Череп Дракулы
Утро в Германнштадте выдалось прохладным и ясным. Солнце светило ярко, легкий ветерок гнал по мостовой опавшие листья и клочки сухой соломы. Я сидел за столом в кабинете и разбирал письма с заказами на зелья и эликсиры, мысленно прикидывая, в каком порядке их лучше исполнять. Тут до моего слуха донесся стук колес и скрип открывающихся ворот. Большая телега въехала и остановилась. Я вскочил с кресла и сбежал по ступеням вниз. Повозка, прочно сбитая из толстых досок, была заполнена толстостенными сосудами из красной глины. Почти греческие амфоры, только содержали они не вино и не оливковое масло, а нечто куда менее привлекательное, если не сказать отталкивающее. Слуги открыли дверь склада и начали разгружать поклажу. Увидев меня, с козел неуклюже спрыгнул полноватый молодой мужчина среднего роста в зелёной шаубе, отороченной кроликом, потертых шоссах кирпичного цвета, грязных башмаках и бесформенном синем берете. Лицо его с короткой бородкой обрамляли густые рыжие бакенбарды. Голубые глаза загадочно поблескивали. Толстые щечки делали гостя похожим на бурундука и придавали его облику нечто детское.
— Старина Дитмар, — приветствовал я его. — Точно в срок, браво! Ты меня спас, дружище. Если бы ты задержался хоть на день …
— Как и обещал, — оборвал меня хозяин телеги, — Ровно тридцать пять крынок отборного лупшанского ила, теперь ты можешь целыми днями выковыривать из него своих драгоценных жучков.
— Ну, не выковыривать, а отфильтровывать, и не жучков, а рачков, — улыбнулся я.
— Ой, да мне всё равно, лишь бы деньги платил. Я в твои алхимические дела не лезу, — отмахнулся торговец.
— И правильно делаешь.
— Слушай, Мельхиор, — тихо, чуть ли не шепотом, произнес купец, подойдя поближе. — Можно с тобой потолковать с глазу на глаз?
Тон поставщика мне сразу не понравился. Я знал Дитмара Биртхельмера со времени его переезда в Германнштадт, мы даже приятелями стали и не раз выпивали вместе. Он был веселым малым, всегда улыбался, постоянно двигался, говорил громко, много махал руками, почти ничего не стеснялся и не скрывал. А уж если мой товарищ понижал тон, то дело не сулило ничего хорошего.
Мы поднялись по лестнице, я распахнул тяжелую дубовую дверь кабинета и предложил гостю кресло.
Тот сел, но на спинку не откинулся, а наоборот, весь подался вперед, нервно сцепил пальцы рук, и скрестил ноги.
— В общем… — Мужчина помедлил, поднял глаза и тяжело вздохнул. — Был я в Лупше. Там такое творится…Ты даже представить себе не можешь!
Я выразительно поднял брови.
— В деревне недавно объявилась одна девица. Уж как, не знаю, но она заимела череп самого Дракулы.
— Череп Дракулы? — удивился я. — Так ведь его голову десять лет назад отрубили, положили в мёд и отправили великому турку в Константинополь.
— Уж не знаю, как та валашка его заполучила. Я за что купил, за то и продаю. Вся деревня считает, что череп именно Дракулы, крестьяне от мала до велика поклоняются ему, как венгры деснице святого Иштвана. Смотреть противно.
Дитмар собрался с духом и продолжил:
— В общем, ты можешь хоть сто раз не верить, что голова та высилась на плечах старины Цепеша, но послушай, что эта паскуда с ней вытворяет. Ходит эта цаца с черепом по деревне — все перед ней ниц падают. Руки она свои ножом колет и вливает кровь черепу в рот. А у него хоть и нет глотки, только кровь та куда-то девается, будто пьет он ее. Иногда он вещает человеческим голосом. А внутри пламя адово горит. Я как первый раз увидел — душа в пятки ушла. Ох, свят-свят! Как сейчас вспомню — мурашки по коже. И смотрит та девица злобно так, дескать, проваливай, чужак, поскорее отсюда, а то не поздоровится. Да и валахи тоже какие-то недобрые стали, неприветливые, знать почувствовали важность, коль такой «святыней» владеют. Деньги то они брать всегда горазды, быстро тебе ила начерпали. Да только я в той деревне задерживаться не стал, всё сгрузил и ходу. Так вот, Мельхиор, дружище, — Дитмар пристально посмотрел мне в глаза, — Ты как хочешь, а я больше в Лупшу ни ногой. Ни за какие деньги я больше туда не поеду.
Я догадывался, к чему клонит Биртхельмер, но от последних слов меня бросило в дрожь. Он единственный, из Германнштадта, кто ездил в те края и исправно снабжал меня приснопамятным илом.
— Слушай, приятель, так дела не делаются. Ну не загрызли же тебя эти крестьяне, право слово. Товар достал, сейчас деньги получишь. Мне надо еще хотя бы пять таких партий. Я же плачу хорошо.
— Заработок я себе найду, уж поверь. Да, мне и самому не хочется тебя подводить, но ты бы видел тот жуткий череп, слышал бы его голос. Ты бы сам струхнул не на шутку.
Я было хотел сказать, что за триста лет насмотрелся сцен и пострашнее, но решил лишнего не болтать.
— Да подумаешь, девица та просто смотрела злобно. Мало ли кто у нас чем недоволен. Не пыталась же она тебя убить. Смотри, какой ты молодец. Всё добыл, всё сгрузил. Никто тебе зла не чинил. Съезди ещё раз пяток. Господом нашем тебя молю.
— Что верно, то верно. Убить открыто не пыталась. Но вдруг она меня проклясть успела, вдруг вскоре мне не поздоровится, или детей больше не будет, или в делах удача пропадет. Нет, стоило мне в глаза нечестивке взглянуть, как я твердо решил: ноги моей в Лупше не будет.
— Слушай, друг, мне позарез нужен этот ил, то есть рачки из него. Знаешь, для чего он мне?
Дитмар помотал головой.
— Из тех рачков я делаю эликсир Львиной Мощи. Он восстанавливает мужскую силу. Как думаешь, кому?
Торговец скривился.
— Самому Штефану Батори, воеводе Трансильвании. У меня с ним договор до конца года. Ты представляешь, если по моей вине он перестанет уестествлять …кого уж там, не знаю? Да мне тут головы не сносить. Нет, друг, ты меня режешь без ножа. Мне по твоей милости уже пора сматывать удочки и подаваться в бега.
— Слушай, хочешь я тебе ила из другого озера навезу по цене в два раза меньше этой?
— На кой черт мне другой ил-то?
— Так там тоже те рачки есть.
— Те, да не те! Ничего ты не понимаешь.
— Нет это ты не понимаешь! — Биртхельмер соскочил с кресла. — Ты думаешь только о себе. А если меня те валахи порешат и скормят своему Дракуле? У меня жена, дети! Я не боюсь волков, медведей, даже разбойников. Но говорящий череп, пьющий кровь и богомерзкая ведьма! Нет, это уж слишком! Смотрит-то как! До сих пор мороз по коже, как вспомню.
— Ну послушай … — попытался я урезонить скорого на гнев парня.
Дитмар двинул кулачищем по столу — верхнее письмо из стопки подскочило и упало на пол.
— Если хочешь поддерживать мужскую силу почтенного воеводы, разберись со своими валахами. Пока там эта ведьма с черепом, даже не проси, понял!?
Приятель рухнул обратно в кресло и вперил взгляд вниз.
— Ладно, — произнес я сквозь зубы. — Раз ты такой трус, я сам поеду и разберусь с теми валахами…
— Называй меня, как хочешь, — буркнул купец. — Отдай мне деньги, и я пошел.
— Вот, держи! — Я отсчитал нужную сумму и положил монеты на край стола.
***
Работать мне пришлось больше обычного, оставить все остальные занятия и не брать новых заказов, дабы как можно быстрее выполнить уже взятые на себя обязательства. Лишь к началу следующей недели мне наконец-то удалось закончить все дела и вырваться в Лупшу. Историю основания деревни я знал давно, но мне никогда не приходило в голову, что через столько лет она найдет себе такое удивительное продолжение. Когда правитель Валахии, Влад III, прозванный Цепешем и Дракулой, лишился власти и бежал в Семиградье, он был пойман нашим славным королем Матьяшем и заточен в Вышеграде. Сместил тирана с престола его сводный брат, Раду Красивый, как обычно бывает в тех краях, при поддержке турок. В его правление все, кого бывший государь притеснял и угнетал, подняли головы и отправились мстить тем, кто некогда был обласкан властью. А потому многие из сторонников Колосажателя бежали, кто куда. Часть из них пересекла карпатские перевалы и осела в Трансильвании, став защитниками границы. Вот такие изгнанники и основали Лупшу. Конечно же, они искренне считали пленного князя благодетелем. В их глазах он стал эталоном владыки, грозного, но справедливого. Его победы казались наглядным свидетельством божьей милости, а благочестие Влада и безмерное покровительство православному духовенству ставило его в глазах подданных наравне со святыми угодниками. Годы правления Дракулы представлялись сказочным золотым веком. Со временем рассказы о приснопамятном правителе приукрашивались и обрастали новыми чудесными деталями, а его трагическая кончина от рук вероломных предателей осенила тирана ореолом мученичества.
Через два дня после отбытия из Германнштадта я уже подъезжал к предгорьям Карпат. В то утро пришлось долго скакать через буковые леса, но вот деревья расступились, и моему взору предстали пустые поля. Над серыми пучками жнивья с пронзительным карканьем летали вороны. Мерзкие птицы то ссорились меж собой, то всем скопом поднимались в воздух и уносились на соседнюю делянку. От их криков на душе стало гадко. Кто бы заткнул глотки отвратительным тварям? Далеко впереди показались дома, разбросанные по склону холма. За ними темнели горы, словно шубой, укутанные густым ельником.
Вскоре путь мой преградила речка. Её берега поросли раскидистыми ивами, сочным камышом и рогозом. По хлипкому мостку я перебрался на другой берег и тут заметил немолодую женщину. Она медленно брела веред с корзиной стираного белья в руке и вальком под мышкой. Я же обрадовался встретить хоть кого-то, так как не был уверен, что приехал, куда хотел. Старуха наконец-то обернулась на стук копыт, остановилась и надменно уставилась прямо на меня. Лицо её до сих пор хранило остатки былой красоты. Дерзкий огонек в глазах выдавал своенравную гордячку. Ее платье, украшенное тесьмой и вышивкой, казалось слишком чистым и ярким для повседневных сельских работ.
— Здравствуйте, бабушка, — я пытался казаться как можно учтивее. — Не скажите ли, как называется эта деревня?
— Какая я тебе бабушка? — фыркнула валашка и приосанилась. — А сказать-то скажу. Чего не сказать-то? Лупша это, как есть Лупша.
Здорово, значит, не придется целый день плутать по лесным тропинкам в поисках нужного селения.
— А скажите-ка, любезная, не здесь ли у вас объявилась девица с черепом самого Влада III Дракулы?
Женщина скривилась:
— Никакой головы Дракулы у нас нет и не бывало никогда. А если ты, мил человек, про Лянкины затеи разузнать желаешь, то к нашему почившему господину они имеют ровно такое же отношение, как куряк к ляпис-лазури.
