Габи (Льдинки в крови)

Глава 1

В туннелях пахло пылью. Она скрипела на дёснах, першила в горле, щипала в носу. Хотелось втянуть побольше воздуха, прокашляться, отплеваться, или хотя бы просто постоять, подышать. Только конвоиры на арестанта внимания не обращали, да и слюны у того в пересохшем рту не было. Первый надзиратель размеренно вышагивал впереди, его сапожища то лязгали подковами по ровному камню, то мягко бухали на земляном мусоре, который широкими кривыми полосами намели на полу вездесущие сквозняки. Звуки гасли, терялись в тишине заполняющей тюремные туннели, лишь издалека, почти неслышным шорохом, откликалось эхо. Свет лампы в ручище переднего тролля мерцал и слепил глаза, разглядеть удавалось лишь тускло освещённый пятачок перед ногами и пробегающие из темноты в темноту неровно обтёсанные стены.

Габи сосредоточенно переставлял короткие босые ноги, старался не отстать, а за спиной бухали сапоги второго надзирателя. Казалось, чуть задержись, и задняя пара наступит, растопчет, просто не заметит в темноте маленькое тельце. Эти сапоги — огромные, из толстой, плохо выделанной кожи, пугали до дрожи. Верхний обрез широких мятых голенищ даже в приспущенном виде доставал до тощей груди узника. Вот он и семенил, шлёпал босыми ногами, чуть не утыкаясь носом в бедро переднего конвоира.

Коридор третьего подземного уровня был широк и высок, четверо троллей, наверное, могли бы поместиться в нём не толкаясь плечами. Потолок же скрывался высоко в темноте над мохнатой шапкой надзирателя. Иногда вместо стены слева проплывал вертикальный ряд толстых железных прутьев, перегораживающих пустую нишу. Сам коридор непрестанно вилял, незаметно сворачивая то вправо, то влево. Похоже, строители тюремных казематов не любили углов и резких поворотов.

Шагали долго. Или так только показалось измученному узнику, который в последние дни мало спал и почти ничего не ел. Арестовали Габи ещё в первой половине ночи, и нервное возбуждение давно схлынуло. Сначала стражники привели его в караулку городской тюрьмы, пихнули в угол на высокую скамью и больше не обращали на маленькое большеголовое тельце никакого внимания. Уже утром команда встать, краткий равнодушный инструктаж, толчок в спину, лестница в подвал и этот извилистый коридор. В голову узника лезли смутные слухи об угодивших в тюрьму ночных охотниках, о тех, кто сгинул, исчез бесследно. Кто сейчас решал его судьбу и где, Габи не знал.

Издалека, едва уловимо верхним чутьём, прорываясь через грубый запах ваксы и масляной копоти, потянуло кровью. Вскоре, идущий впереди тролль остановился, узник, не успев затормозить, ткнулся ему в ногу. Стражник неспешно развернулся, отодвинул сапогом неуклюжего арестанта, поставил фонарь на пол и согнулся над замком. Напротив камеры висел ещё одна лампа с земляным маслом, но света всё равно не хватало, — камера терялась в сумраке, из которого очень сильно несло кровью. Загрохотала, сдвигаясь, решетчатая дверь. Габи на лопатки опустилась широкая жёсткая ладонь, словно доску приложили к спине.

Толчок не был сильным, для троллей так вообще не толчок, лёгкое движение кистью, но маленький арестант чуть не упал, когда, смешно перебирая ногами, влетел в камеру. За спиной проскрежетала и лязгнула дверь. Габи уставился под ноги, эта камера не была пустой, много запахов, много существ. Было страшно и одновременно не терпелось узнать, к кому он попал: к эльфам, гномам, людям? Или здесь никого не разделяют, и всех запирают вместе? Запах крови стал невыносим, от него тошнило, и кружилась голова. Сзади заклацали подковы, — тролли отправились в обратный путь.

Габи потрогал языком клыки. В камере кто-то бесшумно и плавно пошевелился. Маленький узник угрожающе вытянул вперёд челюсти и поднял голову. Сначала он разглядел только светлые пятна лиц. Бледные, с глубокими провалами глаз они парили в центре камеры невысоко над полом. Над вымазанными темными подтёками губами и подбородками нависли белёсые чёрточки вытянутых вперёд клыков. Чуть позже он разглядел нечёткие фигуры, укрытые тёмными, растворяющимися в сумраке мохнатыми плащами. Вампиры!

Габи облегчённо выдохнул, закололи усталые мышцы расправившихся плеч, напряжение уходило, оставляя после себя слабость в руках и ногах. Свои! Это не его стая, но, по крайней мере, он среди соплеменников. Дрожащие пальцы уцепились за отвисшую на животе грязную тряпку – то, что осталось от нарахо, и маленький узник торопливо поклонился.

Вампиры редко попадали в городскую тюрьму и ещё реже из неё выходили. В городских кланах ходили слухи, что провинившихся вампиров там сажают в одну камеры с приматами. К утру от этих несчастных не остаётся ничего, ни трупов, ни обрывков нарахо — повседневной одежды вампиров, ни костей, ничего. Возможно, это всего лишь слухи, а может, надо совершить что-то более ужасное, чем та минута, на которую он опередил звон колоколов, открывающих ночь.

На поклон тюремная стая не ответила. Сгрудившиеся в центре камеры, вампиры молча рассматривала новичка. Они даже не развернулись к нему, лишь вывернули по-совиному головы. Тягучая тишина всё длилась и длилась. У Габи опять потянуло плечи вперёд, захотелось нагнуться и присесть в стойку готовности к атаке. Долгая выматывающая пауза закончилась разом, местная стая, потеряв к новичку интерес, зашевелилась. Вампиры отвернулись и сгрудились на корточках в центре камеры.

Габи сделал несколько нерешительных шагов и тут же замер, услышав хриплый, скрипучий голос.

• Эвенджа, красавец! Никак тебе крови захотелось.

Вампиры вновь вывернули к нему лица и приподнялись. Теперь Габи видел, что лежит у них под ногами, а вот кто с ним заговорил было непонятно.

• Раньше приходить надо было, а сейчас это не твоя добыча, охотничек. Ты лучше стой, где стоишь, дорогой.

На полу лежал истекающий кровью труп. Нос опять защекотало запахом свернувшейся крови. Желудок потянуло к горлу, дёсны набухли и занемели, рот заполнился слюной, а клыки сами собой полезли наружу.

• Слюни то подбери. Корытце сначала дождаться требуется. Встретить с уважением. Это тебе не на воле, где хоть каждый день пей, пока пузо не треснет. Вот посидишь с нами декаду, до следующей порции, тогда и на твою долю, может, найдётся.

Про тюремное корыто Габи знал – труп какого-нибудь бродяги со вскрытой грудиной и пропитанный кровью. Он, наконец, разглядел говорящего. Старый вампир, худой, морщинистый, с ввалившимися щеками и клочками шерсти на голове облизывал окровавленный подбородок и ухмылялся. Габи попытался втянуть клыки, не смог, резко отвернулся и торопливо отошёл к решётке.

