Номер 14

В его комнате не было почти ничего. На стенах отсутствовали обои, а на потолке побелка. Вместо люстры из потолочной плиты торчали куски провода, замотанные изолентой, а освещало его комнату большое окно со старыми, деревянными рамами, покрытыми облезшей белой краской. Под исцарапанным подоконником красовались крепления для батареи отопления, но и она отсутствовала, вместо неё из пола торчал заваренный огрызок трубы. На голой стене белела единственная розетка, которой он давно не пользовался. У входной же двери, на единственной вешалке висели пальто и шляпа.

Посреди комнаты, перед окном, лежала картонная коробка. Два метра длиной, полметра шириной. Он лежал внутри, на подложке из каких-то старых тряпок и не шевелился, а просто смотрел в потолок.

Солнце за окном вставало и садилось. Проходили дни, затем недели. Небольшой паук нашёл путь в комнату, и начал вить паутину на потолке, но потом ударили холода и паук не смог завершить свою работу. Дни превращались в недели, а недели в сезоны. В комнате холодало, стёкла старого окна покрывались сначала влагой, потом морозными узорами, а потом оттаивали.

А он просто смотрел в потолок и не шевелился.

Не было причин вставать. Не было причин двигаться. Не было причин что-то делать, куда-то идти, чего-то добиваться и хотеть. Не было смысла делать ничего, и он просто лежал и продолжал смотреть в одну точку на потолке, пока вокруг него собиралась на полу пыль. Так прошло много времени.

А потом в дверь постучали. Смутно слышимые голоса что-то говорили, кого-то звали. Вроде бы даже его. Потом в двери щёлкнул ключ и она открылась. Кто-то заглянул внутрь, в его комнату. Но не было смысла поворачивать голову.

— Вот! — заявил у двери пожилой, но бойкий женский голос. — Лежит и не встаёт. Ничего не делает. А я вам писала, писала! А вы всё не приходите.

— Как давно лежит? — поинтересовался другой голос. Мужской, спокойный, деловой. Он доносился издалека, как будто сквозь подушку.

— Да больше года лежит! — заговорила невидимая бабулька у двери. — Вы бы раньше пришли, а то он… !

— Мы посмотрим. Посмотрим, не волнуйтесь. — заверил её мужской голос.

— Вы посмотрите! А то будет, как в прошлый раз! — бросила бабулька и, судя по звуку шагов, ушла.

— Парни. За мной. — сказал мужской голос и зашёл внутрь, переступив через порог. За ним последовали тяжёлые шаги двух человек.

— Пылища… — сказал один из них.

— Окно приоткройте, будьте добры. — ответил ему неизвестный мужчина. Судя по всему, главный.

Они обошли всю комнату, внимательно разглядывая её отсутствующее убранство, а потом, медленно, будто осторожно, подошли к нему. Гость наклонился над ним.

Чуть полноватый мужчина, лет тридцати пяти. На нём кожаный жилет, брюки и рубашка. Его брюки были неаккуратно помяты, а жилет не подходил ему по возрасту, как будто он надел его по привычке. С жилета свисали множество причудливых медальонов, и лицо его казалось смутно знакомым. Рядом с гостем стояли два высоких и плечистых человека. В белых халатах и медицинских колпаках. В белых халатах, под которым угадывались контуры бронежилета и брони.

— Здравствуйте, **** **********, сказал Гость и улыбнулся, чуть качнул головой. Медальоны звякнули.

Почему-то он не услышал своё имя, хотя знал, что это оно.

— Что ж вы не встаёте и не выходите никуда, уважаемый? И не здороваетесь? — поинтересовался Гость. Гость вежливо, добродушно улыбался. Но не было смысла вставать, шевелиться, отвечать. И что-то делать.

Гость смотрел на него некоторое время, а затем вздохнул. Улыбка погасла.

— Шеф. Он теперь всё? — спросил один из громил.

— Нет. Не всё. Поднимите его, расстегните одежду на груди. Будем осматривать.

Его подняли из коробки. Поддерживая, поставили на ноги, а потом расстегнули пыльную рубашку на груди. А Гость стал внимательно осматривать его. Что-то бормотал.

— Я ваш куратор. Нужно было бы к вам раньше прийти, но сами знаете, как дела идут. Пока одно да другое, проходит много времени.

«Куратор» достал откуда-то серебряный молоточек и начал постукивать по грудной клетке хозяина комнаты. А тот безмолвно висел на руках громил-»санитаров»и не шевелился.

— Я же ведь вас помню. Вы тогда много шума наделали. Один из первых случаев. Сколько лет прошло? Только что же вы, батенька, всё лежите? Спиной его разверните, пожалуйста, задерите рубаху.

Громилы выполнили приказ, а он по-прежнему висел, глядя в пол. По спине его постукивали молоточком. Не было смысла что-то говорить, или шевелиться. Куратор продолжал рассказывать.

— Ваш номер — 14-187. Имя вы себе не выбрали, а старое вам больше не подходит. Разверните его. Теперь можете застёгивать. И окно откройте уже.

Один из громил направился окну и стал разбираться с засохшей рамой. Куратор с лёгкой улыбкой смотрел на 14-го. Затем достал из-за пазухи банан. Надорвал кожуру, и откусил. С набитым ртом он продолжил говорить.

— Вы по-прежнему должны около тридцати миллионов. Несколько миллионов вам списали. Просто, пока вы тут лежали… — он взмахнул бананом — мир не стоял на месте. Подлатали законы, пересмотрели. Но вы же тогда неплохо повеселились, ведь так? Вот и долг вам не списали весь. Хотя, наверное, смогли бы…

«Куратор» вздохнул, доел банан и сунул банановую шкурку в карман.

— Поймите, номер 14. Нельзя в вашем случае убежать. Спрятаться, переждать. Можно только начать работать, решать проблему. И тогда она, со временем, закончится. Ну а если не начнёте, то вас ведь могут и выселить отсюда, и перевести в другие условия. Вы же не хотите этого?

