Анемия
Шеол
Боль, пронзающая тело насквозь. Страх потерять последнее, что у тебя осталось — жизнь. Пусть она и не была самой лучшей. Гудящий звук выводил из равновесия. И темнота, в которой иногда сверкали чьи-то обезумевшие, налитые кровью карие глаза.
Смачные, влажные удары, вперемешку с хрустом. Они приносили ей удовольствие. Другой человек ужаснулся бы, когда узнал о происхождении этих звуков. Но только не она. Она расплывалась в довольной улыбке, зная, что теперь никто не будет раздражать своим присутствием. Никто не станет причиной навязчивых мыслей о смерти.
Говоря о смерти…
Эта нарастающая с каждой секундой боль, возможно, и есть причина её кончины? Боль возникала при каждом ударе. Но ведь всё было не так. Это не её убили.
«Я не виновна».
Она не слышала даже внутреннего голоса. Только странное чувство несправедливости, которое заставляло её трястись. И этот чёртов холод.
«Он… это всё он!»
Почему она ощущает его боль?! Руки коснулись мокрого пятна на животе. Она ничего не видела, но прекрасно понимала, что теряет кровь. Алая жидкость лилась ручьём, пока невидимая рука наносила новые удары.
«Всё было не так!»
Тонкое лезвие проходило насквозь. Оно повредило печень, желудок. Если она не сможет добраться до телефона, чтобы вызвать скорую, то погибнет.
«Нет… Это он должен был умереть!»
Она вскочила с кровати.
Сердце выпрыгивало из груди. От его бешенного ритма пульсировало всё тело.
Она очнулась в комнате, которую успела выучить наизусть за десять лет проживания в квартире. Несмотря на поздний час, на кровати она была одна. Обычно он ложился раньше неё.
Ей пришлось идти на поиски. Муж не был тем человеком, с которым она хотела разделять кровать, но после подобного сна, любой человек подошёл бы в качестве успокоительного. По квартире гулял сквозняк. Холод сразу напомнил о том жутком тёмном месте из сна.
«Какая дурная привычка открывать на ночь окна».
На кухне никого не было. С улицы через распахнутое настежь окно был слышен только завывающий ветер. Выглянув, она увидела только мрак и своё размытое отражение на стекле. Свет часто выключали. Ей оставалось только грустно вздохнуть.
Обернувшись, она вскрикнула, уронив с подоконника горшок с любимым бальзамином. Муж стоял в халате и, как всегда, осуждающе смотрел на жену. Ей не нужно было быть экстрасенсом, чтобы предугадать его слова.
— Я не удивлён. Как всегда, неуклюжая.
Она промолчала. Чтобы меньше обращать внимания на его колкие слова, она начала убирать разбитый горшок. Несколько осколков заблестели. Но не должны были. Чем больше она всматривалась в глиняные многоугольники, тем меньше верила в то, что видит. Стоило ей зажмуриться, как всё поменялось.
Над ней нависал муж с окровавленной шеей. В её руках кухонные ножницы. Боль. Темнота.
Она открыла глаза. Снова комната, в которой она была совсем одна. За окном ночь.
«Это только сон».
Уверять себя в обратном она не хотела. Чтобы это доказать стоило только найти мужа. Верно.
Она ступила на холодный пол и замерла, ощутив дежавю. Она делала всё тоже самое, что и во сне. Но в отличие от него, теперь всё будет иначе.
На кухне горела свеча. Её огонь колыхался от порывов ветра. Окно было открыто.
Она осторожно подошла к нему, всматриваясь в темноту за стёклами. Размытый силуэт повторял её действия. Нужно было просто повернуть ручку, чтобы избавиться от холода и воя ветра. И это оказалось намного проще, чем она думала. Когда окно было закрыто, она посмотрела на отражение.
Крик вырвался сам. На животе была колотая рана, из которой выползали жирные черви. Белая рубашка окрасилась кровью. Вместо живых глаз — пустоты, а изо рта вылетали мухи.
Она схватилась за лицо, пытаясь уверить себя, что увиденное — галлюцинация. Но когда пальцы не нащупали глаза, страх перерос в ужас. Она закричала ещё громче, закрыв веки и согнувшись пополам. Жар стал прожигать кожу ног, медленно превращая в пепел даже кости. Руки скрючивались и выворачивались в разные стороны. В голове стоял разрывающий своей громкостью шум.
Но несмотря на всё это, она была ещё жива. Или же…
Комната. Дрожь пробивала тело. Она не могла сосредоточиться на мыслях. От неё не должно было ничего остаться после всего произошедшего. Но она здесь. И не одна.
Муж лежал, как и всегда, без одеяла. Виден был только его силуэт. Она хотела взять телефон, чтобы посветить, но остановилась.
«А вдруг он лежит тут мёртвый?»
Свет включился сам. От неожиданности, она закрыла глаза и отвернулась. Когда освещение стало более тусклым, она осмелилась и посмотрела на мужа. Но он был в порядке. Без ран и крови вокруг. Значит…
— И это вся твоя благодарность.
Голос доносился позади. Пространство забилось, словно пульс, когда последнее слово эхом разнеслось по комнате. Он выговаривал его медленно, словно пытался вонзить каждую букву поглубже в её испуганное, беспомощное тело.
— И что ты убьёшь меня за это? — прозвучал следующий вопрос от мужа.
Она не помнила, как это произошло. Не помнила, почему её муж погиб. Из памяти полностью стёрся тот день. Мелькали лишь небольшие отрывки, когда мужчина за спиной произносил слова.
— Ты сама виновата. Разве не это ты говорила в прошлый раз?
Он лежал так беспомощно в тот момент. С его лица наконец-то спала ехидная улыбка, которая выводила её из себя. Он проиграл. Она хотела этого больше всего. Чтобы это закончилось. Жизнь была намного хуже, чем всё то, что она ощущала недавно. Раскрытые раны, вырванные глаза, сожжённые части тела. Ничто не могло сравниться даже частично с той болю, что она испытывала каждый день.
Она улыбнулась. Уголки рта нервно задрожали. Теперь ничего не страшно. Здесь его нет. Он мёртв.
— Как и ты.
Она замерла. Это не было чем-то неожиданным. В глубине души она понимала, что мертва. И когда эта мысль прозвучала из чужих уст, она не испугалась. Её смерть объясняла, почему этот проклятый день повторяется вновь и вновь. Она посмотрела на дрожащие руки, испачканные в крови. Почему же она до сих пор испытывает страх?
Темнота резко поглотила её. Она подумала, что снова окажется в спальной и начнётся новый круг. Но перед ней появился стол. Яркая лампа светила в глаза. Вдалеке мелькнула тень и, когда она стала приближаться, она не смогла разглядеть в ней ни одной человеческой черты.
Фигура села напротив. Стул под тяжестью противно скрипнул. Неловкая пауза длилась долго, пока приятный ласковый мужской голос не начал:
— Представьтесь.
— Что?
— Имя, фамилия и, если есть, отчество, — терпеливо уточнила фигура.
Она замялась.
— Анна… Анна Штайн.
— Отлично, — она разглядела силуэт губ, растянутых в улыбке, — За что вы здесь?
Анна хмыкнула. Вопрос был, как издевательство. Разве люди, попавшие сюда, должны сами знать причины, по которым попали в это место? Но даже если бы было так, то Анна попросту не могла вспомнить из-за чего оказалась здесь. Но сложив картинки, показанные до этого, она предположила:
— Убийство?
— То есть, вы не помните?
Анна покачала головой. Дрожащий свет лампы начинал раздражать.
Фигура задумчиво хмыкнула и перевернула лист. Оказалось, что всё это время на столе лежала папка. Анна подумала, что в ней могла бы содержаться краткая история её жизни. Но тогда не понятно, почему эта мутная фигура сразу не прочитала содержимое? Это значительно бы облегчило допрос.
— Интересно, — голос звучал неуверенно. — Раз так, то могу предложить выгодное для нас двоих сотрудничество. Я не хочу держать вас, а вы не хотите здесь оставаться, верно?
Анна кивнула.
— Так вот. Наши порядки нарушает один, — фигура замолчала и стала активно вырисовывать круги рукой. — граф. Граф Уилтшир. Он хранит запретные знания, которые позволяют превращать людей в тварей. В осознанных тварей. Если вы поможете нам избавиться от него, то я отправлю вас в более спокойное место.
— Погодите, — Анна всматривалась в тёмный силуэт. — Я должна буду убить этого графа?
— Можно сказать и так.
От радостного тона сущности стало не по себе. Анна ощутила, как скрутило в животе. Но ведь её тела давно уже нет. Фантомная боль?
— Но разве это не ещё один грех?
— Нет-нет, — засмеялась фигура, — Всё намного сложнее. Не бойтесь, в моём предложении нет подвоха. Всё честно.
И выбора ведь не было! Выбрать вечность в кошмаре — полный мазохизм.
— Хорошо, — от того, что ей стоило снова убить кого-то, было дискомфортно, — Но как я его узнаю?
— Просто прекрасно! — воскликнула фигура и поднялась с места, — Тогда встретимся, когда вы закончите!
— Подождите!
Анна вскочила с места, но поздно. Стол и лампа пропали. Анна оказалась в темноте, которая в этот раз была убаюкивающей и тёплой. Как постель в те дни, когда его не было рядом.
Лавенхем
Молитва за усопшего
Настолько неудобные кровати могли существовать разве что в аду. Боль в мышцах и костях была почти до слёз. Поэтому, когда Анна открыла глаза и почувствовала её по всему телу, с губ вырвался стон. Она попыталась встать. Медленно, стараясь не обращать внимания на боль. Стоило ей выпрямиться, как кости грудной клетки поочерёдно хрустнули. После этого Анне немного полегчало.
Придя в себя и привыкнув к боли, Штайн осмотрелась. Первое, что бросилось ей в глаза, был небольшой деревянный стол, на котором одиноко стояла потухшая свеча. Потухла она совсем недавно, несколько капель медленно стекали по восковому столбу.
По обе стороны стола расположились деревянные стулья. На вид тяжёлые и старые. Анна встала, и кровать под ней заскрипела так, что по спине Штайн прошли мурашки. Анна скрючилась от неприятного звука. После беспокойного пробуждения он звучал отвратительно громко.
Анна подошла к маленькому, зашторенному пыльной тканью, окну. За полупрозрачными шторами она увидела ночной спящий город. Комната, где находилась Анна, была на втором этаже. И под окном было единственное место, приютившее бодрствующих людей. Они выходили навеселе, иногда распевая странные песни. Анна никогда не слышала их, несмотря на то, что за всю жизнь с мужем, наслушалась достаточно «пьяных песен».
Пол ритмично задрожал. Штайн стала прислушиваться. Люди внизу прыгали под музыку. Именно прыгали, потому что как иначе объяснить эту дрожь?
Анна хотела выйти, чтобы посмотреть на происходящее, но перед дверью остановилась. Ещё раз оглядев комнату, она не нашла зеркала. Хотя бы какого-то! То место, куда она попала, всё меньше нравилось ей.
Штайн осмотрела себя. Вроде всё в порядке: одежда обычная (юбка в пол и рубашка), на ногах массивные сапоги, в каких ходили на охоту. Всё чистое. Хотя в темноте даже грязное пятно покажется модным акцентом. Анна расчесала короткие жёсткие волосы руками и недовольно вздохнула, когда на пальцах осталась достаточно плотная прядь. После «перерождения» ничего не поменялось. Анна всё также разваливается на части.
Дверь открылась, и слепящий свет ударил по глазам. Штайн прищурилась, но уже могла различить некоторые детали интерьера. Она попала на небольшой балкончик с резными перилами. Внизу толпились люди — кто возле барной стойки, кто у расстроенного пианино. Воздух пропах алкоголем и по́том. Анна сразу вспомнила те дни, когда муж приводил домой своих дружков. Только не было никакого пианино и заводных песен. Всё, что они пели было подобно отпеваниям на похоронах.
— Эй! Что ты тут стоишь! Пошли танцевать!
Молодой парень потащил Анну вниз по лестнице. От неожиданности она не могла ничего сделать, а когда пришла в себя, уже стояла внизу окружённая незнакомцами. Среди них были мужчины и женщины, молодые и в возрасте.
— Давай! — парень продолжал попытки развеселить Штайн. — Хочешь, я могу угостить тебя чем-нибудь?
— Нет, спасибо…
— Два пива!
Незнакомец закружил Анну в такт танца, а затем сам пошёл вокруг неё, ритмично похлопывая в ладони. Улыбка не сходила с его лица. Он смеялся и выкрикивал разные звуки, продолжая раскрепощать непонимающую девушку. Схватив её под руку, парень стал прыгать по комнате вокруг других танцующих. Мышцы Анны напрягались каждый раз, когда незнакомец касался её. В животе возникал булькающий ураган от его улыбки. Такое явное проявление эмоций было для Штайн неестественным и глупым. Музыка была под стать присутствующим — её звуки не сочетались между собой, отчего эта смесь вызывала страх и отвращение.
Парень привёл Анну к стойке и посадил на свободное место, а сам плюхнулся рядом. Пот стекал с его разгорячённого танцами тела. Короткие светлые волосы прилипали ко лбу, и он долго пытался прилизать их назад. Теперь, когда он сидел неподвижно, Штайн смогла разглядеть его совсем детское лицо: гладкая кожа с едва различимым желтоватым оттенком, большие наивные глаза с густым рядом светлых ресниц. Улыбка то появлялась, то исчезала. Незнакомцу на вид было лет пятнадцать, но, несмотря на столь юный возраст, он отличался высоким ростом. При этом он был худощав и даже хил.
— Фух! — выдохнул парень. — Вот это я понимаю веселье! А то сидел последнюю неделю за книгами, и думал поеду головой, а тут вон что! Простите, что я вас так выдернул. Я увидел, что вы совсем одна и с такой завистью наблюдаете за весельем, что решил отправить вас прямиком в это море танцев и выпивки!
Анна хотела сказать, что никакой зависти не было, но её остановил мужчина за стойкой, поставивший рядом две большие деревянные кружки с пенным пивом.
— Два пива, — сказал он грубо, поправляя пушистые усы. — Ричард в курсе, что ты здесь?
— Не беспокойся, — протянул парень, хлебнув с кружки и восхищённо воскликнув. — Вот это да! Такое холодное! Ты лучший! Сделаешь ещё два?
— Ещё чего.
— Да ладно тебе… Не в первый же раз!
— Вот именно. Я не хочу, чтобы Ричард снова пришёл ко мне и начал отчитывать, как ребёнка, — упрямился мужчина. — Пока что тебе хватит одной кружки. Развлекай свою подружку.
Он ушёл. Парень проводил его злым взглядом, но как только сделал ещё глоток пива, оживился и обратился к Анне:
— Меня Конрад зовут. Конрад Барнс.
— Очень приятно…
Конрад смотрел на Анну долго, отчего ей стало некомфортно, и она всё-таки взяла в руки кружку.
— А как ваше имя?
— Ан… — она запнулась, — Анника Шефер.
Конрад засмеялся и поднял кружку, расплескав немного пива.
— За знакомство, Анника Шефер!
Пиво было мягким и отдавало ванилью. И алкоголь не так сильно ударял в нос, как в напитках, которые любил пить муж. Казалось, что в такой атмосфере стоило забыть обо всех проблемах, но призрак мужа постоянно преследовал Анну. Стоял за её спиной и выдыхал мёртвенно-холодный воздух, произнося её имя.
Но оглянувшись, Анна увидела только веселящихся людей, завывающих в унисон песню.
— Давно вы в нашем городе, мисс Шефер?
— Нет, приехала сегодня.
— Ох, — голубые глаза Конрада широко распахнулись. — И что же вас привело сюда?
— Ищу одного человека.
— Я могу вам помочь! — подпрыгнул на месте Барнс. — Я знаю всех жителей Лавенхема лично!
Анна нахмурилась, и мысленно отругала себя за лишнюю болтовню. Если она будет каждому рассказывать о том, что ищет конкретного человека, то цель скроется, и Анну снова отправят в то жуткое место. Снова этот проклятый день убийства будет повторяться вновь и вновь. Новые детали станут пронзать не хуже ножа. Лужи крови в пустом пространстве превратятся в обыденность, а боль — в чувство, на которое не стоит обращать внимания. И всё из-за этого мудака!
— Эй, — голос Конрада вывел Анну из раздумий. — С вами всё нормально? Я чем-то разозлил вас?
— Нет! — ей вдруг стало стыдно за то, что Конрад так подумал. — Я просто… неважно себя чувствую. Хочу подышать свежим воздухом.
Она встала, надеясь оставить этот трактир позади вместе с беззаботными плясками и песнями, но не успела она дойти до двери, как Конрад схватил её за руку. Хватка была железной, как у дикого животного, вцепившегося в свою жертву. По телу пронеслась волна страха, и Анна быстро оттолкнула от себя Барнса.
— Я бы не советовал ходить вам в такое позднее время в одиночестве, — его голос поменялся — стал грубым и хриплым.
— Это ещё почему? — в тон спросила Штайн, всматриваясь в бегающие глаза.
— Потому что до завтра вы можете не дожить.
Анна вопросительно смотрела на Конрада. Вокруг них неожиданно образовалась совсем противоположная всему трактиру гнетущая и ужасающая атмосфера. Даже температура опустилась ниже нуля, ведь Анна тут же ощутила заледеневшие пальцы?
— Я не боюсь смерти.
Дверь распахнулась и с затяжным скрипом закрылась.
Конрад остался позади. Теперь Анна была наедине с собой. И призраком.
«Тебе не убежать от меня, Анна», — как заевшая пластинка, повторял призрак голосом мужа.
«Тебя нет, — отвечала Штайн. — Ничего этого нет. Просто испытание, которое нужно пройти, как можно скорее. Как игра. Ха-ха, да, как игра».
Тёмная улица иногда освещалась свечами. Пусть горели они не так ярко, как фонари, но только благодаря им Анна не упала на каменную неровную дорогу. Каблуки на сапогах приятно стучали. Маленькие дома по обе стороны создавали чувство защищённости. Как можно было чего-то бояться, когда радом каменные охранники? И свечи? И луна… Пусть она и скрывалась в плотных тучах. Но всё же она есть.
«Или нет, — с грустью заключила Анна, опустив голову. — Не могу понять жива я или нет? Тело есть. Я чувствую запахи, холод, слышу музыку, могу попробовать всё на вкус».
Чтобы доказать это себе, она сорвала травинку возле дома и кинула в рот. На языке появился горький вкус зелени. Распробовав его, Анна улыбнулась. Ей вспомнился вкус пива, который купил Конрад. Он тоже был такой яркий, как у травы.
Дорога становилась шире. Жилые дома всё меньше встречались на пути, оставляя Анну совсем одну. Стражники не покидали границ своих владений. Холодный ветер раскачивал деревья. Зелёные молодые листья разлетались в разные стороны и кружились в последнем танце. Вдалеке виднелась церковь. Луна выбралась из заточения грозных чёрных туч, и верхушка церкви засияла небесному светилу в ответ.
Пусть сначала расстояние до церкви показалось Анне огромным, вскоре она уже стояла около входа в здание. После всего, что она пережила, не будет ли кощунством посещать подобные места? Возле массивной двери висели подсвечники, как приглашение зайти. На пустынной местности, на которой стояла церковь, не было ветра. Не было ни одного лишнего звука, что мог помешать спокойствию. Анна не слышала ничего, кроме сердцебиения и сбитого дыхания.
Она потянулась к ручке, но не коснулась её.
«Постыдилась бы, — муж, словно стоял совсем рядом. — Ты вся в грязи пришла в чистый дом. Твои грязные следы покажут весь путь, что ты проделала. Хозяева всё увидят, ужаснутся и прогонят тебя!».
Анна отвернулась и спустилась по лестнице, ощущая всем телом, как кто-то прогоняет её. Толкает, пинает, вытягивает, лишь бы избавиться от нежданной гостьи. Лучше не идти туда, где тебя не ждут. Почему она поняла это только сейчас?
Дверь открылась и послышались еле слышные медленные шаги. Штайн повернулась и увидела мужчину среднего возраста в одежде священника. По его лицу было ясно, что удивлён он не меньше, чем Анна. В лучах вышедшей Луны в руках священника сверкнули садовые ножницы. Анна напряглась. Может он хочет этими ножницами заколоть её?
— Что вы делаете здесь в такой поздний час? Вы разве не знаете, что ночью лучше сидеть дома?
Он закрыл дверь и вышел в лунный свет. Вышивки на его одеждах приятно заблестели. Ходил он странно, чуть прихрамывая на левую ногу, а его корпус склонялся вправо. Он был выше Анны, но из-за сутулости это было не заметно.
— Мне уже сказали, но я могу постоять за себя, — ответила Анна, а затем неуверенно добавила. — Если кто-то нападёт.
— Лучше не искушать судьбу. Эти твари могут охотиться не только по одиночке.
Твари. Про них говорила та фигура, которая предложила Анне сделку. Значит, далеко ходить не придётся. Граф тоже где-то в этом городе. Это ненадолго обрадовало Анну.
Священник двинулся дальше. Он прошёл по небольшой аллее и стал рассматривать кусты. Заметив отросшую ветку, он ловко подровнял её с остальными. Его пальцы исследовали каждый сантиметр кустов. Он словно разговаривал с ними, улыбался на их рассказы и хвалил, похлопывая по окрепшим веткам. Приятный молочный свет обрисовывал плавные черты лица священника. Зрелище завораживало и возрождало спокойствие, которое потеряла Анна ещё во время жизни. Первой жизни.
Штайн подошла к мужчине и неуверенно спросила:
— Вы можете мне про них рассказать?
Священник резко остановился. Он ненадолго замер, а затем с удивлением посмотрел на ночную гостью. Его брови медленно опускались к переносице, а в уголках губ образовались складки. Ножницы снова угрожающе сверкнули.
— Так вы не местная, — разочарованно проговорил мужчина. — Тогда понятно, почему вы так уверенны в собственной безопасности.
— Давно они здесь? — не обратила внимания Анна на поменявшийся тон священника.
Но отвечать ей служитель церкви не спешил. Анне пришлось прочувствовать на каждой части тела изучающий взгляд. Что он искал?
Луна снова исчезла под грозовыми тучами, и тогда на некогда блаженное лицо священника упала плотная тень. Живой огонь в глазах погас, и теперь на Анну смотрел его мрачный двойник.
— Вместо того, чтобы расспрашивать о них, стоило бы как можно быстрее бежать из этого города.
Служитель торопясь направился обратно в церковь, но Анна перегородила ему путь. Она заметила дрожь, пробивающую мужчину, округлившиеся глаза, напряжённые мышцы.
— Вы думаете, что я одна из этих тварей? — Штайн пыталась сказать это дружелюбно, но нотки угрозы прозвучали намного громче.
— Откуда мне знать?! — вдруг повысил голос священник и попытался пройти через Анну, — Я не хочу говорить об этих порождениях Дьявола!
— Дьявол в этом не виноват.
— Ну конечно! Люди же сами создают их!
Анна вросла в бетонные ступени и не пускала служителя в церковь. Он же отталкивал её, но из-за неустойчивого положения, священник шатался из стороны в сторону. В какой-то момент Анну даже стало это забавлять. Он был, как неваляшка. Милая игрушка, которую невозможно уронить.
— Я не прошу у вас многого, — пыталась уговорить его на разговор Штайн. — Просто расскажите то, что знаете. И я помогу вам избавиться от них!
— Идите домой, и сидите там до утра! — мужчина угрожающе размахивал ножницами возле Анны.
— Значит, утром они не охотятся? — она наблюдала за лезвиями, но не отходила от двери. — А вечером выходят на охоту… Как вампиры? А кровь они пьют?
— Откуда мне знать? Я всего лишь священник! Я редко выхожу на улицу, а о тварях узнаю только от прихожан!
Мужчина остановился, переводя дыхание. Он дышал громко, но несмотря на это Анна услышала другой звук. Хруст отломанных ветвей. Крадущиеся шаги. Фигура неизвестного приближалась к ним. Мужчина. В темноте его было плохо видно. Но на его шее иногда блестело украшение. Крест?
— Вы здесь не единственный служитель? — спросила Анна, надеясь на положительный ответ.
Священник, не поворачиваясь к фигуре позади, схватил Штайн и потащил за собой в церковь. Он закрыл дверь на щеколду, затем повернул ключ и в конце концов забаррикадировался доской.
Внутри было значительно теплее. Они оказались в небольшой комнате, отделённой от основного помещения лишь узкой аркой. За ней Анна увидела массивную люстру, на которой догорали свечи. За действиями служителя наблюдала не только Анна, но и около десятка скульптур святых, расставленных по периметру главной комнаты. Витражи, сделанные в основном в красных и голубых оттенках, отбрасывали разноцветные пятна на белые плитки пола.
— Чего ты встала?! Быстрее в исповедальню!
Священнику пришлось заталкивать Анну туда с такой же силой, с какой он пытался зайти в церковь. Штайн не понимала, что происходит. Она знала, что должна испытывать страх, но вместо него пустота. Поэтому видеть испуганного мужчину рядом с собой — очередная странность в этом новом для неё мире. Почему он боится, а она нет?
В закрытую дверь сначала постучали. Не услышав ответа, по ту сторону стали стучать агрессивнее. Колотил незнакомец с большой силой, судя по дрожащей двери.
— Вот же чёрт! — ругнулся священник.
Всё это время, пока Анна прислушивалась к ударам, служитель церкви пытался открыть небольшую дверцу внутри исповедальни.
— Что там? — решила уточнить Анна, пытаясь создать внутри себя хоть немного того страха, которым был переполнен священник.
— То, что поможет нам! Дьявол!
Мужчина отбросил ключи и ударил неподдающуюся дверцу ногой. Но результата всё также не было. Тогда он стал с не меньшим остервенением, чем незнакомец снаружи церкви, бить по хлипкому дереву двери.
Анна подняла ключи и подвинула священника. На его лице уже сияли капельки пота. Штайн села на корточки и вставила ключ. Замок действительно не поддавался. Анна надавила на дверь и попыталась снова, но ключ проделывал только половину пути. Она была так увлечена замком, что не услышала, когда дверь церкви вылетела с петель, а медленные угрожающие шаги стали приближаться к ним.
Замок наконец поддался, и жуткий скрип разнёсся по разным уголкам церкви. Скрюченная фигура незнакомца в рясе на секунду замерла, разыскивая источник звука. Священник рядом с Анной не отводил взгляда от щели, где проглядывался силуэт твари. Он глубоко вдохнул разряженный воздух и кивнул самому себе. Штайн бросила взгляд на дверцу в исповедальне. В тусклом освещении очень плохо, но всё же вырисовывался тёмный силуэт коробочки. Что в ней могло находиться, раз священник так уповал на неё?
Когда служитель церкви выбежал к незнакомцу с воинствующим криком, Анна ощутила сильный удар сердца, который отдалённо напоминал страх. Из исповедальни она видела, как священник отбивается ножницами от другого человека. Незнакомец со скоростью голодного пса бросался на служителя, сверкая мощной челюстью. Его пальцы с каждым взмахом были всё ближе к священнику. И когда тот был загнан в угол, лезвия ножниц с хрустом сошлись.
Анна выбежала, выбирая глазами предмет, которым можно было ударить нападающего. Но помощь уже не понадобилась. Священник стоял с окровавленными одеждами и ножницами. Дышал он тяжело и двигался из стороны в сторону, как на волнах. Рядом с ним лежал обезглавленный труп. Лицо убитого Анна не видела, но подстриженные смоляные волосы блестели в свете свечей.
Спустя время служитель обессиленно упал на колени, склонив голову в трауре.
— Мой мальчик…
Штайн подходила ближе. Лужа крови стремительно стекала к священнику. Но вместо того, чтобы уйти от неё, служитель коснулся алой жидкости ладонью. Она блестела, как рубин.
Мужчина тихо заплакал. Анна села рядом, положив руку на его плечо.
— Я надеялся, что он, — слабым голосом говорил священник, — Что он просто ушёл после нашей ссоры. Но как он превратился в такого?
Анна вновь посмотрела на голову. Теперь она видела молодое округлое лицо парня, который служил в этой церкви вместе с её новым знакомым. Парень был увековечен с обезображенным гневом лицом и открытым ртом.
— Надо его похоронить…
Священник сказал это грубо, отчего Анне захотелось сразу уйти. Но она ответила:
— Я могу помочь вам.
В ответ она ничего не услышала. Мужчина только еле заметно кивнул головой и встал. Он долго не решался поднять отрубленную голову. Его глаза наполнялись слезами, но быстро высыхали. Священник всеми силами пытался взять под контроль свои чувства. Но они стекали по испачканному лицу бурной рекой, пока Анна не видела.
Они откопали глубокую яму возле входа. Священник перенёс тело парня и аккуратно положил на холодную, влажную землю. Он хромал хуже прежнего, ещё больше заваливаясь на правый бок. Он мог упасть в любой момент, поэтому Анна предложила перенести тело вместе, но мужчина наотрез отказался. Он не позволил ей дотронуться даже до головы.
Только когда Штайн стала закапывать мёртвого, служитель остановился у изголовья могилы и стал шептать молитву. Сначала он делал это неуверенно, будто не до конца осознавал происходящее, но потом слова стали отчётливее доходить до Анны.
«…и укрепи нашу надежду на то, что вместе с усопшим рабом Твоим и все мы удостоимся воскресения…»
Похоронили ли тело Анны?
Вопрос пронёсся в мыслях Штайн, пока тело погибшего слой за слоем утопало в земле. Она ведь совсем не знает, что было после того, как она умерла. Отправляли ли её на вскрытие? У неё было мало друзей, а из родственников только брат, с которым она никогда не общалась после смерти родителей. Значит, и на похоронах никого не было. Даже священника, который мог просто прочитать молитву за упокой её души. Может, если бы эти слова пронеслись тогда у её могильной плиты, сейчас она была бы в другом месте? Если бы хоть кто-то оплакал её… Этого могло и не быть…
Горечь осела тяжёлым песком в груди. Анна хотела бы заплакать, как священник, чтобы стало легче. Но была лишь обида за свою прошлую жизнь.
«…яви Своё безграничное милосердие и прими его в Свою славу…»
«Был бы он милосерден ко мне…», — подумала Анна, но сразу отбросила эти мысли.
Она и не заметила, как уже стояла с лопатой, рассматривая свежую могилу. Сколько прошло времени с её смерти? И где находится её могила? Сейчас под землёй был не неизвестный парень, покусившийся на их жизни, а она… Анна Штайн. Прожившая последние годы с мужем, которого потом убила. И из-за этого попавшая в этот город… Как его назвал Конрад? Лавенхем. Чтобы выполнить свою часть сделки и снова умереть.
— Вы в порядке? — священник подошёл к Анне, заботливо забрав лопату. — О чём-то задумались?
— О смерти, — призналась она. — И о прошедшей жизни.
— Все мы смертны, и этого не изменить.
Мужчина ласково коснулся плеча Анны и пошёл в сторону церкви. Он оглядел сломанную дверь и тяжело вздохнул.
— О тварях вы можете узнать у констебля Виктора Барнса, — вдруг обратился к Анне священник. — Его обычно можно найти возле бывшего здания гильдии торговцев шерстью.
— Благодарю, — голос Штайн дрогнул.
Солнечный диск уже показывался из-за горизонта. Анна шла по улицам Лавенхема, заглядывая в его тёмные уголки. Иногда она видела в них тени, которые провожали её бешенными глазами. Но они растворялись, как только Анна выходила на свет. Оставался только один спутник, который будет преследовать её всю жизнь и всю смерть — муж.
Печать Соломона
Он стоял к ней спиной. Но даже так она видела его привычное недовольное лицо. Он всегда так смотрел, когда она делала что-то не так. Сейчас он повернётся и станет кричать, брызжа слюной возле её лица.
«Тупая!» — привычная фраза в подобной ситуации. Анну нисколько не удивляли такие колкие высказывания.
«Я тебе сотню раз повторял, что надо класть эту тарелку сюда! А ты, будто делаешь всё мне на зло!»
Столько гнева из-за тарелки, которую она даже не трогала после первого скандала. Ему стоило просто найти повод, чтобы разразиться гневом. Повышенный тон, резкие движения, округлённые глаза… Анна видела это так часто, что сейчас было не страшно.
«Ты вообще слушаешь меня?!»
Нет, она не слушала. Она даже не могла разглядеть его черты лица. Всё так размазано. Непонятно. Человек, стоящий перед ней всё больше походил на призрака. Тело растворялось в тяжёлом воздухе, от знакомой фигуры оставались только общие черты. Несколько взмахов ресницами, и Анна видела только силуэт с голосом мужа. Но и этого было достаточно, чтобы вывести её из себя.
«Ну конечно, у тебя постоянно пустота в голове».
Если он не замолчит, то ненависть выльется в неприятную для него форму. Анна искала любой острый предмет на столе. Он замолчит. Она его заставит!
Но почему-то теперь в могиле лежала она. Над ней стоял он, держа в руках тяжёлую испачканную лопату. Анна не была напугана. Ей было всё равно, главное, что эти бесконечные истерики прекратились.
«Ты хотела тишины. Получай».
Горсть земли упала Анне на лицо.
«Теперь не будешь жаловаться на свои глупые проблемы. Черви сожрут тебя быстрее, чем ты придумаешь новую проблему».
Влажные комья заполнили горло. Звать на помощь было бесполезно. Муж буквально нафаршировал её землёй. Штайн ощущала плавные движения червей внутри живота. Маленьких жуков, роющих туннели, которые вели ко рту. Анна под давлением открыла рот, чтобы новые жители её тела могли выбраться наружу. Даже они чувствовали, что не выживут внутри богатого, но такого холодного мира Анны.
Глаза засыпала очередная горсть земли. Звуки превратились в равномерный усыпляющий шум. Всё затихло. Ничего не существует. Никого не существует. Даже её.
«…яви Своё милосердие и прими в Славу Свою…»
Слова священника прозвучали оглушительно, отчего Анна подскочила. От страха пульсировало тело, в горле пересохло. Штайн закашляла, пытаясь протолкнуть влажный ком земли. Но, конечно, никакого кома не было. Только застывший ужас.
Солнце слепило в глаза через открытое окно. Вокруг знакомое место, но на этот раз полы не дрожали от безудержных танцев постояльцев. Отдышавшись, Анна легла обратно. Кровать была твёрдой, без ортопедического матраца, но всё же значительно удобнее, чем в их квартире.
Свежий воздух струился с улицы. Звуки проснувшегося города бодрили. Анна всматривалась в потолок, вспоминая ночную прогулку, окончившуюся похоронами. Если её появление началось со смерти, то, что же будет дальше?
Встав с кровати, Анна подошла к небольшому тазу с холодной водой. Рядом висело слегка запачканное зеркало. Ночью его не было.
Отражение, которое увидела Штайн, не вызывало радости. Некогда подстриженные волосы «под мальчика», теперь закрывали уши. Под серыми глазами — фиолетовые круги, сияющие ещё ярче на бледной коже. На щеках хорошо прослеживались дорожки из вен.
«Анника Шефер», — повторяла она, — «Теперь меня зовут Анника… Шефер».
Анника быстро освежилась, чтобы не найти ещё более отвратительных деталей в отражении. Ей хватило тех дней, когда зеркало вызывало лишь желание утопиться или пойти к пластическому хирургу. Но на второе не хватало денег и смелости. А в этом времени, в котором оказалась Анника, был выполним только первый вариант. Но тогда её круг ада будет повторяться вновь и вновь…
На столике рядом с кроватью лежал свёрток. Анника развязала тёмную атласную ленту и ощутила запах пыли. Неужели всего за одну ночь эта бумага могла так покрыться пылью?
На свёртке каллиграфичным почерком были выведены следующие слова:
Я — Джон Гренвиль, барон Гренвиля, виконт Гренвиля, первый граф Бат, джентльмен опочивальни Карла, принца Уэльского, обращаюсь к каждому жителю Лавенхема со следующим приказом:
По причине сомнительной репутации Лавенхема в области медицины, а также частых жалоб из соседних городов, исполнять любой приказ миссис Анники Шефер, являющейся ученицей первого лекаря при короле Англии, Шотландии и Ирландии Карле II.
Отказы будут расцениваться, как предательство, и караться смертной казнью.
Внизу в правом углу стояла фамильная печать.
Анника не могла даже подумать, что сущность пойдёт на подобный жест. Это в разы упрощало задачу. Ведь в прошлой жизни Анника действительно имела отношение к медицине. Шефер радостно хмыкнула и засунула письмо в широкий карман плаща.
Внизу за стойкой одиноко стоял трактирщик, который отказался дать второй стакан пива Конраду. После бурной ночи он выглядел свежее, чем Анника после «здорового» сна. Шефер подошла к стойке, в надежде разговорить трактирщика. Не зря же считается, что бармены знают всё обо всех?
— Доброе утро, — трактирщик улыбнулся. — Надеюсь, наши ночные танцы не мешали вам спать?
— Нет, — Анника выдавила из себя улыбку, — Спала, как убитая. Если это выражение можно считать верным…
— Да уж, я бы и сам не прочь вздремнуть. Но никто, кроме меня здесь не работает, — признался мужчина и тут же сменил тему. — Хотите что-нибудь на завтрак?
— Спасибо, но столько всего нужно сделать.
— Что ж, обращайтесь.
Анника помедлила. Ей хотелось задать интересующий вопрос в лоб, но такая тактика казалась ей проигрышной. Вдруг этот трактирщик и есть граф, которого она ищет? Или он может знать его лично? Тогда ей не поздоровится.
— Мне многие говорили, что ночью на улице опасно, — издалека начала она, осматривая густые усы мужчины, — У вас здесь завелись разбойники?
— Если бы. От разбойников избавиться было бы легче, чем от этих… тварей. С каждым днём их становится только больше. Люди все в панике, но надежду не теряют. Поэтому-то у нас каждую ночь все собираются, чтобы поддержать друг друга.
Он говорил это так легко, словно эти «твари» не были большой угрозой. Просто временные трудности, которые вскоре пройдут сами. Может на его тон повлиял недосып? Анника подумала, что выглядит также. Только в отличие от трактирщика её состояние постоянно.
— А у них есть лидер? Или что-то вроде того?
Трактирщик кротко посмотрел на неё и усмехнулся. Он достал тряпку и стал медленно протирать без того чистую стойку. Дерево уже начинало скрипеть от такого частого ухода. Короткие звуки резали слух. Они походили на смешки, которые не мог озвучить собеседник Анники. Когда насмешка прекратилась, трактирщик встал вплотную к Шефер и заговорщически произнёс:
— Если бы мы это знали, то давно избавились от него.
Слова звучали пронзительно холодно. Глаза мужчины съедали Аннику изнутри, будто она и есть лидер тварей. От изучающего взгляда было физически больно. Невидимый нож разрезал пополам. Его острое лезвие вскрывало грудную клетку, сердце, лёгкие. Трактирщик искал доказательства того, что Анника — одна из тварей. Какую-то печать, знак. Но в её холодном мире он нашёл только пустоту, из которой ничто не может вырваться.
— У вас это в порядке вещей, подозревать всех подряд? — рыкнула Шефер.
— В наше время — это единственный способ выжить, — трактирщик отошёл и широко улыбнулся.
Анника вышла из душного помещения. Лёгкий ветер остужал кожу. На небе собирались грозовые тучи. Шефер смотрела на разноцветные дома и не верила, что в таком радостном городке могут происходить чудовищные убийства.
Люди ходили толпами, иногда поглядывая на одиночек. Жители ходили быстро, стараясь скрыться за ближайшим углом. Их глаза впивались в пол. Прохожие вздрагивали каждый раз, когда Анника встречалась с ними взглядами. Среди них почти не наблюдалось детей. Все торговцы сделали вывески на домах, уведомляющие, что теперь все товары можно посмотреть в доме. Анника не удивилась бы оружию под плащами и платьями. Ей бы и самой пригодилось что-нибудь для самообороны. Хотя вряд ли неизвестные с небес позволят ей просто так умереть, не выполнив сделку.
Пусть городок был небольшой, по сравнению с мегаполисом, в котором жила Анника (или если правильно, Анна), но найти бывшее здание гильдии торговцев шерстью оказалось куда более сложной задачей, чем изначально казалось. Прохожие, у которых спрашивала Анника, пугались, когда к ним обращались, и пытались быстрее скрыться. Но нашлись «смельчаки», указавшие Шефер верный путь.
На дверях нужного здания был выгравирован герб гильдии со львами. Дверь была массивной, так что Аннике пришлось приложить немало усилий, чтобы открыть её.
— Ты должен был следить за этим! — громкий грозный голос отскакивал от стен. — А теперь отец Иоанн сообщает мне такую новость!
— Я не обязан нянчиться со всеми, — отвечал более спокойно второй голос.
Анника шла по комнате медленно, вслушиваясь в спор. Внутри было мало мебели. Только обеденный стол и две длинные скамьи, заменяющие стулья. Свет еле пробивался через плотные ткани. Пахло расплавленным воском и деревом.
— Ещё одна оплошность, Виктор, и мы можем оказаться в лапах этих тварей!
В ответ прозвучало тихое бурчание.
— Они могут появиться в любой момент, — спокойнее продолжил мужчина. — Что же случится с городом, если на нас нападут, когда мы будем не готовы? Подумай о сыне. Прекрати размышлять о чуши! Я жду от тебя сосредоточенности и трезвости. Будь готов ко всему.
Тяжёлые быстрые шаги звучали всё громче. Дверь тихо скрипнула и из соседней комнаты вылетел разгневанный незнакомец, устроивший спор. Увидев Аннику, он остановился. Лицо мгновенно поменялось: морщины на лбу разгладились, а в глазах сверкнул секундный страх. Но мужчина быстро взял под контроль эмоции и с прежней скоростью вышел из здания. Единственное, что успела запомнить Анника в его образе — сверкающий набалдашник трости.
Следом за ним из комнаты вышел мужчина, заметно старше ушедшего. На нём был костюм констебля: прямой плащ с крупными пуговицами и широкие штаны, делающие его фигуру прямоугольной. Во взгляде читалась многолетняя усталость вперемешку с решимостью. Констебль ещё некоторое время смотрел на закрытую входную дверь.
— Вам что-то нужно? — спросил он, не удивляясь присутствию постороннего.
— Да, я хотела бы с вами поговорить, — отчеканила Анника.
Констебль пригласил её в кабинет. В нём было душно, несмотря на открытое окно. Анника только успела сесть, как лёгкие заболели от нехватки свежего воздуха. На столе, за который вскоре сел констебль, лежали бумаги с аккуратно выведенными надписями. Книжные полки по обе стороны комнаты ломились от рукописей. Возможно, где-нибудь среди них затерялась нужная Аннике информация.
— Что ж, — мужчина погладил небольшую бородку, с любопытством рассматривая девушку. — Давайте для начала познакомимся. Я знаю всех жителей Лавенхема наизусть, а вот вас вижу впервые.
— Анника Шефер, — быстро ответила она и положила приказ графа на стол. — Меня направил граф Бат.
— Удивительно. Давно он не вылезал из своей норы, — мужчина скрипнул зубами, читая письмо, а затем продолжил. — Я — Виктор Барнс. Рад знакомству, миссис Шефер.
— Барнс? — удивилась Анника, вспомнив светловолосого паренька из трактира, с которым она познакомилась вчерашней ночью. — Значит, Конрад ваш родственник?
— Ох, — улыбнулся Виктор, — Так вы знакомы с моим сыном? В трактире познакомились?
— Да, там.
— У Адоная отменное пиво и разнообразная еда, — Барнс-старший резко замолчал, но придя в себя, заговорил быстрее прежнего. — Граф Бат никогда не отправляет людей по ничтожным причинам. И раз уж вы пришли ко мне, то разговор очень важный. Надеюсь, это никак не связано с обращёнными.
— Как раз наоборот. Мне нужны все сведения о них. Первые упоминания, убитые ими жители и их личности, если это возможно установить.
Виктор замер в удивлении, а потом громко рассмеялся. Анника знала, что такая реакция может последовать, но не думала, что смех констебля будет настолько унизительным.
— Как прекрасно! Вы думаете, что сможете решить проблему в одиночку? Вы же даже не знаете, что такое смерть, а хотите опуститься в самое нутро этой твари!
— Есть предположение, что обращённых создают люди.
Улыбка спала с лица Барнса. Он откинулся на спинку стула и впился взглядом в искрящие самонадеянностью глаза Анники.
— Возможно, вы и правы. Но это не отменяет того, что одна женщина не может перебить целый рой обращённых.
— Может быть, но я могу вернуть им… человечность, — последнее слово Анника произнесла неуверенно.
— Вот как…
— Так же граф Бат сказал, что вы можете связаться с графом Уилтширом.
— Зачем вам этот старик? — удивился констебль.
— Граф Уилтшир упоминал обращённых в письмах к королю, поэтому граф Бат посчитал, что он может знать больше, чем обычные граждане. И я хочу, чтобы вы написали графу и пригласили его в Лавенхем.
Барнс снова взял в руки свёрток и пробежал глазами по угрожающим словам. Несмотря на столь низкое положение в сравнении с графом, Виктор смотрел на послание скорее надменно, нежели с опаской или уважением.
Анника тихо наблюдала. Констебль был заинтересован в их разговоре, но почему-то медлил выполнять просьбу Шефер. Он сомневается в подлинности указа? Но на бумаге есть и подпись, и печать. Хотя, наверное, и это можно было подделать. Анника не знала.
— Вас что-то смущает?
— Не совсем, — вздохнул Виктор и закашлял. — Просто не думал, что граф Уилтшир так скоро сообщит обо всём королю.
— О таких проблемах нельзя молчать. Если в этом виноват человек, то нужно найти его, как можно скорее. Чтобы не пострадали другие города.
Виктор странно посмотрел на неё. На его лицо опустилась густая тень, и теперь глаза превратились в безжизненные камни. Они так неестественно смотрелись, что Анника почти дёрнулась, чтобы опустить констеблю веки. Как покойнику.
Констебль отшвырнул бумажный свёрток. Анника едва успела его поймать. Желание общаться у Виктора пропало. Это было понятно по его нервным движениям: он тарабанил пальцами по столу, а каблук туфли стучал по полу.
«Прям симфония», — усмехнулась Шефер, пытаясь прочитать намерения констебля по его лицу.
— Так что? — спросила она спустя молчание. — Мне нужны документы, чтобы выяснить происхождение обращённых.
Тут Виктор остановился. Улыбка вернула ему человеческий вид, но более диковатый. Пусть света не хватало, чтобы полностью осмотреть констебля, но Шефер смогла уловить безумный блеск во взгляде Барнса-старшего. Он подвинулся к Аннике корпусом, нависая над столом, и почти дружелюбно сказал:
— Я помогу вам. Документы хранятся в архиве доктора Хендерсона. Там же есть и отчёты о вскрытии. Он любит этим заниматься. А насчёт графа Уилтшира… я напишу ему. Но не могу обещать, что он соизволит приехать к нам по первому зову.
— Спасибо. Этого пока достаточно.
Анника помедлила прежде, чем встать. Намереваясь покинуть душную комнату, она вспомнила мужчину с тростью, который, как туча среди ясного неба, появился в бывшем здании гильдии.
— Я слышала, что кто-то погиб в церкви. Вы должны были его охранять?
Констебль надменно поднял бровь, понимая, что Анника слышала спор.
— Да, Павел приходил ко мне. Говорил, что за ним следят. А я пообещал ему безопасность.
«Но сдержать обещание не смог», — отметила Анника.
— Здание, где вы можете найти Ричарда Хендерсона в конце улицы. Вы его не пропустите, — сказал напоследок Виктор.
Выйдя на улицу, Анника вдохнула полной грудью свежий воздух. Лёгкие распахнулись, и боль раздалась по телу. Город окончательно проснулся, и теперь в толпе жителей можно было легко потеряться, что и сделала Шефер.
Кадуцей
Солнце было высоко, но тепла от него почти не ощущалось. Пока Анника шла на другой конец улицы, поднялся холодный ветер, который совсем недавно остужал её. Погода менялась быстро, и теперь стало ясно, почему все люди на улице нацепили столько одежды. Никогда нельзя быть уверенным, что в следующую секунду не пойдёт град, а потом не будет пекла. От этого настроение Анники портилось. Низ юбки уже был мокрым от невысохших луж. А тоненькая рубашка не спасала от пронзающих порывов ветра. Что мешало сделать её бесчувственной до конца? Лишить всех чувств, чтобы она стала машиной для убийства?
«Должна же ты наконец-то почувствовать хоть что-то, а не быть куклой с вечно одинаковым лицом», — пробубнил призрак у уха.
Анника поправила волосы, стараясь отвлечься от него. Лучше сосредоточиться на холоде.
«Конечно. Ведь внутри у тебя такой же холод. Подобное к подобному».
Впереди наконец-то появился тупик. Здание, преграждающее путь, было широким и отличалось белоснежным сиянием. Даже во времена Анны не было таких чистых зданий. Его конструкция тоже отличалась от остальных домов. Она выглядела более устойчивой и массивной.
Анника поднялась по низким ступенькам. Внутри гулял сквозняк. Отсутствие голосов и каких-либо звуков пробуждали чувство заброшенности и одиночества. Пространства было много, потому как комнаты не были отделены дверьми. Массивные подсвечники расположились по всем стенам. Воздух пропах спиртом и травами.
Из дальней комнаты, которая походила на библиотеку, послышались быстрые лёгкие шаги. Когда навстречу Аннике выбежал Конрад, она удивилась. Его она ожидала увидеть здесь меньше всего.
— Мисс Шефер? Рад снова видеть вас.
Яркий румянец выдавал смущение Конрада. Он опустил взгляд, совсем как мальчишка.
— Взаимно, — Анника слегка улыбнулась. — Не знала, что вы здесь работаете.
— О, нет! Я не работаю, а только учусь. Зачем вы пришли? Выглядите здоровой.
«Здоровой?! Он вообще видел твои синяки под глазами? А эту тонкую синюю кожу? — покалывания пробежали по левой щеке Анники. — Лицемер. Или слепой. Не знаю, что из этого хуже».
«Завали, Генрих», — Шефер сжала челюсти с такой силой, с какой хотела бы прокусить череп призраку.
— Констебль послал меня к Ричарду Хендерсону.
Конрад испугался неожиданно поменявшемуся тону собеседницы и сделал шаг назад. Аннику снова поглотило чувство стыда, но она ничего не могла поделать с неконтролируемой агрессией. Она возникала в груди каждый раз, когда голос погибшего муженька разносился рядом.
— Мистер Хендерсон должен был пойти к нему, — неуверенно начал Конрад. — Странно, что вы не встретились.
Анника вспомнила незнакомца, с которым спорил Виктор Барнс. Он вылетел из кабинета, как ошпаренный. Значит, это и был Ричард Хендерсон.
«Как всё удачно складывается», — подумала Шефер.
— Вы можете подождать его в архиве, — с радостью воскликнул Ричард, будто ждал повода сказать это. — Я пока сделаю вам чай.
— Не откажусь. В горле жутко пересохло, — Анника коснулась шеи, в подтверждение слов.
Барнс-младший проводил гостью в архив, который Анника сразу заметила. Между окон стояли широкие книжные шкафы, поэтому найти нужную книгу при ясной погоде можно было без свеч.
Они прошли комнату без двери, в которой стоял рабочий стол с несколькими стопками бумаг, полки с пустыми и наполненными флаконами, бутылки с неизвестными жидкостями (в основном с чем-то алым).
«Кровь».
От этой мысли Аннике стало плохо. Голова закружилась, на секунду было нечем дышать, а ноги и вовсе стали ватными. Картины с погибшим мужем, лежащим в собственной крови, и недавно погибшим Павлом, которого они вместе со священником похоронили прошлой ночью, молнией пронеслись перед глазами. Все чувства, что Шефер ощущала в те моменты, ожили. И вместо отдельных ощущений получилась каша, вызывающая рвоту.
Конрад наконец-то указал на небольшое кресло в конце комнаты. Анника быстро упала в него, боясь потерять сознание, и закинула голову на твёрдую спинку.
— Скоро вернусь, — поклонился Конрад и ушёл.
Шефер в ответ промычала, не понимая, что от неё хотел Барнс. Привкус крови не сходил с языка. Этот отвратительный запах стоял здесь повсюду. От стен, от пола и потолка, от книжных шкафов, от каждой книги несло протухшей кровью. Голова начинала гудеть. Убежать из этого места хотелось сильнее, чем из кабинета констебля.
«Какие мы стали нежные».
«Иди нахер».
«А когда ты убивала меня, вид крови радовал тебя».
«Завали ты уже».
«Какая ирония. Убийце становится тошно от запаха крови».
Анника решила ничего не отвечать, надеясь, что он когда-нибудь сам замолчит.
«Вот это я и называю правосудием. А в конце тебя зарежет тот, кого ты полюбишь больше всего на свете. Он будет смотреть в твои глаза и наблюдать за тем, как ты лишаешься жизни. Он будет наслаждаться болью. Твоей болью…»
Кресло напротив скрипнуло. Теперь призрак ещё и материальный. Анника не хотела открывать глаза. Перед ней мог сидеть тот самый человек, что превращал её жизнь в ад. Даже тот ад, в который она попала после смерти, нельзя было сравнить с тем, что она прожила при жизни. Каждый день начинался с оскорблений, и оскорблениями заканчивался…
«И ты всегда будешь чувствовать, как по тебе топчутся грязные ботинки…»
— Закрой свой поганый рот! — не выдержала Шефер и выкрикнула вслух, вцепившись ногтями в жёсткую ткань кресла.
Перед ней был совсем не призрак мужа, которого она ожидала увидеть. Густые чёрные брови Ричарда Хендерсона поднялись в удивлении, отчего на его лбу вырисовывались три чёткие складки. Но в карих глазах Анника не смогла прочитать ни одной эмоции — только пустота. Рядом с креслом стояла трость, которую она запомнила: золотой набалдашник был выполнен в форме змеи. Именно он так сиял в кабинете констебля.
— Если вы хотите общаться письменно, то необязательно оскорблять незнакомых людей, — беспристрастно ответил Ричард.
— Простите, я просто заснула, — Шефер вжалась в кресло и скрестила руки на груди.
На столе уже стояли две чашки с горячим чаем. Аромат крови пропал совсем, и вместо него Анника чувствовала сладкий травянистый запах.
— Кошмары?
— Немного…
Хендерсон показал на чай, и Анника неуверенно коснулась горячего напитка губами. Смотреть Ричарду в глаза теперь было стыдно. Её будто раздевали. А сама Анника ничего не могла противопоставить этому до бесстыдства прямому взгляду.
— Мне сказали, что вы пришли ко мне.
Анника неуверенно кивнула, всё ещё пытаясь отпить хоть немного чая.
— Полагаю, нам стоит начать знакомство сначала. Меня зовут Ричард Хендерсон. Я доктор. Единственный доктор в Лавенхеме. Что насчёт вас, миссис Шефер?
— Я Анника Шефер и, на самом деле, я мало чем могу поделиться, — Шефер отставила чашку и, недолго думая, продолжила. — Я от графа Бата. До короля дошли слухи, что в Лавенхеме происходит что-то… странное. И как я уже узнала, это странное — обращённые.
— А как граф Бат связан с Лавенхемом?
— Король приказал ему узнать обо всём, что у вас происходит. А граф приказал лекарю. Лекарь — мне.
— Вы как-то связаны с медициной? — брови Ричарда дёрнулись.
— Да, я, — Анника хотела сказать «медсестра», но тут же поправила себя, — обучаюсь у королевского лекаря. Думаю, на этом мы закончим знакомство со мной.
Хендерсон хмыкнул. Пока что он не вызывал никакого доверия. Как и все в Лавенхеме. Есть хотя бы кто-то, кто не был бы претендентом на звание графа Уилтшира? Если так пойдёт, то всё превратится в русскую рулетку. И шансы попасть в нужную цель с каждым знакомством меньше.
— Мне нужны документы, которые связаны с обращёнными. Меня интересует их происхождение и природа.
— Меня тоже это интересует, — подобие улыбки скользнуло по лицу Ричарда. — Но с чего вы взяли, что я доверю документы вам?
— У меня есть приказ графа.
— И всё?
— Вы же понимаете, что если ослушаетесь, то вас отправят на смертную казнь?
— Я работаю со смертью. Она так близка мне, что уже как родная.
— Почему вы упрямитесь?! — Анника начинала заводиться от непробиваемости Хендерсона.
— Потому что я упрямый доктор.
— Лучше и не скажешь! — неожиданно крикнул Конрад со сладостями на подносе. — Порой переубедить вас сложнее, чем мёртвого воскресить!
С последним была согласна даже Анника. Пусть она совсем не знала доктора.
Анника отвлеклась и не обратила внимания на строгий взгляд Ричарда, от которого Конрад сразу опустил голову и быстро поставил поднос на столик.
— Ты спросил о предпочтениях миссис Шефер прежде, чем принести сладости? — всё также строго спросил Хендерсон.
— Миссис? — шёпотом переспросил Конрад, косясь в сторону Анники.
Немая пауза сопровождалась нервным дыханием Барнса и снисходительным смехом Хендерсона. Анника смотрела на них и не улавливала смысла происходящего. Между этими двумя были странные отношения, которые не до конца понимала Шефер. Они были так близки, что общались без слов. Телепатически. На секунду Анника почувствовала зависть. У неё такие отношения были лишь с родителями. Но после их смерти она лишилась единственной радости в отношениях с людьми.
— Прошу простить моего ученика за манеры. Он только учится, — Ричард склонил голову, а за ним повторил Конрад.
— Я, — опешила Анника, — не видела ничего такого, за что стоило бы извиняться.
Конрад сразу засветился от счастья. Увидев это, Хендерсон махнул рукой, и ученик скрылся в другой комнате.
— Так вы поможете мне? — сразу продолжила Анника.
— Конечно. Только услуга за услугу.
«Что ещё за сделка с Дьяволом?», — подумала Шефер, съев неизвестную сладость с мёдом.
Ричард положил руки на подлокотники, как король положения. Он знал, что за свои знания может требовать любую цену. Отдавать просто так то, что копилось годами — непозволительно для таких людей, как он.
«Что же такого сделал Конрад, чтобы стать его учеником?»
Ответ нашёлся сразу. Констебль. Может отец, имеющий власть, пристроил сына? Но почему к доктору? Не для того ли, чтобы знать об обращённых больше? Может констебль подозревает доктора в появлении обращённых?
— Вы будете помогать мне с лечением больных.
— Я?
— Да, вы же ученица королевского лекаря. К тому же, я слышал, что в некоторых городах Англии сейчас вспышка смертельной болезни. Ваша помощь нам понадобится.
— На обращённых дьявольские проделки не закончились, — больше самой себе сказала Шефер.
— Не будьте наивны! Дьявол и Бог уже давно слились воедино. Нельзя думать, что Дьявол занимается только плохими вещами, а Бог — добрыми.
— Да вы ещё и философ.
— Это приходит со временем. Возможно, скоро вы почувствуете это на себе, — Хендерсон посмотрел в окно и быстро отвернулся, словно что-то или кто-то напугал его. При этом, от него всё ещё исходило спокойствие мертвеца. — Так вы согласны с моим предложением?
— А разве у меня есть выбор?
После продолжительного молчания Ричард встал. Взяв трость, и поклонившись, он стал удаляться. Когда Анника поняла, что он уходит, чувство безысходности возникло вокруг её дрожащего тела. Она дрожала не от холода, что проникал через окна, а от приближающегося ужаса. Обращённые, смертельная болезнь. Что ещё сущность подготовила?
Анника двинулась за доктором. Они оказались в кабинете. Хендерсон сел за стол и поставил трость в угол. Он достал бумагу и стал что-то писать, пока Шефер разглядывала многочисленные полки с книгами, бутылками, склянками, пробирками, банками с разноцветным содержимым. Всё было аккуратно подписано. Среди прочего была и пробирка с красной жидкостью. Не успела Анника прочитать, что это, как Ричард протянул конверт.
— Отдайте его Адонаю Гиббору — трактирщику. Дальше делайте всё, что он скажет.
Страх всё сильнее бушевал внутри Шефер. Она тихо хмыкнула и направилась к выходу, прокручивая все слова доктора.
— Хорошо выспитесь. Ночь будет долгая.
Анника думала совсем о другом, поэтому не придала последним словам значения. Смерть. Повсюду. Даже после смерти.
Библия Дьявола
Прочитав послание Ричарда Хендерсона, Адонай Гиббор долго цокал языком, то и дело посматривая на Аннику. В конце концов он послал гостью в комнату отдыхать, убедив, что беспокоиться не о чем. Но Шефер не думала беспокоиться потому, что отвлеклась от своего предназначения в этом мире, благодаря призраку прошлого. Он высосал все силы и влил в пустой сосуд усталость. Поэтому, оказавшись в комнате, Анника упала на кровать.
Тело ныло от усталости. Мышцы долгое время не могли расслабиться, из-за чего возникали судороги. Анника крутилась в постели, как подопытная мышь после принятой дозы неизвестной сыворотки. Красной… Как в тех флаконах в кабинете доктора Хендерсона.
Шефер старалась сложить кусочки пазла — портрет графа Уилтшира. Если верить Виктору Барнсу, то это немолодой граф. И находится он совсем не здесь. Тогда почему её направили именно сюда? Или Лавенхем просто попал под чей-то палец?
Это могло только больше запутать Аннику. Но сущность говорила, что граф знает, как создавать обращённых. И если этот граф, о котором говорил Барнс-старший и есть тот самый, то обращённые могут жить не только в Лавенхеме.
«Не будьте наивны!».
Хендерсон сказал это так, будто оберегал свою дочь. Это было сказано без злости, а скорее даже с заботой. Но Анника не любила такие проявления этого чувства. Они больше походили на нравоучения, как у мужа. Он всегда уверял, что именно он — носитель истины. Хотя откуда ему было это знать? Анна верила ему. Во всяком случае первые десять лет. Последние три года она чувствовала, как угасает. Именно тогда разбились розовые очки, и правда мгновенно врезала в оба глаза огромными кулаками, оставив синяки. Анника чувствовала их даже сейчас. Обида в слиянии со злостью терзали её неспокойную душу.
Слёзы смочили подушку. Генрих заставляет её плакать даже сейчас, без личного присутствия.
Почему она не могла просто уйти от него? Этот вопрос Анна задавала себе тысячу раз, но так и не могла дать точного ответа. Вернее, она избегала его.
Когда последняя капля сил иссохла, Анника заснула. Во сне она снова разговаривала с констеблем и доктором Лавенхема, видела удивлённого Конрада, сосредоточенного Адоная Гиббора. И совсем ничего страшного. Как же это прекрасно, когда ужас не сковывает конечности, а пальцы не мёрзнут в бесконечной темноте.
В дверь постучали. Анника еле передвигалась. Вещи вокруг менялись в размерах, их очертания расплывались. Всё как во сне. Когда Шефер открыла дверь, она увидела Адоная. Но почему-то совсем другого. В его руках был фонарь. Как в её время. На батарее. На плечах трактирщика висел дождевик, а ноги облепили плотные джинсы.
— Прошу за мной.
Адонай не стал ждать, пока Анника соберётся и сразу же направился вниз. В трактире было темно. Анника шла следом, всматриваясь в тёмные уголки помещения. От мёртвой тишины было не по себе. Когда тут веселились люди, Шефер ощущала хотя бы тепло от их разгорячённых выпивкой и танцами тел, а сейчас… Будто покойник ходит, касаясь её влажной кожей.
На улице было немного лучше. Только Луна сменялась Солнцем. Вокруг цвели разноцветные деревья, от которых исходил медовый запах.
— Куда мы идём? — медленно по слогам произнесла Шефер, понимая, что уже не может идти.
— Тс-с, — шикнул трактирщик и свернул за угол.
Тогда силы совсем покинули её. Она упала в чьи-то объятия. Тёплые, крепкие. Неизвестный поднял обмякшее тело Анники. В угасающем свете Шефер увидела знакомый силуэт. Это была…
«Трость…», — подумала Шефер и в следующую секунду окунулась в темноту.
Плотный туман объял её сознание. Анника не видела сны, не слышала голос призрака. Ничего, словно снова умерла. Но только в прошлый раз после убаюкивающего тумана наступали круги ада с одинаковым сценарием. Как она попала сюда, Анника уже не помнила. Да и какая разница?
«Не хочу никуда возвращаться, — её голос раздавался эхом. — Не хочу никого искать. Я так… устала. Пожалуйста».
Но мольбы не были услышаны, и чья-то рука вытащила её из тумана.
Ричард Хендерсон сидел рядом, читая маленькую книжку. За его спиной стоял Конрад и разглядывал содержимое пробирок. Когда он кивал головой, то добавлял ингредиенты в одну пробирку, наблюдая за реакцией. Иногда Барнс радовался, как ребёнок, похлопывая в ладоши, а иногда тихо ругался. На ругань Ричард спокойно, не отвлекаясь от чтения, брал трость и стучал ей об деревянный пол.
Анника услышала очередной стук и очнулась, но не спешила открывать глаза. В том месте, где она оказалась, был приятный тёплый свет. Именно из-за него пробуждение не показалось резким. Здесь было уютно. Как в доме родителей.
Если бы иллюзия была истиной, то сейчас бы Анника услышала мелодичный голос матери. Ему бы отвечал более грубый, но такой же добрый голос отца. Их разговор был бытовым, но таким особенным. Каждое слово, произносимое ими, таило в себе ту любовь, которую Анника нигде больше не слышала. Почему же ей так не повезло? Почему они ушли так рано?
Две слезы скатились по щеке Анники. Они быстро высохли на горячей коже, и от них осталось только неприятное чувство в горле.
Шефер быстро осознала, что красивая картинка идеальной жизни была лишь воспоминанием. Тоска разлилась по сердцу, и находиться во сне больше не было сил.
Когда она открыла глаза, Ричард сверлил её недоумевающим взглядом. Только заметив проснувшуюся Аннику, доктор Хендерсон отвёл взгляд.
— Извините, — произнёс он, отложив книгу. — Вы плакали во сне. Я забеспокоился.
Анника медленно села. Голова шла кругом. О том, что произошло перед приятным туманом небытия, Шефер не могла вспомнить. Все мысли крутились вокруг родителей. Их голоса были столь реальны…
— Опять кошмары? — спросил Ричард, протягивая стакан воды.
Ему не ответили. Анника выпила воду, перед этим рассмотрев стеклянный стакан. Явно дорогой.
«Отвратительно, — подумала она. — Я и забыла, что тут ещё не придумали фильтры».
— Где я?
— В моей библиотеке.
Пока Анника пыталась сформулировать следующий вопрос, в комнату влетел испуганный Конрад. В его дрожащей руке был стакан.
— Я принёс ещё! После этой дряни обычно ужасно хочется пить! Возьмите, мисс… э-э, — он кинул взгляд на Ричарда. — Миссис Шефер.
— Отдышись, Конрад, — почти приказал Хендерсон, забирая стакан из рук ученика.
— Точно, — протянула Анника.
Теперь она вспомнила некоторые отрывки прошлой ночи. Перед тем, как упасть в обморок, она заметила лицо Конрада с детскими округлёнными глазами и до противного спокойного Ричарда. В целом, Ричард — доктор, поэтому знал, что делает. И люди, падающие в обморок, не вызывали у него таких бурных эмоций, как у Конрада.
— Ничего не понимаю…
— И не нужно.
— Вы всегда усыпляете людей, вместо того, чтобы просто пригласить в гости?
— Всегда, — кратко и без сомнений ответил Ричард.
— Это ради нашей безопасности, — вмешался Конрад.
— Не будем это обсуждать. Вы здесь не за этим. Если хорошо себя чувствуете, следуйте за мной.
Хендерсон встал и направился в конец комнаты. Конрад подал руку Аннике и придерживал её. Тело было, как ватное. Под ногами совсем не ощущалась твердая поверхность. Тоже самое, что ходить по Луне. Гравитация работала по-особенному: Анника отскакивала от земли, как от пружин. Во всяком случае, ей так казалось.
Звук трости разносился из-за угла. Он был, как ориентир. Словно так Ричард Хендерсон предупреждал всех о своём присутствии. Словно он — не доктор, который доложен всех лечить, а сама смерть. Звонкий звук от трости вызывал столько ужаса, сколько не вселял тот обращённый в церкви.
Они пришли в настоящую библиотеку с несколькими десятками стеллажей, заполненных книгами. В комнате стоял древесный запах вперемешку с запахом пыли и тлеющих ветвей. Быстрым взглядом, Анника зацепила несколько толстых рукописей. Они не были старыми, но корешки выглядели изрядно потрёпанными. Среди прочих, эти зачитывались до дыр не единожды.
Пока они шли, Анника не нашла ни одного окна, через которое бы проникал свет. Звуки извне тоже не проникали в обитель знаний.
«Вакуум. Купол. Звукоизоляция, — Анника усмехнулась. — Муженёк был бы рад поселиться в таком месте. Никто не стал бы приходить к нам, когда у нас снова разгорался скандал».
— Это всё в вашем распоряжении, миссис Шефер.
Шефер отпустила Конрада и подошла ближе к стеллажам. В отличие от тех, что стояли в кабинете констебля, эти были выполнены на совесть: поверхность была хорошо отшлифована и даже обработана каким-то маслом. Анника приблизилась к корпусу стеллажа и ощутила еле заметный запах лимона.
— Почему лимон?
— Потому что шкафы сделаны из лимонного дерева. Я полирую их маслами с добавлением лимонного сока.
— У вас какая-то особенная любовь к ним? — хмыкнула Анника.
— Лимон — это символ вечной любви, — всё также серьёзно отвечал Ричард. — Я сделал шкафы из лимонного дерева в честь моей вечной любви… к знаниям.
Он неожиданно замолчал и задумался. По смакующим губам, Анника понимала, что он хотел сказать что-то ещё, но не стал. А она не стала ничего спрашивать, пусть это и могло быть интересно. В этом городе её не должны интересовать никакие вещи, кроме тех, что связаны с графом Уилтширом.
Ричард кивнул Конраду, и они удалились. Анника осталась наедине с сотнями книг. Сколько она может просидеть среди них? Неделю? Две? И помочь ей никто не может.
«И всё это ради покоя…»
Цена её бессонных ночей в поисках одного несчастного графа, который не понравился сущностям из потустороннего мира, была высока. Иначе она никогда не выспится. Даже на том свете, если это можно так назвать.
В руках Анники оказалась тонкая записная книга. Единственная среди этих томов в тысячу страниц. Почерк был аккуратный, но иногда превращался в непонятный вихрь из плавных линий. Из-за этого Аннике приходилось всматриваться в буквы, чтобы понять содержимое.
Из всего написанного Шефер удалось вычленить только то, что кровь обращённых ведёт себя иначе, нежели у обычных людей. Её свертываемость намного выше, поэтому и заживление ран происходит быстрее. Но автора этих записей настораживало, что многие из обращённых имели несвойственный здоровому человеку бронзовый цвет кожи, а также увеличенную печень. Ни о каких клыках или когтях речи не шло. Обращённые откусывали кусок плоти у жертвы и высасывали кровь, как младенец молоко.
«Не так романтично, как в фильмах и книгах, — разочарованно подумала Анника, вспоминая бедного Павла, которому Виктор Барнс обещал безопасность. — Он мог бы разорвать нас на куски…»
Дальше автор описывал опыты. Удачные и не очень. Но даже по ним Анника начинала понимать в чём проблема обращённых. И если её догадки подтвердятся, то она могла бы помочь Ричарду Хендерсону, а он взамен выдал бы полезную информацию. Врачи всегда знают больше остальных.
Когда Анника погрузилась в изучение последних страниц, в соседней комнате прозвучал затяжной скрип, а за ним шаги. Равномерные, уверенные и по-особенному аккуратные. Шефер сразу поняла, что новый гость — женщина. И словно в подтверждение зазвучал женский голос:
— Я тебя по всему городу ищу.
— Мы с тобой давно знакомы, а ты до сих пор так и не выучила мои привычки? — ответил Ричард. — Я с твоими давно знаком.
— Конечно, — саркастично ответила незнакомка. — Если так, то ответь, где же я была.
— У Грэга. Мясника.
— Да, от вас мясом и кровью пахнет за несколько миль, — подтвердил Конрад и засмеялся.
Анника усмехнулась. В отличии от неё, незнакомке такое высказывание не понравилось, и она обиженно цокнула:
— Как грубо, Конрад. Общение с Ричардом идёт тебе во вред.
— Ты что-то хотела? — перебил Хендерсон.
— Очевидно, раз я пришла к тебе.
Странно. Но Аннике показалось, что её голос менялся каждый раз, когда она обращалась к Ричарду. Пусть по словам она пыталась строить из себя стерву, интонация говорила совсем об обратном.
— В Чэлсворте вспышка чумы. От их врачей остались только гниющие трупы, поэтому тебя просят приехать.
Послышался звук рвущейся бумаги. Видимо, женщина протянула Ричарду письмо, которое он быстро распечатал. Молчание длилось около минуты. Напряжение чувствовалось даже через стену. После слов женщины о трупах, перед глазами Шефер предстали настолько реалистичные картины с полусгнившими людьми, что все внутренности съёжились от отвращения.
На книжке, что была в руках Анники, появились пятна крови. Они растекались по желтоватым листам, и всё написанное растворялось в красных реках. Анника отбросила книгу, и сама отодвинулась от неё, как можно дальше. Пропитанные страницы медленно превращались в массы целлюлозы. Они подбирались к Аннике, как куски оторванной, но живой плоти.
«Они совсем недавно… были живы…».
