Страна родителей
Глава 1
Как добрела до скамейки, как села на неё и застыла свечкой, Римма не помнила. Вокруг продолжалась обычная жизнь, текли банальные городские шумы, она их не слышала, не воспринимала. Вся сосредоточилась внутри себя. Держала свою боль, как чемодан без ручки: бросить ценные вещи нельзя, да вот нести тяжело.
Хотя нет, пожалуй, то была не боль, а растерянность, которая охватывает человека уже раненого, но ещё не осознавшего размера причинённого ему ущерба. Странное состояние подвешенности между мирами и судьбами. Миг краткой передышки, после которой окончательно обрушится благополучие.
Римма не хотела думать о том, что случилось только что, малодушно свалилась в воспоминания, унеслась на двадцать шесть, нет, на двадцать семь лети назад, когда познакомилась с Вадимом. Жизнь складывалась сложно, нелепо, временами несыто, только ей, совсем молодой женщине, было всё равно. К ней пришла любовь. Не школьная чепуха, которую без усмешки не вспомнишь, а то чувство, про которое пишут книги и снимают фильмы, то, что придаёт смысл существованию.
Волшебно шли дни, складывались в месяцы, а потом праздник кончился. Римма забеременела. Ну водится такое, даже если всё сплошь любовь и романтика. Нет, Вадим не бросил её. Сразу. Был рассудителен и спокоен, скандалов не закатывал, дал денег на аборт. Маловато по тем ценам. Скупенько.
Глядя на мятые купюры, Римма подумала, что вот такой же изломанной становится сама. Чистый белый лист её радости испоганили морщины и пятна. Настало безразличное понимание: этому мужчине плевать на её здоровье и будущее. На всё плевать, главное, чтобы его кусок мяса для пихания в него «достоинства» сохранял товарный вид и не производил лишней продукции. Это у неё была любовь, а у него… дальше реально пояснить только матюгами.
На аборт Римма не решилась, мучил страх, что потом не сможет иметь детей — популярна тогда была сказка-страшилка на старый лад. Беременность осталась. Вадим исчез. Быстро и с концами. Когда она попыталась его найти, выяснила, что всё о себе лгал. Не было в реальной жизни такого человека. Ни настоящего имени, ни адреса, одно смазанное воспоминание. Мужчина слился по-мужски.
Бродила она тогда вот столь же ошеломлённая, не зная, как поступить с собой, не то что зародившейся в ней жизнью. Зависла в невнятном пространстве, словно дожидалась, когда на неё свалится правильное решение. Увы! Феи помогали персонажкам только в сказках. В реале пришлось суетиться самой. Первоначальная растерянность прошла, Римма твёрдо сказала себе, что справится. У неё родится чудесная дочка, только её и ничья больше дочка, начнётся новая правильная жизнь. Почему-то не сомневалась, что будет именно девочка, на поздравления акушерки лишь устало улыбнулась.
Ну что сказать… Жизнь раем не развернулась, но и адом не свернулась. Обычно всё пошло. Поначалу сидела с младеницей дома: сумела немного скопить, пособие какое-то платили, хотя нерегулярно. Потом вышла на работу. Устроилась, куда смогла, не до переборов стало. Квартира пусть маленькая, зато своя, родителям ещё от завода давали. Родители уехали на другой конец страны, жильё ей оставили. Приватизировала, справилась. Полтора года, до того, как дочке исполнилось три года, приходилось крутиться: и на работу успеть, и за мелкой присмотреть, потом, как матери-одиночке, дали место в садике. У Риммы освободился весь день, нашла себе работу получше, а там учиться предложили, расти…
Счастливые начались годы. Пусть не одна она такая нарисовалась, полстраны — семьи из женщин и детей состоят, всё равно казалось, что обделяет чем-то ребёнка. Римма решила, что, раз нет папы, мама должны быть за двоих родителей. Так и ощущала себя все эти годы: не матерью — родителями. Вкалывала и училась, училась и вкалывала. Хватала подработки, росла в профессии — всё для того, чтобы у дочки было не хуже, чем у других-прочих. Не знала маленькая принцесса недостатка в материальном, одной любовью ведь не насытишься. Дочку Римма обожала. Не сомневалась, что сама любима своей самой дорогой и единственной девочкой.
Годы то текли, то скакали. Вот и садик остался за спиной, началась школа — совсем иной уровень ответственности. Римма и тут стремилась быть хорошими родителями, самыми лучшими. Следила за оценками, выполнением уроков, исправно посещала собрания. Памятуя, что «вредно перегружать ребёнка, а программы сейчас насыщенные», дополнительных занятий не навязывала, зато быстро изыскивала нужные суммы, если Вика хотела посещать тот или иной кружок.
