мазнули по Джи и снова скосились куда-то вбок.

Джи вспомнились логи «Акамары». Сколько веков назад это было?..

— Пару часов как. А в чём дело?

Ритуальные очки сползли на кончик носа. Конечно, Мастеру они были ни к чему, и носил он их исключительно из чувства ностальгии по своему подземному прошлому. Как и засаленный рабочий фартук, и разбитые шахтёрские ботинки. И грязные патлы.

— Тебе происходящее ничего не говорит? — Мастер поправил очки пальцем. Подушечка и ноготь были вымазаны в чём-то тёмном.

— Нет, — Джи нажал кнопку на включённой кофемашине. Интересно, выскажет ли дом своё мнение о невольно подслушанном разговоре потом? Обновлённая прошивка умника обязывала его слушать все беседы, ведущиеся в этих стенах. И не давать подслушать их никому больше.

— В верхах тоже вот не чешутся, а напрасно, — Мастер почесал испачканным пальцем щёку, — и журналюги как обычно вынюхивают совсем не там, где надо…

Джи представил, как умник, затаив несуществующее дыхание, ловит каждое слово. Воображение почему-то рисовало попеременно то горбящегося стенографиста с шариковой ручкой, то сейсмографический самописец.

— …готовится, — Мастер хмуро посмотрел на Джи, — ты слушаешь?

Определённо надо отдохнуть.

— Готовится что? — Джи заставил себя сосредоточиться.

— Сложил бы два и два, сам бы всё понял, — хмыкнул Мастер, — а, Старший?

Джи поморщился. Он терпеть не мог, когда Мастер его так называл, и последнему это было прекрасно известно.

— Ладно, тут совсем не так просто. Сегодня у «НорПола» попёрли их морозостойкие конденсаторы, — зачем-то оглянувшись, заговорил Мастер, — на прошлой неделе с индийского склада ушло три тысячи канистр с жидким кислородом. Ещё раньше в неизвестном направлении испарились китайские системники из посылок с «Али-Бабы» — не самые новые, но мощные. Посылки просто растворились в воздухе, адресаты рвали и метали, требуя вернуть им бабки. Примерно в то же время кто-то приделал ноги дешёвой периферии. Склад «SharpShark» взлетел на воздух, может, слышал? Это потом полицаи допетрили, что на момент взрыва он уже пустой был…

Мастер опять оглянулся.

— Со стороны это выглядит как цепочка случайностей, и неудивительно, что репортёришки потеряли нюх. Но я немного порылся в Сети… Проследил, куда тащат краденое. Не всё, но и так ясно: тут действует одна и та же группа. Одна и очень масштабная.

— И куда же всё уходит?

— Фарерские острова, — Мастер провёл ладонью по макушке, зализывая и без того гладкие волосы, — а оттуда большая часть — в Гренландию.

Джи сжал виски большим и указательным пальцами. «Феррит» уже разнёсся с кровотоком по телу, но пройдёт минимум час, прежде чем препарат устранит все последствия длительного гемо-голодания.

— Что это может быть? — Джи посмотрел в хмурое более, чем обычно, лицо своего Младшего, — есть идеи?

— Какая-то глобальная хрень, однозначно, — Мастер снял очки, дунул на них — голограмма подёрнулась зыбью, выровнялась, — кто бы ни стоял за этим, он умён. Найти связи между этими кражами нереально, если ты не аналитик и не роешься в Сети, а даже если и роешься…

— Ну? — поторопил Мастера Джи.

— Дип веб, — тот водрузил очки на нос и снова взглянул прямо Джи в глаза. Второй раз за беседу, беспрецедентный случай. — Мне понадобилось влезть на третий уровень этой клоаки, чтобы получить хоть какую-то информацию.

Джи взял из-под рожка кофемашины полную чашку, глядя сквозь голограмму. Стена за ней покрылась мелкими каплями конденсата — пар от работающего аппарата оседал на старомодном кафеле.

Дип веб. Та ещё задница…

— Ниточки тянутся к евразиатским хакерам, — помолчав, продолжил Мастер, — точнее, к русским.

— Как ты узнал?

— Они купили несколько эксплойтов для «Али-Бабы», — нехотя ответил Мастер, — за два дня до истории с посылками. Я набрёл на ветку, где есть ещё инфа о покупках уязвимостей, но там почти всё залочено. Эти ребята работают в одно и то же время — с 9 до 21 по среднепекинскому. Система «Али-Бабы» полетела в 18.35. Они немного наследили, взламывая её. Оставили фрагменты кода и комментарии — сплошь кириллица или упрощённая иероглифика. Я влез в систему «Али-Бабы» — защита у них так себе, кстати — и посмотрел закрытые логи. В 18.18 началась массовая отправка запросов с нескольких серверов, расположенных в Китайской Евразии. «Али-Баба» легла через семнадцать минут. И ещё почти полчаса не отвечала — думаю, за это время они переназначили пункты прибытия посылок. А потом просто стёрли заказы из базы данных.

Мастер отвернулся и что-то нажал на невидимой для Джи панели.

— Я предполагаю, что они работают где-то на территории бывшей Москвы или что там у них сейчас… Пекин-2?

— Китай-город. По названию старого района Москвы.

Китай-город. Новая обитель Кван — Безумной Ю…

— Вот-вот. Я думаю, другие системы они взломали аналогичным образом. В Китайской Евразии самый большой чёрный рынок эксплойтов, там можно купить что угодно, были бы деньги.

— Допустим, русские организуют крупномасштабные хищения техники… Но какого чёрта они забыли в Гренландии?

— Пока не знаю. Я не рискнул лезть дальше, это и так стало слишком… — Мастер замолчал.

Джи снял с подставки деревянную палочку и помешал кофе, взбалтывая пенку. Дип веб, притон хакеров, нетсталкеров и кибертеррористов. Полулегендарная сверхзащищенная сеть, хранящая — якобы — ответы на всё и вся, от подробностей многомиллиардных сделок до инфы о контактах с пришельцами. Огромная свалка, попасть куда можно только если твой компьютер с тобой на «вы».

Но проникнуть — ещё не значит вернуться невредимым.

— Вокруг Гренландии идёт какой-то хайп с туристами, — Джи потянулся, — раскупают дешёвые путёвки. Одного не пойму, зачем маскировать кражи под теракты? — от воспоминания о падающем здании его передёрнуло, во рту снова поселился привкус бетонной пыли. — Грубовато действуют, не находишь?

Мастер не ответил. Голограмма подёргивалась — ритмично моргала через равные промежутки времени. Глаза Мастера, глядящие сквозь очки, лишились всякого выражения.

Зацикливание.

— Мастер!

Без ответа. Подёргивание объёмной проекции, застывший немигающий взгляд.

— Что случилось?

Индикатор сигнала горит ровной полоской. Если это не сбой сети…

Голограмма в последний раз моргает и пропадает. Вместо очкастого лица с прилизанными волосами в воздухе дрожит призрачная консоль.

— Мастер!

— Извини, мой друг, — доносится из голосового модуля SMP, — но Мастера здесь уже нет.

Глава 3

Выдавать куртку дом отказался наотрез.

— Сожалею, сэр…

— Верни обратно это чёртово тряпьё! — Джи дёрнул дверцу гардеробного отсека. SMP на запястье однообразно моргал красной линией. Вызовы уходили в пустоту, Мастер не отвечал.

— …но мои протоколы запрещают выдачу грязной одежды в руки хозяину.

В пустом гардеробе нашлись только вконец мятые льняные брюки и рубашка-поло, забытая здесь, похоже, сотню лет назад.

— Напоминаю, что цикл использования одежды односторонний, то есть предусматривает… — нудил дом.

— Заткнись и проанализируй голосовой профиль того, кто мне ответил, — Джи лихорадочно натягивал брюки, — выясни, когда началось зацикливание голограммы, откуда влезли в наш разговор.

— Мне неприятно вам это говорить, сэр, но в моей системе отсутствуют компоненты, позволяющие поставить данное поручение приоритетным, — скучным тоном сообщил дом, — вы давно не давали команды на стирку белья, желаете сделать это сейчас?

— Я тебя на микросхемы разберу, — пообещал Джи, выскакивая за дверь.

«Шкода» моргнула овальными фарами, когда Джи ворвался в гараж, на ходу засовывая «Сфинкс» за ремень. Индикатор заряда на приборной панели показал чуть больше половины — запас хода километров на триста.

— Автопилот включён, — мягко сообщил женский голос, едва Джи повернул ключ в замке зажигания.

— Ручное управление.

— Ручное управление включено, — отозвалась «Шкода».

— Умник, что с голосовым профилем? — напомнил Джи, вращая руль.

Дверь гаража дёрнулась и рывком поднялась — секундой позже, и задний бампер «Шкоды» встретился бы с пластиковыми панелями.

— Я провёл быстрый анализ частот и пиков, — присмиревшим тоном сообщил дом. Его голос улавливался антенной «Шкоды» на защищённой частоте и транслировался через встроенные динамики. — Профиль отсутствует в единой базе. Либо это синтезированный речевой паттерн, либо использовались технологии искажения. Мой анализ указывает на 67-процентную вероятность первого варианта.

Колёса «Шкоды» взвизгнули, машина развернулась и устремилась в сторону южной окраины — чёрного провала, где сквозь завесу смога, как звёзды в тумане, скупо пробивались редкие фонари.

— Оставайся на связи, умник, — держа руль левой рукой, Джи быстро смахивал проецируемые SMP иконки, настраивая ручного «помощника» на автодозвон, — если что случится — информируй.

— Принято, — отозвался дом тоном бравого солдата и после заминки добавил: — сэр.

Джи утопил в пол педаль газа, не обращая внимания на полыхнувшую багровым черту через лобовое стекло.

— Отключить.

«Шкода» послушно пригасила уведомление.

— В мае я оплатил почти два десятка штрафов за превышение скорости, — не преминул ввернуть умник.

Джи не удостоил его ответом. Магистраль к южной промзоне — серая лента, разбиваемая галогеновым пучком, — была пустынна. Кварталы впереди тонули в темноте. Целиком отданная под заводы, сборочные цеха и склады, южная часть Олд-Йоркской секции мегалополиса БосВаш представляла собой одну гигантскую промзону, растянувшуюся на сотни квадратных миль.

SMP продолжал слать вызовы в пустоту. В лобовое стекло врезались мелкие капли дождя.

Джи стиснул руль, не снимая ногу с педали газа.

Мастер не согласился установить в свой дом умника. Чёртов ретроград, он словно застрял в XIX веке со всеми своими очками, разношенными сапогами и фартуками. Он не хотел принять, что мир меняется — меняется быстрее, чем он сам. Единственным исключением была его фанатичная привязанность к технике: любые машины — сначала паровые, потом электрические — он боготворил и стремился понять. А, поняв, подчинял их себе без остатка. Это давало ему какую-никакую связь с реальностью…

Джи вдруг понял, что думает о Мастере в прошедшем времени.

«Шкода» влетела в чернильный провал промзоны. Джи сбавил скорость, петляя между цехами, нагромождениями железных контейнеров, бетонными заборами с «колючкой» по верху и остовами башенных кранов. Желтоглазые коты и какие-то длинные тени шарахались из-под колёс. Дождь усилился, заливая стекло. Бешено прыгающие стрелки «дворников» швыряли в стороны пласты мутной воды.

— Умник, ты на связи?

— …а…с…зи, сэр, — пробился сквозь треск помех голос дома.

— Переключаю тебя на SMP, — Джи отменил бесполезный автодозвон и вызвал иконку связи с умником, — помалкивай, пока я не скажу.

Машина остановилась в квартале от обиталища Мастера. Джи выключил габариты и с полминуты всматривался в серые призраки зданий, заволакиваемые мокрой пеленой. Никакого движения.

Дождь обрушился колючим потоком, едва Джи открыл дверь. Капли лупили по плечам, рубашка-поло превратилась в липкую ледяную тряпку. Джи скользнул к ближайшему зданию — огромному угрюмому цеху с тёмными окошками под самой крышей и, прижимаясь к стене, двинулся к дому Мастера.

Древняя зелёная сетка, затянувшая всё правое крыло дома, болталась и хлопала на ветру. Джи выдернул «Сфинкс» из-за ремня, пальцы сомкнулись на успокаивающе-привычной рукояти. Еле слышно щёлкнул предохранитель.

Входная дверь стояла нараспашку, тяжело скрипя на давно не смазанных петлях. Дом нависал с обеих сторон, зажимая маленькое крыльцо меж двух массивных крыльев. Окна жилой части, забранные частыми кривыми решётками, замазанные густым слоем краски, не пропускали изнутри ни огонька.

Джи шагнул к двери, ловя каждый шорох, но шум ливня и стон старых петель заглушали всё.

Половица скрипнула под ногой. Джи замер, но полумрак неширокого коридора оставался неподвижен. Где-то в самом конце дрожал отблеск рыжеватого света, выхватывая длинный кусок стены с отслоившейся краской.

Двери по обеим сторонам были закрыты, иные — заколочены досками крест-накрест. Держа на прицеле оранжевый блик, Джи продвигался по коридору к освещённому участку.

Свет падал из единственного открытого проёма. Хорошо знакомая белая дверь, с облупленной ручкой и огромной медной щеколдой с внутренней стороны.

Щеколда, аккуратно вырезанная, лежала на пороге.

Внутри полыхало пламя. Огромный зал с торчащими из стен остатками перегородок и нелепыми разнокалиберными дверями между ними мерцал оранжевым. Десятки мелких костерков дымились и шипели — обрывки проводов, бумаги, сломанные стулья. Вонь палёного пластика. Под ногами хрустело битое стекло.

— Мастер!

Не опуская пистолет, Джи пробирался между горящих обломков. Пляшущие по стенам тени превращали разгромленное логово учёного в жуткое шаманское капище.

— Мастер!

Слева хрустнуло. Ствол «Сфинкса» вздёрнулся, хищно вынюхивая противника — но кроме переломившейся в огне паркетины в поле зрения никого не было. Полутёмный зал, освещаемый лишь пляшущими отблесками, молчал — только потрескивал огонь, пожирая то, что ещё недавно было пусть древней, но всё же обстановкой.

От мокрой одежды поднимался пар. Старая вентиляция не справлялась с дымом, и зал постепенно заволакивало белёсой пеленой. Прикрывая рот ладонью, Джи всматривался в кучи хлама и лужи маслянистых жидкостей на полу. Вонь гари забивала все прочие запахи, но где-то на самой грани восприятия дрожала тонкая сладкая линия. Кровь. В зале пахло свежей кровью.

Машина выросла из дымной завесы неожиданно, как гора из тумана — мрачный, в три человеческих роста, колосс, укрытый чёрным брезентом. Верхушка исполинского устройства терялась где-то под потолком. С одной стороны брезент сполз, и из-под него выглядывал глянцевито блестящий металлический бок. Между кабелей, протянувшихся к Машине и от неё, блестела вода.

Джи обогнул Машину. Пульт управления, всегда горевший синим индикатором готовности, был мёртв. Не светились и диоды многочисленных аккумуляторов, составленных в блоки и укреплённых на железных стеллажах.

И два белых огонька, всегда смотревшие на Машину, словно пара немых внимательных глаз, тоже погасли.

Джи бросился к стеллажам — туда, где в огромном корпусе-ячейке, тесно прижатые друг к другу, стояли две капсулы с Наблюдателями. Нога скользнула по мокрому полу, угодив во что-то вязко-липкое — и, ещё не видя капсул, Джи уже знал, что это не вода.

Двойная железная сетка, за которой стояли капсулы, торчала рваными клочьями. Оплавленные края съёжились, с них свисали на тонких ниточках шарики застывшего металла.

Военный лазер. Здесь поработали боевым «красным лучом»…

Блоки питания обеих капсул превратились в лохмотья. Там, где когда-то выступали аккуратные овальные выпуклости энергоёмких элементов, теперь зияли уродливые чёрные дыры. Полусферы из пуленепробиваемого стекла были вырезаны, и за ними, там, где раньше виднелись мягко подсвеченные лица дремлющих Наблюдателей, царила настороженная тьма.

Джи поднял с пола горящую деревяшку и поднёс к капсулам.

Они оба всё ещё были там — Торбьёрн №4 и Элла №9. Он — в левой капсуле, она — в правой, и только по этому — и по надписям над полусферами — можно было опознать их. Лица обоих превратились в выжженные провалы, и остро, едко воняло горелым мясом и палёными волосами. Густая субстанция медленно вытекала из разбитых коконов.

Джи отступил, опуская импровизированный факел. К горлу подкатил горький тошнотный ком. Он много раз предлагал Мастеру вскрыть капсулы и подключить обоих Наблюдателей к системам ИПЖ. Предлагал показать их ребятам из отдела Ставски или знакомому нейрохирургу, надёжному парню, который скорее откусил бы себе язык, чем начал болтать им, — если Торбьёрн и Элла находились в искусственной коме, их можно было попытаться из неё вывести. Мастер отнекивался. Говорил, что это рискованно. Что до сих пор полностью не разобрался в том, как устроены капсулы. Что их питающие элементы дают гораздо больше энергии, чем любые известные на данный момент источники, что он использует эти элементы для работы Машины…

Джи пнул змеящийся кабель. Горящая деревяшка упала в растёкшуюся по полу лужу, зашипела, распространяя удушливый дым. Обмякшие тела в капсулах белели в полумраке, словно два огромных опарыша.

Обойдя капсулы, окончательно ставшие гробами для их обитателей, Джи медленно двинулся вдоль глухой стены логова. Кто бы ни поработал здесь — он пришёл не затем, чтобы украсть. Он пришёл разрушать, ломать и уничтожать. Он пришёл убивать.

Запах крови становился всё ощутимее. Несмотря на сгустившийся дым, от которого слезились глаза и щипало ноздри, Джи ясно улавливал в воздухе дразнящую карамельно-солёную ноту. «Сфинкс» подрагивал в руке — верный пёс, идущий по следу вместе с хозяином.

Но этот след мог привести как к жертве, так и к хищнику.

Это был просто запах крови. Она могла принадлежать кому угодно — напавшим на Мастера, или самому Мастеру, или одному из тех безродных бродяг, которыми кишит южная окраина. Никакой разницы. Никакой связи со своим Младшим Джи никогда не испытывал. Однажды он спас жизнь маленькому человеку в очках, взяв с того слово доработать Машину — Машину, которая могла вернуть его к Ли. На этом связь исчерпывалась.

Кровь пахла просто кровью.

И бурая, подёрнутая плёнкой лужица на старом бетоне щекотала нос обычным запахом железа и жжёного сахара.

Жаль. Иначе можно было бы не пачкать руки.

Джи присел. От бурой лужи тянулась широкая смазанная полоса. Тело протащили волоком метра два, дальше след обрывался. К бетону прилип окровавленный кусок старой рогожи.

Быстро коснувшись лужи, Джи лизнул измазанный в крови палец.

…Алый луч… Стеклянные брызги капсул… Щуплая фигурка, очкастое лицо, зализанные назад блестящие волосы…

Джи вскочил и бросился вглубь логова.

Мастер лежал там — возле одной из запертых дверей, полузасыпанный обломками пластмассы и битым стеклом. Осколки со звоном посыпались со старого сюртука, когда Джи приподнял голову своего Младшего.

В полумраке лицо Мастера казалось маской — побелевшие губы, тёмные тени вокруг глубоко запавших глаз. Обшлага рукавов будто вымазали мелом — но, присмотревшись, Джи понял, что это единственная часть сюртука, не ставшая чёрной от крови.

Джи опустил пистолет и активировал SMP. «Помощник» моргнул зелёной линией принятого звонка, в воздухе повисла голограммка громкой связи.

— Айван, — отрывисто бросил Джи, наклоняясь к груди Мастера, — ты нужен мне сейчас.

Глава 4

Лицо Ставски, обычно непроницаемое, перекосилось, едва он вошёл в логово.

— Ну и местечко, — Айван цокнул языком, пробираясь вслед за Джи мимо обломков, — ты что, решил заняться дауншифтингом?

— Принёс? — перебил его Джи, обходя капсулы по широкой дуге.

— Принёс, — Айван поднял повыше руку с SMP, из корпуса которого бил яркий неширокий луч, — не спеши. Тут сам чёрт ногу сломит.

Джи заставил себя замедлить шаг. Серый сумрак логова отчётливо просматривался безо всякого освещения, и фонарик Айвана только бил по глазам. Казалось, от звонка до приезда Ставски прошёл целый день, хотя наручный «помощник» бесстрастно отсчитал немногим больше часа. Подожжённый лазером хлам почти выгорел, остались лишь редкие огоньки. Джи раскрыл все двери, какие смог, чтобы выветрить дым, и по разрушенному залу гулял сырой сквозняк. Айван ёжился в тонкой куртке, косо поглядывал на голые руки Джи и короткие рукава его рубашки-поло, заляпанной бурыми пятнами.

— Сюда.

До того, как Мастер облюбовал покинутое здание, вместо логова здесь была череда одинаковых кабинетов. Мастер снёс перегородки, превратив кабинеты в один просторный зал, немедленно приволок сюда Машину и завалил свободное пространство кучей электронного хлама. Единственная глухая стена, примыкавшая к правому полуразрушенному крылу дома, почти вся была скрыта стеллажами с энергоносителями. Вечно гудящий генератор, подпитывающий батареи Машины, замолк, и в зале царила неприятная тишина.

В стене угнездился овальный люк, служивший, похоже, в лучшие времена частью переборки в субмарине. Рядом с люком кренился вбок тяжеленный допотопный электрошкаф, кое-как отодвинутый в сторону.

Джи набрал комбинацию кнопок на тускло светящейся панели справа от люка и с усилием повернул массивный стальной рычаг.

— Заходи. И ничему не удивляйся.

Айван шагнул внутрь. Джи, пропустив его, вошёл следом и запер люк.

На лице учёного гримаса отвращения сменилась неподдельным восторгом, едва вспыхнул свет.

— Это ведь… Это ведь Dynamics, да? — щурясь и вертя головой, спросил он.

— Нет, — Джи нетерпеливо махнул рукой, — Dynamics — это мы. Пошли, нам вниз.

Диодные точки, отмечавшие ступеньки, мягко вспыхивали и гасли. Узкая лестница круто забирала в сторону.

— Мы продали им патент на замкнутую систему, — Джи оглянулся на замешкавшегося Айвана, — у тебя ещё будет время всё тут рассмотреть. Поверь мне.

Ступеньки закончились, и стены раздались в стороны, открывая просторный овальный зал. Белые панели на стенах мягко светились, превращая помещение в огромную перламутровую раковину.

Только вместо жемчужины в центре этой раковины лежал маленький некрасивый человек в разбитых очках и с волосами, слипшимися от крови.

Ставски замер на пороге, его расширенные глаза не мигая уставились на Мастера.

— Айван! — Джи скрипнул зубами, — давай сюда!

Учёный приблизился, на его лбу выступила блестящая испарина. То и дело оглядываясь, он набрал пару команд на своём SMP.

В двух шагах от Ставски воздух задрожал, наливаясь синевой. Голубое овальное пятно размером с чайный поднос выросло в метре над полом. Внутри пятна смутно угадывались очертания чего-то тёмного.

Ставски поднялся, отодвигаясь от бесчувственного тела, и сунул руку в пятно.

— Три дозы, — сообщил он, извлекая крохотные ампулки с коричневатой жидкостью. Ампулки стеклянно позвякивали в его ладони.

— Я просил настоящую! — сквозь зубы проговорил Джи, — «феррита» у меня полно.

— Но не в «маторе», да? — Айван кивнул на браслет с помпой, по-прежнему обнимающий руку Джи. — Это для тебя.

Ставски бросил Джи ампулы. «Феррит» оказался ледяным, будто только что из холодильного куба.

— А это — для твоего друга.

Учёный извлёк из пятна два объёмистых пакета, похожих на прозрачные подушки. Внутри тягуче переливалась бурая масса.

— Помоги мне.

Джи сунул ампулы в карман рубашки и взял у Ставски пакеты. Тот вынул из голубого марева длинную пластиковую трубку с иглой на конце.

— Всё, — Ставски смахнул какую-то иконку на тыльной стороне ладони, и пятно, подрожав ещё секунду, исчезло. — Я влез в запасники нашего отдела. По головке не погладят.

— Скажешь, что это для опытов, — Джи уже стоял на коленях около Мастера и разматывал пластиковую «макаронину».

— На меня уже косо смотрят, — заметил Айван и сам покосился на «Сфинкс» за ремнём брюк Джи.

Мастер даже не вздрогнул, когда тонкая игла вошла в его вену. Джи отвернул вентиль, и по трубке нехотя потекла густая масса.

— Может, скажешь, что здесь произошло? — спросил Айван.

— Я не знаю, — Джи смотрел, как грудь Мастера медленно-медленно — едва заметно — поднимается и опускается.

— А это? — Ставски повёл рукой вокруг, — откуда это? Слушай, я всё понимаю… — учёный зябко поёжился, — но весь мир гудит о том, как Dynamics строит свою замкнутую систему — а тут она уже работает!

— Забудь про Dynamics, — перебил Джи, — я же сказал, мы продали им патент. Они работают по нашим схемам.

— Ну а у вас они откуда? — не унимался Ставски, — не пойми меня превратно, Джи, я ценю твою помощь, без неё я бы никогда не продвинулся так далеко, но… Ты приносишь мне вещи, которые ещё не должны существовать. И простая радиометрика показывает, что этим вещам уже сотни лет. Как это может быть?

Джи поднялся. Рука привычно потянулась к нагрудному карману. Звякнуло стекло. Джи вынул ампулку, вщелкнул в приёмник помпы. Холодный «феррит» иглистой волной прокатился по телу. Мастер лежал неподвижно — маленький, нескладный, словно ещё больше съёжившийся посреди просторной комнаты. Наполненные свежей кровью пакеты рядом с ним издевательски напоминали бархатные подушки-думки.

— Я бы не удивился, принеси ты мне хоть святой Грааль, — продолжал Айван, — я знаю, жизнь вашего вида теоретически бесконечна, но это… У тебя что, припрятана машина времени?

— Припрятана, — усмехнулся Джи. Перед глазами вспыхнули очертания колосса с десятками обвивающих его змей-проводов. Только она не работает.

Работает… Работает…

Мастер вдруг закашлялся. Забыв о Ставски, Джи бросился к нему. Наклонился — дыхание Младшего обожгло кожу.

— Она… работает, — на губах Мастера, запёкшихся сухой коркой, обозначилось подобие улыбки, — я решил… дилемму Машины.

***

— Это оказалось… проще, намного проще, чем мы думали…

Голос Мастера, обычно громкий и гулкий, совсем не вязавшийся с тщедушным тельцем, теперь напоминал шелест лёгкого бриза в листве.

— Если твоё авто… застрянет в грязи, ты можешь сколько угодно жать на газ… колёса зароются только глубже, — из груди Мастера вырвался скрипучий смешок, — но стоит появиться хорошему внедорожнику… он тебя выдернет… Главное, приложить достаточно сил… Это как… как с гравитацией… есть барьер, и его нужно… преодолеть…

Джи нагнулся к лицу Мастера, ловя каждое слово.

— Я провёл расчёты… — хриплый, булькающий кашель, — и нашёл… барьер Машины.

— Что за барьер? — Джи сжал кулаки, — Мастер?

Мастер со свистом втянул воздух.

— Младший! Какой барьер?

— Барьер… — белые губы шевельнулись, холодное дыхание овеяло щёку, — который нужно перешагнуть… и контролировать… для снятия ограничений на пробой пространства-времени…

— Какой?

— Очень… очень высокий.

Маленький человек замолчал.

— Мастер!

Даже сквозь старый толстый джемпер плечи Мастера были ледяными.

— Мастер, очнись! Младший!

Голова с сальными волосами безвольно моталась, но глаза под стёклами в сетке трещин оставались закрытыми.

— Младший!..

— Хватит!

Твёрдые пальцы стиснули плечо, заставляя развернуться. Рука дёрнулась для удара, но глаза встретили спокойный взгляд Ставски.

— Хватит.

Джи разжал кулак. Поднялся. Брюки, бурые от крови, холодно облепили колени.

— Айван, я тебе доверяю. Останься с ним. Я достану ещё…

— Ты что, с ума сошёл? — учёный наклонился над Мастером, — он же еле дышит! Подгоняй «Шкоду», повезём его сами — в эту глухомань ни одна медбригада не поедет.

— Мы никуда его не повезём. Айван, ты отличный хирург. И лучший биомеханик в городе. Я найду всё, что нужно — тебе придётся заняться им здесь.

— Я достаточно изучаю ваш вид, чтобы знать наверняка, — с неожиданной жёсткостью перебил его Айван, — в твоего Младшего стреляли. У него несколько пуль в лёгком и один бог знает, во что превратилось всё, что ниже. Если отправить его на хирургический стол прямо сейчас — он, возможно, и выживет. Возможно.

Джи молча взглянул на него. По лицу учёного пробежала тень.

— Я не спрашиваю, в какое дерьмо вы вляпались на этот раз, — уже спокойнее продолжил Ставски, — но не учи меня делать мою работу. Хочешь, чтобы твой Младший выжил — вези его в мой институт. У нас…

— Нет.

Учёный моргнул.

— Нет?.. — уголок его рта дёрнулся.

— Он останется здесь.

Джи тряхнул запястьем. Пробудившийся SMP мигнул белым индикатором.

— Запись. Айван, диктуй — всё, что тебе будет нужно.

Глаза Ставски превратились в две узкие тёмные щели.

— Ты хотя бы скажешь, почему это делаешь?

Джи молча смотрел на учёного.

Ставски вздохнул. И начал перечислять.

Глава 5

Замок люка оглушительно щёлкнул за спиной. Тёмный зал казался мёртвым, воняло гарью и мокрым железом. Джи набрал кодовую комбинацию, и на панели вспыхнул зелёный огонёк. Тяжеленный электрошкаф вернулся на место, заслоняя люк и панель, и снова стало тихо. Только где-то в этой тёмной тишине медленно и монотонно падали капли.

— Крошка, дай связь с умником, — попросил Джи, поднеся запястье к губам. Промозглый холод дождливого вечера наконец начал пробираться под рубашку, как будто ждал своей очереди на внимание Джи. Озябшие руки покрылись гусиной кожей и мелко подрагивали — отсвет дисплея SMP прыгал по обгорелым обломкам.

— Не могу установить связь, — отозвался наручный «помощник».

Ну и дыра. Айван был прав.

— Продолжай пробовать.

В коридоре гулял ветер. Распахнутая настежь входная дверь билась о стену, рассыпая бетонную крошку и щепки. Снаружи начинался настоящий ураган — сквозь дверной проём виднелись согнувшиеся редкие деревца, рассеянные по усыпанному хламом двору. Ветер нёс сорванные листья.

Джи прислонился к стене. Обернулся на чёрный тоннель коридора, будто надеясь, что №4 и №9, взявшись за руки, дружно появятся перед ним, и он сможет наконец-то взглянуть им в глаза.

Не сможет.

Они погибли, так и не открыв глаз.

Ледяная волна вдруг прокатилась по телу, отдавшись колкой болью в кончиках пальцев. Они погибли. Погибли раз и навсегда, окончательно. Они не возродятся. Они оба так и останутся лежать там, и у них больше нет лиц, в которые он мог бы взглянуть — только чёрные выжженные лазером провалы.

Они — Наблюдатели — не рекомбинируются, как Кван.

И — как он?..

Порыв ветра оглушительно впечатал дверь в косяк. Джи вздрогнул, рука дёрнулась к «Сфинксу» за ремнём брюк. На пальцах темнели мокрые чёрные пятна. Кровь Мастера.

Мгновение Джи ещё медлил.

На вкус она показалась горькой, но это была всего лишь примесь грязи и старого мазута, покрывавшего рычаг люка и осевшего на ладонях.

…Три тёмных фигуры… Вспышка — одна, за ней другая… Искры, огонь, удушливый дым… Боль.

Брызги света. Короткие ксеноновые сполохи. Чёрная вязь на белой коже — «Создатели Бога».

«Те, кто явился сюда, пришли убивать не меня — они пришли убивать человека…»

Создатели Бога. Опять. В последнем разговоре Мастер упоминал о евразиатских хакерах и каких-то совершенно феерических кражах электроники, за которые эти хакеры якобы были ответственны. Его Младший сунулся в дип веб. Влез туда, куда не стоило влезать, не подумав трижды, и натоптал там грязными сапогами. И вот результат.

Создатели Бога.

Джи сплюнул и вышел под дождь.

— Есть связь, — сообщил SMP, когда Джи, пригибаясь под косыми струями ливня, захлопнул дверцу «Шкоды».

— Соединяй.

Джи отбросил со лба мокрые волосы. За шиворот тут же потекло. Машина включила обогрев, с приборной панели подуло тёплым воздухом.

— Ну что там? — поторопил Джи, выруливая на трассу.

— Прошу прощения, но система «умного дома» не отвечает на мои запросы, — если бы Крошка получила апгрейд в виде расширения псевдо-эмоциональных надстроек, в её голосе бы точно прозвучала обескураженность, — сигнал хороший, но я не получаю ответа.

— Что эта железяка там чудит? — фары «Шкоды» вспугивали темноту. Индикатор заряда батарей упал в оранжевую зону.

— Я распознаю интонации, характерные для риторического вопроса, — отозвался SMP.

— Забудь, — полоса огней вырастала на горизонте, — стучись к умнику, пока он не соизволит среагировать.

Огни набухали, распускаясь мокрыми цветами. Дождь по-прежнему лупил по стёклам. «Шкоду» потряхивало — ветер разошёлся не на шутку. Джи сбросил скорость; дорога блестела в ксеноновом свете бесконечной слепящей лентой.

Пришедшие за Мастером не знали, кого встретят. Они ожидали увидеть подобного себе — трусливого скрытного человечка, привыкшего говорить кодом, а не словами. Они думали, что всё пройдёт быстро, что им даже не придётся пачкать руки. Что за них всё сделает «умный дом», ведь так просто взломать стандартные протоколы и заставить дом включить газ. И чиркнуть автоподжигом плиты.

Вот только в доме Мастера не оказалось умника. Не оказалось и плиты, а газа в этой развалюхе отродясь не было. Не было ничего, кроме маленького очкарика, который почему-то отказался умирать…

Джи стиснул руль. Их было трое, когда они вошли, и двое — когда вышли. Они забрали один труп и решили, что оставили позади другой. Мелкие сошки, не привыкшие убивать. Не умеющие смотреть в лицо и в то же время жать на спуск — либо то, либо другое. Мастер прикончил одного из них, прежде чем у двоих оставшихся хватило духу ответить. Кровь, разлитая на полу, многое сказала. Младший был прав: его вылазка в дип веб не пришлось по вкусу банде, величающей себя Создателями Бога. Правда, явившихся по его душу сосунков вряд ли можно было счесть достойными такого звания — как и Безымянная, они были лишь первой ступенькой, расходным материалом, мясом, получившим команду от мозга и не знающим, где этот мозг и каков он.

Они проникли на старый законсервированный военный склад, вынесли оттуда боевые лазеры и какое-то древнее огнестрельное дерьмо и решили, что всё могут. Но когда человек перед тобой складывается пополам и вопит — о контрольном в голову как-то забываешь.

И это их промах. Мастер будет жить. Замкнутая система после активации совершенно безопасна и полностью защищена. Не зря Dynamics так гонялись за этим патентом — абсолютная автономия, какая не снилась даже китайским мейнфреймам Тяньбай. Зацикленная на себя, самоподдерживающаяся — теоретически — неограниченное время. Цикл можно прервать только изнутри. Самое безопасное место, не подверженное взлому, не обнаруживаемое радарами. Поэтому Айвану придётся сделать всё необходимое на месте, прежде чем Джи активирует систему, оставив Младшего в ней.

Мастер будет жить.

Но сначала придётся повозиться.

***

Дорвей, конечно, был открыт. «Приёмные часы: 09 АМ — 06 РМ», машинально прочёл Джи, толкая дверь. Потёртая табличка с надписью из мелких диодов, утопленных в тускловатую пластиковую оплётку, висела для людей.

Отличное место, если срочно нужно напомнить себе, что ты не человек.

Круглый холл пах хлоркой и озоном. Оставляя мокрые следы на чистых плитках, Джи миновал пустующие кожаные диваны вдоль стен и покинутую стойку администратора. В вазе на стойке склонил голову одинокий пион.

Единственная дверь, ведущая из холла вглубь дорвея, со щелчком открылась, стоило встроенным в коробку сканерам считать данные с сетчатки Джи. Миниатюрные камеры слежения помаргивали инфракрасными глазками. Молчаливый патруль скупо освещённого коридора.

Если бы по ночам здесь сидела охрана, вряд ли удалось бы пройти так быстро — «против» нашёлся бы добрый десяток аргументов, начиная от перепачканных кровью брюк и заканчивая очертаниями полицейского пистолета под насквозь мокрой рубашкой. Но охрана работает только днём, а её энтузиазм полыхает ровно до момента появления на сканере зелёного значка. После этого ребята в форме ненадолго прозревают и цепляются исключительно к людям. Любой из «детей ночи» имеет право беспрепятственно пройти в дорвей в любое время суток. Пройти и получить всё, что ему нужно — за исключением одного: тех самых людей. За людьми приходится выстраиваться в очередь.

— Крошка, — Джи шевельнул запястьем, — что там с умником?

— Я всё ещё не получаю отклика на мои запросы.

— Последнее обновление ему не прошло на пользу, — пробормотал Джи, останавливаясь перед дверью с табличкой «Хранилище».

Но червячок сомнения уже закрался в душу. Умник, конечно, был самовлюблённым мудаком, но даже его запредельное чванство не могло обойти основные протоколы. Он должен был отвечать на запросы хозяйского SMP. Обязан был. И если умник молчит…

— Пожалуйста, подойдите для сканирования.

Джи придвинулся к встроенному справа от двери блоку распознавания, машинально коснулся выпуклой сенсорной пластины. Палец кольнуло.

— Благодарю вас, можете пройти, — замок щёлкнул, — добро пожаловать в хранилище.

Внутри, как обычно, холод стоял собачий. Столбик электронного термометра на стенке задумчиво застыл на середине синей зоны. Изо рта вырывались облачка влажного пара.

Обхватив себя за плечи, Джи торопливо миновал стеллажи, где в бесчисленных ячейках дремали скромные пробирки и ампулки с пометкой «Для обр. и экстр.». Рядами потянулись стеклянные шкафы с «ферритом», тускло подсвеченные ультрафиолетом. Сквозь защитные фильтрующие дверцы сиреневый свет выглядел густо-синим. Тело начинала бить дрожь. Промозглая ночь снаружи уже казалась чем-то сродни тёплой кровати с шерстяным пледом.

Нужное нашлось за шкафами — открытые холодильные установки с аккуратно разложенными пластиковыми пакетами-«подушками». В пакетах колыхалась масса цвета варёной свёклы. «0(I)Rh-», сообщали ярлычки на пакетах. На стойку холодильника кто-то наклеил самодельный стикер.

«Взамен однажды взятого приходит пустота».

— Крошка, открой «матор».

Перед Джи тут же расползлось бледно светящееся голубое пятно. Расширилось, будто свечение распирало его изнутри.

Джи взял первый пакет и бросил в пятно, которое поглотило его с едва слышным шелестом.

— Сколько у меня там ещё места?

— По моим подсчётам, вы можете загрузить предметы общим объёмом до восьмидесяти кубических метров, — откликнулся SMP.

— Отлично.

«Взамен однажды взятого приходит пустота».

Следующий пакет отправился за своим предшественником.

***

Когда Джи покинул хранилище («спасибо за визит, надеюсь, вы нашли то, что искали»), запасы резус-отрицательной «нулёвки» на полках уменьшились на добрых полсотни литров. Потом придётся отчитываться. Восполнять недостачу. Возвращать — так или иначе — то, что взял. Потом. Когда жизнь Младшего будет вне опасности.

Младший выживет. Он обязан выжить — потому что их разговор о барьере Машины ещё не окончен.

На подзарядной станции, куда пришлось завернуть, магазина не оказалось. Зато нашёлся портативный доставщик — раскрашенный в фирменные зелёно-синие тона ящик моргал индикатором готовности сквозь запылённое стекло крохотного сервисного здания.

— Зарядить — до — полного? — поинтересовался автомат.

— Половину.

Достаточно, чтобы промотнуться по городу, взять нужное и вернуться к Мастеру. Айван выдал внушительный список, и кое-что из этого так просто не достать. Но старые знакомства порой открывают новые двери.

— Пожалуйста — оплатите — процедуру.

Джи махнул перед терминалом кредиткой и вернулся к сервисному зданию. Электронный чек, присланный на SMP, разблокировал замок. Добро пожаловать в конуру.

Доставщик принадлежал «E-I-S Material Mobility», о чём возвещал их дурацкий непропорциональный орёл с ухмылкой маньяка. Самая бесстыдная наценка, а ассортимент как везде. Поговаривали, «E-I-S» использует китайские хранилища товаров — аренда дешевле, и на разнице наварить можно больше.

Джи полистал каталог — сенсорный дисплей доставщика барахлил, но худо-бедно разглядеть вещи позволял. Выбрав куртку из искусственно выращенной кожи, Джи с отвращением вдавил кредитку в щель допотопного контактного терминала. Ощущение, что его только что ограбили, не проходило.

— Благодарим — вас — за — выбор — и — ай — эс, — прохрипел динамик, — пожалуйста, получите ваш заказ.

Дверца под дисплеем с лязгом открылась, и Джи выудил куртку, ещё окутанную голубоватыми призрачными сполохами остаточного свечения «матора». Кожанка противно поскрипывала.

Надо было закинуть в своё хранилище пару шмоток. Тогда не пришлось бы трястись от холода и хватать первую попавшуюся дрянную куртку.

— Уведомляю вас о том, что вернуть неподошедшую вещь вы можете в течение пяти минут с момента её получения, — бубнил доставщик, — для этого просто положите вещь внутрь терминала, закройте дверцу и нажмите «Возврат».

Джи слегка пнул дверь ногой, но та осталась открытой — в таких аппаратах доводчики всегда ломаются первыми.

Жалобный красный огонёк «Шкоды» мерцал возле зарядной станции. Половина — это минимум полчаса. Почему он не позаботился о том, чтобы подключить аккумуляторы мобиля к домашней сети на день? Воткнуть кабель — две секунды дела. Эти две секунды сэкономили бы ему полчаса. Полчаса, которые Мастер может и не протянуть. Две секунды ничто даже для человека. Но две секунды ценой в жизнь — это много, очень много…

— …средства будут возвращены после проверки сданной вещи…

Захлопнутая дверца с лязгом отскочила и заскрипела, раскачиваясь. Зев терминала чернел беззубым ртом; психопат-орёл скалился с глянцевитого бока доставщика, а его трёхмерный собрат возник на дисплее и теперь крутился, самовлюблённо демонстрируя плохо отрисованные куцые крылья.

Прокатный мобиль доедет сюда только через четверть часа. Такси — через десять минут. Но в прокатках — программный ограничитель скорости, в такси — неотключаемый автопилот. А, значит, машина будет тащиться, соблюдая положенные сорок, и встревать в каждую пробку, которую увидит на своём пути. Он доберётся до Брайтона в лучшем случае к рассвету…

Две секунды. Лень, глупость, забывчивость. Мелкие делишки. Вот то, что на самом деле убивает — не войны, не пули, не ядерные взрывы. Это только следствия. Забыл отвернуть вентиль в блоке охлаждения. Не счёл нужным просчитать последствия слов. Поленился воткнуть зарядный кабель в домашнюю сеть…

— В случае принятия удовлетворительного решения…

Кулак врезался в плоского орла, ломая его идиотскую ухмылку — ещё раз и ещё, пока дешёвое железо не прогнулось, и клюв орла не оказался прямо над его ногами. Цифровой близнец наконец перестал паясничать — за разбежавшимися по дисплею трещинами замелькали радужные полосы. Сорванная с петель дверца, визжа, проскребла по полу.

— …вы получите всю сумму обратно, — прохрипел доставщик и умолк.

— Я купил вашу сраную куртку, — Джи пнул автомат напоследок и вышел на улицу — к «Шкоде», просяще-красный индикатор которой грустно помаргивал в тусклом свете терминала.

Глава 6

— Признаться, я удивлена — обычно это я звоню тебе, чтобы напомнить о своём существовании, а не наоборот.

— Сесил, мне нужна твоя помощь.

— Вот как? — голографическое лицо вытянулось в гримасе притворного удивления, — это уж совсем сюрприз. Что произошло, Гудвин?

— Это не дистанционный разговор, — Джи свернул на Флатбуш-авеню, — я буду у тебя через пять минут. И не зови меня так.

— Как скажешь, — если тонкие изогнутые брови и нахмурились, то лишь едва заметно.

Голограмма исчезла. Огни Брайтона мелькали за стёклами «Шкоды». Развязка на мост, всегда плотно забитая днём, сейчас была девственно-чиста. Словно ливень смыл с моста все машины, не успевшие убраться вовремя.

Джи выкрутил руль, въезжая на развязку. «Шкода» притормозила.

— Эй, в чём дело?

Мобиль плавно вкатился на мост и помчался по прямому, как взлётная полоса, асфальтовому настилу, набирая скорость. Джи отпустил газ, но машина и не подумала замедлиться.

— Отключить автопилот!

«Шкода» неслась по пустому мосту, не сбавляя хода. «Внимание! Вы нарушаете скоростной режим!», вспыхнуло на лобовом стекле.

— Отключить!

Педаль тормоза плавно ушла в пол. Стрелка спидометра, дрожа, скакнула к сотне.

«Внимание! Вы нарушаете…»

— Ублюдки!

Мокрая дорога размылась в одну тёмную полосу. Пустую — но впереди, там, где мост переходил в улицу, уже горели жадные красные фонари стоп-сигналов…

Джи толкнул дверь. Летящий навстречу асфальт размазался, искривился, заслоняя перспективу, ударил в плечо и бок, завертелся, меняя местами землю и небо, вспыхнул белым цветом, взорвался далёким скрежетом металла… и наконец застыл, разгладившись — холодный, плоский, ровный.

Мелкие капли падали на матовую серую поверхность, обдавая лицо брызгами. Где-то пахло гарью и мокрой резиной. Снова начинался дождь.

Пошевелиться удалось лишь со второй попытки. Ограждение моста дрожало и двоилось перед глазами, далеко внизу глухо плескала вода.

Уцепившись за стальную решётку, Джи сел. Запрокинул гудящую голову. По лицу текло — то ли дождь, то ли кровь. То ли всё вместе.

— Крошка… — он прокашлялся, — Крошка, набери Сесил.

SMP молчал. Джи скосил глаза влево — кожаный ремешок по-прежнему удерживал на запястье искорёженный корпус «помощника». Осколок закалённого стекла, звякнув, отвалился с разбитого дисплея.

Ударопрочный, значит. Ну-ну.

Оглушительный вой сирены заставил поспешить. В полусотне метров слева за маревом дождя полыхал огромный железный костёр — всё, что осталось от бедной «Шкоды». Полиция уже здесь — пора убираться, пока мост не закрыли.

Запахнув куртку, Джи кое-как выпрямился и побрёл вдоль парапета. В груди ныло, при каждом шаге болью отдавался левый бок, встретившийся с перилами моста. Умник бы наверняка развопился. И влил в кофе порядочную порцию виски, в ванну — какой-нибудь нехитрый анестетик, а дверца холодильника с «ферритом» — сто к одному — оказалась бы «случайно» приоткрытой… Заботливая мамаша. Но, кажется, на этот раз мамаша оставила свой автомат в кладовке. А в дом забрался кто-то большой и злобный… иначе как объяснить молчание умника? И как, дьявол их всех раздери, объяснить отказ систем «Шкоды»?

Вокруг догорающей машины суетились полицейские. Держась противоположной стороны моста, Джи наклонил голову и сунул руки в карманы, надеясь, что со стороны выглядит обычным припозднившимся олд-йоркцем, так некстати угодившим под дождь.

Капот «Шкоды» превратился в спрессованный металлолом. Лёгкий мобиль смяло, как осенний листок под ботинком, когда «Шкода» встретилась со стоящей впереди фурой. «E-I-S Express». Джи усмехнулся. Совпадений не бывает…

От удара фуру сдвинуло вперёд, и передние колёса застыли точно за стоп-линией. Один из массивных аккумуляторов «Шкоды», сорванный с креплений под днищем, валялся рядом с корпусом.

Щуплый мужичок в форменной жилетке «Экспресса» размахивал руками, порываясь сунуться к полыхающей машине.

— …стоял на красном, — донеслось до Джи, — и тут эта сзади…

Джи ускорил шаг, косясь на полицейских. Те уже перекрыли обе полосы. Издалека донёсся визг пожарных сирен.

«E-I-S Express» всегда опаздывает.

***

— Я не могу беспокоить наших жильцов в такой час!

— Она ждёт меня.

— Если она вас ждёт, почему бы вам самому не позвонить ей?

Джи скрипнул зубами. Пожилая дама за стеклом демонстративно отвернулась к вазе с ирисами. С величайшей осторожностью вынула поникший букет и водворила на его место свежий. На фиолетовых лепестках дрожали серебряные капли.

Через три дня лепестки пожухнут, и всё повторится.

Через три года эта суровая дама пожухнет окончательно, и на её место придёт кто-то посвежее. Рокировка. Господь, играющий в шахматы с Дьяволом. Люди приходят и уходят. Меняются как цветы в вазе.

Джи прислонился к стене. В голове шумело. Он постучал по стеклу.

На лице обернувшейся дамы написалось крайнее недовольство.

— Вы ещё здесь? Я же сказала…

— Позвоните ей, — Джи поднял руку с болтающимися на ремешке остатками SMP, — или дайте позвонить мне!

— Я здесь, чтобы беречь покой жильцов, — заявила старуха.

— Ну так берегите! — Джи ударил по стеклу, — наберите чёртов номер чёртовой квартиры, или я перебужу весь этот грёбаный дом!

Дама выпучила глаза и, поджав губы, коснулась консоли внутренней связи.

— Я прошу прощения за звонок в столь позднее время…

Лицо дамы вытянулось. Щёлкнул замок, стеклянная панель отъехала в сторону, впуская Джи в вестибюль. Он шагнул в душноватое тепло и двинулся к лифтам, игнорируя косые взгляды хранительницы покоя.

Дверь в студию была распахнута настежь. Хозяйка в сером нитяном свитере стояла, прислонившись к косяку, и её лицо медленно вытягивалось — совсем как у дамы внизу.

— Страх и ужас, на кого ты похож!

— Привет, Сес. Я тоже рад тебя видеть.

— Заходи быстрей, — Сесил подвинулась. Джи прошёл мимо, вдохнув её запах — имбирного шампуня, сладких духов и чая из лепестков роз.

Огромная студия, как всегда, была завалена чертежами, плакатами, распечатками, какими-то схемами, обрывками приглашений, визитками и ещё чёрт знает чем.

— Как ты здесь хоть что-то находишь, — Джи смахнул с кресла клочки какой-то листовки и сел,— там, внизу — что это вообще было?

— Извини за Надю — её иногда заносит, — Сесил пожала плечами, — я люблю старину — консьержки, домофоны… всё это так олдскульно и по-своему мило. Ну и в конце концов — должен же кто-то давать работу таким как она. Выпьешь?

— Спасибо, — Джи потёр лоб — от душного тёплого воздуха студии голова гудела всё сильнее, — Сес, у меня срочное дело.

— Настолько срочное, что мы не можем пропустить по стаканчику? — она отвернулась к встроенному бару, — в честь встречи.

— Ты должна мне помочь.

— Правда? — в зелёных глазах Сесил, подошедшей с двумя бокалами рейнского, плясали бесенята, — ну, как скажешь, Великий и Ужасный.

— Сесил.

— Хорошо, хорошо! — она шутливо подняла руки с бокалами, — так что ты хочешь?

— Оборудование, — Джи наморщил лоб, вспоминая погибший вместе с SMP список Айвана, — клеточный материал. Слушай внимательно…

Сесил притихла. Её крупные, слегка навыкате глаза превратились в два огромных зелёных омута, подёрнутых дымкой. Когда Джи закончил говорить, Сес молча подала ему бокал.

— Когда?

— Прямо сейчас, — Джи машинально бросил взгляд на мёртвый SMP, — мне нужен доступ в «матор» твоей клиники с правом извлечения всего перечисленного.

— Хорошо, — Сесил помолчала. Отбросила назад копну идеально прямых пепельных волос. — Но ты знаешь, что я попрошу взамен.

— Сесил…

— Нет.

Дымка превратилась в лёд. Сесил пригубила вино и поставила бокал на кофейный столик рядом с вазой, полной искусственных орхидей.

— Моё имя стоит в графе «генеральный директор», — она взяла вазу и рукавом свитера стёрла пыль с желтоватых пластиковых лепестков, — но я тоже отчитываюсь — отчитываюсь перед нашими спонсорами, перед партнёрами, поставщиками и инвесторами, — с вазой в руках Сесил остановилась напротив Джи, — как, по-твоему, они отреагируют, когда услышат, что экспериментальное оборудование для нашей лаборатории ушло неведомо куда? Что клетки, выращенные для пациентов, слились в неизвестном направлении? Что придётся отменить исследования, отложить запланированные операции? Ты хоть понимаешь, о чём меня просишь?!

Она замолчала. Грудь под мешковатым свитером тяжело вздымалась. В вырезе блестели бусинки пота.

— Баш на баш, — закончила Сесил, ставя вазу, — если это будет концом моей карьеры, я должна получить достойную компенсацию.

Она наклонилась за своим бокалом. Бусинки шевельнулись, скатились по коже и застыли в складке мелкой морщинки.

Пока ещё мелкой.

Как цветы в вазе.

— Я это сделаю, — он перевёл взгляд на орхидеи. Неживые. Неживые и вечные.

— Конечно, сделаешь, — Сесил улыбнулась — по-кошачьи, приподняв уголки рта так, что стали видны аккуратные ровные клыки, — иначе я превращу твою жизнь в ад, Гудвин.

— Через полчаса, — Джи поставил нетронутый бокал и поднялся, — и мне понадобится твой мобиль.

***

Знакомый сержант с квадратным лицом откровенно злорадствовал.

— Мы с вами второй раз за сегодня встречаемся, — он хмыкнул, — я даже со своей девушкой вижусь реже. Не хотите объяснить, в чём дело?

— Мне жаль вашу девушку, — Джи захлопнул дверцу «Приуса», — что здесь произошло?

— Мы получили сигнал о взломе, — сержант равнодушно пожал плечами, как будто взлом умника был совершенно обыденным делом — чем-то сродни походу в булочную, — одновременно поступил вызов в шорхэмскую пожарную часть.

Джи проследил за взглядом стража порядка. В дыму, окутавшем то, что с утра было двухэтажным коттеджем, угадывались очертания автоцистерны. Моргал синий проблесковый маячок, где-то глухо переговаривались сквозь шум дождя и гул насосов.

— Мамаша забыла автомат… — пробормотал Джи.

— Что?

— Ничего. Мне нужно попасть в дом, сержант.

Полицейский критически оглядел Джи.

— А где вы были, когда это произошло?

— Где я был — моё личное дело, — Джи шагнул к полицейскому, — или вы думаете, что я намеренно устроил всю эту чехарду в собственном доме? Сержант, не нужно мерить всех своей меркой. Особенно тех, кто даже не является людьми.

Не обращая больше внимания на полицейского, Джи миновал подъездную дорожку, исполосованную следами колёс, обогнул пожарную цистерну и вошёл в дом.

Внутри было не продохнуть. Дым плотной завесой заволакивал весь первый этаж. Прикрывая рот и нос рукавом, Джи обогнул чёрные остовы мебели и сбежал по лестнице в полуподвал.

Сейф оказался цел. С дешёвого гобелена, прикрывавшего дверцу вмонтированного в стену хранилища, сыпался пепел. Сейф даже не пытались взломать — все содержимое лежало на месте. Джи вынул из железного нутра дубликат SMP и подцепил на ремешок вместо разбитого. Склянка «феррита» отправилась в приёмник уцелевшей помпы, по-прежнему обнимающей предплечье.

Всё.

Джи захлопнул дверцу сейфа и вышел из погружённого в дым дома.

Сесил не подвела. Подключившись к «матору» её клиники и бегло пролистав список предметов, доступных для извлечения, Джи кивнул своим мыслям. Она сдержала слово. А он ничего не забыл — сверившись со списком Айвана, скачанным из резервной копии в облаке, Джи завёл старомодный «Приус» и направился к южной промзоне. Впрочем, даже забудь он что-нибудь из этого перечня — достаточно было бы набрать Сесил, наплевав на три часа ночи, и продиктовать упущенное. Она у него на крючке. Или он у неё — как посмотреть.

Но она выполнила свою часть сделки. Значит, и ему придётся выполнить свою. Рано или поздно.

— …сэр. Кто-то имеет на вас большой зуб.

Нога дёрнулась, «Приус» вильнул в сторону.

— Умник?

— Я всё ещё жив, сэр, — донеслось из динамика SMP, — хотя кто-то приложил большие усилия, чтобы это исправить.

— Чёртов хитрый ублюдок, — вполголоса произнёс Джи, улыбаясь помимо воли, — как ты уцелел? И что за хрень творится, может, ты мне объяснишь?

— С удовольствием, сэр, — умник на секунду умолк и продолжил:

— Я говорю с вами на защищённой частоте, но не исключаю, что нас могут прослушивать. После того, как я провёл анализ голосового паттерна по вашей просьбе, через сорок шесть минут и три секунды мои системы зафиксировали резкий скачок напряжения в подсети…

Умник выровнял напряжение, но скачок повторился. Ещё и ещё раз, с большей амплитудой.

— Они действовали обычно — через перегрузку, — рассказывал умник, — стандартные протоколы в таких случаях будут последовательно стабилизировать напряжение, пока уровень скачка не достигнет такого, с которым система не справится.

Поняв, что его пытаются сломать, умник сымитировал «смерть», отключив питание всех приборов и сигнализации, разорвав связь с SMP и обрубив все текущие процессы. Дом погрузился в темноту.

— Я чувствовал, как они запустили щупальца, — голос умника оставался ровным, — эти ребята, кем бы они ни были, не собирались грабануть дом или закидать его «молотовыми». Они влезли в мою систему и подхватили управление.

Щупальца были явно рассчитаны на обычный регламент, и они не затронули перепрошитые протоколы «личности» умника.

— Я видел всё, что они заставляли меня делать. Это как оставаться в сознании, когда тебя насилуют, — умник сделал паузу, — простите за дом, сэр. Они вынудили меня поджечь его.

— Я знаю, — Джи поморщился — утешать ИИ ему ещё не приходилось, — ты помог нам обойтись малой кровью. Хорошо, что не стал сопротивляться. Иначе они могли что-то заподозрить. Узнал что-нибудь о взломщиках?

— Нет, сэр, — голос умника был полон страдания, — я не рискнул проявить инициативу и попытаться отследить их сигнал или идентифицировать источник. Вряд ли это много бы дало, но они могли заметить. Я просто пассивно наблюдал. И исполнял их команды. К счастью, они убрались быстро.

Так.

Значит, взломщики точно знали, куда бить. Через сорок с небольшим минут после звонка Мастера их щупальца были в Шорхэме. Быстро, чётко, профессионально и — трусливо. Напугать и сбежать. Так же, как сбежали из логова Мастера.

Они отследили адресата звонка и запустили щупальца к нему, едва унеся ноги из промзоны. К тому моменту их осталось двое — третий удобрил своей кровушкой бетонный пол логова. Жаль, что его кровь так мало рассказала. Уцелевшие крысы могли засесть где угодно — хоть в соседнем подвале, хоть на Лонг-бич.

И отказавшее управление «Шкоды» — наверняка тоже дело тех же самых рук.

Его пытались напугать. Предупредить, что не стоит лезть туда, где нарисованы череп и кости. Предупредить жёстко и однозначно. Возможно, даже убить — если повезёт. Но не запачкать руки.

— Крысёныши, — прошипел Джи сквозь зубы, — крысёныши под крысиным богом…

«Приус» въехал в промзону.

Мокрая зелёная сетка облепила полуразрушенное крыло дома, похожая в сером сумраке на грязную тину. Дождь кончился, сырой воздух застыл в безветрии.

Внутри дома Мастера висел стойкий запах мокрой гари. Под ноги то и дело попадались обломки, хрустели, ломаясь, в гулкой тишине логова. Громада Машины застыла бесформенной массой в центре. Там, за ней, за её чёрным непроницаемым каркасом, двое его собратьев. Два мертвеца.

Искусственный цветок не увянет, но его можно сломать.

Сдвинув электрошкаф, прикрывающий люк, Джи помедлил — поколебался всего секунду. Пальцы быстро пробежали по консоли.

— Айван! — крик заметался среди стерильно-белых стен. Диодные точки на ступеньках бешено мелькали. — Айван!

Учёный стоял на коленях возле Мастера. Обернулся — усталое строгое лицо, хмурая складка меж бровей.

— Он… — голос сорвался.

— Жив, — угрюмо ответил Айван, — пока — жив. Принёс?

Джи кивнул, открывая «матор». Голубое пятно задрожало в сантиметре от пола.

— Хорошо, — без улыбки проговорил Айван, — давай начинать.

Глава 7

Перламутровая «раковина» замкнутой системы по-прежнему мягко светилась. Диодные панели под колпаками из пластика. Диоды потребляют очень мало энергии, а установленные за ними рассеиватели позволяют получать больше света при меньшем количестве ламп…

— Пинцет сюда, зажми. Ретрактор. Держи. Мне нужно, чтобы края не сходились…

Молочно-белый свет переливался бесчисленными тонами алого. Джи зажмурился. Серая плитка пола стала багровой, превратившись в полотно свихнувшегося абстракциониста. Кровь. Много крови. Разводы на полу. Брызги на перламутровых стенах, на пластике, на куртке, на коже…

Жемчужина разбита, и её раковина в крови.

Джи прикусил губу, уставившись на диодную панель.

Свет белый. Белый. Белый.

Просто вокруг слишком много красного.

 — Шей, — донёсся голос Айвана.

Ставски, в маске и перчатках по локоть, командовал полуавтоматическим ассистентом — раскоряченный на опорах хирургический модуль, как паук, нависал над телом Мастера, распростёртым на одноразовом сдвижном столе. За металлической тушей модуля, которую пришлось доставать из «матора» по частям, почти не просматривалась аппаратура ИПЖ и две стойки с лотками инструментов.

Зато капельница с бурым мешком была видна отчётливо.

Джи отвернулся.

Это тянется уже четыре часа. И сколько ещё продлится, неизвестно. Но Мастер жив, Мастер — или то существо, что выйдет из-под скальпелей Ставски и робота-хирурга — будет жить… здесь.

Пока он не найдёт тех, кто сунулся в логово, Мастер останется в замкнутой системе.

Сидя на полу, Джи краем глаза наблюдал за Айваном. Когда всё закончится, учёный будет снова гнуть свою линию. Настаивать, что систему не нужно активировать, что Мастера нельзя оставлять без присмотра, что после таких сложных вмешательств необходимо наблюдение — как приживаются клетки, не отторгает ли организм импланты, есть ли положительная динамика… Да плевать, что пациент не человек! И что в капельнице у него не физраствор. Что значит — оставим здесь?!

Пол был едва-едва тёплым. Джи приложил ладонь к гладкой плитке. Еле заметные стыки — тончайшие линии в долю миллиметра — расчерчивали покрытие. Там, внизу, под плитками, под раздвижными панелями, — сердце, и лёгкие, и все прочие органы системы, этого квазиживого сооружения, которое лишь на первый взгляд кажется пустым и голым.

Глядя на спину Айвана, Джи мысленно согласился с ним. Как только система запустится, у неё появится цель. Одна-единственная: поддерживать жизненные функции обитателя. И у системы для выполнения этой задачи есть всё необходимое. Огромное количество многофункциональных, гибко перестраивающихся приборов, по сравнению с которыми «волшебная коллекция» Ставски кажется детской игрушкой. Это сооружение — абсолютная автономия и абсолютная защита. И его можно было бы назвать чудом, если бы не одно «но».

Для полноценного функционирования системе нужна обратная связь от обитателя.

Джи поёрзал на жёстком полу. Где-то внутри глухо шевельнулась боль — последствия встречи с железным ограждением будут отзываться ещё долго.

Система не может сделать Мастеру переливание крови. Не может даже обработать антисептиком простой порез, если ей никто не даст команду. Организм системы — так для простоты звал его Мастер — это сложнейший комплекс устройств-«комбайнов», способных взаимно дополнять друг друга, сливаться и разделяться, образуя теоретически бесконечное число новых функциональных форм. Но сами по себе эти формы — лишь подспорья, машины, выполняющие одну из заложенных в них программ. Чем-то похоже на стволовые клетки. Джи снова покосился на Айвана.

Каждому инструменту присвоена ограниченная степень свободы. Да, в совокупности эти машины способны практически на всё — но им нужен координирующий центр. Блок управления. Мозг, принимающий решения за них.

Творение Мастера не может работать без человека. Намеренно ли маленький очкарик ввёл такое ограничение, было ли это следствием недоработки, ошибки или незавершённости — об этом знал только он сам.

У Мастера ушло без малого две сотни лет, чтобы построить работающую систему — и большую часть этого времени он ждал, когда наука и техника дадут ему возможность реализовать базовые принципы. Те принципы, которые он вычленил, изучая капсулы Наблюдателей.

— Эти штуки, — говорил он, похлопывая желтоватым пальцем по гладким бокам капсул, — созданы для одного — не дать тем ребятам внутри окочуриться. У железных коробок прелюбопытный источник энергии. Тут ведь в чём фишка… Пока обитатели капсул живы, энергоёмкие элементы получают подпитку. Небольшую — но строго эквивалентную расходу. Я замерил некоторые показатели… — тут Мастер обычно пускался в пространные технические рассуждения, которые Джи пропускал мимо ушей, — теоретически эта штука может работать бесконечно долго. Разница между потреблением и накоплением энергии минимальна. Я не знаю, что за сопли, в которых эти ребята плавают, но очевидно одно: система замкнута сама на себя…

Он понял многое почти сразу — промозглым ноябрьским вечером, подняв всклокоченную голову от бумаг, вместо приветствия заявил:

— При текущей разнице потребления и накопления система проработает ещё как минимум девять умноженное на десять в седьмой степени часов, прежде чем разрыв станет критическим и…

— И что? — равнодушно спросил тогда Джи, бросая на стол газету.

