Розовый слон

Я прекрасно помню свой первый день в школе.

Помню толпу взволнованных, нарядно одетых детей на первой школьной линейке. Помню детали гардероба: белые колготки с узорами, блестящие лакированные туфли, чёрную плиссированную юбку до колен и блузку с кружевным воротником. На спине — розовых рюкзак с принцессой, а в руках — букет пышных жёлтых цветов с мелко-игольчатыми соцветиями — кажется, то были астры. Помню мальчика, заговорившего со мной первым — именно с ним мы потом сидели три года подряд за одной партой; с ним же я впервые поцеловалась на дискотеке в восьмом классе. Помню наивную детскую песенку про пёрышко и тетрадь, звучавшую с хрипотцой из-за неправильной настройки звука. А ещё — звон колокольчика. Им энергично размахивала белобрысая девчонка, сидевшая на плече у высокого одиннадцатиклассника. Они репетировали финальный выход, то и дело проходя мимо нас. Я ей тогда страшно завидовала, ведь сотни глаз смотрели только на неё.

Даже сейчас, спустя столько лет, я помню множество мельчайших деталей того дня. Не помню я только одного.

Свою первую учительницу.

И только сейчас, роясь в памяти как в старинном сундуке, я начинаю понимать, как же так получилось.

Первого сентября отец разбудил меня пораньше, чтобы сделать причёску. Папа завязал два больших белых банта на тугих чёрных косах. Получилось на удивление аккуратно, будто он всю жизнь только и делал, что заплетал девичьи косы. Зря бабушка волновалась, что он не справится. Она очень переживала, что не сможет прилететь ко мне на первый звонок. Бабушка жила в Новосибирске. Мы с ней нечасто виделись, но она тепло относилась ко мне. А вот с мамой моей мамы мы жили в одном городе, поэтому виделись довольно часто. Впрочем, это её не радовало. Если я замечала её вдалеке и приветливо махала рукой, то та бабушка делала вид, что не замечает меня и, озираясь по сторонам как испуганный воришка, скрывалась с места преступления. Тогда я не понимала, почему так происходит, и сильно из-за этого расстраивалась.

— Почему бабушка меня не любит? — спрашивала я у папы.

— Она любит, — говорил он, вздыхая, — но по-своему.

Было обидно. Но у меня был папа, самый лучший в мире папа. Он читал мне сказки на ночь и рассказывал классные истории про Розового Слона.

— Дашутка, скорее ложись спать. Как только ты уснёшь, я полечу в Африку и принесу тебе бананы!

Само собой, я просилась в Африку вместе с папой. Но он с загадочной улыбкой объяснял, что детям в Африку полететь никак нельзя. Для этого надо сначала выучиться в школе. И вот тогда можно уже будет и полететь куда захочешь.

— А пока ты маленькая я, так и быть, слетаю для тебя в опасную Африку и попрошу у самого высокого жирафа сорвать тебе банан.

— И шоколадный киндер от Розового Слона, — говорила я.

Розовый Слон передавал самые вкусные подарки.

— И шоколадный киндер, — отец делал вид, что запоминает. — А теперь скорее в постель! Иначе я не успею ничего для тебя нарвать.

Магическое перемещение отца в загадочную Африку, где шоколадные яйца с игрушками внутри растут прямо на деревьях, было возможно лишь если я всё делала как надо: съедала манку, убирала игрушки, добросовестно чистила зубы и вовремя ложилась спать. Тогда магия срабатывала, и на утро у моей кровати я находила подарки от жирафов, зебр, бегемотов и слонов. Само собой, я очень хотела пойти в школу, заранее дав себе зарок учиться на одни пятёрки, чтобы папа однажды взял меня с собой в волшебный полёт.

— Пап, мне надо в туалет, — шепнула я на ухо родителю.

— Дашутка, потерпи чуть-чуть, — он наклонился ниже. — Сейчас директриса скажет речь и первая учительница поведёт вас в класс. Буквально минутка.

Минутка затянулась. Директриса советской закалки добросовестно подготовилась к напутствию первоклашкам, которым, к сожалению, не посчастливилось стать пионерами, но которым всё равно не помешает познакомиться с заветами партии. Всё это было бы очень увлекательно, если бы не тонкие капроновые колготки и такая же тонкая шифоновая блузка в прохладный осенний день. Я перемёрзла и, стояла, переминаясь с ноги на ногу.

— Пап!

Отец сообразил, что если он не придёт мне на выручку, то я оконфузюсь перед всеми прямо на линейке. Он сказал кому-то из толпившихся учителей, что мы сейчас вернёмся, и отвёл меня в ближайший школьный туалет.

