Авантаж
Глава 1
Я люблю космос. На планетах тоже хорошо, но бездна, раскрытая для понимания, как в старые времена волнует душу. Надеялся ли я там, в глубинах мрачного прошлого, что однажды наступит минута, когда смогу не просто любоваться далёкими звёздами, а жить в их сиянии, почти забыв родное, столь недружелюбное к вампирам светило?
Постояв на обзорной площадке, я вернулся к повседневности, то есть, к делам. Когда руководишь Директорией, их случается немало, но сегодня ждала вполне приятная, хоть и деловая встреча. Магни — старый друг, сосед, его владения недалеко от моих. Мы отмерили не вполне равное число веков, но сходились в бою, на пиру, и обзавелись взаимной симпатией, ведь на более глубокие чувства вампиры редко бывают способны. Его визиты приятны.
Корабль уже причалил к орбитальной станции, где происходят встречи с гостями: на поверхность моей планеты под неистовый жар молодого светила мало кто стремится по доброй воле. Я ждал в зале для приёмов, немногочисленная свита топталась сзади. Не люблю толпы сановников и не держу их, да и охрана здесь разве что для приличий.
Магни появился в парадных вратах как всегда величаво. Для столь древнего вампира он гигант, почти два метра ростом, но рядом с ним не чувствуешь себя мелким. Есть в нём достоинство без важности, сила без агрессии. Он один из тех, кто, осознав неукротимость времени, просто живёт по правилам. Я тоже так поступаю, потому мы находим общий язык.
Мы церемонно обнялись. Его бархатное одеяние слегка коснулось моей чешуйчатой брони, щека — металлической маски. Несколько слов на публику — это всегда забавляет. Я мог улыбаться, потому что никто не видел моего лица. Магни держался достойно, а потом мы уединились для беседы.
Кабинет моих здешних апартаментов отделан в современном стиле, но уютен. Так и хочется просто посидеть, вспоминая старые времена и глядя сквозь панорамное окно или экран (кто их там разберёт) на волшебную планету внизу. Я люблю её всем сердцем.
— Сними маску! — попросил Магни, и я охотно подчинился.
Отстегнул сияющий металлический лик, стащил шлем, позволяя рассыпаться пленённым волосам. Поначалу броню приходилось носить для защиты от неистового света моей новой звезды, потом я понял, что загадочность правителю не во вред, а на пользу, и на публике теперь появляюсь только в облачении. Мне и самому нравится доспех, иногда не прочь полюбоваться своей особой в зеркалах. Они теперь огромны и фантастически чисты, так что отражение кажется настоящим двойником и можно мгновение другое полелеять мечту о близнеце, который всегда будет рядом и поддержит любое начинание. Ничего не могу с собой поделать: я немного тщеславен.
— Ты ничуть не изменился! — сказал Магни, и мы оба рассмеялись над этой старой вампирской шуткой.
Она веками не теряет прелести, потому что истинна. Я совсем не уродлив, как иногда говорят, не скрываю от публики кривой нос или рыхлую кожу, вполне привлекателен. Женщины часто мной восхищались, мужчины нередко завидовали. Старые добрые времена свободы, опасностей, лишений, открытых лиц и битых карт. Те годы, когда вампиры жили на Земле. Потом выяснилось, что другие светила не так опасны для вечных и при этом легко сокрушимых созданий, и вампиры постепенно перебрались в космос. Теперь мы процветаем.
— Надеюсь, твой визит — всего лишь дружеская любезность или желание проложить ещё одну торговую дорогу между нашими мирами? — сказал я, хотя знал, что дела обстоят не так просто.
Почувствовал беду, на это наши рефлексы наточены веками.
— Рад тебя повидать и поощрение коммерции всегда на пользу, но боюсь новости у меня пугающие и серьёзные.
Я попытался представить, что именно готов сообщить Магни. Собственно говоря, этим был занят с той минуты, когда получил сообщение о визите, но империя Флориана — вечная наша головная боль — вела себя на удивление благопристойно, все данные разведки подтверждали, что мир сохранится достаточно долго. С какой стороны ждать несчастья?
Магни сказал:
— Я сам не поверил, когда услышал, для начала тщательно исследовал информацию и разослал агентов за новой. Пока мы здесь разбирались с Флорианом и мелкими окраинными князьями, неожиданно набрала мощь наша прародина Земля.
Вот это действительно новость так новость. Старая планета. Мир прошлого, исток. Вся беда в том, что вампиров там нет, да и от человеческих шпионов мало толку. Мы однажды ушли с Земли, и она нас не простила. Колыбель цивилизации превратилась в захудалую провинцию, о которой почти забыли прочие игроки этой тесной и недоброй вселенной. Как выяснилось, напрасно.
— Альв, ты помнишь Вотана?
— Конечно. Человек, правитель небольшого мирка на окраине. Мало денег, много амбиций. Он ещё жив?
— Совсем старик, но не унимается. Он захватил военный корабль землян, испугался того, что сотворил, начал заметать следы, но мои агенты успели раньше. Несколько уцелевших пленников и любопытная информация — вот что удалось урвать. Данные расшифрованы не до конца, надеюсь, твои парни подключатся к процессу.
Магнии протянул носитель — сияющую каплю на тонкой цепочке. Знает, что я люблю изящные вещи. Как видно сведения выглядели так серьёзно, что не стоило доверять их пространственной связи. Впрочем, путешествия между мирами сейчас несложны и отнимают считанные дни.
— Не останешься погостить?
— Прости, друг. Хочу побывать ещё кое у кого. Займись информацией, на обратном пути заверну к тебе, и вот тогда отлично проведём время, попивая красивых девушек и юношей из твоего гарема. Пока же оставляю подарок и сразу в путь.
— Подарок?
— Полагаю, его уже доставили в твою резиденцию. До встречи, Альв!
— Доброй дороги, Магни!
Церемонии заняли больше времени, чем собственно полезный разговор. Досадно. Надо постепенно избавляться от всего дорогостоящего и лишнего, хотя по сравнению с человеческими монархиями, моя — просто образец скромности и непритязательности.
Едва Магни отбыл, как я, не тратя более времени даром, вернулся на планету. Орбитальный лифт — полезнейшее приспособление. Как эти штуки перемещаются по какому-то невидимому лучу — понятия не имею, но пользоваться транспортом невежество не мешает. Министр двора настаивал, чтобы я построил себе личную линию, но мне денег жалко, да и нравится летать общими. Подданным полезно видеть, что их правитель тоже живой человек, (даже если он не вполне живой человек) и рачителен в тратах.
Я не воспользовался палубным креслом, а прошёл к экрану. Приветствовали сдержанно, но я видел улыбки на лицах и огоньки симпатии в глазах. Люди всегда хотят взаимоисключающих вещей, а больше всего невозможного — стараюсь дать что могу. Вот такой у них монарх: демократичный и доступный, не гнушается быть с толпой и прочно отгорожен от неё сияющими доспехами. Броня на самом деле легка как пёрышко, гибка и послушна. Начальник моей охраны Свен настоял, чтобы она была пуленепробиваемой. Мне не мешало, потому сдался: человеку приятно хорошо делать свою работу.
С плеч ниспадает плащ, совершенно мне не нужный, но придающий всему облику оттенок романтизма. Ткань красивая, ничего не могу сказать, но иногда создаётся впечатление, что я слишком стараюсь для своего народа, больше, чем он для меня. Да, я люблю иногда поворчать.
Флаер быстро доставил во дворец, обширное строение, полное света зелени и комнат. Лайса и Боргу я вызвал ещё с дороги, они уже ждали в своём любимом дворике у тихого фонтана. Я невольно замедлил шаги, любуясь этой парочкой. Вампиры редко сходятся в брачных союзах, там приятнее видеть исключение. Борга хороша, ярка, полна внутреннего огня, от неё всегда исходит дыхание свежего ветра, бескрайних равнин, стремления к горизонту. Походка у неё грациозная и чуть ломкая как у лани, а в глазах сияют звёздочки. Наповал влюбиться в такую женщину способен каждый, и я бы не отказался, но она выбрала Лайса. Да, он красивее меня, подозреваю, что и умнее, так что шансы с самого начал были невелики. Впрочем, сейчас самое важное, что мы трое хорошо ладим.
Борга и Лайс занимаются разведкой, внутренней и внешней, всякими такими вещами, в которые я вникаю, только когда положение дел складывалось совсем серьёзно. У каждого из нас свой круг обязанностей, но теперь настала пора действовать вместе. С порога я сурово нахмурил брови, потом вспомнил, что не снял маску и поспешил ликвидировать это препятствие между подчинёнными и моим справедливым гневом.
— Почему я узнаю о таких важных вещах со стороны?
Пусть сами догадываются, что имею в виду, глядишь, ещё какой секрет раскроется. Не то чтобы мне нужны лишние тайны, для того и заводишь разведку, чтобы не у тебя, а у неё голова болела, но кто знает.
У них было время подготовиться, и ситуация разыгралась по нотам. Борга встала и подошла ближе. Я видел каждое движение её тела под лёгким платьем. Климат у нас тёплый, даже слишком.
— Альв, данных было слишком мало для того чтобы делать выводы, а одни неясные догадки только отвлекают от насущных дел.
Всё равно обведут меня вокруг пальца, работа у них такая и не мне мешать. Я им доверяю, и этого довольно.
— Хорошо, убедила. Только теперь мне нужно знать всё, что удалось разведать на настоящий момент, и перспективы, разумеется. Магни не стал бы кататься к нам из-за пустяков.
— Он твой друг, — Лайс подошёл, стал рядом с женой.
Он пониже меня ростом, но отлично сложён, да и лицом на редкость благообразен. Я, конечно, не завидую. Ну ладно, завидую, хотя жить это не мешает.
— Именно поэтому счёл нужным предупредить. Ему удалось выцарапать что-то с военного корабля.
Я передал носитель и Борга, повесив его на шею как кулон, пообещала, что ведомство сразу займётся расшифровкой и попросила два дня на стыковку сведений и получение наиболее здравых выводов. Сроки, пожалуй, реальные. Лайс сказал:
— Торговцев с Земли, тех, что сейчас болтаются в сфере нашего влияния, мы уже аккуратно расспросили, но толком никто ничего не знает. Завтра должен прибыть ещё один. Это умный влиятельный человек, надеюсь, от него услышим кое-что действительно интересное.
— Отлично! Я хочу присутствовать.
Не царское это дело ходить по явкам и таинственным шёпотом произносить пароли, но так иногда хочется вырваться из собственного беличьего круга, пусть даже в итоге побегаешь по чужому, что Лайс часто снисходит до моих жадных чувств и пускает в свои пределы. Вот и теперь лишь кивнул:
— Конечно, Альв. Утром.
А ведь мог и послать. Люблю их обоих. Я неодобрительно глянул в сторону светила, оно казалось неярким сквозь густую листву. Люди вели, в основном, дневной образ жизни, нам приходилось приспосабливаться к этому ритму, потому что вампиров на планете насчитывалось гораздо меньше, чем простых смертных, но днём мы оставались несколько вялыми.
— Вечером мне надо посетить собрание коммерческой ассоциации, а до обеда свободен. Лишусь, скорее всего, полуденного сна, да это можно пережить.
Мы обсудили ещё несколько вопросов, а потом бравые разведчики удалились, взявшись за руки как дети. В груди немного давило. Глядя на них, я чаще обычного вспоминал Айрис, пытался понять, были мы вот так же близки, или вместо подлинных событий душа загрузилась иллюзий. Когда-то я думал, что пострадаю и успокоюсь, ничего не получилось. Боль никуда не ушла, я к ней просто привык.
Впрочем, грусть иногда неплохо глушится сытной едой, потому, покинув дворик, свернул в гарем. Так его называли в миру. Одни знали правду, другие нет, всем было безразлично. Большинство граждан стремились пристроить сюда сына или дочку. Вампиру надлежит регулярно питаться, я предпочитаю молодую кровь, потому южное крыло дворца населяют десятка три юношей и девушек (совершеннолетних, пить слишком юных у нас запрещено законом), которые и поставляют мне восхитительную влагу.
Я беру немного, даю время восстановить потерю и не досаждаю сексуальными домогательствами, хотя большинство обитателей «гарема» в этом деле охотно пошло бы навстречу. Особенно девушки: ведь беременность тогда удалось бы отнести на мой счёт. Не дождутся. Ребятки и так неплохо устроены. Силой их никто не держит, когда завязываются отношения, они вольны покинуть дворец и завести семью. Для того и стараюсь соблюсти пропорцию мальчиков и девочек, чтобы моим кормильцам было чем заняться. Секс придаёт пище пряность, даже когда не сам им занимаешься.
Выбрал одну из девушек, я давно у неё не был. Тонкая шейка, голубая жилка. Предвкушение никогда не надоест, в нём умопомрачительная сладость, поцеловал нежную кожу, коснулся ладонями тонкого тела. Малышка трепетала в моих руках, неподдельно возбуждаясь, я слышал учащённое дыхание, быстрый пульс, но не поддался на очевидный призыв.
Влечение к плоти у вампира куда слабее жажды крови, совокупление для большинства из нас просто механический процесс, и только любовь способна окрасить древние инстинкты, поднять их до уровня наслаждения. После того, что было у меня с Айрис, прочее казалось ненужным и пустым. Я не хотел осквернять воспоминания, я жаждал исключительно крови.
Клыки проникли в кожу, губы ощутили резиновую упругость вены. Я сделал аккуратный прокол и начал пить медленно, крошечными глотками. Это меня один человек научил: если есть маленькими кусочками, быстрее насыщаешься.
Девушка стонала, выгибалась. Вот этого понять не мог: мне-то в радость, а ей какое удовольствие? Иногда люди просто терпели, и вот к ним как раз возникала симпатия, к их жизни хотелось приобщиться, а те образы, что сквозь кровь проникали в моё сознание сейчас, интереса не вызывали. Ах, новые платьица и не знаешь, какое надеть, ах милые юноши и так трудно между ними выбрать. Девочка, конечно, хороша, но ведь прочие не хуже. Тщеславие затмевает рассудок, если он вообще присутствует у этой глупышки. Ну мне нужна здоровая молодая кровь, а прочее не моё дело. Пусть развлекаются, как хотят, каждый счастлив своим счастьем.
Ах, если бы Айрис сейчас трепетала в объятиях, куда бы делся мой отстранённый цинизм? Туда же куда броня и шлем, прочие одежды. Я на миг ощутил безумное биение этой отшумевшей страсти, жадное желание обладать тем, что любишь. Каждое касание ослепительно, капля крови как океан огня. Едва не стало дурно.
Отстранив девушку и небрежно пробормотав дежурные слова благодарности, я поспешно вышел из её комнаты. Я хотел жить сегодня и сейчас, не туманя голову тем, что невозвратимо.
Как назло, и дел-то никаких нет, чтобы занять себя и отвлечь. Вечер. Люди в это время уже отдыхают. В кабинете, правда, ждут как всегда документы. Вот именно то, что нужно одинокому вампиру, чтобы скоротать ночь до рассвета.
Я вздохнул для порядка и отправился в своё северное крыло. В коридорах бдели стражи, начальник моей охраны любил, чтобы польза сочеталась с парадностью, и расставлял своих людей везде, где только мог. Системы распознавания были надёжнее, но работали тихо и никого не пугали.
Я шёл, вдыхая привычные запахи, кивал иногда знакомым охранникам, но у дверей кабинета остановился, ощутив новый аромат. Внутри находился неизвестный человек.
Древний вампир, конечно, звучит лучше, но старый склеротик — точнее. Лишь теперь я вспомнил, о том, что Магни привёз подарок. Я отворил дверь и увидел его.
Глава 2
Человек сидел в одном из кресел. Мужчина лет двадцати пяти. Одет легко, и аксессуары на самом виду. Ошейник от горла до ключиц, широкие браслеты на запястьях. Возможно, на ногах тоже, но мне не видно, потому что мешает другое кресло. У меня в кабинете их много, люблю перемещаться с места на место.
Пожалуй, следовало застыть в величавой позе и подумать. Чего-то я в происходящем не понимал. Магни не дарит своих подданных, он их ценит, а я ценю своих, мы оба стараемся, чтобы населению под гнётом нашего владычества жилось сытно и привольно. Это окупается, поверьте, довольный народ удобен во всех отношениях. Если этот парень в кресле не подданный Магни, значит, он пленник, а какой корабль у нас захватил, не подумав как следует, старый хрыч Вотан? Правильно, земной. С трудом удержался от того, чтобы постоять ещё немного и попялиться на мужчину как дитя на новую игрушку. Феноменально! Настоящий землянин и можно оставить себе, хотя бы на время. Потом, когда проскрежещут заржавевшие шестерни дипломатических отношений со Старой Планетой, придётся отдавать, но пока он мой.
Мужчина тоже смотрел на меня, я ощущал его страх, напряжение почти немыслимое, и только теперь до меня дошло, что браслеты-ошейники не украшение и не символ девственной нетронутости его вен, а самое настоящее орудие пытки, контроля и воздействия. На столе лежал пульт, знакомо-то всё как! То есть пока сидишь спокойно, тебя не трогают, но стоит шевельнуться и просыпаются синтетические мышцы удавок, начинают сжиматься как кольца змеи. Перестанешь рыпаться — могут и отпустить, но без гарантии. Бедняга давно здесь, я про него забыл и заставил мучиться страхом и неизвестностью.
Я подошёл к столу, разобрался с кнопками и отключил воздействие. Пусть украшения пока побудут просто украшениями. Молчание затягивалось, а я не знал, как начать разговор, жестом велел пленнику подняться. Он напрягся, должно быть, система уже приучила себя уважать, потом неуверенно встал. Пошатнулся, но тут же выпрямился, расправил плечи.
Не сдаётся, хотя понимает, что дела его плохи. Наверное, сказки про вампиров на Земле самые страшные, хотя не исключено, что там просто забыли о нас. Я прихватил пульт, к нему был пристёгнут ключ, и обошёл человека, разглядывая его с вполне понятным любопытством, потом спохватился, что описываю круги как кот вокруг горячей котлеты, и выглядит это по-детски.
Желание отведать его крови становилось нестерпимым. То есть, я был вполне сыт, но запах этого человека будил древние инстинкты, заставлял трепетать ноздри, возвращал в далёкие времена, когда мой жестокий мастер натаскивал на дичь как нерадивого щенка, беспощадно избивая после каждой неудачной попытки.
Я тряхнул головой и прогнал ненужные мысли как докучливых насекомых. Всё в прошлом, не стоит воскрешать старые обиды. Мы существуем сейчас, сегодня, будущее и то под вопросом.
Вместо того, чтобы примериваться, надо просто сделать задуманное, как и положено поступать взрослому вампиру. Я подошёл сзади, вставил ключ в замок ошейника. Страх, что испытывал этот мужчина, можно было потрогать пальцами, но он изо всех сил старался его скрыть, и мне нравилась эта отвага. Конструкция легко распалась, я отложил её в сторону. Сильная шея, красивые мышцы. Человек был отлично тренирован, и примерно моего роста, что хорошо, потому что удобно пить.
Я медлил, вдыхая волнующий аромат его страха, страдания, неистового желания вынести все муки и не уронить чести. Как необычно, забыто, сладко, ещё не коснулся, а уже кружится голова.
— Веди себя разумно! — сказал на международном наречии, которое, кажется, понимали во всей вселенной.
Он вздрогнул, слегка отшатнулся, думаю, инстинктивно, а не сознательно, но во мне тут же сработал рефлекс хищника. Ладони сжали крепкие плечи. Не собираясь более медлить, коснулся губами его кожи. Чистая, должно быть, ему совсем недавно позволили помыться, лишь едва заметный налёт соли. Пот высох от долгого напряжения.
Какие удивительные ощущения. Я совсем убрал маску, могу это делать просто языком, там есть специальная система контроля. Вдохнул полной грудью. Вот она, горячая жила, сейчас я изведаю тайны этой волнующей крови.
В момент укуса он попытался вырваться, но не из рук же вампира. Раз я вцепился в добычу, никто её не отнимет. Первый глоток. Словно тихий огонь растёкся по жилам. От сладости судорогой свело горло. Я едва не уронил драгоценные капли, приник теснее, чтобы не упустить ни единой ноты этой волшебной симфонии. Я пил благоговейно, как люди древнее благородное вино, я растворился в немыслимом наслаждении, был им весь. Каждый глоток наполнял радостью на грани боли. Проникал внутрь, словно нектар или яд, казалось, прерваться просто невозможно, но я слишком давно был вампиром и не попадался на злые происки собственных инстинктов. По сути, выпил совсем немного.
Оторвался от источника наслаждения, лизнул несколько раз кожу, наблюдая, как затягивается на глазах крошечная ранка, просмаковал послевкусие на языке и губах. Чужая кровь обживала нервы, трогая их настойчиво и мягко. Я был в восторге.
Реальный мир начал понемногу проявляться сквозь только что состоявшийся сон, и я обнаружил, что подопечный в настоящей панике. Моё неделикатное поведение его буквально ошеломило. Как видно, он и, правда, не подозревал, что в мире существуют вампиры, да ещё занимаются вот таким странным делом! То есть я лишил девственности не только его кровеносную систему, но и сознание. Неприятный момент. Надо бы как-то объясниться.
Вот чего не люблю так это оправданий. Проще вернуть на лицо маску и отойти с достоинством в сторону. Парень ощупывал шею, словно не мог поверить в только что случившееся, а может быть полагал, что стал жертвой внушения. Растерянность пробивалась сквозь его стойкое самообладание. Пальцы ничего не находили, он смотрел на меня почти с ужасом. Пожалуй, действительно страшнее, когда руководят твоим мозгом, чем когда распоряжаются телом.
— Я, правда, вампир и только что пил твою кровь. Повреждения не осталось потому, что моя слюна способна его заживить. Не идеально, но через несколько дней сохранится лишь едва заметный шрам.
Разговоры — это хорошо, но человек так настрадался, что полезно их отложить на потом. Теперь я понимал и чувствовал его намного лучше и видел, до какой степени он измучен. Жестоко было с моей стороны набрасываться, даже не дав отдохнуть и прийти в себя.
Слуги уже спят. Есть ведь у меня слуги? Поэтому просто взял его деликатно за локоть и отвёл в ближайшую жилую комнату, их здесь полно. Спросил на всякий случай:
— Ты понимаешь мою речь?
Он едва заметно кивнул. Тем лучше.
— Это кровать, тут душ и другие какие-то удобства, здесь можно заказать еду. Буквы тоже знаешь?
Он опять наклонил голову. Молчаливый. Впрочем, я на его месте тоже постарался бы придержать язык.
— Устраивайся, отдыхай.
Он неуверенно поднял руки, я спохватился и отомкнул замки браслетов. На ногах их к счастью не нашлось, а то несолидно было бы Моему Величеству ползать на коленках. Добавил:
— И да: бежать отсюда лучше не пробовать. Дворец кажется прозрачным, но он такой только для меня.
Я вышел и запер за собой дверь. Система слежения тотчас среагировала на новый объект. Удрать отсюда действительно невозможно, хотя прежде никто и не пытался. Как счастлив будет начальник моей охраны Свен, когда узнает, что его игрушки всё же пригодились.
В моей спальне тоже есть ванная комната. Доспехи не тяготили, но снимал я их не без удовольствия. Нежиться в тёплой воде всё же приятнее, чем изображать ходячее изваяние. Искупался, расчесал волосы, надел домашнее. Мне нравилось быть наедине с собой, время, когда ощущал себя свободным.
Я вспомнил о документах, которые следовало просмотреть до наступления утра, чувство долга потащило обратно в кабинет. На столе ещё валялся снятый с человека ошейник, я не отказал себе в удовольствии лизнуть внутреннюю поверхность. След сохранился слабый, но взволновало и это. Жаль, что жизнь состоит не из одних только удовольствий.
Если меня заставить, трудиться могу усердно, да и просто люблю бумажную работу, хотя все документы теперь поступают в электронном виде. Я зарылся в отчёты, проекты, докладные. Лишних людей мы в правительстве не держим, потому приходится брать на себя часть реальной работы, а не только принимать красивые позы, когда идёт трансляция по межзвёздному каналу.
Я целиком ушёл в увлекательный мир, встававший за чередой строк. Воображение уносило в другие города и звёздные поселения на берега океанов и в течение рек. Из сада лился прохладный ароматный воздух, хотя я и не помнил, когда отворял окно. Всё было так славно, мирно, даже больные воспоминания о моей трагической любви к Айрис не царапали тупыми когтями сердце, и я уже предвкушал торжественный рокот рассвета, который каждый вампир встречает с невольным почтением, когда нечто туманное: неясный звук, или слабый запах дёрнули какую-то струну в сознании, заставив насторожиться.
Клыки шевельнулись в дёснах, затрепетали пальцы. Лишь поднявшись и машинально погасив виртуальный экран, я сообразил, что это мой пленник или гость, наверное, проснулся. Его комната не так далеко, то есть ничего необычного не происходило, или всё же нашлась причина для тревоги? Я прислушался к себе. Рутинное занятие хорошо отвлекало, но едва я оставил его, как внутри пробудилась тоскливая пустота, не голод, а нечто более неопределённое. Влечение.
Эта кровь была слишком хороша, она манила, как обещание нового неслыханного счастья. Пробудила инстинкты такие древние, что я и забыл об их существовании. Цивилизованный вампир, благопристойный монарх, законопослушный гражданин, я снова как в дикие времена мечтал об упоительном безумии охоты.
Я облизал клыки, потом потрогал их пальцами. Следовало разобраться. Меня считают импульсивным, я и есть такой. Наверное, моей логике не хватает совершенства, рассудительности, постоянства, вот и принимаюсь решать сложные проблемы простыми средствами. Так и теперь, недолго думая, отправился в комнату человека.
Распахнув дверь, застал землянина совершенно голым, должно быть, приняв душ после сна, он не успел одеться. Он завернулся в покрывало с поспешностью девицы, которая хочет набить себе цену и разжечь мой пыл, но я успел увидеть главное. На теле остались едва поджившие следы истязаний. Человека пытали, хотя, что такого мог знать простой пилот или штурман? Магни бывает жесток — для пользы дела, как он её понимает, или всё же дело рук старого Вотана? Давно пора сменить человеческого князя на кого-то более достойного этого названия. Займёмся, сейчас не об этом.
— Извини, не хотел мешать. Мне нужно проверить одну догадку.
Широко распахнутые глаза смотрели с откровенным недоумением.
— А ты кто? — спросил землянин.
Надо же, я услышал его голос, счастье-то какое. Лишь секунду или две спустя сообразил, что он меня не узнал. Вчера видел правителя в доспехе и маске, а сегодня с утра к нему явился неизвестный мужчина в лёгких штанах, рубахе нараспашку и босиком. Импульсивность не напомнила мне, что следовало прилично одеться.
— Я — Альв. Когда вылезаю из своей консервной банки, то выгляжу так, потом расскажу подробнее, сейчас нужно убедиться…
Я шагнул вперёд, а он отшатнулся, судорожно кутаясь в простыню, словно вообразил, что его тут же на кровати изнасилуют с особым старанием. Хотя, обо мне сочиняют страшилки и позаковыристее. Люди такие злые.
— Извини! — сказал я, благопристойно отворачиваясь. — Оденься, потом поговорим.
За спиной шуршала ткань, а я вдыхал воздух комнаты, уже успевший пропитаться неповторимым ароматом живого человека, процеживал сквозь восприятие оттенки. Постель как была застелена кем-то из обслуги, так и осталась нераскрытой, должно быть, человек просто рухнул на кровать, не раздеваясь, так непередаваемо был измучен, а я вчера хлебал его кровушку и сегодня явился, не дав натянуть штаны и поесть. Голод я чувствовал издали, и стеснялся собственной сытости.
Мысли скакали с одного на другое. Я подумал, что у человека, наверное, и запаса одежды нет, надо её раздобыть. Можно своей поделиться, у меня в шкафу много и всё время появляется новая, наверное, Борга проявляет материнскую заботу, с которой хорошие жёны опекают холостых приятелей мужа.
Шорохи стихли, и я снова повернулся к землянину. Он глядел на меня недоверчиво и насторожённо, вчерашний сводящий с ума страх притих, но неизвестность по-прежнему мучила. Чувства легко читались, хотя картины, мелькавшие в сознании, когда я пробовал его, были отвлечёнными образами.
— Мне нужно ещё немного крови, потом позволю отдохнуть.
Я осторожно подошёл. Человек напрягся, но остался на месте, казалось, он готов дать отпор даже если это будет стоить ему жизни. Недаром Магни упаковал в браслеты, видимо, накопились прецеденты. Я решил отхлебнуть из запястья. Люди в таком положении меньше пугаются, так как им кажется, что сохраняют контроль над ситуацией. Бережно взял мускулистую руку, развернул. Землянин вздрогнул только, когда клыки пронзили плоть, сказал с тем почти детским страхом, какой у мужчин случается ну, например, перед женскими слезами.
— Ты действительно вампир?
Трудно отвечать с набитым ртом и невежливо, я решил, что вопрос, в сущности, риторический.
Едва губы коснулись кожи, первые капли скользнули на язык, я снова ощутил глубинный восторг, сопричастность к чуду. Эта огненная жидкость наполняла меня совершенством, и оторваться от источника можно было, лишь твёрдо пообещав себе вернуться к нему вновь. Я выпил совсем немного, лизнул ранку. Вещественность происходящего невероятно завораживала. Когда выпрямился, обнаружил, что землянин смотрит на меня почти сочувственно. Ну и ладно, главное, что он успокоился.
— Я так и не дал тебе имя.
— У меня есть собственное.
— Сообщишь его, когда захочешь. Я нарекаю тебя Ингилейвом. Поешь, ты голоден и должен восстановить утраченное. Мне надо подумать.
То есть, умнее было пойти в свой кабинет, но, когда меня вот так накрывает идея, я вцепляюсь в неё, где придётся. Поэтому, усевшись на кровать, я уперся локтями в коленки, ладонями в скулы и перестал замечать, что происходит вокруг. То есть отслеживал самым краешком сознания перемещения человека, они не мешали.
Почему заворожила эта необыкновенная кровь? Потому что дал мне её природный землянин. Мы так давно ушли, столько новых поколений сменилось под чужими звёздами, что нечто важное растворилось по дороге. Люди, выросшие не под Солнцем, стали другими. Они выглядели как прежде и разговаривали на привычных языках, но чужая почва, радиация вода перестраивали их изнутри. Всё происходило постепенно, вампиры не замечали событий, растянутых на такой длительный срок, и тоже многое теряли, хотя измениться и не могли.
Я представил целую планету с необыкновенно притягательным для вампиров населением и пришёл в ужас. В один кошмарный момент тщательно сбережённая респектабельность может разлететься в пыль. Подлинная земная кровь взойдёт в ранг наркотика. И тогда уже кто бы ни развязал войну, она неизбежно превратиться в ужасающую бойню. Вампиры обезумеют, люди тоже. Рухнут одни империи, и кто знает, возродятся ли другие. Захолустная прародина Земля, от которой все мы высокомерно отвернулись, превратится в объект всеобщего посягательства. Что бы тогда не замышляли сами земляне, любой их проект хрустнет под натиском вампирских миров. Планету превратят в заповедник, резервацию, возродится рабство и жизнь с оружием в руках.
Эх, как хорошо, если бы это была паранойя. Пусть моя, но нелепая одержимость. Надо поговорить с кем-то у кого ещё не полностью снесло рассудок. Я вскочил и вылетел из чужой спальни. Автоматически щёлкнул замок. С запоздалым раскаянием подумал, что у Ингилейва может сложиться крайне нелестное мнение о вампирах после знакомства со мной, но решил отложить на будущее восстановление монаршего реноме.
Глава 3
В своих покоях я всё-таки затормозил, чтобы прилично облачиться. Вспомнил, что утром назначена встреча, а по городу босиком ходить не совсем удобно. Лайс уже ждал. За те минуты, когда выбирал одежду, расчёсывал и завязывал волосы, я немного успокоился и решил временно никого не тревожить своими измышлениями. Вдруг необыкновенность крови моего нового приятеля — всего лишь редкое извращение или я в него ненароком влюбился. После гибели Айрис я сторонился женщин, могло ведь это плохо кончиться? Говорят, что вампиры не меняются, но на самом деле это не совсем так. Мы накапливаем опыт, становимся устойчивее к воздействиям, одни пристрастия теряют привлекательность, другие её приобретают.
— Идём! — сказал Лайс. — Лучше приехать в космопорт пораньше, важно не светить Михаила, нашу с ним беседу, потому что каждый землянин представляет сейчас особую ценность.
— Вперёд, красавчик!
Лайс оглядел меня с головы до ног, но ничего не сказал и ладно.
Мне всегда представлялось, что с агентами встречаются в тавернах, беседуют, склоняясь друг к другу головами под шум и крики пьяных посетителей, но я слишком романтичен. На деле нет у нас таверн, зато полно отличных ресторанов и кафе. Возможно, они не хуже служат святому делу шпионажа, но Лайс повёз меня в порт.
Я обожаю космопорты — волшебное место. Большинство крупных судов причаливает у орбитальных пристаней, там разгружается и загружается вновь, но на планету садятся лёгкие корабли, да и экипажи пустотников спускаются к нам, чтобы приятно провести время и потратить денежки.
Здесь пахнет чужими мирами, иногда мне мерещится, что торговцы приносят из вселенной звёздную пыль, а не только прибыль, хотя последнее тоже важно.
В приёмных залах, где странники проходят таможенные формальности и узнают всё, что им нужно для пребывания на планете, я становлюсь бестолковым зевакой. Мне приятно разглядывать людей и их наряды, слушать голоса, понятные и тёмные речи, вдыхать запахи. Здесь так много всего, что сразу не объять, и я откладываю осмысление на потом. Иногда и вампиры попадаются, но я сам вампир, чему хорошему они могут меня научить? Прохожу мимо.
Лайс увлёк в самый дальний зал, где царило относительное спокойствие и не бродили вездесущие купцы из империи Флориана. Приглядывали за ними довольно строго, хотя большей частью вели они себя вполне благопристойно. Мы не любим империю потому, что правят там исключительно люди, а наш брат дискриминирован, почти порабощён.
Лайс сердито пихнул локтем, должно быть, я опять замечтался, взглядом указал на коренастого мужчину в длинном сюртуке или кафтане, плотной одежде совсем не по нашему климату. Люди Лайса уже действовали. К землянину подошла изящная девушка, трогательно извинилась и попросила пройти в отдельное помещение, чтобы без помех разъяснить маленькую неувязку в документах.
Мужчина возмущался, девушка виновато опускала голову, затем оба удалились в боковую дверь. Они хорошо сыграли свои роли. Мы с Лайсом пошли в совершенно другую сторону, но здесь везде такие тайные коридоры, о которых никто не знает, так что в комнате для беседы оказались почти одновременно с землянином.
Здесь оказалось мило, много кресел, других уютных пристанищ, на стойке в углу приготовлены напитки и еда. Михаил сразу направился к этой кормушке и осушил стакан простой воды. Я скромно устроился в уголке, общаться с человеком предстояло Лайсу. Он жестом предложил торговцу присаживаться, и тот выбрал кресло, из которого мог хорошо видеть нас обоих.
Лайса он знал, это сразу ощущалось по лёгкой волне доверия, спокойному взгляду, а на меня поглядел пытливо.
— Мой стажёр, — рекомендовал Лайс.
Он как-то сказал, что у меня простодушное лицо, которое располагает ко мне окружающих и вообще я больше похож на человека, чем на вампира. Шпионы любят вызывать доверие, им для дела полезно.
Михаил успокоился, но разговор повёл только с Лайсом, что мне было на руку. Я мог прислушиваться, запоминать, а главное внимать своим ощущениям. Включая сенсоры, ловил запахи: его собственный, мужской, довольно терпкий и лёгкое присутствие рядом женщины. Жена, подружка, родственница? След слабый и отчасти общий, скорее всего, последнее. Я ощущал движение крови в жилах, но кожа везде оставалась цела, так что не мог точно сказать, передо мной заурядная пища или восхитительный нектар, который я потреблял совсем недавно.
Михаил по человеческим меркам был средних лет, свежая юность осталась позади, возможно, дело в этом? Если меня начали привлекать мужчины, вполне разумно предположить, что это будут не старики. Ингилейв молод и собой как будто недурён, признаться, я не присматривался. Уточню потом, что я действительно чувствую рядом с ним, самому уже интересно, а пока следует послушать беседу.
Начал её, как ни странно, Михаил, сказал с напором:
— Хотел уже отказаться от поездки, потому что на меня надавили. Кто именно — не смог дознаться, но похоже, след уведёт высоко наверх. Ты же знаешь, что на тех, кто торгует с внешними мирами, смотрят косо, но прежде это терпели, сейчас всё жёстко регулируется.
— Значит, слухи о военном флоте, который набирает силу, не так уж нелепы?
— Не берусь судить, если что-то и происходит, то в наглухо закрытых зонах, но военных стало определённо больше. В форме и без неё они появляются на внутренних линиях, их постоянно встречаешь на планете. И реклама выгодной работы для мальчиков и девочек становится всё более привычной. Ты же знаешь, у нас плохо с трудоустройством, за приличное вознаграждение людей набрать нетрудно.
Михаил беспокойно оглянулся на меня на дверь, порывался ещё что-то сказать, но передумал, передал Лайсу миниатюрный носитель.
— Я должен спешить, длительная задержка будет выглядеть подозрительной.
Мы опять разошлись в разные стороны. Лайс выглядел озабоченным, и я к нему не приставал. Мы наблюдали со стороны, как Михаил уходил на другую сторону зала. Это любопытное место. В середине зияет гигантский провал, сквозь который устремляются вверх и вниз призрачные колонны местных лифтов, внутри снуют сияющие капли, словно икринки с зародышами-людьми. Я залюбовался подвижной картиной, но краем глаза всё ещё видел Михаила, озабоченно спешащего по своим делам. Иногда колонны загораживали его, но потом он появлялся снова. Упал он в тот момент, когда находился на виду.
Я заметил, как подломились колени, и тело осело на пол. Рядом коротко ругнулся Лайс. Он сорвался с места, побежал по дуге. Он довольно молод на самом деле, я намного старше, потому вскочил на балюстраду и прыгнул через провал.
То есть, мне казалось, что справлюсь, уже в полёте задался этим важным вопросом, но тело не подвело. Мощи начального толчка оказалось вполне достаточно, а если кто-то и увидит полёт над бездной, так подумает, что ему померещилось.
Прыжок завершился там, где намечено, я даже перила не задел, потому сразу кинулся к лежащему человеку. Вокруг него уже образовался тот странный водоворот, который люди устраивают, когда растеряны и не знают, что следует предпринять. Кто-то ускорял шаг, поскольку это не его дело, кто-то остановился в нерешительности, некоторые пытались неловко помочь, но сразу отодвинулись, когда я опустился на колени, склоняясь над лежащим.
Михаил был жив, он дышал, сердце билось, хотя и неуверенно. Приступ какой-то болезни? Исключено! Я только что едва не облизывал этого человека взглядом, просканировал его от волос на голове до пяток и точно знал, что он абсолютно здоров. Ни хронических недугов, ни болевых моментов я не заметил тогда, и именно поэтому мгновенно уловил беспорядок сейчас. Левая рука. Подняв её и развернув, сразу увидел на тыльной стороне ладони почти прозрачную лепёшку.
Люди теперь часто вводят таким способом медикаменты, но от этой начался беспорядок в организме. Я мигом отодрал её, стёр оставшиеся на коже капли. Нашлёпка таяла на глазах, но содержимое в мои пальцы не впитывалось, что принципиально значения не имело, потому что вампиры нечувствительны к ядам.
Я вызвал по своему браслету связи медиков, помассировал грудь Михаила. Сердце живого человека под нашими ладонями бьётся энергичнее — какое ни есть, а лечение. Землянин всё ещё был в сознании, хотя и на грани небытия, но стремление сделать нечто важное или моя помощь взбодрили его. Посиневшие губы разжались, человек прошептал так тихо, что только отменный вампирский слух помог мне разобрать слова:
— Позаботься о Зое, пожалуйста!
Глаза горели, одна только мысль и держала на поверхности. Кто бы ни был этот Зой, его жизнь была Михаилу дороже собственной.
— Будь спокоен, я сделаю.
Он сразу расслабился, возможно, я ему внушал доверие. Могло, конечно, сказываться и действие яда.
Тут и Лайс очутился рядом, отнял у меня жалкие остатки орудия убийства, быстро лизнул. В космопорту медицинская служба работает мгновенно. Лайс не успел ничего сказать, как нас обоих бесцеремонно отпихнули проворные ребята и девушки в бледно-зелёном. Михаила переложили на носилки-реаниматор, умная ткань мигом обволокла тело, и вся кавалькада унеслась в местную клинику.
Мы, два вампира, переглянулись. Лайс произнёс какое-то слово, скорее всего не ругательство, а название яда, но я отмахнулся.
— Ты видел, кто это сделал?
— Я запомнил всех, кто был рядом, разберусь, у меня здесь полно своих людей.
— Михаил просил позаботиться о каком-то Зое. Ты его знаешь?
— У него на корабле. Пятый причал, спутник альфа. Пошлю туда кого-нибудь.
— Я сам, он же ко мне обратился.
Лайс кивнул и исчез в толпе. Напроситься на работу проще, чем сделать её, хотя особых трудностей я пока не видел. То есть жизнь во дворце немного иная, чем в обычном мире, но я частенько выбирался в город, побродить, посмотреть, понюхать, как живут люди. Интересно же. Так что умею и сам расплачиваться за товары и услуги, пользоваться транспортом, соображу даже, как отыскать лифт на спутник альфа, а нет, так подскажут.
Считанные минуты прошли, а я уже занял законно купленное место в овальной кабине. Зачем поднимались остальные пассажиры, я не знал, но разглядывал их с удовольствием. Мне нравились запахи чисто вымытых тел, блестящих волос, тканей. Я слушал голоса, почти не вникая в реплики, лишь ловя интонации. Эти люди казались высшими существами тому, кто помнил ужасы тёмных веков и первых этапов освоения.
Я загляделся на девушку. Она оживлённо болтала со спутником, а я любовался тонкой гибкой шеей, полными губами, блеском глаз. Длинная коса плескалась по спине, когда девушка озиралась, лохматилась, и я представлял, как она, расчёсывая вечером волосы, будет морщиться на запутавшихся прядях.
Маленькие грудки призывно подрагивали под тонким шёлком кофточки, захотелось ладонями ощутить эту восхитительную плоть, даже больше чем попробовать, какова на вкус кровь. Я отвернулся. Эта миловидная попутчица не Айрис, значит, мне не нужно от неё ничего. Попытки зажечь себя прежним огнём казались нелепыми. Собственная холодность меня, в целом, устраивала.
Когда лифт прибыл, люди разошлись, у каждого были точные цели, дела, я же пока не знал, как подступиться к своему. Михаила пытались убить, значит, то же самое грозит и Зою. Смогу я в одиночку обеспечить безопасность этого человека? Я силён, проворен, но не слишком искушён в нелёгком деле обороны, так не привлечь ли к делу специалиста?
Я уже рассказывал о начальнике моей охраны. Зовут его Свен, и он замечательный человек. Иногда кажется, что он действительно предан не только своей профессии, но и мне. Вот и сегодня, как я ни пытался тайком улизнуть из дворца, наверняка он проведал о моём своеволии и пустил следом стражей. Специально я не присматривался, но зоркие глаза и хорошая память вампира делают всё как бы сами собой. Крепкий мужчина незаметно, как ему казалось, наблюдал за мной из-за сувенирного магазинчика. Он был и в космопорту, и на борту лифта. Следовал за «объектом», стараясь не попадаться на глаза.
Я сделал вид, что прогуливаюсь, подошёл ближе, и вот мы уже стали глаза в глаза, хотя верный телохранитель и отводил старательно взгляд: ему ведь по должности полагалось быть невидимым. Лица я не вспомнил, а вот запах узнал. Убедившись, что человек действительно свой, сказал:
— Мне нужна помощь.
Подействовало мгновенно. Он вмиг подобрался, насторожился, принялся свирепо смотреть по сторонам, выискивая тех, кого надо убить ради блага любимого монарха.
— Расслабься! Содействие требуется несколько иного рода, — успокоил я. Поскольку он всё ещё стеснительно мялся, получив, должно быть, приказ вести скрытное наблюдение и не мешать без нужды мнимой свободе передвижения обожаемого правителя, я добавил на всякий случай: — Свену ничего не скажу.
Вот зачем опять оправдываюсь? Кто главнее: начальник охраны или король? Ответ казался очевидным, но я смотрел просительно. То есть приказать могу, а что если бедолаге потом влетит? Лучше договориться, я умею к себе располагать, и титул весьма этому способствует. Быстро объяснил задачу, и мой верный страж старательно покивал.
Он явно лучше меня был знаком с планировкой наших станций, потому уверенно повёл меня вперёд, на бегущую дорожку, и скоро мы оказались, собственно, на причале. Земной корабль стоял под разгрузкой, но к жилой кабине, как и положено, подвели коммуникации: выход на станцию у нас не требует таможенных формальностей. Местной охраны здесь не наблюдалось, зато двери оказались на запоре. Не следовало считать подобный жест недружественным, учитывая случившееся в космопорту, но я решительно не понимал, что делать дальше, и очень хорошо, что мне и не требовалось думать самому.
Охранник решительно выступил вперёд и начал переговоры. Устройство связи не показало нам внутренность корабля, хотя мы, двое визитёров, наверняка просматривались со всех ракурсов. Справедливо, учитывая, что всё пространство судна — территория другого государства.
— Срочное сообщение от Михаила Зою! — сказал охранник.
С той стороны начали уточнять, а я вдруг забыл обо всём, ощутив нешуточное волнение. Сейчас я ведь окажусь как бы на Земле! Дожидаясь ответа разглядывал мощные створы люка, убранные сейчас в пазы для подключения системы обмена. Да, воздух внутри местный с той самой поры, как судно причалило, но сохранилось же там что-то земное?
Надежды, бесспорно, следовало счесть наивными! Корабли ведь дезинфицируют как раз с той целью, чтобы ничего постороннего не сохранилось в их атмосфере. А то занесётся не туда, куда надо не тот микроб или пыльца растения. Хорошо, если дело ограничится аллергией.
Дверь неохотно распалась на сегменты (люблю за этим наблюдать) и пропустила внутрь. Пахло здесь, действительно, как на любом космическом судне, я даже не мог точно сказать — чем, но старался отделить техногенное от живого. Экипажи торговцев невелики, поскольку все работы с грузом берут на себя порты. По моим прикидкам человек пять, кроме Михаила, но точно сказать я не брался, да и думать следовало о другом. Раз нас допустили на борт, имея невысокое численное преимущество, значит, держат в рукаве козыри. Оружие, например.
Нас пригласили в длинную каюту, середину которой занимали стол и стулья. Отличное место. С одной стороны, как бы учтиво, с другой и драться неудобно, зато стрелять ничто особенно не мешает. Мы-то безоружны, наверняка их сканеры уже это доложили.
Пока я разглядывал обстановку, в противоположную дверь вошёл человек, остановился так, чтобы нас разделял стол. Вид решительный и независимый, и это девушка.
— Я — Зоя, — сказала она. — Слушаю!
— Ох же ты, — вырвались у меня в ответ совершенно не королевские слова, да я и чувствовал себя полным придурком.
Глава 4
Почему вбил себе в голову, что увижу обязательно мужчину? Я так ограничен, или Айрис сохранившимся в памяти образом оберегает от лишних страстей? Важный вопрос, но не главный, я тут же сообразил, что мне нечего предъявить этой юной особе, кроме слов. А поверит она или утвердится в неких подозрениях — это ответ.
— Михаил пострадал в порту. Он в больнице. Я случайно оказался рядом, и он попросил доставить печальную весть.
Позвонить, конечно, было нельзя, мы же из тёмных веков, навыкам не обучены. Знаю, что несу чушь, но говорить такой энергичной уверенной девушке о защите и покровительстве, значит, провоцировать неприятности. Она вполне способна сама за себя постоять и меня отправить на больничный режим и питание с ложечки, ну если предположить, что я человек.