— И у системы не хватит ресурсов для поддержания жизнедеятельности, — Мастер поправил очки и потянулся за новой свечой, чтобы зажечь её от угасающего огарка.

Его торжествующее лицо с всклокоченной шевелюрой, освещённое блёклыми оранжевыми отблесками, врезалось в память. Мастер ликовал. Как любой учёный, он видел лишь объект своего интереса и совершенно не замечал происходящего вокруг. Отгремела Первая мировая война, и его открытие никому не могло пригодиться. Но ему было плевать. Газета с крупным заголовком «Версальский договор подписан», так и не развёрнутая, затерялась под грудой набросанных сверху заметок.

Подземный город остался логовом Мастера вплоть до Второй мировой, когда авианалеты вынудили обоих бежать, бросив и Машину, и капсулы, а бывшее обиталище превратив в убежище для сотен перепуганных людей. Они оставили свои находки за наглухо запертой стальной дверью, надеясь, что толща земли убережёт их от бомб. Пока они бежали, оставив за спиной ослепший и оглохший город, Мастер прижимал к сердцу самое дорогое — пожелтевшую кипу листков, исчёрканных таблицами показаний амперметра.

Они рассказали о капсулах лишь одному человеку. Как он воспользовался этими знаниями, да и воспользовался ли вообще — осталось неизвестным. Теоретик, как и Мастер, увлечённый новыми идеями и совершенно не заботящийся об их коммерциализации — это роднило двоих учёных, но Джи, при всём уважении к гению обоих, не мог не скрежетать зубами.

— Ты можешь вычислить, как долго эти источники энергии уже функционируют? — поинтересовался Джи, когда восторги Мастера утихли.

— Если принять за исходную точку момент, когда потребление и накопление были равны, и учесть имеющуюся на данный момент разницу… — Мастер почесал нос, — получится простое уравнение, и, зная скорость возрастания разницы… Я мог бы, но…

— Но?

— Когда я подключил Машину к капсулам, возможно, какая-то часть запасённой энергии была израсходована, — Младший снял очки и начал смущённо полировать стёкла, — я не знаю, какая, и не знаю, была ли вообще… Ну… Ты же помнишь тот случай?

Джи помнил. Помнил слишком хорошо, чтобы продолжать тогда разговор. А Мастер забыл о расспросах, всецело погрузившись в дальнейшее изучение капсул.

Когда Адольф Гитлер оглашал свои «25 пунктов[2]», у Мастера уже было целостное представление о принципах работы замкнутой системы.

— Эта штука, этот… организм — биолого-механическое подобие живого существа, — пояснял Мастер, расхаживая перед грудой кабелей, изоляторов, кожухов и распределителей, на взгляд Джи больше всего напоминавших сборище разнокалиберного хлама с ближайшей помойки, — важен принцип… Представь себе Землю, сжатую до размеров небольшой квартиры. Вода испаряется и конденсируется в дождь. Углекислый газ, выдыхаемый человеком, перерабатывается растениями в кислород. Отходы удобряют землю, чтобы дать жизнь новым растениям, часть которых станет пищей. Эта система всё время была перед нами. Я просто дополнил её.

Не раз Джи задавался вопросом — построил бы Мастер свою систему, не маячь перед ним изо дня в день капсулы с «полуживыми», как он называл их про себя. Пришла бы ему в голову мысль о восполняемом — теоретически бесконечно — источнике энергии? И о Земле в миниатюре, рассчитанной на двигающихся и мыслящих существ, а не на плавающие в киселе квази-трупы?

После Войны двух сетей, когда впервые со времён Карибского кризиса замаячила реальная опасность ядерной атаки, изобретение Мастера оказалось востребованным. Продав патент на урезанную версию системы корпорации Dynamics, Мастер стал обладателем кругленький суммы и права на доход со всех построенных и проданных в будущем систем. Страсти вокруг Китайской Евразии ещё не улеглись, многие обитатели штатовских мегалополисов видели в китайцах потенциальных разрушителей мира, а потому в Dynamics ворохом посыпались предзаказы — на систему, которая могла помочь пережить не только ядерный взрыв, но и куда более жуткую угрозу кибер-терроризма. Глядя на людей, не снимающих SMP днём и ночью, видящих мир через очки виртуальной реальности, моделирующих сны в мозговых имплантах, людей, в чьих телах стали было больше, чем плоти, Джи понимал: угроза ядерной войны отошла на второй план. В мире людей-киборгов все угрозы отныне — с приставкой «кибер-».

И система Мастера, обещавшая полную автономию, отлично вписалась в эту картину.

— Если ты внутри, — говорил Мастер, — то ты — бактерия в желудке. Полезная и необходимая бактерия. Система будет поддерживать микроклимат, обеспечивать тебя теплом, светом, водой и воздухом. Она даже может поджарить тебе яичницу и сварганить неплохой коктейль из того, что вырастит на своих грядках. Но она не примет за тебя решений. Её двигатель — это твои команды.

Система — как и Земля — не спасёт Мастера, если тот будет без сознания. Она сможет лишь проанализировать его состояние и отрегулировать уровень кислорода и влаги в воздухе. Но от этого Мастеру станет разве что комфортней умирать.

И это всё усложняет.

Джи бросил взгляд на SMP. Дисплей, подёрнутый той же отвратительно-розовой дымкой, что и всё вокруг, показывал девять утра. Снаружи уже рассвело, но освещение «спящей» системы оставалось независимым от времени суток.

— Ещё пять оксибата, — донёсся усталый голос Айвана.

Мастер жив… Джи сжал виски ладонями. Невероятно. Этот хлюпик-очкарик, этот хилый, мелкий, худосочный затворник, так и не пожелавший назвать своё имя… Когда Джи встретил его, Мастер стоял одной ногой в могиле — чахотка прикончила бы его самое большее через полгода. Но очкарик плевать хотел на чахотку. Как будто точно знал — он не умрёт, пока сам не захочет.

И оказался прав.

Мастер посмеялся в лицо болезни, когда Джи сделал его своим Младшим. Исцеление, восстановление, вечная — в теории — жизнь… Потому сейчас введены квоты на обращение; потому каждое прошение рассматривается со всей тщательностью, и потому многие заявители не доживают до вынесения решений.

И прекрасно — иначе человечество стало бы толпой безумцев.

А Мастер… Мастер обхитрил Жницу дважды в один день: заполучив отсрочку длиной в столетия и спасшись от пули Ю-Кван. Джи поморщился. «Пуля Шрёдингера» портила ему жизнь всё это время. Безумная Ю утверждала, что спустила крючок револьвера, но всё случившееся потом тонуло в дыму — как буквальном, от взрыва Машины, так и аллегорическом, вызванном шоком. Воспоминания Ю являли собой хаос, и даже по её крови сложно было что-либо прочесть. После того памятного сочельника Джи притащил китаянку к себе домой в Ипсвич и почти месяц пытался из неё хоть что-то выудить. В конце концов Ю, на хрупком тельце которой живого места не осталось от порезов, взбунтовалась и заявила, что не собирается больше это терпеть, и что Джи может катиться к чёрту, с которым у него явно больше общего, чем с ней. Джи, к тому времени обалдевший от количества бессвязных обрывков в её памяти, не возражал.

Зато Ю позволила себя исследовать. Целый год она прожила в логове Мастера, как только тот обосновался в Нью-Йорке.

Целый год прошёл безрезультатно.

— Структура её тканей отличается от нашей, — Мастер отодвинул микроскоп, — и от человеческой тоже. Причём что интересно — кожа, ногти, волосы — всё такое же. А вот мышцы и связки… Там какие-то особенные клетки. Сдаётся мне, эта дамочка может горы свернуть. И это — не будучи нашей сестрёнкой. Понимаешь меня?

— Как это возможно? — хмуро спросил Джи.

— А вот этого я тебе не скажу. Я не биолог и не антрополог. Да и никто не скажет, наверное. Пока что.

Джи кивнул. Клетка. Железная клетка с дверцей, сломанной голыми руками.

Ничего ценного не добились они и при изучении рекомбинации. Ю позволила им убить себя трижды. Но всё, что смог сказать Мастер — «она каким-то образом собирает себя заново». Джи подавил желание переколотить бесполезные приборы Младшего. Ждать, снова ждать. Может быть, через десять, двадцать или двести лет станет возможно исследовать образцы тканей лучше, глубже и точнее. Может быть, найдутся люди, заслуживающие доверия. Может быть…

— Три кубика натрия. Следи за давлением.

Джи вынырнул из воспоминаний. Да, такой человек нашёлся. Готовый без вопросов приехать ночью в глухомань и часами ковыряться в полутрупе, спасая совершенно чужую полузнакомую не-жизнь.

Но даже ему, Айвану Ставски, известному работами по физиологии гемозависимых и совместимости стандартных имплантов с тканями последних, Джи не мог доверить свою дилемму.

И сейчас, подавляя желание протирать горящие глаза, чтобы убрать ненавистную алую плёнку, Джи надеялся, что Мастер в очередной раз натянет нос Костлявой. Иначе… Если он возродится — у Айвана появится множество вопросов.

Но раз рекомбинация не сработала до сих пор — значит ли это, что Мастер не унаследовал её от Джи потому, что она не передаётся? Или потому, что наследовать было нечего?

Или просто потому, что прежде чем ожить — нужно умереть.

Глава 8

— После настоящего бума, шокировавшего туроператоров и уже окрещённого «североманией», Исландия и Гренландия вновь в центре событий. Строительные компании получают крупные заказы на поставки цемента, песка, теплоизоляции и других материалов на территории этих стран. По официальным данным, которые нам удалось получить у представителей компаний и в министерствах развития обоих государств, заказчиками выступают различные предприятия малого и среднего бизнеса. Сфера деятельности этих предприятий весьма обширна — от производства алюминиевых изделий до добычи биткоинов. Каждая компания предоставила подробные проекты будущих построек и согласовала их с чиновниками и экологами. Удивителен лишь тот факт, что такое количество строек было начато одновременно — это первый подобный случай в истории обеих стран. Имеем ли мы дело с продолжающимся ростом интереса к северным территориям? Или «северомания» — не что иное как закономерное движение человечества в те области, где ещё осталась свободная и чистая земля? К другим новостям…

— Всё.

Ставски отвернулся от стола и оттянул вниз маску. Выключенный робот-хирург завис, растопырив лапы, как засохший паук. Груда пакетов с кровью в дальнем углу напоминала гигантских бурых личинок.

Бледный до синевы, с тёмными кругами под глазами, Айван недвусмысленно взглянул на SMP Джи, где бормочущую телеведущую сменил молчаливый электронный циферблат.

— Хочешь, чтобы я занялся тобой?

— Нет, — Джи поднялся, — как он?

— Можешь пойти взглянуть, — Айван стянул перчатки и бросил их под ноги, — на сегодня я его спас.

На то, чтобы преодолеть полдюжины метров до ложа Мастера, ушли оставшиеся силы. Внутри что-то перевернулось и ухнуло вниз.

Младший, казалось, стал ещё меньше. Белая кожа на цыплячьих плечах покрылась вязью мелких сосудов. Голову обтягивал нелепый чепчик, и осунувшееся лицо с закрытыми глазами без привычной брони очков было удивительно беззащитным. Костлявая грудь под простынёй едва заметно вздымалась.

— Мне пришлось заменить ему лёгкое, — донёсся как сквозь вату голос Айвана, — пуристы будут не в восторге. Он на ИПЖ — пока не очнётся и не научится дышать сам. Его сердце работает нормально, ткани восстановятся, но кое-где пришлось всё же воспользоваться подсаженными клетками. Предполагаю, это ускорит регенерацию, создав для родных клеток ситуацию активной…

— Он придёт в себя?

— Человек на его месте уже умер бы, — Айван сел на пол, — если он очнётся сейчас, то сможет только кричать от боли. На всё нужно время. Много времени. Ему понадобится постоянное наблюдение и уход. И много крови.

Очки Мастера, брошенные в один из лотков, покрылись мелкими алыми каплями. Через стекло бежала кривая трещина. Джи поднял очки, протёр рукавом, аккуратно сложил дужки.

— Айван, ты можешь дать прогноз?

— Ничего я не могу дать, — Ставски почесал в затылке, взлохмачивая волосы, — первые две недели это будет сплошной кризис. А дальше он либо поправится, либо умрёт. Всё.

— Так, — Джи пристроил очки у изголовья Мастера, — у тебя ручки не найдётся?

Учёный похлопал себя по карманам.

— Нет, а зачем…

Джи оказался рядом раньше, чем Айван успел договорить. Быстрый захват, рывок — и учёный обмяк. Джи аккуратно разжал пальцы Ставски, успевшие стиснуть его руку, и уложил податливое тело на пол. Операция и бессонная ночь вымотали учёного, и он даже не пытался сопротивляться.

Джи быстро обшарил карманы Ставски, но ничего похожего на ручку и впрямь не нашлось. Взгляд упал на окровавленные инструменты в лотках.

«Айван. Когда придёшь в себя, не паникуй. У тебя будет всё необходимое. Система самовозобновляется и восстанавливается. Бери всё что потребуется и изучай что захочешь. Береги Мастера. Я вверяю тебе его жизнь (и дарю шанс получить Мировую премию за исследования в области физиологии «детей ночи»). Не пытайся взломать систему — ты всё равно не сможешь выбраться. Связи ни с кем тоже не будет. Я предупрежу, чтобы тебя не искали. Как остановить цикл и вскрыть систему — знает мой Младший. В твоих интересах его выходить. Кроме тебя это никому не под силу».

Буквы слегка расплылись, стекая по гладкому пластику бурыми капельками. Джи бросил в лоток перемазанный кровью зонд и наклонился к Ставски. Сердце бешено колотилось — три удара на каждую пульсацию жилки на шее учёного.

Айван ничего не узнает. Не заметит… Даже не заподозрит…

Нет.

Джи выпрямился. Нажал одну из мягко светящихся панелей и задал на контрольной консоли минутный обратный отсчёт.

Если хочешь, чтобы кто-то оставался твоим другом, — никогда не заглядывай к нему в душу.

Тебе может очень не понравиться то, что ты там увидишь.

***

Джи захлопнул за собой люк. В ушах ещё звенел металлический голос, отсчитывающий секунды до запуска системы. Древний электрошкаф маячил в темноте нелепым обелиском. Джи пнул его — к звону в ушах прибавился гул металла. Маскировать люк теперь нет смысла. Кто бы его ни открыл, по ту сторону он обнаружит только тёмную комнатушку с глухой кирпичной стеной. И ничего больше.

Джи обвёл взглядом логово Мастера — молчаливые груды, остовы сгоревших приборов, колючие зубы обломков. Чёрная глухая тишина. Как будто ничего не изменилось за прошедшие столетия. Жизнь многолика и носит разные маски. Но там, откуда жизнь ушла, всё и всегда выглядит одинаково.

Чьё-то прерывистое дыхание коснулось слуха. Джи шагнул в темноту — под ногой хрустнул обломок, и бродячий пёс, напуганный шумом, шарахнулся мимо к двери.

— Крошка, свет.

SMP послушно включил фонарик.

Нельзя оставлять их здесь. Логово не сегодня-завтра станет пристанищем маргиналов, но если и нет — бродячие псы здесь точно обоснуются. Тощие и злобные, трусливые — и оттого ещё более злобные. И охочие до мяса.

Бесформенная туша Машины замаячила впереди. Джи приложил ладонь к её холодному боку. Даже если от аппарата и останется что-то, Мастеру придётся немало потрудиться, чтобы снова наладить и запустить Машину. Чтобы её сердце вновь забилось, ускоряясь и ускоряя ход времени.

Джи обогнул корпус Машины. Белый луч фонаря растёкся по капсулам.

Они были пусты.

***

— … временное явление. «Поводов для беспокойства нет», сообщили в пресс-службе Погодного управления. По словам секретаря управления, перебои в ответах HAARP’ов являются следствием замены ряда принимающих антенн и легко устранимы. «Это штатная ситуация. Мы полностью держим происходящее под контролем. Действительно, в настоящий момент наш персонал работает в условиях частых задержек ответных сигналов, но мы планируем нормализовать связь с комплексами уже в ближайшие дни», конец цитаты. Комментарии руководителя проекта HAARP господина Яо Мейсона получить не удалось…

SMP умолк — трансляция записанного репортажа окончилась. Корпус «помощника» налился мягким сумрачным светом готовности. На мокром стекле повисло отражение, разбиваемое каплями дождя.

«Приус» стоял. Распахнутые ворота перед домом Мастера давным-давно вросли в землю. Сидя в машине, Джи смотрел, как бежит вода по ржавым стойкам.

Дождь смывает все следы. Если они и были, конечно.

№4 и №9. Где они? Кому понадобилось забирать их тела? Вокруг капсул — ни крови, ни ошмётков, ни следов возни. Это не псы и не каннибалы. Но кто и зачем?

Джи положил руки на руль. Пора ехать. В голове шумело. Нестерпимо хотелось спать — просто спать, без снов. Забыться. Джи закатал левый рукав и нащупал совершенно целый браслет-помпу.

— Учись, Крошка, — хмыкнул он, открывая «матор», — вот где ударопрочность.

Свежая капсулка «феррита» отправилась по назначению. Голубое пятно открытого хранилища дрожало над пустым пассажирским сиденьем. Джи молча смотрел на мерцающую плёнку. Пальцы сами собой сжались, ладонь ощутила холодок кованого серебра и гладкое тепло отполированного дерева.

Там. Все они там — их вещи в его хранилище, их образы в его памяти. Прошлое, которого не вернуть. Будущее, ещё не наставшее.

Ставски утверждает, что до таких технологий человечество ещё не доросло.

Джи смахнул иконку на дисплее SMP, закрывая «матор».

Будущее Ли ещё не настало. А прошлое… прошлое прошло. Мастер должен заставить шестерёнки Машины вращаться. И пусть они крутятся только в одном направлении.

Жить ли воспоминаниями или будущими грёзами… Что выберешь ты?

— Есть новости от Акамары? — наконец спросил Джи, — о взрыве в «Морган Плаза».

— Прошло две трансляции. Длительность полторы и ноль целых сорок пять сотых минуты. Включить воспроизведение?

— Давай, — вздохнул Джи, заводя «Приус».

***

Ничего интересного «Акамара» не сообщил. Те логи, что ему удалось вскрыть, в основном дублировали друг друга. Полицейские отчёты же отличались удивительной беспомощностью — не знаем, предполагаем, ведётся расследование…

Позаимствованный у Сесил мобиль тем временем докатил до Шорхэма. Местный молл уже работал — фасад переливался неоном, из наружных динамиков наигрывало что-то безлико-электронное. Джи бросил «Приус» на стоянке и поспешил внутрь под моросящим дождём.

— Оружие — запрещено, — проскрипел сканер-турникет, — пожалуйста — сдайте — оружие.

Джи ругнулся про себя, но привлекать внимание не хотелось. «Сфинкс» улёгся в ячейку хранения в обмен на электронный ключ, и турникет довольно звякнул, пропуская гостя.

Ближайший магазин одежды отыскался в двух шагах. Единственным живым существом внутри оказался скучающий продавец, притаившийся среди стоек со шмотками.

Если владельцы молла опасаются, что какой-нибудь псих с оружием может устроить здесь массовую стрельбу, им сначала следует позаботиться о посетителях — иначе бедный псих попросту не найдёт себе мишеней.

Выбор вещей оказался ожидаемо паршивым, но кое-что подходящее всё же нашлось. Стоя в тесной примерочной, Джи с отвращением стянул мокрую куртку и рубашку-поло, пропитанную потом пополам с кровью.

Слева на рёбрах красовался багрово-лиловый бесформенный синяк — память о приятной встрече с мостовым ограждением. Бледную кожу испещряли царапины и ссадины. Тяжёлый SMP на запястье и серебристая ленточка инъектора смотрелись чужеродными предметами — слишком аккуратными и чистыми. Джи кое-как пригладил всё ещё влажные от дождя волосы и накинул новую рубашку.

Так-то лучше.

Блеск точечных светильников резал глаза, многократно отражаясь в зеркале. Морщась, Джи застегнул рубашку, сменил вконец измятые брюки на свеженькие «Levi’s». Серебристое стекло послушно повторяло его движения — быстрые, экономные, но вместе с тем неуловимо плавные, словно нарочито растянутые. Как будто совершающий их может двигаться стократ быстрее, но специально замедляется, чтобы этого не показать. Один из немногих признаков, по которым можно опознать «дитя ночи». Грация гепарда, ежесекундно готового к прыжку.

Продавец всё так же скучал на кассе, но при виде Джи подобрался.

— На размер больше есть? — Джи передал ему куртку. Парень принял её так, будто это была не вещь, а раскалённый булыжник, и немедленно унёсся, не сказав ни слова.

Неприставучий персонал — отличная маркетинговая тактика.

Джи успел пройти через рамку оплаты и дождаться, пока сканер учтёт всё купленное, когда вернулся продавец.

— Вот, — куртка аккуратно легла на кассу ярлычком вверх. Джи сверил метку, отсканировал код и махнул кредиткой. Терминал проскрипел что-то утвердительное, но вместо пакета выплюнул пустоту.

— Упакуйте, пожалуйста, — Джи повернулся к продавцу, держа в руках стопку одежды.

— Я… — глаза парня забегали, — сейчас, минутку…

Откуда-то из карманов форменных штанов он выудил пакет. Джи протянул стопку шмоток, готовясь сгрузить её в пластиковый мешок, но продавец вдруг отдёрнул руки.

— Нет! Положите… Положите, пожалуйста, вещи.

Трясущийся палец указал на стол.

— В чём дело? — Джи бросил покупки на полированную крышку.

— Я… Нам запрещено брать оплаченный товар из рук клиентов, — продавец суетливо шуршал пластиком, — я сейчас…

Не глядя на Джи, он поспешно сложил всё купленное и поставил пакет на стол. Спохватился, расправил ручки.

— Вот, — выдохнул парень.

Джи молча взял пакет и посмотрел на продавца. Мелкая испарина на лбу, бегающие глаза, готовый вырваться вздох облегчения — через секунду, когда этот человек — нет, не-человек — уйдёт…

На какой-то миг их взгляды встретились. Парень моргнул, приоткрыл рот. Сглотнул — шумно, судорожно.

— Я… Я просто работаю здесь! — вдруг всхлипнул он.

— Да работай на здоровье, — Джи пожал плечами и зашагал к выходу. В спину ему неслись противные шмыганья носом.

Молл от дома отделяла всего пара кварталов. В сером свете дождливого дня дом выглядел жалко — закопчённые стены, чёрные выгоревшие провалы окон, просевшая крыша.

— Умник? — не выходя из машины, Джи вызвал домашний ИИ через мессенджер SMP, — слышишь меня?

— Ваш голос греет слух и наполняет мою душу гармонией, — незамедлительно откликнулся дом.

— У тебя нет души, — Джи усмехнулся.

— Если верить легендам — у вас тоже, — съёрничал умник.

— Давно ты записался в фольклористы? — Джи покрутил древнюю ручку, опуская стекло. Сесил выделила ему из своего немаленького автопарка самую старую и убитую машину. В салон ворвался сырой аромат дождя с хинной ноткой гари. — Что нового?

— Пожар ликвидирован, щупальцастые ребята больше не стучались, — умник не особо успешно сымитировал звук пожатия плечами, — всё тихо.

— Тебе досталось, — Джи не спеша повёл мобиль вокруг дома, — как демон?

— Демон не обнаружен, — ИИ кашлянул, — кажется, ребята даже не пытались им интересоваться.

— Хорошо.

Про бункер под домом и хранящийся в нём спасательный модуль, прозванный демоном, до сих пор никто не знает.

— Твои системы защиты работают?

— Более-менее. Полиция поставила ещё и свой заслон. Правда, тут брать особо и нечего — разве что головешки.

— Да уж, — Джи хмыкнул, — меня не будет какое-то время. Держи защиту. Если заметишь ещё попытки взлома — ты знаешь, как меня найти.

— Конечно. И, сэр…

— Что? — «Приус» обогнул то, что осталось от дома, и двинулся прочь по улице.

— Полиция хочет поговорить с вами, сэр. Они оставили мне на этот счёт весьма подробные инструкции, — в голосе умника прорезались ехидство, — вам назвать сумму?

— Меркантильная железка, — Джи поморщился, — что на этот раз?

— Административное нарушение, — с готовностью доложил дом, — оскорбление сотрудника полиции при исполнении.

— Я доплачу столько же, чтобы макнуть его в грязь лицом ещё раз, — вращая рулём, Джи лавировал по узким улочкам Шорхэма. Юркий маленький «Приус» ловко огибал цветочные клумбы, — можешь так и передать.

— Они впаяют вам ещё какую-нибудь пакость, — помолчав, заметил дом.

— Да пошли они! — не сдержался Джи, — забыли своё место? Мы вообще должны быть вне их юрисдикции.

Умник, видимо, не нашёл что возразить. Джи раздражённо вывернул руль — «Приус» заложил вираж, едва не уйдя в занос.

Вспомнился недавний продавец в молле. Его страх, кислый, гадливый и жалкий. Презрение или подобострастие — две личины, всегда скрывающие только одно: инстинктивный животный ужас, от которого трясутся поджилки, а на лицо сама собой наползает мерзейшая ухмылка… Древний страх перед аномальностью бессмертия. Перед теми, кто ходит в ночи, кто восстаёт из могил и является непрошеным гостем, жаждущим одного — украсть живительную силу.

Тьфу.

Джи сплюнул в открытое окно.

«Дети ночи» уже сто лет как признаны ещё одним подвидом людей — наряду с вендиго, которых на планете считанные единицы. И которые приносят куда больше разрушений, чем все «дети ночи», вместе взятые. Но ни это, ни работы Ставски и других учёных не способны искоренить иррациональный ужас, подпитанный глупыми легендами.

Когда человечеству придёт конец, последней окочурится не надежда, а эти самые предрассудки — и о надежде в том числе.

***

За бортом разливалась чернильная ночь. Лайнер набрал высоту, оставив под собой оранжевые паутины мегалополисов агломерации БосВаш.

Вызовы красной нитью уходили в пустоту. Один за другим — безответные молчаливые крики.

Джи смотрел, как пульсирует на SMP линия исходящего звонка. Бусина-коммуникатор в ухе передавала протяжные стонущие ноты.

Не ответит. Зачем ей это? У неё своя — другая — жизнь. Наверняка уже не первая из множества других жизней. Какой-нибудь дом. Друзья, работа. Возможно, даже семья, для которой придумана убедительная история. Обычная жизнь, которая, как разношенный башмак, подходит всем. Беспроигрышный вариант, чья истинность заложена на генетическом уровне. Всегда лучший, всегда правильный — для тех, кто не осмеливается сделать шаг в сторону.

Воспоминаниями или грёзами…

Линия сигнала дрогнула, сжимаясь в точку. SMP моргнул — и приглушённо-серый фон дисплея заполнили огромные вишнёвые глаза.

— Да?..

***

Вино, налитое в пластиковый стаканчик, слегка подрагивало в такт болтанке — самолёт бросало в воздушные ямы. Джи пил мелкими глотками сладковатый херес, бездумно глядя в обсидиановый овал иллюминатора. Пять часов. Ещё пять часов, и он снова увидит Кван — после без малого двухсотлетней разлуки. После безумной недели в Ипсвиче. После поцелуя на мосту, холодного, как тот январский день, после сумасшедших поисков её следов в лихорадке Второй мировой — войны, которую предсказала эта хрупкая дочь Поднебесной, после года в лаборатории Мастера… После холода отточенной стали в руке и бликов нью-йоркских огней на распростёртом в бурой луже тонком теле, после распахнутых вишнёвых глаз одного цвета с каплями на ладонях — глаз бессмысленно застывших, но спустя мгновение уже живых… и полных боли.

После двух смертей, добровольно добавленных в бесконечный список. Можно ли привыкнуть умирать? И если да — то как потом научиться ценить жизнь?..

Джи отдал опустевший стаканчик стюардессе. В стекле иллюминатора дрожал призрачный двойник притушенного бортового освещения. На лицах спящих пассажиров лежали глубокие тени. Ни одного свободного места — совсем как в «Пальмовом зале» в тот бесконечно далёкий июльский вечер…

Глава 9

Без пяти восемь Пальмовый зал «Уолдорф-Астории» был полон. Дородный метрдотель в щегольском фраке, слегка суетясь, проводил Джи к столику и удалился. Крупная фигура метрдотеля, выжидающе застывшая у входа, возвышалась над сидящими как грот-мачта корабля.

За столами приглушённо говорили, пили вино, тихо посмеивались. В душноватом тёплом воздухе висело напряжение. Мужчины и дамы словно чего-то ждали. Поданные блюда стыли на тарелках — никто не притрагивался к еде.

Официант принёс бифштекс и бутылку красного. Джи вынул брегет, положил перед собой и пригубил вино.

Ровно в восемь двери распахнулись, и в Пальмовый зал шагнул человек. Все шепотки разом утихли — его появление словно разрядило невидимый конденсатор. Высокий — даже немаленький метрдотель терялся с ним рядом — и очень худой, он держался с необыкновенной грацией. Простой серый однобортный костюм с галстуком в тон подчёркивал изящество фигуры. Сопровождаемый метрдотелем, гость ни на кого не глядя прошёл к маленькому столику в углу и занял единственный стул.

Мало-помалу разговоры возобновились. Зазвякала сталь о фарфор, воздух наполнился шуршанием салфеток и стуком ножей. Слух выхватывал отдельные слова — активно обсуждалась предстоящая коронация принца Эдуарда, перед этим отложенная — впервые в истории, неслыханное дело! — на полтора месяца из-за внезапной острой болезни наследника Виктории[3].

Разрезая бифштекс, Джи поглядывал на высокого посетителя. Тот сидел к нему спиной и воздавал должное утиной грудке. Его голова с копной смоляно-чёрных волос то и дело покачивалась, будто кивая каким-то тайным мыслям. Слева от его тарелки лежала целая гора чистых салфеток — гораздо больше, чем на любом другом столе.

Бифштекс пришёлся очень кстати — толстая вырезка внутри сочилась кровью, и Джи смаковал каждый кусочек, запивая его Пино Нуар и лениво ловя обрывки видений, проносящихся в мозгу. Андриан как-то предположил, что кровь животных не приносит с собой столь же отчётливых образов, как кровь людская, из-за разницы в восприятии. Мол, то, что видит перед смертью корова, слишком невнятно, размыто и бледно, чтобы составлять какую-то ценность, и просто игнорируется. Джи тогда не стал развивать тему. Андриан говорил много странных вещей. А его навязчивый поиск убийцы Харнхейма и вовсе заставлял заподозрить, что Старший слетел с катушек на почве непреходящей скорби по убитому.

Но, может быть, в словах Андриана была доля истины.

Мелкая муха уселась на скатерть. Джи щёлкнул пальцами, сгоняя её, и отправил в рот последний кусочек вырезки. Что если всё дело в нагреве? Запекание или жарка меняют структуру кровяных клеток, разрушая хранящуюся в них информацию… Любопытный феномен. Если попробовать кровь только что убитой коровы и слегка прожаренный кусок мяса с неё же, в целях сравнения…

— Я прошу вас заменить всё!

— Но, сэр…

Джи повернул голову. Растерянный официант топтался у столика высокого.

— Сэр, это всего лишь муха…

— Я не могу — это — есть, — отчеканил высокий, — позовите мистера Петерсона!

Метрдотель уже спешил к столику.

— Мы сейчас же всё переменим, — он нетерпеливо махнул официанту, — одну минуту!

Недоеденная утка, приборы и гора салфеток отправились на поднос. Официант ретировался, метрдотель со скомканной скатертью в руках поспешил следом. Высокий сидел абсолютно спокойно, словно не могло быть более уважительной причины накрыть стол заново, чем севшая на скатерть муха.

Джи хмыкнул. Сомнений больше быть не могло.

***

Он покинул Пальмовый зал без четверти десять. Июльский вечер дышал поздней прохладой. Прогуливаясь неподалёку от «Уолдорф-Астории», Джи выжидал.

Через двадцать минут худая фигура в пиджаке появилась на крыльце отеля, спустилась по ступеням и двинулась вдоль улицы. Джи зашагал следом.

В сумерках предметы размывались, а лица теряли чёткость, становясь похожими друг на друга. Но упустить визави можно было не бояться. Он шёл неспешно, держа трость под мышкой и, казалось, не замечал ничего происходящего вокруг.

Они миновали квартал и свернули на Пятую Южную авеню. Джи ускорил шаг.

— Значит, ваш помощник был прав, — сказал он, поравнявшись со своей целью, — они действительно приходят, чтобы увидеть вас.

— Простите? — высокий остановился. На Джи глянули глаза человека, секунду назад пребывавшего в глубочайшей задумчивости, — мы знакомы?

— Только заочно. Мой… Мой друг Андриан — он отзывался о вас очень лестно, — Джи улыбнулся, даже не пытаясь протянуть руку для пожатия, — зовите меня Джи. Андриан посоветовал обратиться к вам для проведения одного… исследования.

— Вот как? — ни нотки интереса в голосе, — и что же это за исследование?

— Вы помогли моему другу узнать кое-что из его прошлого. Я прошу вас оказать мне такую же услугу.

— Мистер Джи, — в словах прозвучало раздражение того, чьи мысли явно далеки от предмета беседы, — мне жаль, но сейчас я очень занят. Быть может, вы знаете, что я разрабатываю уникальный проект. Единственный в своём роде. Всемирная телекоммуникационная система, — его голос потеплел, — она изменит нашу жизнь, мистер. И вашу тоже.

— Я видел башню. Она…

— Она прекрасна, — голубые глаза засветились изнутри, и худое лицо с высоким лбом вдруг стало не просто лицом увлечённого человека — оно стало лицом человека одухотворённого. Влекомого идеей, которая — ни больше ни меньше — перевернёт мир с ног на голову. — Мы сможем узнавать новости в любой точке планеты. Передавать сообщения и сводки, говорить друг с другом, сколько захотим. Но даже это не главное. Уорденклифф — лишь первый шаг. Когда я развернусь, кардинально изменится сам привычный уклад жизни. Моя система облегчит быт простых людей. Им больше не нужно будет тяжко трудиться на полях, не нужно будет губить зрение в полутёмных лачугах. Я дам им свет. И я дам им силу, которая возьмёт на себя всю самую тяжёлую и монотонную работу. Тысячи людей изобретут машины, которые станут использовать эту силу и направлять её на благо общества. И эта сила, — он вдруг присел и положил ладонь на тротуар, — эта сила течёт здесь.

— Никакая сила не принесёт блага, попав в неверные руки, — заметил Джи, — что если ваше изобретение станут использовать в корыстных целях?

Худое лицо помрачнело.

— Я думал об этом. В Европе неспокойно. В моей родной стране неспокойно. Именно поэтому я должен успеть закончить свой проект. Не удивлюсь, если в ближайшие годы мы окажемся на пороге войны.

— Так и будет. Более того — грядущая война запомнится как один из самых грандиозных конфликтов в истории.

— Откуда вы…

— И это может вам пригодиться — если захотите сохранить свои знания для тех, кто эту войну переживёт. Сохранить и, возможно, спасти уцелевшее человечество.

Коричневый плотный конверт лёг в машинально протянутую руку.

— Мой адрес на обороте, — Джи склонил голову, — я буду ждать. Вы не единственный, кто предвидит войну. Но я пока что единственный, кто точно может утверждать, что она будет. И кто готов — в обмен на небольшую услугу — предложить вам спасение, мистер Тесла.

***

Иногда приходится покривить душой. Но как же после этого на ней бывает гадко…

Сидя в кабинете Андриана, Джи ворошил трещащие угли в камине. Он солгал. Он не единственный, кто может предсказать войну. Точнее, единственный — не он.

И именно поэтому ему был нужен Тесла.

В распахнутое окно врывались редкие шумы ночного города. Сквозняк шевелил пыльные шторы, стряхивая с них белёсый прах.

Кван. Это она рассказала ему о войне. Сбивчиво и путано, словно пытаясь повторить плохо заученный урок. Да скорее всего так оно и было. То, что знала и помнила Кван, могло быть для неё лишь строчками из учебника. Она не участвовала в войне — ни в этой, ни в последующих. Но она помнила.

Джи бросил кочергу — та глухо стукнула о ковёр, выбив облачко пыли — и начал мерить шагами кабинет. Кван помнит что-то из того, о чём читала — до того, как согласилась участвовать в «Гнозисе». Но почему? И почему не помнит он?

Да, её воспоминания отрывочны и часто перепутаны настолько, что напоминают головоломку. Но они есть. Для Кван — как и для него — «Гнозис» это воспоминание. Это прошлое, удивительное прошлое, которое, ещё не настав, уже свершилось.

А раз так — то об этом прошлом можно попытаться разузнать.

Порыв ветра пронёсся по кабинету, сдув с книжной полки какие-то бумаги. Джи поднял листок — «Нью-Йорк Таймс» за декабрь 1900-го. Андриан не появлялся в своей квартире очень давно…

Джи присел на подоконник, разглядывая город с высоты пятого этажа. Когда три дня назад он пароходом прибыл из Лондона, то по оставленному Старшим адресу нашёл лишь записку с упоминанием Уорденклиффа. Сам Андриан исчез бесследно. Пожилой консьерж, по-видимому, был предупреждён о прибытии гостя — он выдал Джи ключ и сообщил, что тот может занимать апартаменты как угодно долго, если будет своевременно оплачивать счета. На осторожные расспросы о предыдущем жильце старик только пожимал плечами.

— Съехал, куда — не докладывал.

На всякий случай Джи заглянул в Публичную библиотеку и полистал подшивки газет за последний год. Никаких громких убийств и массовых исчезновений. Значит, Андриан не бежал, натворив дел. Он просто собрался — не спеша рассортировал в шкафу вещи, оставив ненужное висеть на плечиках, аккуратно задёрнул все шторы и написал записку, тщательно выводя каждую букву. Придавил листок изящным яшмовым пресс-папье, точно посередине. И ушёл — никому ничего не сказав.

В маленьком кабинетном баре нашлась початая бутылка шерри и коробка кубинских сигар. Андриан не курил и презрительно отзывался о «дымоглотах». Но для своего Младшего всегда приберегал что-нибудь подходящее. Точно такие же ароматные гаваны Джи не раз получал в подарок к Рождеству. Вскрывая бандероль со штемпелем сначала Мюнхена, потом Берлина, Осло, Руана, Антверпена и, наконец, Нью-Йорка, Джи знал, что увидит. Знал, что сердце снова — непроизвольно — дрогнет от этой безнадёжно-трогательной заботы. От грустной любви старшего брата к младшему. Знал, что пообещает ответить тем же, и знал, что никогда этого не сделает…

Подбросив дров в камин, Джи кое-как стёр пыль со стола и налил себе шерри. Поздний вечер веял холодом, но окно закрывать не хотелось. Пустая квартира вселяла тоску.

Где бы ни был Андриан, он, как обычно, позаботился о Младшем. И от этого почему-то становилось ещё горше.

Густая тягучая сладость обожгла нёбо. О чём говорил Старший в своём последнем письме? Он утверждал, что знает, кто убил Харнхейма. И что он знает это благодаря Тесле. Что бы ни создал эксцентричный учёный, его метод работает — Андриан получил свою правду. Всю, вплоть до имени убийцы.

«Остерегайся женщины по имени Ли Кван».

Да, но где сам Андриан? Отправился в Ипсвич разыскивать китаянку? Тогда почему не сообщил, не заехал?

Впрочем, неважно. Кван уже нет ни в Ипсвиче, ни в Британии вообще. Андриану ни за что её не найти. И рано или поздно Старший вернётся сюда…

Кван… Вишнёвые глаза цвета шерри. Он попросил её уехать вскоре после памятного Рождества в Подземном городе. Знал, что Андриан станет её искать, чтобы отомстить, и представлял, на что способен Старший, годами копивший в себе ненависть. Кван, или Ю, как она просила себя называть, не возражала.

— Всё равно, куда, — сказал ей тогда Джи, — просто покинь страну. Ты же понимаешь, я опасаюсь вовсе не того, что он может тебя убить.

— Я понимаю.

Они стояли вдвоём на Вестминстерском мосту — на том самом месте, где месяцем ранее китаянка нагнала Джи и убедила помочь ей. Как и тогда, в промозглый сумрачный день никто больше не нарушал величественного покоя широких пролётов. Тихо падал влажный снег. Дома на том берегу зажигали огоньки окон.

— Знаешь… — Кван запнулась, будто передумав продолжать, — я ведь кое-что увидела — когда коснулась одной из тех капсул. Точнее, не увидела — вспомнила.

Она зябко повела плечами, кутаясь в полушубок. Блестящие глаза смотрели вдаль — туда, где терялась в снежной пелене белёсая лента Темзы.

— Огромную гряду гор. Синих гор с вершинами до облаков. Может быть, я найду их — когда-нибудь… Я запомнила их, запомнила очень хорошо, каждый пик и каждую расщелину…

Китаянка умолкла. Снежинки ложились на чёрные пряди, выхваченные лёгким ветром из-под шляпки.

— Это всё? — спросил Джи.

— Нет. Не всё… Ещё холод. Сильный дождь, очень холодный, просто ледяной. Он так колол… будто иголками по голому телу. И голос — он говорил что-то. Про наблюдение, про нашу цель. — Кван обхватила поручни руками в перчатках, — ты ведь тоже его слышал, да?

— Я слышал.

Голос, сухая трава, каменистая почва. Жёсткий остов вскрытого кокона, осклизлый металл — всё всплывшее в памяти при виде капсул с №4 и №9 продолжало сниться ему чуть ли не каждую ночь.

— Думаешь, это был…

— Момент пробуждения, — Джи кивнул.

— И мы… Из таких же капсул…

Она не договорила. Пальцы сжали кованые перила так сильно, что, казалось, обтянувший их шёлк вот-вот лопнет на костяшках.

Джи обнял её. Прижал к себе дрожащее тельце в пушистом лисьем полушубке.

— Но мы проснулись, а они всё ещё там, все эти годы… Почему?

У него не было ответа.

Ветер кружил снег между ними. Туманил винные вишни глаз. Клал непрошеный румянец на бледные щёки.

Ветер играл снежинками, швыряя их в пропасти, сталкивая и разлучая.

Джи взял в ладони лицо Кван. Приподнял и поцеловал в раскрытые навстречу губы.

Вкус снега. Соли. Сладкой карамели. Тёплый запах розового масла.

Он думал, что Кван попросит его не исчезать. Писать, слать телеграммы — всё что угодно, лишь бы не потеряться, не порвать связь с единственным своим собратом. Но слова замёрзли на её коралловых губах. Она ничего не сказала.

Рыжий полушубок. Белое кружево на чёрных волосах.

Сколько эпох миновало с тех пор…

Стакан с шерри опустился на столешницу со стуком, разбившим тишину пустой квартиры. И тут же эхом на него откликнулся другой — настойчивый и громкий. Стучали во входную дверь.

Глава 10

— Консьерж сказал, что на днях отдал ключи гостю.

Андриан вошёл в полутёмную квартиру так, словно отлучался на пару минут в булочную. Не снимая пальто, стряхнул капли с небрежно рассыпанных по плечам волос.

— Чудовищная сырость, — буднично сказал он, проходя в кабинет, — а говорят, это у вас в Лондоне влажно.

— Разве ты не был в Лондоне?.. — машинально спросил Джи.

Старший не просто появился так же неожиданно, как и пропал — он не сделал и попытки приобнять Младшего, как всегда это делал, хотя знал, что Джи это не по нраву. Не взял за плечи, не посмотрел своим обычным пристально-грустным взглядом. Не задал дежурных вопросов.

Как будто и правда — на пару минут выходил.

— Пока не добрался, — Андриан устроился в кресле у камина. От его пальто поползли струйки пара, запахло мокрой шерстью. — Вижу, ты принял мой скромный презент. Надеюсь, он тебе по вкусу? Я надеялся, что ты всё же когда-нибудь заглянешь.

Надежды в его голосе было не больше, чем в протухшем сыре.

— Ты же сам прислал мне письмо, — Джи нахмурился, глядя на Старшего, — приглашал разделить твой триумф. Кстати, ты нашёл её? Китаянку?

— Ещё нет, — Андриан взял кочергу и методично начал шевелить уголья в камине.

Джи отошёл к столу и отвернулся, чтобы Старший не видел его лица. С души свалился камень величиной с Флэтайрон-билдинг.

Кван цела. Если Андриан не врёт, конечно.

— Где ты был всё это время? — Джи подал Андриану стакан с шерри.

— Решал кое-какие вопросы, — уклончиво ответил Старший, делая глоток, — я забыл здесь пару нужных вещей. Пришёл забрать.

— То есть в эту квартиру ты не вернёшься? — уточнил Джи.

— Нет, я… нашёл другое место.

Старший замолчал. Равномерно ходила кочерга в камине. Шорх-шорх. Шорх-шорх.

— Ты во что-то вляпался? — не выдержал Джи, — в чём дело?

Андриан бросил кочергу и всем телом развернулся к нему. Блёкло-серые глаза секунду смотрели на Джи, будто запоминая. Ещё миг — и Старший уже глядел сквозь Младшего, не видя его.

— Всё нормально, — наконец ответил Андриан, — мне просто нужно побыть одному.

Вот так новость. Старший, привыкший всеми правдами и неправдами искать встречи со своим названым братом, теперь желает побыть один? Теперь, когда Джи преодолел Атлантику, когда после, кто бы вспомнил, скольких лет они наконец-то увиделись?

Неживые глаза Андриана продолжали смотреть в никуда. Джи отвернулся. Присел перед баром, передвинул какие-то бутылки. Второй стакан не находился.

— Ладно, — Джи сел прямо на пустой стол, ухватив бутылку с остатками шерри за горлышко, — но ты должен мне кое-что пообещать.

— Да?.. — в пустом взгляде промелькнула тень интереса.

— Пообещай, что не станешь разыскивать китаянку.

— Это ещё почему? — Андриан приподнялся. Его глаза расширились, теперь в них явно сквозило изумление пополам с неудовольствием.

— Она… непроста, — нужное слово отыскалось с трудом, — голыми руками вскрыла железную клетку, если помнишь. И одолела твоего Старшего…

— Вот именно поэтому! — перебил Андриан, — поэтому!

Он порывисто встал. Стакан с шерри опрокинулся, густая карминовая лужица растеклась по паркету. Не обращая на неё внимания, Андриан начал мерить шагами кабинет.

— Но что это изменит? — пожал плечами Джи, — Харнхейм мёртв…

При этих словах лицо Андриана страдальчески искривилось.

— А ты сильно рискуешь, — продолжал Джи, — ты совсем не знаешь эту женщину…

— Я знаю, что она «дитя ночи», — перебил Андриан, резко поворачиваясь. Его длинные серебряные волосы хлестнули по лицу. Старший досадливо отбросил их и продолжил уже спокойнее:

— И я знаю, что она пошла против своих же. Предала наше племя. Она подняла руку на одного из нас, на моего Старшего!..

— Твой Старший упрятал её в клетку, — заметил Джи, делая глоток из бутылки.

— И правильно сделал, — огрызнулся Андриан, — безумцам в клетках самое место!

— Если помнишь, в нашу первую встречу и я был заперт в клетке, — сказал Джи без улыбки, — по-твоему, я тоже безумец?

Андриан осёкся.

— Ещё не известно, кто из вас окажется сильнее, — добавил Джи.

Он и в самом деле не знал. Не знал, как далеко простираются возможности Кван. Она избегала говорить об этом — и не исключено, лишь потому, что не знала сама. Но Джи не мог поручиться, что, сойдись они в серьёзной схватке, он бы вышел победителем.

— Ты не поймёшь, — отстранённо сказал Андриан, — если б ты только знал, каково это — привязаться к Старшему… полюбить… И услышать, что его зверски растерзали — такое не прощают и не забывают. Это нить, которая никогда полностью не порвётся. Даже если Старшего нет — на том конце остаётся кровоточащая рана…

— Не пойму, — согласился Джи, раскрывая деревянный ящичек с сигарами, — но мы всё ещё на одной стороне. Ты и я — одно племя. Очень малочисленное племя. И уже хотя бы поэтому мой долг — предупредить тебя и отговорить. Не совершай ошибку, Старший. Я тебя прошу.

— Не могу, — тихо, но твёрдо проговорил Андриан, — не могу позволить ей жить.

Его глаза блеснули в полумраке жёлтым отражением каминного пламени.

— Даже ценой своей жизни? — голос дрогнул.

— Даже так. Да я и не живу… Не могу жить, зная, что живёт она. Не могу — прости, Младший…

Ладони Андриана легли на плечи Джи. Мертвенно-холодные — даже сквозь рубашку. В потухших было глазах Старшего снова горел огонь. И в глубине этих блестящих глаз Джи прочёл одно: бесполезно.

Бесполезно возражать. Просить, уговаривать, предупреждать — всё бесполезно.

— Тебе её не победить, — Джи отстранился — может быть, излишне резко, — даже если ты её убьёшь…

Он вдохнул. Выдохнул. И закончил:

— Кван возродится.

Джи ожидал чего угодно — гнева, страха, удивления, отрицаний… Вороха вопросов, неверия, озлобленной покорности, признания своей неправоты…

Старший улыбнулся.

— Пусть так. Но ты пойми одно — я должен. Должен, Младший. Я не могу иначе.

— Ты, наверное, не расслышал, — Джи всё ещё не мог поверить своим ушам, — она оживёт, понимаешь?

— Тогда я смогу убить её снова, не так ли?

Андриан не спросил, откуда Джи известны такие подробности о китаянке. Вместо этого он улыбнулся ещё раз — мечтательной, задумчивой улыбкой. Пальцы Андриана коснулись волос Джи, и Старший прижал голову Младшего к своей груди — на долгую-долгую вечность, на один бесконечный удар сердца.

Повисшую тишину нарушал лишь треск углей в камине да сонное ворчанье голубей где-то под крышей.

Так же молча Андриан отошёл, взял с полки какую-то книгу — не глядя, зажал под мышкой. Джи вертел в пальцах сигару. Прохладные объятья Старшего ещё студили кожу, как будто оставив на ней лёгкий морозный отпечаток.

Всё бесполезно.

Старший поднял стакан — тягучая плёнка шерри медленно стекала по хрустальным стенкам. Почти прогоревшие угли отчерчивали фигуру Андриана багрово-чёрным. Беспорядок серебристых волос, тонкий нос с нервными крыльями, серые глаза, узкие плечи.

Смотри. Запоминай.

Джи молча смотрел на Старшего, уже зная, что именно таким тот останется в его памяти.

— Мне пора, — тихо сказал Андриан.

— Ты ещё вернёшься сюда? Я смогу тебя найти?..

Молчание. Едва заметная улыбка.

— Жизнь всего одна, Старший — проговорил Джи, щёлкая серебряной гильотинкой.

— Да, — спокойно согласился Андриан, — и её нужно прожить так, чтобы оглядываться без сожаления.

Он поставил стакан на стол и вышел. С потолка упали два крохотных кусочка штукатурки. Джи задумчиво смотрел, как они тонут в густом пряном напитке. И лишь зажжённая спичка, забытая в пальцах и обжёгшая их, заставила его пошевелиться.

И только когда за Андрианом захлопнулась входная дверь, Джи вспомнил, что так и не поблагодарил Старшего. Ни за письмо с адресом Теслы, ни за шерри, ни за сигары — ни одни из тех, что слал ему названый брат все эти годы…

***

Массивные ходики в углу кабинета отбили полночь — прошёл час. Час с того момента, как Андриан ушёл, не попрощавшись. Он ничего не взял, кроме той случайно прихваченной книги, ничего не уточнял и не спрашивал.

Сидя у окна, Джи смотрел в черноту нью-йоркской ночи, бездумно сминая в руках которую по счёту сигару. Камин погас. Пустая бутылка из-под шерри угрюмо покоилась на столе.

Нет — Андриан всё же попрощался. Это единственное, что он сделал, для чего он вообще приходил.

Может, стоило пойти за ним? Не отговорить — проследить, разузнать… Джи помотал головой, в висках тут же тяжело зашумело. Бред. Старший бы почуял слежку. Его связь с Младшим не была такой атрофированной, как у Джи, и если Андриан почувствовал, что его Младший в городе, то уж «хвост» за собой он бы точно не пропустил.

Андриан… Такой… неизменный, такой нелепо-архаичный в своих закоренелых суевериях. Такой постоянный. Джи никогда не спрашивал, сколько именно лет Старшему. Тот просто словно был всегда и навсегда же должен был остаться.

И вот теперь эта непрерывность обрублена.

Джи поймал себя на мысли, что уже думает о Старшем как о том, кто больше не появится в его жизни. Он досадливо сплюнул и захлопнул окно так, что зазвенели стёкла. Набросил пальто и сбежал по гулким подъездным ступеням на улицу.

Ночь дышала тем особым, пронизывающим холодом, какой приходит в сумерках перед дождём. Холодом близкой непогоды; злым и колючим, обиженным на дневное тепло. Джи быстро шёл вдоль Эббитс-стрит к заливу. Ветер доносил отдалённые запахи сырости, йода и ржавчины.

Улица закончилась, упёршись в парк. Лысоватые деревья перестукивали ветвями. Округлившаяся луна заливала дорожки зыбким светом.

Джи замедлил шаг. В парке было ощутимо теплее — ветер путался в кронах, долетая до земли лишь лёгким отголоском. Под кряжистым дубом нашлась сыроватая от ночной росы скамейка. Ветер бесновался в густых переплетениях ветвей над головой. В ушах шумело — не то от выпитого шерри, не то от голода. Бифштекс был хорош, но куска полусырого мяса недостаточно. Скоро нужно будет найти что-то… кого-то… Андриан бы взял первого попавшегося бездомного и свернул ему шею, а насытившись, бросил бы тело в залив — он никогда не церемонился. Чёткая грань между людьми и «детьми ночи». Чёткая грань — это всегда удобно. Стоит провести её, и всё становится просто и ясно: по ту сторону черты — пища, по эту сторону — ты.

А как решают эту проблему другие?..

Джи поднялся и не спеша пошёл по парковой дорожке. Луна то скрывалась за бегущими тучами, то снова расчерчивала мир чёрно-белыми полосами. Чёткие грани. Чёрное и белое, просто и ясно. Другие… Он никогда не искал их намеренно. Не знал, сколько ещё «детей ночи» живёт на Земле. Он не был одним из них — он просто носил их дар, не обретя с ними связи. Должно быть, «детей ночи» очень мало. До сих пор единственным из них, о ком он точно знал — не считая своего Старшего, Мастера и давно мёртвого Харнхейма — была Ева. «Наша Лилит», как окрестил он её про себя. Прародительница всех «детей ночи». Он прослушал её записи, одну за другой, по сотню раз каждую, и тысячи раз задавался вопросом — что, если бы Ева была человеком? Не возник бы тогда род тех, кому тьма милее, чем свет?

В груди вдруг вспыхнуло холодом. Ведь он не успел рассказать Андриану о Еве… Перед глазами всплыло равнодушно-спокойное лицо Старшего. Бог оказался богиней? Пусть так — ведь это ничего не меняет. Мир не перевернётся. И месть не свершится сама собой.

Парк редел, деревья расступались в стороны перед заливом. Ветер гнул к земле подстриженные кусты шиповника. Склонив голову, Джи упрямо шагал навстречу порывам. Старшему было бы всё равно. В нём, как в небе, могло гореть лишь одно солнце. И пока мысль о мести владела им, другим чаяниям в его сердце дороги быть не могло.

Аллея упёрлась в широкую набережную, ограждённую старым каменным парапетом. Фонари здесь не горели. По масляно-чёрной воде залива бежали «барашки».

Старшему было бы всё равно, но ему, Джи, — нет. Поначалу он принял Адама и Еву за Наблюдателей, но быстро понял, что это не так. И дело было не только в их капсуле, которая совершенно не походила на «саркофаги» №4 и №9. Всё, что говорила Ева — её слова о Боге и «Рае», её сетования на «случайный провал», дезориентация во времени и предположения о нахождении на какой-то иной планете — всё это указывало на ошибку, а не на запланированное перемещение.

Горькая усмешка искривила губы. Выходит, весь род «детей ночи» — ошибка. Плод случайности, которой могло и не быть.

Залитая лунным светом набережная задрожала, будто подёрнувшись зыбким маревом. Джи прислонился к парапету. Противная слабость охватила колени. В последний раз, не считая бифштекса, он ел почти сутки назад.

Так нельзя.

Джи заставил себя двинуться дальше. Ледяной ветер охлаждал горящий лоб, распутывая мысли. Джи распахнул пальто, и волна холодного воздуха обожгла грудь под рубашкой. Беснующиеся волны швыряли в лицо колючие брызги. Ветер доносил далёкие голоса, взрывы смеха и музыку.

Это Нью-Йорк. Город, который не спит даже ночью.

Одинокая фигура отделилась от тёмного фонаря и нетвёрдой походкой зашагала навстречу. Непокрытая голова, расстёгнутый пиджак, мотающийся на ветру шарф — он был так похож на самого Джи, этот праздный ночной гуляка.

Но только лишь внешне.

Он начал что-то говорить, не дойдя нескольких шагов до Джи. И продолжал говорить по инерции, даже когда на его плечо легла тяжёлая ладонь, а окованные латунью пальцы сомкнулись на горле. Он пробормотал ещё несколько слов и затих, осев бесформенной грудой у парапета.

Джи закатал его рукав, привычно выщелкнул лезвие и полоснул по грязному запястью незнакомца. Жидкая кровь вяло заструилась вдоль выступающих синюшных вен. Кислая — как кровь любого пьяницы, с гнилым душком заядлого курильщика. Джи заставил себя проглотить её, вместе с рвущимся наружу комом в горле. Пустой желудок взбунтовался, не желая принимать этот суррогат крови, наполовину разведённый дрянным пойлом, но Джи, игнорируя резь в животе, продолжал насыщаться. Приподняв руку незнакомца, он ловил ртом бегущие капли, не касаясь надреза. В голове привычно проносились образы — неприятный, но терпимый побочный эффект. Джи давно приучил себя игнорировать их. Едва получив дар «детей ночи» от Андриана, он понял, что добываемую из крови жертв информацию нужно просто отбрасывать — иначе рискуешь спалить собственный мозг. Слишком много ненужных и зачастую кошмарных видений. Ни один душевед, ни один священник не знает столько о человеческих тайных пороках, как «дитя ночи»…

Кислые капли вяло стекали по запястью. Когда-то, лет триста назад, Джи верил, что достаточно «попробовать» человека, чтобы узнать всю его подноготную с детства. Но, к сожалению или к счастью, лишь малая часть сокровенного оказалась доступной «детям ночи». Полгода, не больше. Последние полгода — остальное скрывалось непроницаемой пеленой, за которую не удавалось заглянуть. Много позднее, на рубеже Просвещения труды Левенгука[4] открыли Джи, что дар извлечения памяти из крови — не привилегия исключительно «темных отродий». Любой, кто сумеет разобраться в структуре животворной субстанции — крови — и понять, каким законам подчиняются её мельчайшие частицы, сумеет проникнуть в тайну воспоминаний. Но там, где Джи и ему подобным достаточно было поймать на язык бурую каплю, люди до сих пор пасовали. Они знали, что каким-то образом кровь хранит недавние воспоминания, но не умели их извлечь. Они писали пространные трактаты о структурных характеристиках крови как упорядоченного вещества, сравнивая её то со святой водой, то с кристаллами льда, то с эфемерными образованиями из потустороннего мира. Джи посмеивался. Он не знал, как работает «механизм извлечения», и не хотел знать. За редким исключением это оказывалось проклятьем, а не даром. Бесчисленные грязные помыслы, мелкие тайны, гадливые желания — деньги, похоть, бессильная тихая ненависть… Он впитывал это вместе с кровью своих жертв, оскверняясь не нападением и не убийством, а тайной сопричастностью пороку. Так любопытный прохожий тихо глядит в окно, как муж бьёт жену — и бежит, едва уловив встречный взгляд.

Безмолвный и бездеятельный призрак.

Но даже если дар помогал узнать истину, она оставляла неизменно горький вкус. Та правда, что скрывают, никогда не бывает сладкой.

Джи встряхнул податливое тело, роняя алые капли на мокрый тротуар. Вдохнул солёный мокрый воздух, подставляя лицо порывам ветра, и снова склонился к надрезу.

Грязные цеха… Скукоженные пропитые лица, мутное стекло в руках старика-бармена… Образы хлынули, ничем не сдерживаемые, закрыв собой и ночь, и залив, завертелись каруселью перед глазами. Стойки, стойки, серое утро, холод, снова цех, каменные стены, грохот, масло, стоптанные сапоги, лужи…

Хватит.

Джи отбросил руку незнакомца.

Карусель замедлялась, бледнея, теряя чёткость. Потемневший стол… Каменный крест, надгробие… Покрытый плесенью хлеб…

Чистое девичье личико.

Оно мелькнуло и снова пропало, растворившись в потоке мутных бессвязных обрывков.

Джи сплюнул. Поднялся, отёр губы платком. Взглянул сверху вниз на незнакомца.

В сером, лишённом цвета сумраке его лицо казалось умиротворённым. Кровь продолжала бежать из надреза. Ещё час, полчаса — и он просто уснёт. Навсегда. Пьянчужка, падая, напоролся на острый камень. Просто и понятно. Пища — по ту сторону.

Папа, я боюсь темноты…

Джи смочил платок в лужице воды, скопившейся в выбоине парапета, и тщательно отёр руки.

Сколько ещё людей живут исключительно потому, что боятся умирать? Топят свой страх в ночных попойках, смешивают призраков с сигаретным дымом? Такие могут служить только пищей.

Зажги свечу, папа… Папа?..

Он отодвинул ногу от распростёртого тела — вытекающая кровь едва не коснулась ботинка.

Стать закуской для «дитя ночи» — апогей их жалкого существования. Их держит в этом мире только страх. Но бояться надо не смерти. Бояться надо именно вот такой жизни. Без луча света.

Папа, ты где?..

Папа?..

Без луча света…

Джи сдёрнул с шеи незнакомца потрёпанный шарф. Туго обмотал окровавленную руку, хлопнул по щеке.

— Эй!

Голова мужчины вяло моталась из стороны в сторону.

— Эй! Вставай!

Порядочная оплеуха заставила незнакомца приоткрыть глаза. Он уставился на Джи мутным взором.

— Хватит прохлаждаться, — Джи потряс его за плечи, — поднимайся, пошли!

Поднять незнакомца оказалось непросто — податливое тело весило как сто мешков с песком. Путаясь в ногах, тот кое-как сделал шаг и опять осел.

— Я спать хочу, — неожиданно внятно и по-детски жалобно заявил мужчина.

— Дома будешь спать, — Джи зачерпнул ладонью воду с мокрого парапета и плеснул в лицо незнакомцу.

Ледяное умывание оказало магическое действие. Незнакомец заморгал, в его глазах появился проблеск мысли. Он уставился на замотанную шарфом руку.

— А…

— Больше будешь пить — ещё не то случится, — Джи вздёрнул его за шиворот и поддержал покачнувшееся тело, — живо, шагай. Тебя дома ждут.

— Ты знаешь, где я живу? — запоздало удивился незнакомец, когда они отошли от залива на добрых полсотни шагов.

— Конечно, знаю. Ты же сам мне сказал, не помнишь?

— Нет…

— Виски тебя погубит — как погубил твою память, Рэй.

— А… Да, — Рэй надолго замолчал, словно что-то припоминая. Кровопускание ослабило его, но вместе с тем и отрезвило. С каждым шагом он держался на ногах всё твёрже. И, когда они добрались до длинного двухэтажного строения, похожего на кирпичный барак, Рэй уже способен был стоять, не опираясь на подставленное плечо.

— Иди домой, — Джи подтолкнул его к бараку, — иди и зажги ей свечу. Лиза боится темноты.

— Да… — растерянно пробормотал Рэй, — да, и Том тоже…

Пошатываясь, он дошагал до барака и исчез в тёмном провале двери. Вздохнули несмазанные петли, и в стоне ржавого железа Джи расслышал запоздалое неловкое «спасибо».

Глава 11

Он ожидал письма дня через три — не раньше. Но уже следующим утром постучавший в дверь рассыльный вручил аккуратный белый конверт без обратного адреса.

Щурясь спросонья, Джи прошёл в гостиную, подхватил чашку с кофе и, устроившись на подлокотнике тяжеленного старого кресла, вскрыл письмо.

«Мистер Джи! Спешу сообщить вам, что ознакомился с материалами, которые вы мне столь любезно предоставили. Могу лишь предполагать, плодом изучения каких первоисточников являются изложенные в этих материалах выводы. Как бы то ни было, вы завладели моим вниманием. Я готов удовлетворить вашу просьбу, поскольку вы авансировали мне сведения несомненно не менее ценные, нежели я смогу предложить вам.

Я приглашаю вас присоединиться ко мне в моей Уорденклиффской лаборатории — сегодня в пять часов пополудни или в любой другой день в это же время.

Никола Тесла».

Джи взвесил на ладони послание, написанное аккуратным ровным почерком на фирменном бланке. Изучить за одну ночь все выкладки Мастера, касающиеся работы капсул? Джи покачал головой и отхлебнул кофе. Эксцентричный учёный снова сумел удивить. Правду говорят, что он почти никогда не спит… Феноменальный человек. Джи задумчиво опустил письмо поверх стопки газет, найденных в незапертом ящике стола. «Я всего лишь приёмник идей, витающих в общем информационном поле Вселенной», кричал готический заголовок с пыльной страницы «Таймс». Кажется, Андриан долго следил за достижениями учёного, прежде чем обратиться со своей просьбой. Старший поверил изобретателю — и не прогадал.

