Двуликая

Больше всего в этом мире она любила запах клевера. Говорят, он цветет где-то в городе. У щербатой стены ремонтом не тронутой.

Она была всем и ничем одновременно. Песчинкой во времени и целым миром внутри себя. Она знала, как все устроено, понимала весь смысл сущего. Не могла лишь понять себя. За это ее в наказание регулярно ссылали в мир человечества. Она летела метеоритною вспышкой сквозь пространство и время рядом с такими же ссыльными. Стоило лишь приблизиться к планете, как её сознание начало вспоминать, как это — быть человеком, обретая форму.

Формирование закончилось в облике женщины лет тридцати пяти — сорока. Все бы ничего, только была зима, а она обнажена. Темно. Зимний вечер. Она стояла за старой жилой пятиэтажкой, вдоль которой проходила автомобильная дорога в две стороны. Машин не было, как и людей. Дорогу освещали высокие фонари, отбрасывая искрящиеся тени на заснеженный тротуар. По телу пробежали мурашки.

Зябко, — подумала она.

Из-за поворота выехал автомобиль, высветив обнаженную женщину светом фар, скудно просигналил и проехал дальше. Она подумала о том, что не мешало бы одеться. На плечах образовался плюшевый плед в черно-красную клетку. Она вздохнула. Немного не то, что она хотела. Машина, проехавшая мимо неё ранее, засветила красными огнями в начале дома и двинула обратно к ней задним ходом. Она снова вздохнула. Ну что ж, летать ей всегда нравилось. Легко оттолкнувшись ногами от земли, она взмыла вверх, оставив на снегу плед в черно-красную клетку. Переусердствовала. Отрыв пошел слишком быстро, как если бы кто-то резко крутанул колесико мыши, уменьшая размер. Она затормозилась, нырнула вниз и двинулась на уровне пятых этажей. Она проплывала мимо чужих жизней, иногда заглядывала в чужие окна, в чужие жизни.

Вот мужчина на седьмом этаже девятиэтажки пришел с работы в подвыпившем состоянии. Отмечали с коллегами получку.

— Где мои тапочки?! — громогласно объявляет он.

Мальчик лет двенадцати, похожий на ангелочка, с белокурыми волнистыми волосами и чистыми большими голубыми глазами, замирает над чашкой супа на кухне. Он знает этот тон, эту интонацию. Каждые выходные его отец пьет и избивает мать. Он уже и не знает, как объяснять друзьям тот факт, что его мать ходит в темных очках зимой. Мать несется через коридор с тапками в руках. Она не ожидала его так рано, в день получки, и не успела подготовиться. А можно ли вообще подготовиться к избиению, когда оно неизбежно? Будто дело и правда, в тапочках.

Женщина недостаточно быстра. Муж недовольный расторопностью жены бьёт её прямым ударом в лицо. Взмахнув руками, она заваливается на кухню, в проход между столом и кухонным гарнитуром, на котором несколько минут назад готовила отбивные, и падает на пол. Удар у отца сильный и отчего-то в пьяном сил больше, нежели в трезвом. Мальчик вскакивает. Отец грозно топочет к матери и поднимает ногу для того, чтобы пнуть по лицу беззащитной женщины. Все в душе мальчика замирает. Отец не обращает на обреченного свидетеля никакого внимания. Мальчик хватает кухонный молоток быстрее, чем нога отца, ударяет мать и бьет наотмашь, не глядя, отцу по голове. Тот падает. Мальчик видит только кровь, растекающуюся по кухонному линолеуму в светлый ромб…

Вот в стандартной ленпроектовской пятиэтажной малосемейке брат насилует сестру. Ему шестнадцать, ей девять. Она даже не понимает, что над ней совершается акт насилия. Она привыкла. Он делает это с ней с пятилетнего возраста. Для неё это не больше, чем игра. Ближе него у неё никого нет. Их мать — одиночка. Хотя нет, номинально отец у них есть, но после развода его будто и нет. Мать работает на трех работах сразу. Её почти не бывает дома…

В элитной восемнадцатиэтажке с большими пролетами и прекрасными видами из окон квартир мальчик и девочка лет восьми-девяти поднимаются на лифте на последний этаж. Они дружат с детства. В руках мальчика кот, белый с черными пятнами. Чарли — так они обозвали приютившегося в их подъезде зимней стужей кота. Они встают около пролета лестниц, с интересом заглядывая вниз, вытягивают руки, держащие кота. Кот боится, но доверяет детям. Они его кормили. За ней несется жалобное «мяу» кота, пораженного предательством…

И почему ей снова приходится всё это видеть?

