Слёзы неба

Яркий сентябрь вводил в заблуждение воробьёв, которые, обрадовавшись погожему дню, щебетали, воспевая вернувшееся лето. Тунель из желтеющих берёз представлялся каким-то фантастическим коридором в сказочный мир. На школьном дворе после уроков было шумно и весело. Старшеклассники ещё не настроились на учёбу после летних каникул. В такой ясный день им не хотелось сразу уходить домой и приниматься за уроки. Две девушки, ученицы одиннадцатого класса, не были исключением. Они сидели на скамье около футбольного поля и весело болтали. Их звонкие голоса наполнялись юностью и жизнерадостностью.

— Ну что ты решилась? — спросила миловидная брюнетка с кудрявыми волосами свою подругу. — Выставка уже завтра.

— Я решилась, — твёрдо ответила красивая стройная блондинка и подняла на подругу серые глаза.

— Смотри, Алина, шанс один на тысячу, — предупредила брюнетка.

— Инга, ты который раз мне уже это говоришь? Создаётся впечатление, что ты не хочешь, чтобы я осуществила задуманное.

— С чего это ты так решила? — возмутилась брюнетка.

— Не знаю, — пожала плечами Алина и распустила свои светло-русые волосы, которые мягкой волной распределились по её спине и плечам.

— Ты просто боишься, — хмыкнула Инга, — ещё бы! Такой знаменитый человек. Страшно и подойти к нему. Но мы ведь не зря купили билеты на эту выставку? Такое событие грандиозное. Подумать только, мы посетим выставку картин самого Вольдемара Шульцкого! Да ещё увидем его самого! Кроме этого ты собираешься попросить у него уроки художественного мастерства. Как жаль, что первой тебе пришла эта идея. Я бы тоже хотела брать у него уроки.

— Ты даже не решила, будешь ли поступать в Суриковский институт, — напомнила подруге Алина.

— О, да! Это крутое учебное заведение! Как там он правильно называется? Его полное название?

— Московский государственный академический институт имени В. И. Сурикова, — пояснила Алина и добавила, — при Российской академии художеств.

— Точно! При Российской академии художеств, — повторила Инга, тряхнув чёрными кудрями. — Конкурс, конечно, туда жёсткий. Но мы ведь попытаем счастье. Ты неплохо рисуешь. И я тоже. Отчего не попробовать? Завтра пойдём на выставку. У Вольдемара Шульцкого есть возможность взять ещё одного ученика. Точно попросишься к нему в ученицы? Может, мне уступишь этот шанс?

— Прости, подруга, — виновато проговорила Алина, — но мне первой эта идея в голову пришла. К тому же я точно знаю, что буду поступать в художественный институт, а ты ещё не определилась. Давай уж я воспользуюсь уникальной возможностью.

— Да пожалуйста, — небрежно отозвалась Инга. — Не очень-то и хотелось. Говорят, у этого Шульцкого скверный характер. Звёздная болезнь. Он же знаменитость мирового масштаба.

— Вот и договорились, — облегчённо вздохнула блондинка. — Значит завтра встречаемся в метро в пятнадцать часов?

— Да, — подтвердила Инга. — До встречи.

Она ушла, оставив Алину нежиться на солнце, которое уже не грело, но лаского ласкало щёки. Голубое небо собирало под свои своды стаи перелётных птиц. Они, в отличие от воробьёв, больше не верили солнцу и отлично знали, что очень скоро эти края окутает липкий, повсюду проникающий холод. Поэтому-то и пернатые создания спешили покинуть среднюю полосу России и устремились на юг.

Вечерело. Алина поднялась на восьмой этаж девятиэтажки в спальном районе Москвы. Она собиралась сделать уроки, поужинать, а потом пойти в парк писать на небольшом холсте этюды масляными красками. На этот раз её целью был закат. Девушка мечтала его захватить в плен и запечатлеть навсегда на своём холсте.

Во время ужина Алинина мама включила телевизор и сразу переключила на выпуск новостей. Алина обратила внимание на телевизор только тогда, когда журналист объявил:

— А теперь перейдём к новостям о культурной жизни столицы. Сейчас всё внимание прессы и деятелей искусства приковано к миру живописи. Как многим уже известно, завтра в государственной Третьяковской галерее состоится выставка «Слёзы неба» выдающегося нашего соотечественника, но с немецкими корнями Вольдемара Шульцкого. Его талант поистине безграничен. Живописец в свои тридцать пять лет достиг невероятного успеха в нашей стране и признания за рубежом. Как известно,Шульцкий прославился своими картинами, где он в основном изображает дождь. Вот и завтрашняя выставка посвещана этому природному явлению. Разнообразие цветовой гаммы, композиционных решений работ художника просто поражают воображение. Сейчас, дорогие телезрители, у вас есть возможность послушать что скажет сам Вольдерман о своих работах.

В кадре показался высокий плечистый мужчина с потрясающими зелёными глазами, которые, словно колдовские озёра, притягивали к себе всё внимание Алины. Художник был одет в лоснящуюся блеском чёрную рубашку, которая поражала контрастом с практически белыми волосами, ниспадавшими чуть ниже широких плеч. Шульцкий держался с достоинством, его чёрные брови широкими аккуратными дугами простирались над фантастической красоты глазами, казавшимися изумрудами.

— Господин Шульцкий, скажите, как вам удаётся создать шедевры из, казалось бы, такого обыденного явления, как дождь? — спрасил репортёр.

Вольдерман, выдержав кратковременную паузу и чуть подняв мужественный подбородок, холодно, почти высокомерно ответил:

— Истинный гений видит прекрасное в самых обычных вещах. В этом-то и состоит его гениальность. Вы думаете, что дождь— это просто вода, которая, скопившись в атмосфере, падает на землю в виде осадов. Но это не совсем так. Дождь— это слёзы неба. На одних моих работах небо плачет от радости, от счастья, на других -от безысходного отчаяния. Всё это разные оттенки настроения и цвета. Это же поэзия небес.

— Прекрасные слова, — промолвил журналист, — скажите, правда ли то, что вы набираете учеников, которые стремятся поучиться у такого выдающегося художника, как вы?

Яркие, почти алые губы художника расплылись в гордой улыбке. Они заметно выделялись на необычайно бледном лице живописца.

— У меня много учеников, — ответил Шульцкий, хоть и мои услуги по подготовке абитуариентов к поступлению в заведения с художественной направленностью стоят очень дорого. Тем не менее от них нет отбоя. У меня осталось одно вакантное место. Завтра на выставке я готов отдать его целеустремлённому начинающему художнику или художнице. Так что милости прошу на мою выставку «Слёзы неба».

— Прекрасно! — восторгался журналист. — Будем с нетерпением ждать завтрашнего дня.

— Алина, это тот самый художник, у которого ты собираешься брать уроки рисования? — спросила у девушки мама.

— Да, мам. Но не уверена, что он в качестве ученицы выберет меня. Я, конечно, попытаюсь произвести должное впечатление. Уже закачала свои работы в планшет, который возьму на выставку. Может быть, мне удасться заинтересовать его. Не знаю. С такими известными людьми мне ещё не приходилось общаться.

— Чтобы он выбрал именно тебя, нужно помимо рисунков ещё что-нибудь придумать, — посоветовала мама. — Сразу видно, он личность неординарная, таким нравятся неожиданные сюрпризы и необычные подарки.

— Ты права, мама, — согласилась Алина. — Но чтобы такое придумать? Разве можно чем-то удивить гения? Хотя, постой, постой… что если для него написать стихи?

— Стихи?

— Ну да, — с воодушевлением ответила Алина, — сочиню стихи про небо его любимое. У меня вроде бы талант не только художественный, я ещё и стихи писать могу.

— Да, дочка, ты у меня золотце, — женщина обняла дочь. — Пусть завтра всё у тебя получится.

— Спасибо, мама.

На другой день у подружек было запланировано важное мероприятие. Стояли тёплые сентябрьские деньки, те самые, когда не верится, что лето уже прошло. В пятнадцать часов Алина вышла из вагона метро, чтобы встретиться с подружкой в центре зала станции «Третьяковская». Инга уже была на месте. Но как она выглядела! Алина даже не сразу узнала подругу. Невероятно короткая юбка брюнетки плотно обтягивала её ягодицы, стройные ноги красовались в чёрных эластичных чулках в сеточку. Ультрокороткий топ красного цвета имел огромный вырез, да такой, что грудь девушки чуть ли не вываливалась из этого подобия одежды. Не уступал в вульгарности и макияж: глаза подведены чёрным, ярко-красные губы и длинющие ресницы.

— Ты почему так вырядилась? — ошарашенно спросила Алина, одетая как всегда по-скромному. На ней была юбка, прикрывавшая колени и светло-бежевая водолазка. Макияжа на лице девушки вообще не было, красота её была естественна.

— А что же ты мне предлагаешь, как лохушке, одеться? — хмыкнула Инга, презрительно оглядев наряд подружки.

— Но мы же не в публичный дом идём, — возмутилась Алина, — а на культурное мероприятие. Тебя в таком виде туда не пустят.

— Спорим, что пустят! — с задором ответила бестыжая брюнетка. — И не только пустят, но ещё и внимание всё будет принадлежать мне. Даже о картинах все забудут.

— Ты себе льстишь, — проворчала Алина, которой было немного стыдно стоять рядом с такой развязной особой.

— Вот увидишь, я права, — улыбнулась Инга и потащила девушку к выходу в город.

Девушки, выйдя из метро, направились к Большому Толмачевскому переулку, а с него уже свернули в Лаврушенский переулок, где и находится Третьяковская галерея. При входе подруги предъявили билеты. Охранник неодобрительно посмотрел на Ингу, но промолчал. В галерее было битком народа. Чтобы пройти в нужный зал, пришлось потратить кучу времени. Но это того стоило! Все полотна знаминитого Вольдермана Шульцкого были поистине великолепны. Невероятное сочетание цветов создавало истинные шедевры. Недаром этот молодой мужчина был признан гением. Алина завороженно разглядывала картины. Одна из них называлась «Слёзы неба», именно так назвали и всю выставку целиком. На полотне было написано хмурое небо. Художник использовал всевозможные оттенки серого. Но вот сквозь просвет в тучах вместе с дождём на землю льётся солнечный свет. Он, уже предчувствуя конец дождя и появление радуги, переливается яркими цветами, хотя небо ещё объято грозовыми тучами. Алина сморела и не могла отвести взгляд о этого полотна.

— Может хватит пялиться на эту мазню? — раздражённо прошептала Инга. — Не забыла, тебе надо попытаться попасть в число учениц Шульцкого.

— Да, да, — спохватилась Алина, — пойдём, поищем художника.

Но искать долго не пришось. Вольдерман, являясь звездой этого культурного события был в центре всеобщего внимания. Он постоянно раздавал автографы и отвечал на вопросы журналистов. Его внешний вид как всегда был безупречен, а манеры изысканны. На его бледном лице алели губы, скривлённые снисходительной, а иногда и высокомерной улыбкой. Зелёные изумруды глаз взирали из-под чёрных бровей. Волосы, ослепительно-белые, ниспадали на тёмно-синюю атласную рубашку. Строгие брюки того же цвета и чёрные остроносые туфли дополняли облик успешного мужчины.

— О, я не могу к нему подойти, пробормотала Алина. — Он сожрёт меня одним своим насмешливым взглядом.

— Пойдём в уборную сначала, — посоветовала брюнетка. — Приведёшь себя в порядок, умоешься и вперёд! Покорять Шульцкого.

Алина послушала совета подруги, и девушки спустились в уборную. После того, как Алина умылась и поправила причёску, она ещё оставалась стоять у зеркала, придирчиво осматривая своё отражение. Инга стояла рядом. Вдруг брюнетка открыла кран, подставила руки под струю холодной воды и, набрав целые ладони жидкости, плеснула ею в Алину. Та отпрянула и вскрикнула от неожиданности. Тёмное мокрое пятно расползлось по её груди.

— Ты чего творишь? — недоумевала она.

— Устраняю конкурентку, — без зазрения совести заявила Инга. — Это я подойду к Шульцкому и, повертев перед ним хвостом, попаду в число его учениц.

— Но зачем тебе? Тыдаже не знаешь, хочешь ли быть художником и будешь ли поступать!

— Ты и в самом деле дура, — усмехнулась Инга. — Зачем мне куда-то поступать, если у меня такая внешность? Прыгну в постель к этому богачу, и карьера мне обеспечена и без нудной учёбы.

Сказав это, Инга стремительно покинула уборную и, расталкивая окружающих, пробилась к самому центру событий. Вольдерман Шульцкий вскинул на неё взгляд своих волшебных глаз и улыбнулся. Но улыбка эта скорее была насмешливой, чем похотливой. Как будто он уже видел всё это сто раз и ему порядком надоели приставучие дамочки. Избалованный дамским вниманием, художник выжидал что же скажет ему Инга.

Инга самоуверенно улыбнулась ему и произнесла:

— Вольдерман Шульцкий, позвольте мне выразить восхищение вашими работами и вами. Я уверена, что вы непревзайдённый гений. Позвольте же мне обучаться у вас искусству.

— Мои услуги очень недёшевы, — степенно ответил художник.

— Я готова на любые условия, — ответила многозначительно Инга и сладострастно улыбнулась.

