Первый побег

Часть I

Глава 1. Дом с привидениями

Предместье Менеса, 333 г. от осн. Сообщества

— Это не парк, а куча мусора, — сэр Лейнсборо выпустил край занавески, который брезгливо держал двумя пальцами, и откинулся на спинку кресла.

— А мне нравится, — леди Лейнсборо с интересом выглядывала в открытое окно кареты, позволяя тёплому ветру путаться в её небрежно заколотых волосах.

— Кто бы сомневался, — скуластый мужчина криво усмехнулся. — Вылитый сид! Предместья высокородных ши!

Он добавил ещё несколько слов на чужом, скрипящем наречии, незнакомом хозяину кареты, достопочтенному Эвери (Эвери и Дж. Эвери. «Мы найдём вам крышу над головой!») Риэлтор, сопровождавший пару уже к пятому дому, вжал голову в плечи.

— Не ругайся, — хрупкая девушка, голубизной глаз действительно походившая на фейри, взяла мужчину за руку. — На этот раз у меня хорошее предчувствие.

Мрачный пассажир сжал тонкое запястье длинными пальцами.

— Извини. Я просто уже не верю, — тут он покосился на Эвери, и несчастный закашлялся под взглядом мертвенно-чёрных глаз, — что мы найдём в этой дыре нечто достойное. Сколько здесь никто не жил? Тридцать лет? Пятьдесят?

— Парк, в самом деле, немного запущен, — ушёл риэлтор от скользкой темы. — Но леди Лоридейль, — не вставая, Эвери отвесил девушке короткий благодарный поклон, отметив про себя, что и имя у неё какое-то… эльфийское, — леди Лоридейль прекрасно чувствует современные тенденции в столичной моде. Регулярным парком с выверенными линиями и постриженными изгородями уже никого не удивишь. А вот имитирующие естественный лес заросли…

— Имитирующие? — сэр Лейнсборо заломил бровь и пронзил риэлтора таким убийственным взглядом, что тому стало недоставать воздуха.

— Я пришлю вам ландшафтного мага, — придушенно предложил Эвери. — Самого лучшего. За счёт фирмы!

— Мил, оставь его, — тихо сказала леди Лоридейль, поглаживая спутника по руке. Сэр Лейнсборо недобро хмыкнул, но отвернулся к окну, и Эвери перевёл дух.

По счастью, смежные подразделения «Эвери и Дж. Эвери» оказались на высоте: запущенный особняк отмыли от пыли, залатали прохудившуюся крышу, а навес для экипажей и пустующая конюшня оказались приведены в настолько пристойный вид, что владелец риэлтерского агентства воспрянул духом. Быть может, боги всё же сжалятся над ним и позволят, наконец, одним махом избавиться от двух проблем: старого особняка с дурной славой и невозможно богатого иностранца с дурным характером.

— Прошу вас, сэр, леди, — Эвери широким жестом распахнул кованые створки ворот, с удовлетворением отметив, как хорошо они смазаны.

Мужчина помог девушке выйти из экипажа, хотя, на взгляд Эвери, юная особа в этом не нуждалась — по унифицированной лесенке братьев Дромм без труда спустилась бы и ветхая старушка. Риэлтор общался с этой парой уже не первую неделю и находил, что мрачный тип с холодным взглядом и надменными манерами чрезмерно опекает юную спутницу. Благоверная риэлтора, а по совместительству его деловой партнёр, просто извела Эвери догадками и домыслами по поводу того, откуда взялся их таинственный клиент, а также кем приходится ему девушка, на имя которой должен быть заключён договор по покупке дома. Однако гномий банк пользовался популярностью не только благодаря неприступным подземным хранилищам и охранникам-троллям, но и благодаря своей политике конфиденциальности. Кем бы ни являлись сэр и леди Лейнсборо, при том, что каждый из них мог позволить себе обзавестись дворцом, и даже скромных размеров королевством в придачу, о происхождении их состояния или же происхождении их самих не было известно ничего.

Сапожки из голубого сафьяна застучали низкими каблуками по дорожке.

— Мил! Посмотри, какая прелесть! Тут озеро!

Высокий худощавый сэр следовал за леди Лейнсборо размеренным шагом, явно не разделяя её восторженности. Остановился у пруда с чёрной водой, правду сказать, и у Эвери не вызывавшего особого восторга, ковырнул скользкий берег носком старомодной туфли. Усмехнулся одним уголком рта — у Эвери каждый раз мороз по коже пробегал от этой усмешки.

— В таком только опостылевших жён и топить.

Риэлтора передёрнуло. «Знает! Кто-то из конкурентов пронюхал — рассказал!»

Девушка только улыбнулась, взяла спутника под руку — она была много ниже ростом, так что почти повисла на сэре Лейнсборо.

— Зато магический фон какой ровный. Хозяйственные заклинания долго можно не обновлять.

— Когда ты успела стать такой практичной? — вздохнул угрюмый господин и погладил девушку с эльфийским именем по голове. Она не ответила, только обхватила мужчину за талию, стояла, прижавшись щекой к его груди.

— Я посажу здесь кувшинки. Нет… лучше водяные лилии. Жёлтые и розовые.

— Идём, — сэр Лейнсборо, не размыкая объятий, повёл спутницу к дому. — Может, тебе ещё спальня не понравится. Или кухня.

— Ты же знаешь, Мил, я не привередливая, — сказала девушка, а Эвери снова передёрнуло. Да, юная леди не капризничала в дороге, не надувала губки и не придиралась к отделке стен и форме будара. Зато лишь взглянув на Джоанну Эвери, с милой улыбкой заявила:

— Если я ещё раз вас увижу, мы не станем вести с вашей фирмой никаких дел.

Так что господин Эвери отдувался один. И здесь, и дома, пытаясь удовлетворить неуёмное любопытство жены. Ему было всё равно, приходится голубоглазая златовласка женой или любовницей скуластому магу со страшными чёрными дырами вместо глаз. Достопочтенный риэлтор совершенно не интересовался причиной, по которой этот человек ищет новый дом для своей пигалицы: обет безбрачия, мезальянс или сопротивление родителей. Эвери было не просто всё равно, он сам бы заплатил за молчание любому, кто попытался бы ему эту информацию сообщить. Почему-то риэлтору казалось: тот, кто владеет подобным знанием, долго не живёт.

Эвери сглотнул. Интересно, что скажет высокомерный сэр, когда узнает, что агентство посмело предложить ему дом с… с…

Нет, Эвери сам себе не враг. Он просто уже на грани отчаянья: не удовлетворить заказ Лейнсборо — такая же верная смерть. Профессиональная.

Двери «Голубых елей» гостеприимно раскрылись перед риэлтором, и не удивительно: на совесть заговорённый штатным артефактором амулет временного владельца работал, как гномьи часы, заставляя бытовую магию дома подчиняться представителю агентства.

— Очень мило, — Лоридейль оглядела холл, повела плечами, сбрасывая отсыревший от утренней росы плащ. Риэлтор не сделал даже движения в её сторону, беспрекословно позволяя сэру Лейнсборо окружать заботой спутницу. В последнее время Эвери казалось, что и сама девушка именно позволяет за собой ухаживать, отвлекая мужчину от преследующих его мрачных мыслей. В каком настроении она сама, видавший виды риэлтор не рискнул бы гадать. За блуждавшей на детском личике безмятежной улыбкой могло скрываться всё что угодно.

— Чертежи, — ладонь в кожаной перчатке требовательно протянулась к сопровождающему. Эвери суетливо достал из портфеля требуемое. С поклоном вложил папку в руку клиента.

— Здание начала прошлого века, — рассказывал риэлтор, обводя гостиную широким жестом. — В прекрасном состоянии, как вы видите. Полная комплектация для комфортной жизни: канализация, водоснабжение, две ванны, трубы парового отопления в дополнение к живому огню каминов, сигнальная башня…

— Что? — переспросил сэр Лейнсборо, до этого шелестевший пожелтевшими листами чертежей.

— Для господина мага это, вероятно, не очень актуально, — Эвери открыл полированную панель, ведущую на винтовую лестницу, — но вы ведь настаивали на автономности всех систем. Сигнальная башня — универсальный магический передатчик, настраиваемый согласно желанию владельца, тут установлена экспериментальная запатентованная модель: заряжается от естественного магического фона поместья. Как справедливо заметила леди Лейнсборо — этот ресурс здесь прекрасного качества. Собственный стационарный портал — более дорогое, но более распространённое в те времена развитие инфраструктуры. Сейчас таких уже не делают. Но здесь ещё есть, прямо в подвале: очень удобно, если на улице дождь.

— А почему тогда мы им не воспользовались? — заинтересовалась девушка, проводя пальцем по поверхности передающего кристалла. — От общественного портала тут не так уж далеко, но Мил терпеть не может экипажи.

— Прошу прощения сэр, леди, — снова поклонился Эвери, — но в целях безопасности портал настроен только на выход. Новый владелец заключает договор с гильдией пространственных магов, и энергетическая структура всех проживающих в доме…

Сэр Лейнсборо жестом заставил риэлтора замолчать.

— Я хочу посмотреть.

Отпирая серую подвальную дверь, Эвери два раза ронял ключи. В итоге клиент вырвал их у представителя агентства и самостоятельно вставил в замочную скважину. «Вот он, момент истины!» — с замиранием сердца думал риэлтор, — если не заметит в подвале, то и в кабинете как-нибудь…»

— Неплохо, — хмыкнул маг, несколько раз обойдя высеченный в полу круг рун. — Очень недурно…

Эвери вытер холодный пот и жалко улыбнулся.

— В которой стене его замуровали?

— А? О… о чём в-вы?..

— О жертве, конечно, — сэр Лейнсборо удостоил риэлтора равнодушным взглядом. — Эта штучка на порядок стабильнее и компактнее ваших общественных устройств. А руны не оставляют сомнений в исходном источнике энергии.

Эвери нервно рассмеялся.

— Прошу прощения, сэр, я не очень компетентен в этих вопросах. Но уверяю вас, агентство свято чтит законодательство касательно объектов чёрной магии. «Голубые ели» прошёл экспертную оценку объединённой ассоциации чародеев и допущен к свободной продаже. Вот тут у меня… — риэлтор вцепился в собственный чемоданчик, как в спасательный круг, но сэр Лейнсборо в его сторону даже не глядел: он снова погрузился в изучение вручённой ему папки.

— А, вот, кажется, — мужчина безошибочно постучал по стене, местоположение которой на полметра отличалось от нанесённого на бумаге. При соприкосновении с его рукой изо всех стыков камней засочилась голубая дымка, но почти тотчас же растаяла бесследно.

Эвери дробно стучал зубами. Ну почему он согласился продавать проклятый дом? Никакие комиссионные этого не стоят. Если бы не защитный амулет временного владельца, он бы даже близко к этому проклятому месту не подошёл!

— П-простите, я, кажется… наверное, это не лучшая тема для разговора в присутствии леди… леди?.. — Эвери смертельно побледнел.

— Она пошла осматривать кухню, — маг встал на одно колено перед кругом портала и снял перчатку.

— О, б-боги! — риэлтор бросился к двери, но голос сэра Лейнсборо приморозил его к месту на полдороги:

— Стойте, где стоите.

— Вы н-не понимаете! Там… т-там…

— Призраки, — спокойно сказал маг, не отрываясь от изучения рун. Бледный палец скользил вдоль высеченных в камне желобков. — Женщина, утопленная в пруду. Старичок, отравленный в кабинете. И теперь ещё этот, — сэр Лейнсборо кивнул на злополучную стену.

— Да, но вы ведь не купили дом! — превозмогая дрожь в коленях, Эвери двинулся в сторону лестницы. Бедная юная леди! Лежит, должно быть, в обмороке… и хорошо, если в обмороке! — риэлтор проглотил колючий ком в горле. — А пока вы не являетесь владельцами, привидения могут…

— Защищать поместье от посторонних, — закончил маг без всякого видимого беспокойства. Но тут же рявкнул так, что у продолжавшего цепляться за дверной косяк достопочтенного Эвери чуть сердце не остановилось. — Стоять, я сказал! Пусть спокойно знакомятся. Или в этом доме станет на одного призрака больше.

Девушка, которой в этой стране предстояло носить имя Лоридейль, в подвал спускаться даже не подумала. Она мало интересовалась порталами. Впрочем, в этом никогда не возникало особой нужды: Милослав сам всё настроит и расскажет, как пользоваться в его отсутствие. Леди Лейнсборо бегло осмотрела несколько комнат, проехалась на лестнице вдоль стеллажей впечатляющей библиотеки, извлекла несколько портретов из кладовки, но довольно быстро потеряла к ним интерес. Ненадолго задержалась в отделанном красным деревом кабинете, задумчиво повытаскивала несколько ящиков из стола, постучала пальчиками по рыцарским доспехам в углу и даже заглянула под забрало. Кажется, расстроилась, никого там не обнаружив, и вышла в коридор, чтобы лихо съехать вниз по полированным перилам.

А потом, в самом деле, отправилась на кухню.

Сэр Арчибальд, неловко повернувшись, свалил на пол половник, и тот зазвенел, подобно раскатам грома.

— Тихо ты, медведь! — леди Мерлона отвесила толстяку страстную оплеуху. — Напугаешь ребёнка!

Девушка, которой на вид было лет шестнадцать-семнадцать, вовсе не испугалась, подняла половник, погляделась в него, как в зеркало, заправила за ухо безнадёжно выбившуюся из причёски прядку волос, и отправилась к раковине, проверять воду.

— Хозяйственная, — с умилением сказала наблюдавшая за мытьём половника аристократка, рассевшаяся за столом. — Может, даже готовить умеет…

— Да что там уметь, — буркнул сэр Арчибальд, пристраиваясь на краешке скамьи. — Кулинарное заклинание активировал — и вперёд, только ко рту успевай подносить.

— Ой, дура-а-ак… — покачала головой Мерлона. — Ты ещё скажи, что и платье ничего не стоит из каталога наколдовать — только дизайнеру заплати!

— А что, нет? Я всегда так делал, — надулся Арчибальд. — Быстро, удобно, и…

— Как думаешь, они останутся? — бестактно перебила собеседника Мерлона, умилённо наблюдающая за Лоридейль, гремящей кастрюлями. — Как думаешь, тот мрачный нас заметил? Ух, у него аура! Хоть и приглушена сильно, а как к пруду подошёл, я чуть заново не захлебнулась!

— Заметил, — на стул у окна деликатно опустился ещё один старик — худой и высокий. — Из стены меня выгнал. Некромант, видимо. Мощная подача такая, — новоприбывший потёр затылок, будто после ушиба, — а вроде, походя так… не напрягался совсем. Портал ему понравился.

— Вот нахал! — возмутился сэр Арчибальд. — Не успел в дом войти, а тут же руки распускать! Я…

— Я так и думала, что вас трое, — Лоридейль Лейнсборо покусывала кончик золотистого локона и переводила взгляд с одного привидения на другое, явно не затрудняясь с тем, чтобы видеть или слышать потусторонние создания.

— Деточка, — леди Мерлона даже сощурилась, пристально разглядывая гостью, — ты ж, вроде, не колдунья. Медиум, что ли?

— Нет, — девушка взобралась на разделочный стол и беззаботно болтала ногами. — Я просто… нездешняя. И мне нужен дом. Ваш мне понравился.

— И тебя не пугает, что… — призраки переглянулись.

— Что тут вы? — Лоридейль провела пальцем по ободку пустой сахарницы. — Нет, вместе веселее, я думаю. Бродить одной по всем этим комнатам — довольно тоскливо. А слуг я не держу, не привыкла как-то.

— А… этот твой, — воинственно вскинулся сэр Арчибальд, — чёрный…

— Милослав не станет здесь жить, — сказала леди Лейнсборо, поглаживая ситцевую занавеску в легкомысленный цветочек. — У него есть в ваших краях дом, где его всегда ждут. Меня он будет только навещать. Иногда.

Она оглядела призраков, возбуждённо мерцавших голубоватым светом.

— Разумеется… — вкрадчиво произнесла Лоридейль, — если кто-то из вас против, я не буду настаивать: я не имею никаких родовых прав на этот дом, и мне не хотелось бы стеснять его обитателей.

Взгляд сэра Арчибальда отчётливо потеплел. Больше ста лет назад любимый племянник отравил его в собственном кабинете за благожелательной болтовнёй, подсыпав яд в дорогущий коньяк, на который дядюшка был всегда так щедр. Убийство удалось замять, а призрака — намертво заточить в его собственном портрете. Неожиданно восставший родственник стоил Бэзилу изрядной доли наследства, отваленной в качестве гонорара не очень принципиальному магистру гильдии экзорцистов. Впрочем, обладание родовым гнездом скрасило молодому амбициозному дворянину эту утрату: деньги ведь можно нажить. Например, при помощи выгодной женитьбы на сварливой и уже слегка перезрелой аристократке.

Но леди Мерлона, утопленная в пруду, так просто экзорцистам не далась. Более того, ей удалось выпустить на свободу и алчущий возмездия воинственный дух сэра Арчибальда, и мечтательного, уже лет двадцать смирившегося со своей участью архитектора, замурованного в стене помпезной новостройки сразу после того, как ознакомил заказчика с системой потайных ходов.

Считается, что призрак не может причинить физический вред хозяину дома, в котором он обитает, или членам его семьи. И это чистая правда.

Но, во-первых, официально вступать в брак во второй раз предприимчивый Бэзил не торопился, объясняя это своей рыжеволосой пассии приличиями и обязательным трауром, а во-вторых, леди Мерлона ещё при жизни поднаторела в превращении жизни супруга в чистый ад без применения грубой силы. В конце концов, она ведь из благородной семьи.

Не прошло и полугода со дня трагической кончины хозяйки «Голубых елей», как всё поместье было выставлено на продажу. Желающих его приобрести, однако, не оказалось ни тогда, ни после: суд над нечистым на руку экзорцистом получил общественный резонанс, и печальная история стала достоянием общественности. Подробности за пятьдесят лет, конечно, позабылись, но дурная слава за домом осталась. Угомонить одного духа — и то стоит очень дорого. А уж троих, готовых постоять за себя… возможно, какой-нибудь архимаг, заручившись поддержкой своей гильдии или клана, и мог бы взяться за это дело, соблазнившись необычным энергетическим фоном мёртвых сущностей, но вот незадача: «Голубые ели» строились не для магов. Здесь не было ни защищённой артефактной, ни оранжереи с редкими растениями, ни специализированной лаборатории — ничего, что так ценят квалифицированные специалисты. Поместье предназначалось для аристократического семейства, за всю свою многовековую историю не замеченного в родственных связях с носителями магического дара. Обитатели дома собирались воспользоваться всеми благами, которые предоставляла современная им высокая наука, но не более того.

Для заключённых в пределах парковой ограды призраков время потянулось, будто состарившаяся резина: один день походил на другой, месяц пролетал за месяцем, год за годом — а здесь всё оставалось по-прежнему. Земля, на которой стоял проклятый дом, несколько раз сменила владельца и даже стала относиться к другому государству, но некому было об этом рассказать: единственные посетители, риэлторы, лишь отгораживались от потустороннего служебными амулетами.

Привидения собрались в кружок.

— Если она останется, тут снова будут балы, — с горящими глазами зашептала Мерлона.

— Можно будет, наконец, выяснить, как подох эта сволочь Бэзил, — мечтательно пробасил сэр Арчибальд.

— Снова почувствовать запах еды… — застенчиво предложил непритязательный архитектор Густав.

Все трое глубоко вздохнули и переглянулись.

— Милочка, — радостно выкрикнула Мерлона, подлетая к терпеливо ожидающей девушке, — подписывай свои бумажки — мы согласны!

Глава 2. Бал-маскарад

«Голубые ели», 333 г. от осн. Сообщества

Следующие несколько дней дом оживал. Из парка вывозили бурелом, визжали пилы, пахло стружкой. В спальне новой обитательницы меняли мебель. Не потому, что ей не нравилась прежняя — настояла Мерлона.

— Что за радость молодой девушке жить, как старая перечница, — надувала она пухлые губы. — У тебя голубые глаза — пусть стены обтянут голубым дамастом. Этот балдахин для кровати слишком тяжёлый, только пыль собирает — тебе нужно что-то белое и воздушное.

— Я… — начинала Лоридейль.

— И не спорь со мной! — топала бесплотной ногой пышущая энергией женщина, покинувшая земную юдоль в расцвете сорока пяти лет. — И гардероб! Целых четыре платья на этот сезон! Изверг держит тебя в чёрном теле, душа моя! Изверг, ты слышишь? Попрёшься в город, привези каталоги последних коллекций. Да не тех, кто продал тебе убожество, которое ты нацепил — это даже в моё время выглядело старомодным. Зайди к «Ювали»!

— «Ювали» пятнадцать лет как закрылась, — сдержанно отвечал Милослав, довольно быстро привыкший откликаться на «изверга», и адресовал леди Лейнсборо страдальческую просьбу: — Можно, я хотя бы эту упокою? Двоих призраков тебе будет более, чем достаточно, а мужчины всё-таки… потише.

 — Думать забудь, изверг, — смеялась Лоридейль, искренне наслаждаясь его возмущением. А Милослав достал из жилетного кармана голубой конверт.

— В королевском дворце будет бал открытия сезона. Лето заканчивается, в Менес съезжаются аристократы из загородных имений. А мне как раз нужно оставить несколько распоряжений. Если хочешь, можем совместить приятное с полезным.

Лоридейль вскрыла конверт, а над её плечом уже нависала леди Мерлона.

— Маскарад! — всплеснула рукам призрачная аристократка. — Уму непостижимо! Всего через пять дней! Ты бы ещё накануне огорошил, изверг! Сейчас же в город! К самому модному портному! Кто сейчас самый модный?

— Понятия не имею, — маг демонстративно прошествовал мимо привидения и потянул Лоридейль за руку. — Идём, давно пора уже было познакомить тебя со здешними реалиями.

Мерлона воспарила над полом и набрала воздуха в призрачные лёгкие, собираясь выдать свой коронный визг. Но Лоридейль оглянулась и приложила палец к губам.

— Сегодня всё равно уже поздно. Всё успеем.

— Ужас! Первый выход в свет — это же веха! Нельзя, чтобы тебя запомнили серой мышкой, одетой лишь бы во что за последние два-три дня!

— Серая мышка — как раз то, что нужно, — расцвела леди Лейнсборо. — Пока мы будем заняты, придумай мне костюм мыши. И Густава позови — он рисует хорошо.

Милослав требовательно тянул её за руку в направлении кабинета и хмурился, но Лоридейль видела — ему тоже смешно. Впервые за долгое время.

Когда девушка устроилась на широкой столешнице, маг раскатал рядом с ней карту.

— Вот эта складчатость на севере — Тролльи горы. Здесь они названы по-другому, но это не имеет значения. Эти горы — тролльи.

— А здесь, — Лоридейль провела ладонью по россыпи островов к западу, — Драконий архипелаг. Мне один из них показывал.

— Верно, — Милослав рассеянно кивнул, но перешёл на другую сторону карты — к Срединному хребту: — Вот здесь — Грозовой Пик.

— Так далеко… — девушка попыталась дотянуться пальцами одной ладони от указанной горы до Менеса, в окрестностях которого они сейчас находились, но только разочарованно прищёлкнула языком. — Ты живёшь на другом конце этой части света.

— Там я живу не больше, чем здесь. Но тебе действительно стоит запомнить ближайший портал к резиденции Лайты, — он указал на условное обозначение: кружок с гербом гильдии пространственных магов. — На сегодняшний день я считаю Менес самым безопасным для тебя местом, но никогда не знаешь, как всё может поменяться…

— У короля Вариона сильный флот, — Лоридейль спрыгнула со стола и подошла к стеллажу, клетками полок расчертившему северную стену кабинета. — И опытные моряки. Оборонять острова легко. — Она поднялась на носки и кончиками пальцев зацепила вычурную раковину, потянула на себя, и тотчас же вскрикнула.

Милослав, хмуро наблюдавший за её манипуляциями, едва заметно шевельнул бровью. Сорвавшаяся с полки раковина, оказавшаяся неожиданно тяжёлой для девушки, зависла в воздухе — на ладонь не долетела до пола.

— Тебе следует быть осторожней, Мел. Внимательней.

Леди Лоридейль сделала вид, что не расслышала имени, которым её не должны теперь называть. С лёгким вздохом взяла в руки окаменевший панцирь, когда-то служивший домом нежному телу моллюска, медленно провела ладонью по шипастой кромке завитка.

— На драконий гребень похожа. Немного.

— До Драконьего Архипелага отсюда восемь часов лёта. — Тёмные брови сошлись на переносице. — Они могут просто не успеть. А я… я теперь не смогу…

Девушка быстро подошла к столу, небрежно придавила раковиной угол норовящей свернуться карты.

— Всё будет хорошо, вот увидишь, — она обняла сидящего в кресле мужчину, прижалась губами к его виску. — Я буду сидеть тише воды ниже травы. И никаких глупостей. Обещаю.

Милослав положил ладонь поверх руки, обнимавшей его за плечи.

— Я никогда не прощу себе, что позволил тебе совершить прошлую глупость.

Леди Лейнсборо только мотнула головой, но ничего не ответила: в глазах у неё стояли слёзы, и она боялась выдать себя дрогнувшим голосом.

— Если здесь станет неспокойно, — хрипло продолжил маг, — отправляйся на Грозовой Пик. Я предупредил насчёт тебя Лайту. И гномьего короля. Вернее, его советника.

— Гномы знают о кладках? — Лоридейль подтянула карту поближе. — Покажи мне, где?

— За кладками по большей части присматривают лепреконы, — Милослав взял карандаш и нанёс вдоль Срединного Хребта несколько точек. — На плато есть четыре лежбища, — на карте добавилось четыре креста. — Неплохо укрытые, но с воздуха заметить можно.

— Кроме тебя тут вряд ли многие летают, — девушка разглядывала пометки, стараясь на всякий случай запечатлеть в памяти основные вехи.

— Ошибаешься, — Милослав резко откинулся в кресле. — В воздухе скоро будет не протолкнуться. Ворожеи, вампиры… иногда даже люди. Но, самое главное, — маг запнулся, долго глядел на собеседницу молча, так что она вопросительно приподняла брови. И он продолжил:

— У местных фейри тоже есть виверны.

Лоридейль прикусила губу и отошла к окну.

— Тогда пролив между островом и материком им не помеха, — её голос звучал спокойно, но на собеседника она старалась не смотреть. — Так какая разница, где жить?

— Через пролив сложнее переправиться тебе, — сухо заметил мужчина. — Чем меньше ты будешь шляться по спорным территориям, тем лучше.

Девушка фыркнула и обернулась.

— Восемь часов лёта — тоже мне сложность! И на той стороне полно порталов.

Милослав с размаху хлопнул ладонью по столу.

— Ты меня слушаешь вообще?!

Его возглас волной прокатился по дому, сотряс стены. Трое призраков замерли, прислушиваясь к тоненькому плачу оконных стёкол.

— Надо, может, того?.. — нерешительно сказал сэр Арчибальд. — Вмешаться?

Густав поёжился: он единственный из всех ощутил на себе небрежный щелчок магии иностранца-некроманта, а потому мало верил в возможность одержать над ним верх. Даже втроём. Но всё же архитектор произнёс:

— Попробуем… разом?

Однако леди Мерлона, обычно такая решительная и непримиримая к «извергу», тонким женским чутьём уловила в ударной волне раздражения нотки отчаяния. Призрачная дама покачала головой.

— Это их… семейное дело. Сами разберутся.

Леди Лейнсборо стояла посреди комнаты и сверлила взглядом собеседника, упрямо сжав губы. Наконец, она прервала тяжёлое молчание:

— Милослав, ты знаешь, для чего я здесь. Я не могу сидеть в этом доме, как в клетке, всё время, пока ты не можешь меня сопровождать.

— Ты здесь, чтобы не быть там, — маг мотнул головой в неопределённом направлении и встал.

Во взгляде девушки появилось затравленное выражение. Она отступила на шаг. Мужчина снова устало опустился в кресло.

— Если бы я не заботился о… твоих потребностях, отправил бы сразу на Грозовой Пик, к Лайте. И запретил бы покидать его под любым предлогом.

— О, так в моём распоряжении целый остров? — саркастически приподняла бровь Лоридейль. — Очень щедро.

— Князю Элизобарре удаётся управлять половиной континента из родового замка, справишься и ты, — огрызнулся Милослав. — Книги, рукописи, летописи… всё это тебе могут привезти.

— А людей? — леди Лейнсборо сложила руки на груди.

— У тебя теперь сигнальная башня есть.

— А если они не маги? Или не пользуются их услугами? Или не захотят говорить со мной?

— Тогда наймёшь похитителей, — прорычал Милослав, снова становясь подобием грозовой тучи.

Лоридейль подошла к креслу, уселась на поручень, сложила руки на коленях. Вздохнула.

— Мил, ты же знаешь… я не боюсь умереть, — споткнувшись на последнем слове, после паузы она добавила: — снова.

— А следовало бы, — маг барабанил по столу длинными пальцами. — Здесь ты — не дома. Расстанешься с телом, из Вод Забвения тебя препроводят в Изолятор. А мне ещё не приходилось никого оттуда извлекать. И я не уверен, что получится быстро. И без… потерь.

Леди Лейнсборо вдруг стало холодно. Обняв себя руками за плечи, она тихо произнесла:

— Что ж… спасибо за предупреждение.

Королевский дворец Менеса, 333 г. от осн. Сообщества

Бал-маскарад прекрасен тем, что каждый может примерить на себя чужую личину. Напяливший рыжий парик коротышка вполне может сойти за лепрекона и напиваться вечер напролёт, обещая каждому собутыльнику горшок с золотом, а оплативший качественную иллюзию здоровяк прикидывается троллем: всласть поливает собеседников крепкими словечками и беззастенчиво хватает дам за выдающиеся места.

Но те, кто устраивают маскарады ради собственных утилитарных целей, знают: наиболее занятные гости меньше всего заботятся о том, чтобы скрыть свои характерные особенности. Самое большее, на что пойдёт верховная ворожея Менеса — накинет на лицо плотную белую вуаль. Повседневный хитон позволит ей надёжно затеряться среди десятков веселящихся дам, решивших этим вечером воспользоваться мистической репутацией ковена и придать загадочности своему образу, а флирту — остроту. Далеко не каждый осмелится заигрывать с ворожеей, дающей обет безбрачия, ложащейся с мужчиной лишь ради произведения потомства, и лишь по приказу Матери. Однако смельчак, которого лишь распаляют запреты, достоин женского внимания как никто другой. Поэтому маскарадный костюм ворожеи из года в год не утрачивает популярности. А король Варион, хозяин торжества, единственный, на ком сегодня не будет маски, с одинаковым уважением кланяется каждой фигуре в белом. Королю доподлинно известно, что одна из них — Хельга Ларин, глаза, голос и руки ковена Ворожей в его столице.

***

Считалось, что Бал начала сезона знаменовал собой всплеск активности политической и дипломатической деятельности, а потому посещать его считалось хорошим тоном для всех, кто чего-либо стоил в этих сферах, а также для тех, кто хотел бы создать о себе такое впечатление.

Именно так объясняла своё присутствие на балу верховная ворожея Менеса. Объясняла подопечным, Матери и, самое важное, себе. Даже самой себе мучительно стыдно признаться, что причина, по которой волшебница, жрица, полубогиня в глазах толпы, почтила своим присутствием бесстыдную вечеринку, эта причина… обладает высоким ростом, сильными руками, острыми клыками и не менее острым языком.

Да, Хельга дала обет. Но сердце ей жертвенным ножом не вырезали. «Он» — даже мысленно несчастная ворожея не называла предмет страсти по имени — был неотразим. Притягателен. Желанен. И, говорят, Мать Амелия покончила с собой именно из-за «Него». Вероятно, это правда. Стоило фигуре в чёрном остановиться, чтобы приветствовать монарха, как дыхание перехватило, низ живота заныл, а желудок скрутило спазмом: рядом с «Ним» стояла женщина.

Но почти тотчас же Хельга с облегчением выдохнула: незнакомец действительно был строен, высок и бледен, а полы его чёрного плаща напоминали сложенные перепончатые крылья, но высокие, резко выдающиеся скулы никак не могли принадлежать «Ему», а глаза из-под полумаски не блестели красным. Там была лишь темнота. Тонкие, совершенно не чувственные губы шевельнулись, произнося вежливое приветствие. Отчего-то Хельге стало немного жутко, так что она даже отступила за колонну, чтобы взгляд чёрного незнакомца случайно не упал на неё.

Король Варион же гостю явно обрадовался. И приветствовал с особенным… почтением. Поцеловал перчатку его невзрачной спутницы и долго ей что-то говорил, обольстительно улыбаясь. Видимо, комплименты. Хельга сухо усмехнулась.

***

Роль хозяина бала может показаться скучной и утомительной. Но Варион надел корону именно потому, что не боялся трудностей, а кроме доброго меча в крепкой руке ценил достоверную информацию и полезные связи.

Вот, например, двое. Мужчина, на вид ему немного за тридцать, и молодой человек, преданно следующий за спутником, ловящий и довольно удачно копирующий каждый его жест. Мужчина кланяется Вариону со спокойным достоинством и получает кивок в ответ. Для себя и своего ученика. Да, это именно ученик магистра некромантии, хотя с таким свежим личиком вполне мог бы стать миньоном принца Николаса, ищущего отдохновения от тягот династического брака в ласках мальчиков. Вспомнив о старшем сыне, Варион поморщился. К счастью, оба некроманта уже прошли в зал и не приняли гримасу на свой счёт. Король попытался найти в толпе две фигуры, облачённые в серые костюмы и полумаски — и не преуспел. Серый — отличный цвет, чтобы растворяться в полутенях и сумерках. Даже… Сумерках. Не удивительно, что магистр не отказался от цвета гильдии и ради праздника: ведь он пришёл сюда не веселиться. А ученик пока что подражает мэтру жадно и бездумно.

Не один некромант верен своим цветам. Боевые маги расцвечивают толпу огненно-алым. Впрочем, не только они. Сегодня даже тот, кто и свечку взглядом не зажжёт, может притвориться грозным воителем, разящим врагов плазменным пульсаром. А, может, кому-то из юных магов сегодня повезёт — его заметит тот, кто носит алый по праву, и замолвит словечко перед главой клана. Боевые маги, в отличие от Вампиров или Ворожей, не связаны общим происхождением. Теоретически, в ряды Алых может встать любой. Любой, у кого есть хотя бы минимальные способности к Солнечной магии. Или, на худой конец, кого до зубовного скрежета гложет ненависть к Детям Луны.

Вампиры. Длинноволосых людей в чёрном, бледных и краснооких, на балу сегодня тоже хоть отбавляй. Большинство из них всего лишь нацепили парики и закапали в глаза сок волчьей фиалки, самые дотошные даже озаботились артефактами, скрывающими тень. Ясность могло бы внести зеркало… но держать их в гостиной в этих краях считается плохим тоном.

Вариону не нужно зеркало, чтобы узнать золотого мальчика, Влада Элизобарру, сына главы клана Вампиров. «Мальчик» вдвое старше короля. Но до сих пор ведёт себя как заносчивый мальчишка: не то что он, но и его свита удостаивают хозяина торжества едва заметными поклонами. Говорят, долгоживущие медленнее взрослеют. Возможно, дело в этом. А может быть, он просто избалованный ублюдок, уверенный во всемогуществе своего куда более древнего и опытного отца, вынужденного раз за разом заглаживать сумасбродства непутёвого, но единственного наследника. И Варион улыбается лорду Владу вполне искренне. Если клыкастый молодчик устроит на Балу открытия сезона очередной скандал, на князе Эйзенхиэле повиснет должок. А услуга старого вампира дорогого стоит. Например…

При виде этих гостей Варион мрачнеет. Мысленно он даже одёргивает себя: по крайней мере, у князя Элизобарры только один сын, за которого приходится краснеть. Принц Алистер, лорд Эрлинг, ведёт под руку супругу, урождённую Отрон, Эрминида третьей ветви. Патрисия облачена в костюм своего гербового животного — летучей мыши — и умопомрачительно хороша. Как и большинство вампиров, она улыбается свёкру, не разжимая губ. Алистер, чьё внешнее сходство с отцом едва ли можно скрыть условной полумаской, небрежно кланяется, и уже жадно рыскает взглядом по залу, мысленно раздевая аппетитные женские фигурки.

Три года назад женить сына на аристократке из клана Вампиров казалось прекрасной идеей. Связать браком политический союз! Да об этом можно было только мечтать. Князь Элизобарра отнёсся к идее прохладно, но Патрисия настаивала. Она последняя из рода Отрон, к тому же женщина. И перед перспективой заполучить мужского представителя третьей ветви Эрминидов глава клана отступил. У вампиров редко рождаются дети. И если это происходит, то только под влиянием сильных чувств, не только физического, но и ментального напряжения. Это и не удивительно: все до одного вампиры — маги. Яркая страсть вспыхнула на золоте брачных браслетов двадцатилетнего принца и пятидесятилетней леди Отрон. И Варион с удовлетворением услышал от Эйзенхиэля задумчивое: «Возможно, это и не самая худшая идея».

Теперь король смотрел на чёрную бархатную перчатку, скрывавшую левую руку его дорогой невестки, отчётливо различал контур браслета на предплечье, и по позвоночнику проползал холодок. Поведение Алистера не оставляло сомнений: золото больше не сияет. Что скажет князь-вампир, если узнает: принц покрыл ржавчиной позора священный символ брака Эрминида третьей ветви? Варион встретился глазами с двумя рубинами за маской летучей мыши и галантно склонился к руке невестки: Патрисия будет последней, кто расскажет главе клана, что леди Отрон не смогла удержать любовь короткоживущего мужчины хотя бы на краткий миг его существования.

— Повеселитесь сегодня, дорогая. Надеюсь, праздник конца лета вас развеет.

— Ночи с каждым днём становятся длиннее, — голос мягким бархатом обернулся вокруг короля. И снова обдало холодом. — А Луна — ярче.

Варион с сожалением выпустил её руку. Алистер — просто идиот.

***

Влад Элизобарра скользил по полированному мрамору особым шагом вампира, подражать лёгкости которого смог бы разве что высший фейри. Сегодня, на маскараде, он бравировал своим происхождением, не позаботившись ни замаскировать характерную ауру, ни создать иллюзию тени. Изображать человека Владу удавалось виртуозно. Например, когда требовалось приглушить страх или религиозные предрассудки какой-нибудь хорошенькой простушки. Но здесь и сейчас принадлежность к клану не отпугивает, а, наоборот, притягивает. На балу Вариона не бывает случайных людей. Влад снисходительно покосился в сторону монарха. Кого только люди не называют королём! Младший сын какого-то захудалого князька, которому раз или два повезло в бесконечных местных войнах. Но глава клана Вампиров с ним почему-то считается. И даже не побрезговал заключить официальный союз. А это значит, хамить в лицо хозяину бала всё-таки не следует. Молодой лорд-вампир всего лишь выбрался развеять скуку в поисках свежей крови. И речь тут, само собой, не о вульгарном потреблении алой жидкости. То, что течёт в жилах у людей, составляет далеко не главную часть рациона вампира. Страсть, будь то любовь или ненависть, направленная на носферату, питает его ментальные силы, поддерживает молодость, реакцию и волшебную регенерацию в теле, на девять десятых состоящем из магии. А Влад не просто высший вампир. Он — преемник главы клана, а потому особенно чувствителен как к состоянию магического фона, так и к ментальным потокам Лунной энергии. Лорд Элизобарра не успел войти в бальную залу, а из-за укромного уголка за колонной к нему уже тянулся жгучий поток внимания влюблённой женщины. Влад бросил туда всего один взгляд. Ворожея. Не имеет значения, настоящая, или маскарадная. В любом случае, будет ломаться и говорить много патетических фраз о долге и препятствиях к счастью. Скучно.

Скука. Главный и наитягчайший груз долгоживущих. Отнимающий силы, высасывающий душу, старящий и разрушающий. Бывали случаи, когда скука толкала условно бессмертных на то, чтобы свести счёты с опостылевшей жизнью. Но Влад считал это глупостью: способ развлечь себя с помощью короткоживущих всегда можно найти.

Сегодня ему не везло. Лица, маски… без особого труда он узнавал их всех, а если не узнавал — они того и не стоили. Глупо хихикающие, посматривающие на него из-за вееров дамы. Напряжённые лица мужчин, отводящих глаза, стоит вампиру изобразить к ним пристальное внимание. Лорд Влад — фигура слишком заметная и слишком известная, чтобы переходить ему дорогу…

Не успел молодой Элизобарра додумать эту томно-сладкую мысль, как получил её полное опровержение: человек, двигавшийся навстречу, сшибся с вампиром плечом. Влад опешил и остановился.

— Голову дома забыли, мой принц? — заботливо осведомился вампир у рассеянного Алистера. Второй сын короля Вариона только усмехнулся в оскаленные клыки: уж кого-кого, а мужа леди-вампир этим не испугать.

— После того, как я потерял голову от вашей кузины, милорд, кажется, она желала бы вовсе не выпускать её из рук.

Влад окинул взглядом безупречную фигуру леди Эрлинг. Она стояла в убранном гирляндами осенних цветов эркере, и походила на собственный парадный портрет в пышной раме. Некстати подвернулось воспоминание, какой отпор младший Элизобарра получил при попытке приятно провести время с представительницей третьей ветви Эрминидов.

— Не уводите ширинку далеко от головы, мой принц, — сдержанно произнёс Влад, — а то, не ровен час, голову придётся от тела отделить.

Алистер ничего не ответил, а направился дальше, повторно задев преемника клана Вампиров. Элизобарра встретился с Патрисией взглядом. Она стояла не так уж далеко — для вампира — и наверняка всё слышала. Влад получил сдержанный благодарный кивок. И отвернулся. На свете слишком много женщин, чтобы гоняться за теми, кто не ценит своего счастья, но клановую и родовую гордость в наследника усердно вбивали оба родителя. И, возможно, именно совместные усилия дали положительный результат.

— А наши суккубы тут любой сто очков вперёд дадут, — молодой лорд Эсмунд провожал плотоядным взглядом женщину в кружевном наряде: с разрезом от бедра и корсетом, ещё сильнее поднимающим и без того высокую грудь.

Элизобарра брезгливо сморщился от сосущего звука, которым юнец, не достигший ещё полувека, выражал своё одобрение роскошным формам. Было время, когда Влад и сам шлялся по суккубам, прельщённый откровенными ласками и бурной страстью. Но быстро остыл. Суккубы, как большинство членов клана, привыкали брать, а не отдавать. Высшему вампиру недостаточно чувствовать под собой отзывчивое тело — это лишь распаляет голод.

Влад шёл, вбирая направленные на него искорки надежды, лучи явного или подавляемого восхищения, горьковатые и терпко-приятные волны зависти… споткнулся. Потому как случайно налетел на то, что люди, вероятно, называют зеркалом. Его собственный взгляд, скучающий и равнодушный, вернулся к вампиру из ярко-голубых глаз. И не задержался. Заскользил по залитому искусственным светом залу дальше. Влад коротким жестом отпустил от себя свиту и направился прямо к фонтану, на бортике которого сидела женщина в шапочке с кокетливыми ушками.

— Полевая мышка, — обольстительно улыбнулся вампир, присаживаясь на парапет, — не самый удачный образ для таких прекрасных глаз.

Влад жадно разглядывал незнакомку и недоумевал, как умудрился пропустить такую осиную талию — он, вероятно, смог бы заключить её в кольцо из больших и указательных пальцев. Какая нежная матовая кожа! Быть может, дама ещё совсем юная? И для девочки это первый выход в свет?

— Да вы мастер оригинальных комплиментов! — ни тени смущения, только тонкий яд сарказма. О! Да она, судя по всему, считает себя опытной женщиной! Вероятно, приезжая. Может быть, жена или подруга какого-нибудь некроманта, отсюда и серый цвет. Кажется, один магистр тут промелькнул, и тотчас же испарился. Вместе с Варионом. Ха! Как опрометчиво заставлять даму скучать в одиночестве!

— В Менесе нет необходимости прятаться от хищников под невзрачной шкуркой, — он провёл ладонью вдоль длинной замшевой перчатки, но пара пальчиков щелчком сбросила его руку прежде, чем он успел добраться до плеча. — Тем более, что у вас это не очень-то и получается.

Влад обвёл взглядом линию бедра, соблазнительно очерченную плотной, но эластичной тканью. «Мышка» не ответила, продолжая строить из себя холодную недотрогу. Вампир коварно ухмыльнулся. Видали мы таких! Ещё до конца вечера будет стонать в его объятиях за ближайшей портьерой, приправляя наслаждение от соития чувством вины и острым осознанием собственной испорченности. На мгновение кольнуло предчувствием скуки: по сути, та же ворожея. Только пока не знает об этом. Влад добавил в голос бархата и придвинулся ближе:

— Я подарю тебе крылья, милая мышка из дальних краёв. И ты больше никогда не почувствуешь себя одинокой.

Незнакомка поглядела на молодого Элизобарру с рассеянным удивлением, как будто не ожидала всё ещё увидеть его здесь. Ей полагалось бы постараться восстановить расстояние до более приличного, но она лишь произнесла:

— Мышь с крыльями? Это нетопырь? Кто-то с очень плохим зрением? Таким, что наталкивается на препятствия, если перед этим на них не накричит?

Влад вздрогнул. Случайное попадание? Или серой мышке известно о маленьком конфузе наследника главы клана, благородного Белого Волка? Первой трансформой юного лорда Элизобарры оказался маленький нетопырь, а вовсе не чёрный гербовый зверь второй ветви Эрминидов. И двух лет не прошло, как Влад в совершенстве освоил и волчью форму. Даже туман в последнее время стал даваться ему сравнительно легко. Но первая трансформа — инстинктивна. Она много говорит о потаённой сущности.

Сжав зубы, вампир вспомнил, как прикрикнул на лакея, принимавшего у него трость и цилиндр, за то, что тот показался гостю недостаточно расторопным. И как… столкнулся с принцем Алистером. Что из этого заметила затаившаяся у прохладного фонтана серая мышка? А если не заметила, что тогда имела в виду? В поисках разгадки Влад заглянул в слишком большие, подходящие скорее стрекозе, чем мыши, глаза. Но вместо ответа нашёл там лишь холодное любопытство. Его рассматривали, как забавную зверушку — ауру царапнула оскорбительно-тонкая ниточка брезгливого интереса.

— Нетопыри, о которых вы такого невысокого мнения, под началом моего отца контролируют не только этот городок, но и пару континентальных государств! — Влад постарался придать голосу высокомерия, но и сам почувствовал: получилось жалко.

— Как любопытно, — неожиданно мягкий тон раздражал. Мышка томно провела пальцем по губам. — Хотела бы я поболтать… с вашим отцом.

— Это ещё что такое? — высокий мужчина поднял Влада за воротник, будто щенка, и развернул к себе лицом. — Он приставал к тебе? — обратился незнакомец к женщине, продолжавшей сидеть на парапете.

— Разве что самую малость, — равнодушно отозвалась та.

Ярость и унижение помутили Владу рассудок, однако заряд магии, вместо того, чтобы испепелить мучителя на месте, бессильно опал, не причинив тому и тени беспокойства. Тогда вампир почти прошипел, обращаясь к странному человеку:

— Да ты покойник! Ты хоть представляешь себе, кто я?

— Ну же, удиви меня. — От ослепительно полыхнувшей ауры того, кто только что казался человеком, жгло глаза.

— Влад Элизобарра!

— А-а-а… — на бледном, почти как у вампира, скуластом лице зазмеилась усмешка. — Родственник Эйзенхиэля?

— Я его сын! И можешь мне поверить, что…

— Передай своему отцу привет от Чёрного Дракона, — перебил незнакомец, небрежно покачивая Владом над поверхностью воды, будто тот был не взрослым мужчиной, а дамской подвеской. — И передай также: тем, что у него всё ещё есть наследник, князь обязан исключительно моему хорошему настроению.

Мужчина небрежно разжал пальцы — Влад неловко брякнулся в фонтан.

— Ты же, мальчишка, заруби себе на носу:  ещё раз увижу тебя около моей сестры — пеняй на себя. А теперь проваливай.

Последнюю фразу человек, назвавшийся Чёрным Драконом, произнёс особенным, каким-то металлическим голосом, от которого мороз продрал вампира по коже. Чёрные глаза незнакомца при этом сделались янтарными, разделёнными узким вертикальным зрачком.

Глава 3. Маленькая Сестра

Замок Элизобарра, 333 г. от осн. Сообщества

— Что?! — лицо и без того бледного главы клана Вампиров, побелевшее от ярости, доставило Владу краткий миг предвкушения мести. Однако уже в следующее мгновение Эйзенхиэль, воспользовавшись тем, что в кабинете они были одни, одарил сына такой полновесной оплеухой, какой тот не удостаивался с раннего детства.

— Ты хоть понимаешь, с кем связался?

— Пап, он же первый…

Лепетание молодого вампира было прервано второй оплеухой.

— Он мог убить тебя одним щелчком пальцев, — процедил отец.

— И тогда клан…

— И ухом бы не повёл, — резко оборвал Эйзенхиэль. — Ты, конечно, мой сын, но если не прекратишь вести себя, как безмозглый мальчишка, даже я не смогу тебя защитить.

— Но отец! — воскликнул наследник, — разве честь клана для тебя теперь пустой звук? Разве не ты вбивал мне в голову, что никто, поднявший руку на вампира, не должен остаться безнаказанным?

Князь смежил веки и глубоко вздохнул.

