Беглый донжон

Глава 1

Утро всегда начиналось с боли, слабой, но ощутимой, и она означала приказ немедленно явиться к хозяевам. Иногда я был готов и сразу покидал свою комнату, но, в те часы, когда спал, вскакивать и одеваться приходилось быстро: если не являлся в первые минуты, в последующие боль усиливалась. Отпускала она лишь в тот момент, когда входил в покои господ и отдавал положенный поклон. Я смутно сознавал смысл этой жестокой церемонии, просто подчинялся заведенному порядку.

Поначалу, когда истязали, приучая к покорности, видел будущую жизнь в добровольном рабстве полной нескончаемых унижений, но действительность оказалась не столь ужасна. Добившись безусловного повиновения, хозяева как будто утратили интерес ко мне: редко заставляли что-то делать, почти не наказывали, внимания обращали едва больше, чем на деталь интерьера. Достаточно было утром выстоять почтительно примерно полчаса, слушая, как они болтают друг с другом или со слугами, и потом — весь день я был свободен. В пределах сектора, разумеется.

Я спешил по узким коридорам, которые оказались здесь как часть собственной вселенной моих господ. Им повезло при аварии: в донжон попал изрядный кусок их усадьбы вместе со слугами, поэтому быстро прибрали к рукам всё, до чего смогли дотянуться. В первую очередь — меня и узника, а также доставшиеся нам в наследство клочки личного пространства.

Хозяева, как всегда, нежились на такой штуке вроде огромного дивана. Одевались они небрежно, и кое-где на виду сияло голое тело. Оба были красивы как фарфоровые куклы и так же бледны, лишь на щеках сиял акварельно-нежный румянец. Скажи мне кто-то когда-то, что, глядя на полуобнажённую женскую грудь, не испытаю естественных желаний, я бы не поверил. Сейчас без труда опустил глаза, склонил голову. Эта девушка внушала ужас. Она обычно вела себя тихо, лишь странная улыбка блуждала по губам, но я боялся своей госпожи куда больше, чем господина. Тот по натуре был гневлив, но отходчив и наказал меня всего раз, да и то справедливо.

Походили они друг на друга как брат и сестра, но честно говоря, я не знал, что их связывает, возможно, любовные отношения. Всё, что относилось к их личной жизни, меня не касалось. Я в ней не участвовал. Мне надлежало слушаться и выживать в тех обстоятельствах, в которые толкнула судьба.

Я недолго сопротивлялся обработке. Жизнь ещё дома приучила к тому, что все мои попытки вырваться из трясины неудач, обречены на провал. Родители едва замечали, я был восьмым ребёнком в семье, на мою долю не хватало ни денег, ни ласки, ни понимания. Рос в забросе, радуясь, что имею пусть крохотный, но собственный уголок, пытался завоевать внимание отца и матери прилежанием и хорошими манерами — безуспешно. Последней отчаянной попыткой послужил вход в портал. Я надеялся, что новая жизнь в новом мире позволит всё начать сначала, добиться, чтобы люди видели то, что, как я надеялся, во мне было. Каких усилий стоило накопить денег на билет, а в итоге вместо доброй вселенной угодил в каземат.

Не знаю, по какой причине случилась авария, в результате которой несколько троп перемещения скрутило в жгут, вырвало из разумного мира. Произошло это давно, минуло много дней, я потерял надежду, что нас найдут и вызволят, да и какая мне от того воспоследовала бы польза? Я, не вынеся пыток, добровольно отдал себя на волю господ и теперь принадлежал им по вселенским законам. Так мне объяснили.

Сегодня хозяева были в хорошем настроении и болтали только со слугами, на меня не обращали внимания. Эти их изначальные рабы пытали меня под строгим наблюдением госпожи, реже господина, я не питал к ним добрых чувств, да и пугали они едва ли не больше хозяев — фарфоровых куколок с неограниченной властью над всеми нами. На неподвижных лицах полумаски, одежда скудна, а тела блестят бронзовой, словно навеки тронутой загаром кожей и кажутся неживыми, извлечёнными из гробов и раскрашенными для соблюдения приличий. Есть ли у этих созданий душа, я не знал. Разум был, они моментально определили, какие пытки меня наиболее страшат и применяли их без тени сомнения.

Мучительно текли минуты, но показалось, сегодня обойдётся без насилия. Господин отпустил меня небрежным взмахом руки. Я низко поклонился, как научили, и почтительно удалился, испытывая стыдное облегчение. Так мало нужно человеку, когда он уже чья-то вещь. Здесь никто даже не называет по имени, лишь сам иногда напоминаю себе, что я Октавиан — боясь забыть. Имен хозяев тоже не знал, для меня они всегда оставались господином и госпожой.

Короткий срок относительной свободы радовал, словно долгие каникулы. Минуты, проведённые без унижения и боли, наедине с собой, просто так — почти заменяли счастье.

Меня тянуло на галерею, я часами простаивал там в надежде увидеть далёкую мечту, но прежде, словно обязался выполнить мучительный долг, свернул в одно из боковых ответвлений. Здесь катаклизм особенно грубо спаял часть хозяйской усадьбы с чужим строением и сквозь тусклое оконце удавалось разглядеть помещение внизу. Каземат, но не тот где держали меня — чистенький, похожий на лабораторию и оттого вдвойне жуткий, нет, этот выглядел первобытно убого, со стен сочилась вода, а цепи проржавели, хотя при их массивности, наверное, долго ещё пришлось бы ждать, пока окончательно распадутся в труху.

Существо, закованное в них, вряд ли имело шансы дожить до свободы. Тело скрывал такой мятый бесформенный балахон, что, увидев узника в первый раз, я не сразу понял, мужчина передо мной или женщина. Худой торс едва угадывался под грубыми складками, руки и ноги тонули в замызганном тряпье, а на бледном без кровинки лице жили лишь глаза. Позднее сообразил, что передо мной юноша, моложе меня, потому и не покрываются его щёки бородой, как полагалось бы после недель заточения. Его тоже истязали, но парень не сдавался и потому, глядя на него, я всегда ощущал стыд. Ещё внутри шевелилось неприятное раздражение от того, что этот мальчик лучше меня и мерзкое, по сути, желание, чтобы пытки сделали своё дело, и у хозяев появился ещё один покорный раб. Хотел я умерить боль собственного поражения, наблюдая чужое, или просто обрести товарища по несчастью — даже не знаю.

Сквозь мутное стекло вгляделся в бледное лицо, черты его казались резкими, словно их прорезали ножницами в бумаге, слегка подрагивали опущенные веки. Без сознания несчастный или спит? Значит, я могу удалиться молча. От облегчения хотелось заплакать, потому что сообщать ему последние новости о настроении хозяев каждый раз было пыткой, но уйти просто так я не успел. Пленник медленно поднял веки, и в меня вонзился его взгляд.

Я не мог его постичь и прочитать, мольбы там точно не видел. Скорее странное ожидание угадывалось в тайниках этих глаз, словно паук засел у норы, карауля добычу.

— Сегодня они весёлые, — сказал я.

В тёмной глубине зрачков вспыхнули искорки, отчётливее легли тени на лице. Узник отлично знал, что, если господа с утра в хорошем настроении, значит, днём примутся его истязать. Я приходил предупредить о том, что грядёт, не зная к добру это или к худу, проклинает он меня или благодарит за предварение мук. Надеялся, что мне приятнее говорить ему, когда хозяева недовольны, следовательно, скорее всего, останутся в лаборатории, вершить свои непонятные опыты. Я иногда ненавидел себя за слабость и дурные мысли, но с каждым днём всё реже.

Вот и теперь не оделил несчастного даже краткой беседой, а отвёл взгляд и убежал, боясь, что меня застанут здесь и накажут, хотя и не сделал ничего плохого. Кроме того, крики из камеры разносились далеко, только на галерее я их почти не слышал, и отправился туда. Здесь находилось моё любимое место. Отсюда я мог наблюдать несколько соседних миров, части которых смешало с нашим. Больше всего я конечно дорожил тем, что тонул в глубине и увидеть его удавалось, лишь пройдя в самый конец галереи.

Мятый пол вздымался буграми, гротескно изломанные стены где нависали, где опрокидывались, открывая пространство прозрачных сот и дальше уголок чьей-то чужой жизни, от которого я долго не отводил глаз. Всмотревшись, увидел аккуратные растения в керамических на вид горшках, изогнутую линию скамьи, порхающих птиц. Её не было. Девушки, которая приходила туда иногда.

На душе сразу почернело, обида придавила так, что защипало глаза. Возможность глядеть на эту женщину, не имея шанса с ней поговорить составляла моё единственное, наверное, последнее счастье. Я приходил сюда как за глотком свежего воздуха и, если не успевал его получить, положение, в которое угодил, казалось особенно невыносимым.

Мысли о бунте никогда не посещали. Да, поначалу я уговаривал себя, что сдался лишь затем, чтобы получить передышку, впоследствии найти лазейку и выбраться из ловушки, но вскоре мне ясно показали, кто я теперь и что. Это сделали под наркозом, не ведаю как. Я проснулся, увидел ленты и сразу получил первый урок. Как они сумели вживить под кожу эти тонкие блестящие полоски, я не знал. Должно быть, их технологии позволяли и не такое, но я весь был теперь разукрашен сияющим узором: руки, ноги, грудь, спина. На шее злобные паутинки сплетались в красивое ожерелье. Господин объяснил, усмехаясь, что они способны отделить голову от туловища без привлечения дополнительных средств. Этот опыт на мне ещё не ставили, но за малейшую провинность хозяева, как-то воздействуя на сеть, награждали болью. Я проиграл свободу вчистую.

Девушка всё не показывалась, сад наверху пустовал, только птицы перепархивали с ветки на ветку, весело поедая ягодки, я отвернулся и ушёл. Задерживаться надолго боялся, просто не представлял, что будет если хозяева узнают о дерзких мечтах своей вещи. Могут запретить появляться здесь, и я лишусь единственного утешения. Мысль о таком несчастье породила боль где-то в груди, и я горько усмехнулся: хоть в чём-то моё тело ещё принадлежит мне.

Я вернулся по искореженному коридору, который называл галереей, приник к другой прозрачной стене. За ней смутно просматривалось несколько неуютных комнат анфиладой, в глубине я заметил неясную тень и взмахнул рукой, чтобы привлечь внимание. Здесь жил мой единственный друг — дама профессор. Сама себя она называла доктор Верховенец, но мне разрешала обращаться просто по имени: Руфь.

Я прислонился к стеклу или пластику, не знаю, из чего сделана преграда и принялся терпеливо ждать. Дама профессор была немолода, передвигалась степенно, с достоинством. Глядя на неё и ту девушку из сада, я радовался, что они отделены от усадьбы непреодолимой преградой. Я никогда не попаду к ним, но и они надёжно защищены от жестокости моих хозяев.

Чтобы иметь возможность нормально разговаривать, приходилось стоять вплотную к стеклу — толстое, оно плохо пропускало звук, не то что окошко в каземате, сквозь которое я ясно различал крики узника. Они и сейчас до меня доносились, искажённые перегородками и расстоянием, но вполне различимые. Я постарался сделать вид, что ничего не слышу. Перед собой, доктором Верховенец. Ещё одна постыдная слабость из тех, что пришлись на мою долю. Я бодро и громко спросил, как дела и старательно выслушал ответ. Я почти не понимал учёную даму, она витала в своих исследованиях: писала какой-то серьёзный труд, словно и не громоздились вокруг смятые миры ужасной ловушки — потерявшегося в пространстве или времени донжона.

Кто и почему назвал это место крепостной башней, я не знал. Мне велели так говорить, я послушался.

Безумно хотелось прижаться к стеклу так сильно, чтобы просочиться сквозь него и оказаться в апартаментах дамы. Здорово было бы степенно пить с ней чай, слушать неторопливую речь и кивать в ответ. Потом мы нашли бы способ добраться до сада, образовали маленькое общество нормальных людей в противовес садистам с кукольными личиками.

Я искреннее жалел узника, но бросил бы его, доведись нащупать путь к свободе. Впрочем, сквозь эту прозрачную преграду наверняка пройдёт тот импульс, которым хозяева управляют лентами. Они будут мучить меня и там, более того, сведённый с ума непрерывной болью я стану опасен для женщин, так что лучше не тешить себя пустыми надеждами.

Поболтав со мной, дама опять села за рабочий стол и углубилась в книгу. Она не хотела часто отвлекаться, говорила, что у неё мало времени. Мы об этом старались не упоминать, но каждый, наверное, задумывался о том, кому из нас какой достался ресурс еды, воды, кислорода — простая вещь, которая решала, кто умрёт первым, кто имеет шанс прожить достаточно долго.

Я бодро улыбнулся, хотя она меня уже не видела, пошёл дальше. В мирке с другой стороны галереи всегда было темно, но вчера я как будто углядел в глубине проблески света. Я хотел проверить, нет ли и там живой души, но не успел.

Шею словно обожгло огнём, я попытался судорожно вдохнуть, сглотнуть, сорвать невидимую удавку, а ноги уже несли в апартаменты хозяев, ведь эта боль означала, что они потянули за поводок, и следует вернуться как можно скорее и выслушать приказ.

Обычно меня не дёргали в это время дня, потому страх терзал не меньше, чем ленты. Провинился я в чём-то или, не натешившись с узником, господа собрались терзать меня? Крики звучали долго, неужели им не хватило этой сладости? Прибежал, торопливо заглянул в гостиную, но там никого не нашёл. Значит, надо спешить в лабораторию, и действительно, хозяин стоял там. Пол и стены оказались измазаны какой-то вонючей дрянью, несколько частью разбитых, частью оплавленных сосудов валялось на полу.

— Приберись тут! — брезгливо морщась, сказал хозяин и ушёл. Удавка отпустила, я смог дышать полной грудью.

Всего-то! По злости или неумелости они частенько устраивали такое безобразие, а слуг почему-то уборкой в лаборатории не напрягали. На душе посветлело: пока я навожу порядок, никто не потревожит. Господа ценили чистоту, и не любили неприятных запахов.

Техника тут использовалась замечательная. Пока не приноровился к ней, возился долго, да и результат бывал не идеален, но сейчас я справлялся достаточно быстро. Даже уцелевшую посуду на столах не приходилось протирать вручную. Я убирал её в моечный шкаф и через какое-то время доставал чистую и сверкающую. Требовалось запомнить, где что стояло, потому что ошибки в этом деле могли спровоцировать наказание.

Я помыл стены, пол, осталось немного, когда заметил, что дверь в каземат приотворена. В этой комнате из меня выколачивали неповиновение, и от одного вида бледно-розовой облицовки по телу прошла ледяная дрожь. Я боялся заглянуть внутрь, но вдруг брызги грязи долетели и туда? Если я не проверю, а там беспорядок, обойдётся мне это дорого.

Осторожно просунул голову в проём, стараясь не замечать пыточного стола в середине помещения. На первый взгляд всё выглядело чистым, но теперь мне уже казалось, что мерзкий запах пропитал и эти стены. Лучше заодно их обработать тоже. Я поспешно принялся за дело, стараясь не поднимать глаз и потому опять не сразу увидел угол, где эта реальность спаялась с другой.

Стена здесь пошла волнами, а вместо двери в соседнее помещение зиял пустой проём, если не считать того, что его почти полностью перекрывали облицовочные плиты. Неужели убирать ещё и там? Лишь заглянув в щель, я понял, куда попал — это оказалась камера узника.

Прибраться здесь было полезно, но я не мог сообразить, разрешали ли мне входить в эту комнату? С одной стороны — двери открыты, значит, ждут повсеместной чистки, с другой, если замок просто забыли запереть, мне крепко достанется за самоуправство. Пойти спросить — не выход, накажут за тупость. Надо разбираться самому.

Узник лежал мешком. В камере после лаборатории показалось темновато, свет проникал только через проём, да то окно наверху, через которое я прежде заглядывал сюда, но различить детали удавалось. Несчастный не дышал. Он держался до последнего и умер непокорённым. Я ощутил стыд за собственное слабодушие, и известное облегчение от того, что живой укор не будет постоянно маячить перед глазами. Со временем я всё забуду.

Вот только как поступить с телом — унести? Да я просто не представляю, куда его пристроить, и потом оковы — их так и не сняли. Чтобы убедиться, наклонился, дёрнул цепь кандалов. Да мощные браслеты надёжно обнимали лодыжки и запястья. Требовался ключ, а ведь я видел такой в лаборатории! Несообразный со всем прочим он лежал в шкафу с инструментами. Размышляя, сумею ли я сделать всё правильно так, как хотели господа, или мне крепко достанется, сходил за ним, вернулся. Узник по-прежнему не дышал, и был холодный, я потрогал ледяные пальцы — совсем остыл.

Угрозы я так и не почувствовал, вообще ничего не понял, когда твёрдая и мёрзлая как железо рука обвилась вокруг моей шеи. Стены опрокинулись, я оказался лежащим на полу, а узник, обхватив меня руками и ногами, крепко прижал к себе. Повернув в ужасе голову, я ещё успел увидеть клыки в его рту, безумные глаза, а потом просто потерял сознание.

Глава 2

Охотнички постарались, а я вёл себя как глупец — вот и попался. Это их подземелье — где только выкопали? Специально что ли устроили для потехи, ненормальные любители старины? И надо же было невезению пришлёпнуть по-полной, когда из одних палаческих рук прямиком угодил в другие. Редкий случай: то ли я не в меру виноват перед мирозданием, то ли человечество не хочет менять привычный репертуар — попробуй, разберись. Почему людям так нравится кого-то истязать? Сам я тоже не в белых перьях, но у меня природа такая, положено по статусу, а они? Причём если охотники были горячи, но неумелы, то новым мучителям опыта хватало с лихвой. Я думал, уже не выдержу. Ломаться откровенно не хотелось, но что ещё предлагалось на выбор? Парнишка, которым они занимались до меня, счастливым в новой ипостаси не выглядел. Да и просто никогда не знаешь, какие именно технические навороты станут на пути вампира.

Я выжидал. Мне частенько давали передышку, а это помогало восстановиться. Орал громко, когда мучили. Показывал, что обязательно сломаюсь, только вот ума наберусь. Они должны были однажды совершить ошибку, и они её совершили.

Девки, к счастью в тот раз не случилось, то есть она вскоре ушла, утомилась, вероятно, моими воплями, а мальчишка рассердился и растерялся одновременно. Что-то рвануло в лаборатории, и он почти забыл обо мне. Воняло оттуда жутко, хоть совсем не дыши, я и перестал. Затих на полу, словно полностью размяк, растёкся слизью. Сквозь едва притворённую дверь слышал, как барчук велел кому-то убирать, и этот кто-то, судя по интонациям, был человек, а не робот с маской на морде.

Я лежал замерев, ловил каждый звук. Когда невольник наводил порядок, кукольная парочка в лабораторию не заходила, брезговала тем, что сама устроили. Я понял, что это мой шанс. Сил осталось так мало, что зов не действовал или же слишком медленно проникал в угнетённую рабским положением голову, но постепенно паренёк приближался. Я боялся, что он слишком запуган и не рискнёт сунуться в каземат, но страх, видно, сработал как надо: уборка ведь могла включать в себя и моё бездыханное тело. Я надеялся, что человек попадётся в ловушку, как птичка в клетку, так и случилось.

Он подошёл на нужную дистанцию, даже рискнул коснуться моих пальцев — ледяных и твёрдых, а вы попробуйте сохранять тепло столько дней не евши. Я схватил его как куропатку.

Откормили неплохо — бился в моих объятиях так отчаянно, что едва хватало сил удержать, но я ведь не тискаться с ним задумал, потому быстро выпустил клыки и впился в шею жарким поцелуем. Первые же глотки налили мышцы силой. То ли ощутив моё полное теперь превосходство, то ли по другой причине жертва затихла.

Как восхитительно было вновь ощущать рядом тепло живого тела, слышать торопливый стук сердца, шорох дыхания. Инстинкты велели выпить досуха этот красивый сосуд, а потом смять его и сломать, но я давно не вслушивался в их безумные реплики. Я жил своим умом, не всегда успешно, как вы могли заметить, но всё ещё жил. Много-много лет.

После долгой голодовки нельзя переедать что человеку, что вампиру. У нас живот не заболит, но вот голова станет пьяной и потащит тело в такие передряги, что и задница не уцелеет. Я оторвался от ранки, быстро её зализал и прислушался. Непохоже, что кто-то обнаружил, чем мы тут занимаемся в интимном уединении.

— Эй! — позвал я тихо. Показалось, парнишка вырубился от полноты впечатлений, но он моргал, хотя и неуверенно. — Не бойся — до дна не выпью, в пятках немного крови останется.

Только теперь заметил ключ от кандалов, зажатый в потной ладони. Вот умница человек, теперь не придётся рвать цепи, как древнему герою. Силы тут полезно беречь, потому что неясно совсем, куда мы угодили и почему. Я быстренько отомкнул замки, встал. Какое блаженство просто быть на ногах, ощущать токи бытия в иссохшем теле, лёгкость каждого движения.

Парнишка остался на полу, лежал и глядел на меня с той неосознанной покорностью, какая бывает у людей, что утратили волю к борьбе и полагают в будущем лишь возможность смены одних хозяев другими. Ну и отлично, теперь он мой, ничего не имею против воспитанного в нём послушания. Мне потребуется еда, а здесь с этим сложно, я уже оценил.

— Как тебя звать?

— Октавиан, — ответил он тихо. Человек бы не разобрал, но у меня-то слух хороший.

— Отлично. Меня — Аурелиус. Теперь я твой господин, так что слушайся не за страх, а за совесть.

Имён я за долгую жизнь сменил множество, то есть, даже официальных, а уж здесь мог выбрать любое, но по привычке подстроился под человека. Нас, вампиров, мало и, чтобы не сиять ясным месяцем, мы стараемся вести себя как люди. Придурки, ушибленные величием, давным-давно рассеялись по заселённым планетам удобрением, прахом, то есть.

Ладно, некогда сейчас размышлять о частностях, пора заняться главным. Если Октавииан не сумел свалить от жестоких хозяев, миропространство нашей популяции ограничено, значит, без захвата власти не обойтись. Ну и отлично. Братик с сестричкой для меня не противники, даже полукормленный я их одной левой обработаю, а вот роботов надо нейтрализовать. Кто знает, какие в них встроены функции? Выключим — разберёмся.

— Идём, — сказал, — Тави, твоим бывшим господам морды бить!

Он посмотрел в ответ томно и расстегнул рубашку. Значит, не почудилось мне это подкожное ожерелье, я инстинктивно выше взял, когда пил, чтобы его не затронуть, но думал, украшение такое, вроде татуировки, а это пакость посерьёзнее. Ошейник и поводок — чтобы таскать и мучить. Ещё больше неприязненно я стал относиться к чистенькой парочке: они ведь не только меня обидели, но и моего человека тоже, плевать, что он тогда не мой был, главное, что сейчас я заявил на него права, понимаете, владение — это ведь в первую очередь ответственность.

— Помнишь, как выглядит пульт, которым они тебя дёргают?

— Да. Продолговатый, белого цвета.

— Разберёмся.

Он ожил немного, встал на ноги и даже не пошатнулся. Крепкий паренёк. Можно было и побольше кровушки отхлебнуть.

— Их слуги очень сильные и их, самое малое, четверо. Больше я за один раз не видел.

Молодец, соображает, хотя страх им руководит, но все мы чего-то боимся, то дело простительное.

— Они — роботы, — объяснил: он должен ясно понимать обстановку. — Не из железа, но машины, просто на людей очень похожи. Вспомни, когда господа слугам приказы отдавали, пользовались каким-то пультом?

Он покачал головой:

— Нет, никогда не видел. Распоряжаются только голосом.

Акустическое воздействие? Боюсь, не так просто здесь всё устроено. Велика вероятность, что управление комбинированное. Надо вырубить обоих и потом потихоньку разбираться. У меня к сожалению, обстановка была не та, чтобы вникать в тонкости отношений: когда тебе иголки под ногти загоняют не до научных исследований, тут бы хоть как-то выстоять.

Слишком долго собираться с духом — опасно, можно отвагу растерять, потому одёрнул балахон, который на меня охотники напялили, и кивнул Октавиану, что пора выдвигаться на позицию.

Мы прошли лабораторию, я осматривался здесь на ходу, примечал полезные вещи. Нашёл малый набор робототехника и сунул человеку, пусть несёт, а то у меня и карманов нет. Ага, куколки в комнате с коврами, слышны голоса и очень мягкие шаги. Оба раздражены, почти ругаются, то есть самый подходящий для нападения момент. Роботы от человеческой брани портятся, так что, скорее всего, братик и сестрёнка остались наедине. Условия просто идеальные, дурак буду если завалю такую простую операцию.

Злость закипала в едва отвявшей от голодовки крови, но заставил себя сдержаться. Я хорошо чуял обоих смертных, но слуги по природе неживые и для меня оставались невидимы. Проверить, где они или идти напролом? Некогда было прикидывать варианты. Люди — всегда и везде самое опасное, с них и надлежит начинать. Вперёд!

Я ворвался в комнату. Расчёт шёл на то, что избалованные ребятки просто растеряются, не успеют отдать нужный приказ мысленно, раз уж голосом никак. Оба действительно стояли рядом, схватил за чистенькие, аккуратно причёсанные затылки и ударил лбами. Кости стукнули деревянно, мучители обмякли в моих руках. Живы, убивать их не время, мне пригодится еда, даже такая невкусная как у куколок. Затолкал обоих под кровать или как там называется это роскошное ложе.

Послышался отдалённый топот, значит, всё же успели позвать на помощь слуг — вот незадача. Октавиан испуганно смотрел на хозяев, должно быть лишь теперь сообразил, что, выпустив меня на волю, пошёл против господ. Расправа наверняка грозила страшная, он глянул на меня с такой тоской, что невольно шевельнулась в душе жалость. Всё же я привык к нему, он как мог старался сообщить намерения барчуков. Ладно, выкрутимся, я толкнул его в дальний угол, попутно вырвав из потной ладони футляр с инструментом, сам прыгнул к двери и замер сбоку, не дыша.

Слуга ворвался в комнату и застыл статуей. Отлично! Ничто так не вредит диктатору, как стремление диктовать. Все эти рабско-господские условности, когда надо кланяться и благоговейно внимать повелениям, тормозят не только биологический мозг, но и электронный тоже. Я прыгнул на слугу, рывком попытался стащить скальп, и мне удалось, но панель управления оказалась не там. Вот досада!

Быстро шарил ладонями, отыскивая под тонкой одеждой знакомые вводы, но андроид уже пришёл в себя и отшвырнул меня прочь. Силища у него немереная — я полетел как котёнок. Краем глаза увидел, что мой человек съёжился в углу, закрыл голову руками, он так неистово испугался, что не ввяжется, даже если меня начнут разрывать на части, боюсь, он не станет что-то предпринимать, если уничтожать начнут его самого, но сейчас это выходило не так и плохо. Я знал, что справлюсь, тут главное, чтобы не мешали.

— Остановись! Это приказ! — сказал голосом братца.

У меня прекрасный слух и отменные голосовые связки, могу точно воспроизвести любой звук. Должно быть, акустическое повеление расходилось с мысленным, и робот заколебался. Отлично!

— Подойди, мне нужна помощь!

Вот этот императив проскочил согласованнее, слуга сделал неуверенный шаг вперёд.

— Доступ к консервации! — закричал я жёстко.

Он ещё колебался, представить страшно как бешено вертелись в его мозгах электроны и прочие элементарные частицы. Впрочем, если перегорит, я не зарыдаю. Предохранитель сменить проще, чем жизнью рисковать. Я уже увидел, где нужный мне доступ, сам шагнул навстречу. Он оказался на груди. Ну да, раб должен видеть, всё, что ему предназначено: и кару, и награду. Я вырубил главное питание, и андроид застыл статуей.

Какое я при этом испытал облегчение, это же не сказать словами, но напряжение последних минут выжгло резерв, срочно требовалась еда, и я решил наплевать на брезгливость и отобедать всласть.

За дверью царила тишина, вероятно господа позвать успели только одного слугу, что ж, остальные подождут моего внимания. Срочно вытащил из-под кровати куколок и впился клыками в первую шею.

Не знаю уж, чего они намешали в кровь, добиваясь того, что считают совершенством, но глотать было противно, только голод помогал преодолеть естественное отвращение. Напился из обоих, чтобы запастись энергией, а потом нашёл и вколол каждому по изрядной порции снотворного.

Человек так и просидел всё представление в углу. Выглядел неважно, словно сам хлебал эту поганую во всех смыслах слова кровь, и его теперь тошнило. Тут мы оказались почти в равном положении, но это ждало. Я обыскал спальню, но ничего не нашёл, зато в гостиной пульт лежал на самом виду. Регулятор простейший, потому включил вещицу и дал слабый импульс. Октавиан вскрикнул, дёрнулся от боли — значит, я нашёл то, что требовалось.

— Сиди тихо! — велел ему. — Иначе накажу.

Он послушно отступил в уголок.

Меня переполняли силы, а несварение желудка я собирался стойко пережить, следовало быстренько разобраться с имуществом, в первую очередь с тем, которое способно чинить вред. Прочих слуг я нашёл быстро, для них здесь имелась специальная комната, и роботы стояли в нишах, то ли на подзарядке, то ли на хранении. Выключил всех, они даже не сопротивлялись, потом для верности удалил предохранители. Октавиан не ошибся, слуг я насчитал четверых, но на всякий случай обшарил все комнаты, в обстановку не вникал, сейчас важна была только безопасность, но краем глаза многое успел заметить, если и не осмыслить. Разберёмся.

Октавиан так и торчал у стенки, лицо трагически скуксилось, а ослушаться не посмел. Не по себе мне становилось от такой покорности, неужели и я мог в одночасье задаром растворить волю? Вампиры, конечно, крепче людей, да кто знает свои пределы? Грусть давила, даже и размышлять о такой скорбной судьбе не хотелось.

— С той стороны, куда тебе разрешали заглядывать, тоже нет выхода?

Он печально покачал головой.

— Нет, но я бы не рискнул бежать к другим людям, зная, что не владею собой и могу быть для них опасен.

Надо же как интересно, значит, смертные здесь ещё есть, и мой подопечный относится к ним не без нежности. Понимает, насколько ненадёжным бы оказался товарищем. Мне нравилась его откровенность. Простота, с которой он принял своё положение, однажды поможет вернуть потерянное. В опасные минуты иногда полезно спрятать глубоко все свои годные качества, даже хорошее воспитание, и выжидать момент.

— Я так понимаю, там есть женщины?

Сам не чувствовал так далеко и через спайки, но они были довольно прозрачные, и Тави мог разглядеть немало, чем, похоже и воспользовался, судя по смущённому румянцу на щеках.

Вдыхая сквозь тонкую кожу сладкий запах его крови, я размышлял о своём. У меня давно не было птенца, и желание обратить кого-то возникало всё чаще. Милый юноша вполне годился на эту роль, но, во-первых, еда сейчас была дефицитом, и превращать часть её в нахлебника не тянуло совершенно, во-вторых, беспокоили металлические ленты под кожей. Я и представить не мог, как эта амуниция поведёт себя в момент инициации. Когда вампиров в мире бродило больше, мы частенько сталкивались друг с другом и болтали о разных вещах. Я знал, что у людей в момент обращения пропадают татуировки, выходят из тела застрявшие осколки и пули. Так же мне было известно, что происходит такое не всякий раз.

Не стоило сейчас связываться с птенцом, но и оставаясь человеком он находился под моим покровительством, поскольку я пил его кровь и предъявлял на него права.

— Идём, глянем, — предложил я.

Он заколебался, я видел это, хоть и длилось замешательство мгновение, потом покосился на пульт, который я ненавязчиво держал в пальцах и покорно поднялся. Шёл так медленно, что приходилось подталкивать в спину, но показал мне покои учёной бабульки и пустой сад наверху. Там, скорее всего, и появлялась особа, вызвавшая трепет его сердца, судя по торопливому пульсу и участившемуся дыханию, но сейчас никого не было видно. Октавиан, кажется, испытал облегчение. Опасался соперничества на любовном поле или моего стремления кушать всех подряд? Забавно всё это, но разберёмся со временем.

— Здесь всегда было темно, — вяло объяснил он мне, увлекая в другой конец изуродованного пайкой коридора, — но, когда я проходил здесь последний раз, мне почудилось вдали какое-то движение.

В настоящий момент ничего не шевелилось в глубине застенного пространства, но не верить Тави у меня оснований не было. Что ждёт там и стремится ли оно оказаться тут? Новая еда на подходе или очередной клубок неприятностей? Ладно, Октавиану пора подкрепиться, голод его я слышу не только сенсорами, но и ушами, а мне немного привести себя в порядок и избавиться от балахона смертника, которым одарили охотники. Надеюсь, там за стеной не они.

— Давай договоримся! Раз мы оказались вместе в сложной переделке, будем и дальше сотрудничать. Я мог выпить тебя до дна и выбросить в утилизатор бытовых отходов, но не сделал этого и не сделаю. Кровь брать буду, мне без этого никак, но постараюсь оставить тебе достаточно и защитить от всего, что нам предстоит. Ну а ты просто веди себя благоразумно. Договорились?

Он неуверенно кивнул в ответ и тогда я сделал первый жест добрых намерений — вложил в дрогнувшую ладонь беленький пульт от его ошейника.

Глава 3

Этот предмет, внушавший такой ужас, лежал у меня на ладони, и первым порывом было сломать его, растоптать в пыль, стереть из памяти и из бытия, но Аурелиус отрицательно покачал головой.

— Я выключил питание, пока он тебе ничем не грозит, а вот сберечь нужно: есть шанс, что придумаем способ избавить тебя от украшений под кожей, но для этого пульт должен оставаться целым, иначе нам неоткуда будет снять надлежащие частоты.

Я послушно кивнул, хотя его речь не сразу дошла до сознания, странно было слышать современные слова на хорошем всеобщем языке, не совмещались они с обликом бывшего узника и его первобытным узилищем, а ведь я видел, как он справился со слугой: привлёк на помощь знания, а не дикарскую дубину. Страшно было, но вдруг я и, правда, наврежу себе больше, если уничтожу пульт, чем если сохраню в неприкосновенности?

Как не допустить ошибку, принимая решение? Я успел привыкнуть, что за меня думают другие.

— Хорошо, — сказал я и спрятал пульт во внутренний карман куртки.

Привычка к покорности сработала или голос благоразумия? Я просто не знал. События начали развиваться неожиданно, и я ощущал такой сильный страх, что соображал с трудом. Виски ломило болью, от спазмов в животе хотелось согнуться и так затихнуть, язык едва ворочался в сухом рту. Знакомое состояние неуверенности.

— Вот и отлично! — сказал Аурелиус. — А теперь пойди, поешь. Знаешь, где запасы пищи или паёк тебе выдавали слуги?

Я кивнул, и он как-то сообразил, что правильно второе, а не первое, потому что повёл меня на холодный склад, да ещё вручил связку ключей-карт.

— Будешь заведовать едой. Каждый разбирается со своей пищей!

От души похохотав, он оставил меня одного в этом царстве изобилия. Поначалу просто тошнило от взгляда на банки, коробки вакуумные упаковки, но потом неожиданно проснулся зверский аппетит. Я схватил первое попавшееся готовое блюдо и принялся есть, давясь от жадности. Почти сразу неумеренность отозвалась новой болью в желудке, пришлось притормозить и разогреть пищу.

Я ещё не до конца пришёл в себя, меня трясло, и лоб иногда покрывала испарина пережитого ужаса, но еда по мере того, как я набивал ей живот, успокаивала. Меньше тряслись руки, кишки перестали липнуть к позвоночнику, сердце уже просто билось, а не стучало как сумасшедшее. Закончив с едой и тщательно прибравшись, я попытался заново осмыслить произошедшее, точнее разобраться в том, что случилось на моих глазах.