Следовало честно признать, что с дочерью повезло. Росла она здоровой и неглупой. В школе училась хорошо. Усердствовала в меру, звёзд с неба не хватала, однако была на приличном счету, учительницы довольно кивали: «девочка беспроблемная, усидчивая, не доставляет матери и школе лишних хлопот, не то что иные оторвы, которым клейма ставить некуда».
Римма радовалась. Устав от работы и подработок, от беганья по кружкам, где приходилось не только платить, ещё ждать, когда занятия закончатся, тихо мечтала про себя, как вырастет её Вика в Викторию. Станут они совсем на равных, начнут дружить, ходить в гости, в театры, гулять в парках и садах, степенно меж собой беседуя. Тогда же Римма задумалась о квартире. Ей-то старой родителевой халупы на весь век хватит, а дочке потребуется собственное жильё. Цены откровенно пугали, только Римма страшиться себе не позволила, крепилась, откладывала копеечку, прибавляла к ней рубли. Со временем стала она неплохо зарабатывать.
Дочка закончила школу, поступила в институт, здесь же, в их городе, так что тратиться пришлось только на плату за учёбу, сэкономили на дорогом съёме жилья. Римма радовалась, по-прежнему откладывала деньги, а тут, перед самым окончанием Викой института, подвернулась настоящая удача. Старая тётушка в деревне умерла, а наследство племяннице отписала за неимением другой близкой родни. Римма поначалу думала, что выручит за халупу гроши, но дом оказался большой и крепкий, да и участки в тех краях выросли в цене. Получилось вполне прилично. Собрав всё прибережённое, купила Римма дочери квартиру, да сразу двушку, а не однушку какую-нибудь или вовсе студию, в день выпуска из института торжественно вручила Вике ключи.
Это был, наверное, самый счастливый день в её жизни. Оглянувшись мимоходом на свою жизнь, полную ограничений и каторжного труда, она полностью сосредоточилась на триумфе настоящего. Не каждые парные родители могут вот так побаловать дитя. Вырастить, выучить, обеспечить жильём.
— Спасибо, мамочка! — воскликнула Вика.
Она показывала подружкам ключи, а те смотрели, кто с грустью, кто с завистью. Им, вероятно, светила только долгая ипотека.
На другой день поехали смотреть подарок.
— Да, предварительно надо ремонт делать, потом обставить, — заявила Вика, деловито озираясь. — Я тут наконец-то всё устрою по-моему. Давно мечтала.
Римма намёк поняла, хотя, как выяснилось впоследствии, не полностью. Действительно, дарить пустую квартиру с одними лишь стенами всё равно, что дарить пустой кошелёк — не принято. К сожалению, денег больше не было, Римма выжала всё до капли лишь бы порадовать дочь и не влезать в ипотеку. Теперь пришлось вздохнуть и влезть в кредиты. На ремонт, который устроил бы юную владелицу, на мебель и технику, которая пришлась бы по душе. Радостная Вика твёрдо решила не тащить в новую жизнь старых вещей. Римма улыбалась, хотя ощущала себя немного напуганной. Долги страшили. Да, она хорошо зарабатывает, у неё стабильное место, только в жизни разное случается. Внезапная болезнь, и кто будет платить банкам? Они ведь деньги дают не просто так, а в рост.
Римма заметила, что стала с великим тщанием следить за движением, когда переходила улицу, старалась держаться в стороне от кашляющих коллег, даже по дому ходила степенно, опасаясь запнуться за ковёр или мебель и получить увечье, стать неплатёжеспособной.
К счастью, жизнь налаживалась. Виктория не собиралась до пенсии сидеть на мамкиной шее. Не без помощи Риммы, она устроилась на работу, в приличную фирму, да ещё недалеко от своей новой квартиры. Римма поняла, что можно вздохнуть с облегчением. Почти. Кредиты съедали изрядную часть дохода, а дочка свои деньги тратила исключительно на себя. Да, ей ещё предстояло как-то продвинуться, увеличить заработки, но Римме ведь тоже хотелось получить немного поддержки.
Ладно, с деньгами она бы постепенно разобралась. Тут прояснялось другое. Все эти годы, прошлые и настоящие, Римма жила будущим. Уставая от нагрузок подбадривала себя надеждой на грядущее избавление. Мечтала, как однажды наступит день, когда она перестанет отвечать за дочь, везти, грубо говоря, воз в одиночку. Вика вырастет, превратиться в Викторию, и две женщины, связанные родством и долгом, станут подругами, а не матерью и дочерью, старшей и младшей. Для того ведь рожают детей, чтобы дети выросли. Ради этого светлого завтра сегодня терпят ползунки и капризы, школьные собрания и подростковые загоны.