— И почему это — единственное, что ты не пропустил мимо ушей? Сколько раз я повторял тебе: два раза подумай, прежде чем… промолчать! Разве я не учил тебя?.. Триста лет назад, когда Чёрный Дракон в первый раз приземлился на башню моего замка, лорд Эсмунд, дед твоего безмозглого приятеля, тоже посчитал, что это всего лишь… человеческий маг. Ошибка стоила ему жизни.

— А ты…

— А я, и ещё десяток лордов-вампиров, стояли рядом, как школяры, не в силах определить даже природу силы, превратившей моего подданного в вопящий факел. Он умирал на моих глазах, Влад. Я чувствовал его боль. И ничего не смог с этим сделать.

— И после этого ты заключил с ним союз?! — наследник заметался по комнате. — С огненным магом?!!

Влад задел локтем фолиант, лежавший на краю стола, поймал книгу в полёте, и задохнулся от облака застарелой пыли.

— Постой! Ты сказал — триста лет? Он что, ровесник Мортимера Белоголового?

Эйзенхиэль открыл глаза и чётко выверенной полуулыбкой выразил язвительное одобрение запоздалой сообразительности сына.

— Возможно, даже старше. В антитентуре, откуда он родом, время, судя по всему, течёт по-другому. Или это результат путешествия через Мир Мёртвых, сложно сказать.

— Некромант? Так я и думал!

— Да неужели! — оскалился князь. — Ты иногда всё же думаешь? Возьми себе это в привычку, и, не исключено, пройдёт ещё каких-то жалких триста лет, ты даже научишься делать верные выводы! Не боевой маг, не некромант и даже не ворожея, дракон меня раздери! Он чернокнижник. Хоть это тебе о чём-то говорит?

— Магия, основанная на Истинной Речи драконов? — Влад сел в кресло напротив отца. — Он может с ними говорить… поэтому и стал представителем Сообщества?

— Не только представителем, но и основателем, сынок. Неприметный человек, взявшийся ниоткуда, в течение нескольких лет подчинил себе весь Драконий архипелаг, прекратил бесконечные войны ящеров между собой, объединил и создал одну из самых значительных угроз современности — Сообщество.

— Отец… — Влад растерянно теребил кружевную манжету. — но это был всего лишь… бал! И я не строил никаких интриг, просто…

— Просто собирался задрать юбку Маленькой Сестре драконов, их новой представительнице, — передразнил старший вампир. — А теперь просто уйди. И не вздумай показываться в человеческих городах, пока я не позволю.

Сведённые домиком пальцы Эйзенхиэля окутывало голубоватое марево, в кабинете запахло озоном, и Влад счёл за лучшее молча ретироваться. Его отец редко терял самообладание, а сейчас, судя по едва сдерживаемым разрядам молний, был к этому очень близок.

Несколько минут спустя перед главой клана Вампиров уже мерцала передающая сфера, а голос советницы произнёс:

— Что случилось, Эйзенхиэль?

— Мой сын…

Окрестности Менеса, 333 г. от осн. Сообщества

— Объясни мне одну вещь, — леди Лейнсборо, наконец, оторвалась от созерцания пейзажа за окном кареты и повернулась к спутнику. — Ты в глубокой тайне представил меня местным высокопоставленным особам, особенно упирая на то, что у твоей сестрёнки начисто отсутствуют магические способности, и она не в состоянии за себя постоять. Ты долго убеждал короля Вариона, как важно не привлекать ко мне излишнего внимания, особенно долгоживущих, а через четверть часа сам искупал лорда-вампира в фонтане, да ещё и представил ему нас обоих.

Милослав в её сторону не смотрел и отвечать, кажется, не собирался. Но насмешливо-вопросительный взгляд жёг висок. Неохотно разлепив сжатые в прямую линию губы, Чёрный Дракон процедил:

— Меня пугает твоё легкомыслие, Мел. Вампиры — не твои обычные игрушки. Особенно здесь, на своей родовой земле. Запомни, наконец: ты в гостях. Скоро останешься одна. И будешь очень, очень уязвима. Если Влад Элизобарра пронюхает об этом, на следующем балу, куда ты отправишься с лёгкой призрачной руки старушки Мерлоны, этот молодчик, распалённый твоей неприступностью, зажмёт тебя в тёмной галерейке и изнасилует, ты и пискнуть не успеешь. А потом отдаст своей свите!

Милослав так скрипнул зубами, что леди Лейнсборо вздрогнула. Но произнесла размеренно:

— И ты полагаешь, достаточно напугал этого избалованного вседозволенностью наследника князя? Он теперь позабудет о моём существовании? После того, как ты унизил его в глазах сливок общества?

— То место, которым боятся, — Милослав презрительно скривил губы, — у этого недоноска атрофировалось ещё в младенчестве. Как и место, которым можно соображать. Но я полагаю, жаловаться он побежит к отцу, а Эйзенхиэль теперь должен будет уяснить: если хоть одна слезинка упадёт из твоих глаз по вине вампира, я приду и вырежу весь его клан к драконьей бабушке!

Девушка взяла брата за руку и проникновенно заглянула в чёрные глаза.

— Начнёшь с его советницы?

Уголок тонкого рта болезненно дёрнулся. Брови сошлись на переносице, прочертив лоб вертикальной морщиной.

— Вот, — робко улыбнулась леди Лейнсборо и изо всех сил сжала бледные пальцы чернокнижника в своих ладонях. — Эти чувства — твои. А то, прежнее…

— Продиктовано драконом, — Лоридейль получила слабое пожатие в ответ. Губы Милослава снова сложились в напряжённую линию, он притянул сестру поближе, отбросил в угол кареты шапочку с мышиными ушками и растрепал светлые локоны по своему плечу.

«Что станет со мной без тебя, Мел?» — он позволил себе не более, чем мысленный вопль. Но девушка, кажется, расслышала, потому что, не выпуская его руки, сообщила:

— Ты справишься, Мил. Ты ведь сильный. Сильнее меня, драконов, демонов, Солнца и Луны, сильнее даже себя самого. Ты никому не позволишь взять над тобой верх. Никогда и ни в одном из миров.

— Я… — Милослав боялся, что его голос дрогнет, но этого не произошло, — рад, что ты в меня веришь.

— В тебя буду верить не только я. — Девушка сбросила туфли и с ногами забралась на сиденье, устраиваясь поудобнее. — Я позабочусь об этом. Обещаю.

— Твои… исследования… — начал он неуверенно, так что Мел пришлось подбодрить:

— Да-а?

— Мне кажется… было бы неплохо выяснить, что вызвало эту ненависть. Между вампирами и драконами. От чего бежал Эрмин? И почему — сюда, на Лунную половину.

— Конечно, — леди Лейнсборо улыбалась, прижимаясь щекой к груди брата. — Я этим и планировала заняться. В том числе.

— Но…

— Я буду по возможности держаться подальше от вампиров, Мил. Я поняла.

Менес, 333 г. от осн. Сообщества

Рассвет робко забрезжил над шпилем столичной ратуши. Большинство приглашённых на бал давно разошлись по домам, либо заночевали в замке, воспользовавшись гостеприимством монарха. Магистр некромантии сразу по завершении закрытой встречи в покоях Вариона выловил своего ученика из водоворота маскарадного торжества, и оба словно растворились в ночи. Но два архимага были слишком возбуждены новостями, чтобы уснуть, и теперь шагали по блестевшей от росы брусчатке, продолжая делиться впечатлениями. Две кареты, то и дело застревая в узких местах, громыхали позади хозяев.

— Я полагаю, коллега, мы с вами присутствовали при событии, знаменующим собой новую эру! — говорил широкоплечий мужчина, с ног до головы облачённый в алое.

— Вы преувеличиваете, Теус, — отвечал глава гильдии колдунов, нарядившийся на этот раз в вычурный плащ сказочного звездочёта. Настолько гротескный, что едва ли в его обладателе можно было заподозрить настоящего мага. Если только не знать доподлинно, с кем имеешь дело. — Как справедливо заметил наш мрачный друг, представитель Сообщества не является его правителем, а лишь выражает волю, сформулированную Белым Драконом. И, по сути, нет большой разницы, кто будет служить переводчиком — могущественный чародей или юная особа, обделённая магией. Главное, что драконы приняли её за свою.

— Да плевать мне на девчонку! — рубанул ладонью воздух боевой маг. — Я о другом! Наконец-то! И трёхсот лет не прошло, но представители, наконец, поняли, чего стоит эта кодла кровососов! Уже тот факт, что собрание состоялось без Белого Волка, внушал большие надежды. Но финал был фееричен! Вы обратили внимание на рыло этой твари, когда он вылезал из фонтана?

— Незабываемое зрелище, — вежливо отозвался колдун, но от развития этой темы воздержался. Хотя он и наблюдал те же события, что и глава «алых», выводы сделал прямо противоположные. Боевые маги, чистые стихийники, являли собой великолепный образчик Солнечных искусств. Жёлто-голубая школа колдовства в равной степени содержала как заклинания солнечной, так и лунной магии. Одним из направлений последней был высокоуровневый шпионаж, а потому агентурная сеть колдунов не уступала аналогичному департаменту клана Вампиров. Архимагу Акселю было доподлинно известно, что человек, именовавший себя Чёрным Драконом, вот уже триста лет регулярно наведывался на Грозовой Пик — резиденцию Лайты Тандер, Эрминида первой ветви, советницы князя Элизобарры. Так что колдунов нисколько не удивляли прочные отношения, связывавшие клан Вампиров с Сообществом драконов. Что бы там ни говорил этот жутковатый тип о самостоятельной воле Белого Дракона, но представитель явно имел на политику Сообщества определяющее влияние. Временами Аксель даже сомневался, что исполинские ящеры вообще разумны. Могло статься, легендарные существа — всего лишь стадо диких животных, которых пришелец из антитентуры как-то научился дрессировать. И это одно отбивало желание переходить ему дорогу. То, что Влад Элизобарра вызвал у Чёрного Дракона вспышку гнева и при этом остался жив, говорило в пользу клана Вампиров очень много. Немаловажным показался и выбор дома для юной заместительницы чернокнижника: окрестности Менеса, всего в нескольких часах езды от замка Элизобарра, вплотную к его родовым землям.

Однако делиться своими соображениями с Теусом Марисом, человеком решительным, но чрезмерно прямолинейным, совершенно не следовало. По крайней мере, пока.

Замок Элизобарра, 333 г. от осн. Сообщества

— Это плохо, — заключила Лайта Тандер, выслушав сжатый пересказ злоключений наследника главы клана.

— Спасибо за поддержку, — угрюмо поклонился Эйзенхиэль.

— А ты что ожидал от меня услышать? — вскинула бровь леди-вампир. — Что твой мальчик образец учтивости и эталон обаяния? Владу ещё повезло. Я предупреждала: эта женщина для Милослава важна.

— Важнее тебя?

Леди Тандер, обладательница аристократичной осанки, выпрямилась так, что это стало выглядеть неестественно.

— Полагаю, да. Что-нибудь ещё?

— Прости, — Эйзенхиэль придал голосу доверительной мягкости. — Прости за резкость. Но ты понимаешь — мне сейчас не до сантиментов. Он поселил её прямо у меня под боком. И я… не знаю, чего ожидать. Шпионских вылазок? Провокаций? Политических интриг? Ну же, Лайта, мне нужна информация.

— Я передала тебе информацию ещё в прошлый раз, — леди-вампир поправила складку платья, сшитого на человеческий манер: целомудренно прикрывающим грудь и плечи до локтя. — Новая представительница Сообщества, Маленькая Сестра, среди людей носит имя Лоридейль Лейнсборо. Не обладает магическими способностями и какими бы то ни было связями в нашей тентуре. В заседаниях и политических сборищах участвовать не намерена. Интересуется историей религии. Все обращения к Белому Дракону следует адресовать на её возвратный свиток.

— При этом мой сын от одного её взгляда заходится слюной!

— Много ли твоему сыну надо?

Эйзенхиэль уловил напряжение в голосе советницы, и безжалостно надавил:

— Она действительно сестра твоему Дракону? Или это только прозвище, данное Сообществом?

Леди Тандер полуприкрыла пурпурные глаза. Пушистые ресницы нервно трепетали, но произнесла она твёрдо:

— Он так сказал.

— И ты поверила?

На этот раз Лайта молчала так долго, что Эйзенхиэль повторил вопрос:

— Ты поверила?

— У него нет причин мне лгать, — князю очень не понравилась горькая усмешка его советницы. — Он приходит, когда захочет, и берёт, что захочет. Никто не давал мне права рассчитывать на большее. Или…

Лайта снова умолкла, но князь мысленно закончил за неё: «… или ревновать». В который раз в груди шевельнулся тщательно подавляемый гнев. Странная связь с чернокнижником тянулась почти столько же, сколько Эйзенхиэль был главой клана — половину его долгой жизни. Он умел извлекать из этой связи пользу. Но с радостью поставил бы крест на всех соглашениях с Сообществом, лишь бы избавить леди Тандер, самую древнюю и самую знатную женщину его клана от зависимости, которую князь, наблюдавший со стороны, находил унизительной. Но Лайта запретила ему вмешиваться. А глава клана слишком уважительно относился к своей советнице, чтобы лишать её права выбора, и не исключал, что Чёрный Дракон её, возможно, даже любит. В той мере, в какой чернокнижники могут позволить себе любить.

— Ты пропустила один важный момент, — Эйзенхиэль попытался разбить тягостное молчание. — Выбор места жительства. Почему именно здесь?

— Потому что драконий архипелаг плохо приспособлен для жизни людей. Без магии спать придётся на голых камнях, а пищу готовить в пасти дракона.

— И это всё?

Лайта некоторое время размышляла, разглядывая узор на ковре в кабинете главы клана. Но когда заговорила, смотрела ему в лицо.

— Как думаешь, какова вероятность, что фейри решат захватить твои Благословенные острова?

— Они бы непременно это сделали, — осторожно сказал Эйзенхиэль, подходя поближе к изображению советницы. Не каждый день доводится наблюдать, как Лайта Тандер нервно покусывает губу, — если бы, конечно, могли. Но почему ты спрашиваешь?

— Милослав предупредил… сказал, что если фейри станет известно о местонахождении его сестры, её попытаются… выкрасть. Или захватить силой. И в наших интересах этого не допустить.

— Прекрасно! А я и не знал, что победил в тендере на должность телохранителя полукровки-фейри!

— С чего ты взял, что она полукровка?

— Лайта, я тебя умоляю! А кто же ещё? Белокурая девица, по имени Лоридейль, к тому же, судя по отчётам, выглядит моложе своего настоящего возраста.

— Кто бы говорил, Эйзенхиэль, — парировала леди Тандер, слабо улыбнувшись.

— Думаешь, я сошёл бы за взращённого вампирами эльфийского принца? — глава клана облокотился о спинку кресла, рядом с которым стоял, и игриво улыбнулся, продемонстрировав великолепные клыки.

— Так или иначе, но для фейри эта девушка почему-то представляет большую ценность.

— Интересно, — князь задумчиво потёр подбородок. — Кажется, придётся самому свести знакомство с юной особой, одним появлением устроившей такой переполох.

— Не надо, — Лайта порывисто подалась вперёд. — Не делай этого.

— Почему? — светлые брови удивлённо поползли вверх. — Я, в отличие от Влада, не намерен ей хамить.

— Держись от неё подальше, Эль, — советница хмурилась, подбирая слова. Её Чёрный Дракон выражался так туманно! Обсуждать сестру он был не расположен. Да и сама Лайта, в тот момент прижимавшаяся к груди любимого мужчины, отнюдь не горела желанием тратить последние минуты вырванной у судьбы близости на разговоры о другой женщине. Но не всегда приходится делать только то, что хочется.

Грозовой Пик, 333 г. от осн. Сообщества

Они стояли на взлётной террасе, поясницу хозяйки Грозового Пика холодил мрамор парапета, к которому её прижимали, а шею согревали поцелуи. Рубиновое, как глаза главы клана, солнце погружалось в фиолетовую дымку. Над куполом центральной башни уже белела полная луна. В долине, у подножия замка, людские деревеньки заволокли сумерки.

— Передай Эйзенхиэлю, что связываться с драконами он теперь будет через мою сестру. Возвратный свиток я ему отошлю.

Вампирка замерла, а Милослав продолжал ласкать женщину, не обращая внимания на её беспокойство.

— Мил, — она попыталась отстраниться, упираясь руками в его грудь. — Мил… о чём ты? Ты…

Он шумно втянул в себя воздух, прервал её требовательным поцелуем, на который Лайта не ответила. Чёрный Дракон слегка ослабил хватку, позволив вампирке сделать порывистый вдох. Нехотя пояснил:

— Моя младшая сестрёнка. Милая девочка, абсолютно беззащитная. Я поселил её на Благословенных островах. Немного капризная. Подростковый возраст. Скорее всего, с ней будут хлопоты.

— Хлопоты… какого рода? — рука у неё под юбкой поглаживала кружево чулка. Сосредоточиться было сложно.

— Не могу точно предсказать. — Провокационные ласки сместились выше — Милослав уже в четвёртый раз откладывал отлёт. Он сообщил, что отбывает надолго, и до сих пор Лайта разделяла его ненасытность. Но теперь вместо томного стона чернокнижник услышал настойчивый вопрос:

— Что ещё мне лучше заранее знать?

Милослав с неприкрытым сожалением выпустил Лайту из объятий.

— Сама по себе она не опасна.

— Но?

— Держите её подальше от фейри. От долгоживущих рас вообще. Девочка здесь, можно сказать, ради паломничества. Пусть наслаждается своими древними реликвиями и полуистлевшими манускриптами. Чем мельче и незначительнее будет её окружение — тем лучше.

— Паломничество? Она верующая? Почитательница Луны? Или Солнца?

— Нет, — уголок рта Милослава дёрнулся, как головка атакующей змеи. Заметив, как отшатнулась Лайта, он придал лицу спокойное выражение, но, конечно, нимало её этим не обманул. — С религией у моей сестрицы не сложилось. Просто не привлекайте к ней внимания, и всё будет хорошо. Особенно внимание фейри. Иначе им непременно захочется её заполучить. Для себя.

Лайта нахмурилась.

— Чем это ей грозит?

— Не стоит проверять, — Милослав сложил руки на груди, отчего стал выглядеть холодным и отстранённым.

Леди-вампир робко прикоснулась к краю неизменно чёрного плаща.

— Я хочу помочь. Очень хочу. Поэтому я должна знать.

Мужчина снова прижал Лайту к груди. Выдохнул в им же растрёпанную копну каштановых волос:

— Будет война. Такая, что вам тут и не снилось.

Глава 4. Гильдия Некромантов

«Голубые ели», 333 г. от осн. Сообщества

На второй день после бала Милослав исчез.

Мерлона подглядела, как ещё затемно он вошёл в спальню сестры и долго сидел на краю постели, гладил вечно спутанные волосы. Девушка безмятежно улыбалась, сложив ладошки под щекой. Наконец чернокнижник встал, бережно укрыл одеялом высунувшуюся пятку. Лоридейль сердито дёрнула ногой и перевернулась, всё так же, не просыпаясь, сбила одеяло почти до пояса. Милослав поцеловал сестру в висок и спустился в сад.

Он шёл по центральной аллее, навстречу всходящему солнцу, но до ворот так и не добрался. В какой-то момент его просто не стало, словно некромант растворился в рассветных сумерках.

Лоридейль, как обычно, приготовила завтрак на двоих. Но когда брат не спустился, не удивилась, и ничего у привидений не спросила. Молча сгребла содержимое его тарелки в мусорное ведро.

Ещё несколько раз она ездила в город, делала покупки. А потом и вовсе перестала выходить, добровольно присоединившись к потусторонним узникам особняка. Читала книги, копалась в саду, высадила в грунт целую клумбу белых лилий. Цветы в доставленной к порогу «Голубых елей» корзине оказались с луковицами и в пористой субстанции, заменявшей почву — предполагалось, что так они дольше простоят. Визитную карточку князя Элизобарры хозяйка дома равнодушно бросила в камин, вслед за письмом с витиеватыми извинениями за поведение лорда Влада, а вот к цветам отнеслась очень бережно.

По вечерам леди Лейнсборо располагалась на террасе с мольбертом и рисовала закат. Густав немного поправлял перспективу и давал советы по смешиванию красок, сэр Арчибальд курил призрачную трубку, поскрипывая креслом-качалкой, а Мерлона… уже через неделю закатила скандал!

— Ты заживо похоронить здесь себя вздумала?! Сезон в разгаре, а ты! Ты…

Лоридейль со вздохом отложила кисточку на палитру.

— Я — что?

— Не думай, конечно, будто мы вздумали на тебя давить… — неожиданно вмешался сэр Арчибальд, — нам просто больно смотреть, как ты тоскуешь…

— … по извергу! — вставила Мерлона.

— Мы ведь прозябаем здесь не по собственной воле, — застенчиво присоединился к друзьям по несчастью Густав. — Но ты… тебе ведь открыт весь мир! Ты можешь идти куда захочешь, объездить самые прекрасные места! — он покосился на пейзаж, уже в который раз запечатлённый на бумаге.

— Познакомиться с нужными и интересными людьми! — сэр Арчибальд так затряс трубкой, что его призрачную фигуру окутало облаком дыма.

— Закрутить роман! — радостно взвилась над террасой бодрая покойная аристократка.

— Заняться настоящим делом!!! — нестройным хором заключили все три призрака.

Леди Лейнсборо подошла к парапету, перегнулась через него, опершись на локти, и долго разглядывала красный круг, поискала взглядом луну, но той ещё не было видно.

— Хорошо, — Лоридейль резко обернулась и запрыгнула на мрамор ограждения таким небрежным движением, что призраки ринулись к ней, собираясь подхватить падающее тело. Но девушка устроилась уверенно, будто всю жизнь сидела на заборах, одну ногу согнула в колене, другой легкомысленно помахивала. — Расскажите мне, какие у вас тут самые почитаемые церкви?

Окрестности Вейтолия, 333 г. от осн. Сообщества

— А, князь! Как ты вовремя! — старец радушно обнял главу клана Вампиров.

— Рад видеть тебя в добром здравии, Морт, — Эйзенхиэль осторожно сжал тщедушное тело некроманта. Самого старого из ныне живущих людей.

— Я ещё тебя переживу, — под белоснежными кустистыми бровями носились озорные искры, и князь с улыбкой подумал: «А почему бы и нет? За последние пару сотен лет Мортимер Белоголовый нисколько не изменился». — Заказ твой доставили сегодня ночью. Будешь забирать?

— Быстро! — Эйзенхиэль выпустил некроманта из объятий. Мортимер сделал приглашающий жест в сторону галереи, ведущей в административный корпус гильдии. Глава некромантов предпочитал уединение, жил и работал преимущественно в собственной башне.

— Виктор, — гость отметил, с какой теплотой старик произнёс это имя. — Молодой ещё мальчик, шестидесяти нет, но талантливый! В Сумерках как рыба в воде. И с цвергами этими общий язык быстро нашёл…

На взгляд князя договориться с цвергами было немудрено, изъяснялись они на слегка искажённом гномьем наречии, а в изделиях антитентуры были заинтересованы не меньше здешних обитателей. Например, в магических кристаллах, массовое производство которых на той стороне пытались наладить уже не одно десятилетие. Но имя магистра, так ласково именовавшегося «талантливым мальчиком», было Эйзенхиэлю знакомо.

— Виктор? Его ты посылал на встречу к Представителю Сообщества?

Мортимер кивнул.

— Знаешь, я бы и сам не отказался полюбоваться Чёрным Драконом, но приглашение пришло за несколько дней, а порталы сейчас…

— Ты правильно поступил, — мягко прервал его Эйзенхиэль. — Порталы — слишком рискованный способ передвижения для крупных политических фигур. И, уверяю тебя, лишившись лицезрения чернокнижника, ты ничего не потерял. Он не красавчик и редкостный грубиян.

Мортимер, семенивший быстрыми шажками рядом с рослым вампиром, спрятал улыбку.

— Ты приехал из-за новой Представительницы Сообщества?

— Я… — Эйзенхиэль неопределённо помахал холёной рукой, — хочу снова воспользоваться услугами твоей гильдии для связи с антитентурой.

— Так быстро вошёл во вкус? — хохотнул Мортимер. — Всегда поражался твоей способности молниеносно оборачивать деньги.

— На этот раз я, скорее, намерен их тратить. Я пришёл не за материальными ценностями. Мне нужны сведения. С той стороны. Но и с тобой я собирался обсудить новости. Виктор рассказывал что-нибудь о Маленькой Сестре?

Мортимер отворил дверь с изображением ящерицы — гербового животного гильдии Некромантов.

— Сам у него и спроси.

Как правило, оружейная гильдии не поражала воображения. Некроманты никогда не слыли хорошими стрелками или фехтовальщиками, хотя попадались и среди них отдельные умельцы. В отличие от большинства магических кланов, гильдия не устанавливала возрастного ценза для новых членов. Случалось, на некроманта начинали учиться уже после сорока. Те, кому повезло посетить Сумеречный предел, и всё-таки остаться в живых. Мортимер Белоголовый не брезговал полуграмотными вояками без выраженных магических талантов. В гильдии для каждого находилось подходящее место.

Впрочем, ученик Виктора представлял собой прямо противоположный тип: юный восторженный маг ловил каждое слово мастера, а по ночам мечтал о том, как сам однажды выйдет на Сумеречную дорогу, всколыхнёт серую пыль на берегу Вод Забвения. И, может быть (мечтать, так мечтать!), даже перейдёт на ту сторону. Заглянет в антитентуру, изнанку вселенной, вотчину Солнечного бога, своими глазами увидит тамошних чудовищ, волшебные, не похожие на здешние города, и коротышек-цвергов, коренастых, плечистых, до бровей заросших бородой. Лучших в Семи мирах кузнецов, артефакторов и оружейников.

— Как вам удалось одному донести это всё, мастер? — юноша безуспешно старался снять со стойки длинный меч.

— В Сумеречном пределе нет понятия «вес», — сказал Виктор, заложив руки за спину. — Только воспоминания о нём. А на этой стороне меня принимали.

Ученик с восторгом пробежался взглядом по рапирам, щитам, метательным ножам, дротикам, коротким и длинным лукам, на каждый из которых нанесён герб Элизобарры — непременная метка заказчика. Оружие было превосходное и разное — всего по одному экземпляру. Прежде, чем заказывать крупную партию, князь хотел испытать опытные образцы. Уж очень дорого обходилась торговля с антитентурой.

Но как ни поражали тонкостью лезвия рапир, как ни призывно изгибались изящные луки, взгляд юноши неизменно возвращался к длинному мечу. Слишком, слишком тяжёлому для него. И всё же это было оружие мага.

Виктор восторга протеже не разделял. Огладил ладонью рубиновую рукоять.

— Сносные кристаллы цверги делать если когда-то и умели, то давно разучились. Погляди, в нём трещина.

— Камень несложно заменить.

Юный некромант вздрогнул, обернулся и непроизвольно отступил за спину учителя. Князя-вампира в гильдии знали хорошо.

Магистр не утратил невозмутимости. Сдержанно поклонился, как совсем недавно — королю Вариону. И получил «королевский» кивок в ответ.

Эйзенхиэль подошёл к стойке, с которой так долго воевал юный некромант, и извлёк меч лёгким движением, будто тот был деревянным. Крутанул в руке, завёл за спину, сделал выпад.

— Хороший меч.

— Но вам не слишком подходит, князь, — Виктор наблюдал за вампиром с отстранённым любопытством. Доставка материальных объектов из антитентуры была интересной академической задачей. Начиналось когда-то с клочков бумаги и мелких жемчужин. Теперь же эта коллекция цвергского оружия могла считаться триумфом и логическим завершением многолетней научной работы. Метод отшлифован, торговая ниточка налажена, но сам Виктор уже не будет этим заниматься. А сейчас ему было интересно, осознаёт ли князь, что держит в руках меч, выкованный из стали Солнечной стороны? Испытывает ли он трепет и любопытство? Или в нём говорит лишь расчётливая алчность, так характерная для клана Вампиров?

— Почему не подходит? — Эйзенхиэль опёрся о меч, и его глаза блеснули ярче камня в рукояти.

— Это солнечный меч. А атакующая магия не ваш конёк, насколько мне известно, — вежливо улыбнулся некромант.

— А я и забыл, признаться, — рубины на бледном лице вампира весело искрились. — Но ничего! Надо будет сыну предложить.

Виктор прикрывал лицо вежливой улыбкой, будто серой полумаской, пытаясь вспомнить, был ли замечен лорд Влад во владении какой-нибудь магией, кроме любовной. Он размышлял, можно ли считать эту магию атакующей, или всё же следует причислить к заклинанию разума, науке, в которой так поднаторел старый князь.

Эйзенхиэль вернул меч на стойку и взял в руки одну из рапир. К его удивлению лезвие оказалось заточенным, превращая оружие из колющего в колюще-рубящее. Князь попытался согнуть клинок, сначала осторожно, боясь поломать, потом всё настойчивее. Рапира стойко выдержала нечеловеческие усилия вампира.

— Мне в самом деле больше нравится эта, — сказал князь, когда стремительное лезвие раскромсало подброшенный вверх платок на тончайшие ленточки.

— У тебя есть ещё какие-то вопросы, Эль? — кашлянул Мортимер. — Или отпустим молодых людей работать?

— Магистр Виктор, — вампир обернулся к некроманту, продолжая держать в руках рапиру. Бледный палец едва-едва касался острия, оставляя кожу невредимой, — что вы можете сказать о новой Представительнице Сообщества драконов?

На краткий, очень краткий миг Виктор замер, обдумывая ответ. И равнодушно произнёс:

— Обычная девушка. Ничего особенного.

— Похожа на Чёрного Дракона? — Эйзенхиэль, казалось, весьма заинтересовался витой гардой своего оружия.

— Как лилия на кочергу.

Князь кивнул Мортимеру, давая понять, что у него всё. Глава гильдии махнул рукой, отпуская подчинённых. Оба некроманта поклонились и направились к выходу.

— Ещё одно. На будущее, — улыбаясь, сказал Эйзенхиэль в спину магистра.

Виктор обернулся. В тёмных глазах отразился вежливый вопрос.

— Если хотите показать, что девушка обычная и вам не интересна, не стоит её сравнивать с королевским цветком.

Некромант коротко кивнул.

— Я учту, князь. На будущее.

Менес, 333 г. от осн. Сообщества

Вечерело. Карета медленно пробиралась по узким улочкам за черту старого города, а потом и вовсе встала. Возница деликатно постучался в окошко к набожной барышне, которую ему послала благостная Луна у своего святилища. Господа нынче предпочитали новый храм, богатый и пышный, храм Волчьей Матери, звали его в народе. За то, что был возведён на деньги клана Вампиров. И священники — толстые, красномордые. Что твои молочные поросята. Откормленные нарочно для волков.

Беднота по сей день продолжала ходить в старый храм. Маленький, неказистый. Древний, как сам Менес. Ещё с тех времён, когда здесь и города не было. Так, вассальная деревенька князя Элизобарры стояла. Священник тут молодой нынче, восторженный. Не переживал, что худая кормушка ему досталась. И то сказать, Луна всё видит, кто ей верно служит, да против совести не идёт, полный подол брильянтов отсыплет. С неё не убудет, владычицы небесной. Вон, звезда какая к старому храму упала. Хорошенькая, глаз не отвести. И сразу видно — из благородных. Не из-за шелков да бархата, не подумайте. Этого добра у любой потаскушки с Красной улицы валом, видали таких. А за этой священник после службы самолично выскочил. И всё говорит, говорит… аж захлёбывается. И слова непонятные все. Богословские. Не для нашего брата, не для проповеди, а как они промеж собой разговаривают, священники то есть. Он, вишь, Академию закончил. В столицу иных не назначают, даже беднякам. Так вот, говорит он, значит… а барышня слушает, кивает, улыбается, а нет-нет, словечко вставит. И всё, видно, к месту, потому что лунный пастырь с новой страстью заходится. Самолично в карету подсадил. И наверх, на козлы уже:

— Гляди, езжай осторожно. Барышню не растряси.

Да нешто мы без понятия? Ясно же, содержанка, грехи замаливать прилетевшая, разговоров разговаривать с ним не станет. Она и словей-то не знает таких. На колени бухнется, лицо расцарапает, волосы, там, ногтями подерёт… да на алтарь мешочек золота брякнет. Волчьей Матери. А эта, вишь, нездешняя даже, не из столицы. К городскому порталу просила отвезти.

— Звиняйте, миледи, не проехать тут, толпень. Обождать изволите, али кругаля попробуем дать, через южные ворота? Тока это долго выйдет. И карету тут не развернёшь, коням пятиться придётся, как бы…

— Что произошло? — любопытный носик уже высунулся из кареты, девушка сощурилась, будто это могло помочь разглядеть причину затора сквозь спины зевак.

— Да… — возница, уже успевший обозреть место действия с высоких козел, нервно мял шапку, — девка расшиблась. Видать, с лошади упала. И парень там… ну… из гильдии, что ль…

Но барышня в кокетливой вуальке его уже не слушала. Подобрав синий бархат юбки, она выскочила из кареты, не дожидаясь, пока возница догадается открыть дверь и подать руку. Извозчик и глазом моргнуть не успел, как его пассажирка просочилась через толпу, будто иголка сквозь полотно. И уже откуда-то из-за спин звучал её звонкий голос:

— Медиков приведите! Нет, не дворцовых, их вы до следующего солнцеворота ждать будете. Бегом, прямо сейчас, до угла, и в подвал, там налево. А вот вы садитесь на коня и в гильдию некромантов! Пусть магистру Виктору сообщат. Ну же!.. А теперь отойдите все. Ещё на шаг! Ближе не подходить, или я за вашу жизнь не отвечаю.

Люди вокруг распростёртой на булыжниках девушки и застывшего над ней коленопреклонённого парня проворно пятились, но расходиться не торопились. Респектабельный горожанин в визитке и модной шляпе оттягивал в сторону рыдающую даму в вечернем наряде.

— Дорогая, ты же слышала, что она сказала, мы можем помешать и…

— Валентина! — всхлипывала дама, протягивая к девушке руки.

«Мать, наверное», — мимолётно подумала леди Лейнсборо, но тут же отогнала от себя эту мысль. У лежащей перед ней девушки была разбита голова. На мостовой помимо крови виднелись осколки кости и клочковатые сгустки. Лоридейль двумя пальцами обхватила запястье несчастной и не почувствовала даже слабого тока жизни. Ловить здесь уже нечего. Вот только юноша в сером костюме некроманта, кажется, не хочет в это верить. Леди Лейнсборо заглянула в остекленевшие глаза и встала на колени рядом с ним. Со вздохом положила руку на закаменевшее плечо и закрыла глаза.

Сумеречный Предел, Вечность

— Пусти меня, ты! — кареглазая шатенка решительно отбивалась от юноши, цепляющегося за её руки.

— Валентина, пожалуйста! — умолял он, безуспешно пытаясь оттянуть её к себе, за границу прибоя.

— Делай, что она говорит. Отпусти. — Молодого некроманта обдало леденящим холодом от одного звука голоса, даже прежде, чем он сумел разобрать смысл слов. Но отчаяние туманило разум, и он скороговоркой выпалил:

— Помогите мне! Помогите мне её спасти! Вместе мы справимся!

Синеглазая женщина с пылающими яростным огнём волосами, в платье из кружевного инея, вышагивала на ледяных каблуках, чуть покачиваясь, будто кобра, готовящаяся к броску. Длинный шлейф змеился в пыли.

— Оставь девчонку в покое, — медленно, в такт шагам, проговорила незнакомка. — Пусть идёт, куда ей положено.

— Ей ещё рано умирать! — воскликнул юноша, а Валентина воспользовалась тем, что он отвлёкся, для отчаянного рывка, и чуть не утянула навязчивого некроманта за собой в воду.

— Не тебе решать, — ярко-синие глаза снова обдали равнодушным холодом.

— Кто сказал, что не мне? — огрызнулся некромант серым волчонком. — Я видел, как мастер…

— Тогда было убийство. Вмешательство посторонних сил, — магистр Виктор соткался из вечных Сумерек неслышно, как тень. И женщина с леденящим голосом кивнула ему приветливо, будто союзнику. Молодой некромант так вцепился в запястья Валентины, что она закричала.

— Потерпи немного, дорогая, — ласково обратился к ней старший некромант, внушительный и страшный в ореоле призрачных теней, — скоро всё закончится.

Валентина кивнула, глотая слёзы.

— Ты не можешь её вернуть, — обратился Виктор уже к юноше.

— Могу! — прорычал тот сквозь зубы. — Если она перестанет упираться! Мастер, помогите мне!

— Может, вы перестанете говорить обо мне, как будто меня здесь нет! — воскликнула успокоенная обещанием магистра Валентина.

— Отличная идея, — неожиданно тепло сказала женщина в инеистом платье. — Чего же ты хочешь?

— Купаться! — не раздумывая ответила девушка. — Жара просто убийственная.

— В самом деле, — тонко улыбнулась синеглазая и переступила с ноги на ногу, позванивая ледяными каблуками-шпильками. Или, может быть, они были хрустальные. — Ты слышал? Валентина хочет купаться.

— Она не понимает, что происходит, — молодой некромант упрямо, но безуспешно, тянул девушку за собой.

— Хочешь сказать, ты понимаешь? — ещё несколько следов от сверкающих туфель в пыли.

— Не приближайтесь! — рявкнул юноша.

— Я сам, — предостерегающе вытянул руку в её сторону магистр. — Он перевозбуждён и может быть опасен.

— Учитель! — взмолился молодой человек. — Я люблю её! Больше жизни! Я не могу позволить ей уйти!

— А она тебя не любит. И никогда не любила, — жёстко заметила незнакомка, демонстративно разглядывая ухоженные ногти.

— Не слушай её! — горячо зашептал юноша возмущённо фыркнувшей девушке. — Ты просто не помнишь. Это из-за воды…

— Она в воде всего по щиколотку, — безжалостный голос донёсся порывом пронизывающего ветра. — Любовь находится как минимум здесь, — женщина коснулась пальцами ямочки у основания шеи, и Виктор задумался, отчего не тает тонкое кружево инея, ведь прямо на него падают локоны живого пламени. Впрочем, в Сумеречном пределе случается видеть и не такое.

Юный некромант закусил губу и попытался заглянуть Валентине в глаза.

— А как же твои родители? Леди Жаннет? Как ты можешь их бросить? Твоя мама не переживёт!

— Мама? — ресницы девушки нерешительно затрепетали, и она сделала маленький шаг вперёд, к берегу. — Где она? И… мы где?

— Прекрати! — на этот раз окрик принадлежал магистру, решительно приближавшемуся к паре молодых людей. — Даже если тебе удастся её уговорить, куда ты собрался её возвращать? Тело уже непригодно. Я удостоверился.

Глаза юноши горели неестественным сполохами.

— Я знаю. Но опыты сэра Мортимера… они ведь давали положительные результаты!

— Зомби из любимой женщины? — старший некромант глядел на юношу с затаённым сочувствием. — Поверь мне, мой мальчик, это очень плохая идея.

— Не хуже, чем…

— Виктор, заканчивайте этот цирк, — резко перебила синеглазая, из-под ладони вглядывающаяся куда-то вдаль, вдоль линии прибоя. И зачем ей эта ладонь? Тут же нету солнца. Только серое марево Сумерек. — Нам пора уходить.

Магистр проследил её взгляд и тихо выругался: тоже заметил быстро приближающуюся высокую фигуру. И даже на таком расстоянии заметны характерная форма безволосой головы и длинный хвост, чем-то напоминающий шлейф платья преобразившейся леди Лейнсборо.

— Что происходит?! — завизжала Валентина, проникнувшись страхом от разлитого вокруг напряжения.

Старший некромант подошёл вплотную к ученику с явным намерением разлучить его с возлюбленной. Юноша смотрел исподлобья и сдаваться не собирался. А Лоридейль Лейнсборо в своём странном наряде со всех ног мчалась по пене прибоя, и фонтанчики брызг разлетались от её сверкающих туфель.

«Осторожно!» — хотел крикнуть некромант, но не успел, его прервал ученик.

— Простите, мастер, — тихо сказал он, неожиданно отпустил руки Валентины и изо всех сил пихнул Виктора в бок. От неожиданности тот покачнулся, но в воду не упал, потому что леди Лейнсборо, подбежавшая у Валентины из-за спины, боднула магистра в грудь, он ощутил явственный запах снега и огненный жар. А потом рухнул на серый песок и задохнулся от особой, иссушающей пыли Сумеречного предела. «Как мячик на пляже», — мелькнула самоуничижительная мысль, пока он поднимался и отряхивался.

Леди Лейнсборо тем временем обернулась к молодому некроманту и, широко размахнувшись, залепила пощёчину. Виктору подумалось, что вот сейчас она весьма напоминает своего брата.

— Вам не следует находиться здесь, — сухой, как пыль Сумеречного предела, голос, не был укоризненным. Магистр вообще ни разу не слышал из уст служителей Сумеречного бога хоть какой-то интонации. И не очень об этом сожалел. Некромантам рекомендовалось общения с ящерами по возможности избегать.

— Приношу извинения от имени гильдии Некромантов, — ровно произнёс Виктор. — Маленькое недоразумение.

Серое морщинистое существо медленно повернуло голову и уставилось на говорившего золотисто-карими глазами с вертикальными зрачками. И магистру показалось, что только сейчас Служитель его вообще заметил. Своё заявление ящер адресовал потупившейся и опустившей голову девушке. Леди Лейнсборо молчала, сцепив пальцы в замок.

Служитель медленно обвёл взглядом собравшихся, будто пригвождая каждого к пыльной земле Сумеречного предела. Валентина испуганно вцепилась в руку юноши, искала в нём защиты, он же растерянно моргал, оглядывался вокруг, как внезапно разбуженный. Теперь он стоял рядом с возлюбленной, и ласковые волны Забвения разбивались о голенища серых сапог.

— Попытка несанкционированного возвращения души? — голос ящера проскрежетал железом по стеклу.

— Нет, — у Виктора запершило в горле. — Затянувшееся прощание. Мы уже уходим.

— Хорошо. — Служитель снова пристально разглядывал огненноволосую девушку в снежном наряде, но она так и не подняла глаз. — Живым тут не место.

— Ну же, не стойте, выводите нас, — Лоридейль тронула магистра за рукав, продолжая разглядывать серый песок. — Я возвращаться не умею.

Менес, 333 г. от осн. Сообщества

Магистр Виктор, вот уже четверть часа проведший над своим учеником и решительной барышней в плотной вуали, глубоко вздохнул и убрал руки с затылков обоих стоявших на коленях людей.

Девушка встала первой, отбросила шляпку вместе с вуалью. Светло-русые, отливающие золотом в свете фонарей, волосы рассыпались по плечам. Пока она оглядывалась, Виктор гадал, как получилось, что эта миловидная девочка-подросток в Сумеречном пределе обернулась снежной королевой с демонической гривой.

Молодой некромант застонал, разминая затёкшие колени, с недоумением уставился на пятно крови у своих ног. Тело погибшей и безутешных родителей успели уже увезти. Толпу разогнали, погружённых в транс людей окружили ширмами и цепью гвардейцев. Столица продолжала жить бурной ночной жизнью. Невдалеке прикорнул извозчик, так и не решившийся бросить на произвол судьбы свою нанимательницу.

— Что произошло? — с недоумением спросил юноша. — Я… мы были в Сумеречном пределе, мастер?

— Да, — коротко отозвался старший некромант.

Леди Лейнсборо неодобрительно уставилась на молодого человека.

— Ты вёл себя глупо. Даже жаль, что забыл. На месте магистра Виктора я бы не стала тебя дальше учить.

Но Виктор полной грудью вдыхал свежий ночной воздух. Относительно свежий, надо признать. Пахло лошадьми, копотью ближайшей кузницы и городской пылью. Но эта пыль ни в какое сравнение не шла с иссушающей субстанцией Мира Мёртвых, а потому казалась родной и просто восхитительной. Магистр запрокинул голову, нашёл серп молодой луны и улыбнулся ей.

— Вы слишком строги, миледи. Можно подумать, вы никогда не были влюблены.

— Не была, — хмуро отрезала девушка. — И очень надеюсь, никогда и не буду.

Виктор поднял шляпку, отряхнул и протянул хозяйке.

— Вы в самом деле не смогли бы вернуться самостоятельно?

Она покачала головой.

— Я не очень хорошо разбираюсь… в этом, — она неопределённо помахала перепачканной кровью перчаткой, а некромант, припомнивший брызги, разлетающиеся от сверкающих каблуков, недоверчиво усмехнулся. — Кстати, что такое «зомби»?

Окрестности Вейтолия, 333 г. от осн. Сообщества

На этот раз князь Элизобарра явился в главный корпус гильдии Некромантов в заранее оговорённый час и без сопровождения Мортимера Белоголового. Молодой человек, протянувший вампиру три страницы, аккуратно исписанные в два столбца, явно робел. Князь быстро пробежал глазами цвергский текст, лишь изредка заглядывая в построчный перевод, неторопливо сложил бумагу и спрятал в нагрудный карман. На стол легла расписка с такой впечатляющей суммой, что юный некромант оробел ещё больше и, сжав её в кулаке, со всех ног бросился в канцелярию, довольно неловко попрощавшись с князем.

Эйзенхиэль и сам был слегка озадачен. Он не в первый раз вёл дела с гильдией, но, как правило, дело имел с кем-нибудь из магистров. Конечно, оформление или даже перевод сведений, которые он оплатил, могли доверить и этому юнцу, дело не сложное, был бы почерк хороший, но чтобы и общением с клиентом занимался младший персонал… вампир пожал плечами. Впрочем, уже конец осени. Скоро ударят холода. Не исключено, что старшие некроманты поголовно заняты, закрывая, или зарывая, текущие проекты. Не все же они работают с ментальным проникновением в Сумеречный предел. Дней десять назад в окрестностях Золотого Диска колдуны обнаружили целое поселение демонопоклонников. Обширную территорию с разветвлёнными катакомбами и ритуальными сооружениями обещали отдать в долгосрочную аренду гильдии Некромантов на сто и один год за символическую плату в один золотой. И обязательство самостоятельно обезвредить последствия культа демонистов. Размышления шагающего по аллее князя прервал женский смех. Эйзенхиэль остановился. Странный сегодня получается визит. Может, среди членов гильдии Некромантов и были женщины (почему бы и нет, в самом деле?) однако с чего им веселиться пасмурным осенним днём посреди пустыря, использовавшегося в качестве полигона? Или Мортимер включил в программу обучения некромантов какие-то весёлые дисциплины?

Магистр Виктор стоял по пояс в яме, опираясь на черенок лопаты. Рядом с ним, на каменной плите, сидела на корточках девушка в шерстяной тунике и клетчатой юбке, раскачивалась от смеха и махала на него руками, умоляя прекратить. Но некромант продолжал:

— И это оказалось ещё не всё. Как выяснилось, там уже было захоронение, сравнительно свежее. Одного весьма крупного священнослужителя, патриарха Зелёных Братьев. Я этого, конечно, не знал, потому что место держалось в тайне, а в крипте они хранили тело…

Девушка захихикала с новой силой, на этот раз даже утирая слёзы.

— Не переборщите, магистр, — сказал Эйзенхиэль, — говорят, от смеха и умереть можно.

И девушка, и некромант резко обернулись к бесшумно приблизившемуся вампиру, смешливая собеседница Виктора ойкнула и, качнувшись на носках сильнее, чем собиралась, свалилась в свежевырытую яму.

— Не беспокойтесь, князь, — сказал магистр, помогая девушке подняться, — долгоживущим это не грозит.

— А людей Виктор превосходно поднимает из могил, — заявила голубоглазая блондинка.

Некромант подсадил её на край ямы, она, не обращая внимания на безнадёжно перепачканную юбку, подала ему руку, помогая выбраться. Его серые брюки тоже были щедро заляпаны глиной, что и не удивительно — на некотором отдалении зияли ещё три пустые могилы. Но здесь и сейчас всё это выглядело до такой степени органично, что вампир в безупречном чёрном костюме почувствовал себя лишним и неуместным. И это чувство его неожиданно разозлило.

— Как поживает ваша дражайшая супруга, Виктор? — обратился он к некроманту самым любезным тоном. — Как дети, внуки? Здоровы?

— Вашими молитвами, князь, — ни капли не смутился магистр. — Вашими молитвами.

Дождавшись, пока девушка отряхнулась и легкомысленно вытерла ладони о подол, некромант торжественно произнёс:

— Миледи, позвольте мне представить вам…

— Главу клана Вампиров? — невежливо перебила блондинка и усмехнулась. — Да полноте! У князя слишком рубиновые глаза и слишком характерный профиль, чтобы он нуждался в дополнительном представлении.

Теперь она смотрела на Эйзенхиэля в упор, без вызова, но с каким-то тревожащим интересом. Этот взгляд хотелось привязать к себе, не позволить ему соскользнуть на посторонних людей или предметы. И князь Элизобарра понял, что такого особенного его сын нашёл в леди Лейнсборо, которая тоже, как оказалось, не нуждается в дополнительном представлении. Маленькая Сестра, судя по всему, неплохо владела магией разума. Вернее… той частью магии разума, которая может обходиться без магии, потому что сведения из личного дела оказались верны: ментальный резерв у новой Представительницы драконов едва-едва просматривался.

— Фамильное сходство — странная штука, — заметил вампир. — Кого-то выдаёт с головой, а в чьё-то родство бывает сложно поверить.