Алина в это время тоже вышла из уборной. Вид у неё был жалкий. Промокла не только одежда, но и лицо от слёз стало мокрым. Неожиданно ею овладела злость. Поступок Инги её просто взбесил. Как можно быть такой подлой?

Инга продолжала вертеться вокруг Шульцкого, вынуждая его дать ответ, берёт ли он её в учиницы. Она была уверенна в неоторазимости и соблазнительности своего внешнего вида и верила в успех. Но Вольдерман лишь с досадой поджал губы. Ему быстро наскучил глупый и льстивый галдёж вульгарной девицы и он отвернулся от неё, не соизволив учтиво попрощаться или дать понять, что предложение отклонено. Инга растерянно хлопала размалёванными веками и не могла понять, почему её уловка не сработала. Алина, ставшая свидетельницей этой сцены, вдруг, сама от себя не ожидая, громко сказала:

— Господин Шульцкий! Позвольте мне стать вашей ученицей!

Вольдерман обернулся и увидел перед собой заплаканную девушку в мокрой водолазке и скромной юбке. Он удивлённо вскинул бровь.

— Позвольте представиться, — улыбнулась ему Алина, подавив в себе недавнее огорчение, вызванное поступком подруги. — Меня зовут Алина Злотарёва. Я учусь в одиннадцатом классе, а после школы мечтаю поступить в Суриковский институт. Ваши уроки были бы для меня полезны.

Вольдерман цокнул языком и как-то неопределённо пожал плечами.

— У меня уже достаточно учеников, — сказал мастер голосом, бархатным и твёрдым одновременно. — Я подумаю на досуге.

Он собирался уйти, но девушка остановила его.

— Подождите, — попросила она, — знаю, шансы мои невелики. Знаете, я приготовила для вас подарок.

— В самом деле, — продолжал удивляться художник.

— Да, — дрожа от волнения ответила Алина, — я сочинила для вас стихотворение. Прошу вас прослушайте его, ведь, скорее всего, мы с вами больше не увидимся и у меня не будет другой возможности преподнести вам этот дар.

— Что ж, послушаем, — сверля девушку глазами, ответил Вольдерман.

Алина, глубоко вздохнув и глядя на прекрасные картины, начала декларировать стихи:

Небо слёзы льёт,

 И ничего поделать нельзя,

 Всё оттого, что морозы

 Сковали людские сердца.

 И безутешно туча

 Рыдает навзрыд,

 Всё оттого,

 Что закон любви позабыт.

 Но дождь не вечен

 И не вечна тьма

 Для тех, кто весел,

 Для тех, кто не забыл добра.

 Я позабуду

 Горести ушедших дней,

 И точно буду

 Стараться стать добрей.

 И небо вдруг слёзы

 Лить перестанет,

 И сгинут морозы,

 Пора любви настанет.

Алина замолчала. Её трясло от волнения. Отовсюду послышались аплодисменты. Вольдерман вновь поджал губы, на этот раз размышляя о чём-то. Потом он улыбнулся Алине, протянул ей свою визитку и сказал:

— Поздравляю, Алина Злотарёва, вы только что стали моей ученицей. Завтра явитесь в восемь утра со всеми художественными принадлежностями по адресу, указанному на визитке. Мольберт можете не брать, у меня есть. Не забудьте захватить две тысячи рублей, столько стоит одно занятие. Не опаздывать.

— Спасибо! Спасибо, господин Шульцкий! — просияла девушка.

Инга, присутствующая при этом диалоге, психанула и ушла, не дождавшись Алину и, естественно, не извинившись перед ней. Вольдерман тоже удалился. Алина вне себя от счастья помчалась домой готовиться к завтрашнему дню.

На другой день Алина проснуласьдо восхода. Она ещё целый час могла нежиться в кровати, но от волнения девушка не могла сомкнуть глаз. Ещё с вечера ею было приготовлено всё необходимое для урока пейзажной живописи, но всё же она перепроверила свою готовность ещё раз. А потом ещё. И ещё. После этого Алина пошла на кухню. Мама ещё не вставала, поэтому завтрак был не готов. Девушка достала из холодильника яйца и приготовила омлет себе и маме. После того, как блюдо было уничтожено, Алина взяла телефон, вошла в интернет и очередной раз посмотрела информацию, как ей проехать в коттеджный посёлок в ближнем Подмосковье. Именно там располагалось жилище известного художника. Девушка взглянула на часы и поняла, что скоро надо будет выходить из дома. Она надела удобные джинсы, серую водолазку и безрукавку. Было ещё тепло, сентябрь одаривал людей последним теплом. Алина взяла увесистую сумку, перекинула её через плечо и вышла из квартиры, предварительно оставив маме записку, что она поехала на занятие, как и было обговорено.

Автобус мчал девушку через МКАД. Было раннее утро и пробки ещё не успели превратиться в серьёзную проблему для водителей и их пассажиров. За окном проносились всё те же многоэтажные махины, казавшиеся в рассветной дымке серыми скалами. Потом вдоль дороги потянулись поля и перелески. Наконец автобус затормозил возле остановки « Коттеджный посёлок». Алина вышла из автобуса и стала изучать указатели. Одна из табличек гласила: «Добро пожаловать в посёлок «Волшебная сказка». Девушка пошла по направлению, указанному на табличке. Она миновала небольшую тополиную аллею и внезапно перед ней открылась удивительная панорама. Где-то вдалеке, отражая зарю, блестела река. Ещё дальше расстилались поля и луга, за ними чернел еловый лес, а на переднем плане виднелись трёхэтажные коттеджи. Каждый из них был шедевром современной архитектуры. Вот уж, действительно, сказка! Здания походили на древние замки, стилизованы они были под готику. Алина в восхищении замерла, разглядывая всевозможные шпили, стрельчатые арки и узкие вертикальные окна. Стены зданий были отделаны искусственным камнем, имитирующим старинное покрытие. От окружающего мира посёлок огораживал ажурный забор. Его чугунные решётки походили на стебли вьющихся растений. На проходной охранник потребовал предъявить паспорт, что девушка незамедлительно сделала. Её пропустили на территорию, указав нужный дом. Алина, робея, замедлила шаг. Она проходила мимо великолепных статуй, изображавших мифических чудовищ. Приблизившись к нужному дому, девушка замерла, обозревая трёхэтажный коттедж, крышу которого венчал вытянутый шпиль. Стены здания были тёмно-серого цвета, в одном из стрельчатых окон горел свет, хотя уже рассвело. К входной двери вела каменная лестница, обрамлённая с двух сторон кустами парковых роз. Тёмно-красные цветы то тут, то там яркими пятнами красовались на фоне желтеющих листьев. Поднявшись по ступеням, девушка нажала на кнопку электрического звонка. Послышалась мелодичная музыка. Дверь открыл пожилой человек, одетый в какой-то исторический костюм. Алина не знала, к какой эпохе принадлежит это одеяние, но восхитилась обилием кружев и сверкающих деталей. Мужчина учтиво поклонился и спросил:

— Извольте назвать ваше имя, милая леди.

— Я Алина Злотарёва, — представилась девушка, смутившаяся от такого пафасного обращения.

— Господин Шульцкий ждёт вас. Прошу.

Мужчина проводил девушку в гостиную, от интерьера которой захватывало дух. Несмотря на полумрак, помещение выглядело очень уютно благодаря обилию пёстрых ковров. Они были везде: на полу и на стенах. У Алины глаза разбегались, она стояла и не шевелилась, боясь осквернить такое великолепие.

— Прошу садиться, — предложил ей мужчина, указав на шикарный кожанный диван, отделанный золотой тесьмой. Надо сказать, что интерьер был выполнен в чёрно-красной гамме с присутствием золотистых элементов. Обстановка выглядела шикарно и торжественно. Алина заметила напротив дивана камин, но он не горел. Она присела на краешек дивана. Не привыкшая к такой богатой обстановке, девушка чувствовала себя скованно и немного побаивалась появления хозяина коттеджа.

Посредине гостиной, больше походившей на зал, вверх вздымалась винтовая лестница с металлическими перилами. Её лакированные ступени поблескивали, освещённые редкими лучами, прорывавшимися в помещение сквозь полуоткрытые шторы, выполненные из бархата рубинового цвета. На лестнице послышались шаги. Мерные и чёткие. Их звук дробил тишину. Наконец Алина увидела и самого хозяина, спускавшегося со второго этажа. Вольдерман был как всегда напыщенно-элегантен. Утренний наряд его не уступал в изысканности тому костюму, в котором он красовался перед публикой накануне вечером. Шёлковая белоснежная рубашка с кружевными манжетами и таким же воротом напоминала одеяние знати былых времён. Безукоризненно чёрные брюки создавали в дуэте с рубашкой чёткий контраст. Почти белые волосы, зачёсанные назад, казались продолжением черезвычайно бледного лица с острыми чертами.

— Приветствую вас, дорогая голубка, — мягким, но одновременно мужественным голосом произнёс Вольдерман и растянул в улыбке свои ярко-красные губы, выглядевшие немного хищно и пугающе.

— Доброе утро, господин Шульцкий, — подскочила с дивана Алина и начала заикаться от волнения. — Я поспешила сегодня к вам и, надеюсь, не разочарую вас.

— Что ж, мы это выясним на занятии, — степенно отозвался Вольдерман. — Не желаете ли чашечку кофе?

— Благодарю вас, но я уже завтракала. Хочу как можно скорее приступить к занятиям.

— Тогда прошу вас следовать за мной, милая барышня, — Вольдерман сделал приглашающий жест рукой, — Егор Иванович, — обратился он к пожилому человеку, открывшему дверь, — будьте так добры, донесите вещи Алины до моего парка.

— Слушаюсь, сударь, — ответил с поклоном Егор Иванович и взял у девушки её сумку.

Шульцкий повёл Алину во внутренний двор своего коттеджа. Там был разбит его собственный парк. Коттедж стоял на возвышении, забора по одной стороне участка не было. Вместо него красовалась живая изгородь из аккуратно постриженных кустов. После этой ограды начинался крутой откос. Прямо за ним текла река. Таким образом из парка открывалась удивительная панорама с видом на подмосковные поля и леса. Мечта живописца. Оказалось, что в парке много скамеек и установлены мольберты. Вольдерман указал Алине на один из них.

— Вот ваше рабочее место на сегодня, — сказал он. — Итак, располагайтесь. Достаньте свои краски и кисти, а я оценю их качество.

Алина повиновалась. Достав краски и кисти, она начала готовиться к работе.

 Вольдерман взял полуизрасходованный тюбик масляной голубой краски и стал придирчиво его осматривать. Неожиданно он выбросил этот тюбик в стоящую неподалёку урну. Алина растерялась, не зная, как реагировать на такое действие. Вольдерман продолжал брать её краски и выкидывать тюбики один за другим.

— Ваши краски никуда не годятся,— строго сказал он. — Эта фирма по их производству давно дисквалифицировала себя, выпуская откровенно некачественный товар.

— Но у меня хватило денег только на такие материалы… — оторопела девушка.

— Запомните, барышня, если вы хотите стать мастером, то должны пользоваться лишь самым лучшим. Мастер — это гениальный художник, а у гения должны быть лучшие краски, лучшие кисти, лучший холст и в конце концов лучшие картины! Только лучшее, бырышня, только лучшее! Чтобы я не видел больше у вас этих дешёвых красок! Вам ясно?

— Да… но… как же я буду теперь рисовать? Вы викинули все мои краски…

— Следующий урок, деточка, заключается в том, чтобы вы никогда не позволяли собой манипулировать! Вы сейчас должны были меня остановить, когда я столь бесцеремонно обошёлся с вашеми вещами!

— Но я… я же не…

— Вы растерялись, ясное дело, — буркнул Вольдерман, — однако если вы хотите стать мастером, вы должны усвоить ещё одну вещь: только мастер знает какие материалы помогут создать ему шедевр. Он должен прислушиваться только к своей интуиции и опираться исключительно на свой опыт. Если вы привыкли рисовать этими красками, то должны были их сейчас защитить, не позволить мне отправить их в мусорку.

Алина окончательно растерялась.

— Понимаю, вы шокированы моим поведением, но, прошу заметить, вы сами позволили мне так себя вести с вами. Итак, что делать? Вы должны придумать как выйти из сложившейся неловкой ситуации. Вам необходимо рисовать, красок нет. Что вы намерены предпринять?

— Ну…я наверное достану краски из мусорки….

— О, нет! Нет! И нет! — воскрикнул художник. — Ни в коем случае! Мастер никогда не должен так унижаться!

— Так что же мне делать? — начала раздрожаться Алина.

— Вы должны потребовать у того негодяя, что причинил вред вашему имуществу , возместить вам ущерб.

— То есть я должна требовать с вас компинсацию? — неуверенно предположила девушка.

— Не просто компиенсацию, — отозвался художник, — вы должны потребовать, чтобы я предоставил вам лучшие материалы. Лучшие! Требуйте. Я жду!

— Не могли бы вы… — начала неуверенно мямлить Алина.

— Стоп! — прервал её Шульцкий. — Никуда не годится! Требовать — это не клянчить, запомните! Представьте, если бы я так унижался? Это немыслимо.

