Берёзы иногда бегают

Из цикла «Мистика тихой провинции»

Не ожидал я от друга такой подставы! Ярик вроде не балбес. Я считал его лучшим из пацанов, общался в основном только с ним. А теперь вспоминаю случай в аэропорту и не знаю, как назвать. Его брат Данька и я с Клавой прошли паспортный контроль, стоим перед отделом таможенного досмотра, ждём Ярика. Он зашёл в кабинку и словно прирос там. Ребята уже нервничать стали, знаки ему подают: «Что случилось?» А он на нас глянет и опять полицейскому в окошке что-то объясняет. И вид такой дурацкий, точно нашкодивший пёсель, что погрыз черенок от лопаты.

«Может, к его татухе на шее докопались? — предположил я. — Так вроде не запрещено. У меня видок похуже — за сатаниста принимают».

Клава просила надеть в поездку что-то цветастое, а то я всегда во всём чёрном, ещё и рунические символы на футболке. Согласился только волосы в хвост собрать. А чёрный — просто практичный цвет и успокаивает.

— В Белоруссию же виза не нужна! У нас не требовали, а его зачем держат? — Клава встревоженно смотрела на меня, крепче сжимая руку. — Может, он паспорт забыл?

— Не дурак же он, — я пожал плечами, посмотрел на Даньку и кивнул в сторону кабинки: — Узнай, чего он там застрял.

А этот заторможенный тюлень вытаращил на меня испуганные глаза и отвечает:

— Так, наверно, нельзя к кабинке подходить…

Пришлось идти мне. Оказалось, Ярик забыл оплатить дорожные штрафы! Накопил больше десяти тысяч, и пристав наложил запрет на выезд за границу. Теперь стоит с виноватым видом и ещё надеется, что можно как-то ему помочь. Да лучше бы нас леший вокруг трёх сосен кружил — я бы знал, что делать. Короче, наша поездка «дружной» компанией в Минск накрылась!

Хотя к нам вряд ли это название подходит. Да, мы выросли в одном селе и знаем друг друга с детства. Но Даньку я переносил с большим трудом и сам бы не поехал — он бывший парень моей девушки. Однако Клава посчитала идею классной и решила, что пора забыть старые обиды и всем вместе отправиться в Минск. А предложил идею Ярик. У его брата Даньки ещё в школе обнаружился поэтический дар, и недавно он выиграл в литературном конкурсе. Его пригласили на вручение диплома и премии в Белоруссию! Но без старшего брата предки его не отпускали, хотя Данька перешёл на второй курс колледжа вместе со мной и Клавой. Ярик захотел поддержать брата и позвал нас на подмогу.

— Всё, возвращаемся домой, — заявляю я Клаве и Даньке.

И началось: один побледнел и бормочет что-то своими пухлыми варениками, другая чуть не в слёзы. Смотрю я на них и думаю: «Оно мне надо — лететь без Ярика хрен знает куда? Я дальше нашего села только в городе бываю по учёбе».

Что бы я ни думал, Ярик точно остаётся. Это факт! Решение за мной, а я не решаюсь. Тогда Клава нахмурилась и сказала:

— Данька не виноват, что у его брата память отшибло после недавней аварии.

— Ага, чёртов лихач, — без энтузиазма подхватил я, — чуть башкой лобовое стекло не пробил, благо пристёгнут был!

— Мы не можем бросить Даньку одного, — настаивала Клава. — Что мы его предкам скажем?

— Ярик накосячил — ему и объясняться…

Данька ко мне подошёл. По лицу видно, пересилил себя, чтоб со мной заговорить.

— Выручи брата, — бормочет он. — Талисман или амулет какой-нибудь используй. У тебя же всегда в загашнике что-то есть.

— Ты с дуба рухнул? — ответил ему и чуть у виска не покрутил. — Я тебе чё, колдун, что ли?

— Ты же вроде видишь там что-то…

Я махнул рукой. Что ему объяснять, если он за глаза колдуном называет? Сказал бы это мне в лицо — давно бы в бубен получил. Да, я вижу нечисть, и дальше что? Полицейский в кабине — явно человек, делает, что ему положено. Это Ярик мозги в машине оставил, я при чём? Если бы и захотел ради него закон нарушить — что тут сделаешь? В полицейского святой водой брызгать? Можжевельником отпугивать? С собой вилку нельзя взять, иначе багаж не пропустят!

Пока я с Данькой перепирался, Клава за всех приняла решение и пошла в зону таможенного досмотра. Мы заткнулись и побежали следом. Её разве остановишь? Я ей не хозяин: не прикажешь, в клетку не посадишь — она же не кролик. Летим втроём.