— В самом деле, странная… — девушка задумчиво намотала на палец выбившийся локон. — Бывают такие совпадения… Например, буквально вчера мне попалась романтическая легенда о высшей вампирке, без памяти влюбившейся в ярла лесных фейри, высокородного сида. Он был высок и строен, как молодой ясень, с волосами платиновой белизны, и имя такое поэтичное — переводится как «Кровь на снегу». Эйзен-хи-эль…

— В самом деле? — некромант удивлённо приподнял брови. Многовековая конфронтация вампиров и фейри вошла в поговорки как минимум десятка языков. — Ярл сидов — ваш…

— Мой никто, — оборвал князь. — Мало ли причин, почему детям дают звучные имена из старых легенд. Как по-вашему, леди Лори-д-эль?

Имя вампир произнёс, чуть растягивая гласные, на безупречном фэйр-си.

Девушка пожала плечами, переход на собственную личность проигнорировала.

— Шестьсот с лишним лет назад легенда о романе леди-вампир была не такая уж старая. Пожалуй, это была и не легенда вовсе.

Князь привычным волевым усилием отрешился от эмоций. Краски окружающего мира померкли, смазались, зато чужие ауры обрисовались контрастнее и ярче. Некромант щеголял завидной уверенностью. С лопатой в руках и по пояс в глине он чувствовал себя как никогда в своей тарелке, и присутствие князя на территории гильдии его, кажется, не смущало. Лишь пробивались искорки тщательно скрываемого ехидства. Виктор отменно владел собой, но Эйзенхиэль не просто специализировался на заклинаниях разума более шести сотен лет. У вампира была к ним ещё и природная склонность.

— Я тоже прочитал сегодня романтичную сказку. О легендарном короле Владимире, у которого от двух жён и пятерых наложниц было около двух десятков детей. Погиб он трагически, от руки старшего сына. Принц с нежным именем Милослав не поделил с отцом свою юную кузину…

— Двоюродную сестру, — отчеканила леди Лейнсборо и слегка нахмурилась: — Виктор, я же говорила, «кузина» — ужасное слово. И я не совсем понимаю, что оно означает.

Князь Элизобарра сокрушённо покачал головой.

— Магистр! Знакомить постороннее лицо с конфиденциальным заказом — не очень-то профессионально, вы не находите?

— Он и не знакомил, — заявила Лоридейль прежде, чем некромант успел открыть рот. — Только консультировался по поводу перевода отдельных выражений. Романтические легенды — это не торговые соглашения, знаете ли. А цвергским, да ещё и архаичным, тут немногие владеют.

— У вас удивительные способности к изучению языков, миледи, — Эйзенхиэль, и сам слывший полиглотом, даже поклонился. — Выучить Истинную Речь драконов для вас было так же легко?

Леди Лейнсборо продолжала воплощать собой полную безмятежность.

— Истинную Речь нельзя выучить. Можно научиться на ней говорить.

— Истинная речь… это телепатия? — князю не пришлось изображать заинтересованность в предмете разговора.

— Нет, — Лоридейль задумалась, подбирая слова. — Наоборот.

— В смысле? — встрял Виктор.

— Телепат выражает то, что думает, — леди Лейнсборо говорила осторожно, будто балансировала на растянутом над площадью канате. — Дракон произносит то, что вам следует услышать. Сложно объяснить. Истинная Речь… Её либо понимаешь, либо нет. Можно отточить навыки, но отчасти это врождённое.

Князь Элизобарра сделал мысленную пометку в списке информации о драконах. Ему приходилось слышать, что речь для них — своего рода инстинкт, и даже выросший вне Сообщества индивид способен понимать остальных.

— Так вы и в самом деле кузина…

— Двоюродная сестра, — поправил Виктор.

— … родственница, — пошёл на компромисс Эйзенхиэль, — Чёрного Дракона?

Если и существовали люди, способные солгать архимагу по заклинаниям разума в лицо, князю о них было не известно.

— Не говорите глупостей, — непочтительно прыснула девушка. — Чёрных драконов не бывает.

— Забавно, — прервал озадаченное молчание некромант. — А я как раз одного чёрного дракона знаю…

— Это прозвище, — закатила глаза леди Лейнсборо. — Такая… шутка. У Сообщества специфичное чувство юмора. Милослав может превратиться в чёрного ящера, конечно. Как князь, например, может превратиться в туман. Или в белого волка.

— Я где-то читал, драконы никогда не лгут.— Эйзенхиэль говорил, продолжая разглядывать собеседницу. Другой на его месте заподозрил бы маскировочную ауру. Но князь тщательно исследовал все грани, все стыки возможных наложений — ничего подозрительного. Несомненно, короткоживущая девушка, без обмана. Действительно юная, действительно без способностей к магии. Вот только на душе у неё царит полный штиль. Абсолютный. У живых существ такого не бывает. Впрочем, и у мёртвых тоже. — За это их речь и называют Истинной.

Непослушные волосы леди Лейнсборо собраны в жалкое подобие причёски. Одна особенно упрямая прядь непрестанно падает ей на глаза.

— Драконы никогда не лгут, — девушка согласно наклонила голову и сдула своенравный локон. Он, впрочем, уже к концу фразы вернулся на прежнее место. — Но драконы и правды никогда не говорят.

— Что же они говорят?

— Как и все остальные, — пожала плечами девушка. — Слова.

— Вы и с драконами в такой же манере общаетесь? Заворачиваете каждую мысль в груду обёрток из многозначительных фраз?

— Браво, князь! — просияла Лоридейль. — Рада видеть, что слухи о вашей проницательности не преувеличены. Истинным предназначением речи они считают маскировать смысл сказанного.

Архимаг сосредоточился и деликатно коснулся ауры Маленькой Сестры драконов. Обычная девушка, которой желала казаться леди Лейнсборо, ничего бы не почувствовала. А Лоридейль вздрогнула и отшатнулась. Князь молниеносно свернул атаку, изобразил вежливую улыбку и продолжал наблюдать.

Некромант немедленно вспыхнул тёмно-фиолетовым подозрением. Подошёл к девушке и обнял за плечи, ненавязчиво разворачивая её так, чтобы оказаться между ней и князем. Тихо спросил:

— Что-то случилось?

Лоридейль сморщила носик.

— Да… нет. Не знаю, я не поняла. Просто что-то почувствовала… странное.

Эйзенхиэль расслабился. Теперь не только внешне, но и внутренне. Есть, конечно, в этой девице много подозрительного, намертво загнанные внутрь эмоции, например, но всё же она человек, а не хтоническое чудовище с изнанки вселенной, пусть и решила зачем-то называться его сестрой.

Виктор обернулся к вампиру и светским тоном произнёс:

— Мортимер увёз всех на новый полигон. Боюсь, сегодня вы его уже не застанете.

— Я так и понял, — Элизобарра сложил руки за спиной и неторопливо обозрел разрытые могилы. — А здесь вы решили разбить новое кладбище? Для практических целей?

— Нет, виноград сажаем, — отрезал некромант. Убираться вампир явно не собирался. И Виктора это уже нервировало: он начинал тревожиться за попавшуюся Элизобарре на глаза Маленькую Сестру.

— Немного циничная шутка, — холодно заметил Эйзенхиэль.

— А это не шутка, — Лоридейль отбежала чуть в сторону и демонстративно потащила за собой пару саженцев.

Князь подошёл к лежавшему у второй могилы трупу крупного мужчины с перерезанным горлом. Около двух других белели оголённые кости. Эйзенхиэль указал на тело носком туфли.

— А это что? Удобрения?

— Кстати! — некромант встал с другой стороны тела и бросил через плечо: — может, скелет из него всё же достать? Для чистоты эксперимента.

— Да ну, возиться! — отмахнулась леди Лейнсборо, уже волокущая вторую пару виноградных лоз. — Органикой какой-нибудь докидаем. Взвесь его только. Биоматериала у вас хоть лопатой греби.

Магистр потёр друг о друга покрытые свежими мозолями ладони. Те времена, когда под рукой не было исполнительных адептов и приходилось самостоятельно вести раскопки, казалось, давно миновали. Но вот опять пришлось заниматься полевыми работами. Однако Виктор об этом не сожалел. Напротив, простые практические действия переполняли шестидесятилетнего некроманта юношеской энергией. Зафиксировав вес тела, магистр погрузился в вычисление массы костей, которую следовало из него вычесть.

Эйзенхиэль наблюдал за людьми с недоверием, которое даже не позаботился скрыть. Некроманты как никто другой серьёзно относились к смерти. И поверить в происходящее было нелегко. Разве что эта девочка со странной склонностью к растениеводству оказывает на магистра сильное влияние.

— Виноград — очень прихотливое растение, князь, — разглагольствовала леди Лейнсборо в такт его мыслям. — Для того, чтобы наливаться сладостью, ему нужен фосфор. Фосфора много в костях.

— Непременно в человеческих? — риторически осведомился вампир, пристально наблюдающий за манипуляциями Виктора.

— Почему же? — отозвалась девушка. — Вот здесь у нас коровьи…

Эйзенхиэль подошёл к третьей могиле, рядом с которой лежал антропоморфный скелет. Старый и повреждённый: от черепа осталось всего пара затылочных осколков, грудная клетка разворочена. Элизобарра аккуратно поддёрнул брюки и присел рядом. Оглядел желтоватые кости, провёл над останками ладонью, ощутил слабый отклик и тихо спросил:

— Полагаете, кости вампира окажутся более питательными?

— Как раз это мы и собираемся проверить, — заявил некромант. Он уже закончил расчёты и присоединился к собеседникам. — Мортимер, возможно, доставит нам ещё и демона. Если после обезвреживания сооружений нового полигона от него там что-то останется.

— Демонис, возможно, и не станет возражать, чтобы его представителей использовали в качестве подкормки винограда, — процедил Эйзенхиэль. — Но я, пожалуй, для этого слишком старомоден.

— Хотите его забрать? — едва уловимая саркастическая интонация в голосе, едва заметная улыбка. И безупречно безмятежная аура леди Лейнсборо. Будто её здесь и вовсе нет. — Положите в семейном склепе?

Казалось бы, невинный вопрос. Но Маленькая Сестра с её двусмысленными речами Эйзенхиэля уже изрядно раздражала. И настораживала. Виктор изо всех сил скрывал беспокойство пополам со злорадством. И просто фонтанировал любопытством.

— Вампиров не хоронят в склепах, — размеренно произнёс князь, наблюдая за реакцией некроманта. С непроницаемой стеной леди Лейнсборо он разберётся в другой раз. — Вы же не станете держать мертвецов в собственной спальне.

— Вампиров предают земле, — согласно наклонил голову магистр. — Родовой земле. И уже через несколько лет тело полностью разлагается, обогащает наследников жизненной силой и поддерживает стабильный магический фон.

«Так где же вы взяли эти кости, которым не меньше нескольких сотен лет?» — князь не торопился задавать вопросы вслух. Очень часто люди многое выкладывают сами.

— Что будет, если вампира похоронят не в родовой земле, а, скажем… где-нибудь в тролльих горах? Или вовсе не похоронят? — невинно поинтересовалась Лоридейль, аккуратно укладывая в первую яму коровьи рога.

Такое случалось. Тело вампира, особенно высшего, почти полностью состоящее из магии, представляет собой мощнейший артефакт. Эйзенхиэль не понаслышке помнил времена, когда орды охотников загоняли членов его клана в смертельные ловушки. Даже не из ненависти. Тогда за это платили полновесным золотом. А носферату были вынуждены бежать с питающих их силы родовых земель в страхе, не помышляя о мести. И на чужбине гибли ещё быстрее. Князь Элизобарра по прозвищу Белый Волк потратил не одно десятилетие, собирая по миру останки своих подданных.

«Где вы его нашли?» — рубиновые глаза подцепили некроманта, словно рыбу на крючок. Виктор сопротивлялся, не желая говорить. Но не ему тягаться с заклинателем разума. И даже надежда на гнев Мортимера не поможет: повреждённый скелет подвергался каким-то обрядам, искажавшим и запиравшим энергетическую структуру, но всё же глава клана что-то в нём уловил. А значит, он в своём праве — соглашение с гильдией Некромантов весьма однозначно. И магистр не может об этом не знать. Последним, кто экспериментировал с телом вампира, был Мортимер, тогда ещё только начинавший седеть. И консультировал его сам Эйзенхиэль. По результатам сэр Мортимер получил степень архимага и прозвище Белоголовый. А гильдия постановила подобных опытов больше не проводить.

— Я нашла его на своей земле, — если леди Лейнсборо и заметила заклинательную струну, натянутую между некромантом и вампиром, никак этого не показала. — В болоте. Хотела торфа немножко добыть. Для ваших лилий, кстати. А там он.

«Враньё! — хотел осадить её Эйзенхиэль. — Твои земли ещё четыре сотни лет назад принадлежали лордам-вампирам, и если бы там был зарыт один из нас, он бы…»

Но князь промолчал. Ему помешало воспоминание. Давнее, но по-прежнему яркое. Светлые волосы, сапфирово-синие глаза. Развороченная грудь с извлечённым сердцем — его используют для другого ритуала. И железная клетка. Со временем она проржавеет, распадётся, сделавшись частью окружающей земли, но магия сида к тому времени будет уже прочно вплетена в естественный магический фон.

— Удовлетворены, Ваше Сиятельство? — колдун-архимаг поглаживает ярко-алый кристалл, по форме напоминающий сердце. Пока ещё это просто камень. — Уважаю вашу предусмотрительность, но теперь, я полагаю, вы не станете оскорблять нас подозрениями в попытках сношения с фейри за вашей спиной? Видите сами — пленные нам нужны вовсе не для переговоров.

— Вижу, — только и сказал тогда вампир. И по его лицу было невозможно определить, что он по этому поводу думал.

— Это фейри, — тихо констатировал Элизобарра. Даже странно, что за триста лет, которые он возглавлял клан, и в голову ни разу не пришло отыскать родственную ниточку в сидах.

— Не расстраивайтесь, князь, — леди Лейнсборо продолжала бережно укладывать на дно ямы коровьи кости, не обращая внимания на Виктора, судорожно восстанавливающего нормальное дыхание, — когда от долгоживущего остаётся так мало, первоначальную форму определить очень трудно. Разве что косвенные признаки могут помочь. Меня вот очень беспокоил исток силовых линий на энергетической съёмке моего поместья. И, как оказалось, не зря.

— После нарушения целостности ловушки поток ослабеет. Потеряете процентов тридцать напряжённости поля. — Эйзенхиэль присел на край каменной плиты рядом с трупом человека. Скорее всего, безымянная жертва ночного грабежа с захолустной дороги. Гвардейцы часто предпочитают сбывать таких некромантам, а не хоронить на государственный счёт.

— Я заказала детальный расчёт Институту Высокоэнергетической Магии, — сообщила леди Лейнсборо, ловко выбираясь из коровьей могилы. — Всего дюжина кристаллов в узловых точках, и магический фон «Голубых елей» даже усилился.

— Двенадцать? — вампир слегка щурился, разглядывая её. Всё же без дополнительных подсказок о всплесках эмоций приходится трудно. К хорошему быстро привыкаешь. — Это стоило целого состояния. И всё ради ресурса, который вы даже не используете.

— Не люблю стирку и протирать пыль. А дому тоже надо что-то кушать. Или он лишит меня маленьких радостей бытовой магии.

Князь Элизобарра сделал короткий пасс, и клетчатая юбка избавилась не только от грязи, но и от мятых складок.

— На эту сумму можно было нанять полный штат слуг до конца ваших дней.

— Продолжайте в том же духе, князь, и я предложу вам место экономки.

Вампир хмыкнул. Вот и ответ. Вопреки внешней невозмутимости, девчонка тоже раздражена. Стоит ли продолжать? Пока Эйзенхиэль колебался, некромант окончательно избавился от так и не доведённого до конца внушения заклинателя разума. Переглянулся с леди Лейнсборо и, кажется, пришёл с ней к молчаливому соглашению игнорировать присутствие вампира.

Магистр провёл над покойником очистительный обряд. Как это часто случалось с клиентами некромантов, было неизвестно, какой религии человек придерживался при жизни. Поэтому гильдия давно отработала универсальный ритуал. Виктор проделал всё безукоризненно чётко, произнёс каждое слово раздельно и звучно. Эйзенхиэль представил, как тот же спектакль магистр разыгрывает перед толпой желторотых юнцов. Кого-то тошнит, кто-то торопливо конспектирует…

 Виктор засыпал землёй обе могилы: коровью и человеческую. Леди Лейнсборо держала виноградные лозы, заботливо уплотнила грунт вокруг корней.

И вот тогда они приступили к главному.

Вопреки ожиданиям Эйзенхиэля, инициативу в свои руки взяла леди Лейнсборо. Всё необходимое было у неё припасено. На дно могилы легли крупные камни. По центру девушка насыпала холмик прошлогодних сосновых игл. Соорудила шалашик из сухих ветвей. Некромант разжёг огонь. Когда маленький костёр прогорел, Лоридейль раскидала пепел над камнями. Засыпала тонким слоем влажной земли, затем — пожухшей травой. Пришла очередь животных останков. Разрозненные кости изувеченного фейри ложились рядом с мёртвыми птицами, осколками пёстрой яичной скорлупы, стрекозиными крыльями и тушками пчёл. Каждое движение леди Лейнсборо было не случайно, каждый этап сопровождался мелодичным напевом, так что князь также имел случай оценить прекрасный фейр-си девушки с эльфийским именем.

Результат напоминал, скорее, мусорную яму, чем место захоронения. Однако никого из присутствующих это не смущало. Некроманта — в силу образования. А вампир и сам был долгоживущим. И не разделял склонность людей рядить смерть в праздничные одежды и сурьмить ей лицо. Разве что…

Эйзенхиэль подошёл к ярко-жёлтому клёну. Резные листы сами падали в руки, стоило их задеть. Гибкие черенки легко сплетались между собой.

Леди Лейнсборо недоумённо воззрились на вампира, бережно увенчавшего остатки древнего черепа кленовой короной. «А личико у неё выразительное, — удовлетворённо отметил Элизобарра. — Не то что аура».

— Ни злато венца, ни железо оков

 Не оставят на глине следа.

Повторил он фразу, только что произнесённую девушкой. И керамическая чашка, которую держала леди Лейнсборо, стоя на коленях у края могилы, с глухим стуком встала в изножье.

Кажется, ей не в первый раз проводить похороны фейри. Виктор остановил протянутую руку вампира. Пререкаться не хотелось. Не хотелось отвлекать девушку, забывшую о присутствии их обоих.

У неё перед глазами был сейчас другой мужчина. Ещё вчера беззаботный мальчишка, наигрывающий на тростниковой дудочке, сегодня он склонился над телом мёртвого царя серых фейри.

— Они за это заплатят, — пообещал сын тому, кто уже не может ответить: дать совет или выбранить. И пяти раз солнце не совершило оборот, а на высоком челе засиял новый венец, невиданный прежде — из лунного железа. Эту корону, ощерившуюся острыми зубцами, выковал цверг. Или, как их ещё называли — чёрный фейри. Король-под-Горой сделался ярлом и поклялся в верности великому ард ри. Кэролин, сын Оратрона, объединил весь волшебный народ от эльфа до лепрекона. И направил свои армии против людей.

Девушка молчала, только влажные дорожки заблестели на щеках, поэтому Эйзенхиэль произнёс сам:

— Лишь хрусталик слезы и янтарь мудрых слов,

 Лягут галькой в ручей Навсегда.

Вампир жестом указал некроманту на лопату, предлагая завершить, наконец, церемонию. Пока Виктор возился с виноградной лозой и разбрасывал на могиле побуревшие от дождей листья, князь подошёл к сосне, щедро предоставившей для погребения свои иголки, и отковырнул немного смолы, помял в пальцах. К тому времени, как он вернулся ко всё ещё сидящей на земле девушке, в руке у него уже был кусочек янтаря. В лучших традициях — с крошечным насекомым внутри.

Из треснувшей глиняной чаши пробивался ручеёк. Элизобарра бросил янтарь в воду и уселся на землю, слева от леди Лейнсборо. Справа уже устроился некромант. Виктор любовался саженцами винограда. Всеми четырьмя.

— Я всё-таки не понял, — тихо, за спиной у девушки, спросил Эйзенхиэль. — А пустая могила-то зачем? Или вы там потом демона планируете прикопать?

— Зачем, демону новую выроем, — ответил некромант.

Лоридейль вытерла слёзы, снова вернувшись в состояние безмятежности, и добавила:

— Это контрольная посадка. Интересно же, какой будет эффект.

Элизобарра уже сейчас мог бы сказать, что высвобожденная энергия долгоживущего, волнами растекающаяся вокруг, вызовет буйный всплеск растительности по всему острову. Но вместо этого задумчиво осведомился:

— У вас в антитентуре все такие?

Девушка рассеянно дёрнула плечом.

— Я бы предложила вам самому сходить посмотреть, но, к сожалению, вампиры не попадают в Сумеречный предел.

— Не везёт, так с детства, — князь ковырял прутиком в песке, помогал набирающему силу ручейку прокладывать русло. — Одно утешение, что и фейри в таком же положении.

Краем глаза он видел: теперь уже леди Лейнсборо пристально его разглядывает, и даже приготовился к ментальной атаке, но её не последовало.

О князе Элизобарре по прозвищу Белый Волк ей так много рассказывали! Брат, король Варион, колдуны, некроманты… даже приведения! О его расчётливом уме и безжалостности. Светские манеры, щегольской костюм и вежливая улыбка, от которой веет холодом склепа. И всё это в нём действительно было. Как и мягкий выговор фейр-си, феноменальная память и внимание к собеседнику, а также полная белых пятен биография.

— Я нагрубила вам сегодня, — неожиданно сказала сестра Чёрного Дракона. — Вы меня извините?

Эйзенхиэль чуть прутик не выронил.

— Пришлёте мне корзину винограда — будем квиты.

— Разве вы станете его есть? — она удивилась искренне. И это было приятно. В чём-то забавно, но, главное, вампир перестал видеть в Маленькой Сестре тень её брата. Девушка это, кажется, заметила. Смутилась.

— Веточек наломайте, — усмехнулся князь и встал. — Посажу рядом с замком, у южной стены.

Глава 5. Большая Охота

335 г. от осн. Сообщества, заповедные леса Зелёных гор

Утро прикрыло траву первым настом. Озябший лес настороженно встречал последний день осени и пёструю кавалькаду королевской охоты. Люди принесли с собой бодрую суету, яркие краски камзолов и ливрей, разбили шатры и развели огонь, деловито творя магию урбанизации: даже в непролазной чаще сливки общества не должны быть лишены повседневных благ.

Варион, выросший в маленьком провинциальном герцогстве, скептически относился к возможности подобраться к зверю на расстояние поражения, если твоя одежда светится алым через весь лес. Король не разделял привычек собственного двора, однако им и не препятствовал. Ни к чему портить людям праздник. В конце концов, если бы Варион пришёл сюда действительно охотиться, разве он взял бы с собой эту толпу аристократов, их женщин и слуг?

— Скучаете, миледи?

Всадница в тёмно-зелёном костюме оглянулась, приветливо улыбнулась мужчине в простой кожаной куртке:

— Напротив, Ваше Величество. Любуюсь.

Варион подъехал ближе. Пепельный в яблоках конь леди Лейнсборо смирно стоял на краю почти отвесного обрыва. Старая, даже после осенних дождей мелкая река серела далеко на дне долины. Тяжёлые тучи нависли над холмами, не позволяя рассвету окрасить небо розовым. Почерневшие ели окутаны сероватым туманом. Торжественность картины делала воспоминание о праздничном охотничьем лагере почти ирреальным. Вариона окружило спокойствием и умиротворением, будто тяжёлый груз ежедневных забот не то чтобы исчез… но как-то ловчее лёг на душе, вместо изнуряющей ноши стал надёжной опорой.

— Ничего не имею против вашей свиты, сир, — леди Лейнсборо говорила, не глядя на короля. Её светлые волосы, обильно выбивавшиеся из-под охотничьей шапочки, утратили блеск, укрытые туманом, будто вуалью. — Но постоянно находиться среди большого скопления людей мне тяжело. К тому же, ритуалы сервировки королевского завтрака — не совсем те таинства, которых я жду от праздника начала зимы.

— В наши времена это действительно праздник, — мысленно король унёсся к годам своей юности, проведённой в окружении горных озёр и лесов. — Но прежде, в те времена, когда люди ещё массово охотились на вампиров, а драконы налетали стаями и выжигали целые города, начало зимы было не очередным красочным действом, но самым значительным за год жертвоприношением. «И приглашённые на него дамы, как правило, привязывались к вековому дубу», — добавил монарх уже про себя.

— Как думаете, это действительно помогало? Пережить зиму.

Леди Лейнсборо с любопытством вглядывалась в короля ярко-синими глазами. «Как у фейри», — невольно подумалось Вариону, и рука непроизвольно сжала гриву лошади, а по спине пробежал холодок.

— Сложно сказать, миледи, — вместе с уклончивым ответом седока гнедой жеребец Вариона развернулся, аккуратно, как в придворном танце, переставляя ноги. — Так или иначе, жертвы всегда приходится приносить. Чтобы всё было хорошо.

— Да, — теперь в глазах леди Лейнсборо отражались серые облака, так что сами эти глаза утратили яркость, а Лоридейль, поднявшая лицо к небу, выглядела тихой и задумчивой. — Не так важно, развесят внутренности на ветвях дерева, или накрутят колбасок и разложат на золотой посуде. Кто-нибудь непременно пострадает.

Вариону уже приходилось видеть подобный отсутствующий взгляд и слышать вырванные из внутреннего монолога фразы, вроде бы произнесённые в ответ собеседнику. В таком ключе князь Элизобарра время от времени вёл с ним переговоры. Лет двадцать назад это оскорбляло молодого герцога, князь-вампир рассуждал сам с собой, отводя собеседнику роль упавшего под ноги яркого листа или испуганно взлетевшей птицы — случайности, придающей то или иное направление мысли.

Теперь Варион принимал подобные беседы как должное. Хотя бы потому, что, в отличие от листа, король обладал собственной волей. А чтобы защитить спрятанное в траве гнездо, взлетать следует в строго определённом направлении.

— Если бы мне пришлось жить в те времена, миледи, в последнюю ночь осени я своими руками распарывал бы брюхо жертве, которая прокормила бы слабеющее зимой Солнце, ибо таковы были обязанности короля. Я позаботился бы, чтоб жертвой стал не олень или ягнёнок, которого гораздо благоразумнее съесть самим. Для бога я приготовил бы настоящее угощение: могучего врага или хитроумного предателя. Это пережить зиму действительно может помочь.

Леди Лейнсборо слушала короля с явным интересом. И в этом было что-то неуловимо жуткое. Вариону захотелось немедленно сбежать от этой женщины, вернуться к шатрам, к праздничным хлопотам и легкомысленной болтовне уже начавших согреваться изнутри подданных. Но конь короля остался стоять, где стоял. А Варион ждал ответа от Представительницы Сообщества. Но вместо этого получил вопрос:

— А если бы у вас не было врагов? Или друзей, которые могут стать предателями? Если вам всё равно, как бы вы выбрали, кого сегодня скормить ненасытному Солнцу?

— Я не стал бы торопиться, — ровно произнёс Варион, с честью выдержав прямой вызов «эльфийских» глаз. Леди Лейнсборо кивнула, удовлетворившись ответом, и отвернулась. Король пустил коня рысью, а когда отъехал достаточно далеко — перешёл на галоп.

335 г. от осн. Сообщества, Тиса

До парома оставалось каких-нибудь полчаса пути, когда омнибус снова остановили.

Седой офицер представился и безукоризненно вежливо попросил пассажиров назвать цель путешествия и предъявить документы.

Плохо. С документами у них всё в порядке, но связной уже после второго поста начал заметно нервничать. Не только для него, Ястреба, заметно, но и для прочих пассажиров. Даже подзуживать начали: «Да вы что, батенька, шпион? Так смотрите! Доберёмся до Тисы — там в службе безопасности вампиры есть. Мысли читают, насквозь видят. Бегите, пока не поздно!»

Шутят так. У гарнизона Тисы элегантная чёрная форма, он славится неподкупностью, безукоризненной дисциплиной и субординацией. За это тиссонцев-военных часто называют вампирами. Впрочем, один-два низших носферату вполне могли наняться на герцогскую службу. Низшие вампиры внешне неотличимы от людей, при этом сильны, быстры, прекрасно видят в темноте и все поголовно — маги.

Но мыслей читать не умеют. Это Ястреб знал по собственному опыту. Даже высшие, красноглазые. Вампиры отличаются от людей, но они не боги, не сверхсущества. И у вампиров есть свои больные мозоли и тайные слабости. Разве что князь Элизобарра, архимаг, заклинатель разума… но не будет же глава клана Вампиров улицы патрулировать! Да ещё на континенте.

— Куда направляетесь? — Ясные голубые глаза старика подозрительно впились в связного. У того подрагивают губы.

— В Олтенскую миссию.

Ястреб похолодел. Связной сошёл с ума?

— Пожалуйста, предъявите багаж для досмотра.

У пассажира трясутся руки и бегают глаза. Но даже самый тщательный осмотр при помощи служебных артефактов не выявил ничего подозрительного.

Ястреб вышел из экипажа и демонстративно потянулся, как человек, не привыкший передвигаться таким примитивным способом. Но увы, от стационарного портала до Тисы два дня пути по гнусным дорогам. Именно за это Тису и выбрали для операции. За это, и за близость от Олтенской миссии.

Седой проверил двух женщин из Би, мать с дочерью, направляющихся на ярмарку в Тэр. «Сегодня так много проверок, господин…» — «Мы всего лишь заботимся о вашей безопасности, сударыня. На границе неспокойно, следует сохранять бдительность». — «О, конечно, мы же понимаем, что это для нашего же блага…» Ястреб подавил горькую усмешку. Покорность овечки в стаде. Дойный скот.

Старик поклонился путешественницам, приложив два пальца к форменному котелку.

— Приятного путешествия, сударыни.

И направился к Ястребу.

Элегантный мужчина в хорошо подогнанном дорожном костюме протянул футляр из «каменного дерева», украшенный резьбой и покрытый лаком. Очень дорогая вещь. Но в дороге — просто незаменимая, если хочешь уберечь от превратностей судьбы ценные бумаги или пергаменты.

Седой офицер аккуратно разворачивает свиток. У него чуткие пальцы, и Ястребу кажется, что он сам сейчас ощущает мельчайший рельеф бокового орнамента и лёгкое покалывание магической подписи, удостоверяющие подлинность документа.

— Куда направляетесь, сударь? — Взгляд светлых глаз, направленный на Ястреба, такой же цепкий, как и тот, что достался недоделку-связному. Но голос звучит почтительно.

— В Олтенскую миссию.

Седые брови чуть приподнимаются. Офицер кивает на пассажира, безуспешно пытающегося всё ещё трясущимися руками сложить обратно распотрошённый багаж.

— Вы вместе?

— Нет, — презрение в усмешке Ястреба вполне искреннее. — На прошлом перегоне он утверждал, что едет в торговую гильдию. И, кажется, у него намечаются какие-то проблемы с гномами.

Офицер кивнул. Что ж, более или менее, похоже на правду — сопоставление данных с предыдущим патрулём подтвердит замечание о гильдии. А гномы не ладят с Олтенской империей, так что там, в случае чего, можно попросить убежища… По крайней мере, это самое правдоподобное, что Ястребу удалось придумать за несколько минут.

Седой отошёл от омнибуса, но возница пока не торопится: не получил отмашки. На вопросы равнодушно пожимает плечами: «Вроде, затор небольшой. Там, впереди, обоз проверяют. На ярмарку».

Ястреб стоит, прислонившись к стене городского вала. Добротное бутовое сооружение, вызывающее уважение к строителям прошлого века. Мягкие поля дорожной шляпы респектабельного «сударя» отбрасывают тень на лицо, так что со стороны не заметно, как внимательно он наблюдает за мелькнувшей в тени акации сединой. Старик вернулся не один. Рядом с ним стоит кто-то молодой, повыше ростом, пошире в плечах. Жаль, на таком расстоянии знаки отличия на чёрном мундире не разглядеть. Но, судя по тому, как горячо старик что-то рассказывает, попеременно кивая то на нервно подрагивающего связного, то на невозмутимого Ястреба, к пропускному пункту Тисы пожаловало высокое начальство. Интересно, почему этот офицер с длинными, как у лунного мага, волосами, так упорно жмётся к акации? Не хочет показывать лицо? Или плохо переносит солнце?

— Руку дам на отсечение, капитан! Обыск ничего не дал, но я одним местом чую: этот нервный — шпион. И второй, с дипломатической картой — с ним связан. Надо брать! Расколются, у вашей милости как миленькие расколются!

Капитан Орт опустил ладонь подчинённому на плечо, сопроводив жест успокаивающим импульсом.

— Не сейчас, Гальдер. Возьмите обоих под наблюдение. Я хочу знать, что они забыли в Олтенской миссии. И, в следующий раз, можете обойтись обычным докладом. Я вполне доверяю вашему чутью, Гальдер, вы ещё никогда меня не подводили.

Светлые глаза потеплели от похвалы.

— Но как же время? Вдруг, диверсия? Если упустим?

— Возьмите дополнительных людей из департамента безопасности. Столько и кого сочтёте нужным. Если поведение объектов покажется подозрительным — незамедлительно пресекайте.

— Так точно, капитан!

Старик вытянулся в струнку, и уже через мгновение спешно направился к омнибусу, махнул вознице рукой.

А под акацией уже никого не было.

Двадцать дней спустя, Тролльи горы

Ястреб вышел из портала и задохнулся от резкой перемены давления и температуры. И здесь была уже зима: даже лесистые предгорья оказались укрыты снегом. Сопровождающий его вампир схлопнул мембрану и педантично затёр остаточные круги. Ястреб поглядел на капитана с интересом: индивидуальный портал на такое расстояние, да ещё, без сомнения, с шифрованием следов — работа виртуозная. А у капитана тёмно-карие глаза и посредственные способности к иллюзии, значит, он пусть и талантливый, но всего лишь низший вампир. Попадись ляш магистру заклинаний разума, так долго тянуть время не вышло бы.

Связной, доведённый до отчаяния исчезновением Ястреба, затаившегося в тихом месте, сделал то, что ему строго воспрещалось — связался с Олтенской миссией при помощи общественного галографа. Беседа, конечно, прослушивалась.

Первые ментальные атаки вампира Ястреб отбил сравнительно легко. Да, задание было провалено. Но он всё ещё являлся членом дипломатической миссии, а на континенте вампиры могли арестовать его только от имени местных властей. Олтенская империя, следуя имеющимся договорённостям с королевством Ляш, направит ноту правительству Тиссонии.

Но однажды капитан Орт выложил на стол пару алых кристаллов: один обнаружили в коробочке с зубной пастой, второй — в рукояти расчёски. На обоих камнях содержались годовые отчёты по результатам деятельности всего западного сектора разведки Ляш в сопредельных государствах. В том числе, это касалось и протекторатов Вампиров.

— Вы были безупречны, — признал Орт. — Если бы не ваш нервный связной — у нас не было бы никаких шансов. Но он рассказал всё, что знал, уже за первые полчаса допроса.

Ястреб вздохнул. Что он мог тогда ответить? Что агентов катастрофически не хватает, и работать приходится с тем, что есть?

Его продолжали обрабатывать. Не давали спать, раздражали нервы то ярким светом, то громкими звуками. Каждый день Ястреб ждал: вот-вот шеи коснутся клыки вампира, и, распробовав его кровь, капитан Орт рано или поздно сломает его волю. Ястреб надеялся только на то, что свихнётся прежде, и его бессвязный бред не будет особенно информативен.

Но кусать пленника вампир почему-то не торопился. Возможно, просто как следует не умел, если специализировался на пространственной магии, а не заклинаниях разума, и боялся того же, на что надеялся Ястреб — сломать тонкую конструкцию человеческого сознания, не получив исчерпывающей информации. И небезосновательно: в ментальной магии Ястреб поднаторел ещё в юности, и теперь был в состоянии окружить наиболее важные из воспоминаний непробиваемым панцирем. Эту жемчужину не так просто будет найти среди прочих отвлекающих кристалликов внутреннего «Я», но даже если это произойдёт, при попытке внешнего вторжения её искорёжит, сомнёт… уничтожит. В любом случае, кровососущие не получат того, чего хотят.

Вчера капитан Орт впервые вышел из себя. А утром пленнику позволили понежиться в ванне, принесли бритвенный набор и свежее бельё. На кровати лежал его лучший костюм. Ястреб приготовился к казни. И ошибся.

Вампир тщательно проверил магоулавливающие наручники, сковывающие запястья у пленника за спиной, и даже заметил, что того немного трясёт.

— Холодно? Ничего, до замка недалеко, простудиться не успеете.

Орт придирчиво осмотрел человека, зачем-то поправил ему растрепавшиеся волосы.

— Идите за мной и будьте осторожны: дорога надёжная, но немного неровная, легко можно споткнуться. Пытаться сброситься в пропасть не советую, — вампир легонько дёрнул за поводок наручников в демонстрационных целях, — я вас всё равно вытащу, но, скорее всего, переодеваться придётся.

Суккубы тоже своего рода заклинатели разума. По крайней мере, они всегда точно знают, какой образ произведёт на объект наиболее сильное впечатление. Ястреб всегда считал, что ему нравятся милые миниатюрные блондинки. Видимо, он заблуждался, потому что в гостиной его встречала высокая шатенка в вечернем платье.

Гордая осанка, матовая кожа, не производившая впечатления вампирской бледности, причёска, открывающая высокую шею, и подчёркивающая необычный, чуть вздёрнутый по углам, разрез глаз.

Суккубу нельзя смотреть в глаза.

Пока женщина плавно и размеренно, будто ступая по прочерченной между ними прямой, приближалась к Ястребу, он косился на капитана Орта. Тот стоял, вытянувшись, выкатил грудь и расправил плечи, пожирал хозяйку замка обожающим взглядом. Ястреб невольно усмехнулся. Неужели даже на вампира так притягательно действует магия суккуба?

— Константин Соколовский доставлен в ваше распоряжение, миледи, — в баритоне капитана послышалась лёгкая хрипотца.

Женщина одарила Орта мимолётной улыбкой. Вампир расцвёл. Ястреб продолжал стоять смирно, опустив голову, наблюдая за происходящим искоса и исподлобья.

— Никаких дополнительных сведений, помимо изложенных в отчёте, получить не удалось. Прошу позволения отправить шпиона к лорду Эсмунду.

Ястреб не знал, что и думать. Суккубы в большинстве своём стоят не очень высоко в иерархии вампиров. Но время от времени становятся фаворитками высокопоставленных особ. Будет ли эта дама, закутанная в драгоценные кружева поверх тёмно-алого атласа, испытывать его истерзанный разум своими чарами или мановением руки отправит в распоряжение садиста, в руках которого Ястреба ждёт мучительная, но уже желанная смерть? Иногда он жалел, что ляшам, в отличие от олтенцев, не полагалась на зуб коронка с быстродействующим ядом. С одной стороны — удобно. С другой — очень много провалов после визитов к стоматологам.

Женщина подошла совсем близко. Погладила Ястреба по волосам, провела тыльной стороной пальцев как раз по разбитой скуле. Прикосновение было нежное, боли не причинило, и пленник не поморщился. Зато капитан Орт задохнулся и сделался белее мела: прочная и умелая, как ему казалось, иллюзия развеялась. Привлекательное лицо ляшского офицера обезобразил вчерашний кровоподтёк.

— Я же запретила его бить. — У вампирки красивый низкий голос с мягким тембром. Заслушаться можно.

— Виноват, — отчеканил капитан. Он кажется вырезанной из мрамора статуей: даже губы побелели.

— Наручники снимите, — Ястреб старается не дышать: тёплый запах женщины, стоящей рядом с ним, ещё опаснее ласковых прикосновений, — после этого отправляйтесь к лорду Эсмунду. С сегодняшнего дня вы поступаете к нему в подчинение.

Она обращается к Орту, но рассматривать продолжает арестованного. Капитан деревянным шагом направляется к Ястребу. Освобождает запястья.

Дама лёгким движением приподнимает подбородок своего пленника.

Суккубам нельзя смотреть в глаза.

У неё глаза тёмные, цвета королевского пурпура. Суккуб? Что за глупец! Он стоит лицом к лицу с леди-вампир.

Лайта Тандер, Эрминид первой ветви, советница главы клана. Даже не верится, что его сочли настолько важной птицей. Польстил скромному ляшу капитан Орт.

— Он только раз ударил, — после долгого молчания Ястреб тоже говорит немного хрипло. — И извинился.

Капитан адресовал спине пленника благодарный взгляд.

— Как с вами обращались? — такому голосу тяжело сопротивляться. Но не невозможно.

— В рамках конвенции о военнопленных, — ляшский офицер снова спокоен и ровно дышит. В конце концов, какая разница? Он постарается продержаться, сколько сможет. А прочее — не в его власти. Не о чем и сожалеть.

Леди Тандер отошла, опустилась на низкий диван, расправила платье.

— Возвращайтесь в Тису, капитан Орт. Приготовьтесь передать дела. Я пришлю туда кого-нибудь в течение недели. Далее — на усмотрение вашего нового начальства.

Вампир почтительно поклонился и вышел, всё ещё не до конца оправившись от шока перспективы стать сотрудником Эсмунда. Ястребу его стало жаль. В конце концов, каждый из них действовал в интересах собственного правительства. Обижаться не на что. Вампир свою работу сделал хорошо.

— Напрасно вы так, — он удивился собственной наглости. А, впрочем, разве ему есть, что терять? — Орт высококлассный профессионал.

— Да неужели? — леди-вампир разглядывала пленного ляша, чуть улыбаясь. Не насмешливо, но и не игриво. Так, словно улыбалась не ему, а чему-то в своих мыслях. — Я считаю, вампир, позволяющий человеку довести себя до срыва, не должен руководить даже мелким подразделением службы безопасности. Присаживайтесь.

Ястреб огляделся, по привычке выбирая место, которое позволит ему остаться в тени. Этому требованию отвечали почти все поверхности полутёмной гостиной. А Лайта Тандер, без сомнения, прекрасно разглядит его лицо даже безлунной ночью.

Он сел напротив, принялся растирать онемевшие запястья. Человек оценил её жест: леди-вампир была настолько сильнее его и физически, и в плане магии, что могла не беспокоиться о дополнительных мерах защиты. Такие, как он, всегда будут для неё на положении жертвы.

— Почему вы считаете Орта профессионалом?

— Он хорошо организовал работу своего ведомства. И правильно использует кадры.

Совершенно случайно Ястреб узнал от своего тюремщика, что капитан Орт — единственный вампир на всю провинцию Тисы. Сотрудники его просто обожали и за глаза называли своим лордом. Кстати пришёлся и чёрный цвет формы. Он не заставлял подчинённых походить на себя. Люди шли на это добровольно. Сначала Ястреб подозревал заклинания разума, но вскоре убедился, что капитан Орт в них не особенно силён: держать в подчинении целый гарнизон одной только силой мысли ему точно было бы не под силу. Значит, дело было в чём-то другом. В личном подходе, может быть. Орт не считал персонал бездушными винтиками своей идеальной машины, но позволял им в полной мере оставаться людьми.

 — Я вела когда-то дела с вашим дедом, — заявила вдруг Лайта Тандер. — Хотя нет, наверное, всё же с прадедом.

Леди-вампир пару раз дёрнула за витой шнур, висевший рядом с её диваном.

Ястреб удивился такому топорному дебюту. Или слава леди вампир сильно преувеличена, или… она считает его полным простофилей, готовым купиться на такую дешёвую уловку.

— Какого из четырёх вы имеете в виду? — осторожно осведомился ляш.

— Бессмысленный вопрос, — леди Тандер чуть сощурилась, как будто насмешливая улыбка вместо губ легла ей на глаза. — Вы ведь подкидыш и понятия не имеете ни об одном из своих предков.

Ястреб не вздрогнул и не побледнел. Просто отдал должное знаменитой на весь мир разведке вампиров. О тайне своего рождения юный Константин узнал от умирающего отца. Тот клялся, что никто, кроме его несчастной покойной жены, не знал, что мальчик ей не родной. Молодой человек отпустил родителя с миром, но уже тогда мысленно прикинул как минимум три возможных канала утечки информации. Амбициозный юноша, мечтавший о карьере военного, легко мог стать объектом шантажа.

Но не стал. Ляши считали происхождение Соколовского безукоризненным. А теперь это всё уже не имело значения.

— Почему «ни об одном»? — Ястреб решил придерживаться этого направления беседы как можно дольше. Здесь не было ничего, что бы его действительно задевало и выводило из равновесия, а с Лайтой Тандер следовало всё же соблюдать осторожность. — По крайней мере мой отец…

Его прервал звук открывающейся двери. В гостиную вошёл гоблин. В чёрной ливрее с золотыми позументами. Это было… странно. И Ястреб замолчал.

Гоблин не удостоил человека и мимолётным взглядом, зато низко поклонился хозяйке замка.

— Кофе принеси, — сказала Лайта так невозмутимо, как будто гоблин, приносящий вампирке кофе — то, что в этом мире в порядке вещей.

Гоблин молча кивнул, поставил между леди Тандер и её гостем-пленником маленький столик, накрыл неведомо откуда появившейся тут белоснежной, хрустящей от крахмала скатертью, и удалился. Орнамент по периметру потолка засветился мягким желтоватым светом.

— Ваш отец… — задумчиво протянула леди-вампир, положила ногу на ногу, а сверху — сцепленные в замок руки. Рассеянное освещение красиво золотило её каштановые волосы. — Граф Соколовский однажды переспал с ворожеей. И когда менее чем через год к его порогу подбросили орущего младенца, закономерно заключил, что сие есть плод бурной ритуальной ночи. Как известно, мальчиков они всегда возвращают. Но на самом деле в тот раз выстрел вашего так называемого батюшки прогремел вхолостую. Как впрочем, и во все остальные разы. Ни у графа Соколовского, ни у его супруги не было родных детей.

— Если он сам не знал об этом, откуда знаете вы?

— В вопросах крови вампиры разбираются, уж поверьте, — Лайта слегка изменила тембр голоса, и у Ястреба сдавило в груди, а по коже пробежали мурашки.

Вошёл гоблин. Не нарушая повисшей в гостиной тишины, он поставил поднос с кофейным набором на двоих. Салфетки были сложены весьма замысловатым образом, и Ястреб заинтересовался: неужели он сервировал поднос сам, короткими крючковатыми пальцами?

Дождавшись, пока слуга выйдет, леди Тандер продолжила:

— Разумеется, в вашем досье, которое до сих пор лежит на столе в моём кабинете, указано происхождение. Не особенно любопытное, если честно. И всего до третьего колена. Родителей вашей бабки по матери установить не удалось. Ваш портрет показался мне смутно знакомым, но теперь, когда запах… наливайте кофе, мой мальчик. Вы ведь любите погорячее.

Или Лайта Тандер была гениальной актрисой, или в её голосе и в самом деле зазвучали тёплые ноты расположения. Ястреб встал и нерешительно взялся за кофейник. На столе было всё-таки две чашки.

— Как вы… пьёте? — обтекаемо поинтересовался человек.

— Сделайте, как себе, — произнесла вампирка и благожелательно улыбнулась, не разжимая губ.

Ястреб не позволил себе новой порции колебаний. Да, по характерным пристрастиям о человеке можно сказать довольно много. Но он готов был держать пари на собственную жизнь, что все его привычки уже давно педантично проанализированы, запротоколированы и лежат в той же папке досье, на столе леди Тандер.

— И каким же он был, мой предок? — на подносе дымились две чашки очень крепкого, обжигающего, но сладкого кофе.

— Мы можем вернуться к нему несколько позже, — леди Тандер взяла тонкостенную фарфоровую чашечку и поднесла к губам. Губы у неё были… запоминающиеся: тонко очерченные, яркие, при этом как будто немного влажные и мягкие даже на вид. — После того, как вы тоже расскажете мне что-нибудь интересное.

— Я не предам свою страну.

Ястреб снова устроился напротив хозяйки замка. Кофе ожёг нёбо и горло. Сильный запах напитка перебивал дурман, который леди-вампир источала всем телом.

— Помилуйте, кто здесь говорит о предательстве? — Лайта откинулась на золотисто-коричневую спинку. Странно всё-таки была убрана эта гостиная в замке вампира: в тёплых спокойных тонах, с полупрозрачными тюлевыми занавесями на окнах. И хозяйка в строгом, закрытом элегантном платье походила скорее на молодую вдову, чем на тысячелетнюю советницу главы клана.

Ястреб молчал. И продолжал пить кофе.

— Даже если вы сообщите мне кто, где и как руководил вашим шпионским сектором, какой мне в этом прок? — леди Тандер держала чашку, изящно отставив в сторону мизинчик. Можно подумать, Константина Соколовского не взяли в плен, а пригласили на светский раут. — Ваш провал, безусловно, не остался без внимания. По крайней мере, у нас в таких случаях проводят полную реорганизацию, перемещают склады, лаборатории…

Ястреб впервые за много дней сделал свободный вздох.

— Да. Действительно. После моего четырёхдневного невыхода на связь автоматически приводится в действие программа сворачивания всех служб. Я теперь, даже если искренне захочу, не смогу сообщить вам, где располагается главный штаб. Я просто не знаю.

— Вот видите, — Лайта сделала глоток, помолчала, будто распробовала вкус напитка. — Вы напрасно боитесь, что я вскрою вам мозг универсальным ножом и выем оттуда самое интересное.

Ему потребовалось сделать над собой усилие, чтобы рука, сжимающая чашку, не задрожала. Буквально несколько минут назад именно этот образ проскользнул в его возбуждённом воображении.