Поначалу Римме казалось, что надежды сбылись. Вика целеустремлённо обживалась в собственном гнезде. Отремонтированная и полностью обставленная квартира радовала просторной светлой красотой. Дочка выглядела довольной и счастливой. Дополнительных вложений со стороны матери почти не требовала. Вика уверенно вставала на ноги, на фирме её хвалили, да и сама она, похоже, прижилась, ощутила вкус к взрослой самостоятельности и перспективам карьерного роста. Молодая, уверенная в себе современная женщина. Было кем гордиться её матери. Доверительная дружба вот только между ними не складывалась. Скорее наоборот.
Римма очень уставала. Чтобы расплатиться с долгами, опять пришлось брать подработки, так что вечерами она мечтала только о том, как бы добраться до кровати, даже еду почти не готовила, ограничиваясь макаронами, сосисками, покупными пельменями. По дочери очень скучала и старалась хотя бы раз в неделю к ней заглянуть, иногда оставалась ночевать, чтобы провести вдвоём уютный родственный вечер. Случалось, они неплохо болтали за чашкой чая, но чаще Вика была занята, отвечала односложно, ссылалась на работу и прочее. На старую квартиру почти не заходила, отговариваясь усталостью или встречами с новыми и старыми друзьями. Римма радовалась, что дочь востребована в обществе, успешна, только всё равно скучала.
И однажды нарвалась. Освободилась чуть пораньше, решила сделать сюрприз. Прихватила тортик в магазине, пришла к дочке. Вика встретила холодно. Пока Римма раздевалась и разувалась, скрадывая неловкую паузу болтовнёй, Виктория молча стояла в прихожей. Увидев торт вовсе рассердилась:
— Ты же знаешь, что я на диете! И вообще, мама, я тебя очень люблю и всё такое, но ты хоть предупреждай звонком, что придёшь. Я могу быть занята, я могу быть не одна в конце концов. Я взрослая женщина, у меня своя жизнь.
Должно быть, виноватый Риммин вид разозлил дочку ещё больше, она уже почти кричала:
— Да нет у меня никого, не смотри так. Я хочу карьеру сделать, мужчины пока не на первом месте, но ты пойми меня! Ты нарушаешь мои планы, не уважаешь личные границы, не считаешься со мной. Я охотно проведу с тобой время, когда у меня есть это время, только постарайся всё же предварительно позвонить. Телефоны именно для этого изобрели. У каждого они сейчас в кармане, не отговоришься, как в вше время, что автомат не работал.
Верно всё дочка говорила, чего уж там, хотя долгий бег с препятствиями, в который превратилась жизнь после рождения Вики, вымыл из жизни Риммы подруг и родню, прочие контакты. Никому не было дела до вечно замотанной матери-одиночки. Не с кем стало общаться, когда после долгих лет борьбы за ресурсы появилась возможность сблизиться.
Судорожно вновь обуваясь-одеваясь, не попадая от волнения в ботинки и рукава, Римма бормотала что-то в ответ на дочкино снисходительное:
— Оставайся уж, раз пришла…
Типа заскочила на минутку, а теперь пора бежать. Из парадной не вышла, а вывалилась как пьяная, крепко сжимая пакет с тортом, грубо всунутый ей в руку в последний момент. На улице было, в общем, неплохо. Римма побрела домой пешком, хотя ходил в том направлении довольно удобный автобус. Ветерок обдувал лицо, постепенно она успокоилась. Конечно, Виктория права. Теперь все недотроги, много думают о себе и берегут личные границы. Надо соответствовать подрастающему поколению, не впадать в замшелость. Наверное, они правы, а она — нет. не ссориться же с родной дочерью из-за того, что она живёт свою жизнь, а не мамкину. Так и должно быть, на этом стоит мир.
Римма приободрилась. Дома согрела чайник и разрезала торт. Ела его с удовольствием, хотя изредка роняла в крем непрошенные слёзы. Вдвоём есть его было бы веселее.
Учтя пожелания Вики, Римма больше не навязывалась с визитами. Звонила редко и спросив, как дела у дочери, выслушав дежурный ответ, быстро сообщала две-три пустячные новости, ради которых, якобы, и звонила, вешала трубку. Как всякая мать, она не только скучала по своему ребёнку, ещё волновалась за его безопасность, но и тут придумала хитрость: стала отслеживать дочь В Контакте. Нет, не читала её соцсети, всего лишь смотрела онлайн ли Вика и когда была. Заходит в интернет, значит, всё в порядке, можно, не надоедая дочери звонками и ненужными разговорами, убеждаться, что она жива-здорова.