Но ему было всё равно. Громила, наконец, разобрался с рамой, со скрежетом открыл окно и в комнату хлынул воздух, поднял клубы пыли. Второй громила закашлялся, а Куратор говорил, как ни в чём ни бывало.

— В мире много интересного происходит. Тут такой конфуз недавно дипломатический произошёл, просто невероятный. Ну или вот ваш сосед, который взял имя «Василий». Весьма энергичная личность. Он себе сначала на подоконник кактус поставил, потом ноутбук раздобыл, листы бумаги, приоделся. Теперь что-то чертит. Может быть возьмёте с него пример? Поговорите с ним, хотя бы?

«Номер 14» чуть-чуть дёрнулся. Слегка повернул голову в сторону.

— О, вы зашевелились! Замечательно. — искренне обрадовался куратор. Только одеться не забудьте соответствующе, когда пойдёте на улицу, чтобы не напугать никого. А я к вам зайду. Ну, допустим, через месяц, и посмотрю, как у вас дела идут… хорошо же ведь, четырнадцатый?

Громилы отпустили его. Он остался стоять уже сам, на своих ногах. Куратор что-то говорил, говорил, потом, дружелюбно улыбаясь, ушёл.

«Перевести в другие условия», возникла в голове мысль, и в груди чуть-чуть кольнуло.

Быть может, нужно выйти наружу. Хотя бы переступить порог. Хотя бы порог комнаты, хоть в этом не было смысла. Он посмотрел задумчиво на потолок. В паутине там висел мёртвый паук. Тот самый, который не пережил холодов. Но когда это было?

***

Куратор ушёл, доедая на ходу очередной банан. Ушли за ним и его спутники, «санитары», и забыли закрыть окно. Бабулька заглянула в его комнату, поохала, попричитала, и ушла. Дверь щёлкнула за ней.

Час он простоял неподвижно, глядя в стену напротив него. В конце концов он шевельнулся. Сделал шаг, второй. Подошёл к окну и закрыл. За окном на сером небе собирались тучи.

Оставляя следы на пыльном полу, он подошёл к двери. Снял с вешалки пальто, поднимая облака пыли, проверил ватные подкладки в рукавах на нём. И медленно надел его. Водрузил на голову такую же пыльную шляпу, достал из кармана перчатки, и потянулся к двери.

Он забыл маску.

Охлопав себя по карманам, он нашёл, наконец, маску в огромном кармане на внутренней стороне пальто. Большая маска со странным узором, будто вырезанная из горного камня, она полностью скрывала его лицо. В ней не было прорезей для глаз, но он спокойно видел сквозь неё. Он надел её, закрепил на своём лице, а потом долго возился со шляпой. Внутри к ней крепилась завеса из ткани, что скрывала его голову с боков и сзади, как на шляпе рыбака. Затем повернул дверную ручку и вышел наружу. Нет смысла запирать дверь, ведь внутри нет ничего.

В длинном полутёмном коридоре виднелись ряды дверей, таких же как у него. Грязная лампочка мигала вдали, и несколько худых фигур медленно, бесцельно двигались вдоль стен. Несколько из них оглянулись на него, и продолжили свой путь. Так же медленно он пошёл вдаль, в конец коридора, к выходу из здания. Там, после поворота, будет сидеть вахтёрша за столом. Оттуда светился свет.

Кто-то вышел из света, повернулся в его сторону, и взмахнул руками. Энергично подбежал к нему и хлопнул по плечу. Его сосед, из следующей комнаты. Когда-то давно он встречал его. Как его зовут?

Сосед размахивал руками, и что-то «говорил». Беззвучно мельтешил очередью жестов, воодушевлённо что-то «рассказывал». Только шелестела его одежда, его перчатки. Под конец, он обвёл рукой коридор, и хлопнул по небольшому футляру на своём плече. Похож на сумку для ноутбука. И, похоже, ждал ответ.

Но он, номер 14-187, не знал язык жестов. И он покачал головой, отодвинул соседа в сторону, и пошёл дальше. За спиной его сосед шелестел руками, и что-то, возможно, доказывал, жестами. Сосед шёл за ним несколько шагов, размахивал руками, но в конце концов, остановился. Пожал плечами и пошёл по своим делам.

Бабулька-вахтёрша с удивлением уставилась на него. Потом погрозила пальцем.

— Проснулся, спящий красавец? Чтоб к семи вернулся. Правила не менялись.

Он даже не кивнул ей, а прошёл мимо, и вышел наружу.

Он стоял на ступеньках серого бетонного здания, окна первого этажа которого закрывали декоративные кованые решётки. Тощая, долговязая, невероятно худая фигура. Его старое, пыльное пальто висело на нём, будто на вешалке. От мятой и пыльной шляпы спускались шторки, что закрывали его голову, а лицо скрывала маска с абстрактным узором. Она поблёскивала, будто вырезанная из полированного камня.

Он медленно спустился по лестнице и пытался вспомнить, куда идёт улица, что находится рядом. С удивлением он оглядывался на незнакомые ему здания. Если пойти прямо, можно выйти на проспект. На нём когда-то были магазины. Быть может, одному из них нужна помощь…. Шаркая ногами он пошёл к проспекту между сухих деревьев, между блоками многоэтажных зданий. На улицах почти не было людей и стояла странная тишина.

— Парни, смотрите! — раздался вдруг голос сбоку. — Урод!.

— Ага, Урод! — вторил ему другой голос.

— Вылез из своей норы.

Он остановился и оглянулся. Несколько парней. Подростки… или уже почти взрослые, лет по девятнадцать каждому… не получалось определить возраст, и мысли путались, разбегались. Один из них постарше и пара приятелей его. Шпана?

— Ты, Урод. — сказал тот, что постарше. Он подошёл ближе, перегородил дорогу, и что-то начал грозно говорить.

«Тут таким как ты не рады», «Я тут…», «Это наша улица…». Его приятели ржали, и поддакивали, но стояли в стороне. В паре шагов от своего заводилы. Руки заводилы чуть подрагивали.