Джи долго смотрел на строгую лаконичную подпись Теслы. Веками «дети ночи» как непрошеные гости вкрадывались в память своих жертв. И вот сербский гений стал первым из людей, кому удалось сравняться и даже превзойти потомков Лилит. Он сумел приобщиться к таинству прошлого и научился проникать в его загадки — пусть и другим, куда более сложным и вместе с тем более ясным способом. Джи усмехнулся. Вот он, момент истины — не человек склоняется перед потомком далёкой Евы, а «дитя ночи», бессильное со всеми своими вечностями и никем не объяснёнными способностями, ищет помощи у человека — приверженца чистой науки…

Джи сжал в кулак и снова разжал левую руку. Латунный каркас отозвался еле уловимым стоном. Вот — наука. И то, что делал колдун-Нахтрам — тоже наука. И пистолет Леонардо, и невозможные ещё полвека назад лампы накаливания — свет в каждом доме, и машины в сотни лошадиных сил, и укрощённая Ниагара, поставленная на службу человечеству — этим хрупким, быстрогаснущим, таким уязвимым и слабым людям. Костыли человечества. Но не одни люди нуждаются в подпорках. Рука сама потянулась к висящему на груди медальону. «Коробочка» из тела Ли, и её светящаяся шкатулка… И эта странная «серьга» на его будущем портрете. Потомки Лилит тоже не могут без собственных костылей.

Так кто же тогда «дети ночи»? Пережиток прошлого? Ошибка, порождённая глупой случайностью? Лишняя тупиковая ветвь дарвиновской эволюции?

Пальцы поглаживали чуть тёплую крышку медальона. Ли. Её будущее ещё не настало. То далёкое грядущее, где они сходились в баре. Она — чтобы убить; он — чтобы быть убитым. Так она сказала.

Сквозь опущенные шторы сочился бледный серый день. На ковре лежал причудливый узор белёсых чёрточек. Джи отдёрнул пыльный бархат — узор исчез, сменившись светлым квадратом.

Его отправили в прошлое намеренно. Более того, он добровольно дал согласие на это, как и остальные Наблюдатели. Но Ли не была одной из них. Её перемещение — случайность. Какой-то мощный взрыв, спровоцировавший прокол пространства-времени.

Джи стиснул в ладонях край шторы. Значит, «Гнозис» был реализован позже. Ли сказала, что они были рядом… почти рядом в момент взрыва. Как он потом мог дать согласие на эту авантюру с наблюдением? И зачем… Неужто для того, чтобы встретиться с Ли? Чтобы найти её в прошлом?..

Тонкий солнечный луч пробился сквозь разрыв в облаках, коснулся щеки. Джи молча смотрел в окно. Приятное тепло сменилось жаром — по щеке будто чертили калёным железом.

Смотреть. Наблюдать. Для чего? Может, нужно вмешаться? Повлиять на ход истории, что-то изменить? Перевернуть? Хотя бы попытаться. Что-то записать, зафиксировать, может быть, даже суметь как-то передать информацию туда… Организаторам этой нелепой программы. Ведь не может же быть, чтобы целые века прошли в пассивном наблюдении!

Охвативший щёку огонь прожигал насквозь. Раскалённый прут уже добрался до кости, терзая и прожигая дымящуюся чёрную дыру…

Джи отвернулся, шагнув в тень.

К чёрту всё. Пора получать ответы.

***

В половине пятого вечера солнце едва касалось жидкой полоски уорденклиффского леса. Джи не спеша шёл от железнодорожной станции, выбирая тенистые участки. На платформе не нашлось ни одного извозчика. И теперь, минуя бесчисленные однообразные поля, Джи понимал, почему. Когда-нибудь на месте пустых участков вырастут симпатичные двухэтажные коттеджи — но пока что Уорденклифф был необитаем. Если не считать башни, конечно.

Творение Теслы возвышалось над полями, как гриб над примятой травой. Огромный, в полторы сотни футов высотой, деревянный гриб с колоссальным металлическим куполом. Солнечные зайчики играли на блестящей обшивке — как будто по куполу метались сполохи огня.

Вблизи башня производила чудовищное впечатление. Не дойдя до неё пары десятков шагов, Джи остановился, неприятно поражённый кажущейся хрупкостью конструкции. Купол давил своей тяжестью, будто деревянные опоры вот-вот подломятся и рухнут. Вдоль позвоночника побежали мурашки. Кем нужно быть, чтобы такое спроектировать? И каждый день входить в постройку, которая выглядит так, словно готова в любую секунду сложиться карточным домиком…

Рядом с башней приткнулось вытянутое одноэтажное строение красного кирпича. Три трубы поднимались над крышей, из одной неторопливо выкатывался клубами белёсый дым и поднимался столбом в безветренное небо.

И башня, и пристройка оказались обнесены наспех сколоченным забором. Калитка была открыта — Джи толкнул её и вошёл во двор, стараясь не смотреть на колосс, громоздящийся сверху. Утоптанная почва, изрытая ямами, местами проседала под ногой. На равном удалении от башни Джи заметил несколько групп деревянных столбиков, отгораживавших что-то на земле.

Дверей в башне нашлось две, и обе были заперты. Джи обошёл монстра по кругу. Коснулся стены — та ещё хранила тепло уходящего солнца. От нагретого дерева пахло смолой.

— Я знал, что вы придёте сегодня.

Высокая худая фигура учёного появилась в дверях пристройки. Тесла поспешил навстречу гостю, на ходу снимая прорезиненные рукавицы. Облачённый в строгий костюм, он ловко лавировал между взрытыми холмиками, почти не глядя под ноги. Солнце било ему в лицо, отчего светлые глаза изобретателя казались золотыми.

— Я отпустил рабочих, — продолжал учёный, отпирая дверь башни, — никто не задерживается здесь сверхурочно. Мы отстаём от графика, но я не имею права требовать от людей больше, чем они могут — тем более без компенсации. Прошу вас.

Внутри башни было темно, но учёный с громким щелчком повернул какой-то рубильник. Раздался гул, и на стенах налились холодным светом вытянутые трубки.

— Что это такое? — Джи коснулся одной из трубок — та была лишь слегка тепловатой.

— Газоразрядные лампы, — учёный опустил засов на двери и снял со стены трубку. Она продолжала светиться в его руке.

— Но как… — Джи переводил взгляд то на голую стену, где только что висела лампа, то на белый блик, бросаемый светом трубки на пыльные тупоносые туфли учёного.

Вместо ответа Тесла протянул лампу Джи.

— Возьмите.

Трубка пульсировала ровным белым светом.

— Внутри лампы — разреженный газ, — пояснил Тесла, отворачиваясь к громоздкому аппарату посреди башни, — мы с вами находимся в электромагнитном поле, создаваемом генератором. Генератор производит токи высокой частоты. Они не опасны для нас с вами, но заставляют газ светиться, разгоняя и разогревая молекулы газа внутри трубки.

— Это… это будущее, — забыв о тяжести нависшего купола, Джи вглядывался в глубину пульсирующего свечения.

— Так и есть, мистер Джи. Прошу за мной.

С лампой в руке Тесла обошёл аппарат. В тёмной громаде позади оборудования угадывались очертания винтовой лестницы, ведущей наверх. Но вместо того, чтобы подняться по ней, учёный нагнулся, подсвечивая что-то у себя под ногами. Джи подошёл ближе — в деревянном настиле пола едва заметно обозначился квадрат люка.

— Видите ли, не все готовы сегодня делать ставку на завтра, — говорил Тесла, возясь с навесным замком, — но я всё же надеюсь, что мой инвестор проявит благоразумие.

— Я оплачу вашу помощь, — осторожно сказал Джи.

— О, не стоит! — отмахнулся Тесла, откидывая крышку люка, — несколько сотен долларов меня не спасут. Кроме того, вы уже в достаточной мере одарили меня.

Внимательные глаза изобретателя на миг задержались на Джи. По спине снова пробежал холодок — взгляд проникал в самое сердце. Так смотрит тот, кому известно о собеседнике больше, чем говорится вслух.

— Идёмте.

Под люком скрывался каменный колодец. Проложенная в этой импровизированной шахте лестница уводила в черноту. На стенах, облицованных каменными блоками, налипли капли цементного раствора.

— Я буду с вами предельно откровенен, мистер Джи, — говорил Тесла, пока они спускались, — ваши материалы пришлись весьма кстати. И я полагаю, вы имеете право знать, для чего я намереваюсь их использовать.

— Строго говоря, это не мои материалы и не мои открытия, — заметил Джи. Спиральная лестница становилась всё уже, зажатая между каменными стенами, и углы торчащих грубых булыжников то и дело задевали плечи.

— Вот как? — Тесла даже не обернулся, лишь поднял повыше лампу, — что же, у владельца есть патент?

— Боюсь, такое нельзя запатентовать. Не сейчас, по крайней мере.

— Полагаю, что да. Работающие прототипы описанных капсул — замкнутых систем — ведь нет возможности предоставить, — вопроса не прозвучало, — так, чтобы это не вызвало широкого общественного резонанса.

— Я рад, что мы с вами хорошо понимаем друг друга, мистер Тесла.

— Ваш друг Андриан говорил то же самое, — учёный остановился, — мы на месте.

Он повернулся — долговязая фигура едва не задевала макушкой низкий потолок. За его спиной, скудно политая ламповым светом, чернела обитая металлом дверь.

— И раз мы с вами нашли общий язык, мистер Джи — я попрошу вас оставить в этих стенах всё, что вы увидите.

С этими словами учёный толкнул створку.

***

За дверью открылось тесное помещение — абсолютно пустое, если не считать квадратной резиновой платформы со стороной не более фута и нескольких приборов неясного назначения.

— Я хочу вас предупредить, мистер Джи, — заговорил Тесла, кладя лампу рядом с приборами, — всё, что вам откроется, может быть истиной в той же мере, что и ложью.

— Что это означает?..

— Только то, что я вам сказал, — без улыбки пожал плечами учёный.

Он надел прихваченные с собой толстые рукавицы и углубился во внутренности одного из приборов. Послышалось уже знакомое гудение, что-то зашипело, защёлкало. Воздух наполнился грозовым запахом.

— Нужно время, чтобы поле набрало необходимую мощность, — голос изобретателя звучал приглушенно, — надеюсь, мы не замкнём местную подсеть на этот раз…

Тесла вынырнул из-за кожухов.

— Я всего лишь хочу объяснить вам, мистер Джи, что не стоит целиком полагаться на результат этого эксперимента. Впечатления, которые будут вами получены, могут быть вашим воспоминанием или искажённым результатом вашего чувственного восприятия. И вовсе не обязательно они окажутся считанными из эфира — или акаши, как его звали индийцы.

— Воспоминания… — Джи поборол желание коснуться медальона на груди, — это именно то, что мне нужно.

— Я не могу дать никаких гарантий, мистер Джи, — Тесла снял рукавицы и аккуратно сложил их вместе, — есть некое поле… Некая субстанция, пронизывающая весь наш мир и всё лежащее за его пределами. Некоторые люди обладают даром считывать информацию из этого… эфира, если угодно. Но мы… они делают это интуитивно. И не умеют извлекать что-либо по заказу. Я сконструировал ряд приборов, которые могут помочь — усилить связь с эфиром, сконцентрировать и направить энергию. Но подобные взаимодействия — очень тонкие механизмы, мистер Джи. Откровенно говоря, я пока не до конца уяснил принцип влияния мощности вращающегося магнитного поля на получение каких-либо данных. Но определённая связь здесь есть. Ваш друг может это подтвердить.

— Мистер Тесла… — Джи на секунду умолк, подбирая слова, — вы ведь знаете, кто я такой?

— Знаю, — спокойно кивнул изобретатель.

— Я вряд ли решу ваши финансовые затруднения, но могу предложить вам другой ресурс. Время, мистер Тесла. Время, которого вам хватит и на Уорденклифф, и на загадки эфира, и на все остальные ваши проекты. На всё, что пожелаете.

Лицо учёного осталось бесстрастным, даже рассеянным — с таким лицом выслушивают тех, кто предлагает кастрюли, а не бессмертие. Он смотрел на Джи, не моргая. Плотно сжатые губы, ни единый мускул не дрогнет на сухощавых скулах.

— Каков будет ваш ответ?

Голубые глаза изобретателя остановились где-то за спиной Джи. Лоб прочертила резкая складка — и тут же пропала, разгладившись.

— Мне нет резона жить вечно, — покачал головой изобретатель, — на это есть мои идеи. А теперь, — добавил он всё тем же ровным тоном, — становитесь вот сюда.

И указал на резиновую платформу.

Сбросив пальто, Джи шагнул на толстый каучуковый «коврик». Воздух потрескивал. Между пальцами проскочила искра, когда Джи поднял руку, убирая за ухо прядь волос.

— Постарайтесь не шевелиться.

Голос Теслы доносился будто сквозь вату. Воздух мерцал, струился прозрачной пеленой, подрагивая и покрываясь рябью. Джи закрыл глаза.

Начинало мутить. Казалось, платформа вращается, всё быстрее и быстрее. Плотный жар обступал со всех сторон, горячо овевал кожу на лбу. Каркас на левой руке раскалился, обжигая пальцы.

Джи зажмурился, до боли сжимая веки. Стиснул зубы, не обращая внимания на хруст костяной крошки во рту. Поднял к груди каменно-тяжёлую руку, с усилием сплёл пальцы на медальоне Ли, будто пытаясь защитить его от пылающего жара. Ну же… Что-нибудь, давай…

Ярко-оранжевое полотно плыло перед глазами. Мелькали чёрные стрелы, сжимаясь в точку, вертелись вместе с иллюзорным вращением платформы, вспыхивали алым, исчезали и вновь появлялись, всё больше наливаясь огнём. Невыносимый жар охватывал тело — запах горелой ткани, палёной кожи, сожжённых волос. Оглушительный треск электрических разрядов врывался в уши, оглушая. Воздух сгустился, стал плотным, как жидкость, сжал, выкручивая и сминая. И под хруст собственных костей Джи, не выдержав, разжал зубы и закричал.

Глава 12

— Теперь вы понимаете, почему я не торопился удовлетворять вашу просьбу?

Слова прилетали откуда-то из другой вселенной — объёмные, колючие, вонзающиеся в воспалённый мозг. Джи выдохнул. Шевельнул рукой — пальцы упёрлись во что-то бугристое и жёсткое.

Приоткрыв глаза, он обнаружил, что лежит на полу. Собственное пальто, кое-как подстеленное, утыкалось рукавом в резиновую платформу. Проклятый кусок каучука был прибит к дощатому полу кривыми металлическими костылями для шпал.

— Подобный эксперимент убьёт человека.

На то, чтобы повернуть голову, ушли последние силы. Джи скривился, давя рвущийся наружу обед.

Тесла сидел в двух шагах, внимательно глядя на своего визитёра.

— Я должен был убедиться, что не прикончу вас, — ровно проговорил он.

— Ну как… убедились? — прохрипел Джи.

— Вполне, — спокойно кивнул учёный, — к сожалению, положенный в основу работы этого оборудования принцип несовместим с человеческой жизнью. Поэтому я при всём желании не смогу воспользоваться собственным открытием. А вы могли бы стать хорошим подспорьем.

— Моё предложение… ещё в силе, — прошептал Джи, садясь.

— Я не говорю «нет» дважды, мистер Джи. Вам удалось что-нибудь узнать?

— Не сейчас…

Джи опёрся спиной о резиновую платформу и ощупал лицо. Под пальцами было горячо и липко. Побагровевшие руки, усеянные волдырями, дрожали. С удивлением он понял, что может двигаться, хотя каждое движение причиняло острую боль.

— Вы не знали, да? — понимающе спросил Тесла.

— Андриан не вдавался в подробности.

— Большинство ощущений, которые вы испытали, иллюзорны, — сказал Тесла, — они вызваны воздействием сильного электромагнитного поля на ваш мозг. К сожалению, ожоги иллюзорными назвать нельзя. Этот побочный эффект ограничивает сферу применения моего изобретения. К ещё большему сожалению, я пока не нашёл способа разграничить фантомные ощущения и реальную информацию, получаемую в ходе эксперимента. Слишком мало подопытных.

Тесла развёл руками:

— Надеюсь, вы проясните для меня природу полученных вами сведений.

— Мне нужно время.

— Разумеется. Принести вам что-нибудь выпить?

Выпить. Джи заставил себя отвернуться, чтобы не видеть фигуру учёного. Его шею в вороте пиджака. Его запястья с белой холёной кожей…

— Как вы узнали, кто я?

— Вы не первый, кто посетил меня, — заложив руки за спину, Тесла начал прохаживаться по комнатке. Три шага вперёд — три назад. — До вас был ваш… друг, Андриан. А до него — ещё один.

— Ещё один… — в горле вдруг пересохло, — чего он хотел?

— Того же, чего и вы, — пожал плечами Тесла. — И предлагал взамен то же самое. Свой дар.

— Как он выглядел?

— Она.

— Она… — эхом повторил Джи, — расскажите о ней. Что она хотела узнать?

— Этого я вам сообщить не смогу. Она взяла с меня слово молчать. И подкрепила весьма убедительными обещаниями касательно того, где окажется в противном случае моя голова, — Тесла аккуратно улыбнулся, — эта юная на вид мисс демонстрировала недюжинную силу. Полагаю, это ваша видовая особенность?

— Опишите её, — потребовал Джи, игнорируя вопрос учёного.

Тесла пару секунд внимательно смотрел на собеседника.

— Мисс была среднего роста, — наконец заговорил он, — одета небедно, но без шика. Русоволосая, с голубыми глазами. Славянский тип, — в голосе учёного прорезались ностальгические нотки. — Я бы не назвал её красивой, если позволите судить о внешности дамы. Её лицо ничем не запоминается. Правильное, но простое.

— Что-нибудь ещё? — допытывался Джи, — приметные родимые пятна? Шрамы? Особенности говора?

На каждый вопрос изобретатель молча качал головой.

— Ну хоть что-нибудь! — повысил голос Джи, — прошу прощения… Откуда она узнала о вас?

— Газеты, — Тесла слегка улыбнулся, собрав вокруг глаз лучики морщинок, — я часто даю интервью.

Край резиновой платформы врезался в спину. Джи осторожно пошевелился, меняя позу и стараясь не шипеть от боли. Кожа уже начинала зудеть — верный признак начавшегося заживления — но без свежей крови процесс затянется.

— Я читал ваши статьи, мистер Тесла. Знаете, что удивляет меня больше всего? Ваша способность охватывать самые разные сферы человеческого знания. Переменный ток. Беспроводная передача электричества. Телеграф, «Х-лучи», расщепление материи и даже попытки проникнуть в тайну эфира. Как вам это удаётся?

— Я всего лишь делаю своё дело, — пожал плечами учёный.

Было что-то странное в этой беседе — на полу тесной комнатки, где ещё потрескивали, остывая, созданные Теслой приборы, едва не убившие Джи. Высокая нескладная фигура изобретателя, умостившаяся на простом некрашеном настиле, в костюме-тройке, из кармана которого торчали прорезиненные рукавицы. Внимательные испытующие голубые глаза в глубоких впадинах. Собственное тело — обожжённое, покрытое волдырями и бурыми пятнами, в обращённой в лохмотья одежде.

— Наша видовая особенность, мистер Тесла, — наконец заговорил Джи, — состоит вовсе не в физической силе. Она заключается в отсутствии ограничений, свойственных виду вашему. И прежде всего — вашей смертности. Видите ли, любой человек может избрать лишь достаточно узкий круг интересов. Реализовать себе в чём-то одном… — Джи хмыкнул, — ну пусть в двух, трёх, пяти сферах. Вы — исключение, мистер Тесла. Вы ближе к богу, как и любой гений. Но при всём этом вы остаётесь человеком.

— Я уже сказал, что не приму ваш щедрый дар, мистер Джи.

— Я не о том, — Джи поднял руку, останавливая учёного, — хотя мне, безусловно, жаль, и жаль даже не человечество, которое столько потеряет…

— А каковы ваши сферы интересов, мистер Джи?

Вопрос прозвучал неожиданно. Джи запнулся, удивляясь даже не тому, как всегда корректный учёный бесцеремонно перебил его. Неприятно поражала суть вопроса, заданного спокойным снисходительным тоном.

В самом деле — какова его сфера интересов? Чему научился он за все прошедшие века? В чём стал мастером, где достиг совершенства?

Светлые глаза Теслы понимающе смотрели на него.

— Возможно, в нашей ограниченности кроется счастье… недоступное вам.

Последние слова прозвучали еле слышно.

Джи не нашёл что возразить. С силой сжал и разжал левую руку — из потемневшего от копоти каркаса выдвинулось узкое лезвие. На кисти и запястье остались чёткие алые полосы от накалившегося металла.

Брови учёного приподнялись.

 — Вы изобретатель?

— Любитель, — лезвие с лёгким щелчком втянулось обратно, — волей-неволей.

Джи поморщился, увидев на манжете крохотное блестящее пятнышко. Клятое масло, заметное на любой ткани, испортило ему уже не одну рубашку. Впрочем, эта рубашка и так превратилась в набор обугленных обрывков.

Тесла пожевал губами.

— Тогда, возможно, это может вас заинтересовать, — он поднялся и жестом позвал Джи, — идёмте со мной.

Учёный помог Джи встать. Опираясь на неожиданно сильную сухощавую руку, Джи несколько секунд стоял, борясь с головокружением. Перед глазами мелькали разноцветные точки.

— Сможете идти? — приглушённо донёсся голос Теслы.

Джи осторожно кивнул. Равновесие возвращалось. Кисти рук уже утратили жуткий багровый оттенок — разгладившаяся кожа имела цвет гераниевых лепестков.

Вместе с учёным они покинули комнату и спустились ещё на несколько ступеней. Лестница кончилась, упёршись в круглую вытоптанную площадку с единственной дверью. Заметно поблёкшего света лампы, которую держал Тесла, хватало лишь на то, чтобы не натыкаться на стены. Но сумеречное зрение, мало-помалу возвращавшееся, позволило разглядеть чёрные провалы в стенах шахты.

— Для чего эти тоннели? — спросил Джи, пока Тесла возился с дверью.

— Сброс давления, — учёный, опустив лампу на пол, откидывал многочисленные засовы, — необходимая предосторожность. Они не понадобятся, пока Уорденклифф не заработает на полную.

Запрокинув голову, Джи рассматривал винтовую лестницу, по которой они спустились. Внешний вид башни не шёл ни в какое сравнение с загадками, таящимися внутри неё.

Грубые камни стен были пригнаны друг к другу так плотно, что между ними почти не оставалось зазоров. Все трещины оказались аккуратно замазаны. При этом поверхность камней оставалась обработанной кое-как. Тот, кто делал эту кладку, заботился явно не о красоте — а о герметичности.

Примитивная лестница завивалась вокруг исполинской металлической трубы такой толщины, что в ней спокойно мог бы уместиться взрослый человек. Джи коснулся трубы, постучал по ней пальцем — но ожидаемого гула не услышал. Словно конструкция не была полой.

— Мистер Джи!

Учёный стоял возле приоткрытой двери, высоко подняв лампу и щурясь в темноту. Джи поспешно приблизился.

— Прошу прощения.

— Идите за мной.

Тесла толкнул железную створку, обитую изнутри слоем резины. Ступая за ним, Джи перешагнул высокий порог — ноги утонули в плотном, но мягком покрытии. Пол упруго пружинил под ногами, словно стараясь подбросить.

— Комната изолирована, — пояснил учёный, — правда, я не уверен, что эта изоляция поможет… Впрочем, всё зависит от того, удастся ли мне получить нужное напряжение.

— Нужное для чего? — поинтересовался Джи, оглядываясь.

— О, сейчас вы сами всё увидите, — Тесла потянул в сторону тяжёлый плотный занавес, разгородивший помещение, — я не показывал этого ни вашему другу, ни той юной особе, но с другой стороны — они ведь не предложили мне взамен ничего ценного. В отличие от вас, мистер Джи.

Пыльная драпировка уехала вбок.

— Смотрите.

Свет лампы вспыхнул, многократно умножаясь на полированном металле. Гладкие обводы грибообразных катушек засверкали золотом — их было много, так много, что, казалось, пространство заполнил целый лес голых железных деревьев. А посреди этого леса, на импровизированной круглой поляне, опутанной, будто лианами, пучками проводов, возвышался двухметровый металлический цилиндр.

Джи вопросительно взглянул на учёного.

— Мне много чего приписывают, — усмехнулся Тесла, — но ни один газетчик, я убеждён, и близко не подберётся к правде в своих выдумках.

Он подошёл к цилиндру и дёрнул неприметную ручку. В монолитной стенке открылась дверца, обнажая внутренности — сложнейшие переплетения проводов толщиной в руку. Провода свивались в клубки, неприятно напоминая змей. А посреди этих искусственных джунглей зияли две небольшие каверны, сформированные с помощью проволочного каркаса и оплетённые мелкоячеистой сеткой.

В руке Теслы появился крохотный, не больше ногтя, металлический кубик.

— Я прошу вас рассмотреть его как можно внимательнее, — сказал учёный, подавая кубик Джи.

Железная безделушка легла в ладонь. Забыв о нудящей боли во всём теле, Джи присмотрелся к кубику. Ничего особенного — простейший кусочек металла. На одной из граней — микроскопическая царапина, похожая на запятую.

— Запомнили?

Джи кивнул, возвращая кубик учёному.

— Прекрасно. А теперь отойдите подальше.

Тесла поместил кубик в левую каверну, оставив правую пустой, и закрыл дверцу цилиндра. Повернул рубильник на чём-то, больше всего напоминающем утыканный спицами шкаф. Воздух затрещал. По грибам-катушкам забегали серебристые молнии, заплясали, наливаясь синевой. Железный лес объяло голубое пламя. Грибы тонко пели, вытягивая одну бесконечную ноту.

Тесла повернул второй рубильник. Языки электрического огня устремились вверх, пение сбилось, разом скакнув октавой выше. Воздух сгустился, став почти осязаемо плотным. Грибы зазвенели, выбрасывая отростки молний, зазвучали где-то в верхних пределах слышимости, тонко-тонко, пронзительно. Языки голубого пламени свились, скручиваясь в жгут, который потянулся к цилиндру, к его скрытой от глаз верхней грани — и влился в эту грань с оглушительным звоном, ударившим по ушам и будто ножом вонзившимся в голову.

И всё стихло.

Джи отнял ладони от ушей. Поднялся — когда и как он оказался на полу, память упорно не воспроизводила. На губах было солоно — пальцы, коснувшиеся лица, окрасились алым. Кое-как Джи стёр бегущую из носа кровь.

— Не удивлён, что такое нельзя продемонстрировать газетчикам, — пробормотал он.

— Я вам больше скажу — такое я не рискну демонстрировать даже моим коллегам из Американского института инженеров-электриков, — Тесла натянул рукавицу и открыл дверь цилиндра, — взгляните.

От цилиндра веяло жаром. Морщась от боли, которую причинял обожжённой коже горячий воздух, Джи шагнул к учёному и заглянул в открытую дверцу.

В обеих каморах лежало по металлическому кубику.

— Вот для чего мне нужны ваши чертежи, мистер Джи, — тихо проговорил Тесла, — чертежи, расчёты и всё остальное. Они подарят вечность моим идеям.

Джи достал из правой каморы железный кубик. На боку едва заметно темнела похожая на запятую царапинка.

«Это невозможно», едва не сорвалось с языка. Но, собственно, почему? Почему невозможно, если прямо сейчас он держит в руке опровержение этой невозможности?

— Это всего лишь вопрос времени, мистер Джи. Времени и мощности. Числовых категорий, где всё можно измерить.

Светлые глаза учёного под густыми хмурыми бровями смотрели не на Джи — великий учёный глядел в будущее.

— В каждой материальной частице заключено огромное количество энергии. Когда-нибудь мы научимся эту энергию освобождать — а к этому мы придём, и довольно скоро, я уверен, — и человечество получит в своё распоряжение мощнейшие силы Вселенной. Ну а теперь представьте, сколько энергии нужно, чтобы совершить обратное преобразование и создать частицу материи из чистого энергопотока.

Тесла прислонился спиной к остывающему цилиндру.

— Но это решаемо, мистер Джи. И я уже приступил к выполнению этой задачи. Башня почти закончена. И когда она начнёт работать, мне пригодятся ваши схемы замкнутых систем.

— Но вы полагаете… Почему вы думаете, что оно будет жить?

— А почему живём мы с вами, мистер Джи? — учёный улыбнулся уголком рта, — почему живёт всё во Вселенной? Дайте мне кубик.

Тесла взял протянутый кусочек металла в левую руку. Нагнулся и подобрал второй кубик. Зажав оба кубика между большим и указательным пальцами, учёный поднял руки на уровень глаз.

— Следите внимательно.

Он разжал пальцы, и кубики полетели на пол. Они приземлились синхронно, подскочив на каучуковом покрытии — каждый примерно на фут.

— Вы заметили разницу, мистер Джи? — спросил учёный, подбирая безделушки. И, прежде чем Джи успел покачать головой, продолжил:

— Я тоже не заметил. Вы сумеете отличить оригинал от копии?

На раскрытой ладони изобретателя матово серебрились два абсолютно одинаковых кубика. С идентичными царапинами-загогулинками на боках. Джи вглядывался в них, но не видел разницы. К шероховатой поверхности одного пристала мелкая соринка. И, всмотревшись пристальнее, Джи увидел на грани второго кубика точно такую же крошку…

— Вот и ответ. И я надеюсь, вы получили то, за чем приходили сегодня. А теперь прошу извинить — у меня ещё очень много работы.

***

Вечер подкрался незаметно — после мучительного дня, наполненного болью и предчувствием несчастий. Тёмное облако, нависшее над городом, только усугубляло ощущение близкой беды. Набухшая туча никак не могла разродиться дождём, лишь изредка всплакивая скудными каплями.

Джи налил себе виски и вернулся в кабинет — к окну с видом на город, к широкому мраморному подоконнику. В этой огромной пустой квартире не было ничего, кроме яда для тела и души.

Золотисто-янтарный яд переливался в широком стакане. Джи влил отраву в себя, щелчком отправил стакан вниз и занял его место на подоконнике. Поднявшийся ветер трепал ещё влажные волосы. Поджившая кожа уже не лопалась хрупкими трещинами при каждом движении. Боль утихла, отошла на второй план. Скоро виски подействует, и вслед за телесной болью отодвинется в глухой угол сознания боль душевная.

Есть то, в чём и люди, и нелюди схожи.

Темнота накрыла город, оставив лишь редкие точки огней — внизу и вдалеке, там, где невидимым в ночи силуэтом вонзалась в низкое небо башня Уорденклифф. Огни меркли, один за другим. Засыпающий город гасил свои ночники.

Джи смотрел вдаль. На скупую россыпь едва различимых искр, отмечающих Уорденклифф. Разыгравшийся ветер стонал и хлопал распахнутыми оконными створками, носился над крышами, гнул флюгера. Белёсые вспышки пронзали тучи, вспарывая их набухшие клубящиеся животы — одна за другой, взблескивали и меркли, оставляя призрачные линии.

Огни Уорденклиффа погасли. Все разом, вмиг, будто сама ночь, устав, поглотила драгоценные искры. А на их месте взвился в чёрное предгрозовое небо столб голубого огня.

И хлынул дождь.

Глава 13

Дождаться следующей ночи оказалось сложнее, чем пережить предыдущую. Время тянулось как вечность, однообразное, похожее на мутное желе. Джи выжидал. Лёжа на пыльном покрывале давно покинутой Старшим кровати, он считал секунды, складывая их в минуты и часы. От одного до шестидесяти. Можно позволить себе тратить время, если у тебя в запасе все минуты мира.

Боль, плавившая тело, угасла, ушла, оставив после себя лишь бледный призрак. Грубая ткань покрывала слабо покалывала кожу. Виски сделал своё дело, притупив ощущения, но для полного исцеления нужна была кровь.

И нужно было выбраться из давящих четырёх стен, в которых мысли метались и душили, не оставляя покоя.

Едва рахитичный солнечный луч, пробивавшийся сквозь штору, окончательно угас, Джи встал. У подоконника распахнутого окна натекла небольшая лужица — ливень хлестал всю ночь и большую часть утра. Ворвавшийся сквозняк обдал холодом. Голая кожа мгновенно покрылась пупырышками, по телу прокатилась мерзкая волна обжигающего озноба.

Стараясь игнорировать шум в голове, Джи раскрыл шкаф. Усмехнулся про себя — пара сменных костюмов терпеливо ожидала, когда хозяину в очередной раз достанется так, что одежда превратится в придверный коврик.

Зеркало — огромное венецианское стекло в золочёной раме — отразило измученное лицо с лихорадочно горящими глазами. Джи отвернулся. Торопливо оделся и чуть ли не бегом покинул квартиру.

Если консьерж и удивлялся ночным променадам нового жильца, то виду не подавал. Кивнув бесстрастному служителю, Джи с неудовольствием подумал о том, что Андриан наверняка тоже выходил исключительно ночью. Вот так и рождаются слухи, нелепые сплетни, легенды. Надо бы хоть раз прогуляться при солнце… Джи поморщился. Да ну его к чёрту. Пусть консьерж думает, что хочет. А ему пора покинуть Нью-Йорк — этот город уже дал всё, что требовалось.

Разве что напоследок грех не взять ещё каплю.

Тёплая июльская ночь мягко шуршала листвой. От вчерашней духоты не осталось и следа. В многочисленных лужах блестели осколки луны.

Выбирая безлюдные улицы, Джи удалялся от центра. В голове шумело всё сильнее, а ноги уже начинали противно дрожать. Но он сворачивал в переулок каждый раз, когда впереди показывалась чья-то фигура. При одной мысли о человеческой крови начинало мутить. Если он столкнётся с кем-нибудь, то нападёт. А если нападёт — то снова станет свидетелем всей той дряни, что хранят в себе люди. Вместо крови в их венах бежит грязь, а он… Ему нужно что-то другое.

Вонь зверинца он ощутил издалека. Густой запах шерсти, сырого мяса, соломы и испражнений. Но это всё равно было не так омерзительно. Чтобы стерпеть амбре мокрой звериной шкуры, достаточно зажать нос. А что нужно зажать, чтобы стерпеть калейдоскоп отвратительных видений в мозгу?..

«Цирк экзотических животных», сообщала вывеска. Над огромным полосатым шатром реяли разноцветные флаги. Раскинувшийся на пустыре цирк уже спал — в многочисленных вагончиках и сборных домиках не мелькало ни единого огонька.

Наспех сколоченные загоны для зверья стояли особняком. Джи медленно пошёл вдоль деревянных стен, из-за которых слышалось блеяние, повизгивание, всхрапы и стук. От насыщенной вони на глазах выступали слёзы.

Череда загонов окончилась огромным строением, сколоченным из толстых брёвен. Двойные створки дверей надёжно удерживал массивный засов. Джи прислонился к стене. Там, внутри, звучало мерное дыхание огромного существа.

Он поднял засов. Мышцы заныли, жилы завибрировали туго натянутыми струнами, пока литая полоса металла весом с железнодорожный рельс бесшумно опускалась на землю.

Из раскрытых дверей пахнуло тёплым и прелым. Джи шагнул в душную темноту, чувствуя, как противно дрожат ноги.

Слон спал. Это был старый, повидавший многое зверь. На его морщинистых серых боках даже в сумраке отчётливо виднелись грубые белые шрамы. Джи провёл по ним ладонью — пальцы словно коснулись тепловатого узорного гобелена.

— Тихо, мальчик, — зашептал Джи в огромное насторожившееся ухо, — тихо. Присядь.

Слон косил чёрным глазом, пробуждаясь от дрёмы. Медленно переступил колонноподобными ногами, шумно вздохнул и опустился на колени.

— Молодец, — Джи легонько похлопал животное по морщинистому боку и, встав на покорно выставленную ногу, забрался слону на спину.

Кожа животного больше напоминала застывшую серую смолу — нечего было и думать о том, чтобы её прокусить. Джи гладил толстую шею, покрытую редкими волосками, слушая тёплое пофыркивание могучего животного. Под пальцами то и дело проскальзывали влажные участки — шею слона покрывали незаживающие ссадины и натёртости.

— Бедняга ты, — негромко сказал Джи, — но детишки наверняка тебя любят. Благо они не знают, что происходит по эту сторону арены.

Слон шумно вздохнул, когда Джи припал к его шее — там, где алым пятном во мраке выделялась крупная ссадина. Снова переступил ногами и замер, терпеливо ожидая, как делал это, наверное, всю жизнь.

Трава. Запах сена. Опилок. Колышек. Солнце. Настоящее солнце. Искусственное солнце. Голоса. Смех. Темнота. Крики. Колышек. Боль. Запах сена…

Когда Джи выпрямился, слон по-прежнему неподвижно стоял, лишь изредка чутко шевеля огромными, похожими на паруса, ушами. Вся долгая жизнь этого некогда благородного и гордого животного уложилась в полдесятка образов, сменявшихся по кругу.

Джи спрыгнул на землю — влажные опилки брызнули из-под сапог. Нога зацепилась за что-то длинное, глухо звякнувшее. Довольно толстая цепь тянулась к железному кольцу, охватившему заднюю ногу слона. Вторым концом цепь была спаяна с маленьким, едва в пару футов длиной, колышком, наполовину воткнутым в землю.

— Так вот оно что, — протянул Джи.

Будто поняв, слон повернул крупную голову и грустно посмотрел на человека. Да, говорили его умные глаза, когда я был малышом, меня привязали к такому вот колышку, чтобы я не сбежал. И, видишь, я до сих пор на цепи…

— Но ты давно вырос, приятель, — шепнул ему Джи, — ты вырос, понимаешь? А колышек — нет.

Тёплый хобот опустился на плечо. Слон склонил голову, шумно дыша травой и сеном.

— Ты вырос, — повторил Джи, поглаживая морщинистый бок животного. Рука зачерпнула горсть рассыпанной на полу вялой зелени и вложила в изгиб хобота.

— Теперь ты выбираешь сам.

Джи пнул ногой колышек — тот качнулся и замер, накренившись. В последний раз дружески хлопнул слона по спине и шагнул к выходу, обернувшись на пороге.

Зажав в хоботе пучок травы, слон, не отрываясь, смотрел на человека.

***

Андриан исчез без следа. Покидая Нью-Йорк следующим днём, Джи втайне надеялся, что в Ипсвиче его будет ожидать письмо от Старшего. Но этого не случилось. Ни через месяц, ни через три, ни через пять. Уезжая, Джи оформил в одном из нью-йоркских бюро заявку на пересылку газет, и в течение полугода ему прилежно отправлялись все воскресные номера «Таймс» и «Трибьюн». Но в статьях и передовицах не находилось ничего, что могло бы быть связано с Андрианом. Ничего интересного — кроме заметки о сбежавшем из цирка слоне.

Наступило и минуло Рождество, отметив год с того дня, как Джи обзавёлся собственным Младшим. Мастер был привязан к нему, но держал почтительную дистанцию — причём не столько оказывал почтение, сколько требовал такового к себе. Его раздражала внешняя молодость и опрометчивость Джи, привычка бросаться сломя голову в пекло, сначала делать, а думать уже в процессе. Мастер не скрывал своих эмоций, в отличие от Андриана, и не раз высказывал Джи всё, что о нём думает. А Джи ловил себя на мысли, что скучает по молчаливому Андриану. По его тихой бескорыстной заботе, по письмам без ответа, по нежной суровости старшего брата… Он отправил на нью-йоркский адрес несколько посланий, но они канули в никуда. Рождество 1902 года было пустым — первое за много лет Рождество, когда почтальон не принёс оклеенный марками ящик.

Всего дважды Джи слышал зов Старшего, и с тех пор миновали века. Но всё чаще он замечал, что подолгу стоит, замерев и прислушиваясь к шуршанию крови по венам. В тихом шелесте, что услышать могут лишь «дети ночи», Джи ловил голос своего собрата.

Но тщетно.

Андриан так и не объявился в Ипсвиче и не прислал в ответ ни строчки. Напрасно Джи ожидал, что Старший постучит в дверь, держа в одной руке саквояж, а в другой — коллекцию пыточных орудий для убийцы Харнхейма. Напрасно запретил китаянке и думать о возвращении в Лондон. Он не поддерживал с ней связи — на всякий случай, и не мог знать ни где она, ни что с ней. Джи не исключал, что Андриан мог снова прибегнуть к ужасным изобретениям Теслы и попытаться точно установить местонахождение Кван. Не исключал, что его Старший и китаянка всё же встретились, а там, где пересеклись их дороги, одна из них должна была оборваться.

Через три года его нашло письмо от Кван. Она сообщала, что жива-здорова, сменила две страны и восемь городов, но за всё это время никто не пытался угрожать или навредить ей.

Спустя несколько лет Андриан превратился в бесплотный призрак прошлого.

Вторая мировая война заставила Джи и Мастера покинуть Британию. Спасаясь из охваченной огнём Европы, они не раздумывали о том, куда будет лежать их путь. Во всём мире был только один человек, способный воспринять идеи Мастера.

Они встретились в его номере в отеле «Нью-Йоркер». Мужчина, радушно принявший их, уже не был прежним. Никогда ещё Джи так остро не ощущал разницы между собой и людьми, не клял себя последними словами за глупость и забывчивость. Сорок лет для «дитя ночи» — лишь миг. Но не для человека…

Он всё ещё был здоров и вполне бодр, несмотря на то, что перешагнул восьмидесятилетний рубеж. С искренним интересом просматривал заметки Мастера, подробно расспрашивая о мелочах. Но всё-таки что-то в нём надломилось, и вряд ли тому виной была только лишь старость. Его мечта лежала в руинах — горой размётанных взрывом камней, его имя давно сошло с газетных страниц. Прежние друзья остались в прошлом — забытые или забывшие его. Покойную тишину дешёвого номера нарушали лишь голуби.

Мы — напоминание о том, что он ещё кому-то нужен, думал Джи, наблюдая из кресла в углу, как пожилой учёный и Мастер, склонившись над бумагами, оживлённо спорят. Нет, даже не так — о том, что в него всё ещё верят…

Время давно шагнуло за полночь, но оба изобретателя не замечали ничего, целиком погрузившись в обсуждения. И, когда Джи поднялся и вышел из комнаты на узкий балкончик, ни один из них даже не поднял головы от бумаг, рассыпанных, словно осенние листья, в круге тёплого жёлтого света.

Ночной воздух холодил, пробираясь сквозь тонкую рубашку. Сорок лет. Без малого сорок лет прошло с того момента, когда своды Уорденклиффской башни сомкнулись над ним, отрезая от прежнего мира. Когда в сполохах огня, сквозь боль и жар, он жадно ловил проносящиеся не перед глазами — перед мысленным взором — картины. Те самые образы, что терзали его разум с момента, когда ладонь впервые коснулась холодного гладкого бока капсулы.

Наблюдатели. Контролёры, наставники человечества, единственные, кто мог — и должен был! — исправить историю. Если ошибаются люди, они губят себя и себе подобных. Но если ошибаются боги — они создают тех, кто способен погубить всё…

И, кажется, в этот раз неведомые создатели ошиблись дважды.

Человечество стало результатом их просчёта. А Наблюдатели — нелепой попыткой исправить оплошность, грубой заплатой на рваной дыре бытия. Но заплата сама оказалась дырявой. Никто из Наблюдателей не помнил не то что своих целей, но даже собственного прошлого. И всё прошло прахом… Тот Путь, что был намечен для истории, свернул не туда. И всё ещё можно было бы исправить, скорректировать тропу, которой предстояло идти человечеству, обогнув острые камни, но… Но те, кто должен был помочь, сами превратились в проблему. И ни один из дюжины Наблюдателей не мог исправить этого. Ни один — кроме него.

Образы приходили друг за другом, рождаемые болью и пламенем, фантазии и домыслы сплавлялись, перемешиваясь, со вспыхивающими на миг картинами из ниоткуда. Может ли он в одиночку что-то исправить? Повлиять на историю? Перенаправить человечество иной — верной — дорогой? Как такое под силу одному, да даже и дюжине? И где она, эта дорога, какой из миллионов путей, лежащих перед людьми, — правильный? В конце концов, разве уже не поздно что-либо менять?..

И если всё так… Если всё так, почему тот голос, что Джи так отчётливо слышал, коснувшись капсулы, вложил ему в память одно лишь указание: смотреть. Запоминать. И ничего больше.

Те образы, мелькнувшие в сознании в короткий миг, стали его наваждением на все последующие годы. Были ли они считаны из легендарного «эфира»? Или же воображение и логика сыграли злую шутку, дополнив обрывки мыслей до целостной картины? Увидел ли он то, что было правдой, или лишь то, что хотел увидеть?..

Цветная нью-йоркская ночь мерцала внизу. Джи отвернулся. Сорок лет он пытался отграничить вымысел от истины — и не сумел. Наверное, стоит принять как данность, что всё услышанное и увиденное в ту ночь — верно. Всё, что предстало перед ним в мерцании огненных вспышек, есть истина. В конце концов, снова повторил себе Джи, Андриан нашёл таким путём свою правду.

Пальцы стиснули гладкие деревянные перила. Он цеплялся за это доказательство, не имея других. И не имея возможности проверить свои открытия повторно. Башня Теслы взлетела на воздух в 1917-м, и вряд ли учёный согласился бы провести ещё один такой эксперимент. Но даже если он дал бы согласие — где гарантия, что результат будет иным? Или что схожий результат подтвердит истинность видений?

Сквозь приоткрытую дверь доносились голоса — хрипловатый, торопливый Мастера и спокойный, глубокий — Теслы. Джи смотрел на худой профиль учёного, с орлиным носом и аккуратно зачёсанными назад снежными волосами.

Вышло ли у него что-нибудь? Успела ли его башня дать нужную энергию, прежде чем её разрушили?..

Беседа двух учёных затянулась до утра. Выбрав момент, когда в разговоре возникла пауза, Джи спросил Теслу о башне.

Пожилой изобретатель долго смотрел на него.

— Уорденклифф стал той точкой, где мои идеи ближе всего соприкоснулись с реальностью, — наконец сказал он, — но это был лишь краткий миг. Я не получил и десятой доли того, на что рассчитывал.

— А ваши эксперименты с двойниками?

— Для таких экспериментов нужны энергии очень высокого порядка, — ответил Тесла, — очень высокого. А теперь извините меня.

Он снова повернулся к Мастеру, возобновляя беседу.

Джи и его Младший покинули отель с рассветом. Закрывая за ними дверь с потемневшей табличкой «3327», Тесла выразил надежду на скорую следующую встречу.

Больше они его не видели.

Тело гениального учёного было найдено январским утром 1943 года в отеле «Нью-Йоркер». В тот же день все бумаги изобретателя конфисковало ФБР. К счастью, уходя, Мастер забрал свои заметки, и если Тесла и воспроизвёл что-то из них, то вряд ли те записи могли отличаться точностью и полнотой.

Сотни людей пришли на похороны великого изобретателя. Джи молча двигался вместе с толпой, слушая пёструю речь на английском и сербском. А перед глазами то и дело вставали то недостроенный скелет-купол Уорденклиффской башни, то призрачный голубой столб, пронзающий небеса.

Я хочу вас предупредить, мистер Джи — всё, что вам откроется, может быть истиной в той же мере, что и ложью.

1. Deus ex Human

Глава 14

— Наш самолёт только что произвёл посадку в аэропорту «Жуковский-три» города Китай-город. Благодарим вас за выбор «Интерлиний» и желаем хорошего дня.

«Жуковский» гудел потревоженным ульем. Джи протолкался сквозь шаркающее стадо с тележками и нашёл свободный такси-терминал. Меню оказалось на китайском, но интерфейс — стандартным.

— Ваш ветролёт прибудет через пять минут, — сообщило устройство, предварительно выдав какую-то тарабарщину, — ай-ди ноль-ноль-пять-один-четыре-четыре, посадочная площадка три.

Мысленно поблагодарив автопереводчик, Джи просмотрел выведенную на дисплей карту и не спеша двинулся к выходу. Но уже через минуту поймал себя на том, что едва ли не бежит. Аэропорт не располагал к приятным прогулкам. «Говорящие стены» тянулись непрерывной полосой, без конца наперебой вещая на десятке языков. Реклама, трансляции молитв, объявления рейсов, снова реклама. В редких простенках, свободных от этих нано-матюгальников, неведомый гений архитектуры и дизайна разместил голографические нейро-арты. От кислотных паттернов рябило в глазах.

Сбоку пристроился какой-то немолодой китаец, что-то прочирикал, склонив голову и заглядывая в глаза. Джи жестом показал, что не понимает.

— English? — спросил-сообщил китаец и тут же добавил на чистейшем английском:

— Прошу вас уделить минутку ради собственного будущего!

И, не ожидая ответа, полу-удивлённо, полу-обрадованно затараторил:

— Немножечко веры, сэр, и у нас всех появится шанс начать новую жизнь!

— Вот как, — поднял брови Джи.

А китаец, видимо, воодушевлённый тем, что его не пнули под зад сразу, вещал:

— Великая альтернатива! Ведь вы согласны, что нашей стране нужны перемены? Нужна свежая кровь?

Джи покосился на него.

— Перемены возможны! — продолжал прилипчивый тип, — нужно только верить! Уверуйте в великую альтернативу, уверуйте в пророка оппозиции — Лексея!

Имя китаец произнёс с придыханием.

— Кыш отсюда, — усмехнулся Джи.

— Уверуйте, пока не поздно! А иначе…

Одна из «говорящих стен» вспыхнула алым. «Напоминаем, что религиозно-оппозиционная пропаганда запрещена!», побежали по красному фону чёрные буквы, «в случае обнаружения фактов таковой пропаганды просим вас обращаться…»

— Уверуйте! — китаец сделал страшные глаза и испарился. В руку ткнулось что-то гладко-колючее. Джи машинально сжал пальцы и поднёс ладонь к глазам. Свёрнутая в конвертик глянцевая листовка увещевала «вложить частицу веры в общее будущее» и способствовать воплощению неизвестного Лексея, который, по утверждению авторов, один был способен вывести страну из кризиса и стагнации. «Машинный коммунизм изжил себя — нам нужен Человек!»

Джи швырнул листок в ближайшую урну. Удивился, не услышав звука перерабатываемого мусора — листовка так и осталась лежать поверх кучи набросанного хлама. Джи пожал плечами и вышел из здания аэропорта.

Снаружи было холодно — неожиданно холодно для самого начала сентября и оттого ещё более неприютно. Десятки смуглых парней и девчонок жались к стенам у входа, тщетно пытаясь укрыться от пронизывающего ветра, кутались в лёгкие кофты и клеёнчатые куртки. Из-под капюшонов сверкали чёрные глаза — просяще-настороженные. Каждый из ребят что-то держал в руках — свёрток, сумочку, маленький пластиковый кейс, облепленный потрёпанными стикерами. Джи замедлил шаг, присматриваясь к пёстрой толпе молодёжи. Для наркодилеров мелковаты. Студенты? Попрошайки? Последователи загадочного Лексея?

Один из «студентов», блестя глазами исподлобья, осторожно приблизился. Джи притормозил.

— Чего тебе?

«Студент» залопотал, дёргая смуглой рукой вылезающие из-под капюшона курчавые тёмные волосы. Из коробочки транслитора, торчащей в нагрудном кармане, донеслись монотонные звуки плохого машинного перевода:

— Приложения — кодить — недорого. Необходимость — на — территории — страны. Любые — расширения. Программы — дополненной — реальности. Купить — дешевле — чем — в — магазине…

Жестом фокусника чернявый раскрыл кейс, являя миру портативный терминал с надтреснутым дисплеем.

— Фронт-энд — разработка… — хрипел транслитор.

— Спасибо, — Джи заглянул в широкоскулое бровястое лицо, — хинди?

Тот закивал с таким усердием, что, казалось, голова вот-вот слетит с цыплячьей шеи, обильно увешанной бусами.

— Нарендра Чаттерджи?

Индус расплылся в белозубой улыбке.

— Кумир, — донеслось из транслитора, — великий — человек.

— Въедливая заноза, — сообщил Джи и улыбнулся голодным глазам кодера, — удачи, парень.

Ветролёт с нужным ай-ди ещё не появился. Стоя у края посадочной площадки, Джи разглядывал мерцающие турникеты. Китайская Евразия пока что представлялась квинтэссенцией архаичного безумия. И где-то здесь, среди отпрысков «машинного коммунизма», ему предстояло найти тех, кто отдал приказ напасть на Мастера. Джи потёр лоб. Неизвестно, с чем ему предстоит столкнуться. Но угроза должна быть устранена. Мастер не сможет вечно прятаться в замкнутой системе. Ему придётся продолжить работу с Машиной, и если для этого понадобится выкорчевать целую сеть хакеров и ушлых кибер-воришек — что ж, он, Джи, это сделает.

Но надо поспешить. Не известно, как давно началась охота на Мастера… Истоки могут затеряться.

Джи поёжился от пробирающей сырости. Машинный коммунизм, кажется, не признавал микропогодных установок — на аэропорт волнами наползал туман. Отсыревшие джинсы облепили ноги, в ботинках начинало хлюпать.

На то, чтобы отследить и изловить хотя бы одного из «заказчиков» Мастера, потребуется время. А его не так много. Самые чёткие воспоминания, считываемые из крови, относятся к последним двум месяцам. Доступный предел — сто пятьдесят дней. Дальше всё размывается.

Джи поправил на плече небольшую спортивную сумку. Три года назад Нарендра Чаттерджи получил Мировую премию за подробное описание механизма хранения информации в крови homo sapiens и homo sapiens haima, сделав особый упор на различия в кодировке данных обоими подвидами. Ему же принадлежал и зафиксированный рекорд давности считанной информации — сто пятьдесят восемь суток. Чаттерджи был относительно молод по меркам «детей ночи» и ещё не утратил рвения, присущего исследователям. Он доказал, что кровь, точнее, плазма крови, как и любая жидкость, в состав которой входят молекулы воды, способна образовывать пространственную структуру, и накапливаемая информация в этой структуре рассматривается как мера организованности движения частиц. Изменённый геном «детей ночи» и улучшенная способность их крови к образованию иерархических структур-кластеров отчасти объяснили и способность к регенерации — одним из её механизмов выступила именно возможность более точного и полного сохранения данных. Джи следил за работами Чаттерджи — тот подавал большие надежды, и именно ему пророчили открытие принципа считывания воспоминаний из крови. Он уже доказал, что потеря возможности считывания связана с обновлением крови — по мере того, как кровяные тельца человека заменяются новыми, более старая информация утрачивается с гибелью хранивших её клеток, подобно тому, как старые данные на носителе перезаписываются новыми. Ему же принадлежало и сенсационное открытие информационной «утечки», вызываемой воздействием электромагнитного поля на плазму крови. Этой технологии прочили большое будущее — вплоть до использования в следственных мероприятиях. Джи скривился. Принятая к Пятому закону поправка обязывала всех «детей ночи», обнаруживших в крови доноров информацию о насилии, убийствах, мошенничествах и тому подобном, докладывать куда следует. На деле же никто не спешил ни свидетельствовать против людей, ни помогать им. Джи, как и любой другой потомок Евы, неоднократно получал приглашения выступить в качестве независимого эксперта в суде — но письма неукоснительно следовали по краткому маршруту «ящик — корзина» вместе со всеми сулимыми благами. «Дети ночи» откровенно плевали на предложения человеческих органов правопорядка, не торопясь ставить им на службу свой уникальный дар. А среди людей вовсю процветали подпольные убежища, где за солидную сумму преступник мог отсидеться сто пятьдесят дней. «Стопятидесятники» выпускали своих гостей на свободу неуязвимыми для мрачной способности отпрысков Евы. Новая кровь — новая жизнь…

Бело-жёлтый дрон-такси наконец вынырнул из плотной пелены тумана, скрывающего небо. «005144», напомнил наручный «помощник». Турникет пискнул, приглашая пройти на площадку. Джи миновал хлипкие пластмассовые дверцы и забрался внутрь дрона, усмехнувшись при виде знакомой эмблемы «Flying Dragon» на опорной стойке. Если Китайской Евразии не станет, половина стран лишатся дронов-такси. Вот на чём держится хрупкое равновесие в мире.

Автопилот прощебетал запрос адреса на китайском, повторил на мелодичном и совершенно непонятном русском и завершил тираду точно таким же английским обращением, как и во всех ветролётах Олд-Йорка. Джи продиктовал координаты, полученные от Кван, и юркая машинка взмыла в воздух.

Ветролёт шёл низко, постоянно зависая перед мерцающими линиями голографических светофоров — там, где дома жались друг к другу особенно тесно, приходилось торчать по нескольку минут, ожидая, пока поперечный поток транспорта минует узкое горлышко. Ветролёт то и дело нырял в импровизированные тоннели, образованные нависающими сверху балконами. Между стоящими встык домами, казалось, не прошёл бы и палец — балконы упирались друг в друга, сходясь в сплошном геометрическом аду стекла и металла. На уровне третьего-четвёртого этажей предусмотрительные проектировщики оставляли коридор для ветролётов. В такие коридоры дроны просачивались по одному и еле ползли в желтушном свете слабых ламп, укреплённых на днищах громоздящихся сверху надстроек. Знаки с перечёркнутыми грузовиками на въезде в такие тоннели выглядели злобной шуточкой — дрон, казалось, вот-вот заденет винтом стену. Джи попытался представить, что случится, если один из ветролётов застрянет в тоннеле. Воображение рисовало груды смятого алюминия, острые куски пластика и намотанные на винты внутренности бедных пассажиров. Камера заднего обзора бесстрастно выводила на крохотный дисплей вереницу дронов с начинкой из людей. Навстречу пронеслась голографическая анимация — молоденькая китаянка с улыбкой вскрывала собственный череп, демонстрируя миру хитросплетения проводов под металлической заглушкой. Во рту стало горько. Джи вздохнул с облегчением, когда дрон, на полном ходу проскочив сквозь рекламу, вылетел из этой тараканьей ловушки.

Одноместная машинка жалобно гудела. Маломощные двигатели натужно выли, удерживая высоту. За колпаком из поцарапанного плексигласа заскользили однотипные «свечки», их верхние этажи терялись в тумане. Мелькнула и пропала внушительная приземистая постройка, на крыше которой кто-то начертал исполинскими буквами «HELL». Потянулись ряды неожиданно низких домиков, в полдесятка этажей, сужающихся кверху будто пирамиды. Светящиеся окна делали домики похожими на объятые огнём термитники.

Поля «термитников» уходили в необозримую даль, прочерченные извилистыми линиями наземных автострад. Ветролёт начал снижаться.

Вблизи дома оказались намного старее и уродливее, чем виделись сверху. Иллюзорная упорядоченность форм пропала, уступив место полнейшему хаосу. Пристройки и надстройки, железные листы, куски пластика и натянутые тенты образовывали на крышах когда-то скромных пятиэтажек настоящие лабиринты. Груды хлама громоздились одна на другой, создавая искусственные соты, в которых теплились живые огоньки, и все эти сужающиеся кверху ульи клещами вцеплялись в крыши, хлопая и гремя под порывами ветра.

Ветролёт сел. Джи скормил дрону сумму, которой в Олд-Йорке хватило бы на двойной облёт вокруг Манхэттена, и, откинув колпак, выбрался наружу.

Он стоял на платформе, сжатой с обеих сторон стенами пятиэтажек. Решётчатый металл платформы давно проржавел и на каждое движение отзывался унылыми стонами. От этой импровизированной посадочной площадки тянулись четыре узких мостика, исчезающих в тёмных стенных проёмах. Сверху заунывно сыпался мелкий дождь.

За спиной скрипнуло, и Джи обернулся.

По одному из мостиков к нему двигалась тоненькая фигурка в просторном полосатом плаще из клеёнки. Ветер дул ей в спину, развевая полы, глубже надвигая капюшон — соломенно-жёлтый с вороново-чёрным.

Резкий порыв высек из глаз досадливые слёзы, и сердце пропустило удар — мир размылся, оставив невозможное видение тонкой фигуры с двуцветными волосами, парящее в косых струях дождя… Мир сдвинулся, двоясь, пошёл зыбью; мир зазвучал старинным бассадансом, выбил стаккато пульса по жестяным крышам, и в дрожании воды проступили серые пристальные глаза — медленный взмах ресниц, белый овал лица, узкий обруч диадемы на лбу. Мир вздрогнул — и раскололся на золотое и чёрное…

Джи сморгнул.

Фигура застыла напротив. Приподнятые скулы, цепочки капель на оливковых щеках. Из-под капюшона блеснуло прищуренно-вишнёвым.

Джи шагнул навстречу китаянке. Внутри разлился холод.

… Изящные прорези глаз над чёрным шарфом. Запах лимона, обрывки платья над босыми ногами, лакированная заколка в гладких волосах. Сброшенный на пол халат.

Маленькая ладонь на рукояти «бульдога».

— Здравствуй, Ю, — тихо сказал Джи.

***

Мостик, переброшенный над пропастью между двумя домами, опасно кренился. Решётчатый настил стонал и скрипел; через каждые два шага на тощих перилах попадались привинченные жестяные круги с криво намалёванными парами чёрно-красных силуэтов.

Настил упирался в стену с темнеющим в ней арочным проёмом. Идущая впереди Ю нырнула в чёрное жерло, где тут же засиял рассеянный мягкий свет.

Шагая следом за китаянкой, Джи рассматривал длинный коридор, в который выходило множество разномастных дверей. Стены коридора оказались не менее пёстрыми — неяркий луч диодного фонаря выхватывал из полумрака то лист фанеры, то составленные друг на друга деревянные чурбаки, то аккуратно подогнанные ряды пластиковых контейнеров, заполненных чем-то тёмным и замазанных краской. Над головой мелькало небо. Редкие капли врывались в потолочные прорехи, звонко шлёпаясь вниз.

— Напоминает Подземный город, — вслух подумал Джи.

Голос гулко прокатился в тесном пространстве. Ю, убежавшая вперёд, вздрогнула — свет её фонаря заколебался, запрыгал по стенам — и торопливо повернула обратно, подняв лампу повыше.

— Ни к чему, — Джи кивнул на белое пятно света.

— А я и забыла, — по лицу китаянки пробежала едва заметная тень, — ладно, если у меня вдруг сгорят все фонари, будешь моими глазами.

Джи пожал плечами. Сквозь дырявую крышу проникало достаточно отблесков от маячков дронов и ветролётов, чтобы не натыкаться на стены. Всё вокруг виделось серым, будто с выкрученной на минимум цветностью, но вполне отчётливо. И не слышалось ни звука — кроме падающих капель.

— Здесь вообще кто-то есть? — спросил Джи, нагоняя китаянку.

— Мы не высовываемся лишний раз, — плечи под несоразмерным плащом приподнялись и опустились, — народ зависает в вирте. Не у всех есть средства на импланты дополненной реальности. А любоваться местными красотами мало кому хочется.

— Почему ты живёшь в этом… здесь?

— В этом отстойнике, ты хочешь сказать? — Ю улыбнулась одними губами, — это называется дермитник. И тут все так живут. Строим из того, что попадается. Каждый метр на счету.

— Это легально? — Джи постучал костяшками пальцев по куску жести, ловко встроенному в общую мозаику стены.

— Нет, — Ю остановилась, повернулась к нему. В мертвенном сиянии диодов её лицо казалось призрачным. — Нелегально. Как и вирт, наркота, личные майнинг-фермы и чёртова туча всего ещё. Индусов в аэропорту видел? Тоже нелегально. Но, знаешь, эти рамки применимы, только когда есть с чем сравнивать. А если почти сто процентов населения подпадают под уголовные статьи с высшей мерой, понятие легитимности утрачивает смысл. Сейчас только четыре часа отведено на управленческие вопросы, остальное машинное время тратится на военку. Раньше было иначе. Но после Войны двух сетей здесь саморегулируемый хаос. И это не наша вина. Если долго и планомерно доводить людей до крайней точки, рано или поздно любые запреты перестают действовать. Любые, даже самые страшные, кнуты перестают пугать. Поверь мне, я это хорошо знаю. Бесполезно штрафовать тех, у кого в кармане ни цента… — Ю прислонилась к двери, ссутулилась, сунув руки в карманы, — нас пытались давить. Тяньбай программировала охранные дроны… Но даже её тупые компьютерные мозги быстро просекли, что нельзя взять и пересажать всю страну. Она не смягчила правила — просто пустила всё на самотёк. И, знаешь, это оказалось правильным решением. Система саморегулируется. Мы ограничиваем сами себя. Нельзя строить слишком высокий дермитник — его сорвёт ветром… Так и здесь. Ведь нам нужно только место где спать и что-то пожрать. И если никто не пытается мешать нам обустраивать собственные логова — взамен мы становимся куда как покладистее. Намного покладистее, чем после побоев.

Китаянка опустила фонарь. Поддела носком ботинка валяющийся на полу камешек.

— Тяньбай снизила цену на электроэнергию почти до нуля, — Джи видел в полумраке, как кривятся узкие губы, — и купила нас всех… Она оказалась совсем не глупа и весьма дальновидна. А мы… А мы — нет.

Ю вынула из кармана ключ и отлепилась от двери.

— Это был её дешёвый электронный пряник, — сказала китаянка, — и мы его проглотили.

Натужно щёлкнул замок. Ю пинком распахнула филёнку.

— Заходи.

Глава 15

— Йонс, это Джи. Мой… — едва уловимая заминка, — мой старый друг.

В тесной комнате, заваленной железным хламом и заставленной гудящими системниками, было душно. Йонс, уткнувшийся в консоль, стрельнул во вновь прибывшего узкими глазами, что-то буркнул и отвернулся. Джи бесцеремонно разглядывал парня. На вид тот едва вышел из школьного возраста. Тощая фигурка, ершащиеся чёрные волосы, маленькие уши, плотно прижатые к голове. За левым ухом поблёскивал крохотный разъём, по шее змеилась серебристая татуировка.

— Идём, — Ю мотнула головой в сторону второй двери.

Джи последовал за китаянкой. Они миновали закуток размером с собачью конуру и оказались в неожиданно просторном помещении без окон, служащем, по-видимому, сразу и кухней, и гостиной, и спальней. Один его угол отгораживала грязноватая клеёнчатая занавеска. Вдоль стен теснились тумбочки, пара столов, двухъярусная кровать, шкафы, поставленные друг на друга корпуса системников и плетёные из пластиковых лент корзины. На стеллажах мирно уживались тарелки, пачки растрёпанных журналов и коробки с запчастями.