Некоторое время всё шло хорошо, Вика подобрела, даже иногда звонила матери сама, потом опять всё пошло неладно. Римма навещала после работы соседку, тётю Галакту, некогда помогавшую ей с маленькой Викой. Старушка угодила в больницу, родных в городе у неё не было, потому Римма выкроила время забежать в больницу, отнести вкусненького, спросить не надо ли чего. Выйдя из больницы, угодила под крутой дождь, промокла до нитки, пока бежала к автобусной остановке. Ливневая канализация в их городе работала не сказать бы, что хорошо, по асфальту текли реки. Римма махнула рукой и пошлёпала по воде, доходившей иногда до щиколотки.
Дочкина квартира была совсем рядом, мелькнула мысль: зайти, попросить сухую обувь, одежду, переждать непогоду. Римма почти уже шагнула прочь с остановки, потом передумала. Явится незваной-нежеланной, а звонок за пять минут перед визитом вряд ли можно счесть предупреждением. Опять получится, что навязывается дочке, нашла-де предлог припереться, нарушить личное пространство. Специально под дождём блукала, чтобы как следует промокнуть.
Римма решила, что не зима на дворе, обойдётся с мокрыми ногами, только автобуса долго не было, а ветер дух изрядный. Римма заболела, о чём дочь узнала по хриплому голосу, когда позвонила через день-другой, чтобы справиться о какой-то вещи. Ситуация разъяснилась, мать теперь оказалась виноватой, что не зашла обсохнуть. Специально всё так устроила, чтобы поманипулировать дочкой. Римма извинилась и повесила трубку. Выслушивать новые попрёки не было ни желания, ни сил. Недомогала она неделю, потом вышла на работу. Её мучили сомнения. Быть может, она действительно повела себя как обиженка. Со стороны если глянуть, поведение её выглядело демонстративным. Дочь любит её, переживает. Ну и что, что не звонит, тоже обиделась на мать, которая поставила её в сложное положение. Надо как-то наладить контакт и кому как не ей, старшей по возрасту, этим заняться. Её маленькая дочурка выросла и обрела свой голос. Счастье-то какое.
Римма обнаружила, что откровенно робеет. Просто позвонить и испросить позволения прийти на чашку чая казалось недостаточно доброжелательным. Выглядеть будет как дипломатический визит главы недружественного государства. Встретиться ненароком? Заговорить, как ни в чём не бывало? Вскоре случай привёл ей в тот район города, где работала дочь, и Римма решилась. Зайти в офис — не домой, это публичное место, там как раз прилично вести себя чуть официально. Задерживаться она не будет. Спросит, как дела и предложит Виктории как-нибудь на недельке, если у той найдётся свободное время, вместе посидеть в кафе. Новостей-де накопилось, да просто пообщаться. Давно не виделись.
Быть может, план бы сработал, не так казался плох. Если бы не булочки.
Римме действительно надо было прикупить домой еды, заскочила в симпатичный магазинчик. Там и увидела эти булочки, почти такие же как встарь, не удержалась — купила. Сунула одну в рот и чуть слюной не захлебнулась: так вкусна оказалась выпечка. Хотя, возможно, с голодухи её раскапустило, не стоило умиляться. После обеда маковой росинки не видала, а времени прошло изрядно. Купила побольше булочек. Кивнула знакомому вахтёру. Когда-то часто хаживала в эту контору по делам своей, её тут не забыли, поднялась на второй этаж. Спохватилась, что Вика могла уже уйти. С другой стороны, вахтёр бы предварил.
Виктория сидела за своим столом, углублённая в работу, серьёзная. Другие сотрудницы разошлись. Римма снова оробела, шагнула в помещение. Собственный голос показался неестественным, напряжённым. Пакет с булочками выглядел жалко.
Вот тут и разразилась буря. Виктория более не разговаривала сердито, фактически, кричала. О том, что на работу к ней таскаться не надо, в то что люди подумают, что не надо её позорить, таская еду, как будто она сама себе купить не может. Тем более булочки, когда у неё диета. Она уже взрослая и пора бы матери заняться собой, а дочери дать право спокойно дышать, строить карьеру, не отвлекаясь на придурь старшего поколения.
Сказано было немало, больше, чем реально можно успеть сказать, пока ошеломлённая Римма проворно пятилась к двери. По коридору она почти бежала, на лестнице притормозила. Мимо вахтёра следовало пройти с милой улыбкой — чтобы в очередной раз не опозорить дочь материнской растерянностью-растрёпанность. Наверное, эта капля оказалась последней, потому Римма пошла не домой, свернула в неуютный проходной парк, где люди по аллеям не прогуливались, а сновали, как по улицам. Села на скамью и проторчала на ней истуканом неведомо как долго. До темноты.