— Вот как?
— У кого эта потаскуха череп сперла, не знаю, но он точно не господина Влада, клянусь Николаем Чудотворцем и Иоанном Предтечей. Да хоть всеми святыми и владычицей нашей Богородицей.
— А почему так?
— Да потому! Не веришь, ну и не верь. Видно, и тебе Лянка голову затуманила, как и всем остальным, — насупилась старуха.
— Нет, ну всё-таки …
— Иди-иди своей дорогой. Сам решай, кому верить. Больше я тебе ничего не скажу.
Тут моя собеседница отвернулась и решительно зашагала вперед. Я терялся в догадках, чем же так прогневал пожилую валашку. Видать, дело тут в местных дрязгах, не иначе. Дернув поводья, я поскакал дальше по проселочной дороге. Вездесущие вороны оглушительно закаркали вслед.
Лупша ничем не напоминала деревни саксов. Вместо плотного ряда домов, жилища местных стояли далеко друг от друга. И если в центре можно было видеть некое подобие улицы, то дальше застройка казалась совершенно беспорядочной. Куры с кудахтаньем разбегались из-под копыт. В грязной луже дремала упитанная свинья. кругом валялись комки конского и коровьего навоза. Дети смотрели на меня с любопытством, взрослые — с недоверием. По всему выходило: чужаков здесь не жаловали.
***
Трактир нашел сразу. На стук вышел хозяин в стеганом кафтане на венгерский манер из тонкой шерсти, штанах из того же материала, странной остроносой обуви, называемой опинчь, которую носят местные горцы, и высокой шапке из овчины. Из-за его спины выглядывал худощавый косматый паренек в грязной рубашке и черной меховой жилетке поверх нее, латанных-перелатанных штанах с несколькими прорехами.
— Неужели господь благословил меня постояльцем, первым за три дня? — улыбнулся владелец харчевни вместо приветствия. — Что ж, входи, мы всегда рады твоим деньгам.
Нахальная речь приятной мне не показалась, но елейное подобострастие я любил еще меньше. Пусть так, переживу. Долго в Лупше мне задерживаться не с руки.
— Да, вы правы, — отозвался я. — Я из Германнштадта, хочу снять у вас комнату на пару дней, и хороший обед бы не помешал.
— Из самого Гер-манн-штад-та? — усмехнулся мужчина и жестом пригласил следовать за собой. — Нику, позаботься о коне нашего гостя, — бросил он мальчику. — А не содрать ли мне с такого важного господина в полтора раза больше обычного? — с вызовом произнес трактирщик.
— Ваше заведение единственное во всей деревне. Выхода у меня нет. Заплачу, как скажете, — пожал я плечами. Нет, на уловки грубияна я не поведусь.
— Смышленый малый, — ухмыльнулся владелец таверны. — Ну, да ладно, не боись. Своего не упущу, но чужого мне не надо. Мы валахи — народ честный, не то, что вы, саксы.
— Мы вообще-то тоже.
— Только с теми, кого считаете равными себе, — презрительно парировал хозяин.
— Как вас звать? — я решил увести разговор с неприятной темы.
— Меня? Матей, как короля. А тебя как, мил, человек?
— Мельхиор.
— Чудное какое имя, даже среди ваших первый раз слышу.
— Имена выбираем не мы, — вздохнул я.
— Это уж точно, — хмыкнул кабатчик. — Ладно ты ставь вещи сюда, да садись за стол, вон за тот. А я покамест скажу бабам, чтоб комнату убрали да еды сварганили. Пока ешь, покои твои будут готовы, господин Мельхиор из Сибиу. Свежего мяса сейчас нет. Мы наплыва постояльцев не ждали. Но жена моя может сварить похлебку с луком, солониной и хлебными крошками, есть еще пара вчерашних лепешек, немного копченой грудинки, кусок сыра, да еще яблок, мелких, но сладких, как раз недавно поспели. Ну и вина домашнего, или палинки желаешь?
— Палинки не надо. А остальное пойдет.
— Вот и славно.
Валах по скрипучей лестнице поднялся наверх, а я устроился у окна и огляделся. Относительно пиршественных залов трактиров в Гросау или Хельтау помещение выглядело невзрачным, но для далекой деревни у подножья Карпат — весьма недурственно. Стены покрыты побелкой, очевидно, не обновлявшейся со времени строительства, и местами закопченной. Однако дощатый пол отличался чистотой, его явно регулярно мыли и мели. Обстановку составляли три стола без скатертей и длинные лавки, кое где покрытые старыми циновками или вытертыми шкурами. С потолочных балок свисали пучки пряных и лекарственных трав. К массивным устоям хозяин прибил ржавые подковы на счастье. Над каждым проемом, будь то дверной или оконный, красовалась гирлянда чеснока — средство защиты от нечистой силы. В пяти шагах передо мной высился камин, рядом были аккуратно сложены сухие дрова. В углу прислонилась к стене массивная кочерга. Такой впору не только угли в очаге ворошить, но и прогнать названого гостя.
Вскоре вернулся Матей и поставил передо мной блюдо с румяными лепешками, ломтиками грудинки и сыра, а также кувшин вина.
— Похлебка поспеет чуть позже. Жена уже варить начала, — самодовольно заявил хозяин.
Я уловил его рассеянный взгляд и понял, что сейчас трактирщику делать нечего, и он не прочь потолковать с новым постояльцем. Что ж, пора брать дело в свои руки и направить разговор в нужное русло.
— А скажите, любезный, — начал я почтительно. — Мне тут намедни рассказали, будто в вашей деревне объявилась девушка с черепом самого Влада III. Так правда это, или нет?
— Эка быстро же до вас доходят новости! — ухмыльнулся владелец постоялого двора. — Где мы, а где Сибиу? Ну да, есть такая. И действительно с божьей помощью удалось ей обрести череп нашего доброго господина.
— Вот как. А вы уверены, что эта голова, с позволения сказать, действительно принадлежит ему?
— Конечно, — отрезал Матей, — в этом нет никаких сомнений. Ты, быть может, думаешь, что это просто какая-то старая кость. Но на самом деле в черепе живет дух великого властителя. Он волею всевышнего говорит с нами.
— И сам себя называет воеводой Владом?
— Смеешься? Знаешь, от того, что думают саксы из Сибиу, нам, валахам, тут ни жарко, ни холодно, — насупился трактирщик.
— Так сами подумайте: а вдруг тут какой-то обман? Вам не приходило в голову, что некая темная сущность, например, мятежный дух, притворяется Дракулой и водит вас за нос? Как говорил святой Йоханнес Богослов: «Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире».
— Ты чего мелешь, сакс? Ну пораскинь мозгами: как может приспешник Сатаны притвориться самим владыкой Владом? Да только от имени нашего доброго государя вся нечисть разбегается, яко от креста животворящего. Ни один черт, ни вурдалак, ни приколич не может произнести его имени, потому что оно свято. Давно уж проверено. Как при жизни Влад бил богомерзких турок, так и после смерти уже в рядах небесного воинства без устали сражается за нас, грешников, ведет бой со слугами Диавола. А потому именем его мы изгоняем всякого беса, ведьму или мороя. В минуты опасности призываем мы его наравне с Михаилом Архангелом и высокочтимым великомучеником Георгием.
— Уж не святым ли вы его считаете? — съязвил я.
— Натурально, святым. И пусть церковь его не признает покамест. Народ-то смекает всё раньше толстых тугомудрых попов. Погоди же, не пройдет и пяти лет, и будет икона господина нашего в каждой церкви.
— Никакой он не святой, а тиран и злодей, каких свет не видывал со времен самого Ирода.
— Это вы саксы его таким сделали. Понапечатали ваших клеветнических бумажулек, да по всему свету поразослали, смотрите, дескать, каков государь Влад — настоящее чудовище, а не человек. А знаешь, почему так? — Матей вопросительно взглянул на меня. Я же предпочел смолчать.
— Вы, саксы нас, валахов, никогда за людей не считали. Для вас мы, что цыгане, — грязь, нелюди. Нашу церковь вы святой не чтите, наши храмы для вас — языческие капища, владыки — варварские вожди, выскочки, самозванцы, наш язык — дикарское наречие. Так ведь?
Хозяин посмотрел с укоризной и продолжил:
— Так почему вы так ненавидите Дракулу? Потому что он не церемонился с преступниками? Или потому, что он расправлялся турками? А, может быть, потому что воевода не терпел измены и выжигал ее каленым железом? Нет, не поэтому. Эти, так называемые жестокости тут не при чем. Ваши законы-то не менее суровы. Взять хотя бы ваш новый свод Томаса Альтембергера. А причина в том, что государь наш Влад посмел поставить себя на один уровень с вами, говорить и вести дела на равных. Вот чего вы стерпеть не могли, вот что встало вам поперек горла. Раньше ваши купцы проезжали Валахию, как короли, всюду им почет, уважение. Наши собственные торговцы не имели столько прав, сколько ваши. И это в своей-то стране! А тут наш воевода решил более не согласовывать выпуск монеты с венграми, и отчеканил свой динар с большим содержанием серебра, чем в обесценившихся королевских деньгах. Именно Влад III дал торговым городам Валахии то же штапельное право, что и у Брашова с Сибиу. А еще, и это, пожалуй, самое возмутительное, он потребовал от вас соблюдать все положения вассального договора, заключенного с королем Венгрии. Раньше вы считали их так, пустыми словами, которые вы выполняли или не выполняли в зависимости от собственной выгоды. Теперь же с вас спросили строго по всем пунктам. Если бы вы делали всё, что обязаны, то жили бы в мире и богатели дальше. Но нет же, ваши советники не могли стерпеть, того, что какой-то грязный валах смел от них чего-то требовать.
Тут терпение мое иссякло. Видимо, Матей только и говорит со всеми постояльцами об обидах, нанесенных алчными саксами многострадальным валахам. Нужно срочно перенаправить разговор обратно, а то доморощенного болтуна не переслушать.
— Полно вам, у всех свои резоны. Вы мне лучше скажите, где девочка-то эта живет, как ее найти.
Трактирщик недовольно скривился.
— Так живет понятно, где, — с матерью своей. Только сейчас она дома бывает редко. То по деревне ходит, то по лесу. Всё время с Дракулой беседует.
— Ну, хорошо, а как мне дом ее матери отыскать?
— Как бы тебе лучше объяснить? Вот идешь отсюда налево. Не как к церкви, а в другую сторону. Ты церковь нашу видел? Так вот налево идешь, значит. Пятый дом отсчитываешь, на этой стороне, на моей. Там еще над воротами череп козла на штыре висит. Ну и ставни какими-то дюже затейливыми цветами расписаны. А если заблудишься, спроси, где дом старой Силики, быть может, тебе кто и покажет.
После обеда Матей проводил меня в комнату на втором этаже. Помещение маленькое, потолки низкие. Будь я выше хотя бы на полголовы, обязательно бы стукнулся макушкой о балки. Мебель ветхая, обшарпанная. Но пол вымыт чисто, а пыль старательно вытерта везде. Простыни порадовали свежестью. Над окном висела гирлянда изрядно подвысохших чесноковок. Лучшего от постоялого двора в валашской глубинке ожидать не приходилось. Но долго осматриваться и проверять кровать на мягкость я не стал — побросал вещи и отправился искать, где живет та самая Лянка.
