Дикая жизнь

Часть 1

Дикая жизнь

За мостом город заканчивался. Это создавало странное впечатление, ведь только что они буквально миновали его центр — широкую площадь с огромным пустым постаментом и величественное высокое здание в стиле барокко. Его ночная подсветка разрывала окружающую тьму жёлтыми лучами и очень выделялась на фоне почти полного отсутствия электрического света в остальном городе. Когда машина завернула за это самое здание — бывший монашеский коллегиум — и подъехала к мосту через реку, Рихард ожидал увидеть раскинувшийся за ним город, или, хотя бы, район трущоб. Но там не было даже намека на человеческое жильё. Река словно бы стала границей между жизнью и смертью.

«Именно так, — подумал Рихард. — Между дикой жизнью и умирающим от собственных испарений городским телом».

Приборная панель «народного автомобиля» подсвечивалась не ярким, приятным глазу фиолетовым светом. Водитель — Рихард наблюдал за его движениями — переводил взгляд с дороги, на панель, а потом на зеркало заднего вида.

— Он старается рассмотреть тебя получше, — сказал Рихард сидящей рядом Ангеле по-немецки.

— Пусть, — ответила девушка, не поворачиваясь к собеседнику. Потом улыбнулась, глядя прямо в зеркало, и кокетливо поправила очки в тонкой оправе. Водитель отвёл глаза. Ангела убрала упавшую на лоб прядку светлых волос за ухо, подалась вперед и спросила по-русски: — Скоро ли будем на месте?

— Швыдко будзем, пани, — ответил водитель, невольным жестом ослабив воротник.

Ангеле доставляли удовольствие эти игры. Её деловой костюм с «пуританской» юбкой ниже колена ничуть не мешал при необходимости «случайно» показать аккуратную небольшую грудь через ворот со «случайно» расстегнувшейся верхней пуговицей, или оголить бедра. Рихард находил это чистым ребячеством — но чем бы дитя ни тешилось.

Машина повернула перед мостом направо, потом резко ушла влево. Рихард успел заметить в свете фар надписи «стоп фашизм!» и «пращевай, Iмперия», нанесенные прямо на частично стершийся рисунок со старинными видами города. Под мостом шевелилось что-то живое, но кто это был: стая ли бродячих собак, или же группа бомжей, потерявших человеческий облик, Рихард понять не смог.

Метров через сто они снова свернули за угол, миновали зелёные железные ворота, и оказались в закрытом с трех сторон просторном дворе. Водитель припарковался рядом с представительским «мерседесом», у которого пялились в смартфоны трое крепких лысых парней, одетых в камуфляж. Чуть поодаль, из двух автомобилей, также представительских, вынырнули ещё четыре «шкафчика», но уже не в камуфляже, а в аляповатых деловых костюмах.

— Изображают security, — по-немецки шепнула Рихарду на ухо Ангела, откровенно веселясь.

Рихард промолчал, ожидая, пока водитель откроет ему дверь.

— Хто гэта? — услышал он вопрос от одного из «шкафчиков». — Маскаль, цi не?

— Немец, — ответил водитель, выпуская сначала Ангелу, и только потом Рихарда. — С перакладчыцай.

— А-а, немец, — протянул «шкафчик» уважительно, потом резко стукнул каблуком о каблук и вскинул руку в нацистском приветствии. — Sieg Heil!

Рихард кивнул ему в ответ и бросил короткий взгляд на Ангелу, но лицо девушки осталось бесстрастным. Тогда он произнес:

— Скажи им, что время дорого, пусть ведут к главным.

— Час, панове, — строго сказала переводчица. — Проводьте нас до головних.

— Толькi пана, — отреагировал стоящий рядом молодчик. — Паненка застанецца тут.

Ангела перевела. Рихард покачал головой.

— Настаивай, что переводчик мне необходим.

Выслушав Ангелу, охранник пустился в пространные объяснения о том, что девушка «на месте» скомпрометирует главных, и ей ни в коем случае нельзя внутрь.

— Дрэнна будзе выглядаць, — закончил он. — Пан Карась ведае нямецкую мову. Вiн будзе перакладаць.

Рихард дождался, пока Ангела договорит реплику, недовольно скривил губы и кивнул.

— В общих чертах обозначь им, что я недоволен, — сказал он, стараясь, чтобы слова звучали как можно резче.

На лицах охраны читалась растерянность. Немец прекрасно понимал, что ставит их в неловкое положение, и получал удовольствие, читая на лицах местных молодчиков непривычную работу мысли. Один из охранников «в цивильном» достал из кармана смартфон, приложил к уху и отошел подальше. Рихард уловил обрывки фраз и понял, что Ангелу ему с собой взять не позволят.

— Пан Карась вельмi выбачауся, але ж панна застанецца тут. Але пан можа супакоiцца — пан Карась валодае нямецкай мовай на высокiм узроуне.

— Скажи, что я согласен, — Рихард одернул пиджак и поправил волосы, продолжая разыгрывать раздражение.

— Будто бы могло быть по-другому, — хмыкнула Ангела, а затем перевела фразу. “Шкафчики» облегчённо выдохнули. Один из них — тот, что вскидывал руку в нацистском приветствии, — пригласил немца следовать за ним. Другие, более не стесняясь, пялились на оставшуюся на их попечении “переводчицу”.

— Развлекайся, — бросил Рихард напоследок Ангеле. Та, изобразив смущение, обратилась к водителю с просьбой открыть для неё машину. На улице холодало.

***

— Герр Вайс! — Пётр Карась встретил его на пороге, пропустил внутрь и закрыл дверь на два замка. — Мы уж было решили, что вы не выберетесь на нашу встречу без галстуков!

От него пахло спиртом и луком, однако Рихард понимал, что опьянение Карася наиграно. Видимо, этот крепкий суховатый мужчина стремился держать свой рассудок холодным, даже в ситуации, когда не пить он просто не мог. Немецкий его действительно был весьма неплох, хотя акцент всё-таки чувствовался. При первом знакомстве они общались только через Ангелу. Теперь же Рихард, слушая, как Карась произносит слова, подумал, что они могли бы и раньше обходиться без переводчика.

— Беседа не только без галстуков, — заметил Рихард. Карась громко рассмеялся. Из одежды на нем была одна только простыня, повязанная на «римский» манер через плечо. Белья под ней, разумеется, не было.

— Такая уж традиция нашей полесской бани, — ответил Карась. — Раздевайтесь, проходите. Стол накрыт, все в ожидании.

Карась указал Рихарду путь в раздевалку, а сам направился к «хозяевам» сходки.

Перед тем, как показаться ожидающим его людям, Рихард внимательно осмотрел себя в зеркало. Он всё ещё выглядел вполне обычно: подтянутый мужчина, даже с небольшим лишним весом, как бывает, когда на месяц-другой забрасываешь тренировки. Чёрные волосы едва закрывали уши, кожа — чуть бледного, «аристократического», но вполне человеческого оттенка. Лишь стального цвета глаза выдавали, что он немало повидал на своём веку, но и это можно было списать на богатый жизненный опыт путешественника. В общем, отражение могло бы принадлежать как рок-звезде, так и преуспевающему европейскому бизнесмену: личности, которая в свои «едва за сорок» успела добиться очень многого.

Рихард подхватил полотенце на локоть и вышел. По дороге завернул в душ, окатил себя холодной водой. И скорее почувствовал, чем увидел, как кто-то прошмыгнул мимо выхода. Рихард насторожился. Вряд ли это был кто-то из его будущих деловых партнёров, но они могли взять с собой ещё охрану. Ничего удивительно по нынешним временам, но это означало, как минимум, лишние уши на переговорах. Рихард не любил сюрпризы такого рода. Он выключил душ, обернулся в полотенце и заглянул за угол.

Из подсобного помещения послышался невнятный шум. Странный выбор места, если не собираешься ничего скрывать. Рихард направился было туда.

— Герр Вайс? — Не вовремя заметил его Карась. — Вы как предпочтёте, сначала париться или по рюмочке?

Настоящий европеец, прибывший прямиком из сытой цивилизации, не станет сам обшаривать все закоулки. Рихард решил, что держаться выбранного образа сейчас важнее. В конце концов, у него пока не было поводов для серьёзного беспокойства. Он дежурно улыбнулся, заодно очередной раз отметил про себя, что немецкий язык придавал звучанию карасёва голоса особенную, соблазнительную глубину.

— Выпьем. Мне не терпится встретиться с другими контрагентами.

— Да, да, конечно, — кивнул Карась, открывая перед Рихардом двери в гостиную и пропуская вперёд. — Прошу, герр.

Их ждала небольшая комната с выкрашенными в казённый жёлтый цвет стенами. Самым ярким источником света оказалась ксеноновая трубка в аквариуме с пресноводными рыбками. Рихард чуть скривился: он не любил эти лампы из-за паразитного излучения в радиодиапазоне. А он-то обрадовался было, что встречу на этот раз назначили не в очередном ночном клубе, где газосветной подсветкой обвивали теперь всё и вся вплоть до ободков унитазов.

Массивный гранитный стол ломился от разнообразнейшей закуски — от мясной нарезки и обжаренной дичи до крупных зеленых яблок, натёртых воском до блеска. За ним восседали двое. Слово «восседали» более всего подходило этим двум господам — их весовая категория, судя по всему, давно преодолела порог в полтора центнера у каждого. Один из них, гладко выбритый, со взъерошенными седыми волосами поднялся навстречу Рихарду и протянул руку. Ростом он был заметно ниже немца. Повязанная вокруг бёдер простыня едва не упала. «С тюремным прошлым», — догадался Рихард, заметив поблёкшие от времени синие татуировки на груди.

Второй, что сидел на дальнем конце стола, был ещё более тучен, чем первый. Чёрные волосы и длинная борода спускались до груди, но не прикрывали массивный золотой крест. Тот лежал на животе почти параллельно полу.

— Бардзо просимо! — Поприветствовал Рихарда седой.

— Пан Василь Суздалевский, — представил его Карась, — владелец янтарных приисков, а также ведущий акционер полесского нефтеперерабатывающего холдинга.

— Ошен приятно, — исковеркал русские слова Рихард.

— Герр Рихард Вайс, — сказал Карась по-русски. — Представитель «Covenant GMBH».

— Немчура поганая, — широко улыбнулся гостю Суздалевский.

Карась изменился в лице, и Рихарду стоило усилий сохранить беспристрастность, так комично он в этот момент выглядел.

— Что говорит пан Суздалевский? — Рихард изобразил непонимание.

— Говорит, что тоже рад знакомству.

— Что ты напрягся, Карасик? — подал голос бородатый из-за стола. — Вечно вы перед иностранцами аж из штанов выпрыгиваете, даже если штанов на вас нет.

— Владыка Алексий, епископ автокефальной Полесской Православной Церкви, секретарь патриарха Всеволода, — представил Карась бородатого.

— Я сам принадлежу к лютеранской церкви, — сказал Рихард, подходя к поднявшемуся всё-таки ему навстречу священнослужителю, — и с большим уважением отношусь к вашему желанию быть независимыми от Москвы.

            Дослушав перевод, священнослужитель одобрительно похлопал немца по плечу.

— Давайте выпьем, — Суздалевскому явно не терпелось. Он потянулся к початой бутылке с мутной жидкостью, наполнил рюмки и протянул одну из них Рихарду.

— Может, сначала о деле? — обратился Рихард к Карасю.

— Обычай, — добродушно улыбнулся тот. — Сначала следует выпить.

            Рихард пожал плечами и принял рюмку из рук олигарха.

— Ну, во славу Божию, да москалям на погибель! — выдал тост архиепископ.

Самогон был терпким, но вполне приятным на вкус. Рихард фыркнул, наколол на вилку кусок сала и закусил.

— Сальце очень рекомендую, — угодливо поддакнул Суздалевский. — Наш, полесский продукт. У хохлов с кацапами совсем не то.

Карась задумался, как сформулировать последний пассаж, но решил не переводить его вовсе. Рихард с любопытством наблюдал за собравшейся публикой.

По его данным, олигарх Суздалевский и поп Алексий (в миру — Данила Булахович) фактически правили недавно объявившей свою независимость Полесской Республикой. После сибирского инцидента, когда государства в Восточной Европе принялись распадаться и образовываться чуть ли не каждую неделю, Полесскую Республику можно было бы назвать островком стабильности. Если бы не угроза нового всемирного потопа, то её наверняка ждало тихое и почётное вымирание, каким в начале века занимались Прибалтийские республики. Народ вёл полусытое существование, преступность цвела, олигархи жировали. Всё это прикрывалось видимостью демократических выборов и кредитами от нескольких европейских государств, пророчивших Республику в новый противовес Московской Империи. Иллюзию стабильности нарушали только учёные, что в один голос заявляли: очень скоро жить вне изолированных куполами поселений что на Полесье, что в остальном мире станет невозможно. И вот Суздалевский, Булахович и Карась, являвшийся одновременно поверенным юристом и хозяином конторы-помойки, через которую деньги первых двух выводились в Европу, предметно заинтересовались экспериментальным европейским проектом «Ковчег».

            Суть сделки, которую они предлагали, была проста — Covenant GMBH обустроит на реке Припять один из ковчегов для местных элит, их семей и обслуживающего персонала. За это Суздалевский передаст Полесскую республику в распоряжение немецкой компании, а местная церковь готова обеспечить «идеологическую поддержку» и обосновать такую передачу весьма одичавшему за последний десяток лет народу.

Чтобы все мероприятия прошли без происшествий, специалисты Covenant из Европы и Сибири небольшими прибывали в Республику на протяжении целого месяца. Толку от такой коспирации, разумеется, было немного: иностранцы заняли все свободные отели и ежедневно косяками курсировали между административными зданиями и немногими уцелевшими после всех приватизаций центрами производства. Знакомились с местной спецификой. И вот, когда подготовительный этап завершился, в столицу Республики для завершения всех юридических формальностей прибыл сам Рихард Вайс.

— Завтра точно всё оформим в лучшем виде, — наливая третью рюмку, произнес Суздалевский. — А сегодня можно и расслабиться.