Почему-то не избавление от гнёта хозяев, а то, что узник оказался вампиром, пугало меня более всего. Я читал о них в книжках, часто мечтал стать таким же стремительным и неуязвимым, но никогда не верил, что они существуют в действительности. В эпоху порталов и космических полётов герои древних легенд казались чудом. А уж стремительное превращение средневекового узника в моего современника, сведущего во многих недоступных мне вещах, просто поражало воображение. Пожалуй, не пей он мою кровь, крепко обхватив руками и словно пытаясь впитать тепло прямо кожей, я не поверил бы в его суть. Отрицать бы не решился, сочтя хозяйской причудой, но в глубине души сохранил скептическое мнение.

Теперь он стал моим господином, и чем грозят новые узы, я пока не знал. Пульт от ленточек вернул, но я уже убедился, что ему не потребуются ни слуги, ни пытки, чтобы привести кого-то к повиновению — одной физической силы будет достаточно. Этот хрупкий мальчик, ниже на полголовы одолеет меня без труда. Что ж, значит, книжки не врали, и вампиры действительно наделены немалым совершенством.

Уйдя в размышления, я не услышал шагов и облился ледяным потом, не узнав нового хозяина в одежде старого. Оба были примерно одинаково сложены, так что яркие тряпочки сидели как надо, а то что на голове не короткие кудряшки, а гладко зачёсанные и туго заплетённые волосы я различил не сразу.

— Ох, извини, — сказал Аурелиус. — Следовало предупредить тебя, что за неимением собственного я воспользуюсь гардеробом одной из куколок. Здорово испугался? Теперь представь, что было бы, надень я платье его сестрички?

Он довольно рассмеялся, а я не мог не признать, что барышню увидеть было бы куда страшнее.

— Зато теперь ты лучше понимаешь, что с тобой произошло, и как ты к этому относишься.

Его заявление звучало понятно. Я возрадовался, увидев вампира и не только потому, что в случае обратного переворота мне грозило жестокое наказание. Со мной давно никто не разговаривал как с человеком, не называл по имени. Профессор Верховенец не в счёт, она ведь была там, в другой вселенной, иногда я вообще думал, что она не настоящая, а мираж, как и девушка в верхнем саду.

— Идём отсюда, здесь пахнет человеческой едой, а для меня это трудновыносимо.

Я послушно поднялся и потопал следом. К счастью Аурелиус привёл в небольшую комнату, где я раньше никогда не был, здесь я почувствовал себя довольно комфортно — мало что напоминало о недавнем прошлом.

— Пора решить, что мы предпримем дальше, — сказал он, устроившись в глубоком кресле. — Варианта два: занять оборону в этом секторе, или пытаться искать выход в другие.

Я не хотел, чтобы вампир попал в пространство занимаемое дамой профессором и тем более девушкой, гулявшей в саду. Он ведь наверняка и этих людей планировал превратить в пищу. С другой стороны, и здесь, являясь чуть ли не единственным кормом этого существа, я имел мало шансов на выживание.

Он глядел выжидательно, словно действительно предполагал услышать моё мнение, а я ведь и, правда, прикидывал варианты, хотя ещё недавно думал, что отучился это делать. Аурелиус всё смотрел, добивался чего-то. Глаза блестели, яркие, зоркие, я никак не мог совместить этот новый образ с несчастным юношей узником. Преобразился вампир, обретя свободу и тёплую кровь.

— У меня есть шансы выжить? — спросил прямо и тут же испугался ответной откровенности. Страх пропитал насквозь и трудно было представить вещь, которая не заставит меня бояться.

— Если мы останемся здесь? Конечно. Троих мне достаточно для прокорма, человеческой еды тоже изрядный запас.

Я ощутил, что дышать стало легче, хотя не знал, говорят мне правду или лгут. Новое сомнение пришло в голову, и я выразил его вслух прежде, чем успел придержать язык:

— Для тебя важно моё мнение?

— Безусловно! — ответил он. — Я старший в группе и слушаться меня надлежит во всём, но ты мог перемещаться относительно свободно и многое приметить. Устраивает подобный договор между нами?

— Да!

А что ещё я мог ответить? Я стал чуть свободнее, но превратился в пищу. Велико ли в итоге достижение? Трудно сказать, учитывая, что все мы пленники донжона и дальнейшая наша судьба незавидна.

— Вот и отлично. Если придёт в голову светлая идея — предлагай не стесняйся, я же пойду и определю наших бывших хозяев на то место, которое они заслуживают.

Он ушёл, а я остался и долго сидел без движения, словно проверяя на прочность новый поводок. Он не натягивался, поэтому я рискнул встать и выйти из комнаты. Пульт надежно скрывался в кармане, но я не чувствовал себя в безопасности, потому зашёл в самый дальний конец галереи и спрятал белую коробочку в надёжном месте, пол здесь так сильно искорёжило, что можно было скрыть без труда и предмет большего размера.

Убедившись, что снаружи ничего не заметно, я с надеждой поднял взгляд и увидел девушку. Она расхаживала по своему райскому саду, словно погружённая в раздумья. Легкий ветерок колыхал чудесные золотисто-каштановые волосы, лицо выглядело грустным, плотные одежды скрывали фигуру, но каждое движение выдавало порывистость и грацию. Я не знаю, как сказать, не умею.

Прежде я пробовал как-то подать знак, докричаться до того мира, но потом сообразил, что не виден и не слышен оттуда и попытки прекратил, боялся, что, узнав о существовании других людей, хозяева доберутся и туда. Почему я полагал, что им ничего не известно? Трудно судить, я никогда не видел их здесь, да и слуг тоже.

Я долго смотрел на недосягаемую женщину, потом спохватился, что Аурелиус может застать меня за этим занятием и пошёл обратно. В блоке учёной дамы было темно, каждый старался соблюдать какой-то порядок и делать вид, что ночь и день существуют здесь так же, как дома. В секторе, где я в прошлый раз видел мелькнувший свет, тоже царил мрак, я попробовал подождать, добросовестно вглядываясь в пространство за стеной, но отражение отвлекало и смущало. Я не хотел видеть себя в зеркале. Совсем уже собрался уйти, как в темноте завозилось что-то, а потом у самого пластика, словно рыбина в аквариуме мелькнуло вначале неясно, потом проступило почти отчётливо лицо с вытаращенными глазищами. Чёрные значки уставились на меня и от вида белых искорок в них волосы зашевелились на голове.

Меня пробил особенный не похожий на прежние страх, ужас перед неведомым и потому пугающим, оцепенение перед кошмарным и в силу этого гибельным пришельцем. Ноги словно вросли в пол, и когда я всё же смог попятиться, почувствовал такое облегчение, словно уже во всю прыть обратился в бегство.

Жуткая рожа исчезла почти так же быстро как появилась, и я, не задерживаясь более, пошёл на дрожащих ещё ногах прочь, отчётливо ощущая, собственную беззащитность перед тем, что таилось во мраке. Когда Аурелиус вывернул из-за поворота, я едва не закричал.

— Эй! — он схватил меня за локти, быстро приподнял и поставил на место. — Что случилось, Тави? Ты не в себе, а сердце колотится так, что того гляди сломается, как перегретый механизм! Не лишай одинокого вампира товарища и десерта!

Его гимнастическое упражнение привело меня в чувство быстрее слов. Я ведь тяжелее раза в полтора, а он воздел как пёрышко. Невероятно сильный, и это успокоило. Я как-то сразу сообразил то, о чём следовало подумать раньше. Если для прежних хозяев я был забавой, игрушкой, развлечением, которым всегда можно пренебречь, а то и совсем выкинуть за ненадобностью, то для Аурелиуса существом полезным, способным его кормить, а значит, он постарается обеспечить мою безопасность, хотя бы ради этого.

— Там чёрт! — выдавил я и взмахом руки указал направление.

— А они бывают?

Я и растерялся от такого взгляда на предмет, но и немного пришёл в себя.

— А вампиры?

— Аргумент! — признал он. — Пошли, посмотрим!

За стеной опять царила тьма, непроницаемая для моего взгляда, но Аурелиус, как будто, испытывал меньше затруднений. Глаза его сосредоточенно щурились.

— Нет, — сказал он с сожалением через минуту, — пластик слишком толстый, неясность почти полная, но и выход есть. Идём, расскажу.

Заговорил он, лишь когда мы вернулись в жилой блок и зашли в комнату, которую я назвал бы кабинетом. Здесь я тоже раньше не был. Целую стену занимали экраны разного размера, а внизу тянулся пульт.

— Посмотрим записи с камер, — объяснил Аурелиус.

— Там есть камеры? — спросил я тупо. — Я не видел.

Рушилась последняя иллюзия.

— Да, полагаю, они хорошо замаскированы. Октавиан, ты, правда, верил, что тебе разрешают вот так безнадзорно бродить по этажу?

— А зачем за мной следить? Я же ничего почти не делал и сбежать не пытался.

Казалось, вся кожа горит не то от стыда, не то от ужаса, я ощущал то и другое и уже знал ответ, но Аурелиус потрудился высказать своё мнение словами, а не только пристальным взглядом.

— Ты ведь присматривался к хозяевам не один день, не мог не понять, что мучительство их главное, а здесь так, вероятно, и единственное наслаждение! Не могли они просто взять и оставить тебя в покое. Дали погулять, чтобы зарастил раны, почувствовал относительную стабильность своего положения, а потом нашли бы способ вынуть из тебя душу, используя для этого всё, что подсмотрели. Эй, ты совсем позеленел, выпей-ка воды!

— Не надо, тошнить начнёт.

— И то верно. Садись в кресло, расслабься, сейчас посмотрим на твоего чёрта, а ненужные записи можем и стереть. Теперь всё в наших руках.

Меня опять начало трясти, дурнота подступила к горлу.

— Аурелиус, а ты хорошо их запер? Они не вырвутся? Слуги не смогу прийти к ним на помощь?

— Пусть попробуют! Достали проклятые куколки и пощады им не будет. Я даже охотников вспоминал не без теплоты душевной после этих уродов.

— Каких охотников?

— Неважно. Смотри на экран.

Я повернулся к рабочей стене и увидел знакомую галерею. Аурелиус управлялся за пультом без малейших затруднений, и опять пришла на память мрачная его камера и уродливый балахон. Как так получилось? Что за мир, где совмещаются такие несопоставимые вещи? Кадр прыгал, мелькал, а потом изображение прояснилось, и я увидел себя натурального, и смутного в пластике, и неясную морду там, в тёмном секторе.

— Смотри и, правда, похож на нечистого. Рога только мелковаты, да и лицо не злое если разобраться. Грустный он скорее.

— Может, от голода? — рискнул я предположить.

Мне нравилось разговаривать обмениваться репликами, а не просто слушать, как это, оказывается, здорово!

— Интересная мысль. Одному из нас он точно пищевой конкурент: с такими клыками на лужайке не пасутся, да и лужаек у нас нет.

— Он ведь сюда не доберётся?

Аурелиус не ответил, он вглядывался в изображение, и глаза то горели ярко, то почти гасли, как будто подсвечивали ход мыслей.

— Нет, — сказал он с сожалением. — Никогда ничего подобного не видел, но это живое существо, не искусственное.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что это моя специальность. Я — робототехник.

Признаться, эти простые слова ошеломили больше, чем клыки и выпитая из моих жил кровь. Я не мог себе представить, что вампир может как все люди работать, да ещё иметь профессию. Странно было, но интересно.

— Так вот почему ты так быстро разобрался со слугами?

— Кроме всего прочего я ещё и наделён острыми чувствами, это тоже помогает. Вот будет спокойное свободное время, займусь инвентарём подробнее, чтобы пользу приносил нам, а не жестоким куколкам.

Меня пугала сама возможность оживления надёжно отключенных андроидов, ведь при малейшей ошибке хозяева вновь начали бы распоряжаться, и тогда слуги справились бы с нами. Вампир силён, но эти механические твари наверняка сильнее. Вслух возразить я боялся, но сомнения никуда не делись и я подумал, что лучше бы свободное время не наступало подольше.

Едва сформировалась мысль, как словно отзываясь на неё, издали с галереи донёсся гулкий грохот, словно что-то тяжёлое врезалось в стену.

Глава 4

Ну вот и ломится к нам кто-то. Судя по звуку, удар пришёл из сектора с рогатым обитателей. Октавиан ему таким соблазнительным показался, что готов стену лбом пробить? Человек — мой трофей, за здорово живёшь не отдам, хотя этот монстр раза в три тяжелее будет и на полторы головы выше. Попробуй с таким — пободайся. Задачка.

— Идём, посмотрим, что он там развоевался.

Бледноват мой соратник, я, что ли крови много выпил? Жаль, если драка предстоит, то сгорит энергия без следа и придётся опять из кого-то новую сосать. Можно противника отведать, но сначала победить надо, а учитывая разницу в размерах не так это и просто.

Октавиан хоть и перепугался, но послушно пошёл за мной следом. Ударов больше слышно не было, только шорох, словно когтями по стеклу скребли — неприятный звук и наводящий на размышление.

Он никуда не делся, возился там, скоблил чем-то пластик в углу, как будто хотел процарапать дорогу в наш сектор. Я мельком оглядел стену и убедился, что она выдержала атаку, быть может, поэтому наш противник сменил тактику.

— Эй! — окликнул я негромко.

Слух у него оказался отменный, массивная голова тотчас повернулась на голос. Тёмные с искрами глаза уставились на меня. Я продолжал наступать:

— Что ты вламываешься в чужое пространство?

Он ещё не проник к нам, но я решил прибегнуть к превентивным обвинениям. Наглость выручит там, где спасует всё остальное. Рот нашего соседа приоткрылся, демонстрируя внушительный частокол зубов, клыки были изрядные — куда там моим. Я, конечно, сделал вид, что ничуть не устрашён: стенка ведь выглядела достаточно крепкой.

— У меня мало места, — угрюмо ответил он.

Судя по местоимению, он там один. Уже окрыляет.

— У нас тоже. Такому здоровяку как ты будет тесно.

Он действительно походил на демона из фильма ужасов, только не на такого, который неистовствует в кадре, уничтожая окружающую среду, а на актёра, поджидающего в сторонке своего выхода. Не знал он толком, как оскалиться и голову наклонить, чтобы принять по-настоящему угрожающий вид. Не хватало ему советов вдумчивого режиссёра. Просто я сам хищник и приёмы знаю, а этот неизвестный, несмотря на красно-фиолетовую рожу, клыки, рост, разворот плеч и объём мускулов, всем этим добром распоряжаться не научился. Молод и неопытен или растерялся, попав в непривычные обстоятельства? Есть о чём подумать.

— Мне нужна еда!

— Так всем нужна, — ответил я. — Тебя как звать, красавец?

— Граш, — сказал он.

— Меня Аурелиус, можно Рель. Вот и познакомились, и давай останемся добрыми соседями. Прежде тебя ведь вполне устраивал твой кусок донжона.

Он ухмыльнулся снисходительно и высокомерно.

— Прежде я был в другом!

Я вопросительно посмотрел на Октавиана, и тот смутился, словно его уличили в постыдном.

— Я никого раньше не видел в том помещении! — торопливо произнёс он. Волна его страха дошла до моих ноздрей, и я с удовольствием втянул приятный запах. — Там всегда было темно!

— Да я верю.

А не хотелось. Если этот монстр пробил одну стену, рано или поздно расправится с другой. Заняться ему особенно нечем, времени здесь избыток, а желания в достатке. Голод всегда серьёзный повод к действию, а теперь и опыт проникновения накоплен изрядный. Граш уже не обращал на нас внимания, возился в углу, где особенно сильно перемешало вещество на границах, царапал. Ничего с этим поделать мы пока не могли, поэтому я кивнул Октавиану на выход. Он послушно пошёл за мной.

— Посмотрим, что у нас с другой стороны. Если этот неучтивый демон сумел пробиться сквозь спайки, то возможно, и мы одолеем стену.

— А зачем? — робко спросил человек.

По лицу было видно, что не понимает он крайней необходимости пускаться в такие разведки. В крепость стены верил или в мою удаль — кто его там разберёт, но момент серьёзно не оценивал. Разочаровывать я бедолагу не стал: вампиру тоже приятно, когда его считают могучим.

— Мы же не собираемся торчать здесь до скончания века! — сказал я рассудительно. — Надо искать дороги домой. Не конкретно в ту же кутузку, из которой забрали, а поближе к родным осинам.

Сказал и даже передёрнуло меня: надо же такое ляпнуть, окажись здесь кто из наших — прибили бы. О некоторых вещах и в шутку говорить нельзя. Паренёк, впрочем, ничего не заметил, спросил с наивной дрожью в голосе:

— А можно? Выбраться отсюда? Вот разве что нас найдут соответствующие службы, но тогда лучше оставаться на месте.

Логично он, конечно, рассуждал — для человека, но доблестные спасатели могут неоднозначно отнестись к вампиру, завладевшему людьми с целью пропитания. Я не собирался ждать ни эвакуаторов, ни демона Граша с его отработанной методикой проникновения. Вампир должен сам о себе заботиться. Мы просто такие.

С одной стороны нашего сектора существует коридор, который Октавиан называет галереей, с двух других — глухие стены. Вещество там сбито в монолит, словно катастрофа, или что нас постигло, смяла в кучу обрывки мира, поставила непреодолимое препятствие. Здесь надежды нет, а вот последняя поверхность соприкосновения интересна, в ней стоит поискать выход.

Волнистая стена идёт косо и криво, но за ней живёт перламутровый туман, способный подарить надежду. Я попытался заглянуть туда тем особенным способом, которым владеют вампиры, но ничего отчётливого пока нащупать не смог. Тем не менее, инстинкт велел двигаться в ту сторону. Следовало пытаться, раз за разом искать пути. Сидя на месте, пустишь корни, а не придёшь к цели.

Я простукал и прощупал все углы и впадины, наметил несколько перспективных направлений. Пожалуй, имело смысл рискнуть и оживить роботов, хотя бы одного. Моим лбом эти стены не пробить, а Граша просить прободать рогами как-то неудобно, фактически, мы только познакомились.

Октавиан уныло бродил следом, забеспокоился, когда я пошёл в спальню андроидов и принялся разбираться с незнакомой схемой, но плевал я на человеческие эмоции. Я тут главный — и точка!

Хозяева сами занимались ремонтом или заставляли роботов чинить друг друга, значения не имело, главное, что арсенал был в наличии, и я зарылся в документацию, выискивая телепатические узлы. Нашёл. Никакая это была не передача мыслей по воздух из одной головы в другую, а самая обычная связь. У куколок наверняка имелись передатчики, вмонтированные для надёжности в кость. Сносить им черепа ради того, чтобы убедиться в своей правоте, я не считал нужным, просто убрал соответствующую функцию у андроида.

На нашей планете роботы проще, но вампиры легко обучаются, потому я довольно быстро въехал в систему. Слугу включил, с опаской, держа инструменты наготове, но с ликвидированным невербальным каналом он отлично слушался голосовых команд. То, что нужно. С галереи не доносилось ни звука, как видно, сосед решил отдохнуть. Я знал, что и сам скоро свалюсь и уже подумывал о том, куда. Признаться, невольное и довольно плотное забытье, которое накрывает нас время от времени, не могло не пугать, я опасался всего сразу.

Для начала следовало найти укрытие, затем пристроить куда-то Октавиана на то время пока я не смогу его защищать, позаботиться, чтобы никто кроме меня не смог воспользоваться роботами. И прежде забот хватало, а теперь ещё нарисовался это демон с клыками больше моих и дурным характером.

— Тави, найдёшь место, где тебя не сразу найдут?

— Ты уходишь? Бросаешь меня? — испугался он.

— Мне нужно поспать.

Он немного успокоился, а потом выдал идею, заставившую меня поверить, что общение с куколками и их методом воспитания не совсем отшибло бедняге мозги.

— Я могу укрыться в продовольственном складе. Запах человеческой еды перекроет мой.

Октавиан наблюдал, как я морщусь от известных ароматов, оценил клыки того, другого и сделал здравые заключения — решительно молодец. Скорее всего, попал он пальцем в небо со своими выводами, но к самому логическому построению не придерёшься, прямо хоть гордись педагогическим талантом. Быть может, и вырастет из малыша Тави нормальный человек, если я прежде не допью. То есть, если вы думаете, что я сейчас что-то некрасивое сказал, то напрасно. Я не притворялся святым и впредь не намерен. Я не злой, но и не добрый, я — расчетливый. Или миритесь с этим или — вселенная большая. Вперёд!

— Отлично, тогда иди и распорядись собой по собственному усмотрению, мне сейчас некогда.

По лицу видно было, что успел отвыкнуть от инициативы, быстро это происходит, но кивнул податливо и потопал прочь и не затаился нигде, чтобы подслушать или подсмотреть, что я дальше делать буду. Вот и хорошо. Я велел оживлённому роботу смирно ждать дальнейших указаний, нашёл на складе запчастей и прочего железа уютный гроб, точнее ящик с отработавшими своё деталями и забрался внутрь.

Какое сладкое ощущение — вытянуться пусть на остро пахнущем пластике твёрдом почти как железо, но свободным и сытым. Да впереди ждали те ещё заботы, но я уже много достиг и готовился дальше пробивать себе путь на волю, в большой мир. Я не собирался остаток вечности коротать в этой норе.

Заснул не сразу, несколько минут ещё прислушивался до звона в голове ко всему, что происходило снаружи, тревоги не отпускали, будоража, мешая отключиться, но вампир крайне редко может позволить себе полностью расслабиться и отбросить все опасения, я вскоре задремал.

Забавно, но я видел сны. Пока лежал в цепях в каземате, просто проваливался в спасительную черноту и ничего, а теперь перед внутренним взором в странном дёрганом ритме проходили все, кого довелось узнать в донжоне, а прошлое словно отрезало гигантским ножом. Проснулся я в смятённых чувствах, мучило ощущение невосполнимой утраты, страх, что никогда не смогу вернуться домой, в привычные условия существования.

Признаться, я удивился, никогда не предполагал в себе сентиментальности. Тосковать по оставленному миру? Что за чепуха? Во вселенной множество планет, и почти каждая способна предоставить приют. Куколки со своими извращениями давно не земные люди, но в пищу годятся по-прежнему, что-то подсказывало что и кровь демона не вызовет несварения желудка.

Тратить время на досужие рассуждения я себе позволить не мог, мигом выбрался из ящика и отправился обходить дозором свои владения. Стены стояли на местах, куколки проснулись и наполняли темницы злобными воплями, слуга на них никак не реагировал, торчал мирно там, где я его оставил. Видимый порядок успокоил растревоженные нервы.

Октавиан заснул в дальней кладовой и выглядел таким умиротворённым, что я не стал его будить, решил пока он отдыхает заняться наведением порядка в своих закромах. Я не из тех, кому вопли жертв услаждают слух, люблю порядок и покой, потому обошёл пленников, позавтракал и сделал внушение. Никто не бывает так раболепно послушен как побеждённые садисты. К собственным телесным страданиям мучители относятся не в пример трепетно. Душа поёт глядеть, как преображаются они, сменив статус, хотя вскоре  просыпается нечто более естественное в данных обстоятельствах — брезгливость. Я решил, что девку убью первой. Она попыталась меня соблазнить, представляете?

Воцарившаяся в секторе тишина умиротворяла, но расслабляться никак не следовало, поэтому я прихватил робота и отправился к стене нашей надежды, выражаясь высокопарным языком. Некоторые функции слуг были отключены господами за ненадобностью, но нужные запчасти имелись, и я вооружил механическую руку высокоскоростной дрелью. Соваться за стену, где не пойми что происходит не следовало без предварительной разведки.

Инструмент легко вошёл в пластик, посыпался противный порошок, почти сразу заскрипев на зубах. Тонкое пение сверла сменилось глухим, но звук не стихал — стена оказалась толще, чем я предполагал. Хорошо это или плохо и предстояло узнать вскоре.

Я уже опасался, что придётся идти за сменной насадкой, когда инструмент остановился с характерным щелчком и пошёл обратно. В стене теперь была сквозная дыра, сантиметрового примерно диаметра. Воздух не устремился в неё со свистом, так что вакуум снаружи не грозил, перепад давлений оказался минимальным. Никто и не заметил бы его без вампира или точных приборов. Я осторожно приблизился к отверстию.

Тянуло оттуда, и поначалу я не различал ничего, кроме истошной вони, оставленной пластиковой пылью, потом в нос и сознание начали робко проникать внешние ароматы. Я вдыхал их, пытаясь подставить под запах картинку, но ничего не возникало в тренированном сознании. Совершенно незнакомая оказалась среда.

Я отстранился и посмотрел на робота — не в поисках сочувствия, ради продолжения эксперимента. Слуга послушно ввёл в отверстие зонд с камерой и простеньким анализатором. Развернулся виртуальный экран, и моим глазам предстал наружный мир. Выглядел он примерно так же, как и благоухал: девственная природа, пережившая масштабную катастрофу. Казалось, наш донжон подобно гигантскому плугу вспахал изрядный кусок тропического леса, нагромоздив вокруг пласты вздыбленной земли, потревоженного камня, изломанных как спички деревьев. Странно всё выглядело, наводило на размышление, то есть внутри при такой катастрофе никто не смог бы уцелеть, всех раскатало бы в лепёшку, не только хрупких людей, но и более устойчивых к внешнему воздействию демонов и вампиров. Разве что время текло неодинаково там и здесь, по новым лично мне неизвестным законам, потому что границы секторов сплавило и покорёжило серьёзно, а в лаборатории куколок даже посуда уцелела.

Опять же набор наружных запахов был отчётливо аутентичен и богат, но я не смог идентифицировать планету. То есть отдельные ароматы узнавал, многие вещи в разных мирах одинаковы или очень похожи, но вот сочетания их, всё многообразие букета, ни о чём не говорило, а я ведь специально занимался этим вопросом.

У вампиров отменная память такого рода, и сейчас она молчала. Мы угодили на одну из тех планет, куда не добралось вездесущее человеческое любопытство, а значит, никто нас здесь не найдёт, даже если примется искать. Вот так.

Признаться, я был ошеломлён. При всей моей неприязни к докучливому человечеству, по крайней мере, с одной точки зрения я его любил, и перспектива навсегда оказаться отлучённым от привычного меню слегка напугала. Наружный мир пока не обещал достойной замены, а ведь я собирался пуститься в путешествие. Не столько в поисках новых земель, сколько в надежде уклониться от битвы с противником тяжелее меня вдвое, а то и втрое. Теперь следовало разобраться с ресурсами. Отдав демону куколок, я лишал себя пищи, а тащить следом за собой эту еду значило обставить путь слишком серьёзными хлопотами. Октавиану я не то чтобы доверял, но он был управляем, а садисты, напуганные до безобразия, могли выкинуть любой фокус. В цепях и камерах они устраивали меня намного больше, чем где бы то ни было ещё.

Пришла пора подумать, хотя присутствие рядом демона сокрушителя стен и тревожило, я не стремился пускаться в паническое бегство. Я хотел удобно устроиться в очередных обстоятельствах, как делал это всегда.

— Есть и другие стороны света, — сказал я роботу, а точнее самому себе. — Наружу мы ещё успеем, надлежит сначала разобраться внутри.

Я услышал пробуждение человека и решил сначала посмотреть, как он там, а потом заниматься продолжением изысканий. Сошлись на полпути. Октавиан, прихватив из кладовой еду, спешил отыскать меня. Я понял это по взгляду, из которого мигом исчезло напряжение, когда мы встретились. Можно минуту потешить себя иллюзией товарищества, пока отточенный за века употребления цинизм не напомнит о том, что для человека я сейчас, как это ни смешно, гарант безопасности. Я предоставляю услугу, получаю за это плату — меня устраивает. Любовь — химера, деловое партнёрство вещь куда более надёжная.

— Пойдём, я познакомлю тебя с пани Верховенец, — торопливо сказал Октавиан, только что за рукав не потянул.

Потенциальная еда — тема всегда интересная, я без возражений ступил на галерею. Стены целы, а демона не видно и не слышно: не иначе тоже спит, утомлённый бесчинствами. Если он выберет другое направление главного удара, я никоим образом возражать не буду.

Глава 5

Когда я увидел Аурелиуса, тревога утихла сама собой. Присутствует в нём неброская надёжность, от которой уютно на душе. Нет гарантии, что не свернёт шею как цыплёнку, когда насилие придёт в соответствие с его интересами, но есть уверенность, что сделает это без желания обидеть. Наверное, подобный взгляд на вещи может вызвать справедливые нарекания, но я слишком измучился, чтобы переживать по этому поводу. Вампир существует, и я ни секунды не сожалею о том, что помог ему освободиться.

Вот только демон из соседнего сектора. Он выглядит таким могучим, что уверенность Аурелиуса в собственной неуязвимости кажется мне немного самонадеянной. Я готов её поддержать, но пока не вижу оснований разделить.

Меня терзала боль, похожая на чувство вины, и я не знал, что с ней делать. Аурелиус тот, кому легко подчиниться, не заяви он права на меня, сам попросил бы покровительства. Будь я солдатом, наверное, такого командира пожелал бы в трудный час. Пока я спал, он успел что-то сделать, один из слуг следовал за ним по пятам. От мысли, что новый господин сумел полностью подчинить себе роботов, и в схватке они примут наше сторону, прибыло отваги даже в моём робком сердце.

Мучил, конечно, страх нового переворота. Если хозяева освободятся и смогут взять верх, мне лучше живым этого не видеть. Надо придумать надёжный способ покончить с собой. Или с ними? От одной мысли потеют ладони и слабыми становятся коленки, я не понимаю даже, чего так сильно боюсь.

Теперь, когда пульт выключен и надёжно спрятан в галерее (только бы у них не было запасного), я тоже не прочь покинуть сектор и добраться наконец до женщин, с одной из которых немного успел сдружиться, а другую видел только издалека, но очень хочу узнать ближе. Может быть, если познакомить Аурелиуса с дамой профессором, он найдёт способ перебраться к соседям? Они могли бы присоединиться к нам. Еды довольно, а вместе мы придумаем способ отделаться от демона.

Аурелиус охотно согласился на визит, хотя и был занят, а я лишь когда мы подошли к спайке, сообразил, что он ведь вампир, значит, примется пить кровь у всех людей, до которых сможет дотянуться. Зря я всё это затеял, хотя рано или поздно знакомство всё равно бы состоялось.

Пани Верховенец работала, я уже примерно знал её расписание, потому время выбрал правильно. Она охотно сняла старомодные очки, и взгляд от этого сделался пугающе проницательным, казалось, что оптическое приспособление требовалось ей не для зрения, а чтобы скрыть нажитую с годами мудрость. Мало, наверное, на свете людей, с которыми этой женщине интересно.

Аурелиус учтиво поклонился, но помалкивал, словно не зная, о чём можно говорить с человеком, когда в том нет непосредственной нужды. Вампир производил впечатление существа резкого и практичного, хотя иногда мне казалось, что не чужд добра, если не проверять такие вещи на достоверность. Я спросил о работе, и пани ответила, что продвинулась изрядно.

— Как у вас с ресурсами? — прямолинейно поинтересовался Аурелиус.

Не похоже было, что он впечатлился моей знакомой.

— Мало, — просто ответила пани Верховенец. — Стараюсь меньше есть. Очиститель воздуха пока работает, воды немного.

— Новый сосед не докучает?

В глазах пани появился ироничный огонь, губы скривились в слабой улыбке.

— Этот краснокожий юноша с большими зубами и рогами на голове? Он пытался пробить стену. Процарапать. Кажется, он её даже бодал. При его усердии и терпении следует надеяться, что в руки ему не попадётся подходящий инструмент.

— Он утверждает, что одну спайку уже пробил.

— Да? Вполне возможно. Прежде там было тихо. У меня мало времени, молодые люди, если вам больше нечего сказать, позвольте мне вернуться к моему труду.

Пани Верховенец резко кивнула и повернулась к рабочему столу. Аурелиус следил за ней без малейшего раздражения.

— Зачем она? — сказал он мне. — У неё нет своих запасов.

Мне приходилось почти бежать следом, когда он размашисто шагал прочь, а ведь это я заметно крупнее.

— Мы могли бы поделиться. Она очень умная, вдруг придумает, как выбраться отсюда?

Аурелиус резко остановился, так что я едва не налетел на него, посмотрел снизу вверх, я поспешно отступил, чтобы взгляд его был как бы сказать более горизонтальным. Меня смущал собственный рост, вернее превосходство в этом предмете, хотя Аурелиуса, судя по его поведению, ситуация не напрягала.

— Выбраться не проблема, — непонятно ответил вампир. — Вопрос — куда?

Он снова сорвался с места, небрежно щёлкнул пальцами, хотя робот и так следовал за ним как пришитый, да и я тоже. Наверное, нравился сам жест. Мы прошли весь сектор и оказались в той части, куда мне прежде ходить не дозволялось. Здесь оказалось не особенно и интересно, стена мутная и за ней ничего не видно, но Аурелиус, целеустремлённо шагая вдоль спаек, выбрал ничем не примечательное место.

— Давай дружок, делай дырку! — сказал он роботу, и тот послушно нацелил на пластик толстое сверло.

Кто же знал, что у них есть такое жуткое снаряжение. Я содрогнулся, представив на мгновение, какие ещё пытки могли быть использованы куколками в стремлении развлечься, просто я до них не дожил. Потом вздрогнул ещё раз, когда страшная штуковина, издавая неприятный визг, вонзилась в преграду.

— Отойди в сторонку, Тави, — сказал Аурелиус. — Кто знает, вдруг нас ненароком сплавило с фиолетовыми лягушками, которые дышат хлором.

— Они бывают?

— Космос велик, чего в нём только нет.

— А ты?

Он отмахивается:

— Мне не вредно!

Я послушно отступил в глубину коридора и оттуда наблюдал за работой. Визг сверла сменил тональность и тут робот извлёк его из отверстия и с достоинством сделал шаг назад и в сторону.

— Мог бы и анализатором попробовать, — проворчал вампир, но приказ не отдал, склонил голову, принюхиваясь.

Лицо его сосредоточенно хмурилось, лишь брови вздрагивали, да крылья носа. Не слишком ли близко я стал, если могу это рассмотреть?

— Нормально вроде и небезинтересно, — сказал Аурелиус, а потом заглянул в отверстие.

Быстрота, с которой он отшатнулся, разбудила во мне настроение почти паническое. Я не пустился в бегство только потому, что боялся решиться на любое действие, всё казалось неправильным, и я просто присел, словно все беды ходят исключительно поверху.

Аурелиус проворчал, мельком на меня оглянувшись:

— Тави, дружок, ну что ты дёргаешься как окончательно ненормальный? Дать тебе что ли по шее для эскалации храбрости и пробуждения здоровых инстинктов?

— Спасибо, не надо, — сказал в ответ, и оттого, что прозвучало это на редкость глупо, невольно улыбнулся. — Что там?

— Человек и у него есть пистолет. С одной стороны, это хорошо, потому что нам пригодилось бы оружие, с другой — не очень, потому что оно в меня целится.

Аурелиус засмеялся негромко, но как-то от души, совершенно по-людски, а потом вернулся к проделанному роботом отверстию и начал переговоры, держась немного сбоку, чтобы не поймать пулю, если она прилетит. Оценив выгодность этой позиции, я быстро подошёл и стал с другой стороны.

— Привет! — сказал Аурелиус. — Мы безобидные соседи, не надо в нас палить из огнестрельного оружия, просто хотим поговорить и выяснить, чем можем друг другу помочь.

Его баритон и так очень приятный на слух приобрёл особенные бархатные интонации. Странно, нет никакой нужды менять тембр, если разговариваешь с мужчиной, его ведь не впечатлят эти мурлыкающие оттенки. Неужели там за стеной женщина? Вдруг это прелестная девушка, которую я так часто видел? Сад далеко отсюда, но кто скажет, какого размера сектор оказался в её распоряжении?

Невыносимо захотелось заглянуть, проверить, действительно ли это она, увидеть близко, когда есть возможность полнее разглядеть милые черты. Я невольно шагнул ближе к отверстию, но Аурелиус тут же остановил взмахом руки.

— Это не твоя фея!

Я опешил и лишь потом сообразил спросить:

— Откуда ты знаешь? Ты ведь её никогда не видел!

