Полуночный цветок. Увядание
Десятиклассник. 12-14 сентября
Наталья не любила большую перемену. Либо сиди в классе и готовься к следующему уроку, стараясь не обращать внимание на шум за дверью, либо иди в учительскую и получай порцию сплетен, слухов и испорченного настроения. Вдобавок лови на себе наполовину сочувствующие, а наполовину завистливые взгляды. Двадцать пять — все еще молодая, полногрудая и на лицо не уродливая, есть чему завидовать. Но также и не замужем, да, говорят, тот мужик, что был, бросил. Есть чему и посочувствовать. И все это вроде как ненароком, стороной, скрытно. Ладно еще на обычной перемене в десять минут — зашла, взяла журнал, перекинулась парой слов с коллегами и убежала. А сейчас так не получится — придется высиживать, выслушивать, а иногда и реагировать.
— Наташ, ты здесь? — в дверь класса просунулась рыжая взлохмаченная голова Люды, учительницы химии. — Пошли в столовку?
— Прости, Люд, — Наталья встала из-за стола, нарочитым движением закрыла классный журнал и продемонстрировала его приятельнице. — Надо занести и дозаполнить.
— Да потом сделаешь, пошли, — махнула рукой Люда. — Успеется.
— Нет, — помотала головой Наталья. Белая крашеная челка упала на глаза, и она быстро поправила волосы. — Ты же слышала, что на меня Нирошевич взъелась.
— Ага, — кивнула Люда. — Да, что-то я не подумала. Иди. И да, тебя Колобок искала. Ну, наверно, в учительской и увидитесь.
И, не дождавшись ответа, удалилась, закрыв дверь. Наталья вздохнула. Колобок, она же Лариса Петровна Павловец, классный руководитель 10 «В», могла сегодня искать ее только по одному поводу. И Наталье очень не хотелось этот повод обсуждать.
По началу казалось, что римская богиня Фортуна благосклонна к ней. В учительской не было ни Колобка, ни, самое главное, завуча Нирошевич, по неизвестной причине успевшей затаить на Наталью обиду. Перекинувшись парой слов с коллегами, Наталья уселась за стол, достала из сумочки методичку и тетрадку и принялась делать пометки. Десятые классы у нее в первый раз. Дети уже достаточно взрослые, чтобы иметь собственное мнение, но еще недостаточно опытные, чтобы уметь увязывать знания в систему. «История должна захватывать. Если за датой или территорией не стоит ни драмы, ни комедии, то они так и останутся для школьника пустым местом, скучными цифрами в тетрадке», — вспомнила она слова своего университетского преподавателя. Наталья никогда не понимала, как можно преподносить историю просто строками параграфа. Тем более, программу десятого класса, со всеми перипетиями, интригами, взлетами и падениями великих государств.
— Наталья Михайловна, можно я вас отвлеку, — проскрипел голос над ухом. Наталья, стараясь ничем не выдать расстройства, отложила брошюру и повернулась к говорившей.
— Конечно, Лариса Петровна.
Колобок — так ее звали за низкий рост и необъятную талию — осуждающе посмотрела на Наташу сверху вниз, и девушка, виновато улыбнувшись, поднялась со стула.
— Наталья Михайловна, Наташа, — произнесла Колобок, теперь глядя снизу вверх, но все так же осуждающе, — я слышала, что у вас произошел конфликт с Боренькой.
— Я бы не сказала, что это конфликт, Лариса Петровна, — развела руками Наталья. — А что, он вам жаловался?
— Он — нет, вы же видели, насколько он замкнутый, — покачала головой Колобок. — Дети сказали, что вы к нему придирались.
«Все ясно, — подумала Наташа зло, — Юлечка Шрайт доложила обожаемой классной».
— Я бы попросила вас, Наташа, — продолжала тем временем Колобок, — уделить этому ребенку больше внимания. Вы же знаете, какая у него ситуация. И какая у нас с ним.
Последние слова она произнесла картинным шепотом и оглянулась, всем своим видом показывая, что Наталья должна понять. Наталья поняла и кивнула.
— Я постараюсь, Лариса Петровна.
— Очень прошу, Наташа, — Колобок потрепала ее за лацкан пиджака, и Наталья едва удержалась, чтобы не одернуться. Фамильярность Колобка была притчей во языцех, но на проявления неприятия она реагировала остро. А Наталье проблемы не нужны, по крайней мере в большем размере, чем они у нее имелись.
— Лариса Петровна, при всем уважении к вам и вашей премии, — раздался насмешливый мужской голос из угла учительской, — но ваш Боренька невыносим. Он не знает простейших вещей — ему бы не в десятый, а в первый класс идти.
— Михаил Семенович, — Колобок, растягивая гласные, угрожающе повернулась к сказавшему фразу мужчине, — ваш сарказм я считаю в данном случае неуместным. Мальчик пережил смерть всей семьи от варварских бомбардировок. То, что он вообще может после этого учиться, это уже большая удача!
— Так пускай бы им занимались специалисты! — Михаил Семенович поднялся, застегивая пуговицы полинявшего светло-коричневого пиджака. — Зачем его отправлять в нормальную школу?
Лариса Петровна ахнула и села на стул, делая вид, что ей стало дурно от этих слов, прозвучавших в адрес несчастного сироты. Михаил Семенович, явно наслаждаясь произведенным эффектом, торжествующе улыбнулся и подмигнул Наталье. Та подхватила другой классный журнал с полки, быстрыми движениями запихнула методичку и тетрадку обратно в сумочку и направилась к выходу. Уже в дверях она почти что столкнулась с завучем Нирошевич, но та удостоила Наталью лишь презрительным взглядом серых выпученных глаз и коротким «здравствуйте», и с ходу вклинилась в начавшуюся перепалку. Наталья выскользнула из учительской и выдохнула.
***
Следующий урок она вела у пятиклассников. Материал был наработанный, и мыслями она то и дело могла возвращаться к разговору в учительской, отвлекаясь от «предмета науки история» и отца ея Геродота,.
Колобок, как к ней не относись, в этом случае была права. И права она была по двум причинам: во-первых, Боря Миркович действительно был сиротой-беженцем, пережившим «гуманитарные бомбардировки» своей родины в прошлом году и бежавший сюда, на «спокойный островок независимости», а во-вторых, родственник Бори, который и организовал его переезд в страну, был не последним человеком в министерстве образования. Анастасия Петровна Длиннова, директор школы, на первом педсовете отдельно отметила особое положения Бори, сделав акцент на том, что ему надлежит уделить особое внимание.
Трудность состояла в том, что Боре обучение было не интересно. За те два урока, что провела в его классе Наталья, Миркович всем своим видом показывал презрение и к ней, и к ее предмету. Она едва сдерживалась, глядя как он буквально развалился на трех стульях за последней партой. Замечания ни к чему не привели, и Наталье — неслыханное ранее для нее дело — пришлось обратиться к классу за помощью. 10 «В» был сборным коллективом, с костяком из тех ребят, которые не пошли после девятого в училища и готовились поступать в университет. Какое-то мгновение Наталья боялась, что ее просьбу проигнорируют, а в следующий момент, что она спровоцировала драку. Так грозно выглядел Миркович, когда к нему подошли другие парни, пытаясь втолковать приезжему, что он должен угомониться. Но Боря, видимо оценив свои шансы (один против четырнадцати), не стал лезть на рожон и в дальнейшем урок прошел спокойно. Но шла лишь вторая неделя учебного года, и у него пока не было никакого авторитета в классе. А что если он сможет его добиться?
Пятиклашки слушали ее с раскрытым ртами. Наташе нравилось так работать — увлекать детей и смотреть в их глаза. Видеть, как у маленьких людей рождается понимание и любовь к таинственным лабиринтам человеческих жизней.
В конце урока она уже и думать забыла о происшествии с десятым классом и о споре о своенравном ученике. Закрыв за собой дверь, она вихрем влетела в учительскую, оставила журнал, попрощалась с коллегами и спустилась к выходу.
Погода не радовала. С самого утра было пасмурно, да еще и похолодало резко. Поежившись от налетевшего порыва ветра, Наташа выдохнула и, будто бы в бой, пошла в сторону дома. Подумала, что стоит радоваться отсутствию дождя, иначе плакали бы ее вельветовые туфли. Да и штаны наверняка пришлось бы стирать, потому что лужи здесь наливает до щиколоток. А они у нее остались единственные, по крайней мере до конца недели, до зарплаты. «Оптимистка ты, Наташа, — сказала она сама себе. — Нашла чему порадоваться». Но настроение действительно было приподнятым, и она вприпрыжку прошлась по нарисованным на асфальте классикам. И, сделав последний прыжок, заметила у забора его.
Боря Миркович стоял у самых ворот и, судя по всему, за секунду до этого курил. Наташу охватило непонятное ощущение тревоги, но она, слегка дернув головой и напустив на себя грозный вид, не поддалась этому странному чувству. Боря, казалось, изучал ее. Наталье захотелось обернуться и посмотреть, не глядит ли ученик на что-нибудь за ее спиной, но и тут она сдержалась.
— Боря, разве ты не должен быть на уроке? — сказала она, подходя.
— У нас физкультура, — сказал он без всякого акцента. — Я освобожден. Проблемы с сердцем.
«Ну да, проблемы у тебя», — подумала Наталья, взглядом оценивая юношу. Руки у него были крепкие, мускулистые, шея плотная. Расстегнутая черно-оранжевая куртка позволяла увидеть, как под белой майкой проступали рельефы хорошо сложенного мужского тела. Курчавые черные волосы и смуглая кожа делали этого парня еще более привлекательным, несмотря на небольшой рост и ширину плеч.
«Тьфу ты, Наташа, — одернула она себя. — Он же ребенок! Найди уже парня, в самом деле!».
— Наталья Михайловна, я хотел извиниться, — произнес Боря, глядя ей прямо в глаза.
— Х-хорошо, — остановившись, ответила Наталья.
— Мне не стоило себя так вести, прошу прощения, — сказал он. Потом кивнул и размеренным шагом пошел в сторону школы. Наталья посмотрела ему в след, испытывая странное желание пойти за подростком. Но что она при этом ему может сказать, или что он может сказать ей, она не понимала и, поэтому, с минуту постояв на месте, отправилась домой.
***
Утром Наталья едва не опоздала на работу. Оказалось, что хозяйка переставила ее будильник на кухню и забыла предупредить об этом девушку. Наташе повезло, что на улице зашумел мусоровоз, и она проснулась. Взглянув на часы и едва не нарушив данное себе слово не ругаться матом, Наталья подскочила и принялась одеваться.
На мытье головы и завтрак пришлось наплевать. Она завязала волосы в хвост, накинула пиджак, схватила сумочку и побежала.
На улице стало еще холоднее, и ветер буквально продувал ее насквозь. Однако мечтам о горячем чае в учительской сбыться было не суждено — он закончился. Судя по всему, все полчаса до начала уроков коллектив выяснял, кто должен был закупать ценные пакетики на этот раз. Наталья, очень надеясь, что этим кем-то была не она, схватила журнал и побежала в класс.
Рабочий день пролетел незаметно — три пятых класса, перерыв, за который она успела сбегать домой, а потом, во вторую смену, два шестых. Нирошевич единожды сделала ей замечание, но по делу, и Наталья даже не сильно расстроилась или обиделась. Борю Мирковича она видела мельком и не обратила бы на него внимания, если бы он в этот момент не беседовал с Людой у лаборантской. Наталья не услышала, о чем шел разговор, но и Боря и Люда улыбались, и она решила при случае уточнить у приятельницы, как ведет себя Боря у нее на уроках.
Только возвращение домой было омрачено — у дверей ее подкараулил Дмитрий.
— Привет, — сказал он.
Наталья с удовольствием прошла бы мимо, не вступая с ним в разговор. Но рядом, как назло, шли две учительницы младших классов, только распределившиеся с дошфака. Этим только дай повод поговорить — и завтра вся учительская будет перетирать, как «злая Наташа бортует бедного Диму».
— Привет, — ответила она.
— Я тебя провожу? — спросил он, хотя в его устах это было больше похоже на утверждение.
— Думаешь, надо? — устало уточнила она.
— Думаю, да, — с серьезностью напыщенного идиота ответил Дмитрий.
Она покорилась неизбежному. Не ругаться же с ним на людях в самом деле. Тем более, в прошлый раз не это помогло. Дмитрий все еще считал, что у него есть шанс. И она никоим образом не могла разубедить его в этом.
— На следующей неделе мы собираемся в гараже, — сказал он гордо, когда они дошли от дверей школы до калитки. — Седой и Бес подтянутся, соберем новый состав. Бес сказал, что мои стихи — это бомба. Ты бы слышала, какой он соляк заложил под «Недобесконечность». Ты же помнишь «Недобесконечность»?
— Помню, — кивнула Наталья. Дмитрий считал себя недооцененным поэтом и талантливым лириком, тексты которого еще потрясут мир. Он уже пять лет, еще с университетской скамьи, пытался собрать группу, где бы выступал ритм-гитаристом. Он скромно соглашался, что гитарист из него ни к черту, но говорил, что без него, как созидателя, музыкальный коллектив «утратит свою душу». В двадцать один это было круто, в двадцать три воспринималось как чудачество. В двадцать пять стало выглядеть по-идиотски.
— Я написал еще один текст буквально вчера, — продолжил он. — Мне кажется, что он превзойдет «Недобесконечность». Я его еще никому не читал. Хочешь…
— Слушай, а как у тебя с работой? — перебила его Наталья.
— В этой стране работу не найти, — махнул рукой Дмитрий. — Везде старперы и дураки. Пока “совки” сидят у власти так и будет. Никому не нужны молодые и талантливые, повсюду одна лишь серая масса, которая только и может, что послушно идти в стойло.
— Даже я? — спросила Наталья, подыскивая подходящий повод послать ухажера.
— Нет, что ты, Наташа, — он улыбнулся и погладил ее по волосам. — Ты добиваешься всего вопреки этой сволочной системе. Но ты, извини, все-таки девушка. Ты более усидчивая. У меня же муза. Ты представь меня в школе — там же невозможно творить! Тем более, если каким-нибудь грузчиком или продавцом. Мещанство все это, Наташ. Или ты так больше не считаешь?
— Нет, ты прав, конечно, — вздохнула девушка. — Дим, мы пришли. Все, пока.
— Может сходим куда-нибудь в пятницу? — крикнул он ей вслед, когда она уже открыла дверь подъезда.
— Прости, Дим, я в пятницу занята, — она скользнула в подъезд, бегом влетела на второй этаж и уже оттуда вызвала лифт.
Дмитрий вгонял ее в уныние не хуже взгляда Валентины Ивановны Нирошевич.
***
— Не, подруга, ты это зря, — Алиса втянула в себя кофе с ложки и покачала головой. — Все-таки растворимое — редкостная дрянь
— Что зря? — спросила Наталья, нещадно вычесывая мокрые волосы гребнем.
— Бросила ты его зря, — Алиса намазала твердое круглое печенье маслом, откусила и улыбнулась. — А вот это — вкуснятина.
— Аль, ну он же не работает, живет с мамой и инфантил такой, что сил нет!
— Инфа-кто?
— Ну, как ребенок ведет себя, — пояснила Наталья.
— Ой, дура ты, Наташка, — с видом умудренной женщины произнесла Алиса. — Ты ж младше не становишься. Тридцатник стукнет, и не заметишь. И будешь без мужика, без детей, с обвислыми сиськами и толстой жопой. Никому не нужная.
— Больно тебе твой мужик помог, — проворчала Наталья. — Поматросил и бросил.
— Зато я уже с дитями отстрелялась, — парировала Алиса. — И теперь могу себе спокойно искать статного и умного. Мама с малышней посидит, ей ведь внуков хотелось. А я позажигаю в свое удовольствие.
— У меня мама с ребенком бы не сидела, — вздохнула Наталья.
— Осталась бы дома — сидела бы. Это ж тебе столицу покорять приспичило. А дома хорошо. Работала бы в нашей школе. Оксана Ивановна как раз на пенсию уходит, вот ты бы и пригодилась. Ой, ладно, Наташка, засиделась я с тобой. Письмо вон там, на тумбочке, а мне бежать пора. Ты вечером придешь?
— Не знаю, Алька. Работы много…
— Ой, не в работе женское счастье, Наташка! Если что, адрес ты помнишь. А если нет, я тебе там на конверте написала.
— Да и дни у меня.
— Тампоны купи. А если что, — Алиса сделала движение кулаком у губ. Наталья скривилась. — Ой, не строй из себя. Все, пока, до вечера.
Наталья услышала, как Алиса попрощалась в прихожей с хозяйкой и закрыла за собой дверь.
— Не строй из себя, — тихо повторила она.
Алиса была ее школьной подругой. В год, когда Наталья поступила в университет, Алиса вышла замуж, за прошедшие восемь лет родила двоих детей и развелась. Жила она в райцентре, откуда Наталья так мечтала вырваться всю старшую школу. В город Алиса выбралась к знакомому врачу и заодно потусить на «флэте» у их бывшего одноклассника — тот устроился в конторе по сборке компьютеров и получал весьма неплохие деньги. И, что для Алисы было еще более привлекательным, водился с кругом таких же вполне обеспеченных мужчин от двадцати трех до сорока лет.
Наталья открыла письмо мамы. Она не ждала прочитать в нем ничего нового или жизнеутверждающего. Мама не одобряла «побег» дочери в город. В каждом письме она полуобвиняюще писала о том, что хозяйство загибается, больной дедушка требует все больше времени, брату нужна помощь, а Наталья, такая-растакая, сидит в своем городе и небось знается со всякими мужиками.
После этих обвинений шли другие, очень похожие на то, что говорила Алиса. Часики тикали, зайки хотели скакать по лужайкам, а маме нужны были внуки. Наталья сложила письмо в конверт, запихнула его в сумочку и продолжила сушить волосы.
***
Урок у 10 «В» прошел на удивление хорошо. Боря Миркович, как ей казалось, слушал ее внимательно, не отводя взгляд. В какой-то момент Наталье даже стало не по себе. Но она быстро успокоилась — парни его возраста во всю интересуются женским полом, а она, несмотря на то, что на девять лет старше, вполне недурна собой. И не только он на нее так смотрит. Главное, чтобы она не отвечала на эти взгляды.
После урока он подошел к ней и протянул лист бумаги.
— Наталья Михайловна, я вот, — сказал он, улыбаясь почти по-детски, — решил, что вам будет интересно.
Она взяла листок и посмотрела на него.
– Листовка?
— Нашел у себя в вещах. Не знаю, видимо, схватил в спешке, когда собирался, еще там, на родине, — он опустил голову, помолчал мгновение, потом посмотрел на нее исподлобья. — Это из отцовской коллекции. Настоящая листовка партизан Тито времен Второй мировой.
— Ох, класс какой! — непритворно воскликнула Наташа. — Спасибо, Боря. Очень ценный подарок. Можно, я отдам ее школьному музею?
— Я бы хотел, чтобы вы ее оставили себе, — твердо сказал он, и Наташа поняла, что для парня это действительно важно.
— Хорошо, — согласилась она, складывая листовку себе в сумку. — Еще раз спасибо.
Следующие два урока у шестых классов она обдумывала ситуацию. Наталья очень мало знала о традициях сербов. Да, обычный курс истории западных и южных славян она прошла в университете. Но эти народы никогда не захватывали ее. Ей, как и большинству ее сокурсников, была интересна terra incognita — Великое княжество Литовское, которое они открывали для себя по новым, едва отпечатанным книгам молодых историков молодого государства. «Надо освежить в памяти историю Югославии», — подумала она. — Парню будет приятно. Может, это станет ключом к его сложному характеру?
Закончив последний урок, она устроилась в учительской заполнять методический план готовить задания для пятиклашек. Наталья так увлеклась процессом, что не услышала, как в кабинете появилась Валентина Ивановна Нирошевич.
— Наталья Михайловна, я вас отвлеку ненадолго, — сказала завуч.
— Да, Валентина Ивановна? — Наташа поднялась было, но Нирошевич сделала ей знак сесть и разместилась рядом.
— Скажите, Наталья Михайловна, почему вы отказались от классного руководства?
— Валентина Ивановна, у меня три параллели, это сорок четыре урока в неделю, — начала была Наташа, но завуч перебила ее.
— У Анны Сергеевны столько же, плюс общественная работа. И она ведет класс. Выпускной, между прочим. А вы от пятого отказались. Скажите, может вам у нас не нравится? Нет, ну действительно. Наталья Михайловна, вы же отработали распределение, так и ехали бы к себе на малую родину. Там явно не хватает учителей. Ну, или доярок…
— Валентина Ивановна, я не понимаю, почему вы меня оскорбляете, — Наталья едва сдержала слезы.
— Я? Оскорбляю? — Нирошевич прыснула. –Я правду говорю! И, кстати, методический журнал вы должны были заполнить вчера, а его до сих пор нет. Так что, Сосновская, я бы на вашем месте хорошо бы подумала, стоит ли вам оставаться в нашей школе. Тем более с такой стрессоустойчивостью.
— Журнал я заполнила, — Наташа всхлипнула. — Сейчас я делала наметки наперед.
— Неужели? Ну уж простите, Сосновская. Я от вас такой прыти не ожидала.
Наталья поднялась, закинула вещи в сумочку и посмотрела на Нирошевич. Та снисходительно улыбалась.
— До свидания, Наталья Михайловна, — попрощалась завуч.
— До свидания, — прошептала Наталья, быстрым шагом вышла из учительской и уже там разрыдалась.
***
— Надо было послать старую каргу, — сказала Алиса, наполнив стакан пивом и протянув Наталье. Та отхлебнула горького, отдающего спиртом напитка, скривилась, но бокал не поставила.
Она сама не помнила, как доехала до места встречи. Уже подходя к «флэту» очень понадеялась, что Алиса написала ей неправильный адрес, или же все сорвалось и дверь ей не откроют.
Но ей открыл вполне симпатичный молодой человек и, поинтересовавшись, к кому она, пропустил внутрь. Алиса уже была на месте и вскоре перезнакомила Наталью со всеми присутствующими, а их было более десятка. В трех комнатах и кухне кипели разговоры. Из одной из них доносился звук гитары, и Наташа уже испугалась, что встретит там Дмитрия. Но гитаристом оказался длинноволосый худой красавец, который приветливо помахал ей рукой.
— Это Егор, — отрекомендовала его Алиса. — Гроза женских сердец.
— И не только сердец, — ухмыльнулся парень, а Алиса глупо захихикала.
Наталья же мгновенно потеряла к нему интерес. После такой фразы она совсем другими глазами посмотрела на эти длинные светло-русые волосы, гибкие пальцы и красивые, что греха таить, ноги в обтягивающих кожаных штанах. Парень этот знал себе цену. И более того, через ее призму он оценивал и всех остальных. Наталья знала таких и очень не любила.
Она вышла из комнаты и отправилась на кухню, где в этот момент два парня и девушка курили в открытое окно, обсуждая прошедший концерт какой-то неизвестной Наташе группы. В беседу она попыталась вписаться после того, как было затронуто творчество Максима Богдановича, а потом и обсуждение года смерти поэта.
— Москалям лишь бы кровь пустить, — восклицал полный розовощекий парнишка, отхлебывая пиво прямо из полуторалитровой бутыли. — Такой талант заморила красная банда!
Наташа хотела было возразить, что Богданович умер до того, как «красная банда» пришла к власти, но не успела — ее подхватила за локти Алиса и вытащила с кухни.
— Куда ты пропала? Там Егор про тебя спрашивает.
— Ну и пусть, — отмахнулась Наталья.
Алиса покрутила пальцем у виска и ушла. Наталья вернулась на кухню, но там беседа уже перескочила на обсуждение цен на пиво и водку. Наталья потихоньку отхлебывала из бокала, который, будто волшебный, не иссякал. И когда она поднялась, чтобы пройти в уборную, то поняла, что пьяна.
— Ой-ей, — сказал парень, рассказывавший про красную банду. — С тобой все ок?
— Да, вроде бы, — смущенно улыбнулась Наталья. «Домой надо идти, — подумала она. — В туалет, и домой»,
План был прекрасен, но на его исполнение она потратила около получаса — пока отыскала Алису, вырвала ее из объятий какого-то долговязого парня и объяснила, что уходит. Алиса махнула на подружку рукой и вернулась к прерванному поцелую
***
Он догнал ее почти у остановки. Наталья успела проводить взглядом автобус и поняла, что ждать следующего будет долго — на часах давно уже было за полночь.
— Эй, красотка, что так быстро убежала? — Егор шел к ней нетрезвой походкой, источая уверенность в себе.
— Работы завтра много, — как можно тверже попыталась сказать Наталья.
— Врешь, — он подошел к ней вплотную, одну руку положил на плечо, а второй провел по ее губам. — Алиска сказала, что у тебя завтра свободный день.
— Не свободный, а методический, — возразила Наталья. «Боже, что я несу? — подумала она. — Бежать надо. Но как? И куда? Он же все равно догонит». — Слушай, Егор, мне действительно надо идти.
— Крошка, от меня так просто не уходят, — Егор обнял ее за талию и притянул к себе. Она попыталась вырваться, но он был сильнее, а она была пьяна. — Пойдем назад. Я покажу тебе, что такое кайф…
Мысли лихорадочно метались в ее голове. Закричать, ударить его, поддаться? Внезапно парень отпустил ее, а она от неожиданности упала и стукнулась задом об асфальт. В этот момент Егор от переданного ему кем-то импульса с грохотом влетел в остановку.
— Мне кажется, тебе отказали, парень, — услышала Наталья знакомый голос.
— Боря?
— Что это за малявка? — Егор поднялся и посмотрела на противника. Тот был ниже его на полторы головы и уже в плечах. Словом, школьник выступил против взрослого мужчины. — Беги отсюда, пацан, пока я тебе зубы молочные не посчитал.
Боря не стал тратить силы на слова. Егор, не ожидая такой прыти от своего соперника, получил удар в живот, согнулся пополам и захрипел. Боря посмотрел на него, покачал головой и двинул кулаком в нос. Егор упал на землю, застонал и отключился.
— Пойдем, — Боря протянул руку Наталье.
— Но я…
— Пойдем, — снова сказал он, и девушка не нашла в себе сил возразить. Он взял ее за руку и повел во дворы.
— Куда мы идем? Мне надо домой! — попыталась возразить она.
— Последний автобус уже уехал, а пешком ты не дойдешь. Я живу за углом, — он чеканил слова, и на каждое из них у нее рождались возражения. Но высказать их она почему-то не могла.
Они зашли в подъезд, поднялись на второй этаж, вошли в квартиру, тускло освещенную одинокой лампой в прихожей.
— Я…, — начала было Наталья, но Боря не стал ее слушать. От удара в солнечное сплетение она согнулась, после чего он быстрым движением впился губами в ее губы. За мгновение до того, как она потеряла сознание, мир окрасился радужным цветом, вспыхнул миллионами красок и стек с холста оставив лишь темноту.
***
Утро началось с головной боли, ломоты во всем организме и ощущения стыда от того, что она лежала на чужом матрасе голая. Боря стоял у балкона и неспешно курил. За окном все скрывал непроглядный туман.
— Боже, — только и смогла произнести Наташа.
— Его не существует, — откликнулся Боря.
— Я…
— Спала со школьником? — продолжил он спокойно. — И теперь ты думаешь, что тебя в лучшем случае попрут с работы? Я тебя успокою — между нами ничего не было. Почти.
Наталья схватила одеяло, зарылась в него с головой и громко и протяжно завыла. Боря докурил сигарету, подошел к ней, выдернул у нее одеяло. Наталья пискнула, прекратила выть и тихонько заплакала.
— О, предки мои, — покачал головой Боря, отпустив девушку. — Почему именно мне приходится это делать? Не реви, ладно? Только не реви! А то мне придется тебя вырубить, а потом начинать сначала. Не реви, хорошо?
Наталья не смогла ответить, только закивала, размазывая тушь по глазам. «Он сумасшедший! — догадалась она. — Он наверняка изнасилует меня, а потом прикончит. И скажет, что это я на него набросилась!».