— Дело предваряет удовольствие, герр Суздалевский, — напомнил Рихард, отставляя рюмку в сторону. Он не понимал, почему никто не спешит поднимать заявленные на сегодняшнюю встречу вопросы. Зачем тянуть время?

— Чего немчура хочет?

— Говорит, что мутите вы что-то, — раздражённо буркнул Карась.

— Пускай не парится, а сходит попарится, — скаламбурил Суздалевский. — Свои бабки он получит, чего ещё надо-то.

            Карась промолчал, откинувшись на спинку стула. Рихард понял, что ситуация развивалась не по плану, и что юриста об изменившихся планах также не поставили в известность. Открыто призвать главных к ответу Карась не мог, признаться в этом немецкому гостю — тоже. А Суздалевский и Булахович, будто обычные собутыльники, уже болтали о всякой ерунде и травили друг другу пошлые анекдоты. Рихард ожидал, когда они обратят на него внимание.

— Вы не перевели последнюю фразу, — напомнил он о себе.

— Герр Суздалевский сказал, что вам не следует беспокоиться, — устало махнул рукой Карась. — Они решили заняться документами завтра, а сегодня вам предлагают расслабиться.

— Мне показалось, или уважаемые господа говорят на другом диалекте русского, чем охранники? — спросил Рихард, просто чтобы поддержать разговор.

Карась крякнул. Попытался сдержать смех, но не смог. Суздалевский и Булахович покосились было на него, на немца, но быстро потеряли к ним интерес и вернулись к прерванной беседе.

— Так исторически сложилось, герр Вайс, — отсмеявшись, объяснил Карась. — Элиты у нас говорят на одном языке, а простолюдины, если позволите, на другом. Так было во времена Польши, так было во времена первой Империи. Только при большевиках всё смешалось, но это, сами понимаете…

— Понимаю, — кивнул Рихард.

— Эй, Анка, — крикнул Суздалевский, — тащи еще бутыль.

Карась так и застыл в полном изумлении, сменившемся почти неприкрытым отвращением ещё до того, как в комнату вошла Анка. Точнее, вошёл — “Анкой” оказался тощий паренек в дешёвом парике под брюнетку и ярком макияже. Пряча взгляд и прижимая к груди бутылку самогона, он приблизился к олигарху.

— А это…, — начал было Рихард.

— Я потом вам объясню, — быстро сказал Карась.

— Пусть немчура не удивляется, — хохотнул Суздалевский. — Это всё их порядки, будь они неладны.

Архиепископ потер сальными пальцами бороду и подманил «Анку» поближе. Когда паренек наполнил его рюмку, Булахович с силой шлепнул того по заду и, быстро выпив, толкнул локтем собутыльника:

— Погоняем шары?

— Можно. Петро, развлеки как-нибудь немца.

Дождавшись, пока троица оставит их одних, Карась повернулся к Рихарду и предложил:

— В бильярд?

— А тут несколько столов? — неподдельно удивился Рихард.

— Один, — ответил было Карась, и уставился на немца. — Так вы всё-таки понимаете по-русски…

***

— Университет с отличием, первые места на международных соревнованиях по органической химии, перспективные разработки, — Карась, спустив простыню до уровня бёдер, чтобы удобнее было играть, разбил пирамиду. — И всё для того, чтобы сейчас подставлять очко двум жирным свиньям, которые боятся приглашать в сауну шлюх. С бабами было бы проще, а так свои могут не понять. Поэтому маскируют свои развлечения под «совещание». Даже вас не постеснялись.

— Вы не слишком ласково отзываетесь о своих партнерах, герр Карась, — заметил Рихард, натирая мелом кий.

— Потому, что я мог оказаться на месте этого несчастного паренька, — Карась отошёл от стола, приглашая Рихарда к удару. Тот бросил простыню на кресло, нисколько не смущаясь своей наготы. Карась слишком уж демонстративно отвернулся, глядя в другую сторону. — Были задатки, знаете ли… по математической линии. Но вместо магистратуры пошел разводить лохов на деньги, и вот результат.

Карась говорил по-русски, Рихард отвечал ему на немецком. После нелепой ошибки с бильярдом не было смысла скрывать знание языка.

— Не совсем понял значение слова «лохов», — признался он.

— Простаков, которые верили в то, что деньги можно получить из воздуха «позитивным мышлением», — пояснил Карась. Он подошел к столу, украдкой бросая взгляды на обнаженного немца. Рихард сделал вид, что не заметил этого и снова принялся мелить кий.

— А зачем он с такими знаниями это делает? Почему не уехал за границу?

— Потому, что бабла нет, — Карась с силой ударил по шару. Биток ударил по жёлтому, тот два раза срикошетил от бортов и залетел в лузу. Юрист был доволен собой. — В смысле, денег. А у него дома старая мать и папаня инвалид-алкоголик, из спившихся инженеров. У нас полно таких, после 20-х. Им, как ты понимаешь, на ваш ковчег путь заказан. Ну, вот Анка и упрашивает сильных мира сего, как может. Приглянулся он на одной службе отцу Алексию. И не скажешь, везение или проклятие.

— А ты?

— А я — что? — уступил ему место Карась. — Я — деловой человек. Дерьмо случается. Ежедневно, ежечасно, главное, чтобы не со мной. Я смог — он нет. Даже если они его пристрелят после того, что с ним сделают, и скормят его семью собакам — что я могу сделать? В смысле, чтобы не оказаться в его положении.

— Наверно, ничего, — пожал плечами немец и нагнулся для удара.

— Вот именно, — кивнул Карась, и повторил: — я деловой человек, герр Вайс. Наше соглашение — моя инициатива. Я даже не буду против, если ваша компания, когда построит ковчег, утопит этих двух в их собственном дерьме. Я найду общий язык с любым бизнесом — опыт есть.

— Именно с бизнесом? — уточнил Рихард.

— Бизнес, бандиты, олигархи — всё едино. Как говорил Черчилль, «никто не придумал ничего лучше демократии». А демократия у нас здесь, как видишь, не такая как в Европе. У нас демократия — это власть уважаемых людей. А народ — быдло, ты же сам понимаешь.

Рихард взял короткую паузу. Значение слова “быдло” он знал.

— Допустим. Ну что ж, если ты готов договариваться с бизнесом без этих старых педерастов, то давай подпишем бумаги сейчас. Можешь?

Карась оценивающе посмотрел на Рихарда. В голове его закрутились шестерёнки: юрист понял, что это проверка, что ему предлагают здесь и сейчас вскочить в более высокую лигу. И второго шанса, вполне возможно, не случится никогда.

— Что я с этого получу? — облизал он пересохшие губы. — И какие у меня гарантии?

— Должность регионального директора в Covenant, — Рихард надеялся, что его улыбка не выглядит откровенно людоедской. — А что насчёт гарантий… моя подпись всегда при мне.

Карась сходил в раздевалку за дипломатом. При нём оказались как подготовленные бумаги, так и факсимильные подписи Булаховича и Суздалевского.

— Предусмотрительно, — прокомментировал Рихард, наблюдая за процессом “подписания” документов.

— А как ты думаешь я веду дела, когда два этих пидора уходят в запой? — фыркнул Карась. Он выпрямился и протянул Рихарду ручку. — Ваша подпись, герр Вайс.

Рихард принял листы из рук адвоката, выдержал театральную паузу, играя на его нервах, а после размашисто их подписал.

— И вот здесь, — Карась протянул ему только что составленную расписку. — Моё назначение.

— Конечно, — Рихард поставил подпись под наскоро написанным от руки текстом. Перечитал: составлено было юридически безупречно.

Они пожали друг другу руки.

— Вернёмся к игре? — предложил Рихард. Карась кивнул. Было видно, что он весьма не прочь снять напряжение, каким угодно способом.

— Вот так мы дела и делаем, — сказал Карась, присаживаясь в кресло. Рихард кивнул и коротким точным движением вогнал шар в лузу.

— Ты говорил о людях, — Рихард решил ещё раз удостовериться, что правильно понял позицию собеседника. — Неужели их всё устраивает?

— Население — быдло. Было бы по-другому, разве терпели бы они этих боровов с их политиками и церковью? — Карась наблюдал за тем, как немец забивает шар за шаром. — Не терпели бы, мигом бы смели. Но терпят. Для меня, кстати, загадка, что вы тут для них собираетесь сделать.

— Демократию, — сказал Рихард, примериваясь. Но в этот раз биток сорвался. — Scheiße!

— Вот такая дерьмовая демократия у тебя и получится, — хмыкнул Карась, вставая. — И снова придётся искать вот таких вот боровов, чтобы они народ в узде держали. На наших болотах по-другому нельзя.

— А мы попробуем, — сам себе буркнул Рихард, глядя, как Карась выставляет шар.

— Бог в помощь, как сказал бы отец Алексий, — Карась, всецело поглощённый расчетами, не заметил, как Рихард подошел к нему сзади. — Вообще, не понимаю, что же вы такого хотите от наших болот? Рабочую силу, продажных девок, территорию?

Резким движением Рихард сорвал с Карася простыню, одной рукой вдавил его в стол, а второй зажал рот так, чтобы тот не смог вскрикнуть.

— Всё просто, — прошептал он жертве на ухо, — мы хотим крови.

Человек под ним то ли вздохнул, то ли всхлипнул, неожиданно кивнул и постарался расслабиться, расставив ноги шире. На мгновение Рихард удивился, затем осознал: Карась попросту не понял смысла сказанного, а нападение расценил отнюдь не как угрозу своей жизни.

Впрочем, в подобной обстановке его ошибка казалась вполне закономерной.

Карась не сопротивлялся, покорно ожидая, когда Рихард перейдёт к действиям. Рихард медлил. Возможно, стоило дать этому человеку… нет, даже не шанс, лишь тень шанса: немного времени, чтобы ещё раз взвесить аргументы за и против.

— Смазка есть?

Карась снова кивнул, с заметным облегчением. Для него ситуация была не в новинку, и о том, что такое контакт на сухую он, похоже, имел представление. Рихард отпустил его, зная, что в случае чего всё равно одержит верх. Но Карась не стал тратить силы на глупости вроде криков о помощи или попыток к бегству. Он действительно достал небольшой тюбик смазки — из того же дипломата, — и, не отрывая глаз от пола, протянул тому, кого считал своим новым начальником. Значит, олигарх с архиепископом подбирали ближайших подручных под свои вкусы. Рихард взял тюбик и легонько толкнул Карася обратно к столу.

Больше они не обмолвились ни словом. Незачем.

Карась девственником не был, но некоторая подготовка ему требовалась. Рихард не стал торопиться, сделал всё как следует.

Ведь он ехал в баню с мыслью, что, скорее всего, возьмёт Карася в команду. Ему действительно нужен был региональный представитель в Полесье, и, кроме Карася, других кандидатов на эту роль Рихард не видел.

Карась принял его в себя молча, только крепко, до белых костяшек, вцепился в стол. Приспособленец, каких пруд пруди, зато хоть в своей области компетентен. Рихард всё ещё мог оставить его в живых. Ну, слаб человек, и не видел никаких перспектив в этих скотских условиях — его ли в этом вина?

Рихард понемногу наращивал темп. Пора было принимать решение.

Да, Карась казался сносным вариантом, пока ему не было альтернативы. Но сносность — это всё-таки слишком мало с точки зрения вечности.

Не останавливаясь, Рихард поднял Карася за плечи, заставляя выпрямиться, выгнуться назад. Крепко обнял его, притягивая к себе, уткнулся ему в загривок. Со стороны это походило на проявление нежности. Карась тихо застонал, ощутив поцелуй в шею.

Хороший охотник знает, как убить жертву наиболее гуманным способом.

Рихард ничего не имел против “собак снизу”. Он видел некоторую пользу в приспособленцах как таковых. Люди, готовые без истерик и ломки пойти на не самые благовидные поступки, если так нужно для дела, а потом встать, отряхнуться и жить дальше, могли бы пригодиться.

Но Рихард давно определил для себя, где проходит черта, преступивших которую он за “своих” не считал никогда.

Карась ошибся дважды.

Во-первых, слишком быстро предал. И не важно, насколько плохи были те, кого он сдал и подставил: Рихард и сам отнюдь не был ангелом во плоти.

А во-вторых, Карась сам смотрел на жизнь так же, как они, и мысли не допускал, что можно как-то иначе. С социал-дарвинистами Рихарду было не по пути.

Была и третья причина, повлиявшая на окончательное решение: в соседней комнате “Анка”, обладатель корочек высшего учебного заведения и ещё одна жертва обстоятельств, сейчас повторял путь Карася, но делал он это ради родных.

Бездыханное тело юриста Рихард уложил в кожаное кресло. Обтёрся его простыней, подобрал свою и, положив туда три бильярдных шара, туго смотал её. Затем вышел из бильярдной и прислушался. В душе плескалась вода, а из «комнаты отдыха», располагавшейся рядом со столовой, доносились стоны и ругань. Помедлив секунду, Рихард направился к душевым.

Суздалевский тщательно тёр себя губкой между ног. В этом деле ему сильно мешали живот и опьянение, и олигарх то и дело матерился, выпуская губку из рук. Рихарда он заметил только тогда, когда тот подошёл почти вплотную.

— Гутен таг, герр немец, — улыбнулся Суздалевский, растерянно упершись взглядом в член собеседника.

— Gute Nacht, — ответил Рихард и с размаху ударил олигарха по голове импровизированным оружием. Суздалевский грузно рухнул на колени, и Рихард ударил снова. А потом и еще раз. Бил он методично, деловито, не испытывая при этом никаких негативных эмоций, будто забивал гвоздь в стену. Кровь Суздалевского пахла отвратительно — можно было бы делать ставки, что быстрее добило бы олигарха: цирроз печени и рак лёгких. Так что Рихард счёл, что совершает акт милосердия.

Когда голова Суздалевского превратилась в кровавое месиво, Рихард бросил орудие рядом с телом. Прислушался — в комнате отдыха всё ещё не закончили.

— Просто божественный сексуальный аппетит, — задумчиво произнёс Рихард. Руки он решил не мыть.