— Давай спросим. Дорогая, мой приятель хочет знать, не гуляете ли вы в саду, кажется, он наблюдал неподалёку некую особу, и она произвела на него изрядное впечатление. Можно ему на вас посмотреть?

Я напряжённо прислушался: что прозвучит с той стороны — ответ или выстрел. Вампир улыбался. Его ноздри и брови подрагивали, словно связанные неведомым нервом.

— Отойдите, для начала я на вас погляжу! — донёсся неясный, скорее мальчишеский, чем девичий голос, и сомнения Аурелиуса стали и моими.

Не хитрость ли это, чтобы расстрелять нас, когда доверчиво подставимся под пули?

Вампир невозмутимо отступил от стены и занял позицию не прямо напротив отверстия, а немного сбоку, указал место, на которое стать мне. Теперь только я сообразил, что стрелять сквозь просверленную роботом дыру не слишком удобно и попасть удастся лишь в том случае, если мы сами поведём себя глупо.

— Ну и как мы смотримся? — спросил Аурелиус минуту спустя.

— Неплохо! — проворчали в ответ из-за стены. — Но это не повод вам доверять!

— Совершенно справедливое замечание! — сказал вампир. — Затруднение в том, что никто из нас не считает возможным положиться на всех остальных, потому и сидим здесь как в ловушке. Между тем лишь совместным усилием реально выбраться из того небытия, в который забросило наш донжон. По крайней мере, сделать это раньше, чем все мы здесь помрём кто от голода, кто от жажды, кто по другой веской причине.

— Нас найдут и спасут!

— Два месяца уже ищут, если вообще озаботились этим занятием — результата нет. Портал потерял нас настолько основательно, что рассчитывать мы можем лишь на себя.

За стеной размышляли. Тишина действовала на нервы. Как ни убеждай себя, что выстрел, точнее — попадание, невозможно, утешает это слабо. Я изнывал от желания рассмотреть девушку, несмотря ни на что надеялся увидеть ту, о которой мечтал. Демон мрачной тенью маячил на горизонте, и я не находил в себе достаточной отваги, чтобы всего лишь хладнокровно принимать эту угрозу к сведению, как делал куда более отважный вампир.

Я понимал, что Аурелиусу проще быть храбрым, потому что он сильное, могущественное существо, во многом превосходящее слабого человека вроде меня, и всё же стыд понемногу разъедал изнутри душу. Я ощущал себя никчёмным трусом рядом с отважным товарищем. Он вынес издевательства, а я нет, он, выбравшись из узилища, принялся бороться за общее благо, а я по-прежнему малодушно мыслил только о собственной шкуре, разве что, хотел ещё спасти женщин, которых немного узнал.

— Ладно, что вы предлагаете? — донеслось из-за стены.

— Робот способен проделать отверстие, так, чтобы некрупный человек мог в него пролезть.

Вампир не закончил фразу, но я уже сообразил, что он решил поставить ещё одну преграду на пути могучего демона, ведь там, где все мы протиснемся, рогатый застрянет — слишком он массивен.

— И что это даст мне?

— У нас есть еда и семя на случай, если донжон потерян для прочего мира навек и нам придётся самостоятельно населять эту планету.

— Да ты шутник! — сухо прозвучало из-за стены.

Показалось, первый пункт заставил девушку задуматься, тогда как второй в соблазн не ввёл, и я понимал причину. Самому хотелось не столько размножения, сколько любви и тепла, мягкой защиты от недружелюбия бытия, а ведь я мужчина, не мне вынашивать ребёнка, рискуя при этом жизнью.

Молчание длилось, но вампир признаков беспокойства не выказывал, стоял как скульптура, привыкшая, что ею любуются. Наверное, он знал, что делал, и действительно вскоре девушка сказала, словно нехотя и исключительно потому, что устала сопротивляться нашим капризным желаниям:

— Хорошо, объединим усилия. Вы производите впечатление нормальных ребят, но сразу предупреждаю, что о населении чего бы то ни было забудь раз и навсегда.

— Конечно! — легко согласился Аурелиус. — Отойди в сторонку, не знаю, чем будет действовать робот, но могут полететь в пространство брызги расплавленного пластика, опилки, ещё что-нибудь.

Вампир и сам последовал своему призыву — отступил по коридору и лишь потом дал команду. Я тоже поспешил попятиться, хотя ничего опасного как будто не происходило. Слуга подошёл к стене и принялся за дело. Инструмента в его руке я не видел, да и не стремился узнать, чем он там орудует, главное, что пластик без особого труда поддавался усилиям. До нас дошёл неприятный запах, и Аурелиус поморщился и чихнул.

Меня вдруг осенило, и я заговорил, уверенный, что по ту сторону нас не услышат и потому выражаться можно вполне свободно:

— Аурелиус, а что если на демона натравить этих роботов? У нас их четыре, неужели не справятся с одним, пусть даже большим, монстром?

— Нельзя, — ответил он терпеливо. — Это стандартные машины. Полностью я их, конечно, не тестировал, но даже первичный анализ показывает, что сакральные узлы в порядке. Понимаешь, не ты первый, кому в голову пришло заставить андроида убивать вместо себя, поэтому компании производители подписывают соглашение об ограничениях.

— Но демон не человек!

— Поверь, самый обычный человек, только слегка модифицированный.

— Вроде как ты?

Его моё предположение не рассердило, а рассмешило, кивнул в ответ:

— Примерно. И поскольку у него тоже есть клыки, мы и предположили, что капуста вряд ли придётся ему по вкусу.

Мне эти выводы показались не бесспорными, и я опять решился возразить:

— У меня тоже есть клыки, хоть они не слишком заметны, да и капусту я не люблю.

Аурелиус на этот раз поглядел внимательно, и я привычно испугался: почему опять лезу с настырной любознательностью? Надо молчать и не привлекать внимания, это самый надёжный способ выжить, когда все окружающие превосходят тебя отвагой и мощью. Вампир, впрочем, опять не рассердился, напротив, вполне доброжелательно улыбнулся:

— Этот вариант мы будем держать про запас.

Робот между тем, закончил работу, управился он быстро и приняв на себя немалый кусок пластика, толщина которого повергла меня в почтительный трепет, отступил в сторону.

Открылся узкий лаз. Начинался он примерно в полуметре от пола, как я понял, чтобы человеку удобнее было протискиваться. Края слегка дымились, но к запаху я уже привык. Страх же снова пробудился, очень уж походила на ловушку эта странная нора в стене донжона. Почему-то наша крепость казалась неприступной до тех пор, пока целы скорлупы секторов, а сейчас мы сами нарушили безопасность невольного приюта, сломав один из уже устоявшихся в новом положении законов.

Глава 6

Вот не люблю, когда события развиваются без моего контроля, хотя охотно уклоняюсь от участия. Я не какой-то там грозный вампир, который стремиться завоевать вселенную, не обуревают меня столь глупые и унылые идеи. Просто хочу мирно жить, регулярно питаться и занимать досуг приятными вещами. Судьба же сначала послала против меня помешанных на традициях охотников, потом не менее ненормальных, хотя и по другому поводу, куколок, демона для полного счастья и спутника, от которого мало толку. Не самый мой любимый букет событий. Теперь к нему добавился цветочек револьвера в дамской ручке, то есть сочетание куда более непредсказуемое и волнующее, чем скучная, предвиденная вооружённость мужчин.

А девчонка оказалась смела, я приятно удивился. Пока робот созерцал дело рук своих, а мы с Тави заторможено пялились на отверстие, она времени даром не теряла. Показалась в проёме и перебралась на нашу сторону так живо, что только вампир или андроид мог бы её остановить, но слуга не получал команду, а я не стремился чинить препятствия. Чем больше рядом людей, тем лучше. Я люблю людей: я от них кушаю.

Выпрямившись, гостья оглядела нас троих с вполне понятной и простительной насторожённостью. Пистолетик всё ещё согревал рукоятку в милой ладошке, но неагрессивно так, словно домашний любимец.

Девушка нравилась мне всё больше. Красивой я бы ей не назвал, но присутствовала в облике несомненная прелесть, которую обеспечивают здоровая кровь и врождённое обаяние. Невеликая ростом, но ладная, крепенькая, новая наша союзница больше всего напоминала юный свежий боровичок в сосняке. Кожа казалась бархатистой на ощупь как шляпка гриба, и глаза были лесного цвета: охристые, таинственные. Я рассматривал её с удовольствием, а Тави соорудил на физиономии уныние и глянул без особой приязни — не иначе надеялся узреть свою фею из сада, или нимфу, кто их там разберёт. Я спросил, всем видом демонстрируя дружелюбие и благодушие:

— Тебя как зовут, красавица?

— Изабелла! — вызывающе ответила гостья.

— А если по-честному?

— Инка. А тебя? Мог бы и первым представиться, мужик ты или не мужик?

Упрёк в тему, хотя я и не исключительно мужик, в том смысле, что вампир, а это уже немного другой сорт продукта на прилавке человечества, но учтивость никто не отменял. Манеры у меня действительно испортились за последние годы. Стоит ли, впрочем, поправлять их, когда события развиваются так странно?

— Аурелиус.

— А если по-правде?

— А не скажу! — заявил я мстительно. — Мой подопечный уже привык к этому имени, кто знает, как на него подействуют перемены? Можешь называть меня Рель. Этого юношу, который смотрит на тебя с кислым видом, зовут Октавиан.

— Да вы тут ребята не простые.

Насмешка была отмерена так скрупулёзно, что я не нашёл к чему придраться, а когда не знаешь, что делать, улыбайся, конечно, не показывая до поры до времени клыки. Я постарался. Не сказать, чтобы мои усилия произвели впечатление. Инна созерцала их без особого интереса, да и не так долго, как мне бы хотелось, а вот благообразная физиономия Тави буквально притягивала её взгляд. Это что же, я проиграл битву ещё до её начала? Впрочем, чего мне горевать? Это люди, то есть пища: оближись и на большее не рассчитывай.

— Тави, накорми Инну.

Лучший способ завоевать доверие. Не при людях будь сказано. Глядя в спину этим двоим, я с невольной тревогой подумал, как ненадёжно положение каждого из нас.

— Покарауль тут, — велел слуге, когда  они скрылись.

Сам не мог оставить в тылу такую неизвестность как чужой сектор, поэтому нырнул в отверстие и кинулся обыскивать открывшиеся помещения. То есть запах уже подсказал, что других людей там нет, засады не опасался, а вот что-то менее предвиденное вполне могло объявиться.

Я ошибся. Несколько крохотных комнаток поражали воображение пустотой откровенной нищеты. Пищи тут не было вообще, обыскивая шкафчики, я только головой качал, поражаясь Инкиной выдержке: она и голодная сумела сохранить лицо, не подала виду, что положение её отчаянное. А ведь я почти поверил, что на союз с нами согласилась, снисходя к нашей мужской бестолковости, да и за Тави пошла охотно, поскольку приглянулся парень, а не потому что подвело живот.

Любопытно. Впрочем, не очень. Пойду-ка и я перекушу, пока всё тихо. Слуга смирно застыл возле отверстия, там я его и оставил, а сам отправился в закрома.

Куколки, надо сказать вели себя очень по-разному. Парень почти сразу потёк и стлался передо мной так усердно, как добивался того же самого от других, девка, напротив, озлобилась до полной потери адекватности. К ней я и направился. Если придётся осушать кого-то до дна, то она первая кандидатура на выбывание: сумасшедшие опасны. В нормальных условиях вампиры не пьют такую кровь, но мне выбирать не приходилось, вся надежда была на крепкий иммунитет.

Она пыталась подкараулить. Притворилась спящей, но так неумело. Я и торопливый стук сердца слышал, и видел, как нетерпеливо подрагивают пальцы. Рассчитывала задавить меня цепями, а там не знаю уж на что надеялась. Ключи от замков я при себе не держу. Не стал играть в злые игры, не великий я любитель мучить жертвы, не этим садистам чета, потому просто навалился на строптивку и присосался к вене.

Девочка верещала, грозила карами небесными и своими тоже. Последними с особым усердием. Я не сомневался, что переменись ситуация в обратную сторону, участь моя будет страшна. Истязать примутся с таким усердием, что прежние пытки покажутся забавой. Куколку следовало прочно посадить на цепь, жалости я не испытывал. Выпил так много, что наконец-то её накрыли слабость и страх, она уже не ругалась — скулила. Ничего страшного, еды и воды я оставляю достаточно, отхожее место под носом. Подушек мягких нет, так ведь и мне не давали.

Закусываю я гораздо быстрее, чем медлительные люди. Они ещё скребли ложками тарелки, когда я проскользнул в кладовую и захватил порции для своего корма. Девка ответила на заботу злобным взглядом, парень сначала попытался испуганно уползти, но кинулся к своему пайку, едва я повернул к двери. Ел он неопрятно и жадно. Подумать ещё кто тут сумасшедший.

Убедившись, что в тылу позиции царит относительный порядок, я отправился на галерею. Здесь тоже не ощущалось перемен. В тёмном секторе было всё так же пусто на вид, я старательно прислушался, но признаков движения не уловил. Мысль о том, что демон там сдох, меня, конечно, посещала, но слишком она была хороша, чтобы оказаться правдой, поэтому я предположил, что он просто копит силы для решающего удара лбом в стену. Соображение о том, что треснет раньше: перегородка или череп — тоже иногда бродили вольно в голове, но к ним я и совсем не прислушивался. Зло всегда сильней добра, вот взять хотя бы нас, вампиров.

Бабулька так углубилась в свою работу, что я не стал мешать, проскользнул бесшумно мимо и долго глядел в сад наверху, но прекрасная незнакомка моего походного пайка, то есть, прошу прощения, друга и товарища по злоключениям, так и не вышла погулять. Меня эта барышня не волновала. Присутствие её было скорее нежелательным, чем наоборот, поскольку Тави вполне мог возражать против моего законного желания получать пищу из всех близлежащих источников. Любопытно: забили его куколки окончательно или любовь вытащит за шиворот из рабской трясины? Впрочем, не исключено, что я допью раньше. Парня, а не болото.

Не зная, что предпринять, я пошёл присмотреть за моими людьми и послушать, скажут ли они что-то дельное. Больше надеялся на девушку. Ей за грехи достался голод, не пинки, а желание регулярно питаться стимулирует искать выход из неприятной ситуации куда активнее, чем бессмысленные побои. То есть мозгов для размышления оставляет чуть больше.

Ребятки уже потрапезничали и сидели друг против друга, вяло беседуя, если можно так назвать робкие попытки Инки разговорить Октавиана. Его мрачное молчание смело следовало счесть неучтивым, потому я с порога сделал замечание:

— Тави, веди себя прилично: здесь появилась дама, а не лишний буфет.

Он быстро глянул и покорно съёжился, хотя тон мой трудно было назвать грозным. Инна яростно повернулась, ореховые глаза её сверкали как роса под солнцем. Ну, мне рассказывали.

— Ты здесь главный?

— А хотя бы и так? Я!

— Это наше общее несчастье, и мы должны держаться как товарищи, вести себя как люди.

— И кто из нас пистолетом угрожал, товарищ?

Я-то даже клыки не оскаливал, хотя оружие для меня так, игрушечки.

— То дело прошлое, а сейчас мы должны быть равными. Руководи, если сможешь доказать, что способен на это!

Вот самое время показать зубы и приструнить строптивую еду, но не тянуло. Нравился мне этот юный бескомпромиссный пыл, твёрдая вера в правила, которых давно нет. И кровь слаще, когда огонь по венам, но не пришла пора отпивать то, что не понято.

— Хорошо, разве я спорю? Давайте вместе искать выход, избывать заботу, решать поступающие проблемы.

Люди иногда любят, когда повторяешь одно и тоже несколько раз разными словами, а милая девушка явно не понимала, что главное сейчас не кто главный, прошу прощения за тавтологию, а есть ли у нас шанс. Вот с чего следовало начать: с постановки общей задачи, чтобы частности вытекли из неё сами по себе, как содержимое из прорвавшейся канализации.

Вы не подумайте, что я грубиян и все метафоры у меня такие, просто, знаете, самое первое, что отказывает у людей при разного рода катаклизмах — вот это самое, я насмотрелся, а вещь для них необходимейшая. В донжоне уже попахивало. То есть, в нашем секторе система ещё хоть вяло, но работала, а вот в Инкином с этим образовался полный швах. Тоже ведь проблема.

— У тебя уже есть план, Аурелиус?

Подчёркнуто так моё имя произнесла, вроде намекает быть проще, но я проигнорировал. Нравится язык мучить — твои заботы. Я честно разрешил называть себе сокращённо всем кроме Тави, которого ещё воспитывать и воспитывать. И потом, его я уже пробовал, он — еда, а остальные пока нет. Куколок я за людей не считаю, хоть и пью их жиденькую кровушку.

— Прежде чем планы разрабатывать обменяемся сведениями. Как ты попала в донжон? Расскажи, мы тоже свои истории присовокупим, глядишь, поймём принцип действия этой мозгодробилки.

— Почему ты думаешь, что наши истории окажутся разными?

— Потому что не сходится здесь что-то даже на первый взгляд. Ребята, чьим имуществом мы сейчас бессовестно пользуемся, оказались в донжоне с частью своего дома и кучей слуг, Октавиан — с пустыми карманами. Твой сектор для тебе случайное пристанище? Что ты в нём делала?

Рот ошеломлённо приоткрылся, глаза потемнели, а потом по лицу пятнами и волнами пошёл восхитительно пахнущий румянец. Я сглотнул от великого соблазна, неимоверно притягательным получилось внезапное смущение, но вожделение никогда не мешало соображать. Пылким страстям я не подвержен, рассудительность и умение приспосабливаться полезнее для вампира, чем неразумная эмоциональность. С чего бы девушке краснеть? Все мы жертвы, все на равных, надо о будущем думать, а не прошлого стыдиться.

— Ты лазил в мое жилище? Я не разрешала!

— Извини, как наши харчи потреблять так это нормально, а разведать пути к отступлению уже криминал?

— Какому отступлению? Вам что-то угрожает?

Моя вина — проговорился. Ну и ладно.

— Здесь много опасного, давай уже приступим к делу. Как ты попала в донжон?

— Через портал. Маршрут Земля — Марс. Я там работаю на биостанции, возвращалась из отпуска.

— Я тоже с Земли. Только никуда перемещаться не собирался, хотя и очень мечтал. Октавиан, открой уже рот для беседы, а не только для ложки с кашей.

Он встрепенулся, взгляд стал немного осмысленным. Складывалось впечатление, что вообще не слушал, о чём мы говорим, но ответил вполне разумно.

— Я с Ципионы. Хотел на Лаори. Там мир побогаче, с работой получше.

— Куколки с Даоса. Только там люди себя так отмораживают, и роботы характерны для этого мира. Учёная дама откуда?

— С Лаори. Мы, наверное, потому и подружились, что она родилась на планете моей мечты.

— Ну подружились вы потому что больше тут и не с кем. Смотрите, как ни странно, точки соприкосновения наметились. Двое стартовали с Земли, ещё двоих объединяет Лаори. Хороший мир, я там работал одно время. Даос пока под вопросом, но у нас имеются другие участники гонки: дамочка из сада и юноша из тёмного сектора.

— Понятно, почему попали неведомо куда те, кто вошёл в портал, — заговорил Октавиан. Голос звучал так робко, что хотелось стукнуть парня как неисправный автомат с конфетами. — Но почему те, кто просто жил на своей планете, ну или терпел на ней бедствие, оказались в той же ловушке?

Инна молчала, пришлось отвечать мне.

— Это как раз не самое удивительное. Когда знаешь, что такое телепортация, то примерную механику представить несложно. Если вы думаете, что перемещение происходит по вульгарным прямым, то вы не правы, на самом деле система работает гораздо  сложнее, но поскольку я вижу по вашим лицам, что оба в этом вопросе совершенно не разбираетесь, то и объяснять ничего не буду. Это не главное. Важно понять, какими путями шёл сбой, только тогда мы сможем примерно прикинуть, где оказались.

— Сначала я надеялась, что нас ищут, — тихо сказала Инна. Она погрустнела и как-то съёжилась. — Потом в одночасье поняла, что нет. То есть, может быть, и ищут, но катастрофа оказалась слишком большой и до нас дело дойдёт нескоро. Я думала, что умру. Не знала, есть ли тут другие люди, боялась, что осталась совсем одна.

Инна коротко вздохнула. Бедной девочке изрядно не повезло, тем большего восхищения она заслуживала. Я догадывался примерно, какой образ жизни ей пришлось вести в том тесном пространстве, что предоставил донжон. Это была скрупулёзная борьба с судьбой, старательно заученный ритм терпения. Не каждый способен превозмочь принудительное одиночество в двух шагах от прозаичной кончины.

Ищут нас или не ищут, значения не имеет. Не найдут, вот в чём заключалась проблема. Стоило ли говорить это вслух? Я ещё раздумывал, когда необходимость продолжать беседу на эту мрачную тему отпала сама собой. То есть, появилась другая, ничуть не менее животрепещущая. По комнате пошёл гул, и я сразу сообразил, что доносится звук из тёмного сектора. Демон снова вышел на тропу войны.

Глава 7

Когда надежда увидеть новым товарищем прекрасную даму из сада окончательно рухнула, я очень расстроился. С самого начала не следовало рассчитывать на чудо, не мог так звонко звучать голос моей королевы. Я никогда его не слышал, но представлял низким и глубоким, как тихая вода.

Соседка по секторам оказалась обычной девчонкой, каких полно и в моём родном захолустье, даже не очень симпатичной, низенькой к тому же — мне едва доставала до плеча. Я накормил её, но болтовню не слушал, раздражаясь от слишком внимательных взглядов. Теперь, когда появилась она, посторонняя в нашем мире, я начал стыдится неясности своего положения и лент, что незримо напоминали о его ненадёжности.

Грохот напугал, хотя при этом я ощутил странное облегчение: внимание от меня ушло, угроза обозначилась, значит, приблизилась, а она особенно страшила, когда сидела тихо. Это Аурелиус был беспечно весел, с его силой ничего мог не опасаться, а меня терзали дурные предчувствия. Пусть я непонятно чей раб, но жить всё равно хочется. Я ведь мог покончить с собой, остаться свободным, но выбрал другой путь, значит существование для меня дороже самоуважения. Не стыдите, вы не были на моём месте и не вам меня осуждать!

Аурелиус грозно нахмурился, словно монстр особенно рассердил его тем, что вторгся в серьёзную беседу, которая завязалась в кабинете. Ни тени страха не мелькнуло на лице, лишь уверенная свирепость. Он был куда лучшим господином, чем куколки, защищал меня, а не обижал. Кровопускания время от времени я готов был терпеть, как необходимость, а не развлечение. Кроме того, теперь у него завелась ещё эта девица, так что меня он станет пить реже.

— Идём, посмотрим! — сказал он спокойно.

Я не видел нужды принимать участие в битве, уверенный, что господин справится сам, но пришлось встать и шагать следом. Инна отправилась с нами, хотя её вроде бы и не звали.

В тёмном секторе было всё так же темно, только неясные багровые сполохи сияли в глубине, но демон Граш находился здесь. Он ковырял стену каким-то примитивным на вид инструментом, пластик, по всей вероятности, поддавался неохотно, и тогда следовал злобный удар. Неприятель наш уже выглядел до чрезвычайности рассерженным. Терпения ему не мешало бы и занять.

— Опять развоевался? — довольно добродушно спросил Аурелиус.

— Заткнись!

— Ты портишь не только своё, но и наше имущество! Стенка-то общая!

Граш отвлёкся на миг от работы чтобы бросить в наше сторону свирепый взгляд и тут только разглядел девушку. Глаза его блеснули кроваво, он засопел, задёргались ноздри, а потом скользнул между губ длинный язык и облизал внушительные клыки.

Инна попятилась, спряталась за мою спину, и я сразу ощутил себя ещё более беззащитным, чем прежде. Демон хотел девушку больше чем нас. Мелькнула мысль, что я совсем не придусь ему по вкусу — из-за лент. В положении раба, оказывается, имелись свои преимущества.

— У вас и девицы есть!

— Губёнку-то закатай!

— Да не расстраивайся, я и тебя могу поиметь, ты ничего миленький, волосики вон какие длинные.

Аурелиус закатил глаза, словно выслушивать подобные глупости было ему невмоготу и повернулся к выходу. Демона, видно, пренебрежение разозлило, он схватил половчее свой инструмент и от души вмазал им в стену.

Штуковина упруго отскочила, но не только. Пластик, отделявший нас от чужака, пошёл заметными трещинами. Все замерли, словно убоявшись произошедшего. Не только Аурелиус застыл вполоборота, но и демон остолбенел, как будто ни сном ни духом не ожидал, что преграда всё же уступит приложенным усилиям.

Я невольно попятился, едва не сбив с ног, стоявшую за спиной Инку, не помнил, что она там, забыл, что вообще есть на свете, так напугал успех демона. Девчонка отпрыгнула в сторону и достала откуда-то свой пистолет, показавшийся маленьким и жалким с учётом всех обстоятельств. На меня не взглянула, но упрямая складка у рта, казалось, сложилась для упрёка, и я ощутил стыд. Давно выгнал из себя эти непродуктивные эмоции, приспособился не стесняться собственной ущербности, но присутствие женщины не где-то там далеко, а здесь рядом, её явное намерение хоть как-то драться, а не обращаться в бегство, как положено девице, словно вытряхнуло из души комок накопившейся грязи. Маленький уголок внутри очистился от скверны, и я остался на месте, хотя спрятаться сейчас было бы самым разумным. Аурелиус справится с демоном, а от нас, простых людишек, всё равно не выйдет толку.

— Ты что творишь? — воскликнул вампир и оскалил клыки, демонстрируя возмущение.

Демон в ответ ощерил пасть, которая и больше была, и вооружённее, чем у Аурелиуса, зарычал. Показалось, сейчас дым повалит изо рта и ушей, но обошлось без лишних эффектов. Признаться, чтобы устрашить меня хватило и того, что нарисовалось.

Я поглядел на вампира и, словно глаза мне тоже прочистила опасность, сообразил насколько он мельче противника. Будь Граш простой человек — ладно, но он ведь существо абсолютно неведомое. Мышцы выглядели так внушительно, что закрались сомнения. Теперь я не был уверен в успехе Аурелиуса, скорее всего, и прежде сомневался, только не хотел в том признаться.

— Что собирался, то и делаю! — грубо ответил демон. — Тебя не спросили!

— А следовало! Я мирный человек, но не когда мне мешают спокойно жить. Сунешься к нам — себя потом вини в последствиях.

— Ой запугал! Жужжишь мухой и прихлопнуть тебя так же легко!

Демон издевательски показал ладонью на метр от пола, демонстрируя какого роста, по его мнению, Аурелиус, потом всплеснул руками, словно умиляясь такой малости, и под конец растёр большим пальцем невидимую каплю по пластиковой стенке.

Пантомима его произвела впечатление. Вампир застыл на месте, словно слов не находя от гнева, но лицо его не выражало бурных чувств. Я уже заметил, что он вообще к ним не склонен, живёт рассудком, а не страстями, потому и мне с ним спокойно и надёжно.

— Вот нахал, — сказал Аурелиус. — Инка, давай его превентивно пристрелим. В лоб, я думаю, бить бесполезно: пустой голове пуля не помеха. Куда же нам целиться? Можно в пах, чтобы пропал повод распускать слюни.

Инна посмотрела на вампира с сомнением. Пожалуй, она думала, что с ума сошли оба, не знала ведь о подлинной сути хозяина, а человеком он и, правда, был невидным. Где такому совладать с этой горой мяса.

— Сам стреляй!

— Так у меня пистолета нет.

— У меня, в сущности, тоже. Он не заряжен.

— Как неловко получилось! — воскликнул Граш. — Я всё слышал!

Инка дёрнула плечом.

— Всё равно убедился бы в этом сразу, — и добавила, обращаясь уже исключительно к Аурелиусу: — Не запугаешь его такой пукалкой, будь даже внутри полная обойма. Не хотела, чтобы ты рассчитывал на несуществующую огневую поддержку.

Вампир, кажется, ничуть не расстроился.

— То есть, грядущую драку однозначно свалили на меня одного?

— Я помогу, чем сумею, — спокойно ответила Инна, потом поглядела на меня вскользь, словно случайно, но я ощутил, как поднимается из глубины сердца жар стыда. Если эта смотрит, и всё горит внутри, что будет, когда взглянет та, другая? Наверное, Инка думает, что мне должно сражаться, я ведь на вид самый большой и сильный. Она не знает, кто такой Аурелиус, но разве дело только в клыках?

Я неуверенно шагнул вперёд. Слишком разные чувства рвали меня на части, и от этого зародилась в душе противная злость, не та, что толкает в битву, а особенное состояние взбаламученности, когда хочешь более всего, чтобы дело как-то решилось без твоего участия, а ещё поплатились те, кто толкал совершать невозможное. Мерзко, но я хотел, чтобы Инка исчезла. С Аурелиусом было уютно: он ничего не требовал кроме крови и позволял мне оставаться в привычном оскудевшем мирке. Она принесла с собой хаос.

Грашу как видно надоели разговоры, или настойчиво донимал аппетит. Он отступил на шаг, примерился и ударил в уже растрескавшийся участок стены. Результат оказался сокрушительным: пластик пошёл тёмными изломами и частью осыпался мусором, частью разлетелся на куски, снаряд по инерции просвистел насквозь. Демон не удержал его или отпустил нарочно, это не мне судить, и железяка, противно скрежеща, потащилась по полу, пока Аурелиус не остановил её подошвой ботинка.

— Ну ты нахал! — сказал вампир совершенно спокойно. — То есть просто редкостная сволочь!

Отверстие образовалось такое, что демон мог пролезть в него без труда, что он и не преминул сделать, обрушив попутно ещё часть стены.

Происходящее казалось мне абсолютно нереальным, я застыл столбом, даже в бегство не обратился. Всё ведь обойдётся, не может не обойтись, это не наяву и не со мной. Я просто смотрю представление. Я в безопасности.

Краем глаза увидел, что Инка подскочила к Аурелиусу, стала рядом. Догадалась на кого надлежит надеяться, и мне опять стало стыдно, только я всё равно ничего не сделал.

Граш шагнул вперёд, неспешно протянул ручищу. Он выглядел бы величественно, не осыпайся с него попутно мелкие обломки пластика. Аурелиус как-то посерьёзнел и одним плавным движением отстранил Инку за спину. Демон хотел схватить его. Казалось, эта гигантская ладонь вполне способна сомкнуться на поясе вампира, словно на запястье, ну на шее-то точно, но мой господин не дал чужаку такой возможности. Он неуловимо сместился, подхватил с пола орудие, которым демон проломил стену и нанёс удар.

Немалых размеров железный предмет в руках хрупкого вампира казался ещё огромнее, он неминуемо должен был сокрушить плечо Граша, но тот оказался на диво проворен — отскочил. Аурелиус удержался на ногах, хотя чувствовалось, как это непросто далось, и атаковал снова. На этот раз демон увернулся неудачно, помешала стена галереи, о близости которой он забыл, и дубина проехалась по его предплечью. Взвыли оба одновременно: Граш от боли, Аурелиус от азарта, ну то есть я так предполагал, и началось.

Уследить за тем, что делал теперь каждый из них, я больше не мог, они двигались стремительно, рябило в глазах. Я лишь различал, как единственное оружие переходит из одних рук в другие, но скорее всего, дрались больше кулаками. Сквозь рёв удавалось иногда различить смачные удары живого по живому. Вопли боли и ярости перемешались. Остатки перемычки унесло в темноту, когда драка сместилась к пролому, хотя это и не значило, что побеждает наш боец.

Я смог, наконец, попятиться, уйти дальше от схватки. Стыд больше не жёг, влезть в эту битву титанов было бы чистым безумием, Инка и то кажется, понимала неосуществимость своих претензий, я увидел мельком её ошеломлённое лицо. Простые люди ничего тут поделать не могли, разве что глупо погибнуть, а я не хотел умирать, более чем когда-либо я надеялся выжить.

Вот словно пёрышко или птичка взлетел над массой сражения Аурелиус, за ним потянулась гигантская лапища, но вампир извернулся ужом и снова исчез из поля зрения, заслонённый массивной тушей демона. Я порадовался, что он всё ещё жив и даже, как будто, невредим, хотя и немыслимым казалось выйти целым из столь жестокого побоища.

— Они оба не обычные люди? — спросила Инка.

Каким-то образом я услышал и ответил:

— Да!

Теперь она перестанет меня стыдить: человеку не по силам участвовать в битве монстров, я не трус, я просто хорошо информирован.

Как и почему их отнесло друг от друга, я тоже не понял, просто в один миг схватка прервалась, и оба бойца оказались застывшими в угрожающих позах. Насторожённые и невероятно злые они сверлили друг друга недоверчивыми взорами. Выглядели растрёпанными: у Аурелиуса вся рубашка в клочья, у Граша кожаная жилетка словно изрезана ножом и на плече следы острого, подсохшая тёмная кровь — тем не менее ни один не казался пострадавшим всерьёз, хотя вся эта буря должна была просто разобрать их на части.

— Ты вообще нормальный? — проревел демон.

— Что, испугался?

— Ты бы ещё целоваться полез, извращенец!

Аурелиус демонстративно провёл языком по губам, и я понял, чем так возмущён Граш: должно быть, учуяв запах пролитой крови, вампир не удержался и лизнул ранку. С его точки зрения, наверное, неправильным было, что пропадает такая хорошая еда. Вреда это причинить не могло, наоборот, порез на плече уже практически затянулся, в отличие от других.

— Я вампир, — сказал Аурелиус. — Мы тебя немного поцарапали, так что извини, соблазн оказался слишком силён.

Граш попятился как шокированная старушка. Он не обращал внимания на то что я и Инка стояли за его спиной, и правильно делал. Ничего плохого мы бы ему не сделали, тем более начался разговор и недоразумение могло уладиться без членовредительства.

— Так вот в чём дело! А я-то думал, что ослаб не на шутку, если не могу справиться с таким дохляком, да и проворен ты не по-людски.

— Объявим тогда перемирие?

— Давай. Пожрать бы ещё. Оголодал я в тамошней скудости.

— И что ты предпочитаешь: девственниц или девственников? У меня есть запас, но делиться я готов только на своих условиях.

Граш возмущённо зарычал, и драка чуть было не началась снова, но, наверное, поразмыслив как следует, он счёл правильным договориться ладом, раз ничего не добился силой:

— Я употребляю обычную человеческую еду, ну и немного электричества.

— Зарядная база для роботов тебя устроит?

— Более чем! — обрадовался Граш.

Насторожённо сгорбленная спина распрямилась, глаза заблестели и на нас, двоих людей, он оглянулся вполне дружелюбно.

— Что же ты раньше молчал, — ворчливо заметил Аурелиус. — Из-за такой ерунды и биться не стоило.

— А, ты, кровососик, своё стадо бережёшь?

— Да! Мы все теперь повязаны одной судьбой и либо дружим, либо скопом дохнем.

— Тогда давай дружить. И жрать.

Аурелиус махнул рукой.

— Тави, проводи гостя.

Я послушался. Неприятно было показывать дорогу, идя впереди и ощущая за спиной эту махину, но я успел заметить, когда обернулся, как Граш неловко поклонился Инке и соорудил на лице умильную улыбку, жутковатую из-за частокола зубов. Страшным он выглядел, пугал самим присутствием, но словно, правда, не собирался чинить нам вред. Или внутри был не так грозен, как на вид, или тоже понимал, что все мы в одной лодке и, прежде чем её раскачивать, полезно разглядеть берега. Я их тоже не видел, но Аурелиус, кажется, знал больше всех нас. У вампиров особенное чутьё, они проникают в суть сверхестественным способом, то есть, я об этом слышал, но оснований не верить молве пока не возникло.