— Вы испортили мои краски, не могли бы вы возместить мне ущерб… — сделала ещё одну попытку ученица.

— Опять не то! — прервал её Вольдерман. — Жёстче! Вы должны разговаривать жёстче! И быть жёстче. Только так сможете получить признание, вырвать его у толпы.

Алина задумалась, но потом более твёрдым голосом произнесла:

— Господин Шульцский, вы изволили выкинуть мои краски в мусорку. Теперь я требую возмещения ущерба!

— О, так уже лучше, — одобрил Вольдерман и крикнул, — Егор Иванович!

Старик, оказалось, был поблизости. Видимо, его скрывала листва, и Алина не заметила, что он присутствует при этой странной сцене.

— Слушаю вас, сударь, — с готовностью отозвался он.

— Принесите бырышне краски, достойные мастера.

— Слушаюсь, — повторил старик и с поклоном и удалился.

— Вы же, Алина, возьмите карандаши и приступайте к работе. Сделайте наброски. Вам, кстати, нравится эта панорама? Правда, она великолепна?

— Вы правы, — согласилась девушка, которая продолжала недоумевать по поводу экстравагантного поведения своего учителя.

 Девушка приступила к работе. Она наметила линию горизонта, основные объекты, обозначила лес и реку. Вольдерман расхаживал по каменной дорожке между пожелтевшими клёнами и что-то бормотал себе под нос.

Спустя несколько минут появился Егор Иванович и протянул девушке краски. Алина так и ахнула. Это были краски очень дорогие, той фирмы, чьей продукцией пользуются успешные живописцы.

— Это… это же… — девушка совсем сконфузилась.

— Берите Алина, — повелительным тоном сказал Вольдерман. — Я мастер и я лучший. А раз я лучший, мои ученики должны быть лучшими и пользоваться лучшим!

— Да, тщеславия вам не занимать, — осмелилась заметить ученица.

— Вы правы, барышня, — самодовольно отозвался художник. — Тщеславие— спутница успеха. Поэтому начинайте запасаться им уже сейчас.

 Алина ничего не ответила и продолжала трудиться. Она приступила к работе красками. Девушка волновалась, так как Шульцский постоянно проходил у неё за спиной, иногда останавливаясь. Он не говорил ни слова, не давал подсказок или каких-то советов. Формат холста был небольшим, как раз для написания тренировочных этюдов, и девушка через полчаса уже закончила работу. Она вопросительно взглянула на учителя. Вольдерман пристально посмотрел на работу. В какой-то момент его зелёные глаза вспыхнули особенным блеском. Внезапно он схватил работу Алины и принялся мять её тонкими, но удивительно сильными пальцами. Девушка ошарашенно смотрела на него. Её шокировало не только то, что её работу так бесцеремонно уничтожили, но и то, что этот человек смог смять холст, наклеенный на твёрдую основу, так, словно это тетрадный лист. Её обида смешалась с удивлением.

— Никуда не годится! — заявил Шульцкий, выкинув то, что осталось от этюда в урну. — Вы пишете, как среднестатистический художник! Не то, ни сё. Так себе искусство.

 На глазах Алины появились слёзы. Она глотала ком воздуха, застрявший у неё в горле. Между тем Вольдерман закрепил на мольберте чистый холст и приказал:

— Приступайте к работе вновь!

 Но Алина не собиралась больше терпеть подобные выходки, она уже пожалела, что вообще решила брать уроки у Шульцкого. Девушка стала собирать свои вещи.

— Я, по-моему, достаточно чётко выразился, — злобно проговорил Вольдерман. — Приступайте к работе вновь!

— Прошу прощения, господин Шульцкий, — холодно отозвалась Алина, — я, видно, не достаточно хорошо рисую, чтобы быть вашей ученицей. Ведь у мастера должны быть лучшие ученики. Увы, это не про меня. Всего хорошего.

Она собиралась уйти, как вдруг почувствовала крепкую хватку на своём запястье. В недоумении девушка взглянула на художника, тот держал её за руку и не думал отпускать.

— Вы не знаете одного, милая барышня, — прошипел Вольдерман, — настоящие мастера должны сами сделать своих учеников лучшими. Именно этим я намерен с вами заняться! Немедленно прекратите вашу истерику и вернитесь к мольберту!

Говорил он так резко и в голосе его было столько угрозы, что Алина не посмела спорить. Она вернулась к мольберту и сперва начала работать карандашом. Когда же дело дошло до красок, Вольдерман остановил её.

— Минуточку внимания, Алина, — обратился он к ученице на удивление мягким голосом,— скажите, вы в какой гамме собираетесь писать небо?

— В серо-голубой, — неуверенно отозвалась девушка.

— А почему? — поинтересовался Шульцкий.

— Ну… я так вижу… Сегодня облачно. На небе облака сероватых оттенков. Между ними просвет, в который видно кусочек голубого неба…

— Это всё не то! — оборвал её Вольдерман. — Это надоевшие всем шаблоны! Пошлость, одним словом. Серое, голубое… Всё это видит обыватель, но не художник. Это же небо! Понимаете? Небо! Там Бог живёт! Оно не может быть обыкновенным! Мысленно поднимитесь над облаками, посмотрите на них сверху. Представьте, как пробивается сквозь них тонкий солнечный луч, как он золотит ватную поверхность туч. Серый цвет сливается с солнечным золотом. А голубое небо… разве оно голубое? В нём отражаются миллионы озёр, рек, луж. В нём живут океаны! И вот на голубом фоне появляются микроскопические разноцветные крапинки. Это отражения сотен миров. Экспериментируйте с цветом, с формой, с содержанием. Смелее! Позвольте вашим глазам увидеть то, что они хотят увидеть, а не то, что видят миллионы других глаз.

Алина ощутила, как её сердце восторженно забилось. Она почувствовала, что Шульцкий прав: в каждом объекте, в каждом явлении необходимо найти что-то особенное, скрытое ото всех. И эту особенность художник должен донесьти до публики. Девушка стала детально рассматривать открывшейся перед ней пейзаж. Она интуитивно улавливала то, чего не могли видеть глаза и выражала это с каждым нанесённым на холст мазком. Когда работа была закончена, Алина посмотрела на получившуюся картину. И она была прекрасна! Серое небо местами оделось в золото солнечных лучей. Река не просто вилась, подобно атласной ленте, она переливалась сверкающими бликами, словно улавливая и впитывая в себя редкие лучики солнца. Еловый лес на заднем плане не казался однообразной копией натуры. Он заключал в себя всевозможные оттенки, даже те, которые только предполагались.

— Поздравляю, — снисходительно произнёс Вольдерман, — это удачный этюд. Сегодня вы научились многому, милая барышня. Но впереди ещё много работы. Кстати, краски забирите себе. И не думайте возражать. Это за моральный ущерб, нанесённый вам моим методом преподавания.А сейчас я всё-таки настаиваю на чашечке кофе.

Алина на этот раз согласилась. В просторной гостиной уже полыхал камин. Его свет мягко лился в окружающее пространство. Только сейчас девушка заметила, что на тёмных стенах висят самые настоящие охотничьи трофеи. Над камином закреплена была голова медведя. На противоположной стене— головы лося, кабана и оленя. Так же на стенах располагалось в большом количестве оружие: пистолеты, ружья, сабли. Их внешний вид говорил о том, что эти предметы пренадлежали к ушедшим эпохам.

— У вас тут прямо музей какой-то, — заметила Алина, сидя на кожаном диване и попивая кофе из изящной фарфоровой чашки.

— О, это моя коллекция оружия. Ведь я ценю не только живопись.

— А эти животные? Вы сами их убили? — поинтересовалась девушка.

— Да. Это мои трофеи. Знаете ли, раньше охота была развлечением для высших слоёв общества. Вот я и развлекался.

— Раньше? — переспросила девушка.

— Пару веков назал, — уточнил Вольдерман.

— Но вы упоминули про себя. Вы же тогда не жили.

Шульцкий вдруг сделался мрачным. Красивые чёрные брови его встретились на бледном лбу. Он с досадой поджал губы и нехотя ответил:

— Разумеется, я тогда не жил… но мне свойственен тот дух, что царил во времена дворянства… впрочем вам пора. Скоро ко мне придёт следующий ученик. С вами же я готов встретится в следующее воскресение. И вот вам задание: пишите каждый день по этюду, договорились?

— Хорошо, — ответила Алина и достала из кошелька купюры. — Вот ваши деньги,

что я вам должна за сегодняшнее занятие.

— Деньги передайте Егору Ивановичу, когда будете уходить, — поморщился Вольдерман, — а сейчас прошу извинить меня, мне необходимо удалиться.

Он резко встал, чуть поклонился и поднялся по винтовой лестнице на второй этаж. Алина тоже не стала засиживаться. Она, прихватив сумку, направилась к выходу.

 Егор Иванович открыл дверь. Алина отдала ему плату за урок и, попрощавшись, покинула жидище экстравагантного художника. В голове у неё роились десятки мыслей. Она никак не могла сформулировать своё отношение к этому странному, дерзкому, но, вместе с тем, гениальному человеку.

Вечером Алина решила отдохнуть перед новой учебной неделей. Усевшись на диване, старшеклассница включила телевизор. Как раз на программе «Культура» шла передача про известных художников. Только Алина начала вникать в суть информационного потока, как её мобильник требовательно заверещал. Она посмотрела на дисплей и недовольно поморщилась. Звонила Инга.

— Алло, — неприветливо пробурчала Алина.

— Привет, — голос Инги был непринуждённым, как будто накануне ничего не случилось, — может, расскажешь как провела время у художника, раз уж тебе посчастливилось больше, чем мне?

Алина, зная свою подругу, понимала, что той гордость не позваляет попросить прощения за выходку в туалете. Но Инга, движемая жгучим любопытством, преодалела досаду, возникшую из-за того, что Вольдерман её отверг. Вместо яркой и раскрепащённой красотки он выбрал эту серую мышку. Но это ещё больше разжигало в Инге любопытство, ведь Вольдерман поступил совсем не так, как поступил бы на его месте любой другой мужчина, добившийся признания и славы.

— Знаешь, Инга, господин Шульцкий очень оригинальный человек. И странный.

— Расскажи! Расскажи! — взвизгнула Инга от нетерпения.

 Алина бесхитросно рассказала кокетке все подробности своего пребывания в доме художника, начиная от интерьера величественного коттеджа и заканчивая поведением знаменитости во время занятия. Она уже перестала обижаться на Ингу, и они болтали, как ни в чём ни бывало. Проговорив по телефону битый час, Алина обнаружила, что интересующая её передача закончилась. Она попрощалась с Ингой и принялась переключать каналы.

— Не переключай, пожалуйста, дочка,— услышала она голос вошедшего в комнату отца. — Я хочу посмотреть новости.

— Хорошо, папочка, — не стала спорить Алина и остановилась на выпуске новостей. Девушка уже хотела уйти, как вдруг она услышала знакомое название. Репортёр изливал на зрителей пугающую информацию:

— Тревожная новость пришла к нам из ближнего Подмосковья. Недалеко от коттеджного посёлка «Волшебная сказка» два часа назад был обнаружен труп молодой девушки. Тело нашёл сотрудник местной природоохранной службы. Следствием возбуждено уголовное дело. На данный момент известно лишь то, что жертва полностью обескровлена. На шее и запястьях имеются небольшие ранки. Скорее всего девушка стала жертвой адептов какого-нибудь сатанинского культа.

— Ничего себе! — сказал папа. — Совсем уже мир рехнулся.

— А для тебя это новость, пап? — проговорила Алина и выразительно посмотрела на отца. — Я сегодня там была. Брала уроки живописи.

— Да, да, я помню, — закивал мужчина, — поедешь ещё туда?

— Да, мы с господином Шульцким условились встретиться в следующее воскресение.

— Будь осторожна, дочка, — попросил Алину отец.

— Хорошо.

Учебная неделя пронеслась, как стремительный ветерок. В субботу Алина выполняла домашние задания, зная, что в воскресение у неё не будет на это времени. Вечером она, как и в прошлый раз, приготовила всё необходимое для занятий живописью. Ночь прошла благополучно, подарив крепкий и здоровый сон.

Утром, когда ещё солнце не озарило мир приветливыми лучами, Алина, позавтракав, вышла из дома. Светлело теперь позже, и это было заметно, хотя прошла всего неделя. Алина села на нужный автобус. Автобус был пустой. Почти пустой. У задней двери стоял высокий человек в длинном чёрном плаще. Лицо его скрывал капюшон. Обут незнакомец был в высокие чёрные сапоги с угрожающими шипами. Алине стало неуютно. Она вспомнила о выпуске новостей про обнаруженный в этих местах труп обескровленной девушки. К счастью человек вышел на одну остановку раньше. Алина удивилась, заметив, что незнакомец углубился в заросли, всё ещё окутанные сумраком.

— Коттеджный посёлок, — объявил водитель.