Я разглядывал и не мог понять, красива она или нет, словно какой-то тормоз поставили на сознание, зато слышал запах, он как раз дошёл до ноздрей, сильный и свежий. Влекущий. Жажда прокралась к горлу, норовя подёргать за клыки, но я её проигнорировал. Зато узнал, что Михаилу она не жена и не любовница, а дочь, у них несомненная общность крови именно по нисходящей линии.
— Почему не поступило официальное сообщение? — холодно спросила Зоя.
— Потому что власти подозревают покушение на убийство, а такие вещи не разглашают, пока идёт следствие.
Не выкручусь ведь. Я посмотрел на стража. Он обязан меня защищать от всех бед, в том числе и от собственной глупости, от последнего с особым тщанием, это же всё на пользу государству. И он совершил чудо: достал из кармана портативный блок и включил прямое изображение палаты. Когда только успел настроиться и получить допуск?
Михаил лежал в переплетении каких-то трубок и прочих пугающих вещей. Без сознания, но дышал, я видел лёгкое движение грудной клетки, да и приборы показывали, что в пациенте что-то ещё происходит. Понадеялся, это реальная картинка, а не фокусы ребят из ведомства Лайса.
Зоя невольно шагнула вперёд, вгляделась в голограмму или как там это называется. Её собственное сердце застучало чаще, запах усилился, заставляя меня сглотнуть. Я всё ещё не мог понять, нахожу ли девушку красивой, но знал, что влечение она будит, то самое из-за которого я покусал беднягу Ингилейва, даже не дав ему прийти в себя. Зов. Теперь я ощущал его, и, не пробуя крови. Он был слаб, но постижение успело проложило дорожку к древним инстинктам. Давил пока неопределённый страх, но сейчас требовалось думать о конкретных вещах.
— Михаил в тяжёлом состоянии, перевозить его пока нельзя, но мы можем доставить тебя на планету, чтобы могла ухаживать за отцом.
Дочерняя любовь отчаянно боролась в ней с опасениями и другими запретами. Я вдыхал волны этих чувств и отчаянно жалел о том, что здесь слабая вентиляция и нет мне спасения от бури собственных ощущений.
— Откуда вы? Кто вас послал?
Я хотел ответить про долг милосердия, но вовремя сообразил, что не иначе как она в курсе контактов отца и правильно названное имя может открыть дорогу доверию:
— Лайс.
Страх отчасти утих, она явно знала моего начальника разведки, контакты такого уровня он всегда вёл сам, что мне сейчас шло на пользу, потому что других агентов я и назвать бы не смог. Нужное имя или упоминание о риске (Зоя вряд ли захочет прослыть трусихой) заставили её решиться.
— Хорошо, я пойду с вами.
Страж опять подал голос:
— Если кто-то хотел устранить отца, то и дочь может находиться в опасности. Потому полезно перегнать судно к другому причалу и спуститься не тем лифтом, на котором мы поднимались сюда.
На это Зоя согласилась сразу и отдала какие-то распоряжения экипажу, который остался невидимым, хотя двое мужчин всё время находились неподалёку, я слышал их дыхание и биение сердец.
Мой охранник связался с портовыми службами, и ему вняли. Даже и не знал, что у него есть такие полномочия. Когда судно отвалило от причала, я вспомнил между делом, что нахожусь на территории другого государства, а это, строго говоря, нарушение регламента. Кроме того, меня сейчас легко похитить и увезти на Землю, а там я быстро превращусь в кровоголика, ну если вообще дадут себе труд хоть иногда кормить.
К счастью Зоя знать не знала, кто я такой, и какой она упускает счастливый случай, потому мы благополучно ошвартовались у самой дальней пристани.
Что приятно поразило в этой земной женщине так быстрота. Она не задержалась, чтобы сменить лётный комбинезон на красивое платье, а косметикой от неё и совсем не пахло. Мы покинули корабль, пошли к лифту. Здесь оказалось пустынно, в основном ходили служащие станции, да и тех мелькало немного, почти все рабочие процессы выполняли автоматы. Мы с охранником, не сговариваясь, расположились по обе стороны девушки, чтобы прикрыть её от возможной агрессии. Драться не самое любимое моё занятие, но я вампир и, если что, могу быть хорош. Вместе с влечением проснулись другие неясные чувства, я прогнал их прочь, не желая вникать. Не то чтобы они меня пугали, но погружаясь в себя можно пропустить то, что происходит снаружи. Потом разберусь, когда угрозы если и останутся, то только для меня.
Лифт шёл вниз почти пустой. Зоя села в кресло и время от времени оглядывалась по сторонам. Наверное, ей тоже хотелось подумать о своих заботах, только расслабляться не следовало.
Страж связался с планетой, или Лайса успели осведомить о наших действиях, но в приёмном зале встречали. Ребята попались незнакомые, я взглядом велел им слишком близко не подходить. Они послушались, пожалуй, их осведомили, с кем имеют дело. Тем лучше.
В космопорту хорошая больница, а главное, охрану там обеспечить несложно. Мы дошли за считанные минуты, и ничего опасного не произошло, так и не удалось покрасоваться своей удалью перед женщиной, которую я даже не разглядел. То есть, мог описать, какого она роста и сложения, цвет волос и глаз, но детали никак не складывались в общую картину, в образ.
Обычно я воспринимал людей цельно, а здесь всё рассыпалось, и я не мог понять почему, словно кто-то отключил в душе некую кнопку. Сейчас в повседневной жизни везде такие функции, удобно и грустно.
В палату к Михаилу никого, кроме Зои не пустили, я, правда, и не рвался. Внутри находилась Борга, и я целиком положился на неё: и успокоит девушку, и выведает всё что захочет. Потоптался немного на пороге, но вспомнил, что сегодня приём в торговой ассоциации, и мне надлежит на нём присутствовать. Конечно, договора подписаны заранее, но нужно закрепить сделку публичным пожиманием рук.
А эта девушка, так я её, скорее всего, никогда больше не увижу. Что называется, не моего полёта птица. Обернулся ещё раз, когда дверь затворялась, и наши взгляды встретились. Благодарили её глаза или хотели что-то сообщить, я так и не сообразил, осталось мягкое удовольствие от того, что она вспомнила обо мне, пусть даже на миг. Я ведь для неё остался обычным парнем с улицы, это королей все любят за просто так.
Во дворец ехали дружной компанией: страж сидел рядом. Между нами возникло то единство, которое образуется после совместно сделанной работы. Я про себя желал ему всех благ и повышения и надеялся, что излишняя вольность в следовании приказам не пойдёт во вред. Свен хороший начальник, и разбирается в людях, да и я теперь буду присматривать за моим охранником, запомнил и запах, и внешность, даже имя потрудился спросить, хотя редко это делаю.
Подремать днём, как я люблю, не удалось, время поджимало, да ещё вся эта беготня разожгла аппетит, поэтому я завернул в южное крыло дворца. Выбрал на этот раз юношу. Ребята всегда неподдельно рады меня видеть. То ли опасаются, что их отправят прочь, а каждый мой визит укрепляет положение, то ли надеются вовлечь в чувственную игру. Каждый ведь считает себя особенным.
Этот мальчик был хорош. Подходя, я разглядывал стройное мускулистое тело, густые волосы, приятные черты лица. Девочкам он, вероятно, тоже нравился, я улавливал аромат недавнего секса, да и полный неосознанного высокомерия взгляд, присущий самцам, не знающим отказа. Мне и самому стало интересно, пробудит во мне это Адонис плотские желания, или я выдумываю несусветную чушь, лишь бы не смотреть правде в глаза.
Юноша томно раскинулся на постели, и я не стал медлить, присел рядом. К жертве всегда подхожу со спины, это просто привычка. Некоторые вампиры любят объятия, я — нет. Эти мальчики и девочки как игрушки — много обещают, мало дают, нет в них подлинной жизни, только пружина, которую надо завести специальным ключиком. Остаётся предположить, что они воскреснут, когда покинут дворец. Оставят меня с носом.
Страсть не разгоралась, передо мной было просто красивое тело, одно из многих. Как я уже говорил, климат у нас жаркий и люди одеваются легко, так что зрелище оставалось вполне обычным. Очередная игрушка с едой внутри. Я выпил, сколько требовалось, тщательно зализал ранку. Быстро и аккуратно. Люди тратят на питание больше времени, и потом приходится убирать остатки. Я вспомнил дикие века, когда вампиры убивали, и содрогнулся от отвращения. Насколько приятнее уходить, оставляя после себя живого и в чём-то даже довольного человека, чем мёртвое тело, пустую оболочку души.
Часы на стене и внутренние настойчиво твердили, что времени осталось совсем мало, поэтому одевался и учил речь я одновременно. Под броню у меня имелись специальные облегающие костюмы, и вот только я благополучно влез в один такой, как явился Свен. Я ожидал, что сейчас меня известят о неприятностях, постигших моего верного стража и помощника, готовился уже отстаивать его интересы до конца, но речь зашла о другом.
— Ваш новый гость пытался сбежать, повелитель.
Сообразив, что речь идёт об Ингилейве, я кротко ответил:
— Почему меня это не удивляет? И что он решил предпринять?
— Пытался сломать дверь и разобрать окно.
— А я предупреждал его, что это бесполезно. Он просто упрямый, это пройдёт. Или не пройдёт, но мне всё равно пора на встречу.
— Вы забыли отдать распоряжения о режиме его содержания, радиусе доступа.
— Северное крыло.
Человеку полезно дышать воздухом в саду, пусть бродит везде, а вообще-то никому его не отдам, буду разговаривать о Земле, услышу о ней от уроженца старой планеты. Неужели осталось в прошлом абсолютно всё, что было когда-то дорого? Не хочу верить.
Выехали почти вовремя, речь я доучил уже во флаере и произнёс как всегда с блеском. Это моя сильная сторона, я хорошо управляю голосом, умею быть убедительным и трогательно искренним. Потом мне представили впервые вступающих во взрослую жизнь юных аристократов. Это на торговой ассоциации, заметьте! Да, у нас есть аристократия, хотя понятия не имею, откуда она взялась, она всегда откуда-то заводится как политика или плесень. Пожимая руки, я чувствовал, дрожь пальцев, прикасающихся к моей пластинчатой перчатке. Девушки искусственно улыбались, юноши держались с отрепетированным достоинством. Я и сам заучил речь, которую написали для меня другие, так что не предъявлял претензий, но зачем всё это? Маскарад жизни, хотя в маске только я один.
От унылой философии отвлёк Лайс. Его элегантная фигура мелькнула сначала в удалении, потом появилась поблизости. Мы обменялись взглядами, он слегка кивнул, значит, извлёк уже информацию из переданного Михаилом носителя, возможно, и убийц поймал. Наконец узнаю что-то серьёзное. Лайс исчез, но о месте встречи договариваться не приходилось. По важным вопросам мы общались либо в главном корпусе дворца, либо в резиденции Лайса и Борги. В любом случае следовало заехать домой переодеться.
Обычно я охотно посещаю торжественные приёмы, потому что люблю бывать среди людей, видеть их красиво одетыми, прибранными и довольными, но сегодня еле дождался окончания ассамблеи. Вот что хорошо, когда носишь маску, так это отсутствие необходимости притворно улыбаться. Что бы ни говорил и ни делал, бесстрастные металлические черты сохранят благожелательное равнодушие, и все останутся довольны.
Вернувшись во дворец, с облегчением переоделся в домашнее и отправился в условленное место. Как и предполагал, Лайс опять сидел у фонтана, на этот раз без Борги. Так и знал, что не пустят меня в свою контору. Он не ревнует жену, а к делам питает просто неприличное пристрастие. Когда я откровенно навязываюсь, он иногда терпит, вот как сегодня утром, но чаще всего предпочитает делиться только результатом. Мы, вампиры, вообще со странностями, так что стараемся быть друг к другу снисходительными.
Я присел на ажурную скамейку. Ночь уже наступила, и в саду сияли разноцветные фонари, разметав по небу и листве сказочный застывший фейерверк.
— Выкладывай, — сказал я. — Что-то мне подсказывает, что дело плохо.
— Убийцу мы нашли, допросили. Особых тайн это преступление не содержит. Всю цепочку пока не отбили, но след ведёт в империю.
Ну да, если кто и рискует ставить нам палки в колёса так это Флориан. Каждый новый император по традиции берёт себе это имя, причём без всяких порядковых номеров, как принято было у земных правителей. Не так давно мы воевали с очередным Флорианом, кажется это был предыдущий, а не тот, что торчит на троне сейчас. Дурное вышло дело, но вдвоём с Магни смогли перебороть силу человеческого государства. В мире воцарилось относительное равновесие. Вот до настоящего момента.
— А что было в донесении Михаила?
— Он очень способный человек, талантливый агент и проделал большую работу. Полностью на его сведения я полагаться бы не стал, но лишь потому, что у торговца нет возможности добраться до секретных источников. Почти нет.
— Лайс, я знаю, что ты всегда осторожен в выводах и должен проверить и перепроверить информацию, но мне сейчас нужна ясность только в одном. Вот и скажи мне её.
Он поглядел, словно жалея. Меня или государство?
— Война? — спросил я прямо.
— Существование вооружённого союза империи и Земли не доказано, тем не менее, весьма вероятно.
— А если они договорились, и земляне успели под шумок построить действенный флот, равновесие может оказаться под угрозой. Лайс, я тоже умею говорить длинно, особенно, когда речь за меня пишет кто-то другой, но сейчас давай будем проще. Мы видели всякое и догадывались, что счастливая передышка долго не продлится. Это война.
Он не отрицал. Жаль. Вот бы сейчас рассмеялся легко, как в былые времена, когда мы вольными вампирами носились по вселенной, и заявил, что всё это нелепые выдумки. Мир прочен как никогда, и дежурный Флориан просидит в своём углу до тех пор, пока его подданным не удастся спроворить себе правителя погуманнее.
Я услышал тихие шаги, узнал их сразу. Борга подошла, легко ступая. Её изящные туфельки словно скользили над покрытием дворика. Она остановилась рядом, крошечные ладони коснулись моих волос, пробежались по плечам, мимолётно поправив воротник. Борга часто вела себя так, словно видят у неё не глаза, а руки, но мне нравилось. Простые женские движения наводили порядок не только в одежде или причёске, но и в голове.
Лайс наблюдал за нами без тени недовольства. Как-то он сказал мне, что я нарочно набиваюсь на сочувствие со своей старой любовью, которая давным-давно должна была обветшать, а женщины, какими ни будь они вампирами, всегда с нежностью принимают подобный романтический бред. Я не возразил. Боль была такой личной, что ей надлежало оставаться глубоко внутри, а Лайс пусть считает своего монарха хитрым манипулятором, это только пойдёт на пользу делу. Я сказал, хотя больше всего хотел помолчать:
— Ваше слово ребята, никто другой не знает лучше, пора ли нам принимать меры.
Лайс поглядел на жену, потом на меня и ответил решительно, что было по душе куда больше прежних увёрток:
— Созывай тайный совет, Альв!
Глава 5
Большинство советников — люди, да и собрать их вместе — та ещё задачка. Предоставив её решение Лайсу, я ушёл к себе. Поговорим утром, а пока надо отдохнуть. Суматоха последних суток так утомила, что я не взялся, как обычно, за просмотр документов, а без стеснения улёгся в постель. Давняя манера спать днём оставила вампиров после массового ухода с Земли. Некоторые придерживались её, но чаще мы позволяли себе отдых в любое свободное время.
Дверь я не запер, вообще оставил распахнутой настежь, люблю, когда воздух течёт мимо, даря запахи и прохладу. Мы не чувствительны к жаре и холоду, но имеем пристрастия.
Я уютно устроился в шёлковых объятиях простынь, закрыл глаза и сразу увидел другие. Зоя смотрела на меня из глубины палаты, за её спиной громоздилось устрашающее реанимационное оборудование и на этом фоне лицо девушки казалось особенно живым и нежным. Что она хотела сказать, и что я мечтал услышать?
Сердито повернулся на другой бок и на этот раз отключился.
Сплю я чутко как зверь и, если разбудить без веской причины, просыпаюсь тоже зверем. Старого вампира трудно застать врасплох. Я ещё распахивал веки, а тело уже извернулось, готовясь к прыжку. Я подобрался для атаки и тут увидел причину негаданной тревоги. Ингилейв стоял в дверном проёме, растерянно глядя на меня, должно быть, ему не приходилось видеть, чтобы кто-то реагировал так быстро. Я вспомнил, что разрешил Свену отомкнуть клетку и позволил землянину пользоваться всеми моими личными комнатами и садами. Должно быть, обнаружив незапертую дверь, этот поклонник побегов принялся бродить по крылу дворца в поисках лазеек. По крайней мере, не скучает человек.
Я сел в постели удобнее, кинув под спину несколько подушек, и сказал:
— Ну, заходи!
Развернуться и сбежать теперь было бы неприличной слабостью, я просто видел, как тень этой мысли бродит на лице человека. Он ожиданий не обманул, с достоинством переступил порог.
— Извини, я помешал. Дверь была не заперта.
А молодец: не уточнил, какая дверь. Он мне нравился и не только потому, что от запаха крови (а теперь я ощущал его и сквозь кожу) подобралось всё внутри. Чем-то человек напоминал меня самого, юного, в те давние годы, когда я был землянином, неопытным вампиром, который всегда стремился добиться цели, хотя и не блистал умением грамотно её поставить.
— Присаживайся, поболтаем. Я до утра свободен, а ты хоть и занят, да не тем.
Он криво улыбнулся в ответ и без видимого сопротивления устроился в ближайшем к выходу кресле. Учтивость требовала поступить так же, но я спал голышом, а у человека имелись какие-то предрассудки насчёт обнажённого тела, потому поправил простыни и остался в постели.
Для начала пояснил:
— Начальник дворцовой охраны перенастроил защиту так, чтобы ты мог свободно ходить по всему северному крылу. Здесь есть всё, что нужно, но за периметр попасть не удастся. Ты даром тратишь время.
— Я не знаю, сколько его у меня.
Резонно, так ведь никому не ведом свой срок. Я тоже полагал когда-то, что умру в том же захолустном земном городке, в котором родился.
— Почему ты дал мне имя? — спросил он, застукав меня врасплох среди воспоминаний.
Я вернулся в сегодня.
— У нас так принято. Когда начинали своё государство, многие захотели порвать с прошлым, с тех пор пошла традиция принимать новые имена и ещё одна — не интересоваться прежними. Когда вернёшься на Землю, никто не заставит забирать лишнее с собой.
Он дёрнулся в кресле, словно услышал нечто действительно важное. Наверное, успел навоображать себе кошмаров, и я на всякий случай пояснил:
— Ты останешься здесь, пока не уладится вся эта история с предполагаемым военным конфликтом, потом, как всегда, начнётся обмен пленными, ничто не помешает попасть в программу.
Давая обещание, я подумал, что будущее неведомо, и кто знает, останутся ли на просторах вселенной сами страны, способные заботиться о такой мелочи как обмен выжившими вопреки всему. Мир шатался, но люди всегда надеялись победить, и у них иногда получалось.
— Расскажи о Земле! — попросил я.
Он, уже успев расслабиться, вновь весь напрягся, глянул исподлобья, готовый, как видно, верно хранить доверенную ему военную тайну. Не представляю, что такое важное он мог знать, да и неинтересно это сейчас. Борга всё равно рано или поздно до него доберётся и вылущит нужные сведения, перед ней все пасуют: и мужчины, и женщины.
— Я не выведываю секреты, просто расскажи немного о планете, на которой я родился, и которую покинул в первую эмиграционную волну.
Опять что-то не так? Почему он смотрит, как будто привидение увидел? Подсчитывает, как много веков прошло с той поры? Вампиры бессмертны, на Земле об этом, похоже, забыли. Надо начать как-то более деликатно.
— Давай познакомимся ближе. Ты с военного корабля?
Кивает.
— Десантник?
— Пилот.
Дело, кажется, двинулось.
— А я правитель всего этого — Альв.
Взмахнул рукой, без особой точности показывая вокруг. Вроде бы я представлялся, но и повторить не вредно. Маленькое тщеславие не такой большой порок. Ингилейв смотрел пытливо и вдруг произнёс с подчёркнутой иронией в голосе:
— Всего этого — значит, Директории Сангус, государства расположенного на трёх благоприятных для жизни процветающих планетах, владеющего самым многочисленным торговым флотом и одних из наиболее мощных военных флотов в известном нам обитаемом космосе?
Смотри-ка, хорошо их учат в школе или кадетском корпусе! Я и сам всего не знал, неужели у нас так много коммерческих судов? Почему это не отражено в пропаганде? Надо вставить в какую-нибудь речь: классно ведь звучит! Да, наши миры богаты ресурсами и производят немало годной продукции, а также целое море информации и всем этим мы готовы щедро поделиться с каждым, кого сумеем развести на денежки.
— Да, — сказал я скромно.
Глаза только не опустил, потому что интересно, что будет дальше, а произошло и правда любопытное. Ингилейв засмеялся. Не так как свободный человек без проблем и волнений — раскатисто и широко, а коротко и почти непроизвольно, но всё же проявил хорошие эмоции, даже если потешался надо мной.
— Невероятно! — произнёс он. — Я ведь мечтал увидеть тебя, ещё когда был ребёнком.
— В кандалах и коленопреклонённым? — рискнул предположить, не боясь ошибиться.
Не любят нас на Земле, если, конечно, разведка не врёт. Он покачал головой.
— Другие мальчики выбирали героями космопроходцев, воинов, а я, увидев как-то изображение рыцаря в доспехе и сияющей маске, начал разузнавать о тебе всё, что можно. Наверное, меня влекла загадочность. Человек, лица которого никто не видит.
Я невольно принёс извинения, опять сработала моя дурацкая привычка оправдываться:
— На самом деле я не так глуп и тех, кто знает, как я выгляжу без защиты довольно много, иначе ведь любого болвана можно затолкать в костюм и править от его имени государством. Мне кажется, что мой образ в земной пропаганде должен выглядеть скорее отрицательным: безжалостный диктатор, захвативший несчастных людей в полную власть. Кровавый король. Мне рассказывали.
Он пожал плечами, вероятно из вежливости или из осторожности опасаясь быть слишком правдивым. Всё же признался:
— Портрет я хранить не решился.
— Мог ограничиться карикатурой, я не обидчив.
Мне было приятно, что в Ингилейве сбереглась память о нелёгких мальчишеских годах, и он поделился со мной этими историями. Так здорово болтать о незначительных вещах, не оглядываясь на то, что каждое твоё лыко могут вставить в строку и в этом же коробе потом зарыть в землю. При мысли о том, что утром соберётся тайный совет и меня примутся рвать клыками, пока не пойдёт из ушей дым, или, что более вероятно — кровь, захотелось, чтобы ночь не кончалась.
Почему я прежде не пытался найти человеческих друзей? Потому что правитель, и время моё бесценно? Не положено знаться с теми, кто стоит ниже? Так с теми, кто высоко, я и сам не хочу общаться. Они скучные, ищут лишь выгод, и не будут смеяться над детскими воспоминаниями, потому что какой в том прок?
— Мне столько всего пришлось переоценить за эти дни, — сказал Ингилейв, я слушал. То, что он говорил, казалось очень важным. — Люди меня истязали, и это было страшно. Потом заточение, кандалы. Меня разглядывали, говорили вокруг на непонятных языках. Я представлял себе столько кошмаров, что не знаю, как выдержал рассудок.
— И тут я с неуёмной жадностью, позволительной лишь птенцу, принялся пить твою кровь.
Пожалуй, я ещё больший негодяй, чем полагал раньше, но ведь всё закончилось хорошо, и это главное. У всех нас за спиной нелёгкие испытания. Когда я попал в лапы молодчиков Флориана, (это была ещё не империя, а просто жуткая крепость пиратского сброда), меня истязали годами. Не потому что хотели выведать какие-то тайны, это ведь случилось почти сразу после исхода, я не знал никаких секретов, а просто так. Потому что я вампир, потому что им нравилось мучить — не знаю, и не пытался выяснить: вникать в чужую больную психику — значит серьёзно рисковать своей здоровой.
Я сумел сбежать, хотя это казалось немыслимым, когда тебя превращают в зверя, ты способен на большее, чем подозревал прежде. Да, я убил тогда многих. Не горжусь этим, но и не стыжусь.
Ингилейв совсем оттаял и всё же рассказал немного о Земле, мелочи, которые мало кому интересны, потому что нет в них великих истин, но для того, кто, покинув родину, всё же не забывал о ней, каждое слово казалось нитью, сшивающей разорванный на клочки лоскут души.
Потом я оделся, и мы прогулялись по саду. Разноцветные фонарики, казалось, позабавили человека, он разглядывал их с изумлением. Как я понимаю, вырос он в небогатой семье, и вполне умеренная роскошь дворца казалась ему избыточной. Потом он опять заговорил о том, что мучило, рассказал, как ломались с детства внушённые истины, когда увидел богатый красивый и свободный город по дороге от космопорта к моим владениям, довольных здоровых людей. Землянам ведь твердили, что Директория держится на чудовищном угнетении.
Мне-то всегда казалось, что процветание тираний временное, куда надёжнее дать людям покой, а с остальным они разберутся сами.
Ингилейв осторожно присматривался ко мне, когда думал, что не замечаю. Всё ещё сомневался в том, что я вампир? Сверял воспоминания с негаданной реальностью?
— Я разочаровал мальчика, которому казался привлекательным блеск доспехов и сияние маски?
— Нет.
Подробностей, скорее всего, не дождёшься, да и к лучшему. Не хочу я знать о себе больше того, что уже знаю.
Почувствовав, что Ингилейв утомлён, я отправил его спать, предложив в дальнейшем избавлять меня от одиночества всякий раз, когда мне выпадет случай отделаться от работы. Он согласился. Его душа пришла к равновесию, а если подозрения и терзали (а кого и когда они оставляют в покое?), то с этим удавалось жить.
Тихий и умиротворённый я отправился в кабинет, чтобы поработать остаток ночи, и едва не споткнулся на пороге, увидев свечкой застывшую возле моего стола Боргу. Как это не вовремя и некстати.
— В чём бы меня ни обвиняли, это ложь, клевета и вражеская пропаганда!
Она вздёрнула узкий подбородок, глаза, казалось, могли испепелить не хуже, чем запрещённые на планете бластеры.
— Молодой человек, с которым ты прогуливаешься в романтическом уединении…
— Моё, не отдам! — перебил я.
Обнаружил, что и, правда, готов ощерить клыки, то есть не в шутку. Сам себя удивил. На этот раз подбородок опустился вниз, хотя взгляд продолжал меня плавить.
— Он землянин.
— Простой пилот с заштатного корабля. Он не знает никаких секретов, а если и знал, то всё выложил Вотану, больше ничего не осталось.
— А ну иди сюда!
Лучше послушаться, потому что Борга всё равно своего добьётся, только большей кровью.
— Как дела у Михаила? — спросил, чтобы хоть ненадолго отвлечь контрразведку от моих прегрешений.
— Жив, как ни странно. Твой героический прыжок — Лайс мне всё рассказал — позволил сократить количество яда, попавшее в организм до минимума. Медики надеются, что он поправится, но произойдёт это не скоро. Допросить его пока не удалось.
— А Зоя? — я сделал вид, что только что вспомнил о ней, а не думал всё это время как незаметно выведать подробности.
— Бедняжка переживает за отца, но мы немного поговорили.
Борга удовлетворённо кивнула и немного сместила прицел. Наверное, ей удалось выудить из девушки что-нибудь интересное, вот и смягчилась. Она предана работе.
— Что будет с ней? С кораблём? На Землю им возвращаться небезопасно.
— Лучше всего интернировать судно и людей. Они заслужили защиту.
Борга сделала шаг вперёд и оказалась совсем рядом, а потом обняла, прижалась щекой к моей груди. Я зарылся носом в её волосы, легко заключил тонкую фигурку в кольцо рук. Мы застыли.
Нет у меня и в мыслях не возникло наставлять Лайсу ветвистые украшения, да и Борга безукоризненно хранила преданность мужу так же, как и государству. Просто она знала, что мне иногда нужна поддержка, а мы ведь старые товарищи. Давным-давно вместе создавали сегодняшнее благополучие. Первая директория, бешеная пятёрка ненормальных ошалевших от вольного ветра вампиров. Это были трудные времена, каждый день — битва, каждая ночь — продолжение неё. Сумасшедший век, когда после хаоса исхода начал сотворяться начальный, ещё бестолковый и наивный порядок.
Только мы с Боргой и уцелели из тех зачинателей, и я думаю, что погибшие братья были лучше нас, но они ушли, оставив Сангус нашим плечам. Самое трудное тогда оказалось заложено — союз с людьми, понимание обеими сторонами, что сотрудничество полезно. Пошли бы мы этой дорогой, если бы предвидели все сложности, что встретим на пути?
— Альв, ты уже знаешь, что скажешь на совете?
— Как, разве мне не написали речь? Я ведь должен ещё заучить слова.
Борга отстранилась, глядя на меня с той спокойной нежностью, которую позволяло давнее знакомство.
— А знаешь, ты стал немного счастливее за последние дни. Это пугает и радует.
Она поцеловала меня легонько и исчезла, оставив знакомый слабый аромат и тяжесть непрошеных сомнений.
Глава 6
Утром я ощущал себя собранным и сильным. То есть быть готовым воочию встретиться со всеми директорами никто, наверное, не способен, но я смирился с тем, что предстоит. Хотя собрание закрытое, народ не оповещён, надел доспех и маску, снять всё это никогда не поздно. От дворца улетят утром несколько одинаковых флаеров, никто не узнает, в котором из них будет заключена моя монаршая особа. Лайс опасается покушений. Резонно, конечно, перед началом войны устранить враждебных лидеров, но в моём случае большой выгоды не пребудет. Я, бесспорно, важный элемент политической системы, но и без меня она не обескровится. Любой из семи директоров сможет принять обязанности и довести правое дело до победного финала.
Когда мы начинали, как я уже говорил, нас было пять, после присоединения к Директории ещё двух планет, совет пришлось расширить. Лететь до цели несколько минут, и я в последний раз прикидывал, каков будет предположительный расклад сил. Лайс и Борга меня поддержат, Тора, скорее всего, тоже — генералы всегда за увеличение армии и дополнительное финансирование. Вот кто способен ожесточённо сопротивляться, так это кураторы двух других наших планет — Грелёд и Беван. В глубине души я их понимал: куда приятнее строить заводы, фермы и жилые комплексы, чем военные корабли. Рауду тоже вряд ли придётся по душе новая политика, но с ним мы работаем бок о бок, его я сумею убедить без особого труда.
То есть, будь у нас принято голосование, я смог бы обеспечить перевес своей точки зрения, но дело считалось решённым, лишь когда за него выступали все участники тайного совета. Наверное, старый закон обветшал. Прежде ведь директора были вампирами, и обуять наш неукротимый индивидуализм удавалось только таким способом.
Как и положено, я пришёл в зал заседания последним. Директора встали, приветствуя того, кому передали полномочия почти независимого монарха. Я уселся в своё кресло, больше и красивее других, жестом разрешил остальным занимать места. Церемонии, таким образом, закончились и на меня ринулись с двух сторон.
Беван уже старик по человеческим меркам, почему-то он всегда становится в позу патриарха, игнорируя, что, юные лицами, мы, вампиры, живём уже давно. То ли не укладывается в сознании вечная молодость, то ли на остатке дней страшно упустить главный приз.
Грелёд моложе и не так категорична, хотя её мягкие доводы куда действеннее для моей податливой души, чем гневные тирады Бевана. Она и внешне привлекательна — полная женщина с уютным лицом всеобщей матери и защитницы угнетаемых. Внутри же неё живёт расчётливость опытного финансиста, и я понимаю, что ей просто физически больно тратить заработанные планетой деньги на «мальчиков и девочек в красивой форме и их очень дорогие корабли». Я тоже хочу, чтобы наши миры становились прекраснее и удобнее для проживания, но военное поражение способно навсегда погубить общее благополучие. Понимаете, это мне кажется, что война была недавно, а люди успели за прошедшее время сменить поколение, привыкнуть к стабильности, подобреть.
Тора, наша прекрасная воительница, адмирал объединённого флота, немедленно стала на мою сторону. Миниатюрная блондинка лет сорока, она несёт в себе несокрушимый характер и недюжинную отвагу. Да, я способствовал её карьере, как только мог, и теперь у нас есть стратег, на которого директория может положиться в трудную минуту.
Перебранки из-за денег всегда самые ожесточённые. Но я терпеливо тащил свою точку зрения по бурным волнам того, что в принципе, допускалось назвать дискуссией. Лайс и Борга молчали. Он с видом компетентным и слегка усталым, она — само очарование. Рауд, нескладный и крупный мужчина, по возрастной шкале уверенно догоняющий Бевана реплики подавал лишь изредка. Он гораздо умнее, чем выглядит со стороны, наверняка уже смирился с переменами и теперь прикидывает, как много армейских подрядов сможет урвать для своего мира и где их разместит.
Кровь из ушей у меня пока не шла, да и дым умеренно. Шлем я снял. Мне легче было говорить с открытым лицом. Доводы постепенно действовали. Лайс открыл рот, чтобы сообщить выжимок из своих агентурных сведений. Факты заставили умолкнуть самых непримиримых.
Не прошло и четырёх часов, как скрипучие колёса политики свернули в нужную мне колею. Совет принял решение перенаправить денежные потоки на приоритетное строительство военных кораблей и усиление охранительных баз.
Благожелательно-спокойный внешне, но измученный внутри, я сердечно попрощался с директорами, бережно задерживая их мягкие ладони в своих металлических пальцах. Люди тоже уверенно соблюдали протокол, и только Тора улыбнулась мне откровенно широко и хлопнула по бронированному плечу:
— Ты молодчина, Альв, и всё делаешь правильно.
— Я стараюсь!
Хотел поцеловать ей руку по старинному обычаю, но не стоило так рисковать своей мордой. Она замечательная женщина, но я её не понимаю. Война штука невесёлая, а у Торы оба сына в армии — летают на малых истребителях. Я их знаю, и совсем не хочу, чтобы они убивали других ребят, чьих-то сыновей и дочерей, да и себя подставляли под залпы орудий. Здорово было бы избежать войны, вот для того нам и потребны новые корабли.
Добившись успеха, решил, что вполне заслужил небольшую награду. Дворец никуда не уйдёт, а космопорт рядом, и ведь должен я навестить Михаила, как-никак, жизнь ему спас, положение обязывает. Разумеется, теперь выступлю не как действующий правитель, а как частное лицо, потому броню и маску отправлю домой вместе с охраной, а сам пойду пешком.
Приятно, когда ветер касается кожи, шевелит волосы на голове, задувает под одежду. Он горячий и полон ароматов, я пошёл ему навстречу, и голову запрокинул от удовольствия. Люди пахнут так по-разному. Одни ничего не будят в душе, и не заденут, пока не проснётся настоящий голод, другие привлекательны так, что хочется пойти следом. Сейчас я, впрочем, сыт и люблю свой народ исключительно платонически.
В космопрот меня пропустили свободно, но возле медицинского отсека начались сложности. Охрана не дремала, причём бдели здесь не только люди, но и вампиры, что сразу доказывало высокий уровень внимания Лайса. Наших он пускает в дело, когда всё очень серьёзно. Я не пытался договориться сам и поступил правильно. Откуда не возьмись, возник мой личный страж, это не тот человек, что был вчера, но его тоже обучили прокладывать дорогу к цели, когда я выхожу в народ.
Переговоры, отданные на откуп профессионалам, закончились быстро, и я попал внутрь. Здесь вампиров нет, лишь человеческий персонал неслышно перемещается из помещения в помещение. Специальная обувь делает шаги почти бесшумными, униформа и маски слегка пугают, запахи тиранят носоглотку, хочется чихнуть, но я сдерживаюсь.
Михаил всё так же лежит среди трубок, но я и от двери почувствовал, что дышит он увереннее, сердце стучит сильнее, а кровь веселее бежит по жилам. Попытался снова уловить её знакомую притягательность, но в местах, где царит большая дезинфекция — это слишком сложно. Я и запаха Зои не ощущал, хотя она здесь, задремала на кушетке у окна.
Её снабдили униформой больницы, что умно. Очень трудно выделить нужного человека в массе одетых одинаково. Маска отключена, и мерцание стерилизующего поля не мешает видеть лицо Зои. Собственно говоря, ничего больше и не разглядишь. Даже волосы тщательно убраны под шапочку.
Я застыл на пороге, чувствуя себя лишним. Собирался ведь проведать Михаила, узнать, как его дела, и вот всё понятно: собственные сенсоры и приборы наблюдения говорят, что улучшения налицо, то есть пора развернуться и уйти, но почему-то я медлил.
Зоя дремала, сон был неглубок и тревожен. Подрагивали пушистые ресницы, на нежную кожу от них падала тень. Нехорошо смотреть на спящих, но вдруг она прогонит меня, если проснётся? Рискнул войти в палату. Влекло так и оставшееся неудовлетворённым любопытство. Все спят, приборы не выдадут, а записи камер слежения Лайс подчистит, если я сделаю что-нибудь лишнее.
Сквозь трубки в кровь человека поступала какая-то жидкость, наверное, по венам бежит уже не наш любимый эликсир, а неаппетитный компот и пробовать его бесполезно, но кожа дольше хранит собственный запах. Я склонился к лицу Михаила, пытаясь уловить хоть что-то сквозь истошную вонь медикаментов и не почуял ничего. Предсказуемый результат, что поделать, придётся навещать его чаще, это же мой долг и как спасителя, и как государя.
Лёгкий шорох со стороны кушетки заставил отпрыгнуть и принять невинный вид. Люди не умеют просыпаться так мгновенно как вампиры, поэтому я успел. Зоя посмотрела сначала недоумевающе, потом вполне приветливо, села, аккуратно спустив на пол небольшие ступни.
— Рада тебя видеть! Так быстро ушёл, а я и имени твоего не знаю.
— Альв, — сказал с готовностью.
У нас на планете каждого второго мальчика так называют. Ну ладно, не каждого второго, я немного преувеличил.
Она встала, вся такая мягкая расслабленная ещё немного сонная, что захотелось взять на руки и укачать как ребёнка, должно быть, устала в бдениях и тревогах.
— Вот, — сказал, слегка кланяясь, — зашёл проведать вашего батюшку. Полагаю, ему лучше?
— Да, врачи говорят, что самое страшное позади, но просыпаться ему пока не дают.
Зоя оглянулась на постель, словно полагала, что отец вполне может слышать нашу беседу, что бы там не твердили медики. Не желая его тревожить, или по какой-то другой причине она кивнула мне на выход.
— Идём, надо поговорить.
Я не возражал. За дверью свирепо посмотрел на охрану, и парни, кажется, догадались, чего я хочу. Один вошёл в палату, другой остался снаружи. За мной никто не топал. В коридоре болтались ещё стражи, лайсовы или свеновы, точно я не знал и не до того, честно говоря было. Как давно никто не приглашал меня уединиться. Ну кроме сановников, которые вечно норовят, поговорить с государем каждый отдельно, и всех, кому что-то от меня надо, и целой толпы ходатаев за то и за это, но большинство из них не красивые девушки, так что не считается.
Зоя привела в небольшой холл, дальний уголок корпуса. Здесь растения теснились в вазонах и приглашали к приватной беседе уютные диванчики, но мы остались на ногах, официально друг против друга. Зою не портил даже мешковатый комбинезон, я много чего разглядел, пока шёл следом.
— Прежде всего, хочу поблагодарить за то, что спас жизнь отцу.
Она крепко пожала мне руку, хотя я предпочёл бы поцелуй.
— Я случайно проходил мимо, нет в том особой заслуги.
Задержал её ладонь в своей, ещё раз поклонился, посмотрел в глаза, но Зоя спокойно высвободилась из моего неуверенного захвата. Интерес у неё намечался чисто деловой, голос звучал спокойно, взгляд удручал открытостью, ничто не трепетало в прекрасном теле, выдавая смятение души, а чего иного я ждал? Знакомо-то всё как. Мысленно вздохнул и приготовился выслушать очередное ходатайство, ну да, так и вышло.
— Мне не объяснили, кто покушался на отца. Ты не знаешь Альв? Я спрашивала у Лайса, он говорит, что следствие ещё не закончено.
Если Лайс что-то скрывает, у него на то свои резоны, не мне заступать дорогу железной поступи правил.
— Вероятно, сообщат, когда результат будет известен.
Сразу увидел, как разочаровал Зою мой бессмысленный ответ. Пробило, видите ли, на официальный тон. Неужели я разучился просто общаться с людьми, превратился в деталь политического механизма? Грустно если так. Пока я мучительно пытался придумать, что сказать ещё, как не позволить разочарованию уничтожить всякую возможность симпатии между нами, сзади раздались шаги.
То есть, это громко сказано, потому что поступь человека была почти не слышна, кто-то из медработников брёл по своим делам, но я раздражённо повернулся, это нас с Зоей по сути дела и спасло.
Мой острый слух, недовольство помехой, зрение, которое быстрее и детальнее человеческого — всё сработало на удачу. Я увидел нечто вроде бластера в руке идущего мужчины и загородил Зою своим телом. Влажный предмет смачно шлёпнул в ключицу, я понял, что это аппликатор вроде того, что прилепили Михаилу и закричал, страшась отойти от девушки хоть на шаг:
— Зоя, отвернись, прячь лицо, руки, это яд, скорее.
— А ты?
Как будто есть время на разговоры? Ну да, я одет легко, и приятно, что обо мне беспокоятся, но не время сейчас проявлять геройство. Дуло аппликатора поворачивалось, для человеческого восприятия быстро, для моего медленно, и я тотчас сместился, принял в плечо ещё один заряд. Человек целился в лицо, я был выше ростом и без труда закрывал Зою собой, но не мог броситься на этого урода, пока она рядом, я понимал, что должен уберечь её, но не знал, как поступить, когда руки связаны! Сколько продлится эта игра, и нет ли у моего противника оружия посерьёзнее лепёшек с ядом?
— Мне ничего не станется, я — вампир! — ответил и почувствовал, как содрогнулось всё её хрупкое тело.
Это не аппликация попала в цель, всего лишь проснулось отвращение к нежити. Зоя отшатнулась — это больно — зато послушалась. Быстро повернувшись, она присела и укрылась за креслом, пряча в складки одежды лицо и кисти рук. Мои оказались развязаны.
Я прыгнул вперёд и уже в полёте, сгруппировался для атаки. Увидел, как человек выбросил другую ладонь мне навстречу. С пальцев сорвался предмет, казавшийся пустяком, игрушкой, что-то вроде полупрозрачного детского мячика, но меня сейчас всё пугало. Извернулся, как смог, принял снаряд на предплечье и растерялся, не ощутив удара. Шарик деформировался, растёкся водицей, локоть онемел, и чуть раньше, чем меня накрыла боль, я успел отвернуться.
Прошило так, что крик вырвался из груди раньше, чем успел его подавить. Ступни коснулись пола, всё это происходило как бы в другой вселенной, потому что в этой ничего не осталось, кроме немыслимых мук, но я заставил себя вернуться в обыденный мир и ударил неповреждённой рукой прямо в мерцающую маску, за которой скрывался целый ещё череп. В уши прянул хруст чужих костей, злобное шипение собственной сгорающей плоти, очередная волна пульсирующей боли затемнила сознание так, словно наступила ночь.
Я видел немыслимо искажённое пространство, кривой, словно его сворачивали в спираль коридор, бегущих людей, но помнил только, что там, за спиной, Зоя, а любой из тех, кто поспешит на мой крик, может оказаться врагом.
И я озверел. Треснула и разлетелась скорлупа благопристойности. Я сознавал, что должен защищать девушку и себя, а боль рвала, норовя лишить разума и сил, и поддаться ей было нельзя и допустить кого-то в этот тесный тихий мирок тоже.
Я атаковал, погнал людей прочь, они заполошно рассыпались. Кто-то что-то орал, но более не достигали разума голоса, слова не задерживались в голове, я отступал, потом снова бросался вперёд, не давая никому приблизиться, и опасаясь кидаться в угон. Коридор всё закручивался, я уже словно стоял на потолке, но враги тоже, значит всё было нормально. Собственный рык буквально разрывал горло. Я не знал, что с правой рукой, она не слушалась, возможно, совсем сгорела, но осталась вторая, и я верил — сумею удержать позицию, пока… дальше соображение отказывало.
Не знаю, как долго тянулось это безумие. Перед глазами плясал мир, шёл кровавыми пятнами, но тут я различил знакомые черты. Это Лайс, он бежал ко мне, и он точно не мог быть врагом. Я понял, что теперь получил право уйти туда, где боль отпустит на время или насовсем, потому что подоспела помощь. Полумёртвый вампир может, наконец, свалиться и додохнуть здесь, на полу. Под ногами он или над головой, но охотно принял меня, и падать оказалось совсем не страшно. Я увидел напоследок далёкий неправдоподобный свет и больше ничего. Наступила тьма.
Глава 7
Я ужасный пациент. Если кто-нибудь начнёт это отрицать — не верьте. Мне-то лучше знать. Боль вытащила из забытья с садистским удовольствием маньяка, снова запустила в сознание безумный механизм боя, и я принялся рычать раньше, чем соображать. Клыки дёргались, норовя рвать и резать, но потом удалось разлепить веки, и я понял, что вокруг не враги.
Борга удерживала меня на постели, не давая вырваться и начать крушить всё вокруг. Она была невероятно терпелива, но маленькие складочки глубже обычного легли вокруг рта, и я сообразил, что лучше покориться, если не хочу, чтобы меня основательно побили.
— Вот так лучше!
Она выпрямилась, свирепо глядя сверху вниз. Я скосил глаза, не ожидая увидеть что-либо существенное дальше плеча, но рука оказалась на месте. Всю её покрывал слой студенистой дряни, вроде тех аппликаторов, которыми пытались убрать землян. Под этим желе бушевала боль, вцепляясь то в одну часть плоти, то в другую, выскакивая иногда за пределы повязки, чтобы погулять по остальному телу.
— Мне плохо!
— Разумеется!
— Зоя жива?
— И она, и Михаил. Мы перевели обоих в крепость, там надёжно.
Стало легче, хотя и ненамного. Главное, что я выполнил свой долг, защитил доверившихся мне землян. Как сумел.
— Эта жгучая жидкость, что это было?
— В лаборатории выясняют. Новая разработка, раньше не встречалась, Лайс озабочен.
— Мне бы его заботы! — прорычал я в ответ.
— Заткнись и лежи смирно!
Перед лицом возникла бутылка, в ней синтетическая еда, которую мы используем, когда не можем достать свежей крови. Я понимал, что к человеку меня сейчас подпускать нельзя, могу и убить, потому послушно выпил противную жидкость. Она отвратительна на вкус, но голодные спазмы немного утихли, даже плечо и руку, как будто, грызли одновременно уже не тысяча зверей, а всего девятьсот девяносто девять.
— Дай ещё!
— Обойдёшься. Воды могу предложить.
На самом деле она меня всегда жалеет. Именно Борга вытирала мои сопли после всех поражений первичного раздела, и когда я приполз из застенков Флориана и готов был убивать вообще каждого, кто рисковал ко мне приблизиться, именно она помогла войти в разум, предварительно надавав моральных тумаков. Случалось и мне её утешать. Нашпигованного серебром Лайса мы выхаживали вместе. Когда ему становилось совсем плохо, Борга как ребёнок забиралась ко мне на колени и тихо сидела, уткнувшись лицом в мою шею, а я гладил её волосы и говорил какую-то успокоительную чушь. Ещё чаще мы просто застывали рядом и молчали. Два терпеливых вампира, старых боевых товарища.
Вероятно, мне нельзя много есть. Не берусь судить — почему, но верю, что Борге виднее. Надо терпеть боль и голод, зарастёт рука или всё-таки отвалится, это можно пережить, у меня ведь останется ещё одна, надо спасать целое. Я сжал уцелевший кулак, потом расправил пальцы, разглядел их — остались на месте. Ну вот.
— Мне надо уйти, — сказала Борга. — За тобой присмотрят.
Она отступила чуть в сторону, и я увидел Ингилейва, неуверенно застывшего у двери. Тотчас ощутил и запах, такой призывный, невыносимо притягательный, что жаждал не просто вцепиться в беззащитную шею, но рвать её зубами, добираясь до крови любой ценой, пить, пока в голове не перестанет биться безумие, а в сожжённой конечности — боль.