Из алой жижи показалось что-то скрюченной, слегка подрагивающее. Чьи-то окровавленные пальцы скребли по деревянным доскам пола. Некоторые фаланги были сильно порезаны, а от ногтей не осталось ни одного следа. За кистью показалась вся рука и плечо. Миниатюрное. Женское.
«Это ты тонешь в моей крови», — шёпотом проговорил призрак у уха Шефер.
Она не могла больше на это смотреть. Закрывшись руками, Анника прижалась к самому дальнему шкафу. Движение было резким, поэтому шкаф пошатнулся, и книги одна за одной упали. Одна ударила Аннику по затылку плотным корешком.
В библиотеку сразу забежал Ричард и Конрад. Хендерсон быстрым взглядом осмотрел Аннику, но не заметив никаких повреждений, стал расспрашивать:
— Миссис Шефер, что с вами? Ответьте мне, чтобы я смог вам помочь. Что вас так напугало? Миссис Шефер…
Понимая, что она не станет отвечать, Ричард послал Конрада за лекарством. Когда тот скрылся за углом, Ричард схватил Аннику за плечи и оглушительно крикнул:
— АННИКА!
Шефер замерла. Тембр голоса так походил на мужа. В последние годы он именно так звал её.
«АННА! Твою мать, сколько можно звать тебя?!»
«Ты же знаешь, что, когда я в наушниках, я не слышу тебя».
Тогда он вырвал наушники из её рук и сломал на две части. Анна смотрела на них и понимала, что теперь ей негде прятаться. Последнее средство уйти из реальности потеряно.
«Ты должна сразу же приходить ко мне! Как натренированная собака! Я же выполняю твои просьбы, как пёс…».
«Да… Конечно».
Ричард залил ей успокоительное. Снова вкус мёда. Анника смотрела на Хендерсона с таким отвращением и ненавистью, что он подумал, не переборщил ли с криком. Но она хотя бы перестала биться о шкаф.
— Кого ты привёл сюда? — спросила женщина, наблюдавшая в конце комнаты. — Любовница? Хочу сказать у тебя своеобразный вкус. Понятно почему…
Хендерсон повернулся, и женщина сразу замолчала. Он прожигал в ней дыру. Мышца в уголке его рта задёргалась, и женщина уже понимала к чему это приведёт.
— Если ты всё сказала, то прошу тебя уйти, Мета. У меня дела.
Она сделала шаг раньше, чем он успел договорить. Конрад тревожно смотрел на застывшую Аннику, держа в руках пустую кружку.
— Что с ней?
— Не знаю, — тяжело вздохнул Ричард. — Похоже на приступ. Лекарство должно скоро подействовать, а пока стоит попытаться перенести её на кровать.
Хендерсон потянулся к ней снова, но Анника отбила его одним движением. Она поднялась на ноги и сильнее прижалась к шкафу.
— Не смей трогать меня.
— Но я хотел лишь…
— Я дважды повторять не стану.
В каждом слове Ричард слышал угрозу. И в её глазах было что-то столь знакомое, но забытое…
Он не стал перечить Аннике и спокойно встал напротив, стряхнув пыль с брюк.
— Конрад, принеси мне трость.
Сердце неприятно ёкнуло. Анника уже просчитывала, как будет отбиваться от двух мужчин. Как убежит и направится в сторону трактира. Или же нет… Трактирщик с ними заодно, поэтому он выдаст её. Тогда в сторону церкви. Туда бежать далеко, но если она сможет повалить шкаф на них, то выиграет время. А может и с концами избавится.
«Ну наконец-то ты стала собой! — ликовал призрак. — И к чему было это лицемерие!?»
Как только трость с золотым набалдашником оказалась в руках Хендерсона, Анника поставила ноги шире, чтобы успеть убежать. Ричард заметил это и вскинул бровями.
— Можете отдохнуть в той комнате, — он кивнул в сторону. — Мы с Конрадом ненадолго уйдём. Здесь безопасно и никто вас не найдёт.
— Я хочу уйти…
— Как скажете, но при одном условии.
Тело Анники расслабилось. Сердце перестало колотиться, и всё уже было неважно. Перед глазами плыло. Фигура доктора Хендерсона приближалась, но теперь она казалась скорее смешной, нежели опасной. Его лицо лишь отчасти было различимым. Анника видела опухшие уставшие глаза и двигающиеся губы, которые произнесли:
— Вы заснёте.
И она повиновалась, несмотря на то, что совсем недавно хотела сбежать.
Сударшана
Горящие глаза обращённого смотрели на неё. Из выходов были лишь пропасть и возможность быть съеденной. Ни то, ни другое Анника не находила приятным. Зачем она согласилась на эту сделку? Если бы сущность не появилась, то тот ад, в котором она проживала, рано или поздно стал обыденностью. Она бы привыкла. Она всегда приспосабливалась даже к самым ужасным условиям. Но в этот раз ей пришло в голову пойти на риск.
— Какая глупость! — не выдержала Анника напряжения мыслей. — Надо было сидеть на месте! Как ты всегда делала!
Обращённый, как хищник, приближался к загнанной в тупик жертве. Стоило ему только прыгнуть, и плоть окажется в зубах. Кровь хлынет из вздутых вен и наступит вечная темнота.
«Я же могу сдаться…»
И правда. Путь назад всё ещё существовал. Сущность не говорила, что обязательно выполнять условия сделки. Можно просто жить, пока не наступит старость. Или пока один из обращённых не сожрёт её.
Анника улыбнулась. Гормоны ударили в голову, и от абсурдности ситуации ей хотелось расхохотаться во всё горло. Что она и сделала. Звонкий, но зловещий смех раздался по всему пространству и исчез в глубине пустоты. От этого смеха обращённый замер, округлив бешенные глаза. Он встал в стойку готовности, как недавно Анника перед Ричардом.
— Ну, что ты мне сделаешь?! — воскликнула Шефер, раскинув в стороны руки. — Ты беспомощен передо мной! Я и так мертва!
Мертва…
Она так и не могла до конца осознать это. Что значит быть мёртвым? Даже в собственном аду она чувствовала, будто проживала одно и тоже раз за разом. Разве может мертвец чувствовать?
Анника осталась одна. Вокруг уже не было ни обращённого, ни призрака, присутствие которого всегда ощущалось. Одна. Даже мысли предательски сбегали с тонущего корабля.
— АННИКА!
Громкий голос Ричарда Хендерсона звал её из темноты. Несмотря на то, что сначала Анника услышала в нём схожие нотки с голосом мужа, теперь в полной темноте она услышала беспокойство. Уж его-то в голосе мужа за последние несколько лет не было. Но взаправду ли всё это?
«В этом мире нельзя никому верить. Даже любимый человек может убить».
«Опять ты».
«Ты не спрячешься от меня, Анна».
Ведь правда. Будь то Анника Шефер или Анна Штайн никто из них не сможет сбежать от общего прошлого. Под вторым именем Анна хотела спрятаться от грехов, но воспоминания остались. Она помнила всё, кроме последнего дня, который решил её дальнейшую жизнь. Хотя это и жизнью нельзя назвать.
«Этот день решил мою смерть», — хмыкнула Анника.
После этой мысли яркий свет залил тьму. Шефер подумала, что сущность забирает её обратно. Но открыв глаза, она снова увидела деревянные стены и открытое окно. Солнце было высоко. На улице шумела толпа людей. Анника ещё долго вслушивалась в их бытовые разговоры, прежде чем встать. Хотелось бы ей быть на их месте. Факт существования обращённых не пугал. Даже придавал какую-то пикантную нотку.
Собравшись, Анника снова посмотрела в зеркало. В этот раз отражение было ещё ужаснее. Если так будет продолжаться, то оно вскоре треснет от «красоты» Анники. А может, Анника сама его разобьёт, чтобы не видеть себя. Насмотревшись, Шефер схватила простынь и накинула на зеркало. Так она даже краем глаза не сможет заметить своё лицо.
Выйдя на улицу, через плотную ткань одежды она ощутила согревающие лучи. Погода в Лавенхеме была настолько же нестабильна, как и состояние Анники. Ведь только недавно Шефер была готова искать графа, а теперь… это кажется самым бесполезным занятием.
В этот прекрасный солнечный день Анника не хотела ничем заниматься. Видеться с констеблем или Конрадом, а уж тем более с Ричардом, хотелось в последнюю очередь. Сроков ведь нет, чтобы найти графа Уилтшира, поэтому можно заниматься своими делами сколько угодно. Может, этот «старик», как назвал его Виктор, скоро сам подохнет. И не нужно пачкать руки.
«Это было бы замечательно», — подумала Анника, проходя мимо здания констебля.
В это время оттуда вышел Ричард Хендерсон в сопровождении самого констебля. Хендерсон был явно озабочен разговором с Барнсом-старшим и на реплики отвечал только коротким кивком. Заметив проходящую мимо Аннику, доктор поспешил покинуть констебля и направился в её сторону. Это было совсем не то, чего хотела Шефер, поэтому ускорила шаг. Но, как и ожидалось, Ричард догнал её.
— Добрый день, миссис Шефер, — вежливо поприветствовал он, подстраиваясь под шаг Анники. — Позвольте поинтересоваться, как вы себя чувствуете?
— Было прекрасно, пока вы не накачали меня наркотиками, — откровенно ответила она, после чего уголок рта Ричарда едва дёрнулся. — Спасибо, что интересуетесь.
— Куда направляетесь?
— Просто решила прогуляться наедине со своими мыслями.
— Согласен, сегодня восхитительная погода для прогулки. Возле церкви есть небольшой парк, где я всегда привожу мысли в порядок, — он легко улыбнулся, но на его измученном лице она смотрелась неестественно. — Если не против, я хотел бы проводить вас.
Анника неожиданно остановилась. Её бросало в дрожь от такой учтивости! В особенности после всего, что произошло!
— С одним условием, — процедила она сквозь зубы.
— Как скажите, — кивнул Ричард.
— Вы проводите меня и отстанете, — вдруг Анника посчитала, что это звучит слишком грубо, но продолжила. — Не хочу находится в вашем обществе после вчерашнего.
Сказанное не задело Хендерсона. Даже наоборот, когда он услышал ответ, широкая улыбка засияла на его лице. Потом он слегка поклонился, отставив трость в сторону. Анника усмехнулась, но без прежней злости.
— Неужели вы ничего не скажите в своё оправдание? Или у вас это в порядке вещей — травить гостей и запирать в неизвестном помещении?
— Простите, миссис Шефер, но сейчас я не могу рассказать вам всё. Понимаю, что это выглядит крайне чудовищно, но из-за ситуации с обращёнными следует быть крайне осторожными. Сейчас нельзя никому доверять, а тем более приезжему.
— Вот как.
Какое-то время они шли молча. Анника иногда посматривала на серьёзного Ричарда Хендерсона. Его огрубевшие черты лица так подходили к профессии врача, как и обезвоженная кожа, как и синие круги под глазами. На вид Шефер дала бы ему лет тридцать пять, но внутреннее чувство подсказывало, что она ошибалась. В целом, все жители Лавенхема, которых повстречала Анника выглядели не на свой возраст.
— Сколько вам лет? — вдруг поинтересовалась она.
Хендерсон посмотрел на спутницу и долго всматривался в неё, будто тоже искал ответы на вопросы. Спустя недолгую паузу, он всё же ответил:
— Я думал, вы не готовы к разговору.
— Я тоже так думала. Но я не могу решить для самой себя, насколько вы стар.
— Стар, — засмеялся Ричард. — Какое грубое слово вы подобрали.
— В вашем взгляде я не вижу ничего, что говорило бы о вашей молодости. Обычно у юных мужчин глаза горят от предвкушения чего-то прекрасного во взрослой жизни. А у вас же наоборот, потухшие, словно вы разочаровались во всём мире.
Анника говорила это, зная о чём идёт речь. Ведь именно такую картину она видела каждый день в зеркале. И до смерти, и после.
Хендерсон никак не отреагировал. Или так показалось Аннике, ведь доктор продолжал смотреть вперёд сквозь проходящих мимо людей. Но прежде, чем ответить, он с трудом сглотнул ком в горле.
— После того, как появились обращённые, которые поубивали ни один десяток людей, я даже не знаю, о каких горящих глазах вы говорите. Среди погибших были и те самые юные мужчины с жаждой жизни. Я находил их уже с тенью смерти на лице. Моя работа связана со смертью, — он снова ненадолго замолчал. — Я не имею права быть другим.
— Но у вас же есть семья? Дети?
— Вы так пытаетесь узнать моё положение? — смешок вырвался из уст Хендерсона.
— Нет! — вдруг покраснела Анника. — Я не то имела в виду.
— Вы сами были замужем, но огня в ваших глазах я тоже не вижу. Вы уверенны, что дело в этом?
Он не мог знать об этом! Шефер напряглась, подозревая, что о ней уже всё знают. Или же происходящее ничто иное, как симуляция? И существо, которое отправило её сюда, просто создало это место. Лавенхема никогда не существовало, как и всех, кто здесь живёт.
Анника долго ничего не говорила. Она придумала множество источников, из которых Хендерсон мог бы узнать об этом. Мелкая дрожь пробила её тело.
— Откуда вы это узнали? — спросила Анника, смотря на доктора исподлобья.
— У вас отпечаток на безымянном пальце. Обычно он появляется после долгого ношения кольца. И есть ещё кое-что, — он посмотрел на Аннику и с улыбкой продолжил, — ваша реакция. Если бы я ошибся, вы бы так не отреагировали. Неудачный брак?
— Не ваше дело.
Хендерсон понимал, что Анника не станет так скоро отвечать на его вопросы. Он нашёл рану в её душе, которая ещё не зажила. И пусть он пока что не смог хоть немного понять её, его радовало, что был найден источник ненависти. Поэтому, пока Анника шла полностью погружённая в свои мысли, Ричард позволил себе незаметно улыбнуться.
Когда они уже подошли к церкви, Ричард хотел уйти, выполнив просьбу Анники. Но она сразу же остановила его.
— Я смогу снова попасть в вашу библиотеку?
Её голос почему-то дрожал. Их взгляды не пересеклись.
— Конечно.
— Надеюсь, что в этот раз меня не будут усыплять?
— Мало вероятно.
— Ясно.
Никто не собирался уходить. Они стояли напротив друг друга, осмысливая затянувшуюся паузу.
Близился вечер. Тепла от солнца становилось всё меньше. Когда подул ветер, Аннике показалось, что рядом снова появился труп. Нет, десятки трупов, касающиеся её мокрыми, вздувшимися от гнили, пальцами. Сердце заколотило по всей грудной клетке. Она чувствовала биение во всех частях тела: в ногах, руках, даже горле. Её взгляд падал на туфли Хендерсона и трость. Если бы не она, то Шефер могла подумать, что перед ней муж. Стоит поднять голову, как её взгляд наткнётся на озлобленную физиономию этого мудака.
«Чёрт… Но ведь это не он!» — ругала себя Анника.
«Ты будешь видеть меня в каждом человеке».
— Как вы себя чувствуете, миссис Шефер? — спросил Хендерсон.
Благодаря ему, призрак и трупы растворились в воздухе. Теплая волна сразу окутала Аннику. Даже дышать стало легче.
— В порядке.
— У вас часто бывают приступы?
— Не то чтобы, — замялась она, — но это не важно. Оставьте заботу для своих пациентов.
— Судя по вашему состоянию, вы и есть мой пациент.
— Хватит играть в заботливого доктора! Если вы надеетесь получить от меня какую-то информацию, то делаете это зря. Я знаю таких как вы, мистер Хендерсон. Вы заботитесь не обо мне, а о себе. И я вас не виню. Просто прекратите вести себя, так, словно мы знакомы с вами всю жизнь.
Анника пронеслась мимо Ричарда, так и не подняв головы. Доктор остался стоять на месте, не смея смотреть ей вслед. Её слова прошлись по сердцу Ричарда, словно раскалённый нож. И нет, дело совсем не в том, что она сказала. А как… Эта пренебрежительная интонация, этот испуганный взгляд в пол. Он видел это раньше и уже, казалось, забыл.
Шефер убежала за церковь. В уединённое место. Вокруг были только ровно выстриженные кусты и каменная дорожка, вдоль которой стояли скамьи. Анника была единственной гостьей, но она всё равно выбрала самое отдалённое место.
Солнце скрывалось за церковью, поэтому тень падала на весь парк. Вдалеке шелестели листья. Лёгкий ветер говорил о приближении холодов. Шефер уже ощущала покалывания на кончиках пальцев. Но может быть, это и не было связано с поменявшейся погодой.
Ей вспомнился вчерашний вечер. Или не вчерашний. Неизвестно сколько Анника проспала после дозы местного успокоительного. Казалось бы, она должна злиться на Ричарда Хендерсона, но злилась Анника лишь на себя. Злилась за то, что оказалась здесь. В Лавенхеме. Раз никто ещё не забрал её душу обратно, выполнять просьбу о возвращении никто не собирался. Сущность должна была слышать её мысли. Шефер была в этом уверена. За каждым её действием наблюдали, и изучающие взгляды чувствовались. Даже во сне.
Анника закинула голову на спинку скамьи. Шея сразу захрустела, отчего Анника скривилась. Чёрные точки, появившиеся в глазах, медленно пропадали, раскрывая вид на голубое небо. От заходящего солнца облака окрасились в оранжево-розовые оттенки. Скоро всё небо превратится в кровавое полотно и наступит тьма.
«Как в жизни», — подумала Шефер, и короткий отрывок последнего дня жизни мелькнул перед ней.
Тело мёртвого мужа лежало на полу. Рядом стоял маленький стол с несъеденной едой. Это не их квартира. Рядом с телом стоял кто-то… Женщина.
Почему она забыла последний день? Почему не всю жизнь? Или может, есть что-то, что она упускает?
«Граф Уилтшир, — пыталась отвлечься она. — Надеюсь, Виктор поможет, как и обещал. Вопрос только в том, как я смогу убить этого графа?»
Способов Анника знала множество, но ни один из них ей не нравился. Само убийство было не по душе. Неужели не было другого пути?
«Было бы оружие. Голыми руками я точно не смогу убить даже пожилого мужчину. Ножом? — она скривилась. — Я почувствую, как лезвие проходит через его плоть. Даже во время работы я сначала паниковала, когда вводила шприц. А целый нож…»
Подумав, она пришла к выводу, что если не найдётся другой выход, то ей придётся смириться с этим. А может, она струсит в последний момент и не станет играть по правилам сущности?
«Кстати, это хорошая идея. Она нравится мне всё больше и больше».
Всё заиграло новыми красками. Больше никакой крови Анника не увидит. Она просто будет жить, как обычный человек. Вскоре она забудет о том, что у неё была другая жизнь. И что она когда-то побывала на том свете. Всё уйдёт.
Когда Анника собиралась уходить, рядом со входом в церковь она увидела лошадь. Она стояла, недовольно размахивая хвостом и периодически фыркая. Анника решила проверить кому она принадлежала.
В церкви Шефер наткнулась на спешащего Конрада. Он вместе к Ричардом Хендеросоном направлялись к выходу. Если к сосредоточенному Ричарду Анника немного привыкла, то испуганный Конрад заставил её заволноваться. Когда они встретились, Конрад лишь кивнул.
Шефер проводила их взглядом. Лошадь была одна, поэтому Ричард взял её управление на себя. Сзади сел Конрад. Даже издалека было заметно, как он дрожал.
— Надеюсь, доктор Хендерсон не даст чуме разлететься по всему Лавенхему.
Священник подошёл к Аннике и стал смотреть на удаляющиеся фигуры. Закат превратил их в красные пятна, которые вскоре исчезли за горизонтом.
— О какой чуме вы говорите? — пришла в себя Анника.
— В соседних городах чума забрала уже тысячи жизней. Она добралась даже до Чэлсворта, а теперь и до нас.
Шефер вспомнила, как девушка в библиотеке говорила про этот город. Теперь Хендерсон точно не уедет из Лавенхема. Он будет бороться с чумой.
«Чума, — это слово неприятно отозвалось по всему телу Анники. — Ричард знал о ней. Значит, мне придётся помогать ему».
— Зря вы приехали сюда, — тяжело вздохнул отец Иоанн. — Наш город превращается в цитадель Божьего гнева. Как бы мы не превратились в соляные столпы.
— Сомневаюсь, что это возможно. Разве что в трупы.
В отличие от Анники, священнику подобное высказывание показалось смешным. Он хмыкнул и отошёл в сторону.
Свечи в церкви уже горели. Богато украшенные стены и «небеса» говорили о некогда великом прошлом Лавенхема. Что же такого произошло, что теперь приезжих уговаривают покинуть его? Фрески на потолке кружили голову от множества деталей. В такие изображения можно всматриваться вечно, и каждую секунду будешь находить новые детали, скрытые до этого. А ведь когда-то Анна любила ходить по музеям и всматриваться в работы художников. Любила потому, что только так она могла забыть о том, что ждёт её дома.
— Прошу, посидите рядом.
Священник, как и Анника, любовался окружающим великолепием храма. Только она стояла возле выхода, боясь подойти ближе.
Неуверенными шагами, Шефер направилась к служителю. Каждый шаг давался сложнее предыдущего, и, когда она наконец села, огромный камень свалился на хрупкие плечи. Неприятное ноющее чувство вспыхнуло по телу Анники, въевшись в каждую клетку.
— Я видел вас в саду, — начал он. — Мне показалось, вы чем-то удручены. Вы можете поделиться со мной.
Анника молча всматривалась в разноцветную плитку под ногами. Говорить о своих переживаниях чужому, пусть и священнику, было для неё неприемлемым.
— Это связано с тварями? Вы ведь искали информацию о них.
— Частично.
— Если вы будете держать всё в себе, то сожаления сожрут изнутри. Как часто вы разговариваете с Богом?
— Никогда.
Отец Иоанн замолчал.
— Как я могу разговаривать с ним, если давно стала его врагом? — после этой фразы слёзы скопились в уголках глаз. — Я сама с собой разговаривать не могу.
— У Бога нет врагов! — воскликнул священник, высоко подняв брови от удивления. — Кто вам такое сказал?
— Я это чувствую.
— Не говорите глупостей! Всё, что Он делает, ради вас! Даже если вам кажется, что это не так!
Анника подняла глаза на статую Христа. Свет от свеч придавал его образу строгости и сочувствия. Он, как и Анника, не смотрел на человека. Он будто тоже о чём-то задумался. О тяжёлом. Неземном.
Что это было за существо, которое предложило Анне сделку? Как оно могло выглядеть? Может, это и был Бог?
«Да, не так я его представляла, — подумала Анника. — Хотя, я никак его не представляла».
— Поэтому отриньте эти мысли! Бог даёт испытания, чтобы вы могли познать себя и окружающий мир. Если вам тяжело, значит, вы на правильном пути. И вскоре, вы будете вознаграждены.
— А если я не хочу проходить через эти испытания? Что тогда?
Служитель сжал губы и стал осматриваться по сторонам. Его блуждающий взгляд остановился на небольшой фреске, где изображалась Дева Мария с большим горящим сердцем.
— Видите её? — кивнул в сторону отец Иоанн. — Фреска повреждена. Если стена не обработать должным образом, краска будет плохо держаться и в скором времени вовсе посыпится. Также и с нами. Бог даёт испытания, в которых события подготавливают нас для чего-то великого. Для знаний. Что есть Бог, если не Всезнание и Милосердие?
Последний вопрос Анника повторила про себя. В чём же заключалось милосердие, когда «Бог» отправил её сюда? В эпицентр обращённых и чумы.
— Знаете, мы все виним себя в чём-то, — голос служителя вдруг стал тише. — За то, что сделали. И за то, что не сделали. Нам, людям, свойственно ошибаться. И любую ошибку можно исправить.
— И какую ошибку хотите исправить вы?
Священник легко улыбнулся, но в глазах засверкали слёзы.
— Я бы спас моего Павла, конечно.
— Но, — протянула Анника, не понимая сказанного, — Как же вы хотите исправить эту ошибку?
Отец Иоанн задумался. Видимо, Анника задала именно тот вопрос, на который он хотел найти ответ. Шефер наблюдала, как на сухом лбу то появлялись, то исчезали морщинки. Кривые от артроза пальцы подрагивали, когда священник брался за ткань одежды.
Солнце уже село, но последние лучи выглядывали из-за горизонта. Мягкий свет очерчивал по контуру лицо отца Иоанна. Когда Анника мысленно провела линию до носа, священник подскочил с места и удалился.
Такой резкой перемены Шефер не ожидала. Она следила за качающейся фигурой. Служитель зашёл в исповедальню. Послышался щелчок. Обратно отец Иоанн шёл с небольшой деревянной коробочкой.
Сев рядом, он долго поглаживал тёмное дерево.
— Я должен был отдать это Павлу, — его голос охрип. — Тогда бы он не превратился… в тварь. Почему же я не сделал это, когда он сказал, что его преследуют?
После паузы, он ответил сам:
— Наверное, потому, что счёл это за игры воображения. Он ведь любил фантазировать.
Отец Иоанн медленно открыл коробку. Внутри на красной ткани лежал пистолет. Он был украшен резными покрашенными в золото узорами. Длинное дуло и рукоятка находились почти в одной плоскости, что было характерно для средневековья.
— Разве священники должны хранить подобное? — усомнилась Анника.
— Нет, — признался служитель. — Но в борьбе с тварями нет другого пути.
Коробка закрылась. Отец Иоанн ещё недолго смотрел на неё, а затем протянул Шефер.
— Если вы хотите остаться в Лавенхеме, я прошу принять это. В знак знакомства.
— Но ведь вам тоже надо обороняться.
— Вы же видели, как я орудую садовыми ножницами, — засмеялся он. — А вот вы будете идеальной жертвой для тварей. Так я буду знать, что спас хотя бы вас.
Шефер потянулась, чтобы взять подарок, но неожиданно застыла.
«Было бы оружие…» — так она подумала, когда размышляла об убийстве графа Уилтшира?
«Это было услышано. Конечно», — недовольно заключила Анника.
Руки долго не слушались. Она не хотела идти на поводу сущности. Но… можно взять оружие и не использовать его. Верно?
— Спасибо, — печально поблагодарила она, понимая, что всё ближе к своему предназначению. — Мне нечего дать вам в ответ.
— Ваша безопасность будет прекрасным подарком для меня.
Коробка жгла. Несуществующие выстрелы звучали в голове. Совсем рядом. Дуло пистолета смотрело на Аннику. Одно короткое движение, и пуля окажется в её лбу. Будет ли она помнить эту боль после смерти? Ведь прошлые раны до сих пор не зажили.
Девушка с жемчужной серёжкой
Анника рассматривала пистолет всю ночь. На рукояти она нащупала несколько глубоких царапин, а краска на узорах уже сыпалась. Как вообще оружие попало в руки священника? Анника хотела спросить об этом отца Иоанна, но тот ушёл прежде, чем она успела это сделать. Останавливать его ради такого глупого вопроса она не посмела.
Слухи о чуме разлетелись раньше, чем Шефер вернулась в трактир. Она вслушивалась в разговоры прохожих за окном даже ночью.
— Сначала твари, а теперь чума. Если Бог так разгневался, то почему он не может сразу утопить нас, как во времена Ноя, — говорил один женский голос.
— Согласна с тобой, — второй голос был очень спокоен на фоне первого. — Так бы мы не мучились. Подохли бы и всё.
— Может уедем? Лавенхем превращается в ад.
— Ты думаешь, что мы сможем сбежать от чумы? — хмыкнула женщина.
— От чумы не знаю, но тварей там точно не будет!
— С чего ты взяла? Часто из города уезжаешь?
— Я — нет, а вот мой знакомый торговец — да. Он говорит, что нигде больше нет тварей. Только у нас!
Сначала Анника слушала сплетни через слово, едва улавливая о чём идёт речь. Но после размышлений незнакомок о тварях, что-то щёлкнуло. Теперь голоса стали отчётливее.
— Откуда у нас твари, ты когда-нибудь задумывалась?
— Нет, — неуверенно ответила та, которая в начале была спокойна.
— И никто не задумывался! А что ещё хуже, всем всё равно! Даже констебль не хочет устроить охоту на них.
— Так может…
— Чё вы тут языки мозолите? — их перебил мужской голос, по которому Анника сразу узнала трактирщика Адоная. — Идите по домам!
— Чего ты кричишь, как дурной? — обиделась одна.
— Мы вообще-то беспокоимся за жителей нашего города, — ответила другая.
— Вы не беспокоитесь, а только сплетни распускаете! Лучше бы дома сидели, чтобы эта дрянь не распространялась!
Дверь трактира громко захлопнулась, и женщины ушли, по пути обсуждая грубость Адоная.
Уснула Анника только под утро с пистолетом в руках. В комнате было холодно, а тонкая ткань, которая должна была служить одеялом, совсем не грела.
Проснувшись, Шефер сразу посмотрела в окно. На улице было темно. Плотные грозовые тучи расстилались по всему небу. Никакого намёка на тепло и солнце. Понятно, почему Анника чувствовала себя не лучше варёного овоща. Голова трещала. И общая слабость не давала Шефер встать с кровати до обеда.
Когда же Анника всё-таки собралась с силами и спустилась в таверну, она обнаружила одиноко стоящего Адоная Гиббора. Он скучающе пил что-то из пивного стакана.
— Как-то сегодня пусто, — начала Анника, сев за стойку.
— Виктор и Ричард устроили карантин. Теперь все должны сидеть дома.
— Плохо…
— Пообедаете?
— Не откажусь.
После согласия Анники Адонай взбодрился и ушёл на кухню. Вернулся он вскоре с полной тарелкой еды. Шефер вдохнула запах жаренного мяса и варёной картошки, и живот жалобно заурчал. Гиббор засмеялся.
— Сколько вы уже не ели?
— Не знаю. Лет пятьсот? — она проткнула кусок мяса и закинула в рот.
Анника закатила глаза от удовольствия. И вправду, когда она в последний раз ела? До сегодняшнего дня она и не чувствовала голода. И если бы не карантин, она бы сразу отправилась в город, чтобы поговорить с констеблем.
— Послушайте, — обратилась Шефер, когда тарелка оказалась пуста, — Как давно в городе появились обращённые?
— Лет пять назад.
— Что?! — воскликнула Анника, округлив глаза. — Пять лет?
— Примерно, — безразлично ответил Адонай, наливая кружку пива. — Может чуть больше. Может чуть меньше.
— И вы до сих пор не знаете, откуда они появились?
— Этим занимаются констебль Барнс и доктор Хендерсон. Обычные люди всё равно ничем помочь не могут.
Анника ничего не ответила, но новость о том, что обращённые существуют в Лавенхеме уже около пяти лет, повергла её в шок. Тогда понятно, почему женщины возмущались бездействием констебля.
— Вам тоже не советую лезть в это, — вдруг грубо сказал трактирщик, поставив стакан рядом с Анникой. — Уже много людей погибло, истребляя их.
В трактир залетел Конрад. Он оказался у стойки раньше, чем Анника поняла, что это он. На его лицо был натянут капюшон, а опухшие глаза говорили о долгой бессонной ночи. Страдальческая гримаса делала его похожим на Хендерсона. Анника непроизвольно скривилась.
— Мистер Хендерсон просил приготовить еды на день, — хрипло произнёс Конрад, облокачиваясь на стойку.
— Всё настолько плохо? — спросил Гиббор без интереса.
— Отвратительно. Мы были совсем к этому не готовы. Мистер Хендерсон успел приготовить только основу для сыворотки. А там больна вся семья.
Трактирщик покачал головой.
— Скоро будет готово.
— Спасибо.
Барнс-младший упал на стул. Его голова почти касалась груди. Глаза медленно закрывались, и когда сон почти овладевал Конрадом, он вскакивал с места. Так происходило пару раз. И в конце концов, он со всей силы ударил себя по щекам.
— Я не думаю, что это поможет, — с жалостью сказала Анника, когда Конрад сел на место.
Он посмотрел на неё. Долгое время стояла тишина. А когда Конрад опомнился, то сразу же вскочил и поклонился.
— Простите, миссис Шефер! — вскричал он, не поднимая глаз. — Я вас не заметил!
— В твоём состоянии я удивлена, что ты на ногах стоишь.
Конрад слабо улыбнулся.
— Мистер Хендерсон в ярости от этой ситуации. А я напуган до чёртиков, — он задумался. — Не знаю, что меня пугает больше — своя смерть или чужая.
— И то, и другое — так себе, — ответила Анника, вспоминая ощущения после смерти. — Вы лечите только вдвоём?
— Я лишь помогаю. Так что, можно сказать, что мистер Хендерсон один.
— Хорошо, что он не уехал в Чэлсворт.
— Слава Богу! — громко, будто пытаясь докричаться до Создателя, сказал Конрад. — Не представляю, что тогда бы началось!
«Дьявол и Бог уже давно слились воедино», — эта фраза Ричарда хорошо отпечаталась в памяти Анники. И теперь восклицание Барнса-младшего звучало в каком-то роде смешно. Ведь, услышь его Хендерсон, он наверняка сказал бы что-то поучительное.
Адонай Гиббор вышел из кухни с большой сумкой. Когда она оказалась на стойке, Анника ощутила жар.
«Так и до доставки недалеко», — подумала она, сдерживая смешок.
Прежде, чем Конрад ушёл, Анника остановила его у выхода.
— Хендерсон взял с меня обещание, что я должна буду помочь ему в борьбе со смертельной болезнью. Думаю, настало время исполнять обещание.
— Что? — не понимал Конрад. — Но вы же ничего не смыслите в медицине.
— С чего это? — скрестила руки на груди Шефер. — Если бы я не понимала в медицине, то стал бы Хендерсон просить меня о помощи?
Конрад задумался. Информация до него доходила долго, но всё же через время он ответил:
— Как же вы вовремя прибыли в Лавенхем! — он снова задумался. — Это очень смелый поступок с вашей стороны. Помогать заболевшим чумой не каждый решится.
Всю дорогу Конрад молчал. Его шаги были тяжёлыми, а корпус постоянно наклонялся вперёд. Анника боялась, как бы он не упал по пути. Дотащить его было бы весьма проблематично. Но к счастью для них двоих ничего подобного не произошло.
Дом семьи находился в самом центре Лавенхема. Когда Анника проходила здесь в прошлый раз, он казался более живым. Сейчас не было никого, кроме Анники и Конрада. Неужели жители были настолько послушны? Шефер сразу вспомнились дни, когда во времена Анны случилась эпидемия. И тогда цивилизованные люди даже не думали сидеть дома. Странно получается. Зависело ли это от власти? В Лавенхеме все знали констебля Барнса и доктора Хендерсона, и полностью доверяли им. Пусть и существуют люди, которые недовольны неким бездействием. Но может, это не бездействие? А затишье перед бурей?
В доме пропахло спиртом и гнилью. Конрад протянул Аннике подобие маски, и надел такую же на себя.
Она шла за Барнсом по маленьким комнаткам с зашторенными окнами. Семья была небогата, но в доме присутствовали интересные портреты и бюсты, которые могли бы купить ценители. Конечно, не в это время.
Грозные мужчины смотрели на Аннику с высоты холста, а безжизненные каменные скульптуры женщин провожали её взглядом. Хозяева этого дома были не рады видеть незнакомку.
Подумав об этом, Анника дёрнула плечом. Чьи-то руки попытались схватить её. Призрачные пальцы с длинными ногтями, в которых застряла кладбищенская земля, скользили по шероховатой ткани плаща. Эта грязь пачкает всё, к чему прикасается.
«Нельзя испачкать грязную скатерть, моя дорогая», — смеялся рядом муж.
Шефер сглотнула. Во рту заскрипели маленькие камешки.
Её отвлёк громкий детский кашель. Он был ужасен, отвратителен и полон боли. Вместе с кашлем выходило столько звуков, что мурашки побежали по спине Анники. Она слышала эти звуки раньше, когда работала в больнице. Именно после этого муж стал таким…
Заметив рядом с Конрадом Аннику, Ричард медленно встал.
— Я знал, что вы придёте.
— А я думала, что вы отправите приглашение.
— Прошу простить мою бестактность, — не то с юмором, не то всерьёз говорил Ричард. — Я должен был предупредить вас лично.
Хендерсон кивнул Конраду. Он понимал, что пути назад уже не было. Анника пришла в самый эпицентр чумы, и если она действительно хоть что-то понимает, то процесс лечения можно было ускорить.
— Раз так… Посвящу вас в то, что происходит.
— Благодарю.
Они вышли на кухню, где Конрад сразу расположил припасы. Некогда аппетитный запах еды превратился в смрад. Ощутив его, Анника сразу натянула маску на прежнее место. Ричард с Конрадом же не побоялись необычных ароматов.
— Отец семейства вернулся из Чэлсворта, — начал Ричард, снимая огромные кожаные перчатки. — А учитывая последнее письмо, чума там в самом разгаре. Не знаю со сколькими людьми он встретился, и скольких заразил. Но нужно готовиться к худшему. Эта чума поражает быстро, и реагировать приходится моментально.
— Конрад сказал, что основы для сыворотки готовы, — Шефер не могла перестать думать о запахе. — Эта сыворотка проверена на ком-нибудь?
— Я доктор, — устало процедил Ричард. — И не собираюсь вводить неизвестные лекарства.
— Какой состав этих «лекарств»?
Хендерсон надменно поднял бровь. Он долго молчал, нагнетая обстановку. Но затем снисходительно улыбнулся, всё больше зля Аннику.
— Они стоят в моём кабинете. Можете посмотреть.
— Но, мистер Хендерсон, — вдруг встревожился Конрад.
— Если миссис Шефер так уверена в своих познаниях, пусть сама разберётся, — он направился в сторону ванной комнаты, но остановился. — Я как раз собирался туда, чтобы закончить начатое. А ты, Конрад, присматривай за состоянием больных. Давай им больше питья. Особенно ребёнку.
— Хорошо, — без радости сказал Конрад, нанизав картошку на нож.
На улице Анника не могла нарадоваться свежему воздуху. Она жадно вдыхала его, но незаметно для Ричарда. Он шёл рядом, постукивая тростью. В этот раз Хендерсон сильно опирался на неё. Или же Анника просто не замечала этого раньше?
В больнице ничего не поменялось, а запах лекарств показался Шефер приятнее.
Зайдя в кабинет, они встретились с женщиной. Анника замерла. Настолько она была грациозна, что больше походила на античную статую. Светло-русые волосы волнами падали на узкие плечи. Голубые глаза вспыхивали от солнечных лучей, а затем превращались в согревающие серые угольки. Аристократические тонкие черты лица приковывали взгляд. И большие жемчужные серьги. Они выглядели дорого, но было непонятно: они украшают женщину, или женщина — их?
— Что ты здесь делаешь? — с ходу спросил Ричард, снимая с себя верхнюю одежду.
— О, — сладко протянула женщина, заметив Аннику. — Ты снова с этой… любопытной женщиной.
— Если у тебя нет дел ко мне, прошу, уйди.
Шефер аккуратно переместилась ближе к столу. Так незнакомка была напротив неё.
— Простите, что мешаю вашему уединению, — продолжала она.
Ричард отреагировал мгновенно и в следующую секунду уже держал трость возле горла женщины. Анника вздрогнула.
Муж тоже делал так. Только вместо трости у него был любимый походный нож, который она же и подарила. Если бы Анна знала об этом, то двести раз подумала о том, что подарить.
В отличие от Анны, незнакомка держалась гордо и даже не моргнула, а только протяжно вздохнула.
— Какой-то ты нервный, Ричард, — она аккуратно попыталась опустить трость, но та оставалась на прежнем месте. — Что ж… меня послал Виктор. Сказал, что граф Уилтшир будет через месяц.
Хендерсон отпустил женщину.
— Меня зовут Мета Охман, — она потеряла всякий интерес к Ричарду и подошла к Аннике. — Я бывшая жена этого грубого врача.
Шефер посмотрела на Ричарда. Он нервно поправлял воротник рубашки.
— Анника Шефер, — она протянула руку, но сразу убрала её, поняв, что этот жест не уместен для этого времени.
Мета заметила неловкие движения и ухмыльнулась. Скрывать своё надменное отношение она даже не пыталась. Её высокомерие читалось во всём: в глазах, в улыбке, в поднятой голове, в постоянно играющих бровях. Она идеально подходила Хендерсону. Странно, что она была именно «бывшая жена».
«Подобное к подобному», — фальшиво пропел призрак за спиной.
Анника незаметно для себя цокнула. Вокруг были одни раздражители. Нужно было сидеть в комнате.
— Не советую проводить с ним много времени, — продолжала смеяться Охман. — Его занудство затягивает и выбраться из него очень сложно. Но не знаю, может вы тоже такая…
— Мета! — крик Ричарда разлетелся по стенам.
Охман наклонилась к уху Шефер и произнесла:
— Захотите пообщаться — заходите ко мне. Мой дом рядом со зданием констебля.
Последний её взгляд был адресован Ричарду. Мета вышла грациозно, как победительница. Каков бы не был исход, она была уверенна в победе.
В воображении Анники мелькнули образы кровожадных обращённых, которые разрывают её на клочья. Лужа крови блестела в свете луны. Обезображенные в бою лица обращённых испачканы кровавыми массами. И где-то вдалеке стоит неизвестный призрак, который наблюдал за настигающей Мету смертью. Что испытывал призрак, глядя на столь живописную картину «смерти»?
— Вы становитесь всё популярнее, — грубо сказал Хендерсон, расставляя пузырьки на столе.
— Да, — кратко ответила Шефер, изгоняя безумные мысли о смерти.
— Не думал, что даже Мета заинтересуется вами, — лёгкая улыбка украсила лицо врача.
— Скорее всего её интерес ко мне вызван вами.
— Что вы имеете в виду? — хмурился Ричард.
— Вы же её бывший муж. А теперь рядом с вами ошивается какая-то неизвестная женщина. Конечно Мета будет интересоваться кто я.
Хендерсон засмеялся. Анника не заметила, как сама расплылась в улыбке. Некогда грубые черты лица доктора превратились в мягкие, почти детские. Волна радости быстро пронеслась по телу Шефер, но также быстро испарилась. Она снова вспомнила мужа. Когда-то и он был таким.
Красная жидкость переливалась в стеклянных сосудах. Один из них Ричард протянул Аннике. Пробка открывалась с трудом. Но как только послышался хлопок, из пузырька донёсся резкий запах.
— Это кровь?! — скривилась Шефер, убирая лекарство подальше от себя.
— Странно. Вы знакомы с медициной, но боитесь крови?
«Действительно. Как тогда ты смотришь на свои руки, которыми убила меня?»
— Я просто, — запнулась она, подавляя рвотный рефлекс.
Ричард смочил платок лекарством, отчего тот стал пахнуть травами, а затем протянул его Аннике. Тошнота прошла мгновенно, но от перенапряжения заболела голова.
— Простите. Я… стала очень чувствительна к резким запахам. Тем более крови.
— Вам не за что извиняться. Только вот помогать нам с больными у вас не получится.
— Нет!
Шефер откинула платок и уверенно встала рядом с открытым пузырьком. Металлический привкус медленно проявлялся на языке. Вспышки из прошлой жизни возникали перед глазами и смешивались с реальностью.
Муж стоял рядом, размахивая руками. За ним стояла другая фигура. Женская. Слова мужа было сложно разобрать, но Анника понимала, что он не просто кричит, он орёт. Из его рта вылетали слюни. В глазах от ненависти полопались сосуды. Зрачок превратился в маленькую точку, смотря в которую страх возникал подобно молнии. Инстинкт приказывал бежать. Но Анника не могла. Ноги не слушались её. Они приросли к полу, а руки дрожали так, что ударялись об угол кухонного гарнитура.
Ричард перелистывал записную книгу и что-то рассказывал Аннике. Затем он копался в шкафчике, рассматривая разбросанные наброски. Заметив, что Шефер не реагирует на его слова, Хендерсон встал напротив неё.
Муж схватил её за плечи. Анника видела его зубы. Они находились так близко к ней, что одного слова хватило бы, чтобы муж разгрыз этими зубами глотку. Поэтому Аннике оставалось только молча терпеть это.
Снова сверкнул нож. Он ведь не причинит ей вреда? Как и всегда, муженёк только покажет насколько он опасен. Не больше.
«Не сможет. Нет… Он слаб…»
— Миссис Шефер, — тихий голос Ричарда разрушил воспоминания, — У вас опять приступ?
Он держал её за руки.
«Как сумасшедшую», — подумала Анника и резко одёрнула их.
— Всё в порядке. Насчёт этого…
Основа для сыворотки оказалась в её руках. Шефер поиграла с ней, переливая по всем стенкам сосуда, а затем выдала на одном дыхании:
— Эта кровь с большим содержанием железа. Учитывая те записи, что вы предоставили мне, могу предположить, что это кровь обращённых. Ведь у них увеличенная печень. А это явный признак переизбытка железа в организме. Но меня беспокоит другое, мистер Хендерсон. Зачем и как вы брали кровь у обращённых?
Ричард слушал это, не выдавая никаких эмоций. Только в конце он позволил себе поаплодировать, но в глазах не было ничего, кроме усталости. Анника дышала прерывисто, боясь, что снова окажется перед мужем. Если бы рядом не было Хендерсона, она бы давно дала волю чувствам и расплакалась.
— Я не сомневался.
Он забрал флакон из рук Анники и поставил на прежнее место.
— А ответы на вопросы просты, миссис Шефер, — странный оскал появился на лице Ричарда. — Если вы внимательно читали записи, то должны были заметить, что обращённые — никогда не имели мелких ран. Мне приходили трупы либо разрубленные пополам, либо без головы. Но по утверждениям констебля Барнса, он лично пускал десяток пуль в их тела. И это было правдой, ведь эти пули я находил под зажившей кожей.
— То есть, у них есть способности к регенерации, — сделала для себя вывод Анника и подумала о том пистолете, который дал ей священник. — И вы пытаетесь с помощью их крови вылечить больных?
— Именно.
— Где уверенность в том, что не ВЫ создаёте обращённых?
Глаза Хендерсона округлились. Он был не просто напуган, он был в ужасе от такого вывода Шефер. Ричард замер и даже не дышал какое-то время, но опомнившись, облокотился на стол, чуть не уронив открытый флакон с сывороткой. Анника была готова пустить пулю ему в лоб, но не была уверенна, что это поможет.
«Чёрт возьми. Я ведь могу промахнуться. Какой из меня стрелок?» — сомневалась Анника, наблюдая, как Хендерсон медленно приходит в себя.
— Уверенность, — прорычал он. — Да где вообще уверенность что вы — не одна из обращённых?
— Что? — испуганно спросила Анника.
— Ведь вы появились в Лавенхеме в ту ночь, когда погиб Павел. Может именно о ВАС он говорил констеблю? Где уверенность, что это не ВЫ отвлекли жителей чумой, чтобы собрать урожай побольше? Где уверенность, что граф Бат не создаёт обращённых?
— Если бы я была обращённой, то сожрала вас прежде, чем вы задали такие глупые вопросы.
Она попыталась ответить также уверенно, но голос дрожал, выдавая её истинные чувства.
— Возможно, вы ждёте, пока я оступлюсь. Может, вам нужна причина, чтобы убить меня. Я не знаю, какие указания вам дал граф Бат. Поэтому с чего вы решили, что смеете обвинять меня, не ожидая ответного нападения?
— Я даже не думала… убивать.
Хендерсон не отводил взгляда от испуганной Анники. Он видел, как её тело сжалось, словно у беспомощного животного. Она пыталась отойти как можно дальше, но позади был шкаф. Тупик. Беспокоясь, что сейчас повторится история, как в библиотеке, Ричард притянул Аннику за плащ. Шефер заметила быстрое движение его глаз в сторону пистолета и поспешила спрятать оружие.
Понимая, что доктор увидел больше, чем положено, Анника решила уйти. Ей хотелось высказать всё в лицо этому врачу. Злость кипела внутри грудной клетки. Под рукой не было ничего, что могло бы успокоить. Но это не остановило Шефер, и она со всей силы хлопнула входной дверью.
«Как он вообще посмел обвинить меня в этом! Разве стала бы я предлагать свою помощь доктору, будь я обращённой?! Я тоже могла бы обвинить его в этом! Ведь врач — идеальное прикрытие для того, чтобы создавать этих тварей! А-а!» — Анника остановилась посреди пустой улицы.
Моросил дождь. Грозовые тучи не хотели уплывать с неба Лавенхема. Может оно и к лучшему?
Анника смотрела на то, как крупные капли расплывались по каменной дорожке. В сердце неприятно клокотало, отчего мелкая дрожь пробивала конечности. По щекам потекли слёзы. Но почему? Шефер медленно смахнула их, будто так она поймёт природу создания этих солёных капель. Но непонимание только больше росло.
«Я испугалась его, — вдруг призналась себе Анника с возрастающим в душе страхом. — Сначала он так резко подскочил к Мете, потом эти обвинения. Они похожи…»
Размышления затуманили взгляд, и ноги сами привели Аннику к зданию констебля. Где-то рядом должен был быть дом Меты Охман. Но стоило ли приходить сюда?
Шефер была единственной, кого омывал дождь. На улице не было даже детей, которые бегали без разрешения родителей. Это разжигало в Аннике чувство одиночества. Она была, как брошенный котёнок. Промокший. И никому не нужный. Даже себе.
«Такую как ты только бросать».
Анника впервые согласилась с голосом мужа.
«Тебе бы стоило поубивать всех жителей этого жалкого городка. Рано или поздно наткнулась бы на графа. И твоя никчёмная душонка обрела бы долгожданный покой».
«Я не собираюсь убивать людей», — без прежней злобы ответила Шефер.
«Решила поиграть в святошу? — засмеялся призрак, и Аннике показалось, что в воздухе сверкнул чей-то оскал. — Да ты же вся пропитана грехами. Даже могила не исправила. Как была убийцей, так и осталась. Ещё и тупая».
«Я не убийца».
«Ну да, а я не твой муж. Ты уже несколько раз хотела убить Ричарда Хендерсона. Разве не так?»
Отрицать было глупо.
«В тебе нет ничего хорошего, Анна Штайн, — смеющиеся глаза смотрели на Аннику сквозь пелену слёз. — Даже совершенно не знающие тебя люди чувствуют, что ты — убийца. Твои мысли читаются в глазах. Ты часто зарываешься в себе. Ты ведёшь себя агрессивно. Пытаешься оттолкнуть всех от себя, чтобы не было жалко убивать жертву. Ведь нельзя привязываться к свинье, которую хочешь зарубить».
«Нет… Всё не так».
Анника закрыла лицо руками. Внутри всё пульсировало от боли. Тяжесть слезами оседала в лёгких. Она до последнего сдерживала всё в себе, но чем больше говорил призрак, тем сложнее было контролировать эмоции. Анника стиснула зубы, в надежде, что призрак скоро уйдёт, и ожесточённая борьба с самой собой закончится ничьей.
Вместо дождя с неба полилась кровь. Она быстро окрасила улицы Лавенхема, а её запах разлетелся даже по самым затаенным уголкам вместе с порывистым ветром. Анника чувствовала солёный привкус на языке, вперемешку с землёй. Опять эти пальцы мертвецов тянулись к ней, чтобы забрать её с собой. Они утащат под землю и станут терзать хрупкое тело. Разорвут на части.
«В тебе нет ничего святого, Анна! — муж перешёл на крик. — Твоя душа чернее, чем у Дьявола! У тебя всегда всё идёт через жопу! Стоило хотя бы раз просто подумать, прежде чем сделать что-то! Но ты возомнила себя умной! Да ты скорее сдохнешь во второй раз, чем выполнишь условия сделки! И это не из-за твоего благородства, а из-за тупости! Лучше бы ты сдохла при родах!»
Последние слова добили Аннику. Всё замолкло, и теперь она слышала только удары капель о каменную дорожку. А сердце. Его глухие удары звонко разбивались о сырые дома Лавенхема, словно пустые сосуды. Звон переходил в писк, и тогда сердце замедлилось. Анника чувствовала, что оно вот-вот остановится. И в этот момент, вопреки ожиданиям, она бы обрела спокойствие. Да, всё было бы так, если бы не слова мужа.
О каких родах он говорил? Анника понимала, что знает о них, но что-то мешало вспомнить.
— Анника Шефер.
Командный голос не сразу дошёл до неё. Она продолжала вглядываться в стёртые воспоминания.
«Не понимаю, — повторяла Анника, стараясь контролировать дыхание. — Не… понимаю».
— Анника Шефер, — продолжал кто-то и уверенные шаги направились к ней.
Лицо констебля вызвало диссонанс в разуме Анники. Его не должно было быть здесь. Но где здесь?
— С вами всё хорошо? — спросил Барнс-старший, рассматривая застывшую фигуру Шефер.
— Я… — её губы дрожали. — Не знаю.
Виктор, недолго думая, взял Аннику под руку и повёл в соседний дом. Она не собиралась сопротивляться. Даже если бы на неё сейчас напали, она бы не стала дёргаться и бороться за жизнь. Всё вокруг превратилось в искусственный мир. Сон.
Комнаты дома были пропитаны знакомым запахом цветочных масел. От большого количества зеркал помещения казались больше, чем были на самом деле. Разноцветные ковры, привезённые скорее всего из южных стран, украшали и так богатый быт. Золотых приборов и ваз было так много, что они давили на Аннику. С высоты развешенных картин на неё смотрели знакомые глаза. Муж был уже здесь. Он был изображён на каждом портрете с его типичным высокомерным взглядом. Средневековые одежды с золотыми вышивками были ему к лицу. И если бы Анника не знала его, то могла бы подумать, что он — граф. Смогла бы тогда Анника убить его, окажись её муж графом Уилтширом?
— Мета, приготовь чай! — приказал Барнс и усадил Аннику на диван, а сам расположился напротив.
Он снял головной убор и бросил в сторону, попав на стул. Шефер мог бы впечатлить подобный трюк, если бы не… муж. Удрученность сменилась злостью. Чтобы не уничтожить всё дорогое убранство дома, Анника прикусила щёку. Кожица быстро повредилась, и боль остудила пыл.
— Вы выглядите расстроенной, — констебль закинул ногу на ногу. — Надеюсь, в этом виноват не Хендерсон?
— Отчасти, — скривилась она. — Но больше я сама виновата.
— Ричард умеет разочаровывать, — Мета появилась в комнате с чайными чашками на подносе. — Особенно девушек. Не знаю, может ему это приносит удовольствие?
— Прекрати, — недовольно отрезал Виктор.
Мета хмыкнула и снова скрылась на кухне. Барнс подождал, пока её шаги утихнут и продолжил:
— Мета вам уже сказала, что скоро прибудет граф Уилтшир?
— Что?
Анника очнулась.
— Он поможет нам узнать об обращённых больше, — рассказывал Барнс с удовольствием, но уголки его губ почему-то подрагивали. — У него есть сведения для вас.
— Видите, а вы сомневались.
— Власть даёт много преимуществ.
— Но не даёт преимуществ перед обращёнными, — не смогла сдержать грубости в голосе Шефер.
— В любом случае, вы можете быть спокойны. Граф скоро прибудет и, кто знает, может быть, вся эта история с обращёнными наконец-то закончится.
Анника не знала, как на это реагировать. Звучало настолько хорошо, что даже пугало. Если сущность так упрощает задачу, то не легче было вообще поставить графа перед ней, дать пистолет и заставить нажать на спусковой крючок? К чему вся эта игра? Но если Барнс врёт? А если говорит правду, то встреча с графом Уилтширом совсем близко. А вместе с ней Анника чувствовала приближение собственной смерти. Она совсем заблудилась в тёмном лабиринте. Приходилось идти на ощупь. Холодный ветер бездны продувал тело насквозь. Если бы дорога была выбрана верно, то Шефер окутывала теплота огня. Но пути назад нет.
Хозяйка дома вернулась с горячим чайником и разлила напиток по чашкам. Запахло малиной и мятой. Анника взяла чашку в руки, чтобы не окоченеть.
— Ох! — спохватилась Мета, осмотрев Аннику. — Виктор! Ты не видишь, что у миссис Шефер насквозь промокла одежда?
Барнс не успел ответить, как Охман повела Аннику в другую комнату.
Спальня была огромна. Отходить от общего настроения дома хозяйка не хотела, поэтому зеркала стояли по периметру. Большие и маленькие. Богато украшенные драгоценными камнями и простые. Зачем их столько? Неужели Мета не могла пройти и метра, не посмотрев на себя?
— Когда мне плохо, я смотрю на своё отражение, — стала неожиданно отвечать Мета на витающий в воздухе немой вопрос. — Я вижу, как у меня опускаются плечи, как гаснут глаза. Моё беспомощное, жалкое состояние вызывает отвращение. Тогда у меня появляются силы, чтобы это исправить. Я хочу видеть себя сильной, пусть многие считают это высокомерием и нарциссизмом.
Анника понимала о чём она говорила. В прошлом Анна никогда не пользовалась таким способом поднятия самооценки. Возможно, познакомься она с кем-то, кто был бы похож характером на Охман, Анна бы задумалась об этом. Но теперь Анна, назвавшая себя «Анникой Шефер», была вынуждена видеть в отражениях дорогих зеркал обнищавшую душу в облачении уставшей женщины.
Анника ужаснулась, увидев своё отражение. Неужели она выглядела так… ничтожно? Она и не замечала, что горбится. Хотя не удивительно, ведь в мыслях так часто мелькало желание провалиться сквозь землю, исчезнуть.
— Снимайте с себя это! — скомандовала Мета, распахнув большой шкаф.
— Прям всё? — смутилась Шефер, собираясь уносить ноги.
Мета повернулась и одарила гостью удивлённым взглядом. В глазах сверкнули огоньки безумия, но быстро погасли, как только Анника потянулась к поясу.
— Конечно всё, — более спокойно ответила Мета, продолжая искать вещи. — Вон там ширма. Можете зайти за неё.
Анника так и сделала. Охман быстро подобрала подходящий костюм и аккуратно повесила на ширму. Пока Шефер снимала одежду, она заметила синяки. Тело было усеяно ими и, кажется, они были свежими. Заметив смущённый взгляд Анники, Мета извинилась и быстро исчезла.
«Странно, — подумала Шефер, успокаивая дрожь в ногах. — С утра их не было».
Пистолет, прикреплённый к поясу, выглядел грубо и даже угрожающе. Поэтому Аннике пришлось спрятать его почти за спину, ведь расправленный плащ не скрывал его. Едва она успела прикрыть оружие, как снова появилась Мета и восторженно воскликнула:
— Ну вот! Совсем другое дело! Посмотрите на себя, миссис Шефер!
— Нет, я не хочу.
— Очень грубо с вашей стороны, — резко поменяла тон хозяйка дома и сама повела Аннику к зеркалу. — Вы ДОЛЖНЫ оценить костюм, что я вам дала.
Это действительно задевало Мету? Портить отношения с ней Аннике не хотелось. Пусть она и была своеобразной женщиной (и в какой-то степени стервой), но что-то подсказывало, что в душе она — хороший человек. После таких размышлений кольнуло в сердце. Не обманчиво ли первое впечатление?
Одежда действительно меняла человека! Плотная бархатная юбка с широким поясом, бордовая рубашка с рюшами и длинный чёрный плащ идеально сидели на Аннике. И даже не было отторжения от подобного наряда, как часто происходило с Анной. В прошлой жизни было проблематично подобрать одежду, которая бы шла ей. Смотря в зеркало, Анна стыдилась себя. Ей вообще ничего не подходило.
Когда Мета Охман встала рядом, Анника заметила, насколько уставшей выглядит. У Меты был румянец, блестящая кожа. А у Анники? Синяки под глазами и отёки.
— Спасибо, — Шефер опустила голову. — Прекрасный наряд.
— Рада, что вам понравилось. Те тряпки на вас выглядели совсем ужасно. Я сразу заметила ваш живописный профиль и подумала, что бордовый цвет вам будет к лицу! — голос Меты звонко отскакивал от стен. — Не понимаю, почему вы так не любите себя.
Анника резко посмотрела на Мету. Как она посмела говорить подобные вещи совершенно незнакомому человеку?
Только Шефер почувствовала искрящуюся ярость в груди, как Мета неожиданно успокаивающим тоном добавила:
— Не волнуйтесь, миссис Шефер, я тоже когда-то не любила себя. Во многом мне помогли Ричард и Виктор. Но прежде всего, вы САМИ должны полюбить себя. То, что вы видите в зеркале, лишь поверхностное отражение вашей души, — Мета взяла руки Анники, и той показалось, что после таких касаний останется ожог. — Когда безвозмездно отдаёшь себя не тем людям, начинаешь замечать, как превращаешься в тень. От тебя прежней остаются только воспоминания. Иногда нужно перешагнуть через себя и избавиться от ненужных людей.
Алая вязкая капля крови упала на руку Анники. Она не заметила, как дёрнулась. Зато Мета расплылась в диком животном оскале. Страх волной прошёл по телу Анники. Ноги приросли к полу. И последнее, что она могла сделать — закрыть глаза. Но Мета не отпускала её, а только сильнее сжимала руки гостьи. Глухие хрусты прозвучал изнутри.
— Это я выбрасываю, — Мета подбежала к ширме и, схватив одежду Анники, убежала из комнаты.
Всё стало прежним. Никакой крови на руках. Пальцы не сломаны.
— Постойте!
Анника медленно переставляла ноги, словно кукла.
В длинных коридорах было легко заплутать. Поэтому пройдя несколько поворотов, Шефер вернулась в гостиную, где ждал констебль. Прежде чем, пройти вглубь комнаты, Анника осторожно осмотрелась. На лице Виктора не было неестественных искажений. Лёгкий свет, свойственный пасмурной погоде, едва пробивался через окна.
Увидев Шефер, констебль встал, и вежливо сказал:
— Вы выглядите прекрасно.
— Благодарю, — поклонилась она в ответ, стараясь удержать равновесие.
Подняв взгляд, Шефер обратила внимание на картину. Анника подошла ближе, чтобы убедиться, что это не очередная галлюцинация. Так вот, почему образ Меты в первую встречу показался ей таким знакомым! Всё из-за этой картины.
— Невероятно, — шепнула Шефер.
Констебль подошёл к ней.
— Мистер Вермеер нарисовал её год назад специально для Меты. Они встретились в Голландии, когда Мета уехала от Ричарда. Талант Вермеера тогда только начали замечать, и Мета заключила с ним пари. Она обещала, что его картины сотрясут мир, а он обещал — портрет. Мета лично занималась продажей холстов мистера Вермеера. Устраивала выставки для богатых людей.
— Обычно это были мужчины преклонного возраста, — Мета уже сидела на кресле с чашкой чая в руках. — Им так легко втереться в доверие, если ты молодая девушка. Я отдавала им картины почти за бесценок, а они их продавали. Процент с продаж был мой. Вскоре о Вермеере узнал мир. У него появилось множество заказов, и год назад я вернулась в Голландию. Для него я — божество. И он за неделю нарисовал портрет.
— Но зачем вам это было нужно? — спросила Анника, не веря в историю.
— Разве вы не хотели, чтобы ваш образ сохранился навеки? — Мета поправила волосы, и Анника заметила те самые жемчужные серёжки. — Я хочу, чтобы в будущем эта картина вызывала больше вопросов, чем ответов. Хочу стать нераскрытой тайной.
— Ты и так нераскрытая тайна, Мета, — хмыкнул Виктор.
— Этого недостаточно.
Анника села на своё место, но картина самого Яна Вермеера сильно потрясла её, как и тот факт, что она писалась с Меты Охман.
— Насчёт графа Уилтшира, — отречённо сказала Анника. — Какой он человек?
— Старый, надменный, ещё и хромой, — хмыкнула Мета.
— Хромает он лишь иногда. Несмотря на возраст, его разум ясный и чистый. Граф Уилтшир рассудительный. Он предугадывает события на годы вперёд. Он прекрасный лидер, но, — Виктор нахмурился, — совсем одинок. У него нет даже жены, которой он мог бы передать наследство.
— Неужели ты думаешь, что этот скряга отдаст наследство женщине?
— Ему необходимо договориться только с Его Величеством. А так как он всегда прислушивался к советам графа, то выполнить просьбу, тем более такую, для него будет простым делом. А если король по какой-то причине откажет, то ему поможет Фридрих.
Мета испуганно посмотрела на Виктора, а затем оценила реакцию Анники. Но та продолжала слушать констебля без прежней заинтересованности, будто это и не она задала вопрос о графе.
— Как я слышала, вы учились у лекаря при короле. Разве вам ранее не представилась возможность встретиться с графом Уилтширом лично? — перевела разговор Мета.
— К сожалению, нет. Меня не допускали к разговорам с подобными людьми. Я и с королём нечасто виделась.
— Его Величество достаточно скромный и робкий человек, — грубо сказал Виктор. — Это хорошо для обычного человека. Но не для короля. Будь у него больше уверенности и смелости, этих кровожадных обращённых уже бы не было.
— Но он же не знает с чем имеет дело. Поэтому послал меня.
Барнс надменно фыркнул, поворачивая нетронутую чашку с чаем в разные стороны. Его брови опустились так низко, что их коснулись короткие ресницы. Виктор замер, всматриваясь в отражение напитка. О чём он думал? Анника этого не знала, но спустя короткое молчание, констебль с прежним настроением продолжил:
— Граф Уилтшир — замечательный человек. Во всяком случае, был. Во что он превратился после всей этой истории с обращёнными — одному Богу известно.
— Какое отношение имеют обращённые к графу?
— Мы не знаем, — чашка в руках Меты звонко ударилась об тарелку. — Он прибудет сюда по вашей милости, поэтому у вас будет время, чтобы это узнать! Если у вас, конечно, нет других целей!
— Не понимаю, о чём вы говорите, — позади прозвучало чьё-то дыхание, но Анника не шевельнулась.
— Мета хотела сказать, что очень беспокоится насчёт вашей встречи. И я, как констебль Лавенхема, хотел бы предупредить вас.
— О чём?
— Любая ваша выходка, миссис Шефер, может обернуться для вас — трагедией. Поэтому следите не только за своими действиями, но и за языком. Мы готовы ко всем исходам, а ручаться за вас я не намерен.
Слова Барнса прозвучали грубо. Пусть в констебле ничего не поменялось, Анника увидела быстро опустившуюся на его лицо тень. Такую плотную, что он должен был задохнуться. Только вместо этого Виктор быстро выдохнул, будто боялся последствий за свои слова.
— Я прекрасно это понимаю. Наш разговор с графом будет коротким. Мне ничего не требуется от него, кроме некоторых деталей.
— Вы всё ещё верите, что обращённых кто-то создаёт? — усмехнулся Барнс, и в сердце Анники с болью щёлкнули воспоминания о муже. — Эти детали вы хотите разузнать у графа?
— Вас это не должно беспокоить, — когда Шефер сказала это, Мета без скромности уставилась на неё и угрожающе сжала губы.
— Я — констебль Лавенхема. Меня это должно интересовать больше кого бы то ни было.
Глаза Виктора жадно впились в испуганную Аннику. Она думала, что выглядит безразлично или хотя бы спокойно, но слегка подрагивающие брови красноречивее всего описывали состояние Шефер. Ей было понятно, почему все так недоверчиво относятся к ней, но, с другой стороны, это казалось Аннике несправедливым! Она же ничего не сделала такого, чтобы ей настолько не доверяли!
«И не сделала ничего, чтобы доверяли», — добавил до омерзения счастливый призрак мужа.
— Да, — быстро шепнула Анника, глотнув воздух. С каждым следующим словом, её голос становился всё уверенней и громче. — Вы правы, но меня прислал граф Бат, а того — король. Так что считайте, что я выполняю приказы короля. А уж он точно будет выше вас, мистер Барнс. И я не обязана отчитываться перед вами.
Констебль снисходительно улыбнулся. Будто он и хотел услышать именно это. Анника не поняла его внезапной радости и вопросительно посмотрела на Мету. В отличии от него, Охман вглядывалась в опустевшую чашку с печалью. И когда они встретились взглядами, по коже Шефер пробежал холод. От добродушной хозяйки ничего не осталось.
Анника уже собиралась уходить, как Мета внезапно спросила:
— Знаете, кто управляет королями?
Анника промолчала.
— Советники.
Шефер поднялась с места и почувствовала, как вокруг кружится целый мир. Ноги еле удерживали слабое тело. В груди зарождались противные чувства, будто чья-то сухая, костяная рука копошится в мышцах и органах. Анника схватилась за мягкую ткань рубашки, пытаясь расстегнуть неподдающиеся пуговицы. Но холодная сталь прожигала, как огонь. После прикосновений на пальцах показались ярко-красные пятна от ожогов.
Анника вдруг увидела образ графа Уилтшира. Того старика, которого стоило убить. Она понимала, что это путь к спасению. Понимала, что это убийство — лишь формальность на пути к спокойной смерти. Но почему она не может заставить себя поднять руку и выстрелить?
«Потому что ты жалкая, Анна. Ты всю жизнь боялась. Боишься и сейчас, когда на кону твоё мнимое спокойствие!»
Она убьёт его! Убьёт! Нужно только время, чтобы свыкнуться с этой мыслью.
Выстрелить в тело графа. Пуля пробьёт сердце. Оно зальётся кровью. И граф упадёт прямо в ноги Аннике Шефер! Ещё тёплое тело будет дожидаться какого-нибудь прохожего, чтобы его оттащили сначала на кровать, затем в гроб, а потом уже и в землю.
Но что, если граф не достоин смерти? Что, если сущность проверяет её?
Анника облокотилась на небольшую тумбу возле входной двери. Разноцветные детали интерьера сливались в одно большое полотно. И теперь перед глазами застыл отвратительный серый цвет, через который мало что можно было разглядеть. Анника лишь закрыла глаза. Последняя мысль прозвучала в её голове:
«Я не хочу никого убивать…»
«Ты уже подписала договор. У тебя нет другого выхода, Анна».
— Я не хочу, — вырвалось из уст Анники.
Голова разрывалась от боли. Голос мужа гудел и повторял, что ей не убежать от судьбы. Что она убийца. В ушах зазвенело. Мета и Виктор, провожающие гостью, подхватили её под руки. Анника уже не слышала, как констебль стал что-то громко кричать Мете.
Смерть Инанны. Расцвет Эрешкигаль
Здесь отсутствовало всё: стены, полы, двери и окна. Только письменный стол, стоящий посреди пустого пространства, и тусклая лампа создавали иллюзию комнаты. Анника сидела на скрипучем стуле в ожидании сущности. Она была уверенна, что здесь не одна.
В отличие от прошлого раза, теперь было не так страшно. Даже наоборот, благоговение согревало тревожную душу Шефер. Она уверяла себя в том, что попытка искупления потрачена, и сущность вернёт её обратно в ад. Анника уже поверила себе, но, когда знакомая тень появилась по ту сторону стола, сомнения вспыхнули, как спичка.
— Странно, — заговорил знакомый голос. — Я думал, что вы решите эту проблему быстрее.
Анника не ответила.
— Неужели вы действительно хотите проживать те дни снова и снова? Вам совсем себя не жаль?
— Я не люблю жалеть себя, — даже Аннике показалось, что её голос звучал неестественно грубо.
Сущность хмыкнула. Её длинные ноги, одетые в классические брюки, оказались на столе. Налакированные туфли сверкали в тёплом свете.
— Верните меня, — шёпотом стала просить Анника, опустив голову. — Я не буду никого убивать.
Когда Анника посмотрела на сущность, то в зияющей пустоте силуэта она увидела сверкающие красные глаза. Если бы у Шефер было тело, то оно бы пульсировало от страха. Анника подскочила с места. Стул с грохотом упал, и звук разлетелся по пустоте.
Она не испытывала такого ужаса никогда. Никогда! От этого чувства первым, что она смогла сделать — упасть на колени. Анника понимала, что находится не в кабинете начальника, который просто грозится уволить, а в зале Суда. Того самого, где душам выносят приговор. И для Шефер он был смертным.
Анника продолжала видеть эти глаза даже, когда упёрлась лбом в несуществующий пол. Они были повсюду. В каждой детали, в каждой частице её души. И эти красные полные нечеловеческого гнева глаза призывали к повиновению и покаянию. Это был тот самый огненный меч, которым должны вершить правосудие. Но было бы лучше, если бы меч закончил мучения быстро, отрубив голову. Но вместо этого красные пронзающие глаза выворачивали душу наизнанку. Мысли Анники путались и приходили к одному выводу: «Ты виновна».
— Договор надо выполнять, Анна Штайн! — произнесла медленно сущность, и красные глаза потухли в темноте.
Она снова сидела на стуле. Сущность приблизилась к лампе, но её лицо всё ещё было плотной тенью.
— Даю тебе последнюю попытку, — грубо процедил голос. — Так как ты мертва, то с этого момента твоё тело будет гнить. Медленно. Но умереть ты не сможешь даже, когда от тебя живого места не останется. Ты станешь прокажённой старухой с вечной мучительной жизнью. До тех пор, пока граф Уилтшир не погибнет.
Имя графа в последний раз прозвучало в мыслях Анники перед тем, как она проснулась. Подушка промокла от слёз. Мышцы ныли, как после тяжёлой тренировки. В голове роилось столько противоречащих мыслей, что Анника путалась, где реальность, а где сон. И что было до того, как она встретилась с сущностью?
Как бы она не пыталась вспомнить прошлый день, красные глаза возникали перед ней, и мысли меняли свой курс. Теперь Анника должна была точно спланировать убийство графа Уилтшира.
Шефер оделась и образ Меты мелькнул в воспоминаниях.
«Да, точно. Мета Охман пригласила к себе. Там был констебль Барнс. Они говорили о графе».
В дверь аккуратно постучали. Анника подумала, что это галлюцинации, но, когда в комнату вошёл Ричард Хендерсон, она поняла, что не настолько сошла с ума.