Девушка вышла и устремилась по знакомой дороге, ведущей сквозь тополиную аллею. Казалось, что сумерки не хотели уползать из этого места. Алина ускорила шаг, чтобы быстрее оказаться среди людей. Ей было неприятно идти одной в полутьме, к тому же по земле клубился серый туман, скравающий дорогу. Видимость оставляла желать лучшего. Алина видела максимум на десять метров вперёд, туман мешал разглядеть весь путь целиком. В прошлый раз в ясную погоду идти здесь было куда веселее. Сейчас же даже деревья казались зловещими, не говоря уже о воронах, которые сидели на нижних ветвях и разлядывали старшеклассницу. Внезапно даже эти наглые птицы чего-то испугались. Алина вздрогнула от резкого и тревожного карканья. Вороньё встрепенулось и поднялось в серое небо, изрядно напугав своим криком юную художницу. Алина задрожала. Капельки пота выступили у неё на лбу, ноги отяжелели. Когда птичьи крики смолкли, наступила не менее пугающая тишина.Алина, преодалевая страх, продолжила путь по дороге. Она не прошла и десяти шагов, как увидела, что впереди на дороге что-то лежит. Туман застилал предмет, позволяя разглядеть лишь его контуры. Девушка замедлила шаг, но всё-таки продолжала движение. Подойдя ближе, она обнаружила лежащую на обочине собаку. Та, по всей видимости, была мертва. Шерсть свалялась в грязи, глаза остекленевшими пустышками смотрели в небо.

— Бедняжка, — вздохнула Алина, — должно быть, тебя переехала машина и ты потратила последние силы на то, чтобы доползти сюда и умереть среди этих тополей на радость воронам.

Она любила животных и печалилась, когда кто-то из братьев наших меньших умирал, тем более не от старости. Девушка хотела прикрыть собаке глаза, как это делают с умершими людьми. Она протянула руку к морде несчастного животного, но тут же отдёрнула руку, увидев нечто пугающее. Приглядевшись как следует, девушка убедилась, что ей не показалось, на шее животного зияли две ранки, как от укуса какого-нибудь крупного хищника. Ей опять вспомнился репортаж недельной давности. У погибшей девушки тоже были на теле ранки от укусов. Следом за этим воспоминанием пришло другое, о человеке в чёрном плаще. Алину вновь проняла дрожь. Она поспешила продолжить свой путь в коттеджный посёлок. Однако, пройдя метров сто, она в ужасе обнаружила, что забыла сумку возле погибшего животного. Колени её задрожали. Девушка остановилась в нерешительности, не зная, что делать. Наконец она решила, что необходимо вернуться за сумкой, ведь без неё урока живописи не состоится. Просить материалы у Вольдермана ей не хотелось, учитывая его непростой характер. Алина медленно возращалась назад. Туман и не думал расползаться, хотя солнце уже окончательно прогнало тьму. Девушка обрадовалась, увидев свою сумку и кинулась к находке, но вдруг остановилась, потрясённо взирая на пустую дорогу. Сумка стояла там, где она её оставила, только трупа собаки не было! Алина почувствовала, как сердце интенсивно затрепыхалось, а саму её бросило в жар. Прошло ещё несколько мгновений, и девушка чуть не потеряла сознание от испуга, когда в ближайших зарослях хрустнула ветка. Ветви зашевелились и на дороге показался тёмный человеческий силуэт, зловеще движущийся в клочьях тумана. Она вскрикнула и, заставив своё тело двигаться, побежала в сторону посёлка, бросив сумку на произвол судьбы. Незнакомец бросился следом. Старшеклассница обернулась лишь один раз, чтобы увидеть, как пугающе быстро сокращается расстояние между ей и её преследователем, лицо которого скрывал капюшон. Она рванула что было сил, но споткнулась и повалилась на землю. Время, казалось, замедлило свой ход. Алина лежала на животе, не смея оглянуться. Напряжение достигло своего апогея, и девушка разрыдалась.

— Что же вы такая нервная, барышня? — услышала она знакомый бархатистый, почти обволакивающий сознание, голос. — Я устал гнаться за вами, да ещё и вашу сумку пришлось прихватить. А ведь настоящий мастер должен владеть своими эмоциями и оставаться хладнокровным при любых обстоятельствах.

Алина обернулась. Перед ней стоял, склонившись, Вольдерман Шульцкий и протягивал ей руку. Девушка беглым взглядом окинула его, заметив, что художник одет в чёрный кожаный плащ, а капюшон откинут. Она обратила внимание на ботинки своего преподавателя. Шипов на них не было.

— Вы будете продолжать валяться на земле и пялиться на меня так, словно я чудище лесное? — с лёгким раздражением произнёс художник. — Давайте вашу руку. Смотрите, вы запачкались вся.

— Где собака? — пролепетала Алина, продолжая недоверчиво разглядывать Вольдермана.

— Извольте, барышня, какая ещё собака? — не понял Вольдерман.

— Тут лежал труп собаки! — взволнованно объяснила девушка.

— Помилуйте, дорогая Алина, я решительно не понимаю о чём речь… Дайте уже в конце концов вашу руку.

Алина обхватила своей рукой руку Вольдермана , и он помог ей встать на ноги.

— Вы то что здесь делаете, господин Шульцкий? — подозритнельно прищурившись, спросила Алина.

— Я вас пошёл встречать, — невозмутимо ответил ей художник. — Если вы ещё не осведомлены, я вам сообщаю, у нас тут убийства странные произошли…

— Убийства? — удивилась девушка, — в новостях говорили лишь об одной погибшей девушке.

Вольдерман на секунду растерялся, но потом лицо его приняло обыкновенное надменное выражение.

— Вы правы, сударыня, — промолвил он, — конечно же это был единичный инцидент. Но всё же я решил, раз преступник не пойман, вам опасно идти одной по этой пустынной аллее. Мало ли что. Вот и пошёл вас встречать. Хотел дозвониться до вас, да вы трубку не берёте. Не хочу же я, чтобы с моей ученицей случилось нечто ужасное. Однако же мы с вами заболтались. Время -то идёт. Я не люблю выбиваться из графика, поэтому поспешим в мой коттедж. Там вы приведёте себя в порядок, и мы приступим к занятиям.

У Вольдермана дома Алина напилась чая и немного оправилась от испуга. Она приступила к живописи уже полностью успокоившись. На этот раз художник не придирался и не выкидывал никакие фокусы. Он явно был чем-то озабочен и погрузился в раздумия. День пролетел, как одно мгновение.

— Что ж, сегодня уже лучше, — снисходительно улыбнулся Шульцкий, рассматривая законченный этюд, — вы делаете успехи, голубушка. Прошу вас на неделе не забывать подходить к мольберту. В следующее воскресение принесёте мне то, что напишете за прошедшие дни. И в следующий раз мы, пожалуй, потренируемся рисовать с натуры. Человека.

— Хорошо, — проговорила Алина.

В дверь позвонили. Вольдерман посмотрел на часы.

— Мы с вами задержались, — сказал он, — ко мне пришёл уже следующий ученик.

Алина видела, как Егор Иванович впустил в здание какого-то молодого человека. Он был невероятно толстым и неуклюжим. Попрощавшись с учителем и вручив Егору Ивановичу деньги за занятие, Алина поспешила на автобусную остановку. Девушка ускорила шаг, когда вступила под раскидистые ветви тополей. Внезапно она услышала за спиной торопливые шаги. Дорога только что свернула, девушка не видела, кто к ней приближается. Она успела уже порядком испугаться, когда из-за поворота показался запыхавшийся Егор Иванович.

— Алина… — пропыхтел он, переводя дух, — подождите…Господин Шульцкий велел мне вас проводить и проследить за тем, что вы благополучно сели в автобус.

— Благодарю за заботу, — удивлённо проговорила старшеклассница, — но я, думаю, если мы с вами встретим преступников, то…

— Не встретим, — прервал её старик, — эти преступники появляются лишь ночью и в сумерках.

— Тогда зачем меня провожать? — продолжала недоумевать девушка.

— А это чтоб ему спокойнее было, — объяснил Егор Иванович, — волнуется ведь за вас.

— За меня?

— Ну да, он хочет быть уверенным в вашей безопасности. Но не стоит здесь стоять и болтать, автобус чего доброго пропустите.

Мужчина взял Алину под руку, и только тут она обратила внимание, что он сжимает в руке металлическую трость.

— Вам же тяжело, наверное, на большие расстояния ходить, — промолвила она.

— Да чепуха, — махнул рукой Егор Иванович, — трость мне нужна больше для солидности, чем для опоры.

Они шли по аллее, и Алина обнаружила, что старичок передвигается достаточно бодренько. И тростью-то особо не пользуется.

Вскоре показалась автобусная остановка. Алина со своим провожатым дождалась транспорта. Садясь в автобус, она поблагодарила Егора Ивановича за любезность и уехала. Старик постоял какое-то время на обочине, вертя задумчиво свою трость. Он не видел, как из-за кустов на него устремился злобный взгляд. Егор Иванович зашагал обратно по тополиной аллее, а за спиной у него промелькнула фигура человека в чёрном плаще и с накинутым на лицо капюшоном. Промелькнула и исчезла в чаще.

На следующее утро Алина встала как обычно рано, ведь ей нужно было идти в школу. Отец тоже рано вставал, его дежурство в больнице начиналось рано утром. Мужчина заварил себе кофе и включил телевизор, неизменный спутник его досуга. Выбор пал на программу новостей. Алина почему-то не хотела слушать новости, но пришлось. И отец, и дочь замерли и уставились на экран, когда на нём появились кадры из подмосковья, а журналист сообщил пугающую новость:

— В районе жилого комплекса «Волшебная сказка» вновь обнаружен труп! На этот раз это молодой мужчина. Следствие подозревает, что это пропавший накануне житель подмосковья Лёвушкин Иван. Парень отправился в лес за грибами и не вернулся домой. На теле обнаружены всё те же загадочные раны, похожие на укусы. Труп обескровлен.

— Ну это уже слишком! — воскрикнул Алинин отец, — дочка, не ездий больше туда. Каким бы крутым не был твой препадаватель, оно того не стоит.

— Папочка, не переживай. Меня вчера и встретили и проводили. Господин Вольдерман очень лбюбезен.

— В самом деле? — скептическим тоном спросил отец.

— Да. Всё будет нормально.

— Ну как знаешь, — хмыкнул мужчина, — но я всё же подумаю, стоит ли тебя туда пускать.

Алина ничего не ответила.

Неделя прошла так же быстро, как и предыдущая. Закрутившись с уроками и занятиями, Алина смогла за эти дни написать лишь один этюд. Она очень переживала по этому поводу. Что скажет учитель? Не будет ли он недоволен столь маленьким объёмом работы? Но делать нечего, надо ехать с тем, что есть.

Юная художница проделала привычный путь до оскановки пригородного автобуса. Зайдя в автобус, Алина боялась снова увидеть человека в чёрном плаще, но этого, к счастью не случилось. Девушка расслабилась и, закрыв глаза, поудобнее устроилась на сиденьи. За окном было сумречно. Вдруг Алина чутьём почувствовала что-то пугающее. Она распахнула глаза и, глянув в окно, вскрикнула. На обочине стояла тёмная фигура. Лицо скрывал капюшон. Девушка с обегчением увидела, что двери уже закрылись, и жуткий человек остался стоять возле дороги. Её сердце бешено колотилось, а ноги онемели. Она всё ещё была сильно напугана, когда услышала, как объявляют нужную ей остановку. Девушка еле встала и на ватных ногах подошла к двери. Выйдя из автобуса, Алина начала озираться по сторонам. Она не поверила своим глазам, когда вновь увидела человека в чёрном. На остановке больше никого не было, автобус уже успел уехать. Но на этот раз испуг быстро прошёл, так как лицо этого человека никакой капюшон не скрывал и она к своему облегчению узнала Шульцкого.

— Госпадин Вольдерман… — пробубнила она, — доброе утро.

— И вам не хворать, — послышалось в ответ, — на этот раз я не опоздал и подоспел как раз к вашему приезду, Алина. Однако вижу, вы чем-то озадачены. Надеюсь, в этот раз я вас не напугал?

— Не вы, — произнесла девушка, — меня напугал другой…

— В самом деле? — Вольдерман старался казаться равнодушным, но Алина заметила, как опасливо он начал озираться по сторонам. Это её удивило, неужто такой человек, как Вольдерман, боится кого-то?

— Не могли бы вы подробнее описать того незнакомца в чёрном плаще, — попросил Шульцкий, когда они уже шли по тополиной аллее.

— Ну он в чёрном плаще, точно током же, как у вас, а откуда вы, кстати, знаете, что он в чёрном плаще? — художница покосилась на Шульцкого с некоторой опаской.

— Продолжайте! — вместо ответа потребовал учитель.

— Лицо разглядеть невозможно, — продолжала рассказывать Алина, — На ботинках страшные металлические шипы…

— ставшуюся дорогу шли молча. Девушка чувствовала, что настроение у Шульцкого резко ухудшилось, он даже не пытался скрыть это. Всё время что-то ворчал себе под нос.

Когда они приступили к занятию, Вольдерман потребовал от Алины отчёт о проделанной за неделю работе, и, как и опасалась девушка, произнёс целую тираду на тему того, какая она нерадивая ученица.

— Этого объёма катастрофически мало! — возмущался Вольдерман, сверкая своими изумрудными глазами, — если вы хотите поступить в институт, необходимо трудиться целыми днями. Ну а если вы собираетесь стать настоящим мастером, нужно заниматься и днём, и ночью. Чему я могу вас научить, если вы идёте на поводу у своей лени.

