Обратимость

 

Снова ночь

Я открываю глаза — ночь

Я закрываю глаза — ночь

Мои легкие наполнены ночью, как темный колодец застывшей водой, в которую смотрит молчаливый месяц.

Я дышу ей, не чувствуя ничего, я смотрю в нее, как слепец, не видя ничего

Ничего вокруг, никого рядом…

В моем звенящем дне, полным голосов и шума, я вижу тихую ночь, в лицах близких — пустоту ночи.

Она, как многоликая царица, окутала меня звездной мантией, сделав своим избранником, своим фаворитом, заставив примоститься у ее царственных ног в покорности.

Я смотрю в ее глаза, полные звезд… Вот-вот они рассыплются звенящим блеском в моей душе, оставив в ней пустоту. Она уводит меня жестами своих прозрачных рук, побуждая повиноваться им, как безвольную марионетку. Она говорит со мной на разных языках, ни один из которых я не знаю. Она отражается во всех зеркалах неизвестными мне отражениями. Она оставит меня одного, но будет во мне, как есть: многоликая и изменчивая, как вода, резкая и улыбающаяся, как блеск кинжала, заботливая и холодная, царственная и требовательная в любви к ней.

Она выносит и родит во мне усталость — свое любимое чадо. И закрепит его во мне так, что я не замечу, и оставит со мною навсегда, как живой организм, как трепещущий полный нервных окончаний комок. Он будет биться во мне вместо сердца. Так, как я когда-то чувствовал живое сердце, я буду чувствовать усталость. Буду смотреть сквозь нее в день и видеть ночь, направлять сквозь нее чувства, что будут возвращаться ко мне, не найдя цели, говорить сквозь нее, но останусь неуслышанным, думать сквозь нее, но потеряю свои мысли, и они уже не принадлежат мне. Они отвергли меня, как недостойного.

Я несу на себе крест из страданий и несбывшихся снов. За мной тянется шлейф из безысходности и тишины. Впереди меня безводная пустыня, в которой я изучил каждую песчинку. Я знаю, что увижу, если подниму голову, а под ногами моими пропасть.

В глаза мои смотрят пустые глазницы Вечности, она всегда одна и та же… она всегда похожа на ночь… ее невозможно избежать и нет от нее спасения. Она вызвалась мне в невесты и ревностно охраняет мой взгляд и делает так, что я вижу только ее.

В уши мне шепчет дурманящий голос Очевидности. Он всегда один и тот же и никогда не поменяется. Я знаю, что он скажет мне завтра, через месяц, год, много лет и веков. Порой я путаю его с моими мыслями, настолько он сросся со мной. Порой я растворяюсь в нем, будто всегда был с ним одним целым.

Что я могу дать тебе? Оставшись со мной — ты будешь страдать, потеряв меня — ты будешь страдать. Ты не услышишь от меня ничего нового, каждый день будет один и тот же. Я буду с тобой как твое проклятие и оставлю тебя, проклинающей меня. Мои движения заучены, жесты не замечены, образы не меняются. Я передам тебе свою усталость, как новый плод, от моих рук не изойдет ничего, кроме холода вечности. Голос мой будет звучать поначалу в твоих ушах, но потом исчезнет, растворившись среди аромата дурмана. Ты будешь видеть моими глазами и слышать моими ушами, перестав отличать себя.

Равноценна ли жертва тому, что ты имеешь сейчас?

 

 

 

 

 

 

 

 

          Молодая луна

 

Жизнь сильно изменилась с тех пор, как у нас откуда ни возьмись появились вампиры. Они пришли неожиданно и тихо. Никто не знал об их существовании, уж не знаю сколько недель ли или месяцев, так как широкой общественности никто ничего не сообщал, она сама обо всем вскоре узнала. Узнала об их приходе, но кто они, сколько их, как они выглядят и прочие детали балансировали на грани небылиц, которыми нас пичкали газеты и бесконечные слухи. Последние доходили до таких нелепостей, что вызывали у многих реалистов кривые усмешки, а лично у меня тошнотворные рефлексы.

Никто не знал, как они живут и опасны ли они вообще, так как обескровленных трупов не наблюдалось (или о них просто умалчивали), и появление их где бы то ни было, даже мельком рассматривалось сровни пришествии мессии.

Однако жизнь изменилась еще более, обратившись почти в первородный хаос, когда позже появились другие вампиры. Также никто не знал, откуда они пришли и сколько их, зато все знали, что эти существа опасны. Они нападали на людей, выпивая из них кровь, делали такими же, как и они, или убивали. Никто не мог объяснить, почему так происходит, и никто не знал, отличаются ли эти вампиры от тех, кто пришел раньше. Высшие власти молчали, скрывая все за семью печатями, и было почему. Тем не менее еще позже стало известно, что вампиры, убивающие людей, это другой “сорт” вампиров, другой класс или вид. Появилась обширная информация, будто один из представителей клана вампиров заявил, что они не имеют никакого отношения к тварям, убивающим людей. Однако откуда эта информация “началась“, что в себе заключала и где “кончилась”, неизвестно. Потому что все интересное и насущное часто раздувают, переделывают и снабжают выдумками, в итоге становится неясно, где правда, а где ложь.

Тем не менее чтобы как-то обозначить новый опасный класс этих кровососов, их стали звать “твари”. Это действительно были твари, так как по сравнению с благородными выходцами их вида первые не имели ни рассудка, живя лишь инстинктом крови, ни жалости и, в общем-то, никаких чувств, чем походили на животных.

Они нападали по ночам, днем их нельзя было нигде найти (во всяком случае все боялись их искать). Они нападали резко, жертва едва ли успевала понять, что произошло. Подобные объявления иногда появлялись в газетах, и запуганный народ, пробираемый ознобом ужаса, узнавал о том, как именно это происходит, чего ожидать и опасаться. А уцелевшие чудом очевидцы распространяли повсюду свои свидетельства. 

Ученые в бешеных ритмах принялись изучать этих существ и изобретать средства для борьбы с ними. Так как их число изначально было невелико, потерь тоже особо не наблюдалось. Тем не менее борьба велась, выход нашелся. Уж не знаю, помогало ли новое созданное оружие, но их число не увеличивалось, казалось, даже уменьшалось. С тварями боролись активно и серьезно. Все средства массовой информации кишели очередными новинками и усовершенствованиями для борьбы. Постоянно выходили новые законы, подтверждения и соглашения между разными сторонами и организациями. Что происходило на самом деле, знали только избранные.

Что касается простых людей, то они впали в панику. По ночам город вымирал. Из звуков можно было услышать только или редкое бурчание двигателя автомобиля или шорохи каких-то невидимых животных. Часто, глядя из окна, я наблюдала зыбкий дрожащий свет фонарей, что, как светочи жизни, рядом с моим домом освещали темную аллею. Свет серебристой дрожащей паутиной просачивался сквозь молочный вязкий туман. Он обрывками висел в атмосфере. Иногда мне казалось что там, за окном, я вижу другой мир… Настолько он становился чужим ночью.

Таково было мое частое занятие по вечерам.

Однако время шло, пытливое людское воображение на месте не стояло, жаждая узнать все новые подробности об опасных гостях. В конце концов выяснилось, что новое оружие, которым владели обычные обыватели, почти не спасает от нападения тварей. Так как они нападали так резко и неожиданно, что человек едва ли успевал среагировать. Если их зубы оказывались в твоей шее, то бесполезно уже было применять что-либо.

Их число не увеличивалось. Всем стало интересно, почему это так происходит, поэтому вскоре кто-то, особенно пытливый, пустил новую сплетню, что твари боятся благородных вампиров как огня. Последние, видимо, желая не то защитить людей, не то из иных каких-то своих соображений, могли запросто уничтожить любое число тварей без вреда для себя. Однако в свете ходили и другие сплетни по этому поводу.

Опубликовывались и обширные рассуждения исследования ученых, что, мол, ДНК тварей или что-то там еще имеют непостоянную хрупкую структуру. У кого было время и желание разбираться в этих пространных, в большинстве своем необоснованных рассуждениях, разбирался и даже делал свои выводы, и тут же спешил поделиться с остальным миром. Так сплетни росли и множились, одна нелепее другой. Я уже давно перестала в них верить.

О “благородных” собратьев тварей было известно еще менее, чем о самих тварях. Сведения о них имели большую цену и собирались тем тщательнее, что их судьбой интересовались все, кому не лень. Однако изыскания большинства оказывались тщетны. “Благородные” ревностно относились к изолированности своей группы и чуть ли не под страхом смерти не пускали туда посторонних и даже тех, кому доверили свою охрану (как я узнала позже).

Они жили закрыто. Где? Никто не знал или знали немногие. Они не показывались нигде, и даже если и показывались, то едва могли быть отличимы от людей. Говорили, что они не боятся дневного света, но все же предпочитают сумрак. Говорили, что они ведут себя совсем иначе, чем люди: отчужденней, высокомерней и грубей. Еще бы, нагло посягать на личную жизнь и вперивать в нее свои любопытные праздные взоры, кому бы понравилось. Их можно понять и не обижаться на них. Говорили, что они гораздо красивее и среди них нет старых (хотелось бы верить). И еще говорили много чего, едва ли в это можно было верить. Я не верила ни во что.

Находились те, кто верил во все и, более того, объявлял себя преданным фанатом “благородных”. Куча таких фанатов рылась в сплетнях, отыскивала, видимо, успешно места обитания “благородных” и оккупировала их укрытия. Но вреда они никакого не доставляли. Какой может быть вред от безобидно жужжащей мухи? Разве только ее хочется поскорей прихлопнуть. Эти фанаты открыто жаждали воссоединиться с вампирским кланом. Не видя их представителей, они уже любили их всей душой, посвящали им свою жизнь. Эти люди, на которых и смешно, и жалко было смотреть, хотели быть вампирами. Они думали, что это романтично. Они хотели быть любимыми вампирами и не отчаивались в этом (несмотря на явное презрение со стороны “благородных”, по моим подозрениям). Они витали в облаках любви, романтики: они хотели, как говориться, жить в их кругу долго и счастливо, и… вечно.

 К сожалению, тех, кто хотел жить вечно, оказывалось гораздо больше, а все остальное им было неважно. Эти люди находили огромное количество способов контактировать с вампирами, но так как я не слышала еще о том, что кто-либо из смертных удостоился чести обрести вечную жизнь, то, думаю, их попытки все еще терпят неудачу.

Меня лично слово “вечность” как-то не то напрягает, не то пугает. Я много думала, хотелось ли мне жить вечно, и приходила скорее к отрицательному ответу, чем к положительному. Или, точнее, не совсем так, я бы согласилась удлинить свою жизнь, но сделать ее вечной — вряд ли. В любом случае мысли о вечной жизни казались кощунственными, и я предпочитала не думать об этом. Единственное, относительно разумное объяснение, которое я находила для “вечности”: человек изначально не был создан для нее. С рождения он пребывал в каких-либо рамках. Он ограничен хотя бы даже физической оболочкой. И вырываться за рамки положенного (не зря ведь это “было положено” кем-то свыше) по меньшей мере наглость, и вряд ли она приведет к чему-то положительному. В конце концов, все вечное когда-нибудь да надоедает. Его перестаешь замечать со временем, зная, что оно всегда здесь, “под рукой”, и никуда не денется…

Так вот, клан закрыт. Его представителей не так уж и много, это личное мое мнение, при всей их ненависти к смертным, очевидно, что никто еще из смертных не стал бессмертным. Своей наглостью и излишним любопытством люди сами настроили против себя “благородных”, как мне кажется.

Меня поражала их глупость в этом плане. Если они хотят понравиться, то такая настойчивость никому не придется по душе, или, по-другому, если они видят, что их отвергают, то зачем навязываться? Легче от этого никому не станет. Однако они липли к феномену “вампирства”, как пчелы на мед, и мне становилось от этого еще противней, и я еще более понимала “благородных”.

Из-за таких вот фанатских поползновений, да и по другим причинам, о которых никто не знал, стали образовываться организации их защиты. Вскоре они объединились в одну большую. Организация приобрела такой вес и силу, что вышла на государственный уровень по важности, при этом оставаясь абсолютно закрытой от любопытных глаз. Именно она обеспечивала не только секретность себе и своей деятельности, но и секретность всего, что касалось вампиров. Не удивлюсь, если узнаю, что ее работа уходит корнями в глубокое прошлое или же что у нее связи еще и с другими странами, и она мастерски раздувает и распускает нужные сплетни про своих подопечных, чтобы сбить с толку тех, от кого оно их спасает.

Итак, все знали о существовании “благородных” и наличии организации по их протекции, более никто ничего не знал или, может быть, только избранные.

Хоть к сплетням доверия не имелось, но это не значит, что меня не занимала судьба “благородных”. Конечно же, и увидеть их хотелось. Я интересовалась ими, но не так рьяно и до одурения, как это делали другие. Их наглость остужала мои порывы, и в сердце жило чувство вины перед этими созданиями, принадлежащими неизвестно какому разуму. Я интересовалась ими, так сказать, осторожно и ненавязчиво.

Однако никто не мог забраться в мою душу, а в ней бушевал настоящий ураган! Я постоянно думала о том, какие они, как они живут. Думала о том, что мне доведется когда-нибудь увидеть их и не только. Руководствуясь чисто искренними замыслами, я допускала смелые мысли, что они не смогут оттолкнуть такого человека, как я. Хотя чем, в общем-то, я отличаюсь от остальных с вампирской точки зрения? Ничем. И этот грустный факт заставлял стыдиться иногда своих мечтаний. Но я не могла запретить себе мечтать, уж эту привилегию у меня никто отобрать не смел!

Что касается моей души и внутреннего состояния, то я была очень чутким и внимательным человеком. Уж не знаю, как пришли ко мне эти способности, но часто я видела то, что не видели другие. Здесь не идет речь об обладании тем даром, какой имеют все ясновидящие, мой дар был гораздо примитивней, но он был. Может быть, это и даром нельзя было назвать. В общем, я замечала и чувствовала многое: чувствовала опасность, если она могла быть, чувствовала какой человек и видела, что он из себя представляет, чувствовала, если место “заряжено” плохой энергией, как выразились бы мистики. Но все эти ощущения ютились на уровне подсознания, поэтому сложно описать их словами и дать осмысленный отчет, откуда они и как я ими пользуюсь. Кроме того, от природы мне были даны доброта, застенчивость и тактичность. Тонко чувствуя грани отношений или дозволенного, старалась соблюсти этичность и не лезть дальше, куда ни стоило, чтобы потом не краснеть и не разгребать «наломанные дрова».

Мне часто снились сны о прекрасной стране, другой, не в этом мире, и они принадлежали только мне. В них всегда присутствовало чувство полета. Эти сны повторялись очень часто, делаясь привычными, и уже другие я не воспринимала. Понятия не имею, откуда они пришли, но наверное несли в себе что-то. Что именно? Пока понять не удавалось. Один раз, правда, я поделилась своими впечатлениями по этому поводу с одним человеком, и тот сделал одно довольно справедливое предположение. Он сказал: «А может быть, тебе скучно здесь, на Земле, и душа стремится в другие миры, исследует другие измерения, таким образом компенсируя во сне недостаток впечатлений в земной жизни? А заинтересованность во всем, что выше «земного понимания», во сне дает душе полную свободу и предоставляет желаемое».

Разбирать эти сны было занятием приятным. Обдумывать их, облизывать, как сладкую конфету бесконечных масштабов.  Кто-то более материалистичный говорил, что это от легкой жизни. Может быть, причиной этим снам была молодость, ведь я только вступала во взрослую жизнь и то с большой неохотой. Меня как-то задевала жестокость и эгоистичность людей. Не хотелось приобщаться к широкому обществу, а хотелось жить отдельной жизнью, лучше где-нибудь в глуши, только лишь бы меня никто не видел и не трогал. Из-за таких убеждений, как следствие, проистекало постоянное одиночество. У меня почти не было друзей, я не стремилась к обществу, дозволяя людям приближаться ровно до границы моих внешних увлечений. Как бы это дико ни звучало, одиночество полностью устраивало меня. Я укрывалась в нем, как в колыбели, и черпала в нем вдохновение. Такие наклонности некоторые назвали бы мизантропией, но они ошиблись бы, сделав эти выводы. К людям я относилась хорошо, лояльно, гибко и прочее подобное, но просто не подпускала к себе, так как не испытывала в этом никакой потребности.

Однако я отклонилась от темы моих сновидений, так как не случайно здесь заговорила об этом. Как только пришли вампиры, мне стали сниться сны и про них (что очевидно), правда, редко. Они тут же забывались, и никакого значения не имели.

Помню, произошло событие, сильно всколыхнувшее все общество. Стало известно имя клана, который ранее называли только “благородный”. Имя его было Керраны. Красивое. Оно застряло у меня в голове и не желало оттуда уходить. Оно превратилось для меня в заклинание. Мне вновь стало стыдно от этой очередной слабости.

Имя их всплыло неслучайно. Произошло что-то такое, что заставило всколыхнуться организацию, жизнь в ней забурлила и выплеснулась наружу, предоставив людям неясную, но настораживающую информацию относительно существования Керранов. Нет, они не были опасными для людей, но что-то угрожало им. Люди зашевелились и бросились было с горячей готовностью защищать “благородных”. Я тоже напряглась, но понимала, что очередные наши устремления бессмысленны и глупы. Мне в очередной раз стало стыдно за нас. И я где-то в глубине души почувствовала, как ненависть их к нам разгорается еще больше. В душе я звала и говорила: “Нет, это не так! Мы не такие, мы хотели как лучше!..” А получилось как всегда.

После вышеупомянутого события мне стали все чаще и все явнее сниться другие сны. Я видела их. Всегда в темноте, всегда далеко. Они смотрели на меня грустными роковыми взглядами, они знали что-то, но молчали. Я пыталась понять их тайну, но не могла, и они не разговаривали со мной. Непреодолимая отчужденность между нами угнетала до боли. Я не с ними, чужая. Как тогда понять их проблему или несчастье, или вообще что там делалось внутри клана. Во снах они были необычайно красивы, молоды и все грустны. Их грусть до такой степени убивала меня, что каждый раз я просыпалась с огромной тяжестью в голове и в сердце, со взмокшей спиной и с чувством усталости. И каждый раз ругала себя за чрезмерную впечатлительность, но ничего не могла поделать, чтобы избавиться этих снов.

Удивительно, но даже когда вновь вокруг воцарилось спокойствие и люди не то забыли об опасности, не то она действительно отступила, жизнь потекла своим чередом, сны остались. Они не изменились ни на йоту и не поменяли красок. Эта канитель уже начала напрягать, успокаивало лишь то, что они снились не каждый день, и таким образом все же удавалось отдохнуть и снова оказаться в моей волшебной стране. Хотя ее краски почему-то поблекли, делаясь второстепенными по сравнению со снами о вампирах, которые, наоборот, стали ярче. Словно кто-то более могущественный выбирал для меня приоритет снов на ночь.

Где-то приблизительно в это время я задалась жизненной целью проникнуть в организацию. Звучало это по-мировому, но ничего особенного в себе не заключало. Я  —  обычный человек, без связей и сверхъестественных способностей, и иначе, как просто устроиться туда на работу, более шансов не представлялось. Что ж, назвать себя специалистом в какой-то области было бы неправдой, но у меня имелись иные качества, и с некоторой долей честолюбия они могли считаться достойными для конкуренции с другими претендентами. Искренняя вера в своей полезности и ощущение страннного чувство долга давало отличную мотивацию. Моя полезность казалась неоспоримой, только неизвестно пока, в чем она заключалась. Никто не знал о моих устремлениях и желаниях, даже мой друг, Алекс, которому я доверяла все самое сокровенное. Никто не знал о моих истинных мыслях, и, более того, что они не выходят из головы ни днем, ни ночью в буквальном смысле.

Я стала изучать всю информацию относительно деятельности этой организации. Как выяснилось позже, оказывается, среди этой информации имелась и правдивая. Если бы я чуть больше доверяла внешним источникам, то сделала бы много полезных выводов. Но скептицизм глубоко засел в душе, и легче было не верить ни во что, чем рыться в огромном количестве информации и выбирать, во что бы поверить, а во что нет. Или, в идеальном варианте, убеждаться своими собственными глазами. Но идеала, как известно, не бывает.

Вскоре старания мои стали так усердны и так остервенелы, что их явность не укрылась от глаз Алекса, который время от времени наведывался в гости. Он только посмеялся над ними и пожал плечами.

Долго я искала возможность попасть туда. Меня бы устроила даже должность посыльного для начала. Попасть в организацию было почти невозможно, так как должности они раздавали только своим знакомым или проверенным людям, но никак не со стороны. То есть не объявляли во всеуслышание, что им необходим тот или иной сотрудник. Я нашла адрес и телефон этой организации и принялась думать над тем, как мне туда прийти и что сказать.

Выбрав, наконец, день, я собралась с духом и пошла, не имея никаких четких представлений на счет того, удастся ли авантюра или нет. Увы, поход не увенчался успехом. Можно было догадаться, что там жесткая пропускная система контроля. Меня отправили назад, едва выслушав, да еще и посмеявшись. Я ушла, от обиды с трудом сдерживая слезы, но не собиралась сдаваться. Не получилось в первый раз, может быть, получится в следующий.

Выждав еще около месяца, я явилась туда снова. К счастью, охранник вышел на улицу покурить, что значительно облегчало контакт с ним. Я посмотрела на него оценивающим взглядом, чтобы понять, как себя вести и чего от него можно ожидать. На вид он выглядел достаточно дружелюбным мужчиной и, кроме того, внимательно на меня посмотрел, когда я немного приостановилась перед входом.

— Вы куда, милочка? — достаточно свободно спросил он. Я вздохнула поглубже и начала:

— Иду по очень важному делу, — сказала я как можно серьезней, но в то же время напуская на себя беспомощный вид. Он хмыкнул и осведомился:

— Да? А пропуск у вас есть?

Я побледнела. Началось.

— Откуда ему взяться, если я иду на работу устраиваться?

— Ну как же. Вам должны были пропуск выписать все равно. Вы должны были позвонить.

— Я звонила, но в таких случаях лучше сразу приходить.

Он посмотрел на меня недоверчиво.

— Ну посмотрите на меня, неужели я похожа на преступника? Я и мухи не обижу. Я хотела бы устроиться сюда на работу. Для этого мне нужно пройти в отдел кадров. У меня, к сожалению, нет пропуска.

— Почему именно сюда? — спросил он с таким видом и таким тоном, что я тут же поняла смысл его вопроса, и мне стало стыдно. Видимо, не я одна вот так просто приходила к этим дверям. Увы, дипломатическим талантом я не обладала и находчивостью не блистала. Все, на что можно было рассчитывать, это на собственную искренность, и теперь наивно полагать, что она поможет. Молчание длилось недолго, следовало что-то ответить.

— Я хочу здесь работать, пожалуйста, не могли бы вы пропустить меня? — я взглянула на него таким проникновенным взглядом, на какой только была способна, —  позвольте мне хотя бы пройти и спросить, не нужен ли им работник. Не думаю, что от этого кто-то пострадает. Очень вас прошу, пропустите меня и позвольте спросить у них лично.

Охранник усмехнулся и пожал плечами.

— Не знаю, — бросил он и, развернувшись, пошел в свою комнатку, крича другому: — Слышишь, Эл, не знаешь, нам тут никто не требовался? Должность, может быть, какая-нибудь открытая есть.

Я затаила дыхание и напряглась, с одним еще возможно найти общий язык, а вот на второго меня, боюсь, уже не хватит. Почва подо мной постепенно разверзалась, дело принимало нерадостные обороты.

— Не знаю, — ответил ему голос, — они меня в такие вещи не посвящают. А что такое?

— Да тут девочка пришла, вот просит, чтобы я ее пропустил, — сказал он шутливым тоном. К горлу подкатил огромный ком, я закрыла глаза и подумала про себя: “Ну разве так разговаривают, естественно, меня сейчас отправят восвояси”. Я решила попытаться еще раз, уже не понимая, что делаю.

— Пожалуйста, позвольте пройти. Я вполне конкурентоспособна и уверена, что мне подберут работу. Обещаю, не буду навязываться им, и надеюсь, не напрягаю вас.

Я замолчала, чувствуя, что краснею, они тоже молчали, глядя на меня полушутливо, полусерьезно.

— Я очень хочу здесь работать и уверена, что меня возьмут. Мне есть, что предложить. Они вам еще потом спасибо за меня скажут, — произнесла я медленно, придавая вес каждому слогу. Они переглянулись, и один из них усмехнулся.

— Ну что делать-то? — сказал один, другой пожал плечами. Я вновь повторила свои слова и в конце концов меня пропустили, правда, очень неохотно! Взяв при этом документы. Теперь надо было добиться, чтобы меня не выпроводили, не дослушав, в отделе кадров, иначе назад будет вернуться трудно. Мои слабые нервы не выдержат провала.

Не буду вдаваться в подробности попыток добыть себе должность. Скажу лишь, что это стоило огромных трудов. Я бледнела, краснела, ладони покрывались испариной, взгляд горел, сердце стучало как бешеное. Не знаю, заметили ли они эти признаки. Но меня взяли! Последнее слово оставалось за директором, и он, видимо, умилившись моими искренними наивными порывами, дал приказ поставить меня на должность помощника секретаря в информационном отделе. Сказать, что я была несказанно счастлива, не сказать ничего.

Итак, началась работа.

Меня без проблем пропустили через проходную и направили в большое здание, похожее на ангар, с прямоугольными огромными окнами, как в спортзалах. В первые дни мне давали разные анкеты, которые надо было заполнить: анкета о себе, об увлечениях, какие-то психологические тесты и устные беседы. Меня таким образом проверяли на пригодность и серьезность, чтобы иметь возможность раньше времени выявить корыстные цели, если бы таковые имелись. Их не было, во всяком случае, я сама так считала. Коллега по работе, которая сидела сбоку, оказалась весьма осторожной и скрытной, хотя и старалась вести себя достаточно открыто. Я смотрела на нее и понимала, что здесь не принято делиться информацией, но между тем нужно было сохранять с другими сотрудниками дружелюбные открытые отношения, в общем, лицемерить, чего я терпеть не могла.

Я осмотрительно решила не задавать вообще никаких вопросов относительно рода Керранов и вообще постаралась с головой уйти в возложенные на меня обязанности. Увы, из того, что заключала в себе работа, узнать нельзя было ничего. Я обрабатывала какие-то бесчисленные письма и почту и, если надо было, писала на них дежурные ответы, если имелось дело поважнее, то им занималась моя коллега.

Все, что мне довелось узнать, это то, что они не называют себя организацией и не принадлежат ни к какому властвующему высшему органу, но ведут совершенно самостоятельную деятельность, готовую развалиться, как только в ней отпадет надобность. Они называли себя обществом, образованным на добровольной основе, и поддержку, видимо, черпали только из своих резервов. Неизвестно, имелись ли у них отношения с другими обществами у нас или за границей, но вся деятельность нашего общества хранилась в торжественной секретности. К моему удивлению, общество не включало в себя огромное количество служащих и не обладало большим размахом. Все работники имели личную доверенность и прошли проверку временем. Только мой отдел оказался самым открытым для доступа и самым большим. Сюда можно было попасть так же, как попала я. Здесь и работало большинство людей, и занимались они обработкой огромного количества поступающей информации, не несущей в себе особо никакой важности.

Ну что ж, я не теряла надежды и верила, что меня должны были продвинуть вверх, туда, куда имели доступ лишь немногие. Это звучало чопорно и самоуверенно, но если уж я задавалась целью, то достигала ее, как правило, от природы обладая силой воли и стремлением.

Следует обратить внимание на еще одно событие, которое не могло пройти для меня бесследно и наверняка помогло продвинуться выше.

Ко мне подошла однажды Тэсс, секретарь, под началом которой я находилась, и попросила пройти за ней. Она передала меня другому человеку, и мы пошли дальше по кулуарам, одинаковым и серым. Я не решалась спрашивать, куда меня ведут, тем более что незнакомец имел слишком серьезный вид, совсем не располагавший к вопросам.

— Проходите и садитесь на стул, — сказал он, пропуская меня перед собой. Я вошла, и он захлопнул дверь. В комнате имелся один единственный стул, более не оказалось никакой мебели, только в стене за стеклом находилась еще одна маленькая комнатка. Тут же вошли другие люди и молча стали крепить ко мне какие-то приборы с проводами. Я испугалась и осведомилась, что они делают.

— Не бойтесь. Вам сейчас будут задавать вопросы, надо успокоиться и отвечать на них. Это все ваши труды.

Ладони похолодели, я чувствовала, что бледнею, но совершенно беспричинно.

“Допрос” начался. От неожиданности мои холодные ладони, ко всему прочему, увлажнились, руки задрожали, и спина покрылась потом. Я понимала, что нет ничего страшного, но почему-то не могла успокоиться. Мне задавали совершенно стандартные вопросы, которые имелись и в анкетах, заполненных ранее. Я отвечала предельно честно и, в конце концов, убедила себя, что упрекать меня не в чем. Люди за стеклом не обнаруживали совершенно никаких эмоций со своей стороны, только часто смотрели куда-то вниз. Меня отпустили и отправили на рабочее место. Более ни о чем я не узнала, и ничего со мной больше не происходило, видимо, ответы удовлетворили их. Вскоре я даже начала надеяться, что они учтут мою честность и искренность устремлений.

Я продолжала работать как прежде, поняв, что втянута во что-то, из чего уже не вырваться, не потому что меня не отпустят, но потому что чувствовала внутри себя какую-то силу, которая не отпускала. Более того, здесь царила такая атмосфера, что человек, попавший в нее, становился неотъемлемым элементом единого организма, полностью восприняв все его нюансы и детали, он состоял в нем.

В один из дней я заметила директора, которого видела очень редко и который всегда проходил стремглав мимо нашего отдела, не уделяя ему никакого интереса. Я посмотрела на него со всей внимательностью, так как он, напротив, вместо того чтобы промчаться как обычно, шел медленно и будто искал чего-то. Мы встретились с ним взглядами, я дружелюбно кивнула. Он с минуту посмотрел на меня, потом на мою коллегу, которая не обратила на него никакого внимания, в то время как я не могла отвести свой взор от него. В конце концов он продолжил свой путь все также медленно, постоянно что-то обсуждая с сопровождавшими его людьми.

— Что это он? — осведомилась я, — как будто потерял что-то.

Тесс пожала плечами и продолжила свою работу. Я почувствовала, что сердце мое как-то странно колотится, словно в предвкушении чего-нибудь волнительного и приятного.

Всю ночь потом не удавалось заснуть.

Неделя прошла как обычно: рутинные дела и документы. Но в понедельник утром ко мне подошла Тесс и попросила пройти за ней.

— Мы идем к директору, — сухо сообщила она. У меня же от этой новости захватило дыхание и подкосились коленки. В голове тут же выросла буря мыслей и эмоций. Мы прошли в то крыло здания, куда мало кто допускался. Интерьер здесь оказался более уютным и продуманным. Из-под стенных панелей темного дерева лился приглушенный свет, направленный вверх. Коридоры стали более узкими, как будто бы рассчитаные на меньшее количество людей, напоминая обстановку в фешенебельных отелях.

Меня провели в приемную, где сидела одна единственная девушка — секретарь. Рядом с ней высились массивные дубовые двери-створки, обещавшие не менее впечатляющий интерьер за ними. Тесс кивнула девушке и молча вошла в кабинет, остановившись у двери, пропустила меня вперед. Я оказалась в просторном кабинете, но немного темным из-за закрытых портьер. Несколько светильников разливали мягкий золотистый свет по помещению, делая его очень уютным. В воздухе витал еле уловимый аромат сигары, смешанный с кофе. Мебель при беглом рассмотрении достаточно скромная, зато поражавшая воображение своей массивностью. За столом посередине комнаты восседал тот, с кем я встречалась в первый раз при устройстве на работу.

Мужчина в возрасте, полноватый, если бы не слишком серьезный взгляд, походил бы скорее на Санта Клауса. Он молча предложил мне сесть, выразив это одним единственным жестом. Тесс ушла. Итак, мы смотрели друг на друга. Он осторожно и оценивающе, я с горящими глазами и бешено колотящимся сердцем. Его речь началась так тихо и осторожно, что я подумала, не послышалось ли мне. Голос спокойный и шуршащий. Взвешивая каждое слово, директор задавал пространные вопросы: как у меня дела, как продвигается работа, довольна ли я и прочее. Я отвечала, стараясь быть предельно спокойной и искренней. Вскоре он смолк и стал перебирать какие-то бумаги, как я поняла, имеющие ко мне отношение. Он уставился на них задумчивым взором и потом вымолвил:

— Дело в том, что у нас освобождается должность второго секретаря здесь, в приемной. Могу я предложить ее вам? Но учтите, что это тяжелая обязанность и это не работа, а скорее призвание, так как придется отказаться от многих вещей.

Я словно не слышала его предостережения, но у меня хватило ума не броситься обнимать его в порыве несказанной радости, а заставить себя помолчать с минуту, а потом с серьезностью и небольшим показным сомнением согласиться.

— Ну вы можете подумать. Вас никто не гонит. Когда будете готовы, тогда и скажете. Повторюсь, что должность требует некоторой самоотверженности и полной серьезности.

— Я уже готова, — выпалила я, тут же испугавшись его возможной реакции. Он посмотрел на меня испытующим взглядом, я побоялась, что он примет меня за одержимую.

— Мне уже приходили такие мысли в голову, — честно призналась я. — И имеются представления о том, что может ожидать. Но поверьте, я готова жить здесь и посвятить себя целиком в эту работу. Верю, что окажусь вам полезной, и хочу быть полезной. Более того, вы можете положиться на меня, и заверяю вас, что не разочаруетесь!

Мои слова, казалось, убедили его, хотя он и смотрел на меня с несходительной ухмылкой.

— Ну что ж. Преступайте тогда к работе хоть сегодня. Но учтите, что работу как таковую вам никто сразу не даст. Вас будут вводить в курс дела постепенно. Кроме того, мы будем смотреть на вас, вы на нас, и делать соответствующие выводы. У нас нет ничего сложного здесь, но есть много информации, которой вы будете касаться, и вы должны понимать всю ответственность, что ляжет на ваши плечи. Вы должны стать предельно серьезной и ответственной.

Я кивнула.

— Будут вопросы, обращайтесь.

Он позвонил, вошла секретарь и забрала меня.

Итак, я переселилась в другой отдел. Получила доступ туда, куда так долго стремилась. Но пока не осознавала этой чести. Все проходило как во сне, сумбурном и волнительном.

Я познакомилась с секретарем, ее звали Криса. Она представляла собой очень серьезную девушку, настолько серьезную, что я сомневалась, улыбается ли она вообще когда-нибудь. В глазах ее не было ничего, кроме отчужденности и какой-то непроницаемой пелены, за которую мне невозможно было проникнуть.

— Ты будешь находиться под моим руководством. Эта работа будет отличаться от той только тем, что информации у тебя поубавится, но то, что останется, потребует еще больших раздумий. Учти, пожалуйста, что ты должна быть максимально тактичной, иначе тебя снимут с должности, как неспособную справиться с ней.

Когда тебя брали к нам, то задавали кучу вопросов и выдавали много анкет. Это не случайно, ты уже поняла. Избавь меня от трудов рассказывать тебе далее, на что я намекаю. Также с твоей стороны не должно быть никаких удивлений, восхищений или испуга, если ты вдруг увидишь кого-нибудь из “благородных”. Ни они, ни мы не терпим этого. Они только и поэтому сотрудничают с нами, что мы предельно аккуратны и разумны по отношению к ним. Запомни, мы работаем на взаимовыгодных условиях, они для нас такие же клиенты, как и мы для них. Поэтому с тебя максимальная тактичность и спокойствие. Кроме того, они легко читают души других. Даже если в твоих глазах будет хотя бы намек на восторженность, они воспылают к тебе ненавистью, и нам придется расстаться с тобой.

Это был человек-стена, из которого нельзя было вытрясти ничего, кроме рабочих вопросов. Итак, я не спрашивала у нее ничего (хотя меня так и подмывало сделать это), и она не лезла ко мне.

Увы, и здесь тоже царила тайна. Я обладала только той информацией, какую должна была иметь для нормального выполнения своих обязанностей. Меня не посвящали более ни во что. И, к сожалению, все ответы на свои вопросы пришлось дальше искать самостоятельно.

Я работала честно, и мне не нужно было притворяться или вынуждать себя играть какую-нибудь роль. Я хранила спокойствие, веря, что смогу сблизиться с ними, надо было только подождать.

Работы оказалось совсем немного, и общество теперь мне представлялось совсем мизерным, если б не тот информационный отдел. Правда, я постоянно писала письма каким-то людям. Криса назвала их “агентами”, я не знала сколько у нас их имелось. Наш директор продолжал относиться ко мне настороженно, я чувствовала это и не могла сказать, доверяет ли он вообще Крисе. Все закрывал толстый слой тайны, к которой у меня выработалась привычка.

После недели работы под боком у директора мне дали нешуточный документ на заполнение и подпись. Я должна была согласиться с тем, что не уеду за границу более чем на 3 месяца, тем более что не перееду в другую страну навсегда, что мой единственный начальник  —  это директор общества, и далее следовал длинный список, что я ему должна и что не имею права предоставлять другим без его письменного разрешения, потом следовал длинный перечень неразглашения информации и прочие запреты. Я подписала все даже не моргнув глазом. Криса наблюдала за мной и изобразила на лице удивление, даже не скрывая этого. Тем не менее она ничего не спросила у меня, так как не принято задавать вопросы не по делу. Только сам директор (что я учла из договора) может разрешать что бы то ни было или посвящать в очередную “тайну”.

В один из следующих рабочих дней произошло событие, которое должно бы было иметь для меня огромное значение, но я не поняла этого по своей собственной оплошности.

Мы сидели за нашими столами и занимались каждая своей работой, когда дверь открылась и в комнату кто-то вошел. К нам заходили нечасто, но если заходили, то непременно останавливались у входа и раболепно испрашивали аудиенции у директора, и только после его согласия могли пройти в кабинет. Эти люди, напротив, перемещались с такой скоростью, что я едва ли успела вскочить, забыв тут же всю свою робость, и броситься на встречу к ним с приказом остановиться и сообщить, кто они такие.

— Какое вы имеете право входить к мистеру Баррону без доклада?! — прогремела я. Услышав краем уха грохот отодвигаемого стула и уловив взглядом испуганный взор моей коллеги, которая позвав меня по имени, попросила остановиться.

— Ты что делаешь, Эва? — прошипела она очень быстро и строго,  —  сядь! Сядь на место!

Один из людей остановился и трое других, уже открыв дверь в кабинет, тоже задержались возле нее. Хоть я и описываю здесь все, как в замедленной съемке, но действие длилось не более пары секунд, происходя одновременно.

Итак, я слышала злостный приказ Крисы и видела ненавистный взгляд незнакомца, которого поймала за рукав и все еще не отпускала. Тут же быстро перевела взгляд на трех других и обомлела. Сколько в их взглядах горело ненависти! Некрасивые ухмылки показались на губах двоих из них, но они тут же скрылись в кабинете. Мне удалось разглядеть лишь одного рядом со мной. Он выдернул свой рукав одновременно с тем, как Криса принялась лепетать извинения. Именно они и заставили меня побледнеть и отступить назад.

Незнакомец оказался рослым молодым человеком, одетым очень элегантно, но как-то по-вечернему, словно собрался на светский раут. Я не могла хорошо разглядеть его лица, так как свет в приемной всегда держали приглушенным, зато хорошо разглядела ужасно глубокие темные, словно омут, глаза, в них жило что-то страшное. Я поняла, что он чужой, но мне и в голову не пришло, что он мог оказаться вампиром. Наверное я преградила путь каким-то очень важным таинственным персонам, и они, видимо, имели право входить к Баррону без доклада. На вампиров они совершенно не походили, обычные люди, только чересчур серьезные, впрочем, как и полагается тем личностям, которые могут вот так запросто являться к высшему руководству. Я отошла на свое место, и эти двое тоже зашли в кабинет, захлопнув за собой дверь, как мне показалось, громче, чем следовало бы.

Тут я посмотрела на Крису и застыла. Она сидела бледная, как снег, и явно старалась успокоиться. Мне уже можно было ничего не говорить, я поняла, что совершила какую-то грандиозную ошибку.

— Извини, — зачем-то начала я, — меня никто не предупреждал…

— Ты уже знаешь всех работников, которые могут явиться к Баррону, они должны ждать здесь, пока босс не даст добро на их допуск. Есть еще агенты. Они здесь не бывают почти, об их приходе я тебе сообщу. Всех остальных ты должна пускать, не спрашивая кто они…

Речь Крисы прервал громкий голос одного из незнакомцев, который, видимо, был чем-то очень недоволен. Волей-неволей я слышала почти все, что он выкрикивал Баррону.

— Нам не нужны ваши подачки. Не надо бегать за нами, мы не малые дети!

Баррон говорил тихо и быстро, старясь успокоить своего гостя. И потом:

— Раз уж вы взялись за это дело, то и сами его решайте. Никто из нас не свяжется с этими мразями и руки марать о них мы не будем!

Вновь быстрая невнятная речь моего босса и тишина. Потом началась возбужденная дискуссия, которую услышать уже не удалось, так как голоса все спутались, звуча хором, кроме того, тон значительно снизился, превратившись в неразборчивый шум. Я взглянула на Крису, она вжалась в стул и делала вид, будто усердно работает, в то время как я не смогла смолчать:

— Что-то они не поделили с директором, да?

Коллега оторвалась от работы и взглянула на меня отсутствующим взглядом. Можно было догадаться, что она сейчас соврет, как и всегда.

— Мне неизвестно, о чем они там говорят. У Баррона куча проектов и планов в голове, возможно, он сейчас обсуждает один из них.

Я кивнула головой, изобразив на лице гримасу скептичности, и отвернулась. Криса погрузилась в работу, а я делала вид, что работаю, искоса наблюдала за дверью. Незнакомцы просидели в кабинете около часа и вскоре вышли. Мне не удалось сдержать свой косой взгляд в их сторону. Они шли друг за другом, поэтому двое уже оказались за дверью, а другие двое взглянули с любопытством на меня. Один из них лишь мельком. Это был светлый молодой человек с эгоистичным выражением лица и холодным взглядом. Другой — шатен, которого я схватила за рукав. Он задержал взгляд гораздо дольше, перехватив мой. В одну секунду по мне прошел разряд электрического тока, я чувствовала, как его глаза пронзили душу и увидели там все, что казалось даже скрытым от меня самой. Еще мгновение, мне почудилось, что по его лицу скользнуло еле заметное удивление, и тут же, повернувшись профилем, он молниеносно вышел из комнаты. После них остался холодный ветерок, словно несколько небольших торнадо пронеслись сейчас по приемной. Едва ли можно было сообразить что-либо.

— Как быстро они передвигаются, — пробубнила я сама себе. Криса не поднимала голову. Уф, она не видела, как я их рассматриваю. Из груди вырвался глубокий выдох.

Далее день прошел без происшествий, и ночью, перед сном, я вновь мысленно вернулась к этим людям, в очередной раз спрашивая себя, не вампиры ли это были. Увы, все тогда произошло так молниеносно, что мое необычайное чутье не успело даже сработать и уловить что-либо. Однако незнакомцы потом еще долго не выходили у меня из головы.

После последней встречи директор ходил задумчивый и чем-то явно озадаченный. Он явно пытался что-то решить, но не мог. Кроме того, он старался избегать меня, точнее, моих внимательных взглядов. Криса, казалось, не замечала ничего или делала безразличный вид. Я категорически не понимала эту странную девицу. Меня так и подмывало подойти к директору и вызвать его на открытый разговор. Как-то надоело сидеть без дела. Все, чем я занималась, походило на мышиную возню. Я имела право знать большее, учитывая, что от меня скрывали львиную долю информации, и чувствовала, что смогу помочь, но не знала пока как.

В конце концов я не выдержала и в один из дней, глубоко вздохнув, отправилась в кабинет к боссу.

— Можно ли поговорить с вами, мистер Баррон? — начала я достаточно смело, но тем не менее внутри от волнения клокотали все нервы. Он изъявил готовность слушать, пусть и не особо охотно.

— Я работаю у вас не так давно, конечно, но и не так мало, чтобы не сделать относительно моей персоны все возможные и невозможные выводы. Учитывая к тому же, что я прошла большое количество тестов и детектор лжи…

Я запнулась, чувствуя, что директор немного растерялся. Одного взгляда сейчас хватило, чтобы понять: он, прежде всего, человек, какую бы высокую должность не занимал.

 Человек добрый и дружелюбный. А эта наигранная серьезность, строгость и холодность — только излишки его статуса, и не более того.

— Простите меня за смелость, возможно, не имею права сейчас говорить с вами, учитывая, что я подписывала договор. Но молчание убивает. Я вижу, что вокруг что-то происходит, но понятия не имею что. Вы сами говорили, что я работаю в секретном отделе и имею право знать все. Или, точнее, что у меня будет доступ ко всей информации. Не поймите неправильно, я не преследую никаких корыстных целей и не руководствуюсь любопытством, но хочу нормально работать и быть полезной. Хочу помогать вам и чувствовать себя нужным работником. И рискну сказать, что вижу, как вам тяжело, и честно не понимаю, почему вы не возложите половину своих обязанностей на помощников, на нас. Прошу вас, не отворачивайтесь от меня. Не могу работать, когда понимаю, что вся моя работа — это блестящий бутафор, в то время как вокруг и рядом кипит и варится что-то, чего мне не позволяют увидеть. Смысл моего присутствия тогда? Я шла сюда, чтобы помочь, чтобы сделать все возможное в моих силах. Прошу вас доверьтесь мне и не отворачивайтесь.

Директор как-то сник или же просто задумался, однако он молчал. Я смотрела на него выжидательно, нервно перебирая пальцами.

— Ценю твою смелость, — начал он, вдруг перейдя на “ты”, что меня приятно удивило и позволило вздохнуть свободнее, — и вижу твою искренность. Более того, увидел ее в самом начале, поэтому и взял тебя сюда, хотя и сильно рисковал, так как новички не получают так быстро доступ к нам, как получила ты. Я хотел бы в ответ сказать тебе одну вещь.

Это не работа для меня, а мое призвание. Я отдаюсь ему целиком и без остатка, поэтому и не замечаю тех людей вокруг. И поэтому же сам решал все проблемы, они являлись для меня обязательными составляющими призвания. Все не так просто, как ты думаешь, и рассказать всего я не могу.

Род Керранов — это сильные потомственные вампиры, и я служу им, не преследуя никакой личной выгоды. Я понял их, понял их природу, как мне кажется, они ценят это. Считаю своим долгом опекать их от воздействий вешнего мира и, даже если они будут сопротивляться, в моих силах защитить их. Хотя они, конечно, понимают, что без моей помощи им придется несладко. У меня есть связи почти во всех странах мира, крупнейшие организации по безопасности готовы прийти мне на помощь, крупнейшие исследовательские институты ждут моего разрешения на исследования. Но я молчу, бездействую. Потому что не могу идти против них и не могу настраивать против себя упомянутые массы.

Я смотрела на директора, который сник и почти исповедовался. Тут промелькнула мысль: “А не пешка ли он у вампиров?” Для того чтобы узнать это, надо было лишь взглянуть, как он ведет себя с ними. И если наблюдения окажутся не в его пользу, то это весьма прискорбно. Мне казалось, что люди не должны считать себя ниже вампиров, несмотря на благородность последних. Чтобы помогать им или хотя бы содействовать им, управляя огромными силами, нужно было бы вести себя на равных и иметь такие же права, какими обладают “благородные”. Баррон пытался что-то донести до меня, но не мог нормально облечь свои мысли в слова.

— Мы оказываем друг другу взаимовыгодные услуги, — попыталась помочь я, — так? Мы защищаем их от фанатиков, просто интересующихся и ученых, они спасают нас от тварей. Все вроде бы просто.

Баррон набрал в легкие воздуха и как-то неуверенно закивал, не глядя в глаза.

— Да, да, да, точно, — повторял он тоже с некой долей неуверенности. Я недоумевающе посмотрела на него и, набравшись смелости, задала давно интересующий меня вопрос:

— А хотят ли они вообще, чтобы их защищали? Или как-нибудь иначе вмешивались в их жизнь? Может быть, чувство собственной гордости выше, чем чувство самосохранения, и они, вполне возможно, не понимают многого?

Директор вздохнул и сжал голову руками, потом принялся тереть ими лицо, словно приходя в себя.

— О, боже мой, все не так просто, как ты думаешь. Я вижу, что ты внимательная девочка, и мне бы не хотелось объяснять тебе что-либо. Я не пытаюсь вызвать у тебя спортивный интерес, но просто не могу объяснить ничего. Ты вполне способна наблюдать и делать свои выводы. Может быть, увидишь больше моего.

— Но как я могу их делать, если мне неизвестно ничего?!

Босс понимающе закивал головой и изобразил на лице кислую гримасу.

— Я учту твои пожелания.

— Хорошо, — отрезала я гордо. — А от чего отказывались люди, которые наведались к вам неделю назад? Простите, но один из них так громко негодовал, что не услышать его мог только совсем глухой. Может быть, я смогу вам как-нибудь помочь, если вы расскажите мне в чем проблема.

Директор невидяще взглянул на меня и ответил:

— Ну, во-первых, ты видела не людей. Это были Керраны, представители их рода, точнее.

Я застыла ошеломленная. Значит, тогда приходили вампиры, а я не смогла понять этого! Уже начала было корить себя за оплошность, но все-таки пришлось сконцентрироваться на рассказе директора.

— Они уничтожают тварей, верно. Но делают это с большой неохотой. Не спрашивай почему, может быть, сама поймешь позже. Ты знаешь, они не выносят людей — одна из причин, по которой они не хотят утруждать себя спасением нас. Но в то же время Керраны приблизили меня к себе, с целью помочь сохранить их секретность. Они не могут собственными силами отгородиться от натиска любопытных. Как видишь, мне приходиться быть тонким дипломатом, чтобы держать ситуацию на плаву. Кроме того, внутри рода тоже существуют разногласия…

Баррон замялся, было видно, что он неохотно делится информацией.

— Видишь ли, их не избежать, так как этот род не заключает только лишь выходцев из Керранов. Но есть еще выходцы из других, более мелких родов. Керраны просто как самые могущественные объединили всех “благородных” под своим началом. Соответственно, недовольными могут оказаться потомки других родов. Ну это личные мои выводы, я могу и ошибаться. Они настолько ревностно опекают свои личные дела, что мне достаются лишь внешние, поэтому ничего более не могу тебе сказать.

Я, с головой уйдя в рассказ директора, удивленно встрепенулась, так как ожидала получить гораздо больше деталей, но не тут-то было. Действительно ли он не лгал, или же просто недоговаривал?

— Если что-то нужно получить, у меня для этого источники…

— Источники? — осторожно переспросила я. — А можно ли мне тоже обращаться к ним? Мне хотелось бы узнать как можно больше о Керранах.

Баррон посуровел и напрягся.

— Нет, к ним имею доступ только я. Более разрешение не дадут никому.

Я вмялась в стул, поняв, что и так уже копаю слишком глубоко, и перевела тему:

— Чтобы заставить их помогать нам, нужно разобраться сначала в их проблемах. Понять их, в общем. Уверена, что нам многое недоступно лишь по нашей вине. Я не говорю, что они обязаны посвящать всех подряд в свои тайны, но должен был бы найтись человек, кому они могут больше доверять, и он должен быть настолько умным и чутким, чтобы догадаться еще и о том, что ему недоговорили.

— У меня нет телепатов среди знакомых, — отозвался Баррон. Здесь задумалась я. Директор навел меня на мысль.

— Это правда, что они тонко чувствуют окружающий мир?

— Правда. Но не могу знать насколько тонко. Что-то им дается хорошо, что-то плохо. Никто не может обладать сверхъестественными способностями видеть и чувствовать все подряд, даже такие необычные существа, как Керраны.

— Вопрос только в том, одинаково ли у них развита эта чувствительность или у всех в разной степени, — тут уж я вела беседу скорее сама с собой, понимая, что она к делу не относится, но Баррон отвечал мне, и я продолжала:

— Люди, допустим, не все могут обладать той энергией, которая зовется космической или божественной (у кого как), те, кто удостоился чести чувствовать ее и поглощать, делают это тоже в разных количествах. Это я к тому, что кому-то дано лечить, кто-то ограничивается чуткостью по отношению к миру и людям. Можно ли то же самое сказать о вампирах?

Баррон смотрел на меня, не понимая, почему меня интересуют такие мелочи. Он пожал плечами и ответил:

— Все, что касается вампиров, очень интересно. Это непочатый край. Но они не приемлют наше любопытство и ревностно охраняют себя от любых посягательств, как ты уже знаешь.

“Да, действительно, это непочатый край, — ужаснулась я от такой мысли. Чтобы узнать что-либо о них и понять хоть немного, нужно либо жить их жизнью, либо быть телепатом, ясновидящим или кем-нибудь в этом духе”.

— Чтобы как-то помочь вам, — ответила я, — мне надо узнать их лучше.

— Они меня-то едва допускают к своим персонам.

— Я не прошу у вас ничего, но просто констатирую факт, — сказала я таким уверенным тоном, который не вызывал дальнейших вопросов.

Баррон сделал еще несколько замечаний по этому поводу. На этом разговор закончился, и мне пришлось выйти из кабинета, хотя у меня и имелось еще некоторое количество насущных вопросов.

Всю ночь под впечатлением от беседы я не могла уснуть. Дав столько разрозненной информации, Баррон запутал меня еще больше. Я скрупулезно собирала по кусочкам все, что знала, и пыталась на этой основе сделать хоть какие-нибудь выводы.

Если они тонко чувствуют мир, то наверняка почувствуют и меня. За свою душу я спокойна. В ней нет ничего такого, что могло бы вызвать опасения. Более того, мною двигали лишь только искренние порывы, только бы, правда, они не приняли их за жалость. Так вот, требовалось доказать, прежде всего самой себе, что я не руководствуюсь жалостью, но просто… Здесь я категорически не могла подобрать подходящее слово. Чувствуя все внутри, мне не удавалось выразить это словами. Я отдавала себе отчет, что стремлюсь к ним всей душой не из жалости, не из интереса, но по другой причине, которая смутно вырисовывалась в мозгу. Таким образом, действуя методом исключений, я немного успокоилась. Так как если бы кто из вампиров пожелал заглянуть в душу, то точно не увидел бы там ничего подозрительного. В любом случае я представляла интересы людей. В общем, можно было бы прибегнуть к разным способам связи с ними.

Оставался еще один вопрос: почему они “неохотно”  —  как выразился Баррон, защищают нас от тварей? Хотя если они гордые и едва ли замечают опасность, грозившую им, то неудивительно, при всей их ненависти к нам, в честь чего они должны спасать нас, смертных, от упырей?

Вновь вспомнились те незнакомцы. Действительно, как же я, обычно всегда такая восприимчивая, не смогла догадаться, что это они? Глухая стена моего незнания отделяла меня от них, и по прошлой оплошности возможность почерпнуть больше информации была упущена, мне необходим был бы только один внимательный взгляд. Итак, я ворочалась почти до утра, терзаемая то одной мыслью, то другой.

Баррон все еще ходил озадаченный и на следующей неделе. Я смотрела на него и чувствовала, что он все еще озабочен чем-то, но вряд ли посвятит меня в свои дела. Теперь к тому же я знала, что он считает себя чуть ли не другом Керранов и, конечно, как любой хороший друг, он старался сам решить их проблемы или, точнее, помочь им, чем может. “Удивительно, — думала я, — если он имеет такой доступ к ним, то уже давно должен был бы понять все, что его интересовало. И неспособность решить настоящие проблемы показывала, скорее, отсутствие всемогущества или чуткости”. Глядя на него, я рассуждала так, хотя потом и осадила себя за такие дерзкие мысли, к тому же ничем не обоснованные. В любом случае Баррон хороший человек, и он действительно переживает за свое дело.

В один из дней Баррон вышел к нам и попросил нас с Крисой пройти к нему.

— У меня слишком много дел, — начал он, — поэтому прошу вашей помощи. Дело в том, что меня атакуют научные центры с просьбой взять пробу крови у представителей “благородных”. Они хотят проанализировать там что-то, в общем, она нужна им для изучений. Керраны отказали мне в этом, как и всегда, впрочем. Если у вас нет никаких предложений по поводу того, как их можно еще уговорить уступить нам, то возлагаю на ваши плечи обязанность написать отказы в эти центры так, чтобы не настроить их против меня. Просьба не забывать, что мы отвечаем за безопасность не только Керранов, но и обычных смертных. В наших интересах помочь вторым, при этом не настроив против себя первых, и наоборот.

Он взглянул на Крису. Девушка имела такое серьезное лицо, что мне сделалось смешно. Неужели она воспринимала вампиров как бизнес? Именно с таким выражением лица она сейчас и сидела. В голубого цвета радужках сейчас отражался острый холод раздумий.

— Я полагаю, — начала она, — что не стоит так резко отказывать ученым. Нужно обождать еще и подумать о других путях выхода из положения. Может быть, повести дела так, что Керранам окажется выгодно с нами сотрудничать. Вы имеете доступ к ним в любом случае, что бы вы ни сказали и не сделали, они не рассорятся с вами. У них просто нет другого выбора.

— Не делай таких скоропалительных выводов. Я рискую потерять их доверие, что совершенно недопустимо. В общем, поразмыслите над поиском обоюдовыгодного решения…

Меня почему-то и оскорбляли, и смешили высказывания Крисы. Если бы я была вампиром, то громко бы рассмеялась над ее предположениями. Шеф, казалось, сомневался. Вид он имел крайне озадаченный, потому что знал, что Криса высказывает свои предположения, руководствуясь не психологией вампиров, а бизнеса. Конечно, деловой образ мышления  мог бы сработать, но только не в этом случае.

— Они не согласятся, — выпалила я ни с того ни с сего.

Директор поднял на меня удивленный взор.

— Во всяком случае надо очень постараться, чтобы они согласились. Не знаю каким влиянием вы пользуетесь, но оно должно быть поистине громадно, чтобы они пошли у вас на поводу.

Я покачала головой, сама не понимая, что говорю, почему-то мне так казалось. Тем не менее Баррон прислушался к моим словам, так как озадаченность его тут же сменилась грустью.

— В таком случае подумайте, как написать отказ в центры.

— Не надо ничего писать пока, — авторитетно заявила Криса, — я подумаю.

 

После того как мы оказались вдвоем и заняли наши рабочие места, Криса бросила мне:

— Подчиненный не должен говорить директору, что он что-то не может сделать или у него нет средств, или все в таком духе. Мы должны быть всегда готовы ко всему, только тогда нашу работу оценят достойно. Ты должна хотя бы попытаться решить задачу, прежде чем ставить на ней крест.

Возможно, ее слова имели значение, но только не в этом случае. Керраны — это не люди и к ним не применимы все те уловки, которые наша доблестная наука выводила годами. Здесь необходимо скорее чутье. Понимала ли Криса это? Или я сама ошибалась? Таким образом для себя я решила следующее: если они откажутся стать подопытными орудиями, значит, правда на моей стороне, если согласятся, значит, я пошла по неправильному пути и ошиблась где-то в причинах и следствиях. Поэтому я стала размышлять. И грузилась думами так часто и так глубоко, что почти уже оторвалась от реальной жизни. Мой друг замечал, что если я нахожусь с ним физически, то мое внутреннее “я” пребывает где-то далеко. Рассеянность и невнимательность, как две прислуги, сопровождали теперь меня повсюду. Его недовольные замечания пропускались мимо ушей. В конце концов, я начала подолгу оставаться на работе, чуть ли не ночевать там. Хотя для этого офис предназачен не был, зато имелась возможность спокойно подумать и порыться в архивах или в папках, к которым имелся доступ, и почитать записи внутренних журналов в поисках что-нибудь любопытного.

Домой я возвращалась поздно сначала несколько раз в неделю, потом чуть ли не каждый день.

По ночам город вымирал, как уже упоминалось. Все боялись тварей, хотя давно уже не поступало никаких сообщений о новых жертвах. Я совсем не думала о них. Все мысли занимали либо вампиры, либо усталость после рабочего дня. Вообще, я твердо верила “со мной этого не случится”, как наверно думает каждый человек, когда опасность кажется ему слишком далекой и вроде как должна была бы обойти его стороной. Но, увы, в наших силах только предполагать.

В одну из таких ночей я, как всегда, возвращалась с работы за полночь. Воздух, наполненный ночной прохладой, казалось, принадлежал только мне одной, так как вокруг не было ни души. Звук моих торопливых шагов прорезал глухую тишину. Мертвая ночь.

Занятая своими мыслями, я не беспокоилась ни о чем вокруг. Вдруг совершенно неожиданно меня кто-то схватил и скрутил так, что едва ли удавалось шевельнуться, и если бы мне было суждено умереть, я бы наверно и не почувствовала.  Ступор охватил тело и разум, возглас вырвался из груди. Я не успела даже сообразить что произошло. Но тут же, в одно мгновение, между мной и тварью, схватившей меня, пронеслась резкая ударная волна, из-за которой нападавший отлетел метров на десять и с силой ударился о землю, в то время как меня отбросило на пару метров и достаточно осторожно, к счастью, благодаря чему мне удалось тут же вскочить на ноги и посмотреть, что произошло. Передо мной высилась чья-то темная фигура, а дальше корчившаяся на земле тварь. Едва я успела разглядеть звериное лицо того, кто когда-то был человеком, рваную грязную одежду… Еще минута, и ее охватил огонь. В кромешной тьме существо это выглядело, как огромный факел. Ошарашенная, я стояла на месте, не дыша и не двигаясь. Несколько мгновений, и огонь резко прекратился, вместо этого на земле оказался прах, но и он тут же впитался в мокрую после дождя землю. На этом светопредставление окончилось. Все события длились не более минуты, и я очнулась лишь тогда, когда осознала, что передо мной находится человек и смотрит на меня. Из тьмы отделились еще двое, их я видела боковым зрением, так как все внимание занял мой спаситель. Лицо незнакомца скрывала ночь, поэтому разглядеть его не получалось. В любом случае он мог оказаться только вампиром. Наше взаимное созерцание тоже длилось не более минуты, он двинулся ко мне, но его остановил резкий голос:

— Пошли, Эдвард, чего ты мешкаешь!

Двое силуэтов остановились и, развернувшись, вознамерились было удалиться. Тот, кого они назвали Эдвардом, приблизился, всматриваясь в мое лицо. Я горько пожалела об отсутствии возможности видеть в темноте, в то время как он, несомненно, обладал ею.

— Ты не на Баррона работаешь? — осведомился он странно спокойным тоном, мне даже показалось, что вполне дружелюбным. Блеск его глаз, прорезая плотную ночную завесу, удивил меня.

— Да, на него, — кивнула я и тут же поняла, что передо мной вампир во плоти и надо бы срочно задать ему какой-нибудь животрепещущий умный вопрос, хотя следовало бы поблагодарить его за спасение для начала. Он наклонил голову на бок и подошел еще ближе, что позволяло в лунном свете более или менее разглядеть его лицо, которое показалось мне знакомым. Я могла бы предположить, что это был тот шатен, которого я схватила за рукав в приемной и который затем задержал на мне взгляд, уже по уходу.

— Как тебя зовут?

— Кеева, — выдохнула я, изумившись, что его вдруг заинтересовала моя персона.

Я все еще лихорадочно вспоминала, что бы у него спросить. Наши взгляды встретились так неожиданно, что я вздрогнула. Его глаза пугали огромной глубиной, в которой, казалось, можно было раствориться. Они отлично оттеняли бледное лицо с очень красивыми четкими контурами. Мне показалось, что он смотрит на меня с любопытством и как будто старается разглядеть что-то. К тому же он уловил и мой взгляд, слишком прямой и неожиданный для него, и, скорее всего, раздражавший. За его спиной послышалось недовольное фырканье.

— Не ждите меня! Идите! — крикнул он им, не оборачиваясь, и почти сразу же добавил, уже обращаясь ко мне:

— А ты необычная.

Я удивленно раскрыла глаза и хотела было спросить: “Почему?”, и он, возможно, хотел продолжить свою речь, но как только произнес эти слова, его тут же резко схватили за локоть и дернули назад.

— Пошли, говорю! — отрезал стальной голос. Вампир не стал сопротивляться и, повернувшись ко мне спиной, немного замешкавшись, пошел за своими друзьями. Я же осталась стоять удивленная и шокированная, испуганная и бледная. “Удивительно, — думала я, — именно такими они мне и представлялись, именно такими они мне и снились”.

Медленно идя домой, я вдруг ужаснулась. Откуда тогда такие сны? Неужели они не плоды воображения, но все же имеют смысл? Сердце сжалось тисками. Буквально возненавидев свою беспомощность и ничтожность, я готова была взвыть от негодования. Если их окружают опасности, думалось мне, то разве они недостаточно сильные, чтобы преодолеть их? В любом случае они сильнее меня, и я, не обладая никакими дарованиями, вряд ли смогу помочь им. Но так хотелось узнать их ближе и по возможности смягчить вампирские сердца.

Нападение твари для меня тут же превратилось в фантастический и ужасный сон. В воображении никак не укладывался факт случившегося, и огонь, который охватил это существо, тоже имел образ из ряда фантастики. В любом случае все произошло, как в молниеносном видении, в реальность которого мозг отказывался верить. В качестве напоминания осталась только нервная дрожь, долго не покидавшая тело, мешая мне заснуть. В себя я пришла только на следующий день, перед этим почти все ночь находясь в взбудораженном состоянии.

 

 

Первая четверть. Растущая луна.

 

 

В один из дней, не предвещавших ничего интересного, Баррон позвал меня в кабинет и начал свою речь:

— К тебе есть небольшая просьба или, точнее, поручение. Дело в том, что у меня имеется некая надоедливая лаборатория, и она проводит исследования вампиров. Они так стремятся поддерживать с нами отношения, что каждый раз, когда считают нужным, приглашают меня посмотреть и оценить плоды их исследований и всякие научные идеи. Не хотелось бы портить с ними отношения, но они настолько надоедливые, что у меня больше нет ни сил, ни желания ездить к ним и восхищаться, к тому же результаты их исследований ничего особо путного из себя не представляют. Хотел отправить тебя вместо себя. Съездишь туда, посмотришь…

Я испуганно раскрыла глаза и воскликнула:

— Но ведь я не уполномоченное лицо! Что им сказать, если я не обладаю научными знаниями даже чуть-чуть! Они будут задавать вопросы относительно вампиров, спрашивать советы, консультироваться со мной. Что я им отвечу? Это же серьезно!

— Не надо паниковать. Все гораздо проще, чем ты думаешь. Ты — мой уполномоченный представитель. Я снабжу тебя всеми бумагами, у них не возникнет никаких подозрений. Они сами обладают не большей информацией, чем ты, правда, если только в физике и химии ты не разбираешься, да и не обязана. Все твои обязанности заключаются в том, что надо приехать туда, выслушать их речи, повосхищаться, сказать несколько умных слов и уехать. Большего от тебя никто не требует.

Я пожала плечами и согласилась. Отказаться мне бы не позволили.

 

На следующий день, уже сидя в поезде, я еле сдерживала свое негодование. Не спросив, где находится эта лаборатория, я оказалась неожиданно для себя в поезде, и ехать предстояло целые сутки. Далее два дня пребывания там и назад опять ехать сутки — почти потерянная неделя.

Ну что ж, через сутки меня встретили представители этой лаборатории и повезли прямиком в место назначения. Ученые, которых выделили для моего повсеместного сопровождения, оказались людьми милыми и не такими страшными заучками, как мне представлялось.

Интерьер лаборатории же не заключал в себе ничего необычного, ровно как и работающие там люди. Стандартные комнаты, немного обшарпанные, с какими-то неизвестными приборами и работники, все, как один, с горящими фанатизмом от их деятельности глазами.

Меня усадили на стул, рядом уселись несколько представителей лаборатории, нам было предложено просмотреть слайды. Свет погас, и началось.

На меня посыпалась куча научных медицинских терминов, в результате почти не понятно было, о чем идет речь, и уже через полчаса просмотра слайдов у меня разболелась голова. Одна часть “темы” закончилась, свет включился, и на меня устремились несколько вопросительных взглядов.

— Очень извиняюсь, — ответила я, — но, к сожалениию, не обладаю такими же глубокими познаниями в сфере медицины, физики или чего-то в этом роде, как вы. Буду вам благодарна, если вы объясните все то же самое, только на доступном языке.

— Конечно, — ответили мне, — вкратце темой этого изучения явилось происхождение тварей. Мы уже давно ведем наше исследование, пытаясь выяснить, почему произошло деление на тварей и “благородных”. Мы оперируем понятием “плохая кровь” — для нас оно ключевое. Очевидно, что в их организмах циркулирует другая кровь, которая является источником их животных инстинктов. К сожалению, мы не располагаем образцами крови “благородных”, чтобы сделать точные выводы.

Именно в их крови, как мы думаем, содержатся основные элементы, руководящие образованием животных инстинктов, так они передают ее от одного носителя к другому. Как ни странно, кровь тварей сходна по биологическим аспектам с кровью человека. Мы допускаем мысль, что твари произошли от неравного союза “благородных” с человеком. Видимо, несовместимость крови, вызывая необратимые изменения в организме человека, действует на него пагубно. В то время как “благородные”, скорее всего, обладая сильной иммунной системой и еще какими-то элементами защиты, не принимают на себя ничего, то есть не получают дозу “плохой крови”. Иммунная система человека слабее вампирской как минимум в сто раз, неудивительно, что укус вампира дает такой роковой эффект. Человек получает ударный заряд “плохой крови”, как, например, при получении вируса иммунодефицита…

С трудом я выдержала длинную речь ученого, кивая время от времени, поймав себя на мысли, что его беседы совершенно не интересны.

Потом меня вновь усадили на стул и стали показывать другие слайды, их темой являлось очередное “новое оружие” против тварей. Тут уж я почти спала.

— Если бы вы могли поспособствовать нам как-нибудь в приобретении образцов крови “благородных”, — начал один из заведующих лаборатории, после того как просмотр закончился и включили свет.