Граш топал следом, нетерпеливо наступая на пятки. Такой массивный, шёл он легко, шума производил совсем мало. Я испытал заметное облегчение, когда мы оказались в кладовой и можно было посторониться, предоставив демону возможность самому выбирать пищу. Он обрадовался как дитя, но еды взял так мало, что я усомнился в честности его намерений. Вдруг людоед, просто делает вид, что мирный и безобидный. Не скажу, что я был разочарован, когда Граш уселся за стол и принялся уписывать за обе щёки овощные консервы. Он даже мяса не взял из шкафа, хотя там было всё. Вот и верь после этого устрашающим зубам и размерам.

Глава 8

Ну и натерпелся же я страха, когда это ненормальное чудовище проломило стену и с ходу полезло драться. Только в пылу дикой схватки начал понимать, что демонок-то наш и в боевой науке не силён, и лишней отвагой не блещет. Оба мы, скорее всего, отчаянно трусили и за мирное решение вопроса ухватились с готовностью, которую лишь волевым усилием не сделали видимой. Людям не обязательно знать, что не великие мы герои. Понимаете, когда любовь взаимна, это верная гарантия тайны. Со стороны побоище выглядело наверняка свирепым, а то, что силы оказались равны, так мы в том не виноваты.

Отправив Граша в кладовую, я пошёл в общежитие роботов, готовить базу для подзарядки. У людей, которые подключили себе эту дополнительную функцию, передача энергии идёт немного по-другому, всё же они не чистые андроиды, но как правильно сделать совмещение я знал. Пока руки привычно мастерили нужный контакт, голова перебирала сомнения. Накормишь такого досыта, он сам тебя сожрёт. Не в прямом смысле этого слова, а фигурально выражаясь, что, впрочем, на результат не влияет. Трудно доверять тому, кого ещё недавно считал врагом.

Граш явился довольно скоро, так что пришлось ему подождать, пока я доведу систему до ума. Он сел у стены и спокойно наблюдал за мной, не проявляя видимых враждебных намерений.

— Энергия, смотрю, в секторе стабильная.

— Генератор работает, хотя я пока не разобрался на чём. Сам недавно сюда попал.

Конечно же, я в курсе, успел проследить пути раздачи и источники питания, но необязательно вываливать вот так запросто всё что знаешь. Существенное надо держать и про запас.

— Тоже стену лбом пробил? — поинтересовался неугомонный житель странной планеты.

— Дождался удобного случая.

— Рель, старичок, скажи прямо: дела наши не слишком хороши?

— Шатко и валко, — ответил я.

Пожалуй, он не такой болван, каким кажется с виду. Сообразил, кто тут главный и с кем полезно кооперироваться, чтобы вытащить из передряги шкуру и всё что при ней. Он прав. Нам полезно держаться вместе, так что вряд ли готовит нож в спину. Робототехники сейчас слишком полезны популяции, чтобы вот так с разбега втыкать им под лопатку острый предмет.

Питание от розетки даёт, конечно, много возможностей, но и ряд ограничений накладывает. Все мы в чём-то сильны, в чём-то ущербны, сама судьба велит цепляться друг за друга как шестерни. Тут по правилам надо: выступ в выемку, а если зубчик на зубчик — треск выйдет, поломка и крушение.

— А ты разбираешься, — обронил он, разглядев роботов и прочее хозяйство.

— Заметил? Вот и запомни. Я тебе ещё пригожусь.

— Ну так взаимно. У тебя тоже своя специфика. Люди для пропитания пока имеются, но ведь мало их, а я демон не гордый, хорошему вампиру могу и кровушки отвесить за любовь, ласку и техобслуживание.

Смотри, как мы заговорили, прямо люди, приятно и слушать. В симпатии и прочую чушь я слабо верю, выгода надёжнее. Ты мне — я тебе.

— Готово! Где порт?

Он стеснительно стянул жилет и нелепую рубаху из мягкой ткани и закинул руку за голову. Под мышкой темнел разъём. Удобное место, странно, наверное, быть симбионтом не другого живого существа, а проводов и конденсаторов. Да, там всё не так примитивно устроено, но упрощать забавно.

От первой порции энергии он вздрогнул, и я хотел уже уменьшить поток, но Граш мотнул головой, давая понять, что всё с ним в порядке.

— Вкусно?

— Божественно!

— Ну, приятного аппетита.

Прежде я видел демонов только издали, похожи они были на обычных людей, разве что рожки у некоторых на голове торчали, да и то не всегда, так что Граша разглядывал с вполне понятным интересом.

Мышцы его могли вызвать трепет у кого-то более впечатлительного: крупные, пропорциональные и родные, а не синтетика. Нити контактов пронизывали их, даря немыслимую для человека быстроту реакции, но силой он был сам себе обязан. Немало, должно быть, потрудился.

Рога могли служить приёмниками атмосферного электричества, хотя проверять это на практике я бы не посоветовал. Больше они предназначались для внушительности, ну и защиты черепа: массивные, аккуратно загнутые неплохо прикрывали голову от ударов тяжёлыми предметами или падения сверху кирпичей. Мощная шея наверняка без труда выдерживала дополнительный вес.

Когтей на пальцах не было, а могли пригодиться в жизненных невзгодах. У меня их тоже как бы нет, ногти просто чуть длиннее, чем принято иметь мужчине, зато они острые и крепкие, режут плоть не хуже ножей. Прикинув основательно его и свои возможности, я решил, что с самого начала был прав: они примерно равны. Разные на вид и на вкус, в бою мы стоили одинаково.

Кстати о вкусе.

— Хватит пока, а то плохо спать будешь!

Я отключил поток и хозяйственно прибрал контакты. Демон блаженно улыбался, давно, должно быть, не кушал досыта. Меня безумная драка тоже слегка истощила, и ясно, кто послужил тому виной, потому я заявил без малейшего стеснения:

— Чудно! Ты наелся и доволен, теперь я хотел бы получить своё.

— Так скоро? — недовольно сморщился Граш.

Вот жадина.

— Скрепим наш договор о дружбе и ненападении кровью? — усмехнулся я нахально.

— Ладно, давай. Запястье тебя устроит? На шее у меня шкура толстая, вряд ли ещё и прокусишь.

Я скромно промолчал.

— Только аккуратно!

— Не бойся, в моей слюне содержатся обезболивающие вещества.

А в клыках — нет, но об этом я упомянуть забыл. Он едва заметно дёрнулся от удара, но стерпел, пошла кровь, густая, обильная, вкусная. У неё был непередаваемый оттенок, терпкая насыщенность. Никакого сравнения с унылой водицей из вен куколок. Не желая пугать Граша раньше времени, я выпил совсем немного, лизнул ранку. Она заживала просто на глазах. Оба мы сильны. Полезно не ссориться.

Демон сказал рассудительно:

— Ну, если угораздило сойтись, надо обменяться информацией. Мне сказать особо нечего. Я до сих пор был один в тесном мирке, где вскоре закончились и вода, и еда, и энергия. Времени даром, там сидя, не терял и сумел пробиться в сектор, где вы меня увидели. Теперь к вам.

Он скромно умолк, мол, богатствами не отягощён, принимайте меня таким, какой я есть. Следовало предъявить претензии, но я решил показать широту натуры и не кичиться нашими запасами. Случай решал, нет в том моей заслуги. У самого-то всё приданое: каземат, балахон и ржавые цепи.

— Наверху есть обитаемые сектора, но я пока туда не совался. Обследовал другие стены, за одной вот нашёл Инку, за второй планету, на которой мы, судя по всему, сидим как картошка в рассадном ящике.

— Что за мир? — жадно спросил демон. — Обитаемый, нет?

— Не знаю. Он мне незнаком. Запах совершенно чуждый, состав атмосферы тоже, а я побывал почти на всех планетах, где люди обосновались после экспансии. Сам понимаешь, с моей специальностью я везде нахожу работу.

— Ну да и корм. Смотрю, ты как хомяк: запасаешь нас, поскольку других людей здесь взять негде.

— Хомячок, — поправил я примирительно. — Маленький и вполне миролюбивый. А откуда ты вообще такое слово знаешь?

— Так профессия у меня соответствующая, палеобиолог я.

— И она кормит?

— Вполне. Моделируем, создаём, продаём. На хлебушек хватает, на электричество тоже.

Да, богатые заказчики наверняка немало отваливали за исчезнувших экзотических зверушек, а поскольку хитрые конструкторы не закладывали в них функцию воспроизводства или делали её ущербной, то и далее не бедствовали. Ну и ладно, зато моя работа чище.

— Не знаю, чем ты пригодишься нашему пёстрому коллективу, но хоть физическая сила при тебе.

— Не пора нам сделать вылазку и поглядеть на планету? Сам хочу убедиться, что мир неизвестный. Прикинь, какие денежки мы можем срубить, если он окажется ничей и в порядке?

— Добраться бы ещё до места, где их могут отсчитать. Давай. Осмотреться будет полезно, да и заняться здесь больше особенно нечем. Надо только гарнизон привести в порядок. У меня два пленника и два подопечных, в надёжности которых я не слишком уверен.

Скрывать очевидное смысла не было, и я рассказал Грашу, кто такие куколки, и что мы с Тави от них претерпели. Просто удивительно, насколько этот здоровяк оказался эмоционален, я буквально видел, как в мощной коробке черепа формируются трепетные мысли о бесконечной людской жестокости. Грубо вылепленные черты едва уловимо менялись, позволяя гримасам сострадания проплывать по рельефу лица, как тени облаков по земле в тёплый летний день.

Скорее всего, Граш не подозревал, насколько вампиры восприимчивы ко всем проявлениям человеческих чувств. Вероятно, ему казалось, что он умело сохраняет маску жестокой демонической суровости, но я-то видел, как он возмущён, растроган и проникся чуть большим доверием к этому чудаку.

— Не повезло вам, ребята, — сказал он гулким баритоном. — самое полезное, что мы сейчас можем сделать, так это найти выход домой и сдать на опыты самих экспериментаторов. Приступим?

Повода и дальше тянуть время я не нашёл, потому лишь кивнул в ответ.

Путь к наружной стенке много времени не занял. Робот терпеливо дожидался приказов. Я велел ему проделать ещё одно отверстие, на этот раз такое, чтобы и мой спутник мог протиснуть сквозь него широкие плечи. Пока андроид работал, я сбегал в общежитие роботов и на всякий случай перепрятал вынутые предохранители, чтобы никто без моего ведома не нашёл их и не смог воскресить оставшиеся три машины. Просто события часто идут наперекосяк, и лишняя осторожность не повредит. У кого роботы, у того и власть. Хорошо, что остальные люди этого так и не поняли.

Дело шло, и островок будущего люка постепенно отделялся от материка стены. Граш стоял на почтительном удалении. Снаружи уже шла густая волна запахов, я ощущал её полной, пока неразделимой на части. Демон принюхивался с задумчивым видом.

— Ты прав, незнакомо, зато сочно как.

— Повезло, что донжон высадился на планете с пригодными для нас условиями. Порталы спроектированы так, чтобы срабатывали только в этом случае, но катастрофа могла занести и на унылый каменный астероид, и в горнило звезды, и просто в бездну пространства.

— Живы — уже хорошо, — констатировал Граш и отступил дальше, потому что робот закончил работу и аккуратно поставил вынутый кусок рядом со всей остальной стеной.

Мы с демоном, не сговариваясь, шагнули к проёму и осторожно выглянули наружу. Взору предстала удивительно приятная местность. Пологие холмы мягко зеленели в лучах солнышка. Растительность выглядела неоднородной: то лужайки с короткой травкой, то кусты, похожие на камыш, то настоящие леса из мощных деревьев. Неуловимо иные представители местной флоры, тем не менее, охотно мирились с привычными названиями.

Я исследовал восходящие потоки воздуха и понемногу разбирал ароматы по группам. Не знаю как, но заросли сами подсказывали суть своих запахов, я был почти уверен, что угадал их с первого раза.

Рядом сопел носом Граш. После одного действительно мощного вдоха, он смачно чихнул и покрутил головой.

— Давай спустимся.

— А ты хоть обратил внимание, что мы довольно высоко?

У вампиров отличный глазомер, меня не смутили незнакомые ориентиры, я мог достаточно точно сказать, сколько лететь до почвы хоть в метрах, хоть в ярдах, но воздержался от деталей. У меня если что, кости срастутся, но уйдёт на это масса энергии, восполнять которую надо аккуратно и с умом. Странно, но и непутёвую башку демона было жалко. Представив, как расколется она, отбрасывая рога, вон о ту каменную глыбу, я ощутил горечь утраты товарища, а не только носителя полезной питательной еды. С Грашем было веселее, чем без него.

Донжон не просто рухнул на склон чужого мира, но изрядно пропахал его основанием, отчего почва местами вздыбилась и вызверилась на нас, обнажившимися клыками скал. По моим прикидкам стоял он прочно, да и не шатало нас ни разу за те недели, что длилась катастрофа, не было оснований полагать, что в дальнейшем что-то изменится.

Я высунулся подальше, оглядел наружную стену. Она выглядела шероховатый, темнела ямками каверн, пластик словно действительно путешествовал сквозь космос без лишней защиты, пострадал он изрядно. Я определил, что без труда смог бы спуститься и подняться по этой почти вертикальной поверхности, вопросительно взглянул на Граша.

— Ну уж нет! — заявил он. — Давай верёвку.

Лишние хлопоты, но гарантия возвращения — важная вещь. Пришлось потратить время на поиски снаряжения. Заодно я проверил остающийся гарнизон: и куколок, надёжно ли держат их цепи и замки, и двух других подопечных, которым было велено сидеть в запертой комнате, на случай если внешняя среда всё же окажется агрессивной к простым людям. Оба послушались, что не могло не радовать. Я ещё раз подтвердил приказ, хотя внешний воздух уже свободно гулял по донжону, и вернулся к праздному демону. То ли он решил, что я буду против, если он начнёт распоряжаться в моём секторе, то ли просто нашёл отличный предлог побездельничать, но я застал его мирно созерцающим окрестности сквозь дыру. Андроид ненавязчиво стоял в сторонке.

Прежде чем закрепить верёвку, я решил для себя ещё одну важную вещь. Робота следовало обездвижить, чтобы кто-то другой им не воспользовался, но он мог пригодиться нам дееспособный, трудно сказать, как способны сложиться обстоятельства. Борьба между удобством и осторожностью оказалась недолгой. Я отключил слугу, извлёк кое-какие мелкие, но существенные детали и надёжно укрыл их в собственном кармане.

Граш промолчал, но я ощутил его одобрение. Физически сильный, он привык больше полагаться на свои мышцы, чем на помощь механизмов.

— Иди первым. Ты лёгкий, верёвка точно выдержит.

— Учти, что если под твоим весом оборвётся, я ловить не буду.

— Договорились.

Я вылез наружу и начал спускаться. То есть мог картинно скользнуть вниз или просто пауком пробраться по стенке, но предпочёл не показывать явно все свои возможности. Козырь в рукаве всегда на пользу, да и мир внизу всё-таки совершенно чужой. Что и кто там может встретить — неясно, потому я полегоньку перебирал ладонями и коленями верёвку и не забывал поглядывать по сторонам.

Донжон приладился почти на вершине холма, обзор был хороший, а растительность внизу довольно мелкая, так что любую тварь крупнее себя я заметил бы издали, но никто пока не рвался нападать, мирно зеленела, уходя то в синеву, то в буроватость травка и скоро я уже коснулся верхних стеблей подошвой башмака.

Они оказались жёсткими и упругими, но послушно расступились, когда я вначале осторожно, а потом уверенно стал на грунт.

Глава 9

Сверху прогремело:

— Ну и как оно?

— Нормально! — ответил я, озираясь.

Никакой опасности по-прежнему не наблюдал. Граш завозился, с натугой проталкивая массивное тело сквозь дыру. Я отступил, вдруг и правда брякнется — оно мне надо?

Почему-то больше здешнего длинноногого леса и других природных красот меня интересовало, как выглядит снаружи наш донжон, поэтому я попятился, не только затем, чтобы обезопасить себя от падающих с высоты тяжёлых орущих предметов, но любознательности ради.

Наше пристанище возвышалось почти отвесной скалой, над отверстием погонных метров стены было почти столько же сколько под ним. Прикинув высоту того самого сада, я сразу понял, что им наша многоэтажка не заканчивается. Был ещё резерв поиска внутри, даже если наружный мир ничем полезным не одарит.

Отходя всё дальше и поглядывая на всякий случай не только вверх, но и по сторонам, я постепенно различал больше деталей. Как это ни странно, сооружение действительно напоминало массивную башню, нелепо с умеренным креном водружённую на склон. Замок ушёл, донжон остался. Последний оплот обороны от неведомых сил. Даже что-то тёплое шевельнулось в душе, когда я созерцал серые и коричневые стены. Там внутри я немало страдал, но всё же выжил. Охотники бы меня точно прибили. Любопытно, катастрофа, обернувшаяся спасением. Что-то в этом есть, надо будет обдумать на досуге, пока же заняться разведкой. Воздух как выяснилось, можно не экономить, а вот еду отыскать следовало.

Я заскучал ждать, пока мой компаньон, как большая хроменькая муха, сползёт вниз, и принялся изучать то, что росло под ногами. Сорвал былинку и начал жевать. Точнее, кусать, потому что наши зубки к перетиранию пищи не приспособлены. Они для обороны и нападения.

В рот потёк травяной сок, довольно резкий, но приятный. Ядовитым он не был. Людям повезло, что у них есть дегустатор, способный отличить дозволенное от запретного, надо напоминать им об этом почаще, чтобы не вздумали от меня избавиться. Конечно, я справлюсь с возможным бунтом, и убью всех первый, но как тогда прикажете питаться?

Растений попадалось множество, я постепенно делил ароматы, соотносил их с тем, что видел, но вот животных не чуял. Теоретически, они должны существовать и годиться в пищу, раз трава съедобна для людей. Впрочем, посмотрим. Мы ещё только начали.

Граш наконец-то сполз с башни. Подозрение, что он боится высоты, переросло в уверенность, но я решил промолчать. Полезно подкопить компрометирующие материалы на каждого. Мы здесь не друзья, просто влипли в одно дерьмо.

— Ну и куда пойдём для начала?

Старается выглядеть бодро, но рожа побледнела, несмотря на то, что красная. Рога рогами, а отвага она в сердце. Я предложил:

— Давай осмотрим нашу крепость.

Граш не возражал, и мы пошли кругом шершавых стен. Выглядели они страшненько. То есть если не знать что красивые разводы результат работы чудовищных сил, то можно счесть это искусством: теперь любое безобразие считают его произведением. Я ощущал остаточные содрогания материи, диву даваясь, что все мы выжили в катаклизме. По-хорошему должны были превратиться в абстрактный рисунок на уцелевших переборках. Причуды стихии. Или ошибка злого разума? Почему-то эта мысль лишь теперь пришла в голову, а ведь напрашивалась она и прежде. Стоит ли списывать произошедшее на разгул континуума, когда среди людей живёшь? Они творят подчас ужасные вещи. Так много всего надо обдумать, что заранее голова трещит, я решил отдаться до поры прелести прогулки.

Донжон при внимательном осмотре оказался ещё больше, чем мы предполагали вначале, дело в том, что в плане он представлял собой вытянутый овал, а не круг. Стены вздымались уступами. Мне показалось, что дальняя от нашего люка часть башни заметно выше, но с учётом крена всего сооружения и странного марева, которое струилось перед глазами, сложно было сказать наверняка.

— Толку на него смотреть! — заявил Граш. К нему понемногу возвращался нормальный цвет лица. — Он одинаковый — просто сплавленная глыба.

— Удивительно, правда?

— Что?

Сообразительностью мой товарищ по несчастью не отличался, я пояснил:

— Что мы выжили.

Странно, как эта простая мысль пришла в голову мне, бессмертному, ведь додуматься до неё должны были человечки. Хотя в мире Граша, я слышал, тоже добились долгой жизни, вот только не учли при конструировании, что для головы полезнее мозги, а не рога.

Обойдя наш дом по периметру, мы не обнаружили других входов, вообще чего-либо интересного и поворотились к нему спиной. Что ж, прежде чем через люк наверху вернёмся обратно, надлежит разведать окрестности. Еду найти, вон у демона уже в животе урчит так, словно там и находится обещанный христианам ад. Попробовать поискать ответы на поставленные вопросы и те, что возникнут впоследствии. Работать, в общем, на благо всех. Странное занятие для вампира.

Я мысленно усмехнулся и бодро зашагал вниз с холма. Донжон сел почти на его вершину, так что не было смысла искать что-то выше по склону, а в долине заманчиво темнел лес. Он наливался деталями по мере того, как мы с Грашем подходили ближе. Я уже окрестил его длинноногим и не ошибся. Нетолстые стволы ровно тянулись к небу и там, на высоте метров десяти сплетались в плотную массу кроны. Кожистые листья, окрашенные весьма причудливо в разные оттенки зелёного и фиолетового, тянулись к свету, а вниз, в полумрак свешивались цветы и плоды на длинных тонких ножках.

Поначалу такой порядок вещей показался странным, но когда ступили в прохладный сумрак этого забавного леса, я разглядел насекомых, вьющихся вокруг бледных колокольчиков, ползающих по плодам. Вероятно, эти твари боялись света, и растения приспособились к опылению, строго разделив функции цветов и листьев.

Вообще мир выглядел уютным. Солнце, тепло сияющее с почти чистого неба, по спектральным характеристикам приближалось к родному человечеству светилу, да и природа выглядела вполне узнаваемо.

Мою кожу свет пощипывал, но не жёг, поскольку я был зрелым вампиром, успел приспособиться ко многим неприятностям. Это молодняк извести просто. Охотники и заковали в цепи, чтобы ослабить организм, вымотать голодом, а уже потом постараться уничтожить. Сейчас я вспоминал об этом, как о пустяке, без эмоций, просто констатируя факт. Переживая по каждому поводу, в вечности не угнездишься. Вампиры холодны по своей природе.

— Интересно, эти груши съедобны? — поинтересовался Граш, запрокидывая голову.

Ну вот, каждый о своём: кто о вечном, у кого в брюхе урчит. Демон топал следом безмолвно, но уверенно, не мешая погружаться в возвышенные думы, а теперь, когда мы чего-то достигли, решил проявить активность. Он же биолог. Хотелось самого и послать за добычей, да я сжалился над массивным товарищем, который к тому же побаивается высоты.

Опавших плодов видно не было, точнее сгнившие кое-где валялись, но не стоило начинать дегустацию с них.

— По сторонам поглядывай! — посоветовал я товарищу и полез по одному из стволов.

Для меня, маленького, лёгкого и очень сильного, это не составляло труда. Кора только на вид казалась гладкой, на самом деле пальцам было за что зацепиться, я продвигался вверх почти так же уверенно как муха по оконному стеклу.

Аромат цветов, довольно слабый внизу, по мере восхождения буквально накрывал. Здесь под плотным пологом листвы было тихо и душно. Колокольчики, вытянутые, изящно изогнутые, длиной примерно с моё предплечье поблёскивали гладкими боками, неприлично выставив на свет коричнево-чёрные приспособления для продолжения рода — что-то вроде конструкции из сеточек и подвесок, я не стал разбираться с цветком, коснулся плода. По форме он действительно напоминал вытянутую грушу, бледно-зелёную с коричневым крапом. Я осторожно сорвал, понюхал. Приятно.

— Кидай мне! — донеслось снизу.

Хочет сам пробовать — его проблемы, я послушно выпустил плод, но следить за его полётом не стал. Меня интересовала проблема определения спелости. Кормить мою еду незрелым — значит, ухудшить качество крови, полезно разобраться. Несложные опыты показали, что светлые груши отличаются приятным вкусом, а тёмные несут в себе оттенок терпкости. Я решил, что этого вполне достаточно.

Граш внизу задумчиво чавкал, обливаясь прозрачным соком, пришлось отвлечь его. Он достаточно ловко ловил плоды и складывал в сторонке, проворонил только один. Несмотря на мягкую подстилку из прелых листьев, груша не могла не пострадать, но я решил, что для начала нам хватит заготовленного и спустился вниз.

Добычу оставили, пошли дальше. Рощицы перемежались лугами и зарослями кустарника. Здесь цветов не было, зато темнели ягоды и орехи, пришлось пробовать их тоже. Граш методично опустошал ветки, набивая брюхо. Тави не накормил его что ли? Я не мешал чужим исследованиям. Самое большее, что могло грозить неумеренному демону, легко излечивалось с помощью изобильно росших вокруг кустов. Не мои проблемы.

Спускаясь по склону, мы вскоре наткнулись на неглубокое ущелье с шумным ручейком на дне. Вода точно так же не содержала отравы, я и её попробовал. Граша после орехов разобрала жажда, и он припал к быстрым струям с таким усердием, что поток неизбежно должен был обмелеть ниже по течению. Хорош напарник: ест, пьёт — и вся от него польза. Правда, в этом странном раю, как будто, ничего иного и не требовалось. Тёплый климат, изобилие пищи.

Я сел под обрывом. Вот не верю в случайности, забрасывающие несчастных путников в благословенные земли. Так не бывает, а если кому-то потребовалось отправить нас сюда, полезно разобраться, кому и зачем? Только как? Странствуя по местным кущам, организаторов приключения не отловишь, они сидят где-то за пультом и наблюдают. Это же эксперимент. Вот нутром чую, что неспроста нас сунули в рай, по случаю-то всегда в ад попадаешь. Хотелось оглядеться в поисках недремлющих зрачков камер, но я сдержался. Наверняка спрятано всё как следует, а учуять грёбанную синтетику слишком сложно в этом царстве полном ароматов.

Как же мне нравился этот мир! Тянуло отринуть дурные подозрения и просто наслаждаться тем, что есть, дышать глубоко и о пище вспоминать реже, чем в замкнутом пространстве донжона. Здесь я и голода не ощущал, захваченный неземной красотой планеты.

Граш озирался с задумчивым видом. С морды капала вода, даже губы утереть не потрудился, и я на миг позавидовал уверенной небрежности его манер. Наверняка ведь прикидывает, как много можно урвать у сообщества за «нашу» планету и на сколько частей придётся поделить куш. А ещё до каких размеров вырастет его доля если постепенно избавляться от компаньонов. Знаю я людей, не первый век живу, ясны их мысли без всякой телепатии.

Не скажу, что меня аналогичные думы не посещали. Ещё как! Еда имеется в изобилии в том большом мире, и как только он появится на горизонте, от припасов можно избавиться. Сорвать экспериментаторам всю их злобную кропотливую работу — тоже результат. Надо прикинуть, чего они хотят добиться, и действовать наперекор. Всегда делай то, чего от тебя не ждут — быстрее испугаются и отстанут.

— Куда пойдём дальше? — сыто рыгнув, спросил Граш.

Действительно. Далеко в мечты улетел от суровой реальности. Я глубоко вдохнул чудесный здешний воздух и поймал самым краем сознания нечто чужеродное. То есть ту самую синтетику, про которую только что говорил, что не почую.

Я встал и уловил запах ярче, должно быть ветер немного переменился, пока мы торчали на бережочке.

— Что? — спросил Граш.

Глаза его сузились, зрачки расширились, он явно почувствовал мою насторожённость.

— Там что-то есть, идём, глянем. Только осторожно.

— Само собой! — ответил он и поворотясь, тут же наступил на сухую ветку, хрустко сломавшуюся под сапогом.

Я едва не врезал товарищу — по корпусу, чтобы до морды высоко не тянуться, но сдержался. Не нарочно ведь он оступился, просто по жизни неуклюжий болван. Ну, что досталось, тем и утритесь. Я пошёл первым.

Тянуло снизу вдоль ручья. Ущельице работало как вытяжная труба, а то я не поймал бы запах. Идти пришлось порядочно. Цель то казалась близкой, то отступала в туманную даль. Иногда казалось, что у меня просто галлюцинации, опьянел от груш и воли, но я уверенно молчал, и Граш, ничего не спрашивая, крался сзади как опереточный медведь.

А потом он буквально выскочил на нас, нахально высунувшись из-за стволов грушевой рощи, просвечивая сквозь этот лесок и ничего не страшась.

Граш выругался рядом, но едва слышным шёпотом, так что я на него не рассердился, хотя и разобрал слова. Тоже хотелось сбросить напряжение, но решив для себя, что командир здесь я, сдержал порыв.

— Ещё один донжон? — недоумевал Граш. — Их здесь как грибов что ли?

И тут я понял важную вещь. Этот палеобиолог разбирался в тычинках, но не технике, а чтобы вернуться домой, нам требовалось надёжное средство. Похоже, что я один здесь обладал полезной для дела профессией, а значит, преимущество моё возросло. Я сразу узнал представший нашим взорам космический корабль и мог бы без запинки выдать его тип и характеристики, но не стал. Зачем?

Глава 10

Вся полнота разочарования настигла меня, когда девушка выбралась из норы и оказалась не той, о которой я грезил, казалось, целую вечность. Понемногу раздражение утихало, но накрыло с новой силой, когда Аурелиус и Граш ушли. Дверь отпереть ничего не стоило, но всё равно я чувствовал себя неуютно. Девица иногда пялилась на меня с таким старанием, словно в жизни не видела мужчин. Не сказать, чтобы мои естественные потребности не пробудились от запаха самки, но домогаться этого коренастого тела было неприятно.

То есть ухаживаниями я бы её добился, но просто взять, чтобы сбросить напряжение не выходило. Нажить в этой особе злейшего врага, когда мы в замкнутом пространстве и неизвестно, что случиться дальше, было бы верхом идиотизма. Пусть в её пистолете кончились патроны, но женщины и без оружия всегда умели извести мужчину.

Кроме того я боялся раздеться, выставить на всеобщее обозрение ленты, делавшие меня больше вещью чем человеком. Решил притвориться, что считаю Инну товарищем и не хочу портить отношения неприличными притязаниями.

Она попыталась завязать разговор, но я отвечал односложно и беседа увяла. Чувствуя, что веду себя плохо, я ничего не мог поделать с бушевавшим внутри отвращением. Всё раздражало: девушка, так быстро навязавшийся в товарищи моему господину, демон, куколки, которые пугали уже тем, что были живы. Я понимал, что Аурелиусу требуется еда, но боялся стать ненужным, если её окажется слишком много. Как спасаться тогда? Он выпьет меня до дна, потому что я порченый товар, и толку от меня мало.

Инна нарушила затянувшееся, хотя вполне устраивающее меня молчание:

— Невыносимо сидеть взаперти. Если бы наружный воздух был плохим, мы бы почувствовали, да и Граш тоже не смог бы пойти с Аурелиусом. Вампирам нужно дышать или нет?

— Не знаю, — буркнул я.

Мне тоже хотелось вырваться на относительную волю сектора, только страшился нарушить приказ. Куколки приучили к повиновению, а Аурелиус пока ничем не показал, что его не устраивает такой порядок вещей.

Думал, Инна отстанет, как и в прошлый раз, но она решительно поднялась и начала возиться с замком. Я хотел удержать, напомнить, что нам велено сидеть на месте, но потом мелькнула здравая мысль не вмешиваться в инициативу девчонки. Тогда она будет во всём виновата, а я всегда смогу сказать, что не решился удерживать её силой. Подленькая мысль, но с некоторых пор они стали так привычны, что не удивляли.

Когда Инка решительно шагнула за порог, я последовал за ней, словно собирался защищать от напастей. На самом деле я был уверен, что нам ничего не грозит помимо гнева Аурелиуса, а он когда ещё вернётся?

— Можно осмотреться? — спросила Инна. — У вас, точнее, теперь у нас, много комнат.

— Только к пленникам не заходи.

— Поняла, не дура.

Эта любознательность тоже раздражала. Все хотели быть хозяевами в донжоне. Господами.

Воздух в секторе дыхательных спазмов не вызывал и ароматы, проникшие извне, казались более приятными чем отталкивающими. Скорее всего, нас занесло на планету земного типа. Кто знает, может и люди здесь есть, а не обнаружили нас потому, что планета новооткрытая, и население скудно.

Инна, надо сказать, комнаты оглядела бегло, влекло её в тот коридор, откуда тянуло мягким сквознячком, меня любопытство тоже разбирало, и я не стал возражать, когда мы свернули к двери во внешний мир. Точнее, это круглое отверстие больше напоминало окно.

Возле вынутого куска стены истуканом стоял робот, и я не сразу решился подойти, хотя был уверен, что Аурелиус его обезвредил. Муки не забываются так скоро, долго ещё при виде слуг кожа моя будет покрываться мурашками. Страх въедается в душу, может быть, прорастает в ней навсегда, я старался об этом не думать. Будущая жизнь представлялась смутной.

Инка высунулась наружу, ойкнула не то от испуга, не то от восхищения, невольное любопытство и меня побудило шагнуть ближе.

Я не великий знаток планетографии, но в школе пусть и поверхностно изучал все обитаемые миры. Этот больше всего напоминал Землю, откуда все мы пришли когда-то и всё ещё считали её если не родиной, то особенным начальным миром.

Приятные холмы, растительность почти зелёного цвета, голубое небо. Я разглядывал пейзаж, и он мне нравился, дышал местным воздухом, и он приветливо проникал в лёгкие. Чудесная земля, такая дружелюбная на вид. Может быть, и люди здесь есть, не могли же они упустить из виду свою выгоду?

Хотя какая мне от этого польза? Ленты навсегда превратили в существо второго сорта. Мысль о том, что нас могут спасти, иногда радовала, но временами ужасала. Я привык здесь, а теперь, когда Аурелиус забрал меня себе, чувствовал даже некоторую защищённость. Свобода всё могла поломать.

— Смотри, как наш приют пропахал склон! — сказала Инна, опасно высовываясь из окна. — Почва дыбом! Содрало до голой скалы, а я никакого толчка не чувствовала. Как же всё так странно получилось?

— Осторожно, вывалишься.

— Не страшно, тут верёвка.

Инна резко подалась назад, едва не толкнув меня, но глаза горели азартом, а не страхом, значит, что-то задумала. Так и вышло.

— Давай спустимся!

— Аурелиус не велел.

— И что? Почему мы должны его слушаться? Мы все здесь равны.

— Нет! — возразил я убеждённо. — Он главный! Кто-то должен руководить, а у него получается.

— Ну, я ничего никому не обещала! — заявила несносная девица и полезла в отверстие, оттопырив крепкий зад, я сердито отвернулся.

Инстинкты пробудились так некстати, я не хотел испытывать влечение, понимал, что лишь долгая голодовка велит моему естеству видеть это тело желанным. Окажись в нормальном мире или рядом с моей дриадой, Инна тут же забылась бы как дурной сон. Надо об этом помнить, чтобы сдуру не подцепить как случайную болезнь совершенно ненужные мне обязательства перед чужой женщиной.

Верёвка дёргалась, и я выглянул проверить, как идут дела. Инка цеплялась уверенно и бойко сползала вниз. Как обратно подниматься, об этом она задумывалась? Впрочем, канат достаточно толстый и рыхлый, лезть по нему вверх, наверное, не сложно.

Девушка, между тем, ступила на грунт и притопнула, словно радуясь живой тверди. На меня она внимания не обращала. Я хотел развернуться и уйти в назначенную комнату, но сообразил, что демон и вампир могут обвинить меня, если что-то случится с единственной нашей женщиной. От досады хотелось треснуть робота в пластиковое лицо, но я не решился. Не только потому, что боялся повредить руку, но остерегаясь будущей мести. Пока целы машины и живы господа страх никуда не уйдёт.

Без дальнейших колебаний я вылез в отверстие и уцепился за верёвку. Спуститься на планету труда не составило.

Запахи здесь ощущались сильнее, растительность казалась выше и пышнее, хотя только трава и причудливые кусты топорщились на склоне где стоял донжон. Ниже виднелся настоящий лес, плотный ковёр крон переливался зелёно-фиолетовым, я сообразил, что это ветер раздувает листву, поворачивая её то одной, то другой стороной.

— Видишь, ничего опасного, — примирительно сказал Инка.

— Здесь могут быть хищники, — ответил я сухо.

— Понимаю, — неожиданно покладисто согласился она. — Мы не пойдём далеко, только до ближайших деревьев и сразу вернёмся. Ходить здесь без оружия и, правда, не стоит. Смотри, трава примята, наверное, ребята здесь топали. Граш тяжёлый, даже почву продавил, где ступал. Если идти по их следу, то местных хищников можно не опасаться: два инопланетных их, несомненно, распугали.