«Эвенджа!» — Так на старом наречии называли вольных охотников за кровью. Нечаянное совпадение почти забытого названия с его сегодняшним статусом делало издёвку в два раза обиднее. Городские вампиры старое наречие давно не использовали, как давно уже не было среди них одиноких охотников. «Дорогой! Красавец! На себя бы посмотрел ….», — Габи припомнил, как на старом наречии называли животных с полезной кровью – людей, эльфов, гномов. – «Кралчи!»

Ухватившись за холодные прутья и прижав к ним щёки, Габи сообразил, что ему только что сказали: «Следующая кровь будет через десять дней!» Тело само изогнулось в голодном спазме. Чтобы не броситься, позабыв про гордость, к воняющему кровью трупу, он вцепился изо всей силы в железо и вдавил в решётку непослушное подрагивающее тело. Ныли напряжённые десны, никак не давая спрятать клыки, отчаянно хотелось завыть.

Не удержавшись, Габи заскулил и, подогнув ноги, сполз на грязный пол. Он не пил кровь уже полторы декады, пятнадцать дней, почти половину отпущенного вампирам срока. Ещё декаду узник продержаться, конечно, сможет, но что это будут за десять дней! И не только из-за сосущего выматывающего желания пить. Рано он обрадовался, оказаться одному в чужой стае это хуже изгоя, которым молодой арестант сейчас и был. Может, было бы лучше оказаться среди приматов? Для «своих» новичок лишь грязный посторонний предмет, который не принято замечать и надо брезгливо, или равнодушно обходить, чтобы случайно не замараться. Только облезлый старейшина может снизойти до нескольких презрительных слов.

Позывы тела постепенно удалось задавить, дрожь унялась. Звуки за спиной тем временем тоже изменились. Камера наполнилась лёгкими шлёпающими шагами, гулом разговоров, смешками, шорохом плащей. Габи медленно развернулся и более внимательно осмотрел место, в которое попал. Широкое, почти квадратное помещение такое же высокое, как и тюремный коридор. Свет от фонаря, висящего в коридоре, едва доставал до середины камеры. Дальняя стена и потолок прятались в темноте. Справа и слева, вдоль стен собрано что-то вроде стеллажа из очень редких жердей, почти один остов. «Насесты» сообразил Габи.

Вампиры, запертые в тюрьме, были … случайными. На воле невозможно увидеть такое сборище вместе, плащи и нарахо указывали на самые разные городские кланы и разный статус их владельцев в родных гнёздах. Но здесь и сейчас это была одна стая. Обитателей тюремной камеры насчитывалось почти полтора десятка, они разбились на кучки и негромко переговаривались о чём-то своём. Некоторые полезли на жерди дремать. Парочка совсем молодых переходили от компании к компании, пожилые во главе с морщинистым старейшиной удалились в дальний тёмный угол. Как Габи и предполагал, в его сторону никто не смотрел, так, иногда скользили мимо пустыми взглядами. Остатки тюремного корыта были убраны в покрытый засохшей кровью мешок из плотной дерюги.

Габи добрёл до ближайшей стены и забрался по жердям на самый верх. Руки и ноги привычно сцепились в замок вокруг горизонтального шеста, тело обвисло. Крылья обхватили маленькую фигурку, превратив её сверху в светлый кожистый кокон. Без плаща было немного прохладно, и нарахо, не стянутое поясом, отвисало под спиной грязной тряпкой. Но новенькому усталому арестанту было всё равно.

Разбудило оживление внизу. Гул голосов усилился. Раздался лязг отпираемых запоров. Когда Габи свернул крылья, дверная решётка уже была открыта, и тролли запихивали в камеру широкую бадью и стопку глиняных плошек. От бадьи пахло разваренной крупой – тюремщики принесли обычную пищу. Забрав мешок с остатками бродяги, они заперли камеру и утопали по коридору.

Вампиры, не спеша, по одному, соблюдая сложившуюся здесь иерархию, зачерпывали тёплую кашу в миски и разбредались по сторонам. Последними, как и ожидалось, были самые молодые. Габи дождался, пока все разойдутся, и спустился вниз. К счастью, каши и плошек было с избытком, даже не пришлось скрести по стенам бадьи. Ложек не было, приходилось есть руками. Набив густым безвкусным варевом желудок, арестант уселся возле железных прутьев, бездумно рассматривая коридор, на оживлённых вампиров смотреть не хотелось.

Когда надзиратели появились снова и забрали опустевшую бадью с грязными мисками, Габи вернулся под потолок на насест. По ощущениям был ранний вечер, впереди ночь – время законной охоты, если ты на свободе. Уснуть долго не удавалось, тело требовало привычных действий – искать, выслеживать, преследовать, загонять жертву. Но эта ночь, как и многие, многие другие впереди, больше не его.

Со всех сторон серая хмарь. Невесомый туман прячет торчащие вокруг скалы, закрывает далёкое небо. Смазанные огромные камни едва-едва проступают на мгновение и снова тонут в пелене. Семь будущих охотников торопливо идут по едва заметной вихляющей тропинке. Впереди раскачивается спина сказителя. Каждые два десятка шагов он трогает небольшие барабанчики, связкой висящие у него на поясе. Барабаны откликаются то тихим приглушённым перестуком, то вибрирующим жужжанием. И где-то далеко-далеко откликается медленный размеренный ритм глухих ударов, почти неслышных, отзывающихся больше в крови, чем в ушах.

Семеро торопятся, пытаясь согреться после холодной ночи. Идут молча – разговоры не запрещены, но не приветствуются. Об этом им не говорили, но почему-то понятно и так. Маленькие тела с плотно сложенными перепончатыми крыльями, перетянутыми широкими поясами. Вот об этом предупреждали – крыльями пользоваться нельзя. В горле сухо, живот стягивается от пустоты. Десять дней молодым вампирам не давали крови, а ели они два дня назад перед началом похода.

Скалы Угабно от города недалеко, полдня быстрого бега в сторону восхода. Дорога ведёт и дальше, извиваясь среди торчащих из земли каменных зубов, она постепенно взбирается на плато и уходит на восток к редким поселениям гномов и людей. Но будущих охотников сразу увели севернее. Недолгая ночёвка под открытым небом, последний завтрак и торопливый поход. Часть пути пришлось идти по руслу мелкой горной речушки, мёрзли даже привычные к снегу босые ноги.

На следующей стоянке к ним присоединяется отряд из чужого гнезда – девять молодых вампиров-подростков со своим сказителем. Весенняя ночь коротка, далёкие удары не смолкают, будоражат кровь, зовут к себе. Выросший отряд торопится, едва ли не бежит. Три года прошло с прошлого обряда, три года ждать следующий. Днём их догоняют ещё две группы – посвящение в охотники одно для всех кланов, для всех вампиров, которых сказители посчитали выросшим. Только дикие охотники никогда не приходят.

