Почти люди

Темная кухня пугает. Держась одной рукой за открытую дверцу холодильника — ладонью другой я зачем-то поглаживаю холодную бутылку молока. Она вселяет в меня уверенность, спрятанная внутри освещенного места, покрытая ощутимой кожей ледяной влагой, твердой стеклянной текстурой. Она то, что она есть.

Выдохнув, вытаскиваю бутыль, возвращаясь к столу. Внезапно вспыхнувшие и перегоревшие во всей квартире лампочки — это первый звоночек. Опять начинается нечто, что требует от меня всех сил. Сорвав крышку и припав губами к сосуду, жадно пью жидкость, насыщая себя мирской пищей, заставляя не думать о тех ужасах ночи, которые входят в дом, когда внезапно гаснут лампы с протяжным тихим стоном. Бросив взгляд на часы — понимаю, что замерли и они. Половина четвертого — час быка в самом разгаре. И даже если на улице уже семь утра — у меня они не настанут, пока я не вырвусь из нового круга безумия. И ведь мрак, чернильный, лютый, буквально органический — объясним и житейски. Зима, прямо у солнцестояния, метель и облачность. На улице темно. И у меня будет мрак, пока я не смогу себя защитить от того что грядет.

***

Он поднимался по лестнице типичной панельки. Сколько же он их видел на своем веку… Не таком длинном. Обращенный всего лишь пятьдесят лет назад, Андрей был по меркам их сообщества… практически отсутствующего сообщества… достаточно молод. В этом была некоторая проблема — учиться было не у кого, кроме своего «сира», как это называл на старорежимный манер он сам (филфак не пропьешь ни кровью, ни спиртом). Но тот достаточно быстро исчез, спустя пару лет после становления аспиранта филфака, запившего заполночь на кафедре со своим преподавателем. Куда же делся преподаватель — никто не знал. Андрей старался об этом не думать, в конце концов, не зря столько раз на кафедру перед и сразу после исчезновения его «сира», предпочитавшего называться Алексеем Викторовичем, а на самом деле — двухсотлетнего Феофана — столь часто появлялись тихие и неприметные люди с «ксивами», одного взгляда на которые хватало, чтобы возникло желание больше никогда не появляться в городе. Но он сдержал этот порыв, иначе бы доказательства того, что у внезапно пропавшего уважаемого преподавателя — оказался бы не выдержавший его смерти и павший от сердечного приступа из-за стресса аспирант. Поэтому он продолжал жить и кормиться, построив карьеру успешного доктора наук, который десяток лет назад скончался от этого самого сердечного приступа. Жаль его, выглядел он так молодо. Так что теперь уже не Андрей, а Михаил — успешный бизнесмен в сфере, конечно же, малого бизнеса — поднимался по лестнице, намереваясь посетить жертву. Слава всем богам, что Феофан успел объяснить все основы. Дальше он уже мог сам разобраться. И найти немногочисленных сородичей, впрочем, не желающих особо общаться. Ведь как известно — человек — человеку — волк. А вампир — вампиру? Тоже волк. Не уточка же, в конце концов. И понять что правильно выбранная жертва, с сильной горячей кровью — позволяет еще месяц не испытывать ни жажды, ни страха перед солнцем. Да трахаться, наконец, и виски жрать! Найденный недавно объект — был очень качественный. Один запах его крови сводил с ума, только когда этот Василий зашел к нему в кабинет, обсудить вопросы мелкооптовых поставок кофейных зерен для его, очевидно, кофейни. Так сказать, «порешали» вопросы малого бизнеса — а теперь он «порешает» Василия. Тем более, что платеж уже прошел и сделка заключена. Единственное, что его смущало что-то из слов покойного наставника, нечто вертевшееся в памяти…

***

Откинув пустую тару, я прохожу в комнату, смотря на пылающий яркой голубой аурой иерусалимский ключ, вышитый золотой нитью на черном бархате. Опять началось. Цена дара слишком высока, а цена знания — еще выше. Сзади что-то треснуло и, мгновенно обернувшись, наблюдаю и обычным зрением, и совершенно иным — как прозрачные черные когти сжали и сломали бутылку. Отступив на шаг, запинаюсь о попавшуюся под ноги табуретку и, больно приземлившись копчиком, подвываю от боли, глядя как стены покрываются зеленоватыми разводами.