— Демон ест овощи, — возразил я, хотя и сомневался в истинной ценности наблюдений.

— А девушки на первом свидании — зелёный салат, — хихикнула Инна.

Я промолчал, поддерживать пустой разговор не тянуло. Мы начали осторожно спускаться. Подошвы иногда скользили по траве, раздавленные стебли пряно пахли. Ветер ерошил волосы, забирался под одежду — странное уже забывшееся ощущение. Тёплый, он не тревожил, скорее, доставлял удовольствие, разгоняя душные запахи чужой земли. Я хотел из вежливости предложить девице помощь, но она и сама отлично справлялась. Ну и ладно.

Вблизи деревья оказались довольно высокими и все на первый взгляд выглядели одинаково. Много прямых стволов уносилось вверх, и где-то там плотно зеленели, почти не просвечивая, кроны. В полумраке смутно маячили какие-то бледные объекты, но что это такое я понял, только когда мы наткнулись на аккуратно сложенную кучу. Фрукты или овощи. Я ощущал недоверие к чужой флоре, но Инна бодро присела и подцепила один из плодов.

— Он может оказаться ядовитым!

— Ребята их собрали, значит, приготовили запас. Зачем им срывать ненужное? Вон следы подошв Граша, я их, наверное, узнаю теперь везде. Да и некому больше бродить. Тут так пусто.

Спорить не хотелось, логика в её словах была. Насколько я знал, вампиры легко различают яды, хотя и нечувствительны к ним. Впрочем, не берусь судить. Если Инна считает, что есть плоды безопасно, пусть ест. До такой степени я за неё отвечать не готов. Я и так без Аурелиуса чувствовал себя крайне неуверенно.

Девица откусила сначала немного, а потом принялась грызть неизвестный фрукт с чужой планеты, словно родной. Я отвернулся, чтобы не видеть этого и просто желая оглядеться, на случай появления опасности. Вокруг было тихо. Наверху летали какие-то насекомые, но другой живности я не замечал. То ли донжон одним своим присутствием распугал зверьё, то ли изначально мир был чисто ботанический. Не знаю, допустимо такое или нет.

— Нам пора возвращаться, договаривались идти только до ближайших деревьев.

— Ну ещё немного, или давай перетаскаем в крепость запасённые плоды, а то от нас никакой пользы.

Раздражение подсказало веский довод.

— Если Аурелиус и Граш, возвращаясь, не найдут на месте плодов, подумают, что здесь есть другие существа, способные их взять и даром потратят время на поиски.

— Я думаю, вампир и так по запаху определит, что оба мы тут были, так что паники не предвижу.

От досады хотелось стукнуть кулаком по ближайшему дереву. Вот об этом я не подумал. Аурелиус узнает, что я ослушался приказа, и меня ждёт наказание. Причём я даже не представляю — какое. Я слишком недавно оказался в его распоряжении, не имел случая проверить.

— Немедленно возвращаемся! — сказал я.

Инна даже вида не подала, что примет во внимание мои слова. Раздражение сменилось отчаянием. Почему все так упрямы, не хотят понять простых вещей? Я не рвался страдать из-за неё, главную цель видел в том, чтобы избегать любых мучений. Мелькнула ужасная мысль подняться в донжон, вытащить из тайника пульт и убить себя. Тут ведь не потребуется особой отваги — только нажать кнопку, а ленты доделают всё остальное.

— Если бы ты знала… Ничего ты не знаешь!

Досадуя на себя ещё больше чем на неё, я развернулся и зашагал обратно. Пусть делает что хочет. Раб не в ответе за свободных людей, он и собой не распоряжается. Давно следовало это сообразить и не мучить себя ненужными сомнениями.

И половины пути не прошёл, как Инна догнала и заговорила примирительно, почти заискивающе:

— Ладно, Октавиан, наверное, ты прав. Ребятам и так забот хватает, не будем добавлять новых нашим своевольством. Отлично погуляли, посмотрели мир, нам здесь долго ещё жить, успеем налюбоваться.

Я ничего не ответил, хотя, пожалуй, был благодарен Инке за своевременно проявление доброй воли и не прочь помириться с ней, но сначала следовало вернуться в назначенную нам комнату. Ну, может быть, перекусить слегка прежде чем начнём честно дожидаться возвращения Аурелиуса и Граша.

— Давай, лезь, я снизу подстрахую, — предложил ей, когда мы оказались под стеной нашей крепости.

— Хорошо, — опять покладисто согласилась она и ловко начала взбираться наверх, перехватывая канат то ладонями, то коленями.

Вскоре Инна добралась до люка и нырнула внутрь. Вовсе она не была неуклюжей, да и не такой уж толстушкой. Наверное, я отнёсся бы к ней приветливее, не питай совсем иных надежд. Оглянувшись напоследок и не заметив ничего нового и необычного, я последовал за девушкой.

Мне оказалось труднее забраться в люк, поскольку был крупнее девицы. Она кинулась помочь, но я отогнал сердитым восклицанием. Совсем ничтожеством тоже выглядеть не хотелось. Иногда во мне просыпалось стремление всё изменить. Забыв про ленты, возродить в себе человека, но я не решался сделать первый шаг. Зачем что-то менять, пока Аурелиус и так обо мне заботится?

— Идём, — позвал я настойчиво. — Прихватим поесть и станем ждать наших.

Инна опять не спорила, и мы свернули в коридор, который вёл к продуктовой кладовой, когда неясные звуки в другой части сектора заставили насторожиться. Девушка решительно зашагала в ту сторону, и мне ничего другого не оставалось, кроме как пойти за ней. Я недоумевал. Аурелиус наверняка прочно приковал куколок, освободиться они не могли, роботов он тоже обездвижил качественно. Даже тот у люка, которым вампир постоянно пользовался, так и стоял истуканом, когда мы возвращались с прогулки. Тем не менее, шорохи и скрипы не затихали. Возможно, птица залетела в открытый люк и металась теперь в поисках выхода? Я не видел птиц, но должно же здесь хоть что-то водиться. Надо проверить.

Едва Инка отворила дверь в комнату, где стояли роботы, как я понял, что случилось самое страшное. Своих прежних хозяев я почувствовал издали. Хотя пахло от них сейчас не так хорошо, как прежде, да и одежда приобрела плачевный вид, у меня инстинктивно включились старые рефлексы. Дрожь сотрясла тело, голова втянулась в плечи, мысли заполошно заметались.

Как куколки смогли освободиться, теперь не имело значения, выросла до небес лишь одна забота: как с наименьшими потерями выпросить прощение, сберечь жизнь и шкуру. Упасть на колени? А вдруг это рассердит их ещё больше? Что же делать?

Хозяева возились возле неподвижных роботов, ругались неприятными шипящими голосами. Они заметили нас не сразу, но момент бежать в джунгли был уже упущен. Парень обернулся, и глаза его нехорошо сощурились. Поток брани обрушился уже на меня. Инку он то ли не замечал, то ли игнорировал, а зря. Она, ни мгновения лишнего не медля, кинулась прямо на него, совсем по-мужски заехала кулаком в челюсть. Пожалуй, с ним одним она бы и справилась, но тут налетела хозяйка, нацелилась ногтями в лицо, но промахнулась и попала в плечо. Инка от толчка пошатнулась, и хозяин, тут же воспользовавшись моментом, ударил её в живот.

Инку согнуло пополам, и она не то вскрикнула, не то хрюкнула так жутко, что я невольно попятился, словно врезали мне. То есть я понимал, что справившись с ней, хозяева примутся избивать непокорного раба, но бежать не хватало воли. Как во сне я следил за тем, как хозяйка вцепилась в волосы Инке, запрокинула ей голову, чтобы мужчине удобнее было бить и тот, ни секунды не колеблясь, ударил опять.

Тыкал кулаками, пинал ногами, и лишь его физическое ничтожество служило причиной того, что бедная девушка могла ещё как-то сопротивляться. Она пыталась вырваться из цепких лапок хозяйки, уклониться от ударов, а я стоял и смотрел на этот ужас, словно прибитый к полу.

— Тави, помоги! — выдохнула она вместе с брызгами крови.

На миг её лицо повернулось ко мне, и я ощутил боль, увидев, страшные подтёки на скулах.

Не знаю, что произошло. Быть может имя, которым называл только Аурелиус, всколыхнуло память о нём, напомнило, что он вернётся и спросит с меня за допущенный непорядок, или отчаянное сопротивление маленькой девочки двум разъярённым садистам пробудило в душе стыд больший, чем страх, но я шагнул вперёд раз, другой и, действуя отстранённо как во сне, ударил хозяина.

Не думаю, что замахивался особенно сильно, но я ведь уродился крупнее и крепче парня, потому ничего странного, в сущности, не было в том, что его отбросило к стене. Подумать об этом следовало давно, а я не сумел, появившееся ненароком преимущество для меня стало открытием. Никто они без роботов и пультов. Мелкая мерзкая дрянь.

Хозяин едва ворочался у стены, оглушённый, но девка кинулась на меня, норовя выцарапать глаза. Наверное, я бы всё же дрогнул, ведь сестры боялся куда больше чем брата, но Инка вцепилась в её ногу и, не имея возможности действовать руками, укусила за ягодицу.

Барынька испуганно завизжала, попыталась стряхнуть с себя противницу, но та держалась крепко, лишь глаза жмурила, стойко перенося удары.

Гипноз исчез, и я сделал то, что следовало сделать с самого начала: врезал мерзкой твари по затылку, так что она отключилась и мешком осела на пол.

Глава11

Я разглядывал судно с недоумевающим видом, который подсмотрел у Граша. Вампиры умеют управлять мимикой по заказу, жизненно необходимый навык. Какой смысл делиться информацией, если до поры можно обойтись и без этого? Подойдём ближе, посмотрим, изучим. Надежда — ещё не купленный товар, видимость одна.

Граш первым зашагал к кораблю и созерцал это чудо так зачарованно, что споткнулся и едва не пропахал мордой гальку в ручье. Вот неуклюжий человек! Сломает ногу — придётся его допить: что мне совершенно не требуется, так это инвалид на шее. Хотя с другой стороны от прикованного к постели спутника дождёшься меньше пакостей, а кровушка — вот она, пей не хочу. Впрочем, проблема пока не возникла, и я даже мысленно не стал её решать.

Мы подходили всё ближе к нежданному кораблю, и я уже различал детали. Корпус выглядел целым, впрочем, эти скорлупки почти невозможно разрушить. Местами его уже обжила местная растительность, и хотя я не знал, с какой скоростью она способна оплетать скалы, ну или для разнообразия чужие суда, подумал, что люди ушли давно.

Наверняка они были здесь, поскольку посадка выглядела качественной, но вот почему-то не стартовали и не улетели обратно в заоблачные выси. Груш объелись или стали жертвой диких зверей? Насущный вообще-то вопрос.

— Это же космический корабль? — возопил Граш так громко, что заставил вздрогнуть даже бессмертного.

Надо же, до какой степени он просвещён и посвящён. Жаль. Понимаете, судно со стороны выглядело, конечно, большим и могучим, но на деле жилого пространства внутри имелось не так и много. Его однозначно не хватит на всех. То есть, не став ещё по-настоящему товарищами, мы уже ступили на путь вражды. Да, у меня наклюнулось определённое преимущество, но и его ещё следовало умело разыграть. Много тут возникакло нюансов.

Пока я прикидывал, что ответить на вопли спутника, он неожиданно проявил нешуточную сообразительность.

— Ты знал с самого начала! Не хотел со мной делиться?

Глупый вопрос: а кто хочет? Пора сбрызнуть заклинившуюся ситуацию примирительным нектаром полуправды, хотя скорее всё же полулжи.

— Не видел нужды будить надежды до тех пор, пока мы не осмотрим находку на предмет её к чему-либо пригодности.

Он посмотрел недоверчиво, проворчал неразборчивое под нос. Ну и ладно! Топорщите перья, птенцы! Куда вы все денетесь без моих технических навыков?

Овладев системой порталов, люди всё реже стали пользоваться космическими кораблями, индустрия их производства совсем было пришла в упадок, когда появилось на свет поколение АС. Автономные суда строились для романтиков и эгоистов. Совершенные, маневренные, универсальные, они давали возможность странствовать с собственным домом как улитка с раковиной и тут же обрели толпу поклонников. Я и себе присматривал такой кораблик, но приобретать не спешил. Увы, при моём способе питания не наберёшь на борт консервов, не разобьёшь оранжерею в пустом грузовом отсеке. То есть, сделать всё это можно, только смысла нет. Вампир, я был слишком привязан к людям, хотя и не в том смысле как им бы того хотелось.

Сейчас судьба посылала мне и средство передвижения, и планету, продав права на которую я смогу обеспечить себе достаток и покой на долгие века. Неприятность обещала обернуться удачей всей жизни, тут главное было не продешевить.

— А похоже, он здесь давно! — выдал результат старательных наблюдений Граш. — Более того, улетать никуда не собирается.

— Сломан, наверное, — небрежно сказал я в ответ.

Он посверлил злобно-подозрительным взглядом. Демон, а не ответ. Корабль уже был рядом, точнее это мы подошли вплотную, и гордая громада нависла почти над головой. Люк находился с противоположной стороны, и, обогнув пружинные опоры, мы оказались прямо перед ним, а заодно и перед проблемой.

Высоко, с почвы мне до замка не добраться, могу, конечно, вскарабкаться по шероховатой броне, но тогда руки окажутся заняты, а они нужны свободными для осторожных манипуляций с чужим неглупым механизмом. Вот незадача, точнее говоря, как раз задача и решать её обязательно придётся.

— Граш, если ты позволишь мне вскарабкаться к тебе на плечи, я легко достану до замка.

Произнёс всё это спокойно, словно нет между нами разногласий, а давно и прочно мы товарищи, друзья и братья, но прелестное создание не купилось на провокацию.

— Ага, а потом ты шмыг на борт и растаешь в сиреневом тумане здешнего безоблачного неба. Ни на грош я тебе не верю, вампир!

Правильно делает, между прочим, но сейчас выхода и, правда, нет у обоих.

— Прыг — это сильно сказано. Учитывая, что корыто здесь корни пустило, у того, кто на нём прилетел, обратное мероприятие не пошло на ура. Разбираться надо, где причина и где следствие.

— И когда тебе перестанет требоваться подставка, ты бросишь меня на планете, а то ещё и дюзами подожжёшь.

Ну точно он не разбирается в современных судах. Нет у них дюз и прочих сопел, и летают на совершенно иных принципах, но это несущественно, поскольку до них всё ещё надо добраться.

— Ты рассуждаешь как болван, Граш! Это ты можешь вот так свалить в рассвет, если на борту есть человечья еда, а у меня нет выбора, я к вашему стаду привязан намертво, не выжить мне без крови, впаду в спячку и всё. Никуда я не долечу один.

— Это если далеко.

— А ты думаешь, у себя под носом люди не заметили бы полноценную планету земного типа? Свистели бы мимо и морды воротили? Не обольщайся, дорогой друг, долго и трудно нам предстоит добираться до обитаемой вселенной.

Он сопел носом, урчал как растревоженный пёс, глаза сверкали, рога топорщились, того и гляди пойдёт в атаку, а я не матадор, и юбки красной у меня нету.

— Хорошо! — сказал примирительно. — Давай просто рассуждать, а не обзываться. Ну потопчемся мы возле корабля и уйдём коротать век в башню потому что остались при своих. Только мы не прелестные девицы, чтобы сидеть у окошка и ждать когда мужественный рыцарь прискачет нас спасать в расчете на пухлую ручку и жирное приданое. Нам самим надлежит вытаскивать из дерьма свои шкуры. Вот оно средство, прямо перед носом. Дураки будем, если передерёмся без смысла.

Думал, я до него достучался, а эта скотина вместо того, чтобы согласиться с разумными доводами старшего товарища взяла и съездила мне по носу. Я и среагировать не успел, как уже летел к ближайшим деревцам, спиной если их пробовать, довольно жёстким.

Что-то треснуло, я даже не понял: стволы или рёбра, но проверять не стал. Краснорожий дьявол надвигался со скоростью лавины, так что пришлось бодро вскакивать и уворачиваться от могучих кулачищ. Я на этот раз легко ушёл от атаки и врезал ему от души, но это чудовище только мотнуло головой и снова пошло на меня стенкой.

Сколько мы так месили местную флору копытами, я даже не знаю. Злости и той не было, скорее тупое раздражение. Когда Грашу надоело гоняться за вёртким противником, он просто застыл на месте. Рожа поплыла, пару раз я его неплохо приложил, с разбитой губы скудно капала кровь. Сияющие полные жизни и огня рубины, сгустки желания. Я невольно облизнулся.

Граш угрюмо таращился на меня одним целым глазом и одним подбитым, должно быть, соображал, что не стоило лезть в драку и портить и без того не радужные отношения. Я был с ним целиком и полностью согласен. Кроме того, хотел есть.

— Помиримся?

Он неуверенно ухмыльнулся.

— Давай.

— Я голоден, но не прошу у тебя крови. Сейчас. Поделишься со мной, когда я осмотрю судно и вернусь?

Он размышлял. Надеюсь, мои кулаки сдвинули кирпичи его мыслей в нужную сторону. Если там не полный обвал.

— Хорошо!

Странно, но кажется, он застеснялся собственной сытости, такой вопиющей рядом с моей несомненной скудостью. Теперь мы оба были любезны и учтивы. Граш поместился прямо под люком, расставив могучие ножищи, и даже ладони лодочкой мне предложил. Хотя я мог прекрасно обойтись без этой любезности, поблагодарил и воспользовался. Раз! Вот он замок прямо перед глазами. То, что нужно.

Инструмент у меня был с собой. Прихватив малый набор я так и таскал его прилежно в кармане, сейчас он пришёлся как нельзя более кстати. Я прикипел взглядом к замку и, выбирая то, что нужно, начал осторожно искать взаимопонимания с контрольным устройством.

На деле ничего сложного здесь не было. Если есть время и терпение, вскрыть можно всё что угодно, но выдержка проверялась не моя, а напарника, который мог в любой момент заподозрить очередную каверзу, хотя сейчас у меня не доставало на них соображения. Я интеллект и интуицию целиком обратил на решение задачи, чтобы справиться с ней раньше, чем у демона произойдёт очередная встряска сознания.

Поначалу мне померещилось, что дело могила, хотя опорные узлы имеют собственные источники энергии и от состояния судна не зависят, но постепенно электроника начала хоть и вяло, но откликаться на мои осторожные призывы. Я весь ушёл в себя и в работу, понемногу раскручивая сознание замка, распутывая петли секретов, отстёгивая крючки настороженности. Тут важно, чтобы тебя не приняли за врага. К счастью, я имел дело с прибором, а не с человеком и мог в значительной степени предсказать его реакцию.

Шажок за шажком, постепенно вперёд. Словно выполняя па затейливого танца, я двигался к цели, и вот едва слышный щелчок сообщил, что путь свободен. Я чуть не свалился с пьедестала. Каждый раз это потрясение. Как любовь, только коротко и ослепительно, а не длинно и нудно.

— Есть! Опусти меня на землю, надо отдышаться.

Я глянул вниз и обнаружил, что Граш внимательно пялится на меня, словно увидел что-то новое, хотя что он мог наблюдать со своей позиции кроме куколкиных штанов? Впрочем, нет, руки мои видел, а они хороши за работой: быстры и элегантны. Из вампиров получаются виртуозные механики.

Граш отпустил мои лодыжки, и я спрыгнул вниз, с наслаждением вытянулся на траве. Голова слегка кружилась.

— Было здорово, — сказал демон. — Если ты, конечно, не притворялся.

Я улыбнулся ему до ушей. В такие мгновения я пьяненько люблю весь мир, к счастью, они быстро проходят.

— Как видишь, я тебе нужен. Я — тот инструмент, что отомкнёт дверь в свободу.

— Ладно, постараюсь тебя больше не бить.

Кто кого. На мне уже всё зажило, а его физиономия ещё только приобретала полноту отёков и красок. Глаз почти совсем закрылся, хитро поглядывал из своей щёлочки.

— Пожуй вон тех листьев и приложи к морде, быстрее заживёт, — посоветовал я. — Только сначала дай немного кровушки. Я очень кушать хочу.

Он без возражений протянул копыто и позволил мне несколько полновесных сочных глотков, лишь потом вырвался и проворчал:

— Хватит, лишний вес наберёшь.

Я не возразил, хотя ожирение мне и не грозило.

— Спасибо, Граш!

Он занялся самолечением, а я ещё раз осмотрел люк снаружи. Используют люди разные хитрости, чтобы незваный пришелец лишился не головы так другой полезной части тела, но здесь их как будто не было. Если предположить, что экипаж покинул судно, сторожки следовало искать с внешней стороны, но я ничего не обнаружил. Замок был единственной преградой, и она пала.

Осталось наново вернуть доверие Граша, если я его ненароком потерял.

— Продолжим, — сказал я нейтральным деловым тоном. — Что там, за тайны, нам неизвестно. Пора изучить этот кораблик.

Граш поглядел поверх травяной нашлёпки. Не знаю, отдавал ли он себе отчёт в том, что теперь я могу справиться и один. Вампир способен с ловкостью паука вскарабкаться почти по любой поверхности. Я бы так и поступил, но ведь тоже не знал, что ждёт внутри, не потребуется ли помощь. Компаньона следует бросать только когда наступит действительно подходящий момент, а до того изображать дружбу и верность, даже если не забиваешь себе голову этой чепухой.

— Ладно, иди, — ответил он так же нейтрально. — Сбросишь мне верёвочный шторм-трап.

А это откуда знает палеоботаник? Палеоморские термины попёрли. Смешной он, просто и обманывать жалко. Ну да всё равно ведь придётся.

Мы изобразили уже отработанное гимнастическое упражнение, и я благоговейно нажал клавишу окончательного доступа, она доверчиво ждала меня уже несколько минут.

Внутренний воздух прянул в лицо, и я жадно втянул его носом, стремясь сразу поймать опасные, тревожные запахи, но не уловил ничего. Я даже атмосферу не распознал. Просто среднестатическая смесь из регенератора. Иногда портовую приписку судна можно угадать по запаху, но не здесь.

Значит, людей внутри нет давно. Любопытно, что с ними стало? Я осторожно перешёл на борт и обернулся, словно мы с демоном  реально были одной командой.

— Похоже, пусто, но ты всё же держись настороже. По сторонам поглядывай, а не на меня. Я поднимусь в рубку, прочитаю полётный журнал и сразу обратно. Не нравится мне что-то вот только пока не пойму — что.

— Не задерживайся, — буркнул мой верный товарищ. Здоровый глаз подозрительно щурился. — А то я тоже залезу. Теперь люк открыт.

— Безусловно! — ответил я примирительным тоном. — Позднее обследуем судно вместе, но пока нет смысла рисковать обоим. Я пошёл.

И я пошёл, посмеиваясь про себя над наивностью некоторых людей. Теоретически здоровяк Граш мог бы подпрыгнуть, уцепиться за край проёма и забраться внутрь, но практически сделать это было почти невозможно. Так уж тут всё устроено. Корабль-то пока признал только меня.

Впрочем, отвлекаться сейчас не следовало. Я не врал, что хочу лишь взглянуть на журнал и не задерживаться на борту. Беспокоил этот корабль, почти пугал. Всё, что я пока хотел знать, так это маршрут, хотя бы примерные координаты нашей планеты в пространстве, всё прочее ждало.

Безнадёжно принюхиваясь и ничего нового не находя, я быстро взбежал на мостик. Всё здесь оказалось знакомо, вот только немо. Освещение и то не работало, лишь аварийная разметка, которая от энергетической насыщенности системы никак не зависит. Человек заблудился бы в этом неясном мерцании, но мне хватало.

Я добрался до пульта, попытался задействовать хоть что-то и не смог. Надо, наверное, пояснить. Корабль признал меня как человека, имеющего право находиться на борту, члена экипажа или пассажира, но не капитана или пилота. К управлению двигателями он бы меня пока не допустил, но вот включение других функций дозволил бы, а ничего не получалось. Причин подобной аномалии я насчитал всего две: или кто-то очень хитро выстроил защиту бортового пространства и оборудования, или вся энергосистема убита на ноль.

Склоняясь к последнему, я подключил собственный тестер и убедился, что прав. Мы с Грашем обнаружили мёртвый корабль.

Глава 12

Печально, зато определённо. Я вернулся к наружному люку и гордо уселся в проёме, свесив ноги наружу.

— Ну что там? — сразу спросил Граш.

Он нетерпеливо переминался с копыта на копыто, глядя на меня снизу вверх. Последнее его наверняка злило, потому я ещё немного помедлил, посматривая искоса, как птица с ветки и небрежно покачивая щегольским ботинком. Впрочем, долго искушать моего темпераментного товарища не стоило, мог ведь стащить вниз за ногу и снова наброситься с кулаками. Я бы справился, но потасовки берут столько энергии, а источников её восполнения в моём распоряжении находилось немного. Да и зачем драться, если всё равно в итоге помиримся?

— Не буду томить неизвестностью. Там хреново. Ты как палеобиолог, без сомнения, понимаешь этот учёный термин, а я как технарь скажу, что корабль полностью лишён энергии, её не хватает даже на то, чтобы просмотреть бортовой журнал.

— Врёшь! — сказал Граш убеждённо.

Даже я растерялся: всегда выбивает из колеи, когда в кои-то веки выдашь чистую правду, и она звучит неубедительно.

— Почему? — спросил я.

Глупо, согласен, но оба мы сейчас выглядели полными дураками. Не видит никто — и то хлеб.

— Замок электронный! Ему нужна энергия, и я видел аварийное освещение.

Высоко, наверное, подпрыгивал, чтобы рассмотреть. Беда с этими гуманитариями, их иногда трудно обвести вокруг пальца именно потому, что знают крайне мало, зато свято уверены в своей информации.

— Замок тоже обесточен, — объяснил я. — Пришлось подпитать его энергией моего тестера, немного и надо, а вот всё остальное требует реального ресурса.

Он замолчал, мучаясь сомнениями в тенетах своего невежества, но на выбор у него и всего-то имелись два варианта: или тупо упорствовать, не имея возможности разобраться, или верить мне на слово или хоть делать вид, что верит. Два с половиной.

— Допустим, — сказал он угрюмо. — Значит, корабль бесполезен?

— Этого я не говорил! Ты дослушай сначала знающего человека, а потом выдавай тирады. Эти суда построены с невероятным запасом живучести, и они автономны, то есть могут брать энергию практически из любого источника, — я показал пальцем на светило в небе, и Граш послушно посмотрел вверх. — Да вот, хотя бы из этого.

— Почему тогда…

— Команды не было! — перебил я сердито. — Кто-то отключил систему управления, а теперь её и не подать, потому что негде взять источник начального импульса.

— Пойдём, возьмём в донжоне, там наверняка что-то найдётся.

— Это да, но для начала я попробую вручную развернуть поглотители. Я же говорю: выход есть, даже когда выхода нет. Если что это девиз судостроительной компании, а не мой.

Граш, судя по его виду, ещё немного поварил в голове бестолковые гуманитарные мысли, но, как и следовало ожидать, безрезультатно.

— Помочь? — предложил он вполне мирно.

— Сам справлюсь, но это времени потребует, так что подожди и не считай меня обманщиком, поскольку я стараюсь найти достойный выход для всех нас!

Я произнёс всё это с усталым сожалением, наверное, достаточно убедительно, потому что взгляд моего приятеля заметно смягчился. Вот, когда врёшь — верят, как тут не разочароваться в человечестве? Я неспешно поднялся и, величаво ступая, отправился распоряжаться на судне.

Насчёт энергии я, кстати, не обманывал. Её действительно не было, и для набора минимального уровня требовалось поработать руками, а не головой. Я увлечённо крутил нужные ручки, получая удовольствие от механических усилий не меньше чем от решения утончённых ребусов электроники. Деятельный по натуре, любил всякий труд и не понимал тех собратьев, что предпочитали безделье.

Потребовалось немало времени, чтобы привести в рабочий режим нужную для начала часть энергоприёмников. Теперь оставалось ждать и не обязательно здесь, на борту. Я не собирался пока пускать Граша на корабль, а вернее всего умерить его настырность можно было уведя обратно в донжон.

Сделав всё, что нужно, я вернулся к выходу и вовремя. Мой беспокойный спутник уже пытался и подтянуться за край проёма, и камень подкатить, чтобы стать выше, и дерево нагнуть в качестве ступеньки. Похвальная активность, но совершенно бесполезная. Позволив мне подняться на борт, он уже утратил позицию воздействия, если не считать таковой кровь.

— Пошли домой, — сказал я, пряча довольную ухмылку. — Ужинать пора.

Граш оглянулся на светило, должно быть, лишь теперь обратил внимание, что день идёт к закату.

— Да, я бы поел.

Он приободрился, когда я бестрепетно покинул судно. Люк бесшумно затянулся за спиной. На самом деле, как вы понимаете, аккумулятор замка нёс полный заряд, единственное, что на корабле работало. Следовало поразмыслить над всеми этими странностями, но я тоже хотел есть и спать. Старые вампиры активны днём, но вот на рассвете и закате чувствуют себя вялыми.

Граш бодро шагал рядом, иногда оглядываясь на судно, словно обдумывал мысль о том, как подтащить его ближе к донжону. Нелепое человеческое желание всё прибрать к рукам и подгрести к себе. Я не собирался тратить силы на глупости: как только корабль накопит достаточно энергии, переместить его куда угодно будет несложно. Куда угодно мне.

Мы быстро поднялись по склону, забрали по дороге груши, которые никто не тронул. Хотя нет, я уловил запахи людей, Инка и Тави были здесь, изрядно натоптали, затем повернули назад. Ослушались приказа, но в меру, я решил не заострять на этом внимания. Живы и ладно, мне сейчас глоток-другой не повредит. Как раз очередь Тави меня кормить, пусть воспримет кроводачу как примерное наказание.

Инку я решил не трогать. Не знаю, почему. Там в большом мире, я кормился в основном на женщинах: они увереннее переносят кровопотери, им легче отвести глаза, а если заморочить не удаётся, то и прощают они скорее мужчин, наверное, в силу некой материнской жертвенности что ли. Но там это там, а здесь это здесь. Ограниченность пространства накладывала совсем иные правила. То есть, я мог предсказать реакцию парней, но вот с девушкой боялся облажаться.  Питания пока хватало, не стоило создавать лишних забот.

Когда мы оказались под стеной донжона, уже сгущались сумерки. Светило висело над холмами, озаряя мир косым кровавым светом, и почему-то этот приятный глазу вампира оттенок пробудил во мне тревогу. Едва мощный зад и толстые ноги Граша исчезли в проделанном нами проёме, я мигом взлетел наверх.

Снова оглянулся, прежде чем скользнуть внутрь. Мир выглядел ещё более зловещим, чем минуту назад, казалось, планета истекает кровью, хотя и не наш донжон служил тому причиной. Он попортил склон, но не задел главного. Я, вампир, король ночи, князь полночной тьмы содрогнулся как нервический юнец и, втащив внутрь верёвку, тщательно установил на место вынутый кусок стены. Робот весьма предусмотрительно вырезал отверстие так, что люк не мог свалиться вниз, зато легко возвращался на место. Я ещё подумал мельком: откуда у домашнего слуги такие широкие, лишние для его профессии функции, но выяснять не стал.

В донжоне тоже пахло тревогой, я уловил её раньше, чем смог определить, какой именно букет будит волнение.

— Что-то неладно у нас, — сказал я Грашу. — Топаем осторожно и бдительность не теряем.

Он даже спорить не стал, кивнул и, пропустив меня вперёд, бесшумно пошёл следом. Я не возражал против водительства. Мой нос был сейчас главным индикатором, и не стоило портить картину восприятия потными испарениями большого немытого тела.

Куколки! Этими двумя пропахло буквально всё вокруг, особенно остро я ощущал их присутствие в комнате роботов и мысленно похвалил себя за то, что потрудился надёжно отключить андроидов, с гарантией что никто кроме меня не сможет вернуть их к жизни.

А попытки были! Перерытые в ярости стеллажи с запасными деталями, отверстые дверцы шкафов ясно свидетельствовали о диверсии. Она не удалась, роботы застыли там, где я их оставил, но беспорядок меня разъярил. Люблю, чтобы вещи находились на своих местах!

Я кинулся дальше, Граш наступал на пятки, но вместо куколок мы увидели в столовой наших детишек. Даже не потрудившись сесть и обзавестись тарелками, они лопали из банок какую-то мясную гадость, торопливо работая ложками. Да что здесь происходит?

Увидев меня, Октавиан едва не подавился, но всё же сумел проглотить кусок и заговорил, распространяя аромат этой своей противной еды:

— Аурелиус, прости, мы не знаем, как они выбрались из заточения. Они напали на нас.

— И где они теперь?

— Заперты в каземате.

— А ключ?

— Он остался в дверях.

Паренёк выглядел испуганным и немного ошалевшим, словно не одно потрясение пережил, а несколько, но цел и невредим, чего нельзя было сказать об Инке. Она держалась молодцом, мужчина бы позавидовал, но я видел, что ей больно, казалось, мог узреть сочно зреющие под потрепанной одеждой синяки и ссадины. Гематома на лице грозила разрастись в настоящее бедствие, и осанка девушки заметно изменилась к худшему.

Я испытал внезапный, самого меня поразивший приступ ярости. Бить женщину это само по себе мерзко, но в живот, будущее волшебное вместилище новой жизни — просто немыслимо. За такое…

Тави испуганно попятился, глядя на меня, пришлось быстро брать себя в руки. Я постарался стереть с лица следы бешенства, а то и Граш, уже успевший нырнуть в кладовку и вынырнуть оттуда с банкой, поглядывал с излишним вниманием.

— Инна, сядь и прекрати есть, тебе будет плохо.

Она сразу послушалась, но на удивление не осталось ни времени, ни желания. Расспрашивать людей я смысла не видел, потому что по горячему следу проще было разобраться самому. Я кинулся по сектору, заглядывая во все комнаты, ловя запахи, следы беспорядка. Картину драки разобрал так ясно, словно видел её сам. Представив, как Октавиан стоял столбом, когда у него на глазах избивали девушку, я вновь впал в гнев, но успокоил себя, потому что он всё же сумел преодолеть страх перед куколками и пришёл на помощь подруге. Ладно, проехали. Героями не становятся по заказу, это долгий путь. Сейчас самое время примерно наказать строптивых заключённых и водворить их снова в цепи.

Как они выбрались на волю, я уже понял, потому что обнаружил запах ещё одного человека. Не только следы присутствия, но кровь и боль. Я не надеялся увидеть пани Верховенец живой, и ошибся, почему-то возрадовавшись сюрпризу.

Избитая и связанная она лежала в лаборатории, за столом с посудой, потому ребята её и не заметили. Я разрезал пластиковые стяжки, бегло осмотрел женщину, а потом облизал все порезы и ссадины, которые нашёл. У неё заживёт быстрее, а мне и засохшая кровь еда — сухарики. Дама в сознание так и не пришла, но сердце стучало хоть и робко, но ровно, я решил, что непосредственная опасность ей пока не грозит.

Не терпелось добраться до куколок, но всё же я прежде перенёс доктора Верховенец в спальню и устроил удобнее. Присмотра ей особого не требовалось, только покой и время. Надо было ещё выяснить, каким способом она сумела попасть в сектор, но прочие события выглядели ясными. Ничего не зная о наших порядках, она прониклась жалостью к несчастным узникам или одному из них и сумела отомкнуть замки и цепи. Как с ней расплатились за доброе дело, вы уже видели.

Пока Тави с Инкой болтались снаружи, куколки решили вновь прибрать к рукам власть, но роботов задействовать не сумели, а без них ничего они не стоили ни как бойцы, ни как люди.