Через несколько дней они подходят к скале Выбора пути. У подножья собралось пять или шесть десятков будущих охотников. На вершину ведут узкие крутые ступени. Обряд прост, и хоть снизу ничего не видно, Габи, как и остальные молодые вампиры, знает – наверху две жертвы, и надо выбрать свою добычу, вонзить в неё клыки и сдержаться, не тронуть кровь. Ни одного глотка, только клыки должны быть окрашены красным.

Отряд Габи ближе к концу очереди. Гулкие удары наверху меняют ритм, звучат торопливее, их дополняет перестук барабанчиков, собравшихся в кружок сказителей. Обряд начался. По одному будущие охотники поднимаются по ступеням наверх и исчезают за краем. После недолгого ожидания вздёрнутые руки сказителей отправляют на скалу следующего.

Очередь Габи подошла неожиданно быстро.

Наверху плоская площадка, в центре которой два каменных столба. К ним ремнями привязаны жертвы – два обнажённых человека: мужчина и женщина. Дальше, спиной к столбам стоят три закутанные фигуры. Они не шевелятся, лишь ветер колышет длинные полы накидок. К жертвам ведёт ровная тропа, отполированная за многие сотни лет босыми ногами. Габи подходит ближе и рассматривает приматов, пытается понять, кто из этих двоих его добыча.

Мужчина слева без сознания, его тело измазано кровью, покрыто порезами и глубокими проколами от клыков. Женщина справа всё ещё борется, ёрзает в ремнях, мотает головой, её глаза выпучены, рот перетянут широким ремнём. Крови и порезов у неё меньше. Габи влечёт вправо, но он боится ошибиться и делает шаг к обвисшему мужскому телу. Женщина слегка расслабляется, откидывает голову на камень, и это помогает принять решение.

Быстрый скользящий шаг, и оба клыка вонзаются в плечо жертвы, близко-близко к женскому горлу. Ноют напряжённые дёсны – нельзя допустить, чтобы они сократились и втянули кровь. Запах крови и пота туманит рассудок, живот скручивают голодные спазмы. Женщина заметалась. Габи наваливается на неё, прижимается к скользкому телу, упирается рукой в тонкое горло и медленно вытягивает из свежих проколов клыки.

Судорожный вдох, и он проходит мимо жертв, мимо укутанных фигур к противоположному краю площадки скалы. У обрыва Габи разворачивается, поднимает голову к небу, так чтобы измазанные кровью иглы клыков были хорошо видны. Расстёгнутый пояс повисает в руке, освобождённые перепонки не спеша расправляются. Шаг назад.

Полёт. Ветер холодит торчащие зубы, проникает в приоткрытый рот, остужает напряжённые дёсны. Поток воздуха мягко наполняет упругое полотно перепонок, и теперь у него по бокам крылья. Мгновения свободного парения, а в груди тихий восторг. Внизу горят костры, пахнет едой – будет долгий праздник, будут песни и рассказы сказителей.

Глава 2

Из камеры Габи забрали сразу после утренней порции каши. «Эй, новенький, на выход» — и маленький арестант снова семенил между сапог конвоиров, уткнувшись взглядом в пол. Снова мимо тянулись длинные плавно изгибающиеся туннели городской тюрьмы, а из его головы не уходил приснившийся уже под утро сон. Голод, отсутствие крови, чужая стая – причина ночных видений казалась понятной, но что-то царапало, что-то было ещё. Да и сон ли? Будто заново пережил события, которым нет и двух лет. Очень уж маленький вампир хорошо помнил обряд Посвящения в охотники и свой восторг после него.

Много позже Габи спрашивал сказителя, что обозначают две жертвы, что меняет выбор одной из них. «Это не выбор», — ответил тот. – «Это предсказание, предсказание твоей возможной судьбы». «И какую судьбу я себе выбрал?» – спросил Габи. «Ты сам увидишь, ждать уже не долго». – И рассмеялся. Он часто смеялся, сказитель их гнезда, смеялся противным дребезжащим смехом.

После лестницы наверх дорога превратилась в хождение по коридорам управы стражников. Повороты, снова повороты, короткие переходы между ними, комнаты, где задавали формальные вопросы – имя, клан, статус, дата инициации и снова по кругу. В конце тролли завели арестанта в небольшую комнатёнку с узким окном в дальней стене и усадили на массивный табурет, сами встали за спиной. За высокой конторкой у окна стоял человек, он был уже не молод, одет в строгий мундир со стоячим воротником, на голове короткие прямые волосы с проседью, лицо худое с резкими морщинами. Мельком взглянув на арестованного вампира, человек уткнулся в свои бумаги.

Дверь постоянно открывалась, обычные приматы заходили по своим непонятным делам: люди, гномы, тролли, эльфы. Приносили и забирали какие-то бумаги и свитки, что-то спрашивали, сообщали. По арестанту скользили мимолётные взгляды, интереса Габи ни у кого не вызывал. Рутина, вампира потихоньку окружала и обволакивала равнодушная рутина.

• Обратите внимание, уважаемый …
• Да, я вижу.
• Марцел, у тебя сводка готова?
• Я уже передал в канцелярию.
• Зайди к Надамо вечером …

Вначале Габи пытался прислушиваться, но обрывки разговоров не имели к нему отношения. Его гордо расправленные вначале плечи всё больше опускались, через какое-то время он скукожился на табурете, перестал слушать и смотреть по сторонам. Разглядывал не очень чистые доски пола и ждал неизвестно чего.

Момент, когда вокруг образовалась тишина, узник пропустил. Когда Габи вскинул голову, посторонние из комнатёнки уже исчезли. Один из конвоиров обнаружился у двери, тролль задвинул массивный деревянный засов и встал, перекрывая дверь спиной. Человек у окна, облокотившись на конторку, разглядывал замершего на табурете арестанта. Точнее, не моргая, упирался в него взглядом с бесстрастным неподвижным лицом.

• Меня зовут следователь Марцел Орис, и мне нечего тебе сказать. Если желаешь, можешь попробовать оправдаться.

Глухой, низкий голос человека тоже казался бесстрастным, но вампир ощутил скрытую неприязнь, невольно заёрзал и распрямился. Впрочем, Габи заранее решил, что откровенностью вряд ли сделает себе хуже. А этот допрос, он ведь зачем-то нужен?

• Там и мига-то не было!

Он не пытался врать, даже не особо умалчивал, просто рассказал, как всё вышло.

Так получилось, что в последнее время Габи охотился один. Давно, ну, недели три точно, и кровь ему удалось добыть всего один раз, в самом начале одинокой охоты. А из-за заборов сочились терпкие запахи, от которых к горлу подкатывала тошнота.

Одинокому вампиру не справиться с взрослым человеком, гномом или эльфом. Это все равно, что ребёнку напасть на взрослого. Ночами Габи кружил по городу, днём отсиживался на пыльных чердаках и в редких заброшенных домах. Город был поделён между стаями, и вампиру-одиночке места в нем не было. В своём гнезде он считался одним из лучших молодых охотников. Было чем гордиться, ведь народ вампиров – это ночные чистильщики, оберегающие Город. Из-за них здесь было очень мало бродяг и бездомных, даже одичавшие собаки появлялись редко.

