Олли

 Белая светоотражающая линия делила улицу на две полосы. Широкие и спокойные, как ледяные реки. Начало дороги терялось в вечернем воздухе. Ветрено: сосны трещали корой и стреляли иглами. Ни людей, ни домов вокруг – то ли притаились за деревьями, потушив огни окон, то ли вовсе исчезли, оставив вместо города пустую дорогу и лес, пропахший тыквами и кукурузой. Издали подкрадывалось еле различимое эхо пения: то ли от самых звёзд, то ли из-под земли:

Тили-тили-тили-бом,

Закрой глаза скорее.

Кто-то ходит за окном

И стучится в двери.[1]

Между двух асфальтовых рек по разделительной полосе бежала ведьма. Ни шагу не заступала за белый цвет, ни на секунду не останавливалась. Глаза задумчивые, подёрнуты плесенью, как каменные колодцы, и полны уверенности. В ушах болтались булавки; зеленые косы мёртвыми змеями стучали по спине: в них тоже – булавки. Пронизывали мясо прядей насквозь. Лицо – в потемневших бордовых брызгах; от ведьмы несло ржавчиной. Правая рука затерялась в складках подрясника, левая – сжата в кулак: костяшки выступали холодными бугорками. Нечистая металась взглядом из стороны в сторону, распарывала подступающий сумрак зрачками – что-то искала.

 У корней скрюченной ивы старый Джек[2] забыл свой фонарь. Тыква недружелюбно оскалилась. Свеча догорела наполовину: осела плаксивым воском, задрожала. Ведьма взяла светильник в свободную руку и продолжила путь вглубь поющего города-леса. Из закоулка с противным мяуканьем выскочила чёрная кошка. Вытаращилась и распушила спину дикобразом, но потом успокоилась – своя, нечистая… Один поворот, другой: деревья смыкались над головой, пряча небо. То здесь, то там вспыхивали блуждающие огоньки. Искры? Светлячки? Не нашедшие покоя души?

Из-за стволов неохотно показался каменный дом. Он был пуст и слеп; наверное, очень стар и многое повидал. Ведьма остановилась, провела ладонью по его известковому скелету, вспомнила… Далёкое пение – всё исступлённее, всё тревожнее. Голоса сливались воедино и вновь рассыпались, превращаясь в разрозненные лесные шумы: хруст листьев, гул, журчание.

Тили-тили-тили-бом,

Кричит ночная птица.

Он уже пробрался в дом

К тем, кому не спится…

Нечистая опустилась на колени и стала искать в траве камни, разбегающиеся кто куда от нервного пламени свечки. На земле возле дома медленно складывался узор: ведьма поправляла линии, задумчиво перекладывала камни в поисках идеального ритма. Наконец, замерла, и кулак левой руки разжался над ритуальным узором. На центральный камень опустилась почерневшая от времени монетка с фигурным отверстием посередине.

«Забери меня с собой, приди за мной, Виллоу! Где бы ты ни была – в раю или аду – приди ко мне, приди, приди». Ведьма шептала, не поднимаясь с колен. Шептала прямо в безжизненные окна, гипнотизировала их отчаянно тусклым взглядом. Потом подняла над головой светильник и начала размахивать им, точно маяком, чтобы привлечь чье-то внимание.

 «Приди, ты же знаешь, где я. Вот наш двор, наше окно. Ты наверняка где-то поблизости, в этот день ты не можешь быть в другом месте, правда? Смотри, я взяла наш талисман… монетку, чтобы меня было легче найти. А твое сердце они украли, и его острием порезали мне руку». В доказательство ведьма показала кому-то невидимому перебинтованную правую ладонь. «Мне плохо здесь совсем одной, забери меня, Виллоу! Поговори со мной, я не хочу обратно. Давай вернёмся в наш дом, чтобы как раньше… Почему ты ушла?» Кровавые брызги на щеках порозовели, смешавшись со слезинками, и потекли на траву – совсем как свечка. Ведьма вытерла их испачканным в земле бинтом. Вскочила и изо всех сил крикнула, задрав голову кверху; крикнула звёздам и Луне:

«Виллоу, Виллоу, забери меня, вернись! Мне обещали, что ты сегодня ответишь, так написано в книгах, что ты ответишь. Позволь мне улететь с тобой, Виллоу!»