Неистовость этого порыва испугала до дрожи, и чтобы хоть как-то совладать с собой я вцепился в край постели, отчего она начала расползается в клочья.
— Не оставляй меня с ним! Борга!
Она решительно вздёрнула подбородок.
— Справишься!
Легко сказать, я совершенно не был в этом уверен. Вжался спиной в затрещавшее подо мной ложе. Голод и боль терзали вместе, я сознавал, насколько это мощный противник. Борге, наверное, всё равно, успела прокачать парнишку, не обнаружила запасов ценных для общего дела знаний и готова отдать его на заклание, потому что меня она любит, а человек для неё просто человек. Я же успел к нему привязаться, и не только к сводящей с ума крови, но и к собственно личности. Не хочу убивать, калечить, хотя меня самого только что чуть не прикончили и наверняка изуродовали.
Я опять поглядел на пострадавшие места, регенерация что-то не спешила, а гель действовал как осиновая припарка. Извести они меня хотят, сам всех зарою!
— Борга! — зарычал зверем, но она внимания на меня не обратила, инструктировала Ингилейва.
Объясняла, как часто (хотя, скорее, как редко) можно давать мне бутылочки с кормёжкой, на какое расстояние приближаться, чтобы не попасть в область, где заработают безусловные рефлексы злого, хищного, хотя бедного и больного вампира. Несчастный слушал и кивал, а в душе нарастал страх: вздрагивали пальцы, ширились зрачки. Неужели он наблюдал, как я тут бессовестно беснуюсь? Неудобно. Лихо я развенчиваю себя как кумира. Человек мной восхищался, пусть это было в далёком детстве, а я веду себя как капризный придурок, у которого даже последние тараканы из-под черепа разбежались. Затих.
Борга, закончив объяснения, повернулась снова ко мне и сказала чётко, ясно, словно гвозди в гроб заколачивала:
— С постели не вставать, лишнего не есть, человека не кусать. Приду — проверю.
И ушла. Мы с Ингилейвом в панике посмотрели друг на друга. Он источал страх, хотя я начинал прозревать, что напугало его моё плачевное состояние, а не то, что я злой, свирепый и вампир.
Голод жёг изнутри, святая вода или что там было в шарике, снаружи, всё же, я немного успокоился и начал соображать. Наверняка меня кормили, пока был без сознания, иначе сейчас пришлось бы совсем плохо. Да, я очень хочу растерзать этого человека и выпить его кровь, но сумею владеть собой. Я справлюсь, и Борга наверняка об этом догадывалась.
Я и вести себя постараюсь прилично: не ныть, не выпрашивать еду, не ругаться, не орать, не шипеть и не рычать. Мне почему-то стыдно уронить себя ещё ниже во мнении смертного. Он ведь ко мне со всей душой. Не содрогался брезгливо как Зоя, разве что вздрагивал от страха. Хороший человек.
Хватило меня минут на пять. Сам не сразу заметил, что начинаю беспокойно терзать здоровой рукой остатки постели, внутри проснулось злобное желание крушить, ломать, рвать пусть предметы, если нельзя людей. Я оглядел комнату, мечтая разнести её в черепки и щепочки, снова встретился взглядом с Ингилейвом.
— Дай мне еды!
Он заторможено покачал головой:
— Рано, нельзя.
Вот упрямый, хотя, конечно, Борга кого угодно заставит слушаться. Я мог бы сам добраться до вожделенного корма, но, если встану, она непременно узнает, тогда мало не покажется: для моей пользы может и в кандалы заковать, будет ещё хуже. Снова оглядел отвратительный кисель, под ним словно чесноком натёрто. Регенерация, где же ты, почему всё так плохо?
На какое-то время уплыл в бред, хотя сознавал и происходящее вокруг, две параллельные реальности выносили мне мозг, потом ноздри ощутили запах такой невыносимо зовущий, что невольно дёрнулся ему навстречу. Живая человеческая рука оказалась рядом. Я видел, как сияет сквозь тонкие стенки вен кровь. Это просто огонь — целительный, волшебный, надо выпить его, и тогда уйдёт боль. Вцепился в запястье, так сладко было ощущать пальцами горячую податливую плоть. Услышал испуганный крик и отрезвел.
Ингилейв уронил на постель бутылку и отпрыгнул к двери. На его предплечье остались следы моих пальцев. Хорошо хоть кости уцелели, хруста их я точно не слышал. Схватил бутылку и присосался к горлышку. Теперь и это пойло казалось вкусным, ну или хотя бы полезным. Допил, перевёл дыхание. Обошлось.
— Извини, конечно, но не стоило подходить так близко.
— Мне показалось, что ты заснул.
— Никогда не надейся, что спящий вампир безопаснее бодрствующего.
Ингилейв снова опустился в любимое кресло у двери. Запах ослабел, и я чуть успокоился. Борга предусмотрительно оставила сквознячок, из сада тянуло сладким цветочным, ничуть не аппетитным духом.
— А почему нельзя поесть-то вволю? — спросил мой человек.
— Не знаю, и ты меня не провоцируй, а то начну ныть, ещё и базу подведу под полноценное здоровое питание.
Он заколебался, а потом выдал такое от чего впору упасть с кровати:
— Наверное, тебе нужна свежая кровь, а не консервированная. Я могу поделиться.
И протянул руку, которая вскоре и так украсится жуткими синяками от моих пальцев. Жизнь можно ощущать полной и прекрасной среди любых бедствий. Вампиры и люди неисправимы. На меня снизошло возвышенное безумие, едва не начал смеяться. Должно быть, Ингилейв вообразил, что еда из бутылки может вызвать несварение желудка, а вот свежак из вены организму вампира точно не повредит. Странная ничем мной не заслуженная самоотверженность землянина тронула едва не до слёз. Сколько раз уже обещал себе разувериться в человечестве, а оно возьмёт и поразит так, что и в себе найдёшь источник добра и понимания.
Одни тебя оттолкнут, а другие примут таким, какой ты есть. Жить всё-таки стоит.
— Даже не вздумай, не подходи близко, как тебя Борга учила, и бутылки бросай с безопасного расстояния. То есть, я насовсем не отказываюсь от щедрого предложения руки и крови, вот когда поправлюсь…
Я снова погрузился в страну грёз, и там меня наконец-то нашли не враги и кошмары, а прекрасная моя Айрис. Она снова, как когда-то давно, бежала босиком через росный луг и за ней оставался тёмный след, а я раскрыл навстречу объятия, хотя рассвет потрясал небеса, и следовало искать укрытие.
Мы обнимались на колкой соломе в самой глубине амбара. Я засыпал на мягком плече, невероятно счастливый её любовью и своим доверием, а солнце царапало лучами-когтями крышу, норовя добраться до меня и погубить.
Боль снова вытащила за шиворот в реальный мир. В нём оказалось плохо. Комната едва просвечивала сквозь марево цвета разбавленной крови.
— Пить, — попросил я. — Дай!
У Ингилейва сделались несчастные глаза, наверное, не следовало мне давить на жалость, но с ума сводило абсолютно всё.
— Хотя бы воды.
Бутылка тут же прилетела, и я глотал это невкусное, надеясь обмануть пристрастие. Не получилось. Бред теперь шёл по трём дорожкам, и разобраться, по которой я смогу прийти к себе или хотя бы к другим, было совершенно невозможно. Перед взором витали тени былого, и, обнаружив, что готов запустить клыки даже в безобидное привидение, я невероятным усилием вытащил себя наружу.
Рядом стояла Борга, и я начал лихорадочно вспоминать, не натворил ли чего ужасного в бреду и вне него.
— Я ничего не делал!
Она кивает.
— Знаю, но это пока. Сейчас будем менять повязку.
Я взвыл, хотя и знал, что это не поможет. Борга начала медленно отдирать гель, он, оказался одним резиновым слизняком и отлипал от кожи, вернее, того, что ею когда-то было, с мерзким шелестом, причиняя мне сумасшедшую боль. Я принялся шипеть и рычать одновременно, а это не каждому удаётся, что-то рвал и ломал, но Борга всегда со мной справлялась, справилась и сейчас. Взглядом заставила заткнуться, и последний край сняла разом. Сложилось полное впечатление, что пальцы оторвались от всей остальной руки и теперь болтаются на целебной плёнке. Я невольно повернулся посмотреть. Они остались где положено, хотя кроме косточек там практически ничего и не было. Какие тоненькие.
Борга быстро обработала раневую поверхность аэрозолем (больнее от этого не стало и то ладно), наложила свежего слизняка. У меня иссякли силы, едва хватило на стон, зато получил бутылку еды и всосал её за один хлюп. В голове немного прояснилось, заметил, что Ингилейв всё ещё здесь, хотя я надеялся, что Борга прогнала его, чтобы не шокировать моими очередными выходками. Бедный человек, ему-то за что достались эти пляски ошпаренных чудовищ?
Борга поменяла постель, и я послушно поворачивался, стараясь всячески показать кротость и благоразумие, потому она напоследок ласково потрепала мои волосы. Мы опять остались вдвоём с Ингилейвом.
— Ты хоть ел что-нибудь за это время? Отдыхал?
— Да, конечно.
Я не уточнил, прислушался к себе. Зверь внутри рычал и скалил зубы, но он теперь надёжно сидел в клетке, то есть я больше не боялся причинить человеку вред, и душа наполнилась покоем. Боль как будто слабела, и уверенность, что этому миру ещё придётся потерпеть моё присутствие, а тому в очередной раз ничего не достанется — крепла.
— Вот теперь я, наверное, окончательно тебя разочаровал! — сказал и почувствовал на губах улыбку.
— Тебе было больно, — возразил он.
Как приятно, когда оправдывают, не надо стараться самому.
Ингилейв продолжал совершенно серьёзно:
— Просто я страдал, знаю, что это такое, и мне легко простить тебя. Рука выглядит ужасно, даже и представить не могу, какое сильное мучение должна причинять подобная рана.
— Мне лучше. Ты можешь подойти, я не причиню вреда. Дай воды.
Он заколебался, это чувствовалось, но лишь на секунду или две, потом достал нужный сосуд и передал мне из рук в руки. Наши пальцы едва не соприкоснулись, в ноздри устремился волнующий запах доступной крови, но я легко усмирил вожделение.
— Благодарю!
Теперь и он улыбнулся. Каждый из нас только что одержал маленькую победу над собой и это было здорово.
— Расскажи что-нибудь, — попросил я, — а то у меня кошмары — скучные.
Он уселся в любимое кресло и принялся излагать истории из детских или юношеских лет, у него ведь просто не было других, а я слушал и смеялся, когда положено, хотя они не казались мне забавными.
Тонкое лицо Зои иногда возникало перед мысленным взором, но я старался не думать о ней. Вампир для неё чудовище, и вряд ли мнение изменится к лучшему после того, как она видела меня обезумевшим от боли, рычащим и убивающим людей. Прикончил я, правда, только одного стрелка-шарикобросателя, но со стороны, наверное, выглядело, что трупов навалил — полный коридор. Мне и самому так казалось, хотя теперь, когда тараканы рискнули вернуться на законные места, я отчётливо вспоминал, что лишь угрожал другим людям, но никого более не пришиб.
Не стоило вообще заглядываться на женщину, которая иначе смотрит на жизнь, да ещё и флиртовать, если несколько веков не упражнялся в галантных науках. Вернусь к осколкам своего разбитого сердца и попытаюсь сложить из них мозаику для души. Так мне и надо.
Ингилейв совершенно расслабился. Он ведь военный человек, может быть, попробовать отдать приказ? Вдруг подействует?
— Дай еды! — сказал властным тоном. — Я голоден.
Он сбился на полуслове, поколебался мгновение, но тут же решительно помотал головой:
— Нет, ещё рано!
Вот же ж ты! Опять не вышло! Разинул пасть и пустил тихое шипение с клыков, но никого этим не напугал. Я невыносимый пациент, теперь вы в этом сами убедились.
Глава 8
Через день или два меня, наконец, подпустили к тёплым шейкам, и я облизал сразу две. Нормальная еда возвратила хорошее расположение духа, а Борга объяснила причину голодных мучений. Наши специалисты давно уже присматривались к разработкам этого яда и выяснили, что он не просто сжигает плоть, но запускает процесс самоуничтожения, когда встречается в организме с живой человеческой кровью.
Затея выглядела хитро. То есть раненый или обожженный вампир первым делом кидался пить кровь, чтобы как можно скорее началась регенерация, а вещество, вступив в реакцию, принималось убивать изнутри.
Неприятно слышать такие вещи, грустно знать, что они существуют. Когда там, в драке (уж позвольте мне этот фарс так назвать), я сходил с ума от боли, работал механизм развития прежде запущенной реакции. То есть я помнил, что должен защищать девушку и себя, и делал всё, чтобы не подпустить никого к нам обоим. В противном случае я, скорее всего, набросился бы на охранников, а они все проинструктированы не отказывать мне в такой малости, как глоток другой из ближайшей вены, и даже сопротивляться бы не стали.
Мы с Боргой разговаривали в саду: я валялся на траве, а она сидела рядом такая аккуратная и изящная, что смотреть на неё хотелось вечно. Интересно, получилась бы у нас любовь, задумайся я об этом прежде, а не лелей воспоминания о давно ушедшем прошлом? Трудно сказать. Зачем я в очередной раз задаюсь этим вопросом? В любом случае, теперь у неё есть Лайс, и он вправе оторвать мне лапки, если я попробую их распустить..
— И ты оставила при мне человека! — упрекнул всё же. — Я был не в себе, мог погубить обоих.
— Нет. Страх сорваться держал твою душу в теле крепче, чем лекарства.
— Я вот сомневаюсь, — проворчал в ответ.
Мы долго молчали, вампиры вообще это дело любят, потом Борга спросила:
— Альв, ты не жалеешь, что основал Директорию, а потом стал её правителем?
Ничего себе — наезд на выздоравливающего!
— Да вроде нет. Хорошо же живём.
— Даже слишком.
Она встала, отряхнула юбку от приставших травинок. Я сожалел, что Борга уходит, хотя сам собирался валяться дальше, я ведь всё ещё болел и вообще, но не тут-то было.
— Пошли к нам. Лайс хочет поговорить.
Дело превыше всего, а изуродованную конечность никто не увидит под сияющими доспехами. Для меня изготовили специальную повязку, которая выглядит как длинная до плеча перчатка. Я натянул её, чтобы не травмировать чешуёй подживающие ткани. Вид у конечности оставался страшный, хотя косточки понемногу зарастали плотью, пока неровно и не везде, да всё равно наблюдался немалый прогресс.
Рука не работала, то есть вообще не реагировала на мои попытки хоть как-то ею действовать, но болела. Я это полагал нечестным. Меня, впрочем, никто не спрашивал. До резиденции Лайса было недалеко, можно и пешком дойти, но вылетели официально. Я не возражал: полезно демонстрировать, что государь не только сидит во дворце или таскается по приёмам, но и деловые заботы ему не чужды. Народ любит своего правителя, хотя, как выяснилось, не поголовно.
Когда остались в тесном кругу доверия, то есть, втроём, я спросил:
— Удалось понять, чего добивался несчастный, которому я проломил череп в больнице?
Меня беспокоило, что человек был вооружён равно для охоты как на смертного, так и на бессмертного. Если он намеревался расправиться с Зоей и её отцом, почему держал при себе секретное средство против вампиров? Что было целью, а что прикрытием? Никто ведь не мог предположить, что правитель Директории отправится проведывать никому не известного землянина.
Лайс обстоятельно ответил:
— Нет. Убитый — сотрудник больницы, проверенный человек. Он не шпион со стороны — свой. Подкупили его, или шантажом заставили выполнять приказы, мы пока не выяснили. Зато получили образец яда и теперь сможем разработать антидот.
— Это я его получил на своё предплечье и несчастье! — ответил Лайсу. — И не надо меня упрекать, что мерзавец не дожил до допроса
Печально, что разведка Флориана работает лучше, чем наша контрразведка. Расслабились? Успокоились? А нельзя. Мир любит нас не всегда, не везде и часто скрежеща зубами.
— Альв, это частная проблема и мы её обязательно решим, — примирительно сказал Лайс. — Есть ещё один, думаю, важный момент, потому я и позвал тебя.
Он включил простой плоский экран, где только выкопал такую древность, и я увидел текст, набранный алфавитом, которого давно уже нет в помине. То есть, даже не сразу вспоминаешь, что это буквы, но слова возникли в сознании, будя грусть об ушедшем времени и параллельно раздражение против шутника.
— Что это?
— Получено такими окольными путями, что отследить подлинность невозможно.
— В этом есть смысл?
— Да. Попади письмо в чужие руки, отправителя ждали бы большие неприятности. Если этот человек существует, он боится за свою жизнь.
— И он не человек, — закончил я вполне понятную мысль.
Я мог прочитать и с монитора, хотя некоторые обороты вызывали недоумение, но Лайс открыл перевод. Всего несколько фраз. Чувствовалось, что неизвестный вампир тщательно их продумал, сделал максимально обтекаемыми, и информативными лишь для ограниченного круга лиц. Если отбросить конспиративные ухищрения, то перед нами лежало предложение сотрудничества. Некто желал встретиться, чтобы заключить взаимовыгодный союз.
Координата места-времени выглядела неопределённо, но простая логика помогала сузить круг. На Земле нет вампиров. Мелкие человеческие княжества слишком слабы, чтобы сложившаяся внутри них популяция бессмертных могла представлять для нас интерес. С Республикой Орис, государством Магни, мы и так дружим. Остаётся империя. Если там образовалась сильная тайная организация собратьев, решившихся принять нашу сторону, это серьёзно. Это фактор, который способен стать существенным в грядущей войне.
— Что думаешь, Лайс?
— Это может оказаться ловушкой. Может, нет. Мало данных.
— Борга?
— Я склонна считать послание подлинным. Для провокации ненадёжно, а крик о помощи не мог прозвучать определённее. Смущает, что он хочет иметь дело только с древним вампиром.
— И окрыляет, потому что лишь древний в состоянии отличить другого такого же от молодняка, народившегося после исхода.
— Я сомневаюсь, что в империи сумел выжить хоть кто-то из старых времён, — не согласился с нами Лайс.
Для меня это предположение тоже звучало невероятно и вместе с тем тлела надежда. Появилось слабое впечатление, что я даже знаю этого игрока, встречался когда-то давно и могу отличить из толпы по знакомым интонациям, манерам, походке. В любом случае недальновидно было пренебречь посланием. Разведать, узнать и сделать выводы придётся.
— Давненько я не был на оперативной работе, — сказал, и сразу в душе встали во весь рост на редкость противоречивые чувства.
С одной стороны, невыносимо надоело безвылазно сидеть на троне, с другой одна только мысль о том, что снова окажусь в империи, разбудила холод в сердце. Там плохо быть вампиром, да там вообще кем угодно плохо быть.
Лайс молчал, у него напряглись скулы, сощурились глаза. Как я понимал боль его сердца! Древних в Директории осталось только двое: я и Борга. Лайс был обращён после исхода, хотя и в первые годы скитаний. Он не наземлерождённый, его кандидатура отпадала. Он любил нас обоих, но раненая рука как бы делала меня отсроченным героем, оставалась только Борга, а рисковать женой для Лайса было страшнее всего. Потому я вызвался сразу, пусть и не слишком навязчиво предлагая свою кандидатуру.
Борга промолчала. Она уродилась умнее нас обоих и прекрасно поняла, что не пустим любой ценой. И любила она нас обоих, потому равно готовилась снисходительно беречь и разболевшиеся сердца, и разыгравшиеся самолюбия.
Лайс сердито сказал:
— Я ненамного моложе, за века почти всё перенял от патриархов, вполне могу ощутить себя избранным, а уж изобразить надменное величие — точно.
Немедленно возразил:
— Лайс, мир шатается, настало время сберечь его любой ценой. Один неверный шаг может погубить шанс обрести важного союзника. Моя кандидатура в шпионы для этого задания вообще единственная. Я знаю жизнь в империи не по донесениям и новостям из сети вещания, а доподлинно, потому что провёл там десятки лет.
— Ты пока что раненый герой, который, предположительно, заслужил благодарность дамы, но не доверие разведки. Какой из тебя боец?
Мысль о том, что Зоя может питать ко мне доброе чувство, пусть такое отстранённое, как благодарность, на миг совершенно сбила с толку. То есть, я немедленно начал думать об этом, когда следовало озаботиться судьбами мира. Поймал на себе внимательный взгляд Борги и с трудом вернулся на правильный путь.
— Я вампир! Что для меня рана? Сегодня есть, завтра зарастёт, рука уже начинает понемногу отзываться, а подготовка операции всё равно отнимет несколько дней, так что я успею прийти в норму. Шрамы останутся ещё на пару месяцев, но какое это имеет значение, и кого в империи поразишь ожогами? Кроме того, не забывай, что климат в их столице куда суровее нашего, так что никто ничего не увидит под тёплой одеждой.
Чувствовалось, что Лайсу безумно хочется внять моим доводам, я охотно добавил ещё один.
— Я — правитель земель Директории. Должность достаточно важная, но как мы и планировали с самого начала, незаменимой фигурой я не являюсь. Случись что со мной, Борга займёт место, а уж справится с работой куда лучше вашего бестолкового Альва.
— Хорошо! — согласился Лайс. — Пожмёшь мне руку, и договорились.
Ах вот, значит, как! Мы торжественно встали, словно собрались на дуэли драться. Борга, наверное, посмеивалась исподтишка, но я не держал обиды, знал, что ей приятна наша забота. Она понимала, что моё предложение — самое правильное.
Ну, древний вампир, не подведи себя! На миг страх, что ничего не выйдет, царапнул, заглушая боль, но рука, хотя и медленно, поднялась. Я сделал вид, что специально так нетороплив. Когда пальцы Лайса сжали ладонь, звёздочки посыпались из глаз, меня прошило мукой как в первый день ранения, но я улыбнулся. Сейчас текущее время не подходило для нытья. Я решил, что наверстаю потом.
— Твоя взяла, Альв! — произнёс Лайс. — Я готовлю операцию.
Дело сладилось, и я снова облегчённо опустился в кресло. Пришла пора уходить, потому что надлежало ещё отдать несколько парадных визитов: раз я сверкающий символ власти, следует исполнять свой долг, даже если временами это выглядит глупо, но я не спешил.
— Ребята, а вы может сказать, как там дела у Магни? Сейчас, когда мы тут одни в защищённом от всех возможных способов проникновения, помещении, я полагаю, разумно поделиться информацией.
Сами понимаете, мысль о том, что старый друг отправился в некое странствие не просто так, а с вполне определённой целью, приходила мне в голову не раз. Обнаружив подарок и распробовав его кровь, я в ней утвердился. Магни не рискнул говорить что-то прямо, оставил внятный намёк, но я сомневался, что сумею прозреть всё одним своим умом.
Вот теперь рядом сидели два аналитика получше меня, и они переглянулись.
— Я полагаю, — осторожно произнёс Лайс, — миссия нашего друга весьма важна и интересна, но поскольку ты решил тряхнуть стариной и отправиться пожинать скромные лавры полевого агента, мы тебе не скажем, что за эти дни успели разведать и надумать.
Щелчок по носу я получил вполне заслуженно и если поморщился, то от удовольствия. Сам понимал, что случись оказаться в лапах палачей Флориана, стойкость моя подвергнется слишком серьёзному испытанию. Я там был, знаю, а сколько новинок могло появиться с тех незамысловатых эпох!
Впрочем, думать о грустном теперь не время, время делать визиты. Попрощался, попросил меня не провожать, потому что сам найду дорогу и, замечтавшись, свернул не в ту сторону. Охрана почтительно дожидалась во внешних помещениях крепости, внутрь здесь не удаётся пролезть даже моему замечательному Свену, так что и спросить дорогу было не у кого. Почувствовал себя довольно глупо в парадной броне и совершенно один, но тут дальняя дверь отворилась и вышла из неё Зоя.
Я немедленно сообразил, что именно знакомый запах заставил свернуть не там, просто это побуждение заблокировалось сознанием. Ещё понял, что на мне броня и маска, сейчас я монарх, а не парень, который пробовал бестолково ухаживать за привлекательной девицей (я ведь пытался, правда?), и мне интересно, осведомлена ли Зоя что два эти героя — одно и то же лицо.
Ответ читался в глазах. Знаете, если человек вас не любит, он выстраивает в душе такую стенку, она вроде бы прозрачная как стекло, но отбрасывает, как упругая преграда. Вы можете сколько угодно рваться к его сердцу, всё пройдёт впустую. Вампиры видят суть, понимают, что их взгляд отражается неощутимым зеркалом, и с этим ничего не поделаешь. Просто прими как данность и шагай дальше.
— Ваше Величество!
Поклонилась странно, вероятно, на Земле теперь так принято, мне плохо знакомы новые обычаи, а то и совсем о них не слышал. Я машинально ответил доброжелательным жестом. Надо же, правая рука послушалась, как ни в чём ни бывало. Надо почаще о ней забывать, тогда и болеть, возможно, перестанет.
— Удобно ли вас разместили? Как чувствует себя ваш отец?
Монарх на выезде. Дежурные слова, официальные любезности. Я понимал, что могло здесь что-то прорасти или нет — теперь безразлично, потому что чудовище любить нельзя. Это аксиома. Наверное, я был страшен в своём безумии, а почему вёл себя так, а не иначе, кого это волновало?
— У нас всё хорошо.
Вот и поговорили. Протянул бронированную клешню, Зоя не могла не принять моего рукопожатия. Любовь там или ненависть, а монархам не отказывают в элементарной вежливости. Пусть у меня останется хоть это — прикосновение вялых пальцев, боль от того, что я рефлекторно сжал свои. Развернулся и пошёл обратно, наверное, следовало сделать вид, что случайно по коридору проходил, а не потянулся за безумной надеждой, но мне теперь было всё равно.
За несколько минут, что флаер летел от крепости к дворцу, я на делах сосредоточиться не успевал, оно и к лучшему. Снял официальное, и полез под душ. Горячая вода хорошо успокаивает. Надел невесомые тряпочки, которые все носят в нашем благодатном климате, и отправился в ближайший сад. Там Ингилейв листал книгу, расположившись под розовым кустом, и я искренне ему обрадовался.
— Послушай, если женщина с Земли кланяется вот так (показал) мужчине, который на пару ступенек выше стоит на социальной лестнице, что это значит?
Он отвёл взгляд, должно быть, лгать показалось неловко, а правду говорить не тянуло. Наверняка ведь уже подозревал меня в далеко идущих намерениях, хотя я и сам ещё ничего определённого в виду не имел.
— Так что? — нажал я. — Ингилейв, мы друзья, скажи, я не растаю.
Он бросил быстрый взгляд на мою конечность, которая как раз и выглядела куском сахара, фатально побывавшим в кипятке, но всё же ответил коротко:
— Ступени. Разницу в статусе.
Я, в общем, так и предполагал, но на душе от этого не посветлело.
Глава 9
Нудная царская работа ждёт, а уходить из спокойного места не хочется. Ингилейву же, по всей видимости, скучно здесь, где и пообщаться толком не с кем. Жаль нельзя послать его вместо себя, не справится ведь, зато можно поехать вместе. Когда увидит, чем мне приходится заниматься, оценит по-настоящему тихую жизнь в северном крыле дворца. С охраной формальности улажу, а если мой человек сбежит, значит, никто меня не любит в этом холодном ужасном, неприютном мире, так мне и надо.
— Хочешь, — сказал, — со мной? Поначалу будет скучно, опять какой-то человеческий приём, а потом премьера в театре. Мне сказали, что присутствовать на спектакле обязательно, но в ложе удастся подремать под громкую музыку.
— А можно поехать?
— Конечно. Я же здесь главный, пока война или другая неприятность не изменят сложившийся порядок вещей. Надень что-нибудь красивое, там дамы будут, и вперёд.
На приёме, к счастью, речей произносить не требовалось, так дежурное общение. Я принял равнодушное участие в нескольких скучных беседах, хотя больше следил за землянином. Поначалу он растерялся, оказавшись в нарядной толпе гостей, но быстро освоился. Поскольку приехал он со мной, отчуждение не грозило, напротив, заговаривали с ним охотно, оценивающе оглядывали со стороны, словно вычисляли его статус. Я понял, что мне жутко нравится сама затея. Казалось, это я гуляю в незнакомой толпе, загадочный герой ниоткуда, которому по праву принадлежат любезные поклоны мужчин и ослепительные улыбки женщин.
Ингилейвом вскоре завладела почти целиком юная дебютантка, прислушиваясь к её щебету, я пропустил пару реплик, обращённых ко мне, пришлось просто так важно наклонить голову — сошло. Ингилейв держался достойно, любезно, хотя щёки его рдели смущением. Должно быть, он, как и я, не мог понять, каким чудом держится на хорошенькой фигурке та тряпочка, которую девушка наверняка считала платьем. Невольно возникал вопрос: упадёт или не упадёт символическое одеяние? Я ощущал себя невероятно юным, сопереживая молодому приятелю.
В театр, конечно, прелестная девица с нами не поехала, таких шустрых малышек лучше держать подальше от симпатичных парней неясного происхождения, и их отцы прекрасно об этом осведомлены. Игинлейв, кажется, не слишком огорчился, наверное, понимал, что дальше флирта всё равно бы дело не зашло.
Я не люблю современную хаотичную музыку и обработанные компьютером голоса, потому в ложе, приняв величавую позу, спокойно задремал под маской. Никто не решался потревожить государя, поглощённого потреблением высокого искусства, потому вечер проходил чудесно, пока я не обнаружил, что Ингилейв исчез.
То есть он всё время сидел рядом, восторженно созерцая действо, а тут его не стало. Я проснулся и незаметно обозрел пространство ложи. Только охрана. Вот ведь чудак! Уже стемнело, а человеку с его сладкой кровью небезопасно бродить по улицам. Набредёт на свободного охотника — мало не покажется. Убить, конечно, не убьют, у нас это запрещено, но вампиры такие вампиры.
Вскоре, впрочем, землянин вернулся, раскрасневшийся и запыхавшийся. Потянув носом запах, я сразу всё понял и зашипел из-под маски:
— Только не говори, что переспал с той девчонкой? У нас с этим строго: оглянуться не успеешь, как заставят жениться.
Он отрицательно покачал головой, глаза глядели шало, чувствовалось, что отвалили парню сладенького доверху и с пеночкой.
— Она взрослая женщина и такая женщина я тебе скажу!
— Лучше молчи и слушай музыку.
Ну вот, хоть одному из нас двоих отломилось собственное приключение в этот чудный вечер. Я подумал о Зое, но то что помнил, было таким оглушающее холодным, что хотелось лишь забыть. Вот и славно. Айрис у меня никто никогда не отнимет, проживу и без страстей человеческих. Я снова заснул.
Домой мы ехали, весело болтая о том, что видели и слышали, и это чудесно завершало день. Общаться с человеком оказалось так увлекательно, что я, почти не задумываясь, предложил ему летать со мной в империю. То есть, конечно, не делать предстоящую работу, а просто составить компанию в полёте. На корабле он находился в полной безопасности.
Лайс подготовил всё за несколько дней, осталось погрузиться на борт и отправиться в путь. Судно выглядело совершенно так же, как и любой торговец, работающий не на линии, но по сути, было скорее военным кораблём. То есть внутреннее оборудование позволяло не только перевозить средства защиты и нападения, но и сам звездолёт трансформировать в случае нужды в боевую единицу.
У Директории таких спорных вымпелов имелось в достатке, и они шлифовали пространство, где откровенно шпионя, где благопристойно присматриваясь. На палубы этого перевёртыша я ступил, конечно же, без доспехов и маски, простым пассажиром и прогуливался только в обширном пассажирском отсеке, куда экипаж не совался вовсе.
Лайс полетел с нами. Бедняга переживал, что отпускает меня в ледяное пекло империи и никому другому не доверил бы роль куратора.
Космос, когда-то бывший таинственным и огромным, сейчас оказался неплохо приручен. Отпала нужда годами лететь к цели. С тех пор как освоили каналы проникновения, путешествия стали короткими и комфортными. В последние мирные десятилетия мы наладили дороги и построили множество станций перехода, так что войти в канал и выйти наружу, в обычное пространство, удавалось с большой координатной точностью.
Таким образом, напрямик до империи ходу было всего пару дней, но Лайс выбрал окольный путь, и я не упрекал его за излишнюю осторожность. Поначалу мы прошли до станции возле одного из окраинных княжеств, затем оказались в окрестностях Республики Орис, там перебрались на другое схожее судно и лишь потом на экранах засияла неприветливая красная звезда имперской столичной планеты.
Я взирал на неё с тягостным чувством узнавания. Спектр светила благоприятствовал вампирам, большинству из нас, но мрачные воспоминания побуждали и в безвинной солнечной системе видеть угрожающие знаки. Ингилейв смотрел на экран со жгучим любопытством, и его жажда неведомого, путешествий и открытий заставляла меня улыбаться почти натурально.
Мы ошвартовались на перевалочном спутнике, почти таком же как наш, экипаж занялся работой с грузом, а Лайс включил новостной канал с планеты. Я хмуро рылся в одежде, подбирая себе костюм. Горло уже начало чесаться, и я предложил, не слишком надеясь на успех:
— Может быть, мне пойти обычным человеком?
Лайс глянул сурово:
— Ты хоть понимаешь, чем это закончится, если тебя раскроют?
Конечно, я знал, мы оба были в курсе. Более того, в отличии от Лайса я на собственной шкуре, а не в теории, изведал прелести здешних каталажек для вампиров, но до чего же не хотелось вновь влезать в ярмо. Лайс неумолимо швырнул мне этот ненавистный аксессуар, и пришлось застегнуть его на гордой шее.
Ингилейв наблюдал за нами сначала с недоумением, потом почти с ужасом. Кажется, его познания о жизни в империи были не только теоретическими, но и довольно смутными. Трагически не хотелось развеивать по вселенной лепестки светлых иллюзий, я бодро улыбнулся, словно ничуть не страшился предстоящего испытания. Обманул или нет, не понял, потому что Ингилейв неожиданно выдал такое, что мы с Лайсом бросили свои занятия и уставились на него в две пары глаз.
— Можно мне с тобой?
— Это опасно, — ответил я.
— Ты ведь идёшь, хотя тебе очень не хочется надевать ошейник, и я понимаю, почему.
Естественно, вспомнил собственный опыт, когда Магни снабдил полным комплектом унижения и контроля, чтобы удержать на месте до моего исторического появления на месте действия. Терпеливо поясняю:
— Империя крайне недружественна к нашему племени, это верно и находится там тяжко, зато я хорошо знаю местный обычай, говорю на их наречии без акцента и прилично ориентируюсь на столичных улицах. Кроме того, я нечувствителен к холоду, а климат здесь суровый.
— Ну я тоже вырос не в тропиках, — возразил непочтительный мальчик. — И язык империи учил в школе пилотов. Конечно, говорю на нём не слишком хорошо, но если не выдавать себя за местного, чем это помешает?
Я смотрел на Ингилейва с неясным чувством тихого восторга. Не берусь объяснить точнее. Вспоминал наше первую встречу, моё неистовое вожделение, ослепление его кровью, страх очередной зависимости. Давно ли это было, а куда всё делось? Конечно, мне приятен его запах, так я вампир, а он человек, это совершенно естественно, но тёмная страсть так и не разгорелась, мы нашли другой путь, подружились, хотя ещё недавно и представить было немыслимо, что события будут развиваться таким непредвиденным способом.
Теперь он предложил свою помощь в деле, которое может стоить ему и без того короткой человеческой жизни. Он не наделён похвальной устойчивостью к внешним влияниям (хотя, что это я? сам-то давно ли валялся в постели, ошпаренный как котёнок?), способностью регенерировать, обострёнными чувствами, которые помогают ориентироваться в людском море и на пустынной местности.
— Безумие! — повторил, глядя в распахнутые глаза. — Знаешь ли ты, что такое империя?
Хороший, кстати, вопрос. Я не берусь судить, чем руководствовался тот, первый Флориан, создавая своё государство. Не любовью, это точно. В стране царит железный порядок, но словно бы нет чувств. Это мир, расчерченный решётками, настоящими металлическими и не менее жёсткими прутьями правил.
Война словно застыла здесь навечно. Да, империя обладает самым мощным в обозримом пространстве флотом, и цена этого — мрачное существование всех и каждого. Люди направлены на служение — чему? Вот этого я никогда не понимал.
Мысль о том, что снова окажусь на мрачных улицах наполняла холодом, хотя и странное любопытство мучило: неужели во мне не сохранилось частицы тепла к этому месту? Я здесь страдал, а говорят, муки влекут не меньше чем радости. Лучше бы, конечно, не проверять эту теорию на практике, а верить ей на слово.
— Человек не знает, что такое империя, — ответил вместо Ингилейва Лайс. — Может быть, это и к лучшему.
Он проигнорировал мой взгляд, полный праведного возмущения, и продолжал:
— Вампиры, даже пришлые, подвергается здесь большему контролю, чем люди. Не исключено, что, сопровождая тебя, человек окажется полезен. Он-то пойдёт без ошейника.
Я разозлился, как будто мне уже и цепь к хомуту пристегнули. Жалел землянина и зависимым от него тоже быть не хотел. То есть, я как бы проходил уже это состояние, когда валялся в бреду и боли, а он контролировал мой паёк, но там преимущество его было мнимым, потому что я находился в своей стране и голову кому угодно мог оторвать и одной здоровой рукой.
Здесь роли поменяются кардинально, потому что, добираясь да цели, я не раз окажусь в ситуации, когда придётся добровольно склонять голову, если вообще не ползать на коленях. К человеку же из другой звёздной системы вообще вряд ли кто придерётся.
— Лайс, участие землянина совершенно излишне, у тебя ведь наверняка полно здесь и собственных агентов, вот кто-нибудь из них меня и прикроет.
— Ты прав, но их я задействую в отвлекающей операции, даже в нескольких независимых друг от друга. Пойми, ты не простой агент, и козырь, который получит в руки Флориан, если тебя захватит, окажется чрезмерно сильным, я не хочу рисковать, не будучи уверен, что кто-то из агентов не перешёл на сторону врага.
Да, убеждать здесь умеют. Мои шкура и нервы помнят все тонкости зверских методик.
— Тогда я пойду без поддержки и сопровождения.
— Операцией руковожу я, временно ты мой подчинённый, а не правитель Сангуса, поэтому будешь слушаться. Ингилейв пойдёт с тобой.
— Вы что, сговорились?
— Мы оба хотим тебя уберечь. Для страны, да и просто так. Ты милый, хотя и не очень умный.
Понял, что нет у меня выхода, только смириться и делать, что приказывают, тем более что и предлагают здравые вещи.
— Хорошо! Мучайте вашего государя, не забывайте только, что он вполне способен отыграть все позиции, когда окажется на родном поле.
Я склонил голову, как и положено приученному к покорности имперскому вампиру.
— Мы учтём, — вежливо ответил Лайс.
Значит, сговорились. Остаётся идти предначертанным путём и надеяться, что Ингилейв не подослан ко мне разведкой Земли. Лайс, наверняка, проверял этот момент, но что-то в последнее время все мы слишком разнежились в тепле и покое. Грубо говоря, лажаем по полной.
— И да! Если меня захватят и рассекретят, а если захватят, то непременно рассекретят, не вздумайте собирать выкуп и совершать прочие глупости. Сам буду виноват, и сам расплачусь, а Директория не пропадёт, у неё есть Борга.
— Естественно, я буду держать руку жены, — ответил Лайс. — Тем более что ты к ней неоднократно подкатывал, хотя и без надежды на успех. Проваливай, агент, всё уже обговорено.
— Я провалю, но и вернусь и держись тогда, сопляк неназемлерождённый.
Лайс усмехнулся. У него здоровая натура, и он ничуть не комплексует по поводу того, что был обращён после исхода. Мы оба нервничаем, Ингилейв, наверное, тоже, но он горд доверием и полон жажды приключений. Я же говорю: не видело никогда империи бедное дитя.
Самое трудное — миновать таможню, но здесь у Лайса есть технические средства. Дело в том, что ошейник не украшение и не символ угнетения, а штука насквозь функциональная. То есть, специальная полиция, которая и существует для того, чтобы надзирать за вампирами, всегда имеет возможность знать местонахождение любого кровососа. Каждый шаг, вероятно, не отслеживают, но в целом контроль полный.
Разумеется, в наши планы не входило посвящать в них власти империи, потому Лайс надел на меня наш, фальшивый ошейник, который сам только и мог отследить, а на таможне другой вампир или человек, деталей я не знал, должен был вместо меня идти по обычным торговым делам. Как совершалась подмена, я тоже не интересовался, главное, что у Лайса имелись технические возможности для этого.
Одетые тепло, по местной погоде, Ингилейв в толстой куртке, шапке, хорошо закрывавшей лицо, я в длинном пальто, какие любят местные вампиры, мы вышли на причал и свернули к таможне.
Холодно было уже здесь, мне казалось, что снег скрипит под ботинками с высокой шнуровкой, а ветер задувает под воротник, но разумеется, ничего подобного не наблюдалось. Я посмотрел на Ингилейва, он выглядел довольно спокойным. Мне было страшно, но не проявлять же слабость на глазах своего человека? Точнее, именно слабость и нужно показать, чтобы выглядеть благонадёжным и прочно запуганным, но и для этого нужны правильно и не чересчур сильно натянутые нервы.
Мы подошли к таможенному порталу. Дальше простиралась, собственно, территория империи Флориана.
Глава 10
Кто не бывал в империи, тот не поймёт чувства, которое здесь охватывает человека чужого. То есть, местные уже вросли в бесправие, гнёт, в постоянное ожидание неприятностей — приспособиться можно ко всему, а пришедший со стороны ощущает немалое потрясение.
Я помнил прежние впечатления, но как выяснилось, не до конца. Ступив на борт планетолёта (здесь нет орбитальных лифтов и пассажиров, как и грузы, доставляют к месту назначения малые суда) я осознал себя вещью, где, в сущности, почти все в таком положении. Вампиры лишены личного комфортного пространства, но и люди тоже.
Рефлексы включились в реальность быстрее сознания. Я скромно отошёл в отгородку, где путешествовать полагалось гражданам второго сорта. Ингилейв остался с людьми. На беду, других вампиров здесь вообще не случилось, хотя в империи их немало, так что я оказался в перекрестье человеческих взглядов. Одни взирали с откровенной неприязнью, другие оценивающе, третьи не без тайного интереса. Я стоял, скромно опустив голову, являя смиренным видом явное желание никому не доставить беспокойства, но у вампиров потрясающее периферическое зрение, люди об этом часто забывают.
Я анализировал, запоминал, сравнивал впечатления былые и сегодняшние. Врасти в среду следовало с первой попытки, больше чем за себя я переживал за Ингилейва. Пока он действовал правильно, то есть, слабо разбираясь в местном порядке, держался замкнуто, в разговоры не вступал, на замечания отвечал односложно. На него быстро перестали обращать внимание, а потом и на меня тоже. Мы уже отчасти стали своими, а когда закончился короткий перелёт, и на выходе без особого тщания проверили наши карточки, полноправно вошли в имперскую столицу.
Мороз ощутимо пощипывал, я невольно поморщился, втянув носом пришибленные холодом запахи, а Ингилейв, напротив, дышал не без удовольствия и оглядывался с любознательностью беззаботного туриста. Наверное, наши страхи казались ему необоснованными, а имперская столица — обычным портом, который просто создан, чтобы отпущенные в увольнение пилоты его покоряли и обогащали.
Мне следовало почтительно шествовать следом за господином, но мы шли рядом. Полное незнание Ингилейвом города оправдывало видимое неприличие.
— Что это? — спросил землянин, разглядывая узкое высокое сооружение, бессмысленно на первый взгляд пришпиленное к стене. Полностью сдвинутая панель входа так и приглашала заглянуть внутрь, хотя бы укрыться от слабого, но пронизывающего ветра.
Надо же, я и забыл. Легко не помнить о подобных вещах, когда живёшь в мире, где их нет.
— Будки доверия.
— Что?
— Местные так называют. Идентификаторы благонадёжности, если официально.
Ингилейв промолчал, уточнять не стал, хотя ощущение острой неудовлетворённости от него исходило. Слишком много жизненных перемен за короткий срок. Трудно. Я пояснил на всякий случай:
— По доброй воле туда лучше не соваться ни человеку, ни вампиру.
После горячих распахнутых свету и воздуху городов Сангуса столица империи казалась не только холодной, но и тесно сжатой. Не могу передать точнее. Здешние улицы не намного уже наших, а производят впечатление ущелий. Может быть, почти слепые стены домов тому виной или слабый свет. Красное солнце благодетельно для вампиров, они могут ходить под ним без всякой защиты, даже зелёный молодняк, но людям под ним неуютно.
В ясную погоду дни — как сильно разбавленная кровь, в пасмурную — фиолетовые сумерки. Вот примерно такие окружали сейчас, заставляя Ингилейва растерянно щуриться. Складывалось впечатление, что он ждёт, когда же, наконец, наступит полноценное утро.
— Здесь всегда так, — шепнул я. — Сумрачные дни, довольно светлые ночи. Идём, для нас забронирован номер в гостинице.
Ингилейва, по всей вероятности, мучило желание сначала досконально изучить этот мир, а потом уже вкушать законный отдых, меня же тянуло как можно скорее убраться из публичного места.
Дорогу я знал хорошо и машинально выбирал кратчайшую, когда запах, что тянулся вдоль одной из улиц, заставил свернуть в сторону. Кожа ощутимо съёжилась под одеждой. Будь у меня шерсть или перья — стали бы дыбом. Я и не знал, что флорианцы открыли здесь ещё одно публичное шоу. Близко к космопорту, странно. Раньше империя не выставляла подобные вещи напоказ. Два вампира, один человек. Не первый день. Человек скоро умрёт, бессмертные продержатся дольше. То есть экзекуция их вообще не убьёт, но будет понемногу выцеживать разум и волю, превращать в ходовой товар.
— Альв, что случилось? Ты встревожен? За нами следят?
То, что приглядывают, меня сейчас как раз не беспокоит, здесь к этому быстро привыкаешь, а мы пока и не делаем ничего незаконного. Я не хочу, чтобы Ингилейв увидел клетки.
— Просто лучше сделать крюк.
Он всмотрелся, щурясь, в моё лицо, я ещё почтительнее склонил голову. Всегда надо помнить о том, что дерзость тут наказуема.
— Что там?
Неплохо соображает и меня хорошо понимает, хотя знакомство наше кратко. Я же позволил чувствам взять верх над осторожностью, хотя в империи невредно демонстрировать постоянный страх. Люди становятся благодушнее, когда видят затравленного вампира.
— Место для наказаний.
— Тюрьма?
— Клетки. Внутри люди или вампиры. Их растягивают на цепях. Ночью клетки запирают, а днём каждый добропорядочный гражданин может зайти внутрь, взять специальную гибкую палку и сбросить агрессию на любого заключённого. Ты же говорил, что знаешь имперские обычаи.
Его взгляд застыл, трудно даже представить, какого рода мысли пролетали в голове, хотя, скорее всего они там ползли. Потом спросил, и я по интонациям угадал его растерянность:
— Это несчастные в чём-то виновны?
— Теоретически — да. Как правило, так расправляются с душегубами, но, если имеешь достаточное количество врагов, убивать кого-то совершенно не обязательно. Идём, мы привлекаем внимание.
Ингилейв машинально шагал рядом, но кажется, менее кровавая, чем система наказаний, местная экзотика перестала его интересовать. Он целиком погрузился в себя, и мне пришлось напомнить, что входить в гостиницу первым должен человек.
Землянин справился неплохо, и даже акцент его играл нам на руку: отнеслись приветливо, хотя на меня смотрели с недоумением. Всем же известно, что прародина лишена кровопийц полностью. Тем не менее, нам выдали ключ и не мешали делать всё, что заблагорассудится в номере, за который мы щедро заплатили.