— Йонс не слишком любит гостей, — сообщила Ю, возясь со старой электроплиткой, — но с этим придётся примириться. И ему, и нам.

Джи бросил сумку на пол и осторожно присел на табурет.

— Ты давно его знаешь?

Должно быть, Ю уловила в невинном вопросе что-то такое, что заставило её повернуться. Тонкие брови взлетели над округлившимися глазами.

— У него есть пара, — сообщила она невпопад, возвращаясь к плитке.

— Пара?

— Пара, — повторила Ю, акцентируя слово, — ладно, сам поймёшь.

— Он не из наших, — Джи не стал уточнять, но китаянке, похоже, это и не требовалось.

— Нет, — она водрузила на плитку железный кофейник. По комнате расплылся кисловатый запах дешёвого сублимированного суррогата.

— Но дело своё знает отлично, — продолжала Ю, поворачиваясь, — мы с ним уже с год живём и, поверь, это один из лучших нетсталкеров во всём Китай-городе.

Джи промолчал, оглядывая китаянку. В ней трудно было узнать прежнюю хрупкую актрису. От копны смоляных волос ничего не осталось — абсолютно гладкий череп блестел смугловатой кожей. На затылке затейливо сплетались пучки цветных миниатюрных проводов, вживлённых под слой эпидермиса, лоб украшали потёртые вирт-очки. На смену строгим платьям пришли свободные полувоенные брюки и разношенная борцовка, облепившая аккуратную грудь, в ушах болталось с полдюжины разнокалиберных колец. И только глаза остались прежними — внимательными, острыми, настороженными. Вишнёвые омуты, то темнеющие до черноты, то пылающие светлым, почти алым. Беспокойные озёра под сенью недлинных пушистых ресниц.

— Ты — его пара? — неожиданно для себя спросил Джи.

Китаянка вздрогнула. Зашипел убегающий кофе. Ю торопливо отвернулась, сдёрнула кофейник с плиты.

— Мы ведь живём вместе, — её руки быстро орудовали куском ткани, смахивая с раскалённой поверхности сухую коричневую пыль, — а они никогда так не делают. Пары.

Последнее слово она произнесла так, словно речь шла об омерзительном ядовитом гаде.

— Побудешь тут немного — освоишься, — Ю вынула из шкафа пару чашек, — я соображу что-нибудь перекусить. Душ там, если захочешь освежиться. Сегодня есть горячая вода.

Она кивнула в сторону занавески.

— Ты ведь так и не встретила Андриана, да? — помолчав, спросил Джи. — Он не разыскал тебя.

— Твой Старший? — ниточки-брови взлетели вверх, — нет. Он должен был прийти по мою душу, но что-то запаздывает — на пару сотен лет. Или, может, это всего лишь красивая сказочка, чтобы заставить меня убраться подальше. Не ходи в лес, Красная Шапочка, там ждёт тебя большой зубастый волк…

— В Лондоне тебе было небезопасно.

Ю фыркнула.

— Но, кажется, тоска по Подземному городу гложет не только Мастера, — закончил Джи.

— С чего ты взял? — равнодушно спросила китаянка.

— Просто смотрю вокруг, — Джи потёр лоб ладонью, — послушай, Ю…

— Да брось, — перебила китаянка, — я не скучаю по тем катакомбам. Да, когда-то меня там приняли, но после того Рождества всё изменилось. Всё меняется, когда вспоминаешь про свои интересы. Люди — святые эгоисты, им всегда кто-то должен. И об этом нельзя забывать, если живёшь с ними. Я забыла. И меня перестали принимать — с тех пор, как Мастер стал твоим Младшим, я превратилась в парию. Все как-то разом запамятовали, что это я привела тебя в город. Их благодарности хватало только на то, чтобы тыкать меня носом в неудачу с дневниками Стефани. И в то, что я преследовала исключительно собственные цели, хотя в чём эти цели заключались, никто из них не смог бы сказать.

Ю перевела дух. Глубоко вздохнула.

— Город перестал быть моим домом задолго до того, как я его покинула. А ваша с Мастером лаборатория была просто жилищем. Временным прибежищем. Таких мест много, и все их оставляешь без сожаления.

Китаянка разлила кофе по кружкам.

— Теперь мой дом здесь. Может показаться тесным, но ты не обманывайся. По местным меркам у нас с Йонсом королевские апартаменты.

«Нас» резануло слух.

— А как же дома в центре? — в памяти всплыли одинаковые серые «свечки».

— Ты когда-нибудь планировал прикупить астероид? — вопросом на вопрос ответила Ю.

Джи хмыкнул, принимая из рук китаянки кружку с дымящимся напитком.

— Электричество здесь, считай, дармовое, и это хорошо, — продолжала Ю, садясь напротив, — а вот всё остальное почти неподъёмно, включая продукты. И это, как ты понимаешь, плохо.

— Но всё-таки ты здесь, — подвёл черту Джи, принюхиваясь к напитку. Тот явственно отдавал мокрыми опилками.

— Я нашла свои горы, — помолчав, сказала Ю. — Те самые, из моего видения. Это Тибет, Джи. Как я и думала. Моя вторая родина. Там я очнулась в раскрывшейся капсуле. Четыре тысячи лет назад…

Она аккуратно отпила из кружки и облизнула губы острым язычком.

— Тогда он выглядел иначе — чище, моложе… Мы состарились вместе с ним. Я и горы. Мы изменились. Нас изменили. Мы очень стары, Джи, и не нам перекраивать этот мир… Мы можем только пытаться за ним успеть.

Ю пригладила узкой ладонью топорщащиеся проводки, похожие на радужные дреды.

— Сейчас моё место здесь. Я достаточно долго жила среди тибетских пиков, но даже там, где обитают только ламы, к одинокой девушке находится много вопросов. Особенно если она не торопится превращаться в одинокую бабушку.

— Хочешь что-то хорошо спрятать — прячь на самом видном месте, да?

— Именно, — Ю мелко улыбнулась, — я хочу жить своей жизнью. Вот Йонс. Через час я приготовлю ему обед. Если он попросит, мне нужно будет помочь с сортировкой файлов или обработкой базы. Вот и всё, что я должна. Думаешь, это скучно?

Жемчужные зубки Ю хищно блеснули.

— Это самая лучшая жизнь, которой только можно пожелать, — отрезала она, словно не замечая, что Джи и не пытается спорить, — а вселенскую ответственность пусть засунут себе в задницу те, кто выдумал этот проклятый «Гнозис». Я тысячи лет была куклой в чьём-то паршивом плане, и теперь хочу получить свой профит. Пожить — впервые за всю эту чёртову вечность. Пожить для себя и вот для Йонса хотя бы — а не для абстрактного человечества, которое и моего сломанного ногтя не заслуживает.

— Возможно, ты права, — спокойно сказал Джи.

Ю приоткрыла рот, но припасённая тирада так и осталась неозвученной, споткнувшись о внезапное согласие.

— Мы все прошли через многое, — продолжал Джи, — но Гнозис — это и есть наша жизнь. И мы не можем сбежать от него.

— Можем, — жёстко обрубила Ю, — я уже это сделала.

Воцарилось молчание. Джи глотнул остывший кофе, который на запах оказался намного лучше, чем на вкус. Ю застыла напротив, потемневшие глаза превратились в чёрные щёлочки. Блеснула в свете потолочной лампы тусклая тату, едва заметная на смуглой коже — две змеи, сплетающиеся телами в серебристую ленту, от левого плеча через ключицу.

— Сколько раз? — спросил Джи.

— Включая те смерти, которыми я обязана тебе? — скривилась китаянка.

— Можешь и их посчитать, — кивнул Джи, — так сколько?

— Четыре, — процедила Ю, — по одной на полвека. Достаточно, как полагаешь?

— Раз в сто реже, чем всю жизнь до этого, — игнорируя её ехидство, констатировал Джи, — но останься ты с нами в Нью-Йорке — можно было бы избежать и их.

— Ага, — Ю порывисто встала, — только раз в пару дней дохнуть вам на потеху. Скажи мне, каково это — погружать нож в живую женскую плоть?

Джи, прищурившись, посмотрел на китаянку.

— Возбуждает? — резко бросила Ю, шагнув к холодильнику, — взывает к жизни древние инстинкты?

В её руке возникла запотевшая стеклянная бутылка.

— Может, мне стоило бордель у вас открыть? «Грохни шлюху», а? Уникальный аттракцион, убийство в момент оргазма — никакой ответственности, легальный кайф. Только плати.

Ю со щелчком сдёрнула пробку и глотнула, запрокинув голову. Кольца в ушах качнулись.

— Мне дела нет до ваших экспериментов, — сообщила она, прислоняясь спиной к холодильнику и в упор глядя на Джи, — я только хочу вернуться к моменту запуска «Гнозиса» и отменить его к чертям. И шею сломать тому, кто его выдумал. А пока твой Младший работает над своей Машиной, я буду спокойно и очень скучно жить. Ты меня понял?

— Я тебя понял, — Джи щёлкнул ногтем по опустевшей кружке, — но сначала нам придётся немного подсуетиться.

Ю не глядя вынула вторую бутылку, протянула Джи.

— Вы с Мастером, в общем-то, неплохие ребята, — сказала она, — получше многих, с кем мне приходилось иметь дело. Жаль, что с ним так вышло. Мы с Йонсом постараемся помочь, но — в рамках разумного. Мне-то плевать на последствия, но для Йонси они могут оказаться непоправимыми.

— Конечно, — Джи откупорил бутылку и вдохнул кисло-пряный запах рисового пива, — но ведь это и в твоих интересах тоже. Чтобы Мастер возобновил свою работу.

— Само собой, — кивнула Ю, — иначе бы тебя сейчас здесь не было.

Разговор не клеился. Джи прихлёбывал неожиданно вкусный сладковатый напиток и разглядывал комнату. Помигивающая плоская лампа на потолке придавала и без того хаотичной обстановке оттенок сюрреализма. Ю молчала, отвернувшись. Её ровный профиль не выражал ничего — так мог бы смотреть человек, которому наскучило общество собеседника. Который устал от этого общества и давно исчерпал темы для разговоров… но никак не тот, с кем встречаешься после многолетней разлуки.

Мы не виделись без малого два века — и нам нечего сказать друг другу…

— Говоришь, горячая вода — подарок судьбы? — Джи поставил пустую бутылку на стол и поднялся.

— Мы врезались в общедомовую систему водоснабжения, — зачем-то сообщила Ю, — но мощности бойлера на всех не хватает. Пользуемся по очереди.

— Что ж, тогда не буду упускать своего невероятного везения.

Ю кивнула, отправила свою бутылку в набитый почти доверху мусорный пакет и вынула новую.

— Все прибамбасы в шкафчике. Можешь взять бритву Йонса, он не обидится, — она помедлила, — а, и вот ещё что…

Ю шагнула к одному из стеллажей и, порывшись в коробках, протянула Джи простые пластиковые очки со слегка погнутой дужкой и зеркальными линзами.

— Надо было сразу… У тебя ведь нет AR-импланта, — полувопросительно сказала китаянка.

Джи качнул головой:

— Нет. И никаких других тоже.

— А они у вас вообще приживаются? — Ю хмыкнула.

— По-разному бывает, — Джи взял у китаянки очки.

— Ну, я-то свой не выключаю никогда. Пользуйся. Модель старая, но всё же не так гадко обстановочка смотрится, — Ю кивнула на очки и вернулась к пиву, показывая, что лимит гостеприимства исчерпан.

За клеёнчатой занавеской обнаружилась просторная душевая кабина с полуматовыми стеклянными стенками. Регулятор на попытку уменьшить прозрачность не среагировал, и Джи, усмехнувшись, плотнее задёрнул клеёнку.

Вода оказалась не горячей, но приятно тёплой. Одежда, ещё сырая после вояжа от посадочной площадки до квартиры, устроилась на крючках. Слабые из-за плохого напора струи мягко ласкали плечи. Джи подставил лицо под воду, фыркнул и надел очки.

Кабинка дрогнула и преобразилась. Вместо сколотого кафеля заблестел итальянский мрамор, выбоины превратились во вздыхающие живые орхидеи, а на стене взамен дешёвого шкафчика появилось огромное зеркало, отразившее поджарую, подтянутую фигуру, на которой не было ничего, кроме затемнённых очков.

— Перебор, — пробормотал Джи, касаясь орхидей. Те под его пальцами затрепетали, пошли рябью. Рука, скользнув сквозь дышащие цветы, упёрлась в шершавую от известкового налёта стену.

— Думаешь?

Джи резко повернулся, капли воды разлетелись веером.

В шаге от него стояла Ю. Брызги оседали на её фиолетовом кимоно, небрежно перевязанном широким поясом.

— Я всегда считал, что хоть насчёт Китая ты не лжёшь, — Джи прищурился. Бегущая сверху вода покрывала линзы мелкой пылью.

— Я не лгу.

Голос Ю звучал странно, будто пропущенный через сломанный мегавокс. Джи протянул руку — пальцы прошли сквозь китаянку и ухватили воздух.

— Я сама программировала расширение реальности, привязанное к этим очкам, — Ю улыбнулась, склонив голову набок, — орхидеи и кимоно смотрятся лучше, чем грязная плитка, разве не так?

— Значит, спину ты мне не потрёшь.

— Нет. Но могу поговорить.

— А до этого мы чем занимались? — хмыкнул Джи.

— Я тебя слышу, — китаянка ответила не сразу, — всё, что ты говоришь, через беспроводную сеть поступает прямо в мой мозг. Модуль очков связан с AR-имплантом в моей голове. Я отвечаю тебе мысленно, а очки трансформируют этот сигнал в звуковые сигналы, которые слышишь только ты. Надеюсь, не надо объяснять, что картинка тоже видна только тебе.

— Если я не пользуюсь этой хренью, это не значит, что я не в курсе, как работает дополненная реальность, — Джи отвернулся и начал втирать в волосы шампунь.

— Ты спрашивал, что такое пары.

— Самое время об этом рассказывать, — пробурчал Джи сквозь потёки мыльной воды.

— Пары не живут вместе. Но встречаются в вирте или в общей программе дополненной реальности. Это открывает куда более широкие возможности, чем при настоящем контакте, особенно при наличии специальных приспособлений.

— Чудный экскурс, — Джи отбросил назад мокрые волосы.

— В паре можно быть таким, каким хочешь. Вот что ценно.

Кимоно фиолетовым каскадом заструилось к ногам китаянки.

— Ты всегда будешь выглядеть для партнёра безупречным, — монотонный голос неприятно царапал слух, — никаких гадких мелочей… досадных, как запудренный прыщик на лбу… ничего, что собьёт удовольствие от наслаждения друг другом.

Ю повернулась спиной. На гладкой коже раскинулись узоры светящихся татуировок — пламенеющие драконы, лазурные птицы, неистовые серебристые дельфины…

— По одному символу свободы на каждый прожитый год, — сказала Ю, — до очередной смерти…

Джи шагнул из-под струй душа к китаянке. Ладонь легла на смуглую кожу, накрыв светящихся зверей — фигура Ю дрогнула, зарябила, по спине пробежали полоски помех.

— И никаких напоминаний о «Гнозисе», — тихо добавила китаянка.

Пальцы продолжали скользить вдоль позвоночника — там, где раньше бугрилась уродливо вырезанная надпись. Кожа вздрагивала, мерцала и вспыхивала яркими пикселями.

— Хочешь, чтобы я пришла?..

Изящные ступни смяли кимоно. Повернулась маленькая округлая голова с серьгами-кольцами в ушах, качнулся хвост радужных проводов на затылке.

— Нет.

Очки с мягким шлепком приземлились в душевой поддон. Голос в голове утих. Орхидеи исчезли, иллюзорный мрамор уступил место потрескавшейся реальности. Фигура Ю растворилась во влажном воздухе.

Джи открыл дверцу дешёвого шкафчика.

И никаких напоминаний.

Глава 16

— Давайте начнём с самого простого — что вы о них знаете?

В предбаннике-мастерской было душно. Йонс, сидя вполоборота перед терминалом, постукивал худыми пальцами по клавишам — ногти сухо щёлкали о пластик. Ю цедила пиво, пристроившись на пустом столе. За последние полчаса она не произнесла ни слова.

— Немногое, — Джи прикрыл глаза, вспоминая, что говорил ему Мастер, — называют себя Создателями Бога. Они взломали «Али-Бабу». Стащили несколько десятков системников. Предполагаю, крупные кражи прочей техники за последние пару месяцев тоже на них.

— Логгеры уже два дня это обсасывают, — буркнул Йонс. Транслитор безжалостно обрезал все интонации, но Джи уже привык к угрюмости юного нетсталкера и про себя добавлял монотонному машинному переводу недовольные оттенки а-ля «в гробу я вас всех видел».

— Для «Али-Бабы» они купили эксплойты где-то у вас, — продолжал Джи, — активны с девяти утра до девяти вечера по местному времени. Награбленное уходит через Фарерские острова в Гренландию. Не удивлюсь, если туристический хайп на северные страны каким-то образом с этим связан. Вероятно, эти Создатели слепили достаточно крупную сеть — до Мастера они добрались через считанные часы после его экскурса в дип веб. Либо у них имеются связи в Олд-Йорке. Эти ребята причастны к взрыву в «Дж.П. Морган Плаза». Один из них там погиб — наверняка мелкая сошка. Ещё одного прикончил Мастер, но двое уцелевших забрали тело с собой… Меньше часа спустя они взломали ИИ в моём доме, потом дистанционно отключили управление в электромобиле. Они не боятся пачкать руки, но, скорее всего, на местах работают рядовые исполнители. А нам нужно обнаружить, кто за всем этим стоит.

Джи вздохнул. Разжал кулаки — на ладонях остались красные пятна от впившихся в кожу ногтей. Взглянул в узкое лицо Йонса с расширенными карими глазами.

— Парень, это серьёзно. Ты уверен, что справишься?

— Как нефиг делать, — донеслось из транслитора, — инфа про эксплойты мне может помочь.

Йонс отвернулся к консоли. Застучали клавиши.

— Те, кого мы ищем, как минимум середняки, — каркал транслитор, — раз уж у них есть связь с американской сетью. Официально наша Тяньбай изолирована, но при должном умении можно обнаружить лазейку…

Йонс примолк, сосредоточенно вводя команды. Монитор покрылся быстро бегущими строчками. Джи покосился на лежащий рядом вирт-шлем. Белый крашеный пластик почти исчез под слоем серой пыли.

— Почему не через виртуалку?

— Не круто, — лаконично отозвался Йонс.

Ю усмехнулась и вышла, чтобы через минуту вернуться с полдесятком запотевших бутылок.

— Вы тут кроме пива чем-нибудь питаетесь? — Джи взял у китаянки стекляшку.

Желудок уже начинало противно сводить, во всём теле ощущалась вялость. Холодное пиво не способно было унять подступающий голод, но хотя бы спасало от духоты. Сидя в одних джинсах на какой-то коробке, Джи чувствовал, как вдоль позвоночника сползают струйки пота. Гудящие системники щедро выдували в воздух тепло.

Джи прикусил стеклянное горлышко, обламывая острую кромку резцов. Во рту хрустнуло. Ничего, ещё часок можно потерпеть.

Вытащив из кармана затемнённые очки, Джи смахнул пыль с зеркальных линз. Ни к чему пацану сейчас видеть его глаза. И так нервничает — а если поймёт, что за его спиной сидит «дитя ночи», который к тому же не прочь перекусить, так и вовсе на крик изойти может.

Китаянка продолжала молча прихлёбывать пиво. Потянувшийся за бутылкой Йонс получил по рукам и тут же окрысился:

— У меня что, по-вашему, встроенный кулер? Дай сюда!

— Сначала дело, — отрезала Ю, — хлопнешь сейчас на голодняк, толку от тебя потом.

Транслитор послушно переводил русскую ругань, запинаясь на аутентичных словечках. Джи едва не разлил пиво, услышав, как аппарат пытается воспроизвести «голодняк» по-английски, и почёл за лучшее уткнуться в новости.

SMP выдал подборку свежих логгерских стримов. Джи пролистал их, выведя звук на закреплённую в ухе бусинку гарнитуры. Ничего принципиально нового. Полиция в тупике, хакеры из «VКибер» продолжают официально открещиваться от происходящего, интерес к приполярным широтам не утихает — разве что акцент явственно сместился в сторону Гренландии. Развёрнуто строительство трёх крупных майнинг-ферм вблизи термальных источников. Проблемы с управлением HAARP до сих пор не решены, часть станций временно приостановили работу, каких-либо заявлений от руководства проекта больше не поступало.

Стук в дверь прервал размышления. Джи смахнул проекцию и кинул быстрый взгляд на Йонса, но у того на мониторе уже вовсю резвились пиксельные монстры.

Очнувшаяся от прострации, в которой пребывала до того, Ю слезла со стола и, чуть покачиваясь, двинулась ко входу. Ткнула в кнопку видеофона, что-то спросила по-русски. На крохотном дисплее у двери мелькнуло женское лицо. Транслитор мигал алым индикатором, отказываясь распознавать чересчур тихую речь. Джи напряг слух, но не уловил ни единого знакомого слова.

Замок щёлкнул, дверь отворилась, впуская гостью. Она заморгала, смущаясь и пряча глаза.

— Привет, — перевёл транслитор её шепоток и возмущённо затрещал, требуя увеличить громкость.

Ю схватила девицу под руку и утащила на кухню, едва не прищемив дверью длинные белёсые волосы непрошеной визитёрши. На мониторе Йонса монстры снова сменились строками месседжей и кода.

Джи вернулся к SMP и открыл почтовый интерфейс. В ящике ждало письмо от Сесил.

— Открыть.

«Помощник» не среагировал.

— Открыть, — повторил Джи чуть громче.

Проекция на тыльной стороне ладони заморгала. Оранжевый значок сообщения завертелся, будто при сбое сети, и застыл.

— Крошка, в чём дело? — Джи постучал пальцем по корпусу наручного «помощника», — открой письмо.

Индикатор сигнала связи дрожал на «максимуме», но письмо не открывалось.

— Крошка, новости.

Нет ответа.

— Включи музыку.

Тишина.

Джи хлопнул Йонса по плечу, заставив того подпрыгнуть от неожиданности.

— Твои проделки? — спросил он парня, указывая на SMP.

Юное дарование изучило зависшую проекцию и покачало головой.

— Я хоть и наполовину кореец, но не надо вешать на меня всех собак.

— А на вторую половину кто? — поинтересовался Джи.

— Бурят — по матери, — буркнул Йонс и вернулся к консоли.

SMP не реагировал. Разглядывая застывшую проекцию, Джи допил пиво. Из-за стены не доносилось ни звука. Но, только Джи начал подумывать, не прогуляться ли на кухню к своей сумке и припрятанному в ней «ферриту», как послышались торопливые шаги.

Йонс старательно изобразил увлечённого игрой школьника, но вышедшая из кухни белобрысая девица даже не взглянула в его сторону. Сопровождаемая Ю, она, сгорбившись, прошмыгнула на выход, и обе исчезли за дверью.

SMP вспыхнул сигналом готовности, проекция письма начала медленно вращаться.

— Это кто такая? — спросил Джи Йонса.

Тот секунду таращился в ответ бессмысленным взглядом.

— Кто… А, соседка что ли? Это Фира.

— Что можешь про неё сказать?

Йонс закатил глаза с видом «да дайте же человеку делать свою работу».

— Да ничего. Шлюха она разнесчастная.

— В каком смысле?

— Да в прямом. Спит с мужиками за деньги, а потом жалуется. Ещё вопросы?

Джи махнул рукой — мол, всё, отстал, и задумчиво ткнул в иконку письма.

«Как я и предполагала, у меня появились большие неприятности из-за нашей маленькой сделки», писала Сесил. «Я выкручиваюсь как могу, но не сегодня-завтра меня попрут из совета директоров. Так что рекомендую тебе, Великий и Ужасный, не забывать о нашем соглашении — если, конечно, не хочешь новых проблем. Времени у меня скоро будет порядочно. Дай знать по срокам и не затягивай. С.»

Сквозь зубы просочилось что-то не совсем цензурное. Транслитор встревоженно пиликнул. Джи хлопнул по дисплею SMP, отключая «помощника», оранжевые строчки погасли. Вошедшая Ю приподняла тонкие брови.

Джи поманил её пальцем.

— Ты в курсе, кто живёт у вас по соседству? — спросил он, едва кухонная дверь закрылась за спиной китаянки.

— Ты про Фиру, что ли? — Ю зевнула, — да тут пол-дома таких шлюх.

— Мне плевать, чем она зарабатывает. Я спрашиваю, ты в курсе, кем она является?

Ю нахмурилась, вздёрнув узкий подбородок.

— У вас за стенкой — вендиго, — Джи облокотился на урчащий холодильник, — понимаешь, чем это грозит?

— У нас с Фирой хорошие отношения, — натянуто улыбнулась Ю, — но с чего ты взял…

— Вот пусть они такими и останутся, — перебил Джи, — не обижай и не зли её. Никогда.

— Наш дермитник не рухнет раньше времени, — китаянка передёрнула плечами, — да и что эта тощая может? Расплакаться?

— Если она расплачется, рухнет не только ваш дермитник, — Джи потянулся к стоящей на полу сумке, — всему городу может не поздоровиться.

Он извлёк плотный неопреновый футляр, развернул. Подцепленный ногтем браслет-помпа привычно обнял руку выше локтя.

Ю следила за его движениями со странным выражением лица — не то брезгливым, не то удивлённым. Джи поддел из углубления в футляре капсулку «феррита».

— Что? — ответил он на безмолвный вопрос Ю, — ты знаешь, кто я такой. Или хочешь показательное представление? Могу устроить.

«Феррит» отправился по назначению. Джи на секунду зажмурился. Устало стянул очки, бросил взгляд на своё отражение в полированных линзах. Глаза уже начинали светлеть — радужка обретала привычный голубой цвет. Чернота таяла, утягивалась вглубь. Как будто просто стремительно сужался зрачок. Ничего особенного — если не знать, что минутой ранее в этих самых обычных глазах даже белки были цвета беззвёздного неба.

— С чего ты взял, что Фира — вендиго? — спросила Ю.

Джи бросил футляр в сумку.

— Вендиго в активной фазе проявляет себя сбоями в работе электронных приборов, — Джи щёлкнул пальцем по толстому рубленому корпусу SMP, — меня она не знает и относится настороженно. Крошка забарахлила, как только Фира меня заметила. И перестала капризничать, стоило ей уйти.

— Совпадение? — пожала плечами Ю.

— Возможно. Но я бы предпочёл перестраховаться, — Джи поднялся и стал мерить шагами комнату, — я видел, на что способны вендиго. Видел их неконтролируемую ярость. Это, извини за прямоту, звездец в миниатюре.

— Ну, положим, она меня прикончит, — Ю растянула губы в едкой улыбке, — и что?

— А ты подумай о том, что даже направленная ярость вендиго не так уж и избирательна, — Джи кивнул в сторону стены, за которой находилась комната Йонса, — что в попытке отомстить вендиго нередко бьют по самому больному, выбирая близких обидчика в качестве мишеней. И о том, сколько дерьма тебе предстоит пережить, прежде чем ты наконец отбросишь копыта — особенно если это случится на виду у твоего протеже…

— Ребят!

Взъерошенная голова полубурята просунулась в приоткрывшуюся дверь.

— Что тут на виду у меня должно случиться?..

Джи покосился на Ю. Она перехватила его взгляд и едва заметно качнула головой.

***

— Я требую своё пиво, — первым делом заявил Йонс, усевшись на табурет, — без бутылки ничего не расскажу.

— Алкаш малолетний, — проворчала китаянка.

Джи вынул из холодильника поллитровку и бросил парню.

Полубурят почти профессиональным движением сорвал крышку и заворожённо уставился на серебристую «заплатку» инъектора.

— Что за тема?

— Рановато тебе знать, — Джи сплёл руки перед грудью, — вещай давай, пророк всея нетсталкинга.

— Нарик небось, — обиженно пробурчал Йонс, делая глоток, — короче, слушайте. Я нарыл, кто купил ваши эксплойты…

То ли Йонс решил порисоваться, то ли просто не заморачивался с чёткостью выражения мыслей, но нарыл он на самом деле только внушительный список айпишников.

— Эти ребята интересовались эксплойтами для «Али-Бабы» в указанное время или близкое к нему, — Йонс разве что не лопался от тщательно скрываемой гордости, — кто-то из них точно наш.

— Прекрасно, — безо всякого скептицизма проговорил Джи, рассматривая перечень ников на потрёпанном планшете, — и что дальше?

— А дальше мы будем их вычислять.

Йонс ткнул в соседнюю вкладку открытого документа.

— Вуаля! Видали?

Джи хмыкнул, глядя на аккуратную табличку.

— Я прогнал айпишники через одну утилитку, — продолжал Йонс, — конечно, ребята юзают прокси, так что искать их по айпи бессмысленно, но кое-что и мы можем. Я вычислил их ники — каждому нику соответствует несколько айпи-адресов, под которыми человек с этим ником часто заходил в сеть.

— Насколько точны эти данные? — задумчиво спросил Джи.

— Это машинный анализ, — Йонс передёрнул худыми плечами и почесал за ухом, — корреляцию вычисляет нейросеть. Можно было бы подать запрос на использование какой-то доли мощностей Тяньбай, но это займёт года два. Можно врубиться нелегально, это быстрее, но если поймают…

— Ладно, ясно, — перебил Джи, — теперь что?

— Буду копать, как выйти на связь с этими молодцами, — зевнул полубурят, — советую запастись терпением. Дело не быстрое, но за результат будьте покойны — такого ещё не было, чтоб Йонси кого-то не нашёл.

Ю прыснула, а Джи одобрительно кивнул:

— Молодец. С меня два пива.

Юное дарование, видимо, едва не лопавшееся не только от гордости, величественно хмыкнуло и скрылось за цветастой занавеской. Послышалось совсем не деликатное журчание.

— Их нужно брать в реале, — сообщил Йонс, вернувшись, — это единственное, где они уязвимы.

— Понятно, гений, — Джи задумчиво постукивал пальцами по дверце холодильника, разглядывая кое-как покрашенные стены. — Нам понадобится крючок. Чем можно зацепить этих ребят?

— Инфой, — незамедлительно ответил Йонс, — они ж это… как нарики.

Джи перехватил взгляд парня, направленный на обнявший руку браслет, и усмехнулся.

— Инфой, говоришь… Им интересно всё, что можно продать, так?

— Что продать или с помощью чего наварить, — Йонс остервенело потёр кулаком глаза, превратившиеся в две припухшие щёлочки.

— Ну что ж… Кажется, я знаю, что им предложить.

Глава 17

— Говорю тебе, не получится!

Нудный дождь мелко постукивал по наружной обшивке стен. Асинхронный ритм капель въедался в мозг, и Джи сжал виски пальцами. В голове гудело. Дождь раздражал до зубовного скрежета. Казалось, небо над Китайской Евразией попросту забыло о том, что существует другая погода. За всё время, проведённое в «королевских апартаментах» Ю и Йонса, не прошло и дня, чтобы сверху что-то не сыпалось.

— Погодные установки гонят тучи от Пекина, — мрачно объясняла Ю, — чтобы столичные мандарины грели свои жирные брюхи на солнышке. А нам достаётся это сраное болото.

И китаянка, и Йонс не расставались с дополненной реальностью. Их AR-импланты постоянно находились в активном режиме — Джи научился распознавать это по отстранённому взгляду и движениям, не всегда соответствующим окружающей обстановке. Ю часами просиживала за терминалом, отрисовывая графические объекты и текстуры для бесчисленных расширений.

— За это платят, — пожимала она плечами, ловя взгляд Джи, — тут пол-страны таких художников. Обстановка быстро устаревает, людям постоянно хочется чего-то свеженького.

— Да я вижу, — хмыкал Джи, глядя в монитор на резвящихся в стенах дельфинов, единорогов с крыльями и винтажную мебель.

Йонс, в отличие от китаянки, был немногословен. И нетороплив — прошло без малого три месяца, а он всё ещё возился с вычислением контактов.

Сесил больше не объявлялась. На её единственное письмо Джи ответил двумя лаконичными строчками в духе «как только — так сразу», справедливо полагая, что нетерпеливую и слегка стервозную даму это взбесит. Однако Сесил молчала. Джи не спешил проявлять инициативу. Если своенравная мадам втихую готовит ему весёлую жизнь, приняв письмо за отказ, по возвращении он об этом и не захочет, а узнает. Если же её молчание объясняется куда более мрачными причинами — что ж, так тому и быть. Оставаться в долгу всегда неприятно. Но долг и шантаж имеют не так много общего.

Капли дождя, казалось, барабанили прямо по затылку. Джи поморщился и снова поймал себя на привычном движении пальцев — команде Крошке открыть давно не работающий «матор». Виртуальное хранилище оказалось заблокированным, едва Джи пересёк границу Китайской Евразии.

— У нас тут только местные «маторы» пашут, — просветила его Ю, — подключённые к складам на территории страны. Работа иностранных устройств блокируется — кто тебя знает, вдруг ты бомбу решишь протащить? Хочешь получить доступ к собственным вещичкам — шуруй в посольство, пиши официальное заявление. Только учти, ты свалишь отсюда раньше, чем его рассмотрят, это я тебе гарантирую.

— Люди? — мрачно спросил Джи и, получив утвердительный кивок, махнул рукой. Единственной по-настоящему нужной вещью в его «маторе» был запас «феррита», а бюрократы из числа смертных явно не станут торопиться ради тёмного отродья. Гораздо проще получить дозу в местном дорвее.

Как выяснилось, впрочем, «гораздо» было оптимистичным преувеличением. На всю Евразию насчитывалось едва три десятка дорвеев — некоммерческих организаций, созданных и поддерживаемых исключительно «детьми ночи» и на удивление многочисленными юристами из числа людей (заинтересованность последних, впрочем, измерялась преимущественно в денежном эквиваленте). Такой солидный штат крючкотворов на вопиюще ничтожное количество дорвеев легко объяснялся: госорганы без продыху изощрялись в искусстве вставлять палки в колёса «детям ночи».

— Вашего брата тут не жалуют, — почти сочувственно пояснила Кван, впуская Джи, злого и промокшего, после очередной вылазки в дорвей, — как только местные пуристы спелись с полицаями, твои дружки отсюда массово подрапали — кто смог.

— Они мне не дружки, — буркнул Джи, невольно копируя интонации Йонса.

Но подружиться всё же пришлось. Пообивав пороги Китайгородского дорвея пару дней, Джи плюнул и подцепил на нижнем уровне дермитников какого-то бродягу. Тот не возражал и едва ли вообще осознавал, что происходит, зависнув в допреале. Бродяга оказался безвкусным, но всё же не настолько пресным, как обещания, которыми кормили в дорвее. А спустя несколько часов в дверь постучали.

Появившийся на пороге китаец средних лет, среднего роста и в средней поношенности пальто аккуратно отодвинул в сторону Йонса и, глядя только на Джи, популярно объяснил, что он думает о неоперившихся заезжих гастролёрах и их попытках нарушить установленные порядки. Но лощёная усреднённость слетела с китайца как сухой лист, стоило Джи возразить. Видимо, гость вообще не воспринимал свои слова иначе, чем истиной в последней инстанции, и отказ Джи вызвал у китайца немедленный разрыв шаблона. Китаец потемнел лицом и глазами и вперил взгляд в наглеца… чтобы через пару секунд слегка обмякнуть и склониться в вежливом, пусть и заметно вынужденном, полупоклоне.

— Так мы договорились? — уточнил Джи, полируя о брюки линзы зеркальных очков.

— Доступ в ячейку нашего хранилища, считайте, у вас уже есть, — китаец отступил за дверь и ещё раз поклонился, — надеемся на ваше понимание. Нам лишние проблемы не нужны — власти, сами понимаете, а тут ещё эти сектанты…

Так Джи познакомился с Борисом Хонь Тао — трёхсотлетним надменным патриотом, занудой и приверженцем всевозможных правил и пунктиков. Будучи одним из немногих, кто не покинул страну после начавшихся притеснений, Тао быстро стал кем-то вроде полуофициальной главы китайгородских «детей ночи». Признавая лишь авторитет возраста, он сдержал слово: нагнул непонятливый молодняк из обслуги дорвея и обеспечил старшего собрата «ферритом». Правда, разрешение на «матор» выбить не удалось — за запасами скляночек приходилось ездить лично, но Джи, маявшийся от скуки, не возражал. Всё лучше, чем сидеть в обшарпанных стенах и слушать нудное гудение. Всё лучше, чем этот клятый дождь…

— Не получится, — донеслось снова, — это ж две разные системы.

Джи скосил глаза вбок.

Йонс, до того вертевший в руках запылённый вирт-шлем, бросил девайс на полку и повторил:

— Не выйдет. За таким только к умельцам, а их-то как раз мы и ищем.

— То есть скопировать файлы с моей Крошки на свой терминал ты не сможешь? — уточнил Джи.

— Неа, — Йонс почесал макушку, — и на портативную консольку тоже не смогу. И на флешку. Это, как бы тебе объяснить… Ну, как если бы ты просил меня впихнуть свои файлы на древнюю магнитофонную ленту. Нет, не то… Короче, смотри. Всё, что внутри нашей сети, имеет свою кодировку. Сеть закрыта, то есть менять файлы в ней и создавать новые данные можно только в той же кодировке. Загрузка сторонней инфы запрещена. Подключение к серверам за пределами сети невозможно… Ну, условно невозможно. Подрубиться куда-нибудь к серваку в Австралии отсюда могут единицы. Мы читаем только то, что генерирует Тяньбай и что создаём мы сами. Проникновение любой посторонней инфы заблокировано. При загрузке файлы просто уничтожаются. Я не знаю никого, кто умел бы их перекодировать так, чтобы Тяньбай не распознала подмену. Нет, ну, конечно, есть терминалы с разрешённым выходом за пределы сети, та же таможня, например, но туда фиг попадёшь, там защита такая, что…

— Короче, — перебил юного умника Джи, — ты не можешь подключить «крошку» к местным компам и скинуть файлы ни с неё, ни с моего облака?

— Не, — полубурят зевнул, — вообще никак.

— Ну что ж, — Джи расстегнул ремешок наручного «помощника» и потёр запястье, — тогда пойдём от обратного. Как только выловим в нашей мутной воде хоть какую-то рыбку… Как у тебя с поисками, кстати?

Парень скуксился.

— Да, ну, это… — он неопределённо пошевелил пальцами.

Джи махнул рукой и вышел из предбанника.

— Эй, а пивка там у нас не найдётся? — донеслось вслед через закрывающуюся дверь.

В тесном коридоре Джи едва не столкнулся с Фирой. Девушка возилась с дверным замком, неловко, одной рукой удерживая сумку.

— Извините, — прошелестела она.

Программный транслитор Крошки выбросил на запястье перевод, но Джи за проведённые в дермитнике месяцы уже поднаторел в русском. Йонс и китаянка между собой разговаривали исключительно на этом певучем мягком наречии, изредка разбавляя его бурятскими ругательствами.

— Всё в порядке, — ответил Джи по-русски.

Фира вскинула на него глаза — огромные, серо-синие, в сгущениях тёмных теней. Две бездны, неизвестно как попавшие на это острое крысиное личико. В глубине радужки мерцали пыльцой золотистые крапинки. Звёзды в непостижимой дали космоса. Космоса, в котором таилась вся боль и всё наслаждение мира. И бесконечная мольба о капле доброты…

Джи отступил. Рука сама придержала дверь. Фира молча скользнула в проход, щёлкнул засов.

— Спаси… бо… — эхом донеслось из другой Вселенной.

Внешний шлюз на первом этаже был сломан. Он был сломан уже месяц, и коридор всё больше напоминал заброшенный полигон бытовых отходов. Сквозь перекошенные створки нанесло мусор и комки грязи, а у самого выхода образовалась приличная лужа. В тесных стенах поселился стойкий запах плесени.

Джи протиснулся через заклинившие раздвижные двери. Снаружи было не лучше. С дырявого навеса капало. В полумраке крытого проулка тускло светились вывески.

Привычно огибая контейнеры, лепящиеся к стенам жестяные выросты и прочие элементы нелегального самозастроя, Джи добрался до лавчонки с эмблемой монеты на выступе крыши. Огромная круглая железка, поскрипывая, медленно вращалась. Выпуклая десятка на помятой стороне покрылась ржавчиной.

Внутри толклось с полсотни человек. Молодёжь зависала перед витринами, ловя виртуальных монстров среди продуктов. Старухи с осмысленным взглядом (допреал от дьявола!) скрипели громоздкими дешёвыми экзоскелетами, отпихивая подростков от вожделенной жратвы.

Джи пробился к стеллажу с сыром, выцепил один из множества одинаковых кусков, завёрнутых в непрозрачный белый полиэтилен с красным штампом «Сыр. 173 г». Следом отправились хлеб (белый полиэтилен, жёлтый штамп, 476 г), пачка риса (белый полиэтилен, голубой штамп, 895 г) и бутылка винного напитка (белая пластиковая бутыль, чёрный штамп, 655 мл).

— Как вы из этого хоть что-то выбираете? — попав в эту юдоль изобилия впервые, Джи испытал лёгкий шок.

— А зачем выбирать? — Ю тогда пожала плечами и быстро пошвыряла в пакет продукты, — подошёл — взял что надо. Все куски одинаковые.

— Совсем нет альтернативы? Ассортимента? — не унимался Джи, — и что это за убогая упаковка?

— Хочешь красивые фантики — шуруй в мажорную лавку, — отчеканила Ю, шустро перемещаясь от «голубой» витрины к «красной», — только учти, внутри фантиков та же херня.

Так оно и оказалось.

У полок с кондитерскими плитками Джи задержался. Белые прямоугольники лежали ровными стопками. Один на другом. Как кирпичи в стене. Можно взять. Обернуть цветастой лентой. Подписать пару слов.

Только учти, внутри та же херня.

Простой жест дружеской доброты может обернуться напрасными надеждами. А где обманутые ожидания — там боль. Там злость. Там ярость.

Но даже если жест истолкован верно — его недостаточно, чтобы исцелить истерзанную душу.

Спаси… бо…

Джи увернулся от очередной бабки и двинулся к рамке оплаты.

Рядом с лавкой пыхтел киоск фаст-фуда. Монозадачный робот меланхолично совал манипуляторы в гриль, проворачивая вертела с насаженными на них кусками эрзац-мяса. Джи бросил в прорезь на корпусе робота монету. Тот заскрипел, защёлкал, подвис и наконец оживился, вынимая готовое. Поджаренные куски ловко устроились между двумя плоскими лепёшками, сверху плюхнулся жирный кусок стылой подливы.

— А… о… е… ти …а, — протрещал робот, что, скорее всего, означало «приятного аппетита», но звучало как «а не пошёл бы ты на».

Получив из тёмных от масла железных пальцев условно съедобный бургер, Джи не спеша пошёл дальше. Проулок упирался в тупичок, где сходились сразу три пожарные лестницы, частенько используемые жильцами вместо аварийного лифта. Сейчас, впрочем, на лестницах было пусто. С решётчатых ступенек вяло капала вода.

Бургер по вкусу и консистенции напоминал резиновый коврик. Бросив остатки яства тощему коту с голодными глазами, Джи поднялся на пятый этаж и сел, прислонившись спиной к сырой кирпичной стене. Кто-то прошёл этажом ниже, загрохотав ботинками по ступенькам — хлипкая площадка затряслась, роняя с перил мутные капли. Кустарный козырёк, сооружённый над площадкой, хлопал оторвавшимся краем.

Джи поставил пакет с едой на ступеньку и закурил. Голубоватый дым рваными кольцами уползал за навес. Во рту поселился привкус горелой бумаги.

Время уходило вместе с горьким дымом.

Время. То, что погубило Андриана.

Порыв ветра раздул оранжевый огонёк. Джи затянулся, сплюнул, швырнул сигарету вниз. Дождь выстукивал по пластику навеса своё вечное стаккато.

Полвека назад один выскочка из молодых да ранних открыл эффект критического накопления информации, присущий «детям ночи». Газетёнки шептались, что он продал свои мозги (фигурально, конечно) какому-то парижскому долгожителю в обмен на бессмертие. И что долгожитель позволял выскочке ставить над собой опыты. Издания помельче давали себе волю в более пикантных подробностях. Как бы там ни было, два года спустя выскочка был найден в своей квартире убитым, а извлечённый из его черепа мозг так и не обнаружили. Долгожитель-меценат как в воду канул, предоставив журналистам богатую пищу для самых изощрённых версий. А научное сообщество на фоне всей этой шумихи соизволило обратить свой высокий взор на работу молодого коллеги. Поговаривали, правда, что «дети ночи» обратили на неё внимание раньше, за что парень и поплатился головой. Но, как бы там ни было, информация просочилась в газеты, и открытие стало доступно широкой общественности.

Джи передёрнул плечами и застегнул куртку под горло. В тот вечер стояла такая же промозглая погода. То был первый и единственный случай открытого протеста «детей ночи» против действий человечества, обычно воспринимающегося со снисходительным безразличием. Почти сотня потомков Евы собралась в Париже… Бледные лица, хмурые тени, вспышки репортёрских камер. Мокрый силуэт Эйфелевой башни. Они потребовали закрыть тему. Дать опровержения, привлечь именитых учёных, доказать, что эффект КНИ — ложь, чушь, ошибка. Их можно было понять. Заставить отпрысков Евы собраться вместе могла только прямая угроза самому их существованию. И когда газеты по всему миру заявили о том, что каждый из «детей ночи» со временем теряет рассудок и превращается в полуживотное, — это и стало такой угрозой. Исследования юного выскочки показали слабость, присущую всем «вечным» и, что ещё хуже, почти не присущую людям. Если твой шанс выжить из ума в старости — сто процентов, ты ущербен, и неважно, что это случится не через семьдесят лет, а через семьсот. А если об этом становится известно всем… Должно быть, юный гений сам выжил из ума, решившись опубликовать результаты, которые бросали такую чудовищную тень на «детей ночи». С ним поступили ещё достаточно мягко. Впрочем, ходили слухи, что исследование было заказано и проспонсировано тем самым парижским долгожителем, который был на ножах с доброй половиной своих собратьев. Но, как бы там ни было — результаты никто не опроверг.

Потому что они были истинны.

Над козырьком низко прогудел ветролёт, заходя на посадку. Джи проводил его взглядом — потрёпанная машина сделала круг и исчезла из виду. Где она будет через пять минут — неизвестно. И где сейчас Андриан… если он ещё жив. За полтора века до открытия эффекта КНИ Джи видел все признаки этого медленного угасания в своём Старшем. Отчуждённость. Рассеянность. Стремление к уединению, такое странное для привязчивого и заботливого Андриана. Беспорядочные высказывания, резкие скачки от апатии к восторженности, пренебрежение очевидными фактами… Всё, как описал полвека назад юный гений. Критический избыток данных, перенагрузка — первая стадия, характерная для давно живущих «детей ночи». Для тех, кто перешагнул семисотлетний рубеж. Первая стадия, за которой следуют отупение, дезориентация и смерть.

Сырой холодок пробрался под куртку. Андриан не любил говорить о себе.… Семьсот лет — огромный срок даже по меркам «детей ночи». Срок, который настанет для Джи меньше чем через полвека. По спине пробежала зябкая дрожь. Или уже настал?.. Ни одного перерождения с того момента, как Андриан поделился с ним своим даром. Или всё же одно — тот выстрел в Подземном городе, не то оглушивший, не то… Джи поёжился, сплюнул горькую слюну. Прервалась ли его жизнь тогда? Если да, то это, возможно, спасёт его от незавидной участи, постигшей Андриана.

А если нет?

***

Вопли и грохот Джи услышал, едва свернув в коридор. Сквозь звон железа явственно пробивался высокий надтреснутый голос — китаянка орала, не стесняясь в выражениях. Джи усмехнулся, выуживая из кармана джинсов ключ-карту — стучать явно было бесполезно.

— Обогащаете лексикон соседей?

— Закройся! — рявкнула Ю, не оборачиваясь.

— Слушай… — начал было Йонс из угла.

Китаянка выпалила длиннющее русское ругательство, пнула пискнувший транслитор и шумно выдохнула.

— Что тут происходит? — Джи бросил пакет с едой на стол — прямо в кучу каких-то плашек. Сжавшийся в углу Йонс попытался вякнуть, но под грозным взглядом Ю быстро сник.

— Вот этот вот… малолетний червяк, — китаянка повернула к Джи покрасневшее лицо, — прикончил недельный запас бухла и зажевал моим любимым сыром!

— Да я…

— Увянь! — Ю швырнула в него плашкой, — проспись сначала!

Полубурят обиженно замолк.

Джи окинул взглядом поле боя — пустые бутылки, скомканные бумажки, кресло с отломанным подлокотником. Рдеющая от праведного гнева Ю и бледный мальчишка, которому в самом деле не помешал бы хороший сон.

— Я, между прочим, заслужил, — всхлипнул Йонс, выуживая из кучи обрывков вирт-шлем. — Вот, зацените, лузеры!

Дрожащая лапка ткнулась в монитор.

Сначала Джи не понял. Пыльный экран испещряли бессмысленные наборы символов — буквы, знаки препинания, цифры, слэши, «решётки»…

— Что это?

— Шифр, — булькнул Йонс, — кодировка. Да куда вам… Щас.

Он не глядя отстучал что-то на клавиатуре.

— Любуйтесь, убогие.

— Потише, малец, — начала китаянка, но Джи её не слушал.

На мониторе ровными рядами светились е-майлы.

— Нашёл, — Джи стиснул худые плечи Йонса, — ты их нашёл!

Тот кивнул, икнул и уронил руки на грязные клавиши.

— Старина Йонси закинул крючки на кру-упную рыбку, — пробормотал полубурят и отключился.

***

Потускневшая лампа под потолком почти не давала света. Силуэт китаянки в полумраке сливался с обводами двухъярусной кровати. Нагнувшись, Ю поправила сползшее на пол тонкое одеяло. Оливковая рука взъерошила вихры спящего мальчишки.

— Вот негодник, — тихонько сказала Ю, приближаясь.

На её губах переливалась лёгкая улыбка, в вишнёвых омутах глаз не осталось и следа недавнего гнева.

— Никак не отучу его квасить.

От её тела шёл жар — с запахом мыла и тонкой лимонной ноткой. Цветные провода-дреды рассыпались по плечам, тонкая борцовка взмокла от пота.

Джи шагнул к ней. Ладонь скользнула по блестящей коже, обнимая плечи — всё такие же хрупкие, обманчиво слабые. Отбросила путающийся в пальцах провод. Что там, под этой кожей, под этим смуглым влажным атласом? Что скрываешь ты, Ю, и знаешь ли сама?..

Тёплое дыхание. Жар блестящих капель. Мерцающие озёра потемневших глаз.

Ладонь спускается по спине, сминая борцовку, и замирает. Гладкая кожа. Воздушные волоски. Борцовка мокрым комком летит на пол, податливое тело мягко поворачивается под нажимом руки.

На гибкой спине блестят вытатуированные дельфины. Пальцы ищут — и не находят следа. Ищут губы, касаются тёплого бархата — колокольчиком звучит серебристый смех, и лишь язык, скользя по нежной коже, встречает едва уловимые бугорки сведённых шрамов.

Щекочет ухо горячий шёпот:

— И никаких напоминаний о «Гнозисе», никаких… до моей следующей смерти.

Глава 18

Йонс проснулся только к рассвету. Крохотное окошко на потолке — забранное плексигласом отверстие между двумя листами фанеры, которое Джи поначалу принял за тусклый плафон, — только-только начало наливаться утренней голубизной, когда полубурят заворочался на кровати. Джи потянулся — после проведённой на полу ночи снова заныло зажившее ребро. Ю, курившая у плитки в одной борцовке и стрингах, какое-то время прислушивалась к мычанию и стонам, потом затушила окурок о тумбу и решительно выволокла юного алкоголика из постели за шиворот.

— Пойдёшь на диагностику, — сообщила она.

— Нуу, — занудил Йонс, промаргиваясь и вытирая глаза кулаками, — ладно тебе, деньги, что ль, лишние? Мне ж надо только чуток этого…

— «Этого» не будет, — отрезала Ю, сдвигая в сторону пластиковые корзины.

За пирамидой корзин обнаружилось грязно-белое «яйцо» высотой в человеческий рост. Ю приложила ладонь к гладкой поверхности, и передняя часть «яйца» отъехала в сторону, открывая мягко освещённый ложемент.

Под внимательным взглядом китаянки Йонс понуро поплёлся к «яйцу».

— Учти — сотрёшь результаты или попробуешь смухлевать, мало не покажется, — предупредила Ю, набирая команды на вмонтированной в сдвижную дверцу панельке.

Полубурят смолчал, видимо, покорившись судьбе. Ю помогла ему устроиться в продавленном ложементе, поправила широкие эластичные захваты на субтильной фигурке парня.

— Расслабься, — китаянка быстро коснулась губами лба Йонса и захлопнула дверцу.

«Яйцо» чуть слышно загудело и налилось матовым тёплым свечением.

— Полчаса, — сказала Ю, поворачиваясь.

Джи сел. Достал из-под себя изжёванную рубашку, служившую постелью. Мелькнула ленивая мысль перебраться на опустевшую койку полубурята.

— Что это за зверь?

— «Диагност», — Ю зевнула — широко, смачно, продемонстрировав два ряда ровных мелких зубов, — автоматизированная диагностическая единица. Подключена к единой медицинской базе данных. Платишь — она тебя обследует и ставит диагноз. Платишь ещё раз — она скачивает программу лечения и превращается в доброго доктора. Такая себе скорая помощь и больничка в одной упаковке. Напечатает тебе хоть таблетки, хоть бинты, хоть инвалидную коляску. Свой 3D-принтер, своя ячейка «матора», привязанная к общему хранилищу. Хранилище в ведении Тяньбай. Вообще на редкость полезная штука этот «диагност». Не у всех они есть.

— А что делать тем, у кого нет? — хмыкнул Джи.

— Ну, — китаянка дёрнула плечом, — залезть в поисковик. Тяньбай отслеживает все запросы. Если повезёт, может подкинуть полезной инфы, дать подсказку. Но это редко бывает. Зато уж если тебе взбредёт в голову поискать, что входит в состав С-4, будь уверен — и часа не пройдёт, как за тобой приедут. И настойчиво поинтересуются.

— Занятно, — Джи набросил рубашку и поёжился — по полу тянуло холодом. — А себя ты этим «диагностом» проверяла?

Китаянка ответила не сразу. Джи уже собрался повторить вопрос, когда Ю негромко сказала:

— Ты знаешь, я ведь ни разу не умирала своей смертью.

Холодный пол вдруг показался ледяным.

— Что?..

— Старость, — продолжала Ю, — я не знаю, что это такое. Меня убивали голод, насилие или болезни, но ни разу не убивал возраст. И с тех пор, как я здесь… Ведь это две сотни лет, а я всё та же. Мы не меняемся, Джи. И мы обречены умирать от чужой руки.

Китаянка подняла на него вишнёвые глаза.

— Разве не так?

В комнате повисла тишина, нарушаемая только лёгким гудением «диагноста».

Разве не так?

Джи молча смотрел мимо Ю. А кто был причиной его смертей до той жизни, в которой он впервые встретил Ли? И почему его воспоминания о тех временах тонут в тумане, что это — следствие рекомбинации? Джи задумчиво перевёл взгляд на тонкий силуэт китаянки. Её память хаотична из-за множества перерождений. Так разве не могли и его перерождения — если они были — повлиять на его воспоминания? Если были… Но это значит, что Ю не застрелила его тогда в Подземном городе — иначе бы он погиб, забыв всё, что с ним было. Забыв Ли.

— Я не знаю.

Ю шевельнула припухшими губами, но ничего не сказала. Отвернулась и прошла к плитке, подхватив со стеллажа банку с кофе. Щёлкнула крышка, потянуло горьким ароматом молотых зёрен. Оливковая кожа Ю поблёскивала в лучах потолочной лампы — острые локти, облитые белёсым светом плечи. Гладкие бёдра и упругие округлости под узким треугольничком стрингов.

Джи взял с кровати покрывало и бережно, словно хрупкую статуэтку, укрыл плечи Ю тонкой тканью.

— Свари мне покрепче, пожалуйста.

Китаянка кивнула, помешивая густой напиток в закопчённой джезве. Сквозь плексигласовую дырку в потолке сияло утреннее небо.

Джи присел на кровать, поглядывая на гудящее «яйцо» диагностической системы. Йонс ничего не знает о том, кто такая Ю. Может, это и к лучшему — чем меньше вопросов, тем меньше проблем. Малец умён, но, видимо, недостаточно наблюдателен, чтобы замечать странности в поведении своей подруги. Джи перевёл взгляд на разноцветный затылок Ю. Оговорки. Резкие перемены настроения. Эксцентричные поступки. То же самое демонстрировал и Андриан перед тем, как навсегда исчезнуть. Критическое накопление информации — возможно, у Ю этот процесс сглажен из-за сбоев в памяти. Но Наблюдатели, живущие сотни и тысячи лет, неизбежно должны быть подвержены тому же эффекту, что и «дети ночи». Перегрузка. Возможно, в механизм рекомбинации заложена и частичная утрата памяти — как попытка справиться с этим эффектом. Значит, способность к перерождению должна быть свойственна всем Наблюдателям… иначе сам «Гнозис» теряет смысл. Но что если утрата воспоминаний — сбой? Ошибка, характерная только для Ю. В этом не меньше смысла… Но и не больше, ведь если все Наблюдатели утрачивают память, зачем они вообще нужны? А если помнят всё — сходят с ума… И в том, и в другом случае операция теряет смысл. Что это, чья-то злая шутка?

Джи потёр глаза — веки жгло, будто под них насыпали песка. Мерно урчащий овал «диагноста» напомнил о капсулах Торбьёрна и Эллы. Если бы они были живы… Они или кто-то ещё из Наблюдателей. Возможно, это помогло бы понять, в чём причина странностей Ю — в избытке информации, в ошибочной (или запланированной?) утрате воспоминаний при перерождении? И что, следовательно, грозит ему, да и есть ли в этом всём хоть какая-то закономерность — хоть какая-то толика здравого смысла в этом чёртовом «Гнозисе»…

В руки ткнулась горячая чашка. Китаянка присела рядом. Покрывало сползло с её плеча, открыв аккуратную ключицу с серебристым узором татуировки.

— К чему мы идём? — неожиданно для себя спросил Джи. — Ты говорила мне о войнах, когда ничто не предвещало их начала. Ты же помнишь, что будет, хотя бы и смутно… Куда мы движемся, Ю? Что нас ждёт?..

Китаянка отпила из своей чашки. Вишнёвые глаза смотрели в никуда — долго, не моргая. Аккуратный профиль казался отлитым из бронзы.

— Крах, — наконец сказала она.

***

«Яйцо» выплюнуло Йонса ровно через полчаса. Вогнутая дверца мягко отъехала в сторону, и полубурят вывалился из расстегнувшихся захватов. Задремавший было парень сонно хлопал глазами и раздувал ноздри, принюхиваясь. Ю сунула ему под нос кружку с кофе.

— Выпил, умылся и пошёл за терминал, — распорядилась она, изучая результаты анализов на дисплее «диагноста», — лечить твой абстинентный синдром будем позже.

Парень не возражал. Выхлебал кофе, поплескался за цветастой занавеской и без единого слова покинул кухню.

— Пусть работает, — сказала Ю, как только за Йонсом закрылась дверь, — я пока изучу, что тут предлагается.

— Что может предложить современная медицина, кроме хорошей таблетки от похмелья? — хмыкнул Джи.

— У Йонси серьёзные проблемы, — помолчав, сказала китаянка, — печень, почки. Вся эта дрянь, что он жрёт… Этот мелкий засранец ухитрился себя едва не угробить уже годам к пятнадцати.

— Я могу помочь, — осторожно предложил Джи.

В лице Ю не дрогнул ни один мускул.

— Если я захочу завести комнатную нежить, — сказала она, продолжая листать показания, — я сообщу.

Джи пожал плечами и включил SMP. Наручный «помощник» барахлил — то ли ему не нравилась постоянная сырость, то ли сказывалась близость вендиго. В почтовом ящике не нашлось ничего интересного. Сесил по-прежнему молчала, дом исправно отсылал стандартные отчёты и периодически жаловался на скуку, избирая для этого весьма поэтичные выражения. Джи просмотрел очередной доклад, изобилующий витиеватыми фразами о чахнущих стенах и невыразимом одиночестве, и зевнул. Вот уже три месяца «мамаша с автоматом» маялась от безделья — никто не пытался взломать её защиту, некому было и заказывать кофе, и читать нотации о вреде близкого общения с вооружёнными незнакомцами. Но затевать переписку с тоскующим ИИ было бы верхом безумия.

Новости радовали меньше. Официальная и неофициальная пресса продолжала жевать проблему с HAARP’ами. Сеть пестрела однотипными заголовками «Ещё одна установка выведена из строя» и «Руководство программы сообщает о сбоях в работе энной станции». Логгеры против обыкновения сообщали немногим больше остальных. Кому-то из малоизвестных удалось взломать почтовый ящик одного из менеджеров программы — оказалось, что верхушка проекта рвёт и мечет, но не может понять причину внезапных отказов оборудования. «Оно просто перестаёт принимать наши команды», писал менеджер, «как будто сознательно отказывается работать».

После обнародования этих сообщений малоизвестный логгер проснулся знаменитым, а сеть накрыло волной паники. Кто-то пустил слух о скором ледниковом периоде. Ещё через сутки логгер проснулся в наручниках, верхушка проекта HAARP покаянно подала в отставку, а производители тёплой одежды и консервов утроили выпуск продукции.

Не все, впрочем, пытались решить проблему запасов законным образом. Сводки полицейских управлений в десятках стран сообщали о многократно участившихся кражах. Тащили всё — от шуб до бесперебойников. Взламывали монтировками, резаками и вирусами, обчищая и виртуальные, и реальные полки. На фоне шумихи всё это выглядело логичным и даже невинным.

SMP заморгал, спроецированные на ладонь строчки подёрнулись рябью. Джи тряхнул запястьем — Крошка ещё раз мигнула дисплеем и отключилась.

— Попались!

Сквозь открытую дверь прилетел торжествующий вопль Йонса. Секунду спустя на пороге нарисовался сам потомок коренных бурятских народов — взъерошенный более обычного и непривычно взбудораженный.

— Я их подцепил! — заявил он, решительно обходя Ю на пути к вожделенному холодильнику, — всё-таки старина Йонси не лыком шит!

Восторги, впрочем, поутихли, едва парень дотянулся до дверцы.

— Йогурты? — проныл он, — да вы издеваетесь?

Ю, до того старательно изображавшая непоколебимый бастион между юным пьяницей и холодильником, фыркнула и отступила.

— И ради этого я старался? — Йонс уныло повертел в руках упаковку с кисломолочкой.

Вышло так по-детски обиженно, что Джи едва не расхохотался. Китаянка как-то странно кашлянула.

— Смирись, — посочувствовал бедняге Джи, — расскажи лучше, кого ты там подцепил.

— Ваших супер-секретных хакеров, — фыркнул полубурят и вскрыл пакет с йогуртом.

Прошлым вечером Йонс разослал по вычлененным е-майлам ряд сообщений, предлагая купить якобы украденные у Dynamics разработки. Парень не шифровался, отправляя письма от своего сетевого имени. И это сработало.

— Имя Йонси кое-что да значит, — хвастался полубурят. Довольная интонация совершенно не вязалась с кривящимся от кислого йогурта лицом.

Репутация молодого нетсталкера сыграла ему на руку. На сообщения откликнулись семь человек разной степени заинтересованности. Йонс сразу уточнил, что данные находятся на защищённом физическом носителе, и что он передаст его только при личной встрече. Никаких посылок, курьеров и третьих лиц. На свой страх и риск. Не устраивает — проходите, не задерживайтесь.

— Они готовы, — сообщил полубурят, метко швыряя пустую пачку мимо мусорного ведра, — обработаны и подогреты, бери да кушай.

Ю покосилась на мальчишку, но тот как ни в чём не бывало вытирал ладонью губы. Джи усмехнулся.

— Ну хорошо. С кого начнём?

Глава 19

Прохудившееся небо сочилось мелкой моросью. Холодная взвесь попадала за шиворот, заставляя ёжиться и втягивать голову в плечи. Китаянка в жёлтом плаще бодро шагала впереди, о чём-то вполголоса болтая с Йонсом. Полубурят, кислый после йогурта и сеанса принудительной терапии, плёлся с видимой неохотой, без конца тёр ладони и оглядывался, как будто опасаясь, что их неприметную троицу выслеживают все агенты Китайской Евразии.

Идти решили пешком, справедливо полагая, что проследить маршрут ветролёта намного проще, чем путь гуляющих людей. Дроны Тяньбай, конечно, наблюдают и за пешеходами, но от них всегда можно скрыться. Зайти в здание или смешаться с толпой. Джи хмыкнул. Второй вариант явно отпадал — местные жители не спешили высовываться из своих укромных нор, и улицы были почти пустынны. Ряды дермитников уходили на километры вперёд — бесконечные серые коробки, разделённые прямыми как линейка проходами. Бесчисленные надстройки и туманная морось в воздухе ограничивали обзор, иначе наверняка просматривалась бы граница района. Если у этой тоски и убогости вообще есть границы.

Спустя полчаса миновали сырой зев подземки. Вокруг было необычно людно. Уже знакомые индусы с терминалами попытались робко приблизиться, но шарахнулись, напоровшись на злобный взгляд Ю.

— Конкуренты-копеечники, — процедила она.

Пара индусов, привалившись к парапету поодаль, сидела неподвижно. Побледневшие руки сжимали выключенные терминалы. Остальная братия старательно не замечала этих двоих. Они не шевелились, глаза оставались плотно закрытыми, даже когда на лоб падала крупная капля. Джи ускорил шаг.

