Стать легендой

Не знаю, сочтется ли это банальностью, лестью или моветоном… Да это и не важно. Я лишь хочу выразить благодарность Россу Гаеру, моему соавтору, согласившемуся на этот весьма неоднозначный и непростой эксперимент, Тайгеру, ставшему причиной многих событий, возможностей и чувств, и Сфинксу, моему Создателю и Музе, проявившему невероятное терпение, вдохновлявшему и поддерживавшему меня даже в самой пучине… разного. А также Мишелю Леруа, спустившему на тормозах вмешательство в историю своего клана и давшему каждому из событий свой комментарий. Без вас, господа, роман бы, как и часть реальности, описанная в нем, не состоялся. Моя вам признательность и любовь.

И да будет Ночь щедра.

Глава 1. Курт. Попутчик

Обреченные жить вечно, невзирая на неизбывную боль

и тяжесть потерь… С ними ли равняться тебе?

 Леруа

Он дьявольски устал. От друзей, врагов, любовников и прочих приключений. И от этой гребаной Италии, выгрызшей из сердца нехилый такой кусок. Нет, не жалел о произошедшем. И одуревшему от любви Тано желал только счастья, сомнительного, впрочем, с этим психом. И даже потерю Микки, маленького, ни в чем не виновного Микки, сумел пережить. Теперь хотелось забыть. Вернуться в дом, в котором эта треклятая история началась и, как он надеялся, закончилась, Курт не смог, поэтому просто забрал свой байк, уставший не меньше, чем он сам, и отправился по Европе. Дороги, скорость и управляемая мощь мотоцикла успокаивали, а сейчас именно это и требовалось. И он просто смотрел вперед, думая лишь о том, какой поворот выбрать следующим.

 

Быстро сгустившиеся сумерки застали его на трассе. Судя по навигатору, до ближайшего отеля не больше получаса езды. Сколько там звезд, было все равно — лишь бы нашелся свободный номер и горячий кофе.

Внезапно свет фары выхватил из темноты фигуру: невысокий, крепкого сложения парень ловил попутку. Курт плавно сбросил скорость, затормозил, чуть проехав мимо него, обернулся, поднял на шлеме стекло.

Незнакомцу было порядка тридцати, и вид у него был совершенно не подходящий для путешествий автостопом. Скорее, будто он только что вышел со светского приема, а лимузина у ворот не оказалось. С готовностью устремившись к нему, дружелюбно улыбаясь, он закурлыкал по-французски. Голос был мягок, бархатист и приятен. Слов Курт не понимал.

— Пардон, дружище, — развел руками, — я только по-английски. Но если тебе до ближайшей цивилизации, подброшу.

— Буду весьма признателен, — улыбнувшись еще радостней, мгновенно перешел на английский тот. — Это как раз то, что нужно.

— Второго шлема нет, так что держись крепче.

Француз согласно кивнул:

— Нет проблем. Мне бы только до какого-нибудь отеля добраться.

Что ж, это делало задачу еще проще.

 

Темные склоны гор, воткнувшиеся в небо. Окна домов, разбросанные в темноте, с каждым километром стремящиеся сойтись… Теснота, аналогичная итальянской, но лишенная той античной роскоши, Курту совершенно не понравилась. Впрочем, возможно, днем здесь все выглядит иначе.

— Сен-Мишель-де-Морьен, — констатировал француз, когда вокруг сузившейся до интимного дороги выстроились дома, превратив ее в каменный канал. И, вроде, сказал негромко, абсолютно без напряжения, но даже через шлем Курт прекрасно услышал его. — За светофором слева.

Через минуту показался и светофор, похоже, единственный во всем городке. Притормозив, Курт развернулся, выруливая на противоположную сторону, чтобы припарковаться. Попутчик, ловко соскользнув с байка, встал неподалеку, не спеша уходить.

Устроив железного зверя, Курт снял шлем, развернулся к незнакомцу.

— Благодарю за помощь, — протянул руку тот. — Меня зовут Мишель.

— Курт, — машинально отозвался он, отметив холодность его пальцев. Не удивительно: и сам замерз немного от встречного ветра.

— Еще раз спасибо, Курт, — парень улыбнулся, на лишнюю секунду продлевая рукопожатие. — Я тебе должен. По кофе?

Ван Вейк прищурился, оценивая ситуацию. Красавцем «должник« не был, но обаяние в нем буквально зашкаливало, и хотя настойчивости в интонациях не звучало, отказывать ощущалось… странным.

Единственный свободный номер оказался… двухместным. Или двухместный — свободным? Курт недоверчиво усмехнулся, испытующе глядя на девушку-администратора, тут же начавшую смущаться, — может, недопоняла чего?

— Нет проблем, я вполне могу устроиться здесь, — не лишенным манерности жестом Мишель указал на стоявший напротив ресепшена диван.

— Нет, нет, мсье, ни в коем случае! Мы не можем… — от волнения красотка перескочила на родной язык.

По ее тону и страдающему взгляду было очевидно, что речь о правилах отеля, об удобстве клиентов и прочая и прочая. Мишель внимательно выслушал эти скорбные причитания и повернулся к нему, намереваясь перевести.

— Пусть будет двухместный, — утомленно махнул рукой ван Вейк, уже мечтая упасть хоть куда-нибудь. — Надеюсь, кофе к нему прилагается.

— Я же обещал, — улыбнулся француз, блеснув чуть выступающими вперед клыками.

О чем-то быстро переговорив с девицей, победно продемонстрировал полученную карту-ключ:

— Второй этаж. Напитки будут через двадцать минут.

Номер, конечно, был удобен, ничего не скажешь: две просторных комнаты, ванная, портьеры и мебель вполне презентабельного вида… Скинув ботинки, Курт буквально рухнул на диван, с наслаждением вытянул ноги.

— Не похоже, чтобы ты привык к чему-то, кроме полномасштабных кроватей, — иронично заметил он, наблюдая, как Мишель осматривается. — Так что спальня тебе.

Тот улыбнулся, спорить не стал. Вообще, своей деликатностью, мягкостью речи и видимой податливостью он дьявольски напоминал Тано, но если продолжать аналогии, то за любезным обращением должна скрываться поразительная сила духа, твердость и властность. Сердце защемило от накативших воспоминаний.

— Что-то не так? — оказался еще и чутким, как и его попавший в силки любви итальянский друг.

— Сам факт жизни — уже «не так«, — ворчливо отмахнулся Курт, дотягиваясь до пульта и включая телевизор. Подобного расточительства времени дома себе не позволял, и перед телеком сидел, разве что, Микки.

— Но в нестандартности, непредсказуемости, риске — и заключается прелесть жизни, ее суть, — едва заметно поморщился Мишель, устраиваясь в кресле лицом к нему.

Курт убрал звук.

— Когда жизнь, и так «веселая«, обрушивается горой проблем? Да, прелесть, безусловно! — хохотнул, не сдержавшись.

— Не похоже, чтобы ты не умел с ними справляться, — заметил Мишель с аккуратной иронией и, опершись на подлокотник, бросил изучающий взгляд, вновь вызвав в памяти проницательные, бездонные глаза Тано. — И не похоже, чтобы ты искал чьей-то помощи.

— Никто лучше меня, не знает, что мне нужно. И чего стоит добиться этого. Никто и не добьется. Поэтому я лучше сам.

— Потерял кого-то очень близкого? — в голосе Мишеля слышалось столько неподдельного интереса к его судьбе, что общепринятые извинения и соболезнования звучали бы фальшиво.

Курт, взъерошив волосы, сгребя их назад, запрокинул голову, закрыл глаза. Ком горечи забился в горло, мешая дышать, парализуя, ядовитой болью стекая в сердце. Вдох — осознанный, с усилием.

— Обоих, — произнес безголосо. — Один влюблен патологически, а второй… мертв, — он нарочно четко проговорил это слово, по-мазохистски.

— У живых всегда есть шанс.

— Сдохнуть! Благо, поводов предостаточно! И всегда найдется готовый помочь!

— Ты говоришь сейчас об одной причине для обоих? — и опять ни слова сочувствия, как позволяют себе только самодостаточные, знающие реальную жизнь люди или близкие друзья.

Курт опустил голову, потер пальцами лоб:

— Не вникай. Не поможешь.

— Ты не знаешь моих возможностей, — с мягким укором заметил тот, едва улыбнувшись.

— Я знаю возможности моего лучшего друга и моего злейшего врага. И оба они сейчас заодно.

— Боюсь, я не смогу составить должного мнения о ситуации, если не буду знать хотя бы основных фактов.

— Куда ты завтра? — резко перевел тему Курт, бросив недоверчивый взгляд. Как бы харизматичен ни был этот парень, делиться с ним столь личным не хотелось.

— В Лион, — послушно последовал в заданном направлении Мишель, не проявив ни грамма недовольства.

— Живешь там? — зацепиться за факты чужой жизни оказалось проще, чем вспоминать свою.

— Большую часть времени, — улыбнулся тот. — Я там родился. А ты откуда?

— Неймеген, — новая порция боли. Проглоченный вздох.

— Далеко же тебя занесло… Полагаю, догадываюсь о причинах.

— Твое право, — вновь не сдержался от резкости он, хотя парень, разумеется, был ни в чем не виноват.

— Конечно, — миролюбиво кивнул тот, соглашаясь. — И я непременно воспользуюсь им, когда сочту необходимым. Как любым из моих прав.

Курт, прищурившись, посмотрел на него. Невероятно похож на Капелли, даже этой тонкостью намеков! Должно быть, в каждой стране есть такой, один на всю нацию. В Италии это, безусловно, Тано, а вот Мишель — достояние французов… Интересно, откуда взялся меценат? Кому так не повезло? Он невольно дотронулся до ошейника. Тайгер так и не снял его, не освободил от обязательств. А он, опасаясь за судьбу друга, теснейшим образом привязанного к этой ходячей проблеме, настаивать не рисковал. Да и привык уже воспринимать это «украшение« как неотъемлемую часть, подобно иероглифам, что вырезал на нем этот же самый бешеный любовник.

К счастью, отвечать на реплику Мишеля не пришлось — явилась администратор, принесла кофе. Смущаясь, поставила на столик. Француз улыбнулся приоткрывшемуся декольте.

 

Дальнейший разговор не шел. Остановилось движение — и воспоминания, а вместе с ними боль, вновь накатили, погребая под собой остальное. Как будто шлем, обдуваемый встречным ветром, спасал его от мыслей, но стоило лишь снять — и прошлое вгрызалось тысячей зубов. Острых, как у мецената.

Мишель не беспокоил его. Молча грел о чашку ладони, задумчиво смотрел перед собой. Видать, не без своих забот. Безмолвно мелькавшие на экране кадры тоже никого не напрягали.

 Вытащив из шкафа плед, перекинув диванную подушку к подлокотнику, Курт стянул с себя куртку, бросил на пустое кресло. Снимая джинсы, поймал заинтересованный взгляд француза.

— Откуда такая красота? — спросил тот с деликатной улыбкой, явно имея в виду один из шрамов, оставленных меценатом.

— Подарок, — усмехнулся он. — Приз лучшему любовнику.

Мишель понимающе кивнул:

— Хорошо тебя оценили.

— Не жалуюсь.

— Едешь завоевывать оставшуюся Европу?

— Хочешь сказать, во Францию соваться уже не стоит? — подхватывая его тон, парировал Курт, направляясь в ванную.

— В Лионе точно титул занят, — неоднозначно улыбнулся тот. Встал, забирая кофе с собой. — Спокойной ночи, друг мой.

— Спокойной, — проводил его взглядом.

 

Наконец, он сообразил, что в этом французе было не так: чересчур обоснованная уверенность в себе. Как будто никакая неудача, даже по чистой случайности, не могла его коснуться. Будто он подчинял себе все окружение: администратор, вон, лично принесла кофе, байкер привез его в отель, даже номер разделить согласился… Наверняка и в остальном он добивается своих целей так же непринужденно, пользуясь лишь обаянием да местами — евро. Тано — и тот был подвержен беспокойствам, а тут — незыблемое, просто вселенское равновесие.

Вернувшись в гостиную, Курт выключил свет и забрался под одеяло. Прислушался к обострившейся тишине. Мишель в темноте соседней комнаты с кем-то говорил по телефону, вполголоса и очень мягко. Наверняка с какой-нибудь из подружек. Что женщин вокруг него полно, сомнений не возникало. Интересно, где конец сходству между ним и владельцем «Leo Corporation»?

Продолжая проводить параллели, старательно отодвигая мысли о синеглазом любовнике и прикидывая, что, в принципе, мог бы подбросить нового знакомца и до Лиона, он уснул.

 

Но запланированный жест любезности остался только в планах: поутру француза в номере не оказалось. Чашка так и не выпитого кофе, примятый край постели — и все. Одевшись, Курт запер дверь и спустился в холл. Девушка на ресепшене тоже была другая, но говорила по-английски не намного лучше вчерашней. Все, что он выяснил — Виолетт заболела и отпросилась ночью, пришлось ее подменить, а больше гостиницу никто не покидал. Никакого Мишеля никто не знает, в списке постояльцев такого имени нет, и вообще, постояльцев почти нет, а двухместный люкс был забронирован на Курта ван Вейка, гражданина Нидерландов.

Теряясь в предположениях, он вышел на улицу. Да, байк терпеливо дожидался там же, где он его и оставил. Но лионец — был, реальный, а не плод уставшего сознания! Что ж… хочет оставаться в тени — его право. Как каждое, которое он намеревался иметь.

Усмехнувшись, Курт надел шлем, застегнул куртку. И вопросы, обступившие было со всех сторон, перестали существовать — впереди стелилась новая дорога.

Глава 2. Этьен. Крылатый

Любые сожаления о прошлом — ложь.

Хотя бы в силу того, что выражающий их сейчас –

не тот, кто был очевидцем.

Леруа

Бешеные, приговоренные Древним Кругом к тотальному уничтожению, лишенные централизованной власти, большей частью были уже перебиты, а Совет все требовал денег на проведение зачисток. При том, что новых источников дохода никто не предлагал.

Этьен поднял взгляд на вечно юного белобрысого Рафаэля, с надеждой смотрящего на него. Этой надежде было уже около сотни лет, и все это время советники отчего-то считали, что мсье Паради просто не может оставить его, Этьена Бёрнье, равнодушным. И когда требовалось выцарапать из лионской казны что-то сверх здравой меры, подсылали именно его.

— Полтысячелетия назад бессмертные не нуждались в деньгах, чтобы убивать, — выразительно произнес Этьен, беззастенчиво ощупывая сферический, без единой шероховатости ментальный щит блондинчика.

Рафаэль, очевидно, считая попытки проникнуть в его мысли чем-то крайне эротичным, опустил глаза, но уходить ни с чем явно не собирался:

— В любую эпоху нужно соответствовать по силе своим врагам, а еще лучше — превосходить их.

— Все Сообщество против горстки теневых, да еще и обезглавленной! — Этьен саркастично усмехнулся. — Когда вы намерены с ними покончить?

— Скоро. Мы отслеживаем их по цепочкам воспоминаний. Почти всех вычислили и достали. Но необходимы ресурсы… — снова этот просящий взгляд, с намеком не только на финансы.

— Хорошо. Я скажу Констанс, чтобы выделила средства. Но если запрошенная сумма хоть на один цент превысит озвученную на Совете…

— Все будет точно, как в швейцарском банке, мсье Бёрнье. Благодарю.

Паради поклонился и, помедлив, развернулся к выходу.

Этьен, оценивающе оглядев удаляющуюся фигуру, окликнул:

— Рафаэль.

— Да, мсье? — серо-голубые глаза блеснули готовностью.

— В следующий раз приходи с конкретыми предложениями. Финансовыми, разумеется, — добавил, выдержав паузу.

— Как пожелаете, мсье Бёрнье.

 

Выпроводив парня взглядом, проследив, чтобы тот плотно закрыл дверь, Этьен откинулся на спинку кресла. Жалобно скрипнула старая, давно просившая замены кожаная обивка. Ему предлагали — кажется, еще в две тысячи третьем — сделать ремонт, обновить стиль кабинета, поставить новую мебель… Он отказался. Менять обстановку — значило не только внеплановые затраты. Это потребовало бы каким-то образом перемещать все его книги и записи, все рабочие материалы с места на место, где-то обустраивать временное рабочее пространство… Тратить ночь так расточительно он не хотел, а доверять свои документы чужим рукам — тем более. Да и чем дальше уходило время, тем сложней было выдержать в обстановке прежний дух — и не скатиться к демонстративной роскоши. Нет, он не осуждал это в других, а для короля, вообще, считал необходимым поддерживать респектабельность во всем, но сам прекрасно обходился привычным минимумом.

Ах, да, Рафаэль…

Этьен вытащил из кармана сотовый, набрал номер Констанс.

— Слушаю вас, мсье Бёрнье, — отозвался приятный мурлыкающий голос.

— Детка, Паради до тебя уже дошел?

— Да, — прозвучало с томной иронией.

— Ты помнишь, сколько требовал совет на очередную поимку Бешеных?

— Конечно, мсье.

— Будь любезна, выдай ему ровно эту сумму и ни единой улыбкой больше.

Констанс рассмеялась:

— Как скажете, мсье Бёрнье. А вам?

— А мне, когда освобожусь. Ближе к рассвету.

 

Он удовлетворенно улыбнулся: умная девочка, на все сто оправдывает свое положение. Когда-то, вырвав из Тени, он подарил ее Мишелю. А Мишель — вернул вот в такой роли. Делить время от времени малышку с королем было приятно…

Однако стоило уточнить еще кое-что. И на следующий звонок Этьена ответил чарующий баритон, подпорченный, впрочем, напускной услужливостью.

— Мсье Бёрнье, какая честь! Чем могу быть полезен?

— Еще раз так мне ответишь — и пользы от тебя не будет вообще никому.

— Даже если свидетелями станут Пуатье?

— Даже если.

— Как скажешь, Стеф, — рассмеялся любовник, звеня тяжелой цепью.

— Я слышу, ты занят…

— Для тебя — с удовольствием освобожу минуту-другую.

— Ты — и освободишь? — он рассмеялся.

Тристан тоже, оценив игру слов.

Лязг. Более гулкий грохот металла — должно быть, дверь.

— Когда ты выберешься из своих застенков?

— А чем тебе не нравятся мои застенки? Ты их ни разу не удосужился оценить во всей полноте…

— Хорошо, — Этьен усмехнулся. — Сейчас буду. И если есть чем перекусить — не откажусь.

— Приходи, — снова лязг и короткие гудки.

 

Чем был хорош Лионский замок — так это своей настоящестью при всем современном комфорте. Построенный в семнадцатом веке, идеально защищенный непроницаемой границей параллели, он был доступен лишь для приглашенных и тех, чье приглашение выглядело как насилие. Как работают эти куски пространства, именуемые параллелями, Этьен не знал, да и не было особой нужды, потому что переход из одного в другой ничем не отличался, скажем, от перехода из комнаты в комнату. Зато заботиться о тепле, свете и защищенности от солнца не приходилось. Конечно, молодняк умудрялся протащить в замок немалую долю современности. Тот же Паради, в спальню которого Этьену однажды довелось заглянуть. Бессмысленная, пафосная мешанина стилей. У самого Этьена в кабинете из общей картины выбивался разве что ноутбук. Провода и стальные сейфы прятались за элементами декора, тетради и журналы — в шкафах… Привычная старина его устраивала вполне.

А вот в той части замка, где властвовал изощренный в своих пристрастиях Тристан, — сохранялся первозданный дух старины: мощные решетки клеток, вполне рабочий арсенал пыточной, факелы и каменные стены, одним своим видом деморализующие узников, — радовали сердце. Будь у него вторая Вечность — с удовольствием провел бы ее здесь, замещая Коте, но такой роскоши ему пока никто не предлагал.

 

— А, Стеф Великий собственной персоной, — довольно ухмыляясь, приветствовал его любовник, вставая с массивного деревянного кресла, очень уж напоминавшего выведенный из обихода трон. Рука его, опущенная вниз, крепко держала за волосы насмерть перепуганную девицу, слегка потрепанную, с размазанной по губам помадой.

— Что за птица? — разглядывая не слишком аппетитную смертную, уточнил Этьен.

Тристан, прищурив один глаз, демонстративно посмотрел в потолок, будто вспоминая:

– Журналистка, с приветом из Парижа. Пишет сказочки о жизни обывателей, утверждает, что здесь на каникулах. Будешь?

Девчонка забилась в панике, но стоило Тристану слегка тряхнуть ее — замерла, тихо, жалобно заныла.

— Нет. Побалуй своих гостей.

— Это непременно!

Не прекращая ухмыляться, тот бросил ее на пол, шагнул к нему:

— Рад тебя видеть, — дотронулся кончиками пальцев до тыльной стороны ладони.

Этьен повернул руку, встречным движением на миг соединяя свои пальцы с его:

— Взаимно. Что у вас с бешеной Тенью?

— А что с ней? Бесится. Падает то в Броне, то в Мексимьё… Вчера Вьен отличился — там выловили аж троих…

Говоря все это, Тристан заботливо отволок девицу к трону, прицепил наручниками. Подойдя к боковой стене, приглашающе открыл перед Этьеном железную дверь.

 

Личные покои главного тюремщика Лионского замка не многим отличались от пыточной. Вольготно развалившись на длинношерстной шкуре, покрывавшей широкую лежанку, он похлопал ладонью рядом с собой, предлагая занять место.

Этьен усмехнулся: дерзости этому сероглазому красавчику не занимать.

— Что, Лионский Совет перестал информировать тебя о происходящем? –ехидно ухмыльнулся Коте. — Или ты прогулял заседание, тиская какую-нибудь китаянку?

— Совет хочет денег, — вглядываясь в красивое андрогинное лицо любовника, Этьен присел на край ложа.

— Все хотят денег, это нормально, — довольно прищурился тот.

— Паради утверждает, что скоро с Бешеными будет покончено.

— Этот холеный одуванчик? — Тристан рассмеялся, демонстрируя до изящества острые клыки. — Ему бы только сказки за взрослыми записывать. Подумай сам: численность Бешеных никогда не была известна, но ошиваются они и в Европе, и намного восточней… Пока мыловим их здесь — они плодятся там. Их ловят там — они бегут еще куда-то. Норд, конечно, вычистят свои территории, и быстро, не сомневаюсь. А вот баварцам и Неспящим придется сложней.

— Но именно баварец лишил клан головы, — многозначительно заметил Этьен.

— Да, я был просто восхищен его дипломатическим ходом! — хохотнул тот. — Высший пилотаж!

— А каковы твои прогнозы?

— Не так радужны, как у Рафаэлки. Полагаю, еще год-полтора будут отлавливать отдельных личностей, не знающих о существовании друг друга. Кто-то уйдет в глубокую Тень… Один из пойманных на прошлой неделе был даже не в курсе, чья в нем кровь! Если бы не подвернувшийся вместе с ним Создатель…

— Какова вероятность, что чьими-нибудь амбициями клан возродится?

Тристан вновь засмеялся, коснулся пальцами его колена:

— Ноль. Едва ли кто-то из них обладает хваткой Александра.

Этьен устало потер лоб:

— Значит, под этим предлогом уйдет еще не одна сотня тысяч евро…

— Крепись, Стеф. Скоро и я потребую расширения своих владений.

— С тобой я разберусь, не беспокойся, — скривил усмешку Этьен. — Ладно. Спасибо за информацию. Пустишь пообщаться с кем-нибудь из них?

— Позову. Пока сам.

— Договорились. И парижанку не оставляй.

— Да мне есть кого угостить ею. Рассвет не встретит.

 

Тень. Организованная Тень. Это было бы куда страшней, чем распри между кланами. Война с единственный правилом: уничтожить врага. Нет, он не боялся сам и был готов в любой момент сражаться за короля. Но всполне трезво оценивал перспективы этой масштабной бойни. Не зря Сообщество оберегает нюансы своей жизни от непризнанных. И, к счастью, те слишком агрессивно стремятся выжить, каждый сам по себе. А таких, кто мог бы повести за собой, оставаясь в Тени, история почти не знает. Мифический Вампир Дождя — сам жрет бессмертных, а Корвио, легендарный Воин Тени — слишком самолюбив, чтобы обременять себя ответственностью за кого-то. Опыт Бешеных — уникален, и почти успешен… Почти. В итоге все равно закончился плачевно. Есть, конечно, еще один, достаточно влиятельный… Но давно уж сам вышел из Тени…

 

К Констанс Этьен не пошел. Вернувшись в свой кабинет, вызвал донора, просмотрел почту, занялся проверкой отчета по банковским счетам. Пока особо беспокоиться было не о чем, но потребности советников росли прямопропорционально их амбициям, а последние — просто в геометрической прогрессии. Удивительно, как быстро меняются приоритеты! Он помнил, как еще совсем недавно каждый теневой, обладающий достаточной силой и благоразумием, был особой ценностью, как шла охота не для уничтожения, а ради вовлечения в клан. Охота за силой, а не смертью. Конечно, он понимал нынешнюю ситуацию, и реальную необходимость в избавлении Сообщества от такого серьезного потенциального врага, как организованная Тень. Но рьяность, с которой бросился на поставленную цель Лионский Совет, вызывала раздражение и неприязнь. Как далеки они от того истока крови, что дала им право называться Лионцами! Конечно, и сам Леруа не пошел по стопам Создателя — иначе бы не выжил, не было бы сильного клана, возможно, не было бы уже и его самого… Да и ситуация в Сообществе могла сложиться совершенно другой.

Тихо звякнул телефон. Этьен пробежал глазами тридцатизначный код и, открыв учетный файл, ввел полученные от агента цифры в командную строку. Программа начала расчет. Флавьен Морель играл на бирже, принося клану неплохой доход. Он же создал систему обработки данных, переводящую сложные шифры в адекватный, читабельный отчет. Конкретные суммы, графики и диаграммы уже позволяли не только резюмировать проведенные сделки, но и прогнозировать следующие. Полезное прибретение, особенно если учесть, в какой зависимости от Основателя оказался теневой, отдавая долг за убитого донора. Этьен улыбнулся: они с Мишелем мало что делили без общего удовольствия…

 

Воспоминания стерли с монитора картинку, сам ноутбук и кабинет, перенося на сотни лет назад, к подножию холма Фурвьер, в пасмурную ночь, дышавшую так и неудовлетворенным голодом.

Он выживал. Уже с десяток лет выживал в облезлой нищей Тени, вынужденный самостоятельно учиться, прятаться от солнца, людей и бессмертных, медленно набирая силы, уповая на то, что когда-нибудь сможет нормально существовать, спать на постели, а не в земле, выбирать кровь по своему вкусу, познавать мир. Тем уверенней стала надежда, когда он от вампира, еще более жалкого, чем сам, узнал о некоем Антуане Эле, якобы свободно проходящем по любым землям, неуязвимом и для людей, и для бессмертных. Не поверил, но стал искать.

Как говорится, на ловца и зверь бежит. Задавшись конкретной целью, Этьен осмелел, начал выходить на других вампиров, собирать слухи, отрывки разговоров — любые сведения, что могли привести его к Крылатому. Оказалось все несколько иначе, чем говорил тот проходимец, но не менее любопытно.

Вампир по имени Антуан, и вправду, существовал. И, действительно, беспрепятственно проходил по территориям, кому бы те ни принадлежали. Говорили, что он никогда не встает поперек дороги собратьям, а жертвы его всегда уходят на своих ногах. И что знания, которыми он владеет, сопоставимы с Роной в самом глубоком ее месте. А главное — что он готов делиться ими, помогая обращенным наполнить свою Вечность смыслом. Хотя бы здравым. О Ночном Сообществе Этьен тоже узнал из подслушанных разговоров: что есть верхушка в лице так называемого Древнего Круга — и подчиненные ей кланы, пригретые и обласканные судьбой. Все прочие же, оказавшиеся за бортом, — нищета, вынужденная довольствоваться объедками с барского стола. И проникнуть в элитный круг можно было, лишь будучи Наследником кого-то из них. Вывод прост: у самого Этьена шансов нет. Тем больше хотелось поговорить с Крылатым, задать ему вопросы, на которые любой другой бессмертный ответил бы молчанием или агрессией.

Он искал в городах, на многолюдных торговых площадях, затихающих далеко за полночь, и пустынных улочках, погруженных во тьму. Рыскал по окрестностям богатых поместий и по дорогам, в надежде на счастливый случай. И однажды повезло. Выбравшись из леса, где он уже привычно проводил большую часть дней, почувствовал внезапно присутствие сильного вампира. Вдоль пересекающей поле дороги, как лодка по волнам пшеницы, двигалась телега. Он пристально всмотрелся в возницу, ссутулившегося, надвинувшего шляпу по самые глаза. Не из бедняков, но и не высший свет. Груз в телеге был прикрыт мешками, разобрать, что под ними, не удалось. Этьен вновь перевел взгляд на человека. Именно человека, который в принципе ощущался иначе.

Но буквально через минуту все встало на свои места: по развороту головы и кивкам смертного стало ясно: справа от него, скрытый за телегой, шел еще кто-то. И вот этот кто-то был бессмертным, чью силу, намного превосходящую его собственную, распознал Этьен. Потом возница подвинулся — и его спутник, наконец, оказавшийся на виду, легко вспрыгнул и устроился рядом. Внезапно обернулся на него — Этьен мог поклясться, что встретил этот взгляд, этот блеск нечеловечиьх глаз, внимательных, цепких. И сразу ощущение чужой силы, опасности — пропало. Будто отсекли ударом меча. Вампир, вновь обратив внимание на человека, что-то сказал ему. Смертный засмеялся.

Он двинулся по краю поля следом, стараясь не терять их из вида. Через минуту, вероятно, последовала новая шутка, да такая, что возница расхохотался, задрав голову. Мгновения хватило, чтобы чужак вцепился ему в горло, осушая. Широкополая шляпа упала наземь. Поймав поводья, вампир остановил лошадь и уже спокойно продолжил трапезу. Этьен затаился: ни один из бессмертных не прощал вмешательства в свою охоту. Но вскоре тот снова поднял голову, посмотрел в его сторону. И, аккуратно уложив бесчувственную жертву в телегу, соскользнул в колышущиеся колосья и исчез.

С минуту выждав, удостоверившись, что охотник возвращаться не намерен, Этьен подобрался ближе, осторожно оперся ладонью на борт телеги, заглянул. Лысоватый мужчина лет сорока, пахший недавно выпитым вином и кровью, лежал на дне телеги. Еще дышал, едва заметно, но ровно. И ни единой царапины на нем не осталось. Иначе, кроме как предложением принять угощение, воспринимать это не получалось. Голодный, не особо желая тратить время на поиски другой еды, он наспех наглотался горячей крови и, затерев следы, устремился туда, куда, по его представлениям, мог податься незнакомец. В том, что это и есть Антуан Эле, он не сомневался.

В ту ночь он так его и не нашел. И на следующую, и на идущую за той тоже. Кто-то в ответ на его расспросы крутил пальцем у виска, кто-то смотрел с сочувствием: в то, что Крылатый добровольно уступил ему добычу, верили; убежденность, что отыскать его против его воли невозможно, царила повсеместно.

 

Стук в дверь мгновенно превратил сырой холодный сумрак тысяча пятьсот двадцать шестого года на обстановку привычного кабинета.

— Входите!

Вошел Дамьен, неслабой такой комплекции парень лет двадцати трех. Доброволец, приписанный к Лионскому замку как неотъемлемая часть комфорта.

— Доброй ночи, мсье Бёрнье, — улыбнулся донор, подходя ближе. — Как пожелаете?

Этьен встал из-за стола, указал на софу с изогнутым изголовьем. Дамьен присел на край, готовый по первому требованию закатать рукав или расстегнуть ворот. Судя по мыслям, мельтешившим в кудрявой голове, сам он предпочитал второе. Прихватив со стола скальпель для бумаги, Этьен подошел к парню, оценивающе глянул на шею. Воротник таки раздвинул свои углы, подчинившись ловкому движению загорелых пальцев. Короткий штрих — и он припал к горячему источнику жизни.

 

Вспомнился и другой вкус, столь же восхитительный, со множеством оттенков чувств, среди которых точно не было одного — страха. Горячая, буйная кровь растекалась по венам, смешивалась со своей, отдавая тепло, жизненные силы и воспоминания. Одним из первых, заставившим мгновенно остановиться — был образ человека в темном от дождя плаще. И рука, режущая вены на другой. Запоздалая острая боль — и копна каштановых волос, мягкими волнами рассыпавшихся над ней. И голос, принадлежащий бессмертному: «Когда придет время, мы встретимся, чтобы отправиться в путешествие вдвоем«.

Знакомые очертания фигуры, прочитанные в памяти человека, вновь вселили надежду. Он решил, что парень, принимавший Антуана в своем доме и поивший его кровью, имеет больше шансов найти его, хотя бы в силу существующей меж ними связи. Рано или поздно, если верить обещанию Эле, они должны встретиться, а ради такой цели Этьен мог и подождать. А главное — помочь.

Оставив обескровленного сидеть у стены, прикрыв от чужих глаз куском рваной парусины, он отправился на поиски укрытия, где сам без риска для Вечности мог переждать день.

 

После заката он снова разыскал парня. Это было нетрудно: тот стремился вернуться на войну и торопился к месту сбора. Зов сработал безукоризненно, заставив того топать обратно в Лион. Повлиять на сознание тоже не составило труда: жажда битвы прекрасно замещалась не менее опасной жаждой найти вампира, также замешанной на крови. А потом включился цикл: днем –осмысление произошедшего, сбивавшее с толку; после заката — движение на зов, новая цель, вопреки намерению примкнуть к войску Франциска, не объяснимая рационально. Этьен каждую ночь шел следом, изучая привычки и склонности своего невольного «помощника«, выбирая из памяти мысли, образы, эмоции, постепенно складывая их в цельную картину прожитого.

Парня звали Мишель. Где-то выше по течению Роны, почти у самой воды остался его дом и любимая жена, не сумевшая понять желание здорового мужчины применить свои возможности по назначению… Человеческая целеустремленность порой поражала, как и сила духа, направленная на выживание. Впрочем, он и сам был таким, и чем больше узнавал Мишеля, тем явственней улавливал сходство.

 

Теплые пальцы Дамьена осторожно коснулись руки.

Этьен прервался, придавил ранки языком.

— Задумался, — пояснил, отпуская донора.

Дамьен был хорош и входил в число тех немногих, чье мнение можно было принимать в расчет. Наследство Антуана Эле.

— Прислать кого-нибудь еще?

— Нет. И тебя не задерживаю.

Не за горами рассвет, а оставлять дела незавершенными он не любил.

Глава 3. Обскурус. Востребованный

Доверяешь ли ты мне, как я хотел бы, чтобы ты доверял?

Леруа

С самого момента его знакомства с Бостонским Наместником, жизнь превратилась в ожидание. Разговор, долгий, обстоятельный, прояснивший массу моментов, связанных с бессмертными, фактически закончился ничем. Может, Дэвид и выдавал задания Либерту, как и обещал, но вот он ничего, кроме распоряжения быть в любой момент готовым выполнять волю бессмертных, не получил. Будущее осталось серым и аморфным, неуловимым, как сигаретный дым. Майкл тоже не появлялся. Ангелика ушла из компании, заявив, что пора повзрослеть и перестать верить в глупости (за что Обскурус пообещал скормить ее первому же попавшемуся бессмертному), Лозанна вместе с родителями переехала в Нью-Мексико, сохранив только виртуальный контакт. Новые подружки проходили черно-белой чередой, не вызывая у него особого интереса. Мэгги, как он мельком слышал, вышла замуж, отпраздновав свадьбу на роскошной яхте.

Ах, да, на концерт «Псов« в Лос-Анджелесе ему попасть, все-таки, удалось: Либерт выполнил свое обещание и подарил билет, оплатив заодно и дорогу. Опять же, были ли это деньги, заработанные основной, всецело человеческой деятельностью, — вопрос. Впрочем, несущественный. Теперь в комнате Обскуруса на полке над столом бесценным экспонатом стоял новый альбом с автографами Шейна и всей его кровавой братии. На всю жизнь он запомнил этот взгляд, пронзительный, голодный, зовущий. Выворачивающий душу наизнанку. И безумно хотелось посмотреть в глаза Майклу — с новым знанием, новым опытом… И он ждал.

 

Этот вечер в баре, точно такой же, как многие, был окутан дымом и запахом спиртного. Сам он цедил один-единственный стакан виски с давно растаявшим льдом, но щедро угощал свою спутницу, добиваясь сговорчивости. Девочка была довольно мила. Французского происхождения, она забавно картавила, напоминая Майкла. Сводя все к шутке, отказывалась встретить с ним рассвет, но с удовольствием пробовала один коктейль за другим. Почему он до сих пор не послал ее подальше, а продолжал тратить время и деньги, Обскурус не понимал и сам: интерес слабел с каждым проведенным с нею часом. Но, в очередной раз чувственно взмахнув немыслимой длины ресницами, она поймала губами трубочку, шумно допила остатки «Голубого неба«.

— Вот я его и покорила! — ее смех звучал нетрезвым задором и провокацией.

Он усмехнулся:

— Покоришь только на «Б-52«.

— Так почему он еще не на столе?!

С утомленной иронией приподняв бровь, он помолчал, глядя в ее блестящие пьяным весельем глаза. Потом обернулся на стойку, к счастью, достаточно свободную.

— Жди. Покорительница.

Уже диктуя бармену заказ, почувствовал, как в кармане завибрировал телефон. Мельком глянув на незнакомый номер, Обскурус просил еще пачку сигарет, расплатился и, забрав все, вернулся к девушке. Оливетт (если он правильно помнил) нетерпеливо перебирала в изящных пальчиках салфетку. Он бы с удовольствием перекрасил ее розовые ноготки в черный, но от гота в ней был разве что цвет волос, пепельно-блондинистый с длинными темными прядями.

— Маловат как-то, — сходу оценила она объем, поворачивая шот вокруг своей оси.

— С этим сначала справься.

Непринятый звонок не давал покоя.

— Я на минуту, — бросил он, распечатывая сигареты, и поспешил на улицу.

 

Глубоко вдохнул холодеющий вечерний воздух, прикурил. Еще раз попытавшись и не сумев вспомнить, кому бы мог принадлежать номер, нажал встречный вызов.

— Слушаю, — томно ответил ему глубокий женский голос по-французски.

— Здравствуйте, — начиная волноваться, он постарался вспомнить все свои знания языка, изучаемого самостоятельно. — Вы звонили мне пять минут назад…

— Я? — удивление на том конце было очень искренним. Но прежде, чем он сообразил, какими словами извиниться, раздался смех.

– Мсье, — проговорила дама куда-то в сторону, — по-моему, это вас…

Следующая секунда тишины заморозила грудь.

— Здравствуй, Обскурус, — прозвучало подтверждением предчувствия. На английском. И до боли знакомый акцент. Сердце бешено заколотилось, разбивая оковы льда. — Полагаю, мне теперь так надлежит звать тебя?

Он напряженно выдохнул, не в силах ответить сразу.

— Здравствуйте, мсье Леруа.

Удовлетворенная усмешка была достаточно явной.

— Я знал, что ты ответишь. Правда, полагал, что сразу.

— Простите, мсье Леруа, — произносить настоящее имя Майкла было крайне непривычно. И глупо — оправдываться столь ничтожной причиной, как заказ спиртного одноразовой подружке.

— Хорошо, — согласился тот, будто прощение заключалось в чем-то материальном, и он это при встрече намеревался взять. — Я бы хотел видеть тебя. В Лионе. В компании одного человека, которого тебе предстоит найти.

Вот она, готовность номер один! Выбросив сигарету, он зашагал в сторону дома, чутко вслушиваясь в слова и интонации вампира.

— Завтра на улице Лорте.

— Да, конечно! Я буду! — поспешно заверил Обскурус, шалея от радости.

Еще одна усмешка. Тихий смех в отдалении, французский говор.

— Удачи, друг мой.

 

Он не стал возвращаться в бар, где оставил Оливетт. Этой девчонке, высосавшей его сегодняшний финансовый ресурс почти до нуля, он ничего не должен. А вот Майклу… вернее, Мишелю…

Сборы много времени не заняли: заказ билета на ближайший рейс, комплект одежды в рюкзак, нетбук и недочитанную книгу… Отправив короткое письмо в контору, давно оговоренное, а вот теперь, наконец, написанное, Обскурус оглядел квартиру. Плотно закрыл жалюзи, задернул шторы. Сложил вечно расправленный диван, спрятал в ящик белье. Теперь, если вдруг вампир пожелает вернуться в Бостон вместе с ним, не нужно будет думать о порядке и безопасности. Вызвав такси, он запер дверь и спустился во двор.

Глоток ночного воздуха вдвое ярче обычного напомнил о давних прогулках, когда Мишель Лоран Леруа был для него просто Майклом. Сейчас уже не угостишь его колой, не хлопнешь по плечу в ответ на удачную шутку, не рискнешь расспрашивать о похождениях. «Милорд». А ведь всего-то — узнал его истинный статус!

Нет, это не было досадой или разочарованием. Наоборот, Обскурус был невыразимо рад, что Мишель вспомнил о нем, позвонил… Что он, нужен ему, не важно, для чего. Найти кого-то? Не вопрос! Он приложит максимум усилий, чтобы помочь! Однако даже с такими мыслями — сердце билось с невообразимой скоростью, совсем как в ночь их первой встречи. Обскурус волновался.

 

Почти двадцать часов полета с пересадкой в Лондоне, дважды прослушанный трек-лист, дочитанный Блэтти утомили его — но и отвлекли от напряженного ожидания. Последней находкой, занявшей его воображение, оказалась передовица одной из бульварных газет, развенчивающая мифы о вампирах. Поначалу Обскуруса привлекло название статьи — «Колыбельная без луны« — и он схватил ее, не раздумывая. А потом, вчитываясь в строки и между, распознал и автора анонимки. И перечитал повторно, более вдумчиво. Фредерик Либерт (факты, манера изложения, да и сам ход мыслей не оставляли сомнений, что статья принадлежит ему) анализировал представления о вампирах в современном обществе. Ключевым тезисом была сомнительность существования бессмертных при нынешнем развитии технологий, но в то же время весьма завуалировано — высказано предположение, что именно «вынесенность« кровососов за пределы допустимого, разумного и позволяет им жить и беспрепятственно охотиться на тех, кто попросту не способен осознать самых банальных фактов. Заканчивались эти весьма неоднозначные рассуждения серией примеров из современной массовой литературы и кинематографа, с чремерно явной, нарочитой очевидностью доказывающей: бессмертные — в лучшем случае, метафора, применимая к обычным людям с необычным мировосприятием. Даже захотелось позвонить ему и уточнить, сам ли додумался до такого хода, или идея была продиктована Дэвидом, или кто там теперь руководил его пером.

Сложив газету компактней, Обскурус сунул ее во внешний карман рюкзака, решив, что при возможности отыщет этого журналиста, посмотрел на часы. Двадцать минут до посадки. Он закрыл глаза, вспоминая распоряжение Майкла. Почему только сейчас сообразил, что город и улица — слишком размытый адрес для встречи? Или он что-то упустил, свихнувшись от счастья слышать его голос? Конечно, номер, с которого звонил Леруа, он сохранил, даже не задумываясь, принадлежал ли тот ему или томной девице на заднем плане. Однако звонить, особенно сейчас, средь бела дня, не решился. Возможно, его встретят в аэропорту, или отследят в гостинице, а может, ведут от самого дома… Он допускал абсолютно любой вариант, вполне представляя размах вампирской влиятельности. Тем более одного из Древних, стоящих у власти, если верить словам Наместника. Ха. Миф о том, что вампиры не лгут, как несовместимый с их выживанием в современном мире, в статье Либерта тоже фигурировал. Оставалось только ждать и надеяться, что с заходом солнца ситуация прояснится. Первоочередную задачу — быть по указанному адресу — он выполнит.

 

Он нашел гостиницу в паре кварталов от назначенного места встречи, однако брать номер там передумал: с одним-то рюкзаком провести день на улицах Лиона — вполне приемлемая перспектива, а ночью, он надеялся, апартаменты будут не нужны. И не потому, что Майкл обеспечит жилплощадь в два квадратных метра.

Он дважды прошел улицу Лорте из конца в конец, выискивая какие-нибудь знаки, подсказки, где конкретно будет ждать Леруа, но ни к какому выводу не склонился: примечательны на ней были разве что скалодром с разрисованным фасадом да перекресток с бульваром Ив Фарж, на котором безжизненным куском заасфальтированного пространства пустовал угол напротив парковки DHL. Почему-то сразу подумалось о транспортировке гробов и крови… Но, конечно, с большей долей вероятности названный адрес был обусловлен небольшой длиной улицы и едва ли привязывался к значимым для вампиров объектам. Опять же, судя по все той же статье Либерта, маскировка могла быть и от обратного, нарочито кричащей правдой.

Прогулка по Лиону, время от времени прерываемая остановкой в каком-нибудь кафе, доставляла удовольствие. Однако чем ниже клонилось к горизонту солнце, тем чаще докатывались до сердца Обскуруса волны беспокойства, к сумеркам слившись в гулкий, неотвратимый прибой. Для верности сверившись с закатом по часам, он направился к началу улицы Лорте. Или концу, не суть. Идеей было — неторопливо пройти ее вдоль, надеясь, что Майкл сам найдет его. Таких прогулок, не привлекающих внимания полиции и жителей окрестных домов, могло быть максимум две. Что будет делать, если план не сработает, он пока не решил.

С неистово бьющимся сердцем он шагнул на асфальт, совершенно ничем не отличающийся от того, что выстилал перпендикулярную улицу, как и любую другую. Но другие не были определяющими для его жизни — такой вот крохотный, пронзительный пуант.

Открывшееся перед ним пространство, скупо освещенное редкими фонарями и светом еще не спящих окон, было пустым и неподвижным. То есть абсолютно. Ни прохожих, ни машин, что двигались бы хоть в каком-нибудь из направлений, не было. Идеальная позиция для жертвы, желающей привлечь внимание. Обскурус медленно пошел по правой стороне, держась поодаль от домов, чтобы и самому иметь обзор — и не мешать потенциальному наблюдателю. Звук шагов легким эхом отдавался в застывшей тишине. Он миновал решетчатые ворота, отгородившие вход во внутренний двор какого-то дома, замедлился, пристально всматриваясь в световые пятна и тени. Достиг перекрестка, вдвое дольше постоял под светофором, будто пропустив нужный сигнал. Прошел здание с огромными окнами, также ничего в них не обнаружив… Припаркованные вдоль всей улицы автомобили, балконы первых этажей — апокалиптично безжизненны. Еще одна стеклянная стена, зеркальная. Еще перекресток. Отгороженный дворик и отворот на улицу Верье. И снова ряд лоджий…

Сердце его вдруг замерло: за столиком одной из них, в густой тени чернела фигура. Алый огонек сигареты маячил рядом, лишь обозначая лицо, но практически не освещая.

— А, тот кто сравнял себя с темнотой, — раздался насмешливый голос. Английский без примеси акцента был приятен. — Давай сюда, дело есть.

Обскурус подошел ближе. Закинув лямку рюкзака на второе плечо, ухватился за верхний брус ограждения и, подтянувшись, перемахнул через него.

На столик шлепнулась пачка сигарет.

— Угощайся. Или откажись и стань угощением сам. Только прежде, чем дать ответ, — предупреждением незнакомец остановил движение его руки, — учти, что я потребую от тебя беспрекословного подчинения. И обратного пути не будет.

Пальцы сжали прохладный картон. Обскурус молча вытащил сигарету. Пламя зажигалки осветило-таки лицо, довольно молодое, с острыми, но приятными чертами, усмехающееся. Полыхнуло дявольским отражением в глянцевой темноте глаз.

— Что ж… — спрятав зажигалку, парень встал. — Топай за мной, — открыл балконную дверь, скрылся в темноте комнаты.

— Ты отведешь меня к Леруа?

Тот расхохотался, не оборачиваясь:

— Прямо так сразу и Леруа тебе подавай! А Бёрнье не устроит?

Вспыхнул яркий свет, на мгновение ослепив. Когда он смог открыть глаза, в паре шагов увидел его. Бёрнье, надо полагать, — почти черноволосого, кудрявого, с ехидно-провокационной ухмылкой, впрочем, беззлобной. Парень с любопытством рассматривал его в ответ, будто оценивая для продажи.

Обскурус, приняв привычно равнодушный вид, затянулся.

— Его зовут Курт ван Вейк, — наконец, произнес тот. В голове внезапно возникла картинка, внушенная вампиром. — Голландец. Байкер. Родом из Неймегена. Твоя задача — разыскать его и привести ко мне. Срок — семь суток. Можешь воспользоваться дополнительным ресурсом и привлечь к поискам… скажем, одного бостонского журналиста. Только не ошибись с выбором.

— А где сейчас этот ван Вейк? — он моментально включился в решение задачи, сразу раскидывая последовательность действий.

— В Европе, — пристальный взгляд будто всверливался в голову, вынимая оттуда все, что сочтет нужным.

— За неделю? По всей Европе? — с сомнением уточнил он.

— Он еще и перемещается, — многообещающе усмехнулся вампир, не сочтя это основанием для продления срока.

— И когда начнется отсчет?

Бёрнье одобрительно качнул головой:

— Сейчас. Еще вопросы?

— Почему я должен верить тебе?

Тот вновь рассмеялся.

— А почему ты веришь Леруа? Ведь примчался же по первому слову. Может, он только для того тебя и вызвал, чтобы отдать мне?

Обскурус качнул головой:

— Он бы сказал.

— Серьезно?! — смех стал еще более открытым, почти заразительным. — Чтобы один из Девятерых отчитывался перед смертным?! Еще вопросы?

— Кто ты для него?

— Это уже интересней, — бессмертный немного успокоился, хотя забавляться не перестал. — Его министр финансов. И близкий друг. Что тебе убедительней?

— Имя бы еще узнать…

— Ты так уверен, что сможешь стать надежным хранителем этой информации?

— До последней капли крови!

Вампир вновь засмеялся:

— Ты выдашь ее с первой. А то и вовсе, лишь попав в поле зрения. Но твое понимание мне нравится. Этьен Бёрнье. Станешь достойным близости — сможешь звать Стефом.

Затянувшись вновь, он усмехнулся:

— Не обещаю, — ответил предельно честно.

— Жаль, ты приятно экзотичен, — вновь оценив его взглядом, констатировал тот. — Но в любом случае твоя кровь сейчас принадлежит мне. Так что хочешь ты этого или нет, но проникать в тебя, так или иначе, — я буду. И не всегда у тебя будет возможность выбирать способ, как сейчас.

Холодок, которого, казалось, уж не дождаться, приподнял волосы на затылке. Он не предполагал, что его будет пить кто-то, кроме Майкла, хотя, по всей видимости, стоило.

— Конечно, стоило! — подтвердил Этьен, внезапно оказавшись совсем близко. Коротко остриженными ногтями царапнул по плечу кожанки. — Поторопись, а то я выберу сам.

Он поспешно, вместе с рюкзаком скинул куртку, опустил на пол. Стянул водолазку, оставшись по пояс обнаженным:

— Выбирай.

— Молодец!

Холод заскользил по плечу, потом поперек груди, чуть зацепив цепочку с анкхом, — и на другое плечо… Бёрнье неторопливо обходил его, действительно, выбиарая. Встав за спиной, кончиками пальцев сдвинул волосы, открывая шею. Лизнул, оставив стынущий след.

— Это еще заслужить надо. Руку дай.

Он лишь согнул ее в локте, приподняв, — и запястье мгновенно оказалось в кольце сильных пальцев, а через секунду его пронзила острая боль, разливаясь все обширней, словно с укусом в тело проник жгучий яд. А потом так же внезапно прошла. Бёрнье, сделав несколько глотков, отстранился, обошел его и, встав спереди, продолжил пить. Впрочем, вскоре отпустил совсем, поцеловав место укуса.

— Можешь остаться здесь. Квартира в твоем распоряжении. Ровно через неделю приду за результатом.

— Мсье Бёрнье, — решился он на последний вопрос, когда вампир уже был у окна.

Тот с интересом развернулся.

— Что будет с этим голландцем?

— Ты слишком многого хочешь, малыш, — усмехнулся Этьен, сверкнув взглядом. Отчего-то подумалось, что голод несколькими глотками он не утолил. — Но так и быть, когда я решу — ты узнаешь. Приятных снов, красавчик.

Он распахнул створку и, поднявшись на подоконник, канул в темноту.

Обскурус, только сейчас понявший, насколько за последние двое суток психически устал, медленно опустился на пол.

 

Однако времени на бездействие не было. Поколебавшись, лучше ли остаться здесь или взять номер в гостинице, он, все же, поставил рюкзак на стул, закрыл окно. И балконную дверь. Выяснив, что в квартире есть все, включая холодильник и микроволновку, немного расслабился. Неделя. На поиски байкера, который катается по Европе. Слишком круто. Но разве кто-то предложил варианты?

 Вздохнув, он набрал единственный номер, который мог ему помочь, — Бостонского Наместника.

— Доброй ночи, мистер Милтон, предельно вежливо проговорил он. — Это Обскурус.

— Доброй.

Формулировка следующей фразы потребовала предельной собранности:

— Я разговаривал с мсье Леруа…

Выжидающее молчание.

— …Он поручил мне одно задание… вернее, не совсем он…

— Много лишнего, — перебил его Дэвид. — Ты выведен из моего подчинения. Чего хочешь?

— Встретиться с мистером Либертом. Мне нужна его помощь.

— Мистер Либерт — свободный журналист. Обращайся напрямую, — однако в голосе чувствовалось удовлетворение от правильного, судя по всему, хода. — Разрешение на его участие есть?

— Рекомендация.

Бессмертный помолчал, вероятно, сводя и проверяя факты.

— Хорошо.

— Только работать придется в Европе.

— Мистер Либерт бывал там. Полагаю, не заблудится, — прозвучало с легкой иронией. — Новый номер скинуть?

— Я был бы признателен.

— Доброй ночи, — попрощался тот и положил трубку.

Через несколько секунд пришло сообщение с контактным телефоном журналиста.

 

Откладывать звонок Обскурус не стал.

— Фредерик Либерт. Чем могу быть полезен? — бодро прозвучал знакомый, полный энтузиазма голос.

— Хотел поблагодарить за Лос-Анджелес, — усмехнулся он, рассчитывая, что тот поймет.

— А, мой темный друг! — веселый смех на том конце. — Рад, что тебе понравилось. Может, встретимся, кофейку попьем?

Сообразительность журналиста ему понравилась.

— Как раз хотел предложить. В Лионе, если тебе будет удобно.

— Ого! Ну ты романтик! — вновь засмеялся тот, но возражать не стал. — Знаешь, сейчас у меня небольшое дельце, надо статейку одну дописать… Но вот завтра после обеда я мог бы вылететь. Дождешься?

— Да.

— Может, гостинец привезти?

Обскурус прикинул варианты. Начать поиск голландца стоило как можно раньше, и если Либерт по своим каналам сумеет раздобыть информацию…

— Почитать что-нибудь привези. Про Курта ван Вейка, — рискнул он озвучить имя.

— Понял, поищу, — усмехнулся тот. — Позвоню, как буду в Лионе.

Они попрощались. Понятливость и сговорчивость журналиста обнадеживали, хотя при таком сроке едва ли делали задачу выполнимой. Да и доверять Обскурус привык только Майклу и себе.

Глава 4. Этьен. Наследник

Ни биография, ни внешность, ни разговор

не скажут о собеседнике столько, сколько один глоток его крови.

Леруа

— Почему ты просто не убьешь его? Бываешь ведь в Бостоне.

— Не время.

— Хочешь, я слетаю?

— Он сейчас в поле зрения баварцев. Присмотрят.

— Как знаешь. Но ему известно слишком много.

— Возможно, его опыт еще пригодится.

 

Этот разговор произошел пару лет назад. Этьен не стал настаивать, хотя и не был согласен с позицией Основателя. Но, в конце концов, этот смертный — собственность Леруа. Правда, неудовлетворенный интерес остался: хотелось посмотреть на парня, «спасшего» вампира и настолько съехавшего по нему, что вся дальнейшая жизнь подчинилась заботам о нем.

А несколько ночей назад состоялся другой разговор.

Этьен прогуливался по одному из своих любимых маршрутов, а точнее — сидел на ступенях на набережной Тильит, возле самой воды. Купал пальцы в еще хранивших солнечное тепло волнах Соны. И, конечно же, почувствовал приближение Мишеля, чью энергию давным-давно распознавал безошибочно. Мог даже сказать, в каком настроении король, голоден ли или, напротив, удовлетворен по всем статьям. Сейчас Леруа ощущался вполне благодушным. Однако оборачиваться он не спешил.

— Стало быть, не напрасно говорят, что Этьен Леонар Бёрнье слишком демократичен, неформален и непритязателен для министра финансов, — насмешливо прозвучало над головой.

— Говорят. Но не так деликатно, как это делает Основатель, — усмехнувшись, он подвинулся, освобождая место.

Тот сел с ним рядом, ступенькой выше.

— Теперь и ты демократичен и непритязателен, под стать своему министру, — подколол Этьен.

Леруа рассмеялся:

— Я хотел поговорить с тобой.

— Ее высочество сочла мое воспитание слишком жестким и, наконец, решила выразить претензии? Или Совету нужны дополнительные пара сотен евро на очередное собрание?

— Нет. Вопрос касается тебя и меня.

Довольная усмешка растеклась по губам, норовя блеснуть клыками. Он посмотрел на короля:

— Тебя. И меня. Польщен и крайне заинтригован.

— Прогуляемся?

— При всем желании я не сумел бы тебе отказать, — шевельнул бровью он. Встал, подал руку: — Прошу, мой король.

Леруа поднялся без его помощи, улыбнулся:

— Не отказывай. Мне нужен твой совет.

— Стоп-стоп, — ладонь его замерла в миллиметре от груди друга, не коснувшись, но остановив. — Повтори.

Тот рассмеялся вновь, покоряя своим обаянием:

— Мне. Нужен. Твой. Совет.

— Пойдет, — снисходительно констатировал он, сунул руки в карманы джинсовки, отступил, уважительно пропуская монарха вперед. — И в какой области?

Он потянулся было к сознанию Леруа, чтоб получить предварительную информацию напрямую, но мысль толкнулась в упругую, тут же разошедшуюся волнами водную гладь.

Ни тоном, ни жестом тот не отреагировал на бестактность:

— Есть один человек, который мне интересен. Он может стать достойным Наследником Вечности.

— Не в первый раз повторюсь: твоя кровь слишком ценна, чтобы ставить ограничния. И чем больше бессмертных будут носить ее…

— Нет, — с улыбкой перебил Леруа, — речь сейчас не обо мне.

Этьен даже остановился. Но тут же возобновил шаг.

— У тебя нет ни одного Наследника, — продолжал Мишель.

Он усмехнулся, прямо в кармане выковыривая из пачки сигарету:

— Выполняю твои заветы.

— Я хочу, чтобы ты посмотрел на него и обдумал возможность.

— Посмотрю. Обдумаю. Обещать не буду.

Вместо ответа поверхность щита Основателя стала идеально гладкой, будто горное озеро в полный штиль. Быстро светлея, под взглядом обретая прозрачность, явила портрет незнакомого смертного. Типичный европеец, с намеком на северное происхождение, характерным жестом зачесывал пальцами волосы назад, светлые, отрощенные ниже плеч. Язвительно усмехался, не особо отсеивал слова. Вольность и непосредственность манер, не чуждая и самому Этьену, была многообещающей, вызвала симпатию и интерес. Гармоничное, приятно развитое тело, буквально источавшее небрежность к окружающему, выглядело соблазнительно.

— Кто он? — уточнил Этьен, продолжая считывать живые, подвижные картинки, отмечая тембр голоса, превалирующие эмоции, сумрачность серо-зеленых глаз…

— Голландец. Байкер. Юрист.

— И чем будет полезен?

— У него богатый и очень необычный опыт. И если этот опыт станет Ключами к Вечности…

— Что ж, я согласен взглянуть в эти глаза поближе. Но все равно не понимаю, почему ты сам не обратишь его.

— Не хочу отнимать у него половину удовольствия от отношений с Создателем, — сыронизировал Леруа.

— Он в ошейнике, — заметил многозначительно Этьен.

— Ты видишь на нем знак какого-то из кланов? Когда тебя останаливали людские условности?

Он усмехнулся: в действительности — ни людские, ни теневых, ни мерзавцев вроде Пуатье. Шагнул в сторону одинокого прохожего, попавшегося им навстречу.

— Огня не найдется?

Парень вскинул взгляд, отрицательно качнул головой.

Пожав плечами, Этьен вернулся к Леруа:

— Он в Лионе?

— Не знаю, — Мишель улыбнулся. — Он не делился планами.

— Хочешь сказать, он колесит вот на этом… — он собрался было ткнуть в образ байка, припаркованного у отеля, но поверхность ментального щита вновь налилась глубокой синевой, утратив прозрачность, от касания — пошла мелкой рябью.

— Да. Путешествует по Европе. И мне бы не хотелось, чтобы его перехватил кто-то еще.

— Власть тебя портит, — ворчливо усмехнулся он. — Уже к интимной жизни руки тянешь.

— Ты предпочел бы получить на воспитание моего Наследника, без права применять свои методы? — чарующей улыбке Леруа противостоять было невозможно.

— Даже не знаю, что потребовать с тебя за эту услугу.

— За эту услугу, — тот вновь улыбнулся, проникновенно глядя, — можешь благодарить меня бесконечной преданностью. И, да, разумеется, мне нужен результат.

— А имя его мне скажешь?

— Курт ван Вейк. Жил в Неймегене до этой осени. Вернется ли туда — вопрос.

— Не вернется, — усмехнулся Этьен, вертя в пальцах сигарету. — Курт… — произнес имя, пробуя на вкус.

— Помнится, ты хотел проведать Обскуруса? Можешь привлечь его к поиску, пусть проявит себя.

А вот успех такого предприятия виделся сомнительным.

— Но если не проявит…

— Проститься с жизнью он всегда успеет, — улыбнулся Мишель, деликатно коснувшись локтя.

— Забрать с территории Илларна?

— Я предупрежу Дэвида.

— Как скажешь.

— Ужин?

 

Предложение Основателя звучало крайне заманчиво, но эта ночь еще не исчерпала всех запланированных дел, и он был вынужден отказаться. Леруа, по традиции, не наставивал.

По традиции, которую внезапно нарушил. Необычным было все: от настойчивого желания короля привести в клан смертного до предложения Наследника именно ему, едва ли не единственному, кто неукоснительно следовал изначальной политике клана и так и не обзавелся своими, хотя к числу лионцев добавил немало. Чем именно заинтересовал Леруа конкретно этот голландец, все еще было не ясно. Но за пять веков, прожитых в объятиях Ночи, чутье Основателя никогда не подводило, и все эксперименты, которые тот задумывал и проводил, не объясняя, все созданные им связи…

Вот для чего ему был нужен Интар? В то время, когда еще не представлял собой ничего особенного, был всего лишь новообращенным, да к тому же опального клана. Отметил ведь его Мишель, практически позволил быть своим другом. А что сейчас? Интар — известнейший из дипломатов Сообщества, гениальный, устоять против которого в дискуссиях способен далеко не каждый. И Александр Бешеный не устоял… Этьен усмехнулся. Или, вот, Кира из числа тех же баварцев, предложившая королю Наследницу. Только Луна знает, что меж ними за договор, но, очевидно, выгодный, раз Леруа согласился. Дочь Илларна, конечно, хороша… Живо представился индейский профиль красавицы, не стершаяся с уходом в Ночь бронза ее кожи, пронзительно синие глаза… Очень хороша, но, насколько известно, близости с ней не досталось Леруа, цена была другой. Что передал ему с кровью Крылатый, что позволяет так безошибочно предвидеть значимость бессмертных? А говорят, Кира вхожа в Северные Земли в любое время, и тепло общается с Хранителем мифов… Да и сам Мишель у Сюлви, можно сказать, в фаворе…

Легенды были еще одним камнем преткновения. Он искал их, изучал, понимая, что такие вещи не возникают на пустом месте, а мир слишком замкнут для индивидуума, чтобы открещиваться от его тайн. Мечтал хотя б глазком заглянуть в архивы Сюлви Лайне, буквально кладезь древних знаний. Да и сам совсем не прочь был оказаться причастным к ним, но едва ли мог претендовать на что-то большее, чем сильный, обладающий немалыми знаниями и опытом, но, все же, обыкновенный вампир. Пусть даже лично испытал на себе Второе обращение и является правой рукой Наследника Эле. Он даже видел, как лионец обрел Вечность, собственными глазами…

 

Это был тысяча пятьсот двадцать девятый, богатый на урожаи трупов и полутрупов, истекающих кровью, обессилевших. Людские войны — отличное прикрытие и развлечение для бессмертных, особенно те, в которых замешаны несколько сторон. Тогда стираются территориальные и языковые границы, в любой земле довлеет лишь один язык — стали и крови. Горящие жаждой убийства люди — сами становятся похожими на хищников, развязывая Детям Ночи руки. Итальянские, в которые Франциск умудился втянуть и Францию, загнав союзников в тесную клеть Коньякской Лиги, были из их числа. Кто-то предсказывал поражение Испании, другие утверждали, что Карла Пятого с его ландскнехтами разбить будет не так-то просто. Но по большому счету было не важно: человеческая кровь одинаково красна. Но то, что это был отвратительный сырой, холодный март — Этьен запомнил.

А вот Мишель к судьбе сограждан равнодушным не был и неизменно жаждал вернуться в строй, чтобы кромсать обнаглевших испанцев. Правда, стараниями Этьена с каждым закатом забывал об этом и переключался на поиски Эле. А поутру снова рвался в строй. Неизвестно, сколько бы времени еще продлилось это противостояние, сколько бы выдержал разум человека, столкнувшийся с навязанной, совершенно необъяснимой волей, но случай прервал его.

Двенадцатого числа на Мишеля, бредущего по лесу, напал волк.

Конечно, Этьен не позволил бы другому хищнику отнять то, что принадлежало ему самому, и в решающий момент вмешался бы. Но тот оказался молод, а парень — достаточно ловок и силен, чтобы с ним справиться. Одуряющий запах крови растекся над тропой, когда Мишель, вонзив в зверя клинок, тяжело столкнул его с себя. А сам — не встал. Зубы волка прошлись по плечу, очевидно, повредив важные сосуды — стремительно нараставший голод как реакция на кровь, что бессмысленно и безвозвратно сочилась в землю, подтверждал.

Но он оказался не единственным, кого привлек аромат утекающей жизни. Бессмертный, на несколько секунд опередивший его, был намного сильней, и лишь инстинкт самосохранения вынудил замереть в укрытии. Каким чудом конкурент оказался Антуаном Эле — Этьен не понял до сих пор. Ничем, кроме как хитрой игрой Ночи, объяснить не мог. Однако факт оставался фактом: Крылатый, будто ангел Тьмы, вернул Мишелю больше, чем прежнюю жизнь. Даровал — и одновременно отнял свободу.

Использовать лионца в своих целях он больше не мог. Но, собственно, и цель была достигнута: он вышел на Эле, а следовать за ним, ведущим с собой новообращенного, было намного проще. Держась поодаль, Этьен наблюдал, как опытный вампир учит Наследника, слушал советы, объяснения, рассуждения о самом разном — то, что его собственный Создатель не рассказал.

Крылатый, судя по всему, знал о его присутствии: временами он чувствовал, как в его голову пытается проникнуть более сильное сознание. Когда Эле учил Мишеля использовать ментальный щит — тому же учился и Этьен. И в какой-то момент сумел закрыться от вторжения. Наградой было четко ощутимое, явно чужое удовлетворение, даже радость. Быть учеником бессмертного, воспетого менестрелями, нравилось и принесло немало пользы. Мысли о сближении, иногда посещавшие его, Этьен отметал, не будучи уверенным, что Антуан и его Наследник примут это благосклонно. Так что, можно сказать, отношение к легендарному он, все-таки, имел. Правда, факт этот не вышел за пределы узкого круга лиц.

Глава 5. Обскурус. По следам беглеца

Даже если ты не хочешь хранить

то, что принадлежало тебе –

оно сохранит тебя.

Леруа

Ожидание помощника не успело осознаться как ожидание: погружение в глубины интернета, прерываемое беглыми перекусами и кофе, спрессовалось в один плотный ком и настолько заняло все мысли, что звонок Либерта оказался внезапным.

— Здравствуй, мой сумеречный друг!

Обскурус недовольно поморщился, чувствуя неизбежность дурацких обращений.

– Я в аэропорту, и готов подъехать, куда пожелаешь. Уж прости, раньше никак не мог, — продолжил тот.

Он глянул на часы. Четыре. Пятнадцатое число.

— Я сам приеду. Что там возле тебя есть ресторанного типа?

Небольшая пауза, гул человеческих голосов приглушенным фоном -очевидно, журналист потопал искать подходящее заведение.

— Есть. «L’Atelier des 2 rives«, — бодро сообщил Либерт, прежде чем он сам решил посмореть карту.

— Скоро буду.

Вызывая такси, Обскурус скидывал в рюкзак немногочисленные вещи: в идеале было бы сразу выдвинуться на поиски. Сейчас, когда препятствий для дальнейших действий не осталось, каждая упущенная минута выглядела как фиаско.

 

Либерт тоже не тратил время впустую: набивал желудок, пользуясь спецификой места их свидания.

— Присоединяйся, — радушно пригласил за столик. — Я на тебя тоже заказал.

— Я предполагал другие гостинцы, — нехотя пожав протянутую руку, констатировал Обскурус. Впрочем, блюдо журналиста выглядело так аппетитно, что отказываться он не стал, мысленно (и только мысленно, на одно мгновение!) признав, что и сам голоден.

— Я привез. Но расскажи, сначала, в чем суть.

Обскурус глянул на официанта, подоспевшего уточнявшего заказ, снова перевел взгляд на журналиста:

— У нас четыре дня, чтобы найти его и доставить в Лион.

Либерт едва не поперхнулся:

— Ты не можешь просто взять человека и куда-то его доставить!

— Владеешь даром убеждения? — хмыкнул он.

— И где искать, ты, разумеется, тоже не знаешь, — проигнорировал тот отнюдь не риторический вопрос.

— Я нашел около десятка ван Вейков, но ни один из них не совпадает с портретом. И не живет в Неймегене.

— В Неймегене, — качнув вилкой, будто поставив акцент, повторил Либерт.

— Да.

— Тогда мой гостинец тебе понравится.

— Так давай.

— Скажи сначала, зачем он тебе здесь.

Обскурус посмотрел на него, как на полоумного:

— Мне он нафиг не нужен. А те, кому нужен, целей не сообщают.

— Мы говорим об одном? — прищурился тот, уточняя.

— Об одном, двух или целом клане — какая разница? Задача предельно ясна.

Либерт усмехнулся:

— У них же столько ресурсов! Здесь, в Европе. Почему обязательно надо привлекать тебя?

— Потому что мы и есть — ресурсы, — хмуро констатировал он, досадуя, что приходится объяснять такие очевидности. — И не нам обсуждать их решения. Как думаешь, куда денутся пара человек, посвященные в одну из сфер их жизни и оказавшиеся бесполезными?

Тот промолчал под предлогом пережевывания еды.

— Так что ты нашел? — нетерпеливо уточнил он, поглядывая на вновь образовавшегося возле их столика официанта.

— Небольшую заметку… Она попадалась мне раньше, но выглядела как самая обыкновенная высосанная из пальца «сенсация«. Помню, я еще посмеялся над этим голландцем, так примитивно попытавшимся привечь к себе внимание. Свершенно обыкновенный, ничем не привлекательный работяга, автомеханик, байкер… Понятно, что ни особых сбережений, ни заработка у него нет… И вдруг заявляет в интервью, что намерен купить с аукциона знаменитую драгоценность — «Хоуп Шпинель«. Да не себе — а своему другу! Разумеется, логическая цепочка «байкер — бриллианты — бесценный друг« всколыхнула любителей мыльных опер и скандальных подробностей. Благоразумные читатели обошли ее стороной. Да, как и предполагалось, камень он не купил. Так что ничего, кроме встряски человеческого болотца, в статье нет.

— Тогда смысл?

— А там есть фотография, — хитро прищурился Либерт. — Наш байкер на фоне своего дома. В Неймегене. Можем скататься в гости.

— Он там не живет.

Журналист, полубернувшись, покопался свободной рукой в сумке, выудил вчетверо сложенную газету и протянул ему. Ухмыляясь так, что еще чуть-чуть — и весь мир ляжет у его ног:

— Там живут те, кто знаком с ним, и может сориентировать. С кем-то же он поддерживает связь. Хозяин автомастерской или байкерская банда…

На черно-белом фото красовался тот самый голландец, чей образ внушил ему Бёрнье. Обскурус моментально узнал его, и даже не по длинным светлым волосам, не по чертам лица — а по кривой, дерзко-насмешливой ухмылке, очевидно, характерной.

— Поехали, — не раздумывая, встал из-за стола.

Либерт удивленно воззрился на него, вилка замерла у рта.

— Четыре дня, — выразительно напомнил Обскурус, поражаясь какой-то… специфической односторонности обывательского мышления.