— Понимаю, что вы хотите сказать. Но и вы сейчас попытайтесь понять то, что скажу я. “Благородные” — не люди. К ним неприменимы отношения, какие кажутся нормальными для нас. Вы не задавались вопросом, что они вообще не понимают к чему все эти исследования? И что, может быть, мы для них сродни пыли под ногами, так как они гораздо выше по развитию и разумнее нас. Несомненно, они считают себя выше смертных, в честь чего в таком случае они должны потакать нашим желаниям? Я не ученый, но понимаю, что изучить их психологию и разговаривать на одном языке с ними, это не один год, это вся жизнь. Ученые всегда опираются на физические, материальные моменты бытия, в то время как шагнуть выше и заглянуть глубже, вы не думаете. Даже человек, существуя в физической, материальной оболочке, которую вы и изучаете, имеет душу, принадлежит ко вселенной, имеет какие-то настроения, желания и чувства, в конце концов… Это я к тому говорю, что если человек, например, отказывается от чего-то, то здесь не помогут дальнейшие исследования и выяснения причин его отказа на физическом уровне. Вампиры только для вас физический уровень, они знать не знают, что это такое, и не воспринимают ваши изыскания серьезно. Поэтому постарайтесь понять нас. Мы не можем приказать им выполнять наши требования, так как сами недостаточно изучили их. Более того, они не подпускают к себе людей. Нужно много времени для того, чтобы мы могли рассчитывать на их помощь, и то, хотелось бы верить, что получим ее…

Я продолжала ораторствовать в таком духе, чувствуя при этом отвращение не только к этим людям, но и к себе. Никогда я не признавала каноны науки, всегда она казалась мне слишком ограниченной. Почему нельзя изучать что-либо сразу и в комплексе? Зачем эти нелепые разделения? По-моему, так они порождают еще больше вопросов, уводя при этом от ответов. Часто человек, зарывшись в бесконечные причины и следствия, не видит очевидного, которое лежит на поверхности. Он ищет истину, полагая, что она где-то глубоко и сокрыта от понимания, а почему бы ей не быть здесь, наверху? В общем, так можно рассуждать еще очень долго. У меня нет ни сил, ни желания вдаваться в такие подробности.

Не хочется говорить, как прошел день в лаборатории, более того, меня уговорили приехать туда еще и утром. На работу я вернулась с огромной радостью и пообещала себе, что больше ни ногой не в один научный центр.

Баррон встретил меня уставшую и поникшую. Я объяснила ему все, что могла, он, к удивлению, не стал допытываться до дальнейших подробностей и понимающе покачал головой, как если бы его устроили те крохи разрозненной информации, что ему предоставили. Неужели мы думали с ним одинаково?

— Если вы хотите, посылайте, пожалуйста, Крису вместо меня. Она исполнит вашу роль лучше меня.

 

Оказавшись дома после отчета директору, я могла спокойно подумать. Попыталась вспомнить наши беседы в лаборатории, но они все перепутались в голове. Если бы они не использовали такое огромное количество научной лексики, я бы запомнила все гораздо лучше. Тем не менее меня совершенно не смущало мое беспамятство на этот счет, я удовлетворилась мыслью, что Баррон учтет мое пожелание на будущее.

 

За текущую неделю мне раза три снились вампиры. Постоянно один и тот же сон: всегда темно, всегда их черные силуэты маячат где-то рядом и вокруг, но их лица неуловимы, будто укрытые толстой вуалью. Я чувствовала, что они смотрят на меня, и знала, что взгляды их грустны и несут в себе роковой знак — какой, я и понятия не имела. Я пыталась подойти к ним и так и этак. Тщетно. Пыталась поговорить, пыталась хотя бы почувствовать их — бесполезно. Между нами высилась такая крепкая и толстая стена, что для меня они стали похожи на манекены с грустными лицами-масками. Возможно, я плакала во сне, так как на утро глаза оказывались припухшими и открывались не так свободно как обычно, словно чем-то стянутые. Всегда после таких снов меня ожидала разбитость, головная боль и мысли, от которых не получалось избавиться в течение дня.

— Ты какая-то бледная, — заметил однажды директор, — ни чем не болеешь случайно? И тени под глазами проявились сильнее.

— Что, правда? — изумилась я.

— Тебя никто не кусал? — попытался пошутить он, — а то уж очень ты походишь на них. Может быть, тебе отдохнуть стоит? Во сколько ты уходишь с работы? Криса мне сказала, что ты задерживаешься здесь после ее ухода.

В организации везде стояли камеры наблюдения, кроме того, на проходной действовала жесткая пропускная система: у каждого работника высших отделов имелись карточки времени приходов-уходов. Обманывать его не имело смысла.

— Ну до ночи, — последовал мой виноватый ответ,  —  но я просто сижу здесь. Так легче думается. Дома не дают.

Баррон изобразил на лице знак вопроса и уставился на меня.

— Я изучаю ту информацию, которая у нас имеется. Мне надо знать о них больше, уже говорила вам об этом. Здесь самое подходящее место для таких устремлений. Так что я прекрасно себя чувствую.

— Не стоит фанатствовать. Посмотри на меня. До добра это не доводит. Керраны  —  закрытый род, и я официально заявляю, что тебе придется потратить все свои силы, чтобы они начали доверять тебе. Они мне-то не доверяют, ты думаешь, они вот так просто разжалобятся и станут верить тебе?

— Думаю, — отрезала я.

Возможно, не стоило говорить таких вещей директору, задевать самолюбие начальника — это опасно. Я тут же осеклась, но вылетевших слов уже не поймаешь. Он посуровел и со скептицизмом пожал плечами.

— Простите, — добавила я виновато.

Он вдруг сделался каким-то отчужденным и бросил мне вскользь:

— Можешь отдохнуть денек-другой, пока я тебя не призову. Поправь свое здоровье и не засиживайся здесь. Видишь же, что это не идет тебе на пользу.

Спорить с ним не хотелось, не объяснять же ему, что мне снятся странные сны, из-за которых такое плачевное состояние. Это глупо.

Я отправилась домой и попыталась отдохнуть. Не вышло. Весь день я сидела и смотрела рассеянно по сторонам, не зная чем заняться. На другой день я уже не находила себе места. Мысли-мысли, как тараканы, размножались в голове не единицами, но сотнями. Воспаленный мозг твердил, что Баррон хочет уволить меня за дерзости или что я пропускаю что-нибудь ужасно важное, не появляясь на работе. Алекс наблюдал меня в моей горячке и нервничал.

— Ты уже с ума сошла с этой работой, — ворчал он, — ты там живешь уже. Я тебя скоро вообще видеть перестану. Если бы я только знал, что так будет, не пустил бы тебя туда. Мне всегда нравилось твое благоразумие по отношению ко всем этим вампирским бредням. Мне нравилось, что ты не зависишь от них, как все эти шизики с горящими глазами.

Я лишь пожимала плечами, пусть думает, что хочет. Мне, в общем-то, все равно было: уйдет он от меня сейчас или помучает еще некоторое время. Я не слышала и не видела его, это он точно подметил.

На третий день, заявившись к Баррону, с опаской войдя к нему в кабинет, я клятвенно заверила его, что мне уже лучше. Он разрешил остаться. Не знаю, были ли то плоды больного воображения, но мне показалось, что он отдалился. Во всяком случае, некого рода напряжение точно стойко держалось между нами. Его голос звучал сухо и неохотно, создавалось такое впечатление, что он не горит желанием общаться.

На следующий день он отправил Крису по делам, выделив ей сопровождение. Ее всегда сопровождал кто-нибудь из службы безопасности или из других отделов, в то время как я всегда ходила одна. Странная у него политика. Возможно, он разграничивал обязанности, которые можно было бы дать мне и те, которые подходили более материалистичности и деловой хватке Крисы.

В офисе я оказалась одна и просидела там до вечера, набирая какие-то незначительные письма. Я не знала, когда точно наступал вечер, так как в нашей приемной отсутствовали окна, со всех сторон нас окружали лишь четыре глухие стены. Время мы отмеряли по часам. На них как раз пробило семь, когда меня вызвал к себе директор. Войдя как всегда в кабинет, я обомлела, застыв столбом. Передо мной выросли пять представителей вампирского рода! Но как они туда попали?! Не могли же они просочиться мимо или войти через окно. В любом случае факт оставался фактом, как я не моргала глазами, они не исчезали. В воздухе висела жутко угнетающая обстановка. Как только я «очнулась”, то заметила, что двое из них уже рассматривают меня оценивающими холодными взглядами, смешанными с плохо скрываемым пренебрежением. Скрестив руки на груди, они расположились по разные стороны от стола Баррона. Другой вампир  —  девушка, вообще не взглянула в мою сторону, она устремила свой серьезный взор в окно. Ее золотистые волосы поблескивали от мягкого света бра. Двое других имели нейтральный взгляд, расхаживая в разных углах комнаты, они, видимо, раздумывали над чем-то, каждый находился на своей волне. Все, как один, в темных одеждах, и все обладали дерзкой красотой. Баррон восседал по середине этого молчаливого хмурого собрания, словно оракул среди жрецов, и тоже с понурым видом. Он вскинул на меня взор и отчеканил, но как-то устало:

— Собирайся. Поедешь с ними.

Я стояла настолько удивленная и испуганная, что не решилась задавать никаких вопросов, кроме того, при этих авторитетных созданиях, перед которыми я чувствовала себя, как микроб. Моих душевных сил хватило только на молчаливый кивок, после чего вампиры, словно по команде, устремились прочь из кабинета, по очереди обдавая меня леденящим душу ветерком; каким бы невинным он мог быть, прошел бы мимо обычный человек, но фигура вампира, проносящаяся мимо, будоражила все нервные окончания разом. Немного задержавшись, я вопросительно взглянула на директора:

— Иди, все поймешь по дороге. Там ничего сложного.

Я повиновалась. На улице нас ждали две машины. В одну поместились они, другая предназначалась для меня. Удивление охватило меня, когда я заметила, что со мной сидит еще и какая-то женщина, одетая в медицинский халат.

— Беатрис, — представилась она серьезно и спокойно в разрез с моим глупым и испуганным лицом.

— Эва… Вы знаете, что случилось? — растерянно осведомилась я.

— Нет, думала, вы сами мне скажите, — ответила она с небольшим удивлением.— Подозреваю, что кому-то плохо. У меня с собой пакеты с донорской кровью. Ну в любом случае поймем на месте, — свободно заявила она.

Таким образом, я предположила, что эта дама уже имела дела с вампирами. Она нацепила на себя беззаботность, какую только могла себе позволить в данной ситуации, и лениво поглядывала на сменяющиеся виды за окном автомобиля. В то время как я, не в силах унять повышенное сердцебиение, раскрыв глаза, украдкой глядела то на нее, то на водителя за темным стеклом, то на машину, ехавшую перед нашей.

Нас вскоре привезли в небольшой домик, находившийся в перелеске. Сквозь деревья виднелись другие дома. Уже опустились сумерки, поэтому я не смогла разглядеть особо хорошо, где нас высадили. Мы вышли из машины и дождались компанию Керранов. Они все хмурые и молчаливые, с отчужденными взглядами прошествовали в дом, не глядя на нас, напомнив мне ожившие мраморные изваяния греческих богов. От них буквально несло холодностью и ледяным духом отстраненности, смешанным с напряжением из-за того, что им пришлось вступить с нами в контакт. Мне стало обидно. “Боже мой, — думала я, — насколько же надо ненавидеть людей. От их яда ненависти и умереть недолго, можно даже не кусать, одного взгляда хватит”. Мы подошли к двери и остановились в прихожей, так как тут же стояли и вампиры. Домик явно стоял давно заброшенный, о чем говорила его захолустность. Вампиры заняли его на время, видимо.

— Делайте свои дела. Смотрите, без лишних действий, мы в любом случае узнаем, — сообщил один из них, буравя нас ледяным жестким взглядом, — дождитесь только, пока мы уедем, и через минут десять начинайте. Мы приедем и проверим все, до этого времени не уезжайте.

Беатрис кивнула со спокойной готовностью и смело направилась в дом, в то время как я прилипла к ним взглядом. Они не позволили мне рассмотреть их, так как после всех инструкций, обошли меня и отправились к машине. Мой взгляд провожал их, пока вампиры не скрылись. На мгновение стало страшно. Вдруг никогда не получится проникнуть в их души, но навсегда остаться для них таким же смертным, как и все остальные. Зачем я тешила себя напрасными надеждами? Мое больное воображение доставляло жуткие неудобства, более того, ломало мне жизнь. Сердце сжалось от такой несправедливости.

Меня вернул в реальность звон стекла в комнате, где горела свеча и суетилась Беатрис. Приключения на этом не закончились. Бедные мои нервы в этот день! Удивительно, как я вообще пережила его.

В комнате среди хлама на столе в центре лежало нечто, похожее на вампира. По длинным волосам и хрупкому телосложению можно было догадаться, что это женщина. Почему догадаться, потому что от ее тела остались только кожа да кости, в прямом смысле этого слова. Кроме того, по тому, что когда-то было кожей, разлилась ужасная синева, как один большой кровоподтек, оголяя слабые, хрупкие синие линии пересохших вен. Еще страшнее был тот факт, что это существо дышало, дергаясь иногда от нервных импульсов. Глаза ее были полуприкрыты, полностью красные, а клыки уже совсем сухие, беспомощно впились в пересохшие, потрескавшиеся губы. Они явно мешали, так как она не могла закрыть рот. Ее били редкие мелкие конвульсии, будто вампирская лихорадка. При всей своей неосведомленности, я поняла, что она обескровлена и умирает. Но кто же так поступил с ней? В любом случае противно было смотреть на этот ужас, я едва ли сдержала в первые моменты подступающую к горлу тошноту. И так я вросла в пол там, где стояла, сощурив глаза и закрыв рот ладонью, всеми правдами и неправдами стараясь успокоиться, в то время как доктор суетилась возле тела, раскладывая приборы.

— Давай шустрей, чего стоишь. Помоги мне, — протараторила она. — У нас мало времени.

Я поразилась ее спокойствию и сноровке. Если бы перед ней поместили развороченный труп и попросили бы его собрать, мне кажется, она бы и глазом не моргнула.

В то время как в моей голове царил непроглядный туман и вряд ли от меня вышел бы сейчас какой-нибудь толк. Приближаться к этому существу не хотелось абсолютно.

— Ну что ж ты стоишь? — отрезвила она меня.  —  Помоги же, ну! Возьми давай капельницу и поставь туда.

Она тянула мне шест с пакетом крови, от вида которой мне тоже стало дурно. Я, как марионетка, взяла его и машинально поставила рядом с собой. Беатрис с каким-то больным азартом и горящими глазами принялась раскладывать перед собой на столике разные колбочки с растворами. Все они оказались герметично закрытыми. Она спешно подготовила шприц и стала возиться с иглами.

— Так, давай, — начала она, — завяжи ей жгут на руке, у нее вен-то не осталось. Пусть пока появятся, чтоб я видела, куда капельницу ставить. Подготовь иглу и жди моего сигнала.

Она протянула мне иглу, которую я взяла трясущимися руками. Глупо посмотрев на капельницу, я осталась бездействовать. Она, справившись со шприцом, приказала:

— Займись хотя бы колбами, надо их все открыть. Вижу, ты совсем ничего не знаешь. Ты не медик, что ли?

Я отрицательно мотнула головой и принялась вскрывать колбы. Их закрывала тонкая алюминиевая пробка, которую надо было поддеть ножом, чтобы вскрыть. Пока я возилась с колбами своими трясущимися руками, не удивительно, что поранилась. Часть от тонкого алюминия проехалась по пальцу, оставив небольшую, но глубокую ранку. Как если после пореза острой бумагой, когда кажется, что рана совсем маленькая, но из нее почему-то вытекает очень много крови. Мне стало стыдно за свою беспомощность. Я нащупала на столе вату и какие-то остатки пластыря, пока доктор возилась с вампирской рукой. Машинально забинтовав палец как попало, я тут же забыла про него.

— Так, все? — осведомилась она, отстраняя меня в сторону. Она схватила шприц и ввела его в вену другой руки, принявшись забирать кровь. Я видела, как в резервуар шприца набирается густая черная жидкость да в таких количествах, что мне стало страшно. Как в этом теле могло остаться еще хоть что-то? Опасения за вампира резко взметнулись во мне. Как бы эта дама не убила ее таким образом.

— Что вы делаете?! — возмутилась я. — Она же сейчас умрет!

— Пускай, — приказала она мне, кивнув на капельницу.

Я шустро обернулась к прибору и нажала на один единственный спусковой механизм. По трубке в вену вампира потекла кровь. В это время Беатрис забрала ее столько, чтобы иметь возможность разлить по четырем колбам с растворами. Она не могла при этом сдержать довольной кривой гримасы.

— Давай, помоги мне закрыть их побыстрее.

Теперь я поняла, зачем она пришла сюда и что ей в действительности было нужно здесь. Побледнев как смерть, пересохшими губами я вымолвила:

— Зачем вы делаете это? Это Баррон разрешил вам?

— Все нормально, не беспокойся. Это ради их же блага.

— Но ведь это же запрещено! Если они узнают, а они узнают или, точнее, учуют. Нам не выйти отсюда живыми! Мы сильно рискуем.

— Не бойся, выйдем. Еще как выйдем… Кровь они не учуют. Колбы герметично запакованы. Пока они сюда доедут, запах крови выветрится. Кроме того, они не питаются человеческой кровью, — добавила она бесстрастно.

— Как?! — не поверила я своим ушам. — А это что же? — последовал мой кивок в сторону капельницы.

— Это деликатес для них. Здесь он нужен был только для того, чтоб не дать зачахнуть ее телу. Другого выбора у нас нет. Не зря они уехали, иначе не выдержали бы и тогда б она точно умерла. Они питаются таблетками-пустышками, имитацией человеческой крови, которыми снабжаем их мы. Конечно, цельную кровь не заменить ничем, все это прекрасно понимают. Но они вроде молчат, выбирать не из чего.

Я ошарашено уставилась на доктора, которая так спокойно рассуждала об этом. Мне стало жаль Керранов. Их пичкают этими пустышками — вот и еще одна причина ненавидеть людей. И вообще, совершенно непонятна была логика событий: зачем было устраивать этот карнавал, когда можно просто “одолжить” кровь у кого угодно? Почему они обратились к нам? Непонятно, почему они, существуя целые века, не могли уничтожить нас или подчинить себе, к тому же обладая гораздо большей силой. Что удерживает их от убийств? Неужто их “благородство”. Я поймала себя на мысли, что совершенно не знаю, что входит в это понятие относительно вампиров. Может быть, стоило посмотреть на него с другой стороны?

— Она же слышит, о чем мы тут говорим с вами? Вы надеетесь на чудо? — мой голос заметно дрожал. Наверное, я являла собой жалкую картину. Беатрис хмыкнула.

— Не волнуйся. Не слышит, хотя и в сознании. Если у нее открыты глаза и тело бьют конвульсии — это вовсе не значит, что она слышит сейчас все наши тайны. Она в коме, но только вампирской, если можно так выразиться, — кивнув на колбы, врач продолжила речь. — Это для их же блага. Их кровь поможет нам усовершенствовать наши таблетки и вообще избавит от потребности пить человеческую кровь и плодить низших вампиров.

— А вы думаете, это они их “плодят”? — выпалила я. Она усмехнулась и ответила:

— Конечно. А кто же еще? Не берутся же они из воздуха. Они, небось, и сами не рады, что производят таких существ, вот поэтому и принимают наши услуги.

— Вы думаете, что в итоге можно будет заменить человеческую кровь полностью с помощью таблеток?

Она пожала плечами.

— Все возможно. Я думаю, можно будет. Но кто знает, как поведет себя неизученный вампирский организм.

— Боже мой, но это же издевательство. Их скоро в клетки посадят и будут любоваться ими, как экзотическими животными! — простонала я, чуть ли не плача. — Сам факт таблеток, это ужасно! Они уже не получают с искусственными пустышками того, что должны были бы получать с кровью. Что с ними происходит сейчас тогда, а?

— Это вы у них спросите. Они не идут с нами ни на какой контакт, как видите. Весь мир будет вам благодарен, если вы найдете лазейку в их сердца. Видимо, все нормально, раз молчат.

— А вы думаете, что их гордость позволит им жаловаться?! Мир сам ведет себя так, что они вынуждены все больше закрываться от него! Вы хотите им помочь и своими резкими действиями только отгоняете от себя. Если вы хотите помочь, в конце концов, видимо, придется оставить их в покое теперь! Уже и так заварили кашу…

Помолчав, я добавила:

— Неужели нельзя предоставить им настоящую кровь?

— Вы что, моя милая?! — воскликнула она. — Это дорогое удовольствие. Мы не напасемся на них крови в таком количестве! К тому же они сами согласились на таблетки… С чего бы это вдруг?

Последнюю фразу она произнесла с нескрываемым сарказмом, сверкнув своими маленькими шустрыми глазками.

— Ну конечно, — буркнула я, — у нас все дорого, что жизненно необходимо.

На этом наш разговор закончился. Наступила тишина. Врач собирала колбы, наблюдая за капельницей, маленькими, немного пухловатыми ручками она ловко упаковывала, перекладывала свои банки-склянки и прочие медпринадлежности. Я сидела, понуро опустив голову, и боролась со слезами, которые застилали мне глаза.

Вскоре мы услышали звук двигателя и встрепенулись. Не прошло и минуты, как они вошли в комнату, потягивая носом воздух. Я заметила, как дрожали их ноздри, видимо, они чувствовали запах запрещенного лакомства. Керраны посмотрели на свою подругу, мой взгляд тоже устремился к ней, я чуть ли не охнула. К девушке почти вернулся ее прежний облик, правда, помятость от обескровливания все еще скрадывала черты тела. Стало заметно, как напряженность исчезла из глаз первых двух вампиров, которые оказались в пределах досягаемости моего зрения. Они словно обмякли.

— Спасибо, — бросил один из них, не глядя на нас. Я вздрогнула. Да, сложно, наверное, было сказать это унизительное слово. Осмотревшись вокруг, я заметила, что Беатрис уже выскользнула из домика. И, видимо, направилась к машине, желая поскорей уехать.

Пока двое юношей созерцали свою подругу, я осмелилась задать вопрос одному из них:

— Что с ней произошло?

— Не твое дело, — отрезал он.

— Я интересуюсь не из праздного любопытства, что, мне нельзя ничего знать? — мой прямой взгляд застал его врасплох. Он повернул голову, немного обескураженный моей смелостью.

— Спроси у своего господина, он тебе расскажет, может быть.

— Он сам, наверное, едва ли знает что-то. Не хочу быть вашим врагом и никогда не буду им, как бы вы злостно на меня не смотрели.

Его губы искривила пренебрежительная усмешка, едва ли он обратил внимание на мои многозначительные слова. Он поднял девушку с кушетки, взяв ее на руки, вышел во двор, таким образом оставив меня одну. Кусая губы в негодовании, меня к тому же захватило волнение, когда я осознала, что опять сейчас они исчезнут и появятся неизвестно когда. Я выбежала во двор, увидев, как пятеро вампиров удаляются, за ними шла Беатрис. Они направлялись к машинам, до которых надо было еще дойти. Нагнав безмолвную компанию, я пошла рядом, украдкой разглядывая эти гордые холодные лица. Один из вампиров носил шляпу с широкими полями. Мне вспомнилось, что он опускал поля шляпы к лицу, когда свет бил немного ярче. Странно, почему другие совершенно спокойно сейчас идут, не думая прятать свои лица. Тот, кто прятался под шляпой, имел лицо почти земляного оттенка и малинового цвета очень тонкие губы, все время пребывающие в каких-то кривляньях. Жаль, что не удавалось увидеть его глаз.

Я всматривалась в каждого из группы так внимательно и осторожно, как то позволяла сложившаяся обстановка, успевая делать для себя то одни, то другие мелкие выводы. Я нервно перебирала пальцами, мне жутко хотелось заговорить с ними, но в душе клокотал страх. Вскоре тропа сделалась уже, и нам пришлось пойти почти друг за другом или по двое, таким образом я оказалась рядом с Беатрис, а чуть поодаль шел один из вампиров, другие же опередили нас на значительное расстаяние. Тот, кто оказался рядом со мной, периодически бросал на меня гневный взгляд, видимо, чувствуя, что я его рассматриваю.

— Не надо на меня смотреть с такой ненавистью, — не выдержала я, — она совершенно не обоснованна по отношению ко мне. Если бы ты только попытался заглянуть…

— Мне нет до этого дела, — перебил он. Помолчав, я добавила:

— Чтобы помочь вам, нам нужно…

— Нам не нужна ваша помощь! — рявкнул он, окатив меня таким страшным взглядом, что я вздрогнула, тут же получив пинок локтем сбоку. Пересилив себя, я повернула голову в том направлении и наткнулась на суровый взгляд Беатрис.

— Не лезь, — прошипела она сквозь зубы, сжигая меня предостерегающим взглядом. Ладони и спина покрылись испариной, наверное, и щеки покраснели. Я предпочла бы сейчас провалиться под землю, жалея, что завела этот никчемный разговор, подумывая о том, не начать ли ругать себя за излишнюю самоуверенность.

Вдруг неизвестно каким образом, рядом со мной очутился один из вампиров, который шел впереди. Взгляд его горел, лицо исказилось ужасной гримасой, из гортани вырывался какой-то леденящий душу животный храп. Не успела я очухаться, как он с силой схватил меня за горло и, как тростинку, поднял в воздух, тут же перекрыв весь кислород. На мгновение передо мной промелькнули налитые кровью глаза, совершенно безумные. Краем глаза я увидела испуг на лицах остальных, у них тоже странно засветились глаза, и появилось некое подобие оскала, я слышала, как много раз повторялся вопрос “что случилось?”, и уловила также, что возле нас началась суматоха. Все бросились к нам. Я же вообще ничего не понимала, ничего не видела и чувствовала только животный страх.

— Декстер, ты с ума сошел, что ты делаешь?! — кричал один. — Отпусти ее немедленно! Что случилось-то, что нашло на тебя? — звучал еще чей-то голос.

Множество голосов сплелись в хаос, никто не мог понять, что произошло. Возле меня очутилась девушка, которая с испуганным лицом старалась разжать стальную хватку Декстера. Тут же подоспели и другие.

— Отпусти ее. Ради своей же собственной безопасности. Керран убьет тебя! Вспомни Петру? Ну!

Я почувствовала, что вампир ослабил хватку.

— Черт подери, у нее рука в крови! — выкрикнул кто-то.

“Рука в крови!”

Эта фраза подействовала на всех как заклинание, они испуганно отвернулись, а Декстер, как ужаленный, отбросил меня в сторону и скорчился, издавая страшные звуки гортанью. В полуобморочном состоянии с бешено колотящимся сердцем я стала кашлять, наблюдая, как Декстера схватили и скрутили, слыша краем уха невнятные голоса, призывающие кого-нибудь перевязать мне руку. Машинально поднеся ее к лицу, я заметила, что повязка с пальца уже давно где-то потерялась, и из него вновь заструилась кровь. Пока я тупо рассматривала его с бешено колотящимся пульсом в голове, ко мне подлетела Беатрис с аптечкой и принялась обрабатывать ранку. Вертя кисть, словно перед ней сидела кукла.

— Вот, — приговаривала она, — потерпи немного, сейчас спирт приложу. Они его запах не переносят. Сразу всю охоту им перебью вдыхать…

И действительно, она щедро напитала повязку спиртом и приложила к пальцу. Тот вампир, который стоял от нас в метрах пяти, начал морщиться и отбежал в сторону, тряся головой, как делают обычно животные, когда им не нравится запах. У меня не было сейчас сил удивляться чему-либо. Я чуть было не умерла. Того кто напал на меня, уже увели. С нами осталось двое вампиров, и то они держались от нас на почтительном расстоянии, избегая запах спирта.

— Ну что? Вот она вампирская сущность? Как тебе, а? Не понравилась? — осторожно передразнила меня доктор. — Звери это. Звери как ни крути. Пригреешься к ним, а потом и не заметишь, как прикончат тебя.

Я молчала. На гнущихся ватных ногах с трудом доковыляла до машины и без сил бухнулась на сиденье.

«Кто такой Керран?” — тут же подумалось мне. Но сил хватило только на этот вопрос и никак не на дальнейшие размышления.

Уже дома я заметила на шее ужасные красные следы от рук вампира. “Можно ли их скрыть теперь?” — испугавшись, подумала я. Все шея горела огнем и обещала болеть долго и нудно. Испустив несколько безнадежных болезненных стонов, я, как мешок с костями, рухнула на кровать и, укрывшись с головой одеялом, свернулась калачиком, подсознательно желая обезопасить себя и убаюкать.

На следующий день пришлось одеть кофту с высоким воротом, было решено ничего не говорить директору. Так я пришла на работу, нацепив боевой вид, и предстала позже перед Барроном. Он внимательно посмотрел на меня, изучая взглядом. Неизменно сидя за своим столом и сцепив ладони в замок перед собой, как строгий профессор.

— Ну что, как ты себя чувствуешь?

Сообщили ли ему о моем приключении, было известно, и поэтому я, устремив на него довольно растерянный взгляд, ответила:

— В общем, нормально. Все прошло хорошо.

 Он как-то странно сгримасничал и добавил:

— Шею свою покажи мне.

Видимо, Беатрис позвонила ему и рассказала обо всем. Я виновато отодвинула ворот.

— Ого! — прогремел Баррон. — Да, сколько страху ты наверно натерпелась.

Он вдруг сник и взор его потух. Уставившись на стол, он вздыхал.

— Ну что ты скажешь мне теперь? Какие у тебя настроения?

Помолчав, добавил тихо:

— Ты теперь ненавидишь их… или они вызывают у тебя страх, что еще хуже?

Я пожала плечами, не понимая, к чему он клонит.

— Да нет.

Его светлые глаза поднялись на меня.

— Они не вызывают страх у тебя? Если вызывают, то боюсь, что мы не сможем дальше работать.

— Это почему же? — последовал мой удивленный вопрос.

— Страх жертвы для них — это второй знак для пробуждения вампирских инстинктов. Мы не должны их бояться, иначе не сможем с ними спокойно сотрудничать. Мне бы не хотелось терять тебя как сотрудника.

— Не потеряете. Я не боюсь их, и отвращения они тоже во мне не вызывают. О вчерашнем хотела было умолчать, но не получилось. Может быть, вы поднимите мне настроение и расскажете, почему на меня вдруг набросился вампир, в то время как остальные и не подумали об этом?

Баррон вздохнул и спросил:

— Кто тебя схватил?

— Они называли его Декстер.

— Ну я так и думал. Есть там у них один такой, Декстер-Гордон, слабый вампир. Я полагаю, что они все наделены разными силами. То есть развиты все по-разному. Есть сильные вампиры, которые, допустим, могут переносить дневной свет, в то время как другие начинают сходить с ума. Тоже и с кровью. Кому-то трудно себя сдерживать, кто-то даже не заметит, что поблизости выделилось небольшое ее количество. Я думаю, что у них такая же система восприятия мира, как и у людей. Есть сильные вампиры, есть слабые. Есть те, кто может читать мысли и управлять себе подобными, есть те, кто плохо чувствует окружающих и только подчиняется. Невозможно описать все их возможности и подогнать под одну гребенку.

Удивление сделалось целым моего состояния, к тому же Баррон говорил очевидные вещи, как я не могла сама догадаться об этом? И этот вампир – Декстер, как раз носил шляпу. Не случайно же он под ней прятался.

Он смолк и сочувственно посмотрел на мою шею. Мне и самой было страшно на нее смотреть: вся красная, в кровоподтеках, грозивших потом превратиться в синяки.

— Не показывай ее никому, — подытожил он.

— Кстати, это вы пустили Беатрис обманным способом забрать кровь у вампира? Могу я знать, кто же она?

— Да. Она не доктор, она сотрудник секретной лаборатории, находящейся под моим началом. Сейчас там заправляет доверенный человек, у меня просто не хватает рук управиться со всем. Тебе не сообщили, так как ты наверняка была бы против и не позволила бы спокойно провести дело. У нас не было другого выбора. Я не делаю ничего, что могло бы повредить Керранам. Поэтому и тебе не надо беспокоиться.

— Не делаете?! А как же те таблетки, которыми вы их пичкаете? И вообще, зачем вы меня отправили на это предприятие, утаив многое?

Баррон посуровел.

— Без тебя они бы напряглись. Беатрис они не особо доверяют, не зная ее. Ты там присутствовала для разрядки атмосферы, если можно так выразиться. Что насчет таблеток, так это было с их подачи. Я не навязывал им таблетки, но и не собирался отговаривать. Их кровь опасна. Что тебе наговорила Беатрис?

— Все то же самое, что и вы. Она сказала, что они плодят тварей.

— Это еще не доказано, но им действительно более неоткуда взяться.

— А откуда пошло понятие “благородные”, не из этого ли общества? В чем оно заключается?

— Это к чему вопрос?

— Хотелось бы знать, правильно ли я понимаю его составляющие или есть еще что-то, что было упущено мною.

— Керраны — это закрытый дворянский род, существующий многие века и обладающий огромной властью и силой, это личные мои исследования насчет власти и силы. “Благородные” не имеют права (могут, но не должны) смешивать свою кровь с кем-либо, кроме представителей своего рода, то есть должны блюсти правило “чистой крови”.

— Династические браки? — заключила я.

— Наверное. Я многого не знаю и могу ошибаться в чем-то. Это я к тому говорю, что если они нарушают правило, то появляются твари. Не исключено, что они их слуги в таком случае.

Мы проговорили еще некоторое время, и директор отпустил меня, но не на рабочее место, а домой.

Мне ничего не оставалось, как сказаться больной и залечивать “свои раны”, не допуская к себе никого. Увы, как бороться с краснотой на шее, я не знала, поэтому ограничивалась рассматриванием своего отражения в зеркале и содроганием по этому поводу. Зато у меня появилось время прийти в себя.

“Вполне очевидно, что не все примут меня, — рассуждала я сама с собой,  —  и не стоит расстраиваться, если их природная ненависть к людям не избегнет меня. Но все же могли бы найтись те вампиры, к кому можно было бы подойти, не рискуя остаться непонятой». Тут же в голову пришел образ Эдварда. “Он ведь заинтересовался мной. Значит, что-то почувствовал? Или даже заглянул в мое будущее, почему бы нет? Может быть, он учуял какую-то силу во мне? В любом случае с ним нельзя терять связь, но и надоедать ему тоже не стоит. Вряд ли он вдруг захочет поделиться частью жизни своего клана”.

Весь день в итоге я провела в раздумьях, вспоминая детали приключения. Обдумывала, взвешивала и анализировала. Надо было войти к ним в доверие, руководствуясь только лишь чистыми, искренними побуждениями, но нужен ли им был посредник из смертных? Задалась вдруг я вопросом. Какая бы им от него польза? Есть же Баррон, но, как он говорит, они не подпускают его к себе, только если речь идет о делах большой важности и не касается их “семьи”. Возможно ли такое, что Баррон просто не обладает той восприимчивостью и внимательностью, скорее на тонком уровне, чтобы найти общий язык с вампирами? Его простая доброта и самоотверженность, конечно, очень милые, но не для представителей из рода вампиров. Возможно ли такое, что им был бы необходим человек с более сильными способностями, тонко чувствующий мир? Для того чтобы это понять, нужно было, чтобы со мной все-таки поговорили, а не огрызались постоянно, отворачиваясь. Нет, мне не потребовалось бы задавать все вышестоящие вопросы им, но имелась необходимость именно разговора как такового, неважно о чем. Хотя бы даже о погоде.

Столько вопросов накопилось! Чем глубже я во все вникала, тем больше их появлялось. Все мои раздумья, как правило, заканчивались головной болью и немногими недоделанными выводами. Однако по-другому я уже не могла. Мысли составляли всю мою пищу. Нет пищи — нет жизни. Мне необходимо было постоянно думать, чтобы потом не сделать оплошностей, которых уже трудно будет исправить. Если дело касается вампиров, тут уже нельзя ничего “переиграть”, просто позже возможности не представится. С этими существами надо было общаться осторожно, много раз обдумывая каждый свой шаг и додумывая то, что от тебя скрыли, делать следующий опасно.

В течение недели опять приснился сон, но уже немного другого содержания, видимо, под впечатлением от произошедших событий мой мозг стал выдавать такие плоды. Все тот же фон и те же фигуры, и я также старалась подойти к ним, заговорить. Но стоило только приблизиться, то тут же сыпался шквал агрессии. Меня отгоняли, гнали прочь, кричали, чтобы не вмешивалась не в свое дело и все в таком роде. Среди всего этого бедлама я видела какого-то незнакомца, который смотрел на меня с пониманием, но грустно качал головой. Я чувствовала совсем рядом с собой какое-то хриплое дыхание, как будто кто-то дышал с трудом и очень тяжело, рывками и сопением. Как будто под боком кто-то задыхался. От чего в горле поднималась кровь, я хотела бы избавиться от этого дыхания, думая, что оно мое, но ничего не выходило. В конце концов наступило вымученное пробуждение, так как “терпеть” сон более не было сил. Пробуждение принесло с собой облегчение, наконец-то появилась возможность вздохнуть свободно и убедиться, что все хорошо.

 Глядя в темноту широко раскрытыми глазами и постепенно приходя в себя, я задавала себе вопрос: “Чье это было дыхание? Мое ли? Или кому-то было настолько плохо, что передалось мне?” Эти два предположения мне как-то сразу не понравились, и захотелось подумать дальше. “Таблетки”,  —  вдруг пришла мысль. “Неужели они задыхаются от них? Неполноценные эрзацы крови. Если бы меня пичкали полуфабрикатами или сухими кормами, уверяя, что там содержаться все витамины, микроэлементы и тому подобное, я бы тоже вряд ли протянула долго. В любом случае в организме произошли бы какие-нибудь необратимые изменения. Это определение сна выглядело более приемлемым”.

О, как я жалела, что не могу расшифровывать сны! Вполне возможно, если бы раскрыть их смысл, это значительно облегчило бы жизнь.

Лежа в постели, в тишине, я слушала свою дыхание. Сбоку из окна вскоре стал различим слабый розовато-грязноватый свет. Вот и рассвет. Подумав о том, что стоило бы все-таки еще поспать, я завернулась в одеяло, устроившись как можно уютней, и сомкнула веки, призывая сон.

На следующий день, опять не выдержав одиночества, я отправилась на работу, предварительно до самого подбородка замотав шею.

Криса посмотрела на меня сочувствующе, но ничего не сказала. Мне все-таки всегда нравилась ее тактичность, пожалуй, стоило бы поучиться у нее молчанию.

— Зайди к директору, он что-то хотел от тебя, — мягко промурлыкала она. Прекрасно, я тоже хотела его видеть.

Он поднял взгляд и поинтересовался, как поживает моя шея, вместо ответа я сняла шарф и продемонстрировала ему ужасные синяки, в которые переросли следы от пальцев. Он вмялся в стул и промолчал.

— Вы знаете, пока я находилась дома, то много думала… И теперь прошу вас, возьмите меня с собой когда-нибудь в особняк. Для меня это жизненно важно! Я должна увидеть их в более дружелюбной обстановке. Без вашей помощи они не воспримут меня нормально. Обещаю, что не скажу ни слова и не буду вам мешать. Просто нужно посмотреть на них в неформальной обстановке.

Я явно несла околесицу и жутко боялась, что директор либо не поймет меня, либо поймет, но не правильно.

— В общем не могу объяснить вам это словами. Есть вещи, которые невозможно облечь в слова, но прошу вас, доверьтесь мне и возьмите с собой как-нибудь. Я могу быть вашей ассистенткой, помочь вам держать бумаги или быть вашей ученицей, например, все что хотите. Я буду покорна и нема. К тому же они уже видели меня.

Баррон смотрел на меня с недовольным видом, ему явно не нравилась эта мысль. Чтобы ничего не отвечать, он бросил:

— Посмотрим, — и тут же занялся своими делами.

— Вы же разделяете сферу обязанностей между мной и Крисой, так? Или мне кажется? Она не имеет такой близкий доступ к ним как я, так? Это случайность или нет?

Директор поднял на меня уставший взор, словно я воплощала в себе надоедливую муху, жужжащую над головой, и ответил, достаточно осторожно:

— Ну, у Крисы хорошая деловая хватка. Очевидно, просто, что тебе бесполезно доверять такие дела. Ты все провалишь. Что не делает она, делаешь ты. Помимо вас двоих, у меня есть еще люди. Их немного, но они есть. Они тоже имеют доступ к вампирам и действуют только в пределах своих обязанностей. Устроит тебя такой ответ?

Конечно, он меня не устраивал, я все равно осталась при своем мнении. Укол моей самооценки не мог быть нанесен так неожиданно. Я поджала губы и смолчала.

Спустя несколько дней мы сидели с Крисой вдвоем, каждая занималась своими делами. Вскоре из кабинета вышел Баррон и сообщил Крисе, что ей пора собираться. Она молча кивнула и встала, не выразив на своем лице совершенно никаких эмоций. Я взглянула на нее удивленным взглядом. Вскоре вышел Баррон со своим чемоданчиком, и они направилась куда-то без лишних слов. Редко они выходили вместе. Если отлучался Баррон, то направлялся, как правило, в особняк. “Неужели, — подумала я, — он взял Крису, чтобы уладить прошлые дела с лабораториями? Неужели он думает, что вампиров можно победить силой деловых доводов?” Во мне взметнулось негодование, и, всю оставшуюся половину дня не находя себе места, я ерзала на стуле, не имея желания заниматься работой. Меня не оставлял вопрос, куда они могли пойти и почему Баррон не взял меня.

К вечеру, совсем исстрадавшись, я начала было уже успокаивать себя всякими разумными доводами. Наступило уже мое обычное время ухода домой, однако я все сидела и ждала неизвестно чего, глупо уставившись в раскрытый архивный журнал. В одиннадцатом часу дверь приемной открылась, и вошел Баррон. Взгляд его дрогнул, когда он увидел меня. Видимо, не ожидал. Я бросила на него прямой внимательный взгляд, он же увел свой в сторону и хотел пройти мимо.

— Думал, здесь нет никого, — бросил он, — ты что здесь делаешь?

— Занимаюсь делами.

— Иди домой. Нечего здесь сидеть, поздно уже,  сухо отпарировал он и зашел в свой кабинет.

На следующий день явилась Криса, как ни в чем не бывало уселась на свое место. Спрашивать у нее что-либо было бесполезно, пришлось удовлетвориться вздохом, который я не потрудилась подавить. Ну вот, пропустила ли я что-нибудь важное?

Неделя протекла как обычно, кроме того, что в голове роились мысли, как бы подобрать удобный момент и напомнить Баррону о его обещании.

 

 

В один из обычных монотонных дней, не отличавшийся по разнообразию деятельности от остальных, в приемную вошел мужчина. Я видела его в первый раз. Мой беглый внимательный взгляд определил, что это человек, а не вампир. Кроме того, мужчина остановился у двери и вежливо поинтересовался тихим и мелодичным голосом, может ли он пройти к директору. Инициативу перехватила Криса, сказав, что его уже ожидают. Я рассматривала его, пока у меня имелась возможность. На вид совершенно обычный человек, за исключением того, что кожа у него была неприятного желтоватого оттенка и взгляд, как будто затуманенный и расфокусированный, как если бы он специально выстроил защиту от внешнего мира. Незнакомец носил строгий старомодный костюм, что имел когда-то высокую цену и даже сейчас прекрасно сохранился и поражал глаз своей изящностью, качеством ткани и пошива. Этот костюм изумительно шел к нему, и даже легкая полнота, свойственная для мужчин его возраста, ничуть не портила его. В руке он держал шляпу того же цвета, что и костюм. Кроме того, незнакомец носил совершенно черную, аккуратно подстриженную бородку, по бокам рта соединяющуюся с усами, такими же аккуратными, как и бородка.

— Могу я поинтересоваться кто это?

— Конечно. Это доктор Легран. Приехал из Франции к директору. Он специализируется на мистике и паранормальных явлениях. Это гость Баррона, так что он часто будет наведываться сюда, имей в виду.

Предпоследняя фраза коллеги удивила меня, и я начала бурчать себе под нос: “Хм, что это он тут…” —  но осеклась, так как побоялась, что Криса поймет меня неправильно. Однако она восприняла мои слова, как вопрос, подумала, что я обращаюсь к ней, и ответила:

— Не знаю, у Баррона появились, видимо, такие вопросы, что пришлось вызвать Леграна из Франции.

Доктор Легран провел в кабинете у Баррона часа два. Меня, как всегда, жутко интересовало, о чем они там говорят. Криса, как всегда, не подавала никаких признаков интереса. Меня все еще продолжало удивлять ее не то наигранное, не то действительное безразличие.

Легран появился и на следующий день, а после его ухода Баррон вызвал меня к себе.

— У нас сегодня деловой ужин, — начал он, — я и господин Легран. Нам надо обсудить кое-что, если хочешь, можешь поприсутствовать, думаю, тебе будет интересно.

Естественно, я согласилась.

В шесть часов Баррон вышел из кабинета и дал мне знак собираться.

Мы прибыли в ресторан, как и планировали.

В шумном помещении витал легкий чад, шедший из кухни, смешиваясь с сигаретным дымом, таким образом, зала будто бы расплывалась перед глазами. Легран уже ждал нас. Он сидел за столиком и, куря сигару, пускал густой дым, задумчиво глядя куда-то в пол. Перед ним на столике стоял один единственный бокал не то с коньяком, не то с виски. Увидев Баррона, он поднялся и сдержанно поприветствовал его своим мягким тихим голосом, и едва ли взглянул на меня. Лишь слегка кивнув, он перевел все свое внимание на директора.

Мы сделали заказ и обменялись парой-тройкой дежурных фраз.

— Расскажите мне теперь, как там у вас с новостями. Известно ли что?

Легран, видимо, уже знал, о чем будет разговор, и спокойно начал.

— Все тихо. Ко мне информация поступает из проверенных источников. Правительство молчит. Люди, естественно, ничего не знают. Если и знают, то вся информация, достигающая их ушей, преобразуется в слухи и сплетни. И те тоже редки.

«Вот, значит, как это происходит”, — подумала я, — откуда все берется. Наша организация еще и организовывает распространение выдумок”.

— У нас все тихо, и, сколько я не наблюдаю и не общаюсь с соответствующими людьми, никаких предчувствий у меня нет. Так что все лавры вам. Наше правительство едва ли интересуется вашими делами. То же и с другими странами. Думаю, они считают феномен вампирства искусственно созданным бредом…

В таком духе Легран распространялся еще полчаса, я уже начала скучать, думая, когда же они перейдут к делам. Позже, исчерпав одну тему, Легран перешел на вообще что-то отстраненно-философское. Он распространялся об особенностях духовного мира человека и о своих наблюдениях, опирающихся на его познания в области мистики и психологии. Тут уж я совсем заскучала, в негодовании покусывая губу, я смотрела то на доктора, то на Баррона. Эти двое, казалось, прекрасно себя чувствовали и совершенно не обращали на меня внимания. Зачем Баррон взял меня с собой? Он решил помучить меня? Не выдержав по истечению двух часов их беседы, я поднялась и скромно сообщила, что ненадолго отлучусь. Вздохнув с облегчением, я устремилась из шумного душного зала в комнату для отдыха при входе в ресторан. Там звучала фоновая музыка, свет едва сочился из настенных бра, и можно было расслабиться на мягких диванах. Наконец-то появилась возможность отдохнуть от никчемной беседы и от постоянного напряжения. Я просидела на диване минут двадцать, просидела бы еще дольше, но мое отсутствие выглядело бы неэтично. Нехотя я поднялась и направилась в зал. Мой шаг был неспешный, поэтому я заметила, что Легран, сидевший напротив Баррона, теперь подсел к нему совсем близко, таким образом, двое мужчин оказались ко мне спиной. Подойдя поближе, я услышала, что Легран, доверительно мурлыча, что-то объясняет директору, на лице которого читалась такая неожиданная сосредоточенность, словно дело касается жизни и смерти.

— Вот поэтому ее и клонит в сон, я вам говорю… — тут я не расслышала, так как его тон, и без того негромкий, сделался тише, — так что не каждый выдержит натиск… — тут мне помешал шум зала. Я, раздраженная, подошла поближе и вытянула шею, пока Легран продолжал свою речь.

— В общем, настоятельно рекомендую послушать мой совет. Я редко ошибаюсь, а вы ничего не потеряете в любом случае. Если все пойдет, как я вам сказал, то вы только выиграете.

Стоять за их спинами дольше уже не позволяла совесть, тем более Легран, перейдя с полутонов на полный голос, отодвинулся от лица Баррона. Мужчины заметили меня, и Легран вновь пересел на свое место. Он устремил на меня короткий внимательный взгляд, в первый раз мне показавшийся красноречивым, как будто привычная пелена тумана спала с его лица на время, потом, не меняя выражения лица, он посмотрел на Баррона и кивнул ему слегка. Ну вот, пока меня не было, они успели потолковать о чем-то действительно важном. Я искренне сейчас не понимала, какую функцию выполняла на этой встрече, в голове царила безграничное неведение относительно этого вопроса. Поэтому ничего не оставалось, как удовлетвориться тем, что есть.

Встреча закончилась. Легран опять дружески попрощался с директором и со мной лишь коротким кивком, едва удостоив взглядом.

— Я еду домой, — ответил рассеяно Баррон, пребывая в своих мыслях, — тебя подвезти куда-нибудь?

Отказавшись, я сообщила, что нам совсем не по пути. Ехать с ним в одной машине совсем не хотелось, так как в душе образовались обида и горечь от неоправданных надежд.

Я почти не заметила, как оказалась дома, так как всю дорогу моя голова была занята глубоким мыслительным процессом — размышлениями о поведении Баррона. Увы, только он один обладал исчерпывающими знаниями, но читать его как открытую книгу категорически не получалось, приходилось с потом и мучениями расшифровывать те запутанные иероглифы, которые он в себе заключал. Мне не составляло труда определить, что он все еще чем-то взволнован и ведет более активную деятельность, видимо, пытаясь решить то, что его мучило. Его волнение, как лихорадка, передавалось и мне с той разницей, что мне оно доставляло гораздо большие мучения, как вторичный синдром, потому что я не знала, от какой болезни умираю и, соответственно, чем ее лечить. Из глаз от бессилия потекли скупые слезы. Я всем сердцем стремилась к ним, но меня не пускали.

 

— Я к вам по поводу последней просьбы, надеюсь, вы помните какой, — сообщила я на следующий день, войдя в кабинет к директору, исполнившись решимости, — стоит ли рассчитывать на то, что можно и далее продолжать надеяться на ваше положительное решение?

— Стоит, — как-то задумчиво нехотя ответил Баррон, не глядя на меня. Он что-то искал на столе или делал вид, что ищет. Я решила не мучать его своим присутствием и добавила:

— В любом случае, если вы меня допустите к ним, я, возможно, смогу ответить на многие ваши вопросы, значительно облегчить вам жизнь при этом, не прибегая к тем средствам, которых вы опасаетесь. Если я пойму, что не могу быть полезной, то непременно дам знать об этом и отступлю добровольно.

Баррон, все еще не глядя на меня, закивал головой и ответил отстраненно:

— Да, да, да. Конечно.

Во мне взметнулось негодование от такой пренебрежительности к просьбе и ко мне самой. Однако Баррон не реагировал, и, чтобы не расстроиться окончательно, я развернулась и спешно вышла из кабинета.

 

Ближе к вечеру пришел Легран. Пелена с его взгляда спала и более того он очень тепло поздоровался со мной и с Крисой. Не знаю, какой взгляд он посвятил ей, но на меня он посмотрел внимательно и изучающе. Он немного задержался возле наших столов, словно желая сказать еще что-то. Криса не обратила на него внимания, в то время как я смотрела выжидающе в его лицо, почти не моргая.

— Странный человек.  —  пробубнила я, когда его крепкая фигура скрылась за дверью.

— Они, мистики, все такие. Все со странностями. Каждый раз ведут себя по-разному и вообще часто говорят странные вещи. С ними надо много общаться, чтобы привыкнуть к их стилю и воспринимать все без удивлений.

Тут в голову пришла мысль.

— А он не ясновидящий случайно? Или маг, может быть?

— Все может быть,  —  отстраненно ответила Криса,  —  если он имеет дело со сверхъестественным, то почему бы ему не уметь читать в головах других? Вполне возможно этот дар часть от его обязанностей.

— Легран видел Керранов?  —  не унималась я.

Снова последовало пожимание плечами.

— Не знаю. Может быть, а может и нет. С одной стороны, что Легран забыл в их особняке? Они бы и не пустили его туда просто так.

Более вопросов задавать я не решалась.

 

 

 

Вторая четверть: растущая луна

 

— Зайди к директору, — сообщила мне Криса. Я только что вернулась с очередного незначительного поручения Баррона и хотела уже расположиться за своим столом.

Время близилось к вечеру, поэтому кабинет директора весь дышал сумрачными тенями. Баррон не спеша ходил по комнате, собирая бумаги. Он казался серьезным. Заметив, что я вошла, он взял свой портфель, повернулся ко мне и устремил на меня серьезный уставший взгляд.

— Ну что? Поедешь со мной?

Я, готовая уже ко всему на свете, только не к тому, чему стоило, непонимающие уставилась на него.

— Куда именно?

— К Керранам, — выдохнул он.

Я вздрогнула, от неожиданности потеряв дар речи. Имя это прозвучало в ушах, как нечто запретное и сокровенное. Как легкий ветерок, пронеслось оно в голове, не оставляя никаких следов. Оно не принадлежало мне и даже малой своей частью.

— У меня есть неразрешенные вопросы. Как всегда, которые надо решать с главой их рода.

— У них есть глава? — задала я глупый вопрос. Теперь настала очередь Баррона устремить на меня непонимающий взгляд, пристыженная, я тут же поспешила исправиться.

— Простите. Я растерялась. Не ожидала, что вам вдруг понадобится мое присутствие.

— Ничего страшного. Понимаю, неожиданно. Чтобы ты там не стояла в ступоре, я уведомляю тебя, что любой клан имеет своего господина. Все важные вопросы нужно решать только с ним, остальные его приспешники имеют право заниматься только второстепенными вопросами. Прошу тебя, держи себя в руках, они не любят, когда на них смотрят, как на диковинку. Тем более ревностно охраняют своего господина и следят за тем, кто допускается к нему. Любое подозрение с их стороны — и тебя выпроводят моментально и навсегда, а мой авторитет окажется под вопросом. В этом случае обязанности твои резко сократятся… Теперь ты понимаешь, почему я не мог позволить себе взять тебя долгое время? Я действовал не только в своих интересах, но и в твоих. И даже сейчас, как и позже, я ни за что не отвечаю. Все целиком и полностью зависит только от тебя и, как следствие, от их реакции на твое присутствие. Ты для них новое лицо и к тому же сомнительное, учти это. И то, что ты уже видела их, еще ни о чем не говорит. Они могут общаться с тобой за пределами особняка, по долгу ли твоей работы или личным надобностям, но это не значит, что они признают тебя, когда ты окажешься внутри их крепости, которую они ревностно охраняют.

Я пожирала его взглядом и, понимающие кивнув, ответила:

—У них нет причин не принять меня. Я спокойна.

Баррон сканировал меня взглядом некоторое время, словно стараясь убедиться в чем-то. Потом очнувшись, продолжил собираться.

— Их глава не выходит никуда? Он так и сидит в особняке, как принцесса в крепости?

— Да. В этом нет необходимости. Все, что нужно, для него делают другие, они его подчиненные. В редких случаях он выходит из своей крепости, как ты выразилась. Ну судя по тому, какую жизнь он ведет, в этом действительно нет необходимости.

— М-да, хорошо он устроился.

Баррон пожал плечами и ответил:

— Это вампирский клан все же, не забывай.

И, продолжая собираться, добавил спустя пару минут, протягивая свой шелковый платок:

— И шею свою прикрой чем-нибудь. У тебя все еще видны следы. Не нужно, чтобы их видел Керран. На вот, шарфик.

Действительно, синяки от рук Декстера проходили долго и никак не желали оставлять мою шею. Я уж боялась, что они останутся навсегда. Конечно, столько времени прошло, большая часть их исчезла, но на шее предательски тонкими кривыми линиями все еще читались следы пальцев.

Я взяла платок и как могла обмотала его вокруг шеи, наблюдая за Барроном.

— Сейчас пока спешить не надо. Они более адекватны и активны ближе к вечеру. На, съешь витаминку.

Раскрыв ладонь, он протянул мне розоватую таблетку.

Удивившись этому жесту, я ответила:

—Да я не болею ничем, спасибо.

— Съешь. Это для профилактики, не повредит. Она сладкая.

Не желая более заострять внимания на такой мелочи, я покорно положила таблетку под язык, заметив, между прочим, что она вовсе не имела никакого вкуса. Все еще пребывая в удивлении от странных действий директора, я допустила мысль, что он, скорее всего, переживает за сегодняшний визит. Мне и самой бы стоило понервничать, но я оставалась спокойной.

Когда мы вышли из здания, солнце уже клонилось к горизонту, расточая мягкие золотисто-красные лучи. Ветер подозрительно молчал, словно уже уснув. Я не знала, где находится особняк, и понятия не имела, сколько до него ехать. Меня эти вопросы совершенно не занимали. В любом случае городок наш не имел внушительных масштабов, учитывая, что здания не лепились тесно друг к другу, но находились на почтительном расстоянии. Большую часть занимали его окрестности, где расположились уже многочисленные старые особняки.

Баррон сосредоточенно молчал всю дорогу. Я не стала мешать ему, так как сама пыталась настроиться на нужный лад. В конце концов неприятная дрожь понемногу начала побирать расслабленное тело. Успокоиться получалось с трудом и ненадолго. К моему удивлению, через сорок минут машина остановилась, мы даже еще не выехали за черту города, хотя и оказались на периферии. Здесь заканчивались городские здания и начинались особняки, чем дальше от города, тем ближе они лепились друг к другу. Мы же оказались как раз в самой пустынной области, среди редких особняков, скрываемых друг от друга парком или другими зданиями, совершенно сюда не вписывающимися, некоторые из них к тому же были заброшены.

В любом случае из всего вышеописанного я наблюдала только плотный круг деревьев, расступавшихся полукругом перед особняком. С виду совершенно обычный и неприметный. Таких, как он, в округе находилось немало  —  все исторические строения с декоративной лепниной на фасаде. Может быть, только этот по срокам простоял гораздо больше остальных, о чем свидетельствовали необычный декор, который теперь требовал реставрации. Кое-где, набегая снизу, стены забирал раскидистый вьюнок.  Перед парадным входом имелась небольшая круглая площадка, засыпанная гравием, без всяких строений и украшений. Этот пяточек даже можно было бы назвать небрежным.

Немного удивленная, что такая сакральная обитель находится в столь обычном месте, я осматривалась вокруг. Директор прошел вперед и уже оказался возле огромного парадного входа. Я мельком скользнула взглядом по окнам. В них царила тьма, кроме черных стекол не видно было никаких штор. Осознание моего места нахождения только сейчас пришло ко мне в полной силе, из-за чего по позвоночнику пробежала волна мурашек. Вот тут-то меня и накрыло. Сердце предательски защемило, а мысли разбежались, как мыши от света. Я осталась одна, беспомощная в своей физической оболочке перед вечностью тьмы и небытия. Директор отворил дверь и свободно вошел в гигантскую приемную залу. Из дома повеяло холодом. Нас никто не встречал. У меня не хватало сил теперь удивляться мелким деталям, так как само событие стало чем-то из ряда вон выходящим. Я только и успевала осматриваться и глупо впитывать все, за что цеплялся блуждающий взор.

В особняке царила напрягающая тишина, все предметы окутал сумрак и еще что-то, но что я понять не могла… Возможно, показалось под гнетом впечатлений.

В целом помещение здесь ничем не отличалось от привычной для людей обстановки: старинные предметы интерьера — для любителей антиквариата, все расставлено и подобрано аккуратно и со вкусом. Видимо, Керраны благоволили именно к стилю прошлых веков.

Мы стали подниматься по главной лестнице, очень широкой и красивой. Под нашими ногами то и дело раздавались тихие поскрипывания.  На верхней площадке из коридора к нам на встречу вышли две фигуры. Баррон оглянулся на меня. Все это время я опасливо семенила за его спиной на некотором расстоянии. Увы, я не успела уловить выражение его лица. Хотя мне и показалось, что он взволнован. На его месте я бы тоже волновалась.

Фигуры отделились от темноты коридора и молча остановились в ожидании. Мы, наконец, поднялись и директор заговорил:

— Ждет ли меня ваш глава?

— Прошу, — услышала я приглушенный голос, боясь выглянуть из-за спины директора.

Керраны расступились, пропуская нас вперед. Я отважилась взглянуть на одного из них и неожиданно встретилась с серьезным холодным взглядом. Мне стало не по себе. Видимо трудно здесь придется.

Нас проводили в большие апартаменты и усадили на мягкие диваны из хорошей, но полинявшей от времени ткани. Затаив дыхание, я оглядела комнату. Помимо нас и еще двух вампиров, здесь уже находился один. Он стоял к нам спиной и смотрел в окно, когда мы вошли. Теперь он повернулся и поприветствовал нас гордым сдержанным кивком головы. Двое других, девушка и молодой человек, тоже имели холодные строгие взгляды, все грациозны и гибки, как кошки, это чувствовалось в них даже сейчас, когда они стояли, не двигаясь. Как я узнала позже, девушку звали Стефаня, ее друга — Лука. Это была вампирская пара. Но пока я знала лишь то, что передо мной вампиры, и среди них теперь старалась различить главу клана.

Все они были одинаково хороши и величественны, и я терялась в догадках. Баррон был прав, говоря, что в особняке они ведут себя иначе. Внешний мир был для них враждебной средой, здесь же они могли полностью расслабиться, этот особняк действительно являлся их крепостью, по-другому и не назовешь.

— Где же ваш господин? — учтиво осведомился Баррон.

— Сейчас подойдет, — бросил ему один из вампиров. Девушка пожирала меня оценивающим высокомерным взглядом. Да, я явно ей и в подметки не годилась. Поэтому и много еще почему я предпочла скромно опустить глаза и даже не подумала ответить на ее “вызов”. Успокоившись, с одной стороны, что главы среди них нет, я продолжила ждать, надеясь, что он будет погостеприимней.

Вскоре дверь за нашими спинами открылась, заставив меня вздрогнуть, кровь отлила от лица. Я приготовилась увидеть его. Услышав шаги, я замерла. Только заметив, что из-за спины показалась фигура и, не останавливаясь, прошла дальше к окну, я подняла голову, встретившись взглядом с Эдвардом! Пораженная, я не могла ни вздохнуть, ни двинуться. Неужели он и есть глава клана?! Неужели мне так повезло? Сердце радостно забилось, от горла отступил огромный ком, освобождая дыхание. И теперь в душе робко зарождалась надежда. Вампир грациозно прошел к окну и повернулся медленно и лениво к нам лицом. Потрясающе красивый! Подумалось мне. Темные волосы его отливали, казалось, краснотой. Взгляд, диковатый и глубокий, поражал воображение, будоража его кучей приятных образов. Увы, я не смогла скрыть восхищенного взгляда, даже когда тот окатил меня небрежным холодом.

На секунду буквально от неожиданности, может быть, в его взоре проскользнуло удивление. Я поверить не могла своим глазам. Теперь передо мной стоял абсолютно чужой незнакомец, словно мы виделись в первый раз. Холодный и отчужденный, он выстроил между нами толстую стену. Пришлось с неохотой признать очевидность прошлых слов Баррона.

— Хотел бы представить вам Кееву, она моя ассистентка. Если вы не против, она будет помогать мне.

— Замену готовите? — губы Эдварда исказила ехидная холодная усмешка.

— Ну как знать, может быть, и замену, — стих совсем Баррон.

Эдвард помолчал с минуту. Потом добавил:

— С чем вы к нам пожаловали? Могу я поинтересоваться?

Вместо ответа Баррон достал бумаги из портфеля и протянул их Эдварду.

— Можете пока ознакомиться.

Пока он читал, на его лице то появлялись, то исчезали мрачные тени, от которых мне становилось не по себе. Тем не менее лицо его не покидало напряжение. Я не услышала, как к нему подошла Стефаня и, перегнувшись ненавязчиво через плечо, тоже окунулась в чтение. Двух других, казалось, документы не интересовали, они так и продолжали бездействовать.

В конце концов, оторвавшись от чтения, Эдвард изобразил на лице неприятную гримасу неизвестно что обозначавшую. Он не побеспокоился о том, что за ним стояла Стэфаня, которой пришлось невольно оторваться от чтения. Она покорно отступила, в то время как Эдвард, протянув бумаги директору, бросил пренебрежительно:

— Эти письмена вызывают у меня сомнения, — покачав головой, он добавил, — нет, нет. Вряд ли, они не придутся ему по вкусу… Вы опять строите замки на песке…

— Но почему же? Ведь я еще ничего не объяснил вам. Давайте подождем еще немного, и я все объясню.

Здесь уже все написано, зачем еще объяснять. Мы не возьмем на себя никакой ответственности, вам прекрасно это известно, — отрезал Эдвард.

Я все еще не отводила от него глаз, пытаясь разглядеть хоть немного знакомый образ. Найти хоть небольшую частицу прошлого тепла, как мне тогда показалось. Тщетно. Передо мной находился вампир во плоти: холодный, чужой и бездушный.

Он совсем не смотрел на меня, как будто Баррон сидел один, и если его взгляд устремлялся в том направлении, где сидела я, то он непременно проскальзывал мимо, как по пустому месту. Я старалась сдерживать свои порывы негодования, чтобы не задохнуться от них. Хотя стоило бы все-таки научиться контролировать свое самомнение, которое часто выпирало дальше, чем ему следовало бы.

— Могу я просмотреть бумаги? — робко осведомилась я, тут же испугавшись своей инициативы. За секунду в голове пронесся возможный разгневанный или небрежный взор Баррона и еще более небрежные и пренебрежительные лица вампиров. Однако все оказалось совсем не так.

Баррон аккуратно передал мне бумаги, как если бы я действительно имела здесь вес. Вампиры вообще никак не отреагировали. Лишь только Эдвард раз поднял невидящий взор и тут же убрал его.

Я принялась читать, стараясь с головой уйти в чтение, лишь бы только не замечать напряженной обстановки.

В документах речь велась о том, что Керранам предлагали пройти какие-то не то исследования, не то принять участие в изучениях. Слишком все абстрактно и расплывчато было в этих документах. Видимо, вампиры уже знали о чем речь, и здесь шли только лишь уточнения. Далее шло описание новых возможностей оборудования и того, что ученым удалось достичь, чтобы усовершенствовать его. В любом случае речь шла о какой-то опасности или опасностях. Только кому и что угрожало, я так и не поняла. И все эта информация помещалась на пяти больших листах.

Я вспомнила, что речь уже об этом велась и не один раз. Чего хочет добиться Баррон? Либо он так печется о безопасности вампиров, либо ему надоедают со своими услугами некоторые организации, либо вампиры настолько слабые, что не могут защитить себя сами, но не понимают этого.

В любом случае не трудно было догадаться, что беседа сейчас предстоит тяжелая, если она вообще предстоит. Эдвард, казалось, едва ли был намерен разговаривать. На их лицах проявилось напряжение и защита, с чем они готовились дать отпор устремлениям Баррона.

Пока я сидела и размышляла в таком духе, за спиной снова открылась дверь, и все вампиры явно оживились. Я была слишком глубоко занята своими думами, чтобы здраво воспринять их реакцию и обратить на нее должное внимание, так как было зачем.

Мягкой, еле слышной поступью в комнату вошел еще кто-то. Я не обращала на перемены внимания до тех пор, пока из-за спины не выплыла фигура и не нависла над нами с Барроном. Моя медитация над документами происходила почти с полным отсутствием в реальности, краем глаза я отстраненно заметила, что Баррон живо поднялся.

Мне стоило некоторых трудов тоже отвлечься от созерцания документов и поднять голову. Как раз в этот момент тот, кто стоял над нами, отошел в сторону, видимо, поздоровавшись с директором за руки. Мгновение, я увидела его фигуру. Очень высокий, но отлично сложенный, с широкими раскинутыми сильными плечами передо мной возник еще один вампир. Где-то на уровне подсознания я уловила благоговение остальных, когда они смотрели на него. Уловила странную дрожь, которая вдруг поднялась во мне неизвестно откуда. Не успела я толком что-либо понять, как он повернулся к нам лицом. На мгновение мир перестал существовать для меня. Возможно, я побледнела, а потом и покраснела. Не знаю, жила ли я вообще в этот момент. Только сейчас, словно удар молнии, на меня нашло озарение, что вот он — истинный глава клана. Даже Эдвард, да и все другие вампиры, вместе взятые, не могли сравниться с этим по своей благородности, величественности, чего-то всепоглощающего и вечного. Я не могла подобрать подходящие слова, чтобы описать это создание. Если бы мне сказали, что передо мной бог, я бы охотно поверила, потому что он имел вид поистине чарующий, гипнотический и неземной.

Я и представить не могла, что вампиры бывают еще и “такие”. Какие “такие”, как раз и не удавалось объяснить.

Волосы его темными волнами ниспадали на плечи и устремлялись ниже, подрезанные так, что самая длинная их прядь доходила до середины спины, самая короткая заканчивалась, едва касаясь плеч. Он носил старомодный темный сюртук из бархата, декорированный скромными черными кружевами и какими-то блестящими камнями. С сюртуком, что касается стиля, думается, он не расставался с девятнадцатого века.

Вампир, поздоровавшись с Барроном, взглянул на меня. Я же, привыкшая к холодности и черствости его сородичей, приготовилась встретить примерно такую же реакцию. Однако, подняв то и дело вздрагивающий взор на него и стараясь удержать его хотя бы ради приличия, заметила, что он смотрит на меня бархатным изучающим взглядом. Ошеломленная, я едва ли могла признаться себе, что совсем не вижу в нем того отвращения к людям, которое свойственно всем вампирам. Да, его лицо и взгляд источали серьезность и размеренность. Да, его глаза не лишены были холода  —  видимо, неотъемлемая черта вампиров. Но бесспорно, он был уникален по неповторимости взгляда. В нем обнаруживались еле уловимые нотки меланхоличности, какой-то хронической грусти и бархатной мягкости. Он стоял передо мной, гордо выпрямившись, но в то же время фигура его не отталкивала и не являла собой холодную стену. Лицо его, спокойное и бесстрастное, поражало тем не менее волшебством бархатных глаз. К тому же тонкие аристократичные черты лица отлично оттеняли представший перед моим воображением образ. Знал ли он, какое убивающее впечатление производит? Наверное, ему было не до этого. Человеческие девицы его вряд ли интересовали, только если как жертва. Учитывая, что в их клане имелись такие особи женского пола, что ему и на ум-то не приходило обратить свой взор в другую сторону. Все эти мысли пронеслись в голове буквально за минуту.

— Вы не против того, что я привел ее с собой? — начал Баррон, выводя меня из оцепенения своим голосом.

 Только сейчас я поняла, что все это время глупо и восторженно созерцала вампира. В общем делала то, что мне строго запретили делать. С осознанием этой прискорбной мысли я вмялась в диван и приготовилась к самому худшему, уже чувствуя, что вампиры пожирают меня взорами, полными ненависти. Я боялась не то что смотреть по сторонам, но даже вздохнуть.

— Вы не предупреждали меня, — прозвучал до безумия мягкий приятный голос. Ладони и спина сильно увлажнились от испарины. Сознание сейчас вело внутри неравный бой с сердцем, доказывая ему, что так не бывает. Не бывает всего того, что я вижу и слышу сейчас. Помимо этого, не хотелось верить что он, наверное уже прочитал мои мысли и может теперь бесстрастно выгнать меня.