Три дня назад Город его обидно подставил. Пусть, не весь Город, но это явно была какая-то провокация. Колокола, объявляющие наступление времени охоты, ещё не звонили, хотя уже темнело. Переулок казался пустым, лишь одинокая девочка, маленький человеческий детёныш, шла ему навстречу и улыбалась. Скромный серый сарафан, добротные башмаки, подвязанные тёмной лентой светлые волосы. Габи хотел пройти мимо, но она сама подошла к нему и подставила шею. Такого Габи не ожидал. Он огляделся по сторонам и осторожно выдвинул из дёсен клыки. А потом, не удержавшись, склонился к тоненькой белой шее. И тут же за спиной хлопнула калитка.

• Ты что делаешь? Ах, ты, кровосос, совсем, заразы, стыд потеряли!

Габи дёрнулся и, не желая того, острым клыком поцарапал детское горло. Обернувшись, он увидел толстую гномиху, которая, громко пыхтя, бежала к нему с какой-то палкой в руках. Габи взвился на забор, перепрыгнул на крышу – а сзади, в переулке уже хлопали двери, и перекликались возбуждённые голоса.

Колокола ночной охоты ударили, едва он добежал до следующего квартала. Ему не хватило до звона колоколов лишь нескольких минут, и теперь он преступник и должен скрываться. Габи бежал, и его десны холодила капелька крови человеческого детёныша.

Человек у конторки слушал рассказ, не шевелясь, лицо как кожаная маска, лёгкое шевеление, не имеющее никакого отношения к эмоциям. Он почти не пах этот человек – кожа смазанных сапог, пыль одежды, никаких проявлений плоти.

• Итак, ты не отрицаешь. Напал до объявления ночной охоты, чему есть свидетели. Сбежал от стражи, скрывался …
• Я сдался сам!

Марцел Орис изобразил улыбку – на неподвижном лице чуть дёрнулись вверх уголки рта.

• Сдался после объявления общегородского розыска. Сегодня ночью, через три дня после преступления.

Габи промолчал.

Марцел шевельнул бумаги на конторке и снова замер.

• Есть вопросы. Неважные для приговора, но любопытные лично мне. Попробуй быть откровенным и дальше. Почему ты охотился один?

Рассказывать не хотелось. Но раз начал, куда деваться?

Три недели назад он ушёл из гнезда. Ушёл, поругавшись с вожаком. Обида и сейчас давила грудь, стоило вспомнить о самке. Он ведь сам её выбрал, он в конце лета её даже опекал. Лотан не должен был отдавать его самку сказителю гнезда. К тому же у старика Читага две самки уже были.

До поединка, правда, дело не дошло, не молодому охотнику, лишь пару лет назад посвящённому в ночные чистильщики, тягаться с вожаком стаи. Но и старик не должен был смеяться! «Иди охотник! Иди великий ночной воин, соверши подвиг, а потом и выбирай себе самок». И мерзкий смех сказителя — дребезжащий, стрекочущий и очень обидный.

Человек, о чём-то задумавшись, на мгновение прикрыл глаза. Потом снова уставился на вампира.

• Подведём итог. Вина очевидна, свидетелей хватает, обвиняемый сознался. Для суда и рудников достаточно.

Человек замолчал, Габи ждал, понимая, что будет продолжение, он не шевелился и почти не дышал.

• Остаётся девочка. – Марцел, наконец-то, шевельнулся. Он переступил с ноги на ногу и сильнее опёрся на конторку. – Пока горожане гонялись за преступником. Тобой! Девочка успела уйти. Кто она, чей ребёнок, осталось неизвестным.

Человек опять замолчал. Казалось, ему совсем не хочется продолжать разговор. Или …, ему не хотелось что-то предлагать и обещать Габи.

• Ребёнка надо найти. – Марцел выпрямился. – С ней, конечно, ничего страшного не случилось, однако есть порядок …

Лицо следователя неожиданно на мгновение скривилось.

• Вампиры чувствуют кровь жертвы. Так?
• Последней, и не очень долго, — Габи торопливо кивнул.

Человек продолжал молча ждать. Рассказывать, что это чувство помогает охотникам найти недобитую жертву, было явно не к месту.

• Ещё расстояние должно быть небольшим, а чтобы понять в какой стороне, нужна пара сотен шагов, может чуть больше. Человеческих шагов. Сейчас я её не чувствую. – Маленький вампир чуть развёл руки.

Человек ждал.

• Она в городе, это я чувствую, но даже направление непонятно. Нужно оказаться недалеко от неё.

Через несколько мгновений человек, совсем закаменев, произнёс:

• У тебя есть шанс избежать суда. Это, если с девочкой ничего не случилось. Ты – помогаешь найти ребёнка, и Город забывает о твоём …, — Марцел всё же скривился, — твоей торопливости.

Это было лучшее, что Габи слышал за последние пару недель, но всё же …

• Мне сказали, что корыто будет через десять дней. Потом я уже не буду чувствовать эту девочку, а если пропущу корыто, то мне не выжить!
• Значит у нас десять дней. – Марцел отвернул голову к окну. – После, ты меня не интересуешь.

Мы древнейший из народов, живущих на складках дхоти, в три слоя обёрнутого вокруг широких бёдер ослепительной и могучей великанши Анум. Прекрасна юная Анум, невысока она, среди живущих в межмирье великанов, но обильно плотью тело её. Прекрасен купол живота её, возвышающийся над нашим миром, тверды и обильные груди её, с которых некогда пришёл наш народ, чтобы спастись от беды и согреться в тёплых складках одежды, покрывающей девственное лоно.

Гиганты всего мира мечтали о юной Анум, они приходили к ней и предлагали богатства свои, если возляжет прекрасная дева с ними на ложе. Но горда великанша, горда и сильна. Никому не отдала она тело своё, желая жить одной и самой любоваться красотою своей в зеркальной глади мирового океана. И высмеяла она приходивших к ней, для каждого нашла слова, которых никогда не простят ей гиганты. И не стало ей покоя.

Собрались вместе гиганты и окружили неуступчивую Анум, желая силой забрать прекрасное тело. Но быстра и ловка Анум, быстр меч её и крепка рука. Неустанно кружит в боевом танце юная великанша, и не могут одолеть её гиганты. Уже многие и многие тысячи лет танцует дева, и многие и многие тысячи лет не отступают гиганты. Уже не помнят они, когда началась великая битва, не осталось желания в их усталых телах, но продолжают жечь их сердца обидные слова Анум. И туманит разум их громкий смех Анум, а прекрасная великанша готова танцевать всю вечность нашего мира, до самого окончания времён.

Пляшет кончик меча её, кружит вокруг обильной телом Анум. Любой живущий на теле ослепительной может любоваться танцем боевым, или догадаться о нём. Особенно в ясную погоду ранним утром или поздним вечером, смотря на горизонт, провожая или встречая раскалённый кончик меча. Неутомима Анум, и пока идёт битва, счастливы народы, живущие на теле великанши своей.