— Соберись, Вася… Соберись.

Закрываю глаза, глубоко вдыхая, ощущая, как дико бьется сердце в груди, будто подступающее к самому горлу и желающее выпрыгнуть наружу. Страх переходит в панический ужас, в этом состоянии я наиболее уязвим… но и силен. Распахнув руки в стороны — выдыхаю, распахивая веки. Прямо перед моим носом нечто сотканное из алых щупалец, и покрытое сотнями глаз — и оно всё — есть один огромный глаз, заслоняющий стену напротив меня. И он смотрит прямо в душу, пытаясь высосать лакомый кусочек, того, кто живет, но нарушает законы жизни — колдуна. Того, кто почти как демон, но может ходить и дышать, вызывая ярость у тех, кто не может этого делать. Того, кто использует силы, но продолжает есть мирскую пищу и пребывать не в измерениях вечных страданий.

Резко свожу ладони, ударив их ребрами по глазу. Тот делает то, что ему нельзя — моргает — и поэтому растворяется. Я поднимаюсь на ноги, пошатываясь. Пот стекает струйками по волосам, сочится по носу и подбородку, капая на пол подо мной. Облокотившись на стену — смотрю на потолок, зная что оттуда может прийти беда. Но это оказывается ошибкой, ведь потолок покрыт обычными скрученными тенями, едва шевелящимися, чтобы быть опасными, но вот если посмотреть вниз…

Не сдерживая тихий вскрик, вновь пошатываюсь, отступая в комнату, пытаясь избежать колосящихся белесых раздутых рук, растущих как пшеница, прямо из пола. Они хотят поймать меня, вытянуть весь нектар жизненных сил, опустошить, оставив хрупкую оболочку. А оборачиваться — нельзя. Отступать надо только спиной, ведь если я обернусь, то увижу вещи, которые не следует видеть, коли не готов к схватке с чем-то, чему нет имени в нашем мире, от чего воют все квантовые связи и кричат кварки, распадаясь на безгранично малые составляющие.

Я рассуждаю как безумец? Нет, это просто одна из тех ночей, когда может быть взята плата за то, что ты нарушаешь законы физики и впускаешь в мир строгого материализма и прочий макромир с его непреложными правилами — искажение, которого в нем не должно быть. В эту щель с радостью приходят, когда могут. Не часто, иначе бы я уже пускал слюни на полу в палате с белыми стенами… Или был на кладбище как клиент. Поэтому вместо связности мыслей и строгости рассуждений — есть лишь глубокое погружение в образы и восприятие изнанки мироздания. Отбиться, чтобы продолжить существование и иметь возможность видеть то, что не дано большинству. Раз в месяц? Да, где-то так. Днем надо будет выпить литр или два кофе, чтобы вернуться в привычный образ мыслей и восприятия.

Но пока нельзя отвлекаться. Отступление от рук, исходящих откуда-то из глубин Моря Дирака, прямо из-за невозможной границы снизу планкового размера частицы, отняло у меня чересчур много нервов и сил. Шарю ладонью в поисках выключателя, чуть не забыв, что лампы перегорели. Отдергиваю руку от клавиши, понимая, что вновь пронесло, вовремя вспомнил. Они же могли и загореться. Загореться тем светом, после которого борьба станет еще сложнее и дольше, выжмет из моего разума еще толику адекватности.