***

В Минске нас встретили организаторы конкурса. Вместе с другими участниками загрузили в автобус и отвезли на загородную базу отдыха. Не очень-то они заморочились ради вручения призов. Мы думали, будет экскурсия по городу, походы по музеям, а нас мотают по осеннему лесу, и по пути никаких замков и храмов, оставшихся со времён литовского княжества. Смотрю, Клава расстроилась, губы поджала, тоже поняла, что облом с достопримечательностями.

Мне-то нормально, самолёт нас словно на месяц назад перенёс: трава ещё зелёная, усыпана ржавой листвой. Среди голых, потемневших лип мелькают жёлтые берёзы и золотисто-алые клёны. Когда ехали вдоль озера, я заметил ивы в зелёной листве. У нас в начале ноября уже снег лежит и такой дубак, что без шапки уши отморозишь.

Вышли из автобуса, куртки расстегнули. Телефон показывал не больше плюс десяти, но для нас теплынь. Вокруг высокие сосны. Жилые корпуса под старину из брёвен сложены, ближе к ним зелёные свечки туй, а у самого входа, в вазонах, полно цветущих хризантем.

Клаву поселили с девчонкой, что всю дорогу просидела в автобусе, уткнувшись в блокнот. Наверно, поймала вдохновение и строчила новые стихи. Мне пришлось делить комнату с Данькой: будет повод ночью ему в рот носок засунуть, если захрапит!

Нас привезли в неудобное время — обед прошёл, а до ужина ещё два часа. Желудок засосало — хоть беги до той яблони, что видел у въезда на базу отдыха. Данька наверняка что-то в рюкзаке припас, он всю дорогу чипсами хрустел. Только свалил он на тусовку со своими поэтами, а я в его вещах рыться не хотел. Вспомнил, что покупал Клаве орехи в аэропорту, она съесть не успела — объявили посадку на рейс.

«Куда я их засунул? — пошарил по карманам, нашёл только любимую зажигалку. — Наверно, орехи у Клавы остались».

Решил до неё прогуляться, заодно узнать, как она устроилась с пучеглазой поэтессой в одном номере. Подхожу к их корпусу и вижу: мелькает между сосен голубая Клавкина куртка — я туда. Слышу Данькин гнусавый голос. Я остановился и прислушался, а тот стихи ей читает, и явно не Пушкина:

Мои глаза найдут твой взгляд,

Закрой свои — я буду рядом.

Сегодня жизни кто-то рад,

И это я — под листопадом!

«Романтик хренов! — мысленно возмутился я. — Его осенний Минск так торкнул? Опять к моей Клаве подкатывает! А она ещё и слушает его! Неужели нравится эта слюнявая муть?»

Пальцы сжались в кулак, надо доходчиво ему растолковать, что его муза где-то бродит с блокнотом. Но я решил понаблюдать из-за пышной туи. Интересно, что Клава ему ответит. Пришлось выслушать стих до конца, отчего у меня в висках застучало. Он дочитал и стоит довольным тюленем, ждёт, чтоб ему рыбу в пасть кинули. Клава задумалась и говорит:

— Знаешь, я не могу это оценить. Потому что не мне нужно читать такие стихи.

— Я посвятил их тебе! — настаивал Данька. — Я так рад, что ты приехала сюда со мной…

Меня затрясло от этих слов, мысленно повалил этого тюленя на землю и начал заколачивать их ему обратно в глотку. А как ещё реагировать? Он пару лет назад обманом вынудил Клаву с ним встречаться! Мы с ней поссорились, а Данька тут как тут, подваливает и зовёт её на озеро купаться. Она со психа и согласилась. А на озере есть опасные места — холодные ключи бьют. Клава попала в один, ноги судорогой свело, и она пошла ко дну. Герой-спаситель сразу нарисовался!

Только спас её Ярик, и он сказал, что это брат Клаву из воды вытащил. Она и поверила! Обман потом раскрылся, Ярика мы простили. Но Данька, видимо, не понял, что обломался навсегда!

Или я чего-то упустил? Тревожно как-то стало, когда Клава после его слов опять задумалась, нервно перебирая косу.

— Вот что я тебе скажу, — наконец заговорила она. — Если хочешь, чтоб я к тебе по-дружески относилась и здоровалась при встрече — прекрати всё это.

— От любви лекарство не придумали! — пафосно заявил он.

— Я серьёзно! — Клава повысила голос. — А если будешь продолжать, нашей дружбе конец! И я всё расскажу Максу!

— Чем он лучше меня? — воскликнул Данька, приблизился к ней и взял за руку. — Он же параноик! Приревнует и расчленит тебя где-нибудь в лесу!

— Совсем кукухой поехал?!