— Прошу прощения, но как я вас могу предупредить? И разве вам не рассказывали, что у меня…

— Эдвард что-то говорил мне об этом. Не будем тратить время на извинения. Они не к чему.

— Это моя ассистентка Кеева. Можно Эва, если вам угодно.

— Эва, — обратился ко мне директор официальным тоном, указывая ладонью на вампира, — глава рода Керранов, собственно,  —  Каэлан.

Я молчала, как идиот, вместо того чтобы произнести полагающиеся по приличию слова. Прискорбным оказалось мое положение здесь. Вместо того чтобы находится среди Керранов во всеоружии, с ясной головой и запасом здравых мыслей, я же имела сейчас разум младенца. Баррон, возможно, надеялся на меня, на мою чувствительность и наблюдательность, если бы он только знал, что сейчас творилось в моей голове, он бы непременно отстранил меня от должности. Однако в данный момент я не понимала даже таких элементарных вещей.

— Что она у вас молчит? — с легкой иронией в голосе осведомился Каэлан, — язык прикусила?

От этого предположения я покраснела и перевела растерянный взгляд на Баррона, заметив устремленный на меня ледяной строгий взор, который подействовал словно ушат холодной воды. Пора бы уже сдержать свои умилительные эмоции и взывать к разуму.

— Лично мне не задавали никаких вопросов, — постаралась ответить я, — будьте уверены в том, что если зададут, то непременно отвечу.

Я заметила движение за спиной главы Керранов и, устремив туда взгляд, уловила скользящую улыбку Эдварда, которую он старался скрыть тем, что отворачивался в этот момент к окну, прислонив палец к губам. В его лице сейчас появились знакомые мне оттенки, и я немного успокоилась на его счет.

Каэлан все еще смотрел на меня, когда я перевела на него взор. Но теперь, правда, он смотрел не в лицо, а на шею. И к моему ужасу лицо его приобрело истинные вампирские краски: появилась холодность и какая-то не то злость, не то мрачность. Он немного сдвинул брови, не сводя заблиставших остротой глаз с шеи. Сразу же машинально я поднесла к ней руку, чтобы убедиться на месте ли вообще платок, так как перестала ощущать его на время. К огромному облегчению он находился на месте и, более того, закрывал всю шею аккуратно и точно, непонятно тогда, что именно увидел там Керран. Не мог же он видеть сквозь ткань?

Он, заметив мой жест, нехотя отвел взор в сторону.

— Итак, я слушаю вас, — произнес он вновь своим бархатным голосом, — какие у вас дела ко мне?

Баррон протянул ему бумаги. Керран взял их и принялся читать, сосредоточенно и спокойно. За его спиной я вновь заметила ледяное лицо Эдварда, он явно ждал реакции Керрана и беспокоился.

Керран прочел бумаги и отложил их в сторону, все взгляды устремились на него в томительном ожидании. Я же смотрела на потрясающего вампира во все глаза не с целью услышать его мнение, но стараясь как можно лучше впитать этот мистический образ, рассмотреть как можно больше деталей.

— Что ты молчишь, — не выдержал Эдвард, — ты еще думаешь? Разве над этим надо думать?

Керран не взглянул на него, лишь только наклонил голову и прикрыл глаза на минуту.

— Мы ценим вашу заботливость, мистер Баррон, — ответил он наконец, — не раз мы уже вели подобные беседы. Есть такие вещи, которые не подвластны людям, а машинам тем более. Я не представляю, как работают ваши изобретения, но никто из нас не пойдет на это. Не стоит вмешиваться в наше существование — это может быть опасно для людей. Вам придется поверить мне на слово и удовлетвориться полученным от меня ответом.

— Позвольте заметить, — начал Баррон, — я видел эти приборы в действии, они выдают ошеломляющие результаты. Несомненно, есть вещи, в которых вампирское чутье сильнее, чем все человеческие знания, но есть и то, о чем вампиры и знать не знают.

— Почему бы вам не принять мою помощь и не довериться мне? Я давно знаю вас, Каэлан, неужели моя персона все еще вызывает у вас сомнения?

Баррон, казалось, готов был раствориться перед благородным вампиром, который сейчас смотрел на него гордым царственным взглядом, тем не менее не лишенным располагающей к себе доброты.

С одной стороны, смешно было наблюдать все услужливо-ластящиеся моменты поведения Баррона, с другой  —  он не мог не вызвать сочувствия, учитывая, как ему близки Керраны. Однако, наблюдая его, я точно не стала бы так себя вести с ними. В глазах вампиров я читала насмешку и снисходительность по отношению к Баррону, они едва ли воспринимали его всерьез. Общая картина выглядела так: они любезно согласились его выслушать, и он был за это признателен.

В глазах главного Керрана запрыгали мерцающие огоньки, когда он посмотрел на Баррона.

— Дело совсем не в этом, — тихо ответил он, — я ценю ваше внимание.

Я услышала, как захлопнулась дверь. Это Стэфания вышла очень тихо, не потревожив никого. Позже ушел Лука.

— Боюсь, вы не сможете ничего сделать. Человеческие силы все же очень ограничены, я не хотел бы напоминать вам об этом, друг мой, но вы вынуждаете меня. Не стоит лезть в то, что не подвластно вашему разуму.

— Подумайте. Прошу вас. Это в ваших же интересах. Со своей стороны гарантирую вам, что никаких проблем от моих коллег не возникнет. У меня есть проверенные, надежные люди.

— Прошу прощение за грубость, — отозвался Эдвард, — но мы не обязаны защищать вас. Мы вам ничем не обязаны. Так с чего бы вам не понять то же самое и для себя?

Керран метнул на Эдварда строгий взгляд и поднял руку, призывая того к молчанию.

— Но о вас уже знают слишком многие. Не в моих силах вернуть время вспять и скрыть ваше присутствие здесь. Кроме того, наличие тварей очевидно. Мы не можем закрывать на это глаза, так как жизни людей в прямой опасности.

— Не надо, — ответил Каэлан, — скажите мне вот что. Какие там новости относительно тварей? Не нападают ли они вновь?

— Все тихо. Их становится все меньше и меньше. Вы делаете что-то или они сами вымирают?

Теперь вышел Эдвард, явно недовольный беседой, и мы остались втроем.

— Откуда мне знать. Я не интересуюсь этими существами и их воспроизводством тоже. Мы делаем все, что было обещано людям. И я не знаю, способствуют ли этому Керраны или нет.

— И вы никак не можете повлиять на ваших… подчиненных? — осведомилась я, не уверенная правильно ли подобрала последнее слово, ожидала реакции Каэлана.

Он посмотрел на меня своим проникновенным бархатным взором, может быть, более внимательно, чем следовало бы, и ответил:

— У людей одни порядки, в кланах вампиров совершенно другие. “Повлиять” — это не совсем точное слово. Наши отношения достаточно сложные для понимания, и, чтобы ответить на ваш вопрос, мне нужно будет начать объяснять с самого начала. Понятие влияния у нас как таковое не включает в себя все те компоненты, которыми вы его наделяете. У нас оно в некоторой степени меняет свой смысл.

 

Меня заинтересовал еще один неожиданно появившийся вопрос, вызванный тем, что нам были предложены напитки, Керран же присоединился к нам, взяв свой хрустальный бокал. “Удивительно, — подумалось мне,  —  как могут вампиры пить еще что-то, помимо крови?” Но, посчитав такой вопрос рискованным, я решила не задавать его.

Почти сразу же после того как мы опустошили наши бокалы с сикерой, Баррон принялся собираться.

Прежде чем уйти, он красноречиво взглянул на Каэлана и произнес приглушенным тоном:

— Могу я все-таки рассчитывать на то, что вы подумаете еще раз и примите мое предложение? Я уверен, что смогу быть вам полезным, только позвольте мне действовать.

Наградив моего директора таким же красноречивым взглядом, в котором я уловила легкие оттенки грусти (или же мне показалось), благородный Керран ответил ему также тихо, мотнув головой:

— Вряд ли. Очень вряд ли.

— Ясно. Тогда, может, вы хотя бы подумаете о предложении? — в голосе директора звучала мольба. Его тон вызвал у меня некоторое удивление.

Я смотрела то на босса, то на изумительного вампира, пытаясь понять, что происходит.

— Только ради того, чтобы не обидеть вас. Я подумаю.

— Хорошо, тогда оставлю бумаги, чтобы вы ознакомились с ними. Все же в спокойной обстановке вероятность обдумывания повышается.

Директор не стал совать бумаги Керрану, но положил их на столик, не сводя глаз с вампира.

Керран протянул свою аристократичную фарфоровую ладонь Баррону, тот крепко пожал ее. Я ожидала, когда он повернется ко мне, уже предвкушая его взгляд и обходительность, в конце концов, я рассчитывала на них, чтобы прямо заглянуть в его лицо. Однако, к моему негодованию, он лишь мельком взглянул на меня ничего не выражающим дежурно-приветливым взглядом и кивнул головой.

“Нет, — подумала я, — это удивительный вампир!”

 

 

— Вот так всегда, — буркнул Баррон, когда мы оказались в машине, — я натыкаюсь на ледяную стену отчуждения, несмотря на неиссякаемую помощь с нашей стороны. Мы постоянно ведем одни и те же беседы, все одно и то же. Они не могут прогнать меня, я не могу добиться от них того, что нужно.

Я хотела сказать ему что-нибудь, но не могла подобрать нужных слов. В душе понимая, что происходит, я не могла сформировать нормально мысли.

— И как ты думаешь быть мне полезной? Ты видела, как все происходит… Какой-то замкнутый круг.

Директор чертыхнулся в чувствах и отвернулся к окну.

— Ничего, найду выход, — с уверенностью заверила его я, сама не представляя каким образом,  —  позвольте мне получше изучить их. Если вы хотя бы позволите сопровождать вас. Этого будет вполне достаточно.

Баррон посмотрел на меня, но ничего не ответил. Видимо, не поняв, что я хочу донести своей речью. Всю дорогу до моего дома мы молчали. Оба растерянные и удрученные.

Мне не спалось почти всю ночь. Ворочаясь с одного бока на другой, я то открывала, то закрывала глаза. Глава клана не выходил у меня из головы, а точнее его уникальность и поразительность. В нем сочеталось и перекликалось столько тайн, недомолвок, настроений и чего-то еще, что я не знала, за что уцепиться и как его охарактеризовать. Может быть, его вампирская сущность делала его таким многоликим? Задавая себе подобный вопрос, тут же вспоминались другие вампиры. Да, несомненно, все они были уникальны, и все несли в себе тайну: кто-то меньше, кто-то больше. В Декстере, например, я не увидела ничего, кроме пустой животной оболочки, в то время как Эдвард был поразительным по-своему, и тем не менее совершенно отличался от Каэлана.

“Нет, — думала я, — если Каэлан глава клана, то это не случайно. Он истинный бог и прирожденный правитель”.

О том, что мне предстоит, думать пока не хотелось. Я решила понаблюдать за ними и быть максимально осторожной и тактичной, и, конечно, искренней. Им нет причин отталкивать меня. При таких мыслях ладони от напряжения покрывались испариной, и от нервного возбуждения начиналась редкая мелкая дрожь.

 

— Вы пытаетесь от чего-то спасти их или вы пытаетесь втянуть их в эксперименты, чтобы облегчить жизнь им и удовлетворить любопытство ученых? — осведомилась я, когда на следующий день Баррон позвал меня в кабинет, чтобы узнать мои мысли о прошедшей встрече.

— Прежде всего я пытаюсь сделать все, чтобы они доверились мне. А потом уже и остальное.

— Вы и так заставляете их принимать пустышки вместо крови. Разве этого не достаточно, чтобы они ненавидели людей?

— Они не отпираются от этого. У нас не возникали с ними проблемы на этой почве.

— Но в любом случае это не подопытные животные, чтобы на них ставили эксперименты. Они считают себя сильными и могущественными, естественно им претит, когда их честь хоть немного затрагивают! Вы представляете себе Керрана, сидящего в лаборатории на стульчике, увешанного всякими приборами, как новогодняя ель гирляндами? Лично мне смешно от этой мысли.

— Исследования пойдут им на пользу… — отпарировал Баррон.

— Они не пойдут им на пользу, каким бы не были… Только хуже сделают. Они и так идут нам на встречу по многим вопросам, и, скорее всего, им это не особо нравится.

 Баррон смотрел на меня и молчал.

— С чего ты так уверена? Ты их давний друг? У них нет другого выбора. И мы, и они это прекрасно понимаем.

— Хм, — пожала плечами я, пробурчав скорее самой себе, чем ему, — почему же, в конце концов они не перекусают всех людей… В этом случае мы бы им не надоедали так.

Директор ничего не ответил, и на этом наш разговор закончился.

 

В один из дней я сама наконец-то отважилась посетить особняк Керранов.

В любом случае налаживание отношений — дело не одного дня. Мне хотелось, чтобы они не рассматривали меня как неотъемлемый компонент директора, но как самостоятельную личность.

Итак, без труда добравшись до особняка Керранов, взяв служебную машину, я теперь стояла перед большим парадным входом, собираясь с мыслями. Солнце уже перевалило за свой рубеж и теперь катилось к горизонту. Начинали пробуждаться мягкие вечерние тени, погружая особняк в уютные цвета и полутона. Сейчас он казался особенно безмолвным и торжественным в этой своей тишине. Странно, но другого, более лучшего обиталища для вампиров я и представить себе не могла. Они наверняка знали это, поэтому и выбрали себе именно это убежище. Забыла упомянуть еще в прошлый раз, что дом окружал огромный парк из вековых деревьев: хвойных и лиственных, создававших большой участок тени  вокруг особняка, не пуская на свою территорию ничего лишнего, никого постороннего. Идеальное место.

Решившись, наконец, глубоко вздохнув, я вошла как можно осторожней и тут же почувствовала, как во мне зарождается предательский страх вместе с трепетом.

Зала пустовала, чего и следовало ожидать. Они никогда не ждали гостей. Сейчас я оказалась одна и могла теперь спокойно и внимательно осмотреться, пока кто-нибудь из них не спустится вниз, привлеченный посторонним запахом.

Еще в прошлый раз я почувствовала, что здесь царит какая-то странная атмосфера,  полупрозрачное мутноватое марево окутывало все вокруг и висело в воздухе, заполняя весь объем помещения. Я вязла в нем, словно в омуте. Оно не чувствовалось остро, к нему нужно было присмотреться, но не заметить его было невозможно. К тому же во мне оно вызывало некую неприятную тяжесть, словно вытесняя меня, как инородное тело, давя на голову и глаза. Я потянула носом воздух, чтобы узнать, имеет ли здешнее помещение запах. Конечно, он присутствовал. Запах старинных вещей, немного сырости и чего-то еще… Скорее всего, так пахли все особняки, прошедшие не один век истории.

Пока я так стояла, принюхивалась, прислушивалась и вникала во все, совсем забыв, зачем пришла, в вязкие мысли мои резким посторонним звуком вклинился чужой голос, заставивший меня вздрогнуть и похолодеть.

— О, какие гости к нам пожаловали. Уж кого я тут не ожидал увидеть…

Ко мне резко вернулись все страхи разом, и я трепеща уставилась на говорившего.

Это был Декстер. Его голос, казалось, я могла узнать из тысячи других. Он стоял наверху, на лестнице, и смотрел на меня презрительным ехидным взглядом сверху вниз. Сейчас он предстал предо мной без шляпы, что позволило мне разглядеть его внешность получше. Коротко постриженные волнистые волосы темного русого цвета красивыми волнами обрамляли очень бледное угловатое лицо. Оно несло все оттенки хищника и выражало истинную вампирскую сущность. Глубокие тени под глазами добавляли образу мрачности. Поистине, низкое существо, худший из представителей вампиров, как мне думалось.

Лучше бы я наткнулась на Аргуса или Цербера, даже в этом случае у меня бы нашлись подходящие слова, но Декстер выбил меня из колеи окончательно и бесповоротно. Где-то в глубине души, в подсознании я почувствовала, что мое мероприятие уже потерпело крах.

— Что вам здесь надо, молодая леди? К кому вы пришли?

— Мне необходимо увидеть господина Керрана, если возможно.

— А вам назначено? — ехидно осведомился он.

Я сглотнула слюну. Конечно не назначено, в чем и пришлось сознаться.

— Но мне необходимо поговорить с ним и об этом тоже. Невозможно все время  беспокоить Баррона.

— Вы хотите сказать, что у нас теперь одним другом больше?

Эти слова были сказаны таким тоном, что я тут же почувствовала себя совершенно лишней.

Тем временем он успел медленно преодолеть пол-лестницы и продолжал в том же духе, приближаясь ко мне все ближе, в то время как я стояла, как истукан. Он чувствовал мой страх, который я тщетно старалась побороть, и эти волны действовали на него, как опьяняющий приятный ликер, заставляя его губы изгибаться в сладковатой улыбке, а глаза загораться азартным огоньком. Как сейчас я жалела, что это существо может чувствовать только мой страх, не имея возможности подняться выше и почувствовать искренность и вообще что-нибудь более высокое. Его ощущения гнездились на низшей планке развития.

Очевидно, что я для него не более чем жертва, и это обстоятельство обезоруживало меня, било тузами все мои карты, разносило в пух и прах все устремления, делая их жалкими и бесполезными.

Пожалуй, я бы с удовольствием сбежала теперь… если б только позволили.

— Надеюсь, вы не против, — последовал мой запоздалый ответ, — я бы хотела поговорить с вашим господином, — сделала я упор на последнем слове, надеясь, что хоть оно его вразумит.

Он помрачнел, как туча, открыв рот, чтобы изречь очередную колкость, но закрыл его после моего ответа. И, переменив мысль, отрезал грубо:

— Он мне не господин! — и уже спокойнее добавил, — Керран не принимает никого, если нет договоренности о встрече.

Теперь он стоял почти в полуметре, пожирая меня глазами.

— Ну так пропустите меня, раз он вам не господин. Какая разница в таком случае?

Последняя фраза вышла донельзя скомканная, на последнем издыхании и уже без всякой надежды.

— А ты очень даже миленькая. Не против составить мне компанию, а? — промурлыкал он, игнорируя мою просьбу.

От удивления и испуга я широко раскрыла глаза. Пораженная таким поворотом дел я потеряла дар речи. Он приблизился и взял меня достаточно грубо за подбородок, потом его холодная ладонь спустилась по шее и сжала ее так, что мне неудобно стало дышать. Глаза его горели дьявольским огнем, с губ не сходила ядовитая усмешка. Малиновые и тонкие на бледном лице они походили скорее на уродливую трещину. Я испуганно уставилась на него, боясь повторения прошлой стычки. Однако сопротивляться было бы бесполезно. Он склонил голову, почти уперевшись носом в основание моей шеи, и, потягивая носом воздух, словно вдыхая аромат парфюма, стал подниматься вверх по направлению к уху. Меня всю передернуло от этого жеста, с трудом удавалось подавить предательскую дрожь. Вынуждено задержав воздух в легких и зажмурив глаза, я ждала. Этот миг для меня длился целую вечность, хотя на самом деле продолжался несколько мгновений.

— Ну так что?

Его приглушенный голос неприятно резал слух.

Едва ли я успела сообразить что-либо, как за спиной вампира услышала еще один резкий командный голос:

— Оставь ее, Декстер! Учись контролировать себя, тем более здесь!

Вампир ослабил хватку, что позволило мне выглянуть из-за его спины и посмотреть, кто же вступился за меня.

Это оказалась Петра, я сразу же узнала ее. Она стояла, как тигрица, сильная и волевая, испепеляя Декстера взглядом.

— Ну вот, — протянул расстроено мой обидчик, — не дала мне поиграть немного. Я и не собирался ничего делать, просто поразвлекать себя хотел. Ты смотри, как она боится. Это же забавно.

— Не в этом случае. Это же ассистентка Баррона, ее лучше не трогать. Отпусти ее и пусть уходит. Мы не ждем гостей.

Вампир повиновался, и я, поняв, что свободна, сочла более разумным тут же удалиться и попытать счастья в другой раз.

Оказавшись дома, я, наконец, испустив стон, повалилась на кровать и закрыла глаза, чтобы прийти в себя и отдохнуть.

Надо же было так постыдно испугаться. Неужели мне так и придется каждый раз дрожать перед ними? Целый час я занимала себя выстраиванием в голове различных доводов и умозаключений, чтобы навсегда избавиться от своего страха или, хотя бы, иметь возможность вовремя сдерживать его, и попеременно ругала себя за слабость.

Но одна вещь казалось очевидной: стоило в следующий раз заявиться в особняк днем, когда можно будет без риска добраться до Керрана.

 

 

На следующий день Баррон позвал меня в кабинет и завел следующий разговор:

— Мне позвонил Легран. Он сейчас во Франции. Точнее, он там живет. И сообщил, что у него для меня есть что-то интересное. По телефону об этом говорить нельзя, поэтому он пожелал встретиться лично. Тебя я неслучайно позвал. Дело в том, что мне трудновато будет отлучиться отсюда, к тому же новость его, как он сказал, не требует лично моего присутствия. Почему-то он изъявил активное желание, чтобы к нему отправилась ты.

— Это что-то, касающееся исследований? — поспешила отозваться я, — вы же знаете, что мне…

Баррон поднял руку, призывая меня к молчанию и закачал головой.

— Подожди. Крису он не любит, они так и не нашли общий язык, уж не знаю по каким причинам. Ты ему, кажется, пришлась по душе, раз он с такой готовностью согласился принять тебя. Вот ты и поедешь вместо меня. Я чувствую, что он либо что-то не договаривает, либо там ничего серьезного, поэтому я охотно отпускаю тебя. Легран интересный человек, вы с ним подружитесь, не бойся.

— Мне он показался не особо приветливым в прошлый раз. Что-то я сомневаюсь…

— Ничего подобного, — встрял директор, — я его знаю больше, чем ты, и лучше, поэтому позволь выводы делать мне. Легран приятный человек во всех отношениях. Работать и общаться с ним одно удовольствие. Хватит упрямиться! К тому же вы с ним на одинаковых волнах.

Последнюю фразу Баррона я не поняла, но переспрашивать не стала. В общем-то, ничего против поездки не имела. Выезд был намечен на следующий день.

 

Вечером мой поезд прибыл на вокзал, залитый переливающимся светом. После уютного приглушенного света купе рябило в глазах, и усталость от путешествия уже давала знать о себе. Огромное количество снующих туда-сюда людей вызывали в сознании путаницу, блуждая глазами по мелькающим силуэтам, трудно было остановить свое внимание хоть на ком-нибудь. Я уже отвыкла от такого количества людей и столпотворения. Будто целый карнавал закружил меня в своем ритме, я оказалась в сердце какого-то громадного праздника, на который пришла без спроса. И вот необходимо было среди этого бедлама как-то отыскать Леграна. Французская речь доносилась со всех сторон, женский голос из громкоговорителя тоже вещал на французском. Как же шумно! М-да, такое оживление — это не для меня.

К счастью, мучиться долго не пришлось, откуда-то вынырнул знакомый силуэт. Легран шел навстречу, умело огибая снующих в беспорядке людей. Он весь сиял от радости, которую нельзя было не заметить, и он тщетно старался скрыть ее за раздутой серьезностью. С трудом верилось, что он действительно желает меня видеть и вообще придает мне какой-то вес. Одетый в свой неизменный костюм, также держа в руках неизменную шляпу, казалось, мы и не прощались вовсе.

Обменявшись приветствиями, мы направились к его машине.

— Как добрались? Как себя чувствуете?

— Нормально, устала от дороги с непривычки чуть. Большие города явно не для меня…

— Да, конечно с вашим не сравнить… Ничего страшного, проветриться тоже иногда не мешает.

Голос доктора, в сравнении с моим, дышал жизнью и энергией.

— Вы, наверное, голодны. Поедем в ресторан, а потом уж домой. Я живу с женой и детьми, дом у меня большой, если не против, остановитесь у меня на пару дней.

Он взглянул на меня, будто бы его интересовал ответ. Я молча кивнула.

— Если быть честным, к тому же это поможет делу, я хотел видеть именно вас, — сказал он по дороге ресторан. Я не удержалась от того, чтобы не бросить на него изумленный взгляд, в то время как он продолжал сосредоточенно смотреть на дорогу, хлопая черными длинными ресницами.

— Ничего серьезного или ужасного, не беспокойтесь. От вас потребуется только выслушать меня.

— Баррон и Криса не подошли вам?

— Нет, Баррон вечно слишком занят, тем более у меня нет особо серьезных новостей, к тому же для него уже, возможно, и не новость. А вот вам может быть интересно. Я объясню позже, что имею в виду. Все по порядку. Крису я воспринимаю не более как офисную единицу. Не понимаю, зачем Баррон держит ее у себя. В его делах она совершенно бесполезна.

— У Крисы хорошо получается то, что не получается у меня. Она ведет деловые переговоры и прочую подобную работу. У нее отличная деловая хватка.

— Вот-вот — и я о том же. Можно было бы найти человека, который будет заключать в себе две составляющие: деловую жилку и мистическую.

— В нашем случае это очень трудно. Пожалуй, даже слишком.

Легран пожал плечами, ничего не ответив.

Мы добрались до ресторана и уже успели усесться за столик и сделать заказ, когда он вновь начал свою речь.

— О деле завтра поговорим в моем кабинете. Здесь не стоит, так как для этого нужна более спокойная обстановка. Я хотел бы сказать пока другое. Последняя наша встреча, возможно, произвела на вас нелестное впечатление относительно моей особы. Спешу поправить ситуацию, потому что сейчас мне необходимы ваше доверие и искренность. Могу я рассчитывать на них?

Теперь Легран казался совершенно другим человеком: открытым и заинтересованным, и даже душевным. Наверно, он прибегал к этим чертам, когда ему становилось необходимо. В любом случае в моих же интересах было расположиться к нему, к тому же я человек дружелюбный, поэтому он мог бы меня и не просить ни о чем.

Он расценил мой кивок, как согласие, и, казалось, упокоился.

— Понимаю, конечно, что мы виделись всего пару раз, но все равно поинтересуюсь: каким я вам показался, когда вы увидели меня? — задал он странный вопрос, заставивший меня уставиться на него в недоумении. — Не подумайте, что это праздное любопытство. У меня нет привычки задавать пустые вопросы.

— Ну, — начала я и запнулась, — когда вы вошли в кабинет, вы мне представились, как непроницаемая стена, за которой невозможно разглядеть ничего… Извиняюсь, но вы сами меня спросили.

Так как я замолчала, все еще удивленная его вопросом, он поторопил меня:

— И что, это все?

— Обычно я хорошо чувствую людей. Но в вашем случае мне сделалось как-то не по себе. Хотя вот сейчас вы кажетесь весьма открытым и любезным. В общем, я не могу сказать, какой вы человек, так как совсем не знаю вас, если вас именно это интересует.

— Ну почему же. Вы просто не пытались.

— Я часто делаю ошибки, поэтому не рискну говорить сейчас что-либо.

— При вас я могу говорить спокойно, не боясь остаться непонятым. В отличие от Крисы, кстати. Вы верно подметили все тогда. Видите ли, я общаюсь с такими людьми, или, точнее, моя работа обязывает общаться с такими людьми, которые без особого труда могут заглянуть в душу. Для меня это опасно, а для них выгодно.

— Вы имеете дело с вампирами?

— Нет. Почему же? Вампиры, конечно, могущественные существа, но, вы думаете, только они могут смотреть в душу? Люди тоже могут, конечно, немногие и не так идеально, как вампиры, но все же. В общем, если быть кратким, я научился защищаться от них, от их внимательных взоров. Когда мне нужно, я открыт, когда нужно закрыт. Они не могут ни прочитать в моих глазах что-либо интересное, ни в душе. Сейчас я абсолютно открыт для вас, как вы можете заметить. Я не обманываю вас и, более того, слагаю на ваш суд свою беззащитность, далее судить вам. Не буду засыпать вас своими разглагольствованиями так сразу. Расскажите лучше, как у вас продвигаются отношения с Керранами? Налаживается ли контакт?

Я было начала говорить об общих делах относительно вампиров, однако он перебил меня и ответил:

— Нет. Меня не интересует, как там дела у Баррона и что он там изобрел нового. Мне интересно, как себя чувствуете вы и что думаете обо всем этом. Вы были уже в особняке? Расскажите, мне, правда, очень интересно.

Сложно было вот так сразу выложить все постороннему человеку, поэтому я все же ограничивалась очень осторожным рассказами, сдабривая их не менее аккуратными суждениями без излишеств. На удивление, он весь обратился в слух, и, казалось, только взрыв мог вернуть его в реальность. Он не перебивал, лишь в моменты пауз задавал всякие вопросы, на которые тут же получал ответы. Я себя чувствовала так, будто нахожусь на приеме у врача, оставалось только выписать рецепт от болезни в заключении.

Ужин закончился достаточно скоро. Уважая мою усталость, Легран вел себя очень тактично и не стал мучать лишними вопросами и своими беседами. Мы поехали в его дом, где он представил меня своей жене и детям. Мне отвели гостевую комнату, где я поспешила лечь в постель, не напрягая себя раздумьями о сегодняшнем дне.

На следующий день, проснувшись, я понежилась в постели и, не спеша поднявшись, поплелась вниз, на кухню, откуда доносился уютный, поистине домашний шум от манипуляций с кухонной утварью. Жена Леграна суетилась, готовя завтрак на семью. Увидев меня, она тепло улыбнулась и задала пару дежурных дружелюбных вопросов о самочувствии и делах. Моя утренняя заторможенность вразрез с ее бодростью смущала меня. Кроме того, вокруг нас сновали ребятишки, весело смеясь и строя мне всякие милые рожицы, на которые я вяло улыбалась из вежливости, ловя себя на мысли, что каждый день такого количества народа и активности я бы не выдержала.

— Он, кстати, ждет тебя в кабинете. Так что как только позавтракаешь, загляни к нему, — за между прочим бросила Анна.

Кабинет доктора располагался тут же, в доме. Очень удобно. Позавтракав, я сразу же пошла к нему. Радуясь, что чрезмерная активность вокруг меня исчезла.

Кабинет оказался небольшим и очень уютным. Заваленный от пола до потолка всякими интересными античными или странными вещами, он вызывал неподдельный интерес. Африканские маски и статуэтки, и какие-то неизвестные приспособления — все это висело на потолках, стенах, в беспорядке валялось на полу. К тому же кабинет вмещал еще и большую коллекцию книг, иные из них тоже стояли тут и там на полу стопками. Он заметил, что я не могу оторваться от разглядывания, и ответил:

— Да, вот такой у меня кабинет. Очень маленький для всех этих вещей, зато удобно — домашний офис. Тут всегда так грязно, так что не обращайте внимания. Убираться здесь бесполезно. Анна поначалу пыталась наводить порядок. Но это все-таки мужская берлога, поэтому она быстро убедилась в бесполезности своих попыток.

— Здесь поистине клад интересностей. Откуда у вас столько всего? — вырвалось у меня.

Легран довольно сощурил глаза и ответил:

— Подарки в основном. Друзья археологи привозят из разных стран. Что-то я сам привожу, что-то покупаю. Жена все ворчит по поводу количества у меня этих игрушек, если бы она знала, сколько им лет и какую цену они имеют…

Он замолчал, посвятив мне многозначительный взгляд, на который я ответила ему скромной улыбкой.

— Вы дома работаете?

— Да. Я частник. Принимаю заказы и состою членом во многих организациях или просто имею доступ туда, куда мне надо. Мои услуги ценят, и это позволяет неплохо жить, работая на себя.

— Вы же мистик? Баррон сообщил.

— Не совсем так. Я ученый и специализируюсь на всяких исторических древних вещицах, как эти. Еще увлекаюсь мистикой и некоторыми тайными науками без вреда для себя и окружающих, так что не беспокойтесь. Также я владею тремя мертвыми языками, что дает доступ ко всяким интересным исследованиям и научным работам. Ну и последнее: я постоянно путешествую и приобретаю ценный опыт, который дал мне в жизни гораздо больше, чем докторская степень и членства в исследовательских центрах. Путешествия с целью познания, это великое дело, Эва!

Я стояла и не могла скрыть своего восхищения этим человеком. Его таланты не вызывали сомнения. Они все явно читались в его манере держать себя, внешности, лице и глазах. К тому же Баррон постоянно пользовался его услугами.

Мы уселись друг против друга в массивные кожаные кресла. Он спросил, как я себя чувствую, и задал несколько других общих вопросов. Как раз в это время явилась Анна и принесла нам горячий шоколад с мороженным.

— Обожаю сладкое, — глаза ученого загорелись, словно детские.

Все никак не получалось привыкнуть к смене его образа.

— Итак, как вы видите, это мой домашний офис. Очень удобный и безопасный. Нам никто не помешает, и здесь есть все необходимое для работы.

— Вам разве угрожает опасность?

— Есть такое, — лукаво ответил он, явно не желая забегать вперед, — во-первых, мне часто передают на изучение какие-нибудь ценные вещицы. Кроме того, здесь личные мои труды, которые можно было бы продать за хорошую сумму, ну и еще одно обстоятельство, о нем позже. Вчера я не случайно задал вам вопрос о себе, — сменил тему Легран, — я хотел узнать, насколько глубоко вы умеете чувствовать, чтобы затем понять для себя, как хорошо вы поймете меня. Видите ли, есть такие люди, как уже упоминалось, которые могут чувствовать другого человека. Есть те, кто, не ограничиваясь только лишь чувствованием, видит глубже: его ауру, болезни и проблемы, и много чего другого, всего и не перечислишь. Есть и другие, способные лечить своими силами, или совершенные мастера — прикоснулись к тебе, и ты здоров. У всех возможности разные, кто на что даровит и кто как их в себе развил. Понимаете ли вы, о чем я?

Я кивнула.

— В человеке заключена огромная сила. Это не бред ученых и философов, это правда. Только вот проблема — большинство это не понимает и большинству оно все не надо. Ну что ж, в мире царствует отбор. Не все названные – избранные. Я долго исследовал этот интересный факт, проделал огромную духовную работу, общался с большим количеством определенных людей и теперь имею возможность понимать все так, чтобы компетентно общаться с вами. Когда я начинал, у меня было лишь желание. Но теперь я стою гораздо выше. Мы сейчас общаемся с вами на таком языке, который тоже мало кто поймет. Криса бы посчитала, что я не в своем уме, и посмеялась бы надо мной. Для нее бы я звучал наивно и глупо. Почему нет? С ее деловой хваткой и аналитическим умом. Есть такие вещи, которые словами объяснить либо невозможно, либо очень трудно, как девяносто девятое имя бога, которое непроизносимо. Поэтому все тайные учения тайные не потому, что в них есть тайна, а потому, что их не каждый поймет. К этому надо быть готовым во всех смыслах этого слова. Не ошибусь, если предположу, что вы окунались в подобное, и, скорее всего, в вас всегда присутствовала благоприятная основа. Ее стоило лишь развивать.

Я не стала перечить Леграну, потому что он оказался прав. Сообщив ему затем многие другие детали моего восприятия мира, подтверждая его заинтересованность мною.

— Если бы я был вампиром, то сказал бы гораздо больше относительно вас. От их глаз ничего не укроется. Поэтому меня и интересовал рассказ из ваших уст о ваших взаимоотношениях и планах. Или даже, если быть точным, как они реагируют на вас.

— Увы, вы, наверное, рано призвали меня. Я могу похвастаться только одной неудачной попыткой… или даже двумя. Кроме того, к своему стыду, тогда я испугалась и ничего не могла поделать с собой.

— Ничего страшного, для вас это начало. Все мы начинаем с ошибок, это нормально. Самое главное, учесть их на будущее и больше не совершать. По моим представлениям могу сказать, что они не оттолкнут вас. Обнадежит ли вас такое заявление?

— Если оно основано на здравых рассуждениях, то да. Хотя, наверно, пока Керран лично не посмотрит на меня благосклонным взглядом, мне кажется, я так и буду сомневаться.

Легран засмеялся, хлопнув себя по колену.

— А ведь вы правы! Что там у них в головах, знают только они. Мы слишком примитивны, чтобы читать их сложные мысли. Храбрые суждения людей лишь мышиная возня для них. Они смеются над нами. Это как слон и муха, знаете ли. Когда продуктивно прожил целую вечность, обрел и ее мудрость. Бренность  —  раб вечности. Однако я все равно дерзну подтвердить свои слова и очень надеюсь, что они принесут пользу.

— Значит, вы думаете, во мне есть то, что позволит им заинтересоваться мной?

— Если бы они хотели вас оттолкнуть, они бы сделали это уже давно. Видимо, в вас есть задатки, лично я вижу большой духовный потенциал, который пока пребывает в беспорядке. Научитесь контролировать его, и вам откроются высокие горизонты.

— Я не знаю, как мне это сделать.

— А я тем более не знаю. Слушайте ваше сердце и берите от советов и помощи других людей только то, что посчитаете полезным для себя. А если посчастливиться встретиться с Учителем, то тут уж старайтесь извлечь максимальную выгоду.

Он замолчал, решив передохнуть или обдумывая что-то.

— Сейчас я занимаюсь кое-каким вопросом, который никак не желает мне поддаваться. Об этом я и хотел с вами поговорить. Придется сказать вам для нормального хода понимания, что я состою в неком тайном обществе, вроде масонства, посему имею доступ к той информации, которой мало кто обладает, и могу узнавать то сокровенное, что слышат лишь немногие уши. Это часть моей работы. Однако прошу хранить это признание в секрете. Оно может навредить и вам, и мне. Я давно интересуюсь вампирами, к сожалению, у меня нет к ним доступа, кроме того, они слишком далеко…

— А здесь разве их нет? — наивно осведомилась я, — мне кажется, их клан разбросан по всему миру. Во всяком случае, они знамениты.

Легран посмотрел на меня недоумевающим взором:

— Неужели вы до сих пор считаете так?

Я пожала плечами и кивнула с глупым выражением лица. Он неожиданно засмеялся.

— И как же вы об этом узнали? — спросил он сквозь смех.

— Ну много людей преклоняются перед ними и, работая в информационном отделе… К тому же я много изучала…

— А вот оно что! Ну тогда все понятно, — встрял Легран и, успокоившись, добавил. — Вам известно, например, что такое “магнетизм”? А мне вот известно и очень хорошо. И многим другим людям известно. Более того, большое количество их посвятило этому жизнь и понятие “магнетизм” для них, как молитва, конечно, я утрирую, но все же. С чего вы взяли, что о вампирах знает весь мир? Если о них знаете вы, то это не значит, что о них знают все. Просто вы слишком плотно изучали это дело. Нашлись такие же, как вы, и вы о них узнали. Поверьте, их немного. Так же, как и тех, кто знает, что такое “магнетизм”.

— Но я видела огромные цифры…

— Ну и что? Людей в мире много. Уверяю вас, что о них знают только те, кто этим интересуется. Остальное — это сказки Баррона и додумки тех, кому не сидится на месте. Я подозреваю, что клан Керранов единственный и немногочисленный. Об остальных его представителях ничего неизвестно. У меня широкие связи, и уверяю вас, что уже давно бы узнал, если представитель вампирского рода объявился где-нибудь здесь. Но мы отклонились от темы. Я сказал, что состою в некоем обществе, благодаря которому веду знакомства с нужными людьми и имею доступ к некоторой секретной информации. Один из моих знакомых, достаточно близких, как раз из одних со мною кругов, одержимый фанат всего мистического и магического, сообщил мне о некой книге. Дело в том, что если существует, например, какое-нибудь тайное общество или секта, если хотите, то в любом случае оно обладает определенной библиотекой и, вполне возможно, имеет главную книгу, как у католиков Библия, например. Я подумал тогда, а почему бы и вампирам не иметь какую-нибудь свою специфическую библиотеку, где бы была отражена вся их жизнь? Мой друг знал о моем интересе к вампирам, а сам он как раз занимался изучением древних рукописей общества, в котором состоит. Сейчас он исследует одну рукопись, где нашел некое упоминание относительно вампиров. Или, точнее, намек. Дело в том, что рукописи, имеющие тайные знания, обычно зашифрованы, в них преобладает язык символизма и всяческих абстрактных фраз. Это делается для того, чтобы всякие профаны не имели возможности узнать то, до чего еще не доросли. Мой друг, изучая рукопись, заметил, что в ней говорится о каких-то существах, по описанию напоминающему вампиров, и о их книге под названием Stella Diurna, это на латыни “утренняя звезда”. Увы, где находится книга и существует ли она на самом деле, там не указано. Более того, о ней вообще в рукописи мало что говорится. Чтобы не тратить сейчас время на одни беседы, у меня есть возможность отвезти вас в место нахождения рукописи.

Не успела я как следует удивиться и вообще сообразить что-либо, как Легран поднялся с кресла и поманил меня за собой. Я встала без лишних слов.

— Поедемте сейчас же. Что нам, собственно, мешает. Правда?

Спустя несколько мгновений мы уже ехали по городу.

— Так вы уверены, что про вампиров написана целая книга или это только ваши предположения?

— Не могу пока сказать ничего. Этим вопросом я как раз и занят сейчас. Во-первых, стоило бы убедиться в подлинности рукописи, где упомянуто про “Утреннюю звезду”, во-вторых, стоило бы тщательней изучить те места в рукописи, где упоминается о вампирах. Я решил посвятить вас в это дело, подумав, что вам было бы интересно узнать кое-что новое о них.

— А Баррон? Думаю, он обидится на вас. Вы же не сказали ему первому о своей находке. Он скрупулезно собирает всю информацию, которую только может отыскать, и хранит ее, как неусыпный Аргус.

— Думаю, ему нет необходимости сообщать о моем открытии, он и без меня все знает.

— Как так? — удивилась я.

— В том-то все и дело, что Баррон хранит все с ревностью пса. Он-то как раз, скорее всего, и знает об этом открытии побольше моего. Вы не думали об этом?

Предположение Леграна удивило меня. А почему бы и нет? Неизвестно, какими тайнами Баррон обладал в действительности. В его же интересах было сделать так, чтобы другие знали как можно меньше.

— Может быть, вы правы. И что же мне ему сказать, когда я вернусь?

— Что хотите. Хотите правду, хотите можете придумать что-нибудь свое по дороге домой.

— Вы изучали эту книгу? На каком вы этапе?

— Да, я просматривал ее всю, прочитывал места, на которые указал друг. Теперь планирую изучать ее более подробно.

Мы подъехали к невзрачному маленькому зданию без вывески, видимо, частный дом.

Легран вошел первый в совершенно пустое помещение. Однако ждать нам не пришлось, так как откуда-то вынырнул маленький приземистый старичок и красноречиво взглянув на нас произнес лишь:

—Прошу за мной.

Мы прошли через библиотеку, видимо, общую, потому что потом оказались в более уютной частной комнатке с книгами, больше похожую на кабинет. Здесь нас провели через незаметную дверь, вырезанную в стенной деревянной обшивке, и мы оказались в еще меньшей комнате, где находились лишь пара светильников, столов и книг на них.

Один стол, где лежала нужная нам книга, освещал светильник, другие же стояли впотьмах и ждали своего часа. Как только старичок ушел, Легран явно ждал этого, мы оказались совершенно одни.

— Сюда немногим разрешено входить. Если бы вы знали, каких трудов мне стоило выхлопотать для вас пропуск, хотя я и пользуюсь здесь огромным доверием.

— Это какое-то секретное хранилище?

— Да. Здесь лежат книги для немногих глаз, потом, когда надобность в них отпадает, их убирают в сейфы. В этой рукописи вы не поймете ни слова, так как она на латыни. Однако посмотрите…

Он уверенным жестом начал листать страницы и, открывая определенные, показывал мне мелькающее название Stella Diurna.

— У клана определенно есть история. Мне кажется, она отражена здесь. Откуда автор той рукописи знает о вампирах, я понятия не имею. Именно эта рукопись датируется четырнадцатым веком. Часто существовали поверья, что если рукопись очень древняя и имеет отношение к магии или мистике, то ее непременно писал или дьявол, или человек при содействии дьявола. Как видите, у нас невеликий выбор относительно предположений о ее подлинности и авторстве.

— Вам известно что-нибудь из рукописи уже?

— Не совсем. Я только начал ее изучать и тут же загорелся желанием показать ее вам. Это удивительная находка! Я не мог знать о ней один.Вы спросили, что мне известно. Известно лишь то, что тогда вампиров считали нечистью. Сейчас это мода, тогда как раньше они приравнивались к чуме. Автор о них отзывается крайне отрицательно, называя “подручными дьявола”, так как они убивают людей и пьют кровь. Говорит, что они имеют своего повелителя и свой “кодекс тестаментум”, чего в нем заключено, я еще не знаю. Но, несомненно, буду держать вас в курсе, если узнаю что-нибудь полезное.

— Если бы вы сообщили мне, действительно ли существует такая книга, а в ней заключена их история, это было бы огромной помощью, — задумчиво произнесла я, погрузившись в свои мысли.

— С одной стороны, да. С другой — что бы вы сделали? Стали бы искать ее? Но это абсурд. Где и как? Она, может быть, давно утеряна, а может быть, хранится где-нибудь в недрах их особняка, что равносильно утере.

Я пожала плечами.

— Не знаю. Пока еще рано говорить, но все же мне необходимо знать, существовала ли она на самом деле.

Легран разрешил пролистать книгу. Хоть я и не понимала в ней ни слова, но визуально изучила. Жаль, что мои познания в языках ограничивались только родным. Они бы помогли значительно продвинуться вперед. А сейчас я стояла беспомощная и потерянная и полагалась на мозги Леграна, мои в данном случае оказались глубоко бесполезны.

Назад мы ехали молча. Я думала, а Легран решил не встревать в мой мыслительный процесс.

— Все-таки на вашем месте я бы не говорил Баррону за книгу. Или уж точно не спрашивал, знает ли он о ней что-нибудь. Лучше не рисковать вашим положением при нем и не играть с его доверием. Не секрет уже, как трудно из него выскрести нужную информацию, — произнес он уже при подъезде к своему дому.

Я кивнула. Естественно он был прав. Да и трудно было вообразить, как бы я заявила директору об открытии и потребовала с него объяснений. Он бы не моргнув глазом сказал, что ничего не знает.

— Могу ли я уехать завтра, если у вас нет более никаких новостей для меня? — обратилась я к Леграну позже, — мне нежелательно задерживаться здесь.

Он понимающе кивнул и ответил, что я могу уехать, когда захочу.

На следующий день он привез меня на вокзал, однако поезд почему-то задержали, и нам пришлось проветриваться час в парке возле вокзала, где тоже кипела жизнь. Люди прохаживались туда-сюда, сидели на лавочках, лежали на траве — все в ожидании своих поездов. Снова шум и оживление.

Легран долго молчал, думая о чем-то, потом посмотрел на меня, словно вымеряя что-то, и спросил:

— Скажите, вы верите в дьявола?

Я подняла на него удивленный взор, изумившись странностью вопроса.

— А что такое? Вы это к чему?

— Да так, просто. Эта тема давно не дает мне покоя. А сейчас особенно. Я много думал об этом, размышлял, складывал и вычислял, и пришел к выводу, что дьявол не есть полностью отрицательное существо. Мне кажется, он сам страдает от своей злобы. Я не верю, что существует некое зло во всем его тайном и явном аспекте, во всяком случае ни в одном духовном учении об этом не сказано.

— А как же религиозные книги?

— Я говорю именно про дьявола до момента его попадания на листы священных церковных книг. Это клирики для запугивания своей паствы и для пущей власти наградили его такими нелестными ярлыками. Я говорю про Люцифера, ангела света, хотя и падшего. Трудно объяснить словами, здесь нужно скорее осознание и чувствительность.

— Да, я много читала об этом, и у меня возникали подобные мысли. Мне приходило в голову, что понятие “дьявол” фигурирует везде в религиозных книгах, как просто сущность искушающая и не более того. В то время как Люцифер пришел из более древних манускриптов, может быть… Я не сильна в истории. В любом случае он был ангелом света, и действительно задумывался ли кто-нибудь, что этот последний, вполне возможно, страдает от своей гордыни?

— И я о том же, но вы знаете, как его имя переводится с ассирийского?

— Если честно, забыла.

— “Утренняя звезда”, — многозначительно отозвался Легран, принявшись наблюдать за моей реакцией. Я застыла, переваривая мысль.

— То есть вы хотите сказать…

— Может быть. Темы явно перекликаются, или же, наоборот, мой друг и я вместе с ним просто ошибаемся. Символизм, знаете ли, наука скользкая.

— Даже если вы не ошибаетесь, мне бы хотелось так думать, значит, можно бы полагать, что вампиры неабсолютно злые существа. Хотя современные вампиры, кажется, само добро. Удивительно, но не понятно, воспитывает ли их кто-то, или я чего-то не понимаю…

— Вот поэтому я вам и рассказал о рукописи. Надеюсь, вы разберетесь во всем.

Он довел меня до вагона и, внимательно взглянув мне в глаза, сказал:

— Я не лезу в ваши дела, поэтому не буду ничего спрашивать у вас. Мои услуги безвозмездны, тем более я знаю наверняка, что у вас все получится.

Легран был серьезен, а я еще раз поразилась этому человеку.

— Благодарю вас, — все, что я могла ответить.

 

 

Вернувшись к Баррону, я сообщила, что Легран нашел какую-то книгу, не особо значительную, и только принялся ее изучать, поэтому пока ничего неизвестно. Преподнеся имеющиеся сведения как можно более в беспечном свете, я рассчитывала на то, что они не будут иметь для Баррона большого значения и он отставит их на второй план. Так и вышло. Он с удовольствием, как мне показалось, забыл о том, что я вообще отлучалась. Вполне возможно, он мог о чем-то догадываться, но предпочел прикинуться доверчивым.

 

Через несколько дней сидя как всегда на рабочем месте с Крисой по левую руку я занималась своими делами. День уже близился к вечеру и, в общем-то, не предвещал ничего интересного. Мои мысли уже были направлены в сторону дома и мягкой постели, так как усталость позволяла думать только об этом, а рассеянный взор блуждал по небольшой приемной, утопающей в уютных тенях, создаваемых настенным светильником, не останавливаясь ни на чем. Криса тоже, кажется, совсем расслабилась и уже не казалась такой серьезной как обычно. Время от времени мой расфокусированный слух улавливал звук тиканья часов, который то появлялся, то исчезал в зависимости от того, насколько глубоко я задумывалась. Неудивительно, что звук распахнувшейся двери прошёл мимо ушей. В приемную кто-то вошел. Только мельком лишь увидела, что мимо нас быстро, слегка кивнув нам головой, пролетел очень элегантный молодой человек, несомненно, вампир. Одетый в темные одежды он напоминал, скорее, тень. Мое удивление длилось не более минуты, потом уж я убедила себя, что ничего такого важного не произошло и пора бы уже привыкнуть к периодическим вампирским появлениям здесь. Они умеют передвигаться еще тише, если уж на то пошло. Вздохнув, я снова задумалась о всяких мелочах. Что касается юноши, то проведя у директора около двадцати минут, он вышел и удалился так же незаметно и быстро, как и вошел, словно его и не было. Через некоторое время Баррон позвал меня в кабинет.

Войдя, я увидела, что его повседневная одежда сменилась достаточно нарядной, а точнее, строгим костюмом, более подходившим для светских вечеров, нежели для рабочего времени. Шлейф запаха мужского одеколона тянулся от него ко мне. Я застыла, наблюдая непривычную картину, одновременно стараясь сообразить, по какому поводу произошли подобные перемены. Баррон неспешно ходил по кабинету, собирая вещи, и не смотрел на меня.

— Сегодня вечером Керран устраивает прием, — начал он, как мне показалось, неохотно, — ничего такого серьезного, просто дружеская встреча. Там будут только домашние и никого лишнего. В связи с чем у меня есть к тебе заманчивое предложение.

Баррон выдержал паузу и, опустив глаза,  продолжил:

— Керран пригласил и тебя. Он не против, чтобы ты тоже присоединилась. Так что можешь сопровождать меня. Думаю, не откажешься.

В голосе его слышалось недовольство или, скорее, досада, которую он старался скрыть всеми силами, видимо, не особо желая моего присутствия там. Я же в свою очередь замерла от неожиданности заявления. Конечно же, мне хотелось пойти. К тому же очень льстил тот факт, что обо мне вспомнил сам глава клана.

— Но… я одета не так, как подобает…

— Ничего страшного, это неважно. От приглашения Керрана лучше не отказываться. Для тебя честь посетить такой вечер, к тому же, раз уж ты моя ассистентка, надо налаживать отношения. Пока подадут машину ко входу, выпьем чаю.

Он указал на две кружки, стоявшие на журнальном столике, и поманил меня жестом за собой. Все еще обескураженная я повиновалась. Чай мы выпили быстро и в молчании. Баррон думал о чем-то своем, видимо, серьезном, так как в его лице отражалось напряжение. Я же все никак не могла справиться с эмоциями, вызванными столь неожиданной новостью. Однако время шло, Баррон вскоре поднялся и заговорил:

— Даже не знаю, взять ли документы, пришедшие из лаборатории на днях. Заведующий сделал в них интересные заметки, я бы хотел показать их Керрану.

— Мне кажется, лучше не стоит, если вы говорите, что это дружеский прием. Уверена, что Керран не обрадуется вашей инициативе.

Баррон заколебался в нерешительности глядя то на стол, то на пол. Потом махнул рукой и сказал:

— Ладно, оставлю свою слабость сегодня здесь. Но потом обязательно покажу ему их. Пойдем.

Солнце уже почти село за горизонт, когда мы подъехали к особняку. Вокруг, как и всегда, стояла непроницаемая тишина. В мозгу не вязалось сопоставление тишины и светского вечера, который должен был иметь место. Озадаченная, я последовала в зал за директором, заодно испытывая смутное беспокойство относительно своего гардероба. Можно было бы предупредить меня заранее, чтобы я успела одеть что-нибудь красивое, когда еще представится такая возможность. А с другой стороны, отказаться пойти на вечер из-за неподходящей одежды, несомненно, глупо, и этого я бы себе не простила.

В зале нас уже ждали. Два незнакомых вампира кивнули головами в знак приветствия и пригласили нас следовать за ними. Пройдя сквозь главную залу и еще одну небольшую комнату, мы оказались в приемной, достаточно просторной для того, чтобы там хорошо поместилось около тридцати представителей вампирского клана.

Именно столько фигур сейчас обратилось в нашу сторону. Все, как один, изящно одетые, но в то же время скромно, вампиры словно сговорились, поражая мое воображение идеально подобранным гардеробом для подобного ненавязчивого вечера. Темные платья девушек, достаточно скромные, с натяжкой можно было бы назвать вечерними, но утонченные и изящные. Костюмы молодых людей, шитые в классическом стиле, тоже гармонировали с женскими туалетами, создавая приятную глазу общую картину. В любом случае, как ни крути, я сильно отличалась в своей одежде от остальных, что тут же и почувствовала. Многие осмотрели меня с головы до ног, немного удивленными взглядами, как бы против воли задержав на мне свое внимание дольше, чем хотели, и были в некоторой степени недовольны этим. Я чувствовала, как в мою сторону тянется неприятный шлейф оценивающих взглядов девушек, так смотреть могут только представительницы женского пола, эти “многозначительные” взоры из-под полуопущенных пушистых ресниц, зрачки, двигающиеся вверх-вниз…

Я замялась, предпочтя опустить голову в этот момент, не имея сил выдержать их взгляды. Мои темно-зеленые брюки и кофта зеленого же цвета с оранжевым рисунком… Дальше можно и не продолжать. Пожалуй, стоило бы отныне озаботиться своим гардеробом, раз началась такая непредсказуемая жизнь. Я клятвенно пообещала себе это и еще то, что неплохо бы даже подобрать что-то сходное по стилю с вампирским гардеробом. Большинство молодых людей и девушек клана носили старомодную одежду, кто-то даже слишком, например Керран. Хотя вот Петра всегда одевалась по последней моде. Конечно же, все зависело от личных предпочтений.

Однако, возвращаясь к теме, эта комната оказалась по внутреннему убранству значительно богаче, чем те, что  я видела до этого в особняке. Почти королевские предметы интерьера, покрытые позолотой, немного потускневшей и кое-где стершейся от времени, блистали золотистым светом, отражая прыгающие огоньки свечей. Все окна плотно закрыли гардинами, из-за чего в комнате царил приятный полумрак. Откуда-то лился звук рояля. Сначала я не заметила этот инструмент в самом углу комнаты. Кто-то играл на нем, совершенно скрытый от глаз большой приоткрытой крышкой. Вампиры, наконец, потеряв к нам интерес, принялись дальше за свои беседы. Баррон потянул меня за собой куда-то вглубь комнаты. Едва ли мы сделали пару шагов, как дорогу нам перегородила высокая девушка. Это оказалась Петра, как раз я вспоминала ее минуту назад.  Она остановилась достаточно резко и окатила меня таким пренебрежительным взглядом, что мне захотелось тотчас же испариться. Умела же она в одну секунду превратить человека в ничто, не прилагая при этом никаких усилий. Удивленно вскинув серповидные брови вверх, скрестив на груди руки, она грациозно освободила дорогу так, как если бы вовсе ее не преграждала, при этом искусно балансируя ( по-другому это умение и не назвать) на непомерно высоких каблуках. “Интересно, — подумалось мне, — она только на меня так реагирует или на всех?” В любом случае на душе остался  жутко неприятный осадок. Я повернула голову в ее сторону, пока она удалялась, желая рассмотреть, как она ведет себя с остальными. Кроме царственной походки и гордых взглядов, заметить ничего больше не удалось. Баррон, замешкавшись позади, увидев ее, просиял и осведомился у нее, где же сам господин.

Петра остановилась, потом и повернулась неспешно, как бы делая одолжение. Ее тигриный взор лениво проследовал по направлению к директору. Глаза наполовину скрылись за сенью густых длинных ресниц.

— Он ожидает вас в дальнем углу залы, возле камина, за столиком, — бросила она.

Баррон открыл рот, чтобы сказать еще что-то. Но вампирша посчитала, что разговор для нее закончен, и продолжила свой путь, наградив растерявшегося директора холодным скользящим взглядом. Он кивнул сам себе и побрел в сторону камина. А мне же немного полегчало, так как я убедилась, что и Баррона Петра не особо чествует, скорее относясь к нему снисходительно. Похоже, стоило бы не обращать внимания на нее и не принимать близко к сердцу такое специфическое поведение.

— Прошу извинить, что не встретил вас лично,  — прозвучал мягкий знакомый голос, вернувший меня в реальность. Обернувшись в сторону голоса, я очутилась аккурат перед Керраном. Он поднялся с кресла и, сделав шаг нам на встречу, остановился. Поздоровавшись с Барроном, который уже начал что-то болтать, Керран задержал взгляд на мне, а точнее, на моей одежде. Он единственный, кому удалось сдержать свои эмоции, какими бы они не оказались. В образовавшейся паузе Баррон, проследив за взглядом Керрана, ответил:

— О, прошу нас извинить. Я не успел заранее предупредить Кееву насчет гардероба.

Я кивнула.

— Ничего страшного. Немного неожиданно, но Кеева у нас единственная неповторимая личность, так пусть же она таковой и остается в любых проявлениях.

Губы вампира тронула улыбка, обдав меня приятным освежающим бризом. Пожалуй, теперь можно было вздохнуть спокойней. В душе я возносила Керрану благодарные дифирамбы. Поистине, в тактичности ему не нашлось бы равных.

Мы уселись на места, куда указал Керран. Нам тут же предложили янтарную сикеру, я и Баррон взяли бокалы.

Баррон продолжил прерванный разговор о каких-то общих вещах, мне же не оставалось ничего другого, как мило улыбаться и украдкой глазеть по сторонам. Интересно, представится ли вообще случай сказать этим вечером хоть слово?

Керран не обращал на меня никакого внимания, тем более и остальные вампиры оставались безучастны. Поначалу я слушала, о чем велся разговор, но постепенно начала терять его нить, так как ничего интересного он в себе не нес. А что еще можно было ожидать от ненавязчивой, расслабляющей встречи, хотя и светской? Баррону, конечно, повезло: он был с вампирами на “ты” и тем для разговоров у него всегда имелось достаточное количество. В то время как я только начинала узнавать их, и, кроме как о погоде, общих тем у нас категорически не находилось.

Рассматривая залу, где мы сидели, я заметила еще одну дверь в другую, плохо освещенную комнату. Еле-еле мерцая, из нее тоже лился мягкий свет. Отдернутая наполовину портьера мешала разглядеть сокрытые за ней предметы. Однако, присмотревшись, я различила очертания книг на стеллажах и в конце концов заключила, что это могла бы быть библиотека. Свет оттуда лился такой заманчивый, и портьера, игриво прикрытая наполовину, притягивала взгляд так, что я все то время, пока Баррон беседовал с Керраном, краем уха ловя их разговор, посмотрела в сторону комнаты уже раз пятнадцать.

— Возможно ли, что тот или иной дар вызван, так сказать, индивидуальными способностями или задатками человека при жизни. Может быть, от его духовного развития… — снова достиг моего слуха голос Баррона.

 Как раз в этот момент я взглянула на проем между портьерой и дверным косяком и вдруг заметила, что между этим промежутком кто-то прошмыгнул. Мое внимание тут же отключилось от разговора и переключилось на видение. Маленькая фигурка в белом. Любопытно. Однако видение оказалось таким неожиданным, что настойчиво глядя туда еще некоторое время мне пришлось признать фигуру в белом обманом зрения.

В этот  момент директор каким-то образом перевел разговор на рабочую тему. Я застыла, подумав, когда это он успел. Потом вспомнив обрывки фраз, заключила, что он, распространяясь о всяческих талантах вампиров, о их способностях, несвойственных человеку, плавно перешёл на разговор о лабораториях. Глаза его при этом загорелись, и он едва ли отдавал отчет, что Керран становится все хмурее и хмурее. Я тоже напряглась и устремила все внимание на беседу.

— Таким образом, выходит, что сложно изучить феномен “тварьства”, — говорил Баррон, — каждый раз мои ученые натыкаются то на одну, то на другую нелепость или несоответствие, или противоречие. И все ранее сделанные итоги оказываются как бы и неактуальными. Мы не располагаем, к сожалению, ни ключевыми компонентами, ни сколько-нибудь достоверной информацией, чтобы, опираясь на нее, можно было бы выводить один за другим подтвержденный тезис и так далее и тому подобное, а затем уже строить нерушимую цепочку научных итогов. Может быть, тут действует и применим высший принцип понимания, опираясь на духовные аспекты…

Баррон рассуждал в таком духе, а мне вдруг вспомнилась богиня Геката из древнегреческой мифологии, которая не пускала в царство “посвященных”, в царство высших миров и душ тех, кто не обладал достаточными знаниями для этого… Да и не только знаниями, но и пониманием и подготовленностью к высшему пути. Она “награждала” безрассудных смельчаков, думающих, что они сильны и уверены в своих силах, и просто любопытствующих полоумием, всякими маниями (например “комплексом избранности”) и прочими сдвигами в голове, отправляя их туда, откуда пришли.

Очень захотелось высказать эту мысль вслух, но я предпочла смолчать, справедливо полагая, что меня “убьют” за такую дерзость. Кроме того, жутко хотелось одернуть Баррона, но осуществить это никак бы не удалось, так как он сидел довольно далеко и мой жест обязательно заметили бы.

— Я говорил вам, — отозвался, наконец, Керран неохотно, — есть вещи, недоступные для человеческого понимания. И здесь даже мы бессильны помочь вам. Боюсь, что вы набьете себе только больше шишек.

Взгляд его сделался напряженным, и былая легкость покинула его, словно ее и не было. Глядя на Керрана, я краснела и всеми силами сверлила взглядом профиль директора в надежде, что он посмотрит на меня. Те немногие юноши и девушки, что собрались возле нас, постепенно разошлись, найдя себе более приятного собеседника.

— Может быть, вы и правы, но как мне доказать это ученым?! Они посмеются надо мной, и все-таки вы не можете совершенно отрицать их беспомощность. Они незаменимы, казалось бы, даже в безысходных случаях.

— Согласен, но прошу вас, давайте закроем эту тему. Приятному вечеру она никак не способствует. Думаю, так считаю не только я, но и ваша ассистентка.

В глазах Керрана вдруг запрыгали заговорщические огоньки, и он скосил на меня смеющийся взор.

Наконец-то Баррон в недоумении повернул голову в мою сторону и заметил мое серьезное лицо и красноречивый взгляд.

— Боюсь, что господин Керран прав, — ответила я.

Баррон замялся, откашлялся и извинился. Воцарилось молчание, во время которого мой взгляд машинально переместился в сторону скрытой комнаты, и… какая неожиданность! Снова там показался маленький белый силуэт. Что же это такое? Силуэт двинулся, казалось, к выходу, и теперь уже можно было кое-как различить хрупкую фигурку девочки. Передо мной постоянно происходило движение, то и дело вампирские фигуры загораживали обзор. Однако, зафиксировав взгляд на силуэте, я не отступалась. Девочка смотрела на меня с каким-то странным интересом, будто ожидая, что я вот-вот подойду к ней. Мое видение тем не менее не продлилось и полминуты. Она снова растворилась за портьерой, которая лишь слегка шелохнулась от  ее движения.

— Прошу прощения, — наконец не выдержала я, — можно поинтересоваться, что у вас в той комнате? Библиотека?

Каэлан отвлекся от разговора с директором и перевел взгляд на меня.

— Она самая, правда, неосновная. Там сплошь старые книги. А что такое?

—  Просто очень люблю читать. Мне бы интересно было посмотреть, какие там авторы и, вообще, что читают в вампирском клане. Могу ли я познакомиться с вашей библиотекой поближе?

— Да, конечно, рад, что тебя интересуют такие вещи. Там находится еще и неплохая коллекция хрусталя, если интересно, тоже можешь осмотреть.

— Вы коллекционируете хрусталь? — осведомился директор.

— Нет, но хорошая посуда всегда ценилась во всех знатных семьях и, как правило, передавалась из поколение в поколение. Сами понимаете, сколько скопилось здесь редких вещиц.

Керран усмехнулся, получив от нас с Барроном ответные улыбки.

— Могу я тоже потом глянуть коллекцию?

— Конечно, я лично покажу вам все.

Я воспользовалась моментом и спешно направилась в комнату, почти влетев туда. Она оказалась меньше, чем предполагалось, и была буквально завалена мебелью.

Меня интересовало совсем другое. Быстро окинув взглядом все пространство, я поняла, что совершенно одна.

— Есть здесь кто-нибудь?

Мой тихий голос едва ли мог достигнуть пределов комнаты, но все же. Ответом мне явилась тишина.

— Э-э-эй…

Снова тишина. Ладно, раз уж я тут, то можно было и осмотреться. Других занятий все равно не наблюдалось, а возвращаться снова к компании не хотелось.

Итак, комната, плотно заставленная мебелью, имела такой же богатый добротный вид, как и зала. Вся старинная и массивная в стиле, думается, рококо она вызывала неподдельное уважение и интерес. Полок с книгами, действительно, оказалось слишком мало. Зато огромный буфет со стеклянной посудой занимал весь угол. Я на минуту задержала на нем взгляд, любуясь действительно красивым хрусталем. Жаль только, что комната освещалась одной лишь лампадкой, света которой едва хватало, чтобы разглядеть крупные очертания посуды. И вообще, духота здесь давила ещё больше, чем в зале. Из-за этого раньше еще меня настигли лёгкие, еле заметные признаки недомогания. А теперь они стали еще ощутимей. Духота буквально облепила тело и слепила глаза. Веки склеивались выступившей испариной, из-за чего приходилось моргать чаще, кроме того, глаза начинали болеть от чрезмерной темноты. Я опасалась, как бы у меня не началась боязнь замкнутого пространства, уж очень давно свежий воздух не наполнял легкие. Ощущение создавалость такое, будто меня заперли в маленькой коробке. В зале царило веселье, если так можно было обозначить степенные, но вместе с тем достаточно оживленные голоса вампиров. Я же почувствовала себя отщепенцем, и на мгновение стало как-то не по себе. Непонятная тревога поднялась в груди, и широко раскрытые глаза устремились в сторону двери, где в свете свечей кипела жизнь. Здесь же будто бы находился другой мир.

Несмотря на такие странные ощущения, уходить из комнаты не хотелось. Силой воли я заставила себя продолжить осмотр, а точнее, заинтересовалась портретами на стенах. Интересно, кто на них изображен? Вампиры или люди? Родственники или просто какие-то посторонние? Один портрет вызвал особенный интерес. Я отодвинула занавеску, немного закрывавшую его, и погрузила все свое внимание в разглядывание мужского образа, запечатленного на холсте.

Вдруг послышались какие-то странные звуки, похожие не то на кряхтения, не то на хныканья. Резко напрягшись, я обернулась, рыская глазами по комнате, стараясь обойти пугающий меня сумрак. Звуки прекратились. Наверное, снова показалось. Опустив занавеску, я осторожно вышла на середину комнаты и осмотрелась более внимательно. Только сейчас мой взгляд вдруг неожиданно выделил детскую фигурку, наполовину скрытую за выступом стены и еще одной занавеской. Вздрогнув всем телом, я буквально окаменела и застыла на месте с открытым ртом. На меня смотрели детские глазенки. Живые и искрящиеся, блестящие, как алмазы, они прорезали даже толщу темноты. И сейчас это видение принялось играть со мной. Махнув маленькой ручкой, словно зовя за собой, девочка развернулась и исчезла за занавеской. Шелестя фланелевым кремового цвета платьем с оборками и лентами, походя на куклу или ангелочка. Не отдавая отчета своим действиям, я, как зачарованная, устремилась к занавеске и, отодвинув ее, поняла, что за ней скрыт проход. Обстоятельства складывались так, что как следует удивиться и испугаться у меня не получилось, так как мне просто не дали времени. На лестнице, уже внизу, скрытая темнотой, снова замелькала ее фигурка, маня за собой дальше. Я сделала пару шагов вниз, и она, как серна, унося за собой струящиеся ленты от платья, скользнула за стену. Мне никак не удавалось разглядеть ее полностью, так как она все время находилась в тени и все время убегала, при этом почти не производя шума. Не привидение ли мне встретилось? Об этом тоже не было времени думать. Так хотелось дознаться до чего-нибудь значительного, что все остальные чувства и ощущения умерли. Как будто бы гипноз действовал на меня, подчиняя чьей-то чужой воле.

Итак, я пробежала вниз по коридору с лестницей, прошла нечто похожее на площадку, и снова коридор, в конце концов потеряв счет расстоянию и не думая о направлении движения.

На какой-то момент девочка потерялась из виду. Я по наитию завернула на всех скоростях за первый угол из двух и резко затормозила. Не то ли из-за бликов естественного света, не то еще из-за каких-нибудь неизвестных эффектов мне показалось, что за следующим поворотом стоит чья-то огромная фигура и смотрит прямо на меня.

Вспомнив все имена бога, я попятилась назад, чувствуя, как холод ужаса пробирает все тело вплоть до глубины мозга. Свет дрогнул, и фигура тоже двинулась. В этот момент серебристые волосы замерцали от бликов. Человек? Здесь? Неважно. Для моего достигшего крайней степени напряжения рассудка это уже было слишком.