Признаться, испытал облегчение, когда за спиной затворилась дверь, хотя благодушно расслабляться ни в коем случае не следовало. Номера могут прослушиваться. Это не обязательно, но вполне вероятно. Так что разговаривать полезно знаками и взглядами. Жестом показал Ингилейву, что стены здесь могут обладать ушами, и он сразу понял. Жалеет, наверное, что не успел подробно выспросить меня на улице, а то и заставить повернуть в нужном направлении. Не привык, что теперь по сути дела командует он, а я на людях просто вынужден буду подчиниться, если не хочу сам угодить в клетку.
Комната довольно просторная, но кровать в ней всего одна, и землянин огляделся в недоумении, пытаясь понять, где будет спать второй. Я показал на коврик возле двери, потом на себя. Забавно, конечно, так и поступить, но я могу устроиться в кресле, что и сделал. Надоело изображать слугу.
Ингилейв размотал шарф, снял куртку. Он выглядел утомлённым, хотя, скорее всего, не физические усилия вымотали, а атмосфера неправильности, которой пропитана жизнь в империи. Я опять жестом предложил ему лечь и отдохнуть. Кто и когда выйдет с нами на связь, произойдёт это в отеле или в другом месте, пока неизвестно, значит, надо пользоваться случаем. На встречу я, конечно, отправлюсь один, но кто знает, как быстро и в каком направлении придётся потом исчезать?
Плохо, что не мы контролируем операцию, но, если вампир, который вызвал сюда доверенное лицо Директории, реально стремится помочь, рискует он гораздо больше моего. Это следует учесть. За моей спиной стоит Лайс, которому, что ни втолковывай о готовности героически погибнуть, всё равно вытащит из любой беды. Если успеет, конечно.
Только я расположился отдохнуть в кресле, а Ингилейв начал не без интереса оглядывать постель, как снаружи донеслись лёгкие шаги. Вампир, но это ничего не значит. Я мигом оказался на ногах, в почтительной позе и ближе к двери. Последнее на случай, если своего человека придётся защищать. Кроме того, окажись пришедший ожидаемым связником, я первый вступлю с ним в контакт и сниму нужную информацию раньше, чем он успеет раскланяться с Ингилейвом.
Прозвучал робкий стук, а потом дверь отворилась и вошла девушка. Голова склонена так, что подбородок касается груди, ладони на виду и почтительно сложены. Совсем юная, в смысле как вампир, да и по человеческим годам тоже, и ещё очень напуганная или встревоженная.
Мы обменялись взглядами и сведениями почти моментально. Человек за это время успел бы вдохнуть-выдохнуть, не больше, но вампиры, живя в угнетении, разработали подробную и действенную систему знаков, так что затруднений не возникло. Я, конечно, знал код, принял сообщение, ответил на него, и девушка сразу почувствовала себя увереннее. Чего она опасалась, я понял в следующую минуту.
— Господин желает приятно провести время и получить удовольствие? — произнесла она традиционное предложение жриц любви. — Меня зовут Крилен, и я к вашим услугам.
Посланница выдавала себя за проститутку. Я дал знак Ингилейву, и он ответил, запинаясь, что польщён, счастлив и вообще. Слова путались, и голос дрожал, скорее всего, не потому, что пугала перспектива остаться наедине с красивой женщиной, а потому, что вампир в роли подруги для утех представлялся ему не самым разумным выбором.
Я любезно проводил гостью в комнату, усадил в кресло, а потом склонился к Ингилейву, сидевшему на постели, и шепнул в покрасневшее от переживаний ухо:
— Я ухожу на встречу. Когда вернусь, не знаю. Девушка тебя прикроет в случае нужды и проводит обратно в порт, если я не вернусь. Теперь выгони меня прочь и вели до утра не возвращаться, не собираешься ведь ты заниматься любовью на глазах слуги. И да, не вздумай в самом деле её тронуть, а то я забуду, что мы в империи и сильно рассержусь.
Он ответил свирепым взглядом.
— Мог не угрожать, я и так всё понял!
Я вдохнул на прощанье волнующий воображение запах его крови, мысленно облизнулся и отступил к двери.
— Какие будут приказания, господин?
— Выместись за дверь и не возвращаться до утра!
Вот теперь он сформировал нужную дозу презрения к бесправному вампиришке, я поклонился чуть ли не земно, ободряюще улыбнулся Крилен и вышел из номера, почтительно-неслышно притворив за собой дверь. Надеюсь, к моему возвращению Ингилейв смягчится. Я ведь для дела его разозлил, а не развлечения ради.
Одному в империи и труднее, и легче. Человек рядом может, в какой-то степени, служить защитой, хотя мой доставил больше забот, чем помощи, что делать, все осваиваются постепенно, я не в претензии. Улицы где многолюдны, где не очень, но затеряться здесь я могу без особого труда. Защищаться можно двумя способами: либо выделяться ярким пятном: я злой и опасный, лучше не трогай, либо слиться с поверхностью, стать её частью. Выбрал второй метод. Шёл быстро, хотя шаги старался делать мельче, по сторонам не смотреть, только под ноги, уступать дорогу всем, кто шёл навстречу, попутных стараться не обгонять без крайней нужды — приличный вампир, слуга из богатого дома.
На меня теперь почти никто не смотрел, я стал органичной частью мира, так что наступил подходящий момент сориентироваться и аккуратно избавиться от возможного наблюдения. Время встречи точно не обговорено, место я знаю. Крилен назвала мне его, кроме того я прочитал и запомнил запахи той дороги, которой она прошла сама. Наверняка специально собирала по пути эти незаметные оттенки, знала, что наземлерождённый сможет их почувствовать.
Храбрая девушка. Женщинам вампирам выжить в таком мире, как империя, невероятно трудно. Хозяева-люди при малейшей возможности стараются привлечь их к проституции, поскольку эксплуатировать выносливый объект можно с повышенной нагрузкой. Содрогнулся при одной только мысли, в какой ад можно ввергнуть это красивое и беспомощное перед законом создание. Малейшая провинность и переведут на особый режим.
Я успел рассмотреть подробности и видел Крилен как наяву. Она показалась мне очень привлекательной и по-человечески женственной. Кто обратил её, почему? Здесь, где это не столько благодеяние, сколько подстава. Ладно, разберусь. С Ингилейвом она в безопасности, да и он с ней тоже, а у меня впереди неизвестность.
За поворотом улицы открылась очередная площадь для наказаний, запах просто забивал ноздри. Инстинкты велели обойти это место, но там колыхалась жадная до зрелищ толпа, а это хороший шанс избавиться от наблюдателей. То есть, я и сейчас их не заметил, всё же не прочь был принять дополнительные меры предосторожности.
Клетки обычно устанавливают на возвышении, чтобы даже задние ряды могли сполна насладиться зрелищем, поэтому я сразу увидел несчастного. Он пребывал в одиночестве, одежда истрепалась до лохмотьев, значит, избивали его усердно. Голова свесилась на грудь, я не разглядел лица, но запах запомнил, он, естественно, оказался незнакомым. В клетку как раз входил крепкий мужчина. Явно красуясь собой, он взял специальную дубинку и взмахнул ею несколько раз, чтобы показать молодецкую удаль публике.
А вы знаете, почему палки делают таким эластичными? Чтобы реже ломались кости жертвы? А вот и нет — сберегают ладонь палача: если жёстким предметом бить по твёрдому отдача будет неприятной.
Первый удар обрушился на несчастного, он не реагировал: не кричал, не пытался уклониться, сколько позволяли цепи или молить о пощаде. Висел так, словно лишился сознания, хотя я издали видел, что он в рассудке. Правильная тактика, люди быстро теряют интерес к процессу, когда жертва уже сломлена.
Я скользил краем толпы, поглядывая на зрителей. Иные из них азартно подбадривали самозваного палача, другие просто наблюдали, но находились и третьи. Возможно, их симпатии пребывали не на стороне вампира, но точно возмущал сам способ взаимодействия двух народов. Открыто никто не возражал: за борьбу с жестоким порядком самому можно угодить клетку, но я угадывал сочувствие этих людей.
Один из них, загораживавший мне дорогу, перешёл на другое место, словно оттуда ему удобнее наблюдать, хотя я ловил его взгляд, и не узрел в нём ненависти, скорее сочувствие.
Я быстро миновал площадь, и, оставив за спиной отвратительное зрелище, от которого всё переворачивалось внутри, углубился в узкие улочки Перемешки. Это окраинный район столицы, болотистая низина, где живут и вампиры, и люди. Первые здесь чувствуют себя увереннее, чем где бы то ни было, вторые не настолько процветают, чтобы задирать нос.
Отсюда хорошо просматривалась крепость на холме, но я не повернул головы, чтобы глянуть в её сторону, именно там пришлось пережить много чего неприятного, так что недостойна уродливая махина даже мимолётного внимания.
Ещё несколько шагов, и откроется место предстоящей встречи. Захотелось остановиться и подумать, хотя и глупо тормозить, когда дело продвинулось так далеко. Я справился с понятной слабостью и решительно свернул к приземистому зданию в конце переулка.
Глава 11
Подобных заведений здесь немало, и все они на один лад, так что я примерно знал, что увижу внутри. Большой зал, где могут получить еду и выпивку, как вампиры, так и люди, закутки для якобы приватного общения вдоль стен, и множество внутренних помещений, где действительно реально найти безопасное место для разговора и пулю, если беседа завершается неудовлетворительно.
Я выбрал закуток ближе к двери, нажал на столе кнопку меню. Список развернулся в старомодное дрожащее марево. Надо же, и свежайшая кровь из любого по выбору сосуда здесь предлагалась, хотя стоила недёшево. Я был сыт и, не желая без нужды подрывать бюджет родной страны, спросил водички. Доставочный круг опустился в стол и через несколько мгновений вернулся с маленькой бутылочкой в центре. При такой скудости заказанного стаканами здесь не заморачивались.
Жидкость внутри не напоминала видом и запахом ту дрянь, ожог от которой всё ещё беспокоил тупой навязчивой болью. Обычная не слишком чистая вода, которую можно зачерпнуть в любой подходящей луже. Расплатиться я расплатился, но пить не стал.
Посетители занимались собой или делами. На меня никто не обращал внимания, и я уже начал прикидывать, как самому предпринять поиски, когда к столику подошёл мальчишка.
— Вас ждут. Внизу, в подвале, — прошептал он, делая вид, что нахваливает то ли женские прелести своей сестры, то ли её вены — я не прислушался.
Примерно так и себе это и представлял. Подполье, которое собирается в подвале. Немного чересчур традиционно, следовало бы насторожиться и вообще не лезть в помещение, из которого выход только один, а то и меньше, но я слишком сильно хотел предотвратить войну.
Мальчишка побрёл к другим столикам предлагать свой товар, а я, выждав немного, отправился в глубину зала. Вниз вела неприметная дверь, одна из многих в ряду, но я сразу уловил нужный запах, отворил её. Ступени начинались прямо за порогом, и я его перешагнул, почему-то всё более опасаясь, что не сумею вернуться. Неприятное ощущение, что впутываюсь в зряшное дело, которое чести не сделает, а голову, вполне вероятно, снесёт, усиливалось с каждой ступенькой. Тем не менее, вниз я сбежал с небрежностью полностью уверенного в себе человека.
Запахов обрушилось так много, что я никак не мог разделить их, обособить друг от друга, мутная духота наплывала снизу волнами, и от неё подташнивало как от голода. Я отворил ещё одну дверь, хорошее тут местечко, ничего не скажешь, ни бежать толком, ни драться, и вошёл в низкий зал по размеру лишь немного уступавший общей комнате наверху.
Столиков здесь не было, вдоль стен и посередине громоздились неровными штабелями коробки и ящики, среди всего этого нелепыми выглядели лабораторные столы, заставленные оборудованием, словно кто-то, не доставив груз по назначению, решил не только проверить содержимое упаковок, а ещё и поиграть с ним.
Я осторожно обогнул этот опасный лабиринт, двигаясь вдоль одной из стен и стараясь дышать только затем, чтобы разобраться в запахах, от которых здесь буквально сносило крышу. В дальнем конце открылось свободное от ящиков пространство, заставленное с небрежной беспорядочностью обычной человеческой мебелью. В одном из кресел я различил сгорбленную фигуру. Сидящий со спины казался дряхлым и слабым, но встал и повернулся легко, как и положено вампиру. Ошейник болтался на тощей шее.
Мы узнали друг друга сразу, хотя он сильно изменился, да и я, наверное, тоже, и с губ невольно сорвались забытые имена.
— Гарри! — сказал я.
— Маз! — откликнулся он.
Да, я не всё о себе рассказал и не собираюсь откровенничать о некоторых давно перевёрнутых страницах жизни. Это личное и мне ничуть не стыдно. Молодому вампиру без протекции и нажитых предками богатств поначалу приходилось несладко. Кормиться удавалось бесплатно, только для приличного существования требовалось ещё жильё, убежище. Гарри тоже не был тогда добропорядочным гражданином, подозреваю, что и теперь не стал, судьба не сталкивала нас с той поры, когда работали в паре, а было это ещё на Земле.
— Вот никогда не думал, что эти благонадёжные господа пришлют на переговоры старого товарища! — воскликнул Гарри, приближаясь ко мне по сложной траектории, проложенной в обход мебели.
Это да! Века, прожитые после исхода, словно растворились в тающей дымке, я ощутил нешуточный приступ молодости и ко мне мигом, словно прятались за углом и ждали счастливого случая, вернулись прежние манеры.
Посмотрели бы на меня сейчас добропорядочные жители Директории! Хорошо, что не видят.
Я повёл плечами, что всегда делал перед тем, как размять руки, перепрыгнул через ближайшее кресло и плюхнулся в его мягкие глубины. Давненько я не гонял косточки, считая подобное поведение неприличным, и сейчас с тайным удовольствием позволил суставам скользить. Вампиры не утрачивают однажды приобретённый навык, движения сразу приобрели нужную текучесть. Гарри следил за мной с привычной завистью. Сам он работал классом ниже и видимо не забывал об этом все прожитые века.
— Я тоже не ожидал тебя здесь встретить, хотя и показалось, что письмишко составлено знакомым стилем, но мало ли кто мог выучить несложную эту науку? Как поживаешь, Гарри, что скажешь старому приятелю?
Теперь я был уверен, что угодил в ловушку. Знаете, когда попадаешь вот так в прошлое, то оцениваешь его по давним представлениям. Я изменился, многие из нас прошли сложный путь и обрели непрошеное благородство, но не все оказались на это способны. Мысль о том, что Гарри готов, поступаясь своими интересами, радеть за благо других, не пришла бы в голову тогда, не уместилась в ней и сейчас. Я знал, что приехал напрасно, и единственное что осталось — торить дороги возможного бегства.
Надо попробовать сбить с толку бывшего напарника, заставить его усомниться, что в расставленную ловушку попалась действительно ценная добыча. Выиграть немного времени. Я всё ещё не мог толком сориентироваться в этом душном аду, зато был уверен, что он прослушивается, значит надо сразу начинать игру на понижение. Беспечно вытянув ноги, сколько позволяла теснота, я сказал ворчливо:
— Парень, выходит, меня взяли за шкирку и заставили сунуться сюда ради встречи с тобой? Что ты им пообещал? Скажи, что это стоящая вещь, потому что, если на кону пустышка, мне тоже не дадут того, что сулили.
То есть я изложил всё это не культурным языком, на котором сейчас разговариваю, а на местном наречии для неблагонадёжных граждан. Я же упоминал, что провёл в империи некоторое время, правда, не уточнял, чем занимался. И сейчас не стану, но поверьте на слово, объясниться на любом из здешних диалектов могу без труда и без акцента.
Гарри был в бешенстве, его кадык дёргался, клыки тиранили нижнюю губу. Длинные какие, мои выглядели гораздо аккуратнее. Значит, он не перестал убивать, а за такие привычки в империи приходится расплачиваться либо шкурой, либо рассудком, либо услугами. Работает Гарри на полицию или на контрразведку мне было не всё равно, крепость в мои планы не входила, но я знал, что тамошние интриганы крайне редко действуют напрямую, как правило, привлекая к грязной работе правопорядок. Это был мой шанс. Допросить, конечно же допросят, побить побьют, но если убедятся, что посланник Директории обычный мазурик, которым Лайс готов пожертвовать, не моргнув глазом, то дальше полицейского участка моё дело не пойдёт, а уж там я выкручусь.
Хорошо, что они не знают, до какой степени мы на самом деле дураки, а считают хитроумными, изворотливыми и жестокими, какими собственно говоря, и положено быть участникам большой игры. Контрразведке империи и в голову не придёт, что мы со скудного нашего ума послали на встречу ни много ни мало собственного правителя. Какое счастье, что, щеголяя на троне бронёй и маской, я имею хороший шанс сохранить инкогнито. До чего же повезло, что здесь ждал Гарри, знающий меня лишь по прошлым приключениям и сам не блещущий ни умом, ни сноровкой.
Когда мы добывали средства к существованию на улицах, играя в скорлупки или три листка, ему доставалась роль простака. За столом он был неубедителен, а временами и неловок, хотя, учитывая присущее вампирам проворство, такого, казалось, в принципе не могло случиться.
Ну вот я и проговорился. Ладно! Наши жертвы ведь тоже хотели сорвать деньжат по лёгкому, а не заработать их тяжким трудом!
Пока мы с Гарри переругивались с умеренной злостью, я нащупал среди мешанины запахов нужный. Есть тут второй выход, подозреваю, что воспользоваться не успею ни одним из них, но ввиду иметь надо. Я встал, как будто терпение лопнуло, и собрался покинуть негостеприимный приют старого знакомого. Это, по всей вероятности, послужило знаком. Сразу с двух сторон донёсся грохот тяжёлых ботинок, ворвались команды в шлемах со щитками, прочей амуницией и с оружием наизготовку. Наверняка их автоматы, хотя бы отчасти, заряжены серебром, трудно надеяться, что весь личный состав одновременно пропил боезапас, позарившись на дорогой металл.
Гарри отпрыгнул к стене, а я испуганно попятился, бросая полные ужаса взгляды в недобрые зрачки оружия. Скрутили жестоко, хотя и не оказал сопротивления. Покорно подставил руки под браслеты, склонил голову. Последнее, впрочем, для того, чтобы нажать подбородком на переключатель ошейника. Теперь Лайс знает, что я в беде. Может быть, сумеет выручить Ингилейва.
Меня потащили, бдительно охраняя со всех сторон, и не к лестнице, а другой дорогой, той, которую я успел нащупать, но не смог ей воспользоваться. Оглянулся на Гарри, он спорил о чём-то с одним из полицейских, возможно начальником. Доказывал, что я стоящая добыча? Пусть попробует выкрутиться, ребята слышали наш разговор. Нет у них оснований полагать меня великим послом к угнетаемым массам, а не бестолковым вампиром, которым не жалко пожертвовать и потому кинули в ловушку, чтобы посмотреть, сожрут его или выплюнут как несъедобного. Вероятно, считай они меня действительно ценным заложником не стали бы брать, а попробовали проследить.
Мысли проносились в голове, много мыслей, хотя и меньше, чем их бывает, когда мирно отдыхаешь в своём кабинете. Отвлекали крики и оружие, боль в не закрывшемся полностью ожоге и новых, что оставляли на запястьях браслеты наручников, боль в избитом теле и встревоженной душе. Как там Ингилейв? Сообразит, что надо от всего отрекаться, и тогда появится небольшой шанс уйти обратно к Лайсу? Надеюсь. Он умнее, чем кажется на первый взгляд, это я — наоборот.
Меня впихнули в машину, и я с готовностью опустился на сиденье, куда толкнули. Подчёркнутая лояльность понемногу проникала в сознание ребят и меня даже не попинали. Должно быть, решили, что давно не брали такого инертного слизняка. Вот и хорошо. Сейчас не время горделивых подбородков и пафосных речей. Задача — просто выжить.
Я уже проходил это и неоднократно, сколько осталось за спиной эпох, когда в короли выходил не тот, в ком струилась голубая кровь, а тот, кто свою красную умел сохранить в жилах.
Когда вывели наружу, быстро огляделся, и гора свалилась с плеч. Привезли не в крепость, мы не покинули пределы столицы. То есть и по времени не сходилось, учитывая скорость передвижения, но я боялся надеяться, пока своими глазами не увидел цель.
В помещение участка втолкнули почти дружески, ещё немного и за плечи держать перестанут. В камеру я охотно шагнул сам, сразу опустился на пол, преданно посмотрев на людей, и они спокойно ушли, заперев дверь. Эти закутки почти те же клетки, только здесь тебя не сажают на цепь. В камерах для вампиров из удобств лишь полка вдоль стены — место для спанья, но она далеко от фронтальной решётки, а мне надо держать в поле зрения коридор, потому остался, где сел. Пока вели, успел заметить, что другие камеры пусты, но это ни о чём не говорило — людей запирали отдельно.
Я прислушался, пытаясь понять, каков сейчас мой статус, но не успел вникнуть в беседу стражника и одного из полицейских, что переговаривались в сторонке, потому что в коридор втолкнули ещё одного вампира, и я сразу узнаю его — её, девушку, выдававшую себя за проститутку, ту, что я оставил в обществе Ингилейва — Крилен. У неё был растерзанный вид, движения испуганные, скованные, не иначе пыталась вырываться, и полицейские били, вымещая на хрупком, но живучем вампирском теле раздражение от неблагодарной и не слишком хорошо оплачиваемой работы.
Мне стало мучительно жаль этого почти ещё ребёнка, не к месту и не ко времени оказавшегося замешанным в разборки взрослых. Когда Крилен тащили по коридору, я отчаянно молил судьбу, выпрашивая для бедняжки соседнюю камеру, чтобы я смог хоть немного её поддержать. От моих желаний, впрочем, мало что зависело, но люди, которые служат порядку, часто и любят его. Они и камеры заполняют строго последовательно, потому Крилен действительно втолкнули в ту, что находилось рядом с моей.
Девушка почти упала на пол, съёжилась, попыталась поправить одежду. Ткани здесь крепкие, а то, наверное, прелести уже оказались бы на виду. Она мне нравилась: всё гармонично к месту и как надо, так что к моей чистой жалости примешивался и другой интерес. Обнаружил, что меня влечёт к ней, хочу не только выручить из беды, но и целовать эти губы, обнимать и ласкать красивое тело. А более всего просто существовать рядом, любоваться милым видом, вдыхать нежный запах, вести неторопливый разговор.
Это что же, я опять влюбился? Зоя отвергла, да и какие шансы у меня были с человеческой девушкой, землянкой, наверное, стоило сразу понять, что лишь женщина своей крови может дать полноценное счастье теперь, когда я уже не так молод, как в безумные годы моей любви к Айрис.
Жаль, не ко времени вся эта романтика, не к обстоятельствам. Надо просто утешить и постараться вытащить её и себя заодно, а уже потом вздыхать при местных лунах о прочем.
Я немного повернул голову и сказал едва слышно:
— Как ты?
Микрофоны не ловят эти шипяще-шелестящие звуки, тут важно правильно настроиться. Крилен вздрогнула, кажется, она и не заметила, что рядом есть собрат, но узнала меня сразу. Съёжилась, посмотрела умоляюще. Да она виноватой себя считает! Завела в ловушку благородного героя со звёзд, а то, что герой сам должен быть с головой на плечах и некоторым количеством мозга в расчёт не берётся.
Я улыбнулся. Камер наблюдения здесь нет, да и подслушивающих устройств, скорее всего, тоже. Кому мы нужны? Плохие из нас получились заговорщики.
— Мой человек, что с ним?
— Кажется, его тоже взяли, — ответила она, пытаясь воспроизвести мои специальные звуки, но без особого успеха. — Ты надеялся на его помощь?
У нас всего несколько минут, потом придут допрашивать, меня-то точно придут, так что нужно успеть сказать главное.
— Не бойся, — просто держись до последнего. Всегда надо держаться до последнего, удача любит упорных.
Крилен робко улыбнулась в ответ, её доверие согрело мне сердце. Жаль нельзя подползти ближе, протянуть сквозь решётку пальцы, коснуться её руки. Надо прочно держаться в образе, рухнуть в прошлое как в спасительный сон и выжидать, когда наступит правильное мгновение.
Мы оба почти обречены, но несмотря на ледяное дыхание бетона и железа, тяжёлую поступь судьбы на душе у меня неожиданно посветлело. Меня согрел тот едва заметный лучик доверия, что протянулся между нами, та невидимая связь, что позволяет поделиться надеждой и волей, потому что мы сейчас вместе, а не каждый по отдельности. Нас двое.
— Ты прекрасна.
На этот раз она улыбнулась грустно, потому что привлекательная внешность в этих обстоятельствах на пользу не пойдёт, скорее причинит вред, и ответила с великодушием, которое я не собирался оспаривать:
— Ты тоже.
Ну вот, Альв, всё у тебя невероятно, как у супергероя. Ты не только стойко переносишь злоключения в темнице, но и преданная возлюбленная назвала тебя красивым. Трезвый голос внутри напоминал, что нет у меня оснований считать сердце девицы покорённым, но я отмахнулся. Узнику хватит и крупиц счастья.
— Ты просто делала то, что велели, стой на этом до конца.
— Так и есть, — уныло ответил Крилен, а потом испуганно повернулась к изгибу коридора, где в специальном закутке сидел стражник.
Оттуда и правда, доносился изрядный топот тяжёлых ботинок, которыми так удобно сокрушать рёбра и внутренние органы несчастных заключённых. Я улыбнулся в последний раз, надеясь, что выглядит моя гримаса ободряюще, а не жалко, и снова съёжился в спасительной сейчас покорности.
Глава 12
Тех, кто намерен тебя истязать, обычно узнаёшь по шагам. Когда имеешь опыт, всё происходит само собой — шкура чувствует. Вампиры чутко воспринимают то, что исходит от людей.
Их было трое. Мне велели просунуть руки сквозь решётку, сняли кандалы и защёлкнули их вновь, только теперь я был прикован к толстым металлическим прутьям. Опасались они меня, ну да их право.
Тот, что был постарше прочих, подвесил к ближайшей перекладине записывающее устройство, двое других вошли в камеру, разминая руки, демонстративно взмахивая палками. Воздух они рассекали с пронзительным свистом. Боковым зрением (как вы помните, оно прекрасно развито у вампиров) я видел, как Крилен испуганно сжалась в комок. Ей предстояло неприятное зрелище, и как ни нелепо вообще думать о деталях в подобную нелёгкую минуту, я ощутил мучительный стыд от того, что не вправе хотя бы достойно держаться во время пытки. Я знал, что гордая непреклонность моментально приведёт меня в крепость, а оттуда я уже не выйду никогда: ни живым, ни мёртвым.
Какие мне задавали вопросы, вы легко себе представите, я отвечал на них лишь одно: мне предложили сделку, обещали хорошо заплатить, а что происходит, и почему участь моя теперь столь ужасна я знать не знаю и ведать не ведаю.
После каждого такого ответа на меня обрушивался град ударов. Свист и боль. По плечам, спине, голове, иногда по рукам, когда экзекуторов разбирало особое сладострастие. Я слышал, как лопалась моя кожа и ломались кости. Я кричал. Крови почти не было, но допросчики, привыкшие мучить зелёный молодняк, просто не знали, что взрослый вампир может увести её глубоко в тело, не теряя при ранениях драгоценные капли.
Иногда сознание мутилось, и я переставал слышать вопросы, отвечать на них, и гулкий треск ударов доходил отстранённо, словно сквозь вату. Тогда меня приводили в чувство электрическими разрядами.
Потом наступила передышка, я, с трудом разлепив веки, увидел сначала полные ужаса глаза Крилен, потом Ингилейва там дальше, где был пост дежурного стражника. Человека окружали полицейские, без касок и прочей устрашающей амуниции и все эти люди разговаривали о чём-то, но голоса слишком гулко гудели в коридоре или эхо звенело в проломленном черепе, так что я почти не различал слов. Пришлось собрать себя в кучу, чтобы сосредоточиться, постепенно я начал понимать отдельные фразы.
Ингилейв повторял устало и монотонно, видимо не в первый раз, что просто сошёл с корабля посмотреть планету, соблазнился дешёвой любовью, но, когда вместо обычной девушки по вызову, в номер заявилась вампирша, испугался. Всё-таки боязно раздеваться, если рядом существо с такими острыми зубами и неясными намерениями.
Мой милый замечательный человек так простодушно излагал свои злоключения, что полицейские сочувствовали ему даже если и не совсем верили.
— Когда вы сошли с планетолёта, с вами был вампир.
— Да, я решил нанять слугу. Понимаете, слуга вампир — это же так экзотично, было бы потом что рассказать дома!
Он простодушно заглядывал им в глаза, словно призывая разделить удовольствие от этой замечательной затеи, потом спросил наивно:
— С ним что-нибудь не так? Я нарушил какое-то правило?
Допросчики все как на подбор были в приличных годах, и Ингилейв, наверное, казался им совсем мальчишкой. Умница землянин использовал преимущество юности как мог. Я невольно улыбнулся разбитыми губами, но тут один из них спросил:
— Можете вы опознать вашего слугу?
Вот теперь я испугался всерьёз. Сейчас его приведут сюда, и он увидит груду изломанных костей в кровавых бликах. Мало кто выдержит такое зрелище, не дрогнув, а я даже не могу подать Ингилейву знак, что на деле не так всё плохо, как выглядит со стороны, что надежда ещё есть, и он должен спасать себя, отрекаясь от попавшегося так глупо вампира.
Его уже вели по коридору, сначала шаги затихли возле камеры Крилен, и я услышал неуверенное «да» в ответ на вопрос, не эта ли особа докучала господину пилоту, затем чья-то рука грубо схватила меня за волосы, запрокинула голову.
Он смотрел с ужасом и отчаянием. Такие чистые глаза, живой человеческий взгляд. Неужели действительно искренне симпатизирует, и ему небезразличен мой плачевный вид? Так трогает, когда тебя продолжают любить даже в скорбных обстоятельства, в крови и неволе. Сердце, приученное противостоять лавине бед, беззащитно ускоряется в ответ на бескорыстную приязнь.
— Я не знаю, — голос дрожал, но в конце концов, зрелище могло напугать кого угодно, при чём тут личная заинтересованность? — Он так изменился.
— Ты нанимался к этому человеку? Отвечай тварь!
И снова палкой по рёбрам. Я невнятно промычал, что к этому. Мне надо было попасть в столицу, а человек туда летел. Поняли или нет, не знаю, попробовали бы сами разговаривать, когда челюсть сломана в нескольких местах. Уроды.
Меня отпустили, а Ингилейва начали вежливо подпихивать к выходу, напоминая, что пора вернуться на борт корабля, там, наверное, обыскались пилота и в другой раз не стоит связываться с кровососущей нечистью. Я слушал музыку этих слов и улыбался. Даже если они и подозревали, что Ингилейв врёт, доказать ничего не могли, а значит, и сделать тоже. Империя желала заключить союз с Землей, и ей не нужны были пограничные инциденты. Мой человек выберется из этой передряги невредимым! Это же счастье!
Я потерял сознание, когда затихли вдали голоса и размеренный топот, очнулся, когда мучители вернулись. Опять всё сначала? Избитое тело выло болью. Впрочем, реальность оказалась не так ужасающа. Наступила ночь, и люди не рвались работать сверхурочно. Смотрели сквозь решётку, обсуждали, не стесняясь, мою судьбу.
— Этого на пять дней в клетку, потом опять на допрос.
— А девку?
— На обработку и в бордель, когда будет готова.
Эти речи должны были испугать меня до новой потери сознания, но кто бы знал, какой они прозвучали музыкой! Призрак крепости обошёл стороной, и как былинка сквозь толщу земли, проросла сквозь месиво изломанных костей и порванных мышц надежда.
Должно быть, я опять отключился на несколько минут, потому что, когда пришёл в себя, мучителей не было, лишь единственный страж дремал на посту в коридоре. Наручники не отстегнули, лишив меня возможности хоть немного отдохнуть перед публичной экзекуцией, но я всё же ухитрился сесть, прислонясь к решётке. Боль гуляла по телу, взрыкивая то тут, то там.
Первым делом посмотрел на Крилен, как она? Бедняжка прижалась к прутьям в том углу, который был ближе всего ко мне, пусто смотрела прямо перед собой.
— Отдохни, — сказал я. — Поспи. День будет тяжёлый.
Бледная и кривая тень улыбки на миг озарила её лицо.
— Прости.
— Ты ни в чём не виновата.
— Когда они сделают из меня бессмысленное животное, мне будет всё равно.
Трудно сказать наверняка: вампиром лучше быть или человеком. Людской век краток, их мучают болезни, докучает старость, вампир же почти вечен, но в этом ведь и наше проклятье. Длительные истязания могут лишить рассудка, превратить в покорное существо, которое будет беспрекословно слушаться приказов, и скорая смерть не избавит от этой ужасающей участи.
Я так и сумел сбежать из крепости тогда, много лет назад: притворился, что дело сделано и я бессмысленная тварь. Это и было самым трудным — выполнять издевательские команды и ничем себя не выдать. Впрочем, сейчас лучше не вспоминать неприятные моменты прошлых злоключений, а сосредоточиться исключительно на восстановлении скелета, мышц и боевого духа.
Я прислонил пробитый висок к прохладному железу. Кости тихо скрипели, срастаясь.
— Просто отдохни.
Крилен послушалась, теперь я не видел её, слышал лишь шорох одежды, когда она укладывалась на гулкую пластиковую полку. Мне сейчас следовало заняться собой.
Вампиры в возрасте отчасти умеют управлять реакциями, в том числе и регулировать регенерацию. Я был здоров, долгое время хорошо и регулярно питался, накопил немало сил. К утру я мог без труда зарастить все повреждения и ещё оставаться боеспособным, но ограничился костями. Скелет мне требовался целым, а вот внешние повреждения следовало оставить нетронутыми. Пусть палачи думают, что выжали из меня весь резерв.
Это была долгая ночь, хотя сутки на планете короткие. От боли я иногда жалобно поскуливал, сдерживал себя, хотя и не слишком усердно, так чтобы страж знал, как я неимоверно страдаю, но не раздражался слишком сильно, потому что его недовольство могло обернуться новыми повреждениями, а я и без того обзавёлся богатым собранием.
Кости восстановились, стало легче, и я ухитрился немного подремать, памятуя, что на следующую ночь понадобятся силы, а на день вся выдержка, какая у меня есть. Утро началось с грохота тяжёлых ботинок по бетонному полу, здесь это, видимо, считалось доброй традицией.
Расчёт у меня был простой: раз мы с Крилен оказались в одном полицейском участке, то и площадь для наказаний нас ждёт одна, поместят в соседних клетках, но даже если по какой-то причине развезут в разные места, я ведь всё равно отыщу её в этом огромном городе, просто не смогу не отыскать. Это я должен был просить у неё прощения, просто старался пока играть выбранную роль.
Нас погрузили в фургон под бдительным присмотром людей и оружия, повезли. Я примерно ориентировался в хитросплетениях улиц и ничуть не удивился, когда оказался в знакомом месте. Я проходил по этой площади вчера, и вампир всё так же висел в клетке, безразлично уронив голову на грудь. Он был в сознании: пока меня пристёгивали, я поймал быстрый взгляд из-под разметавшихся волос.
На меня он глянул довольно безразлично, но вот когда из фургона вытащили Крилен, я заметил, как по телу прошла дрожь, а глаза сделались почти безумными. Вампир протяжно застонал, не сумев скрыть охватившего его ужаса. Эти двое были знакомы. Чтобы отвлечь внимание людей, скрыть промах несчастного, я закричал, дёрнулся в уже закреплённых оковах, словно лишь теперь осознал весь кошмар своего положения. Получил палкой по рёбрам и затих.
Мы были прикованы врастяжку посередине клетки, так чтобы пользователь мог подойти с любой стороны и врезать туда, куда ему особенно хотелось. Ноги зажаты в тяжёлые кандалы, прочно вделанные в пол, руки подняты над головой. Цепь продета сквозь наручники, замок её слишком высоко, чтобы дотянуться. Всё предусмотрено, чтобы пленник не сбежал, ну да посмотрим.
Больше собственного плачевного положения меня беспокоили товарищи по несчастью. Родственная была между ними связь или же любовная, выдавать её не следовало ни в коем случае — это даст немалый козырь садистам. Тем, кто таскается по местам экзекуций не поглазеть, а именно помучить беспомощного вампира или человека.
Клетки уже отперли, и публика потихоньку собиралась, ещё вялая не готовая размять плечи. Больше разглядывали Крилен, её женские прелести. Нас не раздели, как часто поступают с вампирами, но всё равно округлости заметно проступали и под слоями ткани.
Я разглядывал людей, пытаясь понять их настрой, мысли. Вчера я лишь прошёл краем и мало что успел уловить, а сегодня у меня был целый день исследований и открытий, ну и новых переломов, это, как вы понимаете, шло в комплекте.
Разные были лица. Я читал открытое отвращение, ненависть и тайное сочувствие тоже, и множество промежуточных оттенков проходило перед глазами. Обычные в целом были люди, такие же, как у нас дома, только запуганные и тепло одетые. Женщин мало, в основном мужчины. Кто-то пристально вглядывался в беспомощных пленников, словно хотел до дна высмотреть вины, кто-то отводил глаза.
Большинство, как мне показалось, прекрасно понимало, что видит не обязательно преступников. Не знаю, как обстояло дело с тем парнем, что угодил сюда до нас, но вот меня поместили в клетку вообще без суда — с целью развязать язык, не парясь самим, а Крилен всего лишь потому, что она красивая женщина и может стать выгодным товаром.
Людей становилось больше, и вот из толпы выступил крупный человек, решительно зашагал к возвышению. На нас, двоих мужчин, он не обращал никакого внимания, пялился на Крилен и, едва зайдя в клетку, принялся шарить ладонями по её телу, жадно хватая прелестные выпуклости.
Сосед мой дёрнулся в бессильной попытке помочь подруге, да и во мне мигом вскипела вся оставшаяся в жилах кровь. Не знаю, успел ли я влюбиться в эту женщину, не до того было, чтобы копаться в собственных переживаниях, но видеть, как её унижают публично и нагло не было сил. Я мигом сообразил, что надлежит делать. Иногда я бываю умным.
Вскинул голову, отбросив на спину лохмы волос, и сказал громко:
— Эй! Всё, на что ты способен, так это лапать беспомощную девчонку? Будь она без цепей, небось и подойти бы не рискнул? С мужчинами так и со связанными боишься иметь дело?
Ну, вы знаете, что говорят в таких случаях, и каковы последствия подобных речей. Минуты не прошло, как этот человек уже избивал меня с превеликим усердием. Кричал я, наверное, так, что в соседних домах содрогалась мебель, но на самом деле было терпимо. Понимаете, прилежания в таком деле недостаточно, нужно ещё умение, потому в камере мне досталось качественно, а здесь я мог немного контролировать последствия, чуть уклоняясь, смягчал удары.
По толпе шёл взволнованный хоть и негромкий шёпот, я видел, что многих людей зацепило моё стремление уберечь подругу, вызвать огонь на себя. Они это понимали, это было по-человечески. Иные разворачивались и уходили, зная, что не могут предотвратить расправу, но не желая наблюдать отвратительное зрелище. Один человек решился высказаться, пусть не совсем открыто, но и эта косвенная поддержка согрела душу.
— Эй, раз уже тебе это занятие так по душе, запишись в казённые экзекуторы и хоть деньги за это получай, а не усердствуй бесплатно.
Насмешка подействовала. Ещё минуту мужчина выматывал себя в попытке сокрушить бессмертные рёбра, потом бросил палку и ушёл не оглядываясь.
День тянулся бесконечно. Благодетельное светило чаще пряталось в тучах, словно и ему невмоготу было наблюдать падение общественных нравов. Иногда нас вообще никто не трогал, иногда выстраивалась очередь. По правилам в клетку можно было заходить только по одному. Не ради милосердия к нам, конечно, а из опасения, что неумелые палачи ненароком покалечат друг друга.
Сосед по клетке моментально перенял мою тактику, и вдвоём нам часто удавалось отвлечь на себя жестокость толпы, уберечь Крилен от расправы, но я видел, что парень на пределе. Ему крепко досталось, пока развлекал публику в одиночку, да и молод он был, почти так же сокрушительно молод, как и девочка. Смешно, но я радовался, когда эти котята оба получали передышку за мой счёт. Старый я дурак, да и сердце у меня не к добру доброе.
Вечер наступил, когда разум уже устал ждать благодетельной тьмы. Я был ещё достаточно силён, хотя висел на цепях тряпка тряпкой. К закату нас всех оставили в покое, площадь почти опустела, а потом и стражник, кряхтя, выбрался из своей будки, закрыл двери клеток, запер замки.
Отстёгивать на ночь нас, естественно, никто не стал. Людям иногда оказывали такую милость, а вампирам нет — и так не сдохнут. Меня это не пугало. То есть замки, а не перспектива отчалить на тот свет. Я осторожно огляделся. Сторож, как правило, сидел в своей конуре, выходил проверить наличие узников нечасто. В империи никто бы не решился отпереть клетки и выпустить на волю искалеченных побоями вампиров, да и куда бежать с ошейником на плечах?
Ладно, с этим тоже разберёмся. Люди ещё проходили иногда по своим делам, но вскоре площадь должна была совсем опустеть. Ночь считалась временем, когда вампирам дозволено в определённых пределах удовлетворять жажду, но возле помостов они не появлялись, опасаясь обвинений в неблагонадёжности. Спасибо имперским порядкам, они создали мне просто идеальные условия для побега. Я поднял голову и поглядел на товарищей по несчастью.
— Ребята, вам здесь ещё не надоело?
Мужчина, едва подававший признаки жизни, встрепенулся и поглядел на меня. Я понял, что нельзя обмануть безумную надежду, что увидел в его глазах.
Глава 13
Я и не собирался. То есть, к этому моменту одна моя рука была уже свободна. Знаете, допросчики любят дробить ладони и пальцы подозреваемых, зная, что для их клиентов это самое дорогое, вот и мне перемололи хрупкие косточки, и я не стал сращивать их на одной руке. Было очень больно, пришлось терпеть лишние муки, зато теперь я сумел достать повреждённую кисть из браслета и снова срастить, сделав всё как было.
Из глаз сыпались красивые звёздочки, но некогда было отвлекаться на любопытное зрелище. Интервал появления стража я рассчитал, но люди ведь непредсказуемы, следовало спешить. Нужную мне металлическую пластинку я отломал прямо от ошейника, там было для неё самое надёжное место. Даже раздень они меня догола, ошейник в империи никому не пришло бы в голову снять, разве что с трупа. Отомкнув цепи, я кинулся к замку клетки и с ним тоже справился в два счёта. Ко двору пришлись навыки беспутной юности.
Дальше можно было действовать отмычкой, но я предпочёл ворваться в сторожку и уложить человека в долгий обморок. Ключами отпирать замки быстрее и надёжнее, чем подручными средствами. Первым делом я конечно, освободил Крилен, а она даже не поблагодарила, кинулась к своему приятелю. Глаза обоих пылали глубокими чувствами. Любовь у них что ли, а не суровое товарищество? Пришла пора сообразить, что я опять в пролёте с несвоевременными симпатиями. Ну и ладно. Хороший герой никого в беде не оставит.
Когда сняли цепи, юноша просто рухнул мне на руки. Он был измучен всерьёз, даже переломы не срослись, а уж если у вампира не приходят в норму кости, дело совсем дрянь. Тащить его на себе я не рискнул, опасаясь усугубить повреждения, к счастью он был немного выше ростом, как раз настолько, чтобы с удобством забросить его более здоровую руку ко мне на плечи и вести, обхватив за туловище. Крилен как могла, поддерживала бедолагу с другой стороны.
Так мы и отправились в путь, но предварительно я снял с моих новых друзей ошейники. В сторожке нашлось специальное приспособление, так что и трудиться не пришлось. Крилен испугалась, но возражать не посмела, её же товарищ был в таком плачевном состоянии, что мог и не заметить крамолы. Свой ошейник я опять переключил на режим слежения с орбиты и где-то там наверху, уверен, кто-то вздохнул с облегчением.
Углубились в лабиринты узких и тёмных здесь улиц. Иногда попадались вампиры, но я прогонял их с дороги, не рискуя сейчас ни с кем связываться, а потом мы набрели на девчонку, торопливо бежавшую домой от припозднившегося клиента. Крилен поймала её, и я позволил парню выпить крови ровно столько, чтобы не повредить человеческой женщине.
Он как часто случается с молодняком, обезумев от боли и голода, никак не хотел отрываться от живительного источника, но я вразумил его, без колебаний оторвав от жертвы за шиворот.
— Будешь слушаться, пока я с тобой!
Я тоже был не прочь закусить, но раз еды хватало только на одного, получил её самый слабый. Зато дальше он уже мог идти сам, и двигаться мы стали много скорее.
— Куда ты нас ведёшь? — спросил он.
Самого трясло от того бешеного порыва восстановления, который молодых вампиров накрывает как болезнь, шатало, ноги подгибались и двигался нелепыми прыжками, но вот любопытствовал. Мне это нравилось. Крилен льнула к нему преданно и нежно, и это тоже можно было пережить. Почему нет, он же выше ростом, может и на морду привлекательнее, кто знает? Морды наши пока рано было сравнивать, разве что для конкурса: кто напугает быстрее и качественнее.
— В болото, потом в горы.
— Что мы будем там делать?
— Раны зализывать, выть на луны. Дойдём — посмотрим.
— Ты снял наши ошейники. Свой оставил.
— Ты задаёшь слишком много вопросов.
По сути дела, эти детишки мне были не нужны, но бросать на погибель тоже не хотелось. Я приостановился, поймав знакомый запах. Тут недалеко располагалось заведение, где меня схватили. Очень тянуло пойти объяснить Гарри, что я о нём думаю, но месть всегда глупа, если не ведёт к определённой цели, потому я без особых моральных терзаний миновал это место.
Город сходил на нет, мельчали дома, всё чаще попадались неухоженные пустыри, мы уже почти вырвались на свободный простор, и тут птенчики начали показывать характер. Парень резко остановился и рванул меня за рукав, разворачивая к себе лицом. Не очень я люблю подобную бесцеремонность, ну да ладно.
— Что?
— Объясни, чего ты добиваешься? Мы погибнем в пустоте, без людей не выжить!
Обе луны как раз вышли из-за туч, чтобы озарить этот романтический момент. Облака несло по небу быстро, как у нас не бывает, но здесь внизу ветра почти не ощущалось. Я огляделся, потом посмотрел на спутников. Прощу им изрядную невоспитанность и вопиющее нарушение правил. Пожалуй, легче дать какие-то объяснения, чем втолковывать, что с наземлерождёнными так не разговаривают. Это я мог в любой момент, ну почти любой, покинуть планету и вернуться в свой благоустроенный мир, а они жили здесь, где существовали свои нечеловеческие императивы, и несоблюдение закона мигом ставило вне него.
— Как тебя звать-то?
— Шен, — ответил молодой вампир. Он обнимал девушку, в которую я чуть было не влюбился, оба смотрел на меня.
— Понимаешь, Шен, я пришёл сюда из Директории, чтобы встретиться с собратом, который обещал помощь и поддержку в предстоящей войне, если не удастся её избежать, но этот нехороший вампир оказался предателем и продал меня властям. Подпольное движение за свободу оказалось фикцией, и я возвращаюсь домой. Вы, по всей вероятности, пострадали от того же самого лица, так что я могу забрать вас отсюда и дать кров и возможность прокормиться.
— Ты из Директории?
— То есть, я ещё и доказывать должен?
Крилен сказала:
— Я слышала, как полицейские говорили между собой, что ты мелкий уголовник, и что тот вампир их обманул, решив одного из своих выдать за посла, чтобы заработать какие-то привилегии.
— Надеюсь, они ему вломили? — спросил я с надеждой, но Крилен лишь неопределённо дернула гладким плечиком. Я не подглядывал специально, но ткани так легко портятся, даже местные.
Я смотрел на этих ребят, и мне хотелось просто улыбаться и молчать, но объясниться следовало.
— Да, мы с Гарри когда-то вместе работали на улицах, но с той поры прошло много лет. Он, по всей видимости, остался прежним, а я изменился. Я не знаю, стал ли лучше, но я старался совершенствоваться, делать что-то полезное для других, а не только для себя. Насколько это удалось, не мне судить. Если же вам нужны доказательства моих связей с Директорией, то вы их получите, но не раньше, чем страшные башни крепости скроются за горизонтом. Надо идти.