Ладно, я мирный хомячок, но еда должна знать своё место и не покушаться на чужое. Если я посадил под замок, там и должны сидеть. Хватит с меня гуманизма, пора и кулаки почесать. Я отправился в каземат и избил обоих. Допрашивать нужды не было, потому просто дал сдачу той монетой, которой любили оперировать они, а потом опять рассадил по углам, прибрав универсальный ключ, который, скорее всего, и принесла с собой бедная женщина.

Экзекуция доставила такое удовольствие, что я и про еду забыл, вернулся в прекрасном настроении к прочей компании. Теперь только спохватился, что следовало договориться с Грашем о неразглашении наших тайн, но он оказался сообразительным, болтал о чём угодно, только не о находке в русле ручья. Отлично. Я ведь ещё не решил, кого возьму с собой и возьму ли кого-то вообще. Не считайте меня чудовищем. Вернувшись домой, я собирался первым делом продать права на планету, и толпа переселенцев выручила бы из беды оставшихся в донжоне людей. Чуть позднее и без барыша в кармане, но спаслись бы. Что поделать, каждый сам за себя. Это не я такой, это жизнь.

Убедившись, что тайна пока остаётся тайной, я обследовал сектор, из которого к нам вломился Граш, и довольно быстро обнаружил, что доктор Верховенец просто воспользовалась дверью, что вела из её сектора в бывший прежде пустым. Почем Граш её не заметил, не знаю, возможно, соображал он ещё хуже, чем я о нём думал.

В секторе пани ничего интересного не нашлось кроме книжной требухи и плохенького пульта. Еды почти не было, канализация доживала последние дни, а умывалась пани из мисочки, чтобы сэкономить драгоценную воду. Понятно, почему все так рвались к нам. Следовало привести робота и начать исследования других стен, но я слишком устал, потому забрался в самый глухой уголок, где меня долго бы искали и отключился. Для вампира сон важен не менее чем для человека, эта бархатная тьма выручит, когда не помогает даже кровь.

К счастью, спим мы недолго. Очнувшись от забытья, принюхался, прислушался и понял, что никто меня не нашёл, не искали даже, что обидно. Считают, что я им не слишком нужен? Ошибаются. Я тут главный, моя игра, мой итог.

Ещё раз обшарил все закоулки секторов Граша и доктора Верховенец. Что-то тревожило, словно упустил важную деталь, но и приблизительно не мог представить, где и когда. Здесь и обнаружил меня демон. Хорошо, хоть кому-то я небезразличен, вернее преимущество, которое могу дать.

— Что не спишь?

— Выспался уже, а ты?

— И я.

Содержательная беседа. Я думал, он начнёт торговаться — самое сейчас разумное занятие, но краснорожего, оказывается, беспокоили другие соображения.

— Снаружи всё ещё ночь?

— Пошёл бы и посмотрел. Отверстие в стене общее.

— Я и пошёл. Только там как-то не так.

Эта глыба мускулов темноты что ли боится? Ладно с высотой проблемы, с неё можно упасть, но милая славная летняя ночь ничем дурным не грозит, даже вампиры теперь культурные и до дна не выпивают.

— Я немного сдвинул крышку, послушать, посмотреть. Там вроде тихо, но в голове скрипит.

— Ну это бывает, когда по ней бьют.

Он шутки не принял, морда, несмотря на фингал, осталась серьёзной.

— Сам послушай, если мне не веришь.

Обращать внимание на подобное заявление или не обращать? Я решил, что даже если он меня разыгрывает, большого вреда от этого не произойдёт, тем более что слова Граша пробудили моё собственное беспокойство. Когда оглядывал мир на закате, мне ведь тоже почудилась неясная, но несомненная угроза.

— Идём! — сказал я.

Сомнения лучше толковать в пользу беды. Сбудется — успеешь предотвратить, не сбудется — порадоваться.

Глава 13

В коридоре ничего не изменилось. Робот смирно стоял там, где его поставили, в тусклом свете контур люка едва различался, сливаясь со стеной. Я присел на корточки и, припав к стыку, потянул носом внешний воздух. Пахло мягче, чем днём, хотя практически тем же самым. Вроде ничего опасного, но тревога не улеглась, а разгорелась.

Грашу можно было не верить, предположить, что в башке у него шумит от того, что часто лезет в драку, хотя где тут причина, а где следствие ещё надо подумать. Я ничего не слышал, но открывать люк в ночь совершенно не тянуло. Странно, ведь снаружи тот же самый мир, по которому мы бродили без всякой опаски, лазали по ручьям, собирали и лопали груши. Почему теперь он пугает? Помимо общей необъяснимой тревоги ещё одна заноза сидела в сознании, добавляя беспокойства. Экипаж обнаруженного АСа. Куда-то ведь он делся.

Понимаете, я не верил, что судно потерпело крушение. Дело даже не в том, что кораблики эти практически не ломаются, просто всё, что я видел, на борту оставалось в пределах нормы, кроме энергетического резерва, но восполнить его дело нехитрое. Люди вполне могли улететь домой, а если нет, значит, что-то подстерегло их и убило.

— Что скажешь? — спросил Граш.

Он тихо стоял в сторонке, но выглядел напряжённым, почти испуганным. Я его понимал, у самого под кожей неуютно ёжились нервы.

— Ничего. Подождём утра. Мне тоже не нравится ночь, хотя я и вампир, а это что-нибудь да значит. Днём мы здесь ходили безопасно, пока не разберёмся в причинах тревог, будем в тёмное время суток отсиживаться в крепости.

— То есть, ты считаешь, что есть основания беспокоиться? — спросил Граш упавшим голосом, и я сообразил, что всё это время он надеялся насмешку получить в ответ на свои подозрения.

Неприятно, да, зато башка целой останется, а она дорога любому обладателю, пусть даже красная с рогами и звенит. Лицо, кстати, почти пришло в порядок. Он не регенерировал стремительно, как вампир, но поправлялся быстрее обычных людей. Надо запомнить этот факт, вдруг пригодится.

— Грашик, интуиция у вампиров развита хорошо, мы можно сказать, на ней и выживаем, потому что ума обращение не добавляет, и я с тобой согласен. Снаружи — плохо. Вполне возможно, что там пасётся по ночам какая-то нежить, потому и жити на планете не осталось. Объяснение не хуже других. Скушали её неведомые странники и сейчас очень голодны. Займёмся внутренними делами. На рассвете я попробую вынюхать следы.

— Хорошо, — согласился он покладисто. — А какими делами?

— Старушку, твою соседку, куколки избили, в одной из спален лежит.

— А как она сюда пробралась?

Я подвёл приятеля к двери и ткнул носом. Он смотрел на это гениальное изобретение человечества с таким ошарашенным видом, что хотелось стукнуть его ещё и лбом.

— А я и не заметил! — воскликнул самокритично. — Так уверился, что дорогу везде придётся прокладывать силой, что не увидел вход. Точнее, выход.

Я решил не смеяться над бедолагой: всякий может наделать глупостей и не обнаружить того, что лежит на виду. Люди несовершенны, да и вампиры тоже.

Мы вернулись в наш сектор. Пани была в порядке, даже в сознании, хотя и слаба как привидение. Ушибы на лице неплохо поджили, придавая женщине вид усталого бойца, а не уличной побирушки. Рядом сидела Инка. Мы с Грашем вторглись в дамскую беседу.

Вот чего я откровенно побаиваюсь, так это когда женщины собираются кучкой и толкуют о своём. Никогда не знаешь, до чего они договорятся и каким боком это выйдет тебя, всегда надо быть настороже, потому я отдал галантный поклон и подошёл ближе с видом (надеюсь) хирурга, проверяющего перед операцией, весь ли его персонал на месте и до какой степени он трезв.

Инка вскочила, виновато глядя на меня снизу вверх. Хоть кто-то в донжоне не выше меня ростом.

— Аурелиус, прости, как же мы не заметили, что доктор Верховенец здесь, и в голову не пришло…

Я отмахнулся.

— Что обошлось, то обошлось.

Внутренние повреждения, конечно, были, и старый организм не спешил разделаться с ними так быстро, как молодой, но я полагал, что раз ухудшения не наступило, то улучшение не заставит себя ждать. Вампиры неважные лекари, нам просто дела нет до человеческих хворей, мы живём лишь для себя. Привязываться к людям, заботиться о них — пустое занятие. Они — дичь, ты — хищник. Вполне разумный порядок вещей, лучше его и придерживаться.

Я отвернулся от пани, созерцавшей меня с усталым интересом, и посмотрел на Инку. Пожалуй, ей досталось больше, чем старушке. Плечи всё ещё напряжены и ссутулены, движения бережные, как бывает у раненых.

— Где болит? — спросил я строго.

Напало странное смущение, я словно боялся обидеть ребёнка или вампирского птенца, к которым первое время относишься трепетно. Это потом их хочется избить вхлам и выкинуть за дверь, потому что наступает опасный период борзения и оглушения собственным величием.

Она неуверенно коснулась живота. Движение вышло скованным, как у слабоверующего в храме. Она тоже стесняется? Будем вести себя как два юных балбеса на первом свидании, ничего толкового не выйдет.

— Позволишь?

Я опустился на колени и приблизил ухо к тому месту, где располагается пупок у всех, кроме Адама и Евы. Вампиры слышат не только стук сердца, звуки дыхания, а и едва заметные проявления других внутренних органов. Поначалу мешало непонятное волнение, собственная кровь что-то разыгралась в жилах, но я быстро справился с беспокойством и уловил то, что нужно. Не так всё оказалось и плохо: никаких разрывов, внутренние кровотечения незначительные — заживёт, если пореже лезть в драку.

— Терпимо! — сказал я, поднимаясь на ноги и стараясь выглядеть холодным специалистом, а не растерянным придурком. — Поменьше движения в ближайшие дни, пищу лучше принимать жидкую и небольшими порциями. Скоро всё придёт в норму.

Я хотел предупредить, что ближайшая менструация будет болезненной и обильной, но выговорить сие не смог. Сама догадается что к чему, а я рад что вампиры не способны краснеть. Кожа у нас красивая, фарфоровая, но постоянно одного оттенка.

Граш ухмылялся на все страшенные зубищи, но причину его превосходного настроения я узнал, лишь когда мы вышли из спальни.

— Трогательно смотрелось, прямо будущий отец!

Я улыбнулся той стороной рта, что была обращена к спутнику, но внутри что-то больно звякнуло. Наверное, со стороны выглядело мило, но толку в том? Не может женщина от меня понести, бесплодны мы, как холодная пустыня, не способны продолжить себя человеческим способом.

Во мне ведь многое сохранилось от прошлой жизни, иногда я как смертный представлял себя в кругу семьи, любимым и любящим. К счастью, странные эти видения посещали нечасто и надолго не задерживались. Почему тогда так задела шуточка Граша? Я до такой степени устал быть один или всё дело в девушке? Ну так она уже положила глаз на Октавиана, однажды, он это даже заметит, хотя пока ведёт себя как невинный осёл. Правда есть ещё нимфа из сада… Сказать что ли правду влюблённому чудаку? Так ведь никогда не знаешь, что может сбить человека с ног, вдруг Тави только этой любовью и живёт? Платоническая она, говорят, самая привязчивая. Узнает, как всё обстоит на самом деле, возьмёт и повесится сдуру, а мне нужна еда, и я не могу рисковать таким полнокровным кусочком.

Ладно, хватает забот и без садовых фей, потом сориентируемся, сначала нужно разобраться до конца с кораблём, выяснить, что за ночные монстры утюжат здешние просторы, просчитать смогу ли я улететь один или придётся брать спутников и делить с ними тесное жилое пространство. Любовь — химера, а вот большой мир и немалые деньги — именно то, о чём следует в первую очередь подумать.

Чтобы не отвлекаться потом, я сходил в каземат и хорошо закусил. После таких кровопусканий куколки от одной только обморочной слабости не смогут затевать дурные дела. Оба вели себя тихо, их трясло. Догадались, наверное, кто тут  первые кандидаты на опустошение. Страшно умирать вот так, чьим-то безвкусным кормом, но если кого я и не жалел совсем, так эту парочку. Сами напросились.

До рассвета совместными усилиями успели ещё подсчитать запасы. Еды пока хватало, да и внешние добавления могли отодвинуть голод на неопределённый срок, генератор исправно работал, вода имелась в изобилии, так что я принял душ и переоделся, хотя вампиры и не пачкаются.

Томительный медленный восход мы переждали у люка. Октавиан так и не попался ни разу на глаза, не иначе боялся господского гнева: не то моего, не то куколкиного, зато Граш ходил следом как привязанный. Кто бы его осудил: всегда полезно присматривать за единственной надеждой на избавление. Меня устраивало. Вдвоём передвигаться по чужой планете безопаснее. Окрыляет, знаете ли, когда есть кем пожертвовать в трудную минуту.

Когда светило выползло из-за холмов, я стряхнул сонную одурь и осторожно сдвинул крышку люка. Граш сопел над ухом. Верёвку мы на ночь убрали и правильно сделали. Ни на стене, ни внизу я не обнаружил следов чужого присутствия. На рыхлом грунте, вспаханном донжоном, виднелись отпечатки лишь человеческих ног, ну и мои, хотя они гораздо легче, незаметнее. Быть может, ночные твари крылаты? Я внимательно изучил стену не только ниже, но и выше люка, но ничего лишнего на ней не нашёл. Мы перестраховщики или чего-то не понимаем?

Хочешь не хочешь, а вылезать придётся. Не найди мы корабль, оставались бы ещё сомнения, а так приманка слишком желанна. Всё же я ещё ненадолго отложил поход, потому что по моим прикидкам, заряда от вчерашнего вечернего светила не хватало для пробуждения главного бортового журнала. Пусть утреннее солнышко разыграется и подольёт кипяточку в батареи.

Граш с такой готовностью согласился подождать, что стоило заподозрить его в трусости, но я и сам не образец отваги, так что простил рогатому очередной проход тараканов. Успеем, без нас пустой корабль не улетит. Ну с большой долей вероятности останется на месте.

Когда, по моему мнению, светило достаточно высоко взобралось по небу, я первым сошёл на землю. Беспутный наш донжон величавой уродливой громадой нависал над головой. Я внимательно огляделся, принюхался, но всё выглядело так мирно и обыденно, что ночные страхи казались сейчас несерьёзными.

— Давай, соратник, тащи сюда свою тушу, а то один уйду.

На красном лице боевого товарища отчётливо проступали следы нешуточной внутренней борьбы между двумя понятными желаниями: убраться отсюда в ближайшем будущем и уцелеть непосредственно сейчас. Перспектива перевесила, поэтому он присоединился ко мне, хотя и без особого проворства.

Дорога теперь лежала знакомая, потому шли быстро. Меня тоже донимало неясное опасение, что корабля может не оказаться на месте, но он стоял там, где и был, в точности такой же как вчера, только теперь как невидимые лепестки на цветке над ним обозначились слабым маревом ловушки энергопоглотителей. Чудесно, раз они так широко разошлись, значит, загрузка движется полным ходом, и я, наконец, узнаю, что это за судно и как долго мне на нём добираться до Земли или хотя бы любого иного обитаемого мира.

Граш неуверенно топтался рядом. Вряд ли он был способен разглядеть раструбы батарей, но вот почувствовать потоки силы — вполне, его рога могли работать как антенны.

— У тебя получилось, — произнёс он, практически без вопросительных интонаций.

— Думаю, да.

Теперь я в помощи не нуждался, потому мигом взлетел наверх сначала по опоре, потом по крутому боку судна. Замок охотно откликнулся на прикосновение пальцев, люк бесшумно разошёлся, пропуская меня внутрь. Граш внизу возмущённо орал, требуя, чтобы я взял его с собой, но я уверенно проигнорировал призыв. Если лететь можно прямо сейчас, то плевал я на Граша, а если придётся вернуться, то он меня всё равно простит, никуда не денется.

Корабль преобразился за прошедшую ночь. Это снаружи мало что изменилось, а внутри зажглось освещение, заработала механика, но я всё равно поднялся на мостик, минуя подъёмник.

В рубке сладко как карамельки сияли огоньки контроля, я быстро задействовал экраны и просмотрел историю накопления. Для старта мало, но ещё день-два и будет достаточно, а добрать энергию до полных баков я смогу и на орбите. Отлично. Теперь журнал.

Обычно на таких судах отправляются в путь поодиночке, максимум вдвоём-второём и пароли на пульт не ставят, но здесь он был, и я потратил несколько драгоценных минут на расшифровку. Для робототехника с полным набором инструментов задача оказалась не слишком сложной, а утром я прихватил почти всё, что нашёл в секторе.

Честно сказать, рука немного дрогнула, когда наступил момент истины. Царила тишина, хотя мне мерещилось временами, что слышу крики Граша. Этого быть не могло, потому что люк я за собой закрыл, кто знает, чего можно ожидать от демона, когда он разъярён. Я один и в полной безопасности. Сейчас узнаю, что ждёт меня, ну и людей, хотя последнее куда менее существенно, чем первое.

Вот оно! Информация оказалась плотно сжата, и раскручивать её пришлось постепенно, начиная со старта. Корабль оказался земным, или же имел мою родную планету последним портом пребывания. Неважно. Векторный список, расклад. Навигация не совсем моя специальность, потому дело шло медленно, но я уже чётко выделил направление прямого броска, оставалось уточнить расстояние, когда опять послышался неясный шорох.

Я огляделся. Никого и ничего. Граш пробраться на борт не мог, людьми тут давно не пахло, скорее всего, оживающие постепенно механизмы производят какие-то звуки, или я от нервного напряжения начал галлюцинировать, хотя у вампиров такого и не бывает.

Всё побоку, разберусь с деталями потом, сейчас надо выяснить главное. Вычислитель как назло работал медленно, возможно не вполне пришёл в себя от долгого энергетического голода. Ужасно хотелось поторопить его кулаком, но я как специалист знал, насколько ненадёжное это средство, потому просто ждал, навалившись грудью на пульт.

Снова прозвучал шорох, невесомый едва различимый, как взмах крыльев бабочки, я стиснул зубы и проигнорировал его. Даже перед самим собой не хотелось выглядеть дураком, который оглядывается из-за всякой ерунды.

Готово! Я увеличил экран, чтобы лучше видеть и впервые полностью обозрел маршрут. О, боги, как далеко занесло! Милая мечта смыться сразу исчезла без остатка. Путь домой предстоял неблизкий, значит, волей-неволей придётся возвращаться к людям и снова играть роль хорошего товарища.

Я встал, повернулся и попятился, врезавшись задом в кромку пульта. Оказывается, у шорохов имелись вполне материальные причины и это были не крылья бабочки.

Глава 14

Он стоял у комингса, разглядывая меня огромными блестящими глазами. Говорят, первое впечатление самое верное, но здесь оно было единственным. Я сразу пропал, прошибло до пяток, холод прошёл по телу или жар, даже не знаю. Я смотрел на него, и всё моё расчетливо хомячье существование шло трещинами забвения.

Он был красив, как только высшее существо может быть прекрасно. Гармонией дышало лицо, безупречным выглядело ладное тело. Конечно, он оказался выше меня ростом, но это не раздражало, напротив, будило в душе хмельной юный восторг и почти непреодолимое желание ещё больше увеличить дистанцию, опустившись на колени.

Я сразу понял, что передо мной вампир. Мы друг друга недолюбливаем и почти никогда не сбиваемся в стаи, но в каждом из нас, в душе и разуме, живёт мечта о лидере, который выведет наше племя на свет, подарит жизнь, а не выживание, станет царствовать над великими вампирами, а не жалкими кровососами, существующими где-то между баром и помойкой.

Надежда — слишком ёмкое понятие, оно заключает в себя так много, что кажется миражом, но вот однажды наступает миг, когда остаётся единственная истина, а постичь её просто. Я осознал, что передо мной именно то высшее существо, пришествия которого мы ждали все эти тёмные века.

— Сир! — прошептал я.

Во мне сражались два ярых желания: поклониться, показывая почтение и покорность и не отводить взгляда от прекрасного лица, чтобы насладиться зрелищем раньше, чем неизбежно накроет разочарование.

— Кто ты? — спросил он голосом мелодичным, вполне отвечающим всему облику.

По телу прошла сладкая дрожь, так меломан растворяется в красоте мелодии.

— Аурелиус, ваш покорный слуга, повелитель!

Он переступил порог, демонстрируя плавное изящество, с которым только вода может огибать преграду, и шагнул ко мне. Мягкая улыбка сводила с ума. Ладонь коснулась моих волос, благословляя или изучая. Я ощутил себя невероятно счастливым, словно путник после долгих лишений и бед достигший родного дома.

— Я так долго ждал!

Он склонил голову к плечу, словно удивляясь этим вырвавшимся у меня словам. Как же он был хорош, князь остающейся в прошлом тьмы, проводник к новому свету. Мягкий, но сильный, величавый, но не высокомерный, властитель, которому легко покориться без остатка. У меня бы сердце разорвалось, будь оно простое, человечье.

— Я — Лендер. Аурелиус, расскажи, как ты попал сюда.

Он мягко взял меня за плечо и усадил в рабочее кресло, устроился напротив. Его спокойная непосредственность завораживала, так способен вести себя лишь тот, кто полностью лишён мрачных глубин, прозрачен до дна. У меня дух захватило, когда представил себе величие этой распахнутой в мир души.

Мысли собрались в кучу не сразу, даже не припомню, когда я в последний раз так робел. Возник перед внутренним взором Граш, накручивающий злые и встревоженные круги вокруг корабля, но как нечто незначительное и мелкое. Встреча с Лендером всё во мне перевернула.

Я сумел взять себя в руки, сосредоточиться. Теперь, когда первое потрясение прошло, я стал мыслить яснее, изложил историю донжона, как знал её. Лендер слушал, иногда подбадривая меня едва заметной улыбкой. Его неподдельное внимание согревало. Мягкое тепло разошлось до кончиков пальцев, и я впервые за века вампирского существования почувствовал себя полным настоящей, а не поддельной жизни.

— Как же много людей ты привёл с собой, брат?

— Шесть. Я не успел обследовать весь донжон, возможно, где-то найдутся ещё выжившие.

— Немного, но теперь должно хватить. Как ты уже понял, я вынужден был лечь в спячку, потому что отсутствие свежей крови остановило начатый процесс преображения.

Я не совсем понял, о чём он говорит, но слабая тревога едва заметно сжала сердце. Хомячье в душе, как выяснилось, никуда не делось, только свернулось до поры колечком, а сейчас подняло голову как змей. Вампиры до ужаса не любят делиться тем, что уже считают своим. Во мне шла титаническая борьба между вассальной верностью и здоровым эгоизмом, и я страшился, что отзвуки этой битвы отразятся на моём лице.

— Вы открыли путь к новому совершенству? — спросил я осторожно, боясь и его прогневить и себя выдать, потому что метаморфоза, по-видимому, предполагалась за мой счёт.

— Ты прав. Я искал разные дороги, но та, на которую наткнулся случайно, оказалась хороша.

— Вы расскажете мне?

— Безусловно. Ты станешь моим первым и главным помощником и узнаешь всё.

Я почтительно склонил голову, соображая про себя, догадывается ли мой господин, что мой человек сейчас распаляется злостью прямо за бортом корабля, возжелает ли вкусить его разгорячённой крови прежде чем продолжать разговор? Важный момент. Никогда не ощущал себя до такой степени жадиной. Горел от стыда, ведь повелителям надлежит отдавать всё и с радостью, но не мог справиться со здоровым стремлением оставить имущество себе одному.

Понимал или нет Лендер мои противоречивые стремления, он не рассердился. Улыбка осталась светлой, лишь немного грусти примешалось к благожелательной интонации, когда произнёс, и его кристальный голос овеществил слова как непререкаемую истину:

— Не страшись отдать мне то, чем владеешь, дар вернётся сторицей. Сейчас я объясню подробнее, чтобы ты понял всё и проникся важностью здесь происходящего.

Удивительный был момент. Я словно со стороны видел и собственное несовершенство, и невероятную безупречность владетеля. Я проникался величием свершавшегося и никак не мог отрешиться от вещественности притязаний. Найдись под рукой другой вампир, Лендер должно быть, с презрением отверг бы мою кандидатуру. Жаль, что я так плох, хотя ещё недавно отлично с этим мирился.

— Надеюсь, ты не выпускаешь своих людей по ночам? — спросил Лендер.

Я невольно вздрогнул, словно слабонервный человек и оттого что в рассеянности задумался о другом, и потому что опасения наши с Грашем грозили подтвердиться.

— Нет, сир, — сказал я.

— Правильно. Потому что ночью этой землей владеют аморфы.

Вот и слово прозвучало. Я сразу уверился в том, что обозначенное им реально. Вернулся даже ночной страх, разбавленный сознанием того, что снаружи белый день.

— Планета прекрасна, словно рай земной, люди прилетали сюда не раз, ты бы удивился, узнай доподлинно, как много кораблей догнивает на её изумительных просторах.

— Никто не смог вернуться, чтобы рассказать другим! — воскликнул я.

— Да, убедившись, что день здешний прекрасен, люди забывали, как ужасна может оказаться ночь. Аморфы убили всех, кроме меня, потому что я вампир.

— Наше племя им не по зубам?

— Да, и поскольку существа мы одного порядка, то вполне способны поладить.

Надо сказать, я испытал облегчение. Людей, конечно, жалко, но приятно сознавать, что ты и здесь их превосходишь, хотя всё преимущество заключается в элементарной несъедобности.

— Но как могли возникнуть вампиры там, где и животный мир-то практически отсутствует? — воскликнул я и тут же сообразил, что знаю ответ.

— Да, — грустно улыбнулся Лендер. — Он был, мир населяли люди довольно схожие с нашими, но цивилизация не успела толком развиться и окрепнуть, потому что аморфы, плодясь и совершенствуясь, уничтожили сначала разумных существ, затем всех, до кого смогли добраться.

— И теперь они очень голодны.

— Да, время вынужденного воздержания изменило их до неузнаваемости, но они не погибли, хотя только появление на планете людей давало им короткие праздники сытости.

— То есть, земляне, как пища, им вполне подходят.

— Более того! — с воодушевлением сказал Лендер. — Человеческая кровь запускает преобразования, которые помогут виду найти новые источники питания.

Я пока не охватил разумом всю проблему целиком, но кое-что мог прозреть, а иное предположить, всё же собственная шкура беспокоила куда существеннее, чем причуды местных вампиров, и я спросил прямо:

— А нам какая выгода от того, что здешнее сообщество целеустремлённо пристрастится к вегетарианству?

Лендер вновь дружелюбно улыбнулся. Знаете, вампиры довольно быстро отвыкают от человеческих причуд, клыки наши всё-таки заметны, потому зубы мы щерим чаще для угрозы, чем для дружеского привета, но у повелителя получалось передавать расположение, а не угрозу. Клыки, аккуратные, небольшие, почти не выделялись, что, кстати, ни о чём не говорит. Те, чьи отличия от людей становились слишком значительными, первыми попадали в сети охотников. У меня тоже клыки умеренные, а то, что они остры как ножи, так со стороны это не заметно.

— Эти существа, мой дорогой Аурелиус, так долго вынуждены были выживать практически без питания, что накопили в себе эликсир, способный и нас наделить большим совершенством. Я скормил им свой человеческий экипаж, они поделились кровью. Теперь я меньше нуждаюсь в пище. Как видишь, спокойно беседую, а не пытаюсь словить твоего приятеля, что нетерпеливо переминается внизу.

Внутри затрепетал язычок холодного огня. Страх и восторг, предвкушение и тоска по прошлому. Во мне так много чувств пробудились сразу, что я растерялся от их наплыва. Никогда не предполагал, что человеческие несовершенства никуда не делись, дремали всё это время в спячке и вот сейчас выплыли на свет, чтобы показать мне нынешнего Аурелиуса и подарить надежду на появление в его образе совершенно нового существа.

— И теперь вы можете полностью обходиться без питания? — спросил я, сообразил, что веду себя дерзко и на всякий случай добавил к уже вылетевшей на волю фразе почтительное: — Сир.

— Пока нет, процесс ещё не завершён, преображение будет продолжено, и для этого потребуются новые ресурсы.

— Мои люди, — прошептал я.

Хомячок в душе сердито надул щёки, не желая отдавать своё, или хотя бы дождаться прежде твёрдых гарантий. Я испугался, что слишком явственно показываю сомнения, когда следовало покориться без остатка и однажды мне это выйдет боком, но Лендер опять не рассердился.

— Разумеется, я поделюсь с тобой. Ты станешь моим соратником и другом. Однажды мы вместе поднимем наше племя на новую ступень совершенства, но постараемся не повторять ошибок местных упырей. Мы заберём всё, что надо нам и затем покинем планету.

— Звучит разумно. Я готов слушаться.

— Вот и отлично, Аурелиус. Судьба послала мне помощь и средство. Однажды мы оба будем править этим миром.

Не в силах более сидеть, я вскочил и поклонился. Крышу сносило от происходящего, дрожало всё внутри. Я сообразил, что надлежит явственнее выразить покорность и поцеловал прохладную руку повелителя. Он слегка сжал мои пальцы, а затем властно привлёк к себе. Он тоже встал, и я оказался в его объятиях. Ласковая ладонь опять легко прошлась по моим волосам, а потом осторожно, почти деликатно убрала с шеи длинные пряди.

Я понял, что сейчас произойдёт, но мысль оказать сопротивление увяла, почти не родившись. Я послушно наклонил голову, подставляя вены.

Такие минуты невероятно редки. Я полностью отдавал себя на власть могущественного существа и понимал, что Лендер может выпить меня до дна, использовать лишь как сосуд, полный пищи, отбросить, словно ненужную вещь, когда опустошит. Я сознавал, что всё происходящее сейчас навсегда отрежет мне путь к отступлению, не будет больше хомячка хорошо устроенного в жизни пусть и не достигшего никаких высот, а родится новый Аурелиус. Ну или умрут оба.

Всё застыло внутри, но я не шевельнулся, когда прохладные губы коснулись моей кожи, Лендер крепче прижал к себе, нежно целуя жилу прежде чем властно вонзить в неё клыки.

Наверное, я испытал боль, но сознание отметило не её, а очаровывающую возможность полностью раствориться в чужой воле. Лендер пил, и вместо яростного протеста, который чувствует вампир, когда у него отнимают энергию, я ощущал наслаждение. Не быть собой, отринуть череду неизбежных забот, стать просто источником чьей-то силы было необычно и сладко.

Нарастала слабость, но я не шевелился, позволяя повелителю распорядиться собой, как он сочтёт нужным. Если я не умру сейчас, эти минуты определят моё будущее, весь комплекс отношений, который свяжет с властелином, ну а если погибну. Это будет смерть на грани экстаза.

Он оторвался от моей артерии, когда я уже и на ногах не смог бы устоять без поддержки. Наверное, хорошо это понимая, Лендер так меня и не выпустил. Я видел совсем близко глаза, излучающие тёплый свет и ждал решения своей судьбы.

— Ты хорош! — сказал он, снова ко мне склоняясь, но не укусил, а просто лизнул рану, хотя и не было в том большой нужды. — Ты без сопротивления отдал мне себя, и я принимаю жертву. Пришло моё время делиться. Пей!

Его сильная шея оказалась прямо перед моим носом. Я увидел напрягшуюся жилу и забыл обо всё. Мир свернулся в точку здесь и сейчас, и раньше, чем он вновь должен был разлететься великим взрывом, я впился клыками в плоть повелителя и первый глоток скользнул в горло, напрочь снося крышу.

Не знаю, долго ли я пил, вероятно, в какой-то момент совершенно лишился сознания, но, когда вновь пришёл в себя, всё вокруг изменилось. Лендер ещё поддерживал, но я теперь не нуждался в опоре. В крови плясала незнакомая энергия, меня трясло от её напора. Мерещилось, что глаза способны излучать свет, раздвигая тьму. Я понимал, что это иллюзия, и в тоже время искреннее верил. Разброд сознания не пугал, потому что вместе с ним в меня входило новое совершенство и предстояло ещё перестроить под него тело и душу.

— Теперь мы соратники, — сказал Лендер.

Наверное, я смотрел на него со щенячьим обожанием, потому что он снова коснулся моих волос, на этот раз успокаивая и отпустил, позволяя сделать несколько шагов, ощутить новое состояние тела и нервов. Никогда я не чувствовал себя таким живым, даже когда был человеком. Норочье существование хомячка представлялось сейчас убогим и пустым. Возрождённый вампиром, я просто обязан был стать выше людей, подняться над ними, навсегда отвести им место пищи и только пищи. Я благодарно поклонился повелителю, а он дружески положил мне на плечо сильную ладонь.

— Успокой своих людей, запри их в донжоне и строго-настрого запрети выходить ночью. Их черёд придёт, я подготовлю всё, что нужно и дам знать

— Да, мой господин!

— Теперь иди!

Я шагнул через комингс, оставляя за спиной рубку и нового короля вампиров, который, наконец, должен был принести в этот мир справедливость. Наверное, я был счастлив.

Глава 15

Перед наружной дверью пришлось задержаться. Я понимал, что не должен выдавать ничего из того, что тут случилось. Людям рано знать, какая их ждёт судьба, пусть тешат себя иллюзиями спасения, спокойнее и сытнее будут. Сделаю вид, что всё в порядке, и я работаю над избавлением для каждого. Главное Граша убедить, что ничего особенного не случилось, с остальными пойдёт проще.

Я нацепил на лицо привычное хомячье выражение и дал приказ замку растворять люк. Едва в глаза хлынула наружная реальность, как в центре её возник невероятно рассерженный Граш.

— Ты там совсем? — прорычал он.

Я спрыгнул вниз, по пути небрежно хлопнув ладонью по клавише консервации. Люк закрылся раньше, чем подошвы моих ботинок коснулись почвы.

— Я тут совсем и не спятил, а присутствую. Не ори, дверку притворил чтобы ты не мешал работать. Вопли ваши человеческие отвлекают, а дело делать кроме меня некому.

Моё ворчание заметно его успокоило, кроме того я же вернулся а не улетел на корабле в неизвестном направлении. Факты дороже домыслов.

— Дела наши неважные, — продолжал я изображать полную откровенность, — журнал удалось запустить, хоть разобрался я с ним и не сразу. Пароли везде, я робототехник, а не пилот данного корабля, но расшифровал понемногу. Далеко мы от прочей обитаемой вселенной. Топать и топать, так что придётся отправляться всем миром, иначе мне не хватит еды.

— А наша на борту есть? — спросил он, на глазах добрея.

— Не успел проверить, но если и нет, прихватим из донжона, там осталось вполне достаточно.

— Пожалуй…

Мы уже шагали домой. Я двинулся вперёд, а Граш потопал следом. Я думал, он сейчас спросит, чего это мы так резво чешем прочь от корабля, но он заговорил о другом.

— Эти двое, которых ты держишь на цепи, их тоже возьмёшь на борт?

Не поспоришь,  в тесном мирке пустотного судна неадекватное поведение части может стоить жизни целому, но меня заинтересовало, какой выход из положения предложит это чучело с рогами, потому сделал задумчивую мину и спросил с доверчивой простотой:

— Предлагаешь оставить их здесь?

Он смотрел прямо перед собой, а я размышлял, каково это человеку обсуждать судьбу других людей, пусть даже таких дрянных как куколки, с вампиром. Было в этом что-то некрасивое, почти извращённое и я намеревался холодно наблюдать за попытками Граша выкрутиться за мой счёт.

— На борту вряд ли найдётся нужный каземат, а уж если эти двое вырвутся на волю, всех спящими перережут.

— Ну как будто и у прочих нет друг к другу особого доверия.

— Хоть не садисты.

— Подожди! — воскликнул я, словно эта мысль только сейчас пришла в голову. — Ты предлагаешь мне допить куколок перед стартом, чтобы и от них избавиться с гарантией, и заодно наесться до отвала в целях экономии дальнейшего пропитания?

Вот пусть прямо в лицо скажет, глядя в мои наивные и честные вампирские глаза. Я не злился, раздражение осталось в прошлом. Лендер уже решил судьбу этих людей, все они стояли за гранью бытия, и как будут разбираться друг с другом, провоцировало во мне лишь слабое любопытство. Когда смотришь на играющих в загоне телят, всё равно ведь у кого ушки милее и лобик круче, конец для всех один — в мясной лавке.