«Анка» стоял на коленях. Кроме туши, по лицу его были размазаны слюна и сперма. Парень тяжело дышал — видимо, божий слуга долбил его в глотку всё это время. Сам архиепископ горел возмущением, а член его безвольно обвис прямо у лица насилуемого.

— Какого хуя?

Рихард не стал тратить время на объяснения — он одним ударом в нос вырубил святого отца. Потом взял лежавшее на полу полотенце и протянул «Анке».

— Умойся, — сказал он по-русски. — Немецкий знаешь?

Парень кивнул, машинально вытирая лицо.

— Как тебя зовут? — переходя на немецкий, спросил Рихард.

— Аня.

— А по-настоящему?

— Д-дима.

— Вот что, Дима, прекращай реветь. Успокойся. Тебя никто больше не тронет. Сходи-ка, ополоснись, а потом в столовую. И сними эту хреновину с головы, — Рихард похлопал парня по плечу, приводя в чувство. — Собеседование проводить буду. На работу. Перспективную.

            Дима поднялся, двигаясь будто подстреленный. Рихард проводил его взглядом, и, когда тот уже вышел за дверь, крикнул вдогонку:

— Зайди в бильярдную и захвати кий.

***

После третьей рюмки и второй сигареты Дима с большего пришёл в себя. Он сидел рядом с Рихардом. Тот курил, медленно затягиваясь, и молчал. То, что Дима, наконец, замолк, уже было достижением — первые полчаса он истерически посмеивался и матерился, глядя на «установленное» на столе «главное блюдо». Рихард и сам находил, что архиепископ с яблоком во рту и кием, загнанным в задний проход наполовину, смотрелся весьма забавно.

— Мне сказали, ты университет с отличием закончил?

— Там охрана во дворе. Нас убьют.

Рихард глубоко затянулся и с чувством выпустил дым. Дима был стрижен коротко, на его голове и теле явственно проступали шрамы. Архиепископ плохо обходился со своей игрушкой. Может, давал поиграть и другим.

— Не убьют. И нет там уже никакой охраны, — Рихард потушил сигарету и налил Диме ещё самогонки. — И ответь на мой вопрос, пожалуйста.

— Да, с отличием. Химический факультет Полесского государственного. В магистратуре учился. Пока не сократили магистратуру.

— Это хорошо, это полезно, — кивнул Рихард. Он перевел взгляд с архиепископа на рыбок в аквариуме. Сдохнут же здесь, несчастные.

— У нас здесь — нет, — всхлипнул парень. — Может быть у вас, в Европе и да. Но не у нас.

— Это мы поменяем, не переживай, — усмехнулся Рихард.

— Кто поменяет? Европейцы?

— Ваши назвали нас упырями. Или вампирами. Сами мы себя зовём гематофагами, — Рихард наблюдал за реакцией юноши. Но тот лишь отстраненно посмотрел на него и отвернулся. — Ты всё ещё в шоке.

— Может быть, — сказал Дима. — Не знаю.

— Это пройдёт. Одевайся, поедем отсюда.

— А…

— Забудь. Всё, что здесь произошло, уже не важно.

На улице накрапывал дождик. Дима вышел в деловом костюме, в котором он и приехал до преображения в «Анку», и поёжился — то ли от налетевшего ветра, то ли от вида семи трупов, уложенных в рядок у стены сауны. Там же стояла слегка растрёпанная Ангела в кожанке одного из охранников.

— Скольких успела до того, как они поняли? — поинтересовался Рихард.

— Двух с половиной, — откликнулась упырица. — Фашиста пришлось кончать прямо в процессе — не в меру любопытный бычок попался: к водителю нашему зачем-то сунулся, а как понял, что тот уже всё, то шум поднял.

— Ты хоть его не у нас в машине?

— Обижаете, герр Вайс.

— Ну и славно. Познакомься, это Дмитрий, наше, как я надеюсь, пополнение. Дмитрий, это Ангела, мой старший птенец.

— Оч-чень приятно, — протянул парень, и тут же повернулся к Рихарду, — так вы серьёзно вампиры?

— Серьёзней некуда.

Парень охнул.

Ангела заняла место водителя, Диму усадили на переднее пассажирское. Рихард занял своё место. Они развернулись и поехали прочь из города. То тут, то там на затянутом тучами ночном небе отражались зарева пожаров.

— Эксперимент, — ответил на невысказанный вопрос Димы Рихард. — Пока ещё не большой, но эксперимент.

— Я не понимаю.

— Это зачистка, — пояснила Ангела. — Наши, которые месяц здесь собирались, сегодня убирают всю местную олигархию и бизнес-элиту. Для Европы здесь произойдёт очередной переворот — рядовое для вашего региона событие. А на самом деле…

— На самом деле мы постараемся спасти людей — и от природы, и от них самих, — закончил Рихард.

— Но зачем?

— Спросил тоже, — хихикнула Ангела. — А есть мы что будем, если вы вымрете? А?

— Ангела…

— Ну, что? — упырица вывела машину на мост и обернулась. — Что?

— Не будь такой грубой, он всё-таки твой будущий птенец.

— Что, правда? — девушка чуть не подскочила на месте.

— Эй, не угробь нас тут! — строго сказал Рихард, и добавил более мягким тоном, — правда, я так решил.

— Эй, ты рад? — она ткнула Диму кулаком в плечо. — Я стану твоей новой мамой.

— А со старой что? — будто бы очнувшись, спросил тот. — В смысле, что будет с моей семьёй?

— Решишь сам, — ответил Рихард. — Теперь всё будет в твоих руках.

            Машина уносила их из умирающего города в темноту, в сторону другой, дикой жизни.

Часть 2

Long live the Queen

— Tegyvuoja Baltijos šalių konfederacija! Lai dzīvo Baltijas Konfederācija! Elagu Balti Konföderatsioon! — лорд-протектор Балтии Джереми Питт воздел вверх руки и потряс ими над головой. Расставленные по площади перед президентским дворцом динамики многократно усилили его голос, но он всё равно утонул в гуле толпы. Лорд-протектор смотрел на людей с высоты трибуны поверх бритых голов охраны. Невзрачная серая масса колыхалась волнами. Нездоровый блеск в глазах, куртки second hand, криво нарисованные плакаты с лозунгами «Балтия — возрождение Европы» и «Конфедерация — щит Цивилизации». “Душераздирающее зрелище”, — внутренний голос сказал это тоном осла из старого мультфильма, созданного в несуществующей стране по сказке давно умершего английского писателя. В молодости Питт работал в британском МИДе в восточном отделе, и там прошёл курс в регионального “культурного кода”. Особенно его позабавили экранизации произведений английских авторов. Теперь, когда он находился в почётной ссылке на должности лорда-протектора, этот курс ему вспоминался довольно часто.

— Милорд, время, — услышал он в микронаушнике голос своего помощника, Тэда Брайли. Впрочем, голоса — внутренний и помощника — были настолько похожи, что лорд-протектор опасался однажды их перепутать.

Лорд-протектор ещё несколько секунд похлопал толпе, широко улыбаясь не столько ей, сколько своему изображению на огромных экранах вокруг площади (не превратилась бы улыбка в оскал), потом повернулся и зашагал прочь в сторону дворца. За его спиной оркестр грянул гимн Конфедерации — пошленькую переделку “We are the Champions” горячо любимой протектором группы Queen. На секунду лорд-протектор подумал, что ему следовало бы остаться, но такой жест мог бы привести к конфузу. Лорд-протектор не разговаривал ни на одном из языков Конфедерации и не знал слов гимна, а притворно открывать рот считал ниже своего достоинства.

— Вы были великолепны, милорд, — Брайли встретил его у самых дверей. Небольшого роста (едва доставал шестифутовому лорду-протектору до плеча), худой и суетливый, Тэд Брайли был педантом и отличался феноменальной памятью, а потому являлся одновременно человеком незаменимым на секретарской должности, но весьма раздражающим во всем, что выходило за рамки его полномочий.

— Спасибо, Тэд, — лорд-протектор отдал секретарю плащ. Небрежно поправив галстук, бросил подошедшему слуге.

— Сэр, вас вызывает Лондон, — сказал Брайли, как только слуга отошёл. — Форин-офис. Выделенная линия.

— Спасибо, Тэд., — лорд-протектор быстрым шагом направился к лестнице в подвал.

Будь это обычный звонок начальства, лорд-протектор принял бы его из своего кабинета. Но «выделенная линия» обозначала особо секретный протокол и принималась исключительно из специально оборудованного помещения. В данном случае, это была комната, которая находилась в подвале президентского дворца. Оборудована она была еще в бытность Литвы независимой республикой — «независимой» настолько, что ее правительству потребовалась специальное помещение для возможности круглосуточно “консультироваться” с западными партнерами. В две тысячи тридцатом, когда содержать три независисмых вымирающих государства для и без того дышавшего на ладан Евросоюза стало накладно, Литва, Латвия и Эстония были окончательно проданы Великобритании под маркой «Балтийской Конфедерации» за возвращение сокращенных Брекситом торговых преференций. С тех пор «выделенная линия» стала фактически прямой связью местных элит с новыми хозяевами, а после введения поста лорда-протектора и до недавнего времени просто декоративной деталью «старой эпохи».

Лорд-протектор убедился, что бронированная дверь закрыта, и запустил сеанс спецсвязи. На огромном, во всю стену, экране на пару секунд повис логотип корейской фирмы-производителя, после чего лорд-протектор увидел почти точное своё отражение. Он склонил перед ним голову — отражение легонько кивнуло в ответ и произнесло:

— God Save The Queen!

— For the sake of Great Britain! — ответил лорд-протектор.

— До вас не так просто достучаться.

— Я проводил выступление, сэр, — отчеканил лорд-протектор. — Я посылал свой протокол на согласование.

— Я знаю, сэр Джереми, — человек на экране действительно был очень похож на лорда-протектора. Возможно, они даже были дальними родственниками, но оба не придавали значение генеалогии в данном случае. Лорд-протектор был чуть выше ростом, а его собеседник — чуть шире в плечах. Оба они были шатенами, оба отличались аристократическим профилем и имели страсть к дорогим строгим костюмам. — Вы прекрасно справляетесь со своим реноме. Иногда даже переигрываете.

— Все мои акции были согласованы с офисом, — покачал головой лорд-протектор.

— Даже та блондинка, которая посещает вас нынче по вечерам? — собеседник позволил себе скупую улыбку. — Если не ошибаюсь, то она секретарь какого-то немецкого бизнесмена.

— А этот контакт согласован с MI-5, — лорд-протектор на улыбку не ответил.

— Ох, тогда простите. Вы должны понять меня. Мне иногда трудно поверить, что человек вашего положения, навыков и способностей так глупо подставился с неонацистами.

— Я прекрасно понимаю вас. Сожалею, что вам пришлось потратить время на то, о чём вам должны были доложить. Что касается моего текущего положения — у меня на войне погиб сын, сэр. Арабы не должны убивать детей британских лордов, а потом спокойно ходить по нашим улицам.

— Я тоже так считаю. И думаю, что вы — образец истинно британского духа, сэр Питт.

— Благодарю вас, сэр.

— Но, к делу. Операция “Колесо” входит в свою завершающую стадию. Необходимые приказы отданы, и я жду от вас подтверждения готовности.

— Remember, remember…, — задумчиво произнёс лорд-протектор.

— Именно.

— Сейчас полдень. Через два часа я лично проверю их перед отъездом на аэродром. Даже с учётом возможных накладок…

— Накладок быть не должно! — перебил его собеседник, и лорд-протектор, не сдержавшись, поморщился.

— Наши силы будут над Лондоном в нужный момент, великий магистр, не извольте беспокоиться.

— Вот это я и хотел услышать. Вскоре над Букингемским дворцом вновь вознесётся королевский флаг, и мы очистим страну. Помните об этом. Вскоре время вашей ссылки подойдет к концу.

— Да, сэр.

— Езжайте, сэр Питт. Сегодня вечером мы вновь станем хозяевами нашего Острова. Отсюда начнётся освобождение Европы.

***

— Ангела, это что за музейная реликвия? — спросил по-немецки крупный рыжий молодчик Коннор О’Рейли, покрутив в руках советский автомат АКС-74У. — С таким же успехом могла притащить ящик с дилдо — от них и то толку было бы больше.

— Я и эту игрушку могу засунуть тебе в задницу и провернуть так, что ты два раза кончишь прежде чем кончишься, — Ангела Вайс, девушка с почти кукольной фигурой и ослепительно светлыми волосами ухмыльнулась, спрыгнула со ступеньки кабины армейского грузовика и поправила форменную фуражку.

— Fuck you, commie, — выругался О’Рейли

— I dare you to try, Irish boy. Ты лучше скажи, чем ты думал, когда брал форму с этим гробом на колесиках? — спросила Ангела, похлопав рукой по корпусу “каймана”. Сидящий за турелью рыжий веснушчатый детина сверкнул белоснежными зубами.

— Спрашивать надо тех подручных Дяди Сэма, что пилили здесь бюджеты в десятых, — махнул рукой Коннор. — Ты знаешь, физически тяжело было бы найти что-то другое — на складах одна “пустынка”. Тут, почитай, с самого инцидента камуфляж не обновляли.

— Так поискал бы советскую, — подколола его Ангела.

— Я не такой долбаный фетишист, как ты. В кабине — твой?

— Нет, Барбары. Босс все еще считает меня слишком мелкой.

— Отцы и дочери, — вздохнул ирландец.

Камуфляжная форма расцветки «пустыня» мало что камуфлировала на фоне соснового леса. Да и “кайман”, угловатый броневик с хоботом пулемета на турели, напоминал слона, сбежавшего из зоопарка и заблудившегося в Шервудском лесу. Так, по крайней мере, подумал Сэм Вайс, слушая шуточную перепалку между немкой и ирландцем. Грузовик “ГАЗ-63”, в котором сидел Сэм, был выкрашен в тёмно-зеленый цвет, и, по крайней мере, гармонировал с окружением. Правда, самому грузовику было не менее полувека.

Сэм открыл дверь и вылез из машины. На улице пахло сыростью, стылой землей и бензином. Он подошел к ирландцу и протянул руку.

— Сэм Вайс.