Глава 2
Сумерки подкрались незаметно. Всё же фонари светили, дело происходило в городе, не в лесу. Люди шли мимо и впервые с тех пор как она сюда прибежала, Римма заметила окружающее. Люди. Они шли мимо. Шагали по своим делам. Она сидела на виду, на свету, однако никто, ни единый человек не бросил на неё взгляда. Женщины не смотрели с усталым любопытством, мужчины с похотливым интересом, а ведь мужчины пялятся на всех женщин, не обходя вниманием даже старушек. Надо же было так глубоко уйти в свой внутренний мир, чтобы уйти из внешнего мира. Римма не испугалась, скорее происходящее, точнее не происходящее казалось забавным. Ты тут и нет тебя, словно привидение вышло из могилки подышать свежим воздухом.
— Они, правда, тебя не видят, — сказал кто-то рядом. — Не пугайся — это временно. Переходный период.
— Почему не видят?
— Они там, а ты — здесь.
Римма повернула голову. На её скамейку, она не заметила, когда, пристроилась женщина, лет на десять старше. Хрупкая, аккуратно одетая. На голове — берет с хвостиком. Римма уже не помнила, когда видела последний раз береты с хвостиком. Может быть, вообще только в кино. Внезапная собеседница смотрела на неё, но улыбалась кому-то другому, себе, скорее всего. Было в этой незнакомке что-то отчётливо нездешнее и несейчасное. На коленях она держала жёсткую сумочку. Руки в летних перчатках уверенно лежали поверх грубой кожи.
— А вы кто? — спросила Римма.
Показалось, что повела себя невежливо, только незнакомка не обиделась, напротив, кивнула довольно и решительно, как учительница, слушающая пятёрочный ответ на уроке.
— Я Эдна. Часто встречаю новеньких. Давно на пенсии, располагаю всем временем, свободнее тех, кто работает.
— Новеньких?
Римма огляделась в поисках очередных неведомых персонажей. В аллее как раз в этот момент никого не случилось.
— Тебя, — сказала Эдна, вновь доброжелательно хотя отстранённо кивая. — Ты пришла, надо кому-то поговорить, объяснить. Многие пугаются, когда понимают, что ничего не понимают.
На Римму разом навалилась усталость. Сектантка что ли? Примется окучивать явно расстроенную, значит потенциально податливую женщину. Откуда они берутся, эти сектантки? Главное, все терпеливые и благостные. Веди себя мужчины так вежливо и рассудительно, рождаемость взлетела бы до небес.
— Нет, не пытайся простыми ответами подменить сложность жизни. Прислушайся к себе, я помолчу.
Римма кивнула. Всё, чего она сейчас хотела, пойти домой, принять душ и поесть швырнутых ей обратно вкусных булочек. Нервное потрясение отпустило, вернулась обычная здравость суждений. Ну поругались немного с дочерью, такие вещи случаются. Молодым вечно кажется, что старшие заедают их жизнь, слова никому теперь не скажи, всё переиначат, в чём только не обвинят. Пройдёт, всё проходит. Вика станет старше и умнее, перестанет преисполняться чувством собственной сверхзначимости, начнёт наконец-то взрослеть, потому что пора бы. Римма подождёт. Вот выплатить бы только долги. А ещё хорошо бы не влезать в новые.
Так углубилась в житейские мысли, что почти забыл о женщине, смирно сидящей рядом. Та не торопила, сама не спешила. К чему следовало прислушаться? Они там, а ты здесь — вспомнила Римма некстати сказанные слова. Что они означали? Почему её не видят?
Римма помахала рукой проходящим мимо мужчинам, хотя тут же попрекнула себя за ненужный риск. Не стоило привлекать к себе внимание в сумерках на почти пустой по позднему времени аллее. Она и не привлекла. Мужчины прошли мимо, даже не покосились. Римма пальцами коснулась своей кожи, одежды. Она ведь есть. Может быть, нет их? Люди, спешащие по своим делам, давно призраки, намерения их бестелеснее тумана? Всё вокруг долгий, нескончаемый сон?
— Ты в стране родителей, — сказала Эдна.
Она доброжелательно улыбалась, хотя опять не Римме. Сама-то в каких веяла эмпиреях?
— Где? Вокруг всё такое, как всегда. Что за место, о котором ты говоришь?
Эдна уселась основательнее, крепче утвердила сумочку на коленях, даже похлопала ладонью в летней перчатке по твёрдому сумочному боку.
— Известно ведь, что из дому обычно убегают дети. Потому что они молодые, пробуют пути, потому что бунтуют, вечно всем недовольны, постоянно ищут тех, кто им должен. Взрослые всегда сидели дома, на том стоял мир, но однажды они тоже захотели уйти. Ненужные больше своим подросшим детям, отвергнутые ими или, наоборот, порабощённые. Взрослые основали страну родителей и теперь живут в ней как полноправные граждане.