— Но я… — промямлила Алина, — у меня на этой неделе были сплошные контрольные… я готовилась…

— А! Это всё отговорки! — вспылил Шульский, — просто вы негодная ученица! Ленивая и безответственная! Как так можно относиться к искусству? Возмутительная расхлябанность!

Алина глотала слёзы, силясь не расплакаться. Когда одна непослушная солёная капелька всё же скатилась по щеке, Шульцкий успокоился, будто бы слёз и добивался. У Алины же пропало всякое настроение работать.

— Так и быть, — буркнул художник, — на сегодня прощаю вас. Успокаивайтесь и приступайте к работе. Да где же это проклятая натурщица?!

Теперь он уже злился по другому поводу. Модель, которую он пригласил к себе для того, чтобы ученики его тренировались рисовать с натуры, почему-то задерживалась. Он звонил ей несколько раз, но ответа не было.

— Ну вот, вечно всё самому надо делать! — проворчал художник и заявил, — видимо, придётся сегодня мне поработать моделью. Будете меня рисовать. И прежде, чем Алина успела что-либо сообразить, Вольдерман расстегнул рубашку и обнажил по пояс своё тело. Алина смущённо опустила глаза.

— Не беспокойтесь, юная леди, — как всегда насмешливо сказал Шульцкий, — я не собираюсь раздеваться перед вами полностью. Достаточно и этого. Смотрите смелее. Где вы ещё увидете столь совершенные формы?

Алина взглянула на учителя и обомлела. Художник был прав. Его тело являло собой эталон мужской красоты. Статный, широкоплечий Вольдерман был похож на древнегреческого атлета. Его мускулы заиграли, указывая на физическую мощь их обладателя. Мужчина самодавольно улыбался, поставив одну ногу на тумбу и приняв величественную позу.

— Ну как? Не правда ли я хорош? Скажу вам со всей ответственностью, что ни одна женщина из тех, кого я соблазнял, не устояла. Вы уверены в своей стойкости, Алина? Ведь страсть будет мешать работе.

— Господин Шульцкий, — пролепетала Алина, — что это такое?

— Что? — не понял он, — это моё тело, что же ещё?

Но Алина, не отвечая, молча подошла к нему. Брови её сдвинулись, а лицо вырожало озабоченность. Она никак сейчас не походила на жертву сладострастия. Вольдерман озадачился. Обычно девушки начинали восхищаться его фигурой, томно вздыхать, бросать пламенные взгляды. Но в поведении Алины не было ничего подобного. Она черезвычайно взволнованно рассматривала его грудную клетку, на которой был отчётливо виден толстый шрам в области сердца.

— Что это за шрам, господин Шульцкий? — потрясённо спросила она, — как вы получили такое страшное ранение?

Теперь Вольдерман был растерян, так как не получил от девушки ту реакцию, какую ожидал. Про шрам почти никто не спрашивал. Все были ослеплены его телом и большинству учениц и учеников было плевать, что это за шрам и откуда он взялся. Но во взгляде Алины мастер прочитал не только неподдельный интерес, но и сострадание, на что он вообще не расчитывал.

— Э… вообщем это долгая история… — сконфузился он.

— Вы были ранены? — продолжала допытываться Алина, — но как вы выжили, ведь судя по толщине шрама рана была страшной? Здесь же сердце находится! А это очень опасно.

— Я не готов сейчас об этом говорить, — резко ответил Вольдерман, — вы слишком любопытны. Это опасно. Приступайте к работе! Немедленно!

Алина пожала плечами, но посмотрела при этом ему в глаза, на этот раз не отводя их. Шульцкий сделался мрачнее тучи и позировал молча,изредко угрюмо поглядывая на ученицу и иногда делая замечания.

Когда они закончили, Вольдерман всё с тем же угрюмым видом посмотрел работу.

— Пойдёт, — хмыкнул он, — но кое-что вы неправильно сделали.

Тут последовал подробный разбор ошибок, допущенных юной художницей. Алина терпеливо выслушивала и даже пропустила мимо ушей некоторые колкости в свой адрес. У неё создалось впечатление, что Вольдерман опять хочет довести её до слёз и она твёрдо решила во что бы то не стало не поддаваться.

— Что скажите, Алина? — спросил её художник, — вы вообще слушали, что я вам тут говорил?

— Слушала, — твёрдо ответила девушка, — скажите, Вольдерман, зачем вы изображаете из себя бесчувственного эгоиста?

— Не понял, — вытаращил на неё глаза мужчина.

— Вы строите из себя бесчувственного эгоиста, — повторила девушка, — хотя это не так.

— Это как раз так, — ответил художник, — странно, что вы всё ещё сомневаетесь.

— Если бы вы были эгоистом, вряд ли бы стали встречать меня рано утром, чтобы сопровождать до своего жилища.

— Это просто вежливый жест, — отозвался мужчина, — я же джентельмен.

— Вы плохой лжец, господин Шульцкий, — заявила Алина и сама себе удивилась, — знаете, иногда неплохо показываться людям в своём истинном свете.

— В истинном свете! — вспылил Вольдерман, — да вы даже не знаете, что если я вам покажусь в истинном свете, вы и до утра не доживёте!

— Что вы имеете ввиду? — насторожилась Алина.

— Всего хорошего! — отрезал художник, — Егор Иванович проводит вас до остановки.

Он накинул на себя чёрную рубашку и поспешно удалился.

Алина устремилась к выходу.

— Позвольте, Алина, вас проводить, — поспешил за ней Егор Иванович, и Алине ничего не оставалось делать, как согласится.

Когда девушка оказалась дома, она всё ещё не могла успокоиться. Любопытство, смешанное с состраданием, не давало ей покоя. Она почувствовала, что экстравагантная личность Вольдермана овеяна какой-то тайной. И это не пиар знаменитости. Всю последующую неделю Алина постоянно думала о Шульцком. Стоило ей подойти к мольберту, как перед глазами всплывали картинки, связанные с художником. Она начала искать в интернете информацию про Вольдермана. Пересмотрелаинтервью и репортажи о нём. Художник привлекал своей несомненной гениальностью, изысканными манерами, которые не мешали ему вести себя подчас вызывающе.

«Кто же он всё-таки такой? — рассуждала Алина, — гениальный мерзавец или человек с ранимой душой, скрывающий её под надменной маской гордыни?» Эта тайна не давала девушке заснуть по ночам.

Как-то вечером, в середине недели, когда девушка приступила к выполнению школьных уроков, позвонила Инга и взволнованно затараторила в трубку:

— Алина! Срочно включи новости! Это что-то невероятное!

Алина бросилась к телевизору, проклиная выпуски новостей, в которых смокавались все самые жуткие события. Включив нужный канал, Алина увидела знакомый ей пейзаж, ведь речь в репортаже вновь шла о коттеджном посёлке «Волшебная сказка»

— Очередное убийство произошло в этом райском уголке подмосковья, — сообщил репортёр, — и вновь жертва найдена в лесу. Вновь обескровленна. На этот раз это известная фотомодель Ирина Клюкова. В минувшее воскресение родные девушки заявили об её исчезновении и забили тревогу. Как стало известно следствию, последним с кем она разговаривала оказался известный художник Вольдерман Шульцкий. Он уже опрошен в качестве свидетеля, а теперь согласился ответить и на наши вопросы. На экране появился Вольдерман. Его лицо имело крайне мрачное выражение. Алина пожирала глазами экран.

— Господин Шульцкий, вы знали погибшую? — спросил у художника журналист.

— Да, Ирина работала у меня натурщицей. Она присутствует на многих моих картинах и на работах моих учеников. В то воскресное утро она должна была придти ко мне домой, ведь я планировал, что Ирина будет позировать для моих учеников. К сожалению, девушка так и не объявилась, а дозвониться до неё я не смог. Мне очень жаль. Соболезную родным и близким Иры. Ужасная трагедия.

— Полиция прочёсывает лес, но никаких улик, как и в предыдущих случаях не найдено, — продолжал рассказывать репортёр, — жители подмосковья обвиняют власти в бездействии, волонтёры патрулируют улицы и лесные тропы в тёмное время суток.

Алина дальше не слушала. Она старалась вспомнить все подробности последнегопосещения злополучного посёлка. Школьница помнила, как Вольдерман напугал её, внезапно появившись на тополиной аллее в чёрном одеянии. Да и характер у него вспыльчивый. Вполне возможно он психопат, убивающий людей. Гении часто имеют какие-либо отклонения в психике. С другой стороны, Вольдерман явно не знал об убийстве и вполне искренне возмущался тем, что натурщица не пришла вовремя. Значит, он понятия не имел о том, что она мертва, следовательно убивал не он. Тогда кто? И почему все жертвы обескровлены? Сделал ли это тот человек в чёрном плаще? Столько вопросов и нет ответов. Алина решила дождаться воскресения и учинить Вольдерману допрос, плевать, пусть возмущается. Девушка насилу дождалась воскресного утра. Она как всегда встала ещё засветло. Телефонный звонок в такое раннее время заставил её насторожиться.

— Алло, — с тревогой произнесла она.

— Алина? — услышала она голос Егора Ивановича.

— Да, это я, — удивилась девушка, — что случилось?

— Дело в том, что я звоню по просьбе господина Шульцкого, — сообщил мужчина, — он просил вам передать, что сегодняшнее занятие отменяется.

— Как отменяется? — ошарашенно воскрикнула Алина, — отменяется только моё занятие?

— Нет, господин Шульцкий отменил все занятия, запланированные на сегодня. Дело в том, что он не важно себя чувствует…

— Он что болен? — разволновалась Алина, — дайте мне с ним поговорить!

— Боюсь, сейчас это невозможно, — виновато отозвался Егор Иванович, — он не в состоянии с кем-либо общаться….

— Так всё серьёзно?

— Не беспокойтесь, Алина, в следующий раз он уже будет в состоянии провести урок…

— Да что случилось? Вы мне объясните или нет? — возмутилась девушка.

— Всего доброго, Алина.

Послышались гудки.

Алина, встревоженная этим звонком, не знала, что ей делать. Она заметалась по своей комнате. Потом попыталась вновь лечь спать, раз уж пропала необходимость тащиться за город. Но сон, естественно, не мог побороть её душевное смятение и заставить девушку сомкнуть глаза. Алину не покидало ощущение, что с Вольдерманом что-то случилось и причём случилось что-то плохое. Наконец она встала, вновь походила по комнате, а потом начала собираться. На улице уже был октябрь, и холод, окончательно расправившись с бабьим летом, вступил в свои права. Полуголые деревья качали печально ветвями, будто прощаясь с теплом, махали своими деревянными руками. Алина неслась к остановке пригородных автобусов. Насилу она дождалась транспорта. В салоне автобуса она то и дело переходила с места на место, пытаясь унять своё волнение. Вот и знакомая остановка. Девушка буквально спрыгнула на придорожный гравий и огляделась. Ничего подозрительного. Ни мёртвых собак на дороге, ни зловещей фигуры, ни тумана. Осеннее солнце хоть и не грело, но зато разогнало сумрак. Алина побежала по тополиной аллее. Тревога сковала её душу. Неужели с Вольдерманом произошло что-то ужасное? Она не хотела верить в это. К тому же её удивило то, с каким трепетом она стала относиться к своему учителю живописи.

Добежав до коттеджа художника, Алина принялась отчаянно барабанить в дверь. Когда та открылась, на пороге стоял неизменный Егор Иванович. Он явно не ожидал гостей, не ожидал он и того, что старшеклассница бесцеремонно войдёт в помещение.

— Алина! Вам сюда нельзя! — попытался остановить её мужчина.

Но девушка не слушала его, она стремительно вошла в зал с камином и увидела Вольдермана…

Он лежал на кожанном диване с оголённым торсом. Его белые длинные волосы были беспорядочно разбросаны по шёлковой подушке. Каплями пота был усеян его бледный лоб. Руки мужчины дрожали. Алина ахнула и прикрыла от ужаса рот, увидев, многочисленные раны на теле учителя. Чёрная кровь струилась из них на пол. Рядом валялся окровавленный меч, видимо из коллекции Шульцкого. Тут же валялась белоснежная рубаха с кружевными манжетами и воротом, так же вся в крови. Девушка вскрикнула. Вольдерман распахнул глаза, ярче обычного сияющие изумрудным блеском. Ноги девушки подкосились, она осела на ковёр, но сознание не потеряла.

— Алина? — удивился Вольдерман, — что вы тут делаете? Егор Иванович… он же обзванивал всех…

— Я… я беспокоилась за вас…господин Шульцкий… полагаю не зря…

— Вы беспокоились за меня? — спросил потрясённый Вольдерман.

— Конечно… вы же мой учитель…

Сзади неслышно подошёл Егор Иванович.

— Придётся девушке преподать урок, — угрожающе прошипел он, — нельзя врываться в чужие дома.

— Не смей! — резко одёрнул старика художник.

— Но она уже многое увидела… — возразил Егор Иванович.

— Не смей её трогать! — глаза Вольдермана гневно вспыхнули.

— Хорошо, как знаете, — проворчал мужчина, — но учтите, я предупреждал…

— Принесите мне лучше лекарства, — приказал художник.

Старик удалился, а Алина встала и нерешительным шагом подошла к учителю.