— Коннор О’Рейли, — ирландец пожал руку и нахмурился. — Будь я проклят, если ты не долбаный англичанин.

— Теперь он наш, — жестко сказала Ангела, и Сэм загривком почуял в её тоне угрозу. Коннор примирительно поднял руки.

— Так я и не спорю. Просто заметил.

— Командуй своим, чтобы грузились и поехали. Потом двигай на заднее, я поведу. Сэм, пулей в кабину, бери бумаги и моего мальчика.

            Сэм козырнул и побежал выполнять.

— Резвенький, — прокомментировал Коннор. — Давно?

— Шестнадцать лет.

— Прилично. Покурим перед стартом?

— Не откажусь.

Ирландец вынул из нагрудного кармана пачку сигарет и зажигалку. Когда Ангела затянулась, Коннор свистнул. Из леса, двигаясь лёгкой трусцой, к грузовику выдвинулись рослые крепкие бойцы во всё той же “песчанке”.

— А неплохо они у тебя умеют сливаться с местностью, — похвалила Ангела. Коннор не счёл нужным отвечать на комплимент, задумчиво наблюдая, как его полувзвод наполняет кузов “газика”.

            Вернулся младший Вайс. В правой руке он держал два файлика с бумагами, на левом плече — пистолет-пулемёт HK MP-5. Оружие он протянул Ангеле, и та приняла его нежно, будто ребёнка. Тонкими пальцами погладила цевье, губами прикоснулась к стволу — и закинула на ремне на правое плечо.

— Фетишистка, — повторил Коннор.

— Shut up, Irish. По коням.Сэм, за мной.

            О’Рейли направился к своим, на ходу давая указания. Ангела и Сэм сели в “кайман” — девушка на место водителя, младший Вайс рядом. Ангела растерянно погладила руль, посмотрела на приборную панель и проворчала:

— Лет пятнадцать на них не ездила.

— Ангела?

— М?

— А мы можем им верить?

— Можешь, парень, — вместо Ангелы откликнулся стрелок. — Ты уже веришь, раз меня не заметил.

            И он захохотал. Сэм поежился — действительно, как он мог пропустить здоровяка за турелью?

— Нил О’Рейли, — представился стрелок. — Коннор у нас старший, потому и суровый. Но он парень хоть куда. Как и все мы. Вас, damn german nazi, не обидим.

— Еще раз назовешь меня нацисткой, Нили, я оторву тебе хер нахер, понял? — не оборачиваясь будничным тоном произнесла Ангела.

— Яволь, майн фрау! — козырнул Нил. — Ты же понимаешь, что я шучу?

— Если бы не понимала, не предупреждала бы.

— О чём шум? — спросил Коннор, усаживаясь на заднее сиденье броневика.

— Об идеологии, как обычно, — ответила Ангела.

Она стянула куртку, задрала майку и бюстгальтер, обнажив аккуратную небольшую грудь. Не обращая внимания на свист пулеметчика и сальные замечания Коннора, щёлкнула селфи. Но результат чем-то ей не угодил, и она, полностью избавившись от мешавшей одежды, принялась снимать себя в разных ракурсах, стараясь, чтобы в кадр не попало чего лишнего. Кокетливо прикрыла грудь свободной рукой, затем выгнулась чуть вперёд, чтобы выставить её во всей красе, игриво прихватила успевший затвердеть сосок пальчиками. Сверху, сбоку, снизу, ещё раз снизу…

— Хороша, хороша, — Коннор быстро устал от вспышек. — Давай, нам пора уже.

Ангела пролистала снимки пару раз, выбирая какой поудачнее. Но, так и не определившись, просто отослала кому-то всю фотосессию разом.

И только после этого оделась.

— Ну, поехали, мальчики, — мотор броневика заурчал. Ангела включила аудиосистему, из динамиков полилась музыка. “I want to ride my bicycle” — громко заявил Фредди Меркюри. Сэм нервно облизал губы.

— Эй, Сэм, все нормально?

— Да, все хорошо, — откликнулся он. Песня напомнила ему об отце.

***

Лорд-протектор давно уже вышел и пубертатного возраста. Но на полученные интимные фото отреагировал так, как должен бы реагировать юнец или страдающий синдромом сатира — ослабил галстук, залпом допил виски и, взяв с собой телефон направился в уборную. Он надеялся, что у агента МИ-5, читающего его переписку, хватит чувства такта не выкладывать чужие снимки в сеть.

Он вернулся через семь минут и распорядился подать машину. Ещё через десять он мчал в сторону загородной резиденции, что располагалась в пятнадцати километрах от Вильнюса в сторону побережья. В салоне “Бентли” было всё, необходимое человеку его положения — бар, мини-холодильник и стеклянная стенка, отделявшая пассажира от водителя.

Лорд-протектор наполнил высокий стакан для шампанского минералкой и, желая хоть на секунду отвлечься от тяжких мыслей, включил радио.

“… уже отреагировал на речь лорда-протектора Балтийской Конфедерации, назвав её возмутительным переписыванием истории, и заявил о том, что поручит Государственному Совету рассмотреть пакет ответных мер. Это заявление, как ожидается, будет обсуждаться на заседании Британского Парламента, которое пройдёт сегодня в шесть часов вечера по среднеевропейскому времени при закрытых дверях”.

Лорд-протектор задумчиво почесал подбородок. Ещё ни разу за время своего существования Балтийская Конфедерация не получила каких-либо “ответных мер” со стороны Московской Империи (а о ком ещё могла идти речь?). “Пустобрешество стало маркой политиков двадцать первого века. А со времени кризиса, когда каждый заинтересован более в себе, нежели в соседях, оно поднялось на недосягаемый уровень”.

“К другим новостям, — тем временем вещало радио. — Европол продолжает поиск пропавших в прошлом году с военной базы в Рамштайне пилотов армии США. По словам пресс-секретаря организации Сулеймана Мухди, расследование близко к своему завершению, но шансов найти пилотов живыми мало. Мухди считает, что несмотря на то, что ни одна из существующих террористических организаций не взяла на себя ответственность за похищение, мотивом преступления, скорее всего, стали записи в социальных сетях, где военнослужащие армии США позволяли себе националистические, антисемитские и антиисламские высказывания. Официальный Пентагон воздерживается от комментариев. Однако пользователи социальных сетей уверены, что Европол, большую часть которого сейчас составляют выходцы из стран Ближнего Востока, ангажирован и не предпринимает достаточных усилий для поиска пропавших пилотов.

Напомним, лейтенанты Теодор Смит и Нил Блэк не вернулись из увольнения на военную базу в Рамштайне двенадцатого декабря прошлого года. Позже, по показаниям свидетелей, удалось установить, что военнослужащих увезли неустановленные лица в неизвестном направлении. Оба пилота являлись членами радикальной Национальной Партии Америки, известной своими симпатиями к одиозным немецким политикам 30-х годов прошлого века.

А мы возвращаемся к музыкальному блоку. В рубрике “Ретро-час” вы услышите лучшие песни двадцатого и начала двадцать первого века. И откроет его группа Queen с песней Another One Bites The Dust”.

Лорда-протектора скрутил приступ кашля. Грудь сдавило болью, на глазах выступили слезы. Водитель, заметив, что шефу плохо, остановился. Понадобилось несколько минут, пока лорд пришёл в себя, но от предложения вызвать врача лишь отмахнулся.

“Не время мне грызть землю, — подумал лорд-протектор. — Ещё немного, ещё чуть-чуть”.

В самом загородном особняке он задерживаться не собирался. Оставив водителя ждать в машине, он запустил систему умный дом, подключил необходимые настройки, и, переодевшись в охотничий костюм, покинул резиденцию через запасной выход. В двадцати минутах ходьбы, на просёлочной дороге его ожидала неприметная серая малолитражка.

Для официальных служб Правительства Великобритании лорд-протектор Джереми Питт сейчас развлекался в своей загородной резиденции с секретаршей немецкого бизнесмена Рихарда Вайса, с которым лорд-протектор состоял в не совсем легальных экономических отношениях. По мнению тех же спецслужб, Вайс держал лорда-протектора на поводке банальной “медовой ловушкой”, за что получал определенные льготы во время тендеров на закупки иностранного оборудования.

Для членов Высшей Королевской Ложи, которая, как водится, смотрела чуть дальше официальной разведки, дело обстояло немного иначе. Секретаршу Вайса и коррупционные связи с ним лорд-протектор использовал для прикрытия своей деятельности в Ложе. Ложа была уверена, что этот самый Вайс в истинные дела лорда-протектора посвящён не был. А ещё Ложа знала, что лорд-протектор создал у агентов МИ-5 полное впечатление своего присутствия в загородной резиденции, а сам инкогнито выехал в лагерь боевиков-националистов.

Лагерь этот не являлся тайной ни для Европейского Союза, ни для Великобритании. Более того, о нём знали и те, кому не положено — Московская Империя, Белорусская Федерация и Вейшнорская Республика. Тонкая политическая игра Ложи заключалась в том, чтобы успокоить “своих” информацией, будто националистов тренируют для операций на Востоке, а “угрозе с Востока” скармливать дезинформацию, будто это всего лишь средство для отмывания денег подставными предприятиями лорда-протектора.

В военном лагере его прибытия уже ждали. Машину через КПП пропустили без проблем, а на плацу, где выстроилась рота бойцов с серебряным колесом на шевронах, вооруженных укороченными штурмовыми винтовками швейцарского производства, его ждал майор Милтон. Сам майор был в соответствующей местности английской полевой форме. Он козырнул лорду-протектору и приветствовал фразой пароля:

— God Save The Queen!

— For the sake of Great Britain, — отозвался лорд Питт. — Скажите мне, майор, а почему наши мальчики одеты так, будто они не летят на родину, а снова собираются в долбанный Ирак?

— Проблемы с поставками, сэр, — отрапортовал майор. — Форму брали на местных складах. Но об оружии мы позаботились.

— Вижу, — кивнул лорд-протектор.

— Проблем не будет, сэр, — продолжил отчёт майор. — Десантное снаряжение у нас на высшем уровне. Самое современное. Задача — зайти на объект, высадиться, захватить. Все остальное будет сделано нашими местными силами.

— Хорошо, — кивнул лорд-протектор. — Отойдем в сторону.

— Да, сэр, — снова козырнул майор, и крикнул заместителю, — Стэнсон, начинайте погрузку.

Они прошли в дальний угол плаца. Лорд-протектор наблюдал, как рота — девяноста человек — погружается в грузовики. Действия бойцов были слаженными, четкими и выверенными. Дело своё майор и его офицеры знали хорошо.

— Сколько из них британцев?

— Не понял, сэр?

— Все вы поняли, Милтон. Сколько из этих парней наши по крови?

— Они — расходный материал, сэр. К моменту высадки само здание парламента уже будет под контролем. Задача этой роты — наделать шороху и отвлечь республиканцев. Ожидаемые потери — до восьмидесяти процентов личного состава. Так что наших по крови здесь нет. В основном местные, украинцы, поляки, белорусы. Хотят приобщиться к белой расе, — майор фыркнул и закурил.

— Понятно. Это хорошо, Милтон. Нашу кровь надо беречь. Отсюда пойдёт возрождение Европейской нации.

— Так точно, сэр!

— Удачи вам, Милтон. Британская Империя надеется на вас.

Он пожал руку майору и направился к машине. Он отъехал от лагеря километров на пять, когда его захлестнул очередной приступ. С трудом ему удалось проглотить таблетку. Лорд-протектор откинулся в кресле, наблюдая, как мимо него проезжают три грузовика с солдатами, сопровождаемые одним броневиком — репликой российского “тигра” местного производства. Ему показалось, что майор козырнул ему. Лорд-протектор вытер кровь с губ платком и направился в загородную резиденцию.

            Добравшись туда, он отправил со своего смартфона, что всё это время спокойно лежал на его рабочем столе, самую приличную из фото Ангелы Рихарду Вайсу.

***

КПП старого советского аэродрома, второпях восстановленное, охраняла пара бойцов весьма грозного вида. На отдалении были заметны два свежих ангара, также выстроенных здесь недавно, у которых туда-сюда деловито сновали несколько вооруженных человек в военной форме. На взлётной полосе застыл в ожидании большой четырёхмоторный транспортный самолёт.

— Вот хрень, — прокомментировал Коннор.

— Что? — спросила Ангела.

— С-130, — пояснил ирландец. — А я надеялся, что будет Airbus.

— Не тебе ж на нем лететь, — заметила Ангела, помолчала секунду, а потом добавила, — кстати, вот у них нормальный камуфляж.

— Кто ж их знает, откуда они его взяли, — проворчал в ответ Коннор. — Ты лучше скажи, комми, уверена ли ты в своём плане? Вернее в том, что они настолько дебилы, что купятся на это.

— Вот ответь мне, сын леприкона и единорожицы, — Ангела направила машину к КПП, — смотрел ли ты классический советский фильм “Щит и Меч”?

— Долбаная фетишистка, — повторил в очередной раз Коннор.

— Вот видишь, не смотрел. И они не смотрели. А зря. Сэм, ты готов?

            Сэм помедлил секунду — в колонках заиграла “Princes of the Univerce”.

— Да.

— Тяжёлые воспоминания? — догадалась Ангела.

— Отец… любил… любит эту группу. Неприятно

— А сказать? — удивилась Ангела и выключила аудиосистему. — Теперь ничего не отвлекает? Нет? Тогда начинаем.

Они установились у КПП. Один из охранников, не сводя глаз с пулемета “каймана”, что-то быстро говорил по рации. Второй, поправив автомат, направился к машине. Навстречу ему вышел Сэм и быстро козырнув, спросил:

— Какова ситуация, сержант?

— Прошу прощения, сэр, но…

— Капитан Сэмьюэль Питт, адъютант лорда-протектора, — представился Сэм, и, не дожидаясь, пока сержант переварит информацию, сказал, — у меня приказ лорда-протектора. Необходимо объявить всему личному составу.

— Но…

— Вот бумага, — протянул Сэм лист, заверенный печатью офиса лорда-протектора. Пока сержант изучал документ, Сэм изучал самого сержанта. Простой английский парень, каким был и сам «капитан». Сэм отвернулся.