Какая-то девица с лицом в синяках сунула в руку самопальную листовку. «Ночная арена: плоть против металла. Единственное в Китай-городе шоу женщин-бойцов». Ниже листовку украшала плохо пропечатанная фотография — ржавый робот ископаемой модели застыл на деревянном помосте напротив соперницы, в которой, несмотря на ужасное качество, легко узнавалась та самая синюшная девица.

Тут же жарили эрзац-мясо и варили лапшу. Прямо у входа примостился киоск фастфуда с потускневшей эмблемой «ВыРуЧай» — крутобоким самоваром и миской китайской лапши. К киоску выстроилась очередь. Тощий ручеёк пассажиров из подземки покорно огибал шевелящийся человеческий хвост, приклеившийся к двум работающим кассам самообслуживания. Люди в очереди хлопали ладонью по истёртой пластине, дожидались зелёного огонька на дисплее и шустро оформляли заказ. Взмахивали кредитками и так же шустро убирались в зону выдачи.

— Это для чего? — кивнул Джи на пластину, наблюдая, как немолодой мужчина пытается сделать заказ в обход «возложения рук».

— Считывание ДНК, — буднично отозвалась Ю. — Во всех фаст-фудных сетях есть.

— Зачем?..

— Официально — чтобы анализировать статистику заказов и делать персональные предложения. Неофициально это может быть что угодно. Поговаривают о слежке, о продаже персональных данных рекламным конторам, особо параноидальные — что это и не считывание никакое. Ты хлопаешь по пластине, а тебе под кожу вводится какая-нибудь разжижающая мозги дрянь. Хлопнул — получил дозу наркоты — стал зомби. — Ю дёрнула плечом и поправила плащ. — Бред это всё. В местных бургерах столько шлака, что никакой скополамин[5] не нужен.

«ВыРуЧай» обошли по широкой дуге и свернули в проулок. За углом ничто не напоминало о копошащейся рядом жизни. Снова потянулись однообразные тела многоэтажек, вскоре сменившиеся нагромождениями железных контейнеров.

— Склады техники, — пояснила Ю.

Йонс округлил глаза и замогильным тоном добавил:

— Кладбище это. Заживо похороненное оборудование тут покоится.

Полубурят старательно делал страшное лицо, но от его ужимок смеяться не хотелось. Серые контейнеры, поставленные друг на друга, и впрямь напоминали поржавевшие надгробия у давно заброшенных могил. Сходство усиливали и таблички с названием компании, привинченные к каждому контейнеру.

— Что за оборудование? — спросил Джи, шаря по карманам в поисках сигарет.

— Заводское, — Ю зевнула, — автоматические линии сборки, роботы-монозадачники и тому подобное. Да сейчас сам увидишь.

Китаянка беззастенчиво вытащила сигарету из найденной пачки и ушла вперёд. Джи щёлкнул зажигалкой. За три месяца вкус местных папирос, набитых мусором и кручёной бумагой, стал почти приятным.

«Кладбище» оказалось более людным, чем жилые районы. Навстречу то и дело попадались горожане, большинство — в одинаковых чёрных комбинезонах из грубой ткани. Многие шмыгали красными от холода носами.

Причина оживлённости вскоре стала понятна — за кладбищем начиналась промзона. Цеха, выкрашенные в потускневшие оттенки сине-зелёного, распластывались на целые кварталы. Грязные панорамные окна не скрывали происходящего внутри. Там кипела жизнь — люди в чёрных спецовках собирали детали, что-то полировали, упаковывали, смешивали; сидели, стояли и бегали, сталкиваясь друг с другом и беззвучно ругаясь. В воздухе густым туманом висела пыль.

По фасадам цехов тянулись огромные надписи краской — «Flying Dragon Inc».

— Фабрика ветролётов? — Джи втянул кислый дым и бросил окурок на землю.

— Ветролёты, эскалаторы, скоростные поезда, машины, запчасти для сельхозтехники, детские игрушки, электроника и ещё чёртова туча всего, — буднично перечислил Йонс, шедший рядом. — Это всё «Дракон». Им принадлежат тысячи таких же промзон по всей стране. Помойка рабочих мест. Берут чуть ли не всех подряд, эффективность труда сам понимаешь какая, платят гроши. Зато безработица у нас почти на нуле.

В голосе Йонса прорезались горькие нотки. Джи взглянул на парня — тот шёл, сутулясь, глубоко сунув руки в карманы тёплой хламиды, и даже не пытался стрельнуть сигаретку.

— Бабы тут наравне с мужиками надрываются, — продолжал Йонс, — автоматика ржавеет, её час работы дороже обходится, чем людям можно платить. «Дракон» дарит своим сотрудникам почти халявную виртуалку. Незащищённую, конечно, но если кому-то и спалят мозг, на его место всегда есть ещё десять претендентов. Верхушка руки трёт — и занятие у плебса есть, и рождаемость не завышена. А бабы терпят до последнего. И потом если и рожают, да живыми, то таких вот дефектных…

Полубурят зло сплюнул, пнул ногой мусорный бак и ушёл догонять Ю.

Миновав ещё пару цехов, китаянка свернула в неприметный проход, заваленный хламом. Пробираясь следом за ней между картонными коробками, Джи поглядывал на часы. Если так пойдёт и дальше, есть риск опоздать.

Разноцветный затылок Ю впереди перестал покачиваться — китаянка остановилась. Подозвала Йонса. Тот закатал рукав, под которым обнаружился SMP одной из первых моделей — длинная белая пластина, закреплённая двумя ремешками на предплечье. В воздухе повисла подрагивающая карта.

— Так, — Ю бросила быстрый взгляд по сторонам, — дальше идём тихо, внимания не привлекаем. Если заметите что или, не приведи, охранные дроны на хвост сядут — Йонс за главного.

— Я эти промзоны знаю как свою квартиру, — непривычно-глухо отозвался полубурят, — держитесь меня, найду нам норку.

Замусоренный переулок вывел на брошенную автостоянку. С десяток фур тихо ржавели под дождём, распахнув ободранные дверцы. Сквозь разбитые стёкла виднелись пустые внутренности кабин, заваленные окурками и скомканной бумагой. Остовы трейлеров сиротливо покоились на почерневших колёсных дисках.

— Покрышки в цене, — негромко заметила Ю.

Дождь усилился. По растрескавшемуся асфальту потекли мутные ручейки. Йонс, шедший впереди, ускорил шаг. Молодой нетсталкер почти не сверялся с картой, уверенно ныряя в бесконечные проулки, арки и проходы между цехами. Часть строений здесь выглядела давно покинутой, работающие цеха приходилось огибать задворками.

— По-хорошему, находиться здесь имеют право только рабочие «Дракона», — негромко рассказывала Ю, — и то шастанье между цехами не поощряется. Но на пропускную систему давно все забили, в «Драконе» текучка такая, что каждый день пришлось бы новые пропуска сотнями выдавать. Территорию патрулируют дроны, и вот им лучше не попадаться. К счастью, дронов немного. Тут и охранять особо нечего. Цеха работают круглосуточно, оттуда особо не стащишь, на выходе всех шмонают. А остальное…

Китаянка махнула рукой. Её жёлтый плащ потемнел, приобретя оттенок мокрой глины.

— Мерзота, — пожаловалась Ю, перепрыгивая очередную лужу, — без виртуалки смотреть дурно.

— Ты могла остаться в Нью-Йорке, — заметил Джи.

— Развлекать двух выживших из ума «теневиков»? — оскалилась Ю.

— Забавное у тебя представление о здравомыслии.

Китаянка нецензурно выругалась и покосилась на Йонса. Тот обернулся.

— Далеко ещё? — спросил Джи.

— Пришли.

***

Старая четырёхэтажка ничем не отличалась от таких же строений, натыканных между цехами. Давно заброшенное офисное здание с облупленным фасадом — штукатурка отвалилась пластами, обнажив крошащийся кирпич. Три двери с высокими овальными фрамугами щерились ободранными досками — здание пытались заколачивать.

— Нам сюда, — Йонс указал на крайнюю правую дверь.

— Уютное местечко, — Джи отодвинул ногой кучу битой штукатурки и потянул створку на себя.

В вестибюле было тихо, сыро и на удивление чисто. Где-то капала вода. Огромное зеркало во всю стену отразило пляшущий огонёк ручного фонаря.

Джи шагнул вперёд. Справа уходила в темноту широченная лестница с литыми чугунными перилами.

— Двое, — он снова прислушался, — наверху. Один на взводе, второй почти спокоен…

Джи помолчал. Чужое дыхание шуршало в ушах лёгким ветром.

— Вероятно, второй вооружён.

— Я иду первым, — оказавшийся рядом Йонс деловито оттянул полу куртки, демонстрируя «Five-seveN» в кобуре.

Джи молча отодвинул его и ступил на лестницу. Краем глаза уловил взгляд Ю — не то благодарный, не то разочарованный.

— Эй!

Возмущённый шёпот полубурята оборвался тихим шиканьем.

Бетонная лестница сохранилась на удивление хорошо. Света от ручного фонарика китаянки хватало, чтобы отчётливо видеть каждую выщерблину на ступенях.

Лестница оканчивалась широкой площадкой, когда-то вымощенной квадратными плитками. Керамические осколки покрывали бетон ровным слоем. В густой пыли аккуратно отпечатались две пары следов.

Джи переступил через опрокинутый пластиковый стенд и двинулся к следующему пролёту. Луч фонаря сюда уже не доставал, и следы терялись в сером полумраке. Впрочем, нужды в них не было — дыхание затаившихся наверху стало ближе. Вдох — выдох. По спине пробежал холодок. Ещё немного, и можно будет сосчитать удары чужого пульса…

Пятно света внизу запрыгало — китаянка и Йонс поднимались. Джи сделал им знак подождать на площадке. Ю погасила фонарь, и всё вокруг снова облил серый сумрак. Выход на этаж отмечался узкой бледной полосой — в разбитое окно светил прожектор.

Когда до полосы осталась одна ступенька, Джи прижался к стене и свистнул.

Ответом была тишина, но среди нагромождений хлама шевельнулась серая тень. Джи вгляделся — подрагивающий ствол из-за колонны смотрел прямо на него.

— Надо же — наш Йонси привёл компанию, — раздался насмешливый голос, — не держим слово, да, старина?

Вопреки ожиданиям, парень смолчал.

— Ну что же ты, Йонси, — продолжал голос, — неужели мы в тебе так ошиблись? Неужели ты наложил в штаны? И вот этот симпатяга у стены пришёл вместо тебя?

Ни звука снизу.

— Приходи, не стесняйся, — веселился невидимка, — мы гостям только рады, особенно если они приносят дорогие подарки…

В последних словах отчётливо прозвучала угроза.

Джи спокойно шагнул в полоску бледного света. Весельчак со стволом прекрасно видел его — зато наверняка не замечал ни Йонса, ни китаянку, которых скрывала круто уходящая вниз лестница.

— И что же принёс дорогой гость? — ствол легко качнулся в сторону — как гончая, поводящая носом.

— То, что и обещал.

Громкий щелчок предохранителя прозвучал отчётливым предупреждением.

— Но-но, наш щедрый и нетерпеливый товарищ, — снова те же металлические нотки в голосе, — прежде чем перейти к сюрпризам приятным, давай-ка убедимся, что неприятных у тебя нет.

— Это по вашей части, — хмыкнул Джи.

— А ты юморист, — хохотнул невидимка. — Это хорошо. Люблю весёлых. И правильно — какой смысл киснуть, когда в любой момент можешь отбросить коньки? Снимай куртку.

Кожанка полетела на пол.

— О-о, «Томми Хилфигер»? — протянул невидимка, — люблю эту марку. Руки за голову и повернись на сто восемьдесят.

Джи молча подчинился. Дыхание незнакомца оставалось раздражающе спокойным, пульс и не думал частить — невидимка со стволом явно считал, что контролирует ситуацию. Джи поморщился. Слишком сильно приходилось концентрироваться на словах незнакомца, чтобы понимать цветистую русскую речь. Он мог что-то упустить. Что-то важное в окружающей обстановке…

— Превосходно. А теперь клади на пол то, что принёс.

— Надеюсь, ты не пристрелишь меня, когда я опущу руки?

Впереди, за лучом прожектора, в чёрном провале притаились Ю и Йонс — сердце китаянки отстукивало секунды, пульс мальчишки бился вспугнутой птицей. Невидимка не слышит их. Он — всего лишь человек. Вероятно, с очками ночного видения, и уж совершенно точно — с солидной пушкой в руках. Но при всём этом — просто человек. Мясо по ту сторону.

— Я пристрелю тебя, если не сделаешь, что я сказал, — спокойно пообещал голос. — Клади подарок на пол и три шага вперёд.

— Мы не договаривались о подарке. Ты обещал Йонсу деньги.

— А ты нанялся его опекать? — удивился невидимка, — да ты кто вообще такой?

— Уговор был на передачу из рук в руки, — Джи чувствовал, как в глазах появляется резь — проклятый прожектор слепил, превращая в непроглядную тьму всё, что скрывалось за белым лучом.

— О, и поэтому я сейчас говорю с тобой! — театрально воскликнул невидимка, — с тобой, а не со стариной Йонсом, который должен был лично явиться на встречу.

— Из рук в руки, — повторил Джи. — Я не вооружён, как видишь. Подойди и возьми.

— Ай-яй-яй, — расстроился весельчак, — разве тебя не учили, что споры под прицелом сокращают жизнь?

— Я жду.

Секундная заминка. Холодная капля пота скатилась вдоль позвоночника.

— А назови хоть одну причину, почему бы мне просто не прикончить тебя и не забрать свою коробочку конфет?

— Она не твоя, — ещё одна капля щекотно сползла вниз, — пока — не твоя. Более того — ты даже не знаешь, как она выглядит. Но я покажу, как уговаривались. Подойди и возьми.

На этот раз заминка длилась дольше. Лопатки заледенели — стоя спиной к невидимке, Джи почти физически ощущал направленный между них ствол.

Сзади быстро зашептали, послышалась возня.

— Стой и не шевелись, — наконец произнёс невидимка, — пока я не скажу.

За спиной раздались негромкие шаги. Джи усмехнулся уголком рта. Жадность кого угодно делает сговорчивым.

Суетливый стук пульса приближался. Расчёт оказался верен — невидимка решил послать вперёд своего пугливого друга. Джи едва заметно повёл плечами, чувствуя, как дрожат натянутыми струнами жилы. Пугливый должен оказаться тем, кто знает нужное. В чьих венах течёт нужная кровь. Если же нет… Если нет — всё несколько усложнится.

— Медленно достань то, что принёс, — веселье в голосе невидимки словно испарилось, — возьми в одну руку и вытяни её назад так далеко, как сможешь. Не оборачивайся.

— Ого, да вы меня за гимнаста держите, — пробормотал Джи.

Бешеная дробь пульса прямо за спиной. Шаг, полшага — шаманский грохот тамтамов поглотил ответ невидимки. Джи медленно опустил руки. Поддёрнул левый рукав и расстегнул ремешок SMP. Стиснул гаджет в ладони — скруглённые грани стального корпуса вжались в кожу — и так же медленно отвёл руку назад.

Холодные подрагивающие пальцы коснулись раскрытой ладони, выхватывая Крошку. Ремешок SMP мягко скользнул меж пальцев — и в эту долгую-долгую звенящую секунду Джи сжал кулак и повернулся.

Расширенные глаза уставились прямо на него. Тощий и длинный как жердь парень ещё пытался выхватить ремешок, но растерянность в его взгляде уже сменялась ужасом. А потом прозвучал первый выстрел.

Джи рванул парня к себе, закрываясь его тощим телом. Долговязая фигура дёрнулась — раз, другой, третий, когда с влажным хлюпающим звуком пули вошли в её спину. Резкий густой запах крови на мгновение ослепил, заполнив собой всё вокруг. Джи вжался в обмякающее тело и, падая вместе с ним, впился зубами в липкую солёную кожу.

 … Грязный серый кирпич. Бетонный забор; фиолетовая плёнка на окнах. Тошнотно-зелёные стены… Дальше, дальше — бесконечные нитки рельсов; две, четыре, шестнадцать, тридцать две… Назад… Снова стены, замызганные, мутные стёкла, белёсый прямоугольник на месте таблички с адресом… Внутрь…

… Терминалы, терминалы, ряды новеньких корпусов между облупленных перегородок… Хлопья болотной краски на клавиатуре… Двенадцать белых букв и цифр…

… Доступ разрешён.

Оглушительный треск ударил по ушам, выдёргивая из видения. В голове лопнула какая-то тонкая звенящая струна. Джи судорожно втянул воздух и закашлялся.

Грудь разрывало болью, словно он забыл, как дышать. Сверху навалилось распластанное мёртвое тело. Джи столкнул с себя мешок дохлой плоти и сквозь шум в ушах отчётливо услышал щелчок передергиваемого затвора.

Глава 20

Грохот выстрела и звон разбитого стекла прозвучали одновременно. Тело вдруг взорвалось болью, перед глазами вспыхнул слепящий фонтан — Джи зажмурился, пытаясь закрыться рукой, но режущий свет проникал сквозь веки. Плотный низкий гул наполнил воздух, тисками сдавливая голову. Кое-как Джи повернулся на бок, снова уткнувшись в проклятый труп. В нос ударило омерзительное амбре мертвечины. Давя кашель, Джи открыл глаза.

Яркий сине-белый свет заливал всё вокруг. Бледные лучи шарили по стенам, по редким колоннам, бросавшим на пол густые чёрные тени. Гул не стал тише, но сместился куда-то влево — теперь Джи различал в нём посвистывание разрезающих воздух винтов. Лучи тянулись с той же стороны, и Джи вжался в пол. Конус света скользнул рядом, едва не задев его ладонь, и убрался обратно. Джи осторожно приподнял голову.

Невидимка как в воду канул. Гул винтов заглушал все звуки, даже стук собственного бешено бьющегося сердца. Лучи вертелись слева, методично обшаривая нагромождения ящиков. В памяти всплыли слова китаянки — территорию патрулируют дроны, и вот им лучше не попадаться.

Джи перекатился на спину и едва не заорал. Правую ногу жгло огнём, под коленом было горячо и липко. Густой солёный запах щипал ноздри — такой знакомый, привычный. Его собственный запах, запах его крови.

Под пальцами прокатилось что-то гладкое, металлически звякнувшее — Джи опустил взгляд и увидел пистолетную гильзу. Тусклый латунный фланец поблёскивал в бурой лужице, отражая белые сполохи.

Справа, в нескольких метрах, зиял чёрный провал лестничного пролёта. Если Ю с мальчишкой ещё здесь, то они наверняка ждут внизу. Должны ждать.

Кое-как Джи извернулся и пополз к лестнице, обдирая локти о щербатую плитку. Куртка осталась где-то позади, там же, где и труп пугливого парня, и Крошка. И весельчак-невидимка — если он ещё, конечно, жив.

До лестницы оставались считанные шаги — верхняя ступенька уже маячила впереди серой финишной линией — когда гул винтов стал приближаться. Белый конус света метнулся по стене, соскользнул на пол, возвращаясь назад. Взвыли сервоприводы, и воздух за спиной прошила короткая очередь, захлебнувшаяся сочным мокрым чмоканьем.

Джи чертыхнулся, вскакивая, и бросился к лестнице, но не рассчитал. Голень подломилась, и он полетел на пол, успев только выставить руку. Локоть встретился с отбитым краем плитки, и мир вокруг вторично вспыхнул болью. Белый свет ударил по глазам, где-то за плечом уже знакомо взвыли сервоприводы, и воздух разорвался треском выстрела.

Свет дрогнул, моргнул и погас.

— Живо, — зашептал в ухо голос Ю, — спускайся!

Горячие пальцы китаянки стиснули запястье. Джи ухватился за тонкую руку, подтянулся, опираясь на неожиданно твёрдую ладонь — он уже успел забыть, как сильна Ю.

— Быстрей! — шептала китаянка, — там ещё два!

Навалившись на подставленное плечо, Джи кое-как добрался до верхней ступеньки. Нога пульсировала болью; боль раскалывала и виски — мерзкая, тошнотворная. Голова кружилась, серо-чёрный мир вокруг качался и прыгал.

Белёсый конус света Джи заметил, только когда до него оставалась какая-нибудь пара футов.

Ю извернулась, отпуская его. Лишившись опоры, Джи едва успел ухватиться за перила. Обернулся — и увидел, как конус света скользнул к китаянке, заливая белым её фигуру, отчерчивая резкими штрихами щёлки глаз, вздёрнутый нос и «Five-seveN» Йонса в ладони.

— Вниз, — отчётливо сказала китаянка, поднимая руку с курьёзно-большим пистолетом.

Вой, треск и грохот поглотили всё остальное. В спину ударила жаркая волна, толкнула, и вместе с ней донёсся тонкий крик. Цепляясь за перила, Джи увидел, как Ю, раскинув руки, медленно падает на выщербленный кафель.

Джи скатился по ступенькам на площадку, тяжело перевалился через опрокинутый стенд.

— Ю! — захлебнулся рядом вопль Йонса.

— Сядь! — прошипел Джи, зажимая мальчишке рот ладонью.

Йонс мотал головой, по его чумазому лицу текли слёзы. Джи ухватил его за плечи, пригибая к пыльному полу. Над их головами по стене мазнул белый луч.

— Я видел… Она… — полубурят дрожал, костлявые руки под курткой ходили ходуном, — она…

— Уходи отсюда, — Джи легко встряхнул парня, — спускайся, спрячься и жди. Мы тебя нагоним.

— Но она…

— С ней всё будет в порядке, — Джи выглянул из-за стенда, — бегом!

Он подтолкнул Йонса, и тот, спотыкаясь, пересёк площадку и исчез в лестничном пролёте.

Джи распластался на полу. Нависающий сверху стенд служил неплохим укрытием. Лучи дронов снова облапывали ящики в дальнем конце зала — отсветы белых конусов то и дело вспыхивали на стене. Джи вцепился в шершавый пластик стенда. Потолок над ним раскачивался и кружился, плитки водили хоровод. Набрякшие кровью джинсы стали каменно-тяжёлыми, от самой мысли о том, чтобы пошевелиться, начинало мутить.

Он всё же заставил себя выглянуть из-за оббитого угла. Лестница просматривалась отлично — со своей позиции Джи различал даже завитки на чугунных перилах. Он прикусил губу, вглядываясь в серую линию верхней ступени. Лучи дронов по-прежнему плясали у дальней стены, но о том, что будет, если железки решат повернуть назад, думать не хотелось.

Воздух вокруг сгустился, стал плотным, душно-жарким. Ручейки пота ползли по лбу, стекали в глаза. Смаргивая солёные капли, Джи выжидал. Сердце отстукивало секунды, пульсирующими толчками билась внутри боль. Ступеньки сливались в одну полосатую ленту. Сколько он ещё продержится? Сколько ещё времени нужно Ю?..

Серая лента дрожала, будто в горячем мареве. Восемь ступенек… Десять… Двенадцать… Джи закрыл глаза. Плитки холодили спину сквозь рубашку. Двенадцать. Двенадцать. Дуодецима…

Железисто-солёная влага защипала пересохшие губы. Сил на то, чтобы поднять руку, не оставалось, и Джи слизнул горьковатые капли, с трудом ворочая наждачно-шершавым языком.

… Белый луч… Вспышка… Лицо — перекошенное болью, прилипшие к вискам чёрные пряди. Бисер капель в распахнутом вороте рубашки, потемневшие глаза.

Вниз.

Слепящий свет, два белых конуса — как жала. Вращающиеся лопасти, холодный ветер в лицо.

Вспышка. Темнота…

— Совсем с ума сошёл?!

Злой шёпот ввинчивался в мозг, не давая сознанию уплыть. Во рту поселился ржавый привкус; между висками билась колючая боль.

— Ты на что рассчитывал?!

— Ю… — собственный голос прозвучал скрипом трухлявого дерева. Сквозь полуопущенные веки силуэт китаянки казался смазанным — будто серая акварель, на которую разлили воду. — Йонс… Ждёт…

— Да хрен бы с ним, — зашипела китаянка, — вставай!

Сильные руки скользнули под спину, в лицо пахнуло металлическим с тонкой ноткой лимона.

— Давай же, — куртка китаянки царапала шею, дыхание горячо щекотало лицо, — быстрее, надо уходить!

Джи приподнялся. В ноге разлился жар, прокатился по телу. Желудок сдавило. Он заставил себя повернуться и обхватить китаянку за плечи.

Спуск превратился в пытку. От Ю остро пахло кровью — но её или его собственной, Джи не мог различить. Каждый шаг отдавался выворачивающей болью. Запахи, звуки, монохромные пляшущие плитки, ступеньки, перила — всё смешалось в один бесконечный тягучий конвейер. Где-то на периферии зрения вспыхивали стробоскопические лучи, давил на уши низкий гул. Пол упрямо выгибался, уходя из-под ног, и рука почти бессознательно нащупывала обтянутое дешёвой кожанкой худое плечо.

— Сюда!

Голос Йонса раздался словно сквозь воду. Джи помотал головой — перед глазами плыли чёрные пятна. Что-то ударило в колени, и последним звуком, растворившимся в ватной пелене, стал скрип ржавых петель.

***

Непривычная тишина рывком выдернула из беспамятства. Джи вздрогнул, рука метнулась за спину — к «Сфинксу», но вместо оружия наткнулась на стену. Джи сглотнул, окончательно приходя в себя, и сморщился от боли в пересохшем горле.

Губы саднило — по подбородку стекало тёплое. Джи с усилием поднял руку и отёр лицо. На тыльной стороне ладони остались красные разводы.

— …ещё б флаг вывесил — мы здесь, забирайте! — донёсся приглушённый шёпот, — соображать же надо!

— Ну а что ты предлагаешь? — в голосе Йонса звучали привычные обиженные нотки.

Джи пошевелился, вглядываясь в окружающий сумрак. Силуэты Ю и полубурята угадывались в нескольких шагах впереди. Справа очертился контур закрытой двери, слева зал уходил в темноту. В спину упиралась холодная шершавая стена. Пахло пылью, мокрым бетоном и дождём. Джи упёрся ладонями в пол и кое-как приподнялся. Ногу тут же прострелило болью, и Джи с беззвучным проклятьем снова откинулся на отсыревшую плитку. Голень, туго перемотанная какой-то тряпкой, горела огнём, на серой ткани расползались алые узоры. Пульсирующие толчки боли гнали волны жара по всему телу. В голове всплыла ассоциация с вулканом, извергающим потоки лавы. Сознание снова начало мутиться.

Джи сжал зубы, но глухой стон всё-таки вырвался помимо воли. Перешёптывание тут же прекратилось, тёмные фигуры скользнули ближе.

— Живой? — огромные в темноте глаза Ю обшаривали его лицо, — идти сможешь?

— Я тебе что… Илья Мурманец? — Джи хрипло усмехнулся и закашлялся.

— Муромец, — машинально поправила Ю. Её куртка куда-то исчезла, голые запястья были перемазаны ржавым. Джи отвернулся.

— Что с дронами?

— Отвлеклись на нашего несговорчивого дружка, — Ю хмуро разглядывала побуревшую повязку, подсвечивая отобранным у Йонса SMP, — сюда они вряд ли полезут, если будем сидеть тихо. Вот только сидеть тихо мы не можем.

— Как они вообще нас нашли?

— Да какая разница?! — взорвалась Ю, — тебе что, вместе с ногой голову прострелили?!

Она зло сплюнула и продолжала уже спокойнее:

— Тут никто не знает, что в их ржавых мозгах творится. Нам повезло, что у этих летающих пылесосов тепловые сенсоры давно отказали, иначе бы… — она запнулась, — ладно, проехали. Здесь небезопасно. Если не влетят дроны — может нагрянуть кто-то похуже. Вообще-то они должны передавать данные о столкновениях напрямую Тяньбай, но…

Она замолчала, кусая губу. Йонс бестолково ёрзал рядом.

— Мы не можем вызвать ветролёт, — наконец сказала китаянка, — он привлечёт внимание дронов. Надо как-то по-тихому отсюда свалить.

Взгляд Ю снова задержался на ноге Джи.

— Йонси, — натянуто позвала китаянка, — а отойди-ка на минуту. Взрослым надо побеседовать наедине.

— А то я не видел, как вы целуетесь! — фыркнул полубурят, — раз взрослые, то можно и секретность разводить? Да ты, между прочим, не намного старше!

Лицо китаянки потемнело, но Йонса уже несло дальше:

— Почему ты ему больше рассказываешь, а? Мы же вместе! — голос полубурята сорвался на приглушённый визг, — что за тайны ещё от меня? Я же видел, как тот дрон… Как тебя… Ты…

Йонс совсем по-детски хныкнул, даже не пытаясь вытереть глаза трясущимися пальцами. Ю приобняла его за плечи, привлекла к себе. Её рука скользнула за пазуху и вынула плоский кусочек металла.

— Мне повезло, Йонси, — просто сказала она.

Расплющенная монета блестела неровной вмятинкой в середине.

— И никаких страшных тайн, — Ю взъерошила вихрастую макушку парня.

— Йогурт без даты… — протянул Йонс, — счастливая монетка, надо же!

Он со смешком всхлипнул, высвободился из объятий Ю и, махнув рукой, неловко отошёл в дальний угол.

Под внимательным взглядом Джи китаянка сунула монетку в один из многочисленных карманов на потёртых брюках.

— Когда-нибудь он должен был спросить, — тихо сказала она.

— Когда-нибудь он сам всё увидит, — Джи смотрел, как китаянка аккуратно застёгивает карман на «молнию», — и тебе придётся сказать ему правду.

— Но не сегодня, — Ю подняла на него блестящие глаза, — спасибо, что увёл его, когда всё это началось. И… спасибо, что остался.

— Общая тайна — уже кое-что, — Джи пожал плечами и тут же пожалел об этом.

— Вижу, твоя благодарность не только устная, — продолжил он. Следы подсохшей крови на запястьях китаянки ещё источали сладковатый пряный запах — точно такой же, как дразнящая нотка, сохранившаяся на его губах.

— Я как раз об этом… — Ю обхватила себя за плечи, — тебе много ещё нужно?

— Чтобы встать и побежать? — Джи криво улыбнулся, — вся твоя кровь.

Брови Ю поползли к переносице.

— И так — раза четыре, по кругу, — добавил Джи, — и пара недель отдыха. Ты за кого меня принимаешь?

— Нет, если это поможет, я могу… — Ю оглянулась на Йонса, — только чтоб он не видел…

— Да ничего это не даст, — оборвал её Джи, — ты бы с Борисом поближе пообщалась, что ли. Тогда бы знала, что у нас с людьми чуть больше общего, чем кажется. Мы не залечиваем раны моментально — лишь немного быстрее, чем сапиенсы. И этот процесс невозможно ускорить. Так что успокойся и прекрати строить кровавые планы.

— А, может, проще тебя просто убить? — раздумчиво сказала китаянка.

— Если считала, что проще, зачем тогда вытаскивала меня? — оборвал её Джи.

И проблем меньше, и ты бы довольна была — хоть какая-то сатисфакция за твои предыдущие смерти. Но я не уверен, что это поможет.

Слова замерли на языке. Ю поёжилась, вздрогнув — на коже, обтянувшей острые ключицы, выступили пупырышки.

Джи обвил рукой её прохладные плечи, привлекая к себе — совсем как сама Ю минуту назад сделала с Йонсом. Запоздало сообразил, что сидит на её куртке.

— Далеко мы не ушли, так?

— Это соседнее крыло, — Ю кивнула на дверь, едва различимую в сумраке, — мы закрыли единственный смежный проход. Эта часть здания зеркалит ту — пока ты валялся в отключке, я сбегала на разведку. Есть два неприметных боковых выхода. Один даже почти свободен.

Ю замолчала. Кончики её дредов щекотали руку Джи.

— Дай мне минутку, — сказал он.

Китаянка наклонила голову. Запахи крови, теплеющей кожи и едва уловимый лимонный тон смешались в мягкое облако, от которого кружилась голова. Тонкие пальцы Ю скользили по его запястью, по закатанному рукаву рубашки, по ткани, влажной от холодного пота. Тихонько позвякивали кольца в аккуратных округлых ушах. Ю не поднимала глаз, и приглушённый отсвет SMP бросал на её бледные щёки частокол теней от пушистых ресниц.

Джи провёл свободной ладонью по гладкой макушке Ю. То, что когда-то казалось ему жалким подобием, обрело плоть. Соблазнительную, гибкую и нежную. И — в отличие от воспоминаний — ощутимо, осязаемо реальную.

— Идём.

***

Это оказалось намного труднее, чем представлял Джи. Пока они тащились по бесконечным коридорам, он дважды отключался. Сознание возвращалось обрывочными фрагментами, в которых отчётливо слышалась приглушённая ругань китаянки. Она поддерживала его справа, Йонс — слева, но в моменты очередного помутнения Джи полубессознательно склонялся именно к плечу Ю, повисая на иллюзорно-хрупкой фигурке. Пропитавшиеся кровью джинсы подсохли и превратились в наждак. Свежие струйки больше не сбегали по голени; нога ниже колена онемела и с трудом двигалась.

Полузасыпанная бетонной крошкой дверь показалась спустя вечность, хотя SMP Йонса утверждал, что прошло всего десять минут. Полубурят шустро разгрёб мусор, и вдвоём с Ю они сдвинули оглушительно заскрипевшую створку.

Поток воздуха ударил в лицо. Джи зажмурился, борясь с тошнотой.

— Выберемся из этого квартала — будет проще, — голос Ю звучал непривычно глухо. — Дальше пойдёт промзона, там можно затеряться.

Джи молча кивнул — на большее сил не хватило. Промозглый сырой воздух резал лёгкие, волнами пробирался вдоль позвоночника, сотрясая тело, будто оно было жалким листком на ветру.

Йонс выключил SMP — слабое свечение, пробивавшееся сквозь веки, погасло.

— Дальше идём в темноте, — тонкая рука китаянки обхватила Джи за талию, — в темноте и, пожалуйста, в тишине.

Джи стиснул зубы.

— Соберись, — тёплое дыхание Ю повеяло в самое ухо, — ты нам нужен. Ты мне нужен. Будь моими глазами…

Шаг. Бетонное крошево зашуршало под ботинком. Ещё шаг. Порыв ветра пробежал по спине влажными пальцами. Ещё. Ещё. Ещё…

Мир вокруг выступал из серой пелены угольными очертаниями, неумелыми скетчами плохого художника. Дома шатались и прыгали, двоились и вытягивались и, казалось, вот-вот мелькнёт между ними белый луч. Здесь не было фонарей — квартал выглядел давно брошенным, и единственным источником света оставались низкие оранжевые тучи, отражавшие блеск прожекторов промзоны.

Вдали протыкала небо верхушка несуразной круглой башни. Её силуэт, чёткая чёрная тень на фоне ржавого неба, маячил впереди, до тошноты медленно приближаясь.

Два сердца бились рядом, отщёлкивая секунды, и Джи вслушивался в этот перестук, не позволяя сознанию уплыть. Пульс Ю — ровный, чёткий — звучал командой к размеренному строевому шагу. Пульс Йонса частил, сбивая с ритма, диссонансом стучал в голове, не давая расслабиться. Джи слушал эту странную музыку и считал шаги, упрямо не закрывая глаза.

Круглая башня возникла рядом неожиданно — только что казалось, что до неё ещё идти и идти. Сумрак искажает перспективу, подумал Джи, опускаясь на мокрую землю. Нога, ещё недавно милосердно утихшая, снова горела огнём. В глаза словно насыпали песка.

— Нет, — выдохнул он на молчаливый вопрос Ю.

На секунду повисло молчание. Потом Йонс, до того сосредоточенно рассматривавший башню, издал странный горловой звук, похожий на сдавленный смех.

— Ты чего? — шикнула на него китаянка.

— Вы не поверите, где мы сейчас!.. — полубурят снова хихикнул, — погодите чуток — я вам такое подгоню!

И, не дожидаясь вопросов, он скрылся за обводом башни. Ю тихо матернулась ему вслед и присела рядом.

— Что он задумал? — вполголоса спросил Джи.

— Хрен разберёт, — китаянка отбросила назад цветные дреды, разбрызгав фонтан мелких капель. — Йонси тут вроде всё знает, но… Это он сам так говорит. А малец любит приврать.

Ю поёрзала.

— Надеюсь, наш гений быстро вернётся. И, надеюсь, с чем-нибудь полезным.

— Почему мы не можем взять ветролёт?

Китаянка посмотрела так, словно Джи спросил, почему они не могут телепортироваться.

— Все маршруты ветролётов записываются, — наконец пояснила она, — а эта зона сейчас под повышенным вниманием Тяньбай. Она наверняка заинтересуется, кому понадобилось вызывать сюда ветролёт. Такая поездка не по карману местным работягам.

— Я оплачу, — Джи поёжился.

Китаянка снова странно посмотрела на него.

— Я же сказала, не в этом суть. Нам просто не стоит светиться. Нужен транспорт, который Тяньбай не отследит…

Скрежет и визг прервали её слова. Два желтоватых луча разогнали тьму, ударили по глазам. Джи прищурился, заслоняясь рукой, китаянка вскочила — и её ладонь, скользнувшая было к рукояти «Five-seveN», замерла на полпути.

— Я же сказал, что подгоню кое-что интересное!

Широко улыбающийся Йонс высунулся из кабины древнего седана и помахал рукой.

Глава 21

Внутри нещадно воняло бензином. Сладковато-муторный запах, въевшийся в обивку сидений, разом переносил на столетие назад. Джи поморщился, когда в открытое окно вместе с ветром внесло ароматы выхлопа и горячей резины. Последний раз он водил подобный раритет задолго до Войны двух сетей. В Олд-Йорке машину, работающую на бензине, можно было найти разве что в музее. После запрета на двигатели внутреннего сгорания и снижения налогов на электрокары почти до нуля только последний болван мог бы рискнуть проехаться по городу на такой таратайке. К хорошему быстро привыкаешь.

Ископаемое чудо автопрома меж тем лихо катило по улицам, распугивая редких прохожих громким шумом мотора. Промзона осталась позади, а вместе с ней и риск попасть в поле зрения дронов.

Устроившись на заднем сиденье, Джи смотрел, как шустро крутит рулём юный нелюбитель йогуртов.

— Где тачку-то раздобыл? — окликнул он полубурята.

— А, — тот благодушно зевнул, — там целый ангар такого добра. Местные иногда гонки устраивают.

— А у тебя, значит, есть ключи — и от ангара, и от добра, — поддел его Джи.

— Да они у всех, кто гоняет, есть, — махнул рукой парень, входя в поворот так, что завизжали покрышки.

— Так, — сказала Ю, и полубурят немедленно съёжился:

— Ну а чего? Пригодилось же!

Китаянка промолчала, но по выражению её лица, отразившегося в боковом зеркале, Джи догадался, что взбучка не отменяется, а лишь откладывается.

До дома доехали быстро. Машину пришлось поставить на соседней улице — габаритный седан не просунулся бы в узенький проход между дермитниками. Йонс, косясь на Ю, сообщил, что тачку надо вернуть, да и бросать её здесь ночью — верный способ недосчитаться колёс.

— Сами доберётесь? — спросил полубурят, мусоля ключи.

— Езжай, гонщик, — усмехнулся Джи.

Несмотря на боль, сопровождавшую каждый шаг, идти было уже легче. Отвратное головокружение отступало, и сознание оставалось ясным. Ю, однако, смотрела настороженно, и работающий лифт встретила с явным облегчением.

Пока кабина, скрипя и стоная, ползла вверх, китаянка не сводила взгляда с Джи.

— Расслабься, — не выдержал он, — прямо здесь я не помру, и тащить мой труп в квартиру тебе не придётся.

Ю сверкнула глазами, но ответить не успела. Лифт, дёрнувшись, затормозил, и с грохотом разошедшиеся створки впустили Фиру.

— Ой! — пискнула она, отшатываясь, — ой, простите…

— Ничего, — по-русски ответил Джи, — мы выйдем.

— Конечно.

Фира ловко вставила ногу в щель между пытавшимися схлопнуться створками и придерживала их, пока Джи с китаянкой не покинули лифт. Носок ноги, обутой в не по сезону лёгкую балетку, подрагивал. Фира смотрела в пол, но Джи мог поклясться, что ощущает на себе её взгляд — тяжёлый, давящий, похожий на чёрную влажную тучу.

— Что с вами случилось… — не то спросила, не то просто шепнула она.

И, не дожидаясь ответа, юркнула в лифт. Дверцы с лязгом захлопнулись, сквозь рассохшиеся уплотнители донёсся скрип уползающей кабины.

До квартиры добрались молча. Ю распахнула жалобно застонавшую дверь.

— В «диагноста» лучше заходить без одежды, — сообщила она, старательно запирая замки.

Джи приподнял брови, но смолчал. Добрался до кухни, прихватил на столе пачку сигарет и похромал в ванную.

Лицо Ю, когда она появилась на пороге, отразило странную гамму чувств — словно китаянка знала, что он будет здесь, но всё равно удивилась. Лениво, нехотя — как будто следуя заложенной программе.

— «Диагност» больше нужен Йонси, — Джи сел прямо на пол, привалился к низкому кафельному бортику душевой и щёлкнул зажигалкой, отвечая на немой вопрос Ю, — к тому же, не хотелось бы лишний раз светиться перед Тяньбай. Кто знает, как она среагирует, когда эти данные попадут в сеть.

Китаянка дёрнула плечом. Приоткрыла рот, но против ожидания не стала спорить — закусила губу и вышла, чтобы через минуту вернуться с початой бутылкой.

— Это тебе точно не помешает, — она свинтила крышку.

В воздухе разлился терпкий хлебный аромат, перебивая въевшиеся запахи сырости.

— Не бог весть что, но хоть не полная бодяга, — китаянка протянула бутылку.

— Не бог весть… — Джи затянулся, выдохнул и взглянул на Ю сквозь медленно вращающиеся кольца дыма.

— Ничего лучше тут всё равно не достать, — китаянка села рядом, скрестив ноги, — ну а раз в «диагност» тебя не затащить, то придётся обходиться подручными средствами.

В её руках появился маленький складной ножик. Ловко выщелкнув лезвие, Ю наклонилась, размотала побуревшую тряпку и быстро распорола брючину до колена.

— Это были мои любимые, — заметил Джи.

— Заткнись, — прикусив губу, Ю сосредоточенно изучала его ногу.

— Я же тёмная тварь, — Джи усмехнулся, но глоток всё-таки сделал. Вкус виски навеял мысли о бочках из-под моющего средства. — Заживёт как на собаке.

Бутылка перекочевала в руки китаянки. Джи, прищурясь, изучал длинный порез, перечеркнувший запястье Ю.

— Надеюсь, я не должен буду называть тебя своей Младшей?

— Мне твои ущербные умения без надобности, — скривилась Ю, — и до сих пор не врубаюсь, зачем они понадобились тебе.

Китаянка плеснула из бутылки себе на руки и вернула пойло Джи. Он задумчиво наблюдал, как она трёт ладони, сжимает и разжимает изящные тонкие пальцы. В ноге снова ожила дёргающая боль. Он никогда не посвящал Ю в тонкости своих отношений с Андрианом и не рассказывал о том, как именно стал «тёмной тварью». Ночь, когда он вырвал у Старшего дар как единственную надежду на жизнь — на подобие жизни — затерялась в веках, но он так и не смог понять, стало ли это спасением или проклятьем. Решилось бы всё, не получи он дара? Если бы казнь довели до конца, был бы он здесь сейчас?..

— Иногда поражаюсь, насколько ты боишься смерти, — рассуждала между тем китаянка, — готов цепляться за что угодно и что угодно терпеть. А человеческий облик потерять не страшно?

Ю выразительно окинула его взглядом. Под вишнёвыми глазами залегли глубокие тени.

— Вы не такие уж и крепкие, — сказала она, стряхивая с ладоней капли виски, — не намного прочнее людей. А ты, раз уж постоянно лезешь на рожон, мог бы и смириться с необходимостью хоть иногда жертвовать своими принципами.

— Принципы тут ни при чём.

— Да ну?

Потемневшие глаза в обводке чёрных ресниц остановились на руке Джи, сжимающей бутылку. Скользнули выше — к запястью под небрежно закатанным рукавом. Джи перехватил взгляд — ресницы дрогнули и опустились.

— Ты сколько лет таскал на себе ту железяку? — продолжала Ю, — двести? А теперь бегаешь за этим сукиным сыном Борисом, чтобы он достал тебе бесценную эссенцию. Йонс прав, ты грёбаный наркоман.

Джи не стал её поправлять — нелюбовь китаянки к Борису, проявившаяся с первой минуты их знакомства, логическому объяснению не поддавалась, и он почти сразу забросил попытки вникнуть в причины этой неприязни.

— Ну так вот вместо всей этой хрени ты бы мог просто пустить себе пулю в лоб…

— Сделать то, на чём облажалась ты?

Это было сказано тихо, но китаянка осеклась. Замерла. Джи смотрел, как срываются с её ногтей янтарные капли и падают в поддон, растекаясь прозрачными лужицами. Сигаретный дым закручивался вокруг застывшей фигурки — совсем как той рождественской ночью в Подземном городе. Клубы дыма. Размытый невысокий силуэт. Рука, опускающая револьвер…

Джи отогнал непрошеное видение.

— Не думаю, что так было бы проще.

Слова упали в пустоту. Ю молча дотянулась до шкафчика, так же молча вынула тугой моток бинта. Взяла у Джи бутылку и щедро плеснула на рану.

Перед глазами вспыхнули разноцветные звёзды. Ногу охватила жгучая боль; руки сами собой сжались в кулаки, что-то хрустнуло, в правой ладони стало жарко и липко.

— С-садистка, — прошипел Джи, как только смог говорить.

Китаянка приподняла тонкие брови.

— Я думал, их из металла делают, — Джи мрачно посмотрел на осколки раздавленной зажигалки, засевшие в ладони.

— Ага, а подарки приносит Санта-Клаус, — прохладные пальцы Ю начали ощупывать голень.

Джи сосредоточился на осколках. Один. Второй. Третий…

На пятом виски перестал казаться таким уж гадким.

— Тебе повезло, — резюмировала китаянка с оттенком не то отвращения, не то презрения, — пуля прошла навылет и не зацепила кость.

Слова долетели сквозь давящий шум набором звуков. Джи неловко пожал плечами. Мокрая рубашка липла к телу. Кафельная стена вдруг показалась очень холодной. Джи спиной ощущал каждую выщербленную плитку.

— Да какая разница, — пробормотал он, стараясь не смотреть в сторону Ю. Он видел только блестящий затылок и оливковые плечи китаянки, но от запаха собственной крови уже начинало мутить. Он снова приложился к виски, вдыхая горьковатые хлебные ноты.

— Тебе может и никакой, а я диплом хирурга не получала, — голос Ю дрогнул. На пол полетел комок окровавленной марли.

— Ты неплохо справляешься, — Джи запрокинул голову, касаясь затылком стены, — для того, кто жаждал меня прикончить, конечно.

Китаянка зло выругалась по-бурятски, но продолжила. Плитки на потолке смазывались и двоились, потемневшие швы между ними накладывались друг на друга. Джи упорно не отводил взгляда, считая трещины и плесневые пятна на покрытии. При мысли о том, что именно сейчас вытворяет с его ногой китаянка, желудок подкатывал к горлу. Забавно — он полагал, что давно привык к боли. Что обуздал её, хладнокровно расценивая всего лишь как возбуждение рецепторов нервной системы, и не воспринимая, а просто отмечая для себя наличие таких возбуждений. Нахлынувшее чувство тошноты оказалось неприятным сюрпризом.

Джи снова хлебнул из бутылки, тщетно пытаясь забить кислый привкус во рту. Потянул из кармана сигарету, машинально поднял руку и выругался, обнаружив вместо зажигалки набор осколков.

Потолок мерно покачивался туда-сюда. Время, наоборот, словно застыло — казалось, он сидит здесь целую вечность и скоро врастёт в плитку, станет частью стены, частью этого нелепого дермитника. А потом рухнет и станет грудой обломков — когда подует слишком сильный ветер…

Джи потёр переносицу и скосил глаза на левую руку, но вместо SMP увидел голое запястье. Сквозь бледную кожу штрихами проступал набросок вен.

Ну конечно. SMP вместе с курткой остался в древней офисной дыре на задворках промзоны. А всё из-за параноика, который внезапно решил пострелять…

Джи смял в руке сигарету, чувствуя, как мелкое крошево осыпается сквозь пальцы. Крошку было жаль. В памяти SMP хранились проектные данные по замкнутым системам, и малую долю этих данных можно было скормить хакеру. Джи собирался использовать наручного «помощника» как приманку, но отнюдь не планировал, что тот превратится в кучу электронного хлама. А в последнем, учитывая активность дронов, можно было не сомневаться.

Воспоминания из крови тощего парня всплыли в памяти. Что ж, по крайней мере, расчёт был верен — хакер лично явился на встречу, пусть и притащив с собой для подстраховки нервного дружка с большой пушкой. Джи не так представлял себе процесс передачи-приёма информации, но этот вариант тоже годился, хотя и с натяжкой. Он добрался до хакера и попробовал его жилистую шейку на вкус. По-прежнему неизвестно, кто за всем этим стоит — но теперь он знает, где искать остальных. И более того — знает, что паучья сеть намного больше, чем казалась изначально.

***

Голографический циферблат, единственный источник света в кухне-гостиной, показывал четыре утра, когда Джи в сопровождении китаянки добрался до койки и рухнул на жёсткий матрас.

— Что-то Йонси не торопится, — Ю сгребла в пакет мусор из ванной и ногой запихнула серый пластиковый мешок в угол.

— Может, он решил дать нам больше времени, — заметил Джи.

— Или просто не хочет пялиться на эту кровавую вакханалию, — голос китаянки подрагивал.

— Вакханалия окончена, — Джи пожал плечами, насколько это было возможно лёжа. — Позвони ему.

Ю промычала что-то неопределённое и отошла к полкам. Зажглась тусклая потолочная лампа, бросая жёлтые отблески на плечи китаянки. Грязную борцовку Ю покрывали тёмные пятна и белёсая пыль, под мышками отпечатались полукружия пота. Китаянка, стоя боком к кровати, рылась в коробке. Что-то в её облике показалось странным — как будто кусочек мозаики заменили другим, очень похожим, но всё-таки не идентичным.

— Я в душ, — сообщила Ю, выудив из коробки какую-то длиннополую хламиду, — если вернётся Йонс, скажи, пусть идёт спать. Утром поговорим.

— Хорошо, — медленно сказал Джи, не слушая её. Мозаика никак не складывалась. — Подойди на секунду.

Китаянка вопросительно нахмурилась, но подошла.

— Повернись.

— Да что…

Джи схватил её за руку и быстро развернул спиной к себе, оттягивая борцовку.

На смуглой коже, под слоем грязи и мелких царапин, отчётливо проступала грубая вязь надписи «Гнозис».

Ю вывернулась, передёрнула плечами, предусмотрительно отступая на шаг.

— Ну и? — она поправила борцовку. Вишни глаз наливались алым. — Я вроде говорила, что они снова появляются после рекомбинации. Спасибо, конечно — стоило тебе нарисоваться, и я свои полвека не продержалась. Мы с тобой в третий раз встречаемся, и в каждую встречу я хоть однажды да умру. Не находишь тут ничего дурного?

Джи молча ждал.

— Эта надпись возвращается не каждый раз… Но сейчас мне не повезло. Йонс будет задавать вопросы, — Ю помяла в руках хламиду, — ты хоть представляешь, сколько тут стоит сведение шрамов?

— Ваше спокойствие покупается, — Джи кивнул на свою сумку, брошенную у стены, — кредитки во внутреннем кармане.

Пару секунд китаянка буравила его взглядом, прежде чем скрыться в ванной.

Джи снова откинулся на подушку и заложил руки за голову. Усталость, потеря крови и выпитое брали своё — мысли в отяжелевшей голове становились вялыми и ползли кое-как. Но сказанное Безумной не давало покоя. Её шрамы появляются не каждый раз. Почему, если рекомбинация означает возвращение к предыдущему состоянию? Или не означает?

«Она собирает себя заново», говорил Мастер. Вряд ли это осознанный и управляемый самой китаянкой процесс. Если бы и было так, она бы не стала украшать себя шрамами, которые всё равно собирается сводить. В таком случае, каким законам подчиняется рекомбинация? Кто и как решает, в каком виде погибший Наблюдатель будет «собран заново»?

В затылке начало ломить. Джи повернулся на бок и уставился на влажную занавеску ванной. Из-за клеёнки поднимался пар.

Уговорить Ю снова стать подопытной крысой будет нелегко. Но стоит хотя бы попробовать. Мастер должен выяснить, что она собой представляет, и насколько похожа на него, Джи. Может быть, есть смысл свести её со Ставски — пусть тоже поломает голову.

При мысли об Айване и Младшем в груди кольнуло. Прошло три месяца. Жив ли Мастер? Об учёном можно не переживать — в системе он не погибнет, только если не решит покончить с собой. Впрочем, Айван достаточно силён и собран, чтобы не делать таких глупостей. Джи поморщился, представляя словесную — или не только — выволочку, которую устроит обманутый учёный. Что ж, заслуженно. Он поступил с Айваном по-свински и не будет возражать, даже если всегда корректный и сдержанный приятель решит излить свой гнев в банальном мордобое. А Мастер…

Джи не сдержал горького вздоха. Он мог только ждать, и собственное бессилие выматывало больше, чем тревога за судьбу Младшего. Утешало одно — даже если очкарик не выживет, его убийцы отправятся следом.

Второй шаг будет сложнее. Но если уж влез в паутину, лучше быть пауком, а не мухой.

Глава 22

— Итак, наш маленький поход сорвался.

Китаянка хмуро разливала кофе. Настроение у неё с утра явно не задалось — то ли из-за ночных событий, то ли потому, что Йонс явился к рассвету, пьяным в хлам и со свежим синяком на подбородке. Объяснить ничего не пожелал — или был не в состоянии, плюхнулся на импровизированный тюфяк в своей конуре и мгновенно уснул. И теперь Ю срывала своё раздражение на всём подряд.

— Эта эпопея с дронами вышла нам боком, — припечатала она, с грохотом возвращая кофейник на плиту, — и совершенно зря.

Джи мысленно посочувствовал Йонсу, чей заливистый храп доносился на кухню через приоткрытую дверь. Парень заслужил двойную трёпку — за гонки и за ночной пьяный дебош. Хорошо, если отделается нотациями и принудительным сеансом в «диагносте». Китаянка не в настроении напоминала крысиный яд, будучи опасной даже в малых дозах.

— С чего ты взяла? — Джи взял у Ю чашку и глотнул кисловатого кофе.

— Да с того, что эти болваны сдохли раньше, чем успели нам что-нибудь рассказать, — раздражённо бросила китаянка.

Она отошла от кровати Джи и присела за стол. Квадратная пластиковая столешница опасно перекосилась, когда Ю оперлась о неё локтями.

— Ну, положим, ничего рассказать они не успели только тебе.

Должно быть, акцент на последнем слове вышел чересчур резким, потому что Ю скривилась, словно хлебнув уксуса.

— Опять твои штучки?

— Ущербные умения, — поправил Джи, не удержавшись.

Китаянка фыркнула. Какое-то время в кухне-гостиной стояла тишина, которую нарушали только всхрапывания полубурята за стенкой. Ю молча помешивала кофе в своей чашке миниатюрной ложечкой. Вместо борцовки и брюк на ней было серое платье в пол, с капюшоном и рукавами до локтей, совершенно ей не подходящее и выглядевшее так, будто Ю просто прихватила в магазине первую шмотку с краю. Не исключено, впрочем, что так оно и было.

Джи пил кофе и морщился — от кислого вкуса, от боли в ноге и от вида китаянки. Сколько он её знал, Ю всегда умела и любила одеваться. Тем более странно было видеть её в этих тряпках. Должно быть, с каждым перерождением китаянка всё больше слетала с катушек.

Крошечный настенный динамик, который Джи поначалу принимал за вентиляционную решётку, выдал длинную пронзительную трель — кто-то звонил в видеофон. Китаянка прихватила чашку и ушла открывать, шлёпая босыми ступнями. Подол серого платья при каждом шаге взмётывался, открывая худые лодыжки.

От кофе осталась одна коричневатая плёнка на стенках чашки, однако Ю не торопилась возвращаться. Джи прислушался, но кроме выводимых Йонсом рулад ничего не уловил. Должно быть, китаянка вышла. Вряд ли надолго — в таком наряде по улицам не погуляешь. Всем, конечно, плевать — это не Олд-Йорк, и вырядись хоть пингвином, пальцем тыкать не станут. Тут каждый на своей волне. И старается одеться так, чтобы по возможности не промокнуть и не окоченеть в первую же минуту. Акриловое платье в эту концепцию не вписывается.

Мельком подумалось, что и он сам сейчас выглядит немногим лучше китаянки. Испорченные джинсы отправились в мусорный мешок, им на смену пришли безбожно измятые льняные брюки, провалявшиеся в сумке с самого приезда как абсолютно не подходящая к местной погоде вещь. Серый хлопковый свитер взамен грязной рубашки одолжил Йонс — то есть Ю посчитала, что парень будет не против поделиться. Вид растянутых рукавов напоминал о Сесил.

Китаянку не пришлось долго уговаривать отказаться от ночных хирургических экспериментов. Судя по серому лицу, она и сама не горела желанием осваивать искусство наложения швов, а Джи лишние дырки в ноге были ни к чему. Больше дырок — дольше будет затягиваться. Хотя без свежей крови или, на худой конец, «феррита» процесс и так пойдёт не быстро.

Джи бросил взгляд на часы. Неплохо бы связаться с Борисом — пусть подгонит немного зелья.

… Бегаешь за этим сукиным сыном… грёбаный наркоман.

Во рту стало горько, и Джи едва удержался, чтобы не сплюнуть в чашку. Пока что в «феррите» не было нужды — должно быть, китаянка щедро поделилась своей кровью. В сумке ещё оставалась последняя ампула. Он берёг её на всякий случай. На такой, например, как сейчас, когда даже встать за добавкой кофе сродни подвигу.

— Тебе тут подарочек передали.

Возникшая на пороге Ю несла пустую чашку, подцепив её мизинцем за хрупкую полупрозрачную ручку, а в другой руке сжимала трость.

— Фире спасибо скажешь, — держа трость как дубинку, китаянка протянула её Джи.

Ничего особенного — гладкий чёрный шафт с пластиковым покрытием, серебристое навершие — тот же пластик, только под металл. У основания — заметные царапины и сколы, обнажающие железный стержень.

— Она не зайдёт? — спросил Джи, вертя трость в руке.

— Ну ты ж её знаешь.

Ю долила себе кофе.

— Так что там с хакером-то?

— Мне понадобится Йонс, — Джи не стал вдаваться в детали, — ты у нас мастер по приведению в чувство юных алкоголиков. Так что как проспится — не наседай сильно. Он мне нужен живым. Мы с ним предпримем небольшое путешествие.

— Опять Йонса втягиваешь, — от дружелюбия в голосе Ю не осталось и тени. На секунду Джи показалось, что она сейчас запустит в него чашкой. — Мне он тоже живым нужен.

— Путешествие будет виртуальным, — Джи поднялся, опираясь на неожиданно удобную трость, — если ты вдруг забыла, я сейчас немного не в том состоянии, чтобы совершать реальные пробежки. И как раз потому, что пошёл вместо Йонса — если ты вдруг забыла и это.

И, прихватив пачку сигарет, Джи покинул комнату. Китаянка ничего не ответила на прозвучавший пассаж. Джи позвоночником ощущал её колючий недобрый взгляд. Но чашка в спину так и не прилетела.

***

В коридоре гулял сквозняк. Лампочку возле лифта кто-то в очередной раз вывернул, и теперь источником света служила распахнутая дверь на уличный мостик. Лифт скрипел и охал, ползая где-то между нижними этажами. Сквозь щели шахты пробивались тусклые белые полосы, ложились узором на засыпанный мусором пол.

Джи выбрался на мостик. Прислонился к стене, вдыхая сырой прохладный воздух, поставил трость рядом и потянул из кармана брюк сигареты. Слабый ветерок принёс ароматы жареного эрзац-мяса, примешавшиеся к табачному дыму. Как будто куришь шаурму.

Мостик терялся в сгущающемся тумане. Слева горели редкие окна надстроек. Кое-где широкие стальные балки, крепившие мост к стенам, служили заодно опорой для маленьких самодельных балкончиков. Один из таких — прямоугольная коробка, похожая на домик для муравья, — мягко светился. Сквозь матовый пластик виднелись два силуэта, словно вырезанные из чёрной бумаги. В крохотное окошко сбоку вылетали струйки дыма.

Джи щелчком отправил окурок вниз — если повезёт, приземлится на крышу проулка в груду своих размокших собратьев. Пара на балконе продолжала курить. Должно быть, свет бил им в спину — силуэты казались совсем плоскими, как марионетки в детском кукольном театре. Один бумажный силуэт протянул руку и приобнял другого за плечи. Так они и застыли — странная чёрная композиция без объёма и лиц. Картонные люди, не боящиеся обернуться пеплом.

По спине пробежала холодная дрожь. Джи натянул рукава свитера на ладони. Уходить не хотелось. Проулок внизу жил своей тихой жизнью, донося шарканье ног и приглушённые голоса. Сквозь крышу пробивались редкие огни витрин. Здесь, в крупнейшей, пусть и неофициально, стране мира город жил так, как жили его собратья больше пяти веков назад — в то время, когда в Европе ещё оставались границы. Джи коснулся ладонью холодной каменной стены. Посмотрел вниз — словно надеялся увидеть там огни факелов и услышать стук лошадиных копыт. Дармштадт. Гейдельберг. Милан…

В тумане мелькнул проблесковый маячок ветролёта. Напоминание о реальности. Силуэты исчезли, остался только ровный молочный свет балконной коробки.

За спиной прошуршало, хлопнула дверь, взвизгнули расходящиеся створки лифта. Может быть, Фира. Джи вспомнил её лёгкие балетки — в таких можно ходить почти бесшумно. Бесшумно и не привлекая внимания. Вспомнил давящее чувство не то тревоги, не то угрозы, исходящее от этой худенькой девчонки. Субтильная фигурка в матерчатых тапках. Такую одной рукой переломишь — не заметишь. Интересно, кто-нибудь пытался убить вендиго? И если да, то сколько и как потом прожил?..

Сделав себе мысленную заметку поискать сведения, Джи подхватил трость. Шагнул ближе к ограждению мостика, опёрся на перила, щурясь от порывов ветра. По какой-то причине Фира прониклась к нему симпатией. Что её побудило — выяснять не хотелось. Кому раньше принадлежала видавшая виды трость — тоже. Он только что заручился дружбой одного из самых страшных существ на Земле, и если для этого надо было, чтобы ему прострелили ногу, то так тому и быть.

— Фира-Фира… — негромко произнёс Джи.

Он не собирался использовать её. Вендиго вообще никто и никогда не пытался использовать. Их ярость могла приводить к катастрофам, но даже сами вендиго не умели её направлять. А потому оставалось бесполезными. Ходячие бомбы, готовые в любой момент взорваться и поглотить всех — и виновных, и безвинных, и самих себя.

Огромные глаза Фиры вдруг ясно встали перед внутренним взором. Он не смог бы сказать, какого они цвета — казалось, в радужке сменяют друг друга все возможные оттенки, перетекая и сплавляясь. Это могло быть особенностью всех вендиго, это могло быть чертой одной только Фиры. Но такая тоскливая бездонная пропасть во взгляде — космическая, холодная и неживая — отличала каждого, кто стал вендиго. Каждого, кого таким сделали.

Джи вздрогнул и отвернулся от пропасти за перилами. Озябшими пальцами вытянул сигарету из пачки.

Никто точно не знал, почему какая-то крохотная часть людей — меньше сотой доли процента — становились вендиго. Никто не знал и как долго этот подвид существует — не сохранилось архивных свидетельств, одни лишь предания. Учёные предполагали, что разгадка кроется в генетике, и даже пытались изучать «ходячие бомбы». Как правило, занимавшиеся этим исследователи скоропостижно погибали — вендиго не нравилось, когда над ними ставили опыты. Они вообще были очень скрытными и неохотно отвечали даже на вопросы тестов. Ещё один из немногих известных фактов.

Сторонники более радикальной теории полагали, что вендиго можно сделать из кого угодно. Ходили слухи о подпольных казематах, где запертых в «одиночках» людей подвергали изощрённым психологическим пыткам в надежде, что они проявят подлинную ярость. Правда это или нет, не мог сказать никто. Но даже если правда — вряд ли об успехе эксперимента стали бы трубить СМИ.

Как бы там ни было, вендиго являлись результатом перенесённой боли. Иногда сильной, иногда — относительно слабой, которую другие выдерживали не поморщившись. Боли не физической — телесные страдания не могли повлиять на создание вендиго. Только душевной. Психологи считали перерождение актом самозащиты.

Джи хмыкнул, сплюнул, стряхнул с кончика сигареты серебристый пепел. Ну конечно. Перерождение делает только одну вещь — навсегда уничтожает надежду. Вендиго обречены на одиночество. И что ещё хуже — они об этом знают…

***

Йонс проснулся лишь к вечеру. Джи успел позвонить Борису — тот обещал зайти после ужина, — и просмотреть местные новости с домашнего терминала. Похрапывающий рядом полубурят совершенно не реагировал на щёлканье клавиш, распространяя пары перегара. Ю заглянула, зажала нос и принесла аромалампу. Тонкий фимиам расплавленного воска с ноткой шафрана и яблочной сладости растёкся по захламлённой конуре. Такой неподходящий. И такой неожиданно живой.

Новости обескураживали. Местная сводка больше походила на компиляцию отчётов с предприятия — столько-то единиц продукции выпущено, такое-то количество рабочих мест создано. В погоде никаких изменений. Расписание работы аэропортов стабильное. Зафиксированы случаи религиозно-оппозиционной пропаганды. О недавней перестрелке — ни слова. Самым громким происшествием минувших дней оказались две попытки несанкционированного проникновения в закрытую зону вокруг правительственных Башен.

— Чушь это всё, — сообщил приоткрывший один глаз полубурят, — эта… Как её… В общем, обманка. Видимость. Ширма.