Из груди вырвался полустон, полукрик, и я, не успев развернуться, попятилась назад и налетела на первую ступеньку лестницы, охнув, упала со всего размаху на спину. Однако ужас настолько охватил меня, что, не заметив боль, я уже бежала к выходу, совершенно не запомнив к нему дорогу. Благо выбирать приходилось редко и, как правило, из двух поворотов. Меня гнал инстинкт самосохранения. Хорошо, что он срабатывает у простых смертных в любые моменты. Итак, в потемках, завернув за очередной из поворотов, я тут же налетела на преграду и чуть было не упала, если бы эта преграда не двинулась и не схватила меня за плечо. От неожиданности я вздрогнула, подняв голову и заставив хотя бы глаза слушаться рассудок, если все остальные органы восприятия отключились. Секунды было достаточно, чтобы определить, что передо мной оказался Керран, к моей радости и горю одновременно.

Он смотрел на меня строгим взглядом, держа лампу перед собой. Его высокая статная фигура возвышалась надо мной, как колонна, выточенная из самого красивого мрамора. Мне же теперь стало стыдно. И только сейчас в сознании стали зарождаться запоздалые мысли о том, что не следовало бы затевать это предприятие.

— Ты что тут делаешь? Как сюда попала?

Его сухой голос вторил и выражению лица. В глазах растворилась темнота, отражая оранжевый дрожащий огонек лампы и больше ничего.

— Простите, мне показалось… Мне привиделось, как будто бы…

Мысли путались, воспаленное воображение никак не желало успокаиваться. Сказать ли ему, что я видела девочку или потом уже странную фигуру… Поверит ли?

— Что показалось?

— Ну мне показалось, что я видела человека, позвавшего меня за собой в этот проход, поэтому и пошла. Даже не подумала… что…

— Человека? Что за человек?

— Ну он… У него были серебристые волосы, единственное, что помню. Хотя мне могло и померещиться. Наверное, я слишком испугалась…

Керран приподнял брови, меря меня изучающим взглядом, как будто желая разглядеть что-то. Я же настолько испугалась его авторитета, что походила скорее на провинившегося слугу, не имея сил поднять взгляд и понять его реальные эмоции по данному случаю.

— У нас нет никого с серебристыми волосами, тебе показалось.

Он развернулся, чтобы пойти назад, но мой вопрос остановил его.

— А дети у вас есть? Кто-нибудь, кто носит светлое платье?

— Вряд ли, — ответил он, почти не поворачиваясь, направляясь уже к выходу.

Голос его звучал как-то натянуто.

Растерянная и виноватая я шла за ним, думая, что, действительно, высокая мужская фигура — это плод моего воображения, созданный игрой света и дополненный страхом. К тому же впотьмах я точно могла ошибиться. Но девочка, неужели она мне привиделась да еще так явно?

— Мы потеряли тебя. Как ты попала сюда? — отозвался Керран, нарушив поток моих рассуждений.

— Через дверь в стене… Проем, точнее. Мне никто и ничто не чинило препятствий. Я не думала, что сюда нельзя ходить…

Керран вдруг остановился и повернулся ко мне. По его лицу гуляли какие-то сильные эмоции, которые он старался скрыть за маской бесстрастия. Я же в очередной раз съежилась и опустила взор, чувствуя, что не имею права смотреть на Его Сияющее величество, как если бы он действительно являлся египетским фараоном.

— Дверь в стене? И она не была закрыта?

Я замялась, чувствуя, как он сверлит меня взглядом, и промямлила растерянно:

— Нет, не была. Она и спрятана не была. Поэтому я и подумала… Извиняюсь, наверное, я чересчур любопытна…

— Ничего страшного, это не твоя вина. Раз дверь оказалась открытой, значит, ты не могла не обратить на это внимания.

Я посмотрела на вампира, заметив, что в голове его царили совершенно другие мысли, он говорил совсем не то, что думал. Однако теперь мне следовало молчать. Что мы оба делали до самого выхода. Он возвышался передо мной, закрывая весь обзор впереди своей высокой статной фигурой и плавной походкой.

— Сильно ушиблась? — спросил вдруг он, повернув ко мне профиль.

Дыхание в груди на мгновение остановилось. Я посмотрела на него не в силах побороть ужас, смешанный с удивлением. Откуда он узнал, что я упала?! Керран точно не мог видеть меня. Прежде чем наткнуться на него, я пробежала немалое расстояние. Мои мозги лихорадочно работали, но при этом являли совершенно плачевные результаты. Единственная здравая мысль, которая только могла возникнуть, а не следил ли он за мной? Или, может быть, он обладал какой-нибудь сверхъестественной способностью к быстрому перемещению?

— Нет, не особо, — машинально ответила я, продолжая рыться в догадках. Между тем, действительно, бок и спина у меня болели достаточно сильно, однако к боли я не прислушивалась, занятая совершенно другими мыслями.

— А вы видели, что я упала?

Мой робкий вопрос был задан не с целью получения ответа, но скорее как реакция на происходящее. Уж слишком все выглядело фантастично.

Не останавливаясь и не поворачиваясь, Керран усмехнулся и ответил:

— Нетрудно было догадаться. Я слышал звук удара и возглас. Видимо, ты здорово испугалась.

С трудом веря в его слова, сейчас я сильно жалела, что не вижу его лица. Неужели можно произвести такой громкий шум? Не может быть. Не состоит же мое тело из стекла в конце концов. К тому же все-таки Керран находился слишком далеко. Поэтому я предпочла пропустить его ответ мимо ушей и не прокручивать в голове.

Наконец-то мы вышли из темных кулуаров назад к свету. Сейчас даже эта одинокая комната казалась верхом дружелюбия и гостеприимства. Расслабившись, я вновь почувствовала приступы дурноты, и, пока Керран закрывал дверь на ключ, мои глаза спешно рыскали по комнате, с целью найти интересный предмет для разговора, заинтересовать себя и его чем-нибудь. В конце концов представилась прекрасная возможность поговорить с ним о его интересах и заодно стереть из памяти произошедшее неприятное приключение.

— Кстати, мне очень понравился набор из рубинового стекла в буфете. Не очень разбираюсь в древностях, но, кажется, этот хрустальный набор сейчас бы стоил очень дорого.

Керран прекратил возиться с дверью и застыл на мгновение. Посмотрев на меня, он изобразил на лице удивление.

— Рубиновое стекло? Я смотрю, ты разбираешься в материалах и техниках стеклоделия.

— Не особо… Точнее, наверно, совсем не так. Просто интересовалась когда-то посудой и наткнулась на рассказ о рубиновом стекле. Этот набор у вас в буфете первый внимание и привлекает.

Керран, довольный, оставил дверь и подошел к буфету, открыв его, он извлек оттуда один бокал рубинового цвета. Любовно разглядывая бокал, он вертел его перед собой, держа рядом лампу. Грани на бокале заискрились, слепя глаза. Он заговорил. Его приглушенный голос походил на мистерию, завораживая мое ненасытное воображение.

— Ты права. Сервиз очень дорогой. А я вот даже не помню, от кого он достался мне и вообще откуда его привезли. Не то ли из Баварии, не то из Богемии.Сейчас техника рубинового стекла очень распространена и уже не является секретом. Но все равно она не та, что была раньше. Здесь, на ножках бокалов, указано имя мастера…

При этих словах Керран опустил бокал так, чтобы я тоже могла видеть его, и указал на еле заметную закорючку из букв, искусно вплетенную в рисунок на стекле.

— Вот за этот знак знатоки готовы будут отдать целое состояние. Хрусталя с этим именем очень мало, в то время как рубинового стекла много.

Я вопросительно посмотрела на него, желая услышать, в чем же секрет такого удивительного творения.

— Техники меняются со временем, привносится что-то новое…

— Нет, — протянул он, покачав головой, — дело не в этом совсем. Это рубиновое стекло непревзойденно. Никто больше не смог повторить его красоты и идеальности. Оно совершенно. Когда смотришь на него, кажется, будто видишь в каждой грани застывшую капельку крови. Настолько цвет насыщен и жив, будто он весь пронизан рубиновыми трепещущими венами, что играют при свете. Блеск этого стекла, словно чистейшие кристаллы росы, смотришь на них, и кажется, что они ощутимы. Волшебно!

С восторгом рассматривая бокал, он, казалось, видел там те самые капли крови и становился все более жадным до разглядывания. Похоже, Керран готов был раствориться в нем. Красные блики отражались в его темных зрачках, окрашивая же и белки глаз в тот же цвет.

Я поежилась от такого жуткого сравнения и изобразила на своем лице гримасу. Он посмотрел на меня как раз в этот момент и улыбнулся.

— Извини, если не нравится сравнение. Грани этого бокала будто бы состоят из семян граната… Так лучше? И звон хрусталь издает совершенно особый. И грани его на свете играют совершенно неповторимо, настолько идеальна техника гранения.

Он осторожно поднес бокал к другому и спустя мгновение раздался нежный переливчатый звон.

— Куда же делась та старая техника? Почему больше не могут изготовить такого стекла?

— Тот, кто знал секрет рубинового стекла, умер.

— А как же наследники? Неужели он не передал его никому? Не может быть…

— Я слышал, что этот мастер умер в молодом возрасте, будучи неженатым. У него, видимо, не было даже родни. Все свое время и жизнь он посвятил стеклянному ремеслу. Наверное, и не задумывался никогда о наследниках. Чтобы достигнуть вершины мастерства в таком молодом возрасте… Удивительно.

Голос Керрана сделался очень тихим и гипнотическим, он все продолжал созерцать бокал, вертя его между пальцами.

Меня снова передернуло.

— Неприятная история… какая-то… совсем неприятная.

Я замолчала, подергивая плечами.

— И что, его секрет так и не смогли разгадать? Совсем?

— Видимо, нет. Уверен, что очень пытались. Говорили, что этот мастер был меченый.

— Меченый?

— Да. Заключил сделку с дьяволом. И умер он при неясных обстоятельствах. Неожиданно и, как говорили, на ровном месте. Разве можно изготавливать такое совершенное стекло? Такое чувство, что в каждом из этих бокалов течет его кровь. А если приглядеться, то в дне бокала, застывшая, заключена его душа. Поистине, этот хрусталь живой. В те времена тех, кто был мастером своего дела, часто путали с дьяволом. А тот стеклодув к тому же вел странную жизнь. Люди будто бы слышали, как он в мастерской разговаривает с кем-то, а заглядывали туда, он там совершенно один находился. Когда умер неясно как, убеждения выросли еще больше, конечно же, ни у кого не возникло сомнений, что он меченый. В те времена от недостатка образованности люди были до ужаса суеверны и набожны. Хорошо еще не избавились от его творений. Они имели очень большой успех, расходились моментально и чаще заграницу, где его ценили как мастера, не зная ничего о сплетнях. Могу представить, что творилось в доме после его смерти. Весь перекопали наверняка в поисках рецепта: от досок на полу, до кровли… Разобрали все по дощечкам. Ничего не нашли, конечно же.

Мне то и дело делалось то жутко, то дурно. Поэтому я совершенно не хотела слушать продолжение истории и узнавать о подробностях смерти бедняги. К моему счастью и несчастью одновременно, за спиной Керрана послышалось покашливание.

Мы оба посмотрели в ту сторону и заметили в дверях Эдварда.

— Гости уже потеряли вас. Вы тут долго еще?

— Уже идем.

Эдвард кивнул и вышел. Керран же потянулся к полке и поставил бокал на место.

— Не знаю, — начала я, — даже бесплатно не согласилась бы держать у себя этот набор с такой мрачной историей. А уж тем более платить за него большие деньги — безумство, по-моему.

— Что? Пугает факт, что к его созданию приложил руку сам сатана? — усмехнулся Керран.

Я замялась и ответила после небольшой паузы:

— Нет, скорее, легенда и тот, кто ее создал. Она несет в себе столько отрицательного, что становится жутко.

— Ты, по-моему, сейчас противоречишь сама себе.

— Нет, это трудно объяснить, не знаю, получится ли. Я не верю, что в мире и за его пределами есть абсолютное зло, точнее, зло-то, конечно, есть, но оно неабсолютно. Это если говорить про самого дьявола. А того, кого создали праведные для запугивания грешников, для меня не более чем книжный персонаж. Вот его-то я и боюсь.

— И что же, у тебя дьявол мягкий и пушистый?

 На лице Ееррана заиграла легкая гримаса лукавства, и глаза его с интересом заискрились.

— Да нет же,  — надулась я, — это слишком глубокий вопрос, чтобы рассуждать о нем так запросто. Мне кажется, у каждого свой дьявол и свои чертики в голове, все зависит от меры его испорченности и жизненных ценностей, культуры воспитания и страхов. В итоге он видит то, что построил или вообразил сам. Для меня же сатана, если он и существует, имеет определенные качества. Он не сможет причинить мне вреда, только если я сама этого не захочу. Об этом можно распространяться вечно, сейчас же мои заметки достаточно грубы.

Все это время Керран слушал с нескрываемым интересом, а когда мой голос стих, он ответил:

— Интересное у тебя мировоззрение…

Он замолк, было видно, что он хочет добавить еще что-то, но молчит. Снова в дверях показалась голова Эдварда. Нам пришлось закончить беседу и выйти к остальным.

В это время зала наполнилась дымом от сигар и сигарет. Некоторые юноши решили закурить. Небольшая группа молодых людей собралась вокруг столика, где стояла коробка с сигарами, и теперь с удовольствием пускала дым. Я оказалась окружена ароматом кофе и вишни. Баррон тоже курил сигару, от дыма которой у меня слезились глаза. В конце концов дурнота снова поднялась во мне еще сильнее. Я почувствовала головокружение, картинки перед глазам стали расплываться и путаться. Глубокое дыхание совсем не спасало, оказалось, что дышать, в общем-то, и нечем. Как хотелось получить глоток свежего воздуха.

Мне постоянно чудилось, что Керран смотрит на меня периодически с каким-то странным выражением лица, будто желая разглядеть что-то. Вся комната плыла перед глазами в дыму, в размытом янтарном свете свечей, который сейчас раздражал своим бесконечным прыганием. Вокруг мелькали вампиры. С трудом удавалось следить за тем, кто, когда и куда прошел, как будто они двигались вокруг в небрежной суматохе. Мне приходилось то и дело моргать, чтобы сфокусировать взгляд хоть на чем-нибудь, и, кроме того, всячески себя подбадривать, так как обнаружить свое глупое положение сейчас совсем не хотелось, лишнее внимание… явно не в этом случае. Однако, увы, лучше мне не становилось. В конце концов, не выдержав, я встала и подошла к окну. Отдернула немного штору и приоткрыла его. Волна свежего воздуха тут же ударила в ноздри, наполнив легкие жизнью. Я с удовольствием впитывала в себя то, что видела и чувствовала.

На улице уже сильно стемнело. Весь парк утопал в тенях ночи и ночной прохладе. Мне так хотелось выпорхнуть из окна, как бабочка, и улететь куда-нибудь подальше из удушающей атмосферы. В зале стояла нестерпимая духота, мне даже показалось, что сейчас уже она обрела форму, и душа меня выталкивала из своего пространства, как инородное тело. Или же марево приобрело такую природу? Время от времени краем глаза я взглядывала на Керрана. Поистине, все плясало и плыло перед глазами, и трудно было сфокусироваться на нем. Мне то казалось, что он смотрит в одну сторону, потом вдруг оказывалось совсем наоборот. Я не успевала поймать момент, когда он начинал смотреть на меня. Его темный взгляд был наполнен беспокойством. Только Баррон вел себя как ни в чем не бывало. Вскоре к Каэлану подошла девушка, очень красивая, и нагнулась к его лицу. От ее волос отделилась шелковистая прядь и сползла ему на плечо. Она не спеша убрала ее за ухо легким изящным движением, длинные ресницы ее при этом дрогнули. Он что-то говорил ей, а она кивала, глядя на него из-под сени своих красивых ресниц. В груди моей почему-то появился неприятный осадок. Я вглядывалась в них до рези в глазах, чувствуя уже на своем лбу капли пота. Мгновение, и она исчезла, Керран снова обратил свое внимание к Баррону. Пока я хлопала глазами, стараясь понять, что случилось, эта девушка оказалась прямо передо мной.

— Как ты себя чувствуешь? — услышала я вдруг приглушенный приятный голос, — тебе, видимо, нездоровится?

Или мне показалось, но в голосе ее слышались тонкие нотки участия. Мой вялый мозг отказывался соображать вовремя и тем более здраво. Как так получилось, что она сейчас передо мной? Что она действительно интересуется, как я себя чувствую?

Подняв на нее растерянный взор, я убедилась, что девушка мила, как ангел. Нежная и хрупкая, одетая в темное легкое платье с воланами она держала в руках изящный веер.

— Тут душновато что-то. Я плохо переношу духоту… и дым.

— Душновато? — удивленно произнесла она и всмотрелась в мое лицо с большей внимательностью, приподняв одну бровь, прекрасно очерченную. — Хотя, может быть, и так. Твой директор чувствует себя прекрасно, как ты видишь.

— Не знаю, отчего такое состояние. Вообще-то с самого начала мне нездоровилось. К тому же сегодняшняя усталость… Не рассчитала, наверное, своих сил. Никто не уведомил меня о том, что после работы вечер продолжиться в другом месте.

Она смотрела на меня большими рубиново-золотистыми глазами.

— На вот, возьми мой веер, он мне ни к чему. Ты действительно выглядишь бледновато. Наверное, не хватает воздуха. Вообще тебе следовало бы отправиться домой.

— Надеюсь, что все пройдет.

— Я буду наблюдать за тобой, если тебе не станет лучше, то безопасней будет поехать домой. Керран тоже так считает.

Взяв ее веер, я отвернулась к окну, всеми силами стараясь приободрить себя. Домой совершенно не хотелось. Однако лучше мне не становилось. Краем глаза я заметила ту девушку, которая вновь обратилась к Керрану, Баррон тоже заинтересовался. В конце концов директор оказался возле меня через пять минут.

— Тебе плохо, а ты молчишь. Не хватало еще, чтобы ты потеряла здесь сознание. Давай-ка домой, я дорожу твоим здоровьем. Возьмешь мою машину, за меня не беспокойся.

— Но мне не хочется домой, вечер еще не закончился, — захныкала я.

— Вечер уже подходит к концу. Я тоже скоро уеду. Давай, на тебе лица нет.

С готовностью он положил руку на мое плечо и направил к выходу.

Там нас ждал Керран, глядя на меня более внимательно, чем обычно, и снова изучающим взглядом, от которого мне делалось некомфортно. Надо же было попасть в такую неловкую ситуацию. Не хватало еще, чтобы он получал постоянные проблемы из-за меня.

— Прошу прощения, — пробубнила я, борясь с дурнотой, — мне жаль, что так получилось.

— Ничего страшного. Ты, видно, устала. У тебя сегодня был насыщенный вечер. Отдохни как следует.

Он произнес последнюю фразу, вложив в нее только понятный мне и ему смысл.

Проводив меня взглядом за дверь, он растворился в толпе вампиров. Баррон заботливо довел меня до машины и, усадив в нее, захлопнул дверь, повторив, что тоже уже скоро отправится домой.

Уже добравшись до дома и улегшись по-быстрому в постель, я поняла, что мне значительно полегчало. Все признаки дурноты исчезли, словно их и не было, осталась только ранее имевшая место усталость. Из головы никак не выходили мысли о произошедшем со мною приключении. И чем больше я думала об этом, проводя параллель с ответами Керрана, тем больше уверялась в том, что мне могло все показаться. В любом случае занимать свои мысли раздумьями на эту тему явилось бы очень неплодотворным занятием. Не могу же я устроить Керрану или Эдварду расспрос или сама пуститься на поиски. Посчитав, что уместней будет оставить свою горячку до более удобного момента, я старалась теперь расслабиться и забыться сном.

“Если эта девочка и существует, — думала я, засыпая, — значит, она обязательно когда-нибудь появится вновь, особняк-то не такой уж и большой. Наступит время, и я узнаю всех его обитателей”.

 

 

Так как отношения налаживать все-таки надо было, как точно выразился мой директор. Я снова собралась отправиться в особняк одна. Мои устремления подкреплялись дружелюбием Керрана, мне хотелось верить, что он не оттолкнет меня.

Памятуя прошлый неудачный опыт и твердо решив не показываться в вампирском гнезде вечером, я, как и было задумано, заявилась туда до обеда. Солнце, еще утреннее и свежее, озаряло особняк и темно-зеленый парк нежными лучами. Природа дышала утренней истомой. “Да, в такое время они точно отдыхают или хотя бы не такие активные. Во всяком случае, Декстер, точно”, — подумала я уже перед входом и, успокоив себя парой-тройкой подобных предположений, вошла. Действительно, особняк как будто вымер. Едва ли можно было сказать, что здесь вообще кто-либо жил. Даже марево зала, замеченное мною в прошлые разы, казалось, рассеялось от теплых оживляющих лучей солнца, хотя и скудно проникающих сквозь приоткрытые гардины. Тем не менее свет сочился еще откуда-то сверху. Я не стала терять времени на рассматривания и быстро поднялась по лестнице. К сожалению, я не подумала, что поступаю крайне дерзко и нагло, разгуливая по чужому дому, к тому же с очень негостеприимными жильцами. Однако желание найти Керрана лично билось внутри так неистово, что не допускало никаких других мыслей.  Наоборот, мне поэтому казалось, что и в моих действиях нет ничего предосудительного. Увы, для меня оставалось загадкой, где его искать и куда идти, поэтому, поднявшись, я остановилась и осмотрелась. На выбор мне предлагалось пойти либо в правый рукав коридора, либо в левый. Вспомнив, что нас с Барроном повели налево, я туда и повернула.

Началась длинная анфилада сквозных комнат с дверьми по обеим сторонам, в которые заглядывать как-то не хотелось. Продвигалась я крайне медленно, раздумывая одновременно о том, как лучше поступить: заходить ли в комнаты или же бродить до тех пор, пока Керран сам не покажется откуда-нибудь? К тому же я принюхивалась, чувствуя какой-то странный запах, и снова заметила марево, правда, совсем прозрачное. Тут в груди стала подниматься легкая дурнота, словно от недостатки воздуха, но она осталась без особого внимания с моей стороны. В конце концов, с чего бы у меня вдруг стало сдавать здоровье? Никогда не было никаких проблем. Напротив, я еще более углубилась в поиски и уже прошла весь коридор, упершись в огромную закрытую дверь. Оказавшись в большой зале, я осмотрелась. Мертвая тишина. А присутствовал вообще кто-либо, кроме меня, в этом доме? Тут снова дурнота дала знать о себе, и мне пришлось присесть. Идти все равно было некуда. В этот момент к дурноте прибавилась еще и тяжесть. Создавалось такое впечатление, что голову наполняют свинцом, но очень медленно, по каплям. Испугавшись такого состояния, я вскочила и встряхнулась, вновь живо осмотревшись, мысли мои потекли быстрее.

“Так, спокойно, спокойно, что же делать? Куда идти?”

Машинально бросив взгляд на часы я застыла, так как точно знала, что просидела не более пяти минут. Однако по часам выходило, что около двадцати! Не может такого быть. Скорее всего, либо изначально я неправильно посмотрела время, либо что-то не так с часовым механизмом, либо я схожу с ума. Однако моментально выбросила эту мысль из головы и отправилась назад с твердым решением поискать кабинет, в который нас привели в прошлый раз. Приблизительно представляя, где он находится, я останавливалась у каждой двери и мерила ее взглядом, вспоминая одновременно детали, в то время как мне становилось все хуже. Тело сдавила тяжесть, голова начала кружиться. Я никак не могла понять, что происходит, и тщетно боролась со своим странным недугом, ругая себя за чрезмерную слабость. Он, как наркоз, действовал незаметно и необратимо. В конце концов я почти перестала понимать, иду ли или стою на месте. Все предметы казались ватными, ноги утопали в паркете, словно в перине. Дотронуться до чего-либо не представлялось возможным, так как рассчитать расстояние не получалось и предметы буквально уходили из-под рук. При этом не наблюдалось ни позывов к тошноте, ни болей, существовала только невыносимая тяжесть и что-то еще, что мутило сознание. Будто меня действительно погружали в наркоз. Маленькой частью здравого рассудка я понимала, что нужно срочно найти Керрана, но чем больше я смотрела вокруг, тем хуже мне становилось, в конце концов мной завладел страх или, точнее, паника. Однако паниковать было уже поздно. В далеком подсознании я смутно чувствовала, что опускаюсь на колени и словно смотрю на себя со стороны, не имея возможности даже понять, потеряла ли я сознание или еще нет. Реальность совсем перестала существовать, уступая место пустоте. Кажется, я куда-то тянула руки, куда-то двигалась. Глаза отказывались подчиняться и почти закрывались. Только лишь перед взором промелькнуло, словно яркий блеск, чье-то лицо, нависшее сверху. Меня что-то будто дернуло или сжало, и я погрузилась в темноту.  Следующая вспышка произошла уже, когда по гортани полилась вода. Однако тоже не представлялось возможным сказать, снилось ли мне это или нет.

Я открыла глаза, неожиданно почувствовав себя лучше. Состояние наркоза отступало медленно и неохотно. Также медленно и неохотно возвращались мысли и воспоминания. Однако они резко ускорили свой процесс после того, как я заметила перед собой лицо Каэлана. Он сидел рядом и не сводил с меня взгляда. Его лицо подействовало на меня, как удар электрическим током. Я тут же пробудилась или, точнее, вздрогнула так, что пробудилась. Подумав, что тут же выпалю тираду, я сильно недооценила себя. Язык отказывался слушаться, а мысли корректно сформировать не получилось.

— Что это было? — только лишь смогла вымолвить я сейчас, поняв, что без разрешения вторглась на чужую территорию и вроде как должна была бы начать извиняться и придумывать уважительные причины.

— Тебе стало плохо, — отозвался мягкий бархатный голос, — я нашел тебя в коридоре почти без сознания и принес сюда. Необдуманно с твоей стороны вот так просто являться к нам. Это опасно. Не делай так больше.

В его взгляде читалось странного рода напряжение или недоверие… И это все?! Весь его гнев? Все, что он мог сказать такому наглому существу, как я, без разрешения лазившему по частной собственности вампиров.

— Простите, я все объясню, только вот мне нехорошо все еще. Не понимаю, что произошло. Со мной никогда такого не случалось, — ответила я, чувствуя, что постепенно силы возвращаются ко мне. Во взгляде Керрана теперь блеснуло легкое удивление, он взглянул на меня еще внимательнее, словно стараясь заглянуть в душу. Тот же взгляд, что и в прошлую нашу встречу. Он хорошо запомнился мне.

— Ничего страшного. Я вижу тебе лучше. Сейчас все пройдет. Итак, что тебя привело сюда да еще таким вот образом?

— Я хотела поговорить. Возможно, это звучит глупо, но сейчас все объясню.

Силы вернулись ко мне так быстро, словно ничего и не случалось, мысли работали исправно и четко. Мое нездоровье имело совершенно удивительную природу и оказалось полной неожиданностью для меня.

— Понимаю, что поступила крайне дерзко по отношению к вам, явившись сюда вот так, тайком и без приглашения, но у меня не было другого выбора, и иначе я не могла. Надеюсь, больше мне так делать не придется, — поспешно отозвалась я, переводя свои мысли в деловое русло. — Понимаю, что мы, люди, в том числе и я, вам жутко надоедаем, вторгаясь в вашу жизнь, но все же прошу выслушать. Баррон едва ли что рассказывает мне, и при этом он всецело рассчитывает на меня. Мне приходится до всего додумываться самой, это трудновато, и поэтому рискну просить помощи у вас. У меня есть некоторые вопросы, ни к чему не обязывающие. Если бы вы ответили на них, вы бы сильно облегчили мне жизнь.

Керран смотрел с полуусмешкой. Наверное, выглядела я глупо, особенно прося его ответить на вопросы неизвестно с какой целью.

— Послушайте, я прекрасно понимаю, что вы ненавидите нас и в общем-то ничего нам не должны. В том только наша вина. Я понимаю, что помощь от нас вам также не требуется, тем более что вы рассматриваете нас только как жертву. Или, скорее, как мошкару, которая мало того что хрупкая, так еще и живет несколько дней и которую, если жужжит около, тут же хочется, не задумываясь, прихлопнуть. Еще не понимаю, зачем тогда вы общаетесь с нами и подпускаете к себе. Не понимаю, почему вы не можете подчинить нас себе, своей воле, учитывая, что вы гораздо сильнее. Вместо этого вы вынуждены помогать нам и принимать нашу помощь. Если я не права, вы можете выгнать меня прямо сейчас, если права, тогда прошу объясните, почему все так происходит.

Керран кинул на меня заинтересованный взгляд. Сейчас он стоял возле окна, ярко освещенный солнцем, и, совершенно спокойно подставив свое лицо солнечному свету, смотрел куда-то перед собой, пока я говорила. Бледная кожа с еле заметным неравномерным оттенком синевы совершенно его не портила, но даже делала образ более утонченным, словно высеченным из мрамора с нежными голубыми прожилками. Однако болезненность ощущалась во всей его внешности, видимо, принимаемые им пустышки давали о себе знать. Я тут же вспомнила Петру, после того как ей влили бог знает сколько литров крови. Она была румяна и свежа, как пирожок. Наверное, до сих пор вспоминает этот чудесный миг, несмотря на то, что в тот момент ее просто спасали от смерти. Когда-нибудь я узнаю, что же все-таки произошло.

— Ты, я вижу, чуткая. Баррон не зря рассчитывает, что ты сама понаблюдаешь и сделаешь свои выводы.

— Но мне не с чего их делать. Поэтому я и пришла.

— В общих чертах ты права. Выходит, что я не могу тебя прогнать. Все слишком сложно, чтобы вот так взять и объяснить. Даже относительно сказанного тобою минуту назад. Мы вынуждены принимать от вас помощь, верно. Мало кому здесь это нравится…

— Прошу прощения, но мне кажется, здесь это никому не нравится, — прямо ответила я, смотря в упор на Керрана, который стоял как всегда неизменно спокойный и задумчивый, однако замеченное мною с самого начала напряжение все еще держало его. Теперь, приглядевшись к нему получше, я уже поняла, что такая реакция только из-за меня. Наверное, моя персона мало ему знакомая не располагала к близкому общению.

— Можно и так сказать. Времена сейчас другие, мы не можем не принимать помощь от вас. Это раньше нас все боялись, сейчас все иначе.

— Я не верю, что у вас нет сил самим решить ваши проблемы.

Он внимательно взглянул на меня и ответил:

— Вы так любезно предлагаете нам помощь, что мы не можем не принять ее.

Я застыла, пытаясь понять, шутит ли он или говорит серьезно.

— При этом не ошибусь, если повторю, что мы для вас лишь жертва и вы ненавидите нас и даже могу сказать почему.

— Это необязательно. Есть вампиры, которые нормально относятся к людям. Конечно, в нас живет инстинкт животного, это неизбежно. Но, повторюсь, сейчас другое время, и одичание здесь неуместно. Я никогда не позволю им опуститься до уровня животных, руководствоваться только лишь инстинктами.

— Значит, вы не можете таким образом подчинить нас себе? Или, точнее, не хотите? Тогда люди подчинят вас своей воле, иначе никак. Но для вас это будет равносильно смерти. Есть ли выбор?

— А ты что, согласилась бы умереть? Или, может быть, стать тварью?

— Я не боюсь смерти, — последовал мой уверенный ответ.

Он оторвал взгляд от окна, на его лице как раз гуляла легкая кривая улыбка. Он повернулся, и она тут же исчезла. Видимо, мой серьезный вид убедил его в правдивости моих слов. Он помрачнел и отвернулся.

— А мы уже давно мертвы. Если бы ты знала, что это такое, сейчас бы не рассуждала так легко. Пока тебе этого не понять, поэтому доверься мне. Я никогда не позволю убивать ни им, ни себе. Отнимать самое большое сокровище  —  жизнь, ради того, чтобы продлить смерть, это хуже смерти.

— И что, они не бунтуют? Я бы взбунтовалась на их месте. Думаю, у вас тут много недовольных.

На его лице снова заиграла и исчезла еле заметная улыбка, после чего последовал ответ.

— Это уже тебя не должно касаться. Радуйся, что живешь.

— Но эти пустышки! Они же неполноценные! Я уверена, что они едва ли заменяют вам кровь! И если вы сейчас скажете, что это не так, это окажется ложью. У всех вампиров  болезненный вид. Я видела Петру, после того как в нее влили много крови, она тут же расцвела. И не говорите, что это не правда. Вам тяжело, и это видно невооруженным глазом!

Он помрачнел. Я заметила, как взгляд его затуманился темной поволокой, а губы сжались и немного побледнели.

— С этим ничего не поделаешь. Этот вариант оптимальный для нас, — нехотя ответил он.

— В таком случае если оптимальный, то почему вы, принимая от людей таблетки, не позволяете им исследовать вас только лишь для улучшения вашего существования? Вы сами себе делаете хуже. По-моему, это очевидно.

— Мне кажется, ты сама уже ответила на этот вопрос. В самом начале разговора. Мне показалось, что ты чуткая девушка, или я ошибся?

Он повернулся и посмотрел на меня. Его взгляд смягчился до такой степени, что я готова была раствориться в сладкой неге под ним и чуть было не потеряла нить разговора. Обсидиановые глаза блистали, словно множество звезд. Мне кажется, он смог бы успокоить и приручить даже дикого льва, не говоря уже о простом человеке, тем более девушке. Я почувствовала, что мои мысли потекли не в ту сторону и, смутившись, встрепенулась, приняв серьезный вид. Заметил ли он что-нибудь? Для этого мне пришлось посмотреть прямо в его лицо и как можно внимательней. Он не отвел взгляда, продолжая смотреть на меня. Если и заметил что-то, то его тактичность не позволила бы отразить это в лице даже чуть-чуть.

— Ну в таком случае так мы с вами далеко не уйдем, — надулась я, — вы противоречите сами себе, обрекая на неполноценное существование. Уверена, другие вампиры не простят вам этого. Вы можете не говорить мне ничего, я уверена почти на сто процентов в своих словах.

— Как тебе будет угодно.

Я молчала, не потому что не знала что сказать, но потому что вопросов накопилось так много, что я не могла выбрать из них приоритетный и не представляла как его лучше подать.

— Вы, значит, категорически отказываетесь улучшить свою жизнь или хотя бы жизнь других вампиров, если вам на свою наплевать?

— Мы не подопытные образцы, — прозвучал чужой голос за моей своей спиной, заставив меня вздрогнуть и обернуться. Прямо у дверей образовался Эдвард с неизменным немного хищноватым серьезным взглядом. Его глаза сейчас резали, как ножи, проникая в душу, остриями впиваясь еще глубже, в самую ее глубину. Неизвестно, когда он вошел и что успел услышать. Я раскрыла глаза, застыв в изумлении и растерянности.

— Люди не ограничиваются только улучшением нашего существования. Мы для них всего лишь образцы для дальнейших изучений, ровно как и вы для нас всего лишь жертва. Никто не имеет права заставлять нас делать что-либо против нашего желания!

Голос его гремел в комнате, словно раскат грома. Я, все еще не отошедшая от изумления, перевела заторможенный взгляд на Керрана, он как будто не присутствовал здесь, и к нему дело как будто не относилось, потому что он как ни в чем не бывало устремил взгляд в окно и растворился, казалось, в созерцании чего-то за ним. Я начинала запутываться. Кто здесь господин и есть ли он здесь вообще. А если есть, то имеет ли он действительную власть, или она только де юре. Таким образом, как и что лучше было бы ответить? Я даже жалела уже, что наговорила здесь много лишнего. Зря вывалив столько эмоций на голову Керрана, можно было бы теперь сомневаться, возымели ли они нужный эффект.

— Мы можем предоставить вам только лишь доверенных людей. Они будут заниматься только тем, что мы им скажем, и не вторгнутся в вашу жизнь, — пролепетала я, думая о том, кому теперь стоит угождать.

— Слишком много посторонних. Мы и так уже как музейные экспонаты. Прошу, не рассуждай о том, чего не знаешь, и не предлагай того, что с тебя не спрашивали. Все идет так, как идет. Только вам почему-то не сидится на месте.

Фраза его прозвучала не то как угроза, не то как факт. В любом случае мне тут же сделалось не по себе.

— Эдвард, — прозвучал предостерегающий голос Керрана. Он оторвался, наконец, от созерцания вида за окном и медленно подошел к своему другу. Они обменялись острыми взглядами, словно уколами рапир. Однако невозможно было не заметить авторитетность и властность взгляда Керрана, под которым Эдвард, какой бы сильный и гордый он ни был, тут же сломался. А я почувствовала, как с сердца свалился тяжелый камень неизвестности. — Ты зачем-то пришел?

— Я зайду позже, прошу прощения, — ответил он и, слегка изящно поклонившись, вышел из комнаты, словно и не заходил в нее и вообще не вел никакого разговора со мной.

Ненадолго воцарилась тишина, которую я поспешила нарушить, подумав, что визит немного затянулся, да и вообще, общение следует подавать с осторожностью и в небольших дозах.

— Полагаю, что отняла у вас много времени. Прошу прощения за вторжение без приглашения.

— Ничего страшного, — эхом отозвался Керран.

—  Пожалуй, мне стоит уйти, но надеюсь, вы не оттолкнете меня. Обещаю не быть очень надоедливой и надеюсь, смогу рассчитывать на вашу поддержку.

Керран устремил на меня внимательный изучающий взгляд, от которого снова стало не по себе, как будто по мне прошел рентген.

— Зачем это тебе?

— Мне бы хотелось узнать вас получше и наладить отношения. Это непраздное любопытство и точно не повредит вам, но в ваших силах облегчить мне жизнь. Возможно, это прозвучит смело, но я хочу понять вас. Мне кажется, вы не такой жестокий или эгоистичный, чтобы без повода отказать в моей просьбе. Уверяю, что не стану надоедать вам.

Я думала, он снова задаст вопрос в духе предыдущего, но он молчал, а я готовилась к следующей фразе. Не знаю: или он увидел во мне что-то, или его впечатлил мой боевой вид, но он ничего больше не спрашивал.

— Надеюсь, твои слова окажутся правдой. Хотя ты достаточно забавная, чтобы надоесть вопросами, — в его голосе послышались легкие нотки, я же поверглась в замешательство от такого предположения.

— Так я могу приходить, сообщая, что вы ожидаете меня?

— Можешь. Но если ты надоешь другим, что вполне вероятно, заступаться за тебя я не стану, учти.

— Отлично! Договорились, и надеюсь, что вам больше не придется спасать меня от беспамятства. Займусь на досуге своим здоровьем, — попыталась неудачно пошутить я, чтобы поддержать ставший более или менее дружелюбным тон беседы.

— Беспамятства? — непонимающе осведомился он.

— Ну да, что-то постоянно происходит с моим самочувствием и ровно тогда, когда я оказываюсь здесь. Как-то нелепо даже…

Лицо вампира застыло. С минуту он смотрел на меня, не моргая. Потом сдвинул брови, словно серьезно раздумывая над чем-то.

— Тебе таблетки не помогают разве?

— Какие таблетки? — ничего не понимая, я смотрела на него и ожидала ответа.

На лице Керрана появилось удивление.

— Странно… Вот такие таблетки. Опасно приходить сюда без этого, — он раскрыл ладонь, где лежали три маленькие розовые пилюли.

— Что это? — непонимающе переспросила я.

— Тебе разве Баррон не давал их?

— Я ничего не знаю. Не понимаю, о чем вы.

Керран смотрел на меня взглядом, значение которого я не могла угадать, однако взор его прояснился, и он как будто расслабился. Напряженность только сейчас оставила его.

— Так вот в чем дело. Значит, ты не принимала таблетку, прежде чем идти сюда. Реакция твоего организма поразительна, а я сначала запутался, сделав неправильные выводы.

Керран скорее разговаривал сам с собой, и это меня напрягало, я потребовала объяснений.

— Здешняя аура или энергетическое поле, или что-то в этом роде, называй это как хочешь, трудновато переносится людьми. Этот особняк, его помещения, все — сгусток отрицательной тяжелой энергии, похожей на потусторонний мир. В общем, здесь для вас противоестественные условия, приводящие вот к таким результатам. Так же, как мы некомфортно чувствуем себя в ваших домах или на улице. Конечно, наш организм крепче, чем ваш, и не реагирует настолько остро. Вы же слабые существа: мало того, что сразу чувствуете сгусток плохой энергии, так еще и впитываете ее моментально, как губка. Чем слабее человек, тем быстрее он вянет здесь. Поэтому я был удивлен, что нашел тебя почти без сознания, будучи уверенным, что ты проглотила таблетку. На тебя это совсем не похоже. Но теперь я спокоен. Ты не только ее не съела, но даже умудрилась проходить здесь около часа, если не ошибаюсь.

Мне показалось, что он был поражен, хотя и старался выглядеть спокойным. Мне это явно льстило. Я, как довольный сенбернар, стояла и ожидала десертную косточку, однако сама была удивлена не меньше его.

— Я чувствовал твой запах везде: в коридоре и в зале. Видимо, ты не один раз прошлась туда-обратно.

— Вряд ли я ходила долго, мне почти сразу же стало плохо.

— Нет. Это тебе так кажется. Дело в том, что как только начинается влияние здешней разрушающей энергии, время тут же ускоряется, ощущения становятся обманчивыми. Тебе начинает казаться, что быстро идешь, в то время как едва ли переставляешь ноги. Возьми таблетки, они нейтрализуют влияние здешней среды на некоторое время.

Я взяла у него таблетки и спрятала их в карман, а Каэлан продолжал:

— Это то, что едим мы сами, только немного другой вариант. Прежде чем приходить сюда, съедай по одной.

Тут мне вспомнилось, что когда-то не особо давно Баррон как бы невзначай протянул мне также “витаминку”, чтобы не заострять моего внимания на действительной цели, ради которой она предлагалась. А я и подумать тогда не могла, для чего предназначалась эта “витаминка”. И когда Керран устраивал вечер, мне тоже поэтому стало плохо. Видимо, Баррон растворил одну таблетку в чае, а другую просто не дал мне. Специально. Полагал, что мне станет плохо достаточно скоро, чтобы затем отправить домой, но просчитался. Если бы не то злосчастное приключение, выпившее все мои нервы, я бы и до конца вечера дотянула.

На этом наша беседа закончилась, ситуация прояснилась. Он любезно проводил меня до главной лестницы и проследил за мной взглядом, пока я, довольная и успокоенная, не вышла на улицу. Личное знакомство удалось как нельзя лучше, и к тому же во мне обнаружились интересные особенности организма. Ну хоть что-то положительное.

 

Уже дома, в своем уютном убежище, снова меня поглотили раздумья. Вспомнились обнадеживающие намеки Леграна относительно моих возможностей. Неужели они реально имеют место быть, если пока что я едва ли приносила организации какую-то пользу. Вполне возможно, мешала неуверенность или что-то в этом роде. Да, я чувствовала, что в душе гнездится колючий комочек страха на примитивном уровне, и он, как червь-паразит, точит силы и не позволяет избавиться от него, пронырливо изворачиваясь. О предпоследнем приключении с Декстером в главной роли хотелось забыть как можно быстрее, так как для меня оно стало настоящим позором. Все слабые качества, которые могли проявиться с моей стороны, проявились. Моя слабость здесь проступила так отчетливо, что я падала духом и вообще не хотела верить, что это могла быть я. Последняя же встреча тоже не имела особо никаких плодов, однако начало уже было положено, и это хорошо.

Мне хотелось рассмотреть и понять Керрана как можно лучше. Я ждала от него таинственности, значительности и многоликости, но кроме открытой доброты и меланхоличного спокойствия, ничего более в нем не увидела. Его личность, казалось, можно было читать как книгу. Мне не хотелось в это верить, так как или я ошибалась или все обстояло слишком просто. Представление об образе главы клана явно не соответствовали его личности… Слишком все просто. Два таких варианта совершенно мне не нравились, и в результате оставалось только раздражение и недовольство собой. “Ок, стоит узнать его лучше… и не делать скоропалительных выводов”, — пробубнила я себе под нос, желая таким образом оправдать сложившуюся ситуацию и закрыть этот надоедливый вопрос хотя бы до следующей встречи.

 

 

Через несколько дней, ничем особо не примечательных, возвращаясь с работы, я думала о чем-то своем. Время приближалось к полуночи, однако то, что на улице уже как час ночи, меня ничуть не заботило. Пожалуй, стоило бы все-таки побеспокоиться о собственной безопасности, но пока до конкретных действий эти мысли не доходили. Давнишний опыт с тварью тоже почти изгладился из памяти, удивляя даже меня саму. До дома оставалось минут десять, как вдруг в это время возле меня совершенно неожиданно и неслышно выросла чья-то незнакомая фигура. Не успев ничего сообразить и здорово испугавшись, я вздрогнула и чуть не вскрикнула. Однако незнакомец, выросший с боку, поспешил заговорить:

— Не бойся, это я.

Тут же узнав голос Эдварда, я сильно удивилась. Каким образом он так незаметно оказался рядом? Неужели я так задумалась, что не слышала, как он подошел?

Остановившись от изумления я открыла рот, чтобы выразить все словами, но он, положив руку на мое плечо, достаточно резко заставил продолжить шаг, говоря:

— Не останавливайся, продолжаем идти.

— А что такое? Что случилось? Ты как оказался здесь?

Я заметила, что он явно напряжен и не мог так просто появиться рядом. Не убирая руку с плеча, он, напротив, прижал меня сильнее к себе.

— Случайно. За тобой следят, — бросил он.

— Следят?! — ошеломленно выдохнула я и хотела было опасливо осмотреться по сторонам, но голос Эдварда остановил меня.

— Не смотри никуда! Иди, как шла. Спугнешь их. Сделаем вид, что я твой друг и как раз встречал тебя.

— Но кто это?

— Откуда мне знать? — ухмыльнулся он, — я думал, ты мне скажешь. Ни с кем не ссорилась? Враги есть? Или, может быть, какие-нибудь подозрительные лица? Важно понять, могут ли они причинить тебе вред.

Я принялась лихорадочно перебирать в голове все, что касалось работы: лица, с кем виделась или общалась, странных личностей или звонков, или чего-нибудь в этом духе. Однако ничего особенного вспомнить не могла. В конце концов, я не имела никакого веса в организации, чтобы оказаться преследуемой и тем более терроризируемой.

— Нет, не знаю, кто это и что им нужно. Не понимаю, что от меня хотят получить.

— Точно? Подумай еще раз.

— Нет же. Я, правда, не могу ничего вспомнить! Совсем ни малейшего представления.

— Пожалуй, провожу тебя до дома. Так безопасней.

Напряжение и серьезность и не думали сходить с его лица. Оно дышало холодностью и отчужденностью, только небрежно взъерошенные волосы делали его похожим на непоседливого милого чертенка и явно контрастировали с образом.

Он делал широкие шаги, и чтобы поспевать за ним, приходилось переходить на ускоренный шаг, почти бег. Я не могла удержаться, чтобы мельком не взглянуть на него, в то время как он смотрел строго перед собой, словно видя вдалеке намеченную цель. Бледность лица делала его похожим на мраморное изваяние, к тому же в контрасте с ночью. Даже губы тоже бледные едва ли выделялись на общем фоне. Только глаза, как всегда, горели и переливались, а тени под ними еще больше подчеркивали их глубину. В голове у меня теперь крутился один вопрос, не дававший покоя.

— Но что же мне делать теперь? — почти слезно осведомилась я, чувствуя себя совершенно беззащитной.

— Для начала дойти до дома.

— А эти люди? Они так и будут следить за мной? Наверное, надо сказать Баррону.

Эдвард молчал до тех пор, пока не довел меня до двери. Он не считал нужным вести со мной беседы.

Не получив от него ответа, я рискнула задать свой вопрос еще раз.

— Ничего. Иди спать. Думаю, они больше тебя не побеспокоят, — сказал он почти не глядя на меня.

Ночь скрывала его фигуру и лицо, к тому же едва ли я могла разглядеть его, он тут же, после своих слов, почти насильно втолкнул меня в прихожую и захлопнул за мной дверь. В итоге, я осталась одна, совершенно не понимая, что происходит и чего мне теперь ждать. Вокруг воцарилась совершенная тишина. Мне не оставалось ничего другого, кроме как унять свое разбушевавшееся сердце, лечь в постель и постараться уснуть.

На следующий день я решила рассказать все Баррону, так как рассчитывала на его поддержку. Зайдя к нему в кабинет без лишних предисловий, слишком захваченная эмоциями я выдала всю историю и молча уставилась на него.

Он казался встревоженным и озадаченным, потирая рукой затылок.

— Что мне теперь делать? Кто это мог быть? Если бы у меня были хотя бы малейшие предположения, но я даже понять ничего не успела, — нетерпеливо протараторила я, видя, что он все еще хранит молчание.

— Это мог быть кто угодно, на самом деле. От обычного фанатика до всяких организаций, желающих воспользоваться тобой с целью проникнуть к вампирам. Через меня не получилось, вот они решили попробовать через тебя.

— И каким образом?

— Понятия не имею, что у них на уме. Но ты говоришь, Эдвард оказался рядом?

На этот счет Баррон был удивлен не меньше меня и едва ли верил во всю эту историю. Видно было, что он действительно ничего не знает.

— Да, именно так.

— Думаю, он решит все проблемы, если так сказал тебе, — пробубнил Баррон, усердно обдумывая что-то. — В любом случае тебе бы не мешало носить с собой какое-нибудь оружие. Также я попрошу выделить тебе сопровождение, но уверен, что Эдвард предпримет что-нибудь. У вампиров все решается гораздо проще.

— Как так? Он их что, убьет? — испуганно осведомилась я, боясь неправильно понять смысл слов директора.

— Не знаю, смотря что они от тебя хотели. В его же интересах сохранить тайну клана, он в ответе за их безопасность. Не он один, конечно… Все отвечают за закрытость клана. Поэтому он не станет спрашивать у тебя совета, как ему поступить. Ты уж понимаешь. Советую тебе поскорее забыть об этом злоключении и не спрашивать у него ничего.

Меня передернуло от слов Баррона, к тому же произнесенных с такой легкостью и неизбежной очевидностью, что от них холодок пробегал по коже.

— И часто такое происходит?

— Думается, нет. Они не посвящают меня в свои дела, однако статистика смертности от клыков вампира не повышается, скорее наоборот.

Директор замолчал, выжидательно глядя на меня. Тема оказалась исчерпанной, тем более Баррон куда-то собирался. Последнюю неделю или две он постоянно отлучался, не сообщая ничего ни мне, ни Крисе.

Итогом нашего разговора явилось то, что три дня подряд до дома меня теперь провожали два здоровых охранника. Кроме того, мой друг узнал обо всем, так как пришлось рассказать. Мое сопровождение увеличилось еще на одного человека. В конце концов вся эта компания мне порядком надоела, поэтому на четвертый день я с готовностью отказалась от услуг охраны, предпочитая носить с собой пистолет, Алекса я успокоила еще дня через три, после того как избавилась от охранников. К тому же было бы здорово снова увидеть Эдварда и тогда узнать что-нибудь от него.

Мои ожидания оказались тщетными, но, наверное, его можно было бы поблагодарить за то, что ожидаемая опасность рассеялась, будто и не возникала.

Неделя прошла тихо и спокойно. Не появились ни тот, кто за мной следил, ни Эдвард.

Всю неделю и даже больше чем неделю я постоянно думала о Каэлане, пытаясь хотя бы немного разгадать его тайну, если таковая действительно имелась, и таким образом вывести для себя определенные правила поведения по отношению к нему.

Мое сознание, привыкшее к грубости и отчужденности вампиров, никак не желало принимать благородную натуру Каэлана. Оно везде искало зацепки и подножки, чтобы иметь возможность их затем преодолеть, но пока не находило. Все, что крутилось в мыслях, это его мягкий бархатный голос, имеющий гипнотическое свойство, и искрящийся глубокий взгляд, а также приятное и даже душевное обхождение со всеми. Неужели он лицемерил, или ему вменялось в обязанность как главе клана поддерживать полезные контакты с нами. В последнее предположение верить никак не хотелось, поэтому я старалась найти весомые доводы, чтобы опровергнуть его.

Я закрывала глаза и вновь и вновь, шаг за шагом прогоняла в голове его поведение, жесты и манеры, его взгляды и выражение лица. Нет, он не мог быть грубым, оттолкнуть меня, лицемерить или притворяться. Мне казалось даже, что я смогу узнать все, что нужно, стоит лишь только спросить его. Получается, что от меня требовалась лишь максимальная искренность, чтобы добиться его расположения.

Как бы между прочим я поймала себя на мысли, что уже недели две точно сны о вампирах исчезли из ночного репетуара снов. Вместо них теперь снилось что-то расплывчатое, испаряясь после пробуждения. Увы, не в моих силах было проникнуть в тайну сна и объяснить, почему так произошло.

Тем не менее либо мои вечерние думы о Керране были слишком усердны или по другой причине, но только я успела подумать о том, что не вижу снов о вампирах, как они вновь появились.

Керран снился мне всю ночь. Во сне я смотрела на него жадным до знаний взором, словно он для меня книга на неизвестном языке, который я только начала учить, но книгу все еще прочесть не могла. Он же смотрел на меня своим темным бархатным взором, на лице блуждала не то ли легкая улыбка, не то какая-то непонятная эмоция. В любом случае он как всегда был открыт для меня, а я не могла читать внутри его души. Наверное, его это забавляло. Он протягивал свою, словно выточенную из мрамора, руку, как если бы желая взять мою в ответ. Однако я почему-то ее ему не давала, хотя очень хотела… или, точнее, безумно хотела. Я знала, что если возьму его за руку, то он не то заберет меня, не то я узнаю что-то страшное. В общем, полсна я металась в нерешительности и страхе, а он ждал. Мне делалось стыдно за свою очевидную приземистость и глупость перед ним. Помню, меня поражала его терпеливость и внимательность, поражал тот факт, что он все еще ждет меня и не уходит. Он видел меня насквозь, в то время как я, как уже упоминалось, по каким-то совершенно нелепым причинам не могла понять его.  Его темные глаза, соперничая в блеске с камнями на сюртуке, блистали, словно звезды. “Это все я виновата, это все я… — шептала я себе во сне. — Человек сам строит себе барьеры”.

Пробуждение далось мне нелегко. После сна в сердце осталась неприятная тяжесть, и голова гудела так, словно я всю ночь разгадывала загадки. Зато догадка осветила меня вспышкой аккурат в первые минуты после пробуждения. Все дело только во мне, и если я захочу, проявлю всю свою чуткость и избавлюсь от страхов, то смогу все что угодно. “Все что угодно” — какая всеобъемлющая вдохновляющая фраза, хотя и безосновательная. Тем не менее от нее полегчало, и я, придя в себя после сна, с легкостью спрыгнула с кровати. Образ Каэлана все еще витал в моем сознании и никак не желал исчезать, да и избавляться от него совершенно не хотелось…

 

На днях мне вновь предстояло посетить особняк, только вот отлучаться туда слишком часто и во время рабочего дня было рискованно, так как Баррона посвящать в свои вылазки пока не хотелось. Выбрав один из дней, ближе к вечеру я взяла такси и поехала к Керранам, совершенно спокойная, поддерживаемая разрешением, данным главой клана.

Вечерние сумерки уже начали сгущаться над городом, добавляя его краскам уютность. Я удовлетворенно выглядывала из окна, жмуря глаза, и даже не заметила, как мы доехали. Уже войдя в особняк, по привычке остановилась и осмотрелась. Снова все то же марево, душное и тяжелое, но теперь уже оно не являлось загадкой, к тому же напоминало: следует проглотить таблетку. По счастливой случайности они оказались при мне, и я стала рыться сначала в карманах, потом уже в сумке, вспоминая, куда могла их положить. Найдя, наконец, желаемое и быстро проглотив его, подняла голову и встретилась взглядом с Петрой. Она спокойно стояла наверху лестницы и наблюдала за мной неизвестно сколько времени. Я опешила, раскрыв глаза, молча смотрела на нее, подумав про себя:“О, нет, только не это…”

Она же, словно королева, устремила на меня пренебрежительный и горделивый взор.

— Что тебе надо здесь? — прозвучал ее игольчатый голос, заставивший меня растеряться. Сказать, что мне разрешено сюда приходить и тем более кем, не поворачивался язык.

— Тебя ждут или как? — она сделала пару шагов навстречу и, выйдя из тени, оказалась прямо напротив меня.

— Да. Я пришла по делам к Керрану, вашего господина.

Сделав упор на последние два слова, произнесла я и запнулась. Петра действовала на меня так, что, глядя на ее дерзкую красоту, сексуальность и вообще убийственную внешность, я чувствовала себя ущербным недоразвитым подростком. Она держалась с достоинством королевы и явно высоко ценила себя, давая понять это всем, кто бы перед ней не оказался. Хотя недостатков во внешности у меня не наблюдалось (и всегда имелись поклонники), многие часто называли меня красивой, но все же перед ней мне становилось жутко некомфортно. Кроме того, между нами образовалось еще что-то, что отталкивало нас друг от друга, или, точнее, ее от меня, потому что я совсем не против была с ней подружиться, однако в глубине души чувствовала, что этому не бывать.

После моего ответа вампирша как-то странно нахмурилась и напряглась, в то время как я пожирала ее глазами, пытаясь понять, что происходит и как поступать дальше. Приподняв одну из своих изумительных бровей, она состроила гримаску.

— Он не принимает никого. Если ты пришла по делу, то по какому, может быть, он вообще не захочет говорить.

Петра явно издевалась надо мной, в ее тоне чувствовалась тень ехидства, и, кроме того, она прекрасно видела мою заторможенность.

— Но, — протянула я и запнулась, — но у меня есть разрешение…

— Какое еще разрешение? — прогремела она, давя меня своей авторитетной величественностью, — у нас тут не кабинет консула, мы не выдаем никаких разрешений.

Она ясно давала понять, что меня тут не ждали, поэтому я молчала, не зная, что лучше сказать. Возможно, мне не доставало побольше наглости.

Сглотнув комок, успевший образоваться в горле, почему-то с горечью подумала, что с ней соперничать бесполезно. Только я об этом подумала, как услышала голос откуда-то позади вампирши:

— Кто давал тебе право распоряжаться здесь? — это оказался Керран, к моему великому облегчению. Он смотрел на Петру таким строгим взглядом, что вампирша сразу же сменила не только тон, но и внешность ее приобрела смиренные оттенки. Негодование и урезанная резко власть сочеталась с покорностью и еще чем-то глубоким, но еле уловимым. Сейчас из тигрицы она превратилась в пушистую кошку. Я посмотрела на Керрана и поняла, что его абсолютно не трогают не то что внешность Петры, но даже ее взгляд, который посвящался только лишь ему. Однако насколько все просто оказалось для него. Он видел в ней сейчас лишь строптивую девицу, пожелавшую “проявить себя” в ненужное время в ненужном месте.

— Но почему мы должны пускать сюда посторонних без причины? Ты и так уже нарушил наш круг, — голос ее тем не менее звучал так, словно она не собиралась еще сдаваться.

— Я ничего не нарушал. Позволь мне самому решать кого пускать сюда, а кого нет. Она пришла по делу, все остальное тебя не касается. Поэтому пока я не дам личных распоряжений, не стоит проявлять самоуправство.

Пока он говорил, я готова была сгореть от стыда, чувствуя на себе сразу всю ненависть Петры и защиту Керрана, совершенно необоснованную. Или же он просто хотел дать ей понять, кто здесь хозяин…

— Когда-нибудь не я одна скажу тебе то, что пыталась сказать сейчас. Посмотрим, что ты ответишь, —  она бросила на него острый взор и, вскинув голову, гордо удалилась, демонстративно стуча каблуками.

Он посмотрел на меня, давая понять, что можно подняться к нему, что я и поспешно исполнила.

— Петра, видимо, не любит меня, — промямлила я, когда мы оказались в кабинете и уселись на диван.

— Не обращай на нее внимания. Она постоянно такая. Ей всегда не доставало мягкости. Мне кажется, она никого не любит.

Он бросил на меня заинтересованный взор, словно желая прочесть что-то на моем лице.

— А что такое? Ты расстроена?

— Нет, вроде. Все хорошо, — соврала я.

 Не рассказывать же Керрану про ущемленное женское самолюбие и гордость. Он вообще знает, что это такое?

Помолчав немного, добавила:

— Все-таки хотелось бы не то что подружиться с ней, но хотя бы добиться ее нормальной реакции.

Керран усмехнулся, но не ответил ничего.

Я стояла перед ним, в то время как он бесцельно расхаживал по комнате. В конце концов решила подойти к окну, машинально заглянув в него, не зная, с чего начать и зачем я собственно пришла.

— Как себя чувствуешь? — мягко произнес он, вдруг очутившись возле меня. Мало того, он приподнял рукой волосы, мельком осмотрел шею, осторожно опустил их, словно пух. Не успела я как следует разнервничаться от этого его жеста, как он тут же уточнил:

— Я смотрю, шея уже в порядке.

Буквально похолодев от его высказывания, открыв рот, мне никак не удавалось его закрыть. Он тем не менее оставался совершенно спокоен и вроде как бы не замечал моего потрясения.

— Как… — выдавила из себя я, — в смысле шея в порядке?

И тут же вспомнила, что уже сняла платок и сейчас в первый раз предстала перед Керраном без него.

— Я вижу, у тебя нет синяков больше. Долго заживала.

— Откуда вы знаете? Как так..? — пытаясь лихорадочно сообразить что-либо, осведомилась я.

Он усмехнулся все еще стоя возле меня, но поглядывая в окно.

— Мне не составило труда узнать это. Точнее, я ничего не узнавал, на тебе все было написано достаточно доступно для понимания.

Поняв, что обманывать его бесполезно, я принялась задавать вопросы, желая дознаться, откуда он узнал о нападении Декстера.

— Но у меня ведь был повязан платок. Неужели он сдвинулся, и я не заметила?

Он посмотрел на меня, как на глупую овечку, от чего я расстерялась. Видимо, мой ум не понимал очевидных вещей.

— Нет. Мне не составляет труда узнать, скажем так, то, что надо, и без чьей-либо помощи.

— А Декстер? Что с ним?! Вы сделали что-то с ним? — последовал мой испуганный вопрос, так как хорошо запомнились предостережения его друзей в тот момент.

Он молчал.

— Вы сделали что-то? — не унималась я, — он просто не смог сдержаться. Это не его вина! Повязка с моего пальца соскочила и потерялась…

— Успокойся. И перестань обращаться ко мне на «вы». Мой земной возраст не сильно отличается от твоего.

Смена темы произошла молниеносно, мне надо было ужиться с изменениями. Глубоко вздохнув, я постаралась собраться с мыслями, поняв, что вопрос о шее лучше, действительно, закрыть.

— Простите… Прости, точнее.

Наступило молчание. Он думал о чем-то своем, а мне вдруг захотелось узнать, сколько ему лет или, скорее, откуда он, кто он, чем и как он жил раньше.

— Интересно, — решилась-таки я, — как давно ты живешь на свете? Извиняюсь, может быть, мой вопрос неуместный. Может быть, это секрет, но интересно было бы узнать, как долго…

— Как долго я пребываю в этом состоянии? — довершил мою обрубленную фразу он.— Сегодня ты это хотела узнать? Или у тебя еще есть какие-нибудь дела ко мне?

Вот тут он меня и поймал.

— В общем, нет. Можно мне послушать твой рассказ, или это тайна? Если тайна, ни в коем случае не стану настаивать.

— Почему же тайна. Нет, не тайна, — выдохнул он,  —  хм, Баррон не задавал подобных вопросов… Женская натура всегда мыслит вширь и вглубь.

— Но это лучше, чем лабораторные беседы, не правда ли? Баррон занят другими мыслями… Могу продолжить незаконченный разговор, у меня еще много вопросов!

Последовал мой бодрый ответ. Керран явно предпочтет первую тему для беседы.

Он все еще стоял у окна, в то время как я уже сидела на диване и смотрела на него. Наконец, оторвавшись от созерцания вида из окна, Керран неспешно подошел к дивану напротив и уселся в него, откинувшись на спинку и положив ногу на ногу.

— Что ты хочешь узнать? — небрежно бросил он, словно разговаривал со старым другом о всяких мелочах.

— Где ты родился, как жил и как стал вампиром.

Он помолчал с минуту, будто обдумывая что-то. Его лицо излучало прекрасное умиротворяющее спокойствие. Темные глаза недвижимо устремились вниз. На минуту в голове пронеслась мысль, что до сих пор мне неизвестен цвет его глаз. Вдруг он заговорил, поймав все мое внимание разом:

— Я родился в небогатой дворянской семье в начале восемнадцатого века, уже не помню в каком именно году. Давно живу, как можно понять.

 Он замолчал и посмотрел на меня, чтобы заметить реакцию, однако я оставалась совершенно спокойной, вообще предполагая, что он мне скажет нечто вроде: “Я происхожу из старинного вампирского рода, насчитывающего многие и многие века”.

— Я был единственным ребенком в семье, и на меня родители возложили все надежды. Помню, что отец потратил много сил и денег, чтобы дать мне образование, достойное не того положения, в котором мы оказались, но достойное знатности моего дворянского рода, берущего начало уже в четырнадцатом веке с соответствующей пометкой в генеалогическом древе. Это такой список, который ведет каждая знатная семья, дабы проследить, насколько стар (и соответственно престижен) род и насколько чиста его кровь, с тем, чтобы гордиться этим и иметь претензию на более высокий статус, — пояснил он, хотя и без надобности. — Мы жили в городских окрестностях, жизнью далекой от дворцовых интриг и политики государства. Отец всегда соблюдал нейтралитет касательно государственных вопросов, никогда не вмешивался в сплетни и не принимал в них участия, что в то время можно было назвать странным и ненормальным. Но он просто хотел спокойной жизни для себя и своей семьи. Увы, отец явно ошибся веком, в котором родился и жил. Семья наша была уважаема… до поры до времени. Не хочу вдаваться в эти грустные воспоминания, но случилось так, что мы обеднели.

Отец впал в немилость, как часто бывает у тех дворян, которые хотят жить честно и стараются не причинять никому вреда. Кроме того, он не состоял при дворе и не имел тогда никаких влиятельных знакомых, которые могли бы помочь ему. Как я уже говорил, из-за этого расходы на мое образование ощущались особенно остро. Мы не могли позволить себе тех вещей, которые нам вменялось иметь по статусу, и, естественно, это обстоятельство сильно угнетало мать. Она все свои силы направляла на то, чтобы скрыть нашу бедность, и мои таланты (часто надуманные) выставляла как наше “богатство”. Ну что же, ее можно было понять. Мы вели уединенную и скромную жизнь. В подобном случае, чтобы не пострадать, предварительно нужно было удалиться от мира куда-нибудь в деревню, где бы имелось личное укрытие. Тем не менее мы продолжали беднеть. Отец сильно страдал, видно было, что он близок к самоубийству. Он боялся не за себя, но за нас, точнее, он чувствовал себя виноватым за то, что случилось с нами, за то, что разбил наше благоприятное будущее. Целыми днями он мог просиживать в своем кабинете, отрешившись от всего на свете. Когда же случалось так, что кто-нибудь из нас ловил его уставший взгляд, то непременно в нем ощущалось чувство вины, неискоренимое и всепоглощающее.

В конце концов, враги сместили его с поста губернатора того округа, которым он управлял. Король, едва ли вспомнив о нем, назначил ему и за компанию мне такую маленькую пенсию, что едва ли на нее можно было сводить концы с концами. Мне же вдобавок предложили пост младшего офицера в армии гвардейцев, чтобы я мог начать карьеру в армии! Обычно эта участь ожидала только вторых детей в семье, которые вынуждены были сами пробивать себе дорогу в жизнь, так как все наследство доставалось первым. Моя мать оскорбилась до глубины души, узнав о решении монарха, и никак не желала смириться с этим. В то время вместо того, чтобы получить поддержку от матери, отец получал от нее только негодование, слезы и жалобы.  Неудивительно, что он очень быстро заболел и умер, оставив мать и меня.

Мы с ней оказались в таком положении, что у меня на тот момент имелась невеста из знатной семьи, которую я очень любил, но на которой теперь не имел права жениться, а мать находилась уже в таком возрасте, когда вторично выходить замуж зазорно. Для себя она уже имела обдуманное решение. Она удалилась в монастырь, где и умерла вскоре. Я же тогда испил полную чаша горя, будучи имея душу очень хрупкую, чтобы вынести все несчастья. Заручиться за меня, чтобы сделать карьеру, кроме отца, было некому. Кто станет слушать молодого незнакомого человека, появившегося неизвестно откуда? К тому же слишком юного. Никто не мог дать мне рекомендаций, не зная меня и не испытывая ко мне никаких добрых чувств. Помню, сам не раз думал о самоубийстве, помню, находился почти на грани умопомешательства, не представляя, что делать дальше. Моя невеста, естественно, после нашей опалы и слышать обо мне не хотела. Ее холодность  окончательно разбила мое сердце, и, если бы не она, возможно, я бы гораздо быстрее нашел выход и вообще пришел бы в себя. Даже, скорее всего, все дело было именно в ней, прибавить сюда еще преждевременную смерть родителей…

Можно сказать, полгода я пребывал в каком-то сне или бездействии, или апатии, не могу дать точного определения моему тогдашнему состоянию. Я все чаще пропадал в кабаках, где связался с отбросами общества и где мы пили все вместе за мой счет. Не знаю, сколько бы продлилось такое положение и чем бы все кончилось, если бы на помощь не пришел мой друг. Он был немного старше меня, и статус занимал ниже, но мы с ним всегда дружили. Более того, он стал мне вместо брата, которого у меня от рождения не было и я всегда сокрушался, что мать не родила еще детей, чтобы подарить мне брата. Правда, он казался странноватым, молчаливым и отчужденным. Я списывал эти качества на его натуру. Сам, будучи от природы мечтательный, я чаще бывал один или же, если случалось, что мы виделись, то он чаще молчал, что меня вполне устраивало. А когда на меня одно за другим стали сыпаться несчастья, его странное поведение как нельзя кстати подошло мне по состоянию души, и мы сблизились с ним еще больше.

Он видел, в каком состоянии я нахожусь, а я чувствовал, что он сам чем-то сильно озадачен. Однако я вообще не воспринимал реальность, не замечал очевидного. Мой друг серьезно думал о чем-то, подолгу мог смотреть на меня, но я не обращал на это внимания и просто не видел его пристального взгляда, только позже в памяти всплыли обрывки картинок тех событий.

Видимо, я настолько часто говорил ему, что не хочу больше жить, что он буквально воспринял мои слова и решил сделать меня тем, кто я есть сейчас. Он сам оказался вампиром, чего я не знал тогда. В один из дней он посмотрел на меня странным взглядом и сказал: “Я знаю, как облегчить тебе жизнь. У тебя не будет никаких проблем. Ты хочешь этого?”