Последовав совету кабатчика, я прошел от трактира влево, а затем для верности спросил у прохожего коренастого мужика. Тот с недоверием зыркнул из-под мохнатой шапки, но дорогу показал.
И вот я стоял у широких деревянных ворот с насаженным на палку черепом козла. За низким плетнем виднелся приземистый бревенчатый дом на фундаменте из местного сланца. Крышу покрывали зеленые подушки мха, из которого торчали пучки травы и даже молодые деревца. Сараи у стены покосились и держались только на шатких подпорках. Но, кажется, ветхость построек не особо заботила обитателей жилища. Я постучался раз, другой, третий. Моё появление не должно было остаться незамеченным, но открывать мне явно не хотели. Однако я продолжал долбиться и долбиться без какой-либо надежды на успех. Лишь две вороны тревожно зарились на меня с резного конька. И вдруг послышался стук задвижки, дверь открылась, и я увидел немолодую женщину в просторной рубахе, домотканой юбке и грязном переднике. И почему я не заметил, как она прошла через двор? На шее гремели странного виде бронзовые и костяные амулеты на кожаном шнурке. Тёмные волосы с проседью, убранные наспех деревянным гребнем, казались давно нечёсаными. Худое лицо с впалыми щеками и крючковатым носом выражало недовольство и раздражение. А темные бегающие глаза — откровенную злобу.
— Чего доски ломаешь? Чай не для тебя деланы. Не видишь? Занята я. Не нанималась я отворять каждому чужаку. Уходи, нечего тебе тут ловить! — обрушила на меня хозяйка вместо приветствия. Она навалилась на косяк, а руку уперла во вторую створку ворот, преградив мне путь.
— Простите, я не хотел вам помешать, — произнес я как можно более ласково. — Я просто пришел поговорить насчет вашей дочери и ее находки. Слава о вас уже дошла до Германнштадта. Событие, прямо скажу, необычайное. Пожалуйста, я проделал долгий путь только, чтоб побеседовать с вами.
— Нам не о чем говорить, сакс, убирайся к себе. Твое присутствие оскверняет память нашего господина Влада.
— Если не хотите говорить вы, может быть, я смогу потолковать с вашей дочерью? — спросил я без особой надежды.
— Ляны нет дома. И она тоже не скажет вам ни одного слова, — торопливо бросила Силика и боязливо скосила глаза на улицу. — Всё, пора мне. Не смей приходить сюда больше, — процедила женщина сквозь зубы, резко захлопнула дверь и щелкнула задвижкой.
Со вздохом я развернулся и побрел обратно, как вдруг из-за соседнего дома навстречу мне вышла босая девушка лет восемнадцати-двадцати, худая, бледная в серой от грязи льняной рубашке и такой же юбке с сильно истрепавшимся подолом. Тонкие руки с длинными пальцами бережно держали череп. Сомнений быть не могло. Это — она, та, за кем я и приехал в Лупшу. Лицом избранница Дракулы походила на мать. Вот только глаза не горели ненавистью, а казались пустыми, тусклыми. Распущенные темные волосы спускались слипшимися локонами на спину и плечи. Несмотря на молодость, хорошенькой назвать ее было нельзя. Обликом своим она напоминала растеньице, выросшее в тени, болезненно вытянутое, хрупкое и слабое.
— Привет, тебя зовут Ляна? — спросил я вкрадчиво.
Юная валашка резко остановилась, прижала свое сокровище к груди и со страхом взглянула на меня.
— Да, Ляна. Чего тебе? — произнесла она, будто пыталась грубостью перебороть робость.
— Я хочу просто поговорить с тобой о твоей находке. Можно?
— Моя мать не велит мне разговаривать с чужаками, — бросила девушка и зашагала дальше.
— Постой! — окликнул я ее. — Смотри, что я тебе дам! — я достал из кошелька золотой и повертел им перед лицом собеседницы. — Он твой, если расскажешь мне всё без утайки. А маме своей можешь не говорить.
Глаза крестьянки сверкнули. Она явно никогда не видела таких больших денег. Бедняжка потянулась за монеткой, но я быстро спрятал флорин в ладони.
— Э-э, сначала поговорим.
— Эй, Ляна, отойди от него, живо! — послышался гневный крик.
Мы оба повернулись. Силика стояла в воротах своего дома и с ненавистью глядела на нас.
— Но мама, он только хочет поговорить, — огрызнулась юная валашка.
— Сколько раз тебе повторять: не трепись с незнакомцами! Забыла? Так я тебя сейчас взгрею.
— Ты меня не взгреешь, ты забыла, кто я теперь.
— Прежде всего, ты — моя дочь. Немедленно ступай домой.
— Не пойду, он пообещал золотой. И я получу его. Он будет моим! Поняла?
Кажется, размолвки среди них случались постоянно.
— Денег захотела? — ядовито прошипела старшая женщина.
— Да, денег. Ты мне никогда ничего не даешь, никогда ничего не покупаешь, — забилась Ляна в истерике. — А я сейчас…
— Так, — резко прервала ее Силика. — проходите в дом, оба. Будешь разговаривать в моем присутствии. Поняла?
Девушка молча кивнула и повиновалась, я последовал за ней.
Мне предложили лавку, мать с дочерью уселись напротив. Сначала мы глядели друг на друга и молчали. За это время я успел рассмотреть череп. Старые кости побурели от времени. Часть зубов успела выпасть. Нижняя челюсть болталась на веревочках, продетых в отверстия, просверленные с обеих сторон в области висков. К темени в нескольких местах пристала иссохшая кожа с клочками волос. Никакого «адового» пламени, которое так напугало старину Дитмара, я не заметил.
— Ну, и что ты хочешь узнать? — поинтересовалась хозяйка.
— Меня зовут Мельхиор, — представился я, хоть меня и не просили. — Скажи, Ляна, как тебе досталась голова господина Влада.
Юная валашка взглянула на родительницу, будто бы прося разрешения говорить, а затем неуверенно произнесла:
— Мне дал ее один венгр, воин, венгерский воин.
— А кто он такой, как его звали этого воина?
Последовала неловкая пауза. Моя собеседница явно смутилась, глаза ее забегали.
— Не знаю, я забыла. Не помню уже.
— Да какая тебе разница? — не выдержала старуха, — Янош там или Иштван. Так зовут половину венгров. Тебе всё равно его не найти. А может он и сгинул уже в каком-нибудь сражении.
— Ну, хорошо, — кивнул я, — Мы же все хорошо знаем, что после гибели Дракулы его голову отрубили, положили в мед и отправили императору турок в Константинополь. Как же тот венгр сумел ее заполучить?
— Так от турка и получил, — хмыкнула Ляна. — Он захватил череп в битве. Турки бежали, а голову оставили. Вот так она и досталась венгру.
— Простите, где и когда это случилось? Можно поточнее.
Кажется, хранительница сокровища не отличалась большим умом, а к тому же не умела ни врать, ни рассказывать. Расспрос превратился для нее в пытку, едва успев начаться, и теперь она нервно теребила подол платья и терла одной босой ступней другую. Мать снова решила вмешаться:
— Ты видишь, смущается она, болтать с чужаками не приучена. А дело-то вот как было. Великий турок получил голову досточтимого государя Влада и в качестве подарка отдал ее одному из своих бояр, или как там они называются. Тот считал, будто череп приносит удачу в бою и брал его в каждое сражение. И вот учинил государь поход с войском в Трансильванию, а во главе того боярина поставил. В сече на Хлебовом поле войска нашего короля разгромили нечестивцев. Те бежали и побросали все свои пожитки. Золото и шелка, понятно дело, достались вельможам да сановникам. А череп тот простому воину отдали. На, мол, возьми, турок зачем-то возил его с собой, может, и тебе для чего-то сгодится. Вот так завладел черепом тот самый венгр.
Я про себя усмехнулся — история явно шита белыми нитками — но виду не подал:
— Хорошо. А как тот воин узнал, что голова принадлежит самому Дракуле и почему владелец решил отдать его вам?
Снова воцарилось молчание.
— Он видел сны, — наконец-то выдавила из себя Ляна. — И во сне явилось ему, что череп нужно отдать мне.
Я вопросительно посмотрел на Силику. Та негодующе покачала головой и разъяснила:
— Через некоторое время тот венгр начал видеть сны. Раз за разом по ночам ему являлся Дракула и вел речи, что мертвая голова принадлежит ему. Наш государь велел передать череп той избранной, которая способна пробудить его дух. Поначалу венгр счел это дурным наваждением. Но Влад начал приходить всё чаще и стал выглядеть злее и злее. Он грозился, что ежели мужчина не повинуется, не сносить ему головы. Сам государь наш объяснил, как ту избранную найти. Ею оказалась наша Ляна. Тогда воин приехал к нам отдал череп и рассказал всю эту историю.
— А почему именно ваша Ляна оказалась той избранной?
— Чего не знаю, того не знаю, — развела руками пожилая валашка. — Мы — люди простые, чего угодно святым, не ведаем.
Девушка заерзала на лавке и покосилась на мать. Было видно: обеим уже не терпелось закончить разговор.
— А почему вы думаете, что тот венгр вам не наврал? С чего вы решили, что череп действительно принадлежит Дракуле? Может в нем поселился некий другой дух, который выдает себя за досточтимого правителя?
Глаза Силики вновь вспыхнули злобой. Она содрогнулась всем телом. Тонкие губы сжались, жилы на шее напряглись, на лбу выступила испарина. Дочь ее в испуге вжалась в стену и крепче стиснула свое сокровище.
— Да как ты смеешь, подлый сакс, говорить такое? — закричала старуха. — Как только твой поганый язык повернулся? Учти, он сейчас хоть и не говорит с нами, но всё слышит. Тебе воздастся за твое богохульство. В общем, Бальтазар, мы уже и так много тут наговорили. Отдавай золотой и проваливай отсюда. Ох, видит бог, я сразу не хотела тебя пускать.
— Хорошо-хорошо, простите, — буркнул я, только бы остановить ор, и протянул флорин Ляне.
Та молниеносным движением выхватила у меня монетку, сжала ее в кулаке и спрятала руку за спину, при этом зыркнула на мать так, будто хотела сказать: «Попробуй только отбери — не поздоровится». Однако, чем закончилась семейная свара, узнать мне не довелось, так как я, тут же распрощался и, не дожидаясь ответа, поспешил покинуть негостеприимный дом.
Я захлопнул ворота — стая ворон с оглушительным карканьем взлетела с крыши и унеслась в сторону леса. Тут на другом конце улицы показалась женщина, которую я встретил сегодня утром у моста. Она тоже заметила меня и пошла навстречу.
— Не поверил мне, значит, — произнесла она с укоризной. — Вижу я: к Силике ходил. Ну и как? Чего наговорила тебе эта самозванка?
— Рассказала, как ее дочь получила череп от воина-венгра.
— И ты поверил? — криво ухмыльнулась незнакомка.
Я не знал, как следовало отвечать и просто сказал:
— Не знаю. Не знаю, чему и верить.