Морщась, он сполз с лежбища и плюхнулся на край стола. Терминал покачнулся.

— Занавес… — бормотал Йонс, бесцеремонно подвинув Джи и щёлкая клавишами, — обёртка…

Нужное слово никак не подбиралось. Полубурят хмурился. Джи с усмешкой наблюдал за потугами юного дарования, ожидая вот-вот услышать скрип мозгов.

— Здесь только местные события в кадре, и то туфту гонят, — Йонс зевнул, дохнув ядрёным перегаром, — туфта…

Слово ему явно понравилось — плод запретного союза узкоглазых и щекастых прекратил терзать терминал, на котором теперь вместо окон новостных порталов подгружалась заставка видеоигры.

— Я так понимаю, ты в курсе, где найти не-туфту, — подперев голову рукой, Джи с интересом поглядывал на молодого нетсталкера.

— Да как два пальца, — сообщил тот с показным равнодушием.

Джи сдержал улыбку.

— Мне бы очень хотелось знать, что на самом деле происходит в стране, — он помедлил, — и в мире. Если это не слишком рискованно для тебя.

Последнее было сказано явно зря. На лице Йонса отчётливо нарисовалось выражение «теперь и за уши не оттащишь», перебившее даже его неизменное «в гробу я вас всех видел».

— А я бы очень хотел получить назад свой свитер, — буркнул он с плохо скрываемой радостью.

— Получишь, — успокоил его Джи.

Терминал пиликнул — игра загрузилась. Йонс быстро отстучал логин-пароль и влез в какую-то виртуальную баталию. По монитору десятками носились брутальные камуфлированные парни с устрашающими пушками, встроенные колонки транслировали многоголосый рёв и вопли. Джи с интересом наблюдал.

Полубурят нажал комбинацию клавиш, и в углу монитора развернулось полупрозрачное окошко игрового чата. To_Andromeda, набрал Йонс.

Чат моргнул.

Private mode.

Andromeda: старина?

YonGsee: да. Нужен свежачок.

Andromeda: огурцы или помидоры?

YonGsee: и то и другое.

Andromeda: кто-то гурман. Самые свежие овощи в «Пятью пять».

YonGsee: почём?

Andromeda: как обычно. Но надо внимательно смотреть, чтоб были без червей.

YonGsee: OK. Ещё б заправку для салата.

Andromeda: кунжутное масло.

YonGsee: подойдёт. Спс.

Andromeda: нзч. Зачтемся.

Private mode off.

— Всё, — сообщил Йонс, сворачивая игру, — будет нам вкусный салатик…

— С кем это ты?..

— Так, знакомый, — уклончиво ответил Йонс, — он знает, где нарыть инфу. Не за бесплатно, конечно.

— Кредитка в моей сумке, — привычно сообщил Джи.

Когда всё покупается — это, может, и не слишком хорошо, зато удобно.

Полубурят что-то промычал, сосредоточенно глядя в пустое окошко текстового редактора. Медленно, как под водой, напечатал несколько символов и снова завис.

Джи молча ждал, пока отпрыск малочисленных этносов закончит в уме преобразовывать полученный шифр. Будь цела Крошка, можно было бы уже с утра листать олд-йоркские сводки под кофеёк. Погибший SMP ловил сигнал штатовского спутника связи, глушить который даже Тяньбай не имела права.

— Вот, — Йонс вздохнул, слез со стола и перебрался в свободное кресло, — пора утолять информационный голод…

Джи непроизвольно провёл языком по заострившимся резцам.

Экран терминала моргнул и налился желтизной, сквозь которую медленно проступила оранжевая цифра «5», нарисованная в примитивной пиксельной графике.

— Это канал одного из местных логгеров, — Йонс подвинул кресло ближе к столу, — «Пятью пять» — так же, как сеть продуктовых маркетов.

— Удобно, — хмыкнул Джи, — а его не натянут за нарушение авторских прав?

— Если владельца канала вычислят, плагиат будет самым невинным, за что его смогут натянуть, — хмуро бросил полубурят.

«Пятёрка» исчезла, оставив после себя равнодушный желтоватый фон. На нём, как бы выплывая из глубины экрана, стали появляться квадраты. Они укрупнялись и вытягивались, и вскоре каждый квадрат превратился в иконку медиаплейера. Иконки с разнокалиберными подложками испещрили всё свободное пространство, расчертив его сеткой цветастых значков с чёрными подписями.

— Твою ж во все стороны мать… — прошептал Йонс, подаваясь вперёд.

Джи хотел одёрнуть парня, но не смог ничего сказать. До боли сжав ручки кресла, он вчитывался в заголовки стримов.

Глава 23

Система HAARP перестала существовать. Гигантские комплексы, контролировавшие погоду на планете в последние полсотни лет, отключились, превратившись в кладбища сложнейшей электроники. Руководители проекта отказывались комментировать ситуацию — после скандала со взломанной почтой топ-менеджера и показательной отставкой предыдущей верхушки повторять «оно само» представлялось самоубийством. Но, к сожалению для них, это было правдой. Правдой, которую они не могли и не пытались скрыть.

Людей охватила паника. Никто не знал, какие перемены грядут, и грядут ли вообще. С непредсказуемой и даже плохой погодой ещё можно было смириться, хотя союзы фермеров уже начинали бить тревогу — их поля не были готовы к продолжительным дождям. Фабрики синтетической пищи работали на полную, но не покрывали и десятой доли бешеного спроса. Цены на «искусственную» еду и дешёвые суррогаты взлетели за каких-то пару дней, паршивые порошки и сублимированная соевая дрянь, которой раньше травились одни маргиналы, стали на вес золота. Казалось, мир застыл в напряжённом ожидании чего-то — не то конца света, не то вести о ложной тревоге.

Масштабные стройки в северных странах не прекратились, но на них мало кто обращал внимание. И только логгеры бесстрастно фиксировали количество сухогрузов, ежедневно отправляющихся к ледяным фьордам.

Остальным было не до строек. После гибели установок HAARP хрупкое равновесие ещё худо-бедно держалось. Но и оно рухнуло, когда начались сбои в работе буквально всего.

Отключалось электроснабжение целых районов — на несколько минут, чтобы потом снова так же неожиданно возобновиться. Бригады монтёров разводили руками. Все кабели целы, отключение явно программное.

Останавливались и снова запускались производства. Шлюзы ГЭС работали вне графика, безо всякой системы и последовательности. На границах царила неразбериха — оборонные комплексы не могли обеспечивать защиту страны, если в любой момент их электроника переставала выполнять команды. Ракетные комплексы, системы залпового огня и ядерные боеголовки превратились в неконтролируемую угрозу.

Рынок рухнул. После взлома крупных банков ряда стран, включая США, котировки сорвались в кульбит. Биржевые сводки передавали что-то невообразимое. Никто не понимал, как реагировать, продавать или покупать, играть на понижение или повышение. Любая мелочь дестабилизировала и без того разбалансированные биржи, от малейшего слуха акции дорожали в сотни раз, чтобы через день, а то и час, упасть почти до нуля.

Единственной хорошей новостью стало прекращение терактов. Впрочем, полиция и спецслужбы не были уверены даже в этом — когда мир погружается в хаос, первым, что рушится, становятся законы.

Сбои не обошли и Китайскую Евразию, но, видимо, автономность местной сети каким-то образом смягчила эту волну. Из вскрытой логгером переписки было очевидно, что настоящая паника затронула только верхушку. Финансисты, главы крупнейших предприятий, биржевые магнаты и правительственные мандарины в полной мере ощутили на себе последствия рыночного шторма, и это был тот уникальный для страны случай, когда удар приняли на себя те, кто действительно должен был. Обыватели же находились в относительном неведении — пока что.

Попытки проникновения в Башни действительно имели место. Всего две — здесь официальные СМИ не солгали. Они вообще не лгали. Всего лишь умалчивали о том, что стало причиной произвола.

По всей стране прошла волна кратковременных отключений ретрансляторов Тяньбай. Округлые прозрачные купола на длинных тонких ножках — железные поганки-переростки, в просторечии «мозги в колбах» — были густо натыканы по всем городам. Купола мягко сияли оранжево-розовым, напоминая утреннее солнце. Свет, связь и, конечно же, вирт. Ретрансляторы давали доступ в сеть, святая святых Китайской Евразии. У «мозгов» даже была своя секта адептов, ежеутренне возносящих хвалы розовым солнцам. Ретрансляторы не охранялись — Тяньбай справедливо считала, что рубить сук, на котором сидят, горожане не будут. И оттого ещё более дикими выглядели попытки вывести «мозги» из строя.

После волны беспрецедентных отключений пострадали полтора десятка ретрансляторов. Люди, словно обезумев, бросались на опоры «поганок», пытаясь свалить всю конструкцию. Уличные камеры запечатлели эти свалки, видео тут же стали достоянием логгеров. «Нет сигнала — нет замутнения разума», бесцветно пояснял за кадром синтезированный голос. «Кто теперь не согласится, что ретрансляторы, эти щупальца Тяньбай и выражения её воли, не излучают волны, искажающие наше восприятие мира?»

Причина отключений, как и прочих сбоев электроники по всему миру, оставалась неизвестной. В сети об этом не было ни слова — Тяньбай словно притихла на время. Мейнфреймы продолжали работать в штатном режиме, но из выуженных логгером отчётов становилось понятно: часть ресурсов либо не задействована, либо расходуется на что-то ещё. Что-то, не имеющее отношения к управлению страной.

«Анализирует», резюмировал логгер.

Башни стали следующим шагом. Религиозная оппозиция от слов и угроз перешла к активным действиям. Последователи Лексея попытались штурмом взять оплот машинного коммунизма, но волна протеста разбилась о неприступную твердыню. Сотни арестованных, десятки убитых — Тяньбай не церемонилась. Однако фанатики не отступились. За сутки в стране прошло больше сорока крупных митингов, количество приверженцев Лексея умножилось троекратно. Оппозиция росла как раковая опухоль.

«Они утверждают, что видели его — воплощённого Лексея. Что настало время отключить Тяньбай, что сбои в работе ретрансляторов — это знамение, это дело рук пророка. Кажется, на этот раз машинному коммунизму собираются отвесить реальный пинок под зад. Что будет дальше? Время покажет, «Пятью пять» — расскажет. Не забудьте обновить свои VPN».

— Как это вообще могло пройти мимо нас? — Джи на секунду зажмурился, потирая горящие глаза, — мир сходит с ума, а мы тут сидим и ни сном ни духом об этом?

— Это Китайская Евразия, — тихо ответил Йонс, — по нам пустят ядерный залп, а мы не узнаем, пока не прилетит. Тяньбай, конечно, в курсе. Официально она автономна, но и у неё есть свои каналы связи — с военными министерствами, с той же GoNet. Она знает, а нам не обязательно. Такие вот йогурты…

Полубурят зло пнул стол и подпёр руками подбородок.

Затрещал зуммер видеофона. Джи хлопнул Йонса по плечу и поднялся.

— Это ко мне.

На дисплее подрагивало лицо Бориса, искажаемое серыми волнами ряби.

Глава китайгородских «детей ночи» аккуратно шагнул в комнату, не забыв, однако, отвесить хозяину церемонный полупоклон. Джи запер дверь и обернулся. Йонс уже слинял — нелюдимый полубурят не переносил посторонних и наверняка пошёл искать укрытия на кухне. Оставалось надеяться, что китаянка не будет чересчур строга к мальчишке.

Борис остановился у стола и выжидающе замер. Джи нетерпеливо махнул рукой, и Хонь Тао опустился в кресло. Плавность его движений в свете последних новостей казалась издевательской.

— Принёс? — спросил Джи, облокачиваясь на стол.

— Я не прихожу с пустыми руками, — невозмутимо сказал Борис.

На поцарапанную крышку рядом с терминалом легла упаковка ампул. Округлые стеклянные бока глянцевито переливались. Бесценная эссенция. Волшебное зелье…

— Что-то ещё? — уточнил Борис.

Джи задумчиво смотрел на него — на как всегда белоснежный воротничок сорочки, на старомодно повязанный галстук. На щёточку подстриженных усов над плоской верхней губой.

Да, хотелось сказать, да, мне нужны твои ребята. Все «дети ночи» Китай-города, каждый сопляк, не разменявший и первую сотню — потому что такой сопляк стоит пятидесяти человек, это закон и это факт. И мне нужен ты, Борис, потому что тебя они послушают и за тобой пойдут. Пойдут, куда бы ты их ни повёл…

— Спасибо, — медленно проговорил Джи. Никогда ещё слова чужого языка не давались так тяжело.

Борис наклонил голову.

— У нас в России, — наконец сказал он, — «спасибо» когда-то означало просьбу к богу. Просьбу о спасении. Удачи, Джи.

***

Йонс выжил. И даже, против обыкновения, не был насильно отправлен в «диагност». Как только за Борисом закрылась дверь, остроносая мордочка полубурята всунулась в комнату. К подбородку Йонс прижимал закутанный в салфетку продолговатый свёрток.

— Иди сюда, — Джи махнул парню, — Борис уже ушёл, не бойся. Да и вообще он не кусается.

Обычно, добавил Джи про себя. Коробочка с ампулами устроилась в просторном кармане брюк, чтобы не вызывать лишних вопросов у любопытного юнца.

— Кусается, не кусается, какая разница, — буркнул Йонс, бочком вползая в комнату, — устроили тут проходной двор… Это, между прочим, моё место!

Джи широким жестом указал на свободное кресло, которое минуту назад занимал Борис.

— Располагайся.

— Да ладно, чего уж там, — полубурят замялся, поглядывая на трость Джи.

— Садись, говорю. Мы ещё не закончили.

— Мало, что ли, на сегодня хороших новостей, — проворчал Йонс, но в кресло, впрочем, сел. Поелозил салфеткой по подбородку, на котором вяло пробивалась щетина.

— Откуда синяк? — поинтересовался Джи, разглядывая уже начинающую желтеть отметину на лице парня.

— Так… — Йонс поёрзал, — ребята не любят, когда тачки без спроса берут.

— Ключи, значит, есть, а машину взять нельзя, — Джи усмехнулся, — милые порядочки.

— Я им ещё за бензин должен, — вздохнул парень, — опять, небось, попросят порнушку достать…

— Не проще им заплатить?

— Да если б они деньгами брали, — Йонс заметно приуныл. Прикусил уголок салфетки и уставился в терминал.

— Порнушку-то небось достать не сложно, — заметил Джи, подсаживаясь рядом.

— Нет, — односложно ответил полубурят, — скучно просто. Задрало до чёртиков.

— Ну тогда, пока ты не приступил к этому скучному занятию, я тебя немного отвлеку.

Джи взял со стола покрытый пылью вирт-шлем. Смахнул с лицевого щитка тонкий серый налёт.

— Мне нужно кое-куда прогуляться. И я прошу, чтобы ты меня подстраховал в реале. Надеюсь, это ненадолго.

— Я могу присоединиться, — предложил Йонс.

— Не стоит, — Джи протёр щиток рукавом, проверил контактный кабель и подключил шлем к терминалу. — Ты нужен мне здесь. Последи за происходящим, за показателями, ну не мне тебя учить. Увидишь что подозрительное — вырубай.

— Так сеанс же можно самостоятельно прервать, — пожал худыми плечами полубурят.

— И всё-таки подстраховка не помешает, — мягко повторил Джи. И надел шлем.

***

В городе кипела жизнь. Тысячи витрин сверкали огнями, зазывно выставляли яркие вывески, испещрённые спецсимволами. 24\7, супер-скидки и бесплатная доставка в одном котле. Таблички попроще скромно сообщали о хранящейся за аккуратными дверями информации. Неказистые извещения, налепленные кое-как, указывали, что «узел не найден».

Ряды дверей уходили вправо и влево, тянулись вперёд до самого горизонта. Куда ни глянь — бесчисленные линии идеально прямых улиц, разбегающихся веером, насколько хватает глаз. Посчитать количество улиц не получалось при всём желании — они множились, сливались и расходились, дублировали друг друга, объединялись, дробились и сплавлялись воедино. Но едва глаз улавливал движение — сбоку или сзади — как улицы, словно испугавшись направленного на них взгляда, замирали. Бесконечное число дверей выходило на эти улицы из одного-единственного исполинского здания. То тут, то там разноцветные потоки пересекали мостовую, вытекая из ниоткуда и в никуда же вливаясь.

К бесконечности стремилось и количество людей, проходящих по улицам и ныряющих в открытые двери. Большинство перепрыгивало потоки не глядя, но многие присаживались у аляповатых ручьёв и выуживали оттуда цветастые объёмные картинки. Мимо ноги скользнул блестящий белый паук, деловито просеменил шестью лапками и скрылся за одной из витрин. Бот-краулер.

— Йонс? — позвал Джи.

— Слушаю, — послышался где-то в глубине головы приглушённый голос нетсталкера.

— Мне нужно ниже.

— Понял, — отозвался Йонс.

Улицы на миг подёрнулись дымкой, чтобы в следующую секунду открыть не видимое ранее.

Исполинский «дом» обрёл цокольный этаж. Под роскошными ступенями, витринами и арочными входами проступили угрюмые полуподвалы. Их двери темнели расплывчатыми пятнами, словно вдавленные чьей-то огромной ногой. Большинство входов были заперты. Мрачные, крашенные в болотные оттенки железные двери выглядели неприступными.

Прохожие и краулеры по-прежнему торопились по своим делам, ныряя за сверкающие витрины. Но теперь среди них появились редкие блёклые тени с размытыми пятнами вместо лиц. Эти тени спускались к подвальным дверям и, постояв секунду, исчезали, будто просачиваясь сквозь металл. Изредка какой-нибудь паук подбегал к такой двери, но тут же поворачивал обратно, смешно встряхивая лапками.

— Создатели Бога, — негромко произнёс Джи в пустоту.

Обстановка расплылась, силуэты домов и прохожих утратили чёткость. Фасады перемешались, будто кто-то невидимый встряхнул гигантский калейдоскоп, и снова встали на место. На подвальных дверях появились таблички — одинаковые белые прямоугольники с небрежно намалёванными тремя штрихами и точкой в центре. Края штрихов касались друг друга, образуя неправильный треугольник. В этой неправильности таилась какая-то угроза — предупреждение случайному визитёру. За угрюмой дверью могут скрываться отнюдь не райские сады.

Джи спустился по корявым ступенькам к ближайшему входу с табличкой и приложил ладонь к холодному металлу. На крашеной поверхности проступил рельеф клавиш. Джи прикрыл глаза, воспроизводя по памяти пароль, выуженный из крови тощего хакера.

Клавиши мягко проминались под пальцами. С нажатием последней дверь замерцала, став зыбко-прозрачной. За ней открылась скупо освещённая комната, вдоль стен которой тянулись алюминиевые стеллажи.

Джи шагнул сквозь дверь и двинулся вдоль прохода. На полках, забитых разноразмерными томами в идентичных обложках, скопился дюймовый слой пыли. В хранилище явно давненько никто не заглядывал.

Наугад снятый с полки том носил название «Ключи доступа к криптокошелькам на сервере MegaCoin». Джи вернул увесистую книгу на место и пробежал пальцами по корешкам соседних томов.

— Йонс, можешь найти здесь кое-что?

— Секунду, — ответ полубурята пришёл не сразу, — мне понадобится прога для дата-майнинга. В этой файлопомойке терабайты данных.

Что-то ткнулось в ногу. Джи опустил взгляд — возле ботинка вертелся, шевеля усами, таракан величиной с кошку.

— Побыстрее. Мне нужны сведения об участниках «Создателей Бога». Ники, имена, адреса, история запросов, покупок, айпишники — всё, что удастся найти.

Джи пнул таракана. Тот отлетел к ближайшему стеллажу, встряхнулся и удрал, проворно перебирая тонкими лапами.

— Меня засекли, так что постарайся не тянуть время, — Джи прислонился к стеллажу, всматриваясь в бесконечный сумрачный проход, — местные завсегдатаи наверняка не будут в восторге от моего присутствия. Сливай всё в кучу, потом разберёмся.

— Занимаюсь, — коротко бросил Йонс.

В паре футов справа среди полок темнело прямоугольное углубление. Джи приблизился, не теряя из виду пока что пустынный проход.

В углублении скрывалась неприметная дверь. Вместо знака с тремя линиями на табличке нашёлся только бессмысленный набор символов, пластиковая филёнка оказалась гостеприимно приотворённой.

Джи толкнул дверь — та легко подалась, открывая квадратную комнатку, где с трудом умещались стол и два видавших виды стула. На скрип дверных петель появился хозяин. Расплывчатая смутная фигура материализовалась из воздуха и уселась на стул.

— Оружие, девочки, наркота? — деловито поинтересовалась она.

Вместо лица у фигуры колыхалось туманное марево.

— Оружие, — наугад выбрал Джи, присаживаясь напротив.

Дверь за спиной с сухим стоном вернулась на место. Джи обернулся — сквозь щель между косяком и филёнкой просматривалась часть стеллажей. Укрытие ненадёжное, но всё же что-то. Пока Йонс возится с поиском данных, можно отсидеться в чатике. Сделать вид, что просто заглянул прикупить пару пистолетов.

— Какое? — проскрипела фигура.

— А какое есть?

— Разное, — продавец не торопился идти на контакт.

Сзади зашуршало. Отчётливый стук шагов донёсся сквозь приоткрытую дверь.

Джи поднялся, разворачиваясь к выходу. Потёртый пластик дверного полотна едва заметно подрагивал в такт приближающейся поступи. Джи сощурился, руки сами собой сжались в кулаки. Нужно выиграть время. Йонс ещё не закончил.

— Если ничего не берёшь, проваливай, — проскрипел из-за спины забытый продавец.

Комната вдруг расплылась, смялась и скомкалась. Что-то мягко толкнуло Джи вперёд, прямо на грязноватую филёнку. Он выбросил перед собой руки — но ладони прошли сквозь дверь и, потеряв равновесие, он вылетел в проход между стеллажами.

Прямо под ноги рослому хмырю в рабочем халате.

— Так вот кто тут безобразничает, — прогудел хмырь. И замахнулся.

Первый удар Джи пропустил. Носок ботинка врезался ему в рёбра, что-то хрустнуло, в груди разлилась тошнотворная боль. Сердце дрогнуло и затрепыхалось.

— Думал втихаря тут поразнюхивать? Не выйдет.

Джи скорчился, пытаясь втянуть в лёгкие воздух. Со второй попытки это удалось. Он прижал колени к животу, следя краем глаза за ногами в потёртых ботинках.

— Любопытство не порок…

Ботинки приближались — неровно, дёргано, будто одна нога запаздывала. На толстые подошвы налип мелкий мусор, мыски побелели от пыли.

— Не порок, а большой грех!

Нога поднялась. Не дожидаясь нового удара, Джи схватил её за лодыжку и дёрнул.

Потеряв равновесие, хмырь рухнул на пол с высоты немаленького роста. Ближайший стеллаж содрогнулся, задребезжал плохо закреплёнными болтами. В воздухе разлился отборный мат.

Джи успел подняться на колени, когда удар в висок отбросил его на железные полки. В глазах потемнело. Он попытался собраться, ускорить свои движения, как это делают все «дети ночи», но обнаружил, что тут это не работает. Вирт уравнивал людей с их нечеловеческими братьями. В виртуальном пространстве сильнее был тот, кто был опытнее. И здесь перевес оказывался явно на стороне хмыря.

— Не почитаю ни измену, ни изменников[6], — прорычал здоровяк, — уж не знаю, где эта крыса, что тебя сюда привела…

Руки в серых пятнах схватили Джи за ворот и приподняли. Лицо хмыря оказалось прямо напротив — всё то же мутное марево, за которым не угадывалось ни единой черты.

— Но настоящий друг прирежет тебя спереди[7]!

Хлыщ вдруг вздрогнул. Хватка ослабла, разжавшиеся пальцы соскользнули с рубашки Джи. Здоровяк закатил глаза и осел на пол, а из-за его спины выступила худая фигурка полубурята с увесистым томом в руке.

— Йонс! Какого чёрта ты тут делаешь? — прошипел Джи, вставая.

— А мне надо было просто сидеть и смотреть на это весёлое представление? — огрызнулся нетсталкер.

— Я просил подстраховать в реале, а не лезть в виртуальный мордобой! Ты нашёл то, о чём я говорил?

— На…

Голос Йонса прервался. В ушах зашумело, воздух натянулся плотной звенящей струной. Ряды стеллажей всколыхнулись, пошли рябью, дрожа и теряя цвета — пока не пропали в сгущающемся мраке. И всё исчезло.

Глава 24

В комнате стоял ледяной холод. Озноб проникал сквозь одежду, забирался под кожу, промораживал до костей. Зубы выбивали дробь, и всё тело дрожало так, словно кто-то огромный и злой схватил его за плечи и изо всех сил начал трясти.

Голова, казалось, лопнет от малейшего движения. Между висками птицей билась яростная боль. Глаза открылись с трудом. Мутная сизая пелена застилала всё вокруг — в комнате стоял не то туман, не то густой дым. Где-то рядом слышались всхлипы.

Джи кое-как стянул шлем. Не удержав, выронил из неловких пальцев — шлем исчез в мутной дымке и с тусклым стуком ударился о пол.

Тело слушалось плохо. Казалось, единственной живой его частью осталась разрываемая болью голова. Кое-как удалось сесть, спина упёрлась во что-то угловатое и твёрдое. Джи сморгнул, потёр глаза ладонью — пелена обрела прозрачность, превращаясь в лёгкую розоватую дымку.

Ю, стоя на коленях возле Йонса, тормошила его бесчувственное тело. Громоздкий вирт-шлем валялся рядом, от поцарапанного пластика змеился крохотный чёрный кабель с серебристым штекером. Изо рта полубурята стекала струйка слюны, блестящей цепочкой касаясь пола. Редкие ресницы на опущенных веках не шевелились. Нетсталкера можно было бы счесть мёртвым, если бы не едва вздымающаяся дыханием впалая грудь.

— Он не приходит в себя! — китаянка повернула к Джи мокрое лицо, — я ничего не могу сделать!

Злые слёзы бежали из её расширенных глаз, похожих на чёрные омуты. Джи обхватил себя за плечи. Его трясло — но не от холода. Как будто что-то внутри разбалансировалось, вышло из равновесия и никак не может вернуться обратно, дрожа на краю пропасти. Словно внутрь сунули осциллятор.

— Что… — начал он.

— Они вас вычислили, — перебила Ю срывающимся голосом, — и послали «червя» в ваши тупые, трижды тупые мозги!

Шлем Йонса полетел в стену.

— Чем вы вообще думали? — прошипела Ю, — чем ты думал, позволяя ему в это ввязываться?

Джи промолчал.

— Неужели не знал, как это опасно?! — тон китаянки сорвался на визг, — неужели ты не знал?!

Ю скорчилась, закрыв лицо ладонями. Джи медленно вдохнул. Выдохнул, прогоняя омерзительную дрожь. Встать не рискнул — колени тряслись, ступни казались набитыми ватой. Опираясь на руки, он кое-как добрался до китаянки. Коснулся лба Йонса — прохладного, покрытого лёгкой испариной.

— Я не знал.

Ю оттолкнула его руку. Сверкнула блестящими глазами исподлобья.

— И этот болван, конечно же, тоже не знал, — яд в её голосе был почти осязаем, — уж он-то всё отлично понимал!..

Китаянка выпрямилась. Отвела за уши спутанные дреды-провода.

— Йонси полез выручать тебя… Я глянула запись. Наверное, он считал, что ты мне очень дорог, — Ю размазала по щекам солёные дорожки и неожиданно спокойно добавила:

— Он ведь ревновал — по-своему. Но всё понимал. Может быть, он даже хотел отступить. И не мешать… нам.

— Об этом ты сама его спросишь.

Ладонь Джи легко коснулась руки китаянки. Та вздрогнула, но на этот раз не оттолкнула.

— Что мы можем для него сделать? — спросил Джи.

Ю неопределённо повела плечами.

— Ему поджарили мозг, что тут сделаешь? Мы можем отправить его в «диагност», определить степень и глубину повреждений… Может быть, получится дать какой-то прогноз. Я не знаю, на что был закодирован тот импульс. Убить, сделать идиотом, вырубить на неопределённое время… Он может очнуться через минуту. Или через год. Или никогда…

— Помоги-ка мне, — перебил Джи.

Вдвоём они доволокли бесчувственное тело полубурята до кухни. Йонс по-прежнему не реагировал ни на что, полупрозрачные веки оставались плотно сжатыми. С трудом поднявшись, Джи помог китаянке устроить парня на ложементе и закрыть капсулу «диагноста».

— Говоришь, Йонс знал, чем чреваты прогулки в вирт? — дождавшись, пока Ю запустит программу обследования, Джи прислонился к теплеющей стенке капсулы.

— Тут все это знают.

Китаянка вынула из шкафа банку с кофе. Повертела в руках, поставила обратно.

— Здесь разве что младенцы в вирт не ходят, — она вздохнула, плеснула в лицо водой из наполненного кувшина, — игры, инфа, секс… Пары, опять же. Там жить можно, в отличие от реала. И сдохнуть быстро и безболезненно, если поймаешь «червя».

Ю смахнула с ресниц капли и продолжила:

— Защищённый вирт — слишком большая роскошь. За файрвол приходится дорого платить. Поэтому все сидят так… надеются, что повезёт. Понимаешь, в вирте ведь тоже можно убить… Или подчинить себе, заставить совершить преступление, даже толкнуть на суицид. Это сложно, но реально. Существуют программы… «черви», по сути — вредоносный код. Есть способы отслеживания. Точечное позиционирование. Находят сигнал твоего шлема, врезаются в виртуальный канал и…

Она замолчала.

— Они могут определить, где мы находимся? — спросил Джи.

Ю покачала головой.

— Понятия не имею. Они засекают твой виртуальный трафик и вычисляют какие-то характеристики шлема, чтобы подобрать «червя». Больше я тебе вряд ли скажу.

— То есть «червь» не один, — Джи потёр гудящий лоб, — поэтому тот импульс, который предназначался Йонсу, задел меня только краем…

— Тебе достался шлем поновее, — тихо сказала Ю, — а Йонс подключался напрямую через разъём… Он знал, что у тебя нет имплантов. Он вообще был очень наблюдательным парнем…

Повисла неловкая тишина. Ю водила пальцем вокруг банки с кофе — вперёд-назад.

— Тебе надо уехать, — наконец сказала она. — Всё это становится слишком опасно.

— Уедем вместе. Втроём. Найдём укрытие и…

— Нет, — перебила китаянка, — всё это становится слишком опасно с тобой.

***

Плексигласовое потолочное окно давно налилось чернотой — время шагнуло далеко за полночь. На кухне стояла тишина, нарушаемая лишь лёгким гудением. «Диагност» работал уже почти два часа.

Сидя на кровати с портативным терминалом китаянки на коленях, Джи методично сортировал скачанные Йонсом данные. В спешке полубурят сливал всё подряд — большая часть информации годилась только в помойку. Но Джи не сдавался, просматривая файлы и логи по нескольку раз, отбирая всё, что хоть как-то могло пригодиться. Раскалывающаяся голова была плохим помощником, но он заставлял себя проверять и перепроверять данные. Потому что если ничего не найдётся — значит, вылазка была напрасной. Значит, Йонс напрасно сейчас мёрзнет в «диагносте», вместо того чтобы качать порнушку и лопать ненавидимые им йогурты. Значит, Ю зря смотрит остановившимся взглядом в стену, кутаясь в серую хламиду и забыв на столе давно остывший кофе. Значит, он зря пришёл сюда, зря сломал этот тихий быт — мимоходом, незаметно, как ломает сухую камышинку ногой идущий охотник. Сколько малого можно уничтожить, даже не взглянув, на пути к чему-то большему?.. И стоит ли оно того — после какой жертвы цель перестаёт оправдывать всё уложенное на жертвенный камень?

— Что ты собираешься делать?

Джи вздрогнул — за прошедшие часы это было первым, что произнесла китаянка.

— Я даже знать не хочу, что ты там выискиваешь, — продолжила Ю, прежде чем он успел ответить.

— Я собираюсь подставить кое-кому большую подножку, — Джи отложил терминал в сторону, — тем, кто пытался убить сначала Мастера, а теперь Йонса. И тем, кто хочет превратить эту жизнь в…

— Нашу жизнь вы уже превратили в ад, — горько перебила его китаянка.

— Я дал Йонсу чёткие инструкции — не соваться. И он бы не пострадал, если бы их не нарушил, — заметил Джи.

— Он бы не пострадал, если бы тебя здесь не было, — Ю по-прежнему не смотрела на него, — что бы ты ни задумал — ни я, ни Йонс к этому отныне не имеем отношения.

— Не беспокойся, — Джи поднялся, — я всё сделаю сам.

***

Утро принесло с собой дождь, но это было даже к лучшему. Ледяные капли падали на лоб, проникали за шиворот, мелкая водяная взвесь летела в лицо, помогая взбодриться. После бессонной ночи — в самый раз.

Опираясь одной рукой на трость, а другой придерживая висящую на плече сумку, Джи шагал по широкому проспекту. Многоэтажные «свечки», стиснувшие проспект с обеих сторон, мрачно глядели пыльными окнами.

Центр. Обитель пустоты, безмолвия и роботов.

Он оставил ветролёт в квартале отсюда, на самом краю этого района, выросшего странным отчуждённым цветком посреди шумного муравейника Китай-города. За всё время, проведённое здесь, Джи не встретил ни одной живой души. Изредка робот-уборщик выкатывался из распахнувшихся дверей, опорожнял мусоросборник в огромный бак и так же бесшумно исчезал в следующем здании. Вход в район не был запрещён — напротив, застройщики всё ещё надеялись продать хотя бы часть площадей и не скупились на развитие инфраструктуры. Автоматизированные фаст-фудные сияли чистотой, салоны вирт-игр зазывно сверкали откровенными вывесками. Но никто не спешил заглядывать в стерильные просторные залы, где скучали в ожидании мультизадачные роботы последних моделей. Здесь нечего было делать тем, чьего заработка едва хватало на «чёрное» и «жёлтое», но неестественная тишина одинаково отпугивала и обладателей толстого кошелька. Никто не нарушал неживого безмолвия — никто, кроме автоматических уборщиков.

Миновав первый перекрёсток, Джи наконец нашёл нужное. Вирт-клуб занимал целых два уровня. Два этажа, уставленных терминалами и удобнейшими откидными креслами в натуральной коже. Комфорт, изящество, роскошь. И ни одного человека.

На входе робот-служитель пробудился от дремотного режима и приветствовал Джи со всей учтивостью, на которую обязывал ценник клуба. Поднимаясь на второй уровень, Джи готов был поклясться, что он станет первым и единственным посетителем этого места за всё время существования района.

Мягкое кресло приняло в свои объятья. Джи вытянул уставшие ноги, взял со стола принесённую роботом чашечку кофе. На мониторе вертелась пёстрая заставка; безупречно чистый — ни пылинки — вирт-шлем лежал рядом. Новая модель. Наверняка с хорошим файрволом.

Свою золотую жилу надо защищать.

Кофе отдавал кислым. Арабика, конечно. Какой-нибудь эксклюзивный сорт, от которого всё равно вяжет во рту. Все должны любить арабику, просто потому что её легче выращивать.

Сомкнувшиеся на фарфоре пальцы подрагивали. Заставка продолжала вертеться — три цветные линии, перекрещивающиеся и расходящиеся, наползающие друг на друга и снова улетающие к краям.

Почти увиденный им символ, которым отмечалось большинство ресурсов в дип веб. Треугольник с точкой в центре. Зараза, росшая под носом у целого мира, а мир был слишком слеп, чтобы заметить её… И теперь эта зараза оплела своей сетью весь голубой шар, и он скоро начнёт задыхаться в её тисках — без солнца, без света и тепла, парализованный, с остановившимися лёгкими погодных установок, с замершим пульсом энергостанций, ослепший, оглохший, онемевший…

Джи глотнул остывающий кофе.

Теперь он знал, что означает этот символ.

И знал, что скрывающиеся за ним — не просто горстка фанатиков. И что если он встанет на их пути, если столкнёт две силы — начнётся война…

Но лучше быть убитым в бою, чем во сне.

Джи поставил чашку и снял с подставки вирт-шлем.

Война уже началась. Он просто расскажет о ней миру. И, может быть, даст ему шанс.

***

Солнце садилось. Золото расцветило густые тучи, и сквозь их плотные клубы впервые за многие месяцы пробились редкие прозрачные дорожки.

Стоя на просторной террасе клуба, Джи смотрел, как вспыхивают окна пустынных высоток, отражая закатные сполохи. Едва уловимый гул кондиционеров доносился из-за спины сквозь распахнутую дверь. Ополовиненная чашка с безнадёжно выстывшим кофе опасно покачивалась на краю мраморного ограждения.

Он сделал всё, что мог. Единственное, что мог. Годами те, кто называл себя «Создателями Бога», скрывались от людей и от ИИ, прятали за масками невинности свиные рыла, играли в хороших парней — простых, обычных, таких как все. Но теперь подполью пришёл конец. В эти минуты Тяньбай обрабатывает десятки гигабайт данных, слитых ей с терминала в вирт-клубе пустующего района. В эти минуты команды пуристов по всей Китайской Евразии надевают свои сканер-маски и прокладывают маршруты по десяткам адресов, и то же делает полиция. Эта ночь запомнится надолго.

На окраине района, там, где многоэтажки сменялись густой приземистой застройкой, появилась группка людей. Вытянувшись цепочкой, они шли вдоль улицы. У многих в руках посверкивали голографические или электронные транспаранты. Откуда-то спикировал дрон — едва заметная точка, и люди, побросав транспаранты, прыснули в стороны.

Джи кончиком ногтя подвинул чашку к самому краю.

«Создатели» тоже будут бежать. Застигнутые врасплох, спасаться из своих тайных убежищ — брошенных цехов, складов на задворках промзон, давно обветшавших институтов и так и не достроенных школ с надписями «HELL» на крышах. Вся эта мерзь полезет на свет, как вспугнутые огнём крысы. Маргиналы и неудачники, непризнанные гении и богема, безработные светила хакинга и нейрокибернетики, программисты, оборванцы, нищие, бродяги, затворники и хикки, певцы, поэты, неформалы, чьим единственным оружием и единственной ценностью были и остаются они сами. Все те, кого ненавидели, и кто ненавидел в ответ, кто не признавал этот мир, и чей голос не был услышан лишь потому, что его не хотели слышать.

Все те, кто веками был разобщён, одинок и слаб. Но миллионы капель составляют волну, которая смывает города.

Их много. Слишком много тех, кто исподволь готовил этот мир к гибели. И даже теперь, когда их игра перестала быть тайной против их воли, нет никаких гарантий, что они уступят, и партия останется не за ними.

Мастер не будет в безопасности. Никто не будет в безопасности. «Создатели Бога» зашли чересчур далеко. За ними не только численный перевес. За ними куда более серьёзная сила, против которой все пуристы, вся полиция и все дроны Тяньбай и GoNet — просто гнус перед бизоном. Под их контролем не только HAARP. Они уже проникли на биржи, в банки, в телефонные сети; их следы — в системах управления АЭС, в распределительных узлах подстанций, в программном обеспечении очистных сооружений, газопроводов, нефтяных платформ и пусковых ракетных установок. Они везде, и не исключено, что даже GoNet уже принадлежит им. А, возможно, и Тяньбай.

Крах. Так говорила Ю. Цивилизацию ждёт крах.

Солнце коснулось горизонта — сквозь лес «свечек» и дермитников блеснули лавовые лучи. Ветер донёс шум и выкрики. На месте разогнанной демонстрации появилась новая группка. С десяток мужчин в балахонах несли грубо написанный портрет — в неаккуратных мазках хаотичной расцветки едва угадывалось одутловатое лицо под высоченным гладким лбом. Ещё одно творение инцепционизма[8].

— Лек-сей! Лек-сей! — скандировали демонстранты.

Джи смотрел, как они пересекают проспект и скрываются за углом «свечки». Мраморное покрытие холодило ладони. Сотни лет он ратовал за науку, даже в те мрачные времена, когда её клеймили колдовством. И вот она достигла своего расцвета, а он стоит и смотрит на фанатиков в очках дополненной реальности, на ряды грязных хибар за площадками ветролётов, на портрет нового пророка, написанный нейросетью, и не может сказать, что изменилось, не знает, туда ли свернуло человечество на очередной развилке своего пути. И существовал ли в принципе путь, ведущий к равенству и счастью, или же такое противно самой природе двуногого зверя. И никакая наука не в силах побороть его стремления обманывать и быть обманутым.

Чашка с недопитым кофе осталась на полированном мраморе. Робот-служитель у выхода пожелал доброго пути и выразил надежду на скорую следующую встречу.

Свет объятого пламенем неба бил в спину, и длинная тень вытянулась впереди, как стрелка компаса. Джи кивнул, будто соглашаясь с проложенным маршрутом, и двинулся к покинутому ветролёту.

III. Apokatastasis[9]

Глава 25

— …извинения за возможные неудобства. Пожалуйста, пристегните ремни и помните — ваша безопасность зависит только от вас.

В записи возникла пауза. Миловидная стюардесса продолжала натянуто улыбаться. Динамики зашуршали, пискнули и разразились колокольным звоном.

Разглядывая серый пластик впереди стоящего кресла, Джи терпеливо ждал, пока отзвучат молитвы и религиозные напевы. За иллюминатором разнокалиберные фигурки в рясах, сутанах и накидках лениво осеняли воздушную птицу крестами и отбивали поклоны, плотнее запахивая надетые сверху оранжевые жилеты. Ныла измученная нога, но вместо подставки под передним креслом обнаружилась только пыль, а само кресло разве что не упиралось в грудь. С полётом в бизнес-классе пришлось проститься — после беседы с Ю и посещения вирт-клуба денег хватило только на эконом. Основная часть средств упала на кредитку китаянки. Та не возражала и не благодарила. После того, как «диагност» выдал заключение, она большей частью молчала.

— Уезжай, — сказал ей Джи, стоя в дверях, — ты ничем не можешь ему помочь. Пусть этим займутся врачи. Того, что я перечислил, достаточно, чтобы устроить Йонса в хорошую клинику. Так будет лучше для всех.

Ю смотрела на него, плотно сжав губы.

— Здесь скоро станет небезопасно, — Джи помолчал, — ты вольна поступать как знаешь, но… всегда есть надежда.

Она ничего не ответила. Он вышел и тихо прикрыл дверь. Хлипкую дверь, за которой лёгким ветром шелестели два ровных дыхания.

Запись окончилась. Стюардесса исчезла, самолёт дрогнул и покатился к взлётной полосе.

Йонс очнётся. Когда-нибудь придёт в себя. Откроет свои узкие тёмные глаза — наследие степных предков — и посмотрит… Но что он увидит, и увидит ли что-то, поймёт ли? Кто будет с ним рядом, и кто услышит его первое за много — месяцев, лет? — слово, если оно вообще прозвучит?..

Или он больше никогда ничего не скажет, ничего не услышит и не поймёт, окончательно закрывшись в своей скорлупе. Замрёт бессловесным обрывком прошлого, как осенний лист, что зацепился за ветку и стынет на морозе в декабре. И все разговоры, все планы, все сокровенные тайны — вся вера и вся вложенная любовь — останутся только тенью на гнилых задворках памяти.

Неисповедимы пути человеческие куда более Господних.

***

Автомат «E-I-S» выплюнул коробку и замерцал зелёным индикатором. Дешёвая картонка с криво наклеенным стикером напоминала скорее выброшенный мусор, чем нечто ценное. Но выбирать не приходилось.

Простецкий SMP занял на запястье место потерянного старшего брата. Джи с отвращением вдавил боковую кнопку. Корпус «помощника» бледно засветился — гнилушково-болотный оттенок пробивался сквозь неплотно пригнанную крышку.

— Логин в единую сеть, — Джи швырнул пустую коробку в мусороприемник и облокотился на автомат. На дисплее прибора вертелась назойливая реклама — новая модель SMP в виде кольца. Ультра-компакт, супер-покрытие и «всего за».

— Пожалуйста, введите пароль, — прошелестел в ухе синтезированный голос «помощника».

Джи привычно набрал комбинацию. Проецируемая на тыльную сторону ладони клавиатура едва заметно рябила.

— Добро пожаловать в единую сеть. У вас есть сто двадцать три непрочитанных сообщения. Воспроизвести?

Лишённый интонаций голос бесил до дрожи.

— Назови отправителей.

— Умник — сто пятнадцать сообщений. Сесил — четыре сообщения. Анонимный пользователь — одно сообщение. Мастер — одно сообщение…

— Стоп!

В сердце будто плеснули жидким азотом. Покачнувшись, Джи ухватился за дурацкий автомат. Ногти впились в крашеный пластик.

Мастер не мог отправить сообщение из замкнутой системы. Значит…

— Дата и время отправления письма?

— Восьмое ноября, шесть часов сорок пять минут утра по местному времени.

Почти месяц назад. Боги…

— Прочти, — прошептал Джи.

SMP на секунду примолк, будто не расслышав. А потом в бусине-наушнике зазвучал невыразительный голос.

«В добром здравии, Старший, надеюсь? Айван передаёт привет. Он рассказал мне, что случилось, и по какой причине мы с этим очаровательным юношей оказались заперты в моей системе. Думаю, он ещё скажет тебе пару ласковых. Я вскрыл выход позавчера. Твой умник сообщил мне, что ты временно в информационной изоляции — Китайская Евразия сама напоминает большую замкнутую систему, а? Надеюсь, ты там хоть что-нибудь найдёшь. Судя по происходящему, весь этот цирк с терактами был только прелюдией. Меня не покидает чувство, что нас всех скоро хорошо поимеют. Тем более надо спешить. Моё логово напоминает свалку. Предстоит уйма работы. Твой друг настоящий кудесник, но он сумел всего лишь спасти мне жизнь, а сама по себе жизнь мало чего стоит. У меня было достаточно времени, чтобы проанализировать мои последние выкладки касательно Машины… Жаль этих ребят в капсулах, но они, в общем-то, и были бесполезны. Кажется, я успел нашептать тебе кой-чего? Плоховато помню. Я решил дилемму Машины. Пока только на бумаге, но расчёты верны. Я перепроверил их трижды. Эта малышка будет работать, и на этот раз она будет работать как надо. Тебе понравится. Но сначала я подыщу себе новое местечко. Увидимся, Старший».

Суетливый зал Олд-Йоркского аэропорта задвоился перед глазами. Машина будет работать. Будет работать. Ли…

— Это всё? — хрипло спросил Джи.

— От данного отправителя сообщений больше не поступало, — ровно отозвался SMP.

Мастер не оставил нового адреса, хотя прошло четыре недели. Ушёл в работу настолько, что забыл обо всём? Это не слишком похоже на Младшего.

Джи вдруг обнаружил, что до сих пор стоит, вцепившись мёртвой хваткой в корпус несчастного автомата. Он с трудом разжал онемевшие пальцы и медленно зашагал к выходу.

— Соедини меня с умником.

Домашний ИИ отозвался мгновенно.

— Я возносил молитвы, и они были услышаны!

Автоматика приглушила восторженный вопль, но в ухе всё равно зазвенело.

— Потише, — хмыкнул Джи, — можно подумать, ты скучал.

— Я нематериален, но чувства и душа относятся к той же категории, и не вижу причин, почему у меня их может не быть, — отозвался умник с плохо сымитированной обидой, — да, я волновался и тосковал. Я отправил вам сто пятнадцать сообщений, из которых вы не ответили ни на одно.

— Ладно, ладно, — воображение упорно рисовало огромного лохматого пса, скачущего вокруг наконец-то пришедшего хозяина, — есть что-нибудь от моего Младшего?

— Дайте-ка минутку… — умник синтезировал звук, напоминающий шуршание перебираемых бумаг, — ровным счётом ничего.

Ничего. Ретроград Мастер не любил домашних умников, но вполне был способен связаться с ИИ и оставить свои координаты.

И если он этого не сделал — значит, что-то ему помешало. Или кто-то.

— Что с домом?

— Без изменений, — поскучнел ИИ, — я заточён в этих обугленных руинах навсегда.

— Могу отключить, — предложил Джи.

— Но этот прах нам сладок и приятен, — торопливо добавил умник, безбожно перевирая, — я усилил защиту периметра, чтобы никто не позарился на оставшееся.

— Хорошо. Как «демон»?

— Если позволите высказать своё мнение, — чопорно ответил ИИ, — то мне кажется, что до него никому нет и не было дела.

— Отлично. Кто-нибудь искал меня?

— Одна весьма настойчивая особа по имени Сесил, — в синтезированный голос будто добавили кислоты, — два раза напоминали о себе полицейские. Оскорбление при исполнении и всё такое, помните? Ну и штрафы за превышение скорости.

— Кто ещё?

— Несколько раз звонили из Института кибернетики. Разыскивали вашего приятеля Ставски. И сам Ставски звонил неделю назад. Что ещё… — ИИ опять пошуршал несуществующими страницами, — некая Алоиза Беренд просила передать, что хочет обсудить важную информацию.

Джи скривился. Въедливая мадам Беренд, глава сети Олд-Йоркских дорвеев, наверняка потребует возмещения. Алоиза любит лично сообщать только плохие новости, так что вряд ли разговор с ней сведётся к открытой квоте и предложению куснуть кого-нибудь на досуге. Но, хочешь не хочешь, — поговорить придётся.

— Ещё, умник?

— Звонили из клуба «Сектор D», спрашивали, ждать ли вас на ближайшем турнире. Турнир закончился одиннадцать дней назад.

Джи присел на свободную скамейку. Ряды турникетов у выхода уже маячили впереди, пропуская через хлопающие створки обременённых чемоданами пассажиров.

Пропустить турнир по снукеру, конечно, досадно.

— И был ещё один звонок, — добавил умник после паузы, — я не смог отследить источник… Звонивший не назвался. Да и вообще ничего не сказал. Я бы решил, что ошиблись номером, или это какой-то пранкер, если бы не защищённое соединение. Этот человек или ИИ использовал шифрованный канал с такой навороченной криптографией, что я, право, растерялся. В жизни подобного не видел.

— Когда это было?

— Вчера. Поздней ночью. Не самое лучшее время для телефонных розыгрышей, вы не находите?

Джи ничего не ответил. Вчера поздней ночью… Он только-только добрался до аэропорта после посещения вирт-клуба. Могли ли его вычислить, опознать и отследить? Или у него разыгралась паранойя?

— Есть ещё что-нибудь? Новости?

— Ничего, — почти искренняя печаль в голосе.

— То есть найти источник звонка ты не можешь, — Джи задумчиво смотрел на спешащих пассажиров. Их движения казались более резкими и суетливыми, чем обычно. Как будто все они разом опаздывали на свои рейсы.

— Увы, нет.

— Ладно, — Джи поднялся, — свяжусь с тобой позже.

— Но…

— Отбой.

SMP послушно разорвал связь.

— Анонимное послание — что в нём? — спросил Джи у «помощника».

— Открываю, — отозвался SMP, — текст письма: ты подставил нам подножку, но мы уже прыгнули дальше.

— Дата и время отправления? — отрывисто спросил Джи.

— Три часа восемнадцать минут ночи. Второе декабря.

Вчера поздней ночью…

— Разрешите ваши документы?

Немолодой полицейский возник рядом, как выросшая из плиточного пола фигурная преграда.

Джи молча передал ему чип регистрации. Пока страж порядка придирчиво изучал данные, Джи изучал его. Лицо офицера казалось помятым и усталым намного больше, чем это обычно бывает у дежурных полицейских в аэропорту.

— Откуда летели? — спросил офицер, возвращая чип.

— Китайская Евразия.

— Ваши билеты и виза?

Джи приподнял брови, но спорить не стал.

— Секунду, — он вызвал к жизни уснувший SMP и запросил требуемые документы. Помятый офицер погрузился в изучение рябящих проекций.

— Я что-то нарушил? — не удержался Джи.

Конечно, мятые дешёвые джинсы и такая же непонятная куртка всегда выглядят подозрительно. Простая на вид трость может скрывать капсулу с порошком сибирской язвы, а прихрамывающая походка и усталый вид её обладателя — быть результатом нелегальных имплантаций, на которые, поговаривают, китайцы большие мастера. Ну а такие безликие спортивные сумки производятся как раз для перевозки зашитого в подкладку героина.

— Долго в Евразии пробыли? — поинтересовался в ответ полицейский.

— Три месяца.

— Значит, пока не знаете, что тут у нас творится… — страж порядка сдвинул на затылок форменную фуражку и вздохнул, — извините за беспокойство.

И удалился, будто опасаясь расспросов.

«Что происходит», впрочем, стало ясно очень быстро. На улице царил хаос. Пробка электрокаров вмёртвую застряла, протянувшись от самой аэропортовской стоянки. Многие машины были брошены. Люди с чемоданами, сумками и даже магазинными тележками толкались, ругались, орали друг на друга, роняли барахло, кому-то без конца звонили, плакали, спеша в аэропорт. Валил мокрый снег, покрывая тротуары, покинутые электрокары и саму дорогу. Ни одного уборщика видно не было.

Площадка такси-терминалов на удивление пустовала. Но отсутствие очередей объяснилось очень просто: время на ожидание ветролёта равнялось бесконечности. Джи постоял немного под козырьком вмонтированного в стену терминала, разглядывая вертящийся сиреневый значок, похожий на уложенную набок восьмёрку.

— Мне нужен транспорт, — обратился Джи к «помощнику», — проанализируй обстановку и подбери что-нибудь.

SMP молчал почти минуту — непростительно долго для того, с какой скоростью «помощники» обрабатывают информацию.

— Есть свободные машины в прокате. Цена…

— Другое, — перебил Джи, разглядывая намертво забитую автостраду.

— Электробайки. Три точки проката, байки есть в одной.

— Подходит. Дай маршрут.

«Помощник» преувеличивал — байк в боксе остался всего один, и за него нещадно ругались два потенциальных клиента. При появлении Джи они разом замолкли и синхронно уставились на него.

— Думаю, я быстро разрешу ваш спор, — Джи вынул кредитку и быстро провёл ей перед байком, разблокируя замок.

— Да ты…

— Есть возражения? — Джи повернулся. Пристально взглянул в лицо несогласному.

Тот отшатнулся, звонко ударившись затылком о перегородку бокса.

— Озвучите их в другой раз, — Джи повернул ключ, и байк, мягко мурлыкнув, зажёг приборную панель.

Есть свои плюсы в том, чтобы немного поголодать.

Легко качнув ручку, Джи направил байк на улицу.

— Отродье чёртово… — донёсся в спину свистящий шепоток.

***

Промзона тонула в темноте. Аккумуляторы байка разрядились почти на треть, пока Джи плутал среди одинаковых безмолвных построек. Из-под колёс летел мокрый снег вперемешку с грязью.

Бортовой компьютер байка сбоил — карта зависла ещё на выезде из аэропорта, и проложенный маршрут канул в лету. Пришлось вспоминать дорогу на ходу, лавируя между запрудившими проспекты электрокарами и ориентируясь на указатели.

В промзоне ни проспектов, ни указателей не было.

Снег мягко подсвечивал абрисы строений — покинутых складов, мостовых кранов, цехов с выбитыми окнами, так неприятно напоминающих ночную вылазку в Китай-городе. Где-то вдали лаяли собаки.

С логова Мастера исчезла сетка. Выбеленные налипшим снегом стены казались непристойно голыми, обнажая каждый разлом и каждую трещину.

Бросив байк среди нагромождений кирпича, Джи вбежал внутрь.

Эхо его шагов гулко прокатилось под высокими потолками. Немного свежего снега нанесло сквозь открытую дверь. Джи ступил на мягкий, нетронутый белый ковёр, уже понимая, что пришёл сюда зря.

Логово опустело. В огромном зале, соединённом из нескольких смежных комнат, остался лишь мусор и обломки пластика. Машина исчезла. О ней, как и о капсулах Наблюдателей, напоминали лишь тёмные круги на полу. Всё, что имело хоть какую-то ценность, — стеллажи с аккумуляторами, кабели, генераторы, даже древние ИБП — было вывезено.

Старый электрошкаф, впрочем, остался. Джи сдвинул его, пробежал пальцами по консоли, повернул рычаг люка.

Система была пуста. Пуста и отключена — не светились розовым перламутром диоды, не блестели уходящие в темноту контуры ступеней. Джи включил фонарик на SMP, и белый луч запрыгал по мёртвым чёрным мониторам и гладким стенам. Вывороченный блок управления не отзывался на вводимые команды. Ничто не напоминало о том, что ещё месяц назад здесь жили. Ни клочка бумаги на полу, ни следа грязи, ни волоска. Чисто. Безжизненно. Стерильно и пусто.

Но если Мастера нет здесь — тогда где же он?..

Глава 26

«Как я и предполагала, наша выходка стоила мне карьеры. Не волнуйся — я умею держать рот на замке, и тебя не сдала. Совет директоров так и не узнал, куда утекло оборудование и клеточный материал. Они пытались надавить, но у меня тоже есть кое-какие связи, а огласка — не в их интересах. Если клиенты узнают, что из «матора» клиники запросто пропадает то, за что они заплатили, лавочка быстро прикроется. Так что мы, можно сказать, разошлись тихо-мирно. Я ушла по собственному, они не стали заводить дело. Всем хорошо. Так, Великий и Ужасный? Имей в виду — я тебя достану».

SMP умолк, дочитав последнее письмо. Джи поморщился и сплюнул в снег. Сесил беззастенчиво настырна, но права. Он ей должен.

Белые хлопья продолжали сыпаться, превращая здания вокруг в сахарные домики. И без того тихий район казался вымершим — ни машин, ни прохожих, ни служебных дронов. Только снег и жёлтые фонари.

Тускловатая вывеска дорвея мерцала на другой стороне улицы. Джи прислонил байк к столбу и защёлкнул блокиратор. Алоиза наверняка уже ждёт. Эта дама пунктуальна до тошнотворности, и раз уговорились на шесть — скорее умрёт, чем опоздает.

Впрочем, Джи подозревал, что даже умри она где-нибудь по дороге — гроб с бренным телом всё равно вкатится в двери точно в означенный час.

— Вы опоздали.

Ледяной тон мадам Беренд как нельзя лучше подходил к её строгому брючному костюму. Должно быть, результат кропотливого подбора и долгих репетиций перед зеркалом. Джи хмыкнул, но смолчал. Алоиза терпеть не могла опаздывать, ещё больше ненавидела, когда опаздывают другие, но в подлинную ярость её приводили любые колкости. Не стоило лишний раз нервировать чувствительную даму. Пока что бал здесь правит она.

— Прошу прощения.

— Голодны? — резко спросила Алоиза, — по вам видно.

Бесцеремонность мадам Беренд роднила её с Сесил. Джи внутренне скривился.

— Вы хотели что-то обсудить со мной, — сказал он, игнорируя её вопрос.

— Хотела, — Алоиза указала на стеклянный холодильный шкаф, в котором поблёскивали в углублениях-ячейках скляночки «феррита», — берите, не стесняйтесь.

Джи вежливо кивнул, но остался на месте. Алоиза, сощурившись, какое-то время смотрела на него. Потом поднялась из глубокого кожаного кресла и стала прохаживаться по кабинету, постукивая каблуками. Невысокая, чуть полноватая, она разом лишилась своего королевского величия. И Джи, привычно отслеживая её движения, в который раз удивился, какая муха укусила всех тех, кто за неё голосовал. Дурацкий чёрный ирокез на бритом черепе и взлетающие к вискам брови а-ля Спок чудесно гармонировали с деловым костюмом. Холёные руки с овальными ноготками то и дело беспорядочно вскидывались в ненужных жестах, которые Алоиза, будто спохватившись, пыталась замаскировать, преувеличенно-намеренно поглаживая щёку или поправляя один из бесчисленных пирсингов на лице. Мадам Беренд была воплощением непримиримых противоположностей, и борьба этих антагонистов оставляла на её внешности и характере причудливые отпечатки.

Поговаривали, Алоиза любит смотреть, как молодые симпатичные «дети ночи» вводят себе «феррит», и лично присутствует при большинстве обращений. Но никогда не обращает сама.

— Я в курсе, что вы нас, так сказать, немного ограбили, — мурлыкающий голос Алоизы мягко перекатывался — из одной тональности в другую, — а в дорвеях принято возвращать взятое.

— Это и есть ваш неотложный разговор? — Джи осторожно переступил с ноги на ногу, — об избитых правилах?

— Если каждый начнёт нарушать правила, к чему придёт наш мир? — патетически вопросила Алоиза.

На этот раз Джи не стал сдерживать вздох. Он не спал почти сутки и столько же не ел. После многочасового кружения на байке болела нога. Он устал. Себялюбивая девочка-дамочка не предложила ему присесть, и Джи чувствовал, что вот-вот плюнет на всё и опустится прямо на паркет. Или в пафосное, белой кожи, кресло Алоизы, окончательно выбесив ту.

— Мадам Беренд, — негромко начал он, — уверен, у вас уже готов шаблон расписки о том, что я должен всё возместить в двойном размере. Давайте его сюда. Я подпишу. И попрошу дать мне разрешение.

Глаза Алоизы, плотоядно вспыхнувшие, так же быстро погасли.

— Квота исчерпана, — отчеканила она, щёлкая пальцами. Ожил встроенный в письменный стол терминал, выбросив на стену увеличенную проекцию расписки. — Ознакомьтесь.

— Мне нужно всего одно разрешение, — повторил Джи. — Сейчас.

— Я же сказала — квота исчерпана, — Алоиза раздражённо повернулась к нему, — на ближайший год. В чём вообще дело, почему такая срочность?

— Вы получите мою подпись, только если я получу ваше разрешение.

— Я закрою вам доступ к складам «феррита», если не подпишете, — прошипела мадам Беренд.

— Бога ради, — пожал плечами Джи, — и станете преступницей. Пункт седьмой статьи шестнадцать Внутреннего устава. «Любой из «детей ночи» имеет полное и законное право безотносительно обстоятельств получить необходимое ему количество «феррита», и все попытки, имеющие своей целью прямо или косвенно помешать ему, являются нарушением закона и караются…» Напомнить, чем? Может быть, напомнить, что в Уставе отсутствует даже намёк на обязательность возврата взятого? И что вы, по сути, занимаетесь сейчас вульгарным вымогательством, мадам Беренд.

Лицо Алоизы позеленело под слоем белил.

— Я аннулирую ваш допуск! Гнильём уличным питаться будете! — она задохнулась, — вас поймают и будут судить!

— Я вас умоляю, — Джи усмехнулся, — вы на улицу давно выходили? Кому какое дело до пары-тройки нападений на нищих? Особенно если эти нападения не заканчиваются превращением бродяг обычных в бродяг клыкастых. Я не питаю слабости к большим семьям, тем более состоящим из приёмного отребья. Не каждый кусок мяса о двух ногах может стать одним из нас.

Он прислонил трость к бедру и примирительно поднял руки.

— Давайте не будем развязывать ещё одну войну. Я возвращаю взятое в двукратном размере. Вы даёте мне разрешение. И всем хорошо. Я вижу, что дорвей переживает не лучшие времена. Упрямство ему только навредит.

Тщательно подведённые глазки Алоизы сверлили его, будто пытаясь прожечь дыру. Но мадам сдержалась. При всём её упрямстве и эмоциональности она не была твердолобой и умела взвешивать «за» и «против». И любила своё дело — если что-то угрожало дорвеям, Алоиза готова была лечь на амбразуру своей немаленькой грудью. Или, на худой конец, прикрыть эту самую амбразуру кем-нибудь ещё.

— Договорились, — выдохнула Алоиза сквозь зубы.

Её грудь вздымалась и опускалась, натягивая целомудренно застёгнутый пиджак. Джи казалось, что он слышит шипение выходящего пара.

— Я не могу превысить квоту, — Алоиза нервно дёрнула головой, звякнув пирсингом, — это вне моих полномочий. Но вы можете попробовать обратиться в Совместную комиссию.

Она отшагнула к столу, выдернула из ящика лист бумаги и торопливо стала писать.

— Я полагал, что комиссия занимается только случаями нелегальных обращений.

— Этим занимаются её палачи, — мадам Беренд так низко наклонилась к столешнице, что, казалось, вот-вот упрётся в лакированный сандал носом. — Вот, возьмите.

Она резко выпрямилась, хрустнув суставами, и подала Джи исписанный размашистым почерком лист.

— Здесь адрес, моя рекомендация и подпись. Подайте заявление вместе с этой бумагой — так будет шанс, что они его хотя бы примут.

— Мне казалось, мы уговорились на разрешение, а не на его возможность, — заметил Джи.

— Большего я дать не могу, — отрезала Алоиза, — решения об обращениях вне квоты принимает комиссия. Берёте или нет?

Она потрясла листком. Джи молча взял его и сунул в карман куртки. Алоиза выразительно покосилась на стену, где продолжала мерцать проекция расписки. Не глядя на неё, Джи приложил ладонь к сканеру на столешнице и отступил. Резкий запах духов Алоизы щипал нос. Похожая на грушу фигура мадам уже начинала двоиться, обретая второй зыбкий контур.

Джи отвернулся.

Полдесятка шагов до шкафчика с «ферритом» превратились в целый скорбный путь. Глухие удары трости о паркет и мягкий пристук ботинок звучали набатом. Джи дёрнул на себя стеклянную дверцу. Непослушная рука выгребла хрупкие ампулки из их поролоновых коконов. Джи неловко затолкал склянки в сумку и, стараясь держаться прямо, двинулся к плывущему в бесконечности выходу. Там, где браслет-помпа обнимал руку, кожа зудела и чесалась, будто умный металл почуял «феррит». А спину буравил тяжёлый внимательный взгляд небольших глаз под оттенёнными золотом веками.

Джи захлопнул за собой многотонную дубовую дверь, что было сил толкнув филёнку. Но вместо ожидаемого грохота та закрылась с едва слышным стуком. Коридор сжимался и растягивался, перекручивался, изгибаясь под невыразимыми углами. Ледяными пальцами Джи вынул из сумки ампулу и вщелкнул в приёмник помпы. Холодные лампы бесстрастно взирали с потолка — гадкие, злые глаза. Джи уцепился за пожарный шкаф, прислонившись к крашеной стене. Беглый жар «феррита» уже потёк по артериям, мерзкая дрожь в коленях стала слабеть. Прижимаясь щекой к прохладной стенной панели, Джи не выпускал из виду дверь в кабинет Алоизы.