— Наталья Михайловна, ты дура, — вздохнул Боря. — И ты все усложняешь. Не реви, я все объясню. Так вот, как в таких случаях принято говорить — добро пожаловать в реальный мир. Позволь представится — Боря Миркович, глава клана Мирковичей из горной Сербии. Мне семьдесят два года, и я упырь. Вампир, то есть. Не таращись так на меня, не съехал я крышей. Хочешь клыки покажу? Вот. Ох, же ж…
Он поднялся, сходил на кухню и налил воды в стакан. Подошел к потерявшей сознание Наталье и плеснул прямо на лицо. Девушка фыркнула, поморгала глазами и посмотрела на него.
— Продолжаем?
— Д-да, — тихо сказала она.
— Так вот, мне семьдесят два года, я упырь, и мне необходимо восстановить мой погибший клан. И начал я с тебя.
— Я… теперь… тоже…
— Еще не до конца. Еще долго не будешь до конца. Но такова жизнь. И выбор у тебя — подчиниться или умереть. Понимаешь?
Наталья кивнула. У нее уже не было сил ни удивляться, ни плакать. Она смотрела на него и не могла ничего сделать.
Боря провел пальцем по ее обнаженной груди, потом нежно обхватил спину и припал к соскам. Пальцами нащупал промежность и принялся ласкать ее. Перед глазами снова вспыхнули тысячи ярких огней.
— Так будет легче прийти в себя, дочка, — сказал десятиклассник и вошел в нее.
Трезвый расчет. 27-28 сентября
Школьный звонок разорвал тишину, возвестив о начале перемены. Через мгновение шум наполнил стены учебного заведения, выдавая в каждом тоне радость юности, вновь открывшейся потоку жизни, которая суть движение.
«Интересно, — думала Наталья, — так ли чувствовал себя человек, ходивший со звонком по коридору, как вахтерша, нажимающая на кнопочку? Что дает большее удовлетворение — это причастие к процессу постепенного пробуждения затаенной в молодых энергии или возможность одним нажатием выпустить ее всю наружу?».
А десятиклассники проходили мимо, укладывая тетради ей на стол. Первая самостоятельная работа в этом году. Она угадывала во взглядах эмоции — уверенность, нетерпение, разочарование, страх.
— До свидания, Наталья Михайловна, — произнес Боря Миркович, положив тетрадь ей на стол. В голове у Натальи зашумело, и она моргнула, разбирая посланный ей сигнал. Значит, он ждет ее после уроков. Тело заныло, и Наталья испугалась, что не сдержится и застонет прямо сейчас.
— До свидания, Боря, — она улыбнулась ему.
Наталья спустилась в столовую, заказала чай — неслыханное ранее для нее дело. Еще две недели назад она терпеть не могла эту подкрашенную водицу с таким содержанием сахара, что один запах, казалось, мог вызвать диабет. И вот теперь бегала за ней почти каждую перемену, заедая приторно-сладкими шоколадными батончиками из буфета. «Совсем фигуру не бережешь, — заметила недавно Люда. — По опасной дороге пошла». Наталья в ответ на эту фразу улыбнулась и пожала плечами. Боря говорил, что желание сладкого — нормальная реакция меняющегося организма.
В столовой было людно — у старшеклассников наступил обеденный перерыв. Наталья подошла к буфетчице и заказала чай.
— Весь разлили, — ворчливо произнесла нехарактерно худая для этой профессии дама. — Есть кофе.
— Давайте, — махнула рукой Наталья. — И беляш.
— Я бы не советовал, — раздался рядом голос учителя математики Михаила Семеновича Тищенко. Буфетчица в ответ заворчала еще сильнее и отошла наполнить граненый стакан светло-серой сладкой жидкостью, носившей гордое наименование «кофе с сахаром». — Не носите ссобойку, Наташа?
— Сегодня не успела, — виновато улыбнулась Наталья. — Опять проспала будильник.
Буфетчица протянула ей кофе и беляш. Наталья расплатилась и ушла за учительский стол, на удивление пустовавший. Вскоре Михаил присоединился к ней. С собой он принес стакан кофе и зачерствевший кусок теста, когда-то бывший молочным коржиком.
— Мало того, что молоко за вредность не дают, — усмехнулся он, — так еще и есть эту гадость заставляют. Что за жизнь пошла?
— А раньше давали? — поинтересовалась Наталья.
— При Союзе, что ли? — хмыкнул математик. — Союз я не застал. Лет пять назад вообще тяжко было — там даже такого кофе было не дождаться. Теперь хоть что-то есть. Это я так, Наташенька, ворчу. Все ничего, прорвемся как-нибудь.
— Да уж, точно, — отвела взгляд Наталья. Она вспомнила недавнюю беседу в учительской. «Тихий беззлобный алкоголик — вот кто он», — осуждали Михаила за глаза одни. «И не так запьешь, если жена уйдет к богатенькому, да еще и ребенка с собой утянет», — жалели математика другие. Наталья сочувствовала вполне еще молодому, едва тридцать три стукнуло, мужчине, который в школе появлялся всегда в одном и том же полинялом костюме. Виноват ли он, что профессию любил больше, чем деньги? Вряд ли. Просто время такое. Когда он поступал в институт, учительская профессия была в почете, и платили за нее прилично. А сейчас едва хватало на квартплату, еду да бутылку «Двух буслов».
— Кстати, Наташа, а как вы с Мирковичем общий язык нашли? — спросил Михаил.
— Что, простите? — чуть не подавилась Наталья.
— Боря Миркович, сербское горе наше. Говорят, он больше у вас не озорничает. Даже Колобок, тьфу, Павловец довольна. Нахваливат вас.
— Да ничего особенного, — потупилась Наталья, стараясь не смотреть в глаза Михаилу. — Он, мне показалось, вполне милый мальчик. Просто своеобразный…
— Да уж, — протянул Михаил. — Милый. Ладно, у меня он вроде тоже тихий. Но двояки константно ловит. Домашнее не готовит вообще. В классе спит на уроке. Я даже и не знаю, что уже делать.
— Может, поговорите с ним? — предложила Наталья.
— Да, пробовал, — махнул рукой математик. — Либо молчит, либо что-то бормочет про «не понимаю», «не знаю». Ладно, думал, может что-нибудь подскажете.
Наталья развела руками. Михаил улыбнулся, поднялся, отряхнул крошки с брюк на стол и покинул столовую.
***
Боря, как Наталья уже усвоила, не любил размениваться на прелюдии. Обычно она едва успевала раздеться, как он укладывал или ставил ее так, как ему хотелось, и так резко входил, что она аж взвизгивала от боли. Но уже через секунду-другую все ее сознание затапливало теплом и таким радужным ощущением эйфории, которое невозможно было передать словами. Лучше всего подошло бы слово «опьянение», но весь небольшой опыт Натальи со спиртным показывал, что реальное опьянение и близко не походило на то, что она чувствовала. Она сама не помнила, как стонала и что говорила в эти моменты, слушая его дыхание и чувствуя каждое его движение, в которых боль, когда он тянул ее за волосы, смешивалась с непередаваемым удовольствием от прикосновений его небольших нежных пальцев.
Он шлепнул ее по попе, показывая, что сеанс окончен и отошел к окошку покурить. Наталья аккуратно поднялась с двуспального матраса, заменявшего Боре кровать, стараясь не испачкать простынь. Обошла табурет — второй, после небольшого книжного шкафа предмет мебели в его комнате и направилась в душ. «А если я забеременею», — вспомнила она свой вопрос после их второго совместного вечера. «От меня не понесешь, — сказал он тогда. — А через три луны так и вообще можешь больше не беспокоиться об этом. Мы по-другому размножаемся». Ее до сих пор удивлял тот факт, как спокойно она отнеслась к этой фразе. Никаких заек и лужаек? Ну и пусть. Гораздо больше ее интересовал другой вопрос. Но про способы питания Боря пока молчал.
— Это же ты меня сегодня на уроке? — спросила она, войдя в комнату и завернувшись в одеяло.
— Шум в голове? — уточнил он, и, увидев, как она кивнула, ответил, — я.
— Зачем?
— Потому, что ты несла бред, — он отвернулся к окошку и зажег еще одну сигарету. — Романтический бред.
— Знаешь, вот не учи меня учить, — с претензией в голосе сказала она. — Детям нравится меня слушать именно потому, что я умею рассказывать интересные истории!
— Детям нравится тебя слушать потому, что ты умеешь рассказывать, — он повернулся и посмотрел на нее. — Они слушают тебя и запоминают то, что ты скажешь. И именно это определяет их дальнейшую дорогу. Поэтому тебе нужно быть аккуратной в том, что ты говоришь. Поняла?
— Не совсем.
— Ох, предки мои, — вздохнул он. — Я никогда не был силен в том, чтобы учить. А вот ты сильна. Только сама не знаешь, чему именно тебе следует учить. Я попробую показать это, но не сейчас.
— Не делай так больше, — сказала она. — Мне было неприятно.
— И что? — он удивленно посмотрел на нее. Наталья обиженно надула губки, и он рассмеялся. — Дура ты, Наталья Михайловна. Ты вот сейчас относишься ко мне, как к своему мужчине. Возможно, ты даже смогла где-то для себя решить проблему моего видимого возраста, но ты по-прежнему считаешь себя моей женщиной. А ты не моя женщина. Ты моя дочь.
— Не говори так, — Наталья покраснела и отвернулась. — Это… не правильно.
— Как мне говорить? — без тени сарказма или издевки спросил он. — Подскажи?
Наталья задумалась, но ответить на этот вопрос не смогла.
— Вот видишь, — Боря подошел к ней и уселся рядом. — Ладно, это пустой разговор. Скажи вот мне лучше, как можно было бы поладить с учителем математики. Мне нравится его отчаянный фатализм, и мне не хотелось бы его убивать. Но пока я не вижу другого варианта.
— Убивать?! — Наталья уставилась на него.
— Ох, предки, — снова вздохнул Боря. — Наталья Михайловна, мы — я в большей степени, ты пока в меньшей — хищники. Убийство — это то, чем мы занимаемся чтобы выжить. И мы убиваем тех, кто сознательно пытается портить нам жизнь. Если он продолжит поднимать шум вокруг моей учебы, то может привлечь ненужное внимание. Особенно, если это выйдет за пределы школьных кабинетов.
— Может тебе вместо того, чтобы замышлять убийство, попробовать сделать домашнее задание? — Наталья не смогла удержаться от сарказма.
— Зачем?
— Для чего ты вообще пошел в школу?
— Пересидеть, спрятаться и начать восстанавливать клан, — пояснил Боря. — Мне необходимо было затеряться в толпе, а с моими данными невозможно легально существовать иначе, как школьником.
— Тебе семьдесят с хвостиком! Неужели ты до этого не был в школе? — Наталья только сейчас начала понимать, что вся Борина бравада во время уроков была не для того, чтобы выделиться, а потому, что он действительно первый раз попал в учебное заведение.
— Нет, — подтвердил он ее опасения. — Сначала у в семье не было денег, потом началась война, и учиться пришлось не наукам, а как из автомата стрелять. А потом, когда стал упырем, то жил в горах с кланом. Учили меня родичи, что умею — от них, а лишнего мне и не надо.
Мозаика, наконец, стала складываться. Боря действительно не имел представления о школьном образовании. Он на своем опыте пытался понять, каким образом надо вести себя среди «сверстников» и с учителями. Помогала, с одной стороны, разнарядка об «особом отношении», спущенная сверху. С другой то, что учителя-женщины во многом жалели молчаливого сироту-беженца. А вот Михаил Семенович закусил удила. Он не переносил блатных любимчиков и был рад насолить Колобку, с которой находился в вечном противостоянии «физиков-лириков».
— Может, ему денег дать? — задумчиво произнес Боря.
— Просто так он не согласится, — возразила Наталья. — Можешь этим еще больше разозлить.
— Тогда ты его убедишь, — Боря посмотрел на нее и бесцеремонно сжал грудь. — Как говорил мой дед «ако злато не делуе, андо пичка делуе».
— Что?!
— Что не сделают деньги, то сделает…, — Боря не закончил фразу, устремив руку ей между ног.
— Я не буду с ним спать! — Наталья вскочила, сбросив одеяло.
— Наталья Михайловна…
— Я буду хоть сотню раз дурой, но не шлюхой! — она буквально перешла на визг и бросилась в прихожую. Мгновением позже, уже натягивая штаны, испугалась, что Боря последует за ней и будет бить, но упырь, потерял к ней всякий интерес. Он прошел мимо нее на кухню, и Наталья услышала, как открылся кран. Без лишних слов, кипя от бешенства, она собралась и ушла.
***
Едва только войдя в квартиру, Наталья поняла — что-то не так. Сладковатый мясной запах присутствовал буквально везде.
— Наташенька, это ты? — спросила хозяйка с кухни, услышав звук закрываемой двери.
— Да, Дарья Ивановна, — ответила Наталья, снимая обувь. Внутри она все еще пылала от возмущения, но запах, разошедшийся по квартире неожиданно притушил ее настроение, и в желудке тихо заурчало.
— Мой руки и подойди сюда, — голос Дарьи Ивановны был донельзя довольным, что случалось не часто. — Похвастаюсь.
Наталья заскочила в ванную комнату, быстро сняла свитер и майку, надела домашнюю полосатую рубашку с длинными рукавами и тщательно вымыла руки. На удивление запах душистого яблочного мыла, который всегда казался ей чересчур сильным на этот раз не заглушил аромат мяса, к которому примешивался еще какой-то другой, тягучий, одновременно знакомый и незнакомый дух. Наталья, силясь понять, что это могло бы быть, пошла на кухню
— Вот, посмотри, — Дарья Ивановна с гордостью указала ей на большой таз, в котором лежали тушки трех кроликов. — Передали из деревни. Свои, без всяких там антибиотиков, откормленные!
Дарья Ивановна была очень горда этим продуктом. Наталья чувствовала это. А еще то, что у хозяйки слегка кровоточит десна. Она еле сдержала себя от того, чтобы немедленно не броситься — то ли засунуть свой язык хозяйке в рот, то ли к тазику.
— Здорово, — тихо произнесла Наташа, и в животе у нее снова заурчало.
— Хочется крольчатинки? — лукаво улыбнулась хозяйка. — Сейчас разделаю, а вечером потушу и угощу.
— Хорошо, спасибо, но мне… лечь нужно, — быстро пролепетала Наталья. — Голова закружилась.
Она почти бегом вылетела из кухни, услышав вслед, что совсем себя не бережет.
— Надо лучше питаться, а то и до голодных обмороков недалеко, — обеспокоенно проворчала Дарья Ивановна.
Наталья вбежала к себе в комнату, закрыла дверь на крючок и нырнула под одеяло, стараясь заглушить запах крови, так манивший ее на кухню. «Боже, только бы это прошло, только бы прошло», — думала она. Но, судя по всему, Боря не соврал, и Бога действительно не существовало. А вот запах крови и мяса был вполне реальным, и Наталье становилось все труднее себя сдерживать.
Она встала и, помаявшись полминуты, открыла заедающую форточку. В комнату ворвались ароматы прелой листвы, озона и тонкий, едва уловимый запах птичьей крови. Наталья выглянула в окно. Под ним кошка деловито тащила тушку голубя. Девушка медленно осела под подоконник, уперлась спиною в стену и, обхватив голову руками, тихо завыла. Вой ее перешел в рычание и она, не помня себя, быстро оделась и рванула входную дверь
— Наташенька, ты куда? — озабоченно спросила из кухни Дарья Ивановна.
— Вспомнила о родительском собрании, — бросила она первое, что пришло в голову, и выбежала к лифту.
У соседского мальчишки с верхнего этажа, с которым они вместе спускались, была разбита коленка, и Наталья прокусила себе губы до крови, пытаясь отвлечься от преследующего ее наваждения. Это, как ни странно, помогло, и она с удовольствием слизала капельки выступившей красной влаги со своей нижней губы. Паренек посмотрел на нее обеспокоенно, но Наталье не было до этого дела. Она выбежала из подъезда, едва не налетев на другого парня. Уже открывая дверь, она осознала, что этим самым парнем был Дмитрий в своей неизменной косухе и рваных джинсах. Наталья не расслышала, звал ли он ее. Ей было все равно.
Она очнулась через пару километров, в диком неухоженном парке. Выдохнула, села на мокрую после дождя лавочку и осмотрела себя. Она была в черной юбке, но без колгот, в сером пиджаке поверх домашней линялой белой рубашки и в босоножках, которые хотела упаковать в коробку еще с месяц назад.
— Хороша учителка на родительском собрании, — сказала она себе, вспомнив свою фразу. Втянула носом воздух. Кровью не пахло. Откуда-то из дальних кустов тянуло грязью и перегаром, со стороны сосенок чувствовался запах собачьих меток, а от дороги, до которой было метров триста, буквально смердело бензиновыми парами. «Что ж это делается?», — подумала она. Закрыла лицо руками и досчитала до десяти. Потом до пятидесяти и до ста, но успокоиться не получилось. Воображение так и рисовало образ Дарьи Ивановны, лежащей вместо кроликов в тазу, и самой Натальи с окровавленным ножом в руках, склоняющейся над несчастной старушкой.
И тут в голове знакомым образом зашумело. Видения исчезли, вместо них набатом пробила мысль «иди ко мне».
— Боря, — прошептала она.
Он ждал ее у дороги. Джинсовая куртка нараспашку, под ней — сине-красная майка с узорами. Весь такой опрятный, аккуратный, родной. Наталья не выдержала и бросилась к нему.
— Тише, Наталья Михайловна, — он отстранился. — Люди смотрят. Сделай вид, что решила вечером проводить загулявшегося подростка домой. Без всяких других целей.
— Да, конечно, — она опустила глаза, посмотрев на асфальт. В голове отчетливо проступили контуры понимания — без него она теперь была обречена на смерть. — Слушаюсь, хозяин.
***
Едва переступив порог Бориной квартиры, Наталья немедленно бросилась на кухню, из которой так вкусно пахло мясом и кровью. Кусок говядины лежал в небольшом металлическом тазике, и она, усевшись на табуретку перед столом, набросилась на него, вгрызаясь зубами в жесткое, трудно жующееся мясо.
— Нарезала бы хоть, — недоуменно сказал Боря, неспешно входя на кухню. Он успел снять все, кроме штанов, и помыть руки. На груди его блестели капли воды. Боря любил открывать сильный напор в умывальнике. Наталья аж залюбовалась этими видом. Так и застыла, держа во зубах полукилограммовый кусок мяса. Боря покачал головой, — давай сюда, а то у тебя и руки сейчас дрожат.
Она отдала ему мясо. Руки у нее и правда дрожали. Она обнаружила это, едва не перевернув на себя стекшую в тазик кровь, когда попыталась выпить ее прямо оттуда. Нещадно облив подбородок, шею и рубашку, Наталья, наконец, отставила в сторону пустой таз, и облокотилась на стенку, глядя в потолок. Боря деловито нарезал говядину большим мясницким ножом, и она следила за его движениями, не по-подростковому крепкой спиной и мощными руками. Голод постепенно уходил, уступая место другому чувству.
— Держи, — он высыпал мясо, нарезанное мелкими кубиками, на тарелку и протянул ей вместе с вилкой. — И перестань изображать восторженную сучку, это раздражает.
— Я не…, — его слова хлестнули ее, но запах мяса вновь захватил все внимание и она, не закончив фразу, начала есть.
— Не изображала? — хмыкнул Боря. — От же ж как. Наталья Михайловна, не пытайся врать. Ни мне, ни себе. И не называй меня хозяином. Еще раз так сделаешь, я тебя сурово накажу. Принадлежность хозяину крепко впечатывается в память, а я не хочу, чтобы ты была рабой. Ты — мое продолжение, моя кровь, наследие клана. Но я тебе не хозяин, и ты мне не собственность Запомни это.
— Конечно, хозяин, — пробубнела Наталья с набитым ртом. Боря покосился на нее, и Наталья, поняв, что сказала, ойкнула. Прожевав, спросила, — а как тогда называть?
— Это ты мне скажи, дочка, — криво усмехнулся он. Подошел к холодильнику, достал небольшого размера кастрюлю, вытряс ее содержимое на условно чистую сковороду, стоявшую на плите, и спичкой подпалил газ.
Наталья задумалась. Ей было бы неприятно называть Борю отцом. И не столько из-за возраста, или из уважения к ее настоящему отцу, сколько из-за их связи, далекой от той, которая должна быть между родителем и дочерью. Она так и этак повертела в мозгу слова, и тут ей на ум пришел дурацкий фильм про странных людей с лазерными пистолетами и саблями, который они с год назад смотрели вместе с Дмитрием.
— Можно я буду звать тебя Мастером? — спросила она.
— Как негры звали белых? — откликнулся он. — Чем это лучше?
— Нет, как Мастер в средневековом цеху, — нашлась Наталья. — А я буду подмастерьем. Ты ведь учишь меня, да? И… заботишься.
Она не была уверена, что отношения мастера и подмастерьев в цеху средневекового бурга могли быть столь телесно близкими, но это слово ее отталкивало куда меньше, чем «отец».
— Подход к клану как к цеху или артели, — Боря несколько раз цыкнул языком. — Интересная идея. Пожалуй, мне даже нравится.
— И не зови меня Натальей Михайловной?
— Вообще?
— Нет, ну в школе-то зови, конечно. Но когда мы одни… можно просто Наташей.
— Хорошо, просто Наташа, — с серьезным лицом сказал Боря, но через мгновение не смог сдержать смех, и она засмеялась вслед за ним. — Ты подумала, что можно сделать с математиком?
— Нет, — она покачала головой. — Все мысли были заняты кровью. Скажи, это часто так происходит?
— У тебя может произойти еще раз или два, — Боря стал серьезен. — После этого организм перестроится. А потом будет нечто подобное по полнолуниям. Но там говядиной ты уже не обойдешься. Еботе!
Он кинулся к плите и выключил начинавшую подгорать еду. Критически осмотрел содержимое и произнес: «С майонезом сойдет».
— И мне надо будет пить людскую кровь? — спросила похолодевшим голосом Наталья.
— Потом об этом, не сейчас, — Боря достал тарелку из шкафа над умывальником и высыпал содержимое сковороды на нее. — Сейчас надо решить проблемы с математиком. А то первым тебе придется съесть его.
Наталья опустила голову. Хотелось, конечно, закричать, что она этого делать не будет, но она была умной девушкой и два раза за день не наступала на одни и те же грабли.
— Ты не хочешь и его обратить? — спросила она. В самом деле, быть не одинокой в этом вампирском сумасшествии было бы так славно.
— Нет, — разрушил ее надежды Боря. — Он вроде бы и подходил. Я выбирал между тобой и им. Но от него постоянно пахнет алкоголем. Он не сможет сдерживать жажду, а мы должны уметь это делать. Если он сорвется, то пострадает не только он, но и я. Понимаешь?
— А если ты у него будешь брать индивидуальные уроки? Ну, за деньги, — помолчав, предложила она. — Репетиторство.
— Мне не интересно, — покачал головой Боря.
— Боря, милый, — она попыталась сказать это ласково и вкрадчиво, — математика — царица наук. А ты у меня, у нас, — глава клана. Ты должен быть умным.
— Прекрати льстить, Наталья Михайловна.
— Слушаюсь, хозяин!
— Ебем ти. Хорошо, Наташа, я понял. Мыслишь неплохо, достойно. Мне подойти к нему?
Наталья сначала хотела сказать твердое «да», но что-то помешало ей. Нет, Михаил не примет такой поворот от странного мальчика Бори. Более того, он наверняка подумает, что это какой-то хитрый подлог от администрации или от Павловец. Идея хорошая, но как к ней подступиться?
— Нет, Мастер. Наверно, это лучше будет сделать все-таки мне. Я придумаю как.
— Только думай не долго, подмастерье.
— Хорошо, Боря, мой Мастер, — она поднялась и протянула к нему руки, но он отстранил ее, не грубо, но твердо. Она посмотрела на него растеряно.
— Мне надо поесть, тебе — идти домой. Приступ мы сняли. Следующий избежишь сама — купи свежего мяса и заморозь. Почувствуешь что-то подобное — используй.
Наталья непонимающе уставилась на Борю. Еще ни разу за эти недели после их встреч он не отпустил ее просто так. Внизу живота нарастало желание, и она снова потянулась к нему, но он увернулся, даже не притронувшись к ней. Посмотрел в окно, открыл форточку и взял сигареты, лежавшие на холодильнике.
— На автобус не иди, пробирайся дворами. Используй свое обоняние и слух, чтобы избегать людей. Придешь домой — сбрось мне на пейджер сообщение. Номер возьмешь у телефона в прихожей.
Наташа громко фыркнула — такого открытого игнорирования она вынести спокойно не смогла. Вышла в прихожую, подобрала брошенную на пол сумочку, посомневавшись мгновение, засунула в нее бумажку с номером пейджера и покинула квартиру громко хлопнув дверью.
***
Она уже поднималась на горку у своего подъезда, страшно довольная тем, что ей удалось не встретить по дороге ни одного человека, а также весьма обиженная на Борю за свою неудовлетворенность этим вечером, когда ее окликнули. Судя по всему, она, потеряв осторожность, не заметила компанию на лавочке у соседнего подъезда. А они обратили внимание на нее.
— Эй, детка, что так поздно гуляешь, да одна? — обладатель пьяного мужского голоса явно приближался к ней.
— Давай по рюмочке, да хали-гали-паратрупер, — второй голос, куда более трезвый, но еще и куда более наглый.
Она испугалась. Хотелось бежать — до подъезда вроде бы недалеко. Но умом Наталья понимала, что мужчины догонят ее. Надо было как-то выкрутиться. Она вспомнила, как в детстве ходила с подружками на дискотеку. Было это всего один раз, но Наталья на всю жизнь запомнила слова и интонацию Алисы, когда примерно с таким предложением к ней подкатили два парня из соседнего колхоза.
— Чего на? — спросила она и повернулась.
Надо сказать, что подходивший к ней парень был даже не безобразен. Его дружок, низенький, плюгавенький и в кепочке, вызывал неприятие. Он же был высок, широк в плечах и с весьма неотталкивающим лицом, несмотря на лысую голову и тренировочный костюм.
Только вот лицо это стало заметно бледнеть, когда она повернулась. Парень попятился, его дружок закричал, и они вдвоем, бросив недопитую бутыль водки, рванули бегом со всей возможной скоростью. Наталья удивленно моргнула, понимая, что вряд ли ее слова могли так впечатлить парочку гопников. И в следующее мгновение она, поминая Бога, полезла в сумочку за зеркалом. Открыв трясущимися пальцами косметичку, она поняла, чего испугалась парочка хулиганов. Подбородок, шея и рубашка у нее были перепачканы кровью. Отвлеченная разговорами с Борей и обидой на него, она не подумала даже взглянуть в зеркало перед уходом.
— Пиздец, — опустив руки, прошептала Наталья. Чего уж держать слово по поводу мата — ее самооценке ругань уже никак не сможет повредить.
До подъезда она добралась бегом, пытаясь прикрывать пиджаком верх рубашки. Получалось плохо, и Наталья в первый раз в жизни проклянула свой четвертый размер груди. Благо в подъезде не было никого, и она, взбежав по лестнице и открыв дверь в квартиру, не разуваясь кинулась в комнату, где быстро разделась.
— Наташенька, это ты? — услышала она сонный голос хозяйки.
— Да, Дарья Ивановна! Простите, я наверно вас разбудила.
— Ничего, я не спала, — старушка подошла к двери и постучала. — У тебя все нормально? Помощь не нужна, Наташенька?
— Нет, Дарья Ивановна, спасибо, — сердце Натальи ушло в пятки. Если бабуля сейчас зайдет и увидит ее, пускай уже и не в рубашке, но с перемазанным кровью лицом, то вряд ли можно ожидать чего-то хорошего. — Я сейчас переоденусь и в ванную пойду, если она свободна.
— Свободна, свободна. Только долго не засиживайся там, а то за воду счет выйдет ого-го.
— Конечно, — выдохнула Наталья, услышав, что Дарья Ивановна удалилась в свою комнату и закрыла дверь.
В ванне Наталья все-таки залежалась. Сбросив напряжение и получив удовольствие, она тщательно умылась и вычистила зубы. Чистить пришлось долго — говядина плотно застряла, и понадобилась зубочистка. В этот момент Наталью занимали две мысли: что делать с Михаилом-математиком, и каким образом отстирать окровавленную одежду.