— И нет, я не умею читать мысли, — леди Тандер всё так же благожелательно улыбалась. У Ястреба на лбу выступили бисеринки пота: он лихорадочно пытался отразить заклинание разума. И просто его не находил. — Но я немножко знаю людей. Мы довольно давно уже с вашей расой… знакомы. — Лайта поставила пустую чашку на стол. — Все эти разговоры про лорда Эсмунда… а потом ещё замечательный гномий нож, висящий на поясе Борга, моего дорогого камердинера… и вы так задержали на нём взгляд. И усмехнулись…

Ястреб не знал, верить её словам, или нет. И если верить, то каким. Он был измотан, опустошён, растерян. В конце концов, сколько раз за день можно прощаться с жизнью и рассудком?

— Так чего вы хотите, миледи? — он сам не заметил, что использует обращение, принятое у вампиров между собой, и у людей, живущих с ними на Благословенных островах. — Что вам от меня нужно?

— Об этом поговорим после, — Лайта поднялась одним грациозным движением. Так цветок поднимает чашечку навстречу солнцу. Но сейчас мир за окном освещала только Холодная Богиня. — Пока я прошу вас побыть моим гостем. Отдохните. Успокойтесь. Выберите себе комнату, любую в этом крыле. Когда тонизирующий эффект от этих ваших зёрен пройдёт — поспите.

Глава 6. Театральное искусство

335 г. от осн. Сообщества, Менес

Эйзенхиэль любил звуки настраивающегося оркестра. В этих неслаженных пока, обрывочных музыкальных фразах он находил что-то умиротворяющее. Прекрасное сопровождение для нестройного многоголосого гула быстро заполняющегося зала.

Князь Элизобарра сидел в своей ложе, руки его покоились на набалдашнике трости, а полуприкрытые глаза рассеянно наблюдали за муравейником Королевского театра оперы и балета. Декораторы ещё только устанавливали задники. Что-то у них там не ладилось: сценический кристалл, при помощи которого лунная дорожка на озере должна была смениться старинным замком, каждый раз клинило ровно посередине, так что ночной пейзаж не спешил сдавать позиции пышному интерьеру. Растерянный маг-декоратор каждый раз нервно вздрагивал и бросался проверять: не повредилось ли полотно иллюзии. В конце концов откуда-то из-под сцены, не то через люк, не то через локальный портал, появился чумазый и мрачный гном. С трудом, привствав на окованные железом носки тяжёлых ботинок, гном дотянулся до кристалла, выдернул его из ажурной золотой клетки на конце поворотного вала, и, недовольно что-то кряхтя, уселся разглядывать прямо на краю сцены.

Нетерпеливо раскачивающаяся гномья нога лишь чудом не задевала гриф арфы, но её хозяйка этого даже не замечала. Огненно-рыжая лепрекониха сосредоточенно нажимала на педаль, раз за разом прислушиваясь к одной и той же струне.

Эйзенхиэль отметил, что зал уже почти полон, хотя до начала представления ещё уйма времени. Впрочем, и вечер сегодня не вполне обычный: ни один билет на этот балет не был ещё продан. И не будет — до следующей недели. Все зрители сегодня — приглашённые. Члены королевской семьи, театральные критики, министры культуры и искусства, магистры, архимаги, меценаты… Сегодня маэстро Джабраэли представлял на суд взыскательной публики свой новый шедевр. От впечатления, которое произведёт этот закрытый показ на сильных мира сего, будет зависеть судьба и объём финансирования балета в новом сезоне.

Лепрекониха, наконец, справилась со строптивой арфой. К ней подошёл веснушчатый флейтист, совсем мальчишка на вид — явно, долгоживущий. Он что-то сказал, но как раз в этот момент гном извлёк из кармана серый брусок и начал тут же, не прекращая качания ногой, яростно тереть им по демонстрационному кристаллу. Скрежет стоял адский, флейтист скорчил страдальческую мину, картинно прикрыв ладонями уши, арфистка звонко рассмеялась. Гном плюнул на кристалл, тщательно растёр рукавом и водрузил на прежнее место. На мгновение всё пространство сцены окуталось непроницаемой тьмой. Декоратор схватился за сердце. Но почти сразу же на иллюзорное небо вышла Белая Богиня, отразилась в спокойной глади озера. Пахнуло мокрым песком и маттиолой. Гном щёлкнул пальцами. Озеро исчезло, но сырость осталась. Мрачно-серые стены окутывал голубоватый туман, погрустневшая Луна робко заглядывала внутрь через зарешёченное окно. Декоратор порывисто прогнал по кругу исполинскую кровать с балдахином, роскошный кабинет, открытую террасу, весенний сад, мрачный склеп, лесные заросли, розовато блеснувшие в рассветных лучах шапки гор… Гном удовлетворённо кивнул и попытался незаметно вернуться под сцену. Но не преуспел: восторженный декоратор поймал его и заключил в благодарные объятия.

Мягко отворилась дверь центральной, королевской, ложи. Мягко. Но вампир всё равно услышал. И шаги, и слова.

— Мы рано приехали, Трикси. Джабраэли и без того затягивать любит, а уж если ещё и начала ждать… хочешь, прогуляемся пока?

Ответом послужил выразительный вздох: протестующий и, одновременно, томный.

— Снова в толпу любопытных? Нам так редко удаётся побыть наедине, без… посторонних глаз, Аль. Лучше… шторы закрой, — произнесла принцесса Триксимнестра, переходя на страстный шёпот.

Эйзенхиэль воззрился на отделанную полированным деревом стену ложи со смесью брезгливости и интереса. Жена наследного принца импонировала князю предприимчивостью и оптимизмом.

Случилось так, что Николас терпеть не мог свою жену. Даже не потому, что ему была противна сама мысль делить постель с женщиной: в конце концов, принц крови себе не принадлежит, а династии нужны наследники. Но Триктимнестра раздражала мужа не просто как женщина, а как источник бесконечных проблем и треволнений. Супруга напоминала ему стрекозу, крылышки которой находятся в непрестанном движении, издают сухой, неприятный треск. Николас мечтал когда-нибудь оторвать эти крылья и посмотреть, как мерзкое насекомое, по недоразумению именуемое его женой, затихнет на мраморном полу. Но, к сожалению, король Варион считал, что папочка Трикси, Великий Герцог Тиссонии, будет от такого развития событий не в восторге. Тем не менее, Николас не упускал случая упрекнуть супругу бесплодием и в очередной раз пригрозить навечно заточить её в монастырь. Трикси в долгу не оставалась. Она поносила мужа такими словами, которых девушке из приличной семьи и знать-то не положено, попрекала бессилием, вялостью и слабоумием.

— Лучше бы меня взял в жёны твой отец, настоящий король и владыка Благословенных Островов!

На этой фразе наследный принц, как правило, выставлял её из своей спальни.

А потом Трикси познакомилась с его средним братом, как две капли воды похожим на героического отца. Алистера невестка не особенно заинтересовала, и довольно долго принц игнорировал все её притязания на собственный счёт. Но вчера дети короля крупно разругались между собой, и средний брат неожиданно согласился сопровождать Трикси на пробный показ, хотя балет терпеть не мог почти так же сильно, как Николас — собственную жену.

Князь перестал прислушиваться к возне за стеной и принялся разглядывать зал. В первых рядах центрального сектора наблюдалось лихорадочное оживление. Разглядев худенького, высокого для своих десяти лет мальчика с золотистой кожей, Эйзенхиэль понимающе улыбнулся.

Ритмичная вибрация передавалась по общей панели, опоясывавшей все три ложи: королевскую, князя Элизобарры и архимага Акселя. Нет ничего удивительного в том, что Арсон не пожелал воспользоваться семейной ложей. Эйзенхиэль отложил трость и, стараясь разглядеть, с кем разговаривает младший из сыновей короля, перегнулся через всё ещё вздрагивающий бортик, мимолётно отметив целеустремлённость, с которой Трикси вознамерилась осчастливить Вариона внуками. Князь снова откинулся в кресле, упёр локти в поручни и сложил пальцы домиком. Увы, но, кажется, из идеи скрестить Эрминидов с династией Варион ничего не выйдет. Если Алистер и сделает кому-то ребёнка, то точно не своей жене.

Тем временем юный принц Арсон успешно изгнал с бархатных кресел придворного мага с супругой, покинул зал, но почти тотчас же вернулся. На этот раз — с дамой.

Эйзенхиэль не сразу её узнал. Элегантное вечернее платье, высокая, по последней моде, причёска, светлая кожа, голубые глаза… и убийственная безмятежность ауры.

Представительница Сообщества обернулась, почувствовав его взгляд. Князь вежливо наклонил голову, обозначая приветствие, леди Лейнборо неловко, поспешно кивнула в ответ и оперлась о руку спутника, галантно усадившего её в кресло.

Эйзенхиэль с сожалением потёр большим пальцем правой руки о четыре остальных, стараясь нащупать невидимую нить. Безуспешно. После памятной посадки винограда в гильдии некромантов он в самом деле получил несколько ростков. И добросовестно высадил их, как и обещал, у южной стены своего замка. Но ни одна лоза так и не прижилась. Возможно, из-за того, что у князя не оказалось под рукой подходящих костей. А может быть, леди Лейнсборо пожалела о неосторожной вольности, отблеске откровенности, допущенной с главой клана Вампиров, и не захотела поддерживать с ним даже подобие связи. Драконы и Преисподняя! Как же выводят из себя эти незамутнённо-чистые цвета! И самое обидное, никто, кроме заклинателей разума ничего особенного в таком распределении не замечает. Большинство магов, даже самых опытных, разберут по ауре только расу и склонность к магическим искусствам, кто-то, например, ворожеи и колдуны, смогут судить о здоровье. Некромант оценит потенциал жизненной энергии. Но вот движения души… Лоридейль напоминала Эйзенхиэлю розу ветров с равной длиной лучей по всем направлениям. Розу геральдическую, в реальности не существующую. Он не смог бы рационально это объяснить, но отчего-то ему жизненно важно было знать, о чём она сейчас думает. Почему пришла на это закрытое представление с маленьким принцем, почему уже полгода как не появляется в лунной церкви, которую прежде посещала, и для чего заказала билет на регулярный корабль, идущий на континент, а в последний момент отменила вояж? Да обернись же, в конце концов!

Леди Лейнсборо не хватало воздуха. Перед глазами плясали цветные круги, обнажённые плечи, кажется, стали липкими: то ли из-за холодного пота, то ли синеватый туман обнял её со всех сторон. Лоридейль знала, что это всего лишь наваждение, и пыталась зацепиться за голос принца Арсона, увлечённо рассказывающего о драматических подробностях биографии Джабраэли, главного королевского хореографа, или, как он сам себя называл, танцмейстера. Длинный и тонконогий, как аист, Джабраэли был уроженцем Олтенской империи, но однажды, во время гастролей, попросил убежища на Благословенных Островах. С тех пор прошло без малого два десятка лет, но Джабраэли продолжал говорить на языке своей новой родины с жутким акцентом, и то и дело норовил ввернуть словечко из какого-нибудь наречия континента.

Лоридейль не слышала ни слова из того, что говорил Арсон. Это не помешало бы поддерживать беседу — история Джабраэли была известна ей куда лучше, чем юному принцу, но пока все силы уходили на то, чтобы не сжимать зубы до такой степени, когда они начнут крошиться.

— Эйзенхиэль Элизобарра — феноменально сильный менталист, — ей казалось, что Милослав снова стоит за спиной. — Рядом с ним ты постоянно будешь в своего рода зоне магической тени.

— Ты же говорил, что я должна сторониться вампиров, — не удержалась она от возражений.

— Рядом — это в пределах островов. Постарайся не попадаться ему на глаза. Это не так уж сложно..

— Уж постараюсь, — она невесело усмехнулась. — Он ведь феноменально сильный менталист… кстати, у заклинателей разума есть какой-то иммунитет, или, может быть, методики противостояния внешнему волевому воздействию?

— Хочешь поэкспериментировать? — она не видела его лица, но точно знала, что сейчас Милослав издевательски приподнял бровь.

— Нет, — она обессиленно понурила голову, и брат пожалел о своих словах. — Нет…

Он обнял её крепко и порывисто, как делал всегда, когда обещал защитить.

Ярко раскрашенный ментальный панцирь начал медленно вращаться, постепенно ускоряясь. Вот уже чистые краски становятся неразличимы, сливаются в вытянутые пятна, ещё чуть-чуть и он засияет белым дневным светом!

Вампир отшатнулся вглубь ложи. Вместе с креслом. Витые ножки прочертили дорожки в ворсе ковра, пальцы, сжимавшие подлокотники, слегка подрагивали.

Он словил себя на попытке прямого воздействия на разум леди Лейнсборо. Немыслимо.

Князь Элизобарра только что, в королевском театре посреди Менеса, чуть было не совершил неспровоцированное нападение на короткоживущего. Первобытная дикость! Что на него нашло? Сердце бешено колотилось о рёбра, кровь стучала в висках. Вампиру было жарко.

Успел ли он ей навредить? Преодолев приступ паники, Эйзенхиэль заставил себя взглянуть на предполагаемую жертву, и теперь ему сделалось холодно: вращение вокруг леди Лейнсборо постепенно прекращалось, но даже ненормально чистых красок в её ментальном поле уже не осталось — лишь глухая грязно-серая оболочка. Девушка сидела очень прямо и обеими руками сжимала программку, её глаза скользили по немногочисленным строкам либретто, чтобы тотчас же вернуться к началу текста. И снова. И снова.

Десятилетние принцы, как правило, не очень наблюдательны в отношении других людей — их слишком интересует собственный внутренний мир. Но леди Лейнсборо была так бледна, и дышала так редко, что Арсон это заметил.

— Вам нехорошо, миледи? — заботливо спросил он. — Принести вам воды? Или, может быть, выйдем на воздух?

Лоридейль накрыла его руку своей и благодарно сжала.

— Всё в порядке, мой принц. Не оставляйте меня, — оказаться за пределами здания сейчас было бы прекрасно, но… она вряд ли сможет держаться на ногах. Князь Элизобарра достиг уже пределов её выдержки, однако, когда волна отчаяния была готова захлестнуть сознание, неизвестно почему вдруг отступил.

Эйзенхиэль с ужасом всматривался в последствия помрачения собственного рассудка. Как это могло произойти, ведь он спохватился достаточно рано? Или нет? Что вообще произошло? Что это за серый кошмар вокруг неё? Вампиру приходилось когда-то ломать сознания людей. Давно. На войне. И результат выглядел совершенно иначе. Высокий лоб князя обильно покрылся потом — чудовищным усилием воли Элизобарра подавлял панику, чувство вины и нервное напряжение. Возможно, всё не так плохо, как выглядит. Возможно, он ещё может что-то исправить.

Она не надеялась, что князь-вампир просто оставит её в покое. И оказалась права: Элизобарра стервятником кружил по залу, выбирая наиболее уязвимое место, выжидая… Метафорически, разумеется. Лоридейль могла бы поклясться: глава клана Вампиров продолжает восседать в своей отделанной чёрным бархатом ложе, безукоризненный и невозмутимый.

Его присутствие больше не давило, но с каждым мигом становилось всё материальнее. Она явственно ощутила тёплую ладонь на своей шее. Слишком тёплую, не то что у Милослава. На этот раз за плечи её попытались обнять ласково, даже нежно. Иллюзия была настолько полной, что она не удержалась: попыталась сбросить эту руку своей. И тут же об этом пожалела: нельзя дать князю почувствовать, до чего она уязвима.

— Надеюсь, вам понравится балет, — юный Арсон заметно покраснел. — У Джабраэли всегда такие романтические истории!

Лоридейль ласково улыбнулась принцу и кокетливо поправила причёску. С первыми звуками музыки начал плавно меркнуть свет.

Эйзенхиэль недоумённо потёр глаза. Пока он справлялся с собой, «роза ветров» леди Лейнсборо полностью восстановилась. Вампир даже усомнился, что видел непроницаемый серый панцирь вокруг девушки в партере, беспечно болтающей с принцем Арсоном. Что, если Эйзенхиэль задремал под первые звуки увертюры, и весь этот безумный эпизод с его беспричинной атакой и странными последствиями — результат мимолётного кошмара, навеянного современной аранжировкой классического вампирского романса? Джабраэли — проклятый гений, собирающий вокруг себе подобных. Кто, интересно, написал ему эту музыку? Но вместо того, чтобы заглянуть в программку, князь продолжал наблюдать за леди Лейнсборо, всё ещё не веря своему счастью. С ней действительно всё в порядке?

Девушка подняла руку, явно снова почувствовала поток его внимания. Но на этот раз не оглянулась, сделала вид, что поправляет выбившийся локон. Это не волосы, а просто змеи какие-то: постоянно живут собственной жизнью. Князь устало облокотился о спинку кресла, прикрыл глаза и попытался расслабиться.

— Тебе надо выпить, — безапелляционно заявил гном свинцово-бледному декоратору. Вопреки ожиданиям, маг отнекиваться не стал: протянул руку к предложенной фляге и осушил её едва не наполовину одним решительный глотком.

Поседеет он с этой работой, как Мортимер Белоголовый. Вот проклятье, надо было на некроманта учиться идти, там, должно быть, поспокойнее. С утра поворотный вал гнутый привезли. Где умудрились? Слава богам, у Гургри руки золотые, да заметил вовремя. Потом кристалл ещё этот поцарапанный… а когда перед самым началом, когда уже и гости расселись, и принц с принцессой свою ложу расчехлили (интересно, кстати, почему оба без супругов пришли?), так вот когда уже, казалось бы, всё готово, по театру та-а-акая магическая аномалия пронеслась! В жизни в такую не попадал. И диапазон частот самый опасный — иллюзорно-ментальный. И тут уже на мастере Гургри не выедешь… Совсем уж, было, смирился с крахом полугодовой работы: увидит князь Элизобарра, тонкий знаток и ценитель, только серый туман вместо Богини-Луны и романтического озера, и скажет… да ничего не скажет, вяло рукой махнёт, разочарованно…

А обошлось. Уже к середине увертюры закончилась буря, как и не было. Звёзды показались, луна на небо вышла. В озере рыба плещется, маттиола пахнет — всё, как положено. И князь-вампир в кресле сидит спокойно, расслабленно. Лица только не видно — тень на него падает. Ну да это вампирская ложа специально так обустроена — не любит их глава на себе лишних взглядов.

Декоратор снова приложился к фляге, и Гургри понял, что пора её обратно отбирать, а то вообще ведь ничего не оставит, гад неуравновешенный.

Трикси блаженно развалилась в кресле, устроила туфельки на специальной скамеечке и явно млела — в отличие от Алистера её отпускали последние волны экстаза.

Принцу сначала было скучно. Гнев на брата улетучился, а вместо него пришло осознание бессмысленности всей затеи. Глупо надеяться, что Николас будет ревновать. А честь и достоинство… если рога на голове наследника престола кого и заденут, то только их отца. Сам же олень только с наслаждением почешется ими о ближайшее дерево и отправится дальше пастись в гвардейский корпус. Театр этот… Алистер уныло оглядел утопающую в сером полумраке сцену. Может, уйти?

Свет начал меркнуть, зазвучала музыка, рука Триктемнестры легла ему между ног… и тут принца окунуло в мелодию. С головой.

Где он её прежде слышал? Нежную и тревожащую, мягкую и дикую? Совершенную… Алистер поднял лицо к чёрному бархату, на который кто-то рассыпал шкатулку с бриллиантами. Князь Элизобарра, не иначе: его цвет, его размах.

Ветер приносит запах маттиолы. Бледная Богиня осенила женскую фигуру, парящую вдоль кромки воды. Изредка, только носочками касается она тёмного зеркала, и по озёрной глади разбегаются серебристые круги.

Патрисия Отрон…

Алистер вспомнил, как в первый раз встретил свою леди-вампир.

Традиционный муар чёрного кружева делал её похожей на пантеру. Мягко перекатывающиеся под бархатистой кожей стальные мускулы. Сверхъестественная гибкость, врождённая грация дикой кошки. И хищные манеры.

Алистеру было двадцать. Он не боялся ни богов, ни демонов, ни фейри. Ни вампиров.

В обзорном путеводителе достопримечательностей Благословенных Островов сказано, что замок Элизобарра, родовое гнездо главы клана Вампиров, располагается в предместьях Менеса, и на древнее строение открывается прекрасный вид с Соколиной горы. (Кстати, именно там располагается комфортабельный отель, и ресторан с террасой, количество мест ограниченно, бронирование производится по номеру… )

Но, строго говоря, это неверно. То есть отель действительно стоит, вид с террасы действительно открывается прекрасный, и позволить себе любоваться величественными башнями может любой желающий, чей годовой доход превышает бюджет пары-тройки зажиточных деревень.

Только это не замок Элизобарра находится в предместьях Менеса, а предприимчивая семейка однажды догадалась организовать ежегодную меновую ярмарку на землях клана. Не очень близко от родового гнезда, нет-нет, не приведи Луна потревожить Белого Волка. Все знают, как князь относится к шуму и безобразиям на своей земле. Особенно, к пролитию крови. Вы знаете, я знаю, каторжане, бродяги и разбойники тоже знают.

Чего и удивляться, что ярмарка пошла? С каждым годом всё дольше затягивалась. Неделя, месяц, два… А потом Вампиры Тракт проложили. Не против оказались, значит. С Трактом сезонная распутица не страшна. И на охрану тратиться не надо — иди себе смело, продавай, что хочешь, покупай, что вздумаешь. Денег нет? Ну так меняй! На то он и Менес.

Столица. Безопасный Город. В предместье замка вампира.

Эйзенхиэль позволил сознанию рассредоточиться, воспарить над городом и влажными каплями тумана осесть на землю, стены, газоны, дороги, незаметно впитать в себя мысли и чувства поколений и поколений короткоживущих. «Князь Элизобарра — закон и порядок. Их символ и гарант. Никто не уйдёт от Белого Волка. Никто не останется безнаказанным. У Вампиров есть правила. И они одни для всех, вне зависимости от расы и убеждений.

Белый Волк — убийца. Неотвратимый. Но справедливый. И никогда не нападёт без причины. Не переходи ему дорогу, и живи, как у Луны за пазухой. Он будет для тебя меценатом, защитником, покровителем. И только если…»

Эйзенхиэль собирал чужую веру по капле. Большинство из этих людей, живых, и уже ушедших, ни разу даже не видели его в лицо. И не имели с ним никаких дел. Но это не мешало им верить в князя-вампира как в высшее существо.

Молодой герцог, решившийся свергнуть прежнюю династию, например, этой верой сколотил свою армию. А когда пришло время, бесстрашно взглянул в рубиновые глаза: «Ты знаешь, что я буду лучшим правителем для этих людей». И князь Элизобарра поверил в Вариона. В ответ.

В мире всё связано. Каждое твоё действие вызовет упругую волну. Но сможешь ли ты предсказать, в какую сторону она будет направлена?

Князю Элизобарре было шестьсот лет, и некоторый опыт он уже приобрёл. Менес благодарно вернул вампиру уверенность в себе и душевное равновесие. Эйзенхиэль вздохнул, ещё раз взглянул на Лоридейль Лейнсборо, убедился в её незамутнённой безмятежности и обратил, наконец, внимание на сцену.

Раздвинув серебристые плети плакучей ивы, на берег озера выскользнул мужчина. Высокий, изящный, светловолосый. Его глаза сияют ярко-синим. Какой потрясающий эффект! В прошлом сезоне Эйзенхиэль инвестировал крупную сумму в разработку нового химического состава для сценического макияжа. Наносится вокруг глаз, на веки, и после высыхания создаёт вот это волшебство. Жаль, только макияж действительно сценический: выглядит неестественно, гротескно. Впрочем, это можно доработать…

Веснушчатый мальчишка в оркестровой яме поднёс к губам флейту. Облачённая в чёрные кружева балерина обернулась вокруг своей оси медленно, дробно постукивая деревянными носиками пуант по одному и тому же месту — наконец-то «увидела» фейри.

Это была встреча-поединок, свидание-война. Триктемнестра, надув губки, сверлила взглядом спину Алистера. Небрежно отбросив её руку, принц встал, подошёл к самому краю ложи, так что едва не вывалился наружу. Но, к счастью, вовремя опомнился. И теперь только судорожно сжимал обитый бархатом бортик.

Какой она была страстной, его леди-вампир… не суетливо-вульгарной, как несчастная, не удовлетворённая мужем Трикси. Патрисия… о, была ли у него ещё когда-нибудь такая женщина? Жаркая, как лесной пожар, ошеломляющая, как удар молнии, изысканная, непостижимая…

335 г. от осн. Сообщества, предместья замка Эрлинг

Леди Эрлинг, урождённая Отрон, почувствовала нестерпимый жар на левой руке. Откинув чёрное кружево, она с удивлением наблюдала, как с лёгким шипением одно за другим исчезают ржавые пятна, покрывавшие её брачный браслет.

Патрисия улыбнулась. Растерянно и, одновременно, кровожадно. Из задумчивости её вывел лёгкий стон.

— Итак, на чём мы остановились? — промурлыкала леди-вампир, опускаясь на постель рядом с томно раскинувшейся обнажённой молодой женщиной. Та прикусила губу, так же, как это только что делала с ней жена принца Алистера. Как Мария боялась, что леди Эрлинг её найдёт здесь, в охотничьем домике! Ведь про неё такое рассказывают… а она добрая. Нежная такая. Ни одного грубого слова Марии не сказала, только муженька непутёвого пожурила: ну как это можно бросить девушку одну в лесу, да ещё на сносях. Гладит леди Эрлинг округлившийся живот, а ребёночек ей отвечает, толкается.

— Как думаете, это мальчик? Или девочка? Хорошо бы девочка, такая же красивая, как принц…

— Скоро узнаем, — голос у неё мягкий, как кошачьи лапки. Ласковая ладонь скользит по животу, спускается ниже… О-о-о…

Девушка снова издаёт блаженный стон.

— Куда ещё целовал тебя принц? — тёплое дыхание щекочет ухо.

— Сюда, — Мария сама кладёт её руку к себе на грудь. Ребёнок ещё не родился, а она тугая уже, полная… и упругая, отвечает на ласку. — О, леди…

— Давай, я тоже тебя поцелую, — и без помады алые губы игриво ловят сосок.

— О, да-а-а…

«Какие у неё белые зубы», — отстранённо думает Мария, вне себя от наслаждения, ей хорошо до такой степени, что это даже больно. Она уже не стонет — кричит.

Рот леди Эрлинг наполняется одновременно кровью и молоком.

335 г. от осн. Сообщества, Менес

Прекрасная вампирка распростёрлась на полу в немыслимом шпагате, но закрывает лицо и заламывает руки она не из-за боли в связках. На сцене появился главный злодей — князь Барро. Так написано в либретто. Но все ведь знают, о ком эта легенда, не так ли?

Эйзенхиэль знает лучше других. Даже лучше Лоридейль Лейнсборо, так интересующейся местным фольклором. Эйзенхиэль глава клана. Это не просто титул, не просто власть над третью жизненных и ментальных сил его подданных, это ещё и воспоминания всех тех, кто был до него, вплоть до тех времён, когда кланом правили ещё князья Тандер. Если пройти по этой дороге достаточно далеко, можно, наверное, достичь самого Эрмина.

Эйзенхиэль ни разу не пробовал. Это не только тяжело, но и опасно. Вампиры не попадают в Сумеречный Предел. Они остаются. В родовой земле, в клановых традициях, в крови своих потомков. И многие из них не прочь вернуться к активной фазе существования. Первый совет, который дала ему Лайта Тандер: не позволяй прошлому властвовать над собой. Если сомневаешься, что одолеешь, оторви и выбрось. И не вздумай потом сожалеть. Однажды сможешь вернуться, подобрать. Когда станешь сильнее. И если захочешь.

Вероятно, отрывать приходилось и тем, до него. И, возможно, не только чужое прошлое, но и своё собственное. Предки, что приходили помериться силами с «новым мальчишкой» нередко выглядели нагромождением заплаток из случайных эпизодов.

Но отец был цельным. И Эйзенхиэль его никогда не трогал. А Родерик Элизобарра никогда не нападал на своего преемника. Просто иногда приходил. Как вот сейчас…

273 г. до осн. Сообщества, замок Элизобарра

— Я запер её в башне, — мрачно сообщил глава клана.

— Я тебя поздравляю, — не менее мрачно отозвалась леди Тандер. — А почему я должна из-за этого мчаться к тебе среди бела дня?

— Я… не знаю, что делать, — признался князь Элизобарра.

— Побейся головой об стенку, — не раздумывая, посоветовала Лайта. — Можешь это делать в любом непонятном случае. Хуже твоей голове точно не станет, там ломаться нечему.

Князь колкость проигнорировал. Встал рядом с леди-вампир на одно колено, взял её за руку и, заглядывая в пурпурные глаза снизу вверх, произнёс:

— Я люблю её, Лайта. Ты понимаешь? Люблю!

— А давай, ты ей об этом расскажешь, а не мне, — вампирка безуспешно пыталась высвободить руку.

— Я не могу. — Глава клана сжимал её ладонь словно тисками. Он был упрям. И гораздо сильнее.

— Боишься? — Лайта насмешливо изогнула бровь.

— Она мне не поверит.

— Знаешь, я бы на её месте тоже не поверила. Ты до сих пор одновременно с двумя троллихами спишь?

— Давай вот не будем… я же не спрашиваю, как ты там со своими гоблинами развлека…

Его прервала полновесная пощёчина. С левой руки Лайте было не очень удобно, но результат её вполне удовлетворил: глава клана прикусил язык как в прямом, так и в переносном смысле.

— Помоги мне, — сказал он, вставая. Это был ещё не приказ. Но уже и не просьба.

— Чем? — ей не пришлось изображать удивление.

— Ты ведь… тоже Тандер.

— Родерик, это она — тоже Тандер.

— Да, именно. Ты старше, — Лайта поморщилась. — Ты — сильнее.

— Чего ты от меня хочешь? Говори быстрее, я уже с трудом тебя выношу.

— Заставь её забыть об этом фейри! И полюбить меня.

— Ты сошёл с ума! — на мгновение у князя закружилась голова, а потом уже Лайта стояла в другом конце комнаты, раздражённо разминая руку. Она с удовольствием покинула бы резиденцию главы клана, но Элизобарра предусмотрительно наложил на все входы и выходы соответствующие заклинания. Он был хозяином и господином не только своего народа, но и стен своего дома.

— Хочешь, я посажу тебя рядом с ней? — поинтересовался Родерик с характерной усмешкой. — Обсудите, какой я гад, а потом, когда надоест…

Лайта хмурилась, продолжая растирать руку.

— Только первое.

— Что? — осёкся он на полуслове.

— Я исполню только первое. Женщина из рода Тандер не должна достаться сидам, в этом ты прав. И в этом я помогу тебе. Остальное будет зависеть от Родерика Элизобарры.

Князь согласно наклонил голову.

— Ты всегда умела торговаться. Будем надеяться, выйдет и с ней.

— Торговаться с ней будешь ты, — сухо заметила Лайта. И прежде, чем он успел возразить, продолжила: — Ты дашь слово главы клана, что отпустишь её. Если Гейл родит тебе сына.

335 г. от осн. Сообщества, Менес

Несмотря на пережитое потрясение, леди Лейнсборо довольно скоро увлеклась представлением. Иллюзорные щиты, свет, музыка, запахи — всё это создавало ту самую неповторимую атмосферу, благодаря которой слава Королевского театра оперы и балета гремела по всему миру. И Джабраэли явно превзошёл сам себя, когда ставил сцену между вампиркой и фейри. «Красноглазая» балерина воплощала собой огонь самоотверженной любви. Пока её светловолосый кавалер безуспешно скитался в поисках тайного подземелья, куда злодей заточил несчастную, героиня стойко противостояла притязаниям обезумевшего от страсти вампира.

Почему-то вдруг вспомнился Влад, восстающий из фонтана.

273 г. до осн. Сообщества, замок Элизобарра

— Я не смогу, Лайта, я просто не смогу! — старшая вампирка успокаивающе гладила рыдающую у неё на плече родственницу по светлой голове. — Эйзинхиэль такой возвышенный, поэтичный, нежный… пускай он фейри, но так понимает меня, каждое движение, каждый взгляд. Как я могу после него лечь под это грязное животное? Лайта, Родерика я не просто не люблю — я его ненавижу!

— Поверь мне, ненависть — это гораздо лучше равнодушия, — улыбнулась старшая Тандер. — Ты и сама должна понимать. У вас… может получиться. Его ненависть к фейри, твоя ненависть к нему… не знаю, что за ребёнок из этого выйдет, но в нём будет кровь князей Тандер. И у него будет больше прав занять престол Эрминидов, чем у тролльего отродья, который сейчас именуется преемником главы клана. Потому что как бы я ни относилась к Родерику, но сейчас я желаю ему вечно жить и здравствовать, ведьто, что ждёт нас в правление Артура…

Обе женщины невольно содрогнулись.

Гейл молчала, плотно сжав губы. Наконец, она несмело произнесла:

— Тебе всегда удавались иллюзии. Помнишь, когда я была ещё девочкой, ты вечно обманывала меня…

Лайта Тандер опустила ресницы. Согласно и понимающе. Так будет лучше всего.

Полгода спустя, там же

Гейл снова плакала. Навзрыд.

Лайта обнимала её долго, прежде чем решилась заговорить.

— Прости. Но ты тоже Тандер… и не так восприимчива к заклинаниям разума. Даже если их накладываю я. Я очень боялась, что накал страсти однажды иллюзию разорвёт, и вот, кажется…

Гейл удивлённо уставилась на родственницу.

— Ах, ты об этом… так это почти сразу стало происходить. Целовать я начинала Эйзенхиэля, но… — она слегка покраснела, — то, что он делал, было так… ну, не возвышенно…

Лайта удивлённо приподняла брови.

— Но, дорогая, мы ведь поддерживаем своего рода контакт… и я знаю, что ты…

— Ну да, — Гейл закрыла лицо руками и, для пущей надёжности, спрятала его и в колени. — Кончаю я уже с… ним.

Красными у неё были теперь даже уши.

Лайта задумчиво кивнула.

— Так в чём теперь заключается трагедия?

— Я, кажется, беременна.

На этот раз Лайта действительно удивилась. Очень сильно.

— Так… быстро?

Гейл кивнула, погладила пока ещё гладкий живот.

— Мне кажется, это будет мальчик. И ни за что на свете я не назову его Родериком.

— И ты плачешь потому, что…

— …кажется, больше я не хочу уходить, — едва различимым шёпотом сообщила Гейл.

335 г. от осн. Сообщества, Менес

Коварный Злодей повержен, влюблённые воссоединились и удаляются в Волшебную Страну, чтобы счастливо править и быть вместе навечно.

Джабраэли вывел на поклон сначала актёров, затем музыкантов, а потом и работников сцены. У декоратора уже слегка заплетались ноги.

Зрители аплодировали стоя. Леди Лейнсборо и юный принц тоже отбили ладони. Арсон ещё и сорвал голос, выкрикивая «Браво!»

Когда кристалл декоратора, наконец, погас, а занавес опустился, Лоридейль решилась украдкой взглянуть на ложу князя-вампира. Как и следовало ожидать, там никого не было.

Глава 7. За кулисами

335 г. от осн. Сообщества, Менес

Несмотря на многочисленные таланты, сам Джабраэли актёрскими способностями не блистал, а потому мало от кого укрылось нетерпение, с которым директор театра принимал поздравления. Лестные слова и вздохи восхищения, безусловно, вдохновляют творца, но есть особая категория зрителей, чьё мнение, пусть высказанное в сухой, или даже денежной форме, для автора особенно важно. И дело не только в театральном бюджете — слава богам, королю и благосклонной публике, бедствовать прославленным артистам не придётся. Но было у танцмейстера к одному из своих инвесторов особое отношение. Князь Элизобарра когда-то парой фраз поразил в самое сердце гастролирующего хореографа тонким проникновением в замысел постановки, сверхъестественной чувствительностью к нюансам смены ритма и рисунка танца.

«Оставайтесь на Благословенных островах, — легко, будто предлагал ночлег случайному путнику, сказал тогда вампир. — Побеседуем ещё о роли освещения для восприятия музыки».

Одной беседой князь с танцмейстером не ограничились. Именно у него Джабраэли почерпнул своё коронное «яркое пятно» в центре действия, надёжно удерживающие внимание многосотенной толпы. Это позволяло незаметно сменить декорации, перестроить ряды подтанцовки, а нередко и устранить внештатные ситуации.

Заклинатель разума и архимаг Иллюзии знал толк в организации Зрелища. Поэтому Джабраэли даже не пытался скрыть бездну разочарования при виде Генриха Зальца в толпе желающих поздравить директора театра с началом сезона. Весь Менес знал, что секретарь князя Элизобарры к изящным искусствам едва ли чувствительнее, чем камни мостовой перед зданием театра. То есть Генрих принимал, разумеется, участие в богемной жизни, но лишь постольку, поскольку на то была воля его хозяина.

— Спасибо, спасибо, господа, — Джабраэли устало спрятался за ворохом цветов, в одночасье как-то поник, осунулся. — Господин Зальц, прошу вас, пройдём в мой кабинет.

Примерно четверть часа ушло на оформление бумаг, касающихся будущего сезона: инвестиционное предложение, бронирование ложи, разграничения процентов дохода, предложения о гастролях и сотрудничестве с городским театром Тисы. Джабраэли был не только хореографом, но и руководителем крупной организации, работодателем, а потому волей-неволей за столько лет сделался опытным администратором.

— По бокалу «Крови дракона»? — полуутвердительно произнёс хозяин кабинета, откидывая полированную столешницу, за которой притаился взвод бутылок.

Генрих Зальц откинулся в кресле с видом человека, добросовестно выполнившего свою работу, а потому имеющего право на заслуженную минутку отдыха.

— Не откажусь.

Секретарь Эйзенхиэля Элизобарры рассеянно разглядывал тюльпаны бокалов, которые Джабраэли наполнял янтарной жидкостью с ловкостью заправского официанта. К настоящему поручению князя теперь только предстояло приступить. Не один Джабраэли брал уроки мастерства у старого вампира. Господин Зальц выучился у своего хозяина терпению. А также умению пить коллекционные вина, выказывая при этом благородному напитку строго оговорённое этикетом уважение.

Оба мужчины слегка наклонили бокалы, закручивая тягучий напиток крохотными водоворотами: Джабраэли по часовой стрелке, секретарь — наоборот. Сделали по небольшому глотку. Помолчали, вслушиваясь в собственные ощущения.

— Сигару? — Директор протянул гостю резную шкатулку чёрного дерева, инкрустированную золотом — подарок мецената-вампира ко дню рождения хореографа.

Генрих ответил вежливым отрицательным жестом.

— Князь не любит запаха табака. А я, согласно его распоряжению, должен следовать за ним тотчас же от вас, и не успею переодеться.

— О, разумеется, — немного фальшиво смутился Джабраэли и добавил пару эмоциональных олтенских выражений вполголоса, — с его-то носом! То есть… э… нюхом. Обонюханьем.

Большинство знакомых Джабраэли давно отчаялись заставить его подбирать правильные выражения на благословенном наречии. Зальц к их числу не относился — он считал, что его чужие промахи не касаются.

После паузы, на взгляд секретаря — слишком короткой, Джабраэли добавил:

— А что за срочное и важное дело заставило князя столь спешно нас покинуть? Едва дождавшись финальной сцены.

Господин Зальц молча вертел в руках бокал, вглядываясь в жидкое золото, переливающееся на дне. Его лицо с резкими, даже жёсткими чертами коренного тиссонца, выражало раздумье и нерешительность — секретарь князя тоже зарабатывал на жизнь актёрским мастерством, хотя и несколько другого плана, чем подопечные Джабраэли.

— Мы давно работаем с вами, маэстро, — сказал, наконец, Генрих. — Вы — надёжный партнёр. Для меня это равноценно понятию «старый друг».

Хореограф немного удивился и почувствовал себя неожиданно польщённым. Ему как-то в голову не приходило, что секретарь князя может испытывать дружеские чувства. Или, в принципе, чувства. Джабраэли, да и не только он, привык воспринимать господина Зальца как функциональный прибор, вроде часов или возвратного свитка, который Эйзенхиэль иногда возит с собой, а иногда посылает вперёд или оставляет в гостинице. Как багаж.

— Поверьте, господин Генрих, — хореограф театральным жестом приложил руку к груди, — для меня вы всегда были образцом… э-э-э… верности. Да, верности и благоразумия…

— Князя заинтересовал новый инвестиционный проект в области культуры, — сообщил Зальц, делая новый глоток, на этот раз побольше.

— Новая картинная… галерея? — хрипло предположил Джабраэли, чувствуя, как противный холодок крадётся по спине.

— Новый театр, — отрезал секретарь и отправил в рот ломтик сыра.

— Но зачем? — «Драконья кровь» заскреблась в горле Джабраэли золотыми барханами пустыни, — разве мы чем-то…

— Дело не в вас, — Генрих встал и прошёлся вдоль комнаты, отбивая взмахом руки каждый шаг. — Хозяин называет вас, маэстро, «живой классикой», и, будьте уверены, всё так же ценит, но…

— Но? — Джабраэли так яростно сжимал свой бокал, что Зальц стал опасаться за судьбу высокой хрустальной ножки. Хореограф чувствовал себя стареющей любовницей, которую ценят как удобную, привычную вещь, уютное пристанище, но огонь сердца и пламя страсти вот-вот будет принадлежать другой!

— Его заинтересовал свежий концепт учредителя, — доверительным полушёпотом сообщил Генрих. — Неожиданные повороты сюжета. Новые грани старых историй.

Давным-давно один молодой амбициозный юноша, которого впоследствии станут называть «господин Зальц», усвоил от своего хозяина и учителя простую истину: платить людям за то, чего ты от них хочешь, крайне неэффективно. Гораздо лучше, если за возможность действовать подобным образом они заплатят тебе сами. А потому Генрих терпеливо ждал.

Джабраэли отпер встроенный в стену маленький сейф и извлёк из него бархатную коробочку.

— Я очень благодарен вам, Генрих, за вашу открытость и откровенность. Прошу вас, примите этот пустячок в знак нашей дружбы.

«Пустячок» оказался перстнем виртуозной работы, в которой намётанный глаз Зальца безошибочно узнал руку одного из лучших гномьих ювелиров. Крупный изумруд окаймлялся прихотливо завёрнутой лентой голубых бриллиантов.

— Это очень щедро, мой… друг, — произнёс секретарь, не выказывая сколько-нибудь заметного волнения.

На самом деле Генрих Зальц ненавидел драгоценные камни. Каждый раз, выдвигая один из ломящихся ящиков своего стола морёного дуба, он на мгновение зажмуривался от отвращения при виде россыпи колец, запонок, подвесок, шейных и поясных цепей, орденов и браслетов.

К сожалению, о стойкой нелюбви своего секретаря к драгоценностям не подозревал даже сам князь. В противном случае он, без сомнения, запасся бы у профессиональных артефакторов более изощрёнными заготовками: батистовыми платками, шляпными перьями или даже набалдашниками тростей. Однако Генрих, будучи чистокровным тиссонцем, с детства не отличался живой мимикой, а после того, как стал самым вышколенным в Менесе слугой, никогда не позволял себе выказывать даже тени недовольства в адрес своего работодателя.

Эйзенхиэль, со своей стороны, не особенно жаловал артефакцию в качестве науки. Он считал эту прикладную дисциплину Солнечной магии чем-то вроде скучного ремесла, а потому использовал драгоценные камни как дорогой, но наиболее простой и эффективный способ снабдить всем необходимым своего умного, уравновешенного, преданного, но, увы, обделённого магическим даром секретаря. Первый перстень, который князь выдал Генриху, возвращал его в замок Элизобарра из любой точки Благословенных островов. И молодой Зальц принял служебный артефакт с благодарностью и благоговейным трепетом. Но на этом дело не кончилось. Вскоре Генрих обзавёлся разного рода подслушивающими, записывающими, защищающими и атакующими магическими приспособлениями на все случаи жизни. Эйзенхиэль, вследствие нежелания посвящать в свои секреты посторонних, зачарованием занимался сам. Сочетание различных свойств в одном предмете — тонкая работа, доступная далеко не каждому магистру-артефактору. Заклинатель разума даже экспериментировать с сочетаниями не стал — просто заказывал у гномов новую партию «чистых» ювелирных изделий.

Генриху случалось показываться на людях с массивной нагрудной звездой из крупного сапфира (если тронуть нижний луч, делает невидимым своего носителя), изящным рубиновым колечком на пальце (позволяет видеть тёплые тела в темноте), с брильянтовыми пряжками на ботинках (приглушают шаги) и с запонками из изумрудов (отличные носители информации). Подобные сочетания снискали Зальцу славу сороки, теряющей волю от любой блестящей безделушки. Его безвкусицу приписывали полному лишений детству (ведь князь, подумать только, взял себе секретаря чуть не прямиком из дома призрения!)

Зальц страдал, но страдал молча. Директор театра был не первым, и не будет последним, кто осчастливит его подобным подношением.

— Старые истории… — наконец, приступил секретарь к главной цели своего визита, — они такие прямолинейные! Стоит герою в белом парике выйти на сцену, и мы уже знаем, кому достанется принцесса. Где накал интриги? Можно наслаждаться музыкой и великолепным рисунком танца, но разве остаётся тут простор для переживаний?

— Но либретто… — несмело начал Джабраэли, перед которым рухнули мировые устои.

— Что либретто? — Зальц так взмахнул бокалом, что пленённое в нём солнце взметнулось до самого ободка. — Знаете, как бы оно выглядело в программке Нового театра?

— Как? — хореограф испуганно наблюдал за мечущимся по кабинету, вероятно, слегка захмелевшим, секретарём.

— Я, конечно, не либреттист… но… как-нибудь… — Генрих пошевелил в воздухе пальцами. Джабраэли ловко подсунул в них кусок сыра. Зальц задумчиво прожевал. — …как-нибудь так: «Она — прекрасный цветок. Он — коварный искуситель. Есть третий, тот, кто удержит на краю пропасти волшебной силой своей любви. Она, без сомнений, достойна получить счастливый финал. Но будет ли он таким, как вы ожидали?»

Джабраэли молчал, пропуская через себя новый срез искусства. Князь Эйзенхиэль знает в этом толк. О, как тонко! Неожиданный поворот, неожиданный, но не случайный, основанный на психологическом расчёте…

Золотые искорки «Драконьей крови» отражались у Джабраэли в зрачках, когда он искренне тряс ладонь Генриха при прощании.

— Дорогой друг! Спасибо! Спасибо вам! Вы ведь буквально открыли мне глаза!

***

«Князь Барро», успевший смыть макияж, но всё ещё облачённый в чёрный бархат, нежно поглаживал завязки платья «вампирки», безутешно рыдающей у него на груди. Танцор, исполнявший роль сида, уже без парика, с одной только сеточкой на волосах, тоже околачивался в гримёрке примы, хотя что он тут делает, было не совсем ясно — к прекрасной ван Тирриен он не осмеливался даже близко подойти, а вместо этого прохаживался вдоль насыпного вала из цветов, время от времени рассеянно пощипывая то лепесток, то ленту, чем весьма раздражал Главного Злодея.

— Вот и вы, наконец! — при виде вдохновенно сияющего директора «вампир» не удержался от искушения хоть на кого-то выплеснуть негодование. — Полюбуйтесь, до чего довёл Мону ваш распрекрасный князь!

Прима разрыдалась с новой силой.

— Н-ну… может быть, он и сам был не в восторге от того, в каком виде мы выставили главу клана Вампиров… — тихо предположил «эльф». — А я предупреждал, что мне бы на его месте такое не особенно понра…

— Да если бы! — Мона оторвалась, наконец, от груди партнёра, так что стало видно, как распух от слёз её хорошенький носик. — Если бы он рассердился, я бы…

Её губки жалобно искривились. Все знали, как Эйзенхиэль ценит талантливых танцовщиц. Мона ван Тирриен была его несомненной фавориткой — именно поэтому и получила роль прекрасной вампирки.

— Так в чём же дело, медовая моя? — Джабраэли был сейчас готов руками развести любые собирающиеся над его театром тучи. — Князь заходил к тебе?

Мона достала платок и шумно высморкалась. Отрицательно покачала головой.

— Подарок прислал, — Злодей презрительно ткнул пальцем в искрящуюся бриллиантами диадему. — А ревёт она из-за записки в цветах от него.

— Могу я оглянуть?

Прима извлекла из-за корсажа и протянула директору изрядно уже помятый листок тонкой бумаги с водяными знаками Элизобарры. Каллиграфическим почерком, старомодная изысканность которого приводила танцмейстера в щенячий восторг, там было написано:

«Сегодня вы превзошли себя, звезда души моей. Не будь я вашим давним поклонником, с этого вечера я был бы у ваших ног. Ваша страсть и ваше мастерство произвели на меня глубочайшее впечатление. Право же, Прекрасная, будь я женщиной, бросил бы всё и отправился на континент — искать своё счастье в Волшебных Холмах. Целую ваши прекрасные руки. Бесконечно восхищённый, Э.»

Подпись была выполнена магической монограммой, которую Джабраэли хорошо знал.

— Как будто его летучие крысы не донесли, что сестра Моны сбежала к эльфам! — сердито продолжал сценический вампир отчитывать настоящего. — Лицемер проклятый, ни на маковое зёрнышко такта! «Целую ручки!» Пижон!

Резкие черты лица и рост чуть ниже среднего однозначно определили Максимилиана на роль сценического Злодея. А вот раздражительность, цинизм и ненависть к аристократии взрастила в нём тайная страсть к приме Королевского театра. Впрочем, тайной эта бешеная любовь оставалась разве что для самой Моны, регулярно приходившей к «дорогому Максу» плакаться на несовершенство мира. К несчастью, балерина, даже уходя за кулисы, продолжала оценивать окружающую действительность через призму театра. Внешность смуглого, черноволосого Максимилиана никак не тянула на героя-любовника, а потому ей даже в голову не приходило рассматривать его в этом качестве.