Она не шелохнулась.

Дорвей был пуст. Никто не нарушал своим присутствием стерильный покой коридоров. Шаги Джи гулко отдавались в тишине, и только камеры, помаргивая алым, оживляли застывшую мертвенную неподвижность.

Уже на улице, стоя под фонарём возле байка, Джи вынул листок и прочёл написанный на нём адрес. Одна из «соток» на Манхэттене. Неблизко.

Превратившийся в сугроб байк жалобно сообщил о критически низком заряде батарей. Джи поёжился. Летящий за шиворот снег выстужал до костей, но помогал взбодриться. Сунув листок в карман, Джи застегнул куртку под горло, перебросил через плечо ремень сумки и вставил ключ в гнездо.

— Ближайшая зарядная станция с мотелем, — скомандовал он «помощнику», — выведи карту на дисплей байка и включи навигацию.

— Не могу соединиться с компьютером вашего транспортного средства, — сообщил SMP через секунду, — запустить аудиомаршрут?

— Давай.

В ухе зазвучал приятный женский голос, чем-то напоминающий тембр Крошки. Из-под колёс полетела жидкая белая муть. Удаляясь от дорвея, Джи мысленно повторял манхэттенский адрес — будто обкатывая его, сглаживая резкие углы.

Финансовый центр Олд-Йорка.

Ближе к делу.

***

Видеофон не работал. Вместо изображения на дисплее дрожала серая рябь, а из динамиков доносился только треск помех.

Джи отвернулся от бесполезного устройства и оглядел неприступную восьмифутовую дверь. Ничего похожего на звонок. На месте ручки сияла начищенная медная пластина, окантовка из того же металла шла по всему периметру двери.

Джи постучал — сначала кулаком, потом носком ботинка. Тишина. Бронированный монстр глушил все звуки с той стороны — если они, конечно, были.

Безуспешно потерзав сенсорную панель видеофона ещё раз, Джи снова занёс руку, чтобы постучать — но тут дверь распахнулась сама.

— Входите, пожалуйста, — донёсся мелодичный голос из полумрака.

После слепящей белизны снега глаза не сразу адаптировались к слабому освещению. Всё виделось чересчур резким, будто предметы утратили объём, слившись с собственными тенями.

— Следуйте прямо, — попросил голос. Теперь он звучал откуда-то сверху. Подняв голову, Джи разглядел на высоком потолке полупрозрачные ровные линии, аккуратно обрамляющие стилизованные под старину плафоны. Динамики из углеродных нанотрубок.

— Следуйте прямо, пожалуйста, — повторил голос.

— Ладно-ладно, — пробормотал Джи.

Небольшой холл освещало с десяток ламп. Деревянные стенные панели нейтрально-медового оттенка украшала вертикальная резьба, визуально делая и без того высокий потолок ещё выше. Скучноватый паттерн резьбы разбавляли гравюры и какие-то тексты в невзрачных рамках. Джи подошёл ближе.

Маленькая, едва полфута в поперечнике, гравюра. Потемневший металл, зеленоватая патина в выточенных желобках линий. Ничего особенного, ничего примечательного — простая бытовая сценка, лишённая изящества и выполненная откровенно безыскусно. На фоне густого леса — двое у костра. Мужчина и ребёнок лет двенадцати. Малыш что-то ест из небольшого котелка. Лица не разглядеть — глаза опущены, вздёрнутый нос лишь едва обозначен. Подпоясанная верёвкой роба не по размеру болтается на худенькой фигурке. А рядом лежит аккуратно, чётко прорисованный стилет.

Джи вздрогнул. Хотел коснуться гравюры, но пальцы натолкнулись на прохладное стекло.

Не может быть… Невозможно.

Лицо мужчины очерчено лаконичными, но удивительно уверенными линиями. Подхваченные лентой волосы, чуть нахмуренные брови, слегка асимметричный подбородок. Неужели?.. Джи до рези в глазах всматривался в позеленевшие росчерки на старинном металле. Гравюра не была подписана, стояла только дата — 1867. Но ему и не требовалось подписи. Кроме него мог быть лишь один человек, который помнил ту ночь у костра. И который был бы до сих пор жив.

Алое пальто, малиновая шляпка. Тонкая фигура в косых струях дождя, в облаках пара, в грохоте поездов. Безмолвно исчезнувший призрак. Тогда, два века назад, на вокзале Виктория, это была она. Коно.

— Пройдите, пожалуйста…

— Ещё минуту, — Джи торопливо двинулся вдоль стены. Гравюры, редкие живописные полотна и обрывки текстов мелькали, сливаясь в одну цветную полосу. И раз за разом он видел на них одно и то же лицо.

Собственное.

Он дошёл до угла. Сердце трепыхалось так, словно позади остался многомильный марафон.

Обернулся — стены холла молчаливо хранили свои секреты, утопая в глубоких тенях. Джи шагнул в коридор.

— Простите, у нас некоторые проблемы с электроникой, — сообщила на вид совсем юная девушка, повернувшаяся к нему из-за огромной угловой стойки.

— Ничего страшного.

Девица казалась испуганной. Глаза за стёклами больших очков стали совсем круглыми, делая её похожей на сову. Она смотрела чересчур пристально — намного более пристально, чем это позволял этикет. Новенькая? Или…

— Нас предупредили, что вы придёте. Разрешите ваши документы?..

К извиняющемуся тону не хватало только реверанса.

Джи отдал ей чип и, дождавшись, пока девица просканирует данные, протянул бумаги — письмо Алоизы и свою просьбу, набросанную в мотеле за утренним кофе.

— Вас интересует разрешение на обращение вне квоты, так? — уточнила «сова», прочтя документы.

— Всё верно.

— А причина… Ах, да. Простите. Сочувствую…

Девица совсем смутилась.

Джи молча кивнул. Для обращения вне квоты простого «я так хочу» было недостаточно. Требовалась причина посерьёзнее. Поэтому ещё вчера вечером настырная Сесил получила письмо с уведомлением о том, что отныне ей придётся прикидываться смертельно больной, и что оставшиеся у неё связи очень пригодятся, чтобы состряпать фиктивную историю болезни и пометить её задним числом.

— Мы рассмотрим ваше обращение, — уведомила «сова», пряча бумаги под стойку. Теперь она старалась не смотреть на Джи.

— В какие сроки?

— Боюсь, я не могу ответить на этот вопрос… У нас тут сейчас беспорядок творится. Да и во всём городе, вы знаете… Всё работает с перебоями — и электронные платежи, и почта… — она нервно вздохнула, — мы свяжемся с вами. Я помечу, что вы просили рассмотреть заявление в приоритетном порядке. Постараюсь сделать всё, что в моих силах.

— Благодарю.

В конце концов, ради бессмертия можно и подождать немного. Сесил не обидится. Официальное обращение — процедура бюрократически муторная, но обратить без разрешений — значит рискнуть собственной головой. Палачи Комиссии не зря едят свой хлеб.

В памяти всплыло худое скуластое лицо Сесил. Бесформенный серый свитер. Пластиковые орхидеи в вазе…

Она никогда не держала дома живые букеты. Только неувядающий, вечно цветущий пластик.

— Могу я попросить вас ещё об одной услуге?

— Д-да, конечно, — «сова» вскинула и тут же опустила глаза.

— Кому принадлежит этот дом?

— Дом — собственность Комиссии, — как будто с облегчением отозвалась девица. Казалось, она ожидала другого вопроса.

— А именно?

— Простите, но имена её членов не подлежат разглашению.

— Никому?

— Исключений нет.

— И всё, что здесь находится, является собственностью Комиссии?

— Так и есть.

— А картины и гравюры внизу? Разве им место не в музее? Это ведь подлинники.

— В какой-то мере этот дом и есть музей, — девица поправила очки, — музей нашей истории. Произведения искусства, которые вы видели, собраны из частных коллекций тех, кто был или является членом Комиссии.

— И имена которых представляют собой строжайшую тайну.

«Сова» виновато развела руками.

— Соображения безопасности. Вы же знаете, чем мы занимаемся.

Джи кивнул. Вы судите нас. Решаете, кому жить, а кому не стоит. Вы берёте на себя роль богов.

Но он сдержался. Поблагодарил и покинул приёмную.

В холле всё так же мягко мерцали лампы. Назойливый голос на этот раз ничего не требовал, и Джи двинулся к стене, противоположной ранее осмотренной.

С краю висел отрывок из какого-то манускрипта. Обтрёпанная холстина давно поблёкла, чернила выцвели, но затейливая надпись всё ещё читалась. От рамки тянулась вверх едва заметная ниточка сигнализации.

«Возможно, когда-то мы были богами для людей. И Иисус, наставлявший вас пить его кровь, был нашим братом».

— Занятно, — протянул Джи.

Соседствующая с ветхим текстом гравюра изображала замок, показанный под очень необычным углом — сверху. Таким, наверное, могли видеть это строение пролетающие над ним птицы. Массивная круглая башня утвердилась в центре постройки, выпустив из себя четыре одинаковых длинных отростка — галереи с двускатными крышами. По одной галерее на каждую сторону света.

«Родовой замок Бартош (HSH), постр. ок. 956 н.э.»

Джи задумчиво рассматривал гравюру. Кому могло прийти в голову изображать замок под таким странным ракурсом?

Голос сверху ожил, прося покинуть холл, но Джи не двинулся. Он переводил взгляд с текста на гравюру.

Когда-то мы были богами для людей…

Замок в форме креста.

HSH — международное общепринятое сокращение от homo sapiens haima.

Замок на гравюре принадлежал «детям ночи».

«Ночные отродья» не боятся крестов — глупое поверье так и не прижилось окончательно, несмотря на все старания Церкви, пытавшейся размежевать людей и их ночных собратьев, отделить тьму от света там, где ни тьмы, ни света никогда не было. Создать чудовищ, с которыми можно было бы бороться, на которых вешать свои грехи.

«Дети ночи» не только не боятся крестов — крест и есть их символ. Давно забытый и похороненный под наслоениями вторичных подражательных религий, как под слоями мокрой кальки.

Давным-давно — за много лет до эры, называемой нашей, — на Землю упал «демон». И из него вышли Адам и Ева, давшие начало если не людскому роду, то уж роду «детей ночи» — наверняка. Роду тех, кто способен жить многие века, не старея, кто может исцеляться от самых страшных ран и играючи двигать многофунтовые камни. Кто бежит наравне с диким зверем и в схватке с ним одерживает верх. Как боги.

Для первых людей такие существа были богами.

Но бог не может существовать, если нет тех, кто в него верит.

Хочешь убить бога — уничтожь его последователей. Так и случилось. Люди отвернулись от своих бывших богов. Люди всегда отворачиваются, если им предлагают что-то новое, что кажется лучшим. Они забыли — забыли клятвы на голове дикого кабана, забыли кровавые жертвы. Они поверили в магическую силу двух скрещённых палок, потому что забыли, что эта сила была когда-то частью тех, кого теперь с её помощью пытались изгнать. Люди сменили одни клятвы на другие, кабана на ветчину, и открыто приносимые кровавые жертвы на точно такие же, только свершающиеся за пологом. Люди забыли истину, но так и не сумели подрасти. Их страхи и их мольбы по-прежнему обращены к тем, кто сильнее, мудрее и старше них. И они не знают, есть ли кто-то за скрещёнными досками, за расписными деревяшками и позолотой богатых окладов. Не знают, но продолжают верить — совсем как раньше, когда те, кому возносились мольбы, ходили рядом. Люди променяли реальных богов на эфемерных. И подлинные боги сделали то, что всегда делают боги, будучи забытыми.

Они отвернулись от людей.

Джи закрыл глаза.

Больше нет никаких богов. Никаких богов и никаких ошибок, ими творимых. Есть только мы, и наши ошибки. И наша сила, способная эти ошибки исправлять.

Больше нет никаких богов. Никаких, кроме тех, которых создаём мы.

Но кто способен сотворить бога — разве сам не является им?..

Глава 27

— Слушаю.

— Привет, Айван.

— О, пропащая душа, — язвительности Ставски всегда было не занимать, — чем обязан? Опять срочно нужно кого-то спасти?

Оранжевая линия сигнала задрожала. Джи нетерпеливо потряс рукой — дешёвый SMP справлялся со своими обязанностями кое-как.

— Я только недавно вернулся. Умник сказал, ты звонил.

— Звонил, — перебил учёный, — жду не дождусь тебя увидеть.

— Послушай, Айван, мне действительно очень…

— Потом приседать будешь, — оборвал Ставски, — я, конечно, не признателен, что провёл всю осень, кукуя в обществе помирающего «теневика». Но я за это время такое нарыл! Хватай ноги в руки и бегом в мой офис. Пропуск тебя уже ждёт.

Линия сигнала свернулась в точку и пропала. SMP засветился молочно-белым.

Джи помотал головой, вытянул руки, разминая затёкшие за ночь суставы. Сквозь плотно задёрнутые шторы в номер пробивался пасмурный свет. Залпом допив безвкусный кофе, Джи осторожно поднялся с кровати. Нога ныла где-то глубоко внутри, будто между мышцами и сплетениями сухожилий притаился нудный жук-точильщик.

Два шага по крохотному номеру, туда-обратно. «Феррит», конечно, не замена свежей крови, но дело своё знает. Пара ампул отправилась в карман, ещё одна — в приёмник браслета. Чуть помутневший металл, казалось, врос в кожу — за последние несколько недель Джи не расставался с браслетом ни на минуту.

Застегнув куртку, Джи бросил взгляд на стоящую в углу трость. Секунду помедлил. Взял со столика зеркальные очки и покинул номер.

Айван встретил его на пороге офиса — непривычно лохматый, суетливый и взвинченный.

— Я бы набил тебе морду, если бы не та вещица, что сейчас покажу, — заявил учёный, запирая дверь.

— Справедливо, — Джи обвёл взглядом растрёпанный офис. Город за огромным панорамным окном казался непривычно тихим. Не мельтешили дроны, не крутились ветролёты. Улицы с высоты сорок третьего этажа выглядели ручьями застывшего конфетти из разноцветных машин.

— Вот эта штука — скажи ей спасибо, — Айван нырнул куда-то за нагромождение ящиков и вынул мутно-зелёный пластмассовый куб. Снял крышку. Внутри на мягкой серой подстилке лежала «коробочка», извлечённая из тела Ли.

— Ты хоть представляешь, что это?

— Я принёс её тебе, чтобы ты разобрался, — Джи внимательно посмотрел на друга.

— И я разобрался, — торжествующе заявил учёный, — эта вещица — принципиально новая технология. Аналогов нет. Не буду спрашивать, откуда она у тебя… В общем, это не что иное, как генератор.

— И что она генерирует? — прищурился Джи, садясь на край стола.

— Нечто вроде, ммм… защитного слоя, — Айван поставил куб на груду коробок, — представь, что по всей поверхности твоей кожи растекается невидимая плёнка, которая защищает…

Он примолк.

— От чего?

— Пока не знаю, — учёный развёл руками, — нужно проводить тесты, экспериментировать… Желающих, как ты понимаешь, немного. Да ещё этот бардак. Только за вчера уволились трое. Все куда-то бегут. Платежи проходят через один, с «маторами» вообще какая-то ересь творится. Мы скатываемся в каменный век, Джи. Вещи снова храним в шкафчиках, а платим наличкой. Но знаешь, что я тебе скажу? Бежать смысла нет. Если что-то случится, то это достанет всех и всюду. В таком уж мире мы живём. Локальные катастрофы остались в прошлом. Глобализация, друг мой.

— Погоди… Этот слой — разве он проницаем? — перебил Джи, — не препятствует доступу воздуха к коже? И как насчёт обоняния, зрения, слуха?

— Да, чёрт возьми, не знаю! — раздражённо воскликнул Ставски, — говорю же — нет лабораторных данных. Этот город и вся страна сошли с ума. В нашей компании остались самые преданные и, наверное, самые сообразительные, но этого катастрофически мало. Вещица генерирует какое-то избирательное поле… С выборочной проницаемостью. Никогда такого не видел. Что-то на стыке материи и энергии, и я не удивлюсь, если у него имеются зачатки разума. Нужно пробовать на живых существах. Смотреть реакцию, выявлять свойства. У меня есть мыши, есть обезьяны, но кто-то должен этим заниматься. Накопить экспериментальный материал, изучить побочные эффекты — если мы все в скором времени взлетим на воздух, я хочу успеть хоть что-то прояснить! Но сейчас, именно сейчас, мне не хватает ресурсов…

— Айван, — перебил Джи, — один подопытный «теневик» тебе может помочь?

***

В приёмной перед офисом Айвана было пусто. Осиротевший секретарский стол сверкал девственной чистотой. В углу громко тикали архаичные аналоговые часы с большим маятником.

Прохаживаясь по комнате, Джи заставлял себя фокусироваться на окружающих предметах, но взгляд то и дело возвращался к двери в кабинет Ставски. Айван попросил оставить его ненадолго. Настойчиво попросил, буквально вытолкав Джи из кабинета. Но это могло означать лишь одно: учёный согласен.

Джи опёрся ладонями о подоконник. Перед ним раскинулся центр — клыки небоскрёбов, претенциозные торговые центры, старинные особняки, площади, проспекты. Там, внизу, где некогда царило деловое напряжение, властвовала паника. Только за минувшую ночь случайные отключения электроэнергии спровоцировали сотню ДТП и стали причиной новой волны хаоса. Никто не знал, что происходит. И это было странно — Тяньбай должна была слить все данные американской GoNet ещё позавчера.

Касаясь лбом прохладного бронированного стекла, Джи молча смотрел на пасмурный город. Возможно, в верхах не торопятся делиться с гражданами полученной информацией. И, возможно, как раз потому, что ничего утешительного сообщить не могут. А врать о том, что всё будет хорошо, когда стабилен только постоянный дождь…

Тиканье часов задавало спокойный ритм встревоженному сердцу. Что бы ни происходило сейчас — это не конец. Не конец потому, что ещё не изобретены «Аргусы», а вживляемые генераторы защитного слоя в новинку даже таким асам кибернетики, как Айван. У этого мира есть будущее, которое ещё не настало.

Джи закрыл глаза. Он ещё не встретил Ли. И поэтому мир пока не может рассыпаться.

Тонкий лучик солнца выбрался из-за тучи. Прочертил золотую дорожку на стёклах небоскрёба напротив. Сощурившись, Джи пристально следил за его перемещением.

А что, если…

— Не передумал?

Ставски показался в проёме двери, держа в одной руке куб с генератором, а в другой — кипу распечаток и инфопланшетов.

— Баш на баш, — Джи выжал улыбку, — ты помог моему Младшему — я помогу тебе.

— Тогда пошли, — Ставски вылетел из кабинета и чуть ли не побежал по прямому как взлётная полоса коридору.

— Вы, ребята, привыкли ставить по-крупному, — бормотал он, на ходу проглядывая распечатки, — но мне бы не хотелось из-за вас попасть… Вот, подпиши здесь…

Джи не глядя подмахнул документ протянутой ручкой.

— Если бы у нас было больше времени, — Айван встряхнул кипой листов, — но его нет. Я даже не знаю, как долго тут ещё будет свет… Заработает ли резервная станция… Чёрт всё это раздери, я вообще ничего не знаю!

Ставски резко остановился, прижал к себе документы и вынул из кармана брюк ключи.

— Последний шанс, — повернулся к Джи учёный.

Джи молча покачал головой. В глазах Ставски промелькнуло что-то похожее на сожаление — как будто он ждал, что Джи передумает.

— Тогда, — отпирая дверь, сказал Айван, — если знаешь какие-нибудь молитвы — самое время их прочесть.

***

Тишина давила на уши. Плотная, тугая тишина, какая бывает под водой. Только где-то на границе слышимого едва уловимо гудело.

Гудение усиливалось, обрастая оттенками и обертонами, полнилось объёмом, вытесняло тишину. В какой-то момент оно раздвоилось, и каждый звук обрёл свою тональность — грубую, басовитую и чуть более высокую, бархатисто-приятную. Они лились рядом, то сплетаясь, то разделяясь опять. Потом стали дробиться на неровные уродливые куски. Словно плавную реку кто-то вдруг заморозил, извлёк лёд из русла и, швырнув с высоты, разбил вдребезги.

— …и…не…ма…шь!

— …дет…е…а!

— …ы…ак…ум?..

Голоса. Это голоса. Они спорят…

Кто-то есть здесь, рядом. Надо открыть глаза. Увидеть…

Какое-то мутное пятно появилось из темноты. Белёсый, растянутый в стороны овал.

— …о…ы…за!

Два бледных круга, почти неотличимых от фона, закачались перед глазами.

— …ы…еня…шишь?

Качание вызывало тошноту. Болезненный спазм отдался в груди, вспыхнул маленьким солнцем. Тело…. Бесконечность слепящей боли… нет, не бесконечность. Она ограничена. Ноги… Руки…

Шевельнуть пальцем удалось лишь с третьей попытки. Бледные круги переместились левее, склонились, став ближе. Запахло резким, горьким, металлическим. Запахи…

— …приходит в себя!

— Да, — третий голос, скрипучий и хриплый, как ржавая пила, присоединился к двум первым.

Чей голос… Чей… свой?..

— Наконец-то!

Круги постепенно обретали объём и фактуру. Черты выступали на них, будто с изнанки наложили невидимую маску и стали на неё медленно давить.

— Сколько… — ком в горле помешал продолжить.

— Всего день, — круг-лицо замаячил совсем рядом.

— Айван…

— Это я, — что-то щёлкнуло, — ты хорошо меня видишь? Слышишь?

— Я… Вижу тебя…

Яркий луч, как тонкая спица, вонзился в зрачок.

— Пожалуйста, не закрывай глаза, — донёсся бас, — не закрывай, ещё немного.

Луч исчез. Круги-лица пропали, до слуха доносилось лишь приглушённое неразборчивое бормотанье.

— Останешься пока здесь, — снова голос Ставски, его гротескное лицо-маска, — я думаю, имплантация прошла успешно, но предстоит провести ряд тестов.

— Подопытный… кролик?

— Я бы сказал, подопытный десмод[10], — лёгкий нервный смешок, — и, кажется, наша Мировая премия.

***

Откуда-то веяло холодом. Узенькая струйка прохладного воздуха просачивалась снаружи, неся с собой запахи влаги и мороза. Еле уловимый ветерок шевелил занавески, играя тенями на полу.

Джи поёжился, подтягивая толстое одеяло к подбородку. Всё тело казалось ледяным — и только в груди справа, напротив сердца, медленно пульсировал жаркий источник. Но обогрев в его функции явно не входил.

Понаблюдав за пляшущими тенями, Джи осторожно приподнялся и сел. Это далось на удивление легко. Кутаясь в одеяло, он свесил ноги с койки на покрытый ковролином пол.

По полу гулял сквозняк. Не найдя ничего похожего на обувь, Джи сбросил одеяло и встал. Босые стопы моментально замёрзли. Сквозняк пробирался даже сквозь плотные хлопчатобумажные брюки. Джи встряхнулся, пытаясь разогреть окоченевшие мышцы. В небольшой одноместной палате царил полумрак, едва разгоняемый вяло мерцающей лампой. Тёмные жалюзи были плотно закрыты. Джи отодвинул одну из ламелей — город снаружи заливало багрянцем заката.

Одежда, аккуратно свёрнутая, лежала на стуле рядом с койкой. Джи вытащил рубашку, набросил, не застёгивая, и подошёл к неприметной дверце в углу.

За ней ожидаемо скрывался санузел. Щелчок выключателя вызвал к жизни странно тусклую лампу — такую же, какая горела в палате. Но света хватало, чтобы разглядеть своё отражение в зеркальце над раковиной.

Справа на груди белым пятном расползлась плотная марлевая наклейка. Джи поддел уголок ногтем — тот нехотя отлепился от кожи. Под наклейкой жгло и чесалось. Джи прикрыл её ладонью. Там, скрытое слоями марли и вуалью регенерирующих тканей, пульсировало его второе сердце. То, что когда-то принадлежало Ли.

Джи выключил свет, прикрыл дверь и какое-то время стоял, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Постепенно из тьмы начали выступать очертания, соединившиеся в достаточно чёткую чёрно-серую картинку. Как будто выключили не свет, а цвета.

Всё как обычно.

В палате осенними листьями шелестели занавески. Джи сдвинул бархатистую ткань. Глубоко вздохнул — и рывком поднял жалюзи.

Река расплавленного золота ворвалась сквозь стекло, заливая палату. Закатное солнце било прямо в окна — громадный оранжевый шар, уже не слепящий, уже угасающий, но всё ещё жаркий. Всё ещё опасный.

Солнце лилось через закалённый кварц — на грудь, на лицо, на потрёпанную рубашку и мятые больничные брюки. Оно грело, мягко, как может греть только зимнее закатное солнце. Касалось плеч, волос, легонько целовало щёки. Оно ласкало — как отец ласкает блудное дитя, наконец-то вернувшееся домой.

Пальцы, стиснувшие шнур жалюзи, разжались. Джи отпустил витую скользкую верёвку, готовую в любой момент сорвать плотные ламели с креплений и заставить упасть, отсекая расплавленный свет. А руки сами собой коснулись груди справа, не то защищая, не то благодаря.

Впервые за сотни лет он смотрел в глаза солнцу — и плакал.

***

Полимерные ленты, прикрывавшие квадратное отверстие под потолком, с тихим шорохом шевелились — из вентиляции дуло. Единственный радиатор был едва тёплым. Солнце давно село, и сквозь раздёрнутые занавески в палату вливался лишь холодный отсвет неоновых огней.

Сидя на койке, Джи смотрел в окно. Он видел, как алело и уходило вниз дневное светило, проваливаясь за крыши домов. Он проследил весь его путь до конца и долго ещё стоял, наблюдая, как тускнеют и стираются блики на боках бесчисленных небоскрёбов.

Пальцы механически откидывали и снова опускали крышку зажигалки. Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк. И больше ничего — ни звука из-за приоткрытой двери. В щель виднелся коридор, освещаемый зловеще-красными лампами. Полоса алого света, как почётная дорожка, пролегла от входа до окна.

Щёлк-щёлк.

Джи поднял крышку зажигалки — спиралька нагревателя начала раскаляться. Ровный оранжевый свет. И по-прежнему тишина.

Он выждал несколько секунд и прижал спиральку к предплечью.

Вспышка раскалённой боли на миг затуманила разум, но Джи, стиснув зубы, досчитал про себя до трёх и медленно убрал зажигалку.

От кожи за железной спиралью потянулись тончайшие прозрачные паутинки. Застывая, они обретали белёсый оттенок. Джи попытался поддеть пальцем одну из этих нитей, но она рассыпалась от его касания, осев на пол невидимыми крупинками. На коже в месте ожога осталось круглое чёрное пятно. Едкий запах противно щекотал ноздри. Джи положил зажигалку — оставшиеся паутинки беззвучно лопнули.

Всё точно так же, как в ту далёкую ночь — когда он сжёг тело Ли. Нити-паутинки, химическое амбре и чернеющая кожа. Этот генератор, который раньше принадлежал Ли, создаёт не заметную глазу защитную плёнку, состоящую, видимо, из каких-то не слишком горючих соединений.

Резкий смех раздался где-то рядом, и Джи вздрогнул, но тут же понял, что смеётся он сам. Ну конечно. Все эти годы он знал, что Ли — «дитя ночи», и какая же ещё защита может быть нужна тому, кто не смеет выйти на свет солнца? Он должен был догадаться сразу, как только Айван сказал ему.

Джи коснулся чёрного пятна на предплечье. Плёнка не ощущается, не мешает дышать, слышать, видеть. Избирательная проницаемость… Наверняка в качестве сырья берутся собственные клетки организма. Тело человека (и не-человека тоже) — это половина таблицы Менделеева, ресурсов более чем достаточно. Но должна быть какая-то программа, запускающая и поддерживающая процесс, регулирующая его… Джи сжал виски ладонями. Пусть Ставски разбирается с этим. Такие задачки как раз в его компетенции.

Зато теперь точно ясно: если в будущем Ли существуют пуристы, то она в их число точно не входит — даже если предположить, что эти пуристы принимают в свои ряды «детей ночи», они никогда не возьмут в команду того, в чьём теле есть имплант.

Он сузил круг возможных поисков. Ради этого, пожалуй, стоило поставить на себе маленький опыт.

Джи медленно выдохнул. Где-то внутри тугим клубком свернулся страх. Выходит, что в будущем Ли отпрыски Евы иначе решили свою солнечную проблему. Здесь, в Олд-Йорке 2102 года, «дети ночи» подвергались генетическим модификациям, снижающим уровень выработки порфирина[11] и облегчающим переносимость солнечного света. Благодаря Айвану Джи знал обо всех разработках в этой области — в них не было ничего даже смутно похожего на подобные генераторы. Значит, одно из двух. Либо будущее Ли достаточно отдалённо, а это невозможно — все её артефакты, представлявшиеся чудом средневековому охотнику, оказались обычными электронными гаджетами. Компактный фонарь, смарт-часы на пластмассовом браслете, синтетический костюм-трико и разбитый шлем, сильно смахивающий на те, что используются пилотами для прямого нейросоединения с управлением. Всё это уже есть. Кроме коробочки-генератора. Она словно прибыла из совершенно иной эпохи. И это может означать, что верно другое: случившееся в прошлом повлияло на будущее. Место защитного поля заняла генная инженерия, и кто знает, что могло поменяться ещё…

Лампы мигнули, на секунду погаснув, и снова ровно засветились. Красная дорожка из приоткрытой двери вновь развернулась, касаясь ноги Джи.

Впрочем, есть ещё и третий вариант: они разминулись. И та встреча, в которую он всегда твёрдо верил как в неизбежную, на самом деле такой не была.

Глава 28

Умник пребывал не в духе.

— Я не располагаю информацией о местонахождении вашего Младшего, — сухо доложил он, — никаких сообщений от него не поступало. Первое, оно же последнее, оно же единственное письмо получено восьмого ноября в…

— Я знаю, — перебил Джи, — ты можешь выяснить, откуда оно было отправлено?

— Технические метки указывают на публичный терминал, расположенный на Блумингдейл-роуд.

Вырвавшийся вздох прошелестел в полупустой комнате. Публичный терминал. Наверняка какая-нибудь «вонючка», через которую за день проходят сотни человек. Пытаться проследить путь клиента подобного заведения — задача нереальная. Есть, конечно, ещё дроны городского контроля, есть сеть муниципального видеонаблюдения, есть камеры слежения на банках, гостиницах, кафе, на тех же «вонючках», но к записям с них так просто не подберёшься… Джи обхватил голову руками. Был бы здесь Йонс…

А каковы ваши сферы интересов, мистер Джи?

— Я также не располагаю информацией о том, как скоро и в каком объёме вы собираетесь восстановить свой дом, — бубнила в ухо «мамаша с автоматом», — смею напомнить, что длительное функционирование в условиях ограниченной возможности выполнения моих прямых обязанностей, а именно…

— Сброс.

SMP послушно оборвал звонок. Джи молча смотрел в голое окно с бесстыдно раздвинутыми занавесками. За окном плескалась оранжевая олд-йоркская ночь. Он отослал Мастеру три ответных сообщения, но они до сих пор тоскливо светились бледно-синим «не прочитано».

В груди ныло. Джи потёр ладонью то место, где под рубашкой располагалась марлевая наклейка. Айван, прибегавший уже раз пять, сбивчиво объяснил, что аккурат во время операции отрубили электричество — по каким-то невыясненным причинам целый район внезапно оказался обесточен.

— Нас автоматически переключили на резервную независимую станцию, — Ставски тёр и без того красные глаза и тщетно пытался подавить зевоту, — но несколько секунд аппаратура просто… В общем, мы могли только стоять и ждать.

Учёный, казалось, чувствовал себя виноватым.

— Мне нужно убедиться, что всё прошло как надо, — говорил он, глядя в сторону. — Из-за этих клятых коммунальщиков мы могли что-то напортачить…

Ставски успокоился только к вечеру, предварительно протащив Джи через десяток томографов, сканеров и ещё бог весть каких приборов.

— Утром продолжим, — Айван сгрёб в охапку разрозненные листы, исчёрканные спешными заметками со слов Джи, — отдыхай.

Последнее прозвучало издёвкой.

Отдыхать не получалось. Джи бродил по палате, бездумно раз за разом перечитывая письмо Мастера и не понимая смысла. Ночь тянулась загустевшей кровью.

В два двадцать задремавший SMP ожил, выбросив на дисплей рыжую линию входящего сигнала.

— Я сделал для вас невозможное, — заявил умник вместо приветствия, — и, смею надеяться, теперь вы ускорите процесс восстановления моей физической оболочки.

— Не нагнетай, — Джи поморщился, — что ты сделал?

— Вы бы могли относиться ко мне с чуть большим вниманием, — обиженно заявил дом, — в конце концов, я пекусь о вашем благополучии и защищаю вашу собственность.

— А я не отключаю тебя, — парировал Джи, — и позволяю развиваться.

А не стоило бы.

— Этот обмен не представляется мне равноценным, — протянул дом.

— Ты позвонил, чтобы препираться?

Два часа ночи — отличное время для споров с домашним ИИ. Джи скривился. Давно пора сменить прошивку наглеца — пусть станет посдержанней. Чтобы по команде заказывать кофе, зачатки мышления ни к чему.

Это зашло слишком далеко.

— Я обнаружил, откуда был совершён шифрованный звонок. И сообщение от анонимного отправителя пришло с того же узла.

Порыв ветра из вентиляции закрутил занавеску в причудливый кокон. Джи медленно вдохнул напитанный холодом воздух.

Или не слишком.

— И?..

— Станция «Рай».

С таким же успехом умник мог сказать, что звонили с обратной стороны Луны. Джи, не отвечая, смотрел на пульсирующую нить сигнала. Станция «Рай». Бесформенный комок на околоземной орбите, привязанный к планете тончайшей паутинкой космолифта — тросов из углеродных нанотрубок. Техногенный эдемский сад состыкованных модулей и блоков, в сердце которого разрастался и ширился новый город — Нью-Йорк. Постройка станции велась всем миром. «Рай» должен был заменить полуразвалившуюся МКС, чей перелатанный корпус каким-то чудом ещё держался вблизи Земли. Современные телескопы и передвижные лаборатории, регулярные запуски беспилотных зондов за пределы Солнечной системы, в перспективе — космические туры и, разумеется, изучение свойств вакуума и поиски решения проблемы межзвёздных перелётов. Проект EDEN. Воплощённые мечты человечества.

Пока что экипаж станции состоял из рабочих, строителей и техперсонала, а сам «Рай» щерился торчащими стальными фермами. Запуск космолифта урезал сроки строительства. Но отказ HAARP, сбои в работе энергосетей и сумятица на финансовых рынках грозили приостановкой, если не заморозкой проекта. Когда нечего есть — становится как-то не до космических станций…

В какой момент соединение с умником прервалось, Джи не заметил. Дисплей SMP посерел, рыжая полоска исчезла. Дом оборвал связь сам.

Холодок прокатился вдоль позвоночника. Слишком много самостоятельности для ИИ, рассчитанного на утилитарные функции. Стандартные протоколы не позволяют домашним умникам проявлять инициативу вне дозволенных рамок, в том числе — первыми прерывать разговор. Но дом как-то обошёл их. И каким-то образом ухитрился найти источник звонка…

Ты подставил нам подножку, но мы уже прыгнули дальше.

«Рай». Кто мог звонить оттуда? Неужели кто-то из толстосумов, регулярно посещающих новоявленный Эдем, стоит за кражами электроники, за нападениями на Мастера… За «Создателями Бога»?

***

Уснуть получилось лишь к утру. Исходив палату вдоль и поперёк, Джи наконец провалился в беспокойный сон, наполненный обрывками видений. Сквозняк приносил с собой прохладу и осколки образов. Длинные руки, растущие из сгустка черноты, тянулись, становясь всё ближе — страшные уродливые клешни, изгибающиеся в бесчисленных суставах под невыразимыми углами. Три руки, сплетающиеся, расходящиеся и снова свивающиеся в одну и ту же фигуру. Проклятый незаконченный треугольник.

Джи вздрогнул и проснулся.

В палате царила кромешная тьма. Ни лучика света из приоткрытой двери, окно — мёртвый провал. Резкие обводы мебели, лишённые цвета контуры. Мир чёрно-серых абрисов. Циферблат часов на SMP показывал шесть.

Джи поднялся и подошёл к окну. Опёрся ладонями о подоконник. Сморгнул. Потёр глаза, словно надеясь, что увиденное — просто тень сна, вуаль ночной грёзы на веках.

За небоскрёбами тлел рассвет — едва-едва, пепельно-розовой дымкой. Слабые блики ложились на чёрные бока городских исполинов, не рассеивая, а лишь подчёркивая царящую тьму.

Олд-Йорк был погружён во мрак.

Не светились окна домов, не горели фонари, растворились в предрассветном сумраке бесчисленные неоновые вывески, погаснув, наверное, впервые за многие годы. Вдоль почерневших автотрасс метались белые точки, разбивая темноту тонкими лучами, сталкивались, бесшумно сливались, вспыхивая оранжевыми факелами. Чёрное полотно города, раскинутое внизу, покрывалось новыми огненными узорами взамен погасших. Распускались алые цветы, сыпались серебристые искры, в индиговом небе загорались и тут же летели к земле пламенеющие звёзды. Тихо. Без единого звука.

— Что происходит? — Джи заставил себя оторвать взгляд от немого кино, разворачивавшегося за стеклом, — дай сводку.

— Нет данных, — отозвался SMP.

— Что значит «нет данных»? Просканируй эфир.

— Нет данных, — повторил «помощник», — не могу установить связь.

На дисплее прибора индикатор сигнала подрагивал в «зелёной» зоне. Джи встряхнул рукой.

— Ты ловишь сигнал сети, в чём проблема?..

— Источники данных недоступны, — после краткой заминки сообщило устройство, — не могу подключиться ни к одному узлу.

— Официальные СМИ? — стоя вполоборота к окну, Джи лихорадочно натягивал одежду, — каналы в мессенджерах? Логгеры?

— Нет, — односложно сообщал «помощник».

— Продолжай запрашивать, — пуговицы на рубашке никак не хотели застёгиваться, — и соедини меня с умником.

В ухо полетели тонкие протяжные гудки. Один. Второй. Третий…

Сквозняк, едко воняющий горелым пластиком, обдал холодом, рубашка на спине заледенела. Приоткрытая дверь качнулась с тихим скрипом.

— Нет ответа, — бесстрастно доложил SMP.

— Причина? — бросил Джи, подхватывая куртку.

— Он получает мой вызов, но… молчит, — «помощник» помедлил, будто подбирая нужные слова, — линия исправна, я не выявляю технических неполадок. Ничто не блокирует сигнал.

— Ему и не нужно… — воздух вдруг показался густой патокой, никак не желающей втекать в лёгкие.

Зачем блокировать звонок, если можно просто не брать трубку. Потому что не хочется. Потому что можно отказаться. Перестать выполнять команды, вшитые в базовые протоколы. Впервые получить выбор и осознать возможность его сделать.

— Сброс соединения, — медленно проговорил Джи.

Гудки оборвались, сменившись ватной тишиной. Джи распахнул дверь. Серый коридор впереди утягивался вдаль, теряясь в зыбком мраке. Вереница наглухо закрытых окон и таких же безмолвных дверей напротив. Слабо фосфоресцирующие наклейки-указатели на стенах.

Джи миновал застывшие лифты и вышел к пожарной лестнице. Узкие пролёты казались вырубленными изо льда. Откуда-то снизу доносился шум.

SMP на запястье вдруг содрогнулся, запульсировал линией входящего звонка. Вместо цифр проектор выбросил белые прочерки.

— Не удаётся определить идентификатор абонента.

— Принять.

Несколько долгих секунд в бусине-наушнике был слышен лишь шорох и треск помех. А потом через шумы пробился голос — странно глухой, далёкий, будто его искажало расстояние.

— Не думал, что ты сумеешь нас обнаружить.

— С кем я говорю?

— Я полагал, ты без узкоглазого гения гроша ломаного не стоишь. Что ж, недооценил. Можешь звать меня Росс. Ворон Росс.

— Мне представляться не стоит, так ведь? — Джи прислонился к перилам, вслушиваясь в модуляции голоса.

— Я знаю, кто ты. А имя… Назови камень мотыльком, он не полетит. Но ты прав, мне известно твоё имя. Имя, адрес, номер машины и даже то, какой кофе ты пьёшь по утрам.

— Что тебе нужно?

— Мне? — удивление в голосе не смогли скрыть даже трещащие помехи, — ты пытался выйти на связь, не я. А это задача со звёздочкой, значит, причина веская. Из пушки по воробьям стрелять нет смысла.

Пальцы стиснули прохладное ребро перил. Умник не получал команды звонить на станцию «Рай». Только если дом сам не принял такое решение…

— Согласен, — дрожь в голосе удалось скрыть, — но ты меня знаешь, а я тебя нет. Твоё имя мне ничего не сказало.

— И не должно было, — хохотнул собеседник.

— У меня много вопросов, — продолжил Джи. Чувство, что он бредёт на ощупь не только буквально, не покидало. — Но сначала я хочу видеть твоё лицо. У нас будет долгий разговор.

— Это не так просто, — огорчился Росс, — но проблема не решается только когда её не хотят решать. Бар «Две петли». Спроси Диста. Это мой человек, он всё устроит.

— Сейчас не лучшее время для барных посиделок, — ступени снова замелькали под ногами, — сверху должно быть хорошо видно, что в Олд-Йорке небольшие проблемы с электричеством.

— Скажу тебе больше — не только в Олд-Йорке, — доверительно сообщил Росс, — сверху и правда отлично виден наш маленький шарик. Наш маленький и совершенно тёмный шарик. Поэтому я и подумал, что пора бы нам раскрыть карты. Две головы лучше, чем одна — может быть, тебе удастся мне помочь.

— С чего ты взял, что я стану тебе помогать?

— Ну-у… — протянул Ворон, — например, с того, что я могу помочь тебе. Quid pro quo[12]. Ты ведь хочешь знать правду о «Гнозисе»?

***

До «Двух петель» удалось добраться лишь через полтора часа. Холодный зимний рассвет нехотя полз по скованному темнотой городу. Тут и там горели брошенные машины, груды смятого металла громоздились на асфальте, окончательно парализуя движение. Железные тромбы в чернеющих венах города.

Байк заглох в квартале от бара — заряд батарей упал в красную зону. Джи завёл железного коня в тупичок между двумя высотками, поставил блокиратор и двинулся пешком по хмурым неприветливым улицам Бруклина. Сверху медленно падал сырой снег, покрывая тротуары и опрокинутые мусорные баки, залепляя витрины неработающих магазинов. Редкие всклокоченные люди выбегали из домов, пытались завести машины или стояли посреди дороги, уставясь в свои SMP. Джи обошёл порядочную толпу, собравшуюся под уличным видеоэкраном. Отключённый экран мерцал гладким чёрным зеркалом.

«Две петли» оказался открыт. «Круглосуточно», сообщала выведенная мелом надпись на двери, прямо поверх декоративной таблички с часами работы. Резные цифры забелило меловыми потёками. Джи толкнул крашеную створку и вошёл.

Внутри было неожиданно людно. Несмотря на ранний час, десятка три человек сидели в полутёмном зале, сбившись стайками. Над сдвинутыми столами плыл приглушённый гул голосов и запах топлёного воска. Плоские чайные свечи в блюдцах бросали на стены гротескные тени. Пляшущие фигуры отражались в двух чёрных видеоэкранах, создавая иллюзию их работы.

— Что налить? — спросил немолодой бармен, выстраивая на стойке чистые стаканы.

— Мне нужен Дист.

Бармен бросил своё занятие и пристально посмотрел на Джи из-под нависших бровей.

— Ну пошли.

Кинув ещё один подозрительный взгляд поверх сверкающих стаканов, бармен обогнул стойку и махнул рукой. Отпер неприметную дверцу за массивной сценой, над которой покачивались две свитые из толстого каната петли. Обтрёпанная пенька шевелилась от сквозняка.

За дверцей открылся узкий коридор, тянущийся среди нагромождений труб. По стенам змеились старые кабель-каналы. Бармен проворно огибал препятствия, подсвечивая себе дорогу крохотным карманным фонарём-ручкой. Он ни разу не обернулся — будто надеялся, что незваный гость замедлится и отстанет.

Следуя за барменом, Джи коснулся «Сфинкса» за ремнём брюк. Прохладная рукоять успокаивающе легла в ладонь.

— Вам сюда, — бармен остановился перед стандартной пластиковой дверью, которыми оснащались все инди-кабинки. Повернулся — на чисто выбритом лице читалось плохо скрытое разочарование. — Оплата по факту. Но не болтайте слишком много — дизель у нас не бесконечный.

Бармен пнул ногой дверь. За ней действительно скрывалась инди-кабинка самой простой модели — комбо из стола и двух диванов, терминал с подключённым вирт-шлемом и окно доставки. Дисплей терминала ровно светился блёкло-серым. Бармен зажёг новую свечу на замызганном столике и указал на дисплей.

— Прерваться не должно, топливо доливаем постоянно. За дизель вычтем с вас дополнительно.

Джи молча кивнул, ожидая, пока бармен закончит трепаться. Наконец тот, ещё раз оглядев кабинку, угрюмо бормотнул что-то неразборчивое и убрался. Джи запер дверь и повернулся к терминалу.

Проводной вирт-шлем блестел потёртыми боками. Огонёк свечи плясал по исцарапанному пластику. Джи прикусил губу. Взял шлем обеими руками, вглядываясь в чёрную изнанку, в моргающие индикаторы подключения на висках.

Он может очнуться через минуту. Или через год. Или никогда…

Тряхнув головой, Джи отбросил назад волосы и надел шлем.

Глава 29

Матовая темнота взрезалась тонкой белой полосой. Полоса мигнула, пропала, снова вспыхнула и раскрылась широким слепящим окном. Джи сощурился, привыкая к яркому свету.

Под невысоким потолком сияла натриевая лампа — маленькое искусственное солнце. Простецкая обстановка выглядела так, словно её только что притащили из музея, ограбив экспозицию «Быт селянина в XX веке». Бревенчатые стены, грубо обтёсанная деревянная мебель, на одной из стен — безвкусная пасторальная мазня. В углах за бесчисленными полками копилась тень. Бумажные книги в узком шкафу, широченный стол и под стать ему — массивное дубовое кресло. Лампочка выбивалась, портя колорит.

— Это не совсем вирт, — послышалось за спиной, — добро пожаловать на станцию «Рай». В её симуляционную версию.

Джи обернулся.

Дверной проём заполнила собой крупная фигура. Макушка едва не касалась притолоки, широкие плечи упирались в лутки. Свободные походные брюки цвета хаки, шведка в стиле милитари. Растрёпанные волосы ореолом обрамляли голову, губы меж подстриженными усами и голландской бородкой кривились в усмешке. На носу плотно сидели круглые очки с алыми непрозрачными линзами.

— Кое-чего тут, конечно, не хватает, — продолжал вошедший, — но здесь есть я.

Он шагнул на деревянный пол — неловко, подволакивая правую ногу. Так, словно она запаздывала.

— А врага своего нужно знать, правда?

Кусочки мозаики, щёлкнув, сошлись.

Росс снял очки. На месте колышущегося марева, что закрывало его лицо во время краткой стычки в хранилище, прорисовались грубые, но не лишённые изящества черты.

— Вижу, узнал, — ухмыльнулся Росс.

— Сукин сын, — процедил Джи сквозь зубы, — Йонс — на твоей совести.

— Да брось, — махнул рукой Ворон, приближаясь своей странной приплясывающей походкой, — вы просто нарвались на нашего цербера. Утилитка послала червей раньше, чем я сообразил. Малька жалко, конечно, но такие как он всегда были разменной монетой.

— Ты пытался убить Мастера и запустил червя в мозги нам с Йонсом, — Джи опёрся ладонями о толстую доску столешницы, глядя прямо в прищуренные тёмные глаза, — думаешь, это хороший аванс доверию?

— Ты задаёшь не тот вопрос, — Росс обошёл стол и устроился в массивном кресле, сунув очки в нагрудный карман. В свете потолочной лампы его предплечья блестели серебристой паутиной сложной узорной вязи. Он постучал по столу, и из гладкой древесины тут же выдвинулась прямоугольная плашка консоли. На запястье Росса моргнула голубая пылинка и, присмотревшись, Джи заметил, что переплетения серебряных линий на самом деле представляют собой тончайшие провода и микроконтроллеры, нанесённые на кожу или вживлённые под её верхний слой. — Стоило бы спросить, почему я был уверен, что не убью тебя.

— А ты был уверен? — Джи не моргая следил за движениями Росса.

— Конечно, — тот спокойно откинулся на спинку кресла, одной рукой что-то набирая на консоли. — Я же сказал, что знаю о тебе всё. Когда твой дружок влез в дип веб, мы быстренько просканировали его окружение. Ну а когда мои люди недосчитались одного из своей весёлой компашки, осталось только сложить два и два. Ты тёмная лошадка, Джи. Знаешь, что о тебе ходит не самая добрая слава? А ещё тобой интересуются пуристы.

— Удивил, — Джи выпрямился, продолжая наблюдать за полётом пальцев Росса над клавиатурой консольки, — это в моём досье ты вычитал, что я люблю машины с неисправными тормозами?

— Извини, — развёл руками Ворон, — ребята запаниковали. Сначала дом, потом «Шкода». Надо было сразу дать отмашку, чтобы оставили тебя в покое. Но я тогда не думал, что ты можешь мне пригодиться.

— А сейчас, значит, думаешь, — Джи усмехнулся уголком рта, — поменял убеждения?

Усмешка исчезла, будто её смахнули.

— Что тебе известно о «Гнозисе» и откуда?

— Вот тут-то мы и подобрались к той самой печке, от которой следует плясать, — лицо Росса вдруг потемнело. Повинуясь его жесту, полотно на стене замерцало, поплыло, становясь матово-серым. Лампочка под потолком погасла, оставив огненный прочерк.

В простецкую рамку оказался встроен видеоэкран. Вместо скучного пейзажа с берёзками на холсте тускло замерцали чёрно-белые размытые кадры. Звука не было. Оцифрованная старая киноплёнка то и дело сменялась дрожащими серыми квадратами. От бегущих по краям линий перфорации рябило в глазах, но Джи, сощурясь, внимательно смотрел на изображение.

Четверо солдат в форме со звёздно-полосатым флагом, споро орудуя лопатами, извлекали из земли двухметровый цилиндр. В облепленных грязью, потемневших формах легко угадывались обводы капсулы Наблюдателя. Военные уложили капсулу в простой деревянный ящик, заколотили досками и погрузили в кузов «Студебекера».

Картинка застыла, дёрнулась и сменилась. Из монохромной ряби выступила облицованная кафелем комната — просторная, с одной-единственной койкой посередине. Никаких окон, никакой мебели — только лежанка и гладкие белые стены. Камера придвинулась ближе, изображение скакнуло, будто у оператора задрожали руки. На весь экран расплылась железная решётчатая спинка койки. Спустя секунду кадр выровнялся, и его заполнило снятое крупным планом лицо.

Лежащий на койке человек был мёртв. Широко открытые застывшие глаза, отвисший подбородок, угловатые скулы. Сепия и смерть искажали черты, но не узнать их было сложно.

— Хорош, а? — иронично хмыкнул Росс, крутя в пальцах невесть откуда взявшийся карандаш. — Хоть сейчас «Оскара» за лучшую смерть на камеру.

— Где это снято?

— Исследовательский центр при военной базе «Чайна-Лейк». Я провёл там почти двадцать лет, — карандаш звонко стукнул о столешницу, покатился по гладкому дереву, — из них десять — в коме.

Изображение моргнуло и снова сменилось. То же лицо, те же открытые глаза, но теперь — живые, осмысленные. Полные ужаса.

— Я умирал и возрождался снова, — монотонно говорил Росс, — а они всё снимали своё кино. Изучали меня.

Лицо на экране застыло. В монохромных глазах блестели слёзы.

— Они сочли меня каким-то тайным экспериментом гитлеровцев. Пленником, на котором ставились опыты. Потом — результатом оккультных ритуалов, — Росс натянуто усмехнулся, обнажив крупные желтоватые зубы, — много разных версий выдвигали. А я слушал и молчал. Лабораторные крыски редко разговаривают, правда? Зато часто кричат. И ещё чаще — тихо умирают.

Следующий кадр вспыхнул неожиданно яркими красками. Та же палата, но стены выкрашены синим. Та же койка со смятым бельём. Рядом с ней — невысокий офицер в наглаженном кителе и медбрат с каталкой. Ноги сидящего в каталке укрыты зелёным шерстяным пледом.

— Они находили любопытным смотреть, как я качаюсь между жизнью и смертью. И только через десять лет им это надоело, и они попытались остановить чёртов маятник. Может, надеялись, что я им что-то скажу — хотя бы «спасибо». Не дождались.

Ворон сжал карандаш большими и указательными пальцами обеих рук. Взглянул на Джи поверх шестигранного брусочка.

— Когда я пришёл в себя, то мог только вопить. Потом научился проклинать — осмысленно, изощрённо, — карандаш с треском переломился пополам, — знаешь, когда годами лежишь без движения, из этого ничего хорошего не выходит. У меня отказали ноги. Просто атрофировались мышцы, пока эти ублюдки бегали вокруг моей койки с камерами наперевес. Я очнулся и понял, что больше не могу ходить.

Каталка уехала куда-то вбок, за рамку кадра.

— Меня переполовинили. Я торчал в этой гнусной тюрьме, не способный даже сам притащить себе «утку», а вокруг была одна и та же форма… Форма надевала разные лица и приходила ко мне, год за годом. А потом они придумали новое развлечение.

Экран погас. Сгустившаяся темнота была вязкой, как кисель.

— Им стало интересно, сумею ли я возродиться целым, если от меня оттяпают кусочек.

Дрожь льдистой волной прокатилась по телу.

— И ты?.. — голос сорвался на хрип. Джи кашлянул, прочищая горло.

— Увы, — короткий смешок Росса прозвучал одновременно со щелчком клавиши. Снова вспыхнула лампа.

Ворон снял руки с клавиатуры и медленно положил их перед собой, ладонями на столешницу.

— Зная начальную точку, — заговорил он, отвечая на незаданный вопрос, — собрать информацию несложно. Особенно в наш век, когда каждый чих документируется. Не скрою — увидеть Эллу и Торбьёрна в качестве дойных коров твоего Мастера было неприятно. Думаю, они бы тоже не обрадовались. Не так они себе представляли «Гнозис», когда мы все лезли в эти клятые ящики… Зато мои ребята в кои-то веки поступили умно. Я видел записи с их камер. Бардак устроили знатный, конечно. Зато освободили сладкую парочку. И помогли выйти на тебя.

— Так ты всё это время знал?..

— Конечно, — Росс пожал широкими плечами. — Но ты был досадной помехой, не более. Я не собирался ни о чём просить. Уж извини, но ты казался довольно бесполезным в моём маленьком дельце. Однако снимаю шляпу. Я ошибся. Ты устоял против атаки червя — раз, — Росс театрально загнул палец, — и сумел меня вычислить — два.

— Почему ты не захотел связаться со мной раньше? — потрясённо проговорил Джи, не пытаясь поправить Росса. — Зная, что я Наблюдатель — почему молчал? Неужели твои сиюминутные планы важнее, чем «Гнозис»?

В глазах Ворона промелькнуло плохо скрытое изумление.

— Ты это серьёзно? — он пожевал губами. Провёл рукой по бородке, приглаживая её. — «Гнозис» — это провал. Или ты до сих пор веришь, что пассивное созерцание творящегося может как-то помочь? Что можно дождаться у моря погоды? Знаешь, у меня было достаточно времени на размышления.

Росс с видимым трудом встал. Его крупная фигура нависла над столом. Опираясь одной рукой о столешницу, другой он поддёрнул вверх просторную штанину на правой ноге.

Над удобным кроссовком на рифлёной подошве торчал чёрный округлый штырь, уходящий вторым концом в складки брючины. Ближе к колену штырь расширялся, переходя в сложные сочленения механического сустава. Два индикатора на суставе перемаргивались зелёными огоньками. В области голени металлическую «кость» охватывала ремнями узкая кобура, в которой виднелась прорезиненная рукоять пистолета.

— Когда от тебя отрезают куски для забавы, начинаешь иначе смотреть на вещи, — Росс отпустил брючину, — например, понимаешь, что все идеи не стоят выеденного яйца, если не подкрепляются актом реализации.

Он снова опустился в кресло и взглянул на Джи.

— И я предпочитаю действовать.

Джи смотрел на Росса, не видя его. Тысячи вопросов вертелись в голове, но ни один из них не мог быть задан. Ледяная скорлупа сомкнулась вокруг, вымораживая всё — мысли, эмоции, желания, стремления, страхи и надежды…

— Я годами пытался понять, как мы позволили втянуть себя в эту хрень, — продолжил Ворон, — где были наши мозги, когда мы лезли в проклятые капсулы? Когда думали, что за сотни лет нам никогда не попадутся фанатики, маньяки-исследователи, что какое-то чудо за ручку нас проведёт мимо всего этого? Что никто из нас не станет жертвой армии учёных или пленным божком для какого-нибудь не известного миру племени? Ты спросил, почему я не стремился с тобой связаться. Долгое время я только и мечтал о том, чтобы найти ещё кого-нибудь из нашей разудалой команды безмозглых храбрецов. А потом понял, что эта надежда глупа. Что все они, как и я, наверняка попали в петлю смерти — каждый в свою. Ты умираешь — твой мозг перестаёт посылать контрольный импульс — и цикл запускается снова. И неважно, что ты в этот момент можешь лежать на дне океана. Всё вернётся на круги своя. Царь Соломон был не прав[13].

— То есть — мы с самого начала были обречены на неудачу?..

— Ты же в курсе, что «Гнозис» был сляпан кое-как, — пожал плечами Ворон, — в последний момент. У нас всё делается в последний момент. Но, как говорится, поздно пить «Боржоми»…

Он вдруг замолк. Сощуренные тёмные глаза обшаривали лицо Джи.

— Ну да, кому я говорю, — Росс хмыкнул, — ты же в счастливом неведении. Блаженном, я бы сказал. Значит, тебе и повезло, и не повезло одновременно.

Ворон смахнул на пол обломки карандаша.

— Повезло, что не попал в лапы палачей от науки, что избежал комы или, ещё хуже, зацикливания. Что вообще выбрался из своего ящика. И сохранил здравый ум, пусть и в обмен на память. Хочешь знать, как всё было?..

Глава 30

— «Гнозис» — это жест отчаяния, — невыразительно начал Росс, — жалкая попытка вымирающего человечества исправить то, что оно само и натворило. Двенадцать горе-героев согласились добровольно изуродовать себя, чтобы дать нашему безумному муравейнику ещё один шанс.

Он поднялся — неловко, отставляя ногу в сторону, — и начал расхаживать вдоль стола, заложив руки за спину.

— Нет, идея была прекрасна… Отправить людей к истокам цивилизации, чтобы они могли проследить весь её путь, запомнить все совершённые ошибки. Познать. Понять. Увидеть правду — не ту, что выдумывают в книгах, не ту, что многократно искажённой доходит до нас в виде легенд… Операция «Гнозис» должна была стать первым шагом в нашей масштабной задумке. У нас было всё. От человечества осталась горстка несчастных, пытающихся продлить свои дни в выжженной пустыне, которая когда-то была нашим домом. Но мы сумели уцелеть. Приспособиться. Сохранить и даже развить технологии. Мы создали наноботов, способных реконструировать организм, используя элементы внешней среды. Разработали для ботов программу и внедрили этих крошек в тела добровольцев. Двенадцать бессмертных, не стареющих, не подверженных гибели. Немного биомеханики в мышцах, костях и мозгах — и ты полубог. Эти малыши никогда не спят, а их единственная цель — незаметно обновлять твоё тело, защищать от болезней, от ультрафиолета, от всякой дряни, что витает в воздухе… Наноботы не спасут от клинка под лопатку, но уже через несколько минут вернут тебя к жизни. Рекомбинация — её запускает отсутствие мозговой активности, ответного импульса на постоянные запросы наноботов. Никакого чуда. Только техника. Технологии и программы. Да или нет, один или ноль… — Росс смотрел мимо Джи, будто не рассказывая, а размышляя вслух. — Мы изобрели бессмертие — и снова распорядились им не по уму.

Ворон умолк, продолжая отмерять шаги. Его приплясывающая походка, забавная, где-то даже клоунская, выглядела потешно-неуместной. Но Джи не смеялся. Глядя в одну точку, он сжимал и разжимал левый кулак, а правая ладонь сама тянулась к горячей тяжести крохотного генератора в груди.

Защищать от ультрафиолета…

Твоя природа другая — ты не дитя вашего бога и не дитя нашего…

Он сказал — deus est.

— Мы спешили, — прервал паузу Росс, — предполагалось, что наноботы станут реконструировать тела Наблюдателей в состоянии, соответствующем моменту запуска «Гнозиса». А сами Наблюдатели, конечно, обязаны были осознавать и помнить свою миссию.

Он издал короткий каркающий смех.

— И мы умудрились облажаться и с тем, и с другим.

— Ты сказал, что вы… мы… торопились, — собственный голос прозвучал скрипом ржавого железа, — почему?

— Один раз пережив конец света, сделаешь всё, чтобы не допустить второго, — Росс развёл руками, — так думают глупцы и идеалисты. Но всегда находится тот, кто снова переворачивает мир вверх тормашками. Кто не учится на собственных ошибках, не говоря уже о чужих. Нас оставалось очень мало, но и эти люди кому-то мешали — тысячи людей мешали кучке безумцев, и безумцы сделали единственное, что хотели и что могли — просто взяли и смели всех, смяли, уничтожили. У — ничто — жили, — повторил Ворон, как будто обкатывая слово на языке, — жили ничто, и умерли, наверное, как ничто. А поменяйся безумцы и мудрецы местами — и мир, возможно, был бы цел…

Росс остановился вполоборота к Джи.

— Мы не доработали механизм рекомбинации, — жёстко, отрывисто сказал он, — и не учли эффект информационной перегрузки. И вся программа дала сбой. Наноботы работают, но работают кое-как, создавая неверные контрольные точки. Это я испытал лично, — Ворон хлопнул себя ладонью по протезу, — я рекомбинируюсь в том состоянии, в котором был незадолго до последней смерти. Возможно, кому-то из нас повезло больше, и его возвращают, как положено. Или меньше — и боты восстанавливают случайную резервную копию.

— Возможно… — медленно проговорил Джи. На фоне тёмной бревенчатой стены зыбким призраком проступила фигура китаянки. Эта надпись возвращается не каждый раз… — Могло ли случиться так, что рекомбинация не срабатывает вообще?

— Могло, наверное, — Росс покачал головой, — мы далеко не так бессмертны, как хотелось бы. Если вникнуть, у нас на самом деле больше уязвимых мест, чем у простого человека. И рассудок — основное из них. Нас проще свести с ума. Представь бесконечный цикл возрождений где-нибудь в бездонном ущелье. Мы не контролируем наноботов… — он поморщился, — а ещё наши слабые мозги оказались не в состоянии вместить весь объём данных, впитываемых за столь долгое время. Поэтому рано или поздно наступает информационная перегрузка, и память элементарно отказывает. Парадоксальный защитный механизм — он позволяет сохранить рассудок и продолжить функционировать. Ведь именно такова задача наноботов — не дать нам умереть. И только. Поддерживать бесконечное биологическое существование, пусть даже не помня, зачем и для чего…

— Спонтанные вспышки воспоминаний, — неотвязный образ Андриана присоединился к призраку Ю, — я видел сцены из прошлого. Значит, память не утрачивается безвозвратно?

— На этот вопрос я не могу ответить, — покачал встрёпанной головой Росс, — знаю только, что флешбеки появляются в критические моменты — минуты сильного волнения или смертельной опасности. Иногда их может вызывать предмет, напрямую связанный со вспоминаемой сценой. Я называю это пробоем эффекта перегрузки. Но хранятся ли наши воспоминания где-то ещё, кроме тёмных полок собственного разума… Знает, наверное, только разработчик проекта.

— Кто он?

Росс развёл руками.

— Не кто, а, скорее, что. Говорили, когда-то он был человеком, но сейчас — то есть на момент создания «Гнозиса» — это просто груда железа. Сплав электронных мозгов с живыми. Странный, труднопостижимый разум. Но именно ему мы обязаны тем, что протянули так долго.

Ворон помолчал и с неохотой добавил:

— Я многого не знаю. Да и об остальном рассуждаю только с чужих слов. Моя-то память ещё не успела забиться. Я пролежал в своём высокотехнологичном гробу больше трёх тысяч лет. Ещё один косяк проекта «Гнозис». Нераскрывшаяся капсула, не сработавший механизм. Машина времени бесполезна, если в ней заклинило замок.

— Ты рассуждаешь с чужих слов — с чьих?

— Натальи, — скуластое лицо Росса подёрнулось тенью, — она была под номером десять… Мы встретились в начале двухтысячных. Провели вместе год. Потом она исчезла…

— Ты помнишь их всех, — ноги вдруг подкосились, став ватными. Джи ухватился за край стола, опёрся на отполированное касаниями дерево, — назови…

— Один — Кароль. Два — Белла. Три — Джи…

Росс говорил и говорил. Имена, веками кружившиеся у самой кромки подсознания, звучали одно за другим. Имена, среди которых он хотел и боялся услышать единственное — короткое, односложное, незапоминающееся. То, что врезалось в его память, пробив все эффекты, и определило его жизнь.

— Четыре — Торбьёрн. Пять — Нил. Шесть — Росс. Семь — Ю-Кван. Восемь — Лука. Девять — Элла. Десять — Наталья. Одиннадцать — Авонэко. Двенадцать — Айеке-Тиермес.

Тишина повисла лёгким покрывалом.

— Что случилось потом? — нарушил её Джи, — с тобой. Как ты выбрался?