Словно завороженный силой его возмущения, Либерт медленно поднялся следом.

 

С рейсом повезло, и к семи часам они высадились в Амстердаме. Еще два — заняла дорога до Неймегена, с каждым километром которой все резче становилось нетерпение и все сильней наваливалось чувство, что они теряют время на заведомо бесполезные шаги. Либерт, напротив, просто лучился энтузиазмом. Раздражало. Спасибо, хоть не навязывался с болтовней, источая флюиды восторженного жизнелюбия молча.

Дом ван Вейка, одиноко торчащий на пустыре, будто испуганно замерший во тьме, отыскать не составило труда. Судя по напрочь отсутствующему освещению, в нем не было ни души. Дождавшись, когда таксист скроется из вида, они переглянулись.

— Рановато для сна, — вполголоса констатировал Фредерик, подходя к забору и проводя пальцами. Стальная сетка задрожала с характерным «ропотом«.

— Не похоже, чтобы там, вообще, было, кому спать, — тем не менее, он поискал на воротах звонок и, не найдя, озадачился другим объектом — запором, который можно было бы открыть снаружи.

— Эй! Ты что, собираешься вломиться туда?!

— Какие у тебя варианты? — парировал, он не оборачиваясь. Нащупал на калитке что-то вроде щеколды, оставалось лишь понять, как снять ее с фиксатора.

— Утром пойти в мастерскую, где работал ван Вейк, и расспросить местных.

— И потерять несколько часов впустую?

— Можно поискать дополнительную информацию…

— Вот это я и собираюсь сделать, — с тихим щелчком створка ворот приоткрылась, готовая впустить его внутрь. — Можешь остаться здесь.

Но Либерт проскользнул во двор следом, аккуратно прикрыл ворота:

— Не хочу привлекать внимание.

 

И все же, несмотря на убежденность, что хозяев нет, Обскурус постучал. На всякий случай. Лишь переждав несколько минут абсолютной тишины, стал искать ключ.

— Дом может быть на сигнализации, — предупредил журналист. — Особенно, если оставлен надолго.

— Вряд ли.

Что там еще бубнил Либерт, сам же притащивший его сюда, он не слушал, внимательно оглядывая крыльцо, пытаясь понять, куда голландец запрятал ключ. Ведь не увез же с собой. Но все половицы прочно стояли на месте, под перилами — ничего, похожего на тайник… Коврики и цветочные горшки, так любимые наивными владельцами домов, отсутствовали в принципе… Раздумывая, Обскурус уцепился за верхний край облицовки над дверью, повис, потягиваясь… Пальцы, соскользнув, провалились глубже, в щель, достаточно широкую, чтобы захоронить в ней не то что квартирный ключ — гаечный. Все больше загораясь азартом, он ощупью двинулся по всему периметру наличников, проверяя предположение. Есть! Сбоку, на уровне колен, как из засады, цапнули зубчики искомого ключа.

— Идешь? — бросил через плечо, открывая дверь.

 

Обстановка внутри оказалась довольно необычным, стилизованным под улицу: кирпичные стены, ламинат а-ля брусчатка, красный холодильник «Coca-Cola«, минимум мебели, пластиковой и плетеной, также вписанной в интерьер. Даже телефонная будка. Единственной комнатой, похожей на комнату, была только спальня с широченной кроватью и тяжелыми портьерами в бордовых тонах, довольно пошловатыми.

Журналист сразу подскочил к письменному столу, полез по ящикам.

Обскурус вернулся в кухню. Грязный стакан, кружка из-под кофе, виски на дне оставленной на столе бутылки… Коробка с пиццей в холодильнике. Проверил, что в имитирующих уличные витрины шкафах. За одной из сдвижных «дверей«, меж бокалов обнаружилось фото белобрысого голубоглазого пацана лет шестнадцати, щурящегося на солнце. А в ящике разделочного стола — телефонная книжка, большей частью пустая. Из немногочисленных имен одни были вычеркнуты, напротив других — пометки, расшифровать которые он не смог. Меж потемневших от времени страниц торчал белоснежный уголок. Визитка какого-то Леонцио Гаэтано Капелли, белая, явно свежая. Обскурус сунул ее во внутренний карман — и обернулся на голос объявившегося в дверях Либерта.

Тот держал в руках стопку комиксов:

— Занятные увлечения у этого парня, скажу я тебе!

Он бросил на журналы беглый взгляд.

— Это не его, — усмехнулся, демонстрируя найденное фото.

— Сын, что ли? — прищурился тот.

— Завтра выясним. Тут еще телефоны есть и адреса…

— Забирай и пойдем отсюда. Не нравится мне это вторжение.

— Поэтому ты, как сыщик со стажем, полез туда, где держат документы? — съязвил он, фотографируя портрет и страницы записной книжки на мобильник.

— Все равно ничего не нашел. Только тетради какие-то, листки с неумелыми стихами… бардак у него.

— А стихи кому?

— Непонятно. Там все «ты« и «тебе«… Любовное.

Обскурус пожал плечами: обычно на большее подростков и не хватает.

— Только в одном ящике какие-то заметки насчет прав, черновики договоров и гражданский кодекс…

— Юрист, что ли?

— Байкер-механик-правовед? Любопытное сочетание, я б с ним пообщался.

— Завтра с работодателем его пообщаешься, заодно и обстоятельства пьянки выясним.

И все же, прежде чем покинуть дом ван Вейка, точно так же заперев и припрятав ключ, Обскурус сам осмотрел и спальню, и гостиную, заглянул даже в туалет.

— Да я заснял все, — успокоил его Либерт, явно довольный своей полезностью. — Даже лирику.

Равнодушно хмыкнув, он сделал пару общих снимков интерьера, сразу сохранив на виртуальном диске и удалив с мобильника, и без лишних слов вышел.

 

Ночевали они в средней руки отеле, в соседних комнатах. Намек Либерта на удобство совместного проживания он проигнорил, а тот, сообразив, настаивать не стал. Равнодушно выслушав пожелание спокойной ночи, Обскурус заперся в номере и, забравшись с ноутбуком на кровать, стал искать белобрысого в сетях. Повезло: портрет пацана, очень похожий на найденное фото, обнаружился с первого же запроса. В ленте новостей за двадцатое сентября. Микаэл Мейер, погибший во взрыве автозаправочной станции неподалеку от Утрехта. Учился в школе Неймегена, родители живут здесь же… На месте взрыва найдены чудом уцелевшие вещи пацана, сожженные останки… Обскурус невольно сморщился: неприятное, должно быть, опознание… Скорее, только по ДНК. Поискал еще. Неблагополучная семья, скандалы, побеги из дома… И ни единого упоминания о ван Вейке. Тот мог оказаться пацану кем угодно: приятелем, «крышей«… А мог и вообще, раздобыв фото, следить за парнем, не показываясь на глаза. И не был ли тот «несчастный случай« его инициативой — вопрос. Мало ли на свете психов?

Он вспомнил о втором трофее — визитке итальянца. Вытянул ее из кармана, рассмотрел, поворачивая во все стороны, ловя на шелковистое тиснение свет. Выглядит дорого. И надпись, похоже, сделана от руки — как знак особого внимания клиентам. Интересно, кто такой этот Капелли? Так и подмывало позвонить. Но даже как сформулировать вопрос о ван Вейке, чтобы получить ответ, а не быть посланным подальше, пока не представлял. Возможно, завтрашний визит в мастерскую даст больше информации… Но, разумеется, предваряя все прочие действия, в поискововой строке тут же встало имя.

«Леонцио Гаэтано Капелли, 1979 года рождения, бизнесмен, основатель и единственный владелец крупной финансово-консультационной компании международного уровня «LeoCorporation« (изначально — «LeoCompany«), имеющей четыре филиала… специализирующейся на предоставлении услуг предприятиям и физическим лицам…« и далее в том же духе. Он тщательно просмотрел статью, выискивая что-нибудь о его личности, однако улов оказался весьма скудным: учился в Гамбурге, родился и живет в Милане. Никаких более значимых фактов из частной жизни, никаких фото. Судя по всему, этот Капелли очень не любит светиться и старательно избегает журналистов. Нашлось несколько коротких интервью, где итальянец рассказывал о своей Корпорации, но, опять же, строго по существу и без каких-либо иллюстраций. И снова вопрос: какая связь? Если брать во внимание статью, привезенную Либертом, то ван Вейк мог обратиться в Корпорацию, чтобы осуществить свою безумную затею с аукционом. Но почему у него визитка владельца компании, а не менеджера, скажем, что было бы логичней? Сложность клиента? Или какие-то индивидуальные привилегии? А насколько бредово будет предположить, что это для него голландец решил прикупить камешек? Хотя… байкер из Нидерландов и топовый итальянский бизнесмен?.. Бредово. Тогда кому? А есть разница? Но какова вероятность, что этот Капелли может быть полезен? Ни на один из возникавших вопросов ответа не было. Мысль прямо сейчас пойти и посоветоваться с журналистом он отбросил как неэффективную.

Снова открыл фото мальчишки, стал рассматривать, не столько надеясь увидеть что-то новое, сколько погружаясь в своеобразную медитацию. Радостная улыбка, очень искренняя, почти детская. Черная неформальная майка, свалившаяся с хрупкого плеча… скорее всего, принадлежала байкеру. Фотографировал, видимо, тоже он, поймав пацана сидящим на том самом крыльце под, судя по яркой зелени, весенним солнцем. Просто идиллия! Должно быть, и отношения меж ними были очень близки и пронизаны солнечным теплом… Нет, не мог он убить парня. Обскурус скривился, вспомнив собственный восторг в адрес Майкла. Тогда, конечно, ясно: потеряв столь близкого человека, грех не напиться. И бросить дом… Он и сам в корне изменил свою жизнь, когда ушел Майкл. Только, вот, у него еще есть возможность видеть его, знать, что все в порядке, а у ван Вейка…

 

Удивительно, но на сей раз бессонная ночь, к которым он, в общем-то, привык за последние годы, изрядно вымотала его. Недосказанностью, неопределенностью, достигшими, видимо, критической концентрации. Поэтому на журналиста, возникшего поутру в дверях номера и вновь сиявшего, как начищенный таз, Обскурус посмотрел с легким раздражением.

— У нас есть адрес мастерской, — с энтузиазмом заявил тот, — и имя владельца, так что можем позавтракать и отправляться туда. А еще мы знаем, как зовут этого парня…

— Микаэл Мейер, — насмешливо констатировал он, беря рюкзак. — Я буду гамбургер и кофе.

— Отлично! Ближайший ресторан я тоже нашел.

 

Позавтракали они довольно быстро и почти в молчании: обсуждать что-либо прежде, чем получат новую информацию, не хотелось.

— Кто мы для них? — уточнил Либерт, не выдержав, наконец, безмолвия, выцарапывая из бумажного пакета картошку фри.

Вопрос был весьма актуален: для дальнейшей работы требовалась легенда.

— Ты — журналист, — обозначил, не задумываясь, Обскурус. — А я могу сойти за твоего стажера. Многие, наверное, мечтают поучиться у самого Фредерика Либерта, — не отказал себе в сарказме.

— Тебе повезло, рассмеялся тот. — Ты мне понравился своей экстравагантностью, и я решил сделать исключение из правил, и взять тебя с собой. Будем писать статью про любопытнейшего персонажа…

— Согласен. Только кому нужна статья про какого-то голландского байкера? Какую сенсацию ты хочешь из нее раздуть?

— Зачем сенсацию? Я в принципе интересуюсь неординарными людьми, — вновь засмеялся Либерт, зашуршал, сминая опустевший пакет. — Другое дело, как подать. А читатели всегда найдутся. Блокнот есть?

Обскурус хмыкнул.

— Отлично. Тогда у меня только одна к тебе просьба.

— Соблюдать субординацию? Не бойся, легенду не нарушу.

— Да у меня невероятно проницательный стажер! Поел? Поехали, — мгновенно вошел в роль Либерт.

Как оказалось, он успел договориться и насчет автомобиля.

 

В «Мастерской Отто« их… не ждали бы, если бы Либерт, успевший раздобыть и номер, не позвонил хозяину. И едва они припарковались у вывески, гласившей, что именно здесь любой байк превратят в транспорт для настоящего мужчины, здоровый, весьма неформального вида голландец, протиснувшись в дверь мастерской, вышел им навстречу. Рыжий, с бородой, заплетенной в две толстые кудрявые косички, перевитые красными нитками. В синих штанах, способных удержаться на такой фигуре только за счет лямок.

Либерт, разулыбавшись, выскочил из машины и направился прямо к нему, издалека протягивая руку:

— Здравствуйте еще раз, мистер де Йенг! Очень рад закомству с вами! Фредерик!

Не отличавшаяся, в общем-то, изяществом ладонь журналиста потонула в мясистой лапе голландца.

— Мистер Либерт, день добрый! — голос де Йенга, низкий и густой, вполне соответствовал его образу. — Проблемы с машиной? Правильно сделали, что приехали сюда.

Однако, окинув оценивающим взглядом арендованный «ауди«, а затем соскользнув на номер, он моментально потерял к автомобилю нтерес и вопросительно уставился на Либерта.

— При случае непременно обращусь к вам, мистер де Йенг, именно за этим, а пока мы несколько по другому вопросу, — продолжал улыбаться тот. — Ради него мы прилетели из Бостона!

— О, Великобритания!

— Соединенные штаты, — с улыбко поправил Либерт.

— И чем я могу помочь странствующим янки? — усмехнулся рыжебородый, перекладывая тряпку из левой руки в правую и машинально их вытирая.

— Меня очень инересует одна личность, работающая у вас. Курт ван Вейк.

Голубые глаза прищурились, оценивающе пробежались по журналисту, на мгновение метнулись к Обскурусу.

— Вы напрасно проделали такой долгий путь. Ван Вейка здесь нет.

— Вышел на обед? — попытался закосить под идиота Либерт.

Де Йенг хмыкнул, пожал плечами.

— Уехал из города. Главный свой заказ оставил мне, так что вернется, наверняка, не скоро.

— И вы не знаете, куда?.. Как жаль! А я-то так рассчитывал переговорить с одним из самых крутых байкеров Неймегена! — очень убедительно продолжал ломать комедию Фредерик. — Может, хоть ниточку, хоть направление, куда он мог уехать? Вы меня очень обяжете!

С сомнением поглядев на него, голландец кивнул в сторону мастерской:

— Идем.

— Томас, ты с нами.

Он чуть не поперхнулся от внезапного имянаречения. Но, разумеется, с готовностью двинулся следом.

 

Ничего особо интересного «Мастерская Отто« не представляла: пара мотоциклов, загнанный на эстакаду разобранный до скелета автомобиль, железные стеллажи, какие-то ящики, колеса… И два помощника в точно таких же, как у хозяина, штанах, правда, вдвое меньшего размера. Мельком посмотрев в их сторону, монтажники переглянулись и продолжили заниматься каждый своим. Обскурус поторопился за де Йенгом и Либертом, нырнувшими в какой-то не особо чистый, плохо освещенный коридор.

Таким же непритязательным оказался и кабинет Отто, с жалким подобием стола, заваленным бумагами, гайками и пробками от пивных бутылок, с двумя потертыми кожаными диванами… Но зато бар, занявший четверть дальней стены, был весьма хорош, а на старом табурете чуть наискось располагалась шахматная доска с незавершенной партией.

— О! — Либерт мгновенно ухватил взглядом черно-белые фигуры, одобрительно качнул головой. — Не у всякого увидишь шахматы! Развиваете работников? Или клиентов?

— Зачем вам Курт? — проигнорировал комплимент голландец. Уселся за стол, предплечьем небрежно сдвинув в сторону хлам.

— Я журналист, — улыбнулся Либерт, усаживаясь на подлокотник дивана, ближайший к столу. — Я пишу о людях с интересной судьбой. О неординарных личностях. О тех особенных, кто затерялся в общей человеческой массе, хотя достоин пристального взгляда. Ваш Курт — как раз таков. Он интересен мне как неповторимая индивидуальность. Возможно, если у него есть какие-то проблемы, я мог бы помочь ему…

Отто тяжело вздохнул:

— Я уже сказал, Курта здесь нет. И никто из наших не знает, где он. Перестал отвечать на звонки в тот день, когда…

— Потерял Микаэла? — вполголоса спросил Обскурус, опережая реплику «босса«.

Рыжий внимательно посмотрел на него, опровергать не стал:

— Последней его видела Таргис. Говорит, был пьян и не особо разговорчив. Трое суток не просыхал, а потом уехал на своем байке.

— Таргис? Кто это?

— Наша подруга, — ответил тот не Либерту, задавшему вопрос, а ему. — Она проводила экспертизу…

— Да, мы слышали об этом взрыве на заправке, — мрачно кивнул он.

Либерт, к счастью, успел сделать вид, что в курсе, о чем речь.

Де Йенг качнул головой:

— Хороший был мальчишка. Из него мог выйти отличный байкер… Да и просто жаль: даже школу не закончил еще…

— А он давно в вашей компании был? — вклинился журналист.

— Микаэл? — обернулся тот, хмурясь.

— Курт.

— Да как вернулся из Гамбурга. Университет осилил, а юристом так и не стал. Не смог пробиться. Или не захотел уж… не знаю. Своевольный он, себе на уме. Даже не представляю, как вы его искать будете.

— А вы бы нас с Таргис свели… может, ниточки и найдутся.

— Таргис… — голладец, тяжело ворочаясь, полез в карман штанов, вытащил какой-то допотопный мобильник. — Пишите номер.

Обскурус быстро вбил продиктованные цифры в телефон.

— Спасибо, — очень искренне изобразив на лице сосредоточенность, поблагодарил Либерт. — Но раз уж мы здесь, может быть, вы нам расскажете что-нибудь про ван Вейка?

— А что рассказывать? Хороший. С юмором. И работает отлично, в байках разбирается, как никто. Пацана, вот… воспитывал…

— А кем он ему приходится?

Отто откинулся на спинку стула, жалобно под ним скрипнувшего, впервые улыбнулся:

— Спасителем. Микки совсем малой был, лет двенадцати, сбежал из дома. Курт его буквально на улице подобрал, как брошенного щенка. На работу из-за него не вышел. Дня два пацан у него жил, не хотел домой возвращаться, а родители даже не шелохнулись. Школа объявила розыск. Ну, Курт парня и уговорил вернуться. Скандал был, Мейеров предупредили, что если за мелким следить не будут… В общем, не помогло: через месяц тот сам прибежал к Курту. Ну и потом частенько наведывался. Подружились. Он ему больше давал, чем мать родная, а года два назад Микки и вовсе к нему перебрался. Курт за ним, как за сыном смтрел: учил, кормил, одевал… к жизни готовил… И понесло же дурака в Утрехт…

— Да, очень жаль.

— Если найдете его, дайте знать, — вставая, демонстрируя, что разговор окончен, попросил де Йенг.

— Нам бы его телефон. Вдруг ответит?

— Ну попытайтесь, — недоверчиво хмыкнул тот, снова берясь за мобильник. Продиктовал номер. — А теперь извините. Работа.

Провожать голландец их не стал — пошел сразу в гараж. Перекинулся с ними парой фраз на своем…

 

— Звоним Таргис? — с энтузиазмом предложил Фредерик, едва они сели в машину.

Обскурус нажал вызов и передал телефон ему.

Девица ответила, но продержалась лишь до упоминания имени ван Вейка. Обсуждать его категорически отказалась и, не дожидаясь прощания или дальнейших уговоров, прервала связь. Повторно трубку, естественно, не взяла.

Сам байкер, как и предупреждали, тоже проигнорировал звонок.

— Вот черт, — тихо выругался Либерт, впервые проявив недовольство. — И как теперь?

Обскурус усмехнулся:

— Видимо, придется использовать неофициальные резервы, — вынул визитку и, полюбовавшись изумлением на лице журналиста, стал звонить Капелли.

 

Ответили ему не сразу. Долгие гудки, потом переадресация и снова гудки. И, наконец, строгий мужской голос:

— Роберто Джанни, — и дальше что-то на итальянском.

— Простите, синьор Джанни, — озадачился он, — я бы хотел поговорить с синьором Капелли.

— По какому вопросу? — без напряга переключился тот на английский.

— Насчет Курта ван Вейка.

Пауза. Словно для осознания, о ком идет речь, требовалось время. Потом все тем же нейтрально-деловым тоном:

— Минутку, я переключу вас на синьора Капелли. Если не ответит, попробуйте перезвонить ближе к обеду.

— Хорошо, спасибо.

И его оставили ожидать на линии, переключившись на параллельную. Однако не прошло и обещанного времени, как раздался короткий гудок, и затем — другой, гораздо более приятный и любезный голос:

— Добрый день. Чем могу быть полезен?

— Здравствуйте, синьор Капелли. Простите за беспокойство, я по поводу Курта ван Вейка, — начал Обскурус снова, поглядывая на недоумевающего Либерта.

— А что с Куртом ван Вейком? — деликатно поинтересовался итальянец, порадовав уже тем, что не стал опровергать знакомства с ним.

— Дело в том, что он… пропал из Неймегена, и никому не отвечает на звонки. Друзья беспокоятся.

— Друзья? — голос Капелли несколько охладел. — А вы ему тоже друг? Как вас зовут?

— Обскурус, — первый вопрос он пропустил, будто невзначай. — Курт не появляется в мастерской, Отто обеспокоен. И Таргис…

Видимо, интуитивный ход оказался верным, и названные имена что-то значили.

— Простите, я не расслышал, кем вы приходитесь Курту? — все-таки уточнил тот.

— Я журналист. Из Бостона. У нас было запланировано интервью, но мы приехали — и не нашли его…

Несколько мгновений тишины, угрожающей разрывом связи…

— Хорошо, я позвоню ему, — голос Капелли стал чуть более озадаченным. Похоже, пропажа голландца стала новостью и для него. — Если он сочтет нужным — то свяжется с вами. Какое издание вы представляете?

Он вскинул взгляд на журналиста. Тот, еле сдерживаясь, чтобы не ответить вслух, стал тыкать себя в грудь, ладонями в воздухе изобразил сферу.

— «BostonGlobe«, — вспомнил он название газеты Либерта, поймал удовлетворенный кивок.

— Хорошо. Что-нибудь еще?

— Нет, благодарю, синьор Капелли. Я и за это буду вам весьма обязан.

— О, не переживайте, мистер… Обскурус, — мягко усмехнулся тот. — Это самое малое, что я могу для вас сделать. Позвольте только вопрос.

— Да, конечно! — но неприятное предчувствие холодком пробежало по груди.

— Откуда у вас мой номер телефона? И как вы узнали, что ко мне можно обратиться?

— Я не знал, — честно признался он, снова глянув на Либерта. В глазах напарника светился тот же самый вопрос. — Я нашел у него вашу визитку, и позвонил наугад, потому что других ниточек не было. Понадеялся, что вы знакомы с ним.

— У него?

Кровь отхлынула от лица: как объяснить, не объясняя?!

— Возле дома. Должно быть, выпала… — постарался убедительно соврать он. — А самого мистера ван Вейка мы не застали.

Тишина.

— Я вас понял. Благодарю за заботу о нем, — ровным тоном произнес Капелли. — Удачного вам дня.

— Огромное вам спасибо, синьор Капелли…

Но тот уже положил трубку.

 

Либерт развел руками, демонстрируя шок.

— Как-то же искать его надо! — констатировал Обскурус, доставая сигарету. — Надеюсь, мы заинтересуем его настолько, что перезвонит.

— И куда теперь?

Он неспешно прикурил, глубоко затянулся. Покрутил в пальцах визитку, спрятал в карман.

— Милан, Неаполь, Сан-Марино, Рим. Четыре филиала. Если ван Вейк связан с Капелли теснее, чем просто клиент, то может быть поблизости. Или нет. Либо возвращаемся на исходную — в Лион. Куда ведет твое журналистское чутье?

Либерт взялся за руль:

— Вернуть автомобиль, — и тронулся с места.

Глава 6. Этьен. Смерть легенды

Тем, кто трепещет пред лицом смерти, не следует доверять.

Леруа

Их не связывало второе обращение, равно как и первое, но стоило вспомнить о Тристане — как тот явил себя телефонным звонком:

— Для тебя есть собеседник, если еще хочешь, — сходу заявил любовник, едва дождавшись ответа.

— Хочу. И не факт, что только его, — улыбнулся Этьен, опуская крышку ноутбука. Предложения Тристана стоило принимать сразу, потому как вольности в обращении со временем тот мог себе позволить не много.

— Тогда поторопись, пока оба живы, — ухмыльнулся Коте, прежде чем бросить трубку.

Он поднялся с кресла. Парень явно в ударе, и что успеет вытворить с несчастным за несколько минут пути до его «апартаментов«, вопрос открытый.

Помимо содержания пленных, клеток и инструментов в должном порядке, Тристан периодически проводил со своими «гостями« задушевные беседы. Со стороны все так и выглядело: юный невинный мальчик, с очень приятным лицом, улыбаясь, вежливо задавал вопросы. Но заканчивалось тем, что даже самые упрямые и скупые на информацию — выдавали ее, нужную, в исчерпывающем объеме. И ни один из лионцев, включая самого Леруа, не знал со стопроцентной точностью, как именно это Тристану удавалось. Однако результат, необходимый клану, достигался регулярно, и методы красавчика перестали кого-то волновать. Разве что, кроме самих собеседников.

Заперев кабинет, Этьен двинулся по коридору, вслушиваясь в эхо собственных шагов. Вот к нему примешались другие, более легкие и звонкие, торопливый стук каблучков, напряженный, отрывисто разбивающий тишину. Смертной. Он остановился, ожидая, — и через несколько секунд одна из арок выпустила в коридор зеленоглазую Николь.

Выскочив, девушка буквально налетела на него, испуганно вскрикнула, отпрянув:

— Простите, милорд! — виновато захлопала глазами. — Пожалуйста, простите! Я не хотела…

— Знаю, — он поймал ее за талию, прошелся взглядом по глубокому декольте, острым ключицам, шее… Сбросил темные концы волос с хрупкого плеча.

Она замерла, подчиняясь. Хороший, воспитанный донор.

— Извини, не смогу уделить тебе должного внимания сегодня. Да и ты, похоже, куда-то торопишься?

— Да, мсье Бёрнье, извините.

— Удачи, крошка, — он таки куснул ее — и, слизнув кровь, залечил ранки. — До встречи.

— Доброй ночи, милорд…

Девчонка упорхнула, а он поспешил вниз, к едва ли терпеливо ожидавшему его Тристану.

 

Привычный лязг железных дверей, отделяющих владения тюремщика от остальных, тяжелый сумрак… А вот и сам он, в белоснежной рубашке с закатанными рукавами. Такую грех не испачкать кровью.

Этьен улыбнулся:

— Судя по чистоте одежды, ты еще даже не начинал?

— Судя по выводам, ты еще даже не обращен, — насмешливо парировал тот, влажно дотрагиваясь до его руки.

Этьен оглядел испачканную кровью кисть, принюхался, лизнул. Размытой картинкой мелькнули чужие воспоминания: почти ласковая улыбка Тристана, слепящее пламя, сверкающий клинок, ледяная боль…

— Бешеный?

— Не достаточно, чтобы в аффекте выдавать секреты, — тюремщик облизал кончики пальцев, — пойдет тебе такой?

— Вполне.

 

Наследник пресловутого Александра оказался крепко сложенным, но измочаленным блондином с какой-то выцветшей синевой глаз. Сидел на табурете в центре одной из клеток, рассеянно блуждал по полу взглядом — пятна крови, скомканная рубашка, вся в грязи, снова кровь, нож, и обратно, к следам собственного поражения…

Этьен удивленно глянул на тюремщика:

— Ты даже не забрал оружие?!

— Это был честный поединок. Он проиграл.

Скрипнул ключ, отпирая замок. Бешеный вскинул голову, злобно сверкнув глазами, дернулся было к ножу, но не посмел — Тристан уже стоял возле, насмешливо на него глядя.

— Тут с тобой познакомиться хотят, — заговорил на английском, склонился к ножу, на мгновение оказавшись вровень с плененным. — Не откажи в любезности.

Тот зыркнул исподлобья и сразу отвел взгляд, инстинктивно признавая, чья здесь на самом деле власть.

Этьен шагнул внутрь клетки, приблизился к Бешеному, аккуратно тестируя его ментальный щит. Уперся в стену — нет, даже не стену — каменную мостовую, под которой на безопасной глубине затаилось чужое сознание.

— Ты его вскрыл?

Тристан рассмеялся:

— Куда торопиться? Сам расскажет, — кажущаяся беспечность была ему на диво к лицу. — Или тебе не терпится его убить?

Очевидно, знакомое слово — или тон тюремщика — заставило пленника вздрогнуть, ссутулиться, прячась в плечи.

— Что ты с ним сделал? — удивленно качнул головой Этьен.

Тристан пожал плечами:

— Не нарушил ни одного пункта Кодекса. Вы же сами приговорили весь клан. Я только выполняю вашу волю — с удобной мне скоростью.

Этьен усмехнулся, повернулся к Бешеному. Перешел на английский:

— Как тебя зовут?

Мутный взгляд поднялся, не сразу фокусируясь.

— Как твое имя? — повторил он вопрос.

— Держи, Стеф, может пригодиться, — Тристан протянул нож, — это его. Наиграешься — приходи.

— Непременно, — кивнул, сжимая прохладную рукоять, и снова по-английски, к пленнику: — Назови мне свое имя.

— Бернуш, — голос прозвучал хрипло, будто сорванно.

— Португалец? — удивленно приподнял бровь Этьен.

— Поляк.

— Постой… Но никто из польского клана не упоминал о проблеме с вами.

Ухмылка, не лишенная самодовольства, искривила пересохшие губы.

— В какой части Польских земель вы обосновались?

Тишина.

— Я могу предположить, что на территории Отщепенца. И тот не возражал? — недоверчиво сощурился Этьен. — Судя по действиям его соратников, он не стал бы терпеть чужую власть. Сумел вас выгнать? Или нашел выгоду сотрудничать?

Бешеный молчал, все так же кривясь.

Он крутанул в пальцах нож:

— Может, я недостаточно проявляю заинтересованность? — острие плашмя толкнуло подбородок пленника вверх, принуждая смотреть в глаза. — Могу предположить, что Тристану ты отвечал бы охотней, — повернул клинок, поднимая лицо еще.

Поляк упрямо сжимал губы, будто боясь, что слова сами покатятся изо рта.

Он склонился ближе, чувствуя холод кожи, давно не согреваемой ничем, дотронулся до жестких волос, слишком коротких для удобного захвата. Все же, сжал в кулаке:

— Подумай, прежде чем отказывать мне, Бернуш.

Тот мотнул головой, вырываясь. Но конец ножа, в точности повторив движение, вонзился глубже, рассекая кожу, стремясь добыть бесценную кровь. Теневой напряженно замер.

— Хорошо, — улыбнулся Этьен, — поступим так: я спрашиваю, ты говоришь, да или нет. Вопрос первый: кто-то из Бешеных встречался с Владеком Вроной?

Ни малейшего намека.

— Ты, вообще, меня слышишь? — он сощурился, чуть подтолкнув нож вперед. Темные капли неохотно поползли по лезвию к рукояти. — Ты же понимаешь, что есть и другие способы изъять знание из твоей головы.

— Я не дам тебе то, что ты хочешь, — хрипло выдохнул тот, сглотнув, будто это могло вернуть ему кровь.

— Не дашь, потому что не имеешь? Или не желаешь?

Бешеный едва качнул головой, отрицая.

Короткий взмах кистью — и клинок взметнулся вверх, полоснул по подбородку. Цепко удержав голову теневого, он лизнул порез, с силой вдавливая язык, сквозь вкус пробираясь к воспоминаниям. Бой врукопашную, обагренное кровью плечо соратника. Яростный взгляд врага… Лицо Виолена… Так вот кто изловил этого молчуна! Серебро, вгрызающееся в запястья, звон цепи за спиной… Деревянный гроб, сквозь доски которого просачивается предутренняя свежесть, — и ужас осознания, что они не помеха солнцу… Но ни малейшей мысли об Отщепенце или его сторонниках. Либо Бернуш не знал — либо… воспоминания были глубже и требовали больше крови.

— Я понимаю: беседовать с симпатичным тюремщиком куда приятней, чем со мной. И даже могу поспособствовать вашему общению в более интимной обстановке… — Этьен слизнул натекшие капли, среди обновленных чувств улавливая неприязнь, протест и отторжение его как мужчины. Ухмыльнулся. — Сочту твое молчание просьбой устроить вам рандеву…

Коротко рыкнув, тот дернул головой, вырываясь, но клыки уже вонзились в прохладу его кожи — и теневой замер, боясь оказаться с разодранным горлом. Этьен потянул в себя живительный сок, вгрызаясь сильней, перехватил упершуюся в него руку, заломил за спину Бешеного, обездвиживая болью.

…Вспышки пламени, сжигающего Вечность, алое зарево над лесом, сильная рука, вытягивающая из пасти смерти. Неугасимое страдание от утраты, невосполнимой, бесконечно рвущей сердце…

Этьен прервался, медленно вдохнул. Он и сам потерял Создателя. Только прочувствовать не довелось, не довелось даже узнать имя — тот, едва успев передать кровь и скинуть его в обрыв, был убит. А его самого чужаки сочли трупом и бросили ждать солнечных лучей. Чего Этьен делать не стал — инстинкты, восставшие раньше сознания, заставили зарыться в глину, прячась от смертоносного света.

А вот прочесть чувства, подобные воспоминаниям Бернуша, пришлось, и не кого иного, а короля. Сильные настолько, что если бы впитывал с кровью — оглушило бы напором и мощью, снесло лавиной… Этьен оттолкнул от себя пленника и, напряженно вздохнув, вышел из клетки, машинально запер ее, сунул ключ в карман. Никто, кроме Леруа, не затрагивал его чувства настолько глубоко. Друзья, соратники, почти что братья. Не любовники вот только. Он был бы рад. Но Мишель, будучи всегда очаровательно приветлив, безусловно располагая к себе, ни секунды не допускал и мысли о такого рода близости. А ломать сложившиеся отношения он не хотел. Максимум, что позволял себе — мимолетные намеки на интерес, даже не предполагая осуществимость. Леруа снисходительно пропускал их мимо ушей, воспринимая лишь как одну из форм проявления преданности. И, по большому счету, был прав: становиться еще более уязвимым, получив вдруг доступ в постель короля, Этьен не хотел. Вот и сейчас воспоминание о боли, пережитой Мишелем, полоснуло по груди когтистой лапой, оставив жгучие следы.

 

Новая ночь началась с сырости, пробравшейся под одежду, неприятно холодящей тело. Он выбрался из подвала выгоревшего дома, пугавшего людей, а ему уже не первый раз служившего укрытием, привел себя в порядок и направился к лесу, туда, где прятались от солнца Антуан и его Наследник. Однако ни одного из них не нашел. «Люди — главный источник знаний, достоверных — и выдуманных«, — вспомнились слова Крылатого. «И жизни«, — добавлял он для себя, поглощая их кровь. Ближайшие люди были в нескольких милях отсюда, по дороге на северо-запад. Он помнил ту деревню, охотился в ней пару раз. Видимо, стоило наведаться снова.

Поиск оказался недолгим: на самой окраине, вжавшись в облезлую, темную от времени стену, таясь, как вор, Мишель вслушивался в разговор внутри дома. Горечь и боль его, ощущались почти физически. Этьен даже не сразу узнал его — и был удивлен вдвойне. Пораженный глубиной страдания, даже не стал скрываться, прислонился к стене тоже, пытаясь понять, что произошло.

Пьяная, ничего не значившая болтовня. Три голоса. Путаные, нелогичные мысли смертных о каких-то религиозных столкновениях, о папской власти и мелких, автономных орденах… лицемерный бред, в который Этьен не верил и будучи «живым«. Но состояние Мишеля, слушавшего их, менялось: отчаяние уступило знанию, непонимание — решимости, и поверх всего, подминая под себя даже невиданную боль, вызревала холодная ярость.

Он усмехнулся: этому ли учил Наследника Эле? А получилось, Создатель за порог, а отпрыск — за убийства?

Беседа тем временем угасла, участники ее стали раходиться. Мишель, скомкавший все свои чувства и спрятавший их глубоко внутрь, направился за старшим. Предвкушая красочную расправу, Этьен аккуратно двинулся следом.

Однако ожидания не оправдались: Наследник Крылатого лишь проводил «избранника« до дома и, дождавшись, когда тот уснет, ускользнул в темноту.

Любопытство оказалось сильнее голода, и заставило неотступно идти за ним, наблюдая, как боль и ненависть то и дело просачиваются сквозь ненадежную еще ментальную защиту. На лесной дороге, он не выдержал и нагнал его:

— Мишель Эле? — спросил вполголоса, выдержав дистанцию в несколько шагов.

Тот резко обернулся, вскинув руку для защиты, прищурился, очевидно, оценивая степень угрозы, оглядел его:

— Кто ты, и чего хочешь?

— Меня зовут Этьен. Быть может, Антуан говорил тебе о бессмертном, что наблюдает за вами издалека?

Тот отрицательно качнул головой. Боль хлынула сильней.

Этьен отступил, приподняв ладони в мирном жесте:

— Не важно. Я хотел бы поговорить с ним.

Еще волна, выплеснувшаяся в потемневшем взгляде. Губы парня скривились в злой усмешке:

— Не выйдет. Нет больше Антуана.

— Что значит «нет«?!

Тот молча развернулся и двинулся дальше.

— Стой! — в два шага он нагнал его, схватил за руку. — Он ушел?!

— Ушел! — прорычал тот, даже не думая вырываться. — В самую темную, бездонную ночь, куда не дотягивается Вечность!

— Ты убил его?!

— Я убью тебя, если еще раз посмеешь думать так!

И в один момент на Этьена обрушилась лавина ненависти, горя и страдания, жестокой ярости и жажды убивать, что переполняли Наследника. И сквозь это черно-багровое марево — проступили картинки, очевидно, подсмотренные в памяти смертных: завернувшийся в плащ, спящий Антуан, рука с занесенным над ним колом, отсеченная голова… И снова затянулись непроглядной чернотой.

Этьен, пораженный увиденным, окаменел. Так значит, и об охотниках все правда! Они есть! Они способны находить и убивать бессмертных! И день — их преимущество!

Он торопливо догнал успевшего уйти вперед Мишеля, вновь прикоснулся.

— Запомни эту ночь, — обернувшись, сквозь зубы зло процедил тот, — она перевернет мир!

Глава 7. Арахна. Шаги Вечности

Хорошо, когда есть кому доверить воспоминания.

Неразделенный груз их — слишком тяжелая ноша для бессмертного.

Леруа

Услышать, верно передать, не отступив ни на полтона чувств, не потеряв ни полслова смысла…

Она вновь перечитала строчки, критически взешивая каждую, внутренним чутьем определяя их полноту и ценность. Какие-то не нравились звучанием, требовали шлифовки. Иные были недостаточно художественны, чтобы раскрыться в полную силу. «Размазанность« содержания также надлежало устранить, добавив каждой фразе — глубину, объем, насыщенность… Казалось бы — зачем? Для чего бессмертным с их совершенной памятью и способностью читать по крови — записи легенд? Лишняя лазейка для недругов, уязвимая точка, трещина, через которую знания о бессмертных сочатся в человечий мир. Однако многие, особенно среди старших, понимали силу слова, его значимость. Хранитель мифов — бережет древние свитки с записями, а не только ухваченные где-то факты. Создает их, концентрируя энергию существования — в артефактах. А ей, обладающей способностью утверждать бытие этого мира, — сам бог велел.

Арахна улыбнулась, представив вокруг себя хоровод богов, назидательно склонившихся к ней, многоголосо убеждающих в необходимости того, чем она, по сути, дышит. Пусть бубнят. Фоном, сопутствующим работе. Стоит погрузиться в нее глубже — и не то, что их голосов — приближения рассвета не услышишь. Хорошо, что обновленный организм столь совершенен и сам даст сигнал. Сколько раз она засиживалась почти до первых лучей, а потом, спешно сгребя записи в ящик стола, падала на кровать — на последнем выдохе Ночи. А сейчас — еще есть несколько часов для творчества. Благо, голод не вынуждает мчаться куда-то.

Взгляд ее снова побежал по строфам, выверяя звучание и ритм.

 

Всех кровей, текущих в венах, не сочтешь,

всех имен произнесенных не услышишь.

Но одно звучит, когда холодный дождь,

шелестит, словно крылом, по темным крышам,

когда клонится под каплями трава,

и сияние луны сквозь непогоду

достигает мокрых крон, и ты едва

утоляешь по теплу живому голод…

 

Эту легенду она почуяла несколько месяцев назад, в связи с Леруа. Выискала, вытащила из слоев реальности, взялась облекать в слова. Видимо, пришло время. Есть, конечно, еще одна, требующая вербального воплощения, — о другой, не менее известной личности, связанной с королем Лионцев… специфически весьма. Но ту она ощущала смутно, намеками, да кружили еще стаей ворон опасения по поводу последствий. Следовало быть предельно аккуратной, потому как на чашах весов оказывались интересы Леруа и Корвио с одной стороны, а с другой — ее собственная жизнь. А если брать глобальней, то — спокойствие Сообщества и независимость Тени. А эта Песнь — как на ладони, найти лишь форму, что выразит должное.

 

…И напитывалась тяжестью земля,

концентрированным алым эликсиром.

От бездомного раба до короля –

кто был связан неразрывно с этим миром?

 

Еще одна строка сложилась, встала на место, обретя над реальностью власть. Арахна улыбнулась: Мастер будет доволен…

Все дальше уходя вглубь текста, событий, времен, становясь частью многовекового прошлого, она уже не воспринимала момент текущий — все ее существо внимало тому, описываемому, единственно значимому сейчас. Вот он, герой легенды, закутанный в длинный плащ, бесшумно движется вдоль дороги, сворачивает с нее, сливается с тенью деревьев… А впереди, из-за рощи, почти растворившейся в предрассветном тумане, — два всадника. Нет, он не станет покушаться на них, пропустит. Многие предпочитают сопротивляющуюся добычу, подобие реальной охоты… но не Антуан. Ему бы, скорее, подошла какая-нибудь Ассоциация Доноров… Проводил их поблескивающим взглядом, не спеша выходить на открытое пространство… Двинулся дальше. Обаятелен, красив… Очарование, скрытое под грубым капюшоном. Не его ли крови благодаря тем же качеством наделен Первый из Лионцев — безусловно нравиться? Вне зависимости от сущности и пола.

 

… Понимания, тепла исполнен взгляд,

ласков жест, обезоруживает слово…

Он и жертву по согласью мог бы взять,

если б к правде были смертные готовы…

 

И дальше, потоком образов и чувств — потекли рифмы, будто волны ручья по округлым камням, омывая, подчеркивая гладкость, цвет.

 

…а бессмертный мир его прозвал,

как положено быть ангелу…

 

Она вздохнула, отодвинула ноутбук. Закрыла глаза, пряча в тени век возникающие картинки, но те — лишь становились резче и контрастней, набирали яркость, проявлялись детали… Время сдвинулось на несколько веков, миновало рождение Леруа… будущего Леруа, еще не подозревающего о своей судьбе. Интересно, все-таки, сколь велика оказалась его роль в жизни Сообщества. Да и всего вампирского мира в целом: прямой Наследник легендарного Антуана — сам стал легендой, и отнюдь не из-за имени Создателя, которое себе не взял. Ему достало собственных сил — добиться признания, создать столь необычный и влиятельный клан, войти в Совет Древнего Круга… — ему, едва обретшему Вечность! Конечно, сложились обстоятельства, что привели к тому, но… не обладай Мишель именно таким набором качеств — разве сумел бы, опираясь на этот ворох проблем и горестей — добиться всего, что сейчас имеет? Но не о нем сейчас речь. Быть может, когда-нибудь…Он и так известен на всех территориях Детей Ночи, и, вероятно, на большинстве нейтральных. Не знать лионца, собравшего под свои знамена Тень… как минимум, странно. Если бы существовали школы для новообращенных — там должны преподавать историю его клана… как исключительный образец… Который повторению не подлежит.

Но мысли вновь перенеслись к истоку его крови, единственно известному, — Антуану Эле. Быть может, Хранитель мифов знает о нем больше — все-таки, были знакомы лично, общались, как минимум, в рамках задач Древнего Круга. Основатель Северного клана — и одиночка из Совета Девятерых… интересно было бы спросить. При случае. А для завершения Песни, для второй ее части — достаточно сосредоточиться самой.

 

Время лечит? Нет. Стирает след

из сознания…

 

Как много смертными озвучено шаблонов! И повторяются изо дня в день, доходя до автоматизма, до машинального движения губ… не осознаваясь, утрачивая значимость… И она когда-то повторяла и создавала свои, не желая быть привязанной к постороннему. Но Вечность требует быть чутким, контролировать каждое слово. Ничто не пропущено, не забыто, не прощено, а инерция — лишь набирает силу.

 

Время лечит? Нет. Лишь копит боль…

 

За двадцать восемь минут до рассвета она откинулась на спинку стула, удовлетворенно улыбнулась. Все, что должно было быть сказано — сказано, последние штрихи необходимой интенсивности и цвета — легли на холст в нужном направлении, довершая картину. Артефакты, говорите? Покопавшись в столе, выудила серебристый, с рельефным узором, тубус. Бумага, конечно, но и она прекрасно послужит основой для свитков. Перевела дыхание, сосредоточенно, как перед принятием важного, необратимого решения. Да, по сути, таково оно и есть. Магия Слова…

 

… И сереброликая Луна

не вернет потерянного сына.

Скорбной нежностью, элегией полна

и любовью с привкусом полыни –

льет на смертных вдохновенный свет,

достающий всюду, где б ты не был,

принуждая их, ища ответ,

выходить под сумрачное небо.

 

Перо легло на стол. Плотный шероховатый лист хрустнул в пальцах, изогнувшись под собственной тяжестью, дополненной чернилами. Красиво. А значит — еще более эффективно. Всегда так: наибольший результат достигается при высшей красоте и гармонии. А иначе — нет смысла и браться.

Легенда. Забавно, все-таки, возвращаться к этой мысли снова и снова: мифы для тех, кто сам является мифом. Где-то она об этом уже говорила. Быть может, стоит и повториться…

Однако внутреннее чутье остановило руку. Нет, не здесь и не теперь. Привычка доверять интуиции и не браться за творчество, не имея полновесного вдохновения и готовности, не подводила, и результат останется таким, каков на данный момент. И да будет Ночь щедра.

Свернув подсохший свиток, она аккуратно задвинула его в тубус и, завинтив крышку, убрала в стол. Раздевшись, нырнула в постель, всей поверхностью кожи с удовольствием ощущая прохладу свежих простыней. И позволила себе расслабиться на несколько секунд раньше, чем над горизонтом показался пламенный край солнца.

Глава 8. Курт. Убийца

В итоге наступает момент, когда все воспоминания, гнетущие нас, становятся лишь частью опыта, неосознаваемого и неизбежного.

Что вызывало ураган чувств — подернется налетом безразличия.

Леруа

День клонился к закату. Чертову закату, каждый раз напоминавшему о неизбежной смерти. О преждевременной смерти Микки. Мысленно выругавшись, Курт бросил окурок в воду, направился вдоль подвижной, текучей кромки. Ноги вязли в мокром песке, как воспоминания в нездоровом мозге, оставляя следы, заполняющиеся чем-то посторонним… Дьепп, как и другие города, оставшиеся за спиной, не стер из его памяти ничего. И не умерил боли. Горечь застыла в груди, спрессовалась, каждый день становясь еще плотней… Пусть. Так даже лучше.

То же самое было вчера: густая боль, растянутая вдоль разделительной полосы, истончавшаяся на поворотах, но так и не прервавшаяся. Сразу было ясно: она навсегда. Это ноющее, тяжелое чувство утраты — вместо светлой, безоглядной любви Микки. Вместо его улыбки и робости, его максимализма и осторожных рук… Курт тряхнул головой, прогоняя воспоминания — лишь затем, чтобы вытащить их на поверхность снова. Обновленные, яркие. Режущие душу.

А еще звонил Тано. Впервые после их последней встречи. Оно понятно: деликатный до мозга костей, он предоставил ему время самостоятельно разобраться в чувствах, понять… А потом — обозначился в поле зрения, готовый предложить помощь. Если бы еще и приехал — быть может, создалась бы иллюзия возобновления их близости, той, студенческой… А на кой иллюзии? Да не поехал бы: его сердце в когтях Тайгера… Курт зло скрежетнул зубами: везде, везде этот синеглазый, дьявол его побери… Ну, да это выбор Тано… Что он там хотел? Говорил, что звонил какой-то журналист Обскурус? Или журналист и Обскурус… Что за издание выпускает материалы с таким авторством? И ведь не сказал, зачем, — только настаивал на важности… Дозвонился же до Капелли, настырный, прорвался через Роберто… Впрочем, не удивительно: секретарь никогда не вмешивался в личные дела хозяина, как бы к ним ни относился. Вот уж кто вызывал стойкое и неоспоримое уважение своей преданностью… Где-то был телефон этого Обскуруса… Тано скидывал… Курт вытащил мобильник, открыл последнее принятое сообщение. Одиннадцать цифр и имя. Интересно, какими были аргументы, что Тано согласился помочь? Что-то про пославшего…

Он брел вдоль берега, разглядывая песок, не торопясь никому звонить. Перебирал воспоминания последних дней — новой, совершенно другой жизни. В которой не было Микки. Нет, неправда. Был. Из-за него в Лионе не удалось расслабиться… Хотя тот парень был красив. И роль свою играл хорошо. Только вот не смог он пересилить себя, не сумел обмануть. Ни ловкие руки, ни горячий чувственный рот не пробудили должного желания. Пришлось довольствоваться ласками и совместным распитием вина. Тот, кажется, не был слишком разочарован… Впрочем, это волновало меньше всего. В те два часа Микки был с ним. В светлых глазах парня, в осторожных жестах… даже в тихом голосе. А чужого он отпустил.

Курт снова посмотрел на телефон. Говорить не хотелось. Если б можно — раз! — и уже знаешь, уже оцениваешь, насколько оно тебе необходимо… Помедлив, он, все же, набрал номер журналиста, но вместо вызова бросил сообщение: «Дьепп«.

Не прошло и минуты, как телефон вздрогнул ответным: «Я недалеко. Где и во сколько?«

Надо же!

«Сначала фото«.

Блажь. Не нуждается он в иллюстрациях. Как и в разговорах с журналистами. Какое ему дело до этой скандальной братии? Вон, Тано имеет куда больше оснований общаться с ними — и избегает. Днем с огнем не сыщешь.

Однако парню, очевидно, позарез приспичило встретиться, и селфи не заставило себя ждать. Он даже остановился, рассматривая увеличенное фото. Бледен, худ, темноглаз. Готичен. Черные волосы ниже плеч, кожаная куртка. Ошейник бы еще… Невольно прикоснулся к своему, снять который так и не удалось. С какого вдруг его персоной заинтересовались неформалы? Он уже не часть байкерской тусовки, да и сезон закрыт. Этот, правда, бестолковой малолеткой не выглядел и был слишком целеустремлен, раз добрался до него аж через Капелли.

Курт бросил в ответ издевательское «Согреешь ложе, детка?« и двинулся дальше.

Последовавшая пауза оказалась долгой. Не успел дойти до пляжных зонтиков, видневшихся вдали, выкурить сигарету. Ехидно ухмыльнулся: спугнул. Не готов мальчик таким загадочным собой жертвовать. И хорошо. Вытряхнув из пачки последнюю сигарету, снова закурил.

Вздрогнул телефон.

Да ладно!

«За откровенный разговор«, — обещало смс.

Курт сжал мобильник, поднял голову, вглядываясь в размытый горизонт. Иллюзия достижимости. Иллюзия простоты. Пнул песок, рассыпав мелкие комья и брызги. Вернуться в отель. И позвонить этому готу, посмотреть, на что тот способен ради желаемого. По большому счету, все равно.

Он ткнул в клавишу вызова.

Журналист ответил мгновенно:

— Слушаю.

— Отель «Windsor«. Через час.

Тот помолчал пару секунд, вероятно, прикидывая свои возможности:

— Хорошо. Какой номер?

— Ты же нашел меня в Европе, — усмехнулся Курт. — И один. Не хочу тобой ни с кем делиться.

Не дожидаясь ответа, отключился, машинально убрал сотовый и, развернувшись, зашагал по деревянному настилу, ведущему прочь от воды.

 

До отеля было минут пятнадцать ходу. Купив по пути сигарет, проведав байк и заказав легкий ужин, он поднялся в свой люкс. У входа стряхнул с ботинок песок, прошел к окну, неспешно закурил. Полыхающее жидким огнем солнце лизало горизонт. Косые тени расчертили пустынный берег. Чувство неприкаянности, тотального одиночества вгрызлось безжалостно, выжевывая кусок за куском. Пожалуй, впервые за многие годы. Если не считать того проклятого дня… Хотелось выпить. Позвонил на ресепшен, попросил добавить к ужину виски. Передумал. Позвонил еще раз, отменил заказ, но потребовал двойной эспрессо. Сигарета закончилась слишком быстро. Он стянул куртку, бросил ее на стул, закурил снова. Воздуха не хватало. Распахнул окно, впуская в комнату солоноватый приморский вечер, оперся локтями на подоконник, вытягиваясь навстречу ветру. Ни в какое сравнение с тем, что рвется тебе в лицо, когда руки на руле, а пыльная лента дороги уносится из-под колес. Завтра. И дорога, и ветер, и новые города. Новый день бегства от воспоминаний, которые навсегда стали твоей частью.

 

Аккуратный, дозированный стук заставил обернуться. Рановато для журналиста. Курт подошел к двери, не задумываясь, распахнул во всю ширь. Ужин. Это хорошо, не придется отвлекаться от парня, когда тот явится. Указав официанту на столик меж кроватью и диваном, вернулся к окну. По золотисто-кровавой глади Ла-Манша двигался теплоход. Тоже курил. Вспомнилось, как отбирал у Микки сигарету. Может, не первую, но больше в тонких незагорелых пальцах их не видел. И не потому, что малыш скрывался… Дьявол! Сломленный окурок полетел вниз. Он обернулся на официанта, прилизанного блондинчика с аккуратно подстриженными бакенбардами, старательно сервировавшего стол.

— Я сам.

Тот вскинул голову с недоумением.

— Идите, — нетерпеливо махнул рукой он. — И тележку забирайте.

— Ваш кофе, мистер ван Вейк, — проговорил тот на средней паршивости английском, переставляя на столик френч пресс.

— Шевелись!

Официант, вспыхнув, торопливо составил на стол приборы, сахарницу — и поспешил укатиться.

Он обреченно рухнул на диван, ткнувшись локтями в колени, обхватил голову. Беспрерывные терзания отнимали силы. Забыть не получалось. Вдохнул с усилием, разгоняя скопившееся в груди напряжение. Сжал ладонями виски…

 

— Да ты меня ждал! — насмешливо фыркнул… дьявольски знакомый голос!

Он замер, словно вмиг окатившая волна холода — заморозила насмерть. Еще один вдох, вдвое трудней предыдущего. Ту-дум! Ту-дум! — тяжело заходило сердце. Медленно поднял наливающийся яростью взгляд.

Но слышать этого мерзавца — было одно, а вот видеть!..

— За смертью пришел? — хрипло выдохнул, даже не попытавшись включить голос. Единственное, чего хотел сейчас — задушить гада, а потом переломить шею.

— Вот так категорично? — уточнил тот, жмурясь и облизывая пальцы, похоже, побывавшие в одной из тарелок. — Ну… если это тебя возбуждает, вперед!

Курт медленно поднялся. Не сводя глаз с ненавистного красивого лица, сделал шаг в сторону, обходя столик. Еще шаг, под пристальным взглядом. Ни малейшего движения защиты. Шаг. Пальцы напряженно легли на шею, прямо под дерзко вздернутым подбородком… едва дрогнув, обогнули, плотно прижавшись. Пульс под смуглой кожей — чудовищно быстр и горяч. Не должно быть пульса! И тепла! И этой жизни быть не должно!

Тот не шевелился. Будто ждал какого-то момента, чтобы сделать свой, выигрышный ход. Плевать. Хватка стала жестче. Сердце заколотилось сильней. Мраморный портрет Микки. Прозрачная тонкость кожи. Мягкость светлых волос. Его смех… который никогда не прозвучит! Курт сдавил еще, глядя в блестящую синеву глаз. Но увидел — совсем другой взгляд, почти черный, не имеющий дна. Деликатную улыбку красивых губ. Подвижных, вкусных… Живых. На секунду сжав крепче, с силой оттолкнул Тайгера на кровать.

— Я не стану отнимать у друга то, что он ценит больше всего на свете! –выдохнул с беззвучной яростью.

— Или не можешь? — шумно хватая воздух, язвительно бросил тот, приподнявшись на локтях.

— Не могу! Потому что люблю его!

Развернувшись, ушел к окну, отдернул штору, еда не оторвав. Щелкнул зажигалкой. Подожженная посередине сигарета переломилась.

— Я тебя, действительно, настолько бешу?

Пальцами раскрошив остатки, Курт взял другую.

— Микки, — произнес, не оборачиваясь. Сглотнул забивший горло ком. — Ты убил его.

— Я?! — донеслось с кровати. И уже ближе, с неясной интонацией, — Убил?!

Чертов цилиндр, набитый табаком, сломался.

— Он был с твоими людьми! То, что… осталось после взрыва, опознали, — голос сошел на нет.

— Вот как… — задумчиво произнес тот, протягивая сигарету. — Тогда тебе стоит меня додушить…

Курт машинально взял ее.

Щелкнула поднесенная зажигалка.

— Можешь повторить… Обещаю, Тано ничего не узнает…

Он наклонился к огню. Прикурив, тяжело выдохнул, сел на подоконник.

— Иди к дьяволу! — сам не понял, прозвучало ли вслух.

Даже представлять Тано, уничтоженного горем, невыносимо. Горьковатый дым совсем немного, но делал эти минуты легче. Не столько осозналось, сколько пришло на ощущениях, что Тайгер, встав между его колен, накрыл их ладонями, проникающим сквозь одежду теплом повел вверх. Виска коснулись волосы, мягко щекоча, и — горячая кожа. Чужое дыхание на щеке. Курт закрыл глаза, не в силах что-то делать или говорить. Выдохнул дым, затянулся снова. Сомкнувшиеся на пояснице руки потянули его вперед. Ткнувшись носом в шею, меценат тихо, совсем как кошка, мурлыкнул. Мягкая, перекатывающаяся вибрация… Новый вдох потребовал чуть меньше усилий.

 

В дверь снова постучали.

Тайгер вздрогнул, резко прекратив мурчать, и подозрительно заглянул в глаза.

Должно быть, гот. Прям как по заказу. Но объясняться не хотелось. Не хотелось ничего. Дым и небытие.

Не дождавшись реакции, тот сам пошел открывать.

— Мне нужен Курт Ван Вейк, — раздался от двери голос, чуть более глубокий и приятный, чем звучал в телефоне.

Шаги. Щелчок замка. Шаги.

— Я пришел.

Он промолчал, разглядывая парня, с усилием осознавая картинку. Куртка оказалась плащом, укрывшим худощавую фигуру до колен. Волосы — тоже длинней, чем думал. И весь в целом — лучше, чем на фото, интересней. Живей. Отчего-то именно этот пунктик приобрел первостепенную важность.

— Познакомишь со своим новым мальчиком? — ехидно поинтересовался Тайгер.

— Меценат, знакомься: мальчик. Мальчик, это меценат, — с горькой язвительностью произнес-таки он, прищурив взгляд.

Тайгер скривился, но комментировать не стал. Подошел к гостю, обнюхал его лицо, подытожил:

— Хороша кукла…

Стойко выдержав такое хамство, Обскурус, отступил назад:

— Ты говорил, не хочешь делиться, — напомнил с мрачной усмешкой.

— Даже так? — иронично протянул Тайгер, дернув бровью.

Ситуация становилась забавной. Насколько позволяла чернота юмора. Соскользнув с подоконника, он подошел к столу, наполнил чашку почти остывшим кофе, сделал глоток. Оценивающе оглядел парня. Тот, без малейшего смущения, ждал. Интересно, насколько силен его инстинкт самосохранения? И превзойдет ли важность начальной цели? Вопрос стал еще более неоднозначен, когда Обскурус на беспардонный жест Тайгера, придержавшего его за подбородок, чтоб заглянуть в глаза, лишь немного отклонил голову.

Тот продолжал его разглядывать:

 — Ты посмотри, какие у нас глаза… Уверен, что не хочешь делиться? -прихватил за шею.

Бледная ладонь уперлась ему в грудь, препятствуя сближению.

— Уберите руки, — совершенно спокойно, безразлично даже произнес гот, снова отступая. Точнее, безуспешно попытавшись, потому как волосы тотчас оказались в горсти мецената. Каково это — Курт помнил превосходно. И снова накатила тягучая тяжесть.

— Уверен, что хочешь его? — усмехнувшись, хрипловато уточнил он, следя за реакцией пацана, по-прежнему крайне скупой.

— Скорее да… чем нет… — фыркнул тот, жмурясь. — Кажется, у него есть характер!

Обскурус промолчал. Только презрение тронуло тонкий изгиб губ.

— А ты кого предпочитаешь? — Испытать целеустремленность парня меценатом показалось любопытным.

— Выполнить поручение, — все так же ровно ответил тот.

— А что за поручение у этой куклы? — уточнил Тайгер, продолжая удерживать его, и уже второй рукой подобравшись к лицу.

Тот, схватив его за предплечья, потянул их в стороны, на удивление стойко сохраняя спокойствие:

— Достаточно того, что мистер ван Вейк знает.

Синхронный поворот кистей — и Тайгер вывернулся из тонких пальцев, поймал парня за горло. Усмехнулся чуть более иронично:

— Было бы достаточно — не стал бы спрашивать!

— Зачем вам знать то, что вас не касается? — вцепившись в его руку, но выдерживая нейтральный тон, парировал тот.

Курт опустился на диван, вновь отпивая кофе. Лучше бы, все-таки, виски. Журналист оказался занятней, чем он предположил. И — журналист ли? Подробности его задачи хотелось выяснить и самому.

— Да ты меня окончательно заинтриговал! — усмехнулся Тайгер и шагнул прямо на парня, вынудив того попятиться к кровати. — Теперь чувствую острейшую необходимость узнать подробности вашего договора…

Обскурус бросил темный взгляд на Курта — и вновь обратился к Тайгеру:

— Бессонных ночей мало?

— Звучит многообещающе! — ухмыльнулся тот. Несмотря на молчаливое сопротивление, дотащил-таки его до кровати, опрокинул на спину, продолжая держать за шею. Уселся сверху: — И сколько ночей продержишься, кукла?

— Готы холодны, занудны и только гасят интерес, — насмешливо ответил тот, явно кого-то цитируя.

— А если тебя разогреть? — фыркнул Тайгер, сунул руку под одежду. — Да и не такой уж ты и холодный…

Тот даже не дернулся. Только колено приподнял повыше, упершись протектором подошвы в постель:

— Устанешь греть.

Курт усмехнулся, удобней перехватив чашку, откинулся на спинку дивана:

— Ты так и не выбрал.

— А есть разница?

— Тогда уступлю тебя меценату.

Тайгер только фыркнул.

— А чем он будет расплачиваться с тобой? — задал Обскурус новый, провокационный вопрос.

— Оставит меня в покое, — многозначительно акцентировал он, вонзив тяжелый взгляд в гибкую спину.

— Фантазер… — фыркнул тот снова и, склонившись, лизнул парня в щеку.

Тот дернулся, запоздало выбросив вперед руки, попытался столкнуть его.

Разумеется, безрезультатно: с этим не особо внушительным на вид дьяволом и сам он справиться не мог. Но вмешиваться не хотелось. Это не вернет Микки. И не умерит боль. Договор нарушен, а значит, он, Курт, тоже не должен ничего. Если здесь покоя нет — он едет дальше.

— В данный момент… у тебя только один вариант избавиться от моего общества… — напомнил Тайгер, не оборачиваясь. Поймав гота за запястья, придавил к постели, склонился ниже. — Ах, да… кажется, есть одно непреодолимое препятствие…

Курт, усмехнувшись, встал:

— Развлекайтесь.

— Хотя… в наше время чего только не случается с препятствиями…

Ледяной барьер уперся в грудь, не дав сделать и шага. Он всем корпусом развернулся к нему:

— Не смей!

Темная голова, помедлив, вскинулась вверх и наигранно-недоуменный взгляд посветлевших глаз достался ему:

— Тебе оставить, все-таки?

— Нет!

Обреченность накатила душной волной: он ведь сам, буквально только что выдал свою слабость! Последнее из уязвимых мест! Но… Дьявол! Переведя дрогнувшее дыхание, невольно дотронулся до ошейника. Напряженно выдохнув, склонился за кофе, отвратительно холодным. Залпом опустошил чашку.

Тайгер тем временем успел расстегнуть рубашку на парне, обнажив жилистое, не знавшее загара тело.

— И что ты собирался с этой куклой делать? Расскажешь? — подтянув выше бледную руку, лизнул запястье, словно проверяя пульс.

— Своего воображения не хватает? — зло съязвил он, возвращаясь на диван.

Обскурус фыркнул, смеясь, — и дернул головой вбок. Не успев-таки увернуться от шустрого языка.

— И где ты его нашел? — ладони мецената ласково, умело заскользили по телу журналиста, будто обыскивая.

— Не думал даже, — он дотянулся до тарелки, скрутил трубочкой тонкий ломтик мяса, откусил, повертел, рассматривая, оставшийся кусок. — Вот скажи, меценат, ты ведь тоже всегда находишь меня. Как?

— Как? — переспросил тот, вытаскивая из складок готского плаща нож. — Я просто знаю, где ты. А вот как тебя эта кукла нашла…

— Это какими вычислениями знаешь? — прищурился он на парня, ставшего при этих словах просто воплощением внимания.

— Ты — мой… Это делает задачу элементарной, — усмехнулся Тайгер, проводя плоскостью лезвия по обнаженной груди.

Тот вздрогнул, но, скорее, от холодного прикосновения, чем от неожиданности или страха.

— Не объясняет, — хмыкнул он, доедая кусок.

Хотелось еще кофе. Горячего, крепкого. Или, все же, вина… Но вызывать официанта сейчас? Нет, он не готов общаться с полицией.

Тайгер поднялся и сошел с кровати, прихватив с собой нож. У столика чуть задержался, наколол на острие кусок мяса:

— Это как по мельчайшему атому установить источник запаха… Яснее?

— Запах не распространяется на такие расстояния, — недоверчиво качнул головой он.

Горе-журналист, оставшийся без внимания, сел, с нескрываемым интересом глядя на Тайгера, будто ожидая подтверждения чему-то.

— Не распространяется… — еле заметно кивнул Тайгер, дожевав мясо. — Посмотри за куклой… Я чуть позже расскажу тебе, как тебя найти, когда хочется…

И бесшумно, гибко выскользнул из номера.

 

Курт вновь перевел взгляд на парня, усевшегося на край кровати и неспешно приводившего себя в порядок. В темных глазах, болезненно напомнивших Тано, не было ни страха, ни сомнений — только холодный стойкий интерес.

— Знаешь что, детка… — Курт дотянулся до очередного кусочка мяса, аккуратно разорвал надвое, — иди-ка ты отсюда, пока цел.

— Кто он? — безразличие парня слетело, обнаружив свою искусственность.

— Меценат? — он усмехнулся. — Важная шишка. Так что…

— Нет, — торопливо перебил Обскурус, — кто он по сути?

— Сволочь! — не сдержался он. Вновь нахлынула волна горечи. — Уходи.

— Ты не понимаешь, — протестующе качнул головой тот, внезапно загоревшись азартом. — Его глаза, и зубы, и как он держит себя… И то, что говорил про поиск…

Вот явно что-то знал. Знал больше, чем он, и хотел дополнить это знание еще, а может, и разделить с ним.

— К чему ты клонишь?

— Он ведь не похож на человека.

— Ты тоже, — хохотнул Курт, сбрасывая напряженность.

Тот досадливо хмыкнул, стал застегивать рубашку, ловко пропихивая пуговицы-черепа в узкие прорези петель.

— Значит, не хочешь позботиться о своей безопасности?

— Я уже сказал, чего хочу. И ты согласился.

— Это ты согласился, детка. Видимо, есть что-то поважнее твоей задницы. Интересно, что?

Обскурус хмуро умолк. Полез в карман. За чем, долго гадать не пришлось: прикурив, отошел к окну, уставился в сгущающийся сумрак.

Ладно, этот псих не уходит, потому что надо. Есть непонятная, но все-таки цель. А он-то что здесь торчит? Почему не плюнуть на все и не уехать к дьяволу? На кой вот он сидит и ждет убийцу… Курт проглотил сгусток боли, мгновенно забивший горло, глубоко вдохнул. И ведь не отрицает, и готов ответить… Только вот он — не готов убить. Забрать жизнь, которую так безумно ценит Тано…

Он поднялся, подошел к окну. Прислонился к подоконнику, глядя на оббитые носки ботинок.

— Слушай, темный. У тебя есть парень?

Тот закашлялся.

— Девушка, — поправил без раздражения или неприязни. — Нет.

— О, детка, — усмехнулся Курт понимающе, — тогда тебе точно надо бежать.

— Ты обещаешь мне другую встречу?

— Вряд ли.

— Не побегу.

Он удивленно качнул головой:

— Вот ведь упрямый!

Обскурус молча продолжал дымить.

От него веяло каким-то странным покоем, не наивно безмятежным или самоуверенным, а… обреченным. Как будто и вправду имел отношение к потустороннему. Хотя, скорее всего, просто совпало с его собственной вырванностью из жизни после…

— Ты сам-то видел смерть?

Не отводя глаз от горизонта, тающего в темноте, тот кивнул.

— А убивал?

— Был причастен.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать девять.

— Выглядишь младше. И когда успел насобирать приключений?

Гот не ответил.

Он и не ждал. Сам в его возрасте уже имел приличный аферистский шлейф, международного размаха. И не первого любовника. Так что Темный — большой мальчик, не нуждается в заботах, как… Он тихо выругался: мысли снова тянули его к Микки. Только теперь злость огрызалась на него самого, допустившего так много промахов, позволившего себе слабость в виде любви.

— Я хочу, чтобы ты встретился кое с кем, — внезапно сподобился обозначить свою цель Обскурус.

Он затянулся, проглотил дым.

— С кем и для чего?

— С моим… — тот бросил взгляд на дверь, на миг умолкнув, — патроном. Он хочет поговорить с тобой.

— Мы даже не знакомы. Зачем я ему?

— Я расскажу, но… в более безопасной обстановке, без помех.

— А чем тебе меценат помеха? — горько съязвил он. — Безобиднейшее существо…

— Существо! — многозначительно повторил гот, но продолжить не успел — звук чего-то внезапно и тяжело упавшего на кровать заставил их повернуться.

Уставившись на рюкзак, притащенный откуда-то Тайгером, парень побледнел еще больше. Похоже, вещи были его. Сглотнув, хотел было что-то сказать, но только молча опустился на подлокотник. Сигарета едва заметно дрожала. Тайгер тем временем неспешно вынимал из рюкзака один предмет за другим, раскладывая на постели, словно собирал из фрагментов мозаику. Осмотрев картину в целом, взял в руки одну из тетрадей, стал тщательно листать. Не то, чтобы вчитывался, но журналист занервничал: неотрывно следил за движениями смуглых пальцев, боясь лишний раз вдохнуть.

Просмотрев, тот отложил тетрадь в сторону. Взял вторую, проделал то же самое. Тоже положил. Подержал в руке плеер, как будто взвешивая на ладони… вернул на покрывало. Открыв, включил ноутбук.

— Где ты все это взял? — устраиваясь на окне удобней, поинтересовался Курт, глядя, как его пальцы вбивают запрашиваемый пароль.

— Нашел, — усмехнулся тот, повторяя процедуру.

Обскурус, напряженно следя за попытками вломиться в его компьютер, выдохнул:

— Что с Либертом?!

Курт нахмурился на новое, незнакомое имя.

— Пароль скажешь? — усмехнулся меценат снова.

— Там нет ничего, что могло бы вас заинтересовать, — перешел тот на более сдержанный тон.

Тайгер выключил ноутбук и аккуратно закрыл крышку. Помедлив, погладил черную поверхность. Так же бережно сложил все обратно в рюкзак и, застегнув все пряжки, поставил его на пол рядом с кроватью.

— Что скажешь, кукла? — поинтересовался, доставая портсигар и закуривая. Дойдя до окна, предложил сигарету.

Курт отказываться не стал. Вся ситуация, конкретно неоднозначная, интриговала.

— Смотря что вы хотите услышать, — отозвался гот, вернув безразличный вид.

Тайгер вернулся к нему и, присев на корточки, заглянул в лицо снизу вверх. Затянувшись глубоко, выпустил дым в его сторону, доверительно сообщил:

— Мне не нравится, что вы со своим другом-журналистом пасли Курта.

Это была новость. Симпатии к темному враз поубавилось.