— Брешет всё твоя Силика, старая ведьма. Как есть брешет. За всю жизнь ни слова правды из ее гнилых уст. И дочь свою, ведьмино семя, в ложь завлекла. Нет у нее черепа Дракулы. А тот, с которым Лянка бесстыжая ходит, поди где-нибудь на кладбище отрыла.
— Хорошо, — кивнул я. — Допустим, меня мало убедила ее история. Но почему я должен верить вам? Откуда вы-то знаете, что череп не принадлежит Владу?
— А вот знаю, и всё тут! — валашка насупилась, как и тогда, у реки.
— Ну, это — не ответ. Или вы …
— Да пошел ты со своими расспросами. Уже второй раз ему говорю, а он всё не верит.
Женщина скривилась, дернула плечами, и продолжила путь. Окликать я ее не стал. Сзади донесся стук — в доме старой Силики хлопнули ставни.
«С чего же ей с таким упорством предупреждать меня уже два раза? — думал я о словах незнакомки. — Неужели она что-то знает? Но тогда сказала бы, а если не желает говорить при всех, могла бы назначить встречу в более приватной обстановке. Или здесь замешана и она сама, и ей не хочется посвящать кого-то в их общие тайны? Хотя чего я накручиваю? Деревенские бабы всегда такие склочные, завистливые злопамятные. Быть может, меж ними уже давно существует вражда, и теперь, когда Ляна стала чуть ли не самой важной персоной в деревне, сварливой тетке не терпится подорвать положение ее и ее матери. Ничего конкретного она не знает, а только и может говорить, будто череп — фальшивка. Доказательств у нее нет, убедительной истории придумать не достает ума, вот и обижается, и злится, когда пытаются выяснить, в чем тут дело». В общем, нападки той женщины я решил всерьез не воспринимать. Мне хотелось потолковать с человеком здравомыслящим и сведущим в подобного рода вещах. А такой на всю деревню, если и есть, то кажется всего один.
***
Местная церковь стояла на краю древни у самой кромки леса. Её окружал невысокий дощатый забор с воротами, с двускатной крышей, увенчанной крестом. И створки, и опорные столбы украшала затейливая резьба со сложным геометрическим орнаментом. Само здание опиралось на мощный цоколь из грубых валунов. Выше стены сужались, их покрывал толстый слой белой штукатурки. Очевидно, его время от времени подновляли. Апсида в форме пяти сторон правильного восьмиугольника, ощетинилась ступенчатыми контрфорсами. Каждая травея обозначалась узким вытянутым окном с полукруглым завершением. Портал в виде коробовой арки в обрамлении двух стройных колонн с простыми капителями в форме корзин без каких-либо рельефов с тремя гладкими архивольтами отличался строгой изысканностью. Простую двускатную крышу покрывала черепица типа бобровый хвост. Ее точно регулярно ремонтировали, так как одни плитки покрывал налет из мхов и водорослей, другие казались новенькими, только из печи. Колокольни не было. Видимо, все деньги небогатой местной общины пошли на сооружение самого храма, и его возведение явилось для крестьян тяжким бременем.
На церковном дворе вдоль тропинки виднелось несколько могил, большинство с простыми деревянными крестами, только две выделялись каменными плитами весьма грубой обработки. Лозы курчавого плюща укутывали последнее пристанище местных жителей и в нескольких местах переходили на изгородь. Две вороны, сидевшие на надгробьях при виде меня взлетели и умчались в лес. Буквально в пяти-шести шагах от южной стены храма поднимался крутой склон со скальными выходами, поросший молодыми елями и пышными розетками щитовника.
На счастье, дверь оказалась открыта, и я вошел внутрь. Узкий неф был погружен в полумрак. Несколько щелевидных окон давали совсем мало света. Над иконами горели лампадки. И стены, и своды оказались не расписанными. Их покрывала простая белая штукатурка. Единственным украшением служили небольшие красные крестики над проемами. Невысокую алтарную преграду с несколькими образами венчало распятие, отделанное серебром и самоцветами.
Церковь оказалась пустой, но я невольно задержался, разглядывая простое незамысловатое убранство. Конечно, без богатых жертвователей в Лупше не могло быть ни изысканных фресок, ни бронзовых светильников, ни драгоценной утвари, но местные валахи очень старались блюсти чистоту и придать своему храму достойный вид. Я по понятным причинам редко контактировал с православным духовенством. В этом отношении трактирщик был прав. Схизматическую религию католики рассматривали наравне с языческими культами. Но в данной ситуации, если на кого я и мог рассчитывать, то только на священника. «Если христова вера у нас всё же одна, — решил я, — то и отношение к говорящим черепам должно быть сходным. Неужели духовный пастырь тоже разделяет мнение общины о святости Дракулы?»
Я уже собирался уходить, как сзади хлопнула дверь, и послышался голос:
— Бог в помощь, добрый человек.
Я развернулся и увидел худощавого мужчину лет тридцати, среднего роста в черном подряснике с массивным серебряным крестом на груди. Лицо незнакомца обрамляла густая стриженая борода и кудрявые черные непослушные волосы. Черты его отличались тонкостью и даже некоторой хрупкостью.
— Добрый день, — ответил я. — Должно быть вы — настоятель этой церкви?
— Именно так. Я — отец Лазарь.
— Меня зовут Мельхиор, я — мастер-алхимик из Германнштадта.
— Что привело тебя сюда? Не думаю, чтобы выходец из народа саксов воспылал любовью к православной вере.
— По правде, я пришел поговорить с вами, отец Лазарь. И, учитывая предмет предстоящей беседы, думаю будет лучше сделать это за пределами святых сводов вашего храма.
— Ну, тогда пройдемте ко мне, я живу здесь неподалеку.
Дом священника выходил на церковный двор. Мой новый знакомый проводил меня в большую светлую гостиную и предложил устроиться за столом. Навстречу нам вышла весьма миловидная женщина и поздоровалась, но одного строгого взгляда хозяина было достаточно, чтобы она удалилась в заднюю комнату.
— Моя жена, Параскица, — как бы извиняясь сказал мужчина. — Так чем обязан, господин Мельхиор?
Судя по виду собеседника, визит мой не казался ему желанным, но должность не позволяла просто выставить меня за дверь.
— Не сочтите за наглость, святой отец, но я хотел бы поговорить о том, что происходит в вашем приходе, о девушке Ляне с говорящим черепом.
Настоятель грустно усмехнулся:
— Следовало ожидать. Она сейчас у всех на устах. Да вот только какое дело тебе, саксу из Сибиу, до того, что творится у меня в приходе? Духовное окормление местной общины — моя забота, мне и разбираться.
— Говорите: «вам разбираться». Так ведь вы же не разобрались. У меня в вашей деревне свои резоны. Скажу откровенно: «Мои доходы и моя репутация находятся под угрозой». И я хочу, чтобы вопрос был решен как можно скорее. И если вы по каким-то причинам не справляетесь, я приложу все усилия, чтобы решить дело в свою пользу. Вот скажите мне, святой отец, вы же не верите в эту чушь про Дракулу?
Лазарь молчал. Он потупил взгляд и смотрел в стол, будто изучая годовые кольца на потемневших от времени досках. Я почувствовал: мне удалось задеть собеседника за живое.
Наконец мужчина поднял глаза и заговорил:
— Нет, я не верю ни в то, что череп принадлежит Владу III, ни в святость этого человека. Ты, наверное, полагаешь, что через череп вещает сам дьявол или другое порождение тьмы. Так вот, я придерживаюсь того же мнения, — Он вздохнул. — Странно, ты первый человек, которому я это говорю. Мне даже немного легче стало. Но ты пойми меня, Мельхиор, вся деревня сошла с ума. Они все от мала до велика поклоняются этому нечестивому духу почитают его выше святых, просят у него советов, покровительства, содействия в делах. А я, как я один могу бороться со всеми ними? Стоит мне только высказаться против, они или изгонят меня, или сожгут в собственном доме.
— Но вы же — представитель святой матери, церкви. Разве слово священника уже не имеет здесь никакого веса?
— Может быть и имело до недавних пор. Видишь ли, я тут — человек пришлый. Да еще и не валах, моя семья бежала из Сербии. Владыка милостиво выделил мне приход. Но с самого начала то ли я не смог расположить к себе крестьян, то ли они вообще чужаков не жалуют. В общем, я так и не стал для них настоящим пастырем. На службу селяне ходят, причащаются, детей крестят. Но они мне не доверяют, не считают меня тем, чье слово — закон. Понимаешь? А потому приходится делать вид, будто ничего не происходит.
— И как же вы собираетесь действовать, отец Лазарь?
— Я надеялся, что господь откроет им глаза, и безумие закончится. Но они … они погрязают в нем всё сильнее и сильнее. Я каждый день молю бога дать мне знак, как избавить Лупшу от сил Лукавого, но всевышний так и не направил меня.
Внутри у меня всё просто клокотало от злобы: «Значит, этот доходяга в рясе просто сидит и ждет у моря погоды, пока его паства вязнет и вязнет в дьявольских тенетах». Я уже хотел сказать горе-святоше всё, что о нем думаю, но сдержался. Мне нужно было сделать его своим союзником. Ну хоть кто-то должен же мне помочь?
— Простите, святой отец, если опять лезу не в свое дело, — чем сильнее меня распаляло, тем мягче я заставлял себя говорить, — но, возможно, господь желает вас сделать орудием с своих руках, тем факелом, которым он выжжет ростки нечестивости. Может быть, он ждет…
— Кто ты такой, чтобы судить о путях господних, иноверец?
— Извините, я, право, не хотел. Скажите, а как именно действует тот череп. Сегодня мне уже посчастливилось его лицезреть. Но выглядит он, как обычные мертвые кости.
— Иногда он оживает и начинает говорить. Я сам несколько раз слышал его голос.
— И когда такое происходит?
— Да по-разному. Не знаю, наверное, Ляна как-то его будит.
— А говорили, будто она его собственной кровью кормит.
— Я тоже такое слышал, но утверждать не берусь. Видишь ли, когда начинаются богопротивные обряды я стараюсь не глядеть. Я запираю двери, закрываю ставни, падаю на колени и начинаю молиться. С паствой своей я о том духе никогда бесед не вожу. Да и они никогда не пытались приобщить меня к их мерзким занятиям.
— То есть, отец Лазарь, вы не знаете, что получают от него жители деревни и чего он просит взамен.
— Ну как сказать? Слыхал я: одного Дракула от хвори исцелил, кому-то открыл будущее, кому-то прошлое, у кого-то из дома бесов изгнал. Всякое бывало. А каковы его цели, мне неизвестно.
Выходит, совсем отстранился серб, как лесная мышка, которая, завидя пожар прячется в норку. Конечно, из-под земли огня не видать. Но всё равно пламя настигнет несчастного зверька.
— У вас есть какой-нибудь план действий, святой отец? — уточнил я еще раз.
— Я думаю ждать, пока Ляна с матерью допустят ошибку и сыграть на этом.
Снова проклятущее слово «ждать». Он так может проваландаться несколько месяцев, пока не получит полноценную секту дьяволопоклонников, а очнется тогда лишь, когда ляжет жертвой на алтарь богомерзкого идолища. Меж тем настоятель продолжал:
— Тут уже бывало такое. Как раз незадолго до появления черепа на Силику с дочерью начали тянуть соседи. Она ж у нас целительством и варкой зелий промышляла, а, скорее еще ворожбой и гаданием. Так вот, то ли после ее отваров кому-то хуже сделалось, то ли приворот не подействовал, но учинили крестьяне свару. Заводилы вообще хотели дом их сжечь. Но да улеглось всё само как-то.