— Поторопись, Дашутка! — сказал он мне, когда я вышла из комнаты с синей буквой «Ж». — Руки помыла?

— Ага.

— С мылом?

— Да.

Мы побежали обратно. Но, к сожалению, мы опоздали: учительница уже увела мой класс.

— Не расстраивайся! — он тут же пресёк мой всхлип. — Сейчас отведу тебя в класс.

Мы развернулись и опять побежали в школу. Папа нервничал. Он торопился на работу, то и дело нетерпеливо поглядывая на часы. Школьный охранник объяснил нам, как пройти к кабинетам, где учатся младшие классы.

— Первый этаж. Прямо по коридору. Потом повернуть налево. Вам нужен седьмой кабинет.

— Спасибо! Доча, дойдёшь? Мне уже пора!

Он чмокнул меня в лобик и умчался, как гепард в саванну в поисках пропитания для голодного детёныша. Ему было трудно. Я знала, что ему было трудно, хотя он при мне бодрился и старался шутить.

С тех пор, как не стало мамы, у него была только я.

Я отпустила отца со спокойным сердцем, будучи уверенной, что без проблем найду свой класс. Но и тут всё пошло не как надо. Не знаю, как так вышло, но я заблудилась. Прошло минут пятнадцать после первого звонка. Дети давно сидели в классах. И только я, одна-одинёшенька, не могла найти нужный кабинет. В тот момент я почувствовала себя такой несчастной! Мне хотелось расплакаться.

— Ты случайно не заблудилась? — я вдруг услышала нежный голос. — Как тебя зовут?

Я подняла заплаканные глаза. Сквозь слёзы, я увидела молодую женщину в строгом тёмно-синем платье. Она тронула меня за плечо.

— Из какого ты класса?

— 1ААААА, — я всхлипнула и икнула одновременно.

— Тогда тебе в мой класс, — сказала она. — Я твоя учительница, Елена Дмитриевна.

Я посмотрела на неё как на ангела, спустившегося мне на подмогу с небес. Елена Дмитриевна взяла меня за руку. Ладонь тёплая, по-матерински мягкая. Я обратила внимание на её маникюр — вернее, на его отсутствие. У большинства знакомых мне женщин были ухоженные руки с длинными вычурными ногтями, покрытыми яркими лаками — красным, вишнёвым, пурпурным с золотом… Надушенные женщины — те, что кокетливо общавшись с моим отцом-вдовцом, — иногда клали руку на мою голову, или нежно, как они думали, трепали за щёчку. Эти женщины казались мне злыми ведьмами, имевшими коварное намерение отнять у меня единственного родного человека. Их улыбки были приторными как безе, духи — противными, а ногти — уродливыми. Я вздрагивала всякий раз, если одна из них касалась моего лица ладонью с длинными заострёнными когтями. Меня не покидало чувство, что они — хищные птицы, что хотят вытащить когтями мои глаза.

А у Елены Дмитриевны были красивые ногти: чистые, розовые и блестящие, без покрытия и золотых колечек. Моя первая учительница почти не носила украшений, если не считать неприметных серёжек-гвоздиков в ушах. У неё были добрые карие глаза и открытая улыбка. У неё было тёмно-русое каре с гладкой чёлкой. Прическа шла ей. Елена Дмитриевна была очень молода. Чуть за двадцать, не более. Тонкая, высокая и при этом немного угловатая как школьница. Казалось, что она сама ещё вчера сидела за партой.

Елена Дмитриевна привела меня в класс и познакомила с другими ребятами. Обычно мне требовалось много времени, чтобы освоиться в компании ровесников. В первый день мы немного стеснялись, но позже подружились. Сторонясь, я села за отдельную парту.

В тот день у нас толком не было уроков: на первом занятии состоялось знакомство, а после короткой перемены мы выучили забавную считалку и сели рисовать свою семью.

— Покажете мне рисунок завтра?

— Да! — радостно отозвались дети.

— Даша, а ты придёшь к нам завтра? — спросила Елена Дмитриевна.

Почему-то она решила спросить меня об этом лично. Возможно, Елена Дмитриевна подумала, что я не хотела идти в школу, поэтому сбежала с линейки.

— Да, — пробормотала я, немного смутившись.

— Вот и славно! — учительница лучезарно улыбнулась и посмотрела в окно. Солнечный луч упал на её лицо: она так и светилась от счастья.

— И мы тоже придём, Елена Дмитриевна!

Дети бросились к ней, затолпились. Они обнимали свою первую учительницу, сжав её в плотное кольцо. Я была слишком застенчива, и не решилась её обнять, продолжая смотреть в углу и смотреть на неё глазами, полными искреннего восхищения.