Они медлили. Странные у них были лица, словно фейерверк увидели или другое приятное зрелище, а потом Шен сказал:
— Мы и есть те люди, к которым ты шёл.
Так и сказал: «люди». Мне это тоже понравилось.
— Гнёт стал настолько невыносим, что многие перестали бояться. Начали думать, как улучшить нашу жизнь. Мы понимаем, что падение Директории и Республики сделает существование невыносимым, и не хотим для других такой страшной судьбы, которая досталась нам.
— Мы полагали, — вступила Крилен, — что Гарри легче связаться с внешним миром, он ведь был наземлерождённый, наверное, единственный среди нас, и доверились ему.
— Надеюсь, знает он немного?
— Почти ничего.
— Так тебя подвесили, чтобы приготовить для более обстоятельного допроса? Как, впрочем, и меня. Ладно, детали обговорим позднее, а сейчас вперёд!
И мы понеслись дальше. Пить кого-то на окраинах, а людей здесь было немало, я запретил, по этому следу нас могли обнаружить. Молодым приходилось тяжело, но они терпели, пыхтели, почти не отставая, хотя один я мог передвигаться гораздо быстрее.
Когда закончилась ночь, такая же короткая, как и день, нашли укрытие. Болото уже осталось за спиной, но горы только манили. Хорошо зная окрестности столицы, я вёл свой отряд туда, где посадка планетолёта могла произойти наиболее скрытно. То есть, кажется поначалу, что таких мест вообще нет, но опытные пилоты, снабжённые достаточной информацией о системах слежения, лазейку найдут. Боевые спутники контролируют крупные корабли, а мелочь летает почти безнадзорно, потому что отследить все полёты при таком развитии частного транспорта хлопотно, да и нужно только в пределах оживлённых трасс.
Молодые вампиры на этой планете могут не спать днём, но мои подопечные свалились сразу, едва светило вылезло из-за горизонта. Кто бы упрекал их, если и я чувствовал себя немного уставшим. Я сидел, любуясь отрогами гор, равниной внизу, стараясь не смотреть в сторону города и башен крепости, всё ещё видных даже отсюда. В душе воцарился уют. То есть я всё ещё бродил под устрашающим взором империи, но ощущал себя как никогда свободным. Это был довольно привлекательный мир, холодный только. Лишь бы снег не пошёл — на нём так заметны следы, всё остальное пережить можно.
Днём я поохотился в узком ущелье недалеко от нашего укрытия и притащил в пещерку приличных размеров зверушку. Её неприятной, резко пахнущей крови мы все трое и отведали. Она не радовала, но насыщала.
С лица Шена сошли следы истязаний, приятная оказалась физиономия, вполне благообразная. Крилен смотрела на неё не отрываясь, а я подумал с грустью, что видно судьба у меня такая: спасаю девиц, но достаются они в итоге всё равно кому-то другому, а я в очередной раз остаюсь ни с чем. Надо менять тактику что ли.
Здесь же, под гаснущую музыку вечерней зари мы договорились о связи и взаимодействии. В целом, конечно — завершающие штрихи предстояло положить на эту картину Лайсу.
В середине ночи я решил, что, пожалуй, мы достаточно удалились от города. Туман заволок оставленную столицу вместе с угрожающими крепостными башнями, да и место для посадки лёгкого катера было вполне подходящее: небольшая ровная площадка среди хаотичного рельефа. Оставалось послать сигнал наверх.
Особых сложностей мы здесь не предусмотрели, я просто включил и выключил передатчик ошейника оговоренное число раз. Ответ, с учётом стартовой подготовки и сложной траектории полёта мог последовать не раньше, чем через час, поэтому я просто улёгся на землю, разглядывая местное небо, точнее облака, настолько плотные, что даже изощрённое зрение вампира не помогало разглядеть звёзды.
Мы немножко поболтали, просто так, ни о чём. Ребята то и дело вглядывались в туман, запрокидывали головы, прислушивались. Им не терпелось. Увидеть корабль другого мира, посланца свободы, о которой здесь пока можно было только мечтать. Рядом с ними и я себя чувствовал юным. Хорошие были времена. Мало власти, но и ответственности тоже. Впрочем, я и теперь неплохо устроен.
Кораблик вынырнул из тумана почти в предсказанное мной время. Я услышал его издали, но молодым ничего не сказал, пусть он появится внезапно. Не зная, насколько бесшумно могут летать наши суда, они даже немного испугались, а я поднялся навстречу, и красота знакомых обводов радовала ничуть не меньше чем прелести местного пейзажа. Вру — больше.
Лайс выпрыгнул на грунт, едва откатился люк и окинул нашу троицу неодобрительным взглядом. Выглядели мы потрепанными, оборванными и голодными, потому без лишних слов мой замечательный начальник разведки роздал бутылки и не с бурдой, которой поили меня после происшествия в больнице, а с настоящей тёплой ещё кровью.
Ребята присосались к своим сосудам истово, я же, соблюдая лицо, отхлебнул слегка, словно мне не очень-то и хотелось.
— Всё в порядке? — спросил Лайс.
Он оглядывал меня цепко, внимательно и наверняка видел следы всего, что мне довелось пережить (одежда ведь не шкура — сама не зарастёт), но помалкивал, давая мне возможность говорить или молчать.
— Это Гарри, — ответил я. Признаваться в глупости — так сразу и целиком. — Вот было же у меня предчувствие, что знаю мерзавца, точнее знаю, что мерзавец.
Лайс качнул головой, окинул ещё одним внимательным взглядом. Скорее всего, он мог точно сказать, сколько раз мне пересчитали рёбра, чего я и сам не знал.
— Главное, что ты вернулся. Кто эти юные сородичи?
Я объяснил. Больше всего мне хотелось залезть в корабль, вытянуться на чём угодно хоть мягком, хоть жёстком и заснуть, но я остался рядом с Лайсом, и теперь вчетвером мы быстро обговорили всё, что требовалось: с кем нужно связаться и какой тактики придерживаться, чтобы хватило её надолго. Лайс тут же снабдил Шена и Крилен несколькими комплектами наших ошейников и научил ими пользоваться.
Мы спешили, потому что каждая минута пребывания на планете могла стать лишней. Как не поноси чужие средства слежения, они иногда тоже хорошо работают.
Я хотел предложить Крилен полететь с нами, девушке вампиру было особенно сложно выживать на этой планете, а заговоры — это всё же дело мужчин, но никак не решался, а вот Шен смог. Он шагнул ко мне и впервые голос юного упрямца прозвучал умоляюще:
— Возьми её с собой! Там у вас, она будет счастлива или хотя бы жива, пожалуйста!
Хотелось расцеловать милого героя, но я не решился. Он готов был навсегда расстаться с любимой женщиной, смириться с тем, что возможно в иных мирах она выберет себе другого мужчину. Это выглядело достойно, пока сама девочка не налетела на нас, едва не сбив с ног. Глазки сверкали в ночной темени — куда там звёздам.
— Никто не будет за меня решать, что мне делать и с кем быть!
Она прыгнула на своего парня, обхватила руками за шею. Думал — задушит, но всего лишь поцеловала, да так, что Шен сгрёб её в охапку и на мгновение-другое эти двое отключились от прочего мира.
Лайс кашлянул словно человек, и Крилен оторвалась от милого друга, сказала:
— Я люблю тебя, хотя он тоже хороший.
Хороший — это я. Спасибо и на добром слове, раз больше ничего не светит. Лайс уже заталкивал в планетолёт. Мы вместе закрывали люк, глядя на ребят, остающихся на своей мрачной планете. Было больно и страшно за них, и вместе с тем тлела в глубине души гордость за наше племя, гонимое и нелюбимое людьми, но всё равно умеющее сохранить в себе искры человечности.
Судёнышко стартовало так резко, что мы просто повалились на пол грузового отсека, да там и лежали, дожидаясь выхода на орбиту. Я улыбался, оставив в империи грусть и изрядное количество боли. Самое главное ведь то, что ты сумел найти. Потери считать — занятие пустое.
— Не стоило нам затевать эту авантюру, — сказал Лайс.
— Это верно, но ведь всё получилось. Ингилейв в порядке?
— В полном. Повёл себя сообразительно и расторопно. За тебя переживал. Кажется, тебе изрядно досталось.
— Заживёт, не в первый раз.
— Он, кстати, за пультом. Ингилейв. Убедил меня, что хороший пилот и действительно справился отлично.
Я подпрыгнул, забыв о перегрузке.
— Мой человек? Это правда?
Давно не было так тепло на душе. Я возвращался домой и меня там ждали и любили.
Глава 14
Помотало нас изрядно, но я понимал, что пилот всё делает правильно. Важнее не засветиться, чем доставить провального агента на борт на полчаса раньше и с большими удобствами. Успею вздремнуть в салоне пустотного корабля, когда буду в полной безопасности на территории своего государства.
Иногда всерьёз думал, что дело идёт не так как следует, но Ингилейв справился. Когда судно ошвартовалось в ангаре, я вздохнул с невольным облегчением. Очень не хотелось обратно на планету.
Мы с Лайсом откатили люк и спрыгнули на покрытие. К кораблику уже тянулись автоматические заправщики и ремонтники, я опасливо отодвинулся от их несокрушимой целеустремлённой мощи. Лайс неожиданно обнял меня, крепко, но бережно, как будто, опасался заново сломать, едва сросшиеся кости.
— Рад, что ты выбрался!
— Точно, в другой раз будем умнее.
Он отпустил, хлопнул по плечу, деликатно, словно стучал по дорогой вазе и убежал по делам. Я так понимаю, теперь их прибавилось. Невольно огляделся, сердце как будто сомневалось, что я практически дома, и тут из кабины пилота выбрался Ингилейв.
Он улыбался радостно и в то же время неуверенно, должно быть, в голове не укладывалось, что тот мешок костей, что он видел в горестном заточении, сумел за пару дней вновь вернуть себе надлежащий вид. Ну если не считать изорванной в клочья одежды.
— Идём! — сказал я и потащил за собой в апартаменты, в одну из тех гостиных, которых здесь непонятно зачем водилось такое множество. — Садись и рассказывай!
Он растерялся поначалу, но быстро сообразил, что интересуют меня события на планете, а не перипетии полёта сквозь атмосферу.
— Всё прошло на удивление легко. То есть, когда ты оставил меня с девушкой… с ней всё в порядке? Это она стояла там, рядом с высоким парнем?
— Да, мы сбежали все вместе, ты продолжай!
— Ну, я немного испугался, потому что она была с клыками, и вообще вампир, а я же из вашего брата видел только тебя и Лайса. Я не знал, чего можно ждать, а чего не опасаться. Только она себя вела очень тихо, скромно и мы даже немного поговорили, а потом ворвалась полиция.
Ингилейв примолк, как будто заново переживая те события. И мне почудилась на его лице тень мечтательного сожаления.
— Она пыталась меня защитить, понимаешь? Это так поразительно. В общем, необычно было.
— Стоп, ещё одно отступление от основной темы. Если положил глаз на Крилен, то сними обратно. Я тоже на неё засматривался и получил отказ, а я ведь спас ей жизнь! У неё есть парень, ты его, кстати, видел, и разлучить этих двоих нечего и надеяться. Просто предупреждаю на всякий случай, что не светит тут ни романтика, ни телесное удовольствие.
Ингилейва, кажется, ошеломила моя непрошеная откровенность, но я считаю, что в делах любовных нужно действовать прямо и честно, может, потому меня и проносит раз за разом мимо цели. Придётся разобраться, где тут причина, где последствия, пока же о деле. Ну вот, стихи уже получаются.
— Продолжай!
— Схватили нас и тут же развели по разным фургонам и в полиции мы были не вместе. Куда её спрятали, не знаю, а меня всё время допрашивали, но вежливо так, культурно. Запутать пытались, хотя не угрожали и уж тем более не били. Я действовал точно, как меня Лайс проинструктировал, хотя стыдно было лгать.
— Почему? — удивился я. У самого таких проблем сроду не возникало, пусть по натуре я был человеком откровенным.
— Мне казалось, что предаю тебя этой ложью, а это было нехорошо, ведь ты меня не предавал. Когда я в этом убедился, то есть увидел тебя избитого в рубцах, почти без сознания, мне стало не только страшно, но и тошно, потому что ты пытался меня защитить даже в таких невыносимых обстоятельствах.
Он приостановился, эмоции так и клокотали, рождая целую бурю. Меня эта стихия немного пугала, зато и наблюдать было увлекательно. Когда в человеке кипит такое, это завораживает, рождает невиданное восхищение, почти благоговение. Если он одержим не низменными страстями, а благородными чувствами это прекрасно, всё равно, что божество заманить к себе на беседу с чаем и пирожными.
Я готов был созерцать это чудо бесконечно, словно неких тайн приобщался, но сообразил, что страдание полезно только в меру, а мой человек сейчас подлинно удручён. Пора вылить немного словесного бальзама на его душевные раны.
— Ты всё сделал правильно! Я горжусь твоей отвагой, и понимаю теперь, почему Лайс, не колеблясь, определил в спутники. Что касается моего якобы плачевного состояния, то не проливай море слёз. Я всё же наземлерождённый, и, если боль и сломанные кости, были правдой, то беспомощность — нет. Я доказал это самостоятельно выбравшись на волю. Конечно, увези они меня в крепость, пришлось бы труднее, но один раз я удрал и оттуда, а ведь был тогда моложе и не имел друзей.
— Расскажи! — потребовал он жадно.
И я конечно не мог отказать. Разумеется, ограничился недавними приключениями, потому что старое вспоминать не тянуло, да и зачем вообще тревожить древние ужасы, если жизнь не устаёт новые подбрасывать на дорогу?
Он слушал внимательно, и я видел всё чувства, отсветы которых вереницей проходили по лицу. Я любовался красотой его души, люди совсем не за то, что нужно, себя ценят. Мы так здорово общались, глубоко и сильно, на одной волне, что я буквально парил в духовном эфире, и не сразу понял сакральную простоту его жеста, когда, протянув мне руку, он повернул её беззащитным запястьем вверх.
— Ты так много пережил, и если нужно, то вот.
Я невольно сглотнул уставясь на тонкие жилки. Ингилейв, должно быть, неправильно истолковав моё замешательство, добавил торопливо:
— Если тебе удобнее из шеи, то ничего страшного. Мне совсем не больно.
Его доверчивая открытость и эти последние совсем детские слова буквально обволокли моё сердце счастьем.
— Мой человек! — сказал я, бережно припадая к упругой вене.
Я сделал всего три глотка, и с каждым внутри расцветало, ширилось ощущение необыкновенного покоя, словно все проблемы мира решились сами собой, и он сиял немыслимым совершенством, взирал на нас людей и вампиров с высоты милосердия и мудрости. Боги, мне же крышу снесёт — понимал я отчётливо как никогда, но светлое опьянение моментом заставляло улыбаться и верить в невозможное. Только никогда не пей земных женщин — повторял я себе — потому что если на эту почву падёт ещё и сексуальное влечение, то всё, тебе могила. Ты просто перестанешь быть, а вся любовь мира не искупит такой потери.
Я тщательно зализал рану и, только убедившись, что кровь больше не сочится, и даже запах её выветрился с кожи, оторвался и посмотрел на Ингилейва. Не знаю, чего я ждал: шокированности, чопорного неприятия — всего того, что испытывают люди, когда кто-то у них на глазах не котлетки кушает, а самозабвенно до полного идиотизма вылизывает чужое потное копыто. Землянин смотрел, пожалуй, сочувственно, словно допускал подобное непотребство, хотя и не понимал его, но снисходя до не совсем омерзительного существа, от души сопереживал его горю.
Мне хотелось опуститься на колени перед величием человеческой души, умеющей раскрыть себя так широко, что каждому убогому найдётся место под просторными крылами. То есть, по правде говоря, крышу всё же немножечко несло, но останавливать её ничуть не хотелось.
— Мой вампир, — произнёс Ингилейв, слегка вопросительно. — Так говорят?
— Если хотят предложить дружбу, то да! — откликнулся я, и мы горячо совсем по-человечески пожали друг другу руки.
Наверное, следовало сказать что-то возвышенное, чтобы достойно показать себя со стороны, но вместо этого я повалился на ближайший диван (хотя, возможно, это был ковёр) и заснул, ощущая на губах ту нетрезвую улыбку, которая, будучи обнародованной, способна спустить в канализацию реноме любого правителя.
Проснулся я на диване и даже укрытый пледом. Эта забота, проявленная к вампиру, да ещё в комфортном почти жарком помещении, тронула чуть не до слёз. Я был один и почти трезв. Пришла пора серьёзного разговора, но для начала следовало вымыться и сменить одежду.
От ошейника я избавился с особенным чувством, подумав с ужасом, что к таким вещам неоправданно быстро привыкаешь. Плескаться в огромной ванной было большим удовольствием, расчёсывать спутанные патлы — куда меньшим, но я справился и с этим. Завязав ещё влажные волосы в хвост, посмотрел на себя в зеркало. Ожог практически сошёл, лишь кое-где ещё поблёскивала остаточными пятнами дикая кожа. Выглядел я прекрасно, вот и закралась унылая мысль: женщинам-то почему не нравлюсь. Да, я после долгого перерыва предпринял лишь две, да и то робкие попытки завязать какие-то отношения, но обе провалились сразу. Чем я не вышел? Глаза голубые, зубы белые, волосы неопределённого цвета, кажется, его называют русым, зато их много, а это ведь ценится, да? Рост сто восемьдесят четыре, сложён отлично, черты лица довольно приятные.
Товар вроде как неплох, отчего же не сыщется на него купец? То есть сановников, желающих выдать за меня дочку, в Директории можно было выстроить в длинную очередь, но я хотел любви, а вот с этим-то и не срасталось. Погрустив ещё секунд тридцать, я оделся и вышел из ванной комнаты.
Лайс и Ингилейв ждали в кабинете, и оба встали, едва я переступил порог и обвёл помещение спокойным взглядом. Понимаете, в обычной жизни я прост и непритязателен, но вполне могу произвести впечатление даже без блестящего обмундирования. Для этого не обязательно быть правителем, вполне достаточно чувствовать себя им.
— Садитесь! — приказал я. — Хорошо, что вы оба здесь. Нужно поговорить.
— Наверное, по важным политическим вопросам, и мне не стоит присутствовать, — тихо сказал Ингилейв. Он смотрел на меня с любопытством.
— Я хочу, чтобы вы двое, выслушали то, что я скажу.
Больше никто не прекословил. Лайс весь подобрался и спокойно ждал продолжения, мы давно были знакомы, он меня понимал. Ингилейв как будто пребывал в некотором смятении чувств, но сейчас этим следовало пренебречь.
— Мы остановились, — сказал я. — Веками шли вперёд: превозмогали хаос исхода, строили, напрягая мышцы и нервы, миры, в которых хотелось жить, а не умирать. Мы добились цели, создав Директорию, свободную для каждого, выбрались из неволи прошлых представлений. Пришло время удобного существования, и мы остановились. Когда-то люди думали, что Земля велика и позволит творить всё угодно, все знают, чем это закончилось. Потом мы оглушали себя иллюзией беспредельности великого космоса, раздвинули рамки заблуждений, но мир всегда бесконечно мал. Пора оглядеться и понять это в очередной раз.
Я примолк на секунду. Красивые слова требовались для того чтобы разогреть себя, может быть, этих двоих. Не исключено, что я просто боялся произнести вслух то, что успел сообразить и придумать.
— Мы позволили империи генерировать зло, потому что нас оно непосредственно не касалось. Воевали, остались при своих и решили, что каждый должен спасаться в одиночку, потому что казуистика прошлых веков легко оправдывала невмешательство: ведь каждый народ заслуживает то правление, которое имеет. В итоге мы стали преуспевающими торгашами, уверенными в своём превосходстве, потому что мы всё можем купить и почти всё продать. Любой порядок до некоторых пор может шатко-валко соблюдаться, но империя не останавливалась на месте и легко нас обогнала. Благоденствующий всегда уязвим, потому что привык к сытости и довольству. Мы расслабились, и пришла пора, когда нас стало легко обыграть. У нас много денег и отличный флот, но мы боимся сражений. Мы дошли до той степени процветания, когда уже не готовы погибать за родину.
Я сглотнул горькую слюну. Голод терзал, после всех испытаний мне требовалось много крови и, наверное, следовало завернуть к ребяткам и попить вволю, но я точно знал, что сейчас не должен быть сыт, потому что пришло время разбудить в себе настоящую злость.
— Империя отследила этот важный момент и теперь толкает на войну, от которой мы будем уклоняться до последнего. Мы всё ещё уповаем на благодетельное равновесие сил, но с недавних пор у противника появились нежданные козыри. Новый союзник. Земля.
— При всём моём уважении, — сказал Лайс, бросив быстрый взгляд на Ингилейва, — невеликое это преимущество.
— Да, если говорить о кораблях и пушках. Наша разведка могла проморгать многое, но не настолько заблуждается в могуществе старой планеты. Тут дело в другом.
Я глубоко вдохнул тёплый воздух, на губах опять скопилась горечь, шершавый язык голода лизал внутренности.
— Ингилейв, позволь Лайсу попробовать твоей крови. Всего один глоток!
Всё во мне кипело, так я не хотел делиться, проснулся хищник, зверь, зудели клыки, но я сумел (надеюсь) сохранить лицо относительно бесстрастным. Лайс вряд ли был уверен, что моя идея хороша, просто доверился, как привык это делать. Ингилейв протянул руку, и белокурая голова моего друга и помощника склонилась к чужой добыче.
Этот дозволенный глоток показался бесконечным. Я вообще перестал дышать, готовый сражаться за своего человека, но Лайс справился и когда он медленно поднял голову и взглянул на меня, я убедился, что он всё понял.
— Мы никогда не кусаем землян, — сказал он. — Они такая редкость во внешних мирах, что бережём каждого ради получения информации и налаживания полезных связей. Альв, ты ведь, наверное, чуешь это даже сквозь целые вены.
— Только после того, как попробовал впервые, — признал я.
— Так вот почему империи нужен союз с Землёй! Они хотят монополизировать рынок мощнейшего наркотика, который может обрушить миры быстрее и надёжнее, чем самая разорительна война.
— Если вампиры слетят с катушек, готовые на всё ради заветного эликсира, люди не выстоят в одиночку. Мы слишком срослись, стали одним целым. Это здорово и это спасёт вселенную, но пока нужно защитить обращённых. Я не знаю, что империя задумала против собственных вампиров, но первым делом мы должны позаботиться о наших.
— Так это правда, что моя кровь для вас так привлекательна? — спросил Ингилейв. — Ты говорил, а я не поверил.
— И не только твоя. Теперь, когда эта тяга во мне пробудилась, слышу её издали, а я с тех пор повидал и других землян. Зоя и Михаил, мужчины и женщины с торговца, которого мы застали в порту империи. Вот почему тебя так легко отпустили и не тронули даже пальцем, Ингилейв. Секрет следовало сохранить любой ценой.
Лайс мрачно поглядел на меня.
— Это ведь не всё, что ты хотел сказать?
— Да. Думаю, я знаю, кто наш главный противник. Я глотнул здешнего ада и в голове прояснилось. Нас держали в плену собственные заблуждения. Мы свято верили, что раз вампиров в империи беспощадно угнетают, ответственность за это несёт человек. Мы повелись на сказку, что императоры меняются на троне, принимая по традиции имя первого из них — Флориан. Легенда выглядела красивой, но верны ли истины, что навязали нам враги? Не думаю. Я полагаю, что не было вообще людей на этом кровавом престоле, лишь подставные фигуры, и мы имеем дело всё с тем же наземлерождённым вампиром.
— Боги, — пробормотал Лайс, — а ведь вполне возможно, что ты прав. Наши сведения не подтверждают этого, но и не опровергают. За завесой фальшивых лиц можно так же легко спрятать настоящее, как и под маской.
— Да, и потому мы не станем начинать войну. Мы убьём Флориана, и дадим возможность народу империи выбрать новую судьбу.
Глава 15
Кажется, мне удалось шокировать даже Лайса, а это непросто. Он поморщился и бросил быстрый взгляд в сторону Ингилейва: дескать, не при мальчике же нести такую крамолу, но я уже устал от бесконечной вымученной корректности.
— Ингилейв взрослый, и он мой друг. Кроме того, он был в империи. Успел повидать местные прелести оптом и в розницу.
— Альв, нельзя замышлять устранение главного политического лица иной державы.
— Ещё как можно. Я ведь предлагаю убить несуществующего вампира, который сгинул без следа много веков назад, а вовсе не законного императора на троне.
У Лайса мигом заблестели глаза, он поймал мою мысль, гениальную в своей простоте.
— В конце концов, если наша разведка помешалась, это личное дело нашей разведки.
— Безусловно, только заниматься этим будут не твои ребята.
— Как это так?
Он мигом выкинул шипы, роза, да и только — красавчик, недаром Борга его выбрала. То есть, и за ум, конечно, тоже.
— Лайс, Флориан — наземлерождённый. Это может прозвучать дерзко, но, чтобы совладать с ним, нужен вампир того же уровня. Нельзя просто перерезать ему спящему глотку и набить чесноком, хотя и очень хочется. Борьба должна быть равной. Я предлагаю поединок.
— Ты ненормальный!
— Да, я знаю, пойми, здесь нельзя действовать противозаконно, мы должны создать прецедент, а не проблему. Не развалить империю, потому что намучаемся потом с обломками, а привести её к более разумному управлению.
— И, разумеется, ты сам намерен пойти и свернуть шею давнему врагу!
Жутко хотелось его треснуть, но не при Ингилейве же. Вообще-то я для того и оставил свидетеля, чтобы мы, два старых вампира, не передрались и не переругались, потому что были вещи, в которых мы так и не пришли к единству мнений. Я понимал, что Лайс переживает за меня, старается уберечь в первую очередь Директорию и всё её достояние, в том числе наземлерождённого вампира, но дубинки палачей выбили из меня не только стоны и некоторое количество крови. Благодушие — точно. Знаете, иногда опасно обижать того, кто может рассердиться.
— Поединок — это дуэль? На шпагах или пистолетах? — спросил Ингилейв.
Вероятно, он прежде хотел уточнить детали, а уже потом заглядывать в глаза ужасающему целому. Ну или разрядить обстановку.
— На клыках и нервах, — сухо ответил Лайс.
Нам не хотелось вспоминать частности, практический опыт имели оба. Когда-то многие спорный вопросы решались таким первобытным способом, это теперь его успели подзабыть.
— Над планом мы ещё поработаем, — сказал я примирительно. — Меня сейчас волнует ещё один немаловажный момент. Как идут дела у Магни.
— Скажем так: сведения пока неутешительные. Зато теперь я понимаю, почему наш друг советник так резво взялся за это дело.
— Подсунув мне Ингилейва, он ответил на вопрос.
— Да. Альв, ты прав, мы действительно расслабились, как бы это благодушие не погубило Директорию.
— Мы справимся, но пора мобилизовать ресурс. Узнай всё, что можно. Никто из нас не сунется повторно в империю, пока не будет располагать полной информацией по этому делу.
— Сделаю.
Мне ужасно хотелось пуститься вслед за Магни, страх за предприятие, ввинчивался в сознание как крепёжная гайка. Всплывали соображения, что решение задачи вряд ли возможно тривиальными способами. Раз Магни не подавал вестей (а он никогда не замалчивал свои победы), миссия шла шатко и валко. Я напомнил себе, что времени-то прошло совсем мало, просто это события понеслись с разгона кувырком, и надо собраться и делать своё дело, а не оглядываться на товарища, которому в целом доверяешь. Магни справится, я должен думать, как не подкачать самому.
Теперь от нашей рассудительности зависело многое. Достаточно четверых осведомлённых. Только Борге мы всё расскажем. Думаете, посвящать в столь горячую тайну Ингилейва было опрометчиво? Может быть. Не знаю. Нашей компании вампиров обязательно требовался человек, причём землянин и не тот, кто работает за деньги вроде Михаила и Зои, а убеждённый сторонник правого дела. Ну или левого, тут многое зависит от воспитания и точки зрения.
Я сел напротив Лайса, мне следовало довести до его сведения ещё один важный момент. То есть, он казался значимым, и я хотел проверить себя.
— Понимаешь, когда я увидел Гарри, там, в заурядном притоне, во мне что-то сместилось. Я как будто оглянулся разом на сотни лет, оказался в том давнем прошлом, когда мы вместе, юные, голодные и злые катали по столу маленький шарик. Мне следовало бы стыдиться этого прошлого, да и нечасто я о нём вспоминал, но теперь я осознал, как далеко ушёл от тех начальных лет. Я сообразил, что главное не каким ты был, а что предпринял для того, чтобы стать лучше. Не в том ведь заслуга, что я поднялся до правителя процветающей страны, а в том, что воспитал в себе человечность большую, чем была во мне до обращения.
— А Гарри остался прежним.
— Да. Я понял, что и со мной могло случиться то же самое, то есть, ничего не случится. Знаешь, это страшнее полицейских дубинок и сломанных костей.
Я глянул на Ингилейва. Он слушал заворожено, словно неофит, которого без долгих проволочек допустили прямо в генералитет престижного тайного сообщества. Глаза горели восторгом. Я черпал в этом человеке надежду и восхищение. Он делал меня лучше.
Лайс сказал:
— Я не знал Флориана лично и боюсь даже представить, кем и чем он мог стать сейчас. Вампир, который прячется от всех и истязает собратьев, чтобы никто не заподозрил, что он, а не люди стоят во главе империи…
Да, у меня тоже ползали по коже неприятные мурашки. Я-то с Флорианом был хорошо знаком, пожалуй, более моего никто из наших с ним не общался. Подозрительный, жестокий, скрытный он не внушал симпатии, а вот боялись его уже тогда.
Исход явился нешуточным испытанием для каждого из нас. Ломалось всё — среда, характеры судьбы. Каждому пришлось выбирать дорогу и многие просто не сумели этого сделать. Понимаете, на Земле в старые времена вампиры жили традицией: убивали жертвы, а той или иной степени наслаждаясь их муками, существовали скрытно, подъедаясь за счёт людей.
Когда нас принялись массово травить и изгонять, пришлось отрастить органы, несвойственные примитивному бытию паразита, ну или погибнуть. Так вот, каждый тогда поступал согласно натуре. Одни осознали, что неразрывно связанные с человечеством, мы должны стать его полезной, нужной, а в идеале и необходимой частью. Научиться служить людям, а не пользоваться ими как едой. Другие решили, что пришло время полного и окончательно порабощения человечества, и космос как раз то место, где эту затею можно осуществить на практике. Нет, были ещё и третьи, которые привычно расползлись по углам, но теперь мы говорим не о них.
Непростая шла ломка сознания. Когда мы собирали Директорию, тот ещё кипел ад, но Флориан решил, что пища должна знать своё место, и с его пиратской вольницей пришлось воевать почти сразу.
Что удивительно, набирал он под свои знамёна, большей частью, как раз людей, а немало находилось отморозков, на всё готовых ради того, чтобы убивать и грабить. Наземлерождённых было ещё много, и Флориан боялся соперничества, ведь в эпоху исхода вампиры оказались примерно равны по силе. Другие миры, невероятные условия жизни — всем пришлось начать практически с нуля. Справляться с людьми оказалось проще. Не исключено, что и в дальнейшем самозваный император, не доверяя вампирам, принялся их тоже превращать в рабов. Зло разрасталось, угнетение росло, а мы снаружи успокоились в своём процветании.
Получается, что я тоже очерствел душой среди звона монет? Ведь только личная беда, подвигла стряхнуть сытый жирок. Вы же понимаете, что я не мог не думать о Крилен, оставшейся там, на этой страшной планете, где никто не может быть спокойным за свою судьбу. Да, она меня отвергла (в принципе, я себя не слишком настойчиво и предлагал), но нежность не исчезла. Не имея надежды подать для опоры свою руку, я чувствовал себя обязанным уберечь ту, за которую она уже держалась.
Ребятки остались там, в аду, а я опять сидел на уютном диване. У меня был мир для отступления, а у них нет.
Я изложил свои соображения Лайсу, а ещё больше Ингилейву, который слабо разбирался в межзвёздной политике, а исхода не видел вообще. Лайс заявил:
— Ты никуда не пойдёшь до тех пор, пока мы не разведаем всё что можно, пока не найдём алгоритм, который даст хоть какой-то шанс. Нужно время. Ты уже сунулся в империю и чудом унёс оттуда ноги.
Я не спорил.
— В одном с тобой соглашусь: нельзя предпринимать серьёзные действия раньше, чем мы поймём, что происходит. Кажется мне, упускаем нечто важное. Если есть в этой головоломке слабое звено, мы должны его выцарапать раньше, чем идти в бой.
Лайс поморщился, вероятно, от моей метафоры. Ну я не наделён литературным талантом, потому и речи за меня пишут другие.
— Сейчас ты должен вернуться домой и вести обычную жизнь! Желательно, чтобы как можно меньше людей вообще знало о твоём кратковременном отсутствии.
— Ты прав. Может быть, нанять двойника?
— Даже и не думай. Работай сам. Ты наш правитель, а не ёлочная игрушка.
Он ушёл вершить свои тайные дела, а я улёгся на диван. Мне было плохо. Голод по-прежнему мучил, давно следовало навестить кого-то из доноров, а лучше двоих, но я медлил.
— Мне тоже удалиться? — спросил Ингилейв.
— Ты можешь делать всё, что захочешь, но, если останешься, мне будет легче и приятнее, чем без тебя.
Он пересел ближе:
— Это из-за девушки?
— Сам не знаю. Страшно? Безусловно. За себя, за Директорию, за каждого несчастного в империи. Чувство вины? Пожалуй. Я сделал много, и недостаточно.
— Ты больше человек, чем многие из людей, Альв.
— Спасибо! Вот теперь лежу и думаю: поможет мне это или окончательно погубит.
Ингилейв замолчал. Мне нравилось слышать тихий шорох его дыхания, стук сердца, ровный и сильный. Его запах напоминал о пережитых великолепных ощущениях. Голод обострял восприятие, и чувства казались особенно прекрасными. Я не боялся сорваться. Сейчас не терзала сводящая с ума боль, а я ведь и тогда, валяясь в ожоговом бреду, совладал с порывом.
— Расскажи о поединке, — попросил Ингилейв. — То есть, прямо так, положено рвать друг друга зубами? Но вампиры ведь восстанавливаются, как решить, кто победил?
Вот для чего он храбрости набирался, заметил, что обходим мы с Лайсом эту тему неприязненным молчанием. Что мне делать? Сказать правду — значит разбудить отвращение к себе, ведь я не однажды участвовал в таких боях, а поскольку до сих пор болтаюсь по вселенной, то как раз и одерживал верх. Солгать? Глупо как-то, да и не умею, то есть придумать правдоподобную убедительную ложь.
— Вампира тоже можно убить, — сказал я неохотно. — Есть разные способы, люди разработали их множество, и, если любопытно, можешь прочитать какой-нибудь старинный трактат. Они у нас везде лежат в свободном доступе, чтобы никто не мог потом отговориться неведением.
— За убийство вампира тоже наказывают?
— Конечно. Мы уравнены в правах с людьми.
— Но на поединок осиновые колья не выдают.
— Точно, как и серебряные ножички. Отбирают даже одежду, чтобы нечестный боец не смог утаить полезное приспособление.
— Совсем? — поразился Ингилейв.
Наверное, бой голышом казался ему непристойным и оттого теряющим значительную долю величия или просто напряжённости. Точно, у него же на этот счёт есть предрассудки.
— По обновлённым правилам. Насколько мне известно. Надо их поднять. Когда я бился последний раз, штаны мне, помню, оставили.
Ну вот, уже смотрит на меня большими глазами. Думает, я не вижу, а у вампиров, как вы помните, превосходно развито периферическое зрение.
— Победить можно только одним способом — прикончить противника. Если бой заявлен и разрешён официально, преступлением такое убийство не считается.
Ингилейв опять замолчал, должно быть пытался представить, что это за ужас, когда твой враг затягивает полученные раны и снова бросается на тебя, и нет этому предела и вообще достойного названия. Я был с ним полностью согласен, если что. Действительно страшно, и пойти на такое можно только когда сошёл с ума или просто нет другого выхода. Вот как сейчас. То есть, надеюсь, я всё ещё в здравом рассудке.
Понимаете, можно просто начать войну. Наш флот силён, Республика обязательно поддержит. Надежда сокрушить империю и сделать это раз и навсегда, не так уж призрачна. Вот только мысль о тех, кто погибнет на этой войне, не давала покоя. У нас не было возможности расправиться с противником минимальной кровью, драться предстояло всерьёз, а значит, немало людей и вампиров с обеих сторон рассеется бессмысленной пылью по великому космосу. Зачем? Война — последнее средство, и прибегать к ней надо лишь в крайнем случае.
Ингилейв сказал:
— Убить голыми руками? Того, кто не менее, а возможно, и более силён? Это немыслимо.
— Трудная задача, тут ты прав, но это лучше, чем вселенская бойня. Мы ведь всё это уже проходили. Немало разного произошло с той далёкой поры, как вампиры оставили Землю. Ну если точнее, то люди выкинули тех, кого не смогли извести. Как ты понимаешь, спаслись наиболее изворотливые.
Ингилейв покачал головой, словно хотел отмести всё маловажное и сосредоточиться на серьёзном.
— Но как? Разорванное горло опять срастётся. У вас даже кости могут становиться на места и делаться как новенькие. Я видел тебя в полицейском участке, ты был избит в мелкое крошево, а через день спокойно бегал на своих ногах и ни следа от этого кошмара на тебе не осталось.
В душе уцелел, но об этом я решил не упоминать.
— Опять ты прав. Вампиры регенерируют, но процесс этот не бесконечен. Раны начинают заживать всё медленнее, а потом перестают совсем. Сил становится меньше, иссякает мужество. В бой вступают воля и самое главное — мотивация. Понимаешь, кто-то тупо бьётся за свою жизнь, а кто-то за правое дело. Я ни разу не видел, чтобы побеждали первые.
Ингилейв опять задумался, а я закрыл глаза, пытаясь разобраться со своей совестью и понять, так ли страшна для души произнесённая сейчас ложь? На самом деле никто не знает, чем закончится бой, чья отвага сдастся первой. А поединок правителей может ненароком решить судьбы их стран. Плохая, наверное, была идея, но, если что, войну начать всегда успеем. Успеют. Уже без меня.
Глава 16
Дома жизнь сразу закрутилась. Я вращался в обществе, демонстрируя своё присутствие на планете. Складывалось впечатление, что меня хотят занять, чтобы я не сбежал тайком вершить пока ещё мифическое правосудие. С трудом удерживался от смеха. То есть я бываю безрассуден, но чем дальше, тем реже и сам не захочу пуститься в приключения, не вымостив предварительно дорогу к цели проверенными сведениями.
Лайс гонял свою разведку, копя результат. Шпионить в такой стране как империя относительно несложно: если там от тебя что-то прячут, то это и есть секрет. У нас дома всё на виду, трудно бывает понять, что важно, что не очень, правда, это уже проблемы их разведки.
Ингилейва я больше с собой не брал, опасаясь подставить. Близость к публичным фигурам никому не добавляет здоровья, особенно когда на пороге война, начать которую очень хочется, но для этого следует создать или хотя бы придумать какие-то причины. Дома я бывал крайне редко, мой человек, когда ему надоедало во дворце, проводил время в ведомстве Лайса. Там он мог найти новых друзей, на разведку работало много мужчин и женщин.
Усиленно трудясь на благо страны, я изрядно вымотался, и был просто счастлив получить от Борги приглашение посетить, не афишируя это мероприятие, контору, где они с Лайсом вели тайные дела, и наконец, услышать что-то конкретное.
Ингилейв поехал со мной, но в кабинете, где мы обычно обсуждали секреты, не задержался. Вряд ли ему было неинтересно, скорее не хотел мешать. Вероятно, сообразил, что присутствие человека нас изрядно стесняет. Это мы при людях вежливые и культурные, а так-то бываем грубоваты.
Лайс, как это за ним водилось, начал не с того, что я ожидал услышать.
— Есть вести от Магни.
Я мигом навострил уши. Старый друг ничего не рассказал, отправляясь в свою таинственную миссию, и, хотя я догадывался, куда и зачем он держал путь, узнать что-то достоверное, а главное, обнадёживающее, очень хотелось.
— Всё как мы и предполагали?
— Возможно, о результатах пока говорить рано. Магни нужна помощь.
— И почему он обратился за ней к тебе? — поинтересовался я ревниво.
Клыки привычно зачесались в дёснах, не хватает мне выдержки, как ни стараюсь держать себя в руках.
— Наверное, предвидел вот такую твою реакцию! — парировал Лайс.
Резонно в целом.
— Хорошо, я спокоен и собран. Какая нужно поддержка?
— Человек, полномочный для переговоров.
Что же молчал так долго? У меня вся кровь разом закипела в жилах.
— Я готов! Почему сразу не позвал с собой, это мы выяснять не будем, вероятно, так и следовало поступить, но теперь я уже достаточно посвящён, чтобы видеть цель и понимать средства.
Лайс сердито оскалился.
— Ты меня слушаешь или только клыки топорщишь? Магни нужен человек, а ты вампир!
Вот здесь я немного завис, надо же, а ведь и не сообразил с первого раза. То есть с самого начала следовало задуматься, что посылать вампира отбивать Землю у империи — ход довольно странный. Хотя кто знает, что могло сработать. Мы прилагали слишком мало усилий к тому, чтобы сделать наши страны привлекательными в глазах землян. Обиделись что ли? Вот уж чего делать не стоило. Каждый из нас обрёл новое хорошее отечество, но это не значит, что старое полностью ушло из сердца.
Всё было понятно в целом, но не в частностях. Если Магни затеял тайные связи с Землёй, человек, ему, безусловно, мог пригодиться, но почему он не взял одного из своих? Президент Республики был умнейшим мужиком, я всегда завидовал Магни, что он нашёл стране такого яркого лидера, а сам смог уйти в тень, обеспечив себе должность пусть главного, но советника. Догадаться было нетрудно.
— Он не взял кого-то из своих потому, что хотел объединённых усилий?
— Полагаю, что так.
Разумно всё звучало, но до чего же мне хотелось самому участвовать в событиях, а не протирать задницей трон. Рассудительность отчаянно боролась с застоявшимся темпераментом. Устал я неимоверно от государственных обязанностей, когда вымеряешь каждый шаг и не можешь пускаться в азартные авантюры. Хотя вот в одну уже пустился, хорошо ещё, что ноги унёс.
Ладно, посмотрим, сейчас надо думать о конкретном кандидате.
— Тогда пусть едет Рауд. Соберём малый совет, и я протащу эту идею.
— Разумно, столичная планета и так под хорошим присмотром и её куратор вполне может отлучиться для серьёзных переговоров. Опять же его спокойная рассудительность и деловая хватка окажутся полезны, когда свойственная нашему племени горячность в очередной раз поставит под угрозу адекватный результат.
— Спасибо, ты меня похвалил, но собрались мы всё-таки не за этим. Что там с императором, не тем который у всех на виду, а с его предполагаемой всесильной тенью.
Борга и Лайс переглянулись и это конечно рассердило. Я уже прилично кипел. Подготавливать почву не стоило — после всего, что довелось пережить каждому из нас троих и мне, в частности.
— Излагайте уже! — сказал я. — Пора что-то делать, а мы ещё даже не говорили.
Лайс ответил:
— Складывается впечатление, что твоя догадка близка к истине. Твёрдых доказательств мы пока не нашли, но косвенные красноречивы и их много. Тебя интересуют подробности?
Я отмахнулся:
— Конечно, нет! Когда начнёшь разрабатывать пути подхода, тогда уточним детали.
— Мы пока видим два варианта развития событий. По первому сценарию придётся вынудить Флориана выйти из тени и устроить публичную разборку, по второму — собрать лишь совет старейших, и решить нашу проблему закрытым способом. В узком, так сказать, кругу.
— Меня устроит любой! — быстро ответил я, но Лайс тут же возразил.
— Это если старейшины вообще допустят такое развитие событий. Поединки давно не используются как метод разрешения разногласий. Сколько можно это повторять.
Я зашипел от злости. Я умею шипеть как змей, люди обычно пугаются до судорог, но здесь только свои.
— Да ты пойми! Я ведь не ради своей давно неактуальной мести хочу расправиться с Флорианом! Я хочу защитить империю! Мы перестали замечать чужие страдания, выгоду возвели на престол, и какая разница, что называем её красивым старым словом авантаж? Нельзя думать только о себе, слишком мала вселенная, она всегда будет удручающе тесной, следовало понять это ещё на Земле.
Ну да, и об этом говорили, но я слишком злился, чтобы отмерять слова. Лайс ожидаемо возразил:
— Альв, Директория не может рисковать своим правителем ради блага чужого народа. Ты нужен здесь.
— Для чего? Служить украшением трона? Так посадите на него мой доспех и пусть себе сияет. Сангус и без меня обойдётся, жизнь здесь так хорошо налажена, что не нуждается в твёрдой руке.
— В мирное время, возможно, но сейчас следует думать о войне, стоящей у нашего порога. Люди забыли, а мы помним, что творилось, когда гремели сражения той, предыдущей. Да только твоё нечеловеческое упорство, воля к победе и умение одушевить население помогли нам выстоять. Скажешь не так? Объявишь, что тебя выбрали правителем за блестящую маску и умение пожимать руки, никого не поцарапав?
Я мысленно покраснел, но не унялся.
— Так я и хочу остановить бойню, пока она ещё не началась! Если моё, так называемое, мужество поможет предотвратить конфликт, надо пустить его в ход сразу, а не ждать, когда цена возрастёт до тысяч человеческих жизней.
— И с чем мы останемся потом? Ты хоть думал иногда о том, что произойдёт, если ты проиграешь поединок?
— Я дрался неоднократно и всегда выигрывал!
— И хочешь начать цепь поражений с Флориана? Так не будет её — цепи. Останется труп, который нам даже не выдадут! Останется Директория, где некому будет удерживать генералов от слишком масштабных сражений, а дельцов от неуместной экономии. Останутся нация, которая проиграет потому, что ты пал, не сумев отстоять её честь.
— Борга сможет меня заменить!
— Она-то сможет, да только позиция уверенности уже будет утрачена, придётся начинать с той точки, на которую нас отбросят, а учитывая, что равновесие сил и так шатко, поражение в войне станет более чем вероятным. Ты хочешь, чтобы Директория стала частью Флорианова ада?
Я снова зашипел, показав клыки, мы оба разозлились уже до такой степени, что рычали друг на друга, не стесняясь нашей единственной дамы. Борга сидела спокойно, положив подбородок в ладонь, и созерцала безобразную свару.
Я старался держать себя в руках, но получалось плохо. Инстинкты хищника можно долго прятать, но однажды они всё равно вылезут наружу и возьмут верх. Звери мы всё-таки, не люди, хотя вот в предстоящем поединке старые рефлексы ещё как пойдут на пользу.
— Ты не возражал против дуэли, Лайс! Что теперь заставило удариться в слепую осторожность?
— Сведения, которые натаскали мои агенты.
— И что? Флориан стал выше ростом? Нарастил новые мускулы? Ты прекрасно знаешь, что, во-первых, это невозможно, а во-вторых, в нашем могуществе виноват не начальный уровень, а возраст. Мы с ним практически ровесники. Никто не станет выступать против поединка, всё пойдёт по правилам.
— Он убивает!
Честно говоря, до меня дошло не сразу. То есть, как законопослушный гражданин своей страны я никогда не выпивал людей досуха, привык за века довольствоваться малой кровью. Поначалу было сложно, боялся сорваться и натворить бед, но постепенно организм пришёл в новое равновесие, и я начинал получать немалое удовольствие уже от того, что, отведав, крови оставляю человека живым. Я обнаружил, что воздержание не вредно для тела, зато полезно для души. Я наблюдал, как расцветает во мне любовь ко всему живому и надеялся, что обращение не стало финалом одной нормальности, а просто дало шанс познать другую.
Мне нравилось быть вовлечённым в человеческую жизнь, считаться не мрачным чудовищем из легенд, а обычным существом, иным, но не отвратительным. Я так много обрёл за эти века!