Клава оттолкнула его и хотела уйти, но этот гад попытался её удержать. Я выскочил из-за туи и впечатал в его пухлую морду кулак. В меня словно вселился кто-то: такая ярость захватила, даже не помню, что я ему тогда кричал. Клава с трудом меня от него оторвала. Данька поднялся, вытер ладонью кровь под носом и растёр по белому стволу берёзы. Она между сосен одна стояла, будто случайно среди них выросла.

Нас не расселили по разным комнатам только потому, что никто не стал жаловаться. Ночью тюлень не храпел, и приготовленный для него носок так и провалялся на полу.

***

На следующий день, после завтрака, Данька пошёл на вручение с фингалом, о чём я ничуть не сожалел. Клава переживала, спрашивала у девчонок тоналку и пудру, чтоб замаскировать следы вчерашней битвы. Увы, то, что ей дала соседка по комнате, не исправило картинку. Так что для фоток с призом и дипломом Данька старался встать боком, хотя ему это не сильно помогло. Единственная надежда, что его внимание отвлечёт та пучеглазая поэтесса. Она стояла рядом с ним, в ярко-красной водолазке и длинной юбке с аляповатыми цветами. Рыжая, под стать опавшей листве.

После торжества все разошлись по литературным мастерским. Что делать нам? В лесу грибов уже нет, а здесь, кроме бильярда и дедовских шашек, — никаких развлечений. Банкет обещали только вечером. Мы заметили верёвки, натянутые между деревьями, точно в городском аттракционе «верёвочный парк». Трасса получилась экстремальная: часть дощечек отсутствовала, а другие так скрипели под ногами, что того и гляди рухнешь вниз. Наверно, поэтому никто, кроме нас, не рискнул туда залезть, а может, просто знали, что трасса нуждается в ремонте. А мне было по кайфу идти за Клавой, придерживать её за талию, вдыхать медовый аромат каштановых волос, чувствовать тонкие пальчики, цепляющиеся за меня, когда подвесная дорога начинала раскачиваться и скрипеть.

Когда мы проходили недалеко от места вчерашней драки с Данькой, я поискал взглядом берёзу, заляпанную его кровью, и не нашёл.

— Помнишь ту вчерашнюю берёзу? — спросил я Клаву и продолжил, пародируя сопливые интонации Даньки:

Которую твой бывший ухажёр

Измазал в состоянии психоза,

Кровушкой своею, как мажор.

— Стихи — это не твоё, — Клава поморщилась и пригляделась к деревьям вдалеке. — Берёзу из-за туи не видно. Тебе она зачем?

— Подумал: может, оттереть кровь? Чего людей-то пугать?

Мы спустились с подвесной дороги и пошли искать берёзу. За туей её тоже не оказалось.

— Как такое возможно? — изумлённо сказала Клава. — Не спилили же её ночью?

— Может, её не было вовсе, а мне померещилось, — выпалил я.

— Нам обоим? Я тоже её видела!

Мы обошли вокруг корпуса, даже листья нашли, забрызганные Данькиной кровью, а берёзу — нет. И никакого намёка на пенёк. Мне поплохело — в голову всякий бред полез. Так всегда случается, если вижу хрень, рационального объяснения которой не нахожу. Может, Данька и прав, и я в чём-то параноик, но обычно тот самый бред оказывается явью. Сквозь пелену нахлынувших мыслей ко мне пробился голос Клавы:

— Макс, не молчи! По глазам вижу, что догадался.

— Тюленя надо срочно найти! — сказал я, не веря, что произношу это.

Я зашагал в сторону конференц-зала, где после вручения призов победителям конкурса оставался Данька и несколько бородатых поэтов. Они ему что-то вроде интервью устроили.

— Ты можешь толком объяснить? — Клава догнала меня и дёрнула за локоть.

— А какие варианты тебе в голову приходят? — не останавливаясь спросил я на тот случай, если она найдёт более разумную причину.

— Мистика какая-то, — пожала плечиками она. — Возможно, в здешних берёзах живёт древесный дух, или они могут передвигаться, подобно Энтам.

Про них я вообще не подумал. Идея интересная, но вряд ли такое возможно.  

— Телефон с тобой? — спросил я, потому что мой разряженный валялся в рюкзаке.

— Я Даньке звонить не буду, — заявила Клава, протягивая мне сотовый.

— Надо кое-что проверить, — успокоил её я. — Погуглить бестиарий местной нечисти. Я про них ничего не знаю.

— Будем искать тех, кто превращается в берёзу? — догадалась она, открывая интернет.

Я кивнул, надеясь, что здесь обитает вся та же хтонь, что и у нас. Если это так и в ту берёзу превратилась русалка, она должна стоять у воды, а не в сосновом бору, в центре базы отдыха.