«Само как-то, — подумал я, — видимо у Лазаря это единственный способ решения всех разногласий».
— Но и после той перепалки, — священник покачал головой, — многие селяне смотрели на ту семейку косо. Так вот и думается мне: ежели при помощи черепа сотворят они большее зло, то не потерпят ведьм валахи и сами их из Лупши изгонят.
— Ну а если епископу вашему письмо послать? — поинтересовался я.
И без того бледное лицо собеседника побелело, как полотно:
— Нет, ни в коем случае. Меня же тогда прихода лишат. Как жить то прикажешь? У меня ж никакого имущества нет. И дом, и садик приходу принадлежат. И ты, друг, не пиши владыке, слышишь? Прошу тебя, как человека, как христианина.
А ведь недавно он назвал меня иноверцем. Вот как ловчит.
— Хорошо-хорошо. Я просто спросил. Так вы точно не хотите сейчас ничего предпринимать?
— Давай обождем.
— Ну, хотя бы так. Если мне удастся как-нибудь развернуть положение дел, в таком случае вы меня поддержите, святой отец?
Лазарь посмотрел на меня со страхом. В его глазах явственно читалось опасение, будто я собираюсь разворошить осиное гнездо.
— Я постараюсь, — выдохнул он и потупил взор.
За окном каркнула ворона. Продолжать разговор смысла не имело.
***
За ужином я хотел еще раз потолковать с трактирщиком, но он поспешил откланяться, как только принес еду. В одиночестве мне представилась возможность поразмыслить над услышанном. Череп я видел, но, как он действует, так и не узнал. Действительно ли внутри живет некий дух, или тут дело в магии иллюзий? История об избранной девушке и таинственном венгре — однозначно, чудесная сказочка. Откуда взялась голова — так ясно и не стало. Деревня, видимо, действительно верит в байки старой Силики и на самом деле почитает Дракулу как святого, если не боготворит. Подняла бучу именно старуха, дочь же, без сомнения, выполняет ее указки. Возможно, таким образом, знахарка пыталась вернуть положение, пошатнувшаяся после склоки, о которой рассказал Лазарь. Есть еще сварливая баба, которая почему-то терпеть не может ведьму и хочет ей навредить. Наверное, она как раз-таки из тех, кому доморощенная колдунья помочь не смогла. Вот тетка озлобилась и решила подорвать доверие к новоявленному государю. Определенно, селяне ей не верят. Местный священник разочаровал, а ведь я так надеялся на помощь. Он с самого начала не смог поставить себя как подобает главе прихода. Теперь же парень напуган, с одной стороны крестьянами, с другой, — возможностью утратить место. При таком подходе нечестивый культ прочно укоренился и процветает. В общем, положение дел ясней не стало. В итоге, плана у меня нет — союзников тоже.
Я еще долго сидел в пустом обеденном зале, ждал хозяина, но тот так и не появился. Когда за окном уже начало смеркаться, а крики вездесущих ворон утихли, я поднялся наверх, в свою комнату. Оказывается, в мое отсутствие кто-то принес большой кувшин с водой, чашу для умывания и полотенце. А вот гирлянду чеснока убрали. Интересно почему. То ли овощи окончательно засохли, то ли хозяева решили не смешить заезжего сакса валашскими суевериями. А ведь сейчас она бы пригодилась. Силика с Ляной, определенно, почуяли во мне врага, а о столичном госте и его расспросах, наверное, судачит вся деревня. Если кто-то здесь действительно общается с нечистью, то он точно не преминет послать ко мне ночного гостя.
Я раскрыл свой дорожный ящик. По сути, он представлял собой миниатюрный шкафчик с полочками и секциями. Внутри в строгом порядке были расставлены разноцветные пузырьки с зельями. Кстати, о цвете. Если кто-то думает, будто снадобья варятся сразу такими, он ошибается. Большинство из них бесцветны, как вода. Мы, алхимики, добавляем в них красители, чтобы не перепутать. Давным-давно, на собрании гильдий установили, какой именно краситель и в каком количестве добавляется в какое зелье. А то ведь были спекуляции. От того все знают: эликсир здоровья красный, а маны — синий.
Я достал два металлических футляра, вынул из них склянки и поставил на подоконник. При приближении злонамеренной нежити они с шумом взрываются, предупреждая об опасности. Потому-то и держал я их в оболочках, не пропускающих темную магию, дабы не сработали от случайных чар. Столик для умывания придвинул к изголовью кровати и поставил на него бутылек со средством для внутривиденья. Оно поможет распознать невидимых сущностей, скрытые миазмы и призванных соглядатаев. Под подушку засунул большой флакон с раствором, испепеляющим нечестивых созданий. Конечно, от высших демонов или опытных вампиров-заклинателей он защитит так же, как травинка против медведя, но упырей низшего порядка или обычных призраков хоть не уничтожит, но уж точно отпугнет.
Сон долго не шел. В голове крутились слова Матея, Силики, Ляны, Лазаря и той сварливой бабки. Мне хотелось найти в них то, чего днем я обнаружить не смог. Постепенно я начал вкладывать в их уста свои мысли. Фразы окончательно перемешались, и наконец-то я заснул.
Не знаю, сколько прошло времени, но покой мой нарушил звон:
— Дзынь.
Сначала я не понял, что происходит и даже не открыл глаза. По правде, я даже не разобрал, где звякнуло: во сне или наяву.
— Дзынь, — прозвучало второй раз.
«Боже правый! Да это ж мои склянки взорвались одна за другой. Злобный дух близко или уже здесь!» — пронеслось в голове. Я открыл глаза, сел на кровати, нащупал пузырек с зельем внутривидения, откупорил пробку, махом осушил склянку и огляделся. Комната преобразилась. Несмотря на тьму я смог различить доски пола, потолок, углы и окно. Из щелей в ставнях сочились струйки светящегося дыма. Вот он — нечистый! Сердце мое забилось, как у кролика при виде кречета. Рука сама потянулась под подушку и схватила флакон. Шанс один, всего один. Страх так и подмывал вплеснуть всё содержимое на те самые миазмы. Но разум говорил: «Нет, дождись, пока порождение чар явит себя целиком, а не то удар не будет действенным, и тварь нападет снова». Вот отдельные потоки и клубы начали сливаться, и в нескольких футах от меня стала вырисовываться расплывчатая белесая фигура. На самом деле ее вообще не было видно, если б не волшебное снадобье. Меж тем силуэт обретал человеческие черты: вытянулась голова, развернулись плечи, выросли ноги. Тело мое обдало могильным холодом. Суставы сковало, во рту пересохло. Это просто страх или уже вредоносное воздействие колдовства? Вот от сотканного из тумана туловища разошлись руки, и существо сделало первый шаг в мою сторону.
«Давай!» — сказал я себе взмахнул рукой и окатил посланца сверху донизу. Тот вспыхнул, будто от опрокинутой масляной лампады и заметался по комнате. Но святое пламя выжигает лишь субстанции тьмы и не перекидывается на дерево и ткань. Нечистое создание начало расплываться на отдельные клубящиеся струйки, те, в свою очередь втянулись в щели ставней.
Я сидел и смотрел на окно. Опасность миновала или нет? Есть ли еще духи в подчинении у моего безвестного врага? Судя по тому, как сработало мое средство, о защите призванного заклинатель не позаботился совсем. Грубая работа, топорная. Для деревенской знахарки — конечно же, неплохо. Но мой противник — явно, не выпускник Шоломанса. Уже обнадеживает.
Прошло несколько часов — никто не появился. Видимо на большее у местных колдунов сил не нашлось. Я поставил еще две предупреждающие склянки на подоконник и отправился в постель, но заснуть не смог до первых петухов, когда простая нежить уже не способна навредить человеку.
***
Хоть последние летние деньки и не подошли к концу, утром у подножья Фэгэрашских гор уже чувствовалось холодное дыхание сентября. Перед рассветом деревню накрыл туман, и сейчас его клоки стелились вдоль плетней, окутывали корни деревьев, цеплялись за зрелые метелки овсяницы. Пробудились неугомонные вороны. Вновь округу огласило скрипучее карканье. Облачное небо всё никак не хотело проясняться. Редкий солнечный луч пробивался сквозь густую молочную завесу.
Проснулся я поздно, около полудня, от истошных криков, доносившихся с улицы. Пока приходил в себя, одевался, умывался, шум не смолкал ни на миг. Это точно были плакальщицы. Такой протяжный жалостливый вой с причитаниями ни с чем не спутаешь. Звук приближался. Я распахнул ставни и увидел похоронную процессию, направляющуюся к церкви. Собралась чуть ли не вся деревня. Впереди шествовал толстый коренастый мужик с иконой, очевидно, местный староста, за ним несколько старух, голосившие, что есть мочи. Далее несли гроб. Остальные крестьяне шли следом, все от мала до велика.
Давно известно, что некоторые могущественные колдуньи могут отделять душу от тела. Пока второе спокойно лежит дома, первая в виде бесплотного создания отправляется к жертве и творит вредоносную волшбу. Если же его уничтожить, чародейка погибает. Уж не убил ли я ночью ведьму? У валахов издревле принято, что даже совершенно незнакомые люди могут участвовать в прощании с усопшим. Возможно, если я вместе со всеми отправлюсь в церковь, то смогу разузнать, кто умер и от чего. Да и к отцу Лазарю у меня разговор тоже имелся.
Храм еле вмещал всех собравшихся. Я искал глазами Ляну и ее мать, но так и не нашел. Может, действительно, сегодня кто-то из них предстал перед Сатаной? Из-за гомона десятков голосов слова молитвы еле доносились до меня. Читали на славянском языке, не понятном ни мне, ни валахам. Зато из обрывков фраз я понял, что покойницу звали Ралука. Значит, я ошибся. Оказывается, была она в годах, но слыла женщиной крепкой. Преставилась она внезапно, вчера вечером легла в постель полностью здоровая, а на утро нашли ее бездыханной и бледной, как полотно, будто обескровленной. Словом, кончина несчастной оказалась для соседей полной неожиданностью. В конце службы крестьяне начали по одному подходить к гробу прощаться. Я пристроился в конец очереди, решив взглянуть на усопшую.
Кожа умершей действительно была белой и даже отливала синевой. Несмотря на то, что осунувшееся лицо выражало крайнее истощение я узнал знакомые черты. передо мной лежала та самая тетка, которую я встретил сначала у моста, а потом и у дома Силики. Причем старая ведьма, определено видела нас и, возможно, слышала разговор. А посему мне нужно обязательно встретиться с отцом Лазарем.
После завершения службы он вышел на улицу пообщаться с прихожанами. Те уже успели разжиться большим кувшином вина, кружками и теперь выпивали за помин души. Я помахал священнику, но тот сделал вид, будто меня не заметил. Мне пришлось ждать, пока настоятель удостоит вниманием каждого, сам пригубит чарку и отправится к себе домой. Подождав недолго, я пошел следом и постучал.
