Бегом вдоль Стикса

 

Глава 1. Странная аудиозапись

За свою жизнь я написал песню, снялся на телевидении и закрасил полностью раскраску-антистресс. В ней были причудливые цветы, экзотические птицы и бабочки с большими крыльями. Вышло ярко и здорово, и мне хочется, чтобы моя жизнь была такой же. Она тоже у меня только одна, и я ее почти закрасил. Правда, карандаши мне достались не особенно интересные, но для последних страниц я собираюсь взять ярчайшие фломастеры, а сверху посыпать все блестками. В телешоу я снялся благодаря маме, она привела меня в этот мир, она привела меня и на телик, а песня, которую я написал, вышла глупая и смешная. Кас говорит, что я глупый и смешной, многие в последнее время считают меня тупицей, но думаю, что это правда лишь отчасти, ведь я должен был окончить школу почти на красный диплом.

Одна песня, одно телешоу, одна раскраска. Это не так уж много, но кое-что.

Я не написал ни одного романа, ни коротенького рассказа и даже блог я никогда не вел. Мне осталось жить год, в него я хочу вместить все впечатления в ядреной концентрации, поэтому я решил попробовать вести свой блог. Вроде бы от создания текстов люди получают колоссальное удовольствие, по крайней мере, мне так говорила одна девочка из школы, которая постоянно смотрела аниме и что-то писала.

Времени разбираться у меня нет, поэтому я просто набрал в поиске браузера «писательский челлендж» и решил следовать первому найденному списку тем. Челлендж — отличная мотивирующая придумка, ты вступаешь в игру с самим собой и получаешь мнимую награду за выполненный пункт в виде чувства удовлетворения от сделанной работы. Суть такая: нужно каждый день в течение месяца писать на заданную тему. Я сразу смягчил условия, каждый день я не смогу писать, ведь мне осталось жить год, а мне нужно время, чтобы попробовать все удовольствия на свете и совершить одно крупное дело. Но и писать слишком редко я тоже не должен все по той же причине: через год я умру.

Первая тема челленджа: странная аудиозапись.

Она идеально подходит для начала! Для начала всего! Конечно, не от Большого Взрыва, но от начала истории нового мира. Я даже догадываюсь, почему эту тему выбрал составитель челленджа. Люди обожают обмусоливать вопрос о том, как мир сошел с ума в шестидесятых годах прошлого века. Дело не в хиппи, и не в Хрущеве, и не во Вьетнаме. Дело в Луне и Солнце, и во всяких других небесных паразитах.

Расскажу эту историю на тот случай, если в мой блог залезут совсем юные читатели. Но если это так: юные читатели, прочитайте историю нашего мира и закрывайте страницу, ведь, я надеюсь, что дальше в тексте будут описания множества чувственных удовольствий!

В шестьдесят втором году СССР запустил спутник «Луна-1» в космос. Люди — жутко любопытные животные, именно поэтому человечество так развилось, и, по большей части, люди — тщеславные мечтатели, именно поэтому ученые решили забраться так высоко. Благодаря этим человеческим качествам я решил попробовать все удовольствия и совершить кое-что грандиозное. А в шестидесятые меня еще не было, зато был спутник и сигнал, который он поймал. Это была странная аудиозапись, ее можно найти в оригинале и послушать даже без регистраций и смс. Сначала раздается шорох и странный шум, похожий на больное дыхание легочника, приставившего микрофон прямо к своей груди. Затем — ритмичные стуки, которые советские ученые распознали как азбуку Морзе. Стуки сказали: «Имя твоей звезды тебя спасет». Лучшие умы Советов обалдели, они думали о шифрах, перехваченных со станций других стран, о весельчаках на своей кухне, но и, конечно, они вспомнили и об инопланетянах. Вскоре выяснилось, что сигнал передавался со стороны Луны, и когда эта информация утекла американцам, они соорудили экспедицию на нее. Многие люди ненавидят их за это, мол, они решили судьбу всего мира, эти тщеславные американцы, но я лично рад, что это произошло. Мне всегда было интересно, что там, за занавесом.

А вот что: Луна оказалась живым организмом. Она пробудилась от долгого сна и открыла глаза. Теперь их можно разглядеть, если сунуть монетки в телескоп на смотровой площадке. Иногда Луна даже моргает, очень редко, но все-таки подобные видео встречаются на просторах интернета. Сам я никогда не видел, мне бы не хватило терпения так долго смотреть в глаз телескопа.

Луна снова стала выстукивать свои послания азбукой Морзе. В них она назвала себя одним из миллионов паразитов, обитающих в космосе. Другие небесные тела — тоже паразиты с иными способностями. Луна никогда не объясняла, как именно она паразитирует на Земле, но называться кем-либо, кроме как паразитом, она наотрез отказывалась. Она вообще передавала мало посланий и всегда оставалась загадочной, как божество. Над каждой ее фразой десятилетиями бьются ученые со всего мира.

А потом Луна решила посмотреть на нас поближе. Она развернулась, немного наклонилась, и тогда на Землю спустился ад. Начались повсеместные цунами и землетрясения, мир чуть не схлопнулся. Была жуть, люди пытались укрыться и погибали толпами, казалось, только высшие правительственные чины и олигархи смогут пережить судный день. Луне самой не понравились последствия своего наклона, она передавала это связистам по морзянке, но уже не могла ничего остановить.

И тогда случилась еще одна необъяснимая вещь: звезды в небе стали мигать ярче. Затем природные катастрофы остановились, а люди, раненные в тот момент, излечились. Раны и переломы зарастали прямо на глазах, для более сложных повреждений требовалось несколько дней. Но смерть ничем нельзя исправить, даже паразитические звезды не способны ее победить, погибшие во время катастрофы — мертвы навсегда. Луна передала сигнал, что излечила людей не она, а один из других небесных паразитов с собственными способностями. Ученые так и не выяснили, что за небесное тело это было, установить контакт выходило только с Луной, а она — несговорчивая и капризная дама.

Время шло, и люди обнаружили, что способность к регенерации не исчезала, и, более того, она становилась эффективнее и быстрее, если раненый пробовал кровь другого здорового человека не из этой местности. Мне сложно представить человека, выяснившего это в эксперименте, но такие исследования задокументированы. Были и другие вещи, которые изучались так же экспериментально. Ткани восстанавливаются только от внешних повреждений, от внутренних болезней человек не может избавиться подобным образом. Еще один факт: если отрезать человеку голову, то он умрет вне зависимости от того, есть ли у него способности к регенерации, и это еще одна вещь, выясненная экспериментально. И еще: люди по-прежнему стареют.

Следующий факт: способность к регенерации получили только раненые, те же люди, которые во время катастрофы прятались в бункерах, не могли заращивать на себе раны и не получали эту способность, выпив чужой крови. Наоборот, именно они могли быть донорами этой целебной крови для других. Дети же кровопийц тоже рождались со способностью к регенерации. Зато мы, солнцегородские (город Солнца — второе название Москвы, малыши, а также так именуются все города без кровопийц), получили другие аномалии от звезд. Мы думаем, что разные звезды дают особые способности, но это не факт, ведь Луна ничего не объясняет.

У меня тоже есть аномалия, она досталась мне по наследству от отца. Я могу понимать желания животных чуть лучше, чем другие люди, и вроде бы должен ими управлять, но у меня никогда не получалось. Это довольно дурацкая сила, я ее использую только для развлечения. Иногда, конечно, я могу помочь животному, если понимаю, что оно не может объяснить свою потребность обычному человеку.

Однажды собака попросила купить ей пиво. Ее хозяин иногда давал ей облизать бутылку и даже капал им в ее миску, а потом он умер, и никто ей больше не наливал пиво. Такие грустные истории чаще всего случаются с людьми, но у людей хотя бы есть руки, чтобы взять пиво, и у большинства из них — деньги, чтобы за него заплатить. Социальное неравенство — это очень плохо, и хоть я родился богатым, но мне бы хотелось бороться против него. Это очень идеалистично и бесит бедных людей, но я был бы готов терпеть косые взгляды.

Папа пророчил мне карьеру в области, связанной с управлением животными, а я хотел заниматься политикой. Больше это не имеет значения, смерть — такая штука, убивает сразу все перспективы.

Имя твоей звезды тебя спасет. Мы в городе Солнца в основном верим, что наш спаситель — Солнце. Поэтому, чтобы уберечь детей от беды, им часто дают солнечные имена. Также у нас популярны лунные имена, хотя Луна и никогда не считалась звездой, многие считают, что она тоже может спасти, но зануды спорят с ними. Их аргументы неубедительны, ведь Луна и Солнце — оба паразиты, если верить сообщениям, переданным с помощью азбуки Морзе. Некоторые верят только в Луну, обвиняя ее во лжи про паразитическую природу звезд и планет, другие же считают ее божеством. В основном это так и по моему мнению, ведь она всесильная и чуть не уничтожила нашу планету.

Солнечные и лунные имена. В общем, меня зовут Гелий. Гелий, блин. Звучит по-дурацки, но, в принципе, имя нередкое. Обычно я называю себя Гел. А Кас сказал, что круче бы оно звучало как Джел. Теперь я так и стараюсь называться, Джел. И даже подписываюсь так:

С любовью. Джел.

До скорой встречи. Твой Джел.

Пиши мне! Джел Ф.

Люди в городе Луны (там, где живут кровопийцы с регенерацией), несмотря на обозначение, чаще всего называли детей не солнечными или лунными именами, а названиями далеких звезд. Люди лунных городов считали, что их спасла не Луна и почему-то не Солнце, а кто-то далекий, они хотели дозваться до него через имена своих детей.

Имя твоей звезды тебя спасет.

Странная аудиозапись, да?

Люди в городах Луны живут бедно. Это потому, что в шестидесятые в бункерах спаслась в основном элита при власти, деньгах и большом уважении. Когда природные катастрофы закончились, выжившие сливки общества боялись кровопийц с регенерацией, тогда произошло разделение. Нет, официально мы остались одной страной, но в каждом государстве теперь есть лунные и солнечные города, в которых люди живут раздельно. Мы можем путешествовать между городами и даже работать там, но не все так просто. Если лунный человек с регенерацией, например, поцарапается, он может накинутся на солнечного товарища, такие случаи встречаются постоянно. Нет, скорее всего, только пьяному или безумному человеку сложно бороться с искушением из-за царапины, а вот если по какой-то идиотской случайности кровопийце оторвало руку, то он набросится стопудово. Редко пугающие акты каннибализма и кровососания заканчиваются летально, но и такое может быть. В общем, люди Луны ездят к нам только по пропускам. А вот мы можем спокойно приезжать к ним в города, просто мы не очень-то хотим. Прямо на улице тебя могут покусать или ограбить, ведь все деньги крутятся в солнечных городах. Там некрасиво, много преступности, каждый второй алкоголик, каждый пятый наркоман. Что там делать?

Лично я сейчас пишу из лунного города. Наркотики, алкоголь, проститутки и экстрим — это то, что мне нужно в последний год моей жизни.

На этом, малыши, пора заканчивать читать мой блог. Скажу только вот что: астрологи были правы. Сейчас невероятно популярна эта специальность, люди составляют целые звездные карты судеб. Но это все фигня для бедняков. Богатеи обращаются в агентство к людям, которые получили аномалию в виде предсказания будущего. Они тоже работают с астрологическими картами, но они в самом деле могут посмотреть твою судьбу, по крайней мере, отдельные ее моменты. Эти предсказания сбываются с почти стопроцентной вероятностью, и чаще всего они связаны со смертью. Счастливые случаи изменения своей кармической судьбы, вопреки предсказаниям, никогда не случайны, это всегда долгая работа с психотерапевтами и различными специалистами по аномалиям. Человек должен круто изменить свою жизнь, чтобы что-то поменять. Например, сорокалетний стоматолог с женой и двумя хорошенькими детьми, узнает, что скоро умрет. Если он сможет здорово поменять свой характер, забросить свою профессию, например, переучиться на моряка, переехать в страну с другой культурой, скажем, в Сомали, оставить жену, двоих хорошеньких детей и из примерного семьянина превратиться в гуляку или даже в гомосексуалиста, то его шансы выжить очень велики. Но не каждый может решиться на это. С молодыми людьми и детьми гораздо сложнее. Они еще не имеют абсолютного ориентира в жизни, и поэтому сбить их с кармического пути гораздо сложнее. Тем более, родители стараются быть бережными со своими отпрысками, их дети такие, потому что мамы и папы вложились в определенную жизнь для ребенка, и поменять все для них кажется чудовищным. Я говорю именно о таких заботливых родителях, потому что работа с кармой и само предсказание стоит больших денег, которые не заплатит равнодушный к ребенку человек.

Мне восемнадцать, и я умру в течение года, это сказала мне предсказательница, причем совершенно бесплатно, ведь она — подруга нашей семьи. Я решил, что я не буду пытаться исправлять свою карму, шансов мало в моем возрасте, и я не хочу провести свой последний год в скучной работе с психотерапевтами. Умру, но напоследок повеселюсь, это звучит очень понтово. Я всегда был довольно хорошим мальчиком, не лучшим на свете, но все-таки плохим меня точно не называли, и поэтому я почти не пробовал в действительности ничего классного. Поэтому мне так любопытны все опасные вещи!

Я собрал рюкзак и, не попрощавшись с папой и кем-либо еще, отправился в лунный город Сириус в Подмосковье.

В солнечных городах некоторые могут курить траву, а я не делал даже этого, поэтому решил начать с легкого уровня. Я вышел со станции, прочитал светящуюся надпись «Добро пожаловать в Сириус» и отправился на поиски человека, у которого можно было бы вырубить траву. Я слышал, что в лунных городах Подмосковья можно подойти к любому человеку на улице и он с вероятностью окажется наркодилером, так я и сделал.

Это действительно оказалось правдой. Так я встретил своего лучшего друга Каса.

Вид, кстати, у него был располагающий. У Каса на голове были заплетены пять косичек, они называются брейды, он рассказал мне об этом. Другое их наименование — французские косички, хотя не очень-то это ассоциируется с французами. Не то чтобы он такой у-ля-ля ля Франс. Кас скорее — йоу, воз ап, бро. Еще у него были татуировки и куртка с нашивками. Кас курил, его губы вокруг сигареты казались бледными, глаза светлыми, а кожа, наоборот, смуглой. Еще его глаза напоминали Луну, не то чтобы они были паразитическими, но были холодными и круглыми. Хотя некоторые говорят, что люди лунных городов больше других похожи на паразитов и единственный их плюс в том, что им можно мало платить за низкоквалифицируемую работу, а еще из их слюны делают хорошие заживляющие мази. Да, чтобы усилить регенерацию, они зализывают свои раны, могут даже обслюнявить наши, и тогда мы тоже можем зарастать чуточку быстрее, но не так резво, как они. Они нам — слюни для мазей, мы им — кровь. Тема донорской крови очень популярна в солнечных городах, те, кто не называют жителей лунных городов паразитами, постоянно сдают кровь, чтобы помогать тем, кому повезло меньше. Ведь бедные люди постоянно получают пулевые ранения, побои от пьяных мужей или травмы на производстве.

Но вернемся к Касу. Его рост был небольшим, он стоял, чуть вздернув голову, это помогало ему держать под контролем большую часть улицы. Я не знаю, стал бы он разбираться, если здесь что-то пошло бы не по его законам, но мне показалось, что на этом участке он главный решала. Мне кажется, он сразу определил, что я — чужеродный элемент на этой улице.

— Привет, — сказал я, — у тебя можно купить что-нибудь покурить? Я слышал, что это можно приобрести у любого на улице здесь. Я прав?

У Каса часто застывает взгляд, он медленно его переводит. Тогда я еще не знал, что это Кас, он мне казался просто удолбанным парнем. Хотя я был не прав, он был чист в этот момент.

Кас спросил:

— На экскурсии?

У нас завязался диалог.

— Приехал пожить в лунных Пустошах пару месяцев.

— Только жители Сириуса могут называть нашу местность Пустошами, солнцегородским этого делать не стоит. Следующий дилер двинет тебе.

— Я хочу попробовать все наркотики, мне терять больше нечего, не нужно беспокоиться о своем здоровье и в целом о судьбе. Это же логичное желание, когда узнаешь это все.

— Что «это все»? — спросил Кас. А я все болтал и болтал, не мог остановиться, может быть, я сказал даже больше, чем помню сейчас. Я рассказал ему про «это все», а потом обо всем на свете. Когда я сказал ему «гадалка сказала мне, что я умру в течение года», его взгляд чуть оживился, будто едва заметно дрогнул, стал внимательнее. Японцы говорят, что красота и смерть всегда идут рядом, вести о смерти делают чужие взгляды красивее. Интересно, а что там с моим зрачками, когда я говорю обо всем этом?

В общем, мне кажется, Кас любит смерть. По крайней мере, она его очень сильно интересует.

Я болтал:

— Когда узнаешь весть, что умрешь в течение года, самое первое, что приходит человеку в голову, это — «нужно получить кайф, не думая о последствиях»! Мне кажется, многие старики мечтают о героине. Ты когда-нибудь думал, что слово «пожилой» произошло от слова «пожил»? Вот это обидно — быть стариком, да?

— Пожил, и хватит. Ты говорил о своем последнем годе, — Кас был спокоен.

— Да что о нем говорить? Пожил, и хватит, только я не пожилой. Да, я не пожилой, а вначалежилой, это мой неологизм. Я был в начале жизненного пути, но оказалось, что в конце. Жизнь так внезапна! Смерть так внезапна! Хотя ее и можно предсказать, например, если человека покусала бешеная собака, то он скоро умрет. Или если ты много рот не по делу раскрываешь, то ты умрешь от того, что тебя придушат. Или можно угрожать человеку убийством и получается, что он заранее знает свою дату смерти. Моя мама тоже умерла внезапно, она была совсем молодой, хотя и не настолько, как я, но сорок пять — это тоже не возраст для смерти. Это произошло пятого апреля, а в начале мая гадалка сказала мне о моей смерти, а в марте на землю упали осколки спутника и погибло почти три тысячи человек. Никогда не знаешь, когда повстречаешься со смертью.

— А почему ты не пытаешься исправить свою карму? Я слышал, что люди с баблом так делают. Ты богатый?

— Супербогатый. Мой папа семнадцатый в списке буржуев Москвы.

Кас задавал логичные вопросы, но мне не было скучно, его косички, его подмороженный взгляд, — все вокруг делало для меня мир ярче.

— Ни за что не буду тратить на это свое время. Если бы гадалка сказала мне больший срок, я бы потратил отпущенное время с пользой, может быть, попытался бы прославиться или внести свой вклад в общество. Или бы захотел завести себе семью, чтобы после меня что-то осталось, но я не вижу ценности в своем ДНК. Еще, может быть, я бы написал книгу, чтобы оставить свои мысли в вечности.

— Кажется, за год можно успеть написать книгу.

— А вдруг не успею? Или книга получится говно, и никто ее не издаст и никогда не прочитает. Может, папа, да и то не уверен, а друзей у меня не то чтобы много. А удовольствия — это тебе классное ощущение сразу, и хотя они ничего не оставляют после себя, они только мои, дают мне счастье, а значит, мои дни проходят не зря. Кстати, кое-что великое я тоже задумал.

Мы не стояли все это время на месте, Кас меня куда-то повел, я шел за ним. Рядом тянулись рыжие рельсы, такими они были от ржавчины, камни на насыпи были белыми и серыми, как Луна. Такие, должно быть, и на ее поверхности, потому что, несмотря на свою паразитическую природу, на ней есть грунт, он даже хранится в музеях. Асфальт был неровным, на нем постоянно встречались ложбинки с лужами, недавно прошел дождь, до сих пор пахло мокрой землей и червями. Пока я еще был в солнечном городе, я даже видел радугу, а когда приехал на поезде в Сириус, она уже исчезла. Трава росла вовсю, но еще не успела стать высокой, май выдался холодным. Многоэтажки расположились не близко, они тоже были серого цвета и похожи на скалы. Пещеры для пещерных людей. Иногда попадались какие-то небольшие хозяйственные здания, широкие трубы или стопки бетонных плит непонятного назначения. На всех них были нарисованы граффити, в основном надписи неприличного содержания, но иногда и довольно красивые рисунки. Мне жутко нравился этот город!

— А что великого ты задумал?

Сначала мне казалось, что мне не стоит никому рассказывать о своем плане, но Кас сразу вызвал у меня доверие. Я покрутился вокруг своей оси, проверил, что не было никого ни спереди, ни сзади. Ближайшие люди, видимо, остались на вокзале, и их уже было не рассмотреть. Значит, нас никто не мог услышать. Кас тоже огляделся.

В этот момент послышался гул, ехал поезд. Он должен был пронестись совсем рядом, я никогда не видел поезд так близко не на станции. Мне хотелось взобраться на насыпь, чтобы он проехал совсем близко рядом со мной, но Кас смотрел на меня и ждал ответа.

— Я хочу убить Илона Маска!

Кас скривился, будто бы моя идея показалась ему крайне глупой, но на самом деле он просто не расслышал. Мне пришлось орать ему прямо в лицо во всю глотку снова:

— Я хочу убить Илона Маска!

Он меня расслышал и на этот раз принял это как должное, Кас не особенно удивился. А мне стало смешно, оттого что я кричал об этом на всю улицу, но меня заглушал поезд. Он как раз несся прямо за моей спиной. Я так смеялся, что чуть не свалился. А когда я перестал, мы стали вместе смотреть на поезд, потому что он был длинным, как Великая Китайская Стена. Кстати, ее видно из космоса, Луне не обязательно нагибаться, чтобы рассмотреть ее.

Вы спросите, почему я не хотел говорить про убийство на улице, но пишу об этом в своем блоге? Ответ очевиден, никто не воспримет меня всерьез, тайные службы не придут за мной. Когда мой личный сотрудник ФСБ прочитает об этом, он останется равнодушным. А вот люди на улице могут надо мной смеяться и подумать, что я бешеный. Блог хорош тем, что я могу добавить в черный список людей, которые посмеются надо мной, а в жизни так нельзя.

— А почему ты решил убить Илона Маска?

— Пятого марта российский космический корабль упал прямо на Москва-Сити, погибло две тысячи девятьсот сорок семь человек. Чудовищная поломка, катастрофа, которую никто не мог предсказать. Но я знаю того, кто мог бы. Илон Маск! У него достаточно ресурсов для предсказания подобного падения. Он презентовал свои технологии, если все внимательно изучить, становится очевидным, что он мог предсказать все. Но Роскосмос обгонял его в другом, мы быстрее организовали первую экспедицию на Марс, я знаю, что это он передавал нашим космонавтам неверные данные, его инженеры были теми, кто также помогал в конструировании нашего корабля. И что мы видим? Чудовищная катастрофа, весь мир осуждает Роскосмос, его рейтинги ниже некуда. Теперь повторная экспедиция не будет отправлена в ближайшее время, это было бы даже некрасиво. И пока мы отряхиваемся от трагедии, Илон Маск запустит свои корабли на Марс и станет тем, кто впервые побывает на этой планете и, может быть, вступит в контакт с новым паразитом.

— Фига, я был уверен, что Илон Маск — классный чувак, — Кас порою очень наивен в своих высказываниях. Впрочем, неудивительно, не так много людей задумываются об истинном порядке вещей. Люди верят всему, что говорят по телевизору и пишут в интернете, а все теории, не поддерживаемые массами, называют теориями заговора. Смешной термин — это лучшая стратегия обесценить истину подобным образом, делая каждого ее адепта дураком в глазах общества.

— Я должен его убить не только потому, что из-за него погибло две тысячи девятьсот сорок семь человек, я вовсе себя не мыслю судьей, но и для того, чтобы предотвратить дальнейшие трагедии. Если он был готов на такой чудовищный поступок ради первенства на Марсе, то на что он еще пойдет, ведомый своим тщеславием?

— Ты говоришь так, будто составляешь шизанутые заголовки новостей.

Кас не хотел меня оскорбить, он только меня порадовал. Я понял, о каких статьях он говорит, и я обожаю их читать. Возможно, мне удастся доказать ему когда-нибудь, что эти статьи не шизанутые, и он увидит мир так же ясно, как и я.

Поезд в тот момент уже не был слышен. Он пронесся, не оставив за собой следа, а ведь казался таким великим и опасным. Городская жизнь была совсем рядом, но здесь мы были одни, звуки казались глухими, и мне вдруг показалось, что время замедлилось. Кас держал руки в карманах спортивных штанов, виднелись только большие пальцы. Едва заметно он потирал грязным ногтем ткань одежды, и что-то в этом жесте мне показалось тревожным и детским.

Я вспомнил про коноплю, Кас продал мне ее, и я признался ему, что никогда этого не делал. Мы дошли до моста и уселись на бетонные плиты под ним. Было сыро, что-то капало сверху и пахло цементом. Мне казалось, что здесь могли бы сниматься сцены из фильмов ужасов про маньяков или зомби, поэтому это место было супер!

У Каса в рюкзаке нашелся небольшой бонг с мутным стеклом, и он рассказал мне, как нужно делать. Я ничего не почувствовал.

— А у тебя разное можно купить?

— Многое. Сейчас я почти пустой, но с предоплатой достану, что нужно.

— Супер! — я тогда жутко обрадовался. В тот момент идея показалась мне здоровской, хотя Кас объяснил мне потом, что она была тупой. Я достал все свои наличные деньги, их у меня было немало, и протянул ему.

— Я хочу попробовать все. Не думаю, что здесь хватит на все на свете, но наверняка на многое. Я не большой эксперт, ты сможешь мне сам подобрать?

Взгляд у Каса сделался тупейшим, он на секунду завис взглядом на моей руке с деньгами, но долго не раздумывал и взял их. Только потом Кас спросил:

— Серьезно?

—Да-да! Кстати, а как тебя зовут?

В тот момент я понял, что не представился и сам не знаю, с кем я разговариваю.

— Кас.

— Сокращенно от Кастора? Я — Гел, зови меня так, мое полное имя довольно тупое.

Под мостом жизнь ощущалась чуточку больше, по нему иногда проезжали машины, и тогда он дребезжал. Мне становилось смешно от этого звука, даже хотелось его передразнить, но я сдерживал себя. Рядом длиннющие рельсы для большущих поездов, а сверху над головой носятся быстрющие машины, и только мы, такие маленькие и никчемные, стоим тут под мостом.

Кас вдруг спросил:

— Ты в курсе, что я мог бы убить тебя здесь, никто бы не увидел и даже не услышал бы твоим крики? И вряд ли бы кто-то стал бы искать тебя здесь, ведь ты пошел на пустырь с незнакомцем, чье имя даже не спросил.

В этот раз мне не удалось сдержать смех. Ситуация и правда выставляла меня в глупом свете. Но я ему доверял с самого начала.

— Зачем бы тебе убивать меня?

— Может быть, потому что мне нравится убивать. Или чтобы продать твои органы или выпить твою кровь.

— Зачем тебе пить мою кровь? Она вам нужна только при ранениях.

— Некоторые ее пьют просто так. Я слышал, она поддерживает жизненный тонус.

И что такое жизненный тонус? Но я не стал придираться к словам, потому что в целом я его понял.

На самом деле его слова на мгновение меня напрягли, нас здесь совсем не видно и не слышно, и действительно, никто в целом свете не станет искать меня под мостом в Сириусе. Но потом мне стало только веселее, я вскочил на рельсы, и хотя поезда поблизости не было, мой жест выглядел немного крутым. Я раскинул руки, балансируя на перекладине.

— Я бессмертен! Предсказательница сказала, что я умру только через год, а значит, до этого я бессмертен. Ты смог бы пить мою кровь, сколько влезет, но я бы не умер.

Кас был внимательным собеседником, он спросил:

— Почему ты решил, что умрешь через год? В начале ты сказал, что гадалка тебе сообщила о смерти в течение года, в не через год ровно. Например, ты мог бы умереть прямо здесь и сейчас.

Все было логично. Если я должен был бы умереть в июне, она бы сказала: в течение месяца, чтобы сохранять напряжение до самого конца. Но она говорила о годе, значит, примерно через столько времени я и умру. Это я объяснил и Касу. Он снова не соглашался и не противоречил мне, просто молча выслушал.

Я почувствовал едва заметную вибрацию рельс, приближался поезд, но он был еще не виден.

— Кстати, и чем ты собираешься заниматься в городе, кроме как долбать?

— Сниму мотель для начала. Кстати! Мне же нужны деньги на мотель. Ты можешь дать мне немного из моих денег?

Кас опять подвис, казалось, что он чего-то не понимает, но не решается спрашивать.

— Можешь пожить со мной в квартире. Все равно тебе лучше держаться меня, чтобы я доставал тебе вещества, да и вообще, чтобы тебя не пришили здесь, в Пустошах.

Я подумал пару секунд, ведь я представлял, что я сниму старый клоповый мотель, этот образ мне нравился, но все-таки я быстро понял, что идея суперская.

— Давай. Ты живешь один?

— Ты спросил, молодец. Не, с отцом и сестрами.

Как оказалось потом, у Каса семья еще больше. Про него я сделаю отдельный раздел в посте попозже. Мы пошли к нему домой.

Я начинал все со странной аудиозаписи. Мне хотелось рассказать не только о той, что мои предки услышали с Луны. Весь мой рассказ про Каса вел к ней, но для того, чтобы подобраться к нему еще ближе, мне нужно в моем повествовании довести нас домой.

Мы быстро вывернули с пустыря вдоль путей к городу, все оказалось очень близко. В этот момент я почувствовал, будто по моему языку бегут катушки, я все показывал Касу его, все ли нормально, но он всякий раз повторял мне, что мой язык не облезает. Я, в принципе, в этом и не сомневался, ощущение было скорее приятным, но это чувство не давало мне покоя, я все время к нему возвращался и вновь вываливал язык, чтобы убедиться, что кожа с него не слезает.

Город казался более серым и грязным, чем Москва, но в целом я большой разницы не увидел. Люди помрачнее, машины подешевле, периодически около супермаркетов стояли группы алкоголиков, но в целом жизнь бурлила с той же интенсивностью. Кас вывел меня к метро, я катался на нем всего несколько раз в жизни и был рад упереться носом в стекло и смотреть за длинными червями проводов. Поезд был древним и похожим на сгущенку, в Москве вагоны были куда новее, наполненные кондиционерами и мониторами, на которых показывают, что будет со слоником, если он не уберет свой хобот при закрытии дверей.

Кас жил в многоэтажке, как и все жители России за редким исключением. Я — как раз такое исключение, у нас частный дом с бассейном и баней. Ничего удивительного, у одного процента населения планеты больше денег, чем у всех остальных людей, поэтому пока я ходил босиком по полу с подогревом, Кас кипятил воду в тазиках во время сезонного отключения горячей воды в квартире, где в лучшее время проживало восемь человек. Впрочем, моя мама при жизни активно занималась благотворительностью, содержала различные фонды и постоянно жертвовала сама, мы жили более чем достойно, но не окончательно бесились от богатства, а Кас жил в небогатой, но по крайней мере трехкомнатной квартире. Я слышал, что бедные люди могут жить ввосьмером в двух, а то и в одной комнате. Сейчас народу в их квартире стало меньше, бабушка умерла, оба старших брата уехали, мама исчезла из их жизни много лет назад, сбежав в Америку. Она хотела стать актрисой, но сейчас спивалась на Бродвее. Остался вечно пьяный папа, старшая сестра Мира, которая заменила им мать, и младшая сестра-старшеклассница Капелла.

Когда мы пришли, никого из них не было дома. Было грязно и некрасиво, но мне все равно понравилась атмосфера, я не был большим чистюлей, поэтому комки пыли и слабый запах канализации из стока в ванной меня не отвратили. Для меня не стали минусом ни заляпанные зеркала, ни плесень между плитками в ванной, ни большая стопка коробок от пиццы у двери. Кас сейчас жил в комнате один после отъезда братьев, это теперь было его личное патологическое логово. На двери была прибита красная табличка с молнией — «Не влезай! Убьет», это показалось мне ужасно по-мальчишески мило, а прямо на обоях были надписи ручкой, но некоторые принадлежали еще его братьям. Над кроватью Каса висел плакат с Меган Фокс и мишень для дартса, а под ними наклейки с машинами и Робокопом. На полу стояли пустые банки от энергетиков и пива, пепельница на окне была переполнена. На изголовье кровати болтались наручники, на подушке лежали резиновая дубинка и балаклава.

— Круто, а оружие есть? — спросил я. Кас только скривил рот, в этом жесте чувствовалась гордость, и я расценил это как положительный ответ.

— Когда я поеду убивать Илона Маска, ты сможешь достать мне оружие?

— А то.

— А поехать со мной хочешь?

— Может.

Кас закурил, прислонившись к окну. Его пепельница была в виде головы золотой обезьяны. Кас выглядел уверенным, но некоторая скрытая взволнованность все равно прочитывалась. Он сказал:

— Я редко привожу гостей. Это моя комната теперь, можешь занимать любую из кроватей моих братьев. Глубоко нигде не ройся, а то найдешь что-нибудь, за что посадят и тебя и меня.

— Ты, видно, настоящий преступник, может быть, ты даже сидел.

— А это не твоего ума дела. А тебя отец не будет искать?

— Думаю, будет. Но я не очень-то хочу его видеть, произошла жутко некрасивая история. Моя мама погибла в апреле, а неделю назад у меня появилась мачеха, она старше меня на три года. А еще у меня появился брат, папа говорит, что он расписался с Фелис, чтобы ребенок родился в законном браке, и он бы все равно развелся с моей мамой. Но он сам признает, что выглядит все фигово, неуважительно и некрасиво. Но мы обязаны служить жизни, а не смерти, понимаешь? Я вроде бы должен на него не злиться, мне самому не нравится траур, и я считаю, что нужно продолжать жить дальше, трахаться и рассказывать анекдоты, мертвому уже все равно, но чувство от всей ситуации все равно омерзительное. Но если папа будет меня искать, можешь изобразить, что ты меня похитил, и требовать выкуп, он все равно ни за что не поверит, что я оказался в таком жутком доме сам.

— Я все еще могу тебе двинуть.

— Ничего такого, просто он бедный и грязный по сравнению с моим.

Но мне, в самом деле, он нравился. Будто бы я попал в декорации чернушного русского фильма. Как и маме Каса, мне самому самую малость хотелось бы быть кинозвездой. Но лучше — политиком, чтобы бороться с бедностью и открывать реальную правду об устройстве общества простым людям. Я в своем малиновом худи казался ярким чужеродным пятном, должно быть, это делало бы фильм обо мне стильным. Впрочем, Кас со своими брейдами и золотой цепью (он носит золотую цепь, я еще не писал об этом?) тоже не идеально гармонировал с обстановкой.

А потом я увидел по-настоящему странную вещь. На комоде стоял магнитофон с большими колонками.

— А! — я даже запищал от восторга. — Что это?

На самом деле я знал, что это такое, и закричал скорее от удивления. Такие были в моем раннем детстве, но я давным-давно не видел подобных в домах.

— Это такой ящик, из которого издаются приятные звуки, и люди начинают кайфовать, Зигги Стардаст.

— Я знаю, знаю эту штуку!

Я стал нажимать кнопки, выехал блестящий диск. Их нельзя трогать, если на нем останутся пятна от жирных пальцев, он может перестать играть. Я задвинул его и нажал кнопку Play. Зазвучала очень знакомая музыка, тоже откуда-то из детства.

—«Фифти сент», дурень, — сказал Кас, увидев мое недоумевающее лицо.

Оказалось, он очень любит слушать рэп, некоторые группы, которые ему нравились, я знал. Меня удивила его привязанность к определенному жанру, я привык, что все вокруг всеядные меломаны, я сам был таким. Мы слушали с ним музыку на магнитофоне с дисков, и это было по-настоящему круто, я тоже полюбил рэп. Кас иногда сам пытался писать биты. У него была даже миди-клавиатура для компьютера, с которой он немного баловался, но ни одного трэка он так и не дописал. Я попросил его все-таки закончить хотя бы один за год и послать мне, чтобы я успел послушать. Тексты он не писал или просто стеснялся говорить мне об этом. Впрочем, единственную песню, которую я сочинил, я ему спел, и он не смеялся, так что мог бы и не бояться.

Если, Кас, ты вдруг залезешь в мой блог, ты можешь не стесняться своего творчества передо мной.

Вот это странная аудиозапись, не правда ли?

Кто вообще сейчас слушает музыку на дисках через магнитофон? Дело было не в бедности, Касу просто это нравилось.

Вечер и ночь прошли чудесно. После того, как я спел ему песню, неловкость полностью исчезла, и мы все говорили и говорили. Кас тоже стал болтливее и многим поделился. Это вышло по-идиотски, но выяснилось, что ни у него, ни у меня нет в настоящий момент близких друзей. А мы стали ими, это точно.

Вышло все как-то чрезмерно мило. Очередную запись в блоге постараюсь сделать кровавее и задорнее по возможности.

На следующий день Кас ушел работать, а я вот, написал пост в блоге.

Бай-бай, до встречи!

Джел.

Глава 2. Кладбище в лесу

Йоу всем случайным прохожим на сайте и моей единственной подписчице Розе-Мимозе. Твой ник классный, я совсем забыл написать об этом в комментариях. Обожаю рифмы! Поэтому мне так понравилась музыка Каса, на нее бы отлично легли стихи. Но сначала не о нем. Это очень мило, Роза-Мимоза, что ты беспокоишься обо мне, но уверяю тебя, что совершенно напрасно. Может быть, лунный город и опасное место, но я знаю, что не умру в течение этого года. Я мог бы пить чай с Тедом Банди в заброшенном здании под снос и чувствовать себя в полной безопасности. Впрочем, Тед Банди мною не заинтересовался бы, и он давно мертв. А вот тебе, Роза-Мимоза, лучше не пить чай с кем-то типа Теда Банди, я тоже о тебе беспокоюсь.

Ты написала, что Кас, вероятно хотел ограбить меня и выпить мою кровь, а я тебе ответил, что не нужно мыслить такими стереотипами о дилерах из лунных городов. Но теперь я приношу свои извинения за неправоту! После твоего вопроса я спросил об этом у Каса, и он сказал мне:

— Я хотел двинуть тебе на пустыре, забрать деньги и снять с тебя кроссовки. Но ты сам отдал мне все деньги, и я понял, что ты смешной и больной на голову и тебе нужна помощь. Кроссовки можешь оставить себе.

Я ответил ему:

— Это так круто, что мой друг — настоящий преступник, который бьет людей и забирает деньги! Мы — друзья, мы — супердрузья.

Кас сделал пальцами выпад, как делают рэперы. Распальцовка.

— Супердрузья, — сказал он. Он был странным, вневременным, такие гангстерские замашки все еще смотрелись круто, но будто бы они перестали быть свойственны времени.

Роза-Мимоза, ты тоже писала, что я, вероятно, болею и мне нужна помощь. Вы с Касом так похожи, а значит, мы можем подружиться и с тобой!

Еще немного о событиях ночи, о том, что было после того, как я спел Касу свою песню. Я говорил ему:

— Ненавижу свое идиотское имя! Хоть имя из новейшего времени и вовсе не еврейское, тебе не кажется, что Гелий — старый еврей? В первом классе меня дразнили гелем, во втором геем, и все из-за имени. Тебя могли дразнить касторкой, но как будто бы это даже менее обидно, чем гель. Дразнили?

— Я сам дразнил кого следует. Тебе так не нравится свое имя, я буду звать тебя Джел.

— Это звучит по-гангстерски! — воскликнул я и очень обрадовался своему имени. К утру Кас стал называть меня не Джел, а Джелли Белли, это звучало уже не круто, но я любил эти конфетки, поэтому нашел плюс в этом прозвище. Кас не врал, когда говорил, что сам всех дразнил.

Сегодня я должен написать историю на тему «кладбище в лесу». Но прежде чем перейти к кладбищенским историям, расскажу о том, как я вчера окончил блог и напомню кое-что о себе.

Моя мама умерла месяц назад.

Мой папа женился на малолетке, и у меня появился брат, сделанный задолго до штампа в паспорте.

Гадалка сказала мне, что я умру через год.

Я решил получить всевозможные удовольствия и убить Илона Маска, чтобы по его вине больше не погибали люди (хоть в мою теорию почти никто не верит). И в том, и другом мне, вероятно, поможет Кас.

А потом я совершенно точно умру, ведь я не собираюсь изменять свою карму.

Я сам по себе кладбищенская история! Но все-таки не лесная, а городская, поэтому просто болтать о себе весь пост было бы нечестно.

Вчера я закончил запись в своем блоге, а Кас все не приходил. Так как мне не хотелось тратить свое время впустую, я думал прогуляться, изучить этот город, но Кас написал, что будет скоро. Мне жутко нравилось наше общее время, так что я решил подождать. Я включил телевизор на кухне. Мне удалось это сделать не с первого раза, кнопки пульта западали и были липкими. Там шел выпуск о катастрофе пятого марта.

Вот на экране блестящие зеркальные небоскребы Моска-Сити, вокруг снег, но вообще-то очень солнечно. А вот огромная горящая штуковина мчится прямо на них, вниз летят куски здания, земля сотрясается. Все электричество отрубается, исчезает рекламная надпись «TELE2» на одном из зданий, а потом рушится один из небоскребов. Бам! Звука на видео нет, но я смотрел его тысячи раз и знаю, что там должно быть слышно. Потом режиссер монтажа пускает кадры с машинами скорой помощи, пожарниками, спасателями, плачущими людьми, ранеными на носилках, больничными палатами, огнем и завалами. Мелькает траурное лицо президента, Луны, надгробий. Вся страна скорбит, чудовищная трагедия, многочисленные жертвы — это самые типичные фразы для подобных выпусков, я сам бы мог их озвучивать.

Дальше выступал фанатик, его я видел впервые.

— Невозможно передать ужас того дня и боль родственников погибших и пострадавших. Но если не искать объяснения произошедшему и сослаться на случайности обстоятельств, мир может показаться бессмысленным и недружелюбным местом. Испокон веков люди приносили кровавые жертвы небесным светилам, в том числе и Луне, но вот уже многие годы никто не приносит ей жертв сознательно, и тогда Луна решила забрать свое сама. Напитавшись кровью и почувствовав славу, она вновь взглянет на людей с любовью и благословит наш земной путь. Жертвы пятого марта отдали свою жизнь для того, чтобы наш с вами пусть стал добрее и справедливее.

— Они же это не выбирали, — сказал я вслух. Иногда мне нравится поговорить с телевизором, я делал это с самого детства.

Младенцы тоже не выбирали отдать свои жизни, а стали жертвенными агнцами перед приходом Спасителя, поэтому и погибших пятого марта нельзя назвать героями, хотя они и погибли. Мертвых всегда хочется назвать героями. Но мне чуточку нравилась теория про кровавые подношения Луне. Вовсе не потому, что эти люди без спроса погибли ради нашего счастья, а потому что тема языческих обрядов занятная. Но Луна так и не дала своего комментария о трагедии, сколько бы у нее ни спрашивали. Мне кажется, что это событие казалось ей незначимым.

Фанатик выстучал морзянкой «п-о-м-и-л-у-й н-а-с», я его понял. Некоторые люди в самом деле молились Луне, будто бы она — Бог, а не паразит, и они это делали на ее языке. Я тоже выучил азбуку Морзе, но не из религиозных чувств, а для того, чтобы расшифровывать послания Луны самостоятельно. Их было не так много и ко всем ним сделали перевод в открытом доступе, но мне нужно было убедиться, что меня не обманывают.

Была такая байка, будто однажды Луна передала сообщение: «D-o-l-l-y w-a-s a b-e-a-u-t-i-f-u-l f-i-s-h». Луна могла использовать разные языки, но чаще всего она выбирала английский или русский. Долли была красивой рыбкой. И по легенде у человека, отловившего это послание, была маленькая дочка, у которой на днях умерла рыбка. Неизвестно, правда ли это или лишь красивая история, но тем не менее она стала поводом для множества дискуссий. Кто-то говорил, что эта девочка — избранница Луны, другие же — что Луна любит рыб. Некоторые искали в этом тайное послание, а другие считали, что воля Луны бессмысленна, жизнь появилась благодаря случайному столкновению молекул, которые смогли смешаться в аминокислоты, так и слова Луны лишь случайные столкновения, которые в некоторых случаях могут обрести смысл. Я же считал вот как: в этом же году в Америке был презентован новый бренд газировки с названием Dolly, и вся шумиха была проплаченной рекламной акцией, а история — всего лишь байкой. Как бы непостижима не была Луна, ей все равно и на рыбок, и на девочек.

Я смотрел на фанатика на экране, и в этот момент повернулся дверной замок. Я ждал, что вернется Кас, но это оказался не он.

— Ты кто такой, на хер? — сказала Мира, войдя на кухню. Старшая сестра Каса была первой из его семьи, кого я увидел. Но не первой, кого я услышал. Под утро, когда я уже лег спать, в коридоре послышался шум и неприятное ворчание. Кас встал с кровати и, заметив мой сонный недоумевающий взгляд, сказал:

— Это папа. Пойду налью ему супа.

Я с ним не пошел, еще какое-то время я слушал за дверью тяжелые шаги его отца и шум кастрюль на кухне, а потом снова провалился в сон. Повторно я проснулся, когда Кас вернулся в комнату. Он снова заметил, что я смотрю на него, и сказал:

— У папы цирроз. Он умирает.

Кас лег спать дальше. А утром, когда мы проснулись, его отец уже ушел за утренней водкой.

Мира, как и Кас, была смуглая и темноволосая, но ее глаза не напоминали Луну. Они были карими, словно орех и специи. Мира напоминала Салемскую ведьму и святую мученицу, вот такая красивая у нее была внешность. В городах Солнца не принято обсуждать фигуры женщин, но и у нее она была очень горячая. В общем, когда я ее увидел, я немного растерялся не потому, что я смотрел телевизор дома один у парня, с которым познакомился вчера, а потому, что засмотрелся.

Мира с шумом бухнула пакеты с продуктами из супермаркета на пол.

— Ты друг Капы? — спросила она.

— Кто такая Капа?

— А ты кто такой?

— Я друг Каса.

— Друг Каса?

Мира удивленно нахмурила брови.

— Мы — супердрузья.

Она была удивлена моему ответу, но он ее удовлетворил, оказалось этого было достаточно для того, чтобы не иметь претензий к моему пребыванию в ее доме. Мы представились друг другу, а потом она будто бы совсем перестала обращать на меня внимание и стала разбирать покупки. Она не стала убирать замороженную куриную грудку в яркой салатовой упаковке, собираясь, видимо, сразу приготовить обед.

Я ей сказал:

— Мое любимое шоу — «Война блюд»! Я смотрел все восемь сезонов. Это лучше любых других реалити-шоу, потому что там не только трэшовые истории участников, драки и секс, но и по-настоящему классные рецепты. Я всегда мечтал подарить маме книгу рецептов из «Войны блюд», но она не готовила, у нас для этого были домработницы.

— Так приготовил бы что-нибудь оттуда сам, раз тебе так нравится.

— Вот! Я никогда ничего не готовил! Ты можешь меня научить?

— Нет.

— Тогда можно я хотя бы тебе помогу?

— Можешь почистить картошку.

— Супер!

Я никогда не чистил картошку, это оказалось не так уж и легко. Мира сказала, что, если я буду делать из нее квадраты, срезая добрую часть, она выгонит меня из кухни или даже из дома. Но в конце концов у меня стало получаться! Я говорил ей:

— Жаль, что ты просто готовишь курицу с картошкой, это может выйти не очень вкусно. Я бы хотел приготовить индийский карри на кокосовом молоке, вот это по-настоящему круто.

— Если бы у меня были деньги на кокосовое молоко всякий раз, когда бы я готовила, я бы победила бы на войне блюд.

— А ты хочешь поучаствовать? Я бы хотел научиться готовить и пойти туда сниматься!

Это моя новая цель. Если я останусь жить с Касом, я мог бы тренироваться и за этот год успеть сняться в новом сезоне, скоро начнется новый отбор. Я бы не хотел дойти до финала, это бы потратило слишком много времени моей оставшейся жизни, но в пару выпусках я бы снялся. Но Мира была права, сразу использовать кокосовое молоко в блюдах неверно. Ведущий «Войны блюд» Сол Август говорил, что нужно научиться готовить идеальный куриный суп и котлеты, прежде чем приступать к рождественским пирогам. Это мудрая мысль, применимая не только для кухни.

Мира резала курицу, нож соскользнул и порезал ей палец. Красная струйка потекла по нему, размываясь на ее мокрых руках. Люди из городов Луны чаще получают мелкие травмы, их инстинкт самосохранения развит хуже, потому что они регенирируют. Тут мне пришла идея.

— Хочешь попробовать мою кровь, чтобы зажило быстрее?

Мира посмотрела на меня как на извращенца, но все-таки ее глаза заблестели чуточку больше. Я много раз видел, как зарастают раны у людей на экранах, но мне захотелось посмотреть на это по-настоящему.

— Затянется полностью за пару дней.

В ее голосе не доставало уверенности. Я взял нож, он был огромным. Таким, видимо, рубят мясо, его кончик оказался жутко острым. Я быстро ткнул им свой палец, у меня получилось с первого раза, выступила капелька крови, такие обычно производятся медсестрами, когда они доят тебя для анализов. Мира достала чайную ложку, я вытер палец о лопасть, и она выпила кровь словно лекарственный сироп. Она вытерла свой палец салфеткой, и ранка прямо на глазах стала затягиваться нежной розовой кожей. Я заметил на ее руках другие тоненькие рубцы.

Класс! Что-то подобное я и закричал. Мире вдруг пришла замечательная идея, я это видел по ее лицу, она побежала в коридор за своей сумкой и достала оттуда маленькую бутылочку минералки.

— Опусти сюда палец. Опохмелюсь этим или выпью утром для бодрости, чтобы легче подняться на работу.

Физиология лунных людей такая интересная! Я рад был помочь поддерживать ее жизненный тонус. Мне кажется, это здорово нас сплотило. Конечно, я не мог надеяться на близость более, чем дружескую, ведь Мира была старше меня на десять лет, но мне все равно стало приятно. Она сходила в комнату и взяла пластырь в рюкзаке своей младшей сестры, он был с пикачу. Капелла не была маленькой девочкой, ей было семнадцать, но подростки любят подобную эстетику. После этой ситуации Мира допустила меня до курицы, и я приготовил ее, и она стала моей первой самостоятельно приготовленной пищей. Это был мой маленький шаг к съемкам в «Войне блюд»! Сковорода шипела как змея, которая почему-то рада меня видеть!

— Просто кидай ее в сковороду и жарь сколько угодно, лишь бы не подгорела, курице вообще плевать, сколько готовиться.

Это была мудрость Миры, но я был с ней не согласен, потому что Сол Август не одобрял подобные подходы. Он говорил: «За временем приготовления пищи всегда нужно следить очень тщательно».

Когда я приготовил курицу с картошкой, его слова мне тоже вспомнились. Время, потраченное на кулинарию, стало важным для меня, а вот дальше расходовать его впустую было бы обидно. Год — такая величина, которую можно интерпретировать как очень большую, так и маленькую. Например, мне казалось, что нельзя в него вмещать такие вещи, как сидение за компьютером или телевизором более часа в день. Но мне повезло, именно тогда вернулся Кас!

Мира как раз в этот момент говорила про удачу:

— Однажды мне так повезло, что я выиграла в карты сорок две тысячи. С тех пор я больше не играла, потому что отец спускал суммы куда большие. В этом доме все жутко боятся стать таким, как он.

— Он умирает от цирроза.

— Больно долго и резво он это делает за бутылкой.

— То есть ты надеешься, что он на самом деле не умирает?

— Я надеюсь, что он это сделает прямо сегодня и не вернется домой.

Это показалось мне жестоким, но я не знал, какими бывают плохими отношения с родителями. Сейчас я не ладил с папой, но я бы никогда не сказал таких слов про него. Но справедливо, мой папа был предпринимателем, а не алкоголиком.

В это время Кас все открывал дверь в прихожей и возился с кроссовками. Несмотря на показавшееся мне безразличие к моему присутствию в доме и нашу кровавую близость, Мира тут же спросила:

— Это твой друг? Что он, блин, делает у нас дома?

— Он вел себя хорошо в мое отсутствие? Можно мы его оставим?

Я почувствовал себя породистым песиком, подобранным на улице. А ведь мой папа действительно мог развесить объявления с обещанием награды за нахождение своего щенка.

Мира усадила Каса за стол и накормила, будто бы она была его мамой, а не сестрой. Я тоже ел, и мое первое приготовленное блюдо вышло суперским, хотя и простым. Кас немного рассказал Мире обо мне, упуская некоторые незаконные детали, и она разрешила мне остаться на несколько дней. Кас не демонстрировал эмоций широкого спектра, но мне показалось, что он очень любит свою сестру.

— Пошли, — сказал Кас, когда Мира удалилась в свою комнату.

— Я хочу принимать наркотики на кладбище! Будто бы мы с тобой готы из прошлого!

— Наркотиков сегодня не будет. Почему на кладбище?

Я рассказал Касу про свой блог и тему второго дня, ему понравилась моя идея. Сейчас, когда я пишу и вспоминаю наш день, я возмущаюсь отсутствию наркотиков, но тогда я будто и не обратил внимания, мы шли по улице и мне было так хорошо. Город зеленел, цветы прорастали даже в трещинах асфальта, солнце еще не прогрело землю, но кожа в его лучах будто оттаивала после долгой зимы, птицы пели как сумасшедшие. Пахло краской, лавочки и заборы были выкрашены в некрасивый цвет, зато здорово блестели. Это одно из отличий городов Луны от города Солнца, здесь красили скамейки в яркие цвета, но от этого город почему-то становился только унылее. У нас же выбирали оставить натуральный древесный цвет или — в самых шальных случаях — взять черную краску, и улицы казались только светлее. Мне нравились прохожие, у меня появилось чувство единения со всем миром, может быть, новая дружба и место окрашивало все в яркие цвета.

— А разве у тебя нет своих кладбищенских историй для блога?

Мне вспомнились бесконечные ряды могил, мягкая земля под ними, черно-белые фотографии, почетные или очень печальные цифры. Было много людей в темной одежде, камеры, цветы, венок, который напоминал мне салат под шубой. На него я повесил ленточку «Прощай!». Это воспоминание было мутным, обрывистым, я не запомнил ни единого разговора и плакал, как девчонка.

— Там рядом росло дерево. Папа сказал, что это вишня. Но это не лес, а мне нужно кладбище в лесу.

Видите, как я ответственно подошел к челленджу? Я виду настоящую работу, будто писатель или журналист. Это необычно для меня, мама редко говорила мне плохие вещи, но безответственным называла несколько раз.

— Окей. Будет, значит, в лесу.

Так мы попали на кладбище домашних животных. Эта история о нем.

— А как ты оформишь все в своем блоге? Просто сделаешь описание всего, что увидел?

— Я не знаю, не знаю!

У меня правда тогда не было представления, что я напишу, и даже сейчас на этой строчке я не совсем понимаю, что именно будет дальше, хотя некоторые предложения периодически врываются в голову. Видимо, их кружит вдохновение. Но мне было приятно, что Кас спросил меня так, будто бы я настоящий профессионал в этом деле.

— Ты будешь писать только о том, что видишь, или меня опишешь тоже?

— Я про тебя писал еще в первой записи! И в этой ты обязательно будешь.

Вот, Кас. Если ты прочитаешь, то увидишь, что я стараюсь передать тебя точно, пытаюсь запоминать твои фразы целиком. Это не сложно, ты неговорливый, но мне нравится писать о тебе!

— А себя опишешь?

Тогда я, кажется, пожал плечами, а теперь я принял решение: я себя опишу. В день, когда я попал на кладбище домашних животных, я выглядел так: малиновое безразмерное худи, белые кроссовки от Nike, спортивные штаны и носки с полосками на резинке. Мне всегда казалось, что я одеваюсь довольно просто, но все-таки в Сириусе я был неорганичным ярким пятном. У меня большой нос, моя улыбка тянется до ушей, по щекам рассыпаны веснушки, а мои ресницы отбрасывают длинные тени, им завидуют даже девчонки. Мои глаза зеленые, взгляд от природы холодный, но я постоянно смеюсь, поэтому этого никто не видит. Мои волосы кудрявые и непослушные, я их немного запустил и давно не стригся. Раньше мама постоянно записывала меня в парикмахерскую, а теперь никто этого не делает, и я совсем забыл о своих волосах. Вот это я.

От дома Каса до леса можно дойти за тридцать минут. На входе я подобрал палочку, это получилось будто случайно, глядя на нее в своих руках, я вспомнил эту историю.

— Чик-чик, — сказал я, поворачивая веточку около дерева, будто ключ в замке, — В детстве, когда мы с мамой гуляли в лесу, она придумала такую игру: нужно было отпирать лес при входе, а потом его запирать. Мне очень нравилась эта идея, я делал так каждый раз. Даже сейчас, выходит! Но я стал взрослым и теперь могу нафантазировать жуткую историю. — Представь, а что случится, если перед уходом не запереть лес? Кто оттуда может выйти в город?

— Битцевский маньяк? — тут же предположил Кас.

— Темная злая сущность! Она забирает людей без разбору, ее жертвами могут стать и младенцы, и старики, она может прийти к тебе в квартиру, может застать тебя на работе или в автобусе. С ней лучше не связываться, потому что ни один из тех, кто с ней встретился, не остался живым. В основном она забирает стариков, потому что у них не хватает сил от нее убежать.

— Я понял твою загадку.

Кас слушал меня внимательно, и после этих слов он подобрал веточку, которой я открыл лес, и положил ее в карман штанов.

— Только смерть все равно приходит, даже если ты запер ее в детстве в лесу.

— Вдруг я забыл в последний раз ее запереть? Ладно, если тебе не нравится такая история, то держи другую. Может быть, я запираю там древнейшего вампира, который не может переступить порог леса без приглашения.

— Тогда что же он делает, пока ты гуляешь по лесу? Сосет кровь, пока ты тут кормишь белок?

— Ты совсем ничего не понимаешь, я же не гуляю ночью.

— Точно. Но это история для Москвы, вы же боитесь таких, как мы. Мы в лунном городе все кровопийцы. Кстати, о вампирах. Смотри, что у меня есть.