Скрипучая повозка неспешно подпрыгивала на ухабах предместных улиц. Вчерашний дождь стал сегодняшним и, не переставая, сыпал сверху мелкие нескончаемые брызги. Это был уже шестой выезд, если считать тот первый сразу после допроса. Первые два дня повозка с клеткой бодро перестукивала колёсами по мостовым центральных улиц. Увы, зов охотника молчал. Сначала на облучке рядом со старым гномом-возчиком сидел Марцел, но вчера его заменил один из стражников. Может дождь не понравился, но скорее решил, что такая потеря времени мало оправдана.

Девочка была в Городе – в этом Габи мог поклясться чем угодно. Но почувствовать направление не получалось. На каждом перекрёстке возчик косился на вампира, ожидая указания, куда поворачивать, и, не дождавшись, сам определял маршрут. Грубая деревянная клетка к счастью была закрыта от сыпящей сверху воды толстой попоной. Других удобств не было – толстые жерди связанные окаменевшими кожаными ремнями, грязные доски пола, на которых пришлось сидеть, и, вытягивающий последнее тепло, ветер со всех сторон.

Может дело и не в ветре, Габи трясло и в тёплой подземной камере. Но до тюремного корыта в любом случае было далеко.

К обеду немного распогодилось, дождь перестал, небо посветлело, хотя и осталось сплошь затянутым серой пеленой. Место стражника опять занял Марцел. Отправились в северные предместья, наверное, возчику было лень поворачивать повозку на перекрёстках, и он просто держался одной улицы. Уже после заброшенной городской стены, среди небольших домишек, прятавшихся за плотно сколоченными низкими заборами, Габи сообразил, что чувствует жертву.

• Нам надо направо.

Марцел глянул косо и подобрался. До поворота на поперечную улицу тащились ещё несколько минут. Несмотря на молчаливое недовольство следователя, по раскисшей дороге набрать скорость никак не удавалось. За поворотом вознице удалось добавить повозке немного шустрости, и через несколько дворов они выскочили на длинный пустырь, на дальнем конце которого толпились и шумели местные обитатели. Когда-то пожар спалил здесь несколько домов по левой стороне улицы, заборы, что их огораживали, видимо, растащили соседи, и осталась проплешина, неровно заросшая бурьяном между невысоких куч из обгоревших развалин.

Дорога проходила по краю пустыря, но пропустить назревающий скандал следователь надзорного приказа не мог.

• Притормози, — буркнул он.

Габи приподнялся и вытянул шею. Местные приматы толпились полукольцом, а в центре возле обугленной стены согнулся вампир.

«Не городской! — это как-то сразу стало понятно, и в душе маленького арестанта шевельнулась неожиданное воодушевление, — Дикий! Свободный охотник!»

Толпа ощущений маленького арестанта не разделяла. Мужские особи приматов старались перекрыть возможные пути бегства дикого и вооружались палками и камнями. Немного в стороне топталась кучка подраненных – четыре человека, один из которых лежал на земле и непрерывно ругался. Габи чувствовал запах свежей крови, но вряд ли раны были серьёзными. Женские особи тоже присутствовали, они толпились двумя кучками чуть подальше, заняв места посуше и повыше, их звонкие возгласы подбадривали соплеменников. Больше всего в толпе было гномов и гномок, но и пара любопытствующих эльфиек тоже обнаружилось. Хотя активничали в основном люди, такие же, как те подранки.

Свободный охотник стоял, чуть согнувшись, выставив перед собой небольшие прямые кинжалы с широким основанием и узким окончанием – обычное «жало». Его рот был открыт, демонстрируя вытянутые вперёд иглы клыков, полурасправленные крылья слегка подрагивали.

Марцел спрыгнул с повозки, сделал пару шагов на обочину дороги, постоял, но внимания не дождался, тогда он сцепил руки за спиной, и его уверенный голос перекрыл гомон толпы.

• Что здесь происходит?

Гомон поутих, приматы начали оглядываться. Через некоторое время от толпы отделилось несколько особей и зашагало к появившемуся начальству. Два гнома и трое людей. Приблизившись, они молча осмотрели прямую фигуру следователя, проскользили взглядами по его форме и нашивкам, пытаясь понять с кем имеют дело, заодно оглядели клетку и прижавшегося к прутьям Габи.

• Вот, господин, поймали нарушителя. Сопротивляется! – заговоривший гном сдвинул бесформенную шапку на затылок.
• Что именно он нарушил?
• Так, это. Полез во двор к Лютам. Мы его тормознули, ну, может, не очень вежливо. Так ведь в «частное домовладение» лез.

Как понял Габи, дикий вампир двигался своей дорогой, дворы и дома для него являлись не более чем странным ландшафтом, через который надо пройти. Куда? В ту же сторону, где пока ещё ощущался запах жертвы. Маленький арестант суетливо задвигался, сдвинулся в сторону, чтобы лучше видеть всю сцену, и столкнулся взглядом с окружённым свободным охотником. Дикий замер, коротко крутанул головой по сторонам и опять уставился в лицо сидящего за решёткой Габи.

Не отрывая взгляда, дикий вампир медленно опустился на корточки, опёрся кулаками в землю, его крылья раскинулись в стороны, концами коснувшись земли. Над пустырём раздалось протяжное звонкое шипение. Стало тихо.

• Ты-ы! – опять мгновение тишины. – Теперь она твоя!

Пока все молчали, вампир резко выпрямился, дёрнул крылья к себе и снова согнулся в позу готовности к нападению. Оба его «жала» были выставлены вперёд и чуть в стороны.

• Стражу вызвали? – нарушил тишину равнодушный голос Марцела.
• Так-то, да, — неуверенно протянул гном и поправил шапку.
• Так младший Лют и побежал, — поддержал его другой гном.

Следователь оглянулся на пустую дорогу и недовольно поморщился, время уходило, его рука непроизвольно зашарила по поясу. Меча не было. Габи вообще не видел у этого человека оружия. Впрочем, меч был у возницы, Марцел тоже это вспомнил и повернулся к повозке.

• А давайте я его возьму, — проговорил один из подошедших людей. Высокий, с непокрытой головой, чёрными волосами почти до плеч, на плечах бурая накидка, свисающая ниже колен. На его шее болталась бляха пограничника.

Марцел коротко оглядел воина.

• Живым сможешь?
• Почему нет?
• Он живым не сдастся, — неожиданно даже для себя сказал Габи. – Это Свободный охотник, они не сдаются.

Воин помолчал, потом пожал плечами.

• Ну, или как получится.
• Ладно, — Марцел чуть махнул кистью, — пробуй.

Пограничник снял накидку, отстегнул ножны, передал вещи товарищу. Держа обнажённое оружие в руке, он прошёл через столпившихся полукругом обывателей и остановился в пяти человеческих шагах от дикого вампира. Зрители немного раздались в стороны и вытянули шеи. Свободный охотник, не меняя позы, чуть подался вперёд. Воин выставил меч и тоже чуть наклонился.