— Смотри, какие милахи, — Клава показала картинки в телефоне: на одной существо, похожее на рогатую жабу, покрытую мхом, на второй — шерстяной комок с большими глазами и тоненькими лапами, — Моховик и Хуха! Интересно, а у нас такие водятся?

— Ничего подобного не видел, да и вряд ли они так выглядят. Это же фантазия художника.

— А вдруг этот художник, как ты! — не согласилась Клава. — Специально бродит по лесу, видит всякую нечисть и потом рисует.

— Его бы сожрали давно или превратили в болотную кочку.

Клаве не понравился мой ответ, она с меньшим восторгом продолжила листать бестиарий белорусской нечисти. Хотя что я такого сказал? Я, естественно, не единственный с такими способностями, просто несколько раз обломался, когда понадеялся на чей-то рисунок. Особенно с лесавками. Этих тварей, спящих в лесной подстилке, рисуют похожими на сереньких ежей, бегающих на двух лапах.

Мы с Яриком как-то искали их в лесу, никаких оберегов с собой не взяли, думали, палкой отмахнёмся. Вышло так, что лесавка Яра чуть в чащу не уволокла. Не ёжики они вовсе, а девахи! Причём бегают быстрее его девятки, ещё и голышом!

Я после этого случая завёл дневник, и сам рисую всех, кого видел, с подробным описанием —чего от них ждать и как с ними справляться, если нападут.

— Я, конечно, быстро посмотрела, но в берёзу тут никто не превращается, — с сожалением сказала Клава, когда мы подходили к конференц-залу.

— Может, научились, а люди и не знают об этом, — вслух рассуждал я, просматривая вместе с Клавой изображения нечисти.

— Всё, как у нас: не дают в лесу шуметь, рвать ягоды и грибы без разрешения, заманивают в чащу, — пожала плечиками Клава, пролистывая ленту бестиария. — Их тут куча: Боровик, Пущевик, Жевжик — покровитель рек. И самый злобный — Кронак — страж болота.

— Ух ты, сколько всяких демониц! — не сдержался я, когда замелькали рисунки с полуголыми Зазовками, Гаёвками, Озёрницами.

— Ага, и Вужилки в придачу, — Клава быстро пролистнула их, поджав губы.

Она так глянула на меня, что я не решился остановить ленту и прочитать характеристику лесных девах, хотя кто-то из них мог обладать нужной способностью.

— Вот! У них есть похожий на лешего, — указал я на хмурого старика с серым мхом на голове.

— Написано, что это дед Гаюн, брат Пущевика, местный леший, — прочитала Клава.

— Он наверняка умеет в дерево превращаться не хуже нашего.

— И зачем ему берёзой стоять посреди базы отдыха? — Клава с сомнением огляделась.

На месте Гаюна я бы тоже сюда не сунулся. Лешие тишину любят, а тут шумно и людей полно. Тогда зачем кто-то под видом берёзы к людям подкрался? Интересно за всеми подглядывать?

— Есть там кто-то любопытный? — спросил я, заходя вслед за Клавой в конференц-зал.

На сцене, где вручали призы, — пустота, даже свет погасили. Рядом из столовой слышался звон посуды, наверно, накрывали к ужину. Сверху над залом, куда вела широкая лестница, доносилась музыка вперемешку с болтовнёй. Там собрались самые голодные, чтобы первыми зайти в столовую.

— Ты заметил на базе что-то интересное, то, ради чего нечисть подкралась бы к корпусам и в берёзу превратилась? — Клава поднималась по лестнице, не отрываясь от телефона.

— Точно не для того, чтобы какой-то тюлень её кровушкой обмазал, — добавил я мрачным голосом.

Клава оступилась, но я успел её поймать. Как же приятно сжимать её в объятиях, такую лёгкую и хрупкую! От волшебного взгляда васильковых глаз я забыл, что хотел сказать.

— И что теперь ему грозит? — озадаченно спросила она.

К моему удовольствию, Клава не спешила освободиться из моих рук, только телефон закрыла в ожидании ответа.

— Кровь в любых ритуалах — очень сильный ингредиент, — наконец вспомнил я, — особенно в приворотах… Получается, что он добровольно отдал свою кровь нечисти!

Теперь в глазах Клавы появился испуг, а я не хотел её пугать. Сказал, что наверняка несу бред, мы же не знаем, куда делась берёза. Да и была ли она там вообще? Может, нам обоим померещилось.

***

Мы поднялись по лестнице и увидели небольшую площадку с двумя диванчиками и полузасохшей пальмой возле выхода на балкон. С площадки направо открывался вход в бильярдную, а налево — в зал с настольными играми. Шум и музыка доносились с обеих сторон, поэтому мы с Клавой решили разделиться.