Кас достал из рюкзака золотые грилзы. Я тогда не знал, что это такое, но он мне объяснил. Это такие накладки на зубы, их носят реперы или другие люди для крутости. Он надел их и раскрыл рот для демонстрации, вид у него стал дичайший, он был похож на неандертальца или поехавшее животное. Мне понравилось, это было пугающим.

Потом мы шли по лесу, Кас четко знал, куда идти, а я давно потерялся. Ветки весело хрустели под ногами, солнце светило сквозь прорастающие листья и делало наши лица рябыми от теней. Нам приходилось обходить лужи на дорожках, из-за этого лес казался волшебным местом, ведь асфальт в городе был сухим.

— Мы сотню раз сворачивали, ты явно очень хорошо знаешь дорогу.

— Веду нас коротким путем.

— У тебя умерло так много домашних животных, или ты верно навещаешь могилку своего питомца, или есть другие причины, благодаря которым ты так хорошо знаешь дорогу?

— В третьем классе моя одноклассница заплатила мне четыреста рублей, чтобы я убил ее больного кролика, который все никак не помирал, но уже не мог есть.

Когда я пишу блог, я понимаю, что Кас мне так и не ответил на вопрос, но тогда я удовлетворился его словами.

Само кладбище возникло перед нами внезапно. Маленькие оградки и таблички можно было бы вообще не заметить в траве, но в мае она еще не успела вырасти высокой. В основном это были небольшие холмики с табличками, некоторые из них были посыпаны галькой, в другие были воткнуты искусственные цветы. Несколько могилок напоминали настоящие, люди потратили на них деньги и силы, оградили их забором и даже поставили маленькие памятники. У нас в Москве многие бросали деньги на ветер, но отчего-то мне казалось, эти качественные захоронения безумны. Некоторые ставили миски на могилки, в них скопилась вода, другие привязывали к табличкам собачьи игрушки. Мы ходили с Касом по кладбищу и читали надписи. Барсик, Масяня, Гюнтер, Хэппи, Кешенька. Здесь был даже попугай, проживший двадцать два года, это даже больше, чем отведено мне. Остальные были кошки и собаки, может быть, одна черепашка, нам попалась табличка без лет жизни с одним словом «Донателло», и мы решили, что, скорее всего, поняли логику хозяина, назвавшего так своего питомца.

Мы нашли недавно вырытую яму и поваленное дерево рядом. Видимо, кто-то пошел за своим питомцем, либо передумал закапывать здесь. Такие стихийные кладбища домашних животных незаконны, питомцев принято сжигать, за погребение можно получить штраф в несколько тысяч, ведь животные могут быть разносчиками заболеваний. У меня была теория, что такой закон создан нисколько не по эпидемиологическим показаниям, а потому что кто-то в правительстве очень боится книг Стивена Кинга.

Мы сели на дерево, я свесил ноги в яму и закурил. Кас спросил:

— Ну как, есть вдохновение?

— Если честно, нет. Я люблю животных, это грустное место. Я ведь даже могу с ними практически разговаривать, а тут ни с кем и не пообщаешься. Даже другие животные, например, собаки, которые знали вон того Гюнтера с памятником или Марса с красной миской, не смогли бы прийти их навестить, потому что тупо по фотке не узнали бы своего друга, ведь животные не распознают изображения.

— А у меня есть вдохновение.

— Может быть, если бы я был под наркотиками, то у меня тоже было бы.

— Есть пиво.

Кас достал их рюкзака две банки. Это было немного, но в том, чтобы пить пиво в лесу было что-то классное, архаически русское, как мне почувствовалось. Я показал Касу на табличку.

— Тебе не кажется, что Мармеладка — тупая кличка для кошки? Это же язык сломаешь, пока ее позовешь. Надеюсь, они сокращали его имя.

— Джелли Белли.

И тогда у меня появились две забавные мысли. Первая: будь я котом или собакой, на моей табличке было бы написано либо «Гел, любимый пес», либо «Джел, классный песик». В первом случае табличку бы написал папа, во втором — Кас. Будь я котом или собакой, мои годы жизни бы смотрелись не так удручающе и даже почтительно. Вторая мысль: на моем настоящем памятнике будет написано «Гелий Филатов», и проходящие мимо люди будут смеяться над моим именем и говорить: надеюсь, они его сокращали.

Кас сказал:

— Когда я убил крольчиху, ее звали Руру, мне не было ее жалко, мне даже понравилось. В своих глазах я совершил хороший поступок, избавил ее от страданий. Потом на улице я как-то увидел, как кот подрал голубя. Тот был не жилец, и я тоже его добил. Мне снова стало хорошо. А потом много времени спустя мой отец начал умирать от цирроза.

На самом деле его слова меня немного напрягли, я ждал пессимистического завершения и даже ничего не сказал.

— И мне стало его жалко, но вовсе не захотелось его убивать. Более того, мне не захотелось, чтобы кто-то помог ему это сделать. Мне бы хотелось, чтобы он жил и жил, а если это невозможно, то каждая выигранная минута у смерти — это типа победа. И главное, отцу хочется жить.

— Ты раскаиваешься за Руру и голубя?

— Да вроде бы и нет, Руру была не жилец, и голубь бы погиб точно. Да и животные, они не чувствуют, как человек. Но если бы мне предложили бы четыреста рублей снова, я бы отказался. Разве что только за четыреста долларов.

— Сколько лет прошло. Инфляция.

Я подумал, что Кас наливает ночами пьяному отцу суп, чтобы искупить свою вину перед Руру, общается со мной — чтобы искупить вину за голубя. Нами могут двигать совершенно разные мотивы, чтобы начать общение, но главное — это сам момент дружеской близости.

Мне осталось отмучиться всего год.

Губы Каса скривились, лоб нахмурился, и до того, как он раскрыл рот, я понял, что он заговорит об убийстве.

— Если ты в самом деле считаешь, что из-за Илона Маска погибло столько людей и могут быть новые жертвы, я помогу тебе его убить.

Я не понял, как это было связано с Руру и голубем, но я заулыбался во все зубы.

— Ура! Ура! Ты поедешь со мной в Америку, чтобы убить Илона Маска! Это супер!

Мы сидели дальше, о чем-то разговаривали. С кладбищем ничего не происходило, сегодня мы были единственными гостями. Но тот факт, что на нем вообще бывают посетители, делает человека очень трогательным. Если не брать в учет ублюдков, которые допускают огромные катастрофы, устраивают теракты, убивают людей и обижают беззащитных, то люди в основном чувствительные, нежные и печальные существа.

Кас сказал:

— Надеюсь, их закапывают в коробках. Иначе у владельцев животных, выгуливающих их в лесу, могут начаться проблемы с бездомными собаками.

— Пластик вреден для окружающей среды. Почему?

— Они могут начать нападать на домашних питомцев. После Битцевского маньяка в той местности начались проблемы с бездомными собаками, потому что они находили трупы, вкушали вкус человечины и нападали на людей.

Кас выглядит не очень трогательным, но мне кажется, что его акцентируемые мысли о смертях и убийцах из-за Руру и умирающего отца.

На табличку Кешеньки села синица, мне хотелось думать, что она его навещает.

Но Кешеньке все равно. Нет загробного мира для птиц или собак, они не знают, что их хозяева приносят на их могилки игрушки и прибивают заламинированные фотографии. А знали бы — не поняли бы, что это мило. Все эти декорации для живых. Нет и загробного мира для людей, они не пребывают в хорошем месте, не расплачиваются за грехи при жизни, не следят за тем, что происходит с их близкими. Именно поэтому я могу принимать различные вещества в Сириусе и не беспокоиться о том, что бы сказала моя мать.

Эта мысль меня как-то разозлила. Знаете, бывает такое, что вроде бы ничего не происходит, а ты вдруг становишься весь на взводе? Сам придумал, сам обиделся. В этот момент у меня зазвонил телефон. Это был Астерион, брат новой жены моего отца. Я думал, что он хочет меня убить. Я не мог это утверждать с большой вероятностью, но полностью исключать этот вариант тоже не мог.

— Здравствуй, Гел. Ты, случаем, не забыл, что стоит появляться дома?

Его голос всегда казался жутко позитивным и немного пугающим.

— Дома появляться отстойно. Не твое дело, где я.

— Папа? — спросил Кас. Я ему пояснил, кто звонит.

— Я беспокоюсь о тебе. Ярослав, твой папа, считает, что ты ночевал у друга, но я ведь знаю, что ты неприспособленное к социуму существо и у тебя нет друзей.

Я закатил глаза, будто бы Астерион мог это видеть.

— Теперь у меня есть друг.

— Да я слышу, что ты там не один, поздравляю. Где ты, Гел?

— На кладбище домашних животных.

— Ну удачи, Луис Крид. А по серьезу?

— На кладбище домашних животных пью пиво со своим другом и говорю про маньяков.

— Занимательно. Где бы ты ни был, Гел, я могу приехать за тобой и отвезти тебя к психотерапевту. Ты пропустил сеанс, назначенный на утро, но я позвонил и договорился, теперь тебя могут принять вечером за дополнительную денежку. Тебе нужно исправлять свою карму, это не та вещь, которую стоит задвигать в дальний ящик.

— Я не буду исправлять свою карму! Это скучно, и я все равно умру! Я проживу этот год для себя, так, как хочется мне.

— Слова взрослого и ответственного человека.

— А я не взрослый и не ответственный! Карму детей, подростков и очень молодых людей практически невозможно исправить!

— Не смотри на эту дурацкую статистику с девяностопроцентной летальностью, воспринимай это так: карму либо исправить, либо нет, то есть пятьдесят на пятьдесят. Я приеду за тобой, Гел.

— Это дурацкий подгон цифр! Ты наверняка хочешь забрать меня, чтобы убить!

— Чего?! Чего, блин?!

Я нажал сброс звонка. Астерион тут же набрал мне снова, но я не стал отвечать. Он может быть очень навязчивым, всегда старается добиться своей цели.

Кас спросил:

— Он хочет тебя убить?

— Может! Он со своей плодовитой сестрой из ваших, он тоже был нищим кровопийцей. Но он уже несколько лет работал на мою маму, помогал ей вести финансовые дела, занимался организацией благотворительных вечером и ее частью в бизнесе папы. Астерион здорово поднялся благодаря маме, заработал и деньги, и статус. Привел свою младшую сестру, эту дуру Фелис тоже устроили работать к родителям, а они так отплатили нам. Но маме почему-то нравился Астерион, возможно, потому что ей хотелось вершить судьбы бедных. Неважно! Короче, вы же можете находиться в городах Солнца только по рабочим пропускам, ну в очень-очень редких случаях можете получить постоянное разрешение на жилье. Я все это время думал, что мама помогла Астериону выписать разрешение, а недавно я услышал его разговор, что после ее смерти у него могут начаться проблемы с тем, что он подделал пропуск! Он даже говорил про кого-то: «Я убью его, если он меня сдаст, нам нужно разобраться!» Разобраться, блин! Наверняка он и со мной хочет разобраться, потому что думает, что я хочу таким образом избавиться от Фелис. А ведь за подделку таких документов он отъедет минимум года на три.

— Ты уверен? А вдруг он хочет просто помочь?

Иногда Кас был таким наивным.

— Я уверен, что он так поднялся за эти годы не только за счет влияния моей матери, наверняка он занимается чем-то нелегальным и ему убить человека ничего не стоит!

— Тогда будем держаться от него подальше.

Кас мне поверил. Мы решили, что на всякий случай мне нужно достать оружие, чтобы я мог защититься от Астериона, Кас обещал подарить мне свой электрошокер. Я показал ему фотографию Астериона, чтобы он узнал его, если увидит, что меня ищут. Запомнить его было легко, у него было удивительно приветливое и душевное лицо для рыжего, мягкие черты и большое спортивное тело. Большую часть времени он ходил в спортивных костюмах и только на самые официальные встречи с мамой мог надеть рубашку. Астериону было около тридцати пяти, и хотя возрастом он был ближе к моей маме, чем ко мне, общался он так, будто бы ему недавно стукнуло двадцать.

На самом деле раньше наши отношения были куда лучше. Мама пролежала месяц в больнице, она не приходила в себя, ее нога была ампутирована, а в горло вставлена трубка, и я ездил к ней каждый день. В основном меня возил Астерион, мама была не только его работодателем и спасителем, но и хорошим другом. Папа тогда был слишком расстроен, у него не хватало смелости посещать больницу. Как и похороны, тот месяц я помню плохо, но ощущение родства с Астерионом полностью не забылось. После больницы он возил меня поесть пиццу или рамен, рассказывал различные смешные истории и говорил о людях, которым помогла моя мама. Он твердил мне, что такому хорошему человеку должно воздаться и она обязательно выкарабкается, а я ему не верил, хотя и очень хотел.

Когда я узнал, что умру в течение года, он тоже был со мной. Перед этим я как раз услышал о том, что его документы поддельные, но мы не успели обговорить. Я узнал весть о своей смерти, и мне стало весело, я что-то кричал в окно с подоконника, и тогда он запер меня в комнате. Он угрожал мне уже тогда, сказал, что, если я не успокоюсь, он вызовет дурку, и все ходил рядом с закрытой комнатой и делал важные звонки. Может быть, он связывался с кем-то, думая, стоит ли меня убивать после того, что я услышал, но потом решил, что вокруг слишком много свидетелей, которые видели нас вместе. Или просто пожалел, все-таки я не думал, что Астерион — абсолютное чудовище.

Он звонил еще несколько раз, и мне пришлось выключить телефон. Мы сидели на кладбище домашних животных, и я рассказывал Касу все эти вещи. Хотелось сходить еще за пивом, но место покидать было жалко. За все это время кроме прохожих, идущих мимо, мы встретили только двух девчонок, пришедших на кладбище, но они никого не принесли и целенаправленно не навещали определенный холмик. Они пофотографировали все здесь и вскоре ушли, видимо, застеснявшись нас. Мне хотелось с ними познакомиться, они посматривали так, будто не против, но Кас остановил меня, решив, что они слишком маленькие.

На кладбище домашних животных мы просидели до темноты, нам пришлось искать тропинку к выходу с фонариками с телефонов в руках. Когда мы вышли из леса, Кас достал веточку из кармана и закрыл его. Я обернулся на и мне показалось, будто на мгновение я увидел черную злую сущность, смотрящую на меня.

До встречи.

Джел, вернувшийся с кладбища домашних животных.

Глава 3. Время накануне войны

Камария пила капучино с миндальным сиропом и читала книжку. Это была антивоенная фантастическая история, где тоже были инопланетяне и тоже два непохожих друг на друга города. Она считала, что самая лучшая фантазия та, что отражает реальность, оттого ей, вероятно, очень нравилась эта книга, она попадала в нерв современности. Камария любила фантастику с детства, вообще несмотря на всю серьезность ее деятельности, она предпочитала легкую, ни к чему не обязывающую литературу, она говорила, что мир — прекрасное место, но непростое. Некоторые могут не выдерживать его тяжесть, если на человека свалено слишком много проблем, он не может разогнуться под их весом, поднять голову вверх и рассмотреть чудесность жизни и окружающих людей. Человек становится озлобленным и несчастным, у него появляется свой груз, который он несет сам и взваливает на близких ему людей. Так происходит со многими из городов Луны, с меньшими из городов Солнца. Живя в благополучии, можно совсем не замечать тяжести мира и видеть только его красоту, у таких людей ветер в голове. Но осуждать их нельзя, каждый стремится к счастью, просто это очень несправедливо. А можно жить хорошо, как Камария, но все-таки оглядываться по сторонам, видеть этот груз, который несут менее везучие люди, и не отворачиваться от них, стараться облегчить ношу. Камария была из последних, она в самом деле жила благополучно, но приложила множество сил, чтобы помочь другим. Эта тяжесть могла поглотить ее, она это понимала, и для того, чтобы оставаться на плаву, старалась получать много позитивных эмоций с семьей и друзьями, и читать вот такие фантастические книжки. Когда ее сын был маленьким мальчиком, она покупала ему такие, говорила, что, если он будет воображалой, это разовьет его и, может быть, даже сможет спасти в тяжелые моменты.

Книга была антивоенной, хотя каждый раз, когда Камария слышала это слово, она улыбалась и цитировала Курта Воннегута: «писать антивоенные книги так же бессмысленно, как и антиледниковые». Нельзя отрицать ледники, войну, смерть. Но все-таки эта тема была ей близка, она была против всяких бед и уж, конечно, против насилия, но в этой области она была лишь любителем и не вкладывала в нее силы. Камария говорила, что опасно заигрывать с государством, это борьба заведомо проигрышная, она уважала эту деятельность, но не лезла в нее, считая, что, если она останется на плаву, она сможет принести куда больше пользы. Она и так вела опасную игру, входя в конфликт с богатеями, и выплывала лишь потому, что номинально была одной из них. Камария была профессионалом в борьбе с бедностью, она поддерживала благотворительные фонды и программы, благодаря ей множество людей из городов Луны получили медицинскую помощь, закончили школы и высшие учебные заведения, устроились на работу. Вероятно, если бы Луна проявила бы себя еще больше, как божественную сущность, и сделала бы на Земле среди живущих людей сотню ангелами, Камария бы вошла в их число. Она несла добро, все, знавшие ее хорошо, ее любили, многие были благодарны ей, а те, кому она перешла дорогу, могли точить на нее зуб только из собственной низости. Но даже враги ее уважали.

Вот и сейчас она сидела в кафе перед конференцией, посвященной повышению уровня образования в городах Луны. Она выступала с подобными речами сотни раз и даже понимала, что уже не так важно, что именно она скажет, главнее — ее присутствие здесь. Камария уже стала брендом борьбы, поэтому она могла пить кофе и читать книжку, а не готовиться к речи. Она позволяла себе кофе не каждый день, только перед важными выступлениями и встречами, что выходило тоже очень часто. Камария стремилась не иметь проблем со здоровьем, и, если не считать легкие антидепрессанты, которые она периодически принимала, чтобы поддерживать себя в тонусе, это у нее получалось. И она хотела хорошо выглядеть, чтобы быть приятной себе и располагать еще больше, и это у нее тоже выходило хорошо. У нее не было времени для регулярных занятий спортом, хотя она и была подвижной и в отпуск любила покататься на лыжах или попробовать очередную водную активность типа серфинга или сапбординга, поэтому она старалась придерживаться здорового питания. В этом Камария не была идеальна, в редкие моменты, когда она давала себе вольность, она могла съесть почти целый торт целиком или ведро острой курицы, но все-таки в основном ей удавалось бороться с искушениями. Она с детства была худощавой, а благодаря довольно высокому росту казалась еще стройнее. Ее кожа была чуточку бледнее, чем ей хотелось бы, поэтому по утрам она тщательно оживляла ее пудрой и румянами, но все равно ее темные помады казались еще более броскими благодаря цвету лица. Иногда по утрам, стоя перед зеркалом, она спрашивала у своего мужа и сына — кто из вас ночью уронил меня в мешок с мукой? Это была ее шутка, и хотя она была уже так стара и знакома, каждый раз она казалась очаровательной благодаря ее смешному тону. Единственным хорошо заметным недостатком в ее внешности были оттопыренные уши. Сами по себе они были небольшими, но торчали так дерзко, что на них нельзя было не обратить внимания. Камария говорила, что из-за них она похожа на антилопу, и была чуточку права. Она немного комплексовала, особенно после того, как главный врач клиники пластической хирургии предложил ей операцию с целью излечения от лопоухости, но в скором времени превратила этот случай в забавную историю. От операции она отказалась, потому что ее смешные уши были достаточно известны в медиа-пространстве и она считала, что этот позитивный пример исправления внешности известной личности мог бы негативно сказаться на процессе принятия себя молодых девушек, узнавших об этом. Чаще всего она носила низкие хвосты или пучки, оставляя свои оттопыренные уши на виду, и, может быть, в глубине души она даже чуточку ими гордилась, раз постоянно выставляла их напоказ.

В этот день она надела белую блузку с кружевным стоячим воротником, черный брючный костюм и сапоги на тонком каблуке. В ее смешных ушах были сережки с темным жемчугом, из других украшений только золотое обручальное кольцо. На светские вечера она любила одеться самую малость претенциозно, но на официальных мероприятиях она всегда выглядела соответствующе. Камария была яркой позитивной личностью, но ее любимыми цветами были черный и белый, сегодня в ее образе только помада была иного цвета. Она рассказывала своему сыну, что, когда она была подростком, ее подруги одевались мрачно и мечтали о темных помадах, поэтому она до сих пор не может отделаться от любви к ним и выбирает темный бордовый, темный вишневый, темный каштановый. Он вряд ли мог видеть между ними разницу и ни за что бы не догадался, что помады на ее губах темного оттенка, но после ее слов стал присматриваться к макияжу других женщин и согласился с ней.

В кафе она заняла место в углу и старалась не часто отрывать взгляд от книги. Она была слишком узнаваемой личностью, если бы она встретила здесь знакомых, которые, как и она, приехали на конференцию, они обязательно бы к ней подсели. Конференц-зал находился на верхнем этаже, кафе, которая она выбрала, — на четвертом, внизу еще три этажа с различной едой, вероятность встретить кого-то с конференции велика, но не абсолютна. Если бы ее узнал кто-то незнакомый, он мог бы попросить сфотографироваться вместе, обратиться с какой-то проблемой или просто начать пристально смотреть за тем, что она делает. Камария была открыта к общению, и хотя перед конференцией она не нервничала, ей хотелось провести немного времени спокойно за чтением с чашечкой миндального кофе.

Ее никто не узнал, она сидела и помешивала кофе ложечкой, как часто делала, хотя никогда не добавляла в него лишний сахар, как вдруг ей захотелось отложить книгу. Ей отчего-то стало неуютно, тревожно, вокруг в кафе будто стало тише обычного, хотя люди продолжали заниматься своими делами. Но что-то поменялось, в ушах тихо зазвенело, как иногда у нее было от перенапряжения. Но она хорошо спала, предстоящая конференция ее беспокоила не сильно и поводов для выраженной тревоги у нее будто бы не было. Камария схватила чашку с кофе со стола, вскочила и вместе к ней пошла к окну. Оно было обзорным, была видна улицу внизу и немного неба сверху, большую его часть загораживали рядом стоящие высотки. Небо было облачным, но в просвете между облаками солнечно-голубым, на улице было еще холодно, но атмосфера предвещала весну. Вдруг посреди неба образовалась черная точка, за которой тянулась белая полоса, как от самолета, точка двигалась целенаправленно вниз и увеличивалась очень быстро. Камария даже не успела ни о чем подумать, как она скрылась за одним из небоскребов и раздался взрыв, пол под ней вздрогнул, чашка кофе в руках подпрыгнула, и она разлила ее на свою белую блузку.

Что это было? Метеорит? Самолет? Война? Может быть, она в самом деле совсем ничего не понимает в политической ситуации и их бомбят с воздуха? Камария ни о чем об этом не успела подумать, раздался второй взрыв, еще громче первого, теперь где-то над головой, все здание тряхнуло как следует, и она не удержалась на своих тонких каблуках и упала на пол. За окном с новым грохотом что-то падало вниз, и она отчего-то сразу уверилась, что это верхняя часть их здания.

Обо всем об этом она не успела подумать и так и не узнала, что произошло на самом деле. Ясно было одно, случилась катастрофа, людям нужно срочно эвакуироваться из здания. В такое время всегда начинается паника, и до приезда спасателей ей нужно возглавить эвакуацию, так как она была тем, к кому могут присушиться. Люди вокруг шумели, и самые сообразительные уже толпились у выхода. Камария подумала о сыне, сейчас он еще в школе, должен писать пробный выпускной экзамен. Он далеко и он в порядке, и о произошедшем узнает не раньше, чем через час, когда экзамен подойдет к концу. Она его любила светло и легко, но в этот момент Камария почувствовала на сердце тяжесть. Но времени на подобные мысли не было, она встала с пола, по привычке отряхнула брюки и приложила руки ко рту, формируя рупор.

— Пожалуйста, сохраняйте спокойствие! Спасатели скоро будут на месте! Не пользуйтесь лифтами, осторожно передвигайтесь к выходу на лестницу! По возможности окажите помощь пострадавшим и помогайте им в дороге! — кричала она.

Камария — казахское имя, означающее «красивая луна». Ее дедушка был из Казахстана, и когда люди стали называть детей лунными, солнечными и звездными именами, ее семья обратилась к своим корням, чтобы выделяться среди других девочек с именами Селена, Аполлинария, Злата. Казахская кровь в ее внешности прочитывалась только при намеренном поиске черт, мне же она практически не досталась, хотя мне перешли по наследству дурацкие мамины уши и бледная кожа, будто бы меня уронили в муку.

На самом деле ничего этого не было, я не знаю, что мама делала перед тем, как в здание попал осколок космического корабля, чье падение мог предсказать Илон Маск. Не знаю, что делала и потом, не знаю, как попала под завалы и что чувствовала в этот момент. Знаю лишь, что делала потом, а точнее, что делали с ней. Ее вытащили из-под завалов, оказали помощь, в том числе и ампутировали поврежденную ногу, подключили ко множеству аппаратов и перевели в реанимацию. Там она и умерла через месяц, не приходя в себя. Я все это придумал, может быть, она была даже не в кафе, но я знаю, что ее блузка были облита кофе. Знаю, что она читала именно эту книгу, я сам ей ее заказывал, и пока она была в больнице, я прочитал ее несколько раз, пытаясь представить, до какого момента она дочитала, но ответ ко мне так и не пришел. Вероятно, она не смотрела в окно, может быть, там даже не было такого большого обзорного окна, ведь я никогда не был в этом кафе, и наверняка она не чувствовала никакой тревоги Но мне кажется, что она подумала обо мне, потому что мама любила меня очень сильно. Но если даже и нет, то это не имеет никакого значения, ведь она любила меня так сильно всю мою жизнь.

Я придумал эту историю для темы челленджа «время накануне войны», по-моему, вышло здорово. Если кто-то прочитает и кому-то понравится, обязательно напишите мне об этом. Роза-Мимоза, ты не пришла на мой прошлый пост, но я очень жду тебя на этом. Мне пришлось придумать, будто мама подумала, что это военная атака с воздуха, и так как она вряд ли успела узнать, что это было на самом деле, то для нее это было время накануне войны. Но если это выглядит натянуто, то вот вам еще: это время накануне моей войны с Илоном Маском. У меня есть личный повод ему отомстить, хотя я хочу сделать это не ради себя и тем более не ради своей мамы (глупо что-то делать ради мертвецов), а для всего человечества, которое может пострадать от интриг власть имущих.

С огромной любовью в сердце, которая всегда будет со мной, Джел.

Глава 4. «Ладно. Я слушаю»

Роза-Мимоза, ты написала, что большой формат постов может отпугивать читателей, поэтому ко мне больше никто не пришел. Но еще раз спасибо, что ты есть и ты оценила мой рассказ. Благодарю за слова сочувствия, это очень мило. Честно признаюсь, что обычно они меня бесят, но почему-то, когда я их прочитал, а не услышал, мне правда стало как-то легче. Я подумал о том, чтобы сократить размер записей, но, когда я сажусь за клавиатуру, Муза тут же встает за мое правое плечо, и я уже не могу остановиться. Не буду гнаться за популярностью и менять себя, пусть все течет как есть. Возможно, если я попаду на «Войну блюд» и прославлюсь на экране, я смогу написать пост большими буквами, что я парень из телешоу, и у меня появится больше читателей. Однажды я уже выступал в телешоу как сын Камарии, но это прошло незаметно. Но Сол Август говорил, что главное — это вкусно приготовить блюдо, которое будет нравиться самому себе, мнение окружающих — это лишь веточка мяты для украшения к горячему, сделанному из собственного удовлетворения. Так что сосредоточусь на самом тексте.

Кстати, недавно я практиковался в своих кулинарных навыках, мне вновь немного помогала Мира. Я приготовил невероятно вкусную курицу с лимоном, курагой, кинзой и смесью приправ. Подал я ее с кускусом. Удивителен мир кухни, кускус готовится так: тупо заливаешь в него кипяток и даже не ставишь на конфорку. Вуаля, и он готов! Главное, не допустить моих ошибок и посолить. Для того чтобы купить ингредиенты для блюда, мне пришлось выпрашивать деньги у Каса, он выдал их мне, узнав о моей цели попасть на «Войну блюд». Он поддержал меня в моем начинании.

Но после этого момента я стал задумываться о том, что это неудобно — остаться без своих денег. Папа давал их мне всегда легко, я мог бы у него попросить, но для этого нужно было с ним связаться. Вечером после кладбища домашних животных он звонил разок, но я не стал брать трубку, потому что наверняка он собирался говорить мне всякую чепушню, как Астерион, только еще и скучным языком. Астерион продолжал звонить и писать мне жутко навязчиво, но я его игнорировал. А папин второй звонок на следующее утро я все-таки принял.

— Гел! — сказал он, и отчего-то его голос почудился мне очень далеким, будто бы он звонил мне не просто из другого города, а откуда-то из прошлого. Я жил с Касом всего несколько дней, а моя прошлая жизнь в Москве показалась такой давней. То есть не вся, а те два месяца только с папой, мамин образ был по-прежнему мне близок, я мог достать его из своего сердца в любой момент. Я так опешил от этого, что пугающе промолчал.

— С тобой все в порядке? Где ты? Поговори со мной, выслушай меня.

Услышав ключевое слово из челленджа, о котором я периодически думал и все не знал, как подступиться, я будто бы снова включился. Я сказал:

— Ладно. Я слушаю.

— Где ты? Астерион сказал, что ты ночуешь у какого-то нового друга. Тебе нужно лечить свою карму, сейчас не время заводить новые знакомства.

В последнее время любое папино слово вызывало во мне раздражение. Тут и к психологу ходить не нужно, я легко сам мог построить причинно-следственную связь: это случилось после того, как папа, еще не сняв траур, расписался с другой женщиной и обзавелся новым ребенком.

В последнее время я много смеялся, но тут я прорычал:

— Другого времени у меня и не будет! Сейчас самое время находить себе новых знакомых! Самое время влюбляться, танцевать, путешествовать, писать книги, ходить в зоопарк и есть сладкую вату! Что угодно, блин, не назови, и будет самое время!

— Нет, это инфантильные глупости, Гел. Самое время лечиться, и тогда у тебя будет полно времени на все вещи, которые ты пожелаешь.

— Шанс минимальный! Если бы было процентов пятьдесят, я бы еще подумал, но тут один к ста! Если бы я был совсем взрослым, успел бы построить семью, карьеру, статус, и, может быть, я бы поборолся за этот процент! Но сейчас меня ничто не держит, и я лучше займусь тем, что мне нужно!

— Что ты такое говоришь? А я? Тебя держу я, ты — мой сын!

В этот момент на фоне его голоса заплакал ребенок, видимо, среагировал на фразу «ты — мой сын». Конечно, его. Эта подлиза Фелис назвала их ребенка Яромилом, чтобы уж точно не забывать, чей он сын. Яромил Ярославович, твое имя звучит еще более глупо, чем у меня. Я, конечно, разозлился.

— Я совершеннолетний, могу сам решать, что мне нужно. И лечиться я не буду! Если ты действительно хочешь мне помочь, пришли деньги.

— Не разговаривай со мной таким хамским тоном. Где ты? Почему я должен высылать тебе просто так деньги и на что они тебе нужны?

— В одном из городов Луны. Мне нужны деньги просто на нормальную жизнь. Чтобы я мог покупать курагу и кокосовое молоко просто так…

Папа перебил меня:

— Ты в городе Луны? Среди кровопийц, которые в любой момент могут проголодаться?

— Ты превратного мнения о людях здесь! И это, блин, странно, мама же занималась бедными всю свою жизнь.

— У меня богатый жизненный опыт, я знаю, что может случиться с мальчиком из города Солнца, который там оказался один.

— Ужас какой. Я вешаю трубку.

— Подожди! Подожди-подожди, Гел.

— Давай так, я дам тебе денег, а взамен ты вернешься домой.

— Нет! Даже не за миллион!

— Ну хорошо. Я дам тебе денег, но с одним условием: ты получишь их лично.

Это был хитрый план. Наверняка он готовил ловушку, чтобы поймать меня. Но тем не менее это был один из немногих доступных способов накопить денег, поэтому я решил рискнуть.

— Ладно.

Я услышал, как он вздыхает, и, возможно, он сейчас сидит, вцепившись руками в диван с опущенной головой. Других образов в голову не приходило.

— Тогда назови адрес, Астерион за тобой заедет.

— Нет, пусть он привозит сюда деньги.

— Хорошо. Астерион привезет тебе деньги.

Я соврал ему насчет адреса, но назвал тот, что неподалеку. Недалеко отсюда рядом с большущим домом был огромный двор, я решил, что ему слишком долго будет шерстить все квартиры в моих поисках, а на соседней дом он точно не переключится. Скоро нам с Касом предстояло шпионское задание.

            Весь разговор происходил за кухонным столом дома у Каса. Мира приподняла бровь и неодобрительно скривила рот. Она сказала:

— Вау, вот как в Москве дети получают деньги.

— Мне жутко повезло!

Странный факт (для меня, как для парня из благополучной семьи): за это время я познакомился с Мирой, успел увидеть отца Каса в весьма неприятной встрече, на которой я не буду заострять внимания, но так и не познакомился с Капой, их младшей сестрой. Она жила сейчас у своего парня дома, пока его родители уехали в отпуск. Капа училась в одиннадцатом классе, как и должен был я, на носу были экзамены, но никто ей не запрещал. По сути в этом было мало удивительного, ее мама пила на Бродвее, ее папа пил здесь, в подворотне, ее воспитывала старшая сестра, которую вырастили вот такие родители. Про Капу я мало слышал, но уже заранее был немного влюблен. Я дружил с ее страшим братом и жил у него, мы были с ней почти одного возраста, казалось, что практически нет шансов, что между нами не будет напряжения.

Мира вышла вместе с нами, она должна была встретиться как раз с Капой, чтобы передать ей вещи. До этого мы с Касом смотрели фильм ужасов и слушали музыку и даже ничего не пили.

Это важно, потому что когда приехал Астерион на своем Мерседесе, посмотрев на меня, он сказал:

— Ну и пьяное у тебя лицо.

Я был возмущен! То есть сначала я засмеялся, а потом закричал:

— Нет! Нет!

Астерион запел:

— Ходит по улицам девочка пьяная…

— Закрой рот и давай деньги!

Астерион сам засмеялся, Кас держался напряженно. Видимо он помнил мои слова о том, что возможно Астерион хочет меня убить.

Я сказал:

— И, кстати, если ты захочешь затолкать меня в машину, у меня есть два свидетеля!

— Поэтому без резких движений, дядя, — сказал Кас.

— Ну, скажем, первого твоего свидетеля я легко завалю. А кто второй?

Я бы не был так уверен на месте Астериона, Кас был небольшого роста, но в куртке у него был электрошокер.

— Мира! — я выкрикнул ее имя, вовсе не собираясь звать, она уже уходила, но обернулась на мой голос. И тут все случилось, как в фильмах. Она встретилась взглядом с Астерионом, взглянула на него пристально, с удивлением, своими коровьими глазами, взмахнула черными ресницами, приоткрыла пухлые губы и тут же поймала его в ловушку. Мне неизвестно, планировала ли она это или у такой красивой девушки это выходило всегда случайно, но лицо Астериона смягчилось, он засиял, как медный самовар.

— И второго завалю. Что за бредовая идея, Гел, я не хочу тебя убить, — сказал он быстро, без былой заинтересованности.

— Мира! — окликнул он ее. — Мне говорят, что ты проходишь свидетелем по деду о похищении этого молодого человека.

Флирт Астериона звучал тупо, но подавал он его обаятельно.

— Кас кого-то снова похитил? — спросила Мира, подойдя. Видимо она не слышала предыдущую часть разговора или сделала вид. У Каса была дурная слава.

Кас поднял руки:

— Я чист.

— Я свояк этого молодого человека, и он утверждает, что я хочу его похитить. Представлюсь на тот случай, если тебе придется свидетельствовать против меня. Я — Астерион.

Они пожали друг другу руки.

— А это, как я понимаю, Кас, новый лучший друг Гела.

— Зови меня теперь Джел.

— Йоу.

Мира снова завлекла все его внимание.

— Значит, ты тот парень, что привез Джелу деньги. Я просто в курсе, потому что твой свояк живет у меня дома.

— Да, я своего рода курьер.

Я вмешался:

— Давай перейдем к тому, зачем ты приехал!

Но не тут-то было! Они так и стояли, перекидываясь идиотскими фразами. Кас чуть приоткрыл рот, скривив губы, его лицо выражало тупой скепсис. Потом он вдруг что-то вспомнил, повернулся ко мне и шепнул на ухо:

— Однажды я похитил человека.

История о том, как Кас похитил человека.

Она произошла недавно. Тиль, отец Каса, очень много пил, поэтому у него был цирроз. Мира запрещала ему пить дома, но иногда в ее отсутствие у него получалось это сделать. Однажды с ним пил парень по имени Хадар. Он был начинающий конченный человек. Хадар сумел найти в квартире деньги, заначку одного из братьев Каса и, соответственно, украл ее. Хадар приложил много сил для поисков, ведь ценные вещи они прятали тщательно от отца, но старший брат, не разобравшись в ситуации, обвинил в этом именно Тиля и здорово разукрасил его лицо. Но Кас провел расследование и вышел на Хадара. Он подловил его, когда тот был мертвецки пьян, затащил в гараж и связал.

Важное примечание: в семье Гуляевых — а такую фамилию они и носили — нет гаража, Кас вскрыл чужой, которым давно никто не пользовался. Там был бетонный влажный пол, пауки по стенам и коробки с ненужными вещами. Кас надеялся найти в них что-то, чем можно было бы пытать Хадара, если бы пришлось. По крайней мере, там была банка с ржавыми гвоздями и керосин.

Когда Хадар пришел в себя, он закричал:

— Черт возьми, что происходит? Я связан? Отпусти меня!

Кас ответил:

— Ладно. Я слушаю твои варианты, как ты достанешь деньги, которые ты украл у нашей семьи. В двойном размере, ведь ты должен взять ответственность за свой проступок и почувствовать, как ты нехорошо поступил.

Хадар кричал что-то невнятное. Кас не пытал его в первый день, даже кормил и поил. Никто не знает, что было бы на вторые сутки, но, когда Кас вернулся следующим утром, Хадар сбежал. Вероятно, он уехал из города, потому что Кас больше никогда его не встречал.

Кас говорил мне:

— Когда он сидел там, я все думал, можно ли как-то забрать его печень и отдать моему отцу? Ведь он был молодым алкоголиком, наверняка его печень куда лучше.

Помолчав, он добавил:

— Когда я его потерял, я утешал себя мыслью, что у него мог быть еще гепатит В или С, и его печень все равно бы не подошла моему отцу.

У Каса было множество жутких историй. Ни одна из них не заканчивалась так, чтобы его можно было назвать маньяком, но будто бы всегда он находился за два шага до. Кажется, тогда я только посмеялся в ответ на его историю.

Астерион и Мира все болтали, и, когда я закончил слушать историю Каса, я перебил их.

— Деньги, Астерион!

Он дал мне всего три тысячи и предложил сделку. За каждый сеанс по исправлению кармы он будет готов давать мне по пять тысяч. Я сказал, что подумаю. Никогда бы не подумал, что могу продаваться, тем более за такие незначительные суммы. Астерион добился кое-чего еще, после нашей встречи он повез Миру кататься.

А перед тем, как уехать с ним, Мира спросила:

— Почему ты возишься с Джелом? Он тебе не близкий родственник, ты всего лишь брат новой жены его отца.

— Я люблю помогать людям, тем более подросткам, это раз. Я дружил с его матерью, это два. Но все эти пункты слишком очаровательны, поэтому есть третий. Я, как и ты, воспитывал своего младшего брата и сестру. Мой младший — крайне бедовый, не меньше пятидесяти процентов своего времени я тратил на разгребание того, что он натворил. Он попадал в тюрьму, в перестрелки, в опасный бизнес и самые безумные любовные истории. Пару месяцев назад он переехал за границу. Это случалось не в первый раз, но в этот я пообещал себе его не возвращать. Мой младший привык полагаться на то, что я всегда буду крутиться вокруг него и вытащу их любой беды. Хрен ему. Сейчас он наверняка жутко обижен, а мне не хватает его проблем. Но я дал себе слово держаться и ждать, пока он вернется сам. Но что мне было делать со всем временем, что появилось для меня самого? А тут Гел, и у него серьезные проблемы. У него умерла мать, гадалка предвестила ему смерть, а кроме того, он поехал башней.

Но важное примечание: я не поехал башней.

На этом на сегодня все. Пока!

Искренне ваш, Джел.

Глава 5. Вода приходила каждую осень

Он был похож на индуса. Кожа имела желтоватый оттенок, глаза тоже. На плечах притаились звездочки сосудов. Руки и ноги казались тонкими и хилыми, а живот надутым. Он немного напоминал жука. Черты лица размылись, я не мог узнать в Тиле гены Каса. На стене висела вырезка из газеты, в ней была фотография молодого человека, подтянутого, улыбчивого, большеглазого, с надменным взглядом. В руках он держал теннисную ракетку, на фоне цвели каштаны. В юности Тиль попался на глаза фотографу из газеты, и он сделал снимок для статьи о теплом лете того года. Лицо же с фотографии было похожим на Каса, разве что мой друг, в отличие от Тиля, не мог улыбаться так живо.

Удивительно, как время меняет твое лицо: проходит тридцать лет, и вот оно уже будто бы и не твое. Кас, наверное, тоже сопьется или сторчится к этому возрасту, и его лицо станет непохожим на то, что передо мной. Даже хорошо, что я не доживу до момента, когда все мои пороки отразятся на моем облике. Мое лицо останется невинно красивым, будто бы я никогда ничего нехорошего не делал в своей жизни. Если, конечно, я не умру из-за выстрелов федералов после убийства Илона Маска. Они могут прострелить мое лицо.

Этот человек умрет в течение года, и я тоже. Казалось бы, мы не самая лучшая компания друг для друга, у нас было мало общего, разве что связь с Касом, но перспективы на будущее нас объединяли.

У этого страшного лица было одно удивительное свойство, когда оно смотрело на тебя, заговаривало, то становилось оживленным и даже в какой-то мере приятным.

— Особенно хреново, — сказал он. Отчего-то я думал, что он неловко улыбнется, но этого не произошло. Его глаза выражали страдание, он искал помощи. Бедный папа Каса и бедный Кас. В комнате пахло. Простыни под Тилем были мокрые, Кас их менял.

— Может быть, открыть окно? — спросил я, а потом только подумал. Но вроде бы никто из них не обиделся.

На тумбе рядом стояла тарелка с куриным супом. Кас варил его сам. Он говорил, что это единственная еда, которую он умеет делать, но и с ней справляется не очень. Поэтому он не поедет со мной на «Войну блюд», ему вся эта кулинария до фени. Мира не готовила для отца принципиально. Она не убиралась за ним, не искала по улицам, когда он пропадал, она говорила: чтоб он сдох. Мира отзывалась о нем и более худшими словами, так что пожелания смерти были еще самыми милыми среди них. Она заявляла: никто не заставлял его губить свою жизнь, а потом добавляла: и мою тоже! Мира воспитывала младших братьев и сестру, и у нее совсем не было времени на себя. Во всем виновата проклятая водка Тиля. И он сам. И их мать, которая всех бросила. И богатейшие люди мира, которые позволяют существовать без помощи таким социальным ямам. Такие люди, как окружающие Илона Маска.

Слаб человек, и все такое прочее.

Мира говорила: мне его не жалко, в ее голосе появлялась гордость, даже бравада. Она не темнила, будто бы ей на самом деле его жаль. Не было, она презирала его.

Кас же нет. Он говорил: отец же умирает. Ему было жаль всех тех, кому осталось недолго, может быть, в этом был залог и нашей дружбы. Кас возился с ним, как с маленьким ребенком. Прежде чем дать отцу суп, он налил каплю из тарелки на внешнюю сторону своей руки, цокнул языком и разочарованно сказал:

— Перегрел.

Совсем как мама с бутылочкой молока для младенца. Тиль смотреть на тарелку с супом с покорным недоверием, он не хотел есть суп, но знал, что ему не отвертеться от него, как маленького ребенку от каши. Кас студил суп, зачерпывая и выливая снова, а потом, подув на ложку, сунул ему ее в рот.

— Когда ты уже научишься солить суп, Кастор? — воскликнул Тиль.

— Соль тебе вроде бы тоже нельзя.

В этой фразе было столько заботы, я ее почувствовал. На самом деле его забота была удивительна. Казалось бы, ухаживать за своим больным отцом — благородная понятная цель. Но есть нюанс, его отец был козлом и ничего хорошего для своего сына не сделал. По крайней мере, так говорила Мира. Но можно ли жить в одном доме всю жизнь и не сделать совершенно ничего хорошего? Даже случайные люди оставляют нам хорошие воспоминания, и даже плохой отец наверняка где-то наследил.

Кас отломил ему кусочек белого хлеба, чтобы Тиль его помочил в супе и съел размягченным.

— А вы сделали для Каса что-нибудь хорошее?

Тиль все-таки засмеялся. Наверное, так не задумывалось, но вышло горестно из-за его желтоватого лица.

— Кас родился осенью, все, что происходит в это время, заканчивается плохо. Так что это неважно, что я для него сделал, важно лишь то, что прогноз хреновый.

— Вы не ответили… И сказали хреново.

— А ты знаешь, что я поступал в институт? Что у меня есть неоконченное высшее образование. Но ведь и на полшишечки тоже считается, да?

— Не уверен, что случай с образованием тот.

— Мои мать и отец пили, я тоже начал в классе восьмом. Но к последнему году я собрался и поступил в институт. Во даю, а? Я думал выправиться, но знаете, что делают студенты большую часть своего свободного времени? Пьют. Они совратили меня с моего истинного пути, и я запил вместе с другими студентами. Весной как-то выкарабкался, сдал сессию и кое-как долги и уехал на дачу. Там был чист, вернулся на учебу — и снова пить. О, как мы беспробудно пили! Все дни проходили на полу общежития. Я пил и пил, и допился до того, что меня отчислили. Других почему-то нет, а меня выгнали. Осенью же я повстречал Альхену, любовь всей моей жизни. Мы безудержно веселились, а потом расписались. Это не просто их мать, это женщина, которая потом разорвала мне сердце. Осенью же родилась Мира, и вот ей двадцать восемь лет, она нихера не добилась в этой жизни и у нее даже нет мечты, кроме как «поставить всех детей на ноги». И у нее вряд ли что-либо получится. Как и у тебя, сынок, ведь ты родился, когда деревья еще стояли желтыми.

Я тогда подумал, таких козлов стоит еще поискать. Кас же тем временем вытирал с футболки Тиля суп, который тот разлил за разговором.

— И вообще, — продолжал Тиль, — что это за вопрос, что я сделал для него хорошего? Новому поколению лишь бы ныть и искать виноватых. Важно, что ты сделал для себя. Это позиция сильного человека, а не нытика в одежде клоуна.

Я даже не отследил, как стрелки переводятся на меня. Пояснение: я не был в одежде клоуна, я был просто ярко одет.

Я подумал, есть много плохих вещей, которые я никогда не увижу. Например, меня никогда не споят эти ужасные студенты, которые столкнули Тиля с истинного пути. Не эти же самые, но наверняка жизнь идет по кругу и ничего не меняется, и в застенках университетов есть такие и сейчас. Ведь это совершенно точно, что я бы стал студентом. Единственным вариантом, при котором я мог бы им не стать, было предсказание жить недолго. Я мало того что из богатой семьи, где у каждого есть образование, так я еще и учился хорошо. Казалось бы, на следующую осень у меня ноль вариантов оказаться где-то, кроме как в институте. Но там, знаете, эти студенты, алкоголь, какая-нибудь сердцеедка, свадьба, пять никому не нужных детей, осень жизни. Кому это надо?

У меня не родится сын осенью, которому жизнь не будет предвещать ничего хорошего. Я перевел взгляд на Каса, он внимательно смотрел на своего отца, видно, сердце его разрывалось. Предсказание про осень было глупым, личной теорией заговора Тиля. У Каса все могло быть в жизни замечательно. Он убивал животных, украл человека и торговал запрещенными веществами на улице. Но ведь все это вовсе не из-за осени, и все еще может вывернуться хорошо. По крайней мере, то, что он делал, было круто.

Окна в комнате были зашторенными, свет глухим, хотя на улице было солнечно. Оттого все тут казались жутко печальными.

— Ты спросил, что он сделал для хорошего, — сказал Кас, голос его, как и свет, был приглушен. — Однажды я играл на детской площадке, а папа был рядом на скамейке со своими друзьями. Я неудачно спрыгнул с горки, хотел впечатлить одну лапу, но не вышло. Нечем гордиться, но я заплакал, что-то было не так с моей ногой. И тут один из друзей отца воскликнул: «Эй, Тиль, это же твой сын!». Папа закричал: «Это мой сын! Конечно! Я ему помогу!». Он взял меня на руки, посадил на спину, и мы поехали в травмпункт. Папа говорил, цепляйся за меня так, будто бы я твоя лошадь.

— Считай, я спас пацаненку ногу, — с гордостью сказал Тиль.

— А оказалось, у меня там даже перелома не было.

Абсурд! Я сразу вспомнил историю, как мы с родителями взбирались на гору, я тоже тогда был маленьким. Пока я шел вверх, мне казалось, что у меня сил больше, чем у мамы с папой вместе. Я бежал, вбегал на выступы и беспокоил своих родителей, когда подбирался слишком близко к краю. А на обратной дороге мои силы выдохлись. Я шел и ныл, мама посмеивалась надо мной, и папа взял меня на спину, и я вскоре уснул. На эту гору подняться хотели я и мама, папе вовсе это было не по душе и он нас отговаривал, а в итоге ему еще и пришлось меня нести обратно, но он не жаловался. Но несмотря на это воспоминание, в моем сердце все равно ничего не отогревалось, мне по-прежнему не хотелось его видеть. Всего лишь одна ошибка в виде Фелис и Яромила, а я уже ничего не мог простить. Должен ли я быть осужден за жесткость? Или это Кас должен быть вознесен за его мягкосердечность к отцу? Люди такие разные, ни одну историю не упростить, и без оттенков на нее не посмотришь.

— Была еще одна вещь. Однажды папа рассказал мне историю. Это было после того, как Мира на меня наругалась за крольчиху. Он это слышал, подошел ко мне и говорит: сынок, иногда наши самые лучшие помысли оборачиваются для других трагедией. Жил один мужик, он был дофига перспективный, но беда его была в том, что он любил одну девку, и она не отвечала ему взаимностью. Он жил рядом с ней и в итоге перестал заниматься своими благородными занятиями, просрал все состояние, у него остался лишь один его сокол, он был замечательным. И этим соколом восхищался маленький сын этой девки. И вот однажды этот сын заболел, и он говорил своей матери, единственное, что может его спасти — сокол этого господина для его личного распоряжения. Женщине было неловко, она знала о чувствах того мужика, но сына любила очень сильно, поэтому пришла к нему и говорит, давайте, мол, вместе поужинаем. Мужик жутко разволновался, он думал, вот нему придет эта девка моей мечты, а у него совсем ничего нет, что он мог бы подать ей к столу. Но он нашел выход. Девка к нему пришла, они прекрасно поужинали, и в конце трапезы она рассказала ему о своей просьбе. Мужик заплакал, ведь для того, чтобы эта девка провела с ним этот вечер с достойной ее благородству пищей, он зажарил к ужину своего сокола, единственное, что у него было. В конце ее сын умер.

— Это же, блин, история из «Декамерона».

— Да? А я думал, откуда у папы знакомый, у которого был замечательный сокол. Не суть, я тогда подумал, что ради других мы можем совершать жертвенные поступки, но может получаться в итоге херня. А еще что иногда убивать животных можно. Это было еще до голубя.

— А вы думали, история из «Декамерона» Джованни Боккаччо. Между прочим, почти два курса института.

Мы замолчали, Кас докармливал Тиля его несоленым супом. Мира рассказывала мне, что Тиль за всю ее жизнь не оставил ни копейки их семье, он воровал их деньги, блевал им на ковер, попадал в поле зрение полиции, но, к сожалению, все никак не садился в тюрьму, в детстве ее братья иногда от него получали тумаки. Однажды он разбил голову и пришел в таком виде в комнату к Касу и Капе, они тогда жили вместе, и плакал там как ненормальный, после чего они оба ночью писались в постель.

— А что еще хорошего было? — спросил я. Кас задумался, молчал несколько минут, а потом пожал плечами.

— Да вроде бы больше ничего.

Вроде бы больше и ничего.

Тиль поперхнулся и выплюнул последнюю ложку обратно в тарелку.

— Да полно было вещей, я же твой отец и люблю тебя! Просто ты мой сын и воспринимаешь меня как должное, поэтому за всеми бытовыми вещами дети совсем не замечают, как много хорошего делают для них родители.

— Нет, пап. Но я не осуждаю, это делает Мира. Еще Капа, Цефей и Орион. Да и большинство твоих знакомых тебя осуждают. Но я тебя люблю.

— Ты — мой лучший сын, единственный благодарный отцу за жизнь ребенок.

Несмотря на все слова любви, произнесенные здесь, это не была такая уж душещипательная сцена про отца и сына. Честно, ситуация была хреновая, здесь пахло, витал душок смерти, и Каса было страшно жалко. Впрочем, меня эта история не пугала, хотя я и чувствовал себя дискомфортно. Я думал, поскорее бы Тиль лег спать, или чем там еще занимаются тяжелобольные люди, а мы с Касом отправились бы что-нибудь пить, а еще лучше, что-нибудь принимать. Кас хотел продолжить показывать мне город, и я надеялся, что мой взор будет окрашен дополнительными стимуляторами, чтобы все казалось еще прекраснее.

— Ладно, сынок, давай уже перейдем к той части, ради которой ты и привел сюда своего Маленького Принца, — он кивнул в мою сторону.

Я был заинтригован и подумал, ничего себе, может быть, они все-таки патологичная семейка маньяков. Вот это была бы история!

— Не, — сказал Кас, — Я привел его не для этого. Он здесь просто потому, что он — мой друг, хотел ему показать тебя. А впрочем…

Кас поднял на меня взгляд, он был доверительным, будто он хотел поделиться со мной тайной, и немного тревожным, словно он боялся, что этот секрет может мне не понравиться.

— Твоя кровь не поможет ему излечить печень, это невозможно. Но она может помочь ему почувствовать себя лучше на несколько дней.

Я засмеялся. Это был бы благородный поступок, я никогда не был донором крови, ведь я только недавно стал совершеннолетним. Но это считалось клевым занятием, можно помочь кому-то, совершенно не прикладывая для этого усилий, а лишь поделившись тем, что у тебя и так есть. Может быть, мне не хотелось бы становиться дойной коровой и делать это регулярно, но я не исключаю, что и на регулярной основе я мог бы согласиться это делать.

— Супер! Я бы хотел помочь твоему отцу, раз он так тебе нравится.

— Молодец, Джел, — на лице Каса отразилось облегчение. — То есть спасибо. Сейчас все сделаем.

Кас полез в рюкзак, я думал, он достанет ножик, но он вытащил оттуда пакетик со шприцами, откуда выудил один. Вероятно, они были нужны ему для работы.

— Запечатанный, чистый, — он повертел передо мной упаковкой. Кас работал профессионально, он достал жгут на застежке, баночку спирта, вату. Перед тем, как взяться за работу, он продемонстрировал мне, как помыл руки и протер их спиртом. Для полного представления ему не хватало только латексных перчаток, но их у него не было. Кас перетянул мне плечо жгутом и стал ощупывать кожу в поисках вен, это вышло у него быстро, он сразу всадил иглу.

— Вот уж не думал, что благодаря моему дилеру из моих вен будет что-то выкачиваться, а не наоборот. Кстати, об этом, ты сегодня принесешь мне что-нибудь?

— Ты — дилер, сынок?

— Тш-ш, — сказал Кас, и я приложил свободную руку ко рту. Я совсем не думал, что его неблагополучный отец может не знать о его неблагополучных занятиях. Кровь быстро наполнила шприц, Кас приложил мне ватку на место укола.

— Прижми локоть и подержи вату десять минут, а то останется синяк, — сказал он, изображая медбрата.

Кас передал шприц отцу и тот впрыснул его себе в рот. Того аж передернуло от удовольствия, будто бы он получил что-то заветное.

— Благодарствую, малой. С таким соседом, может быть, я доживу до еще одной чертовой осени.

Он встал, размял плечи и пошел умываться. Вскоре он привел себя в порядок и в хорошем настроении вышел из дома. Я так и не понял, сделал ли я хорошо или плохо для него, ведь вероятно благодаря мне у Тиля появились силы пить. Но помыслы мои были чисты, и, по крайней мере, я сделал лучше Касу, переживавшему о своем отце.

Вода, если говорить о ней в плохом смысле (а заголовок «Вода приходила каждую осень» говорит явно о чем-то мрачном), — это нечто такое текучее, неизбежное, что медленно наступает, но непременно тебя поглощает. Что-то темное постепенно настигало Тиля и разрушало. Может быть, это в очередной раз не лучшая интерпретация, но я — автор, и я так вижу.

Мы с Касом потом пошли гулять и пить крепкий алкоголь, как его отец, которого мы потом и встретили на улице с другими алкоголиками. Мы классно провели время!

Пишите свои комментарии, до новых встреч в моем блоге!

С любовью и всякой мерзостью, Джел.

Глава 6. Подросток, некромантия, лучший друг

Я не заходил в свой блог несколько дней, и у меня появилось еще два подписчика. Привет, Черный Василиск, йоу, Броо. Роза-Мимоза, всегда рад и тебе! Папа моего лучшего друга чувствует себя лучше, не переживай.

Черный Василиск, ты написал, что некая тема, ради которой я приехал в Пустоши, может быть опасна для описания и меня могут заблокировать. Спасибо тебе, что напомнил мне об этом, я совсем не подумал. Рискну и не буду удалять свою первую запись, но теперь буду осторожнее в своих высказываниях.

Броо, ты не писал мне ничего, но я рад, что тебя заинтересовал мой блог. У тебя классные коты, и, если бы ты открыл комментарии в своих записях, я бы написал тебе об этом там.