Спать с Михаилом она все еще не собиралась. Сегодняшние происшествия сделали секс с коллегой не такой уже и невозможной затеей, но этот вариант она отложила в «наименее желаемые». Рядом с сексом там гнездились совместное распивание крови Михаила с Борей и «несчастный случай на производстве». Наталье нравилась мысль о репетиторстве, но она не могла представить, как отреагирует математик с его вздорным характером на подобное предложение. Боре точно не стоило к нему подходить. А ей?
«Что он любит? Спиртное! — ответила она сама себе, лежа на кровати и рассматривая свои ногти. — А что не любит? Или кого не любит? Не любит он Колобка. А если предположить, что Боря поможет ему с Колобком? Как? Тьфу ты, пить Колобка будет еще противнее». Наталья повернулась на бок, рукой поглаживая себя по бедру. План, хоть и медленно, начинал вырисовываться. А вместе с ним пришла мысль о том, что Боря не просто так отверг ее сегодня.
Он наказывал ее за неподчинение, за вздорную выходку днем. Он пришел и спас ее, когда было необходимо, но наказал, чтобы она запомнила, как делать не надо.
«Я запомню, Мастер», — сказала она себе, поглаживая промежность пальчиками.
***
— Михаил, вы мне не поможете? — Наталья застыла в дверях его кабинета и сделала жалобные глаза.
— Что случилось, Наташа? — Михаил мгновенно подобрался, резким движением встал и поправил пиджак.
Она посмотрела на него и снова подумала, что заниматься с ним сексом стоило бы только из жалости. А это он бы вряд ли смог бы простить ей. Нет, она должна действовать по-другому.
— У меня шкафчик под доской сломался, дверь выпадает. Если Нирошевич завтра увидит, то мне влетит. Помогите, пожалуйста! Даже инструмент есть, но у самой не получается!
— Конечно, конечно, — он подхватил ключ от кабинета со стола, пригласил ее выйти первой и закрыл дверь.
— Он и раньше барахлил, а сейчас на последнем уроке Ливрович зацепил дверцу ногой. Я бы его заставила помочь, но уже поздно, а он живет через дорогу. Если пожалуются…
— Правильно, пусть домой идет, — согласился Михаил. — Ничего, справимся с вашим горем.
Дверь шкафа была буквально сорвана с петель. Было видно, что Михаил очень силится не высказать то, что думает о шестикласснике Ливровиче. Наталье даже стало немного стыдно за навет на несчастного мальчишку. Но Михаил у их класса не вел, и она надеялась, что он не станет специально как-то отыгрываться на ребенке. Ящик Наталья оторвала сама — необходим был повод для того, чтобы затащить математика в класс.
Починка заняла полчаса и удачной была с весьма большой натяжкой. Но дверца не вылетала, и на этом можно было остановиться. Наталья картинно всплеснула руками и полезла в сумочку.
— Спасибо вам огромное, Михаил, — она протянула ему бутылку коньяка. Математик изменился в лице и придирчиво оглядел подарок.
— Спасибо вам, Наташа. Вот чего не ожидал…
— Может, сразу и выпьем, чтобы лучше стояло, — предложила Наталья, через мгновение поняв, что слова можно трактовать двояко.
— А рюмки у вас есть? — деятельно спросил Михаил. — А закуска?
Наталья развела руками. Она не была профессионалом междусобойчиков. Даже на дни рождения коллег в учительской не оставалась, обходясь дежурным куском тортика. «Дура ты, Наталья Михайловна», — с интонацией Бори обругала она себя.
— Давайте как-нибудь потом, — предложил Михаил. — А сейчас я вас просто провожу домой, идет?
— Идет, — согласилась Наталья. Что еще ей оставалось делать, когда трезво рассчитанный план развалился.
На улице было прохладно, но погода радовала ясным небом, а ветра почти не ощущалось. Они беседовали о последних сплетнях из учительской, о Нирошевич, уехавшей на очередное повышение квалификации, и о Колобке, которая с недавнего времени стала скандальнее и фамильярнее обычного.
— Мне ее класс по-человечески жалко, — сказал Михаил. — Она ведь как хамелеон. Притворяется добренькой, а на поверку та еще гадюка.
— Думаете, она и с ними так? — неподдельно удивившись, спросила Наталья. 10 «В» Павловец получила после выпускного, и пока из детей на нее никто не жаловался.
— Уверен, — скривился Михаил. — Она всегда так. Первые пару месяцев все путем, дети ее боготворят. А потом начинаются подковерные игры. Мерзко это, но ничего не сделаешь. Как учитель она хороша, а вот как педагог…
— Может, стоит подобраться изнутри, — закинула она удочку. — Теперь у нее в классе есть Миркович. Если она сцепится с ним…
— Не думаю, Наталья, не думаю, — покачал головой Михаил. — Миркович вряд ли с ней сцепится. Он, как мне иногда кажется, вообще ничем не интересуется. Стресс, я понимаю, но его поведение сильно раздражает.
— Может, вы и правы, — протянула Наталья. — Но я бы не исключала того, что, если все так, как вы говорите, с Борей у нее может быть конфликт. Особенно если он поймет, что она его использует.
— А вы интриганка, Наталья, — удивленно, но без негативных эмоций произнес Михаил. — Не думал, что вы способны на коварство.
— Я — историк. Читая об интригах, не можешь не проникнуться к ним любовью, — она улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ. — Вот и мой подъезд. Спасибо, что проводили.
— Не за что, — он кивнул и протянул ей руку. Она пожала ее. — Приходите ко мне в кабинет в следующий четверг, после последнего урока второй смены. Сообразим что-нибудь с вашей бутылочкой.
Он ушел. Она проследила за тем, как он удалился, потом быстро поднялась в квартиру, набрала номер пейджинговой и произнесла:
— Сообщение для абонента 650-8703. С математикой все в порядке. Сегодня будем заниматься русским.
Другой мир. 11-13 октября
Учительская затихла в ожидании бури. Так обычно бывало, когда Нирошевич стремительно влетала в кабинет. В этот момент в ней было что-то от средневековой тяжелой конницы, врубавшейся в строй легкой пехоты. Только вместо латного доспеха — серый клетчатый костюм с «плечиками», копье заменяла общая тетрадь с записями, а на роль пехоты была выбрана Наталья.
Нанеся упреждающий удар фразой «Сосновская, у вас же сейчас форточка? Вот и прекрасно!», она уселась за стол и принялась ожидать, когда закончится перемена. Наталья кивнула, поставила на место классный журнал 10 «В». Она надеялась обнаружить в учительской Колобка и поговорить с ней по поводу поведения девочки Лиды Денисевич, у которой, судя по всему, нарастал конфликт с другими девчонками. Но Павловец в учительскую не спустилась, и Наталья, переглянувшись с Михаилом Семеновичем, достала из сумки монографию о кричевском восстании и углубилась в чтение. Она справедливо полагала, что, раз Нирошевич не устроила ей публичную выволочку, то обязательно дождется, пока учительскую покинет почти весь педсостав, а оставшихся выдворит под благовидным или не очень предлогом. А значит время почитать у нее есть.
Через пять минут после звонка они остались вдвоем. Замешкавшейся было Вере Павловне, учительнице младших классов, Нирошевич сделала короткое замечание, и та направилась проверять тетради в столовую. Завуч же подошла к двери, плотно прикрыла ее и с разгона перешла в атаку. Обвинения в неряшливости, недостаточно серьезном отношении к работе, намеки на необходимость отправляться «в село» и притворная забота о финансовом положении с неявной угрозой оставить без премии сыпались на Наталью, будто удары шпицрутенов на нерадивого солдата времен Николая Первого. Наталья отвечала короткими «да», «нет», «я постараюсь», чем вызывала все новые и новые атаки на свою психику со стороны завуча.
Наталья прекрасно понимала, что по сценарию, написанному Нирошевич в голове, ей, молодой провинциальной девушке, полагалось расплакаться и убежать. Ровно так, как она сделала в прошлый раз месяц назад. Но за это время у Натальи произошли серьезные изменения в жизни, о которых Нирошевич, естественно, не подозревала. Наталья же, научившись без содрогания пить говяжью и свиную кровь и есть сырое мясо, осознала, что теперь проблемы с завучем для нее не существует. Она была высшим существом, по словам Бори практически бессмертным (если не считать маловероятную возможность попасть под бомбардировку зажигательными снарядами), с хорошими перспективами впереди. И, понимая, что уволить ее Нирошевич просто так не может, Наталья не придавала теперь этой атаке большого значения. Что еще сильнее раздражало завуча и заставляло действовать все активнее.
— В этом месяце вы премию получили, Наталья Михайловна, но в следующем, если дела так пойдут дальше, можете не рассчитывать на нее, — перешла к прямым угрозам Нирошевич. — Чем за комнату платить тогда будете?
— Если я настолько некомпетентна, — Наталья сжала губы и скептически посмотрела на завуча, — то напишите на меня докладную Анастасии Петровне. Или давайте спустимся к ней прямо сейчас, и вы выскажете все свои претензии.
— У Анастасии Петровны много других дел, кроме как вмешиваться в рабочие вопросы, — опешив, ответила Нирошевич.
— Так может мне стоит написать тогда ей объяснительную? — спросила Наталья, улыбаясь уголками губ. — Или даже докладную?
— А вы, Наталья Михайловна, не старайтесь прыгнуть выше головы, — Нирошевич прожгла ее взглядом. — Пока без докладных обойдемся. Но я за вами буду следить и обещаю, что жизнь у вас легкой не будет. Особенно после сегодняшнего дня.
— Я поняла, Валентина Ивановна, — Наталья опустила голову.
— Надеюсь, Сосновская, — Нирошевич еще несколько секунд побуравила ее глазами и потом вышла из учительской.
«Да поразит тебя сифилис, старая сука», — подумала Наталья, глядя на закрывшуюся за завучем дверь. Она не была уверена, что Валентина Ивановна достойна сего эпитета, как и вообще сравнения с Британской Империей, но ей почему-то захотелось почувствовать себя каким-нибудь гордым зулусским племенем, сумевшим если не победить захватчиков, то по крайней мере пустить им кровь.
***
Теперь он позволял ей быть сверху, и Наталье это нравилось. Одной рукой она гладила его рельефную мускулистую грудь, а второй ласкала себя, добавляя новых красок во вспыхивающие ощущения. А еще так она могла видеть его лицо и читать на нем эмоции. Секс перестал быть для нее обезличенным, и это также поднимало самооценку.
Он кончил, и она припала губами к его шее, облизывая ее и кусая мочку уха. Боря дал ей мгновение, чтобы насладиться этим моментом, потом отстранил, перевернул на спину, поднялся и пошел к окну курить. Наталья посмотрела на его ягодицы, наиграно томно вздохнула и отправилась в душ.
Когда она вернулась, он уже забрался под одеяло и смотрел в потолок. Еще неделю назад Наталья начала понимать его настроение, и теперь чувствовала, что Боря по какой-то причине медлит начать с ней разговор. Поэтому она сделала первый шаг.
— Слушай, а твой родственник мог бы помочь мне с Нирошевич? — спросила Наталья. — Потому что она действительно может оставить меня без премии.
— Наверно, мог бы, — задумчиво ответил Боря. — Только я не хотел бы к нему лишний раз обращаться. Он мне неприятен.
— Разве он не из, ну, — замялась Наталья.
— Он из упырей, — Боря откинул одеяло и поманил ее за собой. — Пойдем, сделаешь чаю. Я сегодня купил сахар.
Они прошли на кухню. Наталья по дороге кинула полотенце в ванную, оставшись обнаженной. Удивилась про себя, что ей совсем не холодно.
— Организм перестраивается, — сказал Боря у нее за спиной. — И, да, я чувствую твои мысли.
— Все?
— Нет, но по настроению могу о многом догадаться, — Боря закурил, выпустив струю дыма изо рта. — Что касается «дяди», то он из упырей. И он из клана, то есть ты ему теперь тоже родственница. Но он никогда в клане не жил. Старейший обратил его и отправил сюда с приказом.
— Давно? — спросила Наташа, ставя чайник на плиту.
— В конце семидесятых. С тех пор контакт с ним поддерживали редко, а в начале девяностых и совсем перестали. Что он тут должен был делать, я не знаю. Когда я пробрался сюда, то с трудом нашел его. Если бы у меня выбор был, то и не искал бы. Но выбора не было.
— И он решил тебе помочь после стольких лет? — спросила Наталья с неподдельным уважением. Она и не подозревала, насколько крепки семейные узы у упырей.
— Как же, — разрушил Боря идиллию. — Я взломал дверь и заставил его подчиниться. Как старший, я имел на это право. Но он подчиняется не по своей воле. Он слишком человек, и не мыслит, как упырь.
— А… как ты заставил его подчиниться?
— Также, как и тебя. Ударил в живот, избавил от одежды и jeбено в дупе.
Наталья повернулась, пораженная, и посмотрела на Борю. Тот задумчиво курил, не обращая внимание на ее удивление. Она попыталась представить, как этот индивид с телом подростка насилует взрослого мужчину. Воображение сыграло с ней злую шутку, и у нее получилось.
— Боже, — прошептала Наталья.
— Ты возбуждаешься, — прокомментировал Боря
— Совсем нет, — замотала головой она. — Это же… противно!
— Несмотря на это ты возбуждаешься, — повторил упырь. — Хочешь, я могу и тебя также.
— Нет, нет, нет! — запротестовала Наталья, отворачиваясь к плите. Боря медленно курил, и она, не найдя, чем себя отвлечь, принялась доставать чашки из шкафа.
— Давай, а то разобьешь, — он взял у нее посуду. — Сядь.
Наталья послушно, будто это она была школьницей, а он строгим учителем, села на табурет. Он выставил чашки, засыпал заварку в чайник и положил по три ложки сахара. Посмотрел на Наталью и покачал головой.
— Я поговорю с ним сегодня ночью. И раз уж речь зашла о дяде. В пятницу я и ты едем в «столовую».
— Куда?
— В «столовую». Как ты догадываешься, мы питаемся кровью. Взрослый упырь должен пить кровь живого человека. Человек от этого умирает. Каждый клан устраивает себе места для кормежки, чтобы избегать ненужного внимания из-за последствий. Дядя устроил себе «столовую». Туда мы и поедем.
— И мне надо будет…, — возбуждение мигом сошло, и Наталью передернуло, но уже от страха.
— Тебе — нет. Первый раз тебе придется есть в следующую полную луну. Да, мы питаемся по полнолуниям. В этот раз есть буду я. Я не ел уже два месяца и порядком истощился.
— И кого ты будешь… есть? — Наталья почему-то сразу представила юную красивую девушку, привязанную к алтарю, бледную от ужаса, и склоняющегося к ней с адским смехом Борю.
— «Столовая» — это дом престарелых. Там доживают свой век одинокие старики, — Боря потушил сигарету, забросив ее в банку из-под майонеза, наполовину заполненную «бычками».
Наталья выдохнула. Теперь она представляла глубоких стариков за восьмой десяток, утративших рассудок. Воображение мигом придумало спасительную соломинку, в которой убийство этих людей выглядело как акт милосердия. Эвтаназия, принятая, как она читала, в цивилизованных странах, чтобы избавлять безнадежно больных от мучений.
— А нас туда пустят? — спросила она уже более с интересом, чем со страхом.
— Пустят, — утвердительно кивнул Боря, выключая плиту и заливая заварку кипятком. — Я сказал дяде об этом. И сегодня напомню.
***
Утром у подъезда ее встретил Дмитрий. Он был удивительно чисто выбрит, причесан и даже помыл голову. Наталья отметила, что в таком виде он мог быть даже привлекательным, но ровно до того момента, пока не открывал рот.
— Наташа, могу я с тобой поговорить? — вместо приветствия произнес он.
— Так ты уже, — фыркнула Наталья. Настроение у нее было приподнятое. Ночью она раздумывала над предстоящей поездкой и даже смогла себя убедить, что ничего страшного там не увидит. Ведь пережила она говяжью кровь и сырое мясо. Значит, и это сможет пережить. К тому же, каким бы грубым периодически не казался Боря, все это можно было списать на огрехи в воспитании и месте проживания. А раз «столовую» организовывал местный житель, пускай и упырь, он вряд ли бы стал создавать там какой-нибудь концлагерь.
— Мне не по себе, — тем временем сказал Дмитрий, вырывая Наталью из вновь нахлынувших размышлений. — Я несколько дней не могу найти себе место и вот решил с тобой поделиться.
— Новое стихотворение? — предположила Наталья, ускоряя шаг.
— Наташ, мне кажется, что я оборотень, — быстро, едва разборчиво проговорил он.
Наталья остановилась, медленно повернулась к Дмитрию и посмотрела ему в глаза.
— Повтори.
— Мне кажется, что я оборотень, — несколько более уверенно произнес Дмитрий.
Случись этот разговор на месяц раньше, Наталья рассмеялась бы ему в лицо или посоветовала бы съездить провериться в психоневрологический диспансер. Или сделала бы и то, и другое, а потом ушла бы как можно быстрее. Но теперь она не могла бы сказать точно, что оборотней не существует. По крайней мере, пока не переговорит с Борей. Но и ответить Дмитрию, чтобы он подождал здесь, пока она найдет своего Мастера и уточнит у него о существовании оборотней, было невозможно.
— И в чем это выражается? — спросил Наталья.
— Скоро полнолуние, — Дмитрий картинно отвел глаза. — И у меня, похоже, чешутся клыки. Еще я стал плохо спать и больше есть.
Наталья не была уверена, как должно проявляться превращение в сверхъестественное существо. Сама она знала только один способ. И поэтому поинтересовалась:
— Тебя никто не кусал последнее время? И сырого мяса не хочется?
— Вроде нет, — Дмитрий обеспокоенно посмотрел на нее. — А ты думаешь должно хотеться?
— Ну, наверно, — она пожала плечами. Дмитрий, похоже, все-таки просто придумал свою «инаковость». Но все равно не помешает спросить у Бори, какие еще виды фантастических тварей существуют в природе.
— Знаешь, мне надо идти, — сказал тем временем Дмитрий. — Кажется, я перестаю себе контролировать. Может, ты и права, и мне действительно хочется свежего мяса.
— Постарайся никого не убить, — Наталья положила ему руку на плечо и ободряюще кивнула. Дмитрий кивнул в ответ и быстро пошел в сторону своего дома.
Наталья скептически скривила губы и поспешила в школу.
Уроки тянулись удивительно однообразно. У Натальи сегодня совершенно не было настроения, и она, разрываясь между желанием отделаться от учеников чтением параграфа и совестью, смогла заставить себя придумать групповую самостоятельную работу. Это было внеплановое мероприятие, и Наталья отдавала себе отчет, что если об этом узнает Нирошевич, то для нее это будет еще один повод устроить скандал. Отчасти именно это и придало ей сил действовать.
Борю она не встретила, и даже не почувствовала его присутствие, как это обычно случалось, когда он, проходя мимо, легонько касался ее мыслей. Сегодня голова была непривычно ясна, и это состояние несколько удивляло и даже раздражало.
После первого урока второй смены Наталья подошла к кабинету Михаила и осторожно заглянула внутрь. Математик сидел за столом и перелистывал толстый глянцевый журнал. Наталья не видела, какой именно это был журнал, и почла за лучшее постучать прежде, чем войти.
— Наташа, доброго дня, — улыбнулся Михаил, поднимаясь ей на встречу. — Заходите.
— Здравствуйте, Михаил, — Наталья ответила на улыбку.
— Не видел вас сегодня в учительской.
— Да, я сегодня старалась там не показываться. Забежала — убежала.
— Опять Нирошевич? — нахмурился Михаил.
— Да и Бог с ней, — махнула рукой Наталья. — Больше бы беды не было.
Михаил посмотрел не нее удивленно и с уважением. А Наталья поняла, что сморозила глупость. Еще бы, какая может быть большая беда у молодой учительницы, кроме как плохие отношения с начальством?
— Вы не только интриганка, вы еще и смелая интриганка, — похвалил ее Михаил. — Так держать, далеко пойдете.
— Ой, куда мне, — залилась краской Наталья. — Кстати, раз уж вы заговорили об интригах. Как у вас сейчас складывается с Мирковичем?
— Вы знаете, никогда бы не подумал, что он может быть настолько интересным собеседником. Он ведь в горах жил, а я еще в студенчестве увлекался горным туризмом. Мы с ним как-то проговорили всю перемену. Он едва на следующий урок убежать успел. И про Павловец получилось… легко. Я, признаться, боялся, что ничего не выйдет, но теперь думаю, вы были правы.
Боря не только отлично сыграл роль, но еще и нашел способ действительно понравиться Михаилу. Наталье подумалось, что Боря мог бы теперь обратить и математика. После чего она немедленно вспомнила, каким образом упыри выстраивали отношения в иерархии, и залилась краской.
— Спасибо, — тихо сказала она.
— Да вам спасибо, Наташа. Кстати, Бори сегодня на уроках не было. Я к Колобку подходил, и она сказала, что он заболел.
— Плохо то как, — покачала головой Наталья.
— Да, говорит, звонил его опекун из министерства и сказал, что Боря себя плохо чувствует и не придет в школу до понедельника.
«Интересно, кто из них хуже себя чувствует — он или опекун», — мысленно поерничала Наталья. Мысли ее уже готовились вновь утечь в сторону эротических фантазий мужеложеского толка, когда в коридоре прозвенел звонок.
— Заговорились мы, — произнес Михаил.
— Да, пора бежать, а то не хватало еще давать поводы Нирошевич, — кивнула Наталья.
— Да, Наташа, по поводу вашего презента, — окликнул математик ее у двери. — Завтра у меня последний урок в восемнадцать десять заканчивается. А у вас методический день. Приходите ко мне в класс — выпьем по стопочке за взаимопонимание, — он слегка наклонил голову и улыбнулся.
— Спасибо за приглашение, — Наталья замялась, не зная, как отказать покультурнее. — Если не буду занята, то обязательно.
И вышла из кабинета быстрым шагом.
***
— Дура ты, Наталья Михайловна, — сказал Боря и посмотрел в окно. За грязным стеклом электрички пролетал темно-зеленый пригородный лес с редкими вкраплениями деревенских домов из серого кирпича. — Мужик к тебе относится как к младшей сестре или дочери, ты сама показала, что не прочь с ним поддерживать дружеские отношения. И что сейчас делаешь?
— Почему вам всем так хочется ко мне в отцы набиться? — фыркнула Наталья.
— Потому что если я в свои семьдесят два выгляжу на шестнадцать, то это несчастливая случайность. А то, что ты в свои четырнадцать уже выглядишь на двадцать пять — это беда.
Наталья зло посмотрела на Борю. Тот сохранил серьезное выражение лица и глаза не отвел. Она снова фыркнула и отвернулась, скользнув взглядом по полупустому вагону. Пожилые дачники, в основном крупные бабульки и сухонькие дедки, с сумками, зачастую превышающими их собственные размеры, равномерно распределились по вагону, читали газеты или разгадывали кроссворды.
— Что касается твоего Дмитрия, — продолжил Боря, — то, говоришь, зубы у него чешутся?
— Ага, — заинтересованная сменой темы, Наталья повернулась к нему.
— Из знакомых мне зверей зубы чешутся исключительно у грызунов. На кого, как считаешь, он стал больше похож за последнее время — на крысу, бобра или морскую свинку? Боброборотень — это был бы номер.
Наташа сначала захихикала, а после рассмеялась в голос. Две бабульки, до этого тихо обсуждавшие происки западных спецслужб на нивах бывшей необъятной родины, покосились на нее. Наталья отвернулась и громко вдохнула. Но засмеялась снова — настолько забавно было представить Дмитрия в виде бобра.
— По поводу оборотней не волнуйся, — продолжил Боря совершенно серьезно. — Их не существует. Не способен человеческий организм изменять свой собственный скелет. Плоть — да, скелет — нет. Так мне когда-то говорил Старец.
Боря осекся и замолчал. Отвернулся к окошку и задумчиво стал что-то напевать. Мелодия получалась тревожная и одновременно воинственная, и Наталья словила себя на мысли, что ей нравится Борин голос. «Уговорить его в хор записаться, что ли, — подумала она. — Елизавета Петровна была бы счастлива». Боря тем временем поднял с пола рюкзак, достал оттуда блокнот, присмотрелся к названию станции, к которой они в этот момент подъезжали, и произнес:
— Наша следующая.
Наталья кивнула и подобралась. Ехать было недалеко, осталось запомнить дорогу от станции. Боря предупредил ее, что назад она будет возвращаться одна — он задержится в «столовой» до воскресенья. На ее предложение остаться с ним, он ответил отказом.
Станция, на которой они сошли, была окружена сосновым лесом. Вниз сходили по утоптанной тропе — лестниц для спуска не было. Наталья, надевшая свои единственные осенние туфли с небольшим, но ощутимым каблуком и гладкой подошвой, едва не упала. Боря удержал ее за руку.
— Тебе надо купить другую обувь, — сказал он. — Эта никуда не годится, кроме как в городе.
— При моей зарплате новые туфли и говядина несовместимы, Мастер, — ответила на замечание Наталья, критически осматривая свои ноги — не порвались ли где-нибудь единственные целые колготки.
— Хорошо, я потом дам тебе денег. Пошли.
И он уверенным шагом направился в сторону леса. Наталья едва поспевала за ним, выбиваясь из дыхания и гадая, такой темп Боря задал просто по привычки или чтобы доказать ей, что ее туфли действительно не годны для лесных прогулок. Попутно она благодарила Бога, что день выдался без дождя, иначе она бы точно упала бы где-нибудь по дороге.
Только добравшись до окруженного забором комплекса бывшего пионерского лагеря, Боря сбавил темп. Он остановился у калитки, подождал отставшую Наталью и распахнул перед ней дверь.
— Дядя предупредил их, что я буду с сопровождающей. Веди себя, как взрослая, — произнес он. Наталья не поддалась на такую очевидную провокацию, смерила «воспитанника» взглядом и пошла вперед. Он теперь шел рядом с ней, очень натурально изображая обычного подростка.
— Мне бы не хотелось лишний раз беспокоить твоего дядю, — сказала она, пока они проходили по пустующему двору. — Сама как-нибудь разберусь с обувью.
— Зачем его беспокоить? — спросил Боря.
— Чтобы он дал денег.
— Деньги у меня свои. Деньги — не беспокойство.
Наталья удивленно посмотрела на Борю, но он предпочел не развивать тему дальше и слегка ускорил шаг. Подойдя к двери, он взглядом указал Наталье на звонок.
— Скажешь им, что мы от Вячеслава Всеволодовича, — отчество “дяди” Боря произнес по слогам.
Дверь открылась почти сразу же после звонка. На пороге стояла худая крашеная брюнетка в белом халате, выражением лица напомнившая Наталье Нирошевич.
— Чем могу помочь? — спросила она медовым голосом.
— Мы от Вячеслава Всеволодовича, — скороговоркой выпалила Наталья, и, замолчав на секунду, прибавила, — здравствуйте.
— Наталья Михайловна? — широко улыбнулась Наталье брюнетка. Потом опустила взгляд на Борю, — а вы Борис?
— Боря, — поправил упырь. — Не Борис, а Боря.
— Да, да, конечно, Вячеслав Всеволодович говорил нам, — брюнетка отступила назад, впуская гостей в помещение. — Проходите, проходите скорее. Налево, прямо по коридору, и потом сразу правая дверь — кабинет директора. Я позову Екатерину Дмитриевну. Вам может чай или кофе?
— Два чая и сахара побольше, — сказал Боря.
Брюнетка удалилась, а Боря и Наталья повернули налево и пошли по коридору. По дороге Наталья через стекло заглянула в комнату и едва смогла подавить удивленный возглас. В зале, видимо бывшей пионерской спальне, отдыхали пять человек, по виду едва перешагнувшие порог пенсионного возраста. Одетые в опрятные пижамные костюмы, три женщины и двое мужчин оживленно о чем-то беседовали за небольшим круглым столиком. Приглядевшись, Наталья поняла, что они играют в карты.
— Чего стала? — спросил уже отошедший метра на три от нее Боря. — Идем.
— Это дом престарелых? — однотонно, будто приходя в себя после удара по голове, спросила Наталья.
— Он так называется, — ответил Боря, взял ее за руку и повел за собой. — Когда клан отправил дядю сюда, он должен был заниматься медициной. Он приобрел некоторые знакомства, но, как я понял из его путанного блеяния, решил, что о нем забудут и озаботился лишь собственными проблемами. Так что да, это дом престарелых. Элитный, как он его назвал. Сюда зажиточные дети сдают своих стариков, чтобы стать еще более зажиточными.