— Мило. Детка, а ты рельсы не попутал? — недобро усмехнувшись, он снялся с подоконника, шагнул ближе.

— Не пасли. Искали, — хмуро поправил гот.

— Это дело не меняет, — мягко возразил Тайгер. — Мне это все равно не нравится.

Обскурус пожал плечами:

— Что ж я могу поделать?

— Сгладить ситуацию, — чуть усмехнулся тот, снова выпустив в него дым. — Объяснить, чего ради это все.

— Познакомиться захотелось. Байкер, покупающий бриллианты, не каждый день попадается, — чуть дернул уголком губ тот. Сунул окурок в пепельницу, затушив.

— А журналиста взял с собой, чтобы тот запечатлел сей замечательный момент в стихах? — иронично предположил Тайгер.

— У него нюх на сенсационных личностей, — ответил тот, чуть отклонясь.

Курт рассмеялся:

— И умение привлечь третьих лиц? А давай ты его сюда пригласишь? Прямо сейчас. И я с ним здесь поговорю.

Ничто не изменилось в лице парня, только как будто холодок прошел:

— Лучше вернуться к намеченному плану, — но тут же темный взгляд вскинулся на Тайгера, — если, конечно, Курт ван Вейк не является донором, лично вашим или вашего клана.

— Ты что куришь, детка? — нахмурился он. — Какие доноры? Какие кланы?

А вот Тайгера это, похоже, не удивило:

— А каков намеченный план? — зацепился он совсем за другой факт.

Парень посмотрел на синеглазого, потом снова на него, будто решая, чей вопрос безопасней:

— Он уже сорвался. Прошу прощения, — напряжение в голосе Темного не было похоже на страх. Скорее, на смесь необъяснимого почтения к меценату и не меньшей ответственности перед тем, кто послал его самого.

— Хоть имя скажи патрона своего, или кто он там, — чем меньше гот намеревался прояснять детали, тем больше росло любопытство.

— Полагаю, он сам представится. Настоящего я не знаю, — добавил тот поспешно.

— Великолепно… — хмыкнул Тайгер. Поднялся, шагнул ближе к окну, вкрадчиво произнес, не отводя льдистого взгляда:

— Какая у тебя бешеная популярность среди… людей! Я ревную!

— Я-то при чем? — он усмехнулся. — Я палец о палец для этого не ударил.

— Тебе для этого языка достаточно! — ехидно заверил тот.

— Языком тоже не бил, — хохотнул он. — И этого первый раз в жизни вижу.

— А к вечеру ты его уже в постель тащишь! — плеснул яда меценат.

— А ты — сразу.

— С виду ты гораздо меня приличней!

— Не только с виду…

Краем глаза заметил, как Обскурус, поднявшись, потянулся за рюкзаком.

— Вижу, вы ты тут без меня разберетесь, — пояснил гот, столкнувшись взглядом. — Созвонимся в другой раз.

— Этим, видимо и привлекаешь! — с усмешкой договорил Тайгер и, жмурясь, добавил: — А мы разве уже не собираемся играть с куклой? Куда он так смело и без разрешения?

— Вам лучше поискать другую игрушку, эта занята, — парень отступил к двери.

Курт, окончательно решив предоставить развлечение Тайгеру, устроился на диване, выколупал из салата кусочек сыра, равнодушно разжевал.

— Ой, брось! — фыркнул меценат, шагнув к Обскурусу. — Только что был свободен и готов к играм! Хвастался своей выносливостью!

— Холодностью и занудством, — отступил тот еще.

Следующий шаг:

— Ну уж нет! Ты грозил бессонными ночами!

— Это если бы вы слишком много знали. Не спится в таких случаях, — с запозданием повторил движение тот.

В принципе, он мог бы задержать Тайгера и позволить парню уйти. Мог и наоборот. Но предпочтение не сложилось. Хотелось выпить, а еще лучше — выставить обоих за дверь и выспаться. А поутру снова оседлать байк.

— То-то у тебя круги под глазами! — фыркнув, Тайгер быстро преодолел оставшееся расстояние и подтолкнул гота к не успевшей открыться двери.

Тот, ударившись спиной, замер. В возникшей тишине еле слышно хрустнули пальцы, сжатые в кулак.

Тыльной стороной ладони, голубоглазый смазал подводку, по-своему корректируя макияж. Даже с расстояния Курт слышал, как дрогнуло дыхание парня, казавшегося непробиваемым. Почти симметричный жест у второго глаза, — и склонился поцеловать гота. Выброшенный вперед кулак — схвачен, заломлен за спину, а, судя по напряженному рывку, поцелуй состоялся. Но пожалеть пацана значило самому развлекать мецената. Увольте.

— Будь аккуратней, кукла, — прозвучало напутственно-мягко, когда Тайгер, наконец, отстранился от его лица.

Обскурус жадно втянул воздух, стараясь успокоиться.

Меценат отступил, не сразу повернувшись спиной. Двинулся к столу. А когда подошел, ладонь сжимала горлышко бутылки, черт знает откуда взявшейся. Манерное движение рукой — и на столик поставлен стакан, в который тот так же неторопливо налил виски. Подтолкнул в его сторону. Из носа темной полоской потекла кровь. Тайгер невозмутимо стер ее ладонью, принялся тщательно вылизывать пальцы. Обойдя столик, устроился на диване рядом.

— Фокусник, — усмехнулся Курт, откидываясь на спинку, вертя в пальцах очередной кусочек пармезана. — Просто мысли читаешь. Но слабоват ты, все-таки…

Хлопнула дверь. Гот, оставленный без присмотра, сбежал.

Тайгер отпил из горлышка.

— Ничего… вон, сильные вокруг рыскают… Приглядишь какого-нибудь… — произнес без какой-либо интонации.

— Вряд ли, — ван Вейк вбросил сыр себе в рот, прожевал. — Хватит с меня.

— Жизнь полна неожиданностей… — новый глоток.

— Удивил, — скривился он с пренебрежением. Дотянулся до стакана. — Твое здоровье, меценат…

Без гота было, на удивление, спокойней. Возможно, ушла ответственность за чужую жизнь.

— Странно все это…

— Что именно?

— Какого дьявола я всем вам сдался? — невесело усмехнулся он. — Тоже мне, фан-клуб.

— Ангельский норов твой прельщает…

— Извращение.

Алкоголь, все же, оказался очень к месту. Не без удовольствия проглотив обжигающую жидкость, сдержанно вздохнул:

— Зачем ты здесь?

— Соскучился…

— Причинять боль? Мало тебе было? — но ярость, исчерпавшая себя, уже не поднималась. Слова прозвучали горькой усталостью.

— Очевидно, мало… — новый глоток, пальцы неслышно забарабанили по подлокотнику.

Курт хмыкнул, отпил еще и, запрокинув голову, прикрыв глаза, позволил напитку свободно стекать по горлу.

— Пообещай мне… не делать глупостей… — внезапно попросил Тайгер.

Стоило усилия не обернуться.

— Каких?

— Каких бы то ни было… Особенно, если решишь, что это мне назло.

Он усмехнулся:

— Может, я не сочту их глупостями?

— Да брось… здравый смысл у тебя отказывает редко! Но если решишь попридуриваться… Представь, что на это скажет твой Тано…

Судя по звукам, бутылка вернулась на стол, а затем вспыхнула зажигалка.

— Не мой. Успокойся уже на этом.

— Он твой любовник, хоть и бывший… — долгий выдох. Горьковатый дым. — И ты прекрасно знаешь, что он за тебя волнуется…

— Я прекрасно знаю, что если встанет выбор, кому жить, он предпочтет тебя. И это его право.

— Не будет у него такого выбора, — заверил тот, снова затягиваясь.

— Ты исключишь, что ли?

— Так, обещаешь?

— Не делать то, что сам приму за глупость? Да не вопрос!

Хотелось добавить про нарушенное обещание самого мецената, но разбить столь хрупкое равновесие… всегда успеется. И Микки это не вернет.

— Не делать того, чтобы не одобрил бы Тано, — усмехнулся тот.

Курт повернул голову, встретил пристальный взгляд.

— Так ты в моем здравомыслии уверен, или в его? Я не стану каждый раз бегать к нему за советом!

— В его — уверен больше, потому как на меня ты сейчас зол…

Он криво ухмыльнулся:

— И что же ты задумал на «сейчас«, что так предупреждаешь?

— Ничего нового, — едва усмехнулся тот, жмурясь, словно от предвкушения. — Если у тебя, конечно, не будет особых пожеланий. Но ты сначала пообещай…

— Особых пожеланий? — он заглянул в стакан. Чувствуя ожидание в темнеющих глазах напротив, добавил: — Виски хочу допить. И ты поверишь моим словам?

— Поверю, — усмехнулся тот. — Ты человек чести!

— И когда успел зарекомендовать себя…

Но неожиданное признание было приятно. Залпом допил виски, потянулся за закуской.

— Еще? — поинтересовался Тайгер, отпив из горлышка.

— Нет. Я на байке.

Тот молча отпил, наблюдая. Потом заметил, усмехаясь:

— Все же, мне хотелось бы услышать обещание…

— Ну ты и зануда, меценат! Как только он тебя терпит! — язвительно рассмеялся Курт. — Ладно. Обещаю не делать того, что не одобрил бы Тано. По моему представлению, потому как до него хрен дозвонишься.

— Я вижу, формулировки даются тебе сегодня с трудом! — вкрадчиво проговорил Тайгер. С каким-то… сочувствием даже. — Тогда так… Обещай, что не будешь делать ничего, что не одобрил бы Тано, обсудив вопрос с ним лично или по телефону, сделав не менее трех попыток дозвониться.

Он ткнулся в растопыренную ладонь лицом, покачал головой:

— Хватит пить, меценат, загоняешься уже! Скажи проще: что ты мне хочешь запретить? А я подумаю.

— Кто тут пьян? — фыркнул тот пренебрежительно. — Скорее ты, раз уж не можешь выговорить мою формулировку!

— Я не хочу произносить дурь. Ни в пьяном, ни в трезвом состоянии. Звонить кому-то, чтобы выяснить, можно мне что-то или нельзя, да еще трижды, я не буду. Если боишься моих попыток мстить — так уже знаешь, что глобальные исключены, а пакостить по мелочи я не привык.

— Ты уже капризничаешь? А мы ведь еще и до постели не добрались! И как мне тебя убедить в разумности моих слов? Дело ведь не в том, что тебе нельзя… просто посоветоваться ты же можешь?

Он расхохотался:

— Представляю! «Тано, детка, я тут с любовничком твоим решил поспорить. Так, о жизни. Можно?« Да он меня в психушку сдаст!

— Не ерничай, — усмехнулся тот. — Будет весело… заодно и пообщаетесь… Вам нужно поддерживать отношения.

Это уже ни в какие ворота не лезло, а главное — не имело сколь-нибудь адекватных объяснений.

— Ты, случаем, не болен, меценат? — он продолжал нервно смеяться. — Куда делась твоя ревность? Того и гляди станешь скучным!

— Теперь я тебя ревную, — успокоил тот. — Подумываю, не установить ли на тебе заряд, который сработает при попытке тебя облапать.

— О! Ну тогда я к Тано лично за советом приду. Пообниматься! В общем, так, — с некоторым усилием, но он сумел унять нервную веселость, прищурился, оценивающе глядя на Тайгера. — Никому я звонить не стану. Но я отлично знаю взгляды и позиции нашего друга и обещаю им не противоречить. Устроит?

— А если поуговаривать?.. Или поумолять? — задумчиво вопросил тот.

— Кого? — не понял в первую секунду он. — Меня, что ли?! Ты что, каждый день и головой бьешься?

— Нашло что-то… — не стал спорить тот. — Так, уговаривать?

Курт фыркнул:

— Ты меня так до суицида доведешь, уговорами.

Тот на мгновение замер, словно заяц, попавший меж лучей фар.

— Хорошо… Ты не противоречишь взглядам и позициям Тано… Пойдем в кровать?

Нет, с ним определенно было что-то не то.

— А если откажусь, ты уйдешь? — чисто из любопытства спросил он, разворачиваясь к нему и небрежно закидывая локоть на спинку дивана.

— Нет… — помешкав, ответил тот. Поспешно добавил: — но приставать не буду… если ты совсем против.

— Совсем ты заболел, меценат, — усмехнулся он, вытягивая руку в его сторону, легонько стукнув его пальцами по плечу. — Пожалуй, посоветуюсь с нашим итальянским другом, не вкатить ли тебе дозу какого-нибудь антидепрессанта.

— Какие-то у тебя фантазии не эротические… — пробормотал тот, внимательно наблюдая за каждым движением. — Может, тебе феромонов каких подсунуть?

— Мозг выносить перестань — и все пройдет. Неэротические. Чем тебя пацан не устроил? Любопытный пацан был, стрессоустойчивый.

— А куда пацан денется-то? — усмехнулся тот. — Земля круглая и не такая уж большая, как тебе кажется! И ничего я не выношу! Просто верх сговорчивости!

Он не ответил. Потянулся за бутылкой, сделал глоток из горлышка. Вернул на стол.

— Ты как хочешь, а мне вставать завтра, — поднялся, намереваясь добраться, наконец, до ванной.

— Это ты так романтично меня с собой пригласил? Или мне здесь подождать? — осторожно уточнил Тайгер.

Очередной фейспалм уже не мог отобразить всю степень беспредела.

— Подожди, — съязвил, глядя на него сверху вниз, — постель согрей к моему приходу. И чтоб сам красивый был: чулочки там, стринги, бантик на… макушке! — он склонился к нему, договорил тихо, чувствуя, как дыхание, касаясь лица Тайгера, возвращается к нему: — Ты сам на себя не похож, меценат! И это напрягает. Может, и ошейник снимешь?

Тот затаил дыхание, а взгляд метнулся вниз, к губам.

— Из всего вышеперечисленного… — шумно вздохнул, — могу только постель погреть! — горячие пальцы, едва касаясь, огладили плечо.

Ухватив двумя пальцами за подбородок, Курт усмехнулся, коротко поцеловал в губы:

— Хоть что-то, — и, развернувшись, потопал в ванную, по пути раздеваясь.

 

Все-таки, этот синеглазый умел выбить из колеи. Не одним способом, так другим. И чего от него ждать в следующие пять минут, было совершенно неясно. Даже о журналисте, как оказалось, побывавшем в Неймегене, он почти забыл с этой необъяснимой придурью мецената. Смывая с себя дневную пыль и усталость, он поднял голову, подставил лицо под теплые струи. Завтра — новая дорога. Пожалуй, теперь на юг, к Ривьере. Объехать так Европу по побережьям… Почему нет? Маршрута надолго хватит. Правда, опять Италия… Да без разницы. Чем дальше от дома, тем лучше. А то и вовсе поискать гота… выяснить, что там ему в действительности надо… Но сейчас — сейчас в постель, под одеяло… и расслабиться…

Он выключил воду и, обернувшись полотенцем, подхватив одежду, вышел в комнату.

И первый взгляд, разумеется, упал на кровать, поперек которой, оставшись в брюках и рубашке, возлежал Тайгер, своей неугомонной задницей кверху. Разбирал на лепестки какой-то цветок.

Он бросил вещи на диван, подошел к постели:

— Двигайся, я спать хочу. Мусоришь тут…

Тот сжал остатки бутона и передвинулся, сминая набросанные лепестки, издававшие почти неуловимый аромат. Приглашающе похлопал рядом:

— А я еще не хочу спать…

— Значит, сказки рассказывать будешь… пока я сплю, — поколебавшись, он сбросил полотенце на пол и, откинув край одеяла, уселся на постель.

И тут же ласковые ладони теплом прошлись по его плечам. И еще раз, разгоняя внезапных мурашек. Приятно было бы, если б… Дернул плечом, скидывая его руку, и влез под одеяло, улегся на спину. Тайгер, помедлив, втиснулся рядом, повернулся спиной. Полежал, поворочался, пытаясь найти более удобную позу. Знакомый, в какой-то мере даже привычный жар его отозвался в теле непрошенным воспоминанием. Тягучим и теплым. Вдобавок тот, так и не приспособившись, развернулся, обнял, нагло сложив сверху руку и ногу. Курт немного сдвинулся вверх, не желая давать лишний повод. Подтянул одеяло на себя. Но меценат, похоже, успел почувствовать — или сообразить, — в чем дело и передвинулся следом, возвращая прикосновение. Стянул край одеяла, лизнул по груди влажно и горячо.

Влажно и горячо. Два слова застряли в сознании, пробуждая множество воспоминаний. Он медленно вдохнул. Отвернулся, стараясь втиснуть меж собой и им одеяло. Святая наивность! Тайгер, невероятно изогнувшись, языком проложил влажную дорожку вдоль хребта. И еще одну, для верности. Снова обнял. Жаркое дыхание коснулось шеи, заменяя прохладу мокрых волос. Курт было дернулся возмутиться, прогнать его… но тонкий юркий язык занырнул под ошейник, прочерчивая четкую грань между «до« и «после«. В груди заныло. Скованный напряжением, нахлынувшим вместе с ожившей памятью, он замер. И тут же, почувствовал, как рука Тайгера легла ему на живот, поглаживая, а шипы ошейника, слегка вдавились в горло.

— Ты спать хотел, — вполголоса проговорил он. Чувство опасности предательски потянуло за собой предвкушение.

— Я?! — тот выпустил ошейник из зубов. — Это ты спать хотел. Я хотел тебя…

Ладонь неторопливо спустилась с живота ниже.

Он скрежетнул зубами: ответной реакции тела избежать не удалось. Поняв, что выдал себя по всем статьям, попытался отодвинуться. Шипы вновь воткнулись в кожу, остановив. Теплые пальцы аккуратно окружили лаской. Рука над головой невольно сжалась в кулак. Втиснув ладонь под шею, Тайгер вынудил повернуться к нему. Настойчивый поцелуй. Перетерпев его, Курт вновь попробовал отвернуться. Укус — и снова поцелуй. Легкая боль, слившаяся с лаской, толкнулась напряжением внизу живота. Курт недовольно рыкнул. Но поцелуй стал только глубже и требовательней. По языку вскользь цапнули острые края зубов. Отвлечься не дала рука, усугубившая более плотным обхватом.

Все, как всегда: настойчивость, протест, насилие, боль, жажда… Этапы, неизбежно идущие один за другим. И неизбежно проживаемые: он ни разу не смог совладать с собой, проигнорировать попытки мецената владеть им. Не телом — чувствами. Именно этого добивался тот с завидным упорством.

Курт ухватился за тонкое запястье, потянул в сторону, убирая руку. Прервавшись, тот раздраженно вывернулся, отшвырнул край одеяла, бегло огладил обнажившиеся бок, бедро, тут же царапнул вверх. Куснул плечо, будто пообещав:

— Красивый… — сунул меж ног колено, продолжая скрести ногтями по бедру, целуя плечо. Подцепил пальцами ошейник, дотянувшись дыханием до уха, шепнул с внезапной злостью: — Мой!

В груди спрессовался снежный ком. Еще один пункт — принадлежность. Единственно оставленное право. Пальцы машинально схватились снова, сильней, отталкивая. Но только спровоцировали боль, четырьмя когтями вонзившуюся в кожу. Уцепившись, Тайгер потянул его на себя, проталкивая колено дальше, добиваясь тесноты. Резко вдохнув, Курт перехватился за собственное запястье. Жар ладони с расцарапанного, саднящего бедра двинулся вверх, властно вдавливаясь в ребра, прошел вдоль рук, утверждая этот подчиненный залом, до самых пальцев. Куснув еще, Тайгер без усилий прижал его спиной к постели, навалившись, накрыл рот поцелуем. Боль делала свое: дезориентировала, кружила голову, заставляя отвечать на ласку. И это порождало встречную агрессию.

Он не сумел отследить — и не успел предотвратить быстрого проникновения, наполнившего его ярким, сильным чувством. Звучно выдохнув — задрожал в попытке совладать с собственным телом. Тайгер же, будто чувствуя внутреннюю борьбу, натянул ошейник сильней и пришел в движение. Медленно погружаясь до предела — и так же по-хозяйски освобождая от себя. Целуя, кусая — и снова глубоко входя. Раз за разом будто вталкивая возбуждение. Курт напряженно выгнулся, уходя от очередного — и уже желая его. Мгновенно разозлившись, тряхнул головой, зарычал. Пальцы скрипнули по изголовью. Бедро расцветилось новой четверкой царапин, содрогнулось, внимая боли. Удвоенный вес как фиксация. Прежний ритм с большим акцентом в глубине. Рваный выдох — и судорожный вдох. Порыв — теперь уже навстречу, неприкрытый, злой. Зубы впились в горячую подвижную губу, мстительно отдавая наслаждение.

Но он же знал, что будет такой эффект! Тайгер, шумно втянув воздух, удвоил энтузиазм, ускорился. На несколько мгновений поддавшись, Курт обнял его — и изо всех сил дернул вбок, намереваясь сбросить. Но за долю секунды до — шипы воткнулись в шею, прервав поворот, колено — вжато в постель. Вцепившись зубами в горло, болью парализовав, тот стал двигаться еще быстрей. Расходящийся волнами жар обернулся судорогой. Взметнулись руки, цапнув собственную гриву, стиснули в кулаках… Чуть медленней… спокойней. Но ощущения, не утратив яркость, обрели еще и власть. Разум — был готов сдаться и лишь фиксировать, а не руководить.

Горячий язык Тайгера прошелся лаской по следам укуса — и уступил новой острой боли, тут же усилившейся, уходящей вглубь. Резкостью, скоростью возобновившихся рывков — сметены последние попытки устоять. Чувствуя, как жажда берет верх, Курт зарычал и — устремился навстречу неизбежному. Больше открывшейся свободы, горячая ладонь на животе, воспоминания, как было… Ладони с грохотом врезались в изголовье, толкая тело вниз, к источнику наслаждения.

Глубокий стон вырвался из горла. Лишь на последней ноте он осознал его. И причину, удвоившую обладание. Ловкие пальцы буквально обжигали лаской, с каждым движением сильней. В плече пульсировала боль. Все, вместе с проникающим, резким присутствием, — выносило за границы разумного. Дышащий зноем поцелуй — накрыл рот, будто пил дыхание, и без того неверное. Еще рывок. И еще… Быстрей, резче… Разряд по всему телу — и мелкая дрожь… Секунды… миллиметры… импульсы — до финала. Еще мгновение — и, изогнувшись в горячих жадных руках, он распрощался и с протестом, и с непокорством, и с реальностью.

 

Он пробудился от горячей тяжести в груди. Глубоко вдохнул, наполняя легкие, разгоняя сердце. Тело откликнулось болью и пережитым удовольствием. Понял, что тяжесть — вес Тайгера, уснувшего на нем. В памяти против воли всплывали картинки произошедшего. Отмахнулся. Не зная, куда деть руку, слегка затекшую, требующую движения, осторожно опустил на плечо… любовника, как ни крути. Тот шевельнулся, подставляясь под ладонь, и — замурлыкал! Курт пораженно замер. Вспомнил страстность его поцелуев, укусы, жажду обладать… Едва касаясь, погладил по плечу. Меценат мелко вздрогнул, не переставая мурчать, прогнулся. Так вот почему Тано его — котенком! Помимо прочего. И этот «белый и пушистый« — такой комок проблем! Но злость, несмотря на кажущуюся логичность, не приходила. Удовлетворение, отголоски боли (не только в теле), горечь, недоверие… но не злость. Он тяжело вздохнул, внезапно осознав: при всем желании не сможет убить его. И дело не только в Тано.

Это стоило перекурить. Легонько проведя ладонью, он уперся в плечо, аккуратно сдвигая Тайгера, стал выбираться из-под его рук-ног, по-свойски разложенных сверху. Тот машинально сгреб его в охапку, только что не вцепился когтями. Успокаювающе погладив его, Курт попробовал снова. Темная голова быстро вскинулась, будто тот и не спал вовсе, из-под ресниц метнулся ясный взгляд. Глянув по сторонам, Тайгер неохотно раскрыл объятия.

Курт, не включая свет, прошел к окну. Взял сигареты. Меньше половины. Когда успел?! Выцарапал одну, закурил. Открыл окно. Темное небо вместе с ветром натекло в комнату, освежая. Он развернулся, посмотрел на Тайгера, свернувшегося на его месте клубком. Лучше бы Тано кошку завел. Но мысль была безэмоциональна — скорее, дань привычке. Додумывать ее Курт не стал. Зато в голову пробралась другая — о вчерашнем готе, упорно жаждавшем представить его кому-то третьему. Не напарнику-журналисту явно. И не сказал ведь ни имени, ни места встречи… Нет. Пожалуй, любопытство не столь велико, чтоб отдавать этому свое время.

Усевшись на подоконник, он неторопливо курил, радуясь тишине и покою. Задумчиво выпускал дым, смотрел сквозь белесые переливы в темноту…

Тонкая тень бесшумно, гибко поднялась с кровати. Тайгер, подойдя ближе, втиснулся между колен, аккуратно приобнял. Не глядя, Курт протянул ему сигарету. Тот затянулся, кашлянул. Потянул его к себе ближе, щекоча взъерошенными волосами, потерся о плечо щекой.

Он недоуменно отклонился назад:

— Теряешь квалификацию, меценат!

— Соскучился… — невнятно произнес тот, с внезапным усилием подтягивая его к себе.

Усмехнувшись, Курт снова вдохнул дым, свободной рукой забрался в волосы Тайгера, путаясь в них пальцами. Не обнаружив реакции, кроме молчания, выскользнул. Поразительно, как этот капризный пацан, лет на десять младше него, обрел такую власть. Ткнув сигарету в пепельницу, аккуратно взял его за плечи, отодвинул, заглядывая в лицо. В голове одна задругой проносились язвительные реплики. Не прозвучала ни одна.

Темная бровь вопросительно дернулась вверх, однако вместо слов взгляд спустился к его губам.

— Странный ты, меценат… — проговорил он задумчиво. — Или я… хрен разберешь.

— Ты, конечно… — быстро согласился тот и осторожно потянулся к нему. Легонько коснулся поцелуем губ.

Без неприязни приняв его, Курт усмехнулся:

— Предпочел бы думать иначе. Но какая разница? Время не отмотать.

— Не отмотать, — скривился тот. — Петля, разве что, поможет.

— К дьяволу! Я жить буду! — он резко равернулся, щелчком отправил окурок за окно. — Кофе?

Недоуменно взлетела бровь, словно они говорили о разном.

— Вином обойдусь…

Курт, скривив горькой усмешкой губы, посмотрел в темные глаза. И, молча, отодвинув Тайгера, потопал за одеждой. С кофе он, конечно, погорячился: за ним придется спускаться в бар. Но когда это вдруг стало проблемой? Завтра. Проблемы, выводы, решения — все завтра. А сейчас — горячий кофе. Пусть и в компании любовника единственного друга. Любовника, ставшего единственным и для него.

Глава 9. Обскурус. Собственность

Знак принадлежности?

А что ты сделал для того, чтобы он был читаем?

Леруа

Он так и не смог уснуть. Мысли об этом странном Меценате неслись по кругу, обрастая деталями воспоминаний и предположений. «Ты мой«, «кукла«… и все эти собственнические интонации и жесты… Правда, горячие руки… А что — руки? После охоты, насыщения кровью, разве не такими они должны быть? И слова о поиске, и то, как обнаружил и вырубил Либерта… В случайность Обскурус не верил уже давно, а узнать о присутствии журналиста Меценат мог, только прочитав мысли. И его зубы… не скрывается же, так откровенно заявляет о себе! Впрочем, Бёрнье был таким же — по-хозяйски уверенным. По-хозяйски — относительно всего мира, как будто тот всецело принадлежал ему. Совсем другое дело — Леруа. Хотя… вряд ли и в нем вежливость и манеры — следствие скромности. Скорее — отсутствия необходимости претендовать на что-либо в силу уже владения.

Первым делом, устроившись в номере, Обскурус проверил ноутбук. Тот категорически отказался включаться. Но ведь работал буквально утром! Что сделал с ним этот вампир?! Вспоминался один-единственный жест смуглой руки, почти ласковый. Так и поверишь, что они способны воздействовать каким-нибудь своим… энергетическим полем! Досадливо хмыкнув, он сунул бесполезную технику в рюкзак: вернуться в Лион и сдать в ремонт, чтобы хоть файлы выцепить. Плеер с музыкой и надиктованными записями тоже оживать не хотел. В очередной раз убедиться, что те, кто получил жизнь повторно, превосходно убивают других.

Несомненно, Меценат был вампиром. И не лионцем, раз имя Леруа не произвело никакого впечатления. Или сделал вид? Но большую проблему представляло то, что Курт ван Вейк оказался его донором. Собственностью, которой тот делиться не намерен. Неужели Майкл… то есть, Мишель не знал? Или это тест на адекватность? Так он не станет встревать в дела сильных, его задача проста — привести. А то что это оказалось невыполнимо — забота не его, а Бёрнье, пусть решает на их, хозяйском уровне Главное — информацию передать и не спровоцировать прибить «гонца«.

А еще было любопытно, чем так хорош байкер, что сумел заинтересовать аж двух бессмертных. И если с Меценатом, исходя из разговора, вырисовывались отношения любовников, то на кой ван Вейк сдался Майклу — не понятно вообще. Зато понятна ревность, внезапно заворочавшаяся в груди… А может… может, Мишелю нужен и не голландец вовсе, а этот теневой? А Курт — лишь способ подобраться? А знает ли об этом Бёрнье? В голове тут же стали вырисовываться варианты отношений уже между французами… А может, нетрадиционный голландец — подарок нетрадиционному подчиненному? Нет, стоп. Так не пойдет. Не его это дело.

И все же, нежелание разочаровывать Мишеля не позволило остановиться на полпути. Пока власть имущие разбираются между собой — попробовать еще раз…

Обскурус быстро набросал и отправил байкеру собщение: «Есть информация, которая тебя заинтересует«. Проснется — прочтет.

Однако ответ не заставил себя ждать: «Что за информация?«

«О твоей пассии«.

«Нет у меня никаких пассий«.

«Вчерашний брюнет?«

«Вряд ли ты сможешь меня удивить«.

«Даже тем, что такие, как он, есть еще?«

«Такие — какие? Ушибленные на голову?«

А вот дальше стоило быть осторожней: рыбка попалась на крючок, теперь — не дать сорваться. «Детали при встрече«, — написал он, перебрав в голове с десяток других формулировок.

«Сейчас буду«.

Обскурус озадачился. Как голландец собирался «быть«, если адрес ему никто не называл? Или это не голландец?! От осознания собственного идиотизма под волосами шевельнулся холодок. Ведь он же оставался там, с Куртом, когда он ушел! И все же — как узнает адрес? По крови? Так не кусал. В телефон сунуться не успел. И из памяти бы не прочел — Обскурус и сам его не помнил, разве что визуально холл, ресепшн и коридор до номера… Чеки! Либерт сохранял чеки! Любитель бумажек хренов! Черт. Проблема.

Он сглотнул. Отлично помнил, как внезапно, будто из воздуха материализовался синеглазый. Одна из самых необъяснимых спсобностей вампров, чуть ли не магия. Но ведь должен же быть туман или что-то вроде… Досада, что в свое время мало обсуждал вампирское с Майклом, упала тяжелым камнем. Он стал еще раз просматривать сообщения, силясь понять, кто же на самом деле отправитель.

Теплые пальцы плотно закрыли глаза. В груди колыхнулся ужас. И мгновенно в игру вступил здравый смысл: «Либерт«.

— Я что, забыл закрыть дверь? — постаравшись усмехнуться, Обскурус взялся за чужое предплечье — убрать руку с лица.

Под пальцами оказалась костюмная ткань, никак не куртка журналиста. Еще одна ледяная волна. И ноль реакции за спиной. Вариантов было не так уж много, особенно если учесть, что игривости Либерт никогда не проявлял, да и не те отношения. А если это, все же, вампир… так хотя б не голоден — руки-то вон какие, разве что не горят. Впрочем, что помешает ему просто свернуть голову и бросить, будто так и было?

— Хорошо, — он опустил руки, демонстрируя готовность подчиниться. — Я прошу прощения за незнание имени и статуса, но это не умаляет моего уважения к вам.

Тот потерся щекой о его макушку, и убрал ладони с лица. Склонившись к самому уху, произнес тихо:

— Я ведь просил тебя быть аккуратней.

— Что конкретно я сделал не так? — уточнил он, еще опасаясь двигаться. Пожалуй, впервые в жизни пожалел, что отрастил волосы — черные пряди закрывали боковой обзор.

— И суток не прошло, а ты снова тянешь руки к моему голландцу… — вампир перебирал волосы, отодвигая, будто нити занавески, затем по шее скользнул к подбородку.

Обскурус обернулся:

— Ни в коей мере не претендую на него. Я лишь хотел поговорить. Он же не сказал, что принадлежит вам.

— И какую информацию ты решил ему слить обо мне? — пальцы чуть подтолкнули подбородок выше, огладили шею.

А вот этого он как-то не учел — что донорство может быть добровольным условно, и совсем не факт, что раскрытие секретов понравится бессмертному. Однако сейчас, когда тот способен выудить всю правду, предельная честность могла оказаться единственным спасением.

Меценат тем временем еще подтолкнул подбородок вверх, натянув горло:

— Я вижу, тем для разговора с ним у вас все больше…

— Это — единственная, — выдохнул Обскурус, стараясь держать голос ровным. — Но если вы не хотите, чтобы он знал, что происходит на самом деле, я не стану говорить ему.

— Не станешь говорить ему что? — уточнил тот, напряженно поглаживая натянутую кожу, так ощутимо тонкую сейчас.

— Что легенды… о бессмертных — не совсем легенды, и вы тому подтверждение.

— Даже боги смертны, — в голосе вампира послышалась усмешка. Пальцы двинулись по контуру губ, не препятствуя, впрочем, ответам. — О чем ты собирался с ним говорить? Или это одна из тем, не разрешенных к распространению?

Последние слова пробудили сомнения. Он не так много слышал о кланах и их законах, но могли ли не нать их обращенные? Или не считать важными? И что тогда остановит Мецената от убийства, даже если узнает о принадлежности его Леруа? Можно ли вообще в подобной ситуации упоминать имя Мишеля? Разве ему дано такое право? Но с другой стороны — этот, наверняка, уже слазил ему в голову и выгреб, что хотел, и сейчас лишь играет…

— Я думаю, доноры имеют право знать реальное положение вещей. Если, конечно, это не противоречит интересам владельца. Мистер ван Вейк выглядит адекватным и здравомыслящим, чтобы не создавать проблем.

— Реальное положение… — произнес тот с заметной иронией, продолжая пальцами касаться губ. — Ты чей донор?

Обскурус смешался. Самый закономерный вопрос. И самый опасный. Кто знает, не станет ли он разменной монетой в политике хищников или, еще хуже, западней для друга… Бёрнье был прав: хранить секреты, имея дело с теми, кто без труда читает мысли, — большая проблема. Но с другой стороны, Леруа — основатель клана, уважаемая личность среди бессмертных, и наверняка известная…

Испытывать терпение вампира было не менее опасно.

— Мсье Леруа, основателя Лионского клана.

— Le roi? — озадаченно повторил тот. — Lyonnais? Сейчас какой год?

— Две тысячи шестнадцатый, — нахмурившись, осторожно повернул голову Обскурус, не понимая, чем удивлен вампир. Недавно из могилы выкопался?

Тот не препятствовал, спокойно дожидался, когда он развернется. Уточнил, тыльной стороной пальцев проводя вверх по щеке:

— Разве во Франции все еще король?

— Давно республика, — он не рискнул отстраниться. — Но разве человеческое правление для вас важно?

— Не важно… — усмехнулся тот. — Но ты упомянул короля…

Ага. Главное выяснили: лионцев он, все-таки, не знает, не знает Мишеля — и, значит, личной вражды между ними нет. Обскурус вздохнул свободней.

— Это его фамилия, — рискнул слегка улыбнуться. — Он один из влиятельных…

— Раньше короли были королями… — недовольно скривился тот, чуть подталкивая лицо вверх. — Зачем он тебя послал? Ведь твой хозяин должен быть в курсе твоих поступков.

— Он… сам хотел познакомиться с мистером ван Вейком. Не говорил, о цели, — торопливо добавил он, понимая, что если останется жив сейчас, то угроза в лице Майкла никуда не исчезнет.

— Не говорил, значит… — палец вновь прошелся по губам, надавливая сильней, забираясь между. И на сей раз объясняться мешал.

— Могу вас заверить, что… мистер ван Вейк не интересует его в сексуальном плане, — интуитивно поспешил уточнить он.

— А в каком интересует? — очень мягко спросил Меценат, снова очерчивая губы по контуру.

— Я не знаю…

Да, не убедительно. Но было правдой.

— Тогда почему уверен, что план не сексуальный? — фыркнул тот.

— Так мы, — Обскурус таки отклонился, уходя от давящего прикосновения, — девчонок вместе снимали! Ну… по-отдельности, конечно, но оба!

— Тебе лет сколько, кукла? — иронично усмехнулся тот, сдавив пальцами подбородок и вновь касаясь рта.

— Достаточно, чтобы отличить гея от нормального.

— Это тебе, наверняка, пригодится в жизни… — ухмыльнулся тот, всунув между губ палец, поглаживая.

Обскурус замер, не желая чувствовать этих нахально лезущих пальцев — и боясь вытолкнуть языком. Как будто ощутить вкус было еще страшнее. Тот — настырно домогался, словно задавшись целью на ощупь изучить всю анатомию рта, дотошно и целеустремленно. Когда дотронулся губами, он не выдержал: ладонью уперся в грудь, с силой отталкивая. Сформулировать вопрос, что защитил бы его или хотя бы позволил узнать имя «обидчика«, никак не удавалось. Рука вампира соскользнула к затылку, стиснула волосы. Без усилий ломая сопротивление, хищник поцеловал его, легко, будто пробуя. Обскурус уперся сильней. Тот отодвинулся, не выпуская, впрочем, из захвата, с интересом посмотрел в глаза.

— Как я буду объясняться с хозяином, если даже имени вашего не знаю? — таки выдал формулировку мозг, подстегнутый инстинктом.

— А как я узнаю, что ты говоришь правду и твой хозяин именно тот, о ком ты говоришь? — хмыкнул тот, опустив взгляд к губам и вновь подаваясь к нему.

— Вы же… умеете читать мысли. И кровь… Я думал… все бессмертные умеют… — все-таки, очень странным был этот Меценат, не знающий элементарных вещей. Видать, действительно, слишком долго провалялся в склепе.

— А я не брал твою кровь и не хочу читать мысли… — шепнул тот прямо в губы. — Что, кроме этого, может подтвердить, что твой хозяин именно Леруа?

— Э-э… — он замялся. Внезапно поняв, что, действительно, никаких внешних знаков, отличающих его от прочих смертных, на нем нет. Да и не знает он, какими должны быть.

— Так что же отличает тебя от любого другого… донора? — с едва заметной усмешкой уточнил тот, сжимая волосы сильней.

— Я вас проинформировал, — стараясь, чтобы голос звучал уверенно, произнес он, — Вы можете не верить, но ответственности это не снимет.

— Допустим, ты был бы нем, а я не умел считывать информацию… — чуть отведя голову в сторону, вампир провел губами по шее, коснулся пульса. — Что подтвердило бы твою принадлежность другому?

Сердце в панике заметалось. Не столько страх, сколько уверенность, что не должен отдавать себя другому. Но как препятствовать?!

— Я… не знаю. Расчет ведь на то, что все могут… читать… — он растерялся. Пробелы оказались слишком обширны, когда дело дошло до реальной встречи с чужаком. Леруа, Этьен, даже Дэвид — заведомо знали, кто он. И сложностей не возникало…

— То есть… — зубы на миг чуть сжали кожу на горле, словно тот ловил зачастивший пульс — сначала нужно тебя попробовать, чтобы точно знать, чей ты?

Обскурус сглотнул. Ответить было нечего. «Попробовать« — уже значило переход границ дозволенного, но, если следовать логике этого синеглазого — то он прав.

— И сколько народу тебя так пробовало?

— Никто, — качнул головой он, как будто отрицая не только предположение о прошедшем, но и опасность будущего.

— Никто? — легкое прикосновение губ к шее. — Никто, кроме хозяина, тебя не кусал?

— Этьен только, — окончательно сбился Обскурус. — Но он его… министр, так что не в счет…

— Министр? Собственность хозяина? — озадаченно переспросил тот, чуть отстранившись и заглядывая в лицо.

Из глубины памяти размыто, неопределенно выплыло что-то насчет передачи. Но тогда, при разговоре с Бёрнье, он воспринял слова как колкость, не более. Теперь уверен не был.

— Вроде, пока я здесь — я под его началом… поэтому… — формулировки бессмертных, которые он слышал, всегда были крайне обтекаемы, а смысл — предельно ясен. Но сам передать его в аналогичных словах он бы не взялся.

— Поэтому сейчас ты не собственность Леруа? — подсказал с усмешкой тот, коснувшись губами щеки, повел вверх к скуле.

Обскурус сбивчиво выдохнул:

— В любом случае, только лионцев, не ваша.

— Откуда мне знать? — шепнул тот, проникая в него дыханием, помедлив. — На тебе нет никаких опознавательных знаков…

Поцелуй, глубокий, настойчивый, был меньшим из возможных зол, и он не стал сопротивляться, старательно абстрагируясь от того, кто целует. Но с каждой секундой все больше поднимался протест, все сложней становилось сдерживаться… И когда вампир шагнул в сторону кровати, увлекая за собой, нежелание подчиняться взяло верх. Хищник легко ломал сопротивление. Он — инстинктивно упирался, понимая бессмысленность, но вырываясь. Конечно, Меценат просто играл, не демонстрируя и половины силы. Поддаться ему — значило бы стать неинтересным, и, возможно, обрести свободу. Или наоборот — быть убитым, если только интерес вампира сохраняет ему жизнь. Знать бы мотивы! При очередной насильственной попытке поцеловать, Обскурус, извернувшись, ткнулся предплечьем ему в шею, отталкивая. Рука, державшая за поясницу, притиснула сильней, второй вампир перехватил запястье, убирая препятствие. Зубы вонзились в шею.

Он застыл, готовый проститься с жизнью. Но очередной шаг, увлекающий его к кровати, подарил надежду — и новую вспышку отторжения. Он послушно двинулся следом. Недалеко. Остановившись, тот выпустил его из зубов, вернувшись к насильственным поцелуям, унизительно проникая глубоко в рот. Бёрнье под «так или иначе« — подраумевал то же? Так чем он лучше?! Легче не стало.

Внезапно по губе растеклась боль, а в рот просочился металлический привкус. Резко вдохнув, он вцепился в вампира сильней, борясь с собственным желанием оттолкнуть его.

«Вот сейчас, опробовав кровь, — он увидит, чьи права нарушил, — и отпустит… Должен отпустить! Сейчас!« Но тот, лишь насладившись поцелуем, — закружил его, словно ветер сорванную листву, непринужденно бросил на кровать и уселся сверху. Долгий предвкушающий взгляд, темный как ночь…

— Я же не смогу ответить взаимностью. Вам будет скучно, — уцепился он за новую мысль.

— Вот и посмотрим… — вкрадчиво сообщил тот, забираясь под водолазку и сдвигая ее вверх. Оглядел обнажившееся тело еще раз, как-то по-звериному фыркнул — и вторую ладонь запустил туда же, явно намереваясь раздеть.

Обскурус упрямо схватился за смуглые запястья, слишком тонкие для мужских. Легко вывернувшись, тот стянул-таки водолазку, зацепив воротом за подвески, вытянув волосы из-под спины, рассыпав над головой. Не столько холодный воздух, сколько острое чувство беззащитности короткой дрожью пробежало по телу.

Вампир окинул его долгим взглядом, кончиками пальцев повел по коже, выводя какой-то орнамент вдоль рук, по плечам и ключицам, спускаясь на грудь, обводя и пересекая ребра — вниз… Чем меньше оставалось нетронутого пространства, тем напряженнее воспринимались прикосновения, заставляя вздрагивать. И еще сильней — когда ногти вдавились в кожу, царапая, угрожая располосовать до крови… Невольно выгнувшись, он дернулся назад, вжался в постель. Странно шершавый язык, обжигающе прошелся по центру груди. Еще один пунктик о бессмертных. Тот лизнул еще раз, прислушался, будто бешеная пляска сердца была сладчайшей музыкой, — и цапнул, мгновенно залив грудь болью. Впервые в жизни Обскурус взмолился солнцу, жаждая приблизить рассвет. Меценат же, понаблюдав, как скапливается в царапинах кровь, склонился и… вместо того, чтобы слизнуть — потянул в себя кровавый запах. А через несколько секунд по коже будто повеяло могильной прохладой, изнутри, словно вампир вытягивал жизнь. Внезапная слабость придавила к постели, не давая и шевельнуться.

Меценат, довольно ухмыляясь, разлегся рядом и, чуть касаясь пальцами живота, легкими поцелуями прошелся от царапин до шеи. Мешавшие шнурки с подвесками — просто перекусил. Тревога, как Обскурус ни пытался ее скрыть, все-таки просочилась наружу, сбив дыхание. Пальцы стиснули покрывало, как символьное заклинание, складками изобразив солнечные лучи. Не сработало. И будто в подтверждение его магического бессилия, вампир потянулся к губам, намереваясь вернуться к начальной цели, одновременно взялся расстегивать его брюки. Обскурус машинально схватил его за руку.

Но остановило бессмертного не это: где-то очень тихо пиликнул телефон и, с явным сожалением и недовольством, Меценат гибко поднялся, вытащил мобильник из пиджака. Односложные, резкие фразы в ответ собеседнику, на совершенно непонятном языке. Мягкие, абсолютно беззвучные шаги в сторону окна. Новое настроение вампира оказалось далеко не благодушным. Порыв прохлады из распахнутого окна взметнул шторы, как крылья большой птицы. Гость легко вспрыгнул на подоконник и, цедя в телефон фразы еще более недовольно, выскользнул наружу.

Тяжело дыша, Обскурус уронил голову на постель.

 

Пятнадцать минут до рассвета. Смог бы он продержаться эти пятнадцать минут? И какой ценой? А если — цена и как итог — смерть? Невероятно повезло. Кому быть благодарным? Этого он не знал, да и, признаться, выяснять не жаждал. Торопливо поднявшись, застегнулся, влез в водолазку, сгреб подвески в кулак. Могло быть хуже. Но теперь он точно знает, что голландец принадлежит бессмертному и с выполнением задачи конкретные проблемы. Досадливо скривившись, сунул серебряные символы в карман.

Больше ловить тут нечего. Силы, растраченные за ночь, требовали восстановления, но улечься на эту кровать еще раз… нет уж! Собрав рюкзак, он запер дверь и, развернувшись на сто восемьдесят, постучал в точно такую же, но с нечетным номером.

 

Через минуту высунулась полусонная, но полная энтузиазма физиономия журналиста. Моментально стала серьезной:

— Что случилось?

— Ничего хорошего. Поехали.

— Куда? — Либерт приглашающе распахнул перед ним дверь.

Он отрицательно мотнул головой:

— Поехали.

— Ты ж больше меня разбираешься в легендарных, — пожал плечами журналист, уходя обратно в комнату и начиная собирать свой не особо богатый скарб. — О чем беспокоиться до заката?

Обскурус привалился к косяку, носком ботинка подпер дверь. Нужно решить, что делать дальше. Меценат четко дал понять, что интерес к его донору-любовнику наказуем. Однако это никак не отменяло приказа Леруа, по крайней мере, до тех пор, пока не будет озвучено. Стало быть, он обязан продолжать. Вот только где искать ван Вейка, который, скорее всего, уже выехал из отеля, он не представлял.

— Так что произошло? — Либерт, наконец-то, вывалился из комнаты, готовый ехать дальше. — На тебе лица нет.

— Меньше будешь знать — целее будем, — проворчал он, совершенно не желая делиться произошедшим. Либерт выполнил свою задачу, и дальнейшее его присутствие виделось лишь помехой.

— Тогда командуй, куда ехать, — не обиделся тот.

— Завтракать.

Уже в машине он набрал номер ван Вейка, радуясь, что хоть телефон этот маньяк не догадался угробить. Долгие гудки. Долгие гудки. Еще гудки — и разрыв связи: голландец отвечать не хотел. Если был жив. Гарантий, что хозяин не допил его после провокационных смс, не было никаких.

Завтрак в горло не лез. Обскурус заставил себя сжевать чизбургер, мотивируя необходимостью, но ни вкуса, ни удоволетворения не ощутил. Либерт, которому, казалось, все было нипочем, уплетал картошку фри с завидным аппетитом. Томатный соус на золотистых хрустящих палочках был слишком символичен.

— Можешь вернуться в Бостон, — нехотя озвучил Обскурус, глядя на напарника сквозь рассыпавшиеся пряди, борясь с желанием собрать их в хвост.

Тот, оторвавшись от еды и созерцания посетителей, пристально посмотрел на него:

— Мы же еще не заарканили голландца.

— Думаю, эта задача будет снята. По крайней мере, с нас.

— Ты говорил, срок — неделя. У нас еще есть время, — явно не собираясь сдаваться, парировал тот.

Обскурус вынул сигарету, покрутил в пальцах, сунул обратно в пачку.

— Посмотрим, — смял опустевший стаканчик, бросил на поднос. Красный, чтоб его.

 

Еще через полчаса негостеприимный город остался за спиной, а далеко впереди, где-то на трассе, маячила другая, байкера. Хотелось верить. Потому что если ван Вейк будет убит из-за их глупости… Лучше гнев Леруа не представлять.

Он позвонил еще раз, уповая, что телефон возьмет, все-таки, голландец. Терпеливо выждал четыре бесконечных гудка…

— Твоей настойчивости можно позавидовать, детка, — насмешка прозвучала почти благословением.

— Слава богу, ты жив!

— Меня закопать — еще постараться надо, — усмехнулся тот.

— Нам надо поговорить! Срочно! Ты не можешь отрицать необычности твоего Мецената.

— Он тебе таки понравился! — хохотнул ван Вейк. — Забирай!

— А я могу объяснить ее!

— На кой?

Вопрос поставил его в тупик. Действительно, на кой голландцу объяснения, если отношения с озабоченным вампиром его устраивают? И даже если нет — что это изменит? Не похоже, чтобы тот был расположен отказываться от своей собственности. А у собственности не спрашивают.

— Нам надо поговорить, — упрямо повторил он, поражаясь своей внезапной неубедительности.

— Хочешь — догоняй, — усмехнулся Курт. В фон разговора ворвался шум проезжающего грузовика. — Я еще не обедал.

— Куда ты едешь? — рискнул он уточнить хотя бы направление.

— Вперед, — рассмеялся тот, явно издеваясь. Но снизошел до второго слова: в Морле.

Глава 10. Этьен. Месть

На каждого охотника найдется охотник.

Леруа

— Ты не в меру задумчив, Стеф… — Тристан расслабленно потянулся, перекатился на спину. На припухших искусанных губах плыла улыбка.

— А мне, значит, задумчивость не полагается? — длинный мех шкуры, покрывавшей постель, встопорщился от неспешного напористого движения ладони.

— Я такого не говорил.

— Тебе не обязательно озвучивать каждое слово, чтобы я услышал.

Тот рассмеялся, глухо и довольно:

— Прекрасный тандем, не находишь?

Этьен с удовольствием обвел взглядом стройное сильное тело, не знающее усталости. Ни в чем.

— Так что за проблема, Стеф? — вновь обозначил интерес любовник.

— Он еще не проблема. Задача.

— Он?

Этьен вытянул из памяти лицо ван Вейка, вытолкнул на поверхность ментального щита.

— Симпатичный ужин, — ухмыльнулся Тристан, пряча ладони под головой. Потянулся локтями вверх, соблазняя.

— Хочу его найти.

— За чем дело стало?

— Время…

— Подключи людей.

Это решение было очевидным. Вот только посвящать кого-то (и особенно смертных, не способных скрыть что-либо в своем сознании) в интересы Леруа не хотелось. Коте, подчинявшийся непосредственно Мишелю (а фактически — лишь Кодексу вечных) и прекрасно понимающий ценность информации, являлся исключением.

— Могу спросить у наблюдателей, — предложил тот снова, не дождавшись ответа. — Только надо знать, кто он.

— Я сам. Уже запустил процесс.

— М-м… процесс… — томно протянул любовник, провокационно ухмыляясь. Ласково провел гладкой поверхностью ногтей по бедру.

— Тебя ждут твои подопечные, — усмехнулся он, поймав руку. Перевернув, прижал ее к себе.

Тот и не подумал сопротивляться, словно вмиг стал не хищником, а тряпичной куклой. Довольная улыбка сделала сходство полней:

— Без моего участия смерть моим подопечным не грозит. Ночью больше, ночью меньше…

— Им вряд ли все равно.

Тристан пожал плечами, на мгновение став еще больше похожим на девчонку.

Погладив его по шее, пробравшись пальцами в волосы, Этьен сжал кулак, смяв послушные пряди. Потянул, вынуждая запрокинуть голову. Склонился, касаясь его горла дыханием:

— В следующий раз одним глотком не отделаешься, — произнес проникновенно. Усмехнулся, прочертил языком от яремной впадины до самого подбородка.

 «Почту за честь«, — даже в мысленном ответе Тристана ощущалась ирония.

Куснув, Этьен выпустил его из захвата, поднялся.

— И когда случится этот следующий раз? — взгляд напротив вновь загорался желанием. Или голодом, что внешне не слишком отличалось.

— Ты будешь предупрежден.

Пряжка намертво вцепилась в конец ремня, замкнув кольцо.

— До скорой, надеюсь, встречи, министр, — ухмыляясь, протянул Коте, и не думая вставать. — А все-таки… ты был бы хорош в оковах…

 

Прохладный воздух Ночи почти неподвижен. Сырой древесный запах на мгновенье перехватил дыхание, встал терпкой преградой. Внутри разбуженным зверем шевельнулся голод. Конечно, кровь бессмертного — это хорошо… К счастью, для лионцев обмен этим угощением под запретом не был — в виду почти отсутствия наследной преемственности внутри клана. И все определялось лишь личными отношениями. Насколько ему было известно, Тристана не пил больше никто. Не считая короля, разумеется.

Он вышел за ворота замка, огляделся. Интуитивно выбрав направление, зашагал прочь, сапогами раздвигая пожухлую траву. Вот почти так же было в тысяча пятьсот двадцать девятом — тот же воздух, та же свежесть и запах грибов и сырой коры… несмотря на то, что только начинался август… Ускорив шаг, он нырнул в воспоминания.

 

— Старшего мне! — требовательный шепот Мишеля. Сдержанно злой.

— Как скажешь. С сыном что?

— Твой.

 

Орельен Ру и его недалекий отпрыск, последние из числа нападавших на Эле, были оставлены на десерт. После серии убийств, гениально спланированных Мишелем так, что все подозрения падали на самих же участников «Ордена Праведного Очищения«, оставшиеся в живых люди разобщились, перестали доверять друг другу, попрятались в своих домах, как крысы в норах. Подняли оружие против бывших соратников. «Очищение« начало вычищать собственные ряды — разумеется, не без помощи бессмертных. И эти двое проявили завидную жажду жизни: уничтожив своих последних «врагов«, затаились в отдаленном поместье, выжидая, пока буря стихнет.

 

Этьен кивнул, указал взглядом на запертые ворота. Ловко поймал конец веревки, тут же брошенной Мишелем, шагнул к ограде. Несколько перехлестов через брусья, тугой узел, спрятанный в траве, — и путь к бегству прегражден. Мишель тем временем безмолвно ушел во тьму, намереваясь обойти поместье и перекрыть второй выход. Осталось дождаться сигнала. Перемахнув через ограду, стремительной бесшумной тенью миновав двор, он буквально слился со стеной дома, крадучись стал подбираться к окну. Где-то в глубине двора залаяла собака. За прикрытыми ставнями загорелась лучина, потом лампадка. Шаги. Массивного телосложения слуга высунулся в окно, вгляделся в темноту. Но Этьен был уже возле противоположной стены, на вытянутую руку от источавшего тревогу смертного. Резкий бросок — и петля из кожи схватила шею, мгновенно затянувшись. Ни звука — краткий хрип. Последний. Забрав удавку, втолкнув тело обратно в окно, он аккуратно закрыл ставни, подпер их подобранным тут же обломком жердины и вернулся к хозяйскому дому.

Над крышами пролетела хриплая, протяжная трель сипухи. С предвкушением оскалившись, Этьен вытащил из-за голенища нож, двинулся вдоль стены. Собака залилась яростней. И вторая, по другую сторону домов. В ближнем окне мелькнуло теплым отсветом, потом ярче… жилистая рука торопливо вытянулась наружу захлопнуть ставни. Беззвучно рассмеявшись людской глупости, он схватил за предплечье, рывком вытянул беднягу по пояс наружу, зажав ладонью рот, хотел было свернуть шею… Орельен! — узнал внезапно.

— Какая прекрасная ночь, не так ли? — вполголоса поприветствовал, ухмыляясь. — Пригласишь в гости?

Тот ошарашено замотал головой.

— Нет?! — издевательски «удивился« он. — А если подумать, пока есть, чем? — развернув пальцы чуть вниз, зацепил челюсть, угрожая ногтями прорвать натянутую кожу.

Ру, выйдя из ступора, отчаянно забился, вырываясь.

Легко сломив сопротивление, он вытащил его наружу совсем, надежно обхватив за плечи, повел к двери. Неловко переступая по земле босыми ногами, спотыкаясь, путаясь в долгополой рубашке, то и дело пытаясь завалиться на бок, старик шаг за шагом приближался к гибели. Растерянность, отчаяние, страх, нарастающими волнами исходившие от него, пробуждали аппетит. Облизнув клыки, Этьен довел его последние несколько футов до двери и постучал.

— Лучше убеди своего щенка впустить меня! — шепнул на ухо, прежде чем убрать руку с лица.

— Никто тебе не откроет! Ты не войдешь! — едва получив возможность, злобно воскликнул тот. А заслышав приближающиеся с той стороны шаги, крикнул громче:

— Теофиль! Беги!

Этьен расхохотался: судя по звуку, к двери подошли двое.

Железный скрип засова… В открывшемся проеме встала долговязая, сутулая фигура парня, босого и в ночном белье, как и его отец. Весь подбородок, грудь были темны от крови, одуряюще теплой и ароматной. Мишель, державший его за руки, заломленные за спину, довольно ухмылялся:

— Он не сможет пригласить вслух. Но нынче ему на диво хорошо удается думать.

В голове Теофиля, помимо смертельного ужаса, пульсировала, разрастаясь, мысль сделать все, как хотят «эти грабители«, отдать все, что ни пожелают, сокровища, богатства — только бы остаться живым.

 — А отца вернуть в дом хочешь? — вкрадчиво спросил Этьен, облизывая клык.

Парень боязливо кивнул.

— И меня пригласишь вместе с ним?

— Не смей! — разъяренным хрипом взвился Орельен. — Это отродья Дьявола! Исчадия ада!

Перепугавшись окрика отца чуть ли не больше, чем вампиров, тот застыл. Но мысленно закивал с таким энтузиазмом, что прояви его вовне — отломилась бы шея.

Он сдавил старику горло, прижал его к себе плотней:

— А твой щенок благоразумней! Но ни его, ни тебя это не спасет! — и, шагнув, втолкнул смертного в дом. Держа его одной рукой, запер дверь.

 — Как насчет закончить с ними? — обратился на сей раз к Мишелю. Лизнул теплую, дряблую кожу вдоль пульса.

— Слишком большая честь — принять смерть от клыков бессмертного, — недобро усмехнулся тот. — Теофиль, возьми-ка кинжал.

Дрожащие худые пальцы неловко сжали рукоять.

Гениально! Этьен окинул взглядом комнату, ища оружие. Ухмылка потянула уголки губ в стороны. Сняв со стены короткий клинок, один из двух, перечеркнувших фамильный герб Ру, протянул его старику:

— Покажи, что умеешь убивать не только беззащитных!

— Я не буду драться с собственным сыном!

— А вот он будет, — мягко произнес Мишель, улыбаясь. В золотисто-карих глазах лучился свет. — Не так ли, Теофиль? В этом поединке выживет только один. Твой отец стар и не особо мудр, раз осмелился бросить вызов бессмертным. Он не способен больше продолжать род. Если убьет тебя — ваша кровь угаснет. Кто продолжит родословную Ру? Молодость всегда была сильней и перспективней.

— Я не стану драться со своим сыном! — упрямо повторил Орельен, отталкивая оружие.

А долговязый уже пошел в атаку. Ловко парировав удар, Этьен насильно вложил кинжал в ладонь старика, сопроводив обещанием: «Откажешься — обращу его в вампира, и заставлю убивать. Всех без разбора. И он пойдет, потому что будет служить мне. И раз за разом будет становиться бесчеловечней. Начнет получать удовольствие, проливая реки крови. Выпивая праведных жен, юных девственниц, незрелых девчонок…« — разжал руки. Ру, пылая гневом, развернулся было, чтобы ударить его, но Этьен по инерции крутанул его на месте и вытолкнул вперед, в вооруженные объятия отпрыска. Зазвенела сталь.

Мишель, отступив в сторону, удовлетворенно наблюдая дуэль между отцом и сыном, улыбался.

 

Верх одержал опыт. И праведная ярость, восставшая против пророчеств. И понимание, что убиты будут оба, но лучше уж своей рукой, чем «этих богомерзких тварей«. Победно взвизгнув, клинок Орельена скрестился с сыновьим, проскрежетал до самой гарды и, оттолкнув в сторону, вонзился в грудь Теофиля. Парень изумленно уставился в глаза родителю и, сложившись вдвое, рухнул на пол. И с ним рядом на колени опустился обессилевший старик.

— Бог уничтожит вас! — слова полны усталости и горя.

Мишель присел на корточки, поднял выпавший из холодеющих пальцев кинжал, острием плашмя подтолкнул Ру под подбородок, заставляя поднять голову.

— Ваш бог допустил наше существование. Ваш бог сделал нас сильней, дал превосходство. Позволил пить вашу кровь. Так кто чье возмездие?

— Вы все от Дьявола! — выдохнул тот, снова опуская лицо, несмотря на угрозу.

Леруа синхронно сдвинул лезвие ниже:

— Сути не меняет, — произнес тихо. И полоснул по горлу.

Горячий алый веер, разлетевшись в стороны, оросил рубашку и лицо Мишеля, внезапно ставшее таким человечным…

— Не будем пить? — осторожно спросил Этьен, с сожалением глядя, как утекает сквозь дощатый пол напиток жизни.

Тот лишь дернул губой в презрительном оскале.

 

Но ночь на этом не закончилась. Стоило только открыть дверь — сознание озарило чужим светом, слишком ярким и обширным, чтобы принадлежать одному вампиру.

— У нас гости, — разглядывая стоящих за порогом чужаков, оповестил Этьен.

Четверо. По виду похожи на германских наемников, с той разницей, что, в отличие от платных солдат, вечны.

— Так пригласи, — в голосе Мишеля прозвучала усмешка.

Он, отступив в дом, широким жестом обвел пространство:

— Прошу.

Тот, чья одежда состояла почти сплошь из разрезов, вероятно, капитан, отрицательно качнул головой. Светлые перья на его шляпе недовольно колыхнулись.

— Они не хотят, — усмехнулся Этьен, критически оглядывая ландскнехтов. — Видать, штаны в дверь не входят!

Молниеносная вспышка гнева в темно-серых глазах стала наградой: иностранец поймал сарказм, и был задет. Острие пики, не требующей приглашения, колко ткнулось в грудь.

Мишель, вдруг оказавшись почти вплотную, аккуратно потянув за плечи назад, занял его место:

— Доброй ночи, господа, — внезапно заговорил по-немецки, дублируя мысли на родном. — Чем могу помочь?

Капитан, прищурившись, оглядел его с головы до ног. Процедил что-то сквозь зубы с видом величайшего презрения.

Наследник Эле усмехнулся:

— Тому есть основания? Кроме численного перевеса?

С кратким комментарием пика толкнулась сильней.

Мишель даже не качнулся назад. Рубашка вокруг острия быстро напиталась темным.

— И что это за Древний Круг, снизошедший до приказов?

Капитан снова что-то стал говорить, с видом оскорбленной гордости.

Внимательно выслушав его, Мишель обернулся:

— Прогуляемся до Швейцарии? Здесь мы закончили. Или я сам.

— Нет, — он шагнул вперед, готовый драться плечом к плечу. — Один ты не пойдешь.

Подкупающе теплая улыбка Мишеля в ответ.

И совсем другая — ландскнехтам:

— Проводите?

 

Лишь потом, годы спустя, он понял тонкость этой фразы: даже будучи вынужденным подчиниться, Леруа повернул так, будто конвоиры выполняли его собственное желание. И это было первым шагом к свободе и влиятельности.

 

Приятным это путешествие он не назвал бы. Днем — отгороженные от солнца только крышкой гроба и горкой рыхлой земли, наедине с разъяренным инстинктом самосохранения. Ночью — в оковах, под неусыпными взглядами солдат… Один плюс: почти сразу был развеян миф, проверять который Этьен сам до сих пор не решался: серебро не ранит. Но и порвать довольно тонкую цепь, обмотавшую запястья, он не смог. Стало быть, правда где-то между.

Немецкий конвой с ними не разговаривал. Короткие приказы, сопровождаемые жестами, не требовали перевода, и Этьен, поражаясь сговорчивости Мишеля, следовал его примеру и молча выполнял. Скорее всего, у Наследника Эле уже нарисовался собственный план, которым тот не спешил делиться. Не доверял или опасался чужаков — вопрос вторичный.

Несколько раз он ощущал попытки проникнуть за ментальный щит, выцарапать из-под него информацию. Не отдал. Проверил сам устойчивость Мишеля — и уперся в темную поверхность воды, упруго оттолкнувшую его. Обнадежило.

А еще им не давали охотиться, и к концу марша Этьен был зверски голоден, зол и раздражителен до крайности. Как умудрялся обходиться без свежей крови новообращенный — он вобще не понимал. Но, тем не менее, Мишель держался с достоинством и ироничной дружественностью, впрочем, солдатами не оцененной.

 

Он не считал, сколько ночей прошло, но в одну из таких хмурых, откровенно пахнувших осенью, на горизонте замаячили шпили большого города.

Капитан удовлетворенно хмыкнул, что-то скомандовал своим. Один из конвоиров, отделившись от отряда, торопливо ушел вдоль дороги. Остальные повели их глубже в лес, двигаясь по-прежнему, в направлении людского жилья.

«Почти на месте«, — перевел Мишель, втрое укоротив фразу. Облизнул губы, будто в предвкушении.

Расположившись на небольшой поляне, частично озаряемой луной, частично погруженной в густую тень, они ждали. Без каких-либо приказов, без объяснений. Спустя пару часов, вернулся посланник. И не один, а в компании статной «фрау«, державшей себя с видом королевы. Подобранные кверху волосы в холодном свете отливали серебром. Длинное платье облекало фигуру, подчеркивая приятные глазу формы. И, наверняка, рукам. Знать бы, кто она, да пригласить бы на совместный ужин…

— Доброй ночи, господа, — голос ее оказался хорош, как все остальное, а французский и того лучше.

Мишель, до того момента подпиравший ствол дерева спиной, оттолкнулся и, расправив плечи, шагнул к ней ближе:

— Приветствую вас, миледи.

Она рассмеялась, глядя на него сверху вниз. Но, кажется, его это совершенно не смутило, как и скованные за спиной руки.

— Учтивость вам понадобится, — улыбка вампирессы дразнила и призывала к подчинению. — И вся ваша убедительность. И стойкость. Потому что вам, нарушителям Кодекса Вечных, предъявлены обвинения.

— Это в чем, интересно?

Мишель быстро глянул на него, явно желая высказаться первым, и он уступил.

— Обвинять нас в нарушении закона, который мы не принимали? Да еще и в стране, где прежде не были никогда?

Серебристая замялась, не находя ответа сразу.

— И вот такое насильственное путешествие, — продолжал тот, любезнейше ей улыбаясь, — не нарушает ли этот ваш кодекс?

— Уверена, советники Древнего Круга удовлетворят ваше любопытство в полной мере. Когда сочтут возможным принять вас. А до тех пор вам предлагаются кров и кровь…

Этьен довольно ухмыльнулся:

— А ты разделишь с нами ужин? Вместе осушать жертву…

Но «фрау« не поддержала романтики. На лице ее мимолетно отразилось высокомерие, граничащее с брезгливостью, однако не сказала ничего — лишь искусственно улыбнулась, блеснув белизной зубов.

 

Им предоставили подвал. Можно сказать, роскошный, в две комнаты, разделенные грубо сколоченной дверью. Осознание, что над головой гудит многолюдный город, ему, привыкшему проводить день в лесах или, в лучшем случае, в склепах, не понравилось. Выйти наружу не стоило и пытаться: за дверью более массивной, окованной железом, ощущалось присутствие стражей, откровенно превосходящих силой их обоих.

Обещанной кровью оказался худой неухоженный мальчишка лет шестнадцати, скорее всего, схваченный на улице. Его грубо втолкнули к ним с кратким комментарием и оставили одних.

— Что он сказал? — уточнил Этьен, с интересом разглядывая жертву. Голод стремительно нарастал. А парень мог быть привлекательным не только в качестве еды.

— Что другого не будет.

— Этой ночью?

— Вообще, — усмехнувшись, Мишель подошел к парню, присел возле него на корточки. Аккуратно приподнял заподбородок перепуганное лицо. — Как тебя зовут?

Белобрысый только хлопал глазами, боясь даже сопротивляться.

Мишель повторил вопрос на немецком.

Тот отрицательно качнул головой, попятился, пока не уперся спиной в стену.

— Ты еще какие-нибудь языки знаешь? — обернулся, Мишель, вставая.

— Нет. Зачем тебе его имя? Ты со всеми блюдами знакомишься?

— Я забрал бы его с собой.

— Для чего?!

— Ешь. Но не мучай, — тот задумчиво смотрел на мальчишку, видимо, что-то решая.

Он усмешкой замаскировал непонимание:

— Спасибо.

 

Юность жертвы и сводящий с ума голод сделали свое: кровь была великолепной. Будто вкуснее ничего не пил никогда. Быстро пронесся ряд воспоминаний, вытянутый с кровью: недолгая и непростая жизнь смертного… Остановиться потребовало усилий. Следом к задыхающемуся от ужаса и боли парню подсел Мишель, вновь демонстрируя потрясающую выдержку. Взял его лицо в ладони, посмотрел в глаза.

— Ты будешь жить, если согласишься пойти со мной. Будет больно. Но ты будешь жить.

Вот точно Наследник Антуана!

Едва ли тот понимал слова, но картинки, которые Мишель вкладывал в его голову, — точно. Потому что через несколько секунд проглотил застрявший в горле ком и кивнул. А потом и вовсе подставил шею. Сам!

— Понятливый! — хохотнул он снисходительно. Теперь хотелось взять этого мальца, а потом допить. Но раз уж он нужен для каких-то целей…

Мишель погладил его по голове, зарываясь пальцами в волосы, но не схватил, как ожидалось, а лишь немного подтолкнул к себе, аккуратно поцеловал в шею. Желание обладать мальчонкой возросло, а к нему добавилось новое — уже в отношении соратника. Второй поцелуй стал укусом. Этьен чутко ловил малейшее движение жертвы: дрогнувшие плечи, напряжение в распятых на полу пальцах, судорожный вдох… и следующий, чуть спокойней… Распалялся все сильней — и не смел мешать.

Вряд ли напившись, Мишель бережно отодвинул от себя обессилевшую жертву, поднялся, слизывая с губы кровь. Как же хотелось сделать это вместе с ним! Он качнулся было к нему, почти сделал шаг — но вовремя остановился.

— Не возражаешь, если…

— Располагай им, как угодно, — улыбнулся Этьен, отступая. — Только иногда буду просить глоточек.

— Конечно.

 

Ближе к утру мальчишка пришел в себя. Мишель все-таки выведал его имя — Бертран. Удивительно, что этот Бертран ни слова не понимал по-французски. Хотя, не удивительно: скорее всего, мать назвала его так, следуя чьему-то «доброму« совету или восприняв имя исключительно на слух.

На день Мишель выставил его в ближнюю к выходу комнату, сам привалился спиной к двери. На вопросительный взгляд пожал плечами:

— Какая разница? Если захотят убить — убьют. Но они не захотят.

Он опустился рядом с ним, плечом к плечу.

Молчаливый обмен взглядами, миг тяжелой слабости — и мертвой темнотой упал рассвет.

 

Несколько ночей спустя дверь подвала открылась.

— Совет Древнего Круга требует вас.

— О, требует, — небрежно обронил он, бросив на солдата насмешливый взгляд. — За конвой, говорящий по-французски, можно и согласиться.

Мишель неспешно поднялся с пола, оправил рубашку:

— Я хочу, чтобы этот мальчик пошел с нами.

Швейцарец осклабился:

— Вряд ли он вам понадобится потом.

— Не важно, что будет потом. Пока я жив, он принадлежит мне.

— Как пожелаете… милорд, — обращение просочилось ядом. — Я приберегу его для вас.

Кивнув, Мишель последовал за конвоиром. А Этьен — за ним, прикрывая спину.