О теме, о которой лучше не говорить. Кас все-таки принес мне кое-что, о чем я очень просил его, и за что я, кстати, внес оплату в первый день нашего знакомства. Мы лежали с ним в лесу на поваленных деревьях и ветки над нами образовывали красивую симфонию. Это не мои слова, для Каса это была именно симфония, он как бы и видел, и слышал их. Ничего удивительного, ведь Кас немного музыкант. Среди мусора я нашел старый календарик почти тридцатилетней давности. Вы знали, что календари и дни недели совпадают раз в некий промежуток времени? Можно их не выбрасывать и использовать повторно. Так вот, этот календарик соответствовал дням недели следующего года. Это был знак. На обратной стороне была напечатана фотография двух рыжих котят, оба напуганные, но милые. Если эта фотография не была старой на момент выхода календарика, то сейчас эти коты уже отжили свое. Но они оставили большой след для людей, которые радовались этой фотографии тогда, они очаровали меня и спустя десять лет. Но вернемся к знаку, я смотрел на цифры на календаре, читал названия месяцев, и мой взгляд все время приковывался к определенной точке — пятое мая. Я тогда понял, что Луна посылает мне знак, указывает на пятое мая, говоря о том, что смерть ждет меня именно в этот день. Я тогда в этом уверился на сто процентов и убедил Каса.

На следующий день, когда моя крышка вернулась на место через мучительную головную боль, мое убеждение никуда не делось, а вот Кас меня уверял, что мне все привиделось, я построил связи, которых нет. Но я теперь знаю совершенно точно, что умру именно пятого мая. До этого срока еще много времени, больше одиннадцати месяцев.

Я говорил Касу:

— Я уверен, уверен! Если бы предсказательница согласилась встретиться со мной вновь, я сказал бы ей дату, и она настроилась бы на Луну и подтвердила все, и ты бы убедился!

Кас ушел от продолжения спора, он сказал:

— У нас в городах все только умеют регенерировать, словно ящерицы, а у вас есть разные способности. Вот ты говоришь, что понимаешь желания животных, но ты ни разу ничего подобного не демонстрировал.

— Я понимаю! Просто животные в основном либо хотят есть, либо чего-нибудь боятся. Когда я почувствую нечто интересное, я тебе покажу!

— Не факт, что я тебе поверю. Вдруг и твоя предсказательница только делает вид, будто что-либо знает. А на самом деле она ничего не знает, как и все, и только пускает пыль в глаза.

Я даже застонал от злости. Кас продолжал:

— Нет, послушай, вдруг все это бред. Когда Луна проснулась, она сделала большей части людей лучшие тела, которые могут регенерировать, а другим ничего. Но вы говорите, что вы тоже дохера маги, чтобы мы не собрались вместе и не зафигачили вас. Какие там у ваших есть еще способности?

— Полно! Например, некромантия.

Мы оба замолчали. Мы подумали об одних и тех же вещах.

Кас решился заговорить первым.

— Ты вроде бы всегда рассуждаешь весело, но все-таки ты о ней говоришь. О маме, в смысле. Как я понимаю, она месяц пролежала в больнице и так и не пришла в себя. А ты ездил к ней и, выходит, не попрощался. Может быть, тебе бы стало легче, если бы ты смог? Насколько я слышал, ваши некроманты не то чтобы оживляют мертвецов, но могут что-то у них спросить.

— Да, это так. Как на спиритических сеансах девятнадцатого века. Что-то спросить, что-то передать. Перекинуться парой фраз, знаешь.

Конечно, я об этом думал. Но если быть честным, никогда не развивал эту мысль далеко, будто бы немного даже боялся ее. То, что Кас озвучил эти слова вслух, придало мне уверенности.

— Это закрытая информация. Даже на ток-шоу они не раскрывают, как именно все это происходит, и говорят, все видео, которые гуляют по интернету с демонстрацией их способностей, фейковые. Они не делают это просто так, за деньги, как могут предсказатели, в основном они сотрудничают с полицией или другими государственными органами. Но я не верю, что есть хоть какая-либо услуга, которую нельзя было бы купить. Плюс я сын такой известной личности, как Камария Филатова, и мой отец жутко богат. Может быть, они могли бы согласиться!

Так мы с Касом решили отправиться в Москву, чтобы добраться до главной семьи, занимающейся некромантией. Это казалось несложным, потому что их дом находился приблизительно в том же районе, что и мой. Все складывалось удачно, в этот день Астерион как раз намеревался отвезти меня к психотерапевту. И теперь я больше не раздумывал, не послать ли его подальше с моим лечением, и согласился поехать условием, если Кас отправится со мной. Не так сложно получить пропуск в город Солнца, но все-таки это лишняя морока с документами, но у нас был запрос от Астериона и заявление о сопровождении Каса, поэтому все прошло быстро.

До Москвы было больше часа езды, мы неслись по оживленному шоссе, смотрели на мелькающие в окне леса, бензозаправки, съезды в населенные пункты. Мы слушали громкую музыку. Сначала играла старая попса по Русскому радио, мне хотелось подпевать, и я делал это на знакомых песнях, пока окончательно всех не достал, потом по выбору Каса мы включили рэп с его телефона на колонки, и кое-что он даже мог зачитать. Астерион, несмотря на ребячливость в разговорах, любил слушать шансон, но мы оба с Касом выли, когда он пытался его включать. Потом мы въехали в Москву, мой город Солнца, ненадолго застряв на пропускном пункте с документами Каса. Он прилип носом к окну, Касу все было интересно, он бывал здесь только дважды, все на школьных экскурсиях. Пробыв немного в Сириусе, тоже крупном городе, я смог увидеть разницу за окном. Москва была помпезнее, чище, ярче. Я тыкал Касу в узнаваемые мною достопримечательности и знакомые мне торговые центры, Астерион рассказывал про них, но Каса больше всего привлекали блестящие вывески и рекламные щиты. В этой поездке не было ничего такого особенного, но все-таки она вышла классной.

Когда мы доехали, Астерион сказал:

— Гел, ты — молодец, что решил начать лечение своей кармы. Может быть, это не так скучно, как ты думаешь. Ты втянешься, я уверен. Начнем с психотерапевта, а потом подключим других специалистов. Спасать свою жизнь может оказаться так же занятно, как и пускать ее под откос.

Это было наивно со стороны Астериона думать, что я делаю это для чего-то иного, кроме как ради денег и пропуска Каса в Москву. Но это была слишком классная поездка, чтобы я ее портил своим недовольством, поэтому я не стал говорить ему об этом.

Астерион хотел заехать за нами сразу после сеанса, но мы договорились встретиться вечером, он нормально отреагировал на то, что мы погуляем. Кроме того, это даже шло ему на выгоду, Мира должна была вернуться после работы поздно, а в дороге он много расспрашивал Каса о ней.

Астерион уехал, Кас ждал меня в коридоре, потягивая газировку из автомата. Я пошел к психотерапевту, его звали Яроах Борисович Шагалов. С иврита его имя переводилось как «Луна». Сначала я заартачился, сказал, что пришел сюда вовсе не ради лечения, а для того, чтобы мне заплатили деньги. Он сообщил, что находится здесь тоже вовсе не ради меня, а чтобы ему заплатили деньги, и тем самым положил крепкий кирпичик для установления контакта со мной с первой же фразы. Но я продолжал быть капризным и недружелюбным, предложил ему весь этот час просто молча сидеть, но первый же не сдержался через несколько минут. Мне стало скучно и даже немного стыдно, я вел себя как ребенок, Яроах Борисович был не виноват в том, что я оказался на его сеансе. Но, вероятно, он сталкивался с подобным, потому что несмотря на то, что мне восемнадцать лет, отчего-то папа и (или) Астерион записали меня к подростковому психотерапевту. В общем, когда я все осознал, я рассказал ему всю мою жизнь, я говорил и говорил, а он практически ничего не спрашивал. Это было интересно, почти так же, как вести блог, мне даже понравилось. Но блог все-таки лучше, мои слова останутся в памяти только у Яроаха Борисовича, а в блоге мои слова задокументированы и могут жить очень долго, пока сайт внезапно не запустеет или его не заблокируют. Но просторы интернета огромны, это может даже никогда не случиться, и любой человек сможет прочитать их, когда угодно.

Привет в будущее, если кто-то читает этот блог через много лет после.

Может быть, я когда-нибудь сделаю отдельный пост про свой сеанс психотерапии, может быть, даже про этот конкретно (ведь я не знаю, поеду ли я еще сюда), но пока я упущу этот момент, чтобы вернуться к теме некромантии. Она ведь самая интригующая в заголовке.

Мы с Касом поехали в поселок, где находился мой дом. Пускай непросвещенного читателя не смущает слово «поселок», мой считался элитным, там находились дома государственных деятелей, крупных предпринимателей и звезд шоу-бизнеса, не так далеко располагался замок Мейендорф. Я не помнил, где точно находится особняк главной семьи некромантов, я был там в гостях только в далеком детстве, но я надеялся, что смогу найти подсказку в своей памяти. О семье Чумаковых я знал мало, помнил лишь, что основной деятельностью сейчас занималась Гюнай Чумакова, которая крайне редко жертвовала деньги в мамин фонд, но всегда очень большие. Нам с Касом пришлось долго бродить по дорогам в поисках нужного дома. Я все хотел показать Касу какую-нибудь суперзвезду, но его это не очень интересовало, ему больше нравилось рассматривать проезжающие дорогие машины и сказочные дома. Кас смотрелся здесь даже не слишком чужеродно, если представить, что его вся одежда — не китайская подделка, а его цепь— из настоящего золота, то он мог бы быть молодой звездой хип-хопа. Это удивительно, что я мимикрировал под бедных хуже, чем он под богатых. Кас говорил, что я всегда свечу на его улицах так, что, если я там появлюсь без него, меня непременно ограбят, а может быть, даже убьют. Мне немного хотелось показать ему свой дом хотя бы издалека, но я боялся, что увижу папу и он меня насильно оставит там.

Только к вечеру я нашел дом Чумаковых. Он был простой кубической формы, вход украшали массивные квадратные колонны. Кас сказал, что это здание напоминает ему крематорий, и я мог только поверить ему на слово, ведь сам я никогда его не видел. В окнах верхних этажей кто-то промелькнул, в остальном вся территория выглядела безлюдной. Мы позвонили в звонок, я был уверен, что выйдет охранник и попытается нас прогнать, но никто не появлялся. Я готовил речи, почему Гюнай должна нас принять, но мне некуда было их применить. И я, и Кас были немного ошарашены таким тотальным равнодушием. Мы позвонили еще несколько раз, по-прежнему ничего не происходило. Мы нервно курили одну за одной, иногда я посмеивался, потому что ситуация была какая-то глупая.

— Эй! Эй! Эй! Открой нам ворота!

— Может быть, ты перепутал дом? — спросил Кас.

Но мы периодически видели, как кто-то мелькает в окнах второго этажа, поэтому я отверг этот вариант.

Через некоторое время Кас спросил еще:

— Может быть, звонок сломан?

Но и это я отрицал, в нашем районе ничего так просто не ломается и не остается непочиненным. Мы звонили, потом стучали в калитку, затем даже били в ворота ногами. Никакой реакции не последовало, нас будто и не было, никто даже не высказывал опасений по поводу нашей агрессивности.

— Можно ее выкурить, — сказал Кас и щелкнул зажигалкой у меня перед носом. Казалось, что это могло действительно оказаться единственным вариантом, но я отверг его. Мне не хотелось уходить ни с чем, я решился обратиться к некромантии, и поэтому я намерился получить то, что мне нужно. А мне не только этого не давали, но даже не пробовали отказать.

У ворот мы встретили и закат. Он был оранжево-теплым, будто бы даже морским, и на его фоне дом действительно показался чем-то печально похоронным. На дорожках вокруг дома зажглись фонарики, и это был единственный отклик, который мы увидели.

— Джел, мы уже должны были встретиться с Астерионом, пойдем, — сказал Кас тоном, которым обычно ставят точки. А мне в этот момент стало обидно, я не послушался его и не хотел уходить. Астерион снова беспокоился, и мне пришлось выключить телефон, чтобы не слушать постоянно его звонки.

— Она же там, она же ходит там! Она должна отреагировать! И где ее охрана тогда?

— Давай еще кое-что попробуем и пойдем, — сказал Кас. Он подобрал с земли камушек и кинул его в сторону горящего окна второго этажа. Камень отлетел от стекла, не разбив его. Я сделал то же самое, мой камень ударился о стену.

— Неужели придется просить папу организовать встречу?!

И, представляете, в этот момент на первом этаже включился свет, а затем открылась входная дверь. Вышла женщина в черном бархатном халате, с сигаретой в зубах и каким-то ведром. Она закурила, несмотря в нашу сторону, а потом пошла по дорожке. Мы с Касом были уверены, что она идет в нашу сторону, поэтому даже замолчали и перестали вести себя вызывающе. Дорожка у ворот делала развилку, и женщина пошла по пути, уводящему ее от нас, она по-прежнему держалась так, будто бы нас здесь нет. Женщина не кинула ни взгляда в нашу сторону и не вздрогнула, когда мы закричали, задергали решетку ворот.

— Да как?! Как такое возможно?! Эй, сука, стой, обернись!

Я правда вдруг разозлился. Женщина зашла в небольшой домик на территории, возможно, это была баня, и теперь она игнорировала нас оттуда.

— Может быть, она глухая? — спросил Кас.

— Все она слышит, просто издевается надо мной!

— Джелли Белли, пойдем.

Но я решительно не хотел уходить. Я сел по-турецки на землю и достал пачку мармеладных червей, которые Астерион купил мне после сеанса психотерапии. Я хотел по крайней мере дождаться, пока она будет возвращаться из маленького домика в свой основной, чтобы кричать еще громче и, может быть, кинуть камень в нее. Я злился ужасно.

— Окей, подождем еще немного.

Мы сидели, болтали, ели мармеладных червячков. Конечно, в основном мы разговаривали, потому что мармеладные червяки быстро заканчиваются. Пока мы бастовали у дома, у нас с Касом произошел важный разговор.

Я сказал:

— Она могла отказать, но что нас проигнорирует даже ее персонал — было невозможно ожидать! И теперь я должен тратить время своей жизни, сидя около ее ворот, чтобы еще раз попытаться привлечь ее внимание, и в этом нет даже ничего романтичного. А ведь мог бы делать то, зачем я приехал в Сириус, если бы у тебя снова вышло достать что-нибудь интересное.

— Как раз об этом, — сказал Кас, — я не дилер.

— Что? И это не твое настоящее лицо, тебя подменили?

На самом деле я был ошарашен.

— Не. Давно хотел тебе сказать. Я не продаю наркотики, я развожу чуваков из города Солнца поделиться своей кровью или граблю их на нее. По-разному, какое задание мне дадут. Большую часть времени я вообще тупо стою у вокзала или около достопримечательностей и ищу лохов типа тебя.

— Ого! Значит, ты все это время тусуешься со мной из-за моей крови? Что-то ты медлишь с ее сливом.

— Не. Я мог бы уже много чего с тобой сделать за это время, причем в первый же день. Но я никого не убиваю. Когда ты пошел со мной под мост и отдал мне все деньги, я понял, что, если я не возьму тебя с собой, тебя тут тупо убьют с твоим уровнем адаптации. И так как я знал это, то бездействие ровнялось бы косвенным причастием к твоему убийству.

— Ты решил позаботиться обо мне, как о брошенном котенке!

— Скорее как о поехавшем. Но подожди. Мне было так классно было проводить с тобой время, что я решил оставить тебя себе и не сдавать в руки твоему отцу. Вот так.

— Значит, мы можем давать мою кровь тебе, будто бы ты ее награбил и так зарабатывать деньги?

— Наверное. Но подожди, это вся твоя реакция? Я пойму, если ты решишь вернуться сейчас домой. Это удобно, ты живешь здесь рядом.

— Я не хочу домой! Мы супер проводим время. Я рад, что ты меня оставил! Ты — мой лучший друг.

Кас обрадовался и успокоился. Он заверил, что все равно сможет доставать то, что мне нужно. Это было важное примечание, ведь я хочу попробовать все удовольствия на свете. У него полно контактов, многие люди из городов Солнца приезжают сюда именно за различной запрещенкой. Например, то, что мы курили в первый день, было для одного из его лохов.

Роза-Мимоза, ты будешь писать, что так ты и говорила. Но все закончилось хорошо все равно, Кас подружился со мной, и его мотивы более не преступны, а благородны.

Вернемся к некромантии.

Мы долго сидели на земле по-турецки. Откровенные разговоры сближают, и наша беседа была наполнена восторгом. Иногда я перебивался на злость, и мы снова пытались дозваться до Гюнай, кидали в ее дом камни, но все было безуспешно. Мне все меньше хотелось уходить отсюда, я не мог успокоиться, ее игнорирование казалось мне бесчеловечным.

Посреди ночи за нами остановилась машина. Я надеялся, что это кто-то из родственников Гюнай или ее персонала, но это оказался Астерион.

— Ты узнан, Гел. Сосед напротив звонил твоему отцу и рассказал, что ты тут кричишь и поешь, мешая людям спать. Папа уже едет с городской квартиры сюда.

Астерион вышел из машины, закурил сигарету, встав позади нас. Я думал, что он будет продолжать пытаться нас отчитывать, но его лицо стало задумчиво, он сочувственно улыбнулся.

— Я могу предположить, почему ты здесь. Чтобы оставаться главным экспертам по животным, твоему отцу иногда приходится совершать странные поступки. Как-то он жил в лесу неделю, а один раз прямо на улице, чтобы понять, как решить проблему бездомных животных. На одном из вечеров Гюнай сказала мне, что она изучает смерть каждый день. И что она никогда не отвечает тем, кто просит ее связаться с умершими. Она делает это в исключительных случаях, перекладывая ответственность на государственные органы управления. До мертвых невозможно достучаться, сколько бы ты ни звал. Смерть нельзя пощупать, ей нельзя задать вопросы. Ты только знаешь, что она есть, и встречаешься с ней только благодаря коротким встречам, что произошли с другими. Поехали домой, Гел. И друга своего забирай.

Гюнай была сукой и несла идиотскую идею. Она играла в смерть, вместо того чтобы дать мне какую-то надежду.

Мы с Касом сели в машину к Астериону, а я думал, что я все еще смогу добиться своего, Гюнай не была единственным некромантом. Но после этого вечера и ночи мое желание стало более тусклым.

Подросток, некромантия, лучший друг.

Пока! Может быть, в следующей записи я поведаю, к кому же домой нас повез Астерион.

Джел, с новостями о смерти.

Глава 7. Душа египетского фараона

Когда я сажусь писать в блоге, наполненный вдохновением, я чувствую себя настоящим писателем! Роза-Мимоза, спасибо тебе за него! Ты мне написала, что тебе хотелось бы узнать продолжение этой истории, и что ты надеешься, что я оказался у себя дома. Когда я прочитал твой комментарий, у меня тут же появилось много вдохновения, и я сел писать продолжение.

Очень сложно составить рассказ, соответствующий теме дня. У меня в голове копошатся выдуманные фантастические истории про мумии, но ни за одну из них я не могу ухватиться. В моей жизни тоже не было интересных случаев, связанных с Древним Египтом, поэтому сначала расскажу тебе, Роза-Мимоза, что было дальше, а по ходу истории, может быть, придумаю, как оправдать заголовок.

Астерион повез нас в мой дом, хотя, сажая нас в машину, обещал отвезти обратно на Сириус.

Я закричал ему:

— Ты — предатель!

И задергал ручку двери, чтобы выпрыгнуть из машины на ходу, но Астерион заблокировал двери.

— Покажешь мне свой дом, — сказал Кас, и я сразу успокоился. Если папа захочет меня оставить, то Кас мне поможет выбраться. Тем более я тогда подумал, что, может быть, зря так думаю про папу и он не собирался предпринимать подобных мер. В Астерионе я же ошибся, он до сих пор не попробовал меня убить.

Я смотрел в окно и думал, что совсем потерялся. Оказалось, что можно было не делать все эти круги по поселку, чтобы добраться до дома Чумаковых. Смотреть в окно машины было куда привычнее, чем ходить здесь. Даже с мамой мы тут практически не гуляли.

Мой дом построен в колониальном стиле, потому что закладывался тогда, когда все обожали Америку, и, видимо, моему отцу захотелось жить, как в зарубежном фильме. Поэтому по сравнению с другими коттеджами наш казался немного устаревшим, даже та семья, что сделала себе особняк в стиле средневекового замка, выглядела более современной.

Мы въехали на наш участок, и я тут же понял одну вещь: я люблю свой дом, но совершенно не скучаю и не стану этого делать, даже если весь год не буду возвращаться сюда. Вероятно, это было связано с маминым уходом, а может, сыграло роль мое совершеннолетие, но все воспоминания об этом месте стали казаться завершенными. В основном приятными, но у меня не было ощущения, что я могу сделать здесь что-то более запоминающиеся, чем уже было раньше. Вот на мягкой строго покошенной траве мы играли с мамой в бадминтон, и она непременно выигрывала, вот каменная дорожка, на которой я разбивал коленки, вот открытая веранда с колоннами, где папа курил сигареты вместе с нашей домработницей Гелией Степановной. Это все были дурацкие и скучные воспоминания, поэтому я не рассказывал их Касу. Я показывал ему карпов в пруду и дерево, на котором однажды на мамином вечере хотел повеситься один деятель искусства, перебравший с алкоголем.

Астерион был очень близок к семье, у него были даже собственные ключи. Первым выбежал нас встречать Помпей, наша овчарка. Я чувствовал, что он был рад видеть меня, но все же не больше, чем Астериона. Он был дружелюбным и большим, а я — шумным и резким в движениях, поэтому животные не всегда меня любили, хотя я их обожал и вроде бы должен был понимать. А Кас Помпею не понравился, он обнюхал его, перестав вилять хвостом, но был слишком воспитанным псом, чтобы зарычать. Но теперь он не отходил от Каса, держась настороже.

— Ты ему не нравишься, — честно сказал я Касу.

— Это не делает тебя друидом.

Потом к нас вышла Фелис. Младенца она оставила наверху, это было единственным ее хорошим решением. Фелис — хрупкая блондинка с ангельским лицом, в такую можно влюбиться, я мог понять папу. Их разница в возрасте делала всю красоту Фелис порочной. Впрочем, характер у нее тоже не был ангельским, она была твердой, иногда даже жесткой и решительной, хотя как бы мне ни хотелось сказать это, она не была абсолютной сукой. Наверняка она сама сказала папе жениться на ней, сама сюда переехала. Казалось, она только на несколько лет старше меня, и поэтому я должен понимать ее лучше, чем даже мой папа, но мы были с ней так не похожи, ей как-то удавалось поставить себя так, что я чувствовал себя ребенком, а ее воспринимал совершенно взрослой.

— Привет, Фелис, это мой друг Кас. Кас, это жена моего папы, мать моего брата, сестра Астериона.

— Доброй ночи, — сказала Фелис Касу, а потом повернулась ко мне. — Гел, где тебя носит? Ярослав очень беспокоится о тебе.

Мне стало немножко смешно от того, что она сказала: «Ярослав». Кто-то другой из моих немногочисленных родственников сказал бы «твой папа очень беспокоится о тебе».

— А где папу носит? Не боишься, что не ночует дома? Вдруг он уже успел найти себе нерожавшую любовницу.

— Вот ты мудак, — сказал Астерион, но вышло у него как-то беззлобно.

Фелис чуть склонила голову, сжав губы, она мои слова запомнила и записала в черный список.

— У твоего отца ЧП на скотобойне, он скоро вернется.

— Скотобойня? — Кас сразу заинтересовался.

Мой папа понимал животных лучше всех, поэтому он содержал сеть ветеринарных клиник и аптек, но также входил в состав управления мясоперерабатывающего производства. Это я и объяснил Касу, ему жутко понравилась эта двоякость.

— Вы хотите есть? — спросила Фелис.

— Очень, — Кас хотел есть.

Мы пошли на кухню, я сам залез в холодильник. Там стояли молочные смеси для моего брата, крема Фелис. Но я нашел там и еду, спагетти. их любила готовить Гелия Степановна. Сейчас она, видимо, спала, я был бы рад ее увидеть, надеялся, что утром она выйдет к нам. Она была хорошей женщиной, старше моего отца, даже годилась ему в матери, а мне в бабушки. Гелия Степановна не построила свою жизнь, она работала тут еще до моего рождения и верила, что меня назвали в честь нее. Она играла что-то вроде роли моей бабушки, а детстве ругала меня больше всех, и ей это позволялась, потому что она была практически полноценным членом семьи. Я разогрел спагетти и старался оценить их более профессиональным взглядом, ведь теперь я намеревался поучаствовать в «Войне блюд» и сам учился готовить. Мне стоило бы взять уроки кулинарии у Гелии Степановны, ведь она была настоящим профессионалом, это было видно даже по спагетти.

Фелис спрашивала, живу ли я у Каса, чем занимаюсь, но разговор выходил невнятным. Потом младенец заплакал, и она ушла его укачивать.

— Моя смена растет, — сказал я.

— Будь ты уже взрослее, — сказал Астерион. И он был прав, не нужно думать о своей смерти и злиться на папу, ведь следует получать удовольствие от жизни, а то, что является моей семьей, больше не имеет большого значения для меня. Не нужно никому портить жизнь, и даже настроение. Это взрослая адекватная позиция, мне кажется, но подумать о ней я могу только тут, печатая текст блога, потому что в тот момент я все равно оставался ершистым.

— Ладно, чтобы вы тут не заскучали и не надумали убежать, расскажу вам историю. Твой папа поехал на скотобойню, потому что там произошло убийство.

— Это не новость, убийства там происходят каждый день, — сказал Кас так, будто бы его эта история не заинтересовала. Но я знал, что на самом деле он обожал такие истории.

— Что там случилось?!

— Сегодня на складе нашли тело одной из сотрудниц. На ее шее была странгуляционная борозда, но веревки не было. Ее рот был приоткрыт, а в горле что-то блестело.

То, что ее был рот приоткрыт, важно в моем рассказе, имейте это в виду.

— И что было в ее горле?

— Там была записка?

— А хер знает, что там было. Никто не стал вытаскивать до приезда полиции. Твой папа там остался, может быть, он в итоге выяснил.

— Тогда это не такая уж и крутая история, маленькая и довольно скучная, — сказал я. Хотя я был несправедлив, все истории о смерти интересны, но немного банальны, у них одинаковый финал.

Кас сказал:

— Теперь мы точно должны дождаться твоего отца.

Иногда мне кажется, что Кас играет не за ту команду и он был бы не против, если бы я отдался на попечение своему папе и начал лечиться. Но я знаю, что это не потому, что он не хочет общаться со мной, а из-за наивной надежды, будто бы меня можно спасти.

Вскоре папа действительно приехал. Послышался знакомый шум машины, фары осветили окно, рамы отбросили длинные тени. Он вошел в дом, взволнованный и раздраженный, даже его волосы были взлохмачены, будто бы у него был самый длинный день на свете. Помпей тут же закружился вокруг него, он чувствовал папину нервозность и беспокоился.

— Где ты пропадаешь, Гел? Почему не ночуешь дома? Когда ты начнешь лечиться?

— Сегодня он отсидел первый сеанс психотерапии, — вмешался Астерион, но это не остановило его поток вопросов.

— Почему ты живешь у какого-то незнакомого мальчика? Это он?

— Йоу, — поздоровался Кас.

Я тоже задал свой вопрос:

— Что было в горле у мертвой женщины со скотобойни?!

— Что? Астерион, зачем ты ему рассказал, он же не умеет держать язык за зубами.

В этом папа был прав. Я написал об этом аж в своем блоге.

— Не переводи тему, Гел. Ответь мне на вопросы, я — твой отец.

— Это не новость, как и все, что я могу тебе ответить. Я уже говорил миллион раз, что не буду тратить время на лечение кармы в последний год своей жизни, ее излечить практически невозможно. И я хочу повеселиться, поэтому я отправился в Пустоши. А это — Кас, я живу у него, он мой лучший друг. А теперь ответь про горло!

— Но ты же его почти не знаешь!

— Мы друг друга понимаем на высшем классе.

— Но это невозможно, вы совершенно разные! Хм, Кас, скажи, у тебя есть легальная работа?

— Идите на хер, дядя из элитной Барвихи.

— Папа, следи на языком!

— Да, — он громко выдохнул, — извини, парень, я переборщил.

Я вдруг понял, что папе страшно хочется выпить. Он никогда особенно не пил, а по сравнению с отцом Каса он не делал этого вовсе, но я как-то сумел считать это желание.

Из бара я достал бутылку рома и четыре стакана. Один не пригодился, Астерион отказался, а папа не сказал ни слова против ни когда я наливал ему, ни когда нам с Касом. В этом была какая-то значимость, налить папе и себе, а не просто выпить то, что тебе могут разрешить взрослые за компанию. Кас тут же осушил свой стакан и принялся за изучения этикетки бутылки. Видимо, ему хотелось знать, насколько элитную штуку он сейчас пьет.

— Так что там с горлом? — снова спросил я.

Папа сдался.

— В нем нашли значок с зеленой латинской буквой «V».

— Вендетта? — спросил Кас.

А я тут же догадался. Я нашел в интернете картинку с символом вегетарианства.

— Вот такой?

Папа удивленно кивнул. А я был жутко доволен своими детективными способностями, я даже засмеялся.

— Все понятно, это зоозащитники устроили акцию протеста против убийства животных. В — вегетарианство, это их символ. Они устроили акцию на скотобойне, чтобы показать, как ужасно убийство, чтобы люди задумались о том, как нехорошо есть коров, свиней, кур и прочих. Странно лишь, что они не выпустили работнице кровь и не разделали для полной аналогии с убийством.

— Да что за вещи ты говоришь!

А Астериону немного понравилось.

— Может быть, это действительно означает символ вегетарианцев. Но я не думаю, что первопричина в этом, скорее всего, это маньяк, который решил придать изюминку своему убийству, какие обычно бывают у серийников в кино. А если это действительно акция — то это идейный шизофреник, что очень стремно.

— Не несите чушь, — сказал папа, стакан его почти опустел. — Ты собираешься нормально лечиться, Гел?

А еще буква «V» — это еще римское «пять». Пятое мая пятого месяца. Луна (или смерть) говорила мне: не забывай, что ты умрешь пятого мая, вот тебе напоминание в горле женщины, которая уже у меня.

На этом описание моего дня заканчивается. Папа быстро устал от разговора, который ни к чему не вел, он ушел спать и перенес его на утро. Мы пошли ко мне, я показывал Касу мои разные дорогие вещи и сказал ему брать все, что он хочет.

А теперь к душе мертвого фараона. Помните я написал, что открытый рот у тела — это важно? У найденных мумий часто приоткрыт рот, древние египтяне считали, что это для дыхания в загробном мире. А может быть, чтобы мумии могли вернуться потом к жизни.

Я думал, что на этом я и закончу расшифровку темы. Но пока я писал блог, вернулся Кас, и я попросил его придумать историю с названием «душа мертвого фараона». Вот эта история.

Холодная война. Советская супер-шпионка по имени, скажем, Василина Петрова, расследует дофига секретное дело о разработке нового яда американскими лабораториями. Яд называется «душный фараон». Конечно, ей нужно делать все, что полагается шпионкам, она соблазняет врагов, подкупает свидетелей, запугивает преступников. Она красива, образована, ее боевые навыки лучшие во всем отделе. Она любит розы и тепло ствола пистолета после выстрела. В ходе своего расследования, где она переживает множество опасностей, она заводит роман с начальником лаборатории. Это не любовь, хотя в какой-то степени она уважает своего врага за ум, но главное — она отлично играет свою роль. Он не догадывается, что она русская, но в конце концов узнает об этом. Конечно же, это происходит в тот момент, когда она наконец-то подобралась к огромному сейфу, как в мультфильмах про банки, где находился образец с ядом. Начальник лаборатории понимает, что она вот-вот придет за образцом, она уже избавилась от охраны, и единственный шаг, который ей осталось сделать, — это взломать сейф. В это время еще не было мобильных телефонов, а провода она обрезала. Он понимает, что она заберет образец в любом случае, у него есть небольшой шанс спастись, вымолив свою жизнь, но он — патриот своей страны, поэтому решается на решительные действия. Он выпивает образец яда перед тем, как она взламывает сейф, где он скрывался. Василина распыляет там усыпляющий газ, и когда она заходит туда через несколько минут, она находит своего врага на полу рядом с банкой с образцом. Минутная слабость посещает ее, она решает поцеловать своего врага, прежде чем расстаться навсегда. Когда она прикасается к его губам, то падает вместе с ним, опоенная ядом через поцелуй. Действие яда таково — он постепенно растворяет внутренние органы и высушивает тела, превращая их в мумии. Но это долгий процесс, поэтому, когда их тела находят, они выглядят почти живыми.

Я думал, что это конец истории, но, пока я писал, Кас придумал продолжение.

Параллельно развивается история стажера Василины. Это невероятно умный, но скромный и неуверенный в себе парень, который, конечно, был влюблен в Василину и был ее главным фанатом, как лучшей шпионки в их отделе. Она относилась к нему по-доброму, но не воспринимала всерьез, как это и бывает. У стажера было одно маленькое хобби: парфюмерия. Он мог сделать духи из чего угодно, а еще он не брезговал мертвецами. Он любил Василину Петрову и не мог смириться с ее смертью. Поэтому он выкрал ее тело из морга и сделал из него духи. Он назвал их «душистый фараон», они пахли розами и порохом, а в большой концентрации могли убить.

На этот раз конец.

Пока! Очень скоро напишу и следующую запись, потому что уже знаю, что там будет.

Джел (и немного Кас).

Глава 8. В дороге

Про дорогу у меня много историй. Но буду последовательным, расскажу, что было дальше.

Я проспал немного, с тех пор как я узнал, что умру, я спал чудовищно мало. Видимо, мой организм решил не тратить последний год впустую, я не игнорировал сон намеренно, так выходило. Утром у меня в голове сразу была одна мысль — мамина машина. Я успел получить права в последний мамин месяц, и она оформила доверенность на меня на свою машину, чтобы я мог набраться опыта. Мы успели с ней покататься только один раз, вся другая моя практика проходила в автошколе. Если быть честным, экзамен мне купили, но ведь никто не сдает на права самостоятельно, не правда ли?

Наверное, машина перешла в собственность папы, а может быть, она уже принадлежала Фелис, но мне кажется, он бы так не поступил. Но я не стал заморачиваться с проблемами с документами, у меня появилась идея, и я хотел ее осуществить. Кас всегда спал дольше меня, он вообще любил это делать, и обычно я его жалел и не будил сразу после своего пробуждения, но в этот раз я его растолкал.

— У меня появилась замечательная идея! — сказал я, нависая над ним. Кас хмурился, жмурил глаза при взгляде на меня, будто я был яркой лампочкой, светящей ему прямо в глаза посреди ночи, хотя было уже светло.

— Завали, Джел, — Кас пытался отмахнуться, но я стал стаскивать его с кровати за руку. Оказавшись на полу, он наконец посмотрел на меня ясным взглядом.

— Что такое?

— Мы вернемся в Пустоши на маминой машине!

— Алкашка из крови, наверное, еще не выветрилась, — сказал он без лишней обеспокоенности.

— Все пройдет супер!

Если только папа не продал мамину машину. Тогда у меня появилась эта беспокойная мысль и сильно меня взволновала.

— Собирайся! Бери в моей комнате все, что хочешь, а я пойду поищу ключи.

У папы было большое пространство дома и хотя бы толика уважения к маминой памяти, поэтому он оборудовал другую комнату для их спальни с Фелис. Их бывшая комната пустовала. Там по-прежнему стояли мамины вещи, но ее запаха уже не осталось. Я мог бы достать ее духи, крема и пудру и восстановить, но такого желания не возникло. Когда она лежала в больнице, я брызгал ее духами пальцы каждый день, и теперь они ассоциировались у меня скорее с этим печальным временем, чем с ее счастливой жизнью. Ключи нашлись в ящике ее тумбы, значит, и машина должна была оказаться на месте. Дом спал, потому что все вчера легли в кровать уже утром. Мы с игровой приставкой подмышкой и еще несколькими вещами, приглянувшимися Касу, спустились вниз. Мы прошли незамеченными, это была жизнь, не шпионская история, поэтому по пути не было не одного интригующе опасного момента.

Мамина Тойота стояла на своем месте, я ревностно осмотрел ее, стараясь вычислить, не катался ли кто-то на ней в этот месяц, но ничего не обнаружил. Может быть, она даже перешла в мою собственность, а не папину, и тогда все законно. Я родился с золотой ложкой во рту, поэтому никогда не интересовался денежными вопросами и ничего не знал о том, есть ли у меня какое-то имущество.

— Вышак, — сказал Кас. — Я поведу, когда выйдем из Москвы?

Кас был в восторге от машины, поэтому я пообещал ему, что он сможет сделать с ней все, что угодно.

Внутри это была обычная машина с кожаными сиденьями и запахом кокосовой отдушки. Самым интересным здесь был Шушель, самодельная игрушка, мамин дорожный оберег. По задумке это должен быть еж, но лицо у него вышло слишком человеческим, несмотря на глазки из пуговиц и круглый носик. Это была смешная игрушка.

— Шушель, ничего ты не уберег. Хотя зря я тебя обвиняю, может быть, если бы пятого марта мама поехала туда не на такси, а на своей машине, все бы закончилось лучше. Кстати, любой другой исход, даже самый драматичный из не произошедших, был бы лучше.

— Ты называешь машину Шушелем? Или у тебя все-таки появились голоса в голове? Я прочитал, что при мании такое бывает.

— У меня нет мании! — я ткнул пальцем в игрушку, — это Шушель, самодельная игрушка.

— Ты делал?

Я мог только посмеяться, к творчеству у меня не было предрасположенности.

— Не. Скорее ты, это подарили ей дети на каком-то вечере в городах Луны.

— Не помню такого. А почему Шушель?

Я немного подумал и понял: а действительно, почему? Может быть, мама говорила что-то такое, а я забыл и никогда не вспомню. Или просто никогда не знал об этом.

Мы сели в машину, у меня довольно ловко получилось выехать из гаража и со двора. Стоило нам оказаться за воротами, как зазвонил телефон. Папа все-таки проснулся от шума, но он упустил свой шанс меня поймать. Я не стал отвечать на звонок, ведь это жутко опасно — говорить по телефону во время вождения. Я это хорошо знал, ведь я любил рассматривать билборды за окном. Ты в ответе за жизнь других на дороге и все такое прочее. Когда мы проезжали дом Чумаковых, Кас показал средние пальцы, а я засигналил.

Это было здорово — ехать по шоссе, и больше у меня не было никакого страха, как в предыдущие разы вождения.

Пока мы ехали, я сказал:

— Нам нужно ускориться.

Я имел в виду то, зачем я пришел в Сириус.

— Мы мало это делаем, а мне ведь не так уж много осталось времени. Мне ведь нужно еще приготовить план убийства Илона Маска, тогда уже придется быть чистым.

— А ты уверен, что ты сможешь остаться чистым?

— Ну подсяду так подсяду.

Я все увеличивал скорость и в итоге ехал так быстро, как позволяло шоссе. Когда я обгонял кого-то, мне все сигналили, значит, я умел это делать очень плохо.

Наша машина гнала на большой скорости. Папе должна прийти уйма штрафов. Я надеялся, что в Пустошах дороги буду свободны и я смогу ехать еще быстрее.

У меня вдруг появилось странное желание: приехать на реку и на огромной скорости снести все ограничители и упасть в воду. Есть большой шанс умереть до приезда спасительных служб. Вода будет затягивать и не отдавать. Но рядом со мной сидел Кас, он бы не согласился на этот вариант, поэтому я оставил эту мысль для своего собственного решения.

Тем более в течение года я был бессмертен, а Кас нет.

Тем более, что мамина машина — это та вещь, которая осталась. Тем более что я пообещал ее отдать Касу.

Я высунулся в окно и вывалил язык, ветер развевал мои волосы.

— Смотри, я — большая овчарка в поездке! — кричал я.

— Джелли Белли, смотри за дорогой, — настоятельно говорил Кас. А я смотрел и понимал, что забыл обозначение некоторых дорожных знаков. Дороги я тоже не понимал, и ехал благодаря советам навигатора.

Он открыл бардачок и достал оттуда полупустую бутылку холодного чая. Это было даже удивительно, мама обычно покупала минералку в бутылках. Кас сделал глоток.

— Прокисла.

Он сделал еще глоток. И почему она купила себе сладкий чай? Может быть, из-за этой сладости она не взяла себе в бизнес-центре кофе с миндальным сиропом? Я тогда об этом много думал, пока в конце концов не разгадал загадку.

Кас сказал:

— Я сижу на месте смертника. Так папа называл это сиденье рядом с водителем. В авариях чаще всего погибает этот пассажир, потому что водила инстинктивно выворачивает руль так, чтобы не повредить себя.

— Тогда меняемся местами!

Я отстегнул ремень и наклонился в сторону Каса, будто бы собираюсь перелезть, но я лишь игрался, в самом деле я не намеревался этого делать. Машина рядом пронеслась, громко сигналя, меня обозвали дебилом.

— У твоего папы есть машина?

— Была. Десять лет назад он выиграл ее в «Поле чудес».

— Что?!

— Потом продал его.

— Твой отец участвовал в телешоу! Как ему повезло!

— Он выиграл со словом «операция».

Вот это удивительная жизнь, казалось бы, Тиль был таким никчемным человеком, а участвовал в шоу на первом канале. Вечером, пока Кас работал, я нашел этот выпуск и посмотрел его вместе с Тилем, он был жутко горд собой и на это время забыл и про свою болезнь, и про водку. Я тоже про это забыл, и вспомнил, лишь когда он попросил дать ему еще своей крови, потому что ему очень плохо. Я был нежадным, тем более что после нее Тиль становился хотя бы чуточку похожим на того мужчину с экрана. Десять лет назад он выглядел лучше, даже симпатично, болезнь почти не сказывалась на его облике.

В машине я хотел включить музыкальное радио, может быть, даже русское, чтобы снова петь, но у мамы стоял новостной эфир. Там звучала новость, после которой я уже не смог переключить канал.

— …Дмитрий Рогозин в твиттере предложил Илону Маску самому посетить космодром, на что известный бизнесмен и ученый неожиданно написал, что всерьез рассмотрит это предложение и постарается запланировать визит в Россию до конца этого года.

У меня аж дух перехватило! Судьба сначала повернулась ко мне спиной, и вот она сделала пол-оборота в мою сторону снова! Осуществить мою цель может стать легче, мне не придется ехать в Америку, искать оружие в чужой стране, обходить жутко навороченные охранные системы. Я смогу точно знать, где находится мой враг в определенный момент, подобраться к нему и убить. Я так жутко обрадовался, что мне захотелось обнять Каса, но он снова напомнил мне держать руль, а потом сказал:

— Все как ты хотел. Мы с тобой поедем на космодром и кончим парня, которого ты считаешь великим злодеем.

Вот история, которую я, наверное, смог бы назвать «в дороге». Новый космодром находится недалеко от Москвы, можно доехать на машине. Мы поедем туда с Касом и убьем Илона Маска за то, что он не предупредил о возможности катастрофы. Лишь бы только он действительно приехал. Я думаю, что его визит связан не только с интересом к русской космонавтике и очаровательными переписками с Рогозиным, а и с тем, что в России произошла большая трагедия, это модно теперь — говорить о нас. Мадонна не любила русских и отказывалась давать концерты из-за того, что ей не нравится отношение к ЛГБТ-сообществу в стране, а теперь она планирует приехать с шоу. Анджелина Джоли выражала сочувствие и уже приезжала, и многие-многие звезды говорили — Россия, мы с тобой.

— Мы должны ускориться, — еще раз я повторил Касу.

Радио говорило с нами дальше:

— Директором благотворительного фонда «Цвет жизни», основанного Камарией Филатовой, трагически погибшей после катастрофы пятого марта, станет Астерион Афонин, бизнесмен родом из города Луны Сириус, основной деятельностью которого являлось производство кормов для животных. В последний годы он был правой рукой Камарии…

Кас заглушил голос диктора:

— И как никто знает, какой корм давать жителям городов Луны.

Это радио говорило новости только для нас. Прикольно узнавать факты про косвенного члена своей семьи из новостей. Впрочем, были новости, которые я слышал про маму, тоже поданные мне средствами массовой информации.

Выезд из Москвы был свободным, но человек из Пустошей обязан был отметиться на пропускном пункте, иначе бы ему пришлось платить большой штраф, поэтому мне пришлось ждать его в машине. Мое желание въехать в реку вдруг усилилось, ведь я был в машине без Каса, но навигатор не показывал рек в ближайшие километры. Поэтому я все-таки переключил радио на музыкальную волну и громко пел все это время, пока Кас не вернулся.

Потом Кас сел за руль, и я объяснял ему, как водить машину. В городах Луны не так много ГАИ, как у нас, поэтому нам повезло и нас не остановили. Теперь я сидел на месте смертника и пел песни, мне было здорово. Кас был слишком сосредоточен на вождении и не просил меня заткнуться. Когда он приноровился, то даже подпел со мной.

В эту дорогу мне стало грустно только в один момент. Я вертел бутылку недопитого чая в голове и почти был готов его попробовать, как вдруг вспомнил: это моя бутылка. Как-то накануне мама отвозила меня в школу сама, я тогда начитался о вреде сладкого и поэтому взял с собой этот напиток. Это было мое, никакой загадки больше не было.

Черный Василиск, ты написал мне комментарий на прошлую запись, что клево, что я говорю так откровенно о смерти и будто бы совсем не боюсь печатать эти слова. Ты написал, что в двадцатом веке смерть стала табуированной темой, особенно с тех пор, как на беседы о сексе больше не наложено вето. Смерть больше не принадлежит близким, она отдана врачам и похоронным агентствам, а ты молчи и переживай свое горе сколько угодно. Но знай, что можешь столкнуться с осуждением за слишком долгое горевание. Никому не нужны твои страдания, даже близких в конце концов они начнут раздражать. В этом я согласен, зачем тратить жизнь на уныние, столько всего на свете нужно успеть!

Я могу много рассказать о смерти, что я, собственно, и делаю в своем блоге. Спасибо, что написал мне, благодаря твоему сообщению у меня появилось вдохновение на весь день. Поэтому я и написал эту запись. По-моему, выглядит неплохо. Тебе нравится эта запись, Черный Василиск?

Хотелось бы еще преодолеть устаревшее табу на тему секса и попробовать рассказать что-нибудь об этом здесь.

До новых встреч! С любовью, Джел, который хочет мчаться по трассе.

Глава 9. Пять утра

Я хотел историю про секс, и я ее получил.

Вообще приезжая в город Луны, я целился приобрести много нового сексуального опыта. Попробовать такие вещи, на которые мне бы потребовалась масса времени, чтобы решиться. Вряд ли целая жизнь, потому что я не могу вообразить себе таких практик в сексе из приемлемых мне, на которые было бы так стыдно или страшно решиться. Но могу представить, что с осуществлением некоторых фантазий я бы лучше помедлил. Теперь мне нужно было уложиться в год. Пока с этим у меня были трудности. Кас показал, где можно снять проституток, но я не прельстился. Сначала думал, что это отличный вариант, а потом самому стало противно. По клубам Кас не ходил, друзей у него не было. Пока он сам не спешил искать себе девушку, накануне нашего знакомства он расстался с одной после годовалых отношений и пока не был готов к новым. Когда мы с Касом были на улице, то мы в основном пили, принимали, шлялись по районам и разговаривали, казалось бы, самое то состояние, чтобы знакомиться с девушками, но не складывалось. Иногда я заговаривал с кем-то на улице, но меня в основном игнорировали. За пару недель у меня вышло провести время с одной девицей из Тиндера, но там не получилось ничего интересного.

Может быть, не стоило начинать запись с описания того, что здесь будет. Вернемся к теме.

Пять утра. Мне кажется, что авторами челленджа неспроста выбрано именно этот час, ведь это самое активное время сна. Большинство тех, кто встает очень рано на работу, все-таки делают это к шести утра, а те, кто ложатся поздно — к четырем. Мой режим сна стал совсем дурацким, иногда к пяти утра мне совсем не хотелось спать, а порою я уже вскакивал после сна. В то утро я был дома почти один, только Тиль спал в своей темной спальне. У Миры была ночная смена в колл-центре, Кас написал, что ему придется остаться на работе на всю ночь.

Я сидел на кухне, смотрел телевизор, по кругу крутили одни и те же новости на Евроньюс. Рядом стояла кастрюля с замешанным мною дрожжевым тестом, я ожидал, когда оно поднимется. Мне нужно было много тренироваться перед «Войной блюд», поэтому я решил попробовать слепить пироги к приходу Каса и Миры. Вкусные пироги показывают в вас очень терпеливого человека, так говорил Сол Август. И хотя я был крайне нетерпеливым, я мог пытаться развиваться в эту сторону. Входная дверь стала открываться, в проеме показалась незнакомая мне девушка. Я сразу догадался, что это Капелла, которую все называют Капой. Она вот спросила, точно как ее сестра:

— А ты, на хер, кто такой?!

Капа была низкорослой бледной девушкой с зелеными выцветшими концами кудрявых волос и зажатыми движениями. Она не была так же хорошо сложена, как старшая сестра, ее бедра казались непропорционально широки относительно узкой верхней половины тела, из-за этой детали она виделась мне нарисованным персонажем в детской книжке. Капа даже была одета в джинсовый комбинезон с полосатой футболкой, будто слезла с картинки. Это в ней могло бы меня очаровать, но выражение ее лица было хмурым и раздраженным, поэтому она скорее напугала меня. В руках Капа держала несколько пакетов.

— Я — Джел, друг Каса.

— Что еще за звезда с таким названием?!

Я пояснил, что я на самом деле Гел, и от какого названия произошло мое имя. Ее это не заинтересовало, как и то, что я живу тут, потому что дружу с Касом. Она не представилась и увлеклась своими пакетами. В них лежала одежда.

— Ты ведь Капелла, да?

— Да. А кто-нибудь есть дома?

— Только твой папа.

— Это не считается.

Она отнесла свои пакеты в комнату и не возражала, когда я зашел вслед за ней. Я уселся на кровать Миры, она на свою. Я сел будто бы для того, чтобы послушать историю, и она действительно тут же ее начала.

— Сарин меня бросил. Он попросил меня уехать вместе с вещами! Он сказал, что нам не по пути, потому что я слишком навязчивая! Ты думаешь, что это так?

— Я не знаю! Я знаком с тобой пару минут.

— Точно. Ты совсем ничего не знаешь. Я с Сарином встречалась с весны десятого класса! А сейчас мы вместе готовились к ЕГЭ, я много ему помогала! И все было нормально!

— Ну и козел он? — спросил я, припоминая, что обычно говорят людям в подобных ситуациях в фильмах.

— Да! Из-за него я решила поступать на экономиста, чтобы быть на одном факультете, если бы мы вдруг поступили! А я не хочу быть экономистом! Но экзамены начнутся через несколько дней и мне уже не изменить дополнительное направление!

— Действительно! Ситуация нехорошая, — воскликнул я, потому что я на самом деле был не в восторге от нее. Мне кто-то говорил, что это одна из самых больших ошибок — пойти за кем-то в институт. — Может быть, ты могла бы сдать дополнительные экзамены в следующем году и поступить тогда?

— Если я не поступлю в этом году, то к следующей весне я наверняка загажу свою жизнь так, что сдавать ничего не буду. Придется поступать на экономиста, в любом случае работать с финансами лучше, чем быть продавцом-кассиром в супермаркете. Раз ты друг Каса, ты-то, наверное, после девятого класса ушел?

Мне было приятно, что она воспринимает меня как друга Каса, проживающего, видимо, в этом районе.

— Нет, я сейчас должен был сдавать экзамены, как и ты, но узнал, что умру через год и решил их не сдавать вовсе. Никаких экзаменов, никакого выпускного.

Капу вновь эта информация не слишком заинтересовала.

— Точно, нужно будет сказать Касу, когда выпускной. Меня рано отдали в школу, а Каса оставляли в первом классе на второй год, потому что у Миры не хватало времени научить его писать и считать. В общем, до девятого класса мы учились в одном классе. Большинство выпускников он знает.

Я почему-то был уверен, что Кас откажется от идеи пойти на выпускной, так и случилось впоследствии.

Капа ходила по комнате и хаотично раскладывала вещи по шкафу и ящикам. Я наблюдал за ней, как настороженный кот. Потом Капа бросила охапку полотенец на пол, взяла одно прямо оттуда и сказала:

— Я мыться. Никуда не уходи, вещи все равно нужно будет разобрать.

Я бы очарован и напуган, поэтому только покивал ей головой. Я надеялся, что если бы не история с расставанием с молодым человеком, вокруг нее не летала бы наэлектризованная тучка с молниями.

Некоторые вещи Капа уже вывалила на кровать, среди них был дисковой плеер. Я точно знал, что даже в городах Луны такими не пользуются больше десяти лет, это была ее личная приязнь к новому ретро. Меня это крайне умиляло, Кас со своим магнитофоном и Капа со своим дисковым плеером. Мне захотелось послушать, какая там играет музыка, и я без спроса вставил наушники и включил на полную громкость. Там орали девчонки под заводной панк, Капа рассказала мне потом, что это Bikini Kill. Я улегся на кровать слушать ее музыку, это меня очень отвлекло. Я даже закрыл глаза от удовольствия, а когда открыл, обнаружил, что рядом с кроватью стоит Капа в одном лишь полотенце и что-то возмущенно мне говорит. Я тут же вынул наушники.

— Охренеть, я тебе кричу, а ты мне не отвечаешь, да еще и лежишь с моим плеером! То есть ты не слышал, что я тебе говорила?

— Прости! Ты забыла взять одежду, и ты хотела, чтобы я тебе ее принес?

— Нет! Капец!

Капа схватилась за мокрые виски, и я думал, что сейчас полотенце упадет, но оно держалось хорошо. На нем были нарисованы пальмы на фоне оранжевого заката, очень красиво.

Ее мокрые темные волосы прилипли к ее белым плечам, как водоросли к валуну.

— Ты сейчас выглядишь очень по-русалочьи. Так что ты хотела сказать?

Капа села на кровать напротив меня, мне было волнительно наблюдать, удержится ли полотенце на ее груди.

— Я предложила тебе зайти ко мне в ванну. Дело в том, что у меня был только один парень. И мне бы хотелось поставить точку в наших отношениях. И еще мне всегда было интересно, каково это — заняться сексом с человеком, с которым ты только что познакомилась. Знаешь, такое постоянно в фильмах. И ты хорошо выглядишь. Я понимаю, что я тебе могу не нравиться по внешности…

— Ого, ты предлагаешь мне секс.

Я был, правда, очень удивлен. Капа злилась и боялась, я протянул руку и схватил ее за голень. Она была крупная, я мог обхватить ее руками в самом широком месте, но едва ли. Вероятно, она раньше занималась спортом или в целом ее фигура была такой. Спереди кожа оказалась гладкой, но за коленкой я нащупал мягкий пушок волос. Ее нога и первые открытия на ней мне очень нравились, но она вдруг вся застеснялась, вскочила, и я уже подумал, что все-таки мне счастливо не обломится. Капа нервно сказала:

— Подожди, давай на кровати.

Я и не думал, что мы будем делать это где-то, кроме как там. Но Капа очень торопила события, и сначала я пошел у нее на поводу. Мы быстро сняли все вещи с кровати, убрали покрывало и отодвинули одеяло. Капа потянула меня лечь, потом сдернула с себя полотенце и поцеловала в губы. Я только распробовал ее вкус, осторожно положил руку на бедро, как она полезла мне под штаны, быстро елозила там рукой, а потом вдруг вся отстранилась, ее лицо было испуганным и злым, она стала искать рукой свое полотенце.

— Ты передумала?!

— Ты меня не хочешь!

— Чего?

— Сразу бы и сказал!

— Подожди!

Вот такой неловкий разговор у нас вышел. Это была одна из самых идиотских ситуаций со мной в постели, я был уязвлен тем, что она посчитала про меня. Но я тоже не привык набрасываться на девушек тут же, оказавшись рядом. Я хочу быть откровенным в своем блоге, поэтому описал эту идиотскую ситуацию. Мне кое-как удалось уложить ее обратно, накрыться с ней одеялом, чтобы унять ее тревожность. Так как я тоже разнервничался, мне пришлось постараться, чтобы оставить о себе хорошее впечатление. Она чрезмерно громко стонала, это было наиграно, я почти оглох, но мне все равно понравился ее энтузиазм! В целом, когда прошло время и я пишу об этом, я понимаю, что вышло все очень мило и даже чувственно, несмотря на то что мы друг друга почти не знали.

После этого она побежала в ванну, снова прикрываясь полотенцем, а я пошел за ней и воспользовался раковиной. Потом мы оделись, она предложила выпить чай, но я вспомнил про свои пироги и пошел заниматься тестом. Капа сидела рядом и помешивала чайной ложечкой сахар в чае.

Она говорила:

— Теперь с Сарином точно все. Ты подумаешь, что я всем даю, но это произошло только потому, что я больше не в отношениях. Теперь нам с Сарином не сойтись после того, что я сделала. Мира изменяла парням, мама изменяла папе. Да что там, папа наверняка изменял маме, а уж мои старшие браться точно никогда бы не упустили шанс кого-нибудь отыметь. Про Каса не знаю, он слишком закрытый, но раз он из этой семьи, то скорее всего. А я не хочу быть такой, поэтому нам с Сарином теперь точно не сойтись.

— Это верно, — говорил я, разминая тесто и надеясь, что я хорошо помыл руки, — он мудак.

Капа все продолжала говорить про себя, и мне было даже удивительно, что я отдал это право ей, обычно я болтал со всеми без умолку:

— Ты, наверное, думаешь, что я идиотка. Но я просто запуталась, понимаешь? У нас почти ни у кого нет высшего образования. Папу отчислили, Цефея тоже. Орион и Мира даже не пробовали поступать. Я учусь почти на отлично, у меня есть шансы попасть на бюджет. Но когда я решила попробовать и не идти в колледж после девятого класса, я поняла, что совершенно не понимаю, кем хочу стать. Мне немного нравится готовить, и я люблю читать книжки про Древний Рим. В общем-то другое ничего мне не нравится.

— Так поступила бы на историка?

— И как бы я зарабатывала потом деньги? Ты знаешь, сколько зарабатывают преподаватели?

— У нас в городах Солнца вроде нормально.