Предположить, что Флориан, который, превратив вампиров своей страны в рабов и самым жестоким образом наказывая их за убийство смертного, на себя это правило не распространил, конечно, следовало, но сделать это сразу я не смог. Понимаете, мне казалось диким сохранить старые привычки, когда исход показал всем, что из этого может получиться. С другой стороны, Флориан хотел превосходить других силой, а достичь этого проще всего, забирая от жертвы всё, в том числе жизнь. Такова наша вампирская аксиома. Убивающий сильнее воздержанного, ради союза с людьми мы, поверьте, пошли на серьёзную жертву.
Я сжал кулаки, потом переплёл пальцы в замок, но никак не мог вернуть себе равновесие, и тут Борга лёгким движением извлекла откуда-то колоду карт и положила перед моим носом. Секунду я созерцал атласно блестящую стопку, потом пальцы сами подцепили её с гладкой поверхности и принялись играть древними картинками.
Поначалу я просто перебирал и тасовал их, потом начал один за другим повторять все трюки, которыми истязал себя, когда ещё не верил, что навык может сохраняться без долгих тренировок. Карты мелькали всё быстрее, скоро я сам почти перестал различать лица, рубашки, фигуры, фоски, бриски…
Глупо, знаю, но подобные манипуляции успокаивали меня мигом, ведь для моей старой профессии требовалось хладнокровие, ясная голова и железное присутствие духа. Вот и теперь я почти сразу справился с гневливостью, а фокусы не прекратил только потому, что Лайсу и Борге нравилось смотреть, как я работаю с колодой.
— Давай подробнее, — сказал я Лайсу, когда пальцы согрелись, а нервы остыли.
— Потому я и поверил в твою безумную на первый взгляд версию, что нашёл факты. В императорском замке, как ты помнишь, есть башня, которая считается необитаемой, то есть просто славное архитектурное наследие прошлых лет.
— Да, мне доводилось видеть это жуткое строение, хотя внутри я и не был.
— По второй версии там располагается некая секретная дознавательная часть, филиал крепости, куда ежедневно доставляют узников, якобы для допроса, но мой агент утверждает, что обратно этих несчастных вывозят значительно реже, чем привозят туда.
— Значит, должно быть место захоронения или печь. Трупы приходится утилизировать. Если они хоронят тела открыто, криминала в нашем понимании, скорее всего, нет, то есть, в империи гибель людей на допросах и в местах публичных наказаний обычна и никого не удивляет, а вот в случае сокрытия погибших, надо искать следы. Эксгумация быстро поставит всё на свои места. Если Флориан убивал веками, это не могло остаться совсем незамеченным.
— Ты прав. Полученные сведения пока разрозненны и неточны, но картина вырисовывается страшная. Я предварительно могу предположить, что налажено несколько путей утилизации. Иных убитых просто вывозят в общие захоронения или сжигают в печах, но в башню так же доставляются в изобилии химикаты, способные растворять кости и плоть.
— Надо исследовать стоки.
— Пытаемся. Не забывай, что приходится соблюдать максимальную осторожность. Как ты понимаешь, некстати обнаруженная любознательность, может повернуть течение мировой политики в самую неожиданную сторону.
Я понимал. То есть, поначалу ощущал только ужас. Знаете, если воочию представить себе всю гору тел, останки людей, которых один только вампир может уничтожить за века существования, то охватывает мучительно чувство полной немыслимости самого нашего бытия. Когда-то всё выглядело естественным: я такой, какой есть, и живу так, как умею. Сейчас, оглядываясь на себя прошлого, я не мог поверить, что был убийцей без сомнений и сожалений.
Люди объявили на нас планомерную травлю, истребляли, как только могли, я ненавидел охотников, и, как многие из нас защищался ещё более кроваво, чем просто жил. Они победили, а мы — нет, но исход дал возможность оглянуться, перевести дух и осознать, что, если мы не изменимся, понесём и к звёздам изжившее себя безрассудство, ждёт новое изгнание, и кто знает, найдётся ли во вселенной пустота, способная нас принять.
То есть, люди тоже вели себя некрасиво, ну так не мне было спрашивать с них. Я в первую очередь разобрался с собой. Каждый тогда намечал дорогу, всем пришлось нелегко. Я знал, что сейчас мне тоже будет трудно, потому что главное мы пока обходили молчанием, и я понимал, что сказать то, что следует — моя обязанность, но медлил, а потом всё для себя решил и кинулся в холодную воду. Я сказал:
— Если он убивал, в то время как я — нет, он однозначно выиграет бой.
Глава 17
Домой я возвращался пешком. То есть тут всего ничего было пройти, но я сразу свернул в сторону и отправился бродить по городу. Даже не знаю, шагал за мной следом кто-то из бравой команды моего начальника охраны Свена или нет. Я не собирался делать что-то предосудительное, потому не слишком и переживал о возможном сопровождении. Просто гулял, смотрел на людей, наслаждался вечерними запахами.
Возле водного аттракциона задержался. Люди скатывались по специальным желобам с бегущей водой, падали в бассейн. Смех, крики, взвизги детей, плеск и грохот, ароматы здоровых молодых тел и свежести. Я присел на скамеечку для зрителей и долго любовался зрелищем. Неподалёку устроились две девушки лет двадцати. Я слышал их милый щебет, ловил заинтересованные взгляды, которые обе кидали в мою сторону. Было приятно, но потом я устыдился: неужели настолько несчастен, что готов завязывать уличные знакомства?
Я вздохнул пару раз и поплёлся к себе во дворец. Там было пусто и скучно. Есть не хотелось. Хотелось положить голову кому-нибудь на колени и обстоятельно пожаловаться на жизнь, но поступить так некрасиво я мог только с Боргой, а её рядом не случилось, потому я отправился в кабинет и с достойным похвалы прилежанием принялся читать оставленные для ознакомления документы.
Ничто так хорошо не успокаивает, как работа. К утру я был другим человеком. На удачу и ехать никуда не требовалось, потому я отправился в спальню и безмятежно задремал. И разбудили меня много раньше, чем я рассчитывал.
В дверях стоял мой человек. Пожалуй, слишком часто он вламывается ко мне в комнату, когда я лежу в постели совершенно голый. Подозрительно как-то. Я целомудренно подтянул простынь повыше.
— Да, Ингилейв?
— Альв… Извини… Мне нужно с тобой поговорить!
— Я слушаю.
Он отвернулся такой смущённый и взволнованный, что, пожалуй, не имело смысла подозревать его в покушении на мою невинность.
— В кабинете подожду…
Я натянул штаны, сунул руки в рукава первой подвернувшейся рубашки и побрёл в комнату, которую совсем недавно оставил. Ингилейв был там, но не сидел спокойно в кресле, а расхаживал по ковру, натыкаясь иногда на мебель. Странно, я думал это у меня неприятности с войной, провальным поединком и рискованными затеями Магни, оказалось, жизнь и сама по себе продолжается.
— Что случилось?
— Я не знал!
— Да, ты успокойся, я тоже много чего не знаю, но с этим можно, в принципе, смириться.
На его щеках пылали красные пятна, кровь так неистово бодала изнутри жилы, что мой рот наполнился жгучей голодной слюной. Люди не сознают, насколько привлекательны в накале страстей, а сообщать как-то неудобно. Надеюсь, Ингилейв не в любви мне будет объясняться: как ни мечтаю я о великом всепоглощающем чувстве, приличия всё же следует соблюдать. Он сказал, нервно и трудно выталкивая из себя слова:
— Я не знал, что ты ухаживаешь за Зоей… Иначе не стал бы. Ты познакомился с ней первым, и я ни в коем случае не хотел переходить тебе дорогу. Мы друзья…
— Стоп! — перебил я. — Дай-ка лучше я буду задавать вопросы, а ты отвечать на них. Так выйдет быстрее и понятнее. Зоя — это дочь Михаила?
Он кивнул.
— Кто тебе сказал, что я за ней ухаживаю?
— Лайс.
Вот большой любитель соваться не в свои дела!
— Ты познакомился с Зоей в его ведомстве, и у вас возникла взаимная симпатия? С девушкой, а не с разведкой.
— Да, — виновато ответил он.
Я машинально принялся застёгивать пуговицы, теперь только обнаружил, что они из драгоценных камней и вообще рубашка жутко парадная, как она только подвернулась мне под руку? Кроме дорогих пуговиц ещё что-то на ней блестело, и выглядел я, наверное, полным идиотом: весь в мишуре, и с этой дурной привычкой устранять беспорядок в голове работой пальцев.
Получается, что сначала мы оба положили глаз на Крилен, теперь он взял и отбил у меня Зою. Грустно, но что тут поделаешь? Я сам виноват: не проявил должной настойчивости. Был у меня шанс или только мерещился, я упустил его собственным небрежением, без посторонней помощи.
Пуговицы кончились быстрее, чем растрёпанные мысли. Мне было грустно. Почему-то решил, что готов возродиться для нового чувства, но видимо, Айрис останется моей единственной любовью. Карма это, непривлекательность или элементарное неумение как-то заявить о своих намерениях — сожалеть поздно.
Я спохватился, что Ингилейв ждёт ответа.
— Если она тебе нравится, и ты ей тоже, я-то что могу поделать? Будьте счастливы. Вы оба с одной планеты, наверняка это пойдёт на пользу взаимопониманию.
Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Ждал чего-то другого? Гнева, расправы, холода, ненависти? И всё же пришёл и честно рассказал — как хорош мой человек. Если и ползало по тайникам души некое неприятное чувство, вот теперь оно рассеялось. Это я бестолково упускаю все шансы, что подсовывает жизнь, а он в своём праве.
— Ингилейв, пойми, что бы нам обоим не хотелось воображать по этому поводу, но выбирает женщина. Наше право предлагать себя, их — брать или отказывать. Я переживу. Эту партию я всё равно уже проиграл. В конце концов, есть ещё все остальные женщины этого мира, вдруг одна из них однажды увидит во мне не чудовище, а человека?
Я ожидал смущённой благодарности, а он вместо этого кинулся мне на шею. Голод с такой яростью рванул горло, что у меня глаза полезли на лоб, ну по ощущениям. Этот невообразимый букет восторженных эмоций в крови человека буквально сводил с ума. Я вдыхал дразнящий запах, от которого мутилось сознание и вставали дыбом собственные жилы, глотал в отчаянии горькую слюну и дружески хлопал его по спине, ну как положено хорошему товарищу.
До чего же тянуло вцепиться клыками в жилу, что вздувалась прямо перед носом, наполнить рот восхитительным напитком, глотать всё глубже погружаясь в состояние эйфории рядом с которым человеческая любовь — просто бледная тень. Меня колотило от безумной жажды, хотя Ингилейв этого, кажется, вовсе не заметил, потому что, когда отстранился, глаза сияли всё той же наивной дружеской доверчивостью, что и всегда.
Я стиснул зубы, стараясь не дышать. Надо к установленному раньше правилу — никогда не пить кровь земных женщин добавить ещё одно: никогда не пить кровь земных мужчин, влюблённых в земных женщин. Еды во вселенной много, а голова у меня одна, и ей требуется иногда относительная ясность мыслей.
Я наивно надеялся, что он тут же улетит к царице своего сердца, сообщать, что злой колдун не стоит на пути, и влюблённые могут соединиться без опаски, не знаю, пока просто в постели или уже в храме — мне всё равно. Вместо этого он уселся в кресло и принялся рассказывать о своих чувствах и надеждах.
Признаться, я не слушал. Влюблённые всегда несут один и тот же бред, я сам любил, убедился. Им в ответ вполне достаточно время от времени сочувственно кивать. Меня куда больше тревожило собственное положение, где в ближайшем будущем вместо супружеской постели вырисовывалось совсем другое ложе. Ну и продолжал беспощадно терзать голод. Внутри словно образовалась чёрная дыра, если я правильно понимаю смысл этого словосочетания, и высасывала из меня последние силы.
Можно было пойти поесть, ребятки в гареме наверняка уже проснулись, но доверие моего человека казалось слишком важным, чтобы вот так грубо обрывать его речь. Его счастье придавало моим страданиям некий оттенок благородства. Поступаясь своим интересом ради чужого, непременно становишься лучше — я хотел на это надеяться. Надо ведь совершенствоваться, чтобы тебя полюбил кто-нибудь кроме нетребовательного Ингилейва.
Как выяснилось, Зоя отдыхала после бессонной ночи проведенной у постели отца, он всё ещё был плох, хотя врачи за его жизнь и не опасались, потому у Ингилейва нашлась масса свободного времени. Признаться, я был рад, что он готов разделить его со мной. Он притащил кувшин какого-то компота, я не слишком хорошо разбираюсь в человеческой еде, но алкоголя там не было. Пилотам вообще нельзя пить спиртное. Тем не менее, я от этой сладкой воды немного захмелел.
Мы сдвинули два кресла и сидели рядом, чтобы удобнее было передавать друг другу кувшин, и это получилось очень весело, совсем по-человечески. Собственные заботы слегка отступили, подёрнулись приятной дымкой несерьёзности, я чувствовал, что всё, что сейчас происходит, именно то, что мне нужно. Возможность забыть о трудностях и просто подурачиться — как давно я не мог себе позволить простых человеческих затей.
Даже голод притих, озадаченный должно быть, той бурдой, которую я ему скармливал вместо нормальной пищи. На душе было хорошо, а в голове пусто. Я вдыхал запах человеческой крови и точно знал, что вопреки всему сумею удержаться, не испортить минуту, не предать себя. Ингилейв, спохватившись, сам предложил запястье, но я лишь улыбнулся и покачал головой. Хлебнув в очередной раз из кувшина, я осознал, что, в общем-то, счастлив, а что ещё человеку надо?
Разбудила нас Борга. Мы так и задремали в креслах, я ещё и в обнимку с предосудительным сосудом.
— Мальчики, чем же вы тут занимались?
Я лишь приоткрыл глаза. Шаги и запах Борги я узнаю сразу, она единственное существо, которое может безнаказанно подходить ко мне во время сна. Борга мне больше чем друг, почти сестра, старшая, хотя она в жизни этого не признает. Я отхлебнул из кувшина, пока его не отобрали и сел поудобнее. Ингилейв ещё просыпался, люди делают это медленнее, чем вампиры.
— Мы пили за человеческие чувства, — сказал я и немедленно лишился полюбившейся влаги.
Борга подозрительно исследовала противное, но весёлое содержимое кувшина и брезгливо поставила его на столик в углу. Интересно, зачем он здесь вообще? Никогда об этом не задумывался.
— Альв, пора на встречу с Раудом.
Ах да, человек, счастье которого вскоре приведёт его на Землю. Нужно обговорить спорные моменты, всё, что впоследствии нельзя будет доверить пространственной связи.
— Хорошо, — сразу согласился я. — Только поем. От компота сыта лишь голова, а живот не слишком доволен.
Борга поймала меня за плечо и, красноречиво оглядев шутовскую рубашку, погнала переодеваться. Надо будет потом спросить у кого-нибудь, откуда вообще взялась в моём скромном гардеробе эта претенциозная тряпка. Я, быстро приведя себя в порядок, отправился питаться — Боргу лучше не заставлять ждать.
Отпивая из второй девушки и привычно игнорируя призывные позы и красноречивые стоны, я вдруг сообразил, что мне теперь надлежит делать, чтобы жизнь хоть отчасти шла по моему, а не так, как угодно другим. Мысли прояснились, вчерне обрисовался план, и я мигом примчался в парадную часть дворца.
Борга выглядела строгой и элегантной, я рядом с ней наверняка не смотрелся принцем, но афишировать визит мы не собирались, так что трудиться не стоило. Без доспехов и маски я ощущал себя обычным гражданином Директории, и мне нравился этот момент.
Лайс прибыл первым, и разговаривал с человеком на очень милой и хорошо защищённой со всех сторон террасе департамента. Рауд был один из тех симпатичных мне людей, которые всегда заняты делом, но при этом без труда отыщут несколько минут в своём плотном графике, чтобы уделить их чему-то более срочному, чем текущая работа. Слов «мне некогда» не водилось в его лексиконе, мы великолепно ладили, хотя людьми были совершенно разными. Сейчас я надеялся на его поддержку.
Пока Лайс излагал суть предстоящей работы, я присматривался к Рауду. Как всегда, его лицо не выражало каких-либо эмоций, только привычную сосредоточенность руководителя высокого круга ответственности. Уж если кому и суждено было убедить землян прислушаться к нашим намерениям, так только ему. Он и на нас произвёл впечатление, когда, выслушав Лайса, ответил сразу и определённо:
— Если советнику Магни требуется помощь, я готов её оказать. Думаю, из всех Директоров я самая подходящая кандидатура для выполнения данной миссии, на переориентацию дел мне потребуется два часа.
Вот и всё. За то и люблю наше отечество — здесь никого не приходится уговаривать поработать. Люди и вампиры равно понимают, что лишь собственными усилиями обеспечивают свободу и процветание.
— Замечательно, — сказал Лайс. — Свиту я подготовил, часть ваших обязанностей может взять на себя Альв.
— Это вряд ли получится! — ответил я. — Потому что я тоже намерен отправиться на Землю в составе посольства Рауда. Не как правитель, а как частное лицо. Теневой консультант.
Я специально берёг эту сногсшибательную новость и высказался только в присутствии человека, к которому все мы относились с уважением. Так, конечно, я сам пошипеть не смогу, но и другим не дам ругаться. Борга едва заметно улыбнулась, не иначе, подозревала меня в нечестных намерениях с самого начала. Лайс, если и был изумлён, сумел это неплохо скрыть. Оба посмотрели на Рауда. Поскольку он принял на себя обязанности посла, решать мою судьбу теперь было его прерогативой. Такое вот шутки мироздания. Я знал, что Рауд мигом просчитает авантаж предстоящей сделки. Он и так всегда полагал, что трон может прекрасно обойтись без прилипшей к нему бессмертной задницы, особенно пока не закончилось мирное время, зато ему, как послу, окажутся весьма полезны советы наземлерождённого вампира.
— Хорошая идея! — сказал Рауд и поднялся, прихлопнув ладонями по столу. — Как только корабль будет готов, я немедленно поднимусь на борт.
Уезжали мы втроём. Когда сели во флаер, я не удержался от торжествующей улыбки. Лайс хмуро отвернулся, Борга спросила:
— Своего человека возьмёшь с собой?
— Нет, оставлю вам. У него разгорелась симпатия к вашей подопечной, жестоко было бы вот так сразу разлучать влюблённых.
— Значит, девушку вы поделили, — сказал Лайс.
— Да, вопреки твоему желанию нас поссорить.
— Я проинформировал человека.
— Мне с самого начала бессмысленно было надеяться на что-то, — сказал я жалобно, и Борга немедленно погладила меня сначала по голове, потом по щеке.
Я лизнул маленькую ладошку и обнял подругу. Лайс, знавший наизусть все мои уловки, лишь окинул обоих скептическим взглядом. Я же говорю, он всегда с пониманием относился к нашей с Боргой близости, общему прошлому, тому, что пришлось пережить, когда мы оба были опустошены, напуганы и ещё только пытались понять, как следует существовать дальше.
— Присматривайте за моим человеком, — попросил я.
— Зачем тебе Земля? — прямо поинтересовался Лайс.
Он понимал меня только умом, но не сердцем, а вот Борге ничего не требовалось объяснять. Она угадывала мои побуждения лучше меня самого, и раз одобрила их, я всё делал правильно.
— Не знаю, — ответил я. — Мне кажется, что это важно для победы. То есть значимо не только сорвать заключение предполагаемого союза Земли и империи, но и понять что-то такое, что поможет мне выиграть поединок.
— Это если старейшины его допустят.
— Они не будут возражать.
В эту минуту я обрёл уверенность. Важная мысль зрела в тайниках подсознания. Её контуры были ещё нечётки, но я догадывался, что нашёл единственный победный путь среди множества провальных. Нащупал правильный нерв, и у меня появился реальный шанс одолеть в поединке вампира-убийцу.
Глава 18
Станции и подпространственные каналы позволяют путешествовать быстро, но и за эти короткие дни я весь извёлся. Пока собирался, прощался, был бодр и весел, разве что расстроенное лицо Ингилейва вспоминал с раскаянием. Землянин честно рвался меня сопровождать, хотя и не знал, куда я отправляюсь. Наверняка ему уже мерещились ужасы империи и моя перед ними беззащитность, но я поклялся, что путь мой лежит в другую сторону, а цель поездки сугубо дипломатическая. Расстались трогательно, я уронил бы слезу, если бы умел.
Впрочем, я оставлял его в объятиях любимой женщины, и верил, что разлуку с бессовестным кровососом он перенесёт стойко. Пожалуй, пустись он в путь со своим вампиром, разочаровался бы основательно. Я бываю раздражителен и угрюм, когда не могу сразу достигнуть цели. Даже Борга при всём её терпении в таких случаях даёт мне подзатыльник и бросает в унылом одиночестве.
Не знаю, почему грядущая встреча с давно оставленной родиной так взбудоражила. Века жил и не плакал, теперь-то что разохотилось? Иногда думал, что это кровь землянина растревожила мою до такой неприличной степени. Словно я получил послание от родной планеты, в котором она сообщала, что любит меня и ждёт.
Дорогу я благоразумно просидел в своей каюте и выбрался из неё только когда наш торговец со скрытым от посторонних глаз вооружением подошёл к границам системы. Сердце зашлось болью: вместо затерявшейся в пустоте едва различимой звёздочки я увидел Солнце крохотным беспомощный кружком. Отсюда он был трогательно мал и не выжигал глаза, а согревал, словно взгляд родного человека.
От станции на границах оставался всего один прыжок до земной орбиты. Полагалось встречать переход в каюте в специальном защитном кресле, но я пренебрег предосторожностью, остался в полном одиночестве в обзорном зале. Я хотел первым увидеть Землю.
Прыжки сквозь каналы никогда меня не утомляли, говоря по чести, я их едва замечал, но замечтавшись, вздрогнул и попятился, когда чёрно-фиолетовая тьма подпространства сменилась звёздным узором и огоньками орбитальных комплексов. Их было так мало, что внутри всё сжалось от грусти. Меня выгнали с Земли, но я считал себя виноватым за нынешнее её плачевное состояние. Как такое возможно?
Судно поворачивалось, сходя на орбиту, и первой я увидел не Землю, а Луну, уставился на неё, совершенно ошеломлённый. Я и забыл, как она царственно велика, куда там нашим крошечным спутникам. Величавый серп реял среди звёзд вселенной, а я не мог отвести от него глаз, жалея, что изощрённое зрение вампира показывает рытвины и ухабы испещрённой шрамами поверхности планетки, а не её безупречную красоту, которой я мог любоваться, когда был человеком.
В зале появились и другие путники, я никого не замечал. Сейчас из-за борта судна должна была выплыть Земля, а я боялся её не узнать, как страшишься вновь, много лет спустя, увидеть юную некогда возлюбленную постаревшей и уже непривлекательной. Моя Айрис осталась здесь, и косточки её перемешались с почвой нашего общего дома. Она всегда будет молодой, но только в моей памяти.
Корабль сейчас парил над ночной стороной планеты, я не боялся родного светила, но трясло так, что с трудом удавалось это скрывать. Мельком оглядев спутников, я встретился взглядом с Раудом и тот едва заметно, но дружелюбно кивнул. Как уже говорил, мы не были особенно близки, хотя всегда хорошо понимали друг друга, я ответил благодарной улыбкой.
Планета открылась не сразу, но зацепившись взором за край, я уже не мог удержаться и стремился просмотреть её до дна сосчитать все огоньки на телах континентов, нащупать подводные города, если они здесь ещё были, заново узнать и мою Землю, и её ушедшее прошлое. Я едва не обезумел от любви, не нужной ей, и так необходимой мне.
Вскоре пришлось уйти в свою каюту, потому что из-за края планеты показалось светило, всегда предававшее нашу породу. Ну я и на него не держал обиды.
Едва судно ошвартовалось как положено, Рауд тотчас отправился с визитом к Магни. Труда это не составляло, потому что республиканский корабль стоял у соседнего причала. Путь по коммуникационной трубе меня не страшил, естественно, я увязался вместе с посольством. Никто в свите не знал, кто я такой, но и внимания обращали немного, принимая за богатенького балбеса, которого заботливые родители пытаются пристроить хоть к какому-нибудь делу. Как уже говорил, я умею выглядеть очень юным и простодушным — свойство неоценимое при первой моей профессии. Я, кстати говоря, и не беден. Уволят из правителей — вновь шарик катать не придётся. Впрочем, я ничего не говорил, вы ничего не слышали.
Магни, увидев меня, удивился, но моментально принял неожиданность к сведению и довольно прищурился. Я сумел незаметно проскользнуть следом за Раудом в защищённую от постороннего любопытства комнату, и там, в отсутствии ненужный свидетелей, Магни обнял уже без стеснений.
Не такой я и маленький, но когда мой друг сгребает в охапку, ноги болтаются в воздухе, не находя опоры. Рауд позволил себе скупую и отчасти нетерпеливую улыбку, показывая, что встреча старых боевых товарищей его умилила, но ненадолго. Пришлось перейти к делу.
То есть, Магни и Рауд начали серьёзный разговор, я же просто внимательно слушал, устроившись в стороне. Я сразу понял, что общение с землянами до сих пор идёт на неофициальном уровне. Магни лишь прощупывал почву, встречаясь, в основном, с теми людьми, которые вели дела с нашими планетами. Он не без оснований опасался, что вампиру и не удастся продвинуться дальше. Торговцы от предубеждений не страдали, они прекрасно видели свою выгоду, зато политики могли шатнуться как в одну, так и в другую сторону. Переговорщикам для начала следовало набрать как можно больше сторонников, чтобы позиция выглядела весомой. Земля считалась республикой. С одной стороны, нам это было выгодно, с другой — не очень.
В паре Магни и Рауд должны были справиться отлично, моя помощь, очевидно, не требовалась, чему я искренне обрадовался. Свою задачу я видел в другом, потому высидев из приличия ещё полчаса, тихо смылся в боковую дверь.
Хорошо, когда никто не знает твоего истинного статуса. Ни привлекая ничьего внимания, я миновал коммуникационный тоннель и свернул не к своему кораблю, а к таможенным порталам. За этими арками начиналась суверенная территория Земли. И, хотя ремонт и модернизация всему комплексу ничуть бы не помешали, я смотрел на них с восторгом. Наверное, родина греет сердце, даже если она менее прекрасна, чем хотелось бы.
Несколько шагов отделяли меня от Земли. Надеюсь, вы не сомневаетесь в том, что я их сделал.
Карточка ушла на проверочную дорожку. Багажа у меня не было, потому таможенник, женщина в суровой и очень закрытой форме, бросила лишь мимолётный взгляд. Обычный космолётчик, который не прочь потратить денежки на планете. Таких везде любят. Я робко улыбнулся, надеясь расположить её к себе, но отклика не дождался. Не везёт мне с женщинами.
— Прошу вас, господин Альвин, пройдите в проверочную комнату.
Это ещё что? Обыскивать будут? Вроде бы прежде к таким строгостям не прибегали. Ну да переживу как-нибудь, начатое надо доводить до конца. Я послушно переступил неожиданно высокий порог и оказался в полной темноте.
— Закройте, пожалуйста, глаза, — прошелестел бархатный голос из невидимых динамиков.
Я послушался, ощущая, как всё более дурными становятся предчувствия, но оказался не готов к сюрпризу, что последовал за интригующими словами.
Заслонки или что там у них имелось, убрались разом, и на меня хлынул свет. Наверное, тысяча имперских палок не ошеломила бы до такой степени, как это белое сияние, которое ударило сразу по всем нервам, вцепилось в кожу, пробив насквозь одежду.
Не закричал я только чудом. Сработал старый рефлекс — главное ничем себя не выдать, удержать лицо, пусть даже оно сгорит на костях как забытый на сковороде завтрак. Я не понимал, что терзает меня: боль уничтожения или обычный страх, и всё ждал, что вот сейчас не выдержат атаки сомкнутые веки, и недоброе светило вобьет гвозди лучей прямо в зрачки. Ошеломлённый, я вообще плохо понимал, что происходит со мной и вокруг, но здоровые инстинкты подталкивали выход из положения искать проворно.
Бежать нельзя, эта комната явно предназначена для проверки на вампиризм, покажи я панику — вот и попался, да и дверь может оказаться заблокирована как раз на такой случай. Остаётся гореть синим пламенем, хотя вампиры на самом деле горят обычным, оранжевым.
Пока я стоял вот так, лихорадочно перебирая варианты, передо мной забрезжил свет ещё одного. Не сочтите за сарказм, но я понемногу осознал, что, вроде бы, не пылаю, даже тлеть не начал, хотя давно пора. Пожалуй, и боль, скорее всего, мнимая — результат неимоверного испуга.
Солнце светит на меня, обливает своим сиянием, а я ещё жив, и это странно. Неужели у меня выработался иммунитет? Или я получил прививку земной крови и потому стал неуязвим? Конечно, я пил эту вкусную жидкость и в бытность моего существования на Земле, но с тех пор прошли века. Кто знает, сколько и каких факторов сложились вместе, чтобы подарить мне такое чудо — нежданное гостеприимство родного мира?
Пока все эти мысли лихорадочно толклись в голове, чувства теснились в груди, прошло, должно быть, положенное время испытания. Свет пригас до приемлемого уровня и бархатный голос разрешил мне открыть глаза и покинуть помещение.
Я думал, что ноги прикипели к полу, но ничего подобного. Странно было вновь перешагивать высокий порог, оказаться в рассеянном полумраке таможни. Глаза у меня немного слезились. Я коснулся пальцами щеки, поймал крошечную каплю и уставился на неё с изумлением, а потом и тревогой. Я, конечно, люблю Землю, но не до такой степени, чтобы снова становиться человеком. Вот от этого меня увольте, пожалуйста!
— Подсматривали! — укоризненно, но при этом гораздо теплее, чем раньше сказал женщина-таможенник.
— Думал, вдруг картинки покажут, — ослепительно улыбнулся я в ответ. Мы умеем при необходимости прятать клыки, так что я не боялся показывать зубы.
Формальности закончились, меня признали человеком, и относиться сразу стали по-человечески. Я получил обратно свою карточку и прошёл на причал для атмосферников.
После родной Директории, даже после империи выглядело всё вокруг довольно скромно, я стесняюсь сказать резче. Если технические характеристики соответствовали внешнему виду планетарных судов, то подниматься на их борт следовало, только обстоятельно пообщавшись со служителем своей религии.
Я сел в кресло, шутить здесь не тянуло, и не без тревоги прислушивался к работе двигателей и собственным ощущениям все неприятные минуты посадки. Вот эта обыденность риска здорово помогла успокоиться в другом отношении, ступая на почву, точнее, на бетон родной планеты, я мог хотя бы внешне сохранять хладнокровие.
Здесь был вечер, солнце с навязчивым кокетством косило жёлтым глазом, и мне стоило немалой выдержки не прятаться рефлекторно в тень. Я жадно втянул носом воздух родины, пытаясь сразу распознать знакомые запахи, но в припортовом хаосе ничего нужного не уловил.
С посадочного поля несло едко, от жилых кварталов — тошно, под ногами поблёскивали грязные лужи. Деревья, стоявшие чахлой шеренгой на краю площади, казались убитыми. Аромат листвы, коры, тихое движение соков я ощущал едва-едва, словно живая природа боялась высунуться в этом царстве бетона, чьё скверное качество я уверенно угадывал даже подошвами башмаков.
Планета не расцвела за прошедшие века. Во всём, что попадалось на глаза, ощущалось лихорадочное состояние разобщённости. Я шёл по улицам, жадно процеживая взглядом окружающую действительность: дома, машины, автоматы, людей, но ошеломление оказалось настолько значительным, что не сразу смог собраться с чувствами.
На меня поглядывали, пожалуй, с недоумением, а иногда подозрительно, хотя никто не пытался задеть. Через несколько минут я сообразил, что вокруг посадочных полей такого уровня, скорее всего, сгруппировались самые бедные, если не сказать больше, кварталы, истину полезно поискать в других местах.
Я остановил автоматические такси и велел везти себя «в центр».
Огромный город заслонял себя сам, прятался за ближайшими домами, и рассмотреть его удалось не сразу, зато по мере продвижения дорожное покрытие становилось чище, дома пристойнее, люди лучше одеты. Оглядев собственный костюм, я понял, что он слишком хорош для околопортовых улиц, недаром привлекал внимание. Дома, заказав облачение «как у землян», я забыл уточнить качество. Естественно, прислали мне всё самое лучшее.
Сообразив этот пустяк, почувствовал себя гораздо увереннее. Расплатился, когда такси остановилось, неодобрительно поднял бровь, увидев цену поездки, и заново поглядел вокруг.
Здесь было приятнее, но больше света, а он всё ещё тревожил, и у меня разболелись глаза. К счастью, солнце садилось. Фонари загорелись, но их сияние не беспокоило. Я вздохнул с облегчением. Вместе с величавым пришествием ночи обострились запахи. Теперь я слышал ток крови в человеческих телах, торопливый, жадный. На улицах стало многолюднее, и жители не спешили по делам, а большей частью прогуливались, любуясь садами, фонтанами, террасами. Вот здесь многое походило на то, к чему я привык дома, так что я побродил с удовольствием, привыкая, что окружающие пахнут почти так же привлекательно, как мой человек Ингилейв.
Я хотел с кем-либо познакомиться, но не знал, допустимо ли приставать с разговорами к прохожим, поэтому отыскал заведение, где кормили и поили, по опыту зная, что в таких местах люди традиционно приветливее.
В богато отделанном помещении вдоль стен расположились столики, посередине вилась длинная стойка, за которой с профессиональной сноровкой перемещался человек. Надо же, тут люди прислуживают, а не автоматы, значит — дорого, я мысленно пожалел бюджет: свой или страны — потом разберёмся.
Робко забравшись на высокий табурет, я огляделся. Пожалуй, позиция для первого знакомства с местной жизнью выбрана не худшая. Люди за столиками выглядели обособленно, почти все имели пару своего или противоположного пола и заняты были частным общением, а здесь, я заметил несколько одиночек.
Человек за стойкой тотчас подошёл ко мне, с заученной любезностью спросил, что желаю. Я попытался вспомнить, как называется весёлый компот, которым угощал Ингилейв, но не зная этого изначально, рисковал теряться в догадках до утра, потому попросил фруктовый сок. Другие люди пили спиртное, это я определил по запаху. Я тоже мог себе позволить алкоголь, хоть и не любил его, пока же решил воздержаться.
Передо мной поставили высокий стакан. Я глотнул холодной неприятной жидкости, поморщился и решил, что справлюсь с испытанием.
Люди интересовали гораздо больше чем еда. Я рассматривал их, прислушивался к разговорам (местную речь понимал прекрасно), тянул к себе запахи, старался понять кто эти земляне, чем занимаются и почему пришли сюда, а не остались дома. Так увлёкся, что едва не прозевал, остановившегося рядом человека.
Она подошла со спины, как вампир. Девушка, что сидела у стойки не так далеко от меня в компании двух мужчин. Я узнал запах, звук дыхания, стук сердца — отслеживал всех, кто находился неподалёку, теперь повернулся, чтобы рассмотреть. Прежде видел лишь сзади или в профиль и был приятно удивлён вызывающей миловидностью, неподдельной свежестью лица. Серые глаза глядели прямо и пытливо. Мужчины, в компании которых она проводила время, неодобрительно смотрели на нас обоих.
— Могу быть чем-то полезен? — учтиво спросил я.
Она вызывающе выпятила подбородок, отчего кожа на горле натянулась, спровоцировав голодный спазм в животе, и задал вопрос, который здесь, на Земле я как-то не ожидал услышать:
— Ты — вампир?
Глава 19
Подскажите, много ли ваших знакомых кровососов от такого пассажа не упадут со стула. Я усидел. У нас дома подобный вопрос никого не удивит и не шокирует, он даже не из числа неучтивых. На Земле я испугался. Знал, что не любят здесь существ нашей породы, но не представлял, до какой степени. Вдруг сейчас все посетители заведения в едином порыве бросятся на чудовище? Мне придётся плохо. Даже если охотники только эти трое, и то выкрутиться будет непросто. Понимаете, шеи всем желающим свернуть легко, а вот выйти из положения, никому не причинив вреда — та ещё сложность.
Прежде всего, следовало выяснить, что, собственно говоря, происходит, а если хочешь, чтобы тебе объяснили цепь умозаключений раньше, чем начнут отрывать башку, прикинься наивным до неприличия. Я шире распахнул глаза, чуть приоткрыл рот, так чтобы видно были, что клыки у меня самые обычные, человеческие, придал лицу беспомощное и простодушное выражение. Тренированная мимика подчинялась легко.
— Простите? — пролепетал я.
Стакан сока отлично дополнял образ чистого невинного юноши, который знать не знает о таких мерзких существах, как вампиры.
— Волосы до пояса отрастил — хочешь быть похожим на упыря? — с горделивым напором произнесла девица.
Я опять чуть не упал с табурета, на этот раз от облегчения. Вот в чём дело! На Земле мужчины не носят длинных причёсок, как раз потому, что по легенде они присущи вампирам (это, кстати, правда), и подобная шевелюра считает манерной. Я совершенно забыл об этом пустяке, поскольку вообще мало внимания обращал на собственную внешность. Расчесал волосы, завязал их, и что тут думать? Хватает других забот. Теперь следовало выкручиваться.
Я запустил на максимальные обороты трогательную беспомощность, взмахнул пару раз длинными ресницами.
— Извини, я не думал… Они просто растут, а я так боюсь парикмахерских…
Вот почему раньше не пользовался этим простым и эффективным методом воздействия? Глядишь, не Ингилейву бы перепало, а мне. Женщин легко смягчить беззащитной слабостью, материнский инстинкт в них срабатывает или другой рефлекс, но почти все попадаются, даже Борга, которой как раз не следовало бы.
Серые глаза потеплели. Я смотрел в них, так преданно умоляя о прощении, что никого гипноза не требовалось, чтобы запустить механизм симпатии.
Пока мы упражнялись во взаимопонимании, двое спутников девушки подошли ближе. Теперь они смотрели на меня скорее сочувственно, чем сурово. Тот, что был постарше, лет двадцати пяти, как мой Ингилейв, сказал:
— Линда, да оставь ты парня в покое. Не до всех провинций дошла наша столичная мода, оно и к лучшему.
Бить, пожалуй, не будут, хорошо, что не всякая страна — империя.
— Какое чудесное имя — Линда, — сказал я, — меня зовут Альвин.
Они ничего совсем не знали о вампирах эти бедные маленькие податливые как глина дети. Я подружился с ними в единый миг, очаровал и мог бы схарчить и сладко облизнуться, но они сами того не зная, подкупили, приняв за землянина. Их подозрительность оказалась так примитивна! Увидели длинные волосы, и не обратили внимания на цвет кожи, а загар у меня был определённо нездешний. Слышали акцент и легко списали его на чужеместный выговор. С ними я вспомнил себя юного. То есть я не был так доверчив, я просто был юн.
После этого заведения, тихого и пристойного, мы оказались в другом, где молодые мужчины и женщины танцевали под громкую музыку. Двое из бара, как выяснилось, на Линду не претендовали, товарищеские между ними оказались отношения. В зале к обоим присоединились подружки, и мы с Линдой остались вдвоём. Конечно, кругом колыхалась толпа, но что за дело? Я вдыхал запахи, потому что пришёл на планету для того, чтобы сделать определённую работу, но смотрел только на девушку.
То ли она была хороша, то ли я нетребователен, но мне всё абсолютно нравилось: крепкая не худосочная фигурка, гладкая сильная кожа, которая бывает только у очень молодых людей, чуть неправильные черты лица, веснушки на носу и скулах, короткая стрижка, а более всего глаза человека, который уверен в себе и хочет многого в жизни добиться. Знаете, бывает просто видишь, что кого-то ждёт успех в любом деле, за какое бы он не взялся — вот такой была Линда.
Тем приятнее оказалось наблюдать, как она менялась по мере развития нашего знакомства. Блеск в глазах сделался мягче, они сияли новым воодушевлением. Губы чаще складывались в улыбку. Даже смех стал другим: не резким, а из самой глубины души.
Родная планета помогала, даря силы как тому античному герою, или просто предыдущие мои бездарные попытки разбудили хищную злость, но с Линдой я был не так застенчив, как обычно, более открыт. Скажете, что это смешно и нечестно, потому что я ведь главное о себе утаивал? Не знаю. Меня пьянили запахи, оглушали звуки, да и соку я хлебнул порядочно, чтобы слегка утратить чёткость мышления. Давно не накрывала такая незатейливая светлая радость.
Танцы местные выучить было делом несложным, как я уже говорил, у вампиров уникальная телесная память. Мы никогда не забываем старых навыков и быстро учимся новым, потому как партнёр я показал себя не с худшей стороны. Развлекались долго и, когда вышли на свежий воздух, была глубокая ночь. Улицы почти опустели. Деревья сияли таинственно, в искусственном свете они казались существами с другой планеты. Меня тянуло под их покров, ближе к почве, потому что устал от слитного мощного воздействия толпы, но Линда в полумрак аллей заглядывала пугливо. Мне поначалу казалось забавным, что вот так шарахается от несуществующей опасности, но потом я вспомнил, что она человек и девушка.
Только однажды и то вдали показалась действительно неприятная компания, я вовремя свернул в другую сторону. То есть, для меня они никакой опасности не представляли, просто привычно избегал неприятностей, да и красоваться героем не тянуло. Во-первых, не те уже у меня годы, во-вторых, и девушку я обольщать не собирался. Вздохи при Луне, хотя она уже за горизонтом, станут приятным воспоминанием для обоих, но большего желать не следует. Я искренне хотел, чтобы моя подруга жила обычной человеческой жизнью, которую не испортила нежданная страсть к заезжему клыкастому парню.
Проводил до дома, поцеловал в щёку. Линда смотрела на меня так, словно не хотела расставаться и неожиданно пригласила пойти днём в аквапарк, кажется, там открыли новую катальную горку. Меня тронула эта мимолётная привязанность, и позабавило место свидания. Возле примерно такого же аттракциона я сидел на родной планете, собирался с мыслями. Люди везде одинаковы — вот что подумал теперь и согласился. В любом случае невежливо рвать сразу. Сердце у старого вампира не хрустальное, за два-три дня не разобьётся. Надо встретиться ещё несколько раз, погулять при свете солнца (а я могу!) или в сладком сумраке ночи, а потом сообщить, что улетаю в рейс далеко-далеко и надолго-надолго.
Везёт пилотам: у них классные обставы. Посоветоваться по этому поводу с Ингилейвом? Пожалуй, он слишком молод, чтобы знать все тонкости профессиональных уловок.
Мне следовало снять номер в гостинице и отдохнуть или с томным видом бродить по улицам, пугая бессмысленным выражением лица редких подозрительных прохожих, но я не мог себе позволить транжирить время. То есть, я провёл в городе остаток ночи и первую половину дня, но не столько любовался посредственной, в целом, архитектурой, сколько исследовал людей.
Даже в компании Линды я успел вынюхать и запомнить многое, один не тратил даром и минуты. Понимаете, теперь я мог не только сортировать и запоминать запахи, но и составить картотеку. Почти незаметное движение, когда проходишь мимо, совсем неощутимое в толпе, и к запаху присоединялась капля крови. Люди чаще всего вообще не замечали крохотной царапинки от моих острых ногтей, а я к запаху присоединял вкус. Я исследовал горожан, чтобы подтвердить или опровергнуть сумасшедшую теорию о воздействии природной земной крови на разбежавшихся по вселенной вампиров и к моменту новой встречи с подругой изыскания свои, в целом, завершил.
Я ждал на набережной умеренно грязной реки. Когда Линда выскочила из такси и пошла ко мне, чуть подпрыгивая на звонких каблучках, меня поразило что, оказывается, успел забыть, как она хороша. Стройные ножки так гордо несли вперёд — я залюбовался. Ветерок трепал короткую пышную юбочку, теребил волосы — каждое движение напоминало мазок кисти. Образ запечатлевался в памяти, и я с немалой тревогой повторил себе, что обещал не влюбляться в земных женщин.
Линда подошла, глядя нежно и чуть вопросительно, и я подумал, что зарекаться следовало обоим, но лишь улыбнулся. Вчера казалось, что девушка уверена в себе, но сегодня временами чудилась некоторая недосказанность, словно давно знакомы, и между нами уже легли история и тайна. Только в развлекательном комплексе она оттаяла и повеселела. Здесь было невероятно шумно, носились и визжали дети, да и взрослые вели себя почти так же бесцеремонно.
У меня от гула голосов, плеска воды, ярких бликов, солнечного света (я и перед самим собой делал вид, что ничего особенного не происходит — хожу вот, как будто, так и надо) разболелась голова. Я не обращал на это внимания, и только когда подруга убежала переодеться, сообразил, что шум и сияние не виноваты. В затылке звенела тревога, это от неё вспухали жилки на лбу и давило виски. Где-то что-то назревало. Поскольку я здесь болтался нелегально, в первую очередь подумал об охотниках.
Давний страх проснулся, словно не было минувших веков. Неужели они всё ещё бродят по планете, лелея серебряные стрелы и коварные планы? Я незаметно огляделся, но место для засады было самое что ни на есть неподходящее — вокруг люди в купальных костюмах и масса детей всех возрастов. Лишь ненормальный мог затеять охоту на вампира в такой обстановке — убеждал себя я, но тревога не стихала.
Линда вернулась, очаровательная в крохотной облегающей тряпочке, но я посмотрел на неё рассеянно, не понял слов. Кажется, она приглашала принять участие в общем развлечении, я лишь покачал головой. Боль усилилась, начали слезиться глаза. Неужели всё-таки солнце? Нет, словно магнитом меня тянуло к этой новой вышке, которую обвивала спираль желоба, точнее, меня толкало прочь от неё, и потому я подошёл ближе. Люди катились вниз, сыпались брызги, вот мелькнул голубой купальник Линды. Она с победным криком завершила все витки и нырнула в бассейн.
Тут я и услышал этот звук. Его заглушали плеск воды и голоса, но он змеем пробрался в сознание, и я тоже едва не заорал от бессильной злобы. Вот зачем мне всё это? Я же хотел тихо-мирно разжиться информацией и свалить в мировой туман. Я никому не желал причинять вред!
Голова ещё скорбела, а ноги уже несли к бортику бассейна. Я выдернул Линду из воды как рыбак пескаря, стало некогда соизмерять собственную силу с человеческой неуклюжестью. Изумление ещё зрело в её глазах, когда я принялся отдавать команды.
— Уводи людей, эта вышка сейчас рухнет!
Дома добавишь: я вампир — и всё сразу приходит в движение, потому что нашему чутью можно верить, и люди это знают, но тут приходилось полагаться лишь на себя и нормальный человеческий страх.
Я махнул через ограждение и заступил дорогу тем, кто стремился подняться наверх, погнал их прочь, твердя, что сооружение ненадёжно и может обрушиться в любой момент. Люди повиновались, но медленно и неохотно.
— Линда, помогай! — крикнул я отчаянно.
Зловещее поскрипывание здесь просто оглушало, но я всё ещё надеялся, что если нагрузка уменьшится, то разрушение удастся приостановить. Люди больше подниматься не будут, а те, кто наверху или в пути, успеют спуститься вниз. То есть я не слишком верил в удачу, но молил о ней, потому что, если всё обойдётся, мне не надо будет раскрывать инкогнито, я останусь просто ненормальным с развитой интуицией, а не чудовищем с невероятной быстротой и живучестью.
Линда поверила мне или нет, но принялась помогать, я время от времени ловил на своём лице её встревоженный взгляд и кричал сердито, если она пыталась подойти ближе.
Наверху ещё царило веселье. Очередной человек с воплем слетел в бурлящую воду и словно по команде вышка едва заметно шатнулась. Издали с лужайки донеслись испуганные восклицания, оттуда, должно быть, картина открывалась более наглядная. Те, кто всё ещё выяснял, почему им нельзя подняться, наконец-то побежали, освободив меня от поста у подножия.
Я отпрыгнул в сторону, запрокинул голову. Вышка качнулась заметнее, желоб перекосило, и парень вылетел из него вместе с потоком воды. Прощай конспирация — вот всё, что я успел подумать.