— Вы проснулись. Прекрасно, — из-за маски было плохо слышно его голос.
Ричард поставил чемоданчик на стул и стал рыться в лекарствах. Анника не понимала, что собирался делать доктор. Она чувствовала себя пусть и не прекрасно, но всё-таки хорошо. И когда Хендерсон достал шприц, Шефер спросила:
— Что вы хотите делать?
— У вас два дня была лихорадка. Я закончил сыворотку и вколол вам несколько доз. Если резко прекратить приём, то будут неприятные последствия.
— Лихорадка?
— Да, вы бредили. Я услышал много чего интересного, — глаза Ричарда улыбались.
— Даже спрашивать не хочу, — Анника схватила плащ и заметила лежащий под ним пистолет.
«Чёрт».
Закутав оружие в ткань, Анника собралась уходить. Но Хендерсон загородил собой проход. Он не стал ждать, пока Анника поймёт в чём дело, и поднял её. Шефер вырывалась, прилагая все усилия, но хватка у врача была железной. Как у тех, кто работает с психически больными.
— Отпустите!
— Нет, пока не буду уверен, что вы не заразились чумой.
— Что?!
Ричард положил Аннику на кровать и попытался забрать плащ. Но тут она смогла ему противостоять, и сама положила закутанный пистолет обратно.
— Я разве похожа на заражённую? На мне даже гнойников нет!
— Это мы сейчас и выясним.
Хендерсон долго смотрел на Аннику. И когда она осознала, чего ждёт от неё доктор, то разозлилась ещё больше.
— Выметайтесь!
— Миссис Шефер, я делаю это не из личных побуждений, — он засмеялся. — Я врач. И у меня нет интереса к пациентам.
После такого высказывания Анника должна была обрадоваться. Или хотя бы успокоиться. Но она почему-то почувствовала обиду. Это отразилось на её лице, пусть и не явно, но Ричард сразу исправился:
— То есть… вы привлекательны, но, как доктор я должен…
— Да замолчите вы! — крикнула Анника, подпрыгнув на кровати. — Отвернитесь!
Хендерсон повиновался. Когда он услышал скрип полов, было уже поздно. Анника сбежала, обведя его, как ребёнка, вокруг пальца.
Шефер увидела в окне хмурое лицо Хендерсона без маски. Она не смогла не позлорадствовать над ним, поэтому игриво помахала рукой и скрылась за домами Лавенхема.
Если бы не поменявшиеся правила в договоре с сущностью, то Анника может и дала себя обследовать. Но гниющее тело ей уже обеспечено, а если об этом узнает Хендерсон, то она будет сидеть на карантине. Стоило быстрее найти графа, чтобы это закончилось.
Детская выходка, которую провернула Анника, почему-то так раззадорила её, что весь путь до церкви, она улыбалась. Вспоминая лицо Ричарда, она едва сдерживала смех.
В церкви никого не было. Возможно, отец Иоанн занят своими делами вне храма. Анника не сильно расстроилась этому. Она могла отдохнуть после небольшой пробежки и привести мысли в порядок. Погода была пасмурная. Вот-вот пойдёт дождь, и священник вернётся в свой дом. Он должен был вернуться.
Анника хотела спросить его о борьбе с тварями. Если он хранил пистолет и лично убил одного из обращённых, то он мог помочь ей. Хотя бы советом.
Но солнце было всё ближе к горизонту. Дождь уже успел начаться и закончиться. Но отца Иоанна не было. Анника была готова провести ночь в храме. Главное — найти укромное место, где в случае чего, её не найдёт заблудившийся обращённый.
Сон быстро настиг Шефер. Но совсем не в том месте, где она хотела. Холодный воздух подул из открытой двери. Анника сквозь сон слышала, как чьи-то шаги доносятся с разных сторон. Из-за эха нельзя было точно определить местоположение гостя. В сонном состоянии Анника не беспокоилась за себя, потому как подумала, что это вернулся отец Иоанн. Теплый воздух от неровного дыхания уже касался её лица. И тогда инстинкт самосохранения сработал. Но поздно.
Наставив пистолет на обращённого, Анника надеялась на быстрый выстрел. Но сильная рука твари ударила по оружию, и оно вылетело из рук Шефер. Не успела Анника одуматься, как тварь схватила её за горло и швырнула в дальнюю стену. Статуя Христа, которую совсем недавно разглядывала Анника, теперь была разломана на мелкие кусочки. Боль пронеслась по позвоночнику, и от шока потемнело в глазах.
Тварь приближалась. Анника слышала только тихие шаги. В глаза обращённого она посмотрела только, когда оказалась в его руках. Обращённый зажал горло Шефер. Пальцы медленно сжимались и хрустели от напряжения. Анника распахнула глаза и увидела отца Иоанна.
То, как поменялось его лицо, напугало её. Если бы обращённый священник не сжимал горло, то Анника закричала бы, не жалея голосовых связок. Во взгляде отца Иоанна не осталось ничего, что говорило бы о его осознанности. В красных глазах едва улавливался сероватый блеск, а зрачки превратились в осколки, будто там разбилось чёрное зеркало. Напряжённые мышцы превращали мягкие черты лица в угловатые и неестественные. Судороги, возникающие поочерёдно, придавали доброму священнику черты одержимого, а правый глаз то и дело закатываться за дряблую кожу век.
Анника дрыгалась в воздухе, стараясь расцепить старческие руки. Понимая, что не справится, Шефер дотянулась до кисти зубами. Она не рассчитала силы, поэтому, оказавшись на полу, обнаружила во рту кусок кожи. Позыв желудка возник моментально, но Анника не дала ему развиться и побежала к оружию.
Обращённый вцепился в её ногу, повалив на пол, и накинулся сверху. Он схватил Шефер за руки, а ногой наступил на горло. От мыслей, что сейчас её разорвут на части, Анника запаниковала. Слёзы хлынули, как с прорванной платины. Она пыталась кричать, но выходили только предсмертные хрипы. В предплечьях начинали болеть мышцы. Одно резкое движение, и она лишится рук.
Хруст послышался прежде, чем обращённый священник отвлёкся. Анника не чувствовала рук. Она вообще ничего не чувствовала. Тварь оставила Шефер и бросилась к выходу. Звуки борьбы проносились по стенам церкви. В плечах возникла адская боль, от которой Анника застонала. Чувствительность возвращалась, но медленно, не давая ей шансов предпринять дальнейшие действия. Анника лежала на полу, пытаясь хоть краем глаза узнать, на кого отвлёкся обращённый. И когда в свете луны сверкнул знакомый набалдашник трости, в сердце заныло.
Хендерсон засунул трость в пасть твари, держа отца Иоанна таким образом на расстоянии. Но из-за диких движений руками обращённый успел поцарапать лицо Ричарда. Из глубокой раны текла тёмно-красная кровь. Увидев её, отец Иоанн истошно закричал и со всей силы сжал трость, отчего по ней пошла трещина. Ему оставалось приложить ещё немного сил, чтобы разрушить барьер между ним и Хендерсоном.
После звука выстрела тварь замерла. Её челюсть расслабилась, и трость оказалась полностью в руках доктора. Обращённый упал.
На том месте, откуда доносился выстрел, Хендерсон увидел Аннику. Она еле стояла на ногах, а пистолет в её руках дрожал. По полузакрытым глазам Ричард уже понимал, что она находится в полуобморочном состоянии и поспешил к ней. Он успел к тому моменту, когда Анника отдалась темноте.
Даже находясь во сне, Шефер чувствовала боль в руках. Казалось, что их вовсе отрубили, а потом приделали раскалённые железные протезы. Раз за разом повторялось нападение обращённого отца Иоанна. Как он отбрасывает её в стену. Как ломается статуя. Как рвутся мышцы. Через несколько кругов это стало повторяться с такой скоростью, что Анника едва успевала понять происходящее. Кровь тонкими струйками стекала со стен, со статуи. Тогда тварь вырывала руки, как созревший плод.
Анника очнулась. Первым делом она осмотрела руки. Всё было в порядке, несмотря на боль. Но лучше так, чем вообще остаться без конечностей. От радости Анника заплакала. Если бы обращённый не отвлёкся, то она бы распрощалась не только с руками, но и с жизнью. Сейчас она понимала, что сущности не дали бы ей просто умереть, но в тот момент… Анника всё также боялась смерти.
Осознав, что всё позади, Шефер осмотрелась. Она лежала на одной из кроватей в больнице. Совсем одна. В помещении было темно. За окном не было даже лунного света. Только свеча из другой комнаты служила ориентиром.
Сил не было. Стоило вернуться в трактир.
Анника встала, но сразу села на место. Ноги её совсем не держали. Даже сидеть было сложно. В голове крутились мысли обо всём и превращались в непонятную кашу. От этого становилось ещё хуже.
«Может, стоит отлежаться?» — подумала она, прислушиваясь к телу.
— Вы проснулись, — из-за этой фразы Анника подумала, что снова попала в цикличный ад.
Ричард подошёл ближе и поставил на тумбу свечу. В тёплом свете была хорошо видна рана на щеке. Анника долго смотрела на неё, вспоминая, как ползла до пистолета. Тело отозвалось болью.
— Любите вы попадать в интересные ситуации.
Анника легла под одеяло. С приходом Хендерсона стало холодно. Шефер отвернулась, не желая разговаривать с доктором.
— Что вы делали в церкви? — не стал обращать внимание на такой откровенный жест Ричард.
Как и ожидалось, Анника молчала.
— Просто… в такой поздний час я не надеялся вас там увидеть.
Снова молчание.
Хендерсон какое-то время собирался с мыслями.
— Спасибо, что спасли, — он закашлялся, и его голос охрип. — Я в долгу перед вами, миссис Шефер.
Он говорил это с какой-то грустью. Если бы Анника посмотрела на него, то увидела его опущенный взгляд и скопившиеся в уголках глаз слёзы. Ричард хотел сказать что-то ещё, но пуще прежнего закашлял. В его груди клокотало, что было плохим предвестником. Только тогда Шефер повернулась.
«Он ведь работал с заражёнными».
— Вы хорошо себя чувствуете? — Анника и сама не поняла, зачем стала интересоваться его здоровьем.
— Насколько это возможно, — мученическая улыбка окрасила лицо врача. — Это пройдёт. Как ваши руки? Обращённый неплохо вас потрепал.
— Болят, — Анника подняла рукав рубашки и увидела ярко-фиолетовые кровоподтёки по всему предплечью.
Она не стала ничего больше говорить, потому как в горле застрял ком.
— У вас по всему телу синяки. Некоторые несвежие. Это, конечно, не моё дело, но…
— Не ваше, — рыкнула Шефер.
Ричард замолчал и, обдумав слова Анники, встал. Он оставил свечу на месте и побрёл к выходу. Шефер почувствовала зов совести за то, что так грубо обходилась с Ричардом. Он ведь помогает ей.
— Мистер Хендерсон! — позвала она.
Ричард остановился.
— Благодарю вас. И простите.
В темноте Анника увидела, как Хендерсон аккуратно улыбнулся. На этот раз это выглядело искренне.
— Вам не за что извиняться.
Он покинул комнату. Головная боль заставила Аннику заснуть. Ей снилась ночь, когда она сделала свой первый выстрел.
Шестая казнь египетская
Ричард Хендерсон поспешил выписать Аннику. Ситуация с чумой выходила из-под контроля. Больница быстро превратилась в храм для больных. Из окна комнаты Анника часто наблюдала, как больные плетутся в сторону больницы. На многих уже были отметки чумы: бубоны. Воздух с улицы пропах гнилью и смертью. Однажды Шефер встретила констебля Барнса. Он, как и многие в городе, носил белую маску. От происходящего ужаса в глазах Виктора совсем погас огонь. И только факел в руках на время возрождал его.
— Мистер Барнс! — окликнула его Анника.
Виктор не останавливался. Когда Шефер всё же догнала его, констебль не выразил желания разговаривать.
— Вам нужна помощь. В городе так много больных. Я могу быть полезной.
— Сидите дома! От вас нечего взять.
— Я должна была помочь Хендерсону с больными.
— И что вы от меня хотите?
— Я искала его несколько дней, но так и не нашла. Конрад сказал, что он ходит по домам в поисках погибших.
— Так и есть.
Они остановились рядом с домом. Почему выбор констебля выпал именно на него, Шефер ещё не знала. Когда Барнс-старший шагнул внутрь, он сделал жест, чтобы Анника ждала снаружи. Не прошло и пяти минут, как дверь открылась. Тело покойника плюхнулось под ноги Анники. От неожиданности она вскрикнула и поспешила сделать несколько шагов назад. Труп принадлежал молодой женщине. Из-за глубоких ран от бубон на её теле не осталось живого места. Гнойная корочка покрывала всё лицо. Закатившиеся глаза, говорящие о внезапной смерти, смотрели на Шефер. Труп пошевелился. Затвердевшие мышцы захрустели, как кости в пасти собаки. Руки уже были рядом с лодыжкой Анники, как из дома вылетел другой труп. Мальчика. Он упал на женщину в неестественной позе. Нижняя челюсть отвисла, когда маленькая голова опрокинулась.
Пока Анника приходила в себя, Виктор вышел. Он был предельно спокоен, словно привык к подобным процедурам. Отдав факел в дрожащие руки Анники, Барнс закинул два тела на плечо. Несмотря на то, что окоченевшие тела должны были быть тяжёлыми, констебль с прежней лёгкостью понёс их дальше по улице.
Виктор иногда смотрел за Аникой. Он не горел желанием тащить ещё и её. Хватало на сегодня физических нагрузок. Видя мрачное лицо Шефер, Виктор попытался успокоить её:
— Хорошо, что мы были заранее предупреждены об этом. Ричард успел приготовить сыворотки. Хотя бы часть. Трупы сожжём. И от чумы ничего не останется.
Анника попыталась посмотреть на Виктора, но висящие на его плечах трупы отбили желание. Чем дольше она шла рядом, тем сильнее становился запах гниющей плоти.
— Мне доложили, что это вы убили отца Иоанна.
— Я.
— Что ж, — он тяжело вздохнул и ткань маски дёрнулась, — У вас не было выбора. Он смог ранить даже Ричарда. Только у меня есть один вопрос. Как вы убили его?
— Что вы имеете в виду?
— Ричард сказал, что вы сделали это садовыми ножницами. Но откуда вы нашли их в церкви?
— Отец Иоанн держал их в церкви, чтобы ухаживать за садом.
— И у вас хватило сил, чтобы отрезать ими голову обращённого?
К такому допросу Анника была не готова. Почему Хендерсон решил не говорить о пистолете?
«О том, что произошло в церкви вы должны умолчать. Обо всех подробностях расскажу я».
Ричард повторил это не единожды перед тем, как Анника покинула больницу. Она бы и не стала распространяться об этом на каждом углу. Но что ей надо было ответить сейчас? Вдруг констебль что-то подозревает и в его вопросе заранее заготовлена ловушка.
— Мистер Барнс! Вас я как раз и ищу.
К ним быстрыми шагами направлялся Адонай Гиббор. По испарине на лбу было ясно, что бежал он долго.
— Что опять? — недовольно захрипел констебль, поправляя трупы. — Я занят.
— Я понимаю, но мистер Хендерсон просил передать, что в доме напротив Ридов тоже следует убрать трупы.
— Неужели и они?
Адонай печально кивнул.
— Чёрт…
— И ещё, миссис Шефер, вас просили прийти в больницу. Сказали, что с вами борьба с чумой пойдёт быстрее.
— Поняла.
Анника не стала показывать радость, что покидает Виктора. Ей не нравились ни трупы, ни разговоры, какие ведёт констебль. Поэтому она убежала сразу, вручив факел Адонаю.
В холле больницы она столкнулась с Конрадом. Он выглядел потерянным. Для него нигде не было места, и теперь он мог лишь печально бродить по пропахшим спиртом коридорам больницы. Увидев Аннику, Конрад на мгновенье просиял, но понимая, что дальше его ждут такие же заботы с больными, поник.
— Как вы себя чувствуете, миссис Шефер? — поинтересовался он, унося использованные медицинские инструменты.
— Не жалуюсь, спасибо.
Она обратила внимание на то, как много было ткани с кровью и гнилью. Даже на перчатках Конрада сверкали свежие пятна этих неприятных жидкостей.
— Иди отдохни, — Анника забрала инструменты. — Я тебя заменю.
— Приятно, что вы заботитесь, но… я должен помогать людям, если хочу стать врачом.
— Если ты не будешь отдыхать, то врач из тебя будет никудышный, — тут Шефер улыбнулась. — И давай на «ты». Меня смущает, что ты обращаешься ко мне так официально.
— Простите, но воспитание не позволяет мне обращаться к вам подобным образом, — даже за маской было заметно, как лицо Барнса-младшего растянулось в улыбке. — Мистер Хендерсон в приёмной. Людей полные комнаты. Уже не знаем, где их расположить.
— Разберёмся.
Анника промыла инструменты, продезинфицировала их спиртом, а на себя натянула жёсткую маску. На большее рассчитывать не приходилось, ведь время совсем не то, чтобы надеется на высокие технологии. Анника только сейчас обратила внимание, что отсутствие развитой цивилизации никак не повлияло на неё. Словно она всегда жила в таких условиях. Может даже на это повлияла сущность? Ведь английский язык Шефер никогда толком не знала, а тут могла спокойно говорить с носителями.
От рассуждений её отвлёк громкий кашель. Сначала он принадлежал взрослому мужчине, затем его поддержала женщина. В кульминации кто-то закричал так пронзительно, что у Анники отпало желание идти в ту комнату. Она боялась, что не выдержит напряжения. Ей вспомнились дни, когда во времена Анны, эпидемия поразила мир. Анна работала медсестрой в больнице и наслушалась столько разнообразных звуков боли и страданий, что должна была привыкнуть. Но к такому не привыкают. Просто учатся сдерживать эмоции.
Больные лежали на койках, между которыми почти не было свободного места. Анника шла аккуратно, стараясь как можно меньше беспокоить больных. Некоторые из них спали, некоторые ворочались, пытаясь таким способом спастись от боли. Кто-то смотрел на Аннику с безразличием, а в чьих-то взглядах она видела мольбу о помощи. Рядом с детьми в большинстве случаев сидел один из родителей. Они тоже были больны, но предпочитали находиться в сложную секунду с ребёнком.
Анника ускорила шаг. Ричард оказался в самом конце комнаты рядом с теми заражёнными, которым не хватило места на кроватях. Выглядели они намного хуже остальных. Хендерсон будто уже готовил их к похоронам.
— Вы даёте больным сыворотку, — начала сразу Анника, наклонившись рядом с врачом. — Она помогает?
— Кому-то да, кому-то нет.
Ричард ввёл лекарство больному и выбросил шприц в отдельную ёмкость с уже использованными инструментами. Анника удивилась, что он беспокоится о стерильности хотя бы немного.
— Я избавился от гноя, но жар у многих ещё держится. Сделайте им холодные компрессы и дайте попить. Заварите травы, которые стоят в кабинете на столе.
— Поняла.
Шефер сделала всё, как и просил Хендерсон. Пациенты были изнеможены и кружка тёплого питья из рук Анники воспринималась, как дар с небес. Те, кто мог благодарил её. Кто не мог, с облегчением вздыхали.
— Благодарю вас, миссис, — сказала юная девочка, рядом с которой сидела мать. — Мой папа тоже работает с заражёнными, и говорит мне, что его не возьмёт ни одна болезнь! А вы не боитесь заразиться?
— Кэтрин, — одёрнула её женщина. — Не вежливо задавать такие вопросы.
— Всё в порядке, — слабо улыбнулась Анника. — Я боюсь, что люди начнут погибать. А заразиться не так страшно по сравнению с этим.
— Но ведь, — надула губки Кэтрин, — вы же тоже можете погибнуть.
«Действительно ли могу?» — подумала Анника, ставя на поднос опустошённую чашку.
— Врачи — это посланники Бога! — засмеялся рядом пожилой мужчина и закашлял. — Они охраняют наш покой вопреки собственному. Мой сын тоже был врачом. Себастьян Рид! Запомни это имя!
Шефер подала ему напиток, и он с жадностью впился в края кружки. Его руки тряслись, не то от болезни, не то от старости. А ведь Анника тоже могла дожить до такого возраста. Как бы она выглядела?
«Как старая мымра!» — вновь вскрикнул голос мужа.
Крик был громкий и пронзающий. От него Анника схватилась за голову. Её будто огрели чем-то тяжёлым. В ушах запищало, и голос девочки едва можно было различить.
— …что с ним случилось?
Мужчина протянул кружку обратно, но Шефер взяла её не сразу. Из-за секундной дезориентации рука заходила ходуном. Земля под ногами тряслась, как желе. Анника пошатнулась, но всё-таки смогла выхватить предмет из рук старика.
— Он погиб из-за какой-то заразы спустя неделю после того, как спас графа Уилтшира.
Миру будто вернулась чёткость. Анника отрезвела после того, как знакомое имя прозвучало в комнате. «Граф Уилтшир» звучало значительно чаще. Неужели сущность таким образом намекает на истекающее время?
— Самого графа?! — удивлённо воскликнула девочка, вскочив с постели.
— Тише, Кэтрин! Ты мешаешь людям, — успокоила её мать, закутав дочь в одеяло.
— Самого графа, — повторил мужчина. — Граф тогда был молод, но из-за частых разъездов подхватил заразу. Моего Себастьяна вызвали. Граф пообещал большие деньги, и Себастьян согласился, хотя сам мне потом признался, что не уверен в эффективности лечения. Граф Уилтшир с тех пор живёт долгой жизнью, а вот Себастьян нет… Я всем говорю, что Себастьян герой.
— Как давно это было? — спросила Анника.
— Лет девять назад. А может и больше. Для меня это было, словно вчера.
Мужчина поник. Подобные разговоры разбудили в нём старые эмоции. Анника прекрасно понимала его. Сколько времени прошло с её смерти? Со смерти родителей? Неизвестно. Но раны от событий настолько глубокие, что даже спустя время чувствуешь боль, как в первый раз.
«Он сказал, что граф Уилтшир был ещё молодой. А Мета и Виктор называют его стариком. Если обращённые бессмертны, как и вампиры, то не должен ли граф быть всё ещё молодым? Или он не обращённый?»
Вместо того, чтобы находить ответы на вопросы, Анника находила новые загадки. До приезда графа оставалось всё меньше времени. И к этому моменту уже стоило решить тот ли он человек, которого нужно убить? Если Анника ошибётся, то умрёт невинный человек.
Когда Шефер закончила работу, наступила ночь. Ричард всё это время ходил следом за ней и проверял самочувствие пациентов. Они ни разу не заговорили. Лишь когда все заснули, Анника решила зайти к нему в кабинет. Хендерсон сидел за столом, записывая что-то в толстую книгу. Одинокая свеча плохо освещала его лицо. Только глаза Ричарда блестели от тусклого огонька.
— Могу побеспокоить вас?
— Проходите.
Анника неуверенно подошла. Она не знала, с чего стоит начать разговор.
— Я сегодня встретилась с констеблем Барнсом. Он спрашивал о смерти отца Иоанна.
Ричард прекратил писать. Его фигура выпрямилась и замерла в немом ожидании продолжения рассказа.
— Ему доложили о том, что это я убила отца Иоанна садовыми ножницами.
— Верно. Это я доложил.
— Почему вы ничего не сказали о пистолете?
Карие глаза впились в Аннику. Они с каждым днём становились всё безжизненней и всё больше боли таили в своих глубинах.
— Не задавайте вопросов. Я же просил.
— Это касается меня, мистер Хендерсон! — грубо сказала Анника, нависнув над ним. — И я имею право знать.
Ричард резко встал, но тут же пошатнулся, чуть не упав на Аннику. Она успела поддержать его, хоть волна страха на секунду парализовала её. Пусть света в кабинете почти не было, но даже так Шефер заметила побледневшее лицо Хендерсона. На широком лбу появилось несколько мокрых дорожек. Коснувшись лица доктора, Анника воскликнула:
— Да у вас жар!
— Пройдёт.
Он сделал несколько больших шагов к выходу, а затем облокотился на стену. Такая лёгкая нагрузка давалась ему с трудом. Его грудь вздымалась, как после марафона. Анника взяла врача под руку и медленно повела к креслу.
Оставив Хендерсона, Анника побежала за лекарством. Напитка оставалось немного. Найти шприц и сыворотку было несложно. Она сделала всё быстро, но даже за это время состояние Ричарда заметно ухудшилось. Пот стекал с его лица водопадом. На губах появились трещинки, через которые виднелась розоватая кожица. Хендерсон ёрзал, медленными движениями стараясь принять удобную позу.
Шефер прислонила кружку с лекарством к губам врача и стала аккуратно вливать содержимое. Несмотря на то, что делала она это медленно, Ричард поперхнулся из-за внезапного приступа грудного кашля. Кое-как опоив его, Анника ввела сыворотку. Через пару минут Ричард заснул. Чтобы температура не повышалась, Шефер делала компрессы. Ей пришлось снять с Хендерсона рубашку и накрыть последним оставшимся одеялом. Увидев его тело, она испугалась. Синяки были повсюду. И все совсем свежие. Чем мог заниматься доктор, чтобы на его коже зияли столь живописные кровоподтёки?
Анника вспомнила, что её тело выглядит ничуть не лучше. Но если с ней было всё понятно, то что же произошло с Ричардом? Как только она случайно зацепила рукой место с гематомой, врач застонал.
— Что здесь происходит? — испуганно закричал Конрад, подбегая к своему учителю. — Что с мистером Хендерсоном?!
— У него жар, — Анника почему-то тоже испугалась, когда увидела Конрада. — Я дала ему лекарства и ввела сыворотку. Думаю, он заразился чумой.
— Что? — шепнул Конрад и в удивлении уставился на неё.
Он долго пытался собрать услышанное в целостную картину, но по часто качающейся голове, было понятно, что получается у него скверно. Спустя какое-то время размышлений Барнс взял Ричарда на руки и потащил в другую комнату. В ней был полный хаос. Между шкафами и полками было почти невозможно протиснуться. Но Конрад с лёгкостью проходил препятствия даже с Хендерсоном на руках. Анника отставала. В темноте она задевала мелкие предметы и пыталась поставить их на место.
Но путь привёл их в одну точку. Конрад одним ударом выбил что-то в полу.
— Поднимите.
Анника подошла и увидела, что Конрад выбил задвижку, которая блокировала дверь в подвал. Дверь была тяжёлой, но Шефер открыла её в одно движение. Боль в плечах она заметила не сразу. Только когда они спускались вниз, Анника схватилась за раненные плечи.
Теперь стало понятно, где находилась библиотека. Но зачем её так прятать?
Конрад положил Ричарда на диван, на котором проснулась в тот день Анника. Сон Хендерсона был крепким, поэтому он не почувствовал дискомфорта от поменявшейся обстановки. Лишь Барнс-младший стоял, тревожно разглядывая больного.
— Как давно он в таком состоянии?
— Не больше часа. Я пришла в кабинет, жар уже был.
— Чёрт! — зарычал Конрад.
И снова от наивного юноши ничего не осталось. Как так получалось, что Конрад так сильно менялся? Или это из-за тусклого освещения почти выгоревших свеч? Что более удивляло Аннику — как хрупкий Конрад донёс Ричарда, превышающего его по массе раза в два?
Этот юный парнишка с каждой встречей раскрывался по новому. И сейчас, когда Барнс-младший искал в лице больного Ричарда ответы на вопросы, Анника словила себя на мысли, что он очень сильно похож на её брата. Когда-то он был таким же: добрым, отзывчивым и в меру наивным. Но после того, как Генрих — её муж, нашёл ему работу… он превратился в тень, а вскоре и вовсе перестал поддерживать с Анной контакты.
— Спасибо, что позаботились о нём, — Конрад даже не смотрел на Аннику. — Можете идти. Был тяжёлый день.
— Я не могу бросить тебя. Наверху ещё несколько десятков больных. За ними тоже нужно присматривать.
— Я присмотрю.
— Прекрати! От помощи в таких ситуациях не отказываются.
Барнс не ответил, но опустил голову. Он понимал, что Анника права. Но почему-то упирался.
— Конрад. Мы с тобой можем подменять друг друга время от времени. Только, пожалуйста, не надо взваливать всё на свои плечи.
— Я должен привыкать. Не всегда рядом будет кто-то, кто поможет.
— Но сейчас же есть! Всё, хватит! Я не оставлю ни тебя, ни больных!
Конрад наконец-то повернулся. И тут Анника увидела испуганные детские глаза полные слёз. Всё это время он готовился к тому, что останется один. И исход был бы неизвестен. Кроме Хендерсона не было никого в Лавенхеме, кто мог бы помочь. А Конрад лишь ученик, который ещё не умел принимать решения самостоятельно.
— Конрад…
— Простите, — он смахнул слёзы с лица. — Я… боюсь смерти. Особенно, когда она так близко.
— Её все боятся, — неуверенно ответила Шефер.
«Кроме меня. Иногда я даже жажду встречи с ней», — призналась она себе.
«Твои желания никому не нужны».
«Ещё бы».
«Скорее всё будет так, чтобы ты сильнее страдала. Убийцам нельзя давать ни секунды на отдых и блаженство. Но тебе ещё повезло. Если бы я решал твою судьбу, то даже шанса не оставил бы для искупления».
«Конечно. Поэтому при жизни ты был такой моральный урод».
Голос мужа резко замолчал. Неужели Анника победила в этой схватке? И всего-то нужно было назвать его уродом. Она хмыкнула.
— Тогда решили. Каждые два часа меняемся. Я сейчас наверх, а ты — здесь.
— Да, — Конрад развернул маску и исподлобья проговорил. — Спасибо, миссис Шефер.
Пациенты наверху были беспокойнее, чем Хендерсон. Поэтому рядом с Ричардом можно было вздремнуть. Но как бы Анника не старалась, сна не было ни в одном глазу. Конрад поддерживал нервное состояние Шефер и тоже не мог заснуть. Но Барнс не выглядел таким измученным, как Анника. Когда время близилось к полудню, она еле волочила ноги.
Была её очередь присматривать за Хендерсоном. Стоило ей только сесть на стул, как сознание отключилось. Тело расслабилось, но Анника была готова в любой момент подорваться с места. Сквозь темноту она слышала ровное дыхание Ричарда и шаги наверху. По внутренним часам она уже научилась понимать, когда менять компресс. Поэтому спустя полчаса Анника уже выжимала кусок ткани.
Жар спал. Но можно ли говорить, что не будет ещё одной вспышки? Шефер готовилась к очередному сумасшедшему дню борьбы с чумой. Она опрокинулась на стуле, чтобы ненадолго почувствовать прикосновения сна. Вновь равномерное дыхание, вновь лёгкость в теле. Но тут мысли внезапно пропали, и Анника заснула.
Ей снилось зеркало, в котором было её отражение. Чем дольше она смотрела в него, тем больше становилось синяков. Затем появились небольшие прыщики. Гной в них с каждой секундой возрастал. Кожа натягивалась и чесалась. Анника не могла терпеть зуд и проводила ногтями по опухшим бубонам. Они лопались, отчего гной вперемешку с кровью стекал струйками по израненной коже. Анника чесала всё больше, обезображивая своё тело. В открытые раны попадала инфекция, и бубоны появлялись вновь и вновь. Но даже жгучая боль не останавливала Шефер. Она продолжала раскрывать гнойники грязными от могильной земли ногтями.
Она остановилась, когда в зеркале появились глаза. Неизвестное существо смотрело на неё, сквозь стекло. От мёртвого взгляда веяло холодом и одиночеством. Анника не могла не смотреть. Её тело окаменело, словно по ту сторону зеркала стояла Медуза Горгона. И что теперь?
«ДОГОВОР НАДО ВЫПОНЯТЬ, АННА ШТАЙН!»
Она поддалась телом вперёд, чтобы вырваться из каменной тюрьмы. Но сон прекратился также резко, как начался. Перед ней сидел Ричард, держась за голову. Анника забыла про сон и подошла к нему.
— Как самочувствие? — спросила она, сев у его ног. — Зачем встали?
— Всё хорошо, — ответил он. — Где одежда?
— Вы всё ещё плохо выглядите. Поэтому вы либо лежите здесь, либо ходите голым.
— Не время для шуток, миссис Шефер.
— Я не шучу.
Хендерсон оскалился.
— Прекратите и отдайте одежду.
— Мистер Хендерсон, я понимаю, что вы чувствуете ответственность за больных, что вы единственный, кто может им помочь, но это совсем не значит, что нужно пренебрегать СВОИМ здоровьем!
На мгновение Аннике показалось, что Ричард согласился с её словами. Доктор опрокинул голову и закрыл глаза. Иногда по его рукам проходила мелкая, едва различимая дрожь. Под тонкой кожей век забегали глазные яблоки. Хендерсон напрягался, а затем расслаблялся, отчего временами он становился то больше, то меньше. Он боролся с чем-то, что было неизвестно Аннике. Ричард дышал ртом, иногда прикусывая нижнюю губу. И Шефер не поверила самой себе, когда увидела лёгкое облако пара.
— Я уже пришёл в себя, — прошептал он, и из маленькой раны на губе полилась тёмно-алая кровь. — Вы не та, кто может ставить мне условия.
— Все понимают, что вы — доктор. И ваше дело — помогать, — Анника не заметила, как при этих словах у Ричарда округлились глаза, и с прежней спокойной интонацией продолжила. — Но это совсем не означает, что…
Хендерсон схватил её за лицо и притянул к себе. Не удержав собственное тело, Анника упала на колени. Удар пришёлся на нервы, поэтому в глазах засверкали фейерверки. Лицо Ричарда превратилось в потухающие разноцветные огоньки, и только его озлобленный оскал оставался в различимым. Он сжимал лицо Шефер с такой силой, будто она была его врагом, которого он наконец-то поймал. Незримым до этого момента призраком из терзающего прошлого.
Когда Анника полностью смогла рассмотреть лицо врача, она вновь увидела мужа. В глазах защипало, и появились слёзы. Увидев их, Хендерсон ослабил хватку, а затем и вовсе отпустил застывшую Аннику.
— Идите прочь, — он отвёл взгляд. — Уезжайте из Лавенхема. Вам здесь не рады.
Послышались шаги. Конрад спустился вниз, чтобы поменяться. Но Анника выбежала из подвала прежде, чем он успел что-то сказать. Она ничего не видела, не знала бежит ли правильной дорогой или нет. Но что есть «правильная дорога»? Она здесь совсем чужая. Ей не было места в этом городе. Благодаря сущности её не возьмёт чума, не убьют обращённые. Но это скорее проклятье, чем дар. Зачем она подписала договор?
Анника бежала за город. Туда, где никого не будет. Но она знала, что никогда не избавиться от одного. От призрака мужа.
Вёлунд
Когда Анника убежала из больницы, она была не в себе. А когда здравый рассудок вернулся, Шефер оказалась здесь: возле одинокого дерева. Она просидела под лысеющей кроной почти всю ночь, размышляя над тем, что сказал Хендерсон. Сначала его слова больно ударили по оставшемуся самолюбию, а потом Анника пришла к выводу, что ей были не рады с первого дня. Но она почему-то решила, что сможет помочь людям Лавенхема. Ей хотелось быть полезной. Хотя бы немного. Скоро должно было произойти ужасное событие — убийство графа Уилтшира. И чтобы душа не ныла, Анника желала сделать что-то хорошее. Как оказалось, зря.
Когда мысли поутихли, Шефер услышала сбитое дыхание позади. Готовая к этому, она достала пистолет и нацелилась на обращённого. В отличие от тех, кого она видела до этого, обращённый перед ней был изуродован. У него не было рук. Кровь на ранах превратилась в тёмные корочки. Кто-то хорошо постарался и над его лицом: от ушей не осталось ничего, нос извивался волнистой линией, а челюсть немного свисала.
Сейчас Анника не была готова к сочувствию. Стоило обращённому сделать один шаг, как пуля пробила ему череп. Прежде чем упасть, он облокотился на дерево и всхлипнул. Шефер перевернула мёртвого вверх лицом. Это был тот самый мужчина из больницы, что рассказывал про своего сына.
«Себастьян Рид! Запомни это имя!», — услышала она эхо из прошлого.
О мёртвом узнали на утро. По словам Адоная жители Лавенхема надеялись, что это дело рук человека, а не просто случайность. Ведь если Ричард Хендерсон боролся с чумой, то на Виктора Барнса многие уже не надеялись. Тем более, сейчас он был занят сожжением трупов.
На следующую ночь никто не попался под пистолет Шефер. Но вместо этого она встретила Мету Охман. Она направлялась к церкви. И увидев Аннику, она удивилась, хоть не подала виду.
— Ричард сказал, что вы должны скоро уехать. К чему такая спешка?
— Я не знаю с чего Хендерсон это взял. Я никуда не собираюсь, пока не встречусь с графом.
— Тоже верно, — Мета поправила перчатки и заметила, что в Аннике что-то поменялось. — Вы чем-то расстроены?
— Что?
Мысли Шефер находились совсем не здесь. Перед ней мелькали картины скорого будущего. Она всё ещё не могла представить, как выглядел граф Уилтшир. Анника понимала, что начинала бредить этим человеком.
— Вы слишком напряжены. Конрад сказал, что ваш последний разговор с Ричардом не задался.
— Вы куда-то шли? — отрезала Анника очередные выслушивания сплетен. — У меня дела.
— Миссис Шефер! — поспешила остановить её Охман, схватив за рукав. — Обращённых становится слишком много. Поговорите с Виктором, он мог бы назначит вашу встречу с графом в другом городе.
— Обращённые меня не беспокоят. Как и графа Уилтшира.
Мета замерла. Но отпускать руку Анники пока не собиралась. В лунном свете Шефер увидела сверкающий страх в её серых глазах. Так она была совсем не похожа на ту, что изобразил Вермеер.
«Чего она испугалась? Меня?» — подумала Анника, не отводя взгляда от дрожащих бровей Охман.
— Что вы хотите этим сказать? — поменяла тон Мета.
— Сейчас же отпустите.
— Ну уж нет, сейчас же говори всё, что знаешь! — перешла на крик Охман и сильнее зажала руку, впиваясь ногтями в кожу.
— Ты знаешь столько же, сколько и я. Верно?
Губы Анники растянулись в безумной улыбке, от которой даже у Меты заледенели пальцы. Она поспешила отпустить Шефер, но теперь в ловушке оказалась она сама. Охман попыталась отодрать пальцы Анники. Её сердце забилось быстрее прежнего. Что ожидать от Шефер она совсем не знала.
— Вбейте себе в пустые головы нагелями, что я не собираюсь покидать Лавенхем, пока лично не встречусь с графом Уилтширом, — мерзко зашипела Анника возле уха Меты. — А если вы будете мне мешать, то я отправлю вас на корм обращённым.
Шефер отпустила Охман, но та не спешила уходить. Она вглядывалась в серьёзные блестящие глаза Анники в надежде, что сказанные слова — очень плохая шутка. Ведь подобные угрозы могли оказаться правдой. Не зря констебль Барнс так не доверял «чужачке». Не стоило продолжать словесную битву с ней, невзирая на нахлынувший гнев. Поэтому Охман, не проронив ни слова, скрылась в черте города.
Адонай был единственным, кого слушала Анника. Ведь он никогда не спрашивал её о личной жизни. Только как спалось и что она хочет съесть. И после бессонной ночи он встречал её у стойки.
— Опять вы так поздно. Завтракать будете?
— Спасибо, но нет. Спущусь только к обеду, — она остановилась. — Или даже к ужину.
— К вам приходил мистер Хендерсон. Просил сообщить ему, как вы будете на месте.
Шефер села напротив Адоная. Тот поставил перед ней большую кружку с пивом, но Анника скривила гримасу. Тогда трактирщик поменял кружку. Себе он взял пиво, а Аннике дал воду. Её Шефер выпила с большим удовольствием за один заход.
— Что он хотел? Не сказал?
Гиббор покачал головой.
— Я спросил, потому что знал, что вы будете не рады видеть его, но он вылетел из трактира так, что дверь чуть не слетела.
— Ясно, — вздохнула Анника. — Не говори ему ничего.
— Как скажите.
Обращённый лежал у ног Анники. Обезглавленный всего несколько секунд назад. Кровь окрасила ствол дерева и опавшие листья. В следующий раз Шефер стоило целиться лучше. Из-за маленькой неточности она чуть не лишилась жизни. Повезло, что Адонай Гиббор разрешил взять его топорик для рубки мяса.
Анника вытащила застрявший инструмент из дерева. После третьего убийства кровь перестала вызывать отвращение и рвотные позывы.
«А я говорил, что ты втянешься», — к постоянным комментариям мужа Шефер тоже начинала привыкать.
Последний разговор с Ричардом Хендерсоном стал роковым для Анники. Пока граф Уилтшир находится в пути, она уничтожит всех обращённых. Так ей будет не жаль убивать его. Как только граф узнает, что его созданий истребляет какая-то девчонка, он рассвирепеет и захочет расплатиться. Но Анника Шефер сделает контрольный выстрел без мук совести.
«Нельзя противостоять своей сущности. Ты же убийца».
И до этого момента, когда обращённый лежал на земле без головы, Хендерсон не появлялся. Значит, не сильно надо.
«Можешь и его прикончить, если снова явится. Ты же уже привыкла к смертям».
«Нет. Он не обращённый».
«То есть, если бы он был обращённый, ты бы его убила?» — странные нотки звучали в голосе мужа. Невидимый призрак будто улыбался.
На этот вопрос она не ответила. Смогла бы она убить обращённого, который ничем не отличается от человека? Все ли обращённые выглядят, как чудовища?
От отрубленной головы накапала большая лужа крови. Анника сделала лишь один удар топором, но всё равно испачкала руки. Теперь нужно было незаметно дойти до «дома» и смыть с себя последствия сражения. Выходить на улицу ночью было даже приятнее, чем днём. Все спрятались в своих убежищах, которые вряд ли могли бы спасти их от неопытного «домушника», не говоря уже об обращённых. Никто не пытался найти Аннику. Даже призрак разговаривал реже.
«Потому что я добился, чего хотел».
«Не ты добился, а сущность. Не льсти себе».
До рассвета оставалось пару часов. От влажного воздуха на невысокой траве появлялась роса. В эту ночь было заметно холоднее. Одежда Анники всё меньше согревала, поэтому стоило бы найти замену. Но у неё даже нет сбережений, чтобы думать об этом. За сколько ночей она заплатила Адонаю, что он ни разу не попросил деньги?
В горле запершило. Анника закашлялась и почувствовала, как ломит мышцы. От холода? Шефер развела руки в стороны, и ноющая боль в лопатках на некоторое время прекратилась. Но вскоре она вновь вспыхнула с новой силой, будто назло всему организму. Мышцы скручивало, выворачивало и разрывало. И против этого Анника была бессильна. Она ослабла, как и завещала сущность. Чтобы не расстраивать себя, Шефер до сих пор ни разу не смотрелась в зеркало. Многие процедуры она проделывала на ощупь: расчёсывалась, умывалась и даже одевалась. Ткань на зеркале она и не думала снять. Но сейчас, с ухудшением самочувствия, стоило это сделать.
«Готова посмотреть на себя? Увидеть свои бесстыжие глаза, горб на спине, на котором ты тянешь гору трупов? Да ты же потеряешь сознание, как только снимешь защитную тряпку!»
Зеркальные глаза обращённого были наполовину закрыты. В них не было мыслей, желаний. Смерть закрыла их костлявыми руками, вытянув жизнь. Что он увидел перед тем, как отправиться в подготовленное сущностью место? Сверкающее лезвие и безразличное лицо Анники.
Она возвращалась в трактир. Люди приходили в себя после неожиданного удара чумы. Ещё неуверенно, но они выходили из домов, чтобы заниматься своими делами. Анника ходила между ними, как затерявшийся призрак. На неё никто не обращал внимания. Стоило бы кому-нибудь из прохожих заглянуть под капюшон, как все вновь разбежались бы по домам. Всё лицо Шефер было испачкано кровью обращённого. Она ещё не застыла, но по краям уже превратилась в тёмные пятна.
Гиббор, как всегда, встречал её после вылазки. На этот раз он протирал столы, поэтому не сразу заметил потрёпанный вид Анники.
— Вы как всегда возвращаетесь с рассветом, — он выгнулся и, повернувшись к ней, почти по слогам произнёс, — Я вижу, топор пригодился.
Шефер сняла капюшон и без сил села на стул рядом с Адонаем. Тот быстро принёс две кружки и учтиво спросил:
— Вам как обычно?
— Пива.
Он ушёл, захватив с собой топор. Анника всматривалась в узоры на кружке, через края которой вытекала алая смола. По металлическому запаху было понятно, что представляла из себя эта жидкость. Недавно Анника бы почувствовала, как скручиваются внутренние органы, но теперь ей было всё равно на галлюцинации. Они появлялись так часто, что стали обыденностью, частью этого мира.
Трактирщик вернулся и долил в кружку пиво. Ржавый оттенок этого напитка выглядел не так аппетитно, как в первый день. Всё вокруг рушилось. Рано или поздно всё заржавеет, сгниёт и превратится в одну большую братскую могилу душ.
— Не боитесь, что рано или поздно о вас узнают? — голос Адоная перебил размышления Анники.
— Какое мне до этого дело?
— Если теория Ричарда верна, то тот, кто создаёт обращённых, может выйти на вас. А если так, то вы в опасности.
— Плевать.
Шефер залпом выпила содержимое кружки и с грохотом поставила её. Гиббор впервые испугался, поэтому даже не попытался прикоснуться к напитку. Он смотрел на Аннику, дёргая за усы. Его нога тряслась, а челюсть неестественно двигалась в разные стороны, словно он пытался вставить её на место. В тишине, царившей в трактире, были хорошо слышны звуки улицы. Проснувшиеся жители бурно обсуждали погибших и выживших, бегали взад-вперёд в поисках далёких знакомых, которых не видели с начала эпидемии.
— Мистер Хендерсон уже отменил карантин?
— Вроде того, — неуверенно ответил трактирщик. — Больные должны будут приходить к нему, чтобы получить сыворотку.
— Как давно Хендерсон живёт в Лавенхеме?
— Если не ошибаюсь, то около двенадцати лет.
Анника замолчала. Адонай ещё больше удивился, ведь он понимал к чему ведёт Шефер. Он схватился за кружку и сделал один большой глоток. Стало немного лучше.
— Миссис Шефер, я надеюсь, что вы не подозреваете его?
— Как знать, — она встала. — Может он сообщник, а не создатель. В любом случае, нужно это узнать.
Она уже подходила к лестнице, как трактирщик окликнул её. Она подумала, что он снова станет говорить об опасности, о том, что нужно быть осторожнее, или вовсе не лезть во всё это, но услышав следующее, улыбка сама заиграла на её лице:
— Что вам приготовить на ужин?
— Новую одежду. Деньги будут потом.
Как Анника и подозревала, на теле появлялись небольшие гнойники. Именно из-за них состояние так стремительно ухудшалось. На ногах она ещё могла стоять, но мысли путались чаще. По ощущениям температура была за тридцать восемь. А по виду Шефер и вовсе была мертва, а её чучело стояло перед зеркалом, рассматривая остатки её существования.
«Ты всегда так выглядела. Но раньше почему-то этого не замечала».
После того, как голос мужа вновь послышался позади неё, Анника поспешила закрыть зеркало.
«Это так не работает».
Тогда она взяла пистолет в руки и прислонила его к виску. Холодное дуло ненадолго вернуло трезвость мыслей.
«Если я спущу курок, ты замолчишь».
Призрак засмеялся. Так отвратительно, как визг гиены. Желание выстрелить увеличилось.
«Сущность не позволит этому осуществится. Ты играешь по их правилам, а не наоборот».
Анника обессиленно опустила пистолет.
«Твоя правда».
— СМОТРИТЕ, СМОТРИТЕ!
Чей-то мальчишеский голос донёсся из открытого окна. Толпа резко замолчала, и когда быстрые шаги были отчётливо слышны, множество вздохов наполнили улицу. Анника решила проверить, что так удивило жителей, и подошла к окну.
В руках подростка была та самая голова обращённого, которого убила Шефер. Любопытные пытались потрогать её, а впечатлительные почти сразу скрылись. Из дома напротив тоже выглянули несколько женщин в возрасте. Странные улыбки объединяли всех присутствующих. Только Шефер смотрела на происходящее без должного восторга.
— Значит, это правда! В Лавенхеме появился охотник!
— Надолго ли? Вспомни, что произошло с прошлым.
— Всё тебе плохо! Этот человек хотя бы пытается нас спасти!
— Я рад, но мы тоже должны помочь, а не сидеть ждать, пока охотника сожрут!
— Но мы же не знаем, кто этот охотник.
Толпа загудела. Анника уже хотела закрыть окно и идти спать, как появился Виктор Барнс. При виде его прямоугольной фигуры все замолчали и стали переглядываться, как провинившиеся.
— Что вы тут устроили? — он говорил громко, но спокойно.
Мальчишка бросил голову на землю. Она покатилась по накатанной, а затем ударилась о ботинок Барнса. Тот повернул её так, чтобы рассмотреть лицо. Узнав жертву, он скривился.
— Снова, — шепнул он, а затем громко спросил присутствующих. — Чья это работа?
Все смотрели то в пол, то друг на друга, но отвечать не решались. Никто не знал ответа, но Барнс требовал невозможного.
— Я спрашиваю ещё раз, чья это работа?!
— Какое вам дело? Вы же свою работу не выполняете. Дайте хотя бы охотник сделает её за вас.
Виктор закипел в ту же секунду. Он повернулся к голосу и увидел Шефер. Она смотрела на него свысока и так, будто Барнс никогда не сможет достать до неё.
— Анника Шефер, — процедил он, показывая ей голову обращённого. — Ваших рук дело?
Улыбка сошла с лица Анники, но издевательства над Виктором были такими сладкими, что останавливаться она не хотела. Поэтому Шефер вылезла из окна и стала наигранно хмыкать, будто вспоминает.
— Мистер Барнс, — серьёзно обратилась она, сев на оконную раму, — Вы хорошо видите?
— Что?
— Если да, то почему вы решили, что такая женщина, как я, может убить обращённого? Тем более отрубить голову. Это нужно иметь силу. А я даже при виде крови чувствую себя плохо. Можете у мистера Хендерсона спросить.
— Я могу подтвердить.
Мягкий голос Меты Охман прорвался из толпы. Ей нравился спектакль, поэтому она решила стать непосредственной участницей.
— Мне кажется, наш констебль слишком возбудился, — Мета ласково положила руку ему на плечо, — Поэтому многие слова из его уст кажутся нам слишком грубыми. Он хотел сказать, что нам всем лучше объединиться с охотником, чтобы противостоять обращённым.
Виктор расслабился. Анника словила на себе неоднозначный взгляд Меты. Зачем она вдруг появилась и даже сказала слово в защиту Шефер? Хотя, если подозрения Анники верны, и Хендерсон сообщник графа Уилтшира, то Мета тоже связана с этим.
— Если охотник решит объединить силы, то мои двери всегда открыты, — завершил разговор Виктор и ушёл, забрав голову обращённого с собой.
Вскоре толпа рассосалась. Обсуждать произошедшее побоялись. Анника закрыла окно и поняла, что всё это время она тряслась от страха. Она могла расколоться в любую минуту. И если бы их словесная дуэль с Барнсом-старшим продолжилась, то Анника закончила бы плохо. Шефер села на кровать и закрыла лицо руками. Щёки горели, и от жара онемели губы. На них быстро появилась сухая корочка. Необходимо немного поспать, чтобы прийти в себя.
«Совсем немного. Закрыть глаза. Закрыть…»
Синий против синего
— Одежда готова, миссис Шефер.
Анника шаталась из стороны в сторону. Перед глазами всё расплывалось, а из-за пелены предметы теряли цвет. Она наступала на деревянный пол босыми ногами. Только так она могла остудить разгорячённое болезнью тело. В лёгких, словно песок осел. Дышать было непривычно тяжело.
Еле дойдя до стойки, Шефер взяла одежду и направилась обратно. Никогда не было так сложно натянуть юбку и застегнуть пуговицы на блузке. Руки тряслись, а пальцы стали деревянными. Анника чувствовала себя куклой, в которую переместили её провинившуюся душу. Но почему сущность сама не управляет её телом? Почему ей приходится делать это самой?
Когда она попыталась закрепить пистолет, рука дёрнулась и оружие упало. Вибрации, пронёсшиеся по стенам, коснулись её пальцев на ногах и тонкой стрункой дошли до внутренних органов. Такое лёгкое потрясение для желудка стоило Аннике очередного рвотного позыва. Она побежала к окну.
Осенний ночной воздух успокоил разбушевавшийся организм. Холодный ветер коснулся пылающих щёк. Только в груди оставалась тяжесть. От неё можно было избавиться только одним путём: раскрыть грудную клетку и распахнуть лёгкие. Не иначе.
Анника собралась с силами и побрела в больницу. На что она надеялась, когда решила пойти туда? Наивно полагать, что Хендерсон сам разложит всё по полочкам. Он будет, как всегда уходить от ответа.
Луна обрисовывала дорогу, будто невидимая рука сама вела Аннику. В этот поздний час все спали, поэтому стоило рассчитывать на то, что Шефер застанет врача в ночной рубашке.
Лицо вспыхнуло. В противовес приятным размышлениям, Анника вспомнила, как Ричард выгнал её из города. Он даже не поблагодарил за то, что она помогла ему. Конечно, Шефер изначально не рассчитывала на благодарность, потому что делала это безвозмездно. Но всё же…
Сначала она постучала, в надежде, что кто-нибудь откроет. Но не услышав даже намёка на жизнь, Анника вошла в больницу. В комнате, где раньше плечом к плечу лежали больные, теперь царило одиночество. Но в отличие от того, что постоянно испытывала Анна, это — приятное. Анника была бы рада, если бы во всех больницах царило подобное чувство.
Свет привёл её в кабинет. В окружении десятков свечей за письменным столом сидел Хендерсон. Вместо бумаг перед ним лежала новая заготовка для трости. На полу ковром располагались древесные стружки. Ричард был так занят делом, что не заметил присутствие незваного гостя. Но даже когда Анника поприветствовала его, Хендерсон не дёрнулся.
— Поздновато для визитов, — сказал он, отвлёкшись от работы и отложив нож. — Я искал вас, но вы меня избегаете.
— Считаете несправедливо? — спросила Анника, облокотившись на стену.
— Как раз наоборот.
Ричард вдруг замолчал и стал внимательно рассматривать трость. Анника сверлила его взглядом, и он почувствовал это. Поэтому через некоторое время Ричард сдался и резко положил заготовку на стол. Он сжал губы и, кажется, прикусил щеку. Шефер уже рассчитывала, что сейчас начнётся слезливый монолог, но Ричард встал с места и низко поклонился. Его рука потянулась к Аннике.
— Я поступил неразумно. Ваш поступок достоин большего, чем похвала. Я был не в себе, и не хотел оскорбить вас. Я обязан вам за вашу самоотверженность и за вашу жертву. Прошу, если не простить меня, то хотя бы принять мою клятву оберегать вас.
Болезнь будто отступила в этот момент. Анника смотрела на Ричарда и не могла связать его слова с образом, который отпечатался в сознании. В тот момент, когда он говорил, что ей не рады, в его глазах было больше трезвости, чем у человека, который никогда даже не пробовал алкоголь. Его голос ни разу не дрогнул, а слова были заранее заготовлены. А сейчас Хендерсон стоит почти на коленях и выпрашивает о прощении?
«Или же он испугался», — вдруг заговорил муж.
«Испугался?».
«Ты не думаешь, что он обращённый, который знает о том, кто ты на самом деле?»
«Что я охотник?»
«Именно, — мерзко хихикнул призрак. — Он просто не хочет умирать».
— Вы хорошо выглядите для того, кто недавно переболел чумой, — проигнорировала Анника. Теперь она думала только о словах мужа.
Ричард в недоумении поднял голову. Его глаза вновь потухли, и привычное уставшее выражение отпечаталось на лице. Он медленно сел на стул, удерживая равновесие.
— Если бы я хорошо выглядел, то стал бы делать эту трость? — рыкнул он. — В отличие от остальных больных, меня чума поразила больше всего. Я всё меньше чувствую ноги.
«Ты веришь? Лично я, нет».
— Адонай говорил мне, что вы, узнав о моём отсутствии, «вылетели», — Анника специально выделила это слово, — из трактира. Не похоже на поведение человека, который «всё меньше чувствует ноги».
— Зачем вы пришли? — Хендерсон продолжил строгать трость.
— Вы слышали об охотнике?
— Слышал.
— Говорят, что он ищет того, кто приложил руку к созданию обращённых.
— А я здесь при чём?
— Я пришла вас предупредить.
— Предупредить… Вот значит как, — Ричард сжал нож крепче. — Тогда я предупреждаю вас, охотник. Вы не найдёте здесь того, кто создаёт обращённых.
Анника замерла. Она не знала, что ответить. Если в разговоре с Виктором она могла позволить себе ехидничать, то с Ричардом — нет. Она бы давно высказала всё надменному доктору, но его прямолинейность выводила из колеи. Что отвечать на подобные заявления?
— Не найдёте и в других местах, если будете действовать одна.
Мягкая улыбка скрасила гнетущую атмосферу в комнате. Но Аннике стало только хуже.
— С чего вы взяли, что я…
— Не закапывайте себя, миссис Шефер. Пистолет, которым можно убить обращённого, есть только у вас. У прошлой жертвы было ранение в плече, а позапрошлый и вовсе убит выстрелом в голову. Как вы думаете, куда попадают все мёртвые?
«В ад», — сразу подумала Анника.
— Ко мне. Хорошо, что их не видел Виктор.
— У вас какие-то странные отношения с констеблем. Почему вы скрываете от него такие детали? Вы ведь могли отдать ему пистолет, и все ужасы с обращёнными прекратились бы.
Хендерсон прислушался. За окном проплыла чья-то тень. Когда она пропала, Ричард кивнул в сторону выхода. Сначала Шефер последовала за ним, но остановилась у входа в ту забитую комнату, где находился проход в подвал. Ричард взял Аннику за руку, но она выдернула её. Страх заиграл по-новому. Там, куда они шли, царила тьма и совсем не было возможности сбежать. А если это ловушка?
«Конечно, ловушка, дура! Чем ты вообще думаешь?»
— Нас могут услышать, — попытался объяснить Хендерсон, но Анника стала активно мотать головой.
— Нет. Я не могу вам доверять, — от страха слова выходили смазано. Шефер дала себе моральную пощёчину и продолжила с прежней холодностью. — Я не могу пойти с едва знакомым человеком в подвал. Да ещё и после такого разговора.
— Понимаю. Тогда…
Он ушёл в кабинет, а когда вернулся в его руках был подсвечник со свечой. Она была совсем свежая, поэтому её должно было хватить надолго. Хендерсон поставил свечу на пустую полку и снова пропал. Через несколько секунд Анника услышала протяжной скрип, который прекратился после глубокого вдоха врача. В комнату Хендерсон зашёл с креслом.
— Садитесь, — предложил он, отдышавшись.
Анника послушалась. Ричард закрыл дверь и, сползая по стене, сел на пол подальше от Анники.
— Выход полностью в вашем распоряжении. Убежите, как только возникнет чувство опасности. Я не успею даже дотянуться до вас.
— Как… мило.
— К тому же, я не догоню вас, даже если захочу.
— Вы только что подняли целое кресло…
Хендерсон в удивлении поднял брови, а затем громко рассмеялся.
— Да уж, — он протёр лоб платком. — Видимо я плохо соображаю.
Анника достала пистолет и положила его на колени. Палец оставался на спусковом крючке. Подобное действие Ричард ожидал, поэтому кивнул.
— Вы знали про пистолет, мистер Хендерсон, — начала Анника прежде, чем Ричард убрал платок. — Откуда?
— Мне про него рассказал сам отец Иоанн.
— Он рассказал, как действует пистолет? Ведь констебль также стрелял в обращённых, но они не погибали.
Ричард заёрзал. Он привстал, поправляя расправленную рубашку. В тусклом свете на его лбу вновь мелькнули капельки пота. Каждая секунда молчания зарождала в Аннике всё новые сомнения. Ей приходилось несколько раз одёргивать себя, чтобы случайно не нажать на крючок.
— Всё дело не столько в пистолете, миссис Шефер, сколько в пулях, — интонация доктора заметно поменялась. В голосе появилась хрипотца и еле заметная дрожь. — Я предполагаю, что дело в содержании железа. Как вы уже знаете, у обращённых оно в избытке. И когда такая пуля взрывается внутри обращённого, запускается необратимый процесс. Заметить его простым человеческим глазом сложно, но… результат нам хорошо виден.
— Неужели в обычных патронах нет столько железа? — хмыкнула Анника.
Хендерсон пожал плечами:
— Возможно, это не совсем то железо, о котором мы думаем.
— Что вы имеете в виду?
— Я предполагаю, что пули сделал кто-то, кто хорошо осведомлён о строении и особенностях обращённых. И этот человек прекрасно понимал, что обычное железо не поможет в борьбе с ними. Возможно, это более узкое ответвление от того железа, которое мы знаем. Поэтому эти пули эффективнее обычных.
— Что насчёт Виктора? — перевела тему Шефер.
— Если вы знаете о слухах, то и о нём много чего должны были услышать. Например то, что обращённых становится только больше. Хотя Виктор признавался, что убивать их — легче, чем надеть форму констебля. Но будь это правдой, об обращённых все забыли бы.
— Вы намекаете, что Виктор создаёт их?
— Или один из них.
— Что?
Анника напряглась, и тихий скрип спускового крючка дошёл до них. Хендерсон перевёл взгляд на оружие и нервно улыбнулся.
— Не хотелось бы умереть так глупо, — сказал он. — Нам следует действовать сообща.
Вспышка ослепила Аннику. Откуда она взялась? Совсем ненадолго Анника перестала чувствовать тело. Но после этого тонкие иглы размером с трость Хендерсона вонзились в конечности. Боли почти не было, но Анника была прикована к стулу. Она не могла ничего сказать и даже повернуть голову.
На месте Ричарда появился муж. Шефер подумала, что между ним и доктором было слишком много общего во внешности: карие глаза, тёмные волосы, овальное лицо с широким лбом. Но как сильно они отличались по настроению. От уставшего, печального Ричарда не осталось ничего. На его месте появился жестокий, холодный муж. Анника хотела сразу сбежать, но иглы держали её.
— Он быстро заподозрит, что ты охотник. Поэтому, чтобы потянуть время, стоит придумать легенду. Её и будем придерживаться.
Муж встал. Видя безвыходное состояние Анники, он усмехнулся. Ему всегда нравилось чувствовать себя выше, хотя это было неправдой.
«Ты всегда был ущербным, Генрих», — подумала Шефер, боясь взглянуть в его безумные глаза.
— Как мы заговорили, — Генрих склонился к ней и схватил за лицо. — Благодаря мне ты получила работу в больнице. Благодаря мне жила в роскоши. Благодаря мне твой братец смог купить дом. А что сделала ты, Анна? Ты постоянно сидела у меня на шее и надеялась, что я буду тебе за это благодарен?!
Тяжёлая пощёчина прилетела незаметно. Но щека горела так, будто это не призрак стоял перед Аникой.
— Ты всегда делала всё мне на зло! Ты не слышала меня! Только себя! Ты — эгоистка, АННА ШТАЙН! — он плюнул под ноги Шефер. — Я делал всё ради нашей семьи! Пахал днями и ночами напролёт, чтобы ТЫ ни в чём не нуждалась! Я никогда не сказал тебе «НЕТ»! Всегда всё для моей ЛЮБИМОЙ ЖЕНЫ! А что взамен?
Генрих наклонил стул. Анника дёрнулась, думая, что упадёт.
Его лицо было так близко и так отвратительно. Изо рта воняло тухлыми трупами. Даже когда он просто дышал, маленькие капли слюны попадали на лицо Шефер. Её мгновенно затошнило.
— Ты убила меня, Анна, — успокоился муж. — За всё, что я для тебя сделал.
— Если бы я и убила тебя, то за твой идиотский характер, — Анника говорила это еле-еле. Язык жутко заплетался.
— У тебя тоже характер несладкий, но я же не хотел тебя убить.
— Не хотел… как же.
Анника вспоминала их жизнь, и почему же она так ненавидела мужа. Воспоминания возвращались беспорядочно, отдельными картинками, но и по ним Анника всё понимала.
В один из дней Генрих пришёл с работы. Он выглядел, как всегда замученным, но о настоящем состоянии Анна даже не догадывалась. Она как всегда спросила о том, как обстоят дела, а он, как всегда ответил «нормально». Но за ужином Анна случайно пролила воду. Казалось бы, такая мелочь, но муж посчитал иначе. Он подлетел к Анне и выхватил стакан из её рук. Она сразу зажмурилась, боясь того, что произойдёт дальше. Стакан полетел в стену и разбился на осколки. На этом Генрих не остановился. Он подошёл к подоконнику и, подняв высоко над собой, разбил об пол цветочный горшок.
Цветущий бальзамин, который Генрих подарил в день свадьбы, лежал теперь на полу. Маленькие красные лепестки, словно кровь, рассыпались в разные стороны.
«Но почему?» — спрашивала себя не единожды Анна.
— Потому что ты бесполезна, — ответил сейчас ей Генрих, ткнув пальцем в плечо. — Всё, чем ты занимаешься — бесполезно. Ты вообще хоть что-то умеешь?
После того, как они пришли от родителей Генриха, он поменялся в лице. При них он всегда был примерным мужем, но стоило перейти порог дома, как он превращался в другого человека. Он прекращал улыбаться Анне, прекращал разговаривать с ней о том, что беспокоит её. Все беседы сводились к одному: как можно быть такой… а дальше можно добавить любое оскорбление.
В этот раз всё шло по тому же сценарию.
— Как можно быть такой бестолковой? — устало процедил Генрих и упал на диван.
Анна стояла в проёме, боясь сделать лишнее движение. От давящей атмосферы она скрючилась и уставилась на тонкие шелушащиеся пальцы рук. Муж долго молчал, собирая новые оскорбления в голове. Стоит Анне сделать что-нибудь, он тут же взорвётся в гнилом потоке.
— Я просто… — начала было Анна, но муж тут же бросил на неё тяжёлый осуждающий взгляд.
— Ты просто что? Просто решила уйти с работы, на которую я тебя устроил? Ты хоть понимаешь, что никто не может попасть туда просто так?
— Понимаю.
— Да что ты понимаешь?! — подпрыгнул он, но собрал оставшееся спокойствие и сел обратно. — Куда ты теперь собираешься?
Не стоило заводить этот разговор при родителях. Анна думала, что они обсудят всё там, и Генрих не станет поднимать эту тему дома. Но она снова ошиблась. Что в этот раз полетит в неё? Ваза? Тарелка? Или сразу нож? Последний вариант был даже более привлекательный. Если бы он попал точно в цель. Так, чтобы Анна умерла на месте.
— Пока что никуда. Я плохо себя чувствую после всего.
Тут муж поменялся в лице. В его глазах вдруг заблестело понимание и… сочувствие? Он не стал ничего отвечать и отвернулся, не желая видеть измученное лицо жены.
— Прости. Я должен был подумать об этом.
В груди Анны потеплело. Она понимала поведение мужа, потому что он также, как и она, находится в опустошённом состоянии. Каждый справляется с трудностями, как может. Анна решила отдохнуть от работы и посвятить время себе. А муж наоборот — зарылся в работе, чтобы не думать.
— Ты никчёмная женщина, — призрак Генриха скривился. — Надо было выбросить тебя из дома в тот же день. Но нет! Я благородный муж! Решил потратить на тебя время…
— Прекрати, — рыкнула Анника, не поднимая головы. — Ты давно сдох. А мёртвые молчат.
Басистый смех Генриха наполнил комнату. Он заходил взад-вперёд, будто решая, что дальше делать с Аникой. Она была беззащитна и полностью в его власти. Как при жизни.
Шефер не понимала как дышать. Она специально напрягала грудную клетку, чтобы не задохнуться в этом тёмном пространстве. Из-за спёртого воздуха по лбу стекали ручьи пота. Анника открывала рот, желая захлебнуть как можно больше воздуха. Но с каждым вдохом кислорода становилось меньше. Ещё немного и она потеряет сознание. Может хотя бы тогда Генрих пропадёт?
— Может и хорошо, что ребёнок умер?
Шефер подняла глаза. Она не понимала о каком ребёнке он говорит. Но внутреннее чувство подсказывало, что Генрих не лжёт. Эта пустота внутри была из-за ребёнка. Но почему он умер?
Муж издевательски посмотрел на Аннику. На его лице появился широкий оскал, слабо напоминающий улыбку. Он принадлежал психопату! Маньяку! Но никак не адекватному мужчине… Морщины в уголках рта выглядели, как глубокие зажившие порезы. Неровные швы шли от висков и встречались у переносицы. Глаза могли вот-вот выпасть и оказаться на коленях Анники.
— Представляешь, что случилось бы с ним, если бы мать оказалась убийцей? — продолжал Генрих. — Ты уже готовила план по убийству, поэтому решила, что ребёнок окажется помехой. И убила его.
Он театрально задумался. Анника еле сдерживала накативший поток слёз.
— Получается, ты убила двоих! Анна Штайн, да вам бы пожизненное дали за подобное! Осталось лишь убить графа Уилтшира, чтобы получить звание серийного убийцы! Понятно к чему ты всё это время стремилась. Вот это я понимаю цель — убить ребёнка, мужа и какого-то там графа, — он звонко рассмеялся, а затем схватил Аннику за шею и прошипел. — Ты — последняя тварь. Сучье отродье. Стоило убить тебя прежде, чем ты забеременела.
Анника вскочила со стула. Невидимые иголки сломались, и маленькие кусочки остались гнить в её теле. Шефер достала пистолет и, зажав Генриха у стены, наставила дуло к его лбу. Муж даже не удивился. Он этого и ждал, поэтому ухмылка всё также сверкала на его бледном лице.
— Давай, стреляй! Отправь меня в рай после рая.
Палец на крючке дёргался. Анника была в шаге от того, чтобы прикончить этого ублюдка. Её рука, в которой был пистолет, дрожала, а другая — сильнее сжимала мясистую шею мужа. Сердце стучало так сильно, что в глазах появлялись разноцветные огни. Образ Генриха был расплывчат, а в его лбу красным горела мишень. Один выстрел, и Шефер получит самый ценный приз — спокойствие.
Поток слёз не останавливался. В глазах жгло, а в горле совсем не осталось влаги. Если бы Анника сейчас что-то и сказала, то слова были бы неразборчивы, а значит — потеряли бы смысл. Горячие дорожки оставались на щеках. Они прожигали кожу, как бубоны у больных.
— Анника…
Черты лица мужа растворились и теперь перед ней снова Ричард. В реальности она напала на него. И пистолет сейчас был у его лба, а не мужа. Анника отстранилась и отбросила оружие. Испуганный взгляд Хендерсона напугал Шефер больше, чем то, что она чуть не убила его. Если бы она не очнулась, то…
— Нет, — муж возникал перед ней, как вспышка. — Нет… Уйди.
— Анника, всё в порядке. Это я…
Хендерсон потянулся к ней, но Анника отбила руку и убежала.
Она не могла находится рядом с людьми. Призрак мужа становился более реальным, и вскоре она может совершить большую ошибку. В прошлой жизни она уже оступилась, и в этот раз нельзя было наступать на те же грабли.
Анника бежала, как можно дальше. Возможно, ей стоило бы исчезнуть из Лавенхема и встретиться с графом в глуши? Тогда Ричард был прав.
Призрак следовал за ней. Как бы быстро она не бежала, Генрих всегда был впереди. Даже с закрытыми глазами Анника различала его ехидную улыбку.
На улицах никого не было. Луна скрылась за грозовыми тучами. Аннику будто специально оставляли наедине с мужем. Но зачем? Если он сведёт её с ума, то она не сможет выполнить условия договора. Всё это бессмысленно!
— Как и твоя жизнь, Анна, — его голос был реальнее её. — Не пытайся бежать. Я всегда рядом. Хочешь ты того или нет.
Когда она окончательно выдохлась, призрак пропал. Одежда стала жать. Анника одним движением сбросила плащ, а затем расстегнула верхние пуговицы рубашки. Странное ощущение в области живота подвигло её снять и ремень.
Анника прижалась к холодной каменной стене дома. Силы быстро покидали Шефер. Она сползла по стене, хватаясь за последние ниточки уходящего рассудка. Всё отчётливее вспоминалась прошлая жизнь, её дом, родители, брат. И ребёнок, которому не суждено было родиться.
«Как я могла забыть? — спросила себя Анника, не в силах остановить истерику. — Я не хотела убивать тебя… Это не я… Если бы не… Нет».
Мысли хаотично возникали в голове. Шефер не могла остановить этот поток. Она не слышала ничего, кроме внутреннего голоса.
Поэтому, когда её повалили на землю, она не испугалась. Сейчас ничего, кроме прошлой жизни, не было реально. Лицо обращённого выглядело карикатурно, и от того Анника только больше не верила в происходящее. Если бы Шефер понимала опасность, что грозила ей, она бы давно выбралась из плена. Обращённый смотрел в глаза жертвы и помедлил прежде, чем откусить лакомый кусочек.
Кровь брызнула на Аннику. Выстрел прозвучал тихо. Тише, чем отзвуки прошлого в голове Шефер. Обращённый упал на неё. Было тяжело, но она не хотела ничего с этим делать. Небо было таким манящим. Мрачное покрывало застилало Лавенхем, чтобы скрыть все ужасы, что в нём происходят.