— Ничего себе, я переспала с парнем из города Солнце. Нет, я сразу поняла, что поступать на гуманитарную профессию — не вариант. И тогда я поняла, что мне плевать куда идти, лучше всего выбрать что-то денежное и популярное. И какие могут быть варианты? Программист или экономист. Но Сарин решил пойти на экономику, и я последовала с ним. Я ненавижу все, что связано с экономикой. Кому вообще это может быть интересно?

— Это звучит очень грустно.

— А ты на кого хотел поступать до того, как узнал о своей смерти?

Она все-таки слушала меня.

— На политолога.

— Так, значит, я переспала с несостоявшимся президентом России. А что ты, кстати, черт возьми, делаешь?

Она ткнула пальцем в сторону моей кастрюли с тестом. Я рассказал ей рецепт пирога и то, что хочу пойти на кастинг «Войны блюд». Капа пришла в восторг от этой идеи, она тут же пристроилась рядом, чтобы помочь мне лепить пироги, и отныне она собиралась всегда помогать мне на кухне, чтобы пойти со мной на пробы в шоу. Все это было в пять утра.

Мы слепили с ней классные пироги, у нас выходило неплохо работать в команде, и Мира с Касом нас похвалили. Кас был так добр к своему отцу, которого ненавидели все остальные в семье, но к Капе он не был милостив и посмеялся над ее историей с Сариным. Я немного боялся ему говорить, что переспал с его младшей сестрой, но Капа сама все выдала, когда стала намекать спать с ней в кровати в ночные смены Миры. Уже прошло несколько дней с тех пор, как мы занялись сексом с Капой впервые, и мы делали это еще дважды потом. Она оказалось классной, но я немного боюсь, что нам придется встречаться, я не хотел бы в последний год своей жизни находить любовь, мне неприятно разбивать кому-то сердце своим уходом с этого света. Я и так немного переживаю, что сильно сдружился с Касом и ему уже будет грустно меня потерять. Это эгоистично с моей стороны — сейчас находить себе девушку или дружить? Как вы думаете?

Я немного запутался.

Зато я пополнил пункт — переспать с едва знакомым человеком, он тоже был в моем списке удовольствий, как и у Капы. Впрочем, так как наша близость происходила теперь каждый день, что пугало и радовало меня, я рассчитывал пополнить еще несколько пунктов. Главное, не влюбиться слишком сильно!

С любовью и циничными комментариями, Джел.

Глава 10. Само(разрушение)

Я не заходил на сайт некоторое время, а ты, Роза-Мимоза, ответила на мой вопрос. Прости, что не писал так долго! Ты пишешь, что нет ничего эгоистичного в том, чтобы заводить себе друзей или отношения. Я ведь честно говорю людям о том, что произойдет со мной через год. Человек сам для себя решает, готов ли он пустить меня в свое сердце или нет. Но иногда мы сами должны сделать важный выбор за тех, кто нам дорог, чтобы позаботиться о них. С другой стороны, как бы я мог захотеть позаботиться о ком-то, если бы я еще не успел привязаться к этому человеку? Замкнутый круг. Я пускаю кого-то в сердце, он становится частью меня, делаю ему хорошо, а в конце сделаю больно. Змея, пожирающая собственный хвост.

Ты мыслишь позитивно, Роза-Мимоза. Ты пишешь: тем более я могу изменить собственную карму. У тебя светлые мысли, это здорово. Но я не могу ничего изменить, пятого мая все равно это случится. И все-таки твои слова очень милы, спасибо тебе за них. Я тоже надеюсь, что в твоей жизни все будет высший класс.

Мне долго не хотелось писать на эту тему. Честно признаться, название меня раздражало. Я постоянно слышу это слово: саморазрушение. Кас часто говорит слово: разрушение. Эти слова про нас. Но я не биограф Каса, поэтому вернемся к моему. Чаще всего я слышу об этом от Астериона. Он говорит:

— Тебе нужно лечиться, Гел. Ты сходил только на четыре сессии с психотерапевтом, игнорируешь такси, которые я вызываю тебе, и едешь только тогда, когда я сам приезжаю за тобой на машине. Ты, блин, прятался от меня по району, когда я к тебе приехал в последний раз, чтобы отвезти тебя к астрологу. Я понимаю тебя, я бы тоже не хотел говорить с астрологом в любом другом случае, кроме как в твоей ситуации! Видимо, ты и к психотерапевту ездишь только потому, что он тебя развлекает, по твоему мнению. Тебя не затащить после его сеансов по пути к астрологу, кармологу и в твой же дом! Папа очень волнуется о тебе. У него много работы, он не может таскаться за тобой, как я. Да и я тебе не нянька! Но, блин, я готов даже побегать за таким инфантильным долбоящером, если это спасет ему жизнь! Ты разрушаешь себя. Что ты там делаешь в трущобах Сириуса? Бухаешь целыми днями? Чем-то еще грузишь свой мозг? Откуда у тебя такая тяга к саморазрушению?

Астерион мог быть очень навязчив в своем желании спасти меня. Кас объяснил мне, что вовсе не кажется, будто бы он хочет меня убить, и я ему почти поверил. Мой психотерапевт говорил, что Астерион должен контролировать все свое окружение, он старается защитить его и привести к благополучию. Он любил и уважал мою маму, она вытащила его из бедности, он взял на себя руководство ее благотворительного фонда, и теперь после ее смерти мнит себя обязанным позаботиться о ее сыне. Иногда я думал, что, может быть, мне все-таки стоит присмотреться к нему, в конце концов, моя мама поставила на Астериона, как на надежного человека. Да и мой папа выбрал его сестру. Все стрелки указывали на то, что мне нужно с ним подружиться. Но что-то во мне всегда противилось этому.

Астерион продолжал:

— Хорошо, я могу понять, откуда берутся ноги этой тяги. Но на этом не заканчивается твоя жизнь. Все переживают смерть близких, просто обычно позже и не так внезапно. Но ведь некоторые и гораздо раньше. Хорошо, я понимаю, горе одного человека и другого несравнимы, я тебя ни в чем не осуждаю. Но все равно это не повод не стараться себя спасти! Если ты так прикипел к своему другу с косичками, бери его сюда и пусть ходит за тобой, пока ты лечишься. С пропуском что-нибудь придумаю! Мира говорит, что все равно его работа непостоянная.

Оказалось, что Мира ничего не знает о незаконных делах Каса. Он говорил ей, что работает в салоне афро-причесок и плетет там людям дреды. Отчасти поэтому он и заплел себе брейды, чтобы подтвердить свою легенду. Мира поверила, что странно, ведь Кас часто работал по ночам. Кому захочется срочно плести дреды посреди ночи? А если кому-то и захочется, то, может быть, не самая лучшая идея соглашаться это делать, ведь скорее всего этот человек импульсивен и пьян. Впрочем, Мира сама работала по ночам и далеко не всегда знала об отсутствии Каса. А те ночи, что она не работала, она частенько стала проводить в компании Астериона, у них завязался роман.

Он иногда захаживал и в дом к Гуляевым. Однажды мы впятером играли в монополию. Капа тогда сдала один из экзаменов и была вся на взводе. Кас в этот день не должен был работать, и у Миры был выходной. Кас хотел позвать играть с нами их отца, но его сестры были категорически против. И знаете, как все вышло? Я победил! Я не то чтобы часто где-то выигрывал, но тут я поглотил всех! Первым вышел Кас, потом Мира, потом Капа. Остались я с Астерионом, но у него не было шансов. Когда я победил, Мира включила мне победную песню для этой игры авторства Ляписа Трубецкого.

В левой руке сникерс, в правой руке марс, мой пиар-менеджер — Карл Маркс. Капитал!

Капа говорила:

— Это лишь подтверждает, что тот, кто родился бедным, скорее всего, и останется бедным, а тот, кто привык жить богато, не прикладывая много усилий, останется на плаву! Даже Астериону, который смог вырваться из этой дыры и стать богатым человеком, сложно бороться с тобой, богатеньким сыночком богатых родителей!

— Оправдывай свой проигрыш, неудачница, — говорил Кас.

— Ах да. Тот, кто не просто бедный, но еще и тупой, погибнет первым!

Капа иногда была той еще сукой, Кас расстроился. А я был счастлив! Я все пел свою песенку, даже когда Мира ее уже выключила.

Астерион говорил:

— Вот видишь, Гел, жить — это здорово! Можно победить кучу народу в монополию!

Мира подтвердила его мысль:

— Жить здорово, особенно, если ты богат.

Капа сказала:

— Особенно, если ты знаешь, что ты хочешь от этой жизни.

Тут она не попала в цель, я не знал, что я хочу от этой жизни, кроме как разобраться с Илоном Маском.

Кас только сказал:

— Видишь, Джел.

Меня почему-то это особенно тронуло. Кас тоже считал, что я разрушаю свою жизнь и мне стоило бы полечиться. Но он не доставал меня с этими словами, как Астерион, а помогал быть счастливым и брать то, что меня таким делает.

— Да-да-да, жить — это здорово! — воскликнул я, чтобы никого не расстроить.

Как здорово складывается счастье из таких маленьких моментов. А казалось бы, в этой игре были места, которые будто бы можно было назвать неприятными. Когда я случайно (честное слово, в этом не было коварного умысла!) взял себе сдачу из банка триста вместо двухсот, Мира больно треснула меня по руке. Еще Кас случайно скинул пепел на свои карточки и подпалил площадь Маяковского, а Астерион в свой ход ушел минут на пятнадцать говорить по телефону по работе, и мы долго недовольно его ждали. Но все это, в итоге пошло в копилку моих лучших воспоминаний. Мы ели замороженную пиццу и пили пиво, магнитофон играл старый рэп, наши голоса были очень громкими. Мне было жаль, что ни у кого их них не останется фотокарточки этого вечера. Если я окажусь дома снова, нужно будет взять Полароид, ведь снимкам в телефоне я не доверял достаточно, половина из них терялись при смене мобильного.

Потом Мира и Астерион собрались куда-то уходить вместе, и он сказал мне перед дверью то, что говорил постоянно:

— Утром я заберу тебя и отвезу к специалисту.

— Буду ждать! — радостно сказал я на волне своего хорошего настроения, Астерион только вздернул брови, но никак не откомментировал.

Потом мы остались дома втроем. Капа сказала:

— Мои нервы вымотаны, а мне все-таки прямо сегодня стоит продолжить готовиться к следующему экзамену. Я никогда этого не делала, но, может быть, Джел, ты можешь дать мне своей крови, и у меня появятся силы?

Я, конечно, согласился. Кас похмурился, а потом сказал так, будто бы мы собирались делать нечто интимное для двоих:

— Я оставлю вас.

Я уже был в этом спец и сам мог вколоть иглу шприца себе в вену, Кас меня этому обучил. Я немного разнервничался, что отдаю свою кровь Капе вместо Тиля, ведь ему она нужнее, но Кас не просил меня сегодня помогать отцу. Из-за своих переживаний я не попал в вену сразу, и теперь у меня на месте укола желтеющая гематома. Капа немного расстроилась, что мы сделали это так, она думала, что будет пить мою кровь прямо из руки, будто вампир из фильма, но вкус ей сильно понравился. Она сказала, что это настоящий кайф. Действие в самом деле вышло интимным, поэтому после него мы все-таки занялись сексом, а потом она села готовиться к экзаменам, а я вышел к Касу. Я застал его у двери. Он собирался идти работать.

С тех пор, как я узнал, чем занимается Кас, я уговаривал его взять меня с собой на дело и всякий раз получал отказ. В эту ночь он неожиданно согласился. Я был жутко обрадован!

Кас говорил:

— На этот вечер Старшой не выдавал никаких заданий. Выходить сегодня необязательно, поэтому график свободный. Высматриваем среди приезжих кого-то, кто кажется беззащитным. Скорее всего этот человек должен быть немного не в себе. Либо слишком растерянным, либо чрезмерно рассеянным, доброжелательным, взбудораженным, короче как-то вести себя несоответственно ситуации. Прикидываем, что ему нужно с Пустошах. Чаще всего — это наркотики или шмары, но могут быть и неожиданные варианты типа достопримечательностей. Дальше пробуем заговорить, смотрим, как реагирует. Если нас испугается или мы ему вообще не понравимся, но мы чувствуем, что его все равно можно развести, следим за ним и стараемся узнать, куда направляется, чтобы кто-то другой из наших смог его поймать.

— А что означает, что почувствуем?

— Сложно объяснить. Это интуитивное знание охотника. Я тебе покажу, я редко ошибаюсь в этом вопросе.

Кас был очень крутым.

Потом мы поехали туда. Часть нашего пешеходного пути лежала вдоль гудящей оживленной дороги. Воздух будто вибрировал от проезжающих машин, в нем было много пыли, от которой сох нос изнутри. Нам приходилось говорить очень громко, чтобы слышать друг друга. У Каса в рюкзаке были шприцы, жгуты, бутылочка спирта. Еще там был нож, он говорил, что никогда не пользовался им на работе. Иногда мне приходилось идти за ним, его брейды подпрыгивали на его шее при движении. Я был чуть выше его, и с виду могло показаться, что даже с ножом у него мало шансов победить противника, но это было не так. Я вдруг подумал, как, должно быть, ужасно людям, которые оказываются в ситуации, когда из них выкачивают кровь. Кас никогда так и не рассказывал мне, делают ли они это насильно или словесно разводят поделиться кровью. Даже если они подставляют руки под шприцы сами, лишаться чего-то собственного телесного жутко, когда ты это делаешь в ходе манипуляций или угроз от парня, которому едва стукнуло восемнадцать лет. То ли дело совершить этот поступок добровольно, как я. После того, как ты отдал свою кровь и помог другому человеку, чувствуется радость, ты становишься маленьким божком, дающим людям спасение. Вряд ли возможно искренне себя убедить, что твоя кровь помогла людям, когда ее отняли у тебя. Подобное ощущение, должно быть, родственно жертвам сексуального насилия. Вроде бы физических повреждений не так много, но от чувства использованности должно становиться отвратительно. Человек не кусок мяса, его тело — продолжение души, и только ты сам волен им распоряжаться, и все такое прочее. Теряется уважение к себе, сложнее доверять другим людям и утрачивается вера в них, жертвы потом наверняка корят себя за то, что сглупили и попали в такую ситуацию. Я представил все это, в голове мелькнули образы людей, которые сошли с вокзала, — непутевые студенты с рюкзаками с конспектами, усталые менеджеры в жарких рубашках, бородатые хипстеры со стаканами кофе в руках, творческие девушки, приехавшие посмотреть на другую жизнь. Мне показалось, что сердце забилось чаще, а потом я посмотрел на трассу и увидел, как дверь проезжавший машины приоткрылась и что-то маленькое и черное оказалось на дороге.

Котенок, мне показалось, что он сжался от страха на проезжей части. Его очень легко задавить, проехаться по нему колесами и даже этого не заметить. Даже бдительный водитель мог бы подумать, что это просто выброшенный мусор. Я резко перепрыгнул через небольшой заборчик, отделяющий трассу от пешеходной дорожки, и оказался на шоссе. Раздались гудки, заскрипели колеса, люди что-то мне закричали, машины делали резкие движения, чтобы обогнуть меня. Но я знал, что не умру до пятого мая следующего года, а значит, со мной ничего не может случиться. Я побежал к котенку, вокруг было жутко шумно, но я должен был его спасти.

Когда я нагнулся, чтобы поднять дрожащее животное, под моими пальцами что-то зашуршало, и когда я поднял руку, то увидел, что это на самом деле пустой черный пакет. Я разомкнул пальцы, и он полетел под колеса сигналящей машины. Кас что-то мне кричал, а я вдруг совершенно отупел, стоял на месте и не мог поверить в дурацкость этой ситуации — я выскочил на дорогу, создавая аварийные ситуации, из-за пустого пакета. Потом Кас потянул меня за руку, оказалось, что он тоже выбежал на шоссе, и под автомобильные гудки потащил меня обратно, я не сопротивлялся. Словно во сне я пошел за ним, перешагнул через ограду, и мы снова оказались на пешеходной дороге.

Кас мне врезал.

— Ты идиот?! — закричал он. На самом деле, вероятно, он повысил голос лишь для того, чтобы я его услышал сквозь шум дороги.

— Прости! Я думал, что это котенок!

Щеку саднило, и я невольно прижал к ней руку. Но этот удар позволил мне быстрее прийти в себя, и я согласился с Касом, да, я действительно идиот. Мы отошли еще дальше от дороги, чтобы слышать друг друга, и закурили. В ушах еще звучал шум колес машин, сердце колотилось, и было стыдно. Ведь я бессмертный в течение этого года, а Кас и люди в машинах нет.

— Зачем ты это сделал, Джел? — уже спокойно спросил Кас. Он быстро брал себя в руки, но когда я посмотрел на него, глаза у него были расширенными, а взгляд застывшим и удивленным.

— Просто я запутался! Мне показалось, что это вовсе не пакет!

— Ты хотел убить себя? Но почему, я думал, что ты жить хочешь, по крайней мере, этот год.

— Глупости! Даже если бы мне взбрело такое в голову, я не хотел бы делать всем вокруг психотравму, ни водителю, который бы меня сбил, не судмедэксперту, которому пришлось бы отковыривать мое тело от асфальта, ни тебе, который бы все увидел. Я случайно! Мы с тобой друзья!

— Джел, ты же еще должен разобраться с Илоном Маском.

А я действительно с ним должен разобраться. У меня не было никаких мыслей о преждевременной смерти, это и так случится пятого мая, всем это понятно. До этого момента я должен успеть попробовать все удовольствия и убить Илона Маска. Я специально описал этот случай в блоге, чтобы еще раз убедиться, что все было именно так и никаких других мотивов у меня не было.

Несмотря на то, что Кас продолжил общаться со мной так же, как прежде, я упал в его глазах. Он сказал, что я не готов идти с ним работать, а он может не выходить сегодня на смену, и мы пошли с ним пить пиво. Все равно это вышел замечательный день, который отложится в копилку моих лучших воспоминаний, ведь я выиграл в монополию.

Когда я а очередной раз совершил глупость и рассказал об этом случае Астериону, он угрожал мне силой забрать меня в Москву лечиться, но в итоге эту угрозу применять ко мне не стал.

Это был хороший день, это точно.

Ваш тупой Джел, который не может отличать котят от пакетов. Пока!

Глава 11. «Не притворяйся, что в порядке»

Это был день памяти Камарии Филатовой. На него меня позвал отец, и я неожиданно для него согласился. Мне хотелось показать Касу, как устраиваются банкеты в честь торжественных мероприятий в городах Солнца, и моим условием прихода было то, что я приведу его с собой. Я сказал, что так мне будет легче, и папа согласился. Он сказал: только ведите себя прилично.

Действительно, так стоило делать, ведь мероприятие было масштабным и печальным, а место встречи официальным. Это был огромный конференц-зал со сценой и фуршетом. На широком экране крутились ее фотографии и видео с ее выступлений. На них мама была в таких же залах, в больницах, школах, даже в тюрьмах для несовершеннолетних. Была ее фотография, где она прыгала в мешке на моем школьном спортивном празднике, была наша общая фотография с папой, когда мы путешествовали по горам. Показывался снимок на фоне еще целого Москва-Сити, и тот, где мама держала нашу прошлую собаку, болонку по имени Шоша, которая прожила, к сожалению, всего шесть лет. Мне вспомнился непроверенный факт, который я когда-то читал: Анастасия Романова держала на руках болонку во время расстрела. Собаку потом тоже расстреляли. Но я в это не верил, я был приверженцам теории, что младшей принцессе удалось спастись и ее потомки до сих пор оказывают влияние на мировую политику.

Пол был мраморным и блестящим, с потолка свисали люстры, украшенные бусинками из хрусталя. Было самую малость душновато, пахло кондиционером и каким-то едва заметным ароматизатором, этот воздух напоминал мне тот, что можно вдохнуть в самолете. Здесь были разные люди, половину из которых я знал, они были вхожи в наш дом. Родственников у мамы было мало, она была поздним ребенком, поэтому ее родители, к сожалению, уже ушли из этого мира. Была ее тетя и двоюродный брат, которых я видел всего пару раз. Некоторые ее друзья, коллеги с работы, известные личности, которых можно было встретить на телевидение, и те, кому она успела помочь. Несколько человек стояли с камерами, но журналистов пустили немного. Папа казался нервным, он боялся, что все пойдет не так, и то, что его могут осудить за столь скорый брак. Фелис тоже пришла, но держалась подальше от папы, она сидела за столиком с Астерионом. Он же был чуть пьяноватым и сказал мне: молодец, что ты пришел.

Я показывал Касу всяких знаменитостей. Они его не сильно волновали, но все-таки нельзя было сказать, что ему было совершенно не любопытно. Иногда меня кто-то узнавал и подходил, чтобы выразить свое сочувствие. Люди говорили, что я держусь хорошо. А я действительно это делал: чтобы показаться вежливым в разговоре, я все время улыбался, и только теперь, когда я пишу эту запись в блоге, я понимаю, что это могло казаться странным, не соответствующим ситуации, как мой ажиотаж на вокзале в Сириусе. Я везде был дурацким и не в тему, это мое клеймо! Но в целом и настроение у меня было хорошим, мне нравилось рассматривать людей и делиться впечатлением с Касом.

Я говорил ему:

— Это лучший креветочный салат, который ты мог пробовать!

— Вон мамин секретарь, он был любовником одной очень известной фигуристки! Вон той, узнаешь? Какая красивая спина!

— А вон предсказатель, но не тот, что предвещал мне смерть! То была его сестра. Представляешь, однажды он сказал папе, что у него будет двое детей! Это было очень давно, я был тогда либо очень маленьким, либо еще не родился. Мама все смеялась, а все сбылось!

— Мне нравится появляться на камере. Это означает, что на меня всегда можно будет посмотреть. А ты? Хочешь, пройдемся мимо вон той, ты тоже останешься, люди будут думать, что ты один из тех, кому мама помогла в городах Луны, и тебя покажут по телику. При монтаже будут стараться собрать пестрое полотно лиц, которые были в маминой жизни, ты вполне можешь попасть, ведь ты выглядишь необычно.

И все такое прочее.

На вечере был ведущий, он говорил не так много, в основном направлял других, приглашал к микрофону, иногда вставлял какие-то выдержки из маминой биографии. Первым выступал папа. За трибуной в свете папа вдруг показался бледнее, более усталым, неуверенным. Волосы на лбу чуточку взмокли. Его пиджак сидел хорошо, на шее был черный галстук. Я вспомнил, что он никогда не носил галстуки раньше, они ему мешались, и даже на самых официальных мероприятиях он не утруждал себя ими. Все изменения в папе или в нашем доме я валил на Фелис, и даже тут отчетливо представил, как она говорит ему, что этот случай требует от него пожертвовать своим комфортом, и завязывает галстук на его шее. Фелис затягивает его своими крошечными пальцами, в очередной раз доказывая, что он у нее на аркане. Скорее всего, я это придумал. Мой психотерапевт сказал мне, что иногда в сценарии нашей жизни нам нужен злодей, и мы наделяем кого-то негативными качествами для этой роли. Фелис была моим злодеем. Я обернулся на нее, она держалась скромно, молча сидела, сложив руки на коленях, и старалась ни с кем не встречаться взглядами. Во время папиного выступления многие на нее посматривали, и даже в воздухе будто бы ощущалось, что все крутят мысль в голове, что несчастный вдовец уже утешен. Папа тоже это чувствовал, и тем не менее, несмотря на атмосферу и свой внешний вид, он начал уверенно.

— В студенчестве я бунтовал. Так было принято в нашей компании, мы ходили на демонстрации с плакатами, наши сердца требовали перемен, мы мечтали изменить историю. Но я всегда воспринимал это как нечто необходимое для того времени и окружения, в котором я был. Камария тоже ходила на демонстрации, и она совершенно точно знала, для чего. Она хотела изменить мир к лучшему. Она знала как, на каждое высказывание у нее были свои доводы, она брала громкоговоритель и рассказывала, что именно мы должны делать и к чему идти, она будто бы одна-единственная знала, какие у нас требования. Она хотела настоящего равенства для всех, она говорила о правах людей городов Луны, и из ее уст это не звучало фальшиво, хотя все знали, что она из обеспеченной семьи в Москве. У меня будто бы вышло обвести ее вокруг пальца, будто я так же чувствую все, как она, и мы сошлись. Когда я окончил институт, я полностью остепенился, занялся карьерой. Я должен был когда-нибудь возглавить семью Филатовых, взять на себя главенство над контролем фауны.

Папа вдруг замолк и поднял руку с растопыренными пальцами, знакомым мне жестом. Раздалось птичье пение, я узнал соловьев, канареек, щеглов, овсянок, чижиков. Оказалось, что к окнам сверху подвешены клетки с птичками, которые я сначала совершенно не заметил. У меня не было такого таланта в управлении животными, папа был немного разочарован этим, ведь с большой вероятностью я должен был когда-нибудь занять его место. Надеюсь, Яромил куда талантливее в этом. Папин жест с птицами был очень театральным, я подобного не ожидал от него. Он будто бы никогда не любил излишнюю демонстративность, редко показывал свою лунную силу, старался вести себя крайне официально. Но это вышло правда как-то грустно и светло, гости совсем забыли о его скором браке, смотрели на клетки, задрав головы, слушали песню, и у всех словно стоял ком в горле. Я подумал о церкви, светлой молитве, ангелах, солнце в витражах. Я улыбался, и мне казалось, будто бы я тоже влияю на этих птиц, чтобы их песня становилась только красивее.

— Вот это спецэффекты! — сказал я Касу. Он только кивнул, я своим комментарием будто бы отвлек его от соприкосновения с прекрасным. Но я все-таки продолжил:

— А вы с вашими способностями к регенерации могли бы только палец отпилить, обрызгать всю сцену кровью и молча ждать, пока он медленно отрастает.

Кас посмотрел на меня, как на идиота:

— Палец вряд ли отрастет, его можно только надрезать.

А потом он улыбнулся, и я перестал чувствовать себя идиотом.

Папа продолжил:

— Камария любила такие фокусы, ей казалось это большим чудом. Свою силу она не развивала, считала ее забавной штуковиной, которая, однако, не имела важности в ее жизни. Она посвятила себя другим. Пока я увлекся семейным бизнесом, она занималась социальными проблемами. Не только, она знала, что для большего влияния она должна делать себе имя, и вела и светскую жизнь. Кроме того, еще одной вещью, которой она посвящала себя, было воспитание нашего сына Гелия, рождение которого увело ее на несколько лет из активной общественной жизни, но она вновь с легкостью в нее влилась, когда он подрос. Ее взгляд всегда был устремлен в города Луны.

И тут папа сдулся. Он начал перечислять заслуги ее фонда и общественных организаций, в которых она состояла. Это было про нее, но вовсе ни к чему, каждая собака знала об этом, по крайней мере, из тех, что здесь собрались. А вот то, что она любила птичье пение, может быть, догадывались не все.

Папа закончил свою речь такими словами:

— Я безмерно уважал Камарию.

— Ха-ха, — засмеялся я. Вышло громко, некоторые люди обернулись на меня. А я снова посмотрел на Фелис.

— Зачем она здесь? — сказал я так же громко, но будто бы обращаясь к Касу, он только пожал плечами.

Люди зааплодировали папе. Ко мне подошел Астерион, взял меня под руку и сказал сквозь зубы:

— Ты ведешь себя некрасиво.

— Тебе так кажется, потому что Фелис твоя сестра.

— Я о тебе забочусь и о памяти твоей мамы, так что давай-ка собирайся, Гел.

Его дыхание было алкогольным, и я подумал, что может быть, у него тоже есть шансы вести себя некрасиво. Впрочем, Астерион считал, что алкоголь скорее поможет успокоиться, он подозвал официанта с бокалами вина и вручил мне и Касу.

Папа представил Астериона как маминого «можно сказать, ученика», которому передано управление ее фонда, и предложил ему сказать пару слов, но тот вдруг замялся и сообщил, что выскажется попозже. Сегодня меня многие удивляли, Астерион тоже, ведь он всегда был таким уверенным!

Затем выступала Айгуль, мамина подруга и коллега.

— Камария была моей лучшей подругой. Она казалась лучшим человеком из всех, кого я когда-либо знала. То, что Луна выбрала для нее такую скорую трагическую смерть, стало огромной потерей не просто для людей России, это проделало мне огромную дыру в сердце. Трагедия пятого марта навсегда изменила жизни тысячи людей, она забрала у меня веру в то, что существует какая-то высшая вселенская справедливость, теперь я уверена, что только в наших руках наши жизни и судьбы окружающих нас людей. Только мы сами можем стараться сделать мир лучше, а Камария старалась изо всех сил. Мы познакомились удивительным образом. Я тогда жила в одном из городов Луны, на сленге их еще зовут Пустоши, но вы сами знаете, и я приехала со своим молодым человеком по пропуску в Москву. Мы накопили денег и пошли в один из ресторанов в центре города, и вышли из него совершенно пьяные. Конечно, у нас не хватило бы средств напиться там, но мы хорошо подготовились и пронесли крепкий алкоголь в его рюкзаке. Он был совсем пьяным, упал прямо на витрину магазина и взрезал горло осколками стекла. Крови было целое море, прохожие вызвали скорую, я, пьяная, зажимала ему шею руками, но казалось, что врачи не успеют. И тут вдруг из этого магазина выбежала Камария, схватила грязный осколок стекла, она взрезала им свою руку и подставила ее ко рту моего молодого человека, совершенно не брезгуя. Она мяла свою руку, будто доила, чтобы кровь вытекала легче, и он пил ее прямо из нее. Казалось, что кровь из его шеи стала течь не так сильно. Приехали врачи, его стали заносить в машину, а она шла за ним, чтобы не прекращать передачу ему своей крови. Пока мы ехали до больницы, я плакала, а она спрашивала меня мое имя, просила рассказать что-то о нас, чтобы успокоить. Моего молодого человека спасли, а мы с ней были все в его крови, а я все никак не могла протрезветь, несмотря на весь пережитый стресс. Камария отвезла меня к себе домой, дала воспользоваться своим душем и положила мне чистую одежду. Она помогла выписать мне пропуск еще на несколько дней, чтобы я могла навещать своего молодого человека, пока он в больнице. Когда я окончательно успокоилась, то стала рассказывать, как она поразилась, что в скорой помощи нет ни одного пакетика с кровью на такой случай. Ведь если человеку из городов Луны давать кровь в первый момент после получения раны, его здоровье будет куда сохраннее в дальнейшем. Она говорила, что в городах Солнца не так много тех, кому бы она понадобилась, но если здесь нет таких пакетов с кровью, то в городах Луны и подавно. Она предложила мне работу, я должна была опросить местные больницы, чтобы узнать, насколько была бы полезна кровь в скорой помощи, и я согласилась. И вот, спустя некоторое время она добилась того, что задумала: теперь бригады скорой помощи укомплектованы донорской кровью. Потом она предложила мне работу в другом ее проекте, но сказала, что для большей эффективности мне неплохо было бы подкачать свои навыки, и помогла мне поступить на заочную программу в институте. Мы сдружились еще больше. До этого я занималась незавидной женской работой в городе Луны, много пила и будто бы ни к чему не стремилась, она знала все это обо мне, но она поверила в меня и вытащила из того дерьма, что было моей жизнью.

— Не понял, эта женщина работала проституткой? — переспросил шепотом Кас.

— Видимо.

На его лице отразилось уважение. Это неудивительно, Айгуль сейчас выглядела очень хорошо в своем широком деловом костюме, со скромно уложенной прической и небольшими золотыми сережками в ушах. Я знал, что на пояснице у нее татуировка с кошкой, а на предплечье неприличная надпись.

Вот таким героем была моя мама.

— Понимаете, она спасала жизнь не только в теории, не только агитацией и деньгами, она готова была пожертвовать часть себя совершенно незнакомому человеку не самого приятного вида, потому что он нуждался в помощи. Она была моей героиней с огромным сердцем и невероятной волей. Таких людей больше нет, но ей бы совершенно не понравилась эта фраза. Она говорила, что большинство людей добрые и способные, и если они не могут реализовать свой потенциал, то только из-за внешних обстоятельств. Даже так, она говорила, что большинство людей прекрасны. Но она была самой прекрасной из всех людей.

В глазах Айгуль стояли слезы, она смахнула их рукавом пиджака. Она действительно любила мою маму, это ощущалось в каждом ее слове. Ее манера говорить о моей маме показалась мне очень важной, и я один из первых стал аплодировать ей.

Потом все-таки вышел Астерион. Со стороны он совсем не казался пьяным, только печальным.

— Прошло уже почти два месяца с тех пор, как ее не стало. Я лишился своего учителя, своей коллеги, но, главное, я лишился друга. Камария всегда знала, что нужно делать, для нее не было нерешаемых проблем. Мы здесь вспоминаем все лучшее, что она принесла в этот мир, и с ее уходом она не забрала ничего из этого с собой, ее деяния живут. У нее не всегда все получалось, но если она сталкивалась с трудностями, она не отступала. Для этого нужна большая смелость, чтобы никогда не бежать, идти только вперед, даже если придется делать очень маленькие шаги или долго топтаться на месте, прежде чем получится сделать рывок. Здесь так много людей, для которых она была значимой, все здесь собрались, и кажется, что не хватает только одного очень важного человека в этой компании. Я, как и Айгуль, — один из тех, кому она помогла. Я тоже жил на территории Луны. Я из Сириуса, это крупный город, там будто бы больше возможностей реализоваться, и, может быть, поэтому я брал выше и тянулся к городам Солнца. Я сам сумел наладить мелкий бизнес, купля-продажа между городом Луны и Солнца, ничего серьезного и интересного. Мне хотелось чего-то большего, и Камария мне вдруг показала, что это большее — вовсе не деньги. Я познакомился с ней на конференции, посвященной различным социальным проблемам. Честно признаться, я оказался там совершенно случайно. Я цинично подумал, что проблемами бедности занимаются наверняка самые богатые люди. Я никого не знал и, пока сидел там, пытался найти в интернете имена тех, кто там выступает. В перерыв я набрал целую тарелку мини-сэндвичей и предложил ей, когда она не могла подступиться к столу. Честно признаться, мне было практически все равно, к кому из выступающих попытаться подойти, но Луна свела меня именно с ней. Да, и мне она предложила вакансию, в тот день мы с ней здорово поговорили, но она была занятым человеком, поэтому устраивался я уже через ее помощников и некоторое время я ее не видел. Это был финансовый отдел, и я там чуть не совершил преступление. Я хожу сейчас по очень тонкому льду, я назначен директором фонда, и мои слова могут сыграть против меня, но с той поры я больше никогда не занимался ничем подобным. Камария вызвала меня к себе и сказала: Астерион, ты должен выбрать. Либо ты сейчас получишь деньги за месяц, и я тебе посоветую человека, который мог бы проконсультировать тебя по поводу твоего бизнеса, и наши пути расходятся, либо же ты остаешься и вместе со мной учишься думать больше о других людях. Мы занимаемся финансовой и донорской помощью жителям твоего города. В основном это дети, ты видел их истории на нашем сайте, слушал о них на выступлениях. Эти деньги тебе важнее, чем им? Воруй у меня, я, к сожалению, живу в излишках, мой статус все еще не позволяет мне избавиться от всего. Вот мой телефон, мои сережки, а в кошельке есть наличные деньги. Это было очень идеалистично и наивно, я понимал это, как человек, родившейся в городе Луны, но мне вдруг по-настоящему стало стыдно. Она заставила меня поверить в то, что я — хороший человек. Она это умела, не только видела в людях лучшее, но и показывала тебе самому, что ты лучше.

Я знал еще один нюанс этой истории. Я его озвучил.

— Мама тогда спросила, что тебе конкретно не хватает, Астерион. И тогда она написала рекомендательное письмо для поступления Фелис в институт и устроила ее работать на моего папу.

Люди обернулись на меня, на моего папу, на Фелис. И я подумал, что не умею быть таким, как мама, и подсвечивать в людях лучшее. Я выносил сор из избы и указывал на грязь. Но Астерион не смутился.

— Да, Гел, и все вышло так, как сейчас. Это взрослая жизнь, и ты только вступаешь в нее. Гелий — ее сын, и это то, что осталось после нее вместе с другими ее достижениями. Он потерял маму, а потом предсказательница сказала ему, что он умрет в течение года. Посмотрите на него, он улыбается и говорит провокационные вещи. Он не в порядке, хотя всеми силами старается доказать, что это не так. Я пытаюсь помочь ему, но совершенно не знаю как. Он не хочет лечить свою карму. Это сын Камарии, и будь она жива, она нашла бы слова, которые бы ему помогли, даже если бы он был чужим для нее человеком. А я не могу, но буду пытаться. Жизнь — странная штука, Гелий подружился с парнем с Сириуса, и будто бы ему становится от этого легче. Хотя у него всегда было столько возможностей подружиться с кем-то оттуда, но все произошло именно сейчас. А на его маму упали обломки стен, а на них — обломки космического корабля. Наука достигла таких высот, что мы сооружаем экспедицию к другим небесным телам, которые оказались паразитами, но иногда что-то идет не так, корабли падают и погибают, блин, самые лучшие люди на свете.

Мне же не стало стыдно, лишь неловко от этих хмурых взглядов и сочувствующих улыбок, обращенных ко мне. И как я буду сниматься в «Войне блюд», когда я буду под прицелом взглядов тысячей людей по всей стране? Сол Август говорил, что совершенно неважно, что думают другие о твоем блюде, не имеет значение неодобрение в чужих глазах, если ты веришь, что готовишь нечто по-настоящему вкусное. Я посмотрел на Каса, в его взгляде не было осуждения, и я совершенно успокоился.

Потом выступали другие люди, теперь пошла череда тех, кто был старше ее и кого бы мама сама могла назвать своими учителями. Их воспоминания о ней были так же светлы, но мне чуточку менее понятны, ведь я, как ее сын, был скорее ближе к ее так называемым ученикам, а не наставникам. Я даже немного заскучал, мы с Касом все больше увлекались едой и выпивкой, но напиться не могли, будто бы тут подавали совершенно некрепленое вино, может быть, чтобы никто не выставлял себя в глупом свете. Я уже хотел покинуть банкетный зал, чтобы показать Касу что-нибудь еще в этом бизнес-центре, как вдруг одна пожилая телеведущая у микрофона сказала:

— Нам так хочется сказать много хороших слов о Камарии, что мы все вылезли не в свою очередь. Но, может быть, ее единственному сыну тоже хотелось бы что-то поведать о ней?

Она застала меня врасплох.

— Я не готовил речь.

— Если он не хочет, то ему лучше не говорить, — тут же вмешался папа.

— Тебе необязательно готовить речь, ты можешь просто поделиться тем, что у тебя на сердце. Тебе самому станет немного легче.

— Да? Ну ладно тогда.

Я не чувствовал тяжесть в сердце, но если эта пожилая женщина говорила, что мне станет еще легче, то стоило довериться ее жизненному опыту. Мне нравилось ощущение легкости, это был мой любимый эффект в теле после экспериментов, которые мы устраивали иногда с Касом. Когда я бегал по улице, я любил представлять, что у меня дыра в голове, в которую дует ветер и делает так: у-у-у.

Когда я подходил к сцене, папа меня перехватил и сказал обеспокоенным тихим голосом:

— Тебе вовсе необязательно это делать, Гел. Давай я выйду и скажу еще пару слов за тебя?

Я отмахнулся от него. Его нежелание выпускать чокнутого сыночка на сцену предало мне еще больше уверенности. Ведь я был такой бунтарь.

Пожилая телеведущая сердобольно улыбнулась мне и отдала микрофон. Он был теплым от всех слов, которые в него сегодня наговорили. Я огляделся, люди в зале смотрели на меня в тревожном ожидании, возможно, они боялись соприкосновения с настоящим горем. Я решил их приободрить, поэтому улыбнулся так широко, как только мог.

— Всем добрый вечер! Я — Гелий, точнее Гел, а еще более точно — Джел. Это мое новое имя, которым я себя называю, оно звучит гораздо круче, ведь то, которое дала мне моя мама, мне совсем не нравится. Тупое имечко, не правда ли? Лучше бы меня даже назвали Яромилом, как моего новорожденного братца. Но это было бы невозможно, насколько я знаю, ему не папа придумывал имя, а Фелис. А как бы папа хотел назвать своего сына, меня или того, второго? Блин, это совсем неважно, и я ведь не о себе вышел поговорить, а о маме. Она погибла в катастрофе пятого марта. Нет, не так, она погибла через месяц после нее. Она ни разу не пришла в себя, лежала в больнице со всякими трубочками, масками, экранчиками с цифрами. Еще у нее не было ноги. Вообще в реанимацию не пускают родственников вроде бы, но нас пускали. Это называется привилегиями состоятельных людей. Я думаю, что мы могли бы здесь все не собираться. То есть я это говорю не к тому, что я не хотел бы всех здесь видеть и слушать эти милые речи, а к тому, что катастрофу можно было предотвратить. Я знаю, что у Space-X куда лучшие технологии, прогнозирующие запуск космических кораблей. Запуск экспедиции на Марс был огромным событием, не верится, что в офисе Илона Маска не просчитали, как пройдет полет. Я уверен, что Илон Маск знал, чем закончится этот запуск, может быть, даже знал, что все случится над Москвой-Сити. И он никого не предупредил, ведь он хотел первым оказаться на Марсе. Я опять отвлекся. О маме. О том, что она была настоящим ангелом, все уже сказали, поэтому расскажу что-нибудь другое. Однажды мы поехали с ней вдвоем в ее отпуск на море, и там она заплела себе афрокосички, чтобы ее не узнавали на улице, это сработало. А еще однажды она съела червивую малину, и она от этого заплакала, хотя обычно она была очень стойкая. Еще однажды мама нарядилась в костюм Деда Мороза на Новый год, но я все равно не верил в него. И еще она ненавидела Спанч Боба. Она хорошо относилась ко всем моим увлечениям, но почему-то Спанч Боба она терпеть не могла, раздражалась, когда я его смотрел. Мама никогда не курила, но однажды я запалил, как она вышла на веранду с сигаретой и выглядела очень нервной. Я не знаю, что тогда случилось, но надеюсь, что никто из здесь присутствующих не стал для этого причиной. Мама любила кофе с миндальным сиропом, я даже написал про это рассказ. Еще она ковырялась в носу, редко, в основном когда нервничала. Однажды на одном из ее выступлений по телику операторы сняли, как она это делает, и даже были видео с этим моментом в интернете, типа вредные привычки телезвезд. Она, блин, даже ела козявки, представляете? Кстати, она любила хорошие анекдоты. Но я не помню ее любимый, Астерион вот наверняка знает, ведь он тоже обожает анекдоты. Помню один наитупейший, который он мне рассказал. Хотите послушать? Блин, он реально тупой. И я не очень хорошо умею рассказывать анекдоты, тем более этот построен на особой звуковке, а не на игре слов или чем-то более тонком. Такие анекдоты умеют рассказывать только очень обаятельные люди. Но я все равно расскажу. Значит, ползет мышка по обрыву.

Я поставил кисть руки с сомкнутыми пальцами на край трибуны, имитируя мышку.

— Она говорила: пи-пи-пи-пи-пи-пи… — я запищал, изображая мышку. Люди в зале смотрели на меня с удивлением, некоторые даже с ужасом. Возможно, они слышали этот анекдот, и он реально казался им тупым. Следовало бы остановиться, но будто бы уже было поздно, как и у мышки с этим самым обрывом. Кончики моих пальцев проползли всю трибуну, подобравшись к обрыву. Я еще раз кинул взгляд на зал, мои пальцы сорвались вниз, имитируя падение, и я забасил грубым, совершенно не свойственным мышке голосом.

— Бля-а-а-а!

Я посмеялся, но никто в зале этого не сделал. Это был действительно идиотский анекдот, я выставил себя абсолютным дураком. Ко мне на сцену поднималась Айгуль.

— На самом деле мама никогда не слышала этот анекдот, по крайней мере, я не знаю о таком, ну и правильно, наверное, ведь он дурацкий. Я совершенно не в тему его рассказал.

Айгуль взяла меня под руку и повела со сцены.

— Милый, я думаю, что тебе пора заканчивать. Пойдем.

Мы спустились вниз со сцены, и люди вокруг уже старались не смотреть на меня. У Айгуль были точно такие же духи, как у мамы. Раньше я этого не замечал, или, может быть, она специально набрызгалась ими в этот день.

Ведущий сказал:

— Иногда нам сложно выразить то, что накопилось у нас на душе. А теперь на сцену приглашается главный врач «Коммунарки», Денис Проценко.

Айгуль отвела меня в сторону и обняла. Запах духов менял свой оттенок и становился непохожим на мамин, когда его нюхаешь так близко на коже.

— Это был дурацкий анекдот.

Кас тоже подошел и повертел рукой в воздухе, мол, такой себе. Все были согласны с этим, я тоже. Папа вот особенно. Он подошел ко мне и сказал:

— Гел, черт возьми, что происходит? Зачем ты позоришь себя и меня? Я понимаю твою обиду, что тебе тяжело, но мне ведь тоже нелегко! Тебе нужно лечиться! Не только чтобы исцелить свою карму, а вообще! Завтра же, завтра же ты поедешь к врачу и ко всем другим специалистам! Ты останешься жить дома, и это не обговаривается!

Но это обговаривалось, потому что этот блог я написал из дома Каса.

Джел, который не умеет рассказывать анекдоты на поминках собственной матери.

Глава 12. Визит в заброшенный дом

Прежде чем я начну писать о теме блога, я хочу рассказать о лучшем событии в моей жизни! Я прошел кастинг «Войны блюд»! В самом деле! И Мира тоже прошла! Гопник-тян, ты написала мне комментарий к одной из записей, что не понимаешь моего восторга по поводу этого шоу, ты никогда его не смотрела, ведь ты вообще не смотришь телевидение, но слышала, что это просто кулинарное шоу. Тогда я немного расстроился и ничего не написал дельного, но теперь я готов рассказать тебе об этом. «Война блюд» — это не просто кулинарное шоу, это передача затрагивает самые глубокие слои человеческих отношений. На нее набирают самых разнообразных личностей с интересными судьбами. За сезон обычно бывает не больше пары телезвезд, общую массу составляют неизвестные люди. Однажды там снимался таксидермист, полярник, карлица, акционист, женщина-космонавт, двойник Киркорова, дрессировщица диких животных, шизофреник с манией величия, зек, отсидевший двенадцать лет, сектант Бога Кузи, мать, родившая четырнадцать детей, актриса эротического кино, рекордсмен по регенерации в России, слепой повар. Брали людей и с меньшими особенностями, всем мог быть дан шанс, главное — иметь настоящую страсть к кулинарии. Кроме того что люди старались приготовить блюдо на камеру и поделиться рецептами, в шоу происходили самые настоящие скандалы, люди влюблялись друг в друга, ругались, дрались, даже звонили в полицию, а нескольким участникам потребовалась и врачебная помощь. У одной женщины начались схватки прямо во время съемок, а один мужчина пытался отравить всех своих соперников. Если среди участников оказывались члены одной семьи или близкие друзья, практически было не избежать скандалов, несколько семейных пар разошлось, но зато часто люди находили и свою вторую половинку здесь. Однажды сестры-близнецы узнали, что они встречаются с одним и тем же парнем, а потом выяснилось, что у него тоже есть брат-близнец. Когда участвовала восемнадцатилетняя девушка, только что вышедшая в свободную жизнь из детского дома, одна бездетная пара усыновила ее брата, и она тоже стала вхожа в их дом. Многие обвиняли шоу в том, что это все постановка, но я неоднократно читал интервью участников, которые подтверждали, что все происходило на самом деле. Ведущий шоу, Сол Август, всегда старался сгладить конфликты, он не был тем суровым поваром, который стремится унизить участников, наоборот, даже если приготовленное блюдо ему не нравилось, он говорил об этом очень мягко. Каждый выпуск он начинал с того, что надеется, что этот день пройдет спокойно, без скандалов и потрясений, и каждый раз грустил, когда это оказывалось не так. В течение выпуска участники много рассказывали о себе, Сол Август тоже делился своими историями. На самом деле раньше он страдал расстройствами пищевого поведения, и стать ведущим кулинарного шоу, где он инспектирует блюда, стало для него большим шагом в его личной терапии.

Мира поехала со мной сначала будто бы за компанию. Капа передумала ехать со мной из-за поступления в институт, а Кас и Астерион практически не умели готовить. Мира тоже не питала большой страсти к кулинарии, готовила в основном по необходимости, но у нее было несколько коронных блюд. Кроме того, у нее было врожденное чувство вкуса, даже ее простые рецепты выходили хорошо. Она была моим учителем в мире кулинарии. Мира не думала, что у нее есть шансы, она считала себя слишком обычной для этой передачи, но была не против скататься со мной. Мне казалось это несправедливым, ведь она готовила лучше меня, но я сам понимал, что я пройду с большей вероятностью, так как я сын известной личности.

— Но я уверен, если твоя любовь к кулинарии сильна, Сол Август ее почувствует и обязательно пригласит к себе в шоу! — подбадривал ее я.

— Закрой рот, Джел, и прекрати говорить так, будто бы ты сам ведущий этого телешоу, — отвечала мне Мира.

Она оделась как на свидания, на которые ездила с Астерионом, и ярко накрасилась, потому что она где-то слышала, что лица на камере кажутся куда более блеклыми, чем в реальной жизни. Рядом с Мирой я чувствовал себя даже робко, такой красивой она была. Я думал, вау, я живу в одной квартире с такой девушкой, с которой и не мог представить себя, даже будучи при таком хорошем финансовом положении.

Очередь была огромной, сотни людей со всей страны хотели участвовать в шоу. Личности попадались самые странные, я видел девушку с азиатским разрезом глаз, одетую в костюм китайского воина, мужчину, державшего ворона на плече, двоих росгвардейцев, которые именно пришли на пробы, а не контролировали очередь. Я ожидал, что они попытаются пройти вперед, но оба держались прилично.

— Жесть, это как очередь на вечеринку для лохов, типа как когда клуб сняли анимешники, — сказала Мира.

Нам раздали номера — сто шестьдесят восемь и сто шестьдесят девять, наклеили такие же циферки на наши блюда, которые мы принесли, и забрали их. На отборочный тур мы должны были принести еду с собой, где ее мог попробовать один из членов комиссии жюри отборочного тура. Кроме самого Сола Августа, в жюри состояло еще несколько человек, так как он не смог бы продегустировать все блюда в одиночку. Чаще всего это были бывшие победители сезонов или известные повара. Жюри выставляли оценки, а потом просматривали видео с рассказами конкурсантов о себе. Иногда в шоу могли пройти люди, в которых Сол Август рассмотрел особенную страсть к кулинарии, даже если при дегустации их блюдо получило не самые высшие оценки.

— Можно было просто купить готовую еду в «Азбуке вкуса» и переложить ее в контейнер, — сказала Мира, отдавая свою кастрюльку с жаренными острыми куриными крыльями с кабачками.

— Ты думаешь, что таких случаев не было? Ха-ха, они встречаются каждый сезон.

Сам я тоже приготовил курицу с лимонным соусом, это было самое сложное блюдо из тех, что я сотворил за это время. Моим ноу-хау было то, что я добавил в блюдо зеленый лук. Я проследил, чтобы наклейка на моем контейнере с пищей соответствовало моему номеру. Если мне повезет, мое блюдо мог попробовать сам Сол Август! Я тогда не знал и до сиз пор не знаю, кому из комиссии досталось пробовать то, что я приготовил.

Я поделился своими переживаниями с Мирой.

— Послушай, я не думаю, что они вообще пробуют эту еду. Это же было бы охренеть как необъективно. Кто-то мог купить еду в магазине, кому-то могла помочь, не знаю, мама. Они просто отбирают самых вычурных. Типа как вот этот чувак.

Мира сложила руки граммофоном и прокричала:

— Парень с вороном, у тебя все шансы!

У него был не только ворон, на его голову была надета широкополая шляпа. Он снял ее и чуть поклонился Мире.

— Жесть, фрик.

Мира покуривала сигаретки прямо в толпе, женщина с ребенком младшего школьного возраста, что стояла за нами, недовольно на нее посматривала.

— А нехер было приводить сюда ребенка, если что-то не нравится теперь, — говорила Мира весьма громко. Она и раньше могла вести себя простецки грубо, но сегодня она была особенно громкой, вероятно Мира, нервничала. Я понимал ее, я, например, улыбался шире и тараторил быстрее в некомфортных ситуациях.

Мира говорила:

— Когда я была чуть младше тебя, я была панком. Музыка, рваные джинсы, алкоголь, битье бутылок и все в этом роде. Ты спрашивал, есть ли у меня история для твоего блога про заброшенный дом. Вот тебе: ты знал, что песня КиШа «Проклятый старый дом» основана на реальных событиях? Деда Горшка после смерти не похоронили, а просто забили досками дом, где он умер. По крайней мере, у нас ходила такая байка.-

Действительно, я спрашивал Миру, есть ли у нее история, подходящая к теме «визит в заброшенный дом». Но история о деде солиста группы «Король и Шут» — это не то, что я хотел бы рассказать. Я не кричу «Хой!», может быть, если бы я сам слушал такую музыку, то я бы вполне удовлетворился этой историей. Но я не знал ничего подобного ни про Снуп Дога, ни про Антона Черняка.

Я тоже иногда подкуривал, и в один момент Мира вытащила сигарету у меня изо рта, затянулась и отдала мне обратно. Я тщетно пытался почувствовать ее вкус, но ощущал только табак. Это ее свойство, однажды я видел, как она провернула такое с Касом, и он даже не обратил на это внимания. Я почувствовал себя будто бы избранным, словно Мира в этот момент сообщила мне, что я свой. В первый день моего знакомства с ней она сказала Касу, что я могу пожить у них пару дней, но больше про это не напоминала. Я готовил у них на кухне всем ужины и завтраки, трахался с Капой, кормил своей кровью их умирающего отца. Гулял, смотрел фильмы, слушал музыку, пил и изредка принимал нечто, опыт чего я здесь не описываю, вместе с Касом. Те деньги, что мне удавалось выпросить у папы, и те, что я получал у Астериона за походы к психотерапевту, я тратил либо на наши развлечения с Касом, либо на еду дома. Честно признаться, я заметил, что Мира вообще перестала покупать что-либо из еды, но я считал это справедливой платой. Конечно же, я был своим!

Когда подошла моя очередь, я использовал грязный ход, за который мне даже немного стыдно.

— Привет, меня зовут Джел, я — сын Камарии Филатовой, и я умру пятого мая следующего года.

Я не буду приводить здесь всю свою речь, я уже неоднократно представлялся в своем блоге, и там я не сообщил ничего нового. Приведу еще один свой грязный ход, вот еще, что я сказал:

— Я в этот год я запланировал себе несколько целей, которые я должен осуществить, чтобы уйти из жизни счастливым: отомстить виновнику катастрофы, попробовать как можно больше удовольствий и поучаствовать в «Войне блюд». Ведь это лучшее в мире телешоу, которое во многом сложило меня как личность!

Я рассказал и о том, где я сейчас живу, и о том, что пришел вместе с Мирой. Когда я посмотрел на нее, она говорила по телефону, немного отойдя в сторону от очереди. Это оказалось не вовремя, потому что дальше произошло вот что.

Когда я закончил рассказывать о себе, позвали следующего участника. Женщина, которая привела с собой ребенка, хотела пройти, но Мира как раз завершила разговор по телефону и побежала обратно в очередь. Она проскользнула мимо них и все-таки зашла за ограду вперед них. И тогда женщина повернулась к своей дочке и как закричала:

— Если бы ты не тормозила, мы бы с тобой прошли!

Девочка, видимо, переживала большой стресс в толпе, потому что в ответ на мамину реплику она громко расплакалась во весь голос. Все шло как по накатанной.

— Не позорь меня! — она треснула девочке по губам, та ожидаемо заплакала только сильнее, и женщина занесла руку для второго удара. Мира схватила ее за руку и не позволила ей это совершить.

— Не трогай свою прекрасную дочку, дура, — сказала Мира, и тут же получила по лицу сама. Мира не стала терпеть, и ответила ей тем же.

— Ты на меня вырубилась? Да ты знаешь с кем связалась? Чмошница!

И все в таком духе кричала Мира. Они по-настоящему дрались, камеры были наставлены на них. Охранники побежали их разнимать — я успел первым, но совершенно зря. Когда я попытался оттащить Миру, она со всей силой заехала мне локтем в нос, на мгновение у меня даже потемнело в глазах. Я ожидал, что надо мной полетят звездочки как в мультфильме, но этого не случилось. Мира сделала это совершенно случайно, даже толком не заметив, потому что продолжила драку, не взглянув на меня.

И тут я услышал заветный голос:

— Что опять происходит здесь? Да разнимите их уже, пожалуйста! Девушки, давайте успокоимся, наверняка все можно решить миром!

К нам вышел сам Сол Август! Его печальный деликатный голос я узнал бы везде. В принципе я ожидал его увидеть сегодня, потому что обычно он хотя бы раз выходил к номинантам во время кастинга, но все равно его появление стало поразительным для меня. Внешне он был чуть похож на меня. Мы оба с ним были высокие и худые, немного несуразные. Я носил прическу, как у него, потому что Сол Август был моим кумиром, и даже тоже был кудряв, хоть и менее. Когда он подошел, Мира и та женщина уже расцепились и стояли в отдалении друг от друга, тяжело дыша, как кошки после драки.

— Кому-нибудь нужна помощь?

У Миры была рассечена губа, ее волосы были по-ведьмовски взлохмачены. Ох, с такой колдуньей лучше не связываться!

Мира вдруг уверенным шагом подошла к нему и сказала не слишком громко, но я услышал.

— Пожалуйста, не пускайте по телику, как она треснула дочке. Если это окажется обнародовано, соцслужбы могут всерьез взяться за это дело, а даже самые хреновые родители лучше, чем центры социальной защиты. Уж я-то знаю. Просто выставите нас тупыми суками, которые не поделили очередь, вполне здоровое поведение для быдла.

Сол Август растерянно кивнул.

— У вас кровь. На съемках есть дежурный медработник, он может оказать вам помощь.

— Ерунда. Люди любят смотреть на кровь по телику, выступлю так.