Хозяин явно не желал меня видеть, но не решился выставить незваного гостя. Холодно поприветствовав, он усадил меня за тот же стол, что и вчера. Я высказал скупые соболезнования и сразу же рассказал о прошлой ночи. Мужчина слушал меня и не прерывал. С каждой фразой вид его становился мрачнее и мрачнее. Я понимал: моего собеседника заботило не сколько появление самого духа, сколько то, что сейчас обстоятельства требуют от него решительных действий, а он так не хочет к ним прибегать. Я закончил. Воцарилось молчание. Пауза затянулась.
— Почему ты думаешь, что именно Силика наслала на тебя нечистого духа? — произнес Лазарь.
— Силика, Лянка или тот демон из черепа. Какая разница? Они — одна шайка-лейка. А больше некому.
— Ты сам знаешь. Здесь много всякой разной нежити ходит: вампиры, оборотни, морои, босорки. Вон, все окна завешаны гирляндами чеснока. Не спроста ведь.
— Между прочим, гирлянду чеснока с моего окна кто-то убрал. Кажется, вы опять пытаетесь отстраниться от ваших прямых обязанностей, святой отец.
— Кто, я? — вознегодовал настоятель.
— В вашем приходе этой ночью умерла женщина, считавшаяся полностью здоровой. А как она выглядит теперь? Как будто кто-то выпил из нее всю кровь до последней капли. Мне кажется, посланец приходил сначала к ней, а потом и ко мне.
— Снова Силика?
— Госпожа Ралука, кажется, так звали умершую, не верила в то, что череп принадлежит Дракуле и два раза пыталась меня предупредить. Сдается мне, поэтому ее и убили.
— Я еще готов поверить, что ночью ты видел некую фигуру у своей постели, но не в эти бредни. Кажется, теперь ты готов обвинять …
Тираду прервал стук двери. Оказывается, впуская меня, Лазарь забыл ее закрыть. В комнату вошел рослый валах лет двадцати пяти с темными волосами до плеч, аккуратно стрижеными усами. Одет он был, как и многие в Лупше в длинную льняную рубаху, свободного кроя штаны, жилетку из шкуры козы и те самые туфли, называемые опинчь. Меховую шапку он держал в руках. По лицу было видно: парень недавно плакал, нервно сжатые губы и бегающие глаза выдавали сильное напряжение.
— Раду? — почему-то недоуменно спросил хозяин.
— Да, святой отец, — кивнул незнакомец. — Я пришел поговорить с вами.
Настоятель многозначительно посмотрел на меня.
— Пожалуй, мне пора, — я кивнул и было собрался уходить, как вдруг незваный гость остановил меня:
— Нет, господин из Сибиу. И вы тоже оставайтесь. Дело касается и вас. Хорошо, что застал здесь вас обоих.
«Чего нужно от меня этому валаху? Я ведь знать его не знаю, можно сказать первый раз вижу», пронеслось в голове
— Ну тогда прошу, — развел руками клирик, и мы заняли места на лавках у стола.
— Пожалуйста, выслушайте меня, отец Лазарь, — голос вошедшего дрожал. Ему явно было непросто решиться начать разговор. — Вам, наверное, покажется странным. Даже если, не поверите, то хотя бы дайте договорить.
— Всё хорошо, я тебя внимательно слушаю, — будто заботливый родитель произнес хозяин.
— Моя мать, — Раду шмыгнул носом, сдерживая слезы. — Мне кажется … Нет, я убежден. Ее смерть была не случайной. И причиной стал вот этот господин, — парень указал на меня.
Меня передернуло. Я же не причинил покойной никакого вреда. Увидев мое беспокойство, крестьянин поправился:
— Нет, я вас не виню, только их, ведьмочек, просто как лучше объяснить? В общем, вы расспрашивали людей в деревне о черепе, заходили и к самой Силике. Она поняла: вы хотите вывести ее на чистую воду, раскрыть тайну. А моя мать как раз сказала вам, что череп Лянки не принадлежит Дракуле. И сама Силика слышала ваш разговор. Мама на вас рассчитывала, господин, она так мне и сказала. То, что не удалось ей, должно удастся «тому саксу».
— Меня зовут Мельхиор, — решил я представиться.
Валах продолжил:
— Она ведь единственная знала, что череп не его, не воеводы Влада. И Силика испугалась, что мама раскроет вам тайну. Вот потому она ее и убила. Убила с помощью колдовства. Она давно предупреждала. Да мать моя — ей бы сидеть и помалкивать — решила добиться правды, а еще и старую ведьму разозлить. Нарочно подошла к вам у ее дома, дескать пусть тварь слышит. Ничего не боялась. Думала, с кем правда, того господь защитит.
У Раду в уголках глаз выступили слезы.
— Мне она сказала, только, что череп не настоящий. Но ничего не объяснила, — заметил я.
— Она хотела, правда хотела. Но та история … она порочила и ее саму. Потому было так трудно решиться.
— Послушай, сын мой, — вмешался отец Лазарь. — Но нам-то ты расскажешь теперь всё, раз это так важно?
— Да, расскажу. Сейчас. В общем, моя мама … То было совсем давно, столько прошло лет. Моя мама в молодости была красивой женщиной. Как-то ее приметил сам государь наш Влад и пригласил к себе. Поймите, такому человеку не принято отказывать. Он всегда брал свое. В общем, он взял мою маму с собой в поход на Брашов. Каждую ночь она проводила в его шатре. Дракула был человеком образованным. Знал много. Он очень любил один стих на латыни, и научил ему мою мать. И вот они лежали в постели и рассказывали его вслух по строчкам: он одну, она — другую и так далее. Это его заводило. Так вот, когда Ляна принесла череп в деревню, мама моя поначалу поверила ей. Она так обрадовалась, ведь ей предстоит снова поговорить с Владом. Как-никак с ним некогда она чувствовала себя счастливой. И когда Лянка созвала жителей, мама пошла на сборище. Череп начал говорить и назвал себя Дракулой. А мать моя встала перед ним и начала читать то стихотворение. Она думала, что воевода обязательно вспомнит и обрадуется. Понимаете? А череп продолжить не смог. Как она мне рассказывала: он смолк, а потом заорал: «Ты чего плетешь, собака? Как ты смеешь перед своим государем нести такую околесицу?» Мама тогда была раздосадована. Она начала кричать, что череп не настоящий, что это — не Влад. Но остальные подумали, будто она сошла с ума, ее силой увели домой, и она тогда проплакала весь вечер. А на следующий день к ней пришла Силика и пригрозила: «Будешь мне мешать, долго не проживешь». Мама тогда крепко с ней разругалась. Сказала, что не боится, что расскажет всем и каждому. Но ей никто не верил, и она угомонилась. А тут приехал человек не бедный, явно со связями из самого Сибиу. Вот старая ведьма, видимо, и почувствовала угрозу, решила … пока мама не рассказала все ему.
— Боже правый! — выдавил из себя отец Лазарь. — Раду, сын мой, тебе следует успокоиться и со смирением принять утрату. Мать твоя ныне пребывает в лучшем мире. Я понимаю, из-за горя в голову лезут тебе неправедные мысли. Они навеяны кознями Лукавого…
— Так вы мне не верите? — Прервал его парень.
Священник замешкался. Трудно было сказать «нет» сыну, потерявшему мать.
— Я тебе верю, более того, я и сам думаю так же, — вмешался я.
Оба недоуменно уставились на меня. Но я предпочел молчать. Повисла тягостная пауза.
— Право, Раду, у тебя нет никаких доказательств виновности Силики, — пытался протестовать настоятель прихода.
— У вас под носом разгуливает ведьма с говорящим черепом. Какие еще доказательства вам нужны, святой отец? — злобно произнес валах.
Клирик побледнел и нервно стиснул зубы. Снова его приперли к стенке.
— Короче, если вы хотите вывести Лянку на чистую воду, то приходите сегодня вечером в шестом часу пополудни к Босоркиному камню. Там она собирает охочих приобщиться к мнимой благодати так называемого воеводы. Вот и посмотрите, насколько она невинна.
Лазарь скривился и потупил взор. Ему явно не хотелось идти на открытый конфликт с селянами.
— Я пойду с вами, святой отец, — я отрезал бедняге пути к отступлению. — Вам может понадобиться помощь. А ты, Раду тоже пойдешь?
— Нет уж. Она сгубила мою мать. Я с ней связываться не хочу. Уйду на охоту и пробуду в лесу до похорон.
— Как же быстро вы тут всё за меня решили, — буркнул настоятель.
— Вашей прямой задачей является не допускать колдовства в приходе, — напомнил я.
— Ладно, я схожу, но только посмотреть. Хорошо? Никаких активных действий.
— Конечно-конечно, — заверил я. — Поглядим, а позже решим, как лучше поступить.
Впрочем, думал я как раз, другое: как только застанем нечестивцев с поличным, придется действовать. Нужно положить конец богомерзкому культу.
Мы попрощались. Когда я вышел из дома священника, Раду уже успел пересечь церковный двор и теперь заворачивал за угол, мне пришлось прибавить шагу, чтобы его догнать.
***
К предстоящему походу я готовился, как на битву. Магии меня не учили, а потому мне всегда приходилось полагаться на продукт собственного производства. Поверх рубахи я надел широкий кожаный ремень с многочисленными кармашками, в каждый из которых засунул пробирку с зельем. Получилась целая батарея. Расположение снадобий запомнил легко. За пару сотен лет практики навык отточился до совершенства. С правого боку повесил кисет, набитый пузырьками, с левого — небольшой шестопер. Сверху набросил шаубе, дабы не пугать народ странным снаряжением. Снаряженный таким образом, я направился к дому священника. Если он меня обманет и не окажется дома, пойду один. Тварь не только угрожает моим поставкам, но и сгубила человека, а хотела — двух. Её нужно немедленно остановить.
Вопреки моим сомнениям отец Лазарь уже ждал меня. Он тоже вооружился по-своему — взял бутыль со святой водой и кропило. На шею повесил серебряный крест, а за пояс заткнул сложенный алтарный покров, который, по его мнению, защищает от темных сил лучше, чем щит — от ударов мечей и стрел.
Вход в лес обрамляли пышные заросли черной бузины. Ее сочные членистые ветви гнулись от спелых гроздьев аспидных ягод, поблескивавших в лучах вечернего солнца. В народе думают, будто куст этот сажает черт, да под ним и живет. Далее высились тонкие молодые клены, увитые лозами хмеля. Постепенно лиственные деревья уступали место елям — истинным хозяевам карпатских чащоб. По их шершавым стволам карабкались кустистые лишайники, а с лап свешивались другие — похожие на выдранные клоки густой длинной шерсти. Тропу обрамляли мощные розетки щитовника. По подушкам влажного мха стелились пушистые побеги плаунов со зрелыми колосками, рассеивавшими мириады спор, стоило их только задеть. Кое-где между корней пробивались мертвенно-бледные столбики вертляницы, называемой местными цветком духов, а промеж стволов манили ядовитые головки вороньего глаза. В вышине тревожно пересвистывались птахи. Их жалобные пронзительные голоса заставляли невольно оборачиваться. Постепенно жизнерадостная зелень сменилась густыми темными оттенками. С каждым шагом света становилось все меньше. И если в деревне к полудню сделалось тепло, то здесь, под величественными сводами столетних великанов всегда царила неизменная прохлада.