К тому моменту, как ее ноги коснулись земли, на ней было черное зимнее пальто и красные кожаные сапоги на квадратном каблуке. Она поморщилась. Двери с видеодомофоном…

…Парень в одних трусах сидел в компьютерном кресле. Он был дома один. И занимался поиском интересного видео в сети, дабы испить подготовленное пиво на субботний вечер. Верный пес преданно следил за хозяином, лежа рядом, ему тоже было одиноко, но говорить он не мог. Парень случайно щелкнул на ютуб канале одно из видео.

«А тут камера домофона засняла появившуюся из ниоткуда женщину…» — понеслось из динамика.

Несущественно, — отмахнулась она от линии будущего. Просмотрев недавнее прошлое, без проблем ввела код для входа. Лифт. Пятый этаж. Звонок в дверь.

— Кто там?

— Я, — отвечает она и знает, по ту сторону поняли верно.

Дверь открывает молодая женщина в бордовом шелковом халате с распущенными по плечам светлыми волосами. Едва взглянув в темные глаза незваной ночной гостьи по лицу хозяйки, пробегает неясная тень:

— Уже пора?

— Пора, — соглашается она.

Женщина отодвигается и пропускает гостью внутрь. Та, не разуваясь и не снимая пальто, проходит на кухню и садится за стол.

— Я не справилась, — мнет руки светловолосая красотка. — Я не смогла предотвратить…

— Уже слишком поздно, — соглашается гостья.

Хозяйка квартиры падает за стол напротив гостьи, заливаясь слезами. Она плачет так, словно её душу рвут изнутри.

— Это был худший день в моей жизни, — пытается оправдаться. Тушь потекла, делая её похожей на наркоманку из подворотни. Видимо перед приходом гостьи она куда-то собиралась. Лицо вмиг посерело, на нем резко проявились морщины, из-за чего она стала выглядеть старше. Губы превратились в две тонкие ниточки. Глаза изменились, стали опустошенными. Боль разъедала её изнутри.

— Ты признаешь свою вину? — спросила гостья.

— Да, признаю, — в последний раз всхлипнула хозяйка квартиры.

— Это было умышленно?

— Отчасти. Но скорее спонтанное решение умысла.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю. Сложно объяснить. Словно это было где-то глубоко внутри меня. Я была расстроена, разбита. Эта непрекращающаяся боль, когда тебя не любят, измучила меня. И я потеряла контроль…

— Ты сама выбрала это воплощение. Может, есть какие-то смягчающие обстоятельства?

— Мне нет оправдания. Я сделала то, что сделала. Но они действительно есть. Подобные обстоятельства…

***

Вы когда-нибудь заходили на кухню и видели себя со спины? Буквально со стороны. Вы смотрите на себя, как режете бутерброд. Звучит как нечто безумное, но ничего необычного, если у тебя есть сестра — близнец.

Уверена, что каждый хоть иногда задумывался о том, каково это — иметь близнеца. Человека, который точь-в-точь как вы. Наверняка, многие мечтали об этом и представляли, как проворачивали разные авантюры, а при просмотре фильма про «Электроника» или «Двое: я и моя тень» — тихо завидовали. Вот и я до рождения решила, что это будет прекрасно. Но, конечно, этого не помнила.

Нашей любимой игрой в детстве было: кто первый улыбнется, тот получает щелбан. Я всегда выигрывала. У сестры никогда не получалось сдержать улыбку. А что насчет меня, то я никогда не могла дать ей щелбан. Так что всё заканчивалось поцелуем в нос. Мы всегда были вместе, а наши узы сильны. Вдвоем мы привлекали внимание окружающих, но нам никто не был нужен. Нам было хорошо вдвоем. Казалось, ничто не сможет нас разлучить, а мы сами способны преодолеть любое горе вместе. Я была младшей, и обычно в семьях младших любят больше.

Но то, что это не так, я поняла летом, когда мы готовились к школе и были в предвкушении от первых учебных дней. Нашей матери тогда было тридцать пять. Внешне мы совсем на неё не похожи. Высокая стройная брюнетка. Она выглядела благородно и ярко даже в простом однотонном платье синего цвета. Многие замирали, глядя ей вслед, когда мы шли в парикмахерскую по центральной улице нашего города. Мы с сестрой часто играли в парикмахеров, делая прически друг другу. Когда сестра пропускала мои волосы сквозь пальцы, я ощущала приятную дрожь. Я обожала это чувство. Поход в парикмахерскую для стрижки был большим событием для нас ещё по одной причине. Впервые нас будет стричь не мама, а подстригут, как взрослых, за деньги.

Колокольчики на двери весело звякнули, когда, держась за руки, мы переступили порог заветного заведения. Все производило неизгладимое впечатление, порождая в душе неизменный восторг. Этот особенный аромат до сих пор пробирает до мурашек и пробуждает воспоминания.