Мысли смешивались в кучу, будто клубок змей, и переплетались, перепутывались. Он не слышал, что говорит ему пытающийся казаться грозным незнакомец. В голове всплыли подсказки: Молодняк. Шпана. Хулиган.

Он не имеет значения.

Он отодвинул недавнего подростка в сторону и пошёл дальше. Вслед ему прилетел пинок. Он чуть покачнулся и продолжил идти.

— Ты думаешь кто такой, я тут… — возмущался заводила, вился вокруг него, пытался что-то сказать, и ржали позади его приятели. То ли над заводилой, то ли над ним, 14м номером.

Но это всё не имело значения. Заводила толкнул его ещё пару раз, и отстал, выкрикивая что-то вслед. А он вышел, наконец, на проспект.

***

На проспекте, две покрытые асфальтом пешеходные дорожки тянулись вдаль, вдоль четырёхполосной дороги. На их обочине высажены были деревья, покрашенные белой краской возле земли. Или же мелом? Он не помнил.

Он помнил, как по проспекту бежали потоки машин, как ходили толпы прохожих, помнил яркие, солнечные дни. Когда-то, кажется, тут проходил парад, и он шёл по проспекту, вместе со зрителями, и играла музыка.

Но сейчас, на почти пустой дороге почти не было машин. Пара одиноких прохожих маячила вдали. Мелкие магазинчики на первом этаже сменили вывески, он не узнавал ни одной из них. Многие были закрыты, а на другой стороне проспекта возвышалось огромное и незнакомое ему здание. Не менее двадцати этажей, оно поблёскивало полированной, облицованной камнем поверхностью без единой видимой детали и длиной было в несколько привычных ему девятиэтажек. На нём не было вывески или опознавательных знаков. Не видел он и окон. Только серое небо отражалось в полированном камне.

Он медленно пошёл вдоль дороги. Оглянулся, когда мимо на огромной скорости пронёсся грузовик неизвестной ему модели. Огромная фура на двенадцати колёсах двигалась на удивление тихо. Чуть позже, по встречной полосе промчалась такая же. Он не узнавал контур кабины, на которой не было и намёка на лобовое стекло.

Попавшийся на встречу ему прохожий думал о чём-то своём. Прохожий поднял глаза, увидел его, и шарахнулся в сторону с видимым испугом, что-то забормотал и ускорил шаг. Что-то про «управы на вас нет».

Но это не было важно. Номер 14 шёл по проспекту и смотрел на вывески незнакомых ему магазинов, разглядывал двери, и пытался найти дверь с объявлением: «требуются работники».

Он вскоре нашёл искомое. На двери небольшого продуктового магазина красовалось красочное объявление: «Требуются продавцы и грузчики». Он толкнул дверь и вошёл внутрь. Она открылась с лёгким звоном колокольчика.

— Здравствуйте! — жизнерадостно сказала ему молодая девушка-продавец с пачкой коробок в руках, обернулась к нему.

— Ой! — испуганно сказала она и уронила коробки. Пластиковые стаканчики и контейнеры посыпались на пол и покатились между рядов продуктов. Девушка попятилась, стремительно бледнея, затем развернулась, и побежала в подсобку, подскользнулась, и чуть не упала.

— Сан Саныч…., то есть Александр Александрович! Там… там!!!! — раздался из-за двери перепуганный голос.

— Анька, ты чего? Опять мышь увидела? — ответил ей низкий голос. Мужской.

— Оно! Оно, там… — невнятно лепетала продавщица. Раздался тяжёлый вздох, и «Сан Саныч» вышел наружу.

Огромный пожилой мужчина, под два метра ростом с могучим телосложением. Про таких говорили «косая сажень в плечах». Он одет был в серый городской камуфляж, с надписью «Охрана»:

— Ну и где твоя… мышь. — спросил он и уставился на него, на номер 014-187. И удивлённо поднял брови. Помолчал. И заговорил:

— Ты чего тут забыл? Для твоего брата у нас ничего нет. — в добродушном голосе проскакивало напряжение и металл.

Худая фигура в мятом пальто посмотрела на него снизу вверх и ткнула в объявление на двери. Номер 14 стукнул по стеклу несколько раз, и уставился на огромного охранника маской.

— Работу ищешь? — искренне удивился «Сан Саныч». Номер 14 кивнул. И Охранник покачал головой.

— Мы ваших не берём. Даже грузчиками. Так что дальше иди.

Номер 14 замер. И стоял неподвижно. Сан Саныч сделал шаг вперёд.

— Дальше иди, покупателей распугиваешь. Нету тут для тебя работы. Буянить будешь?

Номер 14 мотнул головой, и вышел в дверь. Она жизнерадостно звякнула колокольчиком. Спустившись по ступенькам, он оглянулся назад и посмотрел внутрь ярко освещённого магазина. Сан Саныч стоял около упавших стаканчиков, и хмуро смотрел ему вслед. А испуганная продавщица выглядывала из-за него.

Он пошёл дальше, вдоль длинного проспекта, и разглядывал магазины. Почти в каждом из них висело объявление: «Требуется». Продавец, грузчик, охранник. Но в каждом из них история повторялась. Люди пугались, смущались, иногда убегали, и все отказывали. Все без исключения.

Он дошёл до конца проспекта, и посмотрел в сторону. По дороге бежал истёртый пешеходный переход. Он сделал шаг в его сторону и собирался ступить на дорогу.

Позади кто-то шумел, и что-то кричал, но это не имело значения.

Когда он почти наступил на проезжую часть, кто-то дёрнул назад его за шиворот пальто, он потерял равновесие и упал. Сел на асфальт дорожки. И тут же по дороге пронёсся огромный, странный грузовик.

— Успел! Что не останавливаешься, когда люди тебе кричат, пустая твоя башка? Бессмертный, да? — спросил голос и закашлялся.