Несколько мгновений они сверлили друг друга взглядами, потом пограничник сделал длинный скользящий шаг. Одновременно навстречу устремился вампир – три коротких быстрых шага и рывок в воздух. Полупрыжок, полуполёт, человек вытянул перед собой меч, и дикий грудью налетел на него. Лезвие пробило худенькую фигурку насквозь, узкие кинжалы выпали на землю, руки вампира уцепились в куртку противника и ещё дёрнули тело вперёд. Острые клыки воткнулись в плечо.

Пограничник непроизвольно отступил и махнул рукой, стряхивая дикого с меча. Маленькое тело отлетело на несколько шагов и покатилось по вытоптанной земле. Как ком грязного тряпья. Изломанные крылья опали по сторонам замершего на спине тела. Тонкие клыки, окрашенные красным, уставились в серое низко висящее небо.

Воин хлопнул себя по плечу и отставил руку, рассматривая кровь.

• Достал, зараза!
• Серьёзная рана? – подал голос Марцел.

Пограничник только отмахнулся.

На дороге послышались голоса. К ним шлёпая сапогами по лужам бежало четверо троллей городской стражи.

• Вот ведь, — пробормотал гном, — успели. Почти!

Следователь косо глянул на него и вышел навстречу страже.

Габи неотрывно смотрел на мёртвую фигурку дикого. Ему казалось, тот, даже мёртвый, был доволен случившимся. Он ушёл из жизни как герой – умер в полёте с клыками окрашенными кровью врага. А то, что не смог сделать сам, поручил своему соплеменнику. Ожили древние сказки, которые иногда рассказывал Читага про старую ещё догородскую жизнь их племени.

Через некоторое время, переговорив со стражей, следователь вернулся к повозке и уставился на арестанта.

• Ну?

Габи прислушался к себе. Направление на жертву больше не ощущалось.

• Ушла. Где-то там. – Он махнул рукой в сторону центральных районов.
• Поехали, – Марцел ткнул в плечо возницы и забрался на сиденье.

Пустырь остался позади. Повозка кружила по улицам и проулочкам пока следователю не надоело. «К управе» — буркнул он и сгорбился, не глядя по сторонам.

После обеда снова зарядил дождь, а вместо Марцела рядом с возницей уселся тролль.

Глава 3

На следующее утро к мелким капелькам дождя добавились колючие иголки снежной крупы. Редкий полудождь-полуснег еле слышно шуршал по тенту повозки. Габи сгорбившись сидел в дальнем углу и мелко дрожал. Перед выездом гном-возница, что-то неразборчиво бурча, бросил в клетку дерюгу, в которую арестант и закутался с головой. Накидка хоть немного защищала от ветра и залетающих капелек дождя и снега.

Габи было морозно, и это было странное чувство. Он не помнил такого холода, который бы жил в груди и уже оттуда тянулся к конечностям, покалывая изнутри вены. Руки мелко тряслись, и маленький арестант время от времени подносил пальцы ко рту, пытаясь их согреть. Даже зажатая в руке железка казалась теплее, чем его тело. Зато внутренняя стужа отогнала, заморозила ночные страхи.

Погибнуть от клыков и когтей своих? Снова стать преследуемым городским преступником? Сейчас это всё казалось неважным. Но важно, или нет, а Габи продолжал плохо заточенной полоской железа пилить твёрдые ремни, держащие прутья решётки. «Он выберется!» — так было решено ночью. А ещё он знал, где в городе находится людское кладбище, и даже знал, что в маленьком храме посредине этого кладбища всегда хранится запас свечей. Поэтому маленький вампир продолжал дышать на пальцы и елозить железом по неподатливой коже ремней.

Вчера вечером, как и в прошлые дни, тролли завели Габи в камеру и следом приволокли бадью с ужином. В тюрьме время застыло, а порядок сложился ещё с первой миски варева, съеденной в камере. Маленький арестант последним набрал миску безвкусной каши, медленно, через силу опустошил её и, прижавшись лицом к железным прутьям, чего-то ждал. Дождался, когда надзиратели уволокут пустую бадью, и полез на верхние жерди насеста. Утром его ждало всё тоже в обратном порядке: каша, тролли, поездка в клетке. Тюремная стая старательно не замечала новичка, он тоже старался не смотреть на местных сидельцев.

Вот только не успел арестант устроиться на жердях, как снизу к нему взметнулась укутанная в мохнатую накидку фигура. От неожиданности Габи чуть не сорвался, едва успел уцепиться за перекладину и крутануться вокруг неё. Подскочив над насестом, он уцепился всеми конечностями за жерди и пригнулся в позе угрозы напротив местного главного вампира.

• Потряхивает? – облезлый старейшина ухмылялся ещё противнее чем Читага.
• Что?
• Морозит? Говорю. – Местный демонстративно осмотрел молодого арестанта, специально уставившись на его руки, сжимающие перекладины. – Слова о тебе из Города передали, из твоего гнезда.
• Нет у меня гнезда! – буркнул маленький вампир, – было, да кончилось!
• Может и так, может и так. Только помнят они тебя, и ещё сказали, что кровь в тебе порченная.

Габи смолчал, только задышал глубоко, стараясь успокоиться.

• Слушай внимательно, новичок, — усмешка из голоса облезлого исчезла, — что корыта тебе не будет, это и так понятно. Только нам здесь и твоя трясущаяся тушка не нужна. Если ты завтра вернёшься в камеру, то на следующее утро отсюда вытащат твой труп. Повторить?

Старый вампир, сидящий напротив, вдруг стал казаться намного крупнее, и навис над замершим, не знающим, что сказать, Габи.

• Ладно, не шмякнись тут раньше времени. Не поверят же приматы, что вампир с насестов грохнулся. – Облезлый заржал. Нет, смех его совсем не был стрекочущим, как у сказителя родного гнезда. Правда, был не менее обидным. – Держи!

Габи, не ожидавший резкой команды, непроизвольно протянул руку и получил в ладонь узкую, кое-как заточенную по краю железную пластину.

• Надеюсь, ты всё понял. По виду, вроде не совсем тупой.

Местный старейшина отвернулся и шумно попрыгал вниз, специально подохивая и раздувая пошире накидку.

«Мы были счастливы на холмах груди её», – говорил сказитель.

«Долгие века эльфы, гномы и изредка забредающие в те края люди не смели без разрешения пересекать границы наших лесных владений. Только узкие ниточки дорог, по которым мы позволяли приходить в наши холмы носителям свежей крови».

«Так было, и было долго. Но всё проходит. И однажды к нам пришли они. Добровольные жертвы выходили к охотникам и подставляли свои шеи», — здесь сказитель обычно ненадолго замолкал, и молча стоял, уставившись в закопчённый свод пещеры.

«Их распознали не сразу. Лёгкая кровь, сытая жизнь гнезда – кто откажется?»

«И гнёзда стали умирать».

«Морозная чума могла долго холодить тело первых вкусивших. Зато остальные, что получали остывшую кровь льдистых жертв, умирали за несколько дней, заражая живущих рядом. Особенно страдали самки».