 

Тяжелые своды подземелья в монастырском храме, темнота, рассеиваемая дымным светом факелов, гулкое эхо даже от тихих голосов. И никогда еще Этьен не видел такого скопления бессмертных. Максимум — те семеро, включая и его, что собрались на зов Мишеля. Здесь же вампиров было не меньше двух десятков — солдат, охотников, писцов… Даже какой-то северный король со своей женщиной, державшиеся в тени. А те, кто восседали на высоких, выставленных полукругом стульях, очевидно, и были советниками. И каждый, абсолютно каждый из присутствующих ощущался намного старше и сильнее его.

Всего вершителей судеб было пятеро: высокий зеленоглазый, в кожаной безрукавке поверх простой, подпоясанной веревкой рубахи; знатный (и крайне гордый этим) испанец; коренастый потомок германцев, хмурый, с тяжелым взглядом; молодой напыщенный щеголь, поглядывающий на всех с нескрываемым пренебрежением. Пятый, статный и полный достоинства, стоял в центре зала, тихо разговаривал с каким-то юнцом, едва ли достигшим двадцати. Еще три стула, не считая центрального, пустовали.

Их появление вызвало нескрываемый интерес. Каких уж сплетен про них с Мишелем насочиняли, он и предполагать бы не взялся, но почти в каждом взгляде, то и дело цеплявшемся за них, читалось любопытство и нетерпение. С десяток аккуратных попыток проникнуть в его мысли также не остались без внимания, хотя он и не смог определить, кто именно пожелал знать больше других.

 

— Мы можем начинать? — подал недовольный голос кудрявый щеголь, оказавшийся французом.

Тот, что стоял в центре, обернулся, попутно скользнув по ним равнодушным взглядом:

— Сюлви Лайне уже в Берне, будет с минуты на минуту.

Выскочка был откровенно не согласен ждать одного, но, промолчав, подчинился большинству. Должно быть, этот Сюлви был важной персоной. Интересно, из каких краев, если тут собрано пол-Европы?

Впрочем, терзатьсялюбопытством пришлось не долго: распахнувшиеся за спиной двери впустили в зал маленькую стройную фигурку в дорожном плаще. Быстро и бесшумно пройдя мимо них к советникам, мальчишка скинул капюшон… и оказался девушкой с двумя длинными, цвета зрелой пшеницы, косами.

— Доброй ночи всем нам! — мягко прозвучало приветствие, — и незнакомка, к его изумлению, заняла один из стульев. Внимательный взгляд голубых глаз коснулся каждого и остановился на Мишеле. — Прошу прощения за задержку.

Кем бы она ни была, но по-французски говорила прекрасно.

Мишель ответно склонил голову, едва заметно улыбнулся.

— Теперь можем начать, — откинув полы плаща, главный советник устроился на своем месте.

И разговоры сразу стихли.

Конвоиры, исчезнувшие было из поля зрения, объявились снова, подтолкнули его и Мишеля ближе.

— Ночное сообщество в лице Древнего Круга предъявляет вам обвинение в нарушении Кодекса Вечных и учинении кровавой расправы над людьми Лиона, — без каких-либо прелюдий выдал главный.

Этьен нахмурился: как эти вампиры, не имевшие ни малейшего отношения к их войне с «Очищением«, могли узнать о ней?! Ведь даже церковники, столь бдительные в отношении «нечисти« и греха, не заподозрили бессмертных! Неужто кто-то проговорился? Или была слежка? Или — случайный свидетель?

Мишель прямо и спокойно посмотрел на него, помолчав, взвешенно ответил:

— Жестоких мер потребовала жестокая ситуация.

— Милорд, — шепотом подсказали со стороны.

Тот не отреагировал никак.

— Ситуация? — встрял француз, заелозив на своем стуле. — Это какая же? В Лионе давно не было эпидемий? Или, может, вам вздумалось подточить силы французской армии с тыла?

— Что за бред ты несешь?! — возмущенно опроверг Этьен. Но по короткому жесту главного умолк.

— Это была справедливая месть, — тихо проговорил Мишель, глядя тому прямо в глаза. — Она свершилась, и повтора не будет.

— Месть, из-за которой вы вырезали полгорода?! — не унимался француз.

Зеленоглазый, чуть качнувшись вперед, перехватил внимание на себя:

— И кто же удостоился чести быть столь жестоко отмщенным?

Ответ Мишеля, неохотный, полный сдержанной горечи, не сразу, но прозвучал:

— Антуан Эле.

В зале воцарилась тишина. Новость о смерти легендарного Вечного, оказавшегося вовсе не вечным, стала шоком.

Не дожидаясь взрыва иной реакции, Этьен подался вперед:

— Я подтверждаю: Антуан Эле был убит «Орденом Праведного Очищения«, организованным Орельеном Ру. Смею заверить, что ни один человек, не имеющий отношения к Ордену, от наших рук, — акцентировал с усмешкой, — не пострадал. И ни один на протяжении всего отмщения даже не заподозрил причастность к нему бессмертных.

По залу прокатился разноязыкий ропот: Европа знала Крылатого, безусловно. Прозвучали какие-то имена…

— А ты сам кто? — вновь высунулся кудрявый.

— Интересно, ты выбран главным болтуном Совета, или так, инициатива? — усмехнулся он.

 Красавчик вспыхнул злобным возмущением:

— Да как ты смеешь!.. — задохнулся от ярости.

— Я — скромный спутник Мишеля Эле, — повернулся Этьен к главному.

И вновь голоса стихли. В воздухе натянулось напряжение.

— Как ты сказал? Мишеля — Эле? — уточнил тот, поднимаясь со своего места.

— Да, милорд. Перед вами — прямой Наследник Антуана Крылатого. Единственный, в ком течет его кровь, насколько мне известно.

— Что еще вам известно? — чуть прищурился тот, подходя ближе.

Он почувствовал, как сразу с нескольких сторон началась осада его щита. Попытки пробиться к его памяти, столь многочисленные, не давали сосредоточиться на формулировке.

— Что и всем: легенды о его милосердии, очаровании, — он осторожно глянул на Мишеля, — о неприкосновенности.

— Я слишком мало знал его, — голос Мишеля был тих, но тверд и слышен в каждом уголке зала. С первого звука Этьен умолк, уступив. — Он учил меня жить в новом мире. И только.

— Значит ли это, — зашевелился на своем стуле испанец, — что в число Девятерых войдет новообращенный?

Этьен нахмурился, еще не понимая, к чему тот клонит, но чуя всеобщее возмущение.

— Все вопросы, касающиеся Древнего Круга, будут решаться отдельно. Все кланы будут оповещены заранее, — закрыл тему глава.

— Действительно, мы собрались несколько по другому вопросу, — напомнил зеленоглазый. — Что делать с нарушителями? Полагаю, вопрос об устранении уже не стоит?

— А надо бы, чтоб другим неповадно было, — ворчливо вклинился француз.

— Мсье Пуатье, я так долго отсутствовала? И не заметила, как вы помудрели и стали предусмотрительным, — улыбнулась ему Сюлви.

Пуатье. Надо запомнить.

Где-то в тени раздался сдержанный смешок. Француз недовольно скривил губы.

— И все же… такая масштабная расправа — это риск. Кодекс един для всех.

Мишель перевел взгляд на испанца:

— Я прошу прощения. Кому из вас принадлежат земли Лиона?

— Пока это нейтральная территория. Однако это совсем не значит, что там должен царить хаос.

— Я готов следить за порядком в Лионе. И отдавать этому все силы. Если эти земли будут моими.

На сей раз засмеялись многие.

В голубых глазах девчонки сверкнул интерес. На лице француза –презрение…

— В тебе говорят глупость и дерзость! — с негодованием отрезал главный.

— И, вероятно, здравый смысл, — вмешалась Сюлви. — Совет всегда готов рассмотреть расширение Сообщества. Но на территорию может претендовать лишь тот, кто способен удержать ее в своих руках, защищать и разумно владеть ею. Обычно, это кланы…

— У меня будет клан! — Мишель твердо встретил ее взгляд.

Теперь рассмеялась и она:

— Хорошо, — повернулась к Совету. — Что скажете, господа? Похоже, перед нами перспективный Основатель…

— Основателем он еще не стал, — проворчал испанец.

— Он — наследник Крылатого. Кто знает, какие качества он перенял с его кровью? И он единственный, кто отомстил за его гибель. Из уважения к Антуану… — задумчиво проговорил зеленоглазый. — Создать клан не так-то просто, а претендентов на Лион мы еще не видели.

— Новообращенный, даже носитель древней крови, с кланом новообращенных… В самом сердце Европы… — испанцу эта идея явно не понравилась.

— В желудке, — хохотнул кто-то в глубине зала.

— И все равно он — нарушитель, — упрямо заявил кудрявый.

Слова, звучавшие с разных сторон на разных языках, Этьен перевести не смог, но смысл был ясен: мнения разделились.

Глава усмехнулся:

— Пусть выскажутся все. Кто считает, что этот теневой, предположительно Наследник Антуана Эле, достоин шанса получить территорию Лиона?

По очереди стали подниматься руки. И большинство, как подсчитал Этьен, выразили согласие, даже некоторые из тех, чьи Основатели были против. Даже король со своей спутницей и страж у ворот зала. Последним поднял руку сам Мишель.

— Значит, Совет принял решение, — главный оглядел присутствующих, потом посмотрел на него — и на Мишеля. — Ты можешь беспрепятственно вернуться в Лион. И начать создание клана, — усмехнулся. — Он должен быть численно определен, иметь строгую иерархию, свой внутренний Кодекс и четко очерченные границы. Лишь в этом случае твои претензии будут рассмотрены. Срок — три года с настоящего момента. Свиток с Кодексом Вечных получишь чуть позже.

Ни единый голос не прозвучал против — очевидно, решения Совета обсуждению не подлежали.

Поблагодарив всех за участие, глава направился прочь из зала.

— Да, — обернулся на них на полушаге, — с этой минуты ты головой отвечаешь за соблюдение законов Сообщества на территории Лиона. И если наблюдатели заметят нарушения…

 

От самых ворот старого монастыря, где обосновался Древний Круг, до выхода из города никто не сопровождал их. Однако Этьен был уверен, что следили, хотя, конечно, то и дело возникающее ощущение чужого присутствия могло быть следствием случайных встреч с бессмертными, спешившими убраться с дороги двоих. Двигаться быстро не получалось из-за мальчишки, которого таки забрал Мишель. Истощенный, полуобескровленный, тот, как ни старался, не поспевал. Пришлось зайти в трактир, накормить его. Еще одна задержка. Тепло, дурманящий запах вина, людских тел и крови…

Он жадно, с облегчением даже вдохнул свежий ночной воздух,.

— Домой?

— Домой, — кивнул Мишель, глянул на паренька. Тот, ощутив взгляд, вскинул голову, торопливо поравнялся с ними.

Топот конских копыт и вспышка чужой бессмертной силы заставили всех обернуться.

С рыжемастной приземистой лошади, поднявшей клубы пыли, соскочила та самая вампиресса, Сюлви Лайне, что первая вступилась за них.

— Кодекс Вечных, — протянула перевязанный шнуром и скрепленный печатью свиток.

— Благодарю, миледи, — поклонился Мишель, принимая его. — Могу я что-то сделать для вас?

Голубые глаза блеснули болью:

— Впусти меня в свое сознание. Я должна это увидеть!

Очевидно, речь шла о гибели Эле.

Мишель, сунув свиток за пояс, кивнул.

Она шагнула ближе, протянула ему обе руки. Маленькая, светлая, будто ангел… Нежданной ревностью царапнуло прикосновение. Карий и небесно-голубой взгляды проникали друг в друга, обмениваясь чем-то неизмеримо важным…

 

Несколько мгновений — и она аккуратно разжала пальцы, отпустила его:

— Спасибо, — в голосе звучала скорбь. — Удачи тебе, Мишель Эле.

— Благодарю, миледи… Но я не хочу, чтобы имя Антуана звучало из чужих уст… теперь. Я не возьму его.

— Понимаю. Тогда вместе с кланом предложи Сообществу новое. Уверена, оно пригодится.

Улыбнувшись обоим, она ловко вскочила на лошадь, послушно ждавшую ее, и умчалась во тьму. Растаяло ощущение ее присутствия, оставив лишь воспоминание о силе, что и не предположил бы в такой юной женщине.

 

— Ты это серьезно? Про клан, — спросил-таки Этьен, ознакомившись с Кодексом. Все это время ум отказывался верить.

— А я шутил насчет «Очищения«?

— Ладно, ладно, — он примирительно поднял ладони. — Как ты намерен осуществлять все это? Контролировать весь Лион…

— Начну с тебя, — усмехнулся тот. — Этьен Леонар Бёрнье, я приглашаю тебя в Лионский клан. В качестве моего Наследника и первого помощника.

Он даже потерялся на мгновение: то, что всегда казалось неосуществимым — потому что было неосуществимым!— теперь буквально протягивали на ладони.

— Погоди. Я, конечно, согласен… Но — Наследника?

— А что мешает? Разве мы не можем обменяться кровью, чтобы скрепить отношения? И в знак того, что вполне доверяем друг другу.

— Полагаешь, это заменит обращение?

— А почему нет? Создатель говорил о связях, обусловленных кровью. А все, что не покроет она, — обеспечит закон.

 

И кровь сработала. До сих пор он помнил эти ощущения — как уходит, отчаянно сопротивляясь, сама жизнь из его тела. И как потом вливается новая, насыщенная чужой и отчасти его же собственной силой. Он не имел возможности осознать весь процесс, когда получал Вечность от Создателя, а теперь — прочувствовал все в мелочах. И как ничто другое помнил это вкус, отнимающий и дарующий свободу. Впоследствии, конечно, случалось пить других бессмертных, и угощать самому, в том числе взаимно. Но ни с кем подобного, как с Мишелем, он больше не чувствовал. Хотелось бы еще, даже намекал пару раз, но тот деликатно уходил от темы, и Этьен перестал.

В новый клан были привлечены все, кто участвовал в отмщении, и найдены другие, не знавшие своих корней. И с каждым из них было проведено такое «обращение«. В Кодексе Вечных значилось: «Принадлежность клану определяется кровью Создателя«. Кровь Мишеля в них теперь, безусловно, была. С двумя десятками преданных бессмертных держать власть в городе было уже реально. К следующей весне Наследник Крылатого, которого все, не сговариваясь, стали звать королем, создал свой собственный Кодекс — для лионцев. Выполнив все требования, предъявленные к нему. Еще год — проверял его на деле, корректировал. И к августу тысяча пятьсот тридцать первого Мишель Лоран Леруа был готов официально заявить о создании нового клана и закреплении за ним территорий.

Глава 11. Курт. Отказ

Слишком долгое бегство от себя замыкается в круг,

и ты приходишь к начальной точке.

Но и ты, и она успеваете измениться.

Леруа

Новое утро открывало новый горизонт. Позавтракав в отеле, выкурив на балконе пару сигарет, он спустился на парковку. Байк, готовый в любой момент нести его в любую сторону света, ждал. Поплутав по живописным улочкам Морле, Курт вырулил на трассу, а там — и на заправочную станцию. Новая пачка сигарет, бутылка воды, полный бак, плитка шоколада — и дальше в путь. Как можно дальше.

Дорога постепенно возвращала гармонию внутри. А зрелище, вдруг отраженное зеркалами, и вовсе перетянуло на себя все мысли, заставило сердце биться быстрей: абсолютно черный, с головы до пят обтянутый ультрасовременным комбинезоном, бликуя глянцем мотоцикла и шлема, из-за поворота вылетел байкер — и в несколько мгновений обойдя его, умчался в горизонт. Курт только и успел проводить его спину взглядом. Но тут же вспыхнул азарт — во что бы то ни стало нагнать лихача. Он выжал газ, байк рванул вперед. Потерянные поначалу секунды снизили шанс, но, видимо, удача передумала — и задержала парня на железнодорожном переезде. Серый хвост поезда полз в лесной массив, неуловимый байкер — стоял на низком старте. И даже сбавлять скорость не пришлось — взревев, поднявшись «на дыбы«, Курт стремительно промчался мимо соперника, оставив его далеко позади. Больше тот в поле зрения не появлялся. Подхваченный адреналином и восторгом от скорости, он позабыл обо всем, кроме необходимости вписываться в повороты.

Лишь когда ощутил усталость от этой напряженной устремленности, затормозил, съехал на обочину. Сойдя с мотоцикла, снял шлем, потянулся, распрямляясь. Походил туда-сюда, пиная цветущую траву, попытался рассмотреть дома между стволами полупрозрачной рощицы дома. Сел на землю, закурил, провожая взглядом автомобили.

Вот дьявол!

Опознаваемый за милю рокот не обманул — дерзкий байкер в черном летел по трассе, стремительно приближаясь. Поравнявшись, притормозил, глянул на него — и, дразня, встал на колесе почти вертикально, рванул вперед, в секунды скрылся из вида.

Он довольно рассмеялся: парень хорош! Определенно хорош!

Неторопливо докурил, прикидывая, где бы пообедать. Судя по картам, ближайшим городком был Кемпер, в нескольких километрах впереди, и отклоняться от маршрута не придется. Он спрятал телефон, вновь устроился на кожаном седле.

 

Обнаруженный практически у трассы ресторан, с большой парковкой и столиками под открытым небом, — просто находка! И вполне соответствовал названию: «Quick« — и ты уже несешься дальше. Фастфуд, гриль или блюда от шефа — значения не имело. Да и повода задерживаться здесь дольше, чем на заправку собственного организма, он не видел. Обзаведясь кофе, парой бургеров и пакетом картошки фри, он устроился за столиком, в тени серого тента, и принялся за еду.

Вот только спокойно поесть не удалось: в кармане требовательно завибрировал мобильник. Неохотно отложив бургер и прожевав откушенное, он вытащил сотовый, глянул на экран. Где-то он видел этот номер… Все равно телефон уже в руках. Нажал клавишу ответа.

— Мистер ван Вейк?

Взволнованный голос Обскуруса вызвал скептическую ухмылку:

— До сих пор.

— Нам нужно поговорить!

— Нам? — придержав телефон плечом, он снял с картонного стакана крышку, стал насыпать сахар. — Это тебе или мне?

— Нам обоим. Это важно!

— Интересно, почему я этой особой важности не чувствую?

— Это касается твоего… друга, — запнулся тот на сомнительном слове.

— Так поговори с ним, ему это нужнее, — усмехнулся он.

— Просто скажи, где я могу тебя найти. Сейчас.

— Под деревом, — хохотнул он, оглядывая мощный ствол названного, в полуметре от столика.

— А адрес у него есть? — не отставал гот.

Преодолев соблазн сказать просто «лес«, он ткнул в навигатор:

— Брест, сто пятьдесят девять.

— Брест?! — изумлению гота не было предела.

— Улица в Кемпере. И я здесь ненадолго.

— Я приеду! — отчаянно пообещал тот.

Курт отложил телефон и вернулся к кофе. Он был уверен, что гот не успеет, и ждать не собирался. В конце концов, все в итоге сведется к тому, что Тайгер снова выбесится, прибьет беднягу и только. Мысль о том, что это «только« будет равняться общей постели, он отогнал.

 

Но, к огромному его удивлению, Обскурус, действительно, приехал. Припарковался возле байка, спешно выкарабкался из машины, оставив водителя внутри.

Ради такого можно взять и второй кофе!

Усевшись напротив, опасливо оглядевшись, гот подался над столом:

— Я знаю, кто он такой! Опаснейший ночной хищник, в любой момент способный убить!

— Ночной, точно, — усмехнулся он.

— И он такой не один!

— Разумееся! Одному же скучно!

— Прекрати! Я серьезно! — парень не врал. Но разбираться в тонкостях его фантазий не хотелось.

— Я возьму кофе, а ты пока сформулируй коротко и понятно, — распорядился он, вставая.

Видимо, готская мысль была слишком сложной, потому что когда он вернулся за стол, Обскурус все еще соредоточенно хмурился.

— У тебя есть, — ван Вейк демонстративно оглядел стакан, — десять минут.

Парень поднял на него взгляд:

— Наша договоренность в силе? Чтобы ты встретился с моим патроном. А я… — он таки замялся на самом важном.

Курт усмехнулся:

— Не хочу.

— Чего не хочешь? — не сообразил тот.

— Тебя не хочу, — зная, что за это пацана убьют, он просто не смог бы взять его. И, действительно, не хотел.

— Я могу быть… сговорчивей, чем с ним, если нужно…

— С ним, со мной… какая разница? Он все равно отправит тебя на тот свет.

— А если я тебя не приведу, меня туда же отправит патрон.

Курт усмехнулся: вот уж не по адресу за жалостью.

— Это проблема твоя и твоего патрона. Я к вам отношения не имею.

— Но из-за тебя, — рискнул надавить тот.

Глоток эспрессо заменил едкую реплику. Хмыкнув, ван Вейк откинулся на спинку скамейки, разглядывая пацана. Бледный, уставший, вряд ли выспавшийся. Только какая разница, чья воля толкает его на это? У каждого свои обстоятельства.

— Ты многое поймешь и узнаешь, когда с ним встретишься, — еще одна попытка.

— Я и так знаю слишком много. Тебе и не снилось.

— Но если ты принадлежишь ему — то в твоих интересах объяснить это. Самому. Май… Мишель умеет… видеть, он поймет!

-О! Он обзавелся именем! — усмехнулся Курт оговорке.

Гот нервно потер ладонь:

— Это ведь недалеко… Лион…

— Я уже был в Лионе. И у меня там… не сложилось.

— Да не придется ничего складывать — только поговорить!

— Пусть позвонит. А лучше напишет письмо. Я отвечу.

Парень побледнел еще больше. Замялся, не находя аргументов.

Неторопливый глоток кофе. Второй.

— У тебя все?

— Может быть… ты хочешь денег?

А вот это — наглость! Курт едко расхохотался:

— Неужели ты думаешь, что я отказываюсь от предложений Лео и мецената, чтоб принимать твои?!

— Я только спросил…

Он залпом допил кофе и, звучно стукнув стаканчиком о стол, поднялся:

— Привет патрону.

 

Что-то там отчаянно бормотал Обскурус, догоняя. Что-то вякнул выскочивший водитель. Все равно. Злость поднималась, словно прилив, затопляя разум. Еще одна попытка схватить за руку — и он бы врезал парню с разворота, без лишних слов. На свое счастье тот почуял угрозу и отстал.

Новый этап дороги начался плохо.

Глава 12. Обскурус. Нестабильное

Мы все прекрасно знаем: человеческий ресурс ограничен.

Леруа

Байк взревел, сорвался с места и буквально в несколько секунд исчез из вида, подняв облако пыли. Руки сами взметнулись в жесте взмущенного отчаяния. Он медленно опустил их, сжимая кулаки. Вдох…

— Что ты ему такого сказал? — не к месту поинтересовался Либерт.

Он тихо огрызнулся, обошел машину, бухнулся на сиденье.

— Куда теперь?

— Ты — домой!

— То есть это он вот так в Лион ломанулся? — сыронизировал тот, заводя машину.

Обскурус швырнул в него разящий взгляд.

— Значит, нет. Ладно. Рули.

— Ты рули. Сдавать автомобиль.

— Я не понял, — едва выехав с парковки, Либерт вильнул к обочине, остановился. — И это — все?!

— Он отказался, — сквозь зубы прошипел он. — Категорически. А значит, меня убьют. Тебе на это смотреть незачем.

— Ну, знаешь! — развел руками тот. — Пока срок не вышел — ты не можешь отступать! Давай подумаем, куда он мог рвануть, догоним… Я могу с ним поговорить. Может, найду аргументы!

Обскурус покачал головой.

— Ну, смотри. Тебя просили его найти — ты нашел. Привести надо? Давай и это организуем. Да хоть спящего! Но сначала выловим. Он ехал на юго-восток? Может, останется на той же трассе. Эх, маячка не было — на байк прицепить!

Он вздохнул, ткнулся лицом в ладонь.

— Эй, не кисни! — дружеский толчок в плечо.

А через секунду машина сорвалась с места, быстро набирая скорость.

— Остановись!

Либерт недоуменно глянул на него, но притормозил.

— Если и будем что-то делать, то с распоряжения Леруа!

Журналист поднял руки, сдавая позиции:

— Как скажешь. Но где-то надо осесть! Не колесить же целый день!

Он отвернулся, не желая решать.

 

Либерт отвез его в очередную гостиницу и оставил в покое. То есть молча уселся на дивал ковыряться в своих записях. Странно, что Меценат не счел их достаточно серьезными, чтобы изъять или уничтожить. Невыразимо не хватало музыки. Ее отсутствие убивало больше, чем отсутствие перспектив. Ожидание ночи внезапно упало большей тяжестью, чем в предыдущие два года. Безучастно глядя, как журналист листает блокнот, периодически делает пометки, вертит карандаш в пальцах, Обскурус складывал из сигарет клеть, вытягивал нижнюю, рассыпая постройку, курил, складывал снова. Заботила не столько собственная участь, сколько разочарование Мишеля, причиной которого он неминуемо становился. Досадно и горько. Невыносимо.

Кажется, журналист предлагал ужин. Он не запомнил, согласился ли. Не помнил, чтобы ел. Время растягивалось, будто каучук, — и истончалось пугающе, словно в любой момент могло оборваться.

 

Он так ждал, когда наступит ночь! Но едва солнце упало за горизонт — инстинкт самосохранения проснулся, как вампир, высосал всю решимость. Рука буквально не поднималась набрать одиннадцать цифр, хотя прекасно осознавал: откладывать звонок вечно невозможно. Нет этой вечности, по крайней мере, у него.

Обскурус с тоской посмотрел на полосу горизонта, почти растворенную в темноте. Лучше сделать это сейчас, пока есть время и шанс на какой-то другой способ поиска. Или убеждения. Машинально оглянувшись, поймал осторожный взгляд Либерта. Вот кому всегда было, что сказать, всегда с избытком энтузиазма. А он… получается, не достоин быть рядом с Мишелем! За неделю не способен выполнить какое-то несчастное поручение!

Телефон напомнил о себе краткой вибрацией сообщения. Переведя дух, он вынул его из кармана и, помедлив, глянул на экран.

«Привет, у меня отпуск, как насчет потусить?« И четыре смайлика. Лозанна. Безысходность слегка отступила: эта девчонка теплым маячком из прошлого вела его порой через туман и тьму. Тогда, несколько лет назад, было все понятно: он знал, кого стоит беречь, а кого скормить вампирам.

— Сам? — коротко поинтересовался Либерт, подяв голову от записей.

Обскурус хмыкнул, шагнул к окну, придумывая ответ.

«Где и когда?«

Под строчкой замигал карандашик.

«Сейчас. У меня дом пустует. Ты давно обещался«. И снова смайлики. «Но могу и я прилететь«.

Он криво усмехнулся. Куда лететь? Со смертью в багаже? Хорош гостинец.

«У меня работа. Увы«. Подумав, стер. Стал набирать другое. Стер тоже. Слов, адекватно выражавших подвешенность будущего, не находилось.

Звонок, едва не вытолкнувший телефон из пальцев, отдалил проблему. Или снял: абонентом значился Бёрнье.

— Доброй ночи, я только собирался звонить, — выдал он, тут же почуяв в собственном голосе фальшь.

— Хочешь порадовать результатом, детка? — насмешливо поинтересовался тот.

Он сглотнул, понимая, что пауза здесь будет катастрофой, — и не способный говорить.

— К сожалению, пока только частичным.

— Ты добыл мне половину голландца? — засмеялся вампир.

Чуть-чуть легче. На секунду, за которой пришла другая, напряженней вдвойне.

— Он был в Кемпере шесть с половиной часов назад.

— То есть… через пару часов я увижу его в Лионе? — моментально рассчитал тот.

— Простите, милорд, я не знаю, — к концу фразы ледяная волна достигла хребта и, оттолкнувшись, хлынула обратно к коже.

— Не знаешь, какую скорость развивает его байк? — насмешливое уточнение.

— Не знаю, передумает ли, — еще до этого момента можно было сказать, что бессмертный хочет слышать. Если бы было, что сказать. — Он отказался встречаться с кем-либо. И… насколько я понял, он чей-то донор.

— Ты встречался с ним?

— Дважды.

— И говоришь об этом сейчас? — из голоса Бёрнье пропало всякое тепло.

Он промолчал.

— Возвращайся в Лион.

И короткие гудки, как таймер до взрыва.

Он опустил руку с мобильником, заскользил взглядом по линии, где уже только предполагался горизонт.

 

Ладонь журналиста на плече осозналась не сразу.

— Новая задача? — тот пытался его подбодрить. Не удалось.

— Я еду к Леруа, — собственным словам хотелось верить.

— Буду рад видеть Мишеля, — улыбнулся тот.

— О тебе разговор не шел.

— Мы начали это дело вместе!..

— Нет! — резко обернувшись, он вонзил взгляд в Либерта. — Нет никакого «вместе«! Леруа просил меня — и я не смог! Ты ни при чем! Уезжай!

Тот помолчал, не сводя глаз. Прищурился.

— Ладно. Встретимся в Бостоне, — протянул руку. — Искренне желаю тебе удачи.

Обскурус отвернулся.

 

Сигнал смс. Шум отъезжающего авто. Смс. Тишина засыпающего города — до боли. Сегодня его не ждут. Еще день — чувствовать жизнь, как она есть. Только он уже вряд ли сможет чувствовать. Накрыло, как тогда, когда Майкл ушел… Нет, это невозможно терпеть! Покопавшись в интернете, нашел Курта… Кобейна и, сжав в кулаке звучащий телефон, двинулся вдоль шоссе.

Глава 13. Этьен. Король

Я был бы рад думать, что всему научился у Создателя.

Но это неправда.

Леруа

Не сказать, чтобы он слишком полагался на бостонского пацана, чтобы жаждал его успешного сближения с королем… Скорее, наоборот. Но факты, донесенные Обскурусом, не понравились. Особенно в части принадлежности ван Вейка кому-то еще. Значит, правильно обратил внимание на ошейник. Значит, будут проблемы. Но не мог же Мишель не видеть! Даже если не пил этого парня — все равно тот как-нибудь да выдал бы свое знакомство с бессмертными. Так, знакомства не было? Либо проблема прячется в Тени. Как всегда.

«Данные на байкера«, — затребовал он коротким сообщением.

«Но ведь только что отправляли!« — и наверняка воздетые к небу руки в безмолвном возмущении. Которое не будет озвучено: смертные хотят жить, а бессмертные — жить с комфортом.

«Был в Морле, движется на юго-восток по трассе Е60« — пришло в ответ.

«Ваши сведения устарели. Он покинул Кемпер шесть часов назад. Ищите!«

Мысль, что и его люди не намного превосходят Обскуруса в успехе, вызвала досаду. Самого интуиция вела навстречу байкеру. Знать бы еще, на которой из дорог. И вместо того, чтобы наведаться к Констанс, Этьен подхватил ключи от автомобиля и вышел в открытую, пронизанную предвкушением зимы ночь. Нет, это было не столько желание добыть Наследника, сколько любопытство взглянуть на бессмертного, не принятого Мишелем в расчет. Интриговало. Плюс азарт обойти соперника, отбить добычу. А потому стоит поспешить — мало ли, каково его намерение относительно голландца?

Наблюдатели! Какой в них прок, если не в состоянии отследить одного-единственного человека! Либо их должно быть больше — либо нужна скорость Куртова мотоцикла, чтобы следовать за ним неотступно. Этьен бы предпочел качество количеству. Вопрос времени, конечно, но в данный момент он никак не мог быть разрешен, и приходилось пользоваться тем, что есть.

Впрочем, так было во все времена. Он помнил самый первый Совет клана, на котором Леруа окончательно утвердил Лионский Кодекс. Древний Круг тоже посылал наблюдателей. О них знали, но обнаружить не могли. Пришлось очистить территорию от теневых совсем. Только тогда вычислили четверых. Он помнил, как Виолен, Катиш и Сорвиголова отчитывались об успехе, гордые выполнением миссии. Без нынешних технологий. Так это бессмертные. От людей ждать такой результативности глупо. Да и не устранить всех байкеров или всех голландцев, чтобы объект стал заметней.

«В Лорьяне не появлялся«.

Не доехал? Сменил маршрут? Или недоглядели? Спасибо и на этом. Будь Курт на территории Лиона — отловили бы в первую же ночь, но гоняться за смертным по нейтральной…

«Отследить все направления«.

И все же, тянуло к побережью, вдоль которого, судя по всему, объезжал ван Вейк. Поддавшись интуитивному порыву, Этьен крутанул руль, сворачивая на юг.

Близ Перигё его настигло новое сообщение: «Нант«.

Он усмехнулся: на ловца и зверь бежит. И если голландец не сорвется куда-то еще…

«Выезд на АВ 3. Ведем«.

Надо же, догадались!

«Потеряешь — убью«.

Угроза отнюдь не была фигуральной, люди это знали, и остаток пути сообщения приходили едва ли не поминутно, корректируя и его собственный маршрут. Голландец упрямо стремился к берегу, без сожаления покидая трассы одну за другой, вплоть до плутания по городским окраинам. Пока не остановился в Сен-Жиль-Круа-де-Ви. «Вот там и встретимся«, — довольно ухмыльнулся Этьен, набирая скорость. Адрес гостиницы был почти гарантом, что это произойдет.

 

И все-таки, нет. Буквально в квартале от очередного пристанища ван Вейка, на перекрестке, он вынужден был задержаться. Остановить машину, приглашающе распахнуть дверцу, с охоты переключившись на политику.

— Эмилия! Какими судьбами! — остаться незамеченным все равно бы не удалось, а домыслы любовницы главного недруга подсократить не мешало.

— Мсье Бёрнье, какая приятная встреча! — искусно улыбнувшись, кокетливо подобрав и без того короткую юбку, вампиресса ядовитой змеей скользнула в автомобиль. Сверкнув коленками, переступила, якобы пристраивая каблуки.

Этьен, не сводя с нее вгляда, вырулил на дорогу:

— Куда подвезти, мадмуазель Доро? — улыбнулся с насмешливо-нарочитой любезностью.

— Я собиралась ужинать в «LeLamparo«. Если вас не затруднит…

— Сопроводить в ресторан столь красивую женщину? Нисколько.

Он не сфальшивил ни в чем: Эмилия Доро, действительно, была очень красива. Каждый раз, как он сталкивался с ней, она выглядела по-разному, очевидно, ублажая капризы своего самовлюбленного патрона и собственные амбиции. На сей раз каштановые, волосы ее были уложены причудливыми волнами, а кое-где заплетены, как сетка. Яркий макияж скрадывал бледность и черты лица, а декольте — однозначно привлекало внимание обоих полов. Идеальная маскировка.

— А составить компанию?

— Был бы счастлив, — отозвался иронией он, — но, к сожалению, дела вынуждают отказать.

Крашеные губки дернулись в неприязненной улыбке, не обнажив клыков. Тоже не новость: об истинном отношении «Мими« к его персоне знало едва ли не все Сообщество. Впрочем, взаимном.

— Неужели дела настолько важны, что из-за них стоит лишать себя эстетического и чувственного удовольствия? — изогнулась тонкая бровь. — Забудьте про свои монеты хоть ненадолго!

Он рассмеялся:

— Безусловно, вы правы! — в чем именно, уточнять не стал.

Она полусоблазнительно-полуравнодушно повела плечом:

— Вот видите… Соглашайтесь, — взгляд призывно блеснул в темноте.

— Выбрать вам столик, или позиции меню? — сверившись с навигатором, он бегло оглядел улицу и, заметив нужную вывеску, стал парковаться.

— Какая потрясающая перспектива! — презрительно фыркнула Доро.

— Вы о заливе? Хороша, не спорю.

— Я о вечере, который вы упрямо не хотите украсить!

Проигнорировав претензию, он вышел из машины, услужливо открыл ей дверь:

— Эмилия, дорогая… вы ведь должны понимать, что лишние поводы для конфликта не нужны ни парижанам, ни лионцам.

— А вы способны создать повод? — стройная ножка с провокационной медлительностью встала на асфальт.

— Добыванием денег мои таланты не исчерпываются, — усмехнулся он, подавая руку.

Вторая ножка. Изящная ладонь таки оперлась на предложенную руку, на мгновение доверяя вес этого совершенного, бесмертного тела. Каждым движением вампиресса соблазняла, и делала это весьма искушенно.

 

Сопроводив до входа в ресторан, придержав стекляную дверь, он впустил Эмилию в длинный зал, больше похожий на закрытую веранду, оценивающе оглядел немногочисленных посетителей.

— Может, в клуб? Тут есть на берегу. Выбор гораздо больше, — предложил почти машинально. Ограниченное стеклом пространство вызывало дискомфорт.

Но Доро, похоже, охотилась здесь не впервой. А может, положила глаз на кого-то из вышколенного персонала. Целенаправленно дойдя до одного из столиков, удобно за ним расположилась, капризно глянула:

— Так вы составите мне компанию? Они все равно будут здесь, по пути в клуб или после…

Этьен, улыбнувшись, неохотно сел напротив. Мысли занимал курсирующий вдоль побережья почти летучий голландец, а никак не любовница Пуатье.

— Какие напитки вы предпочитаете: светлые, или темные? — уточнил, рассмаривая радостно помчавшегося к ним официанта. Блондинистого, светлоглазого, не претендующего на звание красавца, но вполне ухоженного, лет двадцати трех.

Эмилия обернулась, прослеживая его взгляд, сверкнула улыбкой:

— И светлые могут быть хороши… Главное — мягкость и тонкость вкуса.

Парень, как изваяние, замер у столика, поклонившись, картинно приготовил блокнот:

— Добрый вечер, мадмуазель. Мсье. Чем могу порадовать вас?

Этьен рассмеялся.

С беглой улыбкой глянув на него, тот повернулся, все же, к даме, готовый принимать заказ.

Отфильтровывая интонации от названий напитков, что перебирала вампиресса, Этьен рассматривал профиль официанта, не лишенный аристократичности, представляя, как изменилось бы выражение лица, если поцеловать под самый подбородок. Каким чувственным оно могло бы быть, самозабвенным и расслабленным. Приоткрытый рот, дрожанье век… Или искаженным болью и ужасом — если вцепиться зубами…

— Мсье Бёрнье!

Он посмотрел на Доро, настойчиво звавшую.

— Закажите же что-нибудь!

— Что-нибудь, — усмехнулся он. — Сочетающееся с фруктами и сыром, — добавил, чтоб не звучало издевательством. Ни пить, ни есть здесь он не собирался.

Парень, коротко поклонившись, ушелестел в кухню.

— А вы, значит, светлое любите? — пытливо глядя на него, поинтересовалась Эмилия.

— Разве я так сказал?

— Вы увлеклись чтением этикетки, — смех ее был превосходен.

— Как любой другой, что оказалась бы прямо перед глазами.

— И… эликсира вечной молодости?

— Особенно эликсира вечной молодости, — многозначительно-насмешливо подтвердил он.

— И за каким таким бесценным эликсиром король послал аж первого министра, который ни шагу из дворца? — сквозь насмешку чуялось любопытство, неподдельное, на грани азарта.

— А что Первая леди Парижского двора готова предложить за ответ? — улыбнулся Этьен, облокотившись на стол и не сводя с нее внимательного взгляда.

Почувствовал, как вспыхнула негодованием и удовольствием Доро, как тонкие пальцы ее мыслей ткнулись в поверхность ментального щита и, не сумев проникнуть свозь, отступили.

— Разве компании Первой леди не достаточно? — улыбнулась она лукаво.

— Для тех ответов, что у вас уже есть — безусловно.

— А для новых? — голос ее стал тише и глубже. Она вся подалась над столом, демонстрируя великолепнейшую грудь, на которой поблескивала бриллиантами изящная подвеска — знак рода Пуатье, вычурный даже в стилизации.

— А для новых необходимо прежде открыть пути, — чуть прищурился Этьен довольно. Игра намеков, особенно в части интимного, всегда доставляла удовольствие.

— Какой вы сложный мужчина, мсье Бёрнье, — попыталась та зацепить лестью. — Сразу и не угадаешь ход ваших мыслей.

— Вы же не площадной шут, дорогая, — он позволил себе дотронуться до ее руки, прохладной и нежной. — Не мысли надо угадывать, а желания…

Изумленное возмущение ее было почти искренним. И — молчаливым. Официант успел принести вино и закуски и расставить их на столе, прежде чем Доро сформулировала ответ.

— Боюсь… у меня не хватит талантов угадывать с необходимой точностью. Но… — она чуть подвинула руку, подныривая под его ладонь, — если б хотя бы намек…

Этьен рассмеялся. Мимолетно скользнув пальцами по ее кисти, взялся за бокал:

— Не бойтесь, дорогая. Страх не имеет смысла, — приподнял его, салютуя. — Ошибки бояться глупо: скорее всего, она уже совершена. Страх перед будущим лишает вас перспектив. Страх перед врагом — шансов на победу… А боязнь собственных чувств — убивает вас, ведь как еще вы можете быть живой, если не чувствуя?

Теперь засмеялась парижанка. Вероятно, выцарапывая секунды для осознания услышанного.

Он ждал, обдумывая грядущею встречу с голландцем.

— А если чувства идут со здравомыслием вразрез? Как поступают сильные? -пальчики ее приподнялись было над столом, но не решились коснуться его руки.

— Женское здравомыслие?! — насмешливо приподнял он бровь.

— Конечно! Не вам одним обладать таким сокровищем!

— Да, безусловно! — нет, не смог сдержаться от усмешки. Уж слишком легко Эмилия велась на расхожую точку зрения. Удивительно даже, как ухитрилась встать тенью власти за спиной Пуатье…

— Так… помогите же мне, — проникновенно проговорила та, все же, дотронувшись, невесомо, вскользь.

Он проследил за белобрысым официантом, понесшим что-то в дальний конец зала, на обратном пути поймал его взгляд. Парень стойко выдерживал его несколько секунд, потом, смешавшись, отвел глаза. Этьен улыбнулся.

— Зачем? — снова глянул на Доро.

— Чтобы я могла угадать, — выразительно пояснила она, почти беззвучно, но очень четко артикулируя, эротично прикусывая губу.

Он засмеялся:

— Даже если. Нет никаких гарантий, что оно исполнится. А значит, повторюсь, какой смысл?

— А если исполнится?

На мгновение показалось, что она потеряла даже нить первоначального разговора, загоревшись желанием добиться ближайшей цели.

Улыбаясь, Этьен качнул головой:

— Вы рискуете, дорогая. Быть протеже у Пуатье — и разговаривать о желаниях с лионцем…

В кармане коротко дернулся телефон.

Взгляд Эмилии вскинулся, сверкнув азартом и голодом:

— Кто не рискует, тот…

— Сколько лет вы его уже не пьете? — не расхохотаться потребовало выдержки.

Девчонка вспыхнула. Он уже ждал услышать ярую отповедь… но та была проглочена вместе с возмущением.

Эмилия сумела взять себя в руки:

— Полагаю, этот вопрос был риторическим, а не дерзким.

Браво! Он даже залюбовался внезапно проявившимся достоинством. Крошка Мими вспомнила, что в ее руках Вечность?

— Как вам будет угодно, — улыбнулся в ответ, слегка сжав ее пальцы.

— Мне? Будет угодно знать… — Эмилия подалась еще ближе, перейдя на выразительный шепот. И не подумала сопротивляться.

— Хорошее желание, — в тон ей одобрил Этьен.

— А что насчет ваших?

— Они есть.

Она даже дыхание затаила, ожидая услышать продолжение. Не дождавшись — накрыла его руку своей, провокационно заглянула в глаза.

Этьен ласково улыбнулся, погладил ее большим пальцем неторопливо. Неужели дыхание милашки сбилось? Конечно, любопытно, что в этой красивой головке, но опускаться до попытки прочесть ее он не стал.

— Так, может, поделитесь, мсье Бёрнье? — лаковая туфелька встала вплотную к его ботинку, чуть сдвинулась, намекая на интимность.

— Поделюсь, — многозначительно шевельнул бровью он, придвинул ногу тесней. — Какие конкретно из моих желаний интересуют вас?

— Самые… естественные… — мало чей рот был соблазнительней, чем ее. Хотя с Тристаном, конечно, не сравнится.

Он склонился над столом, кончиками пальцев провел по ее челюсти, аккуратно принуждая придвинуться. Шепнул, почти касаясь ее губ:

— Кровь? Или, может, убийство?

Эмилия вздрогнула, будто внезапно осознав отношение к себе в полной мере. Но прервать свою игру уже не могла:

— Не верю, что они исчерпываются этим, — провокационно облизнула губы.

— Желания хищника? — пальцы соскользнули по нежной шее, отслеживая пульс. — Нацелены на одно: охоту, удовлетворение жажды. А ваши разнообразней?

— О, да! — прикрытый темными ресницами, взгляд ее стал еще заманчивей. –Мои — вполне могут нравиться не только мне, но и мужчинам…

— И, тем не менее, это жажда. Сексуальная, — большой палец прошелся вниз по горлу, замер в яремной ямке, — или жажда информации… — чуть сдавил ее шею. — Или власти. Но, к сожалению, дорогая, удовлетворять вашу у меня нет ни желания, ни времени.

Последние слова он произнес, практически касаясь щекой ее щеки. И тут же остранился, прервав всякий контакт.

Эмилия, отпрянув, возмущенно сверкнула глазами:

— Если бы вы были на территории Пуатье, мсье Бёрнье, вам бы пришлось задержаться! Как минимум, объясняя свое присутствие!

— Если бы я был на территории Пуатье, — усмехнулся он, подавшись над столом, — то напомнил бы вам, дорогая, о своем праве пребывания в течение одной ночи в любых землях, без каких-либо объяснений. И точно так же время прощания выбирал бы сам. Удачной охоты, мадмуазель Доро. И приятного рассвета.

 

Он не видел — чувствовал спиной ее гневный взгляд. И ее желание убить его. Или вовлечь в секс, такой отчаянно страстный, что самой умереть. Ни то, ни другое на ближайшие несколько сотен лет не интересовало.

А вот добыть для Леруа голландца…

Этьен вытащил телефон проверить сообщение.

«Ван Вейк уехал«.

Чертова девка! Впрочем, злиться теперь — лишь на себя, и он, почти рыча, нажал вызов.

— Доброй ночи, мсье Бёрнье, — голос наблюдателя прозвучал предельно вежливо и сдержанно. Какие именно эмоции пытался скрыть смертный, гадать не пришлось.

— Где он?! — бухнувшись в автомобиль, Этьен захлопнул дверцу, оглядел дорогу.

— Мы ищем по всем направлениям. Он внезапно выехал из отеля… Мы думали…

— Почему не отследили?!

— Простите, мсье Бёрнье, Крис отошел за кофе…

— Если он не найдет его — сам станет кофе! Держать меня в курсе!

Бросив мобильник на сиденье, он вырулил на проспект и вдавил газ, стремительно набирая скорость, держась вдоль побережья. Только бы байкеру не приспичило изменить маршрут! Двигаться на восток, не зная, насколько затянется погоня, напрягало. И что в этом голландце особенного, что так впечатлило короля? Ну обратит он его… Нет, не привыкнуть к мысли, что предстоит создать Наследника на заказ. Как бы он ни любил Леруа, как бы верен ему ни был, но передавать собственную кровь по чужому выбору… Единственная надежда — что ван Вейк и самому при личной встрече придется по вкусу…

Вспомнилось, как обращал их сам Мишель. Условно. Всех семерых, что отозвались на призыв к мести. И как сначала не поверил Древний круг, что они и вправду Наследники. Этьен и сам не верил, что сработает уловка. Что кровь сработает. Иначе не было бы кланов — все перемешались бы, потерялись в беспорядочных связях, лишенные корней. Но Вечность, вопреки здравомыслию, осуществляла какой-то свой план.

 

— Они не могут быть твоими наследниками, они старше тебя — с безапелляционной логичностью заявил Лимерк, оглядывая первых лионцев, прибывших с ними в Бёрн. Собственно, ничто не мешало Совету убить их всех, разом избавившись от всего клана, еще не утвержденного и не имеющего никаких прав.

Он насторожился вдвойне, готовый защищать своего короля.

— И все же, я обратил их, — выдержке Леруа можно было позавидовать.

— Сколько ни меняйся кровью с другими обращенными, это ничего не даст! — ядовито вмешался смазливчик Пуатье. — Разве что влезешь в чужую память.

— Полагаю, не только теневые знают, что Наследник не способен убить Создателя. Именно потому, что связан с ним. Кровью. Верно?

Ропот в зале умолк. Вопрос звучал провокационно. Этьен не помнил, чтобы Антуан говорил о таком, но превосходно чувствовал, как обострились нервы у всех присутствующих.

— Верно, — мягкий голос северной вампирессы, казалось, лишь удвоил тишину. — Кровь Создателя распознается Наследником как своя, и любое покушение на нее — это покушение на собственную жизнь. Инстинкт самосохранения слишком силен.

Мишель дерзко улыбнулся:

— Так проверьте, есть ли эта связь. Прикажите кому-нибудь из них, — кивнул на Наследников, — убить меня.

Он медленно, глубоко вдохнул, надеясь, что сделал это незаметно. Безрассудство Леруа прорастало дальше, чем можно было предположить, и могло расцвести кровью в любой момент.

— Они твои соратники, они откажутся, — незнакомый голос, лицо, не связанное с именем.

— Древние не знают способов заставить? — усмешкой Мишеля, сверкнувшей в тот момент, уверенной, спокойной, Этьен гордился до сих пор.

 

И эксперимент был поставлен. В противники Создателю Совет выбрал Виолена, обращенного раньше Леруа на полтора десятка лет. Расчет был прост: кровь старшего сильней и не подвластна влияниям. От осознания наиболее вероятного исхода в груди растекся легкий холодок. Он отнюдь не был уверен, что не вступится за короля вопреки условиям. Но это было лучше, чем если бы против Мишеля поставили его самого.

Того вывели в центр зала, вручили меч. Кровавый отблеск стали в свете факелов.

— Матеуш?

Испанец, на поверку оказавшийся основателем португальского Рода Ларанжейра, поднялся, приблизился к нему:

— Ты же знаешь, чем все закончится, — произнес тихо, над самым плечом Виолена.

Но от интонаций, обращенных даже не к нему, у Этьена мурашки пробежали по загривку. Что дальше говорил этот самый Матеуш, не слышал никто: сознание слилось с сознанием, передавая мысли, от которых лицо лионца исказилось сначала страхом, потом гневом… и почти окаменело в решимости.

Португалец неслышно шагнул в сторону, освобождая место.

— Давай, тень, пролей свет на правду!

За неуместную насмешку парижанина хотелось задушить.

Мишель, медленно шагнув к «врагу«, коснулся пояса, инстинктивно ища оружие. Кто-то из зрителей бросил ему клинок. Еще шаг, вкруговую, с хищной готовностью…

Он сжал кулак, чувствуя рельф рукояти собственного кинжала. Не спокойней — уверенней, что в случае конфликта секунды потеряны не будут. Чьи-то руки взяли его за плечи, потянули назад. Он отступил, быстро обернувшись. На голову выше него, с предрассветной синевой неба в глазах… Не намного старше, но спорить не стоило.

 

Однако вмешиваться не пришлось. Да, он готов был защищать Мишеля любой ценой, но прежде о короле лионцев позаботилась Вечность: Виолен, ловкий, хитрый, великолепно парировавший удары, так и не смог нанести свой. Клинок, столь удачно поднырнувший под ребра Леруа, не вонзился.

— Это сговор! Он в любом случае не стал бы… — но под тяжелым темным взглядом Ларанжейра Пуатье смолк.

— Я наблюдал его сознание в ходе всего поединка, — с достоинством констатировал Матеуш, оглядев зал. — Кто-то здесь сомневается в моей чести?

Стих даже шорох платьев. Похоже, его не только уважали, но опасались. Возможно, как все южане, он был вспыльчив и крайне щепетилен, когда речь шла о репутации… А может, обладал влиянием, способностями, заставлявшими бессмертных с ним осторожничать.

— И все равно это невозможно! — упрямо выкрикнул кто-то из свидетелей.

Этьен мгновенно нашел его взглядом — ничем не примечательного вампира со светлыми волосами, собранными в хвост.

— У тебя есть лишние Наследники? — многозначительная улыбка Мишеля ничего хорошего не обещала.

Зал зашелестел возмущенным шепотом — то ли на недоверие выскочки Советнику, то ли на нахальство Леруа.

— Нет! Но я готов предоставить одного для эксперимента. Лишь потому, что знаю: с чужой кровью такое не сработает!

Илларн Темный, хмурый немец, в прошлый раз не слишком разговорчивый, подавшись вперед, усмехнулся:

— Это даже любопытно.

Длугош, откинувшись на спинку стула, сложив на груди руки, наградил энтузиаста осуждающим взглядом.

— Как можно отдавать свою кровь! — тихий голос из зала — и новая волна разноязыкого ропота

Лимерк обвел взглядом Совет:

— Если возражений нет, мы проверим это еще раз. Не из недоверия к тебе, Матеуш, — чуть поклонился, обозначив уважение к португальцу, — но чтобы удовлетворить молчаливо сомневающихся. Все-таки, речь о создании нового клана, и было бы неплохо знать, какими возможностями обладает его Основатель.

Что-то проворчав на своем, Ларанжейра кивнул.

Остальные члены Совета, каждый в силу своих соображений, также не возразили.

— Ларс Бенгтссон, — Лимерк повернулся к светловолосому. — Совет просит тебя предоставить одного из своих прямых Наследников для подтверждения — или опровержения способностей предводителя лионцев.

Этьен нахмурился, уловив в перешептываниях за спиной:

— Прямой Наследник! Это уже слишком!

— Это справедливо. Но Морозные львы только что нажили себе серьезного врага, — так же тихо ответил другой.

Видимо, это понял и сам Бенгтссон и засомневался. Ответил не сразу:

— Я отдаю Йёрана-Лейфа. С тем, чтобы он подтвердил невозможность повторного обращения.

Названный неуверенно вышел в центр зала, обернулся на полпути, будто ища защиты у Создателя. Невысокий, хрупкий, рыжеватый, лет двадцати на вид. Не слишком похожий на Наследника, которым гордятся и дорожат.

— Йёран-Лейф Бенгтссон?

— Да, милорд.

— Тебе позволено защищать себя. Без использования оружия. Мишель Лоран Леруа, тебе позволено обратить его. Если сможешь. Без использования оружия.

Мишель предвкушающе улыбнулся парню. Тот отступил, сжал кулаки, готовясь к обороне. Но не похоже было, что даже превосходство в возрасте поможет ему справиться с королем: вечность ему даровали явно не за заслуги воина. Собственно, в пять минут Мишель свалил его на пол и, придавив коленом, вцепился зубами в шею. Йёран отчаянно забился, вырываясь, но лишь сильней раздирал рану, расплескивая кровь. Потом стал постепенно слабеть и, когда Мишель поднял лицо, все перепачканное алым, лишь тяжело дышал. Как будто воздух мог стать заменой жизни, растекшейся под ним темным нимбом.

Усмехнувшись, Леруа рванул зубами свое запястье, поднес ко рту поверженного:

— Прости. У меня не было цели причинять тебе вред.

Тот отвернулся было, избегая обещанного обращения, но инстинкт взял свое — и обессиленный вампир, полыхнув безумным взглядом, жадно вцепился в руку, спеша восполнить утраченное.

Настало время для новых беспокойств. Сработает ли кровь Мишеля сразу? И как сработает? Достаточно ли будет ее, чтобы король был в безопасности?

 

Как он и предполагал, процедура повторилась: Ларанжейра чем-то напутствовал «убийцу«, Леруа не слишком защищался, убийство не состоялось.

— И что теперь, Лимерк? — с искренним, каким-то детским любопытством спросила Сюлви, поправляя меховую накидку на плечах. — Он принадлежит двум кланам?

— Это мой Наследник! — вскинулся Ларс. — Я не отдам его!

Мишель, подавая руку вновь обращенному, помогая встать, мягко засмеялся:

— Ты уже отдал. Но — как решит почтенный Совет. Я настаивать не буду.

Йёран, никак не способный прийти в себя, оглядываясь уже на советников, шагнул в сторону светловолосого.

Лимерк кивнул ему, одобрив, и повернулся к Леруа:

— Это очень… необыкновенно. Что ж, твой клан, именуемый Лионским, отныне является частью Ночного Сообщества. Ты получаешь территории, на которые претендуешь, права и обязанности как представитель Сообщества, а Кодекс Лионского клана с этого момента считается действующим. Твои прямые Наследники, а также вампиры твоего клана, настоящие и будущие, тоже получают обязанности и права наряду с другими Детьми Ночи. И мы рассчитываем, что твоя власть в Лионе и… влияние на теневых будут разумны и обращены на пользу бессмертным.

— Я обещал, — улыбнулся Мишель Совету.

— Хорошо, — Лимерк обвел взглядом зал. — Если ни у кого из здесь присутствующих возражений нет… — выждал несколько секунд, — этот вопрос объявляю решенным.

 

Решенным.

Вписываясь в очередной поворот, Этьен глянул на небо. Хотя и так знал: до рассвета чуть больше часа, и за это время голландца он вряд ли найдет. А вот квартиру — стоило бы, потому как замена министра финансов новообращенным Мишеля устроит вряд ли. А главное — не устроит его самого. Прикинув, какой из ближайших городков с наибольшей вероятностью окажется нейтральным, он вырулил с автобана на дорогу, ведущую на север, и переключился на поиск укрытия.

Глава 14. Этьен. Претендент

Подумай, стоит ли потенциальный результат твоей жертвы.

Леруа

 

Он проснулся в секунду и первым делом схватился за телефон. Однако новостями о местонахождении ван Вейка радовать никто не торопился. Значит, пора напомнить о себе. Отправив короткое «Где он?«, Этьен занялся собой. На умывание и душ пять минут, еще полторы — одеться. Голод, равно как отдалившаяся цель, гнал вперед. «Еще не нашли«. Плохо. Он открыл карты и, быстро сориентировавшись в сетке дорог, интуитивно выбрал маршрут. Остановился ли где-нибудь голландец или продолжает движение, но торчать на месте самому точно не выход.

Вскоре стали приходить собщения, отсекающие лишние варианты. Коньяк, Ангулем, Перигё, Бержерак отпадали один за другим, сужая круг поиска, пока… Пока он, обогнав очередной грузовик, не заметил впереди байкера в черном комбинезоне. Никаких гарантий, скорее даже, наоборот. Но хищник, почуяв добычу, встрепенулся, вспыхнул азартом и нетерпением и, навострившись, устремился следом. Сократив дистанцию еще на две машины, он прочно уселся на хвост парня и ломанулся в его голову. Вуаля! Вот он, красавчик! Но только не собственной персоной — а в мыслях мотоциклиста, целенаправленно идущего за ним. И вот этот факт уже не понравился. Конкуренция, значит? Кому еще понадобился голландец? Или это охрана, выставленная собственником? В любом случае, перехватить ван Вейка он обязан первым. Убрать преследователя было заманчиво, но это дало бы противнику повод для лишних мыслей, что сейчас совершенно ни к чему.

Чуть ускорения — и молодчик на «железном коне« остался за спиной. Знание — преимущество.

Еще несколько машин, поворот… Он стал внимательней сканировать мысли встречных, в которых уже попадался нужный образ. Снова обгон. Выезд на другую дорогу… Вот он! Черный шлем, вздувшаяся парусом куртка, растрепанный свелый локон над плечом… Проверить, что в голове…

Сосредоточенность. Чистая сосредоточенность на движении, на трассе, сиюминутная, что называется, без примесей. Ни воспоминаний, ни планов. Удивительно, как может человек, сам того не желая, спрятать свои мысли! А если копнуть глубже… удовлетворение скоростью и качеством дороги, не более. Потрясающе!

Он пристроился за суперкаром, что остался единственным меж ним и целью, и, когда ван Вейк сошел с трассы в сторону Бордо, без колебаний направился за ним.

В городе вести голландца было еще проще: тот, вынужденный ориентироваться в улицах, выстраивал маршрут на один-два перекрестка вперед, а потом и вовсе занялся поиском отеля, и вскоре у Этьена было название и адрес. Убедившись, что тот никуда больше сворачивать не планирует, временно выпустив парня из вида, он объехал пару кварталов и, припарковавшись с другой стороны отеля, стал ждать. Заодно отправил людям сообщение: «Поиск окончен. Криса — в Лионский замок«.

 

Рев мотоцикла за углом. Заглохший двигатель. Еще несколько минут дать на парковку и регистрацию. Что? Еще байк?! Этого не хватало! Он торопливо вышел из машины, не собираясь отдавать свою добычу никому. К счастью для себя же, парень, преследовавший голландца, целью имел лишь слежку и, отметив оставленный «на привязи« мотоцикл, уехал. Стоило потропиться.

 

В блондинистой голове полусонного администратора нашелся и портрет королевского избранника, и его грубоватые манеры, и номер для курящих на втором, в котором тот остановился. Взяв комнату по соседству, предвкушающе ухмыльнувшись, Этьен поднялся на второй этаж. Бегло оглядел скромную комнату, бросил куртку на стул, взъерошил волосы и, нацепив чуть растерянную, но вполне ироничную улыбку, отправился к будущему Наследнику.

«Тук-тук«, — продублировала мысль соответствующее действие на случай, если голландец не услышит.

Тишина. Двадцать секунд. Ленивые шаги. Щелчок замка — и в него уперся прищуренный недоверчивый взгляд ван Вейка, точь-в точь как выловленный в мыслях Леруа. Светлая футболка на неплохом таком теле, джинсы… и, конечно же, ошейник, строгий, поблескивающий холодной сталью.

Этьен улыбнулся шире:

— Привет, — произнес по-английски, ткнул небрежно большим пальцем на приоткрытую дверь за своей спиной. — Извини, огня не найдется? Я тут в двести пятом

Тот удивленно шевельнул бровью:

— Сейчас, — ушел в комнату.

Сквозь открытый проем зияла практически ничем не нарушенная пустота: кожаная куртка на спинке стула, в углу дивана мотоциклетный шлем — все, что отличало номер от незаселенного.

— Держи! — вернувшийся голландец через порог протянул зажигалку.

— Спасибо… а, дьявол! Сигареты забыл.

— Забирай.

— Сейчас верну.

Ван Вейк закрыл дверь, но не запер.

Вернувшись в номер, Этьен выудил из куртки сигареты, прикурил. И снова вышел в коридор, вежливо постучался.

— Открыто! — раздалось из-за двери.

Вполне сошло за приглашение.

— Ты меня спас! — с совершенно искренней благодарностью он протянул сидевшему на диване байкеру зажигалку.

Тот полыхнул огнем, прикуривая сам, небрежно бросил ее на стеклянную поверхность стола.

Этьен, демонстративно задержавшись взглядом на глянце шлема, попробовал еще раз:

— Твой зверь на парковке? Внушительный. Я так и не смог опознать, что за сборка.

— Мой, — байкер усмехнулся. — Во всех смыслах.

— Респект! Сколько выдает?

— Триста десять по прямой.

Он одобрительно кивнул, неторопливо затянулся:

— А сам откуда?

Тот недовольно дернул губой, в глазах мелькнула боль:

— Неймеген, если знаешь, где это.

— По ту сторону Бельгии, — усмехнулся Этьен. — Порядка восьми сотен отсюда.

— Бывал там?

— Не совсем там, в Утрехте.

Еще больше боли и горечи, тщательно скрываемой.

— Запретная тема? — чуть нахмурился он. — Не буду.

Ван Вейк пренебрежительно фыркнул, глубоко вдохнул дым. Запрокинув голову, стал выпускать его тонкой струйкой. Пальцы, державшие сигарету, едва заметно дрожали. Над сталью ошейника соблазнительно бился пульс. В голове — картинки, яркие, четкие, но рваные, будто тот нарочно выдирал их из памяти, не желая видеть. Стол по центру кухни, кофеварка, бутылка виски. Могильный провал. Обгоревший, заляпанный кровью синий рюкзак. Голубые глаза под добела выжженной солцем челкой. Сетчатый забор, мальчишечьи руки, помогающие закрепить его… Радостная улыбка, очевидно, того же пацана. И все — окутано безнадежно въевшейся болью. Снова виски. Голубые глаза, меняющие цвет…

Он присел на подлокотник кресла напротив. Аккуратно забираясь в сознание голландца глубже, курил. Тот, не особо заморачивался чужим присутствием, пытался восстановить равновесие, оттолкнуть от себя воспоминания, которые Этьен тянул на поверхность. На удивление, в какие-то моменты ему это удавалось, и тогда приходилось снова, используя ассоциативные связи, добывать эти картинки.

— Как звать-то тебя? — улыбнулся он, милосердно заталкивая мысли обратно в глубину сознания ван Вейка, даруя легкий флер забытья.

— Курт.

Еще одна струйка дыма вертикально вверх.

— Этьен, — представился он сам, не сводя глаз с его шеи.

— Местный? — лениво уточнил тот, сквозь тающее белесое облачко ловя его взгляд.

— Лионец.

— А чего понесло?

— Когда-то же из дома выходить надо, — усмехнулся он, опираясь локтем на спинку кресла.

Мысли голландца уже без его помощи снова переметнулись в Неймеген, пунктиром набросали пройденный маршрут. Потом встречу с Обскурусом… Этьен потянул к поверхности более раннее воспомимнание, отвлекая.

Внезапное ощущение чужого взгляда заставило прервать контакт, обернуться. Полумрак комнаты. Никого. Но чувство не проходило. Пожалуй, стоит побольше вызнать об этом голубоглазом…

— Какой похвальный познавательный интерес! — прозвучало слева с ехидным фырканьем.

Он резко развернулся, щурясь.

Строгий костюм-тройка, сливавшийся с темнотой, распахнут, брюки заправлены в сапоги, глянцево-кровавой лентой — распущенный галстук.

— Эффектно, — усмехнулся Этьен и на внешний вид, и на само появление того, о ком буквально только что хотел узнать. Человеком голубоглазый не был. Но не был и вампиром.

— Да ты за мной следишь! — съехидничал голландец, как само собой воспринявший внезапный «приход« знакомца.

Парень снова фыркнул, стягивая с шеи полосу шелка и пропуская ее сквозь пальцы:

— Приходится! Тебя ведь ни на минуту нельзя оставить…

— До сих пор выживал как-то, — отозвался тот не слишком почтительно, но явно осознавая принадежност.

— Ценная собственность? — беспечно улыбаясь, Этьен затянулся сигаретой, прикидывая силу голубоглазого на случай возможной схватки. Текучесть, невероятная гибкость движений… — Каждый пытается претендовать?

— Желающих, я вижу, все больше, — едва заметно усмехнулся тот, наматывая ткань на костяшки пальцев.

Ван Вейк расслабленно развалился на диване, равнодушный к действиям собственника.

Он пальцами погасил сигарету, бросил в пепельницу, стоявшую на столе. Пристально посмотрел в синеву ясных глаз:

— Я не склонен претендовать на чужое, если право обладания подтверждено. И вовсе не обязательно — силой.

Тот похлопал себя по нагрудному карману, заметил иронично-извиняющимся тоном:

— Где-то оставил бумаги на собственность! Свидетели, способные подтвердить факт обладания, не подойдут?

— Ошейник твой? — оценив шутку, уточнил Этьен.

Парень был все любопытней. Он коснулся его сознания, но ничего, кроме черной, как ночь, пустоты, не увидел.

«И ошейник мой«, — вспыхнуло электрическим синим.

— И ошейник мой, — мягко прозвучало вслух.

Быстрый взгляд из-под ресниц. Чужак размотал галстук, ловко играясь шелковой лентой.

— Красивая вещь, — продолжая улыбаться, кивнул Этьен. — А со знаками клана была бы еще и полезной.

— Пожалуй, тут и Александрийской библиотекой не обойдешься, не то, что знаками… — усмехнулся тот, внимательно за ним наблюдая.

— Отчего же? — он мельком глянул на ван Вейка, сосредоточенного, несмотря на внешнюю беспечность. Гадавшего, кто он такой и нет ли связи с Обскурусом. Умный парень. — Мы довольно восприимчивы к символам. Я с удовольствием бы обсудил с тобой тонкости знаковых обозначений и другие нюансы… принадлежности. Мы могли бы прогуляться, подышать ночной прохладой.

— Как лестно ваше приглашение! — усмехнулся тот краями рта. — Пойдем… прогуляемся…

 

Улица, погруженная в темноту, прошитую ярким пунктиром фонарей, была комфортней гостиничного номера. Пространство, не ограниченное плоскостями стен, мобилизовало инстинкты — и в то же время давало чувство защищенности. И чужаку, похоже, темнота также была родной.

— Полагаю, есть интересные для нас обоих вещи, знать о которых людям не следует, — доверительно понизив голос, произнес Этьен, возобновляя разговор.

— Возможно, — покладисто согласился голубоглазый.

— У меня есть задание, которое я обязан выполнить, если тому не будет реальных препятствий. Знание, какому клану или лицу принадлежит Курт ван Вейк, вполне способно послужить таковым.

— К сожалению, я не в состоянии представить, что может явиться для тебя реальным препятствием, — мягко произнес тот. Смуглые пальцы, продолжавшие беспокойно терзать шелк, складывали из ткани на удивление изящный цветок. — Курт ван Вейк — мой. Если есть желание оспорить это право, я к вашим услугам… Ни к одному клану я не принадлежу, и с этой стороны вам опасаться нечего.

Этьен усмехнулся:

— Ты провоцируешь во мне любопытство. Подозреваю, что вернее было бы даже говорить о непричастности к Ночному Сообществу, если не охотникам Ночи вообще. Что ты такое?

Конечно, предпочтительней, чтобы этот невозмутимый красавчик оказался Тенью: в клан можно было бы привести его, стоящего куда большего внимания, чем какой-то смертный. Да и своего донора, любовника или кем там служил голландец, тот наверняка потащил бы с собой.

— Ничто… — усмехнулся парень, перебирая и разглаживая шелковые лепестки. — Рябь на поверхности времени…

— Могу я получить если не твоего донора, то этот цветок? — испытующе глянул на него Этьен, чуть улыбнувшись. — Чтобы рябь, обратившись волной, оставила след на песке. Вечность сохранит его.

Темная голова вскинулась, метнувшийся светлый взгляд полоснул, как острие клинка:

— Этот цветок? — пальцы повернули искусную имитацию, словно вот-вот сомнут. — Вместо донора?

Он усмехнулся непониманию условности обмена:

— Мне предложить что-нибудь за него? Что, например? — и, видя замешательство, пояснил: — Он же создан твоей рукой.

Тот хмыкнул, все еще не отводя от него глаз, протянул цветок на открытой ладони:

— Убедил… Действительно, редкостное явление, созданное моей рукой…

Этьен, галантно поклонившись, аккуратно взял его. Обычный шелк, нагретый в пальцах. Хорошо нагретый. Захотелось коснуться самой руки, но удержался:

— Благодарю. Как же зовут столь искусного творца?

Еще одна попытка проникнуть в его мысли вновь не дала результата.

— Тайгер… — жмурясь, ответил тот.

— Рад знакомству. Этьен Бёрнье.

— Испытываю легкое сомнение по поводу этой радости… — усмехнулся тот.

— Отчего же? Ты, конечно, препятствие для достижения начальной цели, но… похоже, интересней, чем можно судить по воспоминаниям твоего донора. Или кто он тебе?

— Он — мой, — прозвучало вкрадчиво-мягкое напоминание, — что бы я с ним ни делал, это никого не касается.

— Прости, — Этьен миролюбиво приподнял ладонь. — Не смею вмешиваться в столь интимные области. — Мне, правда, интересно, что ты за сущность. Не человеческая, несмотря на сходство.

За эту откровенность Вечность, пожалуй, должна ему не только силы. Существ, подобных Тайгеру, он не встречал. Да и вообще не сталкивался сам ни с кем, кроме людей и вампиров. О параллелях был наслышан, о том, что в некоторых обитют особые создания, — но не имел ни своей, ни доступа к чужим, не считая общей лионской. И ни одной из известных ему легенд голубоглазый не соответствовал. Соблазн познать нечто совершенно новое, исключительное был огромен.

— Почему ты уверен, что я буду обсуждать эту тему с тем, кто только что плотоядно смотрел на горло моей собственности? — отследив движение ладоней, усмехнулся Тайгер.

— Я предполагаю, — он акцентировал это слово. — Ты мог бы обсудить ее с тем, кто деликатно отступил, узнав, что она — собственность.

— Мог бы… — вновь усмехнулся тот и, достав из портсигара сигарету, неспешно стал закуривать.

— А я в знак встречного доверия мог бы рассказать что-нибудь о Ночном Сообществе. Ибо Вечности предпочтительней иметь столь перспективных существ в своих объятиях, — добавил по-французски, на кончиках пальцев приподняв алый бутон.

— Вечности? — фыркнув, уточнил Тайгер, так же легко переходя на французский. — И кто в данном случае ее олицетворяет?

Этьен улыбнулся, чуть повернул цветок в одну сторону, потом в другую, любуясь:

— У нее нет олицетворения. Она абсолютна, и нам достаются лишь ее дары, зачастую непредсказуемые и всегда щедрые. Это сама Жизнь в ее чистом виде.