Я свернул налево и в изумлении замер на пороге, глядя на игральные столики. Думал, что кроме шашек здесь ничего нет, а ребята маленькими компаниями играли в «Имаджинариум» и «Свинтуса». Шашек я вообще не заметил. Вижу в дальнем углу, у окна, Даньку, а с ним за столиком та пучеглазая поэтесса. Я узнал её яркий наряд. Тюлень, очевидно, читал ей свои стихи, а та облокотилась на стол, положила голову на ладони и уши развесила.

«Идеальная парочка!» — подумал я и шагнул к ним.

Подойдя чуть ближе, я остановился. Водолазка, юбка — те же, а фигура как будто не её, стройнее, что ли. Лица поэтессы я не увидел из-за распущенных волос. И тут меня осенило! Её волосы! У той поэтессы они рыжие, а у этой светло-русые, почти белые. Я прибавил шаг. Данька меня увидел и замолчал, а во взгляде ни капли злости, ни презрения. Наоборот, счастливый какой-то.

— Празднуете победу в конкурсе? — произнёс я первое, что пришло в голову.

— Да, и нам лишняя компания не нужна, — ревниво ответил он.

— Ладно тебе, лучше познакомь, — не отступал я. — С кем ты тут празднуешь?

Девушка сама повернулась, сверкнула изумрудно-зелёными глазами и заговорила игривым тоном на смеси языков:

— Меня Иванкой клічуць. Сгоняй мне за коктейльчиком ў буфет.

Она протянула пустой бокал, а я беру его и двух слов связать не могу. Ещё бы, передо мной копия Клавы сидит, только в дурацком наряде, белобрысая и с зелёными глазами. Я опешил, пялюсь на неё, точно придурок. А она руку Даньке наглаживает и улыбается, показывая клыки.

— Так сходзіш за коктейльчиком, ці не? — передёрнула плечиками Иванка, словно пародировала скучную жеманницу.

— Скоро ужин, — с усилием произнёс я, стараясь унять непонятно откуда взявшуюся дрожь в ногах.

— Які ты не галантны! — она капризно надула губы.

— Нечего аппетит перебивать, — более твёрдо произнёс я.

Данька мигом скис, а я сел на свободный стул и поставил на край стола пустой бокал. Вышло неловко: бокал упал на пол, разлетевшись на осколки. Дрожь в ногах исчезла, а мысли как будто отпустили с поводка:

«Выбирай, кто из них: Озёрница, Гаёвка или Вужилка? — требовал внутренний голос. — Главное, чтоб не лесная демоница Зазовка! От этой фиг отделаешься».

Я и про других ничего не знал, увиденная в интернете картинка Зазовки была слишком пугающей: огненные волосы, когти острее лезвий и взгляд такой, что сердце вырвет и не поморщится. Не знаю, зачем я заглянул под стол, наверно хотел собрать осколки, но, когда увидел её босые ноги, торчащие из-под юбки, живо вернулся на место. Таких грязных, длинных и местами обломанных ногтей я даже у домашней кикиморы не видел! Она по навозу, что ли, ходила? К пальцам вроде дохлые личинки жуков прилипли. С трудом сдержал рвотный позыв.

— Вот вы где! — услышал я знакомый голос Клавы. — А меня в бильярд звали играть, едва от них отделалась…

Я подскочил со стула ей навстречу, шепчу:

— Оно тут!

Клава смотрит на меня непонимающим взглядом и спрашивает:

— Ты о чём?

Я хочу показать на Данькину новую подружку и опять теряю дар речи. На стуле вместо зеленоглазой девушки только одежда осталась. Перевожу взгляд на Даньку, тот сидит бледный, варениками шевелит без слов, словно рыба. При виде него мне полегчало.

— Да, вот так бывает, когда с нечистью заигрываешь, — сказал я ему: — Сидит красотка, а потом — хрясь, и башку откусывает! Тебе повезло, что кругом народ и мы вовремя подоспели.

— Чё это было? Куда она исчезла? — пробормотал он.

— Я что-то упустила? — Клава переводила вопросительный взгляд то на Даньку, то на меня.

Тогда я указал на стул с брошенной на нём одеждой и объяснил, что у бывшего ухажёра свидание приключилось с нечистью. А я её спугнул.

— Реально? Сидела прям тут? — Клава настороженно глянула на стул: — Такая же водолазка и юбка у моей соседки есть…

— Так у неё, наверно, и стащила, — предположил я.

Клава задумалась и полезла в телефон.