— Я доложу лейтенанту, — объявил сержант и махнул рукой своему напарнику, чтобы тот открыл шлагбаум.

Разговор с лейтенантом вышел недолгий. По документам выходило, что Сэмьюэль Питт (“да, сын, вы правильно поняли”) с командой спецназа, в виду важности будущего задания прибыл заменить дежурную полуроту местных вояк. Лейтенант МакДафни, загорелый, с обветренным лицом сурового вида мужик лет сорока, с ходу высказал Сэму, что он в рот любил всю эту путаницу, и не видит смысла в построениях “местной шелупони” на плацу.

— Они нормальный английский с трудом понимают, сэр, — произнес МакДафни, вложив в “сэр” все свое презрение к молодому сосунку из знатного рода.

— Приказ, лейтенант, есть приказ. Понимать надо бы, что их не просто так дают, — отчеканил Сэм. Ему местный офицер взаимно не нравился.

— Понял, сэр, десять минут, сэр!

В это время ирландцы О’Рейли выгрузились из кузова и рассредоточились по объекту. Перекинулись парой слов с постовыми, растопив лёд преподнесённой тем бутылью виски. К ним направился и сам Коннор, то ли для того, чтобы призвать к дисциплине, то ли чтобы вместе её нарушить.

— А что, если они сейчас позвонят в офис лорда-протектора? — спросил Сэм Ангелу.

— Я уверена, что лейтенант МакДафни так и сделает, — немка не покидала водительское кресло, деловито рассматривая свое личико в зеркало заднего вида.

— Лейтенант — хороший офицер, сразу видно, — добавил курящий у турели Нил. — А хороший офицер — он обязательно немного параноик.

— И что тогда будет? — спросил Сэм.

Ответом ему стали быстрые и отчетливые команды лейтенанта МакДафни и его сержантов: они подгоняли личный состав на плац. Сэм посмотрел на Ангелу — та улыбнулась одними губами и кивнула. Сэм ловко забрался сначала на капот, а потом и на крышу “каймана” и оглядел собравшихся перед ним бойцов.

Форма и оружие у охраны аэродрома действительно были хороши. А вот сами бойцы больше напоминали банду мародёров, успешно ограбивших склад с амуницией. Сэма передернуло от того, как смотрели на него эти самые “бойцы” — пустыми, ничего не выражающими глазами. Некоторые явно были пьяны. “Душераздирающее зрелище”», — вспомнил он фразу из мультфильма, который как-то смотрел с отцом.

— Солдаты Конфедерации, — собравшись с духом, начал он. — Лорд-протектор приветствует вас и благодарит за отличную службу.

Бойцы ответили ему нестройным “ура”. У некоторых в глазах даже появился интерес.

— В благодарность за ваши самоотверженность, лорд-протектор желает отправить вас в увольнительную. Вашему капитану я представил соответствующие бумаги. С текущего момента вы — в увольнительной.

Второе “ура” грянуло громко и искренне. Сэм заметил боковым зрением, что у самого борта — аккурат напротив лейтенанта — пристроилась Ангела, руки её покоились на пистолете-пулемёте. Команда не заставила себя долго ждать.

— Огонь!

Крупнокалиберный пулемёт “каймана” отработал по строю быстро и эффективно. Солдатики только что радостно обнимались и хлопали друг друга по плечам в предвкушении скорых гулянок, а теперь падали как подкошенные, не успевая ни достать оружия и хоть чем-то ответить убийцам, ни добраться до какого-либо укрытия. Одуряющая какофония стрёкота очередями и одиночной стрельбы, воплей и запаха крови, пороха, горячего металла и снова крови ударила Сэма по всем органам чувств. Коннор О’Рейли застрелил сержанта и его напарника на посту из пистолета, а его бойцы добили тех, кто не вышел на общий сбор. Всё было кончено быстро.

Но крики боли не смолкли, переходя в стоны: не всем повезло погибнуть сразу. Люди лежали вповалку, кому-то досталось три-четыре дыры в грудь, а кому-то разворотило живот. Кто-то из последних сил пытался выбраться и отползти в сторонку.

Ангела Вайс аккуратно подхватила на руки лейтенанта МакДафни. С видом сладкоежки, дорвавшейся до десерта, она запустила пальцы глубоко в выходное отверстие на его боку, пошевелила ими там, вызвав у раненого протяжный всхрип, и с наслаждением облизала перепачканную в крови руку.

— Будешь? — спросила она у Сэма, обнажая длинные клыки.

— Не голоден, — покачал головой тот.

— Зря.

Она припала к шее лейтенанта. Сэм отвернулся — хотя взгляд отвести было особо некуда. Повсюду вокруг него бойцы О’Рейли также приступили к трапезе, доедая раненых.

Один только Коннор распаковывал привезённый с собой пульт управления.

— Эй, Сэм, если не обедаешь — помоги. Там в ангарах боевые беспилотники. Нужно подготовить их ко взлёту — колонна наци сама себя не разбомбит.

            Сэм кивнул и бегом бросился к ангару.

— Он всё ещё слишком человек, — произнес Коннор, когда насытившаяся Ангела подошла к нему. — Слишком остро реагирует.

— Это пройдёт, — с некоторым сомнением ответила та. — Слушай, щёлкни меня. Селфи плохо получится. Не артистично.

Коннор взял её смартфон. На этот раз Ангела разделась полностью, забралась на капот “каймана” и, слегка раздвинув ноги, прикрыла промежность ладонью.

— Давай.

Коннор щёлкнул её несколько раз, так и эдак, и, закончив, поинтересовался:

— Ты себе задницу не отморозила?

— Не-а. Хотя прохладно, да. — Ангела натягивала на себя одежду медленно, будто смакуя сам процесс.

— Ноябрь, блин. Раньше тут бы уже снег лежал.

— Что было, то сплыло. Виски будешь?

— Не, сначала закончу с беспилотниками, потом погрузка — и тогда уже виски.

— А ты точно настоящий ирландец? — спросила Ангела и получила от Коннора интернациональный жест приглашения к эротическому путешествию. Немка ответила ирландцу тем же, а затем тапнула по экрану, отправив ню-фото лорду-протектору.

            Позади них из грузовика бойцы О’Рейли вывели из кузова двух человек в военной форме.

— Это те, кто я думаю? — спросил Коннор.

— Ага. Два эталонных американских нациста. Обработанные и готовые выполнить любой приказ. Иронично, что именно американским пилотам придётся исполнить сценарий 9/11 на туманном Альбионе, не так ли?

— Твой босс — истинный гений, — почти без иронии произнес О’Рейли.

— За это и любим, — кокетливо улыбнулась Ангела. — А вон уже и Сэм бежит. Давай выкатывать беспилотники. По моим подсчётам, колонна уже вышла на трассу.

***

            Лорд-протектор выключил радио, пригубил виски и отставил бокал. За окном было темно — он приказал погасить фонари и фасадную подсветку. Из обслуживающего персонала в доме остались только водитель, двое охранников и Тэд Брайли, который привез с собой пакет распоряжений. Их сегодня должен был бы утвердить парламент. Брайли вычитывал и разбирал для лорда-протектора все эти ненужные более бумаги добрых три часа. Лорд-протектор не сказал ему, что делать этого не нужно: мало ли. Последние минуты операции — всегда самые нервные, чаще всего планы срываются именно в этот момент.

Теперь Брайли отправился работать в кабинет на первый этаж, где ожидал звонок из Лондона о результатах парламентских слушаний. А лорд-протектор сидел в своем просторном кабинете и разглядывал расстановку фигур на шахматной доске. На экране монитора рабочего компьютера лорда-протектора голая Ангела позировала на капоте бронеавтомобиля.

Звонок телефона внутренней связи заставил его дёрнуться. Он снова закашлялся, но сумел обуздать приступ.

— Да?

— Милорд, у внешних ворот остановился автомобиль. Просили доложить, что к вам на аудиенцию прибыл господин Вайс из “Covenant GMBH”.

— Откройте ворота и проводите герра Вайса ко мне в кабинет.

— Будет сделано, милорд.

Рихард Вайс, исполнительный директор немецкой компании “Covenant GMBH”, красивый брюнет в белом деловом костюме, черной рубашке с серебряного цвета галстуком, вошел в кабинет быстрым шагом.

— Дорогой лорд Джереми, — произнес он по-английски с едва заметным акцентом.

— Герр Вайс, — ответил лорд-протектор по-немецки. — Рад вас видеть.

— Взаимно, — они обменялись рукопожатием, и Вайс заметил столик с шахматами. — Матч-реванш?

— Что вы, Рихард! — усмехнулся лорд-протектор. — Я и не надеюсь вас обыграть!

— Вы мне льстите, Джереми. Впрочем, я не против игры. Вы — великолепный партнер.

— Тем более, это наша последняя встреча.

— Вы так и не решились?

— Нет. Не вижу смысла. Знаете, в смертельной болезни есть один большой плюс — перестаёшь мыслить банальными категориями.

— Знакомое ощущение.

— Так ли? Хотя, наверно да. После смерти сына и после знакомства с вами я думал, что начал смотреть на вещи иначе. Но только рак показал мне, что такое действительно “жить”. И я не хочу терять это чувство. Возможно, Бог воздаст мне за упрямство по заслугам, но каков уж я есть.

— Вы верите в Бога, Джереми?

— Как вам сказать… Я слишком труслив, чтобы быть материалистом.

— Даже после того, как узнали, кто мы такие?

— Даже после этого. Вы для меня вещь в себе. Вроде как и есть — а вроде как и непознаваемы.

— Интересная трактовка Канта.

— Никогда не понимал философию, признаюсь вам. Учил, разбирал, даже цитировал. Но не понимал. Гегель, Кант… особенно Кант.

— Да уж. Говорил я ему как-то за завтраком…

— Канту? Вы же не настолько… А, конечно, “культурный код”.

— Значит, вы к нам не хотите? Несмотря на то, что для сына выбрали другую участь?

— Сэм был слишком молод, чтобы умереть. Я должен был заметить раньше, что наша власть выродилась в фашистских ублюдков. Но я был слишком занят тем, что смотрел по сторонам. Русские, американцы, европейцы, китайцы — вся политика осточертела мне, и я верил, что пустословы с Даунинг-стрит заняты только своими деньгами и не втравят нас в очередной конфликт. Я ошибся и поплатился. И остался в долгах.

— Сегодня ваши долги полностью погашены.

— Уже? Вам докладывают?

— Да, докладывают. Кстати, шах.

— Мне шах, а Британии — мат.

Лорд-протектор зашёлся клокочущим кашлем.

— Вам помочь?

— Нет, мне просто смешно. Лорд Великобритании помогает европейским упырям загнать Империю в гроб. Сюжет, а? И ведь как можно было бы расписать — а выйдет пошлая пьеска.

— Не такая уж и пошлая. И вы завершили дело Гая Фокса. Пятое ноября — и вот, парламент горит. Так уж ли важно, от пороха ли или от упавшего самолёта?

— Считаете, что будущие поколения английских детей будут сжигать мое чучело?

— Не знаю. Верно только то, что, благодаря вам останутся те поколения, которые смогут что-то сжигать. Наши ирландские друзья уже действуют. Наши английские партнёры уже готовят заявление. Британская Империя окончательно пала, чтобы британский народ выжил. Благодаря вам. Снова шах.

— Вы преувеличиваете мою роль. Я лишь делал то, что приказывала ваша компаньонка.

— Дочь.

— Прошу прощения.

— Ничего. Кстати, ваш сын приходится мне внучатым племянником. Так что мы, получается, состоим в родстве. И, как родственник, я ещё раз предлагаю вам подумать.

— Спасибо, Рихард. Спасибо, но нет. Это обесценило бы всё, что я сделал. Вы правильно сказали — я сыграл немалую роль в сегодняшних событиях. Погибло много людей: расстрелянные вашими на аэродроме и в колонне. Убитые при падении самолета. И сколько ещё будет возложено на алтарь? Кто-то должен быть виноват во всём этом. И пускай это буду я. Вы будете тем, кто воспользуется ресурсами аристократии, чтобы спасти людей Британии и Европы. Вы будете тем, кто даст людям новую надежду и новое начало. Вы будете Моисеем, выводящим народ из пустыни. А я хочу остаться мясником-самодуром, который устроил бойню, что спустит лавину этого благоденствия.

— Даже для сына?

— Нет. Для него нет. Он всё ещё крепко меня ненавидит?

— Крепко. Считает, что вы предали семью. У вас ведь прадед погиб на войне.

— Оба. А дед и отец были членами лейбористской партии.

— Поэтому он и считает вас предателем. Первоначально даже говорил, что лучше бы действительно умер, но не видел ваш позор.

— Почему вы ему не сказали?

— Догадайтесь.

— А теперь скажете? Возьмите мое обращение, передайте ему, я прошу вас, Рихард.

— Передам. Это меньшее, что я могу для вас сделать.

— Вы — прекрасный человек, Рихард. Хоть вы и не человек. Только я не могу понять, зачем это все вам?

— Природа. Наша природа такова, что мы должны охотиться. На людей, на животных, друг на друга. Мы живём долго, и чтобы не сойти с ума, вынуждены придумывать для себя новые виды охоты. Любая жертва, даже самая хитроумная, однажды все равно будет загнана в угол. И жизнь снова может стать бессмысленной. Но я нашёл такую добычу, охота на которую может идти вечно.

— Власть?

— Нет, власть тоже нельзя увеличивать бесконечно. Тем более, в охоте за властью ты всегда можешь встретить соперника, который сведёт погоню за целью к скучному фехтованию на ресурсах. Нет, Джереми, власть — это слишком пошло. Я охочусь за самой Смертью. Не своей, не вашей — за общей, за концом мира, в который мы, согласно известному закону, все катимся. Мы, вампиры, вы, люди — все работаем на одну общую Хозяйку в капюшоне и с косой. И вот я решил, что я не успокоюсь, пока не отыграю у нее этот мир. Пока не сделаю так, что Старуха склонит передо мной колени. Или пока она не уничтожит меня.

— А что потом? Если победите?

— Увидим. Каждая победа рождает новый вызов. Отрицание Отрицания, мой друг. Кстати, вам мат.