— Далеко еще? — спросил я у отца Лазаря.
— Да почитай уж больше половины пути прошли, — ответил мой спутник.
— Тогда стойте. Надо кое-что сделать. Вот, держите, — я подал ему пузырек с зельем невидимости. — Выпейте. Это снадобье нас скроет от посторонних глаз. Мы же друг друга видеть не перестанем.
— Не буду я это пить, — сморщился священник. — Бесовское варево.
— Никакое оно не бесовское. Здесь нет ни капли колдовства. Только травы. Господь сам наделил растения такими свойствами, в том его великая мудрость.
Настоятель мялся.
— Полно вам! А если нас заметят, если увидят раньше времени? Нет, нам нужно застать мерзавцев с поличным. Выпейте же. И я с вами.
— Ну хорошо, давай сюда свою склянку, — согласился серб.
— Только помните. Если вы громко крикнете, или попытаетесь прочитать молитву, или атакуете кого-то из людей, действие зелья тут же спадет.
— Понял.
Прежде, чем осушить флакончик отец Лазарь перекрестился.
— Так, и еще одно защитное средство. Оно охранит нас от сил тьмы. Отвар поглотит любое заклинание черной магии, кроме самых сильных, разумеется. Но на такие наши кумушки явно неспособны.
— Не иначе ты меня отравить хочешь, сакс, — мрачно пошутил мой спутник.
— Наоборот. Я хочу, чтобы мы оба вернулись отсюда целыми и невредимыми.
Священник протянул руку, взял пузырек, прошептал:
— С богом, — и выпил всё содержимое.
Я последовал его примеру, и мы продолжили путь.
Дорога устремилась вверх, лес стал редеть. Промеж елей вновь начали появляться тонкие клены-заморыши. Вот деревья расступились, и взору предстал сам Босоркин Камень — длинная кряжистая скала, похожая на спящего дракона. Она нависала над горным озером, тем самым, где крестьяне добывали столь нужный мне ил. Склон, обращенный к нам, был пологим, а повернутый к воде — резким обрывистым. Каждую трещину древнего известняка заполнял приземистый мох, а из него торчали жесткие вайи многоножки, пучки утлых злаков, плотные розетки душистого щитовника, а местами пробивались и чахлые деревца. В глубине тенистых обрывов притаился пузырник ломкий. Повсюду пестрели лишайники всевозможных форм и цветов.
Мы прошли шагов сто. Вот тропинка обогнула высокий отрог, и за ним показалась поляна. Видимо, люди часто приходили сюда, так как вся растительность здесь была вытоптана, кроме нескольких чахлых кочек овсяницы. Посредине лежал крупный валун с ровной поверхностью напоминавший стол или алтарь. За ним стояла Ляна. Худая, бледная, в отблесках пламени, она казалась посланцем с того света. Девчонка закрыла глаза, прижала руки к груди и бормотала что-то непонятное. На импровизированном жертвеннике лежали тот самый череп и нож. По сторонам горели свечи. Перед каменной глыбой пылал костер, а у него расположились двое мужчин и молоденькая девушка.
Мы с Лазарем тихонько устроились на низеньком уступе неподалеку и принялись наблюдать. Некоторое время ничего не происходило. Ведьмина дочка всё так же бубнила заклятия. Крестьяне сидели молча, не шевелясь. Только ветер шумел в кронах у нас над головами, крики птиц доносились из чащи, да потрескивали смолистые поленья.
И тут по мертвой голове пробежали разряды, похожие на маленькие молнии. Я невольно подался вперед, дабы лучше разглядеть проявления богопротивной магии. Мой спутник замер от испуга и чуть не вскрикнул. Я жестом велел ему молчать. Меж тем послышался странный гул, стало заметно холоднее. Внутри черепа что-то вспыхнуло, он подлетел вверх примерно на фута два и остался, а потом из мертвых глазниц и рта начали струиться зеленоватые светящиеся миазмы. Они напоминали струйки дыма, клубились, вихрились, пока не таяли в воздухе.
Святой отец, очевидно, впервые видел появление мятежного духа. Его лицо одновременно выражало и страх, и гнев. Я косился на него вполглаза, чтобы он не выдал нас до срока. Ляна опустила руки и осторожно отступила на два шага назад. И вот тогда раздался голос, низкий скрипучий с металлическим оттенком. Он не мог принадлежать ни одному живому существу. Странным эхом звук отражался от скал и, казалось, не имел определенного источника, а возникал сразу и повсюду:
— Я, Иоанн Влад, милостью божьей и божьим благим произволением воевода и господин, сын великого Влада воеводы, владеющий и правящий во всей земле Угровалахийской, и в заальпинских землях Амлаш и Фэгэраш герцог.
На этих словах селяне пали ниц. А нечестивец продолжал:
— Вы — мои верные подданные. Не стоит вам бояться, ведь вы блюдете старый закон и давнюю традицию. Посему благопроизволит наша светлость, своей благой волей и чистым, и светлым сердцем дарует наша светлость вам возможность и позволение передать нам жизненные силы для нашего насыщения и преумножения могущества. И за это дарует наша светлость вам, мои подданные, право просить нашу светлость о том, что именно вам наиболее потребно.
Ляна взяла нож с камня, прошествовала вокруг него и подала девушке. Та низко поклонилась и подошла к черепу, опасливо посмотрела на ведьмину дочку, потом еще какое-то время собиралась с духом. Наконец выставила вперед руку и резко полоснула по ней ножом. Несчастная вскрикнула и затряслась всем телом, на коже выступила кровь и начала стекать прямо в раскрытый рот черепа. Капли исчезали между мертвых челюстей и терялись среди зеленых миазмов. Темная сущность поглощала их каким-то немыслимым образом. Всё, как описывал Дитмар.
— Боже, какая мерзость! — прошептал священник.
Я посмотрел на своего спутника. Он изменился в лице, побледнел. Губы его сжались, а ноздри раздувались в порыве гнева. Настоятель прихода до боли стиснул кулаки, так что костяшки побелели. Страсти закипали, скоро они перельются через край.
Кровотечение начало понемногу униматься, и Ляна разрешила девушке отойти от алтаря. Та заняла свое место у костра, зализывая рану.
— Как тебя зовут, дочь моя? — раздался голос мнимого Дракулы.
— Дана.
— Чего ты желаешь, Дана?
— Всевозможной и всякой славы и чести достойный любимый наш государь и воевода Влад. Молю вашу светлость о помощи и заступничестве. Есть в соседнем селе Сэкэлэшени Нягоэ, старший сын кузнеца. Люблю я его без меры, жить без него не могу. И статен он, и пригож, и силен. Да только не смотрит он на меня вообще, как бы я не пыталась. Охомутала его Брындушка-змея, на себе женить хочет. Нижайше прошу вашу светлость сделать так, чтобы полюбил красавец Нягоэ меня, а Брындушку-гадюку извести лютой смертью.
— Радуйся же, Дана, ибо не пройдет и недели, как воспылает к тебе Нягоэ страстью, а Брындуша сойдет в могилу.
— Ох, спасибо тебе, святой наш государь Влад. Век за тебя молится буду, — запричитала несчастная, всхлипывая от боли и утирая слезы. — И бог да приумножит лета вашей светлости.
Дальше к алтарю подошел полноватый мужик по имени Войку, лет сорока с большой проплешиной на темени. Он тоже напоил мнимого воеводу кровью и после положенных славословий изложил просьбу:
— Я — человек, простой, живу тружусь честно, развожу овец. Сколько состригу шерсти — всю продам, и другого доходу у меня нет. А тут лет пять назад в соседней деревне Добрешти поселился Шербан. И будто сам дьявол ему помогает. Овец у него больше, плодятся они, точно кролики, шерсть мягче, продает он ее на ярмарке дешевле и быстрее. Оттого выручка моя падает из года в год. Прошу вас, ваша светлость, надежда наша и опора, сделайте так, чтобы у Шербана этого овцы занедужили, шерсть у них облезла, чтоб плодиться они перестали. А всего лучше сделайте так, чтобы мерзавец Шербан отправился в ад, ко всем чертям.
— Радуйся же Войку, ибо на исходе десяти дней скончается твой соперник Шербан, а овцы его облезут и впредь не будут давать ягнят.
— Сердечно благодарю тебя, грозный и справедливый государь. Всю жизнь буду молиться за вашу светлость и детям с внуками завещаю.
Затем к жертвеннику подошел мужчина помоложе с растрепанными волосами и жидкой бороденкой. Размашистым жестом он засучил рукав и полоснул ножом по предплечью с криком «Эх, хорошо».
И тут отец Лазарь прошептал:
— Я не могу это терпеть. Они так все окрестные деревни изведут.
Он сорвался с места и закричал:
— Остановитесь, греховодники! Немедленно прекратите свое непотребство!
Действие зелья пало. Прихожане соскочили с мест и повернулись к пастырю. Они никак не ожидали встретить нас здесь. Увидев злобные глаза крестьян, священник осекся и остановился. Я нащупал рукоять шестопера.
— Вы сами решили свою судьбу! — прошипела Ляна сквозь зубы. — Теперь вам не уйти. Взять их! — заорала служительница тьмы.
Но селяне растерялись и только испуганно переглянулись. Одно дело призывать смерть на жителя соседнего села, а другое — собственными руками убить настоятеля прихода и важного гостя из самого Германнштадта.
— Убить их! — проревел череп.
Из его рта вырвались красные полупрозрачные потоки, сотканные из света, и вошли в тело каждого из крестьян. Пакт крови. Я узнал это заклятие, хоть никогда раньше его и не видел. Могущественные вампиры, отведав крови человека, таким способом получают власть над ним. В тот же миг глаза у жертв нечестивого духа засверкали зеленым и начали источать такие же миазмы, что и череп. Все трое пошли на нас. Я поднял булаву и приготовился защищаться. Но тут отец Лазарь выхватил бутылку со святой водой, откупорил ее и плеснул на кропило. И когда слуги тьмы были уже в паре шагов от нас, он взмахнул аспергиллом и выкрикнул: «Горите в праведном огне!» И как только капли святой воды коснулись кожи и одежды зачарованных, они обратились языками пламени. Богомерзкое заклятье пало. Селяне повалились на землю и принялись с жуткими воплями кататься по поляне, пытаясь потушить себя, а потом отползли в стороны убежали прочь. Мы осторожно начали подходить ближе.
— Победили жалких трусов и радуетесь? — загремел мнимый Дракула. — Но со мною вам не совладать.
Залп чародейских разрядов полетел в нашу сторону. Я инстинктивно закрыл лицо руками, хоть и понимал, что это не поможет. Но мое зелье сработало, и вредоносная магия не причинила никакого ущерба. Последовала круговая вспышка, но и ее поглотил защитный эликсир. Священник шептал слова молитвы на славянском, он вновь занес кропило и махнул им сверху вниз и справа налево, описывая крест. Капли зашипели на мертвых костях, будто на раскаленной сковороде. Зеленые миазмы потухли, и череп со стуком повалился на камень. Ляну, стоявшую за жертвенником, охватило пламя, девушка с криком повалилась наземь. Мы же снова остановились в ожидании новой атаки. Но всё стихло. Лишь стук далекого дятла нарушал тишину. Я подошел поближе. Свечение в глазах черепа почти угасло.