Анника не хотела плакать, но слёзы сами стекали по окровавленному лицу. Как и тогда. В день её смерти. Может сущность сжалилась, и Анника умирала? Иначе, откуда лёгкость?
Она увидела силуэт Ричарда. Он отшвырнул труп обращённого в сторону и, увидев состояние Шефер, злобно рыкнул. Дальше Анника помнила лишь то, как её подняли и понесли по тёмным улицам города.
Граф Винсент Уилтшир
Чумной доктор
Похищение графини Элис де Ласи прошумело на всю Англию. О её романе с рыцарем Хью де Фрейном знали многие, поэтому он был первый подозреваемый. Король Эдуард III поставил на уши всех приближённых и приказал арестовать рыцаря. Но зная историю семьи де Ласи, никто не решался на подобный поступок. Короля отговаривали от вынесения приговора, но Эдуард твёрдо решил наказать меркантильного рыцаря и заполучить доверие графини.
Время шло, но ни об Элис де Ласи, ни о Хью де Фрейне ничего не было слышно. Злость короля медленно потухала, и вскоре он отменил указ. Тогда все вздохнули с облегчением, а Хью сделал предложение графине. Они жили в Троубридже в небольшом особняке. Между ними не было страстных отношений, но каждый был доволен получаемой выгодой. Для де Фрейна было важно получить титул барона и сокровище семьи де Ласи, а для графини — недостающее мужское внимание.
Забеременеть от прошлых любовников графиня не смогла, поэтому мысли о потомстве обходили их стороной. Де Ласи уверяла нового барона в своей «стерильности», и тот охотно верил. Но как только его вызвали в поход в Шотландию, графиня узнала о беременности.
Она неоднократно призывала в поместье докторов, но никто не мог избавить её от бремени. Она обещала им золото, но все отказывали, ссылаясь на скудное оборудование. Элис не знала, как отреагировал бы Хью на эту новость и боялась его ухода. Но в один вечер она всё-таки решилась написать ему письмо, где было написано только:
Скоро у Вас появится наследник.
Ваша графиня Элис де Ласи.
Она верила, что письмо дойдёт до него, и вскоре придёт ответ.
Но послание пришло обратно вместе с печальной новостью: барон Хью де Фрейн погиб. Первым это узнал брат графини — Эдмунд де Ласи. Он уже месяц находился в особняке и следил за протеканием беременности. О смерти де Фрейна он молчал до того, пока графиня не родила.
— Мне жаль, — Эдмунд склонил голову.
Элис сидела за письменным столом с конвертом, где сообщала мужу о радостной новости. Две скудные слезы скатились по её синему лицу и упали на холодные руки. После родов она стала выглядеть ещё старее — на голове не осталось ни одного русого волоска, зелёные глаза выцвели, а под ними рисовались фиолетовые круги. Дряблая кожа кричала об изнеможении, но при всём старании Эдмунд не мог заставить сестру хоть немного позаботиться о себе.
— Что ж, — выдохнула Элис и разорвала конверт. — Если так, то я снова вдова.
— Да, но теперь ты не одинока. У тебя есть сын, который нуждается в материнской любви.
— Я хочу, чтобы ты остался.
Эдмунд никогда не оставался надолго в одном городе. Он постоянно ездил по Англии в поисках неизлечимых больных. За двадцать лет скитаний де Ласи накопил приличную библиотеку из собственных трудов. И предложение сестры остаться означало, что его приковывают цепями к скале.
— Ты же знаешь, что я не могу. Я бы с радостью, но…
— Я хочу, — грубо перебила его графиня и бросила строгий взгляд, — чтобы Винсент пошёл по твоим стопам. Если о нём узнает король, то захочет похитить его. Сам знаешь для чего. Поэтому я хочу, чтобы о нём знало, как можно меньше людей.
— Ты…
Эдмунд не мог ответить. От наглости спёрло в горле. Слов было настолько много, что они слиплись в один ком. Де Ласи мямлил, пока графиня сжигала остатки письма.
— Да ты с ума сошла! Ты скидываешь воспитание своего ребёнка на меня?
— Я буду его тётей, а ты — дядей. Создадим легенду, что он — подкидыш. Я не отказываюсь от воспитания.
Врач с облегчением выдохнул. Пусть на это было сложно согласиться, но Элис была права — о Винсенте не должны были ничего знать. Поэтому Эдмунд начал обучение племянника, как только ему исполнилось пять. Мальчик был копией своего отца: чёрные жидкие волосы, янтарные глаза и серьёзный взгляд. Винсент постоянно был сам по себе. Найти общий язык со сверстниками было трудно. Вызывали трудности и точные науки, но Эдмунд подходил к обучению с разных сторон. И наконец понял, что юный граф Винсент больше воспринимает информацию, когда занимается самообразованием. Как некогда занимался сам Эдмунд.
— Ты не устал сидеть за книжками? — спрашивал он каждый раз, когда Винсент целый день не выходил из комнаты.
На столе стоял недоеденный ужин. Воска на подсвечнике скопилось достаточно, чтобы создать новую свечу. Юный Винсент положил голову на руки и задумчиво всматривался в книгу. В этот раз он был более удручённый, чем обычно.
Эдмунд взял стул и сел рядом. Винсент продолжал читать. Но по статичным глазам врач понимал, что он только делает вид.
— Что с тобой в последнее время? Неужели осень так действует на тебя?
— Почему я ничего не знаю о своих родителях? — монотонно спросил Винсент. — У всех детей есть мама и папа. Они всегда приходят, чтобы позвать на обед и ужин. Поправляют одежду. Обнимают. А у меня этого нет.
— У тебя есть служанки. Как у самого короля.
Эдмунд замолчал. Он знал, что Винсент почувствует ложь по неуверенным ноткам в голосе. Де Ласи понимал чувства племянника: Элис в последнее время стала совсем плоха и не могла дать то, чего желал её «племянник», а Эдмунд постоянно пропадал в чужих домах. Он едва успевал обучать Винсента.
— Прости, Винсент. К сожалению, это всё, что мы с Элис можем тебе дать.
— Кто мои родители? И почему я их никогда не видел?
Винсент уставился на Эдмунда большими глазами. Врать у врача не хватало смелости, поэтому он просто промолчал.
— Они выбросили меня? — злился Винсент. — Я им был не нужен?
— Винсент…
— Дети спрашивают меня о родителях! А когда я говорю, что не знаю о них, они смеются и называют меня брошенным щенком! Сиротой! Я не хочу читать эти дурацкие книжки, я хочу гулять со всеми! Хочу играть! А потом идти домой к маме! Почему они оставили меня одного? Почему все уходят?
Эдмунд слушал юного графа и не понимал, как он мог всё это пропустить? Постоянное одиночество Винсента он списывал на характер. О насмешках никто никогда не говорил. Даже няни, которые сидели с ним рассказывали, что…
«Он погулял совсем недолго и вернулся. Как всегда».
«Он не в настроении. Как всегда».
«Он заперся в комнате и никого не пускает. Как всегда».
«Как всегда», — повторил про себя доктор.
Винсент сидел, схватившись за волосы. Он перестал смотреть на дядю. На ответы он тоже не надеялся, потому что Эдмунд никогда не затрагивал тему родителей. Винсент задавал эти вопросы Элис, но и она реагировала странно: пугалась, а затем уходила по своим делам. Было бы совсем не удивительно, если бы Эдмунд поступил также.
Но он сидел на месте. Мысли так поглотили его, что некоторое время Эдмунд просидел неподвижно. Винсенту было всё равно находится он рядом или нет. Все люди, которые окружали его были всего лишь обслугой. Как и говорил Эдмунд.
— Знаешь, — вдруг произнёс врач, — рано или поздно ты всё узнаешь. Но сейчас мы ничем не можем тебе помочь.
— От вас никогда не было помощи.
Винсент схватил книжку и выбежал из комнаты. Оставшийся в пустой детской Эдмунд долго винил себя за то, что так обходился с племянником.
Вина привела его к тому, что последующие шесть лет он пытался сблизиться с мальчиком. Но Винсент с каждым днём становился всё злее. Его очередной побег из дома не показался жителям особняка чем-то особенным. Когда де Ласи вернулся от пациентов, служанка хладнокровно сообщила, что «мальчишка снова сбежал».
Эдмунд тяжело вздохнул.
— Тебе стоит лучше смотреть за ним. Иначе толку от тебя нет.
— Я стараюсь, — поклонилась служанка, — но вы же знаете его.
— Мне плевать на это! — вдруг закричал Эдмунд. — Ты ОБЯЗАНА следить за ним, а не сидеть в саду со своим любовником!
Он прижал женщину к стене. Служанка испуганно хлопала глазами. Она выставила руки в качестве щита. Хотя Эдмунд никогда не бил женщин.
— Я перережу ему горло, если ты не будешь выполнять свои обязанности. А тебя отправлю обратно в твою деревушку. Ты поняла меня?
Женщина быстро закивала. Когда Эдмунд отпустил её, она убежала в другую комнату. Де Ласи впервые разрешил себе поступить так. В последнее время, новости из соседних городов пугают. Чума поражает всё больше людей. И что ужаснее — никто не знает, как с ней бороться. Эдмунд вёл переписки со многими докторами, и часть погибла от того, с чем боролась. Неужели скоро эта кара доберётся и до них? Эдмунд боялся этого. Действенный способ спасти Винсента и Элис был, но…
Эдмунд нашёл племянника возле церкви. Он сидел на голой земле и печально смотрел на Луну. Де Ласи долго не решался подойти, боясь, что Винсент снова убежит. Если бы был шанс наладить с ним отношения, Эдмунд пожертвовал бы всем. За эти одиннадцать лет он привязался к нему. Истерики Винсента, его обиды, злость ранили, как отца.
Увидев дядю, Винсент устало закатил глаза. Эдмунд сел поодаль. Теперь они вдвоём смотрели в небо. Тишина между ними была намного красноречивей всех слов. Доктор иногда поворачивался к племяннику, и слёзы сами появлялись на глазах.
— Зачем ты пришёл? — спросил Винсент, когда Эдмунд в очередной раз посмотрел на него.
— Хотел проверить, всё ли в порядке. Я беспокоюсь.
— М-м.
Снова молчание. Винсент рос быстро, как телом, так и духом. Иногда Эдмунд удивлялся его высказываниям.
«Мне лучше одному, чем с этими лицемерами», — сказал он как-то после прогулки.
«На что мне эти деньги, если я не могу купить себе родителей?».
«Они мне тоже не нужны, если им не нужен я».
— Я видел, что ты заходил в мой кабинет, — начал Эдмунд, надеясь на непринуждённую беседу. — Проводил опыты?
— Да.
— Тебя не пугает, что ты можешь навредить себе? Там же столько всего.
— Нет.
— Повезло тебе. Я каждый раз боюсь, что произойдёт что-то страшное, — Эдмунд хмыкнул. — Хотел бы я быть, как ты.
— Ты быстро передумаешь.
— Почему ты так решил?
Винсент заёрзал. Он поправил тёмный локон и неуверенно посмотрел на доктора.
— Зачем тебе чувство брошенного ребёнка?
— Да с чего ты взял, что тебя бросили?! — вспылил Эдмунд, наклонившись к Винсенту. — Почему ты так думаешь?
Злость быстро вспыхнула в глазах Винсента. Он поднялся на ноги и закричал:
— Потому что так и есть! Элис сидит у себя в кабинете и постоянно что-то пишет! Когда она в последний раз просто разговаривала со мной?! А ты?! Ты пропадаешь в городе! Я вижу тебя только ночью! Ты приходишь и сразу идёшь спать! Спасибо, дорогой дядя, что спрашиваешь, как у меня дела! Но я хочу, чтобы меня СЛУШАЛИ, а не просто задавали вопросы! Ты всегда удивляешься моей злости, но почему-то не понимаешь, что я такой из-за ВАС! ДА ЛУЧШЕ БЫ Я СДОХ НА УЛИЦЕ, КОГДА РОДИТЕЛИ БРОСИЛИ МЕНЯ!
Винсент отвернулся, закрывшись руками, и громко зарыдал.
— Я ненавижу вас за то, — слёзы мешали ему говорить, — что вы оставили меня… как родители.
Маленький мальчик, которого видел перед собой Эдмунд был так похож на него. Их с Элис отец тоже никогда не принимал участие в воспитании детей. Мать погибла почти сразу после рождения Элис. В отличии от Эдмунда, Винсент имел храбрость рассказать обо всём, что чувствует.
Эдмунд притянул к себе племянника и крепко прижал к груди. Винсент уткнулся носом в рубашку дяди.
«Он всё ещё ребёнок, — улыбнулся про себя де Ласи. — Совсем беззащитный. Но уже одинокий».
Он гладил Винсента по голове. Чёрные локоны переливались приятным молочным светом. Маленькое тельце дрожало от плача ещё очень долго. Эдмунд уже не чувствовал ног, но это была та малая жертва, которую он готов был отдать.
Он вспомнил, с каким нежеланием выполнял пожелания Элис. Как ему не нравилась роль няньки.
— Я не устану просить у тебя прощения, Винсент, — прошептал Эдмунд, когда Винсент успокоился. — Прости. Я не знал, что делаю тебе плохо. Не знал, что ты чувствуешь.
Он отодвинул от себя Винсента, но продолжал держать его за плечи.
— Я хочу попросить тебя лишь об одном.
Красные от слёз глаза уставились на него. Винсент смотрел с полной серьёзностью, но иногда детская обида проскальзывала на лице.
— Разреши мне быть рядом. Разреши мне быть твоим другом.
— Другом?
Эдмунд кивнул:
— Да… Я хочу знать всё, что у тебя на душе. Хочу слушать твои истории. Хочу гулять с тобой. Хочу играть с тобой в разные игры. Хочу видеть, как ты улыбаешься. Как смеёшься. Я ведь ни разу не видел этого.
— Я тоже не видел, как ты улыбаешься.
— Вот видишь, какие мы серьёзные, — Эдмунд легко улыбнулся, за ним повторил Винсент, но более неуверенно. — Что скажешь?
Винсент задумался. Эдмунд почувствовал трепещущий страх в груди. Ему вдруг показалось, что Винсент откажет. И тогда все пути будут перечёркнуты. Он потеряет племянника.
— Хорошо. Я постараюсь, — ответил Винсент и погрустнел. — А Элис тоже хочет быть моим другом?
Де Ласи замялся. Он перестал разговаривать с сестрой. Элис с каждым днём всё больше отдалялась от них. Она закрывалась в комнате и запрещала приходить к ней. А однажды, когда Эдмунд без спросу навестил её, Элис со всей накопившейся злостью вдовы швырнула в него вазу. Она разлетелась на осколки позади Эдмунда. По его спине прошёл холод, и маленькие капли пота впитались в рубашку.
«Оставь меня в покое!» — её голос разлетелся громом по комнате и осел глубоко в мыслях Эдмунда.
— Не знаю, — признался он Винсенту. — Я спрошу.
Винсент совсем не расстроился от такого ответа. Он понимающе кивнул. Ведь отречённость Элис Винсент давно стал воспринимать, как данность. В отличие от Эдмунда, она ни разу не сделала шаг навстречу своему «племяннику». Она не шла против своего естества, против своих желаний. Это вызывало одновременно уважение к ней и презрение.
Эдмунд встал. На улице становилось по ночному холодно. Он оттряхнул землю с одежды, поправил воротник рубашки Винсента и накинул на него свой плащ. Винсент утопал в огромной ткани и выглядел по милому смешно. Особенно с покрасневшим носом.
— Пойдём домой, — Эдмунд аккуратно взял холодную руку Винсента, — Я заварю нам чай. А потом можем заняться тем, чем захочешь.
— Хочу… поиграть в рыцарей!
«И всё же он чувствует зов крови», — подумал доктор с грустью, но одарил Винсента улыбкой.
Элис становилась всё хуже. Когда Эдмунд приходил навещать её (конечно же с её разрешения), привкус смерти появлялся на кончике его языка. Пальцы холодели, как только он переходил порог комнаты. Винсент всегда рвался узнать о состоянии «тётушки», но Эдмунд всеми силами оберегал племянника от страшных новостей.
Теперь Эдмунд стоял над Элис, вглядываясь в её впавшие глазницы. Кожа на лице де Ласи одрябла, отчего она была похожа на сгоревшую восковую свечу. Тёплый солнечный свет падал на фигуру Элис, но даже так от неё веяло холодом. Бледная, уставшая сестра Эдмунда с горечью смотрела на него, понимая, что никто уже не сможет помочь.
— Насколько всё плохо? — спрашивала она скрипучим голосом.
— Насколько возможно, — Эдмунд знал, что Элис спрашивает совсем не о собственном здоровье. — Больных всё больше. Они умирают, не успевает болезнь развиться до конца. Не знаю скольких удастся спасти.
— Главное, спаси Винсента.
— Он не болен.
— Надолго ли сохранится его здоровье?
От этих слов у Эмунда перехватило дыхание. Страшная картина смерти юного племянника мелькнула перед ним. Он тряхнул головой.
— У тебя же есть способы, чтобы вылечить заражённых? — грубо спросила де Ласи, сверля брата измученным взглядом.
— Есть, но, — он поморщился и встал у окна, чтобы хоть немного отрезветь, — самый эффективный способ самый опасный. Я не знаю выживет ли Винсент, если я его…
— Прекрати нести чушь, Эдмунд!
Элис вскочила, но сразу же закашлялась и без сил упала на место. Первые симптомы чёрной смерти уже появлялись. Сколько де Ласи продержится с её-то здоровьем? Эдмунд не давал ей больших шансов. К завтрашнему вечеру она уже будет мертва.
Он думал об этом без горечи. Она умирала так медленно, что Эдмунд давно похоронил её во дворе особняка. Смерть для него была естественной, как и жизнь. Любая смерть, кроме смерти Винсента. Она не наступила, но доктор уже был в ужасе от её скорого прихода. Она так велика по сравнению с маленьким Винсентом. Он будет поглощён, как многие.
Слёзы застыли в глазах Эдмунда. Элис заметила их блеск, но ничего не сказала. Она видела, как сильно изменились отношения между ними. После того, как Элис слегла, Эдмунд не переставал рассказывать ей о достижениях племянника, о его высказываниях и простых поступках, которые обычно не имеют никакого значения.
«Он стал интересовать фехтованием. Думаю, стоит подарить ему меч», — говорил де Ласи старший.
Сначала Элис ревновала к Винсенту, но затем поняла, что все чувства к нему только из-за погибшего мужа. Маленькая копия Хью бегала по особняку, и Элис не раз думала, что это ангел. Она верила, что благодаря своим воинским заслугам де Фрейн стал ангелом и теперь охраняет её.
Но несмотря на это, Элис лежала прикованная к кровати. Всё больше её душа устремлялась к Богу, и всё меньше её волновали заботы на земле.
Как только Эдмунд вышел из комнаты, его встретил Винсент. Ту печаль, что отпечаталась на лице юного графа нельзя было описать. Он знал, что движется что-то ужасное. Эдмунд хотел сохранить боевой настрой, но мысли о смерти глубоко засели в голове. Он так сильно в это поверил, что, когда позади Винсента возникла чёрная фигура, он не удивился, а только глубоко вздохнул, поправив воротник.
— Почему ты ходишь без маски? — спрашивал Винсент, пока они поднимались в кабинет доктора. — Я видел, что все, кто входит в дом больного чумой, носят маски с травами.
— С чего ты взял, что твоя тётя заболела чумой?
Эдмунд отворил дверь. Светлая комната была заполнена книгами с одной стороны и медицинскими инструментами — с другой. От разноцветных склянок отражался свет полуденного солнца, и яркие отблески прыгали по стенам.
Доктор подошёл к рабочему столу. Винсент встал недалеко от него. Он так долго не отвечал, что Эдмунд ещё больше встревожился.
— Винсент? — позвал он его, расставляя пробирки перед собой. — Ты мне не ответил.
— Я не знаю…
Голос юного графа задрожал. Его тонкие брови поднялись вверх. Он положил голову на край стола и апатично стал наблюдать за дядей. Эдмунд не пропустил эти движения, но дал возможность Винсенту высказаться самостоятельно.
— Иногда мне кажется, что скоро чума дойдёт до нас. Все от неё умирают. И мы…
Он не стал договаривать. Это слово было таким страшным, когда он использовал его к себе и своей семье. Таким неизвестным. Ведь он ни разу не видел смерть. Только рассказы Эдмунда давали небольшое представление об этом явлении.
— А что происходит после смерти? — спросил Винсент.
— Я не знаю, — признался Эдмунд, хмурясь.
— Я читал, что у людей есть душа. И она отправляется в рай, если при жизни человек хорошо себя вёл. Или в ад, если плохо. А что бывает с душами детей? У миссис Мейси родился ребёнок, но он умер через несколько дней. Что случилось с его душой? Что случится с моей, если я вдруг заболею и…
— Не думай об этом, — остановил его Эдмунд, стараясь сделать голос как можно ласковее. — Я не позволю тебе заразиться. Поэтому оставь, пожалуйста, такие размышления.
Винсент уставился на него. На лице доктора дрожали мускулы. Когда он переливал жидкости по пробиркам, стук стекла разносился по кабинету. За вены на его руках можно было с лёгкостью уцепиться.
— Ты…боишься?
— Нет. Почему я должен бояться?
— У тебя руки дрожат.
Эдмунд поставил пробирки и облокотился на стол. После разговора с Элис невидимый призрак смерти ходил за ним по пятам. Одной рукой он касался его, а острие косы держал рядом с горлом Винсента. Но Эдмунду было всё равно на себя.
Доктор протёр глаза и принялся работать дальше. Винсент продолжил молча смотреть за ним, но его беспокоило состояние дяди. Он чувствовал всё вместе с ним, словно они скреплены сотнями невидимыми нитями. Если хотя бы по одной из них начнётся движение, Винсент это почувствует.
Эдмунд взял небольшой нож, протёр его какой-то отвратительно пахнущей жидкостью и порезал себе руку чуть ниже ладони. Алая струя крови потекла по пробирке.
— Дядя! Что ты делаешь?
— Лекарство.
— Но зачем кровь?
Когда достаточное количество крови заполнило пробирку, Эдмунд взял ткань и прижал к руке. Винсент подбежал к дяде, чтобы посмотреть на рану.
— Тебе же больно! — юный граф пытался убрать тряпку, но Эдмунд всё сильнее прижимал её к руке.
— Такова цена медицины, Винсент, — слегка улыбнулся Эдмунд. — Эта рана быстро заживёт. А других способов создать лекарство нет. Приходится выбирать: небольшая рана или жизнь.
— Но, — запнулся Винсент, — почему ты раньше не сделал это лекарство, чтобы спасти людей?
Эдмунд смотрел в глаза племянника и видел, как в них загорается понимание. Винсент сделал несколько шагов назад. Ему вдруг стало холодно, а затем резко жарко. Грусть на лице дяди стала ему ясна.
— Это лекарство…для меня?
Не успел Эдмунд ответить, как последовал следующий вопрос, но в отличие от прошлого, Винсент прокричал его:
— Я уже заболел? Значит, я скоро умру. Как все те, кого выносят на улицы. Как все те дети. У меня появятся раны, а потом меня закроют в комнате.
— Винсент….
— Сначала умрёт тётушка. Потом я. А ты? Ты тоже заразился? Ты опять не говоришь, что тебе плохо, чтобы я не волновался?
Эдмунд сел на колени и взял племянника за плечи. Глаза Винсента округлились и наполнились слезами, но пока что ни одна капля не покатилась по его горячим щекам. Де Ласи поправил растрёпанные волосы Винсента и тихо произнёс:
— С тобой всё хорошо. Я делаю лекарство, чтобы в случае чего, не терять времени зря.
Юный граф шмыгнул.
— Я боюсь. Ты прав. Я боюсь за тебя. Из-за того, что чумой заболела тётушка, шанс того, что заразишься ты — велик. И мне стоит работать над твоим лечением уже сейчас.
— Но ты же тоже можешь заразиться. Почему ты не боишься за себя?
— Даже если я заражусь, то быстро восстановлюсь. Мне достаточно будет хорошо питаться и много пить.
— Почему я так не могу?
— Потому что ты ещё юн. Как только станешь взрослым, то сможешь побороть любую болезнь.
Винсент поверил. За столько лет Эдмунд ни разу не болел, в отличие от многих взрослых. Он всегда выглядел здоровым, пусть и уставшим. За собой Винсент замечал только редкие головные боли и простуды, которые лечились очень быстро. Эдмунд всегда говорил, что здоровьем он пошёл в него.
К вечеру де Ласи закончил. Смена другого доктора подошла к концу, и этой ночью Эдмунд должен был обходить больных. Винсент напрашивался с ним, но он категорически настоял на том, чтобы племянник остался дома.
— Тебе нечего делать среди больных.
— Как и дома! Я хочу помочь тебе!
Эдмунд натянул маску чумного доктора. В ней он выглядел устрашающе. Через плотные стёкла еле виднелись карие глаза. По ним Винсент понимал, что не дождётся согласия дяди.
Перечить ему он не стал. Он провёл всю ночь дома в компании юной служанки. Они разговаривали о том, что происходило в городе. Винсенту нравилось, что она беспокоится о людях также, как и он. Она сидела с ним до самого утра, пока Винсент не заснул. А когда вернулся Эдмунд, она попросила разрешения уйти.
Больше она не возвращалась.
А на следующий день, как и предсказывал Эдмунд, погибла Элис де Ласи. Тихо, будто боясь побеспокоить последних жителей дома. Винсент был готов к этому, как и Эдмунд. Поэтому это известие не принесло тяжёлой скорби. Доктор освободил всех служащих от обязанностей и отправил по домам. Такому приказу были рады не все: дома некоторых находились в нескольких днях пути. Поэтому Эдмунд благородно оплатил растраты.
Юный граф гулял по пустым коридорам. Он скучал по той суматохе, которая была раньше. Пусть служащих у них было немного, но в таком особняке даже такого количества достаточно, чтобы создать иллюзию жизни. Эдмунд проводил свободное время в кабинете вместе с племянником. Винсенту не особо нравилось такое времяпрепровождение, но лучше так, чем просто пялиться в потолок.
В один из дней юный граф был вялый. Сначала Эдмунд списал это на общее настроение, но дотронувшись до его лба, он понял, что это произошло. Тело племянника было ещё чистым, но стоило как можно быстрее начать лечение. Эдмунд долго оттягивал момент, когда придётся использовать «то самое» лекарство. Он надеялся, что болезнь отступит.
Но уже через пару дней состояние Винсента только ухудшилось. Он не мог спать из-за частого кашля. Дышать становилось всё сложнее. При выдохе Эдмунд замечал странные свистящие звуки. Некогда розоватая кожа превратилась в тёмную обезвоженную ткань. Почти как у покойника.
И теперь, когда счёт шёл на минуты, Эдмунд сел рядом с Винсентом, чтобы поговорить. Доктор поменял мокрую тряпку, а затем дал немного воды племяннику. Винсент нехотя сглотнул и скривился от боли. Он лежал с закрытыми глазами, еле заметно дыша.
— Я думаю, пришло время использовать последнюю дозу, — грубым голосом сообщил Эдмунд, держа Винсента за руку. — Ты готов?
— Если мне это поможет, — медленно, растягивая гласные, прошептал юный граф, — то готов.
Эдмунд помедлил. Рядом уже лежал шприц, но рука не поднималась влить содержимое в юное тело. Даже если это не сработает, то исход будет равносилен тому, что произойдёт при бездействии. Винсент погибнет.
Сейчас он был между смертью и жизнью. Но так ли понравится ему та жизнь, которую предлагал Эдмунд? Не станет ли он винить его? Хотя Эдмунд знал ответы, но страх одолевал его. Он чувствовал огонь, что разливался по телу Винсента и хотел прекратить это, как можно скорее. Но он чувствовал и холод, который будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Стоит ли произвести этот обмен?
Доктор взял в окаменевшие руки шприц. Игла уткнулась в упругую детскую кожу. Он так долго всматривался в красную жидкость, что Винсент повернулся. Сквозь полузакрытые веки он смотрел на дядю. Две большие слезы упали на рубашку Винсента.
— Я готов, — повторил он, будто догадывался, что Эдмунд ждал этого. — Мы же знали, что это произойдёт.
Эдмунд протолкнул ком в горле и на выдохе резким движением ввёл лекарство в вену Винсента. Губы юного графа дрогнули, и вскоре он закрыл глаза.
Всю оставшуюся ночь, Эдмунд вслушивался в дыхание Винсента, боясь, что он не проснётся.
Священный огонь
Доктор сидел в кабинете и разбирал бумаги. Пока он присматривал за больным Винсентом, доктора из Троубриджа и соседних городов завалили письмами. Они кричали о помощи в том аду, который опустился на землю. Чума забирала всё больше жизней, и многие выжившие не надеялись на хороший конец. Как бы не хотел Эдмунд, но помочь всем он не мог. Пока он выводил буквы на желтоватом листе, его разум метался из стороны в сторону. Он ответил лишь одному самому важному человеку, зная, что теперь на Винсента и на него самого будет объявлена охота. Как некогда на Элис.
Я хотел бы помочь Вам, но, к великому сожалению, мои эксперименты прошли неудачно. Не могу рисковать чужими жизнями. Снова.
Эдмунд де Ласи.
Врач задумался. В окне он увидел одиноко идущую женщину. По фигуре она очень напоминала погибшую Элис, поэтому сердце Эдмунда на секунду замерло. Но внезапный порыв быстро угас, потому что Эдмунд знал, что тело покойной лежало под глубоким слоем земли. Несмотря на уговоры брата, Элис де Ласи настояла на традиционных похоронах. Сожжение ассоциировалось с ведьмами и тёмными силами, и подобный конец пугал Элис. Эдмунд был удивлён, что она до последнего была так набожна.
Звук тихих шагов отвлёк доктора. У двери стоял бледный Винсент. Сначала он стоял уверенно, но вскоре слабость одолела всё тело, и юный граф опёрся на стену. Эдмунд наблюдал, как племянник волочит ноги к стулу. Теперь сомнений в том, что он поступил правильно не было. Винсент жив. Разве этого недостаточно?
— Как ты себя чувствуешь? — спросил де Ласи, отложив бумаги и подойдя к Винсенту. — Голова до сих пор кружится?
Он потрогал лоб. Жар спал. Уставший взгляд уже не был таким безжизненным, как прежде. Иногда в нём мелькали искорки понимания.
— Немного, — вяло ответил Винсент, уставившись в пол. — С самого утра тошнит.
— Ты завтракал?
Винсент покачал головой.
— Раз ты уже можешь передвигаться самостоятельно, то вынужден сообщить, что мы переезжаем.
Эдмунд отошёл к книжному шкафу и достал несколько книг. Вскоре толстые сборники оказались в сундуке. И теперь Винсент заметил, что уже многие полки опустели. Его напугала срочность переезда.
— Мы бежим?
— Нет, но нам стоит скрыться ненадолго от посторонних глаз.
— Почему?
— Давай мы соберём вещи, а когда Троубридж окажется за нашими спинами, я всё тебе расскажу.
Последние слова пролетели мимо ушей Винсента. Он почувствовал, как в животе всё скрутило, а потом резкая боль ударила по груди. Юный граф выбежал из кабинета, забыв, как сильно кружится голова при быстрых движениях. По коридорам его нёс страх. Винсент впервые чувствовал подобное.
Холодный воздух коснулся лица, но Винсент не мог насладиться этим. Он упал рядом с лысым кустом на четвереньки, и страшные рыки стали изрыгаться из его уст. Желудок выталкивал сам себя, в гортани жгло, а воздух в лёгких превратился в кислятину. Винсент дрожал при каждом приступе рвоты. Массы выходили комками, как у старой кошки, которая наглоталась шерсти. На языке уже ощущалась кровь, но Винсент уверял себя, что это от страха. Но открыв наконец глаза, он увидел кровавые сгустки. В прозрачно-желтоватой субстанции он разглядел тонкие кровянистые нити. Винсент видел подобное, когда они с дядей разрезали крысу.
Юный граф отполз подальше, боясь, что приступ повторится, и тогда он точно выплюнет всё содержимое живота. Он дышал глубоко, размеренно. Было немного странно от того, что после всего случившегося, ему наконец-то действительно полегчало. Его тело стало таким лёгким, а мысли такими ясными!
— Как ты?
Эдмунд положил руку на плечо племянника. Он видел, как тот корчился под кустом, и чувствовал свою беспомощность. Теперь де Ласи понимал деда, который также наблюдал за ним, а потом долго просил прощения.
— Легче. Намного, — Винсент даже улыбнулся.
— Тебе нужно отдыхать. Вещи я соберу за тебя.
Эдмунд поднял его на руки и понёс в комнату. Сначала Винсент сопротивлялся, но вскоре силы вновь покинули его. Тогда он понял, что дядя знает намного больше него. Стоило доверять ему.
«Я хочу верить тебе. Всем сердцем», — подумал Винсент, наблюдая за серьёзным лицом дяди.
— Куда мы поедем?
— В Криклейд. К твоему прадеду.
— Что? — юный граф подумал, что ему послышалось и переспросил, — К прадеду? В Криклейд?
Эдмунд вздохнул. Он понимал, как сложно будет всё объяснять Винсенту. Его реакция могла быть совершенно непредсказуемой. Но он должен был понять.
— Тебе стоит о многом узнать, Винсент. Но для этого нужно подготовиться.
— Но я готов! — вдруг подпрыгнул на месте Винсент. — Расскажи сейчас!
— Я не говорил, что должен быть готов ТЫ. Я говорил про себя.
Глаза Эдмунда сверкнули, и Винсент уже забыл про болезненное состояние. Он не мог поверить, что у него есть другие родственники, которые были бы рады его видеть.
— А он… знал обо мне? — радость быстро остыла в сердце юного графа.
— Знал, — спокойно ответил Эдмунд. — Но Элис не разрешала ему приезжать сюда.
— Почему? Он плохой?
— У него есть свои принципы, которые многие не принимают. Но он единственный, кто сможет нам помочь.
Винсент задумался. Он совсем не понимал, почему Элис могла быть против того, чтобы его прадед приезжал к ним. Ведь она знала, что Винсент хотел иметь как можно больше родственников.
— У них были разногласия, — пояснил доктор. — И чтобы не вскрывать старые раны, они решили не общаться.
В комнате повисла тишина. Эдмунд с прежним спокойствием собирал вещи племянника. Многое пришлось оставить, и это несмотря на то, что игрушек и одежды у Винсента и так было немного. Бо́льшую часть свободного места занимали книги Эдмунда. Их нельзя было оставлять. Ведь в будущем он надеялся передать их своему наследнику. Если таковой, конечно, будет.
Новость о прадеде одновременно обрадовала и огорчила Винсента. Ему казалось несправедливым то, что он узнал о нём только спустя одиннадцать лет. Через него он мог бы узнать о родителях, которые бросили его. Хотя, если даже Эдмунд с Элис не хотели рассказывать о них, то и такой дальний родственник не стал бы.
Вечером Эдмунд в последний раз вышел к пациентам. По его словам, никто не знал об их скором отъезде. Винсент с трепетом ждал возвращения дяди. Симптомы отступающей болезни всё ещё беспокоили его, но голова была забита вариантами первого знакомства с прадедом. Как он выглядел? Какой у него голос? Так ли Эдмунд похож на него? Или сам Винсент?
Юный граф прогуливался по холодному особняку, мысленно прощаясь с каждой вещью. Эти немногие картины, которые любила Элис (возможно даже больше, чем любого человека), декоративные вазы с вянущими цветами, оружие некого де Фрейна, которого Винсент никогда не видел, — всё это останется где-то глубоко в памяти. Винсент вдохнул сладковатый лимонный запах. Элисон заставляла каждое утро распылять лимонную воду по всему особняку, потому что всё тот же Фрейн обожал этот экзотический фрукт. Винсент понимал, что он не будет скучать. Ему хотелось, чтобы место, куда они отправляются, стало намного ближе особняка Элис.
Углублённый в собственные размышления, граф Винсент зашёл в кабинет Эдмунда. В нём было непривычно пусто и темно. Обычно, даже когда де Ласи отлучался, он оставлял догорать свечи. Служанки постоянно ругали его за это, потому что мог случиться пожар. Но Эдмунд был непреклонен и отвечал, что «в колыбели знаний всегда должно быть светло». Сейчас эта колыбель пуста. Комната буквально кричала об одиночестве.
Винсент прошёл к столу, и пол под его ногами жалобно скрипнул. Из-за занавешенного окна появлялось чувство, будто не хватает воздуха. Юный граф раздвинул шторы, и мягкий лунный свет охватил кабинет. Редкие огоньки Троубриджа давали надежду на его скорый рассвет. Пусть чума и унесла больше половины населения, Винсент чувствовал, что скоро всё наладится. От того ли, что он сам смог вылечиться или от желания убежать от всего происходящего ужаса — он не знал. Знал лишь то, что Эдмунд приложит к борьбе с эпидемией все силы. И благодаря ему, спасутся тысячи… миллионы людей.
Юный граф улыбался. Развернувшись, он заметил на столе одинокое письмо.
«Почему дядя не убрал его, как прочие?», — подумал он и взял конверт.
Печать была ему не знакома, хотя раньше по ней он мог с лёгкостью определить отправителя. Похоже, что до этого никто не получал писем от этого человека. Винсент дёрнулся, чтобы прочитать письмо, но неожиданно громкий голос Эдмунда остановил его:
— Что ты тут делаешь?
Винсент отбросил конверт обратно на стол, надеясь, что в полумраке Эдмунд ничего не заметит.
— Прощался с особняком, — в тон ответил юный граф, потупив взгляд.
Эдмунд подошёл и увидел, что письмо лежит иначе, чем он его положил с утра. Доктор внимательно осмотрел племянника. Успел ли он прочитать содержимое? По испуганным глазам Эдмунд понял, что нет. Прочитай Винсент письмо, стал бы задавать вопросы. А сейчас он молчит.
Винсент исподлобья наблюдал, как дядя прогуливается перед книжными шкафами. Теперь он мог расслабиться.
— Через два часа будем выдвигаться. Путь предстоит долгий, — Эдмунд посмотрел на Винсента. — Ты готов? Мы больше не вернёмся сюда.
— Я был готов уже давно, — признался он.
Эдмунд кивнул. Он вновь подошёл к столу и, взяв конверт, небрежно засунул его в медицинскую сумку. Винсент невольно скривился. Ему стало обидно от того, что он так и не успел прочитать письмо. Эдмунд увидел это выражение лица юного графа и ласково погладил его по голове.
— Всему своё время.
Винсент испуганно поднял на него глаза.
— Ты знал?! — воскликнул он.
— Я бы сам захотел прочитать письмо, которое одиноко лежит на столе.
В ночной темноте Эдмунд загружал вещи в повозку. Огни города угасали. Таинственные фигуры могли бы вызвать интерес у граждан, но… сейчас они были заняты более важным гостем — чумой. Доктор усадил Винсента, а сам направился в особняк. Его не было несколько минут. Прежде, чем он вышел, Винсент увидел горящие свечи в окнах. Они возгорались медленно. Но лишь до тех пор, пока они не отъехали от особняка.
Де Ласи накинул на юного графа тёплый плащ поверх его собственного. Ночь была холодной, и Винсент мог бы простудиться. Мог бы, если бы не то лекарство.
«Рисковать всё-таки не стоит. Последнюю сыворотку он получит лишь в Криклейде. Я лишь отсрочил неизбежное», — подумал про себя Эдмунд, наблюдая, как Винсент с любопытством и ужасом оглядывается назад.
— Дядя! — закричал вдруг он, но Эдмунд тут же прикрыл его рот рукой и строго покачал головой. Тогда Винсент продолжил тише. — Особняк… в нём пожар.
— Я знаю.
Винсент сел на место и хмуро смотрел на доктора, скрестив руки на груди.
— Так ты для этого возвращался?
— Да.
— Но зачем? Там же столько вещей!
— Нам это уже не понадобится, — Эдмунд вздохнул. Ветер доносил запах гари даже до них. — О нас ничего не должно остаться. Мы погибли в этом огне, Винсент.
— Тебе совсем не жалко? Это же был твой дом.
— Ты же сам говорил, что давно был готов покинуть это место. А сейчас упрекаешь меня в том, что я не чувствую жалости?
— Я не упрекаю, — надулся юный граф.
Врать он ещё не научился. Эдмунд наслаждался этим. Ведь, чем старше он будет становиться, тем искуснее будет его ложь. Это одновременно полезный и разрушающий навык. Поначалу Эдмунд часто использовал ложь, называя её благом. Но со временем она стала пропадать из его жизни. Он говорил только правду, но воспринимали её так, как хотел того Эдмунд.
— Знаешь, я не чувствовал, что это был мой дом, — начал доктор. — Я всегда ездил по городам и не думал, что когда-нибудь остановлюсь хотя бы на пять лет.
— Тебе это нравилось?
— Сначала это было необходимостью. Потом уже привычка, от которой сложно отказаться.
— Необходимо, потому что ты — врач?
Винсент отвлёкся от горящего позади особняка, как того и хотел де Ласи. На эту мысль он улыбнулся, и продолжил.
— И поэтому тоже. Сложно жить с людьми, когда ты не похож на них.
Юный граф задумался. Ему вспомнились попытки познакомиться с другими детьми. И то, чем всё обернулось. Ведь он до последних дней в Троубридже так и не нашёл себе друзей.
— Но знаешь, что в этом хорошо? — спросил Эдмунд, видя, что племянник ушёл в себя. — Ты всегда можешь уехать туда, куда только пожелаешь. Не боясь оставить кого-то или что-то позади.
— Это хорошо? — скривился Винсент.
— Да, — как можно уверенней ответил доктор, — потому что сожаления рождают сомнения. А они не дают человеку двигаться дальше.
— А ты никогда не сожалел о том, что покинул какой-то город? Что оставил там кого-то?
Лицо Эдмунда поменялось. На нём появилась грубая тень. Но Винсент посчитал, что это от того, что позади всё сильнее полыхал их особняк.
В тишине послышались первые крики пробуждённых людей. Винсент посмотрел назад, но никого не увидел. Они уже скрылись за широкими стволами деревьев.
От земли веяло холодом, но для Эдмунда это был знак. При воспоминаниях о прошлом, где он оставил её, всегда было холодно. Он никогда не решится вернуться туда. Он не сможет даже ступить на границу того города, где когда-то была она. Не заставит себя посмотреть в сторону того дома, где она жила. Не говоря уже про то, чтобы встретиться с ней взглядами. Пусть она и говорила, что простила его. ОН не простил себя. Не простил, что позволил ей умереть.
— Дядя?
— Сожалел. И до сих пор сожалею, — он повернулся к Винсенту и поправил плащ на его плечах. — Но ты должен быть лучше меня. Ради себя.
Винсент радостно кивнул и прижался к де Ласи. Он грел лучше, чем два плаща. Рядом с ним было уютно и спокойно. Винсент не заметил, как вскоре заснул. А Эдмунд вспоминал её, вытирая с лица горячие слёзы.
Патрик из Солсбери. Первый граф Уилтшир.
Криклейд показался Винсенту ещё более безжизненным, чем Троубридж. Когда они заехали в город, ни одного человека не было на улицах. Жизнь не чувствовалась даже в фасадах домов. Закрытые окна. Сломанные двери. В сердце юного графа заскрипело сомнение, о котором говорил Эдмунд в ночь их побега.
Они повернули. Одинокая сырая от недавнего дождя дорожка вела к небольшому дому, который ничем не отличался от прочих. Разве что, он почему-то не откликался одиночеством в душе Винсента. Он уже понимал, что это тот самый дом, в котором жил его прадед.
Громкий скрип раздался по улице. Путники повернулись в сторону звука, и наткнулись взглядом на плотного мужчину. На его руках была маленькая девочка. Эдмунд почувствовал на себе испуганный взгляд Винсента и попытался сдержать подобные эмоции.
По всем признакам девочка была мертва. Стоило мужчине сделать шаг, как голова ребёнка повернулась. Юный Винсент подвинулся ближе к дяде. Лицо девочки было изуродовано лопнувшими гнойниками. От её маленького рта ничего не осталось. Открытые глаза с мольбой смотрели на Эдмунда, будто он мог что-то сделать.
— Почему мы стоим? — ужаснулся Винсент, дергая де Ласи за рукав.
Мужчина сделал ещё шаг и упал. Тело девочки оказалось неподалёку. Её руки и ноги застыли в неестественной позе. Если бы не раны, она была бы прекрасна. Юношеская красота только начинала цвести, но чума забрала всё, что принадлежало неизвестной девочке.
Незнакомец закряхтел и, встав на четвереньки, закашлял. Рыки, что выходили из лёгких, уже говорили о его скорой кончине. Эдмунд не мог оторваться от этого зрелища. Пусть ему приходилось смотреть на смерть множество раз, каждый был по-своему завораживающий. Когда мужчина сплюнул кровавый сгусток, Винсент снова позвал его:
— Дядя! Поехали!
Но Эдмунд не услышал и тут же спрыгнул с повозки. Винсент пересел на его место, стараясь быть как можно дальше от заражённого. Его до сих пор пугала возможность заболеть чумой, несмотря на то, что Эдмунд всячески отрицал подобное.
Винсент посмотрел на девочку и сразу отвернулся. Но даже так он видел её пустые глаза. Мёртвые. Винсент задрожал. Ему было любопытно, что собирался делать дядя, но он не думал, что смерть может так пугать.
«Как он может стоять так близко к нему?», — с ужасом думал юный граф, изредка посматривая в сторону Эдмунда.
Де Ласи нагнулся к больному. Мужчина потянулся к доктору, но сил не хватало даже на то, чтобы поднять руки достаточно высоко. Он снова стал изрыгать из себя ком.
— По-мо-ги, — просил он в приступе кашля. — Про-шу.
Эдмунд вместо ответа вытащил карманный нож. Сверкнувший металл не испугал незнакомца так сильно, как бесчувственный взгляд де Ласи. Беспокоясь за свою жизнь сильнее прежнего, мужчина попытался отползти. Но исход их схватки был понятен без знаков свыше.
Доктор схватил мужчину за край рубашки и резким отточенным движением перерезал горло. Незнакомец упал на землю уже мёртвым. Брызнувшая кровь испачкала плащ Эдмунда. Он посмотрел на пятна и вытер нож.
— Грубо.
Винсент всё это время смотрел на фигуру де Ласи, поэтому не заметил, как неподалёку остановился мужчина. В отличие от погибшего, одежда этого была богато украшена. На шее блестели драгоценные камни колье. Мужчина опирался на трость. Её набалдашник напоминал змею.
— Не люблю, когда люди мучаются, — ответил Эдмунд и встал.
Недолгое молчание разрушил радостный смех. На фоне двух мёртвых тел он выглядел до безобразия неприлично. Винсент не мог оторвать взгляд от истёкшего кровью заражённого. Он представлял на его месте себя.
«Неужели, — думал юный граф, — он сделал бы тоже самое со мной?»
Эдмунд вместе с мужчиной подошли к повозке. Винсент смотрел на них, как на зверей. С холодным ужасом и расчётливостью. Его ноги были готовы бежать так долго, сколько бы потребовалось, чтобы сохранить жизнь. Но ни от Эдмунда, ни от незнакомца не исходило опасности. Так уверял себя Винсент.
— Так вот как выглядит мой внук, — смеясь сказал мужчина, рассматривая юного графа.
— Хоть он и дальний твой внук, но многое во внешности у него от тебя, — ухмыльнулся Эдмунд. — Хотя Элис считала, что это от де Фрейна.
— К чёрту этого де Фрейна, — неожиданно грубо высказался мужчина и оскалился. — Если бы он воскрес, я бы снова убил его.
Мужчина вдруг опомнился и замолчал. Как ни старался Винсент, он не мог увидеть в нём своего прадеда. Он был так молод, что его легко можно было спутать с братом Эдмунда. Его тёмных волос и бороды ещё не коснулась седина. Янтарные глаза сияли бодростью. Винсент никогда не видел такие живые глаза. Разве что желтоватая кожа говорила о каких-то проблемах со здоровьем. Но и это казалось юному Винсенту отличительной чертой их рода. Ведь и у Эдмунда кожа отдавала желтизной. Как у солнца.
— Прошу простить меня, юный граф, — поклонился мужчина. — Порой я бываю слишком вспыльчивым.
Винсент промолчал.
— Меня зовут Патрик. Я твой дед.
— Дальний дед, — поправил Эдмунд.
— До чего же ты нудный! Воистину доктор, — воскликнул Патрик. — Я не выгляжу, как дальний дед. Я ему гожусь даже в братья!
— Не льсти себе. Ты старый, но не хочешь этого признавать. Когда ты в зеркало смотрелся? Ах да, ты же не любишь зеркала.
Эдмунд засмеялся. Это было так необычно для него. В этот раз смех был настолько естественным и лёгким, словно он всегда существовал рядом с доктором. Винсент хотел было улыбнуться, но шёпот мёртвых разнёсся за спиной. Он дёрнулся и спрыгнул с повозки. Ещё немного и юный граф мог упасть, но Патрик подхватил его, ловко отбросив трость в сторону Эдмунда.
— Осторожнее, Винсент, — сказал он грубо. — После болезни нужно быть особенно аккуратным.
— Простите, — снова вздрогнул юный Винсент и спрыгнул с рук прадеда.
Эдмунд протянул трость Патрику и посмотрел на тела.
— Думаю, нам стоит продолжить беседу внутри, — сказал он, кивнув Патрику.
Тот понял намёк и повёл внука в дом, который сразу приглянулся Винсенту.
От заморозков земля возле дома покрылась корочкой. Раньше Винсенту нравился этот хруст, но сейчас он ассоциировался с чем-то плохим. Жутким. Юный граф никогда не слышал, как хрустят кости, но именно на это был похож звук. Еле уловимый, но от него Винсента пробирали мурашки. Он зажмурился и чуть не упал, поднимаясь по ступеням.
— Ты плохо себя чувствуешь? — беспокоился Патрик. — Я позабочусь, чтобы твои вещи разложили без тебя. А ты должен поспать. Впечатлений было много, да?
Винсент неуверенно кивнул.
Стоило им переступить порог дома, как к ним подбежала миловидная женщина. Она была молода. Даже очень. Её лучезарная улыбка волшебным образом растворяла тяжёлую атмосферу. Винсенту сразу захотелось уткнуться в её объятия. Может именно это чувствуют дети к своим матерям?
— Я так вовремя закончила с готовкой! — радовалась она, вытирая руки о край фартука. — Юный граф желает пообедать вкуснейшей жареной уткой, которую сегодня поймал наш дорогой Патрик? Я сделала её по особенному рецепту! Должно быть вкусно!
— Юный граф устал с дороги, — перебил её Патрик, придерживая Винсента за плечо.
— Нет! — вдруг оживился Винсент. — Я хочу попробовать ваше блюдо!
Женщина рассмеялась. Даже сам хозяин не ожидал такой перемены настроения, но, конечно же, позволил Винсенту последовать за служанкой.
Комнаты в особняке были хорошо протоплены, в отличии от их особняка в Троубридже. И запах стоял такой приятный, такой уютный. Женщина ловко сняла с Винсента плащ и утащила его в другую комнату. Юный граф осмотрелся. Столовая была обставлена разнообразными декоративными украшениями: античными статуями, вазами с цветами, портретами, необычными подсвечниками. И в самом конце комнаты стоял камин, из которого иногда исходил трескающийся звук. Яркий огонь придавал особый шарм столовой. Его новый родственник был богат, и Винсент всё меньше понимал, почему Элис отказалась от общения с ним. По первому впечатлению он был очень даже хороший и воспитанный человек.
— Садитесь, — позвала Винсента служанка, отодвинув стул, — сейчас принесу остальное.
На том месте, куда должен был сесть Винсент уже стояла большая тарелка. Рядом та самая утка. Выглядела она и вправду аппетитно. Винсент сел и с жадностью вдохнул ароматный пар от горячей дичи, но пока не притрагивался к ней.
— Вроде всё! — выдохнула женщина и поставила последний поднос с напитками.
В это время зашёл де Ласи. Они закончили разбирать вещи и тоже направились обедать. Эдмунд плюхнулся рядом с племянником и устало закинул голову на спинку стула. Патрик сел во главе стола. Его трость стояла на видном месте, как отдельный гость. Винсент внимательно присмотрелся к резной голове змеи. Выглядела, как настоящая.
«Может она и настоящая, — подумал Винсент, — но её мертвую тушу покрыли золотом, как трофей».
Эта мысль вызвала новую волну беспокойства. Юный Винсент старался отбросить все мысли и просто пообедать, как делали все за столом. Все, кроме этой приятной женщины.
— А вы не будете есть с нами? — спросил Винсент, и де Ласи с Патриком удивлённо переглянулись. — Вы же целый день работали.
— Винсент, ты в чужом доме, — шёпотом рыкнул Эдмунд.
Винсент не понял угрозу дяди и вопросительно посмотрел на прадеда. Тот прищурился и пригласил женщину. Она смутилась, но села рядом с хозяином дома. По её виду было понятно, что ей некомфортно. Обычно она ела в своей комнате или на крайний случай на кухне, пока готовит. Но чтобы за хозяйским столом…
— Винсент прав, тебе стоит набраться сил. Сегодня у нас праздник, поэтому почему бы не посидеть всем за одним столом?
Патрик говорил это с искренностью, но от неё глаза служанки всё больше отражали внутренний страх. Винсент уставился на её изменившееся лицо. Сейчас оно было похоже на то, с которым Элис убегала, когда Винсент спрашивал про родителей.
Когда все отвлеклись на трапезу, служанка расслабилась и позволила себе положить немного еды в тарелку и даже выпить с хозяйского графина. Когда Патрик с Эдмундом выпили достаточно вина, разговор пошёл легче. Винсенту были не интересны споры двух пьяных мужчин, и он поспешил в свою комнату. Граф отправил вместе с ним служанку, чтобы ему не было одиноко в незнакомом месте.
— Ты сделал всё так, как я тебе сказал? — спросил Патрик, когда на столе почти ничего не осталось.
— Да. Я доверяю твоему опыту.
— Сколько времени прошло с того момента, когда ты ввёл Винсенту последнюю сыворотку?
— Около двух недель.
Патрик задумался и уставился в окно. В нём отражалось всё, что было в доме. На улице гуляла ночь. Увидев своё отражение, граф скривился и залпом выпил бокал вина.
— Симптомов ещё не было? — уточнил он.
— Нет. На удивление, он очень легко перенёс все сыворотки. Его больше потрепала чума.
Граф кивнул.
— Всё-таки наша кровь всё сильнее. Вскоре от беспомощности ничего не останется. Нас будут уважать, как королевскую семью и бояться, как палачей.
— Достаточно будет уважения.
Они замолчали. Этот разговор ни к чему хорошему не привёл бы. Оба это знали. Но сейчас им нужно было объединиться, чтобы не погиб невинный ребёнок.
— Когда нам придётся его запереть? — Эдмунд водил вилкой по пустой тарелке.
— Предлагаю уже завтра.
— Так скоро? — остановился де Ласи и испуганно посмотрел на Патрика. — Обычно всё происходит спустя месяц.
— У него всё иначе, ты сам это видишь. После последней сыворотки все наши предки и мы сами приходили в себя около месяца. Пару дней давалось на отдых, а потом…
Он не договорил. Эдмунд понял и без слов, потому что сам через это прошёл. Никто из их рода не хотел вспоминать те дни. Они стирались из памяти сразу. Даже человек таких взглядов, как у Патрика, боится этого этапа.
Одного упоминания было достаточно, чтобы Эдмунд ощутил давящую головную боль. Вряд ли это был выпитый алкоголь.
— Пора спать, — Патрик встал и резво подкинул трость, — Твоя комната на втором этаже в конце коридора. Рядом с Винсентом.
— Благодарю.
Спрятанный за семью печатями
Эдмунд не мог заснуть всю ночь. Он вставал с кровати каждый раз, когда слышал голос Винсента. Но это было всего лишь разыгравшееся воображение и беспокойство. Последнее разъедало де Ласи и не давало ни минуты на передышку. Пусть Патрик был уверен в том, что кровь с каждым поколением становится сильнее, Эдмунд не мог не думать о других случаях. Именно из-за них Элис отказалась в своё время принять сыворотку. Её брат же наоборот, всю юность слыл среди родственников хладнокровным храбрецом. И что в итоге? К концу жизни Элис превратилась в кремень, а он…
Крик был реальнее прежнего. Доктор вскочил с места и подошёл ближе к двери, чтобы убедиться в реальности происходящего. Он тут же рванул в комнату племянника, когда его испуганный голос позвал Эдмунда.
Де Ласи давно готовил себя к этому, но, увидев Винсента на полу, он остолбенел и забыл, что должен делать. Кожа Винсента стала серой, как у обескровленного трупа. Он волочил ноги, как чужие, поэтому карабкался, цепляясь ногтями за деревянный пол. От боли юный граф кусал губы. Кровь стекала по его подбородку и живописными пятнами оставалась на ночной рубашке. В одиноком лунном луче Эдмунд разглядел тот самый взгляд. Она тоже смотрела на него так перед тем как…
— Эдмунд! — Патрик ударил его тростью по голове. — Хватит стоять, как идиот! Хватай мальчишку!
Секундное отключение разума и чувств наконец вернули Эдмунду способность мыслить. Он последовал приказу Патрика и схватил Винсента. Юный граф несколько раз чуть не упал, но доктор схватил его со всей силы, возможно стараясь таким образом забрать всю боль племянника себе.
Винсент кряхтел, задыхался, хватаясь за сердце. Он пытался что-то сказать Эдмунду, но тот отвечал лишь жалостливым взглядом. Юный граф думал, что умирает, а дядя ничего не делает для того, чтобы спасти его! Вспышка злости была неожиданной, но она помогла Винсенту вырваться из рук доктора. Он упал на руку и почувствовал, как порвал связку. Ноги всё также волочились за ним, как два куска мяса.
Боль отзывалась везде: в груди, в боку, по спине. Блестящие звёздочки появлялись каждый раз, когда Винсент делал резкое движение. Он мог уже несколько раз упасть в обморок, но ему так сильно хотелось выбраться на воздух, что он не давал себе права провалиться в темноту.
Эдмунд снова подхватил Винсента, но тот впился зубами в руку доктора и с несвойственным ему остервенением оторвал кусок плоти. Доктор отскочил в сторону, сжимая раненное место. Не успел он прийти в себя, как появился Патрик и с размаха ударил Винсента тростью по лицу. Голова юного графа неестественно вывернулась. На стене появилась дорожка крови.
Де Ласи подскочил к Патрику и схватил его за шею. Эдмунду стоило приложить чуть больше усилий, чтобы дальний дед перевалился через перила и упал на первый этаж. Кровь на руке доктора продолжала стекать водопадом. И уже через несколько секунд он почувствовал, как слабеет хватка.
— Что ты себе позволяешь?! — гневно спрашивал Эдмунд.
— А что ты хотел, чтобы я сделал?! — также отвечал Патрик. — Нам нужно его запереть, чтобы ОН не пострадал от своих действий.
— Для этого не обязательно использовать силу!
— Да неужели? Тебе полруки откусили, а ты говоришь, что не обязательно использовать силу? Да что с тобой вообще происходит?! Одумайся, Эдмунд! Сейчас это не Винсент, а животное, которое старается спастись! И оно не будет милостивым даже к тебе!
Доктор отступил. Он посмотрел на лежащее без сознания тело Винсента. Эдмунду было грустно от того, что Патрик прав. Всё равно Винсенту ничего не будет, даже если ранить его мечом. А тут всего лишь удар тростью.
— Сделай что-нибудь с рукой и приходи вниз! — недовольно зашипел Патрик.
Он ушёл с Винсентом на руках. Звуки шагов вскоре утихли, и Эдмунд пошёл в комнату. Он быстро привёл себя в подобающий вид и направился в подвал. По пути он встретил служанку. Судя по округлённым глазам, она была свидетельницей подобного впервые. Хоть это радовало Эдмунда. Значит, Патрик сдерживал обещание.
— Что у вас случилось? — спросила женщина, потирая руки. — Юному графу плохо?
— Да, он болен. К счастью, Патрик знает, как справляться с этой болезнью.
Такой ответ не до конца устраивал служанку, но на подробности она не рассчитывала. Она привыкла, что Патрик ничего ей не рассказывал.
— Идите спать.
— Уже утро, — тихо ответила служанка. — Надо готовить.
Она ушла, не посмотрев на де Ласи. Он тоже поспешил к Винсенту.
Помещение в подвале осталось таким, каким его помнил Эдмунд. Патрик совсем перестал заходить сюда. Это было понятно по вековой пыли на книжных полках. После последнего визита Эдмунда они опустели и больше не пополнялись. Всё пропахло сыростью и чем-то кислым. Возможно, в какой-то дыре умерла крыса.
Патрик закрепил кандалы на тонких руках Винсента. Цепи ещё раз зазвенели, когда первый граф Уилтшир проверил их прочность. Их не меняли около пятидесяти лет, поэтому они уже изрядно покрылись ржавчиной.
Патрик долго не вставал с кровати. Он осматривал помещение, которое некогда служило святилищем. Его святилищем. Он помнил каждую трещину в камне и мог увидеть новые. Граф помнил, как эта комната была наполнена древними знаниями и его работами. И всё ради чего?
— Скучаешь по старым временам?
— Сложно не скучать. Раньше я чувствовал себя сильнее. Теперь с каждым годом я всё больше похожу на червя.
— Не будь так категоричен. У тебя есть много времени на знания. Но вижу, кроме крови тебя ничего не интересует.
Эдмунд кивнул на полки.
— К чему всё это, если сильным меня сделала кровь? — Патрик натянуто улыбнулся.
— В мире есть много другого, что можно изучить, — доктор ненадолго замолчал. — И без вреда для других.
— Говорит мне тот, кто первым вызвался забрать мои труды.
— Я не использую их.
Патрик загадочно посмотрел на Винсента, который медленно приходил в себя.
— Не использую без веских причин.
— Не оправдывайся, Эдмунд. Всезнание порождает искушение.
Доктор скривился. Он знал, что Патрик когда-нибудь это скажет.
Первый граф Уилтшир поправил волосы Винсента. Он осматривал каждый изгиб его лица, каждую сформировавшуюся черту. У него ничего не было от отца. По венам юного графа текла их кровь! Его! Это доказывало то, как он выдерживает преображение. Патрик знал, что в будущем Винсент будет одним из самых могущественных из рода. Возможно, даже Патрику придётся преклонить перед ним колено.
«Примет ли он это? — вдруг испугался Патрик. — Он может отказаться. Уйти от всех».
Граф неожиданно поднялся. Эдмунд заметил поменявшееся настроение деда. Над ним нависла тень и стала медленно поглощать жизнь. Граф сделал шаг и остановился, задумчиво осмотрев трость. Тёмное дерево откидывало свою тень на стену, и вырезанная змея становилась всё более живой. Она начинала двигаться в такт сердца Патрика: вначале медленно, приманивая к себе добычу, а затем быстро. Пасть змеи раскрывалась шире, чтобы проглотить невнимательного Патрика. Ещё совсем немного и его голова окажется внутри этой хладнокровной твари.
— Присматривай за Винсентом, если хочешь, — сказал он, придя в себя. — Но помни, что в нём больше животного, чем человеческого.
Эдмунд кивнул, провожая взглядом уходящего графа. Дверь захлопнулась, и теперь он остался один на один с Винсентом. Юный граф стонал от боли после удара. Он пытался дотронуться до лица, но из-за звон кандалов отвлекли его. После нескольких попыток освободиться Винсент начинал звереть. Он скалился, в его глазах мерцало безумие, а на руках и шее вздулись вены. Эдмунд подумал, что мог бы проткнуть их простым нажатием.
Доктор наблюдал издалека. Ему пришлось сесть на стул в противоположном углу. Возможно, не укуси его Винсент, он не побоялся бы сесть рядом на кровати. Но стоило на некоторое время ограничить их тесное общение.
Винсент забился в истерике. Он грыз ржавые кандалы зубами, но из этого мало что получалось. Разве что оранжево-красная пыль осыпалась на белую простыню.
«И почему Патрик не постелил что-то попроще?», — мысль Эдмунда показалась неуместной даже ему.
Юный граф завыл от отчаяния. Всеми силами он пытался оторвать кандалы от стены, но был слишком слаб. В силу возраста и плохого здоровья. Он забыл про боль по всему телу. Ему было НЕОБХОДИМО выйти наружу.
«Но зачем?», — спрашивал он себя, плюясь ржавыми сгустками.
Он, как птица в клетке. Как загнанное в угол животное. Как скот, который готовят на убой. Винсент завопил сильнее. Короткое движение в углу комнаты напугало его. Странно, что Винсент сразу не заметил дядю. Эдмунд склонил голову, будто готовился к казни. Юный граф почувствовал ненависть к нему. Невероятно яркую и разрывающую. Он снова хотел откусить от него кусок кожи, мышц и сухожилий. Солоноватый привкус до сих пор оставался на языке. Где-то между зубами затерялся лакомый кусочек, но этого мало!
Эдмунд только слышал, как Винсент предпринимает попытки выбраться. Ему были знакомы эти чувства, пусть похожее и произошло больше полувека назад. Стоит только переждать…
«Переждать…», — повторил он.
Всё худшее было впереди. И если Эдмунд чувствует такую слабость сейчас, то что будет потом? Ему легче было бы сбежать на то время, пока Винсент не придёт в себя. Но с другой стороны, он не мог бросить его одного. Патрик не будет тратить своё время на то, чтобы просто посидеть рядом с ним. Хоть он кроме охоты ничем и не занимается. Да и Винсенту будет не так спокойно рядом с Патриком, которого он знал один день.
Эдмунд успокаивал себя, но даже сквозь плотный поток мыслей слышал звериные крики и всхлипы племянника. Каждый новый порыв заканчивался хрипами. Винсент словно умирал, а потом воскресал с более жуткими звуками. Де Ласи и сам не замечал, как пару раз застонал в унисон с Винсентом.
У юного графа было не так много сил, поэтому приступ закончился достаточно быстро. Тогда Винсент устало лежал на краю кровати, не отводя взгляда от Эдмунда. Де Ласи решился посмотреть на него лишь раз, когда в комнате повисла тишина.
Желтоватая вязкая слюна стекала по рту Винсента. Он понимал, что с ним что-то не так. В моменты приступа по всему телу жгло дикое желание разорвать кого-нибудь на куски. Любого человека. Только бы утолить голод. Тело кричало, умаляло о помощи. Но Винсент не знал, как помочь, не навредив другим.
По дрожащим от судорог щекам побежали ручьи слёз. Юный граф смахнул их неаккуратным движением. Он плохо контролировал себя, и оттого любое действие требовало немалых усилий. Находясь в таком состоянии, Винсент чувствовал себя также отвратительно, но одновременно и легко, как после чумы. Организм до невозможности истощён, но ужасы позади. И это придавало моральных сил.
— Дядя…
Эдмунд дёрнулся, но не смотрел на юного Винсента. Ему не хотелось вновь видеть его обезображенное лицо.
— Дядя…
Он говорил всё жалобнее, еле выговаривая буквы. Как бы не хотел Эдмунд, преображения не избежать. Шаг был сделан. Де Ласи сам построил позади стену, тем самым перегородив тропу к отступлению.
«Соберись…», — призывал он себя, пока его сердце колотило в груди от страха.
— Почему ты не отвечаешь?
Новый поток слёз хлынул из глаз Винсента. Юный граф хотел встать и броситься в ноги дяде, но после неудачной попытки сесть, он бросил эту затею. По голове, словно ударили чем-то тяжёлым. Боль пронеслась и по глазам. Даже слабый свет свечей нервировал Винсента.
Де Ласи слышал движения на кровати и примерно представлял, что делал племянник. Он знал все симптомы наизусть. Поминутно.
Всё затихло. Эдмунд не слышал даже мыслей в собственной голове. На секунду ему показалось, что само время замерло. Такое было перед её смертью. Он ощутил на себе прикосновения ангела смерти, несмотря на то, что жертвой был не он. Эдмунд слышал шелест крыльев. Едва заметный, но такой узнаваемый. Он будто не единожды слышал его. И всегда понимал к чему это ведёт.
Теперь снова…
— Нет, — шепнул он и взглянул на племянника.
Алая кровь испачкала лицо Винсента. Даже юный граф не ожидал этого и удивлённо смотрел на влажную руку. Он потрогал нос, снова посмотрел на руку. А потом он почувствовал на себе напряжённый взгляд Эдмунда. Де Ласи поднялся и тут же оказался рядом с Винсентом.
— Послушай меня, не закрывай глаза! Винсент! Слышишь меня?
«Почему он кричит?», — не понимал юный Винсент.
Он чувствовал себя хорошо. Даже слишком. Его немного пугала кровь, но не так, как раньше. Но это же ЕГО кровь. Что в ней может быть плохого?
— Винсент!
Эдмунд грубо схватил его за плечи и встряхнул. Винсент медленно кивнул головой. И понял.
Всё закружилось с такой адской быстротой, что его мгновенно затошнило. После этого стало сложно различать предметы. Они сияли, тускнели и просто превращались в чёрные пятна, как прожжённая бумага. Винсент слышал, как кровь пульсирует в голове, как сокращаются мышцы при движении. И этот отвратительный звук, исходящий из глаз. Неужели это они так двигаются?
Эдмунда уже не было рядом. Винсент лишь услышал оглушающие шаги, когда он вернулся. Но не один. Патрик?
— Зачем вы его приковали? — служанка боялась подойти к Винсенту.
— Просто протяни ему руку, — командный голос Патрика юный граф узнал сразу. — Он не сожрёт тебя.
Эдмунд стоял позади, закрывая собой выход. Служанка заметила это. Как и раненную руку. И кровь на втором этаже. Она испуганно хлопала глазами и уже сложила руки в мольбе.
Не успела она ничего сказать, как Патрик схватил её за руку. Острыми зубами «змеи» на трости он сделал глубокий порез на руке. Кровь хлынула фонтаном. Служанка закричала больше от неожиданности, чем от боли. Поэтому, когда Патрик поднёс её руку к Винсенту, она не сопротивлялась. Она была готова к тому, что этот малолетний мальчишка выпьет всю кровь.
Юный граф слышал крики боли юной служанки, но увидев чужую кровь, он забыл обо всём человеческом. Что-то внутри подсказывало ему, что если он выпьет кровь, то страдания прекратятся. Тогда он жадно впился губами к кровоточащей ране и стал пить, как младенец молоко.
Служанка сидела перед юным Винсентом на коленях, с отвращением наблюдая, как, по её мнению, лишают жизни. Позади стоял Патрик, со всей силы надавливая на плечи служанки. Он понимал, что она не сбежит, но сладостный вкус власти давно не приносил столько удовольствия.
Когда Винсент отлип от раны, первый граф Уилтшир откинул служанку в сторону Эдмунда. Юная женщина упала в объятия де Ласи. За эти секунды она стала бледнее снега. От той цветущей служанки ничего не осталось. А губы… Алые губы покрылись инеем.
— Останови кровотечение, — без капли сочувствия сказал Патрик. — И приведи её в порядок. Это не последний ужин Винсента.
Скрепя сердце, Эдмунд отвёл служанку в комнату. Она вся дрожала. Ему хотелось несколько раз сказать что-то, чтобы ободрить её, но… В её взгляде читался ужас. Его сможет стереть только время. Слова тут не помогут.
«Как же легко было с теми, кто знал, — подумал Эдмунд, затягивая рану. — Обычно этот старикан вводил в курс дела всех своих слуг. Почему же тут умолчал?»
Де Ласи оставил служанку в комнате. Она не сдвинулась с места, даже когда Эдмунд уходил. Бедняжка сидела на стуле, как камень.
В столовой уже сидел Патрик. Он с наслаждением курил табак. Эдмунд встал у стола, всматриваясь в белые полотна дыма. Он не мог нормально дышать с самого утра, а сейчас и вовсе задыхался.
Первый граф Уилтшир несколько раз затянулся, а потом обратился к де Ласи:
— Ты бледнее служанки. Впервые видишь обращение?
Эдмунд не посчитал нужным отвечать. Он открыл окно и холодный воздух хлынул в комнату. Было пасмурно, и с неба падали скудные хлопья снега. Они быстро таяли, поэтому местами на земле уже растягивались неглубокие лужи. Людей не было даже на другом конце улицы. Трупы тех двоих, что повстречались Эдмунду и Винсенту, уже убрали. Но кто, если ни один человек не выходит из дома?
— Почему ты не рассказал обо всём служанке?
— Она не должна была отдавать свою кровь, поэтому не рассказывал. Кто же знал, что преображение начнётся так скоро. Ты же не предупредил.
— Ты и не спрашивал.
— Не думаю, что мне стоило это спрашивать. Предупреждать нужно о любых мелочах, Эдмунд. Но ты стал каким-то рассеянным и мягкотелым. Пару лет назад ты бы без терзаний совести кинул в пасть обращённому человека. А тут… Стоял в стороне, как трус.
— Замолчи.
— Винсент сделал из тебя слабака. Если ты продолжишь вестись на его детские уловки, вскоре от Эдмунда останутся только воспоминания. Как и от Патрика. Король быстро расправится и с тобой, и с Винсентом.
— Король даже не посмеет показаться здесь. Он знает, на что ты способен.