— Я вижу. Спасибо за игру, Рихард. Передайте флэшкарту Сэму.

— Можете отправить Ангеле, она передаст ему прямо сейчас.

— Чуть позже. Может через полчаса, хорошо? Вы принесли то, что я просил?

— Держите. И, раз уж сегодня я проиграл вас своему вечному визави, позвольте мне откланяться.

— Всего доброго, Рихард. Я искренне желаю вам удачи в вашем бою.

— Прощайте, Джереми. Если встретите вашего Бога, передайте ему, что после победы над Смертью я займусь им.

***

            Сэм, Питт по рождению и Вайс в посмертии, слушал послание своего отца. Он не плакал, хотя хотелось. Он представлял последние секунды жизни своего родителя. Он буквально видел, как лорд-протектор Джереми Питт выключает радио, вещающее о тысячах жертв в результате самого дерзкого со времен 9/11 террористического акта, учиненного английскими националистами. Как запускает древний проигрыватель для виниловых пластинок и кладет под иглу любимую пластинку. Как голос Фредди разрывает тишину кабинета.

Who wants to live forever?

Лорд-протектор Джереми Питт опускает таблетку яда в бокал шотландского виски. Болтает содержимое бокала и смотрит, как таблетка растворяется в напитке, а после залпом выпивает содержимое.

Who wants to live forever?

Несколько мгновений лорд-протектор смотрит в пустоту, и будто видит как в пламени пожара в центре Лондона в мучениях корчатся члены Ложи и депутаты парламента. Слышит стрельбу в офисах аффилированных с Ложей учреждений, куда нагрянул направленным рукой упырей республиканский спецназ. Слышит, как ирландские сепаратисты объявляют о независимости Северной Ирландии от Великобритании.

Forever…

И в последнее мгновение своей жизни видит лицо своего сына, который был смертельно ранен шестнадцать лет назад на безымянной высоте ближневосточной пустыни. Сэма Питта, возвращённого к жизни и принятого в клан Вайс. Лорд-протектор Джереми Питт улыбается, протягивает руку сыну — и падает на любимый иранский ковёр.

Сэм посмотрел на Ангелу. Та сидела на коленях у Коннора О’Рейли. Будто почувствовав на себе его взгляд, она оглянулась, подмигнула ему, и в следующий момент отвесила хороший шлепок по заднице проходящему мимо Нилу. Сэм отвернулся. Запустил видео сначала.

По экрану снова побежали белые буквы на голубом фоне. Но он не читал их, за последний час он выучил текст наизусть. Он слушал песню.

Sammy was low

Just watching the show

Over and over again

Knew it was time

He’d made up his mind

To leave his dead life behind…

Spread your wings and fly away

Fly away, far away

Pull yourself together

Cause you know you should be better

That’s because you’re free man

Часть 3

Белый Ангел

Западная Германия, Штутгарт, январь 1978 года

Стены двигались.

Обычно этот фокус они проделывали в тот момент, когда она просыпалась, но сейчас она не могла точно сказать, спала она или нет. Не было возможности оценить, сколько времени прошло с тех пор, как её последний раз вызывали на допрос. Она пыталась считать в уме, но сознание подвело её уже на тысяче. Все попытки поддерживать себя в разумном состоянии провалились. В белой камере под белым светом лежала не взрослая девушка-активистка, готовая на любые жертвы, и не маленькая испуганная девочка, которой она стала через примерно неделю заключения. Среди белого безмолвного ужаса сейчас находилась перепуганная отчаявшаяся зверушка, которая только и могла, что скулить от переполняющего её страха. Разбитая и оглохшая: чтобы услышать собственный плач ей пришлось бы кричать во весь голос.

Попытка встать ни к чему не привела — голова кружилась, пол грозил перевернуться и стать потолком. Она упала на колени, её тошнило, но давно вывернутому наизнанку организму нечего было исторгать из себя.

Вырвала волосок и положила его на пол. Единственный rote волосок в огромном, белом, ужасном мире. Как она.

«Нет, — отчаянно зацепилось сознание за мысль. — Не одна. Товарищи на свободе. Им всех не взять. Всех не перевешаете».

Но что ей с этого? И правда ли это? Ульрика и Гудрун мертвы. Нечего и надеяться, что её, мелкую сошку, пощадят. И те, кто на свободе (надолго ли?) — останутся ли они верны борьбе?

Мысли начали путаться. На последнем допросе молодой лейтенант с красивыми карими глазами говорил ей какие-то важные вещи. Ах, да — он говорил, что если она понравится оберсту и не будет строптивой, то её застрелят, а не повесят. «Быстрая смерть, Мария, — говорил он. — Даже испугаться не успеешь».

Да, её звали Мария. Теперь она вспомнила это. Рыжая полненькая хохотушка Мария из Rote Zora. Хорошо знает город, знает где можно спрятаться. Вернее, думала, что знает.

«Девственница в двадцать лет — это оберсту очень понравилось, — говорил лейтенант и смотрел на неё с усмешкой. — Нелегко в ваших гадюшниках отыскать такое сокровище. И голубоглазая! Была бы ты ещё блондинкой… но и рыжая сойдет».

«Быстрее бы, — думала Мария закрыв глаза и превозмогая тошноту. — Только бы все быстрее закончилось».

Её уже не пугало само предстоящее изнасилование. Обидно было другое: то, из-за чего в организации над ней дружески подшучивали — её невинность — достанется какой-то фашистской свинье. Если бы она верила в бога, то, следовало бы признать за ним весьма извращенное чувство юмора.

Белый мир раскололся неожиданно. Дверь открылась, и в е     камеру вош   л высокий человек в форме с погонами хауптмана.

— Мария Шварцштайн? — спросил он.

— Да, — вроде бы ответила она, но не услышала собственного голоса. Однако человека ответ удовлетворил. Он подал знак, и в камере появился второй посетитель, невысокий мужчина в белом халате. Он помог Марии подняться, закатал рукав робы и прот           р предплечье спиртом.

— Мне обещали…, — начала было она, но врач жестом попросил молчать.

«Наркотики, — подумала Мария, увидев в руках медика шприц. — Ещё      один допрос? Но зачем? Они ведь поняли, что я ничего важного не знаю!».

Её охватила паника, но тут в плечо вонзилась игла, и вскоре сознание рывком покинуло её.

***

Федеративная Республика Германия, Мюнхен, май 2036 года

Конрад Штаффе чувствовал, что шеф вот-вот взорвётся. Герхард Брегген не был самым терпеливым человеком на свете. Более того, в молодости он славился своими экстравагантными выходками — директор немецко-американского концерна по производству медицинского оборудования не раз становился объектом статей жёлтой прессы и криминальной хроники. Тогда герра Бреггена выручали влиятельные друзья. Теперь же он сам стал настолько влиятельным, что с ним предпочитали не ссориться. В старой Европе не нашлось бы такого идиота, кто желал бы иметь Бреггена своим врагом.

По крайней мере, до сегодняшнего дня.

— Прошу прощения, герр, я забыл вашу фамилию, — почти рычал Брегген.

— Вайс, — любезно ответил собеседник. На вид ему было от тридцати до сорока. Аккуратно подстрижен, брюнет. Серые глаза смотрели на Бреггена с неприкрытой издевкой. — Моя фамилия не очень сложна, герр Брегген.

— Герр Вайс, на такое предложение, что вы только что озвучили, принято отвечать очень просто — отказом. А при повторении наглеца выкидывают за порог.

— Я предполагал такой исход, — ничуть не смутился Вайс. — Поэтому и назначил встречу в этом замечательном ресторане. Согласитесь, здесь отменная кухня.

Штаффе перевел взгляд на Бреггена. Тот покраснел от гнева и весь вспотел. Зрелище было отталкивающим — тучный красный старик кипятится перед молодым, подтянутым мужчиной средних лет. Штаффе захотелось отвернуться, но он не мог позволить себе такой роскоши.

— А вы знатный наглец, герр Вайс, — Брегген отер высокий лысый лоб платком и поправил очки. — Я бы сказал, невероятный. И я снова вам повторяю: я не продам вам компанию. Ни всю, ни даже новоприобретённые филиалы.

— Напрасно вы так горячитесь, право слово, — Вайс взял со стола изящный чайничек и наполнил свою чашку до краев светло-зелёной жидкостью. — Я даю вам неплохую цену. Герр Штаффе не даст соврать.

— Если учесть, что объединение «Covenant» является самым большим концерном медицинского профиля в Европе, — вступил в разговор Штаффе, — то ваша цена кажется мне несколько заниженной. Не говоря уже о том, что для моего клиента продажа активов будет означать еще и потерю политического и финансового влияния на местный рынок. И наши американские партнёры просто не поймут такой сделки.

— Будет вам, Конрад, — Вайс недовольно покачал головой, насыпая в кружку сахар и перемешивая его. — Не рассказывайте мне сказки. Ваши американские партнёры заинтересованы только в получении своей доли отступных. Что касается политического влияния — я уже показывал вам бумаги. Я смогу доказать, что вы использовали это самое влияние в коррупционных схемах при закупках якобы американского оборудования. Также вы закрыли несколько якобы убыточных предприятий здесь, в Баварии. У меня на руках есть доказательства того, что банкротили вы их исключительно ради прибыли. Сколько рабочих попало под сокращение? И сколько техники не досчитались немецкие госпитали? Возможно, её нехватка стоила кому-то жизни. Подумайте, Конрад, в какие имиджевые потери все это обойдётся вашему клиенту? Стоит только дать делу ход.

 — Это шантаж, Вайс! — прошипел Брегген.

 — Я и не отрицаю, — пожал плечами Вайс. — И, будь у меня больше времени, я провернул бы всё гораздо изящнее. Но, к сожалению, господа, время моё сейчас дорого, и я не могу размениваться по мелочам. Итак, вы согласны?

Конрад Штаффе посмотрел на Бреггена. Того аж передёрнуло, и он отодвинул тарелку с утиным мясом под вишневым соусом.

— Мы обдумаем ваше предложение, — сказал Штаффе, поднимаясь вслед за шефом. — И дадим вам ответ.

— Когда? — уточнил Вайс, оставшись сидеть.

— Скоро, — пообещал Брегген. — Скоро мы встретимся снова, герр Вайс.

— Возьмите это, — ни стого ни с сего Вайс протянул Бреггену небольшой медальон жёлтого металла. Брегген, не понимая, что сей жест мог бы значить, не стал принимать подарок сам, а кивнул Штаффе. Тот взял медальон, растерянно повертел вещицу в руках. В круглой оправе, похоже, что действительно золотой или позолоченной, был заключён прозрачный камень с красной каплей в сердцевине.

— Что это, герр Вайс?

— Простое напоминание о том, что я жду вашего ответа, — улыбнулся Вайс. Брегген бросил последний раздражённый взгляд на него и направился к выходу. Штаффе последовал за ним.

Они вышли из ресторана. Штаффе оглянулся — Вайс провожал их взглядом и улыбался.

Водитель подал к дверям представительский «БМВ», вышел и открыл перед Бреггеном дверь. Штаффе обошёл машину и сел рядом с шефом.

 — Поднимите наши связи в разведслужбе, — тихо и зло сказал Брегген, когда машина тронулась с места. — В полиции, в прессе, где угодно. Найдите слабое место этого Вайса. Мы накажем этого наглеца.

 — Будет сделано, — кивнул Штаффе, вынимая из внутреннего кармана смартфон.

***

Германская Демократическая Республика, Восточный Берлин, июнь 1978 года.

Обнажённая Мария лежала на диване и смотрела в потолок. Рядом на столике стояла тарелка с остатками омлета. Кофе Мария осилила, хотя чувствовала себя из рук вон плохо.

Что-то внутри неё постоянно было не так. Но не из-за тюремных травм — от тех она давно оправилась. Из-за того, что с ней случилось после.

Мария менялась.

Полумрак, царивший в комнате, был приятен для глаз. Она влюбилась в него. До этого момента она никогда бы не подумала, что можно любить не человека, но окружение.

Она возненавидела свой голос. Это было странно. В тюрьме ей казалось, что, окажись она когда-нибудь на свободе, то будет говорить, говорить, говорить без умолку. Но тогда свобода казалась сказкой, что никогда не сбудется. Однако всё произошло наоборот: свобода стала реальностью, но в этой реальности Мария провела полгода почти в полном молчании, не сказав, наверное, и сотни слов своему спасителю и хозяйке квартиры, что её приютила. Она с трудом запомнила их имена.

Она не знала, что именно этот сероглазый брюнет в форме полковника Штази сделал с ней. Но именно это меняло её день за днём.

До тюрьмы она была полненькой нескладной девчушкой. После — исхудала, стала больше похожа на куклу, и выглядела старше своих девятнадцати — или теперь уже двадцати? — лет.

Во времена “до” Мария красила волосы в рыжий. “После” она как-то и не заметила, как они успели отрасти. Она снова стала натуральной блондинкой. Ненавистный ей цвет. Она хотела было вернуться к рыжему, но Барбара, хозяйка квартиры, отказалась поначалу покупать ей хну, всё уговаривала не делать глупостей и оставить в покое “прекрасные” белые кудри. Мария настаивала.

Тогда случилось странное.

Барбара сказала, что покажет Марии кое-что, но на одной пряди, не надо портить всю голову сразу. Она принесла хорошую, дорогую краску в запечатанной фирменной упаковке, правда, чёрную. Марии было всё равно, смена образа казалась правильной идеей. Она сделала так, как настояла Барбара, и поначалу пробная прядь выглядела, как надо. Но через пару дней волосы стали ломаться и выпадать.

Вот тогда-то Мария испугалась.

Барбара успокоила её, заверив, что новые отрастут быстро. Но о радикальных изменениях внешности Марии стоит забыть. Если ей это так важно, она может носить парик. Это было как-то связано с тем, что творилось с телом Марии в целом.

После этого Мария надолго замкнулась в себе.