Сидя на земле, номер 14 обернулся. Над ним стоял дворник. Старый, с метлой и ведёрком и в фуфайке. Он кашлял.

— Ты ж подработку ищешь, так? Мне Саныч сказал.

Он кивнул, и продолжил молча смотреть на дворника своей маской.

— Тут такое дело. Ящики помочь перенести. Несколько сотен дам. Ну как, пойдёшь?

Ничего не имело значения. Но почему бы и нет. И номер 14 кивнул.

— Тогда вставай, Бессмертный ты наш. Как Кощей из сказок. Тут недалеко. У нас рук не хватает. До семи успеем.

Дворник махнул ему рукой.

Номер 14 встал. И медленно пошёл следом.

***

Ему выдали фуфайку. «Испачкаешь пальто своё», сказал Дворник. И каску. Обе заляпанные краской и несвежие. Но это не имело значения. Вместе с тремя пожилыми мужчинами он таскал ящики. На него уронили один из них. Второй поставили на ногу. Пару раз прижали. Но это тоже не имело значения. Люди уставали, останавливались, тяжело дышали. Он продолжал работать, и делал свою часть. И скоро ящики закончились.

— На, — дворник сунул ему пачку мятых бумажек. — Заслужил. Но шабашки не каждый день. Ты это, заходи к мне. Спрашивай. Постучи, то есть. Если что есть, я тебя приглашу. Ты ж крепкий, как все ваши. Фуфайку верни только, с каской.

Дворник показал рукой.

— Я вот там, в бытовке обитаю. Постучишься в окно, открою. Семёнович я. А ты назад иди, у ваших со временем строго. Бывай.

И Дворник ушёл. Он, 14й, посмотрел в небо. Оно подходило к вечеру и пора было идти назад. Тогда он успеет до семи…

Медленно он прошёл по проспекту. Ещё двое прохожих шарахнулись от него и с бормотанием отошли на другую сторону дорожки. Он свернул назад к своему зданию.

Его ждали.

Заводила с несколькими дружками стоял на дороге и ухмылялся.

— Что, не ждал, Урод? Я же говорил, это наша улица. Не для таких, как ты.

Гордо он подошёл к 14му и слегка толкнул его в грудь.

Но это тоже не имело значения.

Заводила что-то говорил ему. Рядом стояли его дружки, на почтительном расстоянии, а он красовался перед ними. «Такой мусор, как ты», «Недостоин». Слова сливались в бессмысленный шум и 14й просто смотрел на него, не шевелясь, на Заводилу, а тот лишь злился от этого.

Его повалили в грязь. Отпрыгнули в стороны, но ничего не произошло. Набравшись смелости, попинали ногами. Потом кто-то обшарил его карманы и нашёл смятую пачку денег в них.

Они вытащили его выручку наружу. Заводила развернул бумажки, и заржал.

— Смотрите, Урод деньги раздобыл!

И они сожгли их перед его глазами, зажигалкой. Чуть заметно кольнуло за грудиной. Они посмеялись над ним, пнули несколько раз и ушли.

Он медленно встал. Заметил вдали фигуру. Его сосед, тот самый, что ранее днём подходил к нему, что-то держал в руках и смотрел в его сторону, но не подходил ближе.

Это тоже не имело значения. Ничего не имело значения под серым небом.

Он поднялся по лестницам здания за две минуты до семи. Бабулька на входе грозна набрала в грудь воздуха, но охнула, увидев его.

— Ты, это что… что случилась-то? Неужто под машину попал?

Он попытался обойти её стороной. Но она схватила его за рукав, и тот треснул.

— Стой, говорю! Куда пошёл грязный и рваный? Мне потом полы мыть. Садись! Зашьём тебя и вытрем.

Он послушно сел. Она сняла с него пальто, поморщилась, разложила его на столе.

— Стирать нечем, ни одной стиральной машинки на этаже. А вот грязюку мы ототрём. И рукав наметаю….

Она бормотала и возилась с его одеждой. Вытирала пятна.

— Говорила я им, что нельзя тут только холодную воду оставлять, но нет, упёрлись, сказали смысла нет! А я им…

Она возилась с иголками, подслеповато щурилась. За окном темнело, и холл освещала теперь старая лампочка накаливания, без плафона. А бабулька ругалась и шила.

— Все вы тут такие. Только вот Василий что-то делать пытается. У него костюм новый, без пылинки. А вы все как мухи сонные… На, держи! Готово.

Он молча взял своё пальто и пошёл в тёмный коридор.

— И чтоб завтра в грязи весь не приходил! Я тебе не служанка, сам оттирать будешь!

Он зашёл в свою комнату. В темноте, повесил на вешалку подшитое пальто и шляпу. Аккуратно сунул в карман маску. И упал обратно в свою коробку. В этот раз лицом вниз. Не было смысла смотреть в потолок, и он пролежал в ней до следующего утра, пока блеклый солнечный свет не просочился в его комнату.

Он выходил каждый день. Доходил до «Семёновича». Иногда была подработка. Иногда её не было. Улицы за пределами здания почти не менялись. Всё так же мало было на них прохожих, так же редко ездили странные машины. Пару раз кто-то что-то чинил на фонарных столбах вокруг здания, возился со старыми уличным громкоговорителями.

И снова и снова он натыкался на наглеющую шпану. Заводила, имени которого он так не узнал, отбирал у него всю выручку. Его пинали и валяли по земле. Но ему было всё равно. И лишь иногда чуть покалывало в груди.

***

— Нету больше работы, Кощей. — сказал ему в этот раз Семёнович на пороге бытовки. — И долго не будет. Можешь не приходить.

«Кощей», Номер 14, чуть наклонил голову.

— Ну что ты на меня так смотришь? — смутился Семёнович, глядя на непроницаемую маску с узором. — Мы всё переделали. Мужикам уже который десяток пошёл, вот одним работать тяжело было, и работы накопилась. А тут ты. Хорошо ты нам помог. Ну вот мы всю работу и переделали, и больше работы нету.