Люди любят смотреть на кровь по телику, мне очень понравилась эта фраза. Мира все-таки пошла к стулу, на котором все рассказывали перед камерой про себя, а я яснее ощутил, как кровь вытекает из моего носа и сочится по подбородку. Вдруг я увидел лицо агрессивной женщины совсем рядом с моим, будто бы она хотела поцеловать меня или укусить. Люди рядом со мной тоже стали смотреть на меня с интересом. Оператор что-то шепнул Солу Августу, глядя на меня, тот кивнул и обратился ко мне.

— У тебя разбит нос, пойдем я отведу тебя к медработнику.

Я с радостью согласился, ведь это было предложение от моего кумира. Он повернулся к агрессивной женщине.

— Если вы не против, я бы предложил вашей дочке чай с конфетами.

— Я подойду за ней после своего выступления, а то моя запись следующая, — сказала женщина. Девочка уже не плакала, и когда Сол Август протянул ей руку, взялась за нее. Мы втроем пошли в сторону двери, ведущей, видимо за кулисы.

— Пиздец, мать, — отчетливо сказала девочка, и это так отражало ситуацию, что в своем блоге я даже не стану употреблять цензуру, как обычно делаю со всеми многочисленными матерными словами в речи Гуляевых и других людей.

Мы пришли в комнату с телевизором, я узнал ее, отсюда жюри смотрело видео с участниками. Сол Август распорядился, чтобы девочке налили чай и дали конфет, а ко мне подошла женщина в медицинской форме, осмотрела мой нос и засунула в него длиннющую турунду с перекисью.

Сол Август обратился ко мне.

— Скажу прямо, мне шепнули, что ты из города Солнца, а так как большинство наших участников ил Лунных городов, тебе немного небезопасно находиться среди толпы с окровавленным носом. Твою видеозапись я не смотрел, но мне рассказали уже, что ты сын Камарии, я был с ней знаком немного, мои соболезнования. Она была прекрасным человеком.

— Спасибо, спасибо, спасибо! От вас эти соболезнования особенно важны, ведь я смотрел все выпуски вашего шоу!

Солу Августу говорили что-то в наушник, мне казалось, что про меня. Он внимательно слушал, а потом вздохнул.

— Посиди немного здесь, хорошо? А потом тебя выведут через черный вход, чтобы не проходить снова через толпу.

— Я должен буду уйти вместе с Мирой. Ну той девушкой, что бьет за жестокое обращение с детьми, а потом просит защитить виновницу перед законом.

— О, правда? Тогда ее позовут сюда тоже. Интересный она человек, должно быть, — Сол Август снова тяжело вздохнул. — Сегодня был тяжелый день. До сих пор не можем получить ответ от полиции, можем ли мы пускать ту запись или нет. Я бы не пускал, но наш продюсер настаивает, что нужно.

— Был какой-то скандал с полицией?

— О, ты же не знаешь. Ты, наверное, был тогда в конце очереди или еще даже не приехал. Утром одна из участниц рассказала жестяную историю. В принципе, можешь посмотреть, я не уверен, что могу показывать ее на большом экране, но десятки людей ее уже видели, значит, могу и тебе. Может быть, у тебя появятся какие-то мысли, что с этим делать.

Своими мыслями по поводу видео я так и не успел поделиться, потому что Сола Августа в этот день я больше не увидел, меня с Мирой провожали его помощники. Перед уходом он промотал пленку на видео, где выступала девушка с блондинистыми волосами и широким медицинским пластырем на щеке.

Она говорила:

— На «Войну блюд» я пришла для того, чтобы справиться со стрессом. На той неделе я чуть не стала жертвой настоящего маньяка. Я ехала на машине ночью и остановилась на автоматической заправке. Я совершенно не поняла, что происходит. Когда я вышла к терминалу, чтобы оплатить бензин, меня кто-то схватил сзади и то ли ударил по голове, то ли прижал что-то к носу…сейчас мне уже толком не вспомнить. Важно другое, когда я открыла глаза, я уже была в другом месте, привязанная веревками к балке в сарае. В нем были настоящие свиньи, они воняли и похрюкивали. Я закричала и появился он, одетый в маску Анонимнуса, как из фильма. В руках у него был нож, он сказал мне: меня возбуждает, когда вокруг визжат свиньи. Он бы очень резок в движениях, сразу пошел ко мне. И я не знаю, что бы он сделал, но в этот момент он вдруг услышал какое-то движение снаружи, он пошел узнать, что там происходит. И представляете, мне чудом удалось отвязаться, я выбежала из сарая и бежала так долго, пока не оказалась на дороге, где меня подхватила попутка. А он бежа-а-ал за мно-о-ой.

Девушка начала плакать, а когда успокоилась, рассказала, что принесла с собой для дегустации свиную отбивную.

Мне показалось, что эта попытка убийства связана с тем, что произошло на скотобойне моего отца. Кто-то очень любит и ненавидит животных. То же самое и с женщинами.

Так вот, наверняка маньяк отвел ее в какой-то заброшенный дом, где он разводит свиней. И если представить визит туда, то там должно быть жутко грязно, потому что за своими свиньями он не убирает. Они бы свободно ходили по всему сараю, и если побродить по нему, как в компьютерной игре, то можно было бы наткнуться сначала на кости, принадлежащие непонятно кому, то ли свиньям, то ли людям. А потом бы все стало однозначно, когда бы нашлись черепа. Да, они были бы и свиные, и человечьи. Еще бы там валялся молоток для забоя, ржавый лобзик, воткнутый в стену, гнилые веревки, подвешенные к балке на потолке, лопнувшее корыто с непонятной темной жидкостью. Визит в этот заброшенный дом был бы очень неприятным, особенно если встретить в нем маньяка в маске Анонимнуса.

Сол Август так и не вернулся, зато, как и обещал, привели Миру, и мы с ней оба вышли через черный ход.

А через несколько дней нам позвонили и сказали, что мы прошли в «Войну блюд»! Это такое счастье! Вместе с нами стали участниками та мать года и женщина, которую похитил маньяк.

Искренне ваш, победитель Джел.

Глава 13. Он подошел и взял меня за руку

После того, как я снялся в «Войне блюд», у меня появилось много подписчиков. Всех и не поприветствуешь! Я всем безумно рад, надеюсь, вы получите удовольствие от моего блога! Смотрите первый пост, чтобы лучше понять, что здесь происходит.

Перейдем сразу к делу.

Он подошел и взял меня за руку.

Состояние у меня было растерянным. Мир казался приглушенным, цвета поблекли, звуки утихли, а время вокруг убыстрилось. Каса тогда вызвали на работу, хотя он не должен был выходить. Я провожал его на улице, стоял по дворе и смотрел, как фигурка Каса все отдаляется от меня. Он вскочил в автобус ловко, как обезьянка на дерево. А ведь двери уже закрывались, но он успел оказаться внутри. Автобус его увозил, и я видел его в окне, он следил за мной взглядом. Теперь я думаю, что это было невозможным, но тогда мне так казалось. Когда автобус Каса скрылся за поворотом, он подошел и взял меня за руку.

Его прикосновение показалось мне особенно противным. Я уже давно привык, что от Тиля попахивает, и, если Кас не отправит его вовремя мыться, он становится очень грязным. Но в этот раз мне опротивело что-то другое, может быть, внезапность его появления, то, как он вторгся в мои мысли, которых в общем-то почти не было.

— Гелий, сынок, — сказал Тиль, и я даже немного отшатнулся, но он не выпустил мое плечо, схватился за него так, будто бы я могу упасть, а вовсе не он, — я все понял.

— Вы все поняли?

Глаза у него были стеклянными, он был чудовищно пьян, но в то же время его голос казался кристально ясным. По крайней мере, в тот момент другие звуки на улице перестали быть различимы, я слышал только его.

— Я скоро умру, представляешь? Ты говорил, что тоже. Такой маленький, а такой умный. Ты говорил, что есть вещи, которые ты хочешь попробовать, прежде чем. И вот я тоже нашел то, что мне нужно. Раздобудь денег, малой.

Я тупо смотрел на него, слова все не обретали смысл. Тогда Тиль приблизился ко мне совсем близко, наши лбы практически соприкасались.

— Раздобудь денег для меня. Чтобы я мог покинуть этот мир счастливым. Как же это слово называется… Вот! Ты же солидарен со всеми, кто умирает, как и ты, верно?

Я закивал. Мне нравилась эта идея, я бы хотел, чтобы Тиль был счастливым. Он удовлетворенно мне улыбнулся и отпустил меня.

— А теперь, сынок, утруди себя еще одной привычной для себя услугой. Чтобы я сам дотянул до этого момента и у меня у самого появились силы поискать деньжат.

Тиль постучал себя пальцем по предплечью. Мы с ним уселись на самую дальнюю лавку в тени, я хотел отдать ему свою кровь прямо там, но мы оба не подумали, что у нас нет шприца. Тиль стал рассматривать землю во дворе, это меня жутко поразило, я даже немного пришел в себя. Мы с ним посмеялись над нашей тупостью, и я побежал в аптеку. Там я купил целый набор, кроме шприца теперь у меня был и свой личный жгут, я выбрал себе детский с черепашками, а еще баночка спирта и упаковка ваты. Фармацевту я сказал, что я студент-медик на практике.

Я вернулся на лавку и взял у себя немного крови. В этот раз я снова облажался, у меня только успела зажить предыдущая гематома, как появилась новая, еще синее предыдущей.

— Кас не хочет продавать твою кровь, но мы-то с тобой могли бы поднять на этом денег. Но не будем, если ты придешь весь бледный к своей богатой маме и богатому папе, они не дадут тебе денег.

— У меня нет мамы.

— Эх, мои тебе соболезнования, парень.

Потом Тиль ушел, а я так и остался на скамейке. Я сидел и приводил реальность в порядок. Сортировал звуки, запахи и цвета, укладывал их на канву окружающего мира. Видимо, я так провел немало времени, потому что когда я полностью осознал себя, потемнело. Я позвонил Касу.

— Не натвори глупостей, Джелли Белли, я приду утром.

— Я, наверное, съезжу домой в Москву. Тоже вернусь утром.

Почему-то я решил не говорить Касу про то, что Тиль попросил достать деньги. Сначала я подумал, что дело в том, что я хочу сделать ему сюрприз, осуществив мечту его отца, но мне кажется, что я темню. Я даже не могу точно рассказать, в чем именно причина, но во всем этом будто бы имелась какая-то темная сторона под верхним слоем. Как жир, налипший на задней стороне уже вымытой тарелки.

— Надеюсь, что ты вернешься.

От переживаний Каса мне стало так хорошо. Я убедил его, что, конечно же, вернусь, ведь мне с его семьей так хорошо, как нигде. Я даже подумал, будь бы у меня больше времени, я женился бы на Капе и остался бы навсегда с Гуляевыми.

Вот такой я сентиментальный! Но в самом деле, про их семью у меня были только самые лучшие мысли. Она была странной, будто бы и без родителей, Тиль не выполнял эту роль, Мира взяла ее на себя. Но они были все крутыми, веселыми и теплыми. Конечно, я не мог утверждать абсолютно про всех, ведь я не видел старших братьев, а их маму не видели очень давно они сами.

Я позвонил папе, он сказал, что дома и будет рад меня увидеть, и я вызвал такси. В машине я немного задремал, и будто бы полностью пришел в себя. Но может быть какие-то признаки раскоординированного сознания еще оставались, потому что первое, что сказал папа, встретив меня у ворот, было вот что:

— Ты странно выглядишь, Гел. Ты не заболел?

Я убедил его, что все в порядке, и когда мы прошли в дом и уселись на кухне, папа спросил:

— Что-то случилось?

Нам вдруг обоим стало неловко от этого вопроса, будто бы я мог оказаться дома только в этом случае.

— Все супер!

Папа нервно улыбнулся. Он заварил чай в китайском чайнике, который ему привезли коллеги из Азии. На них были тигры и журавли, чайник был специальный, для чайной церемонии, но мы никогда не заморачивались с ней. Периодически наверху негромко хныкал ребенок.

—Откуда у тебя в последнее время манера отвечать на все «супер»? Впрочем, неудивительно. Когда ты был маленьким, ты тоже все время улыбался. Это было удивительно, ладно, ты часто смеялся, но на твоем лице появлялась улыбка, когда тебе было любопытно или неловко, или даже когда страшно. Просто ее оттенки были всегда разными.

— Слышал такую фразу: с улыбкой на лице, с камнем за пазухой.

— Она не про тебя, Гел. Ты всегда бы открытым, как на ладони. У тебя что-то случилось.

Самую малость меня тронуло его беспокойство. Но интуиция у папы была плохая, ведь у меня в самом деле ничего не случилось. Хотя корыстный мотив приезда у меня, несомненно, был.

— Хорошо, скажу сразу. Честно признаться, я не хотел прямо так в лоб, думал поболтаем, а потом все выложу, но так будет честнее. Мне нужны деньги.

Папа и бровью не повел, он не был ни удивлен, ни оскорблен. Как-то папа признался мне, что многие разговоры с ним направлены на то, чтобы тем или иным способом получить от него или его компании средства.

— Для чего?

— Отец Каса умирает, у него цирроз. Это из-за алкоголя, но я все равно хочу ему помочь.

Папа помолчал что-то обдумывая.

— Если он алкоголик, было бы несправедливо проталкивать его в очередь на лечение перед другими людьми с заболеваниями такого толка. Но я могу все равно его устроить в клинику хотя бы для возможного лечения.

— Я знаю. Было бы здорово. Но мне все равно нужны деньги.

Папа снова замолчал на некоторое время, а потом достал телефон.

— Ладно.

Он перевел довольно внушительную сумму мне на карту, он не спросил меня, сколько нужно, но и Тиль мне не сообщил, много ли надо для осуществления его мечты.

— Надеюсь, этого тебе хватит. Знай, я не одобряю твоего общения с этими людьми. Астерион мне немного рассказал о них, он старался говорить мягко, но я прекрасно считываю все эти обтекаемые формулировки. Отец — алкоголик, а его дети не имеют образования, работают на малоквалифицированных работах, вероятно, мало к чему стремятся. Прости, если это не так и я мыслю стереотипами. Но если они тебя так заинтересовали и тебе с ними хорошо, значит, наверное, они хорошие люди.

— Жутко крутые.

— Иногда я утешаю себя, что твой переезд на Сириус исправит тебе карму. Ты ведь кардинально перевернул жизнь, сменил среду. Как еще подросток может капитально изменить свою судьбу, когда он даже не выбрал себе профессию, не женился? Я даже представляю, вдруг это твой план и ты у меня — большой молодец? Может быть, ты втайне от меня встретился с кармологом, и он сказал тебе сделать это, но ни в коем случае никому не говорить, чтобы близкие тебе люди не видели в этом замысла?

— Это не так, пап.

— Ну конечно. Ты просто не в порядке, и я не знаю, как тебе помочь.

Мне не нравилось, когда мне говорили о том, что я не в порядке, я сразу начинал раздражаться. Тем более папе было очень легко ошибиться в отношениях со мной.

— Денежная помощь самая лучшая.

— Я разговаривал о тебе с врачом. Он говорит, ты переносишь тяжкое горе утраты, которое тебе и так невероятно сложно пережить, потому что ваша связь с мамой была очень сильной. Но ты столкнулся и с настоящей угрозой собственной жизни. Нельзя узнать такое и остаться в порядке. Еще и единственный родной человек в твоих глазах оказался предателем, да, я говорю о себе. Я поступил ужасно эгоистично, но теперь я уже не могу с этим ничего поделать. Но речь не об этом. Она о тебе, возможно, весь этот стресс стал триггером для болезни, и есть вероятность, что мы имеем дело с особым видом аффективного расстройства под названием…

— Хватит! Врач не имеет права ставить диагнозы, не видя пациента! А если ты говоришь про моего психотерапевта, то он тоже не имел права разглашать тебе мое состояние здоровья, потому что я — совершеннолетний!

— Да, Гел. В это сложно поверить мне как отцу, но ты взрослый. Хочешь посмотреть на своего брата? Если уж он проснулся, а то его сложно уложить снова. Легче всего он укачивается на улице.

Я был удивлен такому предложению, оно меня даже обезоружило. Мне казалось, что с моей позицией по отношению к этой семье это должно быть последнее, что он мог мне предложить. Но папе это не показалось запретной темой, я даже подумал, что это делает его взрослым. То есть ему не нужны были вещи, которые бы делали его таким, ведь ему было много лет, он был крайне самостоятелен и ни капли не инфантильным, но отчего-то мне показалось, что эта позиция подчеркнула нашу возрастную разницу.

— Ну принеси то, что останется после тебя. От меня-то — одни воспоминания, которые некому будет хранить, и запись в «Войне блюд». Ты видел, что я снялся в отборочном туре?

— Видел. Это чудовищно. Но если тебе так нравится эта передача, то почему бы и нет? Подожди здесь.

Папа поднялся наверх. Я слышал, как он говорил Фелис, чтобы она шла спать, он скоро вернется к ней. В его голосе чувствовались нежность и тепло, и я не мог вспомнить, были ли такие ноты в его интонациях в разговоре с мамой. Папа спустился по лестнице, прижимая ребенка к груди. Он похныкивал, но не слишком усердно, не как те противные дети в аэропорту или в очереди в магазине.

— Представляешь, она мечтает закончить институт и построить свою карьеру так, чтобы стать министром экономики в будущем. Не удивлюсь, что и самим президентом, просто умалчивает, чтобы никто не смеялся.

— Фелис?

Я был неприятно удивлен, я-то думал, что она хочет просто сидеть в богатом доме и ни в чем не нуждаться.

— Подержи. Я пока разложу костюмчик.

Я боялся, что это случится, и, конечно же, папа это сделал. Меня уже учили держать ребенка, однажды мне уже всучивали его, пока я был здесь. Главное — придерживать его маленькую головку и не напрягать спину, это я помнил. В общем-то, у меня неплохо получалось держать младенцев, страха не было, просто нравилось не слишком. Он пах присыпкой и молоком, запах казался совершенно беззащитным. Младенец махал своими маленькими ручками, а потом взял меня за рукав худи. Милота.

Прежде чем забрать его у меня, папа сфотографировал нас на телефон.

— Вот что еще останется. Когда у него появится телефон, скинь ему эту фотку.

Папа стал надевать ему одежду потеплее. Вроде бы казалось плевое дело — выйти на веранду, но маленькому чуваку для этого стоило как следует приготовиться.

— Мне не нравится, как он пахнет.

— Что?

— Запах неприятный. А тебе нравится, как он пахнет?

— Ну, конечно же. Конечно же, я люблю его запах.

Тут папа и сам раздражился, но он старался сдерживать себя. Мы вышли на веранду, папа положил его в коляску и стал качать. Я отошел чуть подальше и закурил.

— А представляешь, у меня мог бы быть уже такой. Ты типа стал бы и папой и дедушкой.

— В смысле? Ты еще совсем ребенок.

— Эй, твоя жена старше меня на два года. Я мог бы стать папой, и мы бы с тобой оба гуляли с колясками, как милые друзья.

— Глупости не говори.

Папа был прав. Я был незрелым для таких вещей. Казалась немного занятной мыслью, что после меня бы мог остаться ребенок, но на самом деле идея была дурацкой, слишком романтизированная. У него был бы мой генофонд, но по сути, кроме внешних сходств, у нас не было бы почти ничего общего, ведь я не успел бы вложиться в его воспитание.

Папа так сосредоточенно качал коляску, что мне показалось, будто бы мыслями он весь ушел в этот процесс и я на этой веранде лишний. Самое время было уйти, но мне вдруг пришла еще одна идея, как попробовать сделать лучше жизнь Гуляевых.

— Пап, а ведь мама писала рекомендательное письмо Фелис, чтобы она поступила в институт?

Папины плечи напряглись, он ожидал, что я начну прежнюю шарманку. Это было мне на руку.

— Ну да.

— У меня есть девушка, Капелла, она из этой семьи. Так вот, она отличница, хочет поступать в институт на экономиста. Ты можешь написать ей рекомендательное письмо? Или попросить кого-то?

— Да, конечно, — быстро ответил папа. Видимо он ожидал чего-то худшего, поэтому почувствовал облечение.

— Вот и отлично. Тогда она тебе позвонит, там, наверное, нужно сказать про ее какие-то олимпиады, аттестат.

Я был уверен, что Капа не застесняется позвонить незнакомому человеку, скромность никогда не была ее проблемой.

— Да, пускай позвонит мне. Можете даже как-то вместе прийти в гости, раз она твоя девушка?

Его самого смутила формулировка «гости». Но что сказано, то не воротить. Ох и неловко же у нас все было!

— Да вряд ли. Ладно, бывайте, я поехал. Не забывай проголосовать за меня на «Войне блюд»!

Папа, конечно, снова заговорил напоследок про лечение, но мне кажется, что для проформы.

Вот так я достал деньги у своего папы, чтобы осуществить мечту папы Каса. Но что именно там за мечта — я пока не знаю!

Пока-пока всем! И всего хорошего, Роза-Мимоза! Ты как-то написала, что тебе приятно, что я иногда обращаюсь к тебе в своих блогах.

Джел, исполнитель желаний.

Глава 14. Изящные искусства и магия

Накануне читал записи других пользователей и наткнулся на рассуждения относительно квантового бессмертия. Есть микромир, там существуют молекулы, атомы и элементарные частицы. Там не действуют законы физики, привычные для нашего мира, и частица может находиться в нескольких местах одновременно. Но когда мы пытаемся ее сфотографировать, она непременно находится в одной точке, потому что мы своим измерением ее изменяем. Фотография — это атака фотонами, и они, конечно же, изменяют микромир. Но вот мы получаем фотографию, где наша частица находится в определенном месте. И дальше как бы происходит магия, потому что вселенная делится на две практически идентичные, где действуют одни и те же законы физики, но которые находятся в различных состояниях. Эта теория называется многомировая интерпретация Эверетта. То есть в одной вселенной частица здесь, а в другой там.

Еще есть закон сохранения энергии, согласно которому энергия не может исчезнуть, она может только трансформироваться. Поэтому существует теория, что при смерти сознание трансформируется в твое же сознание в том варианте, где ты не умер.

И вообще, согласно квантовому бессмертию ты не умрешь никогда. Если вместо кота Шредингера посадить в коробку не кота с газом, а человека с револьвером, то можно проследить следующее. Радиоактивное вещество, которое распадалось бы с вероятностью пятьдесят процентов, с точки зрения внешнего наблюдателя эксперимента могло активировать спусковой механизм револьвера и убить человека, а могло нет. Но с точки зрения внутреннего наблюдателя эксперимента его сознание всегда бы оказывалось в том варианте, где вещество не распалось бы и револьвер не сработал бы, и участник эксперимента всегда бы оставался жив. То есть его сознание всегда бы переносилось в ту вселенную, где он не умер, сколько бы тысяч раз подряд он не проводил этот дурацкий эксперимент.

Может быть, я неправильно понял эту теорию, но согласно моей интерпретации есть мир, где мама не попала под завалы и выжила. Может быть, в этот день перед конференцией она встретила давнего знакомого, и они решили прогуляться. Катастрофа все равно произошла, но они оказались в безопасной зоне и наблюдали со стороны, как рушатся бизнес-центры. Их несомненно вывезли бы оттуда спасатели. Мама потом организовала бы сбор пожертвований для родственников погибших, так как она любила такие проекты и чувствовала бы свое соприкосновение с этой трагедией. Или, может быть, она никуда не ушла, но балки упали немного по-другому или же она сама была в немного другом пространстве, и они не встретились. Или мама вообще решила в этот день не ехать на конференцию. Например, я или папа страшно заболели бы или попали в аварию, и она срочно бы поехала к кому-то из нас в больницу. Или просто забыла о ней. На маму это совершенно не похоже, но чего только не бывает во всех этих множественных вселенных.

А вот лучший вариант, Роскосм лучше просчитал вероятность падения корабля, или Илон Маск все-таки предупредил об ошибке, запуск бы отменили, и две тысячи девятьсот сорок семь человек не погибли бы в этот день. Для мамы бы это стало бы лишь незначительным событием в ленте новостей о переносе запуска. И всем этим людям не пришлось бы переносить свое сознание в другой мир, потому что в этом их энергии уже нет места.

Где-то есть такие миры, но как в них перенести свое сознание? Вероятно, уже никак, потому что я проживаю в том уголке вселенной, где ее смерть уже случилась, и могу лишь перенестись туда, где не умер я, но все совершенно точно такое же.

Я прочитал еще одну статью, не связанную с квантовым бессмертием. Она о Кристин Чаббак. В тысяча девятьсот семьдесят четвертом году она совершила самоубийство в прямом эфире. Она вела программу и на восьмой минуте эфира узнала, что обещанный репортаж о стрельбе не может быть показан. Узнав об этом, Кристин Чаббак сказала:

«Поддерживая проводимую «Каналом сорок» политику, подразумевающую демонстрацию самой свежей крови и кишок в прямом эфире в полном цвете, вы станете первыми телезрителями, которым будет продемонстрирована попытка суицида в прямом эфире».

Потом она достала револьвер, приставила к виску и спустила крючок. Бам! Она скончалась в больнице. По крайней мере, в нашей вселенной. В другой же револьвер дал осечку или оператор успел остановить ее руку. А может быть, она сама передумала в самый последний момент. Но мы наблюдаем это событие снаружи, где Кристин Чаббак непременно мертва. Ведь она демиург только в своем мире.

Я подумал, если бы я принес револьвер на «Войну блюд», то сколько бы я ни стрелял себе в голову, я непременно бы остался для себя живым. Я бы мог рассказать о теории такого бессмертия телезрителям, Сол Август обожал, когда кто-то делился познавательными вещами в его шоу. Перед выстрелом я бы сказал: пока-пока, увидимся в другой вселенной. И если бы пуля все-таки раздробила мой череп, то моя смерть казалась бы крайне фантастичной.

Но мне никак не принести револьвер на «Войну блюд». И все это, конечно, глупости! Учитывая, что я умру только пятого мая, то я все равно в той вселенной, где револьвер бы не выстрелил!

То, что сделала Кристин Чаббак, можно назвать акционизмом и оправдать название моего блога? А квантовая физика для меня — магия. И вполне даже изящная!

Джел.

Глава 15. Тридцать секунд темноты

Черный Василиск, ты написал, что моя предыдущая запись похожа на смесь науки и фантазии. Ну и ладно! История-то хорошая.

Роза-Мимоза, ты надеешься, что о револьвере на телешоу я говорю несерьезно. Не переживай, это лишь идиотская шутка!

Двигаемся дальше, подберем хвосты историй. Капа позвонила папе, и он, выслушав о ее намерениях и достижениях, написал рекомендательное письмо с подписью одного из его коллег с ученой степенью. Я думал, что папа будет пытаться что-то узнать про Капу, раз я сообщил ему, что мы встречаемся (это, кстати, не так), но он держался с ней формально, даже называл на вы. Капа была рада, тем более что экзамены она сдала на высокие баллы.

Еще папа действительно устроил Тилю обследование в клинике. Только он туда не пришел. Мы с Касом должны были отвезти его, но когда пришли утром в его комнату, то не обнаружили там. Сколько бы мы не искали Тиля по улицам, не выпрашивали у его собутыльников, наши поиски не давали успехов. Его и до сих пор нет. Кас сказал, что бывало, что он пропадал и на несколько недель, так что сильно беспокоиться не нужно. Но я видел, что он расстроен, обследование в дорогой клинике будто бы внушало ему надежду. Я был уверен, что, когда Тиль вернется, мне удастся упросить папу еще раз организовать его обследование.

В том, что он исчез, виноват был я. Часть денег, что перевел мне папа, я отдал ему для осуществления его мечты, он сказал, что их будет достаточно. О самой мечте он так и не рассказал мне, но обещал, что я скоро сам все узнаю. А потом он исчез.

Иногда я думаю, Джел, ты — убийца. Вроде бы человек и сам кузнец своей судьбы, но может ли он нести за себя ответственность, когда у него плохо с головой? У Тиля было плохо с головой, ведь он продолжал пить алкоголь, когда у него был цирроз. Может быть, конечно, он был жив и сейчас отдыхает где-то в Сочи, но дурные предчувствия меня не покидали.

Я сказал Касу, что дал его отцу деньги, он тут же заключил: пропьет, но вроде бы говорил без осуждения. Я только не сообщил, что пить на эту сумму ему придется очень долго.

А теперь к хорошим новостям! Мы с Мирой собирались на съемки!

Она красилась перед зеркалом и считала, что это бессмысленно, потому что перед съемками ей могли сделать другой макияж, но все равно это делала.

— Ты все равно там будешь самой лучшей, — говорил Кас, он очень любил Миру.

— Парень дело говорит, — соглашался с ним Астерион. Он сидел на кухне, дожидаясь, пока мы закончим собираться, чтобы отвезти нас на съемки.

— Что я вообще делаю на телешоу? — нервничала Мира.

Капа говорила:

— Если бы не экзамены, я бы тоже могла поехать на кастинг! Меня тоже могли бы взять, потому что я связана с Джелом, а они любят набирать на шоу друзей или родственников. Я никогда не смотрела это идиотское шоу, но накануне прочитала про него. Обычно они набирают фриков и несколько нормальных людей. Ты из этой категории, чтобы разбавить происходящий трэш. Но нормальных часто сливают первыми.

— Самая большая беда в том, что теперь мне будет хотеться победить или дойти до финала. Ненавижу проигрывать!

Я пытался ее поддержать.

— Если ты будешь верить, что твои блюда лучшие, то они такими и будут, и ты обязательно победишь!

— Я даже готовить не люблю!

На самом деле я тоже жутко нервничал. У меня ведь был такой маленький опыт в кулинарии. Меня взяли из-за того, что я был сыном Камарии, наверняка на пробах были куда более достойные участники. Профессиональных поваров не брали на шоу, но там могли быть люди, которые занимались кулинарией всю жизнь. Я надеялся, что у меня выйдет не упасть в грязь лицом полностью, чтобы не зря занимать чужое место. Тем более в тот день у меня болела голова и ломило тело после некоторых наших с Касом экспериментов, таблетки едва помогали.

Астерион попытался поддержать меня, но мне это не понравилось.

— А вдруг ты, Гел, выиграешь, и это космически изменит твою карму, м? Пошел бы ты на кастинг, если бы не узнал это предсказание? Ты бы, как и Капа, сдавал экзамены, готовился к выпускному. Куда ты там хотел поступать? Политология? А станешь поваром, папа смирится и купит тебе ресторан. Другая же судьба!

— Ну да.

Кас вдруг сказал:

— Джелу не нравится тема того, что он может изменить свою карму. Джел решил умереть и повеселиться напоследочек.

Раньше Кас не говорил подобных вещей, я возмутился:

— Чего? О, Кас-психолог!

Он не стал спорить, только показал распальцовкой, что он крутой.

— Ничего я не решил, все решено за меня предсказанием. Я просто не верю, что моя карма исправляется.

Вышло не очень внятно, и Капа это тут же отметила.

— Будешь так же говорить на шоу, тебе найдут актера озвучки!

Они обладали удивительным свойством грубить и при этом оказывать поддержку.

Мира закончила с макияжем и подошла ко мне, приобняв за плечи.

— Ну вперед, сделаем этих обсосков!

— Дойдете до финала, она будет так говорить и про тебя, — сказала Капа.

Мира приложила ладонь к губам и сказала почти беззвучно, смотря на нее:

— Я уже.

Я, кстати, тоже подготовился ярко выглядеть перед камерой. Недавно я сделал татуировки на обеих руках с разноцветными орущими котами. Кожа еще не полностью адаптировалась, кое-где еще шелушилась, но скрывать их под одеждой я не собирался.

Мы поехали на съемки, и длились они целый день. Вот десять участников этого сезона.

Я.

Мира.

Та мать года, по совместительству танцовщица в клубе, которая, оказывается, родила дочь от известной личности, и боится, что ее похитят.

Девушка, которую похитил маньяк, работающая геологом и изучающая золотоордынские города.

Сектантка, поклоняющаяся Луне.

Парень, занимающийся 3D-моделированием.

Бывший летчик, получивший травму и увлекшейся выпечкой.

Космонавт, брат летчика.

Профессиональный косплеер.

Известная пианистка.

Если быть честным, ни с кем из них я не сумел сблизиться, атмосфера конкуренции мешала нам построить нормальное общение. Может быть, я почувствовал только нечто родное с летчиком. Ведь можно сказать, что я, как и он, получил травму и увлекся кулинарией. Но я бы не сказал ему об этих мыслях в лицо, потому что для такой мужественной профессии психологические травмы могли бы показаться смешными.

Мне бы следовало подружиться с космонавтом, чтобы с его помощью попасть на встречу с Илоном Маском, но у меня вышло перекинуться с ним только парой фраз.

Косплеер все время вычурно показывал эмоции, когда он радовался, то вскидывал руки, когда грустил — низко опускал уголки губ и брови и постоянно говорил слово «печалька». Я видел, что он жутко бесит Миру, но она старалась сдерживаться. Не знаю, так ли это на самом деле, но мне кажется, что в школе она таких била.

Сектантка тоже вела себя театрально, будто бы она играла злодейку в фильме. Она жарила мясо с кровью, резала его очень острым ножом и говорила жуткими интонациями. Она сказала мне:

— Ты отмечен Луной, она паразитирует на твоей жизни. Она израсходует ее до конца, но, напитавшись тобой, она утолит свой голод на некоторое время, и человечество сможет вздохнуть спокойно. Ты должен принести кровавую жертву ради людей нашей планеты.

Мне это немного понравилось, если уж умирать, то с пользой. То есть я считал, что принесу пользу, убив Илона Маска, но если я смогу помочь вообще всему человечеству, то это супер. Мне только не хотелось быть именно кровавой жертвой, потому что это звучало жутковато. Впрочем, Астерион мне сказал не придавать значения ее словам и назвал ее чокнутой в краину.

Парень, который занимается 3D-моделированием, вдруг начал всем рассказывать сексуальные подробности своей жизни, и мы все обалдели. Особенно растерялся Сол Август. Мы все отказались помочь постичь ему новый опыт, и он отнесся к этому с пониманием.

В ответ на это, девушка, которую похищал маньяк, рассказала, что после ее истории, вышедшей в эфир, ей стали писать извращенцы, которые сообщали, что это они были похитителями. Она попросила больше не делать этого, потому что она их всех сдала полиции. А потом она очень интересно рассказывала про раскопки.

Пианистка была скромной и милой. Она сыграла нам на фортепиано очень красивую мелодию, а потом сообщила, что это фортепьянная версия одной известной песни корейской поп-группы.

Космонавт все делал ей комплименты. А потом рассказал историю о своем друге, который погиб пятого марта на том самом космическом корабле. История вышла пронзительной, это был второй полет этого парня в космос, он был лучшим на курсе, недавно женился, а еще умел изображать свист любой птицы.

А его брат летчик сказал, что не очень-то верит в смерть. Я подумал, что он расскажет про квантовое бессмертие и что-то прояснит для меня. Но он сообщил, что иногда встречал в автобусах людей, которые давно должны были быть мертвы. Представления о смерти у людей удивительны. А еще он рассказал, что, когда его самолет попал в аварию и он лежал без сознания, то видел Экзюпери. Травма у летчика была черепно-мозговая. А потом он повернулся к 3D-модельеру и сказал, что если еще раз услышит подобную чушь про его извращения, то убьет его. Его речь пришлось порядочно запикать.

Мира же сказала прочувственные слова:

— В школе я всегда побеждала на спортивных соревнованиях. Когда я играла во что-то с друзьями, победа не всегда была за мной, но удача часто была на моей стороне. Однажды я судилась с матерью за имущество, и я тоже выиграла. Звучит ужасно, я понимаю. Но мои родители никогда не приносили в семью деньги, не занимались воспитанием детей, они даже не были заняты собой в том смысле, в котором об этом говорят обычно, они бухали и веселились. Я самая старшая, и я взяла на себя ответственность за воспитание братьев и сестры. Это было нелегко, после школы я устраивалась на малоквалифицированные работы, нигде не строила карьеру. Сейчас я работаю в колл-центре, а мне почти тридцать, и я ни в чем по-настоящему себя не попробовала. Все мои победы остались на школьных соревнованиях. Сейчас младшая из моей семьи заканчивает школу, собирается поступить в институт, и у меня наконец больше не останется оправданий, чтобы понять, чего именно я хочу от жизни сама. Попасть в шоу — уже победа, я получила свой золотой билет на шоколадную фабрику. Это счастливая случайность, меня сюда затащил Джел, который недавно поселился в моем доме при странных обстоятельствах. Теперь мне нужна реальная победа, добытая своими силами, и если я вдруг выиграю в этом шоу, то это, наверное, будет означать, что у меня в жизни действительно все будет зашибись.

Кроме этой речи Мира запомнилась еще одним моментом. По мелочному поводу она снова подралась с той же женщиной с кастинга. Потому что Мира настроилась выиграть, а драки всегда повышают рейтинг участников среди телезрителей.

Я в основном говорил про маму и свое предсказание. Но мне кажется, что мои речи вышли не самыми интересными, потому что я пытался сосредоточиться на блюде, вложить в него всю душу, как и советовал Сол Август.

Он сказал мне одну очень поддерживающую вещь:

— Иногда мы точно знаем, что нашему гостю не понравится та треска, которую мы готовим, ведь он вообще не любит рыбу. Но какой бы результат не ждал нас в конце, если нам по-настоящему нравится наш рецепт и мы получим удовольствие от приготовления, то кара в виде критики в конце того стоила. А может все случиться и так, что именно благодаря нашей треске наш судья вдруг полюбит рыбу.

Я старался изо всех сил, но блюдо у меня получилось «неплохое». Темой сегодняшнего шоу были пироги, я готовил черничный, и Сол Август поставил ему шесть баллов из десяти.

— Это то, что я ожидаю от черничного пирога, он не разочаровывает, но, к сожалению, изюминки в нем не чувствуется.

Я был немного расстроен и пытался убедить себя, что процесс того стоил.

Самую высокую оценку неожиданно получил пирог косплеера. Его вкус был на высшем уровне, к тому же он выглядел картинно красивым. Косплеер рассказал, что он придумывает рецепты для еды из аниме, поэтому внешнему виду он уделяет особо внимание. Он получил десять из десяти.

На втором месте оказалась Мира, ее луковый пирог получил девять из десяти баллов. Я видел, что ее ненависть к косплееру только растет.

Хуже всего справился летчик, его пирог вообще сгорел. Мне было особенно обидно за него, ведь после травмы он считал своим хобби не просто кулинарию, а именно выпечку.

Но оценки блюда от Сола Августа не определяли того, кто не попадет в следующее шоу. Все зависит от голосования телезрителей, конкурсант с наименьшим рейтингом покинет шоу.

Когда мы с Мирой выходили со съемок я был немного расстроен, а она злобно воодушевлена.

— Теперь я поняла, почему я прошла в шоу, милашка Сол Август предложил мне с ним прокатиться. Ты что, реально думаешь, что я согласилась ради победы?

Я ничего такого не думал, Мира сама все придумала. Но честно признаться, я бы очень обрадовался, если бы у меня была возможность провести больше времени с Солом Августом.

— Нихера! Я таких ем на завтрак. Это не повлияет на мою победу, я все равно прорвусь и перегоню этих лохов. Блюдо из аниме, ну что за ересь?!

Мне было немного грустно, оттого что моя мечта выступить на «Войне блюд», исполнилась. То есть мне как бы больше не о чем было мечтать, кроме как об убийстве Илона Маска и о новом кайфе. Конечно, я мог мечтать о том, чтобы получить на следующем шоу оценку десять из десяти или о том, чтобы дойти до финала, но в тот момент у меня не получалось настроиться на это. Забегу вперед и скажу, что теперь я снова воодушевлен следующими съемками, потому что главное — это получить удовлетворение от процесса приготовления этой рыбы.

Но тогда я вышел немного грустный, был, наверное, молчаливее обычного, снова разболелась голова. Мне немного нравилось смотреть за Мирой со стороны, как она и радуется, и злится, и как все ее слушают. Капа и Кас весь день гуляли по Москве, сходили в кино и побродили по торговому центру. Они поссорились и даже почти подрались, согласно рассказам Капы, поэтому держались немного ершисто друг с другом, хотя и оба были рады Мире. Астерион ездил на работу, но успел вернуться к нашему выходу. Именно он предложил съездить на смотровую площадку Останкинской Башни. Я подумал, а выше ли она той, что была в одной из высоток Москва-Сити?

— Тебе ок? — спросил Кас, будто прочитав мои мысли.

Я кивнул.

— Не беспокойся, это не такая уж большая высота для такой телезвезды, — сказала Капа, поддев меня локтем.

На площадку нужно было подниматься в лифте, нам повезло зайти в него только впятером. Он был скоростным, весь металлический и блестящий, словно цинковый гроб. Ехать в нем сначала было здорово. Но как это часто случается с людьми, которые чего-то боятся, на верхнем этаже двери не открылись, свет погас, и мы остались в темноте в замкнутом пространстве.

Тогда я подумал: началось. Новая катастрофа, снова взрывы, падающие стены, давка. Я вроде бы не беспокоился о себе, я подумал о том, что все, кто едет в этом лифте, мне дороги и они могут погибнуть, они будут лежать в больнице, а потом их сердца окончательно остановятся, несмотря на все проводки, подключенные к ним. Я почувствовал, как сознание уплывает от меня, сердце забилось, словно рыбка, выброшенная на сушу, меня всего будто вжало в стенки лифта. Я думал, что лифт сейчас полетит вниз, я сам стал сползать по стене, как вдруг почувствовал поцелуй на своих губах. Он был коротким, но он привел меня в чувство.

На самом деле это было не тридцать секунд темноты, думаю, прошло гораздо меньше. Никто не заметил мое паническое состояние, и даже Капа делала вид, что ничего не произошло. Потом мы смотрели на панораму сверкающего города, раскинутого под нами, и было вновь очень здорово. Казалось, что каждый из нас способен на все что угодно, и мы все — короли этого мира.

Вся эта меланхолия не имеет никакого значения. Главное — это телешоу, и все-таки, несмотря на оценку шесть из десяти, оно удалось.

Звезда «Войны блюд», Джел.

Глава 16. Знаки с болот

Иногда перед моими глазами мелькают картинки чего-то влажного, мягкого, сочащегося и булькающего. Его так легко разворошить, выпотрошить, выжать, раздербанить на ошметки, схватить зубами и дернуть. Это не болота, но если представить его зеленого грязного цвета, лишить его алости, то это может быть болотом.

Такие картинки приходили ко мне все чаще, они сопровождались грудной тоской. Мне думалось, что это чувство навсегда покинуло меня. Оно было со мной практически всю весну, это было объяснимо, но потом оно прошло. Это состояние было мне несвойственно, я всегда веселился и улыбался, и я не ожидал, что оно будет ко мне возвращаться. Оно не развернулось во мне полноценно, сейчас очень легко было прогнать его. Например, когда я был с Касом или с кем-то другим, я практически забывал об этом чувстве. Раньше я мог остаться один и отвлечься от него кулинарией, я много готовил, это почти единственное, что я делал, когда ни с кем не общался, но теперь эти неприятные чувства появлялись у меня и когда я стоял за плитой. Я смотрел на конфорку с напряжением, как умалишенный, ожидавший, что она что-то мне поведает. С ножами была еще большая беда, но все это происходило только в моей голове, потому что я ни разу не порезался, не сделал ничего импульсивного. Честно признаться, мне было стыдно за эти мысли, они прилипли ко мне, как мухи, но я знал, что смогу их отогнать.

Мы сидели с Касом на трубах теплотрассы. Было солнечно, ветер дул приятно, он колыхал ветки деревьев, нависавших над нами. Тени рябили так, будто кто-то сверху прокручивал черно-белый калейдоскоп. Рядом была спортплощадка, на которой дети играли в футбол. Я ел мороженое, Кас пил энергетик.

Он говорил:

— Я, наверное, не хочу всю жизнь заниматься нелегальной работой. Если Мира узнает, она расстроится.

— Только поэтому?

Мороженое мне досталось подтаявшим, оно все текло и пачкало меня. Я уже обалдел от этой липкости. Я взял энергетик Каса, чтобы запить его, на железе банки тоже осталось мороженое. Значит, мой рот был весь измазан им, очень некстати для серьезной темы разговора.

— Не-а, не только. Я раньше будто бы и не задумывался о смысле жизни. Вот тебе осталось жить меньше года, и ты хочешь сделать кое-что великое и жертвенное в твоем понимании и получать удовольствия. Если бы мне оставалось жить год, я бы тоже предался бы этому… гедонизму. Но я не уверен, что смог бы выдумать себе великую цель. А типа если у меня есть вся жизнь?

Когда он говорил, то старался не смотреть на меня. Может быть, он даже немного стеснялся своих слов. Я не думал, что такое чувство ему знакомо, он казался мне непоколебимо уверенным в себе.

— По крайней мере, это может быть так, ведь ты не знаешь, когда умрешь.

— Ну да. Тогда удовольствия вроде как отпадают. Когда остался год, то ты, только не обижайся, снимаешь с себя ответственность, думаешь, все равно ты ничего не успеешь добиться, но хоть покайфуешь. Но если вся жизнь, то будто бы есть время развернуться, добиться какой-то цели. Будто все пути перед челом открыты, и ты можешь стать кем угодно. По крайней мере, так говорил один коуч-тренер, которого смотрела Мира.      

— Не слушай их, они все там применяют НЛП.

— То есть можно по-крупному облажаться на пути, но это все равно круче, чем болтаться, как говно в проруби, без цели, да?

— Да, в самом деле! И до предсказания у меня была цель, хоть и не до конца сформулированная. Я думал пойти в политику и, как и мама, бороться с социальным неравенством. То есть она больше именно помогала людям, а мне бы хотелось менять сами порядки. Но это все уже неважно, да и слишком идеалистично.

— Звучит классно.

Он наконец посмотрел на меня.

— Но ты не знаешь свою цель?

— Не, нифига. То есть я думал, почему я пошел разводить лохов на кровь? Во-первых, мне нужны были деньги. Мира нас много лет обеспечивала. Она об этом даже в шоу рассказала. Но я это понимал и раньше, поэтому лет с пятнадцати работаю тут. Во-вторых, это круто. Но разве Мира для того положила свои годы жизни, чтобы я когда-нибудь сел за то, чем занимаюсь? Будто будь она мамой, было бы не так стыдно, сестра-то вообще не обязана тебя обеспечивать, верно?

— Я плохо понимаю тонкости финансовых отношений.

— Думаю, ей это вообще не уперлось. Круто, окей. Но я понтуюсь, считай, только перед самим собой, ну и перед тем, с кем работаю. Я даже тебе не сразу сказал. Да и денег, на самом деле, это приносит не так много на моей позиции.

— Как будто вообще нет смысла оставаться на работе, за которую тебя могут посадить.

— Но мне это нравится. Меня немного прикалывает власть над людьми и обводить их вокруг пальца. Но это же не единственные вещи, которые мне нравятся. Я же не настолько ограниченная личность, да?

Мне захотелось его поддержать.

— Конечно, нет! Тебе нравится еще слушать рэп и немного сочинять музыку самому, ты любишь фильмы ужасов, огонь, ухаживать за тяжелобольным папой. Ты любишь острую еду, смотреть передачи про крокодилов и акул, а, значит, вероятно, и их самих. Тебе нравится водить машину, быть уверенным и решать за кого-то! Ты любишь свою семью, друзей. Ну, друг у тебя, конечно, только один, но я думаю, ты бы был верен всем своим друзьям. Тебе нравится слушать мои истории про смерть и гулять. Короче, их куча, вещей, которые ты любишь, я просто собрал с поверхности.

Кас посмотрел на меня удивленно, в руках он вертел телефон, на нем было открыто приложение с заметками.

— Круто. Когда я составлял список того, что я люблю, я написал только два пункта. Властвовать. Наебывать.

Кас попросил меня повторить то, что я сказал, я придумал и другие вещи, он все их записал в свои заметки и в целом был доволен своим списком.

— Короче, тот коуч-тренер сказал вот что: для того чтобы исполнить свою цель, нужно поставить точный срок ее выполнения и определить меру исчисления и количество. Типа ты не просто хочешь заработать кучу денег, а ты хочешь заработать миллион рублей к тридцать первому декабря. Тогда у тебя все точно получится. Я пока не определился, что именно мне нужно, но пока моя цель звучит так: через месяц сформулировать цель своей жизни в количестве одной штуки.

Кас восхитил меня своей серьезностью подхода к этому вопросу. Мне по-настоящему казалось, что у него все должно получиться.

— Параллельно я буду по-тихонькому пытаться найти пути ухода из бизнеса. Потому что если моей целью не окажется стать боссом мафии, то нелегалка мне, скорее всего, помешает.

Я обрадовался за него, ведь меня все-таки немного напрягало то, чем он занимался. Но еще я испугался за него.

— Слушай, а из твоего бизнеса же не выходят только вперед ногами? Тебя же не убьют?

— Не бойся, все будет окей.

Но в самом деле я эгоистично распереживался и за себя. Не сильно, но все-таки я подумал, а вдруг, если Кас порвет с бизнесом, то у него не останется связей, чтобы купить то, что заставит меня балдеть. А еще он может не суметь достать оружие для убийства Илона Маска.

— Кас, нам нужно ускориться. Я хочу попробовать артиллерию потяжелее.

— Не кипишуй. Жди.

— Нет, серьезно. Я хочу попробовать все, прежде чем всерьез взяться за план убийства.

— Подожди еще.

— Но мне правда это надо! Я мог бы подумать, что ты не знаешь, где достать, но мне кажется будто, что ты специально откладываешь!

— Не.

— Да! Кас, такое ощущение складывается!

— Это херня может добить тебя раньше, чем пятого мая. Она снесет с тебя башку. Сломает волю, захерачит человечность, самоуважение. Ты не сможешь разработать план про Илона Маска, ты даже не захочешь этого делать, потому что твои мысли будут посвящены только тому самому.

— Кас, нет! Я же не собираюсь на этом сидеть!

Кас оставался спокойным, но говорил немного громче.

— А кто, блин, собирался? Джел, ты мне скажи, ты хочешь убить Илона Макса по-настоящему? Ты говорил, что готов для этого сделать все, что угодно. Так откажись от этой охренительной саморазрушительной идеи.

И тут прямо в живот Каса со шлепком на полной скорости влетел мяч с соседней площадки. Кас даже пошатнулся, он пояснил потом, что это от неожиданности, а вовсе не от боли.

И в тот момент мне пришла ужасная мысль: я бессмертен в течение года, а Кас нет. Однажды он рассказывал, что у них там под мостом были перестрелки. И Кас может оказаться в еще одной такой, и уже пуля может попасть в него, как этот мяч. А еще он может принять не то количество вещества вместе со мной и тоже умереть. Или человек, из которого он будет качать кровь, окажет настоящее сопротивление. Или его поймают полицейские и убьют в тюрьме. Есть множество поводов умереть.

Кас ни о чем таком не подумал, он спокойно подобрал мяч с земли и кинул ребятам за забор. Он не держался за живот, вел себя как ни в чем не бывало.

— Что с лицом, эй?

Мне пришла еще одна мысль.

— Почему, когда я спросил тебя о том, не убьют ли тебя, ты не ответил однозначно «нет», ты просто велел мне не беспокоиться?

— Чего?

— Когда ты сказал, что хочешь уйти с работы, я спросил…

— Да я понял, о чем ты говоришь. Это типа и подразумевалось, что нет, не умру. И разве я именно это не сказал?

Сейчас, пока я пишу, я еще раз убеждаюсь, что он сказал именно так, как я написал в блоге, — не беспокойся. Все это встревожило меня, и совершенно не зря, как оказалось потом.

— Просто это странно, что ты не произнес фразу: я не умру.

Кас нахмурился и посмотрел на меня вовсе не с выражением, насмешливо указывающим, что я несу чушь, а с беспокойством, что я это делаю. Впрочем, даже я в тот момент подумал, что просто перенервничал из-за этого мяча, который напугал меня своей резкостью.

В этот день мы рано пошли домой, Кас казался загруженным, видимо, ему так сильно не понравились мои слова, или же он думал, как выйти из бизнеса. Я предлагал ему помощь, чтобы он раскрыл структуру своей организации и мы бы вместе подумали над планом, но он снова лишь сказал не беспокоиться об этом.

Когда мы пришли домой, Мира практиковалась в выпечке и говорила по телефону с одним из своих братьев.

— Цефей, ты видел эту новость? В этот раз послание звучит жутко готично. Сегодня же сделай принты для футболок, будь, блин, самым актуальным!

Цефей жил в Ленинградской области, там у него были отношения, он занимался продажей футболок и сумок с разными самодельными принтами. Нельзя было назвать его особенно успешным, но на жизнь хватало.

Я сразу понял, о каком послании идет речь. Я врубил телик и попал именно на него. Транслировалось спутниковое изображение Луны с выстукиваемым ритмом, она говорила азбукой Морзе, которую я хотел всегда выучить и не выучу уже никогда. Внизу была надпись с переводом.

«Приводит смерть. Разукрашивает мир ярко».

И я тогда сразу все понял, Луна говорила именно обо мне. Я никогда не думал, что могу оказаться из тех, к кому обращалась Луна. Это было волнительно и ответственно, она сказала мне слова, возможно, предупредила о чем-то, а я теперь мог неправильно интерпретировать ее послание.

Кас посмотрел на меня, и я сразу увидел по его глазам, что он тоже все понял. Даже Мира поняла, она сказала мне уходить с кухни, когда я хотел посмотреть, что она готовит.

Совершенно точно должен умереть Кас, потому что я привожу за собой смерть. Луна через предсказателя указала мне на мою смерть, а теперь давала шанс выжить Касу, если я поступлю правильно. А я ведь был таким хорошим учеником в школе, я должен все продумать и принять правильное решение, чтобы не принести ему смерть.

И мне кажется, что я все понял. Ночью я был в комнате один, Кас снова ушел работать. Я крутил в руках его кастет, мне казалось это дурным знаком — прикасаться к его оружию, но не мог остановиться, потому что нервничал. В соседней комнате спала Капа, я мог к ней пристроиться и немного успокоиться, но я в то же время не хотел, чтобы моя нервозность уходила. Мне нужно было понять, как не принести смерть, как сказала Луна. На фоне я включил запись ее послания, крутил его по кругу и искал подсказки в комнате. Я решил перебрать вещи Каса, они все были грязными, а на одной из его толстовок я нашел след крови. Это был плохой знак, он встревожил меня только больше.

Убравшись в комнате и так и не придя в себя, я решил попробовал лечь спать, чтобы подумать об этом утром. Я корил себя и боялся, что иду на поводу у неких сил, которые заставляют меня отложить решение проблемы, а потом обнаружить, что уже слишком поздно. Но все-таки дал слабину и лег в постель.

Когда я лежал с закрытыми глазами, мне показалось, что кто-то зовет меня по имени тихим шепотом. Его не было в комнате или снаружи, но кто-то делал это.

Джел, Джел.

Конечно, я ни за что бы не поверил, что у меня могут быть голоса в голове, и это были не совсем они. Это был знак, кто-то (вероятно, Луна) хотела, чтобы все случилось именно так, как дальше.

Все спали, было темно, только ползал свет по потолку от проезжающих мимо машин. Я хотел налить себе воды, как вдруг четко осознал, что в коридоре кто-то есть. Включив свет, я обнаружил там Тиля. Ура, вот нашелся, так я подумал в тот момент.

Он выглядел радостным, но будто бы немного желтее и чуть более тщедушным, чем обычно.

Тиль зашептал мне радостно, приблизившись ко мне.

— Ты сделал меня счастливым! Как никогда, сынок!

И я уже тогда подумал, что, может быть, для Тиля я разукрасил мир ярко? Он прошел на кухню особенно резвым шагом для своего состояния и выпил стакан воды, который я налил себе.

— Ты за кровью?

— Само собой, разумеется. Но не только! Ты хочешь, чтобы я тебя сделал счастливым?

— Я счастлив!

— А я тебе покажу концентрацию истинного счастья. Я обычно не предлагаю такое совсем юным, жалко их, но раз уж нам обоим скоро придется прибыть на тридцать пятый километр шоссе Талси — Слока, то ты можешь сделать это сейчас.

Я тогда не понял, что это за шоссе. Но теперь я пишу блог, и я все понял. Да, видимо мы с ним действительно выехали на это шоссе.

— Кас слюнтяй, он все равно тебе этого никогда не даст. А у меня оно есть. Настоящее счастье.

Тиль показал порошок. Все складывалось один к одному, именно сегодня я обсуждал эту тему с Касом, и своими деньгами я действительно раскрасил жизнь Тиля. Я подумал, я могу все-таки не принести смерть, если уеду отсюда.

И вот мы Тилем в междугороднем автобусе, который должен нас увести далеко. Он сейчас спит, улыбаясь во сне, потому что перед посадкой я напоил его своей кровью. Я еду к счастью, и тем самым я спасу Каса. Я уверен, что я найду лазейку, чтобы обойти предостережение Луны, и вскоре увижусь с Касом опять, но пока я делаю все возможное. За окном рассвет, мелькают поля, а я дописываю свой блог.

Приводит смерть. Разукрашивает мир ярко. Джел.

Глава 17. Мать и сын

Последнюю запись я делал еще летом, а теперь уже осень. Спасибо, что писали комментарии, переживали обо мне. Роза-Мимоза, ты тоже не заходила несколько месяцев на сайт, но, если ты вернешься, знай, что со мной все хорошо.

Это правда. Были очень нехорошие дни, грязные, больные, ненужные, но сейчас все в порядке. Я чист, я лечусь уже дома. Скоро я упрошу папу пустить меня обратно к Гуляевым, если они меня примут, но Кас меня ждет, несмотря ни на что, он говорил. Если не получится договориться с папой, то придется уехать без его ведома, но мне бы сейчас не хотелось начинать новую войну. Он все время на работе, и я почти его не вижу. Я много сплю, а он приезжает поздно и уезжает рано. Мне казалось, что раньше он так много не работал. Я дома с Фелис, но она меня не трогает, мы стараемся не пересекаться. Иногда я сижу на веранде с сигаретой в зубах, а она гуляет по двору с моим братом в коляске или бросает фрисби нашей собаке. Помпей до сих пор тоскует по маме, но полюбил новую хозяйку. Иногда Фелис греет бутылочку с молоком на кухне, а я иду к холодильнику за йогуртом. Порою я смотрю телевизор, и она деликатно просит меня сделать звук потише, и тогда я надеваю наушники.