— Вот именно. На что Я способен, — хмыкнул Патрик, потирая трость. — Но вы не будете здесь вечно. Рано или поздно вам придётся уйти. И тогда вы будете защищаться сами. Позиция де Ласи хороша для людей, но не для нас. Тому пример твои родители. Будь они такими же, как я, стал бы король их так показательно убивать? Сколько их головы висели перед входом во дворец? Месяц? Два? После этого вы все должны были прибежать ко мне! Но ваша гордость вас же и губит! Скоро эти жалкие люди перережут вам глотки, а вы, как великие мученики, примите наказание!
— Закрой свой гнилой рот, Патрик! — не выдержал де Ласи и в порыве скинул бокал вина со стола. Первый граф Уилтшир тут же встал. — Мы отгородили тебя не просто так! Ты — угроза всему человечеству! Дай тебе волю ты поубиваешь всех, лишь бы потешить своё самолюбие! Ты считаешь себя особенным, но не понимаешь, что твоя кровь — проклятие, а не дар! ТЫ обрёк нас на участь изгнанников!
— Не-ет, — протянул Патрик, скалясь в улыбке, — Этот путь выбрали вы! Я вёл вас к прославлению и власти! Моя кровь спасла и тебя, и твою мать, и Винсента от смерти!
— И скольких убила.
Эдмунд отступил. Он снова вспомнил её. Нежный образ всплыл перед ним, и вся злость испарилась, как дым через окно. Де Ласи сел на стул и опустил голову.
— Это лишь погрешность. Не все могут выдержать такую силу.
Эдмунд не слушал его. Патрик не умел сочувствовать. Неужели с таким человеком Эдмунда сравнивали в детстве? Был бы шанс уехать в другой город и остаться в живых — де Ласи тут же собрал бы вещи. Но Патрик, несмотря на свой характер, не подставит свою кровь под удар. К тому же, все книги с очерками графа у Эдмунда.
Доктор посмотрел на Патрика. Он невозмутимо стоял у стола и продолжал курить, разглядывая соседний дом через окно. Но как только он заметил взгляд дальнего потомка, на его лице заиграла улыбка. В карих глазах блеснул азарт.
«Мне бы его радость», — подумал Эдмунд.
Де Ласи молча ушёл к Винсенту. Юный граф спал. Вокруг его рта всё было в засохшей крови. Она трескалась и осыпалась на кровать. Эдмунд принёс воды и стал протирать грязное лицо племянника. Его сон был настолько крепким, что за всё время он ни разу не дёрнулся. Он посапывал, как всегда, тихо и мирно. В том мире снов, где находился Винсент, его ничего не беспокоило и ничто не угрожало. Эдмунд улыбнулся.
«Ты справишься, Винсент, — Эдмунд поправлял тёмные локоны юного графа. — Я верю в тебя».
Он не просыпался до глубокой ночи. Эдмунд очнулся от размышлений, когда Винсент подскочил с кровати. Цепи зазвенели. Огонёк свечи, что стояла рядом, задрожал. Доктор захлопнул книгу и направился на второй этаж, где сидела служанка. Он не знал, как будет уговаривать её подойти к Винсенту снова. Но зайдя в комнату, де Ласи понял, что эту задачу решили за него.
— Я не хочу! — служанка забилась в угол и кричала это, держа в руке подсвечник. — Я сожгу этот дьявольский дом, если ты сделаешь ещё шаг!
— Если ты готова умереть, то какая разница: сгоришь ты или умрёшь от потери крови? — Патрик стоял далеко, облокотившись на трость. — Белла, давай не будем устраивать спектакль.
Служанка выставила руку со свечой. Белла была напугана, но её рука не дрожала.
— Я не хочу быть едой для этого исчадия ада!
— А я не хочу, чтобы солнце вставало из-за горизонта. Разве моё желание что-то поменяет?
Эдмунд подошёл к Патрику. Служанка перевела подсвечник на него, будто им она могла убить. Когда их стало двое, Белла почувствовала себя в тупике. Ей некуда бежать. Все пути вели к смерти…
— Белла, — пытался спокойно говорить де Ласи, — Винсент тебя не убьёт. Он не может выпить из тебя всю кровь.
— Тогда отдайте ему свою!
Первый граф Уилтшир устало закатил глаза и цокнул. Они обменялись взглядами с Эдмундом, и тогда доктор продолжил:
— Мы не можем.
— Да! — перебила его Белла, и рука наконец дрогнула. — Потому что вы не хотите умереть! Я тоже не хочу! Не хочу быть едой! Не хочу отдавать кровь! Не хочу видеть его дьявольский взгляд! Я не хочу! Не хочу!
Она закашлялась и села на пол, поставив подсвечник рядом. Кашель сменился истерикой. Белла плакала, и её звонкий вой резал слух. К такому Эдмунд был не готов. Он забыл зачем пришёл и что хотел от этого испуганного зверька. Служанка была совсем беззащитной и цеплялась за любую тростинку, которая поможет ей выбраться из водоворота. Де Ласи вспомнил Элис. Когда её уговаривали стать обращённой, она также кричала. В её глазах было столько же ужаса, сколько и в бедной Белле.
— Ты не умрёшь, — вдруг грубо и уверенно сказал Эдмунд и сделал шаг. — В твоей крови есть то, чего нет в нашей. Винсенту хватит одного глотка, чтобы восстановить силы.
Белла сидела, обнимая колени. Сквозь плач она не слышала, как доктор подошёл к ней совсем близко. Когда Эдмунд сел рядом и дотронулся до её холодных рук, служанка вздрогнула и сдвинулась в сторону. Подальше от него.
Она не заметила подсвечник, что был рядом. Свеча упала.
Белла вскочила с места, боясь, что загорится. Но Эдмунд быстро потушил огонь подошвой ботинок. Патрик, что стоял всё это время в стороне, наблюдая, как Эдмунд благородно пытается уговорить служанку, не выдержал и схватил Беллу за руку. Обескураженная служанка не смогла противостоять силе первого графа Уилтшира и шла за ним. Но когда они уже были возле выхода, путь преградил де Ласи.
— Отпусти её.
— Чёрт, — ругнулся Патрик, — Я пытаюсь спасти ТВОЕГО племянника. Уйди с дороги.
Эдмунд стоял.
Они смотрели друг на друга, пока Белла безуспешно пыталась вырваться из хватки хозяина. Она хотела укусить его, но тут Патрик кинул её в стену. От удара закружилась голова, и служанка упала на пол.
Эдмунд посчитал, что Патрик отдаёт ситуацию в его руки, но ошибся. Первый граф Уилтшир схватил доктора за горло. Де Ласи висел в воздухе. Без труда Патрик вынес его в коридор и придавил к стене. Доктор царапал его руки, хрипя и неразборчиво произнося слова. Кровь быстро прилила к лицу де Ласи, отчего белки глаз окрасились в красный.
— В моём доме порядки устанавливаю я, — медленно разжёвывал Патрик, угрожая Эдмунду тростью.
Обжигающе холодная сталь касалась кожи де Ласи. Он почти ничего не видел из-за чёрных пятен, но грозные глаза змеи отчётливо светились.
— Белла единственная, кто может спасти Винсента, — первый граф Уилтшир ненадолго замолчал. — Пока что. Вокруг одни больные и малокровные дети. На что они нам? Тут придётся выбирать, Эдмунд. Ты же так любишь это делать.
Он разжал руку. Эдмунд упал без сил, вдыхая как можно больше воздуха. Но каждый глоток сопровождался дикой болью в груди. Поперёк горла встал раскалённый ком. Де Ласи стал выплёвывать красноватые сгустки. Живот содрогался от судорог. И пока он приходил в себя, Патрик взял служанку под руку и повёл вниз.
Эдмунд пополз следом, игнорируя слабость в конечностях. Но он знал, что не успеет. Он не мог спасти всех.
«Она не умрёт», — успокаивал себя Эдмунд.
Это было правдой, но лишь на половину. Некоторые «добровольцы», из которых выпивал обращённый, умирали. Но совсем не из-за потери крови. А из-за собственной уверенности в том, что их ведут на казнь. Они верили, что уже не выйдут из комнаты живыми. Сердце останавливалось, когда обращённый делал один глоток.
Эдмунд хотел донести это до Беллы, чтобы она не умерла от собственной веры. Но Патрику было безразлично. Как всегда.
Де Ласи дополз только до лестницы и увидел Беллу. Она была спокойнее прежнего. Казалось, она стала прежней, если не считать растрёпанной причёски и раны на руке. Патрик появился чуть позже. Он поднялся и, взяв Эдмунда на руки, потащил его на кровать.
Как заботливый родственник, первый граф Уилтшир поставил стакан с водой на случай, если Эдмунд захочет пить, и накрыл де Ласи одеялом.
— Знаешь, Эдмунд…
От громкого голоса Патрика у доктора звенело в ушах.
— Не связывай нас события из прошлого, я бы давно тебя убил.
— Но всё же, они нас связывают, — усмехнулся де Ласи. — Я бы тоже тебя убил. В тот день, когда тебя лишили титула главы рода.
Лёгкая улыбка спала с лица графа. Он какое-то время постоял рядом с Эдмундом, а затем быстро ушёл из комнаты. После него остался тяжёлый воздух и печальные воспоминания, повисшие по всей спальне, как гниющие листья.
На мягкой кровати Эдмунд понял, что сильно устал. Он не спал после дороги. Вряд ли он сможет в ближайшее время отдохнуть как следует. Поэтому он закрыл глаза в надежде, что гложущие мысли покинут его. Хотя бы на время.
Страсти юного графа
Он проснулся от духоты. Ему снилось, как страшный монстр душит его. Этот монстр улыбался, скалясь во все зубы, и повторял одну и ту же фразу, смысл которой, Винсент не мог понять.
«Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нём»
Цепи не давали ему возможности встать. Тело ломило. Во рту пересохло. В тех местах, где крепились кандалы, натёрлись мозоли. Из больших пузырей струился гной вперемешку с кровью.
Винсент хотел позвать кого-нибудь, но и голос пропал. Он мог только шептать, и то недолго. Юный граф не помнил, как оказался здесь и что произошло после того, как они приехали к Патрику. Он словно спал всё это время. Но обычно после сна он чувствовал себя бодрым, а тут совсем наоборот — разбитым.
Он дёрнул рукой. Ничего не произошло. Только звук цепей донёсся до его слуха. Хотя, чего ещё можно было ожидать?
Он дёрнул рукой ещё раз, надеясь, что кто-то по ту сторону двери услышит его. И это сработало.
Эдмунд появился в ту же секунду, словно ждал сигнала. В нём ничего не изменилось. Всё тот же доктор с яркими синяками под глазами. Де Ласи встал возле двери и не двигался дальше.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Странно, — шепнул Винсент, покачиваясь из стороны в сторону. — Я ничего не помню.
Он выглядел, как пьяный де Фрейн. Но если в случае с отцом Винсента это зрелище не вызывало ничего, кроме приступа рвоты, то тут де Ласи даже улыбнулся.
«Как заспанный воробушек», — подумал он и подошёл ближе.
Он сел рядом и стал осматривать племянника. Помимо мозолей на теле Винсента расцветали целые букеты из синяков. Эдмунд даже боялся прикоснуться к нему. Но Винсент был настолько отречён от реальности, что не обращал внимания на боль. Он понял, что перед ним дядя, только когда Эдмунд закончил осмотр.
— Дядя… Почему я в цепях?
Он резко свёл руки вместе, желая дотронуться до шершавого железа, как тут металлические кандалы треснули. Де Ласи испуганно посмотрел на стену. Там действительно расшаталось отверстие под кандалы, и крупные куски камня посыпались из него. Хорошо, что это произошло только сейчас.
— Это было необходимо, чтобы обезопасить тебя.
— Что значит обезопасить?
Доктор снял кандалы с рук племянника и откинул их. Раны гноились, но это было легко исправить. Эдмунд погладил Винсента по голове и сказал:
— Подожди немного. Я принесу инструменты.
Винсент и не думал уходить. Ему не хотелось. Он упал на подушку и стал всматриваться в потолок. Образ монстра появлялся, как картинка. Сначала невидимая рука нарисовала контур. Потом появились очертания лица. И всё больше монстр был похож на…
«Дедушка?», — осознал Винсент и испугался.
Не было сомнений, что эти янтарные глаза принадлежат ему. Тут неизвестный художник нарисовал трость в руках Патрика.Он медленно замахнулся, чтобы…
Неужели он действительно хотел убить Винсента? Патрик не был похож на убийцу. Винсент не верил себе и своему воображению. Да, точно. Это просто воображение. В первый день юный граф сравнил Патрика с хищником. А перед этим Винсент собственными глазами видел, как Эдмунд убил больного человекаВот и сны такие.
Винсент тихо засмеялся.
«Но что, если…», — не успел юный граф закончить мысль, как вернулся Эдмунд.
В небольшом кожаном чемоданчике помещалось множество неизвестных Винсенту медицинских приспособлений. Некоторые выглядели по истине ужасающе: остро наточенные лезвия, толстые иглы, разноцветные мази с не очень приятным запахом, тряпки.
Эдмунд достал маленькую склянку спирта и намочил ей чистый бинт. Аккуратно обработав раненные места, он покрыл их тонким слоем мази и забинтовал. Первое время не было неприятных ощущений, но вскоре появилось жжение. Настолько сильное, что даже отдавало холодом до груди.
— Хочешь есть?
— Да, наверное, — сказал Винсент, потирая бинты.
Де Ласи помог юному графу встать. Ходить Винсенту было сложно, будто он разучился выполнять такое естественное действие. Кончики пальцев постепенно немели. В мышцах вспышками появлялась слабость. В некоторые моменты Винсент полностью опирался на доктора.
Когда они вышли в основную часть дома, служанка поправляла сервиз. Она встретилась с Винсентом взглядом и поспешила удалиться. Юный граф не понимал, почему она испугалась. А в её чувстве он был уверен — страх в глазах открывался даже его мальчишескому взору. Эдмунд повёл Винсента дальше.
Столовая пустовала. Де Ласи был благодарен Богу (в которого не верил), что Патрик решил в этот день отправиться на охоту. Иначе он бы стал заваливать Винсента ненужными рассказами.
Стол был накрыт. Несмотря на все события, Белла всё также хорошо справлялась с домашними делами. И на удивление Эдмунда, она не избегала его. Хотя боялась.
Винсент долго всматривался в тарелку. В каждом предмете он видел монстра, в котором узнал первого графа Уилтшира. Вопрос о нём крутился каждую секунду, но Винсент не спешил его задавать. Предчувствие говорило ему, что ответы скоро найдутся сами.
Юный граф разрезал мясо. Из него тут же стекла чуть свернувшаяся кровь. Дрожь пробрала всё тело Винсента. Он вскочил с места и с испугом на лице побежал на кухню. Он нашёл там небольшое ведро и нырнул в него с головой.
Эдмунд слышал рыгающие звуки. Он предупредил Патрика, что сейчас Винсента нужно отгородить от вида крови, но тот был непреклонен.
«Кровь должна закалять его», — сказал он перед тем, как уйти.
В этот момент подошла Белла. Она тоже услышала, как кому-то стало плохо. Всё-таки она не могла видеть страдающего рядом человека и пройти мимо. Конечно, после произошедшего она стала задаваться вопросом, можно ли это семейство относить к людям? Служанка нервно протирала пальцы тряпкой и косилась в сторону кухни.
— Тебе Патрик сказал приготовить такое мясо? — недовольно спросил Эдмунд.
— Нет, — вздрогнула Белла. — Хозяин сам приготовил. Сказал, что я могу отдохнуть.
— Ясно. Мог и не спрашивать.
Эдмунд встал и, прихватив тарелку с мясом, направился на кухню. Он нашёл там ведро с помоями и выбросил туда обед. Винсент распластался на полу неподалёку. Он был весь зелёный. Белая рубашка пропиталась потом.
Окно было открыто. Де Ласи не знал открыл его Винсент или кто-то другой, но сидеть рядом с ним мокрым было опасно. Поэтому Эдмунд закрыл окно и дал стакан воды племяннику. Белла стояла у прохода.
— Может, — неуверенно начала она, — я могу чем-то помочь?
— Приготовь нам нормальный обед, будь добра.
— Конечно.
— Как ты? — спросил Эдмунд Винсента, когда служанка ушла.
— Я как будто… крови напился. От её вида тошно.
— Пойдём пока в комнату. Тебе надо немного отдохнуть.
Винсент встал, но тут же сел обратно. Он быстро замотал головой и прикрыл глаза руками.
— Что со мной? — зарычал юный граф. — Я ничего не помню…
— Как только ты поправишься, я тебе всё скажу.
— Мне не нужны твои обещания!
Голос пробился неожиданно даже для Эдмунда. На мгновение он захотел схватиться за что-нибудь, но сразу переубедил себя.
Винсент смотрел на него с первородной яростью, с какой смотрят все обращённые в первые дни существования. Вокруг глаз распухли венки. Рот исказился в гневном изгибе. Так хищник предупреждает другого хищника, что связываться с ним опасно.
— Ты привёз меня сюда, запер в подвале и ничего не говоришь! — продолжал кричать Винсент, аккуратно поднимаясь. — Ты решил ставить опыты на мне?! Тебе не хватило тех беззащитных животных, что лежали на твоём столе со вспоротым брюхом? Ты и меня хочешь разрезать?!
— Что ты такое несёшь? — испугано спросил Эдмунд.
— Когда я заболел чумой, ты подумал, что я всё равно умираю! И вместо того, чтобы убить, как того мужчину с девочкой, ты стал пробовать на мне всякие запрещённые докторские штучки! Почему ты молчишь, дядя?! — юный граф дрожал с каждым словом всё больше. — Неужели ты не хочешь даже извиниться за это?! Конечно, тебе плевать на меня! Тебе важна лишь медицина! На меня всем плевать! Меня даже родители бросили! А тебе я и подавно не сдался! Когда я умру, тебе станет легче! Да я сам тебе в этом помогу!
Винсент получил тяжёлую пощёчину. От удивления он замолчал и схватился за горящую щеку. Вдруг он осознал сказанное и медленно посмотрел на де Ласи.
Доктор не отводил взгляда от племянника. От опущенных бровей на переносице образовались две грубые складки. Уголки губ дрожали. Глаза ярко заблестели. Вряд ли от сияющего солнца за окном.
Эдмунд тяжело сглотнул. Когда он ударил Винсента, он забыл, как дышать. И теперь воздух в лёгких ощущался, как песок: грубо и неестественно. Кожица на губах пересохла, и Эдмунд откусил небольшой кусок. Привкус крови отозвался по всему рту.
Ему вдруг захотелось разрушить всё.
«Нельзя, — останавливал он себя. — Приведи мысли в порядок».
— Дядя, — Винсент подошёл к нему и попытался взять его руку, но Эдмунд отдёрнул её и строго посмотрел на юного графа, — я не хотел…
Де Ласи выдохнул.
— Пошли, я доведу тебя до комнаты.
— Дядя…
— Помолчи, Винсент.
Пока Эдмунд вёл его, юный граф стирал с лица слёзы. Он пытался сделать так, чтобы де Ласи не заметил, что он плачет. Но Эдмунд слышал его всхлипы. Тихие, сдержанные. Оставив Винсента в комнате, он направился к Белле.
Винсент спрятался под одеялом. Темнота нежно убаюкивала. Юный граф всё ещё слышал сказанные им слова. Ещё никогда он не чувствовал себя таким виноватым. Та пощёчина от де Ласи была заслуженной. Так он думал, пока подушка намокала от слёз. Сколько бы Винсент не пытался отвлечься, в голове только и звучало:
«Тебе плевать на меня!»
Он же знал, что это не так. Де Ласи никогда не было всё равно на Винсента. В жизни юного графа Эдмунда было больше, чем Элис.
«Почему ты такой дурак! — ругал себя Винсент, ударяя кулаком по лбу. — Надо контролировать свои слова! Слабак! От тебя никакой пользы! Ты приносишь только вред! Бесполезный! Бесполезный!»
Он вырвался из плена одеяла и громко вдохнул. В горле застрял ком. Истерические вопли тихо вырывались с его уст. Когда они стали неприятно громкими, Винсент закрыл рот двумя руками. Но клокотанье в груди набирало обороты. Он не мог успокоиться. Челюсть сжималась всё сильнее, а вместо плача внутри рождался рык. Юный граф вцепился в лицо отросшими ногтями. Боль электрическим импульсом прошла по телу. И тогда он понял.
Боль успокаивает. Усмиряет.
Винсент спрыгнул с постели. Под руку попался горшок с водой. Некогда там стояли цветы, но они иссохли. Винсент подбежал к горшку и, подняв его над головой, швырнул в стену. Звон облетел всю комнату. Глиняные осколки разлетелись в разные стороны, а желтовато-коричневая вода с одинокими листьями растеклась у ног юного графа. На мокром полу он видел себя: опухшего, уставшего и злого. От гневных глаз, смотрящих на него через отражение, ему всё больше хотелось беспорядка.
Юный Винсент взял одинокий стул и ударил его об письменный стол. От стула отвалилась только одна ножка. Винсент ударил ещё раз. Он чувствовал вибрации от удара, приятная дрожь придавала сил. Он бил до тех пор, пока от стула не осталась одна спинка.
От адреналина он не услышал, как открылась дверь. Когда его схватили сзади, Винсент инстинктивно впился в руки захватчика зубами. Тот не испустил ни звука. Юный граф хотел откусить кусок кожи. Почувствовать вкус человеческой крови. Одна только мысль о ней возбуждала до дрожи в коленях. Винсент задышал чаще, в такт сумасшедшему сердцебиению.
Эдмунд взял кусок ткани и засунул в рот племяннику. Теперь он был, как прирученная лошадь: без разрешения де Ласи он не смог бы и повернуться. Эдмунд уронил Винсента на пол вниз головой, а сам придавил его коленом. Поначалу Винсент вырывался. Он размахивал руками в надежде, что поцарапает нападавшего. Но для того, чтобы дотянуться до него, стоило поломать руки.
Когда обращённый Винсент немного успокоился, Эдмунд ослабил хватку, но не стал его отпускать. Винсент дышал ртом, иногда покашливая.
— Принеси воды, — обратился де Ласи к служанке. — Ледяной.
Белла кивнула и быстрые шаги растворились в воздухе.
— Успокоился?
В ответ Винсент захрипел и попытался ещё раз дотянуться до него. Но попытка снова оказалась провальной.
Служанка вернулась быстро. Она протянула стакан де Ласи, но тот покачал головой и кивнул на племянника.
— Мне самой его напоить? — испугалась Белла и сделала один неуверенный шаг назад.
— Нет. Вылей ему на голову.
— Но она же совсем холодная…
— Делай, что говорят.
Увидев Беллу, Винсент задёргался. Пусть у него во рту была ткань, но даже через неё сверкали зубы. Белле они казались неестественно острыми, но это было лишь воображение. А вот от недетского гнева лицо юного графа действительно преобразовалось — на нём стало много морщин и заострённых изгибов. Винсент сильно похудел за эти дни в подвале.
Белла выплеснула воду на лицо Винсента, как того и хотел Эдмунд. После этого обращённый граф затих. Он уткнулся лицом в пол и лежал так с закрытыми глазами около минуты. Эдмунд выжидал, затаив дыхание.
— Теперь успокоился? — спросил он, почувствовав, как Винсент расслабился.
Юный граф закивал, протирая лбом пол.
Эдмунд осторожно отпустил «узды» и выгнал служанку. Винсент перевернулся на бок и обхватил себя руками. Жар быстро сменился холодом. Это было не самое приятное чувство. От него Винсент заскрипел зубами.
«Как будто кожу содрали», — сравнил он.
— Я не понимаю, почему злюсь. Это появляется само.
Эдмунд сидел напротив молча. Вокруг царил хаос, о котором успел позабыть де Ласи. Он хотел свернуть с этой тернистой дороги после её смерти, но судьба велит продолжать путь. Может быть, в конце ожидало вознаграждение?
Де Ласи протянул руку Винсенту и помог ему подняться. Чтобы Винсент окончательно не прозяб, Эдмунд хотел снять рубашку. Но юный граф резко остановил его.
— Я сам, — сказал он, неуверенно стрельнув глазами.
Доктор ждал его на кровати. Рубашка прилипла к телу юного графа, из-за чего снималась она крайне сложно и противно. Голова кружилась каждый раз, когда Винсент закрывал глаза. И пятна крови. Они мелькали перед ним, стоило появиться темноте. Кровь сияла. Взывала.
Винсент прикусил губу так сильно, что его передёрнуло. Холодная рассудительность вернулась, и он смог переодеться. Выйдя из-за ширмы, Винсент смог оценить обстановку новым взглядом. Огромная лужа у двери почти впиталась в деревянный пол. По разным сторонам лежали части, которые некогда образовывали стул. На столе, в том месте, куда бил Винсент, были грубые царапины.
Юный граф виновато опустил голову. Эдмунд похлопал по кровати, и Винсент сел рядом. Ему до сих пор было страшно, что приступ повториться. Он боялся, что скажет что-то плохое Эдмунду, или ещё хуже — укусит. Винсент не хотел, чтобы всё повторилось, но так он только чаще думал об этом.
— Винсент, — Эдмунд коснулся его волос, и юный граф тут же отсел дальше. — Всё хорошо.
В ответ Винсент посмотрел так, что на лице буквально читалось: «Не неси чушь». Как порой бывает у Патрика. Эдмунд неосознанно скривился и продолжил.
— Всё, что ты сейчас чувствуешь — нормально после лекарства. У многих моих пациентов было так. Скоро это пройдёт.
Снова нет ответа.
Эдмунд понимал, что разговаривает сам с собой, и Винсент не будет слушать его успокаивающие слова. К тому же юный граф был уже не того возраста, чтобы верить каждому слову де Ласи.
— Я хотел убить тебя…
Винсент ударил Эдмунда. Невидимой рукой, но от этого не менее тяжёлой. Де Ласи почувствовал, как сердце поднялось к горлу. Все органы перемешались. На секунду Эдмунд даже перестал видеть.
Он был не удивлён. Нет. Скорее, он ожидал, что Винсент скажет что-то подобное. Только вот… Не с такой интонацией. В его голосе не было ничего. Никакой жалости. Никакой горечи. Только холод. Намного сильнее, чем в той воде, что принесла Белла. Эдмунд боялся, что из-за обращения потеряет Винсента. Но изначально страх был перед его физической смертью.
— Ты говорил, что никогда не врёшь. Но почему это не относится ко мне?
— Я тебе не вру, — нахмурился Эдмунд. — И не буду врать.
— Тогда скажи мне правду!
Глаза Винсента сверкнули. Он смотрел на Эдмунда пристально, жадно. Один неверный ответ, и он снова набросится на него. И стал бы де Ласи сопротивляться в этот раз?
Время настало. Эдмунд был готов сказать всё, что юный граф попросит. Но у двери появился Патрик. В одной руке он держал ружьё, а во второй — подстреленную утку. Эдмунд тут же поменялся в лице. Винсент не заметил первого графа Уилтшира и испугался, когда де Ласи в бешенстве поднялся с места и направился к выходу.
— Ты испытываешь моё терпение, Патрик! — необычайно громко взревел Эдмунд.
— Успокойся, — смеялся тот, поглядывая на Винсента. — Твой мальчишка хочет узнать правду. Я тоже хочу участвовать в этой истории. Как никак, Я её создатель.
— Убери это к чертям, — шипел Эдмунд, кивнув на утку. — Иначе я превращу тебя в такую же дохлую тварь.
— Ого! Вот этого Эдмунда я и помню! Где ты пропадал?
— Патрик.
Первый граф Уилтшир хмыкнул и, подмигнув обескураженному Винсенту, ушёл.
От внезапно нахлынувшей злости у Эдмунда сбилось дыхание. Он облокотился на дверной косяк и пытался дышать ровно. Но неожиданное клокотание вырывалось из груди.
«Я хотел тебя убить…».
Эти слова быстро вернули де Ласи в реальность. Он выгнулся и кивнул племяннику. Винсент был так удивлён произошедшим, что ещё некоторое время не вставал с кровати.
— Пойдём. Мы тебе всё расскажем.
Эдмунд произнёс это с тоской. С тоской о прежней жизни, о которой он хотел забыть. Хотел, но не мог.
***
В столовую Винсент зашёл на деревянных ногах. Гордый силуэт деда пугал его сильнее прежнего. Юный граф ощущал, как нечто невидимое отталкивает его, гонит из этого места. Но сзади стоял де Ласи, который не дал бы ему бежать. Его поймают и снова заточат в подвале.
Винсент остановился рядом со столом и ожидал, пока Патрик набросится. Когда первый граф Уилтшир кивнул, юный Винсент со страхом и трепетом посмотрел на стул. Что он сейчас услышит? Насколько услышанное удивит его? Или разозлит?
Де Ласи встал у открытого окна. По его виду Винсент понимал, что происходящее не нравится дяде. Эдмунд отвернулся, не желая присутствовать при разговоре. Он отдал всю инициативу Патрику.
— Итак, мой юный внук, — начал хозяин дома, — Так как всю свою жизнь ты жил в обмане, пора тебе показать истину. Я думаю, ты помнишь некого де Фрейна, о котором говорили в особняке де Ласи?
— Элис часто упоминала его, — согласился Винсент. — Рассказывала о его подвигах.
— Подвигах! — фыркнул Патрик, и тут Эдмунд не сдержал насмешливую ухмылку. — Элис после его смерти совсем ума лишилась!
— К чему вы заговорили о де Фрейне?
— К тому, мой дорогой Винсент, что он — твой отец. А Элис — твоя мать. Но поверь, это не самая важная информация.
Эдмунд в этот момент повернулся, чтобы посмотреть на реакцию Винсента. На его удивление, племянник был спокоен. Разве что дышать он стал значительно медленнее. Но взгляд до сих пор был твёрд и решителен.
— А что насчёт тебя? — спросил Винсент Эдмунда. — Ты говорил мне, что никогда не врёшь. Дважды говорил это.
— Я могу повторить тебе и в третий раз, — холодно отвечал де Ласи.
— Выясните это без меня. Перейдём к сути.
Винсент не отводил взгляда от Эдмунда, в то время, когда сам де Ласи снова отвернулся к окну.
— Я слушаю.
— Так как ты происходишь из рода де Ласи, значит твоим прямым предком являюсь и я — Патрик из Солсбери, первый граф Уилтшир. Я никогда не отличался от других людей. Пошёл на службу к королю и там меня несколько раз чуть не убили. Раны, от которых остальные умирали на следующий день, заживали на мне за часы. Я стал понимать, что во мне течёт другая кровь. Возможно даже божественная. Я изучал алхимию, проводил опыты с кровью и написал несколько десятков томов о её свойствах. К великому сожалению, моим потомкам это не передалось. Но благодаря созданной мной сыворотке, я могу поделиться даром. Король узнал об этом и решил, что я поделюсь сывороткой и с ним, но… он ошибся. Тогда он поклялся убить любого моего потомка, будь он обращённым или нет. Я сбежал. Король сменялся королём. У меня появлялось всё больше потомков. Клятва Генриха переходила по наследству, и моя кровь превратилась в Святой Грааль.
— В Элис тоже текла ваша кровь?
— Элис была чрезвычайно глупа, — со злостью рыкнул Патрик. — Она отказалась от сыворотки и сразу же вышла замуж. А когда она в очередной раз оказалась вдовой, явился де Фрейн со своими условиями. Он предложил ей замужество в обмен на сыворотку, которую пообещал королю. Но когда де Фрейн понял, что из себя представляет моя кровь, он решил обхитрить короля, и сбежал с Элис. Так они поселились в Троубридже.
— Мы отговаривали Элис, — заговорил Эдмунд отстранённо, — но она была ослеплена влюблённостью. Старуха в постели с молодым рыцарем! Он использовал её! Это знали все, кроме неё!
— Но к нашему счастью, вскоре его позвали в поход.
Винсенту не понравилась мерзкая улыбка на лице Патрика. Последние слова наталкивали юного графа на мысль, что…
— Вы его убили?
— Не-ет! — засмеялся первый граф Уилтшир. — Мы дали ему то, что обещала наша сумасшедшая Элис! Только он погиб. Кто же знал, что его кровь такая слабая.
Эдмунд боялся вспоминать, как де Фрейн корчился от боли. За несколько секунд он превратился из здорового королевского рыцаря в исхудавший обескровленный скелет. Патрик говорил правду, но почему-то умалчивал, что они поменяли пропорции в сыворотке. Такой яд не смог бы побороть даже сам граф Уилтшир.
— Вы… дали сыворотку и мне?
Де Ласи почувствовал дрожь в его голосе кожей. Ему вдруг захотелось прекратить разговор. Увести Винсента подальше. Но вместо этого он продолжал стоять у окна, наблюдая, как небо затягивается плотными тёмными тучами. Скоро станет совсем холодно.
— Верно. Эта сыворотка сделала тебя благородным носителем моей крови! Ты ещё не вкусил всю силу, что она даёт. Но это придёт со временем. Жаль только, что ветвь де Ласи решила избавить наш род от преимущества.
Эдмунд ощутил, как стрела, выпущенная Патриком, вонзилась в спину. Все за столом ждали ответа от него, но он не хотел говорить. Стоит ему снова коснуться этой темы, между ним и Патриком вспыхнет новая искра неприязни. Неизвестно, чем бы всё закончилось. Так много слов крутилось на языке, так много эмоций бушевало в груди! Но Эдмунд молчал.
«Ветер поднимается», — думал он.
Хозяин дома недолго смотрел на Эдмунда, но не дождавшись ответа, громко причмокнул и сказал:
— Ты будешь жаждать крови, Винсент. Чужой. Время от времени она нужна нам. Эдмунд как раз занимается тем, чтобы понять причину этой жажды.
— Откуда мне брать её?! — испуганно закричал Винсент и закрыл себе рот, когда Эдмунд таким же испуганным взглядом посмотрел на него.
— Из животных. Я хожу на охоту не ради развлечений. Но их крови хватает на несколько дней, в то время, как человеческая даёт насытиться на месяцы вперёд.
— Только вот отказаться от неё крайне сложно, — вставил слово Эдмунд. — Она даёт насытиться на месяцы, верно, но уже через несколько дней хочется ещё. Она опьяняет и делает безумным.
— Просто нужно контролировать себя!
— Лучше не искушаться и питаться животными! К чему эти терзания каждый божий день?!
— И давно ты о Боге говоришь, Эдмунд?
— С тех пор, как ты обрёк нас на этот ад.
— Опять ты за своё, — устало процедил Патрик и закинул голову на спинку стула. — Хватит уже. Ты живёшь только благодаря крови. И Винсент тоже.
— Это правда, дядя. Нам нужно пользоваться всеми преимуществами, что даёт нам кровь. Может быть, можно было бы питаться и человеческой кровью, но без вреда для людей и нас. Мы же не будем их убивать.
Повисла тишина.
Ветер разносил мелкие хлопья снега по всему городу. Те, что кружили рядом с Эдмундом, таяли раньше, чем соприкасались с кожей. Но де Ласи неожиданно затрясло так, что эту дрожь заметил Винсент. То выражение, что появилось на лице доктора, навсегда отпечаталось в памяти юного графа. Оно было переполнено отвращением и негодованием. Каждый дрожащий мускул испытывал отвращение к сказанным Винсентом словам. И тут юный граф подумал про себя, что лучше бы его дядя злился. Ведь злость де Ласи быстро улетучивалась и спустя время от неё не оставалось ничего.
Одарив племянника этим взглядом, Эдмунд побрёл в сторону комнаты. Его шаги стали заметно тяжелее, отчего он стал шаркать ногами.
— Не обращай на него внимания, — развеял молчание Патрик. — Он всегда так реагирует на подобные разговоры.
— Что со мной ещё может произойти?
Первый граф Уилтшир растянулся в улыбке. Заинтересованность Винсента была ему на руку.
«Я ведь могу воспитать его, как надо МНЕ», — пронеслась мысль в голове Патрика, и он ответил:
— Тебя может одолевать злость, переходящая в ярость. В первое время это неизбежно, но впоследствии она будет возникать только в моменты голодания. Мы с тобой, конечно, голодать не будем.
Этими словами первый граф Уилтшир поручился за сохранность Винсента. И тот это понял. Он чувствовал в Патрике неосязаемую ауру силы и власти, которой не было в семье де Ласи. И пробудившиеся инстинкты кричали о том, чтобы Винсент присоединился к сильнейшему.
— Я вас понял, — сказал юный Винсент. — Спасибо, что рассказали.
— Ты имел право знать истину.
Винсент встал со стола. Его до сих пор качало в разные стороны, но то, что ему рассказали, будто отрезвляло и прибавляло сил. Уже лёжа на кровати, он смотрел на руки и думал о том, как течёт «божественная» кровь по каждой частичке тела.
Очнувшись в подвале, его пугала мысль о том, что он жаждет крови. Он думал, что это ненормально для человека. Но теперь всё встало на свои места. С этого дня кровь для него — естественный источник питания, как мясо. И если ему не требуется много крови, то и проблем с этим не будет. Подумаешь сделать глоток. Человеку от этого хуже не станет.
Что же до родителей Винсента, то он не был удивлён. Где-то в глубине сердца он знал об этом. Элис бывало говорила, что Винсент похож на де Фрейна. И смотрела на него с такими глазами, будто о чём-то сожалеет. Будто о чём-то молчит. Но несмотря на то, что Винсент был её сыном, она не уделяла ему столько времени, сколько должна мать уделять ребёнку. Почему-то все заботы упали на плечи Эдмунда, но и тот стал общаться с племянником только спустя годы.
Сам не зная зачем, юный граф постучался к Эдмунду. И как только по ту сторону зазвучали шаги, перед ним Винсента возникла та гримаса отвращения Эдмунда, которую он скривил в столовой. Винсенту стало до слёз обидно, что дядя смотрел так на него. Когда де Ласи открыл дверь, он увидел племянника с крупными слезами на расрасневшемся лице.
— Что случилось?
— Почему ты, — всхлипывал Винсент, смотря в пол, — так посмотрел на меня? Почему ты злишься?
— Зайди, — вместо ответа сказал Эдмунд и закрыл дверь за Винсентом.
Занятая доктором комната была значительно меньше той, где спал Винсент. В неё помещалась одна кровать и стол. На нём уже лежали раскрытые записи с множеством пометок.
Винсент испуганно сел на кровать. Эдмунд расположился на стуле, чтобы лучше видеть лицо племянника. Он тщательно осматривал его, искренне не понимая, почему Винсент так расстроился.
— Я не буду скрывать от тебя, что злюсь, — сказал Эдмунд, пока юный граф собирался с мыслями. — Но злюсь не на тебя. Ты ещё мало знаешь о нашей жизни.
— Но ведь, если мы действительно наделены такой силой, то почему скрываемся? Разве дедушка не прав?
— Он хочет обращать людей, чтобы контролировать их, Винсент.
— Но это же не плохо! Если мы будем помогать каждому обращённому, то они смогут выжить! Нам надо только… время на исследования! Ты ведь доктор!
— Вот именно, что я — доктор, а не волшебник. Нам не хватает знаний, чтобы обращать каждого! Этот мир слишком отстал от нашего. Мы не можем даже обнародовать знания из-за церкви.
— Но… почему тогда не обратить церковь?
— Да о чём ты говоришь, Винсент?! — неожиданно подскочил Эдмунд.
Де Ласи переставил стул, а сам отошёл к столу. Он делал вид, что что-то высматривает, но на самом деле пытался отвлечься. Детская наивность Винсента как никогда пугала Эдмунда. Если он будет так мыслить, то беды не избежать. Надо было брать его воспитание в свои руки.
— Винсент, — более мягко заговорил Эдмунд, — прошу тебя, не совершай ошибок Патрика.
Он сел на колени рядом и прислонил маленькие руки Винсента ко лбу. Юный граф ощущал, как горит Эдмунд. Он испугался, а вдруг у него лихорадка?
— Если бы я был более опытен, то мы бы не находились здесь, — шептал де Ласи. — Несмотря на все преимущества, обращённые имеют необъятное количество уязвимых мест. С кровью нужно быть аккуратным. Знать меру и держать себя под контролем.
— Но ведь, крови нужно немного, — дрожащим голосом отвечал Винсент. — Мы никому не вредим.
— Мы вредим самим себе.
Вновь лицо Эдмунда поменялось: от злости появилось множество глубоких морщин, которые превращали доброго доктора в злую копию. Руки Винсента дёрнулись, и только тогда де Ласи расслабился.
— Не делай поспешных выводов. Это единственное, о чём я тебя сейчас прошу. Не нужно принимать сейчас ничью сторону. Думай. Твой разум даст тебе верный ответ.
Этому совету Винсент придерживался несколько месяцев. Пока Эдмунд де Ласи не пропал.
Жатва
Как только погиб английский король Эдуард Чёрный Принц, Патрик отправил Винсента на службу к новому королю Ричарду II. На тот момент монарху было всего лишь десять лет, в то время, когда Винсенту исполнилось сорок один. Но увидев перед собой тощего подростка, Ричард громко рассмеялся. О том, что Винсент является потомком Патрика из Солсбери, король узнал спустя полгода. И был совсем не удивлён.
«Я не буду убивать тебя, мой друг, — сказал он не по-детски серьёзно. — Но только, если ты поможешь избавиться от этих идиотов вокруг меня. Возможно, я даже дарую тебе титул графа Уилтшира».
На это и рассчитывал Патрик. За долгие годы, что Винсент прожил с ним, он сам стал сторонником первого графа Уилтшира. Они вместе выходили на охоту, где Патрик часто рассказывал истории из жизни. В них всегда описывалось превосходство обращённых. И когда Винсент понял, что его тело меняется медленнее, чем у обычных людей, идея божьей крови прочно засела в нём.
Винсент не раздумывая согласился на предложение Ричарда. Стоило королю назвать имя человека, как Винсент тут же бросался убивать его. Ему нравилось видеть страх в их глазах. Нравилось чувствовать себя всемогущим Богом, который может оборвать жизнь за мгновение. А вкус крови… до чего он сводил с ума!
Если бы Винсент мог видеть себя со стороны в те моменты, то вспомнил бы, как сравнивал обращённых с животными. Когда жертва испускала последний дух, Винсент нагибался над ней и, впившись ногтями в плоть, отрывал кусок. Кровь хлестала в разные стороны, пачкая самого обращённого. Она была такой горячей, как бульон. Хруст сухожилий и вен на зубах затуманивали разум. Привкус сырого мяса. Твёрдые кости с хрящами. Винсент обгладывал всё. А в королевский замок приносил только голову жертвы.
По началу Ричарда всё устраивало. Юношеский максимализм разгорался в обоих, но у короля всё прошло, как только рядом с ним появилась Анна Чешская. Так как она была дочкой самого императора Священной Римской Империи, её набожность не позволяла, чтобы Ричард убивал людей. Пусть и через кого-то. Королю пришлось отправить Винсента в отставку в графство Уилтшир, подарив ему титул графа Уилтшира. Как и обещал.
Патрик был вне себя от счастья, что теперь они могли создать свою армию. Винсент поддерживал настроения деда и активно искал подходящих кандидатов.
Вернувшись в Троубридж, Винсент нашёл место, где некогда стоял особняк де Ласи. От него не осталось камня на камне. На том месте теперь был старый покосившийся дом, сделанный наспех. Сам не зная почему, граф Уилтшир внимательно разглядывал его. Он видел через окна, как кто-то бегал из угла в угол. Это был мужчина. Неотёсанный. Испуганный. Чего он боялся?
Последующие дни Винсент специально проходил мимо этого дома. Тот мужчина всё больше походил на труп. Иногда он встречался на улице пьяный. Его отталкивали другие прохожие, и бедняга врезался в стены домов, где его могли облить помоями. Граф Уилтшир мог думать о нём всю ночь, так и не понимая, чего хочет от самого себя.
— Эй ты! — окликнул его кто-то на улице. — Чё ты хочешь от меня, а?!
Это был тот самый мужчина. От него воняло испражнениями и тухлыми овощами. Граф Уилтшир закрыл нос и отвёл взгляд. Помимо отвратного запаха, выглядел он не более презентабельно. Отросшие волосы росли островками, вся морда мужчины опухла от алкоголя. Из одежды на нём была одна перевязанная облёванная рубашка. Он ходил по улице босым.
— Неприятно смотреть на меня, да, феодальная рожа?! Я бы посмотрел на тебя, если бы тебе жрать нечего было! У меня, знаешь ли, в карманах не звенят монеты! А в доме не стоят сундуки с сокровищами!
— Ты что совсем страх потерял, полоумный? — закричала женщина неподалёку и тут же ударила мужчину глиняной посудиной. — Нельзя так обращаться с нашим графом!
Винсент настолько был шокирован происходящим, что не мог даже ответить. Его до сих пор тошнило от запаха.
— Простите, пожалуйста, Ваша Светлость, — затараторила она, отшвырнув в сторону незнакомца. — Он одержим. С ним скоро будет разбираться священник. Больше он вас не побеспокоит.
Граф Уилтшир смотрел за тем, как другие мужики уводят вглубь улицы пьяного. Винсент вернулся домой с мыслью, что, возможно, стоит обратить мужчину. Он бы стал настолько благодарен графу, что мог бы отдать жизнь за него. Обращённый был бы действительно одержим. Но не Дьяволом, а им — графом Винсентом Уилтширом. Навязчивая мысль так понравилась Винсенту, что он тут же отправился к Патрику, чтобы узнать про сыворотку.
Первый граф Уилтшир обрадовался новости внука и поспешил с обучением. Винсент просидел ни один месяц за книгами. С помощью крови деда он тренировался в создании сыворотки. А затем стал пробовать добавлять свою. Узнав об этом, Патрик пришёл в ужас и стал отчитывать ученика.
— Ваша кровь второстепенна! Нужно использовать только МОЮ кровь, иначе обращённый будет с дефектами! Нам не нужны люди, которые подохнут спустя месяц!
— Чем наша кровь отличается от твоей? — недоумевал Винсент. — В нас ведь течёт твоя кровь.
Патрик вскинул бровями и надменно скрестил руки на груди, отставив в сторону трость. В отличие от Эдмунда, он был очень эмоциональным учителем и не любил сдерживаться, если Винсент говорил глупости.
— Если я так говорю, значит, так и есть! — рычал Патрик. — Я не знаю с чем это связано, но, поверь, ваша кровь — другая. Во времена, когда Эдмунд был моим достойным потомком, мы испробовали множество способов создания сыворотки. И то, что написано в книгах — истина. Одна! И её нельзя оспаривать! Иначе сделаешь только хуже.
Когда первый граф Уилтшир вспомнил Эдмунда, к сердцу Винсента прилило столько крови, что стало больно. Ему до сих пор было непонятно, почему дядя решил сбежать от них. Он не взял с собой самое важное — книги. Совсем не похоже на поступок Эдмунда де Ласи.
— Я думаю, — отстранённо отвечал Винсент, — что в будущем следует найти другие способы.
— Ты меня совсем не слушаешь? Я же сказал, что нет «другого способа»! Есть только ЭТО!
Патрик грубо ткнул пальцем в открытую страницу книги. Волна ярости нахлынула на графа Уилтшира, и первое, что ему захотелось сделать — схватить трость и забить до смерти этого деда.
— Это труд не одного века, Винсент! И ты не можешь просто взять и сделать всё по-своему!
Винсент стиснул зубы. Мышцы по всему телу медленно напрягались. С каждым словом Патрика Винсенту было сложнее дышать. В один момент он и вовсе перестал воспринимать происходящее. Он окунулся в глубину сознания, где единственным гостем был он. Винсент слышал сердцебиение. Быстрое. Без такта.
«Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нём».
Спустя столько лет Винсент узнал, что эти слова из Библии. Но почему в кошмарах произносит это Патрик? Он никогда не верил в Бога, даже до того, как узнал о крови.
— Замолчи.
От удивления Патрик не успел закрыть рот. Винсент медленно перевёл взгляд на деда. Он знал, что Патрик выучил каждое его действие. На охоте… на той, где жертвы — люди, Винсент, перед тем как напасть, одаривал подобным взглядом «дичь». Проходило меньше секунды, как он бросался на неё. В следующую секунду глотка жертвы разорвана, а земля вокруг окроплена кровью.
Первый граф Уилтшир не хотел признавать, что его преемник окажется сильнее. Патрик уверял себя, что он и только он управляет Винсентом. В этом ребёнке (в свои почти шестьдясят лет Винсент выглядел лишь на двадцать) нет ничего от самого себя. Нет мнения, нет знаний, нет права считать себя самостоятельным. Без Патрика Винсент — пустое место. Он не сделает ничего, пока Патрик не потянет за нужные верёвочки.
Уверяя себя в этом, первый граф Уилтшир ухмыльнулся.
«Пусть считает, что имеет власть надо мной. И советники свергают королей».
Спустя месяц, едва успел Винсент окончить обучение, ему пришло письмо от короля, в котором говорилось:
«Я чувствую, что за моей спиной плетут заговоры. Косые взгляды этих дворовых дикарей не дают мне сосредоточиться. Я постоянно думаю, что кто-то из них вонзит нож мне в спину, оставив королевство без короля. А что ещё хуже — лишат Анну супруга. Ты мне нужен, Винсент. Я могу положиться только на тебя. Никто другой не предан мне, как ты. Выдвигайся сразу же, как получишь это письмо. Надеюсь, по прибытии ты увидишь меня живым».
Винсент сразу стал собирать вещи. Подобный исход событий не радовал Патрика, поэтому он попытался отговорить потомка от поездки.
— Ты бежишь к нему, как прирученное животное. Имей гордость!
Новый граф Уилтшир закинул последние вещи в сумку и поспешил к выходу, не обращая внимания на колкие высказывания деда. За столько лет совместной жизни он привык к подобному.
— Мы уже получили всё, что нам требовалось. Ричард нам не нужен, — не прекращал Патрик. — Винсент!
— Я многим обязан Ричарду, — парировал Винсент. — Я хочу ему помочь из собственных побуждений. А не потому, что хочу получить выгоду.
— Зря ты так. Как только ты перестанешь быть полезным, король прикончит тебя в тёмном переулке.
Эта фраза крутилась в голове Винсента всю поездку. Она казалась ему правдой. Жестокой правдой, в которую не хотелось верить. Ричард никогда не отличался милосердием и добротой. И чтобы получить поддержку со стороны королевской семьи, Винсенту стоило заключить договор с королём.
«Патрик этого не одобрит, — сразу опомнился граф Уилтшир, посматривая в окно кареты. — Он хочет, чтобы короли служили нам, а не наоборот. Ему предлагали власть, но он не хотел делиться кровью. Этому старику сложно угодить».
Они остановились. Винсент заплатил извозчику и передал вещи слуге. Сам он направился к королю. Ричард находился в спальной, и по обеспокоенным лицам окружающих, Винсент понимал — что-то не так. Ему навстречу выбежала Анна. Раньше она никогда не радовалась присутствию Винсента, а тут в её глазах искрилась воодушевлённая надежда.
— Граф Уилтшир! — воскликнула она и схватила его за руки. — Я так рада вашему приезду!
— Вот уж необычно, — не стал скрывать удивления Винсент. — Что у вас тут случилось?
— Пойдёмте скорее!
Анна не стала ничего объяснять и потянула Винсента за собой. Её влажная рука горела. Граф чувствовал её беспокойство по усилившемуся запаху пота. У испуганной дичи он пахнет также. Кровь в это время особенно вкусная, словно жаренное мясо. Винсент скрипнул зубами.
В покоях короля было необычайно светло. От этого тёмное пятно на кровати первым бросалось в глаза. Прошло всего пару лет, а Ричард стал выглядеть старше Винсента. Хотя совсем недавно юный король был ниже ростом и без единой морщины на лбу. А тут… старик с седеющими висками.
У Винсента похолодели конечности, и он тут же отпустил руку Анны.
— Мой друг! — потянулся к нему Ричард.
— Вам не стоит вставать с постели.
— Ты, как всегда, холоден. И, как всегда, молод.
Король улыбался, но уголки губ судорожно дрожали. Он не мог долго сидеть, поэтому снова лег на огромные подушки. Ричард глубоко вздохнул и махнул рукой. Стоящие за спиной Винсента слуги и Анна, спешно вышли. Теперь они остались одни, и настроение короля резко поменялось.
— Я не знаю, что делать, мой друг, — начал он, и в глазах тут же скопились слёзы. — Что ни день, то пытка. Я чувствую, как умираю, но… я не могу! Я не оставил достойного наследника! Я не избавил наше королевство от этих бродячих псов, которые зовут себя знатью!
— Вас тревожит что-то другое.
Винсент почувствовал это, как только они вошли в комнату. Взгляд Ричарда был совсем другой. Искрящийся и грубый.
— Да, да, — шёпотом согласился король, — Я.. я… мне кажется, что окружающие странно смотрят на меня. Как будто они хотят свергнуть меня. Убить. Им не нравится то, что я делаю. Им не нравится, что я запрещаю им наживаться на мне. И что самое ужасное…
Он замолчал. Две крупные слезы стекли по грубой коже лица. Винсент испугался не меньше Ричарда. Он держал руки за спиной, и сам того не замечая, впился ногтями в кисти. Неужели то чувство жажды появилось не просто так?
— Я понял, — грубо ответил Винсент, но потом добавил более мягким голосом. — Я всё узнаю. Можете не беспокоиться.
— Благодарю.
— Прежде, чем я уйду, скажите мне, как вы себя чувствуете? Это связано с тем, что происходит или есть другие причины?
— У меня часто кружиться голова. От того, что я много думаю. Наверное.
Но, как выяснил Винсент, причина плохого самочувствия была не только в постоянных размышлениях короля. Во дворце ходили слухи, что короля кто-то медленно травит. Тот парнишка, что проверял еду короля перед подачей недавно уехал, сославшись на ухудшение здоровья. А буквально через пару дней слёг Ричард.
Винсент сидел в выделенной ему комнате, в которой он жил около пятнадцати лет, пока служил Ричарду. Находясь в ней сейчас, граф всё больше осознавал, что время над ним не властно. Он до сих пор выглядит, как молодой парень. На его голове до сих пор чёрные волосы, кожа — чистая, как у ребёнка. Даже нет отвратительных прыщей, как у большинства людей.
«Почему же Эдмунд считал, что это проклятие? Только потому, что мы должны восполнять жажду кровью? Куда ты ушёл? Почему ничего не сказал мне?»
Винсент отвлёкся от написанного в книге. Каждый раз, беря её в руки, он вспоминал Эдмунда де Ласи. Он помнил, как дядя сидел за письменным столом в особняке и быстро что-то писал. Юный Винсент тогда и подумать не мог, что эти записи будут связаны с превращениями человека в… обращённых.
Сейчас, когда обида утихла, Винсент хотел увидеться с Эдмундом.
«Он бы разочаровался», — хмыкнул граф, пересчитывая скольких он убил.
В дверь постучали.
— Вы всё-таки тут, — вместо приветствия сказала Анна. — Мне нужно кое-что вам сказать. Могу я войти?
— Нет. Говорите здесь.
Анна кинула быстрый взгляд внутрь комнаты, но Винсент вышел и демонстративно закрыл дверь. Анне это не понравилось, отчего она сразу же побагровела. Её маленькие глазки впились в графа. Молчание длилось долго, но Винсент выжидал, испытывая терпение королевы. Он помнил, что в юности она была ужасно нетерпеливой истеричкой. И сделай Винсент подобное раньше, тут же был бы расцарапан озверевшей Анной. Но время её изменило в лучшую сторону.
— Я беспокоюсь за нашего короля. Его состояние всё хуже, а вы ничего не предпринимаете. Я уже сомневаюсь, что вы нам полезны.
— А я сомневаюсь в полезности нашего разговора. Что вам нужно? Или вы просто пришли выпустить гнев?
— Приходите в сад в полночь. Там и поговорим.
Как только Анна повернулась спиной к Винсенту, он сделал шаг. Дыхание спёрло. Сердце билось в десятки раз быстрее обычного и от того больнее становилось в груди. Мышцы по всему телу напряглись. Винсент хотел прыгнуть на королеву. Её обнажённая шея выглядела так притягательно, особенно сейчас, когда королева в гневе. Слюна заполнила весь рот. Винсент тяжело сглотнул. Её запах никак не растворялся. Она не использовала популярные цветочные масла, из-за чего её естественный запах возбуждал намного больше других.
Винсент скрылся за дверями. Подальше от возрастающего соблазна. Дыхание графа долго не могло восстановиться. Когда кровь в последний раз попадала в его рот? Возможно, реакция на королеву связана с долгим голоданием?
Время до полуночи тянулось адски долго. Граф Уилтшир сидел за закрытыми дверями, перебирая в голове варианты, как можно помочь королю. В том, что Ричарда травят, Винсент убедился лично. Он пробовал всю еду, что приносили служанки. И после каждого употребления пищи граф убегал к ближайшей вазе. Желудок в прямом смысле прожигал неизвестный яд. Только если «обращённый» чувствовал это сразу, король Ричард и любой другой обычный человек травился медленно и мучительно.
Угроза исходила не от поваров. Их меняли каждый день. Да и у кого хватит смелости раз за разом подмешивать яд в еду, зная, что поиски изменника идут полным ходом?
Граф Уилтшир сидел в саду, наблюдая за ярким диском Луны. Что-то подсказывало ему, что эта встреча — ловушка. И будь он простым человеком, стал бы трястись от предвкушения тонкого лезвия в животе. Но сейчас от дрожал от другого. От злости.
Уверенные шаги послышались, как только Винсент подумал об Анне. Её Величество королева пришла в сопровождении около десятка вооружённых рыцарей. Губы графа растянулись в улыбке, несмотря на его возрастающее желание раскромсать присутствующих.
Стоило Анне подойти достаточно близко, как Винсента окутала новая волна возбуждения. Мелкая дрожь коснулась каждого сантиметра его тела и исчезла, оставив после себя пронизывающий жар.
— Я рада, что вы пришли. — начала Анна, остановив охрану позади, — У меня есть к вам предложение. Если позволите, я расскажу.
Винсент кивнул.
Несмотря на спокойную обстановку, рыцари позади держали руки на рукоятях мечей. Ричард многое рассказывал Анне о своём «друге», поэтому королева относилась к Винсенту с повышенной осторожностью.
— Вы знаете, что нашего короля кто-то травит. И если не будет способа его вылечить, он… умрёт. Чего мы, конечно же, не хотим допустить. Такого великого монарха никогда не было. И будет очень прискорбно упустить возможность поднять Англию. Эта страна давно нуждалась в таком короле, как Ричард.
— Слишком много слов, — остановил её Винсент. — Раньше вы были набожны. Что же с вами случилось?
— Моя душа до сих пор принадлежит Богу, поэтому ваши слова мне непонятны.
Граф осмотрел рыцарей. Их мечи сверкнули в лунном свете.
— Ваше Величество, — не сдержал смех он, — вы настолько же сладки, как и ваша ложь. Ричард дал вам возможность строить свою жизнь. Вы могли завести себе столько любовников, сколько пожелаете! Потратить столько гроутов, сколько вмещают монетные дворы Лондона! Но вы оказались намного мелочнее, чем он думал. Что вы от меня хотите?
— Я хочу, чтобы вы обратили Ричарда.
— Зачем?
— За тем, чтобы наш королевский род олицетворял мощь и неуязвимость Англии. Мы стали бы первыми, кто победил смерть, встал рядом с Богом. А затем показали бы всему миру нашу силу и ум.
— Ум? Да в ваших словах одно безумие!
Винсент хотел сказать что-то ещё, но резко замолчал. Рыцари быстро окружили графа, и сияющие лезвия были в нескольких сантиметров от него. Скрытые за забралом лица раздражали. А уверенная в победе королева вынуждала на кровавые действия. Винсент вдохнул свежий воздух с ободряющими нотками страха.
— Вы не до конца понимаете кто я.
— Ты — королевский врач, — криво улыбнулась Анна. — И помощник короля Ричарда. Твоё дело — помогать.
Граф Уилтшир покачал головой. Анну не устраивал такой ответ.
Один из рыцарей сделал короткий замах. Винсент шагнул назад и почувствовал холод меча позади. Ему пришлось пригнуться. Оказавшись позади рыцаря, граф ухватился за его обнажённую шею и сбил с ног другого. Охрана нападала беспорядочно, но искусно. Винсент успевал только уклоняться. Главным его преимуществом было отсутствие тяжёлых доспехов. Пока одни рыцари разворачивались, граф успевал увернуться от других. Но это всё равно мало чем помогало. Стоило найти время на нападение.
Анна стояла вдали. Но совсем одна. Виснент радостно хмыкнул и, не обращая внимания на свистящие недалеко мечи, побежал к жертве. Совсем как на охоте, он прыгнул на Анну, прижав маленькое тельце к земле. Граф сжал горло королевы и прошипел:
— Прикажи им остановиться. Иначе я проделаю в твоём животе дыру и поужинаю внутренностями, пока ты медленно подыхаешь.
— Остановитесь! — истерично завопила Анна, дёргаясь из стороны в сторону. — Остановитесь сейчас же!
Из покрасневших глаз стекали слёзы. Королева не смотрела на Винсента. Его озверевший взгляд с оскалом она заметила ещё, когда тот бежал в её сторону. От страха, что он распотрошит её на месте, королева даже не подумала бежать. И сейчас она лежала под тяжестью не столько его силы, сколько под силой страха.
Винсент посмотрел на застывших рыцарей. Красная пелена тут же застелила глаза. Он отпустил Анну и бросился на ближайшего рыцаря. Шлем слетел быстрее, чем кто-то успел среагировать. Граф повалил охранника и в секунду отгрыз плотный кусок плоти с шеи. Кровь хлынула на лицо Винсента фонтаном.
Рыцари были готовы отбиваться, но граф Уилтшир стал ужасающе быстро срывать шлемы и прогрызать глотки неугодным. Но пока он лакомился кровью и мясом, один из вооружённых рыцарей с криком набросился на зверя и проткнул ему живот. Сначала рыцарей окутала радость, что всё кончено. Анна, лежавшая неподалёку, онемела от неожиданности. Винсент сплюнул кровавые сгустки и насадил своё тело ещё глубже на лезвие меча. Он медленно стянул шлем с храбреца.
Под ним был совсем юный парень. Если бы он не попытался убить Винсента, то, возможно, вышел бы с поля боя живым. Но граф вонзился ногтями в горло и провёл рукой вверх, нанизав голову рыцаря, как перчатку.
Пока граф Уилтшир вытаскивал из себя меч, оставшиеся рыцари разбежались в разные стороны. Но этой ночью они должны были умереть. Так решил для себя Винсент и погнался за дичью.
Первый рыцарь постоянно оглядывался и выглядел безумно смешно. Граф накинулся на него, и они оба покатились по земле. Рыцарь попытался подняться, но между пластинами доспехов уже был протиснут меч. Винсент с остервенением повернул оружие по часовой стрелке. Дичь аппетитно захрустела и уже не было сил сдерживаться. Но где-то вдалеке бежала ещё одна.
Второй рыцарь попытался отбиться от врага. Он махал мечом в разные стороны, в надежде, что отпугнёт Винсента, словно дикого зверя факелом. Но разве обращённые боятся небольших ранений? Граф Уилтшир оскалился и остановил беспорядочное движение оружия голой рукой. Рыцарь задрожал и упал на колени.
— Прошу, помилуйте! У меня семья! Меня ждёт дочь!
Но Винсент не стал слушать и отрубил ему голову. Обезглавленный труп упал к ногам графа, омыв кровью землю.
Третий рыцарь уже сел на лошадь и поспешил прочь. Он был за стенами города, как послышался топот. Его догоняли! Рыцарь с ужасом стал бить кобылу по бокам, но та не хотела ускоряться.
— Шевели своими копытами, сука! — кричал он.
Боковым взглядом он уловил тёмный силуэт. Рыцарь никогда не испытывал такого ужаса, как в тот миг. Казалось, что сам Дьявол поднялся из ада по его душу! Окровавленное лицо Винсента совсем перестало быть похожим на человеческое: рот исказился в неестественно широкой улыбке, глаза также были широко открыты и блестели от животного бешенства, взъерошенные волосы больше походили на пучок шерсти льва после кровавой борьбы за власть в прайде.
Винсент направлял лошадь всё ближе. На некоторое время рыцарю всё-таки удалось отбиться. Но вскоре сильный удар раздался с правой стороны. Лошадь упала на рыцаря, тем самым обездвижив его. От боли в голове раненый едва различал происходящее, но увидев тот самый силуэт, со всех сил вцепился в землю. Он дёргался, как рыба на суше. А что нужно делать с рыбой?
Граф Уилтшир взял рыцаря за короткие волосы и потянул на себя, поставив ногу на его лопатки. Жертва кричала нечеловеческим голосом, хрипела, когда порвались первые мышцы. Когда волосы перестали справляться с силой Винсента, тот схватил рыцаря за подбородок и резко вывернул шею.
Только сейчас, когда все были мертвы, Винсенту полегчало. Но боль в животе нарастала и стоило вернуться во дворец.
На утро граф Уилтшир поспешил в королевские покои. Ричард чувствовал себя всё также вяло, но, увидев Винсента, встал с кровати. В руках графа он заметил странный завязанный мешок. Тогда король остановился и спросил:
— Что это?
Зачем он задал этот вопрос, если знал ответ? Во времена службы Винсента, он часто приносил подобные мешки. И если раньше они радовали Ричарда, то сейчас мешок вызвал неоднозначные ощущения.
Король отошёл к окну, приказав оставить окровавленный мешок у двери. Винсент не спешил рассказывать о прошедшей ночи. Ему и самому требовалось время переварить произошедшее. Дрожь до сих пор пробивала его при воспоминаниях о мёртвых телах рыцарей. И беспомощной Анне. Будь она неугодна Ричарду, Винсент оставил бы её в качестве десерта. Теперь он понимал Патрика. Тот любил нанимать красивых служанок, чтобы медленно выпивать из них кровь. Надолго их не хватало. Но это не отменяло наслаждения.
— Как это произошло?
Винсент ответил не сразу. Король повернулся к графу и утреннее солнце обрисовало его силуэт. Теперь лицо Ричарда стало ещё темнее.
«Тень смерти», — подумал граф Уилтшир и наконец-то ответил.
— Королева позвала меня в сад, чтобы обсудить какое-то дело. Но прибыв на место, я понял, что это ловушка. Королеву сопровождали десять рыцарей. Такая осторожность только подтверждала мои догадки.
— Что она хотела?
— Она хотела, чтобы я обратил вас.
В глазах короля вдруг засиял ужас. Он тут же заходил по комнате. Его движения стали ломанными и резкими. Ричард, словно превращался в каменную статую. Воображение Винсента уже рисовало, как король встанет посреди комнаты в скорбящей позе и застынет. Но этого не произошло. Вопреки ожиданиям, король скинул со стола вазу. Та разбилась на крупные куски возле его ног. Понимая, что этого недостаточно, Ричард топтал осколки голыми ногами.
Винсент опомнился и кинулся к королю. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы оттащить Ричарда. Прилив ярости делал из короля зверя не слабее Винсента. Такому человеку, как Ричард, не нужно никакое преображение, чтобы превратить его в хищника.
Король недолго вырывался из объятий Винсента и, в конце концов, смирился. Они сели на кровать и молчали. Ричард склонился к полу. Он не издавал никаких звуков, но граф Уилтшир знал, что он плакал. Постепенно тихий плач переходил в истерику. И вот Ричард уже хрипел, произнося самые разнообразные проклятия.
Винсент надеялся, что новой вспышки не случится. Но напрасно.
Король вскочил с места и выбежал из комнаты. Стражник за дверями опешил, когда Ричард стал кричать что-то, брызжа слюной. Тогда король выхватил меч из рук стражника и приложил лезвие к его горлу.
— Живо приведи мне Анну! — скалился король.
— Но, — бубнил стражник, — ваше величество, она не появлялась с самого утра.
— Достань её хоть из-под земли! Мне нужна эта тварь!
Ричард толкнул стражника и кинул ему вслед меч. Мужчина побежал прочь, предупреждая остальных о приказе короля.
— Эта сука пожалеет, что на свет родилась. — шёпотом говорил Ричард, вернувшись в покои. — Я оторву ей руки, сломаю ноги и отрежу язык. Она посмела действовать у меня за спиной. А что дальше? Она отравит меня?!
Король замолчал, удивлённо посмотрев на Винсента. Тот неуверенно двинул бровями и отвёл взгляд. Ричард закивал. Всё складывалось. Из-за слишком бурной реакции короля, Винсент не успел рассказать всё. И теперь до Ричарда дошло.
— Вот же дрянь, — улыбнулся он. — Ей надо ещё и глаза выколоть.
— Ваше величество, вам нужно вернуть здравый рассудок.
— По-твоему я сумасшедший?
— Сейчас да. Сомневаюсь, что ваш народ правильно воспримет смерть Анны.
— Мне плевать на то, что подумают! Её нельзя оставлять в живых!
— Можно. У меня есть идея.
— Надеюсь, Анна будет страдать достаточно, чтобы искупить содеянное?
— Не сомневайтесь.
По мерзкой улыбке Винсента, король понял, что придуманное наказание воистину ужасное.
На следующий день королевский двор только и говорил о пойманной королеве. Ричард решил устроить сюрприз, о котором она помнила бы всю жизнь. Сначала граф Уилтшир поддержал идею короля, но как только всё было готово, и королева была приглашена в тронный зал, сомнения закрались в его разум. Не слишком ли жестоко они поступают? Ведь Ричард любил Анну. Пусть и не той любовью, которой мужья любят своих жён, но всё же. Любил.
Двери распахнулись и в сопровождении двух стражников ввели Анну. Её не было всего один день, но по испачканному платью, истерзанной коже так и не скажешь. О благородном происхождении Анны говорила разве что её походка — прямая и уверенная. Только вот смотрела королева в пол, боясь встретиться с Винсентом взглядами.
— Подними глаза, моя дорогая, — голос короля прозвучал, как раскаты грома. — Посмотри, какую красоту я приготовил для тебя.
Анна не слушала супруга. Тогда Ричард сделал жест, и один из стражников насильно поднял голову королеве, распахнув грязными перчатками её веки. Анна отвратительно взвизгнула, когда увидела сюрприз короля.
По всему тронному залу были развешены обезглавленные трупы. Все конечности погибших были отдельно друг от друга. Составляющие трупов держались на крупных гвоздях. Тут и там на полу валялись выколотые глаза, выбитые зубы. Анна терялась среди всего, что можно было найти в этой комнате. И повернувшись к Ричарду, королева громко крикнула. Стражнику пришлось придержать её, чтобы та не упала.
На стене позади короля и Винсента были прибиты органы и головы людей. От всего этого великолепия стекал водопад крови. Среди голов погибших, Анна узнала близких друзей, слуг, которые были с ней с начала её восхождения на трон. Теперь их головы висели здесь! Кривые лица смотрели на неё. Глаза, раскинутые под ногами, смотрели на неё! А органы… органы до сих пор бились в конвульсиях от боли. Анна слышала, как бьются сердца. В унисон. Всё громче. И громче.
Королева странно задёргалась. Она продолжала смотреть на стену позади короля без возможности отвернуться. Эти взгляды бедных слуг преследовали её. Стражник держал её за руки и, как только король дал приказ, он толкнул её на пол.
— Вот что бывает, когда делаешь что-то без ведома короля, — подытожил Ричард. — Я бы с радостью добавил твоё жалкое тело к этой коллекции…
— Нет! — запищала Анна, подползая к ногам короля. — Прошу, Ваше Величество, не делайте этого! Можете изгнать меня, только не убивайте!
Анна схватилась за ногу Ричарда. Король с отвращением и яростью отбросил её. Он уже хотел ударить королеву, но ему помешал Винсент. Ричард успокоился и сел на место, наблюдая, как Анна вытирает с лица кровь.
— Скажи спасибо Винсенту, что он предложил помиловать тебя. С этого дня ты принадлежишь ему.
Анна подняла голову. Она почему-то перестала трястись и замерла. Винсент смотрел на неё без эмоций, но внутри уже предвкушал вкус и запах крови королевы.
— Принадлежу? — тихо переспросила Анна.
— Да. Как товар.
Жизнь окончательно угасла в глазах королевы. Она поникла, как увядший цветок.
— Но я ведь хотела вам только добра…
Король цокнул:
— Ты отравила меня, надеясь, что я сразу же призову Винсента! И всё ради своей выгоды, а не моего благополучия! Ты даже не пожелала спросить у меня, хочу ли я стать обращённым! Мне не нужно бессмертие!
Он подскочил к Анне и схватил её за горло.
— Ты хоть представляешь, какого быть обращённым? Я мог бы даже не выжить при обращении, Анна! Я мог бы сдохнуть раньше времени!
Когда Ричард отпустил её, королева закашлялась. Винсент тяжело вздохнул, вспомнив те страдания, что пришлось ему перенести при преображении. И ведь правда, как сказал Патрик, он выжил только потому, что кровь Патрика близка к его. В ином случае, он мог бы умереть.
— Соберите её вещи и приготовьте карету! Вечером граф Уилтшир покидает нас.
После этого король подписал соглашение с Императором Римской империи о неприкосновенности семьи графа Уилтшира. Винсенту пришлось уговорить Патрика оставить Анну, как подопытный образец. По приезду в Троубридж граф Уилтшир отыскал приглянувшегося ему мужчину. Уговаривать его на преображение Винсенту не пришлось. Мужчина быстро согласился, надеясь на лучшую жизнь. Тогда Винсент предложил ему ещё большее счастье — жену королевских кровей.
Увидев первый раз Анну, мужчина посочувствовал её жестокой судьбе и пообещал превратить её жизнь в рай. Тогда Анна стала женой Годвина Барнса.