Семёнович осмотрел его недовольно.

— Ты бы приоделся, что ли. Тут из вашего брата один прям как щёголь одевается. А ты с каждым разом всё грязней становишься.

Он, 14й, посмотрел внимательно на свои рукава. Он много раз оттирал их от грязи… Семёнович же махнул рукой, приглашая внутрь.

— Мы тут, это, с мужиками по сусекам поскребли, и вот это тебе нашли. Толку от него тебе мало, но хоть сообщение тебе сбросим. Старый, конечно, мы его тебе на год вперёд оплатили.

Семёнович протянул увесистый кнопочный, но мобильный телефон.

— Старый он, но если тебе что лучше надо, ты это уж сам. Да и они не все с вашими работают. А пока что это пойдёт. Ну, бывай? Заходи, если что. Я б тебе чай предложил, так ты ж ведь не будешь.

Номер 14, вышел на улицу и посмотрел вверх. Серое небо тускло светило на серые корпуса многоэтажек. Между ними возвышались деревья, часть из них сухая и без листьев. Стояла слякотная осень.

Как он узнал от Семёновича, многие квартиры пустовали. Ящики, которые они грузили, были вещами уезжающих и переезжающих. Дома пустели, и все в большем количестве окон не зажигался свет. Именно поэтому и закрывались один за другим магазины на проспекте.

Снова в голове пробежали воспоминания. О ярких днях, зелёной листве, параде, улыбающихся людях, и музыке на улицах. О потоках машин.

Но когда это было?

Он пошёл, неторопливо, домой. Снова от него шарахнулся редкий прохожий, заметив маску.

А неподалёку от дома, его схватили, и потащили куда-то в подворотни, по грязным улицам, в закутки между ржавых гаражей. Он не сопротивлялся. Ему просто было всё равно.

Его кинули на каменную плиту, прижали. Вся компания шпаны стояла тут, вместе с Заводилой, человек шесть, может восемь. Как его зовут? Но группа в этот раз смущённо мялась, и не было никаких шуточек.

— Паш. Может, ну его? Не надо? Я тут историю слышал, плохую… — начал один из подпевал.

— Струсил, да? — огрызнулся «Паша», Заводила. — Этим гадам нельзя спуску давать, а то они везде будут. В каждом доме, в каждой квартире, будет такой вот ублюдок. Вместо нас с тобой.

По его карманам шарили. Дрожащая рука вытащила из его кармана подаренный Семёновичем телефон. В груди снова кольнуло. Это всё не имело значения.

— Да как ты его собираешься-то? — дрожащим голосом спросил один из его дружков-подпевал. Его обычный кураж куда-то испарился.

— А вот так! Вот этим вот! — радостно улыбнулся «Паша» и показал в сторону. У гаража стояла увесистая строительная кувалда. — Смотри, какая хорошая вещь ведь. Это ведь урода телефон? Дай!

Он вырвал из рук одного из своих приятелей найденный в карманах 14го номера аппарат, и бросил на плиту. А затем с размаху ударил по нему кувалдой, и тот разлетелся на куски.

В груди жгло.

— Давайте, ставьте его на колени. Сейчас покажем, что ждёт тут таких, как он.

Они поставили его на колени. Сорвали шляпу и бросили в сторону. Зашептались, когда увидели его голову. Оставили маску.

— Ну что, урод, прощай. — сказал «Паша» и с размаху ударил кувалдой ему по лицу.

Он отлетел назад. Упал. И его маска треснула. А затем развалилась на куски. Второй удар пришёлся ему в грудь. Что-то треснуло. И лёгкое жжение превратилось в пылающий огонь.

***

Воспоминания хлынули к нему.

Яркий летний день. Он идёт с кем-то за руку, по красочному параду. Развеваются транспаранты, парят воздушные шары. Шарик улетает в воздух, и где-то плачет ребёнок. Шум стоит вокруг, толпы людей идут, со всех сторон льётся музыка и смех, и ярко светит солнце в ослепительно синем небе.

Он идёт по улице один. Он погрузнел, стало тяжелее ходить. Кто-то должен был рядом с ним, но их нет. А он торопится куда-то, по своим делам. Солнце светит на него с безжизненного неба.

Он сидит в коридоре. Вокруг него люди. Они кашляют, кашляет и он. Кто-то должен был быть рядом с ним, но их нет. Мимо спешат люди в белых халатах, торопятся. Кашель сгибает его пополам, он вдруг падает на пол, и мир вокруг начинает темнеть. Кто-то что-то кричит.

А потом он проснулся. В незнакомом месте, в незнакомой одежде, и он помнил, как дрался с какими-то странными людьми, что светились слегка зелёным светом.

Таким соблазнительным зелёным светом.

Кто он? Где он? Как его звали? Зачем он тут? Кто повесил на него «долг», и кто этот куратор?

«Паша» размахнулся кувалдой для следующего удара.

Кто эти люди, и почему они мешают ему? Почему они на его пути? Почему ему всё равно?

С громким звуком что-то треснуло в его груди, и он почувствовал, как закипает злость. Серое небо окрасилось чуть большими красками и на нём появились багровые всполохи. Злость поднималась и перерастала в жгучую ненависть.

Как они… посмели.

Павел размахнулся кувалдой, собираясь прикончить «Урода». Мало ли какие сказки про них рассказывают, никто после такого удара не выживет.

Тощая фигура на плите подняла руку. Перехватила кувалду на лету и вцепилась в неё. И как не старался, Павел не мог вырвать орудие. Фигура встала и обломки маски посыпались на землю. Номер 14 вырвал кувалду из рук Павла. Согнул, легко, её пополам, и бросил далеко через крыши гаражей.

«Мама», хрипло прошептал кто-то из группы. И они бросились бежать.

Ничего не имело значения. Существа перед ним враги. Враги, что встали на его пути. Враги, что покрыты такой вкусной соблазнительной зелёной дымкой, что струится возле их шеи. Он встал и пошёл к своим обидчикам. Они кричали и пытались убежать, но это не было важно. Он мог не торопиться.