— Нужно вызвать скорую, — начала она.

— Не надо, — возразил художник, — она мне не поможет… сейчас я кое-что выпью и буду как новенький.

— Что с вами произошло? — осторожно спросила девушка.

— Можно сказать, я повздорил с сородичами, — невесело усмехнулся Вольдерман.

— С сородичами? Может, это те люди, которые совершают загадочные убийства?

— Вы на редкость проницательны, барышня, — прохрипел Шульцкий и откашлялся, — уверяю вас, теперь убийства прекратятся.

— Откуда такая уверенность? — насторожилась девушка.

— Я, скажем так, охладил пыл этих негодяев. За что и поплатился здоровьем. Но не переживайте, раны мои скоро исцелятся.

В зал вошёл Егор Иванович. Он держал в руках какой-то позолоченный кубок, который протянул раненому. Вольдерман стал жадно поглощать его содержимое. Тело его задрожало, как в каком-то сладострастном экстазе, и Алина к своему удивлению, если не к ужасу увидела, как раны на теле Вольдермана стали быстро затягиваться. Вскоре от них не осталось даже шрамов. Только запёкшаяся кровь свидетельствовала о ранениях. Но старый шрам в областе сердца по-прежнему оставался на месте. Потрясённая девушка не могла произнести ни слова.

— Вы уверены, что не стоит принять специальные меры? — спросил Егор Иванович, кивнув на Алину.

— Не стоит, — окрепшим голосом ответил Шульский, — она никому ничего не расскажет. Ведь так, дорогая Алина?

— Я буду хронить вашу тайну, господин Шульцкий, — пролепетала девушка, всё ещё не оправившись от шока.

— Что же, думаю, стоит выпить чайку, — как ни в чём не бывало произнёс художник, — только позвольте мне сперва привести себя в порядок. Мои встречи с родственниками оставляют следы на теле и одежде… у меня с ними натянутые отношения…

Вольдерман ушёл в душ. Алина осталась стоять возле камина, замирая от страха и наблюдая, как Егор Иванович складывает в мешок для мусора окрававленную рубашку, предварительно вытерев ею меч. Потом старик удалился, бросив на Алину недобрый взгляд. Вольдерман явился через несколько минут как всегда одетый с иголочки. На этот раз на нём были неизменные тёмные брюки и потрясающая шёлковая рубашка со строгим воротом изумрудного цвета. Она приятно сочеталась с цветом глаз её владельца и делала мужчину ещё более привлекательным.

 Учитель жестом пригласил Алину сесть. Девушка не посмела отказаться, решив, что перед ней какой-то могущественный колдун или ещё кто-нибудь в этом роде. Егор Иванович принёс на подносе чашку чая с конфетами и поставил его на журнальный столик. Вольдерман пристально посмотрел на старика, и тот удалился.

— Итак, вы явились сюда, потому что переживали за меня? — вальяжно развалившись на другом конце дивана, спросил художник.

— Это так… — неуверенно начала Алина, — я подумала, быть может, вы больны и вам необходима поддержка…

— И вы решили мне её оказать? — уточнил мужчина.

— Конечно, разве можно оставаться в стороне, когда речь идёт о хорошем знакомом или о друге…

— Рад, что вы считаете меня своим другом, — сверкнув глазами проговорил Вольдерман, — однако, учтите, что ни одна живая душа не должна знать о том, что вы здесь увидели.

— Хорошо, — пообещала Алина, — но взамен я хочу услышать хоть какие-то объяснения.

— Каких вы ждёте объяснений?

— Скажите честно… — Алина помедлила, — вы их действительно убили? Тех злодеев, что оставляли после себя обескровленные трупы?

Вольдерман немного помолчал, а потом твёрдо ответил:

— Да.

В разговоре наступила пауза, которую не стремился прервать ни один из собеседников. Наконец, Алина продолжила распросы:

— Если вы знали убийц, почему не сообщили о них в полицию?

— Поверьте, полиция здесь бессильна. Пусть она ловит обычных преступников.

— А это необычные преступники? — продолжала любопытствовать Алина.

— Необычные, ибо они не люди.

— Тогда кто они? — вновь спросила девушка.

— Вампиры, — послышался шокирующий ответ.

— Вампиры? — сердце Алины заколотилось, а в голове поднялся целый вихрь мыслей, — Вы хотите сказать, что…но вампиров не бывает.

— Увы, вы ошибаетесь, милая барышня. Вампиры реальны так же, как и мы с вами. Вспомните особенности этих убийств. Все жертвы были обескровлены.

— И то правда… — пробормотала девушка.

— Поскольку я кое-что знаю о них, то смог их уничтожить. Если честно, мне не впервой.

— Вы хотите сказать, что убивали и раньше вампиров? — ошарашенно спросила Алина, начиная подозревать Вольдермана в сумасшествии.

— Я охочусь на этих тварей уже много лет, — пояснил Вольдерман, — увы, среди них есть и мои родственники. У нас, можно сказать, семейный конфликт.

— Но в таком случае вы-то кто такой?

— Я охотник на вампиров, — без тени сомнения заявил Шульцкий, — однако хватит об этом. Если вы попили чаю, то приглашаю вас на прогулку, ведь всё равно время для занятий упущено. Вы согласны?

— Да, согласна, — озадаченно ответила Алина.

Они вышли из коттеджа, и Вольдерман повёл девушку в противоположную от аллеи сторону. Перед ними открылся захватывающий вид на яблоневый сад. Они вступили под сень оголённых деревьев. Жухлая листва шелестела у них под ногами. Ватные облака низко весели над землёй. Серая дымка скрывала поверхность искусственного пруда, берега которого были вымощены камнем. Брызнул дождь. Вольдерман раскрыл зонтик, предусмотрительно прихваченный им в прихожей.

— Моё любимое время, — мягко сказал он, — я люблю дождь.

— Почему? — полюбопытствовала Алина, — обычно люди не любят мокнуть.

— Когда плачет небо, я вспоминаю о своей собственной судьбе. Этот плач созвучен с моим внутренним состоянием. С небом наедине не нужно притворяться счастливым, можно плакать вместе с ним.

— Вы не похожи на страдальца, но тем не менее, я чувствую, что вас гложет какое-то горе… — Алина украдкой взглянула на художника и к своему удивлентию увидела, как из его глаз текут слёзы.

Вольдерман смотрел на небо и плакал. Алине стало неловко, но прервать эти слёзные излияния она не решалась. В пруду плавали утки. Они не обращали внимания на дождь и почему-то не торопились лететь в дальние края. Жёлтые травы, прощаясь с жизнью, гнулись к почве. Могучий дуб в окружении яблонь казался ещё более величественным, чем был на самом деле. Он, не боясь ветров, раскинул в стороны ветви и походил на гигантский буро-рыжий шатёр. Вольдерман вытер слёзы и натянул на лицо одну из тех своих улыбок, которыми он приветствует публику. Алина подумала: « Вот сейчас он снова притворяется. А минуту назад был настоящим. Страдающим и непонятым».

— А чём вы думаете, Алина? — спросил Шульцкий.

— А… Да так… пейзаж красивый, хоть и унылый.

— Да, природа — это неиссякаемый источник вдохновения. Однако нам пора, если вы не хотите простудиться. Знаете, я лично отвезу вас домой. И ещё кое-что хочу вам сказать. Теперь вы будете заниматься у меня бесплатно.

— Но господин Шульцкий, в этом нет никакой необходимости… то есть я хочу сказать, вы не обязаны…

— Опять много слов, — вздохнул художник, — женщинам, право, лучше побольше молчать. Я принял такое решение. Ведь вы, Алина, единственная из многочисленных моих учеников примчалась ко мне домой, узнав о моём нездоровье. Никто даже не перезвонил мне, чтобы сказать слова поддержки. Вот тебе и знаменитая личность. Большинству людей я нужен только тогда, когда со мной всё в порядке. Но вы не такая. Вы способны искренне переживать за ближнего. И я благодарен вам за это, поэтому, будьте добры, не возражайте. Платить за занятия вам больше не надо. А сейчас пора отвезти вас домой.

Шульцкий довёз девушку доподъезда. Припарковался и сам открыл дверцу автомобиля, голантно подав Алине руку, чтобы помочь выйти из машины. Девушка заметила, что настроение учителя вновь поменялось. На лице не было надменной улыбки. Вольдерман выглядел уставшим. Он чуть кивнул головой, прощаясь со своей ученицей.

С тех пор Шульцкий никогда не позволял себе как-то экстравагантно себя вести с Алиной. Напротив, он стал очень обходительным и чутким. Уроки свои, как и обещал, давал абсолютно бесплатно. Летели недели, осень сменилась зимой, особенно холодной в тот год. В коттедже художника отапливался только первый этаж, и Алина удивлялась, как это он спит в ледяной спальне. Однако вспомнив о причудах Шульцкого, решила, что он ночует на кожанном диване возле камина. Занятия их переместились именно туда. Пока снаружи свирепствовала вьюга, девушка писала натюрморты под чутким руководством мастера. Когда же выдавались тёплые деньки, они шли на веранду, чтобы у Алины появилась возможность писать зимний пейзаж. Находясь в гостях у Вольдермана, девушка словно попадала в иной мир, в мир, полный изысканных манер и неувядаемой старины. Время словно законсервировалось в этих стенах. Интерьер, богатая обстановка, облик самого хозяина будто переносили её на несколько столетий назад. Алина чувствовала себя принцессой или придворной дамой, и это ей очень нравилось. Убийства в коттеджном посёлке прекратились с того самого дня, как был ранен Шульцкий. А с Ингой общаться девушка почти перестала, потому что все мысли Алины теперь были заняты лишь этим странным, но гениальным мужчиной. Она несколько раз пыталась вывести его на откровенный разговор, чтобы получше узнать об его происхождении, детстве, семье. Но Вольдерман учтиво уклонялся от ответов.

Однажды, когда зима была уже наисходе, престарелая бабушка Алины занемогла. Она жила в соседнем доме и была очень активной пожилой женщиной со светлым и живым разумом. Старушка имела особый дар находить общий язык с молодёжью. Иногда Алине даже казалось, что бабушка для неё лучшая подруга. Хотя, конечно, это всё-таки было не так. В тот день девушка, узнав, что бабуля слегла, решила её навестить. Она накупила продуктов и пришла к ней в гости.

— Ох, надоело мне валяться в постели, девочка моя, — заявила старушка, — надо бы прогуляться.

— Бабуля, ты что! — возмутилась Алина, — тебе надо лежать.

— Ох, в гробу отлежусь, — хихикнула пожилая женщина, — там торчать придёться вполть до Страшного Суда. А это, знаешь ли, долго.

— Бабушка, ложись в постель, — уговаривала её Алина, но активная старушка упрямилась, как маленький ребёнок.

Наконец Алина рассердилась и заявила:

— Не ляжешь в постель, вызову скорую, которая увезёт тебя в больницу.

— Ой, не надо, внучка! Для меня больница хуже смерти.

— Я знаю, — улыбнулась Алина, — поэтому в прошлый раз ты оттуда сбежала, помню этот случай.

— А что мне было делать, если врачи не хотели меня под рассписку выписывать? А тут Новый год. Вот я и пустилась в бега. Дет твой ещё жив был. Он так и сел на табурет, увидев меня в квартире.

— Бабуля, ты у меня удивительная женщина, однако здоровье надо поберечь.

— Хорошо, я лягу в постель, если расскажешь мне что-нибудь интересное. Я что-то давно ничего не слышала о твоём учителе по живописи. Как там его…

— Вольдерман, — напомнила Алина, — Вольдерман Шульцкий.

— Точно! — ответила бабушка, ложась в постель, — представь себе, я даже не знаю, как он выглядит.

— Да его все знают, — отозвалась внучка, — по телевизору часто репортажи о нём.

— Ой, ну ты же знаешь, что я не люблю смотреть этот, как вы точно выражаетесь, зомбоящик, вот! И с компьютерами я не очень. Новости узнаю от подруг.

— Неудивительно, — усмехнулась Алина, — про всезнающих бабушек на лавочке все в курсе, даже анекдоты про них рассказывают.

— Между прочим, эти новости самые достоверные, потому что они идут, так сказать, из народа.

— Ладно, согласна, — рассмеялась Алина, — а Вольдермана я тебе сейчас покажу.

Девушка достала телефон и нашла фотографию, которую она сделала, гуляя недавно с художником по заснеженному лесу в поисках вдохновения. Было холоднее, чем ожидалось и Алина замёрзла. Вольдерман, заметив, как у девушки дрожит челюсть, незамедлительно снял с себя дублёнку и накинул её на плечи. При этом мужчина остался в тонкой чёрной рубашке. На все протесты Алины он заявил, что ему не холодно. Алина удивилась, не обнаружив обратное. Шульцкий выглядел как всегда превосходно. Она не удержалась и уговорила учителя попозировать ей для снимка. Фото и в самом деле получилось очень художественным. На белом снегу среди заснежанных елей стоял красивый молодой мужчина. Элегантные брюки и рубашка лоснились от солнечного блеска, подчёркивая аристократическую бледность своего хозяина. Волосы были зачёсаны назад и белоснежными струями спускались на плечи. Глаза с хитрым прищуром смотрели в объектив. Алина показала эту фотографию бабушке.