— Не говори так о князе! — воскликнула Мона, отстраняясь, наконец, от своего утешителя. — Ты его совсем не знаешь!

— Да куда уж мне! — прошипел Макс, медленно закипая. — Мне твой вампир рук не целует и бриллиантов не присылает! Мне тяжело оценить, до чего он нежный!

— Прекрати! — рассердившись, Мона позабыла плакать. — Ты прекрасно знаешь, что князь, он… не такой, в общем! Прекрати эти намёки дурацкие!

Злодей скроил презрительную гримасу и отвернулся. Как ни хотелось ему заклеймить Эйзенхиэля Элизобарру совратителем юных дев, язык не поворачивался, хотя бы в силу общеизвестного эпизода с предыдущей примой — девушкой более практичного склада, чем Мона. Элизабет всерьёз вознамерилась услаждать эстетические чувства вампира не только по вечерам, но и по утрам, в более… приватной обстановке. В ответ на вполне недвусмысленное предложение, князь едва заметно усмехнулся: «Дорогая моя, я для вас слишком стар. Но если хотите, можете обсудить это с моим сыном. Правда, его совершенно не интересует балет, но так ли для вас это важно?»

— Князь-то ладно, — обеспокоенно произнёс забытый всеми «эльф». — А много ли мы знаем о сидах? Кроме того, что они божественно прекрасны, сильны, умны и во всех отношениях совершенны?

— Тогда зачем они воруют наших женщин? — взвилась Мона. — Своих у них, что ли, нет?

— Почему только женщин? — вмешался Макс. — Я слышал, феи похищают и молодых мужчин. Иногда возвращают — уже совсем головой двинутых. Но чаще просто набрасываются скопом и… объезжают. До смерти.

— Чушь! — фыркнул сценический фейри. — Бабские сказки. Или, скорее, подростковые мечтания.

— Не ссорьтесь, други! — Джабраэли патетически воздел руку горе. — Я спасу нас всех! Искусство не должно оставаться в стороне от общества. Мона права! Какой пример мы подаём молодёжи? Нашим прекрасным женщинам? Как мы, оплот государства и королевской власти, можем толкать наших дам на авантюры по поиску эльфийских принцев?

Танцоры воззрились на директора с испугом и интересом. Говорил он вдохновенно, даже акцент почти пропал, что утверждало Макса в подозрении: Джабраэли коверкает благословенную речь намеренно.

— Нет, нет и нет! Говорю я вам! — продолжал хореограф в той же площадной манере. — Как знать? Может, завтра, как триста лет назад, разразится война с сидами? И на чьей тогда мы будем стороне, я вас спрашиваю?

Танцоры молчали довольно долго, пока Макс язвительно не поинтересовался:

— Так что, премьеры не будет?

— Будет, — Джабраэли мгновенно перешёл на деловой тон, изрядно успокоив этим обстоятельством костяк труппы. — Но попозже. Пару сцен заменим. И в финале вы ролями поменяетесь.

— То есть — поменяемся? — опешил Макс.

— А вот увидишь, — директор постарался сделать таинственное лицо. И на этот раз у него получилось.

***

Генрих вскочил в первый попавшийся экипаж, бросив кучеру:

— К Волчьей Матери!

Мужик крякнул, усмехнувшись, и тронул поводья: приезжим всегда казалось забавным, что название самой богатой в Менесе церкви совпадало с одним из самых распространённых же ругательств. Впрочем, ничего удивительного в этом не было: официальным названием храмового комплекса было длинное витиеватое выражение, обозначающее Бледную Богиню. Но помнил его разве что старый настоятель монастыря.

Господин Зальц озабоченно поглядывал на небо, неторопливо затягивающееся тучами. Первый попавшийся экипаж оказался двуколкой, и Генрих уже прикидывал, а не заехать ли по пути за зонтом, но передумал: князь и в самом деле приказал не задерживаться сверх необходимого.

Прорезиненные колёса не успели ещё до конца остановиться, а важный господин в дорогом пальто с бобровым воротником уже соскочил с подножки. Возница хотел его сердито окликнуть, но пассажир обернулся сам и ловким щелчком пальцев отправил серебряную монетку прямо в широкие ладони кучера.

«Чудно всё-таки! — качая головой, думал хозяин двуколки. — В вампирскую церковь приехал, а у самого — серебра полные карманы!»

Каурая кобылка весело семенила по улице, время от времени игриво поглядывая на хозяина. В отличие от извозчика, лошадь была местной, и мало чему в Менесе удивлялась. Например, проценту драгоценного металла в «серебряных» монетах с профилем Вариона. А было оно таково, что «серебром» свободно расплачивались даже сами вампиры, не то что их слуги.

***

Генрих обогнул пышное здание церкви и направился вглубь, вдоль хозяйственных построек, к схоронившейся в редеющей листве громадине госпиталя.

Много лет назад свою первую полученную взятку секретарь включил в приходно-расходную ведомость, в столбец «прибыль». Без задней мысли — точно так же Генрих с истинно тиссонской педантичностью вносил суммы на подкуп иностранных агентов или чиновников в графу «затраты». Но князь Элизобарра, коротко рассмеявшись, из приходной ведомости взятку вычеркнул и заявил: «При заключении контракта я обещал вам бонусы в дополнение к основному окладу. Это они и есть».

Сумма была не то чтобы очень велика, но жгла Генриху карман. Он убеждал себя, что ни на волос не отклонился от верности своему работодателю, что ему не в чем себя упрекнуть, что… но увы, достичь душевного равновесия секретарю так и не удалось, и скользкая сумма так и не была добавлена к счёту господина Зальца в гномьем банке. Вместо этого он пошёл в церковь.

Сам Генрих Зальц никогда не интересовался религией, а богаче выбора конфессий в Менесе был только выбор спиртных напитков. Поскольку благотворительное пожертвование секретарь твёрдо вознамерился совершить от имени князя, то направился в ближайший известный ему храм Богини Луны — всё-таки, она считалась покровительницей Вампиров. Священник, сухонький благообразный старец с длинной бородой и кустистыми бровями, произвёл на Генриха приятное впечатление, так что через несколько месяцев он даже заглянул в церковь ещё раз. И с удивлением обнаружил, как много, оказывается, можно было сделать на такие скромные, по сравнению с его основными доходами, средства.

Старик с гордостью показал Зальцу отремонтированные потолки и лестницы, одну полностью переложенную стену, которую уже заново начали расписывать. Правда, при приближении Генриха, художник как-то странно зафыркал и забился в тень, сильно сутулясь, и то и дело опираясь на непропорционально длинные руки.

— Гоблин, — пояснил священник на недоумённый взгляд Генриха. — Боится людей. Всех, кроме меня. Оно, впрочем, и не удивительно… принимая во внимание, как люди с ним обошлись за кражу барана.

Старик вдруг замолчал, и со скрытой тревогой заглянул секретарю Элизобарры в глаза.

— Мы… — чуть запинаясь, произнёс он, — предоставляем убежище всем детям Луны. Не только вампирам. Я надеюсь, глава клана…

— Он не будет возражать, — уверенно сказал Генрих. В конце концов, у Лайты Тандер гоблинов полный замок. — Я думаю, я скоро снова к вам зайду. Мы ещё об этом поговорим.

С тех пор минуло два десятка лет. Старый священник умер, на его место пришёл новый, предприимчивый, энергичный, заново отстроивший старинное здание. Теперь Храм Волчьей Матери стал главной архитектурной достопримечательностью Менеса, а также памятником князю Элизобарре, весьма удивившемуся, когда на освящение церкви его пригласили в качестве почётного основателя. Князь удивился, но вида не подал и честно потратил ночь на пышные церемонии. Только утром, возвращаясь в замок вместе с Генрихом, скупо заметил:

— А я и не подозревал, как я, оказывается, щедр и благочестив.

Зальц промолчал. Храм Волчьей Матери оказался не просто удобным местом для «отмывания» день ото дня возраставших взяток, он стал ещё и любимым детищем Генриха. Парадоксально, но сам пышный храм его при этом совершенно не занимал, он как бы служил прикрытием для всего остального церковного хозяйства.

За двадцать лет инвестиций Генрих взрастил здесь полностью автономное маленькое государство, со своими землями, лесами, деревушками, перерабатывающими заводиками, хранилищами, библиотекой, больницей, школой и гостиницей для паломников. Мало-помалу всё это стало приносить дивиденды. И не только денежные.

— Какое счастье, что вы приехали! — настоятель монастыря бросился навстречу Генриху. — Луна освещала ваш путь, не иначе, господин Зальц! Я всё утро порывался вам написать, да побоялся… — монах нервно оглянулся, будто ожидал шпиона в собственной вотчине. — Пойдёмте в рощу?

Генрих сдержанно кивнул. Тенистые церковные сады могли таить больше любопытных, чем многоухие стены монастыря, но и на этот случай у Зальца имелся служебный артефакт. Секретарь непринуждённо коснулся пальцем центрального бриллианта в пятиконечной звезде, покоящейся у него на груди и подошёл к монаху поближе: звукоизолирующее поле имело небольшой радиус.

— Несколько дней назад, во время шторма, вы, должно быть, помните, какая стояла погода, в акватории Благословенных островов разбилось пассажирское судно. Не выдержало напора волн.

«Совсем на материке строить разучились, — подумал Зальц. — Или гнильё, как обычно, перевозчикам суют. Не такой уж сильный был шторм». Вслух Генрих ничего не сказал, лишь жестом пригласил собеседника продолжать.

— Береговая служба их вовремя заметила, — монах нервно теребил чётки и покусывал губы. — Выловили… почти всех. Как оказалось, корабль был битком набит паломниками, нашими единоверцами с континента.

— Поэтому их разместили в вашем госпитале, — подсказал нервному настоятелю Генрих. — Это вполне логично. И?

— Люди были сильно напуганы, — продолжал священник. — Никто из них не владел благословенным наречием, за исключением возглавлявшего поход Сына Луны, однако по трагическому стечению обстоятельств именно его пригласили к себе боги моря.

— На островах достаточно людей владеют языками континента, — Генрих никак не мог уловить причину беспокойства собеседника. — Откуда приплыли паломники?

— Большинство из них — тиссонцы. Есть несколько ляшей.

Зальц кивнул. Действительно, не самые популярные языки. Люди Благословенных островов охотно изучают древние, мало изменившиеся за сотни лет наречия долгоживущих: ювелиры все как один болтают на гномском, троллий очень популярен среди борцов, наёмников и заядлых альпинистов, контрабандисты, как правило, общаются между собой по-лепреконьи. Кому из подданных Вариона придёт в голову тратить время на воображал ляшей? Или зануд тиссонцев? Тем более, что благословенную речь понимают везде, где чтят Богиню Луны, а где её не чтят, там и бывать незачем.

Например, в Тиссонии. Генрих и сам уже почти забыл родной язык. Только ругательства, которыми отец щедро осыпал его мать, намертво врезались в память. Но вслух он такое не произнесёт. Никогда.

Маленький Генрих был желанным ребёнком и появился на свет в семье потомственного военного Ангуса Зальца. Его младенчество, хотя и прошло в атмосфере строжайшей дисциплины, было счастливым и безмятежным.

А потом Ангус потерял правую ногу. Её ампутировали выше колена. Если бы офицер тиссонской армии потерял её на боевом посту, ему полагался бы дорогостоящий магический протез, запатентованный гномами совместно с кобольдами.

Но глава семейства Зальцев лишился конечности не в честном бою. В сильном подпитии он возвращался из кабачка в сопровождении нескольких не менее хмельных товарищей, споткнулся на булыжной мостовой и упал прямо под колёса проносящейся мимо карете.

В итоге Ангус Зальц потерял не только ногу, но и офицерскую пенсию. Узнав, что в кабачок Ангус заглядывал в полном обмундировании (военные всегда пользовались в Тиссонии уважением), его командир рассвирепел и настоял на трибунале: Зальца признали виновным в оскорблении чести мундира.

Образ жизни семейства разительно изменился. Мать Генриха была девушкой из добропорядочной семьи, воспитанной, чтобы стать примерной женой и матерью: её учили, как рачительно вести домашнее хозяйство, воспитывать детей в благочестии и почтении к старшим, а также услаждать супруга и его гостей изящными искусствами — пением и игрой на музыкальных инструментах. Оставшись единственной кормилицей семьи, офицерская жена могла наняться в дом кого-то из бывших сослуживцев мужа экономкой, кухаркой или даже няней. Но мысли о том, что ей придётся кланяться тем, с кем раньше она была одного круга, прислуживать дамам, о которых не брезговала отпускать колкости, оказались чересчур унизительны. Сносить сочувствующие взгляды и шепотки за спиной — невыносимо. И Элен, тоже дочь потомственного военного, бросилась в атаку на неизвестного противника, выбрав в качестве оружия то, что на первый взгляд казалось самым бесполезным из её умений — музыку.

Всего через несколько месяцев фрау Зальц была самой известной певицей родного города. Через полгода её пригласили в первое турне. Когда Генриху было восемь, его мать возвращалась под утро, одетая в меха и драгоценности — как всегда. Отец орал на неё — тоже как всегда. Но в тот раз она ему что-то ответила. Генрих не помнил, что именно. Зато хорошо помнил, как она вскрикнула, когда калека рванул ожерелье, в несколько оборотов охватывающее её шею, и как крупные, нежно-розовые жемчужины покатились по полу.

— Выйди, — сказал отец не своим голосом. И Генрих вышел. Он был послушным мальчиком. Младший Зальц поднялся в свою комнату и принялся прилежно строчить в тетрадке задачки по математике.

Соседи говорили потом следователю, что Элен отчаянно кричала и звала на помощь, но наверху этого не было слышно, как и стука в дверь, и звона разбитого окна. Генрих услышал только выстрел. Позже, когда его уводили в муниципальный сиротский приют, мальчик с каким-то болезненным любопытством рассматривал тёмные пятна на стене — всё, что осталось от головы его отца, задушившего собственную жену. Кто-то в коричневом мундире уголовной полиции продолжал собирать раскатившиеся по полу жемчужины. Их оказалось чудовищно много. А ещё в его прозрачном пакетике блестели бриллиантовые серьги. Генрих заметил, что их золотые крючки запеклись от крови.

— Вырванные ногти, ожоги на теле… такие, знаете ли, характерные, в чувствительных местах…

— Что? — резко тряхнул головой Генрих, выныривая из воспоминаний. Настоятель, кажется, довольно давно уже что-то говорил.

— У того несчастного, — кротко повторил монах, заглядывая Зальцу глаза, — что нам так и не удалось привести в чувство. Раны… нехарактерные для потерпевшего крушение.

— Он умер? — секретарь мысленно выругал себя за неуместную рассеянность.

— К счастью, нет, — осторожно проговорил священник, потихоньку щёлкая серебристо-голубыми камешками чёток. В «Иллюстрированном альбоме минералов» (второе гномье издание почти двухсотлетней давности), хранившемся в библиотеке князя Элизобарры, этот камень именовался «полевой шпат». Но в народе его не называли иначе как лунным камнем. — Этот… мужчина всё ещё жив. И мы прилагаем все силы, чтобы так оставалось и дальше.

Что-то в интонации собеседника сказало Генриху: речь идёт не только и не столько о физическом состоянии спасённого. Среди лунных магов хватает талантливых целителей, в крайнем же случае, если дела совсем плохи, можно обратиться к ворожее.

— Что произошло? — Зальц остановился и уже не таясь приложил ладонь к драгоценной звезде у себя на груди. — Говорите прямо. Нас сейчас не только не слышно, но и не видно.

— Его пытались добить, — быстро зашептал настоятель, так и не решившийся говорить в полный голос. — Один из тех же паломников, ляш. Пришёл рано утром, жестами и отдельными словами пытался объяснить, что одному из его соотечественников стало плохо, умолял брата Оветри подойти. Но тот как раз обрабатывал раны покалеченного и не пожелал прерываться, а вместо этого решил послать одного из послушников проверить, что там с ляшем, и действительно ли дело обстоит серьёзно, или просто у того живот прихватило от непривычной пищи. Пока он наставлял мальчика, на что обратить внимание, ляш бросился к больному и попытался перерезать ему горло одним из инструментов брата Оветри, разложенных тут же, на столе.

— По счастью, брат Оветри — низший вампир, — бледно усмехнулся Генрих.— И его реакции куда быстрее человеческих.

— По счастью, господин Зальц, — склонил голову настоятель, и секретарь, без того напряжённый и собранный, сдвинул брови. Смирение высокопоставленного священника не сулило ничего хорошего — он словно заранее извинялся за промах, о котором пока не успел сообщить.

— Его не удалось взять живым?

— Н-нет… — священник убрал чётки в карман, понимая, что их щёлканье уже начинает действовать Зальцу на нервы, — брат Оветри проделал всё в лучшем виде, ляш и глазом моргнуть не успел. Мне тут же доложили обо всём, я призвал ещё мастера Йоша, и мы все вместе допросили нашего неблагодарного гостя, решившегося осквернить убийством освящённую землю. Он казался… полным раскаяния. И отчаяния. Страстно убеждал нас, что объект его ненависти — агент фейри, человек, похищенный ещё в младенчестве и взращённый в Холмах. Он будто бы обманом пробрался на корабль, намереваясь проникнуть в самое сердце Благословенных островов, но благость многочисленных верующих, собравшихся в одном месте, оказалась для него хуже железа, чем и объясняются «отвалившиеся» ногти и раны, которые ляш называл стигматами.

— Чушь какая! — фыркнул Зальц.

Настоятель кивнул.

— Я приказал его запереть, этого высокого светловолосого и голубоглазого ляша. В келью с решёткой на окнах. И с железной дверью. И собирался уже передать его, как полагается, в службу разведки, но…

Монах запнулся, и за него жестко закончил Генрих:

— Но он сбежал.

Настоятель понурил голову, как провинившийся школьник, и снова кивнул.

— Это совершенно невозможно было! — бормотал он. — Подвал в самом храме Луны! Освящённая земля! Да ещё ночью! Полнолуние близко… ему помогли. Точно, помогли, кто-то изнутри — паломников и близко туда не допускали. И кого мне теперь подозревать? Мастера Йоша? Или, может быть, брата Оветри? — настоятель нервно рассмеялся. — Может, они разыграли этот спектакль с нападением, как раз, чтобы получить доступ к храму, к внутренним помещениям? Я сойду с ума! — монах обречённо закрыл лицо руками.

— Он мог и просто сбежать, — пожал плечами Зальц. — Замок проверяли? Прутья, может быть, расшатаны были?

— Там всё железное, — всплеснул руками настоятель. — Я разве не сказал?

— А он мог быть человеком, — сухо заметил Генрих. И, чуть усмехнувшись, добавил. — В детстве похищенным фейри и взращённым в Волшебных Холмах. Настоящий сид может потягаться с низшим вампиром в быстроте и силе.

— Только не говорите, будто верите в то, что фейри похищают детей, — расстроено отмахнулся настоятель. — Как… что я теперь?..

— Я обо всём позабочусь, — Зальц протянул настоятелю кольцо с изумрудом. — Вот, надеюсь, вы найдёте, как им лучше распорядиться. Я сам доложу обо всём в департамент разведки. Дело, как я вижу, серьёзное, и обращаться следует на самый верх.

— Осени вас Луна, господин Зальц! — с облегчением выдохнул монах. — Как подумаю, что где-то здесь, прямо среди нас, бродит фейри и очаровывает слабых духом детей Белой Богини…

— Довольно, — оборвал его секретарь и развернулся на каблуках, оставив две неглубокие воронки на посыпанной песком дорожке. — Время дорого. Позаботьтесь как следует о тех паломниках, что у вас ещё остались.

Глава 8. Клетка

335 г. от осн. Сообщества, Грозовой Пик

Спал Ястреб как убитый, без сновидений и какого-либо чувства времени. Когда он раздвинул плотные шторы, низкое солнце окрашивало розовым склоны гор, но пленник не знал, выходят окна его роскошной клетки на восход или на закат.

Вся одежда графа, в том числе и та, что он снял, ложась в постель, оказалась отглаженной, вычищенной и развешенной в гардеробной. Чистое бельё нашлось тут же, на полках, переложенное веточками вереска и полыни. В углу стоял знакомый чемодан: судя по всему, капитан Орт позаботился о том, чтобы все личные вещи ляша переправились в его новое обиталище.

Беломраморная ванна напоминала, скорее, маленький бассейн, но оказалась тёплой на ощупь. Ястреб так и не понял, подогревалась она паром или колдовством — в бытовой магии ему не удалось достичь значительных высот. Преподаватель сокрушался — темперамент не тот.

Следующие несколько часов Ястреб потратил, слоняясь по комнатам, и сделал два основных вывода: замок безобразно велик и изначально не был построен для вампира. Архитектура носферату всегда тяготела к земле и в большинстве случаев напоминала роскошный семейный склеп. Замок Лайты Тандер устремился вверх изящными башнями, протягивал к небу раскрытые ладони увитых зеленью террас, и если бы отворить многочисленные окна, не зарешёченные, не затемнённые традиционным вампирским витражом, всё строение оказалось бы пронизано свежим ветром и светом.

Холодное зимнее солнце поднялось чуть выше зубцов гор. К этому времени Ястреб уже сориентировался во времени и мысленно прикидывал, в какую сторону ему нужно бежать. Оставалось дело за малым: найти выход из этой сказочной шкатулки с драгоценностями.

Но стоило ему отойти от окна, как буквально из ниоткуда появился гоблин и бережно опустил штору.

Гоблин был не важный, давешний, а совсем молодой, с нежно-серой гладкой кожей и развесистыми, как у слона, ушами.

— Реу, — поздоровался на тролльем Ястреб — гоблинского языка он не знал. Он не знал даже, существует ли отдельный гоблинский язык.

Лопоухий монстрик дружелюбно оскалился.

— Реу. Можешь на благословенном говорить. Тут все понимают.

«Ещё бы, служите-то вы вампирке», — подумал ляш и улыбнулся в ответ как мог доброжелательнее.

— Где мы находимся? Это ведь не Благословенные Острова.

— Мы называем эти места «Благословенные горы», — доверительно сообщил гоблин. — Там, — он махнул рукой на занавешенное окно, — Тролльи.

«Провинция Ареола, — догадался Ястреб. — Горная цепь, которую князь-вампир триста лет назад выторговал у драконов. И частично сдаёт в аренду гномам, а частично…»

— Леди-вампир постоянно тут живёт?

— Постоянно, — мотнул гоблин развесистыми ушами сверху вниз, — как не уезжает — так всё время тут.

«И не поспоришь», — мысленно вздохнул ляш. Он остро сожалел, что континентальные службы так много усилий тратили на главу клана Вампиров, неприступного на своих островах, упуская из виду его советницу. О Лайте Тандер едва упоминали, и то лишь в связи с тем, что она, по внезапно подтвердившимся данным, возглавляла вампирскую контрразведку. Тем не менее, считалось, что Эрминид первой ветви, как и Эйзенхиэль Элизобарра, не покидает родовой земли, наделяющей носферату их легендарным могуществом.

— Сюда правда драконы прилетают?

— Дык! — молодой гоблин ойкнул, сам себя съездил ладошкой по губам и официально выпрямился: — Я хотел сказать, ещё бы им не летать! Грозовой Пик же.

Ястреб знал о драконах не так уж много. Но что-то такое о молниях про них было… вот и Вампирам, атакующим электричеством, удалось заключить с ящерами союз и ворох соглашений. Перепончатокрылый перепончатокрылому друг и товарищ. Хотя до основания Сообщества была у красноглазых с огнедышащими война не на жизнь, а на смерть. С другой стороны, кто мог похвастаться, что дружил с драконами до основания Сообщества? Насколько ляш помнил из курса истории, чешуйчатые и друг друга-то не особо жаловали, с чем и была связана их естественная убыль. Это теперь их развелось: весь архипелаг заселили, и над континентом всё чаще кружат.

Пока Ястреб размышлял, его собеседник исчез в полумраке комнаты так же внезапно, как и появился. Впрочем, ляш этому не особенно огорчился. Куда сильнее его опечалил механизм входной двери замка, служившей одновременно и переходным мостом через пропасть. На два гигантских барабана наматывались цепи в его руку толщиной каждая, и никакого магического усилителя не предусмотрено — только дюжий гоблин с бицепсами, как пушечные ядра. Силач оказался на удивление бдительным, и хоть Ястреб старался не привлекать к себе внимания, заприметил человека, проявляющего подозрительный интерес к воротам. Когда ляш попытался улизнуть, его двумя железокаменными пальцами ухватили за шиворот и вернули на место. Гоблин снял со стены медный конус и гаркнул в него. Почти тотчас же ко входу спустился вчерашний кофеносец в ливрее с позументами. Слуги обменялись несколькими лающими фразами, из которых Ястреб понял только одно: суверенный гоблинский язык всё-таки существует.

— Иди за мной, — ледяным тоном произнёс камердинер и начал степенное восхождение на вершину лестницы, не оглядываясь, будто его не особенно заботило, следует ли за ним подопечный. Но сзади Ястреба подгонял тяжёлый взгляд привратника, и он счёл за лучшее обойтись пока без самоуправства.

Борг довёл его до комнат, которые гость-пленник сам для себя и выбрал.

— Хозяйка не велела тебя выводить, — с кислым видом сообщил гоблин. Он говорил подчёркнуто медленно и чётко, будто сомневался, понимает ли человек благословенную речь. — Свои дела можешь сделать здесь, — с этими словами Борг распахнул дверь уборной. — Вот так, — гоблин сделал вид, что садится на мраморный «трон», потом накрыл ладонью зелёную полусферу на подлокотнике, демонстрируя коротко свистнувший локальный портал над пропастью.

Борг с неудовольствием разглядывал растерянно хлопающего пушистыми ресницами человека. Живописный, конечно, волосы вон, какие… хоть рукой погладь. Мордаха заживёт, и вовсе красавчик будет — хочешь, на выставку, хочешь, на невольничий рынок. Но дикий, видно, совсем. Впрочем, чего от ляшей-то ждать?

Граф Соколовский, один из самых блестящих дипломатов континента, стоял перед гоблином и чувствовал себя удивительно глупо в своей шёлковой рубашке и дорогом костюме. Судя по тому, что капитан Орт доставил его пред тёмно-пурпрурные очи Лайты Тандер, Ястреб даже среди вампиров числился птицей высокого полёта. А кем считал его гоблин? Комнатной зверюшкой своей госпожи?

Для Борга, десятилетиями не покидавшего Грозовой Пик, он оставался всего лишь короткоживущим. Дикое животное, которое хозяйка по непонятной прихоти притащила в дом, вместо того, чтобы употребить на месте. Для неё этот экзотический экземпляр — вечернее развлечение. А ему, гоблину, следи за ним целый день — чтоб в углу не нагадил, не изломал чего и сам не поранился. Из поварят, что ли, приставить к нему кого-нибудь? Не якшаться же самому с хозяйской игрушкой. У камердинера куда более важных забот полон рот.

Потянулись дни, похожие один на другой. Ястреба не стесняли в передвижениях — в строго означенных пределах. Он свободно бродил по библиотеке, огромной, многоязыкой, богатой — как и полагается библиотеке вампирского замка. Седой гоблин в очках гномьей работы на беглом ляшском осведомился, не посоветовать ли гостю что-нибудь особенное. Ястреб, истосковавшийся по живому общению, охотно использовал представившуюся возможность. Он попросил что-нибудь из истории клана Вампиров.

Седой гоблин коротко усмехнулся, снял очки, дохнул сначала на одно стекло, потом на другое, неторопливо протёр полой богато расшитого халата, снова водрузил очки на нос, и только после этого вопросил:

— Вам с точки зрения вампиров? Фейри? Или, может быть, людей?

— Гоблинов, — Ястреб опустился в кресло, с интересом разглядывая старика. Первого старика из долгоживущих, кого ему доводилось видеть.

Тонкие серые губы растянулись в улыбке, чем-то неуловимо напоминающей улыбку сногсшибательной леди-вампир.

— Гоблины не пишут книг, мой дорогой. — Библиотекарь словил недоверчивый взгляд человека на своих перепачканных чернилами пальцах — и снова усмехнулся.

— Да, я когда-то пытался… записать гоблинскую речь рунами благословенной. Тогда мне казалось, что выходит неплохо. Но позже… позже я всё уничтожил. Понял, что не имею на это права.

— Но почему? — Ястреба никогда особенно не интересовали проблемы расовых меньшинств долгоживущих. Более того, он весьма смутно подозревал об их существовании, и теперь находил открывающиеся возможности восхитительными. О, если бы условно бессмертных опять стравить между собой… получится новая мировая война, — сам себе возразил Соколовский. «Ну и что? — вкрадчиво прошептал внутренний голос. — Крупная рыбка ловится в мутной воде. Что если новая ссора долгоживущих пойдёт на пользу маленькому, но гордому королевству Ляш?» — Почему не имеете права? Чем гоблины хуже троллей или тех же вампиров?

— Гоблины рассказывают истории, — библиотекарь поманил к себе второе кресло, и оно степенно приблизилось, ковыляя на коротких ножках. — Истории становятся сказками через пару поколений. Эти сказки ничем не хуже других, тех, что вы зовёте хрониками и летописями, но вряд ли человек многое в них поймёт. А я слишком долго прожил на Грозовом Пике. Это место… меняет.

— Что меняет? — фраза показалась Соколовскому грамматически незаконченной. Возможно, гоблин не настолько уж хорошо говорит на ляшском.

— Меня. Борга. Дракона. Лайту Тандер. Всех, кто оказывается поблизости и задерживается надолго. Грозовой Пик — остриё, протыкающее мироздание насквозь. Моргнуть не успеешь, как оказываешься с другой стороны. До изнанки тут один глубокий вдох.

Речи библиотекаря казались Соколовскому туманными. Не то гоблин темнил, не то привык выражаться метафорически, не то просто выжил из ума на старости лет. Нахмурив брови, Ястреб пытался проникнуть в смысл сказанного:

— Изнанка? Вы говорите о Сумеречном Пределе? О выходе в антитентуру? Но разве тончайшее место попадает не на Благословенные Острова? Именно поэтому во владения Вампиров отправился Мортимер Белоголовый и возвёл там свою башню.

— Сумеречный предел — это не только Мир Мёртвых, — морщинистые веки опустились, старый гоблин стал отчего-то походить на серую ящерицу. — У него есть и другая сторона. Та, что ближе огню и Солнцу. И что-то мне подсказывает, вам, молодой человек, именно туда. Молодости… всегда ближе восход и тепло любви, чем закат и холод смерти.

Библиотекарь медленно открыл глаза, и мягкий свет читального зала отразился в них, сделав янтарно-золотыми.

— Давно вы здесь? — спросил человек. Отчасти, просто, чтобы что-нибудь сказать. Седой гоблин ростом был в лучшем случае по грудь графу, но Константин Соколовский вдруг пронзительно ощутил себя маленьким мальчиком, случайно забредшим в кабинет взрослого.

— Я помню, как строили этот замок, — сказал библиотекарь. — Видел, как вместе с драконами работают тролли, гномы, кобольды, лепреконы и люди. Все, кроме светлых фейри и вампиров. Хозяин не позвал их тогда.

— Недостойная высших рас работа?

— Да нет, — сухо рассмеялся гоблин. — Просто он и тех, и других на дух не переносил. Но со временем кое-что изменилось.

— То есть как? — Ястреб не совсем понимал, о каком хозяине речь. Насколько ему было известно, вся недвижимость, кроме родовых земель лордов-вампиров официально принадлежала главе клана. Как-то это было связано со структурой магической преемственности и иерархических взаимоотношений. Князь мог поощрять подданных домами, землями и даже замками, но мог их в любой момент и отобрать. Каждый агент внешней разведки как детскую молитву «Солнца свет» знает простую истину: родовые земли трёх ветвей Эрминидов — Тандер, Элизобарра и Отрон, расположены на трёх Благословенных островах. Лайте принадлежит замок на самом северном из них. Как же она получила во владение Грозовой Пик? Судя по рассказу гоблина, построил его не Эйзенхиэль. — Леди Тандер замужем?

Позор, конечно, но даже это было доподлинно ляшам не известно. О леди-вампир на континенте почему-то было не принято сплетничать.

— Идите обедать, — невпопад ответил гоблин. Человек не успел и рта раскрыть, оглушённый звуком гонга. Как они умудряются тут ориентироваться во времени? Ни часов, ни света из окон. — Идите, а то Борг рассердится. Он же для вас только и гремит.

Ястреб встал.

— Мы с вами увидимся ещё. И поговорим.

Улыбка натянула серую сухую кожу на лице гоблина — как будто старой бумагой болванку обернули.

— Может быть, молодой человек. Всё может быть.

***

Обеды на Грозовом Пике заслуживали отдельного рассказа и всемерного восхищения. Ястреб даже переживал, что слишком мало двигается для такого изобилия. Разнообразные сыры, паштеты, салаты, соусы, дичь, рыба, раки, мясо, сладости, фрукты — ежедневно графу накрывали на стол по несколько перемен. Соколовский давно отчаялся попробовать всё — возможно, его предки, целыми днями рубившиеся на мечах, не вылезая из седла, и нагуливали соответствующий аппетит, но полная переездов, неожиданностей и лишений жизнь приучила его к умеренности в еде. К тому же, если верить леди-вампир, то были вовсе не его предки.

Отказать себе в порции креветок, (крупных, длиной в его ладонь), кокетливо свернувшихся вокруг половинки лимона, было сложно. Ещё сложнее отодвинуть от себя кусок зажаренной на вертеле, исходящей соком свинины. Но у Соколовского было безотказное средство: он вызывал в памяти запах Лайты Тандер. И ароматы еды тут же прекращали его занимать. Ястреб понимал, конечно, опасность, которую представляло собой это лекарство. Но не бывает ведь сильных препаратов без побочных эффектов — так все алхимики говорят.

Хозяйка замка больше своим обществом пленника не баловала. Или не изводила, как знать. То ли выжидала, («И откармливала на убой», — ехидно добавлял внутренний голос Соколовского), то ли была занята чем-то более важным, то ли и вовсе отсутствовала. Ляш точно не знал. Не во все комнаты замка его допускали беспрепятственно: то тут, то там двери оказывались на замке. Одну такую дверь, из простых, без запирающей магии, Ястреб попытался однажды вскрыть, однако был остановлен. Мягко, но настойчиво. Лопоухий гоблин, с которым он разговаривал после своего первого пробуждения, очень выразительно покачал головой и оттеснил человека в основной коридор. Иди, мол, погуляй в безопасном месте. Молодец, хороший мальчик.

Сопротивления Ястреб не оказывал, к воротам тоже больше не рвался: замок кишит гоблинами. Силой тут ничего не добьёшься. А вот хитростью…

Надо было искать другие пути.

Особые надежды ляш возлагал на кухню. Откуда-то же поступали сюда все эти деликатесы, что подавали к его столу. Сначала он крутился у винного погреба, но в ходе осторожных расспросов выяснилось, что бочки, в основном, доставляют прямым порталом, раз в году, и открывает его сама леди Тандер: расстояние, как правило, большое, площадь мембраны тоже, да и время для разгрузки требуется. Лайте такое под силу — но всё равно пара-тройка лордов-вампиров страхуют проход от внешних посягательств. Порталы штука ненадёжная: мало ли что?

Романтичный вариант выбраться из замка в пустой бочке тоже отпадал — пустые бочки сбрасывали в пропасть, заглянув в которую Ястреб решил, что проверять свою кличку на практике не собирается. Не то чтобы ему не нравилась сама идея полёта. Основную проблему тут составляло приземление.

Иначе дело обстояло с едой. Кладовые замка ломились от сыров, колбас, копчений и маринадов, на леднике хватало и рыбы, и птицы, и даже ягод, но в то же время свежайшие фрукты, овощи, молоко, парное мясо, морепродукты, ежедневно приходили новые. Сначала Соколовский недоумевал: неужели вся эта суета — ради него одного? Но вскоре, после дня, проведённого почти исключительно не кухне, пришёл к выводу, заставившему его недоумевать ещё больше: похоже, так тут всегда.

Работали на кухне почти исключительно гоблины. Соколовский заметил пару лепреконов, но они, судя по всему, были тут на каких-то птичьих правах, потому что неизменно прятались при появлении Борга.

Камердинер вплывал важный, как королевский фрегат на праздничном смотре, но здесь его полномочия верховного главнокомандующего жёстко пресекались. Круглолицый гоблин с живыми тёмными глазами, не расстававшийся с фартуком главного повара, был, вероятно, единственным, кого Борг считал равным себе на Грозовом Пике. Повара звали Алтын, он был приезжий, из олтенских гоблинов, и к камердинеру у него нашёлся свой подход. Подход назывался «баранина в красном вине».

— Так куда это всё идёт? — Соколовский попытался указать ложкой на транспортёр, величаво уносивший за пределы кухни вереницу ещё пышущих жаром блюд. Ложка не желала расставаться с сырной запеканкой — золотистая упругая нить связала её с сотейником.

— В город, — по-олтенски отозвался Алтын. Любознательный человек, свободно болтавший на его родном наречии, вносил приятное разнообразие в счастливую, но уж очень размеренную службу леди Тандер. — В ресторан. «Грозовой Пик», так и назвали его. В честь нас. На наши блюда, со стола хозяина как бы, там запись на полгода вперёд. Ценят.

Ястреб демонстративно облизал ложку. Не очень изящно, зато повару приятно.

— А что у вас за хозяин такой? — осторожно спросил ляш. — Вроде, еда не самая вампирская.

— У меня даже леди ест, — расплылся в улыбке Алтын. — Если днём спать не станет, непременно с утра белого сыра с мёдом. Бодрит её, говорит. И клюквенные пирожные со взбитыми сливками. Мяты ей обязательно листочек. А в город соберётся — так с полынью. Не любит, горькая — так надо терпким и ароматным оттенить. Гранаты подходят вот. Белый Князь их тоже любит. Как ни приедет — непременно в кабинет сок подаём. Бокал за бокалом. Но хозяин, конечно, не то. Хозяин…

— Хозяин — что? — вкрадчиво подтолкнул мысль кулинара благодарный слушатель, тщательно собирая с тарелки соус кусочком пресной лепёшки.

— Хозяин покушать любит, — довольно погладил себя Алтын по выдающемуся животу. — Чтоб мясо сочное, салаты особые, сыр вон, как ты, сильно уважает. Сестра у него, говорил, готовит хорошо. Ну а к хорошему, известно, быстро привыкаешь.

— Так он, что, не вампир, хозяин-то ваш? — недоверчиво уточнил шпион. «А кто тогда, интересно? Человек? Фейри? Или леди Тандер живёт с троллем? — А что! Была такая сказка, как вампир троллиху любил, — поднял голову внутренний голос. — Жили они счастливо, пока не родилось у них чудовище мерзкое, о трёх головах! Может, и здесь так же? Или ты вообразил, будто это ты в её вкусе?» Соколовский, прежде не особенно склонный к внутренним диалогам, насторожился. Прав, кажется, седовласый библиотекарь — есть тут что-то странное… в воздухе.

— Хозяин это хозяин, — исчерпывающе объяснил Алтын.

— Слушай, а не знаешь, куда старик делся? Тот, что в библиотеке сидел. Который день его найти не могу.

Алтын, не отрываясь от теста, которое самозабвенно месил, пожал плечами.

— Не знаю я никакого библиотекаря.

Да он за пределы кухни и не выходит. Откуда ему знать? У кого бы спросить? Не у Борга же! А, впрочем, демоны с ним, с этим стариком. У Ястреба теперь есть план. И надо его как можно скорее реализовать, пока леди Тандер не вспомнила о его существовании.

Вечером гость-пленник вернулся в свои комнаты, убедился, что это не осталось незамеченным для его ушастого соглядатая, с наслаждением принял ванну, высушил волосы, почитал немного из истории священных войн, хлопком ладоней погасил свет и лёг спать. А немного позже, в час, который вампиры называют Вечирь, когда, по их поверьям, на Небесах появляется звёздная роса, Ястреб тенью выскользнул из-под одеяла, надел мягкие серые брюки и такой же пиджак, но обуваться не стал, а выбрался в окно. Ночь — вампирское время. Но это и к лучшему — хозяйке должно быть не до него. А сегодня ночь особенно темна — Белая Богиня не ласкает холодным светом своих детей. Глядишь, и Ястреба будет некому выдать.

На кухню он пробрался по наружной стене замка. А там к нему уже привыкли и внимания не обратили. Ну, шастнул человек за занавеску второй линии, холодного транспортёра. Так, может, увидел, как любимый десерт уплывает на чужой стол. А вообще смотреть за ним тут некому и некогда — самое рабочее время, только поворачиваться успевай.

Соколовский пристроился между огромным заливным и сервировочной горкой, сплошь заставленной вазочками с мороженым. Тут было прохладно, но лучше немного помёрзнуть — на горячем конвейере особенно не полежишь — одежда заняться может. Да и дышать там нечем: пар, горячее масло, сильные ароматы… Ястреб сделал глубокий вдох. Ох! Насчёт «нечем дышать» он, кажется, сглазил. То ли город, о котором Алтын говорил, очень высоко в горах, то ли везут туда какими-то странными путями. Темно же вокруг, как у дракона в… ладно, потерпим.

Стало клонить в сон. То ли от холода, то ли от нехватки воздуха, то ли от того и другого разом. Он держался изо всех сил: массировал руки, щипал икры, пытался вспомнить много лет позабытые стихи, чтобы не дать себе сорваться в чёрную бездну беспамятства. Кажется, кто-то на него из этой бездны смотрел…

В себя Ястреб пришёл из-за того, что его лупили по щекам.

— Живой, — довольно сказал лопоухий гоблин. — Я же говорил! Живой он, даже не потресканный.

Бледно-зелёный Борг невнятно что-то прохрипел.

— Дурила, ты зачем полез-то туда? — лопоухая физиономия склонилась над Соколовским. — Путь неблизкий, без портала-то. Из канала воздух откачивают, чтоб жратва не портилась. И не только воздух, там стоят магические фильтры на уничтожение всяких прожорливых организмов, вроде тебя. Скажи спасибо, что кочан ты крупный, габаритная сигнализация сработала, я хоть вытащить успел.

— Спасибо, бро, — искренне отозвался Ястреб. Воспоминания о чёрной бездне, за которой мерцало бесконечное звёздное небо, равнодушное и чудовищно древнее, всё ещё заставляло его дрожать от холода.

— Проспись иди, балда, — добродушный подзатыльник отправил неудавшегося беглеца обратно на кухонный пол, с которого тот только-только с трудом приподнялся. — Хозяйка сегодня дома. Сказала, к завтраку тебя ждёт.

Ястреб решил, что он лучше ещё немного полежит на полу. Оттуда и отозвался:

— Завтракать леди будет мной или со мной?

— А как повезёт, — весело гыгыкнул гоблин, выталкивая медленно приходящего в себя камердинера, чтобы тот ненароком не зашиб проблемного человечешку. — Но на всякий случай побрейся.

 335 г. от осн. Сообщества, Гильдия некромантов

Князь Элизобарра не нуждался в провожатых до башни Мортимера Белоголового, однако традиции предписывали встречать гостя у порога гильдии, и, судя по всему, приплясывающий от нетерпения мальчишка за воротами дожидается именно его. Мимолётное колебание остановило Эйзенхиэля уже за пределами кованой железной решётки.

Послание Мортимера, написанное в нехарактерных для старика скупых отрывистых выражениях, заставило князя отложить дела и спешно направиться в гильдию некромантов. До нашествия демонов, восставших из нового полигона, дело, кажется, пока не дошло, и Эйзенхиэль соткался из тумана прямо напротив юного некроманта, рассудив, что несколько минут погоды не сделают, а оглядеться вокруг стоит.

Юноша, не сумевший скрыть внезапного испуга, отшатнулся.

— В-ваше Сиятельство! Сэр Мортимер приказал проводить вас в его кабинет. Он сейчас подойдёт.

Вампир с молодым некромантом уже шагали вдоль галереи, соединявшей корпус гильдии с башней. Вокруг то и дело сновали озабоченные люди в сером, перетаскивали инвентарь, шуршали благовониями и ритуальным маслом. Нездоровая вечерняя активность в обычно тихом и полном глубокомысленного достоинства гнезде Серых Плащей наводила на неприятные размышления.

Брусчатка посреди круглого двора оказалась распорота двумя глубокими бороздами. Есть не так много способов рассечь пополам чёрный гранит, не раскрошив диамагический камень — твёрдый, но хрупкий для продольных нагрузок. Гномы и прочие высококлассные каменщики отдают огромные деньги за расходные материалы, идущие на изготовление профессиональных инструментов. И Эйзенхиэль кое-что об этом знал.

— Какого цвета он был? — князь характерным движением заправского щёголя одёрнул брюки, прежде чем присесть над изуродованной мостовой.

— Кто? — юный провожатый нервно заозирался по сторонам. — Они… их… пока, вроде…

— Я о драконе, — заклинатель разума поймал взгляд мальчишки и слегка «встряхнул» его, подавляя болезненное возбуждение, собирая рассеянное внимание. — О том, что тормозил здесь когтями при посадке. Крупный. Так какого цвета он был?

— Серебристый, — некромант отчётливо поморщился. — Чешуя вроде рыбьей, блестит, как зеркало.

— Где он сейчас?

— Улетел, Вашсво, — беззаботно махнул рукой юноша, и Эйзенхиэль решил, что переборщил с успокаивающим импульсом — молодой некромант был почти так же безмятежен, как Лоридейль Лейнсборо. — Девку эту оставил и улетел. Он же всё равно по-нашему не говорит.

«Каждый раз, когда что-то неординарное происходит, поблизости оказывается Маленькая Сестра», — подумал вампир, выпрямляя колени. Подумал не без удовольствия: лёгкий зуд в кончиках пальцев недвусмысленно предвещал стремительное развитие событий. Именно то, что обладавший молниеносной реакцией князь особенно любил.

— А она что? Леди Лейнсборо?

— Да ничего, — неожиданно злобно огрызнулся юноша. — Мастера Виктора спрашивала. Только нет его: на континент уплыл.

Эйзенхиэль мысленно подтолкнул мальчишку. Совсем легонько — язык юного сплетника и без того изо всех сил пытался развязаться.

— Прилипла к нему, как лист банный, — затараторил некромант. — Виктор то, Виктор это! Хихикает, глазки строит! А он не по этим делам вообще!

— В самом деле? — вампир с интересом разглядывал мальчишку: щёки того пылали благочестивым негодованием, светлые вихры разлетелись вокруг головы, глаза сверкали праведным гневом.

— Мастеру все эти фифы, — с нажимом произнёс юноша, — оторви да выбрось. У него жена есть.

«А лет пять назад была ещё и любовница, — мысленно добавил Эйзенхиэль. — А вот ты, юноша, из-за чего так ополчился на маленькую сестру драконов? Неужели ревнуешь учителя к обделённой магическим даром девушке? Или сам стал жертвой прекрасных голубых глаз?»

— Злая она, — сказал ученик Виктора, в одночасье будто выдохшись. — Высокомерная, холодная. Видит Луна, зомби — и те человечнее, — бубнил юноша. Он давно уже не пытался указывать дорогу князю, плёлся следом. — Чего так все вокруг неё прыгают? Сэр Мортимер вон, тоже, плащ потащил, корзинку с гренками и сыром. Вон они, видите? У виноградника сидят. Как будто она у себя дома поесть не может! Или в ресторации какой. Не бедствует ведь!

— Ты можешь идти, — Эйзенхиэль остановился и прислонился к холодному мрамору колонны. С галереи действительно открывался вид на бывший полигон гильдии некромантов. Не смотря на по-осеннему короткие дни, виноград взялся, будто его высадили весной, и дал нежно-зелёные побеги.

— Разрешите, я туда сбегаю, Ваше Сиятельство, а? Скажу сэру Мортимеру, что вы пришли.

— Ты можешь идти, — повторил князь, не глядя на мальчишку, — по своим делам.

Юноша развернулся и зашагал обратно, к административному корпусу. О вампире он начисто забыл.

Эйзенхиэль наблюдал, как седовласый старец набрасывает на плечи девушки плащ некроманта, удивительно гармонирующий с глухой серой стеной ментального поля Лоридейль Лейнсборо. Она чуть повернула голову, губы фиолетового оттенка едва шевельнулись. «Спасибо, не нужно» — не расслышал, прочитал по ним князь.

Из-за опущенных плеч и ниспадающих широких рукавов светло-серого платья, слишком лёгкого для осеннего вечера, девушка походила на птицу, которую меткая рука сбила камнем: вроде бы, и не насмерть зашибли, но и лететь она уже не в состоянии. Эйзенхиэль попытался коснуться выстроенной вокруг Маленькой Сестры ментальной стены, но тут же отпрянул: настоящий крепостной вал, к тому же покрытый инеем. Князь слегка передёрнул плечами, стряхивая неприятное ощущение. В конце концов, что бы ни произошло с леди Лейнсборо, это не его вина. И не его забота.

Мортимер поплотнее запахнул плащ у девушки на груди, настойчиво подсунул корзинку. «Поесть всё-таки стоит. Мужайтесь, вам потребуются силы. В ближайшее время… подумайте, что бы сказал ваш брат, если бы увидел, как вы предаётесь отчаянию!»

Леди Лейнсборо вздёрнула подбородок и коротко усмехнулась одним уголком рта. Эйзенхиэль хорошо знал эту усмешку. Видеть её на полудетском лице было жутко, зато теперь вампир не сомневался в родстве человеческой девушки и Чёрного Дракона.