— Вы серьёзно про нечисть? — бесцветным голосом произнёс Данька. — Она же была такой классной!

Мне стало его жалко. Смотрит на стул с одеждой, точно на шарик мороженого, упавший на асфальт.

— А ты не врубился ещё, что девчонка не настоящая? — спросил я, сдерживая раздражение.

— Ей нравится поэзия…

— Мозг включи! Наверняка сидела и думала, что от тебя в первую очередь откусить, или…

— Она бы его не сожрала, — перебила меня Клава. — Если верить тому, что написано в бестиарии, то крадут чужую одежду, украшения, любят подглядывать за людьми Гаёвки! В случае опасности делаются невидимыми и убегают. Это внучки деда Гаюна.

— Местного лешего? — спросил я.

— Да! Он запрещает им покидать лес, но те его не слушаются и часто сбегают поглазеть на деревенские гуляния.

Клава показала нам картинку, там две девахи с длинными косами обнимали дерево, а вокруг них полно живности. Они совсем не походили на нечисть, что была в зале.

— Это на них шерстяные комбинезоны? — спросил Данька, вглядываясь в изображение.

— Нет, это мех, — ответила Клава. — Гаёвки на зиму обрастают шерстью, не хуже йети.

— Они вроде снежного человека?

— Не совсем, — Клава пролистнула ленту бестиария и зачитала: — Весной мех осыпается, так что бегают они по лесу голышом!

— Знаешь, приезжай сюда летом! — подхватил я, хлопнув Даньку по плечу. — А до нашего отъезда, чтоб из корпуса один не выходил!

— Так вы же сами сказали, что Гаёвки безобидные, — возмутился Данька.

— Кто знает, что у них в голове, — я попытался его вразумить.

— А кроме того, в интернете не написано, что Гаёвки могут превращаться в берёзу, — добавила Клава, — вдруг я ошиблась.

— Да, а ещё эта умеет менять свой облик! — подхватил я.

— Наверно, она хотела мне понравиться, поэтому и превратилась…

Данька запнулся на слове, взглянув на Клаву.

— В кого? — спросила та и догадалась: — В меня?!

— Один в один. Только глаза зелёные, — подтвердил я.

— Совсем, что ли, без фантазии? — недовольно пробурчала Клава. — Но, если так, то я согласна с Максом: эта Гаёвка имеет на тебя виды. Поэтому будем держаться вместе до отъезда.

— Нет! — Данька спешно поднялся и направился к выходу. — Не надо меня пасти!

— Ты совсем придурок?! — я поймал его за руку. — Гаёвка получила твою кровь, теперь она от тебя не отстанет!

— Хотя бы нечисти я нравлюсь. И мои стихи ей зашли! — он выдернул руку и зашагал мимо игровых столиков.

Я только сейчас заметил, что на нас пялятся все собравшиеся. Наверняка для них мы — троица сумасшедших. Пусть думают, что хотят, мы с этими людьми больше никогда не встретимся. Я подхватил Клаву и пошёл за упрямым тюленем.

***

Мне очень хотелось бросить его: пусть сам выпутывается. Даже воображение разыгралось, представил, что его в пенёк превратили. Но потом подумал о его родителях, о Ярике и их младшей сестрёнке — они его любят и точно расстроятся. И не по-человечески это — отдать его в лапы нечисти. Лучше второй фингал поставить, если будет упрямиться.

Пришлось угрожать, когда Данька сопротивлялся нашим с Клавой попыткам держать его под присмотром. Притих и покорно сходил с нами в столовую. Нам осталось на базе провести ночь. Автобус отбывает в Минск следующим утром.

На всякий случай я решил приготовиться к встрече с Гаёвкой. Никаких магических трав в поездку не брал, пришлось поискать что-нибудь подходящее вокруг корпусов. Ничего стоящего, только одинокая рябина попалась. Отломал от неё ветку, содрал кору — сделаю крест, когда найду, чем перевязать. Против лешего помогает, возможно, и с Гаёвкой сработает. Раз нет магических трав, решил нарисовать запрещающую печать.

Раздобыть маркер или восковой мелок не получилось, взял у Клавы помаду. Нарисовал печать на подоконнике и на пороге. Этому магическому рисунку у крёстной научился, когда мне мерещилось, что за окном злобная нечисть бродит и в комнату хочет залезть. Я бы и с закрытыми глазами вывел эти круги и символы. Ещё попросил Клаву в столовой соли раздобыть. Она все солонки опустошила, так что нам хватило круг из соли насыпать возле Данькиной кровати.

— Если нечисть только тебе мерещится, почему я её тоже видел? — спросил он, наблюдая с кровати за моими приготовлениями.