— Но им же едва за пятьдесят! — едва не закричала Наталья. Боря цыкнул и втолкнул ее в кабинет. Потом почти силой усадил на широкое кожаное кресло за небольшой чайный столик. Сам уселся на табурет напротив.
— Женщинам за пятьдесят пять, мужчинам за шестьдесят. Просто за ними здесь очень хорошо ухаживают. Дядя не хотел питаться объедками. Он же теперь аристократ, — последнее слово Боря произнес гадливо и поморщился.
У Натальи перехватило дыхание. Да, это был не концлагерь. Никаких газовых камер, нар, бараков и работы. Это была элитная ферма, где будущую жертву откармливали, выгуливали и всячески о ней заботились.
— И вы их убиваете?
— Такова жизнь, — пожал плечами Боря. — После укуса жертва умирает в любом случае. Надо отдать дяде должное, он заботится о них. Лучше провести последние дни, месяцы или даже пару лет в таком месте, чем быть выброшенным любимыми детьми на вокзал подбирать объедки.
Наталья закусила губу до слез и отвернулась от него. Ей хотелось ему возразить, но в комнату вошла брюнетка, поставила перед ними стаканы с чаем. Такие Наталья видела единожды в поезде, когда еще в детстве ездила с родителями по путевке в санаторий в Крым. Уверив, что директор скоро придет, брюнетка удалилась.
— Хорошо, что директор здесь, — сказал Боря, отхлебывая чай. — Она в курсе наших дел. С заместителем было бы сложнее.
— В курсе? — Наталья уставилась на него. — Она знает, что вы…
— Упыри, да. Дядя держит ее на коротком поводке и хорошей должности. Так он сказал. Я не спрашивал, что за поводок.
Директор вошла в дверь стремительно.
— Боря, Наталья Михайловна, как приятно вас видеть! — улыбнулась она. Вид у нее был самый представительный — дорогой деловой костюм, белая блузка, элегантные очки. И это все очень контрастировало с тем, как эта женщина себя вела. Наталье показалось, что дай Боря команду, и она немедленно растелится перед ним и начнет целовать его ботинки.
— Взаимно, Катенька, — серьезно сказал Боря. Видимо, догадка была недалека от истины.
— Что-нибудь к чаю? Или хотите отдохнуть с дороги? Как добрались? Я не видела вашей машины.
— Мы на электричке, — сказала Наталья.
— Ой, зачем же? Если бы мы знали, то приехала бы за вами сама. Давайте я ваш адрес запишу! — предложила Екатерина Дмитриевна и потянулась за блокнотом.
— Потом это обсудим, — перебил ее Боря. — Время дорого, а я голоден. Что вы нам приготовили?
— Вот, смотрите, пожалуйста, — Екатерина Дмитриевна отложила блокнот, открыла ящик стола и достала оттуда пять листов-анкет. — Все здоровые, на правильной диете по программе Вячеслава Всеволодовича. Каждому последнюю неделю давали успокоительный чай, так что с поведением проблем быть не должно…
Пока Боря разглядывал анкеты будущих жертв, а Екатерина Дмитриевна расхваливала их диету и состояние, Наталья не могла отделаться от чувства, что присутствует в кабинете доктора Менгеле в Освенциме. Хотелось убежать отсюда, но еще больше — вцепиться аккуратной и ухоженной директрисе в глотку и разорвать ее на части. Останавливало только то, что она понимала — Боря не даст ей этого сделать.
— Как тебе этот? — Боря протянул ей анкету. Она посмотрела на скромно улыбающегося мужчину. Слегка полноватого, чуть небритого и с пробивающимися седыми волосами среди черной копны. Глаза серые, даже морщинок почти нет. «Кирилов Василий Петрович, 1939 года рождения», — прочитала она.
— Самый старший? — спросила она первое, что пришло в голову.
— Да, — сказала Боря.
— Отказник, — заглянув в анкету, сказала Екатерина Дмитриевна. — Сын, бизнесмен из Бреста, продал квартиру отца, чтобы добыть денег. Потом женился на восемнадцатилетней, а та не захотела терпеть старика в своем жилище.
Наталья дрожащими руками передала Боре анкету. Она не могла решить, кто в этой истории более мерзок: сын, сдавший ставшего ненужным отца, Екатерина Дмитриевна, рассказывающая об этом с таким одобрением, или она сама, терпящая этот паноптикум.
— Приготовьте мне его, Катенька, — сказал Боря. — Остальных можете пока чаем не поить.
— Конечно, Боря, конечно, — Екатерина Дмитриевна стремительно встала и покинула кабинет.
***
Наталья не замечала ничего вокруг себя. Дважды она едва не споткнулась о корни, но оба раза в последний момент сумела перешагнуть их. Она не помнила, как оказалась на станции и покупала билет. Взгляд застилали серые глаза Василия Петровича, лежащего в кресле под капельницей. Его добрая улыбка и та радость, с которой он смотрел на «посетителей». «Правильно, надо смолоду приучать школьников уважать старость», — авторитетно заявил он Наталье, когда та на негнущихся ногах подошла к нему вслед за Борей.
Она пришла в себя в электричке. По салону шел продавец газет, громко выкрикивая название печатной продукции. Наталья посмотрела на него. Мужчина явно перешагнул за шестой десяток, но был еще вполне бодрым. Наталья протянула ему купюру и попросила:
— Лунный календарь, пожалуйста.
— Вот, берите, пожалуйста, — улыбнулся продавец. — Маме или себе?
— Себе, — Наталья взяла толстый календарь и засунула в сумочку.
— Молодая такая, а уже огородом увлекаетесь, — удивился мужчина. — Вот бы моей дочке так. А она все ищет себе какого-нибудь принца. Я ей говорю «работай, горе ты мое», а она ни в какую. Ни в училище не хочет, ни в университет. Моделью, говорит, стану. Вот скажите, это разве дело?
Наталья покачала головой. Продавец закивал и пошел дальше. «А потом сдаст тебя дочка, дедушка, на вот такую ферму. И окончишь ты свои дни под зубами», — подумала Наталья, прикрыв глаза, чтобы не расплакаться. Потому что внутренний голос подсказывал, что эти зубы могут принадлежать и ей.
Она вспомнила, как Боря нагнулся к запястью Василия Петровича. Запах крови разнесся по комнате, и Наталья едва сама не кинулась к старику, чтобы припасть к его ране. Сдержалась, но не поняла, сама или Боря остановил ее мысленно. Рядом с ней стояла Екатерина Дмитриевна и наблюдала, как упырь поглощает кровь пациента, и как бледнеет старик. Наталья готова была поклясться, что директриса испытывала при этом почти сексуальное возбуждение.
Потом Боря замотал рану специально подготовленным бинтом, присел на стоящий рядом табурет и бросил Екатерине Дмитриевне:
— Выйди.
Та не стала возражать и быстро удалилась из комнаты. А Боря рассказывал Наталье, что теперь старик все равно умрет — укус упыря ядовит. Что упырь, быстро убивающий жертву, теряет благословение Мачехи-Луны, и вынужден вскоре искать себе новое пропитание. А тот, кто часто убивает людей, превращается в дикого зверя, которого должны покарать его же родственники.
А Наталья думала, что они и так звери, и теперь она не стоит ногтя ни то, что Михаила, а даже такой суки, как Нирошевич. И при первой возможности, когда Боря закончил наставлять ее, она покинула «столовую».
На прощание Екатерина Дмитриевна пожелала ей счастливого пути и сказала, что ждет ее через месяц.
***
Михаил сидел над журналом, задумчиво разглядывая кляксу, поставленную им чернильной ручкой в графе «Темы урока». Стоило, наверно, промокнуть это пятно и постараться минимизировать ущерб, но чернила растеклись в такой причудливой форме, что математику стало жаль это пятнышко. «В конце концов, даже чернильная ручка имеет право на определенное своеволие», — усмехнулся он. Кабинет был пуст уже десять минут как, и Михаил никак не мог решить, пойти напиться сразу дома или начать здесь. Так и так получалось уныло и в одиночестве, но в школе хотя бы не угнетала тишина.
— Михаил Семенович, — услышал он голос и резко повернул голову к двери. На пороге кабинета стояла вымокшая под недавно начавшимся дождем Наталья. Она смотрела на него настолько жалобным взглядом, что хандра немедленно покинула Михаила. Если человеку рядом плохо, не время самому впадать в уныние.
— Наташа! Что случилось!? На вас лица нет.
Она быстро кивнула. Он встал, подошел к ней и приобнял за плечи. Она молчала и послушно пошла, когда он легонько подтолкнул ее в класс. Михаил усадил Наталью за первую парту, а сам закрыл кабинет на ключ изнутри, потом пошел в дальний конец шкафа и извлек из-за ряда учебников бутылку коньяка, две рюмки и лимон.
— Я думал, вы не придете, — сказал он извиняющимся тоном. — Поэтому из закуски у меня только лимон.
— Пойдет, — произнесла Наталья, глядя в одну точку. — Все пойдет.
— Что случилось, Наташа?
— Пока я не могу сказать, Михаил, — она подняла на него глаза. По щекам ее текли слезы.
— Если вас кто-то обидел, — начал было математик, но осекся.
— Нет, все… Все будет хорошо. Просто мне надо побыть в компании настоящего человека.
— Спасибо, Наташа, — несколько опешил Михаил. — Вы тоже замечательный человек.
Наталья уткнулась головой в ладони и всхлипнула. Михаил посмотрел на нее, не понимая, что ему делать дальше. В конце концов, он открыл бутыль, налил пятую часть стаканчика себе и девушке и протянул ей. Он знал только один способ глушить горе.
Наталья выпила быстрым движением, судорожно вздохнула и закашлялась. Потом, отдышавшись, произнесла:
— Спасибо.
— Не за что, Наташа. Вам спасибо, что пришли.
— Называйте меня, пожалуйста, на «ты», Михаил. И я бы не хотела показаться вульгарной и не хотела бы, чтобы вы подумали что-то…
— Вам не хочется оставаться одной? –спросил он. Она кивнула и протянула ему стаканчик для второй порции. — У меня есть матрас, я уступлю вам диван и посплю на кухне.
Не нужно было быть упырем, чтобы прочитать ее мысли. И ее это неожиданно обрадовало.
Монстры на каникулах. 27-29 октября
— Давай дневник! — потребовала Наталья. Боря медленно повернулся к ней, окинул взглядом, а потом вновь принялся смотреть в окно. Наталья поднялась, завернулась в одеяло, подошла к нему и отобрала сигарету. — Тьфу ты, и так вся квартира провоняла! Скоро будет невозможно зайти.
— Подмастерье, а ты не сильно ли стала смелой? — Боря снова смерил ее взглядом, будто решая, куда стоит ударить. Наталья подозревала, что подобные мысли вполне могли возникнуть у него в голове. Но она не собиралась сдаваться.
— Не увиливай! Ты мне обещал подтянуть четвертные, — она затушила сигарету о пепельницу и кинула в банку из-под кофе. — Дневник!
— Женщина, я тебя утешал! Тебя тогда разве что не в узел крутило, помнишь? Естественно, я тебе пообещал, но только чтобы ты успокоилась! — Боря теперь выглядел не столько возмущенным, сколько растерянным.
— Это не повод отказываться от своих слов, Мастер! Чему ты учишь свою, хм, ученицу? — быстро поправилась она, чтобы не произнести такое странное «дочь».
— Не давать опрометчивых обещаний? — предположил Боря, потом вздохнул и махнул рукой. — Он в дипломате в шкафу прихожей. Возьми сама.
Наталья откинула одеяло на матрас и обнаженной проследовала в прихожую. В шкафу нашла дипломат и притащила его в комнату. Открыла и ахнула.
— Ты тут все книжки носишь?
— А зачем что-то выкладывать? — ответил Боря вопросом. — Есть риск забыть. К тому же, в дипломате они табаком не пропахнут. Не хватало еще, чтобы Колобок мне лекции читала о вреде курения.
— Кстати, курить действительно вредно, — заметила Наталья, перекладывая книжки в поисках дневника.
— Мертвым — не вредно.
Наталья никак не отреагировала на последнюю фразу. Да, она знала, что фактически уже мертва так или иначе. Медленно превращается в живой труп, внешне ничем не отличающийся от человека. Жажда крови и бесплодие идут в комплекте. А вместе с ними вечная молодость, сверхъестественные выносливость и сила.
— Кстати, Мастер, — она, наконец, откопала дневник, закрыла дипломат и положила находку на его крышку, — я сейчас тяжести не почувствовала, хотя тащила твой портфель. А сегодня утром еле подняла сумочку с тетрадями. Опять изменения в организме?
— Да, — подтвердил Боря. — Калибровка мышц. Тело может выкидывать всякие фокусы.
— Понятно, — кивнула Наталья. К этому она тоже постепенно привыкала.
— Ты покрасилась? — Боря докурил вторую сигарету и подошел к ней, присев рядом.
— Не подлизывайся, — сказала Наталья кокетливо. «Надо же, заметил!».
— И в мыслях не было. Просто больше так не делай, — сказал Боря, и, увидев, как округлились ее глаза, пояснил, — после трансформации волос у нас становится ломким и чувствительным. Моя старшая сестра однажды выкрасилась, когда в город собиралась. Вернулась вся лысая, как колено.
Наталья так и застыла. Нет, к такому повороту событий она была решительно не готова. Ладно, к существованию в качестве живого мертвеца. Но не красить волосы? Такого уговора не было!
— Может, у нее краска была плохая? — с надеждой спросила Наталья. — Времена-то были коммунистические… ой!
— Две вещи при мне делать нельзя, подмастерье: обижать котов и клеветать на коммунистов, — сказал Боря, разминая ладонь. Наталья обиженно потерла затылок. — И краска там была из Франции, кстати. Мы потом на пробу еще несколько взяли. Старец сказал всем выкраситься, чтобы проверить. Вот все лысые и ходили.
— Бедные кудряшки, — она потрепала его по голове. — И что, теперь мне совсем-совсем нельзя красится?
— Если не хочешь быстро и радикально сменить прическу — нет, — отрезал Боря. — Так что придется тебе сначала обрасти, а потом подстричься. Кстати, объясни мне, а зачем блондинки красят корни в черный цвет… ой, за что?
Теперь уже он потер затылок. Наталья, картинно насупившись, открыла дневник на последней странице, показывая своим видом, что разговор о волосах закончен. Она пальцем провела по четвертным оценкам, зацепилась за тройку по алгебре.
— Мы договорились с Михаилом, — Боря заглянул в дневник. — Ему даже дорисовать мне четверку пришлось, чтобы оно ровно вышло. Зато по геометрии твердая “хорошо”!
— Ладно, алгебру я тебе прощаю. Но биология?! Боря, неужели так сложно выучить параграф?
— Не вижу смысла забивать себе этим голову, — махнул рукой Боря. — Для медицинской части у нас есть дядя. Мне это зачем?
— А если с ним что-то случится?! Да и неужели тебе не интересно, как работает твой организм?
— Как работает мой организм, я знаю лучше всякого биолога, — проворчал Боря. — Они о моем организме вообще ничего не знают.
— Не выкручивайся! У тебя две четверки в начале четверти стояли! А потом три трояка схватил. Два в течении двух последних недель!
Боря медленно повернулся и посмотрел на нее. В его глазах Наталья прочитала сначала недоумение, потом недоверие, а потом возмущение. В следующую секунду она поняла свой просчет.
— Ой!
— Отлично сыграно, — похвалил ее Боря. — Только язык твой — враг твой, подмастерье. А я почти поверил, что ты заботишься о моей учебе!
— Но ведь я забочусь, — промычала она, воткнутая головой в одеяло. — Ай!
— Не ври мне, — он с размаху огрел ее по попе. — Не обманывай! Хитростью хотела у меня что-то попросить, да? И что же?
Наталья стиснула зубы и перестала реагировать даже на порку. Боря еще два раза шлепнул ее, с минутку подержал в перевернутом положении и отпустил. Наталья отползла с его колен, зарылась носом в подушку и всхлипнула. Потом еще раз громче. Боря поднялся и, не обращая на нее внимания, ушел на кухню. «Это же надо было так обидно спалиться! — обругала Наталья себя. — Такой шанс был, и все в жопу!».
Боря вернулся, но она все еще лежала, уткнувшись носом в подушку. Он покачал головой, поставил одну чашку кофе рядом с матрасом, а вторую отнес к подоконнику, где раскурил еще одну сигарету.
— Можешь не говорить, я догадался, — сказал он. — Завтрашняя поездка. Только вот объясни, зачем тебе там я?
— Длиннова настаивает, — обиженным голосом ответила Наталья. — Она меня сегодня встретила в учительской и полчаса говорила о том, как важно просветить тебя и заразить любовью к нашей истории.
— Может, лучше гонорея? — простонал Боря. — Ей я хоть не подвержен.
— Да иди ты, — Наталья оторвалась от подушки, кинула на него гневный взгляд и начала одеваться. — Я тут целый спектакль устраиваю с риском для собственной задницы, а он даже не оценил! Не хочешь ехать, ну и черт с тобой! Отговорись как-нибудь перед директрисой. Подумаешь, могла получить поддержку против Нирошевич. Ну, нет так нет!
Он не стал ее прерывать словами. В голове зашумело, и она вынуждена была снова сесть. Когда туман перед глазами рассеялся, он сидел рядом и обнимал ее.
— Хорошо, я поеду в эту глупую поездку с классом. И буду вести себя как прилежный школьник. И я оценил твою попытку. Но стараться надо лучше.
— Правда оценил? — она посмотрела на него мокрыми от слез глазами.
— Не перебарщивай, подмастерье, — сказал он, а после поцеловал в губы и уложил на матрас.
***
Первоначально поездку на каникулах задумала Павловец. Как это прокомментировал Михаил, «решила выпендриться перед начальством». Директор Длиннова идею поддержала, тем более что из Министерства образования шли не всегда ясные и понятные сигналы о том, в какую сторону в будущем году двинется вектор культурного развития страны. Исходя из извращенной логики работы образовательного процесса, в этом случае действие всегда было проще оправдать, чем бездействие. Поэтому на «экскурсию по историческому наследию» были выделены необходимые средства. 10 «В» в добровольно-принудительном порядке должен был отправиться в поездку в выходные перед осенними каникулами.
Дело встало за экскурсоводом, и сначала Анастасия Петровна Длиннова планировала обратиться к знакомым в министерстве, но тут в дело вмешалась Нирошевич. Таким образом на почетную должность за неделю до поездки была назначена Наталья. Формального повода отказываться не было, да и с другой стороны подобное мероприятие было ей только в радость. Единственным минусом оказывалась Павловец, которая, как классный руководитель, должна была сопровождать свой класс.
Дополнительной неприятностью мог стать отказ Бори от поездки, но это обстоятельство она смогла преодолеть, и, невероятно гордая собой, стояла во внутреннем дворе школы, ожидая пока подойдут дети и другие сопровождающие. И, конечно, пока подъедет автобус.
С утра подмораживало. Но чистое небо, подкрашиваемое красным поднимающимся из-за домов солнцем, обещало хорошую погоду. Настроение у Натальи было приподнятое. В руках она держала с десяток рукописных листков с планом экскурсии в поездке. Мероприятие предполагалась двухдневным, с ночевкой в старом пионерском лагере. Самое большое опасение у Натальи вызывало поддержание дисциплины именно в месте ночевке. Директор разделяла эти опасения, и поэтому включила во «взрослую группу» учителя физкультуры Петра Петровича, военного пенсионера огромного роста. А Наталья с этой же целью всеми силами уговаривала поехать Борю.
Первыми к школе подошел Коля Бестужев, с отцом Алексеем Николаевичем. Оба они были деловито сосредоточенны, тепло одеты и с рюкзаками. Потертая синяя куртка отца контрастировала с новенькой одеждой сына. Алексей Николаевич был весел и приветлив, задавал вопросы по поводу успехов Коли в учебе и интересовался, какое профессиональное будущее может ожидать выпускника исторического факультета.
— Коля серьезно намерен поступать на исторический после одиннадцатого, — шутливо сокрушаясь, сказал Алексей Николаевич. — И я никак не могу его отговорить.
— И не отговоришь, — серьезно заметил Коля.
— Вот, видите, — улыбнулся Алексей Николаевич. — Вот поэтому и интересуюсь, куда он потом сможет пойти. Сами понимаете, мужчина должен содержать семью.
Наталья понимала, что попадает в трудную ситуацию. На какой заработок мог надеяться в их нелегкие времена выпускник исторического факультета, она не знала. С другой стороны, ей было больно за свою профессию и не хотелось отбивать желание у талантливого мальчика Коли идти по выбранной им дороге. Спас ситуацию подошедший в этот момент из-за спины Саша Сергеев.
— Колька! — крикнул он и помахал рукой.
— Сашка, здорово! — Коля радостно бросился на встречу другу.
— Знаете, Алексей Николаевич, — Наталья проводила взглядом Колю и повернулась к его отцу. — Я не могу сейчас сказать, что истфак — это путевка в жизнь. Но мне кажется, что главное — это заниматься любимым делом. И потом, сейчас важно просто высшее образование. А инженерное оно или историческое…
— Правда ваша, — неожиданно легко согласился Алексей Николаевич. — Никакого толка от моего диплома сейчас нет, одно расстройство. Завод наш умирает, люди вокруг спиваются. Когда в институт шел, думал к двухтысячному году буду ракеты космические конструировать. А теперь из импортных деталей технику бытовую собираем. Скоро дойдем до того, что будем просто шильдики переклеивать на свои.
Наталья кивала, почти не вслушиваясь. Она и так знала, что вокруг все плохо. Зачем ей было еще раз слушать об этом?
Следующими на место сбора явились Юля Шрайт и Лена Коськевич. Обе прилежные до невозможности, с рюкзаками и целлофановыми пакетами. Обеих Наталья чисто по-человечески не любила, но старалась никак не выказывать эту нелюбовь на публике.
Шумная компания из пяти мальчишек спустилась вниз с крутой горки, ведущей к школе от полузаброшенного детского садика.
— Здрасьте, Наталь Михаловна, — поздоровался «главарь» Андрей Красневский. Вслед за ним нестройным хором поприветствовали ее и остальные четверо.
— Доброе утро, мальчики. Надеюсь, вы не курили? — строго сказала она. Мальчики захихикали: в большинстве своем они были с нее ростом и уже ощущали себя вполне взрослыми. Тем более, Наталья имела репутацию не совсем типичной училки, и с ней десятиклассники чувствовали себя свободнее.
— Как вы могли подумать, Наталья Михайловна?! — отозвался Дима Минаков, чернявый, постриженный под модный у дворовой шпаны «ёжик». От него явно несло ментоловыми сигаретами. — Чтобы мы — и курить?
Они снова засмеялись. Рядом громко выдохнул и отвернулся Алексей Николаевич. Видимо, ему эти парни не импонировали.
— Жвачкой заешьте хоть, пока Нирошевич не пришла, — фыркнула Наталья.
— Само собой, Наталь Михална, — улыбнулся Андрей.
— Почему вы им не выговорили за курение? — спросил Алексей Николаевич, когда парни отошли подальше.
— Не вижу в этом пользы, — пожала плечами Наталья, удивляясь сама себе. До того, как в ее жизни появился Боря, она старалась быть правильной и наверняка бы, будь она прежней собой, прочитала бы парням целую лекцию о вреде курения. Теперь же вопрос их отношений с сигаретами ее не волновал.
— В смысле? — удивился Алексей Николаевич.
— В смысле, они меня все равно не послушают. Курить они начали не в этом году, и воспитательная работа, которую с ними постоянно проводит Лариса Петровна, не дает результатов.
— Тем не менее, это неправильно, — рассудительно сказал Алексей Николаевич.
— Вы совершенно правы, — согласилась Наталья. — Но зачем портить ребятам настроение перед экскурсией и настраивать их против себя?
Алексей Николаевич насупился, но ничего не ответил. Потом оглянулся в поисках сына и отошел к нему. Наталья поняла, что потеряла в его глазах авторитет. Однако ей было все равно. В голове знакомо зашумело, и она принялась оглядываться в поисках Бори. Он шел медленно, вальяжно.
— Я не опоздал? — спросил он, поздоровавшись.
— Нет, еще даже автобус не приехал.
— Это хорошо, — он кивнул. — Пойду возьму у ребят сигарету.
— Боря, а может не надо? — попросила Наталья. — Я и так уже получила от Колиного папы нагоняй за то, что не прочитала твоим одноклассникам лекцию о вреде курения.
— Наталья Михайловна, — сказал он тихо. — Я согласился поехать с тобой, но на день без табака уговора не было.
— Хоть выйди за территорию, — взмолилась Наталья.
— Выйду, — пообещал Боря.
Автобус, красный туристический «Икарус», появился вскоре после того, как Боря забрался на горку и перелез через забор детского сада. И почти одновременно с ним подошел учитель физкультуры Петр Петрович и две парочки девиц 10 «В». Девицы, увидев друг друга, немедленно объединились в одну шумную четверку и, быстро поздоровавшись, отправились к Андрею со товарищи. Петр Петрович остановился около Натальи, задумался, а потом спросил:
— Павловец еще не пришли?
— Нет, — ответила Наталья.
— Странно, — протянул Петрович. И замолчал. Наталья с ним никогда близко не общалась, поэтому постеснялась спросить, что же странного в отсутствии классной руководительницы на месте за пятнадцать минут до назначенного отправления.
Водитель, седовласый мужчина предпенсионного возраста в очках, открыл двери и милостиво позволил загружаться в автобус. Наталья выстроила детей и тут поняла, что списка группы у нее нет — его должна была принести Павловец.
— Я и говорю — странно, — прокомментировал сложившуюся ситуацию Петрович. — Лариса Петровна обычно не опаздывает на такие мероприятия.
Состояние Натальи мгновенно от спокойного и умиротворенного перешло в близкое к панике. Сколько человек должно поехать, она не знала. Когда ждать Павловец, и придет ли она — неизвестно. Бежать в школу и звонить? Оставаться на месте и ждать?
— Успокойтесь, Наталья Михайловна, — тихо сказал Боря. — Имей терпение.
Наталья хотела ему возразить, но в этот момент увидела приближающуюся к ним субтильную женскую фигурку,с торчащими из-под шапки рыжими волосами.
— Люда? — удивилась Наталья. — Решила культурно просветится?
— Куда там, — проворчала подбежавшая к автобусу Люда, учительница химии и подруга Натальи. — С утра мне позвонила Длиннова и объявила, что Павловец заболела. А так, как я живу ближе всех к ней, то мне срочно нужно было бежать за списком детей и потом сюда к тебе.
— Вот же ж, — чуть не выругалась Наталья.
— Ага, — подтвердила Люда. — Все в сборе?
— Так список же у тебя, — напомнила Наталья.
— Денисевич нет, — подсказал Боря.
— А она собиралась? — упавшим голосом спросила Наталья.
— Ага, — подтвердил упырь.
— Вон они, — указала Люда. — Принесла нелегкая.
Со стороны детей тоже пошел шепоток. Лида Денисевич была в классе девочкой-изгоем. И дело заключалось даже не в том, что она была какой-то особенной. Скорее, здесь срабатывал момент, который в одной из статей, недавно прочитанных Натальей, называли «виктимным поведением».
Лида жила в неполной семье — только с мамой. И ко всем ее качествам можно было смело применять глагол «была бы». Лида была бы симпатичной девушкой, если бы мама навязчиво не одевала ее в мешковатую одежду, висящую на стройном теле, как платья на вешалке. Даже новые вещи, купленные заботливой родительницей своей дочери, выглядели так, будто сшили их в крестьянской избе восемнадцатого века.
Лида была бы успешной ученицей, если бы вела себя увереннее. Но боязнь оказаться не правой, получить плохую оценку из-за проявленной инициативы или быть выставленной на посмешище перед классом, убивали в девочке желание учиться.
Лида была бы хорошо принята в классе, но вечные метания от дикой неуверенности до желания заявить о себе снискали ей репутацию странной. А после и вовсе довели до положения парии. Попытки Натальи поговорить с Колобком на этот счет ничего не дали. Лариса Петровна Павловец не видела особой проблемы в опальном положении девочки Лиды. По ее мнению, это была «всего лишь скромность». Наталья, у которой хватало своих трудностей, перестала пытаться.