«Мил… ничего бы не сказал. Он бы что-нибудь сделал. Если бы мог, он бы уже что-нибудь сделал. Но его здесь нет».

Она встала, и сумеречно-серый плащ скользнул по золотистым волосам, упал к ногам, обутым в сандалии — не иначе, дракон принёс Маленькую Сестру из более тёплых мест, чем Благословенные острова, возможно, с юга архипелага.

Эйзенхиэль дождался, пока и девушка, и старик одолеют путь от полигона до галереи, шагая по узкой тропинке, протоптанной в буро-жёлтой, пожухшей траве. Лоридейль Лейнсборо прошла на расстоянии вытянутой руки от него, но князь даже не кивнул в качестве приветствия: он видел её глаза — отсутствующие, пустые, сфокусировавшие взгляд на бесконечность. Леди Лейнсборо была сейчас где-то далеко, и высокопоставленный вампир заинтересовал бы её не больше случайного камешка. Между тем, трещину в каменной плите она перешагнула уверенно, будто глядела под ноги — судя по всему, болтливый мальчишка прав, эта дорога ей хорошо знакома.

— Бедное дитя, — Мортимер проводил девушку сочувственным взглядом. Корзинку он оставил у виноградника, а плащ нёс, перебросив через полусогнутую руку. — Такая ответственность в столь юном возрасте! И совсем одна! Ты бы присмотрел за ней, Эль. Всё-таки в каком-то смысле она — твоя гостья.

Вампир заткнул первую рвавшуюся в ответ фразу светским покашливанием.

— Это с какой же стати? Я эту растрёпанную пеночку на острова не заманивал.

— Она живёт на твоей земле, — Мортимер задумчиво теребил бороду и соизмерял шаг, стараясь не наступать на стыки между плитами галереи. Эйзенхиэль знал, что для старого некроманта это признак глубокой обеспокоенности.

— Она человек, — напомнил вампир, — а следовательно, живёт на земле Вариона. Пусть он и берёт на себя роль гувернантки, если драконы с ней не справляются.

Князь поймал себя на том, что и сам старается ступать по центру отшлифованных прямоугольников. Было неудобно: для двух шагов плита оказывалась слишком короткой, а для одного — чересчур широкой.

— Оставь свои софизмы для публичных дебатов, — устало махнул рукой некромант. — Ты же знаешь — я их не люблю.

— Хорошо, оставим это, — князь решительно забрал у Мортимера плащ и ускорил шаг, подчёркнуто игнорируя злополучные стыки. — Изволь, наконец, разъяснить мне, что ты имел в виду под «форс-мажорными обстоятельствами». Из твоего послания я понял только, что сорвалась поставка по моему цвергскому заказу. И, судя по сцене, которую я застал, поблагодарить за это я должен девицу из антитентуры.

— Девочка тут не при чём, — сердито отвечал Мортимер, едва поспевающий за длинноногим князем. — Ты сам видел, как она напугана.

— Что произошло? — хмуро осведомился вампир, остановившись у входа в башню. Некромант торопливо обвёл пальцем несколько стебельков резного рисунка на двери, и обиталище главы Гильдии некромантов впустило хозяина и его спутника внутрь.

 — Те двое, что я послал за твоим оружием, — Мортимер шустро перебирал ногами, взбираясь по винтовой лестнице, а вампир стоял внизу и наблюдал за ним, скептически вздёрнув бровь, — вернулись ни с чем. Строго говоря, они даже и не уходили — Холодное Зеркало, наш пропускной пункт на тут сторону, куда-то исчезло. Возможно, погрузилось на более глубокие слои Сумеречного Предела.

Эйзенхиэлю вдруг вспомнилось, как на его предложение подарить старому другу современную систему подъёмников, Мортимер ответил, что в тот день, когда он не сможет самостоятельно одолеть собственную лестницу, для него и наступит старость, и что как бы то ни было, а он моложе вампира без малого на триста лет, и хотя не может похвастаться таким же количеством золота в гномьем банке, но на самолевитирующее инвалидное кресло для старого друга готов раскошелиться.

— Может, они заблудились?

Когда некромант делал глубокий вдох, одолевая последнюю ступеньку, Эйзенхиэль всё ещё стоял у двери. Когда Мортимер выдыхал, вампир уже развалился в своём любимом кожаном кресле, устроил ноги поудобнее и точным броском отправил трость в держатель под вешалкой.

— Не говори глупостей, — проворчал хозяин башни, аккуратно снимая плащ. Тот, что он брал для Маленькой Сестры, уже болтался на крючке. — Я ведь не адептов посылал — опытных магистров. К тому же, не прошло и трёх дней, с аналогичным известием явилась Лоридейль Лейнсборо.

— Тоже некромантка со стажем, — Эйзинхиэль достал пилочку и принялся полировать ногти.

— Ты напрасно ехидничаешь, — Мортимер, наконец, опустился в хозяйское кресло и с неудовольствием покосился на гостя. — Не забывай, истории известно не так много случаев, когда кто-то перешёл к нам с Солнечной стороны, так сказать, во плоти.

— Итак, девочка пыталась вернуться домой, но не смогла. Печально, но в жизни случаются и более драматичные трагедии. Например, я не получу свой цвергский заказ. Будет тяжело, но постараюсь как-то это пережить.

Мортимер поморщился.

— Эль, твой сарказм сегодня совершенно неуместен. Лоридейль не пыталась пройти через Мир Мёртвых и вернуться назад, ведь она — Представительница Сообщества. С некоторых пор — единственная.

Вампир замер с пилкой в руке.

— В момент катаклизма Чёрный Дракон находился по ту сторону?

— Ты угадал, — Мортимер бесцельно выдвигал ящики стола, потом принялся вертеть в руках чернильницу. — Но, как ты выражаешься, в жизни случаются и более драматичные трагедии. Тревогу забила вовсе не Маленькая Сестра, а сами драконы. Мало того, что они потеряли связь с основателем Сообщества, контакт со всеми сородичами и кладками в антитентуре, они первые почувствовали на себе последствия прекращения работы опорной точки.

— И каковы эти последствия? — Эйзенхиэль сидел теперь прямо, глядя Мортимеру в глаза. Ему не было дела до разлучённых с дорогими яйцами ящеров. Не было ему дела и до утратившей брата и защитника Маленькой Сестры. Как, по большому счёту, и некроманту. Человек мог позволить себе поиграть в сентиментальность с молодой девушкой, но вампир знал его слишком давно и хорошо.

— Нарушение связи вызвано нарушением свободного тока магии между тентурами, — Мортимер потёр лоб. Он выглядел усталым. — Не знаю, чем послужило причиной, но если работа опорной точки не будет восстановлена, Семь Миров превратятся в две замкнутые системы. Особенно сильно досталось Демонису — он захватывал поля обеих тентур и теперь разделён между ними. Сложно даже представить, к чему приведёт увеличение энтропии солнечной магии в нашей среде, сможет ли при этом сохранить стабильность лунная? Единственное, что можно сказать наверняка: грядут большие перемены. Магические бури, неуправляемые реакции, непредвиденные последствия для материального мира и естественного магического фона. А перераспределение ресурсов всегда влечёт за собой передел мира.

— И сколько у нас времени?

Мортимер пожал плечами.

— Сотня лет? Тысяча? А, может быть, до завтрашнего полудня. Сложно сказать. У меня нет информации — моих магистров вышвырнули почти тотчас же, как они добрались до рубца на месте перехода.

Вампир рассеянно перебирал разбросанные по столу бумаги. Одна из них привлекла его внимание.

— В случае моего исчезновения, смерти или длительной нетрудоспособности, исполняющим обязанности главы гильдии до проведения выборов… — начал читать Элизобарра вслух, умолк на середине фразы и пристально поглядел на Мортимера поверх листа. — Что это тебе в голову взбрело?

— Дай сюда, это старое. Хотел назначить себе преемника, а он умом тронулся, бедняга. Пару лет назад прыгнул в Пурпурный залив со скалы, вопя что-то о Водах Забвения.

Некромант скомкал завещание и бросил в холодный камин — к ещё десятку шариков. Мортимер никогда не понимал назначения такого канцелярского приспособления как «корзина для бумаг». Тихо бормоча себе под нос, Белоголовый колдовал над маленьким сейфом, встроенным в стену кабинета. Вампир разглядывал его с подозрением.

— Во-о-от, — Мортимер положил на стол плотный лист мелованной бумаги с золотыми завитушками официальных формулировок. — Подпиши, коль уж заглянул. Тебя полагается ознакомить.

Эйзенхиэль к бумаге даже не притронулся. Он снова откинулся на спинку кресла и достал пилку.

— Я не отпущу тебя в Мир Мёртвых, старый болван. И не надейся.

Глава гильдии в точности повторил движение главы клана, но вместо пилочки для ногтей достал костяной гребешок и принялся расчёсывать бороду.

— На самом деле я очень надеюсь, — сказал некромант, оглядывая себя в карманном зеркальце, — что всё-таки не отпустишь. Я ведь действительно стар. Так стар, что пережил всех своих учеников. И их учеников тоже, так что не могу придумать для своей личности лучшего якоря, чем древний циничный вампир. А жизнь до сих пор мне не надоела. И я не тороплюсь смыть её в океан.

— Вот и славно, — Элизобарра встал и взялся за трость. — Тогда я пойду. Подумаю, как нам выбираться из этой кучи драконьего дерьма.

— Постой, — некромант тоже встал. — Мне нужна твоя помощь, Эль. Я неясно выразился?

Вампир покосился на всё ещё лежащий на столе лист.

— Если ты собрался соскочить с поста главы гильдии и пойти по дороге приключений, а свою ораву скинуть на моё попечение, так я лично против: твои последователи, сам и расхлёбывай.

— Тебе бы всё шутки шутить! — рассерженный некромант выбрался из-за стола и нос к носу уставился на вампира, сверля того гипнотизирующим взглядом. — Дело серьёзное! Хочется нам того или нет, но придётся отправиться в Сумеречный Предел, и, что-то мне подсказывает, приятной прогулкой вдоль линии прибоя я там не отделаюсь.

— Я сказал «нет», — ответил Элизобарра ровным голосом. — У тебя полная гильдия некромантов. Отправляй хоть скопом, хоть по одному. Тебе там ловить больше нечего.

— Некроманты! — фыркнул Мортимер. — Молодёжь, дети! Для них шныряние в Предел это бизнес. Прощальные послания, последние проклятия, сотрудничество со следственным комитетом. Разве они могут поднять те фундаментальные задачи, которые перед нами сегодня стоят? Мы снова должны объединить усилия, Эйзенхиэль. Как в тот раз. Ты, я, колдуны, ворожеи… прочие. Это не мой каприз скучающего старика. Это необходимость.

— Я не против, Морт, — вампир вернул некроманту сердитый взгляд, — снова образовать коалицию, пусть даже с драконами. Но на сбор исходных данных отправь кого-нибудь другого.

— Некого! — отрезал Белоголовый.

— А этот твой хвалёный Виктор? — насмешливо вздёрнул подбородок Элизобарра. — Или он только перед девушками рисоваться горазд?

— Виктор сейчас в Эйкосии, — поморщился Мортимер. — И я не могу выйти с ним на связь.

— Это из-за военного переворота, — любезно сообщил вампир. — Новые власти блокируют все информационные каналы, как наружные, так и внутренние. Нашёл куда в отпуск ехать!

— Жена настояла, — вздохнул глава гильдии. — Там сейчас на пляжный отдых цены просто бросовые, а она у него, знаешь, такая бережливая…

— Все беды от женщин, — светским тоном заявил князь. — Ну хочешь, я туда экспедиционный корпус пошлю? Доставят твоего вундеркинда с его фурией и внучатами в лучшем виде. Или, если хочешь, без фурии.

Мортимер снова поморщился.

— Варион пусть солдат посылает. Ты за Виктора не беспокойся, он сильный маг, о семье позаботиться сумеет. Да и серый плащ…

— Собственно, войска Вариона я и имел в виду, — перебил вампир. — И беспокоюсь я вовсе не за Виктора.

— Он хороший пространственник, — огладил бороду Мортимер, — но в том, что касается Служителей… — некромант развёл руками.

— Обитатели Предела эффективно сотрудничают с гильдией, разве нет?

— Вот-вот, — кивнул Белоголовый. — Молодые некроманты забыли, что они такое. Я слушал двух возмущённых магистров и обливался холодным потом: их выкинули в материальный мир, как щенят выкидывают за дверь — чтоб под ногами не мешались. А мои простофили даже не осознали, насколько им повезло.

Эйзенхиэль недовольно покачал головой.

— Тебе надо больше внимания уделять гуманитарной подготовке последователей. Историю твоей архимагической диссертации им что, не преподают?

— В том-то и дело, Эль, — некромант печально облокотился о стол, — я для молодых давно уже не учитель. И даже не великовозрастный советчик. Вообще не живой человек. Я символ. Легенда. Меня слушаются, но не слышат. Я… одинокий голос, вопиющий над морем, голос, который ветер топит в волнах Забвения.

— Что ж, поздравляю, Морт, — в уголках губ вампира появились ехидные складочки. — Добро пожаловать в сонм Долгоживущих!

Некромант перевёл взгляд на гостя. И взгляд этот был настолько серьёзным, что улыбка Элизобарры опала, как осенний лист.

— Да, Эль. Я стал лучше понимать твои лекции двухсотлетней давности. И хуже — то, что ежедневно пытается втолковать мне Виктор о необходимости популяризации образа некроманта и широкого взаимодействия с массами. Наш мир изменился за эти три сотни лет… я перестал за ним поспевать.

— Мир изменился, — подтвердил вампир. — И вампиров, и некромантов перестали приравнивать к чернокнижникам и сжигать на кострах. Но о том, как это было, не следует забывать.

— Не следует. Как и о том, чем оборачивается искажение энергии в Мире Мёртвых. Ладно, — серые глаза под седыми бровями потухли, некромант вернулся за письменный стол. — Иди, извини, что зря побеспокоил.

Но Элизобарра не шелохнулся.

— Что ты задумал?

— Какая разница, Эль? Ты ясно дал понять, что не собираешься рисковать своей белой пушистой шкурой.

На миг пахнуло холодом, а в кресле, с которого только что встал вампир, удобно расположилась юная девушка с золотыми волосами. Она с любопытством оглядывалась по сторонам, не замечая самого удивительного: вместо светло-серого платья вокруг неё клубилось размытое облако — Мортимер всегда был невнимателен к женским нарядам и даже под страхом смерти не смог бы вспомнить, во что была облачена леди Лейнсборо, с которой он расстался не далее как четверть часа назад.

— Не смей лезть мне в голову! — яростный крик главы гильдии разметал видение в клочья.

— Мортимер, ты умом тронулся, — холодно констатировал вампир, растирая виски. — Ты не можешь использовать её в качестве якоря. Она мало того, что не волшебница, к тому же ещё ребёнок.

Некромант гневно хмыкнул. Синеватая пелена уже отступила, о самоуправстве заклинателя разума давали знать только головокружение и лёгкая тошнота.

— Тебе-то что? Лоридейль Лейнсборо совершеннолетняя, по крайней мере, в нашей тентуре. Она прошла через Сумеречный Предел и заинтересована в восстановлении нормального транзита как никто другой. Сильная аура, яркая личность. Якорь из неё получится отменный.

— Вы едва знакомы. Тебе будет не за что зацепиться. Это безумие, Морт. Если что-то пойдёт не так, кто вернёт тебя в тело?

— Ерунда, — отмахнулся некромант. — Милая девочка, любознательная, я к ней даже немного привязался, этого должно быть достаточно. Только бы внутрь не затянуть, а то Виктор говорил, у неё с этим просто. Даже слишком.

— Надо было выдрать из тебя с корнем намерение соваться в Мир Мёртвых, и дело с концом, — буркнул Эйзенхиэль, снова занимая гостевое кресло.

Мортимер не ответил. Он с удовлетворением наблюдал, как заклинатель разума, опустив голову, массирует переносицу, избегая встречаться взглядом с хозяином кабинета. Наконец Элизобарра со вздохом вынул из галстука бриллиантовую булавку — единственное украшение, которое носил, и не глядя положил на стол перед некромантом. Мортимер вложил в бледную руку вампира костяной гребешок.

— Зови своих прихвостней, шантажист, — с укором произнёс Эйзенхиэль. — Или нам надо спуститься в церемониальный зал? Что там за ритуал? Ароматические свечи, пентаграммы, песнопения?

— Ай, глупости это всё. Устаревшие нормы. Ты здесь. Больше, на самом деле, ничего и не нужно. Приступать можно хоть сейчас, если ты готов.

Вампир развязал чёрную ленту, стягивавшую волосы, и прямые платиновые пряди укрыли его грудь и плечи.

— Жаль, Луна сегодня слабая, — Эйзенхиэль задумчиво просеивал сухие, быстро электризующиеся волосы через частые зубцы расчёски. — Может, отложим?

Мортимер воткнул булавку вампира в свой воротник.

— Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что ты боишься.

Князь поднял на собеседника сосредоточенный взгляд.

— Я боюсь. У вампиров хорошая память, не чета твоей старческой.

— Так, как в прошлый раз, не будет, уверяю тебя, — Мортимер ободряюще похлопал друга по руке.

— Разумеется, — сухо отозвался Элизобарра. — У меня ведь нет второго отца, который может внезапно умереть.

Глава 9. Преемственность поколений

19 г. до осн. Сообщества, остров Элизобарра

Крипта располагалась довольно далеко от Вейтолия, в нескольких часах езды по скверным дорогам. Возможно, именно поэтому выглядела такой заброшенной — благодарные потомки не горели желанием таскаться ради истлевших костей в такую даль. А может, и не было их, этих потомков: выкошены чумой, пресеклись бесконечными войнами, или рассеялись по свету, утратив память и связь с родовыми землями.

Мортимер не знал, что случилось с семейством Ваарстенов, построивших некогда эту церковь и хоронивших в её подземельях своих покойников. Зато он знал самый короткий путь, который вёл сюда из города через катакомбы. А ещё, в каком из черепов скрывается потайной рычажок, приводящий в действие древний механизм.

Их уже ждали.

Молодой магистр первой степени (ему нет ещё и сорока), соискатель на звание архимага, почувствовал себя польщённым: любопытство собрало ради него Совет Девяти почти на целый час раньше. И тут же некромант мысленно поправил себя: на час долгоживущих. У короткоживущих это полтора. До чего дошёл! Время на их манер считает. Вот уже несколько недель Мортимер ловил себя на том, что думает на дикой смеси родного языка, фейр-си и благословенной речи. С кем поведёшься…

— Вы один? — высокий голосок мастера Малиха выдавал общее нетерпение.

— Вы ждёте кого-то ещё? — удивился Мортимер.

— Я так и думал! — торжествующе воскликнул мастер Тобиас. — Всё это мистификация, шутка. Неужели вы в самом деле поверили, что он нашёл себе консультанта-долгоживущего?

— Это не шутка! — Мортимер окинул Девятерых сердитым взглядом и нервно поправил увесистую сумку на плече. — Вы разве не ознакомились с описанием моей работы? И где это видано, чтобы на защите диссертации требовалось присутствие консультантов?

— Вопрос в том, был ли консультант? — улыбаясь, вопросил мастер Малих противным фальцетом. — Я имею в виду, в материальном мире, а не в ваших бурных фантазиях.

Из темноты за спиной Мортимера раздался короткий смешок, и расшумевшиеся некроманты замерли, как один, погрузив крипту в зловещую тишину. Язычки пламени свечей колыхнулись в едином порыве, пригнулись параллельно полу, но уже в следующее мгновение горели спокойно и ровно. В круг света вышел высокий блондин в чёрном костюме.

— Вопрос материальности долгоживущих — весьма философский, — заявил он, глядя на Малиха. Лицо консультанта продолжало оставаться в полутени, пламя свечей отражалось в его глазах, отчего они казались почти чёрными.

— Эйзенхиэль! — Мортимер казался удивлённым не меньше прочих.

Тонкие губы изогнулись в улыбке.

— Неужели ты думал, я пропущу самое… вкусное?

Консультант шагнул вперёд, по направлению к недоверчивому мастеру, свечи полыхнули столбами, оставляя на расписных сводах чёрные полосы гари, а Эйзенхиэль широко улыбнулся, так что в ярком свете заблестели не только рубиновые глаза, но и белоснежные клыки.

— Вампир!!! — и без того высокий голос Малиха сорвался на визг, мастер метнулся назад, в глубину крипты, ударился спиной о плиту саркофага, взвыл от боли, упал на колени и попытался отползти в угол.

Эйзенхиэль наблюдал за всеми этими телодвижениями, не шелохнувшись. Один из некромантов, с резкими, словно высохшими чертами лица, недовольно хмыкнул.

— Малих, позорище, ну как можно быть таким трусом? Какой ты к демонам некромант? Ты же при виде Служителя обделаешься.

Пока Мортимер безуспешно прятал ехидную усмешку, говоривший решительным шагом направился к вампиру и протянул руку.

— Ализбар Черион. Рад знакомству. Для нашего общества это большая честь.

Долгоживущий невозмутимо пожал протянутую ладонь.

— Эйзенхиэль Элизобарра. Взаимно. Я не так давно столкнулся с вашей школой магии, и, признаться, весьма заинтересован в её развитии.

— В самом деле? — осмелев, подтягивались прочие члены Совета Девяти. — Но почему же? Вы ведь бессмертный! Какое вам дело до Сумеречного Предела?

— Долгоживущий, — поправил вампир. — А всё, что живёт, рано или поздно обречено умереть. Я пока не очень силён в некромантии, но азы усвоил.

Послышались смешки, посыпались вопросы.

— Вы не боитесь так приближаться к городу? Разве вампиры могут входить в церкви? Правда, что вы умеете вызывать шторм и подчинять своей воле девственниц? Вы умеете превращаться в летучую мышь?

Малих пробирался вдоль стенки, мечтая как можно скорее вырваться отсюда.

— Господа, — мягкий тембр голоса вампира заставил забыть и о цвете его глаз, и о длине клыков, — господа, я с удовольствием побеседую с каждым из вас немного позже, но на утро у меня запланировано ещё одно мероприятие, не хотелось бы выбиваться из графика.

Совет Девяти развернулся к Мортимеру, стоявшему чуть поодаль. Соискатель на звание архимага лукаво щурился.

— Прошу вас следовать за мной, господа. Любезный лорд Элизобарра не только помог мне в теоретических построениях, но профинансировал меры безопасности для проведения опыта.

Восемь оставшихся некромантов пошушукались — некоторые были недовольны, что придётся ещё куда-то идти.

— Церковь находится на родовых землях Элизобарры, — немного повысил голос Мортимер, — и, тем не менее, это не лучшая лаборатория для поднятия вампира — освящённое место будет накладывать искажения на поле.

— Недалеко отсюда мы оборудовали диамагическое помещение, — продолжил Эйзенхиэль. — Если что-то пойдёт не так, кадавра проще будет ликвидировать. Надеюсь, даже лишившись одного из своих членов, Совет сможет противостоять неожиданностям?

— Так вы… ещё не опробовали свою идею на практике? — удивлённо обратился к Мортимеру один из магистров, потрясая увесистой кипой описаний к его диссертации. — Всё это — чистой воды теория?

— И правильно сделал, что не опробовал, — вмешался Черион — единственный из присутствовавших носивший звание архимага. — Я знал многих заносчивых юнцов, понадеявшихся на собственные силы, и дорого поплатившихся за это. Те из вас, кто сталкивались со Служителями, понимают, о чём я.

Идти пришлось недолго — около четверти человеческого часа. Мортимер с факелом в руке указывал дорогу, вампир незаметно растворился в темноте.

— Удачное место, — бормотал Черион, на ходу «прощупывая» окружающее пространство. — Тонкое. Удивительно, как до сих пор никто из некромантов этим не воспользовался.

— Прежде это подземелье не соединялось с городским, — отозвалась тьма прямо над ухом архимага. — А сверху расположены развалины замка Торстед, не пользующиеся хорошей славой.

— Замок, разрушенный драконом? — вспомнил Черион.

— Его построил мой прадед, в качестве форпоста, — лорд-вампир уже шагал рядом с некромантом. — Там же, насколько мне известно, он и погиб.

Проход немного расширился, так что идти можно было по трое. Стены тоннеля, прежде выложенные из обычного в этих местах песчаника, почернели, стали отбрасывать глянцевые блики. Черион провёл рукой по полированной поверхности, не веря своим глазам.

— Чёрный гранит! Здесь всё выложено чёрным гранитом!

Мортимер не без труда отворил массивную двустворчатую дверь, и некроманты ахнули от восхищения.

Огромный круглый зал с диамагическими колоннами венчал высокий свод. Купол выходил на поверхность: полная луна щедро заливала зал голубоватым светом сквозь широкий пояс хрустальных окон. Белый мрамор пола расчерчен частой чёрной решёткой, искрящейся мельчайшими вкраплениями. Чёрный гранит был тут везде: по контуру зала, вдоль стен, за колоннами, в отделке купола. Даже оконные рамы оказались искусно выточены из хрупкого камня.

— Это стоило… целое состояние, — восхищённо выдохнул самый молодой из Совета Девяти.

— Если Мортимеру удастся воплотить моего предка, — сказал Элизобарра, — это станет доказательством того, что у Долгоживущих с людьми больше общего, чем принято думать. Если же нет — здесь всё равно прекрасное место, позволяющее спрятаться от внешнего мира. Сейчас, когда Мортимер закрыл дверь, нас невозможно обнаружить ни одним из поисковых заклинаний.

— Но… мы теперь знаем, как попасть сюда через подземелье… — некромантам вдруг стало неуютно, как людям, которые понимают, что узнали, возможно, даже слишком много. — Вас это?..

— Вам так только кажется, — улыбнулся Эйзенхиэль.

— Вы ведь тоже чародей, — Черион, чуть сощурившись, разглядывал свободно падающие на спину платиновые волосы Элизобарры. — Все вампиры — лунные маги.

— Совершенно верно, — интонация Эйзенхиэля давала понять: некромант мыслит в нужном направлении.

— А специализация? Пространственная? — действительно, хороший пространственник мог запросто внедрить на их пути пару-тройку локальных порталов, запутывающих ходы, а возбуждённые некроманты этого даже не заметили бы.

— Эйзенхиэль — заклинатель разума, — разрушил интригу Мортимер. Он с гордостью воззрился на лорда-вампира. — Самый лучший, кого я когда-либо знал.

Черион только коротко хмыкнул. Постепенно туман рассеивался, и многое становилось понятно: например, как случилось, что Мортимеру удалось уговорить долгоживущего помогать с написанием диссертации. Вероятнее всего, случилось с точностью до наоборот: вампир, заинтересовавшийся Миром Мёртвых, нашёл молодого подающего надежды некроманта, чтобы тот таскал каштаны из огня. Впрочем, большого выбора у Элизобарры не было: долгоживущим в Сумеречный Предел попасть, мягко говоря, проблематично.

Пока архимаг придавался этим размышлениям, молодой соискатель вышел в центр зала, прямо к каменному алтарю узнаваемой формы. Только вместо мёртвого тела на полированной поверхности была насыпана горка земли — как будто кто-то вознамерился соорудить могильный холм прямо в этом гранитно-мраморном зале.

— Родовая земля вампира? — некроманты обступили алтарь как занимательную диковинку. — А на вид — самая обычная.

Мортимер промолчал. О том, что минеральная основа эксперимента была обильно окроплена алой кровью живого вампира, автор прямо не упомянул даже в пояснительной записке к своей научной работе, отделавшись размытым понятием «специфический реагент».

Мортимер попросил всех отойти подальше, за второй круг, выложенный на полу чёрным гранитом. Рядом с ним остался только Черион — следил за правильностью рун, которые экспериментатор наносил на пол специальной тушью.

Вопреки общественному мнению, возврат души умершего в материальное тело — не самая распространённая практика некроманта. Как правило, ритуал такого рода производится в случае, когда целителю удалось удержать жизнь у последнего рубежа: дух успел отлететь, а тело не сдалось и поддалось исцелению. Бывало, опытные маги, попадавшие в плен и опасавшиеся пыток плоти или духа, искали убежища в Сумеречном Пределе, оставляя свои бренные тела в надежде на союзников, готовых отбить у недругов драгоценную живую оболочку и заплатить некроманту за услуги обратного проводника. Бывало также, недруги первыми догадывались воспользоваться услугами сумеречных контрабандистов. В таком случае водворение души могло происходить помимо её воли. И не всегда тело оказывалось действительно для этого пригодно.

Так появились первые ходячие мертвецы, в просторечии — зомби. Одно время направление считалось перспективным — правительство Тиссонии в глубокой тайне оплатило серию исследований, в надежде укомплектовать армию бессмертными бойцами, не чувствительными к боли, не нуждающимися в сне и отдыхе, пугающими до седых волос одним своим видом. Но результаты экспериментов оказались неутешительными: энергозатраты на двигательную активность и торможение процессов разложения в мёртвых телах превышали все разумные пределы. «Жизнь» каждого зомби должен был непрерывно поддерживать либо сильный маг за счёт собственных ресурсов, либо дорогостоящий автономный артефакт. Тела быстро изнашивались и требовали профессионального ухода. По всему выходило, наёмники обходятся дешевле.

С тех пор Возврат почти не практиковали. Многие наставники, добивавшиеся исключения некромантии из списка запрещённых школ магии, из этических соображений даже не упоминали ученикам о возможности воскрешения мёртвых, сосредотачиваясь лишь на общении с духами и торможении процессов старения.

Черион был не из их числа. Архимаг, о возрасте которого ходили самые удивительные слухи, отзывался о морали резко и не всегда цензурно. Ализбар Черион ни во что не ставил ни представителей других школ, ни обывателей, ни собственных коллег, а в ответ на нравоучительную сентенцию мог молча ударить в зубы. Поговаривали, Черион довёл до самоубийства инквизитора, ответственного за сожжение какой-то девчонки — не то подружки Ализбара, не то дочери, раз за разом насылая на священнослужителя призрак убитой. Правда это или нет, Мортимер не знал, но архимаг ему определённо нравился.

Своим сегодняшним экспериментом молодой некромант попирал сразу несколько постулатов традиционной науки. Во-первых, беспрецедентным было время смерти возвращаемого — много сотен лет назад. Первое, что сообщают о Возврате, если о нём вообще берутся упоминать — производить ритуал позднее, чем через сорок суток с момента исхода, бессмысленно. Душа уже омыта в Водах Забвения и готовится обрести новое воплощение. Наиболее благоприятное время для Возврата — девятый день после смерти. Если умерший оставил в материальном мире незаконченное дело, девятый день — лучшее время, чтобы вырваться из Сумеречного Предела и сделаться призраком.

От Эйзенхиэля Мортимер узнал, что Долгоживущие, в отличие от людей, считают недели не по семь, а по девять дней, а вместо периода, который люди связывают с Лунным циклом и потому называют «месяц», используют «сороковники»: полные (нечётные) по сорок одному дню, и неполные (чётные) — по сорок дней. Было не совсем ясно, как связать этот факт с Миром Мёртвых, в который отправляются исключительно души людей. Мортимеру также показалось странным такое небрежение Детей Луны к её фазам. Эйзенхиэль только пожал плечами. Принцип измерения времени един для всех долгоживущих рас, в том числе и для Солнечных. Вампир предположил, что принятая у них шестнадцатеричная система исчисления лучше подходит для этих целей, чем десятичная система людей, легкомысленно заложивших в основу вычислений количество собственных пальцев и поделивших год на двенадцать месяцев, пытаясь угнаться за переменчивой Луной. За время общения с Элизобаррой Мортимер привык оперировать большими отрезками времени, такими, как Круг Лет (шестнадцать годовых циклов), Круг Жизни (цикл из ста сорока четырёх лет), Сутки Богов (сто восемьдесят Кругов Жизни), и оценил удобство такой системы. Например, все нечётные сороковники простого года начинались с одного дня недели, а чётные — с другого, а так как Священное Лето состояло из сорок одной недели, то следующий Круг Жизни начинался с того же дня недели, что Священное Лето — с понедельника.

Разжигая магическое пламя под ретортой, Мортимер заметил, что у него дрожат руки. Надел заранее приготовленную маску. Вдох. Выдох. После фильтра воздух сделался сухим и каким-то ненастоящим, словно в Мире Мёртвых. Некромант принялся размельчать в ступке порошок ядовитого Хищного металла, пожирающего золото, свинец и ртуть, как родовая земля пожирает погибшего вампира.

Вторым возмутительным моментом диссертации Мортимера была раса воскрешаемого. В старых сказках некоторых уединённо живущих лесных племён Волшебные Народы всё ещё называются бессмертными. Во времена, когда слагались эти песни и сказки, люди были настолько дики и слабы, что даже не представляли себе возможность убить долгоживущего. Но вот однажды Солнцепоклонники и Дети Луны направили сияющие клинки друг против друга, и у пугливых, но чрезвычайно любопытных людских магов оказалось достаточно материалов для изучения. Оказалось, долгоживущего не просто можно убить, его можно уничтожить, стереть из многоцветной палитры бытия. Постепенно сумеречные контрабандисты выяснили, что люди — единственная раса, заселившая все Семь Миров, включая Демонис, раса, способная путешествовать между мирами по Водам Забвения. Только люди, омытые от земных тягот, невзгод и страстей, словно змеи, сбросившие кожу, получают новую молодость, новую судьбу и новые возможности, почти всегда в другом месте. Долгоживущие живут долго. Но умирая, они умирают навсегда.

Относились к этому открытию по-разному. Община святой Мелисенты провозгласила людей Богоизбранным Народом, осенённым милостями как Солнца, так и Луны, и предрекла своей расе скорое Семимировое господство. Некоторые племена фейри считали короткоживущих разновидностью вредных насекомых, плодовитых, прожорливых, наносящих непоправимый вред окружающей среде, в отдельных случаях — смертельно опасных, а потому подлежащих планомерному уничтожению. Вампиры… вампиры мнение по поводу человеческой роли в мироздании, как правило, держали при себе, не забывая активно употреблять предмет обсуждения в пищу. Некроманты тем временем осваивали Сумеречный Предел и вскоре убедились в существовании по-настоящему Бессмертных. Служителей Мира Мёртвых нельзя было причислить к сонму Живых, а потому и понятие смерти теряло по отношению к ним какой-либо смысл. Служители просто существовали: прилагались к Семи Мирам вместе с прибрежной удушливой пылью и бесконечным прибоем Вод Забвения, воплощая собой какие-то фундаментальные связующие законы, до понимания которых и людям, и долгоживущим было ещё очень далеко.

Содержимое котла приподнималось тугими, лениво лопающимися пузырями. Тяжёлый пар переливался через край, словно убежавшее молоко, стекал вниз, лизал ноги Мортимера, но не выходил за пределы магического круга. По внешнему контуру границы эксперимента собрались некроманты с глазами, горящими жадным интересом. Только Черион, действующий архимаг, почти не смотрел в сторону своего возможного преемника. Тёмные, глубоко посаженные глаза вперились в темноту у Мортимера за спиной. Туда, где стоял вампир.

Другие члены совета не замечали тонкого голубоватого марева, окутывающего Эйзенхиэля, но Ализбар Черион столько раз пересекал границу материального мира, что зрение его претерпело некоторые изменения. Тьма перестала быть непроницаемой, а солнце уже не слепило. Для Чериона наступили вечные Сумерки.

В зале становилось теплее. Но это была не свежая теплота весеннего солнца, а, скорее, влажное тепло торфяного болота. Лорду Элизобарре пришло в голову характерное для лесных сидов растительное сравнение: люди — своего рода трава. Они многочисленны, уязвимы, неприхотливы и быстро растут. Детство, юность, зрелость и старость — всё это они должны провернуть за один короткий Круг Жизни, даже не весь круг, а его вегетативную часть. Кто-то, например, опытный некромант, может переждать зиму-другую под снегом, но так или иначе, а весной его потеснит новая поросль, ветер принесёт с другой окраины Семи Миров семена новых трав, и они зацветут, и станут конкурировать за внимание пчёл, воду и солнце. У долгоживущих всё почти так же, только они не травы, а деревья. Медленные, долговечные, глубоко врастающие корнями в родную землю. Есть возрастной рубеж, за которым долгоживущего уже невозможно переселить в другой мир, при этом не убив. Словно могучие дубы раскидывают они свои кроны, требуя воздуха и пространства, подавляя молодую поросль густым переплетением ветвей. Но однажды исполин падёт, живительное солнце хлынет на землю нестерпимым потоком, и прямо на теле, всё ещё сохраняющем прежнюю форму, торопливо заколосится новая жизнь, растянет крохотными лапками, пронзит ниточками корешков, пожрёт миллионами алчных ртов, даже не осознающих, какую великую роль они играют в круговороте жизни.

Черион с беспокойством следил за тем, как зеленовато-жёлтое сияние паров, сочащихся из котла Мортимера, перемешивается с голубым туманом Элизобарры. Энергетическое марево уже не окутывало Эйзенхиэля равномерным коконом, а напоминало, скорее, кудель, из которого рукодельница сучит тонкую нитку, наматывая её на всё уплотняющееся веретено. Мортимер не собирался приглашать консультанта-вампира на ритуал, а следовательно, этот эффект не входит в его теорию о сохранении личности вампира в виде памяти родовой земли. Ализбара интересовало, подозревал ли о чём-то подобном сам Элизобарра, и ощущает ли он, что сейчас происходит.

Эйзенхиэль рассматривал лежащее на каменной плите тело. Оно уже обрело форму, хотя походило, скорее, на статую, чем на мертвеца. Плотно сдвинутые ноги, скрещённые на груди руки казались не до конца отделёнными друг от друга, будто каменщик, оболванивший заготовку для посмертного монумента, должен ещё вернуться и закончить работу, придав точность и изящество линиям.

Торстед Элизобарра по праву считался особой ветвью родового древа Эрминидов. Он стал первым Элизобаррой, называвшимся князем и принявшим на себя полномочия главы клана. Дупловатое, измученное внутренней гнилью дерево причудливо искривилось, но снова начало расти вверх. Торстед являл собой постоянную борьбу и постоянный вызов, прожил он долго, даже для вампира, но свой последний закат встретил отнюдь не трухлявым пеньком. Торстед умер, как жил: послав к драконьей бабушке традиции и обычаи. Вместо того, чтобы стать пищей и субстратом для преемников, первый князь Элизобарра упал на дно энергетического болота, и пролежал там без доступа магии десятки и сотни лет, пока новый Элизобарра, носящий неблагозвучное для вампирского уха эльфийское имя, не заинтересовался историей своей семьи, и не решил извлечь, наконец, предка на поверхность бытия, как извлекают из-под воды чёрный ствол морёного дуба.

В это же время, замок Элизобарра

Глава клана Вампиров, Родерик Элизобарра, пребывал в ярости, и отчасти причиной этого состояния стала злость на самого себя. Сегодня был один из тех дней, когда князь особенно остро ощущал: имя Родерик вряд ли войдёт в историю как принадлежащее лучшему главе клана. Дела давно уже шли не так хорошо, как хотелось бы. Холодное взаимное презрение между Вамирами и Фейри с Холмов что ни день грозило разразиться настоящей войной, да и отношения с прочими Лунными народами становились всё более натянутыми. Клан медленно, но верно приходил в упадок, не в силах эффективно бороться как с внутренними противоречиями долгоживущих, так и с внешним вызовом — с людьми. Особенно с людьми.

Только что Родерик издал боевой клич и протрубил общий сбор среди лордов-вампиров, а кто на него ответил? Несколько десятков его собственных вассалов и испуганный маленький Тревор Отрон. Карикатурный глава третьей ветви Эрминидов, с ужасом взирающий на лорда Эсмунда, перепачканного кровью и, кажется, обрывками кожи. Родерик криво усмехнулся при воспоминании о красивом мальчике в элегантном чёрном костюме. Он просто позеленел. И неудивительно — лордом Эсмундом пугают детей отнюдь не одни короткоживущие.

Лайта Тандер и вовсе не соизволила войти в общий информационный канал, небрежно черкнула на возвратном свитке: «Я занята. Поговорим позже».

Родерик не подал вида, до чего взбешён, но теперь, когда он произнёс зажигательную речь перед лицом своего войска и раздал указания по привлечению к операции низших вампиров и трэллов, было самое время поговорить с леди-вампир с глазу на глаз и высказать всё, что он думает об этой заносчивой… риторика никогда не была сильной стороной князя, так что он даже не смог подобрать нужных слов. Вместо этого с силой ввалил сгусток энергии в информационный канал, соединяющий замок Элизобарра с замком Тандер. Стена его собственной гостиной слегка изогнулась, пошла рябью, будто покрылась коркой льда или запотела. Послышался всплеск.

— Отвечай, дракон тебя раздери! — прорычал князь и метнул в стену шаровую молнию. Лёгкий вскрик потонул в клубящемся паре, на Родерика пахнуло теплом, влагой и запахом цветов.

— Какого демона!! — Стена гостиной исчезла, зато появилась другая, отделанная чёрным мрамором. Лайта Тандер лежала в золотой ванне, её роскошные каштановые локоны, обычно тщательно убранные, сейчас свободно спадали на грудь и ниже, покачивались на воде в окружении лепестков роз. — Родерик, ты что себе позволяешь?!

— Что это у тебя? — озадаченно осведомился глава клана, указывая на алые пятна, плотным одеялом укрывшие леди Тандер.

— Троллеобразные жабы, разве не видишь? — огрызнулась Лайта, спускаясь пониже. Ванна была довольно короткой, леди-вампир скрылась под лепестками по основание шеи, но зато над поверхностью показались колени. — Ты ворвался ко мне, чтобы об этом спросить?

— Я ворвался, чтобы узнать, какого сида ты не откликаешься на зов главы клана! — Родерик уже вспомнил, что он в ярости, но продолжал подозрительно коситься на розовые лепестки. Ему показалось, что вода под ними какого-то странного белого цвета. Чего она туда налила? Молока?

— Узнал? — Лайта томно откинула голову на бортик, из ванны высунулась хорошенькая ступня и пошевелила пальцами, ткнув воздух в направлении Элизобарры. — Тогда проваливай. Дай мне помыться спокойно.

— Пока ты… — Родерик нерешительно обвёл ванну широким жестом, — занимаешься не пойми чем, короткоживущие похитили моего последнего сына! Может быть, мальчика нет уже среди живых!

— Что за чушь! — Лайта пренебрежительно фыркнула, но её ладони напряжённо сжали золотые бортики. — И что значит это твоё «может быть»? Когда сожгли Артура, ты рычал и катался по полу, словно взбесившийся дракон.

— Я больше не чувствую его, — Родерик расхаживал вдоль края комнаты, там, где толстый багровый ковёр переходил в полированный каменный пол леди Тандер. — Смерти… нет, не было. Я даже не сразу заметил. Мы повздорили вчера… крупно. Чтобы не чувствовать его раздражение и… «и разочарование» — мысленно дополнил сам себя глава клана, — я отодвинул его нить подальше, за границу восприятия. А сегодня не смог найти.

Лайта снова фыркнула, на этот раз с некоторым облегчением.

— Эйзенхиэль всегда был умничкой, неудивительно, что научился отгораживаться от тебя. Право же, надо взять у него пару уроков. Родерик, ты ведь даже не осознаёшь, как выводит из себя твоё пренебрежение к личному пространству.

— Не все Эрминиды аристократичные неженки, вроде тебя! — Родерик запустил в собеседницу попавшимся под руку подсвечником. Тот пересёк багрово-чёрную границу на полу и со звоном отлетел от стены гостиной, которая на самом деле никуда не делась. Лайта недовольно поморщилась.

— Знаешь, иногда мне тебя даже жаль.

— Знаешь, иногда мне хочется тебя связать, выпороть и трахнуть, но потом я вспоминаю, сколько тебе лет, и желания заканчиваются на «выпороть».

— Когда найдёшь Эля, передай ему от меня привет и очередные соболезнования, что злодейка-судьба наградила его таким отцом, — Лайта выпрямилась, и стало видно, как крупные белые капли обтекают тёмные, вздёрнутые кверху соски. Пара лепестков осталась у неё на шее и глубоко в декольте, алея на коже, будто свежие поцелуи. — Хотя вполне вероятно, что он уже на пути в замок Тандер, так что я сама с удовольствием с ним это обсужу.

— Он уже не ребёнок, чтобы бегать к тебе плакаться по каждому поводу, — прорычал Родерик, резким движением разворачивая к Лайте кресло с высокой спинкой.

— Он и ребёнком не имел обыкновения плакаться, — леди Тандер неприязненно поморщилась. — И если бы ты хоть сколько-то занимался собственным сыном, ты бы об этом знал. Впрочем, хорошо, что ты этого не делал. Бедняжке и без того хватило детских травм.

Глава клана, за неимением трона, торжественно уселся в бархатное кресло и официальным тоном провозгласил:

— Лайта Тандер! Через два часа Клан Вампиров единым порталом перебрасывается на континент. Мы будем сражаться и освободим моего сына от короткоживужих магов, даже если ради этого нам придётся пролить больше крови, чем мы в состоянии выпить. Там будут все. И ты — в том числе. Жду тебя в замке Элизобарра. Вернее, не жду, а приказываю явиться немедленно, как только ты соизволишь на себя что-нибудь надеть.

— А я не соизволю, — презрительно скривила губы леди-вампир. — Сам играй в свои дурацкие игры.

Родерик вскочил с кресла и сжал кулаки.

— Это не игры! Не шутки, слышишь? Эль намекал, что снова собирается отправиться на континент, и вот результат! Я предупреждал, его якшание с короткоживущими доведёт его до цугундера, но разве он меня слушает! Зачем, если есть обворожительная и непогрешимая Лайта Тандер, лестью и прочими фамильными уловками затуманившая голову преемнику главы клана! Поощряющая его странные увлечения, неподобающие связи… я не удивлюсь, если выясниться, что это ты толкнула моего сына в лапы охотников на вампиров! Холодная, бессердечная…

Князь замолчал, потому что в королевском пурпуре глаз леди Тандер вместо снисходительного презрения полыхнула настоящая злоба. И ещё было что-то там, в таинственной глубине, но Лайта уверенным движением заклинателя разума прижала движение собственной души внутрь, в темноту, в самое глубокое подземелье самой охраняемой башни.

Родерик на самом деле не думал того, что говорил. Он собственными руками отдал Эйзенхиэля на воспитание старшей Тандер после смерти Гейл, и никогда не сожалел об этом выборе.

— А почему бы и нет? — голос женщины, медленно поднимавшейся из воды, звучал, как шипение змеи. — Почему бы мне не пресечь твой род, не извести твоего наследника? Скажи, Элизобарра, внук Торстеда, разве это не было бы справедливо? Разве не вы, бешеные волки, отняли княжеское достоинство у моей семьи? Родись я мальчиком, твой дед и мою отрубленную голову бросил бы к воротам замка Тандер. Отвечай, разве я не права?

Родерик отвёл взгляд. И не потому, что леди-вампир стояла перед ним, не стесняясь собственной наготы (воистину, стесняться там было нечего). Много слухов ходило о том, как именно произошла смена власти меж двух ветвей Эрминидов, но глава клана больше других знает о деяниях своих предков. В некотором смысле, он и есть собственный предок. Иногда, в полубредовых кошмарных снах, он видел, как расширяются зрачки мужчины, лежащего на спине, и алые глаза становятся чёрными безднами, в которые Родерик проваливался и падал, падал… всё ещё ощущая осиновый кол в левой руке.

— Гейл тоже… думала так? — глухо спросил он. — Что я в ответе за смерть последнего князя Тандер? Поэтому так и не согласилась выйти за меня замуж?

Лайта надела халат и повернулась к главе клана спиной — вопиющее неуважение, но на этот раз Родерика это даже не задело.

— Гейл… — тихо произнесла она, но вампир на другом острове отчётливо расслышал: он жадно ловил каждое слово. — Гейл любила тебя. Иначе, чем ей, быть может, хотелось. Иначе, чем ждал от неё ты. Но ещё больше она любила своего сына. И никогда бы не привела маленького Снежка в тот гадюшник, который ты вокруг себя развёл. Элизобарра давно уже считается не вампирским, а тролльим замком.

— Прошу тебя, Лайта, — произнёс Родерик вкрадчиво, почти робко, и она оценила старания грубого, привыкшего силой добиваться своего главы клана. — Прошу, ради Гейл, помоги мне защитить нашего сына.

— Хорошо, — ровным голосом произнесла леди-вампир, оборачиваясь. — Я постараюсь как можно скорее выяснить, что случилось с Эйзенхиэлем и где он сейчас.

— У нас нет времени на твои шпионские штучки! — воскликнул Родерик, снова мгновенно закипая. — Говорю тебе, я знаю, где он! Мальчик упомянул вчера вскользь о контрабандистах… подумать только, мой наследник учит человеческий язык и считает людские деньги!

Лайта могла бы добавить, что наличию у неё золотой ванны замок Тандер обязан именно Эйзенхиэлю, который считает человеческие деньги до такой степени хорошо, что под вымышленным именем уже владеет парой банков. Но вместо этого она спросила:

— И где же он, по-твоему?

— Я думаю, эти контрабандисты… они как-то усыпили его, может быть, притащили какого-нибудь гипнотизёра…

Лайта попыталась представить человека-гипнотизёра, способного совладать с заклинателем разума, имеющим за плечами трёхсотлетний опыт, и скептически приподняла бровь.

— Ну или я не знаю… подсунули ему одурманенную жертву, запечатали артефактами в конце концов!

— Ладно, контрабандистов сюда ты приплёл, чтоб убедить меня искать на континенте. Но континент большой.