Она до сих пор не понимала, зачем её спасли. И не спрашивала, общаться ей не хотелось. Эти полгода она видела одну лишь Барбару. Та часто приходила посидеть рядом, подолгу рассказывала что-то отвлечённое, не обращая внимания на ответную тишину. Потом, когда ей надоедало, она уходила в смежную комнату или на кухню и там слушала радио. Иногда Барбара пропадала на целый день, оставляя Марию одну.

Высокий полковник не появлялся после той ночи, когда изменил ее.

Полгода изо дня в день Мария лежала и смотрела в потолок, изредка поднималась, потому что Барбара приносила еду. Она отстранилась от всего, даже от самой себя. Неизвестные ей люди вынесли её из страшной белой комнаты, но какой-то важный кусочек Марии навсегда остался там.

А изменения в ней всё росли и росли.

Однажды в прихожей открылась входная дверь. Барбара приветствовала кого-то нового:

— Дядя Ричи, ну, наконец-то! Знаешь, я не против повозиться с молодняком, но твоя партизанка — это что-то. В общем, с тебя должок.

— Не шуми, Барби, — знакомый усталый голос заставил Марию встрепенутся. — Лучше возьми ковер и заверни в него «подарок» из багажника.

Мария будто проснулась ото сна. Поднялась и села на диване. У неё вдруг появилась куча вопросов. А следом посетила мысль, что, вообще-то, она может просто так пойти и расспросить Барбару, и та наверняка ей ответит, не таясь. Впервые за полгода бывшая заключённая ощутила, что ей не обязательно быть одинокой.

Новым взглядом она осмотрела свою небольшую комнату — диван, столик перед ним, деревянный стул и рабочий стол в углу. Всё, к чему она успела привыкнуть. Но теперь кое-чего не хватало.

Одежды.

Следом пришло осознание, что она не помнит, как одевалась последние полгода. И одевалась ли вообще.

Но удивиться своему открытию Мария не успела.

— Опять ковер потом стирать… Всё, молчу-молчу и иду. Не смотри так на меня. Кстати, она там голая. Одежда на неё на верхней полке. Да иду, иду, видишь?

Мария спешно сорвала с дивана светло-коричневое узорчатое покрывало и закуталась в него. Запоздало поняла, что стесняться ей вроде как нечего — он уже видел её такой. И не только видел, если она правильно помнила.

Он появился на пороге с комплектом белья и платьем в горошек. Улыбнулся ей, положил одежду на стул и покинул комнату.

— Кто вы? — одевшись, она вышла в зал, украдкой взглянув на себя в зеркало. Все было бы неплохо, если бы не белое нечёсаное нечто на голове.

— Рихард Вайс, — представился он. Мария поймала себя на том, что любуется, как сидит на нём форма. Её тянуло к этому человеку. — Полковник министерства государственной безопасности и вампир. Ну, а теперь и, скажем так, твой новый отец.

Повисло молчание. Не похоже, чтобы Вайс врал. И на глупую шутку это не было похоже. Она сделала два шага и опустилась на кресло у стены.

— Почему я?

— Не понял.

— Почему я? — Повторила она уже громче, но голос её дрогнул и она не смогла сдержать слёзы. — Почему не Ульрика? Или Баадер? Почему не кто-нибудь более важный?

— Ох, и это то, что тебя интересует в первую очередь? — искренне удивился Вайс. — Не «вампиры существуют?», «мне теперь придется пить кровь?» и даже не «что за глупая шутка?».

— Вы не похожи на шутника, — выдавила из себя Мария.

— Действительно, — согласился Рихард. — Почему именно ты, а не они? Потому, что их никто бы не обменял на два ящика водки и ящик чёрной икры. А тебя — обменяли. Успокойся, девочка. Что получилось, то получилось. И я рад, что мне отдали именно тебя. Вот теперь ты мне скажи, зачем ты красила свои прекрасные белые волосы этой ужасной хной?

— У меня дядя служил в ваффен-СС, — ответила девушка. — В детстве называл меня «белокурой бестией» и говорил, что именно так должна выглядеть настоящая немка. Я ненавидела свои волосы, и изменила цвет, как только смогла. Чтобы не привлекать фашистов.

— И напрасно, — Вайс погладил её по голове, и Марию будто прошибло током: как давно никто не прикасался к ней… так. — Ты хотела стать хищником. Хищники бывают двух видов, дочь. Те, которые гоняются за жертвой, и те, которые приманивают её. Ты явно относишься ко второму типу, дорогая.

— Как вы смогли меня обменять?

— Хауптман Браун задолжал мне — я выручил его сына из неприятной истории. А ещё мы с ним сошлись в том, что оберст Шульц слишком засиделся на своём месте. Хауптман инсценировал твою смерть и смог с помощью этого свалить Шульца.

 — Шульц — это…

— Тот самый, которому тебя обещали добрые сотрудники самой демократической в мире спецслужбы. Говоря проще, обычная нацистская свинья.

Входная дверь открылась и из прихожей раздался весёлый голос Барбары:

— Дядя Ричи, твой подарок лягается. Я приложила его разок, но не волнуйся, он ещё тёплый.

— Барби, ты прелесть, — Вайс поднялся и улыбнулся Марии. — А вот и оберст Шульц. Мой тебе подарок.

— И что мне…

— Что хочешь, — пожал плечами Вайс. — Для нас с Барбарой у меня приготовлен отдельный ужин. Мы отъедем на пару часов. Постарайся не сильно испачкать квартиру, не хотелось бы, чтоб к соседям что-нибудь протекло. А вот мебель можешь ломать, она нам больше не пригодится. Да, Барбара, не удивляйся. Мы уезжаем.

— Куда? — Барбара бросила свёрнутый ковёр на пол. Из него послышался стон.

— В Союз. В Минск. У меня там дела, а у вас с Марией будет время поохотиться. Есть пара интересных личностей.

Мария только секунду спустя поняла, что Вайс назвал ее имя. Имя это стало для неё настолько чужим и холодным, что его звук был почти физически неприятен.

— Мы пошли, дочь, — Вайс улыбнулся ей, обнажая клыки. — Развлекайся.

Она аккуратно развернула ковёр. Оберст Шульц представлялся ей толстым и уродливым, но ожидания не оправдались. Этого мужчину можно было бы даже назвать красивым, если бы не недельная щетина, заплывшее лицо и следы побоев. Больше всего её привлек его нос — правильной формы.

— Мария Шварцштайн, — узнал её Шульц. — Так ты жива.

Вряд ли он сумел бы опознать её в лицо, всё-таки на своё фото в личном деле она больше не походила; видимо, понял из разговоров. Он поджал колени к животу и попробовал пошевелить связанными за спиной руками.

Она замялась на мгновение. Смотрела на него, чувствуя, как нечто внутри оживает, скребётся, требует чего-то. Это нечто шло на запах крови, сочившейся из разбитой губы оберста, и жаждало больше.

Мария взвыла. Врезала оберсту кулаком по носу. Первый удар вышел смазанным и слабым, но за ним последовали ещё и ещё — пока нос не хрустнул, заливая лицо и открытый рот Шульца густыми тёмно-красными струями.

— Мария, Мария, — отплевываясь, произнес Шульц, — я читал твоё дело. Ты же была хорошей девочкой, Мария. Ни одного прямого участия в терактах или нападениях. Что же эти коммунисты с тобой сделали?

— Коммунисты ничего не делали с Марией, — прошипела она, нанося ещё один удар, на этот раз в челюсть. — Хорошую девочку Марию убили вы.

Она выпрямилась, а затем резко пнула его ногой по зубам. Шульц завыл. Запах крови пьянил её. Но ей всё ещё было мало.

После всего, что они сделали с Марией Шварцштайн. После белой комнаты. После обещания расстрелять, если…

Она огляделась в поисках подручных средств, и взгляд её упал на стул в углу.

— Вы кое-чего хотели от Марии, герр Шульц, — с некоторым трудом она оторвала ножку, повертела в руках, примериваясь. Улыбнулась связанному человеку на полу: — Но Мария умерла. Видите ли, ей кое-что обещали от вашего имени, если она не будет строптивой… Я верну вам это одолжение: если будете вести себя хорошо, я убью вас быстро.

Она подступила к жертве вплотную и взялась сдёрнуть с него штаны. Шульц сопротивлялся, как мог.

— Как я смотрю, герр Шульц, по-хорошему вы не хотите, да? — Она врезала ему под рёбра, чтобы он немного затих. — Знаете, я тоже не хочу с вами по-хорошему. Я хочу, чтобы вы ощутили боль тех, кого вы, недобитые наци, убили.

***

Федеративная Республика Германия, Мюнхен, май 2036 года.

— Отпустите меня! — снова закричала девушка. Штаффе удовлетворённо отметил, что она сильно испугана. Голубые глаза блестели от слез, волосы спутались, по щеке размазалась помада.

 — Успокойтесь, милая фроляйн, — Штаффе протянул ей платок, и она трясущимися руками вытерла слёзы и помаду с лица. — Успокойтесь и послушайте. Ваш отец совершил большую ошибку, и принялся угрожать не тем людям. Это было очень глупо с его стороны, понимаете? Вот, вижу, что понимаете. А из-за этого вы, милая, вынуждены терпеть эти неудобства. Сейчас я дам вам бумагу, на которой написано, что вам нужно сказать, и мои помощники запишут ваше обращение к отцу. После чего, если он будет благоразумен, вы очень скоро окажетесь на свободе. вы меня понимаете?.

Девушка часто закивала, готовая на всё. Штаффе было даже жалко её — такая хрупкая и маленькая. Но бизнес есть бизнес. А Вайс сильно подставился, когда перевёл дочь в колледж прямо под нос объекта шантажа. Воистину, люди слишком быстро привыкают к хорошему и забывают о том, что играть можно и по-плохому.

Он поднялся из подвала, отдав распоряжение громилам Бреггена. В конце концов, он всего лишь адвокат, пускай и весьма доверенный, но тоже лишь наёмный работник. Его вины в том, что хозяин задумал, нету. Не он будет отдавать приказы, даже если с девушкой придётся сделать что-то нехорошее. Не он организовывал похищение. Он лишь достал информацию и определил цель. Всё остальное сработали без него.

— Слушаю тебя, Конрад, — Брегген, смотревший на него сейчас с большого настенного экрана в кабинете, выглядел совсем иначе, чем в ресторане. Сейчас он действительно был похож на респектабельного бизнесмена. Уверенный, спокойный, слегка ироничный, а не тот трясущийся толстяк, каким он предстал перед Вайсом.

— Девчонка у нас, и уже надиктовывает послание отцу, — доложил Штаффе. — Я сказал ребятам, чтобы с её головы не упал ни один волос, пока вы не закончите переговоры.

— Значит, старый пердун Браун на что-то да пригодился, — вздохнул Брегген. — Что ж, получит на следующий юбилей от меня новый «мерседес» с девицами. Что по той безделушке, что Вайс дал нам?

— Ничего особенного. То есть, медальон дорогой, золото, камень — кварц, а в нем — капля крови.

— Чьей? — удивился и напрягся Брегген.

— Эксперты пока не могут сказать, на анализ нужно больше чем три дня. Но они уверены, что не человеческой. Возможно, шимпанзе или гориллы. Или нечто смешанное.

— Идиотия какая-то, — покачал головой бизнесмен. — И зачем ему было нам это давать?

— Может, у них на востоке так принято, — предположил адвокат. — Кстати, в остальном он, как мы и предполагали, чист. Родился по документам во Франкфурт на Одере в тысяча девятьсот девяносто пятом. Вёл дела в Восточной Европе, после инцидента в Сибири продал свои активы и переехал в Данциг. Там пробыл два года, после чего нзаинтересовался медицинским бизнесом на родине.

— Это я и так знаю, — прервал его Брегген. — Короче, заканчивай с девчонкой. Когда материал будет на руках,свяжись с Вайсом и пригласи его ко мне. Про полицию сам понимаешь — если обратится, получит свою дочурку по частям.

— Понимаю. Куда приглашать?

— На озеро. Ко мне пришлёшь Курта с ребятами на случай сюрпризов. Для охраны девочки тебе хватит Фрица и его парней.

— Хватило бы и Фрица без парней, — сказал Штаффе. — Там такой цветочек…

— Смотри, не сильно сентиментальничай, — погрозил ему пальцем Брегген. — Бизнес есть бизнес. И, да — Луизу с детьми перевезли?

— Да, ваша жена и мальчики в Потсдаме. С ними Фриц-младший со своими.

— Кто об этом знает?

— Вы, я и они. Младшему я строго запретил звонить кому-либо кроме меня. Вы знаете младшего.

— Знаю, — кивнул Брегген. — Всё, отзвонишься, когда девчонка наболтает, что нам надо.

— Будет сделано, босс.

***

Соединенные Штаты Америки, округ Колумбия, 1986 год

— Мистер Вайс, вы играете в очень опасную игру, — собеседнику Рихарда было около тридцати, он был одет в строгий костюм, а шляпу положил рядом с собой на стол. За весь разговор, что шёл уже около получаса, он так ине притронулся к заказанному кофе.

— Моя фамилия фон Шолле, герр Смит, — возразил Рихард, глядя за спину своему собеседнику. Сидящий через два столика от них молодой спортсмен в красной гавайской рубашке напрягся и опустил руку под стол. — И я не понимаю о какой игре вы говорите. Мое предложение вполне ясное — у меня в Советах есть контакт, есть коридор на границе и есть желание наладить сотрудничество. Если вас это не устраивает…

— Я бы поверил вам, мистер Вайс, или, если угодно, фон Шолле. Но надежные люди говорят, что у вас совершенно другие намерения, — Смит рассеянно потёр стаканчик с уже остывшим напитком, и Рихард услышал, как за его спиной заскрипело кресло под одним из двух «студентов». Ему стало почти жалко это уютное придорожное кафе. Он глянул в окно и с трудом сдержал удивление — из припарковавшегося на стоянке красного кабриолета вышли двое — парень и девушка. Оба в кожаных мотоциклетных куртках и чёрных очках на пол-лица. Светлые волосы девицы были заплетены в хвост. Оба несли по небольшой спортивной сумке. Рихард быстро отвел взгляд и посмотрел в глаза Смиту.

— Если не хотите договариваться, я найду другого контрагента, — он поднялся.