— Как живут? — встрепенулась Римма. Она оглядела парк, резко показавшийся неуютным и зловещим. Безобидные тени от фонарей моментально почудились изнурёнными душами, глядящими из ада. Чернильные росчерки страха опасно легли за землю. — Здесь? Среди деревьев? Это вы, может быть, на пенсии, а мне завтра на работу надо!
— Не уйдёт от тебя никуда работа. Завтра встанешь и приступишь. Сегодня вернёшься домой. Всё пойдёт своим чередом. Почти не изменится. В стране родителей есть жизнь. Там всё есть и почти такое же как в том, оставленном мире.
Эдна встала и пошла прочь, неся сумочку неподвижно, задорно помахивая второй рукой. Обернулась на полушаге:
— Ты всё найдёшь, если сама захочешь. Помни: страна родителей.
И учесала совсем. Римма смотрела вслед старушке, испытывая больше изумления, чем досады. Одной в аллее внезапно стало неуютно. Римма встала. Тело затекло от долго сидения на месте, а так повиновалось обыкновенно. Она решительно пошла в сторону собственного дома. В автобус всё же сесть не рискнула, а вдруг он призрачный в этой стране родителей, провалишь сквозь пол, хорошо если совсем, а не застрянешь посередине. Ножками оно надёжнее. Уже через квартал обругала себя за ненужные страхи и младенческую доверчивость. Ничего сегодняшнего не отличалось от того же самого вчерашнего. Люди вновь обращали на неё внимание, когда проходили мимо, иногда задевали в плотном потоке прохожих. У сверкающего огнями магазина Римма столкнулась нечаянно с другой женщиной, слишком торопливо вышедшей на тротуар. Обе извинились и пошли дальше. Римма вспомнила, что дома есть нечего, зашла в тот же магазин, купила к булкам колбасы и сыру. И нормально всё получилось. Продавщица ей заметила, товары пробила, с пластиковой карты исправно списались деньги.
Римма вновь вышла на улицу, вдохнула прохладный, хотя не совсем свежий воздух. Не знала посмеяться над собой или горько поплакать. Настроение, надо сказать, заметно улучшилось. Ссора с дочкой, ещё недавно потрясшая до основания душу, теперь казалась пустяковой, почти забытой. При ней осталось обретённое в парке равновесие. Более того, хотелось теперь не в душ и есть булки, а отправиться куда-то в ресторан, заказать ужин и съесть его, слушая музыку, ощущая себя свободной и безмятежной.
Римма порадовалась снизошедшей на неё бодрости, пусть в ресторан, конечно, не пошла. Деньги следовало тратить разумно, а не так, как хотелось бы. Долги давили на психику, не только на карман. Вот выплатит всё, тогда… Дочь на своих ногах, мать, наконец-то сможет жить, как захочет, а то ведь и не жила совсем, если поразмыслить серьёзно…
Вспомнились внезапно слова старушки: в стране родителей есть жизнь. Вероятно, пожилая женщина (из самых добрых побуждений) решила приободрить явно расстроенную женщину средних лет. Рассказала сказку, почти философскую историю о том, что нельзя вечно зацикливаться на чужих проблемах, а то ведь накопятся свои и не вывезти будет два воза сразу. Пожалуй, следовало сказать спасибо. Жаль, не сказала. Город их не слишком велик, но маловероятно, что встретятся ещё раз, да и узнают ли друг друга? Римма запомнила сумочку, перчатки, берет с хвостиком, а не лицо своей нечаянной незнакомки. Ещё имя, довольно странное для здешних мест. Поискать в соцсетях? Да ладно. Эдна не требовала благодарности, делала то, что считала нужным для себя и других.
Дома Римма осуществила заранее намеченную программу: приняла душ и вкусно поужинала. Хотела позвонить дочери, даже телефон достала, подержала в руках, передумала. Виктория отходила не вдруг, ей требовалось время, чтобы перестать дуться на мать, вот и следовало предоставить ей время. Наладится. Что не сегодня, а завтра или послезавтра, так это неважно. Взрослые дети отвечают за себя сами. Матери могут не париться.
Кровать в мифической стране родителей оказалась той же самой, что и в прежнем, доэднином мире, так что Римма нормально выспалась, пошла утром на работу. Работа тоже никуда не делась, хотя это как раз Эдна твёрдо обещала. Закрутилась привычная трудовая карусель. Пришлось решать кучу мелких задач. Римма привыкла, со всем справлялась. Только в обеденный перерыв спохватилась, что так и не позвонила дочери. Более того, не вспоминала о ней всё утро, хотя прежде места бы себе не находила от беспокойства, взращивала чувство вины и придумывала способы угодить Вике, расположить её к себе. Насколько проще было работать, не обременяясь тревогами за другого человека. Насколько проще тем родителям, которые совсем отпустили детей, реально начали жить для себя. Как в стране родителей.