Глубоко затянувшись, тот выпустил дым изо рта, криво усмехнулся:

— Любая форма жизни конечна. Все пронизано хаосом, который благодаря энтропии лишь усиливается. Гибнут не только цивилизации — миры… Абсолютна лишь смерть.

Рассуждение ему понравилось. Пожалуй, ночи, проводимые в подобных беседах, могли доставить удовольствие. И, возможно, не только в беседах…

— Даже если смерть приводит к жизни более совершенной?

— Я не отрицаю важности жизни, как явления, — продолжил тот. — Это повод ценить жизнь дороже, тем более совершенствующуюся. Но это не есть Вечность для личности, это продолжение жизни рода, расы. Личность, как бы ни совершенствовалась, при истинной смерти лишь сливается с абсолютом или как вы там это представляете в ваших религиях!

— Ты говоришь так, будто сам не имеешь отношения ни к нашим религиям, ни к закономерностям жизни на земле, — улыбнулся Этьен.

— Вашим богам я не поклонялся, — затягиваясь, заметил Тайгер. — Впрочем, как и каким-либо другим. Развитием общества… частично, чтобы быть в курсе происходящих явлений.

И снова он ушел от ответа. Пожалуй, стоит почаще заглядывать к Тристану, практиковаться на несговорчивых, чтоб не терять навык.

Он улыбнулся:

— И все же, Вечность для личности… при условии, что не будет прервана извне, — существует. И чем дольше, тем больше вероятность ей продлиться еще.

— Трудно не согласиться! Но, в конце концов, она будет прервана… Вопрос лишь во времени.

— Бесконечного времени, — настойчиво поправил Этьен с улыбкой. — Пока существует цикличность дня и ночи.

— Бесконечного ровно до той поры, пока ваш белый карлик не остыл! — криво усмехнулся тот, выбрасывая окурок.

— Буду признателен, если не станешь способствовать тому, — полупоклоном подчеркнул иронию Этьен, хотя слова голубоглазого звучали так, будто он и вправду мог погасить солнце.

— Пока не вижу в этом необходимости, — тонкие губы чуть дрогнули, усмешка мелькнула лишь намеком.

— Это обнадеживает. И заставляет предполагать, что такая власть у тебя есть, — в иронию облечен вопрос отнюдь не шутливый.

— Желающий иметь власть теряет свободу.

— Не поспоришь, — привычным движением Этьен извлек из пачки сигарету, похлопал по карманам в заведомо безрезультатном поиске зажигалки. Прикурил от поднесенного собеседником огня. — Благодарю. Вот… интересная вещь –фантастика. Несмотря на иррациональность, заставляет задуматься о таких вещах, которые в ином случае и в голову бы не пришли. К примеру, если допустить, что ты лишь гость под «нашим белым карликом«, — разве Земля похожа на туристический уголок? Что привлекло тебя в ней?

— Если предположить, что я здесь гость, — хмыкнул тот, тоже закуривая, — то время выбрано мной неудачно! Современное общество уже ко всему привычно. А вот три-четыре тысячи лет назад прием иноземных гостей происходил с большим шиком! Да и туризм должен быть нормированным, иначе в общей суматохе в трюмах можно привезти всякой дряни.

— Сколько же раз ты успел побывать здесь с таким разбросом, чтоб так уверенно сравнивать? — усмехнулся он внушительной цифре. Прочесть Тайгера, как себе подобных, не удавалось, но ощущение его искренности — держалось стойко, а своей интуиции он привык доверять.

— Гипотетически, много раз… — скривился тот. — А чтобы было с чем сравнивать, пришлось бы прожить среди людей несколько лет…

Этьен понимающе рассмеялся:

— Но — разумеется, гипотетически — при очевидном нежелании жить среди людей и, стало быть, не слишком большой любви к ним, ты так ревностно следишь за своим человеком!

 — Каждый человек уникален по-своему, — выпустив дым в его сторону, усмехнулся тот с неожиданной горечью. — Не всегда эта уникальность впечатляет…

— А уникальность ван Вейка впечатляет настолько, что заинтересовала двоих сильных? — чуть умерив иронию, качнул головой он. Кем бы ни был Тайгер, голландец, похоже, мог оказаться его слабостью. Или, наоборот.

— Любопытно, что именно привлекло в нем вашего короля, — недовольно пробормотал тот.

— Я бы тоже хотел знать. Насколько могу судить, — опыт. В том числе благодаря тебе весьма богатый и оставивший на нем немало неизгладимых шрамов.

— Неизгладимых… — повторил тот криво усмехнувшись. — Действительно…

Он промолчал, медленно выдохнул дым, рисуя в воздухе Лионскую лилию.

— И давно ваш клан находится в конфронтации? — полюбопытствовал Тайгер, с едва заметной усмешкой разглядывая тающий символ.

— Наш клан в числе правящей Девятки, — чуть снисходительно улыбнулся Этьен. — А людские игры в политику волнуют Вечных постольку поскольку.

— Я не о людях говорил, — в тон ему усмехнулся Тайгер. — Между кланами определенно есть конкуренция, если уж по силе подбираете себе игрушки.

— Конкуренция существует всегда. Даже между детьми в одной семье. Но я бы не назвал игрушкой кандидата на обращение.

— Даже так… — скривился тот недовольно, разглядывая его из-под ресниц. — Значит, твое воспитание лучше.

— Не знаю, — задумчиво признался он, — у меня не было Наследников. Я не хотел бы силой отнимать у тебя голландца. Он, бесспорно, хорош… Но это не моя воля.

— О! Я потрясен до глубины души! — внезапно остановившись, иронично заметил тот, отбросив очередной окурок. — Позволишь выразить признательность по этому поводу?

И протянул ладонь для рукопожатия.

Настороженно на него глянув, но, так и не определив намерений, он взял его тонкие, невообразимо горячие пальцы.

— Благодарю за откровенность!

Тот вдруг оказался совсем близко, приобняв, хлопнул по спине и мимолетно коснулся виска губами. Тут же шагнул назад — но Этьен, удержал его, обхватив свободной рукой за спину.

— Любопытная у тебя благодарность, — усмехнулся, пристально глядя в глаза.

— Ты меня порадовал, — улыбнулся тот краями рта, даже не пытаясь освободиться.

— Не уверен, что точно так же порадует король.

Горячее сильное тело в руках пробудило голод и желание. Мимолетная ласка, что могла на деле оказаться чем угодно, еще больше разжигала аппетит.

— Я так понимаю, мне следует волноваться по этому поводу? — уточнил голубоглазый, не отводя взгляд.

Он неопределенно шевельнул плечом, невольно прижимая Тайгера тесней:

— Я не решаю за него. Могу лишь предложить мнение.

— И каково твое мнение? — усмехнулся тот. Смуглые пальцы неспешно прошлись вдоль молнии куртки, оглаживая ткань.

— Кажется, я озвучил его неоднократно, в разных вариациях.

Парень выказывал недвусмысленный интерес. Скорее, как отвлекающий маневр, нежели соблазнившись. Прочитал ли мысли (хотя попытки проникнуть в сознание Этьен не ощутил), или же действовал ситуативно, среагировав на жест… Или вовсе шел ва-банк, рассчитывая на что-то, с уверенностью не сказать. Но держать это буквально полыхающее огнем, пульсирующее, гибкое тело в руках — было приятно.

— Я недоверчив, — губы Тайгера чуть дрогнули. Пальцы заскользили по вороту, едва затрагивая шею.

— Бывает, — усмехнулся он, скрыв настороженность. — Особенно когда не знаешь, с чем имеешь дело.

— Бывает, что и тот, кого знаешь, может удивить… — взгляд задержался на губах и вновь встретился с его глазами, пальцы тыльной стороной коснулись челюсти.

Совладав с инстинктом избежать прикосновения, он аккуратно провел по его руке, предупреждающе легонько сжал запястье:

— Согласен. Жизнь — непредсказуемая штука.

— Значит, король вполне может настоять на своем решении, и ты не властен ослушаться? — ладонь безвольно покоилась в захвате, словно засбоивший механизм, оставшийся без управления.

— Какой смысл держать приближенных, не готовых подчиняться? Недостаточно преданных… — осторожно обведя пульс, он мягко потянул горячую руку прочь от лица.

— Согласен, — снова усмешка, — бессмысленно и даже глупо!

Он, улыбнувшись в ответ, разжал пальцы, чуть отступил.

 — Так чем ты занимаешься, помимо того, что присматриваешь за ван Вейком?

— Прожигаю жизнь, — ухмылка, прищуренный взгляд.

— Хорошее занятие. Жаль, у меня для него нет второй Вечности.

— То есть, первая у тебя уже тщательно распланирована?

— Определена приоритетами, — улыбнулся Этьен, жестом предложил продолжить путь. — Но это отнюдь не значит, что на удовольствия времени я не нахожу.

— Позволь усомниться в наличии у тебя свободного времени. С необходимостью заботы об интересах королевской особы, это проблематично.

— Королевская особа не беспомощна, — усмехнулся он. — Я находил время, даже когда под моим началом училась ее высочество.

— О! Ты наставник принцессы? Как мило…

— Да, это было мило, — ухмыльнулся он, с удовольствием вспомнив особо приятные моменты их с Принцессой обучения. Упрямая русская малышка далеко не сразу соглашалась расставаться с собственными представлениями о чем бы то ни было, и убеждение требовало порой довольно жестких мер.

— И степень доверия велика…

— Что тебя в этом удивляет?

— Констатирую… — фыркнул тот.

Желание снова почувствовать кожей тепло этого тела поминутно росло. Как и любопытство, каков голубоглазый на вкус, можно ли с его крови прочесть что-нибудь, доставит ли это удовольствие… Однако пробелы в знаниях о нем, а точнее, сплошное белое пятно, останавливало.

— Внимание вашего короля к моей собственности мне не нравится… — через мгновение, словно перепроверив свои ощущения, мягко сообщил Тайгер.

— Мне бы тоже не понравилось, — понимающе усмехнулся он. — Но никто, кроме вас двоих, этот вопрос не разрешит.

— В смысле? — уточнил тот, бросив тяжелый взгляд.

— В прямом. Я опишу ситуацию королю, выскажу свою позицию — и только. Если он пожелает видеть твоего голландца в своих владениях — я приду за ним.

— Даже так… — протянул тот, высоко вздернув подбородок, — в своих владениях…

— Однако я вправе пригласить тебя. В качестве уважаемого гостя. Уверен, вы найдете оптимальный выход.

— То есть ваше королевское покушается на мою собственность, а я должен убедить его, что он не прав?

— Прости, — развел руками Этьен, — но твоя собственность никак не обозначена, а ситуация не укладывается в рамки законов. Согласно Кодексу Курт ван Вейк — просто человек, не принадлежащий ни одному из бессмертных Сообщества. А значит, может быть присвоен кем угодно. Я готов принимать твои слова как аргумент в пользу права обладания. Полагаю, и король поступит так же. Но достаточно ли ему будет моих объяснений, или он пожелает встретиться с тобой лично — я не знаю.

— Сомневаюсь, что и клеймо остановило бы, — полуулыбка дрожала на губах, — так как не соответствовало бы вашему Кодексу… Значит, я подожду возможной аудиенции, если у твоего короля возникнет желание!

— Верно. Все кланы и одиночки известны, а ты вне социума. Хотя… Я полагаю, есть способ решить эту проблему, — он довольно улыбнулся возможности, ставшей чуть более реальной.

— О! Как интересно! — выражение лица Тайгера ничуть не изменилось. — Что за способ?

— Я был бы рад видеть тебя в числе лионцев. Мы — единственный клан в Сообществе, частью которого можно стать, не будучи носителем нашей крови. И я приглашаю тебя.

— Сколько предложений за одну ночь… Умеешь ты вскружить голову. Но, не кажется ли тебе данное предложение поспешным?

— Как я могу знать, увижу ли тебя еще раз? — улыбнулся Этьен.

— Раз уж интерес к моей собственности не исчерпан, нам однозначно придется увидеться еще хотя бы раз. Или ты так галантно просишь о новой встрече? — тонкая бровь взметнулась вверх.

— О личной встрече? Возможно… Я бы не отказался узнать тебя больше.

— Мне лестно это слышать, — усмехнулся Тайгер.

— А принять предложение?

— Еще более лестно! Но… — его губы дрогнули, так и не сложившись в очередную усмешку. — Честь принадлежать к вашему клану налагает определенные обязательства, о которых я не имею ни малейшего понятия.

— Так, может, и обсудим эти обязательства и преимущества? — он бегло глянул на небо, начавшее менять цвет. — Скажем, завтра после заката?

— Хорошо.

— Превосходно. Значит, завтра в номере твоего голландца или напротив, — удовлетворенно улыбнулся он. — А сейчас, к сожалению, вынужден тебя покинуть.

— Мне выразить сочувствие? — усмехнулся тот.

— Не обязательно. Лучше пожелай доброй ночи голландцу.

Сообщать Тайгеру о том, что за его собственностью ведется наблюдение, он не стал. Поклонившись на прощание, свернул в сквер и, убедившись, что остался один, шагнул в густые заросли кустарника и — клановую параллель.

 

Но прежде, чем лечь спать, и уж точно прежде, чем повторно встречаться с этим неведомым н чертовски искущающим существом, следовало сделать один звонок.

 

— Мой министр решил почтить меня своим вниманием? — приветствовал его Мишель, явно в добром расположении духа.

— Я же должен сообщить королю, что кандидат найден, — улыбнулся он.

— И что ты о нем скажешь?

— Неплох. Пожалуй, даже перспективен. Только с одним обременением. Он уже собственность.

— Ты выяснил, что представляет собой владелец? — похоже, известие короля не удивило.

— В какой-то степени. Его зовут Тайгер. И он не человек. Но и не из Детей Ночи.

Паузы на том конце оказалось достаточно, чтобы взвинтить нервы.

— А кто? — наконец, выдал Леруа совершенно нейтральным тоном.

— Чтобы выяснить это, требуется больший контакт и время.

— Больший, чем что?

— Чем непродолжительный разговор за сигаретой. И у меня возникла любопытная мысль…

— Я просил привести ван Вейка.

— Это будет затруднительно без согласия владельца. А он против.

Вновь тишина, завершения которой не в свою пользу он ждать не стал.

— Но мы могли бы принять в клан его, и тогда твой голландец стал бы досягаем. Я предварительно…

— Хочешь сказать, — прервавший его голос Леруа стал ледяным, — что ты ничего о нем не знаешь, и, тем не менее, готов ввести его в наш круг?

— Хочу сказать, что интуиция меня еще не подводила. Разве кто-то из приведенных мною оказался недостоин доверия?

— Он — не Тень.

— Он не человек. Разве мы знаем всех, кто скрывается в Тени? Вспомни бескудов!

— О бескудах нам кое-что, все-таки, известно.

— Благодаря чему?

— Если этот Тайгер — еще неведомая сущность, то вся сложившаяся система представлений может пошатнуться.

— Мой король боится перемен?

— Твой король остается благоразумным, даже когда в нижних областях восстание! Откуда тебе знать, каковы его цели? А способности? А свойства крови? Ты не гарантируешь ничего!

— Не гарантирую. Но могу проверить. Сам.

— Нет.

— Ты хочешь отнять человека у того, чьи возможности и силы тебе неизвестны. Не больший ли это риск, чем предварительное знакомство?

— Этьен Леонар Бёрнье, я снимаю с тебя задачу по обращению Курта ван Вейка. Возвращайся к своим делам в Лион.

И — гудки.

Так безусловно категоричен Леруа был лишь в одном вопросе — касающемся Корвио. Но Корвио — как раз вампир. Старейший и известнейший из тех, кто считает нейтральные земли своими. Легенда. Он был бы весьма ценным приобретением для клана. И все же, Мишель запретил искать его, предпринимать хоть что-то в его отношении. Тогда Этьен впервые почувствовал укол ревности, никем более не вызываемой. Но до сих пор исполняет приказ. Теперь же… чутье подсказывало, что опасность с лихвой компенсируется, что вот она — возможность прикоснуться к чему-то невероятному, глобальному. Быть причастным.

Он снова и снова прогонял в голове разговор с Мишелем, ища лазейки. Запрет на риск? Он будет осторожен. Оставить Курта? Да с удовольствием, у него другая цель. Он вызнает максимум о его хозяине, сойдется ближе… Предчувствие чего-то неизмеримо важного, связанного с этим голубоглазым, толкало на авантюры. Конечно, спорить с Леруа чревато, но спорить он и не намеревался. А результат — безусловно оправдает небольшое «разночтение«. В любом случае, один раз, завтра, встретиться с Тайгером предстоит, и нужно постараться взять от этого максимум.

Заснул Этьен — с воспоминанием о красоте горячих смуглых рук, касавшихся лица.

Глава 15. Курт. До предела

Движение в пространстве — лишь иллюзия жизни.

Но готов ли ты получить — жизнь?

Леруа

 

Избавившись от претендентов на его судьбу, Курт запер дверь и, без задержек приняв душ, рухнул на кровать, прихватив пепельницу и сигареты.

Мысли крутились вокруг Тайгера. Чуть отходили в сторону, дотягиваясь до Обскуруса, Этьена, пройденной и предстоящей дороги — и снова возвращались к нему. Из всех событий, действий, слов следовал лишь один вывод: меценат воспринимает его исключительно как собственность, а потому ни о каких сторонних с кем бы то ни было, речи идти не может. Микки — яркая иллюстрация. Тано жив лишь потому, что сам тому нужен, да и прежних отношений не возобновить. Любой же ныне претендующий на его, Курта, внимание — будет в зоне риска, причем смертельного. Как Обскурус, как вот этот Этьен… Бедняга еще не знает, с кем связался. Предупредить бы.

И все бы ничего, но убитый вместе с Микки любовный интерес — с внезапным появлением мецената пробудился. И как бы это ни бесило — возобновленная потребность упорно не хотела подыхать снова, жаждала удовлетворения. Все, что при таком раскладе оставалось — научиться получать удовольствие собственно с Тайгером, перешагнуть, сломать себя. Или — всю жизнь, которая может оказаться не такой уж долгой, сопротивляться ему, оставаться внутренне свободным — и истерзанным физически. А свободным ли?

Он болезненно скривился, вспомнив, как каждый раз боролся с собой, пытаясь отстоять свое право не любить, не отдаваться, — и каждый раз в итоге был повержен болью и сплавленным с нею желанием…

 

Появление причины всех бед, бесшумное и внезапное, как всегда, прервало мысль на половине.

Тайгер окинул взглядом комнату, будто проверяя, что изменилось, внимательно осмотрел его самого, оценивая:

— Надеюсь, меня ждал?

— Уверен был, что явишься, — усмехнулся Курт, набросив на себя угол тонкого одеяла. Сквозь зубы выпустил облачко дыма.

— И откуда такая уверенность? — проворчал тот, стаскивая с себя пиджак и бросая в сторону. Сосредоточенно принялся расстегивать пуговицы жилета.

— Неужели ты бы не проверил, не приперся ли еще кто-то? — закинув руку за голову, насмешливо спросил он. — Гот, например… Или еще кто-нибудь…

Закончив возиться с пуговицами, тот бросил на него сердитый взгляд:

— Еще кого-нибудь сегодня как раз не хватает.

— Тогда точно без меня, — хмыкнул он, глотая дым.

— Без тебя никак! — ехидно заметил Тайгер, сбросив жилет на пол, и, поставив ногу на столик, принялся расстегивать на сапоге многочисленные пряжки. — Слишком охочих много!

Курт, прищурясь, глянул на него, покрутил в пальцах сигарету, затянулся снова:

— Предпочитаю не заводить новых связей.

— Есть… люди, — сквозь зубы проговорил тот, принимаясь за второй сапог, — которые твоего мнения спрашивать не будут.

— Ну пусть попробуют…

Тайгер зло глянул в его сторону и, стянув сапоги, взошел на кровать, перешагнув его.

— Мне придется запереть тебя в подвал, — сообщил, вытянувшись рядом и забирая сигарету.

— Ты не можешь, — усмехнулся он, подсунул под голову вторую ладонь, повернулся к нему вполоборота.

Тайгер закашлялся и, потянувшись через него, затушил сигарету:

— Отчего же?

— Я еще не объехал Францию, Италию, Испанию и… Грецию, кажется.

— И это меня должно остановить? — заглядывая в лицо, спросил тот.

— А почему нет?

— И правда… — теплые пальцы коснулись щеки.

Курт подавил судорожный вдох, постаравшись максимально его заддержать.

Тайгер помедлил, словно прислушивался к его дыханию, и, чуть придержав за подбородок, легонько поцеловал. Отвечать он не взялся — лишь едва шевельнул губами непроизвольно, почти сразу погасив движение. Но и отстраняться не стал. В награду получив продолжение, по-хозяйски спокойное. Он закрыл глаза, пытаясь расслабиться. Не выдержав собственной неподвижности — лизнул губу Тайгера, чуть сильней прихватил своими. Пальцы дрогнули и осторожно соскользнули по шее вниз, минуя «подарок«. Ладонь аккуратно устроилась на груди, на мгновение будто придавив сердце, вынудив его пропустить удар. Коротко, глубоко вдохнув, он схватился за тонкое запястье, не зная сам, хочет ли убрать руку — или, наоборот, прижать плотней. Снова осторожное прикосновение губ. Пальцы Тайгера едва заметно подрагивали, но из захвата он не вырывался. Сдавив сильней, Курт, все-таки накрыл его ладонь своей, вместе с тем сам целуя. Пытаясь найти в этом удовольствие. Неуверенный ответ. Краткое напряжение в ладони — кончики когтей едва ощутимо царапнули. Шансы на удовольствие подросли. Но внутренний протест никуда не делся, и Курт, все-таки, отодвинул руку, отворачиваясь.

Язык быстро, горячо прошелся вдоль ключицы, и на влажный след упали волосы — Тайгер ткнулся лбом в грудь, сбивчиво дыша. Отчего-то захотелось успокоить беднягу — явно перенервничал где-то. И он осторожно приобнял его, дотронувшись лишь пальцами до острой лопатки, теплой сквозь рубашечную ткань. Меценат, будто ждал сигнала, — прильнул всем телом, не меняя позы, пристроил ладонь поперек ребер. Медленно, глубоко вобрав воздух, Курт задержал дыхание — и, когда терпеть стало невозможно — так же сдержанно выдохнул, сминая рубашку вместе с кожей, прижимая любовника к себе.

Тот придвинулся сам, еще плотнее, мимолетно задев кожу губами, прижался к груди щекой. Озадаченный такой нежностью, Курт замер на мгновение, в следующее осознав, что рука его машинально движется по горячей спине, поглаживая. Удержался, не оттолкнул. Неровное дыхание, жаром касавшееся кожи, было приятно. И он продолжил незатейливую ласку, надеясь, что тот угомонится и, поддавшись усталости, заснет. Но эффект получился обратный: Тайгер боднул его в плечо, подтолкнув на спину, по-хозяйски закинул на него ногу, исключая побег, и, продолжая жарко дышать, повел пальцами по ребрам, по животу, вырисовывая что-то.

— Да ты художник в душе! — хохотнул Курт, развеивая внезапное напряжение.

Тот вскинул голову, бросив недоумевающий взгляд, и, неуловимо сместившись, пристроил подбородок на груди:

— Разве что в душе… — выразил сомнение. На кожу легли новые штрихи, напряженно зачеркивая эфемерный рисунок. Невесомый поцелуй подытожил процесс.

Тебе видней, — не стал спорить он. Ненавязчивость, будто вопрос, можно ли, напрягала больше, чем насилие, потому что была непонятна и требовала взаимности. А последней он похвастать не мог.

Не мог! И незачем думать в эту сторону! Внезапно разозлившись, он уперся ладонями в плечи Тайгера. Короткий быстрый укус плеснул болью на запястье. Сощуренный взгляд уперся в его. Он, выругавшись про себя, убрал руку, второй, все же, толкнул мецената в сторону. Тот рефлекторно, по-кошачьи вцепился когтями, раскрасив ярко-алой болью бок. Курт стиснул зубы, процеживая воздух. Пальцы сами сжались в кулак, вместо удара — смяв еще влажную шевелюру. Сдвинувшись ниже, Тайгер склонился к царапинам и принялся тщательно их вылизывать.

Он скривился. Не столько от боли, вполне терпимой, сколько от понимания, что она нравится. Совладать с дыханием, будто назло решившим выдать его, тоже удавалось с трудом. Едва ощутимые, дышащие теплом, к ласке добавились поцелуи. Рывком сдернуто покрывало — и обнаженность добавила контраста и чувственности, заставив вздрогнуть, выжидающе замереть. С легким нажимом по бедру вниз прошлись пальцы — и тут же обратно, оставляя жгучие полосы. Судорожно вдохнув, злясь на возросшую чувствительность, он выгнулся, вжимаясь в постель, стремясь уйти от дразнящих прикосновений. Тайгер же, комфортно устроившись между его ног, с нажимом проводя ладонью вверх, поцелуй за поцелуем двинулся по груди. Задержался у ключицы, лизнул вдоль бесследно зажившей надписи, потом еще раз и — сомкнул зубы, неглубоко, но болезненно пронзая тонкую кожу. На мгновение — будто выключили свет. В пальцах оказалась смятая ткань рубашки, а под другой ладонью — подвздошная кость, упершись в которую, он толкнул его от себя. Тот шумно хватанул ртом воздух — и вновь куснул.

Курт застонал, выгнулся навстречу обновленной, головокружительной боли. Как сквозь туман, осознал, горячие тонкие пальцы, сжавшиеся на бедре, сократившие дистанцию меж ними в ноль. Как, распавшись, скользнули по бокам концы ремня. И обнаженный жар, приникший к телу… и не сразу — с медлительной уверенностью устремившийся вглубь. И — новый укус, сильней и глубже, отключивший рассудочность совсем. Он схватился обеими руками, за плечи сталкивая мецената вниз, сам двигаясь к нему — и протестуя. Отметив судорожный вдох любовника, двигаясь вместе с ним, желая избавиться от него — и ощутить как можно глубже. Отдаваясь слившейся в единое гудение боли.

Тот вскинул голову, блеснув окровавленными зубами, неспешно отстраняясь. Помедлил — и, не отводя взгляда, быстро втолкнулся. И еще, резче. Запрокинув голову, хмурясь, Курт закрыл глаза, чувствуя, как жар любовника передается ему, разгораясь сильней, захватывая, подчиняя. Очередной рывок — и губы коснулись горла под самой челюстью. Еще — и сжал зубами кожу, знойно дыша. Да и его собственное дыхание, окончательно утратив равномерность, подчинилось движениям мецената, став таким же отрывистым. Скользнув ладонью под поясницу, тот потянул к себе как можно ближе и, чуть ускорившись, сдавил горло сильней, угрожая прокусить. Он всем телом подался к нему, перехватился за бедра, усугубив контакт, умножив собственное возбуждение чуть не вдвое. Тот вздрогнул всем телом, сбившись с ритма, зубы пробили кожу. Рывки возобновились, резче и злей. Затопившая боль — сорвала тормоз. Изо всех сил притянув его, не давая уходить назад, Курт поддержал ритм собственным движением, дыханием, пульсом. И еще, ускоряясь вслед за любовником. Новая волна боли перехватила вдох, прорвалась наружу вместе со стоном, вынесла в темноту, пульсирующую багровыми отсветами. И даже когда зубы разжались, освободив дыхание, смягчившаяся боль — лишь большим наслаждением разлилась во всем теле, с каждым рывком, раз за разом все быстрей закручивая этот ураган. На очередном витке, достигшем невообразимых высот — он сорвался, ухнул вниз, содрогаясь, не способный и осознать себя, не то что управлять. В мягкой темноте, едва соображая, отметил внезапную свободу, влагу, тяжесть на груди, горячее дыхание… и, дав чувствам вольную, стиснув мецената в объятиях, — снова пропал.

 

Тайгер сдвинулся вбок, устраиваясь вдоль него. Нога вновь оказалась поверх его ног. Шевельнулся, пытаясь свернуться клубком, боднул в плечо и еще раз, словно норовя забраться под руку. Совершенно не готовый к новой войне, Курт уступил — приобнял его, расслабляясь. Осторожно, едва ли не по миллиметру, тот тихонько сдвинулся, снова пристраивая голову на груди, возвращая ладонь на ребра.

— Какой-то ты мяклый, меценат, — лениво проговорил Курт, не желая покидать мягкий, колышущийся полумрак. — Тебе бы… — Не то что договаривать — додумывать было лень.

Тот мыркнул вопросительно. Да пофиг. Ничего больше говорить не хотелось. Да и нечего — недооформленная колкость растворилась в окутавшей его неге. Улегшись удобней, подтянув Тайгера плотней, он пробрался пальцами в его волосы и, лениво их перебирая, закрыл глаза.

 

Утро настало быстро и неожиданно — будто что-то вытолкнуло его из темноты, в которой не было ни снов, ни ощущений, ни времени… Не вполне еще сориентировавшись, он развернулся встать — и чуть не вскрикнул, враз проснувшись от впившейся в него боли. Выругался тихо, сообразив, чьи когти цепко удержали его.

— Спи, не нервничай, — проговорил вполголоса, проводя ладонью по горячему плечу, одновременно пытаясь выбраться из-под Тайгера.

Темная голова быстро вскинулась, яркий взгляд, вполне осмысленный, будто тот и не спал вовсе, впился в лицо, затем быстро скользнул в сторону, с шумным вдохом, словно проверял, нет ли посторонних. Только убедившись, выпустил его, сдвинувшись в сторону. Потом — сгребся на его место.

Курт глянул на часы, вытащил из пачки сигарету. Задумчиво повертев в пальцах, положил на столик, потопал в душ. Чувствовал он себя просто отлично. Как всегда после ночи с синеглазым. И, по традиции, на теле не осталось ни единой царапины, ни следочка от укуса, хотя грыз его тот вполне ощутимо. Вспомнилась и восприимчивость, ставшая чересчур явной. Не к добру она. Надо как-то держать себя в руках. Дожили: убийцу Микки — гладить поутру взялся! Успокаивать! Он недовольно скривил губы, берясь за бритву. Еще не хватало начать сочувствовать! Вспомнилось, как уютно Тайгер свернулся в его объятиях… Дьявол! Да что ж все не так-то! Мокрыми пальцами стер с подбородка кровь. Защипало. Мазохизм мазохизмом, а мелкие бытовые порезы он терпеть не мог. Быстро закончив с туалетом, прижал к царапине полотенце, вернулся в спальню. Хотелось курить.

Тайгер уже воплощал его мечту в жизнь. С его же сигаретой.

Бросив полотенце на стул, вооружившись другой, Курт распахнул окно и, опершись на подоконник локтями, высунулся наружу по грудь, глубоко вдохнул.

Любовник, внезапно оказавшийся рядом, уселся на подоконник, будто нарочно отталкивая. Удивленно глянув, Курт выпрямился, уступая место.

— Поеду я, меценат, — сообщил зачем-то, хотя отчитываться не намеревался.

— Продли номер на сутки, — глубоко затягиваясь, попросил тот, — если тебя не затруднит…

— Да не вопрос. Но не останусь.

— Да… конечно…

Вот, непонятное он существо: то категоричен и за какую-нибудь совершенно дурную блажь стоит насмерть, то сговорчив… Не угадать.

— Ты так и не сказал, как находишь меня, — криво усмехнулся Курт.

— Как находят дорогу? Или узнают знакомого лишь по очертаниям? Я тебя знаю, ты — мой… Почему я не могу тебя найти?

— Это не объяснение. Я могу быть где угодно — и ты все равно появляешься, как будто… чуешь, в какое время и куда идти!

— Чуешь? — слабо усмехнулся тот, снова затягиваясь. — Можно и так сказать… Все существующее обладает энергией, энергия взаимодействует в рамках одной планеты, образуя энергоинформационное поле. Единое поле для данного мира. Далее, конечно, идет больший размах, в рамках космоса, но уже можно заблудиться… Твою энергию на субатомном уровне или около того я попробовал, выделил и теперь могу тебя найти.

Курт удивленно качнул головой:

— Это что-то из серии кошачьих когтей… заживления ран и… путешествия в Рим за минуты? Кто ты такой?

— Тебе есть разница? — жмурясь, поинтересовался тот.

— Ты так настойчиво утверждаешь, что я твой! У меня есть право хотя бы знать, чей именно?

— Ты — собственность единственного наследника Правителя Тисимин Каш, — криво усмехнулся тот. — Того, кто происходит из семьи Шакас и закрытого рода Бейсар…

— Убиться! — хохотнул он, слегка ошарашенный такой помпезностью. — Где ж тебя такого Тано выкопал?!

— В Люцерне…

Он фыркнул, затянулся, обдумывая услышанное. Выдохнув — еще раз…

— Надо объявить там карантин. А лучше — закрыть всю Швейцарию, чтоб по миру зараза не расползалась…

Молча выбросив окурок, Тайгер легко спрыгнул с окна. Проходя мимо столика, бросил несколько купюр.

— Припозднился ты, голландец, с тревогой… — мягко заметил, устраиваясь на кровати.

Курт недоуменно глянул на деньги, потом на него. Стал одеваться.

— Я уж понял. Везде достанешь.

— Везде… — подтвердил тот. — И кого угодно…

— Другие меня заботят мало. Это их проблемы, — усмехнулся он, затягивая ремень. Потянулся за курткой.

— Безусловно… — подтвердил тот, каждое движение отслеживая взглядом.

— Бывай, меценат, — подхватив шлем, глянул на Тайгера, усмехнувшись. Хорош он, все-таки, зараза. — Спасибо за нескучную ночь.

— Какая неожиданная вежливость! — фыркнул тот.

— Это не вежливость, — Курт шагнул к кровати, но одернул себя. — Я хотел — я сказал.

— О! Как ты хочешь, меня просто восторгает! — губы чуть дрогнули в усмешке.

— Ну ты тут восторгайся, а мне пора. Тано привет!

Махнув рукой, он развернулся и пошагал к двери.

 

Привычное рычание байка. Лента дороги, явившая собой само воплощение перспективы. Движение. Жизнь оставалась жизнью, какой бы ни была. Сколь бы «особенные« личности в нее ни входили, как бы глубоко. И при любом раскладе ни подстраивать ее под кого-то, ни, тем более, прощаться с нею он не намеревался.

 

Он ехал с короткими остановками на заправку. Пару раз — оценить кухню придорожных ресторанчиков, не особо затейливую. И один — задержавшись на границе с Испанией. Хотелось как можно скорее покинуть Францию, поэтому он несколько изменил начальное намерение и поехал не максимально близко к берегу, а по магистральным трассам, сокращавшим путь и дававшим насладиться скоростью. Смена страны ощущалась более значимой, чем обычно, — будто он вырвался из владений Тайгера и тот утратил над ним власть. Хотя, конечно, это не так: пока жив Тано — и пока жив он сам, со всеми своими зависимостями, — он уязвим.

Еще одна трехсоткилометровая лента позади. Хотелось упасть, вырубиться на несколько часов, ни о чем не думая, без снов и воспоминаний, — и потом, глотнув крепкого кофе, ехать дальше. Возможно, запланированный маршрут был слишком предсказуем, и поэтому так легко отслеживался… Ладно, последний город на побережье — и двинуться отсчитывать километры вглубь материка. И точно не в страну банкиров. Завтра… А пока впереди маячила Ла-Корунья.

 

Байк возмущенно скрежетнул тормозами, зашуршал по дороге, поднимая облако пыли, неохотно подчиняясь воле хозяина. Курт стащил с головы шлем, обернулся на парня, закашлявшегося на обочине. Махнул рукой.

Пацан, чернявый, загорелый, поправив очки и подхватив с земли тощий рюкзак, поспешил к нему.

— Куда тебе? — спросил Курт на английском, дабы заведомо сократить недопонимание.

— На восток, в центр, — махнул рукой тот вдоль дороги.

— Ну садись, поехали.

Тот закинул рюкзак за плечи, усевшись позади, крепко обхватил его за пояс, вцепился в собственное запястье. Намертво. Как будто иных прикосновений старался избежать.

Курт ухмыльнулся:

— Адрес-то назовешь?

Быстро ввел полученные координаты в навигатор и, застегнув шлем, опустил стекло.

 

Пунктом назначения оказался самый обычный многоэтажный дом, не слишком круто расписанный граффити.

Парень, как только двигатель умолк, соскочил с байка, торопливо спрятал руки в карманы, будто только что делал что-то неприличное и был застукан на месте.

— Спасибо огромное! Что я вам должен?

Курт, прищурившись, оглядел его, худого, нескладного. В тусклом свете пыльного фонаря еще больше похожего на подростка.

— Если подскажешь, где можно переночевать, — буду признателен.

Тот неловко потоптался на месте, раздумывая.

— У меня комната есть свободная…

— О как! — не удержал он саркастичный смешок. — А родители возражать не станут?

— Я уже полтора года один живу, работаю, вообще-то, — недоуменно опроверг тот.

— И квартиры сдаешь. Байкерам.

— Ты будешь первым.

— Если к постели будет прилагаться кофе на завтрак, я согласен.

Пацан расцвел:

— Будет!

— Тогда, — шлем перекочевал под мышку, ключи — в карман. — Веди, показывай апартаменты.

 

Парень с забавным именем Тибо Пти оказался французом, сговорчивым не только в плане кофе. Он сразу поддержал идею заказать ужин на дом, не стал привередничать в выборе блюд и даже из двух диванов предложил выбрать, который больше по нраву. Курт, усмехнувшись, бросил шлем на ближний.

— Можно курить?

— Только окно открой.

Отделаться от впечатления, что мальчишка хочет понравиться, с каждой минутой было все сложней.

Вытряхнув на ладонь сигарету, он бросил пачку на комод, подошел к окну. Открыв настежь, уселся на подоконник, прикурил. Выглянул наружу. Окно выходило на противоположную сторону, так что за байком присмотреть не удавалось, но ночевал его железный друг под чужим небом не впервой, так что особого беспокойства это не вызывало.

— Может, пива? — выглянул из кухни Тибо, демонстративно подбросив банку и ловко поймав ее.

— Я за рулем так-то, — усмехнулся он. Нет, определенно парень напрашивался. — Но ты, конечно, можешь.

— Не, один не буду, — в домашней обстановке, в роли хозяина тот явно чувствовал себя гораздо раскованней и свободней. — Безалкогольного нет.

Курт презрительно фыркнул:

— Не возражаешь, если я душ приму?

Француз резко обернулся, окаменев на мгновение, но тут же растянул улыбку меж ушей:

— Конечно! Полотенце чистое там, на полке найдешь…

Он не стал дожидаться продолжения инструкций и, погасив сигарету, сбросил куртку и направился в ванную.

 

Когда вернулся в комнату, доставленная пицца была уже на столе, шлем возле зеркала удовлетворенно поблескивал своему отражению, а сам хозяин колдовал над френч-прессом.

— Слушай, Тибо…

Пацан с готовностью обернулся:

— Я почти!

— Почти? — усмешка искривила губы. — А может, пора совсем? Ванная освободилась…

Тот стал серьезным. Нервно дрогнула полуулыбка. Отставив все, он вытер руки, шагнул к нему:

— Надо совсем?

Нет, он не пытался уклониться, внезапно струсив, не сводил все к шутке или непониманию. Просто уточнял, действительно ли он, Курт, его хочет.

— Ужин может и подождать.

Тибо кивнул и молча ускользнул в ванную.

Курт, проводив подтянутую задницу взглядом, хмыкнул. Пожалуй, да.

Из окна повеяло прохладой. Бросив на подоконник майку, что до сих пор держал в руках, он вооружился новой сигаретой и развернулся к открытому проему.

И не понял, что произошло. Остановился в ступоре, соображая, все ли с ним в норме. Вместо блеклых штор и полусонных домов за окном — темная толща воды, текучая, подавляющая массой, ограниченная лишь идеально гладким полукругом стекла, слегка бликующим от электрического света. Обернулся, оглядывая пространство, замкнутое внутри морской глубины. Сглотнул. Смял так и не прикуренную сигарету. Чертов меценат! Других вариантов не было. Как и объяснений того, как именно синеглазый проделывал все свои фокусы. Единственный наследник! Крепко выругавшись, он опустил взгляд на пол, идеально гладкий, с приятным для босых ног покрытием. Была ли под этим полом твердая почва, или все та же вода, не понять. Запереть в подвал, значит! Он снова осмотрел стеклянные, нервирующие идеальной прозрачностью стены, впился взглядом в роскошную кровать. Конечно, главный атрибут подвала, как иначе!

— Ну ты и сволочь, меценат! — зло процедил сквозь зубы, очень надеясь, что где-то есть прослушка.

От отсутствия возможности курить хотелось еще сильней. Скомкав всю свою ярость, припрятав ее до появления источника проблем, он устало сел на кровать. Смял покрывало в кулаке.

Глава 16. Этьен. Новая кровь

Обратись к первоисточнику.

Так ты, по крайней мере, избежишь сторонних толкований.

Леруа

 

Сумрак все плотнее окутывал город, по многочисленным скатам крыш соскальзывая на улочки, просачиваясь в скверы, расползаясь по кронам деревьев, стелясь в высокой траве… Дразнящими запахами ночь пробиралась в сознание, пробуждая голод.

В темном окне отеля еще более густой темнотой, контрастной алому светлячку сигареты, обозначилась фигура Тайгера. Этьен, приветственно приподняв руку, свернул к входу. Миновав ресепшен и два лестничных пролета, быстро дошел до номера и, улыбнувшись приоткрытой двери, коротко постучал. Впрочем, второго приглашения не потребовалось — комната по-прежнему была оформлена на ван Вейка.

— Доброй ночи, — приветственно кивнул, входя внутрь. Отметил, что голландца здесь уже нет.

— Доброта — это чисто человеческое понятие… — констатировал Тайгер, продолжая курить. — Тем более не понятен этот термин применительно ко времени суток…

— На мой взгляд — только к таким категориям он и применим, а никак не к личностям, — улыбнулся Этьен, подходя ближе.

— Возможно… — не сразу ответил тот.

— Как принято приветствовать на вашей земле?

— Жестом… в основном… демонстрируя отсутствие оружия…

— А если твое оружие — клыки или когти? — усмехнулся Этьен, сделав еще шаг, но сохранив комфортную дистанцию.

— Значит, схватка будет честной… — синеватый дым, отдающий полынью, поплыл в ночном воздухе.

— Приятно, когда представления противника о чести совпадают с твоими, — пальцы нащупали в кармане пачку, вытянули сигарету.

— Приятно? — повторил тот. — Возможно…

— В чем ты уверен наверняка? — насмешливо сощурился Этьен, из другого кармана выуживая зажигалку и прикуривая.

— В том, что все рано или поздно заканчивается…

— В таком случае мое вчерашнее предложение тем более не должно вызывать у тебя опасений

Нет, этот шедевр Вселенского бытия определенно хорош!

— Предложение было лестным… — усмехнулся голубоглазый. — Но разве не преждевременным?

Воспоминание о вчерашнем разговоре с Мишелем неприятно царапнуло.

— Я так не думаю. Но ты, конечно, вправе иметь иное суждение. Тогда скажи, что должно случиться, чтобы означенное время счесть наставшим?

— Предложение уже сделано, какой смысл рассматривать гипотетические варианты? — уточнил Тайгер. — Ты собирался очертить картину прав и обязанностей для вступивших в ваш ливонский орден… О! Прости! Лионский клан!

Он усмехнулся наверняка намеренной оговорке.

— Картина проста: есть Кодекс Вечных, определяющий отношения в Сообществе. Есть законодательство Лиона, действующее на наших территориях. Становясь частью клана, ты становишься частью Сообщества — значит, подчиняешься обоим документам. Не слишком-то ограничивающим твои личные права и интересы, если честно, — с улыбкой добавил он.

— Но регулирующим отношения с вашим королем? — усмехнулся тот.

— Отношение в данном случае одно: подчинение в рамках общепринятых зависимостей: политической, финансовой, кровной, территориальной… Но склонить тебя, скажем, к интимной близости он не вправе. Как и заставить верить во что-либо, тобой не признаваемое.

— Никаких проблем с верой! А вот с подчинением у меня как раз и не ладится… — почти с искренним сожалением произнес тот. — Я ведь лоялен всем местным правителям… ровно до той поры, пока это не мешает моим желаниям.

— Предпочитаешь править обстоятельствами сам? — парень нравился ему все больше.

— Скорее… не люблю себя ограничивать.

— Но подчиняешься же ты законам своей земли?

— Не хочу тебя разочаровать… Но я жутко лицемерен! Я только делаю вид, в силу… неких обстоятельств…

Этьен рассмеялся:

— Разочаровать? Боюсь, я только больше очарован анархичностью твоей натуры.

— А так как данные обстоятельства не распространяются на ваш мир… — помедлив, заговорил тот снова, — здесь меня практически ничто не ограничивает в плане законности, религии или морали.

— Ну, в плане морали нас многие обвиняют в… чрезмерности, — довольно улыбаясь, Этьен ткнул сигарету в пепельницу, оставил ее там. — А вот противодействие интересам клана, конечно, повлечет соответствующие последствия.

— Даже не сомневался! — фыркнул тот. — Особенно противодействие королю!

— Леруа действует во благо лионцев и Сообщества. Не замечал за ним злоупотребления властью в личных интересах.

— А для меня личные желания первичны. И если уж ваш король положил глаз на мою собственность, это вполне повод для противодействия.

— Разве Курт ван Вейк не достоин Вечности? Пусть даже в пределах этой планеты.

— При условии, что Вечности нет? — усмехнулся тот. Сигарета, догорев, обожгла его пальцы и, недовольно зашипев, он швырнул окурок в окно.

— При условии, что это даст ему возможность очень долго жить и противостоять угрозам. Благо, благоразумия у него на это хватит.

— Чтобы противостоять угрозам достаточно воли. А этого у голландца достаточно. Плюс язык.

— Ценишь его остроту? Или ловкость? — дружески съязвил Этьен. Признание Тайгера в принципиальном нежелании принимать какие-либо правила, снимало множество ограничений, оставив неизменным лишь одно, обусловленное незнанием его реальных сил.

— Остроту, в основном, — иронично ответил тот.

— Жаль, не успел оценить ее в полной мере.

— Много потерял! — саркастически заметил собеседник.

— Что ж… пока моя «условная« Вечность при мне — с твоего позволения, наверстаю.

Тайгер легко спрыгнул с подоконника и мягко шагнул чуть ближе.

— Мне не нравится твое намерение… — тихо шепнул, заполняя пространство почти физически ощутимой злостью. В посветлевших глазах блеснул лед.

Он улыбнулся шире, демонстрируя клыки:

— Стало быть, позволения не будет?

— Не будет, — подтвердил тот. Губы чуть дрогнули, лишь намеком обозначив блеснувшие зубы.

Быстро воспламеняется. Всегда готов к разборкам. Уверен в себе…. Хорош!

Чуть отклонившись назад, он расслабленно оперся ладонями на подоконник:

— Жаль, конечно. Но, повторюсь, для меня есть более интересные личности, — многозначительно шевельнул бровью.

— Значит, тебе есть чем себя занять… — ехидно бросил тот.

— Вот и занимаю, — кивнул Этьен. — Признаться, не без удовольствия. Конечно, в идеале хотелось бы, чтобы оно было взаимным.

— Ты слишком вежлив! — усмехнулся тот. — Идеал — понятие эфемерное и трудно достижимое. А мое общество тебе быстро наскучит.

— Разве я говорил, что хочу его надолго?

— Судя по тому, что ты минуту назад пытался удалиться, совместное время было бы совсем кратким! — фыркнул тот.

— Удалиться? — переспросил он, перебирая варианты значений слова.

— Нет? — усмехнулся тот. — Значит, мне показалось… либо ты просто провоцировал…

— Я не имел в виду сиюминутность, — оттолкнувшись от окна, Этьен подался вперед. — А сколько времени тебе нужно, чтобы почувствовать его достаточным?

Взгляд Тайгера скользнул по лицу, задержался на губах. Неуловимое движение, словно собрался целовать, — и вопрос:

— Достаточным для чего?

Он подтянулся еще ближе:

— Чтобы удовольствие не успело наскучить, — проговорил, понизив голос.

— Зависит от обстоятельств… — шепнул тот, задевая губы жарким дыханием.

Он с трудом подавил в себе порыв вцепиться в него сию же секунду. Помедлил, сдерживаясь, глубоко вздохнул… и, очень плавно приблизившись, лизнул манящий изгиб губ, почти обжигаясь. Тайгер выждал, словно желая прочувствовать исчерпывающе, — и легко коснулся его губ губами. Превосходно! Он подхватил поцелуй, быстро проскальзывая языком в потрясающе жаркий рот. Осторожно, не желая спугнуть, коснулся кончиками пальцев его бедер, намекнув на сближение. И, к радости, был истолкован верно: аккуратно толкнув его колено, тот придвинулся, устраиваясь между, чуть придержав руками. Встретились два языка, заводя неспешный танец влажного, искушающего огня…

Внезапно взметнувшаяся ладонь легла над шеей. Только выдержка не дала прервать все более глубокий, настойчивый поцелуй. Опасность, сопутствовала изначально, но она же придавала особую пикантность. Этьен подхватил Тайгера под ягодицы, с силой прижал к себе, наслаждаясь жаркой теснотой, чувствуя, как чужие пальцы стиснули ногу сильней. Изловчившись, поймав юркий язык, втянул его себе в рот, оттолкнулся от подоконника и рывком приподнял парня. Острая когтистая боль вонзилась в плечи. Буквально в несколько стремительных шагов он донес его до кровати, рухнул вместе с ним. Хватка Тайгера сразу ослабла, став похожей на объятия, руки ласково скользнули по спине, ноги — сцепились на пояснице. Прижав его всем телом, он схватил за волосы, дернул, открывая горло, накрыл голодным ртом — в последний миг сдержавшись от укуса. С чувством поцеловал, ловя безумствующий пульс. Синеглазый, буквально вспыхнувший в ответ, выгнулся, прижимаясь всем телом, обнимая крепче, бездумно подставил шею, будто не понимая, что многократно умножает соблазн… Новый поцелуй, нетерпеливый, царапая клыками. В ответ на ласку — шумный вдох, едва заметная — и такая провоцирующая дрожь… Да он — просто находка! Этьен лизнул от ключицы до самого подбородка, потом еще раз, и еще, снова стал целовать. Раздраженно выдернул пальцы из-под мешавшего ремня, влез под рубашку, жадно сминая пламенеющую от ласки кожу. На каждый жест тот отвечал все большей жаждой — в давлении напряженных пальцев, в попытке вжаться еще тесней. Сместившись выше, жестко направляя его голову, Этьен прильнул к губам, глотая горячее дыхание. С силой двинул бедрами, сообщая о неизбежном. И вновь поймал эту дрожь, прошедшую по телу, стиснутому в объятиях. Оттолкнувшись, выпрямился на миг, сбросил куртку, желая чувствовать этот невообразимый жар как можно больше. Перехватил, усугубив порывом, поцелуй, лаская, попутно взявшись раздевать.

Горячие ладони встречно заскользили по телу, сминая рубашку, нетерпеливо вытаскивая ее из-под ремня. Забрались под ткань, жарко касаясь кожи. Несколько мгновений Тайгер пытался совладать с пуговицами, но закончил — рывком, от которого те разлетелись. Потянул одежду с плеч, сталкивая, тут же вжимая ладони в тело.

Он по примеру Тайгера рванул за воротник, распахнув рубашку на нем, с наслаждением прильнул грудь к груди, чувствуя, как бешено стучит полыхающее сердце, как от разницы температур содрогнулось тело чужака, шумно хватанувшего воздух. Стиснул бока, подтягивая парня под себя, вдавливая в постель. Жадно целуя — не сдержался, куснул губу, потянул живую влагу…

Вспышка огня прокатилась по горлу, сожгла — и одновременно вплеснула новую, яркую жизнь! Как первая кровь! Отдернувшись, он встряхнул головой, глянул в сверкающие глаза, — и с воодушевлением обхватив жертву еще сильней, впился в губы снова, игнорируя протест. Со следующим глотком — впиталась боль и сплавленное с нею желание, не поддающееся контролю, уходящее корнями в самую глубину вековой сущности, моментально слившееся с его собственным. Яркие, чувственно ощутимые картинки, возникшие следом, — вновь разделили их: тончайшие, теплые на ощупь грани резной слоновой кости, прохлада струящегося шелка… Сердце, набрав бешеные обороты, стучало в каждой клеточке бессмертного тела. Нехотя отстранившись, слизнув восхитительную кровь, он с восторгом посмотрел на Тайгера.

Тот, скребя напряженными пальцами по спине, потянулся за новым поцелуем. Маневр, уловка ли… но как хотелось отдаться этой жажде обладать и — обладать, удовлетворив взаимное желание! И — сделать еще глоток, а лучше — не один! Стиснув его сильней, не боясь видимой хрупкости, лишь больше возбуждаясь, Этьен накрыл его собой, неистово целуя, обнимая, соскользнув рукой для откровенных ласк. Одна лишь мысль о том, насколько тот горяч внутри, срывала тормоза. И Тайгер лишь сильнее разгорался в ответ — нетерпеливей поцелуи, ярче дрожь… Как несколько минут назад почти физической была его ярость — так сейчас– стремление к предельной близости. И надо-то — убрать условную помеху…

С помощью Тайгера, он справился в секунды и, сжав взъерошенные волосы в горсти, подмяв под себя парня, угрожающим поцелуем впился в шею — и ворвался в жаркую, тесную глубину. Тот выгнулся навстречу всем телом, крепче схватил ногами. Зашипел сквозь зубы, вбирая. С силой толкнувшись еще дважды, коротко, резко, он медленно двинулся обратно, наслаждаясь каждым мгновением, каждым миллиметром. Концентрируясь на этом действии: отнимать кровь насильно, в урагане вожделения, не хотелось. Мелко вздрогнув, тот вцепился когтями в плечи, раздирая, не желая отпускать. И, поддавшись взаимно растущему желанию, он устремился вперед, как можно глубже, с каждым толчком наращивая интенсивность. Дыхание, обжигающее губы, сбилось. Удары сердца зачистили еще, хотя куда уж больше?! Глубже боль, пронзающая спину, с каждым рывком — дрожь тела, вдавленного в простыни, сильней. Не мудрствуя, ускорился еще, добиваясь финального взрыва чувств.

Задохнувшись, Тайгер изломился в судороге. Полосы огня — раскроили спину, глубоко раня. И, разом отпустив напряжение, — тот обессилено рухнул. Разорвано в клочья дыхание. Этьен упал рядом, подтянул знойное тело к себе. Ткнувшись лицом в шею, поцелуями ловил бешеный пульс. Тайгер, вытянувшись, прижавшись тесней, хаотично водил дрожащими, огненными пальцами по коже.

— Ты потрясающе вкусен! — губы касались искушающих вен.

Лишь невнятное хмыканье в ответ, и все то же бессмысленное движение пальцев.

Улыбнувшись, поцеловав, он подтянул его плотней, сам подавшись навстречу. Благосклонность к ласкам можно было бы распространить и на остальное, но хотелось — неторопливо, с полным осознанием процесса, вкусить безумного огня, бегущего в нем. Уловив готовность к новой нежности, чуть навалившись, он продолжил целовать, время от времени чуть царапая, прикусывая кожу. Шумно вобрав воздух, тот откинул голову, подставляясь еще больше. Жест добровольной беззащитности — или провокационной — переполнил чашу вожделения. Развернувшись, вновь накрыв его собой, Этьен с аккуратной силой двинулся внутрь, овладевая, и так же неспешно, с наслаждением прокусил вену, вбирая-таки в себя обжигающий, буквально искрящийся жизненной силой сок. И вместе с ним — чистую до электрической синевы, сконцентрированную на шее боль. И не менее острое желание. Воочию увидел, как средь багряной, накатившей, будто неотвратимый прилив, темноты начинает раскручиваться новая галактика… Спрессованное ожидание — и взрыв, рождение сверхновой. И снова — шелк, в форме лепестков, простершихся кровавым заревом над чумным лондоном, и запах гари, и едва слышимый скрип пера по гербовой бумаге, желтой, почти хрустящей… и удушающий аромат пудры на бледной коже… Глотнув последний раз, он ласково поцеловал ранки, залечивая, но движения не остановил — напротив, плавно ускоряясь, стискивал парня в объятиях все сильней. И тот, позабыв об угасшей боли, о ярости, отдавшись возобладавшему над всем удовольствию — устремлялся навстречу, теряя над собственным телом власть. Ее, оставшуюся без хозяина, и перехватил Этьен, целенаправленно ведя обоих к вершине наслаждения. И на сей раз вместе с любовником — достиг ее и сам.

 

Прикрыв глаза, расслабился. Краем сознания отследил, как затянулись на спине следы когтей, на удивление глубокие. И этот небывалый подъем сил… Удовлетворенно улыбаясь, он повернулся на бок, виском оперся на ладонь, глядя на Тайгера. Горячий, необыкновенно вкусный, податливый… Полный тайн… Он прав: ему, столь категорично не признающему власти над собой, не ужиться среди Лионцев. Но должны быть и другие пути. В качестве деликатеса, неповторимого любовника — он весьма неплох. Этьен ласково провел пальцами по его груди. Мимолетная попытка заглянуть за ментальный щит результатов не дала. Да и к чему, когда кровь доступна? Правда, не вскрылось ни одного конкретного факта, ни слова, что довольно странно: обычно людям свойственно языковое мышление. А в пылающем огне Тайгера были растворены лишь образы…

Темный взгляд обратился на него, ощутимо, словно сопровождаясь прикосовеньем пальцев — по скуле, щеке… Губы дрогнули, но слова не прозвучали. Улыбнувшись, он попробовал ответить тем же: визуализировав — дотронулся взглядом до горячего виска, и выше, взъерошивая волосы, как если бы рукой. Слабая усмешка. Тайгер он гибко потянулся всем телом и перевернулся на бок, спиной. Теперь уже физически повторив ласку, Этьен забрался пальцами ему в волосы. Чувствовать это неугасимое тепло было приятно. Доверие, проявленное в позе, подкупало.

Быстро глянув через плечо, тот неуловимо изменил положение тела, как-то текуче оказавшись ближе.

Он усмехнулся, уточнил вполголоса:

— Хочешь еще? — пальцы невольно сдвинулись на горло, ища очередной объект для ласк.

Повернув голову, тот обнял его за шею, поймал взгляд и снова, без слов подтвердив догадку, потянулся к губам.

Легкий поцелуй, нежность укуса. Потеплевшую ладонь — на разгоняющееся сердце. Устроившись удобней, Этьен столкнул с Тайгера брюки, потянул его к себе, дразня. Тот сразу выгнулся, крепче прижимаясь, жарко целуя в ответ, стремясь забраться языком в рот. Не возражая, он аккуратно накрыл ладонью низ его живота, придавил, толкая на себя. Если была где-то планета с подобными ему, — то, безусловно, стоила внимания бессмертных…

Как-то машинально усилив ласку, второй рукой Этьен подхватил Тайгера под голову, удерживая, целуя настойчивей. В ответ смуглые пальцы забрались в волосы, чуть сжав. Тайгер потянулся вдоль него, толкнул бедрами. Самодовольно ухмыльнувшись, продолжая ласкать, Этьен шевельнулся вновь, дразня. И — волосы сжаты крепче, до боли. Шумно втянув воздух носом, Тайгер куснул его за нижнюю губу.

«Какой нетерпеливый малыш!« — бросил мысленно Этьен и, помедлив еще чуть-чуть, таки вошел в него, получив в ответ возросшую нежность. Движение вперед, в удовольствие обоим. И еще, гибко и плавно, погружаясь до предела, и снова… Стиснул бедро, уплотняя контакт. Жар смуглой ладони скользнул по руке, сдавил плечо — тот снова потянулся всем телом, словно ласкаясь. Особенное удовольствие. Уютней обняв, Этьен продолжил двигаться, то ускоряясь, то замедляя ход, ломая ритм — каждый миг следуя лишь за собственным желанием, подпитанным чудесной кровью. Очевидность реакций Тайгера, протестовавшего против малейшего снижения активности, заводила, и «лирические отступления« становились все реже и короче, пока желание обладать целиком не потребовало новой порции крови. Помедлив, раздразнив его не меньше, чем себя, Этьен куснул его и, собирая поцелуями вожделенный сок, стал двигаться быстрей, без остановок. Еще укус. Рывок — и навалиться сверху, прижаться к спине, ускоряясь. Упершись лбом в постель, смяв покрывало, тот вздрагивал все мельче, подставляя шею. И целовать, сдерживаясь от укусов, все сложней. Крепко обнять — и глубоко, рывками, вдыхая жаркий запах, идти к финалу. Чувствуя, как дрожь растет, переходя в спазмы, ломающие тело. Затрещала раздираемая когтями ткань. Мгновения стремительно растущего напряжения, пауза — и несколько мощных рывков, будто разбив сосуд с чистым наслаждением, разлили его по телу.

 

Зачем бессмертному дыхание? Бурное, шумное, как море в шторм. Предатель пережитой страсти… Он с трудом возвращал ему размеренность.

Постепенно затих и Тайгер. Распластался под гнетом удовольствия. Приобняв его, поглаживая по спине, Этьен улегся рядом, прикидывая дальнейшее. Обдумать было что. Помимо первых впечатлений, вкуса и темперамента, да и красоты внезапного любовника — невероятный энергетический подъем, как будто пил вампира. Только горячего, огненного, чем никто из Детей Ночи похвастать не мог. Какой эффект окажет пламенная кровь? Для экспериментов простор просто небывалый! Пожалуй, позавидовал бы сам алхимик, носящий шрамы! Но любая из проверок — требовала времени и материала — то есть самого Тайгера.

Этьен, аккуратно потянул голубоглазого за плечо, разворачивая к себе лицом:

— Сколько тебе лет?

— Ты мне льстишь! — скривился тот. — Совершеннолетие случилось довольно давно…

— Даже если бы не случилось, ты был бы не менее хорош, — усмехнулся он. — И все же?

— Еще бы! Молочная телятина гораздо вкуснее, чем мясо старых животных! — губы продолжали кривиться. — Мне много лет, по какой системе не считай… поэтому, я давно сбился со счета…

— Можешь себе это позволить… Занятно… — едва касаясь, он кончиками пальцев обрисовал контур лица, любуясь.

— Могу… — с неприкрытой иронией подтвердил тот, внимательно наблюдая за ним из-под ресниц.

— Ты от рождения такой, или вследствие каких-то изменений? — улыбнулся Этьен, продолжая рассматривать и ласкать идеально гладкую кожу.

— Какой? — наморщив нос, уточнил тот.

— Энергоемкий, — рассмеялся. — Характер вряд ли можно синтезировать.

— От рождения… — процедил Тайгер, вознамерившись отвернуться. — Не считая приобретенных навыков…

Он мягко, но настойчиво удержал:

— Не обижайся. Мне, действительно, интересно. За свои пять сотен такого шедевра природы я не встречал.

— Значит, не повезло раньше встретиться, — усмехнулся тот, явно поставив под сомнение такую удачу.

— Вечность длинна, — соскользнув с подбородка, пальцы коснулись шеи, прошлись вдоль тонкой ключицы.

Тайгер фыркнул.

Он дотронулся губами до плеча, возбуждающе горячего.

— Тебе в детстве рассказывали сказки?

— У нас нет сказок… — усмехнулся тот слабо. — Только пересказы деяний предков, создавших мир для жизни своих потомков.

— Это не менее интересно. Может, даже, похоже на легенды бессмертных…

— Не было повода сравнить… — ироничная усмешка.

— Скорее, возможности, — улыбнулся Этьен. — Если бы кто-то из Детей Ночи встречался с тобой, ты бы сам стал героем одной из них. Никого подобного тебе в наших мифах я не встречал.

— То есть, ты уверен, что все Дети Ночи попали под вашу перепись? — уточнил тот.

— Нет, конечно. Теневых, не относящихся к Сообществу, никто не считал. Но нейтральных территорий осталось не так уж много, да и жизнь непризнанных, как правило, коротка. Известен лишь один легендарный долгожитель, не пожелавший стать одним из нас, — Корвио. Но о нем — слухи. Мало кто встречал, мало кто выжил.

— Корвио… — словно смакуя имя, произнес тот. — И чем славится?

— Наглостью, — усмехнулся Этьен, снова вспомнив, как сам интересовался им. — Не говоря об опыте и силе, приобретенным за сотни лет в Тени.

— В тени?

— Тень — все, что существует за границей Сообщества, — пояснил он. — Выживание в нейтральных землях, где действует лишь закон силы, многого стоит. Потому и имя Корвио — легендарно.

— Красиво сказал…

Он пожал плечами, приняв комплимент как само собой:

— Это факт, — провел пальцами вдоль ребер Тайгера. — А еще говорят, он пьет бессмертных, и набирает силы гораздо быстрей. Не советую с ним пересекаться.

— Не волнуйся, — фыркнул тот. — С ним я встречусь, если только случайно!

— Половина событий, вошедших в историю, — случайность, — усмехнулся он.

— Случайность — итог чьих то желаний…

— Значит, — он улыбнулся, заглядывая в пронзительно яркие глаза, — в следующий раз, когда мы встретимся совершенно случайно, нам тоже будет, о чем поговорить.

— Для верящего в случайность ты слишком оптимистичен! — хмыкнул тот, жмурясь.

— Судишь об оптимизме по энергичности? — рассмеялся Этьен, чуть отстраняясь. — Тогда надо было начинать с самого заката.

— Что ж тебя задержало? — фыркнул тот.

— Знал бы, что обернется проверкой позитива — выбрал бы более раннее время. И уж точно не строил бы планов на конец ночи.

— О! Да тебе уже пора? — иронично усмехнулся тот.

— Кто-то же должен позаботиться о безопасности твоего голландца в рамках наших законов.

— Да ты удивил меня, милейший! — губы чуть дрогнули. Потянувшись к нему, легко лизнул в губы. — Тогда, конечно… Даже собраться помогу…

Этьен вновь рассмеялся, мгновенно сгреб его в охапку, куснул за губу:

— Нашему бы Совету твою готовность помогать!

— Еще и Совет… — пробормотал тот. Чуть придержал за спину, прижался тесней. — Мне бы с королем вашим еще закончить…

— Закончить с Леруа? — губа резко дернулась вверх, обнажив клыки, но Этьен мгновенно скрыл оскал поцелуем. — Только через мой труп, — шепнул предупреждающе. — А переговоры постараюсь устроить, — прозвучало уже почти беззаботно.

— Закончить решение вопроса с королем… — перефразировал тот, чуть отстраняясь. — Положительное решение меня, конечно же, более всего бы устроило… — снова лизнул в губы. — И было бы глупо с моей стороны не понимать, что ваше величество является олицетворением вашего общества. А любая личность, безусловно, проигрывает любому организованному обществу. Но это моя добыча… Все мое — только мое… Я буду вынужден защищать свое, даже если это чревато смертью… — еще касание языка, — моей собственной.

— Вот уж чего бы я не желал — так это твоей смерти, — ухмыльнулся Этьен, поймал губами его язык, юркий, обжигающий. — Ни один человек не стоит ее. И это не комплимент.

— Какая жалость, что ты не выражаешь мнение короля! — ирония в голосе, и снова дразнящее касание. — Если не уйдешь сейчас, я стану тебе мешать… — пальцы с силой вдавились в спину.

— Давай отложим это до счастливой случайности, не столь далекой, полагаю.

Поцеловав еще, он мягко взял Тайгера за плечи, отодвинул от себя. Стал одеваться.

— Как говорят некоторые из Вечных, Да будет Ночь щедра, — улыбнулся и вышел из номера.

 

Терпкий осенний воздух, напоенный сыростью, казался сладким. Темнота, прошитая светом фонарей, — звенела. Похоже, энергии хватанул через край. Как можно отказаться от такой находки?! Это же… не сопоставимо ни с чем! Он чувствовал себя счастливым. Как-то по-мальчишьи даже, как будто раз — и влюблен…Первый порыв — позвонить Мишелю, поделиться этим внезапным счастьем — остановил с трудом. Вот где стоило довериться логике. Прежде — убедиться, проверить еще раз, изучить детальней… На самом деле смутно сознавал, что делиться-то, как раз, и не хотелось. Не раньше, чем утвердится в отношениях сам. Но кровь, разгоряченная другой, с невероятным наслаждением поглощенной, — распаляла азарт, толкала на экстрим. Больше всего, конечно, хотелось вернуться к Тайгеру. Погружаться, проникать в это тело всем, чем возможно… пить его… всячески… Он насильно развернул мысли к делам.

И все-таки, все пути вели к Леруа: пальцы машинально набрали привычный номер.

— Слушаю тебя, — тот, к счастью, был на связи.

Этьен улыбнулся:

— Доброй, мой король. У меня вопрос: что делать с твоим американцем?

— Уже пора отказывать ему в применении?

— Таком, чтоб остался в живых? Тогда предложение: пусть дождется в замке. Вернусь — решим.

— Действуй, — тон Мишеля остался вежливо-нейтральным, как будто он утратил интерес не только к готу, но и к нему.

— Хорошо, милорд. Как вам будет угодно, — надеясь, что дружеская ирония растопит лед.

Но Леруа, любезно пожелав доброй охоты, не потеплел.

 

Взяв курс на подземный гараж, где с прошлой ночи был оставлен автомобиль, Этьен сделал еще один звонок. И каким контрастом зазвучал голос любовника, насмешливый, но всегда полный расположения!

— Стеф! Как тебя не хватало! Мне никто не может объяснить, зачем здесь этот перепуганный пацан. Явился, сказал стражам, что ты прислал, — и его сразу приволокли ко мне. Я, конечно, пока не трогал…

Он усмехнулся сознательности провинившегося парня, если, конечно, это был он:

— Если Крис — отправь к донорам. Я ему обещал.

— Ну, вот, — голос любовника наигранно погрустнел, — а я уж было планов на него настроил…

— Тебе я собирался предложить другого. Подержишь до моего приезда? Можешь пока использовать.

— О! Я знал, что ты обо мне не забудешь! — расхохотался тот. — Молодой? Красивый? Где взять?

— На улице Лорте. Если, конечно, ты не забыл адрес.

— Забыть? Наше первое гнездышко?! Как ты мог подумать!

— Вот в этом гнездышке и заберешь птенца.

— О! Министр, ты таки сделал это! — Тристан буквально задохнулся весельем.

— Нет. Речь не о голландце.

— Обратил кого-то еще?!

— Много чести.

— Ладно. Я сам поеду и посмотрю. Сколько, говоришь, у меня времени с ним играться?

— До моего возвращения.

— А конкретней?

— До первого требования Леруа.

Тристан хмыкнул:

— Ладно, найду достойное применение мальчику. Но с тебя…

— С меня?! — хохотнул Этьен, перекинул мобильник в другую руку, полез за сигаретами.

— Хорошо, с меня. Эксклюзивное внимание для министра финансов, — смеялся тот. — Пойдет?

— Договорились.

 

Настроение вернулось. В конце концов, Мишель тоже поймет и оценит преимущества контактов с Тайгером. А раз тот не вампир — то, может, осуществимо первое обращение? И тогда…

Он глубоко вздохнул от радужных перспектив и предвкушений, теснившихся в груди. Даже рассвет сейчас казался не страшен.

Садясь за руль, он мысленно уже был там, в недалеком будущем, практически граничащим с легендой.

Глава17. Курт. Мираж свободы

Нет оков прочнее, чем привязанность сердца.

Леруа

 

Он убегал. Пробираясь сквозь гибкие водянистые растения, увязая босыми ногами в мокром песке, отмахиваясь от кишащих в воздухе рыб… То и дело под ступней оказывались мелкие склизкие ракушки, мерзко проскальзывающие между пальцев, лицо приходилось закрывать от прозрачных, почти невидимых медуз… Опасность подступала со спины, неотвратимо настигая, сердце с каждой секундой колотилось быстрей, а уплотнившийся текучий воздух — лишь тормозил движение. Споткнувшись о какой-то коралл, он взмахнул руками и, отталкивая локтем очередной колышущийся ствол — уперся во что-то упруго-мягкое. Толкнул еще раз, сильней — и распахнул глаза, тяжело дыша, осознавая, что это сон, повернулся…

Твою ж мать! Дьявол! Пригрелся!

Он резко отодвинулся от Тайгера, сел на краю кровати. Пальцы мецената беспокойно скрябнули по ткани и, нащупав ногу, слабо царапнули когтями. Это окончательно пробудило утихшую было злость.

— Ты не вконец ли обнаглел, меценат?! — почти зарычал он, сталкивая с себя руку.

И оскалился от боли: тот лишь вогнал когти глубже и продолжал дрыхнуть без задних ног. Схватив его за запястье, Курт вдавил ногти в вены, хотя бы болью вынуждая того отпустить. Когти впились глубже, но блеск глаз в темноте и невнятное рычание обозначили верность хода.

Превозмогая боль, злясь все больше, он резко даванул еще:

— Отцепись, зараза!

Хватка ослабла, Тайгер перевернулся на другой бок, демонстрируя спину.

От удивления Курт на секунду даже забыл о ярости: это как надо было умотаться, чтоб стать похожим на труп! Или упиться?! Рывком за плечо он развернул его, склонился к лицу. Перламутр взгляда уперся в него, будто неживой.