— У тебя память отшибло или у вас с братом наследственное? — проворчал я, доделывая крест из рябины. — Говорил же про магическую связь.

— Всё из-за моей крови на берёзе? — сразу сообразил он. — И Гаёвка от меня не отстанет никогда?

На удивление, он спросил без страха, а скорее с интересом.

— Когда поймёт, что ты графоман, сразу отвяжется…

Я затянул узел на рябиновом кресте, скрепил два обломка ветки шнурком от кроссовки. Причём вытащил из своей, а хотел из Данькиной. Тот огрызнулся:

— Сам ты! — и завалился на бок, отвернувшись от меня.

Я тоже зевать начал, по здешнему времени до полуночи минут двадцать осталось, а по нашему — четвёртый час ночи! Спать решили в одежде на всякий случай. Мне соли не хватило на защитный круг, пришлось в обнимку с рябиновым крестом лечь. Кое-что в рюкзаке припрятал, но это на крайняк.

Только глаза закрыл, вспомнил ещё один способ защиты от нечисти.

— Эй, снимай всё с себя и выворачивай на левую сторону! — велел я тюленю.

Он начал бухтеть, тогда я пригрозил, что сам с него одежду стащу, если не поторопится. Гляжу, зашевелился, стянул футболку и штаны, выворачивает, тогда и я быстро переоделся. Раз нечисть становится невидимкой, то и мы от неё спрячемся. Я, конечно, не был уверен, что сработает, такое только с шишигами получилось однажды. Но читал, что и от лешего так можно скрыться, и от любой нечисти вообще.

Лежу, прислушиваюсь, кроме сопения тюленя — никаких звуков. Чувствую, сон подступает, мысли обрываются, исчезают и в голове возникает приятная пустота. Время наверняка за полночь перевалило, а раз Гаёвка не явилась — можно и расслабиться.

***

Я облегчённо выдохнул: как же хорошо, что мы взяли билеты на утренний рейс! Мне снилось, как мы летим в самолёте домой. Неожиданно странный звук выдернул меня в реальность. Я открыл глаза и затаил дыхание. Мне не показалось, звук повторился: кто-то осторожно скрёб по стеклу когтями. В животе словно кишки в кулак зажали, а по спине и ногам такой холод пробежал, будто в снег упал.

— Зачем ты от мяне хаваешся? Я же знаю, што вы оба тут, — послышался шёпот сквозь стекло.

Вряд ли мы его услышали, будь то обычный голос. Данька подскочил с кровати и метнулся к окну.

— Я думал, ты не придёшь, — зашептал он в ответ и, судя по звукам, начал переодеваться обратно.

Такой дурости я от него не ожидал. Пришлось встать и обломать им второе свидание. Тюлень в этот момент запутался в футболке и болтал пухлыми ластами где-то внутри неё, пытаясь найти отверстие для башки. Я мягко оттолкнул его на кровать и выставил перед Гаёвкой рябиновый крест.

— Вали отсюда! — крикнул я. — Тебе ничего тут не светит!

Деваха за окном и вправду словно натянула на себя шкуру белоснежного барана, голые только лицо и пальцы, которыми она вцепилась в подоконник. Гаёвка скривилась от моих слов, но смотрела так, словно видела только крест. Я осмелел, почти прислонил его к стеклу, нечисть морщилась и фыркала от злости.

— Ён со мной хоча уйти, не мешай нам! — прошипела она.

— Ещё чего! Иди болотника Кронака себе закадри. Он тебе под стать!

— Сувязь на крыві табе не разорвать! — настаивала Гаёвка, воротя перекошенную морду от креста. — Хлопец всё равно будзе мой.

— Может деда Гаюна позвать?! — я решил её припугнуть. Клава прочитала, что местный леший внучек в строгости держит. — Он тебе растолкует, раз по-хорошему не…

Договорить я не успел. Тюлень так мне по голове зарядил чем-то тяжёлым, что искры из глаз посыпались. Я выронил крест и повалился на пол, а когда очнулся, увидел раскрытое окно, за ним тьма непроглядная, а вместо запрещающей печати на подоконнике — мазня помадой.

***

Я не сдерживал себя в выражениях, даже стыдно вспоминать. В этот момент из-за тучи выглянула луна, осветила деревья, кусты и парочку, идущую по лужайке в сторону леса. Я бы обрадовался, если бы этот бедолага с реальной девчонкой ушёл, а тут — нечисть! И пусть Клава сколько угодно говорит, что Гаёвка безобидная. Я их всех не выношу! Да и любой бы возненавидел, если его, как меня, в детстве из дома украли и отдали горным тварям. Вместо меня остался подменыш. Но я смог вернуться и теперь готов дать отпор любой нечисти!