Римма посмеялась уместности образа. Поскольку психотерапия старушки имела определённый успех, не следовало сердиться. Чего только люди не придумывают для самоуспокоения, а то, чтобы развлечься. Пусть у неё будет страна родителей, где можно лопать булочки в обеденный перерыв на рабочем месте и не ощущать за это вины. В отличии от Виктории с её диетами, Римма без особых хлопот сохраняла стройность. Поесть часто не успевала, зато двигалась много, зарабатывая дочери на достойную жизнь.
После основной работы пошла на подработку, тут же, неподалёку, домой вернулась поздно. Решила посидеть в соцсетях полчаса-час, чтобы расслабиться перед сном, посмотреть на картинки с кошками, да почитать всякую чепуху. Дочь заходила в интернет всего полчаса назад, так что всё с ней было в порядке. Убедившись в этом, Римма успокоилась, хотя и прежде не ощущала заметного волнения. Посмотрела на чужих кошек, пожалела, что так и не завела свою. Все эти годы была полностью сосредоточена на Вике, на иное почти не отвлекалась. Дочка, кстати, не просила никогда живых зверюшек, только плюшевых.
Завести что ли? Жаль, будет бедное животное скучать одно дома, пока Римма зарабатывает на оплату кредитов. Хотя можно брать кое-какую работу на дом и не метаться по городу. Одна из сотрудниц говорила про что-то такое, надо будет уточнить. Неплохо, если получится спокойно сидеть в своей норке за компом с мурлыкающей под боком кошкой.
Римма огляделась. По сравнению с дочкиной, её старая квартира отчаянно нуждалась в ремонте. Мебель давно утратила товарный вид. Покупка новой подождёт, а вот выкинуть некоторое старьё и освежить потолки-стены обойдётся недорого, зато настроение поднимет, да и место освободиться. Переехав, Вика ни разу здесь не ночевала, значит можно будет выкинуть её старую кровать, купить вместо неё хорошее раскладное кресло. Пространства займёт мало, зато послужит запасным спальным местом. Одну мебелину она потянет и с кредитами, на себя тратит мало. Одежда и обувь ещё послужат, а в новом кресле так уютно будет смотреть вечерами телевизор, вышивать и вязать.
Спала она отлично, на работу пошла с охоткой, вообще чувствовала себя хорошо, как никогда. После работы прошлась по магазинам, посмотрела товары для ремонта, заглянула в мебельный. Кресел стояло много, выбрать то самое, единственное, оказалось непросто. Римма долго бродила между ними, получая удовольствие от самого процесса. Домой вернулась поздно, ещё в прихожей уловила запах дочкиных духов, хотя самой дочки в квартире не нашла. Записок современная молодёжь не оставляет, Римма заглянула в телефон, там не было пропущенных звонков или текстовых сообщений. Ну и ладно. Будет что-то нужно, позвонит или напишет.
Поразмыслив минуту, Римма отстучала смс:
«Привет, как дела? У меня всё нормально».
Поколебавшись, отправила и почувствовала, что отпускает и то лёгкое беспокойство, которое ещё сохранялось. Дочь не хочет, чтобы мать заедала её молодую жизнь, мать не будет заедать. У неё теперь тоже есть отдельная жизнь. Начнётся, когда рассчитается с долгами.
Римма переоделась, включила чайник, включила телевизор. Шёл какой-то старый наизусть знакомый фильм, искать по каналам другое не стала. Села на свой старенький диванчик. Привычные действия умиротворили настолько, что почти сразу она начала дремать или ей показалось, что засыпает. Томно закружилась голова, по телу прошёл едва заметный озноб. Когда она вяло приоткрыла глаза, почудилось, что чёрно-белые персонажи сошли с экрана и разгуливают по комнате.
Чего только не примерещится, когда устанешь — решила Римма, потом поднялась, потому что чайник на кухне громко щёлкнул, отключаясь. Внезапно голова закружилась так, что основательно шатнуло. Римма поняла, что падает в узкий проход между диваном и компьютерным столом. Подумала заполошно, что ковёр давно не пылесосила, не след бы на него ложиться. Больше ничего.
Глаза открылись сами, без её участия, словно ставни расхлопнулись. Римма оказалась в той же самой комнате, хотя где бы ещё? Обстановка почти не отличалась, выглядела новее, свежее. Детская кроватка стояла там, где был недавно второй диван, Викин. Римма невольно шагнула ближе, заглянула поверх боковой стенки. Девочка спала под красным одеяльцем, сжав крохотные кулачки. Волосы выбились из-под чепчика. Римма задержала взгляд на светлой пряди.