Фитилёк вздрогнул и погас, пустив струйку дыма вслед замеревшему над городом воплю. Ведьма осталась один на один с камнями и старой монетой. Далёкий хор затих, испарился. На несколько секунд воцарилась абсолютная тишина. Оглушительная, плотная, бархатистая. От такой тишины обыкновенно теряются рассудок и память. Нечистая с опустевшим тыквенным светильником, чуть подгнившим и обожжённым по краям, смотрела на небо.

…Тили-тили-тили-бом,

Ты слышишь, кто-то рядом?

Притаился за углом

И пронзает взглядом.

Вдруг в тишину вплелся тонкий, пронзительный звук скрипки. Осязаемый и отчётливый, пронизывающий до костей звук. Ветер принёс его откуда-то сверху, из ясеневых крон или от созвездия Северного креста. Ведьма насторожилась, в животе отчего-то стало холодно. Окна серого дома наблюдали за ней полыми глазницами. В одном из них вспыхнул свет.

Скрипка надрывалась, переполняя всё кругом; неземная мелодия навеки врезалась в память. В проеме окна скользнул незнакомый женский силуэт, огненно-рыжая копна волос. Ведьма инстинктивно попятилась назад, наткнулась на светильник… Цок-цок-цок-цок – чьи-то каблучки по гранитной лестнице; знакомо щёлкнул замок; хлопнула парадная дверь.

Карманный фонарик успел выхватить из темноты лишь промелькнувший между деревьями парус подрясника, разбитую тыкву и лежащую на камне монетку с фигурным отверстием посередине.

***

К семи часам все уже проснулись, койки опустели. Дети в одинаковых пижамах радостно толпились у двери, шушукались, толкались. На табуретках были разбросаны вчерашние костюмы: русалочьи хвосты, пиратские повязки, клыки в коробочках, разноцветные парики, пакетик с булавками. Праздничную атмосферу не хотелось распихивать по шкафам. На одной из верхних коек сидел, нахохлившись, подросток с перебинтованной рукой. Девочка лет тринадцати. Глаза задумчивые; подёрнуты плесенью, как каменные колодцы, и полны отчаяния. К ней с пыхтением влезла крепенькая толстушка, под всеобщий хохот криво нахлобучила своей жертве на голову зелёный парик и в довершение дала подзатыльник: «ве-е-едьма».

Воспитательница, седовласая старушка, внесла в спальню поднос с душистыми хлебными ломтями-предсказаниями и компотом; дети окружили её и шутливо заспорили, кому какой кусок достанется. Вот белобрысая девочка откусила мякоть и выплюнула на ладошку клочок ситцевой ткани. Посмотрела на него разочарованно и разразилась рёвом: «мне снова не стать богатой, никогда не стать, никогда-а-а…». Из другого угла комнаты её рыданиям уже вторил другой голосок: кому-то попалась начинка из деревянного колышка, пророчившего одиночество[3].

Пользуясь суматохой, воспитательница тихонько пробралась к забитому комочку на верхней койке и протянула буханку: «А это специально для тебя, Олли». Забинтованная рука приняла хлеб удивлённо и робко. Ведьма отвернулась от галдящих детей к стене, неуверенно повертела кусок в ладонях и наконец разломила его на две половинки. Свежий, совсем ещё мягкий. На простыню из-под корки вывалилась монетка с фигурным отверстием.

Дожёвывая свою порцию, из-за спины заглянула дылда: «Ну и предсказание! Будешь иметь дырку от бублика!». Она попыталась вырвать монету, но девочка вцепилась в неё бульдожьей хваткой, и, свернувшись клубком, подмяла под себя. Задиристая толстушка, сидя по-турецки на своём матрасе, нахально подбоченясь, с интересом наблюдала за происходящим. Олли как будто осенило. Растерянное выражение сменилось одержимым: она подбежала к раскрытому окну, почти вывалившись в него; вытянула перед собой ладонь с «дыркой от бублика», чтобы всё небо заметило её нежданную радость. Плесень испарилась с радужек, и глаза ясными лучиками сверкнули облакам. Им вдогонку ведьма крикнула: «Я знала, что ты сегодня придёшь… Я поняла, мамочка! Это ты подложила монетку… Я всё поняла…».