Пройдя спиной до нужной точки — оказываюсь в центре комнаты, поднимая над головой руки. Делаю глубокий вдох, пытаясь не смотреть, как подушка лежит прямо перед моими ногами, а не там где ей положено — в шкафу. Это не имеет значения, также как и появляющиеся в воздухе танцующие глазки, медленно превращающиеся в изумрудные глаза, создающие замысловатую траекторию. Голос позади тоже стоит игнорировать, он не может сказать ничего стоящего внимания — просьбы «обернись» к таковому не относятся. Обернусь, как только закончу. Расположенные по углам комнаты, даже тем, что не являются в геометрическом смысле трехмерного пространства углами, камни-концентраторы — хрустальные и агатовые — наливаются силой, я ощущаю. А значит, готов нанести ответный удар, что и делаю. Выдохнув весь ужас и страх, одним шипящим потоком воздуха, вкладываю в него мыслеформу, и вижу, как поток распадается на несколько плетей, жестко бьющих во все стороны, выметающей из реальности глаза, руки и всё-всё-всё. И именно в этот момент оборачиваюсь, всаживая в пылающее зеленым огнем переплетение щупалец руку по локоть. Оно вопит внутри моего черепа и исчезает, оставляя меня опустошенным и заставляя упасть на колени.

Плечи сотрясаются от крупной дрожи, мне остается только обхватить себя руками и раскачиваться, застыв в скрюченной позе на полу, тихонечко подвывая себе под нос. Холод вокруг меня и холод внутри меня слишком сильны. Приходится пытаться себя согреть собственными ледяными же руками, пока нет сил подняться на ноги и добраться до дивана с одеялом. Только вот подушку еще с собой забрать, раз уж ее так удобно закинули мне под ноги, пока шла очередная ночь страдания… Или она еще не закончилась? Тут надо держать ухо востро. Какие-то эманации, некая дрожь в ауре, как будто разломы закрыты не до конца — остались.

С громким вздохом, заставляю себя подняться. Надо заканчивать, чтобы можно было лечь и уснуть. Завтра, которое уже сегодня, я хочу быть активным и посвятить день решению проблем, в том числе и с помощью тех сил, за которые я плачу своим разумом так часто. Надо поменять управляющего, премировать бариста и что-то там еще записано в ежедневнике. Ага, точно, вспомнил даже без бумаги — переговоры по поводу потенциального расширения площади. В конце концов, мои ритуалы помогают привлекать клиентов в мою кофейню. Они сами не понимают, почему идут пить кофе именно в моем заведении, пусть оно и стоит на отшибе от ближайшей магистрали к станции метро и развязкам. Так что в списке дел еще и обновления чар на вывеске и окнах. Но сначала надо закончить весь творящийся ужас, пока он не сожрал или не свел меня с ума.

***

Андрей-Михаил, он сам еще не решил для себя, хотя и прошло уже десятилетие, как лучше называть себя «про себя», продолжал движение вверх по лестнице. В такие моменты он не пользовался лифтами, потому что камеры наблюдения — никогда не знаешь куда еще их воткнули. А при расследовании событий, зачем оставлять хотя бы призрачный шанс, что кто-то обратит внимание как пустой лифт сам собой поднимался и опускался во время странной смерти именно на том этаже, где оно произошло? Обычные полицейские не обратят внимание, но он был уверен что те, с «ксивами», благополучно пережили все перестройки и катастрофы, ибо неурядицы временны — а службы вечны. И если слишком уж борзеть или просто не повезет, то они однажды тихо и вежливо постучат ему в дверь. Почему-то Андрей был уверен, что обязательно постучат, и это будет, действительно, не ужасающий стук, а аккуратный и даже смущенный. В конце концов, те люди, которых он смутно помнил (и люди ли вообще?), очевидно, были не из тех, кто любят громкие звуки и нарушение тишины. Да и немногочисленные его знакомые сородичи были уверены, при редких обмолвках на эту тему, что действительно, борзеть и беспредельничать совсем не стоит. Тихо, аккуратно, раз в месяц. Иначе может исчезнуть даже поистине древний и могущественный собрат или сестра. Как однажды заметил слегка пьяный и очень могущественный собрат, которого он случайно встретил при заключении одной из сделок, после которой они изрядно напились в бане — так заведено с самого Иоанна, и иначе поступать не стоит. Он сам видел в те времена что будет, если все-таки иначе. Андрей скромно не стал уточнять какой Иоанн и что там было, но суть уловил. Также как и соль того, насколько древний этот собрат и надо бы почаще с ним в баню ходить. Полезно будет. Глядишь и проживешь с его. Лет так пятьсот, а то и больше. Тем более что бежать, если что, ему было бы некуда, как объяснял тот же древний во время обработки веничком:

«Там не как тут, ты уж поверь, они все повернуты на линиях крови, на кланах, на территориях, на владениях. Приедешь даже просто как человек, достопримечательности посмотреть, а они уже за тобой толпой вылетают и начинают шипеть и кидаться, вроде как нарушил их территорию. Шовинисты они все, Андрюха. Никогда нас не любили и не полюбят. Аристократия, мать ее, битая. Живут сословно, если вампир, то знай до седьмого колена, кто и от кого, кланяйся в ножки старшему, плюй на младшего и вот это вот всё, что у них заведено. Я как-то почитывал книжки соответствующие — мать моя упыриха, у них там одних кланов больше, чем у нас в городе шавермных и у каждого с кем-то вендетта, с кем-то старые счеты, с кем-то союз, понимаешь, крови и прочая лабуда».

Естественно, речь шла не об Африке. Поэтому так рухнули его юношеские иллюзии времен филфака и слово «сир» ему разонравилось. Впрочем, это всё пустое. Сейчас его ждал, наконец-то, сытный и горячий ужин. Андрей иронично улыбнулся сам себе. Пока можешь воспринимать все с иронией — остаешься внутренне живым, почти человеком.

***

Я медленно поднял голову с многострадальной подушки. Сил почти не было, оставалось просто лежать и строить вокруг себя огромное количество мыслей, обретающих форму фиолетовых полос, защищающих пространство вокруг меня. Война на истощение, война кто первый моргнет. Но в этот раз нечто попалось особо сильным, именно таким, какие попадаются редко, но метко. Ужас и страх внутри меня разрастались, начиная подтачивать сознание, заставляя начинать сомневаться в реальности и том, что она в принципе реальна. Все предметы вокруг искажались, вызывая у меня порывы тошноты. Как иначе скользить взглядом, и видеть, как стена становится мягкой как горячий пластилин и оплывает, обнажая под собой кирпичи, сотканные из костей и вопящих лиц, искаженных ненавистью. Перегоревшая лампа под потолком ярко сверкала, иллюзорным алым светом, который превращался в серое свечение, когда касался защитных контуров. И заполонял мой разум, делая всё серым. Апатия, страх, ирреальность — это пути к поражению. Поэтому я держусь, копя силы для следующего ответа. Такого, который окончательно повергнет эту тварь, обрушив ее в нереальность, развоплотив и ввергнув в те миры отрицательных вероятностей, где они не-существуют. А ее силы истончатся, и я смогу собрать их части, чтобы творить свою магию еще лучше. Если, конечно, хватит сил на это, и я не сразу выключусь, только закончив. Как же сложно быть колдуном, работающим с Той Стороной мироздания, с его тонкой материей, она всегда рвется и рвет сознание в клочки. Не отвлекаться! Извивающиеся черви хоботов, превращающиеся в руки — снова поползли. Надо их сдерживать тонкими линиями вокруг себя, продолжая копить заряд.