Приезжает Астерион, мы с ним ходим гулять по лесу. Я не понимал раньше, почему он ко мне так прилип, думал, что он ездил ко мне в Сириус из-за Миры. Но он не прилип, он привязался. Я — то, что осталось у него от моей мамы, а она была его добрым другом, который устроил его жизнь.

Кас тоже приезжал. Но у него сейчас большие дела, ему некогда стоять в очередях за пропусками. Но он сказал, что ждет меня.

Папа считал, что, если я вернусь к Гуляевым, я тут же сорвусь. Но это неправда, Кас никогда не приносил мне ничего тяжелого, а теперь сказал, что не будет ничего вовсе. А Тиля больше нет. Там безопаснее, потому что даже тут дома я иногда думал про одного известного музыканта по соседству, про которого говорили, что он принимает это.

Мой врач говорит, что вернуться к блогу — хорошая идея. Он мне посоветовал не писать об этой теме, не пытаться передать ощущения в словах. Врач говорил, напиши о чем-нибудь хорошем, Гел.

И я напишу о чем-нибудь хорошем. Моим подписчикам может быть интересно, что же происходило со мной эти месяцы, но я сначала напишу о чем-нибудь хорошем, а там посмотрим.

Однажды летом, когда я был совсем маленьким, на пруду недалеко от нашего поселка кто-то построил плот. Он был привязан к берегу канатом, перекинутым кольцом к свисающей березе. Мы гуляли с мамой вдвоем, и мне очень захотелось на этот плот, когда я его увидел. Он казался здоровским, внизу были пустые баллоны, сверху бревна, с одного края была вбита вертикальная балка, к которой был привязан брезент, он как бы складывался в палатку. Мама помялась немного, это было чужое изобретение, но в итоге согласилась забраться на него. Она повесила свою сумку на ветку дерева, мы сняли обувь и носки, засучили штаны, во всем этом таилась какая-то магия. Берег был в тени от березы, поэтому глина и песок под ступнями казались холодными, даже неприятными. Я жмурился и смотрел на маму, она подняла ногу с грязными пальцами, показывая, что она тоже обращает внимание на то, что у нее под ногами. Я тоже так сделал, и шлепнул поднятую ступню о голень другой ноги, на ней остался коричневый след.

Вода у берега казалась прозрачной, я тогда вспомнил, что в пруду могут водиться пиявки, я даже подумал, что зря я упросил маму забраться на этот плот, но не сказала ей об этом. Я нервничал, оттого смеялся, рассматривая воду вокруг и хватая маму за руку. Пиявок не было, но я увидел большого черного жука, которому не удалось меня испугать. Мама полезла первая на плот, она отпустила мою руку, и я остался один в воде. Конечно, я давно не ходил с мамой за руку, я был для этого слишком большим, и в воде держал ее только потому, что боялся пиявок, но в тот момент, когда она отпустила меня, мне стало страшно. Я испугался вовсе не пиявок, а того, что она уже на плоту, а я все еще стою в воде. Но этот момент был недолгим, вскоре она протянула мне даже две руки, и я забрался на плот за ней.

А вот плот уже был нагрет солнцем, мы переползли по теплому дереву на тот край, где была палатка, и стали смотреть в воду, где она уже не казалась такой прозрачной, а дно было темным.

— Плавать здесь нужно очень осторожно, — пояснила мама, — Иногда кажется, что очень мелко, а потом ты уже не чувствуешь дна.

Мама всегда давала всему шанс: она не сказала, что плавать здесь опасно, она сказала, что плавать нужно осторожно. А папа мне как-то рассказывал: в воде может быть омут, он затянет тебя вниз.

В один из таких я сейчас попал, оказался в самом низу и даже не видел бликов света над головой. Но сейчас я снова над поверхностью и могу вдохнуть.

А тогда дышалось очень легко. На солнце мой нос грелся, кажется, я тогда только-только отошел от простуды. Мама тогда тоже будто бы об этом вспомнила, она щелкнула меня по носу, и я засмеялся.

— Если снова заболеешь, никому не говори, что мы с тобой лазили в воду. Но вроде бы тепло.

Вдалеке вода блестела белыми бликами, был виден противоположный берег, заросший деревьями. Мы болтали ногами в воде.

— Когда я вырасту, то стану капитаном корабля, — озвучил я мысль, которая только-только пришла мне в голову. Мама весило вскинула брови, будто бы она правда была поражена этой идеей.

— И что же ты там будешь возить?

— Тебя!

— Меня? Меня одну? Не слишком ли мне много корабля для одной меня? Может быть, тебе тогда лучше править лодкой?

Но мне хотелось водить именно корабль. Я понял, что ее одну возить — это слишком мало, поэтому нужно было положить на свой корабль что-то еще, что мне тоже нравилось.

— И апельсины буду возить! Тебя и апельсины!

— Так значит ты станешь капитаном южных морей, здорово тебе!

Я подумал о том, что кроме юга мне нравится еще и север, поэтому я сказал:

— Еще я буду альпинистом!

Я стал перечислять все возможные варианты моего будущего, кем бы я мог стать или чем увлекаться, и все их мама одобряла.

До того, как я решила поступать на политологию, я думал и о факультете психологии. Мама одобряла оба варианта. Он говорила: ты можешь стать кем хочешь. Я стал кем хочу лишь отчасти. Мне хотелось попробовать опасные удовольствия, но мне не хотелось, чтобы все вышло именно так. Мама бы не одобрила такой выбор.

— Мне так хорошо! — сказала мама, обняла меня за плечи и поцеловала в затылок. Она смотрела на меня и морщилась от солнца, я тоже морщился, но от удовольствия.

А потом вдруг плот поплыл. Канат соскользнул с березы, его край съехал в воду, и мы поплыли. Не очень быстро, но все-таки нас вело. Я тогда представил, что мы вовсе не на озере, а в океане, и нас с мамой унесет далеко-далеко, но я этого не устрашился. Мама тоже не испугалась, мы стали с ней грести руками, но у нас ничего не получалось, нас относило только дальше. Тогда она спрыгнула в воду, схватилась за канат и вытянула плот снова ближе к берегу. Я все спрашивал маму, как мог отвязаться канат, а она вдруг со странным напряжением посмотрела вглубь леса. Я тогда почему-то подумал, что на краю леса была Смерть. Не хулиганы, не ведьмы и даже не маньяки, а именно Смерть. Мама сказала, что, вероятно, канат был плохо привязан, и я ей все-таки тогда поверил.

Это воспоминание теперь все время крутилось в моей голове. Вроде бы в нем не было ничего особенного, но я запомнил его детально. Хотя теперь я не мог с точностью сказать, что в нем не было никакой фантазии, ведь за годы воспоминание могло обрасти несуществующими деталями.

Она сильно любила меня. У нее было полно дел, обязанностей, но она уделяла мне много времени. Мама вообще любила людей, а меня особенно. Я всегда был к ней привязан, никогда не отдалялся и не стыдился. Мне кажется, что практически все подростки в какой-то момент стесняются общения с родителями, я же не прошел этот этап. Может быть, если бы я держал большую дистанцию, то не сошел бы с ума, когда все случилось.

Папа говорит, что у меня психическое расстройство. Кас говорит, что это он не уследил, когда мне стало хуже. А я немного расстроен, что так бездарно потратил последнее лето, которое мне осталось. Ведь другого не будет, никаких больше тепленьких деньков. А у меня ведь еще большие планы, я их не оставил.

Фелис сидит на широких деревянных качелях во дворе, рядом стоит коляска. Она уже в куртке и в смешной шапке с пушистым белым помпоном. Ее волосы совсем светлые, у Яромила они такие же. Дети могут темнеть, но он совсем беленький, это ее кровь. Я, мама и папа — все темноволосые. На коленях у нее учебник, он называется «История политических и правовых решений», Фелис хочет когда-нибудь заседать в Думе. Ребенок просыпается, плачет, она откладывает книгу и наклоняется к коляске, о чем-то воркует с ним.

Я сижу на веранде с ноутбуком, вспоминаю маму, смотрю по сторонам. Это небольшой отдых, короткий перерыв. Кас говорил, что нужно поставить себе цель, срок и меру исчисления. Я даю себе еще пять дней на отдых, а потом я вернусь к Касу и его семье, потому что там мне лучше всего, и вроде бы меня там примут. Я — в количестве одной штуки. У меня должно снова повыситься настроение, потому что я не хочу провести чуть более полугода в загруженном состоянии. Я и так много времени пропустил зря, но такое случается наверняка и с теми, у кого большая длинная жизнь? Телевизор, компьютерные игры, нелюбимая работа. Но я умею любить жизнь, поэтому я справлюсь.

Точно-точно.

Стопудово!

Снова с вами, Джел.

Глава 18. Последний лорд осени

Спасибо всем, кто написал. Я понимаю, что этот вопрос от моего читателя был риторическим, но все-таки я отвечу на него. Куда смотрел мой папа? Я совершеннолетний, ему не нужно за мной смотреть. Мне нужно учиться принимать ответственность за свои поступки, иначе, когда меня не станет, окружающим меня людям будет очень плохо. А тот, кто написал, что я дурак, тот прав.

Хотя мой психолог говорит, что не стоит концентрироваться на чувстве вины. Он советует рассмотреть все факторы, которые меня привели к итогу, признать свои собственные ошибки и согласиться, что были факторы, которые повлияли на события, но не были зависимы от меня. Он говорит, что ему нравится разбирать со мной эту проблему, со многими вещами он сталкивается впервые. Я с ним занимался сегодня утром и рассказал о том, что веду блог, и он тоже счел хорошей идеей продолжить его. Он тут же добавил, что, может быть, я лучше бы смог осознать свой опят этого времени, если бы описал и его. Я согласился с ним и почему-то не сообщил, что врач, наоборот, советует этого не делать.

Сейчас я думаю, почему я этого ему не сказал? Может быть, я хотел прикоснуться к своим ощущениям снова хотя бы мысленно? Если это так, то это может послужить причиной для срыва, которого все вокруг меня так боятся. Я тоже боюсь, конечно, поэтому я буду стараться обходить описания кайфа. Но историю все-таки расскажу.

Возможно, я помню ее не так отчетливо, как мог бы написать в момент событий, ведь когда я перечитал свою последнюю летнюю запись, то был удивлен деталям, о которых я совершенно забыл. Например, я так и не до конца понял, как мяч, попавший Касу в живот, предвосхитил его смерть, и почему в этом так велика моя роль? Но я точно помню, что сидел в автобусе с отчетливым ощущением, что мой отъезд его спасет.

Мы ехали с Тилем в автобусе, я смотрел в окно, и в голове у меня было много-много мыслей. Я думал будто бы обо всем на свете сразу, многие идеи казались мне пугающими, а некоторые смешными. Помню, над некоторыми я даже посмеивался. Но при этом у меня не было потребности делиться своими мыслями с кем-либо, я переживал их сам, поэтому я не заговаривал с попутчиками и вел себя почти тихо. Правда, я много крутился на сиденье, иногда даже вставал и ходил по салону, за это мне делали замечания, это я помню. За окнами тянулись бесконечно длинные провода, леса сменялись полями, а те — деревнями и поселками.

Тиль спал или выглядел так, будто спит с открытыми глазами, но если я к нему обращался, он всегда отвечал. Ему было хорошо и спокойно, а если он вдруг начинал нервничать, мы выходили с ним на остановке, он оставлял меня у дороги, а сам шел куда-то за гаражи или в перелесок и делал то, что потом стал делать я. Он говорил, что мне рано, но когда мы приедем, он обязательно покажет мне настоящее счастье. Честно признаться, я даже не знал, куда мы должны были приехать, но доверял ему полностью.

На одной из первых таких остановок у меня вытащили телефон из кармана. Тиль тогда сказал, что мне повезло, что еще кроссовки не сняли, ведь они тоже фирмовые, и я подумал, да, мне повезло. Скорее всего, я тогда даже подумал: мне повезло! Тогда он был в особенно хорошем настроении, пошел на барахолку и купил мне дисковый плеер на батарейках и несколько дисков. Я тогда снова сильно удивился, что такие еще можно найти. Теперь я думаю, что, может быть, магнитофон Каса и плеер Капы — его подарки, и это ему нравились ретромузыкальные принадлежности. У меня в дороге появился плеер, я постоянно его слушал и крутил головой в такт так активно, что иногда меня даже начинало тошнить. Изредка Тиль брал у меня один наушник и в основном перематывал на песню Цоя «Последний герой». Я выучил весь текст наизусть, и потом она крутилась в моей голове почти все это время. И несмотря на то, что дети Тиля считали его никчемным алкоголиком и только Кас продолжал о нем заботиться, я понял, что для самого Тиля его образ как раз как последнего героя. Да и я в эту поездку видел в нем нечто геройское, свободное и лихое.

Потом мы приехали. Это был один из крупнейших городов Луны далеко-далеко от Москвы. Он был даже суматошнее, чем Сириус, здесь было больше торговых центров, ресторанов и магазинов, тут можно было постоять в пробках на светофорах. Мне понравился этот город, мне хотелось посмотреть в интернете его достопримечательности и обойти их все, и Тиль сказал, что завтра мы это сделаем. Он выглядел полным сил, будто бы действительно мог погулять со мной по городу. Но мы так этого и не сделали ни на следующий день, ни в другой, потому что оба забыли об этом. В итоге я мало что узнал о центральной части города. Был очень красивый вокзал, у которого высадил нас автобус, такой с белыми колоннами, нежным цветом стен, будто бы оставшийся от России, прекрасной эпохи. Потом я как-то то ли проходил мимо него, то ли видел его, когда уже уезжал, но я запомнил, что ночью он выглядит современно и живо, подсвеченный неоновым светом. Еще видел дома с лепниной и несколько высоток с зеркальными окнами, будто бы перенесенными сюда из Москва-Сити.

Еще мне запомнился этот город тем, что будто бы здесь на меня обращали внимания больше, чем в Сириусе. Жители из городов Солнца здесь было еще меньше, чем в подмосковных лунных городах, и я не столько даже выделялся внешне, сколько они были менее привычны к моей другой крови. Вряд ли они ее чувствовали и могли определить с уверенностью, что моя кровь может усилить их регенерацию и сделать бодрее, но что-то иное во мне им чудилось.

Тиль сказал, что он бывал в этом городе несколько раз и он все здесь прекрасно знает. Мы поехали с ним на окраину, и я точно не могу вспомнить, что именно случилось, но тогда меня вдруг снова накрыла волна страха, что из-за меня может что-то случиться с Касом или с кем-то еще, я боялся навредить и Тилю, но меня будто бы успокаивало осознание того, что ему и самому осталось недолго.

Мы сняли совсем маленькую комнату в отеле, и я тогда удивился, что он тоже называется именно отель, а не мотель, например. «Отель» — и было его название. Комнату я помню очень хорошо. Там стояли две узкие кровати, похожие на длинные низкие столы или коробки, в них не было никаких спинок или ножек, фанера шла до пола монументально. Да, они напоминали мне гробы без крышек, но подобные ассоциации пришли ко мне далеко не в первый день. Когда мы прибыли туда, у меня вновь повысилось настроение, и кровати мне даже очень понравились. Белье оказалось очень чистым, белоснежным, как скатерть, я тогда обратил внимание на это. В дальнейшем нам меняли белье будто бы на более старое, словно даже не слишком стиранное, потому что, видимо, раскусили, какого мы рода гости. Кровати разделяла небольшая тумбочка такого же фанерного цвета с золотой ручкой, и, наверное, ее легко можно было переставить на другую сторону, чтобы сделать двуспальное место. Между кроватями лежал длинный красный половик, он напоминал торжественную красную дорожку. Он упирался в ковер такого же цвета, который тоже выглядел чистым, но как-то я лежал на нем и видел с одного края круглые черные ожоги, доставшиеся ему от сигаретных бычков. Может быть, они были еще до нашего приезда. Редкие голые места без ковра показывали, что пол устилали крашенные лаковой краской коричневые доски. Вообще этого цвета здесь было много, коричневыми были покрывала кроватей, плотные шторы с золотистыми цветами на них, абажур с бахромой напольной лампы. Был небольшой стол с вязаной золотистой салфеткой на нем, маленький телевизор над ним, два стула без обивки, небольшой шкаф для вещей чуть шире моих плеч. Паук над ним сплел паутину, но ее можно было заметить, только если встать ногами на кровать. Напротив шкафа висело небольшое зеркало, но то ли я, то ли Тиль его сняли. А может быть, это был кто-то из персонала отеля, решивший, что так будет целее их имущество. Я знал тут все: кусочек розовой штукатурки стены отваливался над кроватью Тиля, ручка моей тумбы разболталась, стол скрипел, если прислоняться спиной к его ножкам. Я знал, что ковер едва заметно пах подтухшей бытовой химией, если наклониться к нему очень низко, знал, какой шорох издает дерево шкафа, если по нему скрести ногтем, знал вкус простыней.

Ванна и туалет при комнате были собственные, чем Тиль очень гордился, когда снимал этот номер. За это я теперь ему очень благодарен, потому что у меня всегда была возможность подержать лицо под водой или помыться, почувствовав отвращение. Каждый уголок ванной комнаты я тоже успел узнать, но, наверное, все-таки не буду останавливаться на деталях и здесь.

Мы пришли в комнату, скинули рюкзаки, в них почти не было вещей. Я сел на кровать, а Тиль встал передо мной, собираясь выступить. Он много говорил, несмотря на мутное состояние, я немало запомнил, потому что некоторые его фразы еще долго крутились у меня в голове.

Тиль говорил:

— В жизни у меня было много великолепного.

Я тогда удивился, потому что такие вещи не думаются про алкоголиков в старых квартирах, но в тот момент я тут же поверил в его слова.

— У меня была лучшая на свете женщина, которая стала моей женой и родила мне столько детей. Аля была невероятно красива, с золотистыми кудрями, сладкими губами, мягкими линиями. Она все время смеялась, прямо как ты. Любой мужчина, что видел ее, хотел завалить ее. Многим удавалось, но в итоге она досталась мне. Когда мы женились, она даже перестала гулять направо и налево. Аля была самой отпадной девчонкой, она даже сейчас в Голливуде! Однажды я покорил Эльбрус, вид с него был ого-го, а потом в Сухуми меня сфотографировали для рекламы кафе. Эта фотография висела там много лет, я писал товарищу в город, спрашивал, висит ли еще мое фото? А он всегда отвечал, как же, висит. Я вообще обладаю большой удачей и смекалкой, вот в «Поле чудес» выиграл. В институте немного поучился, прикоснулся к граниту науки. Дети выросли, все серьезные ходят. Но это я к чему? К тому, что в молодости я пробовал одну вещь, которая перекрывает все то остальное, что у меня было.

Я сейчас все пытаюсь не согласиться, что нет, есть вещи куда лучше. У меня они были.

— Я был вынужден слезть, потому что у меня не было денег. У нас уже были дети, на них приходилось отдавать почти все, и я подумал тогда, ну что это за жизнь, которая будет состоять из вечного поиска денег, и я ее не выбрал. Это было ошибкой, я все равно спился и умираю от цирроза печени. Я проебал свою жизнь, а она ведь могла быть куда счастливее, если бы я пускал по вене все это время. И вот ты, ты знаешь, что умрешь в течение года, и ты сразу поставил себе цели на это время. А у меня даже мысли не поворачивались в сторону того, что я могу вновь обрести счастье хотя бы под конец.

Мне кажется, что я даже ничего не отвечал ему, кивал, улыбался, давал ему выступить со своим монологом.

— И вот ты меня осчастливил, дал мне деньги на мои волшебные снадобья, которые бы я не скопил, даже если бы продал все вещи в своем дряном доме. И я покажу тебе то, благодаря чему ты не уйдешь из мира несчастливым. Если бы тебя ожидала долгая жизнь, то мое предложение было бы губительным для тебя. Но так как ты умрешь месяцев через десять, то это лучшее решение.

Пока я записывал эти слова, то понял неожиданную вещь. Тиль был, наверное, единственным человеком, который воспринимал мое предсказание о смерти абсолютно серьезно и соотносил его со своей реальностью. Другие же люди, которые меня окружали, считали, что все можно исправить, или старались игнорировать этот факт обо мне. Тиль же думал, что раз близится конец, то я волен делать со своей жизнью все, что угодно.

Впрочем, я тоже так считал и, вероятно, все равно совершил бы ту же ошибку, к которой меня подтолкнул Тиль, если бы все время не отвлекался на других Гуляевых.

— Ты не передумал, сынок? Ты согласен?

— Да, да, да! — говорил я.

— Пока перед тобой вся жизнь, когда ты юн, перед тобой открыты все дороги, ограниченные только твоими финансами, местопребыванием и совестью. Ты — сынок богатенького отца из города Солнца, не следящий за языком, тебе были доступны практически все пути. Когда ты узнал, что умрешь, конечно, многие дороги перед тобой закрылись, например, ты точно бы не стал космонавтом. А из-за того, что ты осознавал, что тебе осталось недолго, ты даже не стал бы печально известным «мальчиком, который так готовился стать космонавтом». Но у тебя подсветилось множество других путей, которые ты мог бы пройти. Например, если ты всегда хотел изнасиловать женщину, то почему бы и нет? Оприходуй сразу двух под самый конец, и что тебе будет? Хочешь есть каждый день огромный кремовый торт — пожалуйста! Тебе уже не нужно следить за своим здоровьем и беспокоиться о собственной внешности! А хочешь получать кайф, так проходи ко мне!

Тогда я был согласен со всеми его словами. Когда же я только приехал в Сириус, я бы согласился с его словами лишь отчасти, ведь кроме гедонистической цели у меня была еще та, которая, по моему мнению, помогла бы людям — убийство Илона Маска. Теперь же я думаю, что важно, какой след мы оставим после себя, в их мыслях и сердцах.

— Выбирая то, что предлагаю тебе я, ты отрезаешь все другие пути. Он — теперь твой единственный дао, твоя судьба, твое счастье. Свернуть на другой пусть у тебя больше никогда не получится.

Меня всегда пугали слова «больше никогда», но в тот раз они меня не устрашили. А мне хочется верить, что все-таки насчет меня Тиль не прав. Может быть, я все-таки не так много времени провел за употреблением и у меня есть еще другие пути.

Мне так нравилось, что он говорил, что казалось, будто бы я могу зааплодировать. Я с готовностью протянул ему две руки на выбор, смотрел, как он все подготавливает, будто бы это была магия.

Помню он еще сказал:

— В первый раз ты можешь не осознать, какое это чудо. Но потом ты поймешь. Вот бы мне протянуть еще пару месяцев, я хочу это ощущать. А к осени все равно подохну.

Он был убежден в моей смертности, а я в его. Я, правда, думал, что это случится с ним осенью, ведь худшие события в его жизни случались именно тогда, и он так ее не любил. Но я представлял, что это будет, когда деревья уже облетят и будут лить холодные дожди. Но он умер в то время, когда осень еще мало отличима от лета, когда жарко и хорошо. Он угадал насчет себя, но вышло все не совсем так.

Может быть, было бы хорошо описать его смерть именно в записи с этим названием, но я немного устал. Мне бы хотелось написать о чем-нибудь веселом, может быть, придумать какую-то историю, но пока идей нет.

Итог был таков: сейчас я пытаюсь не согласиться со словами Тиля, но я очень быстро прочувствовал всю ту обещанную мне радость и весь период до возвращения домой полностью поддерживал его слова.

Джел.

Глава 19. «Ты даже не представляешь, кто я, не так ли?»

Я очень быстро втянулся. В клинике я слышал истории других людей, которым потребовалось гораздо больше времени, а я с размаху да по самое горло. У меня есть слабая надежда, что поэтому я смогу и отряхнуться от этого всего быстрее, как от внезапно вспыхнувшей и угасшей страсти.

Но история будет не об этом. Она будет о моем липком сне того времени с Тилем, от которого я весь вспотел и разболелся.

Когда я уснул, я будто бы сидел в ванне в отеле, смотрел на белый кафель. Я игрался сам с собой, пробовал расфокусировать взгляд, чтобы передо мной стало все белым, будто я попал в буран. Мне даже стало холодно, по плечам побежали мурашки, и я подумал: что-то не так. Здесь кто-то был, я обернулся и увидел парня, сидевшего на краю ванной прямо рядом со мной. Он был отдаленно похож на меня, но еще худее, бледнее, острее углами. Его волосы были темнее, почти черными, а зубы чуточку острее и больше, он умел скалиться. В длинных пальцах с нестриженными ногтями он крутил сигарету, пепел от которой падал мне прямо в воду.

— И чего это ты так на меня смотришь? — спросил он, поймав мой взгляд. В его голосе были словно отзвуки вороньего карканья. А я правда не понимал, почему он здесь находится, у меня не было принятия абсурдности ситуации, как это бывает в подобных грезах.

— Ой, посмотрите-ка на него, что за жалкое зрелище! Сидит здесь тощий, несуразный, не человек, а тварь дрожащая! Моль бледная! Пустышка тупоголовая! Ой, сволочь какая, не могу!

За что он ругал меня, мне было совершенно непонятно.

— Да ты посмотри на себя! Ножки тоненькие, цыплячьи, грудь впалая, куриная, шейку свернуть можно одной рукой. Кожа да кости! А предплечья? Это что — подушка для иголок?

Он схватил меня за руку, вытащил ее из воды и стал мне ее показывать, на ней оказались синяки, их было куда больше, чем на самом деле. Рука была холодной и неприятной, будто бы не принадлежащей мне. Он поднес ее к самому моему лицу.

— Посмотри, как это некрасиво. Что за жалкий вид! Страшно смотреть! Ой, не страшно ли смотреть?

Я ощутил, будто бы под моей кожей кровь в гематомах гниет. Мне казалось, что кожа может вдруг отслоиться, как кора с дерева. Я видел нечто такое, когда смотрел передачу про японских фашистов.

Он сам нагнулся к моему лицу:

— Это не нужно мне. Но я все равно возьму.

Я понял, что мы знакомы, суть была даже не в схожести черт. Я знал его очень хорошо, но встретился с ним впервые. Но кем же он был в самом деле, я не смогу сформулировать и сейчас.

Он творил хаос, мелкие хулиганства, которые казались неприятными. Он открыл воду в кране раковины, бросил в унитаз мои носки с батареи, сдернул штору ванной, плюнул на пол. Мне хотелось его остановить, но я боялся вставать из ванны и быть перед ним голым в полный рост.

Он приоткрыл дверь из ванной в комнату и заглянул туда.

— Ты в курсе, что живешь в одной комнате с человеком, который воняет? Иль привык уже?

Иногда я стирал себе одежду, Тиль этого не делал. А еще зубная щетка была тоже только у меня.

Он остановился посреди ванной, раскинул руки, и я понял, что сейчас будет представление.

— Суд начинается! Почему ты умерла молодой? Все те, кто покидает этот мир не в глубокой старости — виновны.

Я подумал, что он обращается ко мне не в мужском роде, чтобы унизить меня, но тут услышал женский голос за дверью комнаты.

— Острое отравление барбитуратами!

— И что же привело к этому? Приемные семьи?

— Нет!

— Домогательства?

— Да нет же!

— Неудачные отношения?

— Я всегда боялась быть чьей-то женой!

— Бремя славы?

— Я знала только одно — я хочу быть великой.

— Манипуляции психиатра? Симптомы шизофрении? Забытые тексты?

— О чем ты говоришь таком?

— Или алкоголь и психотропы?

— Вечное не проходящее чувство одиночества!

— Почему ты была так несчастлива всю жизнь, Мэрилин?

Из комнаты донеслись всхлипывания.

— Осуждена!

— Попрощайся за меня с Пэт, с президентом и с самим собой, потому что ты славный парень.

Всхлипы прекратились. Я и не мог представить, что в моем сознании хранится эта фраза целиком. Я сначала ее записал, а только потом сверил с оригиналом текста, который ошибочно приписывают Мэрилин Монро. Даже можно было представить, будто бы ко мне в самом деле кто-то приходил тогда.

— Ты спросишь меня, а как же люди с наследственными заболеваниями? Их тоже нужно судить? Я тебе отвечу: каждое дело должно быть рассмотрено индивидуально, мы не будем стричь всех под одну гребенку. Если, имея букет патологий, доставшихся внутриутробно от пьющей мамашки, ее сыночек тоже продолжает пить и умирает в двадцать, а не в шестьдесят — мы его осудим. Но поговорим о другом! Как ты думаешь, что погубило музыканта: то, что он больше не чувствовал удовольствия от музыки, или героин?

Я думал, что услышу снова голос за дверью, но отвечать, видимо, должен был я. У меня вышло лишь повести плечами, я не знал.

Парень с вороньим голосом наклонил голову, заулыбался, это не выглядело по-доброму.

— Ты спросишь меня, а как же люди, погибшие в несчастных случаях, их мы тоже будем судить? Например, если они стали жертвами катастрофы?

Он сделал паузу, она вышла очень театральной. Я не хотел ответа на этот вопрос, у меня вышло только сильнее вжаться в ванну.

— Твоя мама ни в чем не виновата, а вот ты, ты, ты…

Виноват. Но я не мог понять, он имеет в виду мою вину в том, что здесь происходит, или в том, как погибла мама. Я не сопротивлялся, когда он подошел и схватил меня за голову. Он приложил меня лбом к белому кафелю, потекла кровь. Я снова не мог сфокусировать взгляд, белизна распространялась передо мной, и вот я действительно оказался посреди бурана. Я стоял на четвереньках и кровь падала с моего лба на снег подо мной. Ощущение, что благодаря ему я могу оказаться в другом месте очень быстро, незаметно для себя, казалось мне очень понятным.

Вороний парень тоже был здесь, но, в отличие от меня, он был одет, причем довольно тепло, в шубу, сапоги, меховую шапку. Но он не остался со мной, отходил все дальше и дальше, его фигура постепенно растворялась в буране. Мне сложно было сказать, лучше быть с ним здесь или без него, но мне стало страшно и одиноко.

— Я тебе помогу, не боись, — услышал я за спиной голос Каса.

Я встал, посмотрел на Каса и вдруг понял, что я очень хочу, чтобы он мне помог, но в самом деле не знаю, в чем именно. Да, у меня была разбита голова, но она не беспокоила меня сильно. Что тогда было моей основной проблемой? Беспомощность? Непонимание?

Кас взял комок снега и приложил мне ко лбу, он окрасился розовым. Я все думал, почему он мне помогает? Не в тот момент, а вообще. Сейчас я тоже думаю об этом, но, кажется, нахожу ответ. Люди способны на внезапные порывы раздражительности, гнева, подлости, но и доброты. Кас, казалось, занимался не самым лучшим занятием, в детстве он иногда проявлял жестокость и любил все эти фильмы про маньяков, но в его сердце была доброта, причем, если покопаться, ее было немало. Когда он помог мне в первый раз, ему стало легче делать это и дальше. Помогать другим приятно. Были и другие моменты, его отец умирал, а я объявил ему, что я тоже.

Тогда мне стало неприятно стыдно думать о том, что Кас мне помогал все это время.

Он мне сказал:

— У тебя беды с башкой.

Он выбросил кровавый снежок и взял новый, тот вновь быстро порозовел. Лоб меня совсем не беспокоил, что мне мой лоб, когда я не понимаю, почему наступила зима и я стою на четвереньках голый в лесу? Казалось, что там не должно быть столько крови, я не чувствовал, что рана серьезная, но Кас брал все новые комья снега и сбрасывал их в сторону. Красные комочки, похожие на яблочки, были разбросаны повсюду вокруг нас. И я вдруг понял, что это небезопасно, кровь может привлечь диких животных, мы все-таки в лесу. Стоило мне об этом подумать, как вдалеке среди деревьев что-то мелькнуло, я огляделся и увидел движение вокруг нас с разных сторон.

— Кас, здесь кто-то есть! — мой шепот оказался громким.

— Все нормально, я разберусь.

То, что было вдалеке, приближалось. Мне казалось, что я могу различить чьи-то уши, хвосты.

— Кас, они приближаются!

— У меня пушка есть.

Это оказались волки, огромные и черные, они скалили зубы, с них стекала слюна. Их было много, но наличие оружия меня немного успокоило. Когда один из волков стал медленно подступать к Касу, он выбросил вперед руку с пистолетом.

Раздался выстрел, и я сразу понял, что не тот. Кас упал, его голова была прострелена. Он лежал и совсем не шевелился.

— Кас! Кас!

Я подбежал к нему, завел руку под его голову, другой пытался зажать рану во лбу, потом приложил снег к ней, как он делал о мной. Ничего не помогало, и я знал, что не поможет. Он мгновенно похолодел, кровь в его голове стала темной и густой, она медленно вытекала на белый снег.

— Да мертв он, не устраивай драму. Кас, Кас! Ой, родненький, на кого ты меня оставил, Кас?

Это был тот парень из ванны, выстрел был его, и эти волки были его, и даже лес принадлежал ему, я это понял.

Я обернулся, он стоял в своей шубе, закинув ружье за плечо. Волки перестали скалиться на меня, они подходили к нему и ласково заглядывали в глаза.

— Зачем ты сделал это?

— Сделал и сделал, не твое собачье дело разбираться.

— Зачем ты убил его?!

— А потому что захотелось, потому что могу. Мне для этого причины совершенно не нужны. Могу и тебя убить, абсолютно в любой момент.

Один из его волков резко обернулся ко мне и оскалился.

— Но зачем его? Мне и так жить осталось меньше года!

Парень засмеялся.

— Ой ли? А я могу забрать тебя все равно когда угодно. Что хочу, то и ворочу! Луна ничего не решает, она всего лишь беспомощный паразит, который погибнет, когда закончится ее хозяин. Все определяет то, что конечно.

Он подошел ко мне, неестественно ловко передвигаясь по глубокому снегу.

— Ты беспомощен перед этим.

Он протянул ружье и дулом потрогал щеку Каса.

— Зачем ты тогда пригнал эту стаю волков, если ты убил его из ружья? Для меня?

— А может, для него, — он засмеялся, а его волки стали принюхиваться к телу Каса.

— Нет! — я заслонил его руками.

— Да что ты упираешься! Не в тех вещах упрямишься. Ты можешь всю жизнь бояться ходить к волкам в лес, а умереть от пули сумасшедшего всемогущего парня с голосом, как у вороны.

Что-то подобное говорил Сол Август. Ты можешь всю жизнь любить готовить яблочные пироги, а победить с блюдом из взрывной карамели.

— Такого мы еще не видели. Что же задумала наша конкурсантка?

Рядом со мной оказался Сол Август, одетый в лыжную куртку и дутые штаны. Потом оказалось, что у ног Каса стоит та сектантка Луны из «Войны блюд». Она была одета в длинную норковую шубу, край которой доставал до снега, сапог на ней не было, она стояла на снегу босиком, пальцы на ногах розовели.

Нож ее действительно был таким острым, что блестел.

— Он стал жертвой для Луны. Это блюдо для нее.

Парень с ружьем засмеялся.

— Вы все пытаетесь укротить смерть, но у вас не выходит это даже с Луной. Посчитав смерть волей вашего паразита, вы пытаетесь подумать, что у вас по-прежнему все под контролем. Это лишь иллюзия.

Сектантка потянулась рукой с ножом к Касу, и я попытался выхватить его у нее, сидя на коленях перед ней. Она вдруг размахнулась и ударила меня ногой прямо по лицу, как обычно пинают мяч. Я увидел, что под платьем у нее ничего нет. Я отлетел в снег и лежал некоторое время неподвижно, смотря в черное небо над моей головой. Не горело ни одной звезды, имя которой бы могло меня спасти.

Когда я обернулся, парень с вороньим голосом надевал на голову сектантки золотую корону. Пока я поднимался на ноги, то совсем не заметил, как перед ней появился стол, за которым она своим большим ножом разрезала мясо. Я подполз к Касу, его тело было цело.

— А я ведь могу и пожалеть кого-то. Как в тех историях, когда родители погибли в автокатастрофе, а ребенок в машине остался живых.

— Так пожалей его сейчас! Сделай так, чтобы он снова был жив!

— А вот этого я делать не собираюсь. Ой, сколько лет меня об этом просили всевозможными способам, но мне всегда хватает злости отказать.

Тогда я подумал, может быть, Сол Август мне поможет, подскажет, как уговорить парня с вороньим голосом помочь Касу, его советы всегда вели меня по жизни. Я обернулся к нему, но он уходил вместе с сектанткой от меня в другую сторону. Они совсем забыли о моем существовании.

Сзади меня лежало тело Каса, человек с вороньим голосом стоял передо мной. Он вдруг сел на корточки, и несмотря на то, что теперь он не глядел на меня сверху вниз, его вид не стал менее насмешливым.

— Мерзость, гадость, позорище человечье! И как тебя земля такого носит?

Земля подо мной была промерзлая. Мне показалось, что я тут самая мерзкая точка на ней.

— Ничегошеньки не контролируешь. Теперь уж совсем. Везде моя власть.

Он резко подался ко мне и поцеловал в лоб, словно клюнул. Я думал, что на этом все закончится, но это случилось лишь отчасти, не в том масштабе, что я себе представлял.

Я открыл глаза в ванной с холодной водой, Тиль хлопал меня по щекам. Подушечки пальцев все сморщились от воды, она была самая малость розоватой, а на стене остался след от крови. Он от моего разбитого лба. Вещи в ванной были разбросаны, будто бы вороний парень действительно тут побывал. Но особенно ярко я чувствовал его присутствие рядом с Тилем, будто он стоял прямо за его спиной. Или даже сидел на его плечах, это было бы будто сильно на него похоже.

Белки глаз Тиля были желтыми, под ними — глубокие синяки. Кожа напоминала индийскую по цвету, на ней лопались сосуды.

— Ну-ну, сынок, как же ты голову разбил? — спрашивал Тиль. Он стирал рукой кровь с моего лба и высовывал сухой красный язык, чтобы ее облизать. Я совершенно точно не знал, как разбил голову. Когда я вышел из ванны, Тиль залез в нее и облизал кровь со стены.

Этот сон сильно повлиял на меня, я еще долго ощущал, словно человек с вороньим голосом рядом со мной. Да и сейчас писать о нем жутковато.

Еще один забавный факт о моем сне: человек с вороньим голосом надевал на сектантку корону. А ведь именно она победила в «Войне блюд». Было бы глупо считать, что это всего лишь совпадение.

Джел и человек с вороньим голосом, который всегда с ним.

Глава 20. Пропавший 15 лет назад

В один из дней в отеле случилась ужасная вещь: Тиль проиграл все деньги. Я даже не знал, что он играл все это время, и не думал, что такие суммы вообще проигрывают в казино. А мне нужно было получить свою ежедневную дозу. Я жутко паниковал, хотел звонить отцу, просить деньги, но в то же время я понимал, что, если свяжусь с кем-то из того мира, меня заберут отсюда, будут лечить и презирать. Тогда, кажется, у меня уже появлялось осознание своего состояния, и я начинал прозревать, что не представляю опасность для Каса или кого-либо другого.

Тиль разубедил меня звонить отцу. Как ни странно, я не злился на него за потерянные деньги и был даже благодарен ему, когда он предложил решение. Оно мне не слишком нравилось, даже казалось противным, но оно было лучше, чем отсутствие того, что должно было сделать меня счастливым.

Он привел ко мне первого. Это был мужчина лет сорока, непримечательного вида, гладковыбритый и аккуратно одетый, и все же чересчур потный, будто бы жара угасающего лета доконала его больше других. Я тоже был весь потный, но жара я не ощущал, пот был будто холодным и неприятным. Я думал, что это будет как с Тилем, я наберу шприц своей крови и отдам ему, он выпьет ее и почувствует больше сил, излечит похмелье или другие интоксикации. Или зачем еще ему могла понадобиться моя кровь? Но оказалось все не совсем так.

Он не торопился воспользоваться моей кровью. Когда он вошел, я тут же схватился за жгут перетянуть плечо, но он покачал головой, махнул рукой, чтобы я это убрал.

— Меня зовут Матар, — сказал он, садясь на кровать Тиля напротив меня. Я сидел, обхватив свои локти, меня всего сжимало, хотелось походить по комнате.

— Ну же, не стесняйся, скажи, как тебя зовут.

Я не стал скрывать свое настоящее имя и представился Джелом. Когда я снова потянулся за жгутом, он остановил меня за руку.

— Не торопись, юноша. Давай с тобой сначала поболтаем. Чем ты занимаешься по жизни?

— Вы же уже заплатили за кровь, вы можете ее взять. Тиль поехал за тем, что мне нужно, вам лучше взять мою кровь, пока она почище.

— Так Тиль уехал? — он улыбнулся и напомнил мне Шалтая-Болтая, хотя он даже не был лысым. — Ну же, расскажи мне о себе и как так вышло, что ты теперь торгуешь своей кровью?

Я рассказал ему о себе, ему отчего-то моя история доставила невероятное удовольствие. Иногда он сочувственно кивал, а потом у него на лице снова появлялась та неприятная улыбка. Он мне начал рассказывать и про себя. Он сказал: ты тоже должен знать кое-что о том, кому отдаешь кровь. Оказалось, в нем ничего интересного не было. У него была жена и двое детей, старший был года на три младше меня. Он работал на неинтересной, но неплохо оплачиваемой работе. Жена не знала о том, чем он занимается, конечно. Матар рассказал мне, что любит экзотику и всегда мечтал завести павлина, он мечтал об этой птице с тех пор, как прочитал «Солнце мертвых». Это было самым интересным в нем.

Пока я писал эти строки, я нашел эту книгу, ведь я ее не читал. Эта история мне показалась еще более режущей нервы, когда я нашел этого павлина в книге, и он, как и все там, умирал от голода.

Я сидел, потел, вертелся и слушал его со всеми неинтересными фактами. В своем рассказе он не упомянул о том, чем болеет. Я спросил его об этом.

— Подожди, господин хороший, — так он почему-то стал называть меня. — Ты думаешь, что я хочу выпить твоей крови в лечебных целях?

Он улыбался этой своей улыбкой, глаза его загорелись только больше, кажется, он получал удовольствие от моей неосведомленности.

— Мне просто хочется пить твою кровь. Мне это нравится, понимаешь? Как тебе нравится есть мороженое, тебе же нравится?

Мне кажется, в его голове была какая-то странная игра, будто бы мне меньше восемнадцати. Я вспомнил, что мне рассказывали о таких извращенцах из городов Луны, которые пили кровь людей их городов Солнца, но отчего-то я не подумал о них, когда Тиль сообщил, что меня ждет.

Матар сказал, что он хочет сам наполнить шприц. У него ничего не получилось, он не мог найти мою вену и истыкал мне всю руку, я даже заплакал. Мне вовсе не было так сильно больно, просто как-то противно, и знакомая процедура должна была принести мне совсем другие ощущения. В итоге я сделал все сам, он выпил мою кровь у меня на глазах.

— Очень вкусный, господин хороший.

Почему-то когда это делала Мира или Капа, мне не было совсем противно. Даже когда это делал Тиль, потому что мне казалось, что так я помогаю ему. А здесь мне было мерзко от всей ситуации, я сам стал себе противен, и этот отель, и весь этот город. Но потом, когда пришел Тиль и принес то, что мне нужно, мои эмоции забылись. Еще он принес мне гематогенок, он сказал мне, что они помогают органам кроветворения. Я как-то ему поверил и ел их постоянно вместо всякой еды, от них сводило зубы.

Потом были другие. Платили не очень много, по крайней мере, мне казалось, что кровь, которую я не отдаю задаром, должна стоить больше. Это очень сложно понять, какова цена собственной крови, ведь я за нее ничего не заплатил, чтобы она у меня была, но она, несомненно, моя важная часть. Сейчас мне стыдно, что я расходовал себя так. Не только потому, что все это было мерзко и душно и делалось ради денег, которые я должен был спустить на свою зависимость. Противно то, что я отдавал свою кровь людям, которым она была нужна для удовлетворения каких-то своих извращенных желаний.

Однажды маму попросили поучаствовать в сборе средств, направленных в защиту китов. Она отказалась и сказала, что не чувствует за собой морального права жертвовать деньгами и своим временем для защиты животных, пока в мире болеют и умирают люди. Моя кровь могла пойти на помощь действительно нуждающимся в ней людям, деньги клиентов могли бы быть потрачены на полезные вещи. Об этом я тоже иногда думаю, и мой психолог говорит, что я беру на себя всю вину мира, мне требуется осуждение, и от самого себя оно доступнее всего. Но все-таки я и раньше задумывался, жизнь скольких людей могла бы измениться кардинально в лучшую сторону, если бы у них оказались все деньги, потраченные москвичами на кофе за сутки? Такие вопросы мучили меня и раньше.

Однажды ко мне пришли муж и жена. Это была первая женщина, которая пришла пить мою кровь. Она назвалась Зарей. Они были сильно старше меня, как и все остальные, пара была примерно возраста моего отца, и казалось, что они при деньгах. Несмотря на качественную одежду и украшения, она была дурно накрашена и пахла душно сладко. Ее толстые ноги были открыты, а грудь в декольте можно было увидеть практически целиком, когда она нагибалась ко мне в своей тоненькой майке. На коже у нее было множество веснушек, особенно на плечах и спине, зато ее кисти были невероятно красивыми, с тонкими запястьями, аккуратными длинными пальцами, от них даже пахло приятным пудреным кремом. Это я узнал, когда она вынула сигарету у меня изо рта и затянулась.

— Я все пытаюсь бросить курить, но не выходит. Недавно перенесла инфаркт, и это в моем-то возрасте. К чертям сердце посадила.

Она хотела вернуть мне сигарету, но я махнул, чтобы забирала.

— Подохну, будет на твоей совести.

Она усмехнулась. А я тогда, и правда, на мгновение испугался. Ее муж долгое время пытался найти ровную поверхность. Но на столе были трещинки, и он не хотел, чтобы в них остались частички порошка. Он мне не запомнился, я едва могу воспроизвести его внешность. Вовсе не потому, что тогда у меня было какое-то особенно мутное состояние сознания, я все прекрасно понимал, просто все они очень быстро стали для меня на одно лицо.

Я закурил новую сигарету, Заря снова ухмыльнулась.

— Брезгуешь?

Я только пожал плечами.

— А ведь ты мог бы зарабатывать гораздо больше с твоим-то юным лицом. Большинство людей в этом бизнесе оказывают дополнительные услуги.

Я возмутился так, будто был невинным юношей, а вовсе не торговцем собственной кровью.

— Только кровь! Не нравится — уходите!

— Не уйдем, да и ты не хочешь, деньги-то нужны. Мой муж сидит на крови уже пятнадцать лет, я к нему присоединилась на пару лет позже. Так что знаю я всех, таких, как ты, тоже.

На самом деле она не говорила «пятнадцать лет», она сказала — более десяти. Это додумал лично я, чтобы оправдать название записи.

— Мы тоже сидим. Иногда пытаемся переключиться на что-то еще, но непременно возвращаемся. Мы не подохли только потому, что пьем кровь таких, как ты.

Она посмотрела на меня хищно, прикоснулась своими красивыми пальцами к синяку на моей руке. Было непохоже, что в этом нет извращенного мотива.

Но она настаивала на своем.

— Мы не извращенцы. Просто мы так много работаем, чтобы хватало на все наши потребности, поэтому такие ребята, как вы, — наш спасательный билет.

Может быть, она смеялась надо мной.

— Но видишь, мы работаем, оба. Ты тоже мог бы зарабатывать по-другому, но не видишь выхода как. Ты, наверное, просто не знаешь, что такое деньги, если бы ты привык жить богато, ты бы таким не занимался. Среди людей с вашей кровью тоже же есть бедные.

Эти слова мне стали особенно обидны, она видимо воспринимала меня как некого несчастного Гавроша. А я-то жил когда-то очень хорошо.

— Конечно, у тебя не было бы такой привилегии, как у нас, — улучшать свое состояние чужой кровью, но все-таки ты мог бы попробовать.

Она взяла еще одну сигарету из моей пачки, она постепенно распалялась и говорила громче.

— Знаешь, я думаю, что, когда Луна пробудилась, она сделала часть людей хищниками, а других их добычей. Вдумайся только: нам нравится ваша кровь, и это несомненно значит, что мы вами питаемся. Вам тоже раздали какие-то силы, причем разные, но у большинства из вас они едва ли работают. У вас есть несколько известных некромантов, прорицателей, заклинателей погоды, но у остальных силы недоразвитые. А наша регенерация работает всегда.

Она постучала мне ногтем по лбу.

— Ты — моя добыча.

Ее муж вдруг встал из-за стола и подошел ко мне. Он оказался высоким, это я все-таки запомнил, в отличие от его лица.

— Заря много болтает. Важно лишь одно: когда мы начали принимать — мы пропали. А теперь пропал и ты, так что не упирайся. Плачу порошком сверху за то, что дашь выпить кровь прямо из раны. Дам тебе лично на руки, твой старик ничего не узнает.

Я тогда удивился, почему они так сказали о Тиле. А ведь по сути он находил для меня клиентов и действительно являлся кем-то вроде моего сутенера.

Я только кивнул, как в руке женщины блеснул нож, она оставила на моем запястье рану и вцепилась в нее губами, затем она отодвинулась и дала попить ему. Это оказалось не так омерзительно, как я ожидал, будто бы почти и не хуже, чем шприц.

Потом я многим разрешал это делать за дополнительные деньги, но еще ниже я не опускался. Теперь у меня на руках много рубцов от порезов, будто бы я грустным истеричным подростком в прошлом.

Состояние у меня было плохое. У меня постоянно болела голова, и она казалась неприятно легкой, темнело в глазах, не было ни на что сил. Я много лежал и не мог сосредоточиться на поиске работы. Тиль тоже ничем не занимался, а я сначала питал на него надежды, что он достанет нам средства. Я сначала злился, а потом понял, что Тилю нет никакого смысла сейчас вкладываться в наше общее дело, ведь он скоро умрет и не хочет проводить свои последние дни за работой. Надеяться можно было только на самого себя, но я, к сожалению, безответственный человек.

Да, вот такой я человек. Джел.

Глава 21. Предложение, которое не стоило принимать

Я могу написать еще многое. Но мне вряд ли от этого станет легче. А вот следующую историю следует рассказать, потому что когда я говорю о смерти, мне становится проще. Наверное, полно людей, которым лучше не касаться тяжелых тем, но я не из таких. Перечитывая свой блог, я понял, что все мои записи так или иначе о смерти. Когда я вставал из-за ноутбука, отправив запись, мне становилось легко, и, наверное, это в самом деле помогает.

Еще я понял, что в начале писал гораздо веселее и интереснее. Не в этой записи, но в других я буду стараться!

К одному из клиентов я ездил домой. Он позвонил и сказал, что так заплатит больше. Я в общем-то согласился, я не боялся, что со мной там может случиться, потому что я, в общем-то, не боялся ничего. Но все прошло нормально, ничего лишнего он себе не позволил. Он просто почему-то хотел, чтобы я посидел на его кресле, а моя кровь капнула на его обивку. Концепт был в том, что ткань была с узором из красных гвоздик, и он хотел, чтобы пятнышко крови было бы неразличимо на рисунке. В чем прикол, я, честно, не понял, но ему вроде бы понравился результат. Я же смотрел на кресло, и все равно видел, что это пятно моей крови, а никакая не гвоздика.

Кровь есть кровь. Вот такая моя мудрая мысль.

Неважно!

Я пробыл там полдня, он кормил меня ужином и показывал свои книги. Есть обычно мне не хотелось, но у него правда было вкусно, и его книги мне тоже понравились. У него было два дореволюционных тома, где еще печаталась буква ять. Я листал старые желтые страницы, и мне очень хотелось прижаться к ним щекой, почувствовать кожей бумагу, ощутить запах старости. Но я этого не делал, жалко было книгу. Это мой секрет, иногда к вещам, которые мне нравятся, мне хочется прижаться щекой. Иногда и к живым существам, когда моя собака лежала на спине и показывала свой живот, мне хотелось прижиматься к нему. А еще я как-то уронил наушник и искал его на полу в комнате Капы, а она лежала на кровати и листала новости на телефоне. Ее майка задралась, кожа под ней была молочной и беззащитной, и я тоже прижался к ее животу. На самом деле в этом не было сексуального импульса, просто она мне нравилась, и ввиду наших отношений я имел на это право. Я бы и к животам других Гуляевых тоже прижался, но они бы обозвали меня идиотом.

Все было цивильно, он вызвал мне такси на обратный пусть. Это было очень кстати, лил дождь, сверкали молнии и гремел гром, от которого срабатывали сигнализации машин. Я очень хорошо запомнил эту поездку, водитель включил приятную музыку, за окном блестел черный асфальт, он казался особенно темным, будто бы политым нефтью. В лужах отражались желтые фонари. Сверкали вспышки, и иногда я успевал увидеть полосы молний, у них были очень длинные лучи, и некоторые из них были такими широкими, что не помещались в мое поле зрения. Дождь при этом уже почти прекратился, да и гром отдалялся. На улице почти никого не было, ни машин, ни прохожих. Шел дождь, была ночь, и что действительно тут кому-то понадобилось?

В десяти минутах от отеля была круглосуточная аптека, я попросил высадить меня там. Дождь был даже приятным, мне хотелось отмыться. Я стоял под ним и думал: что я здесь делаю? Почему я до сих пор тут и где мой план по поводу убийства Илона Маска? Почему я трачу время? Почему скрываюсь в другом городе? Почему больше не снимаюсь на «Войне блюд»? Ответ был в одно слово.

Я думал: могу ли я вернуться? Поможет ли папа деньгами, будет ли Кас участвовать в моем плане и станет ли вообще дружить? Я говорил себе: ты должен придумать план убийства, у тебя так мало времени.

Уже наступила осень.

И думал я об этом не впервые. Я уже ставил себе сроки, когда я должен собраться с силами и вернуться. В последний я кажется ставил себе три дня, после которых я обязательно должен был что-то поменять. Но на сей раз все так и случилось.

Я долго не мог достучаться до фармацевта, видимо, он спал. Я купил себе десять гематогенов, и аптекарь меня возненавидел. Кто после двух ночи вообще покупает что-либо в аптеке, а тем более гематогены. Кассир справедливо обозвал меня чудиком, когда я уходил.

Дождь едва моросил. Гематоген мой чуть подсох, поэтому зубы сводило еще больше, но на вкус он оставался приятным. У него была яркая желтая упаковка с ежиком, она мне нравилась. Я думал, если я буду убивать Илона Маска, мне нужно быть в лучшей физической форме, и точно стоит перестать кормить своей кровью кого-то. Но откуда брать тогда средства? Папа вряд ли станет давать мне деньги на то, что мне нужно сейчас. А значит, мне снова придется отдавать кровь, чтобы заработать.

Сейчас я думаю, что все это были лишь отговорки, чтобы отсрочить решение о возвращении домой. Тогда я лишь поселил очередное зерно сомнения о теме возвращения, и вот я стоял и ел свои гематогены и не был так же во всем уверен, как до похода в аптеку.

Я стоял, курил и ел сладость в яркой желтой упаковке с ежиком напротив своего отеля. В нашем номере горел свет, и больше нигде с этой стороны. Отель был выкрашен в темно-малиновый кирпичный цвет, а дверь была белой. В номерах ютилось много странных людей, а еще тут спокойно относились ко всем противозаконным делам. На моем этаже часто менялись красивые накрашенные девушки и страшные мужчины, постепенно я даже выучил имена некоторых проституток, а однажды они пригласили меня выпить с ними чай. Это были хорошие девушки.

В самом отеле на ресепшене мне тоже долго не открывали дверь. Все спали в такую погоду, будто одному мне в этом мире захотелось погулять в грозу.

Помню, что в детстве я очень боялся шаровых молний. И всегда выключал телевизор, потому что он мог их притянуть. Сейчас я не боялся ничего.

Когда я зашел в номер, Тиль лежал на кровати. Рядом валялся шприц, одной рукой к груди он прижимал открытку. На ней была иллюстрация картины Фрагонара «Качели». Счастливая дама в красивом платье и в пастушьей шляпке легкомысленно летела на качелях. Один мужчина ее раскачивал, другой расположился на земле и заглядывал ей под юбку. Она была так фривольно весела, и с ее ножки в белых чулках слетела туфелька. Тиль долго искал открытку, которая ему бы понравилась, мы с ним полдня блуждали по самому большому книжному магазину в городе.

Сначала я не предал никакого значения его положению. Я сам лег на свою кровать, включил телевизор, надеясь, что там будет повтор выпуска «Войны блюд». Я уже знал, что победила та сектантка, а Мира заняла второе место. Но сам финал сезона я пропустил и все надеялся увидеть его. Но там была передача про космос, показывали, как наша планета выглядит в иллюминаторе. Те космонавты, что погибли пятого марта, вряд ли успели увидеть такое. А потом во время рекламы, где счастливая семья обедала за столом, мне пришло осознание, что Тиль мертв.

Тот, кто лежит рядом со мной, больше не человек. Он не живой, он не обладает разумом и сознанием. Все это было, но теперь совсем нет. Он потерял все способности и многие свойства.

Я встал с кровати и подошел к нему. Глаза у него были чуть приоткрыты, будто у дремлющего кота. Рот тоже, словно сейчас он захрапит. Его желтоватое лицо казалось будто бы чуть более осунувшимся, но в целом он выглядел обычно. Было одно исключение: он уже остыл. Я хотел пощупать пульс, но понимал, что не найду его там. Тело холодело.

На самом деле я не удивился, не особенно расстроился в первые минуты, но испугался. Что я должен был делать теперь? Прятать наркотики и звонить в скорую помощь?

Я сел на пол рядом с ним и закурил. Тиль, видимо, чувствовал, что это произойдет скоро, хотя напрямую и не говорил. Несколько дней назад он захотел купить открытку и отправить ее в Америку своей жене, которая якобы была в Голливуде. Я спрашивал его, почему бы ему ей не позвонить, а он качал головой.

— Аля оценила бы этот жест. Тем более она всегда обожала милые вещички.

Он стал мне объяснять, что девушка, летящая на качелях и теряющая туфельку — это она. Тиль говорил об этом с нежностью, будто бы все у них еще было впереди. Отчего-то у него не было злости на жену, которая оставила и его, пьяницу и наркомана, и своих детей. Он все пытался придумать текст на открытке, но все ему не нравилось. Я приподнял его холодную руку, чтобы вытащить открытку. С обратной сторону он написал красной ручкой «Дорогая», которую мы тоже специально купили для этого случая. Больше он ничего не написал, наверное, следующим словом должно было быть «Аля», но теперь я этого уже не узнаю.