— О! Какой красавчик, — хитро улыбнулась бабуля, — я бы с таким потанцевала. Да и на свидание неплохо бы сходить…Дай-ка мне очки, хочу как следует разглядеть этого принца.

Алина выполнила её просьбу. Старушка озорно подмигнула внучке, улыбнулась, одела очки и принялась тщательно изучать фотографию. Текли секунды, улыбка пожилой женщины стала исчезать. Вместо неё на лице старушки появилось озабоченное выражение.

— Алиночка, ты что за фото мне показываешь?

— Как что за фото? — не поняла внучка, — ты просила показать мне Вольдермана Шульцкого, я его тебе и показываю.

— Но это никакой не Вольдерман Шульцкий, — взволнованно возразила бабушка.

— А кто же? — удивилась девушка.

— Этого человека зовут Альберт Грингер.

— Бабушка, что ты такое говоришь? Какой ещё Альберт? Это же Шульцкий, известный мастер своего дела. Он знаменитый художник.

— Нет, — заупрямилась старушка, — я ещё в доброй памяти. На фото Альберт Грингер. И ни какой он не художник, а музыкант. Я даже была на его концерте в 1974 году. Он австриец, прославившийся своим непревзойдённым на тот момент талантом. Виртуозно играл на самых разных музыкальных инструментах, но больше всего любил скрипку.

— Бабуль, у тебя от температуры что-то перепуталось в сознании. Ты же сама всю жизнь играла в оркестре, вот и мерещатся тебе всюду музыканты.

— Послушай, девочка моя, — немного рассерженно проговорила старушка, — не пытайся записать меня в склеротики или параноики. Я прекрасно знаю, что на фото известный музыкант. Я была на его концерте, единственным, между прочим, в Москве! Погоди минуточку… я тебе сейчас докажу, что меня рано списывать со счетов…

Старушка, крехтя, встала с кровати и, несмотря на протесты внучки, полезла на тумбочку, стоящую возле шкафа. Открыв небольшие дверцы, пожилая женщина достала с верхней полки картонную потрёпанную коробку. Алина помогла опустить её на пол. Бабушка, заняв место за столом, поторопила её:

— Неси-ка сюда мой фотоархив.

Алина, чихая от пыли, поставила коробку на стол. Бабушка потерев ладони друг о друга, сняла крышку. В коробке лежали чёрно-белые фотографии и вырезки из старых газет.

— де же тут была эта статейка… — бубнила старушка себе под нос, — так-так…. это не то… это про смерть Сталина…про холодную войну… Вот! Вот эта статья! — Старушка победоносно подняла над головой пожелтевший газетный лист, — изволь ознакомиться.

Алина взяла в руки старую газету 1974 года и прочитала заголовок статьи: «Москву посетил выдающийся музыкант нашего времени Альберт Грингер».

Под текстом было размещено фото на удивление хорошего качества. Красивый мужчина, одетый в элегантный костюм, сжимал в руке скрипку и дерзко взирал с газетного листа. Алина сразу узнала этот взгляд, полный презрения и вызова, эти волосы, осанку, плечи. Это был Вольдерман Шульцкий.

Несколько минут потрясение не давало Алине произнести хоть что-то. Она почувствовала, как её бросило в жар.

— Ну! Что я говорила? — самодовольно спросила женщина, заметив какое впечатление произвёл на её внучку этот давний снимок.

— Но как же это… — Алина была шокирована, — здесь, должно быть, какое-то недоразумение…

— Может, они родственники? — предположила бабуля, — поэтому так похожи?

— Бабушка, ложись ты лучше в постель. А мне надо кое-куда наведаться…

— К Шульцкому этому что ли? — догадалась женщина.

Алина ничего не ответила, быстро оделась и выбежала из квартиры. Она даже не стала заходить домой, сразу помчалась на остановку пригородных автобусов. Сердце её колотилось, мысли путались, в душе рождалась злость от бесконечных неразгаданных тайн. Теперь настало время всё выяснить окончательно, иначе она сойдёт с ума.

Было три часа дня, и снег ослепительно сиял на солнце. Небесное светило уже чувствовало, как к нему возвращаются силы, оно уже даже чуть грело кожу на щеках. Воробьи бешено щебетали от нетерпения, требуя сиюминутного наступления долгожданной весны. Но зима всё ещё крепко держала бразды правления в своих ледяных руках.

 В салоне автобуса было много народа, люди ехали на выходные на дачные участки, соскучившись по огородным делам. К весне следовало проверить садовый инвентарь. Да и хорошая погода так и манила за город. Внезапно взгляд Алины упал на заднее сидение. Как раз мужчина, мешавший до этого обзору, вышел на остановке. На сидении чернела фигура мужчины, глаза его скрывал капюшон. Алину передёрнуло. Она должна была выйти на следующей остановке. Давненько не объявлялся здесь этот тип. Автобус снизил скорость, Алина приготовилась к выходу, боясь, что незнакомец выйдет следом. Она поспешно спрыгнула на утоптанный снег. Ожидание. Нет, ничего страшного не случилось. Вместе с девушкой из автобуса вышли ещё несколько человек, мужчины в чёрном среди них не было. Алина, переведя дух, поспешила к тополиной аллее, на ней было многолюдно, ведь день был в самом разгаре. Юная художница чуть ли не бегом передвигалась вдоль стройного ряда заснежанных деревьев. Наконец она с остервенением нажала звонок на массивной двери коттеджа. Егор Иванович как всегда с поклоном встретил её.

— Господин Шульцкий отдыхает, — сообщил он, — извольте зайти попозже.

— Отдыхает! — воскрикнула девушка, — я никуда отсюда не уйду, пока не поговорю с ним!

Она хотела протиснуться внутрь, но старик, к её не малому удивлению, проявил небывалую сноровку. Он ухватил её за локоть с силой, какую она не ожидала от престарелого мужчины. Хватка его была крепка.

— Отпустите меня немедленно! — взвизгнула Алина.

— Вам придётся выучить некоторые правила этикета, барышня, — угрожающе прошипел Егор Иванович.

— Оставьте её, уважаемый Егор, — послышался голос Вольдермана, — негоже хватать леди за руки, сломаете чего доброго.

— Вольдерман! — вырвалось у Алины, — я пришла выяснить некоторые подробности вашей жизни!

— О! — протянул художник и непринуждённо рассмеялся, — вы прямо, как репортёр, врываетесь в мою жизнь даже тогда, когда я меньше всего этого ожидаю. Но полно стоять в проходе, дорогая Алина, проходите в моё жилище, раз уж пришли.

Алина прошла за ним к камину, но садится на диван не стала.

— Вольдерман! — вновь выпалила она, — скажите честно, сколько вам лет?

Художник вскинул на неё удивлённый взгляд.

— И извольте также сказать сколько у вас имён? — продолжала поток вопросов девушка, — Вольдерман Шульцкий, Альберт Грингер, какими именами ещё вы прикрываетесь? И наконец объясните, кто вы такой?

Вольдерман смотрел на неё не мигая и его изумрудные глаза лихорадочно блестели.

— Откуда вам известно, что меня некогда называли Альбертом Грингером?

— Сперва ответьте вы на вопросы!

— Это мой псевдоним. Я начинал с ним свою карьеру художника…

— Хватит врать, Вольдерман! — закричала Алина, — под этим именем вы были известны как выдающийся музыкант прошлого века!

Лицо художника перекосилось от гнева. Он неожиданно метнулся к Алине и схватил её за горло. Пальцы его сжали нежную плоть. Алина захрипела, а её глаза наполнились ужасом. Вольдерман, опасаясь, что она задохнётся, немного ослабил хватку, но девушку не отпустил. Он оскалился, как хищный зверь, и Алина отчётливо увидела длинные клыки, какие бывают только у хищников.

Она встрепенулась. Шульцкий отпустил её так же неожиданно, как и схватил. Алина повалилась на диван, ошарашенно глядя на учителя. Вольдерман провёл ладонями по своему бледному лицу.

— Вы слишком дороги для меня, Алина, чтобы я убил вас. Но вы чрезвычайно любопытны и сами себе создаёте опасность. Есть тайны, разгадка которых ведёт к смерти. Вам лучше уйти немедленно и больше не показываться здесь никогда!

— Мы не можем отпустить её, господин Шульцкий, — подал голос Егор Иванович, — она слишком много видела. Нас опять могут выследить.

— Нас уже выследили, — ответил ему художник, — сегодня ночью я учуял их запах. Это ещё одна причина почему этой девушке нужно уйти отсюда как можно скорее.

Он обернулся на Алину и страшно оскалился, вновь обнажив клыки. Алина издала сдавленный крик и вскочив, бросилась вон из коттеджа. Она бежала, охваченная паникой. Ужас гнал её всё дальше от посёлка и всё ближе к аллее. Быстро вечерело. Хотя солнце ещё светило, но по земле уже расползались сумерки. Они окутывали стволы деревьев, проникали на дорогу. Было безлюдно. По расписанию автобус должен был проезжать мимо лишь через два часа, поэтому на аллее, ведущей к остановке, не было прохожих. Алина продолжала бежать. Вдруг она резко остановилась, сбив дыхание. Впереди прямо на дороге показалась зловещая фигура. Она мгновенно узнала человека в чёрном плаще. На этот раз капюшон его был откинут, и девушка смогла разглядеть странного типа. Это был не Вольдерман. На неё хищно смотрел худощавый молодой человек со смертельно бледным лицом. Его неестественно красные губы сильно выделялись на белой коже. Юноша злобно улыбнулся, а потом оскалился, обнажив клыки.

Девушка бросилась бежать в обратную сторону, но тут из— за деревьев показались ещё пятеро человек в чёрных плащах. Их лица покрывала всё таже бледность, глаза блестели красным отсветом. Они образовали вокруг Алины кольцо и начали медленно сужать его, ухмыляясь и показывая острые зубы.

— Кто вы? -зарыдала Алина, — что вам от меня надо?

— Ничего особенного, — спокойно ответил один из нападавших, — просто мы голодны. Твоя кровь избавит нас от мучений. Молодая, живительная, она напитает каждого из моих братьев.

Алина не успела закричать, как говоривший кинулся на неё. Он схватил девушку за шкирку, как это делают с котятами перед тем, как их утопить, и принялся срывать пуговицы на её дублёнке. Преступник лихорадочно пытался освободить от одежды её шею. Его дружки подошли к ним вплотную, жадно протягивая свои руки к жертве. Алина кричала и вырывалась, но врагов было слишком много. Внезапно что-то заставило буквально отскочить от неё этих чудовищ. Тот, кто удерживал её за шею, вдруг вскрикнул и Алина увидела, как откуда-то брызнула чёрная кровь. Нападавший разжал пальцы и пошатнулся. Из его горла торчало лезвие меча. Смертельная рана дымилась. Когда монстр рухнул Алина увидела рядом Вольдермана. В рукеон сжимал меч, глаза его воинственно блестели. Капли чёрной крови падали с лезвия на снег и он тут же начинал шипеть, как шипит вода, попавшая на раскалённую сковородку.

— Беги, — тихо сказал Вольдерман своей ученице. Алина вскочила и отбежала к деревьям, но какое-то чувство не давало ей пуститься на утёк от этого страшного места. Она видела как труп только что убитого учителем врага, шипя, обращался в пепел.

— Вампиры! — стучало у неё в голове, — это самые настоящие вампиры! И Вольдерман тоже!

Между тем вампиры пятились от Вольдермана. Только сейчас девушка заметила, что и они вооружены мечами. Видимо до этого оружие скрывали длинные полы плащей. Вольдерман закричал и бросился на врагов. Пятеро вампиров кинулись на него одновременно. Завязался бой. Алина, оцепенев от шока, не двигалась с места и продолжала наблюдать за сражением. Вот ещё один монстр пал от руки Вольдермана. Нападавших осталось четверо. Они, придя в бешенство, забыли свою боязнь и с удвоенной силой отаковали художника. Один из низ полоснул Вольдермана мечом по руке, распоров белую рубаху. Ткань тут же почернела от крови. Вольдерман, стиснув зубы, застонал, но продолжал размахивать оружием. Алина заметила, что рана его дымилась. Вдруг из-за поворота выскочил человек и устремился к сражающимся. Он так же размахивал мечом, и Алина испугалась, что это ещё один враг. Но вскоре к своему бескрайнему удивлению она узнала в этом человеке Егора Ивановича. Старик был одет совсем не так, как обычно. Облачён он был в камуфляжный костюм: короткую куртку и штаны. Старик двигался совсем не по-стариковски. Лихо уворачивался он от ударов. С размаху срубил голову вампиру, пытавшемуся пронзить Вольдермана мечом, когда тот был занят другим противником. Вскоре вампиры были повержены. Их трупы тлели на шипящем снегу, превращаясь в что-то бесформленное, источавшее отвратительный запах.

Шульцкий устало опустился на снег и посмотрел на раненое предплечье.

— Вы ранены? — обеспокоенно спросил Егор Иванович.

— Царапина, — буркнул тот в ответ.

— По-моему, на этот раз мы истребили всех, — предположил старик.

— Всех или не всех, но, видно, настало время опять переезжать, — ответил художник.

— И кем вы станете на этот раз? — осведомился Егор Иванович.