Путь к горе Мегиддо
Раскол
Безумные образы стали причиной, по которой проснулась Анника. Она видела столь отвратительные вещи, что трупы обращённых даже рядом не стояли. Возможно, на это повлияла чума, слова «Бога» и мысли самой Анники.
Но стоило сну раствориться в первых лучах дня, как Шефер всё забыла. Осталась только лёгкая тошнота, на которую Анника не обращала внимания. Настолько она привыкла к тому, что с ней «не всё в порядке».
Шефер открыла глаза. Сколько времени она пролежала вот так — пялясь в потолок? Первой мыслью было взять нож и проткнуть сердце. Анника понимала, что чем дольше она находится в Лавенхеме, тем сильнее желание умереть. Подробности жизни, что всплывали каждый день, приносили одни страдания. Если постоянные преследования призрака мужа уже доставляли моральные неудобства, то после…
Анника резко вдохнула воздух. При одной мысли об этом становилось сложно дышать.
«Почему я не уволилась, когда было время? Всего лишь неделя. Одна неделя, из-за которой сломалась вся жизнь! Почему никто не одёрнул меня? Все ведь знали! Я пожертвовала им, ради чего? Ради чужих людей, которые ничего не значат для меня. Они же… всё равно бы умерли. У них не было шанса. А я пыталась доказать всем, что я герой!»
Из-за бурного потока мыслей, Анника не заметила, как подушка стала медленно намокать от слёз. В груди Шефер клокотало. Мышцы горла сжались настолько сильно, что Анника несколько раз давилась слюной. От перенапряжения в глазах мигали разноцветные пятна. Стоило только Аннике ещё немного пробыть в таком состоянии, она бы потеряла сознание.
Но её успокоил резкий звук.
— Простите, пожалуйста. Я услышал, что вы проснулись, и пришёл проверить ваше состояние.
Голос Конрада звучал так мило. Анника ещё не видела его, но заранее знала, что он виновато опустил взгляд. Ей пришлось быстро стереть мокрые дорожки с лица, чтобы не последовало ненужных вопросов.
Когда Анника села на край кровати, Конрад подошёл к прикроватной тумбе и поставил на неё поднос с обедом. Шефер есть хотелось меньше всего. Но, чтобы не обижать юного Барнса, она всё-таки кинула в рот кусок отварной моркови.
Барнс-младший поставил стул напротив. В отличие от Ричарда, он не стеснялся показывать эмоции. От этого Аннике было комфортнее в его компании.
— Вы нас напугали, миссис Шефер. — сказал Конрад, сжав кулаки. — Как вы чувствуете себя?
— В порядке. Пока жива.
— К вам скоро придёт констебль.
«А вот это не вовремя».
— Зачем? — не скрывала отвращения Анника.
— Он беспокоится, что вы… обращённая.
Анника застыла. Судя по взгляду Конрада, он тоже не был рад этой новости. Но всё же, раз он здесь, значит, не верит в правдивость слов констебля.
— Где Хендерсон?
— У констебля. — тихо ответил Конрад. — Они уже полдня там спорят. Мистер Хендерсон отговаривал от допроса, но… мой отец порой упёртый.
— Они стоят друг друга.
Анника встала, опираясь на кровать. Болело всё, что могло — мышцы, конечности, даже кончики пальцев. Но злость, что набирала обороты, глушила болезненные ощущения. И пройдя пару шагов, Анника подумала, что этой боли даже недостаточно.
«Я устала дрожать перед каждым. — думала она, натягивая плащ. — Как только прибудет этот чёртов граф, я прикончу его. Он не успеет выйти из своей повозки, как получит пулю в лоб. И плевать на эти моральные принципы».
Шефер потрогала пояс. Пистолет. Его нет.
— Scheisse! — ругнулась на родном языке Анника. — Конрад, где пистолет?
Лицо Конрада мгновенно поменялось. Он вскочил с места и побежал к Аннике. Та от неожиданности забыла про пистолет и последовала за Барнсом-младшим.
— Вам надо отдохнуть, миссис Шефер! Сейчас в больнице мало людей, поэтому можете не беспокоиться за нас! А то говорите глупости! Вы нам ничуть не мешаете!
Конрад посадил Аннику на место и заботливо снял плащ. Шефер сразу поняла, что эта игра предназначена не ей.
У двери стоял констебль в сопровождении Хендерсона. Оба были чем-то недовольны. Видимо, прийти к компромиссу у них не получилось. Барнс-старший уверенно подошёл к Аннике и отправил всех лишних на выход. Перед тем как уйти, Ричард отодвинул край плаща и показал потерянный пистолет. А затем провёл рукой по шее, как палач.
Намёк был понятен.
Дверь закрылась. Анника закинула ноги на кровать и сказала:
— Я пережила нападение обращённого, а вы даже времени на отдых не оставляете.
— У меня к вам вопросы.
— Валяйте.
— Чем вы убиваете обращённых, миссис Шефер?
— Руками.
— Прекращайте огрызаться. Каждый день у нас новые жертвы, а вы тут ведёте со мной словесную дуэль. Вы бы могли помочь нам в борьбе с обращёнными.
Шефер ничего не ответила. Неужели констебль хочет перетащить её на свою сторону? По спокойному взгляду Барнса-старшего нельзя было сказать, что он врёт. Он действительно хотел, чтобы Анника помогла.
— Вы настолько отчаялись?
— Я истребляю этих тварей уже пять лет. Как вы думаете, за это время можно впасть в отчаяние? — Барнс опустил голову и подпёр её руками. — Я уже не знаю, что делать. Они… не умирают от выстрелов из обычного пистолета, поэтому мне приходилось рубить их на части. Но это сложно. Бывают ведь агрессивные обращённые. Я удивляюсь, что до сих пор жив.
Констебль выпрямился. Его взгляд впился в Аннику. От этого Шефер стало неловко, и она заёрзала на месте. Она не понимала, как реагировать на слова констебля. Верить ему просто потому, что его жалко — неправильно. Жалость — это хорошая эмоция, чтобы заманить человека в ловушку.
Барнс— старший незаметно цокнул, пока Шефер была в размышлениях, и поправил рукава куртки.
— Ваше появление подозрительно совпало со смертью Павла и отца Иоанна.
Услышав знакомое обвинение, Анника тяжело вздохнула и перебила констебля:
— Если бы я была обращённой, то загрызла бы вас всех быстрее, чем вы смогли предъявить мне обвинение. В первую очередь я убила бы вас, констебль Барнс, чтобы под ногами не мешались. А что до отца Иоанна и Павла — они стояли бы у меня в самом конце списка жертв. И если вы не понимаете столь простых вещей, то вы зря занимаете место констебля.
Виктор резко встал и прижал Аннику к кровати. Он нависал над ней, с необычайной лёгкостью сдавливая горло. Шефер не могла пошевелиться, а что ещё хуже — в этой ситуации ей никто не поможет. Ей оставалось лишь дёргаться из стороны в сторону в жалких попытках выбраться из лап констебля. Анника впилась ногтями в руки Виктора, но тот никак не реагировал. Констебль продолжал надменно смотреть на неё. Лицо Анники начинало синеть. Зелёные глаза закатились. Шефер прекратила сопротивляться, и только тогда Барнс-старший отпустил её.
— Я всё ещё жду ответа, — как ни в чём не бывало произнёс констебль, сев на место. — Чем вы убиваете обращённых?
Ему не ответили. Анника глотала воздух. Она снова стояла на краю жизни и смерти. И снова испугалась. Шефер старалась унять дрожь, но ничего не получалось. Её тело словно перестало слушаться. Руки и ноги дрожали так сильно, что буквально жили своей жизнью.
«Да убей ты его уже!» — воскликнул голос мужа.
Шефер повернулась в сторону, откуда он звучал. На подносе, что принёс Конрад лежал маленький нож. Он пленительно сиял, призывая взять холодную обработанную сталь. Лезвие было столь тонким, что Барнс вряд ли бы почувствовал его. Но это лишь в первые секунды. Потом кровь разольётся по всем внутренностям, и он почувствует. Всё почувствует.
— Миссис Шефер.
Анника очнулась. Эти мысли успокоили её. От дрожи и страха ничего не осталось. Только холодное, как сталь ножа, спокойствие.
— Я уже ответила вам. Я убиваю обращённых тем, что попадётся под руки. Отец Иоанн тому доказательство. Ведь, как вы и сказали, обращённые не умирают от обычного пистолета.
Констебль выжидающе молчал. Он ожидал, что Анника под давлением выложит ему всё, что знает. Но она продолжала настаивать на своём. Но почему? Этого Виктор не понимал и от того ещё больше злился.
— Граф Уилтшир прибудет со дня на день. До тех пор вы под моим наблюдением. Я поставлю к вам своего человека. Так мы убедимся, что вы — не обращённая.
Он встал.
— Или наоборот.
Сказанное констеблем не напугало Аннику. Ей было даже легче сидеть дома и ждать, пока граф Уилтшир сам появиться у порога. Ловушка захлопнется и всё наконец-то закончится.
— Успокоил душу? — прозвучал ехидный голос Хендерсона.
— Скоро ты сам во всём убедишься, — ответил ему Барнс.
Тяжёлые шаги констебля растворились в тишине. Ричард медленно появился в комнате. Передвигался он хуже, чем когда-либо. Всю тяжесть тела он направлял на новую трость. Ричард не поднимал глаз, пока шёл к стулу. Зато Анника могла полностью осмотреть доктора и ужаснуться его состоянию. Отдышка появилась сразу, стоило Хендерсону упасть на стул. Он провёл рукой по намокшему лбу и сказал, натягивая улыбку:
— Не думал, что его так заинтересует оружие.
— Но ведь оно действительно помогает в борьбе с обращёнными. Разве это не логично, что констебль хочет упростить себе задачу?
— Да, это логично, — согласился Ричард. — Только если Виктор тоже обращённый, то пистолет нужен ему не для этой задачи.
— Он боится, что его могут им убить, — догадалась Шефер.
Хендерсон кивнул.
— Поэтому о пистолете стоит умолчать. А вам необходимо отдохнуть. Как бы вы не были против, мне пришлось осмотреть ваше тело. И не зря.
Анника напряглась. В последний раз, когда она смотрелась в зеркало, на её теле не было живого места от гнойников. Во времена чумы — это плохой признак.
— Я обработал вам бубоны и ввёл сыворотку. Всё то время, пока вы были без сознания, жар не пропадал. Но, — доктор быстро осмотрел каждый сантиметр тела Шефер, — вижу, вам лучше.
— Да, — кивнула Анника, — лучше. Только я не поняла, вы дали мне сыворотку?
— Это единственное лекарство от чумы на данный момент. У меня не было выбора.
«Вот он удивится, когда бубоны снова появятся», — смеялся муж за спиной.
Да, удивится. Анника не хотела, чтобы Ричард постоянно осматривал её и беспокоился, что признаки чумы появляются снова и снова. То, что Шефер будет чувствовать себя плохо — совсем не волновало её. Даже если она будет присмерти, то сможет выстрелить в графа Уилтшира. Надо будет всего лишь стоять впритык к нему.
— Оставайтесь пока здесь. Обращённые сюда точно не сунутся.
— С радостью.
Печаль, что слышалась в словах Анники, передалась Ричарду. Он аккуратно положил руку ей на плечо. Она была тяжёлой и невероятно горячей. Шефер впервые увидела в глазах Хендерсона что-то, кроме усталости и безразличия. Такие глаза были у людей, что доживали последние дни — полные сожаления и любви к жизни. От подобной мысли у Анники волосы встали дыбом.
— Вы, — еле выговорила она, — плохо выглядите.
— За меня не беспокойтесь. — смеясь ответил доктор и поправил волосы. — Завтра станет лучше. Обещаю.
Ричард уже собирался уходить, но, как всегда, остановился у двери. Он некоторое время приводил мысли в порядок и почему-то усмехался. Анника не могла предположить, что он скажет. Ведь даже такое состояние для него было необычным.
— В трактире по вечерам играет хорошая музыка. И первая кружка пива бесплатна. Не хотите сходить туда через пару дней?
От того, как застенчиво это сказал Ричард, Анника засмеялась.
— Если вы сдержите обещание, то не откажусь.
«Какая прелесть, — впервые сказал муж с явными нотками злости. — Не рассчитывай на многое. Ты уже давно мертва».
Анника понимала это. Но перед тем, как умереть во второй раз, можно же хоть ненадолго почувствовать себя живой?
Откровение
Пока Анника находилась в больнице, Ричард не появлялся. О нём не слышал даже Конрад. Но исходя из его слов, беспокоится о внезапном исчезновении Хендерсона не стоит. В конце концов он — доктор.
— Даже если нападёт обращённый, мистер Хендерсон сможет за себя постоять. — беззаботно говорил Барнс-младший за ужином.
— Да, — протянула Анника, — я в этом убедилась лично.
— Мистер Хендерсон пожертвовал своей тростью в тот день. И как он сказал: «С ней давно стоило попрощаться». А мне так обидно было! Эта трость была ещё до приезда мистера Хендерсона в Лавенхем.
— Вы давно знакомы с Ричардом? — решила перевести тему Анника.
Конрад опустил голову и прекратил есть.
— Не то чтобы давно, но…
— Конрад?
Барнс молча забрал пустую тарелку Анники и ушёл. Шефер не понимала почему так резко поменялось настроение Конрада, ведь она ничего такого не спросила. Она забеспокоилась, что затронула запретную тему, и поспешила извиниться.
Окно на кухне было открыто. На улице была прекрасная вечерняя погода, совсем не похожая на осеннюю — стояла жара, солнце светило из-за гаризонта и даже ветер дул ласково, аккуратно. Тусклые лучи падали на русые волосы Конрада. Со спины он казался Аннике ещё юнее, совсем мальчишкой. И как он только держится на такой работе? Ещё и умудряется дружить с Хендерсоном.
Шефер замешкалась, прежде чем начать разговор. Любые слова, что крутились в голове, казались ей банальными и от того глупыми. Но сказать что-то стоило.
— Я не… хотела тебя обидеть.
— Вы меня не обижали, миссис Шефер. — не поворачиваясь отвечал Конрад, промывая тарелки в глубоком тазу. — Просто сейчас сложные времена. Всё так стремительно меняется, что становится страшно. Я не знаю, что будет завтра. Ведь вчера у нас всех были тёплые семейные отношения. Я помню, как мы с мистером Хендерсоном, миссис Охман и отцом ездили в Троубридж к Годвину. Моему… деду. Днём каждый занимался своими делами, а вечером мы все сидели возле камина и рассказывали друг другу истории. Мне так нравилось видеть, как все улыбаются, смеются. Иногда мы даже играли в игры, как маленькие дети.
Конрад забыл о посуде. Он смотрел в окно, но видел те тёплые дни, где они были вместе. Ему не хотелось возвращаться в реальность. Не хотелось ощущать раскол семьи, где каждый перебрасывает вину на другого.
— Мы все стояли друг за друга каменной стеной. Нам были не страшны даже короли! Мы бы пошли в ад, если бы туда попал кто-то один! А сейчас… все смотрят друг на друга, словно никакой семьи никогда и не было. Каждый ищет повод пустить пулю в лоб «предателю». Никто не хочет идти на мирные переговоры. «Мир для слабаков!». — скривился Барнс-младший и глубоко вдохнул тёплый воздух с запахом опавших листьев. — В этой войне я оказался зажат меж двух мечей. И теперь вспоминая мирное время, когда у меня была семья, я чувствую прожигающую печаль. И не знаю, что с ней делать.
Такого откровения Анника не ожидала. За всё время, пока они общались с Конрадом, он ни разу не показал внутренние переживания. Конечно, это могло быть связано и с тем, что Анника — совсем чужой человек, но ведь Конрад невероятно эмоционален. Когда город охватила чума, он всем видом говорил, как ему тяжело. А тут молчал.
Шефер подошла к нему и ласково притянула к груди. Конрад обхватил Аннику и вжался в неё, как в единственную опору. Когда-то так прижимался брат Анны. Ещё до их ссоры по квартирному вопросу. После неё Анне не хватало таких чувственных объятий.
Анника гладила волосы Барнса-младшего. После его рассказа в потухшей душе возник мягкий свет от огня. Он появился только для того, чтобы Шефер подарила его Конраду. Этой беззащитной маленькой птичке, которой пришлось раньше времени улететь из гнезда.
— Помню, что при нашей первой встрече, ты отлично выплясывал в трактире. — с широкой улыбкой произнесла Анника. — Как насчёт того, чтобы сходить туда? Ричард тоже хотел.
— Мистер Хендерсон? — удивился Конрад и вынырнул из объятий Шефер. — Он хотел в трактир?
— Да, он пообещал, что если выздоровеет, то мы пойдём туда.
— Поверить не могу. Мистер Хендерсон и трактир — несовместимые вещи.
— Как грубо с твоей стороны, Конрад.
По спине Шефер прошёл ток, когда она услышала голос Ричарда. Конрад тоже не ожидал появления доктора и нервно заулыбался, словно его застали за чем-то неприличным.
Когда Анника повернулась, то увидела Ричарда в полном здравии, как тот и обещал. Трость до сих пор была в его руках, только уже как украшение. В его лице многое поменялось — пропали мешки под глазами, обезвоженная кожа, даже некоторые морщины будто разгладились. Хендерсон смотрел на мир более трезвыми глазами без прежней пелены усталости.
Анника и Конрад так внимательно изучали отдохнувшего Хендерсона, что спустя пару минут он не выдержал и смущённо сказал:
— Если мы собираемся в трактир, то уже стоит выходить. Не хочу видеть пьяные рожи прежде, чем напьюсь сам.
— Господи, мистер Хендерсон, это что юмор? — хмыкнула Анника, и её тут же поддержал Конрад.
— Это точно вы, мистер Хендерсон? Мне не разрешаете пить больше двух кружек пива, а сами решили напиться?
— Не сравнивай! — Ричард шутливо толкнул Конрада на выход. — Станешь старше меня, тогда и делай что хочешь.
— Но этого никогда не произойдёт! — воскликнул Конрад, взяв по пути плащ. — Что ж, я убежал! Подсчёт кружек начнётся только под вашим присмотром!
Он убежал, не успел Ричард возразить.
— Наглец. — ласково отозвался доктор.
— Все были в таком возрасте.
Хендерсон помог Аннике с плащом, и она тихо поблагодарила его.
На улице Шефер вдохнула разогретый воздух. В нём чувствовалось скорое приближение холодов. Но неизвестно доживёт ли Анника до них. Она верила, что граф Уилтшир приедет раньше, чем чума снова поразит её организм.
Ричард не отводил взгляда от Шефер. Даже в один день в ней могли уживаться уверенность и робость, гнев и любовь. Сколько бы он не вглядывался, каждый раз Анника была разная. Пусть Хендерсон был уверен в своей способности читать людей, здесь силы расстворялись. Вокруг Анники чувствовался невидимый барьер. Божественный щит. Что же случиться, если коснуться его?
До трактира они дошли в полном молчании, словно незнакомые люди. У Адоная было весело: музыка играла громко, но её всё равно перебивали голоса поющих гостей. В небольшом кругу в центре танцевали жители с раскрасневшимися лицами. Где-то среди них Анника заметила и Конрада. Улыбка появилась сама на её лице. Эта картина напомнила первый день, когда Шефер только попала в Лавенхем.
Они прошли до барной стойки. Адонай оживлённо пел и раздавал напитки, но завидев Аннику в сопровождении Ричарда, удивлённо вскинул бровями.
— Вот это да! — отвлёкся он. — Я думал, что Конрад пошутил. Как вы его уговорили?
— У вас странное мнение обо мне. — хмыкнул Ричард. — Нам два, Адонай.
Гиббор вопросительно посмотрел на Аннику и стал выполнять заказ только после того, как Анника утвердительно кивнула.
— Вы редко выходите в свет. — обратилась Анника к Хендерсону.
— В молодости я часто ходил по подобным местам. Сейчас я стал больше уделять времени работе.
— В молодости. Вы мне так и не ответили. Сколько вам лет?
Анника подвинулась ближе и заинтересованно наклонила голову. Ричард отвернулся и широко заулыбался. Он почувствовал, как жар прошёл по груди. Людей в трактире становилось всё больше, поэтому Хендерсон посчитал, что это от духоты.
— На сколько я выгляжу? Я помню вы употребили слово «стар» в нашем прошлом разговоре.
— Ваше пиво.
Адонай поставил два высоких стакана. Анника сразу отпила пенистый напиток. Вкус был превосходный! Неужели на него повлияло отсутствие болезни? В любом случае, настроение Шефер в этот вечер не могло ничего испортить. Она радостно причмокнула и сказала:
— Вы выглядите на сорок и на двадцать одновременно. Сегодня на тридцать пять. В тот день, когда вы выгнали меня из города, на все двести сорок.
Ричард решил не отставать от Анники и пригубил пиво. От слов Шефер ему стало смешно, особенно от её саркастичной интонации.
— Вы сделали комплимент и оскорбили. Даже не знаю, как реагировать на это.
— Просто скажите правду, мистер Хендерсон.
Он не спешил отвечать.
«Думает, как соврать. Смотри как бы от ответа не пришлось наставить дуло к его лбу».
— Триста тридцать один. — доктор посмотрел на реакцию Анники и продолжил, — Проходит только год, а ощущается, будто восемь.
У Анники в этот момент пропал дар речи. Она уже решила, что голос мужа оказался прав. Но… решилась бы она убить осознанного человека?
— Мне сорок один.
— И вы до сих пор без семьи?
— У меня была попытка создать семью, но закончилась она плохо. Поэтому я пока что не спешу с этим делом. Не жениться же мне на ком попало?
— Понимаю.
— А что насчёт вас?
Мета Охман появилась столь неожиданно, что даже Ричард округлил глаза от неожиданности. Мета была вся мокрая от танцев. Даже из её рта иногда выходил плотный пар. Она подбежала к Хендерсону и взяла его за руку.
— Это твоя любимая песня! Пошли танцевать!
— Ты не видишь, что я занят? — недовольно рыкнул Ричард.
Мета схватила его за лицо и потянула к себе. Она улыбалась, но с каким-то совсем недружелюбным оскалом.
— Пойдём.
Доктор посмотрел на Шефер. Хоть Анника была немного шокирована подобным поведением Меты, но нужно было уйти от не желаемого разговора о прошлом. Поэтому она с радостью передала Ричарда в жаждущие руки Охман.
Некоторое время Анника наблюдала, как Ричард с Метой дополняли друг друга в танце. Статный, жёсткий и местами даже грубый Ричард в сочетании с мягкой, женственной и цветущей Метой олицетворяли идеал отношений. Но несмотря на визуальный идеал, всё распалось.
«Распались ли? Анна, ты действительно считаешь, что такой как Ричард посмотрит на тебя, как на женщину? Не смеши. В таком виде, в каком ты сейчас сидишь в этом убогом месте, даже бомж не посмотрит».
Анника отвернулась и стала всматриваться в кружку.
«Будто ты был принц из сказки».
«Во мне было хотя бы чувство собственного достоинства. Окружающие его чувствуют и забывают про внешность».
«Зачем же ты женился на такой как я? Нашёл бы себе достойную партию».
«Мне было жаль тебя. Я думал, что смогу вытащить тебя из того дна, на котором ты гнила. Но, к сожалению, ты безнадёжна».
Шефер подняла голову. Перед ней сидел Генрих. Он совсем не отличался от окружающих людей — настолько же реальный. Анника могла рассмотреть каждую морщинку на лице мужа, каждую складку на одежде. Живой покойник пялился на Шефер надменным, лишённым смысла взглядом.
«Я устала от тебя, Генрих. От твоих комментариев».
«А как же я устал. Но мы связаны узами брака. Даже после смерти наши души не смогут расстаться».
Генрих показал безымянный палец с обручальным кольцом. В день их свадьбы Анна с таким счастьем надевала кольцо ему на палец. Тогда глаза Генриха излучали любовь, ласку. А сама Анна чувствовала божественное ликование. Перед ними расстилались тысячи дорог счастливой жизни. Выбирай любую — не прогадаешь! Везде счастье, везде понимание и любовь. Но как же она ошибалась.
Анника взглянула на свой палец. Кольца не было. Только след, который заметил Хендерсон. Но он сказал, что след от неподходящего состава кольца. Хотя Шефер понимала, что это клеймо.
— Мистер Хендерсон ушёл танцевать? — перекрикивал Конрад толпу, сев рядом с Аникой.
— Да, Мета забрала его.
Конрад рассмотрел лицо Анники ближе.
— Вы расстроены из-за этого?
— Не-ет! — протянула Анника, посмотрев на опустевшее место, где недавно «сидел» Генрих. — Я просто задумалась.
— Мистер Хендерсон поступил так грубо! — ещё громче закричал Барнс-младший, и несколько людей рядом повернулись. — Как можно было оставить вас?!
— Всё в порядке! Я не люблю танцевать, поэтому пусть Ричард развлекается.
Но Конрад не слушал. Он взял Шефер за руку и потащил в самый эпицентр разгорячённой толпы. Расстояния между людьми едва хватало для того, чтобы развернуться. Среди всех Анника не могла разглядеть ни Охман, ни Ричарда. Они словно растворились в толпе.
Увидев, что Анника не может влиться в танец, Конрад взял инициативу на себя. Он кружил её вокруг себя и кружился сам. Его руки быстро перебирались от талии к ладоням Шефер, потом к плечам и снова к талии. Барнс-младший тактильно давал подсказки какие движения должны быть дальше. И на удивление, Анника понимала это. Правда несколько раз она сталкивалась с другими танцующими, но те добродушно и весело брали её за руки и танцевали, словно хорошие друзья.
Так Шефер забылась. Музыка играла громко, перебивая её мысли. На это время она полюбила людей вокруг. А те полюбили её. Анника иногда бегала к стойке, чтобы промочить горло пивом. И в один из таких забегов, она столкнулась с Ричардом. Как только он заметил раскрасневшуюся, живую Аннику, его задумчивое лицо испарилось. Он легко улыбнулся, поддерживая настроение Шефер.
Анника выпила остатки пива и хотела идти танцевать дальше, но её остановил Хендерсон.
— Позвольте загладить вину.
— Ого, — вырвалось у Анники. — Сегодня вы решили взорвать танцпол?!
Пусть Ричард не понял смысла последнего выражения, но это было и не важно. В отличие от Конрада, движения Хендерсона были больше отточены. И будь Анника трезвее, то заметила бы это и подумала насколько нелепо выглядит на его фоне. Но для Ричарда раскрепощённое поведение спутницы было куда интереснее. Может хотя бы так она расскажет что-то о себе?
Когда они касались друг друга, Ричард замечал насколько холодны её руки. И это несмотря на духоту в трактире, и выпитый ей алкоголь. Хендерсон ловко снял с неё плащ во время танца и скинул Адонаю. Гиббор в голос рассмеялся с такого поведения доктора.
Сначала Шефер вспышками видела вместо Ричарда мужа, но чем сильнее действовал алкоголь, тем меньше он появлялся. Понимая, что это хорошее лекарство от призрака, Анника ринулась к следующей кружке. Пиво исчезло почти сразу, как Адонай подал его.
Смех сам срывался с губ. Анника не контролировала движения, а теперь и слова. Это было прекрасное время, когда она не думала ни о чём! Ни о ком! Они просто танцевали с Ричардом в светлом тёплом трактире под живую энергичную музыку! Иногда рядом мелькал Конрад с широчайшей улыбкой. Теперь Шефер понимала, почему Конрад так любил приходить сюда.
Анника потеряла счёт времени. Когда алкоголь немного выветрился, она уже сидела за столиком с Ричардом и что-то увлечённо рассказывала.
— Вы произвели на меня странное впечатление, мистер Хендерсон! — смеясь говорила она, положив руку на плечо доктора, — Честно сказать, вы совсем не похожи на дружелюбного человека! Вы как будто всегда злы, напряжены. Вон Конрад, например! У него всегда в глазах детская радость, увлечённость! Куда это испарилось из вас, мистер Хендерсон? Я чувствую, что вы не всегда были такой. Хотя Охман говорила обратное.
— Мета многое может сказать, — Ричард осмотрел трактир. Людей почти не осталось. — Не хотите прогуляться, миссис Шефер?
— А? Да! Я сама хотела предложи-ить…
Только Анника попыталась встать, как земля исчезла из-под ног. К счастью, Хендерсон быстро среагировал и подхватил пьяную Шефер. Перед тем как уйти, Ричард крикнул Адонаю:
— Завтра заплачу!
Уже светало. Ночью шёл дождь, поэтому от земли пахло сыростью. Но несмотря на это, Анника не чувствовала холода. Ей было так хорошо дышать после столь душевных танцев и песен. Почему же она не выходила на подобные мероприятия раньше? Наверное, она не хотела идти одна. Генрих не горел желанием составлять компанию Анне, даже когда она очень просила. Но стоило заявить о своих пожеланиях Генриху, Анна тут же бежала их исполнять. Как джин.
Анника усмехнулась на эту мысль. Ричард, на которого она без смущения опиралась, вопросительно посмотрел на неё. Всю дорогу она молчала и лишь иногда смеялась. Но в этом смехе были только надменность и злость.
— Садитесь.
Хендерсон указал на скамью. Он положил на неё свой плащ, чтобы Анника не промокла. Шефер посмотрела вокруг. Они находились за церковью, где не так давно Анника раздумывала об оружии. Тогда она смотрела на этот город иначе. Лавенхем с каждым днём становился всё враждебнее и опустошённее. И это после того, как Анника появилась здесь.
Шефер села. Прогулка почти выветрила алкоголь, и тяжёлые мысли, как прежде возникали в голове Анники. Пока она качала ногами, Ричард внимательно осматривал окрестности. Даже в беззаботные вечера никто не отменял обращённых. Когда доктор убедился, что в сквере они одни, он расположился рядом. Некоторое время они молчали.
— Почему вы не опьянели? — бросила Анника, продолжая смотреть на грязные ботинки.
— Наверное, потому что я не пил столько, сколько вы.
— У Адоная отменное пиво.
Анника повернулась к Ричарду и улыбнулась. Но Хендерсону показалось, будто она вот-вот заплачет. Две маленькие слезинки застыли в её глазах. Они блестели, как бриллианты. Рука Ричарда дёрнулась, чтобы собрать драгоценные камни, но Шефер отвернулась прежде, чем он сделал это.
— Сегодня был такой прекрасный вечер, — продолжила Шефер дрожащим голосом. — Я давно так не веселилась. Только в подростковом возрасте. Я любила собраться с друзьями, чтобы отдохнуть. Мы пили, веселились, общались, играли в разные игры. И в те моменты я понимала, что живу. Потом я встретила Генриха. Я никогда не влюблялась так сильно. Мне хотелось везде быть с ним, каждую секунду! Но знай я, что моё желание превратится в проклятие… никогда бы даже не посмотрела в его сторону.
Первые слёзы скатились по лицу Шефер. Они напугали Ричарда настолько, что он замер без возможности отвести взгляд.
— Я даже не помню тот момент, когда добрый, любвеобильный Генрих превратился в тирана. Но я так любила его, что на многое закрывала глаза. Он оскорблял меня, обвинял в ничтожности, но потом приносил домой мои любимые цветы. Называл меня тупой, но спустя время извинялся и клялся в любви. Ломал мои вещи, но затем крепко обнимал. Я видела только хорошее.
Она протолкнула ком в горле.
— Если бы родители были живы, то они бы открыли мне глаза. Но они погибли! Оставили меня одну! Одну с Генрихом! Только спустя пять лет я стала понимать, кто он. Но уже ничего не могла сделать. Я забеременела. Меня отговаривали уйти с работы, чтобы не заразиться от пациентов. Но я… знала, что дома будут скандалы. Поэтому я работала до последнего… До последнего, — Анника обняла себя и застыла, как ледяная скульптура.
Ричард чувствовал, как история Анники больно отзывается в груди. Во время рассказа он почти не дышал, боясь отпугнуть её. Ведь она только начала открываться. Ричарду хотелось бы сказать какие-то тёплые слова, но в голову ничего не приходило. Впервые. Пока Шефер молчала, Хендерсон нервно сжимал трость.
— Генрих был так рад ребёнку, что его отношение ко мне поменялось, — сказала Анника, смахнув неиссякаемые реки слёз. — Он вновь стал тем добрым Генрихом с любовью в глазах. Но это длилось недолго. Я подхватила инфекцию и… ребёнок умер. И я, и Генрих тяжело перенесли это. Казалось, что после такой трагедии он должен был смотреть на меня по-другому. А получилось всё наоборот. Я узнала, что Генрих стал мне изменять…. Ну как узнала. Он не скрывал. Я была так зла на него! В одну секунду самоотверженная любовь превратилась в ненависть! Мне хотелось вонзить нож в его тупую голову! Посмотреть на то, как он будет просить прощения! Поставить его на колени и пытать! Пытать! Пытать!
Анника стала со всей силы бить каблуком по земле. Ей представлялось, как голова Генриха после каждого удара всё глубже втаптывалась в грязь. В конце концов Шефер закричала. Её крик, похожий больше на рык разъярённого льва, отскочил от стен церкви и разнёсся по всему скверу с двойной силой. Так ещё кричали обращённые. От неизбежности и несправедливости. От слабости перед ситуацией. От боли, которая тянет в могилу.
Шефер стояла спиной к Ричарду. Но по дрожащим плечам было заметно, что плач только усилился. Хендерсон подошёл к ней и прижал к груди. Она дрожала, как замёрзший воробушек. Одинокий, но такой сильный.
Ричард гладил Аннику по голове. Её короткие волосы наэлектризовались на холоде. Шефер дышала и горячий воздух проходил сквозь плотную рубашку доктора. Давно он не обнимал живого человека. Все вокруг всегда старались держать беспокойства при себе. И от этого они всё меньше походили на людей. Да и сам Ричард давно не изливал душу. Его мог выслушать только один человек, который так редко навещает его.
— Простите, — Анника попыталась вырваться из объятий Хендерсона, но тот не выпускал. — Я… не должна была вам это рассказывать.
— Почему?
— Вам это не надо. Мои заботы — только мои.
— Какая глупость, миссис Шефер, — Ричард прислонился губами к волосам Анники и продолжил чуть тише. — Не надо держать всю боль в себе. Вдвоём легче с ней справиться. Я благодарен, что вы поделились именно со мной. Я ценю такой поступок. И ещё…
Он поднял голову Анники и взглянул в её глаза. В этот момент Шефер поняла, что между ним и Генрихом нет ничего общего, кроме цвета волос и глаз. И как отвратительно было сравнивать их.
— Вы намного сильнее, чем думаете. То, что произошло с вами сделало вас сильнее. Нет ничего важнее принятия собственных ошибок! Потому что теперь вы можете избежать их. Вы можете поменять жизнь! Начать всё с начала.
Это было не так, но Шефер не стала возражать. Пойми она раньше, жизнь действительно могла бы поменяться. Но сейчас Анника даже не жива. И не мертва.
— Вы можете положиться на меня. Как я и говорил, я буду оберегать вас. Хоть вы и не приняли клятву, я дал её сам себе.
Анника вновь обняла Ричарда. После таких слов она поверила в клятву Хендерсона.
— Спасибо, Ричард. Я рада, что мы встретились. Пусть и так поздно.
— Всё приходит в своё время.
На Ричарда упало несколько капель. Анника тоже почувствовала это и подняла голову. Небо затянулось грозовыми тучами. От прежнего природного спокойствия не осталось следа. На землю вновь опустилась тьма и холод. На несколько секунд Шефер почувствовала зарождающуюся панику. Ей вдруг захотелось броситься прочь с этого места.
Хендерсон заметил испуганное лицо Анники и, натянув на неё капюшон, сказал:
— Скоро будет гроза. Приглашаю вас на чай. Думаю, Конрад будет рад вашему присутствию.
Анника была только рада уйти. Она резко кивнула. Сама не замечая того, Шефер взяла Ричарда за руку и сжала. Такой жест с её стороны обрадовал доктора, и он не стал надевать плащ, чтобы не отпускать руку.
— Не любите грозу? — спросил Ричард, когда они отошли от церкви.
— Вроде раньше я относилась к ней равнодушно, но в этот раз она пугает. Будто молния ударит в меня. Но это ведь невозможно.
Шефер задумалась и продолжила с неуверенной улыбкой:
— Я не всегда такая храбрая. Только с обращёнными…
Хендерсон закрыл ей рот рукой. Анника возмущённо нахмурила брови и хотела закричать на Ричарда. Что за наглость ТАК закрывать рот девушке? Где его манеры?
— Понимаю, с обращёнными сложно бороться. Их мало что берёт.
Возле входа в город мелькнула тень. Сначала Анника подумала, что ей показалось, но затем кусочек плаща выглянул из-за угла. Ошибки быть не могло. За ними следили.
«Неужели это тот человек, которого Виктор поставил следить за мной?» — подумала Анника.
— У вас новая трость, — перевела тему она. — Конрад был расстроен, что вы поменяли её.
Ричард поднял трость. Вместо змеи на наболдашнике восседала птица.
— Да. Прошлая трость долго служила мне. Такую же носил мой дед. Змея была символом нашего рода.
— Но почему вы сделали…
— Это ястреб. Я уже давно не общался с дедом. Перед моим отъездом мы сильно поссорились. До некоторого времени я разделял его взгляды, считал его идеалом. И в знак своей принадлежности к его роду, я сделал трость. Но потом жизнь показала мне, что такие, как он — ужасные люди. Было бы проще, если бы их не существовало.
— Он настолько ужасный человек?
Хендерсон не отвечал до тех пор, пока они не прошли тот угол, где прятался неизвестный. Кроме них на улице никого не наблюдалось, хотя это было обманчиво. Ричард чувствовал присутствие лишнего. И это был не человек. Доктор напрягся, но не стал подавать вида, что беспокоится.
— Настолько ужасный, что его деяниям позавидовал бы Дьявол. Сейчас я понимаю, почему моя семья отвернулась от него.
— А где живёт ваша семья?
— В разных местах. Но давным-давно она жила в Троубридже. У нас там было своё поместье. Из родственников у меня остался только злобный дед и дядя, который на его фоне выглядит святым.
Ричард усмехнулся. Однажды он почувстовал счастье семейной жизни, но оно было столь неуловимым, что сейчас больше походило на сон. И этот сон никогда больше не повторится…
— С дядей вы тоже нечасто видитесь?
— О-о, — протянул Ричард и засмеялся, — Он любитель путешествовать, поэтому если раз в год увидимся, это уже хорошо! Он воспитывал меня до определённого возраста, а потом отправил к деду. Этот поступок был глупый, но у него не было выбора.
Ливень ударил неожиданно. Дождевые капли с необычайной силой били по плечам Ричарда и Шефер. По узким улочкам подул ветер. Из-за него Анника едва держала равновесие. Ричард потянул Шефер за собой, и они вместе побежали в конец улицы.
Загремел гром. Он эхом раздался в сердце Анники. Если бы она не держала руку Ричарда, то уже упала бы на землю от страха. Но рядом с ним почему-то было спокойнее. Безопаснее. Но мерзкое чувство трепетало в груди. Сама того не желая, Анника вспоминала мужа. Его призрачная рука время от времени скользила по её предплечью, и это горячее косание оставляло невидимые ожоги.
Хендерсон иногда оглядывался на Аннику, чтобы убедиться, что она не напугана. Шефер улыбалась ему, а затем и вовсе отпустила его и побежала вперёд.
— Догоняйте, мистер Хендерсон! — закричала она сквозь бушующий ветер.
Анника вбежала в дом первая. Генрих остался стоять за порогом, словно вампир, которому не разрешили входить. Доктор швырнул плащ в сторону и облокотился на стену. Увидев запыхавшееся лицо Ричарда, Шефер не смогла сдержать смех и встала рядом. Они оба дышали тяжело, но это приносило удовольствие. Та усталость, что сразу заиграла в мышцах, приятно пульсировала. Хендерсон поправил намокшие растрёпанные волосы и посмотрел на Аннику. Она впилась в него жадным взглядом. Ей вдруг захотелось коснуться мокрого лица доктора, понять какая его кожа на ощупь. Так близко Анника не рассматривала его. А вблизи Ричард был совсем другой: нежный, чувственный.
Хендерсон первым коснулся её щеки. Она была горячей. Возможно от незапланированной пробежки. Совсем недавно Шефер была не больше, чем очередная наглая женщина, похожая на Мету. Но чем чаще они встречались, тем больше Ричард замечал в ней другие черты. В Аннике было то природное обаяние, которым не наделена ни одна женщина, с которой был знаком Хендерсон. Любым словом, любым действием Анника вызывала бурю внутри Ричарда. Даже когда она пришла с предупреждением от охотника, это было по-своему очаровательно. Это и пугало его. Ричард знал к чему её приведёт знакомство с ним, знал, потому что случаев было множество. Но в этот момент, когда Шефер раскрыла ему душу, он забыл о своих страхах. И теперь, касаясь её кожи, Ричард не мог успокоить неровное дыхание.
— Мне так хочется спокойной жизни, — прошептала Анника, и крупная слеза упала на руку Ричарда. — Так хочется обрести душевное спокойствие, понять что такое любовь и семья. Забыть всю прошлую жизнь…
Шефер почувствовала тёплое прикосновение губ ко лбу. По коже пробежал ток, который на некоторое время остановил слёзы. Анника не дождалась, пока Ричард что-то скажет, и прильнула к его губам. Она не хотела, чтобы этот миг заканчивался. Ей не хотелось осознавать, что рано или поздно Лавенхем останется позади. Ричард сотрётся из памяти, как и чувства, которые она испытывала в этом городе.
Переплетаясь в поцелуе, они понимали, что для них это может быть единственный поцелуй. Каждый не знал, когда исчезнет и карал себя за то, что позволил себе подобное проявление чувств. Но это было неизбежно. С первой встречи было понятно к чему всё приведёт.
Ричард сжал хрупкую Аннику, вдыхая сводящий с ума запах. Он не чувствовал подобного со времён служения у короля. Та Анна вызывала подобные чувства. Бледная кожа шеи Шефер искушала. Её короткие волосы путались между пальцев. Ричарда отделял только один порыв. Один порыв, чтобы не растерзать Аннику.
Его отвлекли шаги. В отличие от шагов Конрада, эти были более уверенные. Ричард отстранился от Анники и помог ей подняться. Шефер смотрела на доктора в непонимании, но, когда в проёме появился неизвестный ей мужчина, она сжалась.
Незнакомец носил такой же хвост, как и Ричард. В лице читались те же черты. Мужчина обвёл взглядом Аннику и обратился к Ричарду с улыбкой:
— Простите, что помешал. Не думал, что ты придёшь с кем-то.
— Ты как всегда вовремя, — рыкнул Ричард.
Мужчина подошёл к Аннике и, поклонившись, представился:
— Эдмунд де Ласи.
Плоть от плоти
Они познакомились во времена правления Генриха IV — в самое мирное время для обращённых. На тот момент юная, неопытная и наивная незаконнорождённая дочь Томаса де Моубрея жила в графстве Ноттингем. О её происхождении знал весь город, отчего Леона стала всеобщим посмешищем. И как только в городе стали говорить о приезде графа Уилтшира, Леона решилась на отважный шаг — вернуть чистое имя.
Она готовилась к самому худшему: граф Уилтшир представлялся ей старым, грязным, похотливым мужиком, как и все, кто имеет высокий статус.
В день приезда графа Леона нарядилась в самое лучшее платье и с самого утра сидела у входа в город. Она не могла позволить себе упустить такой шанс! Она должна была выбраться из этого городишка! Все эти людишки ещё будут просить о прощении, когда увидят, как граф Уилтшир идёт с ней! С графиней Уилтшир…
Леона всматривалась в горящий рассвет, и внезапный страх уколол её в сердце. Ей было всего шестнадцать. Её кругозор заканчивался здесь — рядом со стенами города. Ничего дальше она не видела, и никого, кроме жителей не знала. Если граф и вправду обратит на неё внимание, ей придётся следовать за ним. В неизвестность.
Прошло несколько часов. Солнце пекло, а Леона продолжала ждать. Она уже сидела на земле, обняв колени. Страх то появлялся, то исчезал, словно волны. Если Леона перестанет его контролировать, то захлебнётся в грязной пучине.
— Эй, ты чё тут ждёшь?! — крикнула издалека женщина.
Леона лениво повернула голову. Это были женщины, что жили по соседству. Складывалось ощущение, что они то и делали, что следили за ней. Будто других дел не было.
— Тебя не учили отвечать, когда старшие спрашивают? — подбоченилась одна.
— Учили! Скажешь тоже! — наигранно расхохоталась другая. — У неё даже взгляд дурной! А эти волосы! Да их даже в причёску не соберёшь!
— Тебя даже платье не спасёт, Леона!
Тут они замолчали и переглянулись. Поняв, что именно ждёт Леона, они рассмеялись, как гиены, привлекая всё больше народу. Леона понимала, что не сможет противостоять им, и молча выслушивала их едкие слова. Её сердце всё быстрее и больнее стучало по груди. В горле уже стоял ком. Но она держалась. Нельзя было показывать им слабость.
— Леона! — вскричали они почти одновременно.
— Ну что за смех! — вытирала слёзы одна. — Ты что думаешь сможешь произвести впечатление на графа!
— Да он и в жизни на тебя не посмотрит!
— Ты похожа на труп! А такой человек, как граф смотрит только на таких как…
— Замолчали все.
Спокойный мужской голос прозвучал позади и озаботил женщин. Они замолчали и вылупились на незнакомца.
— Ты ещё кто такой? — с отвращением спросила женщина.
— Не твоё дело.
— Ты как разговариваешь со мной?! Сразу видно, ни чести, ни достоинства.
— Как и у вас, грязных сплетниц. Встали столбами и болтаете без умолку. Языки бы вам отрезал, к дьяволу. Пошли вон отсюда, пока не ударил! У меня плохое настроение сегодня!
От слов незнакомца женщины потеряли дар речи и молча побрели в город. Мужчина посмотрел на девушку у стены и подошёл ближе. Она сидела тихо, и, если бы не эти сплетницы, мужчина был не заметил её. Он сел рядом, но даже так не смог рассмотреть лицо девушки. Она прижалась к коленям и тяжело дышала.
— Эй, как ты там?
— Всё хорошо, не беспокойтесь, — еле слышно ответила Леона.
Незнакомец молчал. Он мог бы уйти, но почему-то не хотел. Никогда за все годы жизни он не испытывал такого чувства, а тут… Ему стало жалко это юное создание. И оставить его на произвол судьбы было бы жестоко. Хотя, что есть жестокость в их мире?
— Меня зовут Виктор Барнс.
Леона осторожно посмотрела на него. Доверия он не вызывал.
— Леона.
На лице Виктора скользнуло подобие улыбки. Несмотря на то, что он разговаривал, живого он напоминал лишь отчасти. Словно труп воскрес. Эта желтоватая кожа, стеклянные глаза, редкие волосы. На руках было много мелких морщинок, отчего больше напоминали старческие руки.
Барнс смотрел на красное опухшее личико и спросил:
— Почему ты тут?
— Мне нужен граф Уилтшир! — грозно ответила Леона.
— Зачем тебе этот старик?
— Нужен и всё!
Виктор недолго подумал и протянул руку. Леона сначала потянулась, но потом резко одёрнула руку, словно там была пасть зверя.
— Не бойся. Я отведу тебя к нему.
— Что? Вот так просто?
— А зачем усложнять? Граф сейчас свободен, ему не помешает компания в виде очаровательной девушки.
Страх заковал Леону. Она не могла двинуться с места. По её ощущениям прошло больше часа прежде, чем она коснулась руки Виктора. Решение было принято давно, но с каждой секундой всё сложнее было смириться с ним. Вот она дорога, которая приведёт к богатству и славе! Но Леона не знала насколько она будет сложна.
Идти далеко не пришлось. Они зашли в трактир, где в это время находилось не так много людей.
— Эй Леона! Какими путями?! — окликнул её какой-то мужчина. — Не хочешь оказать мне небольшую услугу?
Виктор краем глаза заметил, как покраснела Леона и отвела взгляд, когда мужчина сделал неподобающий жест в районе паха. Не дожидаясь, пока незнакомец продолжит, Барнс бросился к столику и швырнул пьянчугу в стену. Не успел тот очнуться, как Виктор подлетел к нему и ударил в живот. Мужчина выплюнул всю порцию выпитого вместе с кровью. Когда он упал, Виктор нанёс удар с ноги по голове. Мужчина валялся в собственных отходах и невнятными словами просил остановиться.
Леона смотрела, не отводя взгляда. Это было жестоко со стороны нового знакомого, но в то же время она всегда мечтала о такой мести.
Закончив с мужчиной, Виктор вернулся и повёл Леону в комнату. За дверью было скромное помещение с одной кроватью и столом. За ним спиной к Леоне и Виктору сидел мужчина, читая какие-то бумаги. Его чёрные волосы были собраны в хвост. И уже по ним Леона понимала, что он не старый граф Уилтшир. Рядом с мужчиной стояла трость, набалдашник которой напоминал змею и сверкал в ярком солнечном свете.
— По шуму внизу я сразу понял, что ты вернулся, — сказал он.
— В этом городе слишком много уродов.
— Люди везде одинаковые.
Мужчина повернулся и, увидев рядом с Виктором незнакомую фигуру, встал. Леона, рассмотрев лицо мужчины, сжалась. Сердце снова застучало быстрее, но не от страха. В этом городе она не видела никого красивее него. В нём было идеально всё — волосы, глаза, осанка, фигура, голос. Она бы смотрела на него вечно.
— Это кто?
— Меня зовут Леона, — уверенно ответила она, забыв о мелькнувшей робости. — Я ищу графа Уилтшира.
— Ага…
Мужчина вопросительно посмотрел на Виктора. Он явно не понимал, зачем её привели.
— Вы ей были нужны, вот я и привёл её, — кратко ответил Барнс.
— Ага, — повторил граф.
— Так вы и есть граф Уилтшир?! — воскликнула восторженно Леона.
— Что-то вроде того…
— Это прекрасно! Сделайте меня графиней!
Повисло молчание. Виктор и Винсент переглядывались, но Винсент не смог сдержаться и засмеялся первым. Он подумал, что это хорошая шутка. Какая бы дура пришла к графу и так прямо попросила о подобном?!
Виктору было не так смешно, потому что это ведь он привёл эту сумасшедшую! Ему пришлось отойти в сторону. Там в тени он смог спрятать вспыхнувшее от стыда лицо.
— Зачем тебе это, девочка? Я старше тебя на… несколько десятилетий! О каком замужестве речь?
Такая реакция обидела Леону. Она говорила всё это серьёзно, а над ней смеются!
— Я хочу показать всем, что я чего-то стою, — хмурилась она, не смотря на Винсента. — Мне надоело быть изгоем. Надоело, что эти люди косо смотрят на меня.
Улыбка спала с лица Винсента. Он тяжело вздохнул и уставился в окно.
«От этой девчонки не будет никакой пользы, — думал он. — Хотя мы можем сделать её одной из нас. Тогда она сможет дать потомство. Может быть, так она не умрёт во время родов? Ведь Анна была обычным человеком и родила Виктора от обращённого. Такого же обращённого. Но сама умерла. Потому что была человеком?»
— Хорошо. Я выполню твою просьбу.
Леона засияла. Винсент никогда не видел такой детской радости. Но уже знал, что вскоре она пропадёт. Как и всё человеческое.
Но это было не так. Человеческое из Леоны не уходило. А что ещё более странное — оно возвращалось к Винсенту. Ему всё меньше хотелось думать о делах. Всё больше он отстранялся от Патрика. Винсент откладывал разговоры об обращённых, боясь, что Леона испугается.
— Винсент! Послушай, какая музыка! — кричала она, притягивая его к себе. — Пошли танцевать!
Винсент не мог ей отказать. Она была такой счастливой, когда кружила вокруг него. Её русые волосы развивались, как на картинах. В её глазах было столько живого блеска, столько любви, сколько никто не давал ей. Так откуда? К её тонкой шее хотелось прикоснуться каждый раз, когда граф смотрел на неё. С розоватых губ срывались слова песни. И даже они звучали иначе именно из уст Леоны! Когда на земле появиться великий художник, который сможет запечатлеть её красоту, Винсент подарит ему всё своё состояние!
Даже во снах он видел портрет Леоны. Только в реальности не хватало одной детали.
На двадцатый день рождения, когда они приехали к Патрику, он подарил ей жемчужные серёжки. Леоне так понравилось это украшение, что она пообещала никогда их не снимать.
— Даже после смерти! — воскликнула она тогда и поцеловала Винсента.
— Ты никогда не умрёшь, Леона, — сказал он с неуместной грустью.
— Чего это ты вдруг? Сегодня же праздник!
— Мне нужно тебе признаться…
— Винсент! — вскричал Виктор, вбегая в особняк.
На руках он нёс чьё-то обожжённое тело. Леона вскрикнула и отбежала подальше. В комнате появился отвратительный запах горелого мяса и волос. В глазах Виктора был неподдельный ужас, которого никогда не замечал Винсент. От этого он помедлил, прежде чем что-то делать.
— Чего ты стоишь?! — зарычал Барнс. — Нам надо спасти его!
— Как я должен это сделать?
Винсент видел, что парнишка ещё жив. Но это ненадолго. Ожоги слишком тяжёлые. Он был буквально приготовлен заживо. От такого зрелища Винсент едва сдерживал рвотный рефлекс, хотя на его памяти были случаи похуже.
— Обрати его! — рычал Виктор, плюясь.
— Ты в своём уме?
— Обрати! Тебе это ничего не стоит!
— Он всё равно умрёт. Какая разница обращённым или нет…
— Он мой сын, Винсент! Он не может умереть! Сделай что-нибудь!
Спустя недолгое замешательство Винсент поспешил в подвал. Виктор нервно поторапливал каждое движение графа. Счёт шёл на секунды. Мальчишка, лежащий на кровати, всё тише стонал. Винсент несколько раз обращал внимание на сухие обожжённые губы парня. Он шептал что-то вроде: «Ма-ма. Там». Граф Уилтшир отгонял от себя дурные мысли. Он не верил, что сыворотка поможет.
— Ты не думаешь, что мы обрекаем его на страдания? — решил спросить он, набирая лекарство в шприц.
— Он… должен выжить, — отречённо ответил Виктор.
Барнс стоял над пострадавшим сыном, покачиваясь в разные стороны. Он сжимал руки в кулаках, отчего костяшки неестественно выпирали. Его глаза раскрылись настолько широко, что он выглядел безумцем. Вены на облысевших висках взбухли. Одного прикосновения хватило бы, чтобы высвободить из них кровь.
Винсент сел на стул рядом с кроватью и хотел уже ввести сыворотку, но застыл. Чёрная кожа сыпалась. Если Винсент попробует взять любую часть тела парня, она отвалится. Как у обугленного дерева.
— Чего ты медлишь? — скрипел зубами Виктор. — Вводи!
— Виктор, я не уверен, что ему это надо.
— Я сказал — ВВОДИ!
Виктор впился ногтями в руку графа. Он смотрел на Винсента как на жертву. С той же кровожадностью и беспощадностью. Грудь Барнса наполнялась тяжёлым воздухом подвала. Винсент смотрел спокойно. Подобное состояние он видел не один раз на дню. Но сейчас Виктор беспокоится за человека. За сына. Вот это было удивительно.
— Ма-ма.
Барнс отпустил Винсента и уставился на сына. Упав рядом с ним на колени, он аккуратно вытер слёзы с его глаз.
Графу ничего не оставалось. Он ввёл сыворотку в полуживого парня и поспешил на выход. Если сыворотка подействует, то парень вскоре придёт в чувство. Только он мог не выдержать всей боли, что последует за преображением. Он будет ощущать ожоги и действие сыворотки.
Винсент прошёл мимо Леоны. Ему сейчас было не до объяснений.
Граф направился в спальную. Он рассчитывал, что пробудет там в одиночестве до ночи, но Леона появилась почти сразу. Она всё ещё выглядела испуганной, но всеми силами старалась скрыть это. Винсент пытался прочитать записки Эдмунда, но буквы менялись местами, и в итоге он опрокинул стол с гневным криком. Леона сидела на кровати. Стоило бы ей издать хоть один звук, Винсент тут же выместил бы злость на чём-то ещё.
— Он идиот!
Винсент видел губы с грубой корочкой и глубокими трещинами. Он видел руки, на которых почти не осталось кожи. Он видел дрожащие пальцы без ногтей. Лысую голову, лицо без ресниц и бровей. На теле парня не было живого места. Он мертвец! Но Виктор заставил Винсента сделать такую глупость, как обратить его!
— Почему меня это вообще беспокоит? — спросил сам себя граф, шагая из угла в угол. — Я поубивал столько людей, что их жизнь для меня — ничто! Они еда для таких, как я! Несколько лет назад я жаждал увидеть, как человек умирает от моих рук! Как его кровь течёт по рукам, а затем куски плоти попадают в живот! Эта чёртова церковь боится меня и только поэтому не охотится на нас! Плевать они хотели на соглашение Ричарда! Они лишь ждут, пока я ослабну… Ждут. И что же происходит сейчас? Я просто размяк.
Он с ужасом посмотрел на Леону. Но не от того, что проговорился, а от того, что осознал свою слабость. Граф пытался просчитать в какой момент он стал таким, но на память в этой ситуации нельзя было полагаться. Сейчас он видел только сгоревшее молодое дерево, от которого отваливаются чёрные хрупкие ветви.
Винсент пошатнулся.
— Что я натворил?
Его взгляд упал на раскиданную рукопись Эдмунда. Винсент недовольно рыкнул и прикусил губу.
— Винсент, — Леона аккуратно подошла к нему. — От судьбы не убежишь. Всё, что с тобой произошло было уготовлено задолго до твоего рождения. Нет смысла корить себя в чём-то. Жизнь поставила тебя на это место, чтобы закалить. С каждым разом ты становишься только сильнее.
— Ты хоть понимаешь, что несёшь?! — зарычал Винсент, исподлобья смотря на жену. — Какая к чёрту судьба? В каком месте закалить? Жизнь поставила меня на это место только для того, чтобы превратить в монстра! Ты ничего не знаешь, чтобы говорить такое, Леона.
— За эти четыре года ты меня так и не узнал, Винсент.
Она подняла несколько листков и, мельком пробежав глазами по размазанным строчкам, быстро произнесла, словно выученный урок:
— «Благодаря крови Патрика из Солсбери, который в последствии стал первым графом Уилтширом, человек может обрести невероятные способности. К ним относятся повышенная чувствительность к запахам и свету. Человек становится быстрее и сильнее. Раны на нём заживают в разы быстрее, а значит убить его — сложнее. Живут такие люди на порядок дольше. В сто пятьдесят лет они выглядят на сорок (из известных сравнений). Несмотря на все вышеперечисленные достоинства, человек с кровью Патрика должен пополнять силы с помощью крови. Пока точно неизвестно почему именно кровь, но благодаря наблюдениям я скоро узнаю это. Таких людей мы будем называть обращёнными…»
Пока Леона проговаривала это, Винсент забыл о том, что в подвале находится умирающий сын Виктора. Жена графа аккуратно положила листы на кровать и довольно хмыкнула. Удивлённый взгляд Винсента она любила больше всего. Так он был больше всего похож на ребёнка. Каждый раз ей хотелось в голос рассмеяться и прижать Винсента к груди.
Но во взгляде графа до сих пор сверкали искры гнева, поэтому Леона не приближалась к нему.
— Ты знала, — прошипел он. — Как давно?
— Почти сразу, как мы поженились. Ты часто сидел в кабинете, вот мне и стало интересно, что ты изучаешь. Пока кабинет пустовал, я читала записи. Не сложно было догадаться, что наш граф Уилтшир — обращённый. Вы с Патриком носили этот титул уже дважды. Удобно меняться друг с другом, учитывая, что прошлые поколения совсем вас не помнят.
— И ты ни разу за эти годы не спросила меня про обращённых?
— Зачем? — пожала плечами Леона. — Если надо было, ты бы сам мне рассказал. Я думала, что ты должен был подготовиться. Разговор не такой простой.
Винсент нервно усмехнулся. Этого он ожидал от Леоны меньше всего. Она всегда казалась ему такой беззаботной и наивной, что проникновение в кабинет было таким же нереальным, как воскрешение мёртвого.
— А если честно, то, когда ты собирался рассказать мне?
— Сегодня.
— Врёшь.
— Зачем? В этом нет смысла.
Леона упала на кровать и наигранно задумалась.
— Ты думал меня обратить?
— Давай поговорим об этом позже.
— Винсент!
Граф вышел, боясь, что не сможет соврать ей. Ведь в первую встречу он хотел просто использовать её. Вряд ли Леона была бы рада такому ответу. В конце концов, и сам Винсент хотел забыть об этом. Раньше он думал, что с возрастом станет кровожаднее, что его будут бояться. Но по итогу, граф Винсент Уилтшир сомневается в том, что поступал правильно!
Он вышел на улицу. С минуты на минуту должны приехать Патрик и Гидеон. Они отлично спелись, в отличие от «непутёвого» внука.
Золотые листья покрывали землю. Вдалеке виднелся плотный столп дыма. Судя по всему, именно оттуда Виктор притащил сына. Люди, стоящие рядом с горящим домом, спокойно наблюдали за тем, как пламя пожирает чьё-то жилище.
«Ма-ма. Там».
Винсент почти бросился в сторону пожара, но вскоре осознал, что живых там никого не могло остаться. Ему оставалось, как и всем, просто наблюдать. Как же он ненавидел чувствовать свою беспомощность! Даже кровь Патрика не может помочь.
Внезапная волна слабости накрыла графа, и он облокотился на стену, схватившись за голову. После того, как он стал экспериментировать со своей кровью, подобные приступы случались всё чаще. Винсент не мог смириться с тем, что только кровь Патрика способна на «чудеса преображения». Сколько же крови выкачал из себя Винсент в последний раз?
— Что с тобой? — знакомый голос с хрипотцой сливался с мыслями Винсента.
Граф Уилтшир с трудом открыл глаза. Свет на улице стал ослепительно ярким, несмотря на то, что солнце скрывалось за грозовыми тучами. Но среди этого света Винсент всё же смог узнать фигуру Патрика. За все годы с момента знакомства он ничуть не поменялся. Разве что янтарные глаза потускнели.
— Вам помочь? — двинулся к графу Гидеон.
— Оставь! — отмахнулся Винсент. — Пока вас не было, Виктор притащил к нам своего сына.
Все удивлённо уставились на Винсента, словно он бредил. Гидеон спустя недолгое осмысление загадочно хмыкнул и перевёл взгляд на Патрика. Глава семейства покачал головой и по-звериному оскалился. Будто Виктор принёс не сына, а очередную жертву.
— Я обратил его, — сказал Винсент прежде, чем Патрик открыл рот.
— Ты забыл, что должен советоваться со мной прежде, чем обращать кого-то?
Чтобы избежать лишних слов, граф позвал всех спуститься в подвал. Никто не ожидал, что увидит там рассыпающийся уголёк в форме человека. Только подойдя ближе, Патрик с отвращением отвернулся и выругался. Гидеон не мог осмелиться подойти. Один вид скорбящего Виктора вызывал бурю внутри.
— Не знал, что у тебя сын, — громко произнёс Патрик. — Почему молчал?
— Он хотел быть простым человеком, — почти шёпотом ответил Виктор. — И я подумал, что нет смысла знакомить вас.
— То есть, он знал кто ты?
Барнс кивнул.
— Гидеон! Ты знал, что у твоего отпрыска есть сын?
— Патрик, тише, — Винсент почувствовал, что настроение деда резко ухудшилось. — Ничего страшного не случилось.
— Я тебя спрашиваю, сукин сын! — не слушал Патрик и подошёл вплотную к Гидеону, приставив трость к горлу. — Ты знал об этом?!
— Да.
Гидеон не смотрел на заведённого Патрика. Ему часто приходилось видеть, как Патрик подобным образом подскакивал к Винсенту. Выглядело это, мягко сказать, ужасающе. Но если Винсент, как прямой потомок Патрика, мог дать отпор, то Гидеон даже не осмеливался сказать слова против. Он не имел никакой силы, оттого Гидеон умел только подчиняться.
Патрик замахнулся, чтобы ударить непослушного обращённого, но кто-то перехватил трость. Глава семейства с тяжёлым дыханием повернулся и увидел Виктора. В отличие от отца, он смотрел Патрику в глаза с завидной холодностью. Под влиянием Винсента Барнс-младший совсем не боялся расправы первого графа Уилтшира. Он относился к нему с почтением только из-за крови.
— Если хочешь убить его, сделай это на улице. Здесь должно быть тихо.
От тона Виктора Патрик успокоился. На удивление слова Барнса-младшего никого не задели, даже Гидеона. Он понимал, что Виктор сейчас не в том состоянии, чтобы выяснять отношения. Ему было важно только состояние сына.
— Не думай, что я оставлю это просто так, — грозился Патрик, выходя из подвала.
— Спасибо, — сказал Гидеон, когда шаги Патрика утихли.
Виктор ничего не ответил. Ему была противна слабость отца, но и не заступиться за него, он не мог.
Барнс-младший вернулся на прежнее место, сев в ту же позу. Он готов был просидеть так десятилетия. Главное — знать, что происходит с сыном.
— Завтра попробую обработать тело. Пусть пока отдыхает, — Винсент положил руку на плечо Виктора.
— Ты думаешь, что он не выживет?
Винсент боялся этого вопроса. Было бы правильнее поддержать друга, но это означало соврать или быть не до конца честным. Граф долго подбирал слова, но всё-таки признался:
— Думаю да. Но, может быть, твой сын удивит нас своей силой.
Выйдя из подвала, Гидеон остановился. Он выглядел озабоченным. Винсент подумал, что он совсем не знает, что делать дальше.
— Тебе никогда не приходила в голову мысль, что всё это неправильно? — вдруг спросил Барнс. — Может нам стоит что-то поменять?
Эти слова подтверждали раздумья графа Уилтшира. И это было страшно. Страшно, что если появились такие мысли, то вскоре последуют непоправимые последствия, которые изменят их жизнь. И Винсент сомневался, что в лучшую сторону.
Лазарь из Вифании
В комнате царила неловкая тишина. Анника не могла поверить, что целовала Хендерсона! Их ещё и застал за таким занятием его дядя. Стыд до сих пор вспыхивал в моменты, когда Шефер вспоминала, как набросилась на Ричарда. Она не могла простить себе такую слабость. Ведь никаких высоких чувств к Ричарду не было. Не было?
«Какой же стыд», — думала Шефер уже не первый раз, стараясь сидеть как можно тише.
Эдмунд не замечал нервного состояния Анники. Ему больше были интересны книжные полки позади. За время пребывания в Лавенхеме он смог выучить каждую книгу наизусть. Чувство гордости переполняли его. Желание Элис сбылось. Её сын пошёл по стопам Эдмунда. Жаль только, что он не смог многое лицезреть лично.
Ричард вернулся с чаем. Когда он встретился взглядом с Аникой, та смущённо отвернулась. Её лицо приобрело ярко-красный оттенок. Хендерсон и сам не заметил, как стал долго рассматривать Шефер. Ему была по душе эта сторона Анники. Когда она пыталась выглядеть безразличной и грубой, это раздражало также, как и неправильно подобранная одежда — постоянно хотелось одёрнуть и поправить. А тут всё встало на свои места. Анника более чувственный человек, чем Ричард предполагал раньше. Теперь понятно, почему они с Конрадом хорошо поладили.
— Я слышал, — специально громко произнёс Эдмунд, — у тебя получилось побороть чуму.
— Да, можно так сказать.
— Мета сказала, что тебя тоже подкосило. Но смотря на тебя, так и не скажешь.
— Я переусердствовал на работе.
Эдмунд сдержано засмеялся. Он присматривал за Аникой, пытаясь понять, что она за человек. Пусть Ричард и не стал бы приводить в столь поздний час подозрительных людей, но всё же доверять кому-то было опасно. Тем более после поступка Патрика, Эдмунд и вовсе потерял веру в людей. И обращённых.
— Ты как всегда не думаешь о себе, — глотнул чай Эдмунд, а затем более серьёзно добавил. — Как обстоят дела в Лавенхеме? Поговаривают у вас тут охотник объявился.
Анника напряглась.
«В порыве своих ПРЕКРАСНЫХ И ЦВЕТУЩИХ чувств ты даже не подумала о том, что это может быть ловушка! Я даже не знаю, стоит ли говорить о твоей бестолковости».
Шефер перевела взгляд на Эдмунда. По виду и не скажешь, что он опасен. Зато прекрасно ощущалась необоснованная неприязнь к Аннике. Он будто старался не замечать её.
— Объявился, — кивнул Ричард.
Он уставился на Аннику! Без слов он дал понять дяде, что охотник прямо перед ним. И от этого Шефер почувствовала себя ещё хуже. У неё закружилась голова и онемели руки. Анника была совсем безоружна!
— Это я, — вдруг выпалила она, нахмурившись.
Де Ласи недоверчиво усмехнулся. Он видел в Аннике кого угодно, но только не охотника. Ещё его смешила мысль, что охотник находится в тесном общении с обращёнными. Хотя вряд ли она об этом знала.
— Неожиданно. И что же вас побудило на подобное геройство?
— Они опасны. Люди не могут постоять за себя. Мне всё равно нечего терять, а так хотя бы буду полезна.
— И как же вы их убиваете? Голыми руками?
На этот вопрос Ричард положил пистолет на стол. Увидев знакомое оружие, де Ласи затаил дыхание. Перед глазами промелькнул тот день, когда он увидел его в первый раз. С тех пор этот пистолет ассоциировался у Эдмунда со слабостью и смертью.
Во рту пересохло и де Ласи выпил весь чай. Он стукнул кружкой по столу и, вздохнув, спросил:
— Где вы его нашли? Или это ты дал ей?
— Мне передал его отец Иоанн. После смерти Павла он посчитал, что пистолет поможет спасти мне жизнь.
— После смерти Павла?
— Да, он стал обращённым и напал на отца Иоанна в церкви. Отец Иоанн убил его, — ответил Ричард.
— Но почему он напал на него?
— Потому что он стал обращённым, — повторил со злостью Хендерсон. — Здесь обращённые агрессивные.
— Что значит «здесь»? — не понимала поменявшейся атмосферы Анника.
— Помимо Лавенхема обращённые есть в Троубридже. Собственно, откуда и прибыл к нам Эдмунд, — Ричард говорил сквозь зубы, а повернувшись к Шефер расслабился. — В Троубридже обращённые ведут себя немного иначе.
«Что-то тут не так, — мелькнуло у Анники в мыслях. — Он вроде бы не врёт, но… чувствуется, что он что-то отчаянно пытается скрыть».
«Что он обращённый! Это же элементарно, Ватсон!»
«Даже если и так, то мне нет смысла убивать его», — призналась себе Шефер, но ужаснулась. Холод пробежал по телу. Она на секунду почувствовала себя в могиле.
«Смысл можно додумать».
— Были бы в Лавенхеме спокойные обращённые, никто не стал бы их убивать, — как бы сама себе ответила Анника.
— Это вы сейчас так думаете, — цокнул Эдмунд. — Но поверьте, люди не любят тех, кто отличается. Обращённые сильные, оттого окружающие считают их опасными. И это не всегда связано с агрессивным поведением обращённых. Просто так сложилось.
— Я знаю себя. И если бы обращённые не нападали на людей, я бы их не трогала. Люди и обращённые могли бы жить в мире.
— Все так говорят. Но если бы представилась возможность сдвинуть с места сильное звено, вы бы тоже воспользовались ей.
«А он дело говорит!» — мерзко засмеялся муж.
— Если вы покажите мне адекватного обращённого, то я клянусь, что не стану убивать его!
Своей упорностью Эдмунд не уступал Ричарду. Он считал, что знает людей. В общении с ними он был более опытен, и жизненные ситуации в его жизни были самые разнообразные. Что могла противопоставить девушка лет тридцати ему?
Де Ласи умиляла реакция Анники. Её клятвы и громкие слова не удивляли, а скорее стали некой обыденностью. Он уже слышал это. И что произошло потом?
Эдмунд почувствовал боль в конечностях. Он выпрямился, чтобы отвлечься от воспоминаний. Время от времени он до сих пор слышал глухие удары. Ему стала противна кровь, но её запах присутствовал постоянно. Будто Эдмунд носил пропитанные одежды.
— Стоит прекратить этот разговор, — остановил их Ричард.
— Согласен. В соседнем городе остановился граф Уилтшир. Он сказал, что собирается сюда по важному делу, как только закончит там. Ты знаешь, что за «важные дела» возникли у нашего старика в Лавенхеме?
— А ты как думаешь?
— Обращённые?
— Да. Граф Уилтшир приедет, чтобы поговорить с миссис Шефер.
— Так он едет сюда ради вас? — искренне удивился де Ласи. — Вот уж не подозревал, что вы скрываете столько тайн.
— Это только малая часть, — закатила глаза Шефер. — Об остальном лучше не знать, а то боюсь инфаркт хватит.
— Инфаркт, — повторил Эдмунд. — Охотница ищет графа Уилтшира. Зачем?
— У меня есть к нему вопросы.
— Я знаком с графом и знаю ровно столько, сколько он. Можете спрашивать у меня.
— К сожалению, нет. Это личное.
— Думаете, что это он связан с обращёнными? — широко заулыбался Эдмунд, закинув ногу на ногу.
— Эдмунд, — попытался остановить допрос Ричард.
Де Ласи заткнул племянника жестом. Он не отводил взгляда от Анники. Теперь он начинал понимать, почему Ричард держал её рядом.
— Эти дела вас не касаются, — увильнула от вопроса Шефер. — Я пойду.