***

Преодолев последний лестничный пролет, Андрей подошел к нужной двери. В конце концов, его вело чутьё, он не мог ошибиться. Теперь надо позвонить. Этот ритуал строг — в нем суть их нечеловеческой природы, как ее не избегай. Если ты идешь припасть к человеку, как источнику крови, ты обязан дождаться приглашения. Можешь вломиться в его дом, если хочешь его ограбить, можешь выбить окно и влезть, если хочешь признаться в любви, или рассказать какая она скотина и тебе изменила. Но если ты оказался тут за едой, тебе необходимо приглашение. Иначе никак, сам мир вокруг сопротивляется и не впустит тебя, обжигая до кончиков пальцев. Он как-то несколько раз пытался, и каждый раз это было неприятно, вызывая ощущение неясной дрожи и последующего упадка всех сил. К счастью для Андрея у него был план, как и всегда. Срочно обсудить не сложившуюся поставку. Зерна задержались в пути, он готовы выплатить неустойку. А через дверь пройдет легкий магнетизм любого вампира, который голоден. Ведь чем любой из них голоднее — тем сильнее очарование и желание послушаться такого приятного и привлекательного во всех смыслах собеседника. Открыть ему любую дверь и сделать всё-всё что он попросит. Конечно, срабатывает не всегда и не на всех, много людей с сильной волей или каким-то странным сознанием, но тут ему на руку влияет и время, когда люди заторможены — половина четвертого, в конце концов! Андрей в этот момент наконец-то понял, что его смущало. Странное сознание. Этот человек был из таких, от его разума веяло чем-то ненормальным, хотя психопатом он не был. Каждый вампир мог ощутить нотку безумия, это зашито в их подкорке. Кровь сумасшедших неприятна, почти не питает и даже вредна, вместе с ней сородич приобретает толику безумия, которое бьется чужими мыслями и чужими голосами, желая свести с ума выпившего такую кровь. Это не страшно, перележать, переварить. Но лучше не испытывать, когда это и невкусно, и непитательно, и требует дальнейшей борьбы с вредными проявлениями. Как шутил кто-то из его знакомых — врачей-психиатров придумали собратья, чтобы изолировать точно не пригодных к питанию людей и излечению тех, кто еще может быть пригоден. Андрей не знал — он никогда особо не интересовался историей, да и откуда бы ему знать такие тайные подробности? Наверняка кто-то знает. Может вот тот древний из бани. Но зачем спрашивать? Этот же человек… Он был из тех, кто не сумасшедший, но со странным разумом. Чутьё вопило об этом. И при этом он был дико притягательным для питания, все его инстинкты требовали одного — припасть к нему. Кажется, он слышал от наставника, что обычно так вампиры реагируют на истинных колдунов и тот советовал держаться от них подальше, наплевав на любой зов крови. Но вампир, отбросивший уже одно имя и ставший Михаилом — не верил в сказки. Все же Феофану было двести лет. Он небось еще и в домовых верил. А противиться искушению испить такой приятной крови он не мог. Наверное, там какой-то очень редкий резус-фактор или что-то такое медицинское.

За такими размышлениями он нажал на звонок, ожидая реакции. Ждать пришлось долго, но он жал и жал на звонок, пока, наконец, дверь не открылась сама, без предварительных вопросов с той стороны. Это удивило, но уже было приглашением, и он вошёл.

***

Трезвонящая трель впивается в сознание, отвлекая и не давая думать, не давая поддерживать плетение контуров из чистой фиолетовой энергии. Уже не просто со вздохом, в этот раз со стоном, поднимаюсь на ноги, удерживая его вокруг себя, и хватаю с изменчивого стола песочные часы. Переворачиваю их, дожидаясь когда первая песчинка упадет. Звон прекратился. Всё прекратилось и замерло, даже изменения вокруг меня. Конечно же, этого надолго не хватит, да и использовать такой сильный артефакт, делать который пришлось на досуге почти год, не хотелось, но, кажется, это остается единственным выходом. Иначе меня сведут с ума, а, значит, я проиграю и моё «я» исчезнет в подлинном кошмаре. Глядя на застывшие пылающие лица и пол, превратившийся в мозаику из разноцветных плит, подхожу к своему врагу, который ощущает, что происходит. Мало того — понимаю — он видит и знает, пытается вырваться. Но сейчас мир вокруг меня заморожен, пока падают песчинки. Лишь они — движение. Отсутствующего внутри пузыря Алькубьерри времени у меня немного, прежде чем время снова начнет свое движение внутри сферы. Но хватает, чтобы подойти к нечто, напоминающему гигантский корень, из которого растут щупальца, покрытые глазами. Подхожу, осматриваю, раздумываю несколько мгновений и вспоминаю о звонке в дверь. Там нечто новое — или отросток этой же дряни? Стараясь не запнуться и не шататься, прохожу через коридор, покрытый зелеными костяными наростами и алой плесенью, подхожу к глазку и вижу — на вполне нормальной лестничной площадке — некоего человека.