— Тебе понравилась твоя учительница? — спросил меня папа, забирая у школьного выхода после первого учебного дня.

— Да! — мои глаза сияли.

На следующем уроке нас учили писать и читать. А ещё мы пели песню про весёлых зверей, гулявших по Африке. Песня мне понравилась. На дом я получила первое задание: нарисовать животное. Мне пришлось как следует потрудиться. Я хотела, чтобы рисунок вышел идеальным, чтобы Елена Дмитриевна похвалила меня.

— Прекрасный слон, Дашенька! Молодец!

Розовый слон улыбался. И я улыбалась. А я нечасто улыбалась с того момента, как не стало мамы.

Елена Дмитриевна была ко мне очень добра. За несколько дней, что я провела с ней, я почувствовала себя по-настоящему нужной. У меня был прекрасный папа, самый лучший на свете. Но, увы, этого оказалось недостаточно.

Даже самый лучший на свете папа не может заменить маму.

Я тянулась к Елене Дмитриевне больше, чем другие дети. Я нуждалась в ней больше, чем кто бы то ни было. И она не возражала. Порой мне казалось, что она уделяет мне больше внимания, чем другим ребятам. Конечно, учительница любила всех своих учеников. И всё же порой я ощущала, что она смотрит на меня особым взглядом — и вздыхает украдкой, будто знает какую-то тайну, которую не может рассказать.

— Елена Дмитриевна, — сказала я, когда ученики наконец-то ушли из класса.

Я всё-таки набралась храбрости и подошла к ней после уроков. Это был пятый день нашего знакомства.

— Что, Дашенька? — она подняла глаза от горы тетрадей.

Я положила на стол небольшую брошку из бисера.

— Это вам.

Розовый слон. Я всю душу вложила в то, чтобы сделать его красивым и аккуратным. Елена Дмитриевна даже заплакала. Она встала из-за стола и обняла меня.

— Спасибо, Дашенька. Спасибо. Я всегда буду носить его. И я всегда буду помнить о тебе. И ты обо мне не забывай, ладно?

Это было так трогательно! Она обняла меня, погладила по голове и сказала: «Даша, всё будет хорошо. У тебя всё будет хорошо. Я это знаю. Просто поверь мне».

Я ушла домой в смешанных чувствах. А дома случилось странное. Меня встретил папа, озадаченный и хмурый.

— Даша, где ты сегодня была? — с порога спросил он непривычно строгим голосом.

Я честно ответила, что в школе. Отец нахмурился ещё больше.

— А что ты делала в школе?

Его вопрос меня удивил. Я рассказала ему про уроки: мы как всегда сделали утреннюю гимнастику, повторили считалки вслед за учительницей, читали по слогам и писали в прописях — я продемонстрировала отцу тетради.

— А ещё Елена Дмитриевна учила нас арифметике…

— Всё, я понял, — рассмеялся отец. — Ну даёшь, Дашутка!

Отец работал недалеко от школы. Он отлучался, чтобы забрать меня, но всегда спешил, и всю учебную неделю так и не смог увидеться с моей учительницей. Она позвонила ему на домашний номер и поинтересовалась, не болеет ли его дочь. Вот уже неделя как класс занимается, а Даша Ильинцева так и не пришла на уроки. Что-то случилось?

— Видимо, ты перепутала классы и ходишь на занятия к другой учительнице. А она по ошибке приняла тебя в свой класс. Завтра отведу тебя к Оксане Владимировне.

Мой мир рухнул.

Я умоляла папу оставить меня в классе у Елены Дмитриевны. Он пообещал договориться. На следующий день мы пришли в школу вместе. Папа привёл меня к Оксане Владимировне.

— Рада познакомиться, Даша! — сказала она. — Где же ты всё это время пропадала?

Отец объяснил ситуацию.

— Если Даша привыкла к новой учительнице, то я не возражаю, — сказала немного озадаченная Оксана Владимировна, — поговорите с завучем. Правда, Даша что-то путает. У нас в школе нет никакой Елены Дмитриевны. Есть только Елена Фёдоровна… Но она ведёт уроки труда у девочек.

А дальше всё было ещё страннее. Отец сходил к завучу и та подтвердили слова Оксаны Владимировны: никакой Елены Дмитриевны у нас нет.

Я едва высидела урок в новом классе. На перемене я прибежала к седьмому кабинету, но там её тоже не было. Ни моей первой учительницы, ни одноклассников. В том кабинете занимались ученики из третьего «Б», смотревшие на меня с любопытством.