«Когда мы поняли, что происходит, осталось не больше трети гнёзд. Холмы перестали быть нашими. Теперь нам приходилось скрываться и прятаться в самых укромных уголках леса. А льдистые всё приходили».

«Лекарства от чумы не было. Там и тогда не было, потому что у эльфов нет могил, а гномы хоронят своих глубоко в подземельях. А люди …, их почти не было на холмах груди её».

«И совет кланов принял решение уходить. Так начался наш исход», — почему-то в этом месте сказитель любил подпрыгнуть и хлопнуть над головой в ладоши.

«Сюда, близко к куполу живота её добрались не все гнёзда. Кто-то погиб в пути, кто-то отстал, или свернул не на ту тропу. А некоторые остались жить в лесах, не дойдя до Города».

«Мы дошли. Наш клан дошёл. Это было почти два века назад».

«Город не сразу принял нас. Мы не признавали в местных приматах хозяев этих мест. Они не желали, чтобы мы жили с ними бок-о-бок».

«Вражда длилась не одно десятилетия, но решение было найдено. На главной башне ратуши был установлен колокол. Впрочем, возможно он был там и до нашего прихода. Колокол стал делить оборот меча Анум на две половины – наша ночь охоты и остальное время, когда городские приматы могут чувствовать себя в безопасности».

«Однако мы не скрылись от льдистых. Они приходили и сюда. В Город».

«Но теперь мы знали, кто они. А в городе было кладбище и жителей хватало, чтобы устраивать похороны почти каждый день, и всегда есть свежие могилы».

«Теперь главное! — сказитель расставлял ноги и вытягивал раскрытые ладошки над головой. – Первая фраза. Повторяем!»

Это был не сон. Половину ночи Габи вспоминал эти уроки, полученные от сказителя гнезда. Он помнил всё хорошо, просто мысли почему-то путались. Сбивались на самку, на Лотана, ждущего драки. И ещё было трудно повторять обряд про себя, потому что каждая фраза требовала переступа и обязательного хлопка в ладоши. Но самка, почему-то, вспоминалась чаще.

И совсем непрошенным в голову лезло воспоминание о последней своей встречи с родной стаей. Это было той же ночью, когда он стал городским преступником.

Тогда, уже под утро Габи сумел незамеченным пробраться в свой район. Жить в Городе преступником было неуютно и страшно, и он вышел навстречу родной стае, возвращающейся в гнездо. Лотан высокомерно спросил, что делает на их территории блудный охотник. Габи, сбиваясь и путаясь, начал рассказывать о своих неприятностях и не сразу увидел, что стая в страхе пятиться от него. А потом закричал сказитель: «Убейте его! Только, не подходите близко». Охотники растерялись. «Камнями!» — закричал Читага, — «Шевелитесь! У него морозная чума».

Только когда к ногам подкатился первый камень, Габи очнулся и побежал. Долгий бег, разрывающий грудь воздух и поздно пришедшее понимание, что от стаи верхними путями не уйдёшь. Тогда он в панике забился в дыру, ведущую в туннели под Городом. А через два дня сдался стражникам, но за эти два голодных дня он нашёл людское кладбище.

Утром, когда надзиратели забирали его на очередную поездку, он попытался отыскать взглядом местного старейшину. Хотелось убедиться, что вчерашняя угроза ему не привиделась, хотя вес, упрятанной в складки нарахо железки, был и без того убедителен. Фигуру старейшины Габи разглядел в самом дальнем тёмном углу камеры. Тот стоял к выходу спиной и на скрежет задвигаемой решётки и звяканье ключа даже голову не повернул.

Тереть узким железом твёрдые ремни, трястись от холода, мотать головой, когда возница притормаживал на перекрёстках – этим было заполнено утреннее время. В отличие от стражников обед арестантам не полагался, и Габи продрожал середину дня в углу караулки. После полудня снег посыпал гуще, падающие с неба снежинки увеличились в размере и казалось размякли, но в воду они теперь превращались медленно и только на мостовой.

До вечернего колокола ещё было достаточно времени, когда арестант понял, что сможет отодвинуть нижние концы двух прутов и выбраться наружу. Осталось дождаться удачного момента.

Это произошло на прямом отрезке широкой улицы, ведущей под горку с холма центрального района. Они только-только повернули к управе, и неказистая повозка, бодро раскачиваясь, разогналась под уклон. На обочине Габи увидел откинутую решётку слива в канализацию. Этот провал вниз и послужил сигналом. Прутья клетки легко сдвинулись в стороны, дерюга сползла с покатых плеч, тощее тело маленького арестанта бесшумно соскользнуло на мостовую. Несколько быстрых прыжков к открытой решётке, откуда в лицо вампиру пахнуло тёплыми испарениями и лёгким запахом нечистот. Повозка за спиной стучала по камням дороги, возница и сопровождающий тролль даже не оглянулись, похоже, они даже не заметили, что клетка осталась пустой. Габи скользнул в тёмный туннель.

Внизу было почти тепло, по крайней мере, здесь не было ветра. Беглец постоял, привыкая к темноте и прислушиваясь, а потом отправился по туннелю обратно в центральный район. Грязная жижа медленно текла в углублении посередине канализации, но было её немного, и возле стен оставался сухой проход. Наверх Габи выбрался уже в темноте. Снег почти перестал падать, но и на земле он больше не таял. Улица, крыши домов, ветви деревьев покрылись белым пушистым налётом.

Немного покрутившись, маленький вампир, наконец, сообразил, куда ему надо идти. На колючие льдинки в крови он старался внимания не обращать, а босым ногам в снегу было даже теплее. По дороге до кладбища Габи никого не встретил. Свечи, как и ожидалось, нашлись в храме. Немного пришлось потратить время на поиски свежего захоронения, — сегодняшней могилы не нашлось, но и найденной было не больше трёх дней. Земля на ней просела совсем немного.

Что требуется?

Главное – ночь и свежая могила. И шесть свечей. Было бы неплохо во время обряда видеть вокруг родную стаю, которая помогает тебе петь и хлопками отбивает мудрёный сбивчивый ритм. Но, к счастью, это не обязательно.

Габи глубоко вздохнул и протянул первые слова на непривычно звучащем старом наречии. Его неуверенный голос сразу затерялся среди постаментов, утонул в ночной темноте. Потом первый хлопок в ладоши над головой, корявый прыжок с ноги на ногу. Получилось плохо – неловко и беспомощно. Габи упрямо нахмурился и пропел вторую строфу, погромче – ещё два хлопка.

Вскоре Габи уже не чувствовал ни рук, ни ног. Холод сковывал его тело, но упрямый рот хрипел и хрипел старую песню. И удары ладошками над головой. Чем плотнее надвигалась ночь, тем дальше разносились звуки хлопков, они множились в темноте и многоголосым эхом возвращались из-за могильных постаментов назад. Хрипела среди могил заунывная песня. Свечам предстояло гореть ещё долго, и нужно было держаться, пока не потухнет хотя бы одна из них.