Юноша падал прямо на облицованную камнем площадку возле бассейна. Верная смерть или множественные переломы на выбор. Я успевал — мы же быстрые и сильные. Бегом, чуть правее — прыжок. Мы встретились в воздухе, я успел даже поймать полный ужаса взгляд, но некогда было заниматься ещё и психотерапией. Принял на себя вес — не так и плохо их здесь кормят — затормозил, как мог. Мои ступни, а не его растопыренное тело коснулись камня. Колени спружинили, максимально гася скорость. Я просто отрикошетил человека в бассейн, куда он и рухнул, нелепо взмахнув руками. Вода не гранит — выберется.
Я быстро обозрел вышку. Она накренилась ещё больше, что-то настойчиво трещало, крики неслись уже отовсюду, но я видел и слышал только то, что было сейчас необходимо. А наверху отчаянно цеплялась за растяжку девчонка лет десяти. Как долго она продержится? Ну да, примемся рассуждать, когда дело делать надо. Вперёд!
Понимаете, для вампира всё это было сложно, но в меру. Я успевал отслеживать обстановку и мог добраться до ребёнка. Вообще говоря, единственный здесь мог. Я вскочил на ограждение, прыгнул на край уже пустого, без воды, желоба и полез наверх, лишь едва касаясь распорок и растяжек. Если здесь есть видеокамеры, снятый фильм станут смотреть с придыханием. Нам редко удаётся показать, на что способны, потому что стараемся не выделяться. Считанные мгновения — и я наверху. Девочка глянула с интересом, словно и не бездна под ней, а мягкий песочек пляжа и вообще всё в порядке. Шок? Да какая разница? Вышка накренилась сильнее. Возникло то ощущение, когда терпение конструкции заканчивается, и начинается полная и окончательная лажа.
— Держись за меня, я хороший!
Она послушно обняла за шею, обхватила ногами торс. Надеюсь, за попытку соблазнения несовершеннолетней это не примут. В тот момент, когда опора под нами начала стремительно исчезать, я прыгнул.
До воды отсюда было не дотянуть, но малышка весила так мало, что и не требовалось. Я успел сделать пару сальто: чтобы погасить скорость, а не покрасоваться, вы не подумайте. Мир бешено вращался и шумел где-то вдалеке, я сейчас слышал только стук маленького сердца, живой ток крови и перестал сожалеть о том, что так нелепо подставился, вмешавшись в ход страшных событий. Главное — уцелеет тот юноша, и девочка останется жива, а может быть, и я выкручусь — это ещё посмотрим.
Ноги не подвели, приняли наш общий вес и даже не сломались. Ну что-то треснуло, прошила мимолётная боль, но регенерация сработала раньше, чем непорядок дошёл до сознания. Я, испугавшись, что слишком сильно сдавил тоненькие рёбрышки, опустил малышку на площадку.
— Ты супергерой? — сразу спросила она.
Не знаю, что они здесь читают или смотрят, но суперкретин будет куда ближе к истине. Вышка рухнула, частью на площадку, частью в бассейн. Кто-то живой застрял в подъёмнике, но сильный повреждений я у него не чувствовал. Хотя нет, там двое, спасатели их вытащат. Кровью вообще не пахло. Юноша, которого я столкнул в воду, успел отплыть к дальнему краю водоёма и теперь выкашливал воду из лёгких. Девочка с интересом разглядывала разрушения. Она сидела, опираясь на руки. Не понимаю я детей, странные они.
Ладно, я сделал всё, что мог, пора уносить ноги. Я бросился к выходу и налетел на Линду. На белом лице застывшие глаза казались драгоценными камнями, которыми иногда украшают зрачки статуй. Почему-то я подумал об этом, и ещё о том, что она замёрзла, наверное, в мокром купальнике. Машинально стащил рубашку и надел на неё, не накинул, а именно как маленькой просунул руки в рукава — получилось вполне приличное платье. Она безжизненно повиновалась.
— Кто ты?
Голос тусклый, едва слышный и следовало солгать в ответ, но я не смог. Когда только разучился?
— Я вампир. Пойдём, провожу тебя домой или хотя бы до такси.
— Нет!
Она отшатнулась, словно увидела гадину, слабо взлетела рука — оттолкнуть, дать пощёчину? Я не стал разбираться, бросился прочь. Недорого теперь стоила моя жизнь.
Глава 20
Рефлексы влекут домой всех, даже вампиров. Помня годы гонений, я не надеялся скрыться на этой планете, я хотел вернуться на корабль. Ситуацию осложняла более всего собственная глупость. Мало того, что я назвался тем самым именем, на которое была выдана виза, так ещё и заявил Линде, что я вампир. То есть когда просмотрят записи камер (а сделают это моментально), станет понятно, что действует не человек, но придержав язык за зубами, я мог хоть отчасти надеяться, что примут за инопланетянина или супергероя, про которого говорила малышка.
С рубашкой я расстался, бегать в спортивной маечке было не слишком разумно, потому завернул в первый попавшийся магазин и купил куртку с капюшоном. Просторная легкая, она не стесняла движений, зато прикрывала волосы. Следовало, конечно, остричься, но, во-первых, у меня не имелось под рукой ножниц, во-вторых, я не был уверен, что сумею толково воспользоваться этим инструментом. Да и шевелюру было жалко, хотя меньше чем голову.
Замаскировавшись таким примитивным способом, я взял автоматическое такси и задал маршрут в космопорт. Мучило нехорошее предчувствие, что всё равно опоздаю, и, как и следовало ожидать, оно сбылось.
Уже издали чувствовалось необыкновенное оживление, царящее вокруг предстартовых построек. Я покинул такси, не доезжая до цели и начал осторожно присматриваться.
Когда успели нагнать столько полиции? Или она здесь всегда? Сейчас ведь и войска подсуетятся. Хоть гордись своей значимостью, ведь всё это представление обеспечил я один. Попробовать сунуться сразу, пока они ещё толком не поняли, что происходит и почему? Я уже твёрдо решил так и поступить, когда увидел, как ещё на подходе задержали мужчину, похожего на меня телосложением и ростом. Пока я наблюдал инцидент, прибыла так неразумно предсказанная мною армия. Я увидел, как ширится оцепление. Теперь через этот фильтр не проскочит вообще никто.
Плохо, совсем плохо. Им известно, как я выгляжу, значит, любого, кто хоть приблизительно соответствует описаниям, задержат для проверки. Солнечный тест я пройду, но сам же его и запорол, так что теперь в него никто не поверит. Начнут пытать серебром или той святой водой, которой меня опрыскали, когда я пытался защитить Зою. Наверняка наработки у них имеются, а держали под спудом только потому, что не хотели слишком сильно пугать туристов.
Попробовать проникнуть со стороны складов? Я двинулся в обход, но оцепление везде было плотным, более того, держались солдаты и полицейские настороже. Ну да, вампиры мерзкие чудовища, кем ещё прикажете пугать маленьких детей и большую армию?
Находиться так близко уже было опасно, я каждую минуту рисковал попасться на глаза каким-нибудь агентам в штатском, но и уходить не спешил. Страх толкал в разные стороны. Безумно хотелось домой на корабль, а ещё бежать прочь и затаиться где-нибудь на окраине. Оба варианта обещали гибель такую скорую и бесславную, что мысль о гневе Магни, который обрушится на меня, если всё же смогу чудом прорваться к своим, не пугала совершенно. Я рад был принять любое наказание за собственное безрассудство, но только выжить и довести до конца то, что задумал.
— Магни меня прибьёт, — шептал я, словно перспектива этой расправы могла немного защитить от той. — И правильно сделает. Как же можно быть таким болваном? Расслабился на родине? Сладкий воздух отчизны ударил в голову или этот их фруктовый сок? Как его вообще можно пить?
Немного успокоившись, я принялся обдумывать возможные пути отхода. Они на самом деле были — попадая в разные переделки, я накопил немалый опыт — правда, все содержали в себе немалый элемент риска. Чтобы воспользоваться одним из известных мне способов, следовало досконально изучить обстановку и дать солдатам время утомиться, снизить бдительность, поверить, что ненормальный вампир уже удирает куда-нибудь в лесные дебри, если они ещё хоть где-то уцелели на этой планете. Прорыв на гребне больше не работал, следовало подумать о незаметном просачивании.
Так я наматывал километры, прощупывая оборону, запоминая расположение постов и строений, прикидывая, у кого вытащить ненароком посадочную карту, чтобы уровень её оказался максимально высок. По кварталам, разгоняя в дома местных жителей, ходили усиленные патрули, от них тоже приходилось скрываться. Пришла пора сменить одежду, поскольку моя успела примелькаться. Я свернул к ближайшему магазину и тут буквально споткнулся о знакомый запах. Не веря себе, потянул носом, и кровь едва не вскипела в жилах.
Знаете, я понимал неприязнь Линды к вампирам, уважал её убеждения, но неужели ей мало выдать меня властям? Она лично решила принять участие в травле? Я не сделал ничего плохого. Да, мне следовало спасаться бегством, а не кидаться на выручку людям, я провалился как агент, но сработали нажитые во внеземельи инстинкты дружбы и добра, а не голодное безумие хищника. Земляне, похоже, разучились видеть разницу между тем и другим, застыли в нравственном развитии, а не только в строительном ремесле. Не забывайте, что я всё ещё ощущал подошвами качество их дорожного покрытия и одобрить его никак не мог.
Я пошёл по запаховой ленте, как любой хищник ходит по следу. Думаете, хотел расправиться с Линдой? Ничего глупее не было бы в моём положении. Просто взглянуть на неё, хотя и не следовало. Я и так готовился увезти с Земли куда больший багаж горечи, чем рассчитывал прежде.
Она стояла на перекрёстке с объёмистой сумкой на плече и озиралась по сторонам. Девочки её круга не таскают с собой баулы, я насторожился, а потом заметил тонкую прядку волос, торчавшую из-под небрежно сомкнутой застёжки. Меня охватило волнение такое сильное, что справился с ним не сразу. В карманах почти ничего не завалялось, и я принялся вертеть в пальцах карточки: посадочную и денежную — единственное моё достояние.
Предположить, что юная леди носит в сумке скальп добытого на охоте вампира, было бы слишком смело. Там парик. А кому и зачем нужны сейчас искусственные волосы, чтобы прикрыть свои? Вашему дорогому Альву. Поверить в чудо? Пойти ему навстречу? Я суперкретин и встретит меня серебро, а не надежда.
Вы всё ещё во мне сомневаетесь? Ну так вот вам! Я вышел из-за угла здания, за которым скрывался и скользнул к Линде. Оказался перед ней так быстро, что она чуть на месте не подпрыгнула, увидев рядом чудовище её камерной вселенной.
— Ты хотела меня видеть?
Загляну ей в глаза и всё пойму. Человеку очень трудно обмануть вампира, такому юному так просто невозможно.
— Альвин, — прошептала она. — Они хотят тебя убить!
А то я не в курсе! Серебряные пули вряд ли всем выдали, но плотный огонь на поражение доконает и вампира, ослабит настолько, что успеет подоспеть для окончательной расправы кто-нибудь с радикальным средством умерщвления. Я-то думал, что в империи к нам плохо относятся, как был неправ.
Мы смотрели друг на друга. Я видел, как мечутся в её душе самые разные чувства: остатки страха и неприязни, та симпатия, что успела просочиться в сердце, странное осознание собственной значимости в этом месте и в этом мире, отчаянная испуганная гордость очень юного и чистого человека. Несмотря на тревогу и реальную угрозу гибели я застыл, зачарованный этим чудом, как недавно с восторгом созерцал светлые побуждения Ингилейва. Я был безнадёжен, но любовь — никогда.
Приближался патруль, самым краем замороченного сознания я слышал уверенную поступь вооружённых людей, пора было обращаться в бегство, но я никак не мог уйти, словно заряжался верой, без которой гибель предстанет отвратительным финалом, а не естественным концом существования.
Я медлил, поражаясь собственной отстранённости. Может, так и надо? Только бы её не задели пули. Линда тоже услышала шаги, бросила быстрый взгляд в ту сторону, откуда должны были появиться солдаты, и вцепилась в меня с отважным отчаянием, которого я никак не ожидал. Тёплые руки обвились вокруг моей шеи, наши губы встретились.
Во мне что-то взорвалось, бомба насыщенного тепла, от которой пошёл по телу неистовый жар, жёстким гребнем причёсывая нервы. Я, веками такой холодный, загорелся сразу, как юный порох. Ладони сами, ничуть меня не слушаясь, скользила по гладкой коже, и тонкие шкурки одежд ничуть не мешали ощущать волшебную сочность этого стройного сильного тела.
Я желал сам и наблюдал с восторгом, как женщина в моих объятиях откликается на ласки. Робко, неуверенно в ней просыпалась дремавшая нежность, а я так обезумел, что готов был нырнуть в неё с головой.
Патруль прошёл мимо, не задерживаясь, пожалуй, даже ускорил шаг. То есть, солдат инструктировали, наверное, что вампир может заворожить, подчинить своей воле, но люди не так сильно как вампиры, и всё же чувствуют подлинную страсть. Настоящее всегда можно отличить от ложного, надо только открыть сердце. Когда двое поглощены друг другом, они создают вокруг себя защитное поле, преодолеть которое мало кому по силам.
Мы отстранились, когда опасность миновала, пожалуй, равно испуганные тем, что только что испытали. Линда тяжело дышала, улыбалась неуверенно, её губы слегка припухли, щёки горели румянцем и весь этот источаемый щедро свет был так неотразимо привлекателен, что сводил с ума. Она не пользовалась косметикой, моя прелестная умничка, и я не видел в ней ни единого изъяна способного погасить мой пыл.
— Я тебе нравлюсь? — робко спросила она.
Куда только делась уверенность? Напор новых эмоций сладко выжег старые заблуждения. Я чувствовал её каждым нервом, и она не задавала бы таких вопрос будь хоть немного менее невинной. Взрослая женщина мигом бы заметила, в каком я высоком градусе желания.
— Очень! — искренне ответил я.
Она снова шагнула в мои объятия, хотя опасности временно не теснились рядом, но этот мир с его непонятной суетой вообще болтался сейчас где-то невообразимо далеко.
Приникнуть к ней и никогда не отпускать, вдыхать сильный свежий запах, слышать дыхание, стук сердца, любые слова. Как я мог долгие годы жить в пустоте, не умея себя наполнить, лелеял сухие лепестки ушедшей любви? Я не знаю, может быть, угроза расправы отряхнула меня от прошлой грусти, или этот нежный комок духовного и плотского, что сейчас самозабвенно отдавался моим ласкам и назывался женщиной, создал заново из моих надежд и своих заблуждений. Я был не тот Альв, что ещё десять минут назад, и знаете, не видел в переменах ничего плохого.
Разум вынырнул из колодца страсти, куда я его так неосмотрительно спихнул, и я смог отстранить Линду. Меня трясло и колотило, но большой мальчик обязан отвечать за свои поступки, а не ссылаться на обстоятельства.
— Постой, — сказал я, — подожди, это всё неправильно. Я вампир, а ты юная земная невинная девушка.
Она потерянно округлила глаза.
— Ты знаешь, что я… что у меня никого не было?
— Конечно. Твоя девственность так оглушительна, что может свести с ума, твой запах волшебен, я готов дышать им одним до конца всех времён.
Я заткнулся, сообразив, что в стремлении загладить причиненное огорчение (какое — так и не понял) зашёл слишком далеко, но глаза Линды увлажнились, черты расслабились, я больше не ощущал испуга.
Мы в пылу своих желаний и терзаний незаметно отступили под какой-то ветхий навес и тут вообще никому не мешали, нас, словно, не стало в мире. Эти солнечные мгновения существовали только для двоих.
— Пойми, — продолжал я, чувствуя себя в этот момент не только идиотом, но и очень старым идиотом, — у тебя впереди вся жизнь, тебе надо выйти замуж, родить детей, совершить всё, что для людей так важно. Я неподходящий объект для приложения чувств.
Она не обиделась, улыбнулась с неумелым кокетством:
— А ты бы на мне женился?
Умеют же девушки задавать интересные вопросы! Я понимал, что положение моё шатко, хотя трудно задумываться о серьёзных вещах, когда всё вооружённое население планеты носится вокруг, страстно желая тебя убить. Можно солгать и получить доверие и помощь, или сказать правду и нарваться на неприятие. Я сейчас плохо соображал, словно компота нахлебался, в голове плавал туман, и его не удавалось рассеять, даже протерев глаза. Жениться на Линде я не мог. Понимаете, дома так старались втянуть меня в эту авантюру, с таким усердием подыскивали кандидаток, что не простили бы мне брака с чужестранкой. Я и сам понимал, что поступил бы нечестно. Можно предать себя, но не свой народ. Да, я неважный правитель, но всё же не до такой степени, чтобы покушаться на святое.
— Нет, — сказал я. — Это не в моей власти.
Я ожидал чего угодно: слёз, пощёчины, даже хука в челюсть, но Линда шагнула ближе и прижалась щекой к моей груди. Всё-таки не понимаю я женщин. Слышу чувства, но мысли — загадка. Учиться мне ещё и учиться.
— Спасибо, что сказал правду. Если бы солгал, не знаю, я бы в тебе разочаровалась. Когда ты признался, что не человек, я была в ярости, но потом остыла и вспомнила, как ты вытаскивал меня, гнал других людей из опасного места, рисковал, спасая парня и ребёнка. Ты ведь мог просто отвернуться, уйти, не встревать в чужую беду. Наверное, так и полагалось делать агенту или кто ты там, чтобы сохранить позицию, не выдать своей сути. Ты поступил иначе: не красовался удалью, а отдавал свою жизнь, чтобы сберечь чужие.
Я молчал. Всегда смущаюсь, когда хвалят, наверное, именно поэтому ругают меня чаще. Линда потёрлась щекой о ткань куртки, вздохнула.
— Ты ведь знал, как ваше племя не любят на Земле. Когда ещё разберутся, что не хотел ничего плохого, да и разберутся ли вообще? Ты поступил как человек, как только лучшие люди поступают.
Нас всегда будут измерять этой линейкой. Правильно или нет? Кто знает. Я ответил.
— Не было в моём поступке ничего героического. По сути — одни рефлексы. У нас дома вампиры и люди живут в согласии, помогают друг другу, используют лучшие стороны каждого народа, чтобы укрепить взаимное доверия. Дома я просто крикнул бы, что я вампир, и люди тотчас начали бы слушаться, потому что полагаются на наше чутьё, знают, как оно спасительно.
— Неужели такое возможно? Это как сказка. Ты из Директории?
— Да.
— Хотела бы посмотреть, но теперь я просто верю. Меня учили судить по делам, а не по словам.
Линда отстранилась, чтобы заглянуть мне в лицо, и я увидел себя её глазами. Вы не поверите, но вопреки суровой правде зеркал, я был прекрасен. Не знаю, долго ли проживу, вечно попадая в суровые тернии обстоятельств, вот только этот миг послужит мне главным утешением, когда настанет тот, последний.
Глава 21
А потом Линда тряхнула забавной причёской и сказала с прежней уверенной решимостью:
— Тебе надо вернуться на свой корабль!
— Сам только об этом и мечтаю, но обложили качественно, не придерёшься.
— Дальше будет хуже, — буднично ответила она. — Город начнут прочёсывать, и есть уже посты по периметру.
Если бы они больше денег тратили не на призрачные охоты, а на строительство сооружений, несчастный заезжий вампир не попал бы в сокрушительные обстоятельства. Я огляделся, надеюсь, вид у меня был не слишком затравленный.
— Что же делать? — спросил я. Не стал уточнять про собственные намётки, не такие и плохие, но слегка, неуловимо так, расходившиеся с законом. Хотел послушать, что скажет Линда.
Она же, заведя меня ещё глубже под навес, вытащила из сумки белокурый парик и принялась его деловито расправлять.
— Я тебе помогу. У меня есть пропуск.
— Откуда?
— Неважно. В общем, я из такой семьи…
Линда неопределённо повела плечом, так что понять можно было по-разному, хотя я и сам уже сообразил, что не только богатой, что и прежде выглядело очевидным, но и влиятельной. На Земле такое вещи до сих пор значили больше чем у нас.
— Тебя переоденем Теодором, моим кузеном. Его все знают, мы часто гуляем вместе, вот парик, здесь его куртка. Он фанат одной известной спортивной команды.
— Лишь бы оцепление не болело за другую, — вежливо ответил я.
— Ничего, я выкручусь, давай, одевайся.
Мы проникли в мрачную переднюю многоквартирного дома. Не помню, как это здесь называется, но и не до лингвистических тонкостей мне было. Я надел яркую трёхцветную куртку Теодора, мельком просканировав его запах, не обнаружил ни единой общей ноты с ароматом Линды, но вслух, естественно, ничего не сказал. Не моё это дело. Парик налез без сопротивления, хотя удерживался на месте без особой уверенности. Выглядел он довольно живо, а Линда ещё растрепала волосы, наверное, по местной моде.
— Вы немного похожи, только выражение лица у него другое, замкнутое, более высокомерное что ли.
Я порепетировал, говорю же: мимикой управляю без особого труда, минуты не прошло, как Линда одобрительно кивнула. Когда она объяснила мне остальное — как ходить, разговаривать, смотреть на окружающих — и я сразу перенял манеры, она удивлённо покачала головой.
— Словно ты с ними знаком.
Я не стал уточнять, где приобрёл навык. Тут и так реноме на грани обрушения. Лучше быть скромным и послушным. Выберусь с планеты — обязательно поумнею. Попытаюсь, хотя бы.
— Пугают проверки, — сказал я. — Биология отличается от человеческой, я не смогу миновать фильтр.
Линда посмотрела на меня. В полумраке всё выглядело необыкновенно таинственным, наверное, и взгляд казался значимее, чем был на самом деле. Я пытался понять, что изменилось, и не мог, сообразил, только когда она заговорила.
— У нас считается, что вампиры боятся солнечного света, он их сжигает, а ты ходишь днём так же свободно, как и ночью.
Мне захотелось обнять Линду, но постеснялся, я же теперь как бы стал её братом, с его внешностью, а временно и душой.
— Раньше так и было, потому что вампиры убивали людей, но потом, после исхода с Земли они перестали это делать, и Солнце нас простило.
Едва договорив, я потрясённо замер. Понимаете, бывает так, что истина уже созрела где-то в тайниках сознания, только ещё не выбралась на свет, а вроде бы случайные слова будят её, помогают расцвести. В этот прекрасный момент постигаешь суть, которую узнал, и сияет она необыкновенно ярко. Наверное, учёные придумают тысячу других причин произошедшему чуду, но для меня никогда не будет иной. Я прекратил сеять смерть, я начал вершить добрые дела, я искупил древнюю вину. Я прощён.
— Ты плачешь, — прошептала Линда.
Это стоило слёз.
Словно понимая, что мне сейчас трудно произнести хоть слово, Линда заговорила сама:
— В том и замысел, мы пройдём в частную посадочную зону, там стоит судно нашей семьи, и нет таможенных рогаток.
А это выход! Я не представлял, насколько сложным окажется путь, но процент выживания на этой дороге явно превышал удачу на запланированных мной.
— Пошли! — ответил я.
Если не погибну, успею додумать важные мысли, если нет — будет всё равно. Безымянный испепелённый вампир закончит свои дни, и прах мой развеется, добавившись к праху Айрис. Мы снова будем вместе. Не на небе, так в земле.
Страх свернулся в тугой клубок и затих, я никогда не позволял себе бояться, когда отправлялся на дело. Мы с Линдой шагали под руку. Болтали о чём-то, представления не имею о чём. У первых постов оцепления моя отважная подруга показала карточку пропуска, которую бесконечно долго проверяли сканером. Я безмятежно ухмылялся, глазея на женщин патрульных. Игра давалась без особого труда: никакого тебе вампирского проворства, лёгкости движений, я даже сутулился, чтобы казаться ниже ростом.
Нас пропустили. Потом были ещё две линии обороны порта и на каждой я мысленно прощался с миром, который успел основательно полюбить, но, если смотреть на меня снаружи, всё так же цинично раздевал взглядом всех, кто хотя бы предположительно относился к женскому полу, поглаживал воображаемые усики, пихал руки в карманы и презрительно усмехался, когда патрульные изучали мою физиономию. Сам себе был противен, но работа есть работа.
Линда поглядывала на меня с любопытством. Она держалась прекрасно: спокойно и отстранённо. Я впервые задумался о том, какая участь ждёт её, если меня расшифруют. Сумею достаточно правдоподобно сыграть роль чудовища, пленившего невинную девушку? Солнечные лучи ласкали, напоминая о том, как далеко я ушёл от мрачного прошлого. Я не хотел становиться монстром даже на мгновение.
Когда впереди открылось лётное поле, я всё не верил, когда мы поднимались на борт атмосферного катера, ещё не осознавал и лишь старт немного ослабил напряжение этих бесконечных минут. Корабль оторвался от планеты. Мы с Линдой сидели рядом и держались за руки. Её пальцы подрагивали в моей ладони. Мы вырвались. Я знал, что для частных судов несущественен верхний таможенный барьер, последняя преграда между мной и свободой осталась там, внизу. Следовало сказать что-то особенное, значимое, но ничего не приходило в голову, и Линда сделал это за меня:
— А знаешь, мой кузен, оказывается на редкость неприятный тип, — заявила она, и мы оба облегчённо рассмеялись.
Короткий полёт казался то вечным, то мгновенным, но лишь ступив на кромку причала, я окончательно поверил, что всё обошлось и можно идти сдаваться Магни, а потом есть и спать, если он не придумает для меня особо изощрённой кары.
Напряжение понемногу отпускало, и вместе с освобождением настигла грусть. Никого не было, здесь, в этом уголке станции, и мы с Линдой стояли рядом, не в силах как расстаться, так и избавиться от неловкости.
— Тебе уже пора? — спросил я.
— Могу ненадолго задержаться.
Я жутко не хотел, чтобы она уходила, и боялся об этом просить. Терзали поровну сумасшедшее влечение, и отчаянная боязнь нанести вред единственному человеку, который захотел мне помочь. Невыносимо текли минуты.
— А можно посмотреть ваш корабль? — сама предложила Линда.
Прозвучало очень по-детски, но я ухватился за пустячный предлог, хотя не представлял, что занимательного может оказаться на заурядном судне Директории. Ну кроме оружейных залов, куда нас обоих всё равно не пустят.
— Идём!
Линда озиралась с неподдельным любопытством, и я уже поверил, что всё объясняется обычной любознательностью, а когда она захотела увидеть мою каюту, просто впал в панику. Я знал, что смогу сдержать пыл, я боялся, что её собственный вырвется наружу, и тогда нас ничто не остановит. Мы совершим ещё одно преступление — на моей территории, значит, и отвечать за него придётся втройне.
В тишине апартаментов Линда шагнула ближе, пытливо вглядываясь в лицо, обняла с бесшабашной смелостью, а я заговорил торопливо, пока ещё можно было предотвратить окончательную близость между нами:
— Нельзя, мы нарушим все законы!
— Пусть! Я хочу этого! У нас всего одна ночь, не теряй дорогих мгновений.
И я не смог отказать. Понимаете, кроме страсти, охватившей нас обоих, я ощущал в ней подспудный интерес, осознание правильности происходящего. Она хотела сделать это со мной, потому что вся её дальнейшая жизнь зависела от того, как пройдёт эта ночь. Не знаю, как объяснить точнее. Вампиры сенсоры больше, чем мыслители.
Раздеть её ничего не стоило, эти их платьишки снимаются без усилий, и когда всё обнажённое тело стало доступно моим жадным взорам, я почувствовал пробудившийся в ней жар стыда и восторга. На моих роскошных шёлковых простынях (впервые я не задался вопросом: какой расточительный идиот их покупает?) она сияла как жемчужина в раковине. Я знал, что сделаю всё возможное, чтобы эти короткие часы стали незабываемы для нас обоих.
Я целовал и ласкал её всю и везде, я был терпеливо нежен, изгонял последнюю напряжённость из прекрасного тела, страхи и сомнения из души и только когда она полностью расслабилась и доверилась воле вампира и чудовища, я позволил ему отчасти показаться на свет.
Покорную нежность я сменил властным напором. Я взял эту женщину как самый ценный и желанный приз, и она приняла меня, растворившись в любви без остатка. Кожа от ласк горела, словно озарённая солнцем, и от того, что ни люди мне теперь не опасны, ни великодушное светило я был сказочно, восторженно пьян.
Я как мог делился разгоревшимся огнём и ощущал каждым нервом ответное пламя Линды. Мы были неистовы, словно могила ждала за порогом, и кроме этих невероятных объятий в нашей жизни ничего уже больше никогда не случится.
Она испугалась впервые испытанного оргазма, этих невольных одуряющее сладких судорог, а я обнял так крепко, чтобы она поверила — не отпущу и не дам пропасть и лишь тогда позволил разрядку себе.
Потом мы лежали, преданно обнявшись, заново переживая случившееся, я слышал, как затихают её бешеные пульсы, успокаивается дыхание, замедляется обжигающе горячая кровь.
— Ты меня возродила, — шепнул я и продолжил, поймав вопросительный взгляд: — Много веков назад я любил женщину. Её звали Айрис. Она погибла, а я так и не смог зажечься другой. Теперь я счастлив: прошлое оставило, я наконец-то смогу идти вперёд.
Линда просияла. Слегка приподнявшись, она уставилась на меня глазами почти чёрными от разлившихся зрачков.
— Мама хочет, чтобы я вышла замуж, и этот человек мне нравится, но меня пугает, что он относится ко мне как к неразумной девочке. Я боюсь, что брак отнимет у меня больше, чем даст.
— И ты соблазнила невинного вампира, чтобы поднять свой статус!
— Мы оба хороши!
— Да, мы милые мошенники, и обчистим эту ночь, как никто никогда не сумеет!
Линда вскочила с постели и остановилась перед зеркалом, изучая своё тело, розовое, ещё горящее от ласк. Я следил за ней во все глаза. Говорить здесь ничего и не требовалось, женщины всегда знают, как именно смотрит на них мужчина, а потом она глянула на меня и вскрикнула так испуганно, что я всерьёз обеспокоился, не отвалилось ли у меня ненароком что существенное, перетрудившись после долгого бездействия. Оказалось, она смотрела на простыни.
— Альвин, разве в первый раз не должно быть крови?
Я, дурак, даже не сразу сообразил, о чём она. Почудилось: хотела, чтобы пил её, к чему сам не стремился. Потом лишь дошла суть, и засмеялся, испытывая нешуточное облегчение.
— Не обязательно. С тобой всё в порядке, ты честно лишилась девственности на этой постели.
–Ты думаешь, что я поступила неправильно?
Мужчины плохо понимают такие вопросы, но как раз для меня он был актуален. Я мигом слетел с кровати, подхватил Линду на руки так стремительно, что она ойкнула. Расхаживая по комнате, я постарался убедить её, да и себя тоже:
— Мы часто совершаем действия, в которых надо бы раскаяться, но это плохая идея. Прошлое следует оставлять в покое, только тогда открыта дорога в будущее. Да нам обоим не следовало делать то, что мы сделали, но мы оба обрели больше, чем потеряли, отворили в себе новую красоту, и если мир ополчится на нас за это, то грош цена ему, а не нам.
Линда обняла меня за шею, прижалась теснее, наслаждаясь уютом моих рук, а потом в ней снова разгорелось желание, и не мог же я смотреть на это и стоять в сторонке.
За эту ночь я выложился так, словно будущее не застилало мраком, а может быть, именно поэтому. Это была любовь нас двоих, вселенная не отодвинулась, а просто исчезла. Страсть выжгла все скопившиеся вокруг недобрые силы, мы создали тёплый оазис радости.
Линда прислушивалась к своим ощущениям, постигая тайны души и тела, я радовался вместе с ней, а иногда мы просто забывали обо всём, отдаваясь волшебной игре дразнящих прикосновений. Иногда она по старой привычке смущалась, иногда становилась отважна и дерзка, я равно восхищался каждой из этих ипостасей и охотно включался в любое действие, инстинктивно угадывая собственную роль. Мы и дурачились, и были серьёзны, и с каждым накалом страсти наша близость становилась глубже и свободнее от всего лишнего.
Под утро Линда утомилась и задремала на моём плече, я же спать не мог, любовался отважной подругой и старался запомнить каждое мгновение этой тихой радости.
Я давно не ел, меня уже должен был терзать голод, но он молчал, словно на это вампирское проклятье кто-то поставил предохранитель. Я вдыхал запах моей женщины, и он будил лишь нежность, но никак не тёмное вожделение. Замереть бы так на вечность или хоть на подольше, но время неумолимо сметало в прошлое нашу любовь. Линда шевельнулась, вопросительно посмотрела на меня.
— Пора.
Я не мог её удерживать. Мы обнялись в последний раз. Странно было разыскивать и помогать ей надеть платье. Тряпочка казалась незнакомой и совершенно лишней, как пятно на совершенной картине.
— Спасибо тебе! — сказал Линда.
— Это ты спасла мою жизнь, — ответил я.
— Тогда в расчёте!
Я проводил её до таможенной площади и смотрел вслед, пока она не скрылась в частном портале, махнув на прощанье рукой. На душе, несмотря ни на что, было светло, хотя всё хорошее по определению осталось в прошлом.
Я развернулся и пошёл на расправу к Магни, прикидывая с отстранённым интересом, насколько она будет свирепа. Как правило, я не угадывал. Чаще всего промахивался в лучшую сторону. Я сам по натуре не был ни лют, ни гневлив, ни жесток.
Глава 22
В том, что меня тут заждались, сомневаться не приходилось. Магни мерил свои апартаменты злобными тяжёлыми шагами. Я скромно остановился у двери.
— Жив! — констатировал господин советник республики.
Отрицать я не стал. Когда Магни сердится, взгляд у него тяжёл как гранит, он словно хочет придавить тебя к земле, а то и упокоить там навеки. Я молчал. Дело в том, что Магни много старше меня и в силу этого мне надлежит слушаться. Сложные у нас отношения, напряженнее, чем это может показаться на первый взгляд.
— Ты хоть понимаешь, что натворил?
— Да, — коротко ответил я.
По мне так в разговорах не было нужды, почему сразу нельзя приступить к основному мероприятию? Раньше провинившегося заковывали в цепи и укладывали в гроб. Срок подобного заключения зависел от тяжести проступка. Фокус в том, что разорвать цепи и выбраться из гроба может почти любой не слишком юный вампир, вот только в случае такого явного неповиновения, его отправляли обратно, увеличивая наказание вдвое.
Я сомневался, что у Магни на борту отыщутся гробы и цепи, но был уверен, что адекватную замену он найдёт.
— Переговоры практически сорваны, все уступки, которых мы смогли добиться будет теперь взяты назад, ты ради мимолётного каприза погубил работу долгих месяцев!
Он смотрел на меня этим каменным взором, но я не опускал глаз. Я обязан повиноваться старшему, но вот стелиться перед ним ветошью зарока не давал.
Только теперь, преодолев пелену гнева, до сознания Магни дошли запахи, которые я принёс на себе. Он судорожно втянул воздух, схватил за плечи и тряхнул меня так, что едва не хрустнули кости.
— Проклятый идиот! Ты сотни лет бродил помешанным девственником, стеная по своей умершей девчонке, нет, ни раньше, ни позже тебе потребовалось выскочить из штанов, чтобы надругаться над нашими усилиями!
Он обнюхал мои волосы, которые с таким упоением ласкала и перебирала пальцами Линда, и озверел ещё больше, наверняка узнал запах. Мало того, что я покусился на невинность землянки, так ещё обесчестил влиятельное семейство. Мне следовало держать рот на замке, поскольку каяться я не собирался, но это не спасло. Оплеуха едва не снесла голову. Я выпрямился и машинально проверил, не сломана ли челюсть.
— Дорого нам обойдётся твоё милое приключение и та случайность, которая свела тебя именно с этой девчонкой и раскрыла перед людьми! — рычал Магни.
— Случайностей не бывает, старый ты дурак! — ответил я.
А то я ненамеренно познакомился с дочерью важнейшего переговорщика с земной стороны! Магни, что, верит в чудеса? Меня, в конце концов, тоже нетрудно разозлить. Я уже говорил, что обязан подчиняться, но и только. Правил не нарушил, стоял смирно, сдачи не давал, а истина вне юрисдикции, она сама по себе.
— Заткнись! Даже если у тебя есть оправдания, я не намерен их слушать.
— Конечно, проще подвесить, как это делают в империи.
Магнии снова меня ударил и на этот раз челюсть всё-таки сломал, я прикрыл её ладонью, умоляя кости скорее срастись, потому что дальнейшие кары могли и лишить такой возможности. Последовали они незамедлительно. Магни, разом вернув себе хладнокровие, извлёк из ящика стола кандалы, вроде тех, что были на Ингилейве, когда его доставили ко мне во дворец. Эти явно предназначались для вампира, потому что едва жёсткий ошейник защёлкнулся сзади, я всей кожей ощутил мертвящее прикосновение серебра. Шипы пока прятались, но при малейшем неповиновении должны были выскочить и впиться в шею. Запястья и предплечья сдавили наручи с такой же начинкой.
— Иди! — скомандовал Магни.
У него и комната специальная имелась для наказаний. Пустая, лишь камеры слепо смотрели из углов.
— Стань к стене!
Я повиновался. Магнии щёлкнул кнопкой пульта. Теперь малейшее движение было запрещено, вернее всех стражей стерегли мою покорность жуткие серебряные иглы.
— Вот теперь подумай. Иногда полезно.
Я не ответил. Челюсть успела восстановиться, хотя ещё болела, а главное даже те незначительные сокращения мускулов, которые обеспечивают речь, могли спровоцировать ошейник, превратить его в удавку. Магни моим мнением и не интересовался, он вышел и захлопнул дверь.
Сидя мог подремать, но стоя на это нечего было и надеяться, а вымотался я неимоверно. Я давно уже не имел возможности сомкнуть глаз, а вампиры сильно нуждаются в отдыхе, даже не слишком молодые. Кроме того, и голод терзал, испепеляя горло изнутри, в то время как снаружи его прицельно прижигало серебро. Плохо уже сейчас, а что будет через день, неделю? Как долго продлится наказание, я не знал и решил вообще об этом не думать. Главное сейчас — сберечь силы и выжить вопреки всему.
Прав я или виноват — меня тоже не волновало, я сделал то, что считал нужным и только перед Линдой готов был повиниться, но умеренно, потому что мы оба провернули свои аферы — два милых мошенника — и тем поквитались.
Время или стояло на месте или текло очень медленно — серебро мешало мне точно отслеживать его путь. Я старался думать о чём-то отвлечённом, вспоминал все стихи, которые знал, а выучил их в своё время немало — Айрис обожала поэзию — даже учёные трактаты давних времён вытаскивал из небытия, больше для того, чтобы подивиться, зачем влеку с собой в светлое будущее этот унылый хлам.
Мне было плохо, временами становилось совсем худо, потом наступало прояснение, и какое-то время я мог ясно понимать, где нахожусь, почему и зачем. Тело от полной неподвижности болело, но вампиры в этом плане крепче людей и вытерпеть могут больше. Ну да Магни, надо отдать ему должное, учёл разницу.
Тех минут, когда сознание плыло, я, честно говоря, боялся. В бреду никто из нас не властен над собой и может натворить всякого. Начни удавка терзать моё горло, я мог сорвать кандалы и ради временной передышки серьёзно ухудшить своё положение. Каждый раз, приходя в себя, я испытывал облегчение от того, что всё ещё стою у стены и покоряюсь неизбежному.
От яркого света болели глаза, я плохо видел пол и казался себе иногда подвешенным в пространстве, потом и стены словно растворились. Ровные и блекло окрашенные они не давали взгляду хоть за что-то зацепиться. Однообразие моего положения медленно сводило с ума, и я неподдельно обрадовался, когда дверь (она была на месте, никуда не улетела, а нормально обеспечила провал в стене) отворилась, и вошёл Магни.
Я не так молод и наивен, чтобы надеяться на скорую свободу, но сейчас любая перемена, даже к худшему была передышкой, маленькой зацепкой на мохнатой шкуре бытия.
Магнии был не один. Вместе с ним, точнее он вежливо посторонился в дверях, пропуская вперёд, вошла невысокая женщина средних лет, очень аккуратно и не без изящества одетая с короткой седой причёской, на фоне которой лицо казалось моложавым и свежим. Я узнал, кто она ещё раньше, чем уловил запах. Линда была очень похожа на мать.
Взгляд у дамы был уверенный даже властный, хотя манеры чуть суетливые и насторожённые. Ещё бы! Оказаться в тесной комнате с двумя вампирами сразу! Она, скорее всего не знала, что я абсолютно не волен распоряжаться собой и потому не опасен. Магни, правда, с готовностью объяснил, как я укрощён и за что. Я его понимал, он надеялся спасти положение, предъявив меня, как виновника всех бед, примерно и жестоко наказанным.
О том, что он может выдать меня землянам, я прежде не думал, но вот теперь эта мысль закралась в голову. Магни мой друг и мы, как правило, отлично ладим, но вы не могли не заметить, что разнесло нас по разным государствам. Я уважаю его принципы, но у меня есть свои, и к ним отношусь куда более трепетно. Что ж, пожелает выдать мою голову, спасая собственную задницу, я уж постараюсь, чтобы серебряные шипы на совесть сделали свою работу.
Дама, двигаясь немного бочком, подошла ближе. Я смотрел на неё сверху вниз, но голову наклонить, как того требовала учтивость не мог, ошейник и так впивался в горло, даже дышать давая через раз. Магни, стоя за спиной землянки, казался ещё выше и шире, чем был на деле.
Взгляд у неё был птичий: внимательный, быстрый и настойчивый, она и голову наклоняла с характерной элегантной резкостью.
— Как видите, Кора, мы суровы с нашими ослушниками, — сказал Магни.
Лучше бы молчал. Вероятно, дама считала так же, потому что повернулась к старому вампиру и глянула на него без малейшего стеснения от разницы в росте и возрасте.
— Оставьте, будьте так добры, меня с ним наедине. И это отключите, — брезгливым движением затянутой в перчатку руки она указала на камеры.
Не дожидаясь ответа, снова повернулась ко мне, а Магни помешкал ещё мгновение, чтобы снова придавить кирпичом своего взора, если такое сравнение уместно. Ушёл он, не произнеся более ни слова.
Я молчал, дожидаясь, что мне скажут. Не мог пока понять эту женщину, да и не в лучшей форме был, если на то пошло. Она разглядывала меня с любопытством, скорее доброжелательно, чем с неприязнью.
— Ты красивый. Теодолинда не преувеличила. И глаза у тебя добрые. Никогда не думала, что скажу такое вампиру.
Я не нашёлся с ответом, кроме того и вопроса задано не было, да и горло берёг от серебра.
— С тобой обошлись сурово, а ведь ты никому не причинил вреда. Линда твердит об этом, и всё, что удалось выяснить, не противоречит её словам.
Кора вздохнула, помолчала.
— Я не хочу вмешиваться в ваши порядки, но надеюсь, тебе не причинят серьёзного вреда.
— Меня не убьют, — сказал я, едва шевельнув губами.
Я читал сострадание в птичьих глазах Коры, не жалость, когда на тебя смотрят как на побитого пса, а то единение на высшем уровне всех, кто призван выполнять свой долг. Мы понимали друг друга. Кора медленно стянула перчатку, и маленькие тёплые пальцы коснулись моей щеки.
— Я боялась за Линду. Этот огонёк в душе так легко загасить. Ты ей помог. Она расцвела. В ней за одну ночь проснулась сила, которая поможет преодолеть любые обстоятельства. Спасибо!
Я хотел попросить Кору не сообщать дочери о моей незавидной участи, но сообразил, что нужды нет. Эта женщина сама поймёт, как поступить правильно. Мы смотрели друг на друга, и между нами образовался островок тепла. Чудесно, когда люди верят сердцу, а не предрассудкам.
Когда она ушла, я чувствовал себя намного лучше. Мысль о том, что Линда в безопасности, что мать поняла её и не осуждает, придала мне сил. Я даже позволил себе прикрыть глаза, дать им отдых от злого яркого света. Не обольщаясь по поводу будущего, я теперь был спокойнее за прошлое.
Магни пришёл почти сразу. Проводил высокую гостью и поспешил вернуться. Хороший он в целом человек и советник добросовестный, но слишком долго варилась в нём злость, он не умел быстро прощать. Я был уверен, что переговоры завершились вполне удовлетворительно, миссия выполнена, но ни минуты не сомневался в том, что сам всё равно получу по полной. Магни никогда не смягчал наказаний.
Он окинул меня ледяным взглядом.
— Если твоя глупая выходка обошлась почти без последствий, это ещё не значит, что ты прощён! Ты сам подставился, пустившись в путь инкогнито, принимай кару терпеливо.
Так я и не рассчитывал на милосердие. Магни нависал надо мной, а я даже голову не мог запрокинуть, чтобы смотреть на него прямо. Как недавно не сумел почтительно склонить её перед замечательной женщиной. Затем Магни добавил, явно стремясь меня уязвить:
— И о своей нелепой затее с поединком — забудь!
Я медленно набрал воздух и ответил:
— А вот это не твоё дело.
— Моё, не забывайся!
Я рефлекторно оскалил клыки.
— Ты волен наказать меня за то, что считаешь виной, но запретить драться — не в твоей власти. Этого вообще никто не может. Я знаю законы.
Говорить было больно, от моего красивого баритона остались одни ошмётки, но сдаваться я не собирался. В какой-то момент показалось, что сейчас Магни снова меня ударит, и я постарался собрать все силы, чтобы устоять, не пошатнуться, но он сумел унять гнев.
— Помнишь, как я называл тебя, когда мы познакомились? — спросил почти спокойно.
— Помню — мелкий мошенник. Но я вырос.
— Ты всё так же плетёшь аферы, не считаясь ни с кем. Теперь никто не посчитается с тобой.
Я опять остался один, дышал понемногу, приводя себя в чувство. Боль временно утихла, пока вокруг бродили более существенные угрозы, но теперь вернулась с новой силой и полным основанием. Она была везде, даже волосы казались раскалённой проволокой, воткнутой прямо в мозг. Грустно. Я был уверен, что терпеть всё это мне предстоит долго — до тех пор, пока корабль не доберётся до Директории. Это если Магни не решит, что держать меня в кандалах примерно неделю — слишком слабое наказание и не увезёт в Республику. Надеялся, что он сумеет взять себя в руки. Чересчур он был упрям.
Дальше я почти ничего не помню. Сознание ко мне возвращалось редко, а когда я пытался осмысленно оглядеться, то всё равно ничего не видел, почти ослепнув от боли и голода. Наверное, я ухитрялся иногда дремать по несколько минут, но просыпался от страха пошевелиться и запустить в дело страшную удавку ошейника. Иногда мне казалось, что она уже давно заработала и отъела голову от туловища, а то, что я жив, мне просто чудится. Странное было ощущение — почти весёлое.
Иногда посещал бред, и это отвлекало от тягот. Я видел города и лица, слышал множество звуков, но привести видения в порядок так и не сумел. Чаще всего картины гасли, отбрасывая во мрак, там мне лучше всего думалось, то есть, я так полагал.
Голос Магни узнал сразу, хотя слова не вдруг добрались до сознания.
— Убирайся! — сказал он грубо. Это слово я понял.
Его пальцы бесцеремонно содрали с меня кандалы. Я был свободен, хотя пока не сознавал этого. Тело хотело только одного — упасть и заснуть, но я заставил себя сделать шаг, потом второй. Человек бы не смог, вампиры крепче. Я почти ничего не видел, попытался нащупать выход из пыточной камеры руками, но вокруг словно везде была пустота, потому просто переставлял ноги, пока не наткнулся на стену и, шаря по ней, обнаружил дверь.
Путь до шлюза казался бесконечным, я немного пришёл в себя и хоть смутно, без деталей, но различал дорогу. Лишь ступив на борт собственного корабля, вдохнул полной грудью. Меня шатало, наверное, за счёт этого я и удерживался на ногах. Великолепное это ощущение — двигаться. Я обернулся.
— Моя афера спасла твою миссию, надменный ублюдок! — сказал я Магни.
Не знаю, что он ответил, я не слушал. Добрался до своей каюты и наконец-то упал. Простыни сменили, но слабый запах Линды ещё неуловимо витал в комнате. Я свернулся в клубок и заснул.