А мама у девочки Лиды оказалась рано постаревшей, уверенной, но абсолютно не следящей за собой женщиной. В черной куртке, закутанная в черный платок, она вороном, держа под крылом вороненка-Лиду, подлетела к Наталье с Людой и просипела:
— Доброе утро, мы не очень опоздали?
— Нет, совсем нет, — заверила ее Наталья, пропуская в салон Борю. — Мы только начали садиться в автобус.
— А где Лариса Петровна?
— Она заболела, — ответила Люда. — Я за нее.
— Ой, такие молодые, — всплеснула руками мама Лиды. — А вы справитесь с целым классом?
— С нами Петр Петрович, физрук, — хмуро сказала Наталья, предчувствуя проблемы. — и папа Коли Бестужева.
— Так то мужчины, — протянула мама Лиды. — Даже не знаю, как теперь ребенка отпустить.
Наталья и Люда замерли в общем негодовании. Десятиклассницу с собственным классом под опекой четырех взрослых не отпустить на экскурсию только из-за отсутствия классной?
— Мария Александровна! — вмешался в ситуацию Алексей Николаевич Бестужев. — Доброе утро!
— Доброе, Алексей Николаевич, — Мария Александровна Денисевич повернулась к нему и неожиданно спросила, — а там в автобусе места есть?
— Думаю, должно быть полно, — бодро ответил Алексей Николаевич.
— Тогда я поеду с вами, — объявила Мария Александровна, и Наталья готова была поклясться, что Лида издала беззвучный стон отчаянья.
— Послушайте…, — начала было Люда, но тут Наталья взяла ее за руку. Потому что почувствовала у себя в голове вмешательство Бори.
— Хорошо, садитесь в автобус, — сказала она.
Люда подождала, пока Лида и ее мама зайдут в салон, и тихо спросила:
— Ты с ума сошла? Она же нам всю кровь выпьет!
— Так надо, Люда. Просто поверь, — ответила Наталья, надеясь, что она правильно разобрала сигнал от Мастера.
***
Первые две остановки все шло вполне удачно. В дороге Наталья чувствовала себя если не капитаном корабля, то, как минимум, его первым помощником. Она рассказывала, и ее слушали. Взрослые и дети внимали ее словам с большим интересом. Она гордилась тем, как хорошо сумела построить рассказ. Смущало лишь одно — спящий на последнем незанятом ряду Боря. Упырь разместился на кресле, по-покойницки сложив руки на груди, и уснул. «Не иначе издевается», — зло подумала Наталья.
— Именно так, — подтвердил Боря, когда она растормошила его на первой остановке. — А теперь дай поспать.
— Боря!
— Я обещал тебе поехать. Я обещал не прерывать тебя, когда ты рассказываешь сказки. Но слушать их я не обещал, — сказал он, после повернулся на бок и закрыл глаза. Наталья досадливо поморщилась и пошла на выход из автобуса.
— Сложный подросток? — спросил водитель.
— Своеобразный, — подтвердила Наталья. — Из Югославии.
— Тогда понятно, — кивнул водитель. — Пусть отдыхает. Им и так тяжело пришлось.
Наталья не нашла, что на это ответить, поэтому согласилась и выскочила из автобуса.
На второй остановке от группы отстали Петр Петрович с Алексеем Николаевичем. Они, правда, в автобусе не остались, а отправились на поиски сельпо. Мария Александровна поморщилась, но ничего не сказала по поводу мужского волюнтаризма. Зато Люда приободрилась, предчувствуя вечерний междусобойчик.
— Нам за детьми следить надо! — попробовала устыдить ее Наталья.
— Да они сами уже, — начала было Люда, после чего быстро поправилась, — сами за собой проследят.
— Что сами? — насторожилась Наталья.
— Ой, ну что ты как маленькая, Наташа, — Люда огляделась, чтобы быть уверенной, что рядом нету Марии Александровны, и, перейдя на полушепот, произнесла, — Они уже пивом закупились. Десятый класс же! Будто сама так не делала?
— Не… делала, — едва не потеряв дар речи, ответила Наталья. — Я не делала!
— Ой, не будь ханжой. Одной уже достаточно.
Из автобуса тем временем вышел Боря. Он потянулся, осмотрелся и направился к основной группе. Наталья бросила еще один гневный взгляд на Люду, сказала, чтобы та строила детей, и пошла к Боре.
— Выспался?
— Не до конца, — хмуро сказал он. — Но почувствовал, что ты возмущена, и решил проверить, в чем дело.
— Все летит в Узду, — сообщила Наталья.
— Куда? А, понял. Эвфемизмы. И что случилось?
Наталья быстро рассказала ему о надвигающихся алкогольных неприятностях. Она очень боялась, что Боря тоже не воспримет ее всерьез, но он на этот раз ее обрадовал.
— Я послежу за выводком, — кивнул он. — Не обещаю, что не позволю им пить, но попробую не допустить глупостей.
— Спасибо тебе, — искренне сказала Наталья. — Я еще надеюсь на маму Лиды…
— Я бы не надеялся, — заметил Боря. — Она будет первой, кто поддержит алкогольное возлияние. Не среди детей, конечно, а у вас.
— Думаешь?
— Уверен.
— Слушай, а зачем ты вообще настоял на том, чтобы она поехала?
— Иначе не поехала бы Лида, — ответил Боря. — А ей очень хотелось.
— А отчего такая забота об этой девочке? — насторожилась Наталья. Но Боря не ответил, лишь прибавил шагу, подходя к основной группе. Наталье в очередной раз захотелось плюнуть и грязно выругаться. Но сегодня ей выпала роль хранительницы морального облика, и она явно ощущала то, что себе не принадлежит.
***
Здания лагеря были ветхими, часть из них не использовалась уже лет пять. Администратор, выполнявшая также функции сторожа, заботливо подвела всю группу к запертой на крючок двери и настоятельно рекомендовала туда не ходить. Наталья мысленно схватилась за голову. Интересно, куда же отправятся дети в первую очередь?
Десятиклассников расселили по двум комнатам по половому признаку. Семь девочек и восемь мальчиков разложили в небольших общих залах, составив там кровати. Взрослым выделили по комнате на пару. Мария Александровна получила отдельный номер. Она настаивала, чтобы дочь пришла к ней, но Петру Петровичу удалось убедить оставить Лиду с девочками. Лиде этот разговор баллов среди одноклассников не прибавил, но сама она, судя по всему, была рада.
— Интересно, через сколько они сбегутся в одну комнату? — хихикнув, спросила Люда.
— Минут десять, — предположила Наталья.
— Меньше пяти, — уверенно сказал Петр Петрович. — Ладно, девочки, дайте детям расслабиться. Вам же, наверняка, надо тоже переодеться и выдохнуть перед вечером.
— Надо-надо, — согласилась Люда. — Наташа, идем.
И она буквально за руку утащила Наталью в комнату. Та успела бросить взгляд на стоявшего в конце коридора Борю, и тот коротко кивнул. Наталья слегка успокоилась.
Впрочем, спокойствие ее длилось недолго. А точнее, пока они с Людой приводили себя в порядок, готовились к вечеру и спускались в комнату к Марии Александровне, где решено было собраться. И ровно до первого стакана с кислым белым вином из пакета.
В следующей момент пришло осознание, что она оставила группу пубертатных подростков, подверженных гормональным выбросам с семидесятидвухлетним кровососом, имеющим весьма смутное и поверхностное представление о социальных навыках. После второго стакана ощущение тревоги превратилось почти в панику.
— Что ты такая беспокойная? — спросила у нее Люда.
— За детей волнуюсь, — ворчливо, чтобы скрыть дрожь в голосе, ответила Наталья.
— Я за вами весь день наблюдаю, — сообщила Мария Александровна, разливая следующую порцию вина. — Я хочу сказать, что ошибалась насчет вас, Наталья Михайловна. Вы — очень ответственный педагог. Я прямо залюбовалась тем, как вы ведете себя с детьми.
— Спасибо, — польщенно сказала Наталья, украдкой глядя, как Алексей Николаевич едва не поперхнулся закуской. «Вспомнил утренний эпизод с курением», — подумала Наталья.
— Вам спасибо, — Мария Александровна подняла пластиковый стаканчик.
— Да, давайте выпьем за прекрасных дам, присутствующих здесь, — поддержал Петр Петрович, наливая себе и Алексею Николаевичу водку.
— Поддерживаю, — улыбнулся тот уже слегка пьяной улыбкой. Наталья повернулась к Люде, но та уже тоже была «навеселе».
— Расслабься, — прошептала она Наталье. — Ничего с детьми не случится. Через полчаса проверим.
— Знаете, а мне иногда так хочется отпустить свою Лидочку, — поделилась Мария Александровна. Наталье едва хватило сил, чтобы не крякнуть от удивления. — Настолько уже сил нет постоянно с ней.
— А что мешает? — спросил Алексей Николаевич прежде, чем тот же самый вопрос задала сама Наталья.
— Страшно, — упавшим голосом сказала Мария Александровна. — Мой единственный цветочек.
Тут уже не выдержала Люда, и они с Марией Александровной принялись дискутировать насчет воспитательных процессов. После четвертого стакана дискуссия перешла на повышенные тона, после пятого неожиданно завершилась провозглашенным лозунгом, что все мужики (кроме присутствующих, конечно) — явно козлы. Особенно бывший муж Марии Александровны и текущий парень Люды.
Наталья отставила стакан, закусила оставшимся куском вареной колбасы, покачала головой. Опьянения она не чувствовала, разве что желудок слегка мутило. Аккуратно поднялась и тут же ощутила, как в голове у нее будто бы произошел взрыв.
— Ой, Наташенька, что с вами? — Мария Александровна подхватила ее под локоть.
— Вино с непривычки в голову дало, — рядом оказалась Люда, усаживая ее на место.
— Нет, нет, — Наталья высвободила руки. — Все хорошо, мне надо пройтись.
— Туалет дальше по коридору, — крикнул ей вслед Алексей Николаевич, прежде чем Наталья захлопнула за собой дверь.
***
Обстановка в «мужской» комнате была очень напряженной. В углу, прижавшись друг к другу, сидели Шрайт и Коськевич. Еще три девочки расположились на соседней кровати и тихо перешептывались. Почти у самой двери на стуле плакала Света Ковалькевич. Наталья с удивлением смотрела, как эта, обычно уверенная в себе вполне созревшая для своих шестнадцати лет, девушка сотрясалась всем телом. У самой двери Наталья заметила пять бутылок из-под темного «Старажытного».
Бестужев и Сергеев сидели в противоположном от девушек углу и вовсю делали вид, что происходящее их не касается. А вот пятерка Красневского во главе с самим Андреем лежала на полу лицом вниз. Над ними возвышался Боря. Наталья невольно залюбовалась этой картиной, но мгновение спустя пришла в ужас — не столько от самой ситуации, сколько от своего к ней отношения.
— Лида пропала, — сообщил ей Боря, не оборачиваясь. — Убежала.
— Как? Почему? — выдавила из себя Наталья.
— Мы не… хотели, — всхлипнула Ковалькевич. — Не специально.
— Боря, что случилось?
— Они ее в карты разыграли.
— Что?!
— Не разыгрывали мы ее, — чуть подняв голову произнес Красневский. — Мы пошутить хотели.
Боря деловито подошел к нему, легко вздернул его за одежду, поставив на ноги и скомандовал:
— Рассказывай.
Как и предполагала Люда, после того, как взрослые удалились, подростки немедленно собрались в одной комнате. Досугом было выбрано распитие пива и игра в карты. В мероприятии не участвовали Бестужев и Сергеев, в углу комнаты расписывавшие партию в «точки», Боря, избравший роль наблюдатели, а также Шрайт, Коськевич и Лида Денисевич, оставшиеся в «женской» комнате.
— Чем вы там занимались? — обратилась к девушкам Наталья.
— Мы с Леной просто болтали, а Лида спать легла, — тихо ответила Шрайт.
Играли в «дурака» на желание. Сперва желания были безобидными, потом, по мере опустошения бутылок, стали все более развязными. В один момент проигравшей Ковалькевич загадали пойти в женскую и снять с Лиды колготки.
— В этот момент я решил вмешаться, — сказал Боря. — Но пока возился с этими, Светлана успела проскочить в женскую. Когда я туда пришел, было поздно.
Он отвесил Красневскому подзатыльник, но тот даже не вскрикнул.
— Что она сделала с Лидой? — Наталья повернулась к Шрайт и Коськевич.
— Я ничего не делала! — еще громче зарыдала Ковалькевич. — Это они!
Наталья повернулась к ней, потом опять к двум другим девочкам, потом к остальным.
— Как я понял, Юлия и Елена держали Лиду, пока Светлана стягивала с нее колготки. Лида укусила Юлию и убежала, — Боря повернулся к Шрайт и спросил, — так?
Шрайт кивнула. У Натальи потемнела в глазах. Это Юлечка Шрайт, верная собачка Павловец. Хорошая, милая девочка Шрайт, которую классная руководительница и завучи всегда ставили в пример остальным.
— Зачем? — Наталья нависла над девушками.
— Не знаю, — ответила Шрайт, глядя Наталье в глаза. — Не могу сказать.
Наталья еле удержалась от того, чтобы поднять Шрайт за волосы — она чувствовала, что сейчас в состоянии это сделать — и хорошенько тряхнуть ее.
— Слушай ты, паршивка, — Наталья прошипела, и вид ее стал настолько страшен, что Лена Коськевич пискнула, а Шрайт буквально вжалась в угол. — Будешь пробовать увиливать, я сейчас же пойду и вызову милицию, чтобы вас троих за попытку изнасилования забрали. Мерзавки вы такие! Отвечай, зачем?!
— Проучить мы ее хотели, — Шрайт закрыла лицо руками и принялась вторить рыданиями Ковалькевич.
— Она вечно вся такая правильная, с мамочкой под ручку, — всхлипнула Коськевич.
— И это вы мне говорите?! — Наталья занесла руку, чтобы влепить Лене Коськевич пощечину, но Боря успел перехватить ее.
— Не надо, Наталья Михайловна, — его тон подействовал на нее успокаивающе.
— Да, не надо, — Наталья выдохнула. — Надо Лиду найти. И сказать ее матери.
— Не надо матери, пожалуйста, Наталья Михайловна, не надо! — уткнулась ей в подол платья Шрайт. — Она же у нее сумасшедшая! Она нас точно в тюрьму упечет!
— И поделом, — холодно сказала Наталья. Однако внутри понимала, что если кто и сядет в тюрьму, так это она.
— Не надо ничего говорить матери Лиды, — сказал Боря. — Я найду ее. А вы посмотрите, чтобы никто сюда больше не пришел.
— А следить за этими кто будет? — спросила Наталья больше у себя, чем у Бори. — Позвать Людмилу Васильевну?
— Я послежу, — подал голос Андрей Красневский.
— Ты?!
— Я, — он поднялся. — Простите нас, Наталья Михайловна. Мы… очень сильно затупили и виноваты. Если надо как-то помочь с поисками…
— Не надо, — голос Бори мог, казалось, замораживать воду. — Я найду ее сам. Ты сделай так, чтобы тут все было спокойно.
— Да, — Наталья быстро подтвердила Борины слова, повинуясь сигналу, прозвучавшему в голове. — Никаких больше фокусов и игр. Если услышите, что кто-то идет — тушите свет.
— Но мы ведь в одной комнате? — удивленно спросил Коля Бестужев.
— А ты вообще молчи, — досадливо бросила Наталья. — Сделайте вид, что так и надо. Пока Лиду не найдем, будете все сидеть здесь. Все понятно?
— Да, — ответил нестройный хор голосов.
— Пойдем, Боря, — она вышла из комнаты и, плотно прикрыв за ним дверь, шепотом спросила, — как ты собираешься ее искать?
— По запаху крови, — спокойной ответил он и, дождавшись пока у Натальи разыграется фантазия, дополнил, — у нее месячные. Иди, Наталья Михайловна. Сделай так, чтобы этих птенцов никто не потревожил. Потому как если сюда явится мать Лиды, то прежде всего проблемы будут у тебя.
Наталья кивнула и почти бегом бросилась обратно во «взрослую» комнату. «Уж мне ли этого не понимать», — подумала она.
***
В комнату она вошла на негнущихся ногах и сразу же едва не вскрикнула — Марии Александровны там не было.
— А где…, — спросила она у беседовавших Люды и Петра Петровича.
— Родители? Удалились смотреть на звезды, — ответила Люда и захихикала.
— То есть?
— Слышали о библии, Наталья Михайловна? — осведомился Петр Петрович. — Там в первой главе зеленый змий заставил двух граждан еврейской национальности совершить грехопадение. Вот примерно то же самое, только без яблок, а в основном с сивухой, вином и колбасой.
Наталья присела на диван рядом с импровизированным столом, переваривая эту новость. Итак, родители школьников, один из которых женат, а вторая фактически прививает дочери монашеский образ жизни, вот просто так сейчас пошли и …
— Охуеть, — только и смогла произнести Наталья.
— Вот, Петр Петрович, а говорила, что матом не ругается, — Люда наполнила стаканчик Наташи красным вином из пакета. — Стыдно, Наталья Михайловна, подруге врать.
— Она от переизбытка чувств, — в голосе Петра Петровича сквозил сарказм. Но шутил он по-доброму, с грустинкой. Наталья поднесла ко рту вино, пригубила и отставила на место.
— Не понимаю, — произнесла она.
— Чего?
— Вот так, просто взять и пойти…
— Природа, Наталья Михайловна, — философски заметил Петр Петрович. — Не терпит она пустоты.
— Какой пустоты? — от переизбытка эмоций Наталья едва не вскричала. — Ну ладно эта клуша, которая дочке своей жизнь портит до того, что дочку эту в классе травят. Но папа Коли? Он же на меня искоса смотрел, когда я… ладно, не важно. В общем, у него же жена! И ребенок прямо вот здесь!
— Тише, Наташка, — Люда присела рядом. — Чего ты в самом деле? Ну, бывает. У всех.
— Людка, ну это ж блядство!
— Дай людям расслабиться, в самом деле, — фыркнула Люда. — Не суди, да не судима будешь!
— И эта в религию, — всплеснула руками Наталья, забрызгав вином стол. Выругалась и выпила стакан залпом. — Петр Петрович, вы тоже это поддерживаете?
Физрук слегка склонил голову, посмотрел на нее каким-то странным, но в то же время добрым взглядом, и уголки его губ чуть приподнялись. Наталья в этот момент подумала, что она действительно перебрала, и все ее возмущение настолько нелепо и не нужно. Особенно в текущей ситуации, где этот случайный секс между родителями двух одноклассников весьма выручает ее.
— Знаете, Наталья Михайловна, — тем временем заговорил Петр Петрович. — Я всю жизнь жил и считал, что добро есть добро, а зло есть зло. Что человеколюбие, дисциплина и воздержанность обязательно победят бардак и разврат, и мы все будем жить счастливо. А потом оказалось, что добро есть зло, а зло есть добро, бардак и разврат — это то, чего хочет большинство людей, а дисциплина и воздержанность — сказки для вот таких глупых мужиков, как я. И теперь я не знаю, что правильно, а что нет. И хочу просто дожить так, чтобы ко мне в жизнь никто не лез. И я ни к кому не полезу.
«Нашлась моралистка, — обругала себя Наталья. — Ты сама спишь со школьником-вампиром, только что чуть не ударила девочку, а через полмесяца убьешь человека, на месте которого вскоре может оказаться вот такой вот Петр Петрович».
— Простите, что-то накатило, — сказала она после паузы. — День, видно, выдался тяжелый.
— Ничего, Наталья Михайловна, — Петр Петрович похлопал ее по плечу. — Выдержим, сдюжим как-нибудь. Давайте еще по одной.
Они успели выпить, как она почувствовала сигнал от Бори.
— Одну минутку, — она резко вскочила и теперь уже действительно едва не упала от головокружения. Смогла устоять и вышла в коридор.
— Нашел, — сказал Боря с ходу. — Она побежала в перекрытый сектор и подвернула там ногу. Лежала и плакала. Я отнес ее в «женскую» и пообещал, что ее никто не тронет. Потом загнал всех спать.
— Какой ты у меня молодец, — он нахлынувших чувств, она наклонилась и поцеловала его в губы.
— Скромнее надо быть, Наталья Михайловна, — он отстранил ее. — Увидят же.
— Кто? Мамаша Лиды с папашей Коли сейчас трахаются наверху, — зло прошептала Наталья. — А Петрович с Людкой уже почти падают.
— Все равно, скромнее надо быть, — Боря строго посмотрел на нее. — И пить тебе уже хватит. Иди-ка спать. И Люду с собой захвати. Я отсюда по запаху чувствую, что она готова совершить что-то, о чем потом пожалеет.
— Да, Мастер, — быстро кивнула Наталья. — Спасибо еще раз.
— Не за что, — Боря ухмыльнулся. — Это тебе спасибо. Ты прекрасно сыграла свою роль.
Глаза у Натальи расширились, но Боря уже удалялся в сторону «детских».
***
Второй день экскурсии тянулся медленно и неспешно. Наталья с утра выпила таблетку обезболивающего, но все равно организм страдал от похмелья и недосыпа. Поэтому экскурсия, которая должна была быть увлекательной, получилась скучной и невнятной.
Но из детей никто не жаловался. Все они были присмиревшие, тихие и внимательные даже тогда, когда этого от них не требовалось. С утра Боря, как выяснилось, провел еще одну воспитательную беседу на тему «сохранение тайны от взрослых и последствия болтливости». Непонятливых не нашлось
Мария Александровна и Алексей Николаевич делали вид, что вчерашней ночи не было. Получалось плохо, но по крайней мере, Лиду мама всячески одаривала вниманием и заботой — в хорошем смысле этих слов. Девочка же влюбленными глазами смотрела на Борю. Всякий раз замечая это, Наталья беспокойно переводила взгляд на упыря. Но тот по-прежнему был ко всему холоден и безразличен. Неуловимо изменилось только отношение к нему остального класса. Из странного чудака он превратился в незыблемый авторитет, который одним своим присутствием влиял на поведение остальных.
И Наталью это беспокоило.
Они вернулись в город в половине пятого. Дети быстренько разбежались по домам. Петр Петрович остался что-то обсуждать с водителем. Люда было предложила Наталье зайти в гости, но та отказалась под предлогом дикой усталости.
— Так я и предлагаю усталость снять, — удивляясь непонятливости подруги, сказала Люда.
— Не сегодня, хорошо? Я падаю, как спать хочу.
— Ну, как знаешь, — Люда прощанье показала Наталье язык и удалилась.
Наталья же постояла минут пять на площадке у автобуса, а затем прогулочным шагом обогнув горку, зашла на территорию полузаброшенного детского сада. Как и ожидалось, там курила вся компания Андрея Красневского. А вместе с ними и Боря.
— Миркович, — сказала она.
— Наталья Михайловна, — он глубоко затянулся.
— Мне надо с тобой поговорить. Сейчас. А вы, молодые люди, тушили бы сигареты, и бежали бы домой.
Андрей посмотрел на Борю, и тот кивнул. Они быстренько побросали бычки на землю и, попрощавшись с Натальей, удалились.
— Сигарету дашь? — спросила она Борю, когда школьники скрылись из виду.
— Ты же говорила, что курить вредно.
— Мертвым — не вредно, — мрачно сказала она. Боря хмыкнул, достал из пачки сигарету, сдавил фильтр и пояснил, — ментоловые. Затягивайся медленно и сразу не глубоко.
Наталье пришлось знатно прокашляться, прежде чем она смогла прочувствовать как следует вкус табачного дыма. Постояла, задумавшись. А потом спросила:
— Ты все это подстроил?
— Нет, — Боря ответил совершенно искренне. — Если помнишь, я даже ехать не хотел.
— А что тогда значит «хорошо сыграла свою роль»?
— Ладно, — признал он. — Я действительно кое-что рассчитал. И Лиду с матерью не просто так сказал тебе взять. Пойми, подмастерье: когда ты пожил на этом свете достаточно долго, то начинаешь что-то понимать в поведении людей. А когда ты начинаешь это понимать, ты можешь предугадывать некоторые их поступки. Раз уж ты заманила меня в эту поездку, я решил совместить неприятное с полезным. И поднять наш с тобой авторитет в классе.
— Но ты ведь не мог знать, что Лида придет с матерью. Или что они начнут ее травить, — недоверчиво произнесла Наталья.
— Не мог, — согласился Боря. — Но они наверняка начали бы травить кого-то. Не Лиду, так Юлю, не Юлю, так Колю. Все просто получилось гораздо лучше и проще, чем могло бы.
Наталья снова затянулась, стряхнула пепел и удивилась, как просто это выходит. Будто бы всю жизнь курила.
— Почему мне хочется тебя ударить? — спросила она.
— Потому что ты все еще мыслишь, как человек, — ответил он. — Но это пройдет.
Полуночный цветок. 09-11 ноября
Наталья положила конверт на стол, сняла безразмерный вязаный свитер, в котором сегодня ходила на работу, и надела домашнюю рубашку. После чего сменила черную длинную юбку на спортивные штаны. Наблюдавшая за переодеванием Алиса откусила кусок пирожного с заварным кремом и поинтересовалась:
— Тебе не холодно?
— Нет, — ответила Наталья, поворачиваясь. — Вполне комфортно.
— Мне зябко — а я в пиджаке, — Алиса поежилась. — Закрой, может, форточку.
— А, конечно, да, — спохватилась Наталья. Закрыв окно, она на мгновение посмотрела на мокрый снег, укрывающий улицу. Зима начиналась осенью, и это было привычно. А вот то, что она не мерзла при такой погоде, было в новинку. Наталья подошла к тумбочке, взяла чашку чая и задумчиво размешала сахар, постукивая ложечкой о керамические края.
— А я без сахара сейчас чай пью, — поделилась Алиса. — А то начала снова вес набирать. Как устроишься куда-нибудь на сидячее место, так сразу обрастаешь жирком.
— Диета с пирожными, но без сахара? — шутливо спросила Наталья.
— Ай, ну тебя вообще, — Алиса скривила губки. — Не всем везет, как тебе. И сиськи хорошие, и живот не растет, сколько не впихивай в себя. Вот сколько у тебя там ложек?
— Одна, — честно ответила Наталья, и дождавшись, пока подруга недоверчиво нахмурится, добавила, — а сахара — три кубика.
— Может, ты ведьма? — протянула Алиса.
— Не исключено, — не стала спорить Наталья.
«И скоро мой первый шабаш», — мрачно подумала она. Ноябрьское полнолуние неотвратимо приближалось, а вместе с ним и необходимость ехать в «столовую». В эти выходные она впервые убьет человека. Мысль, которую она отгоняла от себя последний месяц, снова и снова теперь преследовала ее. А с недавних пор появилась и еще одна — что будет, когда она станет такой, как Боря? Расчетливой и бесчувственной, в каждом человеке видящей лишь ресурс или помеху. Даже в таких замечательных людях, как Люда или Михаил Семенович. И как Алиса.
— Что-то ты молчаливая, — заметила Алиса.
— Не обращай внимания, — махнула рукой Наталья. — О работе задумалась.
— Вот все ты о работе. Лучше бы о семье и мужике подумала, в самом деле.
— Аль, не начинай, — поморщилась Наталья. — В письме, я думаю, еще прочитаю.
— Вряд ли, — Алиса откусила пирожное. — Там, скорее всего, про деда твоего будет. Ему вроде как хуже. По крайней мере, я так поняла, когда мне мама говорила.
Наталья замерла. Дедушке Ване плохо — она к этому уже привыкла. Пять лет после инфаркта его выхаживали бабушка и мама. После того, как бабушка не вынесла волнений и умерла два года назад, мама осталась присматривать за дедушкой. От брата и отца помощь была, но сомнительная. Но, казалось, это состояние «дедушке плохо», будет длиться и длиться — настолько привычным это стало. И вот теперь «дедушке хуже».
— Подробностей не знаю, — пожала плечами Алиса. — Только то, что моей сказала твоя.
Она доела пирожное и замолчала. Повисла долгая мучительная пауза. Дедушка Ваня и бабушка Аня были теми, кто поддержал Наталью в желании поступить в университет. Бабушка и дедушка поддерживали ее, когда она осталась на работе в столице. «Дедушке хуже».
— Я пойду, Наташ, — Алиса поднялась. — Уж извини, что с плохими новостями, и что не сразу сказала.
— Ничего, — автоматически ответила Наталья. — Может, все обойдется.