Когда до рассвета осталось совсем немного, и краешек неба потерял ночную черноту, один из огоньков на могильном холмике метнулся по сторонам, вспыхнул и исчез. Следом за ним задрожали огни остальных свечей, помигали и погасли. Габи без сил свалился на могильный холмик, присыпанный тонким слоем снега.

Постепенно его дыхание успокоилось, гул в ушах затих, и измученному вампиру послышалось пение. Писклявый девчоночий голос, ломкий и неуверенный повторял слова только что спетой им песни. Габи приподнял голову.

Он узнал её сразу. Девочка, подарившая ему морозную чуму, сидела на заснеженной земле, ковыряла веткой комки глины и пела. Она не понимала, что поёт, путала и коверкала слова, иногда замолкала, морщила лобик, вспоминая незнакомые звуки, а иногда просто заменяла непонятные строфы тарабарщиной. Девочка, которую так искал Марцел Орис, дитя льдистой крови, легендарное чудовище, проклятие народа вампиров.

Габи осторожно встал на ноги и попятился, но едва он сделал несколько шагов, как девочка подняла голову и улыбнулась ему. Она тоже встала, из опущенной вдоль тела руки выпал ветка. Медленно-медленно руки её поднялись к белым мягким волосам, откинули их за спину и снова безвольно повисли, подбородок задрался вверх. Тонкая детская шея светилась в сумраке приближающегося утра. Габи не мог отвести взгляд от синей жилки, ритмично подрагивающей над ключицей. В носу защекотало запахом свежей крови.

Надо было убегать, но ноги не слушались. Габи тянуло вперёд, к детской шее, к наполненной кровью тонкой, но живой нитке. Сами собой раздвинулись опухшие губы, задёргались и выдвинулись из пазух клыки. Габи обречённо шагнул навстречу той, от которой не скроешься. Капля льдистой крови, несколько дней назад попавшая ему на язык, влекла вперёд. И даже только что исполненный обряд не защищал от болезненного зова.

Две невысокие фигурки сблизились. У них оказался одинаковый рост и одинаково тщедушное, тонкое тело. Габи наклонился вперёд и, девочка откинула голову, чтобы ему было удобнее. Ужас помог Габи на мгновение закрыть глаза, и стало легче. Он сумел, ломая одеревеневшие мышцы, отвернуть голову в сторону. Шея девочки коснулась его щеки, уха, льдистая завозилась, выискивая острые зубы.

Габи отстранился и попытался схватить детскую шею руками, но льдистая тоже задвигалась, её руки защищались, мешали. Она потихоньку наступала, старалась прильнуть, а он отодвигался, отворачивался и тянулся пальцами к тонкому горлу. Рот Габи из-за торчащих клыков не закрывался, в напряжённых дёснах уже пульсировала боль. Лицо девочки застыло кукольным рисунком – широко открытые, безмятежные глаза, и чуть изогнутые в лукавой улыбке уголки губ.

Немного потоптавшись, они свалились между могилами и продолжали бороться лёжа. Силы были равны, но Габи вымотало долгое отсутствие крови, морозная чума и прошедшая долгая ночь. Скоро его голова оказалась прижатой к земле. Отчаянно рванувшись, Габи перекатился и неожиданно почувствовал под мышкой чужое горло. Сдавив его, он забился, завертелся, выворачивая голову льдистой. И, наконец, послышался тихий хруст. Девочка обмякла, Габи остался лежать поперёк её тела, уткнувшись лицом в грязный снег.

Он лежал на остывающем теле, почти засыпая от усталости. Под сжатыми веками расплывались радужные круги. Через некоторое время сильные руки ухватили Габи за грязное нарахо и отшвырнули в сторону. Безвольно перекатившись по земле, вампир приоткрыл глаза. Над телом льдистой склонилась тёмная фигура с низко надвинутым капюшоном.

• Что же ты наделала, девочка? Ну, ничего, ничего, теперь уже все хорошо. Все хорошо.

Марцел Орис поднял льдистую и прижал к груди. Немного постоял, баюкая мёртвого ребёнка.

• Спи спокойно, моё дитя.

Высокая фигура развернулась и зашагала к Габи, тот замер, вжавшись в землю. Следователь надзорного приказа молча переступил через скорчившееся на тропинке тельце вампира. Его руки нежно придерживали на плече безвольно мотавшуюся голову мёртвой девочки.

Габи завозился и приподнялся, провожая взглядом уходящую фигуру в тёмной накидке. Ночь ушла. В размытом утреннем свете из-за постаментов медленно проявились большеголовые и коротконогие тени, очень похожие на него и загородили дорогу Марцелу. «Стая. Нашли» — обречено подумал Габи. Лотан вышел перед охотниками к замершему человеку и глухо сказал:

• Мы договаривались с магистратом.

Следователь немного постоял, потом чуть перекосившись одной рукой достал из-под плаща и бросил на землю какой-то небольшой свиток. Стая расступилась, Орис баюкая льдистую ушёл по тропе.

Габи продолжал сидеть на тропе. Сопротивляться не было ни сил, ни желания. Он втянул голову в плечи и уставился в землю. Тихие шлепки ног приблизились и замерли вокруг него. Глухо щёлкнула пробка, что-то звякнуло, забулькало, и под нос Габи поднесли глиняную чашку полную тёплой крови. Он высосал её, и ему налили вторую. Когда клыки во второй раз уткнулись в пустое дно, его похлопали по плечу, и знакомый с детства голос произнёс: «А ты у нас герой. Великий ночной охотник!», и учитель молодых вампиров, сказитель гнезда, старик Читага захихикал блеющим, дребезжащим смехом.

Габи поднял голову.

• Кто она?

Сказитель понял вопрос правильно.

• Его дочь. Пропала пару десятков лет назад в том возрасте, как выглядит сейчас. – Он пожал плечами. – И нет, мы не знаем, как получаются льдистые, кто или что они такое. Забудь. Лучше на это посмотри.

Читага сунул под нос Габи брошенный следователем свиток.

• Отказ Города от обвинений вампиру Габи в нарушении правил охоты, — сказал улыбающийся Лотан.
• Так, значит, я могу вернуться?

Сказитель снова захихикал, улыбался Лотан, улыбались охотники. Читага торжественно выпрямился, развёл руки в стороны и, растягивая слова, с подвыванием произнёс:

• Да, великий охотник. Да, ночной воин, гроза неосторожных путников. Да, победитель морозной чумы, истребитель льдистых детей, посланных нам в наказание за нашу гордыню. Твоё гнездо ждёт тебя! Пошли?

Габи приподнялся, но тут же снова опустился в снег и, набычившись, спросил:

• А самку вернёшь?

Теперь хохотала вся стая.

Габи вздёрнули на ноги, накинули на плечи что-то тёплое и мягкое и потащили к выходу с кладбища. Последним шёл старый облысевший вампир, сказитель родного гнезда. Он что-то напевно бормотал себе под нос, хлопал в ладоши и изредка смешно подпрыгивал, взбрыкивая ногами по сторонам.