Глава 23
Чья-то рука коснулась плеча, так осторожно, что я не заподозрил угрозы, но пробудился с рычанием. Оно с трудом вырвалось из пересохшего горла. Рауд успел отступить на несколько шагов и беспокойно наблюдал за мной с безопасного расстояния. Заметив, должно быть, что я пришёл в себя, шагнул ближе и протянул бутылку. Я жадно припал к горлышку. Вода! Какой же она показалась сладкой!
Вылакав всё до дна, почувствовал себя несравненно лучше.
— Спасибо, Рауд! Долго я спал?
— Часа три.
— Магни убрался в свою Республику?
— Да. У нас тоже есть пушки. Тебе надо поесть.
Он всегда был немногословен, надёжен и умён. Я ценил этого человека, а когда он без колебаний протянул руку, едва не полюбил, но отказался.
— Нет. Я лучше ещё посплю. Мы ведь можем постоять у причала?
— Сколько угодно, Альв!
Прикрывал меня, а ведь наверняка спешил вернуться к работе. Я снова зарылся носом во что-то мягкое и провалился в небытие. В следующий раз проснулся уже сам. Голод жёг изнутри, но не сводил с ума как когда-то. Несмотря ни на что, я ощущал себя свободным. Понадобилось три донора, чтобы насытить изголодавшееся нутро, но когда я, наевшись и отмывшись до блеска, оглядел себя в зеркале, то увидел прежнего Альва. Ну, почти.
Понимаете, Магни искренне считает, что его воспитательные методы идут мне на пользу, потому я не держал зла, но и общаться какое-то время не тянуло. На лице сохранился отпечаток пережитых мучений, так лёгкая тень, я решил не обращать внимания. Я соскучился по своему, нормальному миру и вскоре мы с Раудом уже спускались вниз. Лифт доставил на планету, и, вдохнув знакомый, родным пахнущий воздух, я едва не мурлыкнул от удовольствия.
Вернулся! Земля моя родина, но живу я теперь здесь, и эту планету называю домом.
Рауд отправился в департамент, а я поспешил во дворец, гадая про себя, застану ли там Ингилейва, или он бродит где-нибудь со своей Зоей, погружаясь в пучину любовного бедствия.
Люди у нас легко связываются друг с другом через вшитые под кожу электронные устройства, которые помогают им во всём и везде, но вампирам такая роскошь недоступна, у нас микроэлектроника отторгается, потому мы пользуемся внешними средствами коммуникации, но я свои либо забываю взять, либо оставляю, где придётся. Меня это редко беспокоит, вот и теперь не спешил, добрался до дворца как сумел и быстро потянул носом воздух из северного крыла.
Ингилейв был дома, и я сразу устремился к нему. Он торчал в одном из этих крошечных садиков, но выглядел таким невесёлым, что я затормозил, не добежав последних шагов, и спросил тревожно:
— Что с тобой? Здоров?
Он вскочил, вероятно, от неожиданности — я ведь хожу бесшумно и вечно забываю об этом — улыбнулся было, но тут же обеспокоенно сдвинул брови:
— А ты?
Так заметно? Ничего, я быстро восстанавливаюсь не только телом, но и душой. Давным-давно пообещал себе радоваться больше, чем грустить, с годами это прочно вошло в привычку.
— Да всё со мной хорошо. Афера немного вышла из-под контроля, но в итоге всё обернулось к лучшему.
Я подошёл ближе. Он обрадовался моему появлению, но тень уныния так и не сошла с лица. Вобрав знакомый запах, я не ощутил присутствия другого, который просто обязательно должен был примешаться.
— Ингилейв, вы расстались с Зоей?
Он неловко кивнул, выдавил из себя, словно произносить слова стало тяжкой мукой:
— Михаил почти поправился, а после успеха переговоров, которые вёл Магни, отношения с Землёй улучшились. Зоя с отцом улетели домой.
Вся слава досталась Магни, хотя я проделал основную работу. Беспокоило это? Пожалуй, не очень. Привычка никому не рассказывать о своих тайных предприятиях как ничто другое способствовала скромности. Я хотел мира в космосе, а не почестей.
Спохватившись, что думаю не о том, обнял Ингилейва. Его тихое отчаяние буквально сквозило сквозь кожу.
— Она порвала бесповоротно, не обещала, что потом вы встретитесь снова, не позвала с собой? Ты же знаешь, я не стал бы тебя удерживать.
— Всё кончено! — глухо сказал Ингилейв. Кажется, я слишком сильно его сдавил.
Отстранив опечаленного друга и усадив его на скамью, я устроился рядом на травке и принялся выспрашивать подробности несчастья. Люди на самом деле любят поговорить о том, что их гнетёт, это помогает сбросить часть груза и немного разобраться в себе. Ингилейв поначалу упирался, но я умею расшевелить любого, а друга — там более. Постепенно он изложил всю цепь заключений.
Насколько я мог судить, благополучия в этих отношениях не было с самого начала. Лёгкая увлечённость, у которой не хватило бы сил перерасти в нечто большее в настоящих нетривиальных обстоятельствах. Ингилейв в простоте душевной не скрывал, что дружит с вампирами, а Зоя, вероятно, так и не примирилась с самим нашим существованием. Люди все разные: одни готовы к переменам, другие охотно проживают жизнь тем, чем определили себя в её начале.
С вампирами сложнее. Мы не меняемся внешне, и потому наше внутреннее мироощущения считается закостеневшим. Магни в давние времена познакомившись с мошенником по кличке Маз, теперь продолжал считать меня тем, кем я был тогда. Он не учитывал, что за прошедшие годы я вытерпел много бед и не остался прежним. Я начинал с того, что просто выживал на улицах, но пришёл к потребности защищать не только себя, но и мир в целом. По мере сил, конечно. Я не полагал себя спасителем человеческой цивилизации, но делал всё, чтобы увеличить часть вселенной, которой способен оказаться полезным.
Прав Магни, а я обманываю себя? Иногда я задавался таким вопросом, но у меня редко хватало времени придумывать ответ. Трудиться для общего блага стало потребностью, более того, счастьем и я не горевал об отсутствии того, что называют личной жизнью.
Забавно, но судьба подправила и этот дефект. Теперь, когда обстоятельства требовали от меня фактически самопожертвования, я узрел в душе сумасшедшую жажду любви. Я открылся навстречу новым ощущениям и поскольку, произошла перемена так поздно, не хотел терять возможности хоть как-то себя проявить.
На Ингилейва я излил всё сочувствие, на которое был способен. Нельзя так скоро залечить полученную рану, но смягчить её последствия вполне. Я любил моего человека, и он вполне мог рассчитывать на должное утешение от своего вампира.
Вскорости мы уже валялись в одной из гостиных (никогда тут прежде не был, а вроде мило) голова к голове на роскошнейшем угловом диване и хлебали компот из забавной такой штуковины с двумя ручками.
Я был уже, наверное, изрядно пьян, потому что нёс какую-то чепуху о межзвёздной политике, когда появилась Борга. Я безудержно обрадовался и поспешил вскочить и облапить боевую подругу. Хрупкая фигурка утонула в моих объятьях. Я радостно вдыхал знакомый запах, гладил пышные волосы, целовал гладкие щёчки. Наверное, Лайсу пора начинать ревновать, потому что даже Ингилейв, как выяснилось, смотрел на нас, раскрыв рот.
Я поспешил усадить Боргу на своё место, плюхнулся на ковёр у её ног. Вы заметили, что я люблю смотреть на людей снизу-вверх? Мне кажется, что так лучше видна человеческая душа, да и расслабляется собеседник, ощущая себя в большей безопасности.
— Удалась твоя затея, Альв?
— Вполне, хотя отдача вышла резче, чем я предполагал.
Она кивнула, внимательно вглядываясь в мои черты.
— Да, ты умеешь собрать свой скелет из груды костей, в этом тебе вообще нет равных. За это тебя и любят.
— Ещё у меня глаза красивые, — не согласился я, — но сейчас не об этом. Очень хорошо, что вы двое здесь. Прослушка тут не стоит?
— Нет.
— Просто я не хотел бы расширять круг посвящённых.
— Даже Лайс?
— Он безусловно, но потом. Вы поможете мне?
Ингилейв сел, чтобы лучше нас видеть, его глаза горели.
— Да! — сказал он, как всегда не подумав.
Преданность моего человека тронула до слёз, но я не заплакал. Время нежности кончилось, пришла пора действовать и делать это быстро. Магни мог раскаяться в том, что был жесток, перестать на меня дуться и сообразить, что подлинный аферист готов пожертвовать очень многим, чтобы довести затеянное до финала. Он мог считать меня сколь угодно мелким, но я всегда его переигрывал, да так чисто, что он и не знал. Авантаж, который я намеревался поиметь теперь, был слишком важен, чтобы рисковать по пустякам.
— Действовать надо быстро, раньше, чем Магни соберёт совет старейшин и примется обсуждать мои права и обязанности. Если они оперативно примут закон, запрещающий поединки, ситуация усложнится. Мне это не нужно. Полагаю, Лайс уже наскрёб достаточно сведений, чтобы я нащупал короткую дорогу к моему будущему противнику, а больше мне ничего и не требуется.
— То есть, варианты с публичным осуждением Флориана, или камерной дуэли с достойным свидетелями ты отвергаешь?
— Конечно! Борга, нельзя принимать всерьёз старые привычки, пора жить по новым. Мне не нужно шоу, мне не требуются секунданты, мне необходим только Флориан, и я его получу.
— Как? — спросил Ингилейв.
Его глаза горели извечной жаждой мятежа и заговора, он хотел, чтобы всё тут же разъяснилось, и предстал во всей красе блистательный план, обеспечивающий лёгкую победу и лишь пустую тень поражения. Я очень любил моего человека, но раскрывать свои замыслы не считал нужным никому.
— Я решу эту проблему. Моё главное преимущество в том, что я хорошо знаю Флориана, более того, никто не знает Флориана лучше, чем я, даже он сам.
Когда-то мы были в одной команде, немало пережили плечом к плечу, потом повздорили, и он посадил меня в клетку на очень долгий срок. Я неплохо изучил его в начале знакомства, продолжал исследования и, заживо сгнивая в цепях. Понимаете, очень важно постигать то, что хочешь преодолеть, это немалый труд, но он окупается.
Борга кивнула, наблюдая за мной с материнской насторожённостью. Она тоже успела изучить меня за века нашей дружбы и, хотя ей нередко приходилось видеть старого товарища в слезах и соплях, она лучше, чем кто-либо другой знала, насколько я живуч, эластичен, упорен и отважен.
— Сделай это! — просто сказала она. — Я устала жить в вечном ожидании войны. Нас выставили с Земли — пусть, мы построили себе новую отчизну и обязаны её защищать. Я верю, что у тебя получится.
Милая моя! Душу затопило тепло. Я надеялся убедить друзей принять мою сторону, но не знал, что произойдёт всё так быстро. Тем лучше.
— Вот и хорошо! Тогда я немедленно отправлюсь к Лайсу и всосу все сведения, которые ему удалось раздобыть. Борга, обеспечь корабль. Пилот у нас есть.
Ингилейв просиял, как будто ему предложили не жизнью рисковать, а пряники кушать. Я бесконечно любил их обоих и обещал себе так же самозабвенно возлюбить Лайса, если он проявит благоразумие и не станет у меня на пути.
Он разглядывал меня всё время, пока я копался в материалах, и это упорное внимание обещало борьбу, но и здесь всё сошло с рук на удивление мирно.
— Борга полетит с тобой, не я?
— Да. Ей я больше доверяю.
Лайс возмущённо шевельнулся, и я бросил на время дела, чтобы объяснить обстоятельно.
— Разумеется, я намерен вернуться, но ты ведь знаешь, что есть крошечный шанс и погибнуть. Борга сможет принять эту неприятную возможность и других удержать от необдуманных порывов.
— А я, значит, способен наделать глупостей?
— Ты ведь сам знаешь, кто из вас двоих взвешеннее и хладнокровнее.
Поразмыслив, он поморщился, признавая мою правоту, но не восторгаясь ею, я и не требовал оваций.
— Хорошо, действуй. Я не гордый, могу и на хозяйстве остаться.
Я от всей души пожал ему руку. Собственно говоря, особых приготовлений не требовалось. Кое-какой реквизит я заказал заранее, и он как раз был готов, так что сесть на борт корабля и смыться в сторону империи, пока остальные не сообразили, что происходит, выглядело самым разумным. Я потратил только один день на несколько публичных мероприятий: пусть народ убедится, что его правитель жив, здоров и на своём посту, а в затвор удаляется, чтобы поработать на благо отчизны.
Отчасти я понял причину тайного существования Флориана и чуть позавидовал ему, так, самую малость. Да я не люблю обязательные события, в которых приходится участвовать, а не действовать, но разве сумел бы торчать в полном заточении без друзей и доброго отношения? То есть, смог бы, если б посадили, но по доброй воле — вряд ли. Каждый сам выбирает путь: меняться вместе с течением дней или костенеть в уютном устоявшемся безумии. Проехали.
Доработать всё, что оставалось, решили в пути, потому на корабль поместились без промедления. Все мы уезжали инкогнито, потому никто не провожал. С Лайсом простились во дворце.
Ингилейв прилежно отрабатывал маршруты, причём тропу отхода с необыкновенным тщанием, и я восхищался тем добрым чувством, что внушал ему и испытывал сам. Приходилось просить ещё об одной услуге, и приступил я не без трепета, хотя и сомневался в отказе.
— Мне понадобиться твоя кровь. Больше, чем я брал до сих пор. Сможешь ли поделиться ею и управлять потом планетолётом?
— Конечно! — ответил он решительно. — Разве ты не знаешь, что есть специальные препараты, которые помогают компенсировать потерю крови при ранении в бою? Если будет плохо, просто воспользуюсь этой возможностью.
Я не знал, но чему удивляться? Люди так изобретательны в силу того, что медленно регенерируют.
Несколько дней полёта прошли для меня в состоянии едва уловимого опьянения. Нет, я прилежно занимался, подгонял снаряжение, изучал всё, что только могло пригодиться, но при этом словно находился в раю, где нет ничего, кроме счастья. Я шёл на опасное дело, но любовь друзей сделала это время особенным. Я нередко ловил себя на мысли, что ожидание предстоящей казни хотел бы сделать именно таким. Следовало твёрдо верить в успех, но иногда в сердце пробиралась тоска. От мысли, что я останусь один на один с могущественной империей и грозит мне не только бесславная гибель, но и нечто более страшное — заточение, которому не будет конца, вечность унизительного плена — страх царапал душу.
Я надеялся, что для друзей моё смятение останется тайной и не взял с собой скоротечный яд, заставил себя и других поверить в то, что удача не отвернётся в последний момент. С моей помощью, конечно.
Глава 24
Пить кровь Ингилейва требовалось непосредственно перед высадкой, я сделала это накануне, опасаясь ослабить пилота. Предварительно успел насытиться, но великолепный напиток из его жилы ошеломил, как в первый раз. Ингилейв сам подставил шею, а не запястье, и я не стал противиться. В моё горло стекала огненная река любви. Теперь человек не боялся, а сам отдавал мне всё, чем мог поделиться, и разница оказалась так велика, что я полностью растворился в процессе. Очень редко бывает так, когда вампир перестаёт ощущать себя существом и телом, а превращается в сгусток восторга, потребляя самый восхитительный напиток вселенной.
Я выпил больше, чем обычно, но плечи под моими ладонями не ослабели. Человек гордо вынес испытание. Жадно зализав рану, я припал лицом к горячей плоти, ловя последние мгновения этой невероятной близости. У меня кружилась голова, и к тому шло, что это Ингилейву судьба подхватывать моё слабеющее тело и тащить к ближайшему лежбищу, но я тоже выстоял.
Мы оба легли отдохнуть перед важным делом, я спал, продолжая и в забытье смаковать восхитительный вкус, запоминать запах. Я отчаянно боялся, что прощаемся мы навсегда.
Утром, конечно же, не показал слабости, бодро улыбался, переодеваясь и прилаживая снаряжение. Борга несколько раз оглядела со всех сторон, неодобрительно покачала головой, но что ей не понравилось, я решил не спрашивать. О существенном сказала бы сама, впечатления же меня не интересовали, я был полон своих.
Ингилейв сел за пульт атмосферника, я устроился рядом, расправив по мере возможности свои живописные лохмотья. Волосы пока что выглядели аккуратно причёсанными, но мне предстояло преодолеть около десяти-пятнадцати километров по пересечённой местности, так что шанс растрепаться у них был.
Мы не разговаривали. Ингилейв сосредоточенно слушал дорожку событий, следил за непонятными мне изменениями на экранах, я расслабился, предоставив ему делать привычную работу.
Потом мы ушли из поля влияния корабля и заскользили сквозь околопланетную тьму. Красная звезда пряталась от нас за огромным телом планеты, в фиолетовом сиянии местных сумерек мы неслышно опускались, внимательно обходя орбитальные и наземные станции слежения. Как это делалось, я не вникал, но радовался, что у Ингилейва кроме несомненного мастерства имеется и конкретный опыт взлётов-посадок в империи.
Когда мы сели на каменистом склоне долины, настал момент прощания. Я неловко обнял моего человека и поспешил спрыгнуть на грунт. Теперь мы фактически находились в разных государствах. Странно было видеть его взволнованное честное лицо и сознавать, насколько мы теперь далеки друг от друга.
— Возвращайся. Я подам сигнал, когда справлюсь с работой. Давай, ты первый!
Он кивнул, сказал хрипло:
— Не рискуй напрасно, Альв. Удачи!
Все детали, в том числе контрольные сроки, были обговорены заранее. Я кивнул, улыбнулся напоследок и отступил к скалам. Долго следил за тем, как уходит прочь родной кораблик, потом повернулся и побежал сквозь ночь.
Устройство связи спрятал в приметном месте, когда страшная крепость вот-вот должна была оказаться на виду. Сориентировался и побежал дальше, стараясь не спешить, всё видеть и замечать, а самому оставаться невидимым.
Горд краем сползал к знакомому болоту и в сердце слегка кольнуло: где-то здесь обитала Крилен. Как она? Помнит ли ещё забавного инопланетянина? Если жива, конечно. Заставил себя думать о чём угодно, только не о ней.
Теперь мой путь лежал в обход, по широкой дуге я приближался к городу с другой стороны, туда, где высился, пронзая башнями унылые небеса, пресловутый замок Флориана. Он входил в число официальных резиденцией империи, но послов там не принимали. Считалось, что само существование этого уродца — дань доброй традиции. Там жила лишь обслуга, а император и его министры посещали цитадель якобы для того, чтобы проникнуться духом минувших эпох.
Не знаю, чем они развлекались, но Лайсу удалось доподлинно установить, что именно сюда понемногу и скрытно, зато регулярно доставляют людей со всех городских окраин. Стражи отлавливали бедняков, бродяг, представителей рискованных, по определению, профессий якобы с целью наказания и перевоспитания, но вот редким счастливчикам из этой безымянной армии удавалось впоследствии засветиться в одной из публичных клеток.
Знаменательно, что арестовывала эта стража исключительно людей, и в её рядах также не числилось ни одного вампира. Я уже говорил, что Флориан терпеть не может собратьев, бедственное положение вампиров в империи как раз и объяснялось с лёгкостью его застарелой ненавистью. Он не выносил соперничества, конкуренции, предпочитал уничтожать всех, кто хоть как-то ненароком покушался на его первенство. С людьми, вероятно, чувствовал себя увереннее, поскольку был сильнее и быстрее любого человека.
В город я вошёл, когда ночь заканчивалась, неуверенно разгоралось утро, но дозволенные часы охоты ещё не миновали, потому крался вдоль стен и по сторонам поглядывал проворно и испуганно. Дело в том, что на планету я спустился без ошейника, под видом человека. Два дня, проведённые на Земле, подсказали, что задача эта не так сложна, как казалось нам прежде. Никто из людей ни разу ни в чём меня не заподозрил, пока я не принялся геройствовать напоказ. В империи народ в целом был подозрительнее, но мой план как раз в том и состоял, что долго гулять по улицам не придётся.
Я собирался подставиться стражникам. Бродяга в лохмотьях, но достаточно сытый на вид не мог не привлечь их внимания, так что в башню, где по нашим предположениям жил и питался старый враг, я попадал без усилий со своей стороны — как еда.
Любимые маршруты отрядов Лайс примерно отследил, так что едва пришло утро и вступил в силу запрет на питание вампиров, я уселся в укромном месте недалеко от стены и достал из котомки скромную закуску и пластиковую бутылочку с дешёвым пойлом.
Интересно, что когда ты человек, к тебе и относятся, как к человеку. Не успел приступить к трапезе, точнее сделать вид, что ем и пью, как на моё достояние покусились двое коллег по цеху. Откуда возникли, даже я не сразу понял: пованивало здесь изрядно, запахи различались плохо. Без долгих разговоров тот, что поздоровее, вырвал бутылку из пальцев, а другой подхватил узелок с припасами с колен.
— Деньги есть? — деловито спросил один из людей и уже примерился меня обыскать, но я проворно вывернулся и отступил вдоль стены пустого дома.
Вариантов образовалось несколько. Можно было покорно отдать имущество, получить прощальный пинок и топать себе дальше, или затеять драку и тем куда вернее, чем бесцельным блужданием привлечь внимание стражи. Во втором случае, впрочем, возникала опасность переборщить и угодить вместо вожделенного замка в обычную каталажку, где я не так давно был, и увидеть там что-то новое не надеялся. Куда более привлекательным выглядел бег с преследованием. Если дать понять этим двоим, что я обладаю неким достатком и пуститься наутёк, вполне вероятно, что они устремятся в погоню. Подобное мероприятие давало шанс прочесать максимальное количество улиц за короткий срок, но я не был уверен, что у двоих бродяжек надолго хватит физических сил.
— А ну стой! — крикнул один из них.
И я побежал, неуверенно, спотыкаясь и не слишком быстро, примерно как птица, которая притворяется раненой, чтобы соблазнить хищника лёгкой добычей и увести подальше от гнезда. Естественно оба бросились за мной.
Район я изучил досконально, так что нечего и надеяться было загнать меня в тупик. Погоня могла идти долго, но испуганно оглянувшись в очередной раз, я обнаружил, что враги выдохлись. Сделать вид, что я тоже совсем плох, дать им прийти в себя? Ну и глупо же это будет выглядеть со стороны! Убежать от них и попадаться на глаза страже обычным способом?
Я уже совсем решил испробовать второй способ, когда противник получил подкрепление. Квартал тут был вполне обитаемый и из распахнувшейся двери мне наперерез выскочили ещё трое мужчин.
— Держи его! — закричал те, что бежали сзади, и я подумал, что вульгарная драка была не самым худшим решением главной задачи.
Один человек вполне мог уложить двоих, защищая последнее достояние, но вот пятеро — это уже перебор. Я развернулся и побежал назад, проскочил змеем между преследователями, сделав всего одно обманное движение, и пустился обратно под злобные вопли уже целой толпы.
Признаться, все эти люди и сейчас не были проблемой, мы весело бегали друг за другом, один раз они меня потеряли, и пришлось самому подставляться, изображая уже совсем обезумевшего от страха и усталости чудака, а потом наступил ожидаемый миг, когда преследователи пустились наутёк, различив давно услышанный мной топот стражи.
Толпа вмиг разбежалась, лишь я один брёл, пошатываясь, по улице. Меня схватили, грубо обыскали, а потом поволокли туда, куда я и стремился — к уродливой громаде цитадели. Я не сопротивлялся, наоборот, старался казаться запуганным и услужливым, потому и бить не стали. Путь оказался длинным. Шли по мрачным дорогам вокруг замка, вероятно, для еды тут существовали установленные тропы.
Оказавшись в мрачном подвале, я едва не задохнулся от вони, прянувшей в лицо. Разило потом, мочой, испражнениями, запахом страха и безнадёжности. Флориан всё же гад, мог бы хоть канализацию нормальную устроить, здесь же люди!
К счастью меня не повели в самую глубину, затолкали, предварительно заковав в цепи в одну из крайних камер. Вонь и здесь царила изрядная, потому я не сразу понял, что не один в этом каменном каземате.
— Можешь трахать девку, — хохотнул стражник, запирая следом решётчатую дверь. — Это тебе за послушание.
Магни не был со мной так добр, а ему я тоже покорялся не прекословя. Интересно складывается жизнь, и развиваются обстоятельства. Я огляделся, стараясь дышать пореже. Женщина, забившаяся в уголок, выглядела комком грязи, неопрятной уличной девкой, но была на деле молода и здорова. Я заметил, что и платье на ней добротное, аккуратное. Не бродяжка, проста невезучая дочка небогатых родителей, а измазала лицо и руки специально, чтобы не приставали. Какая жизнь, такая и косметика.
Камер наблюдения здесь не было, вообще всё дышало первобытным ужасом и после относительно комфортного существования в городе неизбежно подавляло, вколачивая страх во все уголки души. Я сел к стене и заговорил негромко, хотя вряд ли нас кто-то подслушивал:
— Не бойся, я тебя не трону.
Она шевельнулась недоверчиво, словно давно не слышала человеческой речи.
— Всё равно теперь, отсюда живыми не выходят.
Бедный ребёнок! Я вспомнил мою прекрасную Линду, она была примерно ровесницей этой несчастной, и от мысли, что могла однажды угодить в такую клетку, внутри пробудилась злость. Я пришёл сюда убить Флориана и собирался сделать это даже ценой собственной жизни. Девочки не должны жить в страхе, а если звучат вот такие полные отчаяния слова, значит, в мире не осталось мужчин.
Я пересел ближе, обнял худенькие плечи. Кормили её неважно или природа такая?
— Поспи. Там мир лучше.
Она завозилась, но не вырвалась, скоро я услышал ровное дыхание — задремала. Мне же некогда было спать. Я не собирался сидеть здесь долго, следовало попасть наверх на корм Флориану раньше, чем иссякнут силы, и я не слишком беспокоился о том, как это дело провернуть.
Лучший способ прожить в таком каземате подольше — это не отсвечивать, прикинуться тихой тенью, никому не докучать. Стража любит послушных, они не доставляют хлопот. Значит, я стану другим. Придут за жертвой днём или по традиции — ночью? Надо быть настороже.
Я внимательно слушал и вскоре уже различал все движения в пределах подземелья, кроме совершаемых узниками, последнее меня не интересовало. Сразу насторожился, когда ввалилась группа стражников, но без очередного пленника. Разговор звучал невнятно в этих гулких стенах. Я бережно, стараясь не греметь цепями, уложил девочку на пол и подошёл к решётке. Да, там гадали, кого отправить наверх. Вот и отлично. События развиваются так быстро, что весьма скоро я закончу тут все дела и отбуду в свой родной мир. То-то Ингилейв обрадуется, Борга и та обнимет от души. Я заставил себя изгнать из сознания образы, которые могли отвлечь в трудную минуту, и как только стражи тяжёлой поступью двинулись вдоль камер, заорал самым противным голосом, который только мог изобразить:
— Только не меня, нет, возьмите другого!
Ну и дальше в том же духе. Я визжал и тряс решётку, словно мой разум окончательно помутился, испугался даже что переигрываю, и меня просто пристрелят, а не отправят на корм вампиру. На счастье, добром тут не разбрасывались и скоро меня, вытащив из камеры и немного побив, повели прочь из подвала. Я опять затих.
События развивались так строго по плану, что внезапно я испугался. Судьба жестока и вечно ставит палки в колёса, обязательно произойдёт что-то непредвиденное и в последний момент всё пойдёт прахом. Даже изображать страх особенно не требовалось, меня и так от него трясло. Хотел собраться и взять себя в руки, но не успел. Меня втолкнули в лифт, а потом в просторный чистый зал, убранный с мрачноватой нелепой пышностью.
Стражи исчезли. Я затравленно огляделся и удержаться просто не смог. Я засмеялся. Истерика накрыла так внезапно, что противостоять ей не было сил. Меня колотило, хохот выходил толчками больше похожими на икоту, но что я ещё мог сделать? Как на пол не рухнул — не знаю, пошатнулся, и это привело в чувство. Звякнув цепями, я вытер глаза и сказал заготовленное давным-давно:
— Привет, Флориан, вот она я — твоя долгая болезненная кончина.
Мрачная фигура в центре зала шевельнулась, словно для того, чтобы я мог лучше её рассмотреть, но я уже и так увидел всё, что требовалось: броня, шлем, маска, накидка — передо мной словно стояла карикатура на меня самого в образе правителя — только чёрного цвета. Там, где я сверкал серебром и золотом, здесь тускло отливала на свету воронёная сталь. Не иначе с меня и содрал типаж, приспособив к своим вкусам и не зная, что правитель Директории — старый знакомый. Страшная сказка смешалась с фарсом, и как тут было удержаться от веселья?
Я быстро отомкнул замки, сбросил цепи, пригладил ладонями взлохмаченные волосы — всё это за те короткие мгновения, когда Флориан подходил ближе.
— Норман! — сказал он. Голос из-под маски звучал глухо. — Я думал, ты сдох.
Почти забытое имя прозвучало странно.
— Многие так думали, а я здесь. Пришёл вызвать тебя на поединок.
Теперь захохотал уже он. Жутковато звучало, и я поморщился: неужели смотрюсь таким же болваном в своём карнавальном облачении? Пора менять старые порядки на новые.
— Зачем мне это? Проще тебя просто убить.
— Затем, что победитель получит награду.
Это его заинтересовало. Скучно, должно быть, здесь жилось.
— Что ты можешь предложить, кроме собственной жизни?
— Мою покорность.
Он отстегнул маску и снял шлем, насторожённо за мной наблюдая. Не из любезности разоблачился, а улучшая себе обзор. Я же говорю, что очень хорошо его узнал, он меня тоже неплохо.
— Если ты выиграешь бой, я стану твоим рабом. Ты истязал меня долгие годы, пытаясь добиться послушания, но я не сломался. Теперь можешь получить желаемое, ответив на мой вызов. Побеждённый, я полностью стану под твою волю. Даю слово!
Знаете, у него даже во рту пересохло, я ощутил это собственной глоткой. У каждого есть своя цена, не всем просто предлагали. Флориану всегда не хватало уверенности в себе, потому он жестоко истреблял конкурентов, а каждого, кого оставлял в живых, пытался подчинить без остатка. Он хотел власти, но не умел достать её честным путём, я знал, что сидя здесь в глухой норе, он испытывал физическое наслаждение от того, что все другие кровососы страны носили позорные ошейники. Такая это была натура, я помнил по прежним годам, а вампиры не меняются, вы же знаете.
Я стоял перед ним в лохмотьях, но с гордо поднятой головой, ждал, когда он исследует мой запах и убедится, что старый его враг и желанная добыча уже долгие века живёт, не убивая людей, довольствуется малой кровью и значит, победить его будет легко. Игра наверняка — жестокая и сладкая, и ценный приз, которым можно будет от души насладиться.
Сейчас о тактике боя надо было помышлять, а я вдруг подумал, что долгие годы водил компанию с этим ублюдком и содрогнулся от омерзения. Как он понял это моё непроизвольное движение, даже не знаю, но решился.
— Идёт!
— Снимай броню, — предложил я. — Биться положено с открытым торсом. Штаны, я думаю, оставим.
Он усмехнулся.
— Сниму их с тебя потом! Сам я не любитель мужского тела, но найдутся у меня подходящие люди, а я буду смотреть, как ты их ублажаешь!
— Как прикажет мой господин! — ответил я почтительно.
Всё, Флориан был готов!
Глава 25
Мы сбросили рубахи, куртки, он ещё и броню, которая на вид казалась тяжелее моей. Роста мы были примерно одинакового, но Флориан массивнее, шире. Он разделся охотно, демонстрируя крупные мышцы груди и плеч. От него шёл сильный опасный запах зверя, как давно я его не ощущал! Расслабился в добром мире, где люди относятся к тебе с уважением потому, что ты сам почти человек.
Во мне закипала энергией кровь. На самом деле я тихий вампир, не люблю насилия, оружия. Хочу, чтобы добро простиралось всюду, но здесь помимо заботы о благе своего государства примешивались другие мотивы. Ненависть такая старая, что корни её истлели и плоды осыпались, осталась только суть. Поэтому я выбрал поединок и вывел из дела свидетелей и конкурентов. Я намеревался убивать по своим правилам.
Флориан, сгубивший многие тысячи жизней, наевшийся смертью сполна был мне отвратителен как мохнатый паук. Не знаю, как вам объяснить. Я спокойно отношусь к членистоногим, люди их боятся, а те образы, которые возникали сейчас в моей голове, вряд ли будут понятны вам. Мерзкое существо, которое надо раздавить, чтобы хлынула наружу кровь, давно превратившаяся в гной.
Я присматривался к противнику. Флориан был много сильнее, тут не оставалось сомнений, жизни, которые он загубил, закрывали его незримой бронёй. Его мышцы были крепче и выносливее, а регенерация надёжнее и скоротечнее моей. Что входило в мои преимущества? Немного. Проворный, гибкий, я лучше двигался и быстрее соображал. Мои доноры сохраняли жизнь, но взамен делились любовью. Какой щит крепче на излом и предстояло сейчас выяснить.
Секундантами не озаботились, команды никто не давал, и Флориан атаковал первым, как ему казалось, исподтишка, я уклонился, врезал в плечо, стремясь не столько нанести урон, сколько разозлить. Его слегка развернуло, но и мою руку прошило болью. Драка предстояла серьёзная, слишком давно я не принимал участие в таких боях. Мы оба примеривались, наносили удары без особой силы, разогреваясь, прислушиваясь к своим и чужим ощущениям. Флориан первый пустил в ход ноги, я свои пока берёг. Мы не разулись, а его обувь по убойной силе явно превосходила мою. Недаром прежде на дело сходились голышом.
Он наступал, я большей частью уворачивался, позволяя гонять себя по вполне приличных размеров залу. Тяжёлый запах вампира убийцы буквально забивал ноздри, а Флориан теперь услышал и мой. Как я говорил, знаю его хорошо, известны мне и секреты. Обоняние у него не очень, для вампира так просто смех, потому он лишь теперь распознал в моих венах сильную и пьяную земную кровь. Я учитывал, что это его взбесит: горячий привет с планеты, которую он вознамерился прибрать к рукам. Мало Магни с его переговорами, так ещё и я, наглый и желанный.
Он рыкнул и врезал так сильно и глубоко, что я не успел полностью уклониться от могучего кулака, отлетел, запнулся за кресло, перекатился и вскочил на ноги как раз вовремя, чтобы новым отчаянным прыжком уйти в сторону. Моя тактика разозления сработала, и теперь приходилось так тяжко, что я вообще усомнился в наличии мозгов в собственной голове.
Флориан наступал, а я лишь изредка ухитрялся отбиться, большей же частью бежал позорно и проворно. Потом он случайно подставился, неловко повернувшись спиной, и я вспорхнул, крутанувшись в воздухе, и врезал ступнями по хребту, так, что треснуло там что-то на мою радость и его горе.
Мы оба не удержались на ногах, покатились и сквозь широкий портал вылетели в другое помещение. Я ринулся развивать успех, да куда там, эта жуткая звериная сила была уже на ногах и, не успев затормозить, я сам буквально налетел на его кулак, успел лишь прогнуться в поясе так что не всей мордой поймал прямой, а по касательной и вновь покатился клубочком не ради красоты маневра, а чтобы уйти подальше от этого беспощадного молота летевшего на меня как на наковальню.
В башке звенели колокола, во рту кисла кровь. Я вскочил, попятился, и тут жуткая смрадная волна маячившая где-то на заднем плане, смачно ударила в ноздри, едва не вышибив сознание. Оглядываться было некогда. Флориан мчался ко мне резиновыми прыжками, корча страшные рожи, но инстинкт гнал меня не от него, а к нему. Сзади, я понимал это, ждала подлинная погибель. Я побежал навстречу.
Мой маневр был отчаян и идиотичен по сути, но он удался. Я увернулся от удара, а сам не стал бить, а вцепился ногтями в флорианово плечо и, используя его как опору, пируэтом ушёл за спину. Наверное, это получилось не по правилам, и ногти снесло напрочь, зато я вырвал из пасти судьбы ещё кусок жизни и пока Флориан разворачивался, брызнув своей кровью, успел разглядеть место, к которому он меня вполне успешно загонял.
Понятно стало, почему не все трупы вывозились за пределы башни. Там, в дальнем конце зала, зиял гигантский метров пять в поперечнике колодец. Именно из его глубин шла эта жуткая волна смерти, страха, боли, разложения.
Флориан замер на миг, нехорошо, криво улыбаясь, и я понял, что он не остановится ни перед чем. Знал, что мучительство ему в радость, но не представлял насколько. Не потому что я дурак (хотя и это тоже), а потому что вообще не могу себе такое представить. Моё воображение заканчивалось задолго до этого колодца.
Я развернулся и побежал прочь, но тут он тоже принялся нарушать правила. В спину мне что-то полетело, я пригнулся не недостаточно низко, и тяжёлое кресло одной ножкой сокрушило рёбра, а другой распороло ухо и щёку, хлынула кровь. Я быстро развернулся и как раз вовремя, чтобы рухнуть на спину и ногами отбить предмет, оказавшийся столом. Дыхание вышибло из лёгких, но Флориан уже грохотал тяжёлыми башмаками, пришлось подниматься.
Что подвернулось под руку, я так и не понял, но запустил предмет во врага и попал, снеся ему часть скальпа. Флориан мотнул головой и, по моим наблюдениям, озверел всерьёз. Мы швыряли друг в друга всё, до чего могли дотянуться, а потом в его руке сверкнула сталь.
Не верю, что клинок такого размера служил настенным украшением, я глянул по сторонам и других не увидел. Скорее всего, Флориан и прятал его на случай вторжения, когда кулаки и ноги перестанут служить надёжной обороной. Нет, он и сейчас мог прибить меня голыми руками, если бы сумел догнать, а вот с этим как раз не срасталось. Я двигался проворнее, но меч сводил преимущество на нет. Места хватало для честного боя, для оружного его было маловато.
Почему-то я ничуть не удивился, когда он схватился за клинок, а не за пулемёт. Жило в нём древнее желание сокрушать силой, ладонями ощущать, как поддаётся стали плоть, видеть отсечённые руки ноги и другие части организма. Я замер, прикидывая шансы, отпрыгнул от широкого замаха, и мы пошли танцевать с одним лезвием, громя всё, что чудом ещё уцелело.
Флориан снова гнал к колодцу, и теперь я просто ничего не мог поделать, одного меткого удара ему бы хватило, чтобы не дать мне больше подняться. Пока медленная регенерация вернёт в строй, он успеет либо отрубить мне голову, либо потребовать обещанную плату. Сознавая возросшее превосходство, он немного успокоился и улыбался мне почти нежно.
— Всё кончено, малыш! Сдавайся! Пока я добрый, могу и пощадить, а то ведь ты не нужен мне целым. Без рук и ног ты тоже сможешь служить отличной игрушкой. Мы только шею тебе оставим для ярма.
Он усмехнулся. Следы от моих ногтей заросли, правда и у меня пальцы восстановились, я машинально разминал их, пользуясь передышкой. Я покорно отступал к колодцу, давая Флориану возможность, насладиться каждым моим шагом к грядущему рабству. Вот жуткая яма уже за спиной. Я мельком глянул вниз. Глубоко, но можно различить на дне остатки тел. Я сразу понял, что не все эти люди угодили вниз уже мертвыми. Думать об этом сейчас не хотелось.
Я тихо заскользил по краю.
— Сыграем?
В ладони у меня появилась колода карт, засаленная до того, что не позарился бы на неё самый жадный страж, ну, если бы нашёл, конечно.
— С тобой, мой покорный раб? Теперь у нас будут другие игры!
Посмотрим. Я же говорил, что хорошо знаю Флориана, мог предсказать, что он сорвётся на бой без правил, но кто сказал, что я — буду их соблюдать? Да, я мошенник, а не убийца и не люблю оружия, но в привычных ладонях и карты не просто бумажки, а эта колода была изготовлена на заказ. Я выдернул лист и движением пальцев метнул в цель. Мягко сверкнуло серебро, острейшее лезвие чиркнуло по открытой коже, и этой ране не суждено было зарасти. Карты только казались обычными, на деле их начинял ядовитый металл, и под рёв Флориана, пытавшегося загнать меня в яму, я принялся осыпать его смертоносными снарядами.
Он слишком поздно понял насколько серьёзна опасность, наверное, и боль не сразу почувствовал, разгорячённый боем. Колодец, который он готовил для моего унизительного поражения, теперь служил защитой. Флориан лишь размахивал своим оружием не в силах меня достать, а я жалил его серебряными осами — хладнокровно, прицельно — я же игрок, а не убийца, умею управлять эмоциями. Пока работали пальцы, яснее становилась голова, и очередной снаряд я посылал всё более точно. Когда двойка треф вспорола ему горло, Флориан испугался. Он развернулся и побежал прочь, но поздно, я послал джокера под лопатку, и пару тузов в затылок.
Крови вышло так много, что упав, он не смог встать. Тогда я подобрался вплотную и выбил меч из его руки, отпихнул подальше в сторону. Следовало взять клинок и отрубить ненавистную голову, но я не сумел себя преодолеть. Не мести ради смотрел, как он бессильно истекает кровью, просто был напуган гораздо больше чем предполагал раньше. Руки тряслись, всё же я примерился и последними картами из волшебной колоды перебил главные сосуды на шее. Кровь пошла такой волной, что пришлось отступить на два шага, чтобы не испачкаться. Флориан не пытался что-то сказать или сделать, просто смотрел на меня и лишь когда глаза почти угасли, шевельнул губами, но слов я не разобрал.
Когда всё было кончено, я неумело отсёк голову и спихнул тело в колодец. Меня трясло так, что и с этой простой задачей едва сумел совладать. Отыскал канистру с химикалиями и щедро полил труп, наблюдая, как вонючая жидкость съедает плоть. Мне все ещё было страшно, не верил, что давнего врага больше нет, долго смотрел на голову, а потом растворил её отдельно.
Хотя серьёзных повреждений я не получил, накатила такая слабость, что пришлось сесть у ближайшей стены и наблюдать, как неуправляемо трясутся коленки. От волшебной колоды осталась пустая коробка, и я отбросил её, пробормотав с истерическим смехом:
— Говорил же тебе, Флориан, что со мной в карты не садись! Партия…
Кажется, я задремал на несколько минут, а очнувшись, подумал: хорошо, что никто не видит, какой жалкий из меня вышел победитель. Всё же отдых помог отчасти прийти в себя, и я начал думать, как жить дальше. Выбраться из цитадели было сложнее, чем в неё попасть. Я просчитывал пути отхода, но пока не знал, который выбрать. Предварительно следовало здесь навести какой-никакой порядок, чтобы слуги не сразу догадались о судьбе господина, да и карты собрать — они могли ещё пригодиться.
Я взялся за дело. Всё что сломалось безнадежно, спихнул в колодец, что выглядело целым, расставил у стен. Замыл кровавую лужу. Нашёл большую часть колоды, хотя не рассчитывал снова ею пользоваться. Простая работа успокаивала и, добравшись до чёрного доспеха, я уже был почти самим собой. Разглядывая шлем и броню, подумал, что Флориан так и не узнал, что старый его приятель дорос до правителя Директории. Дрались мы, можно сказать, на равных.
Пожалуй, суд чести не признал бы поединок законным, старейшины могли заявить, что я поступил низко, но понимаете, я ведь дрался не для того, чтобы козырнуть доблестью, я защищал то, что мне дорого. Да, я мошенник, а не рыцарь в сияющих доспехах, но играя по правилам, в схватке с подлым врагом ты даёшь ему неоправданно щедрый шанс. Знаю, меня многие осудят, я же считал, что, поступая благородно с негодяями, предаёшь тем самым честных людей.
Мы с Флорианом оставались с одного поля ягодами, вот и разобрались по-своему. Пусть история нас рассудит, если найдёт время.
Следовало уходить, а я медлил, словно что-то оставил незавершённым и поправить это не получится, потому что не отыграешь случай обратно. Вроде всё сделал: в замок проник, в комнатах прибрался, ах да — Флориана убил. Империя теперь свободна и может жить нормальной жизнью, а не влачить тусклое существование ада навынос.
И вот тут я понял. Мы упрощаем сложную задачу, потому что иначе её решить нельзя, и что получаем в итоге? Новую проблему. Флориан был негодяем, но отнюдь не глупцом, какие бы тёмные силы не владели его страстями, соображал он неплохо, потому продержался так долго у власти. Что произойдёт теперь, когда верхние покои башни опустели и некому руководить людьми, привыкшими жить в страхе и покорности?
Формальный император — всего лишь марионетка Флориана, а что случается с куклой, у которой отрезали верёвочки? Она падает. Какие люди примутся осуществлять власть в стране, когда тень могущественного вампира окончательно рассеется за спиной? Смогут они подхватить ношу, не станет ли несчастная империя ещё страшнее, чем была?
Это в книжке герой отрубает голову злодею и всё как по волшебству приходит в норму, в жизни решительные действия чаще заканчиваются катастрофой.
Я смотрел на чёрные доспехи Флориана и холодок внутри начал прорастать мыслью. Я могу вернуться в Директорию и считать, что выполнил свой долг, а могу остаться и попробовать свернуть махину империи на относительно правильный путь, помочь ей обрести разумных правителей, смягчить нравы, научить любви, избавить от страха.
Главное, осуществить подмену несложно. Мы с Флорианом примерно одного роста, а моё более изящное сложение легко скроет доспех. Я знаю этого вампира так, как никто другой и без труда смогу выдавать себя за него сколь угодно долго. Я справлюсь с работой, которая сама идёт в руки. Забавно, как вечно пытаясь улизнуть от тягот власти, я из-под одной короны прямиком попадаю под другую. Словно затеял долгую аферу и впереди маячит козырный авантаж.
Я взялся за шлем и отпустил его. Пройдёт контрольный срок возвращения, и горе накроет друзей. Они поверят в мою гибель, и даже не сумеют узнать, что произошло на самом деле. Вправе ли я причинять такую боль тем, кто меня любит?
Но ведь империю тоже бросать нельзя! Как не ошибиться? Какой сделать выбор? Прежде я бы просто сбежал, сейчас задумываюсь о том, что должен остаться. Так меняются вампиры или нет?
Я сел и честно поразмыслил о тех, кого любил, обо всех сразу и о каждом в отдельности. Я видел их лица и слышал голоса. Спрашивал совета, но не получал ни слова в ответ. Мне одному пришлось решать эту задачу и именно ради тех, кто дорог, следовало надеть этот шлем. Чтобы мой человек Ингилейв водил исключительно мирные суда и не садился за пульт боевого корабля. Чтобы Линда счастливо вышла замуж, и её детям не грозило стать предметом торговли. Чтобы Крилен могла смело любить своего Шена, хотя я гораздо привлекательнее и вообще.
Я справлюсь. Медленно, потому что резко нельзя примусь разворачивать махину империи на ровный курс. Я начну с малого, всегда следует начинать с малого и тогда великое само догонит и возложит на плечо одобряющую ладонь. Сегодня я не выпью до дна человека. Сохраню ему жизнь, это будет первый шаг.
А потом я сумею как-то подать знак своим, что жив, просто ненадолго застрял здесь, вот налажу все дела и лет через десять вернусь. Они все ещё будут молодыми те, кого люблю, это я здесь состарюсь от тоски по их теплу и участию.
Я накинул броню и застегнул ремни. Я надел шлем и поморщился от скверного запаха внутри. Флориан что, никогда не мылся? Чёрный плащ ниспадал с моих плеч. Штаны вот надо будет подобрать приличнее тех, в которых изображал бродяжку, и всё наладится.
Дракон умер (я его убил), да здравствует дракон. Ну что ж, почахну здесь над златом, раз так легла карта. Возможно, вампиры и не способны подняться над природной сутью, злое время оставляет нас прежними, и я всё тот же мелкий мошенник, каким топтал Землю? Ну и ладно, лишь бы к лучшему менялась жизнь людей. Теперь мой выход. Когда длинная афера закончится, меня будут ждать доверие друзей и надежда на любовь пока ещё неведомой, но несомненно, прекрасной женщины, а это лучший в мире авантаж.