— Да, конечно, должно обойтись, — фальшиво ободряюще сказала Алиса. Наталья не винила ее за эту фальшь. Она сама не знала, что говорить в таких случаях.
Проводив Алису, она вернулась в комнату и открыла конверт.
***
Боря сразу провел ее на кухню. Он безошибочно угадывал не только ее цикл, но и настроение. Достал из шкафа две рюмки и початую бутылку коньяка — подарок от «дяди».
— Мне нужно будет уехать завтра, — выпив, сказала Наталья.
— Нет, — ответил он.
Она протянула ему письмо. Боря читал медленно и вдумчиво, а она смотрела в окно на влетающие в открытую форточку снежинки, окроплявшие подоконник. Потом Наталья потянулась к бутылке, быстрым движением наполнила обе рюмки и выпила свою, не закусывая.
— Сопьешься, — заметил Боря.
— Ты понимаешь, почему я должна ехать? — спросила она, проигнорировав его замечание.
— Понимаю. Но, тем не менее, нет.
Наталья встала и без разговоров вышла в прихожую. Присела на обувную тумбу — недавнее приобретение Бори, уступившему в ее натиске на творящийся в квартире минимализм — и принялась надевать обувь. В следующий момент внутри головы будто произошел небольшой взрыв. Наталья застонала, но ботинок не отпустила, старательно сопротивляясь воздействию. И оно неожиданно исчезло. Наталья так и застыла с полунадетой обувью. Она ожидала, что в конце концов Боря сломает ее, и ей придется покорится его воле, но она будет стойко ненавидеть его, не позволившего уехать домой перед первым кормлением. Ненавидеть за диктат, за то, что превратил ее в убийцу и за то, что лишил всего человеческого.
Он вошел в прихожую, посмотрел на нее, усмехнулся и кивком головы указал на вход в комнату.
— Пойдем.
Наталья подчинилась. Боря перенес табуретку из кухни, поставил на нее коньяк и рюмки, после чего указал Наталье на матрас. Она присела в ожидании. Боря снова сходил на кухню и через некоторое время принес на тарелке четыре бутерброда с плавленым сыром.
— Пошлость, конечно, — прокомментировал он. — Но мы с тобой не аристократы и можем позволить себе закусить коньяк плавленым сырком.
— Ты отпустишь меня? — спросила Наталья.
— Я тебя и не держал, подмастерье. И твоя попытка решить за счет меня свои страхи меня удивляет.
— Ты понял?
— Ты все еще не так сложна, как тебе кажется. Я не мастер манипуляций, но и ты не Йоганн Вайс.
— Ты меня отпустишь?
Боря откусил бутерброд, вытер руки о белую майку и принялся расхаживать взад-вперед по комнате. Потом подошел к подоконнику, где у него лежали сигареты, закурил и сказал:
— Отпущу. Но только затем, чтобы ты поняла, какую глупость совершаешь.
— Спасибо, — прошептала Наталья и тихонько заплакала.
— Дура ты, Наталья Михайловна, — покачал головой Боря. — Ты едешь к больному человеку, которому колют уколы, в полнолуние, когда жажда сильнее всего. Тебе бы проклясть меня за то, что я не связал тебя. А ты благодаришь.
— Я очень люблю дедушку, — прозвучала это по-детски, но Наталья сейчас не могла говорить по-другому. — Если он умрет… а я не попрощаюсь…
— А если ты убьешь его сама? Не выдержишь запаха, сорвешься, да еще и при родственниках? — спросил Боря.
Наталья стихла, сжалась и будто бы уменьшилась. Потом закрыла лицо руками и зарыдала уже в полную силу. Легла на бок и свернулась калачиком. Боря смотрел на нее и курил, ожидая, пока Наталья наплачется.
— И что решила? — спросил он, после того, как она сходила в ванную и умылась.
— Полнолуние с воскресенья на понедельник, — сказала она отвердевшим голосом. — Я смогу удержаться.
— Хорошо, — согласился он и протянул ей сигарету, — будешь?
Она молча закурила, и устроилась рядом с ним у балкона. После первой сигареты сразу же без спроса взяла вторую. Потом заметила:
— Тебе нужно сделать более широкий подоконник.
— Зачем? — удивился Боря.
— Чтобы на нем можно было сидеть, — она стряхнула пепел в банку, а потом спросила. — Жажда — каково это? Что я почувствую?
Боря потушил недокуренный бычок о крышку, закинул в банку и отошел на середину комнаты. Постоял, что-то вспоминая, а потом продекламировал:
Полуночный цветок в моих мыслях,
Расцветает под лунным светом.
Он мне шепчет забыть о смерти.
Он мне шепчет забыть о смысле
Красный мир под полной луною
Хочет алой напиться влаги
Смерть изведает тот бедолага,
Повстречается что со мною.
— Не понимаю, — честно призналась Наталья.
— Тогда не знаю, как тебе объяснить, — сказал Боря. — Эти стихи писал Старец, когда был еще молодым. Сестра говорила, что на турецком. Она перевела это на сербский полвека назад, когда я спросил ее о жажде. А я перевел на русский, пока ехал сюда. Упражнялся в языке. Когда я был птенцом, то мне не пришлось испытать жажды. Правда в том, что тогда мертвых и умирающих было так много, что хищники запросто становились стервятниками. После же, когда я чувствовал жажду, она действительно была похоже на что-то, медленно заполняющее всю твою голову. Мне кажется, что Старец верно передал это состояние — цветение. Только взрослый упырь знает, что его ждет. А ты — нет.
***
У междугороднего ЛАЗика Наталью никто не встретил. Она размяла затекшие ноги и потерла замерзшие пальцы. Удивилась — руки у нее не замерзали уже давненько. Покопалась в карманах новенькой куртки и достала оттуда солидные вязаные еще бабушкой варежки. Подумала, что следовало надеть старую куртку, но уж больно хотелось показаться дома в чем-то красивом.
На куртку и ботинки деньги ей дал Боря еще неделю назад. В прошедшие выходные она съездила на огромный вещевой рынок, располагавшийся у самой черты города, и два часа ходила и выбирала. Выбор пал на приталенную короткую дутую курточку и матовые кожаные полусапожки на небольшом каблуке. В первый раз в жизни Наталья не только держала в руках доллары, но и стыдливо расплачивалась ими, стоя за палаткой. Зато, уже приехав домой, долго не могла прийти в себя от гордости за свою смелость.
Боря, критически осмотрев покупки, сказал «сойдет». А потом добавил, что отморозить почки Наталье все равно больше не грозит.
Теперь она стояла в своих обновках, держа в руках большую вещевую сумку на старом автовокзале и чувствовала себя полной дурой. Перед кем она здесь будет красоваться?
Дорога к дому заняла у нее добрых сорок минут, и пока она шла, на улице стремительно темнело. Уже спускаясь под горку мимо «частного сектора», деревенских домов, составлявших большую часть жилого фонда ее родного городка, она почувствовала, что устала. Это ее насторожило. Последнее время она редко уставала от физических нагрузок, хоть бы они были и больше, и дольше. Перед калиткой ей пришлось остановиться и передохнуть, а также привести мысли в порядок. Что говорить родственникам, как говорить, о чем молчать и чего стараться избегать. Пока Наталья стояла, мимо прошмыгнуло что-то маленькое и серое. Она повернула голову и под светом фонаря заметила котенка. Встретилась с ним взглядом — две испуганные синие пуговки смотрели на нее, ожидая подвоха.
— Кис-кис-кис, — позвала она. Котенок дернул ушами, прижался к земле, и пошел не к ней, а юркнул под завалившуюся к забору лавку. Наталья вздохнула. — Ну и ну тебя.
Она отворила калитку и вошла во двор. В глаза бросилась некоторая неряшливость, которую мама обычно не допускала. Оставляя на присыпанной снегом дорожке следы, Наталья аккуратно подошла к двери, постучала и сделала шаг назад — дверь открывалась наружу. Послышалась небольшая перепалка, и вскоре низкий с хрипотцой мужской голос спросил?
— Кто там?
— Открывай медведь, сова пришла, — ответила Наталья. Послышался лязг запора и дверь отворилась.
— Наташка!
— Привет, Миш, — она протянула брату сумку, переступила через порог и обняла его.
— Мам, Наташка приехала! — Миша выглядел бодро.
На кухне послышалось ворчание, а потом из кухни показалась мать. Волосы ее были спрятаны под платком, простое домашнее платье — за передником. В мозолистых руках Зинаида Ивановна Сосновская держала нож и не дочищенную картошку.
— Чего стал, — обратилась она к Мише. — Тащи ее вещи в зал. Ну, привет, дочка.
— Привет, мама.
Наталья обняла Зинаиду Ивановну. Та старалась не касаться дочери грязными руками. Потом отошла, посмотрела на новенькую куртку, подол платья, ботинки и сделала вывод:
— Совсем городская стала.
Наталья, не зная, что ответить, кивнула. Зинаида Ивановна повернулась и пошла на кухню.
— Есть будешь? Подогрей себе суп.
Говорить, что она не голодна, было, во-первых, бессмысленно, а во-вторых, означало солгать. Наталья сняла куртку, повесила ее на крючок. Разулась, нащупала ногой под лавкой тапки и прошла на кухню.
— Давай, я тебе погрею супца, — предложил Миша, вернувшийся из зала.
— Вот уж, — остановила его Зинаида Ивановна. — Пусть сама нальет. Еще тут будет, принцесса такая, мужика гонять.
— Все хорошо, Миш. Я налью.
Наталья встала и достала тарелку. Старую, с росписью под хохлому. При тусклом свете кухни она казалась помутневшей. «Я не была дома всего три месяца, — подумала она. — А тут так все изменилось». И тут же поправила себя. Изменилось не тут, изменилась она сама.
— Как дедушка?
— Все больше спит, — ответила Зинаида Ивановна. — А как просыпается, спрашивает про тебя да про тетю Иру. Тебе Алиса письмо передала?
— Да.
— Хорошая девка, только с мужиком ей не повезло, — прокомментировала Зинаида Ивановна. — Я так и думала, что ты приедешь, как письмо получишь. Деду хуже стало с неделю назад. Марья Карловна ему уколы колет, так оно спокойнее теперь. Тетя Ира обещала препарат нужный привести. Да где ж ее дождешься. Ай.
— А почему мне не написала о лекарстве? — спросила Наталья.
— Да что у вас там есть-то? Как и у нас ничегошеньки не будет. А Ирка — она в Ленинграде. Там получше.
Наталья промолчала. Тетя Ира уехала в Санкт-Петербург восемь лет назад на заработки. Там вышла замуж за коммерсанта и теперь, по словам матери, жила припеваючи. Контакт с семьей поддерживала изредка — открытками на новый год. Даже с Днем Рождения не поздравляла. Но бабушка и дедушка все равно ею гордились, и это очень нервировало Зинаиду Ивановну.
Наталья ела медленно, слушая, как Зинаида Ивановна рассказывает о том, что произошло в городке с момента ее последнего письма. Слухи, сплетни, свадьбы, похороны и другие события в жизни знакомых и незнакомых людей. Зинаида Ивановна прерывалась на то, чтобы дать Мише указания по дому, а потом снова начинала свой рассказ. Наталья успела доесть, нарезать соленые огурцы в салат, поставить на плиту воду под яйца. А Зинаида Ивановна все продолжала, попутно жалуясь на жизнь и стараясь выставить Наталью виноватой в своих бедах.
— Мам, можно я пойду к дедушке, — спросила Наталья, аккуратно уложив ложкой яйца в кипящую кастрюлю.
— Иди, что с тобой сделаешь, — махнула рукой Зинаида Ивановна. — Коли тебе с матерью-то не интересно.
***
С дедом она просидела весь вечер, но пообщаться им не удалось. Дедушка, лежавший в темной небольшой комнате, спал почти все время. Лишь на пару минут он открыл глаза, улыбнулся и произнес «приехала, внученька», после чего вновь уснул. Наталья держала его за руку, совершенно забыв обо всем, что говорил ей Боря. Да и о самом Боре она забыла, глядя на то, как медленно увядает самый любимый ею человек в этом мире.
Пока она сидела с дедушкой, домой вернулся Михаил Кириллович, ее отец. О его возвращении возвестил возмущенный крик матери, а потом и матерная перебранка у дверей. Михаил Кириллович снова был пьян.
Наталья словила себя на этом «снова». Когда она впервые произнесла про себя это слово? Лет восемь назад, в последний школьный год, когда все вокруг покатилось под откос, и бывший механизатор оказался никому не нужен? Или шесть лет назад, когда она вернулась после второго курса, а он спросил, поступила ли она? И не тогда ли мать впервые заговорила о том, что Наталье надо бросить учебу и вернуться обратно?
Она помогла Зинаиде Ивановне перестелить постель дедушке и переодеть пижаму, после чего пошла на кухню, поздороваться с отцом.
— Привет, моя лапушка, — Михаил Кириллович, не старый, но уже почти полностью седой, с лицом синюшного оттенка направился к ней, и она едва удержалась от того, чтобы не отвернуться, так от него несло перегаром. Рядом с отцом сидел Миша, а за лавкой она разглядела торчащий шкляник с мутной самогонкой, которые Сосновские двух поколений скрывали от матери. Глаза у Миши блестели, а щеки налились красным румянцем.
— Садись, Наташка, поговорим, — отец улыбнулся и потянул ее к столу. Наклонился и прошептал на ухо, — будешь?
— Нет, пап, — она ответила также шепотом. — Спасибо.
— Как ты учишься, дочка? Пятерки одни? — спросил он.
— Да, стипендия повышенная, — не стала она разубеждать отца. Все равно забудет.
Она вытерпела в их обществе полчаса, после чего ушла в зал, где мать смотрела телевизор. Разложила диван, перестелила постельное и легла.
— Наработалась уже? — хмыкнула мать, не оборачиваясь от новостей, где одетая в серый костюм с плечиками ведущая рассказывала об успехах страны на международной арене.
— Устала, — просто ответила Наталья.
— Совсем ты городской стала, дочь, — вздохнула Зинаида Ивановна. Наталья не ответила, закрыла глаза и уснула прямо в одежде.
А ночью у нее случился приступ.
Лунный свет не проникал в комнату сквозь занавески, но Наталья отчетливо ощущала, как небесный серебряный глаз в своем зените смотрит на нее. Вернее, сквозь ее кожу и череп прямо внутрь мозга, где красный цветок пускал свои корни от переносицы и до затылка. Это было даже не больно, но настолько невыносимо, что ей пришлось сжать зубами край одеяла, чтобы не зарычать. Она вспомнила, то ощущение одержимости, когда Боря впервые дал ей сырую говядину, и поняла, что накрывающая ее волна в десятки или сотни раз сильнее.
Она чувствовала запах крови из дедушкиной комнаты, саднящее колено храпящего отца и слегка гноящейся порез на руке у матери. Завывавший волком ветер заставлял ее дрожать, и в то же время ей очень хотелось завыть в ответ. Глаза застилало красным, и она отчетливо ощущала, как «лепестки цветка» перекрывают ей пазухи, и как ей становится все труднее дышать. Еле контролируя себя, нетвердым шагом она дошла до кухни, дотянулась до остатков самогона, что все еще лежали за лавкой, и прямо из бутылки влила себе в рот.
Глотку обожгло, и она едва не выронила бутылку, успев поставить ее на стол. Но жажда будто отступила, и на миг мысли стали проясняться. Наталья использовала этот момент — открыла холодильник, где лежала курица, которую мать положила размораживаться до завтра, и принялась вливать в себя стекшую в миску холодную кровь.
Потом она сидела и старалась отдышаться. Все еще чувствуя накатывавшую жажду. «Цветок» в ее голове закрывал бутон, но что-то ей подсказывало, что битва с ним еще не окончена, и сражение это было не самым страшным.
***
— Наташа.
— Дедушка!
— Как дела, внученька?
— Хорошо… то есть, ну, почти. Вот, приехала к тебе.
— Ты молодец, внученька. Ты умница. Как работа? Детишки радуют.
— Да, дедушка. На работе все хорошо. Дети замечательные, умные, воспитанные. Тебе легче?
— Когда тебя слышу — легче. Спасибо, что приехала, внученька. Не хотелось умирать, не повидав тебя. Мама-то твоя все ворчит больше да причитает.
— Она старается, заботится…
— Да, заботится. Показывает, как ей тяжело. Ладно. Мне вот на тебя с Ирой посмотреть хотелось. На тех, кто в люди вышел, в город уехал. Знаешь, как я горжусь тобой, Наташа? Очень горжусь…
— Спасибо, дедушка!
— Не перебивай, сил мало. Видишь, совсем доконала болезнь. Знал бы, что так будет, то вместе с бабкой твоей на севере бы остался. По лесам ходить да у моря жить. Красота. А как плохо бы стало — так на лодке в море, и поминай как звали. А здесь… Ведь думали, что будем для людей строить, жить и детей растить. Что детям в радость учиться и работать. А дети взяли, да и… ай, что уж там. Главное, Наташенька, что ты выбраться смогла, я тобой горжусь. А мать ты не слушай, Наташенька. Главное — человеком быть. Человеком. Для других.
— Хорошо, дедушка. Ты, главное, не волнуйся.
— Будь человеком, Наташа, главное — будь человеком.
«Поздно».
***
— Он что-нибудь говорил? — спросила Зинаида Ивановна, не отрываясь от мытья посуды. В старом рукомойнике то и дело заканчивалась вода, и Миша подливал туда воду из ведра.
— Мы поговорили, — Наталья не удержалась и всхлипнула.
— Я так и думала. Для любимой внучки проснулся. А со мной так ни слова!
— Мама!
— Что «мама»? Знаю я, что умирает он! Думаешь, мне не тяжело?! Так хоть бы слово от него услышать доброе. А он взял и на тебя силы потратил.
Она повернулась, и Наталья заметила в глазах Зинаиды Ивановны слезы. Мыльная вода капала с рук на пол. Наталья смотрела на свою мать и пыталась понять, кого Зинаиде Ивановне больше жалко — дедушку или все-таки себя.
— Мама, Наташа, не ссорьтесь! — подал голос Миша.
— А ты тоже молчи! — мать повернулась к нему. — Давай за водой сходи и посмотри, где там твой отец пропадает. Небось опять пьет с дружками под магазином.
Миша кивнул и быстро вышел на улицу, захватив с собой два ведра.
А Наталья и Зинаида Ивановна принялись выяснять отношения. В адрес Натальи сыпались обвинения в том, что она бросила мать и семью. На что она отвечала жестокими и обидными обвинениями в испорченной жизни отцу и Мише. Зинаида Ивановна переходила в наступление, напоминая Наталье, сколько стоило ее вырастить да еще и помогать во время университета. Наталья замолчала, слушая все это, не в силах больше ругаться с матерью. Она попыталась помириться, объяснить, обнять, но тщетно.
— Тебя дед любит, так вот ты с ним и возись! — крикнула мать. — И ночуй сегодня у него. Паршивка неблагодарная!
Наталья схватила сумку и перетащила ее в дедову спальню. А потом оделась и вышла пройтись. По дороге столкнулась с отцом и Мишей, но они тоже шли мимо дома. Поэтому разминулись, будто бы и не заметив друг друга.
Наталья спустилась к реке, которая еще не замерзла, и посмотрела на свое отражение. А потом швырнула в него снежком, уселась на землю и заплакала. По мосту, совсем рядом, проехала белая красивая машина с тонированными стеклами. Наталья проводила ее взглядом и зарыдала пуще прежнего.
Чуть поодаль от этого места, у памятника погибшим во время Великой Отечественной войны, ее класс принимали в пионеры. По горке, с которой она спустилась к реке, весной они с Алисой пускали кораблики и просто мечтали о том, как когда-нибудь окажутся капитанами речных или даже звездных кораблей. И слушали, как над их мечтами заливисто, но по-доброму смеялась тетя Ира.
В пролесок на другом берегу они бегали строить шалаши. Летом, когда солнце пекло, и мама с бабушкой ложились отдыхать, Наталья (тогда еще Наташа) бежала в лесок, где они с мальчишками и девчонками играли в тайком утащенные у бабушки Тимура карты. И с Алисой спорили, кто же из них станет для Тимура его «Женей», а кто останется просто помощницей в команде. Наташе больше хотелось быть помощницей, но впервые поцеловалась она именно с Тимуром.
«Будь человеком!» Разве виновата она в том, что не хотела здесь больше оставаться рядом с вечно ворчащей матерью и спивающимся отцом? Кому было бы лучше от того, что сейчас кроме деда на руках у матери было бы еще один или двое детей, а она, как Алиса, моталась бы в город каждые полмесяца в надежде зацепить какого-нибудь «богатенького» парня? Как она могла желать другого, если с самого раннего детства ее учили, что самым главным для человека является доброта, знания и мечты? То самое «быть человеком», которое ей сейчас завещал дедушка.
А она больше не могла быть человеком. Ее убили два месяца назад, забрав последнюю возможность исполнить то, чему ее учили, и то, о чем она мечтала. Теперь она никогда не будет человеком. Полуночный цветок в ее голове так или иначе превратит ее в зверя, которому необходимо убивать для выживания.
«Прости, дедушка, — подумала Наталья, утирая лицо снегом. — Я не смогу».
***
Она не спала, ожидая, когда приступ нагрянет вновь.
Сперва начала болеть голова, а запах крови, исходивший от дедушкиной руки, усилился. Наталья глубоко вздохнула и поняла, что решение придется принимать прямо сейчас.
«Ему все равно недолго осталось, — уговаривал ее цветок. — Ты сделаешь лучше всем: ему, матери, себе. Никто не узнает».
Наталья посмотрела на дедушку. На его серое, почти пепельное лицо. На полуоткрытые во сне глаза, которые раньше сверкали озорными огоньками, а теперь почти уже выцвели. На седые растрепанные волосы и неровно выбритые Мишей впалые щеки. Она наклонилась и поцеловала его в лоб. Затем тихонько оделась, оторвала лист из блокнота и положила рядом с дедушкиными лекарствами.
Самым сложным оказалось тихо открыть дверь. Руки у Натальи тряслись, и от возбуждения, и от подступающей жажды. Луна еще не была в зените, но уже приближалась к нему, и алый полуночный цветок все отчетливее упрашивал ее прокусить запястье самого любимого ею на свете человека.
«Я не зверь! — сказала Наталья себе, подымая заслонку. — Я останусь человеком».
Она вышла на улицу, аккуратно прикрыла за собой дверь и выдохнула.
С неба падал пушистый редкий снежок. Налетевший ветер проморозил ее до костей, но ей было уже все равно. Также как и то, что ее могут проследить по следам. В конце концов, какое ей уже будет дело. Она уже мертва, осталось лишь завершить процесс.
Наталья шла медленно, с каждым шагом будто преодолевая сопротивление: свое, ветра, цветка. В голове шумело, нарастала боль — теперь уже настоящая боль, которая сводила не только пазухи и виски, но и желудок. Во рту она почувствовала «железный» привкус крови.
«Ничего, до реки недалеко, главное дойти».
Наталья отворила калитку и запоздало подумала, что зря взяла с собой сумку. Видимо, сработала привычка «уходить». Зачем ей в реке сумка? Разве что на шею повесить. Дверь калитки скрипнула и ударилась о раму. Наталья бросила сумку и припустила бегом к реке. Пять, десять метров…
В голове зашумело, но не от жажды. Знакомый сигнал ударил хлопком и уронил ее на землю. Снег обжег руки, волосы упали на лицо.
— Топиться собралась, — услышала она голос Бори. — Не получится.
Он сидел на завалинке под неработающим фонарем и что-то держал в руках. Прислушавшись, Наталья поняла, что это что-то очень громко мурчит.
— Мастер…
— Вставай, Наталья Михайловна. Ну, ты и дура.
— Мне… надо туда, — показала она в сторону реки. — Я не смогу… я хочу остаться человеком.
— Поздно, подмастерье, — он встал, посадив кота в глубокий внутренний карман, подошел к ней и протянул руку. — Отсюда не возвращаются.
— Но я еще могу уйти, — прошептала она и опустила глаза.
— Не получится, — он покачал головой. — Ты не утонешь, только жажда станет сильнее. Твой цветок уже вступил в свои права, хочешь ты того или нет. Ты та, кто ты есть. И обратно уже не вернешься.
Наталья смотрела на него, ожидая увидеть на лице усмешку или злобу. Но ничего такого не заметила, он смотрел на нее как обычно. И снова протянул ей руку.
— Я написала…
— Что? — Боря насторожился.
— Что ухожу навсегда, чтобы остаться человеком. Что я умерла.
— Не соврала, — вот теперь Боря ухмыльнулся. — Поехали, тебя нужно скорее покормить, пока ты не начала на людей кидаться. Или на кошек. Хватит так смотреть на мой карман.
— Прости. И как мы поедем отсюда ночью? Ближайший автобус в пять утра.
— Так же, как я сюда приехал. Екатерина Дмитриевна на машине ждет на стоянке у магазина. Там, на горке. Бери сумку и пошли.
Наталья подчинилась. Цветок отступил, его лепестки лишь слегка щекотали ее мысли напоминая о том, что новый приступ не за горами.
— Василий Петрович все еще жив, — сказал Боря, подхватывая ее под руку и забирая сумку.
— Кто?
— Тот дед, которого я ел месяц назад. На сегодня тебе хватит. Я покажу, что делать, это не сложно. Ну что ты, в самом деле.
— Я всего лишь хотела остаться человеком! — сквозь слезы сказала она. — Неужели для этой вселенной это было слишком сложно?
Боря промолчал, вынул из кармана пачку сигарет, подкурил сам и дал ей. «И если есть в кармане пачка сигарет», — вспомнила она. Мог ли табак, жажда крови и взрослый упырь в теле ребенка быть ответами на все ее вопросы, которые она задавала себе последние несколько лет? И даже на те, которые боялась задавать?
Сама постановка вопроса была глупой. «Ну и дура же ты, Наташа», — сказала она себе. Жизнь перестала быть солнечным лугом, и чем дальше, тем больше превращалась в темный и опасный лес, где выживали только самые зубастые и толстокожие звери.
Перетягивание колобка. 28-30 ноября
«Холодный ветер с дождем усилился стократно», — будто комментируя происходящее на улице пропел плеер. Наталья посильнее натянула шапку, чтобы наушники не выпадали из ушей, втянула шею и быстро пошла домой. Благо погодные неурядицы теперь скрашивала музыка, и жизнь играла новыми красками. Можно было не обращать внимание на серую действительность по дороге из дома в школу и обратно. Оказалось, что все, что ей нужно было для некоторого промежуточного счастья — это новенький кассетный плеер с автореверсом.
Приблуду ей подарил Боря после посещения «столовой». Наталья тогда находилась в состоянии полной прострации, и чтобы как-то привести ее в себя к рабочему дню, Боря съездил на рынок и привез ей плеер и несколько самых модных, по словам продавца, кассет. Жуткую гадость, конечно, но ей и этого было достаточно на следующий день. Через неделю она сходила в кассетный киоск и купила себе уже то, что нравилось самой — «Жуки», «Сплин» и «неофициальную» сборку группы «HIM», чей солист на фотографии чем-то напоминал ей Борю, разве что был бледным, словно смерть.
«Что у любви у нашей села батарейка», — пел плеер, когда она краем глаза заметила движущуюся к ней фигуру. Она отвела взгляд и ускорила шаг, делая вид, что не заметила это движение.
— Наташа! — услышала она. Дмитрий снова пытался «поговорить о них». Наталья пошла еще быстрее, нарочито поправив провод наушников. Но он догнал ее и похлопал по плечу. — Эй, Наташа!
— Ой, Дима, — повернулась она к нему, изобразила улыбку и вынула из ушей пуговки. — А я тебя не заметила!
— Давай пакет, я тебя провожу! — он потянулся к пакету, в котором она несла тетради на проверку, но она убрала руку и быстрым шагом пошла дальше. Он пристроился рядом. — Наташа, давай поговорим.
— О чем? — она нащупала в кармане плеер и выключила воспроизведение.
— О нас, — он положил ей руку на плечо, и они остановились в метрах десяти от ее подъезда, на бордюре дворовой парковки.
— Дима, нет никаких нас, — Наталья говорила медленно, выделяя каждое слово. — Я больше не с тобой, мы расстались. Тебе нужно понять это и перестать приходить ко мне.
— У тебя кто-то есть? — спросил он.
— Причем здесь это? — удивилась Наталья.