Детишки, конечно, все на одно лицо, вот только не все на одно лицо. В кроватке лежала не Вика, совершенно другой ребёнок, причём не чужой, смутно знакомый. Римма вновь взглянула на одеяльце, потом на вышитую подушечку. Букетик фиалок. Невольно шагнула назад, потом опять вперёд, чтобы снова заглянуть в лицо младеницы. Только уже не было ничего. Стоял на своём месте обшарпанный диван. Викин, терпеливо сносивший все детские прыжки и проказы. Знакомый. К комнате вернулся первоначальный вид. Хотя не совсем. Здесь стало темнее и отчётливо прохладнее.
Чёрное тихо притаилось со всех сторон. Римма не сразу поняла, что напоминает ей это явление, потом вспомнило: виньетку в фоторедакторе. Ту, что по умолчанию. Куда бы Римма не посмотрела, поле зрения обрамлял мрак. Глаза не застил, только окантовывал. Ненавязчиво, зато казалось, стоит зажмуриться, как неведомая рука двинет рычажок, мир навсегда станет чёрным.
Римма добросовестно моргнула. Ничего не изменилось. Она помнила, что падала, однако спокойно отнеслась к тому, что стоит, а не лежит. Сон? Чепуха. Никогда ещё она не ощущала себя такой проснувшейся.
Следовало сразу признать, что старушка Эдна говорила правду, честно предупредила. Римма добросовестно спрятала голову в песок, только он осыпался. С песками случается. Страна родителей. Причудливое место или состояние души. Раз уж она сюда угодила, то самое время осмотреться. Домой в обыденность всегда успеется, там нечего изучать, а если есть, то нет времени и сил. Здесь иначе. Тут весело. Было, вот до сего момента.
Римма сняла домашнее, забыв про чайник, надела уличное, уже почти переступив порог вернулась и выключила телевизор. Там все ещё шёл старый чёрно-белый фильм. Времени преображение заняло немного.
Конечно, она разберётся и освоится здесь сама, только лучше найти Эдну и попросить о помощи. Пока ничего опасного вроде не случилось, но кто знает? Дикарь, который не в курсе, что улицу надо переходить исключительно на зелёный свет, попадёт под машину. Человек из цивилизации мигом нарвётся на ядовитую змею в джунглях. В каждом мире свои правила, полезно усвоить их, расспросить старушку Эдну, пока не явилась старуха с косой. Эти-то во всех мирах свободно шастают. Им везде честь и место.
Как искать женщину, которая встретила её в новом мире и дала о нём начальные сведения, Римма не задумывалась. Вряд ли страна родителей велика, те, кто в ней обитают наверняка находят друг друга без особых затруднений, иначе они не были бы общностью, каждая варилась бы в собственном соку. Никто бы вообще не знал, что существует страна родителей, а у психушки добавилось бы полноправных клиентов.
Римма вышла на улицу и пошла неторопливо в сторону того самого парка, где с ней всё случилось. Она позволила себе думать, что даже если встреча не произойдёт сегодня, она выпадет завтра или через день. Спешить особо некуда, всё сложится как надо.
Только ждать не пришлось. Эдна сидела на той самой скамейке и с удовольствием пила кофе из картонного стакана. Кивнула Римме как старой знакомой. Указала и на место рядом и на второй стакан.
— Латте?
— Да. В магазине за углом неплохо варят.
Римма кивнула, взяла стакан. Кофе был то, что надо. Она с удовольствием сделала глоток, устраиваясь рядом с Эдной. В сумеречном городе рамка-виньетка почти совсем не ощущалась, возможно, пропала. На время, насовсем. Римма поняла, что её не слишком волнуют подробности, разве что они помогут понять суть.
— Видела что-то непонятное? — спросила Эдна.
— Да. Свою комнату, но как раньше и младеницу в кроватке.
— Дочь?
— Нет. Себя. Моё красное одеяльце, мои волосёнки, черты лица. Как на фотографии.
— Значит, нашла то, что искала. Себя. Новую жизнь можно с младеницы начать, можно о ней всего лишь помнить.
— Надеюсь, мне не придётся себя нянчить, — проворчала Римма. — Слишком странно.
— Не придётся. Это не подлинно, образ всего-навсего. Ты ещё не примерилась и к тебе не примерились. А мамку свою там видела, рядом с ребёнкой?
— Нет, никого кроме меня не было.
— Значит, не понадобилось ей сюда, там нормально срослось.
— Так, может, ушла? Я ведь давно выросла, чего от меня бегать, сама теперь здесь.
Эдна глотнула кофе, покачала головой:
— Нет. Из страны родителей нет выхода. Это дети, убежавшие из дома, могут туда однажды вернуться. Родители отсюда не возвращаются. Никогда.