Нас встретила красивая женщина, похожая на фотографию из журнала:

— Добрый день! Кто из красавиц желает подстричься?

— Девочки, — пояснила мать. — Но нам нужно выбрать.

— Да, конечно, — отозвалась женщина. — Вы можете выбрать понравившуюся модель в журналах.

Мать кивнула и опустилась на кожаный красный диван. Мы пристроились по бокам. Она выбирала придирчиво, перелистывая листок за листком.

— Кто из вас желает быть первой? — поинтересовалась женщина-парикмахер, глядя на нас с улыбкой.

— Я! — одновременно закричали мы, соскакивая с дивана.

Без конца выкрикивая «Я» мы тянули руки вверх, пытаюсь привлечь внимание к своей персоне. На удивление, мать не рассердилась из-за устроенной нами шумихи, а наоборот выглядела довольной. Но сестра меня перехитрила и юркнула в кресло.

— Я победила! Я буду первой! — объявила она.

— И как зовут победительницу? — поинтересовалась парикмахерша.

— Варвара.

— Такое имя не часто услышишь в наше время, — улыбнулась женщина.

— Я — часто.

Все рассмеялись, а мне стало грустно. Я понуро опустилась на диван рядом с матерью, и она обратила внимание на меня.

— Варя, — сказала мать. — Хотя бы раз пропусти сестру первой.

В этот момент мне так хотелось обнять маму. Она позволила мне почувствовать себя очень важной, но я сдержалась. Мы с сестрой поменялись местами. Улыбка просто не сходила с моих губ. Женщина парикмахер укутала меня в накидку, подняла кресло и спросила у матери:

— Вы выбрали стрижку?

— Да, — ответила мать и подошла, показывая фото в одном из журналов.

— Вы уверены? — уточнила женщина. — Я не думаю…

— Это именно то, что нужно, — пресекла сомнения мама.

Парикмахер принялась творить чудо преображения, щелкая ножницами, а я закрыла глаза, желая увидеть лишь конечный результат. Это было очень волнующе. Но когда я посмотрела на свое отражение в зеркале…

Меня превратили в мальчика! Мне срезали все мои прекрасные волосы. Сестра, увидев это, заплакала. Я тоже была готова разрыдаться, но сдержалась.

— Ох, — удивилась мать. — Тебя Варя мы стричь не будем. Вам и правда не идет эта стрижка.

Я плакала весь вечер. Сестра плакала вместе со мной, шепча на ухо: мне жаль, очень жаль. Мать не проронила ни слова сочувствия.

Самым ужасным для нас было, когда мама закрывалась в своей комнате. Беспокоить ее не следовало. Она рыдала в комнате. Она оплакивала отца. Мы не понимали, ибо мы абсолютно не помнили второго родителя. Мы слышали доносившиеся всхлипы из комнаты, которые иногда переходили в самый настоящий вой. Иногда это длилось всю ночь. Было страшно. Мы не могли заснуть. На следующий день на неё было больно смотреть. Тогда она заставляла нас смотреть:

— Хорошенько запомните, как я выгляжу, — говорила она. — Возможно, я когда-нибудь повешусь ночью. Откроете дверь, а я буду висеть на веревке.

Её слова породили во мне одну мысль. А что если я умру? Как они отреагируют? Испугаются? Я без конца представляла свою смерть и реакцию мамы с Варвары на моё бездвижное тело. Я ложилась на пол и старалась не моргать, не дышать, изображая умершую. Никогда не признавалась об этих фантазиях сестре.

Первый класс мы окончили на отлично. Поздравить нас пришел дядя, брат мамы. Он принес кучу подарков, но не задержался поиграть с нами. Они закрылись с матерью в ее комнате, и вскоре до нас донеслись их крики. Они ругались.

— Ты с ума сошла?! — кричал дядя. — Отдать ребенка?

— Ты ничего не понимаешь! Кому я нужна с двумя детьми?

— Ты её никогда не любила.

— Тогда забери её себе.

— Ты же знаешь, я не могу. У меня разъездная работа!

Нам обоим было больно признаться, что речь шла обо мне. Но после ссоры ничего не произошло. Мать задумала нечто другое. Она решила разрушить нашу связь. С того дня, если мы куда-то шли за руку она держала лишь Варвару, всем видом показывая, что я лишняя. Знаете, близнецов обычно одевают одинаково, но только не нас…

На соседней улице от нашего дома был магазин модной одежды для детей под названием «Дочки-матери». Там была очень красивая одежда, лучшая в городе, но не по карману для нашей матери, воспитывающей одной двух девочек. Однажды в витрине магазина девочку-манекена нарядили в потрясающе оранжевую куртку, похожую на праздничный мандарин. Мы не могли оторвать взгляд, так она нам понравилась, и мать предложила примерить курточку.