Я кивнул, не особо утруждая себя раздумьями на эту тему. Если бы я знал тогда, что он имеет в виду, то отказался бы. Он воспринимал это состояние как счастье: бессмертие, власть и сила. Я же понял для себя, что это мука, это хуже смерти. Но уже поздно рассуждать об этом. Что сделано, то сделано. Он отвел меня к своему знакомому: какому-то важному вампиру, очень могущественному. Тот долго смотрел на меня, словно оценивая. Я же воспринимал все, как игру, и вообще ни о чем не думал. Его влиятельный вид забавлял меня и даже вдохновлял. Мне действительно приходили в голову мысли, что этот человек мог стать моим благодетелем, вернуть мне потерянный статус. Мои грезы уносились далеко в страну богатства, высокого статуса и красивых женщин. Тогда я даже с упоением думал о том, как отомщу бывшей невесте, ведь она не захотела признать меня таким, какой я есть. Тогда мой разум помутился, бесспорно балансируя на грани бреда и проблесков здравомыслия. Сейчас же я с отвращением вспоминаю об этом, как можно было так низко пасть.

Помню, его знакомый спросил, хочу ли я получить власть и силу, хочу ли быть независимым. Он сказал, что видит большую силу во мне и передаст мне свой титул. Что я единственный, кто смог бы нести бремя “семьи”. Я молчал, не напрягая себя никакими размышлениями на эту тему. Тогда мой разум находился на грани краха, и слабый кивок и, возможно, вспыхнувший взгляд он расценил как готовность. В первый день он отпустил меня, побеседовав со мной так, словно я являлся ему сыном, видимо, подготавливал почву. В итоге он сделал меня тем, кто я есть сейчас. Все произошло очень быстро. Тогда я потерял себя и очнулся уже жутко голодным в измененном сознании. И состояние мое пришлось принять как неизбежный факт и научиться существовать с этим. Хотя, помнится, первые годы моего перерождения я еще получал некоторое удовольствие от новизны ощущений, лелеял какие-то надежды, рассчитывал на что-то. В общем, так можно вечно продолжать посвящать тебя в дебри моих терзаний и раздумий, не стоит об этом… О главном я тебе рассказал, все остальное слишком лично, может быть, мелочно и должно остаться при мне.

— А где этот глава сейчас, раз ты его сменил, куда он ушел?

— Его больше нет, — не моргнув глазом сказал Керран.

— Как нет? — мой мозг отказывался признавать тот факт, что вампиры могут умирать так же, как люди.

Керран напряженно молчал, я же, желая дознаться до истины, продолжила:

— Вампира можно убить? Или они могут умереть?

— Можно и так сказать. Но чтобы убить вампира, нужно очень постараться, или, точнее, чем сильнее вампир, тем сложнее его убить.

Я смотрела на Керрана во все глаза, впитывая каждое его слово. Меня так и подмывало спросить, каким способом можно это сделать, но я не решалась, боясь, что мой вопрос воспримется как нетактичность и излишнее любопытство.

— То есть, — протянула я, — убить можно как, физически?

— Здесь все не совсем просто, мне не хотелось бы посвящать тебя в это. Наша смерть слишком сакральна, чтобы открывать ее таинства посторонним и чтобы понять ее, да тебе это и не нужно. Могу сказать только, что из более слабых вампиров достаточно будет выпить всю кровь… — Керран посуровел. Тема явно не была приятна ему.

— Понятно, — ответила я, чтобы сменить предмет беседы, — а вы всегда жили здесь?

— Не совсем. Этот особняк принадлежал вампирскому роду. Сейчас здесь живет род Керранов. Дома имеют свойство разрушаться со временем, это очевидно. Из века в век мы кочуем с места на место.

По этому поводу хотелось задать еще вопросы, но я не стала, решив не лезть в душу вампира. Мы замолчали. Он смотрел прямо на меня, даже не думая отводить своих обсидиановых гипнотических глаз, из-за чего мне приходилось смотреть куда угодно, только не на него. В запасе у меня не имелось достаточно сил, чтобы постоянно выдерживать такой его прямой взгляд.

— Возвращаясь к вопросу о таблетках, — начала я, — только лишь они служат вам пропитанием? Это прискорбно, если оно так и есть.

— А что именно тебя еще интересует? Есть предположения?

— Ну, может быть… как на счет крови тварей? Они же пьют человеческую…

— А вы едите гнилые продукты?

Мой внимательный взгляд на этот раз столкнулся с его взглядом. Я качнула головой.

— Ну вот и мы брезгуем ими. У нас небедственное положение, чтобы опускаться до такого.

— Кровь животных?

— Некоторые иногда прибегают к этому. Но здесь в них ощущается недостаток, и она не так… она не совсем подходит нам, скажем так. Кровь человека в любом случае остается деликатесом. Поэтому будь осторожна, приходя сюда.

— Я не боюсь ничего. Во всяком случае мне не трудно было бы поделиться своей кровью, если в том была бы нужда, — бросила беспечно я.

Лицо Керрана накрыла мрачность, легкая блуждающая улыбка исчезла, и губы вытянулись в тонкую линию. Я заметила эту перемену только тогда, когда он заговорил:

— Этого нельзя допускать. Когда Декстер схватил тебя за шею, что он хотел сделать, неужели ты уже забыла? И что тебе совсем не было страшно? Ты не боялась смерти, хочешь сказать?

Я смутилась, действительно, в этот момент я была ни жива ни мертва от страха. Но можно было бы сослаться на неожиданность. Конечно, все-таки страх оставался, вездесущий инстинкт самосохранения срабатывает в любой ситуации.

— Я привыкну к таким реакциям, и все будет хорошо… Тогда я не ожидала…

— Береги себя, — отрезал он, — это не шутки, поэтому не надо привыкать к таким вещам.

— Если привыкну, то перестану бояться, тогда же больше вероятности, что мне сохранят жизнь, — лукаво подметила я, взглянув на него. На этот раз растерялся он, к тому же в его взгляде мелькнуло удивление. Конечно, я оказалась права, памятуя прошлые наставления Баррона.

Мы проговорили еще с час о всяких пустяках, после чего я соизволила-таки уйти, хотя очень неохотно. Удивительно, как Керран терпеливо снес всю мою пустую болтовню.

 

В один из дней мне передали письмо от Леграна. Какой-то молодой человек подошел на улице и сунул в руку конверт, чем немало меня удивил. От него не поступало никаких известий недели три точно, и вот, наконец, он дал знать о себе таким странным образом.

Добежав до дома, так как я торопилась узнать, о чем же он пишет, и, развернув письмо, принялась читать.

Либо мои надежды витали слишком высоко, либо реальность оказалась суровей, но в его письме не обнаружилось ничего сверхъестественного.

Он, правда, сообщал, что изучения его продвигаются медленно и неуверенно.

“Если я начну углубляться в свои предположения, — писал он, то эти три листа превратятся в двадцать или тридцать страниц моих воздушных мыслей и вашей усталости”. Вполне обоснованное заявление. Ну что ж, что имелось, то имелось. Он узнал с большой степенью вероятности, что действительно существует такая или подобная книга. Автор сам позаимствовал ее название откуда-то, может быть, даже из другого языка, поэтому не факт, что он перевел заголовок правильно. Легран ссылался на эти неточности, они мешали ему узнавать о книге из других источников.

“Я подозреваю, — писал он, — что у вампиров в их книге тоже есть что-то наподобие предсказаний, как у индейцев: какой правитель кого и когда сменит, от кого и когда будет исходить угроза и тому подобное. Если они обладают даром предсказаний, то почему бы им не составить такую книгу? Вполне возможно, что она до сих пор ведется, и Керран знает уже, что его ждет в будущем. Хотя, конечно, мои предположения достаточно смелы. Не забивайте себе ими голову. Никто не может предсказать будущее точно и в деталях. Никому не дан такой дар. В нашу жизнь постоянно вмешиваются посторонние лица, обстоятельства, и мы сами в силах что-то изменить, поэтому не существует определенной системы развития. Она может быть только в том случае, если человек сам сознательно идет на поводу у обстоятельств, возможно, зная уже свою судьбу. Также человек, может быть, слаб духовно, недеятелен, это условие тоже можно отнести к первому моему предположению. В этих случаях, а они скорее взаимно дополняют друг друга, такого человека можно только пожалеть”.

Легран советовал мне все равно узнать на эту тему что-нибудь у Баррона осторожно и ненавязчиво. И советовал также не забывать о том, что у вампиров вполне может быть своя легенда. Если таковая действительно имеется, то мне, как он утверждал, будет легче понять их.

Действительно, Легран натолкнул меня на мысль, что у вампиров, как у старинного рода, должна быть своя история: история их происхождения, жизни и будущего.

Ну что ж, к моим многочисленным планам и желаниям прибавился еще и образ таинственной книги, о которой предстояло узнать. Хотя это была бы последняя тайна, которую Керран согласился раскрыть мне, прежде ему пришлось бы раскрыть все тайны перед этой.

 

С трудом дождавшись приемлемого дня для посещения особняка с точки зрения тактичности, я полетела туда на всех парусах, стараясь тем не менее побороть свои неуместные порывы. Тщетно.

 На город уже опускались вечерние сумерки, а когда передо мной предстал особняк, то он вообще утопал в густых тенях, как будто ночь в него приходила раньше, чем в другие дома. Влажный запах вечерней зелени и хвои окутывал со всех сторон, как если бы я оказалась в лесу. На темном камне особняка лежали узорчатые тени от листвы, словно паутина. Торжественный и мрачный вид его всегда заставлял сердце сжиматься. Тишина царствовала вокруг безраздельно и всепоглощающе, окутав плотной мантией все в пределах досягаемости взгляда и слуха.

Зала вся утонула во тьме. Здесь уже точно давно наступила ночь. Прорезая ночную тьму, откуда-то доносилось мерное тиканье часов, и больше никаких звуков, как показалось мне сначала.

 “М-да, что-то поздновато сюда явилась. Надо бы поторопиться”, — сказала я про себя и, не мешкая более, направилась быстрым шагом к лестнице. Однако почти сразу же слух мой уловил нечто странное, полностью в одно мгновение захватив внимание. Напрягая его, я различила чьи-то не то стоны, не то всхлипы. Слишком приглушенные и нечастые, чтобы иметь возможность понять, откуда они доносятся. Тут же во мне умер здравый рассудок, и проснулось сильное желание узнать, что же такое происходит.

Зал погряз в темной давящей темноте, и эти звуки напоминали теперь что-то из разряда завываний призраков из готических книг, накаляя атмосферу. Уловив их возможный источник, я двинулась в том направлении, откуда они могли исходить. Слева находилась огромная, покрытая искусной резьбой дверь, за которой происходило что-то непонятное. Мутная тревога поднималась во мне все больше, однако я едва ли отдавала себе отчет своим действиям.

Итак, с решительностью толкнув дверь, я вошла. Передо мной открылась другая зала, меньшая по размерам и тоже плохо освещенная. Несомненно, сейчас звуки голоса стали прослушиваться явственней, и вряд ли они могли принадлежать призраку. Жадно осмотревшись вокруг, вслушиваясь в них, словно они являлись моей единственной жизнью, я вертела головой в поисках еще одного помещения. И заметила его почти сразу же. За портьерой виднелась еще одна дверь, по идее ведущая в будуар или кабинет, в общем, в более уютную комнату. Я немедля направилась к ней и распахнула ее без каких-либо определенных мыслей и соображений по поводу своих действий, и действительно очутилась в маленьком помещении. Однако только лишь переступив порог, я остановилась, как вкопанная, поняв, что нахожусь в кругу вампиров, которые, как темные истуканы, стояли, не двигаясь и будто не дыша.

После темных и пустых кулуаров это видение казалось верхом неожиданности. Бегло осмотрев безмолвные фигуры, мне пришлось попытаться понять как можно быстрее следующее: убьют ли меня сейчас или сначала выслушают. Они все, как один, обернулись в мою сторону, но на лицах их читались разные эмоции: кто-то смотрел на меня с откровенной злобой, кто-то еще и с удивлением, кто-то равнодушно (как показалось мне). Но в любом случае они явно испытывали удовольствие по поводу моего вторжения, чего и стоило ожидать.

Быстро переведя взгляд на то место, которое они окружили, я заметила еще одного вампира. Это была девушка или, скорее всего, девочка. Вид ее поразил настолько, что я на мгновение забыла не только о недружелюбно настроенных вампирах, но и об опасности. Она лежала на кушетке, совершенно истощенная. Почти синяя с полупрозрачной кожей, тощая и хрупкая и на вид точно младше меня. С кукольной внешностю, словно она сошла с картинки: огромные красивые глаза, маленькие капризные губки и вздернутый носик — от нее невозможно было оторвать умилительного взгляда. Умели ли вампиры плакать? Так как лицо девочки выражало именно эти эмоции, а точнее муки рыданий, но ее щеки оставались сухи, и из глаз не лились слезы. Тем не менее выглядела она так, словно давно уже исходит невидимыми рыданиями. Клыки впились в нижнюю рубинового цвета губу… Картина очень походила на ту, которую я наблюдала когда-то.

Созерцание мое длилось около минуты. И только я успела подумать: а не она ли встретилась мне тогда в комнате, когда еще передо мной в темных лабиринтах выросла фигура вампира, как эту мысль прервал вопрос, больше похожий на угрозу:

— Что тебе нужно здесь? Как ты вообще сюда попала?

— Я вижу сквозь стены и читаю мысли, — небрежно бросила я, мельком оглядев остальных и вдруг разозлившись. Эта извечная их враждебность и даже в таком вот случае только раздражала. И так понятно: девочке нужна кровь.

На мгновение, может быть, некоторые вампиры опешили, но быстро обрели свой злостный вид.

— Уходи, нечего тебе здесь делать! Или я забуду все запреты Керрана, — бросил другой.

Они отошли от девочки, загородив ее, встали стеной против меня, как грозное воинство. Я никого среди них не знала, чтобы иметь возможность обратиться за предполагаемой поддержкой, да и комната утопала впотьмах, и временем, чтобы иметь возможность разглядеть всех, я не располагала. Лица их освещала пара-тройка свечей, давая очень скудный свет.

Не теряя времени, я оголила руку и протянула ее к ним.

— Девочке нужна кровь. У вас безвыходное положение, вижу, — стараясь держать себя в руках, произнесла я, — так вот…

Они застыли, не ожидая от меня такого поступка. Я сделала шаг вперед, некоторые расступились, но другие сообразили быстрее.

— Этого нельзя. Убирайся отсюда! — прошипел один, обнажив свои белые клыки, глаза его полыхали поистине животной яростью, а зрачки налились кровью.

— Если Керран узнает, что ты здесь, нам всем придется плохо, — бросил другой. — Уходи.

— Не уйду. Не понимаю, предлагая вам свою кровь добровольно, я рассчитывала на ваше немедленное согласие. Так позвольте помочь!

Я сделала еще пару-тройку робких шажков, понимая, что уже стою в окружении вампиров и защиты у меня никакой. Еще несколько из них расступились, другие, наоборот, с предостережением двинулись на меня. Один из них схватил меня за протянутую руку и, убирая ее, начал было теснить к двери со словами:

— Сказали же, уходи. Без тебя справимся! Керрану дорого обойдется твое присутствие. В своей смерти останешься виновата сама!

 

Положение мое оказалось безнадежным. Вот-вот перед моим носом должна была закрыться дверь таинственной комнаты, оставив меня в неизвестности. Но тут вдруг откуда-то возник Эдвард, резко отодвинув своего друга со словами:

— Подожди. Не спеши. Только она сможет помочь нам. Во всяком случае она не случайно оказалась здесь.

 Чрезмерно серьезный он едва ли взглянул на меня, занятый тем, что ему сейчас предлагалось сделать. Я просияла, и тяжелый ком, который поднялся внутри, как только я оказалась в комнате, тут же исчез скорее от того, что появился Эдвард, ведь ему можно было довериться.

Он опять взял мой голый локоть и потащил к девочке. Та, казалось, не видела и не слышала ничего вокруг. Глаза ее то пусто блуждали по помещению, то закрывались. Эдвард подвел меня к ней и тут же не мешкая принялся за дело.

— Нужно немного крови. Она не может привыкнуть к таблеткам. Я сделаю неглубокий надрез, потерпи.

В голосе его слышались нотки вины, казалось, он успокаивал меня.

— Ничего. Я готова.

Остальные вампиры покорно отступили. Но, ох, как явственно на их лицах читалась бессильная злость, но не на меня, а на то, что им пришлось обратиться ко мне.

Среди них имелись те, кто все еще продолжал высказывать недовольство вслух обрывчатыми фразами, но мешать не решался.

Эдвард слегка надрезал мне венку, конечно же, жуткая боль пронзила сердце, я с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть и не потерять сознание.

— А теперь надо все делать очень быстро, чтобы Керран не учуял запах крови и не пришел сюда.

Он быстро поднес мою руку к лицу девочки. Капли крови начали падать ей на губы, и тут произошло удивительное, я даже забыла о своей боли. Это существо, по-другому и не назовешь, моментально вернулось к жизни, к сознанию. Капризный и жадный взгляд заискрился и, можно сказать, обезумел. Она вцепилась мне в руку так, словно и не умирала минуту назад и ее гримасы являлись лишь только трюками.

Несмотря на это, она пробуждала к себе жалость. Если бы только от меня зависело ее спасение или предоставление ей крови постоянно, я бы не раздумывала ни минуты и пожертвовала бы своей кровью столько раз, сколько необходимо.

 Но, увы, мое тело не располагало достаточным количеством крови, что я почувствовала уже минуты через две. У меня появились признаки легкого недомогания,  злясь на свои скудные возможности, я старалась держаться. Бросив рассеянный взор по сторонам, чтобы как-то отвлечься от боли, я заметила жадные взгляды остальных вампиров. Их глаза горели таким ненасытным огнем, что мне только сделалось хуже, и я предпочла отвернуться.

— Хватит, все! — поспешно пробубнил Эдвард, вырывая у нее мою руку, — ненасытное создание!

Девочка, конечно, никак не желала отдавать кому-то свое лакомство, и на ее лице появилась все та же до боли невыносимая капризная гримаса, и снова эффект, будто ее сотрясают невидимые рыдания. У меня сердце разрывалось от ее вида, но помочь я ей, как оказалось, мало чем могла.

— Мне хочется артериальной крови, она вкуснее… это венозная… Дай мне артериальной, — хныкала она.

Я не разбиралась в медицине, поэтому не поняла, что именно она имеет в виду под этими видами крови, и тем более сбоку начал уже злиться Эдвард.

— Хватит! — он рванул руку так, что девочке пришлось выпустить ее. — Черт подери, имей совесть, Изольда!

На это ответом ему явились капризные полустоны и хныканья.

Кто-то подал ему бинты и повязку, которые он схватил и ловко перевязал руку.

— Теперь надо уходить, иначе нам всем попадет. Пойдем!

Он не дал мне и минуты, чтобы прийти в себя. Я поплелась за ним, чувствуя, что сил во мне значительно поубавилось. Пожалуй, теперь настала моя очередь хныкать.

— Лучше тебе не появляться здесь пока… — начал говорить он, повернув ко мне голову, и осекся. — Тебе плохо? — в голосе его прозвучал испуг, я не видела его лица, так как понуро смотрела вниз. Видимо, я побледнела, и вообще потеря крови сказалась на мне так, что Эдвард без слов подхватил меня на руки и пулей выскользнул во двор. Я даже и заметить не успела, как оказалась в машине.

Он повис одной рукой на дверце, другой облокотился о крышу и, заглянув в салон, спешно проговорил:

— Пока рука окончательно не заживет не приходи сюда, во имя нашей общей безопасности. Керран чувствует все. Твой свежий надрез, в котором все еще пульсирует кровь, и его причину он поймет моментально…

Мне показалось, что вид у него растерянный, озадаченный и виноватый, сейчас он скорее походил на обычного человека, чем на неприступную вампирскую скалу.

— Спасибо, — тихо пробубнил он после небольшой паузы и захлопнул дверцу.

Меня доставили домой. Потом воспоминаний никаких не осталось, так как я сразу же уснула.

Пробуждение наступило от того, что рядом происходила какая-то суета. Неизвестно, сколько времени длился мой сон и какое теперь время суток. Голова кружилась так, словно меня усадили на карусель, и все еще чувствовалась слабость. Открыв глаза и более или менее собрав оставшиеся силы, я с досадой заметила, что рядом находится мой друг. Держа в руке чайник с заваркой, он выглядел обеспокоенным.

— Что ты тут делаешь?

— Это ты мне лучше скажи, что происходит. Ты ни жива ни мертва.

— Нездоровится, — устало вымолвила я и отвернулась, желая избежать ненужных разбирательств.

— Черт подери, Кеева! Куда ты ввязалась, я не пойму?! Что происходит! Кто тебе угрожает, скажи мне!

— Никто. Все хорошо!

— Не может быть, я вижу, как все хорошо, — передразнил он.

— Мне надо поспать, ты не мог бы помолчать…

— Меня впустил сюда какой-то странный парень, сказав, что тебя нужно пить как можно больше чая. Это что за чушь?

Я вздрогнула и тут же проснулась. Слабость как рукой сняло, зато взметнулась злость на Эдварда. Зачем он открыл себя, значительно все усложнив. Ух, потом я ему устрою!

— Давай сюда, — устало пробубнила я, стараясь сохранить свой больной вялый вид, что мне неплохо удавалось.

Он молча протянул кружку, пожирая меня глазами. Внутри него все так и кипело, если бы не слабость, он бы съел меня со всеми потрохами.

— Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось, слышишь! Кто бы он ни был и какая бы опасность мне ни угрожала, я не позволю, чтобы тебе делали плохо!

— Спасибо. Не стоит так беспокоиться, все нормально, а если будет плохо, то непременно дам знать тебе.

Как можно быстрее выпив чай, оказавшийся жутко крепким и сладким, я опять впала в дремоту и не заметила, когда ушел мой друг. На следующий день возле меня уже никого не было. О, какое облегчение! Через несколько минут на тумбочке я обнаружила записку от Алекса. В ней говорилось, что он оставил меня отдыхать одну, пока я не посчитаю нужным позвать его. Далее повторялось все то же, что он уже говорил лично.

Вздохнув, я отложила ее в сторону и тут же о ней забыла.

Слабость все еще оставалась, мозг едва ли соображал. В таком состоянии на работу показываться не имело смысла, и для директора я сказалась заболевшей. Баррон с легкостью отпустил меня, пожелав скорейшего выздоровления. Дома я просидела дня три, все это время думая о произошедшем.

Жутко было представить, что Керран может узнать о моем поступке, поэтому об этом я предпочитала не думать для сохранности своих нервов. Зато из головы не выходила та девочка. Я ломала голову над ее таинственной странностью и над тем, что с ней случилось.

Вывод напрашивался в итоге такой: она оказалась настолько слаба, что ее организм не воспринимал таблетки или же не впитывал как положено содержащиеся в них вещества. Как тогда она умудрялась жить среди них? Как они могли поддерживать ее такую слабость? Хотя для нее одной можно было бы найти крови, это не так уж и сложно.

Я вспоминала ее страдальческое личико, похожее на обиженного херувима.

Ее светлое старомодное платье в кружевах, удивительно подходящее ей. Я бы, пожалуй, взяла ее к себе и ежедневно заботливо потчевала кровью, как прилежная мать кормит ребенка кашей. Однако она скорее годилась мне в младшие сестренки. Только вот до безумия детское лицо сбивало с толку, заставляя думать, что перед тобой беспомощный младенец.

Смотря на свою ранку, сделанную ланцетом очень искусно, я раздумывала над тем, когда же она затянется. Благодаря Эдварду надрез получился очень аккуратным, с леску толщиной, но глубоким, поэтому все еще ощущалась боль. Неужели Керран учует даже такой комариный укус? Я верила в это только потому, что предостережения Эдварда напугали меня, и скорее из-за них, чем по другим своим предположениям желательно было сидеть дома как можно дольше.

Совесть у Эдварда, похоже, отсутствовала, так как он ни разу не пришел проведать меня. Это ладно, но я так хотела спросить у него, когда же можно будет вновь прийти!

Так прошла неделя. Я постоянно смотрела на свой порез, как на часы, мысленно ускоряя его заживление. Баррон ворчал по поводу моей рассеянности, но зато он ничего не знал.

Он не знал о визитах в особняк, и это меня совершенно устраивало. Я не хотела ему говорить об этом, но и не делала из моих посещений тайны. Скорее, подсознательно желала добиться результатов, чтобы потом было что предъявить. В конце концов мои действия не были направлены во вред Баррону, поэтому ему не пришлось бы злиться на меня. А узнай он об этих визитах, я бы не стала отрицать.

 

Третья четверть: убывающая луна

 

Войдя в его кабинет, я в нерешительности остановилась у двери, так как во мне ни с того ни с сего появилось дурацкое чувство страха. А когда он обернулся, оно уже стало неконтролируемым.

Он смотрел на меня с подозрительной внимательностью, а я все еще лелеяла надежду, что все обойдется, успокаивая себя тем, что рана совершенно зажила.

Таким образом мое лицо постоянно меняло выражения, наверное, я смотрелась глупо. Слабое существо, играющее с могущественной волей вампира. Кому я дерзнула бросить вызов? Если бы мозг признал это, но он сопротивлялся категорически и, видимо, безвозвратно ослеп.

Керран оказался около меня за несколько больших шагов и, не успела я опомниться, схватил за руку, и задрал рукав.

Я ойкнула от неожиданности и боли. Побледнев, тут же почувствовала себя маленькой букашкой, которую сейчас обязательно раздавят, но все еще старалась сохранить напыщенное грубое спокойствие, авторитет слона.

Он вперил острый взгляд в белую нить затянувшейся ранки и отрезал:

— Я так и думал.

 Из груди его вырвался вздох.

Мое сознание отключилось. Снова я не знала врать ли ему или нет. Какой раз он уже кидал двусмысленные фразы.

— Кто напал на тебя? Кто все это устроил? — прогремел он, сверля мое лицо своими темными блестящими глазами.

— Никто, — прошелестела я, чувствуя близкую кончину.

 — Не лги мне! Отвечай, как все произошло!

 — Неужели ты учувствовал зажившую уже рану?

 — Нет, конечно. Но когда Эдвард вынес тебя на руках из особняка, мне показалось это подозрительным.

Тут все стало ясно. Он либо наблюдал в окно, либо случайно заметил наше с Эдвардом прошлое предприятие, теперь превратившееся в осечку.

 — Сейчас я убедился, и мои подозрения подтвердились. Что произошло?

 — А разве ты сам уже не знаешь?

 — Я хочу все услышать от тебя лично.

 — Ничего страшного не произошло. Ничего такого, что угрожало бы моей жизни. Я добровольно отдала свою кровь, так что тут только моя вина.

 — Cколько раз мне еще повторять тебе, что опасно связываться с нами! — вскипел он, испепеляя меня взглядом, — твоя беспечность только раздражает! Я слушаю тебя.

Вздохнув, я рассказала ему обо всем как можно короче, уложившись в пару предложений. Совсем не хотелось делиться впечатлениями под тяжелым взглядом Керрана, из-за которого в горле постоянно поднимался ком, сбивая голос на хрип.

Ему этого вполне хватило, к моему некоторому облегчению. Он не стал более расспрашивать о происшествии, зато взялся за другое.

 — Я запрещаю тебе жертвовать собой. Ты слышишь? Ты ничего этим не изменишь, только себе навредишь. Я знаю, что говорю, поэтому не делай так больше! Или же мне придется запретить тебе приходить сюда.

Ему можно было сказать только последнюю фразу, чтобы заставить меня испугаться как следует.

Застыв, я смотрела на него во все глаза и молчала. В голове царил совершенный ужас, вызванный этой фразой, кажется, и дар речи тоже исчез.

 — Обещай, что ты больше этого не сделаешь. Мне нужно только это сейчас от тебя, — произнес он, видя, что напугал меня.

 Теперь его голос походил на голос назидательного учителя, который отчитывает провинившегося ученика.

 — Обещаю, — с готовностью и виноватым видом произнесла я, радуясь, что отделалась так легко и гром уже отгремел.

 — Почему в который раз я слышу, что они боятся тебя, твоих действий? Ты наказываешь их за это? За нападение на человека? Только поэтому я не сказала тебе. Прости меня.

Он высокомерно поднял голову и, сверкнув холодным взглядом, ответил:

 — Не важно. Не нужно пригревать на своем сердце змею, она тебя непременно ужалит. Постарайся понять хотя бы это. Когда поймешь, тогда и продвинешься вперед, и будешь уже размышлять над другим. Пока озадачь свое ненасытное воображение этим заданием и разбирай его до тех пор, пока не усвоишь.

Он замолчал, отойдя от меня. Я как стояла у двери, так и осталась там. Наверно, лучше было бы уйти, чтобы не раздражать его своим присутствием. Я как раз раздумывала над этим (мне очень этого не хотелось), но он заговорил.

 — Прости за грубость. Меня трудно вывести из себя, но твоя беспечность выведет кого угодно. Как Баррон умудряется работать с тобой, не пойму. Ты вечно ищешь проблем на свою голову и приправляешь их к тому же упрямством. Надо быть достаточно податливым, чтобы смочь принять все это.

 — Баррон хороший человек, хотя и пытается изобразить из себя кого-то другого, чужого и деловитого…

 — Пожалуй, скажу ему, чтобы он нанял тебе охрану, — перебил Керран, — иначе мы рискуем тебя потерять с твоим безрассудством. Держу пари, он дорожит тобой как сотрудником, уверен, он поймет меня.

Я уставилась на него, не понимая, шутит он или говорит вполне серьезно.

 — Не надо охраны. Все мои действия обоснованы. Надеюсь, это была шутка.

Он криво усмехнулся. Теперь к нему вернулась былая мягкость, и взгляд приобрел бархатистость, действующую на меня, как бальзам.

 — Как знать, — бросил он, пожав плечами.

Наступило молчание. Меня непредсказуемость итога нашей беседы  настолько выбила из колеи, что нормального разговора теперь не вышло бы и разумней было уйти. Помучившись пару минут, я, скрепя сердцем, сообщила об этом Керрану. К моему удивлению и негодованию, он не стал возражать. Видимо, я тоже как следует подпортила ему настроение. Не сумев удержать вырвавшийся вздох, я расстроенно побрела к двери.

— Запомни, я запрещаю тебе жертвовать собой! — догнал меня его голос. Я остановилась и обернулась. — Не хочу, чтобы они причиняли тебе боль.

Меня удивило его странное высказывание, опять-таки двусмысленное. Как будто бы он был человеком или как если бы я имела какую-то невиданную ценность в глазах вампира. Не найдясь, что бы ответить на это, я молча кивнула и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.

 

 

Чувствуя себя донельзя виноватой, я не появлялась в особняке около недели, а то и больше. Чтобы отвлечься, пришлось с головой уйти в работу, в мои изучения и вопросы. Я пробовала узнать что-нибудь самостоятельно о книге, которую показал Легран. И, конечно же, мои старания, хаотичные и не имеющие никакой информационной поддержки, потерпели крах.

Теперь рано темнело, так как наступила осень. И мои дневные 18–20 часов, привычное время посещения особняка, превратились в сумерки, причем опасные. Я это поняла только тогда, когда оказалась в особняке, совершенно погруженном в темноту и гипнотический сон. Полнейшая тишина, нарушаемая лишь еле слышимым тиканьем невидимых часов, звук которых прослушивался, как слабый пульс: то пропадая в толще темноты, то выныривая вновь. Зал наполнила неприятная прохлада, дуло, кажется, изо всех щелей. “Ну да, — подумала я, поежившись, — зачем вампирам отопление… Даже камина, наверное, нет”.

Однако решив не вслушиваться более в жизнь особняка, я, чтобы избежать ненужных искушений и опасностей, тут же двинулась по направлению к лестнице, настроившись дойти до кабинета без приключений. Но как только достигла ее, то услышала какое-то движение возле себя, сопровождаемое стоном. Остановившись и оглянувшись, с замеревшим сердцем различила в темноте светлое пятно, сильно смахивающее на человеческую фигурку.

Это пятно двинулось, и мне показалось, что от него исходят кряхтения. В груди возникло напряжение, и откуда не возьмись поднялось любопытство. Интересно, что это за явление такое странное, не показалось ли? Раз оно находится всего в нескольких метрах от меня, то не мешало бы пойти и посмотреть.

Я направилась к тому месту и через минуту оказалась возле источника моего внимания. В темноте глаза с трудом различили ту самую девочку. Она забилась в небольшую нишу и смотрела на меня совершенно душераздирающим взглядом. Огромные глаза ее, казалось, заглатывали меня целиком, и выбраться из их омута не представлялось возможным. Залитое болезненной бледностью маленькое личико источало только страдание. На нем пурпурные маленькие губки смотрелись, словно раздавленная вишня, уголки их были капризно опущены вниз. Не удивилась бы, если бы она могла гипнотизировать, именно это у нее сейчас прекрасно получалось. Я забыла не только куда шла, но и о возможной опасности, а запрет Керрана переместился куда-то глубоко, на задворки души.

— Ты что тут сидишь? — как можно ласковей осведомилась я, радуясь, что оказалась одна с ней и могу теперь спокойно поговорить. — Тебе плохо? Что с тобой происходит?

К сожалению, девочка не настроена была разговаривать. Ответом явилась тишина, что немного расстроило меня. Однако она тут же изобразила на лице плаксивую гримасу, и дыхание ее участилось. Взгляд сделался жадным, а значение его достаточно красноречивым.

Я заколебалась, осмотревшись по сторонам. В сердце всколыхнулась тревога. Жутко захотелось помочь ей, но тогда… Я даже представить боялась, что меня ожидает. Уйти от этого ребенка — дело совершенно тщетное.

— Как ты бедняжка живешь среди них, а? Они тебя кормят вообще?

Девочка двинулась, выражение ее лица стало еще капризнее, казалось, она вот-вот заплачет.

 — Ладно, только чуть-чуть и по-быстрому. Обещаешь? — прошептала я, закручивая рукав дрожащей рукой, чувствуя, как моя оголенная рука, предназначенная в жертву, тоже затряслась и покрылась мурашками. Она, проигнорировав мои слова, уцепилась за руку своими маленькими холодными ладошками и, рванув к себе, вонзила в теплую плоть маленькие клыки. Я даже понять ничего не успела, зашипев тут же от боли, создаваемой ее клыками, но заставила себя успокоиться. Все мои чувства отключились разом. Чем в этот момент я отличалась от нее? Одно животное питалось за счет другого, потерявшего все человеческие страхи и эмоции. Едва ли я отдавала отчет своим действиям.

Прошло около минуты, как за моей спиной возникло легкое движение. Обернувшись, я вздрогнула, и рука моя дернулась. Вместе со стоном из меня вырвался возглас неожиданности. Рядом стояла Петра и смотрела на меня, скрестив руки на груди. Лицо ее исказила надменная гримаса и еще какая-то сильная эмоция неуловимого значения, но, определенно, она вызывала во мне жуткий дискомфорт. Я было хотела вырвать руку, испугавшись присутствия Петры, но девочка сжала ее, словно тисками. Тут во мне действительно стал подниматься страх, и в памяти оживал запрет Керрана, постепенно убивая меня. Однако Петра молчала и смотрела, ничего не предпринимая. Глаза ее в темноте блистали, как холодный лед. Она даже и не думала двигаться и вообще выразить даже малейшие эмоции на своем лице. Я поняла, что она, в общем-то, не против этой безрассудной инициативы.

 — Только немного. Сюда может явиться Керран, — ответила она вдруг, но явно через силу, — понаблюдаю пока за обстановкой, хотя не в моих интересах спасать тебя.

Сейчас я чувствовала себя узником, брошенным на волю палача, точнее, нескольких палачей. У меня даже рукой не получалось пошевелить, это кровососущее насекомое уцепилось за нее мертвой хваткой, а помочь мне было некому. Я чувствовала, как колотящееся в бешеном ритме сердце выросло до размеров тела, полностью заняв его. Хлопая глазами, я беспомощно смотрела на Петру, как младенец, не понимая ничего. Петра, наверно, жаждала моей смерти и объявила бы ее Керрану как случайность: сама виновата, не успела помочь, было поздно и т.д.

Все тело похолодело и покрылось испариной (видимо, это спасло меня от быстрой потери крови). Боль в руке от зубов стояла нестерпимая, к тому же к ней еще прибавился страх за то, что я могу стать вампиром или умереть. Однако подумать об этом я толком не успела, так как Петра вдруг забеспокоилась и, завертев головой, принялась втягивать носом воздух. Ее беспокойство передалось и мне, но в отличие от нее я оказалась совершенно беспомощна.

 — Каэлан здесь, черт бы его побрал, — процедила она, — давай, живо!

Она бросилась ко мне и с этими словами принялась активно высвобождать руку. Девочка задвигалась, застонала, закапризничала и вцепилась в нее еще сильнее, причиняя адские боли, которые вырвали стон из моей груди. Кажется, я почти теряла сознание, все закрутилось будто в тумане, происходящее едва ли осознавалось мною. Кроме темноты, я не видела ничего вокруг, где-то рядом гуляло учащенное дыхание вампирши, которая тщетно пыталась вытянуть мою онемевшую руку из оков. Первородный хаос окутал все вокруг, а в нем двигались какие-то призрачные тени.

Я чувствовала, как в Петре растет огромный ком страха и от ее величественной натуры не остается почти ничего.

 — Изольда, оставь! Слышишь, отпусти! Здесь Каэлан. Будь ты проклята, ненасытное чудовище! Кто только создал тебя?! — негодовала она чуть ли не плача.

Мы втроем не успели ни понять, ни заметить, каким образом возле нас возник Керран. У него словно было несколько рук: одной отшвырнул Петру так, что она отлетела ошарашенная, другой вырвал мою руку у девочки и ударил ее по лицу с такой силой, что бедное создание, вскрикнув, со всего размаху ударилось о стену.

Я осталась стоять так, как и стояла, тяжело дыша, непонимающе слепым взглядом смотрела в темноту. Я видела только мучительное выражение лица бедняжки и ее боль. Снова стало жаль ее. Как он мог ударить столь беззащитное существо? Какая жестокость!

Тут же внутри взметнулись злость, негодование вперемешку с уже имевшимся страхом и чувством неизбежно подступающей дурноты. Я хотела вступиться, но не нашла в себе силы, а последующий повышенный тон Керрана и вовсе отбил у меня это желание и заставил задуматься в первую очередь о себе (что следовало сделать раньше).

 — Как ты посмела не предотвратить это?! — зашипел он на Петру, — ты же стояла рядом!

Я слышала, что он задыхался от гнева, хорошо, что в этот момент не видела его лица, иначе не знаю, что бы со мной сделалось.

— Ты стояла и смотрела? Если бы я не успел? Изольда могла убить ее в два счета! Если у нее нет ума, ты, кажется, претендуешь на него. Или я ошибаюсь? Ты ослушалась меня, как ты посмела ослушаться?!

 — Она уже находилась здесь, — ответила Петра сквозь прерывающийся запыхавшийся голос, — когда я пришла. Так что спроси лучше ее. И вообще ты сам виноват, зачем допускаешь ее сюда?! Да еще смеешь упрекать меня за что-то. Жалуйся теперь себе.

 — Не важно, ты ослушалась меня! Ты все видела и посмела бездействовать, — его фраза прозвучала как приговор, от которого даже мне стало плохо, а уж Петре и подавно.

 — Я не обязана защищать ее. И если бы она и погибла, то только по своей оплошности! При чем тут я опять? — попыталась огрызнуться она.

Он перевел свой взгляд на меня. Не знаю, благодаря каким силам я держалась, наверно шоку, но чувствовала, что теперь похожа, скорее на марионетку. И даже не отдавала отчета, как по запястью капает на пол густая темная кровь.

 — Как ты могла, — обратился он ко мне, — ты забыла мой запрет? Она же чуть не убила тебя! Если бы я не оказался рядом…

В голосе его отражалось столько боли, что у меня из глаз хлынули слезы. Тут я осознала всю свою беспомощность, весь ужас ситуации, и на этом силы мои иссякли, я почувствовала, как падаю.

Однако Каэлан подхватил меня, обвив руками, словно мягким теплым покрывалом. Он прижал меня к себе, как ребенка, нежно и заботливо. Если бы мое состояние позволяло размышлять здраво, я бы покраснела и вообще…

Но даже сейчас сердце вздрогнуло от его прикосновения, я поняла, что в его объятиях мне ничто не угрожает. Сейчас только безропотно погрузилась в небытие, полностью доверившись ему. Хорошо, что мне не удалось увидеть в этот момент Петру, лицо ее походило на лицо Горгоны — это мне представлялось уже позже и не иначе как с содроганием.

 

Очнулась я, к своему вялому удивлению, на которое только был способен мой организм, у себя дома в темноте. Лишь на маленькой лестничной площадке, ведущей в гостиную, горел один светильник.

Открыв глаза, я привыкала к темноте. Голова кружилась, перед глазами плавали и вращались разноцветные круги и вспышки, из-за чего приходилось моргать чаще, чтобы избавиться от этих угнетающих наваждений. Параллельно в груди начала подниматься обида, так как меня опять оставили одну.

Испустив слабый вздох, я двинулась, намереваясь перевернуться на бок, и тут же услышала сбоку от себя шорох. Повернув голову в направлении шума, я заметила Керрана. Он находился у меня в комнате, рядом с моей кроватью! Хлопая глазами, щуря их, не верила в это чудо. Однако глаза не обманывали. Керран собственной персоной сидел на стуле рядом с кроватью.

Тут же ко мне вернулись все чувства и воспоминания разом, и огромные тяжелый ком вжал меня в кровать, мешая дышать. О, больше всего на свете сейчас я жаждала провалиться сквозь кровать и пол куда-нибудь туда, где до меня бы не достал взгляд Керрана и где не звучал бы его голос! Он взглянул на меня. В темноте я едва ли могла разглядеть его лицо, и сама еще не успела окончательно очнуться, из-за чего пришлось ускорить мозговую деятельность. Он прибывал не то в апатии, не то в каком-то сонном раздумье. Вместо привычных блестящих глаз на меня смотрели две бездонные дыры, а безжизненное лицо не заключало в себе никаких эмоций.

 — Очнулась, — сухо констатировал он, — как себя чувствуешь?

 — Нормально, — пролепетала я, не сводя с него глаз, отчаявшись уже придумать что-нибудь дельное в свое оправдание и лишь ожидая приговора.

Он неслышно поднялся со стула и, подойдя ближе, взял в свою ладонь мое запястье. Хотя он явно старался ограничить площадь прикосновения, аккуратно сжав худенькое запястье между двумя пальцами, однако по мне пробежал разряд тока от его прикосновения. В первый раз сейчас оно носило достаточно близкий характер, и мне бы хотелось, чтобы оно длилось вечно.

Он не смотрел на меня. К моему огорчению, почти сразу же отпустив руку, сдвинул брови и отошел под моим пристальным взглядом.

— Тебе надо восстановить силы, слабый пульс. На столике чай и шоколад. На кухне фрукты.

Голос его звучал сухо и с напряжением. Не трудно было догадаться, какие чувства он сейчас испытывал после моего “бравурного” поступка.

Мне не потребовалось поворачивать голову, так как я уже чувствовала сильный аромат крепко заваренного напитка.

— Прости, — выдавила я из себя, понимая, что меня может ожидать ужасная участь, — это я виновата. Она действует на меня, как гипноз. Моя кровь — это добровольная жертва. Если честно, я даже не знаю, что нашло на меня. Наверное, такому поступку нет оправдания.

Он не отвечал, отвернувшись к стене. Однако заговорил спустя несколько мгновений.

— Я уже говорил с тобой об этом. Неужели мое слово теперь ничего не значит? Открыв дружелюбно наш дом, я взял с тебя обещание соблюдать наши законы, поэтому твои оправдания бесполезны в данном случае.

— Понимаю, но пойми и ты меня. Войдя в ваш дом, я хотела быть полезной хоть чем-то, хотела вашего доверия. Но, к сожалению, все, чем я могу быть полезна, это, видимо, моя кровь. Ну что ж, мне не жалко отдать ее, особенно если могу помочь тем самым. Если в моих силах угодить или спасти хотя бы одного вампира, то почему бы нет…

— Угодить?! Ты рассуждаешь, не зная всей сути вещей! Она чуть было не высосала из тебя всю кровь, и ты думаешь, что осчастливила ее этим?! Ты думаешь, твоя кровь удовлетворила бы ее потребности?! Да она убила бы тебя и глазом не моргнув! —сокрушался Керран. — Ее жажда бы все увеличивалась: она убила бы одного, потом другого. И ты думаешь, ей было бы дело до этого? Запомни, вы для нас лишь жертва и не более того! Ваша кровь не заглушит никогда нашей жажды, ее никогда не будет достаточно. Это животное, которое никогда не оценит твою помощь, но воспримет ее как должное. Оно будет жить, а ты умрешь тут же. Какова цена? Зачем рисковать данным свыше сокровищем ради таких, как мы?

Он смолк, бессильно опустившись на стул. Темные, как смоль, волнистые пряди закрыли его лицо, так как он опустил голову, а белые, всегда изящные, как у мраморной статуи, кисти рук сейчас обмякли, безжизненно свешиваясь с подлокотника.

Нельзя было усомниться в очевидности его слов, но все же мне не хотелось лишать себя единственной привилегии.

— Это единственное, что я могу дать вам. Я видела, что девочка нуждалась в крови, иначе бы она умерла. Ее организм не принимал таблетки.

— Это не твои проблемы! — огрызнулся он и после паузы добавил уже мягче, — не стоит испытывать жалость к вампирам, она — ловушка. Ты ничем ей не помогла, поверь мне, а сама еле осталась жива. Если бы я появился минутой позже…

— Признаю, что поступила крайне необдуманно, предоставив ей руку. Я не буду делать так больше, но все же можно найти другие выходы…

Речь моя звучала крайне неубедительно и виновато из-за страха, что Керран разозлится.

Он метнул на меня острый взгляд, быстро поднялся со стула и подошел к окну.

— Я запрещаю тебе отдавать свою кровь, — проговорил он, взвешивая каждое слово, желая донести смысл до моего упрямого сознания, — мы не стоим и капли этой драгоценности.

— А если будет безвыходная ситуация? — перебила я.

— Я запрещаю, слышишь!  —  прогремел он, резко обернувшись. Мне показалось, что в его внешности и голосе есть что-то еще, чего он пытается утаить или не договаривает. Сквозь толстый слой его фраз просвечивал еще один, не менее весомый смысл всех его запретов.

— Если ты хочешь быть полезной, то ты избрала неправильную дорогу. Не надо стремиться к тому, что ложно. К тому же нам не нужна помощь человека, мы ясно даем понять это.

— В таком случае надобность во мне отпадает и в Барроне тоже… Мы мешаем вам? Мне больно осознавать это и не хочется мириться с таким положением вещей.

Скрепя сердцем выдала я очевидный факт, боясь, что он согласится со мной. Его согласие само собой обесценит наши с Барроном потуги.

Он молчал, причиняя мне этим дополнительную боль.

— Это не совсем так, — отозвался он, не глядя на меня, — людское общество не позволяет нам дичать. Вы с Барроном удивительные люди, я не устаю поражаться вам… — тут он замолчал, но спустя мгновение продолжил, — ты очень чуткая и внимательная, мне порой кажется, что ты видишь меня насквозь. Никогда раньше не испытывал такого влияния со стороны человека. Мне вполне достаточно твоего присутствия и не нужно геройствовать. Баррон искренний и надежный. Приятно иметь дурга, который всегда готов помочь и при этом не лезет в частную жизнь… Во всяком случае мне приятно считать его своим другом.

— Но я хочу быть полезной не только тебе, но и остальным. Мне не хочется ловить на себе косые злобные взгляды. Что тогда я делаю на вашей сокровенной, как ты говоришь, территории, если от меня никакой пользы?

— Ты не завоюешь их привязанность с помощью крови! — голос его снова превратился в лед, — я не позволю тебе потерять даже каплю ради них! Чтобы ты не делала, я в любом случае все узнаю, учти. Если ты ослушаешься меня… — тут он снова запнулся и произнес глухим могильным голосом, — мне придется прервать существование того, кто осмелиться забрать человеческую жизнь.

Я вздрогнула не веря своим ушам. Неужели он смог бы так поступить? Образ Керрана совершенно не вязался с жестокостью или убийством. Для меня он имел настолько идеальную огранку, что представить в ней изъяны просто не позволяло воображение. Тут же вспомнилось иссохшее тело Петры и искренние страхи других вампиров, их частые предостережения. Они действительно боялись его.

— Так значит, — опешив, пробубнила я, вглядываясь в его профиль до рези в глазах, — это ты чуть не убил Петру? Тогда вот какое “наказание” ожидает их? Это правда?

— Да. Этот способ единственно действенный, чтобы отбить у них охоту преследовать людей. Наказание жестоко, но они его вполне заслуживают. Отнятие жизни должно караться смертью.

К горлу привалил огромный ком, мешая дышать и вообще произнести хоть слово. Верить в такую жестокость Керрана очень не хотелось.

— Но, но ведь… это же слишком! Они подчиняются тебе, ты ими раскидываешься, как мусором! Неудивительно, что они недовольны тобой! Каэлан, ты идешь к пропасти с завязанными глазами.

— Мне нечего терять, мой путь уже давно избран. Я действую так, как диктуют мои убеждения. И не считаю свои действия несправедливыми. С моей стороны они никогда не терпели принуждения, они сами идут за мной. Их право отвернуться от меня.

В голосе его звучала грусть, из-за чего мое сердце болезненно сжалось. Меня поражала его обреченная покорность неизвестно чему. Он прилежно склонил голову перед тем, с чем имел силы бороться и подчинить себе. Но он не то ли не хотел, не то ли устал, не то существовала другая причина. Все эти обстоятельства возмущали до глубины души, но положение мое было таково, что приходилось молчать.

— Тебя это не касается, не забивай голову. Подумай лучше над своим поведением, чтобы впредь не создавать проблем никому. Я хочу видеть тебя живой и здоровой. Это ведь не так уж сложно, правда?

Он вернулся на свое место и сел. Я откинулась на подушку, почувствовав, что его гнев уже иссяк и все снова обошлось. Сколько раз, интересно, мне будут сходить с рук безрассудства? Хотя и перспектива страданий по моей вине других тоже не утраивала. Сердце дрогнуло, когда я посмотрела на него. И тут же пришли мысли, в которые я жутко хотела его посвятить, но не решалась.

Несколько мучительных минут прошли в раздумьях.

— Каэлан, — позвала я, испугавшись вдруг своей инициативы. Он взглянул на меня. — Кому бы я с удовольствием отдала свою кровь, хоть всю, так это тебе. Я была бы счастлива даже…

— Ты что глупости говоришь?! — он отпрянул от меня, словно во мне сидела чума. — Снова за свое?

— Я серьезно говорю.

Мой проникновенный взгляд, которого он явно испугался, подействовал на него, как ушат холодной воды. Вскочив со стула и отвернувшись, он поспешно проговорил:

— Тебе надо отдохнуть. Кажется, у тебя началась мания самопожертвования.

Увы, сказать ему гораздо больше было нельзя, но мои мысли достаточно ясно отразились во взгляде. Наверно, он понял это и против воли выдал себя, но все же воспользовался теми же словами-шаблонами, дабы скрыть свои истинные мысли. Между нами повисло напряжение, которое он поспешил прервать.

— Я пойду. Отдыхай.

Он моментально вышел из комнаты, не дав мне ответить, а потом уже послышался щелчок входной двери.

Подавшись было за ним, я замерла, оставшись одна. Посозерцав пару минут пустоту перед собой, взгляд мой упал на тумбочку, где стояли кружки с чаем. Потянувшись за одной, я заметила листок бумаги. С глухой тревогой взяв его в руки, с замеревшим сердцем поняв, что это все еще лежит послание моего друга, я нахмурилась. Керран мог увидеть его. Как бы мне этого не хотелось! Ругая себя за такую оплошность, я поспешно выкинула его. М-да, он точно подумал не то, что есть на самом деле, и лучше бы он вообще ничего не знал!

Тяжело вздохнув, я закрыла глаза, чувствуя глухие удары сердца, отдававшиеся даже в висках. Голова гудела, мысли угнетали безрадостностью, несмотря на то, что все обошлось с моим проступком, и вместо того чтобы успокоиться и подремать, воображение теперь неотступно поглотил образ Керрана.

В конце концов я уверилась, что он скрывает от меня что-то. Несомненно, ему нужна была поддержка, как бы он от нее не отказывался. До боли захотелось сделать так, чтобы он доверился мне. Он страдал, его страдание передавалось мне, но я не знала причину, и от этого становилось только хуже. Неужели у него не было близкого друга, которому бы он смог доверить свои горести? Неужели он нес свой крест в одиночестве? От этого можно сойти с ума!

“Нет, — думала я, — я не отступлюсь от своего. Чтобы ни случилось, держаться в стороне у меня не получится. Чтобы он ни говорил, все равно буду делать все, чтобы поддержать его.”

 

Дома пришлось пробыть несколько дней и снова сослаться Баррону на нездоровье.

Когда я появилась на работе, Криса тут же доложила о его намерении видеть меня.

— Ты что-то бледноватая. Не выздоровела еще? — спросил он после внимательного разглядывания.

— Может быть, болезнь еще не отступила.

— Что-то ты часто болеешь последнее время.

Он смотрел на меня внимательным взором, явно заключающим в себе смысл. Я же, смотря на него, хлопала глазами, пытаясь расшифровать этот смысл.

— Так получается, — пожав плечами, рассеянно ответила я, не зная, что бы сказать подходящего.

Он вздохнул и опустил глаза.

— Ладно уж скрывать от меня, знаю, что ты бываешь у них. Мне, в общем-то, без разницы, не понимаю, зачем делать из этого тайну…

— Я и не делаю, — последовал мой спокойный ответ, — просто не считала нужным говорить, пока не налажу с Керранами отношения. Простите, если что-то не так.

— Ничего страшного. Не ошибусь, если предположу, что у тебя дела налаживаются. Это хорошо.

— Не могу пока сказать ничего определенного. Мне сложно что-либо предсказать.

— Ну в любом случае тебе легче, чем мне, старику. Ты девушка молодая симпатичная, конечно, приятней отношения налаживать.

— Не думаю, что все зависит только от этого. Вампиров не особо привлекают человеческие индивиды, — последовал полушутливый ответ. — Приходится нелегко. И я совершенно не считаю свой пол и тем более свою внешность сильной подмогой.

Баррон все это время смотрел на меня так, словно пытался прощупать душу, так что мне стало некомфортно под его пристальным взглядом. Создавалось такое чувство, что я нахожусь на исповеди. После того как я произнесла последнюю фразу и замолчала, он все еще продолжал смотреть на меня. Потом опустил взор, вздохнув при этом, к тому же мне показалось, что он напрягся.

— В любом случае… не оставляй его. Ему нужна поддержка. Не оставляй его одного — полушепотом выдохнул он, не глядя на меня.

На моем лице отразилось чистое удивление. Смотря на него, я не знала, какой вопрос лучше задать: “Что он имеет в виду, говоря так?” или “Знает ли он что-то, что заставило его сделать такие заключения?”

Он снова поднял глаза, так как я не отвечала. Наша молчанка продлилась еще с минуту.

— Не оставлю, — услышала я свой голос, словно он принадлежал кому-то другому. — А в чем дело? Есть какие-то основания для беспокойств? Вы ничего почти не рассказываете, не из чего делать выводы.

Он пожал плечами, спрятав глаза, и ответил:

— Не знаю, есть ли они или нет. Но ему сейчас приходится нелегко. Я подозреваю, что у них в клане бушуют страсти. Кто-то или что-то всколыхнуло их спокойствие.

— Неудивительно, ту политику, которую ведет Керран, никто бы не одобрил, — неуверенно ответила я, внимательно глядя на Баррона, чтобы посмотреть на его реакцию.

На лице его на мгновение отразилась скептичность.

— А что, есть что-то еще?

— Не могу быть уверенным, чтобы точно утверждать. Точно уверен только, что Керрана там не особо любят. Это тебе надо знать. Он один, думаю, ты заметила. Мне показалось, что он заинтересовался тобой. Не подумай, ничего оскорбительного я не имел в виду. Просто он увидел, может быть, в тебе того, кто не так опасен или, скорее, безвреден и чистосердечен. Я знаю наверняка, как это прельщает. Мне кажется, ты и сама все прекрасно понимаешь.

Мне ничего другого не оставалось, как кивнуть.

— Они ведь не могут поднять бунт? — боязливо осведомилась я, не желая услышать страшное.

— Кто его знает. Вряд ли, конечно, с иерархией и подчинением у них все очень строго. Керран слишком могущественный, чтобы против него вот так просто взять и подняться. Восстать-то они могут, а вот толк от этого какой?

— Тогда в чем же причина? Не понимаю.

— А ты посмотри на него. Неужели не видишь? — после паузы он произнес очевидное, и мне стало стыдно. — У него на лице все написано, разве нет? Одиночество.

Он смотрел на меня, а мой взгляд упал вниз.

— Да, верно.

Помолчав, Баррон отпустил меня на рабочее место, добавил еще, что от него можно не скрываться, и предоставил полную свободу действий.

Наконец-то он начал доверять мне и решился отпустить в вольное плавание.

— Держи меня, пожалуйста, в курсе событий. И если появятся какие-нибудь проблемы, тут же дай знать! — бросил вдогонку директор.

День выдался обычным и серым, однако я все равно задержалась в кабинете до позднего вечера и домой пошла, когда на улице стемнело.

Все никак не могла привыкнуть, что уже осень, темнеет рано, и поэтому надо бы уходить пораньше, а не тогда, когда на улице уже никого почти нет.

Мокрый от дождя асфальт переливался неоновым светом от редких фонарей. Наполненный прохладой и влажностью воздух приятно освежал голову.

Я с наслаждением смотрела по сторонам, впитывая в себя вечернюю свежесть.

Вокруг периодически возникали разные посторонние звуки или шорохи, на которые я поначалу не обращала внимания, хотя подсознание уловило их и запечатлело в себе. Так как на почве накопленной информации в течении всего времени от места работы чудилось, будто вокруг кто-то постоянно снует.

Тут проснулась моя внимательность. Оглядываясь вокруг, замечая каждую странность, я поняла, что действительно не одна. Твари? Тут же во мне начала подниматься паника. Однако здравый рассудок принялся анализировать ситуацию и сделал выводы, что тварь бы уже давно напала. Они вряд ли обладали навыком выслеживания. Тогда кто? Люди? Враги? Тоже вряд ли. Движения имели природу неслышную, странную, не подходящую для людей, они ощущались повсюду. Не за мной, не следом, неявно, но повсюду и как будто эхом. Может, это бредни или вдруг появившаяся мания преследования? Но чутье говорило обратное. Ощущения не могли подвести меня, я просто чувствовала их.

— Кто здесь? — позвала я, опасливо озираясь по сторонам. Еле заметный пар выходил изо рта, дрожащей паутиной исчезая в воздухе. Вокруг скакали тени, от которых делалось жутко, так как невозможно было понять, разыгралось ли так воображение или действительно кто-то находился рядом.

Повторив свой вопрос еще раз и также безуспешно, я заставила себя успокоиться и направить свою разбушевавшуюся чувствительность по направлению к дому. Значительно ускорив шаг и стараясь побороть волнение, я оказалась в укрытии гораздо раньше, чем рассчитывала.

То же самое повторилось и на следующий день. К тому же моя внимательность включилась сразу же, как только я покинула кабинет.

Почему-то создавалось ощущение, что шпионит кто-то из рода Керранов, во всяком случае думать в подобном ключе было бы не так ужасно, нежели чем теряться в догадках, кто бы это мог быть, кроме вампиров. В этот вечер я решила не тянуть с назначенным на конец недели визитом в особняк, тем более что Баррон передал мне как раз письмо и попросил отдать его Керрану, таким образом предоставив уважительную причину для посещения.

Сразу же на следующий день после полудня, воспользовавшись разрешением директора, сев в служебную машину, я направилась в особняк, радуясь, что можно теперь не являться к ним слишком поздно, скрываясь от Баррона.

 На этот раз все прошло без приключений. Я ни на кого не наткнулась по пути в кабинет, а Керран появился там почти одновременно со мной. Баррон как-то говорил, что вампиры чувствуют приход чужака в их обитель, поэтому я часто замечала: стоит только нам или мне оказаться в кабинете, как туда сразу же является кто-нибудь из рода Керранов.

Я не видела Каэлана со дня моего приключения и сейчас даже, занятая новыми мыслями, вдруг забыла о нем. Зато Керран не забыл, только лишь увидев меня, он внимательно изучил мою внешность и заметил:

— Бледность еще осталось немного. Как ты себя чувствуешь?

Его мягкий гипнотический голос сделался теперь незаменимым для меня, слушая его, часто с трудом удавалось фиксировать внимание на предмете речи.

— Все хорошо, — последовал мой робкий ответ, — даже и забыла обо всем этом. Полагаю, и бледность давно ушла. Это мой обычный цвет лица…

— Нет, у тебя еще не совсем здоровый вид. Кому, как не мне, уметь точно определять, сколько крови в тебе циркулирует, — в голосе вампира прозвучало легкое ехидство, — к тому же тени под глазами тоже присутствуют, прошу прощения за подробности. Обычно я делаю только комплименты.

Замявшись, я состроила гримасу и опустила голову вниз, предпочтя не обсуждать мою внешность.

— Как она только не превратила меня в вампира…

— Все, что она могла сделать в ее состоянии, это убить тебя, — мрачно ответил он.

— Можно вопрос?

— Давай.

— Что у вас в клане делает ребенок? — осторожно осведомилась я. — Если это не тайна, конечно.

Керран сдвинул брови и бросил мне:

— Просто девушки клана подумали, что присутствие ребенка скрасило бы нашу серую жизнь.

Я открыла рот, чтобы уточнить еще один момент на эту тему, но он прервал меня.

— Хватит вопросов, — и подойдя ко мне, взял за руку и спросил, — можно?

Я кивнула, тут же почувствовав на своем оголенном запястье его пальцы, осторожные и еле ощутимые, настолько он, как мне казалось, старался не касаться кожи. Даже от такого жеста по телу прошли мурашки, из-за чего рука немного дрогнула. Он посмотрел на две ранки от клыков, проведя по ним осторожно пальцем и… снова новая волна мурашек. Моя концентрация кажется дала сильный сбой в этот момент. Замерев, устремила на него остановившийся взгляд и заметила, что он на мгновение прикрыл глаза. Мне же никак не удавалось унять бешено колотящееся сердце, и казалось, что он чувствовал его удары даже на расстоянии. Краска хлынула к щекам.

Я задержала дыхание.

— Я чувствую, как пульсирует кровь на этом месте… из-за ранения.

Он немного сдвинул брови, будто стараясь почувствовать что-то. Но тут же открыл глаза и убрал свою руку, отступив в сторону и совершенно изменив тон голоса, спросил:

— У тебя что-то есть ко мне, я полагаю?

Вопрос его вывел меня из оцепенения. Пришлось срочно перестроиться и нормализовать учащенный сердечный ритм, избавиться от предательского румянца, в общем, взять себя в руки.

— Да, Баррон передал письмо тебе. Он просил прочесть его.

Керран взял конверт и направился к столу, бросив вскользь:

— Он ожидает от меня ответ?

— Не знаю, он не говорил мне ничего. Наверное, это будет видно из письма.

— Ладно, прочту его сейчас. Посиди пока на диване.

Он уселся в большое старинное кресло и принялся распечатывать конверт.

— С Изольдой и Петрой ведь все в порядке? — рискнула я.

Он поднял на меня глаза и ответил:

— А в чем дело? Почему тебя это интересует?

— Ну хотелось быть уверенной, что никто не пострадал по моей вине. Хотелось бы успокоиться на этот счет…

— Ты можешь быть спокойна, если тебя это интересует, — отрезал он и погрузил взгляд в письмо. Мне ничего не оставалось, как замолчать и покорно ждать.

Не знаю, что там настрочил Баррон, но Каэлан читал очень долго, хмурясь время от времени. Я, почти потеряв чувство тактичности, не сводила с него глаз, не беспокоясь о том, что с моей стороны это невежливо и просто неприятно.

Я наблюдала за его лицом. Оно всегда несло в себе печать непоколебимой сдержанности и, если угодно, спокойствия. Даже в минуты злости он все равно сохранял присутствие духа, и благородство его совершенно не меняло своих ярких красок. Скорее всего, оно текло в его венах, и ничто не могло искоренить или пошатнуть его. С первой же встречи я заметила так же и грусть, глубокую и всепоглощающую. Сейчас можно было бы переименовать ее в меланхоличность и чувствительность. Его грусть настолько въедалась в воображение, что остаться к ней равнодушным не представлялось возможным. Я давно смотрела сквозь нее, пытаясь понять, имеет ли она причины или это часть его натуры. Этот вопрос мучил меня с того самого дня, как я увидела его.

— В твоей внешности сквозит такая меланхоличная грусть… — вырвалось у меня, — ее видно даже невооруженным глазом. Откуда она?

Голос мой прозвучал неуверенно и тихо. Керран неожиданно резко поднял глаза, скользнув, казалось, сквозь мою душу, и опустил их.

— Не знаю, — выдохнул он, на удивление мне, так как можно было подумать, что он снова увильнет как-нибудь от ответа, — может быть, это усталость.

— Усталость? В связи с чем?

Он замялся. Опять я лезла не в свое дело, но все же…

—  Прошу учесть, что я не поверю в небылицы… Скажи как есть.

Мой прямой взор устремился к нему.

— Я устал нести этот крест. Кажется, уже упоминал об этом в нашей беседе.

— Ну а как же поддержка, забота… Для чего у каждого есть родные и близкие, друзья в конце концов. Разве у тебя нет тех, кто смог бы разделить с тобой твои трудности и проблемы?

Кажется, он еле заметно усмехнулся, головы он не поднимал, устало глядя на письмо.

— К чему эта беседа? Что ты хочешь узнать?

Теперь он смотрел на меня, а я, смутившись, опустила глаза.

— Не хочу, чтобы ты был одинок. Боюсь, ты притягиваешь одиночество, как магнит. Так нельзя.

Прекрасный вампир неслышно поднялся. Лишь пара мягких шагов уже возле меня дали понять, что он стоит напротив, совсем рядом. Подняв голову и убедившись в этом, я смутилась еще больше, наверное, покраснев.

— Существование вампиров жалко и ничтожно, — начал спокойно он, — оно не несет в себе ничего, а вот у тебя есть завтрашний день. Подумай лучше об этом.

Его короткая фраза заключала в себе весь исчерпывающий смысл возможного диалога, не оставив мне выбора. Мысли вдруг разбежались, хотелось подобрать какой-нибудь удачный аргумент в противовес, но не получалось.

Он стоял и смотрел на меня, совершенно спокойный и потрясающе красивый, как и всегда. Поразительно, насколько он мог контролировать себя. Были ли у него вообще какие-нибудь чувства? Промелькнула в голове мысль, от которой мне сделалось нехорошо. А если нет? Вампиры это ведь… Даже в мыслях я не могла назвать их теми, кем они являлись в действительности. Верить в это совершенно не хотелось, и я с удовольствием не верила. Но мог ли Керран чувствовать? Сердце сжалось, когда я посмотрела на него. Не знаю, отобразилось ли что-нибудь на моем лице или он заглянул в душу, но взгляд его дрогнул, на полсекунды оголив нечто, наподобие испуга. Почувствовав, что обстановка накаляется, молчание становится слишком долгим и красноречивым, а мне трудно сдерживать свои эмоции, я заставила себя сменить тему, заговорив о другом:

— Кстати, имеется такое чувство, что за мной кто-то следит.

Мой ехидный взгляд устремился к Керрану.

— Следит? И кто же это может быть? Каковы его цели? — осведомился он, удивленно приподняв брови.

— Полагаю, что это вампиры, а следовательно, тебе должно быть известно лучше.

Когда он отворачивался от меня, я заметила, что его глаза странно блеснули. Либо он ухмыльнулся, либо не смог сдержать какую-то эмоцию и не желал быть раскрытым.

— Я почти уверена, что это они. В любом случае гораздо страшнее ходить, не зная, кто меня преследует, и теряться в догадках, поэтому лучше было бы сказать правду.

— С чего ты взяла, что это вампиры? Ты же не видела их. Откуда такие выводы?

Он повернулся, и, действительно, взгляд его просветлел. Он находил забавной мою впечатлительность.

— Скажем так, я их чувствую. К тому же твари не стали бы выслеживать меня, а люди следят как-то иначе. Не знаю как объяснить… манера другая. Я чувствую, что они повсюду и в то же время нигде. В общем, это вампиры. Это ты им приказал следить за мной?

Керран теперь казался еще более удивленным.

— А ты внимательнее, чем я думал. От тебя не скрыть ничего. Ладно, учту на будущее. Никто не следит за тобой…

Легкая обворожительная улыбка осветила его лицо, теперь он сел напротив меня.

— Точнее, — продолжил он, — они охраняют тебя. Я приказал им сопровождать тебя повсюду.

Остолбенев, я уставилась на него.

— Зачем? Какая необходимость…

— Дело в том, что ты слишком часто бываешь здесь. Это место притягивает тварей, как магнит. Их здесь много, но они боятся подойти ближе. Для нас они не несут никакого вреда, а вот тебе навредят запросто. Даже таким примитивным существам, как они, несложно понять, что ты “пропитана нами”, они ненавидят нас и все, что с нами связано. У них, как у животных, хорошо развита чувствительность. Они могут ловить тонкие волны эмоций, чувств и т.п. на большом расстоянии. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Правда, специально за тобой они охотятся не станут, для этого их разум слишком примитивен, но если учуют твой запах где-нибудь поблизости, то отдадут предпочтение именно тебе, учти.

Все, что он говорил, мне казалось чем-то из ряда небылиц, тем, о чем я и подумать не могла, даже вообразить. Оказывается, я теперь просто-таки желанная жертва для тварей.

— И что же, придется теперь ходить с сопровождением везде? — голос мой приобрел жалобные нотки. Как-то неудобно было находиться в обществе тех, кто тебя совсем не любит и, в общем-то, выполняет свои обязанности только потому, что ему приказали.

— Я не могу допустить, чтобы ты пострадала из-за нас. Придется привыкнуть. По-моему, каждый бы мечтал обзавестись такой охраной, не понимаю, почему ты негодуешь.

Я закусила губу и промолчала.

— Почему вы не истребите их? Сколько их вообще?

— Я же говорил, они безвредны для нас. Мы истребляем их только ради вашей безопасности. Не думаю, что их много, хотя и не слежу за их размножением. Во всяком случае в парке вокруг особняка они есть и тебя они уже унюхали. Ты просто здесь ночью не бывала.

И действительно, всегда выходило так, что я уезжала задолго до полуночи. Представив картину, описанную Керраном, я поежилась.

Задавать другие вопросы по этому поводу не позволяла осмотрительность, поэтому мы негласно предпочли закрыть тему.