Таращусь на него несколько драгоценных мгновений, пытаясь понять, что он здесь делает и кто это вообще, прежде чем осознаю сразу два факта. Это Михаил, с которым я заключил выгодную сделку на кофе. И у него, мать его, клыки выпирают из-под верхней губы. Черт побери, да это же… настоящий вампир!

Чуть не сажусь на пол от очередного потрясения. Никогда не верил в сказки и вампиров. В магию, в квантовую теорию, в многомерность пространства, в сраных демонов (которые и не демоны вовсе). Но уж точно не в вампиров из фильмов для девочек-подростков и сказок для самых маленьких!

Что ж… Если это вампир и мы принимаем это как факт реальности, данной нам в ощущениях, то что делать-то? Песчинки падают, думать надо быстрее. Меня озаряет, и я улыбаюсь, открывая замок. Входи, дорогой, гостем будешь. Две проблемы одним зайцем или как там было в поговорке? Когда меня выжало до грани сохранения разума и адекватности уже и не вспомнишь.

Отхожу чуть назад от двери, сжимая в одной руке часы, а в другой скапливая столь долго создаваемый заряд. Последняя песчинка упала. Время пошло.

***

Войдя в дверь, Андрей оглянулся. Темнота — хоть глаз выколи. Мог бы и включить свет в прихожей, раз уж так быстро открыл дверь, даже не спрашивая. Или на него так сильно подействовало очарование, что он побежал сразу открывать дверь теряя тапки? Тогда где он? Хорошо, что вампиры прекрасно видят в темноте. Втянув носом воздух он тут же ощутил сводящий с ума аромат крови и сразу оглянулся, увидев стоявшего в коридоре — видимо, в направлении кухни — Василия. Выглядел он осоловело, как и положено при очаровании, только в одной руке почему-то держал… песочные часы? А другую — выкинул в его сторону, издав булькающий хрип!

Воздух вышибло из легких вампира, швырнув его на что-то, очень жесткое и неприятное. Видимо, на полку с одеждой. Взвыв от боли и ярости, он вскочил было на ноги, вытягивая все сильнее клыки изо рта и когти из пальцев, но сила толкала его все дальше и дальше, кидая мимо чего-то такого, что Андрей внезапно потерял всю жажду, что почти непредставимо для голодного вампира. Нечто тащило его мимо бледных холодных — и бескровных, он сразу понял — рук. Вырастающих прямо из пола. А потолок состоял из хребтовых костей. И швырнуло его не на полку, а на груду камней, покрытых плесенью. Теперь же что-то невидимое, исходящее из руки аппетитного владельца кофейни, тащило его дальше, в проем некоего гигантского зала, внутри которого было такое, от чего рот сам распахнулся в крике и бывший Андрей, а ныне Михаил заорал так, как не орал даже в детстве, когда упал с велосипеда и сломал ногу. Потому что он даже не знал как это выглядит, настолько оно было ужасающе искаженно и состояло из разных деталей, которые он мог осознать только по одиночке, но в целом оно превращалось в рассыпающийся калейдоскоп неестественности.

Дверь в зал за ним захлопнулся, и он остался один на один с настоящим ужасом, который привалился к нему древесными щупальцами и взрезал кожу, которая у каждого вампира крепка как камень, но не в этот раз. Боль пронзила Андрея везде, и он с воплем попытался вырваться и вскочить, но склизкие твердые щупы проткнули его тело, насаживая как булавка бабочку — и по ним заскользила его кровь. Оно выпивало его! Обладатель паспорта Михаила заметался по рвущим его плоть отросткам, оставляя куски одежды и мышц на них, но не мог ничего сделать, а нечто показалось своей пастью, состоящей из глаза. Глаза, зрачок которого превращался в разверзнутую клыкастую пасть.

Дверь снова распахнулась, и раздался напряженный голос.

— Если ты хочешь… не-жить — то произнеси «клянусь быть верным слугой и никогда не предавать, иначе отправлюсь в сингулярную бездну в бездну несуществования».

Он не произнес, он прокричал. А затем все испарилось, и Андрей потерял сознание.