Хендерсон остановил её. Его горячая рука коснулась её, и накипевшее недовольство внутри Шефер ненадолго осело. Анника села на прежнее место, а Ричард встал рядом, пронзая взглядом дядю.
— Я подозреваю, что в появлении обращённых виноват Виктор. Миссис Шефер согласилась помочь мне. А для этого нам необходим граф Уилтшир.
— Виктор?
Эдмунд задумался. Ричард решил ввести Шефер в игру. И если она дойдёт до конца, то в её непричастности сомневаться нельзя. Но сейчас Эдмунд доверял мнению Виктора больше, чем словам племянника. Видно, что Анника смогла вскружить голову столь старому мужчине.
«Она интересуется только графом Уилтширом, — сказала Мета, выкрав Ричарда из трактира. — Она жаждет встречи с ним, но вопрос для чего? Может, ради личных целей, а может, она даёт знак графу».
— Простите, миссис Шефер, — де Ласи виновато склонил голову. — Мне не стоило так грубить.
— Я понимаю ваше напряжение из-за сложившейся ситуации, но нам стоит немного доверять друг другу, чтобы прекратить хаос с обращёнными.
— Похоже, что так. И что же вы собираетесь делать?
***
На протяжении недели Анника жила обычной жизнью. Все заботы об обращённых взяли на себя Ричард и Эдмунд, так как за Шефер была слежка. Взгляд зрителя изучал каждое её действие, каждую эмоцию. Стены отрастили уши и подслушивали. Но разговаривала Анника только с Адонаем и изредка появляющимся Конрадом, поэтому она не должна была беспокоиться. Но без оружия ей стало некомфортно выходить из комнаты. На каждом углу Шефер чудились силуэты обращённых и их шипение. Любой прохожий был потенциальным обращённым. Подозрения усилились после слов Ричарда:
«В Троубридже обращённые ведут себя немного иначе».
Ричард знал об этом. Как и то, что Анника изучает обращённых, но молчал. Почему?
Неужели Генрих и в этот раз оказался прав? Если Ричард окажется обращённым, то…
«Я не выстрелю, — повторила Шефер. — Он не может навредить людям».
«С чего такая уверенность? Ты же не знаешь о его прошлом».
Напротив вновь появился призрак Генриха. Но почему-то в этот раз по лицу не читалось его надменное отношение к жене. Он был спокоен или даже напряжён.
Помимо Анники в трактире сидели несколько постояльцев. Но все были настолько заняты своими разговорами, что Шефер могла бы спокойно поговорить с воображаемым мужем. Даже Адонай в этот день выходил за стойку крайне редко.
«Не знаю, — согласилась Анника, потирая края стакана. — Зато знаю, что сейчас он не опасен».
«Тоже сомнительно».
«Свали в свой астрал! Слишком много слов от тебя».
«Я лишь помогаю тебе».
«Мне не нужна твоя помощь».
«Как знаешь. Но гнить будешь ты, а не я».
Он действительно исчез. На удивление сегодня Генрих был сговорчив.
Анника утонула во времени и размышлениях. Ей казалось, что она просидела вот так — пялясь в стол, полдня и не меньше. Но посетители не менялись. А солнце всё также слепило в глаза.
«Если не считать обращённых, то в Лавенхеме довольно мило», — подумала Шефер.
Жаль будет покинуть этот город. Исчезнуть в неизвестность. Вспомнил бы о ней кто-нибудь из жителей? Конрад? Мета? Адонай? Ричард? Ведь в настоящей жизни вряд ли были такие люди, кто произносил её имя хотя бы мысленно. Ведь родители сейчас находились в одном из выбранном сущностью-богом месте. Может быть они встретятся после того, как Анника выполнит просьбу? Ей так не хватало их поддержки. Их слов. Что бы они сказали, узнав о том, что ей пришлось пережить? О том, что Генрих не такой хороший зять, как они считали? Анника верила, что они были бы первыми, кто раскрыл свои объятия, не боясь быть распятыми.
Две крупные слезы упали на стол. Шефер втёрла их в деревянную плоскость и испуганно осмотрелась. Ещё не хватало, чтобы кто-то начал задавать глупые вопросы.
Дверь в трактир распахнулась. Лёгкий ветер коснулся щеки Анники, и мокрая дорожка слёз отозвалась холодом.
Стул рядом скрипнул. Шефер специально отвернулась, не желая заводить разговор, но знакомый нежный голос, будто разморозил ледяное сердце.
— Добрый день, миссис Шефер! Рада, что встретила вас здесь.
Мета, которую Анника вспоминала несколько минут назад, сидела рядом с ней воплоти. Её радостный яркий образ смотрелся в трактире, как инородное тело. Ей стоило бы уехать в провинцию во Франции и жить возле лавандового поля. От неё даже пахло лёгким сладким маслом.
— А вас как сюда занесло?
— Да я подумала, что сейчас самое время заглянуть к Адонаю и отведать чего-нибудь вкусного.
Услышав своё имя, Гиббор стрельнул глазами в сторону Меты и загадочно «уплыл» на кухню. Аннику поражала такая способность Меты — менять настроение вокруг себя одной фразой.
— В последнее время я вас редко видела. Ричард сказал, что вы приболели.
— Да, неважно чувствую себя. Хочу побыть в одиночестве.
Охман угрюмо промычала.
— Спасибо, что заступились за меня, — смущённо сказала Анника после затянувшегося молчания.
— А? Когда это я заступалась за вас?
Шефер хотела ответить, но Мета звонко засмеялась. От её смеха Анника сама расплылась в улыбке, а окружающие обернулись посмотреть, кому принадлежат эти ангельские нотки в голосе.
— Да, точно! — воскликнула она. — Когда кто-то нашёл голову обращённого, а потом Виктор допытывался до вас с вопросами об охотнике. Точно, точно!
— Да, констебль был не в духе в тот день.
— Он всегда не в духе! Возможно поэтому они с Ричардом были хорошими друзьями.
— Были, — шепнула Шефер.
— Граф Уилтшир в пути. Завтра вечером он должен быть в Лавенхеме, — вдруг поменяла тон Мета и перешла на полушёпот.
Анника удивлённо посмотрела на Мету. Та вновь рассмеялась и похлопала Шефер по плечу.
— А вообще знаете, миссис Шефер, вам бы больше есть! От недоедания все болезни и возникают!
На такое странное поведение у Анники не было слов. Ей приходилось просто молча наблюдать, как Охман разыгрывает сценку. Она делала это для кого?
— О! Адона-ай, — протянула довольно Мета, потянувшись к трактирщику, чтобы обнять. — Это выглядит так вкусно!
Адонай еле заметно зашевелил губами рядом с ухом Охман. Лицо Меты сразу же поменялось. Она серьёзно посмотрела на ничего не понимающую Аннику и кивнула Адонаю.
Сердце заколотило сильнее обычного. Приступ одолел Шефер, и ей вновь захотелось броситься прочь. Но разум подсказывал, что стоит подождать. Только чего ждать? Анника нервно застучала ногой по полу. Это увидела Мета и аккуратно коснулась её пальцев. Кожа Охман была словно шёлк, которого заслуживали только боги. Но даже такое приятное прикосновение не успокоило Аннику. А наоборот дало новый повод убежать.
Из трактира кто-то вышел. Скрип прозвучал оглушающе громко, как никогда до этого. Все посетители замолчали, будто специально, чтобы Анника заметила это. Время застыло. Шефер хотела повернуться, чтобы рассмотреть незнакомца. Но время было против неё. В окне мелькнул только пепельно-чёрный плащ.
— Вы стали целью для Виктора, — спокойно говорила Мета, без прежней эмоциональности. — Вскоре он позовёт вас. Я точно не знаю, что он задумал, но прошу вас, не верьте ему. Ни одному слову.
— Почему я должна верить ВАМ? — охрипшим голосом спросила Анника. — Разве вы с Виктором не в хороших отношениях?
— Он мой друг, верно. И, как друг, я хочу помочь ему.
— Вы тоже думаете, что это он обращает людей?
— Многое указывает на него. Только Виктор мало смыслит в медицине, не говоря про обращения, — уныло ответила Мета, опёршись головой на руку. — Если догадки Ричарда верны, то за Виктором стоит кто-то ещё.
— Как Виктор связан с графом Уилтширом?
Этот вопрос зародился неожиданно. Сущность говорила, что именно граф Уилтшир хранит знания, позволяющие превращать людей в обращённых. Но Виктор и граф — разные люди. Тогда в чём тут смысл?
«Смысл можно додумать», — повторила фразу мужа Анника.
— Они познакомились после смерти прошлого констебля. Собственно, благодаря графу Виктор стал констеблем.
— Граф знает об обращённых?
— Конечно. Это была причина его первого приезда сюда.
Виктор точно не тот, кого все подозревают. Жаль, что Анника склонялась к подобному мнению лишь по внутренним ощущениям. Но Виктор и граф знакомы, а значит, могут быть сообщниками. Если верить сущности, то граф — хранит знания о создании обращённых.
— Надеюсь, вы прислушаетесь ко мне, — Мета подскочила с места. — Прошу, не наделайте глупостей!
Она выбежала, скрываясь под капюшоном плаща. Её тарелка с едой осталась одиноко стоять на столе. Адонай обратился к Аннике:
— Не желаете пообедать?
Шефер покачала головой. Тогда Гиббор непринуждённо сел за другой край стола и принялся с аппетитом есть.
Не успела тарелка опустеть, как в трактир зашёл тот самый незнакомец в пепельно-чёрном плаще. По внешнему виду Анника не могла понять кто он. Ничем непримечательный юноша. Но Шефер знала, что он связан с Виктором. По неуместно серьёзному взгляду.
— Вас ожидает констебль Виктор Барнс.
Незнакомец держал Аннику в поле зрения. Именно этот взгляд ощущала на себе Шефер всё это время. Но стоило признать, что если бы сам Барнс не сказал о слежке, то Анника никогда бы об этом не догадалась.
В доме, где заседал констебль, гулял сквозняк. Все окна были открыты. Видимо, Виктор не сильно беспокоился о том, что Анника попытается сбежать.
Виктор сидел в той комнате, где они впервые встретились. Ничего с того момента не поменялось. Констебль всё также сосредоточенно рассматривал документы. Солнце светило у него за спиной. От этого его лицо выглядело более мрачным. В этой тени его глаза светились до ужаса ярко. Почти как у существа-бога.
— Не похоже, что вы больны, — вместо приветствия сказал Виктор.
Дверь за Аникой закрылась. Возле прохода встал «шпион». Так они пытались создать впечатление тюрьмы. Давление Шефер почувствовала, но не боялась. Пока что.
— Может быть, вы передумали и хотите рассказать про оружие?
— Почему оно вас так интересует? Не только же потому, что вы констебль, — Анника села в ту же позу, что Ричард — положив руки на подлокотники и закинув ногу на ногу.
Виктор понял этот жест и ехидно усмехнулся.
— Вижу, общение с Ричардом принесло свои плоды. Спешу разочаровать. Ваше мнение о нём вскоре поменяется.
— Уже интересно.
— Вы охотник и должны охотиться на свою дичь, какой являются обращённые. И как вы думаете, может ли настоящий охотник дружить с дичью?
— Ненавижу метафоры, — выдавливала из себя слова Анника. — Говорите точнее.
— Ваш горячо любимый Ричард Хендерсон и есть обращённый. Я понимаю, что он мог сказать тоже самое и обо мне, но в отличие от него у меня есть кое-что.
Виктор подозвал к себе парня. Тот встал рядом. Анника всё ещё не понимала кто это.
— Во время чумы мне довелось поговорить со многими людьми. Среди них был и покойный мистер Рид. Он пал от ваших рук.
Шефер вспомнила, как после ссоры с Ричардом решила начать истреблять обращённых. Среди первых жертв был и Рид.
— Так вот, у него был сын — Себастьян Рид. Наверняка Рид-старший рассказывал вам про него. Он постоянно хвастался какой прекрасный у него сын!
— Да, было такое, — неуверенно согласилась Шефер.
Виктор Барнс с гордостью указал на парня. Вопреки настроению констебля, Себастьян стоял без эмоций. Как труп.
— Себастьян Рид! — торжественно объявил Виктор. — Тот самый, кто погиб от чумы и был воскрешён. И догадайтесь кем!
Шефер не хотела играть в игры Виктора.
— Скажи, Себастьян!
— Мистером Ричардом Хендерсоном. Он держал меня в подвале и хотел обратить. Но я сбежал.
Он демонстративно положил руку на сердце. На манжете рубашки сверкнула золотая треугольная пуговица.
— Почему я должна этому верить? Это может быть первый прохожий, который попался вам на глаза.
— Согласен, — мерзко улыбнулся Барнс. — У Хендерсона в подвале есть интересная книга. В ней вы найдёте всё, что он творил с Себастьяном. Всё, кроме последнего пункта.
Анника молчала. Хоть Мета Охман говорила не верить словам Виктора, но слишком уверенно он говорил о книге.
— Это всё? — Шефер не поднимала взгляд.
— Пожалуй. Надеюсь, что скоро вы примете правильное решение.
Она вышла из здания констебля. В глубине души Анника хотела верить, что слова Виктора — ложь. Но ноги сами повели её в сторону больницы, где её ждал Ричард.
Воскресение мёртвых
Вопреки словам Патрика, Винсенту всё же удалось найти способ создавать сыворотку на основе собственной крови. На это уходило сравнительно больше времени, но теперь они были свободны от Патрика. Атмосфера в доме всё сильнее давила на плечи живущих. Единственный, кто не замечал этого был Конрад — сын Виктора. При нём хотелось меньше всего задумываться о плохом. Он был, словно яркий лучик солнца. Это подтверждала и его внешность с большими голубыми глазами. Конраду шёл девятнадцатый год, а выглядел он до сих пор, как младенец. Ближе всех по духу к нему была Леона. Они могли гулять, забыв о времени, играть в игры, читать книги. Винсент присоединялся к ним, когда хотел отдохнуть. От этого уже бывший граф Уилтшир воспринимал Конрада, как сына.
— Ты вышел из заточения, — улыбалась Леона. — Как дела?
— Я закончил. Надо будет подумать, когда мы сможем уехать. И куда.
— Мы уезжаем? — разочарованно протянул Конрад, отодвинув книгу. — Почему?
— Это должно было произойти, Конрад, — Винсент сел рядом с ним на пол. — Люди в Криклейде начинают что-то подозревать. Не хотелось бы, чтобы к нам отправили кого-то из церкви.
— Но у нас же с ними договор! Разве они не должны защищать нас?
— Церковь никогда нас не защищала, — скривился Винсент. — Как только у них появится возможность поймать нас, они поймают.
— Виктор тоже об этом беспокоится, — поддержала Леона. — Он говорил, что местные обсуждали приезд кого-то из церкви. Что-то подсказывает мне, что едут охотиться на нас.
Конрад испуганно переводил взгляд то на Леону, то на Винсента. Его пугала возможность вновь оказаться в объятиях смерти. Все уже неоднократно объясняли ему, что обращённые почти бессмертны. Но Конраду не нравилось это «почти». Всё-таки была вероятность, что ему отрубят голову! И тогда никакая сыворотка не поможет.
Винсент заметил, как Барнс-младший задрожал и прижался к коленям. Подобное уже давно не происходило с ним. Зря Винсент начал эту тему.
Чтобы поддержать юного обращённого, Винсент прижал его к груди. Они сидели в обнимку. Бывший граф Уилтшир прекрасно понимал страхи Конрада. Он до сих пор видел во снах тот день, когда Эдмунд увёз его из Троубриджа. Яркий свет огня на фасаде их особняка больнее всего отзывался в сердце. Винсент не понимал, как в таком незрелом возрасте он смог легко отнестись к этому.
— Всё будет хорошо, Конрад, — наклонилась к нему Леона и погладила по горящей щеке. — Мы защитим тебя.
— Мне главное, чтобы вы смогли спасти себя. Я не хочу потерять вас.
— Ну что ты! Даже не думай об этом!
Леона расположилась рядом и зажала их в объятиях. В тот момент Конрад чувствовал себя самым счастливым. Ему не хотелось, чтобы что-то менялось в их жизни. Этого не хотел и Винсент. С появлением Конрада и Леоны он наконец-то смог ощутить семейный уют, поддержку, любовь. Он желал, чтобы никто из семьи никогда не испытал того, что испытал он.
Поэтому, когда Виктор принёс ему письмо, он понял, что за свои желания придётся бороться.
Вам стоит покинуть Криклейд. Император разорвал договорённость о неприкосновенности семьи графа Уилтшира. К вам уже направилось около сотни рыцарей во главе с Императором. С таким количеством вам не справиться. Направляйтесь в тот же день, когда получите письмо, в Лавенхем. Там о вас позаботятся.
Ты знаешь, что делать.
Прочитав последнее предложение, Винсент замер. В голове прозвучал знакомый голос. Винсента тут же обдал жар ненависти. Первым желанием стало разорвать письмо и забыть прочитанное. Но если адресат был прав? Нельзя рисковать, тем более планы о переезде витали в воздухе уже давно.
— Бери Леону и Конрада и уезжайте отсюда.
— Что?! — округлил глаза Виктор. — Уезжать? Куда?
— Лавенхем. Через час ваши вещи должны быть готовы.
— Хоть объясни, что происходит.
— Император Фердинанд желает заглянуть к нам в гости вместе с армией, — спокойно произнёс Винсент, и письмо сгорело от пламени свечи. — На утро от особняка ничего не останется.
— Что ты имеешь в виду?
Винсент не ответил. Из открытого окна донёсся резкий запах пыли. Солнце село совсем недавно. В городе все ложились спать. Топот лошадей будет слышен издалека, а свет их факелов виден на горизонте. Винсент успеет подготовиться.
— Ступай, — сказал он, отвернувшись к окну. — Времени нет.
Как бы не хотел Виктор, оставаться здесь нельзя было. Вопрос об охоте должен был давно всплыть в верхних кругах. Лишь невидимые силы охраняли обращённых всё это время.
Бывший граф Уилтшир всматривался в чистое ночное небо. Он несколько раз задумывался о предстоящей битве, но быстро отгонял эти мысли. Ему было противно представлять, как он кромсает рыцарей одного за другим. Лужи крови стекали бы по улицам невинного городка. А что если, его убьют?
«Как жаль», — только и подумал он.
У него начали появляться планы на жизнь, а тут смерть. Если его жизнь закончится так, то какой в ней был смысл? Он не успел сделать ничего хорошего. Зато выполнил весь греховный список, за который несомненно попадёт в ад. Конечно, если подумать, Винсент в любом бы случае попал в ад. Он не смог бы за свою долгую жизнь обращённого искупить грехи. И в первую очередь, он не смог бы простить их себе.
Особенно он чувствовал вину за Анну. За те истязания, которым он подверг её ради жалкого грязного эксперимента с рождением ребёнка. Жаль, что она не умерла в ту ночь в саду. Возможно тогда бы Винсент не испытывал таких угрызений совести.
Он вспоминал её крики о помощи, налитые кровью глаза. На её теле в последние дни не было чистого места — повсюду синели следы от сыворотки и других экспериментальных лекарств. Он хотел, чтобы она жила вопреки смерти. Насильно держал её душу в испорченном теле. Во время родов Анна не проронила и слова. Как только родился Виктор, она замолчала навеки. Даже Винсент в тот момент вздохнул с облегчением. Но проходило всё больше времени с момента её смерти, а она всё чаще приходила к нему. Во сне, во время раздумий. В любое время, когда Винсент чувствовал себя хорошо.
«Я убью тебя, Винсент! Я сотру с твоего лица эту надменную ухмылку!», — кричала она в начале, когда в ней было много сил.
— Винсент! — окликнула его Леона. — Почему ты не собираешься?
— Я останусь.
— Зачем? Они же убьют тебя! Или возьмут в заложники! Я даже не знаю, что из этого хуже!
Леона схватилась за руку Винсента мёртвой хваткой. Она пыталась посмотреть ему в глаза, но они были обращены куда-то в небо. Винсент был отвратительно спокоен. И если раньше Леона списывала это на возраст, то сейчас поняла, что дело тут в другом.
— Винсент, — испуганно залепетала она. — Зачем ты идёшь на верную смерть?
— Если для вашего спасения мне стоит всего лишь отдать свою жизнь, то я без сомнения отдам её.
— Всего лишь?! Как мы останемся без тебя?!
Бывший граф провёл рукой по волосам Леоны и прислонился лбом ко лбу. Леона до сих пор не отпускала руку Винсента. Поэтому он отчётливо чувствовал холодные от страха пальцы жены.
— Я останусь с тобой! Если ты умрёшь, то я тоже отправлюсь за тобой!
— Не глупи, — шепнул Винсент. — Ты всё ещё простой человек. Я смогу постоять за себя. Что мне эти рыцари?
— Ты ДОЛЖЕН вернуться к нам! Винсент! Ты слышишь?!
Винсент убрал мокрые дорожки с лица Леоны. В свете восходящей Луны её покрасневший нос выглядел по-особенному. Слёзы в её глазах отражали ночное светило. В этот день Леона выглядела иначе. Жаль, что Винсент не увидит её портрет. Не увидит, как она проживёт жизнь.
— Нам пора! — воскликнул Виктор.
Тут же послышались громкие шаги. Дверь распахнулась, и в комнату прямиком в объятия Винсента вбежал Конрад. Бывший граф слышал от него только хлюпанье. Ему было страшно смотреть на расстроенное лицо «сына». Страшно было понимать, что он чувствовал. Сердце Винсента истекало кровью от каждого вздрагивания Конрада.
Винсент ожидал, что он что-то скажет перед отъездом, но он лишь кинул расстроенный взгляд и скрылся из виду. Леона направилась следом, но перед уходом спокойно сказала:
— Я люблю тебя. И жду.
Дверь закрылась. И тогда Винсент по-настоящему ощутил неизбежность предстоящей встречи с Императором. Бывший граф Уилтшир остался наедине с собой в ожидании смерти.
***
Император Священной Римской Империи, король Венгрии, король Чехии Фердинанд III вместе с армией рыцарей наблюдал, как в самом отдалённом месте Криклейда горел особняк. Огонь возвышался на несколько десятков метров. Свет от него напоминал солнце — такой же ослепительный. Запах жжённой древесины разносился на весь город. Рыцари размахивали руками, стараясь очистить воздух. Но Фердинанд не думал о дыхании. Его беспокоило только одно — где жители этого дома.
Тёмная фигура вышла сразу, стоило Императору вспомнить о людях. Это тёмное пятно напоминало Дьявола. Огонь вокруг — его владения, приблизившись к которым нельзя было уйти живым. Но это только пока король Ада жив. Фердинанд приехал в Криклейд не для того, чтобы оставлять этих тварей живыми. Они не хотели покоряться, а значит их судьба решена.
Согревающий огонь позади Винсента напоминал ему о детстве. Из-за страха обращённые вынуждены прятаться. Прямо как крысы. И сейчас Винсент должен был показать, что они могут постоять за себя. Может быть, тогда люди одумаются.
— Рад приветствовать вас, Ваше Величество, — голос Винсента звучал так же спокойно, как треск огня. — Простите, но я не смогу принять вас со всем гостеприимством.
— Представься! — крикнул кто-то рядом с Императором.
— Винсент де Ласи, — поклонился он, выставив трость в бок.
— Де Ласи, — повторил Фердинанд, скривив лицо в отвращении. — Где остальные обращённые?
— Не понимаю о чём вы говорите. Я уже давно живу здесь один.
Сонные жители Криклейда повылазили из домов. Они без стеснения наблюдали за стоящим Винсентом и перешёптывались. Бывший граф понимал, что в любую минуту пороховая бочка может взорваться. Она заденет его, если он будет много говорить. Люди всегда любили посплетничать об их семье. А если выпадает возможность покрасоваться перед Императором, то они скажут всё, что ему понравится!
— Вот оно что, — Фердинанд спрыгнул с лошади и подошёл ближе.
Он стоял в двух метрах. Так было хорошо видно его улыбающееся лицо. Красно-оранжевые блики от огня гуляли по складкам на щеках и лбу. На тёмных волосах и усах оседал пепел. Игривые карие глаза бегали по фигуре Винсента. Фердинанд не нашёл ничего, что могло бы напугать его. Обычный. Убить такого хилого парнишку не стоило больших сил. Одного выстрела будет достаточно.
— Значит, Эдмунд успел предупредить вас, — Император вытащил пистолет и стал поглаживать его. — Я его недооценил. Но ничего страшного, моя армия раскинулась по всему графству. Убежавшие твари скоро отправятся прямиком за тобой.
Он выстрелил. Винсент был готов к этому, поэтому смог увернуться от пули. Но Фердинанд не стал терять времени и сделал выпад мечом. Кончик оружия коснулся одежд Винсента, но не навредил ему самому.
Они ходили по кругу, как два враждующих хищника. Но у Императора было явное преимущество. Винсенту приходилось надеяться лишь на трость и способности обращённого. Ни то, ни другое не спасёт его даже при бегстве.
— Как же ваша семейка дьявольских отродий осмелилась сжечь свои труды?
Следующий удар Винсент отпарировал тростью. Фердинанд даже во время атак продолжал посмеиваться над неуклюжестью соперника. Винсент и сам понимал, что потерял прежнюю реакцию.
— Почему сам не сбежал, а? Или подумал, что сможешь в одиночку убить сотню обученных воинов?
Император взял песок и бросил в сторону Винсента. Тому пришлось подставить руку и отпрыгнуть назад. Но позади была стена из рыцарей. Один из них ударил Винсента рукоятью меча по позвоночнику. Боль тут же засверкала звёздами в глазах. Воспользовавшись моментом, Фердинанд ударил бывшего графа под дых, отчего тот сложился пополам.
— О тебе рассказывали столько страшных историй, что я уж понадеялся на кровопролитный бой, — Император направил пистолет на Винсента. — Может стоило просто отправить нескольких воинов? Слишком много чести для одного обращённого.
Пока Фердинанд спускал курок, Винсент выхватил у ударившего его рыцаря меч и выбил оружие из рук Императора. Вместе с пистолетом на землю упал указательный палец. Император осмотрел окровавленную руку и обнажил меч. Он сверкнул ярким пламенем, как карающий клинок. Фердинанд с криками стал наносить удары. Некоторые из них Винсент мог с лёгкостью блокировать тростью, что ещё больше выводило из равновесия Императора.
Тогда один из наблюдающих рыцарей подкрался сзади и схватил бывшего графа. Фердинанд замахнулся, чтобы снести голову обращённому. Но Винсент не растерялся и, развернувшись, подставил под удар рыцаря. Голова покатилась к ногам наблюдающим.
Фердинанду была безразлична смерть одного из рыцарей. Поэтому он продолжал нападать, пытаясь оттолкнуть Винсента в толпу. Так можно было бы создать видимость, что обращённый не владел пространством, и оттого его смерть покажется ещё более нелепой. Ведь если Император даст команду нападать, все подумают, что он не может совладать даже с одним обращённым.
Винсент не атаковал. Он выжидал, пока Император израсходует запас прыти и сосредоточенности. Ведь он бегал за Винсентом, как ребёнок за лягушкой! Как голодный пёс за зайцем!
Звон соприкасающихся клинков вместе с треском горящих брусьев напоминали зрителям о битве Михаила с Люцифером. Они видели в Фердинанде Михаила — доблестного, защищающего Бога, праведного и справедливого. А в Винсенте — отрёкшегося от всего святого изгнанника, убийцу и еретика. Добро и зло. Свет и тьма.
Бывший граф чувствовал это. Всю жизнь он воевал против Бога, против его главного творения — жизни. И сейчас, отбиваясь от Императора, предстояло расплатиться.
Пыл Фердинанда поутих. Он остановился и протёр вспотевшее лицо. Кровь с пальца стекала по лезвию меча, будто подавая знак Винсенту. «Кровь будет».
— Ты же знаешь, что не выберешься отсюда живым, — тяжело дыша, но громко сказал Император. — Сдайся и умрёшь быстро!
— Неужели вы действительно думаете, что я соглашусь?
— Если бы ты мог нас убить, то убил бы! Но ты лишь танцуешь, как скромная девка на балу! Ради чего?!
Винсент рассмеялся. Сначала смех звучал, как убаюкивающая песня, которая вскоре переросла в гром. Позади начал рушиться особняк. Искры разлетались в разные стороны, опадая возле Винсента. Его чёрные волосы побелели от пепла.
Бывший граф снял плащ и бросил в огонь.
— Давайте потанцуем, как развратные девицы, Ваше Величество!
Винсент в секунду оказался рядом с Императором. Бывший граф схватил его за лицо и припечатал к земле. Ногтями он оставил на лице Фердинанда глубокие раны, из которых тотчас хлынула кровь. Не успел Император подняться на ноги, Винсент ударил снова. На этот раз Император почувствовал удар в висок. На секунду ему даже показалось, что он теряет сознание. Фердинанд побежал к пистолету на четвереньках, точно раненная борзая. Он уже коснулся ствола, как яркий блеск рядом ослепил.
Это был меч. Винсент ударил им по руке Императора. Кисть отделилась с громким хрустом. Бывший граф задорно отбросил её в сторону к рыцарям.
— Уже не так скучно, а? — пародировал Винсент Императора, прислонив лезвие оружия к подбородку лежащего. — Что теперь будешь делать?
Не успел Фердинанд ответить, Винсент перевернул его и, схватив за горло, потащил к огню. Император старался отбиться от обращённого оставшейся рукой, размахивая ей возле лица Винсента. Бывшего графа Уилтшира только забавляли нелепые движения Императора, висевшего в воздухе.
Огонь стал не просто согревать. Они подошли на то расстояние, где пламя уже приносит боль, но ещё не сжигает. Император хрипел невнятные слова. Рука, в которой обращённый держал меч, поднялась ввысь. Сейчас должна была произойти казнь! За одно движение обращённый мог бы раздвоить тело Императора! Лезвие ещё не коснулось Фердинанда, но он уже всё чувствовал! От страха он истерически, не своим голосом закричал:
— Убить его!
Тут же Винсент услышал очередной выстрел. Он ещё не почувствовал боли, но знал, что пуля попала почти в сердце. Оно забилось медленнее, но удары стали сильнее. Холод пробил всё тело бывшего графа. И тогда он забыл, что находился рядом с огнём. Такой адский холод!
Ему пришлось отпустить находящегося на грани сознания Императора. Рыцари зазвенели толстыми доспехами. Они бежали толпой, совсем не понимая, что могут навредить друг другу.
Винсент в последний раз посмотрел на Императора и тихо произнёс:
— В следующий раз я прикончу тебя быстрее, чем ты слезешь с лошади.
Он бросился в толпу рыцарей. С момента последней битвы они стали намного проворнее. Но это не помешало бывшему графу нанизать несколько голов на меч. Кровавый дождь омывал Винсента, пока он кружил между воинов. Уворачиваясь от одних ударов, Винсент рисковал не увернуться от других. Вот меч проходит совсем рядом с животом. Винсент отскакивает, но уже чувствует прикосновение острия у шеи. Он падает на землю и прыгает на одного из рыцарей, разрывая ему горло. Другой приближается на лошади. Животное в страхе поднимается на дыбы и ударяет бывшего графа по груди. Винсент забывает как управлять собственным телом и падает лицом в землю.
Если он сейчас же не встанет, то его пронзят мечом. Время остановилось. Винсент успел осмотреть лицо каждого рыцаря, окружавших его. Эти неуместные праздничные доспехи испачкались в пыли и крови. Длинные плащи, волочащиеся по земле, мешали некоторым свободно передвигаться. Фердинанд действительно не рассчитывал на серьёзную битву.
Винсент опёрся на ослабшие руки. Меч лежал далеко. Стоило как-то сражаться без него. Бывший граф заревел озверевшим голосом. Он перевернулся лицом к нападавшему рыцарю, который уже поднял над ним меч. Винсент ногой вывел его из равновесия. Упавший рыцарь повалил за собой ещё нескольких, словно домино.
Удар со спины обращённый заблокировал рукой. На ладони появился глубокий порез. Если бы удар пришёлся с боку, то Винсент рисковал потерять руку. Меч заблестел слева — Винсент подставил локоть. Справа — обе руки. И наконец оружие у него!
Кровь стекала по всему телу бывшего графа. Он чувствовал её горящие потоки. Чувствовал, как уходят вместе с ними силы. От рыцарей оставались лишь блестящие доспехи. Винсент не видел ничего, кроме мутных движущихся фигур. А он не перебил и половины армии Императора.
Из последних сил обращённый размахивал мечом, как умалишённый. От этого у рыцарей появилось второе дыхание. Они стали нападать ещё агрессивнее, всё чаще заставляя Винсента падать на колени.
Бежать или умереть здесь? Вот о чём думал Винсент де Ласи, едва улавливая реальность. Он слышал только редкие мысли и протяжной убаюкивающий писк. Темнота ласкала его и согревала. Стоило только закрыть глаза, чтобы полностью ощутить небытие.
«Я люблю тебя. И жду».
Как же Винсент не хотел подводить их. Но как выбраться из этого водоворота стали? Какое чудо должно произойти, чтобы его не убили?
И словно кто-то свыше услышал его. Или сам Дьявол не хотел смерти подчинённого? Но из толпы освежившихся рыцарей выбежала лошадь Императора. Она бежала именно к Винсенту! Только схватившись за поводья и запрыгнув в седло, Винсент увидел испуганного мужчину, который видимо и охранял эту лошадь.
Даже убегая, бывший граф успел убить нескольких рыцарей. И уже за пределами Криклейда Винсент слышал, как гонящиеся за ним воины Императора стреляют вслепую. От каждого выстрела в глазах становилось темнее. Но на горизонте уже виднелись первые лучи солнца.
«Свет. Я выжил», — подумал Винсент и потерял сознание.
Ему ничего не снилось. Ни образы, ни звуки не тревожили его сознание. Только перед пробуждением истощённая душа подумала, что умерла. Если мир после смерти выглядел вот так — пусто, то это не самое страшное. Лучше бы оно так и было.
После этого события бывший граф Уилтшир Винсент де Ласи почти ничего не помнил. Он знал, что, когда открыл глаза он уже был в Лавенхеме. Он стоял на коленях возле церкви. Вокруг никого не было. Только Луна смотрела на него с небес. Что же она подумала, смотря, как некогда сильный граф Уилтшир наставляет на себя пистолет?
Пистолет. Винсент создал его специально для Патрика. На случай, если тот захочет осуществить свой план и создать армию обращённых. А ведь Винсент и сам был не против этого в первые годы. Но чем больше он познавал сущность людей, тем больше понимал, что они нуждаются в помощи. И Винсент может её дать. Это подтвердили и Леона с Конрадом.
Леона. Конрад. Виктор. Что с ними стало? Как бы ни старался Винсент, он не мог это вспомнить.
Винсент напрягся, готовый нажать на курок. Одно движение. Ну же!
— Так поступают только слабаки, — послышался до боли знакомый голос. — Я не думаю, что ты один из них.
Винсент открыл глаза. Неподалёку стоял мужчина в синем плаще, полностью закрывающий его тело. Лишь по сверкающим в лунном свете усталым глазам Винсент узнал его.
Бывший граф отпустил пистолет и бросился в объятия Эдмунда. Он не смог полностью подняться на ноги, поэтому дополз до дяди на коленях. Он обхватил Эдмунда со всей силы, как в детстве. Винсент не знал настоящий он или нет, но ему показалось это не важно. Спустя столько лет Эдмунд вернулся! Винсент уткнулся в живот дяди и заплакал. Эдмунд гладил его по тёмным прядям. Он боялся этой встречи. Ведь Винсент мог отреагировать на его появление не так хорошо. Всё-таки он…
— Почему ты оставил меня? — дрожащим голосом спросил Винсент. — Куда ты пропал на эти годы? На эти столетия?
— Прости, мой дорогой Винсент, — сдерживаясь отвечал де Ласи. — Я старался вернуться, как можно скорее.
— Я ненавижу тебя! — вдруг закричал бывший граф, но не отпускал дядю. — Из-за тебя я стал таким! Если бы ты был рядом, я бы… я бы никого не убивал! Я бы никогда не стал таким, как Патрик! Я думал, что смерть людей нормальна. Я думал, они — пища. Я думал, что прав. Я думал, что меня будут бояться! Но в одну ночь я потерял ВСЁ! ВСЁ, что было! ГДЕ МОЯ ЛЕОНА?! ГДЕ КОНРАД?! ГДЕ ВИКТОР?! ПОЧЕМУ Я НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ?!
— Винсент, — Эдмунд отодвинул его от себя и взглянул в заплаканные глаза. — Пора уже смириться. Столько лет прошло. Ты остался один, но это ненадолго. Все смертны. Даже обращённые.
Бардо
Ричард был сам не свой. Всё утро он ходил по больнице с хмурым лицом. Эдмунд мог бы подумать, что это привычное состояние племянника, но на вопросы Ричард отвечал заторможено и иногда не в тему.
Хендерсон стоял у книжного шкафа. Он открыл какую-то книгу на какой-то странице и читал. Правда он ничего не понимал. Ричард смотрел, но не видел. Трогал, но не ощущал. Он перестал чувствовать себя живым. Голова ходила кругом, когда Ричард пытался вернуться в реальность. Получалось скверно. Мысли превращались в тяжёлую кашу. Вокруг стояла оглушающая тишина, в которой Хендерсон боялся раствориться. Чьи-то невидимые руки тянули его в неизвестность. Возвращали туда, откуда он появился.
Когда Эдмунд коснулся его, Ричард вздрогнул. Книга с оглушающим грохотом упала. Мысли в тот же момент встали на свои места, будто испугались чего-то. Хендерсон взял себя в руки и посмотрел на дядю.
— Что с тобой? — спросил де Ласи строго.
— Я, — выдохнул Хендерсон и сел в кресло, — Неважно себя чувствую.
— Опять?
— Это чувство уже давно не появлялось. Я до сих пор не понимаю с чем это связано.
— Тебе снова снился сон?
— Да, — Ричарду захотелось опустошить желудок, и, чтобы не думать об этом, он закрыл глаза.
— Всё тоже самое?
Кровь застучала по вискам. Боль обручем объяла голову. Перед глазами засияли разноцветные звёзды, превращающиеся в тёмные пятна. Хендерсон попытался взглянуть на Эдмунда, но вместо лица он увидел смазанное пятно. Он вновь закрылся руками.
— Да. Эта ночь снится мне всё чаще. Я помню каждую секунду нашей встречи, но во сне всё происходит иначе. Там я чувствую разъедающий траур в душе. Внутри меня пустота. Ты появляешься в тот момент, когда я почти нажал на курок.
— Пока что ничего необычного, — тихо сказал Эдмунд, поправляя воротник.
— Да, но потом, — Ричард с трудом сглотнул. — Потом ты говоришь, что мне следует смириться. Что все рано или поздно погибают. Даже обращённые.
— Я тебе действительно это говорил. Что же не так?
— Ты говорил не так! Не с той интонацией! — закричал Ричард, вскочив, и посмотрел на де Ласи налитыми кровью глазами. — В реальности ты предложил обратить Леону! Поменять нам имена, чтобы Император и церковь нас не нашли! А во сне ты говоришь так, будто… будто.
Ричард боялся произносить это вслух. Он взялся за голову и медленно отошёл к окну. Реальность пульсировала. По ту сторону окна стояли люди. Они смотрели на Ричарда с осуждением и ненавистью. Их было так много, что Хендерсон видел их на горизонте. Все они указывали на него пальцем. Ричард не мог отвернуться или закрыть глаза. Он просто стоял и смотрел в их пустые глазницы. В этих пустотах разгорался огонь, в котором Ричард оставил прошлое, сжёг Винсента.
«Винсент», — только из уст Леоны это имя звучало прекрасно. Но и её уже нет. Есть Мета, которая не смогла смириться со слабостью мужа и сбежала.
Ричард прикусил губу. Люди растворились в разогретом воздухе. Частички воспоминаний витали вокруг, но уже не с такой тяжестью оседали на плечах.
— Винсент. Пора выполнять уговор.
— Что?
Хендерсон испуганно повернулся к Эдмунду.
— Я говорю, что тебе надо отдохнуть от работы, — повторил беззаботно де Ласи. — После чумы бывают приступы галлюцинаций и бессонница. Тем более, ты отдал много крови для вакцины. Должно пройти время, чтобы восстановиться.
— Да, ты прав.
В комнату вошёл Конрад. Ричард не сразу отреагировал на него, зато де Ласи, завидев юного Барнса, растянулся в широкой улыбке.
— Что там наша пташка? — смеясь спросил Эдмунд.
— Её вызвал отец, — неуверенно ответил Конрад и посмотрел на Ричарда. — Мистер Хендерсон, с вами всё хорошо?
— Зачем он её вызвал? — вопросом на вопрос ответил Ричард.
— Я не уверен, но Мета говорит, что шпионом оказался Себастьян Рид, который был вашим учеником.
— Себастьян должен быть мёртв. Он выполз из подвала, когда сыворотка ещё не подействовала, — Ричард изменился в лице. — Ублюдок. Он подослал его ко мне специально.
Эдмунд вскинул бровями. О подробностях смерти Себастьяна он не знал, и теперь понятно почему. Ученик оказался живее всех живых!
Земля под ногами Хендерсона иногда пропадала. Он словно стоял на волнах. Они набирали высоту и скоро опрокинут несчастного мореплавателя без лодки. Ричард схватился за трость, но не смог удержаться на ногах. К нему подскочили Эдмунд и Конрад.
— Нашёл время расслабляться! — рыкнул де Ласи, но без злобы. — Только не теряй сознание!
Они взяли Ричарда под руки и понесли в подвал. Хендерсон не видел ничего, хотя глаза он держал открытыми. Пугающая темнота проникала в самые глубокие участки сознания. Когда его положили на диван, он ощутил, холодную сталь. Рядом шумели инструменты. Их тихий звон Ричард не мог спутать ни с чем. Еле осязаемое тепло появилось у груди. Человеческое тепло. Неаккуратный разрез появился у самого сердца! Ричарда разделывают! Под ним был холодный хирургический стол! На таких он работал сам. Разделывал трупы, чтобы изучить причину смерти. Но он же не мёртв! Какой безумец решился оперировать живого человека?!
Хендерсон хотел закричать. Но ничего не было. Не было рта, не было языка. Ничего. Его уже разобрали на органы и расфасовали по отвратительным банкам. Сердце, печень, глаза. Это всё его?!
«Так вот что она видела?», — мелькнула мысль в разуме Ричарда.
Анника со всей силы стучала по крепкой двери больницы. Она стояла на улице несколько минут, а ей до сих пор не открыли. Да и вообще, почему больница закрыта?
Только в мысли Шефер закрались идеи о разбивании окна, как в дверях появился Конрад. Барнс-младший поприветствовал Аннику, но боялся смотреть ей в глаза.
— Простите, что не сразу открыл. Зачитался.
— Где Хендерсон?
— Он ушёл.
— Тогда я подожду его тут.
Анника попыталась пройти через Конрада, но тот прикрыл дверь. Теперь Шефер видела лишь испуганное лицо Барнса.
— Простите, но я не могу впустить вас. Мистер де Ласи сейчас занят.
— Позови его.
— Кого?
— Де Ласи! У меня серьёзный разговор!
— Я… я же говорю, он занят.
Примеченный Шефер камень лежал недалеко. Она подняла его и продемонстрировала Конраду. Барнсу не стоило объяснять, что она собиралась делать. Но даже несмотря на это, он продолжал настаивать на своём.
— Простите, миссис Шефер! Не могу!
Он захлопнул дверь. Звук засова говорил, что Анника не сможет пройти через парадный вход.
Шефер ещё раз посмотрела на камень. Подойдя к окну, она убедилась, что оно достаточно хрупкое. Раз другого входа не было…
Стекло зазвенело по всей больнице. Анника оказалась в кабинете Ричарда. Перелезая через разбитое окно, она поранила руки. Из глубоких ран потекла алая кровь. Шефер насторожилась. А что если Виктор был прав? Действительно ли ей стоит идти туда? Против неё, как минимум, трое.
Шефер услышала чьи-то быстрые шаги. Её взгляд упал на письменный стол. Помимо бумаг, там было то, что вызвало неописуемую радость внутри Анники. Пистолет! Она бросилась к нему, как к спасательной шлюпке. Патроны были на месте.
«Неужели я собираюсь наставить пистолет на Конрада?», — даже внутренний голос Анники дрожал.
Но не успела Шефер ответить себе, как из-за угла показался Барнс-младший. Он увидел Аннику с оружием и замер. У него тут же навернулись слёзы и задрожали поджилки на лице. Анника хотела тут же отбросить пистолет в сторону, но тогда бы он её выгнал.
— Отведи меня к Ричарду, — как можно хладнокровнее произнесла она. — Я знаю, что он здесь.
Конрад боялся. Смерть стояла перед ним с теми же прожигающими глазами. Его бросило в жар, как только он увидел дуло пистолета.
— Миссис Шефер, — обратился он, глотая слёзы, — прошу, не надо.
Анника не сразу поняла о чём он говорит.
Вдруг Конрад упал на колени, вдавив лоб в пол. Шефер отошла назад. Пистолет она перевела ниже. Если выстрелит, то попадёт точно ему в голову. С такого расстояния нельзя было промахнуться.
— Конрад…
— Миссис Шефер, — повторял Барнс-младший, — не надо. Я хочу, чтобы все выжили! Мистер Хендерсон не тот, кто вам нужен! Не верьте словам отца! Его вынуждают идти против мистера Хендерсона, потому что он единственный, кто знает об обращённых так много! Но мистер Хендерсон не враг! Он всегда был за нас! Он столько раз жертвовал собой ради семьи! Пожалуйста, миссис Шефер, я беспокоюсь о вас так же, как и обо всех членах семьи!
Рука опустилась сама. Шефер была удивлена такой преданности Конрада. Этот ребёнок был готов умереть ради Хендерсона.
«Какая глупость», — подумала Анника.
— Ты действительно подумал, что я выстрелю в тебя? — с печалью в голосе спросила она.
— Иначе, зачем вам пистолет?
Эдмунд поднял Конрада и отправил его в другую комнату. В отличие от Барнса-младшего, де Ласи церемониться с Шефер не будет. Она это прекрасно понимала. Но после слов Конрада её будто одёрнули. Теперь она хотела уйти домой и задуматься о своей семье. Которую она больше никогда не увидит.
— На случай, если придётся стрелять, — съязвила Анника и убрала пистолет под плащ. — Где Хендерсон?
— В подвале.
— Мне нужно поговорить с ним.
— Не получится.
— Почему?
Вместо ответа, де Ласи повёл её за собой. В тот самый подвал, который так защищал Конрад. Благодаря ему, Эдмунд успел ввести сыворотку и успокоить Ричарда. Поэтому Шефер увидела Хендерсона мирно спящим на диване.
— Что с ним? — спросила она, подходя ближе.
На губах Ричарда была содрана кожа. На щеке остался еле заметный след от крови. На лбу проступила испарина.
— Последствия чумы. Я уже встречал подобные симптомы.
— Так вы тоже доктор?
— Да, это семейное дело.
От Ричарда добиться ничего не получится. Но может это и к лучшему? В библиотеку она может попасть и сама, только вот где искать нужные документы? Шефер впилась изучающим взглядом в Эдмунда. Де Ласи уверенно выдерживал «удары» со стороны Анники. Раз Ричард решил доверять ей, то Эдмунд тоже постарается. В лице Анники он не видел бестолковой девицы. Рано или поздно она всё узнает. И если Анника верна своим словам, то не убьёт их.
— Констебль Барнс сказал, что у Ричарда есть записи относительно Себастьяна Рида. Я хочу взглянуть на них.
— Я не разбираюсь в его бумажках, — устало процедил Эдмунд. — Приходите, когда он придёт в себя.
— Дело касается обращённых, мистер де Ласи! — вдруг чужим голосом закричала Анника. — Я из кожи вон лезу, чтобы помочь этому городу! А вы вставляете палки мне в колёса! И после этого вы подозреваете в чём-то МЕНЯ?!
— Да не сдался вам этот город! — в ответ крикнул де Ласи, но подойдя к Шефер, тихо продолжил. — Вам нужен тот, кто обращает людей, не сами обращённые. Прекратите прикрываться великими целями во имя мира.
— Даже если так, это не отменяет того, что записи Ричарда могут мне помочь. Я признаюсь, что всей душой не хочу верить в то, что Ричард как-то связан с обращёнными. Но и доказательств этого у меня нет. Зато ВЫ вызываете подозрения. А если у нас одна цель — найти создателя обращённых, давайте работать вместе.
Эдмунд нависал над Шефер, словно ястреб. Анника ощущала на плечах его острые когти, но от них не было боли. Или она просто привыкла к ней. В конце концов, де Ласи не выглядел таким ужасным, каким хотел казаться. Несмотря на его громкий голос и жёсткую прямолинейность, в его образе не читались ненависть или злость. Скорее — недоверие. Эдмунд смотрел на неё косо с первого дня, хотя она не давала никаких поводов. Но с другой стороны, Анника помнила себя в первые дни в Лавенхеме. Такие же изучающие, полные пренебрежения взгляды были у всех. Незнакомку будут подозревать в измене в первую очередь. Наверное, из-за этого Шефер не чувствовала большой обиды на де Ласи.
Сам де Ласи вздохнул. У них и вправду не было выбора, кроме как работать вместе. Если Анника действительно никак не связана с церковью и Императором, как они изначально предполагали, то опасности она не представляла. Тем более, за время пребывания в Лавенхеме, она потрудилась прикончить около десятка обращённых. Такого результата не показывал даже Виктор.
Пока они находились в раздумьях, Хендерсон стал приходить в себя. Он услышал лишь последние слова Анники и удивился. То, что она не хотела верить в связь между обращёнными и ним, уже многое говорило. Но… в таком случае, стоит ли сообщать ей правду? Нужна ли ей она?
Ричард медленно сел. Вместо головы он чувствовал валун — тяжёлый и огромный. Рядом стоящие Анника и Эдмунд не смущали его. Ричард был как никогда рад тому, что они здесь. Ведь пока он был без сознания, ему снился сон об Анне. В нём она была совсем другой — улыбчивой и доброй к Хендерсону. Анна была совсем не похожа на саму себя. Будто Ричард… нет, Винсент, не пытал её в надежде получить необходимый результат. Будто это не он убил её.
— Как ты? — спросил Эдмунд, расположившись рядом.
Но Ричард будто не слышал его. Он уставился на Аннику, как на знамение. Её слова до сих пор крутились в голове. Ему стало тошно от самого себя. От того, кто он есть. Подобное было только в ночь, когда он хотел пустить пулю себе в лоб. Никогда Хендерсон не хотел сбежать от самого себя, как в этот момент. Лицо Шефер описывало его отвращение к обращённым. Она подозревала его в том, чего Ричард не мог отрицать.
— Чего вы хотите? — опустил голову Ричард и потянулся за тростью.
— Мне нужны записи о Себастьяне Риде, — повторяя это Хендерсону, Анника задрожала. В горле встал плотный ком из слёз.
Видя реакцию Ричарда, Шефер уже всё понимала.
Хендерсон смаковал слова Анники в голове, стараясь найти хотя бы один выход, где она ничего не узнает. Но если не скажет Ричард, то скажет Виктор. Он встал и, сильно опираясь на трость, сделал несколько шагов в сторону библиотеки.
— Эдмунд, выйди ненадолго.
— Ричард, — хотел воспротивиться решению племянника Эдмунд.
Но Хендерсон лишь одарил его холодным взглядом. Де Ласи ещё некоторое время стоял на месте, надеясь на крик разума в голове Ричарда. Но в ней не было ничего, кроме принятого решения.
Радость и страх одновременно забились внутри Шефер. Что она будет делать, если Виктор оказался прав? И что ей даст всё это? Ей нужен был лишь граф Уилтшир!
Ричард услышал чужие шаги. Кто-то стремительно шёл к подвалу. Дверь резко открылась. Виктор, скрестив руки на груди, осмотрел присутствующих. Судя по их лицам, конфликт был в самом разгаре.
— Граф Уилтшир прибыл, — слова констебля разлетелись по комнате и эхом отозвались внутри Анники. — Он желает встретиться с вами, миссис Шефер.
Вот оно! Неужели до свободы остался один шаг? Анника не могла скрыть восторга, когда услышала про графа Уилтшира. Улыбка ненадолго засияла на её лице. Шефер подумала бросить всё и сразу же побежать к цели. Сделать контрольный выстрел и…
Эйфория растворилась. Холодная реальность была не так радужна, как Анника представляла. Она коснулась пистолета через плащ. Выстрел уже звучал рядом. Как только граф Уилтшир умрёт, Анника выполнит свою часть сделки, и дело останется за сущностью.
«Просто выстрелить. Просто выстрелить», — пыталась подбодрить себя Шефер.
— Буду ждать вас на улице, — перебил мысли Анники Барнс-старший.
Он ушёл. Ричард смотрел ему вслед ещё долгое время. Как удачно совпал приезд графа и их разговор. Может, после встречи Анники с графом Уилтширом, она забудет о разговоре про Себастьяна? Или они с Эдмундом успеют придумать что-то. Но врать Хендерсон хотел меньше всего.
— Вы помните, что делать? — спросил де Ласи, протягивая маленький пузырёк.
— Да, — ответила Анника.
— Оно действует почти сразу.
— Я знаю, — рыкнула Шефер, засунув лекарство в ботинок. — Лично испробовала эффект этого «зелья».
Она даже не посмотрела на Хендерсона, прежде чем уйти. Ричард отправил Эдмунда за Конрадом. Виктор уверял, что вместе с графом прибудут ОНИ. Стоило подготовиться к предстоящей встрече. Пусть думают, что никто не знает об их планах.
Встреча с антихристом
Это был самый обычный дом. Анника считала, что их встреча с графом произойдёт в каком-то более прозаичном месте. Хотя бы при необычных обстоятельствах. Но сущность-бог решила сделать всё как можно проще и скучнее. Но даже так Шефер не до конца была уверена, что сможет перебороть себя.
«Пусть граф окажется мерзким мужиком!», — посмеялась про себя Анника.
Но поднять боевой настрой ей это не помогло. Анника ощущала приливающий страх. Она пыталась контролировать дыхание, чтобы рядом стоящий Виктор не подумал, что она нервничает. Жаль, что на одном неровном дыхании её беспокойство не заканчивалось.
— Вас уже ждут, — мягко произнёс Виктор. — Боитесь?
— Это так заметно?
— Мы стоим тут уже довольно долго. Но скажу вам честно, мне тоже не по себе.
— Вам-то что от этой встречи?
Барнс легко улыбнулся, но ничего не ответил. Шефер и не хотела ничего слышать. После того, как она зайдёт в дом, всё будет не важно.
Анника махнула констеблю на прощание. Перед тем, как оказаться внутри дома, она заметила, как к Лавенхему приближаются грозовые тучи. В этих мягких, но тяжёлых созданиях были очертания лиц. Будто к городу летели всадники. Но с какими намерениями?
Её никто не встретил. В доме было тихо, хотя по неубранному столу с горящими свечами Анника понимала, что кто-то тут есть. Зашторенные окна не давали свету проникать в гостиную. На полу в дальнем углу комнаты друг на друге лежали шкуры. От них пахло убитой дичью, и ещё свежая кровь окрашивала тёмные волоски.
Анника подошла ближе. Она наклонилась к шкурам, надеясь, что они подтвердят прямое отношение графа к отряду тиранов. Но кроме шкур там ничего не было.
— Люблю охоту.
Голос был совсем близко! Шефер вскочила, готовая наставить на противника пистолет. Но, увидев старого мужчину, желание отпало. Он еле держал себя на ногах, странно крючась. И как он ещё не развалился, занимаясь таким досугом?
— Я граф Джон Паулет Уилтшир, — представился он, сев на маленький диванчик. — Присаживайтесь! Констебль Барнс призвал меня сюда ради вас, я так понимаю.
— Верно. Меня зовут Анника Шефер, — она и не заметила, как поклонилась подобно Ричарду. — Рада наконец-то встретиться с вами.
На мученическом лице графа мелькнул восторг, но он быстро угас, как только Паулет попробовал встать.
— Простите, миссис Шефер, что не могу поклониться вам, — вздохнул он. — Время берёт своё.
— Вы приехали один?
— Не-ет! Куда мне ездить по городам в одиночку? Со мной верный друг! Он скоро должен спуститься.
Об этом Шефер не подумала. Как она будет убивать графа при свидетелях? Это было возможно только если её душу заберут в ту же секунду, как погибнет граф. Даже если Анника будет придерживаться плану Ричарда, стоило выпроводить «друга».
«Да выстрели ты! — закричал муж. — Ты ждала этого дня не для того, чтобы сидеть на заднице! Бери пистолет и стреляй! Стреляй!»
С чего он так разозлился? Анника думала, что мужу будет легче, останься она гнить в Лавенхеме. Смерть графа была на руку только ей и сущности.
— Насколько мне известно, — отстранённо начала Шефер, — вы в Лавенхеме не впервые?
Граф Уилтшир поправил седые редкие волосы. В морщинах скапливались капельки пота, хотя в доме было холоднее, чем на улице.
— Да, я бывал здесь раньше. Пару раз.
— Значит, вы знаете, что здесь происходит?
— Не больше, чем положено, — ускользнул от точного ответа Паулет. — Это не мои владения. Мне незачем много знать. Достаточно сведений об экономическом упадке Лавенхема и прилегающих городов. Граф Саффолк предлагал мне и графу Бату поддержать его в трудные времена. Но отдавать деньги тому, кто умеет чесать языком — значит не иметь ума.
— Граф Бат не рассказывал о причине упадка?
Граф Уилтшир покосился в сторону лестницы и нервно засмеялся. Скрип полов отвлёк их от разговора. Анника посмотрела туда, куда с таким интересом смотрел граф.
Со второго этажа спустился мужчина помладше. На вид он выглядел ровесником Эдмунда. Янтарные глаза даже в тусклом свете свечей сияли, как у дикой кошки. Острые скулы и подбородок восхитили бы ни одного художника. Густые чёрные волосы вились у корней. Мужчина на ходу застёгивал верхние пуговицы рубашки.
— Причина упадка известна уже самому королю, — сказал он и, подойдя к столу, стал собирать грязную посуду. — Да и вы, скорее всего, знаете её.
Он быстро осмотрел Аннику. Не найдя в её образе ничего интересного, он что-то пробубнил себе под нос и ушёл на кухню.
— Верно, — поддержал граф. — Если вы живёте в Лавехеме, то всё знаете.
— Граф Бат не просил вас помочь разобраться с обращёнными? Общими усилиями вы бы смогли уничтожить их.
Паулет скривился при слове «уничтожить». Его словно проткнули острым предметом. Он долго морщился, пытаясь подобрать нужные слова. От каждого звука из кухни граф подёргивался. Руки, лежащие на подлокотниках, время от времени дрожали. Нервный тик затронул и его левый глаз.
— Нас просил не только граф Бат. К нам обращался король. И даже Император.
— И вы ничего не сделали? — неожиданно громко спросила Анника, привстав с места от возмущения. — У вас тысячные армии!
— Они просили не убить обращённых, — граф заёрзал и поменял позу, — а поймать и заточить в тюрьмах. Они хотели, чтобы обращённые послужили козырем при возможной войне. Эти создания агрессивные и напрочь лишены рассудка. Таких только на войну отправлять, как мясо.
— Император и король знали, что когда-то обращённые были обычными людьми? Что они могут когда-нибудь закончиться?
— Сомневаюсь, что их это интересовало. Королевству нужны те, кто будет без раздумий кидаться под пули. Они бы всех превратили в обращённых, чтобы возвести новые стены.
Анника задумалась. С каждым словом графа она понимала всё меньше. В истории главными злодеями были король и Император, которые хотели писать историю кровью. Тогда при чём тут граф Уилтшир? Смотря на этого полуживого, запуганного старика, который сам умрёт со дня на день, нельзя было ни на толику понять смысл заключённого с сущностью договора. Если бы граф Уилтшир и вправду знал, как создавать обращённых, то давно бы жил при Императоре. Ему было бы не до поездок в какой-то чахлый городок, на подобии Лавенхема.
— У вас не получилось заключить обращённых в тюрьму?
— Как видите, — когда на кухне что-то упало, Паулет ненадолго замолчал.
Шефер посмотрела в сторону звука. В гостиной они были одни, но граф Уилтшир уставился в одну точку возле двери. Анника всё меньше верила в его адекватность. Слишком неуверенно он чувствовал себя в этом месте. Как Анника на месте охотника.
— Граф Бат сказал мне, что вы поможете в изучении обращённых.
— А местные врачи не помогли?
— Их сведений мало, чтобы делать выводы.
— А охотник? Констебль Барнс писал о нём.
— Охотник умеет только убивать обращённых, но не изучать. Вы — моя последняя надежда.
Внезапно появившийся силуэт мужчины напугал Шефер. Он поставил поднос с чаем и знакомый запах ударил в нос. Анника покопалась в памяти, но никак не могла вспомнить где был такой же сладкий аромат.
— Садись с нами, — граф подвинулся и похлопал по освободившемуся месту.
— Благодарю, но не смею.
Наблюдая за манерами друга графа, Шефер словила себя на мысли, что даже он больше похож на графа, чем тот, что сидит перед ней.
Раз подали чай, стоило всех отвлечь. Но «друг» стоял возле неё и видел любое движение гостьи. Анника иногда чувствовала его взгляд. И пусть в его глазах царило спокойствие и умиротворение, сердце Шефер прошибало грудную клетку от одного присутствия слуги графа. Было в нём что-то нечеловеческое. И эта атмосфера в доме, будто пришёл в гости к Сатане.
Пытаясь убрать накопившееся напряжение, Анника потянулась к чашке. Уже от одного запаха во рту скопились слюнки. Такой приторный запах не мог быть у обычного чая.
— Насчёт обращённых, — остановилась Анника. — Как вы считаете, откуда они появились? Должно же быть начало у этой эпидемии?
— Я точно не могу вспомнить, но в первый мой приезд в Лавенхем, они уже начали появляться. Когда же это было?
— Лет пять назад, — подсказал мужчина рядом.
— Верно-верно! Я приехал и уже бывший констебль рассказал мне про них. Он пытался убивать обращённых в одиночку, но их не брало обычное оружие. Он отрубал им головы, а когда их толпы, сами понимаете, невозможно от всех отбиться.
Шефер кивнула.
— А так я знал только то, что обращённые ведут себя, как звери. Мы с констеблем собирались вместе найти причину их появления, но вскоре он умер, — только при этих словах граф Уилтшир перестал нервничать и погрузился в воспоминания. — Его нашли на улице с оторванными конечностями. Никто из жителей не слышал ни криков, ни зова о помощи. А местный врач сказал, что его притащили уже мёртвым.
— И тогда появился Виктор Барнс?
— Да. Барнс отправил меня подальше от Лавенхема, беспокоясь, что и я скоро буду лежать без рук, ног или головы. Я послушал и сбежал. Не хотелось умереть так.
Он замолчал.
Срок появления обращённых и приезд графа совпадали. Но он этого и не скрывал. Прошлый констебль тоже вовремя умер, освобождая место для Виктора. И результат службы Барнса заметен сразу — обращённых стало больше, как того и хотели люди сверху.
— Как вам чай? — неуместный вопрос прозвучал из уст друга графа Уилтшира.
Шефер не отвлекаясь от мыслей отхлебнула чай, и бросила:
— Вкусно, спасибо.
Все вопросы об обращённых были скорее из любопытства, нежели из необходимости. Если бы Анника провела меньше времени в Лавенхеме, то не стала бы так беспокоиться о связи обращённых с графом. Но после слов Эдмунда, она взглянула на происходящее другими глазами.
— Вы встречали обращённых за пределами Лавенхема?
— Не припомню, — граф покосился на чай, но пить не спешил. — Насколько мне известно, источник находится здесь.
— Вы же знаете местного врача, — вновь влез в разговор слуга графа. — Он должен иметь сведения не только о Лавенхеме. Тем более люди подобной профессии всегда делятся опытом. И если обращённые есть и в других городах, ваш врач должен быть осведомлён.
— Я никогда не опираюсь на слова одного человека, — с отвращение произнесла Шефер. — Будь он врач или констебль. У каждого есть свои причины лгать.
— Это правильно. А в деле с обращёнными следует в первую очередь подозревать врачей.
— На что вы намекаете?
Уголки губ мужчины медленно поднимались, но янтарные глаза до сих пор испускали пренебрежительный холод. Шефер изо всех сил старалась показать, что подобные фокусы её не пугают, но… голос в глубине души кричал, что этот человек помеха к спокойствию. Помехи обычно устраняют, но Анника не хотела лишних жертв. В противном случае, существо по ту сторону жизни вновь отправит её в другой Лавенхем к другому графу.
— Если вы не глупа, то давно всё поняли, — загадочно сказал мужчина еле слышно. — Раз моя помощь больше не понадобится, я ненадолго покину вас.
— Конечно-конечно, — пролепетал граф и встал с места. — Я хотел бы вам кое-что сказать.
На эти слова на лице друга Паулета вспыхнул гнев. Шефер едва уловила короткое движение бровей. Но в этот момент она ощутила, как онемели конечности. Словно она попала в логово к медведю, проснувшемуся против воли во время спячки.
Паулет сел на прежнее место, как только встретил препятствие в лице своего друга. Он вжался в диван и ещё некоторое время пялился на руки, будто старался прочитать свою судьбу.
— Вы, — неуверенно начала Анника, как только над ними заскрипели доски, — так волнуетесь из-за обращённых?
В её вопросе было так много смыслов! Она знала, что обращённые связаны с графом, но так до конца и не понимала, какие знания может хранить этот трус. Единственное, о чём он постоянно думал, это как убежать из проклятого города и никогда в нём больше не появляться. Анника знала это. Как знала и то, что сама об этом желает.
— В том числе. Я ненавижу тот день, когда они появились в моей жизни. Они, как клопы, от которых невозможно избавиться. Ты убиваешь их по одному, только толку от этого нет. Они плодятся, и вскоре от тебя не останется живого места.
Резкий запах свежих шкур разлетелся по комнате. Граф повернулся к тому месту, где они лежали и грубо усмехнулся. Как только ушёл тот мужчина, в нём появился всепожирающий траур. Дрожь утихала, но вот на лице всё плотнее оседала тревога. В глубоких морщинках на лбу, засверкали капельки пота.
— Вы знаете, кто создаёт обращённых, — вдруг произнесла Шефер и сжала пистолет под плащом. — Но не можете противостоять ему.
Граф Уилтшир одарил Аннику снисходительным взглядом.
— В этом городе все знают Его — своего прародителя. Каждый, кто пережил чуму, теперь его прямой потомок. Им нужно лишь услышать те самые слова, чтобы понять, что перед ними их создатель. Их связь нерушима. И это пугает.
В конце Паулет совсем перешёл на шёпот. Анника едва расслышала последние слова. Но она была согласна с графом. Всё это пугает. Эта атмосфера, эти слова, этот тон. И тот мужчина, что сейчас находится этажом выше.
Его манеры. С первого появления этого мужчины, Анника не могла понять, на кого же он так похож. А ответ был простейшим! Шефер слишком зациклилась на убийстве графа Уилтшира, что не заметила очевиднейшую вещь!
Ричард.
Сейчас в ботинке Шефер находился флакон с уже известным наркотиком, который Ричард ни раз подмешивал Аннике.
— У меня не было другого выбора! — сказал Ричард, когда объяснял действие препарата. — Вы могли быть человеком с церкви. Они никогда не жаловали наше занятие. И те книги, что вы читали, они захотели бы сжечь.
Она должна была подмешать наркотик в чай графа. Так они смогли бы выпытать из него всю нужную информацию. Но сидя перед графом в интимной обстановке, ей показался этот план слишком наивным. Будто Эдмунд и Ричард хотели этого только для того, чтобы убрать из игры Аннику.
— Это всё. Спасибо за разговор.
Шефер поправила ремень и неуверенно поплелась к выходу. Её пробил адский жар, когда она коснулась ручки двери, и голос графа раздался эхом по всему поместью.
— Не уходите!
Он едва поднялся на ноги. Но несмотря на предобморочное состояние, он смог мелкими шажками дойти до Анники.
— Вы должны услышать кое-что ещё.
Едкий туман стал просачивался через щели, скрывая блестящее от пота лицо графа. Знакомая музыка в такт тяжёлым шагам заиграла на втором этаже. Голоса мужчин и женщин сливались в песне. По началу Анника не вслушивалась, но текст пошёл по кругу и всё четче звучали слова:
««…яви Своё безграничное милосердие и прими его в Свою славу…»
«Какого хрена?».
Ослабшие ноги подкосились. Анника не чувствовала ничего, кроме дико бьющегося сердца! Она пробежала мимо графа и опёрлась руками на столик, где стояли две чашки с заваренным чаем. В глубине напитка звала на помощь какая-то женщина. Она тянулась к Аннике. В маленький рот попадала жидкость, но она кричала. Истошно, пытаясь докричаться до каждого живого и мёртвого!
Шефер рассмотрела в лице утопающей себя. И это не напугало её. Больше пугало, что Анника всё ещё стоит на ногах. В доме стало не хватать свежего воздуха. Из-за этого Анника нависла всем весом на плотные шторы и сдёрнула их. Но окна! Окна закрыты!
За шею схватились горячие руки. Анника никого не видела, но их было много! Десятки! Тысячи! Мертвецы, что возлежали рядом с церковью поднялись с могил. Среди них были и отец Иоанн, и Павел, и Рид-старший, и… она?
Мёртвое тело Анники разлагалось больше остальных. В животе зияли мелкие дыры, из которых вылетали трупные мухи. Их жужжание раздавалось внутри живой Анники. Маленькие крылышки щекотали горло. Шефер хотела открыть рот, но крупная рука с кислым запахом заткнула её.
Мертвецы налегали всё сильнее. Они изучали тело Анники: царапали те места, где появлялись новые бубоны; хватались через плоть за кости; та рука, что схватилась за лицо, пробивала путь к языку.
— По…мо, — пыталась выдавить из себя слова Анника.
Рядом появился граф Уилтшир. Его лицо расплывалось в разогретом воздухе. От искажений все черты лица неестественно растеклись по вспотевшему лицу. Паулет потянулся к съёжившейся Аннике, но кто-то одёрнул его. Шефер слышала всё, будто рыба из воды. Приглушённый грубый голос долго отдавался эхом.
«Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нём»
Когда граф Уилтшир покорно отступил, Анника приложила последние усилия на то, чтобы достать пистолет. Если она сейчас и умрёт, то только с ним!
Раскаты смеха вызвали головную боль. Анника думала, что это граф смеётся с бесполезных попыток Шефер выстрелить. Когда чёткое лицо друга Паулета появилось перед ней, смех повторился вновь, но с ещё более оглушающей громкостью.
Мужчина взял трясущуюся руку Анники. Она была готова к тому, что он заберёт оружие. Но он поддерживал её, будто также хотел смерти графа.
Руки мертвецов переплетались вокруг оружия. И вскоре оно стало настолько тяжёлым, что Анника отступила.
Дикие янтарные глаза были самыми живыми. Шефер радовалась их присутствию. Но недолго.
Сознание потухало. Аннике не хватило всего несколько секунд, чтобы услышать выстрел.
Благосклонность
Анна и Генрих Штайн. В их счастливом союзе никто не сомневался. Но только Богу было известно, к чему это приведёт.
Они прожили долгие десять лет вместе. И только в последние три года Анна начала замечать, как меняется Генрих. Всё произошло после долгих попыток завести ребёнка. Проблема была в Анне, и сначала Генрих пытался всячески поддерживать жену. Но проходило время, и поддержка сошла на нет.
— Я не знаю! — кривился он за ужином. — Сходи к другим врачам, узнай об ЭКО. Анна, есть куча способов забеременеть.
— ЭКО мы уже пробовали несколько раз. Надо время, чтобы организм восстановился, — Анна села напротив.
На подоконнике было пусто. Анна не привыкла, что там не стоял бальзамин. Она ведь хранила его, как доказательство своей любви к Генриху. Теперь там ничего нет. Как и в сердце Штайн. Она боялась, что потеряет мужа, если не сможет забеременеть.
— Мы можем, — неуверенно начала она, — взять ребёнка из детского дома. Я посмотрела, там есть совсем малютки! Они тебе понравятся!
— Нахрена мне подкидыши? Это чужие дети. Мне нужен свой.
— А если у меня не получится? Что тогда?
Генрих странно посмотрел на неё. Одна бровь надменно поднялась, а уголок губ резко опустился. Генрих хмыкнул и спокойно произнёс:
— Я уйду.
Анна не оставляла попыток забеременеть. От постоянных гормональных терапий она теряла желание чем-либо заниматься. Ей стала не интересна жизнь. Её раздражали обычные вещи. Да и выглядеть Анна стала в разы хуже — ломкие волосы, ногти, сухая кожа, круги под глазами. Она почти рассыпалась. Но даже так Анна не рассматривала варианты ухода от Генриха. Ей важно было доказать, что она — не бесполезна.
— Ты бесполезна, — холодно произнёс Генрих после очередного отрицательного результата. — Давай уже заплатим какой-нибудь женщине, чтобы она выносила ребёнка? Уже нет сил смотреть во что ты превращаешься.
Она молчала. Ей не были противны слова мужа, а даже наоборот — она видела в них истину.
Придя в больницу в последний раз, Анна Штайн не рассчитывала на счастливый конец. Но на первом осмотре врач произнёс заветные слова:
— Поздравляем, вы беременны.