Я не знала, как так вышло. Взрослые не слушали мои сбивчивые объяснения, лишь изредка кивая головой. В конце концов, я смирилась и стала учиться в классе у Оксаны Владимировны, доброй и чуткой учительницы. Память сгладила углы, и постепенно я забыла об этом эпизоде.

До сегодняшнего дня.

Сегодня я отвела своего сына в школу. Он уже три дня как гордый первоклашка. Как летит время! Ведь ещё вчера папа забирал нас из роддома…

Мой папа.

У нас с Илюшей похожая судьба. Из-за трагической случайности моя мама умерла, когда я была совсем маленькой. Папа Илюши погиб ещё до его рождения. Сегодня я отвела его в школу. Совсем одна, как когда-то мой папа двадцать пять лет назад отвёл туда меня. Папа, к сожалению, прийти не смог. Он сейчас после операции.

— А это нашему дедушке! — сказала я, поставив контейнеры с едой на больничную тумбочку.

В обеденный перерыв я забрала Илюшу из школы, чтобы мы вместе навестили дедушку.

— Дед, а ты знаешь, откуда мама эти бананы достала? — мой ребёнок забавно округляет глаза.

— Откуда?

— Из Африки! — сын торжествует. — Мама летает в Африку и приносит оттуда всякое для меня. И тебе тоже принесла. Это от слона, мам?

Мы с отцом многозначительно улыбаемся.

— Ага. От большого розового слона. И от зелёного жирафа.

— Позвольте! — смеется отец. — Но жираф всегда был жёлтым!

— Всё меняется, — говорю я. — Он покрасился.

Отец с удовольствием открывает пластиковый контейнер с куриными котлетами. Он так просил их! Уплетает с поистине юношеским аппетитом. Сын сидит рядышком, льнёт к дедушки. Они очень близки.

— Во дворе говорят, что я вру. Что так не бывает. Ты мне веришь?

— Верю, внучек. Чего же не верить? Я ведь сам её научил туда летать… Скоро и сам улечу… Насовсем.

— А ну прекрати мне тут! — хмурюсь я. — Даже не думай. Ещё тут поживёшь.

Он с довольным видом запивает котлеты бульоном. Щеки отца розовеют, а глаза блестят как спелые вишни. Доктора дают ему хорошие прогнозы. Поживёт ещё. Уж я об этом позабочусь.

— И то верно. На ту сторону всегда успеется, — резонно замечает отец.

Утром я снова отвожу сына в школу. Мы с ним несёмся бегом. Последние недели я разрываюсь. Хотела взять отпуск, чтобы первые недели спокойно водить Илюшу в школу, но из-за папы пришлось истратить его раньше. Теперь на работе разгребаю проблемы. Мне стыдно перед ребёнком за то, что в последнее время мне совсем не до него. Вот и опять сегодня у меня важная встреча, я никак не могу опоздать. Сын что-то говорит, а я слушаю вполуха: мысли заняты совершенно другими вещами. Презентация. Важный клиент. Напомнить Динаре о макетах. Доделать отчёт до двух. Боже, как всё успеть!

Вечером я как выжатый лимон. Илюша что-то рассказывает о школе. Я устало киваю, помешивая ужин в кастрюле. Нужно погладить сыну рубашку. И не забыть купить прописи. И акварельные краски.

Пролистываю родительский чат. Меня добавили в него утром, но я открываю его только сейчас. Нахмурившись, зову сына.

— Илюша, — спрашиваю я дрожащим голосом. — Как, говоришь, зовут твою учительницу?

За доли секунды в памяти с пронзительной точностью прорезались давно забытые воспоминания.

В шестом классе я всё-таки увидела её, свою первую учительницу. Её фотография висела на уголке на доске почёта. А ещё раньше услышала от подруги, что в нашей школе случилась трагедия.

— Ты разве не знаешь? — сказала она мне тогда. — Это было несколько лет назад. Даже в новостях показывали. Террористы захватили школу, поубивали людей. Застрели молодую учительницу, когда она закрывала собой детей.

Первая учительница, окружённая толпой первоклашек. Дети тесно жмутся к ней, цепляясь маленькими ручками…

Вижу, как загорелся экран телефона. Анна Валерьевна, учительница моего сына. Я знаю, что она спросит.

Обессиленная от потрясения, я опускаюсь на стул.

— Сынок, а что ты хотел мне показать?

Илюша протягивает мне телефон. На фотографии мой сын стоит рядом с Еленой Дмитриевной, всё такой же молодой и красивой. Я увеличиваю кадр, чтобы получше разглядеть черты своей первой учительницы. Она ласково улыбается, и слёзы текут у меня из глаз.

Розовый слон по-прежнему сидит у неё на плече.