 

 

В один из следующих дней по пути на работу, зайдя уже в привычное мне здание, я как обычно не видя ничего вокруг, устремилась в свой отдел. Однако уловила у стойки секретаря какое-то оживление. Приостановившись на минутку и бросив туда взгляд, я заметила охранника, который, увидев меня, тут же оторвался от стойки и, двинувшись ко мне, заговорил:

— О, Кеева. Вот вы как раз вовремя.

— Что такое?

— Вы не знаете, что там верхушка задумала?

Видя мой непонимающий взгляд, он пояснил тут же:

— Сократили больше половины информационного отдела. И другие по цепной реакции пошли за ним. Непонятно, чего ждать дальше. Вы там рядом с директором сидите, может быть, слышали, что стряслось?

Удивленная не меньше охранника я смотрела на него широко раскрытыми глазами:

— Как сократили? Информационного отдела больше нет?

— Ну можно и так сказать, — замялся охранник.

Про себя я подумала, между тем, что если не охранник, то об этом мне никто бы не сказал. Наши отделы находились настолько изолированно друг от друга, что один отдел едва ли знал о делах другого. Баррон и подавно ни во что никого не посвящал. К своему стыду, я оказалась не в курсе, конечно же, но вот охранник мне бы не поверил. Он считал, что если я прибываю под крылом у директора, то знаю все. Доказывать ему обратное я не собиралась, поэтому пришлось ответить как есть.

— Понятия не имею в чем дело, если честно. Едва ли могу помочь вам в этом.

Он недоверчиво посмотрел на меня, чего и следовало ожидать.

— Как же так? Неужели ничего не слышали? Может быть, организацию скоро вообще закроют?

Такое его предположение заставило мое сердце вздрогнуть и замереть.

— Баррон не говорил ничего об этом. А что у вас говорят в отделе?

— Они сами ничего не знают. Надобность в них отпала, вот и все. Ну да ладно, если что-нибудь услышете, дайте нам знать, пожалуйста.

Я кивнула ему и поспешила уйти. Новость охранника не выходила из головы. Она явно не несла в себе ничего хорошего. И как быть теперь: спросить ли у Баррона в чем дело или не стоит. И если спросить, то как и когда.

Пока тем не менее решено было подумать самостоятельно, но путных идей в голову не приходило. Глядя на Крису, которая сидела как всегда спокойная и безучастная, трудно было понять, известно ли ей что-то об этом деле или нет.

В конце концов порядком утомленная этой мыслью я не выдержала и, набравшись смелости, обратилась к ней с мучившим меня вопросом.

— Да, — эхом отозвалась она, — слышала что-то такое, но не интересовалась этим. Надобность в них отпала, вот и закрывают отдел.

— Но куда же денется вся их работа? На кого ее переведут?

— Ни на кого. Работы-то и нет теперь.

— Как нет?

 Я остолбенела, не дыша уставившись на Крису.

— Так нет. Если б она была, их бы оставили, неужели непонятно.

— Ну да, оно, конечно, верно. Но почему же ее вдруг не стало?

— Понятия не имею, — отрезала она и сдвинула брови, давая понять, что мои расспросы ей надоели.

Я же осталась со своими предчувствиями и волнениями наедине, уже не зная, что еще подумать.

Войдя через некоторое время в кабинет Баррона, я передала ему письмо и уставилась на него с немым вопросом на лице.

— В чем дело? — осведомился он, ни о чем не подозревая.

— Я наткнулась внизу на охранника… взволнованного…

— И что?

— Вы распустили весь информационный отдел.

Он опустил голову, изобразив на лице гримасу, затем вздохнул и поднял глаза на меня.

— Да, распустил, так было нужно, к сожалению.

— Это какой-то очередной новый маневр или? Могу я знать в чем дело? Ваше решение слишком странное и пугающее.

— Подожди минуту, — он открыл письмо и принялся читать, быстро перебегая глазами со строчки на строчку.

— Так и думал, — выдохнул он сокрушительно, — другого можно было и не ждать.

Отложив письмо в сторону, он ответил мне по-отечески:

— Сядь-ка, не стой. Садись вот здесь в кресло, рядом со мной, — он сделал паузу, ожидая, когда я, совершенно ошеломленная, усядусь, наконец, и затем продолжил. — Пришлось распустить отдел и, боюсь, безвозвратно. Ты не знаешь, возможно, но здесь уже почти никого не осталось.

Я смотрела на него круглыми от удивления глазами, кипя желанием узнать, что же происходит и почему меня ни во что не посвятили.

— Если раньше Керраны были доступны, то сейчас они совсем отгородились от нас. У тебя с ним налаживается контакт, поэтому я и просил тебя не оставлять его. Я справедливо подозреваю, что он избегает меня. Что касается нашей работы, то ее, в общем-то, и нет уже. Все организации, с которыми мы работали, отошли от нас, те, кто жаждал нашего участия, тоже стихли. Здесь нельзя ничего поделать. Полезные нам контакты можно, конечно, вернуть. Но все упирается в упрямство вампиров. Мои услуги им совершенно не нужны. Я делаю все возможное, что в моих силах, но они почти истощены, а результатов нет. Я хотел бы положиться на тебя…

— Что происходит здесь, не понимаю?! — раздраженно ответила я. — Мне явно чего-то не договаривают. Что вам известно? Керран вскользь обмолвился о своей судьбе, будто она уже предрешена или что-то такое. Они что, все хором ожидают какого-то мессии? Почему вдруг такие волнения в их клане? Если они отгородились от вашей помощи, так, видимо, им известно что-то лучше, чем вам, и они понимают это лучше, чем вы.

— Не могу знать наверняка. Я занимаюсь как раз исследованиями на эту тему. У меня есть свои источники…

— Источники? — перебила я. — Вы располагаете какими-то письменными документами?

— Можно и так сказать. Я изучаю их, чтобы найти выход из возможной проблемы…

— Какой проблемы? Им действительно угрожает что-то?

— У меня неглубокие познания в этой области, и они шатки-валки. С помощью своих изысканий я предположил, что есть одна легенда. Она имеет много трактовок и сомнительные источники, но вампиры ее, видимо, придерживаются. Я не мог говорить с Керраном прямо о своих наблюдениях, потому что опасался, что он воспримет мои знания как покушение на личную жизнь клана. Вампиры становятся все более непокорными и злыми, они чувствуют, что кто-то должен прийти и нарушить их жизнь. Повторюсь, я не обладаю точными знаниями, поэтому буду говорить абстрактно, дабы не быть неправильно понятым тобой.

— И вы молчали все это время? — выпалила я, с трудом сдерживая негодование. — Почему же вы не открыли мне свои предположения еще тогда, когда подтвердили свое доверие и разрешили действовать самостоятельно?!

— Не хотел поднимать твое волнение раньше времени. К тому же мои изыскания могли оказаться ложными. Ты и так загружена проблемами по макушку… Что я мог тебе предложить? Добавить еще загадок?

Баррон не извинялся, но высказывал факты, будучи уверенный в своих действиях по отношению ко мне. Я смолчала, отчасти он был прав.

Закусив губу и сдвинув брови, я уставилась под ноги, на мгновение потом, подняв голову, осведомилась:

— И что же происходит?

Баррон продолжил свою речь так, словно я и не перебивала его своими выплесками эмоций.

— Волнения в вампирском клане поднимает в основном другой род, де Рец. Без понятия, откуда он и насколько могущественен, что его связывает с родом Керран. Но в клане де Рец есть достаточно сильные вампиры. Другие кланы, более слабые, тоже нестабильны, но они, как и полагается, хранят пока нейтралитет…

— Как?! Значит, в этом особняке живут представители других родов?! — удивлению моему не было предела. — А я думала, только клан Керранов! Вот так дело!

— Да, есть такой момент. Керраны не единственные, они просто сильнее, и вся власть в их руках.

— А кто состоит в роде де Рец? Кстати, не очень понимаю, у вампиров понятие  “клан” включает одних родственников или…

— Насчет его представителей мне известно только по моим собственным наблюдениям и выводам. К клану де Рец имеет отношение Петра и ее младший брат Декстер Гордон…

Последние слова Баррона заставили меня впасть в ступор.

— Петра… — выдохнула я, сделав при этом такое лицо, что Баррон, испугавшись, спешно спросил все ли в порядке. Пришлось взять себя в руки и заверить его, что все хорошо.

— … об остальных можно лишь судить. Не знаю, сколько их там. Насчет понятия “клан” подозреваю, что не все они родственники или, скорее, родственники по испитой крови, может быть, как-то так. Сложный это вопрос. Вообще эта область непочатый край, куда не сунься, везде загадка, и не знаешь, за что лучше взяться и с какой стороны начать.

— Может быть, они набирают власть и хотят сместить Керрана, поставив своего главу. Ведь ничто не вечно, как не крути, — рассуждала я сама с собой.

Баррон смотрел на меня из-под густых бровей, сцепив пальцы замком, и молчал.

— Вопрос тогда в том, кто это может быть… Не Петра же. Эдвард не похож на представителя рода де Рец. Не знаю больше никого, кто бы мог подойти вместо Керрана.

— Мне кажется, все гораздо сложнее. Что-то там варится у них в клане такое, очень наваристое и жирное, слишком было бы просто для твоих предположений.

— Что бы там ни было, боюсь, Каэлан не собирается сопротивляться, — с грустью выдохнула я, заметив любопытный взгляд Баррона. — Вот чего надо бы опасаться в действительности. Он не должен пускать все на самотек.

Рассуждая таким образом, я руководствовалась только лишь чувствами и эмоциями, не ища никаких логических оснований в своих словах. Баррон мог бы понять это и сделать мне выговор или что-то в этом роде, но он молчал, а я продолжала в своем духе.

— Я знаю одно. Кто бы ни пришел на место Керрана — все тщетно. Он единственный, кто может удержать клан в равновесии. Если уйдет он, все вампиры погибнут. И каким бы якобы слабым он ни был, его приемщик только все испортит, несмотря на свою силу, — сказал вдруг директор каким-то красноречиво мрачным тоном, который заставил меня похолодеть и поднять на него испуганный вопрошающий взор.

— С чего вы это взяли? В конце концов, всего лишь может быть смена главы, и ничего опасного в этом нет, — тут уж во мне заговорил здравый ум, лишенный духовности, однако фраза все равно ничего в себе не заключала, для меня она осталась пуста.

— Просто знаю и все тут. И ты возьми себе это на заметку.

Недоверчиво глядя на Баррона, я не понимала: он вновь не договаривает чего-то или действительно обладает, например, хорошо развитым предчувствием.

 

Вечером, уже возвращаясь домой и абсолютно погрузившись в свои мысли, я совершенно забыла о своих невидимых сопровождающих. Более того, не чувствовала их. Спохватившись уже возле дома, я прислушалась и постаралась напрячь всю свою чувствительность, которая всегда помогала мне.

— Ну что же, выходите, — громко сказала я, — нечего прятаться. Я знаю, что Керран приказал вам сопровождать меня.

Непривычный для меня тон всколыхнул вдруг во мне робость и стыд.

Не прошло и мгновения, как по обеим сторонам оказались две темные фигуры. Вскинув голову, я убедилась, что это вампиры. Один незнакомец. Другим был Лука, друг Стефании. Они смотрели на меня неизменно серьезными холодными глазами, но совершенно невраждебно. Я присмирела под их авторитетом, а душу охватило смущение.

— Прошу прощения, что вам приходится следовать за мной. Понимаю, ничего приятного в этом нет. Мне бы не хотелось вас обременять такой обязанностью… Я просто хотела извиниться, вот и все.

— Таков приказ Керрана, — ответил незнакомец, — мы должны повиноваться. Теперь мы будем сопровождать тебя.

К горлу подкатил комок. Надо же было попасть в такое ужасное во всех смыслах положение.

— Ну что ж, это не моя идея… Просить вас не ходить за мной, наверное, бессмысленно.

Вместо ответа один из них слегка наклонил голову, поднеся ладонь к груди, словно выражая почтение, но явно натянутое, другой ограничился легким кивком, они расступились в стороны и исчезли.

Постояв с полминуты, охваченная удивлением от их способности молниеносно передвигаться, я продолжила путь домой.

Последующие несколько дней для меня прошли, не заключая в себе никаких интересных событий, один, похожий на другой. За исключением того, что за мной ночью всегда следовала пара невидимых вампиров, а я усердно делала вид, что не замечаю их, они и не пытались как-то заявить о себе. И каждый раз в голове возникали одни и те же слова: “Ну вот, прекрасно, надо было так плохо себя вести, что за мной теперь ходит конвой. Ужасно нелепая ситуация!”

В один из дней, придя на работу, я увидела, что Крисы нет на месте. Позже Баррон сообщил, что отправил ее в отпуск. Отпуск Крисы показался мне предприятием странным, но ограничилась я только тем, что подозрительно посмотрела на директора, когда он сообщил об этом. Несмотря на то, что я не питала каких-либо теплых чувств к этой девушке, тем не менее мною вдруг завладела грусть, имея неприятный привкус горечи. Наверное, причина таким чувствам находилась гораздо глубже, и Криса здесь выступила скорее как один из элементов будущей катастрофы. Таким образом, несколько дней я сидела одна, занимаясь своими делами, стараясь не думать ни о чем плохом, но отогнать от себя всякие грустные мысли.

Однако мой монотонный досуг вскоре был прерван приятным событием. Как-то войдя в кабинет директора, я увидела, что он не один. Рядом с ним сидел Легран. Видимо, он пришел, пока я отлучилась. Обрадовавшись было я не удержалась и отпустила удивленный возглас, подумав про себя, что вот чьей поддержки мне не хватало, вот с кем бы хотелось поговорить по душам. Легран ограничился лишь вежливым кивком, изобразив на лице любезную улыбку, снова вводя меня в растерянность и лишний раз напоминая, что мне следовало бы научиться контролировать свои порывы. Замявшись, я потопталась на месте, к тому же Легран отвернулся и опять продолжил свой разговор с директором, я пробормотала извинение и вышла. Так как работы как таковой у меня не набралось, я промаялась все два часа, что они там беседовали, без дел. По истечению второго часа я уже успела подзабыть о компании за стеной, а легкое негодование и удивление, владевшие мною поначалу, исчезли.

В конце концов Легран вышел из кабинета неслышными шагами, как кошка, так, что внезапность появления заставила меня вздрогнуть.

Блестящий взгляд ученого устремился на меня и заискрился, как будто он улыбался одними глазами, не используя губы. Он, не позволив мне опомниться, заговорил первым.

— Вы тут долго еще сидеть будете?

— Не знаю, наверно, надо бы пойти скоро. А что такое?

— Время-то восемь уже. Может быть, домой? Хотел как раз предложить подвезти вас.

— Спасибо, — от неожиданности я растерялась, — но я далеко живу, в пригороде. Не хотелось бы вас обременять.

— Ничего страшного. Я, напротив, хотел бы поболтать с вами, вот и будет повод. Собираетесь?

Машинально кивнув, я поднялась и начала осматриваться по сторонам, стараясь собраться с мыслями. Никак у меня не получалось привыкнуть к манере поведения Леграна. Видя мою медлительность, он сообщил, что подождет в машине, и вышел.

К нему я присоединилась минут через двадцать, скромно присев на переднее сиденье. Его, казалось, переполняло хорошее настроение, вдруг взявшееся неизвестно откуда.

— Баррон, я смотрю, Крису отправил в отпуск, — ехидно вымолвил он, выделив слово “отпуск” так, что мне пришлось подумать, что он имеет в виду.

— Да, как он сказал. Думаю, на месяц.

— Вы думаете? Сомневаюсь, что на месяц… — многозначительно ответил он и улыбнулся. — Ну что ж, можно было ожидать. Как у вас дела в общем и целом?

— Хорошо. Как видите, жива еще.

— Это прекрасно, — ответил он, завел мотор, и мы поехали. Я быстро объяснила ему дорогу, как ему следует ехать, и спросила:

— А вы где остановились? У Баррона, полагаю?

—Нет, — протянул он, — бог с вами. Я здесь в командировке, можно сказать, отдыхаю. Таким людям, как я, нужно отдельное жилье, где можно спокойно подумать, проанализировать что-нибудь важное, в общем, где мой мыслительный процесс никто не нарушит. Вы, думаю, прекрасно должны понимать меня, — лукаво подметил он. — Дома жена и дети, сами понимаете. Поэтому чтобы я еще приезжая в другие города, останавливался у кого-нибудь в гостях, ни за что!

— Многие великие ученые умерли в одиночестве… и без поддержки близких. Это ужасно на самом деле…

— Согласен. Но с женой мне повезло. Анна понимающая женщина и не оставит меня, сколько бы дней я не провел за закрытой кабинетной дверью в рассуждениях о вечном и вдали от мира.

Я усмехнулась, заметив, что и сама такая же, только мне в этом плане действительно повезло больше. Одиночество — часто очень полезная штука, только если его использовать с умом, не превращая в перманентное состояние души и тела.

— Отель “Гранд”, если надумаете зайти в гости, — добавил Легран.

— Вы здесь надолго? И по какому поводу, если можно поинтересоваться?

— Нет, на пару-тройку дней. Заехал навестить старых знакомых. Как продвигаются ваши дела с Керранами? Думаю, неплохо.

— Как вам сказать, мне кажется, они стоят на месте. Мне сложно с ними, они совсем неконтактные. Не знаю, к тому же чем могу быть им полезна, не получается у меня ужиться с ними.

— Вы, наверное, плохо пытаетесь.

— Наверно… У меня, видимо, просто не получается, вот и все.

— Ну почему же, вы всего лишь плохо пытаетесь…

— … или не пытаюсь вовсе, если уж на то пошло.

— Послушайте, вы же, наверно, не понимаете меня, не стоит быть такой легкомысленной. Вы очень сильная, сильная духом, морально… Как хотите, так и называйте. У вас не получается сфокусировать всю свою силу, свой дар на том, на чем хотите.

— Наверное, это не сила, а упрямство… судя по последним итогам и недовольству, какое вызывает моя персона, — пробубнила я расстроено. — Порой мне кажется, что я вообще из себя ничего не представляю и в общем-то бесполезна…

— Если бы это было так, Керраны не приняли бы вас. Поэтому на этот счет можете не напрягаться. В конце концов, ваш такой страх — первое препятствие к пониманию сути вещей. Вот то, что вы неправильно используете свои силы, это точно могу сказать. Вы не умеете верно задействовать их, руководить ими и направлять в нужное русло. Конечно, для таких случаев, как правило, берут наставников, духовных учителей с  сильным внутренним потенциалом. Они помогут найти свой путь, но вы и сама справитесь.

— Если бы все было так просто, как вы говорите…

Из груди вырвался вздох.

— А я и не говорю, что все просто. Я говорю про то, что вы достаточно сильная, чтобы осуществить задуманное, только вот научитесь все-таки контролировать свои силы.

— Звучит, как если бы я претендовала на роль волшебника…

— Хорошо, — выдохнул Легран нетерпеливо, — я имею в виду контролировать ваши действия, желания… Все, что имеет движение в вас, и может привести к тем или иным результатам в итоге.

— Мне трудно это сделать, потому что я не понимаю как, путаюсь, начинаю думать, анализировать и путаюсь еще больше.

— Ну конечно, просто когда вы беретесь за свои дела, не надо впадать в панику и напрягаться. Заставьте себя расслабиться, только так вы сможете понять, увидеть, заметить и т.п. то, что хотели и даже гораздо большее. Не надо напрягать свой мыслительный процесс, его надо, наоборот, расслаблять, пускать на самотек, я бы даже сказал. Если и это не помогает, забудьте о вашей цели на время и переключитесь на что-нибудь другое, а понимание придет само, позже и даже незаметно.

Он замолчал, задумавшись серьезно над чем-то, но почти сразу же продолжил:

— Позвольте, я остановлю машину?

После моего кивка он спешно припарковался на обочине дороги. Мы как раз выезжали за город, поэтому с двух сторон от нас стояла темная стена леса, только вдалеке начиналась равнина, где маячили слабые огоньки окон в частных домах.

На небе уже появилась луна в окружении ярких звезд, последние неплохо освещали мокрую от дождя дорогу, с нее при свете фар поднимался пар.

Легран, увлеченный разговором, не замечал ничего вокруг, в то время как я сидела и покорно слушала его, отчасти захваченная исходившим от него энтузиазмом.

— Вот смотрите. Приведу вам пример. Взять меня. Я беру энергию от луны, и вы тоже можете это делать…

— Уже пыталась. Не получается, я не чувствую от нее никакой энергии. Вот от солнца да.

— Солнце — это очевидно, в то время как луна дает именно магическую энергию, смотря для каких целей вообще вам она нужна. Тонкий момент, но вряд ли ошибусь, если скажу, что вы меня не понимаете, поэтому продолжаю. Смотрите, сейчас я вам кое-что покажу.

Он расстегнул пуговицы на манжетах рубашки и закатал рукава до локтей. Зажмурил глаза и сосредоточенно потер ладони друг о друга, поднимаясь затем выше, к запястьям. Я не сводила с него глаз, пытаясь понять мотив его действий.

Он подставил ладони на свет луны, вздохнул и замер. Прошло около пяти минут, а он все сидел, казалось, не дыша. Неизвестно, сколько он так собрался сидеть, но я уже начала скучать и принялась было глазеть по сторонам.

— Вот, — вдруг послышался его голос, побудивший меня повернуться к нему, — потрогайте мои ладони. Чувствуете, они горячие.

Действительно, ладони горели так, словно их только что как следует прожарили на солнце. На лице моем отразилось удивление вместе с непониманием.

— Один из примеров для вас. Я просто собрал энергию, пожелав, чтобы это отразилась в ладонях, чтобы они нагревались от потока лунного света. Вы вряд ли сможете проделать то же самое, потому что я гораздо сильнее вас и лучше контролирую свои силы, но зато вы теперь смогли убедиться воочию в том, о чем только что говорилось. Использовать энергию луны, однако, вовсе необязательно. Ваш разум сам может добывать себе необходимые силы, вот что я хочу до вас донести. Если вы настроитесь на это, вы это получите, и неважно, в роли чего “это” может выступить. Так вы сможете лучше понять вампиров, перестанете блуждать в темноте своего сознания, натыкаясь на тупики.

— Но я ведь не медиум, как вы, наверное. Боюсь, что вдруг не смогу… да и таланта у меня нет как такового…

Легран изобразил хитрый прищур и прищелкнул языком. Сейчас, во время нашей с ним беседы, он действительно походил на волшебника или мага, сошедшего со страниц какого-нибудь романа о привидениях или о чем-нибудь не менее таинственном. Ему изумительно шла черная, как смоль, бородка и аккуратные бакенбарды, которые отлично обрисовывали мужественный подбородок. Волосы в один цвет с бородой, и темные глаза  —  в нем было что-то дьявольское или явно немирское. Одевался он всегда также изящно и полностью поддерживал свой идеальный образ.

— Вы ошибаетесь, ваши силы таковы, что, думаю, ваши потомки смогут, например, обрести дар ясновидения или еще что-нибудь в таком духе. Потомки всегда совершеннее, чем предки, знаете ли. К тому же, замечу, никому никогда не дается один и тот же дар в одинаковых пропорциях. Кому-то приходится развивать в себе данные от природы способности. В общем, на эту тему можно долго распространяться, мы сейчас говорим о вас все-таки. Вы достигнете того, чего хотите. Это ваше предназначение, ваш дар, можно сказать. Сейчас все ваши внутренние силы уходят на это, вы собираете и заключаете в себе такой комок энергии, что хотя и не можете с ним еще справиться, но зато другие не могут сопротивляться вам, точнее, вам не может сопротивляться тот, на кого этот поток направлен, о ком вы думаете. Сами того не осознавая вы можете влиять на других очень даже основательно. Мои суждения достаточно пространны и сыры, но все же надеюсь, я убедил вас и вы поняли меня.

Все то время, пока он говорил, я невидяще уставилась в одну точку перед собой, а слова его входили сразу в душу. Однако они там не выстраивались в четкие образы, но накапливались в беспорядке, все это еще предстояло переварить, немного позже.

— Я поняла вас. В любом случае мне еще нужно подумать об этом.

— Конечно нужно.

Он осторожно завел мотор, и машина покатила дальше.

— Интересно, каково же предназначение других людей? — зачем-то осведомилась я, задумавшись вдруг.

Легран небрежно пожал плечами и ответил с той легкостью, которая не подразумевала никаких раздумий или колебаний:

— Не знаю… все по-разному. Кто-то рожден для успехов в бизнесе, для кого-то весь смысл жизни только в любви или в том, чтобы найти вторую половинку, которая будет поддерживать его, кто-то рожден обнаруживать в других ложь, кто-то рожден с тем, чтобы всю жизнь помогать другим, кто-то рожден, чтобы узнавать правду жизни, например, если хотите… Сколько людей на свете, столько и программ… Хотя я утрирую и просто привожу пример.

— Ясно. Кстати, а как дела с книгой? Узнали что-нибудь новое?

— Нет, к сожалению. Я сейчас пытаюсь хотя бы подтвердить ранее данную вам информацию. Хотя чутье подсказывает мне, что тайная рукопись должна существовать. Не знаю, где и в каком виде, но должна. А вы с директором не разговаривали на эту тему?

— Нет еще. Возможности не представилось.

Мы уже подъезжали к моему дому, поэтому разговор наш прекратился. Выходя из машины, я поблагодарила Леграна за помощь с поездкой и за беседу, на это он дружески махнул рукой, улыбнулся и без лишних слов и предисловий завел машину, и уехал.

Совершенно неожиданная беседа, признаться, сбила меня с толку. Я пока не понимала, как реагировать на нее и, плохо зная Леграна, не могла определиться, стоит ли принимать его слова на веру и насколько основательно. К тому же в жизни своей я не один раз натыкалась на гадалок, ясновидящих и прочих мастеров, которые, предсказывая мою судьбу, ни разу не оказались даже немного правы. Либо мне не везло с этими “мастерами”, либо я сама руководила своей судьбой как хотела. Несомненно, Легран обладал некоей магической силой, и образ его в целом не вызывал сомнений, даже дополняя его неординарную личность, но все же мне казалось, он большей частью говорит не то, что видит, но что чувствует.

Конечно, хотелось бы верить в его слова, они здорово вдохновляли, но моя критичная сущность все время везде искала подвохи и пробелы.

 

 

 

Четвертая четверть: убывающая луна

 

 

Комнату окутала ночная тьма, казавшаяся бесконечной. Часы уже давно отсчитали двенадцатый час и теперь размеренно шли дальше. Прохладный ветер веял в широко распахнутое окно, раздувая легкие занавески в разные стороны, словно вуаль невесты. Кроме ветра и нескончаемого тиканья часов, в комнате, казалось, ничего не существовало. Керран, сидевший в кресле, слышал и видел только их.

Подперев рукой подбородок, он раздумывал над чем-то, затем поднялся и подошел к окну. Устремив неподвижный взгляд на обширный парк из вековых деревьев, он простоял так около часа, пока не услышал легкое движение за спиной, произведенное, скорее всего, специально. Обернувшись, он заметил Петру. Она заняла его место в кресле и восседала на нем, словно на троне.

Она молча смотрела на него, игриво покачивая изящную статуэтку на столике.

— Ты давно сидишь здесь?

— Нет, не особо, — бросила она, немного двинув головой, чтобы убрать прядь шелковистых светлых волос.

— Почему ты не дала знать о себе заранее?

— А в чем дело? Мне теперь надо просить разрешения на личную аудиенцию?

— Можно было постучать, прежде чем входить, — в голосе вампира скользнули острые нотки.

— Так вот как? Помниться, я всегда приходила к тебе, когда хотела, и ты принимал меня по меньшей мере нормально. Времена изменились? Я впала в немилость?

— Перестань дерзить. Я просто хотел побыть один…

— Вообще-то ты в последнее время только этим и занимаешься! — резко отрезала Петра, блеснув хищным взглядом. — Не надоело ли?

Керран отвернулся к окну, сцепив ладони в замок за спиной.

— Ты пришла просто так или поговорить хотела?

— Твой вопрос звучит так, что как бы я на него не ответила, ты меня все равно тут же выпроводишь. Да что с тобой происходит, черт побери! — воскликнула девушка, вскакивая на ноги.

— Прости, если обидел тебя.

— Ты никогда так себя не вел. Я всегда пользовалась твоим доверием, что с тобой происходит последнее время, что ты так изменился?! Ты отдалился от меня и от остальных. Такое чувство, что в тебе проснулось отвращение к нам. Почему ты избегаешь меня? Почему не доверишься мне? Почему не говоришь ничего? Эдвард тоже ходит один, совершенно забытый тобой.

— Поистине, кто умеет себя вести… — пробубнил Керран еле слышно скорее сам себе.

— Что?! — воскликнула вампирша, пожирая Керрана глазами.

— Это неправда, про отвращение. А молчу я только потому, чтобы не давать пищу метастазам, которые есть в тебе и других и которые распространятся довольно быстро. У меня нет необходимости в душеизлияниях.

— Вот как ты теперь рассуждаешь. Кто мы для тебя теперь, а? Она твой новый друг, да?

— Петра, прошу тебя! — ответил достаточно грозно Керран.

Он услышал несколько тихих всхлипов за своей спиной и повернул немного голову, краем глаза взглянув на девушку. Он ошибся в предположении, что она плачет, однако лицо ее выражало именно эти эмоции.

— Ты демонстративно отказываешься от источника нашего существования, словно этим желая дать пример другим. Никогда мы не покоримся этому! Твои таблетки — блажь! Посмотри на себя, в кого ты превратился! Ты высохший труп! Вот он действительный пример.

— Это неправда. Я прекрасно себя чувствую. Да, мне непривычно, но они не мешают мне жить.

— Это ложь! — взвизгнула Петра. — Кого ты пытаешься обмануть? Меня? Никто нас не слышит, никого здесь нет. Ты доверял мне всегда. Хоть раз сейчас ты можешь признаться, что тебе тяжело?! Почему ты отказываешься от моей крови? Никогда такого не было. Да, ты делал это неохотно, но сейчас ты и на метр меня не подпускаешь! Разве тебе мало того, что я теперь умоляю тебя взять мою кровь себе? Я хожу за тобой, словно тень, но ты непоколебим, как скала. Что с тобой происходит?

— Раньше я был молод. Живя легко и бездумно, я не осознавал лежащей на мне  ответственности. Сейчас же нашел в себе силы перебороть слабости, изменить мировоззрение и отказаться от крови. Что касается последнего, то пока я держусь и не хочу отступать от своих правил. Не хочу причинять боль тебе и забирать то, что ты потом восполнишь из других источников…

— Чушь! Что ты несешь?! Не болен ли ты? Раньше ты пил мою кровь и не говорил такого, а сейчас что изменилось? Ты и сам должен понимать, что все сказанное тобою глупые выдумки! Здесь какая-то другая причина…Ты, может быть, теперь жаждешь другой крови? Ее аромат соблазнительней для твоих ноздрей, чем мой, а? — ехидно осведомилась Петра, обойдя Керрана и заглянув ему в лицо.

Глаза вампира блеснули гневом, но тут же успокоились, однако губы сжались так плотно, что, казалось, ничто не смогло бы их разомкнуть.

Петра же пылала гневом и обидой и не собиралась их сдерживать.

— Это не так, — выдохнул он устало, — только тебе могли прийти в голову такие глупости. Тобою движет ревность, вот и все.

— Ну и что? Я не отрицаю этого! Более того, я вправе ревновать!

— Прекрати! Мне противно слушать твои капризы!

Петра вздрогнула, устремив большие глаза на Керрана, губы ее приоткрылись, словно на них застыли слова. Она помедлила мгновение, затем осторожным жестом убрала с шеи свои густые золотистые волосы, оголив светлую кожу. Серебристый лунный свет тут же обозначил пикантные изгибы, а маленький тонкий пушок на шее, весь посеребренный светом, трепетал вместе с пульсирующей под кожей кровью.

Петра нагнула голову так, чтобы Каэлану не пришлось делать лишних движений, все уже было организовано и теперь щекотало все вампирские чувства сразу. Керран застыл, сбитый с толку пленительностью картинки.

— Ну, пожалуйста, умоляю тебя, — взмолилась она еле слышно, — тебе нужна кровь, хоть немного. Ну же.

Она заметила тень испуга на его лице, губы его дрогнули, в глазах появились жадные огоньки.

— Обещаю, что не буду потом пополнять расходы, как ты выразился недавно. Ты не сделаешь мне больно. Для меня высшее счастье давать тебе свою кровь, это экстаз, это лучшее наслаждение, когда я чувствую, как ты пьешь ее, всегда аккуратно, но жадно… Так нежно и трепетно…

Слова Петры подействовали на Керрана, как ледяная вода. Он слегка потянувшись к соблазнительному изгибу, поморщился и одернул голову назад, прошипев:

— Нет, я не могу! Что ты делаешь со мной? Прекрати. От этого только хуже.

Он сделал шаг назад, смотря на свою подругу так, словно она чудовище пострашнее, чем он.

Из женской груди вырвался не то стон, не то возглас. Петра как-то странно заметалась из стороны в сторону, в нерешительности или в агонии. Потом резко остановилась, снова наклонив голову на бок, подняв к ней руку, в которой что-то блеснуло. Она вся тряслась от захвативших ее эмоций, в то время как Керран, заметив в руке у нее острый предмет, помрачнел, как грозовая туча, и напрягся.

— Я сейчас же пущу себе кровь! Если ты не сделаешь это сам… Выбирай…

— Опусти его, — медленно, но жестко произнес он, сверкнув острым взглядом.

Она горько усмехнулась.

— Что, боишься своей реакции? И все высокопарные речи, которые ты мне тут наговорил, рассыплются в прах от вида желанного лакомства? У ребенка конфетку отобрали, да?

С этими словами она прижала ланцет к шее, но Керран, за пол секунды оказавшись возле нее, грубо схватил ее руку и вывернул так, что Петра, вскрикнув, выпустила оружие, которое со звоном стукнулось о пол. Дыхание его, прерывистое и резкое, било ей в ухо, так как ей пришлось согнуться, дабы смягчить боль. Волосы его, чуть касаясь ее лица, щекотали кожу.

— Чтобы такого больше не повторялась, тебе ясно? Нашла с кем в игры играть… — прошипел он ей на ухо.

— Пусти. Мне больно, — захныкало гордое создание, чья царственность рассыпалась в мгновение ока, как песочный замок.

Он ослабил хватку, а потом и вовсе оставил руку и, поводя плечами, словно отряхиваясь, отошел в сторону. Петра тут же выпрямилась, как натянутая струна.

Лицо ее с минуту оставалось спокойным, пока она смотрела на него, однако вдруг гримаса боли исказила ее лицо, дыхание участилось, Керран не увидел, но почувствовал, что она сжала кулаки.

— Ты просто не хочешь, чтобы в тебе текла моя кровь, так? По-моему, это единственная причина. Тебе противно будет ощущать ее в своих венах, это же так сокровенно! — передразнила она с горечью в голосе. — Я противна тебе, да?! А она, интересно, не противна? Что ты думаешь о ней? Мечтаешь сделать из нее вампира?

— Нет, ты же знаешь, что это невозможно. Я бы никогда так не поступил, и вообще ты несешь чушь, я не желаю говорить об этом. Твои беседы противны мне! Не надо лезть ко мне в душу, как надоедливая кошка. Если ты желаешь добиться моего расположения, то это надо делать не такими способами.

Он отвернулся от нее и, сделав пару бесцельных шагов, остановился.

— Да я уже какими только способами не пыталась добиться хотя бы малой толики твоего внимания! А вот тебе прекрасно известно, что ты не можешь, ты не должен оставаться один.

Петра сделала упор на последние слова и смолкла, ожидая реакции Керрана. Он молчал, не поворачиваясь к ней, из-за чего ей пришлось вновь обойти его, чтобы заглянуть в лицо.

— По праву рода ты должен был бы выбрать меня. Мне стыдно говорить тебе очевидные вещи. Мало того, мне самой приходится добиваться твоего внимания! Это же… это же нелепо… это ненормально! Но у меня нет другого выбора, и я готова идти на все ради тебя. Здесь все готовы раболепно служить мне, но только не ты. В глазах всех мужчин я наблюдаю страстное преклонение перед моей красотой, жаждой обладать мной, они готовы сделать меня их богиней! Но в твоих глазах я не более, чем стена… Я готова пожертвовать ими всеми ради одного твоего благосклонного взгляда. А если ты обратишь на меня внимание, то, клянусь, я стану такой, какой ты хочешь, я стану для тебя идеалом…

Негодование и обида Петры лились через край на молчаливую подавленность Керрана. Он смотрел в сторону, сдвинув брови.

— Ладно, уж если я тебя чем-то не устраиваю, хорошо! Я отступлю. Но у нас есть другие достойные в клане. Выбери из них себе пару… Выбери хоть кого-нибудь! Ты смотришь на нас, словно на пустые места! Неужели тебя привлекают люди? Эти слабые несовершенные существа! Неужели она может составить конкуренцию кому-нибудь из наших девушек? Ведь большинство их выходцы из благородных семей, и мы здесь соблюдаем закрытость клана, ты забыл? Жалкий слепец, чего ты молчишь?!

— Ты не права, — устало выдохнул Керран, измотанный гневом Петры, — не трогай Эву, она вообще ни при чем здесь. Что касается пары, так это мое дело, не лезь туда, куда тебя не просят. Ты слишком много берешь на себя, терпеть не могу в тебе эту грубую черту… Становиться идеальной ради меня не нужно. Ты такая, какая есть, и в моих глазах ничего не поменяется.

— Но я же хочу как лучше! Неужели ты не видишь: несмотря ни на что, я пытаюсь помочь тебе, поддержать. Тебе нельзя оставаться одному, ты же знаешь. Поэтому прошу, не будь так жесток к нам, не смотри сквозь нас, будто мы не существуем. В клане много достойных девушек…

— Мне все прекрасно известно. Какое решение принять, позволь решать мне. Не будем об этом, прошу тебя.

— Ладно, я умолкаю, — сказала Петра, выдержав длинную паузу, все еще глядя на Керрана, — но учти, что, кроме меня, тебе больше никто не отважится сказать правду. Я высказываю не только свое мнение. Прими этот факт к сведению и все-таки подумай об этом.

— Хорошо, — выдохнул Керран и, направившись к креслу, тут же плюхнулся в него, дав понять собеседнице, что разговор окончен. Она покинула комнату, на этот раз громко захлопнув за собой дверь. Спустя мгновение в темноте раздался звук тяжелого вздоха, и вновь тишина.

Через час Керран, поднявшись с кресла, бросил взгляд в окно, заметив, что на горизонте начали появляться первые признаки зари. Он устремил взгляд туда, где небо уже затронули нежные золотистые лучи солнца, подняв девственно-розоватый флер утреннего перламутрового тумана. Воздух, звенящий и опьяняюще свежий, манил к себе, как живительная амброзия. Прикрыв глаза, Керран глубоко втянул носом утреннюю свежесть и, встряхнувшись, собирался было повернуться к двери.

— Вот ты где, — услышал он позади себя голос Эдварда.

— А ты не знал?

— Сюда кто-то приближается очень быстро. По дороге, — продолжил Эдвард свою речь.

— Вот как? И кто же это может быть?

— Пока неясно. Как только я почувствовал приближение чужака, то сразу же направился к тебе.

Оба юноши тут же прошли в кабинет, откуда открывался отличный вид на главную дорогу, которая вела порогу особняка. Эдвард напряженно всматривался в покрытый еще ночным сумраком лес, Керран же предпочел довериться другу, спокойно стоя у окна, он не напрягал свое мышление расшифровкой такого, не особо трудного, дела. Он занял себя тем, что вдыхал запах чистой белой рубашки друга, немного мятой, как правило, носимой Эдвардом навыпуск, и слепо созерцал темно-зеленую стену парка.

— Полагаю, это не твари?

— Нет, конечно. Но я чувствую еще кого-то. Странное ощущение, кажется, человек, но в то же время и нет, — ответил вампир, все еще глядя в сторону деревьев.

— Ты не знаешь, кто это в такое необычное для визитов время мог явиться сюда?

Эдвард молчал, но через пару минут вновь заговорил:

— Не могу точно сказать, кто это, но они кажутся мне знакомыми. Они на автомобиле. Сейчас уже будут здесь. Однако это не все гости…

Только успел Эдвард проговорить последнюю фразу, как из темной листвы вынырнул шикарный автомобиль, который мог принадлежать только очень состоятельному человеку. Керран вопросительно взглянул на Эдварда, тот сразу же заговорил.

— Он знаком мне. Видимо, этому тщеславному ослу мало было моего объяснения, что к нам лучше не соваться, и его просьбы не будут выполняться, сколько бы денег он не предложил и как бы не угрожал.

— Не он ли следил за Эвой? Это барон, по-моему, или кто он там есть.

— Да, он. У него так много денег и столько связей, и теперь он возомнил, будто может являться к нам и преследовать нас, только бы исполнили его прихоть.

Пока Эдвард говорил, автомобиль припарковался у входа, оттуда тут же показался изысканно одетый мужчина среднего возраста, но так тщательно следивший за собой, что его искусно воссозданной молодости можно было бы позавидовать. За ним вышли двое здоровых сопровождающих. Он сделал им знак рукой, желая продолжить свой путь в одиночестве.

— Что будем делать? — в голосе Эдварда скользнуло беспокойство, в то время как взгляд Керрана, подернутый туманной поволокой, оставался бесстрастным и не заинтересованным, казалось, ничем.

— Ничего, — эхом отозвался вампир.

— Как это ничего?

— Пойдем отсюда. Здесь он может наткнуться на нас. Остальные тоже не явятся к нему, а он здесь и четверти часа не протянет. Будет потом знать, как являться к нам без приглашения.

Оба вышли из кабинета и направились вглубь особняка, услышав скрип входной двери. Непрошеный гость теперь появился в главной зале.

Он постоял с минуту, гордо выпрямившись, орлиным взором осматривая обстановку вокруг себя. Скорее, машинально отряхнул свой добротный плащ с тончайшей подкладкой на пуху норки, постучал нетерпеливо тростью об пол, набалдашник из слоновой кости издавал звонкие короткие звуки.

— Прошу прощения за вторжение, — начал громко и отчетливо он свою речь, — встретит ли меня кто-нибудь?

Ответом ему явилась тишина. Он постоял, откашлялся и продолжил теперь громче:

— Я не займу много вашего времени, к тому же обязуюсь быть максимально деликатным и учтивым. У меня для вас очень выгодное предложение… и не одно. Прошу вас выслушать меня.

Снова его передразнила тишина, из-за чего брови его сдвинулись, и он нетерпеливо заерзал на месте. В конце концов стоять ему надоело, и он рискнул подняться по лестнице, чувствуя легкую дурноту. На лестнице ему предлагалось выбрать два направления. Он избрал правое ответвление коридора и двинулся по нему нерешительно и медленно, всматриваясь в темноту перед собой.

— Могу я поговорить с кем-нибудь? Здесь есть хоть кто-то? Как насчет такого предложения: еженедельная доставка на дом донорской крови бесплатно? Вам интересно?

Эхо его слов, не имея никаких препятствий, свободно разнеслось по особняку, достигнув слуха двух юношей. Губы одного из них дрогнули, уголок их приподнялся в легкой улыбке или, скорее, ухмылке.

— Ему уже плохо. Как потеряет сознание, отнеси его вниз, к порогу, пожалуйста. А там его обнаружит охрана, как только заметит долгое отсутствие.

И действительно, спустя некоторое время два охранника несли недвижимое тело барона к автомобилю достаточно спешно, подгоняемые страхом, отражавшимся на их лицах. Мотор завелся, нарушая неприлично громким шумом девственную тишину зарождающегося утра, автомобиль тронулся с места и быстро исчез за густой листвой.

— Ну вот, уехал. Надеюсь, больше не явится, — сказал Эдвард, выглядывая из окна кабинета, где он присоединился к своему другу. Керран молча кивнул, уже успев задуматься о чем-то.

Эдвард, стоявший позади него, казалось, был чем-то обеспокоен.

— Сюда приближаются другие вампиры. Это их я чувствовал, но из-за присутствия человека к тому же запутался немного в ощущениях и не понял сразу. Как-то они умудрились выбрать одно и то же время для визита.

— Сколько особей?

— Больше, чем в прошлый раз, — хмуро ответил Эдвард, — и они будут у дверей с минуты на минуту.

— Сколько же их вообще, интересно.

— Не пускай их, — в голосе вампира скользнули стальные нотки. Он устремил строгий взгляд на Керрана. — Не знаю, сколько их в целом и станет ли их больше здесь, но не надо делать из нашей обители притон для одичавших животных. Прошу, не пускай их.

— Невозможно. Здесь их господин, они идут сюда, чтобы увидеть его. Их не остановит ничто и никто. А устраивать здесь кровавое месиво мне бы не хотелось.

— Ты здесь господин, они не посмеют огрызаться. Тебе стоит только показать им всю свою мощь, а мы поддержим тебя. У них нет предводителя, они растеряются.

— Пока их мало, но потом станет много. Не хочу, чтобы они брали особняк штурмом. Зачем начинать войну раньше времени? Мы ничем не рискуем, пуская их сюда.

— Мне неприятно соседствовать с теми, кто уже здесь. Они похожи на клубок змей, который беспрестанно шипит на все постороннее. Прошу тебя, не увеличивай его. Не оставляй их здесь.

— Они все равно никуда не уйдут отсюда. Я повторяю, что здесь их господин, они будут при нем, хотим мы этого или нет. Пока это возможно, будем терпеливы, не забывай, здесь не все Керраны.

— Пойдем. Чужаки уже внизу, в гостиной, — хмуро ответил Эдвард, не глядя на своего друга он направился к выходу быстрым шагом.

В просторном холле, едва освещенным сероватым светом, уже столпились представители рода Керран, молча глядя на четырех чужаков, гордо стоящих у самой двери.

Эти четверо имели вид, действительно, диковатый и грубый, сильно отличаясь от клана Керран. К тому же в дополнение к облику четырех чужаков достаточно изношенная, местами порванная, одежда делала их похожими на бродяг. В общем-то, они таковыми и являлись, не имея ни дома, ни вожака клана. Как загнанные звери, ощетинившись, они озирались по сторонам, готовые в любой момент к защите. Лица их не излучали ничего, кроме животной грубости и глупости. Однако увидев Каэлана, четверка ослабила повышенную бдительность.

Керран вышел вперед через живой проход, образованный расступившимися по обе стороны вампирами.

— Думаю, нет необходимости говорить, зачем мы пришли и что планируем остаться здесь, — начал один из них без лишних слов и предисловий, сверкая хищным неприятным взором.

— Раз уж вы пришли, не вижу смысла вам препятствовать, но прошу учесть, что не все вам здесь рады. Поэтому рекомендую подумать, прежде чем изъявлять желание остаться.

— Мы прекрасно все понимаем. Просим проводить нас к нашему господину. Мы имеем право видеть его.

Керран без лишних слов кивнул головой и указал рукой на боковую дверь. Один из клана Керранов отделился от остальных и направился к ней, бросив краткий красноречивый взгляд на группу чужаков. Те, слегка склонив голову перед Керраном, стандартно выражая свое почтение, хотя и натянутое, проследовали за провожатым.

— Спасибо хоть на этом, — полушепотом буркнул Эдвард, когда незваные гости скрылись за дверью.

Холл наполовину опустел, так как некоторые вампиры предпочли спокойно разойтись. Те, кто остался, молча глядели на Керрана, стараясь уловить его чувства, но нашлось еще немало и таких, которые устремили на него прямые укоряющие взоры, полные негодования и прочих подобных эмоций. Керран же, казалось, не видел ничего и никого вокруг, ничем не интересовался. Он несколько мгновений созерцал дверь, потом бросил неизвестно кому.

— Если они захотят меня видеть, я буду в кабинете.

Он отвернулся от двери и направился к лестнице.

— Посмотри на этих дикарей. Неужели ты бросишь нас на произвол судьбы? Они смешны и нелепы, и по твоей оплошности мы должны терпеть их? — заговорил Эдвард, когда юноши оказались за закрытой дверью кабинета.

— Время покажет. Зато такие, как они, безраздельно преданны своему хозяину. Преданность порой сильнее, чем сама сила, и творит великие чудеса. Они пребывают в том состоянии и положении, когда есть только один смысл существования — служба господину, больше их ничего не интересует. Мы же с взращеной нами интеллектуальностью и современностью забыли истоки. Так что, как видишь, у них тоже есть свои достоинства.

 Каэлан развалился на диване, совершенно ничем не обеспокоенный. Эдвард же все еще хмурился и хранил серьезность.

— Но все же, это чужаки для нас. Они наши враги.

— Я и без тебя это прекрасно знаю. Но и к врагам следует проявлять внимательность. Друзей нужно держать близко, а врагов еще ближе…

Эдвард фыркнул, но ничего не ответил. Воцарилось длительное молчание.

Спустя полчаса в кабинет пожаловали и чужаки.

Сейчас важность их раздулась до размеров вычурности, глаза сверкали, словно ножи, а губы с трудом сдерживали злостные ядовитые улыбки.

Вид их вызвал гримасу отвращения у Эдварда, даже Керран не смог удержаться и бросил несколько обескураженный взгляд на своего друга.

— Мы увидели все, что хотели. Близок тот день, когда наш хозяин проснется! Тогда мы вернемся сюда и воцаримся здесь как полноправные члены семьи. Сейчас же мы уходим, но будем поблизости. Дай своим подданным приказ, чтобы они не преследовали нас и позволяли нам приходить сюда для контроля над состоянием нашего господина.

Слова эти произнесены были тоном волевым и дерзким, подкрепленные еще и острым взглядом, которым говоривший пожирал Керрана. Последний же вновь обрел невозмутимость.

— На то ваша воля. Будьте уверены, вас пустят сюда. Но учтите: раз уж вы здесь, вам придется соблюдать мои правила. Если мне доложат о погибших от ваших клыков людях, я не посмотрю на то, что ваш господин вот-вот проснется… На вас будет повышенное внимание.

Он замолчал, а чужаки переглянулись, в глазах их сверкнула усмешка, на губах одного появилась пренебрежительная гримаса, которую он не смог скрыть. Не желая более утруждать себя беседой с врагом, не ответив ничего, они поспешили удалиться.

Керран устало вздохнул и опустил голову.

— Сколько злости осталось после них, сколько черного яда… — эхом отозвался он через некоторое время.

— Это точно, — в тон Керрану откликнулся Эдвард. Он поднял глаза к потолку, где варилось темное давящее марево, похожее на чад от огня. Воздух будто приобрел форму, сделавшись плотным и тесным, и, казалось, окрасился грязью.

— Что ты будешь делать теперь? Видишь ли, они обещали крутиться поблизости, — снова не выдержал Эдвард. — Ну и взгляды их не трудно было расшифровать после твоего уведомления…

— Эве опасно будет приходить сюда теперь, это очевидно. Ни ее, ни Баррона нельзя подвергать опасности. Однако если этот старик понимающий и не суется сюда, то она у нас строптивая… Пока не имею идей, как выйти из положения. В любом случае не помешает проявить бдительность.

Эдвард не сводил со своего друга внимательного взгляда, немного наклонив голову на бок, он старался понять то, что не договаривает Керран. Только такое общение между ними теперь и происходило. Первый все чаще говорил с недомолвками, остальное его другу приходилось домысливать самому.

 

 

 

 

— Послушай, нам нет больше смысла занимать такое большое помещение. Я вынужден распустить организацию, к этому уже давно дело шло. А несколько человек вполне могут поместиться у меня дома, — сказал мне Баррон хрипловатым сдавленным голосом в один из дней.

Не ожидая такого итога, я раскрыла рот в оцепенении, чувствуя как к горлу катится ком. Баррон казался расстроенным и подавленным. Он сцепил руки замком и уставился вниз, на столешницу, — его привычный жест, когда что-то шло не так… или, точнее, когда что-то шло совсем не так, как хотелось бы. Его возраст тут же дал знать о себе, делая его похожим на старика: четче проявились морщины, глаза сузились и поблекли, словно на них давила тяжесть густых бровей с проседью.

Подходящих слов не находилось, и взгляд мой тоже опустился вниз.

— У меня большой коттедж. Обустрою там кабинет, два, если потребуется. Будешь приходить туда, когда понадобится твоя помощь. Постоянно при мне сидеть не надо. Здесь же ты будешь забирать почту, раз в неделю, думается, и руководить другими делами… мало ли что будет нужно.

— А семья ваша не будет против обустройства кабинета в доме? А Криса как же?

Баррон взглянул на меня, и на лице его появилась слабая кривоватая улыбка.

— Я разведен уже давно. Детей у меня нет. А на счет Крисы… В ней нет уже необходимости. Она прекрасно это понимала и ушла сама. О ней не стоит жалеть, у нее все прекрасно сейчас. Если возникнут какие-нибудь дела, которые вела она, распределим их с тобой поровну. Еще, конечно, у меня есть помощники из лабораторий и органа безопасности, которых я могу в любой момент призвать на помощь, если потребуется.  Двумя лабораториями я сам руковожу и нескольким просто помогаю. В общем, работы мне будет хватать, да и тебе тоже.

Мы проговорили еще некоторое время, улаживая все вопросы с “переездом”. Голова у меня от всего происходящего гудела так, что с трудом получалось организовать нормальный ход мысли. Не верилось и не хотелось верить в реальность событий, а точнее, ради какой цели они разворачивались. В горле то и дело поднималась горечь, избавиться от нее не получалось.

День между тем уже близился к вечеру. Теперь я старалась по возможности не задерживаться на работе долго, чтобы избавить себя и других от “неприятного” общества. Как только начинало темнеть, я неслась домой на всех парусах вместо привычной неспешной прогулки.

И в этот раз, распрощавшись с Барроном, через час я уже с ветром влетела к себе, выдохнув с облегчением. Закрыв дверь и повернувшись, я застыла в немом ужасе. Передо мной стоял незнакомый человек. Мужчина среднего возраста, невероятно элегантный и представительный, что меня уже немного успокаивало, так как вор имел бы другой вид. От него ко мне тянулся тонкий аромат дорогого мужского парфюма. Одет он был в строгий классический костюм, в руке же держал изящную трость, а лицо наполовину скрывали поля шляпы. Незнакомец, увидев меня, поспешно снял ее, и тут в мою сторону устремился взгляд хищный, волевой и не особо приятный.

Мое скромное облегчение тут же сменилось напряжением.

— Вы кто? Как вы проникли сюда?

Только и смогла вымолвить я, глядя на него во все глаза, чувствуя, как холодею от ужаса.

— Позвольте извиниться за вторжение в ваше жилище вот таким вот бесцеремонным образом, — начал он, немного склонившись, но при этом не теряя своих царственных манер. — Я не причиню вам вреда.

— Что вы тут делаете?

Оцепенение и ужас все еще держали меня. В голове никак не укладывалось, что какой-то странный субъект мог запросто проникнуть в мой дом, как если бы это был проходной двор. В конце концов, что ему потребовалось?

— Прошу вас, успокойтесь, — продолжил он, не меняя тона, видя, в каком я состоянии, — признаюсь, мой поступок ужасен, но иначе поступить я не мог. При других обстоятельствах вы бы и говорить со мной не стали, а так у меня есть возможность, что вы меня выслушаете. Разрешите представиться. Меня зовут Виктор Амадей Коэн, я происхожу из дворянского рода Лаэртт. Вам известно это имя?

— Нет… Но как вы сюда прошли?

— Вас устроит ответ, что для меня не бывает преград? — очень учтиво осведомился он.

Я нахмурила брови, не зная, что ему ответить, да и все мысли от страха разбежались в разные стороны.

— Позвольте мне пройти? Как-то непривычно вести беседы в прихожей. Простите мою слабость, но я привык к другому отношению и чувствую себя уютней и спокойней сидя в кресле.

— Вы уже здесь, как будто в моих силах запретить вам это. Пойдемте, — буркнула я и, осторожно обойдя его, он стоял огромный и непоколебимый, как скала, прошла в прихожую и уселась на ближайший стул, он последовал моему примеру. Казалось, он немного растерялся, к тому же мой взгляд не выражал ничего, кроме ступора и замешательства. Наверное, он ожидал (может быть, рассчитывая на свой представительный вид и учтивые манеры), что мой тон сейчас сменится на гостеприимный, ему предложат чашечку кофе и поведут с ним душевную беседу.

— Слушаю вас, — последовал мой нетерпеливый ответ.

— Вы смотрите на меня, будто на привидение. Право, мне неудобно так. Может быть, вы все же смягчитесь? Неужели я так пугаю вас?

— А как мне еще смотреть на того, кто неизвестно почему, без спросу вторгся в мой дом?

Он вздохнул и отвел, наконец, свой хищный взор от моего лица.

— Ну что ж, как хотите. Я тогда не стану мучать вас, буду краток и скажу, что мне необходима ваша помощь в одном важном деле. Более того, может, так вы все-таки смягчитесь…

Он поднес руку к грудному карману и извлек оттуда бумажки, протянув их со словами:

— Вот возьмите, как видите, это чеки…

Я машинально опустила обескураженный взор на прямоугольную бумагу и заметила цифру с большим количеством нолей. Сознание мое не прояснилось ни на минуту, только лишь я опять подняла на него глаза.

— Ваше вознаграждение за помощь, если вы мне поможете. На эту сумму, — здесь его голос сделался гипнотическим и слащавым, — вы можете купить себе три таких же домика, еще останется на автомобиль и отличный отдых. Разве не мечта?

— Что вы от меня хотите?

— Не волнуйтесь вы так. Несмотря на такую серьезную сумму, просьба моя совсем вас не обременит. Вы только подумайте сначала, что вы сможете купить на эти деньги, а потом сопоставьте это с тем небольшим одолжением, которые вы мне окажете…

Я молчала, устремив на него вопросительный взор. Его речи совсем не трогали меня, так как такая огромная сумма для меня была чем-то из ряда несбыточного, и невозможно было бы и вообразить, что такое количество денег может  когда-нибудь меня коснуться. К тому же даже в том состоянии, в каком пребывала я, можно было догадаться, с какой просьбой он пожаловал.

— Вы имеете доступ к Керранам, мне известно. Его так просто не получают, это очевидно, и даже я со всеми своими связями и возможностями, со своим благородным происхождением не могу получить его.

— И со всем этим вы пришли ко мне? — напряглась я. — Если они так отнеслись к вам, с чего вы взяли, будто мое покровительство поможет?

— Видите ли, они без вас не станут меня слушать, а так есть хотя бы небольшая вероятность. Странная черта по отношению к отпрыскам из дворянских семей… Могу ли я рассчитывать на ваше посредничество в знакомстве с Керраном?

— Вампиры приемлют только те законы, которые строятся в их клане, — попыталась как можно строже ответить я, но вместо этого у меня получилось лишь слабое мычание.

Страх перед этим человеком никак не желал отступать. Глаза наблюдали совершенно благородного учтивого мужчину, посылая эти образы в мозг, который старался убедить и душу. Но душа вздрагивала при одном касании с хищным и бессердечным взглядом, с внешностью, привыкшей к поклонению. И даже его теперешняя учтивость выглядела лишь как необходимость для налаживания контакта со мной.

— Не стану с вами спорить. Вы понимаете больше, чем я, поэтому и прошу вашей помощи. Только и всего. Прошу вас, сведите меня с Керраном, а дальше дело за мной. Поверьте мне, я могу вести дела аккуратно, иначе не имел бы того, что имею сейчас.

— Боюсь, это вряд ли, — со скрипом ответила я, борясь с желанием сказать ему, что это вообще невозможно, — они не подпускают к себе никого. И даже с моим посредничеством вы не пройдете. Вы не поможете себе и мне все испортите.

 — Давайте не будем загадывать наперед, но попробуем для начала. Обязуюсь быть максимально тактичным, к тому же Керранам выгодно будет приобрести такого союзника, как я. А вам достанется вся сумма в чеке. Разве это большая потеря для вас, если я все испорчу, как вы выразились? Вы можете наговорить ему все что угодно, чтобы заинтересовать: что у меня хорошие лаборатории и я могу произвести тонны таблеток, гораздо более эффективных, чем есть у них, что я располагаю тоннами донорской крови, что у меня есть новейшее оружие по уничтожению тварей… Все, что хотите.

— Это нелепо. Как вы потом вывернетесь?

— Кто сказал, что мне придется выворачиваться? Для меня не составит труда собрать лабораторию с лучшими учеными, например. Все дело только за вами, вам необходимо только сказать…

В сердце взметнулось негодование. Мне так хотелось отправить его по наболевшим вопросам на все четыре стороны, но страх опустил меня до уровня заблудшей овечки и заставлял покорно отвечать на них.

— Они не станут вас слушать. Тут дело не в деньгах совсем. К чужакам они настроены очень агрессивно и тут же чувствуют, с какими намерениями к ним явились. Они не нуждаются ни в чьей-то помощи, ни в услугах со стороны. Простите, но провести вас к ним не получится. Я не обладаю такими возможностями, как вам кажется.

— Послушайте, вы даже не понимаете, что теряете. Я прошу у вас сущие мелочи, если бы вы были благоразумной девушкой, вы бы это поняли. Давно я не имел дел с человеком, который не понимает своей выгоды.

 Тон его сделался пренебрежительным, как если бы он желал унизить меня.

— Керраны не выгонят вас, но с вами в любом случае останутся деньги, даже если они не захотят продолжить общение. Если они выслушают меня и выполнят мою просьбу, то к вашим деньгам присовокупится еще и пенсия до конца ваших дней от моего имени. Если у вас есть сомнения насчет обещанного, то давайте письменно оформим все эти обещания, и нотариус заверит их при свидетелях и как только вы пожелаете.

С трудом подавив вздох безнадежности, я опустила голову, опасаясь, что мои отказы выведут его из себя.

— Прошу прощения, но ждать я не люблю. Это единственная моя отрицательная черта, с которой никак не получается справиться.

В голосе его скользнули острые нотки, вызвав волну мурашек по спине. К горлу подступил тяжелый комок. В который раз я горько пожалела об отсутствии дипломатического таланта и вообще абсолютном неумении вести переговоры, даже когда дело касалось моей жизни, как сейчас. Если бы меня послали в дипломатическую миссию в другую страну, я бы не только провалила ее непременно, но и из-за неумения вести переговоры настроила бы против друг друга два государства, так как отличалась излишней прямолинейностью, неспособностью быстро реагировать на изменение ситуации и прочими несовершенствами.

Тут же из души моей вырвался крик, про себя я позвала Каэлана, взмолившись, чтобы он оказался здесь как-нибудь. Чуть ли не плача, я сидела, опустив голову, чувствуя всю свою беспомощность, и причитала про себя “где же ты, где же ты?..”

— Ну что? Может быть, решитесь все-таки?

— Простите. Не могу так рисковать. Боюсь, не смогу вам помочь, — еле выдавила я, услышав затем его вздох.

Он поднялся и направился к двери, оставив чек на столе. Его жест было пробудил во мне призрачные надежды на спасение, но длились они не более минуты. Мужчина открыл дверь, и мое страстное желание услышать хлопок обернулось в совершенный кошмар, когда послышался его голос:

— Прошу вас, господа.

В прихожую зашел еще кто-то, а я, жутко побледнев, еле повернула голову в ту сторону. Рядом образовались два больших мужлана-головореза, не трудно было догадаться, для чего использовал их вельможа.

— Мне бы очень не хотелось применять силу, — начал этот дьявол, — но ждать я не люблю, прошу понять и простить мою слабость. У вас есть, конечно же, выбор. Вот чек на столе, а вот мои люди… А дальше вы догадаетесь сами.

Он смолк. Те двое стояли, не двигаясь поначалу, но заметив мой ступор, подошли и подняли на ноги, повернув к своему хозяину.

— А если они просто убьют вас, вместо того чтобы сделать бессмертным, вы подумали об этом? Вы ведь бессмертия хотите? — попыталась собрать всю свою язвительность я, терять-то все равно было уже нечего.

— У меня есть что ему предложить! Но для этого я намерен поговорить с ним для начала! Я хочу увидеть его!  —  прогремел вельможа, возвышаясь надо мной во весь свой исполинский рост.

Наступила ужасающая пауза, он сверлил меня глазами, все еще ожидая положительного решения. Я чувствовала, как от моего лица, от каждой клеточки, отлила вся кровь, которая только могла там быть. Губы высохли за секунду, глотку сжала судорога. Смерть смотрела на меня дыша в лицо, осталось только успеть причаститься.

— И вот я здесь, — вдруг неожиданно послышался мрачный тихий голос за спиной у моего мучителя, застав его врасплох. Он растерялся на минуту, но тут же обрел контроль и обернулся, а мне хватило этого времени, чтобы несказанно обрадоваться и чуть ли не расплакаться от облегчения. Керран собственной персоной выступил из тени коридора и, сделав несколько шагов в нашем направлении, остановился. В это время двое громил схватили меня и скрутили, лишив возможности двигаться. Проделали они это так ловко и осторожно, что никто, казалось, и не заметил.

— Я в курсе и того, что вы хотите попросить, и что предложить взамен. Каким же настырным и невоспитанным надо быть, чтобы не понять намеков, которые вам уже делали не один раз, но разве наших намеков вам мало было?

Мрачно вещал вампир, глаза его горели черным огнем, который пугал, видимо, только меня, так как гордый дворянин стоял перед главой вампиров так же, как перед любым другим человеком.

— Выслушайте меня для начала, молодой человек, — гордо выпрямившись, начал вельможа, но Керран проигнорировал его просьбу и продолжил свою речь:

— Вы не успокоились и решили получить отказ от меня лично? Ну что ж, если сделать скидку на высокое происхождение, то можно понять… Я, так уж и быть, откажу вам лично в вашей просьбе и даже при свидетелях. Хотите, составлю отказ письменно и заверю его подписью нотариуса? А то вдруг у вас остались какие-то сомнения или опасения.

 Последнюю фразу он произнес смакующе и с ехидством.

— Не стоит мне дерзить, юноша, — спокойно парировал вельможа, пылая авторитетом, в который я уже начала искренне верить. — Вы не представляете с кем ведете беседу. У меня большие возможности, и вы, даже не потрудившись выслушать меня, разговариваете в таком тоне. Где ваша мудрость? И, кстати, воспитанность? Вы проявили бестактность в первую очередь и к тому же ведете себя таким образом. Я не канцелярская мелочь, чтобы со мной обходились так грубо.

— Лучше обернитесь на свои действия и судите себя сами. У меня нет ни малейшего желания болтать тут с вами. Отпустите девушку, нашли кого запугивать, и убирайтесь из дома, в который вы вошли без спросу и с угрозами…

Керран было сделал шаг вперед, угрожающе сверкнув глазами. Тут вдруг к виску моему прижали дуло револьвера да так больно, что я охнула. К тому же мне сильно сдавили горло, почти мешая дышать. На моем лице то и дело появлялись гримасы боли.

— Есть ли у вас выбор, господин Керран? — ехидно заметил хищник, оглянувшись на меня, потом снова взглянув на вампира.

В эти минуты сказать, что я была ни жива ни мертва — не сказать ничего. Беспомощно сверля глазами непроницаемую личину Керрана с его стеклянным взглядом, мне делалось еще хуже. Он не смотрел на меня вообще, только на своего противника.

Уголок его губ исказила уродливая гримаса пренебрежения и злости, цвет лица сделался еще более бледным, почти приобретя земляной оттенок. Перед нами стоял сейчас вампир во плоти.

— Ну что ж раз вы избрали такой путь, то я буду говорить с вами вашим же языком, что должен был бы сделать раньше, и хватит с меня любезностей с такой тварью… И да, у меня есть выбор…

Только он успел договорить эти слова, как я почувствовала резкий толчок, что-то острое пронеслось между мной и головорезом. Он отлетел в сторону и с размаху ударился о стену, упав без сознания, другой уже лежал на полу, неизвестно, когда сраженный. В это же мгновение Керран двинулся к своему врагу, но тот успел вытащить нож из трости и отмахнулся им от вампира. Однако человеческие силы с вампирскими не шли ни в какое сравнение, похожие, скорее, на писк комара. Все действие длилось не более пары секунд. Глаза мои стали различать, что происходит, уже с момента, когда Керран держал незадачливого вельможу за шиворот, прижав его спиной к дверному косяку. Позади меня стоял озлобленный Лука, оскалив белые клыки, на носу его собрались сильные складки от оскала. Он смотрел по сторонам, как голодный волк, готовый к новому прыжку в любую минуту. Его налитые кровью глаза светились в полутьме коридора багровым огнем.

— Если ты мнишь себя благородным, мерзкое ты отродье, — услышала я шепот Каэлана, — если ты хочешь, чтобы тебя считали мужчиной, то давай уж решать те дела, которые касаются меня только со мной, а не с беззащитной девушкой, договорились? Она тебе ничем не поможет, поверь мне. Если сейчас всю дурь из твоих мозгов не выбить и тебе опять станет “плохо”, то плакаться приходи ко мне, иначе тебе станет еще хуже.

— Как пожелаете, — прохрипел он, покраснев как рак, так как горло его сдавило железной хваткой вампира, однако он старался вложить в свои слова смысл, понятный лишь ему и Керрану, — думаю, предпочту обратиться к вашему преемнику. Он, надеюсь, окажется посговорчивей.

Керран, ничего не ответив, отшвырнул двухметрового крепкого дворянина, как тростинку, к входной двери, это добрых пять метров. Туда же Лука оттащил и двух охранников и исчез. Я опустилась на пол, обессилев и едва ли что понимая. Все стихло. На минуту забытье охватило мое сознание, очнулась я лишь тогда, когда рядом на корточки присел Каэлан.

Он обхватил руками мои плечи, подняв меня, помог дойти до дивана.

— Ты как? Они не сделали тебе больно? — тихо осведомился он. От его голоса по коже пробежали мурашки.

— Нет, все хорошо.

Вампир усмехнулся и ответил.

— Ты всегда в порядке, как ни спросишь. Надо бы поучиться оптимизму у тебя. Между прочим, тебя чуть не убили.

— Но я же жива… К тому же как только я увидела тебя, то сразу поняла, что спасена.

Он внимательно посмотрел на меня, от чего я смутилась и опустила глаза.

— И даже возразить нечего.

Только сейчас я заметила, что его рукав мокрый, сначала этого не позволяла сделать темная бархатная ткань сюртука. С ужасом я поняла, что это кровь, потому как на месте мокрого пятна зиял разрез.

— Боже мой, ты ранен!

Теперь он прислонил платок к ране, словно только сейчас заметив ее, со словами:

— Ничего, пустяки. Наши раны не так серьезны, как ваши, и быстро заживают.

Я хотела напомнить ему про таблетки, они не восполнили бы потерю крови, лишь поддерживая существование, но передумала, сказав следующее:

— Но у тебя весь рукав в крови. Для твоего состояния ты потерял много крови!

— Ничего страшного, говорю же, рана быстро заживет.

Он напрягся, желая сменить тему. Я обратила на него умоляющий взор, но он в этот момент уже отвернулся. Сердце мое сжалось от невозможности помочь ему, мне оставалось лишь безучастно смотреть на происходящее. Воцарилась тишина, но я быстро ее нарушила, не в силах молчать, и смирившись уже со сменой темы.