— Какого дьявола ты делаешь?! — поднять гневную волну не удалось.

— Спать пытаюсь… — процедил тот сквозь зубы.

— А может, сначала объяснишь это все? — сощурился он, тщетно пытаясь разозлиться снова. Той силы эмоций, что захватили его вчера, не набиралось.

— Что — все? — уточнил тот, поднес руку к его лицу, но, так и не дотронувшись, опустил.

— Какого хрена происходит! — огрызнулся Курт. — Всему есть предел!

— Верно… — согласился тот, не отводя от него глаз.

Своей инертностью он просто обезоруживал. Курт глубоко вздохнул. Что-то, видать, действительно, сломалось, раз он не смог убить его тогда, и сейчас не может выплеснуть ярость… Где она, эта ярость, для которой — все основания?!

— Предел моего терпения достигнут, — вздохнул он снова. — Или убей меня — или отпусти.

— Хорошо… — пальцы скользнули к ошейнику, и тот, тихо звякнув, упал на покрывало.

От внезапной свободы он вздрогнул — будто враз оказался обнаженным, да еще и небезразличным к этому, как в детстве. Рука сама потянулась к ставшему практически его частью аксессуару, теперь отдельному, еще теплому. Пальцы, будто впервые, пробовали на ощупь гладкие звенья… Он отодвинул его от себя едва ли не с сожалением, сам поразившись этому чувству.

— Убери его. Я останусь с тобой еще на одну ночь, — проговорил тяжело. Осознание так быстро пришедшего решения запаздывало.

— Как бы ты не льстил себе, голландец, решаешь не ты! — процедил тот. — Принадлежность — это не наличие или отсутствие ошейника.

— Знаю, — хмуро оттолкнув предмет, казалось уже, вечных споров, подальше, он улегся на бок, пристально глядя в по-кошачьи поблескивающие глаза.

— Спорить с тобой о праве собственности одно удовольствие… — скривился тот. — Если бы только…

— Что?

— Была уверенность, что удовольствие взаимно…

Курт, переведя дыхание, старательно отвел взгляд от блеска стальных шипов.

— Ты слишком много отнял у меня, меценат, чтоб ничего не дать взамен, — вновь посмотрел на Тайгера, скользнув по красивому овалу лица, изгибу губ… — Я хочу знать, каково это — делать непринужденный выбор и выбирать тебя.

— Значит, спор с твоим будущим хозяином смысла не имеет… — устало сообщил тот, закрывая глаза.

— Каким еще хозяином?!

— Главой Лионского клана вампиров…

Нет, его явно приложили головой. И не раз. Проглотив невесть откуда взявшийся в горле ком, Курт сам переложил ошейник на другую сторону от Тайгера и молча устроился рядом, чуть касаясь его плечом. Тот отодвинулся, разрывая контакт.

Он закрыл глаза.

— Прими мои поздравления с вступлением в элитное вампирское общество… — слабо усмехнулся Тайгер, неохотно сползая с кровати и подходя к стене. — Я хотел было поучаствовать в переговорах, чтобы отстоять свое право тобой обладать… Мне легче было бы убить тебя собственноручно, чем знать, что кто-то будет тебя тискать, в любом смысле этого слова… Но раз уж дело дошло до свободной воли…

— Теперь мне придется повоевать за твое внимание? — насмешливо сощурился он. Подавил невесть откуда взявшуюся боль. — Куда мне против Тано! Но я повоюю. Когда решу, что хочу этого.

— Не утруждай себя… — процедил тот сквозь зубы, и погасил свет.

Только вместе с ним — пропала мягкая постель. Под спиной, затылком, пятками, под ладонями — оказалась твердая холодная поверхность. Пахло кофе и пиццей.

 

Внезапно ярким резануло по глазам.

— Ну ты и напугал меня! — обеспокоенное лицо, блеснув очками, склонилось над ним. — Что за шутки!

Он вздохнул, садясь на полу, прищурясь, глянул на француза. Потер шею, непривычно свободную. Не галлюцинация. На сердце осела свинцовая тяжесть.

— Надеюсь, ты не все тут съел без меня, — ворчливо проговорил, вставая.

— Да я же понял, что вернешься — все ж свои вещи тут оставил! Я твою часть в холодильник сунул.

— Отлично.

— Слушай, Курт…

Ага. Пацан еще и в документы заглянул. Ну и черт с ним.

— Куда ходил-то? Босиком, полночи… Я не то, что подозреваю в чем-то… беспокоюсь за тебя просто…

— Лунатил, — усмехнулся он, устраиваясь на диване. — Который час?

Тибо глянул куда-то ему за спину.

— Четыре уже.

— Кофе есть?

— И кофе, и пицца, — засуетился тот. Метнулся в кухню, загремел посудой.

Курт, откинувшись на спинку, опустил веки. Перед взором стоял Тайгер, горько кривящийся, сверкающий перламутром глаз. Больше не будет внезапных появлений, угроз, впивающихся в шею шипов, укусов, боли, преображающейся в наслаждение… Пусть не будет. Сработала граница. Как бесконечно прав Тано, философски-отстраненно на все смотря! Больше не придется заботиться, как бы его любовника случайно не пришибить, не придется оглядываться на… Только глубокий вдох смог рассеять сгустившуюся в груди пустоту. Отчасти. Он найдет, чем ее наполнить. Потом. Так, что не будет больше уязвимых мест…

Тибо притащил тарелку с горячей пиццей и френч-пресс, сгрузил на стол, умчался снова, очевидно, за приборами.

Нет. Не сегодня.

 

Поутру он увозил с собой полный надежды рыжеватый взгляд и клок бумаги с номером телефона.

Глава 18. Арахна. Безусловная связь

Тому, кто владеет Словом, лишнее слово — роскошь.

Леруа

 

Человеческий мир, открывшийся в совершенно новом качестве сотни ночей назад, по-прежнему был интересен и занимал большую часть внимания. Точнее, мир вампирский, но вписанный в действительность поверх жизненных тропинок смертных. Или, наоборот, служивший им извечной основой, проявившей себя тысячи лет назад… А то и раньше… Она еще не вполне разобралась со структурой этой реальности, а Вечность настойчиво предлагала изучать другую, доступную только ей и Создателю. И Лишенному Имени, если верить легендам. Легендам. Именно они сейчас занимали больше всего: огромный неразработанный пласт материала, требующий детального рассмотрения, анализа, совмещения с имеющимися знаниями… Времени, доступного для осуществления всех желаний, катастрофически не хватало. Первый и пока единственный ее тур по городам в поисках диалога с бессмертными, которых коснулось ее перо, закончившийся насильственной поездкой в Лодзь и путешествием по Тени, наглядным образом продемонстрировал, насколько коротка каждая из ночей. Хотелось — большего. Чтобы Вечность не изымала из ее жизни добрую половину часов. Или хотя бы компенсировала паузы эффективностью.

Арахна развела пальцы. Плотный, будто восковой лист выскользнул, цапнув острым краем, качнулся вместе со всей веткой на уровне лица. Здесь, в Сумрачной параллели, было комфортно. Думать, чувствовать, обретать покой. Хотя покой — это настолько относительная и едва ли необходимая вещь… Отняв тепло ее тела, Вечность и не подумала покуситься на пылкость, пламенность натуры — и лишь добавила к имеющейся жажде познания и творчества — новую. Последним целенаправленным, очень человечным увлечением стали танцы — горячая страстная латина. Создатель не протестовал, очевидно, преследуя очередную свою цель, и она, быстро влившись в новые мелодии и ритмы, жадно искала применения. Привычная «роковая« охота в клубах, грохочущих тяжелым битом, сменилась флиртом на легких сальса-вечеринках, где процент не испорченной алкоголем крови доходил до девяноста, а предварительное чувственное взаимодействие с жертвой возросло в разы. Но, к сожалению, выбор ужина по дальнейшим критериям оказался весьма ограничен, и приходилось расширять географию. Впрочем, это было даже интересно. Больше всего, конечно, тянуло в Европу, куда более продвинутую в плане латинских танцев, однако, время… время…

— Время… — сладостно-вкрадчиво прозвучало над головой.

Вздрогнув, она вскинула голову. Глаза в глаза на нее смотрело Безвременье.

– Кажется, у меня есть то, что тебе нужно.

— Вихирлия Хаурлици, — Арахна торопливо отступила, возвращая дистанцию комфорта, хотя говорить о комфорте в обществе огромной паучихи, претендующей на твою душу, довольно проблематично. — Твоя цена будет слишком высока.

— Не настолько, чтобы ты не смогла измерить ее, — блеснули алым огоньки глаз. — В отличие от того, что предлагаю я. Твоя Вечность слишком коротка в сравнении с самым малым из отрезков Отсутствия Времени.

Констатация факта неприятно царапнула по сердцу. Своевременностью.

— Подумай! — качнулась к ней Вихирлия, одной из восьми лап уцепилась за лиану, удержавшись вблизи. — Подумай…

Можно было бы ощутить дыхание, едва касающееся восприимчивой кожи. Но ни дыхания, ни пульса, ни чего бы то ни было еще, свойственного живым, в ней не было. Она не то чтобы принадлежала иному миру — но существовала как будто вне всех миров.

— Я и так слишком много думаю о тебе, считаюсь с твоим присутствием, принимаю влияние… Радуюсь знакомству с тобой, любуюсь… Это ли не власть?

— Не жаждешь подчиняться… — неспешно перебирая лапами, паучиха спустилась ниже, до хрупкости изящными пальцами дотянулась до челки, отвела с лица.

Стоило усилий не отшатнуться.

— Плыть против течения бессмысленно, — тонкие губы улыбнулись, приблизились еще. Голос стал еще глуше и проникновенней. — Но ты можешь подняться над ним и лететь. Хочешь крылья?

— Мне незачем платить за то, что уже имею!

Будто ветер зашелестел в листве — Вихирлия засмеялась:

— Хорошо, пусть по-твоему. Пока по-твоему. Пользуйся…

И она истаяла. Будто туман, просочившийся сквозь ветви к небу, слившийся с ним, точно таким же туманно-серым.

 

Она облегченно вздохнула. Так… о чем думала до появления этой?.. Но «эта« сбила все карты и, даже отсутствуя, перетягивала внимание на себя.

Время. Если нельзя его выкроить из тех часов, что залиты солнцем, — надо найти другой способ, перераспределить, выбрать приоритеты, сэкономить на чем-то другом… Специфика питания уже предполагает не тратить его на еженощную охоту… Хм. Мысль о таком аспекте ее голода пришла впервые: а ведь и вправду отсутствие зависимости от крови освобождает для нее множество часов! Каждую ночь! Забавно: владея столь личной информацией о других, она до сих пор не знает, каковы ее Ключи к Вечности. Может, это — один из них, определяющий способность долгое время обходиться без крови? Плюс потребность отдавать и чувственность — и вуаля, Арахна как она есть! Вампир с очень альтернативным источником питания.

Усмехнувшись, усилием вернула мысль в прежнее русло. Времени, что дарила Вечность, все равно не хватало, и вопрос этот хотелось решить. На чем, кроме охоты, можно сэкономить? Перемещения в пространстве? Да, путешествия отнимают много. Она старается использовать это время максимально, но… зависимость от условий транспорта, присутствия людей, невозможности в любой момент исчезнуть… Еще не настолько сильна, чтобы поддерживать вход в Сумрачную параллель в любой точке мира. А если не путешествовать совсем… законсервировать себя в одном, пусть и роскошном доме, не видеть свет?! Ни за что! Жизнь стоит того, чтоб ею наслаждаться! В каждом ее проявлении! А вот когда вопрос лишь в получении информации… Или чтобы сию минуту оказаться в определенном месте… Как-то решают это бессмертные? Если не брать в расчет параллели, «сжимающие« километры до нескольких шагов.

Арахна огляделась. Тропинка давно пропала из-под ног, вместо нее меж холмиков, поросших пружинистой травой, поблескивала темная вода. Стволы деревьев поодаль — размытыми полосами, почти нет лиан, но тот же сумрак и оплетенное ветвями небо. Вот сейчас, прямо отсюда — куда она может перенестись? Где оказаться? Вампир дождя, к примеру, — там, где дождь. Приходит со струями воды, под покровом туч. Выходы Сюлви Лайне — перекрестки, которыми буквально расчерчен мир. А она? Только мыслями гнаться за тем, что интересует. А мысли часто недостаточно, мало просто картинки — надо воспринимать всеми органами чувств, прикасаться, впитывать всем существом, быть там! Как… Тайгер, который переносится в любое место вслед за нужным человеком. Есть ли какой-то способ для нее? Быть может… суть как раз в интересе? В энергетической связи, что притягивает объекты, как магнит?.. И Вампир дождя должен сперва увидеть жертву, и чтобы попасть к Сюлви — нужно намерение…

От осознания возможностей при таком раскладе, сердце забилось быстрей.

«Не обольщайся, это еще сто раз проверить надо«, — попыталась убедить логика. Но мысль уже понеслась: не важно, в силу каких механизмов может работать такое притяжение. Может — это главное! Надо только настроить свой! Ведь как-то же действует зов по крови, тоже основан на энергии, на связи. И если на расстоянии переносит посыл — почему не уплотнить его до материального переноса тела?

Внезапный приступ голода бросил еще один камень на ту же чашу: вот наглядный пример: желание Создателя, непосредственно обусловливающее ее желание. Круто развернувшись, она направилась к дому. Почему аналогично нельзя дотянуться до… скажем, тех, о ком пишешь? Ведь связь с ними не менее сильна, чем связь по крови! А со способностями Творца!..

Голод становился все настойчивей, сбивая с мысли, заставляя идти быстрей.

Значит, когда-нибудь стоит подумать и об этом. А лучше — проверить. Если есть способность утверждать — то уж перемещаться (с той же целью) — чтобы полнее воспринять реальность… Вот хотя бы в таких вот случаях, чтобы мгновенно оказываться возле Создателя, когда возникнет необходимость.

Перспектива захватывала воображение, поражала своей масштабностью — и с каждой секундой становилась все соблазнительней и желанней. Идея требовала воплощения.

Глава 19. Курт. Обращение

Я не ошибся.

Леруа

 

Новая страна, практически оставшаяся позади, увеличив дистанцию между «сейчас« и «вчера«, подарила-таки чувство свободы. Однако свобода эта легла тяжестью — болезненных воспоминаний, неоднозначных переоценок и крайне неопределенных перспектив. Он продолжал двигаться вдоль побережья, сочтя смену начальных планов слишком большой честью для мецената, а после того, как скинул с шеи ярмо… Отчего-то этого казалось мало. Хотелось свежего воздуха. Курт распахнул настежь окно и, привычно устроившись на подоконнике, закурил. Думать о будущем было неприятно. Мысли о синеглазом упрямо лезли в голову, безапелляционные, наглые, как он сам. Но еще настойчивей оказалось желание выйти из отеля, несмотря на то, что он уже намеревался спать.

Постиранная майка не высохла, и он, поколебавшись еще, попробовав — и не сумев убедить себя в абсурдности идеи, снова влез в штаны, накинул куртку и, погасив свет, выскользнул из номера. В ответ на удивленный взгляд девушки на ресепшене бросил короткое «прогуляюсь« и направился вдоль улицы, совершенно не задумываясь, что там впереди и чем эта дорожка лучше других.

 

Бетонные кубики разноформатных домов и шеренги припаркованных автомобилей вскоре сменились высокими заборами, превратившими улицу в будто выпитый солнцем канал. Недоумевая, какого дьявола его понесло в этот район, соображая, что неплохо было бы вернуться к цивилизации, он, тем не менее, шел, пока горизонт окончательно не расползся из бесконечности в бесконечность. Впереди разлитыми чернилами поблескивала вода. Асфальтовая дуга дороги плавно огибала затопленную низину, вереницей огней уходя в темноту. Курт остановился, застегнул молнию: сырой воздух холодил тело и, вопреки обыкновению, был неприятен. Вдобавок ко всему начался мелкий дождь.

Он сошел на обочину, вслушиваясь в шум редких автомобилей. Кто-то, очевидно, сочтя, что он нуждается в помощи, решил притормозить. Но не успел Курт обернуться — чужие пальцы вцепились в горло, перехватив вдох, в шею вонзилась знакомая боль. Он рванулся прочь, выдираясь из объятий, но не смог — только глубже всадились зубы, парализуя, затопляя сознание чернотой. «Чертов меценат!« — пронеслось в мозгу прежде, чем нестерпимая боль выломала из реальности.

 

Дождь принес ему влажное небо, свежесть португальской ночи и воспоминания. Дождь вернул его к жизни, будто смыв налет прожитых лет, очистив восприятие до идеальной прозрачности. Дождь не мог утолить жажду. Внезапная ярость накрыла кровавой волной: где это дьяволово отродье, не способное сдержать слово?! Он оттолкнулся от сырой травы, поднимаясь, — и внезапно оказался на ногах, ошалев от легкости, с которой это удалось.

— Курт ван Вейк, рад приветствовать тебя, — знакомый голос прозвучал за спиной, заставив резко обернуться. Но это был не Тайгер, а француз из Лиона, каким-то чудом оказавшийся здесь и со всем вниманием обращавшийся к нему. — Добро пожаловать в Ночь.

Воспринимался он тоже странно, как будто все его обаяние, удачливость и уверенность в себе — сконцентрировались, превратившись в чистое превосходство, угрожающее и восхищающее одновременно.

— Где этот мерзавец?!

— Ты имеешь в виду синеглазого хищника? — Мишель оставался невозмутим.

— Кого же еще! — полыхнул новым приступом ярости Курт, лишь через миг сообразив, что ничего подобного не рассказывал. — А ты откуда знаешь?!

— Я не знаю, где сейчас любовник твоего друга. Но если хочешь увидеть, кому досталась твоя кровь, — посмотри на меня.

Он улыбнулся. Хотя, скорее, это был оскал, настолько по-звериному, даже демонически блеснули клыки. И в ту же секунду он ощутил вспышку желания его убить — и убежденность, что не сможет причинить вред. Ни в каком из вариантов, несмотря на злость и зверский голод.

— Пойдем за ответами? — предложил француз.

 

И он пошел. Будто на поводке, сдержанный, послушный. Сжав ярость в кулаках. Пошел — чтобы знать.

— Ты можешь задавать любые вопросы, и услышишь правду, — вполголоса говорил Мишель, но слова звучали чуть не вибрацией во всем теле Курта, и вместе с ними проникал в него, вроде, привычный, но такой измененный мир. — Однако первое, что должен запомнить: научись владеть собой. Не позволяй чувствам брать верх.

— Ты с ним заодно?! — он даже не услышал — почувствовал изнутри, как голос превратился в рычание.

— С Тайгером? Нет. Скорее, наоборот. Во всяком случае, в вопросе, касающемся тебя.

Он вопросительно глянул на него, шедшего вдоль обочины с едва ли не королевской статью. Судорожно вдохнул сырой воздух, наполнивший грудь прохладой, но не унявший иссушающего огня. Пить хотелось до одури.

— Тебе нужна кровь, — улыбнулся Мишель, выставив в сторону руку, голосуя. — Заодно посмотрим, достаточно ли будет только ее.

— Что?!

Нагнавшая их машина пронеслась мимо, но, через десяток метров затормозив, будто одумавшись, подалась назад.

— Нам по пути, — только и сказал француз, склонившись к водителю, ничуть не заботясь о понимании, — и легко вытащил его из салона. — Назад, — приказал Курту.

В сознании моментально нарисовалась картинка, что будет в следующий миг, однако вместо шока и ужаса от бесчеловечности — вызвала лишь новый приступ жажды, скрутивший нестерпимой болью.

А потом — жаркая кровь потекла в его горло, успокаивая, насыщая.

 

— Куда ты его? — разогнав багровый сумрак, спросил Курт, постепенно осознавая факты: Мишель за рулем, сам он — на заднем сиденье, пахнущем впитавшейся кровью, мимо — дома и перекрестки…

— Какая разница? — карие глаза блеснули в зеркале, улыбаясь. — Ты хорош. Я доволен.

— Что я сделал?!

— Оставил его живым.

Облегчение? Да, вероятно, это оно. Только какое-то странное, как будто не соответствовавшее истинным желаниям.

— Учись владеть собой, — мягко повторил тот, вновь став поразительно похожим на Тано. — Полезный в Вечности навык.

Факты складывали гротескный образ, будто калейдоскоп ссыпал осколки в искаженные фигуры, фантастичные, полные агрессии.

— Значит, меценат не свихнулся?..

— С ним лично я не знаком. Но готов познакомиться с тобой. Мишель Лоран Леруа, Основатель Лионского клана, один из Девятерых Древнего Круга. Твой Создатель.

— Эт вряд ли, — хохотнул Курт, не имея оснований верить, но подспудно чувствуя его правоту. — Я не настолько утоплен в религии.

— Но в должной мере утоплен в крови, — теплая улыбка. — И до рассвета необходимо забрать твои документы, если, конечно, хочешь покинуть Португалию, числясь живым.

Осознание приходило медленно. Сердце разгонялось все быстрей.

— И что, действительно, солнце убьет нас?

— Да.

Краткость ответа, его спокойная безальтернативность — навели болезненную резкость мыслей и чувств. Он перебрался на переднее, удивляясь возросшей ловкости, вновь посмотрел на Леруа. И снова что-то неуловимо изменилось в восприятии.

— Типа ты мой патрон, и я обязан подчиняться, — с сомнением и долей недовольства уточнил он.

— Я — твой Создатель и король. И ты обязан подчиняться, — мягко подтвердил Мишель, удостоив его коротким взглядом. — Однако это не исключает твоих собственных вкусов, решений и ответственности… Мои слова неоспоримы, приказы подлежат исполнению, а Кодекс — обеспечивает безопасность клана и твою. Остальное — в пределах твоего разумения. Что толку в Вечности, если она не радует?

Он внезапно остановил машину, вышел из нее. Курт последовал его примеру.

— Твой отель в трех кварталах отсюда. Заберешь вещи, байк — и сразу назад. Никого не пить.

— Как скажешь, — усмехнулся он, чувствуя, что сейчас выгодней всего — беспрекословно слушаться. И это было проще, чем подчиняться Тайгеру, хотя реальных перспектив он охватить не мог. Пока.

 

Но обоснованность предупреждения Мишеля он оценил, когда увидел девушку-администратора, выдававшую ему ключи. Желание обладать ею накатило такой мощной и неожиданной волной, что он застыл, пораженный. Потом понял, что именно в ней столь привлекательно — кровь. Казалось, он слышит ее движение, чувствует пульс вдвое сильней, чем собственный. Хотелось отнять ее, взять себе. Кстати, неплохо бы узнать, почему все еще бьется сердце.

Торопливо поднявшись в номер, он забрал телефон, шлем, прихватил сигареты. Покидая отель, бросил на девчонку такой взгляд, что та испуганно вздрогнула. Он ощутил эту волну чужого страха почти физически, и не сказал бы, что не понравилось.

Постепенно складывались фрагменты последних дней, воссоздавая цельную картину. Кто б мог подумать, что случайный попутчик окажется вампиром! Что они, вообще — факт реальности! Мы. Это объединяющее слово поражало немыслимостью и простотой — и расставляло все по местам. В конце концов, жизнь здорово задолжала ему за все утраты… А фантастика — лишь действительность за гранью знания.

 

Мишель ждал его на том же месте. Автомобиля не было. Он проглотил дублирующий вопрос, отдав предпочтение более важному:

— И что я могу теперь?

— Все, — в улыбке короля таилось коварство — и забота. — Все, на что достанет твоих способностей и воображения.

— А днем?

— Умножать свою связь с этим непростым миром, накапливать силы. Ждать.

Курт усмехнулся:

— И сколько таких ждущих?

— Достаточно, чтобы отнять у тебя Вечность, если дашь повод.

— И…

— Тайгер — нет, — как будто уловил его мысли Леруа. — Я не знаю, что он. Но чем бы ни был — рекомендую освободиться от него.

— Я свободен… — внезапно подкатила слабость, до тошноты. Курт сглотнул, ощутив шершавую, почти болезненную сухость горла.

Мишель пристально посмотрел на него:

— Это ложь. Она разрушает нашу связь с миром, делает нас слабей. И лишает тебя доверия.

— Доверия?

— Я знаю, что ты привык быть честным с собой. Одна из причин, почему ты здесь.

— Разве не мой выбор?

— В том числе, — не стал спорить Мишель. — Сколько до рассвета?

— Часа три…

Тот с улыбкой пожал плечами.

Курт прищурился:

— Откуда… как я это понял?

— Твой инстинкт самосохранения совершенен. Солнце — угроза. Делай выводы.

— Тогда… мы едем на запад, — ухмыльнулся он, надевая шлем.

— На север, — ничуть не изменившийся голос в голове прозвучал удовлетворенно. — В Лион.

 

На фоне последних ощущений привычное рычание и сдержанная мощь байка радовали вдвойне. Привыкнуть к остальному… виделось возможным. Должно быть, у него невероятная способность к адаптации, раз факты, способные свести с ума, воспринимает как само собой. Все, начиная с когтей мецената — и до собственной жажды крови, уже однажды удовлетворенной. Главное — не позволить чему бы то ни было сбить себя с курса.

Вырулив на А13, он набрал скорость и, практически позабыв о пассажире, наслаждался дорогой, попутно развлекаясь попытками определить интуитивно время, скорость, направление — и сверяясь с приборами. В девяноста восьми процентах случаев расхождений не было. По времени — в ста.

Глава 20. Обскурус. Всего лишь человек

Время — бесценно. Отчего же вы обесцениваете его?

Леруа

 

Снова один. Судя по тому, что на сей раз ему оставили воду и пару гамбургеров, предстояло еще пожить. Правда, сколько — предсказывать бы не взялся. Забавно, все-таки: от какой-то случайной встречи, превратившей практически всю его жизнь в поиск одного бессмертного — к заточению в подземелье замка, принадлежащего этому бессмертному, но так с ним и не встретившись. Сколько раз он, вообще, видел его, не считая того идиллического периода приятельских прогулок? Краткого, словно взмах крыла.

Привалившись спиной к решетке, Обскурус стал вспоминать.

 

Их знакомство было вынужденным, Обскурус сам и не подумал бы обратить на него внимание, если бы не тот взгляд, пронзительный, темный, преследующий его до сих пор. Не вычеркнуть из памяти. А всего-то надо было — стать свидетелем охоты и попытаться этого избежать. Майкл сам догнал его, объяснил свою потребность… Это сейчас он понимает, что Леруа вело отнюдь не желание быть понятым, оправданным в чьих-то глазах. Зачем-то ему было нужно общаться с ним эти четыре месяца, тратить на него свое время, и так урезанное границами дня. И вряд ли он узнает истинную причину.

Второй — когда после размолвки с Мэг (из-за которой все и прервалось) Майкл стукнулся окровавленной ладонью в его окно. Всегда приходил в окно, что над скатом крыши. И в тот раз тоже. Израненный, бледный, холодный, умирающий на его руках, — еще отказывался от крови. Он настоял. Закатал рукав, едва ли не насильно сунул запястье ему в зубы. Каким счастьем было — обрести его вновь, оживить, спрятать — чтобы помогать впредь! Только вот не случилось этого. Тот сказал лишь, что не убивает друзей, а из предоставленного на день подвала — исчез.

Обскурус искал. Настойчиво, методично. Все свободное время отдавая этому. Возвращение Майкла поставил выше Мэг, родительского дома, прежних друзей… Два года… За это время успел стать завсегдатаем готического клуба, известным своей холодностью и безразличием к чувствам других. Нежелание общаться с людьми, вечно ищущий взгляд и неудовлетворенность — добавляли ему таинственности в глазах окружающих, мистичности даже. Он отрастил волосы, от природы черные, перебрался в кожаный фетиш-стиль, новым именем завершив темный образ. И неутомимо продолжал поиски.

Семнадцатое июня две тысячи двенадцатого. Он точно помнит эту дату, когда в бульварной газетенке наткнулся на статью о пропаже семнадцатилетней девчонки. И в ней же — на упоминание о смерти другой, найденной в тот же вечер. Потеря крови, ножевые раны… «Мотыльки«, — мгновенно выдала память словечко Майкла. И, следуя интуиции — а может, нестерпимому желанию обрести его, почти физически толкавшему на безрассудство, он с новыми силами ударился в поиски. Вспоминая любимые места Майкла в Бостоне — выстраивал потенциальные маршруты, рассчитывал, планировал, покрывая карту города все новыми линиями и метками… Каким чудом сумел добиться успеха — не сказал бы и теперь. Но, верятно, устремление было настолько сильно и продолжительно, что просто не могло остаться без результата. В то время вокруг него увивались две бестолковые барби. И перекраска в черный цвет совершенно не изменила их восторженно-наивного отношения к жизни: пищали от одного только упоминания о вампирах. Они по очереди выносили мозг своими вопросами и идеями, а тут — такая возможность избавиться от обеих разом! И он привел их на один из предполагаемых маршрутов Майкла.

Очень, просто невероятно повезло — тот, действительно, оказался поблизости. И не преминул воспользоваться случаем. Мило поболтав с девицами, выпил их одну за другой, совершенно не встретив сопротивления. Обскурус же все это время прятался неподалеку, не желая своим присутствием мешать вампиру, но уверенный, что тот почует и его.

Так и произошло: расправившись с обеими, Майкл шагнул в сторону его укрытия.

Он вышел ему навстречу, чувствуя, как улыбка сама растягивает губы, уподобляя идиоту.

— Все-таки нашел, — прозвучал до боли знакомый голос.

Как же ему не хватало этого пристального взгляда, этой легкой французской картавости! И ощущения, что он вот тут, рядом — только руку протяни!

— Потому что искал тебя.

Тот усмехнулся:

– А если бы вместо меня оказался другой?

— Значит, успешной была бы его ночь.

— Ты привел своих подруг на смерть лишь ради того, чтобы накормить вампира?

— Возможно, я тем самым спас кого-нибудь более ценного.

— Прежде ты не был так рационален. Неужели в тебе не осталось ни капли жалости?

— Прежде у меня был друг. Но он выпил жалость вместе с прошлым. Остался мрак.

— Сожалеешь?

— Нет.

— Ты ведь знаешь, что время утекло. Никогда не будет, как прежде. И я не дам тебе… Да ты, похоже, и не ждешь. Что же тогда?

— Еще раз встретиться взглядом.

Майкл шагнул ближе, взял его двумя пальцами за подбородок. Теплыми, согретыми свежей кровью. Пристально всмотрелся, по темным коридорам глаз пробираясь к самым дальним мыслям:

— Ты идешь в Ночь. И не хочешь остановиться.

— Ты, конечно, можешь прекратить это. Но, боюсь, запреты не возымеют действия.

— Так мне убить тебя? — усмехнулся бессмертный.

— Не вижу причин не.

— Зато я вижу. Жажду жить. Источенную червем обреченности. Отчего ты не предложил собственую кровь?

— Не многие способны взять на себя вину за чью-то жизнь. И еще меньше — понять это.

— А если я сочту это ошибкой?

Обскурус покачал головой:

— Я сделал, что хотел, и в этом был абсолютно свободен.

— Дай руку.

Пальцы Майкла обхватили предплечье, мгновенно нащупав пульс, перекрыли движение крови. Карий взгляд не отрывался ни на миг.

— Ты вспоминаешь это. Каждый раз, когда рукав какой-либо одежды касается. Когда дотрагивается вода. Или женщина горячей лаской скользнет. Помнишь о каждой секунде, о каждом миллиметре боли. Хорошо. Помни и о том, что рано или поздно эти врата откроются, чтобы выпустить жизнь.

Он подтянул руку к лицу и укусил.

Обскурус вздрогнул, стиснул зубы, превозмогая боль, которая впивалась все сильней — к настоящему добавились воспоминания. Желание взять больше и страх не выдержать закружились в тяжелеющей голове. Почувствовал, как в грудь с силой толкнулось плечо, притиснув к стене, а в спину — обломки осыпающихся кирпичей. Теперь он четко знал, что его пьет бессмертный. И знал, что, вероятнее всего, это знание будет последним. И не хотел, чтобы слишком скоро.

Да вот, пожалуй, и все. Дальнейшее встречами назвать было трудно: Обскурус получал редкие смс с указанием каких-нибудь событий из их общего прошлого, фактов, ассоциаций… Вспоминал место, где конкретно они были зафиксированы, если получалось — время. И приводил туда какую-нибудь девчонку. Это мог быть парк, кафе или ночной клуб… Сначала он переживал, ту ли жертву выберет Майкл, если предполагалась людная обстановка. Но потом, отслеживая криминальные новости, убеждался, что вампир не ошибается, и не стал морочиться.

 

Обскурус расправил затекшие плечи, обошел камеру, разминаясь. Решетки, решетки, каменные стены, железная дверь. Тусклые лампы мохнатого века. Кто бы мог подумать. Прежде будущее рисовалось более светлым, нежели полумрак вампирской тюрьмы. Во всей своей деятельности он видел единственный промах — не сумел выполнить задание. Так оно и было практически невыполнимым… Нет… Он отмахнулся от оправданий — в глазах бессмертных они не аргумент, лишь признак слабости. А кому он, слабый, нужен?.. Интересно, придет ли сам Мишель поговорить с ним? Хотя… о чем? Вторые сутки, что он здесь, никто не задал ему ни единого вопроса. Чего-то ждут? Или продолжают использовать, а он и не в курсе дела? Вопросы множились в гометрической прогрессии, а выдвигать какие-то предположения он не хотел — слишком велик риск привыкнуть к ним и начать воспринимать как истину. Если повезет, с ним, все-таки, побеседуют, может, даже что-нибудь прояснят… Если повезет.

Он вздохнул. Схватившись за массивные прутья, прижался к ним лбом. Не похоже, чтобы тюремщик отличался общительностью. Как и милосердием. Обскурус пытался заговаривать с ним — на французском, на английском — безрезультатно. Единственное, что слышал в свой адрес, — это «Не трепыхайся!«, когда тот завязывал ему глаза. Вчера. Кажется. И потом пару реплик приказного характера. Вообще, странно, что один и тот же человек… не-человек выполняет работу и конвоира, и следователя, и палача. Что ж, у Мишеля не нашлось, кого обратить?

Он снова стал прокручивать в голове вчерашнюю ночь.

 

Как каждую — ждал звонка с дальнейшими приказами. Втайне надеялся, что голландец одумается и таки позвонит ему. Допускал, что Меценат также может объявиться — мало ли, насколько простирается его похоть. Или Либерт захочет полюбопытствовать, чем все закончилось… Только вот не был Обскурус уверен, что закончилось.

Часа в три ночи в дверь постучали. То ли это был парень, то ли девчонка, сразу определить он не смог. Зато прекрасно сообразил, когда, открыв дверь, окинул взглядом фигуру — и тут же буквально отлетел в глубь квартиры. Парень, втолкнувший его, уже стоял рядом, вплотную к нему. Секундный взгляд — и Обскуруса рывком развернуло на сто восемьдесят, болью отозвались сжатые, будто в тисках, запястья. Веревка, обхватив их в несколько витков, туго стянула.

— Эй! Ты что творишь! Ты кто такой, вообще?! — сила и скорость, с которой тот действовал, намекала на причастность к вампирам, но как бы он вошел без приглашения?

Тот, обошел его, прищурившись, посмотрел в глаза — и молча, так же стремительно стал скидывать его вещи в рюкзак. Все. Не прихватив ни единой чужой. Игнорируя все вопросы и предупреждения. Напоследок сдернул с пояса темно-серый платок и — лишил возможности видеть. Сунул рюкзак в руки.

— Куда ты меня тащишь?!

Щелчок замка за спиной. Жесткая хватка рук, задающих направление. Сиденье автомобиля. Заднее. Интересно, есть ли с ними кто-то еще?

— Я — собственность Леруа! — в отчаянии выдал он последний аргумент.

Презрительно хмыкнув, парень завел двигатель — и машина сорвалась с места.

 

Дальше — еще веселей. Вытащив из салона чуть не за волосы, те же руки повели его сначала по хрустящему под ботинками песку, через какие-то скрипнувшие ворота, потом — по каменному полу. Эхом отдавались шаги.

Чей-то голос спросил по-французски:

— К себе?

Вампир, если и ответил, то жестом, умножив его беспокойство. И беспрепятственно потянул его дальше.

В какой-то момент придержал за плечи, остановив, легонько подтолкнул вперед… Ступени! Не очень долгий, но крутой спуск с заворотом, как по винтовой. Железный лязг. Скрежет ключа. Движение какого-то механизма. Вновь под ногами камень, куда менее ровный. От тугой повязки (а может, от напряжения) заболела голова. Что-то прогрохотало еще. Злое рычание совсем рядом, лязг цепи. Потом его остановили. Сорвали с глаз платок.

Обскурус сощурился, привыкая к свету, впрочем, не особо яркому, огляделся.

Железная клетка. Метра три на три, не больше. У противоположной стены, напряженно вжавшись, готовый напасть, сверкал голодными глазами еще один пленник, бледный, жилистый. Со следами длинных ножевых ран, пересекавших ребра, почти заживших. Прикованный довольно тонкой серебристой цепью. Похититель, словно забыв об Обскурусе, все внимание перенес на него.

— Что все это значит?! Отпустите меня сейчас же! Я — собственность… — и осекся, вспомнив слова Мецената, что на нем нет ни единого знака, доказывающего принадлежность.

Полный игнор. Парень, даже не глянув в его сторону, вышел из клетки и, заперев ее, оставил их вдвоем.

Пленник медленно перевел на него взгляд, оскалился. Выцветшая голубизна глаз наполнилась безумством. Слегка пригнувшись, шагнул к нему.

Обскурус инстинктивно отступил:

— Что это за место? Что, вообще, происходит?

Вместо ответа — еще полшага, прерванных цепью, и попытка дотянуться грязной когтистой рукой.

Он торопливо отступил к стенке. Впервые за все время знакомства с вампирами, стало страшно. Предположения, самые из них неприглядные, взяли власть. Быть скормленным этому чудовищу не хотелось. Чудовище жаждало обратного. Потянулось снова, не достало. Дернулось всем телом. Цепь меж ошейником и прутьями натянулась струной. В глазах вспыхнула ярость. Вампир дернулся вновь, сильней, и снова, все больше злясь. Сердце Обскуруса ходило ходуном, мощно гоня кровь, и это еще больше распаляло хищника. Он рвался к нему, жаждал не крови — смерти! Неистово, бешено! Обскурус вжимался в прутья, каждую секунду с ужасом ожидая, что цепь не выдержит. Пара шагов пространства. Неведомая прочность звеньев — против звериного голода.

Поняв, что с оковами не совладать, тот остановился, сверкая глазами, тяжело, хрипло дыша. Что-то прорычал на незнакомом языке. Искоса на него поглядывая, стал прохаживаться вдоль стенки, теребя цепь. Обскурус осторожно, очень медленно отступил в угол, сел, создав максимальную дистанцию.

Безумно хотелось знать, какие стороны в этой игре и на чьей — Леруа. Если, вообще имеет какое-то отношение. И собственную роль, которая, как он отчаянно надеялся, поинтересней роли ужина.

Внезапные приступы бешенства у хищника проявлялись еще несколько раз, становясь все короче — очевидно, тот сознавал недоступность крови и если не успокаивался, то набирался терпения и сил. Еще часа через полтора вернулся похититель. Невозмутимо оглядел обоих, стал развязывать цепь.

— Что ты делаешь?! — его, будто волной, подняло с места.

Вампир, зарычав, привстал, выжидая, когда полностью освобожденный конец окажется в руках тюремщика. Рванулся изо всех сил…

Обскурус зажмурился… Когда открыл глаза, парень, невозмутимо улыбаясь, закреплял цепь. Зверь молча и настойчиво тянулся к нему. К Обскурусу. Стоило представить, как тот, если сообразит, подпрыгнет и пятками врежет по лицу… алые брызги веером… а потом, ногами же подтянув ближе…

Предвкушающий довольный оскал.

Что-то проговорил тюремщик. Хищник обернулся, зло ответил. Бессмертный засмеялся, парировал. Задал вопрос, кивнув на него. Злобный взгляд. Снова вопрос. Интересно, что именно они обсуждают? И на каком языке? Безумно сверкнув глазами, пленник ответил. Парень кивнул, снова взялся за цепь. На сей раз закреплять не стал, а, сделав виток вокруг стального прута, намотал конец на кулак. Потянул, проверяя регулируемость длины.

Очень недовольно, через силу, прикованный что-то проговорил.

Щелчок. Что?! Холод окатил сердце, лишая сил. Довольное ворчание подтвердило догадку — за удовлетворительный ответ — плюс одно звено!

 

Следующие минуты истерзали нервы сильней, чем что-либо другое в жизни. Это был допрос. Но лучше бы уж его пытали, чем использовали в качестве средства истязания. В зависимости от ответов хищника цепь то укорачивалась, принося небольшое облегчение, то становилась длинней. И тогда он изо всех сил вдавливал себя в прутья, страстно желая просочиться сквозь них. Реакция голодного была обратной: он неустанно рвался к нему, стараясь дотянуться, выдрать цепь из держащих ее рук, разъяренно — когда дистанция увеличивалась, когда сокращалась — с удвоенным энтузиазмом. Доживет ли каждый до рассвета — гарантий не было никаких.

Лишь однажды мучитель прервался: отвлекся на телефонный звонок. И сразу голос его из равнодушно-нейтрального стал насмешливым, но не лишенным тепла: «Ага. А ты как думал. Мило беседуем с пользой для дела. А меня это должно заботить? Ладно, переведу. С тебя цветы и ужин«. Все это время он, не глядя, и, казалось, без усилий удерживал цепь, поигрывая свисавшим концом. Смеясь, закончил разговор, посмотрел на вампира. Потом на него, сжавшегося в углу. Зафиксировал цепь и, совершенно не беспокоясь о собственной сохранности, вошел в клетку.

— Выходи, — ровно и бесстрастно прозвучал приказ.

Обскурус медленно поднялся, неуверенно глянул на хищника, замершего у тюремщика за спиной.

— Хочешь здесь остаться на день? Ждать не буду.

Подтолкнуло. Он спешно подхватил рюкзак, почти выбежал из клетки, готовый быть убитым или услышать смех. Но сероглазый даже не улыбнулся. Неторопливо запер клетку вновь, сунул ключи в карман и, игнорируя на сей раз вопли прикованного, кивнул на выход.

 

Теперь Обскурус мог рассмотреть коридор, по которому его привели. Это, действительно, была тюрьма. Судя по тяжести каменных потолков, подземная. Пыльные лампы давали не столько свет, сколько пятна густых теней, коварно прячущих то двери, то повороты.

— Зачем я вам? — попробовал он снова.

— Лично мне? — насмешливо уточнил бессмертный, оценивающе оглядев. — Не нужен.

Открыл очередную дверь.

В комнате, представшей глазам, намного лучше освещенной, обнаружился массивный стол, такое же внушительное кресло, больше похожее на трон, скамья у стены — и еще две двери, разумеется, закрытые. Одну из них, что прямо по курсу, бессмертный распахнул, требовательно кивнув в сторону проема. Он подчинился, уповая, что это путь к свободе, а не смерти.

 

Обскурус выпрямился, перекатился, опираясь на прутья спиной, запрокинул голову. Камень и металл. Металл и камень. И смерть за стеной. Сколько еще таких ночей? Что от него требуется, кроме как быть приманкой, дразнящей аппетит? И что будет, когда тот измученный пленник станет говорить нужное? Отвечать на эти и сотни других вопросов и обнадеживать его никто не жаждал.

Глава 21. Этьен. Границы мира

Полная взаимность — самая страшная участь.

Леруа

 

Золотистый свет. Теплый, ласковый, безмятежный… И не хочется открывать глаза… Как тем последним летом, когда были еще приветливые дни и вполне человеческие желания… Неужели теперь, впервые за сотни лет, он будет видеть сны? Это из-за Тайгера? Ведь больше нет причин… Нет, пусть не проходит, пусть продлится еще!

Он повернулся, ловя солнечные лучи на лицо, нежась, стараясь осознать и запомнить ощущения. Тепло пронизанного светом воздуха, нагретый угол подушки, шелковистое покрывало, смятое в пальцах… Давно забытые… и такие реалистичные! Удивительный сон…

Голод внезапно вгрызся изнутри, как пружиной, вытолкнул из горизонтали. Молнией сверкнуло: «не сон!« — и тело само, стремительно рванувшись прочь от света, слетело с кровати, рухнуло за ней, забиваясь в угол. Сердце бешено колотилось, гоня кровь к мозгу, не способному понять, какого дьявола произошло. Проснулся днем?! А клановая параллель?! Куда делась защита?! Или его вытолкнуло оттуда? Куда-то перенесло?! Глаза не сразу привыкали к чрезмерной яркости, тело — жалось вниз, стремясь сквозь пол пробиться к надежнейшему из укрытий. «Но ведь жив! Не сожжен!« Мысли пульсировали вместе с током крови, не сразу достигая разумения. «Если б проснулся днем — не проснулся бы вовсе! Пепел не может мыслить! Но что за галлюцинация?!«

Он глубоко вздохнул, отследил каждое из ощущений. Все как всегда. Кроме солнца и разогнавшегося пульса. В голову полезла новая порция мыслей, еще более бредовых — о превращениях бессмертных обратно в людей. Вот что, действительно, страшно! Куснувший голод, вполне отчетливый и однозначный в способе утоления, заставил оскалиться — и порадовал. Продолжая генерить варианты, он вытянул руку, осторожно стал поднимать ее к свету, буквально каждую секунду контролируя, заставляя себя делать это. Инстинкты отчаянно сопротивлялись. Золотистый луч коснулся-таки кожи, вспыхнула вековая бледность, пронизанная линиями крови.

Не отдернул. Стал рассматривать, чувствуя тепло. Поняв, что не сгорит, встал, гляделся. Что же, все-таки, произошло? Спальня ничуть не изменилась. Здесь он проводил каждый день, отсюда начинал каждую ночь своей Вечности. Но как окно, за которым всегда царил непроглядный мрак, вдруг озарилось солнцем?! И если, все же, день, чего он не ощущал, — то почему он не спит?

Быстро одевшись, набросив покрывало на кровать, Этьен шагнул к двери. Помешкал, гадая, будет ли за ней такой же свет, или иллюзия останется в этих стенах.

— Вот черт!

Он даже не сообразил, радоваться или наоборот: коридор заброшенного недостроя, послуживший вчера входом в укрытие, пестрел яркими пятнами, косо падавшими на стены и пол. Что случилось с миром?! Глянул на телефон. Все координаты, в том числе временные, в норме. Но что-то же происходит! Нет, он должен убедиться!

Стремительно набрал Мишеля, вслушался напряженно в гудки. Самые обычные, говорящие лишь о том, что абонент не готов ответить. Естественно — самое начало ночи! Но сердце впанике металось в груди: а вдруг у Леруа совсем другое время? И у всех прочих. А его — швырнуло куда-то… в другое измерение! В параллельных мирах может твориться всякое! И всему виной — та огненная кровь. Вот в причине-то он уверен!

К великому облегчению, Леруа ответил. Вот только к облегчению ли?

— Мишель, я должен тебе сказать нечто очень важное!..

— Пожалуй, — усмехнулся тот, мягко перебив. — Это и вправду стоит внимания…

— Ты тоже в курсе?! — мысль, что все вокруг, все-таки, не бред отравленного сознания, обнадежила.

— Ощущаю, — деликатность короля зазвучала иронично. — Возвращайся в Лион, ты нужен здесь. Заодно расскажешь.

— Часов через шесть буду! — он торопливо зашагал по коридору, ступая по косым квадратам света, то и дело щурясь от ярких лучей. — Только скажи…

— Жду, — коротко прервал Леруа и отключился. Было ли в голосе его недовольство, беспокойство или что-то еще — понять не удалось.

 

Он выскочил из здания, почти побежал к машине. Тепло. Мокрый асфальт, рыжие пятна листьев, блики луж… Тени, как помнилось днем… и тишина. Как привычной ночью. Что же это за сбой?! Если не с ним одним — то… влияние Тайгера глобальней? Что тогда стало критичным? Сам факт их контакта как таковой? Проба крови? Или он был не единственным, а последней каплей, доведшей до критической массы, когда начинаются необратимые изменения?! Он стал судорожно вспоминать легенды, связанные с солнцем, с неведомыми личностями, трансформациями мира… Но ничего, кроме Песни о Луне в голову не пришло. Но речь там шла о воссоединении Селены и Гекаты. Имена ли это конкретных сущностей, должных воплотиться и найти друг друга, — или лишь собирательные образы, символы чего-то? Скажем, дня и ночи, тьмы и света, льда и огня? То, что Тайгер символизировал бы свет и огонь, — несомненно. И получается, то самое предсказанное время, когда бессмертные станут сильнее солнца, когда им будут подвластны и ночь, и день — настало?! А остальные чувствуют то же самое?

Минутное опасение, что все совсем не так, и он наблюдает какое-то совершенно другое, не менее глобальное явление… да хоть агрессию пришельцев с других миров, пришедших отомстить за Тайгера! Или игру самого Тайгера, включившего еще одно светило, чтобы отвлечь бессмертных, дать иллюзию безапасности — а после сжечь настоящим солнцем! Голова трещала по швам от вариантов. Этьен завел автомобиль и выехал с территории заброшки.

Улицы Бордо были пусты. Не просто малолюдны — пусты абсолютно! Будто все живое выжгло этим солнцем. А ведь в легенде ни слова не было об участи смертных! Он прекрасно помнил эти строки:

 

Но однажды час настанет,

тот великий, благодатный,

когда черная Геката,

повелительница мрака,

и сестра ее Селена,

света лунного сиянье,

обретут, найдут друг друга,

И отныне Дети Ночи,

верные Луны Созданья,

возвратят былую силу,

властью прежней облекутся –

будут править миром смертных

в час любой, в любое время!

 

Править миром — да. Но что с самими людьми?! Или настолько все перевернулось, что по ночам теперь они будут выходить они? Но тогда этот ресурс станет менее доступным, и закончится быстрей. Смертные приспособятся, потеряв половину популяции, придется заботиться о них, целенаправленно выращивать… Возрастет стоимость крови и ценность доноров… Он усмехнулся, поймав себя на том, что уже выстраивает новую финансовую политику.

Внезапно тело его насторожилось — на секунду раньше, чем отразило сознание, — напряглось, ощутив давление со всех сторон. Как будто воздух стал плотней. Потянуло вперед… Что-то неслышно щелкнуло — и свет погас. Рассыпался на разноцветные осколки, разбросанные во тьме… Этьен ударил по тормозам, едва не врезавшись в два красных, вспыхнувших впереди. Сзади со скрежетом затормозил кто-то еще. Ночь! Он поспешил убраться с оживленной улицы, открыл окно. Холодный воздух влился в салон, неся привычные запахи. Что это было?! Значит, только с ним, или, все-таки, нет?! Перекресток за перекрестком оставляя за спиной, он устремился прочь из города.

 

Всю дорогу он осмыслял малейшие детали, от первой встречи с голубоглазым, от его внезапного появления из темноты — и до текущей минуты. Но пришел лишь к выводу, что сам всех объяснений не найдет. Лучше спросить собственно у носителя огненной крови. Вот только где найти его теперь? И можно ли настолько доверять? И новый вопрос, в связи с потенциальной меж ними связью: сработает ли зов по крови? Тайгер, конечно, не человек… но сексом занимается вполне по-людски. Усмешка скривила губы. Проблема не ушла. Поддавшись любопытству, Этьен позвал его. Настойчиво, требовательно даже. Он не знал, как работает этот механизм. Никто никогда не обсуждал его — все просто пользовались, призывая опробованных смертных повторно. И те — являлись. Он прекрасно помнил, как сам звал Леруа, когда тот и вампиром-то не был…

Эффекта ноль. Оно понятно: движение сбивает ориентиры, да и Тайгер может быть далеко. Если, вообще, слышит.

А кто еще мог объяснить? Сюлви, разве что, проявившая расположение к ним с первой встречи? Она вступалась за Мишеля не явно, но всегда. Чуяла, что с лионцами все будет непросто? Вот с легендами-то, как раз, надо бы к ней. Вспомнился ее взгляд, чистый, голубой. Как у Тайгера, с разницей лишь в постоянстве цвета. Едва ощутимо всколыхнулось желание. Он, ухмыльнувшись, затолкал его поглубже, вернулся к проблеме. Впрочем, и с этой стороны не решаемой: обращаться к советнику Древнего Круга, минуя другого — собственного короля! — крайне неразумно. В любом случае, первым обо всем должен узнать Леруа, а уж потом кто-то еще. Если вообще последнее допустимо. Но Мишель запретил связываться с Тайгером, даже вопрос об обращении ван Вейка снял! Едва ли обрадуется, что приказ нарушен, даже если был косвенным.

И снова в памяти всплыла категоричность, с которой тот отнесся к Корвио. Ведь точно так же, как сейчас, безапелляционно прерывал любые разговоры, менял тему, запрещал искать встреч. Вот только на сей раз он, Этьен, отступать не готов! Нужен-то — всего лишь положительный опыт, который переубедит короля. Либо Мишель вынужден будет объяснять истинные причины такого отношения. Каких-либо комментариев о Воине Тени в свое время он не получил, хотя когда-то краем слышал разговор Виолена с кем-то, оставшимся инкогнито. Об отказе Корвио войти в Лионский клан. Стало быть, предложение звучало, и сам Мишель с ним встречался, вероятно, не раз. Как тогда, клацнула зубами ревность: на любой вопрос Этьен мог получить ответ, но что связывало короля и теневого, если тот даже намеков на обсуждение не терпел? Заглушая непрошенное чувство, он мыслями вернулся к иноземному гостю, стал вспоминать детали знакомства, их разговор, формулировать пояснения и рекомендации для Мишеля… Собственно, этим и занял оставшийся путь.

 

Едва он вошел в замок, один из новообращенных, очевидно, ждавший его, с явным облегчением поспешил известить: король у себя и готов принять. Этьен круто развернулся и зашагал к покоям Леруа.

Мишель обнаружился в кабинете. Сидел за столом, изучал какие-то бумаги, делал заметки. На мгновение подняв от документов взгляд, улыбнулся, кивнул на кресло. Привычно удобное.

— Рассказывай, — Леруа перевернул лист, пробежал по обратной стороне глазами, отложил в сторону. Взял из стопки другой.

— Обещай, что не будешь делать выводов, прежде чем выслушаешь до конца.

— Звучит интригующе.

— Но прежде скажи: ты тоже видел солнце?

— Тебе ли не знать, — усмехнулся тот общему прошлому.

— Сегодня!

Пристальный взгляд, изучающий, долгий. Он не посмел даже глянуть в сторону ментального щита Основателя, не то что прикоснуться.

— Я готов выслушать тебя без предварительных выводов, — наконец, произнес король, переложив очередной лист.

— Хорошо. Вчера я встречался с Тайгером.

Ничего, совершенно, не изменилось в его лице. Лишь руки на миг замерли над новым документом.

Этьен продолжил:

— Он не таков, как мы представляли.

— Ты представлял, — мягко поправил Леруа, вновь улыбнувшись.

— Хорошо, я представлял, — он помешкал, не зная, как перейти к главному. — И, возможно, то, что я видел сегодня — это последствия взаимодействия с ним.

Тот отложил очередную бумагу, взял чистый лист:

— Полагаешь, это единственное следствие? Взаимодействия, — стал записывать что-то.

— Я не знаю. Как не знаю, видел ли этот свет я один, или кто-то еще. Солнечные лучи, как будто днем! Но они не обжигали! И такое… ощущение безграничных сил, подъем!

— Понимаю.

— Так ты видел?!

Тот, будто нарочно, молчал, не желая развеивать сомнения.

— Я сначала думал, сон. Потом — что галлюцинация… Но из спальни вышел — то же самое: привычный мир и теплые лучи…

— Прости, из чьей спальни? — деликатно уточнил Леруа, продолжая писать.

— Я не настолько экстремал, чтобы в чужой проводить еще и день!

Поставив подпись, тот удовлетворенно кивнул, сложил лист вчетверо, протянул ему:

— Будь добр, отнеси Тристану. Вернешься — продолжим.

— Конечно.

Он поднялся, взял записку, спрятал в карман:

— Прости, что отвлек тебя от дел…

— Ничего. Я понимаю, насколько твое важнее.

Он проводил его внимательным взглядом и теплой улыбкой, потянувшись за очередным документом.

Продолжая формулировать объяснения, которые теперь явно предполагались более детальными, Этьен поспешил выполнить поручение.

 

Правитель тюрьмы восседал на своем троне и любовно полировал массивный стальной крюк.

— Не соизволишь даже посмотреть на меня? — усмехнулся Этьен, закрыв дверь и подходя ближе.

Внимательный серый взгляд, непривычно блеснув беспокойством, поднялся на него:

— Посмотрел, — красивые губы вытянулись в улыбку. — Ты за готом?

— Еще есть, что забирать? — он присел на край стола.

— Обижаешь, министр! — рассмеялся Коте, ласково погладив стальной изгиб. — Я его берег! А вот тебя где носило?

Он вынул записку, протянул любовнику:

— Потом расскажу. Вот, это от Леруа тебе, а я к нему.

— Погоди.

Что-то в жесте, с каким он взял бумагу, в тоне его голоса вызвало настороженность. И запоздалое сожаление, что не посмотрел послание сам.

Тристан, прочтя письмо, ухмыльнулся:

— Его величество невероятно щедр! Видимо, твой приезд его так порадовал. Идем, — он отложил крюк, сунул под него бумагу, встал из-за стола.

— Ты со мной?

— Ты со мной, — усмехнулся тот, приглашающе распахнул дверь, ведущую в самое сердце его владений.

— И что я там должен увидеть? — еще более настороженно уточнил Этьен. Чувствовал, был уверен, что ничего хорошего, но надежда цеплялась до последнего.

Ответ Коте прозвучал предельно честно и… пугающе:

— Не знаю. От тебя зависит. Что предпочитаешь: клеть или глухое пространство?

— Глухое…

— Верно, зачем министру финансов светиться в тюрьме? — будто прочел мысли Тристан. — Не по статусу. Да и неэстетично…

Мягко, почти беззвучно вышел из пазов тяжелый брус, запиравший железную дверь.

— Входи, осваивайся. Я за угощением.

Что тот имел в виду под угощением, Этьен не понял. Количество всевозможных инструментов, развешенных на одной из стен, впечатляло. Оковы на другой и цепи, свисавшие с потолка в центре камеры, дополняли картину. Чем еще можно было «угостить« сверх, сложно представить. Он обернулся на открытый проем. Доверие. И убежденность, что пленнику из замка не сбежать. Да и куда бежать из собственного дома? Зачем? Наказание за нарушение приказа не станет смертью. Вздохнув, Этьен опустился на скамью, стоявшую тут же. Он знал. Просто не успел. Еще одну бы встречу с Тайгером — чтоб прояснить главное…

 

Женский смех из коридора, цоканье каблучков… Николь!

— А вы уверены, что хотите меня именно здесь, мсье, а не в других покоях?

Девчонка смела иронизировать… Это похоже на Тристана: давать больше воли — и строже спрашивать.

— Уверен, крошка. Входи.

— Ой… — та споткнулась на пороге, схватилась за руку Коте, державшую ее. Глаза ее были завязаны.

Значит, донор. Восполнять силы, чтобы надольше хватило. Он усмехнулся: после крови голубоглазого — вряд ли кто-то так же насытит его.

— Постой-ка… — Тристан, развернув ее лицом к нему и встав за спиной, принялся расстегивать пуговицы на узкой рубашке, обнажая грудь.

Николь улыбалась, предвкушая боль — и удовольствие.

— Ты уже развлекался так с ней? — бросил Этьен любовнику ироничную мысль.

Серый взгляд вскинулся на него:

— Бывало, — тоже безмолвно.

— Ты не рассказывал.

— Ты тоже многое не рассказываешь, министр. Я не в обиде. Но сегодня придется.

— Спрашивай. Я отвечу.

— Похвальная готовность, мне нравится, — взяв девчонку за руку, Тристан демонстративно облизнул ее палец.

Николь тихо засмеялась.

— Мне нравится твой смех, — одобрил тот вслух и снова перешел на мысли: — Так где ты был вчера? — руки его пустились в неторопливое путешествие по женскому телу.

— В Бордо.

— С кем?

— С неким Тайгером. Леруа в курсе.

— Я еще нет, — акцентировал Тристан, кончиками пальцев заныривая под пояс юбки.

Николь затрепетала.

— Что за Тайгер? Чьей крови? — продолжал Котэ допрос и ласки.

Этьен вздохнул. Ладно. Значит, Мишель доверил эту миссию ему, а сам будет общаться по результату. Неприятно, но не смертельно.

— Я не знаю, что в нем за кровь. Горячее и сильнее, чем человеческая, — как можно четче прорисовав портрет голубоглазого, он направил его сознанию любовника.

— Какой красавчик зубастенький! Ты его пил?

— Да, — произнес с трудом.

Николь тихо вскрикнула — видимо ногти Тристана цапнули больней.

— Тсс… — успокаивающе прошелестел он, склонившись к ее уху. Поцеловал краешек. — Ты же здесь для моего удовольствия, не так ли?

— Да, мсье, — та постаралась улыбнуться. Всколыхнувшийся было страх ее улегся.

— Что еще ты с ним делал?

— Разговаривал.

— О чем?

Закономерный вопрос. Именно к нему Этьен готовился и сходу выдал формулировки, лаконичные и емко передающие суть.

— Молодец, министр, хорошо обобщил, — ухмылка не заставила себя ждать. — Иди сюда. Я же обещал угощение.

Он встал, приблизился к Николь почти вплотную. Пальцами провел по горячим узким плечам, сталкивая рубашку. Дыхание девушки сбилось — осознала третьего участника игры. Тристан, улыбаясь, склонился к ее шее и, неспешно прокусив, отстранился:

— Можешь слизнуть.

Никто не смел дозировать его питание, тем более так! Но во владениях Коте спорить с хозяином себе дороже. Этьен, сдержав эмоции, послушно лизнул ранки.

— А этого голландца вы на двоих делили?

— Да ты, никак, ревнуешь! — беззвучно засмеялся он.

Тристан снисходительно улыбнулся в ответ:

— Для ревности необходимо право обладать. Сейчас ты отдан мне. Так что да, для разнообразия — ревную.

Было бы приятно слышать это признание, если б не перспекива, вставшая ужасающей неопределенностью.

— Так что? Делили? — напомнил любовник вопрос.

— Нет. Он категорически отказался делить ван Вейка с кем-либо еще. Да и тот отлично осознает свою принадлежность. Поэтому стремление обратить его мне видится нерациональным и небезопасным.

— М-м… — неопределенно качнул головой Котэ, не сводя с него глаз.

Николь задрожала сильней.

Он придержал ее под грудь, прижимая к себе, куснул еще раз. Взглядом приказал повторить и ему.

— Значит, разговаривали. И он позволил себя кусать?

— Тому способствовали обстоятельства.

Коте засмеялся:

— Интересно! Это какие обстоятельства заставили чужого хищника подставить шею?

— Интимные.

— О! Ты еще и спал с ним!

— А ты бы отказался? Он ведь хорош.

— Может быть, может быть…

Девчонка, вскрикнув, прикусила губу, содрогаясь, безуспешно дернулась прочь. Плеснуло болью. Стон, искаженное страданием лицо. И снова укус.

— Пей.

— Чей был последний вопрос: Леруа или твой? — усмехнулся Этьен.

— Пей!

— Я не голоден. Кровь, что досталась мне вчера, насыщает, подобно крови бессмертных, если не лучше.

— Хорошо. Как пожелаешь.

Он сделал несколько глотков сам, залечил ранки. Вытащил руку из-под юбки, лизнул окровавленные пальцы. Николь снова застонала, чуть с облегчением.

— Почему не приехал сразу? Король ждал тебя.

— Бордо — Лион. Семь часов. Я приехал сразу.

Тристан качнул головой:

— Что-то ты путаешь, министр. Он ждал тебя еще три ночи назад.

— Он ничего не говорил. Я проснулся, как под солнцем, и звонил ему в начале этой.

— Этой. Двадцать шестого октября.

Этьен нахмурился:

— Двадцать третьего!

— Детка, напомни, какое сегодня число? — ласково обратился Коте к девушке.

— Двадцать пятое… нет, уже двадцать шестое, — всхлипнула та.

В груди похолодело. Это ж каким образом он трое суток потерял?! Мгновенно перешарил память, ища нестыковки фактов, странные ощущения… Ничего. Ровно и гладко, за исключением солнца и пустоты. И того чувства, когда его вытянуло в привычный мир.

— Иди сюда, крошка, — Тристан потянул девушку в сторону, подвел к стене. — Дай лапку…

Поцеловав запястье, равнодушно приковал едва не плачущую Николь, медленно двинулся обратно, все выразительнее ухмыляясь.

«Зачем, мсье?! Что я сделала?!« — отчаянно бившееся во всем ее существе, но не озвученное, тюремщика не волновало.

— А в чем конкретно этот Тайгер хорош? — блеснув клыками, усмехнулся Коте, подойдя вплотную. Принялся расстегивать на нем рубашку. — Ревность жаждет подробностей.

— Вряд ли такие подробности на что-то повлияют.

— Напрасно так думаешь. Лионцы должны знать, за что тот или иной кандидат удостоен чести быть приглашенным.

— Уж точно не полезут к нему в постель!

— Станешь защищать своего протеже? — от короткого рывка рубашка с треском распахнулась. Тристан медленно опустился перед ним на корточки, пальцами уцепился за ремень. — Ну же, министр, где твоя прагматичность?

— Тайгер — не расходный материал! Он — ценность, носитель уникальной крови и уникальных знаний!

— Об этом я спрошу тебя попозже, — мурлыкнул тот, поднимаясь снова. Не скрывая удовольствия, провел ладонями по обнаженным бокам, подтолкнул кверху руки: — подержи там. Я спросил, чем он хорош в постели.

— Силен и горяч. Текуч. Страстен. Вкусен.

— Про подробности ты помнишь, да?

Эту улыбку, тонкую, острую, словно лезвие клинка, и столь же опасную, Этьен видел не раз. Но никогда — в свой адрес. И теперь понял, почему большинство пленников почти сразу изъявляли желание сотрудничать.

— Память меня еще не подводила.

— М-гм… — легкими поцелуями тот спустился к животу и, полюбовавшись, вонзил в проступающую вену зубы.

Этьен дернулся — но устоял. С кровью отдавал воспоминания о чудесных минутах в объятиях голубоглазого. Те — захватывали, сливались с ощущениями настоящими, перекрывали их собой, восстанавливаясь во всей яркости и полноте, возбуждая вновь. Запоздало взвился инстинкт самосохранения. Бороться с ним — потребовало больше сил, чем отнимал с кровью любовник. Который из них?!

Внезапно боль ушла. Перед лицом вновь появилась улыбка Тристана.

— Не мне ты так рад, — укоризненно произнес он. — Прости, Стеф, время игр закончилось.

Точечный холод ткнулся в спину. Очевидно, тем самым крюком Коте подтянул его к себе. Еще плотней… В тело вдавилась боль, медленно пронзая, раздвигая ткани, расползаясь, как яд. Кровь по коже — неохотно, с каждой секундой обильней. Прохладные губы лишь намекнули на поцелуй.

— Вспоминай! — шепнул Тристан и вцепился зубами в шею.

 

И Этьен вновь оказался там. Вдохнул терпкую прохладу сквера, сжал в пальцах шелковый цветок. Ощутил гибкость горячего тела, увидел блеск в чернильной синеве глаз… Каждый миг последних ночей он прожил заново, один в один. Усмешка Курта. Дым с привкусом полыни. Голос Обскуруса, взволнованный, но твердый. Злость на Криса, упустившего цель. Пальцы Доро поверх его руки. Золото солнечных лучей. Слова о неподчинении. Провокационный смех… И все — пронизано жгучей болью. Не сожаления — физической, как будто залито формалином и, застывая в сиюминутной форме, умирает. Он и хотел сопротивляться — но не мог. Чувствовал, как ползут по телу полосы огня. Слышал хриплый стон — и крик. Чужой. Женский. В горле — болезненная сухость… Он стоял, все силы прилагая к тому, чтобы стоять. Пытался рассмотреть происходящее — но видел лишь темноту, хмурый лоб голландца, указатели дорог, пыль в косых лучах… Он не поймал момент, когда тюремщик перестал пить его. Или момента не было? Но боль осталась. И осталась память, накрывшая внезапной слабостью. Руки, ставшие опорой. Неровности стены вдавились в истерзанную спину. Чувство времени — предатель. Как он сам. Его ли мысль?!

Последнее, что осознал, теряясь в темноте и боли, — желание проснуться. Там, в ласковом теплом свете, так похожем на солнце.

Глава 22. Арахна. Цена таланта

Да, я знаком с ней. Но не сказал бы, что знаю.

Леруа

 

Разговор с Вихирлией не давал покоя. Как и мысли о желании — нет, даже необходимости завершить новый проект в оптимальные сроки. Пожалуй, впервые столь условное, внешнее ограничение оказывалось реально действенным. Но почему не попробовать? Сколько легенд уже рождено? Сколько — уже забыто? Так отчего не утвердить еще одну? В конце концов, удалось же однажды разыскать любовника Корвио… Именно благодаря этой тонкой связи между героем и Творцом. Конечно, только мысленно, но…

Глядя в пространство Сумрачного мира, машинально шагая по тропинке, она сосредоточилась на актуальном романе, перебирая персонажей, требовавших внимания. Самым настойчивым оказался самый незнакомый из них. Чужой. Соавторский. Притягивал, как магнит. Нераскрытостью, непредсказуемостью, неоднозначностью характера. Нравился откровенно. Хотелось познать больше, глубже, полней. Интересно, где его носит сейчас? Остановившись, она закрыла глаза, в ткани текста отыскивая ниточки, что привели бы к нему. Но, конечно, главной было — желание…

 

Яркие блики светомузыки скользнули по глянцевой округлости бокала. Растекся в воздухе ароматный дым, быстро расеиваясь. Чья-то улыбка мелькнула. Рука официанта поставила на стол очередную бутылку. Любезность на испанском коснулась слуха — приятный голос. Торопливо застучали каблуки. Край короткой юбки, всколыхнувшись, обнажил смуглость стройных ног. Девушка, утащив кого-то следом, умчалась на танцпол. Скрипнула кожа дивана под пальцами… И музыка! Музыка! Зажигательный ритм! Где же это? Что за бар? Испания?.. И он один… Сейчас, когда желание так сильно! Лучший момент!

Она стремительно, почти бегом вернулась в дом, на ходу придумывая нового героя. Допустим, бармена, испанца с жгучим взглядом и пылким характером… Вот он, пританцовывая за стойкой, трясет шейкер, готовя какой-то крашеной американке коктейль. Та улыбается зовуще, явно жалея, что с красавцем не потанцевать. Но все же надеется…

Два десятка ступеней, распахнута дверь спальни, шкафа. Оборчатая юбка, черный топ, болеро… Изысканную готику сменил игривый, почти лолитный вариант. Наскоро — туфли с перекрестьем ремешков… Кого способен остановить октябрь? Барселона!

Она вонзилась взглядом в отражение собственных глаз, пылающих новой жаждой. Вот сейчас, туда! В тот бар, на танцпол, в многоликое, разноязыкое пространство, движущееся в едином ритме, звучащее в едином ритме! Слова, дыхание, удары сердца, жажда знать… Salsaton! Услышала! Чей-то подол, взлетевший в резком повороте, шелком махнул по руке. Смех, круговерть разноцветья, музыка… Есть!

Танцуя, ловко уходя от кружащих пар, Арахна поспешила к стойке. Сердце бешено колотилось. В голове с трудом укладывался свершенный факт. Потом. Сейчас она — здесь, по-настоящему здесь, как хотела! А значит — время действий. Потому что тот, из-за которого был затеян эксперимент, — ощущался совсем рядом, но в любой момент мог, заскучав, исчезнуть.

 

Американка, получившая свой коктейль, изумленно бросила на нее взгляд. Конечно: почти светящаяся бледность в черном антураже — совсем не к месту. Многозначительно, с долей снисхождения улыбнувшись ей, Арахна подняла взгляд на бармена. Без слов нарисовала красочный, с тропическими фруктами коктейль, увиденный на листе меню тут же на стойке. Испанец, просияв улыбкой и понимающе кивнув, с готовностью взялся за дело.

Прекрасно! Работает! Сердце никак не хотело уняться, воодушевленное успехом и перспективами.

Чья-то горячая рука легонько коснулась плеча. Она обернулась. Черный взгляд, белозубая улыбка, смесь африканских и европейских кровей. Парень даже не попытался заговорить — просто подал руку, приглашая. Удовольствие плеснуло волной, искрами брызг разлетелось в воздухе, гарантируя согласие. Кивнуть, принять, с первых же шагов вливаясь в ритм новой песни. И карусель взглядов, невесомых прикосновений и тесных объятий — подхватила, закружила в непрерывном движении. Звонкий смех утонул в музыке.

 

Вот оно, преимущество Вечности, одно из: разгоряченное тело мулата дышало жаром, почти обжигая, пестрая рубашка промокла; она же — лишь восстановила дыхание, сохранив прохладу. Удивляясь этому факту, как и самому присутствию такой экзотики в их краях, парень, приобняв, проводил обратно к стойке, предложил угостить.