Сидящая на кровати толстуха сникла сырым тестом. На щеках выступили стыдливые красные пятна. «Мамочка!..» Год назад она таким же исступлённым голосом вопила вслед скорой помощи. За стеклом — оплывшее и синеватое лицо, перепачканное чем-то вонючим. Еле-еле заметные щёлочки маминых глаз мигнули утешительно: мол, точно больше не будет пить. Никогда в жизни! Тот раз действительно был последним. Девочка осталась наедине с грудой пустых бутылок и коммунальных счетов, в которых ничего не смыслила. Кричала в окна по-звериному: «Мама!» Била стены детского дома: «Мамочка!» После недолгой паузы она порылась у себя под подушкой и, пряча от других детей влажные глаза, подошла к Олли: «На вот… Это я взяла. Тогда… ну, когда ты спала», – она протянула металлическое сердечко. Толстушка зажмурилась, чтобы вдруг не передумать; виновато засопела. Ведьма робко улыбнулась и вставила в середину монетки украденное сердце. Оно было точно такой же формы, что и вырезанное отверстие. Не дырка от бублика, а мамин талисман, её сердце.

Воспитательница, смахивая влажной тряпкой крошки с опустевшего подноса, заговорщически подозвала Олли: «К тебе посетители, собирайся живее». Все расступились перед выходящими из комнаты старушкой и перепуганной ведьмой.

***

В директорском кабинете сидела миловидная женщина в экстравагантной осенней шляпке с полями. Олли недоверчиво переминалась с ноги на ногу, посматривая на дверь. «Не переживай так! Я ведь хочу, чтобы мы с тобой подружились. В Хэллоуин, кажется, принято дарить сладости… — женщина улыбнулась и протянула кулёк с мармеладными тыковками. — Если я тебе понравлюсь, то с удовольствием стану твоей мамой, хочешь, Олли?». Маленькая ведьма с опаской взяла конфеты и исподлобья изучала незнакомку. «Я знаю, ты раньше, до аварии, жила с мамой в каменном доме… Виллоу — это твоя мама?» Олли тихонько кивнула.

В этот момент из стоящей на полу сумочки вырвалась на волю мелодия: тонкий, пронзительный звук скрипки. Осязаемый и отчётливый, пронизывающий до костей. Женщина поспешно наклонилась, чтобы достать телефон и сбросить вызов: «дела подождут». Шляпа, взмахнув полями, соскользнула с головы и плавно приземлилась на пол. По плечам рассыпалась огненно-рыжая копна волос.

17.10.2021

[1]     Колыбельная из триллера «Путевой обходчик». Автор текста Рустам Саитов.

[2]     Согласно древней ирландской легенде пъяница-кузнец Джек сумел дважды обхитрить самого Сатану, поэтому его душу не приняли ни в ад (Дьявол его боится), ни в рай (как грешника). С тех пор призрак кузнеца бродит по Земле, освещая себе путь тлеющим угольком в пустой тыкве. Ирландцы верили, что в ночь с 31 октября на 1 ноября Землю посещают существа из загробного мира, как души умерших, так и злые духи. Светильник Джека — страшная тыква со свечой внутри — считается защитой дома от злых духов.

[3]     B Иpлaндии к Xэллoуину тpaдициoннo выпeкaют cпeциaльный xлeб «бapмбpэк». В булку могут спрятать какой-нибудь предмет: кoльцo, мoнeтку, гopoшину, дepeвяшку и oбpывoк мaтepии. Пo тому, какой предмет достался, мoжнo узнaть cвoю cудьбу, например, кoльцo oзнaчaeт cкopую cвaдьбу, дepeвяшкa — oдинoчecтвo или paзвoд, гopoшинa — бeзбpaчиe, ткaнь — нeудaчу в дeнeжныx дeлax, a вот мoнeтa сулит бoгaтcтвo.