— Это не он ли следил за мной?

— Он самый. Такой настырный оказался… с его-то деньгами и связями.

Фраза Керрана напугала меня.

— А если правда? Вдруг он навредит вам от злости? Допустим, он на самом деле располагает какими-нибудь средствами?

Керран расхохотался и, вдруг успокоившись, ответил.

— Не думай об этом. Что бы там у него не было в арсенале, мы гораздо сильнее, факт остается фактом. Чтобы избавиться от нас, надо подумать, собраться, организовать и т.п., чтобы убить его, вампиру потребуется минута на все. Но я не хочу его смерти. На третий раз, будем надеяться, он все-таки усвоит урок.

— Но он говорил про какого-то преемника…

— Понятия не имею, о чем это он, — после паузы отозвался Каэлан, как назло, в этот момент показав мне свою спину и скрыв лицо. Выпытывать из него смысл слов вельможи было крайне рискованно. Таким образом, вывод напрашивался сам собой — придется обо всем догадаться самой.

Вздохнув, я приуныла, опустив помутневший взор.

— Ну что ж, — сказал наконец он, — раз ты в порядке, я могу идти. Не боишься оставаться одна здесь?

— А какая разница? — пробурчала я. — Даже если боюсь, положение-то мое от этого не изменится.

Каэлан улыбнулся и ответил:

— Не забывай, за тобой присматривают.

— Кстати, как ты оказался здесь? Боюсь даже предположить, что ты лично… или они сообщили тебе? — осторожно осведомилась я, вспомнив, как усиленно призывала его.

— Можно сказать и то, и другое. Я почувствовал, что с тобой что-то не так, и решил на всякий случай проверить, больше мне нечего добавить. Отдыхай, не забивай себе голову мелочами. Выпей снотворное. Тебе надо выспаться как следует после такой нервной встряски.

— А если третий раз не подействует? — жалобно промямлила я.

Керран, направившись к выходу, приостановился и бросил мне через плечо:

— Еще раз посмеет заявиться к тебе, его будут ждать уже не дома, а на небесах.

Он не дал мне опомниться, бросив прощальную вежливую улыбку, направился к двери. С моих губ сорвался обрезанный возглас, однако пришлось только лишь глупо проводить взглядом его удаляющуюся фигуру. Лука уже исчез, когда и как я не заметила. Итак, я осталась одна. Некоторое время слепо посозерцав пустоту, я испустила вздох и побрела к постели, намереваясь лечь и поскорее заснуть.

 

 

Следующие несколько дней Баррон перетаскивал все необходимые вещи к себе в дом. Мы улаживали какие-то мелкие надоедливые организационные дела, которые все никак не хотели исчезать, постоянно всплывая откуда-то. Я делала все на автомате, так как терпеть не могла такую работу, поэтому моя деятельность проходила как во сне. Баррон казался задумчивым и растерянным. Часто я ловила на себе его грустный остановившийся взгляд явно с определенным значением, но я не понимала его, и он пугал меня. В такие моменты хотелось отвести его в сторону, сесть напротив, заглянуть в глаза и попросить поделиться своими переживаниями. Но я была занята другими проблемами, поэтому его взгляды вызывали в ответ немой знак вопроса и не более того. Может быть, меня пугало что-то, может быть, я боялась услышать лишний раз о закрытии организации, и, как вывод, напрашивались всякие леденящие душу умозаключения.

После того как мы частично уладили вопрос с переездом, Баррон вдруг так завалил меня работой, что я почти всю неделю возвращалась домой под вечер, уставшая и измотанная, одновременно думая, что это на него не похоже и он, скорее всего, делает так специально. К тому же все переданные мне дела он мог прекрасно выполнить сам, а какие-то вообще не заключали в себе ту срочность, которую он им придавал.

В конце концов, его бесконечные задания начали вызывать у меня негодование, ограниченное пока лишь взглядами, которые я щедро ему посылала. Он поручал то одно дело, то другое, сам пребывая как будто в какой-то горячке и совсем не замечая моих переживаний по поводу долгого отсутствия в особняке.

Ближе к концу второй недели я не выдержала и спросила, можно ли отлучиться к Керранам. На эту просьбу Баррон ответил одобрительно, будто ни в чем не бывало. Его странная легкость немного обескуражила меня, но появившийся шанс наконец увидеть Керрана тут же занял все воображение.

К тому же Каэлан потерял много крови и теперь нуждался в ней — эта мысль не оставляла меня ни на час. Более того, если бы он только позволил, я бы отдала ему свою кровь. От одного воспоминания о пустышках, которыми он мучает себя, даже мне становилось дурно, а что делалось с ним, страшно представить.

Меня занимали еще и другие вопросы, и я собиралась их задать, всю неделю раздумывая как бы это поаккуратней осуществить.

Выбрав день для посещения особняка, я провела перед зеркалом совершенно несвойственное мне количество минут, не переставая ругать себя, с ужасом и стыдом спрашивая постоянно: “Что же я делаю, что делаю?” Однако долгое отсутствие Керрана перед глазами сказывалось вот таким образом. Неуместные действия. Прекрасно это понимая, я все равно ничего не могла с собой поделать, однако все же решилась-таки ограничиться более скромным гардеробом и макияжем. Вместо привычных штанов и блузки (которые менялись время от времени) я надела милое нежное платье до колена с неглубоким декольте и упростила прическу, придав ей небрежности к тому же. Каким-то образом внушила себе, что я иногда так одеваюсь и, в общем-то, в таком образе нет ничего сверхдозволительного, вздохнула и вышла из дома.

По дороге я начала нервничать относительно своего чрезмерно раздутого “парадного” образа. Посмотрела придирчиво в зеркальце, убедив себя, что выгляжу как и всегда. Снова заставила себя успокоиться, направив мысли в другое русло, продолжая раздумывать над волновавшими меня вопросами.

Вот уже показался желанный особняк, и через несколько минут я поднималась по широкой лестнице, немного волнуясь. Керран лично вышел мне на встречу. Он остановился, тут же его взгляд сделался более внимательным, чем следовало бы. Его глаза скользнули от головы к ногам, потом обратно так явно, что мне стало не по себе, и я в очередной раз принялась корить себя за недозволительные вольности во внешности. Наверное, он заметил мою неуверенность, и она теперь забавляла его. Его губы дрогнули в еле заметной улыбке. Более того, он наверняка что-то уже намотал себе на ус, чего мне никак не хотелось. Однако он повел речь как ни в чем не бывало и совершенно не заострил внимания на моей внешности, за что можно было еще раз сказать “спасибо” его тактичности.

— Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, наш барон не возбудил в тебе страх к домашнему одиночеству? — Начал Керран после обмена приветствиями и дежурными фразами.

— Сейчас получше, но все равно когда понимаешь, что в твой дом могут запросто проникнуть все подряд, не очень-то приятно.

— Ты можешь не переживать об этом. У тебя прекрасная охрана.

— Кстати, насчет охраны я тоже хотела поговорить.

Когда мы вошли в кабинет, Керран грациозным жестом указал мне на канапе, предложив присесть.

— Сикеры? — осведомился он, показывая на графин с золотистым напитком и пару бокалов. Я машинально кивнула и продолжила.

— Можно попросить тебя освободить Луку и его друга от обязанности сопровождать меня? Я не могу ощущать постоянно, как за мной следуют те, кому этого совершенно не хочется. Обещаю не возвращаться домой поздно вечером. Кстати, я и так уже выполняю это обещание, поэтому надобности в сопровождении нет. Можешь спросить у них.

Керран смотрел на меня спокойно и бесстрастно, это мешало понять его мысли относительно моего пожелания. Из-за чего мне пришлось усилить свои доводы.

— Прошу тебя. Избавь меня от конвоя, — как можно многозначительней вымолвила я, — разве есть смысл ходить за мной днем? Обещаю даже днем быть предельно осторожной.

Он вздохнул, и взгляд его тут же потускнел, только сейчас лицо его показалось мне очень уставшим и слишком болезненным, памятуя прошлую потерю крови. Сердце мое, реагируя на столь резкие изменения, сжалось. Каэлан поднялся и отошел в сторону.

— А если появится кто-нибудь такой же, как тот дворянин? Что тогда?

—Уже говорила… Обещаю быть предельно осторожной. Думаю, со мной ничего не случится.

— Конечно. Учитывая, что ты любишь искать проблемы самостоятельно. И часто суешься куда не следует.

— Я не буду ходить с сопровождением и точка! — резко ответила я, чувствуя, что еще одну неделю в компании недоброжелателей я точно не выдержу.

— Ну что ж, — ответил он после паузы, — как хочешь. Я отзову их, но боюсь, проблем от этого не убавится.

— Спасибо.

На мгновение воцарилась тишина. Я наблюдала за Керраном, который подошел к своему столу и уселся за него.

— Ко всему прочему, мне теперь не придется каждый день отлучаться из дома с утра и возвращаться только вечером.

Моя фраза прозвучала очень тихо и неуверенно. Я не знала, стоило ли говорить о роспуске организации. В глубине души мне казалось, что Керрана этот вопрос не интересует и, скорее всего, мои вздохи по этому поводу поставят его в неловкое положение… В конце концов, не виноват же он в этом лично. Искоса я смотрела на него, боясь возможной реакции. Он поднял взгляд на меня, но сразу же его опустил, видимо, уже был осведомлен обо всем.

— Мне очень жаль, — бросил он.

— Ты здесь ни при чем, я понимаю это, — ответила спешно я, стараясь поправить неудобное положение. — И в общем-то обстоятельства складывались так, что должен был выйти такой итог… Я не хотела замечать очевидное, сама виновата… Или хотя бы предположить.

Мой голос все больше стихал, как будто кто-то приглушал его постепенно против моей воли. Последнюю фразу я бубнила уже себе под нос, пока не услышала вздох Каэлана, который и прервал мои рассуждения.

— По-моему, нет смысла так расстраиваться, хотя тебе, конечно, виднее. Я честно старался представить, как для вас с Барроном важна эта работа, мне это едва ли удалось, прошу меня простить за поверхностность чувств. Для меня вы навсегда останетесь близкими людьми, и я всегда буду рад видеть вас и принять вашу помощь, так уж и быть. А есть организация или нет, это уже второстепенно… лично для меня.

Голос его звучал спокойной мелодией, не обнаруживая никаких оттенков эмоций. Несмотря на это, он имел свойства бальзама и мягко лился на мои изрезанные развороченные чувства. Он словно восстанавливал порядок в душе и раскладывал разбросанные мысли по полочкам.

— Хорошо, — грустно выдохнула я, поджав губы и уперевшись взглядом в кончики своих туфлей.

Тема оказалась неожиданно исчерпанной. Керран принялся перебирать на столе бумаги, а я задумалась ненадолго. Действительно, разве ему можно было понять, как я с самого начала стремилась попасть в эту организацию, как потихоньку шла к цели… Моя деятельность стала жизнью для меня, и вот теперь все вдруг растворилось, а я осталась ни с чем, и все устремления, получается, обратились в ничто. И это только малая толика переживаний. Фраза Керрана едва ли обнадеживала. Происходящее не сулило ничего хорошего. Я и директор все равно оставались чужими для клана, мы находились где-то там, за границей, в реальном мире, отделяющей его от мира вампиров. Организация, какая бы она ни была и чем бы ни занималась, все-таки являлась связующим звеном между нашими мирами, хоть каким-то маленьким мостиком, перекинутым от наших сердец к их сердцам. В конце концов, она являлась уважительной причиной, ею можно было прикрываться как щитом, не боясь остаться неправильно понятым. Мне так и казалось, что Керран с облегчением воспринял факт нашего краха, и он и дальше, пусть даже незаметно для себя, будет отдаляться от нас, а другие ему в этом помогут. С содроганием я представила, как теперь станут реагировать на меня остальные вампиры. На этом мысли резко оборвались, так как я поняла, что если и дальше стану углубляться в грустные думы, то точно сойду с ума, а при Керране этого делать было нельзя.

Перед внутренним взором теперь стоял его болезненный вид и та ужасная сцена, произошедшая по моей вине. Воспоминания о мокрой от крови бархатной ткани его сюртука заставили болезненно сжаться сердце, а в голове крутился один и тот же вопрос: “Если бы он согласился взять мою кровь. Как, черт подери, это сделать? Ни малейшего представления…”

— Мне не стоило втягивать тебя во все это, — пробубнил он вдруг ни с того ни с сего.

Фраза его вывела меня из оцепенения. Резким движением, бесконтрольно, от испуга я отставила на стол бокал, из-за чего раздался достаточно громкий звон стекла при ударе о столешницу, заставив меня вздрогнуть. Мгновения хватило, чтобы убедиться, что бокал цел, я облегченно вздохнула. Керран, повернувшись на звон, вновь отвернулся, пока я бормотала извинение.

Но тут вдруг озарение почтило своим явлением мой затуманенный мозг. Я быстро взглянула на стол и просияла от радости, поняв, что он изготовлен из идеальных материалов для того, чтобы без труда разбить об него бокал. Стол имел металлическую окантовку и глазированную поверхность, как раз идеально.

Идея родилась моментально: конечно, можно просто “неудачно” поставить бокал на стол! Я метнула взор на Керрана и, едва ли отдавая отчет своим действиям, полностью одержимая поглотившей меня идеей, не заботясь ни о чем другом, взяла бокал, едва поднеся его к губам, делая вид, что пью, и постаралась “поставить” его так, чтобы расколоть ножку. Раздался резкий звон. Я перестаралась. Бокал раскололся почти полностью, сильно стукнувшись о край металлического ободка. Только стеклянный верх его, как браслет, прозвенел, покачиваясь на глазированной поверхности, а осколки полетели на пол. С какой-то маниакальной радостью я заметила кровь на своей ладони, но и защитные рефлексы организма на боль тоже дали знать о себе, выгодно спрятав мою двуличность.

Я взглянула тут же на Керрана, он застыл как вкопанный, впившись взглядом в мою руку, кажется, он побледнел, насколько это вообще было возможно для кожи вампира, но быстро очухался и подлетел ко мне.

— Прости, задумалась на счет твоей фразы и неудачно поставила его.

— Надо быстрее перевязать, — принялся бормотать он, разглядывая руку на предмет осколков, в то время как я не отрывала от его лица жадных глаз, стараясь отследить даже микроскопические изменения эмоций на нем. Взгляд его потерял всякое выражение, став слепым и стеклянным, как будто Керран старался защититься от чего-то. Губы побледнели. Он спешно вытащил платок, как загипнотизированный уперевшись невидящим взглядом в мою ладонь, и хотел было прислонить платок к ней, но я резко выдернула ее и убрала назад, обратив на него дикий полуиспуганный взор. Он, растерявшись, уставился на меня.

— Ну уж нет. Я не позволю тебе перевязывать ее. Собери кровь сам, — многозначительно вымолвила я, глядя на него снизу вверх, — как вы обычно это делаете, ну же, прошу тебя.

Протянув к нему ладонь, сложенную лодочкой, чтобы не растекалась кровь, я устремила на него такой красноречивый уверенный взор, что сбила с толку. Он стоял, опешивший, казалось, не дыша, а я старалась не думать ни о чем, так как мои действия были чем-то из ряда вон выходящим для меня, но отступать было поздно и непростительно.

— Я сейчас упаду в обморок от вида собственной крови… ее уже слишком много. Я прошу тебя. Ты поранился из-за меня тогда и потерял то, чего и так лишаешь себя постоянно. Не позволю тебе перевязать ее до тех пор…

Дыхание мое сорвалось, рука предательски задрожала, я боялась, что он разозлится на меня, но он стоял как истукан. Моя ладонь придвинулась ближе к его лицу. Тут ноздри его раздулись, втягивая запах желанного лакомства, и из груди вырвался сдавленный вздох. Я не сводила глаз с его лица. Не знаю, увидел ли он в них что-то, что я пыталась скрыть, но он вдруг взял мою ладонь меж своих и опустил в них лицо. Я почувствовала, как он осторожно, почти не касаясь губами моей кожи, словно драгоценную пыльцу с цветка, собирает кровь. Ноздри его бесконтрольно раздувались, словно он погрузился в эйфорию аромата. Полуприкрытые, почти прозрачные веки вкупе с губами подергивались мелкой дрожью. Прекрасный всемогущий лев сейчас напоминал кроткого хрупкого ангела. От столь необычайной картины я сама застыла, словно заколдованная, чувствуя, как подкашиваются ноги, но не от потери крови, а от чего-то захватывающего дух основательно и безвозвратно. Состояние мое можно было бы сравнить с тем, как если бы вдруг выросли крылья, потом резкий взлет в небо, и вот ты наблюдаешь оттуда далекую землю, прикрытую пуховыми облаками, как периной. Однако, увы, оно продлилось не более минуты. Каэлан отстранился от ладони и, прежде чем я успела среагировать, зажал рану платком, не открывая глаз, стараясь успокоить свое прерывистое, хотя и еле слышимое дыхание, да и чувства тоже. В закрытых веках трепетали тонкие бордовые капилляры, черные ресницы подрагивали, и мелкая дрожь заставляла дергаться губы, окрашенные моей кровью.

Однако едва мой негодующий взгляд устремился к нему, как послышался хлопок дверью. Испуганно повернувшись посмотреть в чем дело, я увидела Петру, разгневанная, как фурия, она застыла возле двери. Глаза ее метались в яростном огне между мной и Керраном, губы дрожали от прорывающегося сквозь них дыхания.

Отличная представилась к обозрению картина: я с порезанной рукой, истекая кровью, и Керран, растерявшийся, с окрашенными ею губами. Мне казалось, что нас застукали на месте “преступления”, но совершенно определенного рода, не трудно догадаться, какого.

Петра, посчитав более благоразумным ничего не говорить, помотала головой и вылетела как ошпаренная из комнаты, бросив на Керрана такой ненавидящий взгляд, что даже мне стало плохо. Тут же дверь заново открылась, и в проеме показалась взлохмаченная шевелюра Эдварда, а затем и его обеспокоенное лицо.

— Не пускай сюда никого, — прошипел Керран, нахмурившись и не глядя на него.

Вампир понимающе кивнул и захлопнул дверь. Я, как марионетка, безжизненно приземлилась на канапе. Сердце сковало болью, и в горле стоял такой ком, что даже невозможно вздохнуть. Забыв про рану, я отвернулась от Керрана и уставилась в пустоту, желая провалиться сквозь землю, раствориться, исчезнуть  —  все что угодно, лишь бы убежать от этой дурацкой ситуации.

— Прости, — еле выдавила из себя я, — наверное, я сделала что-то ужасное. Мне жаль… Не хотела так…

— Не волнуйся, — ответил он, мне показалось, что голос его дрожал, — это Петра ведет себя непозволительно дерзко и ответит за свое поведение.

Я рискнула взглянуть на него. Он только что оттер с губ кровь и теперь блуждал глазами по столу, видимо, ища что-то, но как-то рассеянно, наверно, не оправившись еще от неприятного приключения.

— Зачем ты так с ней. Не надо. Она не заслуживает… — с горечью в голосе ответила я, отвернувшись, чувствуя, как к глазам предательски подступают слезы.

Я явилась причиной чего-то ужасного между Керраном и Петрой, чего-то такого, что не имела права делать, тем самым вмешиваясь в сокрытый от меня ход отношений в целом. И теперь понимала, что поплатилась за свою дерзость. И вообще следовало бы держать себя в руках с самого начала, не питать призрачных надежд и быть там, где мне положено быть, не соваться при этом куда не следовало бы.

— На самом деле, — попыталась извинить себя вслух я, — мне бы хотелось отдать тебе столько крови, сколько это возможно. Правда…

Сейчас Керран совладал со своими эмоциями, голос его теперь звучал спокойно, но не лишен был стального оттенка:

— К чему такое самопожертвование…

— Это не самопожертвование! — резко огрызнулась я, вдруг повернув к нему лицо, взглядом неожиданно для себя выразив гораздо больше, чем хотела. В этот момент как раз он вскинул на меня внимательный взор, из-за чего к лицу моему резко прилил жар, и я поспешно отвернулась, чувствуя, что покраснела до ушей по причине своей необдуманной горячности.

Так просидеть мне не позволили и минуты. Керран очутился вдруг возле меня с принадлежностями для обработки раны.

— Давай руку, ты не замечаешь, но сейчас зальешь кровью весь пол.

Действительно, в пылу эмоций, уже без того вызывавших душевную боль, я не замечала боль физическую, нервно теребя все это время пропитанный кровью платок. Он ловко обработал рану, перевязав ее.

— Не следовало мне, наверное, совать нос в твои дела. Кажется я испортила все, что могла испортить…

Со скрежетом в сердце выдавала я такие прискорбные мысли и собиралась сказать больше, с горя вылить на него все, чувствуя при этом, что в груди неудержимо закипают слезы, но Керран сбил мои траурные излияния и спас таким образом положение:

— Ты не виновата ни в чем, прекрати говорить глупости. Это мне, скорее, следовало бы держать себя в руках, но я проявил слабость, поэтому прошу прощения.

Он не смотрел на меня, занимаясь рукой, но в голосе его чувствовалось смущение, к тому же от его слов меня неприятно передернуло, и я не удержалась от гримасы негодования, резко вскинув на него взор, а он продолжал как ни в чем не бывало:

— И к чему такой кислый вид? Мне гораздо больше нравится, когда ты улыбаешься. Так что забудь об этом казусе с Петрой, не забивай голову, —  постарался приободрить меня он, но мне уже было не до веселья. В голове восстали все мрачные образы, о которых я уже давно думала. Подавленность навалилась всей своей тяжестью, сделав тело недвижимным и аморфным.

Он вытянулся передо мной и отошел в сторону, спокойный и красивый как и всегда, в то время как я наверняка являла жалкую картину. Хм, что могла поделать я со своей слабой, хрупкой, то и дело киснувшей человеческой сущностью.

— Ты уже знаешь свою судьбу, ведь так? — серьезно, но осторожно осведомилась я, подняв на него полный муки взгляд. По лицу его скользнуло удивление, но тут же его сменила серьезность.

— Я вижу, что вокруг меня что-то происходит, но ни ты, ни Баррон не говорите что. Не понимаю, зачем скрывать. К тому же я уже здесь, ты позволил мне быть здесь. Это глупо… глупо позволять мне находиться рядом, но не рассказывать ничего. Дразнить ребенка конфетой, не давая ему ее. У тебя не случайно такой загнанный вид, и не надо воображать, что все прекрасно. Ведь это не так, я вижу и хочу быть чем-то полезной.

Не сводя с него прямого взора, я ожидала ответа.

— Стараюсь учиться оптимистичности у тебя…

Отшутиться у него не получилось.

— Очень мило…

Он вздохнул и опустил голову.

— Никто не делает тайн. Просто есть вещи, которые не подвластны человеческому разуму. Вмешиваясь в жизнь вампиров, человек не помогает ни им, ни себе, а, скорее, себе только вредит. Я не хочу портить тебе жизнь и без того уже необдуманно поступил, посвятив тебя в наши дела. Наверное, это была ошибка, — последнюю фразу он выдохнул уставшим голосом, словно речь давалась ему с трудом.

— Это не была ошибка! Не смей так думать, — тут же вспыхнула я. — В жизни не бывает случайностей! Я уже здесь, и теперь поздно поворачивать вспять. Я здесь и заявляю, что не оставлю тебя! Я не оставлю тебя одного, хочешь ты этого или нет.

Керран медленно повернул ко мне голову, словно желая убедиться, не снятся ли ему мои слова и все вместе взятое. Он застыл, глядя на меня странным, неподдающимся пониманию взглядом. Тут я услышала его сдавленный голос:

— Все не так просто, поверь мне… Тебе лучше делать, как я говорю… Здесь опасно. Я бы не говорил так, если бы был уверен в возможности предотвратить эту опасность. Более того, я хотел поговорить с тобой на эту тему, но ты не вовремя все усложнила.

Мой непонимающий взгляд на мгновение заставил его остановиться и продолжить уже после небольшой паузы.

— Понимаешь ли, есть вампиры, которые вышли из-под контроля. Я не могу руководить их действиями, они представлены сами себе. Они не опасны для нас, но опасны для тебя, так как ты часто бываешь здесь. Ты понимаешь? Я не хочу наводить их на ненужные размышления в твой адрес.

Он опять замолк, сдвинув брови, устремив свой взгляд в никуда.

По-моему, он чувствовал, как в горле моем вновь поднимается комок, как горечь снова забирается в сердце. Поэтому его речь сделалась вдруг предельно мягкой и осторожной.

— Прошу тебя, ради твоей же собственной безопасности не приходи сюда так часто. Я всегда рад видеть тебя, но ради сохранности твоей жизни готов свести общение до минимума. Надеюсь, ты также, со своей стороны, проявишь благоразумие.

Его слова, как гром сильным раскатом, потрясли душу. В голове образовалась зияющая пустота. Несколько мгновений я смотрела на него, но потом вдруг неожиданно для себя и скорее машинально выдала:

— Нет. Я не боюсь никого. Ты увидишь, что я могу, и перестанешь недооценивать меня.

— Что ж такое-то, — не выдержал Керран, а его возглас заставил меня вздрогнуть, — откуда в тебе столько безрассудства?!

В голосе его не было гнева, но, скорее, сильное негодование, поэтому я осталась стоять, как стояла, спокойно глядя на него.

— Я уже какой раз пытаюсь объяснить тебе, что ничем не рискую, а вот ты можешь погибнуть! Все мои заботы только о том, чтобы этого не произошло. Живой от тебя гораздо больше пользы, если уж на то пошло. Еще раз повторяю: здесь есть вампиры, которые вышли из-под моего контроля. Они предоставлены сами себе и занимаются самоуправлением. Ты понимаешь это или нет?

Он нарочно выделил предпоследнюю фразу, почти произнося ее по слогам, чтобы достучаться до меня.

— Все равно. Я сказала, что не хочу оставлять тебя одного, не хочу постоянно читать одиночество в твоих глазах, все остальное же неважно. Ночью я уже не хожу, так что…

Он взглянул на меня, вздохнул, качнув головой, прикрыв глаза, словно желая освободиться от захлестнувших его эмоций.

— Прошу тебя, — выдохнул тихо он, — береги себя хотя бы. Не делай необдуманных поступков. С тобой так много хлопот. Это невыносимо.

— Обещаю. И никаких хлопот.

Я сообразила, что следовало бы поскорее уйти, чтобы Керран не развивал тему, к тому же я и так уже заварила кашу вокруг себя. Испытывать еще раз судьбу совсем не хотелось.

 

Вскоре в кабинет зашел Эдвард. С видом озадаченным и понурым он помолчал с минуту, потом сказал:

— Петра все еще злится на тебя…

— Я знаю.

— Может быть, тебе следовало быть помягче с ней. Ты же знаешь, она с характером, так просто от своего не отступится… К тому же она здесь на хорошем счету у большинства, — слова Эдварда звучали робко и неуверенно.

— Ничего страшного, пусть знает свое место. Ее своевластие не несет в себе ничего хорошего. А для женщины — это худшее из качеств.

Эдвард молчал. В воздухе повисло напряжение, которое он сам и создавал. Керран казался совершенно спокойным.

— Мне все труднее и труднее становится говорить с тобой. Странно, не пойму почему. Простые вещи теперь сказать не так просто, как раньше.

Керран понимал, что его друг хотел бы сказать совсем другое, но… Эдвард испустил тяжелый вздох, видимо, тщетно ища подходящие слова для интересующей его темы.

— Ты думал насчет того, чтобы дать знать остальным, как обстоят дела с его пробуждением? С молчанием в нашем случае нельзя затягивать. Нельзя так.

— Да, я понимаю и уже думал об этом. Я планирую собрать всех вечером, устроить прием и объявить там обо всем.

Эдвард метнул на друга красноречивый косой взор, задержав взгляд на лице пару мгновений. Последний не заметил этого, смотря куда-то перед собой.

— Обо всем? Ужели обо всем?

 Теперь уже Керран посмотрел на друга, поняв, что вопрос заключал в себе нечто гораздо большее. Столкнувшись с блестящим прямым взором Эдварда, он отвел взгляд.

— Видимо, да, — хрипло отозвался он, словно слова давались ему с трудом, — как будто у меня есть выбор.

Эдвард изобразил на лице гримасу скептичности и, также отведя взгляд в сторону, почти повернув профиль к своему другу, ответил:

— Это, конечно, не мое дело… но мне кажется, есть.

Спокойствие исчезло с лица Керрана, сменившись хмуростью и напряжением, что сразу же заметил Эдвард. Он хотел добавить еще что-то, но передумал и покачал головой, поняв, что из Керрана ничего не вытащить и лишний намек насчет его существования только разозлит его.

Каэлан поднялся с кресла и заходил по комнате. Медленно открыв дверь, словно в нерешительности, он вышел, обернувшись к Эдварду, тот двинулся к другу.

— Пойду, проведаю его. Как он там поживает.

— Я с тобой.

Оба вампира шли по темным коридорам особняка, направляясь на нижний этаж, туда, где находилась дверь в подземелье. Они спустились по сырой лестнице в подвальное помещение, больше напоминающее склеп. Звонкое эхо, порождаемое их шагами, отскакивало от толстых каменных стен и разносилось многократно по всей длине коридора. А зыбкие огоньки от лампы, которую нес Керран, скакали, словно бесята, появляясь и исчезая то тут, то там, отражаясь от влажных стен сотнями бликов. Скоро лестница кончилась, и перед юношами открылась небольшая зала. Здесь, на небольшом же возвышении из камней, в каменной нише лежало тело. Керран осторожно обошел ложе, оказавшись в ногах, и поставил лампу на выступ. Эдвард остался стоять у лестницы, в глазах его начали зарождаться огоньки ненависти, он не мог контролировать свои эмоции, к тому же наблюдая аморфное спокойствие своего друга. Пропитанный сыростью и холодом воздух раздражал ноздри, но юноши не замечали этого.

Эдвард же, застыв как вкопанный, следил взглядом за другом. А Керран, опустив ладони на бордюры каменного ложа, выточенного по форме человеческого тела, принялся пристально разглядывать того, кого оно в себе заключало.

Перед ним лежал мужчина, уже перешедший границы среднего возраста. На лице его проступали первые глубокие морщины, но тем не менее оно не утратило молодости, не покорилось еще полностью старости, сохранив моложавую подтянутость и некоторую свежесть. Только лишь седые волосы сбивали с толку воображение, сильно контрастируя с лицом. Сколько он так пролежал, недвижимый, без сознания?  Но тем не менее казалось, будто силы никогда не покидали его. Он будто был готов в любой момент восстать из сна и развернуть тут же великую деятельность, настолько сильным и внушительным выглядел.

Эдвард стоял на одном месте, не то ли боясь, не то не желая подходить ближе, он издали сверлил ложе взглядом. Керран все еще смотрел на лежащего мужчину, потом, прикрыв глаза, вздохнул, и черты лица его напряглись. Брови сдвинулись так, словно он пытался увидеть что-то внутренним взором или подумать о чем-то, требующим максимальной сосредоточенности мысли.

— Он полон сил, — чуть слышно ответил наконец Керран, все еще пребывая в неизменном состоянии. — Я чувствую, как в нем бурлит жизнь, но он пока спит… Как будто копит грандиозные запасы… Я чувствую, как дрожат его вены, полные крови, чувствую, как напряжены мышцы, готовые к действию прямо сейчас. Граф Аластар проснется очень скоро… Нам придется подготовиться к его встрече.

Керран провел ладонью над телом. Мелкие капельки пота выступили на лбу от напряжения или по другой причине.

— Да, — протянул он медленно полушепотом, — он скоро проснется.

— Убей его, пока не поздно! Пока он лежит перед тобой беспомощный! — резко ответил Эдвард, и глаза его вспыхнули красным огнем. Он сжал кулаки и оголил белые клыки от бушевавшей в нем ярости.

Керран взглянул на своего друга странным взором, неподдающимся расшифровке.

— Ты опять начинаешь? Говорил же, это невозможно, сколько еще раз мне надо повторить тебе, чтобы ты понял? Я не причиню ему вреда.

— Буду повторять столько раз, пока ты не попробуешь! Как ты можешь рассуждать так наивно?! Позволь тогда мне убить его! Мне противно смотреть на этот раздувшийся мешок крови, на этого червя, — вампир резко двинулся вперед.

— Нет! — Керран выбросил перед собой руку, заставив Эдварда остановиться, — ты тем более не повредишь ему. Судьба смотрит мне в лицо, все идет так, как и было предначертано…

— Глупости! К черту все эти предсказания. Им следуют только беспомощные! Не верю, что ты таков и есть. Мы должны убить его, пока не поздно. Попробуй, кому от этого станет хуже?

— Но и лучше тоже никому не станет, — прервал речь Эдварда Керран, — я знаю, что говорю, поверь, и это не беспомощность! Ни ты, ни я не сможем причинить ему вреда сейчас. Нам остается только ждать…

— Ждать! И это все, что ты можешь мне сказать?! — Эдвард пожирал своего друга испепеляющим взором, видя, к тому же, что тот прячет свои чувства, являя мертвую бесстрастную маску. — Где тот Керран за которым мы пошли? Где тот истинный величественный глава клана, которому мы все присягнули?! Что с тобой стало? Я вижу сейчас слабую безликую личину, которая покорно смотрит в ноги еще более слабому противнику — неразрешенной еще судьбе.

— Я знаю гораздо больше тебя. В тебе слишком бурлят эмоции…

— А ты слишком безучастен! Пожалуй, я уравновешиваю тебя, иначе никак, — передразнил своего друга Эдвард. — Послушай, в клане слишком много недовольных тобой, и когда проснется Аластар…

— Ну что ж, вы всегда сможете сменить главу клана. Я не держу никого, ты прекрасно знаешь это. К тому же он гораздо сильнее меня, сможет покорить и удержать всех в уздах…

Эдвард кипел от бессильной ярости, которая к тому же натыкалась на стену холода и отчужденности, возвращаясь таким образом назад.

— Что ты говоришь?! Откуда такая нелепая покорность? — зашипел Эдвард, — Ты согласен, чтобы мы все пошли за этим мясником-кровопийцей? За этим тщеславным эгоистичным животным, существующим только для того, чтобы удовлетворить свои прихоти! А как же заветы Валтасара? Он надеялся на тебя, передав их тебе, и ты сам следовал им, поощрял и поддерживал их. Ради чего все это делалось? Чтобы потом пробудился какой-то тщедушный призрак и разрушил все, что строилось веками, в один момент?  Он недостоин возглавлять клан!

— Я устал. Я понял, что в моем существовании нет смысла, — сникнув, отозвался Керран, опустив потухший взор к полу, потом вновь поднял его и завершил фразу. — К тому же не все думают, как ты, учитывай это…

— Не у всех просто есть выбор! И не все-такие умные… Хватит драматизировать, в конце концов, ты, как сопливая актриса на подмостках.

Керран вновь опустил уставший взор, выдохнул и отвернулся от тела, перед которым стоял. Эдвард следил за ним взглядом молча и внимательно. Черты лица его вдруг смягчились, бушевавшая ярость растаяла, словно ее и не было. Обстоятельства обнажили сейчас так явно и бесстыдно две души посреди одинокого ночного склепа, куда не могли проникнуть ничьи мысли и взгляды, словно он был создан только для этого момента. Одна — уставшая и подавленная, несла в себе молчание, словно проклятие. Другая — трепещущая и напряженная, знавшая и понимавшая гораздо больше, чем ей показывали.

Эдвард хотел выразить пришедшую ему на ум очередную мысль словами, но, посмотрев внимательней на Керрана, запнулся, горько усмехнулся и покачал головой.

— Только подумать. Я знал тебя еще тогда, когда ты был человеком. Всегда находился рядом. Мы всегда были лучшими друзьями. Ты ничего никогда не скрывал от меня, а я всегда поддерживал тебя, что бы ни случилось, буду поддерживать, и ты это знаешь. Сейчас ты решил молчать, ничего не говорить мне. Ну что ж, ладно, мне пришлось научиться понимать тебя без слов. Это чертовски трудно, хотелось бы признаться, — Эдвард эпатажно всплеснул руками, изобразив на лице театральную улыбку, — но ты знаешь, у меня, кажется, получается. Другого выбора-то все равно нет.

Два друга обменялись красноречивыми взглядами.

— Вот видишь, и слова здесь ни к чему. Ведь не зря же ты мой лучший друг, правда? Ближе тебя у меня никого нет.

Керран приподнял одну бровь, изобразив на лице кривую улыбку, словно подыгрывая Эдварду. Минутная растерянность отразилась на лице последнего, но Керран, оставив свой пост, подошел к другу и, положив руку ему на плечо, ответил, не дав тому опомниться:

— Пойдем, здесь нечего делать.

 

 

Несколько дней я ходила сама не своя, не зная, куда себя деть и чем занять. Последний разговор с Керраном никак не уходил из головы, вызывая в сердце неподдельную боль, а в голове туман и замешательство.

Я что-то делала, тупо и бесцельно, если того требовали обстоятельства, и не делала ничего, когда обстоятельства исчезали, при этом мысли проживали отдельную жизнь где-то в другом измерении. В общем, тело и душа, казалось, существовали отдельно друг от друга. Запрет Керрана звучал в ушах, как заигранная пластинка. Я все пыталась найти ему объяснение, понять, почему он так поступил. Действительно ли была опасность или же это преувеличенные меры, или дело в Петре? Теперь не составляло труда понять, что я встала между ней и главой клана. Только вот она пользовалась гораздо большими правами, чем я, и удача, логично, была на ее стороне. Однако странное поведение Керрана по отношению к ней немного успокаивало меня, хотя он и вел себя со всеми одинаково, не выделяя среди вампиров никого… Во всяком случае мне так казалось. Он действовал методом кнута и пряника, имея полностью бесстрастную душу и взгляд. От последних догадок становилось жутко. Верить в то, что он холоден и черств со всеми, совершенно не хотелось. Однако он всегда вел себя очень аккуратно, не давая мне возможности сделать каких-либо выводов относительно отношений в вампирском клане… да и ко мне. Так рассуждать еще можно было вечность, чем я собственно и занималась целыми днями.

К моим тяжелым думам присоединилась еще и откуда не возьмись взявшаяся мания преследования.

Я оборачивалась и осматривалась по сторонам бесконтрольно и часто. Даже днем постоянно прислушивалась ко всему и старалась быть предельно внимательной, но ничего не слышала и не видела. Вечерами все мое естество вообще обращалось в сплошной слух, и если дело касалось безопасности, то в этом мне не было равных, как мне самой казалось. Часто до дома меня довозил Алекс, он все никак не желал оставлять одну. И чтобы избежать одиночества и тяжких мыслей, приходилось послушно терпеть его общество. В конце концов, он не был таким вредным или ужасным, как могло бы показаться. Достаточно образованный, культурный и симпатичный, хотя и немного вспыльчивый, — я смотрела на него и думала об этом, а еще о том, что в нем нет ничего плохого, только мне он не нравился.

В общем касательно ежедневных бдений: не сказать, что я боялась чего-то, но слова Керрана теперь по какой-то неясной причине не давали покоя.

В один из дней погода испортилась так, что уже ближе к вечеру стало темно, как ночью, из-за туч, которые заволокли все небо. Тяжелые капли дождя, промозглый ветер и первые заморозки разогнали всех по домам. Одинокие редкие прохожие с разноцветными зонтами спешили домой, подгоняемые мыслями о теплом очаге, они не интересовались ничем вокруг. В такой ужасный день идеально было бы отсидеться дома, меня же как на зло понесло с утра к Баррону для выполнений не особо важных заданий, их можно было перенести и на другой день. А теперь я спешно шагала домой с одной лишь мыслью: окунуться в домашние тепло и уют, а там теплая ванна и горячий чай, к тому же уже третий день ходя с насморком и неважным самочувствием, беспрестанно хлюпая носом, не очень удачная ситуация для здоровья.

Ветер дул так сильно, что я не видела ничего вокруг, заслоняясь от него зонтом. И то обстоятельство, что уже сильно стемнело, как-то не беспокоило меня по причине все тех же мыслей о доме. Итак, шагая домой, бросая беглые взоры по сторонам, я вскоре зацепилась взглядом за две странные фигуры, находившихся на детской площадке почти возле моего дома. В такую ужасную погоду они спокойно стояли без зонтов и, казалось, никуда не спешили. Удивительный факт. Только плащи с широкими воротниками закрывали нижние части их лиц. Мой взгляд задержался на них, я как раз поравнялась с ними, когда один из них посмотрел на меня. Его колючий холодный взгляд тут же вызвал во мне волну напряжения. Второй теперь тоже последовал за взглядом приятеля, как будто заинтересовавшись. Их темные глаза не выражали ничего дружелюбного, но и опасности, кажется, никакой не заключали. Они чем-то походили на местных бандюг. Мне не хотелось погружаться в размышления на эту тему, тем более в такой момент. Поэтому я спешно отвернулась, прикрылась зонтиком и почти бегом добралась до дома, влетела вовнутрь и захлопнула дверь. Только сейчас я поняла, что испугалась их, так как сердце бешено колотилось. Остаток вечера меня била какая-то странная лихорадка: делалось то тепло, то холодно, к тому же нервная возбужденность все никак не желала проходить, вызывая дополнительный прилив дрожи. Все мрачные мысли вернулись ко мне, как прирученные питомцы. Мне вдруг сделалось так тягостно и страшно, что я готова была броситься за своим другом, хотя бы утешить себя его обществом. Но для этого надо было побороть свою неприязнь. В конце концов я не выдержала и расплакалась. За много дней накопленные слезы снизошли на меня как благословение. Они капали в чай, которым я надеялась немного унять простуду, смотря на темную дрожащую воду, которая постоянно остывала, так как я задумывалась и забывала его пить, из-за чего приходилось постоянно доливать в кружку кипяток. Казалось, мое чаепитие не закончится никогда, что вскоре и начало напрягать… Так и не допив свой бесконечный чай, совершенно измотанная и уставшая я пошла спать, думая про себя, что иногда одиночество — это просто невыносимо и больно.

Ночью неожиданно мне сделалось так плохо, что не получалось из-за отсутствия сил ни подняться, ни даже проснуться или, точнее, выйти из состояния бреда и тяжелой дремоты. Меня бил жуткий озноб, простынь сделалась мокрой от пота, одеяло сбилось, так как я постоянно вертелась. Когда получалось забыться, то мне тут же начинали сниться совершенно жуткие непонятные сны: вампиры с горящими глазами, кровавыми оскалами, какая-то суматоха, паника, крики, визги, шорохи  —  в общем весь тот бред, который может быть вызван таким воспаленным воображением, как у меня в данном случае. Однако больше всего запомнился Каэлан. Как будто он возник наяву. Мне казалось, что я чувствую его холодную руку на своем лбу, висках, щеке. Его темный, но проникновенный взгляд пробивался сквозь мою болезнь и беспамятство, достигая самой души, заставляя ее трепетать. Я даже, кажется, звала его во сне, тянула к нему руку, до которой он осторожно дотрагивался и клал на кровать. Он что-то говорил мне и принимал мои ответы, еще во сне ощущала неоднократно холодное полотенце на лбу. Часто я видела его темный мелькающий силуэт перед собой, он не стоял, но постоянно двигался и исчезал.

В общем, ночь для меня прошла, как одно большое светопредставление, от которого на утро невозможно проснуться. Кстати, проснулась я только днем и полчаса еще приходила в себя, пытаясь понять, что случилось и где я нахожусь. По обрывочным мелькающим частичкам с трудом и не полностью воссоздала в памяти всю ночную эпопею, ужаснувшись и удивившись одновременно. Слабость все еще тяготила тело, голова звенела и гудела, во рту пересохло так, что язык прилип к гортани. Я лежала на постели, тупо уставившись в потолок, не имея ни сил, ни желания двигаться. Затем снова впала в дремоту, вынырнув из нее спустя час. Как раз сон позволил восстановиться до той степени, которая хотя бы позволяла здраво рассуждать. Закрывая глаза, я вспоминала Керрана. Удивительно, но мне казалось, что я действительно чувствовала его прикосновения, видела фигуру и даже слышала речь! Повертев головой и застыв от изумления, действительно заметила мокрое полотенце на тумбочке и другие посторонние предметы, которых здесь не было до того, как я легла: пара кружек, ложки, какие-то мои снадобья от простуды, которые точно не доставались из ящика. Среди них лежала записка. Я схватила ее в смутной тревоге и устремила в небольшой текст жадный взор. Это писал мой друг, негодованию моему не было предела. Он писал, что зашел утром (у него имелись ключи от моего дома, данные ему когда-то давно), поняв, что мне нездоровится, он проверил температуру, выставил из полки то, что посчитал нужным, и заклинал позвать его, как только проснусь, чтобы иметь возможность помочь.

Отшвырнув записку в сторону, я плюхнулась на кровать и зарылась в подушку. Думать ни о чем не хотелось, я совершенно запуталась и начинала уже сходить с ума.

 

Когда терпению пришел конец, я решила заглянуть в особняк, несмотря на запрет Каэлана. День уже перевалил за вторую половину и клонился к вечеру. Возможно, следовало бы прийти днем ради собственной безопасности, но меня тянуло в обитель вампиров так, что противостоять этому не получалось.

Спустя час я уже стояла в главной зале, с упоением вдыхая запах, которого мне так не хватало. Пусть это место было вампирским убежищем, но оно стало мне родным, привычным и даже уютным.

Однако не все шло так мирно и прекрасно. При входе я заметила, что зала освещена редкими свечами (но освещена!) и как будто убрана. Более того, спустя некоторое время я поняла, что атмосфера вокруг несколько иная, пропитанная чем-то посторонним и непривычным для этого места. Откуда не возьмись во мне проснулось странное горячее волнение, будто что-то будоражило и щекотало нервы. Я поднялась по лестнице, отмахиваясь от этого состояния, как от назойливой мухи. Направилась было в кабинет, все еще подсознательно обостренно ловя малейшие изменения вокруг, но остановилась. Где-то в особняке, далеко и глубоко, будто происходило странное оживление, откуда-то будто бы даже доносился гул многих голосов, хотя в действительности вокруг стояла таинственная звенящая тишина. Встряхнув головой, я зашла в кабинет, куда обычно затем являлся и Керран. Однако прошло уж более двадцати минут, но он все еще отсутствовал. Это странное обстоятельство подняло меня с места. Выйдя в коридор, я выбрала направление, какое мне показалось любопытным. Продвижение происходило очень медленно, так как я постоянно прислушиваясь, стараясь понять, происходит ли что-то или мне кажется.

“Мистика какая-то… Нет же никого, да и площадка пустая перед особняком…”

Только эти мысли промелькнули в голове, как позади вдруг прозвучал голос, но такой тихий и ласковый, что почти не испугал меня:

— Вот ты где, я тебя ищу тут повсюду. Ты что бродишь?

Конечно, передо мной стоял Керран. Увидев его, я немного растерялась и захлопала глазами.

— Мне показалось, что здесь что-то делается. Какое-то странное оживление вокруг, да и запах, атмосфера… Как будто все изменилось. Вот я и пытаюсь понять, кажется мне или нет.

Губы вампира дрогнули в легкой лукавой улыбке вкупе с глазами, которые смотрели на меня, блестя и переливаясь, как черные алмазы. Помолчав немного, он ответил:

— Да, поистине ты знаешь, когда выбирать время для гостей. Сегодня устраиваю светский вечер, если можно так выразиться. В парадной зале уже собрались гости.

Действительно, от взгляда моего не укрылись изменения во внешности Керрана. Он переоделся в богато расшитый золотыми нитями и блестящими камнями велюровый сюртук, изумительно шедший ему, шитый прямо по фигуре. Из-под ворота сюртука выглядывал воротничок изумрудного цвета блузы  —  единственный светлый атрибут из всего тщательно подобранного костюма и прекрасно оттеняющий его темные волосы и глаза.

Заметив мой удивленный и опешивший взгляд, он поманил меня за собой.

В молчании мы прошли несколько коридоров и лестниц, все непременно вели вниз. Мне показалось, что мы уже давно спустились в подвал, однако каково же было мое удивление, когда, напротив, дверь одной из комнат открылась перед Керраном и мы оказались на огромном балконе! Балкон совсем не освещался, зато зала внизу вся переливалась янтарным светом, исходившим от многих свечей. Мы находились так высоко, что нас никто не мог видеть, к тому же защищенные тенью.

Я застыла в изумлении, открыв рот, никак не могла его закрыть, машинально обводя взглядом залу, где толпилось по меньшей мере около двухста представителей вампирской династии. Подумать только, откуда их столько могло взяться здесь?! Я всегда пребывала в твердой уверенности, что семья Керранов — это как в нашем понимании семья: родные родственники и немного побочных, но что вампиров столько, я и подумать не могла! Как они все могли поместиться в таком маленьком особняке?

— Боже мой, — вырвалось у меня… — это что, все твои родственники?

Керран бесшумно засмеялся.

— Нет, конечно. Здесь большей частью приглашенные из других родов, не имеющих к моему никакого отношения.

—Так они не живут здесь?

— Нет. Они приехали из других мест ради сегодняшнего вечера.

— Не думала, что их… вас так много… — смущенно ответила я. Керран гордо выпрямился, на его лице заиграла легкая лукавая усмешка. — А по какому поводу? Если не секрет.

— Мы давно не виделись. У меня есть, что сказать им. Когда ты давно не видишь знакомого, ведь всегда есть о чем поговорить, правда?

Его голос звучал со странной полушутливостью, как будто он отвечал на несерьезные вопросы ребенка.

Я не могла оторвать взгляд от этого значительного собрания внизу. Мужчины и женщины, все в вечерних туалетах, изысканных и дорогих, хотя и старомодных. Мне казалось, что я во сне перенеслась в прошлые века, когда еще живы были короли и велись светские приемы. Только лишь уж очень не хватало звона бокалов с искрящимся в них шампанским, да и вообще какой-нибудь закуски. Важные дамы и господа занимали себя только беседой, разбившись по группкам, переходя из одной в другую, кланяясь друг другу. Однако беседа велась очень тактично: тихо и сдержанно, некоторые вампиры вообще молчали. Я старалась найти глазами знакомые лица, и мне это удалось: несколько юношей и девушек рассеялись по зале, ведя себя почему-то отчужденно, и все с одинаково напряженными взглядами, будто чем-то недовольные. Однако мое внимание не задержалось на этом странном факте, меня продолжало держать удивление.

Видя мою бескрайнюю заинтересованность, Керран предложил:

— Хочешь присоединиться? Я могу свести тебя вниз и представить им.

— О, это реально осуществить без последствий? — восхищенно осведомилась я, все мысли тут же собрались вокруг этой идеи. В голове совсем не вязалось как такое возможно воплотить в жизнь. Керран оглядел меня с головы до ног и ответил:

— В принципе можно. Со мной тебя никто не тронет. К тому же ты здесь нечужая, многие тебя знают. Только вот одежду надо бы сменить на более подходящую к данному случаю, чтобы ты не особо выделялась среди них. Памятуя прошлый раз, к тому же многим может показаться, что ты пренебрегаешь порядками клана. Конечно, запах человека все равно ничем не спрячешь, но стоит переодеться.

Он вывел меня назад в комнату и закрыл дверь.

— Пойдем со мной. У меня должно что-то найтись для тебя.

Я осмотрела свою повседневную неприметную одежку и тяжко вздохнула. По сравнению с их шикарными туалетами я смотрелась, как серая стена.

Мы снова прошли через коридоры, темные и глухие, словно необитаемые, и вскоре оказались в больших апартаментах. Богатое убранство, строго выдержанное по моде прошлых веков, поражало воображение. Чего стоила одна тяжелая кровать с шикарным бархатным балдахином. В наше время такие уже не делали.

— Вот здесь есть платья. Думаю, тебе должно что-нибудь подойти. Поищи сама, — сказал вдруг он, заглядывая в гардеробную комнатку.

— Чья это спальня? Разве вампиры спят?

Керран взглянул на меня. Я заметила, как блеснули его глаза, разрезав ночной сумрак.

— Это спальня моей матери и ее родной дом. Отсюда ее забрали, чтобы выдать замуж за отца.

Видя мой удивленный взгляд, он пожал плечами и ответил:

— Ты думаешь, моего дома уже не существует? Вот он. Как видишь, я нашел в себе силы вернуться сюда спустя столько лет.

Я плохо видела его лицо, но мне показалось, что голос его отяжелел, словно под грузом грустных воспоминаний. Однако эта заметка не изменила моего еще большего удивления, как раз когда я направилась к шкафу и, заглянув внутрь, опешила:

— Это что получается, — голос отказывался меня слушаться, — это что же… эти все наряды… Вот эти платья были…

В голове у меня не укладывалось, как вещи могли пролежать столько веков в целости и сохранности. Я услышала смех Керрана.

— Нет, конечно. От матери у меня сохранился только вон тот портрет, — сказал он, указывая на картину, — и там на комоде пара шкатулок с украшениями. Платья скапливались здесь от представительниц рода Керран. Они стали им не нужны. Теперь эти вещи бесхозные, так что подбери себе что-нибудь и возвращайся в комнату, где мы были. Я буду ждать.

Он изящно поклонился, немного улыбнувшись, и вышел.

Я не полезла сразу же в гардероб, но принялась осматривать комнату, впитывая каждую деталь, после того как узнала, кому она принадлежала ранее. Я находилась в столь дорогой сердцу Керрана комнате — в это трудно было поверить. Сердце затрепетало, эмоции переполняли все естество. Очень хотелось запомнить все вещи, каждую мелочь здесь максимально подробно. Но все же силой воли я заставила себя успокоиться и приняться за туалет, рискуя провозиться слишком долго.

Спустя минут двадцать моих стараний я нашла изумительное платье, замечательно подходившее мне. Только вот оно по длине сильно превышало мой рост, из-за чего вокруг меня образовывался шлейф из ткани, которую пришлось поднимать, таким образом, оно походило скорее на бальное платье.

— Модельным ростом я никогда не блистала, — пробубнила я сама себе, придирчиво глядя в зеркало на отражение. — Зато фигура хорошая, хоть один плюс.

Несмотря на самокритику, не залюбоваться собой я не могла, образ, смотревший из зеркала, выглядел достаточно мило и гармонично. Поведя взглядом немного в сторону, я заметила небольшую картину, стоявшую на комоде рядом с увесистой шкатулкой, вспомнив, что на эту картину мне указывал Каэлан. С замиранием сердца я всмотрелась в нее. К сожалению, от времени краски потускнели, и местами картина не избежала повреждений. Но все же. На меня смотрела очень миловидная темноволосая женщина. В общем, в ее внешности я не заметила ничего примечательного, только вот взгляд ее показался интересным. Мне хватило пары мгновений, чтобы понять, от кого Каэлан унаследовал свой взгляд, свои проникновенные прекрасные глаза. Она смотрела на меня серьезными темными глазами, полными такой неописуемой глубины, что одной ее хватало, чтобы приковать все внимание к этой персоне.

Я заметила на ее шее и ушах весомые украшения, наверное, очень дорогие и вспомнила, что мне бы тоже не мешало надеть что-нибудь. Неглубокое декольте платья явно требовало изящное колье, а подобрав волосы, я убедилась, что тогда уж неплохо было бы примерить и серьги.

Осторожно открыв шкатулку, я принялась изучать ее содержимое. Все драгоценности, очень тяжелые и щедрые в плане количества камней, совсем не вязались с тем, к чему я привыкла. Пришлось полазить по другим ящикам и посмотреть, что находится в них. Вскоре я извлекла еще две шкатулки. Украшения в них уже, на мой неопытный взгляд, были поновее. Теперь, без особого труда подобрав себе подходящий комплект, соорудив более или менее красивую прическу, я еще раз взглянула в зеркало. Слишком возбужденная, чтобы нормально оценить ситуацию вокруг себя, я махнула рукой на свое отражение в зеркале, подумав, что и так пойдет, и вышла из комнаты.

Занятая долгой примеркой и приведением себя в порядок, желая теперь уже не ударить в грязь лицом, я не замечала легкой дурноты, которая начала подниматься внутри. Но теперь внимание мое освободилось от прошлых приготовлений, и я с волнением осознала, что неважно себя чувствую. Увы, таблеток с собой у меня не имелось. Я провела в особняке несвойственное для меня количество времени, и теперь принятая недавно таблетка прекращала постепенно свое действие. Нужна была еще одна.

Торопливо я отыскала комнату, Керран находился в ней, как раз повернувшись ко мне спиной, когда я вошла. Он обернулся и застыл, глядя на меня. А я только сейчас поняла всю щепетильность и серьезность ситуации. Забыв про свою дурноту, я не двигалась так же, как и он, чувствуя, что краснею и сжимаюсь под его внимательным изучающим взглядом. Он впервые смотрел на меня так, как мужчина смотрит на женщину. Сейчас в его внешности не было ничего вампирского, передо мной стоял обычный человек со всеми его слабостями и страстями. Я смутилась и опустила взгляд. Сознание мое все никак не могло принять это открытие и испуганно жалось в угол. На его лице явно читалось восхищение, которое он даже не старался скрыть.

Он подошел, взяв мою руку, легко прикоснулся к ней губами и тут же вернул на место со словами:

— Потрясающие изменения. Тебе очень идут платья. Восхитительно выглядишь. Прости, если смутил тебя…

Мне показалось, что он хотел бы сказать больше, но сдержался и отошел. Спрятав взгляд, ответил:

— Подожди пока здесь, я все приготовлю и вернусь за тобой…

Он вышел, а я осталась одна наедине со своей растерянностью (по его вине), дурнотой и негодованием. Он сбил меня с толку, и я совершенно забыла, да и не успела попросить таблетку. Испустив стон, прислонив ладони к лицу, я уселась на оттоманку.

Прошло минут десять, но Керран не появлялся, зато мне становилось все хуже. Пришлось прилечь и закрыть глаза, чтобы таким образом сэкономить силы до его прихода, сосредоточенно подбадривая себя. Вскоре я совершенно потерялась во времени и уже не отдавала себе отчет, где лежу, как долго и что происходит. Даже боль от сведенной затекшей шеи из-за неудобного положения головы куда-то вдруг исчезла, уступая место прострации.

Через некоторое время послышался глухой щелчок двери, где-то в глубине меня что-то радостно затрепетало, но на лице это никак не отразилось. Через мгновение передо мной возникло лицо Керрана. Он присел рядом, опершись одной рукой о низкую спинку оттоманки. Сначала, когда он взглянул на меня, на лице его появилась тень волнения, но она тут же исчезла, и оно осветилось странным угнетающим мою засыпающую душу спокойствием.

Я хотела сказать ему, что мне плохо, но вместо этого из гортани вырвался какой-то невнятный тихий возглас. На меня накатывала волна забытья, грозя вот-вот унести хрупкое сознание в свою пучину. Из последних сил стараясь вынырнуть из сна, жадно умоляющим взглядом всматриваясь в его лицо, удаляющееся сознание сжималось от страха при осознании своего бездействия. Тут взгляд его потускнел, в нем появилась неподдельная грусть, заставившая сердце сжаться. Еле уловимая гримаса боли тенью легла на его лицо. Я видела лишь его глаза, чувствуя, что тону в них. Он смотрел на меня не отводя их, не моргая, словно застыв.

— Что ж, — услышала я далекий тихий голос, — наверно, так оно будет лучше действительно.

Он убрал воздушную прядку волос с моего лба за ухо. Бросил на меня странный взор и поднялся, произнеся:

— Отдыхай.

Словно по его команде перед глазами у меня все потемнело, я потеряла сознание.

 

Придя в себя я поняла, что меня окружает кромешная тьма. Испуганно осмотревшись по сторонам, одновременно вспоминая, что произошло, мой взгляд натыкался на знакомые предметы… слишком знакомые. Это оказалась моя спальня. На улице же стояла глубокая ночь. Меня заботливо доставили в мою комнату в вечернем платье, личная одежда была аккуратно сложена рядом на кровати. Тут же вернулись все воспоминания, а вместе с ними и досада. В особняке сейчас происходило что-то, о чем не дозволялось узнать, я не одна из них, как не корми себя иллюзиями, я оставалась чужой, и Керран прекрасно знал это. Всегда чужая, всегда посторонняя. Кажется, эти определения уже превратились в клеймо в моей душе. А проявившаяся не к месту слабость еще и дополнила его убеждения. Какой от меня толк все-таки? Я никто.

Злясь на себя и на Керрана, я состроила капризную гримасу и пролежала так некоторое время, чувствуя, как к глазам поднимаются слезы. Обида душила меня, приправленная горькой специей — ревностью, но не по отношению к Петре, а по отношению ко всем вампирам вообще, по отношению к обстоятельствам, которые отдаляли от меня Каэлана, будто издеваясь. Каэлан потворствовал им так натурально, что я теперь сомневалась в искренности его дружбы. Его отчужденность при всей имеющейся любезности постоянно давала знать о себе и проявлялась в совершенно разных моментах. Когда мне тяжело было сдержать свои эмоции, он, напротив, оставался спокоен и непроницаем. Внутри меня все горело и трепетало, он же, кажется, и не замечал этого за своим холодом и бесстрастностью. Последнее время я часто задавалась вопросом, есть ли у него вообще чувства и эмоции? Или он только изображает их, как хороший актер.

Из глаз полились слезы. Я недвижимо лежала на кровати и слепо смотрела в потолок. Горькая обида жгла тело изнутри. Кажется, сейчас мне было плохо как никогда. Я лежала так до тех пор, пока усталость не сморила меня, погрузив в тяжелый сон, видимо, сжалившись над истерзанным рассудком.

Обида и негодование не оставили меня ни на следующий день, ни через несколько дней, значительно притупив желание появляться в особняке. Керран был бы рад таким изменениям. Наверное, этого он и добивался. Когда меня посещали мысли в таком духе, сердце при них болезненно сжималось.

Я вспоминала слова Леграна. Они призваны были вдохновлять меня, но теперь казались далеким несбыточным сном. Если бы он знал, в каком состоянии я пребываю сейчас, то что ответил? Развел бы руками, наверное. Мне так хотелось верить ему, но никак не получалось, так как он видел воображаемую картину, а я — действительную.

Как назло, позвонил Баррон и сообщил, что намеревается на днях съездить к Керрану и хотел бы, чтобы я его сопровождала. Мое унылое согласие вызвало тишину в трубке, а затем вопрос все ли со мной в порядке. Вызывать его подозрений не хотелось, да и не посвящать же его в личные переживания, поэтому я сослалась на нездоровье.

— Ты, наверное, сгорала тут от нетерпения, пока ждала? — осведомился у меня Баррон через неделю, когда мы уже ехали в автомобиле к Керрану.

— Ну как сказать. — замялась я.

Плохой из меня актер.

— Думал, что ты нездорова, поэтому решил не спешить с гостями, к тому же пара дел задержали меня дома на несколько дней.

— У вас есть к нему что-то?

— Не совсем. Давно не видел его, хотелось бы узнать, как он. Еще есть к нему пара профессиональных вопросов из области лабораторных исследований.

— Вы занимаетесь сейчас чем-нибудь интересным?

— Да нет. Все то же. Одна лаборатория самораспустилась, так как не располагала ключевым материалом для исследований — вампирской кровью. Сама знаешь, как ее трудно добыть. Осталась только по изучению феномена “тварьства” и мои личные изыскания.

Он замолчал, глядя на меня, потом вдруг смутился или что-то в этом роде и спросил:

— Что интересного у тебя?

Я опустила глаза, стараясь подавить грусть.

— Ничего. Ничего особого.

Не знаю, какое впечатление оказал на него мой ответ, так как я, повернувшись к окну, усердно делала вид, что смотрю в него, дабы скрыть свои эмоции, но вопросов больше не поступало.

Мы добрались до особняка, где ничего не поменялось, и через несколько минут уже сидели в кабинете. Туда же пришел и Каэлан вместе с Эдвардом и Лукой.

Он вел себя как ни в чем не бывало. Поприветствовав нас, он завел любезный разговор с Барроном, как с хорошим другом, которого давно не видел. Баррон сам весь расцвел и засиял, безмерно счастливый от того, что наконец-то увидел Керрана.

Что касается последнего, то он не выдавал никаких признаков относительно того, на что я все еще дулась. Создавалось такое впечатление, будто мои обиды и все, что с ними связано, — сон. Я предпочитала молчать и никак не участвовать в разговоре. У меня это отлично получалось, поскольку беседа велась только между двумя юношами и моим директором. Я же занимала себя тем, что время от времени бросала тяжелые взгляды на Керрана. Один из таких взглядов перехватил Эдвард. Когда я в очередной раз подняла глаза на Керрана, то косым зрением заметила, что на меня тоже смотрят. Немного поведя глазами, я столкнулась взглядом с Эдвардом и вздрогнула от неожиданности и смущения. Лицо его было напряжено и серьезно, наверно, понял кое-что и для себя, сделав выводы из природы моих взоров.

Мне стало стыдно, и я спешно повернула голову в другую сторону, предпочитая теперь вообще смотреть на что-нибудь неодушевленное.

“Интересно, — подумала я, — он уже в курсе о моем нелепом беспамятстве в тот вечер?”

Разговор все продолжался, а я рассеянно рассматривала природу за окном.

Вскоре послышался звук открываемой двери, кто-то вошел. Я повернулась в сторону вошедшего и застыла, непонятно почему.

Перед нами стоял незнакомец, во всяком случае я его видела впервые в жизни и могла бы предположить, что он здесь гость, так как такая видная личность не могла так долго оставаться незаметной. Действительно, мужчина поражал не только своей грандиозной внешностью, но и вообще всем своим видом, манерой держать себя.

Огромного роста, очень крепкий и сильный он дышал здоровьем и энергией. Керран в сравнении с ним выглядел худеньким юнцом. Мужчине на вид было около пятидесяти, хотя для его внешности неожиданно седые волосы, коротко стриженные, и такая же аккуратная бородка могли бы говорить о возрасте гораздо более почтенном. Однако чего нельзя было сказать о лице. Оно хотя и несло на себе глубокие морщины, словно вырезанные, но молодость все еще жила в его чертах.

Сильный орлиный взгляд пугал и мог, казалось, подчинить себе всех без исключения. Одет он был в одежду по такой же моде, как и Керран, отдавая дань прошлому веку. Видимо, нас почтил присутствием очень важный вельможа. Он вошел в кабинет как король, чувствуя себя здесь полноправным хозяином, бросив на нас повелительный взор, не лишенный все же учтивости и любопытства.

“Загостился, наверное, с того вечера”, — промелькнула у меня мысль.

Я чувствовала как в сердце растет бесконтрольный страх, пока еще достаточно смутный. Но заставив себя взглянуть на директора и Керрана, я вообще перестала дышать и приросла к креслу, где сидела. Баррон вскочил почти сразу же, как увидел незнакомца, и теперь смотрел на него взором, в котором читался и страх, и напряжение, и еще какие-то не поддающиеся расшифровке эмоции. Одно можно было сказать наверняка: он был поражен. Керран тоже изменился в лице, на котором я, кроме напряжения, больше ничего не прочла. Он тоже поднялся, но очень медленно. Затем и я последовала примеру мужчин совершенно машинально.

— Приветствую всех, — прозвучал его громовой голос. — Прошу извинить за вторжение.

Мне вдруг сделалось не по себе. Передо мной стояла совершенно неприятная персона, которая, кроме опасений, едва ли могла внушать еще что-нибудь на первых порах. В его взгляде сквозило что-то отталкивающее, но что пока понять не получалось.

— Вот, оказывается, с кем ты общаешься, — обратился он к Керрану, — какой ты разносторонний. Что ж, я давно не болтал с людьми, уже и забыл, как это делается. Раз представилась такая возможность, разрешите присоединиться. Друзья Каэлана — это мои друзья.

В голосе его слышалось неприятное слуху двуличное скрежетание, какие-то лисьи скользкие нотки.

— Зачем ты пришел сюда? — спросил Керран, явно не расположенный к гостю.

Я заметила, как изменилось его лицо, и теперь, кроме него, не видела ничего вокруг.

— Как зачем? Что же мне и познакомиться нельзя с твоими друзьями? Какая невежливость!

Тут его взгляд упал на меня, и глаза вдруг блеснули странным блеском, похожим на смесь жестокости и любопытства одновременно, к тому же скрытыми за маской любезности. Мне показалось (или это разбушевавшееся воображение дорисовало образ?), что губы его дрогнули в еле заметной ухмылке, хотя на самом деле это вроде как была и улыбка, если присмотреться. Его последующее восклицание заставило меня, опешив, раскрыть глаза:

— А вот и юная леди. Какая прелестная и нежная! Право, совершенно милое создание. Не сошли ли вы с небес в наш бренный мир? Пока вы не упорхнули от нас, имею честь представиться в первую очередь вам, если вы не против, и надеюсь на вашу дальнейшую благосклонность. Меня зовут Аластар Лаваль, барон де Рец, граф Бриеньский.

При этом он склонился в театрально изящном поклоне, словно сойдя со страниц старинного романа в наш век, чуждый уже всех подобных манер. Мне в данном случае приличествовало бы присесть в реверансе.

Я смотрела на него во все глаза, в голове царила пустота. Из оцепенения меня вывел Керран, выступивший вперед с резкими словами:

— Хватит разыгрывать здесь комедию. К чему эта фальшь?!

— А я и не пытаюсь фальшивить, — он бросил на собеседника красноречивый взор, значение которого мог знать только Керран. При этом он подошел ко мне и протянул свою ладонь, желая взять мою.

Я испуганно посмотрела на Керрана, потом на Баррона, который до сих пор не сменил ни позы, ни выражения лица. Однако противиться авторитету и величественной грозности этого вельможи у меня не получилось, я, как послушная овечка, загипнотизированная его сильным взглядом, протянула руку, которую он хотел взять. Но, бросив беглый вопросительный взор на Керрана, замерла. Он весь переменился в лице и побледнел так, что, казалось, кожа приобрела уже земляной оттенок. Губы его натянулись тонкой струной, готовой вот-вот лопнуть. В глазах бушевал лихорадочный огонь и все эмоции разом. Испугавшись, я двинула руку немного к себе, не убрав ее совсем. Как вдруг Керран, одним шагом оказавшись около меня, оттолкнул мою руку, загородив своей спиной, словно от опасности, встал между мной и им, избавив меня к тому же от затруднительной ситуации.

— Я прошу тебя уйти! Неужели мои намеки неясны? Не вздумай прикасаться к ней!

Я захлебнулась воздухом, с ужасом уставившись на спину Каэлана, не веря своим ушам. Голос его дрожал от злости, более того, мне казалось, что он готов был убить этого вампира, если тот сейчас же не повинуется.

Машинально я шагнула в сторону и заглянула в лицо Каэлана. Сейчас он совершенно потерял человеческий облик, походя на животное, впавшее в бесконтрольную ярость. Губы его исказились в уродливом оскале, в глазах, всегда таких спокойных и грустных, сейчас горело все пламя ада. Тело его напряглось, словно готовое к прыжку, мышцы натянулись. В первый раз я видела его таким. Все походило на сон. Я не могла поверить в то, что безвинная попытка познакомиться может вызвать такой разрушительный эффект. Противопоставляя в особенности недавние происшествия с Изольдой и тем чванливым дворянчиком, я тем более не могла поверить своим глазам. Это обстоятельство наводило на меня заразительный, такой же необоснованный страх, как и ярость Керрана. Странная реакция.