— Сядьте, мистер Вайс, — в руках у Смита появился револьвер. — ФБР. Вы арестованы…

За спиной Рихарда громко хлопнула дверь.

— Всем на пол! — раздался высокий женский голос, и тут же раздалась автоматная очередь.

 — Лицом в пол, суки! — это уже её напарник. Рихард, готовый к такому развитию событий, быстро нырнул к стойке. Официантка заорала и рухнула на пол рядом с ним. Кассир спрятался за прилавок.

Два «студента» не успели даже вскочить — девица выпустила в них по три патрона. Смит выстрелил, но промахнулся. В ответ рыжий всадил федералу в грудь очередь из «узи». Качок в гавайской рубашке спрятался под столом и уже там вынул оружие.

— Эй, пидрила, бабки в сумку, — заорала блондинка, грациозно перемахнув через прилавок и поднимая кассира.

— Только не убивайте, прошу, только не убивайте, — лепетал тот. Рихард посмотрел на «гавайца» — тот осторожно выглянул из своего укрытия, выжидая подходящий момент для атаки. Если бы нападавшие были простыми грабителями, Рихард не сомневался, у него бы даже получилось.

Рыжий вскочил на ближайший стол, пробежался по спинкам кресел и оказался прямо над «гавайцем».

— Сюрприз! — федерал дёрнулся, но тут же очередь превратила его лицо в кровавое месиво. «Хоронить героя будут в закрытом гробу», — подумал Рихард.

— Уходим! — закричала девица. Она снова перемахнула через стойку, грубо схватила Рихарда за пиджак и приставила ему к виску ствол пистолета-пулемета MP-5.

— Только не стреляйте, — громко произнес Рихард.

— Не рыпайся, и будешь живой, — проскрежетала девица. — А дёрнешься — будешь мертвый.

Она потянула его за собой, а потом грубо вытолкнула из дверей прикладом оружия. Через мгновение, выпустив прощальную очередь в потолок, из дверей показался рыжий.

— Бегом! — скомандовал он.

Рихард запрыгнул на заднее сиденье, рядом с ним устроился парень. Блондинка села рядом с водителем — ей оказалась кучерявая плотная брюнетка — и скомандовала:

— Поехали!

Примерно через два километра Рихард перестал изображать жертву похищения и деловито осведомился.

— Ну и зачем этот спектакль?

— Вот о чём я и говорила, — произнесла Барбара, разглядывая его в зеркало заднего вида. — Конечно, он будет недоволен, и скажет, что всё было под контролем.

— Всё действительно было под контролем, детки, — Вайс ослабил верхнюю пуговицу рубашки. — Уж с четырьмя людьми я бы как-нибудь справился бы.

— Черта с два, босс, — блондинка на переднем сиденье сняла очки и распустила волосы. — Ты попал, как кур в ощупь. Признай уже и то, что ты совершаешь ошибки.

Рихард промолчал, глядя в сторону, на пробегающие мимо поля.

— Ангела права, сэр, — нарушил тишину рыжий парень, тоже сняв очки. — Но в этом не ваша вина. Вас подставили.

— И вы устроили ограбление в стиле РАФ, пальба в воздух, трупы-трупы-трупы. — проворчал Рихард. — Где изящество, дочь моя?

— Прости, босс, в последний раз, — Ангела состроила виноватое лицо, и Рихард хмыкнул. — Но нам пришлось импровизировать. Ты действительно заигрался с людьми, и забыл о местных кланах.

— А им то что за дело? — Рихард возмущенно взмахнул руками. — Они давным-давно удалились от людских дел. Зачем бы им лезть в моё расследование?

— Они решили, что ты копаешь под их территорию и выслали метку, — Ангела протянула Рихарду золотой медальон. Тот понюхал его, отдал обратно и опустил голову.

— Scheiße.

— Точно, — подтвердила Барбара. — Но им не нужны были проблемы с нами. Поэтому они нашли способ предупредить клан.

— Через меня, — произнес рыжий. — Наша диаспора вышла на меня, а я — на Ангелу. Местные решили, что если мы успеем, то всё равно вашим интригам с федералами конец. А если не успеем — то конец вам. Они в выигрыше в любом случае.

— Прекрасный расчёт, — протянул Рихард. — Блестяще. И теперь вся комбинация летит в тартарары, и пока я вернусь в Союз, неизвестно что ещё может произойти. Кстати, а ты, рыжий, собственно, кто?

— Коннор О’Рейли, сэр, — протянул Рихарду руку ирландец. — Клан О’Рейли, Северная Ирландия. Бывший боец ИРА.

Рихард пожал руку, секунду посидел, сдерживаясь, а потом громко рассмеялся.

— ИРА, РАФ, просто потрясающе, — хохотал он. — Террористы всех стран — объединяйтесь под знаменем вампиризма! Скажи, Барби, а ты ещё не вступила в Черный Сентябрь, пока меня не было?

— Дядя Ричи, если ты прикажешь, я могу это сделать, — серьёзно ответила Барбара. — Но, боюсь, они меня не примут.

— Приказывать может только глава кла…, — запнулся Рихард. Потом посмотрел на Барбару и та кивнула. — Когда и как?

— Два месяца назад. Несчастный случай — дед Йозеф и его проклятые свечи. Никогда не подумала бы, что всё будет так нелепо.

— Кто у нас остался?

— Ты — старший. Пауль, я, Гретта и Августа-младшая со своими птенцами.

 — И я, — обиженно произнесла Ангела. — Почему вы все забываете про меня.

— Не забываем, дочь, — Рихард постучал пальцами по подлокотнику.

— Сочувствую вашей потере, — произнес Коннор.

Рихард посмотрел на него недоверчиво, но промолчал. Задумался.

Машина свернула в пролесок и сбавила ход. Вскоре дорога уперлась в поляну, где их ждал Volkswagen T1, разноцветный, будто попугай.

— Он тут лет двадцать, поди, стоит, — прокомментировал Рихард. — Дожидается подходящего случая. Эх, столько планов — и коту под хвост. Придётся залечь на дно и заняться кланом.

— Ты позволишь мне…, — начала Ангела, но Рихард оборвал ее.

— Нет, ты пока слишком мала. Потом.

— Хоть ты и глава дома, но прекращай ворчать, — сказала Барбара, снова занимая место водителя. — А теперь, дети цветов, запрыгивайте в вагон и переодевайтесь. Нас ждет веселое путешествие домой.

***

Федеративная Республика Германия, Мюнхен, май 2036 года.

Брегген встретил Вайса в просторной гостиной. Гость шёл медленно, настороженно, как и полагается человеку, перед которым поставили нелегкий выбор. Брегген не без злорадства отметил, как осунулось лицо немца. Сам же баварский бизнесмен был весел и разговорчив. Он острил, предлагал Вайсу партию в гольф или крикет, интересовался домашними делами. Словом, чувствовал себя хозяином положения.

За час до встречи он связался со Штаффе. Тот был слегка бледен, но, в целом, бодр и рапортовал о том, что девчонка Вайса всё ещё напугана и находится в шоке. Брегген велел ждать его распоряжений. Он не собирался делать с девочкой ничего плохого — в конце концов, он бизнесмен, а не бандит. Но если её отец будет упорствовать — тогда девочку немножко попортят. Сначала в сексуальном смысле. А там — там он посмотрит.

— Садитесь, герр Вайс, — он указал на кресло перед низким стеклянным столиком, где уже лежали подготовленные документы и ручка. — Пусть вас не смущает Карл у двери. Если ему приказать, он будет нем, как могила и мы вполне можем обсуждать свои дела при нём.

— Он меня нисколько не смущает, — Вайс отклонился на спинку кресла. — Кстати, у вас прекрасный ковёр — столь же красивый, сколь и не практичный. Он ведь впитывает запахи и вы не разрешите мне курить?

— Нет, не разрешу, — не без издевки произнёс Брегген. — Даже такому дорогому гостю, как вы, не могу. Но могу предложить выпить для успокоения нервов.

— Я, пожалуй, откажусь, — ответил Вайс. Он закрыл глаза на пару мгновений, а затем подался вперед и улыбнулся. — Что ж, давайте начнем.

— Да, к делу, — согласился баварец. — Я не злопамятный. Поэтому я не жду от вас извинений. Вы просто подпишете бумаги о передаче моему концерну контрольного пакета акций вашего предприятия. Я могу даже оставить вас исполнительным директором. И вы, естественно, откажетесь от всяких претензий на покупку Covenant.

— Что ж, — Рихард опустил голову и посмотрел в пол. — Я согласен. Но ловлю вас на слове: вы назначите меня исполнительным директором… Где поставить подпись?

— Вот здесь.

Всё получилось слишком легко.

— Да, вот так. Так вот, вы назначите меня исполнительным директором Covenant с правом подписи всех документов, а сами отойдёте от дел. Доход ваш мы определим, скажем, в сто тысяч ежемесячно. Это не очень много, но на жизнь вам пока хватит.

Брегген уставился на Вайса. Тот расплылся в хищной улыбке. У Бреггена от такой наглости перехватило дыхание. Первым порывом его было позвонить Штаффе и приказать немедленно отдать дочь наглеца в руки его ребятам. Но Брегген не мог поверить, что Вайс не понимает того, что своим хамством подписывает своему ребёнку смертный приговор.

— Я вижу, вы гадаете, идиот ли я или просто бессердечный мужлан, которому безразлична судьба дочери? — спросил Вайс. — Позвольте вам кое-что объяснить. Вы когда-нибудь играли в крестики-нолики?

— Что?!

— Крестики-нолики, — не дожидаясь ответа, Вайс перевернул подписанную ранее бумагу и начертил игровое поле в виде четырех перекрещенных линий. — Детская игра. Один игрок ставит в клетке крестики, второй — нолики. Кто первый закончит линию — победил. Проблема в том, что тот, кто ходит первым и ставит свой знак в центре, почти наверняка будет победителем. Видите? Вот так. А теперь представьте, что вы не знаете, что ходите вторым. То есть, поле перед вами, вы можете делать, что хотите, но поставить крест в центре у вас не получится — даже если вы постараетесь, то не попадете туда. Понимаете?

— Что за чушь!? — Брегген вскочил и схватил телефон. — Это вы понимаете, что я сейчас же прикажу отодрать вашу дочь так, как не дерут последнюю шлюху в Амстердаме?

Вайс разочарованно покачал головой и откинулся в кресле.

— Попробуйте, — махнул он рукой.

Брегген негнущимися пальцами запустил вызов Штаффе. Пять долгих гутков тот не брал трубку. Включилась видеосвязь, на экране возникло лицо голубоглазой блондинки. Рот этой без сомнения красивой девушки был весь испачкан кровью.

— Герр Брегген, — блондинка улыбнулась и Брегген, увидев ее зубы, выронил телефон. — Алло! Герр Брегген!

Рихард Вайс поднялся с кресла. Тут же охранник Карл поднял пистолет и успел выстрелить прежде, чем маленький журнальный столик, с легкостью брошенный Вайсом, ударил несчастного прямо в голову, раздробив череп.

— А жаль, он наверняка был вкусным, — прокомментировал Вайс, глядя на труп охранника. И вернулся к медленно оседающему на пол баварскому бизнесмену, присел рядом с ним, одной рукой обняв за плечи. Второй поднял телефон и улыбнулся Ангеле.

— Как там у тебя, дочка?

— Пообедала, позвонила Барбаре. Она уже едет!

— Вот и прекрасно. Не забудь убрать за собой. До скорого! Пока!

Брегген отсутствующим взглядом смотрел на Вайса. Тот улыбнулся, обнажив клыки.

— Я и говорю, крестики-нолики. Видите ли, я прекрасно просчитал вашу реакцию на мой маленький перфоманс в ресторане. Герр Браун — старый друг нашей семьи — любезно выдал вам ту информацию, которую я попросил. Единственное, что беспокоило меня в моем плане — не стоит ли за вами другой клан. Но, так как на выданный вам медальон — да, именно вон тот, что на столе, — вы никак не отреагировали, я понял, что могу действовать свободно. И ещё, герр Брегген, чтобы вы не думали, что можете как-то выкрутиться из этой ситуации: моя племянница Барбара сейчас на пути к вашей семье. Я замкнул свою линию, а вы проиграли. Так что в ваших интересах принять мои условия. И тогда ваша семья избежит участи вашего адвоката и вашей охраны. Согласны? Вот и отлично. А теперь — уладим все формальности…

Федеративная Республика Германия, Штутгарт, январь 1998 года.

Маленькое церковное кладбище выглядело вполне уютно, если вообще уместно говорить об уюте применительно к кладбищам. Надпись на одном из припорошенных снегом надгробий гласила:

Мария Тереза Шварцштайн

1959 — 1978

От любящих родителей.

Мы не верим, что ты виновна

— А каково было тебе стоять у собственной могилы? — она вопросительно посмотрела на Рихарда.

— Не думаю, что она у меня есть, — вздохнул Вайс-старший. — К тому моменту, когда я стал тем, кем стал, матушка моя уже умерла, как и старший брат. Отец исчез так давно, что я о нём и не вспоминал, а сёстрам было не до младшего брата, что хорошо устроился в дворянское гнездо преподавателем языков.

— Как думаешь, мы могли победить?

— Нет. Ты ведь уже знаешь ответы. Вы проиграли свою битву. Я проиграл свою. Многие поплатились жизнями за этот проигрыш. Но у нас с тобой, в отличии от них, есть шанс все исправить.

Она посмотрела на надгробие. «Какой бы ты стала, Мария? Была ли ты хорошей девушкой, рыжая хохотушка? Смогла бы ты умереть достойно?».

— С кем мы будем сражаться, босс?

— С неизбежностью, Мария.

«Мария мертва, Рихард. Вот её могила. Я — Ангел Мести, твоя дочь и самый верный твой спутник. Не знаю, какую неизбежность ты выбрал себе врагом. Я же буду сражаться за то, чтобы больше ни одной маленькой девочке не приходилось стоять у своей могилы».

Она медленно положила две гвоздики на надгробный камень.

— Мария умерла, — сказала она вслух. — А я буду Ангелом. Белым Ангелом того, кто бросил вызов неизбежности.