Тиль говорил, что ему сложно формулировать мысли в последнее время. Это было очень жаль, потому что у него не осталось последних слов.

Он хотел написать и своим детям, в первую очередь Мире. Но для них он еще не успел купить открытки, они даже не узнают, какую картинку он бы выбрал каждому. Я говорил ему, напиши и Касу, ему обязательно, ведь он ухаживал за тобой последнее время, он любит тебя. Тиль говорил: да-да, и вспоминал про Миру.

И тогда мне стало не только страшно, но и грустно. Кас хотел, чтобы Тиль жил, он грустил о нем. Мы пытались отвести его в медицинский центр, а вместо этого я уехал с ним далеко от дома и принимал запрещенные вещества. Я предал Каса, а он был так добр и заботлив ко мне. Теперь ему будет плохо, и я практически убил его отца. Так я думал тогда, в моей голове крутилось, что я — убийца. Если бы не мои деньги, если бы, может быть, я не уехал с ним, то он мог бы пожить еще какое-то время.

Предложение, которое не стоило принимать. Ни мне, ни ему.

Но теперь тут, уже из дома в столице, я думаю, что я не виноват в его смерти, как и он не виноват в том, что случилось со мной. Кас говорил мне недавно, все со мной случилось потому, что я связался с их отцом. Он портит все на свете, и, хотя он умер и о нем нужно было говорить только хорошее, Кас был зол на него. Тиль оставил ему обиду, которую он уже никогда не сможет искупить. Но ни я, ни Тиль не были виноваты в судьбах друг друга. Нам лишь обоим нужен был компаньон для того, чтобы спуститься в ад в один конец.

Но меня вот вытащили.

Но это сейчас, а тогда я возненавидел себя. У меня возникло желание принять снова, хотя еще не нужно было, мне хотелось спрятаться от этой реальности. Но справедливости ради, я прикоснулся к реальности не полностью, потому что отчасти мои чувства находились в некой клетке и были глухими и почти безболезненными.

Я ненавидел себя холодно. Мне хотелось затушить сигарету о себя, но это желание не было настолько активным, чтобы его исполнить Я знал, что в этом нет никакого смысла, и несмотря на то, что мне хотелось, я не делал этого.

— Если раскисать, можно всю жизнь провести лицом вниз и ничего и не узнать. Живи, получай удовольствия, Джел.

Так говорил Тиль однажды, и я представил, что он сидит со мной на полу, а не лежит без пульса на кровати. Он бы говорил это с сигаретой в зубах, на ней висел бы столбик пепла. Он часто замирал, сосал сигарету во рту и почти не тормошил ее, поэтому на ней всегда оставалось много пепла.

Я заметил, что сам давно держу сигарету в зубах, а на ней столбик пепла. Я стряхнул его, и он оказался в ворсинках дурацкого ковра. Тот Тиль, которого я представил перед собой, беззлобно усмехнулся, Кас тоже так делал иногда.

— Ну и что мне теперь делать?

— Сынок, я что, все должен за тебя решить? Может быть, мне еще самому себе могилу вырыть, лечь и забросаться землей?

Это, правда, было воображение, оно меня успокаивало.

— Ищи.

Я сразу понял, что я должен искать. Мне было неприятно трогать мертвого Тиля, но, наверное, будь мы незнакомы, это было бы еще хуже, ведь кроме отвращения смерти, можно было отметить, что он еще мало моется. Но в то же время я мог заставить себя это сделать очень легко.

Я взял у него то, что мне нужно, и деньги. Нужно было перепрятать, я не знал, приедет ли полиция вместе со скорой помощью, но на всякий случай следовало позаботиться об этом. Я посмотрел на Тиля, и мне снова представился его голос:

— Да хер со мной, слушай. Все равно меня найдут, бери все что взял и сваливай жить настоящую жизнь дальше.

Я не стал прислушиваться к этому голосу. Мне хотелось, чтобы я мог вообразить совет Каса или Астериона, но у меня не получалось. Или мамин совет, но о ней думать было очень стыдно.

Мне хотелось закрыть глаза Тилю, но я струсил прикасаться к ним. Всю смелость нужно было направить в другое русло.

— Прости меня, что все так вышло, — сказал я, смотря на него. Вышло очень неловко. Мне не хотелось оставлять его одного, но ему, конечно, было уже все равно.

В отеле были и другие люди, у которых могли быть проблемы из-за этого звонка. Я пошел к ресепшену.

Снова никто долго не выходил, но я упорно стучал в дверь персонала. Наконец вышел мужчина с сальными усами и круглым лицом, вроде бы он был управляющим, но я не мог сказать точно. Он одарил меня таким взглядом, что мне показалось, что он как минимум плюнет мне в лицо, когда я заговорю, но дело было серьезное.

— Там Тиль умер.

— Что за на хер?

— Человек из восьмого номера, что был со мной, умер. Мужчина, лет пятидесяти. Вы знаете его, Тиль Гуляев. Он умер. Мне нужно вызвать скорую.

— Да ебать тебя в рот, урод.

Он действительно был зол, его можно было понять. Оттолкнув меня, он пошел прямиком в наш номер. Управляющий открыл дверь и, не заходя внутрь, долго смотрел на Тиля.

— Уверен?

— Холодный. Нет пульса, и дыхания тоже нет.

— Сукин ты сын.

Он стал звонить кому-то, рассказывать ситуацию и слушать указания. Он говорил: старый торчок скопытился. Мне было обидно за Тиля, но это только мне, хорошо, что он сам уже не знал, как говорят о его смерти. Я подумал, сейчас этому усатому мужчине скажут избавиться от трупа, и мне вместе с ним придется вывозить Тиля в лес, и, если я не захочу так по-скотски поступать с телом, меня закопают рядом. Но все обошлось, этот отель прикрывал незаконные вещи, но все-таки он оказался не настолько криминальным, как я подумал.

— Час гуляй, потом придешь и вызовешь скорую.

Я кивнул. Он вдруг схватил меня за ворот футболки и очень легко притянул к себе. За это время я стал почти невесомым.

— Ты меня понял?! Без херни, гуляешь и никому на глаза не попадаешься. И у нас под ногами тоже не путаешься.

— Я понял, правда.

— Понял он, правда, — передразнил он меня. — Ну и воняет.

Но я вони никакой не чувствовал. То ли это был привычный запах комнаты, то ли он себя накрутил, что труп непременно должен пахнуть. Усатый отобрал у меня телефон, и я пошел к выходу. Уходя, я видел, как он стучится в комнату, где жили проститутки.

Я вышел на улицу, дождь уже прекратился, но иногда еще редко сверкали молнии без грома. Недалеко была небольшая парковая зона, которая в темноте казалась просто лесом. Я пошел туда, чтобы запрятать. Я думал найти какое-то дупло, но эти надежды были не оправданы. Пришлось копать, но у меня ничего не было, я использовал палку в помощь. Земля была мокрая, руки все равно все были черные. Сложно было запомнить в темноте, где именно я запрятал, но в то же время я знал, что, когда мне понадобится, я перерою весь лес и найду. Кроме того, в темноте без фонарика с трудом можно было оценить, как выглядит мое захоронение, оставалось надеяться, что смерть алкоголика и наркомана с циррозом печени и желтыми белками глаз никто не будет расследовать активно.

Я отошел немного и наткнулся в темноте на парковую скамейку. Она была напрочь мокрая, и фонарь рядом с ней не горел. У меня еще было полно времени, я сел на нее, замочив джинсы, и закурил. Мои руки немного дрожали, но, может быть, виной был холод.

Потом я услышал, что среди деревьев кто-то ходит. Мне не стало страшно, даже если здесь уже были полицейские и они видели, что я прятал, сильно хуже мне не станет. Еще я подумал, а вдруг это Тиль? Он выйдет из-за дерева и скажет: пора?

Или этот тот парень с вороньим голосом.

Но это оказалась собака. Большая, бродячая, мокрая и отчетливо пахнущая псиной. Она выбежала прямо ко мне и остановилась напротив, смотря будто бы мне в глаза. Ее рот был приоткрыт, а язык вывален. Моя особая способность понимать эмоции животных была слаба, но я вдруг понял, что она перепугана и ей плохо, она, должно быть, была больна. Я протянул к ней руку, она не зарычала, обнюхала ее и легла рядом на землю. Ей хотелось моего участия, но я не мог понять, она искала защиты, или, может быть, ей было одиноко. Ведь собаки — социальные животные, значит, чувство одиночества должно быть им знакомо.

Она вдруг вскинула голову и завыла, протяжно и очень грустно. Я тоже запрокинул голову и завыл вместе с ней. Я тоже был болен, мне было страшно и грустно. Только в отличие от собаки я был мудаком, что тоже было страшно и грустно.

У-у-у-у.

Я ненавидел себя и жалел. Собаку вовсе не смутил мой вой, она продолжала, а я вторил ей. Дождь снова стал накрапывать, но на этот раз небольшой, как аэрозоль от моря. Однажды я гулял вдоль моря с мамой и чувствовал мелкие капельки от волн. Мама говорила, что мы не пойдем купаться в этот день, а мне хотелось прыгать на волнах, чтобы они с силой ударяли меня в спину и накрывали с головой.

Мы выли долго, собака замолкла только тогда, когда мой голос стал охрипать. Она тоже меня чувствовала. Я вспомнил, что у меня в кармане джинсов еще есть гематоген, он помялся и намок, но собаке это было по барабану. Я оторвал ей кусочек, а сам закурил.

Потом я вернулся и вызвал скорую помощь, с ней приехала и полиция. Они все долго ходили по комнате, потом фельдшеры забрали тело Тиля, а полиция осталась для разговора со мной. Они говорили со мной грубо и презрительно, но вроде бы ни в чем меня не подозревали. Было видно, что им совсем неохота работать ночью. Потом они обсуждали, отвезти ли меня в отдел, но затем пришли к выводу, что оставят меня. Они спросили, с кем можно связаться из списка контактом телефона Тиля, я назвал им имена его детей. Они долго пытались выяснить, кем я приходился Тилю, и я только путал их своими объяснениями. Потом они сказали мне самому связаться с родственниками Тиля, и я столкнулся с одной проблемой, когда они ушли. Моего старого телефона у меня больше не было, а в новом был только телефон Тиля и нескольких клиентов.

Меня охватила волна отчаяния. Я не мог справиться даже с таким простым делом, и вот о смерти Тиля придется сообщать его семье каким-то совершенно незнакомым людям, врачам или полицейским. И тогда мне пришла отличная идея, я решил написать им через социальные сети.

Мира не ответила и была онлайн много часов назад. Тогда я написал Касу, что было желаннее и стыднее всего. Он был в сети. Слова пришли в голову сразу, и вышли дурацкими.

«Даже если извиняться нет никакого смысла, я бы хотел извиниться. Но все слова про это сейчас будут абсолютно мимо. Твой папа умер. Прости. Мне нужно позвонить тебе и Мире, наверное. Мне очень жаль».

Я знал, что ему, должно быть, сейчас ужасно получить эту новость. Можно было сформулировать как-то более сочувственно, но я знал, что сейчас ему будет все равно на мои слова. То есть я так думал, потому что он отреагировал довольно неожиданно.

«Где ты?»

Я написал город и номер больницы.

«Ты как? Тоже в больнице?»

Я написал, что я в городе и со мной все хорошо. Это было странно писать обо мне, когда горе случилось вовсе не у меня.

«Жаль папу».

Он написал это и на многое время ушел из сети. Я сидел с телефоном в коридоре и все ждал ответа. Я просил скинуть его номер, но он все не отвечал. В комнату идти не хотелось, и я не понимал, имел ли я на это право. Проститутки, увидев меня, пожалели и пригласили переночевать у них. Они угостили меня, это было так щедро с их стороны, а потом я до утра лежал у одной из них на коленях. Впрочем, это было не так долго, рассвет пришел быстро. Когда небо окрасилось утренним розовым цветом, Кас снова появился в сети.

«Буду в десять в аэропорту. Встреть, ок?»

Вот так. Кас — отличный верный друг, и я не достоин общения с ним. А я — мерзкая тупая пиявка.

Мерзкая тупая пиявка, Джел.

Глава 22. Сирота и странная семья

Мне больше не хочется говорить о том времени. Но, возможно, еще напишу о нем. Вроде бы мне действительно стало легче. Я отключил возможность писать комментарии к предыдущим записям, потому что мне стыдно, но, если мои записи станут позитивнее, я их вновь включу.

Что было потом? Я долго боролся с желанием уехать из города до того, как сюда кто-то приедет, но проститутки уговорили меня увидеться с семьей. Они говорили: я хороший мальчик, у меня еще может быть будущее. Я говорил: у меня осталось время до мая, но они уверяли меня, что это тоже будущее. Не у всех и оно есть.

Я до последнего боролся с собой, даже когда уже приехал в аэропорт. Перед выходом я принял меры, чтобы чуть сгладить свою эмоциональность, именно поэтому у меня хватило сил остаться. Мои руки снова были в земле. Я до последнего не знал, что сюда приедет, оказалось, что это Кас и Астерион. Не совсем семья, но ближе моей настоящей. Астерион тут же разглядел меня в толпе, подошел ко мне, взял за плечи и долго внимательно на меня смотрел.

— Похудел и побледнел, — вынес вердикт он. — Долбаем?

Мне не хотелось ничего скрывать, но и говорить было страшно, поэтому я лишь невнятно пожал плечами.

— Ну ты и дебил, — он обнял меня и потрепал по волосам. — Но ничего, ничего, мы тебя вытащим.

Потом был Кас. Он стоял рядом и его лицо было грустным. Из-за папы, из-за меня. Он тоже долго на меня смотрел, а потом просто протянул руку.

— Йоу.

Его ладонь была теплая, он весь сам был таким для меня. Я даже заулыбался. Он вдруг вскинул голову, как он делал, когда чем-то гордился.

— А я маньяка поймал. Потом расскажу.

Я хотел сказать что-то типа «круто» или «клево», но кажется, только кивал ему.

— Ну чего как? Где батя? В морге?

Эта встреча мне казалась нереалистичным сном. Они не начали сразу ругать меня, выпрашивать, куда я пропал, вели себя так, будто бы толком ничего не произошло. Сейчас я думаю, что это потому, что они боялись за меня, вдруг они что-то скажут такое, что я снова исчезну. Они осторожничали и посматривали на меня. Я чувствовал себя еще большим уродом от этого.

Я закивал. Кас отвернулся, ему было сложно, он был обижен и злился. А я толком и объяснить не мог, почему уехал. Свой страх о его смерти я помню смутно, больше мне напоминает запись, но к тому моменту то помутнение в моей голове уже прошло.

Астерион снова приобнял меня за плечи, будто была опасность, что я убегу, и мы двинулись к выходу. Он крепко меня сжимал, немножко даже неприятно, будто пытался прощупать, что там от меня осталось под свитером.

— Что ж ты нас так кинул, дружок? Ни ответа, ни привета, ай-яй.

У меня будто язык к небу прилип. Я только открывал рот, но никак не мог сформулировать свою мысль. Но Астерион не дал мне сделать это.

— Тс-с, еще расскажешь. Твой отец так переживал, весь город на уши поставил. Если вы видели этого молодого человека или у вас какие-то сведения о нем, звоните. Даже в твоей «Войне блюд» говорили, видал? Но ты, блин, сука, скрытный, молодец. Чуть попозже наберем твоему папе. Он сейчас на конференции в Пекине, а точнее, уже летит в самолете.

— Сюда?

— О, да ты разговариваешь, дружок? Смотри, первые слова, скоро появится связная фразовая речь.

— Он нервничает.

— Имеет право. Имеешь полное, блин, право, делать чего вообще угодно, как мы поняли. Ладно, я, сам, понимаешь ли, нервничаю. Главное, что мы тебя нашли, и ты живой. Папа твой сразу в Москву поедет, встретит тебя там.

Это было глупо, но несмотря на то, что я считал себя ужасным предателем, моя обида на отца не проходила даже в таком состоянии. Я подумал, а почему за мной приехал Астерион? Почему папа в Пекине и не прилетит прямиком сюда? Ответ лежал на поверхности, я взрослый и сам все запорол, украл деньги, умирающего человека, заставил всех вокруг беспокоиться и сел на наркотики. И папа ничего мне не должен.

— Ты же собираешься в Москву с нами? Или еще погуляем, м?

— Собираюсь в Москву.

— Ну вот и славно. Спасибо, что живой, спасибо, что живой, блин!

Он снова потрепал меня по волосам. Астерион был дружелюбным и пугающим, тревожным и агрессивным. То, что брат жены моего отца так близко воспринимает мою судьбу, было для меня незаслуженным подарком, который я не ценил. Это все мама, которая в свое время заботилась об Астерионе.

Мы вышли из аэропорта и закурили. Люди ходили вокруг с чемоданами, говорили по телефону, держали детей за руки, тревожились или радовались. Было прохладно, но солнце светило ярко. Мы курили в неположенном месте и даже немного мешались прохожим с их чемоданами, но никто не делал нам замечания.

— Я живой, а Тиль умер. Мне так жаль.

— Да и хер бы с ним! Мудак старый. Снаркоманил тебя?

Астерион говорил в сердцах, а Кас и бровью не повел, будто бы ему было совершенно не обидно.

— Почему ты так решил?

— А ты не отнекивайся. Руки покажи-ка.

— А?

— Мира и Кас сразу все поняли, когда вы оба пропали с деньгами.

Я руки так и не показал тогда, но отнекиваться тоже больше не стал. Стыднее было даже показывать не синяки, а рубцы от порезов. Кас бы непременно разобрался бы, что к чему, он же с чем-то подобным и работал.

Кас сказал:

— Мира не захотела его забирать. Она сказала, что он жил как мудак, так и помер как мудак. Она говорит: он палец о палец не ударил ради своих детей, только пил, бил и воровал, поэтому и она не потратит не единой лишней копейки, чтобы что-то сделать для его похорон.

Кас говорил такие страшные вещи совершенно спокойно, снова на его лице не дрогнула не единая мышца. Но, видимо, в его и Мириной жизни были поводы вести себя именно таким образом.

— Но мне все равно жалко его. Я бы хотел, чтобы он еще пожил. Но я знал, что он все равно скоро умрет. Поэтому я приехал его забрать. Капа тоже не захотела лететь, как и Цефей с Орионом. Астерион вот, подкинул денег.

Если бы не встреча со мной, он бы пожил еще. Немного, но моя компания и деньги, которые я ему дал, отправили его на тот свет раньше.

— Как он умер?

А у меня даже не было четкого ответа на этот вопрос.

— Я… не знаю. Меня не было полдня, а когда я вернулся в номер, он лежал на кровати. Вроде бы ничего не предвещало, то есть предвещало давно, но…

— Но не накануне. Ничего.

— Он хотел отправить твоей маме открытку, вот.

Я специально ее забрал и отдал ему. Кас повертел ее в руках, но она его не тронула. Астерион тоже взглянул и грустно усмехнулся.

— Если ты скажешь, что он что-то передал и нам, я не поверю, — сказал Кас, но будто бы в этой его фразе читалась слабая надежда, что он не прав. Мне нужно было сказать что-то обнадеживающее, но не хотелось врать.

— Иногда он говорил о вас.

Потом Астерион сказал, что хочет арендовать машину, якобы это помогает ему почувствовать большим контроль над городом, и сказал нам с Касом его подождать. Они переглянулись, Кас обозначил ему этим взглядом, что присмотрит за мной.

— Мне жаль, — сказал я.

— Ты так хотел все попробовать? То есть именно это ты и сказал в начале. Но я думал, что мы не дойдем с тобой до тяжелого.

— Нет. То есть да. Я правда, хотел попробовать, но я видел все по-другому. Но поехал с Тилем я по другой причине.

— Какой?

— У меня была идея. Мне сложно объяснить. Отчего-то мне казалось, что я наврежу тебе и остальным, что я приношу смерть. Так в итоге и вышло. Просто не с тобой, а с Тилем. Это я говорю несерьезно, но вышло так.

Кас на меня долго смотрел, о чем-то думал. Потом скривил губы и вздохнул.

— Ты болен.

— А?

Он показал мне взглядом идти за ним. Мы отошли чуть подальше от выхода, люди здесь ходили реже. Кас сказал мне задрать рукав. Я подчинился, но делал это медленно, надеясь показать только небольшой участок предплечье, но он кивал мне, чтобы я обнажил почти всю руку. Порезов было много.

— Другая рука?

— Там меньше.

— А тело?

— Тело?

Он быстро приподнял мою толстовку, на животе тоже была пара рубцов.

— Ноги?

— Вроде один.

— Шея?

— Нет, шея нет.

Он все смотрел на порезы, мои вены его интересовали не так сильно. Профессиональная деформация. Мне было стыдно, я поспешил натянуть рукав обратно.

— Выглядишь действительно хреново.

— Ну.

— Ты много крови отдал. У тебя анемия, сил наверняка никаких.

— Не знаю.

Он покивал, покурил, долго молчал, а потом все же сказал:

— Неужели те твои деньги иссякли? Твой папаша сказал, что много тебе дал.

— Просто Тиль их проиграл.

— А, — Кас сплюнул, и мне сложно было понять, это адресовано мне или его отцу.

Потом мы сели в машину, снятую Астерионом. Там я вдруг забыл про стыд, потому что мне почему-то стало по-настоящему спокойно. Они оба были кем-то вроде моей новой странной семьи, они хоть и осуждали меня, но не бросили. Я закрыл глаза и мне было удивительно хорошо, даже почти лучше, чем когда я так с прикрытыми веками лежал на своей кровати в отеле.

При этом сиротой я себя не чувствовал, не только из-за возраста, но и потому, что несмотря на всех кошек, пробежавших между мной и отцом, он оставался и ощущался им.

А вот кое-кто другой чуть не стал сиротой. Когда мы доехали до больницы, Касу позвонила Капа. Он отдал мне телефон, оставив меня с ним на лавке уже на больничной территории, а сам ушел с Астерионом в морг.

Я был рад слышать голос Капы, хотя и ожидал, что она будет жестче Каса и Астериона. Так и оказалось.

— Джел? Ты — дебил! Дебил, дебил, дебил! Это все правда, как мы и предположили? Ты снаркоманился с Тилем?

Она не называла его папой.

— Ну.

— Конечно, блин! Сначала я думала, вау, мне повезло, я встречаюсь с мальчиком из города Солнца, а он оказался в итоге нариком, как и каждый второй из городов Луны!

Капа преувеличивала. И я не знал, что мы, оказывается, встречались. В любом случае, теперь это было не так, Капа обозначила это мне еще раз, когда я вернулся домой.

— Меньше всего на свете я хотел тебя разочаровать.

— Иди в жопу, Джел! Капец, когда я узнала про смерть Тиля, я подумала, что теперь у нас начнутся проблемы с соцслужбами, я ведь еще несовершеннолетняя пару месяцев, и вроде как я осталась сиротой, но потом поняла: у меня же еще есть мама. Я не видела ее много лет, но хорошо, что органам опеки плевать и они об этом не узнают.

А ведь и правда. Будто бы Капа и Кас росли как сироты, о которых заботилась старшая сестра. У них были и мать, и отец, но словно и не было никого вовсе.

— У тебя день рождения в октябре, думаю, тебе уже ничего не сделают.

— Он у меня, блин, в феврале. Дебил! Ладно, тебе уже сказали?

— Что?

— О реально серьезной вещи.

Я думал, что мы и так разговариваем о серьезных вещах, о смерти Тиля, например. Потом я предположил, что она расскажет об институте, но о нем это было лишь отчасти. Я так удивился, что формулировка ее слов стерлась из моей памяти, остался только смысл: Капа была беременна. Я не стал спрашивать, точно ли от меня, но по всей видимости оказывалось именно так. Мой отец отреагировал на это удивительно радостно, он предложил оплатить ей обучение в университете. Капа считала, что моему отцу хотелось бы, чтобы что-то осталось после моей смерти. Для верности он написал рекомендательные письма, и их хватило, Капа поступила на бюджет самостоятельно, потому что она была большой умницей.

Теперь она будет экономистом и матерью моего ребенка. Капа отучится в университете только семестр, а потом уйдет в декретный отпуск. Вот так вышло, что я оставлю после себя больше, чем ожидал, а папин внук будет чуть младше его нового сына.

Но, может быть, теперь моя карма действительно чудовищно изменилась и предсказание не сбудется.

Я долго сидел во дворе больницы и переваривал эту новость. Это не то чтобы была радость или ужас, просто данное событие совсем не ассоциировалось с моей жизнью. И я ни за что бы не подумал о себе как о чьем-то отце даже до предсказания, и даже бы если бы мне сказали, что это случится через пять лет. Через десять можно было предположить хоть как-то.

Потом я думал уйти. Мне хотелось взять остатки того, что было зарыто в парке, пока Кас и Астерион не видят, они могли бы препятствовать мне. Так и случилось. Мне было неловко снова оставлять их даже ненадолго, тем более в моих руках до сих пор был телефон Каса, и я так и не решился уйти. Потом они вернулись и сказали, что договорились о перелете тела на завтрашний вечер, и мы втроем должны были вернуться этим же самолетом. Я пытался крутиться, говорил, что мне нужно уехать от них и забрать вещи из отеля, где мы жили, но они смотрели на меня подозрительно и иронично, и настаивали на том, что будут составлять мне компанию. Мне было не отвязаться от них, и тогда я понадеялся придумать что-нибудь на месте.

Я в последний раз зашел в наш номер. Несмотря на то, что мебель в нем была, может быть, и новее, чем та, что стояла в доме Каса, обстановка мне показалась убогой и мрачной. Когда рядом были люди, которым я был интересен, все заиграло другими тонами. Я жил в притоне, который, впрочем, был гораздо более чистым, чем те, что представляются при упоминании этого слова.

Астерион стал рыскать под матрасом и под дном тумбочки, но он бы ничего там не нашел. Я ему сказал, что вчера здесь была полиция и ничего запретного тут нет, но он продолжал упорствовать в поисках.

А Кас спросил:

— Значит, здесь все и произошло?

Я указал ему на ту самую кровать, и он на нее лег. Кас нюхал одеяло и подушку, и несмотря на то, что я надеялся, что персонал отеля все-таки поменял белье, мне казалось это чудовищно противным. А он нюхал с нежностью, будто бы хотел поцеловать на прощание этот запах.

А я все не мог понять, сильно ли грустит Кас из-за гибели отца, факты в его словах и поведение были противоречивыми.

Касу хотелось что-то забрать в память об отце, но мы ничего не нашли, кроме его грязной сменной майки. У него практически не было вещей, даже у меня их было куда больше.

Потом я все пытался уйти, а они всякий раз меня раскрывали. Моя пилюля от горя была так рядом, я мог бы сделать все очень быстро, но они даже закрывали мне проход. Потом я устроил истерику, называл их по-всякому, угрожал и плакал — все равно уйду. Им было не слишком тяжело не вестись на мои уговоры, потому что со стороны я, должно быть, выглядел жалко. Моя паника усиливалась тем, что я боялся длительности перелета, а еще того, что в Москве я не буду знать, где достать. Тогда мне было еще нормально.

— Чем раньше начнешь ломаться, тем быстрее станет легче, — успокаивал меня Кас.

В итоге они накормили меня феназепамом и отвезли в другой отель более презентабельного вида и не выпускали всю ночь из комнаты. Там они меня и продержали до вечера, а перед самолетом снова так накормили таблетками, что я едва смог ровно простоять паспортный контроль. В самолете я обливался потом, но старался вести себя хорошо, потому что потерял голову не полностью, и понимал, что лучше перетерпеть, чем попасться полиции или врачам. Мне везло, что таблетки меня кое-как держали, я много спал и слушал через наушники американские рэп-группы Каса.

Самолет опускался в темноте, и Москва казалась золотой.

Глава 23. Звезды всегда молчат

Я хотел рассказать о том, как мне стало хорошо. Мы вернулись в Москву, Кас уехал в Сириус, я встретился с отцом, и меня сразу положили в клинику. Там мне было очень плохо, мне хотелось только одного, или другого — чтобы хотя бы наступило пятое мая, а потом, будто бы через очень много времени, мне стало нормально. Не хорошо еще, но терпимо. Врачи и психологи говорили, что я — большой молодец. Потом я оказался в доме отца, ходил на реабилитацию, наблюдал за Фелис, бесцельно бродил по участку и писал блог. А в один день ко мне приехал Кас, он вытащил электрошокер из рюкзака и спросил:

— Ну что там с убийством Илона Маска?

И тогда мне стало хорошо.

Но я расскажу об этом позже. Создам новую интригу, раскрыв другую.

Несколько человек плюсанули комментарий Элеоноры Дрю с вопросом о том, как Кас раскрыл маньяка. Я расскажу! Потому что он — настоящий криминалист!

Сезон «Войны блюд» закончился. Победила сектантка, Мира же заняла второе место. Кас говорит, что Мира была жутко зла, когда объявили победителей, она толкнула Сола Августа, потому что привыкла вести себя на этом шоу экспрессивно. И все-таки мелькание по телевизору пошло ей на пользу, и теперь она работает менеджером по управлению в одном из ресторанов Сириуса. Но в истории про Каса эта деталь не нужна, важно то, что от начала шоу к тому моменту прошло три недели. Уже вылетели космонавт и та мать года, что подралась с Мирой. Ей нужно было искать себе нового соперника, для повышения рейтингов требовался новый враг. После второго шоу Мира договорилась разыграть вражду с девушкой-геологом, спасшейся из рук маньяка. Так как история с маньяком не развивалась, девушка теряла рейтинг, как и Мира, которая стала менее интересной телезрителю с тех пор, как не дралась целый выпуск. Они договорили о том, что пойдут вместе в мясной магазин, там устроят драку, которую якобы снимет очевидец. Им должен был стать Кас.

А того самого человека, который убивал девушек, звали Самсон. Возможно, он подслушал разговор девушки-геолога и Миры, а может быть, он следил за ней всегда. Кас узнал его несмотря на то, что тот был в капюшоне, хотя другие люди не были так внимательны и не обращали на него внимания. Вы тоже могли догадаться, кто он такой, по его имени, но он известен больше по фамилии, поэтому я сохраню интригу и не буду говорить все сразу (нет, речь не об убийце филистимлян).

Самсон тоже снял драку на видео, можно было бы даже подумать, что девушки попросили сделать это и его. Потом он вышел за ними из магазина, девушки разошлись в разные стороны, чтобы не вызывать лишних подозрений по поводу наигранности драки. Он немного подумал, потом двинулся за Мирой. В автобусе Кас подсел к Мире, показывал ей записи и краем глаза видел, что Самсон едет с ними и смотрит в их сторону. Он вышел с ними из автобуса, но, вероятно, не последовал дальше, потому что они подъехали к КПП между Москвой и Сириусом, и там бы он не смог оставаться незамеченным. Кас был готов почти забыть про него, как вдруг его глаз зацепился за брелок Самсона, который промелькнул, пока тот что-то доставал из рюкзака. Он был в виде буквы «Х» с прямоугольником в центре. Кас подумал, что этот брелок жутко похож на тот, что нашли в горле, у женщины, убитой на скотобойне моего отца. Там была буква «V», но если «Х» обломать, то только «V» и останется. Это было будто бы и глупое предположение, но материал у брелока был слишком специфическим, и Кас был уверен, что это один и тот же.

Потом ему удалось проследить на такси за тем, где живет Самсон. Кас вечером из дома выяснил, что на брелоке логотип компании Самсона. Что именно он означает, Кас так и не понял, но у него было предположение, что «Х» и прямоугольник в центре — это изображение распятого человека на Андреевском кресте, но мне кажется, что он не прав и пересмотрел детективов. В остальном он был большой умницей!

Кас понимал, что он не может с таким несерьезным предположением обратиться в полицию. Тем более когда Астерион показывал нам фотографии тела, вероятнее всего, он нарушал следственное дело. Тем не менее Каса мучило то, что его предположение может оказаться правдивым и за это время снова кто-то будет убит, поэтому ранним утром он отправился следить за его квартирой. Он мог бы прождать и больше, но Самсон вышел из дома под вечер с большим шопером в руках. Кас последовал за ним, и оказалось, что он отправлялся в местность, крайне подходящую для маньяка. Это был лес, и несмотря на то, что по его краям гуляли мамы с колясками, он уходил далеко вглубь. Когда они зашли чуть подальше, Самсон уже не мог не заметить слежку и остановился. Он спросил его:

— Грабануть меня хочешь, парень?

— Просто гуляю, — ответил Кас.

— А ты иди, посмотри, что у меня в сумке.

И Кас пошел, но то, что там чье-то мясо, он узнал лишь потом. Самсон попробовал ударить Каса по голове, но тот был быстрее и подготовленнее: Кас увернулся и тут же достал из кармана куртки пистолет, из которого выстрелил в воздух. Самсон так испугался звука оружия, что позволил себя связать. Потом приехала полиция, и они были так рады такому глубокому сотрудничеству со следствием, что даже не записали в протокол, что здесь был осуществлен выстрел из незарегистрированного оружия (от него все же пришлось избавиться).

Кас оказался прав. Самсон — имя участника «Войны блюд», того мужчины, что занимался 3D-моделированием. Когда Кас рассказал мне эту историю, я подумал, как странно, что и жертва и маньяк оказались в одном телешоу, оба прошли кастинг. Ладно она, девушка-геолог рассказала свою вычурную историю про маньяка, поэтому она показалась такой интересной и ее взяли в шоу. А он? Конечно, его профессия была весьма любопытной, но все-таки на шоу он не показал себя запоминающимся, разве что тем, что постоянно рассказывал пошлые истории. Но все-таки как он прошел отбор? По-моему, мужчина с вороном в очереди на кастинг был куда более телевизионным персонажем. А может быть, Самсон лично признался продюсерам шоу, что он маньяк, и им показалось это интересным ходом. Один участник убьет другого, здорово и круто, такого еще не было за всю историю телешоу.

Может быть, в этом и должна была быть соль сезона и Сол Август все знал?

Было бы очень грустно, ведь он мог кумир. Надеюсь, несмотря на все подозрительные факты, по крайней мере, Сол Август в этом не замешан.

Не пытайся врать на кухне, твое блюдо всегда тебя выдаст.

Так он говорит, и, надеюсь, совершенно не врет.

В любом случае, на телевидении этот случай не прогремел, в следующем выпуске Сол Август просто сообщил, что Самсон набрал меньше всех зрительских голосов и не приехал в студию для съемок.

А Мира потом долго ругала Каса за самодеятельность. Но сейчас, когда я вижу их вместе, мне кажется, что она им гордится. Ее не вербализированная вера помогла ему, и теперь Кас хочет оставить все свои бандитские мутные дела и готовится стать криминалистом.

Пока я лежал в клинике, Кас готовился к экзаменам в колледж, чтобы затем попасть на высшую ступень образования. У него очень много пробелов в школьных знаниях, поэтому ему действительно было непросто. Я старался ему не мешать, поэтому писал ему мало, к тому же я не знал, не противен ли я ему. А тут Кас пришел сам, и вроде бы еще одна трещина, которая пролегала между нами, была преодолена.

Я набрал пива из холодильника. Папа покупал его для меня, я теперь пил по банке каждый вечер и делал лишь это для того, чтобы оценить папины старания. Не знаю, почему он это делал, вероятно, думал, что такое развлечение мне поможет скрасить мою наркотическую зависимость, но мне было приятно в любом случае. На этот раз я сгреб все банки в рюкзак, и мы отправились с Касом в сторону леса. Фелис провожала нас подозрительным взглядом, отчего-то ей, как и папе, несправедливо казалось, будто Кас меня и затащил на дно, а не вытащил оттуда вместе с Астерионом.

Сегодня в коттеджном поселке было тихо, мы встретили только одну неторопливую машину. Проходя мимо дома некромантки, Кас показал в ее сторону средний палец, я повторил этот жест за ним и рассмеялся, стало легко. Потом мы свернули от основной дороги к лесу и пошли по тоненькой тропинке. Был и куда более облагороженный путь, но там нам могли встретиться люди, а я теперь их сторонился. Трава пожелтела и пожухла, почти все деревья стояли голыми, наводя уныние черными мокрыми стволами. Лист под ногами гнил, воздух был влажным, и вдалеке лес скрывался в тумане. Скоро пойдет снег, и для меня останется только зима. Конечно, я излишне драматизировал, исключая из остатка своей жизни весну, но все-таки я считал датой своей смерти пятое мая, а значит, полноценно это время года я засчитать уже не могу. Такие мысли погружали меня в меланхолию, но будто бы недостаточно сильную, чего-то не хватало даже в моей печали.

Но с Касом мне всего хватало, становилось радостно. Мы нашли бревно рядом с мокрыми углями, местом стоянки шашлычников, рядом открывался вид на озеро. Может быть, где-то рядом мы с мамой чуть не уплыли на плоту, точное место я бы уже не вспомнил.

Мне нравилось, с каким пшиком открывалась алюминиевая банка, нравилось втягивать губами пролитое пиво с крышки, я любил звук щелчка зажигалки. Все эти вещи делали меня чуточку счастливее, и несмотря на всю их повседневность, их не хотелось лишаться.

— Короче, — сказал Кас, — самое время хорошенько поработать, Джелли Белли. Мне вчера высветилась новость, что Илон Маск запланировал свой визит в Россию на конец января. У нас не так много времени, чтобы все тщательно спланировать.

— Я должен его убить, потому что он повинен в том, что не предотвратил катастрофу, и потому что я все равно скоро умру и могу рисковать.

Я повторил эту мысль, которая будто бы стала забываться. И повторив ее, я поверил в нее сильнее.

— То, что он приедет зимой, имеет и минус, и плюс. Минус заключается в том, что, если тебя в процессе убьют, ты даже не доживешь до пятого мая. Плюс — если все пройдет хорошо, у тебя останется несколько месяцев, чтобы еще кого-нибудь вальнуть.

— Да! Ты совершенно прав! У нас все получится, а потом бы я мог убить еще и…

— Тихо, не распыляйся, нам нужно сосредоточиться на Илоне.

Кас достал из рюкзака карту России, где заранее отметил примерное расположение «Байконура», «Восточного» и «Центрального», а также аэропортов. В принципе, это было незачем, но он будто знал, что такой шпионский антураж мне понравится. Кас был отличным другом, я немного беспокоился, что если раскроется, что он был соучастником в деле убийства Илона Маска, ему никогда не стать криминалистом, на что он только отмахивался и говорил думать над планом.

Там в лесу мы просидели до темноты. Мы пожалели, что взяли пиво вместо термоса с чаем, потому что оба замерзли до жути, и теперь у меня болит горло. Возвращались мы, освещая себе путь фонариками с телефона, потому что единственным источником света в лесу остались Луна и несколько звезд. Которые всегда молчат.

Сол Август молчал о том, что у него в телешоу участвовал маньяк.

Звезды молчали и не указывали своему покорителю, Илону Маску, что мы здесь, в Подмосковном лесу, замышляем против него.

Их имена никого не спасали, несмотря на сообщение Луны. Меня звали Гелием, солнцем, то есть самой главной звездой, живущей так близко к Луне, и мне все равно оставался год, и мама все равно умерла, и уже все равно в моей жизни были шприцы и ворсинки ковра в том самом отеле.

Но я знал, что спасает: дружба. И любовь, вероятно. В общем, очень простые вещи, о которых всем давно известно.

Джел, который не молчит.

Глава 24. Laissez les bons temps rouler (фр.) («Пусть текут хорошие деньки»)

Я не заходил в свой блог больше месяца потому, что жизнь налаживается! И мои мысли текут не настолько быстро, как в конце весны, поэтому записывать все подряд я не успеваю. Но все-таки завершить свой челлендж хочется, поэтому я снова пришел!

Спасибо всем тем, кто отметил, что Кас — герой! Это действительно так, я передал ему ваши слова. К сожалению, на другие вопросы о деле о маньяке ответить не могу, потому что у меня у самого нет информации.

Да, и с наступившим Новым годом! Для меня он был последним, если я не изменил кардинально свою карму, но всем своим подписчикам я желаю провести еще множество праздников, один лучше другого! Чтобы еще много счастливых лет вы могли звенеть бокалами с шампанским и светиться от радости, как новогодняя елка!

Роза-Мимоза, пусть твой год будет лучше предыдущего в сотни раз! Ты написала, что ушедший девятнадцатый был плох, что бы у тебя ни происходило нехорошего, пусть уходит на хрен!

Мне бы тоже хотелось подвести итоги года, как и многим в блогах, но это было бы похоже на итоги жизни, поэтому я не буду. Скажу так: год был говно! Хотя неплохие моменты были: Кас, Капа, Мира, вновь открытый для меня Астерион, встреча с Солом Августом. Но, надеюсь, следующий (аж четыре с лишним месяца) будут лучше, ха-ха!

Надеюсь ли я, что карма изменилась так, что это не мой последний Новый год? Возможно. Но под бой курантов я это не загадывал.

Вместо этого расскажу, как текла моя жизнь до этого момента.

Мы плотно занялись разработкой плана. На мне была основная часть, Кас же должен был достать оружие. У него вышло выйти из бизнеса целым, он не слишком хотел тут же обращаться к криминалу, но обещал, что все равно сможет достать, просто пока не торопился с этим. Я же пытался выяснить маршрут Маска по России, найти сведения об его охране и подготовке конференции. Пока я выяснил, что, скорее всего, он посетит именно космодром «Центральный», выступит в ИКИ РАН, а также даст интервью с Гордоном и в «Вечернем Урганте». Кое-что удалось узнать и об его охране. Также у меня получилось связаться с космонавтом, с которым я участвовал в «Войне блюд», и он обещал со мной встретиться. Он мне сказал, что действительно, он будет приглашен на встречу с Илоном Маском на космодроме, и я хотел выпросить возможность устроить и мне место в зале. Мы договорились увидеться незадолго до праздников, но он вдруг перестал отвечать на мои звонки. Потом космонавт написал мне многообещающую фразу «чуть позже, парень», и на следующие сообщения не отвечал снова. Я решил дать ему время до Рождества, а потом прибегнуть к папиным связям для получения места в зале.

Еще я посещал тир и научился стрелять. Мы ходили туда вместе с Касом, ему может понадобиться этот навык, если его не посадят в тюрьму из-за моего плана с Илоном и он сумеет стать криминалистом.

Можно было бы рассказать о том, что я надумал по поводу того, как вышибу пулей мозги живому человеку, но не буду. Лучше расскажу, как мы встретили Новый год!

В общем, все вышло странно. Я не хотел встречать Новый год с отцом, Фелис и младенцем, хотя меня уговаривали (ну когда еще посидим все вместе…). Я хотел быть с Касом и его семьей. К ним могли даже приехать его старшие братья, пока они не передоговорились на Рождество. Когда папа понял, что меня не переубедить, они решили позвать на праздник хотя бы Астериона, а он, в свою очередь, хотел встретить Новый год с Мирой. Кроме того, Капа в последнее время напирала на меня с тем, что я должен познакомить ее со своим отцом получше. И вышло так: папа вдруг позвал всех Гуляевых ко мне домой. Он был про них наслышан, Каса видел лично, а с Мирой говорил по телефону, когда я пропал, с Капой о ее поступлении и беременности. Я думал, что папа считает их виновными в том, что со мной произошло, поэтому не ожидал от него такого жеста. Гуляевы все дружно согласились.

Да, про Капу. Она правда была в положении. Это было видно невооруженным глазом. Иногда она поднимала футболку и показывала мне живот, пугая этим. В других случаях она футболку не поднимала и вообще к себе близко не подпускала. Она все грозила мне кулаком и называла идиотом. Я был согласен, что я такой, но все-таки один момент для меня оставался неясным. Всякий раз я восклицал:

— Зачем злишься на меня?! Могла бы сделать аборт!

За что всякий раз я получал от нее, причем по голове. Потом она тыкала обоими указательными пальцами себе в живот, хмурилась и говорила:

—Луны побойся, ты слышишь, что говоришь? Там твой ребенок, дебила ты кусок!

В общем, разговор выходил непродуктивным. Как я понял, у Капы был свой «я — проект». Она считала, что сейчас — лучшее время для того, чтобы воспитывать ребенка. И в основном это было так, потому что она рассчитывала на финансовую поддержку моего отца. Капа думала, что пока он помогает, она сможет окончить институт, а потом успеть построить свою карьеру. И к тридцати годам у нее будет и карьера, и вполне счастливый ребенок. Я спрашивал, а с чего она так уверена в моем отце, но Капа была слишком проницательной и чувствовала неискренность в моем вопросе. Я-то был уверен, что папа не оставит внука на произвол судьбы. Тогда я говорил ей:

— А вдруг своим путешествием я изменил себе карму и не умру? Тогда папе не будет резона обеспечивать ребенка, ведь есть его настоящий отец. А я, как ты говоришь, кусок дебила.

Тогда Капа стучала по мне снова, еще более зло.

— Тогда я тебя лично пришью! Чего тебе за жизнь цепляться?

Было даже немного обидно, хотя у нее были все права на злость.

Когда папа всех пригласил, Капа отвела меня в комнату и сказала:

— Скажешь папе, что мы поженимся.

— Нет! Я не хочу!

— Тебе-то что с того?! А ребенку будет польза! Твоему, между прочем!

— Папа и так будет платить!

— Это даст больше гарантий! Представишь отцу меня как невесту, понял?

— Да блин! Как мы можем пожениться, если ты даже больше мне не даешь!

— Иди сначала на СПИД проверься, нарик усратый, а только потом произноси слово «секс»!

— Я не произносил слово «секс»!

И на инфекции я проверялся, все было хорошо. В общем, все продолжалось дальше в таком духе, переспорить Каппу было нельзя, поэтому в итоге я согласился на ее требования. С меня не убудет. К тому же после таких перебранок я понимал, что все-таки влюблен в нее. Может быть, не настолько сильно, чтобы захотеть прожить всю жизнь вместе, но существует ли вообще такое чувство, мне уже не узнать.

Несмотря на то, что Гелия должна была приготовить еду для праздничного стола, все договорились, что Астерион сделает дома селедку под шубой, Мира с Капой — оливье и сыр с чесноком, а я должен был запечь утку по рецепту самого Сола Августа. Фелис разрисовала окна первого этажа зубным порошком, на них появились елочки и олени, а крыльцо обвязала гирляндами с фонариками, вышло сказочно. Елка тоже получилась красивой, но я не принимал участия в ее украшении. Раньше мы всегда старались нарядить елку втроем с родителями, это была традиция, которую все пытались соблюдать и найти время, когда все вместе будут дома. Папа тоже, видимо, об этом думал, когда я отказался наряжать ее с ними, но сделал вид, будто бы никаких ассоциаций к нему не пришло. Пускай теперь наряжают елку втроем. Они и Яромила посадили рядом с собой. Да, счастье какое, он уже пару месяцев умел сидеть, и все не могли этому нарадоваться.

И все-таки этот день выдался для меня тяжелым. Я старался не думать, но все равно думал — это первый Новый год, который мама не встречает с нами. От этого мне было сложно участвовать в предпраздничной суете, даже присутствие Фелис меня не так смущало, как мамино отсутствие. Я много времени проводил на улице среди сугробов, мерз и курил, и даже разок вызвался покатать коляску с младенцем по двору. Но моя печаль почти оставила меня, когда я услышал заветный звук мотора машины Астериона.

Они вышли все нарядные, праздничные, как новогодняя елка. Под распахнутой дутой курткой Миры было тоненькое серебристое платье, на шее и в ушах блестели украшения, ее кудрявые волосы пружинили, как новогодний серпантин. Капа же была в более скромном, нехарактерном для нее бесформенном платье, скрывающем живот, оно было зеленого елочного цвета, ее рыжие волосы были убраны в сложную прическу и блестели, как снежинки на окне, видимо, обрызганные каким-то спреем. Обычно Капа либо не красилась вовсе, либо делала это очень ярко, сейчас же макияж на ней был, но едва заметный, делающий ее очень симпатичной девочкой. Даже на Астерионе часы будто поблескивали особенно празднично, а Кас надел футболку с крысой в новогоднем колпачке.

— Нихуевый у тебя дом, — сказала Мира и вдруг обняла меня. Она была чуть пьяна уже, но только самую малость.

— Только попробуй облажаться, — сказала Капа, будто бы это я мог упасть в грязь перед своим отцом. У нее были какие-то такие вкусные духи, будто она пахла мороженным яблочком, что я отвлекся на этот аромат и ничего не сказал.

— Они немного нервничают, — сказал Кас, подавая мне руку. Но на самом деле нервничали они не больно сильно, потому что без стеснения пошли к моему дому вперед меня. Я помогал Астериону выгружать вещи, а он напевал мелодию одной рождественской песенки.

— Я понимаю, тяжело. Но подумай, все могло повернуться так, что ты справлял этот Новый год где-нибудь с друзьями.

— Но у меня и друзей-то толком до этого года не было.

— Если бы не все обстоятельства, ты бы учился в институте, дружок, и там бы с кем-нибудь познакомился. Вот же блин, хотел тебя подбодрить, а задвинул все еще драматичнее. Короче, я тоже скучаю, но нет ничего плохого в том, чтобы провести этот праздник весело, усек?

Веселость и грусть были знакомым мне сочетанием у Астериона, и я подумал, что он тоже пьян, несмотря на то что вел машину. В одном из пакетов он нашел начатую бутылку с имбирным элем и вручил ее мне.

Дома все знакомились и поздравляли друг друга. Фелис разговорилась, видимо соскучившись по общению, папа был приветливым и вежливым, даже несмотря на то, что Мира с каждым бокалом говорила все громче, а материлась забористее. В целом, благодаря шумности Астериона и Миры неловкости не было, Капа могла бы составить им компанию по наведению балагана, но она старалась держаться скромнее обычного. Под бой курантов Астерион и Мира принялись целоваться, будто бы они были подростками, и Капа больно наступила мне на ногу. Я такого не ожидал, что даже вскрикнул и пролил шампанское, но, кажется, никто так и не понял, в чем причина моей неловкости. А до меня дошло, что я тоже должен поцеловать Капу, и сделал это с удовольствием, еще и так, что ей самой вроде бы понравилось — максимально нежно и целомудренно.

Потом пробил двенадцатый удар, и мы все кричали «ура».

Астерион сказал, снова наполняя всем бокалы шампанским:

— На хрен старый год, пусть две тысячи двадцатый будет лучше! Вот десятые годы начались хорошо, так что нормально, что их последний год — самый фиговый.

— Двадцатый год еще относится к десятым. Это с двадцать первого года начинаются двадцатые, — поправила его Фелис.

Мира подхватила:

— Тогда меняем концепцию: десятые начались заебато, и пусть из завершающий год станет таким же!

Вроде как все согласились, а я так и не знаю, как мы все пришли к консенсусу, что начало десятых было таким хорошим. В принципе тогда я еще ходил в начальную школу, как и большинство здесь присутствующих, и жизнь была совершенно безоблачной, так что время действительно должно быть было хорошим.

— По новостям передали, что конкретно у нас всех все будет хорошо, — сказала Фелис, и Астерион засмеялся, видимо это была их общая семейная шутка. Рядом с ней стоял телефон на подставке, и она все посматривала на радионяню.

Кас отставил от себя бокал с шампанским и налил водку.

— Жаль, что папа закончился почти в самом конце десятых и уже не узнает, что там в двадцатых.

— И хорошо, по крайней мере, мы точно знаем, что в двадцатых не будет ебучей вони в доме, — тут же сказала Мира, а мой папа чуть не подавился. Наверняка он тоже глубоко презирал Тиля, но слышать такие слова от дочери ему казалось кощунством. Мне тоже стало немного грустно за Тиля. Но у меня теперь было табу на разговоры о нем, потому что все от Каса до папы принимали постное выражение лица, когда я говорил о нем.

— Может быть, он встречает двадцатые с обратной стороны Луны, — быстро проговорила Фелис. Я слышал такую присказку, будто бы все души умерших обитают на обратной стороне Луны, и именно поэтому Луна связалась с нами спустя несколько десятилетий после того, как на нее попал Морзе и научил ее говорить. История красивая, но неправдоподобная.

Папа вдруг прокашлялся и встал с бокалом, все замолкли, и он кивнул Касу, будто поблагодарив за слова об отце.

— Есть вещи, которые мы делаем неправильно, есть те, которые делают кому-то больно, и те, которые делают нас счастливыми. К сожалению, иногда это одни и те же вещи. Есть трусливые поступки, которые кажутся еще более жалкими перед очень смелыми людьми, и те, которые уже нет возможности объяснить. Камария была человеком невероятной силы, лучшей из людей. В последние годы я фактически разошелся с ней, как с женщиной, но как человек она вызывает у меня восхищение. Мне жаль, что этот Новый год стал первым из череды без нее, особенно это тяжело для моего сына. Все, что происходило с тобой, Гел, за этот год — это крик о том, как тебе невозможно без нее. Но на него откликнулись, ты нашел себе настоящих друзей, и вот мы празднуем этот праздник такой удивительной компанией. Ты, должно быть, изменил свою карму.

Я бы впечатлен такой речью. Я так и сказал:

— Ого, папа.

Он махнул в мою сторону рукой, чтобы я не продолжал, потому что он знал, что все, что я произношу, выходит хамски или дебильно. Астерион стал говорить, что если бы Кас тогда меня не подобрал, он бы никогда не встретил Миру, она стала посмеиваться над его словами, и я понял, что это самое время.

— Кстати, папа!

Он посмотрел на меня напряженно, но ответил крайне спокойно.

— Да?

— Мы с Капой распишемся.

Он особо не изменился в лице, а лишь коротко кивнул.

— Это было бы правильно.

Мира закричала:

— Ура! Свадьба! Свадьба! Выпьем за это!

Папа сам вдруг заулыбался и легонько погладил по плечу меня, а потом Капу. Наши с Капой пальцы оказались сплетены, это было как-то очень мило.

А потом я вдруг осознал, что прохожу путь отца и тоже женюсь на девушке на позднем сроке беременности. Они, кстати, почти одной возрастной категории. Я подумал, а как встречала прошлый Новый год Фелис? Она тоже была давно в положении, но отец ее ребенка проводил это время со мной и мамой.

Видите, какое дурацкое у меня мышление? Я в самом деле пытался провести праздник хорошо, но мысли все доставали и доставали меня. Больше всего у меня получилось отвлечься, когда Кас предложил запустить фейерверки, он принес их с собой. Папа остался следить за младенцем, а мы все пошли. Яромил каким-то чудом еще не проснулся, но, чтобы точно не разбудить его, мы решили не пускать фейерверк во дворе, а отправились в лес на поляну. Озеро еще не заледенело, иначе бы мы запускали прямо с него.

Установив фитиль, Кас сказал:

— Люблю поджигать и громкие звуки. Если бы я не маньяка помог поймать, а спас из пожара человека, захотел бы стать пожарным.

А потом с невероятно громким треском золотые, красные и зеленые огни стали взрываться в небе прямо над нами. Мы стояли, запрокинув лица, и улыбались. В этот момент я был счастлив, мне повезло, что у меня останется такое воспоминание. Я надеялся, что моя мама тоже когда-то запускала фейерверки и была так же рада. В этот момент я любил всех даже больше.

Может быть, Фелис испытывала нечто подобное, она вдруг засмеялась и ткнула Каса в плечо:

— Спасибо, спасибо! Это было классно!

Потом Астерион стал разливать всем пьющим водку, а Мира вдруг запела «Барыню» и начала танцевать. В лесу она была похожа на дикую ведьму. Вскоре она подключила к этом танцу почти всех, стойким остался только Кас. Астерион все наливал и наливал, и я окончательно потерял себя, когда обнаружил, что падаю в снег, едва прикрывающий тонким слоем землю.

Что происходило потом, я не то чтобы вовсе не помню, но знания о дальнейшем вечере остались смутные. Потом вдруг откуда-то появились старшие братья Каса, которые вроде бы хотели устроить всем сюрприз, и я так и не понял, кто именно сдал им мой адрес. Они пили с нами какое-то время, а когда папа захотел пойти спать, уехали, забрав с собой Миру, Астериона и Каса. Меня тоже звали, но я как-то к этому времени совсем не чувствовал сил.

Вот они и сейчас где-то продолжают гулять, а дома пока тишина. Фелис и Капа пошли гулять с младенцем по лесу, и это капец как странно. А я вот сижу, пишу блог.

Новый год был супер! Если бы я помнил его вторую половину больше, то был бы в еще большем восторге.

Еще раз всех с праздником!

  1. P. S. Я не пояснил название поста. Но оно же не нуждается в объяснениях, кроме того, при чем тут вообще французский? Ответа я не знаю.

Джел и его похмелье.

Глава 25. Не пересекай реку

С прошедшим праздником весны! Особенно тебя, Роза-Мимоза, ведь у тебя такое весеннее имя!

Черный Василиск, ты беспокоился, что я не появляюсь здесь очень давно, и думал, появляюсь ли я вообще еще. Прости, что заставил переживать, я понимаю, вся моя история наводит тревогу при длительном отсутствии. Тем более еще этот коронавирус, добравшийся и до России. Но вот я снова здесь и, вероятно, буду появляться еще не раз. Еще ты писал, что я умею сохранять в тексте интригу, поэтому и все, что произошло до этого момента, я буду описывать постепенно. Не всегда даже в прямом порядке, потому что, когда я посмотрел на список предстоящих тем, у меня родились некоторые идеи.

Все закончилось. И история с Илоном Маском, и с беременностью Капы, и даже прошло пятое марта, год со дня катастрофы над Москвой-Сити. Это оказалось не тяжело, то есть не хуже, чем грустные мысли в любой другой день!

Про дочку я сказал как-то не хорошо, что все закончилось. Только началось, ей еще и недели нет. Капа — теперь мама, а я — вроде как папа. По традиции центральных городов детей называют солнечными или лунными именами, по традиции окраин — названиями других небесных тел. Несмотря на то, что Капа, конечно же, хотела бы, чтобы она росла в одном из городов Солнца, она назвала ее традиционным именем для своего класса. В общем, дочку зовут Кассиопея, очень красиво, мне даже нравится. И это имя как бы отсылает и к самой Капе, и к Касу, и к Камарии, в общем, почти всем дорогим мне людям.