— Вариантов много, — отозвался Вольдерман, — могу быть врачом, поэтом, писателем. Над именем придёться поразмыслить. Жаль, Вольдерманом Шульцким мне нравится быть больше всего.

Алина, сидевшая до этого тихонько на снегу, пошевелилась. Это движение не осталось незамеченным, и оба мужчины бросили на неё суровый взгляд.

— Вольдерман, на этот раз нам точно придёться убить её, — заявил старик и зашагал по направлению к девушке.

— Погоди, — остановил его Шулцский и встал сам.

Он медленно подошёл к Алине и собирался заговорить с ней, но девушка, не выдержав нервного напряжения, лишилась чувств.

В окна вползала темень, и Вольдерману пришлось включить светильник. Алина лежала на диване, заботливо укутанная пледом. Рядом на столике дымился горячий ужин. Когда девушка открыла глаза, она не сразу поняла где находится, но, приглядевшись к оружию на стенах и ковру на полу, сообразила, что это коттедж её учителя. Она села, оглядываясь по сторонам. В тёмном углу, которого не достигали электрические лучи светильника, кто-то шевельнулся. Девушка вздрогнула, уставившись в темноту. На свет медленно вышел мужчина в неизменной белоснежной рубашке и в строгих чёрных брюках. Изумрудные глаза светились в полумраке. Вольдерман сел в кресло напротив дивана и молчасмотрел на Алину.

— Вольдерман… — девушка не находила слов, — позвольте у вас уточнить, вы всё-таки кто: вампир или охотник на вампиров?

— И то и другое, — послышалось в ответ.

— Оригинально, — хмыкнула Алина, — а сколько вам лет?

— Дорогая Алина, пожалуй, я расскажу вам всю историю, чтобы раз и навсегда между нами исчезла недосказанность. Я родился пятьсот лет назад в Германии. Моё настоящее имя, действительно, Вольдерман. Я рос в семье аристократа и ни в чём себе не отказывал. Женили меня рано, но моя жена сканчалась от чахотки, не успев родить мне наследников. Если честно, я её не любил, женился по родительскому настоянию, да и неприлично было дворянину быть холостым. После смерти жены и родителей жизнь моя превратилась в бесконечный пьяный праздник. На увеселения я спускал своё наследство. А потом в моей жизни появилась любовь. Настоящая, чистая и светлая, ради которой я даже стал исправляться. Но моему счастью помешал один вампир, который забрёл в наши края. Он был одинок и желал подобрать для себя подходящую компанию. Искал человека, который согласиться стать таким же, как и он. Выбор его пал на меня. Но становиться вампиром в мои планы не входило. Я, узнав кто он такой на самом деле, ужаснулся. Долгое время я считал его другом, и потому, когда он открылся мне, я не побежал сообщать о нём охотникам на нечисть. Мне казалось это подлым, поэтому я дал ему ровно сутки на то, чтобы покинуть город. По истечении этого времени я намеревался рассказать всю правду людям. Увы, мой благородный поступок превратился в фатальную ошибку. Вампир решил мстить мне за отказ вступить в мир проклятых. И первое что он сделал, убил мою возлюбленную.

Вольдерман замолчал. Алина смотрела на него с состраданием. Потом учитель вздохнул и продолжил:

— В тот день для меня жизнь оборвалась. В сердце поселилось лишь одно стремление— отомстить. Я выслеживал его вместе с охотниками многие месяцы. Мы шли по пятам за ним. Это было не трудно, ибо чудовище оставляло после себя много трупов. Наконец, когда мы были у цели, сердце моё возрадовалось, почуяв возможность отомстить за любимую. Но к сожалению этот монстр с помощью колдовства уже создал много себе подобных. Нас ждала засада.

— Прошу прощения, Вольдерман, но разве вампир не обращает свою жертву в себе подобного с помощью укуса? — удивилась Алина.

— -На это способны лишь самые могущественные из нас, — ответил Шульцкий, — тот же негодяй не был столь силён. Он обращал людей в вампиров с помощью заколдованного кинжала. Клинок этот заговорён был одной сильной ведьмой, да горит она в аду вечно! Этим колдовским жалом он пронзал сердце жертвы на закате солнца и человек превращался в вампира. Так вот, как я уже сказал, нас поджидала засада. Охотились мы за одним вампиром, а оказалось, что их много. Они напали внезапно. К несчастью никто из моих соратников не уцелел. Меня же вампиры схватили и привели к их предвадителю. Мой бывший друг насильно влил мне в горло какое-то колдовское зелье. Я испытал такую боль, что чуть не умер.

— Теперь ты станешь таким, как я! — заявил вампир и пронзил моё сердце колдовским кинжалом.

— Поэтому у вас этот шрам на груди, — догадалась Алина.

— Да… Прошло уже столько веков… я до сих пор ещё не отомстил этому исчадию ада. Я не стал убивать людей, разве только в бою. Веками охочусь я на вампиров, уничтажая эту заразу. Но моя главная цель всё ещё далеко. Иногда вампиры находят меня и точно также пытаются убить. Это они прошлой осенью осаждали мой коттедж, а заодно и убивали невинных людей. Мы с Егором Ивановичем с ними разделались, но вот опять появились эти твари. Чуть вас, Алина, они не убили. Уж этого я бы не пережил.

— Так значит Егор Иванович тоже вампир? — изумилась девушка.

— О, нет, — усмехнулся Вольдерман, — он человек. Вампиры убили всю его семью и он, как и я, превратился в безжалостного мстителя. Однако сейчас старик изрядно постарел. Мы с ним ездием по миру. В некоторых странах останавливаемся надолго, тогда я придумываю себе какое-нибудь занятие. За пятьсот лет я многому научился. Например в прошлом веке, как вы уже выяснили, я изображал из себя музыканта, сейчас я художник. Однако пора вновь менять локацию. Мы с Егором Ивановичем намеряны уехать.

— Уехать? — взволнованно пролепетала Алина, — а как же я? Как же мои занятия живописью?

— Вы справитесь самостоятельно. До поступления у вас есть ещё три месяца, успеете подготовиться. Да вы и сейчас уже готовы.

— Но я не смогу без вас…

— Почему? — дрогнувшим голосом спросил Вольдерман и внимательно посмотрел на девушку.

— Ну… как это вам объяснить, — покраснела Алина, — понимаете, я никогда раньше не встречала такого человека… вы особенный…если честно, я привязалась к вам…

— По правде сказать, Алина, вы тоже стали для меня волшебным светильником, разгоняющим мрак моего жуткого существования. Но эти эмоции ни к чему. Между нами не может быть большой любви…

— Почему? — выпалила Алина, — почему вы не даёте нам шанс? Ведь ест какой-то способ остаться… вместе…

— Это было бы чудовищно с моей стороны.

— Чудовищно бросать меня, когда моё сердце не мыслит жизни без своего учителя! — плачущим голосом возразила ему Алина.

Вольдерман отвернулся, чтобы девушка не видела, как по щекам его текут блестящие слёзы. Он смахнул их рукой и, подавив горесть в груди, вновь обернулся к собеседнице с каменным выражением на лице.

— Алина, ты самая лучшая девушка в этом городе, возможно, во всей стране, но ты не должна тратить своё драгоценное время на чудовище.

— Вы не чудовище! — перебила его Алина.

— Позвольте, барышня, мне договорить, — с напускной строгостью потребовал Вольдерман, — повторюсь, вы не должны тратить на меня годы своей бесценной жизни. Алина, вы получите замечательную творческую профессию, встретите любовь, у вас родятся дети. Так и должно быть. А что ожидает вас рядом со мной? Бесконечные скитания по миру с постоянным риском для жизни. Поймите, это не то для чего вы родились на свет.

— Вольдерман, вы так много значите для меня. Я никогда не смогу вас забыть.

— И не надо, — мягко ответил Шульцкий, — пусть я останусь в вашей памяти учителем, другом,если хотите, но никак не возлюбленным.

— Неужели я не могу это решить сама?

— Нет. Ибо такое решение принимаю двое. Два сердца решают,биться ли им вместе или порознь. Я выбрал второй вариант.

Алина заплакала. Вольдерман, не желавший терзать свою душу этим зрелищем, поднялся на второй этаж и больше не спускался.

Вскоре появился Егор Иванович и пробурчал:

— Мне поручено довезти вас до дома, Алина.

— Я никуда не поеду! — заупрямилась девушка, — позвоню сейчас домой, скажу, что ночую у подруги.

— Это глупо, — ответил старик, — он всё равно не изменит своего решения, уж поверьте.

Алина ничего на это не сказала, а только плотно сжала губы.

— Как знаете, — пожал плечами Егор Иванович, — ночуйте здесь, если вам угодно.

Алина ещё долго сидела на кожаном диване, глотая слёзы. Наконец её сморил сон.

Прошло много часов прежде, чем она открыла глаза. Теперь уже солнечный свет рвался в окна. Где-то на улице лаяла собака, щебетали птицы. Девушка встала и обошла зал. Прислушалась. Тишина. Она позвала Вольдермана и Егора Ивановича, но ответа не было. Поднявшись на второй этаж, она обнаружила просторную комнату, слишком пустую, чтобы быть жилой. Дверца огромного шкафа была открыта. Некоторые предметы одежды валялись на полу. Всё выглядело так, будто хозяин жилища покидал его в спешке, забрав лишь самое необходимое. Тоска овладела сердцем Алины. А когда она снова спустилась в зал и не увидела на стене уже знакомый ей меч, горестная догадка ворвалась в её разум. Она подтвердилась письмом, которое девушка нашла на столе. Послание было адресовано ей. Дрожащими руками Алина вскрыла конверт. Это было письмо от Вольдермана. Писал он следующее: « Милая Алина, позвольте выразить вам огромную благодарность. На короткое мгновение моей никчёмной жизни вы стали для меня яркой звездой. В какой-то степени я был счастлив рядом с вами. Спасибо вам за это. С величайшей скорбью вынужден сообщить вам, что знакомство наше окончено. Мы с Егором Ивановичем покидаем Россию. Я уже получил сведения о том, в какой стране могу отыскать своего заклятого врага. Теперь мой путь ведёт меня на другой континент. Прощайте, Алина. Не терзайте своё сердце и будте счастливы. Ваш друг Вольдерман Шульцкий».

Слёзы хлынули из глаз Алины, она схватила телефон и попыталась позвонить художнику, ставшему для неё гораздо больше, чем просто учителем. Но номер Шульцкого был уже заблокирован. Алина бродила по опустевшему коттеджу. В конце концов ей ничего не оставалось делать, как направиться на автобусную остановку. Несколько недель протекли в глубочайшей депрессии. Алина даже забросила занятия живописью. Но мало по малу девушка пришла в себя. Её возмущало то, что люди быстро забыли выдающегося художника. Когда он пропал, полиция с ног сбилась, пытаясь его отыскать. Сняли пару репортажей про безрезультатные поиски пропавшей знаменитости. Люди обсуждали этот инцидент. Но вскоре все и думать забыли про мастера. Вольдерман был прав, он нужен людям, лишь тогда, когда ему сопутствовал успех. Теперь же его забыли. Но только не Алина. Она решила во что бы то ни стало поступить в художественный институт и добилась этого. Спустя десять лет её имя передавалось из уст в уста. Все славили выдающуюся художницу. Алина удачно вышла замуж и родила двоих детей.

Однажды после утомительного рабочего дня Алина поджидала мужа с работы. Дети играли в комнате. Алина готовила ужин. Наконец супруг пришёл, обнял жену и детей и все вместе они сели за стол.

— Давайте -ка глянем, что в мире творится, — предложил мужчина, взяв в руки пульт от телевизора.

— Только не это, дорогой. Терпеть не люблю выпуски новостей.

— Ну мам, давай телек включим! — заканючили дети.

— Ну хорошо, только ненадолго, — сдалась Алина. Она встала, повернулась спиной к телевизору и принялась переворачивать катлеты, которые она решила заранее приготовить на завтрак, так как утром обычно на это не было времени.

Супруг включил телевизор. С экрана бодро глядел репортёр и рассказывал о выдающемся американском хирурге, который только что блестяще провёл сложнейшую операцию.

— Уважаемые телезрители, сейчас мне выпала честь пообщаться с этим удивительным медиком. К тому же он прекрасно говорит по-русски и не нуждается в переводе, — сообщил журналист, — Итак, уважаемый Николос Коринс, — как вым удаёться творить такие чудеса? Вы буквально перевернули мир медицины.

— Секрет прост, — ответил врач бархатистым голосом, и Алина вздрогнула, — мастер должен идти до конца. Он должен приложить все усилия, чтобы добиться успеха. Это девиз моей долгой жизни.

— Долгой жизни? — удивлённо переспросил репортёр, — но вам всего тридцать пять лет!

— Поверьте, этого достаточно для того, чтобы уже кое-что понимать в жизни и в своей профессии, — самодавольно усмехнулся Николос Коринс.

Алина не решалась повернуться к экрану. Этот голос она узнала мгновенно. Неужели! Она, набравшись мужества, обернулась и уставилась в телевизор. Но картинка уже сменилась, так как показывали другой репортаж. Однако Алина знала, что там, в далёком американском городе мастер вновь купается в славе и всенародном признании.