Граш не выдержал и взгляд отвёл, но сказал относительно спокойно:

— Можно оставить их здесь, выживут не пропадут, но что если сюда прилетят другие люди и примутся спасать этих монстров в человеческом обличии? Думаешь, новые жертвы облагородят твоё трепетное воздержание?

— Я ничего не думаю. Пока люди живы, от них можно есть, мёртвыми я не питаюсь. Может быть, я и паразитическое существование веду, но не такой уж и вредный.

Он сказал, глядя так же в сторону:

— Природа запускает волка в лес, чтобы олени были здоровее. Вот тебе и случай осуществить законное предназначение.

Честно говоря, не ожидал такого от Граша. Его-то кто поцеловал в лоб, пока я отсутствовал? Хладнокровно рассуждать об убийстве, да ещё подводить базу, это как-то не по-человечески выходило, не мной будь сказано. Забавно и немного грустно.

— Я обдумаю твоё предложение.

Он глянул искоса и промолчал, теперь мы становились вдвойне соучастниками. Интересно, понимал он, что сам может однажды стать негодным для дальнейшего воспроизводства оленем, пока рядом присутствует всегда голодный волк? Природа природой, но мы-то её ещё как усовершенствовали. Довели, как говорится, до ума. До своего убогого.

— Груш соберём? — предложил я.

— Давай! — охотно согласился он.

Оказывается, даже мешок прихватил под дары природы. Мы наполнили его плодами и орехами здешней благодатной земли, к донжону вернулись, когда день уже склонялся к вечеру. Чудная наступила тишина, ветер совершенно стих и хотелось не забиваться в стены убежища, а растянуться на траве, полностью сливаясь с дружелюбной планетой. Я невольно подумал о том, каковы были местные люди, походили они на наших? Делили друг друга на годных и нет? Воевали, жили в мире? Теперь не узнаешь, и следа не осталось. Вполне вероятно, как раз от привычки к делёжке?

— Полезли наверх, солнце садится, — сказал Граш.

— Давай ты первый, потом я привяжу к верёвке мешок, и ты его затащишь наверх.

Он не возразил против моего плана, чувствовалось, что хочет как можно скорее укрыться за стенами донжона от того зла, что несла с собой ночь, а я больше не ощущал страха, только любопытство и неясное волнение от встречи с неведомым.

Вроде недолго и несложно было всё это проделать, но когда я поднимался по спущенной вновь верёвке, светило уже висело над самыми холмами. Граш торопил, но я нарочно задержался у отверстия, созерцая прекрасный вечер. Привычной слабости не ощущал, энергия играла в крови как пузырьки в шампанском. Я мечтал о прекрасном будущем и готовился просмаковать каждую минуту настоящего. Перемены происходили где-то в глубине моего существа, и я с интересом ждал, что получится в финале.

— Да хватит уже пялиться на окрестности! — рявкнул Граш, и я поставил на место вынутый нами кусок стены, плотно прижал.

Улыбка норовила растянуть губы, приходилось сдерживаться. Люди и без того подозрительны, не следовало раньше времени раздувать пожар. Граш, впрочем, не утрудил себя тонкими психологическими наблюдениями, подхватил харч и поволок его в кладовую сектора.

Голода я не чувствовал, спать тоже не хотел, мыслил холодно и ясно. Кровь повелителя напитала мои жилы и нервы. Я пока не знал, когда ему потребуется жертва, но решил произвести своего рода инвентаризацию. Куколки, безусловно, шли в расход первыми. Разговоры Граша ничего тут не решали, плохие они или хорошие, меня тоже не волновало, значение имело то, что лишь эти двое могли при случае восстановить контакт с роботами. Я не был уверен, что исключил все возможности. Убив эту парочку, я мог задействовать андроиды и использовать в своих интересах.

Кто следующий? Напрашивался на скорую расправу сам Граш. Его физическое развитие могло создать трудности в дальнейшем, когда кандидаты на корм аморфам начнут отбывать один за другим. То есть куколок он простит мне без оглядки, а вот гибель остальных возмутит или напугает, что по последствиям примерно одно и то же. Ну и отлично. Он привык ходить со мной к кораблю, и выманить в любой момент труда не составит. Остальные даже если захотят оказать сопротивление, то не сумеют. Правда, обследован не весь донжон, могут быть ещё выжившие. Вот поисками и следует заняться, пока люди чавкают свою еду.

Я не без опаски задействовал робота и пошёл с ним на галерею. Здесь стихия поработала изрядно. Та часть, где сидели в соседях Граш и пани Верховенец имела относительно приличный вид, но дальний конец просто поражал воображение изуродованным полом и кривыми стенами. Любопытная спайка. Я простукал пластик, стараясь перед самим собой делать умный вид, но место для сверления пробного отверстия указал роботу практически наугад.

Едва он закончил, и мой нос вдохнул воздух другого сектора пополам с мелкой пылью, как пришлось отшатываться и затыкать скважину благоразумно прихваченной с собой строительной пастой. Хватило одной порции, чтобы вычислить, что там были люди, но давно умерли, причём, скорее всего, их размазало по стенам, ещё когда донжон строился, лепя себя из подручного материала. Эти двое или трое погибли в момент катастрофы и то, что там не сгнило, давно высохло. Ну и ладно.

Я сделал несколько разведок, но встречал лишь пустоту, а потом в дальнем углу сектора доктора Верховенец наткнулся на ещё одну дверь. Замаскирована она не была, лишь завалена каким-то хламом, так что андроиду пришлось потрудиться, чтобы расчистить место.

Пластик здесь тоже сплавился, поэтому прорезали отверстие и то лишь после того, как я обследовал тамошний воздух. Пахло жизнью, только я пока не понял, какой.

Никто за мной не притащился, даже Граш, возможно считали, что я завалился спать или сами отдыхали. Оно и к лучшему, всё что найду, будет моим. В принципе оно и так будет. Всё теперь принадлежит Лендеру и мне и скоро оно об этом узнает.

Сектор оказался просторным и изрядно покорёженным. Людей я не нашёл, ни живых, ни трупов зато набрёл на сад, тот самый, куда с таким вожделением любил пялиться Тави. Прислонясь к арочному проёму, я неспешно созерцал искусственные растения, торчащие из фальшивой почвы. Несколько натуральных давно засохло. То есть, я и снизу видел, что сад — просто мишура, уже изрядно обветшавшая без присмотра и поражался упорному желания человека не замечать очевидного.

Про фею вообще молчу, её появление не интересовало совершенно, всё же решил дождаться сеанса, благо произошёл он почти сразу. Заиграла музыка, птицы возникли прямо из воздуха и принялись порхать над фальшивыми растениями, искусственными цветами. Я посторонился, пропуская дриаду, хотя голограмме в принципе всё равно стою я у неё на пути или нет. Девица показалась миленькой, но не слишком красивой, кто-то выбрал образ под свой вкус или воскресил таким способом погибшую или просто ушедшую к другому подружку. Она шла по дорожке, и лёгкий ветер, которого я, естественно, не ощущал, раздувал её волосы и юбку. Мечтательное выражение лица, грациозные движения. Скучно. Во что только люди не влюбляются сдуру. Я хотел выключить ненужное шоу, но передумал. Если Октавиану нравится упиваться любовью не к привидению даже, а просто компьютерной программе, то это его дело. Мне всё равно. Пусть развлекается, недолго осталось.

Упорный труд ничего не принёс, и я бросил поиски. Слишком велика вероятность того, что любой случайно уцелевший в катаклизме просто не дотянул до сего дня. В принципе и тех, что выжил, хватит для полного превращения нас двоих в существа нужного порядка, так сказал Лендер, и я ему верил.

Ночь наступила, теперь я чувствовал её сквозь стены, пришла пора покинуть донжон и познакомиться с теми, кто владел этой планетой, хотя и распорядился своим имуществом не слишком удачно. Я выключил робота и решил для начала взглянуть, что там делают люди.

Так давно их не слышал и не видел, что мелькнула пугающая мысль: аморфы уже проникли сквозь стены и схарчили еду без всякой пользы для меня и моего повелителя. Ужаснувшись, я ускорил шаг, но опасения не подтвердились. Граш тихо-мирно спал в одной из гостиных, едва не смяв в лепёшку изящный диван. Он похрапывал, благоухая съеденными овощами. Я поморщился и тихо затворил дверь.

Октавиан сидел в своей комнатке, устало щурился на неработающий экран. При моём появлении вскочил, суетливо пытаясь пристроить куда-то руки, а ещё вернее всего себя. Ну с этим забот не будет, что прикажу, то и сделает.

— Почему не спишь? — спросил я мягким отеческим тоном.

— Я виноват, — выдавил он. — Инку не сумел удержать в донжоне, за доктором Верховенец не уследил, и она выпустила хозяев.

— Все мы не безупречны, — сказал я дружелюбно. — Отдыхай, я думаю, будущее сложится хорошо.

Для нас с Лендером — безусловно.

— Ты меня прощаешь? — встрепенулся он.

Почему бы нет? Мне ведь это не стоит и гроша.

— Конечно. Ложись спать, сейчас ночь. Только не вздумай покидать донжон до восхода солнца. Снаружи очень опасно. Все хищники здесь ночные и они ужасны.

— Хорошо! — послушно ответил паренёк. — Только ты Инке скажи, а то она меня не слушается.

Странно, обычно влюблённые девочки стараются угодить своему мальчику, хотя что я в этом понимаю?

— Я поговорю с ней.

Отлично, снял камень с его души, теперь благополучно проспит до утра, а там и я вернусь и никому не скажу, куда ходил и зачем, да никто и не спросит. Она привыкли, что я для сна выбираю уголки поукромнее.

Так, теперь куколки. Эти тоже спят, измученные обильными кровопусканиями, но еду, что я им оставлял, прибрали, пожалуй, восстановятся к тому времени, когда в них возникнет нужда. Замечательно.

Остались женщины. Я догадывался, что найду обеих в спальне доктора Верховенец, там они и были. Старшая уже сидела на постели, хотя и очень неуверенно, младшая дремала в кресле.

Беспокойные глаза пани обратились на меня, и таилось в них настораживающее понимание, словно она видела насквозь расчётливого хомячка, который нашёл вождя себе по вкусу и теперь станет ещё запасливее и прижимистее. Всегда остерегался пожилых женщин. Так и кажется, что они с возрастом действительно обретают ум и опыт, а не только седину в бороду и беса в ребро, как мужчины.

— Как вы себя чувствуете, дорогая пани, — спросил с дежурной любезностью.

— Пока живой! — ответила она.

Я глянул на Инку, но она не проснулась. Не желая беспокоить, отступил к двери.

— Отдыхайте, сейчас ночь. Я тоже пойду спать. Скажите девочке, когда проснётся, что ночью донжон покидать нельзя ни при каких обстоятельствах. Снаружи опасно.

— Не обижай её.

Меня злил этот усталый проницательный взгляд. О себе бы пеклась карга учёная, настали светлые времена эгоизма.

— Разумеется, — ответил я, не имея ни малейшего желания спорить. — Спокойной ночи!

Свернув к люку, я сообразил, что некому будет закрыть за мной отверстие, значит надо побеспокоиться о ручках. Это, впрочем, затруднений не вызвало. В комнате роботов нашлись ёмкости с быстротвердеющей смесью, и я потратил банку на два корявых крючка. Особо изощряться не стоило, потому что на день их всё равно придётся снимать. Результат устроил.

Я выбрался наружу, аккуратно закрыл проём и спустился без верёвки, прямо по стене, как уже говорил, мне это совсем нетрудно было сделать. Лишь ступив на грунт, я по-настоящему огляделся, впервые увидев местную ночь.

Глава 16

Она была прекрасна. Как вампир я вообще люблю ночь, прозрачное наслаждение полутонами тьмы, но здесь всё выглядело и дышало таким первозданным совершенством, что захватило дух. Звёздное небо над головой, едва слышный шорох травы и листвы. Воздух тёк ароматами, не таким резкими, полными как днём, а приглушёнными и потому необыкновенно приятными. Не знаю даже как долго я стоял, прислонясь к тёплой ещё стене донжона и бездумно созерцая планету.

Опасность, точнее близость ей шевельнула волосы, прошла по нервам как ветер по траве. Я знал, что ночные гости мне не угрожают, но невольно оскалил клыки, предостерегая стаю.

Да, они бродили целой толпой, штук пять или шесть, я никак не мог сосчитать, потому что аморфы перетекали с места на место, то расходились, то вновь сбивались в плотную группу, неслышные, скорее вялые, чем экономные в движениях. Я ждал. Первое знакомство должно было показать, насколько расположена ко мне здешняя ночь.

Они действительно походили на людей и в тоже время были совсем иными. Две руки, две ноги, знакомые пропорции, но на головах почти одинаковая мягкая шерсть вместо волос, а лица слегка размыты, словно тоже поросли волосом, но стеклянным, искажающим восприятие. Ростом ниже меня, бледные и худосочные как выросшие в погребе грибы.

Они подходили всё ближе, и я не то чтобы переставал бояться, скорее моё чувство можно было обозначить как усталое презрение. Ночной страх оказался так удручающе невзрачен, что порождал лишь беспокойство: представить таким собственный итог было грустно.

Принюхивались они совершенно как вампиры и клыки во рту имелись, тонкие, острые — иглы, которые самим их обладателям должны были причинять немалое неудобство. Запах от аморфов шёл грибной, прелый, щекочущий дыхание, хотя и слабый. Я вспомнил, что отзвуки его улавливал и днём, только не связал с истинным источником.

Они изучали меня с недоброй осторожностью пуганых собак, морщили носики, вздёргивали тонкие бесцветные губы, показывая реденькие ряды зубов. Мучило искушение стукнуть ближайшего, не со зла, а проверяя на прочность, но я сдержался. Лендер установил контакт с этими существами, они нам полезны, уничтожать их без веского повода неразумно. Кроме того, пора идти к повелителю, нужно уточнить порядок действий на будущее.

Аморфы уже взяли меня в полукольцо, прошлось шагать прямо на них, деликатно раздвигать руками. Одежд они не носили, шерстью целиком не обросли, я думал прикосновение выйдет неприятным, как к слизню или пиявке, но кожа на ощупь напоминала скорее шероховатую змеиную и была сухой.

— Пока, ребята, меня ждут! — сказал я, хотя неприятно и глупо показалось обращаться к этим ночным поганкам с человеческими словами.

Они не ответили, но раздались, пропуская. Тонкие ручки тянулись ко мне, стремясь не схватить, а потрогать, и куда больше чем земной вампир их интересовала человеческая одежда. Аморфы смотрели на неё как на чудо, благоговейно осязая кончиками пальцев, пытаясь застенчиво пощупать и помять.

— Ладно, ладно. Я подарю штаны, если будете себя хорошо вести, хотя вам вроде и не к чему.

Выраженных половых признаков я у аморфов не заметил, какие-то неясные бугорки и складки.

Лендер ждал, потому, едва миновав грибное оцепление, я помчался бегом. Живя среди людей вампир вынужден приноравливаться к их неуклюжей медлительности, это входит в привычку, расстаться с которой не так и просто, сейчас же я мчался вниз по склону подобно лавине, ощущал полёт каждого прыжка, упругие толчки, которыми планета помогала отрываться от почвы. Волшебно!

Аморфы мягко скакали сзади. Оглянувшись, я понял, что за мной увязались не все, часть осталась у подножия башни в безуспешном стремлении добраться до людей. Умеют местные упыри лазить по стенам? Догадаются вдавить внутрь тяжёлую крышку люка? По силам им выломать запертые двери, которыми я дополнительно отгородил людей от нашествия?

Вопросов возникало так много, что я едва не повернул назад, но потом не стал. Умей нежить добраться до живого мясца, уже сделала бы это. В первую ночь мы были удручающе беспечны.

Вперёд! Я бежал, с восторгом ощущая себя по-новому сильным, способным обогнуть планету на одной дыхании. В ушах гудел воздух, иногда насекомые попадали на лицо, я смахивал их как мусор. Как хорошо, сладко ощущать себя полноценным, а не ущербным, не бояться показать силу и власть. При одной мысли, что я сейчас опять встречусь с Лендером душу наполняла радость. Я уже стал на ступень выше себя вчерашнего, какое же новое совершенство подарит мне повелитель?

Корабль темнел на прежнем месте, и так же мирно местная лиана вилась по крутому боку. Я взлетел, привычно цепляясь пальцами за шероховатости брони, люк услужливо открылся навстречу. Оглянувшись, увидел аморфов. Они не отстали на прямой, но вверх следом за мной не спешили. Бледные фиалки запрокинутых лиц и ни малейшей попытки подняться. Не знаю, какими были прежде, но существование в голодной тьме сделало их неактивными и бестолковыми. Тем лучше. Я не собирался выводить этот народ на светлую дорогу новой жизни, полагаю, что Лендер — тоже.

Он сидел в рубке, задумчиво изучая карты звёздного неба, и от того что я опять увидел его, реального, а не воображаемого, я ощутил прилив тепла, такой сильный, что собственные щёки казались горящими румянцем.

— Я здесь, сир, готов служить вам.

Он повернулся, приветливо улыбаясь. Ещё совершеннее, чем днём, хотя такое казалось невозможным. Впервые в жизни, вампирской и человеческой, я сам хотел повиноваться, потому что нашёл истинного короля. Прислушиваясь к собственным ощущениям, я дивился, как много во мне пряталось послушания и смирения, преданности без оглядки и светлого восхищения сложившимся порядком вещей.

— Садись, Аурелиус. Те аморфы, с которыми у меня соглашение, прибудут позднее, мы успеем поговорить.

— Да!

Я с готовностью опустился во вчерашнее кресло. Разве это не счастье? Просто быть рядом

— Удивительно: в донжоне оказался вампир. Я рассчитывал только на людей, и надеялся их будет больше, но сейчас всё прикинув, вижу, что сможем обойтись малой кровью.

— То есть, катастрофу с порталами организовали вы, повелитель?

— Можно сказать и так. Как видишь, власть нашего рода может вырасти многократно. Совсем недавно и мечтать о таком не могли.

Меня кусали мелкие мурашки. Грандиозные перспективы! Если на пути к усовершенствованию Лендер способен такое устроить, что же ждёт в конце дороги? Власть без изъяна, существование в эпицентре красоты. Я глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

— Меня поражало, что крушение такого масштаба обошлось почти без жертв, теперь я понимаю, что причиной тому разумное вмешательство инициатора процесса. Сир, я восхищён.

— Пока это робкие попытки управлять доставшимся нам мирозданием, но полагаю большее могущество не за порогом. Я рад, что ты разделишь со мной первые шаги, начальную славу. Я собирался устроить всё один, но теперь благодарен судьбе, пославшей соратника и друга.

Я склонил голову и ощутил, как мягкие пальцы вновь коснулись моих волос. Даже к сотворившему меня мастеру я не ощущал такой преданной любви, там доверие быстро вытерлось о жёсткие камни обоюдного эгоизма. В Лендере я совершенно не ощущал себялюбия, его свет сиял для всех и потому я поверил ему сразу и без остатка. Прирождённый вождь, любой приказ которого следует выполнить без сопротивления, а каждую мимолётную ласку принять как дар судьбы.

— Для начала я должен завершить процесс преображения в вампира другого порядка, тебе же предстоит пройти весь путь. Полученная от меня кровь почти усвоилась, так что уже днём можно будет приводить первую жертву. Чтобы прочие люди не наделали глупостей, не стоит их извещать о наших планах.

Он улыбался, и я принял последние слова как шутку. Мы хорошо друг друга понимали. Естественно, людям ничего не следовало знать. Я порадовался про себя, что с Грашем уже разговаривал на эту тему, и он сам толкнул на убийство куколок. Прикроет меня, никуда не денется, а когда парень и девка выйдут в расход, настанет его очередь. Остальные вообще неопасны, и обмануть их труда не составит. Расскажу, что доблестный Граш погиб, никто ведь не упрекнёт тем, что не приволок в донжон тело. Только трупов там не хватает, если не рассматривать их, конечно, как источник животного белка.

Мысль насмешила, я представил, как Тави, пани Верховенец и Инка, отрезают ногу Граша и жарят её на плите, пуская слюни и пробуя едва готовые кусочки. Люди отвратительны если подумать.

Обговорили детали, а потом Лендер поднялся и позвал за собой. Мы спустились в ночь, где бесцельно бродили бледные фигуры аморфов. Мой господин не обращал на них особого внимания, и они расступались перед ним неслышно как вода. Странно было сознавать, что эти вялые порождения ночи по сути наша кровь, не тянуло называть их братьями.

Лендер, мягко ступая, шёл вниз по ручью, а потом свернул в боковой суходол. Поток бежал здесь только во время дождя, от него остался след намытого песка и сломанных веток. Почти ничем не пахло, скудная растительность едва цеплялась за скалы, хотя наверху шумел на ночном ветру настоящий лес из груш и других сходным с ними деревьев, только без цветов и плодов.

Я шагал следом за повелителем, а увязавшиеся за нами аморфы постепенно отстали, словно здесь таилось нечто пугающее их или просто неприятное.

Вход в пещеру открылся внезапно, хотя уже какое-то время я ощущал волны подземной сырости, глухие запахи влажного грунта. Узкий, скорее щель в теле холма, чем полновесный грот, но далее коридор расширился, и мы оказались в крошечном зале, изыскано украшенном колоннами сталагмитов и сталактитов. Естественный звёздный свет сюда не достигал, и уже какое-то время мы шли почти наощупь, но в зале стены слабо сияли, давая возможность разглядеть почти всё. Я догадался, что это растения или микроорганизмы, любовно кем-то разведённые, судя по тому, как сбалансировано они были расположены.

— Неплохое место, — тихо сказал Лендер, и я понял, что вижу результат его труда. — Подумал, что так приятнее, чем развешивать фонари. Кроме того, я не хочу оставлять на планете предметы нашей цивилизации.

В середине из обломков колонн был сооружен жертвенник или что-то очень на него похожее. Я разглядывал сооружение скорее со смущением, чем с любопытством. С некоторых пор у меня появилось стойкое отвращение к кандалам. Эти, впрочем, предназначались не мне. Я понял, что вижу источник нашей будущей силы. Не знаю, умирал уже здесь кто-нибудь, или куколки будут первыми жертвами, но место нагоняло тоску, и я отвернулся, разглядывая колонны и невысокий свод.

— Днём сюда попадает солнечный свет!

— Да, поэтому жертвы будут умирать не сразу.

Где-то в прежней части моего существа на миг стало больно, но я вспомнил казематы, которые рассматривал с точки зрения жертвы и усмирил мимолётное чувство. Люди сами виноваты. Да, не все, но судьба выбрала этих, и что-либо изменить теперь поздно.

Пока я отвлечённо изучал сцену будущего спектакля, на ней появились первые актёры. Аморфы вынырнули откуда-то из глубины, сквознячок показывал, что там есть другие ходы, весь холм был ими пронизан, и где-то неподалёку глухо шумела подводная река.

Я сразу заметил, что эти существа немного отличаются от встреченных прежде. По виду такие же, но вот движения увереннее и целеустремлённее, внутри глазниц заметны глаза, а не тёмные провалы как у черепа. Понятно, элита, успевшая вкусить земной кровушки и любой ценой жаждущая ещё.

Лендер заговорил на местном языке, но больше объяснялся жестами. Внимательно наблюдая и прислушиваясь, я довольно быстро начал схватывать суть. Понять-то было несложно. Мой повелитель сообщал своим местным друзьям, что следующей ночью их будет ждать пожива.

Я видел, как добрая весть заставила глаза блестеть ярче, пальцы крючиться проворнее. Длинные языки появлялись между губ, лизали плоть. Если прежние аморфы не вызывали у меня никаких чувств, то эти вместе с тоскливым презрением будили смущение и жалость. Я видел в них себя, ту мою часть, которую никогда не хотел бы узреть, и понимал, что придётся призвать на помощь всё смирение чтобы вкушать эту кровь и принимать её с благодарностью.

Лендер глянул с дружеским сочувствием, угадывая или читая по собственным воспоминаниям мои затруднения, и сразу на душе потеплело. Я приму всё, что велит мой король, я пойду с ним до конца. Я — его, пока он хочет этого. Всё будет хорошо. Будущее прекрасно, а прошлое и настоящее никому не интересны.

Мы довольно долго общались с аморфами прежде чем двинуться в обратный путь. Меня сжигала сладкая боль, но я старался ни о чём не думать. Снаружи ещё царила ночь, но близость утра ощущалась во всём. Предрассветно шелестела листва, аморфы исчезли, оставив после себя только запах, такой слабый, что он с трудом различался на фоне крепкого как вино аромата жизни.

Лендер взял мою руку, слегка пожал.

— Возвращайся к своим людям и днём приводи первого. Отдохни, ночь тоже будет трудна.

— Да, сир.

Его глаза сияли ярче звёзд на небе. Я боялся ослепнуть, но не отводил взгляд. Этот свет наполнял меня уверенностью и силой.

— Я не твой мастер, у меня никогда не было птенцов, но я думаю, то, что связывает нас теперь и объединит в дальнейшем вполне можно сравнить с этими отношениями. Иди.

Я поклонился. Слов не нашёл, но Лендер, кажется, понял и так. Я видел его улыбку, когда обернулся напоследок, она сияла перед внутренним взором весь путь домой.

Аморфы под стеной уже не паслись, хотя на этот раз виднелись на разрытой катастрофой земле странные узкие отпечатки ступней. Я прошёл осторожно, чтобы не наследить. Лишни вмятины, да ещё поверх оставленных ночными тварями совершенно ни к чему. Кто знает, насколько зорок и сообразителен Граш?

Я поднялся по стене и скользнул внутрь. От самодельных ручек остался едва заметный след, когда я их убрал, но я наделся, что Граш не запомнил рельеф крышки так точно как я.

Вот и дома. Странно, донжон недавно воспринимался как тюрьма, из которой мучительно хотелось вырваться на волю, теперь превратился в родное пристанище. Я испытаю сожаление, когда придётся его покинуть. Опустевший, страшный, уродующий милый здешний пейзаж он будет стоять ещё века, пустой и тихий, только голограмма с птичками и девушкой потревожит иногда тишину, создавая иллюзию настоящей жизни.

А я? Вдруг мои мечты и стремления такой же обман? Призрак призрака, отзвук чужой сказки? Нет, я совершил правильный выбор, и всё сбудется. У вампиров есть теперь вождь, который сделает наше племя значимым, мир изменится, мы его перестроим, а донжон — просто кусок реальности, доставивший в нужное место необходимый корм. Я в это верю. Надо верить.

Я закрыл люк, плотно прижав крышку. Не приделать ли заодно и петли, раз так часто пользуемся этой дорогой? Надо подумать, а пока завалиться спать, захватив остатки бархатной тьмы и перемогая нервное время рассвета. Днём я заберу одну из куколок, и Граш не увяжется следом, потому что кому интересно смотреть на хладнокровное убийство? Сам дал санкцию на уничтожение, ему будет стыдно. Вот и отлично, хороший способ манипулировать компаньоном. Скажу, что корабль закачивает энергию для прыжка на орбиту (это, кстати, правда) и делать там пока нечего. А почему жертву увожу, так на это ответ ещё проще: пусть топает своими ногами, в донжоне трупы не нужны, а таскать их на себе невелика радость.

И я пошёл спать.

Глава 17

Странно, но девка даже не поняла, что её ведут убивать. Хныкала, еле тащилась, выливала на меня накопленную злость. Как я и предполагал, Граш побледнел, точнее, порозовел раз он красный, и исчез, не выразив желания меня сопровождать. Немного придя в себя, он, конечно, спохватится и будет терзаться подозрениями, что я его обманул и собираюсь стартовать с одной девчонкой в качестве пищевого резерва. Когда я вернусь, как добропорядочный товарищ по несчастью, доверие будет восстановлено, и ликвидация следующей жертвы пройдёт легче.

Я не слушал стенаний куколки, просто наслаждался красивым пейзажем. Предстоящее не волновало, это теперь я добропорядочный гражданин и живу тихо, а в старые времена все вампиры убивали. Мы вообще-то думали, что так и положено.

Лендер ждал возле корабля, девчонку оглядел без всякого выражения на прекрасном лице, зато она уставилась на него, буквально разинув рот. Ничего нет удивительного в том, что он её потряс, но поняла опять неправильно.

— Вели ему отпустить меня!

Визгливые интонации не располагали к учтивости, но Лендер ответил спокойно и доброжелательно:

— Нет. Аурелиус привёл тебя сюда по моей просьбе.

— Зачем?

Она кокетливо повела плечом, вряд ли сознавая, что выглядит настоящим чучелом: растрёпанная, немытая в несвежем платье. Лендер глянул на меня с весёлым удивлением, словно вопрошая, как я сумел раздобыть такое нелепое существо. Я улыбнулся в ответ. Находиться с ним рядом было счастьем, всё прочее не имело значения.

Внимание и расположение моего короля делали меня до такой степени нечувствительным к внешним раздражителям, что я и не заметил, как мы проделали весь путь до пещеры. Девка всё ещё пыталась что-то говорить, соблазнить Лендера или запугать его, но увидев жертвенник, сообразила, насколько плохо всё складывается. Она с такой силой билась, пока я замыкал в железо её запястья и лодыжки, что не на шутку удивила, а поняв, что освободиться не сумеет, принялась истошно орать.

— Понимаешь теперь, почему место это я выбрал в сторонке? — спросил Лендер.

— Да. Сколько бы она не вопила, донжон ничего не услышит.

— Зато растревожатся и возбудятся наши будущие доноры. Отличная получится отдача. Девушка была дурным человеком?

— Очень! — искренне подтвердил я.

Шкура помнила все пытки.

— От скверных людей всегда много шума. Праведные тихи. Идём, возвращайся в донжон, остальным смертным пока не нужно знать, что здесь происходит.

— Да, сир!

— Сразу после захода солнца будь здесь. Вдвоём мы сможем удержать аборигенов от немедленного убийства.

— Это имеет значение?

— Да, ты увидишь.

До корабля мы дошли вместе, потом расстались и вовремя. В грушевой роще топтался Граш и не один, вместе с ним пришли Инка с Тави. Я небрежно приблизился, остановился, сунув руки в карманы и разглядывая бестолковую троицу. Рогатый, видимо, рвался присмотреть за мной и кораблём, но и раскрывать тайну двум товарищам не спешил, вот и выбрал нечто среднее организовав вылазку за продовольствием. Забраться на дерево никто из них не умел, пытались трясти, искать упавшее, но дело шло плохо.

Я смотрел на суету людей почти с умилением. Святая вера смертных в своё бессмертие обескураживала. Они копошились и строили планы, даже когда всё вокруг явственно намекало на неизбежность конца, вот и теперь: груши им понадобились! В донжоне хватит продовольствия на тот недолгий срок, что им остался, не стоило тратить время на бесполезный труд.

— Рель! — воскликнул Граш.

Он старался смотреть по сторонам и потому первым меня увидел.

— Да? — спросил я благожелательно.

— Быстро ты. Нашёл что-нибудь интересное?

Это он конспирировался, делал вид, что я ухожу не к кораблю, о котором только мы двое знали, а просто на разведку местности.

— Всё то же самое. Деревья, кустарники, ничего нового. Мясцом не разживёшься, рыбки в ручье и то нет.

Глаза любезного приятеля радостно блестели: поскольку я вернулся, не улетел, он считал, что не всё ещё потеряно. Я с готовностью играл свою роль, не дожидаясь просьб, взобрался наверх и скинул несколько груш, спелых почти и не осталось.

— Спасибо, Аурелиус! — сказал Инка.

Серьёзно так, не пытаясь подколоть, словно прозрела весь ужас того, что предстояло людям. На миг мне стало дурно, накрыла волна тошноты, отвращения к собственному лицемерию, но я вспомнил ясное лицо Лендера, значимость того, что делал мой король, и боль утихла. Любопытно было наблюдать собственное равнодушие к тем, кто совсем недавно что-то для меня значил.

Октавиан робко улыбался, пытаясь заглянуть в лицо, что при разнице в росте выглядело комично. Хотелось встряхнуть милого мальчика, чтобы хоть в последние свои дни избавился от рабских манер, но с другой стороны послушание устраивало. Правда, Лендер говорил, что строптивые лучше отдают энергию, но остальные вполне отвечали его критериям, так что один вялый погоды не делал.

В донжон возвращались дружной компанией, смеялись и шутили и снова возник в душе островок холодной пустоты от осознания того, что я собирался сделать, но на этот раз я справился со слабостью ещё быстрее, чем прежде. Еда не перестаёт быть едой от того, что скармливаешь её кому-то другому, а не употребляешь сам. Всё просто.

Граш замешкался, возясь с крышкой, я старательно ему помогал. Он хотел вызнать, что пропустил, я побыстрее от него избавиться, наши интересы сошлись.

— Как там корабль? — спросил он, когда Инка и Тави скрылись за поворотом коридора.

— В порядке, но энергию для старта придётся качать довольно долго. Системы не один год пробыли в спячке, пока всё не проверю, не рискну пускаться в путь. Кроме того для прыжка от звезды потребуется ещё больше энергии, значит, придётся висеть у светила, пока не заберём ресурс. Как ты понимаешь, для этого тоже нужно время, а учитывая ограниченные запасы еды, стартовать лучше попозже.

— Тогда может быть рано ты с куколками…

Ишь ты, совесть его заела. Ну или жадность.

— Думаю, ты прав. Избавиться от них, значит, обеспечить остальным хоть какую-то безопасность. Опять же уводить приходится далеко, чтобы тела с гарантией никто не нашёл, когда мы запродадим планету и начнём спокойно прогуливать денежки.

Граш смотрел сердито.

— Не обманываешь ли ты меня, любезный кровосос?

Я устало пожал плечами, широко улыбнулся и пошёл прочь. Ничто так не укрепляет подозрения в предательстве, как пылкие заверения в беззаветной преданности. Лучше промолчать. Тактика сработала, Граш от меня отвял, отправился, должно быть, поглощать пищу. Люди так много едят. Я забился в укромный уголок и сразу заснул.

Бархатная темнота обняла сладко, но я краем сознания продолжал воспринимать реальность, слышал далёкие шумы и близкую тишину. Проснувшись, подивился новому умению. Прежде небытие страшило, потому что забирало целиком, теперь я научился не погружаться в него без остатка, а значит, обрёл новую степень свободы.

Бодрствующих не было, люди угомонились, не дождавшись сумерек, потому я без промедления пустился в путь. Светило мрачно сияло над неровной кромкой холмов. Аморфы ещё не выползли из укрытий, потому я летел вперёд без помех, ощущая себя полным хозяином планеты, предвкушая новые ощущения, силы, свободу.

Я приостановился, осознав, что именно последнее было главным. Как же угнетала все эти века необходимость постоянно быть настороже, прятаться, скрывать клыки, лгать, перемещаться, не смея привязаться к месту. Рабское по сути существование среди процветающего человеческого вида. Как я понимал аморфов, возжелавших однажды освободиться от толпы смертных, которым они вынуждены были подражать.

Ничем хорошим это не кончилось. У них. У нас всё пойдёт иначе. Лендер не совершит ошибки, он умён и широко мыслит, он обеспечит вампирам достойную жизнь, а не унылое существование в полной зависимости от пищи.

Он ещё был на корабле, просматривал данные накопителей, но моему появлению неподдельно обрадовался. Тёплая улыбка сводила с ума, я лишь теперь до конца осознал, как не хватало все эти годы обычной дружеской привязанности, того, что смертные раздают так щедро, а вампиры почти не находят. Лендер назвал меня птенцом и сделал таковым, поделившись новой преображённой кровью, теперь у меня была семья. Я понял, что ради этого негаданного счастья отдам без сожаления всех людей, буду стойко созерцать их предсмертные муки и забуду случившееся, едва они испустят последний вздох.

В пещеру мы пришли, когда оттуда уполз последний свет. Он проникал сквозь несколько отверстий и озарял обречённого до исхода зари. Растительность на стенах источала мерное сияние, превращая место жертвоприношения в сцену.