Однако сейчас у меня ни святой воды, ни трёхцветного кота: никакого оружия! Вот он — крайний случай! Я вытащил из рюкзака баллон с дезодорантом, что Клава подарила, и сиганул в окно. Благо, наша комната на первом этаже. Хоть фундамент и высокий, но приземлился я без происшествий.

Догнал бы уходящую парочку в три прыжка, если бы Гаёвка меня раньше времени не услышала. Она дёрнула Даньку за руку и помчалась с ним в темноту надвигающегося леса. Только с этим тюленем далеко не убежишь, он запнулся о кочку и рухнул носом в траву, едва Гаёвку не уронил. Она выпрямилась, зыркнула в мою сторону зелёными огоньками глаз.

— Стой там і не падходь! — крикнула она, предупредительно выставив вперёд руку.

Я остановился, шаря по карманам в поисках зажигалки.

— И куда ты с ней собрался? — я надеялся достучаться до Даньки, нечисть могла его и мороком окутать. — У неё даже шалаша в лесу нет. Гнездо на дереве совьёте?

— Мне пофиг на всё, что ты говоришь, — отозвался он, поднимаясь на ноги. — Она меня понимает, её радуют мои стихи. Я хочу уйти с ней, и ты меня не остановишь!

— Думаешь, тебя там чудо ждёт? — не отступал я, нащупав наконец зажигалку. — Она отымеет тебя да в дерево превратит! О родных бы подумал!

— Ты нас не ведаеш! — воскликнула Гаёвка. — Так што ідзі сваёй дарогай, пакуль адпускаю…

— Ты мне угрожать вздумала?! — крикнул я в ответ и чиркнул зажигалкой.

В одном я был уверен: если не знаешь, что делать с нечистью, — жги её огнём! Вот только баллон с дезодорантом к пламени поднести не успел. Гаёвка топнула ногой, и из земли корни вырвались и стали змеями ко мне подползать. От неожиданности я подскочил и выронил баллон, а корни поднять не дают. Они поймали мою ногу и обвились вокруг неё. Тем временем нечисть взяла Даньку под руку и сказала:

— Со мной ён лясным духам стане, будзе па лесе насіцца быстрее оленя! А ты — тут застанешся, кронай на ветры шелестеть…

Меня переклинило от страха, когда корни в ногу вонзились. В горле резко пересохло, вместо слов какое-то мычание. Дрожащими руками стал отбрасывать от себя корни, а они разрастаются и сильнее меня опутывают. Краем глаза вижу: мелькнуло что-то голубое за ближайшими кустами, неужели Клава? Может, ругань нашу услыхала и примчалась на помощь? Или мне уже мерещится. Данька бросил в мою сторону пустой взгляд и зашагал с нечистью прочь. Я с усилием сглотнул и осипшим голосом смог прокричать:

— И ты вот так позволишь ей меня в дерево превратить?! — я впился взглядом в его спину. — Я же тебя от этой твари спасал!

— Я не просил, — ответил он.

Горло опять пересохло, и тюлень не услышал, что я о нём думаю на самом деле. Да и не до него мне было, корни добрались до моей руки и так сдавили запястье, что слёзы на глазах выступили. Я взвыл, но зажигалку не выпустил. Баллон лежал рядом, надо только дотянуться. Но тогда корни могут поймать меня за голову. А что мне остаётся? Пришлось рискнуть! Я увернулся от метнувшегося ко мне корня. Упал на колено и сделал ещё усилие.

— Макс! Держись! — услышал я голос Клавы.

Она подняла баллон, а я чиркнул зажигалкой. Вырвавшееся пламя опалило корни. Они мигом скрючились и освободили мои ноги и руку. Я забрал у Клавы оружие и догнал удаляющуюся парочку.

— Отпусти его, живо! — рявкнул я и, не дожидаясь ответа, направил на Гаёвку огненную струю.

Нечисть взвизгнула и выпустила Данькину руку.  Когда шерсть на ней задымилась и заискрилась, обожжённая пламенем Гаёвка исчезла. В свете луны я увидел дымящееся облачко, стремительно удаляющееся к лесу. Когда оно растаяло во мраке, я погрозил кулаком перед Данькиным носом:

— Скажешь хоть слово — станешь похожим на панду!

Мне очень хотелось, чтобы он начал возникать, но тюлень молчал. Он таким взглядом провожал опалённую огнём Гаёвку, что мне опять стало его жаль. Нужно будет познакомить его с кем-нибудь, когда вернёмся. Идея мне понравилась, но лучше подкинуть её Ярику. А ещё важно предупредить, чтобы не подпускал брата к одиноко растущим берёзам. Вдруг какая-то из них также быстро бегает.