***

Я медленно осел на колени, заканчивая ритуал. Пока тварь отвлеклась на поедание вампира, мощь заряда выбила ее из реальности, обрушив всю её реальность, и квартира мгновенно вернулась в обычное состояние неплохо обставленной холостяцкой хаты. В которой посреди гостиной валялся мужик средних лет без сознания, без единой раны на теле, но в порванной одежде. Вампир валялся. Подойдя к нему, я опустился на колени и положил свою холодную руку на его ледяной лоб.

— Ты думал это ты ужас. Добро пожаловать в мой мир. Теперь ты будешь моим деловым партнером очень долго…

Тот приоткрыл глаза, резко закашлявшись.

— Пить…

— Ты действительно думаешь, что я держу дома человеческую кровь?

— Воды!

— Есть молоко, устроит?

Андрей медленно приподнялся на локтях.

— У меня непереносимость лактозы, так что просто воды из-под крана. А кровь… хотя бы капельку.

— Сожри кусок говядины в морозилке, там точно какая-то кровь есть. А если не устраивает, то гони в круглосуточный. Там продавщица мне никогда не нравилась, обсчитывает и хамит. Я подумаю как притушить твою жажду крови, есть некоторые ритуалы, которые снимают неестественные потребности, отработаешь скидкой на следующие поставки в кофейню. Их только к такому сказочному персонажу как ты приспособить, Миша.

— На самом деле, меня звали Андрей и я не сказочный, чего, блин, не сказать про тот фильм про Крюгера, что тут у тебя творится… Говядина не устроит. И продавщица тоже, я не маньяк.

— Меня, значит, сожрать хотел — это нормально. А продавщица — уже маньяк. Ладно, тогда терпи, а завтра придумаем что-нибудь. У меня теперь много планов. Мне пригодится деловой партнер для расширения бизнеса. Крупнейшая сеть кофеен, ага. А ты будешь единственным и надежнейшим поставщиком. Мы подомнем под себя весь бизнес, Миша. Я думаю, что это начало долгой и длинной… дружбы.

Я протянул руку, хмыкнув. Михаил, который оказался Андреем, ее пожал, поднимаясь на ноги.

— Ладно. А ты значит не менее сказочный колдун?

— Вроде того. Но я так-то человек. Почти. Как и ты, кровосос.

Тот лишь кивнул, потирая виски и направляясь на мою кухню в поисках крана с водой. Усмехнувшись, я бросил ему вслед.

— Иногда стоит доверять внезапным плетениям вероятностей и последовать им. Два зайца и все такое, как в поговорке. Теперь все будет хорошо.

С кухни донесся шум открывшейся воды в кране и невнятное бульканье, припавшего к жидкости вампира. Он явно был согласен. Ведь стать пусть и младшим, но деловым партнером колдуна — это выгодно, хотя и страшно, не так ли? Он, конечно, пока в шоке и реагирует заторможено. Днем поистерит, вечером ему найдем способ питаться энергией из рядом находящихся людей, а не живой кровью, а там вернемся к нормальному построению бизнес-империи.

***

Михаил вальяжно сидел в кресле, разглядывая остальных членов совета директоров «Кофе с Той Стороны». Генеральный Василий улыбался, мягко похлопывая ладошкой по бумагам.

— А теперь мы выйдем на международный рынок. Михаил Олегович, не желаете ли лично поучаствовать в переговорах в Вене?

Он ощетинился во все тридцать два зуба.

— О, это прекрасное предложение, Василий Романович. Самое время потрясти рынок и начать экспансию. Говорят, что там до сих пор все очень старомодно. Можно сказать, что владельцы их кофейных сетей буквально пьют кровь из своих ресурсов, сидя как на завалинке. Но мы полны энергией и прогрессивно войдем в их рынок. Им ничего не останется, как принять наши условия.

Василий рассмеялся.

— Обожаю ваши метафоры, Михаил Олегович. Они точны, как и всегда. А вы полны энергией и можете пробить нашу позицию на переговорах в Вене, у этих ретроградов, я уверен.

Члены совета директоров поддержали легкими хлопками в ладони. Все они понимали как прямой, так и скрытый контекст. В конце концов, они все были почти людьми в том или ином роде.