— Если нет, так почему ты пытаешься меня избегать?
— Послушай, Дима, — Наталья начинала злиться. — Я избегаю тебя потому, что больше не хочу тебя видеть. Точка. Не потому, что у меня кто-то есть. А потому, что я больше не хочу с тобой встречаться.
— Почему?
— Ты инфантилен, не работаешь, не учишься и не хочешь расти, — Наталья сама удивилась, как легко она смогла произнести эти слова. — Я не вижу будущего. Ни у нас с тобой, ни у тебя.
— У меня есть свои убеждения, и я их придерживаюсь! — заявил Дмитрий важно.
— В этом то и дело, — усмехнулась Наталья и пошла в сторону подъезда.
— Сука! — крикнул Дмитрий ей вслед. Она не обернулась. Некоторые просто не умеют заканчивать разговор и отношения на позитивной ноте.
У подъезда стоял черный «мерседес», новенький и блестящий. Наталья на мгновение залюбовалась машиной. Ее строгими линиями, большими фарами, значком на капоте, который, будто прицел первых самолетов, выдавался вверх.
— Нравится машина, Наталья Михайловна? — спросил, выбравшись из салона, водитель.
— М-да, — она удивленно и испуганно посмотрела на него. Подтянутый мужчина, по виду молодой, хотя кончики волос на висках вроде бы были седые. Пальто, по виду, дорогое. Глаза серые, лицо красивое, строгое, деловое.
— Садитесь, прокачу, — мужчина улыбнулся, но как-то не искренне. Наталья еще больше насторожилась, не зная, то ли бежать в подъезд, то ли звать на помощь все еще стоящего у парковки Дмитрия.
— Мы знакомы? — выдавила она из себя.
— Заочно. Вячеслав Всеволодович Мерехович, — представился мужчина. — Вы должны были обо мне слышать, как о дяде Бори Мирковича.
Наталья облегченно выдохнула и уже после этого почувствовала, что от этого мужчины веет чем-то весьма знакомым. Запах его неуловимо напоминал Борю, хотя и слегка отличался.
— Поехали, пока я окончательно не вымок, — сказал Вячеслав. — Мне надо с вами побеседовать.
Наталья быстрым шагом подошла к переднему пассажирском месту, открыла дверь и села в машину. Краем взгляда зацепила Дмитрия, который с удивлением и злостью смотрел, как машина разворачивается и уезжает.
«Ну все, — подумала Наталья. — Теперь будет думать, что у меня богатый любовник, поэтому я с ним и порвала».
И в следующей момент она поняла, что ей уже все равно, что подумает Дмитрий.
***
Кабинет у Вячеслава был небольшим, но обстоятельным. Монолитный деревянный стол, тяжелые стулья, шкаф для одежды с завитушками по дверям. Обязательный портрет президента за спиной и отечественные часы над дверью. И конечно старомодный дисковый телефон, который даже Дарья Ивановна, хозяйка квартиры где жила Наталья, давно уже заменила дешевым кнопочным.
Вячеслав быстро снял пальто, потом принял у нее куртку и повесил в шкаф. Жестом пригласил садиться, и сам сел, подобравшись и посмотрев на нее. Пока они ехали, он не проронил ни слова, и теперь она ждала, пока они начнут разговор. А еще очень боялась того, что сначала он предложит «установить иерархию», как это сделал бы Боря, путем быстрого соития на столе. Боялась потому, что не знала, как себя вести в этом случае.
— Надеюсь, нам не надо начинать с секса, — сказал он, наконец. И она поняла, что он тоже боялся именно этого.
— Это не обязательно, — смущенно улыбнулась она. — Я бы даже сказала, совсем. Не то, чтобы вы мне не нравились, не поймите не правильно…
— Не переживайте, — он махнул рукой. — Просто в этом кошмаре, который начался после приезда племянничка, я сам почти ничего не понимаю. Но раз уж мы теперь, так сказать, семья, то должны помогать друг другу.
— Наверно, — Наталья не знала, что еще можно ответить.
Вячеслав посмотрел на нее задумчиво. Потом открыл ящик стола, покопался там несколько секунд и достал папку. Извлек оттуда лист бумаги и протянул Наталье.
— Только не говорите никому, что я вам это показывал, — произнес он. Наталья пробежала глазами по тексту. Докладная записка от Нирошевич гласила, что она считает необходимым увеличить количество преподавателей истории в их школе, путем разделения ставки преподавателя между двумя работниками со следующего года, так как «имеющийся преподавательский состав не может справляться с внеучебной нагрузкой».
— Ничего не понимаю, — призналась Наталья, возвращая лист Вячеславу.
— Возможная причина ваших злоключений с госпожой Нирошевич, — пояснил он. — Судя по всему, она хочет кого-то пристроить на должность учителя истории в вашу школу со следующего года. Пока, правда, неизвестно кого.
— Бред же, — покачала головой Наталья. — Не такая у меня блатная работа и зарплата.
— Вы третий год в школе работаете, Наталья Михайловна, а удивляетесь подковерным интригам в борьбе за пару тысяч рублей.
— Кому-то эти пара тысяч могут действительно быть очень нужны, — парировала Наталья. — Не у всех есть деньги на новую иномарку. Некоторым приходится на сапоги откладывать три зарплаты!
— Не заводитесь, Наталья Михайловна, — примирительно поднял руки вверх Вячеслав. — Я не об этом хотел сказать. А о том, что вокруг вашего места идет интрига, и вы должны быть готовы к тому, что эта ваша Нирошевич придумает еще какую-нибудь пакость. На эту записку районо ответит отказом. Сама директор ваша против. Я же позаботился, чтобы Нирошевич на время от вас отстала — поговорил с Анастасией Петровной, она сделает ей внушение. Но вам придется взять внеклассную работу. Пожертвовать методическим днем.
— Какую?
— Кружок подготовки к поступлению в ВУЗ, например, — предложил Вячеслав. — Это первое, что приходит на ум.
— Я не веду у одиннадцатых классов, — возразила Наталья.
— Но ведете у десятых, а это почти одиннадцатые. В общем, подумайте, Наталья Михайловна. Напишите Анастасии Петровне заявление о том, что готовы вести дополнительные занятия. Этим выиграете для себя спокойствие. Сдается мне, в нашем министерстве у вашей соперницы тоже есть связи.
— Спасибо, — искренне сказала Наталья. — Я постараюсь.
— Вот и славно. Вас подвезти назад?
— Нет, пройдусь сама. Зайду к нашему родственнику.
***
— Запишись ко мне на кружок, — Наталья перевернулась на живот, положила Боре руки на грудь и заглянула в глаза. — И купи кровать. Спина болит после матраса.
Боря удивленно моргнул, потом легкой оплеухой согнал ее с себя и отправился к подоконнику. Наталья снова перевернулась на спину, подняла ногу и принялась тренировать «растяжку лежа». Боря молча курил, наблюдая, как она пытается сделать «березку» на локтях.
— Что за кружок? — спросил он наконец.
Наталья рассказала о поездке с Вячеславом, о докладной Нирошевич и об идее кружка по истории для поступающих в ВУЗы.
— Десятый класс, вторая четверть, — протянула она. — Те, кто спохватился, уже ищут репетиторов, и им на кружок наплевать. А тем, кто не спохватился, тем вообще не до истории. Если бы были у меня девятые или одиннадцатые, было бы проще.
— Так, а чего ты хочешь от меня?
— Запишииись, Мастер, — она перешла из «березки» в сидячее положение и сделала «щенячьи глаза». Вошедший в этот момент в комнату котенок Сивка настороженно посмотрел на нее и предпочел ретироваться на кухню. — Пусть там хоть кто-нибудь будет.
— И что ты будешь мне рассказывать? Про славных белорусских рыцарей и про злых московитов?
— Опять ты за свое? — насупилась Наталья. — Хорошо, я согласна, что в учебниках иногда с идеологией перебор. Но это же программа! По ней ребятам в университеты поступать!
— Так вот и рассказывай тем, кто будет поступать, — пожал плечами Боря.
— Хорошо, другой аргумент. Если запишешься ты, то за тобой подтянется Лида. Она к тебе неровно дышит после экскурсии. А это уже два человека. А для полноценного кружка нужно не меньше четырех. Значит, половина уже будет! Ты же сам говорил, что тебе нужно, чтобы я работала в школе. А чтобы я спокойно работала в школе, нужен этот кружок, понимаешь?
Боря докурил сигарету, задумался и вынуждено согласился, что с этой точки зрения аргумент правильный.
— А про кровать я и сам задумался, — добавил он. — Кстати, про твою Нирошевич. Она сегодня приглашала меня к себе в кабинет.
— И что говорила? — насторожилась Наталья.
— Спрашивала, каково мне учиться. Нравится ли все, и не хотел бы я в какую-нибудь другую школу перевестись, в гимназию, например.
— Вот сука, — с чувством произнесла Наталья.
— Это плохо?
— Уж точно не хорошо.
***
— Такие дела, господа заговорщики, — сказала Наталья и положила себе в рот ириску. Боря говорил, что клыки у нее от этого не отвалятся.
Михаил и Люда переглянулись. Наталья решилась собрать это небольшое совещание потому, что у нее самой голова шла кругом. Поводом стала коробка конфет, подаренная ей и Люде Колобком за поездку на экскурсию. Колобок, правда, не могла не подбавить ложку дегтя в свой подарок и не сообщить во время вручения, что ее беспокоит, что «Лида, Боря и Коля будут отвлекаться на внеклассные занятия, когда у них с русским языком не все в порядке».
— А не сговорились ли Нирошевич с Колобком, — задумчиво произнес Михаил, макая подсохшую «Аэрофлотскую» в чай.
— Надеюсь, что нет, — Наталью аж передернуло от этой мысли. — Иначе мое положение станет совершенно безнадежным.
— Ой, Наташ, ну что ты такое говоришь, — заботливо-обеспокоенным голосом произнесла Люда. — Я уверена, что все не так серьезно. Нирошевич уже, видно, сказали, чтобы она тебя оставила в покое. Я ее вчера видела вечером злющую, как собаку.
— Спасибо, Люд, — улыбнулась Наталья. Люду она позвала больше для моральной поддержки. Молодая учительница химии была не очень сильна в интригах или планах, но ее оптимизм вселял в Наталью некоторую уверенность, что дела действительно наладятся. А еще Наталье на этом «военном совете» очень не хватало Бори. Но она не знала, сможет ли она как-нибудь объяснить его присутствие в компании взрослых учителей.
— Где ж это вы так, Людочка, Нирошевич-то застали? — спросил Михаил. — Вы же уходили вчера после шести, а она удалилась не позже четырех.
— По дороге домой столкнулась. Там, где раньше деревня была.
— Там же темень, и собаки бродят стаями, — удивилась и испугалась Наталья. — Ты чего это вздумала?
— Хотелось быстрее домой попасть, — виновато развела руками Люда. — До остановки почти столько же, сколько пешком до дома через сады. А там еще троллейбуса ждать и толкаться. Вот и пошла. Там действительно стая была, но она далеко пробежала. Хотя я и испугалась. Вот иду по темени и вижу — знакомое пальто. А это Нирошевич свою псинку выгуливает. У нее той терьер.
— Это те собаки, которых ветром сносит? — хохотнул Михаил. — Крыска на ножках?
— Очень даже милые, — оскорбилась за породу Люда. — Вот и у нее очень даже милая собачка. В отличии от самой мымры. Собачка хоть не лает. Опять же, в отличии.
— Она на тебя налаяла? — удивилась Наталья.
— Ну, — Люда откусила кусочек «Красной шапочки», прожевала и продолжила. — Я искренне хотела ее предупредить. Говорю: «Валентина Ивановна, тут стаями собаки ходят, как бы не случилось чего с вами». А она мне: «Так вы бы все и рады были, если б меня загрызли». И пошла. Ну я в осадок и выпала. Позаботилась, называется.
— Да уж, Нирошевич умеет находить общий язык с людьми, — нахмурилась Наталья.
— С нужными, поверьте мне, девушки, умеет, — заметил Михаил. — Так она на должности и оказалась. С социального педагога в завучи — это тоже талант.
В кабинете воцарилась тишина. Было слышно, как от ветра стучат стекла в рамах, и как тикают часы над дверьми кабинета. Большой перерыв между уроками подходил к концу.
— А что, если нам их столкнуть, — предложила Наталья.
— Кого? — спросила Люда.
— Нирошевич и Колобка.
— Идея-то неплохая, — Михаил допил чай и придвинул к себе кружку. — Но каким образом это сделать? Вы знаете, Наташа, что я не питаю пиетета ни к той, ни к другой. Но, хоть убейте меня, не придумаю, где бы их можно было пересечь.
— Колобок не любит, когда за ее спиной против нее плетут заговоры, — задумчиво произнесла Наталья.
— Никто не любит, — заметила Люда. — Но если она не узнает…
— Я не о нас, — Наталья постучала по столу. План начинал вырисовываться. — Мне тут Боря сказал, когда в кружок записывался, что к нему подходила Нирошевич…
***
Колобок вошла в учительскую, как обычно, со вздохом и медленно поплыла к свободному стулу. Платок на ее плечах напоминал крылья бабочки-траурницы и весьма нелепо смотрелся поверх ярко-розового свитера. Впрочем, он вполне подходил к темной юбке, скрывавшей даже обувь.
В момент, когда Колобок села за стол, Михаил переглянулся с Натальей, быстрым движением накинул висевшую на спинке стула куртку и произнес:
— До свидания, коллеги. Лариса Петровна, заранее поздравляю вас с избавлением.
— О чем вы, Михаил Семенович? — удивленно спросила Колобок.
— Вы не слышали? — слегка переигрывая, произнес Михаил. — Ну, тогда сюрприз будет. А я побежал.
И он вышел из учительской, оставив Колобка сверлить глазами закрывшуюся за ним дверь.
— Девочки, вы знаете, о чем он говорит?
— Слух пошел, что Валентина Ивановна хочет Мирковича в гимназию перевести. Говорит, что там мальчику будет лучше и спокойнее, — пояснила Люда, оторвавшись от проверки контрольной. Наталья промолчала, не поднимая глаз от книги.
— Батюшки! — всплеснула руками Колобок. — А что значит «лучше»?
— Не знаю, — пожала плечами Люда. — Может, из-за вашего конфликта…
— Какого конфликта? — вполне натурально удивилась Колобок. «Как играет!», — восхитилась про себя Наталья. Люда тем временем отложила в сторону тетрадь и подсела ближе к Колобку.
— Лариса Петровна, только не сдавайте меня, — сказала она шепотом, и когда Колобок кивнула, произнесла, — слышала, как Валентина Ивановна по телефону говорила что-то про Мирковича, и что ему нужно школу сменить, потому что тут на него классная давит. Не знаю, с кем говорила, но вот…
— Не может быть! — Колобок изменилась в лице. — Нашего Бореньку, о котором мы так заботимся! А что Анастасия Петровна?
— Не знаю, — Люда потупила глаза и вернулась обратно к тетрадям.
— Обидно, — протянула Наталья, не отрываясь от книги. — Вроде обещали школе и классу надбавки за то, что беженца принимаем. А теперь ничего не получим.
— Нирошевич как обычно, — зло откликнулась Колобок. — О других не думает, все только к своей выгоде! Небось, хочет выше головы прыгнуть! Посмотрим, как у нее это получится. Посмотрим.
Колобок со злостью схватила журнал и вышла из учительской. Люда и Наталья переглянулись.
— Чувствую себя странно, — поделилась Люда. — Вроде как, и обманываю, но, боже, как же все это весело!
***
После уроков Наталья не поехала к Боре. Но и домой не пошла. Ей хотелось пройтись, проветрить голову и собраться с мыслями. «You’re so beautiful», — убеждал ее через наушники солист группы HIM, и она даже верила ему. Ветер стих, а небо не сыпало на землю ни снегом, ни дождем. А она спускалась вниз по улице к небольшому лесному массиву, оставшемуся от большого леса, покрывавшего эти места еще каких-то полвека назад.
Дедушка Ваня умер через четыре дня после ее побега. Он так и не дождался тетю Иру. Впрочем, она не приехала даже на похороны. Обо всем этом Наталья узнала из последнего письма матери, присланного обычной почтой. Мать проклинала ее, просила больше не писать и не приезжать. Прочитав это, Наталья разорвала письмо и тот вечер провела в компании Бори и бутылки вина. После чего окончательно решила оставить «жизнь» в прошлом.
В кружок записалось уже пять человек. Вслед за Борей, как она и предполагала, подтянулась Лида Денисевич. Также пришли Коля Бестужев и его друг Саша Сергеев. В Коле Наталья тоже была уверена. Как и в том, что Лида будет ходить на кружок до тех пор, пока туда является Боря. В Сергееве уверенности было меньше, но, возможно, мальчишка тоже заинтересуется историей. Приятным сюрпризом стала девочка Таня Князева из 10 «А». Кружок теперь не выглядел таким уж искусственным, каким она его видела до этого. Теперь, если получится интрига с Колобком и Нирошевич, спокойствие на работе ей будет обеспечено. Ценой всего одного лишнего академического часа в неделю!
Ситуация с Колобком и Нирошевич, которую они разыграли, ее радовала и удивляла одновременно. Она сама себе не могла сказать, становилась ли она другим человеком («не-человеком», — поправила она себя) под влиянием «полуночного цветка» или же эти качества — интриганство, задор и тяга к лидерству — дремали в ней все это время. И если дремали, то проснулись бы они когда-нибудь, если бы Боря не вмешался в ее жизнь?
Кстати, о Боре. Надо будет спросить его, с чего бы «дядя» решил все-таки вмешаться в ее дела. Попросил ли его Боря «по-семейному», или же в этом для него был какой-то иной резон. В общем, для Натальи главным был результат, но любопытство давило ее. Тем более, что в будущем им наверняка придется еще не раз взаимодействовать друг с другом. Чем черт не шутит, возможно Наталья сможет претендовать на более высокое место в школьной иерархии. Не всю же не-жизнь ей просить денег у Бори?
«Ох, разыгралось воображение у тебя, Наташка, — усмехнулась она сама себе. — Уже, небось, в директора метишь, на место Длинновой. Или, хотя бы, на место Нирошевич. Только чуть из-под стола уши смогла показать, и уже какая гордыня!».
— Наташ, привет! — оторвал ее от этих мыслей задорный мужской голос. Наталья оглянулась и увидела трех молодых людей. Все трое, как на подбор, были длинноволосые и в кожаных куртках-«косухах». Двое несли гитары в чехлах. Наталья было встрепенулась, но тут же успокоилась — Дмитрия среди них не было. «Да, здесь же гаражи, где они репетируют», — вспомнила Наталья, оглянувшись по сторонам.
— Привет, Толя, — поздоровалась она. Толя «Бес» осклабился, а с Натальей поздоровались и остальные двое. Потом отошли подальше покурить. Бес же приблизился к ней почти вплотную.
— Ты не знаешь, куда Димка делся?
— Нет, не знаю, — ответила Наталья. — А он куда-то делся?
— Да вот сегодня на репетицию не пришел, — сказал Бес. — И дома, родители говорят, второй день нет. Думал, может ты в курсе.
— Я его вчера видела. Мы немножко… поругались.
— Не его день был вчера, — усмехнулся Бес. — Точно не его. Мы тоже поругались. Нам предложили неплохое место в кафе — каверы играть. С намеком на последующую запись, если переведем тексты на белорусский. А Дима, ты ж его знаешь. Сказал: «Я своими принципами не поступлюсь». И ушел. Я думал, отойдет за день. Но что-то чую, придется нам нового гитариста искать.
— И поэта, — добавила Наталья.
— Да какой там поэт, — Бес махнул рукой. — Весь поэт, что был, списался года три назад. Он и гитарист-то неважный, но поэт еще хуже. Мне Ирку приходилось просить, чтобы она за ним тексты подчищала и переделывала. А потом мы ему уже подсовывали после пьянок, будто он сам поправил вчера. Ладно, бывай, увидимся.
— Пока, Толя, — помахала Наталья ему рукой. Попыталась понять, беспокоится ли она за Дмитрия. Но внутри по этому поводу не было никаких эмоций.
***
Крики из учительской можно было слышать уже на подходе. Наталья с опаской подошла к двери и прислушалась. Так и есть — кричали Колобок и Нирошевич. Наталья поправила пиджак, выдохнула и вошла внутрь.
На большой перемене собрался почти весь педагогический коллектив, поэтому людей было много. Но никто не желал вмешиваться в ссору двух почтенных матрон, которые, казалось, еще чуть-чуть, и забудут о своем педагогическом стаже и будут крыть друг друга по матери так, что у самых отъявленных хулиганов из числа обучаемых уши свернулись бы в трубочку. Если бы это случилось, то Наталья даже не знала бы, на кого поставить: филологическому образованию Колобка тут бы противостоял опыт Нирошевич с трудными подростками.
— Давно они так? — шепотом спросила Наталья у Михаила, стоявшего у самой двери.
— С конца урока. Лариса Петровна пораньше освободилась, а Валентина Ивановна приехала с совещания.
— Я работаю в школе шестнадцать лет! — провозгласила тем временем Колобок. — И мне казалось, заслуживаю уважение, и чтобы за моей спиной не плели интриги против меня или моего класса!
— Помилуйте, Лариса Петровна, — Нирошевич перешла на снисходительно-саркастичный тон. — Школе-то всего тринадцать лет. И никто у вас за спиной ничего не плел, почудилось вам. Как обычно.
— Я имела ввиду в образовании! А вам бы, Валентина Ивановна, не мешало бы хоть немного нормального педагогического стажа получить, а не по кабинетам да милицейским комнатам бегать. Поняли бы хоть, как с людьми работать, а не с хулиганами!
— У меня стажа побольше вашего будет!
— Неужели? Разве что в пединституте, когда за доской постояли, — теперь уже Колобок язвила. — Из вас учитель, как из свечки дрын!
— Что?!
— То.
— Я на вас докладную напишу!
— Пишите, я уже написала на вас! Это надо же, чтобы за спиной учителя ученика пытаться в другую школу перевести! Да еще какого — одного из лучших!
— Да кто вам сказал?! — искренне вознегодовала Нирошевич.
— Какая разница, Валентина Ивановна? Не без добрых людей мир. А вы бы лучше пример брали с нормальных учителей. Вон, Наташенька Сосновская, мало того, что свои часы выхаживает, так еще и кружок взяла, чтобы детей к университету готовить! Молодец, Наташенька!
Наталья залилась краской и чуть отступила за спину Михаила. Ей, конечно, было лестно слышать такие отзывы даже от Колобка. Но она прекрасно понимала, что теперь окончательно перешла у Нирошевич из разряда «помеха» в разряд «личный враг». А этого Наталье, когда она затевала всю эту интригу, хотелось меньше всего. Она втянула голову в плечи, представляя, что сейчас выплеснет на нее Нирошевич. Но ее спасло появление Анастасии Петровны Длинновой.
— Что тут происходит, коллеги? — спросила директор. Учительская замерла, будто кто-то в одно мгновение сделал из всех присутствующих большую объемную фотографию. Анастасия Петровна поправила очки и повторила вопрос.
— Конфликт, — коротко ответил Михаил. — Или, проще говоря, ругань на почве профессиональных разногласий.
— Понятно, — директор суровым взглядом обвела всех присутствующих. — Нирошевич и Павловец — ко мне в кабинет. Остальные — за работу. Подумать только, под дверью уже старшеклассники стоят подслушивают. Позор! А еще педагогический коллектив!
Перед самым звонком, выходя из учительской, Наталья перекинулась парой слов с Михаилом.
— Получилось, — прокомментировал он произошедшее. — Но, боюсь, поздравлять вас, Наташа, несколько преждевременно.
— По крайней мере, на некоторое время она обо мне забудет, — вздохнула Наталья. — Но про поздравление, вы, безусловно, правы.
— Ничего, — он похлопал ее по плечу. — Вы еще только начали путь великой интриганки. То ли еще будет.
— Вы мне льстите, Михаил, — улыбнулась она.
Он улыбнулся в ответ, и они разошлись по кабинетам.
***
Боря сидел на полу посреди комнаты, в окружении досок разного размера, картонных коробок и порванной коричневой бумаги. Рядом вертелся Сивка, то запрыгивая в коробки, то пытаясь стащить гайку или шайбу у Бори.
— Что ты делаешь? — спросила Наталья.
— Кровать собираю, — мрачно откликнулся Боря. — Пытаюсь понять инструкцию.
— Тогда не буду тебя отрывать, — сказала она и пошла на кухню. Там Наталья поставила на плиту чайник, а потом украдкой залезла в шкаф, где Боря хранил спиртное, вынула бутылку коньяка и, пригубив, потянулась за сигаретами.
— Сопьешься, — услышала она его голос из зала.
— Ну и ладно, — тихо сказала она, прикурив и открыв форточку.
Боря то ругался себе под нос, то напевал что-то явно матерное. Наталья залезла в холодильник, и из нашедшихся там яиц с сосисками приготовила омлет-мешанку.
— Так ты и готовить умеешь? — притворно удивился Боря, войдя на кухню. — Отличное дополнение в рядах клана!
— Да, кстати, — сказала Наталья, пропуская шпильку мимо ушей. — Хотела спросить: а что ж это «дядя» так расщедрился на помощь мне? Ты же говорил, что он не горит желанием.
— Когда припекло в другом месте, тогда пришлось обращаться за помощью к «семье», — пояснил Боря, набивая рот омлетом. — То есть, ко мне. На «столовую» какие-то местные бандиты наехали. Отобрать хотят. У дяди с ними договориться не получилось. Придется мне немного ему помочь.
— И как же десятиклассник поможет взрослому чиновнику с бандитами? — насмешливым тоном спросила Наталья.
— Дура ты, Наталья Михайловна, — Боря произнес это деловито и обыденно. И тут до Натальи дошло. Боря — не просто взрослый в теле десятиклассника, и даже не просто упырь, вынужденный скрываться под личиной школьника. Боря был ветераном самой страшной войны в истории человечества, с боевым опытом и отсутствием каких-либо моральных ограничителей в тот момент, когда дело касалось убийства. Только сейчас она ощутила всю разницу между «дядей» — выходцем из мирных семидесятых, собой — девушкой, воспитанной в атмосфере человеческого братства и выросшей в эпоху крушения идеалов, и Борей — ребенком войны, которому никогда не суждено стать по-настоящему взрослым.
— О, Боже, — произнесла она после долгой паузы.
— Я тебе говорил, подмастерье, — Боря доел яичницу, взял в руки отвертку и посмотрел ей в глаза. В его зрачках она увидела свое отражение — испуганной маленькой девочки в зеркале души старого ветерана, — Бога нет.
Огонек. 13-15 декабря
Наталье не спалось. Она сперва вертелась на кровати, потом включила прикроватную лампу и попробовала читать. Но текст разбегался перед глазами, пришлось бросить и это дело. Посмотрела на часы. Четыре утра. «Если я выйду к пяти тридцати на остановку, то доеду за полчаса до Бори и успею потом на работу вовремя», — посчитала она и слегка успокоилась.
Тихо прокралась в ванную, едва не развернув в прихожей коробку с елочными игрушками, которую Дарья Ивановна выставила, пока разбирала антресоль. До нового года оставалось не очень много времени, и коробку, посовещавшись с Натальей, она решила не убирать. Сейчас Наталье это решение едва не стоило спокойного мытья головы. На вопросы Дарьи Ивановны, отчего она не спит и беспокоится, ей отвечать не хотелось. Наталья, несмотря на произошедшие в ее бытие изменения, старалась не врать по пустякам.
Вода была еле теплая, и раньше Наталья бы отказалась от идеи мыться при такой температуре. Но сейчас ей было все равно. Холод на удивление расслаблял, а не бодрил, и она даже немного задремала, но смогла прийти в себя, тщательно вымылась, вытерлась и тихо вернулась в комнату.
Пока расчесывалась перед зеркалом, старалась подмечать изменения, которые произошли с ней за последние три месяца. Разгладились синяки под глазами от недосыпов. Это то, что было заметно. В остальном вроде все та же Наталья. Волосы постепенно отрастали после последней покраски, и темно-русые корни уже проступали, контрастируя с мелированием. Наталья стойко готовилась к перешептываниям за спиной и шуткам про крашеных блондинок.
«Хоть сама себя не обманывай, — обругала она себя. — Не о черных корнях ты сейчас думаешь и не о синяках под глазами».