— Надо закрыть его от греха подальше, — произнес отец Лазарь и накинул алтарный покров на мертвую голову.
Я обошел жертвенник и взглянул на ведьмину дочку. Она лежала на боку, не шевелилась, похоже и не дышала. Кожу ее покрывали свежие ожоги, одежда дымилась, волосы сильно опалены. Неужели умерла? Я легонько ткнул в бок носком ботинка — ничего. Что, и впрямь испустила дух? Я сделал еще шаг, и тут… Как это случилось, мне так и не удалось понять. Каким-то непостижимым образом девка в одно мгновение вскочила на ноги, и приставила мне к горлу нож, тот самый, которым до этого крестьяне резали себе руки для мнимого Дракулы. На лице твари сияла улыбка, а в глазах горели зеленые огоньки.
— Бросай свою брызгалку, святоша! — крикнула она настоятелю. — А иначе твоему дружку не жить.
Тот растерялся и просто опустил руки, но кропила не выронил. Вдруг послышался звук спускаемой тетивы, и стрела пронзила Ляну насквозь, едва не ранив и меня. Она пошатнулась и обернулась. Я отскочил назад. Из кустов выстрелили еще раз и еще раз, пока ведьмина дочка не рухнула наземь, теперь уже мертвая. Навстречу нам вышел Раду с охотничьим луком и колчаном.
-Ты как раз вовремя, — выпалил я вместо приветствия.
— Так я тут давно уже сижу, за вами наблюдаю, — ухмыльнулся парень.
— Ты же говорил, что пойдешь на охоту, — недоумевал Лазарь.
— Ну, видите теперь, святой отец, какую волчицу я добыл, — самодовольно ответил валах.
— Нужно его предать огню, — серб показал на череп. Не снимая алтарного покрова, он осторожно взял мертвую голову и выбросил в огонь. Тряпицу он сжигать не стал — святыня как-никак, но брать с собой побоялся, оставил на камне. Для верности я размозжил кости шестопером.
— Надо потолковать с Силикой, пока она кого-нибудь не угробила или не сбежала, — сказал я.
— Хорошо, — согласился клирик, — Раду, а ты идешь?
— Да, конечно.
— Стрелы забирать будешь? — напомнил я.
— Нет, я такую гадость домой не потащу.
Я дал своим спутникам обновить средство защиты от сил тьмы, и мы направились в деревню.
***
Вечерело. Предзакатные лучи солнца золотили стены домов. Вороны на крышах оглашали округу протяжным карканьем. Легкий ветерок разносил пушинки чертополоха и качал колоски придорожных злаков.
На стук Силика конечно же не открыла. Но перемахнуть через плетень и вышибить хлипкую дверцу труда не составило. Хозяйка встретила нас в сенях залпом стрел тьмы.
— Не надо и пытаться, ведьма! Твоя дешевая волшба не причинит нам вреда, — сказал я.
— Зачем пришли? — холодно спросила она.
— Просто поговорить. Расскажешь всё, и мы тебе ничего не сделаем. А, если нет…
— Что с Ляной? — прервала меня старуха.
— С ней всё в порядке, — пришлось соврать, дабы не терять время. Мои спутники промолчали.
— Мы пройдем? — подал голос отец Лазарь.
— Ну, разве слабая женщина может вас не пустить? — буркнула колдунья.
Со вздохом она направилась к окну и села на лавку. Мы встали пред ней, готовые к любым неожиданностям.
— Итак, — начал я, — мы знаем, какие обряды творила твоя дочь. Нам также известно, что тот череп не принадлежит воеводе Владу. Говори: чей это он, откуда ты его взяла, и какой дух вещает через него.
— Ха, много хотите знать, господа хорошие. Да только я вам ничего не скажу.
Я поднял шестопер.
— Не скажешь так, выбьем силою.
— Да хоть и силою, мне теперь всё равно не жить, сейчас убьете или позже. Давайте, раньше начнем, скорее отмучаюсь.
— Посмотрим, как ты сейчас запоешь, убийца! — Раду приставил к горлу Силики охотничий нож.
Та лишь еще крепче сжала губы.
— Собралась геройствовать? У меня нет времени на игры. Так господа, заломите ей руки и держите. Сейчас она нам расскажет всё.
Ведьма начала кричать и отбиваться. Но двое взрослых мужчин справились с ней легко. Я достал пузырек с зельем правды. Штука дорогая, но пытки я не люблю, да и многочасовые допросы в мои планы не входили.
— Ну что, сама пить будешь?
Хозяйка замотала головой и еще сильнее стиснула губы.
Одной рукой я зажал ей нос, другой держал бутылек наготове. Она пыталась вырваться, но тщетно. Наконец-то колдунья не утерпела и открыла рот для вдоха. Тогда-то я и влил ей снадобье. Тут же эликсир мой полетел мне же в лицо. Но такой поворот подразумевался. Большинство тех, к кому его применяют поступают именно так. Однако концентрация раствора чрезвычайно высока, и того мизерного количества, которое-таки остается на языке и щеках, вполне достаточно. Через пару минут старуха заговорила:
— Когда я узнала, что односельчане замышляют против нас с Ляной недоброе, я поняла, что нужно действовать. Бежать мне некуда. Кроме того, хотелось власти, вот чтоб все мне поклонялись, а враги мои бывшие валялись у меня в ногах. Но клеймо ведьмы на меня уже навесили — не ототрешь. Кто такой поверит? Пришлось действовать через дочку. Тупая она у меня. Ни ума ей господь не дал, ни старания. Учиться целительству и чародейству не хотела. Но уж ладно, какая есть. Я знала, как в старую Мовилицу пройти. Именно там, почитай, как полвека назад жил сильный вампир и знаток темных искусств Галеш Палид. Такое учинил! Свою деревню извел и соседнюю Микшу Маре. Упырей расплодил множество. Только потом его могилу нашли, голову отрубили да в сердце железный кол вогнали. Но на тех землях уже больше никто селиться не стал. Кровососы там до сих пор ходят, да неупокоенные души по ночам завывают. А сделать-то я это давно надумала, только уж больно боязно было ходить-то туда. Вот и откладывала всё. А когда уж дом мой посулили сжечь со мной вместе, то поняла: некуда больше терпеть. Знала я, где Галеш зарыт. Взяла я лопату да в Мовилицу и пошла. К ночи уж была на месте. Раскопала могилу, череп себе взяла, да кол из груди вынула. Тотчас же вампир и заговорил. Начал меня упрашивать голову на место вернуть, чтобы он мог целиком из мертвых восстать. Но не тут-то было. Сказала я ему, дескать или он соглашается, что будет по-моему, или я обратно втыкаю кол, и он снова отправляется во мрак. Долго Галеш артачился, торговаться пытался, но затем поклялся, как положено. Уж больно хотелось ему снова на белый свет вернуться да людей поизводить. Так заставила я вампира называть себя Дракулой. Вот потому крови-то они требовал, раз упырем был. Отдала я череп дочери и наказала…
Еще не закончила Силика свой рассказ, как с улицы донеслись испуганные крики и топот ног. Раздались истошные вопли. Вдруг послышались шаги совсем рядом, дверь открылась, и в комнату ввалилась Ляна, страшная, мертвенно бледная, из груди так и торчали три стрелы. А глаза горели зеленым.
— Ляна, доченька! — вскрикнула ведьма.
— Никакая я тебе не доченька, — ответила мертвячка. — Я — Галеш Палид. Эти трое разбили и сожгли мой череп, потому мне пришлось искать временное пристанище. Больше клятва меня с тобой не связывает, и твои чары меня отпустили. Готовьтесь к смерти, вы все!
Нечестивец испустил волну темной магии. Однако зелье подействовало и здесь. Хоть чародейская волна и сбила нас, троих с ног, вреда она почти не причинила. А вот старуха больше не встала. Она была жива, тело ее билось в судорогах, изо рта пошла кровавая пена. Новый разряд прикончил несчастную. Поняв, что его заклинания на нас не действуют, вампир выхватил кинжал.
— Во имя Господа! — крикнул отец Лазарь и брызнул святой водой. Ее капли шипели на коже трупа, да и только. Упырь остановился, протер глаза пальцами и двинулся было дальше. Я воспользовался замешательством и со всей силы ударил шестопером по руке с ножом. Кости с треском сломались, кисть безвольно повисла, но пальцы не выпустили рукоятки.
— Задержите ее! Я изгоню духа. Только дайте мне дочитать! — заорал настоятель. Он выставил вперед крест и начал:
— Боже Вечный, избавивший род человеческий от пленения диавольского, избави рабу твою Елену ото всякого действа духов нечистых, повели нечистым и лукавым духам же и демонам отступити …
Раду бросился на мерзкое создание и попытался нанести рану охотничьим ножом, но Галеш замахнулся кулаком, и парень едва успел отскочить. Я же отошел на пару шагов назад.
— От души и тела рабы твоей Елены, и не пребывати, ниже сокрытися в нем, да бежат Именем Твоим Святым, и единородного твоего сына, и животворящего твоего Духа, от создания руку твоею.
Валах сделал выпад, задел лезвием бок мертвячки и тут же отпрянул назад, оступился о лавку, упал и ударился об стену. Вампир взревел и ринулся на него. Движения его казались скованными, видно, упырю было неудобно управлять чужим телом. Меж тем я смог зайти сзади и с размаху обрушил шестопер на Лянин затылок. Кости треснули, порождение скверны осело на пол буквально в футе от парня и схватилось за голову. Из раны заструились зеленые миазмы. Отец Лазарь брызнул туда кропилом, и они вспыхнули ярким пламенем.
Направив на корчащееся создание крест и не переставая размахивать аспергиллом, отец Лазарь закончил:
— Да очищен быв от всякого искушения диавольского, преподобне и праведно и благочестно поживет, сподобляем пречистых Тайн единородного сына твоего и бога нашего: с ним же благословен ecи, и препрославен, с пресвятым, и благим, и животворящим твоим духом, ныне и присно, и во веки веком. Аминь.
Тогда тело Ляны окончательно затихло, священный огонь потух. Раду поднялся на ноги. Мы огляделись. Обе ведьмы были мертвы. Признаков присутствия нечистых духов не ощущалось.
— Нам пора, — сказал настоятель, и мы покинули проклятый дом.
***
То, что случилось потом, изложу лишь кратко. Оказывается, когда Галеш Палид, завладев телом Ляны, шел по деревне, он каждого встречного поражал стрелами тьмы. Большинство смогло укрыться, но трое заболели, еще двое погибли на месте. Силику с дочкой и этих несчастных погребли на перекрестке дорог, как положено хоронить вампиров: им набили рты чесноком, отрубили головы и положили между ног. Каждому в сердце вонзили железный кол. Крестьяне же сразу узрели свою вину и покаялись. В качестве меры духовного исцеления они устроили молитвенное шествие и семь раз босиком обошли вокруг деревни, а еще заложили деревянную колоколенку возле церкви. Дитмар же свою торговлю с валахами продолжил и отметил, что после исчезновения ведьм в Лупше ворон стало намного меньше.