Она довольно засмеялась:

— Быть может, позже, — обнадежила на английском. Аккуратно ускользнули пальцы из немного влажной темной ладони. Есть цель важнее.

Забрав коктейль, махнув бармену ресницами, она пошла по периметру танцпола, аккуратно обходя танцующих, скользя взглядом поверх голов. Чувство, что искомое совсем рядом, росло, дополняясь предвкушением. Действительно, магнит. Впрочем, жгучий взгляд безымянного героя, пойманный спиной, тянул внимание на себя. Объяснимо: азартно созданный, непознанный, интересный персонаж, красавчик… Свой!

Мысли перебило новое приглашение. На сей раз — нежная бачата. Блеснув улыбкой кареглазому парнишке, отказалась. Обернулась, обнимая ладонями бокал, оглядела зал, ища мягкую зону с диванами.

— Кис-кис-кис…

Великолепно! Вот он, прямехонько по курсу! Расслабляется у дальней стены! Судя по загруженности стола, вокруг него должна была собраться приличная компания… Но — нет. И это очень кстати. Чуть прищурившись, с трудом сдерживая улыбку в границах вежливости, Арахна направилась к нему. Традиционно расхристанный вид, способный очаровать небрежностью к дорогим вещам, заманчиво распущенный галстук… Черное и белое — классический контраст. Приятный в этом море пестроты и куда больше соответствующий ей, нежели обстановке.

 

— Доброй ночи, — приблизившись, она улыбнулась теплей, и не подумав говорить иначе, чем на русском, с любопытством глядя: знает ли?

— Кому как… — ответ прозвучал совершенно без акцента, вызвав еще более довольную улыбку. Смуглые пальцы бесшумно перестукнули по спинке дивана, на которую Тайгер опирался локтем — сродни подергиванию кошачьего хвоста.

И эти повадки, то и дело проявляющиеся, ей тоже нравились.

Жмурясь, он оглядел ее с ног до головы.

— У вас свободно? Я не помешаю? — сыграв скромность, она пригладила юбку, не прятавшую даже резинку чулок.

Синий взгляд отследил движение и остался на уровне кружева:

— Очевидно, свободно…

— Не очевидно, — шаг к столу. Поколебавшись с выбором места, она, все же, села на диван напротив, с небрежной скромностью закинув ногу на ногу, поддернула рукав, прикрывая плечо. — Благодарю.                                                                                       

— Все для вас! — иронично бросил тот, сопроводив слова широким жестом. — Вина, может быть?

Сдержать улыбку было трудно. И не хотелось: удовольствие видеть его непосредственно и так близко зашкаливало, заставляя сердце биться быстрей. Плюс горячая тимба фоном…

Она качнула головой:

— Спасибо, не сейчас. И не из этих вен, — бросила на него многозначительный взгляд, не лишенный игривости.

По его губам скользнула усмешка:

— Я предлагал вино. Не более…

Придвинувшись к столу, он подцепил тонкую соломинку и, склонившись, аккуратно вдохнул с гладкой стеклянной поверхности белую дорожку порошка. Повторил.

— Будь предложение иным — я, может, и рассмотрела бы, — смеясь, парировала она, с интересом наблюдая за каждым его жестом, запоминая.

— Приму к сведению! — насмешливо фыркнул тот, скрустив и вытянув вдоль дивана ноги. Подперев голову, перевел внимательный взгляд на нее.

Она откинулась на спинку, чуть склонив голову, почти отзеркаливая его, усмехнулась. И, пробежавшись взглядом по столу, не без манерности потянулась к тарелке с фруктами. Выбрав виноградину покруглей, перекатила ее в кончиках пальцев, любуясь глубоким фиолетовым оттенком. И — катнула по столу.

Тайгер быстро прихлопнул ее ладонью, с интересом заглянул, приподняв руку, словно там могло появиться что-то, кроме ягоды, оставшейся невредимой.

— У каждого есть удовольствия, в которых не хочется себе отказывать, — вполголоса констатировала она собственное.

— Например? — усмехнулся тот, перекатывая виноградину в пальцах. Тонких, изящных, прикосновение которых было чертовски любопытно ощутить.

— Например, любоваться красивым. Или двигаться в приятном ритме. Или наслаждаться желанным вкусом… Или подчинять всю свою жизнь собственным интересам, — многозначительно приподнялась бровь, акцентируя внимание.

— Действительно… — усмехнулся он, не сводя с нее глаз. — Как говорится, «Quae sunt Caesaris Caesari et quae sunt Dei Deo«…

— Вопрос лишь в том, кем мы считаем себя сами, — довольная улыбка не заставила себя ждать.

— Я выгляжу, как тот, у кого проблемы с самоопределением? — иронично уточнил он, жмурясь.

— О нет! — беспечно рассмеялась. — Скорее, как тот, кто способен устроить проблемы допустившим ошибку в определении вас.

Фоном к разговору сменилась музыка, став мелодичнее и медленней. Вкусно. Хотелось двигаться. Хотелось чувствовать прикосновения, впитывать живое тепло, пробовать что-то новое… Добровольно-условное подчинение в танце привлекало не меньше, чем откровенное соблазнение. И, по сути, последним и являлось.

Тайгер фыркнул и, словно не находя повода для остроты, молча скользнул взглядом по ее ногам. С таким тщанием можно было изучать разве что узор капроновых петель на предмет подделки под известный бренд. И вместе с тем на коже осталось как будто послевкусие прикосновения теплых пальцев. Энергетический контакт? Как любопытно! Совсем иначе, нежели опыт из смертной жизни… Но, прогоняя ощущение, скрестила ноги, локтями оперлась на колени, не сводя взгляда с синих глаз. Тайгером, в свою очередь, было отслежено малейшее движение ее, по губам скользнула полуулыбка. Почти довольная, словно мелькание бледной кожи над резинкой чулок было вкусным.

В целом он ощущался совсем не так, как бессмертные. И не так, как люди. Отличался от каждой сущности, с которыми ей доводилось сталкиваться. Руководствуясь лишь чувствами, едва ли удалось бы его распознать. Внешне совершенно не производил впечатления силы — разве что в социальном плане, высоким статусом. Однако факты говорили о другом.

Внезапно ощущение его присутствия, к которому уже приноровилась, стало истончаться. Тайгер буквально таял, как… Чеширский кот, оставив вместо цельного себя — лишь видимую оболочку. Желание помахать над диваном ладонью, проверить, не рассеется ли, как мираж, едва сдержала.

— А что бы вы сказали о своих удовольствиях, в которых не хочется себе отказать? — возобновила она разговор, улыбаясь, неспешно пальчиками расправляя примявшиеся оборки.

— Ни в одном, как видите, себе не отказал! — фыркнул тот, небрежно качнув головой в сторону столика, взглядом следя за ее пальцами.

— Вижу. Милый набор. Позволите?

Неторопливо пересев к его ногам, потянулась к виноградине, которую он все еще держал.

— Конечно! — усмехнулся Тайгер, ловя взгляд. — Если вам будет угодно…

— Угодно, — выдохнула, добавив откровенности. И вправду ведь хотелось именно ее, только в ней был смысл.

Но чтобы достать лакомство, пришлось едва ли не лечь вдоль него: шаловливое котэ, вместо того, чтобы подать желаемое, отвел руку еще дальше. Наградив его глубоким взглядом, она схватила-таки виноградину кончиками ногтей. Секунды, пока он не разжал пальцы, выпуская «добычу«, хватило ему — чтобы, едва ли не касаясь щекой щеки, вдохнуть ее запах, а ей — почувствовать искушающий жар тела и загореться желанием познать его. Но, вернувшись в приличное положение, ногтем взрезала кожицу и, чуть выдавив сок, провела по «ранке« кончиком языка. Вот эпатажница! — скривилась на неприятный вкус.

Насмешливое фырканье напомнило о том, что он пристально наблюдает.

Быстро обернувшись, Арахна глянула на него.

— Разлюбила, — снова посмотрела на виноградину, чуть сжав, выдавливая из нее сок. — Хотите?

— Как быстро! — скривился он. — Давайте.

— Не смотря на… ни на что, у меня не так много времени, чтобы тратить его на сомнения, — пожала плечом, поднося угощение к его рту. Стоило бы добавить «и на ошибки«, но абсолютно каждый ее жест, взгляд или слово, особенно сейчас, могли статься ошибочными. И помоги Ночь, чтоб не критичными.

Он лизнул пальцы, испачканные соком, — горячо, по-кошачьи шершаво — и лишь затем взял ртом ягодные останки.

— Верно… не стоит тратить время зря… С каждой секундой его остается все меньше и меньше.

— Да, Ночь не станет ждать, — она неспешно убрала руку и, не сводя с него глаз, медленно собрала с пальцев остатки влаги.

— Действительно… — синий взгляд остановился на губах.

— И что, по-вашему, будет не зря?

Он усмехнулся:

— Как я могу судить об этом, не зная ваших намерений? Если большая часть их будет реализована, значит, эта ночь прошла для вас не зря.

— Я и не спрашиваю о моих, — она рассмеялась. Флиртовать с ним, иронизируя, ходя по краю, нравилось. — Они чересчур обширны. Но кое-что, безусловно, я намерена осуществить, так или иначе.

— Но и о моих не спрашивали! — фыркнул он, жмурясь. — Вопрос звучал… философски скорее.

— И вы не готовы дать на него философский ответ? Мне показалось, обстановка располагает.

Полуобернувшись, облокотившись на спинку дивана, она смотрела на него. Удовольствие от удачного эксперимента умножалось удовольствием от его общества и приятностью возможных перспектив. Даже если лишь умозрительных.

— На сегодняшний вечер у меня нет планов… поэтому мне ничего не нужно реализовывать, — усмехнулся тот лениво. — Успешность данного отрезка времени, таким образом, сводится к степени скуки, которую я буду испытывать по итогу.

— Всегда удивлялась способности скучать, сознательно проводя время вдали от тех, кто мог бы наполнить его удовольствием и смыслом, — мягко заметила она, не удержавшись.

— Простите? — дернул бровью он. — Вы о чем?

— Прощаю, — чуть сощурилась она, не потеряв улыбки. — Об общечеловеческом свойстве. Видимо, обусловлено наличием социума…

— Может, это лишь неумение занять свободное время? — фыркнул он.

— Возможно. Мне времени всегда недостает, и скучать я могу лишь по кому-нибудь конкретному, если долго в разлуке.

— Чем же вы занимаетесь, если вам недостает времени? — ирония, намек на нелогичность ее присутствия здесь, в клубе, при тотальной занятости звучали весьма прозрачно.

— Я творец, — пожала она плечом, отчего рукав болеро снова сполз почти до локтя. — Все мое время, где бы оно ни проводилось, — созидание. Но идей слишком много, а Ночь… Ночь, увы, имеет свои границы. И потребности.

Новая зажигательная песня заставила внутренне встрепенуться, но движение вылилось лишь в улыбку.

— Творец? — фыркнул Тайгер. — Звучит пафосно!

Пальцы его, едва касаясь приятным теплом, скользнули по плечу, возвращая рукав на место.

— Не более чем «бытие«, «реальность«, «Вселенная«, «Вечность«, «истина«… Но слова не делают сами явления менее значимыми, — улыбнулась она.

— И в чем состоит акт творения?

Кожа жадно вбирала тепло, скользящее вдоль кромки рукава.

— Я поэт, — улыбнулась она, понимая, насколько еще более пафосно звучит это, — который Словом утверждает реальность.

— И результат этого утверждения?

— Художественные тексты — и бытие, — Арахна рассмеялась. — Не мне рассказывать вам о воздействии различных энергий на мир.

— Почему нет? — осторожно уточнил он.

— Быть может, потому что оно очевидно? Хоть и работаем мы — с разными.

— Всегда можно узнать что-то интересное!

— О, да! — боги, куда уж довольней быть улыбке? — Знания и опыт бесценны…

— Прочтете что-нибудь? — предложил он, пройдясь тыльной стороной ладони по спине. Дань вежливости, конечно…

Она чуть выпрямилась, прикусила губу, размышляя, стоит ли, и — что именно стоит воспроизвести. Проблема запоминания собственных стихов ушла вместе с любовью к солнцу, и теперь в голове постоянно теснились какие-нибудь строчки, написанные или только зарождающиеся. Ласковый жест повторился, будто подталкивая решимость, но вместо уже известного…

— Что вам дадут мои слова,

наполнив Ночь своим звучаньем?

За вечной жажды острой гранью

они утешат вас? Едва,

быть может, скрасят этот ужин,

пока трепещет ритм строки.

Прикосновению руки

и ласке взгляда вряд ли нужен

бездонной полночи поэт.

Вот, разве, ради новых знаний…

Но в ворохе воспоминаний

чужих копаться — смысла нет.

 

— Браво! — полулыбка на губах. — Действительно, владеете словом…

Арахна улыбнулась. Слышать такую оценку от него было лестно, несмотря на преобладающий процент любезности.

— К экспромту тебования не столь высоки, хотя и он не лишен влияния.

— Влияния? — горячее прикосновение пролилось вдоль выреза на спине, напомнив о неутоленной еще жажде.

— На реальность. Чтобы сделать ее более размытой или, как в данном случае, наоборот, прочней.

Подавшись ближе, Тайгер шепнул, едва задев дыханием ухо:

— Ты пушистая… — и сразу отстранился с невообразимо самодовольным видом.

Она рассмеялась:

— Вот уж что мне никогда не мешало! — и, точно так же приблизившись к нему, с чувством произнесла: — А некоторым так и вовсе нравится.

— Ни секунды не сомневаюсь! — фыркнул он довольно. — Вам к лицу!

Она вновь пожала плечом. Оглянулась на танцпол — и вернула взгляд к Тайгеру:

— Я знаю, вы танцуете…

— Я?! — чрезмерно убедительно удивился тот. — С чего вы взяли?

Она чуть смежила ресницы, выкраивая мгновения для корректной формулировки:

— Повезло видеть. А где есть танго — пожалуй, недалеко и сальса… — улыбнулась провокационно.

— Совсем недалеко… — хмыкнул тот, жмурясь. — Говорят, в танго есть следы хабанеры и фламенко, милонги и кандомбы… Чего только не собирали матросы, переходя из одной гавани в другую… А вас вдохновляет сальса?

— Меня вдохновляет движение, пластика, способные стать отражением музыки, какой бы та ни была. Конечно, без определенных вкусовых предпочтений не обходится… Среди прочих сальса — игрива и легка. Как… флирт, захватывающий до головокружения, заставляющий забыть обо всем, кроме этой жаркой карусели. Конечно, это не выверенная до крохотных долей равновесия и абсолютной, чувственной подвластности кизомба, не контемпорари как воплощение уникальных внутренних состояний, и не ча-ча-ча, вкусная в своей дерзкости… Но яркость эмоций, что несет в себе — весьма привлекательна.

— Удивительно… — констатировал он, окинув ее взглядом.

— Что именно?

— Ваше страстное любопытство…

Арахна вновь засмеялась, откинувшись на спинку и невзначай прижав спиной его ладонь, впрочем, там и оставшуюся:

— Я могу говорить и писать лишь о том, что знаю наверняка, или имею четкое представление, основанное на максимально близком опыте. Это объясняет?

— Возможно… — усмехнулся он. Пальцы чуть ощутимее вдавились в кожу, дразня.

Не отстранилась, хотя секундное сомнение, не способ ли это считать какую-нибудь информацию о ней, заставило поколебаться. Впрочем, как же нет, когда речь об энергиях?

— И что тогда для вас остается непонятным? — чуть склонила голову набок. Концы волос мягко скользнули по плечу.

Удивительным… — усмехнувшись, тот, прихватив пальцами, отвел прядь от щеки. — Накал страстей в таком маленьком существе.

— Они спрессованы, — смеясь, выдала первую же ассоциацию, — чтоб поместиться. Но неужели вы никогда не сталкивались с подобными «маленькими«? Сложно поверить.

Вот так сидеть и болтать с ним было весело и приятно. Ощущения складывались в картинку, очень близкую к привычному восприятию кошачьих, чье беззаботное мурлыканье в секунду способно обернуться хищной остротой когтей. Это цепляло. Один из любимых контрастов. А с другой стороны — будто заглядываешь за кулисы, получив некое преимущество перед другими зрителями — познать больше, чем вынесено на подмостки.

— Каждое существо уникально… Второго такого нет нигде… — прозвучало тихо, без тени улыбки, словно мысль завернула не на ту тропинку. Пальцы снова прошлись по волосам.

Хотелось верить, что он говорит о Капелли. За их отношения она переживала с самого первого их взаимного взгляда. А быть может — о Курте как последней из потерь, судя по всему, еще тревожащей душу.

— Безусловно, — согласилась, тоже став серьезней.

— Пригласить вас на танец? — внезапно спросил Тайгер, жмурясь. Будто откинул часть воспоминаний, а вторую решил смахнуть центробежной силой сальсы. На губах мелькнула полуулыбка, пальцы тыльной стороной коснулись щеки, обвели овал лица.

О! А она уж думала, не придется ли самой!

— Хотите познать эту страсть еще и в движении? Пригласите.

— Не могу устоять, когда дама так легко на все соглашается! — усмехнулся он.

Горячая ладонь опасно пристроилась за шеей, вторая придержала за талию. Не выпуская из объятий, он быстро и гибко поднялся, буквально перетек в новую позу.

— А началось, между тем, с отказа, — напомнила она, смеясь, с удовольствием впитывая зной его прикосновений. Теперь понятно, почему так повелся Этьен: горячая кровь соблазняла куда сильнее, чем обычные тридцать шесть и шесть.

— Женщины — существа противоречивые! — хмыкнул он, предложив ей руку и выводя на танцпол.

Безропотно следуя за ним, ловя ритм и те самые особые эмоции, что пробуждает музыка острова свободы, Арахна улыбнулась:

— Откуда вам знать, каков во мне процент женского?

Всего лишь несколько шагов — и элегантная, ленивая манерность Тайгера превратилась в пластичную, полную провокационной эротичности раскованность. Шесть, семь — шаг! Пришла в движение карусель «cubana«.

— Достаточный… — шепнул он, притянув ее к себе, дразня дыханием кожу щеки.

Встреча, разлет, цепкие пальцы на запястье, разворот — и снова теснота объятий, вспыхнувшая жаждой. Смех.

— Чтобы быть искушением?..

— Конечно же, искушением… — вновь мимолетное почти касанье губ, шепот, наполненный иронией, неведомо, в чей адрес.

Снова рассмеялась. Взметнулась юбка, скользнув по ногам, а вслед — горячая ладонь по кружеву чулка, отправляя в очередной поворот. Восторг! Взлет руки, мгновенно нашедшей опору на плече, — и разгоряченная грудь — к груди, вплотную, в полной синхронности едва ли не дыхания.

— Так пользуйтесь, — смеясь, бросила через плечо ему, ловко скользнувшему вокруг нее в теневую.

— С удовольствием! — задел таки губами край уха, прежде чем, сплетя в сложную фигуру руки, вернуться вперед — и, на взлете мелодии — увести в поворот, тесно прижавшись.

Даже сквозь ткань чувствовалась упругость бедер, то и дело примыкавших вплотную, чувствовался жар, такой контрастный — и такой влекущий. И подчиняться его желаниям, наслаждаясь гибкостью, скоростью движений — захватывало, воодушевляло, заставляя забыть о прочем. Несколько шагов свободы, держась лишь кончиками пальцев, — и опять полуоборот — и обратно. Объятия. Ладонь к ладони, превращаясь в скользящий, обжигающий захват. Сжав на мгновение сильней — пальцы провернулись вокруг, уводя в новую фигуру, восхищая непредсказуемостью — и уверенностью в желаниях. И — ловушка ганчо, и обратный шаг, чтоб закрутить, притиснуть снова… Ах, если бы не шесть, а вдвое, вчетверо больше минут!..

 

Едва затихли последние аккорды, Тайгер поднес ее кисть к лицу, чтобы церемонно коснуться губами… Но в последний миг — перевернул, и язык жарко прошелся по запястью:

— Благодарю! — подав руку, повел обратно за стол.

— Это я должна благодарить вас. Мало, кто из людей способен на такое, — она следовала за ним, как будто по инерции. Восторг плескался через край.

— Приятно, что смог доставить вам удовольствие! — усмехнулся тот, аккуратно коснувшись виска губами.

И не подумала уклониться. Наслаждалась его вниманием, теплом, фактически еще танцуя в вихре неопавших эмоций. Дойдя до места, позволила себя усадить. Тайгер устроился рядом и, закурив, откинулся на спинку. Жмурясь, смотрел на нее.

— Теперь у меня есть повод любить латину еще больше, — улыбнулась она, отклоняясь от дыма.

— Она ничуть не изменилась от одного танца! — фыркнул Тайгер насмешливо.

На провокацию повторить комплимент не поддалась.

И снова движение тепла вдоль ворота. Легкое, невесомое, но рукав, словно намеренно, пополз вниз. Мягко поведя плечом, она еще чуть помогла ему, улыбаясь, глядя сквозь ресницы, со всем вниманием воспринимая малейшее касание. Дубль два — по обнажившейся коже. На губах мелькнула усмешка, будто он вспомнил что-то забавное и приятное одновременно. Хотелось перехватить руку, сплести пальцы с его… и было жаль обрывать дразнящую аппетит ласку. Вместо этого плавно отклонилась на спинку дивана, расслабляясь. В идеале бы сюда — бокальчик живой, горячей крови… Машинально облизнула сухие губы.

Встречный взгляд скользнул к ним, задержался. Опираясь локтем на спинку, вполоборота, Тайгер смотрел, изредка затягиваясь.

— Жаль, не могу разделить с вами большую часть удовольствий, — улыбнулась она, чувствуя новый приступ голода. Самое время — уделить внимание испанской крови… Вот только даже на миг оставлять его не хотелось.

— Действительно, жаль… — согласился он. Переложив сигарету в другую руку, провел пальцами по ее щеке, обвел губы.

Она коротко, капризно сморщила нос на резкий запах табака:

— А о чем неразделенном сожалеете вы?

— Разве похоже, что я способен о чем-то сожалеть? — дернув бровью, скривился тот. Пальцы обрисовали контур губ еще раз.

Она рассмеялась, уклонившись от ласки. Буквально на пару миллиметров, но все же:

— Я лишь следую за логикой ваших слов. Потому что мысли ваши мне недоступны.

— Видимо, как раз о неразделенности и сожалею… — Тайгер затушил сигарету, налил себе вина, наполнив воздух запахом алкоголя и фруктов. Глянув на нее, сделал глоток.

Рубиновый напиток коснулся губ, вызвав однозначные ассоциации. Мысль о бармене стала настойчивей. Хотя… если попробовать этого, горячего, с неизведанным запасом жизненной энергии… Облизнув губу, прикусила слегка, не сводя взгляда с самодовольной улыбки напротив. Но… если разделить…

— Угостил бы, — чуть усмехнулся тот, опустив взгляд на ее губы. — Но это, к сожалению, вам не по-вкусу.

— А по вкусу ли будет вам мое угощение? — чуть подавшись к нему, приглушенно проговорила она.

— Смотря как подадите! — усмехнулся Тайгер, смакуя вино.

— Эстетично. Это я могу обещать.

— От посуды многое зависит, — снова усмешка.

Она придвинулась чуть ближе, аккуратно взяла его запястье, потянула к себе. Кончиком языка коснулась чистой кромки бокала, обвела полукруг:

— Предпочитаю теплую и отзывчивую. Но… кто сказал, что ее нельзя менять?

Он внимательно отследил и это движение.

— Верно… — прищурился, не отводя взгляда.

Арахна, прикрыв глаза, сосредоточилась на образе бармена. Адресовав ему, обрисовала окружающую обстановку, тропический коктейль. Подкрасила многообещающим — и совершенно настоящим — желанием ласки… Горячая рука, протиснувшись за спиной, приобнимая, погладила по щеке… Прикосновение к губам, винное дыхание… влага по нижней. Едва дрогнув, она мгновенно спрессовала «заказ« в цельную, плотную мысль и, убедившись, что испанец услышал, отклонилась, открывая глаза.

— Рискованно, — встретила прямой, темный, как ночное небо, взгляд.

— Люблю шампанское! — криво усмехнулся Тайгер, трансформировав цитату, снова погладил по лицу.

— Главное — чтобы не было передозировки или критичных для здоровья сочетаний.

— Моему здоровью уже терять нечего… — фыркнул он, не убрав руки. — А пузырьки с воздухом и углекислым газом страшны только для юных и впечатлительных барышень!

— Да вы знаток опасностей для барышень! — лукаво улыбнулась она.

— Даже более того… — заглядывая в глаза, шепнул у самых губ.

— Более? — и, не договорив, обернулась на звук шагов.

К столику склонился бармен, поставил коктейль. Другой, но не менее красочный на вид. Что-то проговорил, ослепительно улыбаясь и ловя ее згляд.

— Благодарю, — кивнула она, послав вдобавок мысль о более ощутимой благодарности.

Тот просиял и, поклонившись, поспешил за стойку.

— Нравится вам эта посуда? — перевела она взгляд на Тайгера.

Он бросил вынжденный взгляд на бармена, вновь повернулся к ней:

— Как одноразовый стаканчик вполне подойдет.

— Одноразовый, — усмехнулась. — Каким же он должен быть, чтобы вы сочли его хрустальным бокалом?

— Если увижу, скажу… — пообещал он и легонько дотронулся губами до ее рта.

— А у меня, похоже, этой ночью каприз пить из пластиковых…

— Вам простителен любой каприз… — капля иронии в голосе и вновь прикосновение губ — нежно, словно пробуя.

Соблазн оказался слишком велик — она, поддавшись, прильнула к влажному, пахнущему виноградом теплу. И, продляя секунды, пальцы Тайгера придержали подбородок.

Переждав эту вольность, Арахна улыбнулась:

— Тогда, быть может, переместимся куда-нибудь, где на напитки и посуду не будет других претендентов?

— А здесь намечается конкуренция? — фыркнул он, отстраняясь.

— Это чужая территория, и я не знаю всех правил. Но одно работает повсеместно: никакой публичности.

— Ты, видимо, новенькая… — губами дотронулся до виска. — Вашим старожилам глубоко плевать на территории, собственность и правила… Склонившись к столу, он вытащил из портсигара сигарету, неторопливо закурил. Глубоко затянувшись, уточнил: — Снять номер?

— Если речь о Леруа, то он Кодексу следует неуклонно, — улыбнулась она. — А мне, и правда, Вечность дарована не так давно. К тому же, я пока не знаю испанцев, так что не могу предсказать, какова будет их реакция. Номер — было бы весьма любезно с вашей стороны, — благодарно улыбнулась.

— «Неуклонно« — слишком громко сказано! — фыркнул тот презрительно. — Прожив лишнюю сотню лет, любой начинает соблюдать правила формально и с выгодой для себя.

— Это относится и к вам? — в глазах ее искрился смех.

— Ко мне — нет… — кривая усмешка. — Я изначально следовал правилам формально.

Потянувшись к пиджаку, он вытащил телефон и кому-то позвонил. Речь зазвучала непривычно. Быть может, на японском…

— А что это за дыра? — поморщившись, словно с другой стороны сделали замечание, спросил он.

— «Mojito Club«. Барселона, — добавила, помня, что зачастую он даже не удосуживается отмечать города.

Тайгер проговорил в трубку еще что-то, покривился, прервал связь. Задумчиво втянул дым.

Она молча любовалась, думая о любопытной интриге, угощении, последствиях охоты…

Вскоре ему перезвонили и, подхватив пиджак, перекинув его через плечо, Тайгер поднялся, предложил руку.

— А как же напиток? Заберем мальчика у служебного хода?

— Мальчика?! — иронично обронил тот. — Конечно, заберем.

— Не люблю слишком юных, — пожала плечом. — Бестолковы.

Он насмешливо фыркнул.

Какая разница, на что?

 

«Мальчик«, уже ждал, где было приказано. Что-то сказав ему на испанском, Тайгер обратился к ней:

— Я за машиной… Или вызвать такси?

— Как пожелаете.

— Я бы предпочел свою, — усмехнулся он. — Но там всего два места… –склонившись к уху, шепнул доверительно: — Пойдешь ко мне на колени?

— Как же ты поведешь? — улыбнулась, склонная согласиться. Каждый всплеск эмоций, завязанный на сексуальном, насыщал, подобно крови.

— Ты такая мелкая, что тебя за рулем будет незаметно… — не скрывая насмешки, шепнул он.

— Осторожней, мелкие умеют кусаться, — предупредив, рассмеялась она.

— Обещаю, — губы задели край уха. — Я буду ласков…

 

Ожидание, пока Тайгер подгонит свой автомобиль, скучным не оказалось: испанец, с радостью восприняв исчезновение конкурента, завладел вниманием. Сантьяго Альварес — так его зовут. Но для нее, конечно, он может быть просто Дьехо. Если, конечно, она пожелает. А он надеется, что пожелает, потому что таких белокожих красавиц он еще никогда не встречал, и был бы счастлив узнать ее получше. Жаль, конечно, что спутник покинул ее не насовсем, он бы с радостью взял на себя все заботы, вместо него…

Она смотрела на него, рослого, мускулистого, снизу вверх и, улыбаясь, считывала картинки. Речь, абсолютно непонятная, знакомая лишь по песням отдельными словами, звучала фоном. Красивым, надо признать. Как и жесты, на которые парень был готов, которые успел вообразить, адресуя ей, естественно, без свидетелей.

Что еще наговорил бы он, пускаясь в вольные фантазии, услышать не пришлось: мягко подкатившись, у тротуара остановилась «ламборгини«. Та самая. Тайгер открыл дверцу и, полунамеком усмехаясь, поманил пальцем. Не самый уважительный жест, но — играть так играть.

Забравшись к нему, чувствуя непривычный жар, прислонилась к плечу. Слишком близко, слишком соблазнительно — тонкая кожа, выразительный, частый пульс, насмешливо-самодовольный изгиб губ, прячущих острые клыки… другого хищника. И это интриговало даже сильней.

Придержав ее, он потянулся открыть дверь испанцу, бросив очередную фразу. Вряд ли была необходимость делать это самому — скорее, повод. И возможность подразнить. Игра взаимных провокаций, вкусная своей непредсказуемостью.

Она облизнула уголок губ.

 

А еще возникло полнейшее впечатление, что машина на автопилоте — до такой степени небрежно Тайгер отнесся к управлению. Зато текучим, плавным движением огладил ноги, словно на ощупь проверяя плотность чулок. Она тихо рассмеялась, глянула на Сантьяго. Тот старательно делал вид, что ничего не происходит, тогда как ревность его, не успевшая получить ни малейшего основания, ощущалась вполне. И от этого было еще куснее.

Горячие пальцы, тем временем, скользнули ниже, задержались на обнимавших ногу ремешках, поглаживая, изучая сплетение… Пару минут она наслаждалась прикосновениями, сознавая красоту собственной щиколотки, изгиба, обусловленного каблуком… Прочитывала параллельно в мыслях Сантьяго. Беззащитность освобожденой от туфли ступни, второй… Тайгер обнял левую ладонью, будто проверяя, уместится ли, нежно разминая, приласкал каждый пальчик… дьявольски искушающе.

Она склонила голову к его плечу, вполголоса заговорила:

— Я, конечно, понимаю, что сальсу лучше танцевать босиком и на песке, но…

— Поедем на пляж? — мгновенно пересмотрел он планы, занявшись второй ступней.

Если успеем до рассвета, — улыбнулась, прикрывая глаза.

 

«Ламбо« тут же быстро и уверенно вильнула в сторону, резко изменив курс.

Смуглая ладонь, вместо того чтобы лечь на руль, провела по ноге, занырнув под колено, потянула, сокращая и без того ничтожную дистанцию меж телами. Горячее прикосновение вдоль кружевного края…

— Ужин у воды? Мило, — рассмеялась снова.

Пальцы, сдвинулись выше чулка, добавив чувства беззащитности, подтянули еще тесней.

— Мило… — усмешка. Коснулся подбородком головы.

И все же, стоило обозначить границы. Хотя бы на текущий момент.

— Так, значит, вы не местная… — не сразу, но, все же, вняв протесту, он вернулся к колену и снова прошелся лаской до щиколотки.

— Судя по языку… — пожала она плечом, улыбнувшись.

— Судя по тому, что не знаете владельцев территории, — хмыкнул Тайгер.Пальцы спустились еще ниже, лаская ступню.

Прикосновение, ласковое, горячее… и опасность чрезмерного удовольствия…

— Вечность длинна, — выдохнула она, прикрывая глаза. — Успею.

— Не сомневаюсь… Так откуда?

— Россия, территория Химер.

— Как мило.

Что-то заговорил Сантьяго не особо довольно. Забираться в его мысли было лень. Тайгер ответил многообещающим тоном, не прекращая ласк.

— Что он хочет? — спросила, скорее, потому что вопрос был ожидаем.

— Покоя! — фыркнул тот

— Да ладно!

— Не уверен в моем вождении… — ладонь продолжала путешествовать по ее ногам.

— Ну, пока ты нас не разбил… — Арахна легко погладила кончиками пальцев по тыльной стороне ладони, в то же время направляя предвкушение удовольствия бармену.

— Это пока…

 

Свет, пятнами пробивавшийся сквозь веки, стал мягче. А потом и вовсе угас: автомобиль бесшумно скатился с дороги, утопив движение в захрустевшем песке. И через несколько мгновений вместо городской улицы перед взором расстелилась темная гладь моря, подсвеченная луной.

 

— Прибыли… — сообщил Тайгер, заглушив мотор. Продублировал на испанском.

Опершись на его колено, она оттолкнулась было, намереваясь выйти, но тот не отпустил — сам буквально вынес из машины на руках, поставил на безупречно мягкий, напитавшийся солнечным теплом песок.

— Ужин или танец? — шепнул у самых губ, прижимая к себе.

— А ужин не сбежит? — улыбнулась она, едва кивнув в сторону бармена, тоже вышедшего из автомобиля и недоверчиво озиравшегося.

— Куда он денется? — словно испанец уже был неодушевленным.

Она таки уперлась в него руками. Под пальцами, сквозь одежду чувствовалось горячее, соблазнительно сильное тело.

— Вернется заканчивать смену?

— Значит, ужин.

— Разделишь его со мной? — улыбнулась, предвкушая новое удовольствие.

— Если угостишь… — он отступил, неохотно выпустив ее из объятий.

— Иначе зачем все?..

Она шагнула к бармену, мгновенно воодушевившемуся, провокационно улыбнулась, приблизившись почти вплотную:

— Дьехо…

Взяла за руку, пальцами провела по плечу другой. Совсем не тот жар, не тот пульс… и уж точно другая кровь! И все же — кровь. Чуть потянув парня на себя, замкнула его в объятия, не ограничивая волю его рук… Тот, довольный обещанным вниманием, темпераментный, раззадоренный происходившим в машине, готов был завалиться на песок прямо тут же. Идеально. Шагнуть назад, оступиться, едва не упав… Конечно, джентельмен! Ловко подхватив, испанец придержал ее и плавно опустил на песок, сел рядом, обнимая.

Мысль о том, что стоило быть знакомой с Тайгером чуть дольше — и вспышки ревности, наверняка, не избежать, позабавила. Парень трактовал улыбку по-своему, прижавшись еще тесней. Ласково придержав его лицо, заботливо над ней склонившееся, она помедлила, глядя в черноту глаз, аккуратно потянула к себе. Губы жадно ухватили поцелуй, объятия стали крепче. Вряд ли свидетели стали бы ему помехой. Чуть больше ласки, отнимая у смертного остатки здравомыслия, чуть больше чувственности, игра с дыханием… Неторопливо лизнув его по челюсти, поцеловала в шею сначала невесомо, потом сильней, и — укусила. Парень вздрогнул, стиснул крепче, навалился сверху, роняя на песок. Напиток жизни заструился по горлу, согревая, наполняя энергией.

Несколько глотков для иллюзии утоления жажды — и она развернулась, создаваю другую — добровольности для испанца. Тот с энтузиазмом поддался, улегся на бок. Но как поощрение — получил новый укус, рвущий, нежели глубокий. Она поймала пристальный синий взгляд, призывно улыбнулась.

Тот усмехнулся и опустился на песок со спины парня. Не отводя взгляда, погладил его бедро, склонился к шее. Приступ озорства толкнул на «подвиг«: опередив, она слизнула кровь, показала на кончике языка, дразня, — и быстро спрятав, рассмеялась. Внезапно он схватил ее за волосы, с силой удержал, поцеловал, устремляясь глубоко в рот. Возмущенно толкнула его языком прочь — но только боль пронзила губу, вызвав еще больший протест: его зубы по остроте не уступали вампирским. Овлечь от своей крови! Перехватила поцелуй и, дождавшись вдоха — уклонилась, смеясь. Тайгер отпустил, склонился к жертве, принялся слизывать кровь. Совсем по-кошачьи. От этого было еще веселей. Она улыбнулась, радуясь этому удовольствию, совмещенному с лаской забывшегося в эйфории бармена.

Блеснула неземная темнота глаз. Тонкий язык прошелся по губам, собирая остатки лакомства. Еще один глубокий вдоху самой шеи — тот самый, отнимающий собственно жизнь… Она даже почувствовала невесомый ветерок, пробежавший по коже испанца. Вскинул темную голову, с шумом схватил воздух ртом.

Прильнув к жертве, приобняв обоих, она поцеловала Сантьяго в шею, вытянув еще немного крови. Улыбнулась, чувствуя тепло темного глянца на губах. Чуть приподнявшись, Тайгер подался к ней, жадно накрыл их своими. Вкус, смешанный с горячей лаской, приправленный энергией желания, закружил голову. Целуя в ответ, она куснула его за губу, придержала. Ладонь с бедра испанца переметнулась на ее, крепко сжав. Жажда или предупреждение? Что ж, пусть просто поцелуй… Тем более что тот охотно принял его, потянул ее к себе и прижал тесней — к Сантьяго, которому все нравилось ничуть не меньше.

На новом вдохе Арахна увернулась и, вновь слизнув натекшую кровь, кончиком языка прошлась по верхней губе, размазывая. Шершавый язык тут же горячо стер влажный багрянец.

— Посуда, говоришь… — тихо усмехнулась она, отклонив голову. Близился рассвет. Пора заканчивать. Но прерывать игру чертовски не хотелось. Хотелось — пить еще и еще танцевать…

Не отводя от нее глаз, Тайгер склонился к «стаканчику«, рассеянно лизнул наискось, шумно втянул расплескавшийся в воздухе аромат и, склонившись еще ниже, вгрызся под челюсть.

Дьехо захрипел, задергался, вырываясь, осознав, наконец, суть происходящего. Ни с чем не сравнимый запах боли окутал их дрожащим, словно марево, облаком, умножив соблазн в разы. Пальцы сжались, впиваясь ногтями в запястье парня, угрожая вспороть. Тайгер за поясницу, потянул к себе вместе с «посудой«, выпустив горло жертвы на миг, тут же вцепился вновь. Эта сила, пламенная, чуждая, превосходящая ее, возбуждала и подталкивала к новым авантюрам, большая часть которых выходила далеко за рамки распития «на брудершафт«. Жадно вдохнув головокружительный аромат, она прильнула к открытой ране, едва не касаясь лица Тайгера. Тот тут же потерся о ее щеку щекой, коснулся губами кожи чуть ниже уха. Поймал край мочки.

— Я могу счесть это приглашением на танец, — глухо проговорила она, лизнув по ране, чтобы закрыть.

— Сочти… — еле слышный выдох, поцелуй в шею.

Вздрогнула, еле удержалась, чтоб не отдернуться. Испанец, потерявший сознание, теперь мешал. Тем не менее, лаской она залечила еще один укус…

Тайгер легко поднялся, потянул ее за руку, мгновенно позабыв о жертве:

— Доставите мне удовольствие? — прижав ее к себе, шепнул, касаясь шеи дыханием. — Я подарил вам сальсу, вы подарите мне танго?

Она подняла голову, ловя темный взгляд:

— Приложу весь талант, чтобы последовать желаниям партнера, — чувственно улыбнулась, кладя руку на плечо.

Чуть приподняв, он буквально перенес ее к машине и, не отпуская, склонился к панели, выбирая музыку. Сердце забилось, будто на ощупь улавливая зазвучавший ритм. Быстрый, напряженный, стремительно нарастающий. Скрипки. Вагнер. Крепко держа ее ладонь в своей, он притянул ее еще, не оставив ни миллиметра между. Прочь от машины, вливаясь в музыку и темноту. Шаг за шагом. Вдвое медленней, чувственно и сильно, без каких-либо ориентиров, кроме мелодии — и его сильного, по-кошачьи гибкого тела, к которому хотелось прильнуть, полностью повторяя все изгибы. Песок, длинные шаги… Поворот, очерчивая фрагмент ночи, будто циркуль… Горячая ладонь, нырнув под болеро, — по спине вверх, словно выискивая обнаженность… пальцы ласково обвели лицо… И — вниз ушла опора, вынуждая прогнуться следом, запрокинуть голову. Горячей влагой прочертил язык натянутое горло… Легким усилием вернув вертикаль, Тайгер прижался щекой к щеке, делая новый шаг.

— Как бесконечно интересна Ночь!

Он тихо фыркнул, насмешливо, видимо, сочтя беседу излишней. Развернул, ни на миг не перестав касаться, прижал к себе спиной. Ладони двинулись вдоль тела, собственнически лаская. Мимолетное касание губ — и снова лицом к лицу, тесно, до отражающих друг друга ударов сердец. Запрокинув голову — обрисовала по песку полукруг — и снова мелкими, утопающими шагами — за ним, глядя в чернильную темноту глаз. И снова в горизонталь. Ладонь скользнула вдоль бедра. Подхватил под колено, подтянул до интимного близко. С удовольствием отдаваясь сильным рукам и музыке, она закрыла глаза, всецело уходя в танец. Снова смена, и крепче объятия, ладонь — недвусмысленно ниже поясницы… Тепло губ — к уголку рта… Чтоб не ответить — пришлось сдержаться. Дыхание — часть танца — сбивчиво на поцелуях, «переступающих« по шее к плечу, давным-давно потерявшему рукав. Он шагнул назад, потянув на себя, отняв баланс, практически уложил вдоль тела, и, с ускоренным поворотом, — опрокинул снова, подтянув вплотную. И — полноценный поцелуй, без возможности, без желания уйти. Не прерываясь, он выпрямился вместе с ней, подтолкнув, усадил себе на бедро. Танцуя даже языком, Арахна обняла крепче, заходясь жаждой, забывая дышать. Несколько шагов, не прекращая ласки — и вновь почти до земли. Пальцы вскинутой вверх руки коснулись песка над головой. Огонь, с силой вдавившись, медленно потек от груди до самого колена. Тонкие, гибкие, черно-белыми тенями музыки в ночи… Танго смерти…

На последних звуках он выпрямился. Крепко прижимая ее к себе, смял ткань юбки, не желая отпускать.

— Все еще лишь вино? — выдохнула она, нестерпимо желая нового вкуса, не рассчитывая на ответ — скорее, обозначив эмоцию.

— Всего лишь танец? — шепнул он, ловя ее дыхание.

— Рассвет…

Игра могла быть дольше и куда опасней, не будь угрозой солнце. В мыслях мелькнул единственно возможный вариант — двигаться, постоянно опережая…

— А потом закат… и новая ночь…

— Возможно… Но не в Испании…

— Куда ты хочешь?

— Где нет солнца…

Шальная, совершенно безумная идея не собиралась угасать. Цена за недоступный в других условиях эксперимент… Особенно если с глотком его бессмертия…

 

Внезапно одна темнота сменилась другой, замкнутой в границах четырех стен. Изменился воздух, утратив солоноватую морскую свежесть, остановившись, будто остановилось время. Да и чувство этого самого времени, резко откинувшего ее от рассвета на несколько часов, даровало комфорт. Соединенные штаты, наверняка. Немалый запас времени, чтобы успеть… множество глупостей. Обведя взглядом комнату, логично оказавшуюся спальней, оценив обстановку, Арахна улыбнулась.

— Твое поместье?

— Мое… — криво усмехнулся он.

— Потрясающе! — восторг от еще одной удачи накрыл волной.

— Рад, что тебе нравится! — фыркнул он. Коснулся кончиками пальцев над верхней губой и, бросив быстрый взгляд на украсившие их темные пятна, добавил: — Осваивайся…

Сам скрылся за резной дверью, где вскоре зашумела вода.

Арахна, усмехнувшись, пошла по комнате, рассматривая немногочисленную, но дорогую старинную мебель, то и дело касаясь ее пальцами, оценивая формы, фактуру… Такой возможности жизнь ей еще не представляла. Охватить разом все перспективы открывшегося взаимодействия с реальностью, обусловленного ее способностями как Творца, тоже не удалось. Для столь глобального осмысления требовались время и концентрация, а сейчас хотелось — лишь поглощать новые ощущения, познавая, получая неизмеримое удовольствие… Дойдя до кресла, она удобно устроилась на мягком подлокотнике, ожидая хозяина.

Тот вернулся довольно скоро. Расстегнута рубашка на груди, подвернуты рукава… Влажные волосы, поблескивая в свете окна, слегка топорщатся… Вкусно. Тайгер остановился, оценивающе пробежал взглядом по ее ногам и выше.

Улыбнулась, вставая:

— Я тоже не прочь смыть с себя испанский песок…

Он таки успел подать руку:

— Тебе помочь… — притянув к себе, обнял за талию, — или просто принести халат?

— Принеси, — забота о собственном, по сути, комфорте, так понятная, вызвала новую улыбку. Мелькнула мысль о бармене, брошенном на берегу… Но все следы она закрыла, а крови оставалось достаточно, чтобы выжить.

Касание щекой щеки… легкое — губами к шее… Тайгер чуть отстранился и, потянувшись в сторону, достал ей шелковый халат.

— Извини, здесь нет женских.

— Не важно.

Выскользнув из горячих рук, она поторопилась в ванную. Не менее роскошную, как все в этом доме.

Усталости не было. Никаких последствий столь необычного перемещения в пространстве вообще. Голод? Так и не проходил, лишь немного приглушился благодаря крови и влечению Сантьяго. Хватит ненадолго. Теплая вода приятна и пахнет совсем иначе, нежели дома. Мягко струящийся шелк, обнявший тело, скользит, шелестит при малейшем движении. Длинный ворс ковра приятен босым ступням. Свежесть и прохлада молодой ночи — в открытое окно, с ароматом цветов и ласкающим кожу светом луны…

— Танец был великолепен, благодарю, — улыбнулась она, встретившись с Тайгером глазами.

— Не стоит благодарности… — по его губам — полуулыбка, взгляд скользнул по фигуре.

— А чего стоит?

— Есть нечто, что оценить порой слишком трудно… — снова усмешка.

Он отлепился от окна и подошел вплотную. Склонив голову, подцепил концы пояса, пропустил между пальцев.

— Пожалуй… — тихим эхом отозвалась она, чувствуя, как жажда от близости горячего живого тела разгорается сильней.

Он заглянул в глаза. Ладони коснулись запястий, поднялись вверх, оглаживая предплечья, плечи. Придержав лицо, дотронулся до губ. Она не отстранилась — улыбнулась едва, самым уголком. Пальцы легли на грудь, сквозь рубашку вытягивая его тепло. Еще поцелуй, более глубокий, но не менее аккуратный и нежный. Сомкнулись объятия, соскользнули вниз по спине, лаская шелк, подтягивая ближе. Осторожно, будто впервые в жизни, она ответила, впрочем, в любой момент готовая его остановить. Но не желая этого. Недвусмысленное давление на поясницу — чтоб прижать плотней. Игра кошачьего языка… Она поймала его, сжав губы, вытолкнула своим, на мгновение перехватив инициативу. Напрягшиеся пальцы уперлись в его грудь. Тайгер чуть отстранился, поймал взгляд. Рука, взметнувшись вверх по шелку — к лицу. Пальцем очертил контур ее губ. На улыбку ответил поцелуем — невесомым, в самый уголок. Обвел еще раз, будто запоминая форму, ласково погладил по нижней… Красив, в каждом своем жесте. Великолепен. И возражением испортить всё?! Нет — наблюдать, чутко ловя его сердцебиение, дыхание — будто солнечный зной, почти забытый…

Ласки его доставляли безусловное наслаждение, но во всем теле пульсировала другая, куда более темная жажда.

О, да, он тоже знал ее! Эту исконную, с началом самого мира заложенную потребость поглощать чужую жизнь. Во имя жизни собственной. Усмешка лишь намеком, чуть уловимое движение — и между губ его влажно блеснул багрянец. Почти тактильно ощутимый аромат крови расцветил ночь.

Сердце забилось быстрей, предвкушая неведомое. Взгляд столкнулся с бездонной чернотой глаз. Конечно, обмен. Каждому — желаемое. Запоздалая мысль об иных вариантах, уже не сложившихся — откинута, не нужна. Она ведь дала согласие. Это — лишь точка невозврата…

Он смотрел, не мигая, не отводя глаз. Просто ждал. Без предложений или уговоров, еще предоставляя выбор. Сделать и, возможно, пожалеть — или жалеть, не сделав?

Дрогнула улыбка в нецелованном уголке. Пальцы, расслабившись, соскользнули по тонкой рубашке. Он накрыл их своими, просочившись между и не отводя проникновенного взгляда. Нарочито медленный вдох… Но разве не того хотела? И, секунду помешкав, Арахна потянулась к блестящим каплям жизни. Дразняще потекшую, не желая потерять ни единой, слизнула самым кончиком языка — почти обжегшись мгновенно вспыхнувшей энергией. Не сдержала победно-предвкушающей улыбки.

Горячие губы мимолетно коснулись шеи, оставив влажный след. Прижав к себе, Тайгер шагнул с поворотом, будто возобновляя танец… и еще раз, чтоб подхватить — и без усилий поставить на кровать. Она засмеялась, переступая по упруго мягкой поверхности, сминая шелковистое покрывало. Оставшись внизу, н притянул ее, второй рукой спустился до колена, попутно огладив бедро. И еще ниже, чтобы, приподняв край халата, коснуться обнаженной стопы… щиколотки… и жарким теплом двинуться вверх. Предвкушающе прищурившись, она пальцами провела по его плечам, будто расправляя невидимые крылья, и, снова сдвинув к шее, погладила по сгибу воротника, чуть разводя края. Вторая, не менее горячая ладонь повторила маневр первой. Встречный взгляд. Улыбка, выдавшая догадку — и согласие. Обняв под колени, Тайгер опустил ее на покрывало. Навис сверху, опершись ладонями по сторонам, коснулся губ языком. Условное препятствие — элемент игры. И отвести взгляд от окровавленных, ароматных губ — не реально.

Горячий контур вдоль ворота, клином с острием посередине груди… прикосновение губ к шелку, моментально впитавшему воду с темных волос… Тайгер вскинул голову, ища ее взгляд, сдвинулся выше, чтобы глаза в глаза. Легкий намек на улыбку — и только что осушенная линия меж его губ снова налилась кровью. На сей раз гораздо быстрей. Склонился ниже, позволяя тяжелым каплям, набегавшим друг на друга, падать. Горячим каплям, будто собственной волей стремящимся стать ее частью. Собрав их языком, Арахна на миг закрыла глаза, впитывая обжигающую гамму ярчайших энергий, вливающихся в ее Вечность. Влажное тепло ласково коснулось лица, прочертило вдоль челюсти, расточительно оставляя кровавый след. Между колен — втиснулось чужое, контрастом одежды с обнаженностью.

Он не позволил себя поцеловать — лишь поддразнил, размазав по губам кровь. Она облизнулась, нетерпеливо потянула его к себе. Помедлив у самых губ, позволяя каплям стекать, он вновь коснулся рта, ладонь его скользнула вдоль тела, смяла шелк у колена. Пальцы перебирали гладкую ткань ровно до тех пор, пока сухим теплом не коснулись обнаженной кожи. Воистину солнечная кровь в сочетании с интересом — пьянили, ставя жажду выше благоразумия. Поймать поцелуй, удержать, с наслаждением вытягивая из прокушенной губы кровь. И уже не хищным напряжением — лаской, обхватив тесней, чувствуя, как жар ладони, стремится вверх. Как нетерпеливей становятся объятия. Влиться глубже…

Волосы схвачены в горсть. Предельная теснота. Очевидное желание. Шелк соскользнул с плеча до локтя не без участия нетерпеливых рук. Жаркий язык — по краю бессмысленной одежды. Лишней. Запрокинув голову, выгнувшись навстречу, она втянула воздух, закрывая глаза, чувствуя ласку, рисующую на груди. Безумно не хватало вкуса — жгуче-яркого, пламенной памятью оставшегося на губах. Потянулась к нему. Но, продолжая выводить влажные линии, Тайгер лишь стиснул волосы сильней, удержав. Куснул легонько грудь. Пальцы от живота спустись ниже. Вцепившись ногтями в спину, она потянула настойчивей, по шелку сползая вниз, с трудом сопротивляясь столь щедро расточаемой интимной нежности. Захват до боли, дорожка поцелуев по горлу — и темный взгляд, не прерывая ласк. Срывающееся дыхание… Она быстро перехватилась и, облизнувшись, потянула его сильней. Он поддался было, но замер, словно засомневавшись. Отстранился, демонстрируя, как между губ вновь быстро набегает кровь. Невыносимое ожидание! Жар — внутрь. Резко выдохнув, она прогнулась сильней, запрокинув голову, ловя жгучий, будто солнце, сок, закрывая глаза. Он с силой удержал ее от порыва взять больше. То замедляясь, то порывистей и глубже — движение внутри подчиняло дыхание почти музыкальному ритму. Все, что осталось, — мять одежду на согнутой спине да слизывать расцветающие огнем капли чуждой крови. И изнывать от жажды сделать полноценный глоток.

Удвоив ласку, медленно склонившись, Тайгер провел губами по ее рту. Попытка впиться — прервана силой и болью. Она схватилась крепче, вонзая ногти в его плечи. Вздрогнул, тихо зарычал прямо в губы, восхищая нечеловечьим звуком, глубокой вибрацией горла… Куснул за губу. Пальцы задвигались быстрей, проникая на максимум. Судорожно вдохнув, она выпустила его, дав ощущениям собственного тела выйти вперед. Вернее, все менее способная противостоять. Поощрительный поцелуй — с новой порцией крови. И все глубже, а ласки — медленней…

 

Отодвинувшись, он скользнул по ней темным взглядом и принялся облизывать пальцы. Завораживающе. Вызвав желание встречной нежности. Арахна забралась руками под одежду, погладила по горячей коже… и снова, стиснув зубы, подалась навстречу глубокой ласке, сбивчиво дыша, едва справляясь с желанием раскроить ногтями эту прекрасную сильную спину. Тело само, ловя какую-то лишь внутренне звучащую мелодию, гибко двигалось, умножая прикосновения. И — удовольствие, стирающее голод… На очередном слиянии губ — прогнулась волной, следуя за соблазном. В голове, с графичностью калейдоскопа и скоростью карусели, — сменялись кадры сальсы, близости Тайгера с другими, собственной охоты, кошачьих полуулыбок, танго… Прервавшийся вдруг поцелуй — догнала мимолетной лаской, лизнув, поймав горячее дыхание, — и выгнулась, запрокинув голову… Тонкий язык длинно и жарко прошелся по горлу, и еще… Приостановившись, Тайгер поднялся пальцами по животу, на мгновение смял грудь — и сорвался вниз, царапая, дразня потенциальной болью. Откинул шелк, открыв бедро, цапнул вверх, прижимая крепче. И, соскользнув обратно, вернулся к прерванному. Судорожно вдохнув, она схватилась за него сильней.

 

Kueno Aionda– Tu Vives em mim

 

Зубы сомкнулись на шее, прикусив кожу. Вздыбив инстинкт. Сдержалась, сосредоточившись на горячем проникновении, все более глубоком, резком… до дрожи… Короткий тихий стон, изгиб навстречу — словно танцуя… Теплая влага коснулась рта, поглощая звук. Тяжесть тела, упругость бедра, вдавившего ее в постель, ускорившийся ритм, вынуждающий двигаться… Размыто-белесой пеленой затянуло воспоминания, оставив лишь чувственность. Поцелуй, ненавязчиво коснувшийся губ. Контрастом — схвачены волосы до боли, возбуждающей, влекущей… Движения — быстрей. Судорожный выдох — и уперлась в его бедро, препятствуя собственному желанию быть ближе. Он чуть замедлился, придавил сильней. Поцелуи, чередуясь с короткими касаниями языка, прошлись по шее, держа на грани возбуждения — и инстинктивной защиты. Еще укус — но вырваться не удалось. Сердце заколотилось. Горячие пальцы соскользнули на внутреннюю сторону бедра, царапая, двинулись к колену, до боли сжали, отводя. И снова — настойчиво внутрь, глубже раз за разом. Выгнувшись, рвано выдохнув, она всем телом подалась к нему.

На смену зубам пришел язык, касаясь шершаво и жарко. И вновь укус… И ласка, настойчиво ведущая за край… Сопротивляясь наплыву наслаждения, дразня обоих, она закинула ногу на поясницу, обнимая, руками — забралась в волосы, стискивая в ответ. Тайгер приподнялся, останавливаясь, устраиваясь между ног. Сдернул шелк со второго плеча. Провел пальцами по центру груди — и тут же вниз, с силой вдавливая в кожу. Снова вверх, задевая грудь, — и еще раз по центру. Вспыхнули тонкие следы. Звучно выдохнув, она выгнулась навстречу боли. Он провел по царапинам, размазывая неохотно выступившую кровь, втирая обратно в кожу. Сжав грудь, склонился ниже…

Резко сработала защита: руки сами толкнули его прочь.

— Не смей! — вырвалось глухо, почти шипением.

— Не смей что? — чуть дернул темной бровью, схватив за горло.

— Кровь, — хрипло, через боль. — Я тоже собственность. И буду защищать право владельца.

Сердце неистово билось о ребра, словно рвалось в авангард.

— Тоже? — презрительно фыркнул он, чуть поглаживая горло.

— Как твой ван Вейк, который ищет тебя.

Внезапно он пропал. Вернее, чувство его присутствия. Как будто слился с царившей в комнате темнотой, умножив ее. Но пальцы, на миг бессильно поползшие по шее вниз, сжались крепче, словно примеривался, не сломать ли. Интерес сменился отсутствующим выражением.

— И кто твой хозяин? — вежливо спросил он.

— Художник Вечности, — нервно дернулась губа в усмешке. — И мне бы не хотелось, чтобы его следующей жертвой стал ты.

— И твой хозяин позволяет тебе вступать в близкие отношения с другими?

— Это моя охота. И моя проблема.

— Как мило… — пробормотал он, сжав сильней.

Несколько напряженных секунд…

Вдавив ее в постель, Тайгер огладил бедро, подталкивая вверх… и тут же — располосовал когтями. Боль залила тело и сознание. Стиснув зубы, Арахна зашипела, пытаясь сбросить его с себя. Ласки возобновились, но о прежнем, расслабленном удовольствии и речи не шло. Впрочем, и прежняя «безопасность« была мнимой, а теперь, обнаружив свою иллюзорность, стала лишь новым поводом для азарта. Царапины на груди затянулись, и она ослабила сопротивление, подпуская хищника ближе. Прекрасно сознавая, что обещанное он еще не получил. Тот не преминул лизнуть вдоль исчезающих следов, продолжая ласкать. Потом еще раз… Колко вдавились в грудь зубы, угрожая, предупреждающе перехватили вдох сильные пальцы, стиснув горло. Переломив защитный рефлекс, она усмехнулась и демонстративно раскинула руки в стороны.

Тайгер остановился.

Ладонь на горле разжалась. Легкий поцелуй в висок, ближе к уху… и, текуче поднявшись, ушел к окну, закурил, отвернувшись, глядя в свежую ночь.

Вздох. С облегчением и… разочарованием, даже досадой. Не такого эффекта она ждала. И уж никоим образом не собиралась его задеть. Не сводя взгляда с тонкой фигуры, Арахна запахнулась в измятый шелк, взобралась к изголовью ближе и, подперев ладонью голову, устроилась на боку. Пальцы машинально принялись развязывать затянувшийся узел пояса.

— О чем ты думаешь? — спросила вполголоса.

— О том, что свобода — это внутреннее состояние… — невнятно пробормотал он, словно озвучил обрывок мысли. Глубоко затянулся.

— Склонна согласиться. Равно как и скованность. Правилами, привычками… любовью…

Поморщившись, он снова отвернулся.

Ни конфликтовать с ним, ни причинять лишнюю боль не хотелось. Правда, едва ли существовал безболезненный способ донести до него все, что имела сказать. Возможно, и не стоило: лучшей помощью могло быть невмешательство. Впрочем, уверенности не было ни в чем. Вытянув из-под себя пояс, скомкав, она бросила его на край кровати. Тайгер молча курил. Повисшая пауза не напрягала бы, будь хоть немного более определенной.

Не выдержав, она спустилась с постели и, запахнув халат плотней, подошла к нему, тыльной стороной пальцев провела по плечу.

Тот медленно повернулся, бросил взгляд из-под опущенных ресниц.

— Не жизни жаль… — невнятно произнес, затянувшись последний раз, — с томительным дыханьем… Что жизнь и смерть?.. А жаль того огня… — окурок улетел в окно. Он спустил ноги с подоконника. — Вина, может быть, даме?

Она невесело усмехнулась:

— Даму устраивает только один напиток, но и он способен удовлетворить лишь ненадолго… Возможно, это была не лучшая идея…

— Позвольте хоть как-то скрасить ваш досуг, — пальцы неспешно подворачивали рукав рубашки, — если уж нет возможности удовлетворить! — мягко произнес он, чуть усмехаясь. Легкое, почти ласкающее движение от запястья к локтю, — и почти тут же темной акварелью выступила кровь.

Арахна невольно залюбовалась.

— Зачем? Я и так еще не выполнила свою часть договора… А изначально хотела — только потанцевать…

Подняла взгляд к его глазам.

— Танец был хорош… Слишком хорош… — с неопределенной интонацией произнес он. Легко коснулся губами ее лба.

— Именно… — она бережно взяла его руку и, лизнув кончики своих пальцев, медленно повела вдоль царапин, залечивая.

— Действительно…

— В любом случае, — оставшуюся на пальцах кровь она, все же, собрала губами. — Это знакомство было желанным, и я рада ему. Прости, если не оправдала ожиданий.

— А это было знакомство?! — иронично уточнил он, не сводя взгляда.

— О… я не представилась? — она улыбнулась. — Арахна Вайс из клана Химер…

— Приятно познакомиться… — легкое, церемонное касание губами приподнятой ладони. Приятное.

— Мне тоже, Тайгер, — не спешила отнимать руку она.

— Откуда информация? — голос прозвучал вкрадчиво.

Эта интонация была знакома. Разговор приобретал интересный поворот.

— Разве сам мир не есть сгусток информации, проявляющейся так или иначе?

— Не каждый сможет и станет искать в этом сгустке нужную… — удерживая пальцы, заметил он. — А если найдет, то нужно уметь пользоваться… Зачем тебе это?

— Мы уже говорили, — снова улыбка, но в груди нарастало напряжение. Зная мнительность Тайгера, можно быть уверенным, что теперь каждое слово будет расцениваться как угроза. — Я поэт. И я желаю, чтобы мир был ярок и гармоничен.

— Для этого совершенно не нужно интересоваться мной, — заверил тот, с полуулыбкой, тронувшей губы. Перехватил за запястье, подтягивая к себе. — Более того, лучше избегать…

Сердце взолнованно стукнулось о ребра и замерло, чтобы возобновить бег немного быстрей.

— Избегать? Столь опасного соблазна? Не наш метод…

— Расскажешь мне о ваших методах? — мягко попросил он.

— Каждый бессмертный стремится хранить их в тайне. Я могу только о своем, едва ли свойственном кому-то еще, — вновь попыталась забрать руку.

— Конечно… о своем… — губы дрогнули неопределенно. Пальцы не разжались.

Она невольно уперлась в его ребра, чувствуя, как быстро нагревается под ладонью тонкая ткань.

— Я просто… вижу некоторые вещи. Факты, явления… Прочитываю этот мир, как книгу, которую одновременно и пишу… Это… как соответствие реальности: чем оно больше — тем больше доступно информации.

— И много вас таких… способных? — уточнил он.

— Нас? Таких? — бровь удивленно дернулась вверх. — Творцов в мире много, и каждый уникален. В нашем мире, — уточнила она, — насчет других не знаю. Но… ничего нельзя исключать.

— Ничего нельзя исключать… — повторил он, с какой-то странной интонацией, словно взвешивал каждое слово. Взгляд скользнул мимо лица, будто ловя что-то за спиной. Он приобнял за талию, но эти объятия внушали уже тревогу. — И как ты меня нашла?

— Захотелось увидеть. Прикоснуться, — она усмехнулась наивности собственного ответа. — Потанцевать… Разве существуют магниты более сильные, чем желание?

Ладонь скользнула по спине, прижимая вплотную, опасно легла на затылок, подтолкнув голову к плечу. Произнес негромко:

— Долг, вероятно…

Холод прокатился внутри: предугадать намерение не представлялось возможным, а способности его — почти не имели границ.

— Единственный актуальный — перед тобой, — выдохнула, приобнимая в ответ. — За восхитительное угощение…

— Не больно-то оно и по-вкусу пришлось… — фыркнул тот тихо. И все же, что-то в его голосе прозвучало, словно вот сейчас, сию минуту он принимает решение. Ладонь осторожно погладила по волосам.

— По вкусу, Тайгер, поверь… Ты изумителен во всех отношениях, которые успел проявить… Это я не соответствую… не могу себе позволить в ответ дать максимум.

— Я не детеныш… — шепнул он на ухо. — Не нужно рассказывать мне сказки ради утешения…

— Сказки?! — она толкнулась в него ладонями, вскинула возмущенный взгляд. — Моя откровенность для тебя — сказки?! Спасибо! Что ж, надеюсь, хотя бы в танце ты был искренним!

— Я?! — его взгляд стал светлым, как лазурь зимнего неба. Очень дурной знак, особенно если учесть превосходство в силе. — То есть внезапно мы говорим о моей искренности?

— Обоюдной, если тебе угодно. И я не понимаю, чем тебя так разозлила моя.

— Может быть, вскрывшимися фактами? — пальцы угрожающе ласково поглаживали шею.

— Какими? — она прищурилась, напряженно впитывая прикосновения, готовая малейшему жесту агрессии дать отпор, не важно, насколько эффективный. — Что я умею читать реальность? Или, может, что ты мне нравишься?

— И поэтому ты решилась на личное знакомство, невзирая на обстоятельства? — тихо уточнил он. — И больше повода не было?

— Это какие обстоятельства должны были мне помешать?

— Приказ вышестоящего… — осторожно предположил он.

— Кого?!

— Собственника?

— У меня только один собственник, — мой Создатель. И абсолютно никаких приказов на твой счет он не давал. Это мое желание, моя инициатива — лично познакомиться с тем, о ком знаешь лишь заочно.

— Зачем?

Она изумленно посмотрела на него: как можно не понять?!

— Зачем ты пригласил меня на танго?

— Я-то тут при чем?! — дернул он бровью. — Я хотел… поэтому пригласил. Но тебе, умеющей извлекать информацию, это к чему?

— Я хотела. Ради удовольствия. Не допускаешь такую вероятность?

— Сомнительное удовольствие! — скривился он. — Да ты и сама убедилась.

Арахна улыбнулась. Напряженно вдохнув, скользнула ласково ладонями по теплым бокам, задержалась на талии:

— Позволь мне самой делать выводы. Я не считаю это время потраченным напрасно. И мне — понравилось… до покушения на кровь.

— Разве не логично предположить, что то, что позволено в паре одному, позволено и другому? — чуть усмехнулся он.

Она покачала головой:

— Между людьми — возможно. Это была моя ошибка — не учесть и твоих склонностей… Поэтому договоренность вышла… неравноценной. Прости.

— Моих склонностей?

— Ты требуешь от жизни и обстоятельств больше, чем люди, разве нет? И не согласен мириться с тем, что тебя не устраивает. Это больше вампирское. Ну и… право сильного… — аккуратно взяв его за запястье, она попробовала освободиться.

— Право сильного? — усмехнулся, прижав ее к груди. — Это, я так понял, тоже вампирское?

— Природное, не испорченное социумом, — слишком поздно поняла, что жест ее был невыгоден ей же — рука оказалась в плену сильных пальцев. Кисть второй вновь машинально попыталась вывернуться, без успеха.

А потом дошел и смысл усмешки. Холодком прокатило вдоль хребта осознание, что сейчас — все не в ее пользу.

— Что-то не заметил я любви к этому праву, когда речь заходит о ком-то другом… — завел вторую ее руку за спину, и прижал ее к себе еще тесней. — Вечная идея превосходства расы?

— Предлагаешь поклоняться еде? — усмехнулась она с вернувшейся дерзостью. — Даже человеческие религии это не приветствуют.

— Вы уже не знаете, что такое истинное поклонение… — шепнул он, касаясь губами виска. — Вы слишком пресыщены, слишком образованны и информированы… Сорвали с бытия покров чуда и морщите нос при виде развенчанного остова… И религии ваши мягки, сглажены, слишком антропоморфны…

— Это уже вопрос не к нам, а к людям, ищущим власти друг над другом. В том числе путем религий. А, то, что даруют нам Ночь и Луна, что сокрыто извечным мраком, не имеющим ни имен, ни границ — вне их представлений.

— И, тем не менее, вы утверждаете превосходство своей расы… — усмехнулся он. Легко коснулся губами мочки уха, чуть куснул. — Ты разве не в курсе, как владеющая информацией и знакомая со мной заочно, что бывает с теми, кто мнил себя всемогущими?

Она слегка дернула головой, отстраняясь:

— Никто не говорит о всемогуществе. Во всяком случае, я об этом не знаю. Бессмертные гармоничны, как любая часть этого мира, вынесенная за грань человечества. А что не находит соответствия — лишено силы.

— То, что вынесено за грань системы, служащей кормовой базой, и ей противопоставлено, уже находится в противоречии… Уничтожь базу, и чем же вы будете питаться?

— Полагаю, найдем альтернативу, — уверенно парировав, сощурилась она.

— Будете пить кровь растений?! — фыркнул он. — Или животных?

Арахна лишь усмехнулась.

— Искушаешь… — вкрадчиво шепнул он, льдисто блеснув глазами.

— И в мыслях не было. Мне нравится узнавать тебя с разных сторон… Есть, чем любоваться, — асимметрично изогнулись губы.

— И для чего эта информация? — отстраняясь, но удерживая, спросил он. — Основных моментов разве для вас не достаточно?

— Какая? О тебе? Ты ведь можешь… любоваться произведением искусства, рассматривая его с разных ракурсов, оценивая с точки зрения техники, идейного наполнения, исторической ценности, уникальности в рамках сопутствующей культуры? Вот точно также я любуюсь тобой.

— Я — могу… — подтвердил тот, — Но тебе для чего? Это лишено смысла…

— Да исключительно для удовольствия! Просто потому что хочется! Мне нравится видеть, как ты движешься, нравится чувствовать твое тепло, слышать голос, ощущать сердцебиение, ток крови, ее вкус… В конце концов, ты красив!

Внезапно выпустив ее, он отступил. Смотрел, не мигая, вздернув подбородок, словно никак не мог избавиться от некой навязчивой мысли.

Арахна, пятясь, не сводя с него глаз, отошла к кровати, села на край, подогнув ногу, запоздало прикрывшись шелком. Она бы многое могла добавить, чтоб убедить… но вот в чем удалось бы — большой вопрос, а рисковать не стоило. И так, находясь здесь, в его доме, не была свободной.

Тот шагнул, хищно крадучись, в ее сторону. Еще щаг, пластичный и практически бесшумный. Текучее движение и — обогнув ее, улегся на кровать, вынудив обернуться. Вытянувшись во всю длину, перевернулся на бок, подпер голову рукой и, как ни в чем не бывало, стал играть со складочками шелка.

Понаблюдав с минуту, она отклонилась назад, ища ладонями опору:

— И что теперь?

— В каком смысле? — уточнил он, лениво бросив взгляд.

— В прямом. Я предпочла бы знать, что будет в остаток ночи. И еще немного вперед.

— А что ты хочешь? — усмехнулся он. — На свой вкус я положиться не могу, так как явно не угадываю твоих желаний…

— А ты хотел бы их угадывать? — облегчение в любой момент могло оказаться напрасным.

— Вероятно… — легкая неопределенная усмешка. — Это ли не повод для удовольствия любовника? Или пищи…

Она задумалась, глядя на него — и сквозь. Ответила не сразу:

— Я не знаю, как верить тебе…

— А у тебя есть повод мне не верить? — темная бровь взлетела вверх, в голосе насмешка. — Какие-то мои действия противоречили моим заявленным словам?

— До твоих странных вопросов — не было… Не суть, — новая мысль завладела сознанием. — Я хочу, чтобы ты встретился с Куртом.

И снова вместо ощутимой энергии Тайгера пространство заняла непроницаемая темнота, а с лица исчезли все эмоции, оставив совершенно ничего не выражающую безмятежность. Значит, лучше не пробовать.