Первый из них полетел в сторону. А над пустеющими домами завыла сирена.

— Внимание! Обнаружена опасность. Срочно покиньте территорию и дожидайтесь приезда группы быстрого реагирования.

***

По пустынным улицам города, завывая сиренами неслись два чёрных бронированных фургона. На них не было опознавательных знаков, кроме скупой надписи на боку: «Служба безопасности». Внутри сидели люди. В бронежилетах, шлемах, с наплечниками и налокотниками, полностью покрытые бронёй, как группа захвата. Они проверяли снаряжение — странные длинные шесты, и прозрачные щиты. Два ряда в каждом фургоне. По шесть человек, не считая водителя и места рядом с ним.

В головном фургоне, между двух рядов бойцов, будто тигр в клетке, расхаживал командир. Он легко держал равновесие на ходу, даже когда фургон подпрыгивал на редких выбоинах или сворачивал. Водитель фургона напряжённо смотрел вперёд, а справа от него сидел Куратор. Без брони и шлема, в том же странном жилете с кучей медальонов. Он листал какие-то старые, пожелтевшие тетради, просматривал записи в них, одну за другой. Написанные от руки списки имён, номеров, и справа от них — непонятные каракули, непохожие на привычные буквы.

— Куратор! Прогноз? — Командир подошёл к водительскому месту.

— Первая категория. Максимум вторая… — заявил Куратор, и, наконец нашёл нужную запись, в самой старой тетради. А затем долго перебирал медальоны на своём жилете, и нашёл один. Серебристый, но тусклый, с непонятным рисунком на нём. В рисунке угадывались буквы, книги, и нечто смахивающее на стену. Куратор покачал головой.

— Подъезжаем! — выкрикнул Водитель.

От широкой главной дороги ответвлялся переулок. Они мчались к нему.

— Первая-вторая, значит, — недовольно сказал Командир и оглянулся назад, на своих людей. Они закончили проверять снаряжение, и мрачно сидели на своих местах. И только в дальнем углу, один из бойцов, что-то бормотал себе под нос, перебирая в руках чётки.

— Чётки тут не помогут. — сказал Куратор, сложил тетради, и начал что-то искать по карманам.

Водитель выругался, и лихо свернул в сторону, чуть не перевернувшись, а из перекрёстка на дорогу вылетел огромный булыжник, весело поскакал по дорожному покрытия, оставляя выбоины.

— Вторая, значит. — ехидно сказал командир.

— Уже нет. Теперь третья. Минимум. — ответил ему Куратор.

— Полная готовность! — выкрикнул командир, и фургоны помчались по переулку. Кто-то стоял на обочине, махал руками и показывал вдаль…

***

Его обидчики оказались удивительно слабы. Он легко догнал несколько из них, и разбросал в стороны. Они разлетались будто тряпичные куклы, падали на землю, пытались уползти в сторону, а зелёное свечение вокруг них становилось всё ярче.

Они никуда не денутся от него, и он вернётся за ними, потом. Ведь сейчас его цель — Враг. Враг, что встал его на пути.

Враг бежал впереди. Он пылал зелёным светом, будто факел. Враг пытался драться сначала, голыми руками. Он принял пару ударов, и не почувствовал ничего. Попытался ударить в ответ, сильным и мощным движением, от которых Враг уворачивался. Он промахнулся раз, другой, пытался прижать Врага к стене одного из гаражей, промахнулся, и от удара его кулака кирпичная стена треснула.

Враг пытался ударить его откуда-то взявшейся палкой, потом металлической трубой, но он легко сломал палку, согнул пополам трубу и выбросил её куда-то далеко. Враг пытался бросить в него камнями, но он легко отбивал их в сторону. И только тогда Враг побежал, излучая ужас, а он погнался следом. За Врагом, Целью, Жертвой, окутанной зелёной дымкой.

Выла сирена. Он гнался вслед за улепётывающим со всех ног Врагом, а ярость пылала всё сильнее. Никто не мог стоять на его пути, думал он, когда поднимал огромный булыжник с земли и бросал вслед. Никто не сможет противостоять ему, думал он, отталкивая стоявшую на пути легковушку в сторону. Никто больше не помешает, думал он, перепрыгивая небольшую преграду.

Выла сирена. Враг начинал уставать, споткнулся пару раз, упал, тут же вскочил, и, спотыкаясь и поскальзываясь улепётывал и что-то кричал, кого-то звал. Сейчас, ещё несколько мгновений, и он, наконец достигнет Врага, и дотянется до пылающей зелёным светом шеи, и вцепится, выпьет зелёное свечение, и тогда…

А что тогда? Куда он идёт? Зачем? Кто он?

Он остановился на мгновение. Он стоял на небольшой улице, и Враг пытался убежать от него к проспекту. Нельзя позволить ему уйти, подумал он, и ярость снова разгорелась. Он побежал следом, но ему помешали.

Два чёрных фургона, вереща сиренами, влетели в переулок, остановились, и из них высыпали на улицу люди в тяжёлой экипировке. Они держали в руках странные ухваты, прозрачные пластиковые щиты, а у нескольких из них были автоматы. По ухватам бежали электрические разряды. Враг остановился за ними, и тяжело дышал.

Ещё одно препятствие.

Он бросился на вооружённых людей. Ударил щит одного, второго. По толстому щиту побежали трещины. Они сомкнули на нём ухваты, и одновременно ударили его электрическими разрядами. С его рук и ног пошёл дым, но он не почувствовал ничего. Он схватился за один из ухватов, дёрнул его к себе, и державший его человек потерял равновесие. И снова он бросился на группу людей перед ним.

По нему стреляли очередями, но пули не приносили вреда. Его жгли электричеством, но и это не останавливало его. Он расшвыривал сильных, тяжеловооружённых людей, ломал их щиты, бросал их в разные стороны, перевернул один из их фургонов, а его ярость всё усиливалась.