— Серебряный лес! Я руку дам на отсечение, что моего мальчика повезут именно в логово Охотников! Ты помнишь, как эти твари гонялись за ним?

Конечно, Лайта помнила. Без малого сто лет назад Эйзенхиэль даже пригласил её на торжественную церемонию, и она воочию полюбовалась, как Великий Магистр Ордена лично вручил талантливому лунному магу орден первой степени и церемониальную ленту, почтив таким образом заслуги молодого, но уже очень успешного Охотника. Именно элегантный блондин по имени Эйзенхиэль разработал хитроумный план и руководил самой громкой операцией ордена за последние пару десятков лет. Охотникам удалось загнать в ловушку и обезвредить Ночного Мясника, менее известного как Артур Элизобарра. Потери были незначительные. Магистр особо отметил и довёл до сведения молодых членов ордена, ещё не успевших как следует разобраться в иерархии Вампиров, что Элизобарра — вторая и на сегодняшний день правящая ветвь Эрминидов, высших вампиров, в незапамятные времена поселившихся на трёх островах к западу от материка. Артур был не просто членом правящей династии, но ещё и старшим сыном главы клана, его преемником, что само по себе делало этого вампира сильнее и быстрее прочих, поскольку он мог частично использовать ментальную энергию других членов клана и регенерировать за их счёт.

— Охотники перенесли свою штаб-квартиру в Эйкосию, — сообщила Лайта. — Они считают себя слишком солидной организацией, чтобы жить в полевом лагере зимой и летом. У Ордена теперь есть собственные деревни, мельницы и дворцы. А в Серебряном лесу обосновались, как это ни странно прозвучит, лесные фейри.

— Фейри?! — Родерик метнулся к собеседнице так резко, что натолкнулся на стену. Вернувшись в обзорную зону, он возмущённо продолжил: — Прямо у нас под боком! Но… я так и думал! Да-да, конечно, фейри… мерзейшие создания. Без сомнения, мальчик у них. Поэтому я его не чувствую! Ведь фейри — известные мастера создавать энергетические барьеры. Но на нашей стороне будет фактор внезапности. Мы подкрадёмся и ударим их в спину.

— Родерик… — Лайта сокрушённо опустила руки. — Скажи мне только одно: как, руководствуясь такими блестящими логикой, тактикой и стратегией, тебе удалось дожить до твоих преклонных лет?

— Я ведь всегда прислушивался к тебе, — примирительно сказал глава клана. — Отец всегда говорил, что в последней войне мы многим были обязаны Лайте Тандер.

— В таком случае послушайся ещё одного моего совета: оставь в покое Серебряный лес.

— Нет! Я не могу ждать! — Родерик кружил по комнате, как загнанный зверь, и Лайта видела: да, ждать он, действительно, не может. — Я не могу сидеть сложа руки, когда мой наследник, мой сын в плену и, может быть, уже подвергается жестоким пыткам… ладно, ты не хочешь идти. Видит Луна, не будь мы в таком отчаянном положении, я бы не настаивал на твоём участии в битве. В конце концов, ты всё-таки женщина…

— Как мило ты об этом вспомнил, — ласково улыбнулась леди-вампир.

Глава клана пропустил шпильку мимо ушей.

— Давай так. Ты и молодой Отрон остаётесь в родовых замках. Вы оба — главы своих ветвей, и рисковать вами… рискованно. Но мне нужны ваши вассалы, ваши армии!

— У меня нет армии, — заявила Лайта. — А мои вассалы разбросаны по огромным территориям, я не могу собрать их мановением руки. Дай мне выяснить, что на самом деле произошло, и тогда мы вместе решим, как лучше вызволить из беды нашего Белого Волчонка. Если ему на самом деле требуется помощь, потому что Эль давно уже не волчонок, а матёрый зверь, вполне способный позаботиться о себе.

— Пусть так. Но у тебя есть гоблины! А ещё трэллы. Они только люди, но тоже могут быть полезны. Пусть твой преемник возьмёт на себя командование и ведёт их за мной. Их кровь будет подчиняться ему так же, как и тебе. А меня он будет слушаться получше самоуверенной древней леди.

Лайта села на резную скамеечку и принялась расчёсывать волосы.

— Очень сомневаюсь, — уронила она с коротким смешком. — Командовать моим наследником тебе будет не так-то просто.

Родерик, не особенно усердствовавший в генеалогии Эрминидов, безуспешно пытался вспомнить, кто же на сегодняшний день является ближайшим кровным родственником бездетной леди Тандер.

— Позови его. Я хочу, чтобы ты прямо сейчас отдала преемнику приказ следовать за мной.

— Я не знаю, где он находится в данный момент.

Родерик ощутил лёгкий укол самодовольства. Всё-таки, титул князя даёт ряд преимуществ, которые ты даже не замечаешь, пока не вспомнишь, что кто-то, пусть даже древний и могущественный, твоих привилегированных способностей лишён.

— Назови имя. Я сам его найду.

Лайта улыбнулась Родерику так, как посторонние люди улыбаются умственно отсталым детям: с плохо скрываемой жалостью и оттенком брезгливости.

— Эйзенхиэль Элизобарра. Не путать с Эйзенхиэлем из Волшебных Холмов.

Несколько мгновений Родерик потрясённо молчал.

— Постой! Он мой сын. И мой наследник!

— А ещё он наполовину Тандер. Если вдруг ты забыл.

— Но… разве Гейл… нет, она ведь…

— Гейл не была моей наследницей, — оборвала его Лайта. — А всего лишь четвероюродной племянницей. Но вот твоя бабка с материнской стороны была сестрой князя Тандер, так что по сумме родовых долей кровей… — Лайта скептически окинула взглядом главу клана. Она почти слышала скрежет, с которым проворачиваются его мыслительные шестерёнки. — В общем, не забивай себе голову. Просто поверь мне на слово: не будь Эйзенхиэль вероятным князем Тандер, я бы не стала возиться с его воспитанием.

— Не смей называть его так! Достаточно того, что я вот уже триста лет избегаю обращаться к собственному ребёнку по имени. Он будет носить титул Элизобарра!

— Да пожалуйста, — небрежно сообщила Лайта мраморной стене. — Если тебе не терпится отправиться в землю раньше меня — дорога открыта. Беги в свой Серебряный лес, и княжеская корона останется у второй ветви Эрминидов.

Родерик так и сделал. Не потому, что послушался совета семисотлетней вампирки. Услышь он его, возможно, червячок здравого смысла шевельнулся бы где-то в глубине сознания, но князь схлопнул канал связи сразу, как только выпалил последнюю пламенную тираду. Он решил, что сам спасёт своего сына. Без гоблинов, без людей и, самое главное, без леди Тандер.

Глава 10. Хитросплетения корней

335 г. от осн. Сообщества, Менес

Зима на островах в этом году не торопилась вступать в свои права, робкий снежный покров то и дело смывался дождём, влажная серость придавала Менесу мрачноватый вид, слякоть и морось выгоняли гуляющих из парков в тёплый уют развлекательных заведений, благо в столице их имелось предостаточно.

«Князь Барро» вот уже месяц собирал Джабраэли полный зал. Директор театра под неутихающие аплодисменты в очередной раз вышел на сцену в центре цепочки танцоров, мирно объединившей протагониста с антагонистом, роковую вампирку и её соперницу-завистницу. Мону, как всегда, засыпали цветами. Но кое-что и поменялось за этот месяц: впервые за свою актёрскую карьеру по популярности её обошёл Макс. Внезапно оказалось, что ни рост, ни тёмные волосы не помеха для женского обожания. Вот и сейчас одна за другой к нему тянутся поклонницы. Крупная барышня, краснея, протянула «князю Барро» огромный букет алых гвоздик. Из-за резкого запаха цветок считался вампирским. Максимилиан приобнял девицу и пламенно поцеловал. В щёку.

Мона спрятала улыбку в ворохе багровых лилий — традиционного элемента свадебных букетов леди-вампир. Ревновала ли она Макса? Абсолютно нет. Напротив, его успех радовал её острее своего собственного. К тому же, разве может кто-то устоять перед князем Барро и его страстью? Она и сама не смогла.

Актёры в последний раз поклонились и уже окончательно удалились за кулисы. Аплодисменты мало-помалу смолкли, зато шумнее стало за дверями заваленных цветами гримёрок. Когда-то, на заре карьеры, Мону это беспокоило. Но Джабраэли уверил её в полной безопасности: охрана не пропустит нежелательных поклонников, будь это хоть сам князь Элизобарра. Вспомнив об этом, прима улыбнулась и потянулась перед зеркалом, разглядывая своё загримированное под вампирку отражение. Как же давно это было…

331 г. от осн. Сообщества, Менес

Юная ван Тирриен с детства обожала балет. Часами простаивала у станка, с улыбкой перенося боль и усталость. Кое-кто из недоброжелательниц поговаривал, что в труппу Мону взяли исключительно по протекции благородных родителей, но каждый, кто был хоть сколько-то знаком с Джабраэли, мог отмести это предположение как вздорное. Единственной протекцией оказалось согласие хореографа хотя бы посмотреть девочку.

Она была совсем ещё дитя, но уже с прекрасной координацией, растяжкой и изящной фигуркой.

— Будет работать — будет толк, — коротко сообщил директор театра в огромные, сияющие восторгом глаза. И взял к себе. На первое время — «стоять у воды».

И это было настоящее счастье. О сольной роли Мона тогда даже не мечтала. На репетициях выкладывалась по полной, а после, когда прочие девушки разбегались по домам, задерживалась в театре, чтобы посмотреть, как «точится» великолепная Элизабет на индивидуальных занятиях с Джабраэли. Элизабет… для Моны она была чем-то запредельным, существом из другого уровня реальности. Пусть хореограф и кричал на неё, точно на девчонок из кордебалета: «Хватит ногой чесать! Вынь плечи из ушей!» Элизабет в ответ только улыбалась. И эта улыбка казалась Моне ослепительной.

В тот вечер Элизабет на сцене была не одна. А в зале присутствовал единственный зритель — высокий мужчина с длинными белыми волосами, стянутыми чёрной лентой.

Джабраэли ставил новый балет, в роскошных декорациях интерьеров столетней давности. В этой сцене героиня, попавшая на королевский бал с помощью доброй феи, знакомилась с принцем. Директор Королевского Театра был постоянным гостем на балах во дворце Менеса, но династия Вариона могла похвастаться чем угодно, кроме древности происхождения и проверенных временем традиций. В отношении этикета и общего оформления Джабраэли всегда был очень щепетилен, а потому попросил своего главного инвестора взять на себя и обязанности консультанта. Кто сможет оценить аристократизм и изящество бала лучше древнего князя-вампира?

Мона притаилась за занавесом правой ложи и с интересом разглядывала Эйзенхиэля, которого прежде никогда не видела так близко. Он смотрел на сцену, чуть наклонив голову набок, и молчал. Джабраэли пытался предвосхитить реакцию зрителя по его лицу, но черты вампира не выражали ничего, кроме внимания. Когда оба танцора замерли и обратили к хореографу с консультантом вопросительные взоры, князь неторопливо встал, а потом одним стремительным движением, которое Моне из-за занавески не удалось даже хорошенько разглядеть, оказался на сцене. Идеальная акустика донесла до спрятавшейся балерины одну короткую фразу:

— Очень плохо.

У Моны перехватило дыхание. Как так? Элизабет была безупречна! Даже директор поглядывал на неё с одобрением! Да что он понимает в балете, этот!..

Но вампир обращался не к приме. С лёгкой усмешкой он стоял напротив её партнёра.

— Зачем вы целуете её руку?

Танцор бросил на хореографа осуждающе-высокомерный взгляд.

— Джабраэли приказал. Не знаю, откуда он эту дикость выкопал!

Директор показал строптивцу кулак и пробормотал что-то по-олтенски. Вампир театрально завёл глаза к потолку.

— Я вижу, вам неясен смысл этого действия.

Князь развернулся к Элизабет.

— Поцелуй с точки зрения магии — сам по себе ритуал.

Вампир приблизился к балерине таким летящим шагом, что Мона залюбовалась. Нет, Элизобарра не танцевал и не пытался танец изобразить, но двигался с врождённым изяществом лёгкого на ногу охотника.

— Конкретно этот, — князь с лёгким поклоном взял руку Элизабет в свою, — должен выражать восхищение дамой. Её красотой, влиянием или социальным положением.

Балерина сделала изящный полуреверанс, и юная ван Тирриен, наблюдавшая за этой сценой, вдруг поняла, какое именно движение предыдущего партнёра Элизабет казалось ей неправильным. Танцор подносил пальцы девушки к своим губам. Князь вместо этого склонился над её рукой, да так низко, что кончик его хвоста подмёл пол. Губы коснулись не основания запястья, а кончиков пальцев.

На один долгий миг всё и вся в зале Королевского театра замерло: Элизабет, с проступившим даже сквозь грим смущённым румянцем, её партнёр, озадаченно наморщивший лоб, Джабраэли, вскочивший со своего места с горящими глазами, и Мона за занавесом, ловящая смутное воспоминание. Однажды, когда она была ещё совсем ребёнком, дворец ван Тирриен посетил старый гвардеец, присягавший на верность ещё её деду. Совершенно седой, изрезанный шрамами и морщинами мужчина встал перед Моной на одно колено и взял её за руку. Девочка испугалась и попыталась спрятаться. А её отец приобнял вассала семьи за плечи и заставил подняться, с лёгким смешком сообщил:

— Теперь при дворе так уже не делают. Достаточно поклона.

— Я никогда не служил при дворе, — сухо отозвался старик, но встал и оставил Мону в покое.

***

— Ясно вам? — князь Элизобарра уже опускался в своё кресло, с сомнением оглядывая «принца».

— Д-да… — стремительные перемещения вампиров часто сбивали с толку людей, непривычных к общению с ними, и актёр всё ещё переводил взгляд с того места, где только что стоял почтительный Белый Рыцарь, на высокомерного франта в партере. — Кажется, понял.

Несколько дней спустя юная ван Тирриен получила свою первую роль — прекрасной феи, подарившей героине шанс на простое женское счастье в объятиях наследника престола. Узнав об аристократическом происхождении девушки, великолепная Элизабет приблизила её к себе, даже перевела в собственную огромную гримёрку и сделала своего рода наперсницей. Прима окружила юную балерину вниманием и заботой, щедро делилась секретами профессионального мастерства и… часами расспрашивала о князе-вампире. Тот факт, что ван Тирриены живут на родовых землях Элизобарры и по достижении совершеннолетия приносят присягу главе клана Вампиров, а не королю, привёл Элизабет в полный восторг.

— Так он… бывает у вас? В вашем дворце?

Закусив губу, Мона сокрушённо покачала головой. Было отчаянно стыдно, что она так мало интересовалась обстоятельствами, при которых давали клятву верности старшие братья. Помешанная на танцах девочка мало понимала в хитросплетениях взаимоотношений вампиров и их вассалов, да её это и не особенно касалось. Теперь всё намного проще, чем сто-двести лет назад. Отпрыски благородных семейств сами могут выбирать себе супругов и род занятий. Мужчины не обязаны становиться исключительно военными, а женщины — леди-управительницами при благородном муже. На самом деле клятва верности, скорее, формальность. Если князю что-то нужно от ван Тирриенов, как правило, это касается благотворительных балов или городских праздников, и он посылает улаживать дела своего секретаря.

— Тоже вампира? — оживилась Элизабет. Но Мона отрицательно покачала головой. Нет. Господин Зальц… обычный. Просто человек, не маг и даже не аристократ. Чиновник, каких полно в каждом муниципалитете.

— Это так странно… — Элизабет расхаживала по гримёрной, задумчиво барабаня пальчиками по губам. — Мне казалось, всё, связанное с ним должно быть каким-то… особенным. Волшебным.

— По-моему, князь Эйзенхиэль — архимаг, — осторожно сообщила Мона. — Я только не помню, в какой школе магии.

— Ты знаешь, — вздохнула прима, и взгляд её стал мечтательным, — он — настоящий князь, не то что нынешние. Когда он взял меня за руку, я… я почувствовала себя Принцессой. Не сценической, размалёванной гримом и в пропахшем нафталином платье, а благородной леди с двадцатью поколениями именитых предков. И эти глаза…

Щёки Элизабет алели, а Мона не знала, что и думать. У неё самой было много поколений именитых предков (гораздо больше, чем хотелось бы девочке, которую заставляли зубрить собственную родословную), и к клану Вампиров Мона всегда испытывала традиционное для ван Тирриенов уважение, но сам князь оставался для неё некой абстракцией, далёкой светлой фигурой на звёздном небе.

А потом с Элизабет случилось то, что случилось…

Когда Джабраэли предложил Моне занять вакантное место примы, она не нашлась, что ответить. Хореограф принял её потрясённое молчание за восторженное согласие и в тот же вечер пригласил инвестора на согласование кандидатуры новой солистки. Эйзенхиэль выкроил пару часов в своём графике и согласился.

Моне предстояло исполнить роль Зары, весьма характерную и в техническом отношении сложную. Танцевала она как во сне: пустая, без декораций, сцена, пустой зал и светловолосый мужчина в первом ряду. Костюм из чёрного бархата превратил его в невидимку, только сложенные домиком бледные пальцы и узкое, по-волчьи удлинённое лицо выделяются в темноте, как луна на ночном небосклоне. Когда Джабраэли выскочил на сцену с перекошенным от гнева лицом, Мона даже обрадовалась.

— Стоп! Довольно! Хватит меня позорить! Ты двигаешься, как заведённая кукла! Мона, девочка, что с тобой не так? Или тебя подменили фейри?

— Не кричите на неё, — князь встал мягким движением хищного зверя, и Мона отшатнулась. — Юная леди и без того напугана. Оставьте меня с ней на четверть часа. Наедине. Потом попробуем ещё раз.

Мона вцепилась в директора мёртвой хваткой, но Джабраэли решительно отодрал её пальцы от пиджака и, хмыкнув, вышел, плотно прикрыв за собой дверь технического помещения. Несчастная ван Тирриен расслышала даже звук задвигаемого засова. Оставался ещё один выход — через зрительный зал. Но там, прямо посреди прохода, стоял вампир.

— Вы боитесь меня, — сказал князь, констатируя очевидное. — Почему?

Мона молча пятилась назад. Элизобарра не пытался приблизиться. Он только глубоко вдохнул, и на мгновение прикрыл глаза, будто раздумывая.

— Элизабет… вы боитесь, что с вами произойдёт то же, что и с ней.

Балерина несмело кивнула, хотя в интонации князя и не было вопроса.

— Вы полагаете, будто я что-то с ней сделал. Заколдовал, одурманил, погубил?

Первое слово вампир произнёс, стоя в партере, последнее — Моне на ухо. Девушка не заметила, как он переместился, вскрикнула и попыталась броситься прочь, но сильные пальцы удержали её за талию.

— Прошу вас! — взмолилась Мона. — Ван Тирриены всегда сохраняли вам верность!

— Это правда, — Эйзенхиэль выпустил девушку и, посмеиваясь, отошёл на несколько шагов. — И это одна из причин, почему род ван Тирриен неизменно сохранял свои земли и влияние, независимо от государственных переворотов и смены декораций на королевском престоле. У меня нет оснований причинять вам зло, как не было желания вредить Элизабет. Напротив, я не меньше вас опечален тем, как всё обернулось. Она была великолепной танцовщицей и нравилась мне. Однако единственное, в чём я могу себя упрекнуть — я не предотвратил того, что произошло. Но я извлёк урок и постараюсь, чтобы с вами, милое дитя, подобного не случилось.

— Она влюбилась в вас, — всхлипнула Мона. — В тот день, когда вы показывали Арни, как целовать женщине руку, помните?

Элизобарра опустил взгляд и поправил манжет.

— Я… не стал бы называть чувства Элизабет таким возвышенным словом: «любовь».

Помолчав, он продолжил:

— Вы, Мона ван Тирриен, дочь благородной семьи, достойная высокого положения в обществе. Задумывались вы когда-нибудь о роли, которую можете сыграть в истории своей страны и своего рода?

Забившаяся в угол балерина затравленно замотала головой.

— Позвольте, я вам покажу, — бархатным голосом произнёс князь.

***

Свет и блеск. Мона стояла в дверях бального зала. Она хорошо знала интерьер этого дворца. Ван Тирриены постоянные гости на королевских балах. Вот только вводит её в зал не отец и не старший брат.

— Их величества король Николас и королева Мона! — торжественно объявляет распорядитель. Мона вглядывается в своего спутника. У него знакомое лицо. Знакомое, но такое… равнодушное. Прежде, бывало, Ники болтал с юной ван Тирриен. Как правило, о непринуждённой ерунде, но это всегда выходило весело. Теперь у него такой взгляд… кажется, он никогда больше не будет её смешить.

Пара медленно проходит через расступившуюся толпу. Школьные подружки Моны приседают в глубоких реверансах, так что не видно их лиц. Но даже от тщательно уложенных причёсок веет холодом зависти.

Губы начинают дрожать. Не выдержав, Мона вырвала руку у молодого короля и воскликнула, обращаясь к светловолосому мужчине в глубине зала:

— За что?!!

***

Полумрак сцены снова окутал её уютным покрывалом.

— Вы не тщеславны, — констатировал князь, задумчиво разглядывая девушку. — Не знаю, насколько это хорошо в вашем положении. Но будем работать с тем, что имеем. Впрочем, есть и ещё один вариант.

***

Летняя роща.

— Вы совершенство!

Прелестный юноша роняет ворох цветов к её ногам. Птицы выводят щемяще-нежные трели. У края поляны пасётся белоснежный конь с пышной гривой и кокетливо повязанным ленточкой хвостом.

— Моя богиня! — белокурый красавец опускается перед Моной на одно колено, почтительно целует её руку. Да, совершенство. В его голубых глазах такой неподдельный восторг, что невозможно не поверить.

Вот и Оливия ван Тирриен во время семейного круиза по Золотому побережью поверила в сказки Волшебных Холмов. Больше её никто никогда не видел.

Мона спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.

***

— Ну-ну, — князь Элизобарра обнял всхлипывающую девушку и успокаивающе гладил по голове. — Нельзя быть такой впечатлительной. Скажите мне, Мона, чего вы на самом деле хотите?

— Верните Элизабет в театр, — не раздумывая, ответила благородная ван Тирриен. — Вы ведь можете. Вы всё можете!

— Боюсь, что нет, — мягко возразил князь. — И дело даже не в Джабраэли. Два дня назад я скрепил договор между Элизабет Тайрел и леди-вампир Тэллой. Ваша прима стала трэллом. Возможно, она всё ещё будет танцевать, для хозяйки или её гостей, но сцена Королевского театра для Элизабет закрыта навсегда.

Это известие потрясло Мону, она даже плакать перестала.

— Но… почему?

Элизобарра уселся на край сцены. Одинокий софит освещал его лицо будто светом Луны.

— В двух словах не ответишь. Но если коротко… Элизабет вышла из очень простой семьи. В Королевский театр она пробилась исключительно благодаря своему таланту, к тому времени уже достаточно огранённому. Но до этого бедняжке пришлось пройти путь весьма тернистый, если вы понимаете, о чём я.

— Не понимаю, — озадаченно ответила девушка, присаживаясь рядом.

Князь поглядел на неё и ласково улыбнулся.

— И слава всем богам за это. Скажем так, Элизабет всегда хотела стать частью высшего общества. Её мечта сбылась. Не совсем так, как она того ожидала, но тем не менее — сбылась. Для этого потребовалась определённая… смелость. Я уважаю её в людях, поэтому и не отказал Элизабет в её просьбе, хотя, как правило, я не приветствую практику кровных трэллов среди своих подданных.

Мона обдумывала слова князя и болтала ногами, опущенными в оркестровую яму. Всё это было… странно, но страх постепенно отступил. Она даже не вздрогнула, когда князь вкрадчиво спросил:

— Вы так и не ответили, дитя моё, о чём мечтаете вы. Не для Элизабет — для себя.

— Я хочу танцевать, — не задумываясь ни на секунду, выпалила Мона, смело глядя в бледное лицо вампира.

Эйзенхиэль взял её за руку и произнёс:

— Так танцуйте.

***

Демонстрационный кристалл декоратора так и остался на складе, но он сегодня и не нужен — тёмный фон только выгоднее подчёркивает изящество фигурки в белом. Арабеск, пируэт, кошачье па — словно бабочка она порхает от одного источника света к другому, будто не в силах выбрать.

— Брависсимо! — шепчет директор театра, и не совсем ясно, кого он имеет в виду. — Как вам это удаётся, князь? У неё выросли крылья! У меня по сцене летает настоящая фея!

— Она гораздо лучше, — улыбается князь поверх сложенных домиком ладоней. Балерина ловит его взгляд и улыбается в ответ. Направленный поток чистого счастья самовыражения переполняет вампира ментальной энергией. Её так много, что он не в состоянии её полностью поглотить. Ван Тирриены — талантливое семейство. Но это их дитя — настоящий деликатес. На Джабраэли всегда можно положиться — чутьё талантливого хореографа не оставит своего крупнейшего инвестора голодать.

335 г. от осн. Сообщества, Менес

Звук поворачивающегося в замочной скважине ключа вывел Мону из задумчивости. Она вскочила, внутренняя дверь, ведущая в соседнюю гримёрку, отворилась, и Макс, успевший уже отделаться от поклонниц, заключил партнёршу в жаркие объятия. Несколько минут протекли, заполненные поцелуями и редкими восторженными вздохами.

После памятного предпоказа «Князя Барро» Джабраэли провёл с Максимилианом воспитательную беседу. Теперь, когда пару сценических вампиров ожидал счастливый финал, хореограф подумывал о смене исполнителей. Всем известно, что реальная страсть, перенесённая на сцену, выглядит смешно и жалко. Быть может, Максу стоит примерить светлый парик.

Оветри был всё ещё в гриме вампира, а то Джабраэли испугался бы, увидев, как он побледнел. Но отвечал актёр невозмутимо.

Пусть ему дадут шанс. Роль князя Барро гораздо более характерная. Разве с ней справится классический герой-любовник Арни? Макс профессионал в конце концов, он умеет отделять сцену от жизни и так далее, и так далее…

Сомнения по поводу Арни терзали и самого Джабраэли, именно поэтому он и завёл этот разговор, вместо того, чтобы просто объявить актёрам о смене ролей. К тому же, такой шаг сильнее, чем введение пары новых сцен, оттянул бы премьерный показ, а это означало дополнительные убытки.

Максимилиан получил свой шанс и воспользовался им сполна. На сцене он был безупречен: идеальный баланс эмоции и техники, нейтральный взгляд во время поклона. Но за кулисами, за запертыми дверями — это было его время. Роман Максимилиана Оветри с прима-балериной набирал обороты и уже вызывал некоторое беспокойство у семейства ван Тирриен.

Макс усадил возлюбленную на туалетный столик, безжалостно смахнув баночки и флаконы. Мона рассмеялась и прикрыла глаза, томно подставляя открытую шею под губы «вампира», но более решительные притязания пресекла.

— Разве ты не торопишься на какую-то встречу, милый? Ты вчера говорил.

Макс пробормотал что-то невнятное в её волосы, но Мона явно была не настроена на игривый лад, так что он отступил, позволив ей спрыгнуть на пол, и принялся собирать разбросанную по полу косметику.

— Да, с братом, мы собирались поужинать в «Старом Менесе». Хочешь к нам присоединиться? Я буду просто счастлив представить тебя члену семьи.

— Может быть, в другой раз, — она забрала у него баночку с очищающим лосьоном и принялась удалять грим. — Сегодня я тоже занята: обещала зайти к Элизабет.

В зеркале Мона заметила, как Макс плотно сжал губы, и в очередной раз задумалась, почему он так болезненно воспринимает её визиты к подруге. По иронии судьбы, после того, как Джабраэли вышвырнул Элизабет из труппы, только Мона, занявшая её место, не отвернулась от старшей подруги. Да ещё Макс заступался за бывшую приму. Правда, только в словесных перепалках с директором, саму Элизабет ни разу не навестил. Впрочем, их отношения не выходили за границы профессионального общения, так что удивляться не приходилось. Откровенно говоря, Элизабет вообще мало кому нравилась, но в случившемся с ней Макс упрямо винил коварство и магию вампиров.

— Сегодня Элизабет знакомит меня с женихом, — сообщила Мона.

Макс забрал у неё пузырёк и тоже занялся гримом.

— Вот как… выходит замуж за вампира?

— Нет, — Мона обняла любимого, и заглянула в зеркало, с удовольствием убедившись, как быстро смягчилось выражение его лица. — За человека. Кажется, он иностранец.

— Что ж, — Макс нежно поцеловал партнёршу в губы. — Передай Элизабет, что я за неё страшно рад.

***

Мало кто за пределами обители Волчьей Матери знал, что лунный лекарь, активно практиковавший герудотерапию, брат Оветри — низший вампир. Но ещё менее известным фактом было то, что для ведущего актёра Королевского театра Оперы и Балета брат Оветри — просто брат.

Некоторое время человек и вампир молча сидели по разные стороны стола, разглядывая друг друга. Они не виделись уже очень давно. Но Макс был влюблён и счастлив, а потому заговорил первым:

— Я почему-то думал, что ты придёшь в этой вашей серебристой сутане.

Брат Оветри, в миру отзывавшийся на имя Валентин, улыбнулся.

— За пределами монастыря я не обязан её носить.

— В отличие от чёрного костюма вампира? — хмыкнул Макс.

Молодой носферату разглядывал собеседника с таким задумчивым видом, что показался Максимилиану не младшим братом, сущим ребёнком по меркам долгоживущей расы, а настоящим древним вампиром.

— Если честно, это единственная светская одежда, которая у меня есть, — признался вдруг Валентин и улыбнулся, сразу сделавшись обаятельным мальчиком, которого помнил Макс. Было время, когда младшему Оветри доставалось по шее за чересчур привлекательные ямочки на щеках. И маленький вампир, уже тогда куда более сильный, чем старший брат, терпеливо сносил трёпку, лишь жалобно заглядывая в лицо Максу тёмно-карими глазами. При этом воспоминании танцору стало вдруг невыносимо стыдно.

— Я… очень рад видеть тебя, — смущённо сказал он. — Ты совсем не изменился.

Вампир собирался что-то ответить, но в этот момент припозднившийся официант положил, наконец, перед ними меню, и оба брата погрузились в его изучение.

— Мне очень понравился балет, — сказал Валентин. — Спасибо, что прислал билет. И девушка у тебя такая красивая!

— Она не моя… — Макс отложил папку меню в сторону, — девушка. Это только сценический образ, понимаешь? Я ведь на самом деле не князь-вампир.

— Она тебя тоже, кажется, любит, — заявил бестактный брат, жестом подзывая официанта обратно. — Если поженитесь, мама будет просто счастлива. Она очень переживает за тебя.

Макс ощутил лёгкий укол раздражения, но потом до него дошёл смысл сказанного.

— Вот как вы… это делаете? Ничего не утаишь!

— Да вы не особо и стараетесь. Особенно она.

— Уже сделали выбор? — вежливо уточнил подошедший официант.

— Горький вермут, — сказал Валентин. — С полынью. Солёный миндаль и оливки. Бифштекс с кровью. Без гарнира.

— Олтенский салат, — пробормотал Макс, озадаченный тем, что его юный брат, к тому же, монах, так уверенно заказывает настолько крепкий аперитив. Причём, судя по всему, ему это не в первый раз. — Запечённую рыбу. И… воды.

Официант сделал в блокноте пару росчерков и доверительно наклонился к Валентину.

— Молодого оленя только-только привезли. Не желаете бокал? Кровь ещё тёплая.

— Несите, раз тёплая, — вздохнул вампир. — Воистину Менес не зря называют городом соблазнов.

Официант радостно поклонился и тут же исчез.

— Это в семинарии тебя научили пить? — осведомился Макс как мог невозмутимо.

— Поверь мне, это далеко не худшее, чему меня там научили, — печально отозвался Валентин.

— В том числе — лечить людей? — смягчился танцор.

— Да… и это тоже, — вампир взял бокал, наполненный кровью, и медленно пригубил.

— Мама писала, ты надолго задержался у неё этой зимой. У неё проблемы со здоровьем? Поэтому ты?..

Валентин кивнул.

— Макс, она так постарела! И совершенно себя не бережёт. Ходит абы в чём, питается абы как! Представляешь, все деньги, что ты ей посылал, она кладёт в гномий банк, под проценты. На дом, говорит, копит. Для тебя. Чтоб ты женился, наконец. А то, мол, за такого бобыля, как ты, ни одна приличная девушка с приданым не пойдёт.

Максимилиан, рассеянно ковырявший вилкой в салате, потрясённо замер.

— Я… я этого не знал.

— Ты бы навещал её хоть иногда, — вампир осушил бокал последним большим глотком, промокнул губы. На крахмальной ткани осталось красное пятно.

Максимилиан нервно разгладил салфетку у себя на коленях.

— Как-то не думал, что ей это нужно. Ты ведь всегда был её любимчиком. Она всегда была на твоей стороне. Знаешь, я тебя за это в детстве так ненавидел!

— Знаю, — тихо ответил Валентин, отводя взгляд. Ему принесли бифштекс, но он не торопился браться за нож. — А ещё за то, что твой отец вас бросил, когда появился я.

Макс тоже отложил приборы в сторону и уставился на брата.

— И… как давно ты начал это понимать? — спросил он, наконец.

— Сколько себя помню. Больше всего на свете я жалел, что мама загуляла не с высшим. Будь я красноглазым, меня забрали бы на воспитание, и тогда, возможно…

— И тогда у меня не было бы долгоживущего брата, — резко оборвал его Макс.

— Зато, вероятно, был бы короткоживущий отец, — пожал плечами Валентин.

— Когда-то, когда мы были детьми, и тебя дразнили крысёнышем и мышиным ублюдком, а нашу мать… и того хуже, я в самом деле так думал. И теперь очень жалею об этом.

— Я помню, что ты сам никогда меня так не называл, — Валентин подпёр щёку рукой и снова улыбнулся. — Я был тебе за это так благодарен!

— Я этой благодарности не заслужил, — признался старший брат. — Просто однажды мама, услышав ругательство в твой адрес, съездила меня по губам и пообещала выгнать из дома, если ещё раз услышит подобное.

Валентин кротко вздохнул и принялся за еду.

— Со временем я понял, что если бы отец нас действительно любил, то никогда бы не бросил. Даже из-за тебя, — сказал Максимилиан.

— Ты очень повзрослел, — серьёзно заметил Валентин. — Это хорошо.

Максу всё сильнее казалось, что из них двоих повзрослел вовсе не он.

— Что там с вами делают, в этой семинарии? — озабоченно спросил он.

Вампир беспокойно заёрзал на стуле.

— Ну, знаешь, всякие штуки. Магия, в основном. Немного истории и прочей муры… Расскажи лучше о себе. Ну, то есть, я видел афиши и твой портрет в фойе, так что знаю, какая ты теперь знаменитость. Как ты… помимо театра?

— Помимо театра? — Максимилиан растерянно рассмеялся. — А больше у меня ничего нет. Строгая диета, примерки и грим, нескончаемые тренировки, репетиции… по вечерам выступления. Свободного времени — часов пять-шесть в неделю, в общей сложности. Отпуска у Джабраэли не допросишься. И, кстати, если собирать на дом такими суммами, как я отсылал матери, то на жилище, в которое не стыдно будет ввести Мону ван Тирриен, скоплю как раз лет эдак через… тысячу.

Валентин заёрзал ещё беспокойнее.

— Раз уж ты об этом заговорил… вообще-то, я уже купил тебе дом.

Макс закашлялся, подавившись рыбной костью.

— Ты… что?

— Не столько тебе, сколько маме, — затараторил младший брат. — Записал просто на твоё имя, ну, ты же знаешь, как она беспомощна во всяких юридических вопросах…

Из-за отворота чёрного пиджака появился пухлый конверт и перекочевал на половину стола Макса. Танцор долго не решался открыть его, но любопытство взяло верх. Старший Оветри погрузился в изучение документов, младший потягивал вермут.

Наконец Макс откинулся на спинку кресла и с непередаваемым выражением лица воззрился на брата.

— Три этажа, конюшня, озеро, парк и четыре моста. Это не дом, а настоящий дворец.

— Н-ну… знаешь, это, конечно, не резиденция ван Тирриенов. Новострой, и отделка довольно скромная. От столицы далековато. Правда, в соседнем городке есть стационарный портал, так что при желании…

Максимилиан аккуратно сложил документы обратно в конверт и отпихнул его от себя на середину стола.

— Откуда у тебя такие деньги?

Валентин почесал нос и тяжко вздохнул. Макс сжал губы и нахмурился.

— Вот так и знал, что ты к этому прикопаешься. Ты всегда был та-акой дотошный, аж зло брало.

— Ну ещё бы, — сквозь зубы процедил старший брат. — Во что ты вляпался?

— П-понимаешь, — вампир вертел в ладонях бокал, преувеличенно внимательно разглядывая зеленоватую жидкость на дне, — меня тут… неожиданно повысили. И жалованье выплатили за год вперёд. Плюс кое-что ещё было… моё расписание не намного свободнее твоего, тратить и некогда, и некуда.

Макс побледнел.

— Ты… можешь ещё отказаться? Сделка по дому свежая, можно успеть ещё завернуть…

— Зачем? — удивлённо поднял голову молодой вампир.

— Валентин, я ведь не полный идиот. За год вперёд платят только контрактникам-военным. Ты с ума сошёл? Ну какой из тебя полевой врач?

— Я буду аббатом, Макс, — сообщил вампир, не глядя на брата. — Меня назначили настоятелем монастыря.

Танцор недоверчиво сощурился.

— Сдаётся мне, малыш, ты врёшь.

— Это правда, — снова вскинул голову младший Оветри. — Предыдущего настоятеля перевели в другое место из-за… изменившихся обстоятельств. Мою кандидатуру посчитали самой подходящей.

— Валентин, по счёту вампиров ты даже не совершеннолетний. Какое аббатство, что ты мелешь?

Молодой носферату снова почесал нос и вцепился в бокал.

— Сделали маленькое исключение. Мастер Йош за меня поручился. Я уже принял трансформу, а это считается главным. Я даже мог бы вступать в права наследования, если бы нашёлся вампир, готовый мне что-то завещать. К тому же, церковь, к которой относится монастырь, принадлежит лучу Благостной Луны, полностью для короткоживущих. Меня, собственно, потому и выбрали: глаза карие и вырос среди малообеспеченных людей, так что в совершенстве владею северочеловеческим диалектом. А благословенную коверкаю, как не родной.

— Это где у нас такая церковь? — подозрительно осведомился Макс. — Лунная, и полностью для короткоживущих?

— На континенте, — ответил Валентин, не поднимая глаз.

Максимилиан сокрушённо покачал головой.

— Зачем тебе это, Валентин? К волчьей матери этот твой дворец! Без тебя мама совсем зачахнет. Она ведь души не чает в своём зубастике!

— Говорят, у нас нет души, — сообщил носферату, исподтишка поглядывая на брата. — Именно поэтому мы не отражаемся в зеркалах.

— Да плевать мне, кто что говорит! — воскликнул Макс. — Я понимаю, ты молод и жаждешь приключений, но на континенте… там к вампирам относятся совсем не так, как здесь, на островах. Поверь мне, я бывал там на гастролях не раз и не два, я знаю…

— Именно потому я туда и еду, — тихо сказал младший брат, судорожно сглотнув. А танцор неожиданно понял: Валентин сам боится своего нового назначения, хоть изо всех сил старается этого не показать. — Я не могу рассказать тебе всего, Макс… но я говорил с одним паломником, он…

Вампир смешался и замолчал.

— В общем, я еду, — сказал он вдруг нарочито решительным тоном. — А тебе теперь нужно позаботиться о маме. Уговори её как-нибудь сходить к ворожее. Я подлечил её, как мог, но, кажется, основная проблема там по женской части, по солнечной.

— Мы… будем тебя навещать, — грустно сказал Макс. — Летом, во время гастролей. В монастыре, наверное, стационарный портал найдётся? Я возьму Мону…

— Нет! — Валентин вскинулся всем телом и подался вперёд. — Ни в коем случае! Даже не пишите мне. И не вздумайте выходить за акваторию островов!

Его бледные щёки разгорелись лихорадочным румянцем. Но почти тотчас вампир успокоился.

— Впрочем, я думаю, скоро все внешние рейсы всё равно отменят, а порталы перенастроят.

— У нас двусторонний контракт с театром Тисы, — сообщил Макс.

Валентин только усмехнулся.

— Князь Элизобарра ни в жизнь не станет рисковать своим драгоценным хореографом. Уверяю тебя, Макс, гастролировать вы в этом сезоне будете не дальше Тандера. А ещё, знаешь, — добавил он нерешительно, — на нашем острове есть теперь по крайней мере один лазутчик фейри. Из ляшей. Он был у меня прямо в руках, — Валентин выразительно вытянул вперёд ладони. — И… всё равно в итоге я его упустил. Я хочу… сделать что-нибудь, что пока в моих силах. Чтобы Благословенные острова продолжали оставаться безопасным местом. И для вампиров, и для людей.

Глава 11. Память мертвецов

Вечность, Сумеречный Предел

Войти в Сумеречный Предел по самой кромке прибоя считалось среди молодых некромантов особым шиком: вы рискуете промочить ноги, но и шансы отрезать от воды свежеумершего гораздо выше.

Мортимер ступил в пыль Мира Мёртвых так далеко, что Вод Забвения отсюда было даже не видно. Впрочем, о расстоянии до воды это ничего не говорило. Окружающие серые пески складывались в мелкие волны, как будто прежде здесь было море. Нечто подобное мог бы создать регулярно дующий ветер, но ветра — нечастые гости в Мире Мёртвых. Ветер — это всегда перемены. Мортимер не сомневался, что в Сумеречном Пределе собирается настоящий ураган — недаром Служители так всполошились, однако до этого уровня реальности буря, как видно, ещё не докатилась.

Некромант расправил плечи и зашагал по направлению к Горизонту.

В те времена, когда Мортимер только приступал к изучению некромантии, считалось, что существует два мира: материальный, существующий в реальности Мир Живых, и нематериальный, находящийся по ту сторону реальности Мир Мёртвых. Потом Мортимер познакомился Черионом. И первое его «Чушь собачья!» относилось именно к реальности.

— Демон, по-твоему, реален или нет?

Мортимер, на тот момент ни разу не сталкивавшийся с демонами, затруднился с ответом.

Потом оказалось, что между «реально» и «нереально» существует множество градаций. Например, антитентура оказывалась совершенно нереальной относительно родного мира Мортимера, сам Мортимер был нереален для жителей антитентуры, а Демонис занимал промежуточное положение: его нельзя было назвать материальным, но, тем не менее, и Демонис, и его обитатели оставались реально существующими, и считаться с этим приходилось всем остальным шести мирам.

Изящное математическое преобразование, выполненное когда-то совершенно формально, позволило развиться новому направлению магии — пространственным перемещениям. Способности к ней были не у всех. Некоторые ученики Мортимера, преуспевающие в других дисциплинах, приходили в ярость от бесплодных попыток так расфокусировать сознание, чтобы перейти на новую грань нереального. А некоторым, например, Виктору после определённой тренировки удавалось шагать между градациями так же легко, как активировать проекционный шар.

Довольно скоро пыль перестала сковывать шаги, сапоги Мортимера застучали по каменной мостовой. Горизонт изогнулся, одновременно приблизился и отдалился — некромант оказался в Городе Теней. Неизменный в своей переменчивости Город всегда пленял Мортимера непостижимостью. Его улицы представляли собой бессвязное на первый взгляд нагромождение зданий, колодцев, фонтанов, мостов из разных мест и эпох. Но странным образом всё это гармонично сочеталось в единое целое, и древний храм Луны стоял напротив помпезного здания гномьего банка, а олтенские террасные сады вели к спортивному бассейну Эйкосии, не вызывая у стороннего наблюдателя диссонанса восприятия. Во многом Город Теней напоминал Мортимеру современный Менес.

Путешественник остановился у головокружительно высокого здания, сплошь облицованного зеркалами. Со стены на Мортимера глядел крепкий мужчина в самом расцвете сил, каким он был давным-давно, в те годы, когда вампир аккуратными недомолвками подбросил ему идею архимагической диссертации. Впрочем, зазеркальный Мортимер был хотя и молод, но уже сед, как лунь, а это означало, что он уже пережил воскрешение Торстеда Элизобарры и всё, что с ним было связано. Некромант улыбнулся сам себе и помахал рукой. Отражение ответило робко и с небольшим запозданием. Жест оказался и вовсе смазанным, как будто воздух между Мортимером и зеркалом накалился от большого костра.

Воздуха в Сумеречном Пределе на самом деле не было. Зато тут таскалась целая прорва неприкаянных сновидений. Может быть, это одно из них, особенно обнаглевшее. Зеркальный Мортимер беспокойно покосился в сторону и шевельнул губами, беззвучно предупредив своего двойника о чём-то, что того ждало впереди. Щеки некроманта коснулся мимолётный поток тепла. Мортимер тщательно проверил связующую нить, ведущую к оставшемуся в реальности «якорю». Элизобарра сердито рванул напарника к себе. Возвращайся, мол. Но некромант только ободряюще кивнул своему отражению и решительно зашагал вперёд, под триумфальную арку.

Любые два столба, перекрытые сверху — это маленький портал в другой мир. В зависимости от того, какие действия вы совершали до его пересечения, и чем собираетесь заниматься после, результат может быть очень разный. Много столетий назад предки Мортимера соорудили на въезде в город огромные каменные ворота без дверей, чтобы войска, возвратившиеся с победой, совершили обряд очищения от крови и вошли в освящённое, «чистое» пространство города переродившимися людьми. Этот величественный памятник архитектуры был разрушен при захвате Терира олтенцами, сравнявшими с землёй все монументы, напоминавшие местным жителям о былой воинской славе. Но здесь и сейчас триумфальная арка стояла как ни в чём не бывало, и Мортимер вошёл внутрь.

Стоило некроманту преодолеть ворота, как его оглушил гам, царивший в таком спокойном обычно Городе Теней. Толпы людей заполнили главную площадь и отходящие улицы. И все до одного они были мертвы.

Мортимер облизнул пересохшие губы. Его посетило неприятное чувство дежавю.

19 г. до осн. Сообщества, остров Элизобарра

Последние комочки земли стягивались к окончательно оформившемуся телу, облекали его бархарными складками старинного одеяния.

Мортимер, бледный от напряжения, продолжал наполнять объект связующей энергией идеально выверенной плотности. Старшие некроманты могли бы отдать должное сноровке соискателя на должность архимага, но им было не до того: столпившись у границ второго, выложенного чёрным гранитом, круга, Совет Девяти разглядывал Торстеда, первого князя Элизобарру.

Острые и зауженные черты лица имели явное портретное сходство с лордом-вампиром, принимающим участие в церемонии. Вот только волосы у предка были иссиня-чёрные, поблёскивающие даже в рассеянном свете луны. Он казался молодым — не старше Эйзенхиэля, и уже настоящим. Перед Мортимером лежала не земляная кукла, а привлекательный мужчина, правда, немного бледный. Торстед сжимал в перекрещённых на груди руках края меховой накидки, как будто натягивал её на себя, да так и замер.

Мортимер встретился взглядом с Черионом. Архимаг кивнул.

— Мы приступаем к завершающей стадии эксперимента, господа, — сказал соискатель звания и осторожно, высоко поднимая ноги, вышел за пределы рунического круга, опоясывавшего Торстеда. — Если что-то пойдёт не так, прошу всех как можно скорее покинуть пределы диамагического помещения. Я применяю Возврат к вампиру на свой страх и риск и не возьмусь однозначно утверждать, что Ограда Теней будет против него так же эффективна, как против человеческих мертвецов. Если я где-то ошибся, чёрный гранит замкнёт нежелательную магию. В этом случае я прошу тебя, Эйзенхиэль, позаботиться, чтобы кадавр не смог пополнять энергию извне. Я…

Вампир прервал его нетерпеливым жестом.

— Да, Морт, технику безопасности мы уже обсуждали. И это одна из причин, почему я здесь присутствую лично. Приступай уже.

Экспериментатор находился сейчас в фокусе искусно собранной энергии родовой земли Элизобарра. Эйзенхиэль сам разработал проект диамагического купола и его фундамента. Чёрный гранит обошёлся недёшево, но почти вдвое дороже вампир заплатил за золотые штыри, вбитые в землю, и золотые же полосы, уложенные на глубине чуть больше локтя под полом и сходящиеся к постаменту с телом. Золото отлично проводит энергию, одно это многократно увеличило напряжённость поля в активной зоне, когда же Мортимер приступил к ритуалу, Элизобарра ощутил приятное покалывание от прилива родовой магии из самых недр. Поток, однако, лишь задевал его, устремившись к медленно проступающему из земли вампиру. Нечто подобное он ощущал в замке Элизобарра, когда навещал отца — приоритет отдавался главе клана. Сейчас это, возможно, объяснялось положением тела, помещённым в центр напряжённости… но Эйзенхиэль не мог отделаться от ощущения, что предок ускоряет поток усилием воли. Вздор, конечно. Торстед сам был составной частью этой энергии. А если так, как мог он обладать собственной волей? Сознание присуще только живым. Князь Элизобарра же был мёртв. Пока.

Мортимер отлил немного своего варева в пиалу и снова подошёл к телу. Достал из кармана кисточку, обмакнул в зеленоватую жидкость и принялся выводить на лбу Торстеда сложносочинённые чёрточки и закорючки. Руны некромантов безобразно сложны, а рисовал их Мортимер, стоя за пределами Ограды Теней. Человеческому телу нужно какое-то время, чтобы воспринять магию Возврата, но как знать? У вампиров реакции быстрее. Некромант надеялся, что успеет отдёрнуть руку прежде, чем на него набросятся, если кадавр окажется безумен и агрессивен.