— Ничего странного в моих вопросах не было… Вполне логичны и закономерны.

— Ладно, — улыбнулась, — сочтем специфику формулировок следствием разности культур.

Внезапно Тайгер быстро поймал ее за щиколотку и, развернув, подтащил к себе, лизнул свод стопы. Она едва успела опереться ткнуться локтями в постель, вздрогнула от неожиданной ласки, но вырываться не стала, не рискнув провоцировать его, настороженно следя за каждым жестом. Удерживая, тот коснулся пальцев губами, затем языком, неспешно, осторожно забираясь между, непривычностью ощущений, контрастом температур и принципиальной непредсказуемостью вызывая мелкую дрожь. Вторая его ладонь скользнула по ноге, устроившись под коленом. Перемежающимися ласками языка, легкими укусами, поцелуями он пробирался все выше, постепенно подтягивая к себе. Лизнул под коленом, щекоча. Улыбнувшись, она попыталась отнять ногу.

— Неприятно, — прозвучало скорее констатацией, чем вопросом. Пальцы сдавили щиколотку до боли, и в какой-то миг казалось, что сейчас сожмутся сильней, ломая.

— Щекотно, — мягко пояснила, предупреждая раздражение. Набросила на открывшееся бедро полу халата.

Тайгер столкнул едва поправленную ткань, язык намеренно забрался под колено, жарко прошелся к бедру, во всем теле отдаваясь напряжением. Сковав дыхание. Неспешно, обнажая все больше, он поднимался выше, заставляя сердце биться сильней. Колено рефлекторно качнулось внутрь, защищая. Горячая ладонь, огладив, с силой сдвинула его в сторону. Тайгер поднялся выше, шероховатой влагой обжег кожу на выступающей косточке, мелко, медленно… зубы угрожающе колко сдавили кожу. Шелк — складками опутал напрягшиеся пальцы. Тот подался слегка назад, словно намерен начать все заново…

Тело — звенящая струна… Судорожный вдох, первый за это время, — и вновь каменная неподвижность. Но лишь до мгновения, когда горячий язык дотронулся, нарочито медленно и предельно интимно. Она стиснула зубы, ловя собственный выдох, будто бы можно снизить восприимчивость. Ногти впились в ладони. С ледяным ознобом запрокинула голову, закрывая глаза. Пальцы, на миг превратив ладонь в звезду, — сжались на жилистом запястье. Пауза — и еще более ощутимо ложится ласка, чуть не насильно вырывая из легких воздух… и еще, набирая интенсивность… Сопротивляясь растущему удовольствию, она упрямо склонила голову к груди, судорожно выдыхая. Попыталась отползти. Но стоило исчезнуть воздействию — как будто ушли и силы: не удержавшись — упала на спину. Толкнулась еще, не столько сдвинувшись, сколько вытянув из-под себя шелк, тут же сковавший плечи, ставший препятствием. А в следующий миг Тайгер вернул ее обратно, пробуя новые прикосновения, с поверхности соскальзывая внутрь и возвращаясь, будто исследуя. Отчаянно завопил разум, что пора бежать от наслаждения, стремящегося к власти. Но сопротивление заведомо превосходящей силе, в одно мгновение способной вытолкнуть ее на солнце… И все же, уперлась в плечи, протестуя. Безрезультатно. Попытка оттолкнуть коленом — разлилась болью от впившихся зубов. Звучно выдохнув, она вонзила в него ногти, теряя контроль.

Коротко и быстро, нарочито медленно, тягуче, на вершине чувствительности или дразня скользящей мягкостью, проникающим жаром, — как бы ни касался ее Тайгер — ощущения собирались в единое состояние, накапливаясь, разрастались, будто откатившаяся от берега волна, сливаясь с глубинными течениями, набирала мощь… и, нахлынув вновь, — накрывала с головой. Дразнящие царапины по телу, прижатому к постели, поцелуи и взлет на уровень плеча. Ласка ловких пальцев. Дышать, все время сдерживая дрожь, уже не сознавая, успешно ли. Вцепиться в плечи — и не иметь сил оттолкнуть… Пальцы, зубы, язык, язык, пальцы… — бесконечная череда…

Тихо вскрикнув, Арахна с силой толкнула его в плечи, ступней уперлась в бедро — только чтоб убедиться, что ненакопленые силы вампира против него — ничто. Схватить за волосы, чтоб оттащить от себя — тоже не помогло: Тайгер сдавил запястья, вынуждая разжать пальцы, бросил темный взгляд. Быстро стынущей полосой остался на бедре влажный след… И снова методично, будто изучая… Сколько можно?! На очередном — со стоном выгнулась дугой, чувствуя, как натягивается на ребрах кожа. Он замедлился. Вдвое, вчетверо, и еще — будто испытывая ее терпение, способность держаться на грани, острее лезвия… Внезапно разорванные на пунктир движения перебили вдох крупной дрожью, быстрые, прозительно яркие, обжигающие… Она свернулась почти в клубок, всем, чем возможно, притягивая его к себе. Тот, не поддаваясь, лишь занырнул глубже и легонько куснул… и еще раз… Вот кем надо кормить цертлихов… Новая вспышка — и вновь излом, дуга в обратную и руки, получив свободу, — над головой, в разметавшуюся гриву. Держись! Не смей отдаваться страсти! Но даже болью не способная сместить акценты, — задрожала, переполненная встречной жаждой, лишь умноженной новыми ласками, все более чувственными и глубокими, стирающими с сознания — сознание… И уже не распознать, что движется в твоей же влаге, не понять, чье желание сильней… Но с каждой секундой — все обширней морозное наслаждение, растекающееся по телу. Быстрее пальцы, длинная саднящая боль, укус, вспыхнувший острой… Она вскрикнула, дернулась прочь, вырываясь. Зашипела сквозь зубы, добившись лишь новой вспышки нестерпимого удовольствия. Снова болезненная ласка и — отражение на плече, резко, точечно. Лишь по вкусу поняла, что сама вцепилась зубами. Перехватило дыхание, сковало на миг — и, сломив последнюю волю, швырнуло в необъятный костер страсти, ломая, лишая сил.

 

Осознанное восприятие возвращалось с трудом. Ориентируясь больше на импульсы тела, она как-то периферийно отобразила, что Тайгер отстранился, предоставив свободу, возможно, любуясь. Так сделала бы и сама… А потом — его язык прошелся по животу — к шраму на груди, что сохранился лишь воспоминанием… Сильный захват, новое касание, упругое — устремилось вглубь. Тугой сорвавшейся пружиной она толкнулась прочь. Но он, схватив за бедра, рывком притянул к себе. Тесно, жарко, глубоко. И попытка оттолкнуть руки — пресечена. Умелый захват — и неспешное, прочувствованное движение к цели. Его цели. В отчаянном бессилии стиснула кулаки. Все это не похоже на охоту. Но договор есть договор… даже когда его условия — перебивают дыхание, бросают напряженное тело в дрожь…

Тайгер, замедляясь, склонился, горячо лизнул по центру груди к горлу, раскраивая реальность надвое, завел руки за поясницу, вынуждая прогнуться сильней, притягивая к себе ближе, проникая глубже, все тело заливая огнем. Тянуться навстречу, в редких паузах — рвано вбирать воздух… или отдавать… купаться в нарастающем, окутывающем тепле — вспоминая плавящую негой ласку солнца… все чаще, в ритм дыша… Сомкнулись на шее зубы, бережно придержав… Обхватив ногами, она рывком поднялась к нему, заглянула в синеву глаз. Он притянул еще, стискивая запястья сильней, почти остановив ток крови. Ускорился, не сводя встречного взгляда, в котором, будто сердце вселенной, в вертикальном зрачке пульсировала темнота, грозя все затопить. Неудержимое желание толкнуло вперед, за мимолетным поцелуем. Осторожный ответ — лишь пробудил азарт. Новый — требовательней, активней. И Тайгер жадно припал к губам, коротко втиснувшись языком между. И еще, раз за разом глубже. Подаваясь к нему всем телом, так безапелляционно, хищно жаждущем ласки, она впускала его, бегло дразня языком. Закрыв глаза, по знойному дыханию — ловила губы. Еще тесней объятия, контрастом к обнаженной коже — рельефы и фактура одежд. Все чувственней, пластичней — движения, воплощение обоюдной жажды.

В очередном сближающем — плавно подалась вперед бедром, догнала вторым, рисуя восьмерку, отправляя гибкое тело в волну. Шумный вдох… Горячая ладонь скользнула к пояснице, желая прочувствовать движение. Он заглянул в глаза, замедлившись, словно предлагая повтор. Что может быть вкусней?! Бедро снова пошло вперед, обводя полукруг, продолжением, как по изогнутой волне — грудь и плечи. И снова, цельно и текуче… Он подхватил ее второй рукой, жарким дыханием дотронулся до губ. И снова — внутрь, охотно вливаясь в танец.

Под руками оказался его воротник, борта жилета, расстегнутые пуговицы и еще не… Впрочем — уже тоже… Ритмичность, плавность, танцевальность, возможность управлять — и любоваться — слились в особенное удовольствие, вернув привычное самоощущение хищника. Двинув бедрами еще — чуть изменила направление, проверяя границы. Выцарапала пуговицу из петли.

С самой высокой точки он резко дернул вниз, как в пропасть страсти — стремительно и безвозвратно. Удержав, толкнулся коротко, и еще раз… Она задохнулась, на миг разжались пальцы… Но — продолжать. Руки нырнули под рубашку, обнимая, чувствуя, как движутся под разгоряченной кожей мышцы. Сменился рисунок «танца«…

Нетерпеливая ласка по шее, кончиками пальцев вжимаясь в кожу. Судорожно схватив воздух, похоронив его где-то на дне легких — Арахна запрокинула голову, прогнулась, поддаваясь безапелляционным рукам. Выдох. Еще выдох. Отринутое воспоминание. От захвата трудней дышать — но фиксация, чувство зависимости — лишь добавили яркости. И темп. И резкость. И шершавый язык — полосками огня по горлу… И — новая ласка, от которой ледяной волной, а потом жаром — по телу удовольствие, вовлекая в чувственно-бессознательную игру. Он смял нагретый шелк вместе с кожей, скользя в текучих складках, с силой толкая к себе. Куснул еще, больней. Инстинкт заставил ее оттолкнуться, вырываясь. Но в последний миг Тайгер поймал ее — и дернул на себя, и еще, коротко и сильно, когтями впиваясь в поясницу. Что не сделала ласка — довершили фетишизм и боль: Арахна, вскрикнув, откинулась назад, одновременно цепляясь, двигаясь навстречу.

Острая боль пронзила шею, вмиг парализовав. Лишь осознание, что вырываться хуже, остановило рефлекс. Задышала сквозь зубы, резко, ускоренно, вместе с его рывками, чувствуя неотвратимую волну. Под ногтями, сорвавшимися по его спине, заструилась кровь. Зубы сдавили горло, прервав дыхание. Резко и быстро он толкнулся внутрь — и крупная, будто морозная дрожь рассыпалась по ее телу, лишая возможности владеть им вообще — лишь отдаваться и чувствовать…

Но следующим был не отдых, а разворот с рассвета на закат, четкий, решительный. Придержав за плечи, Тайгер лизнул ее вдоль хребта. Обняв поперек груди, второй рукой — скользнул по животу и, упершись ладонью, возобновил движение. Она коротко застонала, напряглась, еще пытаясь сопротивляться неминуемому. Полуоборот, поцелуй, и еще раз, неспешно, будто смакуя вкус. Новая ласка. Невесомый, ласковый укус… Забытый вдох. Судорогой — реакция на тонкое проникновение… Она вцепилась в его колени, едва ли не прорывая ногтями ткань. Он вновь вернулся к поцелуям… Вскрикнув — вытянулась прочь, рвано выдохнула у самых губ, накрывших поцелуем. Текуче, гибко двинулась за требованием рук. Оттолкнувшись — волной подалась еще, не дожидаясь поощрений, возбужденно дыша. От новой ласки, соскользнувшей вниз, по телу потекла жаркая дрожь. Она зарылась пальцами в его волосы, сжимая, жадно ловя очередной поцелуй… Тайгер замедлился, акцентируя на ласке, поддразнивая, проникая. Машинально она схватилась за его запястье, отодвигая руку. Но стремясь уйти от чрезмерной нежности — толкнулась к нему сильней, до упора, задохнувшись от резких ощущений. Сдавив до боли подбородок, он жадно поцеловал, мешая полноценно вдохнуть. Подтолкнул вверх — и тут же дернул назад, и еще, чтобы дополнить коротким рывком, когда, казалось, теснее невозможно… Стон, поцелуй — и жгучий вкус вспыхнул, как солнце, опьянил, сметая рамки. Контроль, сознание — что это? Лишь жаждущее тело, и руки Тайгера, и его солнечная кровь… Вскрик, судорога по хребту… и темнота, чернее Ночи.

Глава 23. Курт. Знак доброй воли

Познай. Опробуй лично. И освободись.

Леруа

 

И все-таки, он надеялся, что станет лучше. Что остывшая кровь охладит не только тело, но и душу. Что будет легче, а новые впечаления и чувства — перекроют прошлое. Нет. Обращение лишь обострило память, боль с новой силой вгрызлась изнутри, дожирая остатки человечности. Курт коротко рыкнул, оскалившись: дьявол с ней, с человечностью! Не очень и хотелось! Сам себе напомнил Тайгера. Сейчас, будучи хищником, он ощущал себя намного ближе к нему, как будто родственней. Облизнул клыки, чувствуя приступ жажды. Должно быть, он точно так же все время голоден. Большую часть времени. Тогда многое становится понятным.

Он машинально погладил себя по шее, непривычно свободной. Одернул воротник. Курт ван Вейк числится живым. Исправно платит налоги, не нарушает закон. Формально. Человеческие законы по сути — не более чем формальность… Проводил взглядом спешившую куда-то девушку. Домой, конечно же, с поздней смены. Все ее мысли — лишь об ужине, теплом пледе и томике Шекспира, призванном скрасить одиночество. Хм. Романтично. Съедобно. Но порадует других. Не на пустые глупости король дал ему время.

Стук каблучков растворился в прозрачной тишине.

Добравшись до подземного гаража, он забрал байк, поблагодарил и попрощался с охранником. Эту часть жизни он не собирался вычеркивать из настоящего, наоборот, чувствовал себя еще свободней, сжимая в руках привычный руль. Свободней. К последней мысли примешалась изрядная доза скепсиса: именно ради свободы от прежних связей он снова в Италии. Хочется верить, послений раз. Да, это будет сложно. Но необходимо. Закончить раз и навсегда. Не иметь слабостей.

О встрече с Тано он договорился еще вчера. Тот, разумеется, был рад и готов приехать, куда угодно. Искренность его вкупе с природной деликатностью, неизменно подкупали, но не хотелось создавать другу лишних проблем, и выбор остановился на миланском ресторане. Да, он знает, что будет непросто. Особенно если Тано захочет объяснений. Особенно с учетом буквально жизненной необходимости быть честным. Но что за все его тридцать восемь лет жизни было простым? И меньше всего — отношения с теми, кто реально дорог. Как бы ни выглядело это со стороны. Именно потому сейчас следовало порвать последнюю связь, с единственным близким человеком.

Вообще в какие-либо перспективы общения с людьми он не верил. Смотреть в глаза бывшим друзьям, видеть их надежду, доверие — и сознавать, что ты иной и никогда уже не совпадешь с их представлениями, — он не мог. Это фальшь куда большая, чем можно представить. Ложь самой сущности, яд, который неминуемо убил бы ее. Он это чувствовал прекрасно и проверять на деле не хотел.

По пути к Милану он вспоминал слова Леруа о бессмертных и то, что успел прочесть в архивах замка сам. Память, что и так его не подводила, стала совершенной: воспроизвела все, вплоть до завитушек почерка, которым был записан Кодекс, и статей словаря, использованного для перевода. Вот, предстояло еще французский сделать своим, раз уж он в клане лионцев… И изучить границы других территорий. И вникнуть в отношения меж ними, понять политику, степень лояльности Древнему Кругу и Леруа. Разобраться в истории и выяснить ситуацию в современности… Осилить все — точно нужна вечность.

 

Въезжая в город, он сбросил скорость. Возможно, стоило поохотиться на нейтральной, прежде чем встречаться с Тано, но время упущено и жалеть смысла нет. Да в планы и не входило проводить здесь всю ночь. Только сказать, что все в порядке, чтобы не беспокоился напрасно… и не искал. Вспомнился Фьюмиччино с безумным мотанием по улицам… И знакомство с меценатом, жаждавшим его смерти… Не задело. Выбор Тано — это выбор Тано. Сам захотел — пусть сам и разгребает. Всю жизнь, если он правильно распознал натуру Тайгера, собственническую до мозга костей.

Интересно, удастся ли призвать его? Конечно, Тайгер не был донором, скорее, наоборот, — но вдруг сработает? Курт сконцентрировался на воспоминании о нем… Как назло, все были крайне эмоциональны и лезли наперебой. А может, не нужно выбирать? Достаточно общего чувства, устремления? Вот с направлением этого стремления было плохо: одного любопытства для искреннего желания явно не хватало. И все же он сосредоточенно направил «зов« и лишь тогда поехал к ресторану.

 

Леонцио ждал за столиком, сервированном на двоих. Белоснежная скатерть, небольшой букет белых цветов — и сам весь светлый, будто ангел, неизменно улыбчивый и дружелюбный. Поднялся навстречу, радостно заключил в объятия. Тепло его ухоженного тела, знакомая свежесть парфюма, близость крови — вспыхнули опасным соблазном.

Он аккуратно отстранился, улыбнулся в ответ.

— Дьявольски рад тебя видеть, Курт, — полуобъятиями Тано сопроводил его за стол. — Я, конечно, привык, что ты то и дело пропадаешь, но каждый раз встреча с тобой — это приятный сюрприз.

Он усмехнулся:

— Надеюсь, следом за сюрпризами не катится ком проблем.

— Нет, — засмеялся тот. — Не беспокойся обо мне.

Соблазн заглянуть в его мысли, проверить соответствие, даже не возник: при всей своей деликатности Тано не скромничал никогда.

— Собственно, за тем же самым я и приехал. Сказать, что у меня все в порядке. Кто бы что ни придумывал — я жив и вполне успешен.

— Сам факт того, что ты приехал, чтобы лично сообщить об этом, — наводит на подозрения, — улыбнулся тот, наливая вино и подавая ему. — В то, что ты вдруг так сильно изменился, я не верю. Новые обстоятельства?

— Можно и так сказать, — повертев бокал в пальцах, он поставил его на стол. — Впрочем, и изменился тоже. Поэтому если вдруг не отвечу на письмо или звонок…

— Я понял. Мне не стоит беспокоить тебя и беспокоиться о тебе.

Курт хохотнул:

— Люблю твой ум, детка. Сразу все четко и конкретно.

Тано улыбнулся. Отметил взглядом отставленный напиток, но ничего не сказал.

— А ты сам как? — перевел Курт тему. — Процветаешь?

— Процветание без мелких неурядиц невозможно. Но в целом — да. На всех фронтах.

— Я рад.

— Взаимно. Угощайся.

— Спасибо, — он оглядел стол. Мысль продолжить «не голоден« вызвала протест. Даже формы вежливости воспринимались как фальшь. — Я на диете.

— Наконец-то взялся заботиться о своем здоровье?

Он уклончиво кивнул:

— В каком-то смысле.

— Как поживает Микки?

Пальцы машинально сжали бокал. Едва слышный хруст остановил за долю секунды — по стеклу стрельнула трещина. Курт осторожно распрямил ладонь, убрал руку.

— Микки погиб. Оказался на автозаправке, когда та взорвалась, — приступ тошноты и слабости потребовал усилий, чтобы не проявить их внешне.

— Прости, — теплые пальцы Тано дотронулись до его. — Я не знал. Мне очень жаль.

Действительно, жаль, в искренности друга сомневаться не приходилось. И руки Курт не отнял.

— Больше никаких привязанностей, — проговорил тихо, убеждая уже себя.

Ласковей, крепче прикосновение:

— Так или иначе, жизнь заставит тебя пересмотреть позиции заново.

— Нет уж, довольно! Зависимость… это слабость!

— Если ты относишься к ней как к зависимости.

— Что? — он вскинул непонимающий взгляд.

— Привязанность к кому-то сама по себе не является проблемой, — деликатно улыбнувшись, пояснил тот. — Ты можешь знать, что человек дорог тебе, что если что-то случится с ним, это причинит тебе боль… И, тем не менее, действовать независимо. Не цепляться за эту связь, не обусловливать себя ею. А можешь знать об этой связи — и постоянно держаться за нее, как за якорь. И будешь уязвим.

Он нахмурился:

— Хочешь сказать, если, к примеру, кто-то… вздумает шантажировать меня тобой, я должен просто забить на это?

— Имеешь полное право. Вопрос в том, насколько приемлема конкретно данная ситуация в конкретно данный момент для тебя лично. Но можешь и принимать меры против шантажа — и все равно оставаться свободным. Абсолютно в каждый момент времени осуществлять собственный выбор.

Теперь Тано поразительно напоминал Мишеля, генерившего философские сентенции. Как им обоим удавалось претворять их в жизнь — оставалось лишь удивляться. Но мысль была интересна и, возможно, если спроецировать на Тайгера… Ведь, как ни крути, а приходилось признать: даже отвергая, он принимал его. Сквозь протест, злость, упрямство — просачивалась та самая привязанность, чертов стокгольмский синдром в чистом виде. Да, он ошейник снял. И отпустил на все четыре. Уверенный, что связь осталась. И ведь прав! Прав, дьявол его дери! Но если смотреть с позиции Тано — его… принадлежность — не принадлежность вовсе, а… симпатия! В силу того, хотя бы, что в итоге он, Курт, получал и удовольствие, и удовлетворение. Это сложнее, глубже, чем привязанность к тому, кто сжал в кулак твою свободу. Но разве повод — быть скованным и впредь? И не об этом ли толковал Леруа?

И Микки… даже мертвый — не удерживает ли его, как прежде, скованным? Он потянул из памяти тонкую, но прочную, как леска, нить.

 

Та часть жизни, что впервые изменила его, тоже начиналась с закатом. Он смотрел репортаж о седьмом этапе чемпионата по суперкроссу, когда Микки подгребся к нему, пристроился под боком. Он машинально приобнял пацана, а когда передача закончилась, встретил взгляд его ясных голубых глаз.

— Курт?

Он улыбнулся, с интересом ожидая, что тот скажет.

Микки смущенно отвел взгляд, зарделся румянцем.

— Не хочешь домой? — усмехнулся он, погладив узкую спину.

Тот мотнул головой:

— Не хочу. Точнее… хочу не домой, а… — слова, застенчивые, робкие, не спешили звучать.

— М-м? — развалившись на кровати, он снисходительно смотрел на него, невольно любуясь. Привлекательная мордашка, стройный, искренний — все чувства, как на ладони.

Микки подполз ближе, трепетно дотронулся пальцами до живота. Понравилось. Стало любопытней. Тот, не увидев недовольства, прикоснулся еще, погладил нерешительно. В голубых глазах — недвусмысленный вопрос. Пятна румянца на взволнованном лице. Нет, с этой точки зрения Курт его не рассматривал, но вот сейчас, похоже, самое время.

— Ты уверен?

Пацан сглотнул, зардевшись ярче. Лапкой потянулся дальше, чтоб приобнять. И ведь выбрал день: четырнадцатое февраля! Для большей очевидности, что ли?

— Если ты хочешь… если можно…

— Меня посадят, — усмехнулся он, чувствуя возрастающий интерес.

— Нет, — тонкие пальчики, дрожа, скользнули к пояснице. Микки подтянулся еще, почти касаясь подбородком, смотрел снизу вверх. — Я же сам. И не скажу никому.

— Зачем тебе это?

Внезапно блеснув повлажневшим взглядом, тот спешно опустил голову, лбом уперся в живот. Сбивчиво задышал:

— Ты… не хочешь? Я… не нужен тебе… так?..

— Эй… малыш… — видеть это было невыносимо. — Курт потянул его за плечи к себе, крепко сжал в объятиях. — Нужен. Очень нужен. Я бы, вообще, не отдавал тебя никому…

— Не отдавай! — вскинув голову, торопливо зашептал Микки. — Возьми и никому не отдавай! Потому что… я…

Зачем было терзать мальчонку, выуживая из него слова? Он просто поцеловал его, заводясь от неумелого, но крайне искреннего ответа, перевернулся, накрывая собой. Пылающее лицо, в глазенках — мольба не отвергать… Он не отверг. Взял всего, целиком. Со всей его неопытностью, хрупкостью — и бесконечным доверием. Со всей любовью, высказанной в каждом движении навстречу, в каждом стоне и поцелуе…

 

— Курт?.. — мягкий голос вытолкнул его из размышлений.

Учиться быть сосредоточенным внутри и бдительным снаружи — и учиться.

— Спасибо, — высвободив руку, он неторопливо поднялся.

— Не за что. Точно все в порядке? — в темноте глаз обозначилось беспокойство.

— Да, детка, — усмехнулся, лишь мимикой возобновляя ощущение себя прежнего, — в полном. Ты мне помог. Когда-нибудь, возможно, я смогу быть полезен и тебе. Прощай, друг.

— Хорошо. До встречи.

— Не обнимай, а то покусаю! — расхохотался Курт, отступая назад. — Слишком ты, красавчик, вкусен. Побереги себя для синеглазого демона, он потребует еще много жертв.

Тано тепло улыбнулся:

— Последую твоему совету. Удачи тебе.

— И тебе, — оказаться от рукопожатия не смог. Боль предстоящей разлуки, возможно, навсегда, затолкал поглубже. — Привет Рене, если он на тебя еще работает. Хороший парень.

 

Он ушел. Внушительный пласт прошлого остался за спиной. И недоступного более будущего. Другие горизонты, окровавленные закатом, выбеленные луной, ждали его. И к ближайшему, тому, что маячил на северо-западе ступеньками домов, он направил свой байк.

Глава 24. Арахна. Сеть Творца

У каждого есть шанс стать легендой.

Не каждый может остаться живым.

Леруа

 

Непроглядный мрак — что может быть готичней?!

Сначала осозналась горизонталь. И нечто, упруго державшее от падения. Впрочем, от любого движения тоже — будто приклеили к натянутой средь черной бездны сетке, распяв. Внизу — то же, что и вверху, и вокруг… И — ни единого звука, ни малейшего движения воздуха, кроме того, что создавалось ее собственными легкими. Тело, до мельчайших подробностей помнившее все, что с ним происходило, во всей яркости, постанывало, не сказать, чтобы неприятно. Однако все тепло, вся энергия, полученные с кровью и ласками Тайгера — улетучились куда-то, словно и не было.

— А-а-а! — самодовольно-сладостно донеслось со стороны. Направление звука определить не удалось, а вот источником — без малейших сомнений — была леди, владеющая куда большим, нежели Вечность.

В голове мгновенно нарисовалась паутина, почему-то о восьми лучах, и она сама, обнаженная, беспомощная — в самом центре. Как символ Творца Мироздания. И сочла бы хорошим знаком, но реальность… Сердце усиленно забилось. Чуть запоздалым ритмом закачалась невидимая сеть.

— Ты решила проверить! — вкрадчивый голос звучал все ближе, обещая массу проблем. — И что скажешь? Понравилось?

Она не ответила, силясь понять, с какой именно стороны подбирается Вихирлия, как быстро и, главное, для чего.

— Значит, не желаешь познавать свои способности дальше? — большего удовлетворения, чем в этом вкрадчивом, глухом, почти пряном голосе, Арахна не слышала никогда.

— Чего ты хочешь?

Тонкие нити, державшие тело, качнулись вниз — и возвратились в прежнее положение, словно паучиха не имела собственного веса, а значимым было лишь движение.

— Это ты хочешь, маленький Творец! — та засмеялась, тихо, почти шипя. — Ты хочешь выбраться отсюда. И знать, что происходит. И понять, чем тебе все это грозит или, напротив, выгодно… Вот только… в какой последовательности?

Она, все же, попыталась пошевелиться, заведомо уверенная, что не выйдет. Влипла в буквальном смысле!

Перед самым лицом вспыхнули, словно тлеющие уголья, глаза:

— Когда ты придумывала испанца — не сомневалась в успехе… — интонации звучали провокационно.

— Там не было противоборствующей силы, — усмехнулась она, предпринимая еще попытку, чувствуя собственное усилие, импульс — но не результат.

— Ты не считаешь Реальность силой?! — Вихирлия рассмеялась, холодно и шероховато.

— Может, она не хотела сопротивляться…

Та ухмыльнулась — и на сей раз стало видно ее лицо, с точеными скулами, острым подбородком, тонким изгибом губ. Алые блики легли на иглах выгнутых ресниц:

— Ты даже можешь казаться благоразумной, когда не поддаешься внешнему… Отдай мне душу. Зачем тебе такая слабая?

Волной всколыхнулась паутина под переступившими лапами хозяйки.

— Была бы слабой — и тебе не стала бы нужна.

Снова тихий смех, и сумрак, будто вуалью затянувший бледное лицо.

— Тебе придется потрудиться, чтобы выбраться отсюда самой. Никто не поможет тебе. Потому что никто, кроме тебя, тебя не держит…

Арахна нахмурилась, инстинктивно чувствуя подвох:

— Поясни…

-А-а! Вот ты уже и просишь меня!

Лицо Вихирлии оказалось совсем рядом, белесые волосы, топорщившиеся, будто разорванные ветром клочья тумана, коснулись щеки. И вновь поразило полное отсутствие дыхания, пульса — чего бы то ни было, что можно отнести к проявлениям жизни. Осознание, что она сейчас стоит прямо над ней, беспомощной, — леденило грудь, каждую клеточку бессмертного тела держало напряженной.

— Считай это платой.

Паутина дрогнула. Вихирлия, ловко перебирая тонкими пальцами, стянула с руки невесомую перчатку, приподняла чуть выше лица. Разжала пальцы. Та показательно улетела вниз, беззвучно канула в густой тьме.

— Дерзкая, вкусная. И пахнешь иначе, чем должна. Но не дерзость держит тебя.

— Так скажи, что. Ты же хочешь полюбоваться на мои жалкие попытки освобождения.

— Следи за словами, Творец, — в алом взгляде багровой тенью мелькнуло недовольство. — Здесь нет Вечности, нет бессмертия. Но и смерти как истечения срока — нет.

Арахна молча ждала продолжения. Какими свойствами обладает часть реальности, где всецело правит та, кому подвластно время Творцов? Чем грозит ее гнев? И как, вообще, отреагирует Создатель на такие игры с владеющими силой сущностями? Или даже — с воплощением этих сил?! Усмехнулась над собой, так «своевременно« вспомнившей о нем.

— Эмоции, — под левым плечом встревоженной струной завибрировал паутинный луч. Дождавшись, когда дрожание угаснет, Вихирлия зацепила его снова, уже очевидней. — Эмоции, которые ты порождаешь в смертных. Вихри страстей, заставляющих забыть здравомыслие. Позволяющие тебе уподобляться им. Ты сама зависима от них. Обрежь, чтобы освободить разум.

Все внимание сконцентрировалось на ее словах.

Помедлив, дав секунды на осмысление, Владычица Паутины Творения переступила. Натянулась, зазвенела движением еще одна струна.

— Самообман, — она глухо, недобро засмеялась. — Отход от собственных первоначальных планов, который ты мнишь коррекцией. На деле — уступка слабости. Ты ли правишь собой, или мимолетное нечто? Пересмотр решений — не есть знак воли. Ты отлично знаешь, что именно в большинстве случаев ведет к тому. Не лги себе.

Ледяной болью потянуло в груди: Вихирлия права: сколько раз подобное происходило и приводило в итоге лишь к разочарованию, ослабляя силы Творца. Нельзя бесконечно провоцировать Вечность…

— Ожидания, — вновь зазвучал вкрадчивый голос, сопровождая дрожь третьего луча. — Ты связана ими. Рассчитываешь получить что-то конкретное, отвергая прочие варианты. Стремишься во что бы то ни стало добиться намеченного, не понимая, что жизнь предлагает лучшее. Ожидания делают тебя слепой…

— Но как же?..

— И твой перфекционизм скован ими, ограничен и обессилен. Откуда тебе знать, что именно так, а не иначе, придешь к совершенству?

— Но есть же представления о том, чего хочу добиться!

Паучиха презрительно фыркнула, покачала четвертый луч:

— Привязанность к людям. Чужие мысли, желания, чужие планы… Лишняя ноша.

Арахна молчала, с горечью думая о том, как далека еще от совершенства, и что еще войдет в число оков, держащих ее здесь.

— Инертность, — завибрировало под спиной. — Привычки как одно из проявлений.

Тишина. Будто шепчущий голос увяз и растворился в темноте.

— Страх ошибки. Но еще больший — страх проявить себя, свои чувства, мысли, интерес… Неужели ты настолько слаба, чтобы прятаться? — она засмеялась. — А мнишь себя бесстрашной…

Поводов для размышлений более чем достаточно. Сколько времени она проведет тут, выпутываясь из собственноручно созданных сетей?!

— Непостоянство. Непоследовательность, — безжалостно продолжала та, покачивая седьмой луч. — Ты никогда не достигнешь цели, если будешь ежесекундно менять их.

— А как же насчет «жизнь предлагает лучшее«?

— Опять самообман. Ты ведь чувствуешь, как должно быть. Правильно чувствуешь, но пытаешься найти обоснование, которого не существует… Недоверие… Себе, своим инстинктам… своему чутью… Худшее из препятствий для бессмертного Творца, — дрогнул последний.

Вихирлия вновь засмеялась, с нескрываемым плотоядным коварством. Переступая всеми шестью ногами, всколыхнула паутину, будто пустив ее по волнам. Демонстрируя прочность оков.

— Как видишь, все они связаны между собой и прочно держат тебя, не давая обрести истинную свободу.

Арахна нервно усмехнулась:

— И ты позволишь испортить паутину, сотканную тобой?

Серые губы, насмешливо кривясь, почти коснулись ее губ, наполняя бессмертное дыхание неподвижным холодом.

— Специально для тебя — сплету новую. Или…

— Нет!

Снова зашелестел смех. Лицо Вихирлии, такое красивое и пугающе безжизненное, отстранилось и исчезло в темноте. Прогнулась невидимая сеть, словно ее хозяйка, соскользнув, повисла снизу. И, отпущенная, будто тетива, закачалась снова.

 

Безмолвие, тьма и скованность. И обнаженность. Перед лицом собственного сознания. Без условностей и маскировок. Без малейшего шанса на фальшь. Чистая бесконечность пути к свершенству. Творец в центре Паутины Мироздания, привязанный к ней собственным «Я«…

Арахна глубоко вдохнула, стремясь почувствовать хоть малейшее движение воздуха, хоть какой-то запах. Запах пустоты. Смешно. Закрыла глаза, хотя в том не было ни капли смысла. Впрочем, так проще сосредоточиться внутри себя, установив в сознании точно такую же пустоту и вытягивая туда, одну за другой, мысли.

Время как категория перестало существовать.

Глава 25. Этьен. Глоток смерти

Осознавать можно и после.

Предупредить последствия — нет.

Леруа

 

— Этьен, тебя зовет Леруа. Не заставляй короля ждать.

Он даже не сразу заметил, как она вошла, — красотка Катиш, одна из первых Наследников Мишеля и неизменная спутница Виолена. С которым, как он помнил, и пришла на первый зов.

Он улыбнулся ее рыжеватым глазам:

— Король снизошел до милости?

— Не тебе жаловаться на отсутствие его милости, — насмешливо парировала та, блеснув тонкими клычками. — Поторопись, иначе он уедет в Швейцарию и когда еще осчастливит аудиенцией?

Конечно, она права. После ночи, когда он был отправлен на допрос, Мишель ни разу не изъявил желания видеть его. Причин могла быть тысяча, но едва ли их совокупность не подкрашивалась личным отношением.

— Спасибо. Иду.

— Иди, — провокационно вильнув бедрами, обтянутыми длинной кожаной юбкой, вампиресса развернулась и скрылась за дверью.

Этьен поднялся из-за стола, оправился. Действительно, не стоило испытывать терпение Мишеля: цена каждой ошибки становилась выше предыдущей, проверять максимальную не хотелось.

 

Леруа укладывал в портфель какие-то документы, похоже, действительно, готовясь к отъезду. Коротко глянул на него, продолжил сборы.

— Я просил бы тебя поехать со мной, — наконец, нарушил тягучую тишину. — Если, конечно, у тебя нет более важных дел.

Сложно было решить, в чем угрозы содержалось больше: в мягкости интонаций или формулировке.

— Конечно, я поеду с тобой!

— Через десять минут у ворот.

 

Потребовалось пять. Еще через четыре во двор почти бесшумно выкатился автомобиль Леруа. Открылась передняя дверь.

— Садись.

Он сел, готовый исполнять любые приказы короля.

Но новых не прозвучало, и Этьен, не рискуя нарушать безмолвие, стал смотреть на дорогу.

Мысли набегали одна за другой, нагнетая мрак. Возможно, он и был не прав, представляя худшие варианты, но оптимизма после визита в тюрьму изрядно поубавилось. И, как ни странно, физических сил. Никогда прежде такого не наблюдалось, разве что в давнем, бесконечно давнем прошлом, когда был человеком, — ощущения, что не выспался. Оно развеивалось к середине ночи, а со следующим закатом — возникало вновь, усугубленным. Стало ли следствием экспериментов любовника или платой за солнечную кровь — вопрос. И не меньший — не была ли и вправду та реальность с золотом лучей — галлюцинацией? Как Этьен ни пытался проникнуть в нее снова, не удалось. Конечно, условием входа вполне могла служить кровь Тайгера, свежая, только-только выпитая, но опровергуть или подтвердить предположение не хватало средств.

И все-таки, стоило спросить. В конце концов, от благополучия министра финансов зависела и экономика клана.

— С тобой когда-нибудь бывало, чтобы сон не приносил стопроцентного восстановления? — он постарался придать тону небрежности.

— Последние лет двадцать до обращения, — иронично отозвался Мишель, не сводя глаз с дороги.

— А после?

— Нет.

Он замолчал. Но ровно до взгляда короля, обозначившего вопрос.

— У меня последние ночи так. Просыпаюсь, будто не вовремя. Интересно, с чего бы.

— Это неправильно, — констатировал Леруа, став серьезней.

— На своей шкуре ощущаю, насколько, — усмехнулся он. — Но пока не вижу ни причин, ни способа это исправить.

— Ты лучше других знаешь, что у всего есть цена, — в голосе Мишеля не звучало ни капли сочувствия.

Впрочем, он и не ждал.

— Я больше не смог увидеть солнце, — констатировал следующий факт.

— Надо уделить больше внимания изучению галлюциногенов, влияющих на бессмертных — как между делом заметил тот, практически повторяя его мысль.

— Возможно, еще одна порция его крови…

Леруа холодно сверкнул взглядом:

— Не только люди гибнут от пьющих смерть.

Этьен умолк: угроза слишком очевидна. Впрочем, бросать начатый разговор он не привык, и попробовал с другой стороны:

— В последние сотни три ты не так часто зовешь меня на Совет. Древний круг задумал что-то грандиозное? Или просто хочешь держать меня в поле зрения, чтоб оградить от безрассудства?

— Я хочу, чтобы ты сам оградил себя от безрассудства.

— Делаю все, что в моих силах, — усмехнулся он.

— Этьен Бёрнье способен на большее.

— Но объясни, что катастрофического произошло оттого, что я хочу познать неведомое? Сколько раз ты сам рисковал, и рискуешь! Делаешь ставки на неизвестное — и выходишь победителем! Почему сейчас не поступить так же? Это же перспектива! И ты всегда был готов рассматривать ее. Но отчего-то именно сейчас, когда все преимущества налицо, — оступаешь. Точно так же, как когда-то с Корвио…

— Ты еще не забыл о нем? — полуулыбка Леруа обещала много, но хорошего — ничего.

— Он принадлежит Вечности. И если вдруг встанет под знамена другого клана — это точно будет потеря для Лионцев.

— Или для тех несчастных…

Внезапно вспыхнула ревность, обожгла:

— Ты настолько хорошо знаешь его?

— Я знаю, что Корвио не станет делать что-либо без выгоды для себя. А его интересы могут значительно расходиться с интересами поручителей. И Сообщества.

— Ты ничего не рассказывал о нем — как я мог знать?

— Зачем министру финансов заботы в столь чуждой сфере? Экономической стабильности клана со стороны Тени ничто не угрожает.

— Но ты мог поделиться со мной как друг! Ты же знаешь, что я всегда поддерживал тебя!

— Как друг я уберег тебя от очень многих проблем.

— Я не просил!

— Твоего внимания требовали другие, более важные вещи.

— Напрасно ты так заботишься обо мне.

Мишель посмотрел с неожиданной теплотой, улыбнулся:

— Я забочусь о клане в первую очередь.

Этой истине противопоставить было нечего. Леруа, дав изначально обещание сделать клан идеальным, неуклонно двигался к тому в постоянно меняющемся мире. И ничто не могло сбить его с этой цели.

 

Следующие два часа Основатель щедро предоставил ему для самостоятельных размышлений. Нарушить его волю Эьен не посмел. И лишь на въезде в Берн, поняв, что движутся отнюдь не к цитадели Древнего Круга, спросил:

— Еще дела, помимо Совета?

Мог и не уточнять. Хотелось сгладить тишину беседой.

— Дела, — подтвердил Мишель, сворачивая к небольшому отелю и паркуясь. — Я займусь ими, а ты поезжай сюда, — протянул визитку. На красном фоне значилось: «ART-line« и адрес. Ни телефонов, ни имен.

— Что это?

Но король вышел из салона, не ответив.

Не оставалось ничего, кроме как сесть за руль.

 

Навигатор привел его к небольшому двухэтажному зданию с изысканными решетками на окнах и таким же перилами у крыльца. Как будто входы и выходы заросли железными цветами. Этакая темная романтика. На витражной двери висела совершенно неромантичная табличка: «Закрыто на ремонт«. Этьен усмехнулся, потянул за ручку. Надо же, действительно. Поразмыслив, зашел со двора. Здесь крыльца не было, а сплетения «растительности« закрывали самую обычную дверь. И вот она-то впустила его.

Если в этом доме и был ремнт, то явно завершенный. В роскошных, со вкусом декорированных помещениях, полностью меблированных, не хватало, разве что высшего общества. И ответа, зачем Мишель прислал его сюда.

— Доброй ночи, Этьен Леонар Бёрнье, — с особым смыслом прозвучало его имя прежде, чем он почувствовал чужое присутствие, мягкое, сильное и опасное.

А вот и он. Вернее, она.

Он обернулся, подняв голову, улыбнулся синеглазой красавице:

— Приветствую, миледи. Рад видеть вас.

На верхней ступени лестницы, ведущей на второй этаж, стояла Хранитель мифов.

— Мишель сказал, ты хочешь обсудить со мной нечто безусловно важное для нашего мира.

Вот это сюрприз! Нет, он ошибся, полагая, что Леруа пренебрег его новым опытом!

— Да, миледи. Я счел, что информация достаточно ценна. Хотя, признаться, не рискнул бы беспокоить вас.

Сюлви тепло улыбнулась, приглашающим жестом указала на пространство рядом с собой:

— К сведению правой руки короля: любой желающий, даже принадлежащий Тени, имеет право на мое внимание. Так, я слушаю тебя.

Этьен мгновенно перебрал варианты подходов к столь сложному и личному вопросу — и стал неторопливо подниматься, рассказывая.

— Я встретил существо, очень сильное и, возможно, бессмертное. Он не вампир, но однозначно хищник, склонный вкушать кровь. Я… пробовал его. Дважды. И после — проснулся в мире, пронизанном солнцем. В нашем мире, только без Детей Ночи и без людей. Солнце не жгло, и самочувствие было отличным, как никогда. Несколько минут — и меня выбросило обратно, в привычную ночь. А потом оказалось, что прошло трое суток. Хотелось бы узнать, что это за место и что за игры со временем. Насколько мне известно, в некоторых параллелях именно время — ключевой фактор…

— Но своей параллели у тебя нет.

— Не было никогда, — качнул он головой. — Полагаете, это она?

— Не знаю. Ты проходил в нее еще?

— Пробовал. Не удалось.

— Попробуй сейчас, со мной.

Он с сомнением посмотрел на нее:

— Я не уверен, что получится без той крови…

Встречный взгляд, неуловимо ставший требовательным, подтолкнул к действиям.

Этьен старательно, во всех деталях воссоздал в памяти то здание, где проснулся, обстановку спальни, вплоть до золотистых пылинок в лучах света…

— Чувства, — будто издалека, донеслась подсказка.

Сосредоточился на ощущении тепла, первом страхе, изумлении, что солнце не жжет… Представил все так ярко, что даже здесь, на лестнице, как будто стало светлей.

— Видишь, ты способен, — голос Хранителя звучал удовлетворенно.

Он распахнул глаза.

Солнечный свет просачивался сквозь цветные витражи окон, бликовал на золоченых рамах картин, на полированых перилах лестницы… Сюлви улыбалась.

— Но как?!

— Все-таки, она. Попробуй что-нибудь изменить в ней.

Этьен нахмурился:

— Изменить?

— Только ты можешь чувствовать ее, никто другой. Ее строение, потребности… только ты можешь ее менять. Попробуй выровнять ее с общим временем. Или для начала открыть себе удобный вход.

— Я не знаю, как!

Сюлви засмеялась:

— Разве ты не знаешь своих желаний?

Он оздаченно огляделся, переоценивая окружающее. Леруа знал, к кому его отправить! Требования этой финки казались куда менее выполнимыми, чем любой из его приказов. Но не выполнить — значило потерпеть поражение, едва вступив в игру. Почувствовать, понять потребности — что бы это значило? Он понимал потребности клана или отдельно взятых личностей, понимал нужду в ресурсах для какого-либо дела… но — мира как явления!.. Разве что провести параллель… Усмехнулся созвучию терминов. И сосредоточился на задаче.

Вход — вот что требовалось в первую очередь, она права. И не только для себя. Он просто обязан показать это Мишелю, убедить его в реальности солнечного мира! И начать с того, каким он хочет видеть этот вход в итоге — предусмотреть нюансы времени, места… Довольно быстро рисовался план.

— Помни о приглашении, — мелькнула извне мысль.

Машинально кивнув, Этьен продолжил разработку. Вопрос — как запустить ее в ход, реализовать на деле? Снова и снова прогоняя в голове, дополняя деталями, представляя в действии, он пытался найти ключ, ту самую «красную кнопку«, что инициирует процесс…

С внезапным явственным, четким ощущением, что делать ничего и не надо, сама реальность уже такова — нахлынула внезапная слабость. Торопливо вдохнув, он привалился к стене, поднял взгляд на Сюлви, стоявшую парой ступеней выше.

— Она требует от тебя больше энергии, чем можешь дать, — задумчиво произнесла та. — Я удержу ее сейчас, пока я здесь, но тебе нужен источник. Иначе она выпьет тебя.

— Его кровь?

Она не ответила, размышляя о чем-то своем. Или не захотела противоречить воле короля, которую, наверняка, знала.

— Поэтому я… — выдавать слабость очень не хотелось, но это был единственный шанс получить ответ, — не восстанавливаюсь днем?

В ее глазах блеснула тревога. Возможно, надуманная им, потому как голос вампирессы ничуть не изменился:

— Параллель — это расход силы хозяина, даже если ты ничего не делаешь с ней. Само ее существование требует подпитки. Насколько я могу судить, твоя открылась под воздействием энергии, чуждой нашему миру. А значит, отнимает у тебя больше.

— Но почему именно солнце? Не может оно быть причиной лишних затрат? Как антагонист Ночи.

— Должно быть, свойство крови, которую ты пил. Свойство этого существа. Говоришь, он не ограничен рассветом?

— Не говорил. Не знаю. Я думал о легендах… проводил параллель с предсказанием о Селене и Гекате… Ведь, — он пытливо посмотрел в ее глаза, — по сути это мир, в котором солнце не враждебно нам! Как в «Песне о Луне«: «И отныне Дети Ночи, верные Луны Созданья, возвратят былую силу, властью прежней облекутся — будут править миром смертных в час любой, в любое время!«

Сюлви улыбнулась, одобрив знание легенды, но в следующий миг вернулась строгость:

— Едва ли есть связь.

— Но смотрите сами: слияние кровей, ночной и солнечной, можно ведь обозначить условно. Разве не строятся предсказания на символах? Метафорах?

— И ты счел себя и это существо — их воплощением?

— Я пытаюсь объяснить и рассматриваю варианты.

Сюлви улыбнулась. Но холодно, яркостью и красотой северного сияния:

— Я чувствую по этой параллели: он чужд нашему миру и никак не может влиять на него. Не вхож в наши легенды, не причастен к явлениям.

— И, тем не менее, он же открыл для меня эту часть мира! Нашел в ней отражение!

— Это частности, Этьен. Которые, как видишь, отнимают у тебя больше, чем дают. В силу несоответствия. Найди гармонию, или погибнешь.

 

И будто в подтверждение ее слов, реальность схлопнулась. Как в первый раз, вытолкнула его в темноту ночи. Ни света, ни тепла, ни самой Сюлви. Как будто она ушла, а без ее энергии параллель не удержала и его. Он вздохнул. Напряжение не уходило. Но больше в этом доме ловить было нечего, и он покинул его, воткнув визитку в переплетение ветвей.

 

К счастью (а скорее всего, тоже благодаря Хранителю), на звонок Леруа ответил привычно, развеяв опасения насчет выкрутасов времени. И ждал его в баре неподалеку от отеля, где расстались.

Заметив короля у стойки, Этьен устремился к нему и, не раздумывая, протянул руку:

— Благодарю! Я совершенно не ожидал, и потому вдвойне признателен!

Тот принял рукопожатие со спокойной улыбкой:

— Ты нашел, что хотел?

— Да. Большей частью. Спасибо, — обернулся на внезапный тычок в ребра.

— Простите, мсье, — виноватая улыбка, светлые локоны, темные глаза. — Простите…

Он проводил изящную фигурку голодным взглядом. Вряд ли хватило бы выдержки сначала взять ее — выпил бы залпом…

— Пойдем, — голос Леруа вернул к реальности.

Этьен с готовностью последовал за ним. Голод, внезапно обострившийся, перекрасил мир в багровые тона. В каждом смертном, попадавшемся навстречу, пульсировала, призывая и дразня, жаркая кровь. Больше всего хотелось той, что в Тайгере. В очередной раз, больше из жажды, чем разумно, он призвал его. Зная, что смысла нет. Но — вдруг?

Леруа, обнуляя и без того ничтожный шанс, повез его из города прочь.

— Позволь мне поохотиться, — озвучил растущее желание Этьен, когда центральные улицы остались позади.

— Непременно. Только я сам выберу, если не возражаешь.

Он улыбнулся:

— Ты не делил со мной охоту двенадцать лет.

— И сейчас не стану. Хочу показать, что для тебя будет предпочтительней теперь.

— Новые ограничения?

— Опыт, что позволит восстанавливать ресурсы оптимально.

Этьен рассмеялся:

— Мой король так заботлив! Теряюсь в догадках: то ли это беспокойство о жизни еще полезного финансиста, то ли внезапный личный интерес… Даже не знаю, чего опасаться больше.

— Равнодушия, — улыбнулся тот и крутанул руль, прибиваясь к обочине. На пустынной и явно бессмысленной средь ночи остановке сидел парень. Мишель опустил стекло:

— Эй, приятель. Куда подвезти?

Пацан вскинул голову, расцвел улыбкой. Поспешно снялся с места. Но, подойдя, оговорился, все же:

— Мне далеко, вам может быть не по пути…

— Четыре колеса быстрее двух ног. Садись.

Мальчишка уселся на заднее, опасливо глянув на него:

— Мне на Нелькенвег. Это на север, в Иттигене.

— Нет проблем.

Этьен буквально кожей чувствовал его тепло, слышал удары сердца, чуть взволнованные. Жажда удвоилась. Он вопросительно посмотрел на короля.

— С твоим делом разберемся чуть позже, — улыбнулся Мишель. Похоже, переоценил паренька. А может, хотел посмотреть, насколько ему, Этьену, хватит выдержки.

Как бы то ни было, он, действительно, повез его, куда тот просил, хотя им надлежало двигаться на юг. Знала бы эта детка, кто катает его!

Парнишка оказался общительным и на вопрос, как его угораздило опоздать на последний автобус, за двадцать минут успел рассказать, что зовут его Жером, что он, на самом деле, из Монтескьё, а сюда приехал к приятелю. Но вот, засиделся в клубе, не рассчитал время, а Берту позвонили родители, попросили срочно приехать, с чем-то помочь… В общем, Берт теперь там, в Иттигене, наверняка смотрит футбол, а он, вот, рисковал мерзнуть на остановке до утра… и бла-бла-бла…

 

— Зачем? — поинтересовался Этьен, когда они высадили пацана и, наконец, двинулись обратно. — Потому что он наш?

— Ты хорошо прочувствовал его? Запомнил?

— Куда уж лучше! Каждой клеточкой желал! Второго, боюсь, тебе придется защищать.

Мишель вновь улыбнулся:

— Он обычный. Таких, чтобы насытиться, мне надо двух или трех. Но есть другие, с более сильной энергией.

Он сбросил скорость, всматриваясь в редких прохожих. Попетляв по улицам минут пятнадцать, подобрал другого пассажира. Может, и вправду, тот обладал какой-то особой кровью. По крайней мере, воспринимался по-другому, и Этьен, хоть и готов был списать это на неуклонно растущий голод, постарался запомнить разницу, о которой прежде и не задумался бы. И на сей раз Леруа быстро и целеустремленно вел на юго-восток.

Этьен ловко перебрался к запаниковавшему швейцарцу на заднее и, легко сломив сопротивление, вгрызся в его шею. Несколько глотков — и парень обмяк, еле слышно простонав. Но ничего вкуснее, казалось, не было, да и привык он напиваться вдоволь, сил смертного обыкновенно хватало, чтобы еще и самостоятельно уйти. Слишком быстро — и слишком поздно он осознал, что обнимает труп. С недоумением воззрился в зеркало, ища взгляд короля.

— Отныне — пьющий смерть, — удовлетворенно констатировал тот.

И этот факт требовал гораздо большего осмысления.

Глава 26. Арахна. Освобождение

Полнота силы — в цельности.

Только гармония всех элементов даст максимальное раскрытие.

Леруа

 

Мир за распахнутым окном. Пронзительно чистый воздух весны, яркое небо. Запах расцветающего дня, будоражащий желания. Как воспоминание. Как человеческая часть бытия, оставленная за спиной… Оставленная ли? Разве впитанный за годы опыт, весь комплекс чувств и ощущений, эмоций и ассоциаций — все, что являлось некогда неотъемлемой частью личности, — утрачено? Разве не легло в основу нынешнего? И не на этот ли ментально-чувственный опыт ложится новое, воспринимаемое через призму того, что уже есть? Сантиметры колокольни, составляющие ее высоту — гарантия широты обзора.

Глубина осенней ночи. Холод вечно голодной темноты, хищной, бездонной. Настороженный азарт — напряженной вибрацией под сводом ребер. Как предвкушение. Как проявление настоящего бытия. Инстинкты, склонности, желания. Неутолимая жажда и чутье охотника, ведущие по неизведанным доселе тропам под осколочной россыпью звезд. Определяющая сила, не поглотившая, но вознесшая на пьедестал откровения самую сущность твою.

Времени нет. Есть Вечность, слагаемая из бесконечно долгих мгновений движения и покоя. Песнь Безмолвия для чутких душ. Дыши. Внимай.

 

Она вздохнула. Глубоко. Будто выходя из многовекового оцепенения, осознанным усилием загоняя в легкие воздух. Дань некогда человеческому телу, теперь более совершенному. Конечно, все относительно… В том числе текущий момент относительно ее прошлого. Арахна усмехнулась, тоже словно возобновляя привычку, особо ярко ощущая собственную мимику и эмоции, сопутствующие ей. Сколько она так зависала в пустоте, один на один со своими мыслями, чувствами?.. В буквальном смысле. Усмешка ядовитей. Вопрос «сколько?« в этой паутине некорректен. Но чувство времени, обострившееся почти до галлюцинаций, кричало едва ли не о тысячелетии. Нет, это не было чередой сменяющих друг друга ночей — скорее, густая, осязаемая почти субстанция, в которой увязло какое-либо движение вообще, и даже мысли превратились не в поток, а некий аморфный, лишенный направленности, всеобъемлющий ком. Тяжелый, гнетущий, словно толща воды — или земли — отделяющая от неба. Похоже, именно эта тяжесть, накопившаяся, все больше тянущая вниз, угрожая порвать тонкие лучи оков, вытолкнула ее на поверхность сознания. Какого импульса энергий недостает, чтобы добавить веса и — освободиться?

Освободиться от себя? Или от представлений о себе, чужих и своих собственных? Быть — чистым творчеством, неуловимым вдохновением и силой, меняющей мир. Независимо ни от чего. Быть — самой Жизнью, не имеющей границ. Новый вдох — как свидетельство движения. В сознании — стабильность. На эмоциональном поле — тишина. Воспоминания о причинах, приведших к этому пленению… А причина одна — несовершенство. Несовершенство, которое неуклонно сходит на нет, ведь даже здесь, вне всех известных миров и времен, она продолжает оставаться собой и созидать. И эти лучи, сходящиеся в центре… или идущие из него… один — продолжение другого, и вместе связаны центральным элементом — личностью. Той, что стремится к изменениям и постоянству. Той, что способна совмещать противоположности — и двигаться дальше, выше. Качества, связанные как причина и следствие, неразрывны. Так зачем тратить силы и разрушать цельное, когда можно применить его себе во благо? Не пытаться развернуть реку вспять, а использовать течение. Не противостоять своей природе, а развивать ее! И если воспринимать эту паутину не как препятствие, а как опору… Арахна потянулась телом вверх, чувствуя натяжение нитей, качнулась обратно, создавая инерцию для нового движения, снова вверх… и вниз… И еще, на предельной точке подъема — не столько физически, сколько внутренним порывом, всем своим существом — устремилась вверх. И — оторвалась! Мгновения темноты — и мягкий сумрак над головой, знакомые сплетения ветвей, плотным узором покрывших небо. Под телом — приятная упругость травы. Собственная параллель! Свобода!

Глава 27. Леруа

Моя признательность — тем,

кто дает возможность наблюдать жизнь.

Леруа

 

«Они приходят сюда за спасением. За покоем и безопасностью. Во все времена. Бегут от внешнего, не понимая, что наибольшую угрозу для себя представляют сами. Их неразумность, их подверженность порывам… их сущность. И те, кто якобы гарантирует защиту — не сильнее нисколько. Столь же урезаны в своих возможностях, зависимы, нерациональны… Да ко всему еще убеждены, что обладают некой властью, данной свыше. Глупцы, лгущие себе и другим«.

Он провел пальцами по гладкому камню перил, смахнул налетевший снег вместе с воспоминаниями об «Ордене Праведного Очищения«, зачищенным им самим. Посмотрел вниз, на скрещение улиц, залитых электрическим светом, улыбнулся. «Лучшее в мире ночное освещение!« — следствие одной небольшой подсказки нужному человеку. Очередная иллюзия безопасности для смертных, которых из века в век пугает ночь. Это его город. Его время.

Внизу, с северо-востока на юго-запад, поблескивала Сона. Четыре сотни лет назад она была восточной границей лионских территорий. Недолго. Сейчас большая часть клана за ней, за Роном и гораздо дальше. Люди прекрасны в своем стремлении к комфорту и освоению земель.

Он бросил взгляд вдоль моста, подвешенного между Фюльширон и Тильит, излюбленным местом прогулок Этьена. С тех времен, когда набережная была всего лишь берегом, поросшим травой. С той стороны и придет, почуяв сильных. Никогда не обойдет опасность. Он улыбнулся, вспомнив азартное любпытство своего министра. Который, несмотря на ошибочность некоторых решений, был ему дорог и небезразличен. Понимал ли это сам Этьен?

 

— Доброй ночи, мсье Леруа, — и внезапная тень справа, тонкая фигурка.

Он повернулся к ней, сдержанно, не спеша: бессмертная готесса, младшая из Химер. Да, не почуял бы по энергетике — слишком юна. Но шаги и шорох одежд — как упустил?

 — Здравствуй, Арахна, — привычно улыбнувшись, перешел на русский. — Каким чудом ты здесь?

— Осваиваю мастерство Творца, — улыбкой же ответила она, но в серых глазах блеснула настороженность.

— Именно здесь. Сейчас, — многозначительно посмотрел на нее. Расспросил бы о случайности этого совпадения подробней, жаль, не совсем подходящее время. Разве что задержать…

— Я искала вас, мсье.

— Просить права охоты?

— В том числе. Но больше — ради беседы с вами.

— Польщен, — улыбнулся теплей, сопроводив полупоклоном. — Однако вынужден принести извинения: я с удовольствием бы побеседовал с тобой, в том числе о том, как тебе это удалось, но, к сожалению, пока занят.

— До часа икс есть минут двадцать, если не ошибаюсь?

Улыбка окаменела. Вероятность случайности испарилась, не успев стать ощутимой. Он медленно повернулся к вампирессе, оглядел, переоценивая:

— Не удивлен, что многие хотят тебя убить. В момент таких внезапных откровений я в их числе, — усмехнулся чуть мягче, почувствовав ее тревогу. — Инстинкты заставляют нас защищаться, особенно от необъяснимого.

— И вы совсем не против услышать объяснения, но сейчас времени отвлекаться на них нет, — продолжила она, не ошибившись.

Он предупреждающе качнулся ближе:

— А сейчас еще больше, — многозначительно приподнял бровь.

— Простите мою дерзость, мсье Леруа. Вы ведь не собирались вмешиваться в то, что будет происходить внизу? А я тем более. Позвольте мне понаблюдать.

Девчонка явно знала о его планах. Но никто, кроме него самого, не мог бы выдать их — все косвенные и прямые участники были посвящены в ничтожно малую их часть, каждый в свою.

– А после, если хотите, я отвечу на все вопросы, — завершила та просьбу обещанием.

— На месте твоего Создателя я запретил бы тебе говорить с кем бы то ни было вообще. В целях твоей же безопасности.

Арахна рассмеялась:

— Где гарантия, что когда-нибудь такое не произойдет?

Он вежливо улыбнулся в ответ:

— Ты могла наблюдать с любого из зданий. Но пришла на башню Сен-Жорж, ко мне.

— Это ваша история, милорд. Мне показалось, так будет правильней.

Даже так! Теперь — лионцы! Не сложно представить, каким на сей раз будет резонанс в Сообществе и сколько сил придется приложить, чтоб защитить ее. Или посмотреть, как справится ее Создатель?

— Снова намерена что-то писать? — уточнил нейтрально.

— Я всегда что-то пишу, — пожала плечами та. Улыбнулась лукаво: — А вы с нетерпением ждете моего нового романа?

— Уверен, умеющие читать, увидят в нем многое, что должно быть скрыто. И большинство сочтут откровенность автора чересчур опасной, — многозначительно предупредил он. — И кто же герой нынешнего?

— Если не ошибаюсь, вы ждете его с того берега Соны, — с улыбкой качнула та головой, не отводя взгляда.

Судя по интонации, знала намного больше.

Он пристально смотрел на Химеру, дожидаясь продолжения.

— И второй, что движется сейчас на байке вверх по течению, с этой стороны. Даже не знаю, кому отдать первенство. Нет, — добавила торопливо, — о Корвио писать я бы пока не рискнула.

Он усмехнулся:

— Пока? Интересно, когда настанет время? И почему считаешь возможным о нас?

— В основном то, что уже известно Сообществу, что, так или иначе, нашло или найдет отражение в легендах. А скрытое в Тени может оставаться таковым вечно.

«Она не так уж безрассудна. И, похоже, ориентируется не на мнение Сообщества, а на что-то более значимое. Чем руководствуются Творцы? Интуицией? Опытом? Чувством гармонии и жизни? А конкретно этот?« Он бросил беглый взгляд на ту сторону моста и снова вернул внимание Химере.

— Тогда, быть может, тебе известна и причина всего этого?

— Одна из решающих. Тайгер О’Кифф. Благодаря которому Курт ван Вейк стал тем, кем является сейчас. Равно как и мсье Бёрнье, — нарочно ли она опустила все прочие факторы, как само собой разумеющиеся, или, действительно, видит влияние чужака критичным?

— Стало быть, ты и его знаешь.

— Тайгера? Немного.

— Доводилось встречаться лично? Как же у него не возникло желания убрать столь опасного свидетеля?

— Не уверена, что не возникло, — усмехнулась та. — Разговор был довольно… непростым.

— И кто он, с твоей точки зрения? — он заглянул в ее сознание, открытое, пестрящее радугой всевозможных образов, звуков, слов, но не сумел сложить из всех этих обрывков, перекрывающих, дублирующих и опровергающих друг друга, ни одной сколь-нибудь логичной мысли. Очевидно, нужно было знать какой-то код, систему…

— Существо не нашего мира. И не моего. Творцов, способных влиять, много…

— И как он тебе?

— Творец?

— Тайгер.

Ее улыбка была красноречивей любых слов:

— Прекрасен!

Удивительно. У него самого даже заочно этот синеглазый вызывал довольно противоречивые чувства, с перевесом в негатив.

— Чем, если не секрет?

— Всей своей сущностью. Ощущается… близким. Быть может, потому что чем-то похож на… — она умолкла, не договорив.

— На?

— На некоторых обитателей моей параллели.

— Но при этом чужой.

— Да.

— И твое «незначительное« знакомство позволяет судить о его сущности? — он усмехнулся, вспомнив, что вот точно так же совсем недавно Этьен «уличил« его в отношениях с Воином Тени.

Движение узких плеч и взгляд вдоль набережной, откуда должен появиться Курт. Ее чутье настолько сильно?!

Из-за угла показалась пара. Вполголоса воркуя, мужчина огляделся, повел свою спутницу на мост. Конечно, что может быть романтичней, чем снежная ночь и прогулка у реки!

Он вновь посмотрел на Химеру:

— Так для чего ты искала меня, дорогая? Только взглянуть на встречу троих?

Та улыбнулась. Вот кто мастер иллюзии невинности!

— Не только. Я же не все могу видеть.

— Так это счастье, а не проблема, — улыбнулся он. — Ведь знание, что ты получишь, наверняка используешь в своих романах?

— Вероятность велика.

— Об этом и речь. Что ж, спрашивай.

— Что стало с Обскурусом? После того, как он вернулся в Лион, не найдя ван Вейка.

Нет, определенно, ей стоит пообщаться с Тристаном!

— Пока жив.

— Пока?

— Беспокоишься за него? Солидарность к готу? Скажем так: он еще может пригодиться. И нет, я не стал возвращать его на территорию Илларна, если это тоже тебя волнует.

— Хотите вызнать максимум из его встреч с Тайгером?

Он рассмеялся:

— Уже. Тристан прекрасно поработал. Вот с кем могу познакомить лично. Не желаешь?

— С вашим гениальным тюремщиком? — встречный смех. Изящные пальцы потянули за пальцы перчатки, снимая ее с руки. — Соблазнительно, конечно… но нет. Вряд ли мой Создатель одобрит это.

— А знакомство с Тайгером одобрил?

Снята вторая. Обе сжаты в бледном кулачке.

— Нет.

Естественно. Не всем для обретения мудрости требуется полтысячелетия. Он снова оглядел противоположный берег. Этьена пока нет. Но придет, непременно. Элуа сумеет завлечь его на свидание. И не явиться сам, занятый внезапным поручением Создателя.

— Мсье Леруа, а что с тем Бешеным? Бернушем?

Вот это информированность!

Он повернулся к ней, любезнейше улыбнувшись:

— Чем могли заинтересовать Химер пленники Лионского замка? Кажется, ты не называла его в числе главных героев.

Угрозу она уловила моментально. Чутье у девочки работает.

Вот только не служит тормозом.

— Второстепенные герои порой становятся среди первых и существенно влияют на ход истории. Курт тоже не был в авангарде.

Он бросил взгляд за ее плечо, сквозь редкие снежинки, сверкающие в свете фонарей, выглядывая ван Вейка. Вслушался в отдаленный рев двигателя. Не его.

— Заехал на заправку, — улыбнулась Арахна, тоже прислушиваясь.

— Читаешь мысли? Видишь будущее? Или это чудеса аналитики?

— Вижу факты из разного времени. Не все, — спокойная уверенность в ее голосе убеждала, что это, действительно, так. Интересно, насколько широки ее способности?

— Будет охотиться? — скорее, из любопытства к ее «прозрениям« уточнил он.

— Нет. Он бы и туда сворачивать не стал, если бы не необходимость. Не любит неприятных сюрпризов.

— Похоже, знаешь ты его давно. В связи с чем, если не секрет?

Серый взгляд опустился на миг, демонстрируя смущение, едва ли из-за природной скромности.

— Не так давно, на самом деле. И в основном как смертного.

— И? — оставлять вопросы о собственном Наследнике открытыми он не намеревался.

— В связи с его давним другом и бывшим любовником, Леонцио Капелли. Меня интересовал он… пока в поле зрения не появился Курт, чья история и характер оказались достойны отдельного текста.

— И чей же этот итальянец, если не секрет?

Та улыбнулась:

— Он, вообще, не знает о существовании бессмертных, как не знал и Курт. Ничей.

— Просто люди? В фокусе Творца? — не стал скрывать он удивление.

— Разве и вы не цените людей, обладающих особенными чертами? Тех, кто в перспективе способен стать чем-то большим?

Он слегка нахмурился:

— Скажи, ты знала, что ван Вейк будет обращен?

— Изначально нет. Но мне этого хотелось, — улыбнулась она. — Разве вы не сочли его достойным Вечности?

Желание отдать ее Тристану удвоилось.

 

Рев мотоцикла взрезал тишину — и, быстро достигнув максимума, угас. Арахна чуть отступила от перил, но с интересом посмотрела вниз, на дорогу.

 Курт, поставив свой байк, отошел к реке, закурил. Прибыл, как требовалось: без излишних вопросов и сомнений. Послушный, исполнительный Наследник. Стремится как можно быстрее влиться в новую жизнь. Стать совершенным. Не зависеть от прошлого. Она права: достоин Вечности.

Вспышка чужой энергии оповестила о втором участнике встречи: вдоль Фюльширон стремительно приближалась тень, разметав полы плаща, как крылья. Голландец, неторопливо затягиваясь, развернулся к ней.

— Новый красавчик на территории Леруа! — прозвучав насмешкой, теневой притормозил в нескольких метрах от ван Вейка. Впрочем, преодолеть их ему хватило бы прыжка. — Местный?

Тот демонстративно оглядел его, ничуть не изменив врожденной дерзости.

— Ты не ответил, — продолжая усмехаться, Корвио сделал шаг.

Ван Вейк медлительно затянулся снова.

«Провокатор чертов«, — невольно улыбнулся Мишель.

— И как зовут неразговорчивую детку? — еще полметра минус.

— Детка является по собственной воле.

Корвио рассмелся, распахнув руки, стал отступать:

— Давай, прояви волю! Это даже заманчиво.

— Не настолько, — окурок полетел в Сону.

— Ты недооцениваешь меня, — тон теневого едва заметно изменился, став жестче, холодней.

— Ну почему же? Просто моя оценка отличается от твоей.

Внезапно оба разом повернулись к мосту, где нежничала пара. Ну конечно! Вовремя объявившийся Этьен по привычке просил у незнакомца прикурить! И, как и ожидалось, пошел навстречу опасности.

Без особого труда ощутилось его удивление, через несколько шагов возросшее. Распознал в голландце Вечность? Или не ожидал встретить того, кто не первый век занимает его мысли?

— Воин Тени! Ван Вейк! — любезность тоже была в числе привычек министра. Выгодных.

— Правая рука короля, — с ядовитой двусмысленностью хохотнул Корвио.

Со стороны Химеры полыхнуло весельем и восхищением.

— Какой удобней считать деньги, — не уступая в сарказме, пожал плечами Этьен.

— Два мальчика — это всегда веселее, чем один, — продолжал скабрёзничать теневой.

Курт, небрежно прислонившись к перилам моста, молча полез за очередной сигаретой.

 

— Как думаешь, — вполголоса поинтересовался Мишель у Арахны, не сводя глаз с Наследников, — кто из них без потерь переживет эту ночь?

— Даже свидетели. Скоро рассвет.

Уверенность Химеры, все же, значение имела.

Он удовлетворенно улыбнулся, разворачиваясь, приобнял девушку за плечи, повел внутрь церкви:

— Прошу. Нас здесь быть не должно.

Это не значило отсутствие беспокойства. Единственным, в чьем превосходстве он не сомневался, был Корвио. Объединят ли силы лионцы, если вдруг вспыхнет конфликт, и поможет ли им это — вопрос. Слепо доверять мнению сведущей тоже глупо. Он верил в рациональность. Воина Тени, что не станет нарушать их договор, Этьена, понимающего интересы клана, дерзкого ван Вейка… И Вечности, что так или иначе своих избранников захочет уберечь.