Кто они? Почему они стоят на его пути?

Кто-то бегал вокруг него, размахивал руками, и что-то кричал. Смутно знакомая фигура, которую он когда-то видел, когда-то очень давно. Он пытался дотянуться до вёрткого человека, но каждый раз его сдерживали вооружённые люди, которых становилось всё меньше.

А потом внезапно всё закончилось.

«Вёрткий человек» выкрикнул какую-то странную и замысловатую фразу, похожую на латынь. И его ярость испарилась. Вместо неё пришло недоумение. Почему он тут? Что он хотел только что сделать? Вооружённые люди воспользовались этим, и схватили его под руки. К нему, грустно покачивая головой, подошёл Куратор. И медленно, осторожно, надел на его шею странный серебристый медальон.

Он захотел спать, и мир вокруг стал темнеть. Угасающим сознанием он увидел, как вдали что-то кричит его обидчик, как вокруг лежат раненые люди в форме, и как вдали снова стоит его Сосед и что-то держит в руке.

А потом наступила тьма.

***

Он очнулся. Он лежал, как всегда, в своей коробке и смотрел в потолок. В паутине на потолке болтался мёртвый паук, тот самый, что не пережил холода. Ничего не хотелось делать, но в голове, как будто стояла кристальная ясность. Недавние события казались теперь далёкими и размытыми.

Быть может, это всё был сон? Его драка, тот парень, что так ненавидел его, и Куратор с медальоном.

Он встал. Взглянул в серый мир за окном. Посмотрел, будто в первый раз на свою комнату. На провода на потолке. Подошёл к двери. На вешалке он не нашёл ни своё пальто, ни шляпу, не маску. Он подумал, открыл дверь и пошёл по коридору.

В пустом коридоре одиноко мигала лампочка и не было никого. Двери были закрыты, никто не ходил около них, но в одну из них как будто кто-то скрёбся. Вдали, в конце коридора, горел свет, из парадной, где сидела обычно бабулька. Он пошёл к свету.

Но бабульки не было на своём месте. Вместо неё у дверей стояли два человека в бронежилетах, и держали в руках знакомые ему ухваты. Он сделал шаг к двери, и мгновенно ухваты нацелились в его сторону.

— А ну стой. Тебе нельзя на улицу. Особенно без маски. — заявил один из охранников, и для убедительности щёлкнул ухватом. По ухвату побежали искры.

Хотелось что-то возразить. Он открыл рот, но слова как будто не хотели выходить наружу.

— Ты хорошо повеселился, Кощей. — меланхолично заявил второй охранник — мы тебя уж хотели по всем правилам забрать, на новое место перевести и в бетон закатать, но подробности всплыли.

«В бетон»? Его?

— Сосед твой за тебя вступился. Сейчас с Куратором обсуждает, а тот в управление звонит. Выясняет, что с тобой делать. — заявил первый охранник, и примирительно поднял ухват, поставил рядом с собой. — пока не решат, никому выходить нельзя. Особенно без маски. Твоя ж разбита? Вот пока новую не получишь, будешь тут сидеть…

Он попытался возразить. Спорить. Размахивая руками, привести аргументы. Возмутиться. Но голос его никак не хотел звучать, а слова не выходили из горла.

— Ты смотри, — с лёгким удивлением сказал спокойный второй охранник, — он говорить пытается. Это как же его хорошо приложило.

Они переглянулись, с удивлением. Затем второй охранник вздохнул и сказал.

— У тебя вся одежда в грязи. Оттёр бы. На втором этаже этой богадельни есть единственный работающий тут туалет с холодной водой. Там же зеркало. Вот рубашку почисти. И в зеркало внимательно посмотри. А потом в комнату свою иди и жди. С тобой Куратор свяжется.

Он попытался спорить, но первый охранник снова показал ему ухват, и пустил искры по нему, для убедительности. И тогда он поплёлся на второй этаж.

В облицованной кафелем комнате, кое-как отремонтированной, действительно был умывальник с грязным зеркалом над ним. И похоже, что действительно он работал. Он посмотрел на себя и на одежде заметил пару грязных пятен. Подошёл к умывальнику, и посмотрел в зеркало.

Из зеркала на него смотрел скелет в рубашке. Голый череп без плоти, и лишь в глазницах черепа светились жёлтые угольки.

Он отшатнулся. Череп отшатнулся вместе с ним. Он попытался закричать, открыл рот, но звук не выходил наружу, и в зеркале скелет открывал рот, вместе с ним.

Он метался по облицованной кафелем комнате не меньше минуты. Потом остановился, и посмотрел на свои руки. Вместо пальцев он видел руки скелета. Непонятно как скреплённые кости, и желтоватые, слегка светящиеся браслеты на запястьях.

Почему он не замечал этого раньше?

Он расстегнул рубашку и посмотрел в зеркало.

Под тканью светились рёбра грудной клетки, внутри которой не было ничего. На грудине же зеленоватым светом светилось нечто странное. Он подошёл ближе к зеркалу и видел следы рисунка, похожего на тот медальон, который надел на него Куратор. «Медальон» теперь светился и как будто прорастал в кость. А ниже был след от ещё одного такого медальона. Только старого, потухшего, и как будто сгоревшего.

Он сел у стены туалета, и схватился за голову.

И снова хлынули воспоминания.

Как он когда-то он ходил по полным жизни улицам. Как потом он работал. Как заболел. И как умер, упав на землю у кабинета врача. Как вернулся, и как служба безопасности поймала его, и как надела на него первый медальон, печать. Он не мог вспомнить ни своего имени, ни имени людей во время своей жизни.

Он просидел на полу где-то час. Потом вернулся в свою комнату. Посмотрел на коробку на полу, и вместо неё сел на подоконник, и стал смотреть в окно, на серый мир за ним.

Через два дня, дверь в его комнату открыли. За ней стоял сосед, «Василий», как всегда, хорошо одетый, и в маске со странным узором.