Вячеслав Всеволодович позвонил в школу и сообщил о том, что Боря приболел примерно неделю назад. Что «болезнь продлится» Наталья узнала сама в тот же день уже от самого Бори. Он был сдержан и попросил ее уйти сразу после секса. На все ее вопросы говорил, что ответит потом. Но на прощание поцеловал, чего никогда раньше не делал, и сказал до того момента, пока он сам не появится в школе, к нему не приходить. Опасно.
«Лучше бы он вообще ничего не говорил», — думала Наталья, и тут же обрывала себя. Нет, не лучше. Ничего хорошего бы в этом не было. Он не смог бы просто исчезнуть, как появился. Он говорил ей множество раз, что он не ее парень, не друг и даже не хозяин. И ее жизнь не сможет стать прежней, даже если он исчезнет. И теперь целую неделю она осознавала это. И поняла, что не может просто так выполнить приказ Бори. Пусть он сколь угодно строгий, пусть ей угрожает опасность, но она не может его отпустить просто так.
Наталья закончила расчесываться, критически ощупала волосы. Все еще сыроватые. Единственный фен в комнате у хозяйки, да и не стала бы она его включать в эту рань. Придется идти так, спрятав волосы под шапку, накинув сверху капюшон. Она выглянула в окно. Луна только начала убывать, и ее круглый диск смотрел с безоблачного неба, отражаясь в снежно-ледяном зеркале, что застыло на детской площадке под ее окном. Термометр показывал -10.
«Говорил же он мне, что я не умру в холодной речке, — подумала Наталья. — А раз там бы не умерла, то и здесь простудиться не должна».
Она собрала волосы под шапку и, набравшись смелости, шагнула за порог в ледяные пустоши на встречу неизвестности.
***
Боря открыл ей не сразу, и она уже подумала, что его нет дома. Сердце успело уйти в пятки, а потом стремительно вернуться обратно, когда замок щелкнул и дверь распахнулась. Черный проем прихожей впустил ее.
— Есть кто дома? — на всякий случай спросила она, войдя в квартиру. Боря говорил, что оборотней не существует. Но говорил ли он что-нибудь про призраков, она не помнила.
— А ты как думаешь? — прошептал Боря за ее спиной, захлопывая дверь. Она резко обернулась, и даже сама не поняла, испугалась или нет. Борю она скорее слышала, чем видела. Обострившиеся слух и обоняние давали ей представление, где он. Наталья кинулась к Боре и обняла его.
— Я уже думала, что тебя тут нет, — сказала она шепотом. — Я знаю, что я дура, но я не могла…
Чего именно она не могла, она не придумала. В ее понимании, он сам должен был догадаться и сделать выводы из ее слов, состояния и поступка.
Он отстранил ее, обошел, больно шлепнул по попе и направился на кухню. По дороге включил свет.
— Чего уж там, — проворчал Боря, задергивая гардину. — Садись, подмастерье. Наблюдай и учись.
Наталья ахнула. На столе у Бори лежал немецкий пистолет-пулемет МР-40 в разобранном виде. Рядом с ним стояла масленка, лежали ветошь и пара гранат-«лимонок».
— Это все настоящее? — спросила она.
— Сама как думаешь? — Боря деловито уселся на табуретку и принялся собирать пистолет-пулемет.
— И это все твое?
— Уже мое, — сам Боря был одет в военную форму, причем Наталье казалось, что отнюдь не отечественного образца. — Я говорил тебе не приезжать, пока я сам не появлюсь.
— Я не смогла, — Наталья аккуратно присела на табурет перед ним.
— Прости, но на постель у меня времени нет, — тон был сухой, деловитый, обыденный. — Мне надо хорошо подготовиться.
— Дурак! — обиженно и зло сказала Наталья. — Причем тут постель? Я за тебя переживаю! С кем я останусь, если ты…
Она запнулась. Если он что? Умрет? Он и так мертв, он ей это говорил множество раз. Погибнет? Пожалуй. Но и это было не самое верное слово.
— Я ведь не стану прежней? — она посмотрела на него. В глазах стояли слезы.
— Не станешь, — он отложил оружие и подошел к ней. — Я об этом не подумал. Не только тебе в новинку текущее твое положение. Уж прости, подмастерье. Не я выбрал этот путь.
— Ты! — она ткнула его пальцем в грудь. — Ты сделал это со мной! Тебе теперь за меня и отвечать! Понял!?
Наталья попыталась еще что-то сказать, но Боря закрыл ей рот рукой и продержал так секунд десять, пока она не прекратила сопротивляться, а ее речь не перешла в плач.
— Ты слишком много жалеешь себя, подмастерье, — заметил он. — Но это пройдет. Прежде, чем ты выльешь на меня еще больший поток обвинений — да, ты права, мне нельзя тебя просто так оставить.
Он отошел в комнату, а она попыталась хоть немного прийти в себя. Не хватало еще появиться на работе с заплаканными глазами! Тогда точно не избавишься от сплетен! О ногу принялся тереться Сивка. Она взяла на руки серый мурчащий комок, погладила его и поднесла к миске, полной еды. «А тебя куда девать, если что-то случится», — подумала Наталья, почесывая хрустящего кормом котенка за ухом.
Тем временем Боря вернулся и протянул ей тетрадный листок бумаги в мелкую клетку. Вверху листка был написан адрес некоей Августы Бялой из Гданьска.
— Что это? — спросила Наталья.
— Адрес персоны, которая мне очень помогла, когда я остался один
— Она…
— Упырь, — сказал Боря. — У меня не было ни сил, ни возможности, ни, честно скажу, желания, выяснять, почему она это делала. Но она помогла мне выбраться, дала убежище и смогла перебросить сюда. Если я не вернусь, то напиши ей письмо. Она позаботится о тебе.
Наталья свернула бумагу и пошла в прихожую, чтобы положить ее в сумочку. По дороге вдруг осознала, что у слова «позаботится» может быть и другое значение. Эта мысль ее испугала. Наталья быстро засунула листок в карман сумочки и быстрым шагом вернулась назад.
— Упырь, боящийся темноты, — прокомментировал ее поведение Боря. — Оригинально.
— Я не темноты, — Наталья с угрюмым видом уселась на табуретку. — Обещай, что вернешься!
— Обещаю, — Боря показушно сделал жест «клык пацана».
— Хорошо, — Наталья все равно не могла найти себе место от волнения. — Когда ты вернешься?
— Меньше знаешь — крепче спишь, подмастерье.
— Я почему интересуюсь — ты про огонек слышал?
— Денисевич звонила, — Боря усмехнулся. — Ты есть хочешь? У меня там гуляш остался. И рис.
— Хочу. И что сказала Лида?
— Что в пятницу будет «огонек». Я так понял, это что-то вроде праздника? Да, так вот сказала, что очень хотела бы со мной потанцевать.
— Смелая девочка, — фыркнула Наталья.
— Ревнуешь?
— Нисколько. Просто в ее возрасте и с ее репутацией вот так попросить мальчика с ней потанцевать? В жизни бы не смогла так сделать.
— Поэтому и пришлось ждать своего упыря, — усмехнулся Боря.
Наталья скривилась, а потом показала ему язык. Что уж тут говорить — вышло как вышло.
— А знаешь, кто будет «огонек» проводить?
— Ты?
— Тоже Лида сказала?
— Нет, догадался, — Боря снял сковороду с плиты и поставил ее на железную подставку перед Натальей. — Если бы не ты, ты бы не спрашивала. Справишься?
— Надеюсь.
Официально «огонек» ее попросила провести Колобок. Но инициатива исходила от Андрея Красневского. Колобок отказала им в удовольствии провести предновогодний праздник, сославшись на плохое самочувствие. И Андрей из кожи вон лез, чтобы класс не остался без мероприятия. Сначала он уговорил Колобка, чтобы та разрешила провести «огонек» с другой учительницей, потом два дня ходил за Натальей, чтобы она согласилась.
— Как собираешься поступать с алкоголем?
— С каким алкоголем? — не поняла Наталья.
— Так ты не слышала? — удивился Боря. — Наталья Михайловна, ты меня поражаешь. Два года назад ты же уже работала в школе.
— А что случилось два года назад? — насторожилась Наталья
— Красневский с компанией напились на празднике прямо в классе, и Колобок их…, как это говорят-то…
— Застукала?
— Да, а то мне в голову лезло «настигла». Так вот, после этого она с ними на эти самые праздники не ходит. А Красневский постоянно ищет способ это обойти. Я думал, ты знаешь.
— Вот, черт, — сокрушенно сказала Наталья. — И что теперь делать?
— Теперь, — Боря демонстративно глянул на часы, — тебе идти на работу. А мне — продолжать подготовку.
Наталья кивнула, встала и быстро пошла в прихожую. Оделась, завернулась в шарф и натянула куртку. Боря подошел к ней, чмокнул в щеку на прощание и сказал.
— Все будет хорошо. Ты поймешь, что все хорошо, когда увидишь, как я танцую с Денисевич.
— Ты ей обещал?
— Да.
— Пообещай кое-что и мне, — Наталья чуть наклонилась к нему и посмотрела в глаза.
— Тоже танец? — Боря улыбнулся.
— Нет, — Наталья была предельно серьезна. — Когда ты вернешься, ты сделаешь так, чтобы в следующий раз я могла пойти с тобой. Ты сделаешь меня настоящим упырем.
— Будет больно, — предупредил Боря. — И страшно.
— Лучше так, чем бояться неизвестности, — сказала Наталья и быстро вышла за дверь.
Иногда лучше долго не прощаться.
***
Уроки первой смены пролетели быстро, как один миг. Голова Натальи была занята двумя мыслями — переживаниями за Борю и придумыванием того, как одновременно провести огонек 10 «В» и не вылететь с работы за то, что дети на нем напьются. По второму вопросу у нее не было никаких сомнений. По крайней мере, Красневский ни сделал ничего, чтобы их развеять.
— Андрей, пообещай!
— Наталья Михайловна, обещаю, что все будет хорошо! — Красневский обезоруживающе улыбался, но легче от этого Наталье не становилось.
— Это не то, что я хочу услышать, Андрей, — строго сказала Наталья. — Ты помнишь, что я все еще могу отказаться?
— Но вы ведь этого не сделаете? — Красневский наклонил голову и стал похож на щенка овчарки. Наталья вынуждена была признать, что на очень милого щенка овчарки. — Вы ведь хорошая.
— Сгинь с глаз моих, — махнула рукой Наталья.
Красневский улыбнулся и ушел из кабинета. А Наталья положила локти на стол и с размаху ударилась о них головой. Единственное, что в этой ситуации пока радовало, Нирошевич от нее вроде бы отстала. Но если администрация узнает, что у нее на мероприятии распивали алкоголь, то лучше ей сразу написать заявление по собственному желанию и передать его в школу, чтобы самой туда не являться.
— Наталья, все хорошо? — Михаил либо зашел без стука, либо она его не услышала.
— Да, — сказала Наталья и тут же поправилась, — то есть нет. Михаил, мне нужен совет.
— Если уж вы заговорили стихами, то кто я такой, чтобы отказывать? — улыбнулся Михаил и, вытащив стул из-за первой парты, присел рядом.
Наталья рассказала про «огонек» и про то, что узнала сегодня от Бори. Также про обещание Красневского и про то, что она в него не верит.
— Про этот случай два года назад говорила вся школа, — хмыкнул Михаил. — Странно, что вы не слышали.
— Знаете, Михаил, — Наталья сокрушенно покачала головой, — у меня такое впечатление, что я только сейчас начала здесь по-настоящему работать. Все бегала и бегала, ничего не замечала. Будто в розовых очках.
— Это бывает, не переживайте, Наталья. Правда, чем дольше носишь эти очки, тем больнее их потом бить.
— И что же мне делать?
— С работой или с детьми? — уточнил Михаил.
— С детьми. С работой я уж как-нибудь…
— Над этим надо подумать, — Михаил вздохнул и тут же, щелкнув пальцами, сказал, — хотя, что тут думать. Присылайте их ко мне.
— И…
— И я их научу культуре, как и подобает правильному педагогу. А что культуре питья — так это десятое дело.
— Но…
— Наташенька, дети и так найдут, как выпить, если захотят. И для вас это действительно может быть критично.
— А для вас? — удивилась Наталья.
— Вы точно будто вчера пришли в школу, — усмехнулся Михаил. — Во-первых, я мужчина, а во-вторых — математик. Ни тех, ни других в школы не заманишь. Поэтому я уж как-нибудь да выкручусь.
— Не нравится мне это, — покачала головой Наталья. В этот момент в дверь постучали. — Войдите!
В кабинет заглянула Люда. Увидев Михаила, она улыбнулась и вошла.
— Секретничаете, заговорщики?
— Немножко, Людочка, — сказал Михаил, поднимаясь. — Но я уже ухожу. Наталья, я считаю, что мы договорились.
— Подождите…
— Нет, договорились, — Михаил подмигнул ей. — На всякий случай — до пятницы!
Люда проводила его взглядом и спросила:
— О чем это вы договорились?
— О том, что я подведу его под монастырь, — мрачно вздохнула Наталья. — И давай я не буду делать это еще и с тобой.
— «Огонек» у 10 «В»? — спросила Люда.
— А ты откуда…
— Так все обсуждают, на что ты подписалась. Гадают, как будешь выкручиваться.
— Вот блядство, — Наталье захотелось расплакаться.
— Эй, ты же говорила, что не ругаешься! — Люда состроила возмущенную мину.
— Ага, и что не курю. Я большая лгунья, Люд. И чем дальше, тем больше.
— Ой, врешь! — Люда хихикнула, перехватила взгляд Натальи и ойкнула еще раз. — Я не это хотела сказать. И вообще, я хотела тебя позвать завтра в гости. У меня предки уезжают, квартира свободна. Будут Павлик, Максим и Юра.
— Я кого-нибудь из них знаю?
— Нет, но я познакомлю!
— Последняя моя попытка с кем-то знакомиться на квартире закончилась… не очень хорошо, — сказала Наталья, вспомнив ту ночь, когда Боря превратил ее в упыря.
— Ты не рассказывала, — озадаченно сказала Люда.
— Да ничего особенного, — уклонилась от темы Наталья. — Чем заниматься хоть планировали?
— Фильм новый смотреть. Павлик говорит, что потрясный.
— Какой жанр?
— Боевик. Русский. «Брат-2».
— Я и первого не смотрела, — заметила Наталья.
— Так я тоже, не это ж главное!
— Ладно, чего уж. Приду.
— Вот и славно, Наташка, — Люда захлопала в ладоши. За дверью зазвенел звонок. — Побежала я, увидимся!
***
Наталья успела пожалеть, что согласилась, толкаясь в полном по случаю конца рабочего дня троллейбусе. Потом, правда, решила, что лучше уж проведет этот вечер в компании, чем в одиночестве размышляя о том, что в Борю, возможно, сейчас стреляют. Или делают с ним что-то похуже этого.
Путь от остановки до подъезда больше походил на каток, и Наталья даже выключила плеер, чтобы не отвлекаться от задачи не сломать себе что-нибудь. Только у арки, которую надо было пройти по пути к подъезду, дорога была очищена, а у самих подъездов посыпана песком. «И на том спасибо», — подумала Наталья, ступая на твердую почву.
Дверь оказалась без домофона — заходи, кто хочешь. Наталья быстро поднялась к лифту, гадая, на каком этаже может находиться квартира. Получался либо пятый, либо шестой. Она поднялась на шестой, чтобы в случае неправильной догадки спуститься вниз, но была неприятно удивлена. Квартира располагалась на седьмом этаже.
— На первом одна квартира, — объяснила Люда, после того как Наталья прямо с порога выразила свое недовольство фактом неожиданной прогулки. — Да ладно, не старушка, не развалишься.
— Где там не-старушка? — раздался озорной голос с кухни. На парня немедленно шикнул кто-то рядом.
— Все уже здесь? — шепотом спросила Наталья.
— Да, мы только из магазина. Раздевайся и проходи на кухню — поможешь.
Наталья сняла верхнюю одежду и опасливо заглянула на кухню. Там из бутылок пили пиво три парня. Парни были совершенно обычные — джинсы, майки, громкий смех. У одного, худого и невысокого, каштановые волосы спускались почти до пояса. Двое других стриженные и темненькие. Один пошире и расхлябистее, а второй собранный, накачанный и даже симпатичный.
— Привет-привет, — Наталья улыбнулась и помахала рукой. — Наташа.
— Паша, — представился длинноволосый.
— Юра, — подтянутый отсалютовал ей бутылкой пива
— Максим, — чопорно представился расхлябанный.
Наталья не успела произнести ни слова, как на кухню влетела Люда, и парни начали таскать в комнату стулья, тарелки и кружки.
— Павлика не трогай, — прошептала Люда, пересекшись с Натальей на встречных курсах в прихожей. — Он мой.
— Не больно-то и хотелось, — проворчала Наталья. Ей действительно не очень нравились длинноволосые парни, а память о Егоре, который догнал ее после прошлого «флэта», подсказывала, что смазливых следует опасаться.
Но вечер шел на удивление хорошо. Наталья тихо потягивала темное пиво, поддерживала беседу, смеялась, шутила и чувствовала себя «живой». До тех пор, пока они не сели смотреть фильм.
Увидев в руках главного героя немецкий пистолет-пулемет, Наталья негромко ойкнула. При взрыве гранаты закрыла глаза, а потом и вовсе сбежала на кухню.
— Эй, — окликнула ее Люда.
— Смотрите пока без меня, — ответила Наталья.
— Мы можем остановить, — немного сконфузившись, сказал Паша.
— Нет, все хорошо, — Наталья подошла к окну и уткнулась в него лбом. Очень хотелось плакать и курить.
Ребята, судя по звукам, запустили фильм дальше. Наталья взяла табуретку и уселась рядом с окном. Не самый лучший выбор кино на сегодняшний день. Но мешать Люде развлекаться она не хотела. Уйти сейчас? Наверно, обидится. Но сидеть тут? Тоже плохо.
— Все нормально? — спросил Юра, предварительно постучав кулаком о косяк кухонной двери. — Испугалась?
— Нет, — покачала головой Наталья. — Просто страшно.
— Это бывает, — Юра улыбнулся. — Хочешь чего-нибудь?
— Курить, — честно призналась Наталья.
— Ну, здесь вряд ли можно, — Юра осмотрелся. — Пойдем на лестничную клетку?
— Пойдем.
Они вышли на лестницу, и Юра протянул ей сигарету, а потом закурил сам.
— Люда говорила, что ты образцовая учительница, — заметил он. — Мало пьешь, не куришь, чтобы детям пример подавать.
— Была, — сказала Наталья. — Сейчас все немного изменилось.
— Это тоже бывает, — Юра кивнул. — Тебе неуютно с нами?
— Все хорошо, Юра, честно. Просто у меня, — она замялась. Что у нее? Ученик отправился убивать бандитов? Любовник в опасности? Отец? Нет, только не так.
— Если не хочешь говорить — не говори, — Юра улыбнулся.
— В семье проблемы. У семьи, вернее. Думала, что отвлекусь, но тут такой фильм, — Наталья виновато улыбнулась и развела руками.
— А, ну это поправимо, — Юра улыбнулся, щелкнул пальцами и затушил бычок. — Пойдем!
***
— Я тебе точно не помешала? — уточнила Наталья.
— Да нисколько! — голос у Люды был довольный донельзя. — Мне тоже этот «Брат» не очень. А вот «Жестокие игры» отлично зашли. Мне потом Паша такие песни пел. Когда вы уже ушли. Все было супер! А как тебе Юра?
— Он хороший, — сказала Наталья.
— Еще раз встретимся потом? Двойное свидание?
— Может быть, — не стала отпираться Наталья. — Ладно, давай, я побежала.
— Удачи на «огоньке», — сказала Люда на прощание. — Постарайся не вылететь с работы!
— Спасибо на добром слове, — проворчала Наталья и повесила трубку.
Кружок она сегодня отменила, чтобы как следует подготовиться. Еще раз переговорила с Михаилом. Он обещал все устроить с алкоголем. Набралась смелости и позвонила Красневскому. Тот снова сказал, что все будет хорошо. Наталья не поверила, но после вчерашнего вечера настроение у нее было приподнятым. Вокруг все еще был мир, и он все еще не был черно-белым. У нее был Боря, который стал ей семьей. У нее была подруга Люда. А теперь и новый друг. О чем-то большем она боялась думать. Все-таки они слишком разные. Во всех смыслах.
Наталья натянуто улыбнулась самой себе в зеркало, схватила сумочку. Проверила в ней на всякий случай Борину записку с адресом Августы.
— До свидания, Дарья Ивановна!
— Удачного вечера, Наташенька! Только вернись раньше, чем вчера.
— Обязательно, Дарья Ивановна.
До школы она буквально добежала. Потом оставила куртку в учительской и поднялась в классный кабинет 10 «В».
Красневский и его команда двигали парты. Девочки что-то обсуждали и весело смеялись. Особняком, как обычно, стояла Денисевич, а также пара Бестужев и Сергеев. Наталья вообще не понимала, зачем на «огонек» пришли эти двое. А вот Лиду понимала прекрасно. В этот вечер их надежды почти совпадали.
— Где вы разместитесь, Наталья Михайловна? — спросил подошедший Красневский.
— В коридоре, — ответила Наталья. — Пойдем, Андрей, я тебе кое-что покажу.
— Ммм?
— Пойдем.
Наталья привела его в кабинет к Михаилу, где тот расставил на столе несколько бутылок с тоником «Швепс».
— Что вы купили «на сладкое», молодежь? — спросил Михаил.
Красневский подозрительно посмотрел на Наталью, и та коварно улыбнулась.
— Покайся, тебе скидка выйдет.
— Ну, пива, — нехотя сказал Красневский.
— Водку брали?
— Ну… бутылку.
— Тащите сюда, — скомандовал Михаил. — И пиво свое тащите, будем бартер проводить.
Красневский еще раз глянул на них подозрительно, но спорить не решился. Вскоре в кабинете математика развернулся химическая лаборатория. Наталья даже пожалела, что здесь нету Люды — она бы оценила. С упоением алхимика, приближающегося к обретению философского камня, Михаил мешал тоник с водкой. Пиво он сразу отставил в шкафчики, заявив, что «эта гадость» им не понадобится. Результаты эксперимента Михаил проверил на Красневском. Тот глотнул и вынес вердикт:
— Ничего не чувствую.
— Точно! — Михаил поднял указательный палец вверх. — Ни вкуса, ни запаха. Чистый эффект. Правда ведь, Наталья Михайловна, запаха не чувствуется?
Наталья запах чувствовала, но понимала, что обычный человек его ни за что не учует. Вампирское обоняние улавливало пары на самой границе, отчего они становились более неприятными. Но с эффектом поспорить было нельзя.
— Короче, хотите настроиться, — проинструктировал Красневского Михаил, — спускаетесь сюда. По стаканчику приняли, закусили вон там пряником мятным и назад. Остальным тоже расскажи.
— Спасибо, Михаил Семенович! — радостно выпалил Красневский и поднял большой палец вверх.
Когда он скрылся за дверью, Наталья спросила:
— А с ними все будет нормально?
— Если переберут, то эффект будет настолько показательным, что пить перестанут на пару месяцев точно, — ухмыльнулся Михаил. — Но и тогда запаха алкоголя вы от них не почувствуете.
— Спасибо, Михаил!
— Не за что, Наташенька. Идите к подопечным. А потом приходите сюда. Мы воспользуемся их пивом.
— Вы же сказали, что это гадость.
— Таки да. Все лучшее — детям. А нам и так сойдет.
Наталья рассмеялась и вышла из кабинета.
***
Шел второй час праздника, время подбиралось к семи вечера.
Бори не было.
Наталья сидела за партой в коридоре, листала книгу, но не могла прочитать ни слова. Все хорошее настроение улетучилось. Рядом с ней сидела Лида Денисевич. Она не знала, что их объединяет одно и тоже ожидание.
Ребята то и дело бегали вниз, но никто из них не выглядел пьяным. Михаил свое дело знал и отмерял точно. Проводив взглядом в очередной поход Красневского и компанию, Наталья уткнулась носом в книгу.
«Где же он?».
— Наталья Михайловна, — обратилась к ней Лида. — А Боря вам не говорил, будет ли он? Может, дядя его звонил в школу?
— Нет, Лидочка, не звонил, — отрицательно покачала головой Наталья.
— Жаль, — Лида опустила голову. — Мне бы очень хотелось, чтобы он пришел.
«А мне бы как хотелось», — Наталья встала и прошлась, размяв ноги. Появилось сильное желание зайти в класс и посмотреть, не пролез ли туда Боря через окно. Но для третьего этажа это было маловероятно, и Наталья вновь села, пытаясь все-таки занять себя книгой.
Сначала к классу со стороны лестницы зашли Красневский со товарищи. А через десять секунд с левой стороны, из смежного коридора, появились Колобок, Нирошевич и Длиннова.
— Наталья Михайловна, — строго сказала директор. — А что это у вас дети гуляют по школе?
Время для Натальи будто остановилась. Алкоголь они вряд ли унюхают, да и проходка по школе — не преступление, если бы они шли со стороны туалетов. Но с лестницы?
— Курили, небось, — подозрительно сказала Колобок.
— Никак нет, Лариса Петровна, — замотал головой Красневский. Видимо он тоже пытался придумать достойную отмазку. Но под алкоголем и при эффекте неожиданности со стороны администрации у него это вряд ли могло получиться.
— Красный какой, — театрально всплеснула руками Нирошевич. — Либо курили, либо пили. А ну-ка сюда подойдите все и дыхните!
«Почему они вместе?», — мелькнула мысль в голове Наталье. Неужели Нирошевич и Павловец поговорили, теперь объединились против нее?
— Валентина Ивановна, мы…, — начал было Красневский, но его прервали.
— Они меня встречали, Валентина Ивановна, — Боря Миркович уверенным шагом шел к классу и улыбался. Он быстрым движением обнял Красневского и добавил, — я Андрею на пейджер сообщение кинул, чтобы меня встретили.
— Да? — недоверчиво спросила Нирошевич.
— Ага, — Боря осклабился еще сильнее. Красневский в это время засунул руку в карман и, старательно скрывая удивление, извлек оттуда пейджер. И в следующее мгновение уже уверенно протянул его Колобку.
— Вот, — сказал он.
— Убирай свою штуку, — махнула рукой Колобок.
— Алкоголем от них не пахнет, — утвердительно сказала Длиннова. — Наталья Михайловна, у вас замечаний нет?
— Нет, Анастасия Петровна, — быстро пролепетала Наталья.
— Тогда, дети, развлекайтесь, — улыбнулась Длиннова, и административная процессия удалилась.
— Фух, — сказал Красневский. — Чувак, это было круто!
— Будешь должен, — хмыкнул Боря и протянул ему руку.
— Залетай! — ответил рукопожатием Андрей.
— Конечно. Две минуты.
— Боря! — Лида подбежала к нему и обняла.
Наталья завидовала ей, потому что хотела сделать то же самое.
— Да-да, я помню, с меня танец, — Боря отстранил девушку. — Иди в класс, Лида. Мне нужно поговорить с Натальей Михайловной.
Лида радостно кивнула и буквально вприпрыжку забежала в класс. Боря подошел к Наталье и взял ее за руку.
— Я хочу тебя, — прошептала она.
— Завтра, — кивнул он.
— Как прошло?
— Хорошо, — он улыбнулся, и она почувствовала ставший таким родным запах табака. — Зажгли огонек. Дня два тушить будут. Зато наша «столовая» в безопасности.
— Отрадно слышать, — у Натальи перехватывало дыхания от эмоций. Поэтому она сделала над собой усилие и отстранилась. — Иди уже. Лида тебя ждет.
— Уже иду, — он кивнул. — Время исполнить обещание, данное ей. Данное тебе я исполнил.
— Ты обещал кое-что еще, — напомнила Наталья.
— Я знаю, — он развернулся и спросил, — вы уверены, Наталья Михайловна, что хотите сделать это быстрее? Это действительно может быть неприятно.
— Уверена.
— Тогда на каникулах. Там будет больше времени. Но ты быстрее перестанешь быть собой.
Она прикрыла глаза, потом открыла их и кивнула. Боря улыбнулся и зашел в класс.
«Я уже перестала быть собой. Теперь мне нужно как можно скорее стать кем-то другим».