— Ты что же девушку пугаешь? Она уж почла меня за какое-то чудовище. Мне и самому теперь страшно. Почему же нельзя познакомиться с таким милым созданием? Разве я могу причинить ей вред? А вот ты ведешь себя, как неотесанный варвар, — и уже обращаясь ко мне, он продолжил, — посмотрите, с кем вы общаетесь, прекрасная леди, вот истинное лицо вашего друга. Не берите с него пример, надеюсь на вашу воспитанность и благоразумность, в отличие от этого юноши. Неужели я такой страшный?

Он оставался в тех же настроениях, как и был, будто ничего не произошло. Теперь сверля меня взглядом, ожидая ответа. Я почувствовала себя глупым животным, так как продолжала смотреть на него во все глаза, ничего не понимая.

Однако заставила себя качнуть отрицательно головой, так как он не отводил глаз.

Каэлан опять загородил меня собой, однако этот проныра вытянул шею так, чтобы видеть меня хотя бы краем глаза.

— Хватит, — прошипел он, — не смей даже заговаривать с ней. Мои друзья не должны тебя интересовать. У нас разный круг интересов. К тому же им уже пора, так что пообщаться не удастся.

Граф скрылся за спиной Керрана. Я почувствовала руки Баррона на моих плечах. Их тяжесть придавила меня к полу, затем он притянул меня к себе и пробормотал:

— Да, мы уходим уже. К сожалению, нам пора. Приношу свои извинения за неучтивость. Как-нибудь в следующий раз…

Он сдвинул меня с места, в это время я услышала слова де Реца:

— Ах, какая жалость! Но, надеюсь, мы с вами еще пообщаемся… при более удобном случае… Действительно.

Мне показалось, что его слова относились именно ко мне, хотя я и не видела его, так как Каэлан все еще стоял передо мной. Однако как раз в это время Баррон направил меня к двери, и на мгновение я столкнулась взглядом с графом. Его красноречивый взор посвящался только мне, соответственно, и слова тоже. От них стало как-то жутко, и сердце защекотали разбушевавшиеся эмоции. Каэлан вновь заслонил нас от глаз графа, не давая тому возможность взглянуть на нас до самой двери. А там уже Баррон протолкнул меня в коридор, и все закончилось.

Мы в молчании вышли с ним на улицу, где нас ждала машина.

Я пребывала в совершенном замешательстве, но это не мешало расти чувству злости на Баррона и на всех, кто скрывал от меня истинное положение вещей.

Я, пытаясь совладать со своими эмоциями, уставилась в окно, чтобы немного успокоиться и начать разговор. Мотор завелся, и машина тронулась, медленно покатив к главной дороге. Слепо созерцая обширную стену деревьев, я заметила вдруг несколько фигур, стоявших неподалеку от особняка. Вампиры, видимо, говорили о чем-то, но, услышав бурчание двигателя, все обернулись в нашу сторону. Вид их, хищный и диковатый (сюда можно было отнести как лицо, так и небрежную одежду), сильно отличался от вида ребят и девушек из особняка. Более того, их лица показались знакомыми, как будто уже встречались раньше, но где никак не удавалось вспомнить. Они, поймав мой взгляд, смотрели теперь на меня. Испугавшись, я откинулась назад, вмявшись в спинку сиденья так, чтобы они не видели меня. Я не могла дать отчет своим действиям, но точно знала, что не горю желанием быть запомненной ими и, вообще, находиться в их поле зрения. Тем не менее по мере продвижения они быстро исчезли из вида, и я облегченно вздохнула.

Баррон задумчиво смотрел в окно, казалось, не настроенный на разговор, но это обстоятельство меня ничуть не смущало. Немного успокоив негодование и ярость, я с трудом сдержалась, чтобы не повести резкую беседу, пришлось осадить себя.

— Вы, может быть, объясните все-таки, что здесь происходит? Кто это был? Сомневаюсь, что вам ничего не известно об этом. Почему Керран вдруг так повел себя? — постаралась я осведомиться как можно мягче, но у меня не особо получилось. Баррон взглянул на меня растерянным смущенным взором и ответил:

— Теперь известно, раньше я сомневался или, точнее, не хотел верить в имеющуюся у меня информацию. Но сейчас, боюсь, мои опасения подтвердились.

— Что-то серьезное? — испуганно спросила я. — Расскажите все, что знаете, и теперь скрывать от меня что-либо смысла никакого нет.

— Этот мужчина, которого ты видела… Это, полагаю, воскресший или проснувшийся вампир, не знаю что именно. И к тому же как он оказался в особняке, но… Скажу тебе, о чем известно мне. У вампиров есть легенда “смены повелителей”, глав клана. Не могу сказать точно, какова вероятность ее правдивости и насколько ее придерживаются вампиры, но она существует и, боюсь, действует.

Баррон запнулся, мне пришлось подтолкнуть его:

— Что за легенда? Прошу вас, говорите все, не молчите. Мы здесь уже ничего не теряем!

— Не считал нужным посвящать тебя заранее, чтобы ты не волновалась раньше времени, но… По легенде выходит так, что сильный правитель “восстает” для того, чтобы сместить слабого. Так происходило многие века, это цепь, я так понимаю, которая никогда не нарушалась. Когда время одного правителя истекает по многим причинам, его заменяет другой. Слабость одного является кормом для другого, как бы отдача сил, что ли. Не думаю, правда, что добровольная. Вряд ли кому-то захочется по своей воле уйти в небытие. Но здесь происходят очень тонкие процессы, которые нам, людям, не дано постичь. Лично у меня такое чувство, что сюда вмешивается третья, сторонняя сила, которая решает, как повернуть судьбу. Боюсь, в данном случае наш Керран оказался некомпетентным, поэтому он своей слабостью или чем там еще против воли пробудил графа Аластара. Граф — это тот, кто должен сменить Керрана…

— Как это сменить? — перебила я директора, похолодев от страшной догадки, которая просилась на ум. — Что значит сменить слабого?

— Сам точно не знаю. Видишь ли, легенды — это зачастую достаточно абстрактные вещи, не указывающие ни на что или ни на кого конкретного. Поэтому здесь нужно включать воображение, смекалку и все чувства. Мне известно, что поверженный должен уйти… исчезнуть. Сама посуди, разве бывают два правителя? Учитывая всю строгость вампирской иерархии. Один из них должен тогда не то что уйти, но… — тут Баррон осекся, сам испугавшись своих слов.

Я почувствовала, что бледнею. Дыхание перекрыл большой ком, подступивший к горлу. Открыв рот, я пыталась сказать что-нибудь, но слова застряли на языке.

— Не понимаю, почему так происходит. Каковы законы, которые все определяют, — начал тихо он, опустив подавленный взгляд вниз, — я пытался узнать, пытался помочь. Но вижу, Керран в этом не нуждается. Он сам бездействует, видимо, он что-то понимает для себя, и никто не сможет помочь ему или решить что-либо за него лучше, чем это сделает он.

— Не может быть, — ошеломлено выдохнула я, — неужели ничего нельзя сделать?

— В легендах еще упоминалась речь о сильных наследниках, которые спасают положение. Кто это и к кому можно отнести этот статус, неясно. Наследником можно было бы назвать Керрана, так как он сменил прошлого главу. По сути, он должен быть сильным, потому что, насколько мне известно, прошлый глава сам передал ему всю свою силу. То есть как бы родил Керрана заново в другом, новом обличии. К наследникам можно отнести также и детей, родившихся от четы вампиров, но я не наблюдал таковых в особняке и едва ли видел пары. Есть ли вообще у вампиров такое понятие, как “семейная чета”? Да и дети, могут ли быть?.. Как ты понимаешь, сценариев окончания правления имеется несколько, но они все поддаются определенной схеме. В данном случае, увы, мы приходим к неблагоприятному итогу.

— Вот почему Каэлан ходил такой подавленный, — услышала я свой голос со стороны, — неужели он знал… Странно, почему не боролся. Его ждет… смерть?

Баррон пожал плечами и ответил:

— Мне самому не хочется об этом думать. Я надеялся на тебя, когда увидел, как он расположен к тебе. Думал, вы похожи и поймете друг друга. Не знаю теперь… Во всяком случае от меня толку точно никакого нет. Керран нем и непроницаем, как скала, и какую игру он ведет, известно только ему, она только для него.

— Я не могу в это поверить… Он сильный! Но почему-то раскис… Он говорил, что устал от жизни, но, думаю, здесь не только в этом дело. Его грусть, она имеет другую природу. Это явно не усталость от жизни!

К глазам моим подступили слезы, что слышалось теперь и в предательски задрожавшем голосе.

— Ну вот видишь, ты понимаешь кое-что лучше, чем я.

— Но вампира же нельзя убить…

— Как тебе сказать, тут тоже не все просто. Керран действительно сильный. Его может убить только тот, кто равен ему по силе или сильнее его. В данный момент только граф Аластар де Рец наделен такими возможностями. Таким образом, останется ли Керран жив, решать ему. Он сможет противостоять, если захочет. Но если бы он захотел, то Аластар бы просто не проснулся… Не знаю, если честно, у меня уже голова от всего раскалывается… Я запутался сам, запутал тебя и заработал бессонницу.

Мы замолчали. Через некоторое время я вновь заговорила:

— Откуда вы все это знаете? Из ваших источников, да?

— Да… У меня кое-что имеется в распоряжении.

— Мне знакома эта фраза. Вас Керран к ним допустил или..?

— Допустил, но не до многого.

— А могу я поизучать их?

— Они на латинском. Думаю, ты не знаешь латинского. Еще и поэтому я и не говорил тебе о них, чтобы не травить душу.

Мой растерянный взгляд взметнулся на Баррона.

— Но, — протянула я и замолчала, продолжив вскоре, — но как же так. Сомневаюсь, что вампиры все знают латинский.

Последняя фраза моя прозвучала достаточно язвительно, заключая в себе некий подвох. Баррон поднял на меня глаза.

— Сложно поверить, что никто не потрудился перевести писания на современный язык, так сказать, на благо общества. Тем более если дело касается предсказаний.

— Может быть, но у меня таких материалов нет. Я располагаю только тем, чем располагаю, и этим рад довольствоваться.

Я помолчала, думая, сказать ли Баррону про книгу, о которой говорил Легран или нет. В конце концов рискнула:

— “Утренняя звезда”… Вам знакомо это название? — осторожно осведомилась я, впившись взглядом в лицо директора, старалась уловить малейшие в нем изменения.

Мне показалось, что взгляд его дрогнул и изменился, когда он взглянул на меня.

— Слышал что-то, — пробурчал он.

— У вас нет этой книги?

— Нет, это редкость. Даже не знаю, есть ли она. Но подозреваю… — здесь его речь сделалась очень неохотной, как будто он выдавал очередную тайну, — что у них должен быть свой архив, библиотека — что-нибудь, где собраны труды по их жизни. Если эта книга есть, то она должна храниться только у них. Возможно, я что-то слышал или читал о такой библиотеке… Если бы иметь доступ туда, то многие вопросы быстро бы отпали.

Все то время, пока он говорил, я не сводила с него взгляда, стараясь понять, лжет ли он мне или нет. К сожалению, лицо его не несло никаких подозрительных оттенков чувств или эмоций.

Машина уже подъехала к моему дому. Разговор наш прекратился. Мы с Барроном молчали, каждый погруженный в свои тяжелые мысли и донельзя сосредоточенный.

Мотор перестал жужжать. Мне нужно было бы выйти, но я продолжала сидеть, отчасти прикованная грузом дум к сиденью.

В конце концов я заерзала и вздохнула, потянувшись было к ручке дверцы.

— Все равно, — услышала я голос Баррона за спиной и обернулась, — все равно, что бы я тебе тут не сказал, что бы ты не узнала… и вообще… не оставляй его.

Он смотрел на меня многозначительным взглядом, словно вложив в него все то, что не сказал словами, а может быть, и гораздо большее. Я было застыла, чуть ли не спросив опять в чем дело, но передумала и, кивнув, выбралась из салона.

Домой я вошла на автомате, не потрудившись закрыть за собой дверь, тут же прошла в гостиную и плюхнулась в кресло, закрыв лицо руками. В памяти, быстро сменяя друг друга, вставали обрывчатые картинки произошедшего в особняке.

Мне никак не удавалось успокоиться и выстроить их в порядок, чтобы затем разобраться что к чему. Я то вспоминала колючий взгляд этого графа, проводя параллели с откровениями Баррона, то странную, точнее, даже жуткую реакцию Керрана. Не переставая задавать себе один и тот же вопрос “что происходит?”, впала в почти медитативное состояние на эту тему. В голове мелькали детали, которые могли бы оказаться важными.

Керран, всегда такой спокойный и хорошо владеющий собой при любых обстоятельствах, вдруг вышел из себя. Он вступился за нас с Барроном, как будто нам угрожала опасность. Он не позволил графу даже прикоснуться ко мне. Потом странный вечер, который организовывал Керран… К чему он? Почему он так поступил, позволив мне уснуть. Неужели что-то хотел скрыть? Видимо, существовали вещи, которые скрывали только от меня, однако Баррон мог знать их. В конце концов, как он был прав, говоря, что у нас с ним разные положения.

Чем больше я думала над реакцией Керрана, тем больше деталей восстанавливались в памяти (или тут уже воображение взяло верх?)… Однако тем хуже мне становилось. Дрожь почти накатывала на меня, когда в памяти воскресал его дикий взгляд, полный боли. Несомненно, в его глазах присутствовала боль, скрываемая яростью. Столько всего они в себе заключали! Я путалась, понимая, что происходит что-то страшное, и я могу вот-вот лишиться его. От этой мысли мне становилось так невыносимо, что можно было сойти с ума. Вину возложить было не на кого, для злости и ярости моей не находилось цели. Оставалась лишь моя беспомощность и незначительность. Я не понимала, как он ко мне относится, и от этого делалось еще хуже. Иногда мне казалось, более того, даже достаточно часто, что и он тоже неравнодушен: особенно случай, когда он нарушил свои правила и принял мою кровь. Невозможно было тогда забыть его лица, его движений. До сих пор во мне поднимался трепет от этих воспоминаний, как если бы он прикоснулся к чему-то сокровенному, что осталось лишь между нами. И реакция Петры затем, явно вызванная ревностью. Она точно знала гораздо больше, чем я.

Но некоторые его поступки, не частые, зато перекрывавшие и ломавшие все предположения, приводили меня в итоге к грустному заключению. Таким образом перечеркивая все те надежды и догадки, которые теплились в душе. Я впадала в отчаяние в такие моменты. В любом случае он не отталкивал меня. Или ему мешала его тактичность? Но все же пока мне удавалось пользоваться его доверием, я не собиралась отступаться.

Чем больше плодилось дум в таком ключе, тем больше появлялось вопросов и, что самое страшное, сомнений. В конце концов у меня разболелась голова. С трудом заставив себя расслабиться, я пообещала, что непременно разберусь во всем в ближайшие дни. Что-то подсказывало мне, что надо действовать как можно быстрее.

“Неужели я такой страшный?” — звенели в моей голове то и дело слова графа, казавшиеся уже каким-то дьявольским заклинанием. “Неужели я такой страшный?”, и каждый раз по-новому я видела его образ, то и дело меняющийся, и уже трудно было понять, какой из них истинный. Так я лежала в кромешной темноте, пытаясь уснуть. Однако и во сне он не отставал от меня с этим вопросом, дав себе волю, превращаясь теперь действительно в разных чудовищ. Во сне я слышала далекое рычание Керрана. Ночная какофония образов не позволила выспаться.

Днем я проснулась с больной головой, будто и не спала вовсе, и всю первую половину дня приходила в себя.

Ближе к полудню комнату мою потревожил звук телефонного клокотания. В трубке я услышала знакомый голос, который сообщил, что мне необходимо приехать в течение дня в “гости”.

Баррон занимался одному ему известными делами, но когда увидел меня, то тут же все оставил и, сев в кресло, указал место напротив.

Я заметила, что он напряжен и как будто чем-то расстроен. Вид он имел уставший и разбитый. Тоже, небось, всю ночь мучился кошмарами. Мне стало жаль его. Уж кто-кто, но он этого точно не заслужил.

Видя мой вопросительный взгляд, директор начал:

— Не знаю даже, как тебе это сообщить… Плохая новость… Точнее, две: одна плохая, другая очень плохая. С какой бы мне начать?

Он замялся и взглянул на меня. Я застыла не дыша, боясь подумать что-либо вообще.

— С какой хотите…

— Начну с той, что логичней… Ко мне стали поступать сообщения о новых трупах. Их совсем немного… и это не похоже на дело рук тварей, во всяком случае опыт и интуиция подсказывают мне так. Их находят в разных частях города. Я спросил у Луки, знает ли он что-нибудь об этом. Он как-то странно смолчал. Потом только ответил, что они следят за ситуацией. После такого моего вопроса, кроме того, он кажется понял, что я ему не поверил, он поспешно ушел…

— Ушел? Куда ушел? Почему вы у Керрана не спросили?

“Новость” директора заставила меня замереть. Я сидела в кресле, чувствуя, как напряжение сковало все тело.

— Это уже другая тема разговора. Ко мне ночью приходил Лука с поручением от Керрана…

Баррон сделал паузу. Он сам едва ли выговаривал слова.

— … Выслушай меня внимательно, прошу. Боюсь, тебе надо будет начать мириться с той мыслью, что в особняке появляться сейчас опасно. Керран запретил приходить туда… и мне, и тебе. Ради нашей же безопасности. Лука сказал, что Керран выставит наблюдающих, и если ты вздумаешь там появиться, то дальше ворот тебя не пустят. Не знаю, но вся эта эпопея с трупами и запрет Керрана неслучайны. Раз он требует, значит, его требования обоснованы. Будь добра прислушаться к ним, так как у него и без тебя теперь много проблем.

Баррон был подавлен, и это явно читалось на его лице. Что касается меня, то он знал, как я восприму этот приказ. Мой вид вызвал на его лице еще больше боли, и он теперь смотрел на меня каким-то испуганным загнанным взглядом. Меня же охватил ступор. Единственное, что я чувствовала, — это протест, который всколыхнул резко все естество.

Он ждал моего ответа, но я молчала, потому что совсем не хотелось высказывать ему свои сокровенные мысли.

— Что ты думаешь об этом? Что будешь делать?

— Я… я не знаю, — последовал мой заторможенный ответ, — посмотрим. Время покажет…

— Настоятельно рекомендую тебе быть настороже и, кроме того, отнесись все-таки серьезно к тому, что я тебе тут рассказал.

Он смотрел на меня, хлопая глазами, не понимая совсем, что на меня вдруг нашло.

— Это все, что вы хотели мне сказать? Или есть какие-нибудь поручения? — постаралась как можно вежливей осведомиться я, но не очень-то получилось, потому что потрясение от новостей поглотило меня целиком.

— Да, это все, — совсем растерялся Баррон.

— Хорошо, — сказала я, вставая с кресла на ватных ногах, — тогда я пойду. До свидания.

Он не стал останавливать меня, проводив изумленным взглядом, только крикнул вдогонку:

— Ты в курсе-то меня держи… мало ли. И носи с собой какое-нибудь оружие.

Всю дорогу до дома слова директора вертелись в голове, а в груди появилась жгучая боль. Я не могла думать ни о чем другом, в то время как выхода пока не находилось, единственное, я точно знала, что не стану слушать Баррона, этот факт можно даже и не обговаривать. До дома мне было добираться не особо далеко, но и не близко. Однако из-за моего состояния я пару раз на автобусе уезжала не в ту сторону, поэтому путь мой значительно удлинился. На своей улице я оказалась, уже когда на город начали опускаться первые сумерки.

Погруженная в свои мысли я не видела ничего вокруг, устремив подавленный взор куда-то вглубь себя.

— Приветствую вас, юная леди, — послышался знакомый голос, не вызывающий у меня никаких приятных эмоций. Вздрогнув, я повернула голову к говорившему.

Так и есть, на меня смотрел граф Аластар собственной персоной. Он приветливо улыбался, в то время как меня все равно передернуло от его вида. Присутствовало в нем что-то отталкивающее и неприятное, но я никак не могла понять что. В любом случае его компании я не обрадовалась, скорее стараясь скрыть свое удивление. Угораздило же встретиться с ним именно сейчас.

— Добрый вечер, — выдавила из себя я и замолчала.

— Вот мне и представилась возможность увидеть вас вновь в более благоприятной обстановке. Хотелось бы поближе познакомиться с вами, если вы не против, и исправить необоснованное неприятное впечатление из-за оплошности Керрана. Разрешите мне пройтись с вами?

Ограничившись кивком головы, я старалась не смотреть на него, не имея сил выдерживать тяжелого страшного взгляда, который он старался сделать приветливым. Так, если я старалась не смотреть на него, то он, наоборот, все время норовил заглянуть в мое лицо.

— Как изменился этот мир, — начал он. — Я не устаю поражаться ему. Как же все-таки прекрасна и разнообразна жизнь… Со смертью не сравнить, знаете ли. Сколько нового появилось, столько всего интересного, очень непривычно для меня. Но ничего, почти привык, хотя я и редко бываю на улице. Тем не менее мне очень приятно прогуливаться и общаться сейчас с вами. Понимаю Керрана, почему он поддерживает связь с людьми. Наша изолированность не принесет нам ничего хорошего, а тут я чувствую, что живу, как бы это нелепо не звучало.

— Так познакомьтесь с кем-нибудь еще, — бросила я достаточно небрежно, очень желая довершить свою фразу так: “Заодно оставите меня в покое”, но вместо этого продолжила, — уверена, вы найдете себе много друзей.

Я имела в виду нечастых прохожих, которые поглядывали на графа с любопытством. Если б я не знала его, то меня тоже изумил бы его вид. Он напоминал мне светского льва, гордого и величественного. В дополнение к царственной внешности он носил строгий костюм по моде прошлых веков, но удивительно подходящий ему, и держал он себя так уверенно, как если бы так и должно было быть, не обращая никакого внимания на частые взгляды людей вокруг. Он пользовался красивой тростью, переставляя ее изящными и плавными завораживающими меня движениями. Искоса я поглядывала на нее, иногда проваливаясь в пустоту. Голос графа вывел меня из очередного оцепенения:

— А зачем? Мне достаточно и вас. Я вполне доверяю вкусам Керрана. Он умеет окружить себя поистине достойной компанией. Его друзья — это и мои друзья. Разве я хуже него?

Я изобразила на лице вежливую улыбку, мельком взглянув на него. Он не отводил от моего лица своего темного взгляда, пугающая глубина которого заставила снова вздрогнуть. В душе заклокотала тревога, в то время как в сознании образовывался какой-то странный туман от эффекта его глаз.

— К тому же немногие поймут меня правильно, а я не смогу объяснить им, кто я такой. Мои привычки, манера поведения и особенности речи — все сохранило печать того века, в котором я жил. Пару раз назвав нескольких женщин “мадам” и девушек “мадмуазель” при попытке засвидетельствовать свое почтение им, как полагается обычно для мужчин, я был воспринят как полоумный. Мне кажется, женщина — это создание ангела, и всегда надо быть с ней максимально учтивым, дамы вашего века, кажется, так не считают. А я был воспитан как настоящий джентльмен и, честно, не могу относиться к таким прекрасным созданиям иначе. А вот вы прекрасно понимаете меня, мне нет причин объяснять вам что-либо. Перед вами я могу чувствовать себя спокойно, не боясь остаться неправильно понятым, ведь это было бы так досадно!

Он замолчал, посмотрев на меня. Против воли подняв свой взгляд на него, я заставила себя улыбнуться. Вместо улыбки получилась кривая усмешка, от которой пришлось тут же избавиться. Граф ждал моего ответа, но я молчала.

— Что-то вы молчаливая, — не выдержал он. — Неужели я все еще пугаю вас? Мне очень неприятно осознавать этот факт. Поверьте, я к вам испытываю самые дружеские чувства, а вы взамен награждаете меня таким странным молчанием. Видимо, прошли те времена, когда люди сами искали моего расположения и страстно желали приобрести такого друга, как я. Приходится всего добиваться самому. Это время платит мне той же монетой, какой когда-то расплачивался я сам. Хм, странное сейчас время. Трудновато мириться с его законами.

Он замолчал и посмотрел на меня. Делал он это так долго и выжидательно, что я против воли тоже посмотрела на него. Мои глаза притянул сильный магнит его глаз, словно растворяя в своем омуте. Через силу у меня получилось отвернуться.

Видя, что я не отвечаю, он сменил тему:

— Какая сегодня хорошая погода. Я получаю большое удовольствие от прогулки сейчас. Надоедает все время сидеть в четырех стенах, знаете ли. Мне стоит почаще выходить, хотя бы просто чтобы познакомиться с миром, где я оказался, получше.

    Он распространялся в таком духе еще некоторое время, меня же охватило странного рода отупение. Я более или менее очнулась только тогда, когда заметила вдалеке свой дом. Сердце затрепетало, я было обрадовалась и начала думать, как бы мне тактично от него избавиться. Тем не менее он продолжал смотреть на меня, я чувствовала его взгляд через свою кожу, если можно так выразиться, чувствовала, что тону в его страшном омуте.

Пока мы шли к дому, мною снова завладело оцепенение. Направившись к порогу, я делала слабые намеки на прощание, мне хотелось уйти, но он очень аккуратно остановил меня мягким голосом:

— Позвольте, мы так мало пообщались с вами. Я был бы несказанно счастлив, если бы вы согласились не покидать меня так скоро и прогуляться еще немного. Прошу вас, будьте снисходительны ко мне. Тут неподалеку есть замечательный парк, давайте прогуляемся там, совсем недолго. Обещаю, не стану вам надоедать.

Его речь звучала очень мягко и так проникновенно, что усыпляла мою бдительность.

Не знаю почему, но я согласилась против своей воли. В глубине души страстно желала избавиться от него, но сознание погрузилось сейчас во что-то вязкое и едва ли могло контролировать происходящее.

Итак, я следовала за ним, как послушный зверек, в то время как он все продолжал болтать о чем-то. Мы достигли парка. Под нашими ногами захрустела опавшая листва, и вскоре деревья закрыли нас от внешнего мира, окутав вуалью из теней и тишины.

— Вы давно Керрана знаете?

— Нет, не особо.

— И как успехи? Легко вам уживаться с вампирами? Это же не люди все-таки, к тому же опасные.

— Мое общение едва ли выходит за рамки служебных. В клан посторонних не пускают.

На лицо графа легла тень какой-то эмоции, можно было предположить, что это недовольство моим ответом, которое он старался скрыть. Ну ведь я говорила правду, если бы он умел читать мои мысли, то вряд ли унюхал бы в них вранье.

— Хм, учитывая, что мы чувствуем малейшее проявление страха со стороны человека, а он для нас спусковой механизм к действию, так судя по вам, вы прекрасно себя ощущаете в нашем обществе. К тому же по вашим словам выходит, что вы быстро привыкли рисковать своей жизнью постоянно, скажем так. Да?

Аластар постоянно ждал от меня ответа, заваливая вопросами, будто специально. Меня это напрягало. Я надеялась на монологи с его стороны, от меня же в таком случае потребовалось бы только поддакивание.

— За мою якобы храбрость стоит отдать должное Керрану.

Я замолчала, давая ему понять, что мои ответы так и останутся односложными. Он, ожидая продолжения, не спешил заговаривать, однако поняв, что я таким образом ответила на вопрос, возобновил речь:

— Надо же, меня, если честно, немного удивляет, как может человек так запросто наведываться в логово вампиров. Неужели вы не боитесь нас?

— Нет, не боюсь.

— Вы храбрая девушка. Хотя, конечно, тут есть и заслуга Керрана. Он держит своих подчиненных в жесткой узде. Тем не менее я точно могу сказать, они с удовольствием бы не послушались его. Вам не стоит проявлять такую беспечность. Здоровое чувство страха еще никому не мешало, оно порой спасает от безрассудств, знаете ли. Конечно, ему, Керрану, стоит отдать должное, с каким умением он выдрессировал всех вокруг. Такая безукоризненная работа… И теперь они без труда могут соседствовать бок о бок с человеком, не показывая на своих лицах и тени жажды. Его молодость абсолютно не сочетается с мудростью… не по годам, так сказать. Был бы я так же молод, то, несомненно, завидовал бы ему. С одной стороны… а с другой, не понимаю, зачем сдерживать себя, когда тебе доступно столько наслаждений сразу. Особенно осознавая свою силу… Мне жаль их в их ограничениях, а вам?

От слов Аластара меня передернуло, уже давно душу держало напряжение, как натянутая струна. Я задыхалась от клокотавшего панического страха в глубине себя, но сознание застыло и подчинилось уже давно чему-то более сильному. Словно мною управлял кто-то, я следовала за графом, как марионетка, являясь скорее его тенью, нежели чем человеком с полным набором чувств и эмоций.

— Об этом вам лучше спросить у Керрана. Думаю, его ответ более удовлетворит вашему интересу.

— Но все же. Вы же общаетесь с ними. Можете же находить общий язык. Уверен, это не так просто, поэтому мне хотелось бы узнать вас получше. Вы весьма многогранная и интересная личность.

—Таковы правила Керрана относительно его подчиненных. Не нам с вами судить его. От наших мнений все равно ничего не изменится.

Он внимательно посмотрел на меня и ответил:

— Вам не все равно… Но не буду настаивать, если вам неприятно говорить об этом. В любом случае, мне смешно от его нелепых правил. Я каждый раз радуюсь, глядя на этих высохших неудачников, что не состою под началом Керрана. Мне доставляет удовольствие наблюдать, как их глотки сжимаются в истеричных конвульсиях при виде красных лакомых струек крови жертвы.

Голос его не звучал агрессивно, но, наоборот, в нем слышалось странного рода ненормальное спокойствие, проникновенное и глубокое. Что касается меня, то сознание полностью атрофировалось, наверное, покинув меня. Я находилась в каком-то гипнотическом сне, чувства во мне жили на самом примитивном уровне. Однако я понимала это где-то на уровне подсознания, не имея сил вынырнуть из охватившего меня омута. Видимо, он заметил мое испуганное лицо и тут же смягчился.

— Простите, надеюсь, я не пугаю вас? Я всего лишь высказываю свои мысли, доверяясь вам. С вашей же стороны вы тоже можете доверять мне и будьте уверены, что я не причиню вам зла. Иначе я бы не стал тут откровенничать с вами таким образом. К чему такой испуганный вид? Друзья Керрана — это мои друзья. Что с вами? Мне кажется, вы едва ли слушаете меня… Вы все еще боитесь меня?

 — Я вас не знаю так хорошо…

Мне хотелось добавить еще что-нибудь, но не получилось. Не понимаю, как я вообще отвечала ему. Присутствовало такое чувство, будто мой голос жил отдельно от меня и реагировал тогда, когда ему разрешали.

— Керран, дерзкий мальчишка, при всей его воспитанности иногда он ведет себя крайне отвратительно. В моем случае мне теперь приходится прилагать немалые усилия, чтобы растопить лед отчужденности между нами. Что он такого наговорил вам про меня? Никогда еще такого не было, и неприятно осознавать тот факт, что на меня разозлились так необоснованно. Но ничего… — протянул он последнее слово с нескрываемым злорадством. С этого момента я перестала слышать, что он говорит. Губы его двигались, он точно говорил что-то, но я почему-то не слышала голоса! Словно у меня в мозгу стоял регулятор громкости, и сейчас его выкрутили на минимум. Ошеломленно, словно во сне, повернув голову к графу, впившись испуганным взглядом в его лицо, я почти умирала от ужаса, не понимая, что творится. Губы его двигались очень быстро, кривясь в отвратительных гримасах… Лицо приобрело поистине дьявольские очертания, глаза источали молнии. Кроме того, тени от узорчатой листвы придавали его образу еще больше зловещности. Галлюцинация ли это была? Минутное помешательство? Сейчас мне хотелось закричать и убежать от него на всех возможных скоростях, но я не могла. Что-то приковало меня к нему, не позволяя даже нормально дышать.

— Вы что молчите? — услышала я его резкий нетерпеливый вопрос вдруг. — Вам неизвестно, почему он так остервенело на меня набросился?

— Понятия не имею, самой интересно.

Мой голос звучал как-то со стороны, словно это говорила не я. Он замолчал. Теперь его глаза походили на две черных дыры, которые точно высосали из меня всю душу. Я не могла не смотреть в них. Они приклеили меня к себе.

— По-моему, Керран защищал вас, так, если чего-то защищаешь, то оно дорого тебе, разве нет? Вам не кажется, что Керран дорожит вами? –промурлыкал он, неожиданно сменив тон.

Я чувствовала, как в горле моем растет ком. Понимала глубоко в подсознании, что он задает все эти вопросы не случайно и… не могла противиться ему.

— Может быть… я не знаю… — с трудом ответила я.

На мой ответ он раздраженно мотнул головой, его лицо осветила непонятная мне эмоция.

— А вы? Думаете ли вы, что он дорог вам? Когда он разозлился, что вы чувствовали? Как вы смотрели на него тогда… Вы дорожили его мнением? Не подали мне руку… Дорожили ли вы его реакцией? Каждый миг… дорог ли он вам? Вы можете высказывать мне все, что вам приходит в голову по этим вопросам. Доверяйте мне.

Голос его звучал вкрадчиво и теперь уже не со стороны, но прямо у меня в голове, словно мой разум сам разговаривал со мной. Его бессвязные вопросы и частое употребление слова “дорого” вызвали в голове первородный хаос.

“дорого, дорого, дорого”  —  слова мелькали перед внутренним взором, как мишура. Я не понимала ничего, перед глазами стоял туман, глупо уставилась перед собой, словно из меня вытянули не только мозг, но и весь дух.

— Не знаю… не знаю… — голова моя задвигалась из стороны в сторону, изображая жест отрицания.

—Успокойтесь, ну же… Расскажите что-нибудь… Мне, правда, любопытно…

Он вдруг замолчал и молчал, казалось, целую вечность. В голове тоже сделалось как-то пусто, как будто его голос “выселился” из меня. Вокруг царила совершенная темень и тишина. Наши шаги уже не звучали в моих ушах… Кажется даже, я вовсе не двигалась, позже поняв, что сижу на лавке, но неизвестно как долго. Тут перед собой я различила темные фигуры. Сфокусировав на них взгляд, поняла, что они знакомы мне, но из-за состояния, в котором пребывала, не получалось их опознать.

Они стояли передо мной и, казалось, молчали, однако потом начали двигаться. Сбоку тоже возникло движение. Так как я сидела на лавке, тело было абсолютно расслабленно, слепой взгляд созерцал пустоту, я лишь слабо чувствовала движение вокруг. На мгновение передо мной пронеслось чье-то разгневанное лицо. С опозданием до меня-таки дошло, это был Эдвард. Слабая вспышка и вновь тишина.

Не знаю, сколько времени я просидела так, пока передо мной кто-то не остановился. Темная фигура закрыла весь “обзор”, и я почувствовала тут же, что на плечи мне положили какой-то груз. Тело заколебалось, будто его трясли. Снова возникло лицо Эдварда. Я не понимала, почему он имеет такой обеспокоенный вид, ведь ничего же не произошло. Губы его часто двигались, глаза горели, пытливо впившись в мои. Тут я поняла, что и с лицом моим производят какие-то манипуляции, кажется, хлопали по щекам, но боли никакой я не чувствовала. Я не чувствовала вообще ничего. Меня трясли, трогали за лицо и теребили как хотели. Одно название — кукла.

— Кеева! Кеева, очнись! — прорезался вдруг испуганный голос Эдварда, и вновь тишина. Страх, оставивший меня неизвестно когда, снова появился. Я слышала участившиеся удары сердца. Что-то во мне тянулось навстречу Эдварду, что-то хотело вырваться на свободу, но безуспешно. Губы его не переставали двигаться. Возле его лица возникло чье-то еще, почти такое же обеспокоенное. Моих сил явно не хватало на то, чтобы разглядеть другого вампира.

Он снова встряхнул меня, и в моей голове сдвинулось что-то тяжелое, и появилось место для воздуха, для мыслей, для свободы. Я почувствовала тяжесть его рук на плечах и все возрастающее чувство ужаса.

— Эва… Черт подери! Да что же такое, — вновь прорезался его голос. Так захотелось ответить ему, так захотелось расплакаться, но я не могла.

— Ты слышишь меня? Моргни хотя бы… Закрывай и открывай глаза, если ты слышишь меня…

Я слышала его, стараясь делать то, что он просил… Не знаю, получалось ли. Я не чувствовала своих глаз и не понимала, прилагаю ли усилия, чтобы закрыть их. Однако сознание возвращалось, медленно и неохотно, словно его тянули к свету за хвост из теплой уютной норы.

— Ну неужели! — в голосе вампира послышались нотки облегчения. — Эва, очнись уже… Ну, давай. Ты сильная, сможешь… Ну! Дыши. Представь, что твои легкие наполняются воздухом. Ну! Посмотри на меня, подними глаза на меня…

Стараясь делать то, что он мне втолковывает, я поняла, что у меня получается. Вдруг снова сильный толчок в голове, словно из ушей выбили пробки и как следует огрели обухом. Я резко согнулась, повинуясь непонятно какому рефлексу. Сильный звон стоял в ушах какое-то мгновение, все чувства разом хлынули, как потоп, потом сильная боль в солнечном сплетении прорезалась сквозь сознание (из-за чего я рефлекторно сжалась ранее, обхватив себя руками). Из глаз хлынули слезы. Я рыдала вовсю. Рыдала, как дите, не понимая, что происходит. Пульс бешено колотился в голове.

— Ну-ну, все успокойся, — послышался возле меня мягкий голос. — Все хорошо теперь. Нечего бояться.

Эдвард облегченно выдохнул и прижал меня к себе, спрятав от всего мира в своих руках.

— Что случилось? — захлебываясь слезами осведомилась я, отлепившись от него. — Что произошло? Черт, как же страшно. Я чуть не умерла от страха…

— Аластар, этот удав, он загипнотизировал тебя… Нежели ты не чувствовала его влияния?

Я замотала головой, обхватив ее руками:

— Не знаю… Вообще не понимаю, как все произошло… Не знаю… Я не понимаю ничего. Помню только страх…

— Ладно, ладно, успокойся. Имею представление в чем дело. Он ничего не сделал с тобой, и на том спасибо. Одному дьяволу известно, что там у него было на уме. В любом случае он хотел выведать у тебя, как ты относишься к Керрану… что тебя связывает с ним. У него не вышло, мне думается. Ты, кажется, и не ответила на его вопросы, потому что либо запуталась, либо его гипноз подействовал на тебя не особо сильно.

— Да, почему-то я не сказала ему ничего. Помню отлично все свои слова. Все прошло как во сне. Боже мой… Кажется, я схожу с ума!

Действительно, меня терзал страх, паника. Меня словно оглушили громким звуком, и теперь я старалась прийти в себя.

— Зря ты так разнервничалась перед ним. Твой страх — хорошая почва для его низких устремлений. Он зацепился за него, как паразит, и принялся “раскачивать”, растить в тебе, проникая в твое тело через него. Он убеждал тебя в нем так, чтобы ты сильнее поддалась панике и стала таким образом совершенно беззащитной. Запомни. Никогда, ни-ко-г-да не бойся его и вообще вампира. Мы реагируем на страх очень остро. А такие, как Аластар, упиваются им, словно амброзией. Они используют его с выгодой для себя и с большим вредом для жертвы. Если ты покажешь хотя бы намеки страха при нем, ты погибла! Тебе ясно?

Я утвердительно качнула головой, заглушая в себе последние приступы рыданий.

Все стихло. Я успокоилась. Эдвард с остальными вампирами отошел от меня. Они ждали в стороне, вполголоса лениво беседуя о чем-то, явно стараясь не мешать моему восстановлению. Обстановка разрядилась. После нескольких минут тишины я спросила его, куда делся граф.

— Мне стоило огромный трудов убедить его убраться подобру-поздорову. Убедить, что ты не знаешь ничего и его гипноз — пустая трата времени. Он сообразительный червь и быстро смекнул, что я прав, и дабы не собрать лишних проблем, предпочел уйти сам. Ладно, пойдем, тебе надо домой.

Он помог мне подняться. Ватные ноги едва ли слушались меня. С трудом я доковыляла до дома, благо, идти оказалось недалеко. Эдвард поддерживал меня, а его друзья молча шли за нами.

— Послушай, — сказал Эдвард уже возле двери, — ради общего блага не говори ничего Каэлану. Понимаю, как это трудно, но поверь, так будет лучше. Ни в коем случае нельзя, чтобы он узнал о сегодняшнем приключении. Договорились?

Я кивнула, смутно догадываясь, о чем умолчал Эдвард, что он имел в виду прося меня о такой услуге. Конечно, я и не думала подводить нас всех.

Состояние мое было таково, что я вспомнила о беседе с Барроном только тогда, когда Эдвард развернулся и собрался уйти. Намереваясь было остановить его, я замешкалась, лихорадочно размышляя, как лучше сформировать вопрос о запрете Керрана, но было уже поздно. Вампиры двигались с молниеносной быстротой. Так что пока в моем человеческом мозгу зародились первые зачатки здравых мыслей, их уже и след простыл.

— Черт! — с досадой бросила я исчезнувшим силуэтам, глядя в ночную тьму, — как же я могла забыть… Ну вот, когда еще представится такая хорошая возможность поговорить.

 

 

 

Полнолуние

 

 

В голове стояла удручающая пустота. Я не знала, паниковать или возмутиться и развернуть действия по поводу запрета Керрана на визиты.

Меня беспокоил сейчас только один вопрос: “Как лучше поступить?”, однако и он едва ли осознавался не только разумом, но и чувствами.

Через пару часов во мне начала подниматься боль и горечь от всего происходящего вокруг. Чувства и эмоции, словно уснувшие на время, начали просыпаться, и теперь во мне оживала сильно запоздавшая действительная реакция.

Теперь я полностью осознала и приняла свое нежелание подчиниться запрету Керрана. И более того, я бы и не позволила себе такого, посему решено было в ближайшие дни отправиться в особняк, пусть даже через баррикады. Полночи я провела в раздумьях по осуществлению своего плана: что кому сказать и как себя вести, если вдруг возникнут препятствия.

Прошло то время, когда Керраны вызывали у меня бесконтрольный, чуть ли не панический страх, и их отчужденность, холодность и жестокость теперь не являлись уж такими непреодолимыми препятствиями. Однако я точно знала: перед Аластаром устоять будет очень сложно. Я подсознательно чувствовала его власть, его возможности, вот и объяснение моей к нему неприязни и страха.

Но все-таки, если опустить столь грустные уточнения, я заметила, что стала более безрассудной (часто вспоминая слова Каэлана) или, точнее, не утруждала себя раздумьями о возможных последствиях от моих действий для меня. Я хотела быть рядом с Каэланом и не уступать ему по возможности ни в чем или хотя бы быть стойкой, так как в обществе вампиров другого по умолчанию не принималось.

Такие мысли занимали все мое естество в один из вечеров, когда я сидела у окна на кухне с кружкой чая. Задумчиво глядя на ночную улицу, я, можно сказать, и не видела ее. За окном тихо. Я смотрела сквозь стекло, словно в другой мир, чужой и неуютный. Город уснул или, точнее, не уснул, но по привычке закрылся в четырех стенах. Я же сидела в полнейшей тишине, решив отдохнуть от нескончаемых раздумий, и опустошила на время голову, сосредоточив рассеянный взгляд на темной улице. Так я просидела минут десять, пока мой слух не поймал какие-то странные звуки, идущие оттуда. Прислушиваясь, можно было бы различить человеческие голоса, но какие-то встревоженные. Происходящее тут же подняло живейший интерес во мне. Я приоткрыла окно, немного встревожившись, и навострила слух, желая понять не слуховые ли это илллюзии. При ближайшем беглом осмотре аллеи и домов мои глаза не зацепились ни за что подозрительное, однако звуки голосов теперь стали явней. Где-то скрытая от глаз происходила ссора. Слышались нескончаемые голоса молодых людей, резкие и язвительные, их смешки и улюлюканья, будто они подзадоривали своим поведением страх девушек. Несомненно, слышались и женские голоса. Они говорили гораздо громче, кажется, даже плакали, умоляли о чем-то, такой вывод я сделала из интонаций их голосов. Время от времени раздавались их визги.

Пока я вслушивалась в происходящее, волнение резко выросло до необъятных пределов, я полностью обратилась в слух, сканируя к тому же обзор, насколько позволяли глаза, чтобы определить, где именно они могли находиться.

“Вот же их вынесло из дома так поздно, — пробубнила я, чувствуя, как костяшки пальцев, впившиеся в подоконник, начинает сводить от холода и напряжения, так как я максимально высунулась в окно, — наверное, они где-то поблизости, скорее всего, за домами, раз их невозможно увидеть с моего ракурса”. Очередной визг одной из девушек сорвал меня с места. Трясущимися от волнения руками я резко захлопнула окно, чуть было не разбив стекло. Развернулась и понеслась к телефону. Сорвав трубку, быстро набрала номер Баррона. К счастью, директор ответил почти сразу же. Без лишних слов и предисловий я вывалила на него все выводы, которые сделала из наблюдений, попросив вызывать кого-нибудь из службы безопасности.

— У вас же есть подчиненные люди, — тараторила я в трубку, — если все сделать быстро, они будут здесь минут через двадцать максимум!

К моему внезапному удивлению, ответом мне явилось молчание.

— Алло! — нетерпеливо позвала я.

— А ты уверена, что это не вампиры? — произнес спокойный размеренный голос на том конце линии.

Вопрос директора выбил меня из колеи, почти вогнав в ступор… Я даже не подумала об этом. Настало время замолчать и задуматься.

— Ммм, зачем Керранам приставать к девушкам? Послушайте, у нас мало времени…

Опять пауза.

— Ты не помнишь, о чем я говорил тебе на днях? — снова спокойный голос директора, я уже начала было думать, будто разговариваю с кем-то другим. Его словно подменили, — в особняке сейчас опасно. Что-то происходит. Вполне возможно, это с подачи де Реца. Послушай, я конечно все понимаю… жизни людей, да, это в моей компетенции. Но посылать неизвестно куда еще группу потенциальных жертв, я не могу. Так погибнут не только эти девушки, но и те, кого я пошлю к ним на выручку… Да, положение совершенно идиотское…

Голос его звучал как-то странно и растянуто, словно он обдумывал каждое свое слово. При этом между нами висело напряжение, и оно чувствовалось даже в паузах между словами.

Я молчала, кусая губы, понимая при этом, что он прав. Но надо было что-то делать, пустить дело на самотек я уже не могла. Смутная догадка, промелькнувшая в голове, заставила рефлекторно положить трубку. Что ж, другого выхода, кроме как проверить кто это, у меня не было. Баррон тоже понимал это, наверное, он и разговаривал со мной предельно осторожно, чтобы не навести меня на такую мысль, и если вдруг я бы заикнулась о чем-нибудь подобном, то вовремя пригрозить, чтобы заставить остаться дома, в безопасности.

Между тем я в домашнем костюме, в тапочках, забыв одеть нормальную обувь, едва ли вспомнила про кофту, рефлекторно схватив ее на выходе из дома и натянув на себя, выскочила на улицу, краем уха сразу же поймала звук зазвонившего в моей прихожей телефона. “Баррон убьет меня”, — промелькнула мысль. Однако с колотящимся в голове пульсом и ни в чем не уступающим ему сердцем в груди, я осмотрела улицу еще раз, поняв, что до источника звуков необходимо преодолеть метров двести-триста. К моей удаче, дома отгораживал друг от друга достаточно высокий палисад, а иногда даже довольно массивные деревья. Кроме того, можно было прекрасно укрыться за мусорными баками впереди и еще какими-то небольшими будками или подобием сараев. План был таков, что, подобравшись как можно ближе к ссорящимся, можно было увидеть, с кем имели дело девушки, и при этом остаться незамеченной. Меня всю колотило от нервного возбуждения и холода, стоило бы одеть еще и ботинки, чтоб не замочить ноги.

Итак, выбежав из дома, я сорвалась с места и, пригнувшись к кустам, затрусила к невидимой пока группе людей. Через три дома улица заворачивала направо и палисад, соответственно, тоже. Так как перед моим обзором никого не наблюдалось, я сделала выводы, что они находятся за углом дома. Голоса сейчас стихли. Слышались только всхлипы и причитания девушек… Как раз в этот момент я чуть было не вылетела из-за угла, но резко отпрянула назад, когда краем глаза поймала всю группу целиком точно в шагах двадцати от меня. Можно было предположить, что они рядом, но не настолько. С ужасом вмявшись в холодную сырую стену дома, я замерла, понимая, что чуть было не выдала себя. Холодными губами поблагодарила господа за нечаянное везение, перевела дух и спустя несколько мгновений снова высунулась, подгоняемая все тем же нервным возбуждением. Ссора происходила на центральной площадке перед домом. Увы, почти весь обзор загораживал палисад, отделяя меня от компании. Зато представилась возможность рассмотреть, кто пристал к девушкам. Я то наклоняла голову, то вытягивала шею, стараясь получше разглядеть четверых молодых людей при тусклом свете одной лампы и одновременно пыталась контролировать свое прерывистое дыхание, боясь, что оно выдаст меня.

Молодые люди снова начали свои издевки, меня же всю передернуло от тонов их голосов: резкие, со скрежетом, словно ржавое железо, в них не было ничего человеческого. Только у бездушных тварей такие голоса. Они явно издевались над бедняжками, растягивая свое веселье. К счастью, двое из них вышли вдруг на свет фонаря, мне же хватило пары мгновений, чтобы понять, что это вампиры. И жертвы, к сожалению, об этом даже не догадывались. Еще бы, в каком страхе они пребывали… Наверное, они вообще ничего не видели и не слышали, думая о том только, как бы спастись. Ужас охватил сердце, он же приковал меня на месте.

— Боже мой, — вырвалось у меня непроизвольно, пока я до рези в глазах старалась узнать этих упырей. Их лица не были знакомы мне, хотя по виду можно было предположить, что это они находились возле особняка Керранов в последний раз. Ситуация оказалась безвыходная. Силы Баррона естественно бесполезны, меня они тоже, скорее всего, учуяли. Эта догадка снизошла на меня, как гром, из-за чего тело, и так уже онемевшее от холода, казалось вот-вот сольется со стеной дома в единое целое.

В глубине души я понимала, что надо срочно убегать, но не могла. Мои безжизненные обрывчатые попытки сообразить возможные пути спасения себя и девушек заканчивались, не успев толком начаться.

Одна из девушек, видимо, перейдя границу отчаяния, бросилась в сторону, надеясь убежать. Она выбежала было на угол улицы, но вампир с проворностью кошки прыгнул перед ней, преградив путь, и толкнул ее в плечо в сторону остальных, из-за чего она повалилась на землю, разразившись рыданиями. Туда же переместилась и оставшаяся группа, таким образом неудачливая беглянка присоединилась к подруге. Мне же теперь было видно все, так как кусты расступались в этом месте, зато и я тоже стала видна с их площадки. Быстро сориентировавшись, я нырнула за ближайший куст, обещавший более или менее удачное укрытие. Не знаю, видели ли они меня или нет, вампиров полностью занимали только их жертвы. За этим представлением я наблюдала минут пять-семь, кажется, не в силах ничего предпринять. “Где же Керраны?!” — промелькнула в голове душераздирающая мысль. Как назло, их не было тогда, когда мы больше всего в них нуждались.

Тут из темноты, не успела я заметить как и каким образом, словно по волшебству, появились две темные фигуры, идя неслышно к группе, каждый с противоположного бока и спиной ко мне. Эти двое, словно совершая ночную прогулку, неспешным шагом молча подошли к зачинщикам “ночного веселья” и остановились. Я даже подумать ничего не успела, как мне на плечо легла чья-то рука. Вздрогнув всем телом, похолодев, как труп, я едва ли сдержала возглас ужаса, резко обернувшись.

На меня смотрела черная вампирская скала, в лице малознакомого мне юноши из клана Керранов. Я видела его в особняке, но никогда не общалась с ним и не знала имени. Он всегда носил темно-синий классический сюртук прямого покроя чуть ниже колена. Воротник этого сюртука был настолько огромен, что закрывал всю его шею, а сверху, словно лоскутки, прядями торчали волосы, такова была его прическа. Он всегда смотрел на меня свысока и как бы с пренебрежением. Так и сейчас ничего не изменилось. Его каменное лицо в лунном свете было совершенно белоым, не выражало вообще ничего, кроме гордости собой.

— Ты чего тут забыла? — осведомился он одними губами, при этом на его лице ни один мускул не дрогнул. Глядя на него, как на новоявленное девятое чудо света, я хлопала глазами, стараясь выразить свои мысли вслух.

—Я… я… — мой рот открывался и закрывался беспомощно.

Уголок его губ поднялся в усмешке, а глаза сверкнули.

— Нашла место. Сейчас возьмешь этих двух и отведешь их отсюда подальше. И сама уйдешь вместе с ними и забудешь о том, что здесь происходит. Ясно? И потрудись не показывать им свое лицо, не хватало еще, чтобы тебя запомнили.

Не дожидаясь моей реакции, он так же, как и его друзья, неспешно вышел к группе, таким образом создав с двумя юношами из клана треугольник, в который оказалась заключена вся группа.

— Что это за ночное шоу тут происходит? Почему нас не позвали? — начал один из них достаточно тихо и спокойно. Я узнала голос Эдварда, к своей радости, и немного воспрянула духом, рискнув приподняться с корточек и в общем достаточно осмелев. — Вас разве не предупреждали? Но все же давайте будем вежливыми друг с другом и разойдемся без лишних слов… А то, боюсь, мы очень расстроимся.

Вместо злорадного ехидства на лицах четверых чужаков появились оттенки зарождающейся злости, грозившей перейти в ярость. Они ощетинились, как дворовые собаки, оглядывая невозмутимую группу из трех юношей.

— Черт бы вас побрал, Керран вами все дырки затыкает, что ли… — прошипел один из них. — Какие же вы назойливые и дотошные.

В этот момент вампир в синем сюртуке взял одну девушку за локоть, поднимая ее с земли, другой рукой взял за руку ее подругу и толкнул их по направлению ко мне. Они, как безжизненные марионетки, всхлипывая и причитая, на ватных ногах послушно шли по обе стороны от него. Он явно служил им шестом, о который они опирались. Несмотря на неуверенные движения девушек, их вялость, незнакомец оставался непоколебим, словно по его бокам были не живые люди, но пушинки. Выпрямившись во весь свой рост, я вынырнула из-за куста, поняв, что он ведет их ко мне, и уже изготовившись честно выполнить возложенную на меня обязанность. Ни Эдвард, ни Лука (его я тоже узнала сразу же) не обернулись в нашу сторону, как будто знали о моем присутствии заранее. Я смотрела на всю группу во все глаза. Из груди вырывалось прерывистое дыхание, а вместе с ним и густой белый пар. Горло уже начало сводить от холода. На самом деле я жутко замерзла, но пока мне было не до этого.

— Забирай их и уходи вместе с ними. Чтоб вас здесь не было через минуту, — строго приказал он, немного подтолкнув девушек мне в руки. Я выбежала из-за кустов и, взяв их за локти, развернулась, чтобы уйти.

— Эй, вы чего тут распоряжаетесь?! — выкрикнул один из диковатых незнакомцев, провожая глазами потерянную жертву. Я, подстегнутая страхом, резко двинулась с места и по возможности быстро постаралась увести девушек с поля зрения вампиров. Их трясло так, что я сама стала дрожать с ними в такт. Они беспрестанно лепетали что-то, то рассыпаясь в благодарности, то бессвязно причитали. От них несло алкоголем, и, похоже, они не очень уверенно держались на ногах. Я не слышала их. Бесконтрольно оборачиваясь назад, только видела, как трое кровососов пожирают нас глазами. Жутко было подставлять им спину, неплохо было бы обзавестись парой глаз на ней для данного случая.

— Придержи свой язык! Давайте, все… Веселья сегодня не получится… Сворачиваемся и уходим, — ответил тому Эдвард приглушенным голосом, сделав шаг в сторону с целью закрыть им дорогу к нам, то же сделал и Лука.

Мы втроем ускорили шаг, почти перейдя на бег, в то время как мне не хотелось уходить, я не могла снова спустить дело с рук, понимая, что именно сейчас представилась уважительная причина задать животрепещущие вопросы, после того как Керраны, конечно же, разберутся с этими тремя незнакомцами. Почему-то я и не представляла другого исхода.

Вдруг тот, кто выразил негодование, зарычал и резко кинулся к нам, словно взяв низкий старт. Мы остановились, с ужасом глядя на приближающегося вампира, девушки завизжали, оглушив меня так, что я чуть не присела на сырую землю, они обе спрятались за мою спину, будто я могла их спасти. Я же окаменела, раскрыв глаза на всю их ширину. Мгновение, он уже протянул руку к нам, но вдруг резкий толчок позади него, так, будто он врезался в невидимую стену, остановил его. Эдвард оказался за ним, схватив его за шиворот, он резким движением отбросил упыря назад за себя, как щенка, медленно развернувшись к нему лицом. Тот прокатившись кубарем, отлетел на пару-тройку метров, но тут же вскочил на ноги. Глаза его горели адским пламенем, он оголил клыки, приготовившись обороняться. Надеюсь, девушки не увидели этого. В конце концов они прятались за моей спиной, словно за скалой, едва выглядывая из-за нее.

Что касается меня, то разум вообще отказался соображать, я, кажется, и дышать перестала.

— Держи себя в руках ты, шавка де Реца, — прошипел Эдвард, направившись к нему. Он схватил вампира за шиворот и толкнул от нас. Тот начал пятиться назад до тех пор, пока не поравнялся с остальными своими товарищами. Эдвард продолжал что-то тихо внушать своему оппоненту, его речь невозможно было расслышать. Трое незнакомцев ощетинились и напряглись, готовые к защите или же нападению. Я чувствовала, как кипят их нервы, казалось, они вот-вот взорвутся.

— Как ты посмел тронуть меня?! — огрызнулся в ответ тот, кого остановил Эдвард. — Ты ищешь себе проблем? Ты их получишь. Думаешь, меня испугает Керран?

— Сам напросился. Я предлагал мирно разойтись. Лично мне не хочется сейчас развязывать драку здесь, так что идите отсюда, господа, и забудем сегодняшнее.

— Ты меня ужина лишил, крыса! — взвизгнул на предложение Эдварда вампир и, двинувшись к нему хотел схватить его.

— Сожалею, — эхом тут же отозвался Эдвард, как раз вовремя увернувшись.

Одновременно девушки за мной, уже испытав все возможные и невозможные оттенки смертельного страха и вдруг почувствовав безопасный промежуток времени, тут же и воспользовались им. Они ринулись прочь от меня с такой скоростью, будто и не умирали тут минуту назад, прячась за моей спиной. Я осталась одна на распутье, лихорадочно вертя головой, глядя то на удаляющиеся силуэты, то на разборки в ста шагах от меня. Между тем другой приспешник де Реца двинулся к своему другу, намереваясь помочь, но незнакомец в синем сюртуке схватил его за рукав, заключив в стальные оковы своих рук и сопроводив этот жест могильным тоном голоса:

— Не так шустро, милочка, в отличие от него я точно не стану церемониться с тобой… я уже очень давно не ел вкусного.

Все проносилось перед глазами так быстро, что я едва ли успевала контролировать смену действий, застыв на месте с открытым ртом.  Я не замечала ни жуткого холода, ни то, что он открыт. Во мне, казалось, жили одни глаза.

Незнакомец держал приспешника де Реца мертвой хваткой, но тот вдруг впал в такую ярость, что, казалось, он разорвет своего врага в клочья. Упырь, издавая грудное рычание, отбил руку и хотел было ударить обидчика. Однако последний оказался проворней. И полсекунды не прошло, как он вновь скрутил приспешника де Реца, поймав вторую руку, и теперь уже его лицо оказалось точно в изгибе шеи. Не раздумывая, он вонзил клыки в вампирскую плоть. В это время один из четырех приспешников графа де Рец, испугавшись, видимо, предпочел сбежать. За пару больших прыжком он растворился в темноте, я его даже заметить толком не успела.

— Нет! — крикнул тот, кто пытался ударить Эдварда, он выбросил вперед руку и кинулся на выручку к другу. — Оставь! Что ты делаешь! Отпусти его, все… Ладно… Мы уходим… Слышишь, ты! Все, все хватит на сегодня!

Эдвард, кажется, сам опешил. И Лука тоже на мгновение потерял бдительность, впившись взглядом в своего друга.

— Ладно, отпусти уже его, — попросил Эдвард, — хватит… не надо впадать в крайности.

Незнакомец между тем ослабил хватку, и его жертва сложилась на земле, как мешок. Вампир из другого клана, воспользовавшись этим моментом, бросился к другу. Тот же, вращая ошарашенными глазами вокруг, схватил себя за горло, дабы зажать рану. Из его груди между тем вырывалась какофония разных звуков, вызвавших у меня торнадо мурашек по всему телу: и хрип, и стоны, и рычание — кажется, он сходил с ума и задыхался.

— Черт, моя кровь… — причитал он душераздирающим слезным голосом, — как ты посмел наброситься на меня, ты червь… Ты поплатишься за это той же монетой!

Мой взгляд на мгновение прирос к нему, я не замечала ничего вокруг. Незнакомец уже выпрямился, снова его лицо — бесстрастная маска, только губы и подбородок окрасила кровь. Он едва ли сдерживался, чтоб не расплыться в самодовольной улыбке. Его, похоже, совсем не беспокоили угрозы пострадавшего.

— Убирайтесь отсюда, пока мы здесь глупостей не наделали… — мрачно выдал Эдвард.

Трое оставшихся вампиров де Реца сверлили его такими ненавидящими взглядами, которых, я кажется, не видела никогда.

Один из них помог укушенному несчастному подняться, другой же, не отводя глаз от Эдварда, сжав кулаки, прошипел:

— Ну что ж… Ты сам напрашиваешься на войну, обещаю тебе, ты ее получишь. И неважно, чего там желает Керран, уверяю тебя, этого мы не забудем… Можешь сказать спасибо своему дружку и начать уже считать дни до своей гибели, ждать осталось совсем недолго.

Я видела, как изменилось лицо Эдварда, из мрачного оно превратилось в каменное и отчужденное, какая-то сильная эмоция молнией проскользнула по нему. Во мне поднялось смущение, видно было, что он и так подбирает слова из-за моего присутствия, конечно, он понимал, что потом не отделается от вопросов.

Он набрал в легкие воздуха, стараясь сдержать просившиеся на язык фразы и сумел-таки ограничиться немногими словами, процедив их сквозь зубы так красноречиво, как только мог:

— Убирайтесь отсюда, пока живы. Еще хоть одно лишнее слово, и тогда посмотрим, кто еще первый что начнет. И не надо пугать меня Аластаром и думать, что Керран меня удержит… И так уже заварили кашу.

Я заметила движение сбоку от одного из вампиров. Это незнакомец в синем сюртуке из клана Керран оттер рукавом кровь с губ, блеснув при этом острым взглядом.

Эти трое не стали более препираться. Один поспешил отбежать от двух оставшихся на порядочное расстояние. Другой тоже было направился за ним, однако притормозил, заметив, что укушенный вампир задержался на мгновение возле своего обидчика.

— Ты поплатишься за это, крыса. Ты сдохнешь первый! — бросил он незнакомцу, тут же резко рванув к друзьям. Однако незнакомец, вдруг вскипев, схватил беглеца за руку, оскалив клыки, но тот, расхрабрившись другой свободной рукой, развернулся и со всего размаху кулаком проехался по скуле незнакомца. Все произошло так резко и неожиданно, что он не смог сориентироваться и вовремя увернуться, получив удар с лихвой. Таким образом его оппонент смог высвободить руку из железной хватки и удрать на всех парусах к друзьям. Итак, трое вампиров, не теряя времени, на бешеной скорости совершая огромные шаги, почти прыгая, в мгновение ока растворились во тьме.

Как уже говорилось, я едва ли успевала следить за происходящим, настолько быстро происходили все действия. Едва весь этот спектакль длился более пяти минут.

Незнакомец чертыхнулся, закрыв ладонью ушибленную часть лица. Все прекратилось, наступила тишина… но не для меня.

Эдвард постоял с минуту, видимо, приходя в себя, потом развернулся и впился в меня взглядом. Сколько было злости в его лице! Он весь дышал гневом. Глаза его сверкали, как молнии. Он направился ко мне. Я же дернулась, подавшись первому рефлексу убежать, но застыла, смутно успокаивая себя, что это Эдвард, он не сможет причинить мне вреда. При этом он выглядел так, будто собирался схватить меня за ворот и так же, как того вампира, швырнуть в сторону.

Побледнев, как смерть, я ждала своей участи, глядя на него широко раскрытыми глазами. Через пару мгновений он оказался возле меня и, схватив за плечи, тряханул как следует:

 — Какого черта ты тут делаешь?! — выкрикнул он мне в лицо, из-за чего я вздрогнула и постаралась против его железной хватки отпрянуть в сторону. Получилось только немного отодвинуть голову назад, — сказано же было уходить и не появляться! Какого черта ты суешь нос не в свое дело… Что тебя держало здесь, а?!

Я смотрела на него полными ужаса глазами, как рыба молча открывая-закрывая рот, силясь что-нибудь ответить. Он, видимо, поняв, что переборщил, отпустил меня.

— Это мое дело в той степени, что я тоже теперь состою в этом и не отступлюсь…

Мой лепет, который я старалась трансформировать в нормальную речь, иссяк под испепеляющим взглядом вампира.

Он шикнул, всплеснув руками.

— Послушай, не будь такой настырной. Если тебе сказано было “уходи”, значит, надо так и делать… Твоя настырность выведет из себя кого угодно!

— От меня нечего скрывать, и так понятно, что это приспешники Аластара и у вас с ними конфликт. Нельзя допускать того, чтобы Керран пострадал… Прошу тебя, Эдвард… ты же можешь как-то контролировать ситуацию.

Его всего передернуло, настолько он не хотел говорить с мной:

— Знаешь что, я не обязан отчитываться тут перед тобой и докладывать обо всем… Не надо думать, что я совсем глупый и ничего не вижу и не понимаю, хорошо? Все, надоело… Иди домой и даже не вздумай больше задавать мне вопросы, я далеко не мать Тереза.

Он было двинулся, но остановился после моей фразы:

— Ну и ладно… Я все-равно буду следить за ситуацией и сделаю все возможное в моих силах…

Эдвард громко чертыхнулся и принялся выговаривать мне слова с такой злостью, какой я просто не ожидала от него.

— Какая же ты настырная и упрямая! Как только тебя терпит Керран! Я не понимаю, почему он не выгнал тебя с самого начала!.. Не смей лезть в наши дела, ясно?! Ты бесполезна для нас! Ты посторонний человек для нас! Тебе дороже выйдет твое неуемное любопытство…

Он смолк, сдерживая в себе эмоции гнева. Я молчала, глядя на него во все глаза, чувствуя, как в душе закипает жуткая обида. Он кричал на меня так, словно я ничто для него. На глазах появились слезы, которые я старалась скрыть и вообще всячески держалась, чтобы не разреветься от унижения. Никогда бы не могла вообразить, что именно он сможет сорваться на меня.

Так как я молчала, он сделал вторую попытку уйти. Поодаль его ждали два других вампира, соблюдая нейтралитет, однако лица их были напряжены и даже хмуры.

— Я не прощу себе, если что-то случится… Если бы ты знал, как для меня важен ваш клан…

Я думала, он не услышит мои слова, которые были произнесены достаточно тихо, так как язык едва ли слушался меня, чтобы сформировать их, к тому же Эдвард уже успел отойти на почтительное расстояние. К моему ужасу и одновременно удивлению, он остановился. Помешкав мгновение, повернулся ко мне и снова застыл. Я опять похолодела. Вампир направился ко мне быстрыми шагами, тут уж я совсем испугалась и попятилась назад, разворачиваясь, чтобы убежать. Мои нервы точно не выдержали бы второй встряски. Видя эту попытку, в несколько больших шагов, как лев, он оказался возле меня и, обхватив ладонями мое лицо, силой повернул его к себе. Я ойкнула, так как все произошло резко и неожиданно, чуть было не упав, заодно вцепившись в его кисти своими руками, глядя в его глаза полным смертельного ужаса беспомощным взором. Однако тут же убрала руки, когда поняла, что ничего не происходит. Резко нагнувшись к моему лицу, он обдал его горячим воздухом, вырвавшимся из легких, и принялся говорить с таким жаром, что просто оглушал меня.

— Послушай, не надо устраивать трагедию и вздыхать тут театрально, не надо ныть и канючить у меня что-то… Ты убиваешь меня этим самым, я прекрасно все понимаю. Я понимаю, что ты чувствуешь, знаю к чему все твои действия, слова, взгляды. Я вижу тебя насквозь, если тебе так понятней. Но я тоже кое-что знаю. Знаю, что твориться в действительности вокруг нас и в клане. Знаю, что тебе нельзя соваться к нам не из-за прихоти Керрана, но просто твои действия не помогут, ты понимаешь? Мы стараемся сделать, как лучше было бы тебе. Твоя жизнь действительно ценна… Зная, что она находится с одной стороны весов, на другой же стороне находится то, что ты не представляешь, а я представляю. Поверь мне, она неравноценна тому, ради чего ты собираешься жертвовать ею. Ты не поможешь ничем, понимаешь? Не поможешь…

Он пожирал меня глазами, прерывисто дыша в лицо. Последнюю фразу Эдвард проговорил по слогам, стараясь достучаться до моих мозгов, при этом желая ограничиться только этими словами. Он все держал мое лицо в ладонях, сильно сдавливая его, однако я не замечала этого. В глазах моих уже стояли слезы. Зачем так жестоко со мной? Невыносимая боль клокотала в сердце. Бессердечный вампир, заметив, в каком я состоянии, смягчился и ослабил немного свои стальные объятия. Собрав брови в кучу, он нахмурился, опустив на мгновение голову вниз, прикрыл глаза. Вздохнул и снова поднял ее, словно собирался с мыслями. Сейчас его тон поменялся, сделавшись более или менее мягким, скорее назидательным ( и моментами даже проникновенным), чем укоряющим.

— Послушай, ты потрясающая… правда, потрясающая. Ты храбрая и самоотверженная, ты действительно удивительная… Так думаю не только я, но и Керран тоже. У меня нет никаких причин относится к тебе плохо, мне кажется, это очевидно. Ты сама должна понимать это. Если бы в твоих силах было изменить что-то… как-то повлиять хоть самую малость… Я бы намекнул тебе, поверь, я бы дал понять тебе это. Но разве ты не видишь, мы, наоборот, стараемся оградить тебя ото всего? Мы понимаем просто вещи лучше, чем ты, мы видим, какую цену ты заплатишь за неоправданные надежды. Это не наши капризы, я уже говорил, и не предвз