Сосед махнул ему рукой. Сигнал, «Иди за мной». Но ничего не хотелось делать, и он остался на своём подоконнике. Тогда сосед зашёл внутрь, пинком отодвинул коробку в сторону, схватил его за руку и потащил из комнаты.

Ничего не имело значения, но он перебирал ногами, чтобы не упасть. Ничего не имело значения, но он шёл следом. Ничего не имело значения…

Сосед привёл его в свою комнату. Здесь горел свет, хотя на потолке висела лишь одинокая лампочка. В розетку был воткнут обогреватель, а на подоконнике красовался кактус в горшке. Не было здесь коробок, вместо них у стены стояла деревянная кровать без матраса.

В центре комнаты стоял стол. За столом сидел Куратор и перебирал бумаги. Напротив него стоял стул. Помощников Куратора сегодня здесь не было. Сосед усадил его, номер 14 на стул и встал рядом.

— Ну, здравствуйте, номер 14-187, — сказал Куратор и устало улыбнулся. — Вы нам устроили тут переполох. Одна повреждённая машина службы безопасности, пятеро бойцов на больничной койке, двое из них надолго. Ушибы и переломы у нескольких гражданских.

Куратор покачал головой.

— Как в самый первый раз. Вы знаете, обычно в таких случаях Управление не цацкается, а сразу нарушителя в бетон и в вечное хранилище. Но вам повезло.

Куратор переложил несколько бумажек на столе.

— Повезло вам, что печать ставил лично я, хоть и было это очень давно. Повезло, что была полная уверенность, что кто-то текущей ситуации способствовал. Повезло, что ваш сосед записал несколько случаев вашего избиения на видео. Повезло, что не так давно поблизости установили камеры.

Куратор вздохнул, и посмотрел на кактус на подоконнике.

— Только что же вы не пожаловались никому? Хотя бы вашей вахтёрше. Мы меры бы приняли, там, глядишь, и до разрушения печати дело не дошло бы. Но что случилось, то случилось.

Куратор уставился теперь уже на номер 14. Тот сидел на стуле неподвижно.

— Ваши обидчики пойдут под суд. Организатору светит несколько лет колонии, хоть он и божился, что он тут ни при чём, и что у него отец очень важная шишка. Недостаточно важная, как оказалось.

Куратор продолжал:

— Наше государство всё ещё разбирается, что с подобными вам делать. Как менять законы. Но вот издевательство над подобными вам теперь наказуемо, из-за риска срыва печати. Что происходит при срыве, вы лично испытали. А вот, что касается вас…

Куратор перелистнул бумажки и протянул одну из них номеру 14.

— За нанесённые повреждения вам увеличили долг. На несколько миллионов. Могли бы и больше, но не стали из-за обстоятельств. Выплатите когда-нибудь, никуда не денетесь. А ваш сосед согласился взять вас под поручительство и личную ответственность. Теперь ведите себя примерно несколько лет, и о проблемах сообщайте нам. Мы разберёмся.

Номер 14 читал бумажку.

— Методом лотереи вам назначили имя, так как время номеров уходит. Оно не совпадает со старым, но теперь вы Николай Иванович Иванов. Подпишите согласие.

Куратор протянул ему ручку. «Николай» уставился на неё. Куратор пояснил:

— Это формальность. У вас нет выбора. Только если вы не предпочитаете переезд в вечное хранилище и бетон. Туда же вы отправитесь, в случае, если устроите ещё один разгром или совершите серьёзное преступление.

Это тоже не имело значения. И поэтому «Николай» взял ручку и подписал бумагу. Куратор кивнул и забрал бумаги.

— Отлично. Моя работа завершена. В случае проблем, в том числе с печатью, сообщите вашей вахтёрше. И дождитесь маску и новую одежду. Без неё вам нельзя выходить на улицу. На этом всё. Хотя ваш поручитель хотел что-то обсудить.

Куратор ушёл. На его стул сел Сосед. Сложил руки вместе, затем снял маску. Под маской был череп. С такими же светящимися угольками в глазницах. Сосед покопался в сумке, достал странный аппарат и будто прищепку, прицепил его к челюсти. А затем… заговорил. Механическим голосом синтезатора.

— Я твой поручитель. Так что не бузи. И ещё. У меня есть одна тут идея, и мне нужнннннныыыыы….

Голос его поплыл. Коробочка на его челюсти вдруг хлопнула и замолчала. Сосед покачал головой, достал кнопочный мобильный телефон и привычно, с огромной скоростью застрочил на клавиатуре. Нажал кнопку и телефон заговорил.

— У меня большие планы. Есть проект, он займёт много времени. Мне нужны те, кто не ушёл в хранилище и не замер, глядя в пустоту.

Он застрочил снова.

— Я не уверен, что ты подходишь, ведь ты не просил помощи у других, хотя мог. Но у меня слишком мало персонала. Я не настаиваю. Когда снова будешь искать работу, вспомни меня. А пока что возьми вот это.

Из своей сумки Сосед достал телефон и положил его на стол. Точная копия того, что дал ему Дворник. Следом за ним он положил на стол зарядное устройство, а потом снова начал печатать на своём телефоне.

— Те болваны разбили телефон вдребезги, но я нашёл сим-карту. Это другой. Теперь снова можешь связаться с Семёновичем. А теперь иди. И подумай над моими словами про проект. Впереди у тебя вечность, и тебе некуда спешить.

«Николай», номер 14, вышел из комнаты соседа с телефоном и зарядным устройством в руке. Прошёл в свою комнату, глянул на сдвинутую коробку и сел на подоконник. И долго смотрел в окно.

Вечерело, и солнце постепенно спускалось за горизонт. Его уходящие лучи под хмурым небом скупо освещали серую коробку здания с коваными, узорчатыми решётками на окнах. У входа красовалась табличка, с надписью: «Некрополь №2».

В одном из окон сидел скелет и тлеющими глазами смотрел в окно. Был он одет в грязноватую рубашку и брюки. В руках он держал телефон.

А потом его телефон зазвонил.