Торстед, однако, восставать из мёртвых не спешил. Начертанный Мортимером знак уже испарился, а вампир всё так же продолжал неподвижно лежать на своём пьедестале. Только глазные яблоки задвигались под веками.

В это же время, Серебряный лес

Сначала Родерик Элизобарра увидел фейри — и возликовал, что был прав: кому как не могущественным сидам по плечу организовать похищение наследника главы клана Вампиров?

Потом Родерик увидел, сколько тут фейри, и понял, что права была леди Тандер — соваться в Серебряный лес очертя голову не следовало. Эйзенхиэля тут действительно нет. Родерик лично поджарил молнией сида, отвечавшего за маскировку. И — ничего. Сын так и не обнаружился.

Преимущество, полученное в силу внезапности нападения, было неплохо реализовано вампирами, но единственный козырь оказался разыгран, а в руке осталось несколько разрозненных мелких карт. И луна уже закатывается — скоро рассветёт. Недолго думая, глава клана вампиров обернулся нетопырём, лихо воспарил над своим воинством и завопил на всё поле брани:

— Эй, травоядные! Предводитель у вас есть? Выходи один на один, если ты не баба!

Жалкая попытка, Родерик и сам понимал: фейри уже успели оправиться от удивления, перегруппироваться, и скоро сомнут сбившихся в кучку вампиров, вырежут весь цвет нации… только леди Тандер да мелкий Орсон от Эрменидов останутся. И Эйзенхиэль, видимо… так не вовремя затаившийся от отца.

Глава клана досадливо сплюнул. Какой же он идиот, возомнивший себя великим воителем. Не клюнут фейри. Это лет четыреста назад исход битвы личным поединком решался, да и то, в основном, если два благородных клана что-то между собой не поделили. Традиция… теперь-то что? Военачальники по штабам прячутся, за стеной щитов. Не дай бог шальным заклинанием прилетит. А всё короткожи…

От войска фейри отделилась фигура в белом плаще высокородного дин-ши. Родерик от неожиданности икнул. Неужели сработало?

***

Конечно, его отговаривали. Силы вампиров оказались невелики, плохо подготовлены, почти не вооружены рукотворными артефактами.

— Мы оттесним их к воде, Эйзенхиэль, — шептал Шер. — Дайте только солнцу взойти!

Как же! Больше он не купится на эту древнюю уловку Лайты Тандер: бросить бестолочь Родерика отвлекать внимание со всяким сбродом, а самой нанести сокрушительный удар в спину. Нет-нет, благородный эйп Аквиль, если бы вода подчинялась вам так хорошо, как вы пытаетесь меня убедить, фейри уже форсировали бы пролив и высадились на Благословенных островах. Но вместо этого мы топчемся в пропахшем людьми Серебряном лесу, не в силах даже скрыть своё присутствие. От кого, интересно, вампиры пронюхали о готовящемся вторжении? Уж не от вас ли, заботливый Шер эйп Аквиль? Может, это вы передали весточку на остров Тандер с какой-нибудь неприметной рыбой? А теперь уговариваете подождать, пока фанатично преданные древней вампирке трэллы не окружат легкомысленных сидов? И плевать им на взошедшее солнце. Железо в человеческих руках прижмёт к воде уже нас. Вы, может, и уйдёте от погони, водный ши. Или вам позволят уйти…

— Я прямо сейчас пойду и убью его, — заявил Ночной Всадник Эйзенхиэль и жестом велел союзнику замолчать.

— Неужели вы верите, — криво усмехнулся эйп Аквиль, — что вампиры сдадутся со смертью своего главы? Я насчитал среди них не менее десяти лордов. Но вашего тёзки там нет. Это ловушка. Даже если вам удастся победить…

Дин-ши смерил собеседника презрительным взглядом. Что значит «если»? Какие ещё могут быть варианты? Чего стоит какой-то вампир в бою один на один против Ночного Всадника?

Эйзенхиэль непроизвольно сжал зубы. Чего вообще стоит этот крикливый самоуверенный вампир? Как можно было променять на этого недоноска благосклонность рыцаря дин-ши? Как можно было… родить ему дитя? Жаль, белобрысого волчонка, пятнающего своим существованием эльфийское имя, сегодня тут нет, а то клан вампиров сменил бы главу дважды за одну ночь.

В это же время, остров Элизобарра

Торстед Элизобарра выпустил, наконец, края меховой накидки и неторопливо потянулся, будто лежал в уютном гробу. Эйзенхиэль ощутил властный призыв внутренней энергии, ментальный ручеёк заструился вовне. Нечто подобное происходило, когда глава клана собирал вокруг себя Круг Силы, черпая из сородичей ресурсы для нанесения единого удара.

Эйзенхиэль пресёк утечку замысловатым финтом усилия воли. У него было достаточно возможностей потренироваться на собственном отце. Заклинатель разума не то чтобы сопротивлялся власти главы клана, но как бы убеждал его в нецелесообразности использования этого источника для пополнения энергетического резерва. Разум Торстеда Элизобарры оказался живым и откликнулся быстро. Высасывание ментальных сил прекратилось, воскрешённый открыл глаза и сел.

— Почему ты один? — Торстед успел обвести взглядом залу, но, конечно, всё внимание сосредоточил на потомке. В его времена люди считались не более, чем едой. — Ужели больше никого не осталось?

Эйзенхиэль мысленно похвалил себя за предпринятые перед воскрешением предка меры. В частности, за возведение диамагического помещения. Князь Элизобарра был главой клана и теперь, когда он снова жив, становилось не совсем ясно, как Торстед с Родериком стали бы делить ментальную власть над сородичами, не будь они изолированы один от другого.

— Почувствовать других вампиров не даёт чёрный гранит.

Торстед не особенно разбирался в алхимических материалах, коротко хмыкнул и поверил беловолосому потомку на слово. Он встал и перешагнул Ограду Теней, даже не заметив её. Мортимер невольно отшатнулся. Ализбар Черион разочарованно махнул рукой в сторону изготовившегося к атаке Совета. Как архимаг и предполагал, вампир, никогда не попадавший в Сумеречный Предел, не подчинялся законам, способным обуздать беглецов из Мира Мёртвых.

К похожим выводам пришёл и Эйзенхиэль. Не отрывая взгляда от предка, он произнёс:

— Оставьте нас. «И заприте дверь снаружи», — добавил он мысленно, надеясь на сообразительность Мортимера. Некроманты, до сих пор взиравшие на Торстеда заворожённо, как кролики на удава, нерешительно потянулись к выходу. Только Ализбар и Мортимер не двинулись с места. Впрочем, покинуть диамагическое помещение всё равно никому не удалось: чёрный гранит добросовестно блокировал внешнюю энергию, но родовая магия семьи Элизобарра просто изливалась на место воскрешения по золотым струнам, так щедро оплаченным Эйзенхиэлем.

— Не так споро, — сказал Торстед и поднял руку. А вслед за ней граница гранитного круга взорвалась земляными фонтанами, мгновенно застывшими в стены. Спасительная дверь скрылась за каменной кладкой, имевшей такой вид, будто находилась здесь последние несколько сотен лет. — Негоже так дразнить голодного, внучок.

— Правнучек, — обаятельно улыбнулся Эйзенхиэль, ненавязчиво исследуя искрящуюся жизнью ауру предка. Торстед выглядел, как нормальный вампир — ни зияющих провалов или, напротив, сияющих протуберанцев эмоций, ни дезориентации, ни умственной заторможенности — ничего, характерного для зомби-людей. — И я привёл их сюда не для еды.

Торстед неопределённо ухмыльнулся и вперил в потомка испытующий взгляд. Эйзенхиэль отклонил прямолинейную и не очень умелую проникающую ментальную атаку. Пускай первый князь Элизобарра повелевал сейчас родовой магией, но в поединке заклинаний разума побеждает не более сильный, а более умелый.

— Кровь Тандер, — всё с той же ухмылкой пробормотал Торстед. — Начинаю постигать…

Едко кольнуло воспоминание, которое первый князь Элизобарра так давно научился обрывать: сжавшаяся в комочек девочка с каштановыми, как у матери, волосами. С пурпурными, как у отца, глазами. Маленькая княжна Лайта. Скоро её называли уже просто «леди». Тогда оставил её в живых. Сомневался, но… — Повздорил с отцом?

Эйзенхиэль едва не вздрогнул — до того поразился проницательности предка.

— Сам его побить не смог, а потому к Торстеду воззвах?

Воскрешённый ещё раз потянулся, несколько раз присел, помахал руками, наслаждаясь ощущением материального тела.

— Поздравляю, коллега, — с коротким смешком шептал Ализбар на ухо Мортимеру. — Вы превзошли нас всех: сие создание по-настоящему живо. Это не тень, ненадолго украденная у Мира Мёртвых, а полноценный вампир. Более того — князь, глава клана. И что вы теперь намерены с этим делать?

Мортимер судорожно сглотнул.

В это же время, Серебряный лес

Поединок главы клана Вампиров с Ночным Всадником неожиданно затянулся. Родерик был опытным воином, и его меч из сырого железа то и дело заставлял дин-ши скрипеть зубами от жгучей боли, в то время как лунная сталь фейри язвила тело носферату лишь своей остротой. Но рыцарь лесных фейри был искуснее. И Родерик это знал. Они оба это знали. И именно это знание затягивало бой, каждая минута которого наполняла вампира отчаянной радостью, дин-ши при этом всё сильнее закипал гневом.

«Ты был прав, мой мальчик, — мысленно обращался Родерик к неизвестно куда запропастившемуся сыну, — за свои четыреста лет я так до конца и не повзрослел. Сколько себя помню, скидывал рутину управления на леди Тандер, не пытаясь вникнуть в её конфликты с другими лордами, я наслаждался жизнью и жил сегодняшним днём, не заботясь ни о ком и ни о чём, даже о своём клане. Даже о тебе. Прости своего старого глупого отца, потому что я сам так и не смог простить себе, что так плохо позаботился о…»

— Три сотни лет я мечтал, как отомщу тебе за Гейл, — голос дин-ши прозвучал немного хрипло. Чуть поморщившись, он сплюнул красным и украдкой проверил языком шатающийся зуб, по которому минуту назад пришёлся удар кулака вампира. Фехтовальный стиль Родерика не отличался изяществом или академизмом: когда выдавалась возможность, он пускал в ход не только кулаки, локти, колени, но и зубы. Впрочем, чего от кровососа ждать?

Глава клана весело оскалился.

— А мы о тебе очень быстро забыли.

Фейри скорчил презрительную гримасу и сделал стремительный выпад.

— Поэтому она назвала в мою честь своего сына? Ты сказочный олень!

Но Луна, кажется, была на стороне Детей Ночи, а не её Всадника: вывести обычно вспыльчивого Элизобарру из себя сейчас было невозможно. Все атаки дин-ши отбивались шутя, а Эйзенхиэль только сильнее ярился.

— Гейл любила меня позлить, — мечтательно улыбнулся Родерик, — особенно в постели, до которой у вас с ней так и не дошло.

«Ты прав, — продолжал он мысленный монолог, обращённый к сыну, — я никудышный организатор и недальновидный правитель, поддающийся минутному порыву и зову инстинктов, а не голосу разума. И да, легкомыслие главы клана — это преступление. Надеюсь, ты меня простишь. Быть может, не сейчас, но когда-нибудь… простишь за то, что так много сильных лордов составили мою свиту в этом последнем походе. Я знаю, ты будешь лучшим лидером, чем я».

В это же время, остров Элизобарра

— Я пособлю тебе, вьюнош, батюшку извести, — Торстед доброжелательно кивнул потомку, выбрал глазами некроманта, показавшегося ему наиболее упитанным, и поманил к себе: — Поди сюда, князь трапезничать желает.

Некромант дёрнулся, попятился за спину светловолосого вампира.

— Прояви немного благодарности, — сказал Эйзенхиэль, словивший прямой взгляд предка. Аура Торстеда расцвела тропическим цветком: ярким, но довольно зловонным. Быстрота реакции и живость ума сочетались в древнем вампире с почти первобытной дикостью. — Эти люди вернули тебя в мир живых. Феноменальный успех ритуала Возврата ошеломил Эйзенхиэля — он не ожидал, что его предок окажется настолько деятельным. Напоить его сейчас свежей кровью, укрепить материальную составляющую тела — опасный, опрометчивый ход.

Торстед не ответил на попытку воззвать к его сентиментальности, лишь усмехнулся. Бросок волевого усилия — Эйзенхиэль физически ощутил требование главы клана, как удар в солнечное сплетение и тотчас же — рывок вперёд, к Торстеду. Заклинатель разума не удержался на ногах, упал на одно колено, упёрся ладонями в пол. Кожу покалывало — тонкий слой родовой земли укрыл и белый мрамор, и чёрный гранит.

— Твоя кровь лепей подойдёт. Поделишься, внучок? Коль эти короткоживущие так дороги тебе.

Мортимер рванулся, было, к светловолосому вампиру, но Ализбар непринуждённой подножкой отправил его на пол. Оттуда, с уровня земли, практикующий некромант поймал направленный на него взгляд рубиновых глаз. Эйзенхиэль, не торопившийся подниматься во весь рост, беззвучно, одними губами, проартикулировал:

— Три.

И Мортимер подскочил, как ужаленный.

На случай, если возвращённый к жизни вампир сможет порвать Границу Теней, у экспериментатора и его консультанта был заготовлен запасной план: Ализбар Черион и Совет Девяти произведут экстренную экзорцию, а чёрный гранит позволит локализовать последствия этого разрушительного акта. Однако, на случай, если всё же что-то пойдёт не так, Эйзенхиэль предусмотрел ещё один план. Номер три.

Уже сейчас очевидно — изгнать Торстеда не удастся: он не тень и не выходец из другого мира, здесь он — у себя дома и, скорее, сам изгонит некромантов в Сумеречный Предел. Дожидаться, пока это произойдёт в результате насильственного прерывания жизненного цикла, Мортимер не стал. Некромант поспешно извлёк из мешка складное походное ведёрко и зашептал, прожигая архимага горящим взором:

— Мастер! Бросьте мне якорь! К самому прибою!!!

Ализбар, видимо, оценил новую комбинацию, как имеющую шансы на успех, потому что наклонил голову к правому плечу и весело подмигнул. Мортимер поразился его хладнокровию. Даже трёхсотлетний вампир относился к воскресшему предку с явным опасением: перед Торстедом уже стоял матёрый белый волк и угрожающе скалился.

Торстед плотоядно ухмыльнулся и тоже обернулся зверем: черно-бурым чудовищем, раза в полтора крупнее Эйзенхиэля. Не теряя времени, Мортимер сделал глубокий вдох и шагнул через границу миров.

В это же время, Серебряный лес

В конце концов, рыцарь дин-ши взял себя в руки. Холодный профессионализм, отточенный столетиями войны, помог смирить так нехарактерные для жителей Волшебных Холмов порывы страстей. Обманное движение отвлекло внимание вампира, а в следующее мгновение фейри выбил у противника меч, попутно сломав вампиру лодыжку. Родерик упал на землю, но даже это не лишило его присутствия духа.

«Лайта ведь уже выследила тебя, мой белый волчонок? Надеюсь, вы с её трэллами успеете кого-нибудь спасти. Ты позаботишься о несчастных вампирах? Они ведь всего лишь исполняли волю твоего взбалмошного отца».

Золотистый луч восходящего солнца блеснул над светлой головой, ослепляя Родерика. Он не мог уже различить лица стоящего над ним высокого блондина.

— Эйзенхи… — прошептали сложившиеся в улыбку губы. Пронзительно взвизгнул меч из лунного железа, почти с одинаковой лёгкостью рассёк воздух и шею вампира. — эль…

Ярко-алая, совсем как у фейри, кровь хлынула на схваченную инеем землю.

***

Мортимер бежал к воде, на ходу привязывая верёвку к ведёрку: Воды Забвения, как правило, медленно набирают глубину. Зачерпнуть из них воды без песка, водорослей или прибитого к берегу сушняка не так-то легко, особенно с непривычки. Но у Мортимера привычка была. Более того — у него был педантично натренированный профессиональный навык. Опытным глазом некромант наметил область, в которой вода казалась чуть-чуть темнее: яма или даже маленький омут. Ведро, отправленное в полёт твёрдой рукой, погрузилось в выбранном месте, оставалось только аккуратно поддёрнуть его за ручку вверх и…

Но тут Мортимер пошатнулся. Вернее, пошатнулся не столько сам Мортимер, сколько внешний мир. И речь шла сейчас вовсе не об одном Сумеречном Пределе. Ализбар Черион, привязавший отчаянного экспериментатора к диамагическому помещению надёжной якорной цепью, сначала неимоверно вытянулся, распластавшись вдоль пути из Мира Мёртвых к Миру Живых, а потом снова собрался, как отпущенная с обоих концов гармошка: вроде бы, всё тот же человек, но повёрнутый другой, прежде невидимой, стороной. На мгновение он показался Мортимеру и вовсе мальчишкой, с размаху запустившим в сцепившихся волков горящей веткой. Но стоило удивлённо моргнуть, и знакомый профиль, расчерченный резкими складками морщин, вернулся туда, где Мортимер видел его мгновение назад. Мгновение? О, нет, с тех пор прошло…

Некромант судорожно сжимал ладонями ведро, полное Вод, и недоумённо пялился на свой «якорь», которому полагалось оставаться по ту сторону границы, разделяющей миры.

— М-мастер?

Черион резким жестом велел ему замолчать и вскинул руки. От них теперь исходил нестерпимый жар и столь же нестерпимый свет. И прежде, чем Мортимер успел крикнуть: «Нет!!!» архимаг уже метнул сгусток плазмы в чёрно-белый клубок, катающийся по чёрно-белому полу.

«По полу?!! — молнией сверкнуло озарение в мозгу Мортимера. — Я покинул Предел? Но как?»

Черно-бурый волк с воем отскочил в сторону, одним прыжком взобрался на каменный пьедестал и теперь крутился, вылизывая опалённый бок. Белый волк, задетый пламенем только слегка, тяжело повалился на мокрый песок: хрипел окровавленным горлом, подтянул задние лапы к распоротому брюху. Земля под ним обагрилась кровью.

Земля? Мокрый песок? Мортимер окончательно запутался. Где он? В разрушенном замке Торстеда Элизобарры? Или в Сумеречном Пределе, на берегу Вод Забвения? Некромант беспомощно оглядывался кругом, но не видел ни стройных колонн из драгоценного чёрного гранита, ни грубой каменной кладки, возведённой волей воскресшего князя Элизобарры. Испуганные члены Совета Девяти метались, размахивая руками и сдавленно охая. Мастер Тир налетел на группу коллег, комично столкнувшись с мастером Ингином. С тем самым мастером Ингином, год назад погибшим при попытке подчинить себе князя-демона. И вот они недоумённо разглядывают друг друга, потирая лбы, а взгляд Мортимера не натыкается не то что на стены, но и на унылый пейзаж Мира Мёртвых. Всё вокруг струится нежным радужным мерцанием, рассеивающим и причудливо преломляющим свет, всё ещё исходящий от воздетых рук архимага Чериона.

— Эль! — кажется, Ализбару теперь не до издевательских подножек. Мортимер ринулся к своему консультанту, успевшему за время написания диссертации стать лучшим другом. Белый Волк тяжело дышал и едва приподнял голову на окрик, а в следующее мгновение на песке уже лежал мужчина, судорожно зажимающий разодранный живот. Элегантный костюм превратился в лохмотья, светлые волосы густо залепили рану на шее.

Мортимер, как и большинство некромантов, разбирался во врачевании и надеялся, что сможет помочь, особенно взяв в союзники высокую скорость регенерации вампира на родовой земле, однако добежать до Эйзенхиэля не успел. Радужное мерцание уплотнилось, неуверенно качнулось, разделившись на два независимых потока, но Торстед Элизобарра, тоже успевший принять прежний облик, взревел, раскинув в стороны руки:

— Ко мне, дракон тебя раздери!! Или не узнаёшь?!!

Оба рукава родовой магии уверенно слились воедино и устремились в сторону старейшего представителя клана. Но длилось это недолго.

— Не туда, дорогуша! Не дури!

Родерик Элизобарра стоял между Торстедом и истекающим кровью Эйзенхиэлем, сжимая в кулаке поток энергии жестом хозяина, поймавшего за хвост своенравную кошку.

— Ты ещё что за хрен? — высокомерно бросил первому князю Элизабарре вампир, которому только что отсекли голову. — Что-то я твою ауру не припомню.

— Я на твою и глядеть не стану, падаль! — оскалился Торстед, и радужный поток в его руке обратился в сияющий меч. Впрочем, такое же оружие получил и Родерик.

Над ухом Мортимера кто-то замысловато выругался: не то восхищённо, не то растерянно. Обернувшись, некромант застал на лице Ализбара непередаваемое выражение: смесь глубокой озабоченности и мальчишеского восторга.

— Король умер, да здравствует король, — пробормотал архимаг. — Суперпозиция.

Мортимер не понял, что тот имеет в виду, и решил возобновить попытку добраться до раненного Эйзенхиэля. А над ним уже склонилась непонятно откуда взявшаяся здесь красавица с платиново-белыми волосами. Она бережно положила его голову к себе на колени.

— Снежок!

Эйзенхиэль давно уже не помнил её лица. Но никогда не забудет этот голос.

«Спрячься, Снежок. Так хорошо, как только можешь, как я учила тебя, помнишь? Это… это такая игра. Если вдруг что-то увидишь… меня… тебе покажется, что я… ты это забудешь, Снежок. Всё, что он говорил, что кричала я. Просто сиди тихо. Как маленький мышонок. Обмани Чудовище. Затеряйся в траве, Эль, исчезни, уйди в песок, пока Родерик не узнает и не придёт».

— Мама…

Яркий свет, резавший глаза, не давал ему разглядеть её ауру, но запах! Полузабытый, родной! Боль куда-то ушла. «Должно быть, я уже умер», — с тихой печалью, пополам с облегчением, подумал Эйзенхиэль по прозвищу Белый Волк.

19 г. до осн. Сообщества, Серебряный лес

— Вот оболтус! — недовольное кряхтение раздалось Ночному Всаднику прямо в ухо. — Надо же так подставиться, скажи, а?

Эйзенхиэль из Волшебных Холмов видел многое, недоступное простым смертным. И даже кое-что, скрытое от рядовых фейри. Но сейчас он не поверил глазам. Потому что не бывает призраков-вампиров. Ну не бывает. Уклад клановой магии у них такой: от убитых всё стекается ручейками к живым.

Полупрозрачный вампир чертами лица весьма походил на только что отрубленную голову, которую он с сожалением тронул носком сапога. Старый князь взял меч из мёртвой руки Родерика Элизобарры и неторопливо повернулся к убившему его фейри. Благожелательно улыбнулся, продемонстрировав внушительные клыки.

— А я говорил ему: сын, ты фехтуешь, как соломенное чучело!

Фейри сжал покрепче собственный меч и нервно огляделся. Как он и предполагал, от любезного Шера эйп Аквиля уже и кругов на воде не осталось. Прочие пока переминались с ноги на ногу. Нет, дети Волшебных Холмов не знают страха. Но прежде, чем бросаться на врага, надо же распознать, что он такое!

— Ставлю на вампира, — ещё два призрака примостились чуть выше уровня травы, кажется, щекотавшей их нематериальные тела. — Эрик Элизобарра всегда не дурак подраться был.

— Ну не зна-а-аю, — протянул его собеседник, худосочного вида юноша. — Против Ночного Всадника?

— А что с того? Подумаешь! Дин ши! Воображают они о себе много. Особенно этот, — человек-призрак презрительно ткнул в Эйзенхиэля перевёрнутым большим пальцем.

— И давно ты наглый такой? — новые приведения незаметно, но неуклонно, прибывали. Казалось, их тут теперь больше, чем живых. — Уже и фейри ему не страшны!

— Тю! Теперь-то мне что? — весело скалился мужик, подмигивая бородатому Эрику Элизобарре. — Сдох уже, хуже не будет. Может, и выиграю чего. Может, вампиры сволочь эту синеглазую с наших земель выбьют, глядишь, и похоронит по-человечески кто.

— Господа, вы драться будете или как? — ещё один полупрозрачный вампир, на этот раз молодой и холёный, чуть хмурил тонкие брови. — Я тоже размяться не прочь.

— В очередь, сосунок! — Эрик Элизобарра шагнул к предводителю дин ши. — Я его первый заметил.

Фейри дрогнули.

Глава 12. Храм Солнца

Благословенные острова, принадлежащие клану Вампиров, всегда считались оплотом Детей Ночи и центром культа Бледной Богини. Однако везде, где живут люди, начинают поклоняться лучам животворящего Солнца, делающего плодным как вспаханное поле, так и женское чрево, создателю жизни, покровителю и защитнику человека перед лицом Долгоживущих.

Солнцу поклонялись всегда. Но лишь став главой клана, Эйзенхиэль пустил на свои земли ворожей. И не прогадал, потому что с их появлением население островов значительно возросло, причём не только за счёт людей, но и за счёт вампиров. Особый солнечный ритуал, в чём-то аналогичный, в чём-то противоположный магии фейри, позволял долгоживущим расам, традиционно испытывавшим трудности с зачатием, продолжить себя. Раз в месяц, в день, когда над храмом поднимали штандарт с изображением Солнца, любой желающий мужчина, будь то долгоживуший, или человек, может войти в Зал Ожидания. Кто-то останется ни с чем, но кого-то уведёт во внутренние покои монахиня, с ног до головы укутанная в белый шёлк. Легенда гласит, что там счастливчика ждёт неземное блаженство в объятиях обольстительной красавицы (а может быть, даже и не одной). А потому немало молодых людей, уже считавших себя мужчинами, краснея, нервно теребя едва проклюнувшуюся бородку, в заветный день прокрадывались на задний двор храма, вздрагивая от перспективы столкнуться там с кем-нибудь из знакомых взрослых, млея от надежды, что выбор Верховной ворожеи падёт сегодня на юных.

Как правило, молодые люди покидали храм не солоно хлебавши. Помимо мистических откровений и религиозного рвения Верховной ворожее полагалось руководствоваться и практической смёткой. Какой прок от проведения особого таинства ритуала для молокососа, только и мечтающего куда-нибудь пристроить своё переполненное жизненными соками естество? Выход для него найти немудрено, хотя бы у портовой шлюхи. Или, если юноша из обеспеченной семьи, у шлюхи из высшего света. Вампиры же, как правило, обращались к услугам суккубов.

Выбор Верховной, как правило, падал на зрелых мужчин, знатных и состоящих в браке, но так и не приживших наследника. Девять из десяти, вошедших во внутренние покои, через девять месяцев обзаведутся потомством. И если родится мальчик, заберут его в семью, а если девочка… что ж, иногда они смогут её навещать. Особенно, если пожертвования храму Солнца окажутся достаточно регулярны и велики. Впрочем, для некоторых девочек делают исключения.

280 г. от осн. Сообщества, остров Отрон

К Верховной заявились сразу два вампира. Одного из них, юного, с тёмно-бордовыми, будто вишни, глазами, ворожея знала: лорду-вампиру Отрону, Эрминиду третьей ветви, принадлежала вся цепь юго-западных островов.

— Сколько? — коротко выдохнул он. И, так как ворожея не ответила, с нажимом пояснил: — Я хочу забрать свою дочь. Сколько ты хочешь за неё?

Верховная едва заметно качнула головой.

— Невозможно. Ритуал во славу Солнца обещает дитя…

Спутник молодого лорда Отрона улыбнулся, не размыкая губ, а Верховную обдало холодом. На лице второго вампира не было морщин, но из-за прямых белых волос, распущенных по плечам, он казался седым, как глава гильдии некромантов.

«Девочка принадлежит мне», — рубиновыми иглами кололи ворожею глаза лунного мага — заклинателя разума. Но вслух он сказал:

— Посвятить Солнцу носферату? Дитя Луны? Какая странная идея.

Сердце трепетало и билось, подступая к горлу, но, превозмогая себя, Верховная простонала:

— Почему вы… решили, что она не… человек? Ведь её мать…

«Никогда не пытайся меня обмануть», — казалось, рубиновые глаза впились ей прямо в горло, забулькавшее кровью. Захлёбываясь, заливая белоснежные одеяния алым, ворожея ударила в медный диск. Послушница вошла немедленно, будто караулила за дверью.

— Принесите маленькую Патрицию, — приказала Верховная. Голос её звучал спокойно и властно, а священные одежды оказались очищены от крови — вероятно, стараниями кого-то из вампиров.

Послушница вернулась со свёртком в руках. Она не решилась приблизиться к мужчинам, обошла их по широкой дуге. Верховная взяла ребёнка на руки и небрежно кивнула младшей ворожее. Та поклонилась и поспешила вон, подобрав тяжёлые юбки.

Верховная снова встретила взгляд главы клана Вампиров. Тот жестом удержал молодого лорда, всем телом подавшегося вперёд.

— Теперь, когда мы в некотором роде родня, — сказал князь, — мне не хотелось бы портить отношения, если есть возможность этого избежать. Более того, я готов симметрично ответить на акт доброй воли Верховной ворожеи, великодушно решившей передать клану Вампиров ребёнка женского пола.

Не только голос, но и взгляд рубиновых глаз изменились, стали ласкающе-нежными, приглашающими к беседе.

Девочка на руках ворожеи плаксиво сморщилась, показала крошечные зубки, захныкала.

— Она же голодная! — снова рванулся к ребёнку молодой отец. И снова был остановлен своим главой клана — на этот раз одним его взглядом.

— Вы знаете, как её кормить? — вкрадчиво поинтересовался князь Элизобарра.

Верховная посмотрела на малышку, потом на её отца. И уже без колебаний протянула ему дитя. Завладев дочерью, вампир выскочил из кельи, будто его сбрызнули святой водой.

Ворожея даже не поглядела ему вслед. Потому что на самом деле молодой Отрон не имел большого влияния даже на собственных родовых землях, а полновластный хозяин всех Благословенных островов стоял сейчас перед ней и задумчиво перебрасывал из одной руки в другую трость с набалдашником в виде головы белого волка. Сделав над собой усилие, жрица снова встретила взгляд рубиновых глаз.

Они искрились.

— Вы смелая женщина, — сказал князь без тени снисходительной улыбки. — И достаточно разумная. Тщеславия, пожалуй, больше, чем пристало служителю культа, но именно оно и привело вас на острова, верно?

Ворожея поджала губы, обдумывая ответ.

— Нести свет жизни есть первейший…

— Не лгите мне, — оборвал её вампир. — Я этого не люблю. Вы хотели основать и возглавить собственную ветвь Солнечной церкви. А на континенте все прихожане давно поделены.

Жрица машинально отёрла о юбку повлажневшие ладони.

— Здесь мы могли быть независимы. И свободны, — с вызовом сообщила она. — Я мечтала очистить свет от скверны фейри, а не возвыситься самой!

Князь Элизобарра сел на скамью, приютившуюся под узким оконцем, и указал на место рядом с собой. Ворожея со вздохом повиновалась его жесту.

— Что теперь будет? — спросила она тихо.

Эйзенхиэль не глядел на женщину, лишь постукивал концом трости по носку сапога.

— А что представляет собой скверна фейри? — поинтересовался он, наконец.

Жрица невольно скривилась.

— Они считают себя высшей расой. Расой, предназначенной для господства над людьми.

— Да неужто? — саркастически приподнял брови вампир. — Долгоживущие в конец охамели.

Ворожея сжала сомкнутые ладони коленями и прикусила язык.

— Вы правы, — князь отложил в сторону трость. — Раса, которая не в состоянии поддерживать свою численность самостоятельно, похищает чужих детей и женщин, не может называться великой.

Верховная воззрилась на главу клана Вампиров с надеждой и любопытством.

— Вы…

— Я думаю, немного разнообразия в сфере религии нам не повредит. С сегодняшнего дня ворожеи имеют право приобретать и обрабатывать землю на Благословенных островах. О налоговой ставке поговорим через пару лет — она будет зависеть от ваших успехов и рвения.

Верховная подобралась, будто маленький хищный зверёк, почуявший добычу.

— Мы сможем селиться на всех островах? Даже на Элизобарре и Тандере?

— Возможно, — Эйзенхиэль потёр узкий подбородок. — Если не передерётесь с Бледной Богиней. Мы с Лайтой не любим шума под окнами. Церковные войны… от них разорение одно.

Ворожея смиренно опустила ресницы, давая понять, что благодарит и за предоставленную возможность, и за предостережение.

— Кроме того, — продолжал Элизобарра, — все новорождённые вампиры, независимо от пола, будут возвращаться в мой клан.

Верховная ещё ниже опустила голову, принимая и это условие.

— Мы на вашей земле, князь. И вверяем себя вашей воле и силе.

Эйзенхиэль чуть заметно улыбнулся: формула вассальной покорности в устах Невесты Солнца его позабавила.

— Я принимаю вас в дом, — дал он предписанный ритуалом ответ. А от себя уже добавил: — Ведите себя как подобает.

335 г. от осн. Сообщества, Менес

Храм Солнца уступал церкви Волчьей Матери по величине и пышности, но никак не по живописности. Горячие источники и животворящая магия солнечной школы ворожей круглый год превращали окрестности храма в цветущий сад. Вот и сейчас, поздней осенью, когда северный ветер обрывал в аллеях городских парков последние листья, скрученные в ломкие коричневые трубочки, храм продолжал купаться в буйстве красок. Подъездная дорога обрамлялась десятками лотков и киосков, предлагавших прихожанам за небольшое пожертвование вкусить от благости Солнца. Вблизи Тракта теснились в основном фрукты, злаки и овощи, подступы к храму оккупировали россыпи цветов: ворожеи полагали изящные растения угодным подношением для творца всего живого и прекрасного. Однако молодая женщина с растрёпанными золотистыми волосами не обратила внимания ни на розы, ни на королевские лилии. В руке у неё была голая терновая ветвь, обломанная с куста у обочины. Лишь чудом шипы не поранили нежных пальцев, но Лоридейль Лейнсборо даже на миг об этом не задумалась. Она поднималась к храму, взирая на него чуть исподлобья, не как просительница, жаждущая облегчить душу, но как полководец, собирающийся взять крепость штурмом. Серая летучая мышь, тенью следовавшая за юной Представительницей Сообщества драконов от самой гильдии некромантов, пристроилась в кроне ярко-красного клёна, потопталась немного и затихла, слившись с корой.

Леди Лейнсборо вошла в храм Солнца впервые за неполные три года, которые провела на Благословенных островах. Следовать за ней на освящённые земли Солнца соглядатай не решился: это лорды-вампиры из числа Эрминидов могут позволить себе наведываться в подобные места, даже не поморщившись. Связь с родовой энергией компенсирует неудобства от солнечной магии. Рядовому вампиру в храм и соваться нечего: того и гляди шерсть дымиться начнёт. А любопытно, чего это объект в солнечную церковь понесло? Не молиться же.

Вампир повздыхал и потихоньку сполз по стволу вниз, вышел из трансформы, наложил на себя положенную по инструкции иллюзорную внешность обывателя и смешался с толпой прихожан. Крылатая ипостась, конечно, мобильнее, но видит плохо. А глядеть теперь надо в оба: может, в солнечную церковь ещё кто-то интересный завернёт. На свидание с Маленькой Сестрой драконов.

Леди Лейнсборо шла по увитому ползучими розами нефу и старалась не замечать, как отзываются рукотворные маленькие солнца-светочи на её присутствие: разгораются ярче и чуть белее, будто подмигивают. В церкви людно, шумно, почти весело, как это часто бывает в храмах Солнца. Жизнь бьёт ключом, бурлит, светится. И никому не должно быть до неё дела — мало ли, о чём молодая женщина пришла попросить Творца?

Но монахиня провожает взглядом растрёпанную и слишком легко для поздней осени одетую прихожанку: синие головки вьюнков повернулись за ней, будто за самим Солнцем. Не диво ли?

И ещё одна пара глаз, синих, как эти вьюнки, следит за рассеянной девушкой, не замечающей ничего и никого вокруг себя.

— Куда ты смотришь, милый? — великолепная Элизабет берёт жениха под руку и щурит немного близорукие глаза. Простоволосая замарашка с терновой веткой в руке вряд ли привлекла бы внимание её благородного спутника.

— Фреска… чудесная, — слегка откашлявшись, произнёс мужчина и улыбнулся невесте. Но краем глаза продолжил жадно следить за Маленькой Сестрой драконов, которую узнал с первого взгляда, хотя никогда прежде не видел.

Она остановилась под малым куполом, как раз напротив символичного золотого диска, по мнению ворожей олицетворявшего их божество. Леди Лейнсборо лучше других было известно, как потешается Творец всех тварей над символами и формами, которые приписывают ему люди. Но сейчас ей всё равно. Ей нужно обратиться к Нему из посвящённого Ему места, так, чтобы обязательно услышал.

«Я тебя ненавижу!!!»

Не нужно даже слов. Достаточно очень сильного чувства. Её чувство настолько сильно, что она едва в состоянии это выносить.

«Подлый обманщик! Мстительный, мелочный и жестокий! Я проклинаю тебя, слышишь?»

Он слышал. Более того, Он всегда это знал.

Вечность, Сумеречный Предел

Узкие колонны, увитые диким хмелем, через мраморный пол тут и там продирается молодая поросль, журчание фонтана, стрёкот насекомых — храм Творца всего живого выглядел почти так же, как бездну времени назад, в другом мире, в другой жизни. Вот только алтаря-гончарного круга не видно нигде.

— Ищешь, где колена преклонить?

Милослав обернулся на голос.

— Если Тебе это нужно.

— А сам-то как думаешь?

Некромант почесал нос и ухмыльнулся.

— Ты не такой нудно-пафосный, как считал Кэролин. По крайней мере, я на это надеюсь.

В прошлую их встречу невзрачный мужчина неопределённого возраста сидел на гончарном круге и смотрел на Милослава сверху вниз. Теперь он подошёл вплотную и едва доставал долговязому колдуну макушкой до груди. Но смотрел так же.

— То есть на этот раз ты не попрошайничать явился? Белая Госпожа к мольбам охоту отбила?

Милослав снова усмехнулся. На этот раз очень характерно: одним уголком рта.

— Ты знаешь, зачем я здесь. Или Ты не мой Создатель?

Зелёные глаза Творца заискрились золотом:

— Занятно. Прежде ты прикрывал расчёт и бунт овечьей шкуркой смирения. А теперь наоборот: дерзишь, но только на словах.

Милослав промолчал и отвёл взгляд.

— Итак, ты снова хочешь ходатайствовать за сестру. Умолять, чтобы я подарил ей свободу и позволил прожить нормальную человеческую жизнь, а на её особую роль в нашем спектакле предлагаешь себя.

— Не так, — резче, чем собирался, возразил сын короля и ведьмы, но смягчать тон было уже поздно. — Я предлагаю свободу Тебе. Ты сможешь прожить нормальную человеческую жизнь, если, конечно, захочешь. Или заняться созданием новых, более совершенных, на твой взгляд, миров. Или не знаю, чем заполняют Вечность такие, как вы с Белой Госпожой.

Бог-Солнце подошёл к колдуну и странным образом оказался одного с ним роста. Откуда-то сильно запахло полынью, а изумрудные глаза Творца приобрели вдруг мягкий травянистый оттенок.

— Вижу, ты не терял времени зря.

— Это было бы неуважением к той, кто создала Время и дала мне подержать его на ладонях, — произнёс Милослав с лёгким поклоном, адресованным цветущему терновому кусту.

— А справишься?

Бог-Солнце вновь преобразился. Черты Его заострились, вытянулись, в лице появилось что-то волчье.

— Испытай меня, — колдун зачерпнул ладонью немного субстанции, заменявшей Сумеречному Пределу воздух, и замер так, со сложенной лодочкой рукой, приподнятой до уровня груди.

Храм наполнился шумом хлопающих крыльев, белый мрамор и зелень плюща исчезли за яркими пятнами чешуйчатых тел. Каких драконов тут только не было: большие и маленькие, сверкающие и матовые, пугающие и завораживающие красотой. И всё это полчище шипело, выгибало шеи и скалило зубы на улыбающегося бога-творца. Клыки у него тоже оказались куда длиннее, чем положено людям.

— Какого из драконов для Тебя усмирить? — осведомился чернокнижник. — Гнев? Ненависть? Может быть, страсть?

Бог-Солнце лишь покачал головой. Милослав сжал вытянутую руку в кулак, и драконы исчезли, как и не было. А потом исчезли колонны, терновый куст, небо, солнце и сами люди, стоявшие посреди храма. Остался лишь вопрос: «Полный контроль для тебя это тотальная темнота?» Ответ пришёл, как и вопрос, без слов или образов. «Полный контроль — это полная смерть. Для Всего».

Беспросветное Ничто содрогнулось. Не то от ужаса, не то от смеха, кто разберёт, если никого тут нет? Если нет самого «тут»?

«Бывают флуктуации».

Вселенная, спрессованная в столь малую точку, что она уже обращалась в Ничто, вдруг вывернулась наизнанку и распустилась во всей красе. Время снова набирало бег, большие и малые взаимодействия управляли телами и идеями, полями и энергиями, а хмурые волны океана Забвения подёрнулись пеной, дрогнули. Милослав подал руку сестре, помогая выбраться из воды.

— Мил! — глаза распахнуты от восторга, на губах — несмелая улыбка. — Я думала, уже никогда тебя не увижу.

— От меня отделаться не так-то легко, — чернокнижник ласково поцеловал её в мокрый лоб.

Она гладила его лицо, не до конца поверив в реальность происходящего.

— Я думала, — девушка уткнулась лбом в его плечо и бормотала неразборчиво, приглушённо, — этот гад убил тебя. Насовсем.

Колдун не ответил, только обнял сестру ещё крепче. «Теперь всё будет хорошо, — мерно отстучало его сердце, и она, сама не зная, как, поняла его без слов. — Я больше никому не дам тебя в обиду».

Лишь теперь Мелисента решилась оглядеться — и скрипнула зубами от досады: ей не понравилось ни место, ни компания.

— Она так безраздельно доверяет тебе, — девушке усмешка Создателя показалась издевательской, саркастичной. Но Милослав разглядел в ней удивление. Чернокнижник закрыл сестру от Солнца полой плаща, будто кожистым крылом.

— Ещё один плюс к моему резюме.

Смех Творца беззвучно рассыпался по полу мельтешением солнечных зайчиков.

— Ты где слов-то набрался таких?

— Много путешествовал, — невозмутимо ответил Милослав. — Перенимал опыт.

— Успешно, как я погляжу.

Бог-глиномёс мял кусочек эластичной и слегка мерцающей субстанции. Колдун не отрывал взгляд от его пальцев.

— Итак, сделка? — голос чернокнижника прозвучал глухо. Мелисента вскрикнула, вцепилась в его руку, но брат бесцеремонно прикрыл ей рот ладонью.

— Сделка, — произнёс Творец не столько утвердительно, сколько задумчиво. — Хорошо, пускай.

В руках у Него теперь перекатывался матово-серый шар. — Она, — Создатель удостоил Мелисенту небрежным кивком, — получит новое имя, новый дом и новую судьбу.

Шар разделился на две половинки, светлую и тёмную, каждая из которых в свою очередь скаталась в шар. Какое-то время Он перебирал ими в ладони, всё ускоряя и ускоряя движение.

— А ты, — Бог-Солнце окинул Милослава заинтересованным взглядом, — ты получишь всю полноту власти. — Он ехидно сощурился и раздельно, по слогам, будто пробуя на вкус, произнёс:

— Чёрный Дракон.

Один из шаров, Мелисента не заметила, какой, так стремительно было движение, полетел в Милослава, он выбросил вперёд руку, но ловить оказалось нечего: дрогнув где-то на пределе видимости снаряд исчез. Девушка повисла на всё ещё вытянутой руке колдуна:

— Милослав, нет! Я не понимаю, о чём вы говорите, но не заключай с Ним никаких сделок! Я не хочу потерять тебя ещё раз!

— Он будет тебя навещать, — Создатель пожал руку чернокнижника, подтверждая договор. — Иногда.

— Всё будет хорошо, Мел, — чуть запинаясь, сказал Милослав, не отрывая ладони от руки Творца и взгляда от его искрящихся золотом изумрудных глаз. — Теперь я смогу, наконец, позаботиться о тебе сам. Не бойся ничего.

Солнце, только что стоявшее в зените, начало стремительно закатываться. Мелисента спрятала лицо у брата на груди и прошептала тихо, но услышали оба:

— Он обманет нас, Мил. Невозможно победить, если на ходу изменяют правила игры.

— Только если не в состоянии сделать того же и сам, — девушка отпрянула, испуганная его изменившимся голосом — металлическим и резким.

Солнце скрылось за колоннами, храм Творца погрузился в Сумерки. Невзрачный человек с зелёными глазами разжал руку и отступил на шаг. Он разглядывал Милослава с тем же чувством, с каким скульптор оглядывает завершённую статую — с удовлетворением от проделанной работы. Милослав глубоко вдохнул, и голубоватая дымка, стелющаяся по земле, устремилась к нему. Он выдохнул — и туман уплотнился, начал приобретать форму. Одна за другой на фоне Сумерек вырисовывались серые хвостатые фигуры — не то сложившие крылья драконы, не то прямоходящие виверны.

Мелисента подошла к брату и вгляделась в его лицо.

— Глаза, — упавшим голосом сообщила она, — у тебя теперь совсем чёрные.

— Он ведь решил стать чёрным драконом, — усмехнулся Создатель, — холодным и бесстрастным повелителем Вод Забвения и самой смерти. Для некроманта самое то. А вот тебя, — Мелисента отворачивалась, не желая встречаться с Ним взглядом, но насмешливые травянисто-зелёные глаза преследовали её, — тебя теперь будут звать Лоридейль — Ледяное Пламя. Ты будешь жить…

— …под сенью Луны, — отрезал Милослав, снова отодвигая сестру себе за спину. — Я сам выберу для неё место. И время. К чему утруждать тебя мелкими заботами, о Сиятельный? — Милослав учтиво склонил голову, солнечные лучи над храмом окончательно померкли, пол теперь серебрился в лунном свете, а на том месте, где был терновый куст, стояла маленькая женщина с грозовыми глазами.

— В самом деле, — сказала Она, и эти слова были мятными на вкус, — оставь их, наконец, в покое. Создания надо уметь отпускать, когда приходит время.

— Как прикажет моя королева, — ответил мужчина, черты лица которого стали такими тонкими и острыми, что порезаться не мудрено. Он отвесил женщине учтивый поклон, Она поманила Его к себе и пощекотала под подбородком длинным ногтем. Белая Госпожа улыбнулась Милославу и его сестре, вроде бы, собиралась что-то сказать, но бог-Солнце обнял Её за талию, а в следующий миг храм озарила вспышка такой нестерпимой яркости, что не видно было ровным счётом ничего. И долго ещё под веками беспорядочно метались пятна света, складывались в руны Истинной Речи: «Отпускать, так на волю волн».

335 г. от осн. Сообщества, Менес

Девушка, носившая имя Лоридейль, стояла в храме Солнца и с ненавистью глядела на золотой диск.

«Я знала, все Твои обещания — обман! — мысленно кричала она, — Знала, что найдёшь способ перехитрить даже Её! Радуйся, пока можешь. Радуйся, что поломал наш мир, как надоевшую игрушку пинком сапога. Милослав не отступит. Однажды он тебя превзойдёт. Не знаю, когда, не знаю, как, но и я теперь с ним до конца. Разрушения и смерть? Пусть. Пускай нам всё сущее придётся макнуть в мрак вечной ночи, мы же и восстановим его. Я, Мил и Кэролин объединимся, и тогда уже тебе, о Создатель, придётся бежать. Так далеко, как смогут унести тебя тяжёлые, жестокие мысли. А, может быть, именно эти камни утянут тебя на дно океана Забвения!»

Леди Лейнсборо швырнула на алтарь терновую ветвь и выбежала вон. Стремительно, не оглядываясь, не заметив смятения прихожан, не увязнув в толпе, сбившейся вокруг её подношения животворящему Солнцу.

«Чудо! О, это в самом деле чудо!» — восклицали они, когда ворожея взяла тёрн в руку и подтвердила, что распустившиеся на ней цветы никакая не иллюзия.

— Это счастливый знак! — воскликнула Элизабет и запечатлела на губах возлюбленного восторженный поцелуй. — Мы будем так счастливы, милый! Само Солнце благословляет нас сегодня!

— Само Солнце… — машинально повторил мужчина, терзаемый проблемой выбора. Будь он один, уже взметнулся бы на хоры, а там из окна, по дереву и — вслед за ускользающей Маленькой Сестрой Сообщества драконов, вслед за светочем, за целью его опасного путешествия, за смыслом всей этой сложной операции.

Но Элизабет Тайрел, трэлл леди-вампира Тэллы, доверчиво прижималась к его груди. И красавцу-блондину ничего не оставалось кроме как ласково улыбаться своей невесте.

Ничего. Маленькая Сестра никуда не денется с островов. Самому Шеру эйп Аквилю не удалось её выманить на континент. День или два ничего не решат. Зато теперь он точно знает: девушка из антитентуры приютилась в Менесе. А выкрасть её из-под носа у самого Элизобарры будет даже любопытно. И красавица Элизабет может ещё очень и очень для этого пригодиться.

Ляш наклонился к спутнице и вернул ей поцелуй — горячий и страстный. Прижал Элизабет к укромному выступу стены.

— Ты права, дорогая. Это хороший знак.