Анна бежала домой, чтобы обрадовать Генриха. Она не могла даже представить, как будет реагировать муж на такую новость. Анна подбирала слова, думала, что можно сделать сюрприз или…
— У нас сократили зарплату почти вдвое. Тебе придётся выйти на работу.
Штайн не думала, что от работы с ней или ребёнком может что-то случиться. Новость о беременности она решила сказать позже, когда настроение Генриха улучшится.
Всеобщий карантин. Врачей не хватает. Анна берёт на себя всё больше работы, в надежде заработать больше денег и услышать от Генриха похвалу.
Времени на сон не остаётся. Ночные смены. Больные заражают врачей.
На очередной смене Анна почувствовала нарастающую слабость и озноб. Она посчитала, что это от перенапряжения. Ей всего лишь надо было отлежаться.
Но к вечеру состояние только ухудшается. Теперь врач требовался ей. Когда дежурный скорой помощи осмотрел Анну, то сразу понял, что что-то не так.
— Вы беременны?
Генрих, находящийся в этот момент рядом, встал с места. Увидев его радостные горящие глаза, Штайн сдержанно улыбнулась и ответила утвердительно. Врач тут же направил Анну в больницу под особый присмотр.
Неделю Генрих не мог нарадоваться этой новости. Он звонил каждый час, спрашивая о самочувствии. Анна врала, что ей лучше. Инфекция прошла слишком далеко, чтобы лечить обычными средствами. Врачи, что были знакомы с Анной, в грубой форме высказывали своё недовольство. Но Штайн было всё равно, ведь Генрих рад.
— Простите.
Это были последние слова врача, который всю ночь пытался спасти ребёнка.
Анна не могла поверить, что это произошло. Снова. Как же она теперь будет? Что скажет муж?
Она не разговаривала с Генрихом месяц. Смотреть ему в глаза было физически больно. Анна думала, что в таком случае лучшим вариантом будет смерть. В её жизни не было смысла. Она ничего не могла сделать, как и повторял Генрих. Теперь она точно останется одна.
В зеркале была не Анна. Она не узнавала себя. Исхудавшая, истощённая, с синей, как у трупа кожей. С ней даже заговорить страшно, не то, чтобы жить в одной квартире. Поэтому то, что Генрих всё чаще пропадает, Анна принимала, как данность. До времени.
Она начинала день с зеркала. С опустошённого взгляда двойника по ту сторону.
«Что же ты делаешь с собой? — подумала она и захотела заплакать, но не смогла. — Почему ты довела себя до такого? Генрих…»
В одну секунду в голове всё прояснилось. Анна увидела труп, в который она превратилась благодаря Генриху. Он медленно убивал её, а она, вместо того, чтобы сопротивляться, помогала ему! Анна затряслась от злости. Её бросало в жар от одного воспоминания о муже! Об этом насильнике, что желал просто использовать её!
«Я убью тебя! Я сотру с твоего лица эту надменную ухмылку! Клянусь, я убью!»
Анна собралась и направилась в сторону клиники, где он работал. Там сказали, что он ушёл вместе с ассистенткой. Так как Анну там любили и знали, как хорошего врача, секретарша дала адрес, где проживала ассистентка.
По пути к этому дому Штайн повторяла, как молитву: «Убью! Перережу тебе горло!». Она вспоминала все слова Генриха, что он говорил на протяжении этих трёх ненавистных лет. И за каждое слово он должен был ответить!
Анне открыл полуобнажённый Генрих. Она ударила его с ноги, и тот покатился по полу. Генрих не узнал жену. В ней поменялось всё! В милом покорном личике Анны теперь разгоралась первородная ненависть. Уже не было в её движениях неуверенности и скромности. Она шагала за ползущим Генрихом, как маньяк. В каждом вздохе чувствовалось наслаждение и возбуждение от происходящего.
— Как чувствуешь себя на моём месте, тварь?! — заревела Анна и ударила тяжёлым ботинком по лицу мужа. — Больно? Может тебе брюхо вспороть, чтобы ты хоть немного почувствовал то, что чувствовала я?!
— Анна, успокойся, — шмыгнул носом Генрих, протирая кровь. — У тебя гормоны.
— Какие нахрен гормоны?! У тебя вообще мозгов нет, ублюдок?
Анна скинула всё со стола на кухне. Чашки с горячими напитками вылились на Генриха, отчего тот истошно заорал и вскочил. На оголённом торсе тут же проступили алые пятна.
Генрих медленно повернулся к жене. Вокруг него заискрился воздух. Анна знала, к чему это приведёт. Но это уже не пугало так, как раньше. Она ведь была готова идти на смерть.
— Ты напросилась.
Он бросился на неё. Анна ударилась головой об кафель и почти потеряла сознание. Генрих давил на неё всем весом. Его тяжёлые руки насмерть скрепились на шее Анны. Сквозь тонкую кожу жены Генрих ощущал, как хрустят косточки. Стоит надавить ещё, чтобы она замолкла.
Лежащая под разъярённым мужем Анна, видела только лицо Генриха. Всё вокруг превращалось в покрывало из цветущих звёзд. Со рта Генриха капали окровавленные слюни. Прямо как у бешенного животного, который совсем недавно полакомился тухлой дичью.
Анна дёргала ногами, руками, в надежде, что хватка Генриха ослабнет. Вскоре она поняла, что хрупкая женщина ничего не сможет сделать против мужчины. Ей останется лишь смириться со смертью.
— В тебе… нет ничего… святого, Анна! — кряхтел Генрих. — Ты сдохнешь… как бесполезная шавка….
Генрих освободил одну руку и дотянулся до походного ножа, который он вечно носил на поясе брюк. Не успела Анна отреагировать, как Генрих сделал первый удар в живот. Штайн прекратила сопротивляться и уставилась на мужа. Она и подумать не могла, что он способен на подобное.
Анна ударила его по лицу. От неожиданности Генрих нанёс ещё один удар. Хлюпкий звук Анна чувствовала изнутри. Как музыку в наушниках.
В абсолютной тишине Штайн слушала, как рвутся её органы. Как течёт кровь. Тёплая жидкость объяла её, словно море. И чем глубже оно становилось, тем спокойнее было Анне.
Нельзя было оставлять Генриха безнаказанным. Такие, как он, не должен ходить по земле наравне с другими людьми.
Анна нащупала рукой что-то холодное. Можно было ударить этим по голове.
Из последних сил она замахнулась, а когда кровь хлынула на лицо, Штайн испугалась. Генрих ещё некоторое время нависал над ней с алой сталью ножа. Кровь залила закатанные глаза. Из неестественно открытого рта послышались булькающие хрипы.
Тёплое тело Генриха упало на Анну. Она смотрела в потолок, но всё ещё видела умирающего мужа. В этот момент она не чувствовала ничего. Даже сердце.
Анна подумала, что успеет вызвать скорую. Она потеряла ещё не так много крови. Но встав, она поняла, что не успеет. Анна только опёрлась на край стола, как увидела напуганную женщину. Ту самую, что была ассистенткой мужа. Бывшего мужа. На ней было только полотенце.
Ассистентка закрыла рот рукой, боясь спровоцировать Анну на ещё одно убийство. Но Анна и не хотела убивать, пусть и думала. Ей было бы достаточно того, что Генрих останется полуживой в синяках и разрывах. А всё, что произошло…
— Это ошибка… я, — Анна попыталась вдохнуть воздух, но было невыносимо больно.
Анна упала к ногам женщины. Она услышала, как ассистентка побежала в другую комнату и вызвала скорую. Пока она в панике рассказывала дежурному о случившемся, Анна смотрела на мёртвого Генриха. Режущие чувство стыда и сожаления кольнули её. Она ведь правда не хотела.
«Я не виновна, — голос сознания утихал. — Он… это всё он!».
Во имя спасения
Он всегда выглядел величественно и непоколебимо в глазах юного Виктора. В отличие от отца, граф Винсент Уилтшир держался твёрдо в какой бы ситуации он не оказался. В нём не было повадок слизняка, который расплывается перед всем, что сильнее него. Иногда Виктор жалел, что его отец такое низкое пресмыкающееся существо. Как бы не заставлял себя Барнс-младший, он не мог полюбить Годвина.
Виктор избегал любых разговоров с отцом, не любил оставаться с ним наедине. Он боялся, что его слабость передастся через разговоры или взгляды. В Годвине не было ничего благородного, что вызывало бы восхищение. Как можно любоваться этим глуповатым видом с натянутой виноватой улыбкой? Или сутулой спиной?
«Как провинившаяся псина!», — думал Виктор.
Чтобы не раздражать себя, Виктор убегал к Винсенту. Чаще всего граф был занят у себя в кабинете, но даже просто сидя в стороне Барнс-младший чувствовал исходящую силу. Приятные волны проходили по спине Виктора каждый раз, когда Винсент громко вздыхал. А от плавных движений рук невозможно было оторвать взгляд.
Винсент не был против любопытства юного Виктора. Ему шёл уже шестнадцатый год. Выглядел он на свой возраст. Это объяснялось тем, что мать Виктора — обычная женщина, а кровь Патрика отозвалась в организме Годвина не так сильно. Винсент до сих пор гадал, что получится из Виктора.
— Отец не будет искать тебя? — поинтересовался Винсент, от работы над горном.
— Нет, — грубо ответил Виктор. — А если и будет, меня это не волнует.
— Смотрю, ты относишься к отцу без тёплых чувств.
— Он не заслужил.
Винсент остановился. Ему пришлось отложить нож в сторону. Он повернулся к Виктору. Сидевший перед Винсентом подросток таил в себе недетскую обиду на отца. Она выливалась через резкие движения и чересчур вспыльчивый характер.
— Он оберегает тебя, как сокровище. Уделяет тебе как можно больше времени. Он любит тебя, но ты говоришь, что тёплых чувств он не заслужил?
Виктор испугался напора со стороны Винсента. Ему захотелось уйти от грядущего разговора. Но он знал, что нельзя просто так выйти из комнаты. Граф не привык оставлять разговоры открытыми.
— Отец слаб, — ком встал поперёк горла, и Виктор тяжело сглотнул. — Если нам будет грозить опасность, он первый бросится бежать. Он вспомнит, что у него есть сын, только когда опасность минует.
— С чего такие догадки?
— Я знаю это. Он не может сказать ничего против Патрика, хотя тот часто вымещает свою злость на отце. Если Патрик когда-нибудь разозлиться на меня, то отец будет стоять столпом.
— Во-первых, Патрика остерегаюсь даже я. Чтобы ответить ему, необходимо быть уверенным, что тебе хватит сил противостоять. Во-вторых, Патрик не посмеет притронуться к тебе. Ты под моим покровительством. И наконец в-третьих, отец будет первым, кто бросится тебя спасать. Если окружающие ещё будут стоять и думать, отдать за тебя жизнь или нет, то Гидеон без раздумий побежит к тебе.
— Почему вы так уверены в этом? — пробубнил Виктор.
Винсент отвернулся к столу. Он повозился среди опилок в поисках чего-то. В голове не находилось подходящего ответа. Всё пропало по щелчку пальца. Винсенту пришлось успокоить сердцебиение, чтобы вернуть ясность ума.
— Потому что, — медленно проговорил граф, не поворачиваясь, — он очень любил твою мать.
О матери Виктор не знал до тех пор, пока не услышал спор Гидеона с Винсентом. Это было перед его днём рождения. В то самое время, когда цветущие деревья ненадолго поднимали Барнсу-младшему настроение. Тогда и отец казался не таким раздражающим.
Виктор стоял на лестнице на втором этаже. Из кабинета графа раздавался громогласный вопль, который Виктор ошибочно приписал Винсенту.
— Вы — порождения Дьявола! И как я раньше не заметил это?! Я думал, что вы подарили мне вторую жизнь, которую я мог бы прожить счастливо! Но сейчас я узнаю, что Анна погибла из-за ВАС!
На громкие объявления никто не отвечал.
— Поверить не могу…
По шагам Виктор понял, что Гидеон заходил по комнате. Он ненадолго останавливался, а затем продолжал наворачивать круги.
— Я думал, что вы сделаете Анну обращённой, как мы и договаривались, ПОСЛЕ родов! А оказалось, что вы просто ставили над ней свои дьявольские, совершенно нечеловечные эксперименты! Это ВЫ убили Анну! И могли убить Виктора!
Снова шаги и молчание.
Виктор подошёл ближе. Дверь оставалась приоткрытой, несмотря на такой разговор. Барнс-младший заметил Винсента, сидящего на краю стола. От одного его вида, Виктор ощутил на себе тошнотворную вину. Опущенные плечи графа делали его похожим на утопленника, медленно стремящегося ко дну.
Виктор спрятался сразу, как голос Гидеона зазвучал с прежней злостью:
— Если бы Патрик не сказал мне, то я бы так и жил с мыслью, что вы — святой человек! Повезло, что правда всплыла сейчас, когда Виктор не привязался к вам! Мы собираем вещи и уезжаем в другой город сегодня же!
— В этом я сомневаюсь, — почти прошептал Винсент, поглядывая в сторону двери. — Заходи уже.
Виктор повиновался и уже в следующую секунду стоял напротив разъярённого отца. Алая краска ещё не спала с его лица. Морщины медленно разглаживались. Увидев Виктора, Гидеон забыл о ссоре с графом. Он только и делал, что смотрел на сына. Хотя Виктор выжидающе упёрся взглядом в Винсента.
— Бывает, что тихие зверьки превращаются в кровожадных дикарей, — говорил Винсент всё также тихо. — Но для этого необходимо прикоснуться к тому, что им важно.
Граф Уилтшир погладил Виктора по голове. Его волосы растрепались, и Барнс-младший стал поправлять их, повторяя про себя сказанные графом слова.
— Раз отец всё узнал, то рано или поздно он может рассказать об этом тебе. Но я хочу, чтобы эти ужасные слова прозвучали не от него. А от меня.
Судя по оскалу Гидеона, ему не нравилось, что Винсент решил рассказать об Анне. Но и остановить его Гидеон боялся, ведь так он оттолкнёт Виктора. Поэтому ему пришлось слушать историю дважды, наблюдая, как глаза сына становятся больше от ужаса.
— Я хотел узнать о возможности деторождения у обращённых и обычных людей. В прошлом нашей семьи никто не интересовался подобным. Всем было важно лишь продолжение рода. Я обратил Анну, когда она уже была беременна. Но только потому, что боялся, что она, как и все женщины, состоящие в связях с обращёнными, умрёт во время родов. Но у меня всё равно не получилось избежать этого, — граф Уилтшир посмотрел на Виктора с надменностью и отвращением, хотя это предназначалось не ему. — Когда начались схватки, я ввёл последнюю дозу сыворотки. Она умерла, так и не родив. Мне пришлось резать уже мёртвое тело, чтобы спасти тебя.
В глухой тишине Виктор наблюдал, как мышцы на лице Винсента дрожат. Он перебирал кольцо на среднем пальце. Виктор никогда бы и не подумал, что графа может что-то напугать. И это что-то уже давно осталось в прошлом.
— Это всё? — спросил Барнс-младший и наконец выдохнул.
Гидеон возмущённо обернулся на сына. Его равнодушный тон пронзил сердце Барнса насквозь.
— Этот человек убил твою мать! — вскричал он, тыкая пальцем в графа.
— Я полагаю, на это были свои причины. Может быть, моя мать была последней тварью. Ты же никогда не интересовался её прошлым, верно?
Гидеон не нашёл, что ответить. Он и вправду никогда не задавал вопросы о её прошлом. Не потому, что ему запретил Винсент или Патрик. Нет, просто ему было не интересно. Он влюбился в Анну с первого взгляда. Её глубокие, полные траура глаза давали ему все ответы. Прошлое Анны было полно боли и предательств. Гидеону было достаточно этого.
Виктор ушёл. Гидеон смотрел вглубь себя, пытаясь найти причину холода со стороны Виктора. Со временем отношение Виктора к нему стало только больше раздражать. А когда он так отнёсся к признанию графа, Гидеон и вовсе почувствовал ненависть к сыну. Ему захотелось дать хорошую пощёчину! Может так он поймёт, что Анна пожертвовала всем ради него?!
— Моих извинений тут будет недостаточно, — голос Винсента звучал мерзко. — Если захочешь мне отомстить, я пойму это. И приму.
Виктор с тех пор не интересовался жизнью покойной матери. Он не знал её, от этого Виктор спокойно считал, что её никогда и не было. Он родился от святого духа, как писали в одной книжке. Так было даже легче.
Время шло. Барнс-младший стал учиться охоте вместе с Винсентом. Но спустя время тот отказался обучать Виктора, и передал его Патрику. Старый граф Уилтшир был только рад. Он думал, что так сможет вернуть Винсента на прежний путь.
— Винсент хвалил тебя за быстрое обучение, — сказал как-то Патрик во время прогулки, рассматривая творение Винсента — горн. — У тебя перспектив больше, чем у Гидеона.
— Не сравнивайте меня с ним.
Виктор был точная копия отца. Единственным отличием была небольшая борода Виктора, которую он не хотел сбривать специально. Каждый человек, увидев его вместе с Гидеоном, пытался высказать своё удивление из-за их сходства. Некоторые даже принимали их за близнецов. Конечно, ведь Гидеон, как настоящий обращённый сохранил свою молодость. А вот Виктор…
— Винсент не говорил, когда будет готова сыворотка?
— На днях.
— Ты уверен, что хочешь этого?
— Какой смысл в моей силе, если я умру, как обычный человек? При всём уважении, но иногда вы задаёте глупые вопросы.
— Я хотел сказать, что обращённые существуют не просто так, — хмыкнул Патрик. — Мы нужны, чтобы подарить свою силу другим.
Виктор остановился.
Осенний ветер колыхал засыпающие деревья. Огненные листья осыпались на голую холодную землю. Солнце не выходило из-за плотного одеяла облаков уже несколько дней, отчего все жители Криклейда стали всё чаще ходить с раздражённым настроением. И сейчас, услышав слова Патрика, Виктор будто ощутил всё их раздражение на себе. Его передёрнуло.
— Винсент говорил совсем о другом.
— Неужели?
— Раньше вы хотели создать армию, чтобы вас боготворили. Создали вместе с Винсентом этот горн, чтобы вызывать обращённых, точно солдат. А теперь вы говорите про помощь.
— Одно другому не мешает, — пожал плечами первый граф Уилтшир и игриво подкинул трость. — У каждого свои мотивы стать обращённым. Как и у тебя.
— У меня нет мотивов.
— Вот как? Тогда почему ты так резко относишься к моим?
— Это мерзко, когда человек пытается получить власть таким путём.
— Человек, — повторил Патрик. — Но мы обращённые, Виктор! Я тебя ни к чему не подталкиваю, но запомни: слабые тянут ко дну. А те, к кому ты тянешься — слабые. Может не физически, но в голове у них сплошь сомнения и страхи! Они боятся пойти против правил! Боятся силы!
Патрик ненадолго остановил взгляд на Барнсе. В его лице ничего не менялось, но Патрик знал, что сети закинуты. Течение само принесёт добычу.
Виктор не воспринял слова Патрика всерьёз. Он не верил, что Винсент мог быть слабым. Он никогда не сомневался в нём! И не хотел!
Но после встречи с Леоной Винсента будто подменили. Всё больше он разговаривал о ценности жизни. Ему были интересны мирские мелочи: еда, прогулки, любовь. Поначалу Виктор разделял взгляды графа. Всё было в новинку. Леона внесла в их жизнь что-то иное, с другой планеты. Она любила танцевать, рассказывала смешные истории, и никогда Виктор не замечал, чтобы она грустила. Её счастье распространялось на всех, кроме Патрика. Поэтому Винсент решил уехать в Троубридж. Подальше от него.
Но Виктора кое-что держало в Криклейде.
Мия. Перерождение ангела на земле, как считал Виктор. Она была такой вспыльчивой, такой прямолинейной, какой никогда не был он сам. И это было в ней прекрасно, как и её внешность с грубыми острыми чертами. Мия могла быть невероятно зла на Виктора и никогда не скрывала этого.
— Ты хоть иногда думаешь, что делаешь?! — кричала она после того, как Виктор прошёл весь город в крови с дичью на спине.
Её опущенные к переносице еле заметные брови смешили Виктора, и он не мог злиться на неё. Как и врать.
Он рассказал о том, что он обращённый спустя два месяца. И даже за это ему было стыдно. Ведь о том, что Мия — брошенный ребёнок, она сказала сразу.
— Ого! — только и произнесла она после рассказа Виктора.
Барнс беспокоился, что она тут же выгонит его из дома. Но она лишь посмеялась с виноватого вида Виктора.
— Я всё равно люблю тебя.
Виктор до конца не признавался Винсенту, что у него есть Мия. Она не хотела становиться обращённой, а Винсент с Патриком могли решить иначе. Ведь до этого они не позволяли, чтобы обычные люди знали о них. Это подтверждало убийство рыцаря де Фрейна — отца Винсента и той девушки… которую Патрик постоянно называл «проститутка Эдмунда».
Виктор рассчитывал, что никто не узнает о его семье. Мия согласилась с его выбором, и тогда они решили не рассказывать их сыну — Конраду, что Виктор его отец.
— Он сам решит, когда подрастёт, — сказал Виктор, покачивая маленького Конрада.
Леона заметила перемены в настроении Виктора. Он стал более задумчивый, но не менее счастливый. Он мог стоять у окна и наблюдать за чем-то вдали. При этом широко улыбаясь.
В очередной такой раз, Леона не выдержала и подбежала к Виктору. Она схватила его за руку. Так она делала каждый раз, чтобы никто не захотел тут же убежать.
— Ви-икто-ор, — пропела она возле уха. — Радуешься солнечной погоде?
— Можно и так сказать.
Леона посмотрела в окно, куда был направлен взгляд Барнса. Там были лишь гуляющие люди. Мужчины и женщины. Одни шли молча, другие разговаривали. Ничего, что могло бы подтолкнуть на мысль.
И тут, вдалеке, Леона заметила две фигуры: женскую и ребёнка. Маленький мальчик бегал вокруг матери кругами и радостно плескал руками в разные стороны. На нём были короткие шорты, испачканные в грязи. На коленях остались следы от недавнего падения. Мать реагировала на каждое слово малыша. Хотя вряд ли он говорил, какие-то осмысленные вещи.
Леона отпустила Виктора. Ей захотелось задать вопрос, но рот не открывался. Внутри вдруг всё потяжелело. Радость этой женщины и улыбка на лице Виктора будто были связаны. Леона не могла объяснить это. Но она знала.
В тот день, когда Виктор пошёл на охоту, происходило что-то странное. Его сердце выпрыгивало из груди, стоило ему вспомнить Мию и Конрада. В голове то и дело крутилась мысль вернуться домой. Барнс не знал зачем. Если в Криклейд кто-то попытается вторгнуться, Винсент и Патрик остановят их. Верно же?
Не найдя никого в лесу, Виктор поспешил вернуться. Обычно он шёл медленно, вдыхая свежий воздух полной грудью, а тут ноги с возможной быстротой понесли его прочь.
Запах сожжённой древесины ударил в нос при выходе из леса. Паника загорелась в Викторе сразу, как он увидел родной дом в огне. Он поглотил уже всё здание, но на улице не было ни Мии, ни Конрада.
Виктор забежал в толпу зевак и, вцепившись в одного мужика, спросил:
— Где они?!
Мужчина сразу понял о ком говорит незнакомец, но побоялся ему отвечать. Тогда Барнс затряс его с такой силой, что мужчина схватился за голову.
— Где они?! — повторил он громче.
— Паренёк бросился спасать мать. Но так и не вышел…
Виктор отпустил мужчину и, не раздумывая, бросился в огонь. Внутри дома было нечем дышать. Виктор видел лишь свои ноги, и то их обволакивал густой чёрный дым. Брусья падали с потолка, преграждая путь дальше. Барнс закричал:
— Конрад! Мия!
Но на его крики отвечал лишь огонь. Треск разносился со всех сторон и был похож на движения человека. Виктор обошёл все возможные места, где мог бы найти их, но ничего. Он закричал снова:
— Конрад! Мия!
— Ма-ма!
Голос Конрада был тише, чем шаги Виктора. Если бы Барнс был в другой части дома, то он мог бы не услышать его. Виктор наклонился. Под раскалённой балкой лежал Конрад. Барнс потянулся поднять прижавший его брус, но, увидев обезображенные руки сына, остановился. Ему стало страшно, что Конрад уже не жилец. Или Виктору послышались слова Конрада? Вдруг, он возьмёт Конрада и тот окажется мёртвым?
Сомнения пропали, когда губы Конрада зашевелились. Губы… или то, что от них осталось.
Виктор поднял балку и откинул её в сторону. Раскалённая пыль поднялась по всему дому. Барнс прижал руку к лицу и вдохнул горячий воздух.
Когда Виктор поднял Конрада и понёс его на выход, тот почти не дышал. От ветра чёрная обожжённая кожа Конрада рассыпалась. Барнс знал, что ему помогут только в одном месте. Он не стал искать Мию. На выходе он увидел её вытянутую руку среди обломков и увеличивающуюся лужу крови.
Он винил в случившемся себя. Виктор считал, что стоило прислушаться к голосу сердца и бежать домой сразу. Но он отнёсся к этому с типичным ему безразличием. И это безразличие чуть не убило Конрада.
— Ты правда не злишься на меня? — спрашивал он не единожды сына после того, как Винсент ввёл ему сыворотку.
— За что? — сдержано улыбался Конрад. Его кожа на лице облезала, а новая была ярко-розовой. — Ты ведь спас меня. Я не хотел становиться обращённым до тех пор, пока не увидел смерть. Она намного страшнее, когда касается тебя и… семьи.
— Она больше не коснётся нас, — пообещал Виктор и аккуратно поцеловал Конрада в лоб. — Завтра можем выйти на прогулку.
— Наконец-то! — медленно потянулся Конрад. — Уже нет сил сидеть здесь! Винсент с Леоной тоже пойдут с нами?
— А ты хочешь?
— Да! Они приходили ко мне каждый день. Хочу поблагодарить их в более красивом месте.
— Конечно.
Каждый день Виктор повторял себе, что станет для Конрада настоящим отцом. Таким, каким не был Гидеон. С того момента, как появился Конрад, он ещё меньше стал появляться рядом. Но Виктор замечал его гуляющим с Патриком.
«Он думает, что рядом с ним станет лучше? — ухмылялся Виктор. — Наивно».
Когда Винсент поднял вопрос о переезде, Виктор был счастлив. К Криклейду надвигалось что-то страшное, такое же чёрное, как убежище дьявола. На этот раз Барнс прислушался к внутреннему чувству и поделился им с Винсентом. Тот поддержал его, но сказал не наводить панику в семье. Патрик всё чаще говорил о том, что дом большой и вместит всех желающих. Но НАСТОЯЩИЙ Патрик никогда бы так не сказал. Для него было бы лучше жить в одиночестве.
— Вы с Конрадом можете остаться здесь, — сказал Гидеон после того, как Винсент получил записку о прибытии императора. — Вам ничего не угрожает. Охотятся же на Винсента.
— Я давно мечтал уехать отсюда. Меня ничего не держит в этом доме, — отвечал быстро Виктор, собирая вещи.
— Мы жили здесь всей семьёй столько времени. Столько воспоминаний в этих стенах…
— Хватит! — оскалился Виктор. — Ты до сих пор считаешь, что у нас одна большая семья? Я не думал, что ты настолько глуп, чтобы верить в это!
— Ты можешь отречься от меня сколько угодно раз, но ты всё равно будешь моим сыном. Я никогда не перестану верить в то, что у нас будет настоящая семья.
— Ты — жалок, Гидеон.
Виктор подошёл к отцу вплотную. Рядом с сыном, Гидеон выглядел маленьким и беспомощным. Он начинал сутулиться каждый раз, когда к нему кто-то подходил. Ему было страшно даже взглянуть в глаза Виктору. Это был его сын, но только по крови. Характер и дух передались ему от кого-то другого. Если бы Гидеон хорошо знал Анну, то сразу нашёл бы в сыне её черты.
— Мне тошно находиться рядом с тобой, — плевался Виктор. — Ты пресмыкаешься перед каждым! Пытаешься каждому угодить! Почему, когда я попадал в передряги, будучи ещё совсем ребёнком, за меня заступался Винсент, а не ты?! Почему только он приходил ко мне узнать о моём состоянии, когда я болел?! Где ты был всё это время, Гидеон?! Винсент был мне большим отцом, чем ты…
— Он убийца! Как ты можешь называть его отцом после того, как узнал, что он сделал с твоей матерью?!
Лицо Гидеона вспыхнуло от гнева. От неожиданности Виктор попятился назад.
— Тогда останься вместе с ним в Криклейде, — с холодным спокойствием предложил Виктор. — Дождись пока прибудет Император. Бейся с ним рука об руку, защищая нас. Семью. Патрик наверняка знал о наступлении и свалил куда подальше. Можешь поступить также, но знай, если сбежишь, при следующей нашей встрече я даже не обращу на тебя внимания. Ты станешь мне чужим.
По рассказу Винсента Гидеона рядом с ними не было. Виктор, конечно, на другое и не рассчитывал, но всё-таки хотел дать отцу второй шанс. Но тот поступил, как трус. Снова.
Жизнь в Лавенхеме оказалась куда лучше, чем они думали. В этом городишке люди мало обращали внимания друг на друга. Да и Эдмунд де Ласи, появившийся из ниоткуда, помог обустроиться на новом месте. Старый священник Иоанн был единственным в городе, кто знал об обращённых. Вернее, ему пришлось узнать о них, когда его ученик Павел тяжело заболел. Добрые сердца Эдмунда и Винсента не смогли дать парнишке умереть в столь юном возрасте. Новая сыворотка действовала более мягко. Для обращения теперь не нужно было проходить через адские пытки.
Винсент с Леоной поменяли имена на Ричарда и Мету. По словам Эдмунда, так можно было ненадолго скрыться от всеведущего взгляда Императора.
Титул графа Уилтшира перешёл какому-то старикану, который поспешил приехать в Лавенхем. Виктор ещё не занимал пост констебля, но иногда помогал ему. И когда приехал Паулет, Барнс-старший отправился к нему, чтобы узнать о причине приезда графа.
Будто чёрт лично подтолкнул его прийти в одиночку. Возле двери в дом графа у Виктора резко заболела голова. Организм подавал яркие сигналы, что стоит отступить. Но Виктор так давно не чувствовал опасность, что посчитал сигналы — разыгравшимся воображением.
Разговор с графом не предвещал беды, пока он не сказал что-то странное… неправильное, как посчитал Барнс-старший.
— Граф Бат рассказал мне про обращённых, которые завелись в Лавенхеме.
— Про кого? — переспросил Виктор, понадеясь на плохой слух.
— Не притворяйся дураком, Виктор!
Он стоял за спиной Барнса. Его тяжёлое, возбуждённое дыхание Виктор чувствовал каждым волоском на голове. Холод коснулся кончиков пальцев. На некоторое время в комнате воцарилась мёртвая тишина. Виктор только и слышал это до отвращения знакомое дыхание: долгий вдох и быстрый выдох. Тут же почувствовался и запоминающийся запах наркотика, который придумал сам глава семейства — Патрик.
— Зря ты явился сюда один, — выдавливал из себя Виктор. — После случившегося я могу без зазрений совести убить тебя.
Патрик звонко засмеялся и сел рядом с Виктором. Барнс напряг все мышцы на случай, если придётся вступать в бой. Но судя по расслабленной позе бывшего графа Уилтшира, нападать он не планировал.
— А кто сказал, что я один? У меня есть верные помощники — обращённые!
— Не понимаю, о ком ты говоришь?
— Сидя в этой глуши, вы пропустили самое интересное! Я начал осуществлять свой план! Представляешь, если не подавлять звериное существо обращённых, они могут стать прекрасными воинами! Им достаточно подать сигнал, чтобы они, как верные псы, прибежали ко мне! Ты бы видел с какой жаждой они бросаются на людей! Такое не снилось даже Винсенту в его былые времена!
— Винсент сжёг все записи.
— Мне не нужны эти глупые бумажки! — воскликнул радостно Патрик, отчего Виктор дёрнулся. — Я просто дарю людям свою кровь, и они делают всё, что я им прикажу. Для этого не нужны никакие сыворотки и формулы.
— Тогда зачем ты приехал сюда? Поделиться своими успехами?
Патрик посмотрел на графа. Тот нервно улыбнулся и ушёл на второй этаж. Когда они остались вдвоём, Патрик поменялся в лице. Ему уже не хотелось смеяться с каждой фразы и кричать громкие слова. Виктор был достаточно напуган, чтобы перейти к действительно важным вещам.
— Ты видишь во что превратился Винсент, — хрипел бывший граф, закинув ногу на ногу. — С каждым днём он будет всё больше походить на Гидеона. Он не сможет снова спасти вас, как в ту ночь. Тогда ему помог лишь случай. Император всё также жаждет получить в свои руки Винсента, ведь он единственный знает, как создать осознанных обращённых.
— Есть ещё Эдмунд, — неуверенно ответил Виктор.
Патрик скривился.
— Эдмунд неплохо наплевал в душу Императора, пока находился в заточении. Теперь его ждёт только смерть.
— Что ты от меня хочешь?
— Ты любишь совать свой нос во все дырки, которые пахнут. Поэтому от тебя требуется только молчать о происходящем. Делай вид, что всё в порядке. Забудь, что существуют обращённые. Забудь, что граф Уилтшир приезжал со мной. Отвлекай внимание Винсента до тех пор, пока Император лично не явится в Лавенхем с новой армией. Ты же хочешь быть среди сильных, чтобы защитить Конрада? Будет очень обидно, если его тело сожгут на костре, верно? У вас не осталось путей для побега. Все графы, все короли, сам Император идут против вас. Выбор за тобой, Виктор.
Киямат
Острые когти прошлого медленно отпускали Аннику. Каждая секунда мучительных воспоминаний отдавались болью в тех местах, куда Генрих наносил удары. Всё было настолько реальным, что, находясь в полусне, Шефер чувствовала горячую кровь. Она стекала с живота и доходила до кончиков пальцев. В комнате было так холодно, что Анника грезила о том, чтобы кровь полностью объяла её.
Но пронзительный ветер доносился из каждой щели. Будто Анника и вовсе лежала на улице. Относительно всех воспоминаний, что вернулись к ней, происходящее не казалось чем-то ужасным. Шефер была не против провести некоторое время на свежем воздухе. Главное, чтобы её никто не трогал.
До прибытия в Лавенхем Анника считала, что прошлое с каждым днём будет всё сильнее бить по её эмоциональному состоянию. Она уже всерьёз подготовилась к тому, что «завтра» будет мучительнее «вчера». Ей казалось безрассудным рассчитывать на душевное спокойствие и лёгкость. Её ведь отправили в Лавенхем не для того, чтобы она хорошо провела время.
Анна и вправду убила Генриха. Но…
«Он убил меня первый, — подумала Анника и её голос завибрировал в голове. — Hurensohn!».
Аннике было обидно осознавать, что она умерла так скоро. Она ведь и не жила. Всю жизнь быть рабой у того, кто ни во что тебя не ставит! Почему она не осознала всё это раньше?
«Надо было собрать вещи и просто уйти, — ругала себя Анника. — НЕТ ЖЕ! Анне Штайн приспичило поставить своего мужа-тирана на место! И к чему это привело?! К самому отвратительному исходу из всех!»
Ей казался отвратительным не Лавенхем, в котором она оказалась благодаря сущности. Ей было отвратительно то, что даже в этом городе она не останется надолго. Аннике снова придётся умереть, чтобы оказаться… где? В вечной пустоте?
Её душа уже побывала там. Пусть и на короткое время.
Пустота страшнее всего существующего. Страшнее самой смерти. Страшнее убийства. Страшнее ада!
Анника почувствовала, как сердце всё сильнее стучало по груди. Воздух в комнате давил на неё. Дышать становилось сложнее, будто рядом разгорался пожар. Но Аннике по-прежнему было холодно. Она даже не чувствовала пальцев на ногах и руках. А может, она медленно сгорает?
Исход не худший, если Анника ничего не почувствует. Всяко приятнее, чем быть заколотой каким-то уродом.
— Миссис Шефер! Миссис Шефер!
Этот голос. Откуда он взялся здесь? В этой комнате не должно никого быть, кроме Анники. Только если хозяин этого голоса тоже не умер.
— О господи…
Неровное дыхание рядом разносилось всё отчётливее. Благодаря ему, Шефер расслышала другие странные звуки. Приглушённые крики о помощи, гул, выстрелы, ржание лошадей. От подобной сборной солянки звуковых галлюцинаций в голове Анники загудело.
— Миссис Шефер! Просыпайтесь, прошу!
«Какого же хрена?».
К оголённым плечам прикоснулись руки с невероятно нежной кожей. Согревающие касания напоминали ангельские объятия. Так в детстве Анну обнимала мать.
— Ну же, — после этих слов Аннике прилетело несколько неуверенных пощёчин. — Очнитесь!
О такой наглости Анника уже не могла молчать. Открывать глаза было сложно, и, если бы не этот незваный гость, Шефер с радостью никогда бы не просыпалась. Но как же отвратительно звучало её имя!
— Раньше твой голос был приятнее, — с тяжёлыми вздохами между словами произнесла Анника.
Конрад неуверенно улыбнулся, а затем сразу посмотрел в окно.
Анника повторила за ним. В маленьком промежутке между шторами разгоралось алое зарево. Время от времени там мелькали фигуры людей. От них исходили полные безысходного ужаса вопли.
— Что происходит?
— В Лавенхем прибыл Фердинанд, — шептал Конрад, скрючившись рядом с Аникой.
— Кто это?
— Император. У него целая армия обращённых.
— Обра….
Тут Анника вспомнила, как оказалась в доме графа Уилтшира. Они разговаривали о планах Императора. Там был друг графа… А затем она выпила чай. Запах… запах мёда.
— Scheisse! Какая же я дура!
Анника схватилась за волосы. Неужели граф напоил её наркотиком раньше, чем это сделала она?! Но откуда он мог догадаться о её намерениях?
— Что с графом Уилтширом? — сквозь зубы процедила Шефер, пытаясь встать.
Конрад тут же дёрнул Аннику за руку, и та упала на прежнее место. Она могла лишь удивлённо смотреть на испуганного Барнса-младшего. Он почти не отводил взгляда от окна. Пылающий снаружи огонь отражался в его детских глазах. Конрад будто сражался с ним внутри себя. И проигрывал. Мышцы на его лице дрожали. Лёгкая испарина покрыла его лоб.
— Конрад! — позвала Анника.
Он медленно, как кукла, перевёл на неё взгляд. Прежде чем снова задать вопрос, Шефер нервно сглотнула.
— Что случилось с графом Уилтширом?
— Он мёртв. Отец сказал, что это вы его застрелили.
На секунду Анника потерялась во времени. Всё вокруг исчезло. Перестала существовать и она. Слова Конрада повторялись внутри Шефер несколько раз. Она переставляла буквы местами, рассчитывая таким образом составить «настоящие» слова, которые произнёс Конрад. Потому что то, что она услышала было полным абсурдом.
— То есть… как мёртв? Совсем мёртв?
— Миссис Шефер, я не знаю, как отвечать вам на этот вопрос.
Крики неизвестного мужчины с улицы заставили Конрада замолчать. Ни Анника, ни Барнс-младший не видели ничего, что происходило с мужчиной. Но показавшийся в окне обращённый всё разъяснил. Он прыгнул на жертву и с остервенением оторвал ей кисть. Изуродованное бешенством лицо обращённого окрасилось свежей кровью. Конрад отвернулся и быстро продолжил:
— Пуля попала графу точно в голову. И пули предназначены для обращённых. Так что, совсем мёртв.
Неужели, Аннику обманули? Тогда все эти дни в Лавенхеме она провела зря? Она уничтожила столько обращённых, искала встречи с графом для того, чтобы сидеть сейчас здесь?
Анника вспоминала диалог с сущностью дословно.
«Граф Уилтшир. Он хранит знания. Помоги нам избавиться от него, — на секунду Анника увидела красные глаза и вздрогнула. — Хранит знания».
Первым пришла в голову библиотека Ричарда. В ней было достаточно знаний об обращённых, что могло не понравится сущности-богу. Но как связан Ричард с графом Уилтширом?
— Где Хендерсон? — зашипела Анника, впившись гневным взглядом в Конрада.
— Он ушёл.
— Куда?
— Я не знаю, он послал меня за вами.
— Да к чёрту!
Шефер встала, забыв про онемевшие от холода ноги. От быстрых движений мир перед глазами плыл. Анника ползла по стенам к выходу, но он будто становился всё дальше. Конрад на четвереньках подполз к ногам Анники, и схватился за неё. Его отросшие ногти больно впились в кожу, отчего Анника застонала.
— Что ты творишь?! У меня нет времени торчать тут!
— Не надо, миссис Шефер! На улице слишком много обращённых! Вы не сможете отбиться от них всех!
— Это уже мои проблемы! — Анника дёрнула ногой со всех сил, но Барнс-младший схватился ещё сильнее. — Конрад! Отцепись от меня, verdammte scheisse!
— Вы умрёте! — завопил Конрад, забыв об обращённых. — Я не могу этого допустить! Ричард, отец, Мета, Эдмунд! Они все отправились на смерть! Они верят, что смогут что-то сделать с армией обращённых, но это не так! Они умрут! Все умрут! Я не знаю, что буду тогда делать! Мы уже бежали из Криклейда! Но тогда нас спас Винсент! Он сам едва не погиб, а теперь точно не уйдёт от Патрика и Императора живым! У него уже совсем не осталось сил из-за этих проклятых пуль!
Он захлёбывался от накатившего потока слёз. От каждого слова он всё сильнее сжимал Аннику. Он кричал о том, что давно терзало душу. Никогда за то время, пока они жили в Лавенхеме, Конрад не говорил о своих страхах. Ему было стыдно признаться в слабостях, ведь остальные держались, как герои. А если Конрад стал бы постоянно говорить об этом, то мог посеять в других неуверенность. При сегодняшних событиях, это последнее, что должно существовать в их разумах.
— О чём ты говоришь? — вдруг успокоилась Анника. — Кто такой Винсент? Патрик? При чём тут пули?
Конрад слишком поздно понял, что сболтнул лишнего. На вопросы Шефер он молчал.
— Либо отвечай, либо отпусти меня.
— Простите, миссис Шефер, — Барнс-младший ослабил хватку и отодвинулся дальше.
Конрад смиренно сидел, упершись взглядом в пол. Даже в дрожащем свете огня Анника видела, как дрожат губы на его раскрасневшемся лице. Он сжимал кулаки всё сильнее, и бледные костяшки уже проступали через тонкую кожу. Слёзы продолжали стекать к подбородку и падали на рубашку. Пятно становилось всё больше.
— Найди безопасное место и сиди там, — как можно строже сказала Анника.
Она вышла на улицу. Огонь захватил большую часть зданий. Мёртвые тела лежали друг на друге. Кровь от них окрасила узкие дорожки. По пути то и дело попадались руки, ноги, головы. В них иногда можно было распознать возраст погибшего. Рядом с большой рукой могла лежать совсем маленькая нога в ботинке. От количества раскиданных внутренностей Аннике стало не по себе. Запах жжёной древесины и подгоревшего мяса развивался вместе с дымом по всей улице. Пепел летал рядом и часто попадал в глаза.
Шефер надеялась, что не встретит обращённых. Людей рядом совсем не было. То ли потому, что их всех убили, то ли кто-то успел спрятаться, как Конрад.
Анника вглядывалась в целые тела. Могло же произойти чудо?
Крики обращённых заглушили потрескивание огня. Судя по тому гулу, что стоял в конце улицы, их там было немало. Анника побежала туда. Ей всё ещё было больно держать себя на ходу. Резкие вспышки боли возникали в разных частях тела, независимо от движений. В глазах темнело. Ещё несколько шагов, и Анника упадёт без сознания. Но знакомый силуэт вернул ей трезвость.
Среди толпы бился Эдмунд. Вся его одежда была пропитана кровью. Вокруг него возлежали трупы обращённых, разобранных, как фигурки, по частям. Эдмунд двигался не по-человечески быстро и яростно. Его движения были столь резки, что пальцы превращались в ножи. От одного удара ноги обращённый отлетал на несколько метров. Эдмунд предчувствовал каждое движение врагов и уворачивался с такой же грацией, как дикий зверь. Одним словом, бился он наравне с обращёнными.
Увидев Аннику, де Ласи помедлил и пропустил удар. Обращённый накинулся сверху и прижал голову Эдмунда к земле.
Из оружия у Анники ничего не было, поэтому пришлось отбивать Эдмунда кулаками. Она захватила шею обращённого и всем весом повалила его на бок. Освободившийся Эдмунд пронзил живот обращённого и вырвал из него какую-то странную массу. Анника не могла рассмотреть чётких очертаний органов. Будто внутри этих тварей варилась каша.
Эдмунд помог Шефер встать и одарил её странным взглядом: что-то между пренебрежением и благодарностью.
К ним подбежал другой обращённый. Де Ласи откинул Аннику в сторону, приняв удар на себя. В этот раз он сумел устоять на ногах. Озверевший обращённый стал кромсать руки обороняющегося Эдмунда. Между движениями обращённого не было пауз. Он безостановочно бегал вокруг Эдмунда и отрывал немного кожи.
— Впереди! — закричала Анника.
Второй обращённый нанёс удар снизу. Эдмунд едва успел отпрыгнуть. Отступать было уже некуда. Позади был дом.
Де Ласи пронзил горло второго обращённого небольшим ножом насквозь, а затем кинул его точно в лоб другому. Эдмунд подбежал к нему и вынул оружие, раскроив череп.
— Где Ричард? — закричала Анника.
Обращённых поблизости не было. Эдмунд отошёл к Аннике и передал небольшой мешочек. На вес он был достаточно тяжёлый.
— Ричард в церкви, — устало произнёс де Ласи. — Там Император вместе со своей «свитой». Передай Ричарду этот мешок. Только незаметно!
Он посмотрел на Аннику. Удостоверившись, что та поняла, он снова отвернулся к медленно идущим обращённым с отсутствующими частями тела.
— Так вот как выглядят обращённые из Троубриджа, — хмыкнула Шефер. — Мило…
— Ещё успеваете шутить? Время на исходе, ступайте!
Как бы не хотела Анника спешить, её сил хватало только на трусцу. От жара пересыхало в горле и ужасно хотелось пить. Но стоило только подумать о воде, как Аннику начинало тошнить.
Она облокотилась на фасад одного из не горящих домов. Как только она встала в одно положение, желудок скрутило, и всё его содержимое тут же оказалось снаружи. После нескольких таких «подходов» Анника чувствовала, как разъедается горло. Во рту всё стало кисловато-горьким, а язык почти не ощущался. Писк, стоящий в ушах, вынуждал желудок сокращаться. Слёзы попадали в приоткрытый рот, и их солёный привкус совсем немного успокаивал позывы.
Шефер захотелось тут же сесть, когда тошнота прошла. Она почувствовала себя настолько слабой, что вряд ли смогла бы сделать шаг. Она дышала прерывисто, но глубоко. Гарью пропахла вся одежда, и что ещё хуже, ветер приносил дым даже на окраины города.
— Вы в порядке? — послышался голос позади.
Анника уже хотела ответить со всем накопившимся негодованием, но, увидев Адоная, желание пропало.
Гиббор аккуратно проводил Шефер до крайнего дома, где было больше свежего воздуха. Руки Анники тряслись, будто она только что вышла из ледяной воды. Они прошли лишь несколько шагов, прежде чем Анника согнулась пополам. Её пронзила адская боль в области живота. От этого она даже перестала чувствовал ноги и ей пришлось сесть на колени.
— Пейте, — Адонай протянул фляжку.
Анника заставила себя через силу выпить воду. От того, что в желудке совсем ничего не осталось, внутри всё жгло и кипело, как масло.
— Вы совсем потеряли форму. Вам стоит поторопиться. Луна почти в зените.
— Чего? — прохрипела Анника.
Но рядом никакого Адоная уже не было. На земле остался лишь топор, который Анника ни раз брала с собой на охоту. Взяв его в руки, тёплая волна прошла по всему телу и успокоила боль, но не убрала её до конца.
«Что бы это не было, поторопиться действительно стоит, — подумала Анника и, медленно встав, прошла через открытые настежь городские ворота. — А вон и церковь. И грёбанная куча солдат. Что ж…»
Огни горели только у главного входа. Там и столпилась армия, сопровождающая Императора. Их было немного, но Анника не смогла бы справиться одна. У них при себе были не только доспехи, но и огнестрельное оружие. В добавок ко всему, они сидели на лошадях.
Да, пробраться через толпу в одиночку не было шансов. Но это через главный вход. Был и тот, через который всегда проходила Анника. Небольшой коридор сможет скрыть её от посторонних глаз. Даже если охрана стоит по всей средней части храма, колонны помешают увидеть, как она проникнет туда.
Лошадь неподалёку заржала и громко затопала на месте. Анника села у кустов и прижалась к лысеющим веткам. Их острые концы впивались в шею. Шефер посмотрела на лошадь. Был виден лишь её силуэт и всадника на ней не было.
Руки быстро уставали от нагрузки и немели. Как и ноги. Топор в этот раз казался в разы тяжелее. Анника понимала, что с ней происходит, но решила удостовериться. Вдруг ей повезёт, и состояние связано лишь со стрессом.
Под длинным подолом юбки Шефер увидела изуродованные крупными гнилыми бубонами ноги. От одного вида этих взбухших прыщей становилось тошно. Даже холодный свет от луны не делал эту картину лучше. Анника бросила взгляд на топор. На его наточенное, ещё чистое лезвие. Анника подумала, что легче будет отрезать ноги и доползти до входа на руках. Но идея, конечно, была бредовой.
— Миссис Шефер! — шёпот Конрада сначала показался Аннике ещё одним симптомом бреда, но он повторился. — Миссис Шефер!
Она не знала, как реагировать на присутствие Конрада. Ей бы хотелось накричать на него за непослушание, но рядом целая армия головорезов, которым бы они послужили неплохим развлечением.
Анника лишь тяжело вздохнула.
— Хочешь помочь?
Он кивнул.
— Нам надо пройти через ту дверь, но рядом есть парочка рыцарей, что могут заметить нас. Есть предложения?
— Я могу отвлечь их. Видите ту лошадь? Она принадлежит мистеру Хендерсону. Я могу оседлать её и увести какую-то часть охраны.
— У них не только мечи! — громким шёпотом негодовала Анника. — Они же пристрелят тебя!
— Об этом не волнуйтесь, миссис Шефер. Готовы?
Прежде, чем Анника открыла рот, Барнс-младший побежал в сторону лошади. Его громкие шаги услышали даже те рыцари, что стояли у главного входа. Когда Конрад был уже почти возле кобылы, послышался первый выстрел. Анника побоялась смотреть в ту сторону.
Второй выстрел прозвучал совсем рядом.
— Стоять! — закричал кто-то из толпы.
Лошади занервничали. От топота задрожала земля. Звуки металлических доспехов походили на набат.
Анника выбежала из укрытия. Её заметили трое рыцарей и двинулись к ней. Лошади пробежали через весь сад за считанные секунды. Они перепрыгивали через преграды, пока Анника волочила переплетающиеся ноги по прямой дорожке. Часть топора касалась земли и оставляла глубокие следы.
Выстрел поднял песок под ногами. Шефер продолжала бежать. Вторая пуля просвистела у уха. Ещё сантиметр, и Анника уже лежала бы мёртвой.
Лошадь преградила путь и встала на дыбы. Анника подставила под удар рукоять топора. Дерево затрещало, но выдержало. Шефер отлетела назад, и один из рыцарей уже наставил на неё дуло. Его лошадь стояла совсем рядом, поэтому Аннике удалось перекатиться под ней. Выстрел прозвучал, и топор полетел в голову рыцаря. Его тело свалилось на другую сторону.
Прикрываясь лошадью, Анника добралась до оружия погибшего. Она вытащила и топор, размазав мозги трупа по земле. Шефер села на лошадь и, найдя цель, двинулась к ней. Животное бежало неуверенно, заваливаясь в разные стороны. Но это могло быть на руку Аннике. Когда на неё наставляли пистолеты, она чувствовала на лбу прожигающие красные точки. Ей приходилось подставлять под удар невинное животное.
Она выстрелила. Пуля попала в грудь лошади. Рыцарь оказался под мёртвой тушей. Но он не упустил возможность убить нападавшую и нажал на курок.
Анника не сразу почувствовала куда попала пуля. Ей нельзя было отвлекаться на такие мелочи!
Последний из оставшихся рыцарей перезаряжал пистолет. Шефер не стала ждать и вновь бросила топор. Честный бой — не то, что сейчас от неё требовалось.
Лезвие вошло в шею лошади. Кровь водопадом потекла по ухоженной шерсти животного. Рыцарь успел выбраться из седла и выстрелил вслепую. Но натренированный воин был в этом деле куда лучше, чем Анника, поэтому от одного его выстрела лошадь Шефер упала рядом.
Анника думала, что осталась с ним один на один. Но когда прозвучал выстрел со спины, страх сковал её. Тот рыцарь, что был придавлен лошадью попал в лопатку. Теперь Шефер вообще не чувствовала левой руки. Боль появилась с новой силой. Тёмные пятна вспыхивали перед глазами. Анника хотела просто закрыть их. Заснуть, чтобы это всё прекратилось.
«ДОГОВОР НАДО ВЫПОЛНЯТЬ, АННА ШТАЙН!»
Миллионы голосов закричали в голове Анники. От такой громкости она потеряла ориентацию и упала на землю. Шум не прекращался, а темнота не пропадала до того момента, пока что-то извне не открыло ей глаза. Скользкие пальцы этого существа медленно приподняли ей веки и оставляли их открытыми до тех пор, пока Анника сама не могла контролировать глаза.
Она стояла уже позади рыцаря и целилась ему в затылок. Не до конца осознавая происходящее, Шефер нажала на курок. Брызнувшая кровь испачкала её лицо. Алая жидкость была такой тёплой, что даже подувший ледяной ветер не мог остудить её.
Анника вытащила топор и подошла к последнему выжившему. Рыцарь стрелял, но не попадал. Его руки ходили из стороны в сторону. Он не смог бы поднять даже кружку, не говоря о том, чтобы убить человека.
Не чувствуя ничего, Анника замахнулась и отрубила рыцарю голову. Всё это время она была, словно без сознания. Она видела то, что происходило, но не могла ничего с этим сделать.
Голова покатилась за спину Шефер. Анника помнила, как выглядят мёртвые глаза обращённых, но совсем не хотела видеть стеклянные глаза человека.
Луна скрылась за тучами. Всё больше завывал ветер. Позади возвышался столп дыма. От Лавенхема почти ничего не осталось. На невинный город обрушилось столько гнева. Неужели он заслужил это? Все те люди, что жили в нём мирной жизнью?
«Если Бог так разгневался, то почему он не может сразу утопить нас, как во времена Ноя?», — вспомнились Аннике слова женщины.
«И правда, — согласилась Шефер. — К чему всё это? Неужели после этого ТЫ не отправишь меня в ад? Я совершаю ту же ошибку, что и в прошлой жизни только ради дурацкого договора! Бессмысленная хрень!»
Но времени размышлять не было. Конрад не может бесконечно задерживать стражников. Конечно, Анника очень надеялась, что с ним всё будет хорошо. Она боялась представить, как он сейчас справляется с ними. Жив ли он?
Она поспешила в церковь. Дверь не заскрипела. Внутри было тихо, и Шефер засомневалась есть ли кто-то внутри? Она проползла у стены и села у прохода. Арки заслоняли весь вид на среднюю часть церкви. Только у арбитражных окон стояли «божественные стражники» в виде статуй. Святые лики были обращены на Аннику. В приглушённом ночном свете их глаза оживали: каменные веки наливались кровью, а белки́ сверкали. Отведя от них взгляд, Шефер показалось, что они моргнули.
Главная входная дверь захлопнулась и металлический топот разнёсся по стенам церкви.
— Вся охрана пропала. Нашёл троих мёртвыми, — отчитался кто-то.
— Неужели тебя пришли спасать, Винсент?
Другие почти бесшумные шаги медленно направлялись в сторону Анники.
Услышав имя «Винсент», Шефер сразу вспомнила слова Конрада. Неужели он говорил именно о нём? Может ли быть так, что друг (если не кощунственно называть этого человека таким громким словом) графа Уилтшира и есть Винсент? Но Конрад упоминал Винсента скорее в хорошем смысле. Он волновался о Винсенте.
— Дай его сюда! — скомандовал голос. — Как ты вообще додумался создать оружие, которое может убить обращённого? Это ведь чистое самоубийство! Ты не подумал, что его могут забрать и убить ТЕБЯ?
Голос вызывал отвращение внутри Анники. Она не видела этого человека, но надменные, полные грязного ликования нотки в голосе уже давали полное представление о его хозяине.
— Так и хочется проверить его в действии. Я бы убил тебя первым, но слишком великодушно будет с моей стороны. Так что…
Выстрел прозвучал совсем рядом. Анника чувствовала вибрации от стен и пола. Когда чья-то рука упала возле неё, она окаменела. Неужели они были настолько близко?
Шефер заворожённо смотрела на манжеты с золотой треугольной пуговицей погибшего и не могла вспомнить, кто носил такую одежду. Анника видела её раньше, но из-за принятого наркотика все воспоминания были расплывчаты. Шефер не до конца была уверена, что всё, что она помнит — правда.
Резкая волна мурашек ударила Аннику по спине. До неё будто кто-то коснулся, хотя сзади была холодная стена.
Она уловила крадущиеся шаги, но совсем поздно. Анника подскочила с места и подняла топор над головой. Если бы она среагировала раньше, то смогла бы застать Императора врасплох. Но удар Анники был для него слишком медленным, поэтому он с лёгкостью уклонился. Рассмотрев в шпионе девушку, Император перевёл дуло пистолета с груди на ногу.
Анника почувствовала, как боль в ноге от чумных гнойников отступила. Но следом за секундным облегчением последовала дьявольская боль. От пули кость раздробилась на мелкие кусочки. Стреляя с такого расстояния, легко можно лишить человека части тела. Поэтому, когда Император подошёл к лежащей Аннике, он увидел вывернутую наизнанку часть ноги. Место ранения было похоже на ядовитый цветок, который сожрал животное. Фердинанд схватил Аннику за край рубашки и потащил вглубь церкви. Он бросил её рядом со скамьёй.
Шефер отключилась. И лучше бы она пролежала без сознания до того, пока всё это не закончилось. Но знакомый голос уже через минуту разбудил её.
— Ты испытываешь моё терпение, Фердинанд, — сдержанно процедил Ричард.
— Мы наконец-то заговорили? — завизжал Император, как ребёнок. — Потребовалось всего лишь пустить обращённых в город, забить несколько десятков мирных жителей и прострелить ногу какой-то девчонке! Может, когда появится де Ласи ты наконец-то одумаешься?!
— Её нельзя оставлять здесь, — вдруг послышался голос.
Анника увидела размазанную фигуру Виктора. Он вместе с кем-то стоял у алтаря. А совсем рядом с Шефер находился Хендерсон. Она могла спокойно дотянуться до его ног. Могла бы, будь у неё силы.
— Это ещё почему? — недовольно повернулся к нему Император. — Она помрёт тут с минуты на минуту.
— Она охотник. И с ней… явно что-то не так.
— В каком смысле?
— Она не похожа на простого человека.
— Хочешь сказать, она тоже обращённая?
Фердинанд присел рядом с Аникой и схватился за её лицо. Он с лёгкостью поднял её тело над землёй. Шейные позвонки звонко захрустели. Боль в ноге усилилась, и Анника громко застонала. Губы Императора растянулись в улыбке.
— Обращённый, который охотится на собратьев? — он хмыкнул. — «И брат пойдёт на брата».
— Отпусти её, — Хендерсон не поворачивался. — Дай мне обработать её рану, и я выполню всё, что скажешь.
Фердинанд удивлённо обернулся. На такие слова он точно не рассчитывал. Во всяком случае, не так скоро.
Он выполнил просьбу Ричарда и отпустил Аннику на землю. Без лишней заботы, но всё же Аннике значительно полегчало, когда руки Императора перестали держать её.
Она села на скамью. Теперь она смогла разглядеть всё, что происходило вокруг. Труп, который упал рядом с ней, принадлежал Себастьяну Риду. Император убил его из того самого оружия, которое способно убить обращённого. Позади алтаря вырисовывалась чья-то тень. Незнакомец старался слиться со стеной, но лунный свет выдавал его испуганные бегающие глаза. Вместе с Виктором стоял никто иной, как «друг» графа Уилтшира. Он не отводил с Анники глаз. Он даже не моргал, будто боялся, что упустит жертву. Он успел сменить одежду на более торжественную, а в правой руке он держал трость. С золотым наболдашником. В форме змеи. Шефер забыла обо всём. Она боялась думать, что этот человек как-то связан с Ричардом.
«Такую же носил мой дед», — Ричард будто снова повторил эти слова, чтобы Анника поняла их родство.
— Давай, твори свои врачебные дела! — Император кивнул в сторону. — А вы — мечи к горлу этой красотки! Не только для красоты же ей стоять?
В той стороне, куда указал Фердинанд, были двое вооружённых рыцарей. Они по приказу Императора подняли мечи. Лезвия засверкали совсем рядом с длинной шеей Меты. Даже в такой ситуации она показывала своё превосходство и равнодушие. Но при этом, она избегала зрительного контакта с Анникой.
Ричард сел рядом с раненной Шефер. Он оторвал от своего плаща кусок ткани и перевязал ногу пострадавшей выше раны. Ещё один кусок он прислонил к губам Шефер и сказал:
— Прикусите. Будет больно.
Анника зажала ткань зубами. Хендерсон достал из кармана пузырёк. Как только упала первая капля, боль разнеслась по всему телу и сковала каждую мышцу. Анника только и могла, что запрокинуть голову и сжимать со всей силы кусок плаща. Несмотря на брыкания Анники, Ричард продолжал лить жидкость. Когда половина была позади, Шефер закричала во весь голос и вцепилась ногтями в плечи Хендерсона. Судороги возникали везде: в руках, пальцах, шее и даже в лопатках. Анника почувствовала себя бойцовской грушей. Сердце било так больно по груди, как боец на ринге. От таких ударов болели кости и внутренности. Шефер не могла заплакать. Из нутра доносились истошные вопли, которые она не могла контролировать. Она должна была давно потерять сознание, но реальность почему-то держала её.
Когда пузырёк опустел, Ричард взял Аннику за руки и стал поглаживать вспотевшие ладони. Он смотрел на Шефер, боясь, что та погибла. Но мелкая дрожь уверяла его в обратном.
Наконец-то Анника глубоко вдохнула и закашляла. Хендерсон поспешил снять кляп.
— Это всё? — устало спросил Фердинанд.
— Пожалуй.
Ричард встал и собирался идти в сторону Императора, но Анника неожиданно вскочила с места и упала в объятия Хендерсона. Одной рукой она притянула его и сразу прильнула к губам. Анника совсем не чувствовала ног, но стоило сделать это раньше, чем она окончательно потеряет контроль над телом.
Губы Шефер едва коснулись его. Ричард испугался такой выходке Анники, а ещё больше боялся за её жизнь. Ему пришлось усадить её на место почти сразу. Во время поцелуя он почувствовал, как она положила что-то ему в карман порванного плаща.
Ричард на каменных ногах подошёл к Императору. Реальность рассыпалась. Вспышки воспоминаний фейерверками мелькали перед глазами. Он не помнил, когда в последний раз использовал ЭТУ сыворотку, и хотел забыть о ней. Через какое время Анника почувствует её действие?
— Итак, — Фердинанд издевательски наклонился к Ричарду, чтобы взглянуть в его изнеможённые глаза, — Клянёшься ли ты, Винсент де Ласи, служить верой и правдой великому Императору Священной Римской Империи, королю Венгрии, королю Чехии Фердинанду III?
Мужчина рядом с Виктором кашлянул. Император помедлил, а затем закричал театральным голосом:
— Клянёшься ли ты также исполнять приказы Патрика из Солсбери, ныне носящего титул графа Уилтшира?
Ричард заскрипел зубами. Его виска коснулся холодный металл. Хендерсону стоило сказать только одно слово, чтобы остаться в живых. Одно слово, чтобы спасти оставшихся членов семьи. Но так он обречёт на вечные страдания весь человеческий род. Нельзя было просто так передать людей в руки Дьявола.
Виктор внимательно следил за движениями Ричарда. Но тот стоял, будто дерево, пустившее корни глубоко в землю. Он был предельно спокоен и этим спокойствием выводил Фердинанда. Император нетерпеливо стучал зубами и топал ногой. Рука ходила по сторонам, но всегда находилась у головы непокорного обращённого.
— Что-то не так, — шепнул Патрик и строго посмотрел на Виктора. — Чего он ждёт?
— Откуда мне знать? Винсент непредсказуем. Ты сам знаешь, — уголки губ Виктора слегка дёрнулись.
Снаружи громко заржала лошадь. Главная дверь с треском распахнулась, и в церкви верхом на лошади появился Эдмунд де Ласи. За его спиной сидел Конрад с окровавленной одеждой. Увидев сына невредимого, Виктор позволил себе немного расслабиться.
Ричард уклонился от пистолета и захватил Императора. Он ударил его несколько раз в живот, пока тот не расслабил руку. Пистолет упал на пол. Пробегающая лошадь стала испуганно бегать по церкви, когда всадники спрыгнули, и откинула оружие под скамьи.
— Виктор, пистолет! — закричал Ричард и тут же получил удар в челюсть.
Виктор бросился к скамьям. Рыцарями занимались прибывшие Эдмунд и Конрад. Мета выбралась из плена и поспешила за лошадью.
За Виктором побежал Патрик, вновь получивший титул графа. Он схватился за плащ Виктора и дернул его в свою сторону. Верёвки сдавили шею Барнса, и он, схватившись за горло, упал на пол. Патрик потащил Виктора подальше от пистолета. Он поднял его на уступ за алтарём. Туда, где Анника заметила тень с испуганными глазами. Патрик взял Виктора за горло и отшвырнул в стену. От удара посыпалась фреска. Разноцветная пыль разлетелась в разные стороны. Гидеон отошёл от Виктора подальше, боясь попасть под удар.
Граф Уилтшир поднял Виктора на ноги и ударил его кулаком.
— Я так и знал, что ты слабак, — улыбаясь говорил Патрик и ударил его во второй раз. — А как же Конрад? О нём ты подумал?
Удары Патрика становились всё сильнее. Голова Виктора пробивала стену. Треск от неё становился громче и омерзительнее. Стоящий недалеко Гидеон думал, что после четвёртого удара треск принадлежал черепу Виктора. Голова констебля, его одежда покрылась белой пылью. А на желтоватом лице разливалась ярко-красная густая кровь.
— Жаль, что ты уподобился ему, — Патрик нанёс удар в живот, отчего Виктор рыгнул кровью. — Ты был бы прекрасным воином.
Гидеон отвёл взгляд. Тогда он заметил, как к ним направляется та девчонка, которую Виктор назвал охотником. Она шла уверенно, будто её нога была цела. Но открытая рана до сих пор кровоточила!
— Патрик! — закричал Гидеон. — Охотник! Она идёт к нам!
— Я занят. Займись ей сам.
Но он не хотел сражаться! Он надеялся, что Император и его армия решат все грязные дела самостоятельно!
«Это всего лишь человек, — подумал он, но ноги всё равно сделали шаг к выходу. — Но она охотник».
Анника чувствовала невероятный прилив сил! За всю жизнь она не испытывала ничего подобного! Всё вокруг было, как в замедленной съёмке. Шефер могла с лёгкостью увернуться от меча. Да что там от меча… От пули! Такая сила вызывала азарт и жуткую жажду эту силу испытать. Показать всем на что ты способен.
Шефер увидела Гидеона и бросилась на него. Тот, как трусливый кролик, побежал к выходу. Он перепрыгнул через труп, а на выходе заметил топор. Гидеон схватился за него, как погибший за тростинку. Как только Анника показалась перед ним, он замахнулся. Расстояние между ними было так мало, что Гидеон не мог подумать, что промахнётся. Но Шефер резко присела и уже на четвереньках подползла к Гидеону. Такое зрелище настолько сильно напугало его, что он стал размахивать топором в разные стороны.
Анника выбрала удобный момент между ударами и схватилась за рукоять топора. Гидеона парализовало. Он смотрел, как изуродованная сывороткой женщина, скалится и пытается отобрать оружие. Её налитые кровью глаза бешено бегали в стороны. Холодные пальцы добрались до вспотевших рук Гидеона.
Ледяная кожа охотника напоминала покойника. Чем ближе подходила Анника, тем темнее становилось в глазах Гидеона. Он не мог ничего с ней сделать! Нет, он не хотел!
— Беги, если хочешь жить, — хриплым голосом сказала Анника. — Я охочусь не на тебя.
Шефер не нужно было продолжать. Гидеон откинул топор и бросился прочь. Из открытой двери ударил яркий запах гари. Анника подумала, что от Лавенхема остался только пепел. Но город беспокоил её не так сильно, как вновь появившаяся цель — граф Уилтшир. Теперь-то он точно никуда не уйдёт!
Патрик стоял над Виктором. Барнс лежал почти без сознания. Судя по кровоподтёкам на лице Патрика, он всё же попытался дать отпор.
Граф хотел замахнуться на Виктора ногой, но его окликнул громкий до ужаса противный женский голос:
— ЭЙ, ГРАФ! ЛОВИ ПОДАРОК!
Топор полетел прямо в Патрика. Но из-за того, что сил у него было ещё достаточно, он смог увернуться. Лезвие топора попало точно в стоящего за спиной графа рыцаря. Смелость охотника раззадорила Патрика, и он забыл про лежащего Виктора.
— Какая прелесть, — смеялся граф, аккуратно приближаясь к Аннике. — Винсент превратил свою очередную любовницу в обращённого?
— Не знаю никакого Винсента, — издевательски отвечала Шефер.
— Ах да! Он же представился, как Ричард! Ричард Хендерсон! Ты хоть знаешь о его прошлом? О том, каким монстром он был до приезда в Лавенхем?
— Мне всё равно на его прошлое.
— Тогда за что ты борешься? Зачем пришла сюда?
— За тобой…
Последние слова Анника произнесла так тихо, что Патрик едва расслышал их. Но его сбил с толку смысл этих слов. Она прятала за ними что-то по-настоящему страшное. Патрик никогда не слышал столь пронзающего тона и такой ярости в каждом произнесённом звуке. Анника смотрела на него, как на главную цель в жизни. Как ястреб смотрит на змею. Она мысленно уже содрала с него кожу и обглодала кости. В отличие от Винсента, охотник не скрывал своих истинных намерений. Она говорила прямо, от того слова звучали в разы устрашающе.
Внутри Патрика зашевелилось чувство собственного достоинства и загорелась ярость. Никто не смел угрожать ему! Только благодаря ему эта охотница жива! Только благодаря ЕГО крови! ЕГО!
Граф напал на Аннику неожиданно. Каждым ударом он старался зацепить её маленькое тельце и разорвать на мелкие кусочки. Но для Шефер его движения были неуклюжими. От злости у графа тряслись ноги, отчего после каждого удара кулаком он заваливался в сторону.
Когда Патрик всё-таки смог ухватиться кончиками пальцев за подол юбки, он притянул Шефер к себе и ударил ногой в живот. В прошлом от такого удара люди погибали, а обращённые выходили из строя на несколько минут. А тут Анника лишь подавилась, насмешливо посматривая на Патрика.
— Моя очередь, — Анника протёрла губы и стала перебегать из стороны в сторону, таким образом приближаясь к противнику.
Граф часто видел подобное поведение новообращённых. Они перенимают привычки у животных, мыслят, как животные. Патрик проследил путь охотника и заранее нанёс удар. Но Шефер резко остановилась перед раскоряченным графом и с колена выбила ему челюсть. Носик тяжёлого ботинка на лету впился ему в подбородок. Таким двойным ударом Шефер смогла положить графа Уилтшира к ногам.
Вот она — главная цель её прибытия в Лавенхем — лежит у неё в ногах и ждёт, пока её прикончат. Анника поставила ногу на шею Патрика и тот жалобно заскулил. Его грязные от крови руки схватились за ботинки охотника и пытались освободиться. Этот плен был настоящим унижением! С каким наслаждением смотрела Анника на проигравшего, с таким же отвращением Патрик смотрел на неё.
Шефер помнила его надменное спокойствие в доме покойного графа. Тогда он и подумать не мог, что она станет помехой! На крайний случай, Патрик рассчитывал, что Леона будет биться с Винсентом спина к спине, а не какая-то девчонка, называющая себя громким званием «охотник»!
— Зачем я тебе? — на покрасневшем лице графа очень ярко выделялись синие губы.
— Бог хочет, чтобы я тебя прикончила взамен на своё спокойствие, — Анника надавила сильнее. — И теперь я понимаю почему.
Опьянённая близким завершением путешествия, Шефер не заметила, как один из рыцарей оказался совсем рядом. Лишь когда послышался металлический звон, она почувствовала кого-то за спиной.
— Всё в порядке, — злобно рыкнул Виктор, держа рыцаря на расстоянии. — Прикончи его!
Анника повернулась к Патрику, но тот довольно улыбнулся. Лезвие топора, что недавно лежал неподалёку, сверкнуло в разноцветном освещении, и Шефер пришлось отпустить графа. Патрик поднялся на ноги достаточно быстро, пусть и не сразу смог сориентироваться в пространстве. От удушения кружилась голова и темнело в глазах. Но даже это не было причиной отступить. Теперь Патрик хотел прикончить охотника, а потом уже поза