Но я хотел рассказать не про дочку, до нее еще дойду потом, а про Илона Маска! Как вы понимаете, его визит в Россию уже состоялся. Но я расскажу сначала, что было до!

В конце новогодних праздников я узнал новость, которая меня жутко разозлила: Илон Маск отложил свой визит и намеревался приехать в Россию в начале марта, чтобы быть здесь в годовщину катастрофы. Во-первых, у меня к этому времени уже все было почти готово. Я даже встретился с космонавтом (об этом позже, через запись), и он достал мне место на презентации, Кас заказал пистолет. А во-вторых, мне казалось это ужасным кощунственным издевательством. Илон Маск был единственным человеком, кто мог предугадать катастрофу, а значит, сделал это. Из-за своей силы он был тем, кто был фактически ответственен за нее, и его собирались с радушием принять на вечере памяти. Мне очень хотелось убить его именно пятого марта в большом зале со списком имен жертв на стенах и транслируемой фотографией моей мамы на проекторе.

Я об этом все говорил Касу, пока мы шли к озеру в лесу. Оно все-таки замерзло, а мы, чтобы не околеть, взяли с собой термос с чаем. В него мы напихали мед, варенье, корицу и другие специи, вышло супер. Мы могли бы и не морозиться в лесу, никого дома не было, папа с Фелис и младенцем уехали несколько дней погулять по зимнему Стамбулу, но нам нравилось обсуждать наш план на природе. Там было особое место с поваленным деревом, заледенелым сверху оттого, что мы на нем часто сидели, наши следы, две жестяные банки для пепельниц. В течение нескольких дней мы смотрели, как озеро все больше и больше покрывается льдом, и если вчера он казался еще ненадежным, то в тот день вполне.

Я говорил:

— Раньше я думал, что постараюсь застрелить его у машины, но теперь я хочу, чтобы он понимал в последний момент, почему он умирает.

— Тогда у тебя точно не будет шанса сбежать.

— У меня и так нет шанса. Если меня пристрелят на месте, то ты должен рассказать миру, почему я это сделал.

— Мог бы, написал бы на небе о тебе: Джел любил теории заговора.

В тот момент слова Каса поразили меня и ранили.

— Что? Ты говорил, что ты веришь мне! Что он виноват, он мог предотвратить!

— Тс-с. Если бы я не верил, стал бы я тебе помогать?

Он посмотрел на меня, заставив кивнуть и согласиться с его утверждением. На секунду я засомневался, а действительно ли Кас заказал пушку или только говорит мне? Но он не был похож на обманщика и всю дорогу мне помогал.

Потом он стукнул меня коленкой по ноге, призывая больше ничего не говорить про план, не так далеко от нас появился человек. Будто бы мы должны были увидеть его раньше, он стоял довольно близко от нас, но, видимо, я был слишком увлечен своей злостью и не заметил его. Это был молодой высокий мужчина лет тридцати — тридцати пяти, одетый в старомодное пальто, которое могут носить только жутко творческие личности, оно было расхлябано расстегнуто, под ним проглядывала футболка с матрешкой кислотных цветов. Он был без шапки, его брюки были мокрыми от снега, а ботинки явно не отвечали сезонным требованиям. Ну и, конечно же, он был пьян, его движения были неточными, взгляд мутным и пронзительным.

И, конечно же, он с нами заговорил.

— Господа, — сказал он, проведя перед собой рукой, будто бы нас было здесь больше, возможно, целый зрительный зал, — я не ошибусь, если скажу, что вы тут обсуждаете вопрос веры?

У него был какой-то едва различимый акцент, но я не мог его распознать. На самом деле я в этом не эксперт и кроме того, что он говорил странновато, не мог ничего сказать.

— Вот блин, — сказал я, потому что мне не очень-то хотелось заводить беседу со странной личностью. Я был бы не против в другое время, но мне все еще хотелось высказать свое негодование. А вот Кас иногда любил такие маленькие беседы с прохожими. К тому же этот человек был пьяным и зябким, в лесу он, должно быть, мог замерзнуть. В подтверждение этой мысли человек достал из внутреннего кармана пальто баклажку и сделал глоток.

Кас сказал:

— Не. Мы обсуждаем вопрос доверия, но это личное.

— Личное? В личное мы лезть не будем. Впрочем, вопрос веры — тоже очень личный, и стоит ли его затрагивать с кем-либо, кроме своего пастыря?

Он достал сигарету, с пьяной грацией зажал ее в зубах и стал безуспешно рыскать по карманам.

— Какой вопрос веры в двадцать первом веке, когда наши ученые принимают сигналы от Луны?

Я протянул ему зажигалку, он наклонился к моей руке, чтобы прикурить, и чуть завис в этом положении, рассматривая меня. Он очень внимательно посмотрел мне в глаза.

— Я выскажу не новую мысль, но многие считают Луну Богом, космонавтов ангелами, а ученых пророками. Как тебе такое?

Как тебе такое, Илон Маск? Мне сразу вспомнился старый мем.

— Такое себе.

— Да-да, прошу прощения, что перешел на «ты», но, судя по всему, никого это не смутило. Аполлон.

Он протянул руку для рукопожатия, и мы тоже представились.

— Да-да, мы говорили о вере. Как же звучало летнее послание Луны? Приносит смерть. Раскрашивает мир ярко. Я видел такую интерпретацию, что будто бы это призыв к насилию, Луна говорит нам отдаться нашим хищным инстинктам, убивать, насиловать, вгрызаться в глотки друг другу и посмотреть на мир зрачками, пульсирующими от адреналина. Исторически Луна олицетворяет отрицательное начало, ей служат ведьмы, прислужницы дьявола, а значит, она и означает его. А ее последнее послание? Скройте лица. Скрыть свое лицо — значит, обмануть, а кто у нас всегда обманывает? Правильно, все тот же дьявол.

Кас сказал:

— А я слышал, что Луна — это символ бессмертия.

— Да-да, старуха, которая никогда не умрет. Цикличность Луны символизирует перерождение, а обратная невидимая сторона дает поле для надежды поселить туда наших мертвых. Смерть — не прекращение, а временное изменение нашего жизненного плана, как говорится.

Мне было немного некомфортно от этого разговора, потому что у меня была некоторая обида на Луну. Чтобы поддержать разговор, я хотел сказать, что она еще символизирует женскую сущность, но тогда бы странный человек прокомментировал и это, а мне не хотелось углубляться в тему беседы.

— Понятно, — агрессивно сказал я и чуть не сломал колесико зажигалки, пока подкуривал себе.

Аполлон рассмеялся, тонкие мимические морщинки обрамили его губы.

— Простите меня за излишнюю говорливость. Я приехал сюда к знакомым, и вот мой товарищ отправился уже в дом, а я решил еще прогуляться по лесу и, видимо не наговорился. А вы? Живете здесь?

— Да. То есть Джел. А я тот товарищ, который приехал к нему.

— Это понятно. Последний день праздников, хочется провести его в приятной компании и завершить все то, что не успел сделать в выходные перед работой или учебой.

— Может быть, тебя, друг, проводить до дома? — спросил Кас.

— Нет, нет, я не настолько пьян, чтобы не прийти туда, куда мне нужно. Более того, я куда трезвее, чем может показаться. Верите?

— Странный вопрос, — сказал я. Он злил меня, я надеялся, что он согласится дойти до дома, потому что мне хотелось от него избавиться.

— Большинство суждений — лишь вопрос веры, если возвращаться к личной теме доверия. Или, например, замерз ли этот пруд? Если никто из нас этого не проверял, то мы можем лишь довериться нашему опыту, который может оказаться сомнительным.

— По нему очевидно, что он замерз, — уверенно сказал я.

— Видно, вы бываете на этом поваленном дереве не так редко, здесь везде ваши следы. Но их нет на поверхности озера, значит, рискну предположить, что вы не проверяли. Значит, судить об этом с точностью вы не можете.

— Можем, — еще увереннее и агрессивнее сказал я и пошел по сугробам в сторону пруда.

— Джел, — сказал Кас и встал за мной, но останавливать меня не стал. Я спустился к пруду и вступил на его поверхность. Под моими ногами оказался лед, я сделал десяток шагов к центру, и он не провалился подо мной.

— Могу я об этом судить, — сказал я и подпрыгнул на месте. Лед снова выдержал.

Аполлон опять рассмеялся.

— А ты склонен к импульсивным и рискованным поступкам, Джел. Скажи мне, а ты способен на убийство?

— Чего?

Кас тоже напрягся, я видел, как он полез в карман, видимо, нащупывая электрошокер.

— Да, точно, еще один момент про интерпретацию Луны как Бога или дьявола. Много лет назад, когда космонавт разбудил Луну и она наклонилась посмотреть на нас, породив природные катастрофы — это был дьявольский план или же это Бог решил покарать нас за грешную жизнь? Итак, скажи мне все-таки, Джел, способен ли ты на убийство?

Отчего-то мне было особенно не по себе слышать такие вопросы, стоя на льду, в уязвимом положении перед человеком, который в этот момент, видимо, избрал роль судьи.

— Что за странный вопрос от первого встречного?

— Нет-нет, ты мне скажи честно, способен ли ты убить Илона Маска?

В этот момент я думал, что я все-таки провалюсь под лед, от его вопроса у меня побежали мурашки по коже. Было ощущение, словно я оказался в дурном сне. Вдруг я рассмотрел, что из-за деревьев к нам приближаются еще люди, несколько мужчин в одежде цвета хаки.

Кас резко достал электрошокер, но воспользоваться им не успел. Аполлон вдруг вскинул руку, в ней оказался пистолет, который он наставил на Каса. Я вскрикнул, у меня задрожали колени.

— Не делай ничего!

— Джел, спокойно, — сказал Кас, поднимая руки. — Что тебе нужно?

— Ребята, сейчас вы без лишнего шума поедете с нами, и, если ответите на пару наших вопросов, мы вас привезем обратно и даже обновим чай в вашем термосе в дорогу.

Другие мужчины из леса были уже совсем близко, а я совершенно не знал, что мне делать.

Пруд я так и не пересек, не говоря уже о реке, но все-таки тогда я перешагнул через какую-то черту, за которую не стоило переходить.

На этом я заканчиваю свою запись и немедленно перехожу к следующей. Я мог бы пересказать все сразу, но так не сохранится интрига, разве я не прав?

С любовью, Джел, который не дал никаких пояснений.

Глава 26. Голоса в лесу

Продолжу сразу.

У нас забрали телефоны и мои электронные часы, обыскали и вытащили у Каса электрошокер и нож, затем нас посадили в фургон. Он был закрытым, поэтому мы не видели, куда нас везут. В кузове мы были одни, Аполлон сел впереди, еще одна машина ехала за нами.

— Вот это история! — шептал я.

— Хреновая.

— Интересно, кто это может быть!

— Интересно. Неужели кто-то мог узнать о плане? Ты же никому не рассказывал, кто мог воспринять все всерьез?

— Нет!

— Может быть, из-за твоего блога?

Сначала мне пришла мысль, что вряд ли, ведь мой блог виден только зарегистрированным пользователям. А потом подумал, чушь какая, нас похитили очевидно какие-то спецслужбы, для них не помехой были бы и мои дневники в бумажном виде.

— Вероятно. Может быть, это еще потому, что ты у кого-то заказал пушку?

— Джел, — сказал Кас и посмотрел мне прямо в глаза, — на самом деле я ее не заказывал.

— Что?! Но ты ведь по крайней мере собирался ее купить, просто еще не успел связаться с дилером?

В тот момент я почувствовал жуткую обиду, что Кас обманывал меня и не воспринимал план всерьез. Теперь я понимаю, что он просто не хотел, чтобы я умер и меня пристрелили при попытке покушения на убийство, а участвовал в моем плане для того, чтобы чем-то меня занять, пока мне было тяжело после возвращения. Но тогда мне стало больно, это было даже хуже, чем то, что нас похитили и везли куда-то в фургоне.

— Понятно, — сказал я, пока он медлил с ответом.

— Послушай, мы поговорим об этом потом. Давай возьмем себя в руки, Джелли Белли. Нам нужно понять, как отсюда выбраться.

— Угу.

— Дело действительно серьезное, мы будто в низкобюджетном боевике. Я пока вообще ничего не понимаю. Как бы это не стало сутью твоего пророчества.

А ведь и правда, я тогда подумал, что мне все говорили, что дату своей смерти пятого мая я себе придумал. Гадалка сказала, что я умру в течение года, уже прошло больше половины срока. А еще я вновь подумал о том, что предсказывали смерть только мне, но Касу никто не гадал, и я могу свести нас обоих в могилу.

— Ладно, давай подумаем.

— Умница. Что мы знаем? Этот Аполлон все время говорил о Боге и дьяволе, и он знает, что ты хочешь убить Илона Маска. И ты его интересовал явно больше, чем я. Там их четыре человека и все вооружены. Больше вроде бы мы ничего не знаем.

— Может быть, мы стали жертвами какой-то военизированной секты?

— Маловероятно. Хотя мне казалось, что в городе Солнца меня не могут запихнуть в фургон, так что нельзя исключать самые абсурдные варианты. Если бы это были разборки со мной из-за того, что я вышел из кровяного бизнеса, то тебя бы не прихватили и не задавали вопросы об Илоне Маске, так что этот вариант мы практически исключаем.

Мы воображали и другие варианты, но не один не казался нам убедительным. Потом Кас пытался вскрыть дверь, но она не поддавалась. Еще он предлагал геройский вариант, что он попробует напасть, когда нас откроют при остановке машины, чтобы я попробовал бежать, но я осадил его, что мы все-таки не в низкобюджетном боевике, чтобы у него это вышло.

Потом машина замедлила ход и катилась по неровной поверхности, другой дорожный шум перестал слышаться. Она остановилась, и я начал смеяться, потому что занервничал. Двери фургона открыл Аполлон, рядом с ним стояли двое мужчин с автоматами, впрочем, направленными не на нас. Мы снова были посреди леса.

— И стоило ехать куда-то, когда все равно в лес приехали, — я засмеялся.

— Тихо, — сказал Кас.

Мы выпрыгнули из машины, я стал осматриваться, но ничего не видел, кроме заснеженной дороги посреди леса. Не представившиеся мужчины были похожи на бандитов, и я стал искать взглядом лопаты, которыми нас заставят рыть себе могилы.

— Господа, — сказал Аполлон, — я понимаю, что антураж здесь не самый радушный, выглядит все давяще, но я вас призываю попробовать расслабиться. В самом деле нам просто нужно было уединенное место, где никто не услышит нашего разговора, а оружием мы потрясаем лишь для того, чтобы вы не захотели закончить беседу раньше времени и понимали всю серьезность предложенной темы.

Кас сказал:

— Жесть. Но мы постараемся не обращать внимания на антураж и будем вести себя нормально.

— О чем будет разговор?!

Аполлон сел на капот машины, стоящей рядом, а нам жестом предложил приземлиться на край открытого фургона, так мы и сделали. Теперь он уже не казался настолько пьяным, как при первой встрече, но полностью трезвым его тоже сложно было назвать.

— Итак, ты представился Джелом, но на самом деле рискну предположить, что это твое прозвище, а зовут тебя Гелий Филатов. Тебе девятнадцать лет, ты нигде не работаешь и не учишься, ведь у тебя очень обеспеченная семья. Твой отец, Ярослав Филатов, владеет сетью ветеринарных клиник и аптек, а также имеет долю в мясокомбинате. Твоя мать, Камария Филатова, погибла в катастрофе пятого марта. Недавно ты снялся в телешоу «Война блюд», а затем пропал на несколько месяцев, предположительно ты был на Урале, по крайней мере, обратный билет на твое имя был куплен оттуда. Затем ты лежал в наркологической клинике. Большую часть времени ты проводишь либо около своего дома, либо ездишь в Сириус к Кастору Гуляеву, он же часто навещает и тебя. Два дня назад ЗАГС зарегистрировал твой брак с его сестрой Капеллой. Я ни в чем не ошибся?

— Ничего себе, все точно!

Я правда был поражен. Вероятно, я имел дело с тайной правительственной организацией.

— И это славно. У твоего отца, несомненно, есть связи с влиятельными людьми, а значит, могут быть и у тебя. Но разве стал бы отец рисковать своим сыном, зная, что он может погибнуть или сесть в тюрьму?

— Не думаю. То есть у нас с ним не самые лучшие отношения, но тут уж скорее дело во мне.

— Вот-вот. Другое дело твой друг, уж простите за грубость, но ему мало что можно потерять и некому защитить. Может быть, ты по своей простоте решил помочь ему в его грязном деле?

— Нет!

— Мы все еще не понимаем, о чем ты говоришь, — сказал Кас.

— Хорошо, раскрываю карты. Дело в том, что я — предсказатель, довольно долго проживаю в США, и работаю преимущественно на влиятельных людей оттуда. Я редко могу увидеть вопросы денежного характера, но хорошо вижу то, что касается жизни и здоровья. Так вот, господа, вы понимаете, к чему я клоню? Недавно ко мне заходил мистер Маск, и я отчетливо увидел, что в ближайшие месяцы его может убить некий молодой человек из России по имени Гелий Филатов. Карму всегда можно изменить, это сложно, но при упорной работе и правильно выбранном направлении на это всегда есть шанс. В этом своем предсказании Луна дала мне конкретное событие и имена, и у меня встала большая дилемма, говорить ли моему клиенту, что именно я увидел. Потому что тут, как вы понимаете, есть очень простой способ изменить судьбу: это сделать так, чтобы молодой человек Гелий Филатов никогда не встречался с тем, кого он должен убить. Но пути человека, как и Господни, порою неисповедимы, судьба может делать такие вензеля, что люди на разных сторонах океана могут встретиться, как бы им ни мешали. И все-таки есть способ сделать так, чтобы этого никогда не происходило.

— Убить Джела, — сказал Кас.

Я снова рассмеялся.

— Ого, как все закручивается с предсказаниями.

— Передо мной стал сложный этический выбор, с одной стороны, я мог спасти своего клиента, обещающего миру технологическую революцию, но, с другой стороны, этим самым я мог убить совсем еще молодого человека. Я сказал мистеру Маску, что мое предсказание неточное и я озвучу его ему, только если он согласится, что я непременно побеседую с человеком из видения и попробую увидеть что-то еще. Он согласился, и, когда я рассказал ему суть дела, полностью меня поддержал. Несмотря на всю скандальность, Илон Маск — знаменитый филантроп, он отчисляет половину прибыли в благотворительность, и все его проекты направлены на благо человечества. Он сказал, что совершенно не рассматривает вариант твоего убийства, нельзя казнить человека лишь за потенциал к преступлению, эту тему обсосало множество фантастов. Но, несомненно, нужно узнать твои мотивы и тех, на кого ты работаешь. Поэтому я и здесь.

— Значит, у меня и, правда, должно было все получиться!

— Джел! — рявкнул на меня Кас, я впервые слышал, как он повысил голос. — Он немного не в себе. То есть психически.

— Как Чепмен, убийца Леннона?

— В катастрофе погибла его мама, а потом такой же предсказатель, как вы, сообщил Джелу, что он умрет в течение года. И это свело его с ума, он решил совершить что-то великое, раз ему суждено скоро умереть. И Джел как бы задумал спасти мир от Илона Маска.

— Спасти мир?

— Потому что он виноват в катастрофе! Он мог предсказать крушение корабля! У него хватало на это ресурсов, но он не вмешался! Потому что он хотел первым достичь Марса! Из-за его молчания погибли тысяча девятьсот сорок семь человек! И моя мама! Он должен умереть за это! Нет, то есть он должен умереть, чтобы больше никогда ничего подобного не повторилось!

Я тогда начал кричать и, сам того не ожидая, зарыдал. Вроде бы я и понимал, что Аполлон не знает подробностей этого случая, но всю свою злость и обиду я перенес на него.

— У него были технологии, которые могли просчитать падение!

Аполлон не шевелился почти, пока я это кричал, а потом спросил тихим голосом:

— Подожди, но почему ты считаешь, что именно он виноват? Не Роскосмос, не НАСА хотя бы?

— У него были технологии! — я говорил нечетко, глотал слезы и содрогался в рыданиях, — Я сначала увидел об этом видео от блогера, на которого я подписан! Он объясняет многие явления! А потом я сам начал изучать, и все подтвердилось! Только у Маска были такие технологии!

Аполлон покачал головой и закурил, смотря на меня взглядом человека, впервые понявшим, что он говорит с умственно отсталым или шизофреником.

— И все-таки и сам космос с полетами к дальним планетам, и послания Луны, и наши способности предсказания — дьявольская штука. Успокаивайтесь, я сейчас подойду.

Аполлон отошел в сторону говорить по телефону, он делал это на английском языке, а я продолжал рыдать под суровыми взглядами мужчин в одежде цвета хаки.

Кас меня приобнял.

— Ну-ну, это Илон Маск — гондон, а ты — хороший.

Он смотрел на меня болезненно, но не знал, как ко мне подступиться. А может, несмотря на всю жалость ко мне, он не собирался этого делать, потому что моя истерика была только на руку для его слов про мое сумасшествие. Куда такому дурику убивать мультимиллиардера?

Кас налил мне чай из термоса, его у нас не отобрали, вручил сигарету, а я все лил слезы. Я думал о том, что теперь мне не убить Илона Маска и моя жизнь была прожита зря, и о том, что никто мне не верит и считает больным на голову. Я боялся, что сейчас развинтят мое убеждение, что именно Маск был повинен в катастрофе, и тогда мне будет некого винить, и я останусь со своим не пережитым горем один, без злодеев. Но был хороший момент в моих слезах, я все-таки боялся смерти и не хотел, чтобы Аполлон принял сложное решение и пристрелил меня.

Но все-таки запас моих слез был не бесконечным, и когда Аполлон вернулся через полчаса, я уже не плакал, хотя меня все еще потряхивало.

— Послушай, для начала ты должен мне сказать, кто был тем предсказателем, что обещал тебе смерть в течение года. Прошло уже много времени, и, может быть, он сможет увидеть твою судьбу лучше, чем я, так как уже настроен на тебя.

— Люсине Кузнецова, она — главная в семье.

— Знаю, она моя тетка. Мне нужно будет связаться с ней. Понимаю, что твой папа может тебе звонить из Стамбула и забеспокоиться, что ты долго не выходишь на связь, но нам придется провести еще некоторое время вместе. И еще, чуть попозже мистер Маск хочет поговорить с тобой по видеосвязи.

— Но я не хочу с ним разговаривать!

Но я все-таки потом с ним поговорил. Но об этом я расскажу через запись, а пока расстрою своих подписчиков тем, что сначала вне хронологии повествования напишу еще одну историю, произошедшую со мной.

Вот так раздавались наши юные смешные голоса в лесу.

Ваш Джел-плакса.

Глава 27. «Ты же мой брат». Только у него не было брата

А теперь я прерву историю на другую. Она произошла за несколько дней до нее. Мне все-таки позвонил тот космонавт с телешоу и пригласил приехать. Зовут его Минай. Я предлагал ему встретиться в кафе, но он сказал ехать прямо к нему домой. Голос у него был больным и хриплым, но я списал это на похмелье. Он жил недалеко от Киевского вокзала, и я думал, что благодаря близости Белого дома, бывшей гостиницы «Украина» и торгового центра «Атриум» квартира будет элитная, но она оказалась в типовой девятиэтажке, построенной полвека назад.

Москва-Сити тоже был виден отсюда. Там работали огромные строительные краны.

Подъезд был грязным, почти как в доме Гуляевых, к окнам были подвешены банки с бычками. Минай открыл мне не сразу, но не потому, что не слышал моего звонка, он долго возился с замком и скреб по нему ключом с обратной стороны, что-то приговаривая.

— Я победил тебя, зараза! — воскликнул он и стукнул рукой по замку. Потом заулыбался мне, с сигареты, зажатой в зубах, свалился длинный столбик пепла. Он был одет лишь в спортивные штаны и шлепки, на его подтянутой груди виднелась татуировка с ракетой и надписью «Поехали». На тумбе сидела ярко накрашенная девушка и застегивала длинную молнию сапога. Когда она уходила, он только махнул ей рукой, впрочем, она тоже не попрощалась. Квартира была душной, переполненной вещами и какой-то грустной. Минай шаткой походкой позвал меня на кухню, он тоже был пьян, как почти все остальные люди, которых я встречал на новогодние праздники. Кухня была маленькой, заваленной мусорными пакетами и грязной посудой.

— Прости, хотел убраться, но подзабыл.

— Главное, что еще не воняет.

Он затушил сигарету о переполненную пепельницу на столе и посмотрел на нее с удивлением, даже развел руками, будто бы видел ее впервые в жизни.

— Как же так, я же не курю.

Он открыл окно и высыпал туда содержимое пепельницы. В воздух взметнулся голубь, пригревшийся на подоконнике.

— Справедливости ради мне и пить запрещено, но есть повод.

Он поставил передо мной рюмку и налил мне водку.

— Я не хочу, мне вообще нельзя пить много крепкого алкоголя.

Это посоветовал мне мой врач, я периодически нарушал его наставления, зато мог отмахиваться этими словами от настойчивых собутыльников.

— Слушай, я вообще космонавт, пью и не выеживаюсь.

Впрочем, я рассудил, что разговор придется вести трудный, поэтому все-таки взял рюмку.

— Ну, не чокаясь.

Он резко опрокинул в себя стопку, я последовал его примеру.

— Как-то ты траурно это сказал.

— За брата пьем.

— За брата пьем?

— Да-да, за Илиодора. Я тебе не говорил, что он умер в конце декабря?

— Тот самый летчик из шоу с разбитой головой?

— Тот самый.

Ну ничего себе, думал я, такие сплетни я еще не читал. Видимо, я пришел не в подходящий момент. А еще будто бы что бы я ни делал, смерть шла по пятам за мной.

— Жизнь — вообще не сахар, на хуй, это ведь тебе известно? Помню твою историю, вроде золотой мальчик, а Луна тебе не приказала жить долго. Злишься?

Я задумался.

— Блин, мне не кажется, что за это время я хотя бы раз злился именно на это.

— А я бы злился. Иногда мне жалко и того времени, что я в космосе пробыл. Командир вот мой больше двух лет там суммарно. Но потом думаю — видел такое. Ты потом пропадал, из-за того, что ты на съемки не явился, я продержался на выпуск дольше. Где был-то хоть?

Он налил мне еще водки.

— В другом городе ширялся.

На его лице тут же отразилось презрение. Еще бы, он-то должен быть идеально здоров, это было видно и по его красивому лицу и мощному телу. Будто бы подумав о том же, он сказал:

— Пить мне нельзя. Важно всегда оставаться в отличной форме. Поэтому я никому из коллег не говорил о смерти брата, чтоб не пришли следить за моим состоянием. Да я и сам завтра брошу, все, финита ля комедия. Все эти финтифлюшки для дураков. С другой стороны, если жить осталось недолго…

Он не договорил свою мысль, потому что, я думаю, у него не было готового ответа на этот вопрос. Я вот отличался большей расторопностью, очень быстро решил в свое время, что за мой последний год мне нужно убить Илона Маска и попробовать различные удовольствия.

— Мой брат был нелюдимым, поэтому почти никто из моих друзей не знает об этом, только несколько его знакомых да старая мать.

Я почувствовал себя избранным, что я посвящен в эту тайну. Но потом я быстро развеял свои представления о собственной значимости, ведь с Минаем мы были едва знакомы, и рассказывать мне о своем горе было все равно что прохожему на остановке. Мне было жаль, что ему, видимо, не с кем поделиться своим горем, и жаль, что он потерял брата. Ему, видно, хотелось об этом рассказать.

Я спросил:

— А как умер твой брат?

Он отвернулся от меня, говорить об этом ему хотелось, но было тяжело.

— История эта грустная.

Еще бы, подумал тогда я, все истории о смерти грустные. Кроме, может быть, моей, у меня могла бы выйти веселая, если бы не ее позорная часть с Тилем. Но это я думал тогда.

— Убил он себя после того, как выбыл из шоу. Не сразу, но после того, как выбыл, разговоры только об этом и шли. Ездил он как-то к Августу еще поболтать в специальном выпуске.

Он снова молчал, собираясь с мыслями. Потом вдруг встал и достал из холодильника минеральную воду, налил ее вместо водки.

— После травмы головы он был в депрессии. Больше не мог летать, и с головой у него стали не лады. У Или и без того был характер тяжелый, а тут испортился совсем. Заводился по любому поводу, как-то посреди ночи выгнал свою жену в одном халате на улицу. Потом ходил к ней, извинялся, она вернулась, да ненадолго. Заботиться о нем пыталась. Он снова начудил, и тогда она уже ни в какую — развод. Он все искал, куда теперь устроиться, да больше двух месяцев нигде на работе не держался, то хамил кому-то, то переставал выходить на работу. Сложно после того, как ты летал по небу, пойти работать продавцом. Деньги у него какие-то скопленные были, да я иногда подкидывал. Запил. Пока бухал — стал смотреть это наше кулинарное шоу. Очень ему понравился Сол Август, зачитывал его книгу «Жизнь как кулинарное шоу». Он говорил, там написано, что жить можно хорошо, если подобрать правильный рецепт своего счастья. А если даже что-то не получается и ингредиенты твои — говно, всегда можно замаскировать вкус яркими специями. Иля тогда сам начал готовить, а я все удивлялся — чего это он?

Я понимал эти чувства, Сол Август казался таким спокойным, светлым и уверенным, что хотелось довериться рецептам его жизни.

— Я спросил у него когда-то — ну что, это твое? Хоть радует тебя готовить? А он тогда замялся, говорит, что не уверен. Потом решил написать письмо этому Солу Августу, но тот не ответил. А я все говорил ему, да каких ты ответов хочешь, парень-то молодой, даже младше тебя, чего он знает? Ты бы, что ль, почитал какого-нибудь философа бородатого. А он все вцепился в этого Сола Августа, говорил, нужно ему спросить совета именно у него. Заладил, только об этом и твердил. Я поспрашивал среди своих знакомых, никто ли не знает, как связаться с ведущим, да не нашел никого. Тогда решил, что пойду-ка на кастинг, там с ним и поговорю. А оказалось, не один я такой умник, Иля тоже пошел. Видимо, потому, что мы братья, а я еще и космонавт, нас взяли обоих.

Я вспоминал Илиодора, пускай я видел его только один съемочный день, я вовсе не думал, что у него там так сложно на душе. Я только кивал, Минаю нужно было выговориться.

— В общем, в первый день после съемок Иля поговорил с Августом, а тот не дал ему никаких прямых ответов. Ну знаешь, ничего другого, что не сказал бы любой другой хороший человек. Со слов брата я понял, что он советовал ему продолжать искать себя, мол, его дорога с полетами закончилась, но есть еще множество путей и все такое прочее. Вроде бы даже не использовал свои дебильные кулинарные цитаты. Эх, знал бы Сол Август, что говорит с человеком на грани самоубийства, может быть, нашел бы слова получше. А ведь никогда не знаешь, не говоришь ли ты с таким человеком, не правда ли?

Минай засмеялся. Я засмеялся в ответ.

— Да… В общем, Иля, дурак мой, воспринял это так, что победа в шоу — это его путь. Не знаю, то ли он неверно пересказал мне разговор с Августом, то ли нашел в его словах тот смысл, которого не было, но он стал очень стараться. Я уже вылетел тогда из шоу и даже посмеивался над ним, вот занятие у мужика. И вроде бы он увлекся, стал даже менее кислым, чем в последнее время, и ничего не предвещало беды. А потом он вылетел из шоу, ходил мрачный. Потом снялся в спецвыпуске, где, может быть, снова говорил с Солом Августом, а вечером застрелился.

Мне стало жутковато от того, как все вышло. И все-таки отчасти я мог его понять. То есть ход его мыслей и знаки, которые он считал от судьбы.

— Скажешь — слабость?

Он посмотрел на меня беззащитно, а потом махнул рукой, видимо, вспомнив о моем признании про мои занятия. Что я, мол, могу сказать о слабости?

— Не скажу так.

— Ага. Слушай дальше, это еще не конец истории. Сейчас я тебе расскажу, почему я пью, не только потому что заливаю свое горе. Ты вообще знаешь, из какой я семьи? Вот ты из какой? Какую силу тебе дала Луна?

— Ну, я якобы понимаю животных лучше других, но на деле — я в этом не уверен. То ли дело мой папа, он идет по улице, так все собаки разом замолкают.

— Во, а я — как ты. Силы у меня почти нет. У меня есть кровные связи с семьей некромантов, только в основной ветви все могущество преисподней, а у меня даже не было уверенности, что я в самом деле чем-то владею. Однажды в детстве я слепня убил, а он через несколько минут стал лапками шевелить, а Иля вот якобы однажды в автобусе видел давно уже мертвого деда. Вот и вся сила, да и то — скорее показалось.

Я тогда вспомнил, как сидел перед забором некромантки, которая так и не обратила внимания на нас с Касом. Тогда я сразу подумал, что мог бы попросить Миная поднять не только свои рабочие связи, но и семейные, но потом отошел от этой идеи.

— В общем, на третий день после похорон я приехал в его квартиру разобрать вещи. Смотрел я на его шкаф, вся одежда еще пахла его одеколоном, и грустно мне было пиздец. А потом вдруг четко слышу его голос за своей спиной — «брат». Он позвал меня, я обернулся, но не увидел его. Зато, как бы это сказать, отчетливо ощутил его присутствие. И это было жутко. Я не пережил его смерть, но уже отчетливо осознавал, что остался в мире, где у меня нет брата. То есть он был, но это все время прошедшее. Сейчас его нет. Но я сумел воспользоваться моментом, стал говорить ему, что люблю его, мне не хватает его и всякие другие вещи логичные для этой ситуации. В том числе я спросил у него — «Почему ты это сделал?». И он мне тут же ответил: потому что жизнь — это не кулинарное шоу. И все. Вот что он мне ответил и больше ничего не сказал. Я перестал чувствовать его присутствие.

Звучало жутко и глупо. Минай поднял вверх палец, говоря, что это еще не конец истории.

— Самое абсурдное, что эту фразу я уже знал. Она была в его предсмертной записке, понимаешь? Я ощутил присутствие брата, который умер не так давно, но он был мертв и не мог сказать мне ничего нового. И это та-ак жутко. Вот я и пью, пытаясь забыть то ощущение.

Но если честно, я думаю, что Минай пил не поэтому, в самом деле он пытался заглушить боль от потери брата.

Тогда я подумал, а как будет больно кому-то потерять меня? Касу, Астериону и папе, да даже Капе и Мире. Ведь несмотря на то, что я теперь был хреновой версией себя, терять больно не только лучших людей, как моя мама. Вот Илиодор, видимо, был не самым замечательным человеком, а его брату так больно.

Мы потом пили еще, я даже чуть не забыл о том, зачем я приехал. Я посоветовал Минаю сходить к частному психиатру и попросить его выписать антидепрессанты или другие препараты, потому что мне они помогли. Перед выходом я вспомнил о цели своего визита, без лишних объяснений попросил достать мне место на встречу с Илоном Маском на космодроме, и Минай радушно согласился. Но это было не пустое обещание на пьяную голову, следующим вечером он позвонил мне, его голос уже казался трезвым и бодрым, и сказал, что пропуск у меня будет.

А потом Илон Маск перенес свой визит в Россию.

Джел, который вот-вот продолжит повествование дальше.

Глава 28. Из теней выступили двое

Почему я вообще написал предыдущую историю, кроме как потому, что мне хотелось обыграть тему? Я хотел для себя систематизировать еще одну вещь: горе делает людей сумасшедшими, порою даже очень сильных. А чего уж говорить о других. Правда, я недавно поделился этой мыслью со своим врачом, он чуть вскинул брови и тут же ответил: безусловно, это может быть триггером. Я не попросил его пояснить свою мысль, но мне кажется, он отделался такой фразой, чтобы не обидеть меня.

А теперь вернемся к основной истории. Мы проехали чуть дальше и оказались в одиноко стоящем коттедже на краю леса. Дом выглядел жилым, но будто бы оставленным дачниками на зиму, он совсем не был похожим на шпионскую базу, может быть, лишь расположением. Было холодно, включили отопление, но ему требовалось время на разгон, поэтому мы сидели в куртках. Наши похитители в целом вели себя мило, сделали нам горячий чай и усадили на диван в гостиной перед телевизором. Кас листал каналы, а меня разморило от тепла и слез, и я уснул на диване под разговоры охранников о том, что зря они похитили второго парня, если он особенно и не замешан. Кас мне потом говорил: вот это удивительное спокойствие — заснуть в такой ситуации.

Кас меня разбудил, когда к дому подходили Аполлон и Люсине, они выступили к нам из тени. Перед тем, как они вошли в дом, один из охранников сказал мне:

— Твой друг пообещал вести себя благоразумно. Тебе тоже стоит.

— Не понял, это как?

— Не говорить о том, что сюда вас привезли под дулом и вы не можете выйти.

Требования были логичными, и я согласился. Они не могли отказаться от своей миссии, несмотря на историю, которую я им рассказал. Двое из них ушли на второй этаж, один вышел на улицу, а оставшийся убрал автомат.

Это была предсказательница, которую я упросил мне погадать той весной. Ей было за пятьдесят, она была раздражительна, как и в тот раз, и, и ее полтора метра роста все еще не мешали смотреть на всех свысока. Люсине была похожа на шар, у нее была большая шуба, которая увеличивала ее и без того внушительные размеры.

— Я видел ее по телику, — сказал Кас какой-то странной интонацией, будто бы пытался мне что-то сказать, но я тогда не понял.

— Она известная.

— Вот.

Его интонация стала еще многозначительнее.

Люсине вошла и сразу уставилась на меня с раздражением, хотя я даже ничего не успел сказать. Не снимая шубу, она села на кресло напротив меня.

— Здравствуйте! Вы меня помните?!

Она лишь хмыкнула и ничего не ответила. Люсине и в тот раз вела себя так неприятно. Аполлон, видимо, тоже чувствовал себя неловко со своей родственницей.

— Вот этот молодой человек. Говорит, будто бы ты читала его будущее раньше. Но прошло время, я увидел страшное предсказание насчет него, хоть и довольно блеклое. Скажи что-нибудь еще о нем.

Люсине пропустила слова Аполлона мимо ушей. Она спросила:

— Ты счастлив?

— Что? Видеть вас — большое счастье.

— Не ерничай. Отвечай, счастлив ли ты?

— Смотря что считать счастьем.

— Нет прямого ответа, значит, нет.

Она на некоторое время закрыла глаза, будто к чему-то прислушиваясь, эта пауза казалась неловкой.

— Ты говорил: у тебя больше нет дорогих людей.

— Серьезно? Я не помню.

— Теперь есть?

— Ну хорошо, теперь есть.

— Ты говорил, что не видишь в жизни цель. Теперь нашел?

Если говорить об Илоне Маске, то да. Я и тогда понимал, что она говорила о каких-то более досрочных целях, но все-таки решил себе засчитать этот вариант, поэтому кивнул.

— Ты говорил: боль утраты невозможно перенести. Теперь легче?

— Вроде бы по-другому.

— А умереть-то тебе хочется?

— Что? Нет, конечно, с чего вы взяли?!

— Не лжешь?

— Зачем мне это?!

Она вновь закрыла глаза, выглядело очень таинственно. Видимо, в этот момент она и гуляла по моему будущему и прошлому.

— Если лжешь, хуже будет только тебе.

— Да куда уж хуже.

— Я сделала все, что могла, для тебя. Я не видела такого предсказания, будто ты должен умереть в течение года.

— Как так вышло? — тут же спросил я, не осознав ее слова сразу, а потом они загремели в моей голове, будто в мое темя ударила молния. Она мне соврала, а я три четверти года жил так, будто это правда? Я не должен был умирать в течение года? Это не моя карма?

— Ты был безнадежным молодым человеком. Я солгала тебе.

Люсине сложила руки на коленях, поза вышла закрытая, будто бы она показывала, что разговор закончен.

— Вот это поворот, — сказал я, и на меня накатил какой-то тупняк. Будто бы после молнии меня стукнули пыльным мешком по голове.

А вот Кас вдруг разозлился.

— То есть просто соврали? И он из-за вашей лжи чуть не снаркоманился, стал преступником, бросался под машины и говорил чушь?

Про чушь было обидно.

Люсине посмотрела на меня, а потом закрыла глаза снова.

— Ах вот что.

Кас спросил:

— Что там? Почему вы соврали? Это вам Луна что ли отдает приказы?

— Нет. Я увидела другое предсказание и решила, что моя ложь может его спасти.

— Про Илона Маска? Вы решили соврать ему про год, чтобы он не тратил это время на свой план?

— Про Илона Маска? — спросила она.

Аполлон добавил:

— Да. Скажем, не встречали ли он никогда в предсказаниях у тебя?

— Глупости. Я соврала, чтобы спасти его жизнь.

— Звучит хорошо, — сказал я.

— Когда ты пришел в мой дом, я сразу увидела твое будущее. Видение было яркое, почти как настоящее. Чем ярче я вижу видение, тем вероятнее ее исполнение. Я увидела, что в тот момент ты был нестабильным, и ярко почувствовала, что в ближайшие недели ты убьешь себя. Ты не продумывал план, но был готов сделать это в любой момент. И поедет поезд, и ты бросишься под него.

За этот год я не думал броситься под поезд. Но только вот если очень внезапно, обманув даже себя. Может быть, слова про поезд были метафорой. Ее слова звучали странно для меня.

— Я тогда решила, что, если твоя дата смерти будет маячить перед тобой, ты не побежишь совершать суицид сразу. Ты будешь думать — все равно скоро помирать, можно еще чуточку пожить. А там, глядишь, за год мог окрепнуть и найти смысл жизни.

Мне все еще сложно было выползти из этого состояния отупения, но я был впечатлен. Все было ложь, но ложь во благо, которым я распределился самым непривлекательным образом. Но, может быть, между наркоманией и смертью под поездом стоило выбирать первое.

Я тогда думал, неужели я такой пропащий? Всем приходится столкнуться с моим горем, обычно позже, но все-таки люди живут себе дальше. А я что? Мне казалось, что в нестабильность моего состояния добавлялось то предсказание, а выходило так, что оно сделало меня еще ничего. В общем, я был разочарован в себе, как обычно.

— Значит, благодаря вашей лжи он до сих пор живет, — подытожил Кас.

— Но дебильно, — добавил я.

Люсине сказала:

— Строй свою жизнь дальше сам.

— Подожди, — сказал Аполлон, — но сейчас ты больше ничего не видишь в его судьбе связанного со смертью? Своей или, может быть, чужой, м?

— Сейчас мое видение закрыто, и смотреть я не хочу, — Люсине встала с кресла, показывая, что разговор больше не продолжится. Аполлон развел руками, мол он больше ничего не может сделать, и тоже резко поднялся.

Кас вдруг громко сказал:

— Эти люди привезли нас сюда, потому что предсказатель видел, что Джел убьет Илона Маска. Скажите, что это не так, иначе они нас, наверное, убьют.

Аполлон удивленно поднял брови.

— Ничего себе, никогда бы не подумал, что я персонаж жутко детективной истории.

И он пошел дальше, будто бы слова Каса были какой-то шуткой. Люсине сделала несколько шагов к выходу, а потом остановилась.

— Надеюсь, это неправда, Аполлон?

— Я тоже надеюсь, что это неправда.

— А это бы объяснило, почему ты привез меня сюда, вместо того чтобы пригласить мальчишку ко мне.

Люсине закрыла глаза, а Аполлон стал неловко осматриваться по сторонам. Потом он встретился взглядом с охранником и покачал головой.

Люсине вышла из своего транса и дала звонкую пощечину Аполлону, он даже пошатнулся и громко выругался.

— Я звоню его отцу.

Она была по-настоящему смелым человеком и второй раз спасла мне жизнь. Как и Кас, он был куда умнее меня, пока я тупил и был поглощен своей драмой, он закинул удочку к нашему спасению.

— Давай не будем торопиться. Мы, конечно, с тобой не судьи, чтобы решать кому время жить, а кому умирать, но мы и не будем. Парень немного преувеличил. Вот он я — в свету стою перед тобой и говорю теперь совершенно честно: мне действительно пришло видение, что он может убить Илона Маска. Оно было неярким, но такая возможность все равно есть. Разве я могу теперь закрывать глаза, когда я увидел чью-то смерть? Конечно, никто не собирается убивать ребят, но ведь нужно разобраться в ситуации.

Люсине хмыкнула, звук вышел рычащим. Она вернулась на кресло передо мной.

— Ты собираешь убить этого Илона Маска?

— Да.

— Джел!

— То есть, собирался, уже не хочу.

Кас и Люсине хотели меня спасти, а я из-за своего упрямства чуть не погубил нас. Люсине спросила меня, почему я хочу это сделать, и я рассказал ей все на этот раз без истерик. Я, конечно, стал говорить, что после открывшейся мне правды я больше не хочу ничего делать, но никто уже не верил мне. Но Люсине врать не стала, она не сказала, что увидела мое будущее как светлое, что я ни в коем случае никого не убью. Она решила, что нам стоит дождаться, пока с нами свяжется Илон Маск.

И мы сели ждать.

Джел, для которого в тот день перевернулась вся жизнь. Вся — потому что я думал, что мне осталось жить несколько месяцев, а оказалось, что либо еще день, либо еще очень-очень долго.

Подпишусь лучше так:

Джел, который так же внезапно смертен, как и все остальные.

Глава 29. Гниль

Вам, конечно, интересно, связался ли со мной Илон Маск. Но, поверьте, даже читатели моих предыдущих записей не были так сильно заинтригованы, как мы. На самом деле и Аполлон нервничал, он не выглядел так уверенно, как хотел бы. Ведь несмотря на его обещание разговора, он не мог утверждать, что один из богатейших людей в мире найдет время.

Но он нашел. Видимо, все-таки его потенциальный убийца показался ему внушительным поводом, несмотря на всю мою незначительность. Аполлону стали приходить сообщения, и он повел меня к компьютеру в другую комнату. В ней были только мы с ним и Илон Маск с другой стороны экрана.

Когда он подключился, я не почувствовал большей злости, чем пока смотрел интервью с ним, лишнее волнение меня не охватило тоже. Потом он сказал:

— Привет, Гелий.

Так и сказал, на русском. Вот тогда я обалдел и даже немного оробел. Не знаю, как я собирался стрелять в него, может быть, в видении Аполлона я должен был делать это с расстояния и не видеть его лица, но даже когда он был в контакте со мной через экран, моя злость хотя бы самую малость уменьшилась.

Он сам выглядел встревоженным нашим разговором.

Далее мы говорили с ним на английском, поэтому я не буду пытаться воспроизвести весь диалог, но я расскажу о нем. Я понимал, что времени у меня мало, и прежде чем он задал вопрос мне, я спросил его, почему он не предотвратил катастрофу? Почему он позволил случиться такой трагедии ради своих амбиций? Я добавил на русском: как тебе хватило совести? Он повторил за мной слово «совесть», он понял меня, видимо переведя через какой-то синхронный переводчик. Он кивнул мне, а потом тут же вспыхнул и спросил, а что мне ответили на такие вопросы в Роскосмосе? Они рассказали мне, какой идиот не проверил все досконально? Слово «идиот» он сказал тоже очень по-русски. Я сказал ему, что технологий для расчетов хватало только у него, а он поблагодарил меня за высокую оценку его самодельной ракетной компании, но сообщил, что это не так. Россия — одна из стран-лидеров в освоении космического пространства, и, если бы ей не хватало технологий или умений, полеты были бы в целом невозможны. У него не вызывала вопросов компетентность наших специалистов, поэтому он ничего не проверял за другими. Но трагедии случаются все равно. Еще он сказал, что когда с большей частью расчетов будет разбираться искусственный интеллект, подобные ситуации станут абсолютно невозможными. Он еще раз повторил, что с интересом наблюдал за запуском корабля, но не выполнял никаких расчетов. Ему, конечно, было бы приятно стать первым человеком, соорудившим первую экспедицию на Марс, но его куда больше интересует результат, чем слава. Тем более он смог бы использовать опыт русских коллег, чтобы следующий шаг по освоению другой планеты имел еще большую ценность и результативность. Он сказал: «Я делаю все для того, чтобы обеспечить хорошее будущее для всего человечества, и буду это делать». Потом он смягчился, выдохнул и сказал вещь, которая задела мою душу. Илон Маск сказал, что я веду себя как тугодум и пытаюсь найти виновника, потому что я не понимаю, почему это произошло. Я думал, что он поведает мне какую-то высокодуховную вещь, а он стал рассказывать мне, как был устроен корабль и какая произошла поломка, приведшая к катастрофе.

И тогда мне вдруг стало легче. Виноват был не Илон Маск, не Рогозин, не я, виновата была «поломка». Некая трещинка образовалась в мире, неподвластная никому, и она забрала мою маму и еще две тысячи девятьсот семьдесят три человека. На нечто неживое оказалось злиться гораздо проще, я почувствовал себя светлее и простил Илона Маска. Я подумал, что, вероятно, он говорит правду.

Потом он сказал, что воспринимает смерть как облегчение, и чтобы я помнил об этом, когда буду спускать курок. А затем он сообщил, что у него дела, я поблагодарил его за объяснения насчет поломки, и он отключился от связи.

А я остался наедине со своими мыслями, что целый год хотел убить человека, который делает все, чтобы обеспечить лучшее будущее для всего человечества. Даже так, я остался с мыслью о том, что хотел убить человека. Я тот, который всегда старался назвать точную, не округленную цифру жертв катастрофы, хотел отправить через реку Стикс еще одного человека. Конечно, мне пытались донести эту мысль и раньше, но почему-то я был к ней глух.

Потом, когда нас отпустили, я сказал Касу, что отвратителен себе. А он сказал: бывает. Кас поделился, что его завораживало то, что я умру через год, что такое случится не только с его отцом, и кроме жалости и желания получить мою кровь, это было еще одной причиной, почему он стал возиться со мной. И он тоже был себе отвратителен.

Да, нас отпустили через пару звонков Аполлону. Он предупредил, что мне еще будут звонить и наблюдать за мной. Я сказал: хорошо.

Потом я благодарил Люсине, что она спасла жизнь мне, дураку, а она только махала рукой, чтобы я отстал от нее. Я бы поблагодарил еще раз Илона Маска с его объяснениями о поломке, но такой возможности у меня уже не было. Пока нас отвозили обратно, я слушал мрачных рэперов из плейлиста Каса, но мысли у меня, наоборот, были воодушевляющие. Я думал, что хватит каяться и ненавидеть себя, хватит роптать на обстоятельства и обвинять других людей, нужно наконец начать строить будущее и делать хорошие вещи не случайно.

А дома мне пришлось позвонить в клинику, потому что мне вдруг захотелось опуститься на дно снова. Я, видимо, не понимал, как пережить то, что все было обманом, и то, какой я человек, и решил найти самый лучший выход. Но с помощью психолога и лекарств я преодолел этот шаткий момент.

Джел со своей гнильцой в душе и любовью.

Глава 30. Близнецы-убийцы

Вот так закончилась моя история, начавшаяся прошлой весной! Но расскажу немного еще.

Илон Маск все-таки приехал в Россию в годовщину катастрофы пятого марта, но у меня не вышло побывать на его выступление. Во-первых, накануне мне позвонил Минай и сказал, что ему не одобрили мое присутствие, как он ни старался. А за несколько часов до того, как самолет Илона Маска приземлился в Шереметьево, я ехал в «ласточке» в сторону Санкт-Петербурга. Мне туда вовсе было не нужно, но мне позвонил Аполлон и сказал, что мне необходимо уехать из города с Илоном Маском, и на всякий случай прихватить своего дружка Каса. Так я и сделал. Но мы мало наслаждались красотами северной столицы, в основном я смотрел телевизор и слушал множество слов про катастрофу. Я все не мог остановиться, хотя они не делали ни лучше, ни хуже.

Но мое отсутствие было очень некстати и по другим причинам. Роза-Мимоза, ты верно заметила, что я «такой еще мальчик», пишу про свои приключения с Илоном Маском много записей подряд, но лишь вскользь упоминаю о том, что у меня родилась дочка. Так вот, мой отъезд был нехорошим по той причине, что я уехал четвертого марта, а Капа отправилась в больницу пятого. Когда я объяснял ей по телефону, что меня нет в городе потому, что спецагенты считают, что я все еще могу оказаться убийцей Илона Маска, она мне не поверила. Я думал, что дочка родится пятого марта, что было бы так символично, но она решила офигеть от холода злого мира шестого числа. Вы знали, что новорожденным людям очень холодно оказаться во внешнем мире? Они-то привыкли к другому климату за сорок недель. В общем, сегодня, девятого числа, я уже дома и трачу весь день на блог. Завтра выписка, я решил все быстренько описать именно сегодня, потому что ребенок в доме вроде как съедает все время. Это меня страшит. И еще пугает то, как все вообще вышло, что в моей жизни вообще произошли такие изменения в столь юном возрасте. Когда я думал, что умру весной, то все это казалось имело куда больший смысл, а сейчас я чувствую растерянность. Но все-таки я хочу стать хорошим отцом! Кем-то вроде моей мамы для меня, просто не таким великим.

Кстати, папа купил нам квартиру, и эти месяцы я провел за сборкой мебели из Икеи.

Еще я подал заявку на то, чтобы все-таки сдать ЕГЭ. Я к ним готовлюсь, как и Кас. Сначала я думал, что буду поступать на криминалиста, как и он, но он меня отговорил. Он сказал мне, что я не ловил маньяка и должен найти свой путь. Было справедливо, я подумал, что я мог бы стать инженером, чтобы не допускать таких поломок на космических кораблях, но испугался — а вдруг именно я допущу? Я отказался и от этой идеи и решил вернуться к своей изначальной — поступить на политолога. Тогда я смогу менять будущее человечества в лучшую сторону, но не как Илон Маск, а как моя мама. Еще, конечно, стоило бы устроиться на работу, но я сделаю это после всех экзаменов.

А все мои близкие — живут и вроде как счастливы. Это здорово!

В этом мире много здоровских вещей и странных переплетений обстоятельств. И с приходом солнца у меня появляется все больше и больше энергии, чтобы познать мир в каких-то более светлых аспектах. Жизнь! Не смерть!

Жизнь в итоге победила и со мной, и вот я еще принял участие в том, чтобы появился новый человек. Хотя смерть тоже в чем-то победила, когда вороний человек забрал Тиля.

А Луна на все это смотрит, и ей все до лампочки. На ее глаза можно посмотреть в телескоп.

А теперь перед завершающим словом мне хотелось бы обосновать тему последней записи и то, почему она последняя, ведь в челлендже их тридцать один. Но начнем с темы.

Я долго думал, и у меня родилась такая история. Она короткая и бессмысленная.

Представьте, что утром вы просыпаетесь, оттого что кто-то шумит в квартире. Вы неохотно открываете глаза, думая, что это ваши родители-жены-дети, а это оказывается совсем не так. Перед вашем кроватью стоит ваша абсолютная копия, человек с точно такими же чертами лица, тела, с одинаковой с вами мимикой. Но в руках он держит биту, и вид у него в целом разозленный. И он говорит: «что бы ты сделал, если бы встретил своего близнеца?». Это конец истории. В ней нет смысла, одна только жуть, почему твой двойник держит в руках биту? У него однозначно есть ответ на свой собственный вопрос, что бы он сделал, если бы встретил своего брата-близнеца.

Вот так. В челлендже есть еще одна тема, но я решил, что не буду дописывать ее вовсе не из лени и не потому, что название мне совсем не нравится, а из-за того, что мне теперь не хочется что-то завершать. Раньше я хотел успеть сделать это за год, чтобы поставить галочку над списком выполненных действий до конца жизни, а теперь у меня еще полно лет, чтобы закончить челлендж в любой момент. Огромное количество времени впереди сделало меня еще более всевластным, ведь у меня столько возможностей, которые я могу осуществить. Раньше я думал, что, наоборот, ограничение в моем жизненном сроке делает меня свободным, но та свобода толкала лишь на саморазрушение. Теперь я могу действительно делать то, что хочу, хоть и придется думать о последствиях. Вот, например, могу не завершить челлендж.

Кстати, под первой моей записью Роза-Мимоза написала, что ей было бы интересно узнать, что за песенку я написал. Это действительно песня, у нее есть мелодия, но я не могу ее передать в тексте. Зато могу написать слова. Для того чтобы их понять, мне нужно поделиться с вами интересным фактом, что свиньи и киты родственники и имели общего предка. Просто киты однажды решили вернуться обратно в моря и перестать быть сухопутными животными. Вот текст:

Не грусти, что ты родился

поросем. Это здорово!

Ты в сем мире очутился,

чтобы вырасти в борова!

А если вдруг хочешь быть больше

(красивее ведь быть невозможно),

бросай свою свиную ношу

и уходи в моря! Это несложно —

отрастить плавник и рыбий хвост,

бороздить моря, гонять корабли.

Мир станет так приятен и прост,

стоит лишь отказаться от земли.

Твои дальние кузены киты

когда-то ходили по суше.

Поверь, свин, на это способен и ты,

заплескаться вдруг по-белужьи!

Синие, белые, голубые киты,

серые, красные и даже зеленые!

Выбирай, свинка, каким станешь ты,

И смелей греби против течения!

Тяжело быть хорошим свином,

коль родственники так велики,

Ты как индюк рядом с павлином!

Не уметь смотреть в небо — не пустяки!

Но и киты не могут глянуть ввысь,

зато рассмотрят дно океана!

Это делает их жизнь зашибись,

Яркой, как у Ханны Монтаны!

Потому так хочется стать китом!

Бросить вкусные желуди, хлев,

трюфели, лужи, прогулки пешком,

полысев, пожирев, посинев.

Плескаться весь день в соленой воде,

никогда не попасть в чей-то паштет,

не причинять боль ни ершу, ни треске

И лишь планктон фильтровать на обед.

Синие, белые, голубые киты,

серые, красные и даже зеленые!

Выбирай, свинка, каким станешь ты,

И смелей греби против течения!

А если тебе надоест океан,

с акулами и кораблями

Приходи снова в мой дом,

я угощу тебя желудями.

На этом все. Еще увидимся, ведь когда-нибудь мне придется сделать тридцать первую запись. А пока берегите себя и своих близких, постарайтесь не планировать путешествий и меньше контактировать с приезжими, ведь, говорят, коронавирус может быть объявлен пандемией!

И еще пишите комментарии!

С любовью. Джел.