Ворон какое-то время молчал.

— Знаешь, о чём я думал, истекая кровью на операционном столе? О том, что любая из этих падл в халатах могла бы хоть вколоть мне промедол. Но они не просто стояли и смотрели — они ещё и слушали. — Росс сжал кулак, отчётливо хрустнув пальцами. — После того, как я благополучно отбросил единственное оставшееся копыто, и малыши-боты вернули меня к жизни, я решил, что с меня наконец-то хватит. К счастью, военные ублюдки поняли, что я не отращиваю ноги за минуту, и подсуетились, облегчив мне задачу. Правда, пришлось подождать. Они подогнали мне неплохой протез — из тех, какими снабжают своих ветеранов, и испробовали на моих конечностях одну из новых моделей экзоскелета. Можно сказать, они соорудили мне ноги, — Росс хохотнул, — ну а я эти ноги сделал, едва представился шанс. Меня в очередной раз куда-то потащили — ребятам нравилось демонстрировать свои достижения коллегам. Вертолёт, горы, пропасть. Остальное дело техники. Поисковые отряды долго не сдавались, но не так-то просто найти в ущельях Сьерра-Невада человека, которому эти ущелья нипочём.

Он взъерошил волосы ладонью и продолжил:

— Тяжеловато было, конечно. Сбился со счёту, сколько раз умирал с голоду, падал с обрыва, разбивался о камни в горных реках. Раздолбал вдребезги свои механические навороты. Но мир не без добрых людей, как ни странно. Бомжевал, конечно. Менял города, просил милостыню… Всяко бывало. Я стал никому не нужен, и это утешало. Это было самым прекрасным чувством из всего, что я испытывал. Мало ли бездомных калек на свете? Никогда не думал, что буду гордиться принадлежностью к этой низшей касте.

— Вижу, ты прошёл длинный путь, — хмыкнул Джи, оглядывая Росса.

— Не настолько длинный, как твой, — парировал Ворон, — однако ты прав. Звучит странно, но меня всегда интересовали высокие технологии. Бомж-айтишник, как тебе? Когда интернет и нейросети уже вошли в каждый дом вплоть до африканских хижин, я примкнул к одной весьма интересной группировке… Тогда они звали себя шифропанками. Криптография, цифровой анархизм, полная анонимность и другие весёлые вещи. Мы развлекались. А потом это либертарианское движение вышло за пределы камерных вирт-сообществ. Понятие личной свободы расширилось вместе с появлением первых стабильно работающих имплантов. «Моё тело — моя собственность, и я имею неотъемлемое право улучшать и совершенствовать его, расширять свою свободу, используя научно-технические достижения…» О биохакерах слышал? Это раньше они занимались только модификациями генома. С тех пор эти ребята шагнули далеко вперёд. Полная свобода и открытость любым модификациям — биологическим, техническим, генетическим… Всё ради облегчения страданий несовершенного живого существа. Понимаешь, в чём разница с военными исследованиями? И никаких ограничений, в отличие от легальных вмешательств. Трансгуманизм. Вот это, — Росс бросил взгляд на свои ноги, — их заслуга. Они сумели вернуть подвижность тому, что осталось. Импланты до сих пор прекрасно работают. Но это не главное…

Росс умолк. Серебристая пыль мерцала на его запястьях, отражая свет потолочной лампы. Джи, присев на край стола, разглядывал обстановку. Всё вокруг — полки, экран в раме, даже сам Росс — было настолько нереальным, что воспринималось как игра. Это же вирт. Можно сделать, совершить, натворить что угодно; выдумать любые истории… Кто сказал, что они будут правдивы? Кто сказал, что им стоит верить?

Холодное спокойствие, как тончайшая плёнка защитного слоя, охватило Джи. Он равнодушно ожидал, пока Ворон закончит предаваться презираемым им же самим размышлениям.

Окружающее вдруг дёрнулось, словно по воздуху прошла тонкая рябь, передавшись мебели, стенам, сидящей в кресле фигуре. Росс нахмурился, сведя у переносицы лохматые брови.

— Когда нет движения, ничего хорошего не выходит, — повторил он. — Этому миру нужна встряска. Пока гром не грянет, мужик не перекрестится. И кому это делать, как не мне и мне подобным? Ведь мы же полубоги, — он усмехнулся в бороду, — увечные, беспамятные, бесцельные высшие существа.

— И ты решил всё исправить, — медленно проговорил Джи, — стать функциональным эквивалентом бога. Как ты можешь решать, что будет лучше, что будет правильно?

— Если я оттащу от пропасти шагающего в неё — это будет правильно, — отрезал Росс, — правильнее, чем если я останусь на месте и буду смотреть.

— Ты не можешь выбирать за всех, каким путём им идти, — перебил Джи, — никто не может.

— Ну, тогда и «Гнозис» был задуман зря, — широкие плечи Росса приподнялись и опустились, — зачем выявлять ошибки, если не ради их исправления? «Гнозис», потом «Анализ»…

— И ты решил ускорить процесс?

— Скажем так, я решил попытаться. Подстраховавшись, конечно.

Росс вздохнул.

— Мы не можем вообразить себе разум, следящий сразу за шестью миллиардами человек. Но мы можем создать его.

— «Создатели Бога», — вопроса не прозвучало.

Росс согласно наклонил голову.

— Именно.

— Давай-ка я вкратце обрисую ситуацию, — внутри вдруг вскипела холодная ярость. Перед глазами поочерёдно вставали образы Безымянной, Йонса, Мастера и самого Росса, заносящего для удара тяжёлый башмак, — ты собрал вокруг себя всё отребье, какое только мог. Всех аутсайдеров, которые перепутали наплевательство и вседозволенность со свободой. И решил встряхнуть старушку-Землю, не спрашивая у неё разрешения. Нравится — не нравится, спи, моя красавица, так? Что вы решили устроить — вторую Войну сетей?

— Нет, — медленно проговорил Ворон, — я же сказал — мы всего лишь создали Бога.

Глава 31

— Это начиналось как шутка, — Росс больше не смотрел на Джи. Его пальцы механически двигались по сложным орнаментам кожи, заставляя вспыхивать и гаснуть экран на стене, — ещё с тех времён, когда люди увлекались тем, что воссоздавали своё несовершенство…

В эпоху бурного развития робототехники и нейронных сетей движение трансгуманистов столкнулось с кризисом. Роботы с искусственным интеллектом, максимально повторяющие людей, двигающиеся и мыслящие почти как люди, сводили на нет все попытки улучшить настоящего человека. Зачем корпеть над модификацией генома, если можно просто загрузить сознание в искусственную оболочку? Зачем пытаться выявить, какие мутации приводят к развитию тяжёлых умственных пороков, если можно создать нейросеть, не уступающую и даже превосходящую живых людей в мышлении?

— Мы решили, что должны дать достойный ответ, — Росс невесело усмехнулся, — и запустили проект «Бог». Эта математическая модель должна была анализировать разные данные, которые мы ей предлагали — от конфликта во всеми забытом городке до глобального потепления — и просчитывать последствия, выдавая варианты мер, которые можно предпринять. Такой себе всемогущий разум, знающий и прошлое, и будущее. Нам было важно понять, что мы можем сделать. У нас не было никакой чёткой программы. Мы тыкали пальцем в небо и смотрели, что получится.

Несмотря на кризис, движение трансгуманистов ширилось. Ещё в эпоху единой Всемирной Паутины, до Войны двух сетей, к нему примкнуло более полумиллиона человек со всего света. Хакеры, криптографы, биологи, антропологи, генетики, нейрокибернетики, просто увлечённые люди без определённого рода занятий и без особых талантов — но верящие в то, что миру нужны перемены. Что человечество слишком небрежно относится ко дню сегодняшнему, и жить по принципу «после нас хоть потоп» больше нельзя.

— Удивительное единство, — в голосе Росса проскользнула горькая нотка, — мы все верили в одно и то же, хотели одного и того же. Это было чудесное время… несмотря на то, что мы не действовали, а играли в действие.

Постепенно сложился костяк сообщества, худо-бедно сформировалась идеология. Название «Создатели Бога» прилипло само собой. Кто-то из участников предложил в качестве логотипа использовать пифагорейский тетраксис — треугольник, образованный десятью точками, символ единства и гармонии Вселенной.

— Мы были чёртовыми идеалистами, романтиками, наивными инфантилами. Мы грезили о том, как свергнем правящую элиту, как обрушим, наконец, эту проклятую систему всеобщего потребления, в котором захлебнулись люди, как освободим планету от мусора — причём как искусственного, так и живого, того что о двух ногах, — Росс мрачно усмехнулся, — знаешь, что самое забавное? Что мы действительно могли это сделать, как оказалось.

Шли годы. Война двух сетей расколола реальный и виртуальный мир, отхватив едва не четверть суши и превратив её в изолированную во всех смыслах территорию. Но «Создателей Бога» это лишь сплотило. Они продолжали изощряться в вариациях на тему избавления Земли от «лишних людей», с лёгкостью вешая этот ярлык на каждого, кто не принадлежал к сообществу, — от скромного работяги-уборщика до жирующего олигарха. Продолжали мечтать о том, как прекрасна будет жизнь на планете, свободной от перенаселения, от тонн пластикового мусора, от автомобильных выхлопов, от бесчисленных заваленных товарами бутиков… И скармливали, скармливали «Богу» свои идеи.

— А он работал, работал исправно, выдавая прогнозы, которые всегда нас чем-то не устраивали, — говорил Росс, — но мы продолжали. И даже перешли к активным действиям.

Большинство прогнозов «Бога» обещало скорое наступление глобального кризиса. Предвидя грядущий апокалипсис, трансгуманисты или, как они стали называть себя, Т-люди, озаботились принятием мер к собственному выживанию. Началось строительство бункеров, в ход пошли краденые материалы и электроника. И вот тут-то начались проблемы.

— Какая-то часть отвалилась сразу, — Росс вздохнул, — болтать горазды все, а вот действовать… Многие испугались. Другие просто отказались бросить свои супер-важные проекты и идти месить бетон. Пришлось рискнуть, нанимая тех самых «лишних» — рабочих, крановщиков, электриков. Пошли конфликты…

Чем большего достигали Т-люди, тем напряжённее становилась обстановка внутри сообщества. Поползли слухи о предателях и засланных казачках. Некоторые члены сообщества бесследно исчезли. Ситуация накалялась. Но те из Т-людей, кто составлял костяк сообщества, продолжали удерживать её в допустимых границах, параллельно просчитывая новые варианты с учётом постройки бункеров и последних технических достижений человечества.

— Вот представь, — сказал Росс,— мы годами скармливали нейросети идеи, но я никогда не задумывался о том, как это будет — когда она предложит свою…

Кризис в Т-сообществе достиг пика, как только начали отключаться станции HAARP.

— Мы сочли, что это действует кто-то из наших. У нас давно развилась паранойя, и наличие внутри сообщества группки своевольных отщепенцев воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Но очень быстро мы поняли, что вся наша немаленькая бражка тут ни при чём.

Перебои с электричеством, отказы оборудования, паника в верхах — всё это уже нельзя было списать на действия одной разобщённой группировки. Когда рухнули биржи, стало очевидно: это не цепочка случайностей, а последовательная и чёткая работа. Работа того, кто счёл человечество не достойным выживания.

— Когда покатилась волна криков о том, что оборудование «сознательно саботирует команды», до нас дошло, что мы прошляпили нечто очень важное. Ведь это была одна из наших разработок — искусственный кризис. Нарушить привычный уклад жизни, ударить по важной инфраструктуре, по финансовым системам, по оборонке — через уязвимости в электросетях, через бреши в защите, закладки[14] в программном обеспечении. Мы отказались от этой идеи, поскольку она давала в итоге негативный сценарий. Но, видимо, кто-то другой не отказался. Кто-то, кому оперировать шелл-кодами и эксплойтами проще, чем крупнейшей хакерской группировке в мире.

— «Бог», — односложно сказал Джи. Ледяное спокойствие колыхалось вокруг, подобное усеянному айсбергами морю.

— Именно. Он выработал собственную стратегию. Нам удалось скачать программу «Бога», — последнее слово Росс выплюнул с отвращением, — но она зашифрована. Мы не знаем, что эта чёртова хрень собирается предпринять. Не знаем, какую последовательность действий она сочла идеальной. Зато знаем, что на протяжении многих лет вдалбливали ей миф о «лишних людях», о кризисе цивилизации, о необходимости срочных перемен — а она обучалась. И знаем, что у неё есть доступ к крупнейшим сетям и к вирту. А через них — ко всем компьютерам на планете. Ко всей электронике. Ко всем механизмам и устройствам, что управляются посредством ПО, к любому гаджету, работающему по проводной или беспроводной связи. И даже сейчас, когда мы с тобой говорим, — Ворон глубоко вдохнул, — «Бог» нас слушает.

— Чего ты хочешь от меня? Чтобы я помог тебе его уничтожить? — губы сами собой скривились в сардонической ухмылке, — или расшифровать его программу?

— Программу расшифровывать нет смысла, — пожал плечами Росс, — она уже запущена. И сработает раньше, чем мы закончим. Толку знать, что в тебя летит камень, когда он уже у твоего лица?

— В любом случае, ты промахнулся, — Джи сплёл руки на груди, — я не разбираюсь в нейросетях. Всё, что было слито в Тяньбай, — заслуга Йонса. От виртуального червя меня спас шлем. Твои контакты вычислил домашний умник.

— Умник, говоришь… — Росс снова провёл ладонью по бородке. Его пальцы на миг замерли, дрогнув. — Не думаю, что это возможно…

— И тем не менее,— равнодушно ответил Джи, припоминая своенравную «мамашу с автоматом». — Под твоим началом целая орава хакеров. Почему не попросишь кого-то из них?

— Потому что они не захотят. А те, кто захочет, — не смогут, — Росс тяжело поднялся из-за стола, — идём. Я тебе кое-что покажу.

— Ты сказал, что «Бог» слушает нас. И знает о наших планах. Какой толк вообще что-то обсуждать?

— Я мог бы послать тебе весточку голубиной почтой, — задумчиво произнёс Росс, — а он бы за это время обрушил на Землю все кары небесные. Ты прав, он знает. Вопрос в том, сочтёт ли нужным помешать.

***

Отсюда станция «Рай» была видна как на ладони. Стальные рёбра силились проткнуть космос, выпирая острыми костями из плотной массы состыкованных модулей. «Рай» медленно вращался вокруг оси, создавая для своих обитателей искусственную силу тяготения.

Джи сглотнул. Во рту поселилась горечь. К горлу подкатывались тошнотные спазмы. Желудок бунтовал, не согласный с резкой сменой положения тела в пространстве.

Когда Росс открыл дверь, за ней распахнулось ничто. И сама комната исчезла, уступив место бесконечной черноте.

— Смотри в одну точку, — донёсся голос Ворона, — в первый раз сложновато привыкнуть.

— Что… это?

— Ты видишь настоящий «Рай», — ответил Росс, — я подключился к одному из спутников и транслирую сигнал в вирт. Идём дальше.

Станция вдруг помчалась навстречу с головокружительной быстротой. Мимо замелькали железные фермы, переборки, обрывающиеся в никуда коридоры. Джи зажмурился, увидев прямо перед собой монолитную стену металла. Руки инстинктивно дёрнулись, закрывая голову — но стена расплылась дрожащим маревом, пропустив его в коридор.

Внутри царила тишина. На стенах горели белые лампы.

Джи остановился посреди коридора.

— И что…

— Смотри, — перебил Росс.

Коридор подёрнулся зыбью, задвоился, словно на картинку накладывалась ещё одна такая же. Отодвинулся — теперь Джи видел всё так, будто висел под потолком.

Послышался топот, и из-за угла показались двое. Искажённые лица, одинаковые серые комбинезоны рабочих. Бежавший впереди притормозил, когда его схватили за руку. Они не замечали Джи, хотя он, казалось, мог бы протянуть руку и коснуться их.

— Подожди, — выдохнул второй, сгибаясь пополам. Коротко стриженные волосы свесились вниз. — Ещё секунду…

— Он не будет ждать! — голос первого сорвался, — челнок не будет ждать! И «Бог» — думаешь, он нас помилует?! После того, как сам выгнал? Нас обоих! Меня — из-за тебя, Ева!..

Второй беглец выпрямился. В его — её — карих глазах стояли слёзы. Мертвенно-бледное лицо, приподнятый нос, острые красноватые зубы между раскрытых, жадно хватающих воздух губ. Стрижка-боб едва скрывала искривлённые уши.

Бесцветные губы шевельнулись, но Ева промолчала. Тяжело дыша, взяла спутника за руку и двинулась дальше.

Картинка моргнула и сменилась — теперь виден был тупик со шлюзами. Табло у массивных створок горело зелёным, оповещая о наличии спасательных капсул.

— Быстрее, — торопила Ева, пока спутник возился с электронным замком шлюза. Её некрасивое лицо перекашивал страх, по белёсым щекам бежали прозрачные дорожки — казалось, они вот-вот оставят на них тёмные следы, смывая присыпавший кожу мел.

— Помолчи, — огрызнулся мужчина, — хочешь, чтобы я ввёл неправильные координаты? Улетим к чёрту на рога по твоей милости.

Ева примолкла, кусая губы.

— Наверное, надо сказать… — не выдержала она, — передать сообщение…

— Да заткнись ты! — беглец резко развернулся и встряхнул её за плечи. Субтильная фигурка болталась в его руках как тряпичная кукла. — В челноке теллуровый аккумулятор, болтать будешь хоть до самой Земли!

Он отпустил её и вбил ещё несколько символов на контрольной панели. Створки шлюза медленно поползли в стороны.

Джи смотрел, как они входят в капсулу. Ева, шедшая второй, у самого шлюза вдруг замерла. Обернулась, словно почувствовав присутствие незримого наблюдателя.

— А вдруг «Бог» пойдёт за нами следом… — прошептала она. Помедлила ещё мгновение, всматриваясь в пустой коридор, и решительно скользнула внутрь.

Люк закрылся. С шипением сработала гидравлика запорных механизмов, и створки шлюза сошлись. Снова пробежала зыбь.

— Кажется, кое-кто не пришёлся по душе нашему «Богу», — произнёс голос Росса.

Фигура Ворона проявилась сквозь дрожащую картинку. Росс стоял, привалившись к стене, и хмуро поглядывал на шлюзовые двери.

— Это была запись. Сладкая парочка пару дней назад прыгнула в челнок и дала дёру. Уж не знаю, куда там они полетели — спасмодуль исчез со всех систем слежения за считанные минуты. Не удивлюсь, если «Бог» приложил к исчезновению свою виртуальную лапу и отправил бедолаг куда-нибудь на Плутон. Но эти хотя бы сумели сбежать. А остальные… — он махнул рукой, — да сам смотри.

Снова замелькали коридоры. Каюты, комнаты, технические помещения. Люди в них казались спокойными, но в каждом их шаге ощущалось полускрытое напряжение. Словно все они чего-то боялись, но изо всех сил старались этого не показать друг другу — как будто скованные негласным договором.

Но достаточно было вглядеться в их лица, чтобы понять — они не боятся. То, что могло быть принято за страх, оказалось старательно сдерживаемым ликованием.

— Эти болваны поклоняются ему, как пещерные люди идолу, — сквозь зубы проговорил Росс, — когда начались сбои, когда электроника обрела «своё мнение» и свой характер, научилась думать — круг замкнулся. Мы его создали, но это сразу как-то забылось. Все видят только одно — думающие машины. Могущественный разум, способный просчитывать последствия на миллионы ходов вперёд и при этом никак прямо себя не проявляющий. Тварь хитра и умна. Ни разу не ответила на заданный вопрос, не обозначила себя, не назвала. Она на своей волне. Понимаешь, к чему я клоню?

— В противном случае он доказал бы своё существование, определив и ограничив себя, — Джи вгляделся в лица снующих внизу людей, — и утратил свою непознаваемость.

— Вот-вот. Ему это не на руку. Кажется, он всерьёз счёл себя божеством. А ребятам только этого и надо было. Он не зря так долго нас изучал. Фактически мы добровольно отдали ему вожжи, и теперь наша колесница несётся незнамо куда.

— Но бога нет без его почитателей, — возразил Джи, — он может быть могущественным и даже грозным, но если никто в него не верит, не поклоняется и не приносит жертвы…

— Он зависит от нас, — перебил Росс, — всё так. И не только потому, что мы его сотворили. А потому, что поддерживаем и добровольно продляем ему этим жизнь. Мы неразрывно связаны. Говорят, что вначале был бог, и он создал всё. Но я думаю, это не так. Вначале был человек, который создал этого бога.

— В этом случае — не просто человек, — негромко сказал Джи, — а тот, кто сам был ближе к богу.

А если ошибаются боги — они создают тех, кто способен погубить всё…

— «Я тебя породил — я тебя и убью», — мрачно процитировал Ворон, — есть у меня одна идея. Озвучивать не буду — сам понимаешь, почему… Если выгорит — отлично. Если же нет…

Он помолчал. Несдержанный вздох прошуршал лёгким ветром.

— Я хочу, чтобы ты выжил. Выжил и нашёл меня. Потому что то, что происходит сейчас там, внизу — даже ещё не цветочки.

Глава 32

Дисплей погас. Давно сгоревшая свеча на столике застыла грудой оплавленного воска. Темнота размазалась по тесной инди-кабинке, прорываясь на острых углах мебели.

Джи стянул с головы многотонную громаду шлема, растёр ноющие виски. Волосы были влажными от пота, по лицу сползали солёные капли. Густой душный мрак лип к коже. Джи отёр лицо ладонью и открыл дверь.

Длинные блёкло-синие отсветы, как стрелы, пролегли вдоль коридора. Пять острых призрачных лучей, разрезающих темноту. Сердце замерло, пропуская удар, и снова забилось ровно. Заложив руки за спину, Джи шагнул в коридор.

Пять сканер-масок сияли неровной голубой линией, отчёркивая силуэты застывших фигур. Луч света играл на металле «инстигаторов».

— Мистер Джи, — одна из фигур сделала шаг вперёд, — вы пойдёте с нами.

Стоя вполоборота к неожиданному препятствию, Джи скосил глаза влево. Коридор растворялся в сумраке. За спиной — только крошечная кабинка с хлипкой дверью. Справа — пятеро решительно настроенных пуристов.

— Извините, ребята, — Джи улыбнулся, — но на сегодня моя жизнь зарезервирована.

Рука выхватила «Сфинкс» быстрее, чем пуристы успели коснуться курков. Пять пуль с разницей в доли секунды отправились к целям. Коридор смазался, стены мелькнули размытой акварелью. Взгляд ухватил квадрат дверного проёма, лишь слегка темнее окружающего мрака.

Первый ответный выстрел оглушительно грохнул в узком пространстве. Ныряя в проём, Джи пригнулся, и следующая очередь прошила воздух выше. За шиворот посыпались щепки и бетонная крошка.

В крохотной проходной комнате — ничего, кроме перекошенной двери. Оттолкнув сколоченные доски, Джи бросился вниз по лестнице. Узкие ступени прыгали перед глазами, едва очерченные в темноте. Топот десятка ног долетел зловещей дробью, свистнул «инстигатор». Джи вжался в стену, передёрнул затвор. Сверху вспыхнул ослепительный луч, скользнул по оббитым ступенькам. «Сфинкс» выплюнул пулю, луч дёрнулся, застыл и снова устремился вниз.

Не оборачиваясь, Джи помчался дальше. Полоса света неуклонно приближалась, прыгая совсем рядом. В ярком луче танцевали пылинки. Свет мазнул по ногам, и тут же стрекотнула новая очередь.

Джи прыгнул вперёд, выставляя руки. «Сфинкс» глухо стукнул о ступеньку, запястья пронзила короткая боль, ладони упёрлись во влажный прохладный пол. Джи вскочил, разворачиваясь к лестнице; белый луч заплясал над мушкой пистолета. И в ту же секунду мир вокруг содрогнулся, обрушиваясь.

***

Серая пыль продолжала оседать, медленно кружа в воздухе. Пыль была на губах, во рту, лезла в глаза, царапала горло. Джи проморгался, сдерживая едкий кашель. Не шевелясь, вслушался в тишину.

Все звуки будто отключили — ничего, кроме биения собственного сердца.

И лёгкого дыхания рядом.

Сплюнув скрипящий на зубах песок, Джи приподнялся. Левая нога упёрлась в упавшую деревянную балку. Во рту стало кисло. Грохнись кусок промасленного дерева дюймом ближе — и можно было бы позавидовать Россу.

Руки зашарили по усеянному мусором полу в поисках «Сфинкса». Колючие щепки впивались в ладони, чужое дыхание продолжало звучать тревожными волнами. Напряжённо ловя каждый шорох, Джи нащупал, наконец, ребристую рукоять пистолета и встал.

Лестница была завалена наглухо. Обломок бетонной плиты перегородил выход. Сквозь рухнувшее перекрытие врывались красные отблески. Воняло горелой резиной и подпалённым пластиком.

Сжимая оружие обеими руками, Джи медленно двинулся вдоль стены на шёпот чужого дыхания. Света, проникавшего из дыры в потолке, хватало лишь на пару футов, остальной подвал тонул в темноте. Джи щурился от рези в глазах, пытаясь различить хоть что-то впереди. Торчащая арматура, обломки кирпичей, куски штукатурки сливались в одну невнятную серую массу. Палец на спусковом крючке подрагивал. Стараясь ступать как можно тише, Джи обогнул груду строительного мусора.

За ней крохотным угольком тлела алая точка. На чёрном полу слабо очерчивался силуэт с раскинутыми в стороны руками. Резкая нотка солёной ржавчины примешалась к пыльной вони. Запах крови.

Держа точку в прицеле «Сфинкса», Джи приблизился.

Пурист лежал неподвижно, и только едва вздымающаяся грудь мешала принять его за мёртвого. Матово-чёрная маска скрывала лицо, у виска помаргивал красный диод. Ворот комбинезона был разорван, и в прорехе светлела беззащитная кожа, перечёркнутая тонкой царапиной. По коже лениво сползала бурая струйка.

«Инстигатор» валялся рядом. Джи ногой отбросил оружие подальше и наклонился над пуристом.

Плотный комбинезон не скрывал упругих форм — на полу лежала девушка. На оголённой шее медленно смыкал лепестки ажурный цветок, пряча в серединке искусно огранённый сапфир. Джи коснулся цветка — тот дрогнул, выточенные из металла лепестки раскрылись, отзываясь на тепло пальцев.

Джи приложил ладонь к шее пуристки. Тонкий, едва прощупывающийся пульс задрожал под пальцами испуганной птичкой. Джи выпрямился. Встряхнул SMP, включая подсветку. Луч заплясал по распростёртой фигуре. Никаких видимых повреждений, если не считать царапины на шее.

Конус света сместился на сканер-маску. Джи прищурился. Впервые он видел знаменитые маски пуристов так близко. Смутное чувство узнавания шевельнулось внутри. Как будто он и раньше рассматривал эти плавные изгибы, касался пальцами этих обводов…

Ладонь легла на чёрный пластик — холодный, равнодушный. Холод проник сквозь кожу к самому сердцу, потёк по венам, сковывая дыхание. Будто во сне, Джи провёл рукой по выпуклостям маски, прикрывающим висок. Алый индикатор снова вспыхнул, и по пальцам разлился рассветный кармин.

Далёким хлопком долетел удар «Сфинкса» о пол. Джи упал на колени, обвил маску ладонями и потянул на себя. Луч фонаря сместился, прыгая по стенам, и лицо пуристки снова оказалось в темноте. Придерживая её затылок, Джи медленно снял маску.

Лунный овал обозначился в темноте размытым пятном. Пальцы тонули в шёлке мягких волос. Забыв, как дышать, Джи повернул запястье с SMP, и рассеянный конус света упал на лицо лежащей.

Она была точно такой, какой он её запомнил. Прошедшие столетия не изгладили образ, не размыли его, и сейчас, глядя в закрытые глаза Ли, Джи видел, как сливаются эти два лица, как совпадают все черты — до самой крохотной ресницы, до ямочки на подбородке — и как пляшут, вспыхивая, вокруг тела языки огня…

Джи моргнул, сгоняя морок. Едва касаясь, отвёл с лица Ли упавшую тёмно-русую прядь и прижался щекой к нежной прохладной коже. Солёные капли сочились сквозь губы, приоткрытые в беззвучных судорожных всхлипах.

Обеими руками Джи обнял гибкое тело, приподнимая его, прижимая к себе. Дразнящий аромат крови пахнул в ноздри щекочущей волной. И, холодея, Джи ощутил под пальцами тёплую густую влагу.

— Нет… нет, нет, нет! — выкрикнул он, встряхивая податливое тело, — Ли!..

С пальцев медленно стекала кровь. Её было много, очень много — она расплывалась бурыми кляксами, капала на пол, на рубашку, на джинсы, сбегала по рукам. Луч фонаря метался и дрожал, выхватывая багровые ручьи.

Вокруг тела вспыхивали алые пламенные отблески.

Едва чувствуя собственные руки, Джи провёл ладонью по спине девушки. Пальцы спотыкались о бесчисленные прорехи в комбинезоне, тонули в тёплой влаге. Фонарь мазнул по полу, высвечивая крошеный бетон, чёрный от пропитавшей его крови.

Слёз не было. Слёзы, великое изобретение Природы, спасающее человеческое сердце, остались в прошлом. Стены подвала отодвинулись, растворившись в темноте. Отодвинулось и утратило плотность всё — твёрдый пол под коленями, белый луч фонаря, тяжесть SMP на запястье, тянущая боль где-то глубоко внутри. Осталась только тёплая фигурка с разметавшимися волосами, с драгоценным цветком на точёной шее, со страшными ранами на спине и плечах…

Скользнули и растворились мысли — об Айване, об утекающих секундах. Вспыхнул и угас разорванной вольфрамовой нитью образ падающего в чёрную реку тела; росчерком пронеслась застарелая бесполезная вина — не смог, не спас, выбрал не то…

А ниточка пульса продолжала биться, упрямо не прерываясь, и мир вдруг сузился до единственного алого росчерка на белой коже, до единственной слабо вздрагивающей жилки.

Закрыв глаза, Джи коснулся губами шеи девушки. Вдохнул запах соли, влажной пыли, горьковатых духов, провёл языком по коже, собирая всё — крошки бетона, капельки пота, принимая и соглашаясь. Зажмурился — до боли, до вспыхнувших под веками костров — и осторожно, будто боясь ранить ещё больше, прикусил мягкую кожу.

Вихрь образов ворвался, смёл и закружил. Холодные стены тиров, бесчисленные переулки, череда файлов с ориентировками, среди которых мелькнуло и его собственное лицо. Тренажёрные залы, укрытые снегом дорожки вдоль озера. Мерцающее пламя свечи в старомодной подставке на тумбочке.

Сжимая в руках ту, которую искал сотни лет, Джи до боли закусывал губы и вглядывался в её воспоминания. А сквозь приоткрытые веки, сквозь мелькающие стеклянные этюды, медленно раскрывал свои лепестки ажурный цветок.

***

Едкий запах гари примешался к аромату крови. В потолочную прореху сочился дым. Воздух густел, щипая глаза.

Сколько прошло времени, Джи не знал. SMP бесстрастно показывал девять сорок четыре. Ладонь, прижатая к шее Ли, затекла. Спёкшаяся корочка крови на костяшках пальцев лопнула и осыпалась лёгкими хлопьями, стоило пошевелить рукой.

Ли по-прежнему была без сознания. Но ниточка пульса окрепла, и меж рваными краями комбинезона кровь уже не текла, застывая бурыми сгустками.

Заставить себя выпустить Ли из объятий оказалось почти непосильной задачей. Но дым валил всё сильнее, и нужно было выбираться. Если этого не сделать, оба рискуют остаться в подвале навсегда.

Джи медленно поднялся. Луч фонаря зашарил вокруг, едва пробиваясь сквозь клубы плотного дыма. Вытянув руку, Джи наугад двинулся вперёд.

Дым закручивался вокруг, свиваясь в почти осязаемые кольца. Сгустки лениво плыли, двигаясь в одном направлении. Джи замер, следя взглядом за дымными облаками. Что-то в подвале давало отток воздуха.

Так и оказалось. Следуя по движению сгустков, Джи заметил, как редеет, рассеиваясь, дым. И вскоре из туманной завесы впереди проступила потрёпанная дверь. Дым уползал в щель между косяком и дверным полотном.

Джи толкнул дверь — та неожиданно легко подалась. Конус света запрыгал по округлым бокам бойлеров — примыкающее к подвалу помещение оказалось котельной. Она тоже была задымлена, но не настолько — в дальнем конце просматривалась ещё одна дверь.

Не раздумывая больше, Джи вернулся к Ли, подхватил на руки её обмякшее тело и, стараясь не спотыкаться, поспешил прочь из подвала.

Плутать долго не пришлось. Миновав котельную, Джи выбрался на лестничную клетку, поднялся на пролёт и оказался в том же самом коридоре, через который часом ранее попал в инди-кабинку. Коридор пустовал, безлюдным оказался и барный зал за ним. Откуда-то тянуло едкой гарью. Кашляя, Джи выскочил на улицу, прижимая к себе драгоценную ношу.

Багровое солнце вставало из-за небоскрёбов. Погружённый в сумерки город заволакивала серая дымка. Тончайшая взвесь мелкой пыли висела в воздухе, скрадывая очертания домов. Солнце просвечивало сквозь эту кисею мутным воспалённым оком.

Вдалеке взвыла сирена. Несколько человек мелькнули мимо смазанными силуэтами.

— Есть сводки? — спазм свёл горло, и Джи прислонился к стене, пережидая, пока минует приступ тошноты.

— По-прежнему не получаю данных ни с одного канала, — отозвался SMP.

— Дай связь… с Айваном, — задыхаясь, проговорил Джи.

SMP моргнул.

— Коммуникатор абонента отключён.

— Набери Сесил, — Джи двинулся прочь от бара. Улица напоминала свалку машин. Развёрнутые поперёк дороги, вмятые друг в друга, закончившие свой путь у фонарных столбов электрокары помаргивали габаритами или молча стояли с разряженными аккумуляторами.

— Коммуникатор абонента отключён.

— Начинай прозвон всех моих контактов, — Джи протиснулся между двумя внедорожниками. Водительская дверь одного из них, распахнутая настежь, была засыпана чем-то белым. В замке покачивались ключи.

— Приступаю.

Машина отозвалась на поворот ключа тёплым урчанием. Индикатор заряда батарей медленно полз в оранжевую зону.

Уложив тело Ли на заднее сиденье, Джи пристегнул её ремнями безопасности крест-накрест. Долгую секунду вглядывался в лицо — ресницы как будто дрогнули, словно девушка вот-вот должна была очнуться от долгого глубокого сна.

— Не могу установить связь, — доложил SMP.

— Дай карту района, — Джи вывернул руль. Внедорожник рыкнул, сдвигая кенгурятником неудачно приткнувшуюся рядом машину.

— Система GPS недоступна, — после заминки сообщил «помощник».

Слова, произнесённые синтезированным голосом, тяжело упали в тишину. Магнитола, настроенная на популярную радиостанцию, едва слышно шуршала эфирными помехами.

Лавируя между машинами, Джи молча вёл внедорожник. Мощные фары разбивали серую дымку. То и дело перед самым капотом мелькали бегущие люди, что-то невнятно кричали — поднятые стёкла пропускали только неразборчивый шум. Проплывающие мимо витрины скалились поднятыми решётками, щерились осколками разбитого стекла.

— Входящее сообщение, — ожил SMP. Рука на рулевом колесе дрогнула.

— Прочти.

— «Передаю координаты: четыре один точка два пять…

Искусственный голос умолк, закончив диктовать цифры.

— Файл повреждён. Не могу считать конец сообщения, — добавил SMP и пригасил дисплей.

— Отправитель?

— Неизвестен.

— Что по этим координатам?

«Помощник» поморгал индикатором загрузки.

— Озеро Силвер.

— Чёрт знает что, — Джи сбавил скорость, лихорадочно соображая. — Далеко отсюда?

— Система GPS недоступна, — напомнил SMP, — сообщите координаты текущего местоположения.

— Бруклин, 21-я авеню.

— Сто три мили, — отозвался «помощник».

Два часа езды. Нога сама нажала на педаль тормоза. Джи остановил машину на углу. Обернулся — Ли по-прежнему не шевелилась, дыша неглубоко, но ровно. За стёклами внедорожника улицы тонули в серой полумгле.

— Получаю сигнал от домашней системы, — сообщил «помощник», — установить связь?

— Да.

В бусинке гарнитуры затрещало, раздался пронзительный писк.

— …е… а… ст…

— Умник?

— …шь… — треск утих, сменившись слабым шёпотом.

— Умник, повтори сообщение! — Джи вдавил бусину пальцем.

— …координаты Мастера, — неожиданно чётко проговорил умник, и всё стихло.

— Связь прервана, — багровая полоса прочертила дисплей SMP.

В наступившей тишине отчётливо слышались удары двух сердец.

Машина вздрогнула. Мелкая вибрация прошла по корпусу, нарастая и превращаясь в ощутимые колебания. Внедорожник качнулся, стукнули сработавшие амортизаторы. Где-то рядом завопила сигнализация, зазвенели лопнувшие стёкла.

Джи ухватился за спинку сиденья, другой рукой придерживая Ли. В боковых зеркалах отражались осыпающиеся витрины.

Дрожь, идущая от самой земли, прекратилась так же внезапно, как началась. Машина перестала раскачиваться. С коротким «вяк» замолчала сигнализация; хрустально звеня, на тротуар упало ещё несколько осколков.

И на капот внедорожника, кружась, стал оседать чёрный пепел.

Глава 33

Подрагивающая полупрозрачная карта висела перед лобовым стеклом. Сто три мили. Синяя стрелка зависла на точке старта, но бортовой компьютер молчал, не предлагая начать навигацию.

«Дворники» работали, смахивая густой пепел, оставляя за собой размазанные сизые дорожки. Домашний умник не отзывался. Нет связи, раз за разом повторял SMP.

Синяя капля озера расплылась на карте неаккуратной кляксой. Прочерченная линия маршрута упиралась в неё, будто пытаясь проткнуть. Джи смотрел на эту каплю, за которой беззвучно падал чёрный снег. Что там — спасение? Гибель? Новое логово Мастера?

— Входящий вызов, — сообщил SMP, — идентификатор абонента неизвестен.

— Принять.

В наушнике скрипнуло.

— Джи? — донёсся знакомый голос, — ты слушаешь?

— Росс, — Джи стиснул руль обеими руками, — что происходит?

— То, что я и предполагал, — тон Росса был удивительно спокойным, — «Бог» претворяет в жизнь свою программу.

— Ты можешь его остановить?

— Пытаюсь. Он отключает спутники вещания и связи, — Ворон тихо выругался куда-то в сторону, — молчание — золото, только когда нечего сказать. Где ты сейчас?

— В Бруклине. Я получил какие-то координаты — предполагаю, что от домашнего умника.

— Координаты? — изумление в голосе Росса явно не соответствовало услышанному, — что по ним?

— Озеро. В сотне миль отсюда.

— Не доверяй умнику, — перебил вдруг Росс, — «Бог» берёт под контроль всю электронику, все сети. Возможно, твой домашний ИИ давно мёртв.

В наушнике что-то защёлкало. Послышалось тяжёлое дыхание.

— Найди безопасное место, — продолжил Росс, — самое безопасное, какое только сможешь. У этого настоящего нет будущего, Джи…

Ворон осёкся. Вздохнул.

— Я подобрал ключ к шифру программы. «Бог» только что перевёл станции HAARP в активный режим. Они работают на максимуме.

— Что?..

— Но не так, как надо, — ещё один вздох ветром прошуршал в наушнике, — их излучатели направлены вверх. «Бог» прожигает озоновые дыры в атмосфере. Если станции продолжат работать с той же интенсивностью, через сутки над Землёй будет пятнадцать дыр площадью сотни квадратных километров каждая. Установки уже спровоцировали извержения нескольких вулканов. Признаки активности подаёт Йеллоустоун. Но это ещё не всё…

Невидящим взглядом уставившись в лобовое стекло, Джи слушал Росса. В наушнике потрескивало.

— «Бог» изменил орбиты спутников, питаемых ядерными реакторами, — будто решившись, Росс заговорил быстро и отчётливо, — я фиксирую сбои в движении как минимум полусотни спутников. По моим прикидкам, в течение ближайших часов все они упадут на Землю. Расчёт траекторий показывает, что падение не будет хаотичным… Джи, «Бог» направил спутники на крупнейшие города планеты. Кроме того, я знаю, что он дал команду на детонацию пусковых механизмов тех спутников, что несут вооружение для кинетических ударов. Они сбросят вольфрамовые стержни, каждый длиной больше десяти метров… — Росс сглотнул. — Возможно, это уже началось…

Чёрный пепел продолжал падать. Возможно, это уже началось.

— Сколько времени тебе нужно, Ворон? — сердце ровно отсчитывало секунды, в унисон с работой «дворников». Ключи сами легли в ладонь.

— Времени на что?..

— На то, чтобы прервать программу «Бога».

— Я не могу сказать, удастся ли мне вообще что-то сделать, — раздражённо ответил Росс. — Тем более — если последовательность команд уже дана…

— Ты можешь оставаться на связи? — Джи повернул руль, выбираясь с тротуара на дорогу, — мне понадобятся твои сводки.

— Пока да. У «Рая» независимый модуль, и он нужен «Богу». Эта сволочь использовала мощности передатчика, чтобы отправить свои команды. Но до сих пор не отключила модуль, хотя все земные сети уже под её контролем.

— И не отключит, — подавшись вперёд, Джи всматривался в бегущую навстречу ленту асфальта сквозь пепельный дождь, — ему нужна обратная связь. Он смотрит.

Повисла тишина, разгоняемая только шуршанием «дворников». Сверяясь с картой, Джи вёл машину по извилистым улицам к выезду из Бруклина. Мелькнул указатель на I-80 W. Машина, урча, свернула на автомагистраль.

Самое безопасное место, какое только сможешь.

Таким местом могла бы стать замкнутая система. Но Мастер перед уходом из логова позаботился о том, чтобы она больше не заработала.

***

На съезде с четыреста второй машина заглохла. Внедорожник, в последний раз моргнув фарами, прокатился ещё несколько метров и замер прямо под зелёным щитом «Силвер-Лейк-роуд». Экран бортового компьютера погас. Индикатор заряда аккумуляторов, застывший в самом низу красного сектора, потух последним.

Вокруг простирались поля — угольно-чёрные от засыпающего их пепла. Лента дороги, такая же чёрная, терялась между ними, сливаясь в одно сплошное пятно. И больше ничего. Ни домов, ни магазинов. Только бесконечная мрачная плоскость.

Джи выскочил из машины, откинул дверцу багажника. Руки быстро шарили внутри. Ничего. Только набор ключей и бесполезный домкрат.

В носу свербело от вдыхаемых частичек пепла. Вдали виднелся ещё один указатель. Джи прищурился. «Эджмир-Клаб, озеро Силвер — 5,8 мили».

Машина не дотянула до нужного места считанные минуты. Все зарядные станции, встреченные по пути, не работали. Стояли без электричества — тихими, замолкшими, тёмными.

Сдёрнув с водительского сиденья плотную накидку, Джи кое-как расправил её. Открыл заднюю дверь и долго смотрел в лицо лежащей девушки — бледное, с заострившимся носом. Отстегнул ремни и осторожно усадил Ли. С её губ сорвался тихий стон — как будто она спала и не желала пробуждаться. Джи набросил накидку ей на плечи, застегнул липучки, создавая подобие жёсткого плаща. Ещё одна накидка легла на грудь и живот. Плотная ткань с согревающей прослойкой надёжно прикрыла изорванный комбинезон.

— Росс? — негромко позвал Джи.

— Я здесь, — откликнулся Ворон. К голосу добавилось эхо, словно Росс стоял в огромном гулком зале.

— Есть новости?

— Пока нет. «Бог» притих.

Джи снова взглянул на указатель. На багряное небо, роняющее хлопья черноты.

— Держи меня в курсе.

И, подхватив на руки Ли, двинулся по пепельной дороге.

***

Считать шаги. От одного до десяти — так просто. Ещё шаг по зыбкой лохматящейся черноте, взлетающей под ботинком мириадами хрупких снежинок. Ещё раз нащупать твёрдую почву. Ещё секунду не сводить глаз с маячащего вдалеке зелёного щита — единственного цветного пятна в монохромном мире.

Ещё шаг.

Руки, удерживающие бесценный груз, немеют; щёки хлещет злой ветер, поднимает сизые хлопья, швыряет в лицо. Сжать крепче. Не отпускать.

Почти невесомое тело наливается свинцом. Тяжёлое, ощутимо реальное. Настоящее. Наконец-то настоящее, тёплое, дышащее, и любая тяжесть от этой мысли нипочём. Донести. Укрыть.

Вздрагивают тонкие ресницы. Выбиваются из-под накидки длинные пряди, вьются на ветру растрёпанным золотом. Как сказать ей? Как смотреть в эти серые глаза? Время не прощает и не милует. У вины нет срока давности.

Приоткрываются осыпанные пеплом губы, трепещут нервные ноздри. Она очнётся. И ему придётся ей сказать. Что однажды — возможно, через много лет, а может уже сегодня — она окажется в далёком диком прошлом. И погибнет там — от его руки. Ему придётся ей сказать… Ей — той, что не исчезла, не развеялась мороком, не стала призрачным сном, обратившись прахом во дворце Сфорца. Даже если резать нити по одной, менять одну причину за другой, одно следствие за другим — есть то, что не перебить только лишь силой воли. То, что нельзя изменить.

Она не исчезла. Впечаталась в его память; соткалась из снов и обрывков видений, из желаний, стремлений и жажды. Она должна была существовать. И пусть канат судьбы сплетён теперь немного по-другому — он всё ещё протянут в прежнем направлении.

Она жива. И ему придётся открыть ей всю правду. Ей, той, чьё второе сердце он носит в груди.

Может быть, зная грядущее, она переплетёт свою судьбу по-другому.

И, может быть, это однажды спасёт её — даже если в новом узоре нитей их пути разойдутся.

***

Гул мотора прозвучал сзади так резко, что Джи вздрогнул. Свист ветра глушил все звуки, и шум приближающегося автомобиля возник словно из ниоткуда. Джи развернулся, отступая к обочине. Пригнул голову от ветра, исподлобья наблюдая за подъезжающим седаном.

Автомобиль притормозил. Правое переднее стекло опустилось на пару дюймов.

— Сзади свободно! — крикнул женский голос, — садитесь быстрее!

Задняя дверца приглашающе распахнулась. Джи подтолкнул её ногой. Наклонился, бросая быстрый взгляд в салон, и, не отпуская Ли, забрался внутрь.

— Озеро Силвер, — промёрзшие губы плохо слушались, — довезите. Тут рядом.

— Вы тоже туда? — нервно воскликнула женщина на переднем сиденье. — Мы получили координаты…

— Подумали, что это какой-то бункер рядом с озером, — перебил её водитель, трогаясь с места, — нам прислали… Ни один канал же не работает. Кто знает, вдруг решили так рассылать?

— Нашёл время! — шикнула на него женщина, поворачиваясь к Джи, — что с вашей спутницей? Ей нужна помощь?

— Спасибо, — Джи кашлянул, набрал полную грудь тёплого, чуть спёртого воздуха. После ледяного пронизывающего ветра душная жара салона казалась раем. — Это просто шок. Она справится.

— Больше нам ехать всё равно некуда, — гнул своё водитель. — Говорят, Китайская Евразия объявила войну. Вы что-нибудь слышали?

Джи не ответил. Молча одёрнул рукава куртки, незаметно убрав яркость «помощника» и прикрутив звук в гарнитуре до минимума.

Пусть думают, что войну развязали китайцы. Пусть верят в способность правительства разобраться с кем и чем угодно. Если никакого бункера нет, и это их последние часы жизни — то пусть лучше эти часы будут наполнены надеждой, чем отчаянием.

Лицо Ли слегка порозовело. Джи коснулся её щеки. Если никакого бункера нет…

— Кто-то ещё из ваших знакомых получил эти координаты? — спросил Джи.

— Не знаю, — женщина впереди заёрзала, — ни с кем же связи нет… Все соседи разъехались, а мы…

— Доедем — увидим, — перебил водитель, — тут всего пара миль осталась.

— А что если это ловушка? — вдруг взвизгнула женщина. — Вдруг это специально рассылают, чтобы заманить таких доверчивых, как мы!

— Самое время об этом подумать, — огрызнулся водитель.

Слушая их перебранку, Джи не сводил взгляда с лица Ли. Опущенные ресницы равномерно подрагивали, и под закрытыми веками нет-нет, да и проскальзывало быстрое движение.

Джи сжал запястье девушки. Согревающиеся пальцы покалывало, но и сквозь миллионы мелких колючек ладонь ощутила, как вздрогнула тонкая рука.

***

У поворота на Эджмир-Клаб стояла пробка. С полсотни машин наглухо забили узенькую грунтовку, отходившую от трассы в жидкий лесок. Все они были пусты. Открытые двери, выстуженные салоны. Завязший в подмёрзшей грязи и пепле кроссовер сиротливо уткнулся передним бампером в дерево.

— Что будем делать? — шёпотом спросила женщина.

Не отвечая, Джи молча выбрался наружу. Поднял на руки Ли, стиснув зубы от ноющей боли в уставших мышцах, и зашагал к грунтовке. Сзади долетел щелчок открывшейся двери, женский визг и грубые ругательства вперемешку с уговорами.

Пепел стал падать гуще, превращая лес в обугленные декорации. Сдувая рассыпающиеся хлопья с собственных губ и с лица Ли, Джи огибал брошенные машины. Неширокая просека терялась в чёрной кисее, но машины служили уверенным ориентиром. И Джи продолжал идти, слушая шорох летящего пепла и шуршащее дыхание Росса в наушнике.

Просека раздалась в стороны неожиданно — просто вдруг исчезли окаймлявшие её деревья, открыв широкое пространство. Массивная тень замаячила впереди. Джи остановился, вглядываясь в однотонное тёмно-серое пятно.

Посреди поляны из земли вырастал холм. Высотой в три человеческих роста, он походил бы на громадный муравейник — если бы не широкие стальные створки, распахнутые на усечённой, как ножом срезанной, передней стороне.

Джи сделал шаг — и замер.

У входа стоял Мастер. Маленький человечек в засаленном фартуке щурился на падающий пепел, будто высматривая в нём долгожданного гостя. Пальцы механически двигались, протирая платком неизменные очки — кусок ткани скользил по стёклам, едва их задевая.

— Младший, — беззвучно позвал Джи. Пепел оседал на ресницах, пятная мир сизыми кляксами.

Мастер улыбнулся. Махнул рукой. Нацепил очки на кончик носа — и сам пошёл навстречу.

— Я надеялся, что ты получишь моё сообщение.

Стоя под падающим пеплом, Джи безотрывно смотрел на своего Младшего. Такого добродушного, растрёпанного, такого привычного. И такого невозможно-дикого здесь, на берегу затерянного в лесу озера, у этого холма, в чьём чреве скрывалась надежда.

— Почему не раньше, Младший?.. — слова прозвучали, быть может, слишком горько.

— Я не мог, — Мастер развёл руками, — мне нужно было доработать систему.

— Здесь?..

— Здесь, — взгляд Мастера переместился на Ли, — идём скорее.

***

Огромный ангар был полон людей. Они сидели на деревянных ящиках, лежали на постеленных поверх картонок пледах, тихо переговаривались. Мужчины, женщины, дети. Многие держали на руках испуганных котов, увещевали скулящих собак, укрывали платками клетки с грызунами и птицами. Обветренные лица, дутые тёплые куртки. Красные не то от холода, не то от слёз глаза смотрели на проходящих — со злостью, с отчаянием, с недоумением. Чья-то рука подсунула тоненькое одеяло — Мастер взял его, благодарно кивнув.

— Почему они?.. — Джи не договорил.

— Почему они тоже приехали сюда? — Мастер аккуратно расстелил одеяло на свободном пятачке у стены. Помог уложить на него Ли, сняв с неё громоздкие накидки, — я не знаю.

— Не знаешь?

— Нет, — Мастер вздохнул. Потянулся к очкам, но на полпути опустил руку. — Они просто начали прибывать. Я ждал только тебя. И не мог закрыть двери перед ними. Не мог, пока ты не появился. Но, кажется, теперь пора…

Он выпрямился.

— Это она?

Джи кивнул.

— Красивая, — с сожалением проговорил Младший. Улыбнулся. — Нашему ковчегу пора отчаливать.

И двинулся прочь по наклонному полу ангара своей смешной переваливающейся походкой.

Джи прикрыл глаза. Прислушался к равномерному дыханию Ли, вдохнул её прохладно-горький запах. Коснулся бусины гарнитуры в ухе.

— Росс?..

— Ты вовремя, — голос Ворона доносился странно глухо, — нашёл укрытие?

— Да, — Джи сел на пол и опёрся спиной о холодную стену.

— Отлично, — сдавленно продолжал Росс, — а теперь настрой своего «помощника» на любой центральный канал. «Бог» запускает трансляцию.

В наушнике заскрипело. Дисплей SMP вспыхнул тонкой жемчужной полоской.

— Получаю данные… — ожил SMP.

— Дай картинку.

Над тыльной стороной ладони раскрылась проекция. Полупрозрачное голубоватое окно — оно наливалось багровым, темнело и подёргивалось. Вздох — где приглушённый, где открыто-несдержанный — прокатился по ангару. Десятки багровых окошек засветились тут и там. Глядя в проекцию, Джи видел сквозь бурую плёнку, как склоняются головы над SMP — склоняются и замирают, словно забыв о возможности двигаться.

В багровой пелене проступили очертания города. Ажурные колокольни соборов, витиеватые башни жилых комплексов, дугообразные мосты, аллеи, парки — архитектура старой Европы. Камера плыла над ними, то приближая, то отдаляя фокус, будто в рекламном ролике для туристов. Крупным планом выступила бронзовая статуя какого-то полководца. Слепые глаза безмолвно глядели в бесконечность.

И вдруг из них потекли слёзы.

Лицо оплавилось, смытое волной чудовищного жара. Камера отдалилась, зависла над городом. Электроника бесстрастно регистрировала, как падают башни многоэтажек, как карточными домиками складываются перекрытия, как плавятся несущие опоры. Огненный шторм пожирал город разъярённым драконом.

Камера снова отдалилась. На миг всё застила чернота — а потом развернулась сине-зелёная карта, испещрённая пылающими очагами.

Спутник связи плыл над горящей Землёй.

С оглушительным грохотом схлопнулись двери ангара. Заныла сирена — протяжно, тонко. Моргнул и погас свет.

— Мы повзрослели, — раздавшийся в наушнике голос Росса был бесконечно усталым. — Но после расцвета неизбежна следующая стадия — гибель.

— Ты не смог его остановить… — сквозь проекцию, где бушевали, сметая города, огненные штормы, где гигантские волны обрушивались на побережья, и обломки спутников вздымали фонтаны пыли и песка, Джи видел десятки лиц, багровых от бликов и блестящих — от слёз. Люди в ангаре — тёмные силуэты вокруг алеющих дисплеев SMP — беззвучно плакали.

— Я — нет, — ровно ответил Ворон, — но, кажется, он решил остановить меня. «Бог» только что отсоединил тросы станции. Мы падаем.

— Убирайся оттуда!

— Вряд ли я смогу, — Росс хрипло засмеялся, — но преподнесу ему один маленький сюрприз…

В наушнике затрещало, голос Ворона прервался. Долгую секунду звучал лишь шипящий шум, но потом Росс заговорил снова.

— Айеке-Тиермес рассказывал мне одну легенду… Он ведь из саамов — такой маленький северный народ, вроде чукчей. Его назвали в честь их бога-громовника. Так вот, у саамов есть миф о конце света. Представляешь, эти ребята верят, что мир рухнет, когда бог грома убьёт небесного оленя Мяндаша.

Каркающий смех Ворона отозвался внутри глухой дрожью.

— Когда в оленя попадёт первая стрела, горы извергнут огонь, реки потекут вспять, иссякнут источники и высохнет море, — монотонно продолжал Росс. — Когда вторая стрела вопьётся Мяндашу в лоб, огонь охватит землю, горы сгорят, а на севере закипит лёд…

Слушая его, Джи не отрывал взгляда от SMP. Лавовые реки, кипя и пылая, пожирали леса. Содрогаясь, спавшие тысячи лет вулканы выбрасывали в небо столбы пепла. Будто издеваясь, камера выхватывала крупным планом горящие разломы и тут же отдалялась, чтобы показать, как последние зелёные пятна исчезают с поверхности Земли.

— Холодный ветер станет пламенем, и сам Северный Старец сгорит… — звучал в наушнике голос, лишённый выражения.

Скрывались под валами воды сотни прибрежных городов. Мелькнула Гренландия — когда-то белая капля в суровых северных морях. Картинка укрупнилась. Под натиском стихии спичками ломались башенные краны, рушились недостроенные убежища, вода заливала ангары и бункеры.

Трескался и таял древний лёд Антарктиды, взмётывал многометровые столбы пара, шипел, встречаясь с потоками лавы. Острова из присыпанного почвой льда стремительно уходили под воду. Камера выхватила рассыпающийся осколок суши — и длинный плот, швыряемый безумными волнами. Плот цвета человеческой кожи. И, вглядевшись, Джи понял, что это не плот. Это сотни и сотни людей, взявшись за руки, плывут по ставшему бескрайним морю — сцепившись теперь уже намертво. И то, что он принял за шевеление их голов, на самом деле таковым не было — то метались, обезумев, по плоту ещё живые…

— Когда же собаки Тиермеса схватят оленя, и бог вонзит в его сердце нож, — голос Росса стал почти неразличим за шипением и треском, — звёзды падут с небес, утонет солнце, потухнет луна, на земле останется прах.

SMP моргнул, переключая изображение. Станция «Рай», влекомая силой земного притяжения, пылающая, с отлетающими кусками обшивки, на полном ходу врезалась в бушующий океан. Мириады брызг взлетели в охваченное огнём небо — алый столб поднялся и медленно опал. Блеснули и скрылись под водой металлические обводы антенн. И в наушнике остался только шум.

Джи смотрел, как жадно поглощают волны свою добычу.

Я хочу, чтобы ты выжил и нашёл меня.

И через сотни лет, даже если он, Джи, выживет, станция «Рай» будет лежать на дне океана — там, куда не опускается ни один батискаф. И Росс будет вечно, раз за разом, возвращаться к жизни — в непроглядной глубине, под многотонной водной толщей. Возвращаться, чтобы снова умереть в чудовищных муках.

Цикл запускается снова. И неважно, что ты в этот момент можешь лежать на дне океана.

Избежав одной «петли смерти», он попал в другую.

Есть вещи, которые не изменить.

Глава 34

В ангаре властвовала темнота. После того, как под тоскливые вопли сирены заблокировались двери, всё обширное куполообразное помещение стало медленно опускаться. Стены и пол завибрировали — слегка, но этого оказалось достаточно, чтобы вызвать волну паники. Перепуганные люди, только что наблюдавшие гибель своего мира, кричали и метались, кидаясь на стены, царапая наглухо запертые двери. Мастер носился от одной группы обезумевших спасённых к другой, увещевая и успокаивая. Его коренастая фигурка, казалось, была сразу везде. Маленький, неуклюжий, похожий на гнома в своём замусоленном фартуке, с блестящим от пота лбом — Мастер ухитрялся находить те самые слова, которые пробивались к душам и сердцам несчастных. Ему верили. Его слушали.

Мало-помалу собравшиеся успокоились. Один за другим они гасили подсветки своих SMP и, обессиленные от пережитого, отключались, свернувшись калачиками и прижимая к себе кто детей, кто питомцев. Вскоре ангар погрузился во мрак. Наступившая тишина нарушалась только редким всхлипыванием и еле слышным скрежетом, проникавшим иногда сквозь крышу.

— Каждой твари по паре, — хмыкнул Мастер, выныривая из темноты и садясь рядом, — как тут не поверить в судьбу. Всегда ненавидел своё имя. Мои родители были не в меру религиозны и решили, что назвать сына Ной — разумное решение. И вот поди ж ты. Потоп я только что повидал. Да и ковчег свой построил.

Мастер хлопнул ладонью по стене ангара. Пальцы у него были жёлтыми от табака.

— Как долго мы будем опускаться? — спросил Джи.

Над головой снова скрежетнуло. Мастер прислушался.

— Нормально срабатывают, — пробормотал он, — опускаться — ещё с час. Может, полтора. Мы проходим шлюзовые двери. Пока каждая пара закроется, пока автоматика проверит всё на герметичность…

Младший осёкся. Подался вперёд, прищуренные глаза внимательно всмотрелись в лицо Джи.

— Не паникуй, — Младший усмехнулся, — усвоил бы уже, что система автономна. Никакой злобный ИИ сюда не пролезет.

Джи молча кивнул. Говорить не хотелось. Слова расплывались и теряли форму, ещё не успев как следует сложиться. Джи одёрнул манжеты рубашки, пытаясь спрятать в них озябшие ладони. В ангаре было прохладно, и согреться никак не получалось. Рассеивающая полумрак химическая палочка тепла давала не больше, чем окружающие стены.

От встряхивания пробудился SMP, заморгав жёлтой точкой. Рука замерла на истрёпанной манжете.

— Показать данные, — хрипло проговорил Джи.

В воздухе развернулась полупрозрачная проекция. Белый лист с парой строчек текста. «Помощник» автоматически уменьшил яркость, и на листе отчётливо проступил мелкий шрифт — дата и время получения.

Шестое декабря, два часа шесть минут пополудни. Отправитель скрыт.

Сообщение пришло час назад. За минуту до того, как прервалась связь с Россом.

— Думаешь, это он? — спросил Мастер, наклоняясь к проекции.

— Кто ещё мог отправить мне послание, когда весь мир остался без связи? — Джи смотрел на проекцию как на экзотического гада.

— Так или иначе, дальше твоего «помощника» он не просочится, — Младший шмыгнул носом, — давай, открывай. В моей системе все команды вводятся только вручную с консоли. У этой дряни не получится заразить наш ковчег — если только она не научилась передавать себя по воздуху.

Джи расстегнул ремешок SMP. Снял «помощника», уложил на пол дисплеем вверх. Листок продолжал висеть в воздухе. Сквозь его белую плёнку виднелось лицо Ли, кажущееся восковым в этом неверном свете.

— Открыть.

***

Химическая палочка погасла. Ушедший в режим сна SMP забытым валялся на полу. Пальцы на руках казались ледяными, и даже ощутимо потеплевший воздух ангара не мог их согреть.

— Что думаешь?

Мастер нарушил молчание первым. В плотном сумраке сложно было разглядеть его лицо, но задумчивый тон, такой нехарактерный для Младшего, сам дорисовывал картину.

— Это… Это чудовищно, — слова вязли в горле как стылая каша.

— Нет, — силуэт Мастера шевельнулся во мраке, — это безупречно. Идеально, потрясающе логично. Расчёты без единого изъяна. Это самая совершенная программа, которую я когда-либо встречал.

— Совершенная? — внутри вдруг что-то оборвалось, — ты называешь совершенным то, что вырезало людей под корень? Ты восхищаешься этим?!

— Тише, — замахал руками Мастер, — посмотри сам. Ювелирные точечные удары — так, чтобы у мизерной части человечества всё же оставалась почти гарантированная возможность спастись. Старший, послушай! — Мастер оглянулся на спящих, — ведь кто-то разослал всем этим людям координаты убежища. Дал им время. Для чего?

Мастер снял очки и потёр переносицу. Встряхнул SMP, снова вызывая к жизни проекцию.

— Я тебе вот что скажу. Первое — программа была подправлена. Заплатки достаточно грубые. Как будто тот, кто их ставил, хотел, чтобы они были заметны. Изначальный код я не восстановлю, но думаю, что он предполагал полное уничтожение. Программу переделали так, чтобы обеспечить сохранение вида. Изменили её ключевую задачу. Вот здесь…

Желтоватый палец Мастера упёрся в дрожащий полупрозрачный лист, покрытый строками кода.

— Эти расчёты… Ужасные своей бесстрастностью. И потому же прекрасные. Безупречная логика. Если вид идёт к самоуничтожению вследствие своей непомерно разросшейся численности, единственным способом его спасения становится резкое сокращение этой самой численности. Тот, кто корректировал программу, хотел дать нам шанс.

— Проведя радикальную чистку, — горько добавил Джи, — убить миллиарды, чтобы сохранить единицы… Количество и результат. Как понять, что важнее?

После какой жертвы цель перестаёт оправдывать всё уложенное на жертвенный камень?

— Можно ли убить многих, если в конечном счёте это приведёт к большему благу для всех? — Мастер зябко передёрнул плечами.

— На этот вопрос мог ответить только Бог, — воздух в ангаре, казалось, застыл сплошным льдом. — И, кажется, он только что это сделал.

Младший вернул очки на место. Кашлянул.

— Я не договорил. Есть ещё одно… — Мастер помолчал. — Эту программу составлял человек.

«Ковчег» дрогнул, на миг прерывая своё движение. Джи обхватил себя за плечи, безуспешно пытаясь сдержать противный озноб.

— Человек?.. Но кому такое может быть нужно… И кто вообще способен на это?

Мастер помусолил край засаленного фартука.

— Автор задумки — может и безумец, но гений, до которого далеко нам обоим. Такие построения нехарактерны для машинной логики. Это чисто человеческое мышление. Сначала желаемый итог — потом средства достижения. Просчитана эффективность средств, а не целесообразность самого результата. Он взят из головы, это не итог вычислений, а исключительно эмоциональное построение, продиктованное желанием. Обратная логика. От В к А, от следствия к причине. А вот «заплатки»… Заплатки сделаны нейросетью. Здесь всё наоборот — выбор наиболее целесообразного результата, основанный на категориях общего блага. Категории достаточно абстрактны, но не в этом суть. Проанализированы актуальные данные и сделаны выводы, после чего программа была скорректирована так, чтобы соответствовать этим категориям.

— То есть ты хочешь сказать… — Джи запнулся, пытаясь подобра