Радости нашей не было предела. Мы представляли, сколько внимания привлечем в школе, обе одетые столь ярко. Первой куртку примерила Варвара. Выглядела она в ней потрясающе! Я ждала свою, но…

— Ох, — вздохнула продавщица, видя мое нетерпение. — Понимаете, у нас все модели представлены в единичном размере.

— Ничего страшного, — ответила мать. — Мы её берем.

— Одну? — удивилась продавщица.

— Да. Одна лучше, чем ничего.

Мне почему-то показалось, что это относилось не к куртке. Ничем для матери была я.

Если кто-то подумал, что нам купили одну куртку на двоих, то, как же он заблуждается. Оранжевая куртка принадлежала только Варваре, и мать запрещала одевать её мне, как и многие другие вещи, вскоре купленные в «Дочках-Матерях» Она хотела, чтобы я начала завидовать сестре. И вопреки самой себе, я стала ненавидеть Варвару. Мы начали ругаться. И вскоре матери удалось избавиться от меня. Не знаю, каким способом, времена раньше были другими, но я оказалась в детском доме…

***

— Свою вину знаешь? — уточнила поздняя гостья, когда женщина замолчала.

— Да, — кивнула виновница. — Но я хочу рассказать до конца.

— Хорошо.

— Жизнь в детском доме не сахар. Особенно для таких, как я, детей из семьи. Я жила, словно спящая собака, не замечая хода времени: Один день, год перетекал в другой. Вся жизнь казалась сплошным сном, полных теней и необъяснимых переходов. Я ждала времени, когда вырасту, найду сестру и за все извинюсь. За то, что предала нашу верность друг другу. Но как оказалось, они переехали сразу же, как избавились от меня. Точнее мать вышла замуж за богатого мужчину, и они переехали.

Но сестра сама отыскала меня. Как оказалось, наша мать разбилась на машине вместе с новым мужем за пару лет до нашей встречи, оставив сестре все имущество. Я тогда уже вышла замуж. Неудачно. Все сложилось так неудачно. Муж пил и избивал меня. Жили мы плохо. И зависть затмила мою радость от встречи.

Я не могла бросить мужа. Он угрожал убить меня. Тогда я решила поменяться местами с сестрой. Я убила сестру. Моего пьяницу мужа сразу загребли. Ведь все знали, что он избивает меня. Но никто не знал, что у меня есть сестра близнец. Я заняла её место.

Она замолчала.

— Ты не справилась, — заметила гостья. — Сама решила разделить себя на два тела, чтобы стать сильнее.

Обвиняемая кивнула.

— Готова показать мне свою душу? — спросила гостья.

В ту же секунду говорившая женщина упала лицом на стол, а в сторону гостьи выкатилась черная жемчужина. Гостья ловко поймала ее двумя пальцами и пристально просмотрела на свет. Такая душа не могла подняться и пересечь сферы. Это было семя для нижнего мира. Откуда-то из внутреннего кармана пальто женщина достала небольшой бархатный мешочек и аккуратно вложила черную жемчужину внутрь. Затем встала и вышла из квартиры в коридор и не спеша двинулась вверх по лестнице.

Отчего смерть представляют как старуху с косой? Почему всегда считается, что это плохой парень? Мы ведь их даже не убиваем. Мы, падшие, просто выслушиваем и собираем души, которые не способны летать.

Она вздохнула и вышла на крышу. Оглядывая с высоты ночной город, вновь подумала о том, как не любит этот мир. В давние времена лихолетья и безвременья, смуты и становлений, Мастер, превзойдя искусством самого себя, создал этот мир. Мир был столь прекрасен, что каждая зверушка и каждое дерево приняли в себя частичку Его разделенной души. Но странное дело, стоило душе обрести тело, как она вмиг забывала о вечном пути, о том, что умеет летать и больше не ходила сквозь стены…Зато отчетливо различала улицы, двери, обретала новые манеры и обычаи, думая лишь о себе.

Мир страданий. Он переполнен грешниками. Прежде чем сядет луна, у неё будет полный мешочек темных семян. А ведь ей, Двуликой, предназначалось собрать лишь души разделившиеся в этом мире на два тела. Сколько же историй выносящих себе приговор ей предстоит выслушать? А потом ещё семена сажать… Нижний мир хоть и мрачный, но о нем тоже стоит заботиться.

Она расправила крылья, которые горели в атмосфере. Вечный вопрос, на который ей не давали ответа — почему крылья падших пылают?