Девка, увидев нас снова принялась кричать и молить о пощаде. Мне показалось, что она немного тронулась рассудком, потому что временами с губ срывались не жалобные вопли, а истерический смех.

Из щелей и нор вокруг выглядывали блёклые лица, глаза горели жадно. Стенания жертвы распалили голод этих существ, и я всерьёз испугался, что мы с Лендером не сумеем удержать их от убийства.

Когда солнце ушло окончательно они выползли, скопом кинулись на девку. Она хрипела и дёргалась под мягким напором, на секунду мне стало её жаль, но Лендер ловко оторвал от жертвы одного из аморфов и толкнул в мои объятия. Что делать дальше, я знал и сам. Вены просвечивали сквозь тонкую кожу, прокусить одну из них не составило труда.

Я принялся жадно пить и, наверное, чересчур увлёкся бы этим занятием, но Лендер отнял жертву и указал мне другую. Я всё понял. Аморфы почти не оказывали сопротивления, ведь мы с Лендером делали лишь по несколько глотков из каждого, а потом вновь отпускали пировать. Девка уже не стонала и не дёргалась. Уловив нужный момент, Лендер принялся оттаскивать наших кормильцев, сердито взлаивая что-то на их языке. Я помогал. Они вели себя как пьяные или дети, но постепенно мы справились, затолкали аморфов обратно в их норы и стали возле человеческой женщины, охраняя от новых посягательств.

Она дышала, в глазах стоял ужас. Аборигены сорвали с неё одежду, на голом теле темнели следы укусов. Как их много. Кажется, от возбуждения некоторые твари грызли плоть, норовя не только крови хлебнуть, но и отведать мясца. Я отвернулся. Лёгкие девки с хрипом втягивали воздух. Кричать она уже не могла, возможно, кто-то, прокусив горло, повредил голосовые связки. Не знаю, реально это или нет, главное в пещере царила почти полная тишина, что меня вполне устраивало.

Я сам с трудом удерживался на ногах, потому что был сыто пьян кровью, переполнен дурной силой. Мягкое мерцание стен казалось ослепительным сиянием сотни люстр, лицо Лендера — особенно прекрасным. Я поцеловал его испачканные кровью пальцы, с трудом удержавшись от побуждения облизать их по-собачьи.

— Мой король, это было прекрасно!

— Дальше будет ещё лучше, — ответил он ласково, наполнив моё существо новым потоком счастья.

Если бы не забота сдерживать напор кровососов, я, наверное, лишился бы рассудка. Даже не предполагал, что в мире возможен вот такой чистый немыслимый восторг. Поглощённая кровь пела во мне, медленно растекаясь по телу. Иногда я принимался разглядывать свои ладони, казалось, они излучают свет.

Лендер относился к моему безумию с добродушным сочувствием.

— Я тоже это пережил, — сказал он просто.

Я был благодарен и за поддержку, и за её краткость.

Приближалось утро, и аморфы уже не рисковали высовываться из нор. Слабый дневной свет постепенно наполнял пещеру.

— Тебе пора, — сказал Лендер. — Остальным людям пока незачем знать, что тут у нас происходит. Побудь с ними, чтобы не вызывать лишних подозрений.

Я повиновался, хотя даже не представлял, как сумею находиться среди смертных и не выдать новой великолепной сути. Она словно просвечивала сквозь кожу, и я никак не мог поверить, что выгляжу всё тем же Аурелиусом, довольно симпатичным земным вампиром, с которым вполне можно ладить, потому что ему нужна кровушка, и он готов брать её понемногу.

До корабля бежал бегом, но под стеной задержался. Краски зари не казались теперь зловещими. Из беспомощного растерянного пришельца я превратился в хозяина этого мира, занял верхнюю ступень в скудной пищевой цепи. Меня переполняло удовлетворение. Острое сводящее с ума счастье, что я испытал в пещере, приглушили веления рассудка, но я знал, что оно живёт во мне, поселилось теперь навсегда. Плен и авария обернулись победой.

Я поднялся наверх, привёл всё в надлежащий порядок и сел в проёме, любуясь тихим восходом. На ясной лазури ни облачка, они вообще редко появлялись на местном небе, и ни разу с тех пор, как я выбрался наружу, не шёл дождь. Благодатный мир, такой приветливый на вид. Жаль, что людям он никогда не достанется.

Они будут прилетать (люди настырны), радоваться своей удаче, но ночные страхи неизбежно приберут каждого, и останется на планете очередной пустой корабль, врастающий постепенно в местный пейзаж. Лишь одному суждено покинуть планету с двумя пассажирами на борту.

У Лендера был человеческий экипаж, я не знал, умеет ли мой господин управлять космолётом, но это не имело большого значения, потому что я сам хорошо владел ремеслом, и это делало нас обоих свободными. Как вы помните, я собрался приобрести такое судно, потому изучил его вдоль и поперёк.

Голода я не ощущал вообще, люди даже не вызывали аппетита: просто докучливые объекты, которыми следует грамотно распорядиться. Нам с Лендером не понадобится живая пища на борту, значит, и проблемы нет, кого оставлять для себя. Мы скормим аморфам всех, станем сильнее и улетим свободными вампирами, основателями новой династии и благого порядка. Я радостно втянул носом забортный воздух и услышал шаги.

Граш, кто же ещё мог бегать тут в неистовом волнении надежды и жадности. Я обернулся обозреть его безобразную рожу. Внешне мы неимоверно различались, а вот внутри были похожи: два тихих эгоиста, умеющих приспособиться к обстоятельствам.

— Что ты тут делаешь, Рель?

— Любуюсь окрестностями. Встал пораньше и вот решил насладиться красотами планеты, которую мы скоро оставим за спиной.

Он недоверчиво скривился, став от этого ещё безобразнее.

— Уверен, что оставим?

— Настолько, что сегодня не пойду  к кораблю. Накопители работают прекрасно, подозрения, что они разладились за годы бездействия, не оправдались, так  что можно устроить выходной.

— Серьёзно?

— Вполне. Девкой я наелся на пару дней вперёд, а то и больше, питание не требуется. Кроме того наши детишки тоже не прочь погулять по здешним лужайкам, я не хочу протаптывать заметную тропинку к кораблю, а то ведь найти его сможет каждый. Нам это надо? Ты хочешь здесь разводить демократию и позволять кому-то вместо тебя решать, как нам поступить?

Он помедлил, но всё же кивнул рогатой башкой, а я мысленно хохотал. Какая сочная и вкусная еда получится из этого монстра. Аморфы придут в восторг, а мы с Лендером и подавно.

Глава 18

Аурелиус всё время куда-то уходил, и меня тревожили эти отлучки. Граш чаще всего увязывался за вампиром, а когда оставался в донжоне бывал молчалив и хмур. Странные вокруг происходили вещи. Разумеется, стремление разведать окрестности нашего приюта выглядело вполне разумным, но мне недоставало результата.

Нормальный человек, вернувшись из разведки, рассказывал бы взахлёб, что ощущал и видел, а эти двое помалкивали или отделывались общими фразами. Что если они обнаружили нечто грозящее всем гибелью и не хотели пугать тех, кого считали слабыми и уязвимыми?

Эта мысль долго не давала мне покоя. Правда, я старался держаться от всех в стороне, не попадаться на глаза, чтобы не нарваться на случайный гнев одного из двоих наших руководителей. Меня никто не донимал, только Инка иногда бывала навязчива, я уже не знал, как от неё отделаться, потому чаще всего уходил на галерею и просиживал там часами, ожидая появления в саду моей феи.

Теперь я видел её чаще, потому что не боялся задерживаться в своём убежище, и такой отрадой было смотреть на это ясное лица, любоваться телом, слегка просвечивающим сквозь лёгкий шёлк. Я мечтал добраться до этой женщины, взять за руку, объяснить какие меня волнуют чувства! В то же время я боялся за её безопасность. Там, в прекрасном саду она была одинока, но благополучна, а тут у нас непонятно что творилось.

Ещё я страшился, что эта женщина оттолкнёт с презрением того, кто продал свою свободу за относительный покой, и погасит единственный свет в моей душе.

Инка как-то нашла меня в галерее, но я повёл себя так недружелюбно и зло, что она больше не появлялась там, ограничив общение комнатами бывшей усадьбы куколок. Меня смутила собственная грубость, но я был благодарен девчонке. Иллюзорный мир, где нет никого, кроме меня и прекрасной незнакомки, давал отдых душе. Без этой маленькой радости я бы погиб.

Жить без давления оказалось неплохо. Я делал, что хотел, никто не отдавал приказы, не дёргал за поводок. Иногда, скорее из вежливости, чем испытывая настоятельную потребность, я присоединялся к Инке и доктору Верховенец. Беседы немного развлекали. Пожилая дама понемногу оправлялась от побоев, вставала с постели и осторожно передвигалась по комнате, опираясь то на Инку, то на меня. Чаще она всё же сидела в кресле, рассказывая забавные байки из прошлой жизни и поглядывая на нас двоих с задумчивым интересом.

Вероятно, о каждом из нас она знала много больше, чем хотела показать, мне казалось, что даже Аурелиус слегка остерегается её зрелой проницательности. Вампир почти не общался с нами, копаясь то в мастерской, то в лаборатории. Днём иногда уходил, но ненадолго, ночью исчезал, видимо, времени для сна ему теперь требовалось больше.

Мою кровь он не пил, и я не знал, радовать этому обстоятельству или начинать испытывать беспокойство. Неужели ему хватало куколок? Наверное, они уже и передвигаться самостоятельно не могут. Что если он их убьёт, постепенно высасывая кровь? Я ничуть не жалел бывших хозяев, беспокоила собственная судьба. Прикончив две жертвы, вампир мог войти во вкус, я совсем не хотел становиться следующим блюдом.

Однажды, когда в донжоне всё было тихо, Инка сидела у доктора Верховенец, а Граш и Аурелиус пребывали неведомо где, я рискнул заглянуть в лабораторию. Знал я её прекрасно, потому что не раз убирал здесь очередной беспорядок и сейчас присматривался, силясь понять, что изменилось внутри.

Всё так же на столах стояли приборы и посуда, хотя и в другом порядке. Не знаю, какие эксперименты ставил Аурелиус, но работал интенсивно. В помещении витал стойкий химический запах.

Я не сразу рискнул приблизиться к двери в каземат. Хотя вампир не только запирал замки, но и держал пленников в кандалах, мне было страшно даже находиться поблизости. Воспоминание о том, как бывшие хозяева вырвались на волю и принялись восстанавливать привычный им ужасный порядок, морозило кожу так, что немели даже губы. Я прислушался.

Двери здесь были не то чтобы непроницаемые для звуков, скорее напротив, но из-за плотной пластиковой плиты не доносилось ни одного шороха. Я долго припадал к ней ухом, но лишь торопливый стук моего сердца тревожил тишину. Трудно представить, что девушка даже спящая была до такой степени беззвучна. Человек, пока он жив, всегда производит какой-то шум. И во сне он дышит, ворочается, покашливает, звенит цепями, поскольку в них закован. Ничего. Полный покой.

Лишь теперь я сообразил, что совсем необязательно было проникать в лабораторию, чтобы убедиться в наличии хоть одного пленника. В боковой коридор выходило то мутноватое окно, сквозь которое я видел закованного Аурелиуса и общался с ним. С той поры я избегал туда заглядывать, потому что хозяева пугали и пленённые. Я боялся, что парень, а именно он занял место вампира, как я понял по крикам, одним взглядом приведёт меня к повиновению, и я как зачарованный найду ключ и выпущу его на волю, несмотря на то что вместо благодарности получу колотушки и цепи.

Когда долго был вещью, очень трудно снова стать человеком.

Сегодня обошедшееся без последствий обследование лаборатории добавило мне немного отваги, потому тихо прокрался в нужный коридор и осторожно приблизился к окну. Я только загляну и сразу уйду прочь. Мне неинтересно, как выглядит пленник, до какого градуса отчаяния он уже дошёл, я только посмотрю.

И на этот простой поступок нелегко было решиться, но постепенно я подбирался ближе к стеклу, и вот уже часть каземата оказалась на виду. Я сдвинулся ещё немного и увидел кандалы. Пустые. В первое мгновение с ужасом подумал, что хозяин сбежал, и сейчас он и его женщина рыщут по донжону, кипя нерастраченной жаждой мести. Потом ко мне вернулся здравый смысл, сразу вспомнил, что только что был в лаборатории и видел надёжно запертую дверь.

Нет, пустота в этой камере и полная тишина в той могли иметь лишь одно разумное объяснение. Аурелиус выпил этих людей до дна и избавился от тел. Хозяев больше нет, отныне они не угроза моему благополучию, а просто гниющие трупы, сокрытые где-то в лесу.

Первым моим чувством была радость. Я живо ощущал, как сильнее забилось сердце, а тёплая волна удовольствия прошлась по груди и зажгла щёки. Их больше нет, тех, кто обратил меня в раба, запеленав свободу витками металлических лент. Теперь только Аурелиус может претендовать на мою особу, а ему я не слишком нужен, раз он даже отдал без колебаний страшный пульт. Я вернусь в нормальный мир и заживу как человек. Пусть я никогда не смогу завести жену, потому что не рискну перед кем-нибудь раздеться, но это обеспокоит меня когда-нибудь потом, а сейчас я просто хочу жить своей судьбой, комфортно, почти без страха, потому что совсем без него уже не получится.

Потом я испугался. Исчезновение двоих людей не могло не насторожить с учётом того, что один из оставшихся в донжоне обитателей — вампир. Что же делать? Как обезопасить себя или хотя бы понять, что происходит? Поколебавшись, я пошёл к доктору Верховенец. Учёный человек, опытная взрослая женщина. Если кто и способен прозреть ответ, то только она. Граш стакнулся с Аурелиусом и доверия не вызывал, а Инка ещё девчонка, толку от неё никакого.

Я снова осмотрел каземат, из окна хорошо видны были все его углы, потом для верности вернулся в лабораторию и проверил, заперта ли дверь. Ничего не изменилось, не страшась предстать дураком перед женщинами, я пошёл в спальню старой дамы.

Обе были там и какое-то время я колебался, начинать ли разговор при Инне, но решил, что, если в донжоне происходят столь ужасные события, касается это всех, потому прервав дежурные вопросы о здоровье, я перешёл в делу и выложил всё, что знал.

Доктор Верховенец слушала внимательно, но так словно ничего нового я не сообщал, а лишь подтверждал прежде существующие подозрения. Странное у неё было лицо: отрешённое и спокойное. Слова застревали в зубах, но я всё же закончил говорить, хотя замолчал с большим облегчением.

Инка стояла в стороне, тиская ладонями спинку стула, а иногда принимаясь водить пальцами по декоративному завитку. Она побледнела, но хорошо держала себя в руках. Я опасался слёз, а потом подумал, что если кто здесь и сломается так я сам. Стыд мимолётно обдал жаром, но сразу утих. Страх оказался сильнее.

— Катастрофы хорошо завершаются только в романах, — сказала доктор Верховенец. — В жизни плохие последствия имеют обыкновение только нарастать.

Она оглядела нас со своей постели как с трона, а я подумал, страшно ли умирать, когда ты и так уже одной ногой стоишь в могиле потому что слабосилен и стар? Труднее это чем молодым или проще? Неужели последние дни немощного существования дороже всей несостоявшейся жизни? Мы погибнем тут — вот что я понял ясно как никогда.

— Да вы присядьте, молодые люди. Нам некуда спешить. Если и есть спасение его не найти без тщательно обдумывания возникающих забот.

— Бежать дальше в холмы, — предложил я самого напугавший до судорог план.

Планета страшила, я не хотел на её просторы. Инна тихо сказала:

— Аурелиус говорит, что ночью слишком опасно. Хищники выходит, и от них не спрятаться, у нас даже нет никакого оружия.

— Может быть, нарочно так сказал, чтобы мы боялись нос высунуть за пределы донжона!

Она поглядела на меня, неуверенно качнула головой.

— Я так не думаю. Граш тоже опасается выходить в темное время, а он куда сильнее всех нас вместе взятых.

— Аурелиус? — спросила доктор Верховенец. — Он гуляет по ночам или тоже сидит дома как мы?

Резонный вопрос, я думал, что вампир приспособился спать в то же время что и все остальные, чтобы никто не бродил по секторам в поисках его убежища. Он почему-то считал себя уязвимым во сне.

— Я не знаю.

Инна покачала головой:

— Я тоже. Стараюсь держаться от него подальше. Он милый, любезный, но внутри пустота. Для него никто ничего не значит.

— Тебя он даже не укусил ни разу! — возразил я. — Почему ты считаешь его чудовищем?

Во мне ещё жили тёплые чувства к вампиру, я не мог забыть, что это он освободил от куколок, от самой невыносимой разновидности рабства.

— Да, только возникает ощущение, что не кусают тебя потому, что просто нет нужды. Пищи пока достаточно и не хочется думать о том времени, когда наступит её дефицит.

Резон в её словах, конечно, был, стоило к ним прислушаться. Доктор Верховенец наблюдала за нами, но не вмешивалась в разговор. Наверное, решила, что задача так несложна, что справимся сами. Инна посмотрела на неё, потом на меня.

— Октавиан, а давай проверим, так ли страшен чёрт как малюет его Аурелиус. Сейчас как раз вечер. Мы никуда не пойдём, только спустимся вниз. Местность вокруг донжона открытая без проблем сможем подняться обратно, если увидим хищников.

Инкины авантюры всегда казались мне чрезмерными, но сейчас внутри жило беспокойство, которое хотелось утишить любой ценой. Ни Аурелиуса, ни Граша дома нет, то есть мы их тоже, если что, увидим издалека, и весь эксперимент можно будет объяснить тревогой за товарищей, которые не вернулись вовремя. В прошлый раз вампир не наказал за ослушание, может быть, и в этот обойдётся.

— Ладно, идём.

Оранжевый закат горел на полнеба, придавая холмам и донжону странный потусторонний вид. Несмотря на то, что на планете всегда было тепло, меня пробрала  дрожь. Инка уже ползла вниз по верёвке, я медленно спустился за ней. Грядущая темнота нагоняла жуть, и я долго смотрел на незлое уже повисшее над самым горизонтом светило, пока не спохватился, что так совсем ничего не буду видеть в темноте.

Тишина вокруг царила полная. Листья не шуршали, не было даже насекомых, которые встречались под пологом леса. Хрустнет где веточка — услышим издали. Даже хищники не могут передвигаться совсем бесшумно.

На сочное фиолетовое небо высыпали звёзды, но толку от них было мало. Спутника у этой планеты, скорее всего, вообще не имелось.

— Я вот думаю, — сказала Инка. — На кого могут охотиться хищники, если здесь и дичи не видно?

— Вполне вероятно, она есть, просто от нас прячется. Мы же ничего почти не знаем об этом мире.

— Тихо! Что это?

Заря стала ярче, когда светило ушло за горизонт, но уже бледнела, я почти ничего не видел в слабых её отблесках, и всё же заметил светлые тени, отделившиеся от близкой скалы.

— Что это? — вновь прошептала Инка.

Я не успел ни ответить, ни что-либо сообразить. Белёсые пятна почти сразу оказались так близко, что уже можно было различить их контуры. Я ещё недоумевал, почему они так похожи на человека, когда меня схватили. Рядом заверещала Инка, но прийти ей на помощь я не мог. Цепкие лапки держали за одежду, бледные лица тянулись к мне. Существа оказались маленькими, но оттолкнуть их не получалось. Я бился, стараясь освободиться, но безуспешно, даже на крик дыхания не хватало. Инка тоже умолкла, и некогда было соображать, пленили её уже или тоже все силы уходят на то, чтобы устоять на ногах и не позволить этой массе себя подмять.

Не знаю, как долго продолжалась схватка, прежде чем чьи-то зубы вцепились мне в ногу, почти сразу я ощутил ещё несколько укусов, собрал все силы, и неожиданно оказался свободен.

Аурелиус бросил лишь один сверкающий взгляд, рявкнул:

— Лезь по верёвке, что застыл?

И кинулся к другому клубку мягких белых тел. Я бы, наверное, долго ещё приходил в себя, но приказной тон подействовал сразу. Я слепо зашарил по стене донжона, и канат словно сам прыгнул в руки. Кто-то ещё пытался вцепиться в ступню, но я сбросил его и резво полез наверх. Я ничего не видел и не слышал, так грохотала в ушах кровь, пришёл в себя лишь когда верёвка кончилась и перед носом замаячило тёмное отверстие входа. Кое-как я протиснул внутрь плечи, затащил неимоверно тяжёлое непослушное тело и растянулся на полу, жадно хватая ртом воздух.

Как там Инка и Аурелиус? Эта мысль пришла в голову не сразу, но едва  я попытался сообразить, что делать дальше как тёмная тень заслонила звёздное небо. Каким-то образом я сообразил, что это девушка и помог ей забраться внутрь. Аурелиус скользнул следом, а потом перегнулся вниз, подбирая канат и ругаясь. Наверное, ночные твари пытались преследовать нас и по верёвке.

Что там происходило, я не видел, но вскоре закрылся люк, значит вампир сумел отобрать у тварей нашу воздушную лестницу.

— Куда вас понесло? — спросил он зло. — Я же предупреждал, что нельзя выходить ночью.

— Тебя и Граша не было так долго, мы волновались, — сразу сказал Инка.

— Граша? — тревожно переспросил Аурелиус. — Я уходил один. Его нет? А ну-ка пошли в комнаты, здесь слишком темно даже для меня.

Когда вернулись во внутренние помещения, и я увидел лицо вампира с беспокойно сжатыми губами, его озабоченно сдвинутые брови, стало стыдно. В чём мы его только не подозревали, а ведь он дрался, спасая от беды, собой рисковал. Судя по тому, каким пятнами горели щёки Инки, она тоже переживала. Вот мы навыдумывали страхов, как будто настоящих не хватало.

— Спасибо, Аурелиус! — сказал я.

Он отмахнулся, и тут словно затем, чтобы рассеять последние дурные мысли из дальней кладовки появился, зевая во всю пасть Граш. Тоже забрался в укромный уголок, чтобы подремать. Ну и дурака же мы сваляли! Я безумно жалел, что вообще вылез со своими нелепыми подозрениями. Часть тайн уже получила объяснения, развеются и другие. Надо верить в лучшее, прежде ведь было плохо, значит, потом всё образуется.

Глава 19

Кто же думал, что эти двое примутся инициативничать? То сидели тихо, ждали, когда их спасут, то полезли выяснять, говорю я правду или нет. Извинения звучали жалко, разумеется, я им не поверил.

Что ж, раз проблемы возникли надо с ними разбираться. Мелюзга никуда теперь из донжона не денется, может и к лучшему, что пережили такое потрясение, впредь будут запуганнее, а вот с Грашем надо бы разобраться сразу. Угораздило его днём выспаться, будет теперь ночью шарахаться и меня выслеживать.

Потому, когда Тави и Инка собрались расходиться по своим комнатам, я знаком велел рогатому задержаться. Он понял без слов, и скоро мы остались наедине.

— Не нравится мне это! — сказал я прямо. — Брать их с собой или нет, ещё не решил, а неуместная любознательность может открыть им нашу и только нашу тайну.

— Что ты предлагаешь?

— Днём пойдём вместе якобы на разведку, а на самом деле соберём запас груш и орехов, только понесём его не сюда, а на корабль. Пора готовиться к отлёту, а таская продовольствие из донжона мы рискуем выдать наш план.

Граш сверлил недоверчивым взглядом, но ведь я говорил вполне разумные вещи, и они не должны были вызывать опасений. Раз я сам предлагаю запасать человечий корм, значит, бросить напарника не собираюсь. Нерешённым остаётся вопрос, приглашать ли с собой остальных, а помощнику и соратнику место на борту уже обеспечено.

— Ладно. Почему ты ходил так долго?

— Искал рощицы поближе к судну, чтобы не таскать добычу издалека.

Он мне не поверил, ну и что? Недолго осталось изворачиваться и лгать ради сбалансированности аборигенного питания. Скоро всё будет кончено.

Вторую куколку аморфы допьют сегодня ночью. Мне лучше не уходить, потому что Граш примется выслеживать, недаром же спал днём, но Лендер справится один, мы заранее договорились, что покой в гарнизоне важен, и ради него можно пропустить очередное питание.

Разумно, а жаль. Я уже испытывал сильно влечение к процессу. Раздражение против людей, испортивших грядущую ночь, выросло до такой степени, что я ушёл подальше и попытался немного отдохнуть. Сон был тревожен, я часто пробуждался, но видеть никого не хотел. Скорее бы обрести полное совершенство и забыть о тех, кто мне его подарит.

Когда на рассвете пришёл к люку обнаружил там рогатого компаньона. Смотрите-ка, догадался притащить матрас и улечься досыпать на страже, словно верный пёс на пороге хозяина. Я приветствовал его насмешливым поклоном.

— Не доверяешь мне, чудовище?

— Нет! — прямо сказал он.

— А между тем я мирно почивал в донжоне, не помышляя тайком от тебя бегать ночами по этим опасным холмам.

— Сдаётся, что для тебя они не так и опасны.

— Кто знает, кто знает!

Я держался беспечно, улыбался добродушно, а про себя холодно прикидывал, пойдёт он со мной добровольно или придётся прибегать к насилию. Я тишком реанимировал уже двух роботов и поддержку на такой случай имел, но шум поднимать не хотелось. Граш мне не доверял, но стремился на волю, жаждал денежек, которые отвалит за прекрасный новый мир сообщество. Короче говоря, истина, что праведники — самые неудобные занозы в заднице, а для остальных всегда найдётся соблазн, в очередной раз себя оправдала.

Ушли мы не прощаясь, Граш даже есть не стал, прихватил с собой банку, в которую и нырял время от времени, когда дорога становилась получше, и можно было не слишком внимательно смотреть под ноги. Довести очередную жертву до пещеры труда не составит, вот заманить внутрь, а потом пристегнуть к жертвеннику — задача. Следовало взять с собой андроида, но я боялся вызвать подозрение. Зная, что силы наши примерно равны, Граш спокоен в моей компании, а перевес насторожит его раньше срока. Ничего, Лендер догадается, как обстоят дела, и придёт на помощь. Вдвоём мы одолеем эту гору мяса. Крови так много в могучем теле, что умирание, вполне возможно удастся растянуть на три ночи вместо двух. Аморфы насытятся и поделятся с нами, эта смешанная кровь уже сделала меня сильнее и независимее, от того, что ждёт впереди, в сердце рождался трепет.

Признаться, на душе у меня было не так хорошо, как хотелось бы. Когда я тащил в пещеру куколок ни малейших угрызений совести не испытывал, эти двое и людьми-то могли называться с натяжкой — убогие садисты, грязное пятно, стереть которое полезно и правильно. С Грашем нас связывало короткое, но вполне привлекательное знакомство. Не так просто трудиться с кем-то бок о бок, не испытывая хоть какой-то симпатии к компаньону. Рогатый нравился мне, в другое время и при других обстоятельствах мы могли подружиться. Жаль, что всё сложилось так нелепо. Действительно жаль, но мой король требовал жертв и не прихоти для, а ради процветания всего нашего племени. Мы тут не в игры играли, а строили будущее, создавали условия раскрепощения вампиров, которые с другой стороны выгодны были и людям. Когда перестанем пить кровь или сократим её потребление до минимума, кому станет хорошо? Вот так-то. Люди постоянно жертвую отдельными особями во благо всей популяции и не терзаются ненужными сожалениями, с какой стати должен мучить себя я, вампир?

Всё происходило правильно, на любом большом пути неизбежны жертвы, война — это трупы, а не только победа, но люди всегда мирились с этим раскладом в прошлом и не собираются менять привычки в будущем.

Я шагал, стараясь вообще ни о чём не думать, чтобы моё внутреннее напряжение не насторожило Граша раньше времени. Вот и корабль. Мы окинули его хозяйским взглядом, я даже похлопал ладонью по опоре как верного коняшку, и пошли дальше. Я уловил слабый запах Лендера, но самого его не заметил и не пытался высмотреть. Нам надо подвести жертву как можно ближе к жертвеннику, чтобы обойтись меньшей кровью. Теперь с каждым шагом будет сложнее.

— Вон неплохая рощица! — сказал Граш останавливаясь.

— Склон крутой, неудобно спускаться и подниматься.

— По-моему так ничего.

Настаивать на своём значило возбудить лишние подозрения, потому я прибег к более надёжному способу. Я вскинул длань, призывая к тишине, и принялся прислушиваться к звукам, которые якобы до меня доносились, хотя вокруг царила благостная тишина. Лендер находился где-то неподалёку, но присутствия своего не выдавал даже смехом, от которого я бы на его месте не удержался.

— Что? — прошептал Граш.

Он клюнул! Я медленно, едва касаясь ступнями почвы, двинулся вперёд. Мелькнула мысль, что приятель может за мной не последовать, проследить за развитием событий с безопасного удаления, но человеческое любопытство победило, я услышал бережные шаги и уверился, что план сработал.

Вот и вход в пещеру открылся. Я замер, словно в замешательстве, а потом пошёл быстрее, словно наконец-то нащупал ту цель, ради которой забыл основной план. Теперь, даже если Граш заартачится, тащить его недалеко. Когда он протиснулся за мной следом в узкий лаз, я подумал, что двигала им не только любознательность, а и вполне понятное желание не оставаться одному на чужой планете. Он видел во мне приятеля и защитника, это помогло.

О том, что попал в ловушку, он догадался, лишь увидев кандалы и цепи. В принципе этого добра и в донжоне хватало, но сработала интуиция, тот рефлекс, что помогает иногда людям избежать верной гибели.

Граш взревел, попятился, но я сделал подсечку и прыгнул на рухнувшую тушу. Разряд энергии отшвырнул так, что казалось, пробью спиной свод, я совсем забыл об этой особенности бывшего товарища по несчастью. Впрочем, защита не помогла. Лендер уже схватил его и тащил к жертвеннику, а Граш хоть и пытался извиваться, отбиваться, выдернуть руку, ничего поделать не мог. Я быстро пришёл в себя, схватил его с другой стороны, но даже два полных сил вампира не без труда овладели ситуацией.

Поняв, что он окончательно попался, демон взревел. Он бился в оковах как попавшая в сироп муха, и мгновение другое мне казалось, что разорвёт цепи как игрушечные, встанет во весь рост и целиком провалит наш блистательный план, но ничего он сделать не сумел.

Затих на удивление быстро. На Лендера глянул мельком, смотрел на меня, словно впервые увидел и хотел от души насладиться зрелищем.

— Вот оно что, а ведь я догадывался, что дело нечисто, только верить не хотел. Вроде бы договорились, всё шло хорошо.

— Да, каждый из нас строил свои планы.

Лендер поглядел на Граша, на меня, сказал негромко:

— Присмотри за ним, я вернусь на корабль, кажется, один из накопителей перестал брать энергию.

Я хотел предложить свои услуги, поскольку уверенно разбирался в предмете, но счёл, что такое поведение будет выглядеть малодушным, и промолчал. Я знал, что придётся сложно, тем не менее, оставлять Граша одного не следовало, кто знает, насколько верно мы оценили его физические возможности. Потом, когда аморфы высосут первую порцию крови, он ослабеет и станет послушен, сейчас же необходим соблюдать осторожность.

Когда Лендер ушёл, я сел поодаль, чтобы и рядом не быть и не спускать с пленника глаз. Он смотрел на меня неотрывно, словно и, правда, никак не верил в случившееся, надеялся, что вот сейчас я расхохочусь и отпущу его, потому что не поступают ведь так всерьёз, но ничего не происходило, и он отвернулся. Я молчал.

— Убьёте всех? — спросил он внезапно.

— Да, — сказал я.

— Каким я, наверное, выглядел идиотом, когда уговаривал тебя ликвидировать куколок, а всё уже было предрешено.

— Да.

Он заскрипел оковами, словно стало невыносимо находиться не только в них, но и в собственной шкуре. Я насторожился, готовый к бою, но ничего не произошло.

— Всё зря, всё напрасно! Впрочем, я сам виноват: не выдержал проверку на человека. Показал себя перед вампиром полным дерьмом, так мне и надо.

— Ты хотел выглядеть хуже, чем ты есть, чтобы стать на одну доску со мной?

Он опять повернулся, словно поражённый моей проницательностью. Собственные догадки не радовали. Внутри копился стылый ком, и я боялся пошевелиться, чтобы эта глыба льда не порвала меня, разрастаясь. Боль и смятение холодными кристаллами вспарывали душу.

Почему-то казалось, что всё пройдёт хорошо. Да, будут вопли, борьба, злоба и проклятье, но спокойной беседы я не ждал, не готовил себя к тому, что придётся разговаривать.

Всё это хитрые уловки, чтобы ослабить мою бдительность, попытка добиться сочувствия и соучастия — убеждал я себя. Люди изворачиваются, когда их подводят к краю, они не хотят нелепо гибнуть, но ради того, чтобы жизнь вампиров приобрела человеческие черты, кто-то должен умереть сейчас. Не повезло Грашу, а я преодолею мучительное замешательство и однажды всё забуду.

— А мы ведь хорошо друг друга понимали, неплохо ладили, — сказал он.

— Да.

— Я кормил тебя своей кровью.

— Немного.

Как невыносимо тяжело приносить в жертву знакомого человека, того кто делил с тобой быт, прикрывал спину. Вот почему вампиры живут в пустоте, никогда ни к кому не привязываются. Слишком больно терять иллюзии. Невыносимо служить палачом, совсем не то, что быть убийцей.

— Отпусти меня, Рель.

— Нет, ты всё равно пропадёшь, а так хоть с пользой.

— Что вы со мной сделаете?

— Узнаешь ночью, и если не желаешь провести последний день своей жизни в беспамятстве, лучше заткнись, иначе я стукну тебя камнем по голове. Разум нам твой не нужен, только полное силы и крови тело.

Он ответил не сразу, а когда заговорил, ярость и отчаяние слились в его речи в такой дьявольский коктейль, что мне опять стало дурно.

— Только знай, что сопротивляться я буду до последнего, пусть вся кровь, что достанется вам от меня, насквозь пропитается ненавистью. Ты подлец, Рель! Будь ты проклят!

— Я проклят уже несколько веков. Это жить не мешает.

Он рычал и бился, пытаясь ослабить цепи, дёргал их и рвал, только что не пробовал перегрызть устрашающими, но на деле бесполезными зубами. Иногда затихал, словно для отдыха, я понимал, что пытается накопить хоть сколько-нибудь энергии на разряд, но у него ничего не выходит. Все грозные приспособления оказались бесполезными, потому что и выращивались для увеселения, а не ради выживания. Я знал, что мои короткие клыки стоят всех его наворотов.

Мне было легче, когда он бушевал, но всё равно я выходил иногда из пещеры на свежий воздух, чтобы глотнуть ветра, чуть приглушить крики и стоны, посмотреть на благостный, равнодушный к нашим страданиям мир.

Самый долгий день моей жизни невыносимо медленно шёл к закату.

Лендер пришёл, когда дневная белизна сменилась вечерним разноцветьем.

— Провозился, а лучше не стало. Я не слишком уверенно разбираюсь в системах корабля.

Да, он говорил, что прилетел с экипажем. Кажется, безупречная память вампира начала подводить. Волнения последних дней смешали мои мысли. Возникло странное ощущение, что и в оковах куколок приходилось легче.

— Ничего страшного, я потом взгляну.

Моих технических навыков хватит на обоих. Лендер смотрел так, словно разделял мою боль.

— Это трудно, я знаю. Люди. К ним привязываешься. Мне было сложно отдавать своих, я страдал, но дело, которое мы начали, следует довести до конца, тогда жертвы не будут напрасны. Если мы не выстоим, получится что они не только погибли, но и сделали это зря.

— Я справлюсь, сир.

Он кивнул.

— Идём.

Увидев нас обоих, Граш притих, лишь глаза сверкали, да тяжело вздымалась в дыхании грудь. Запястья и лодыжки кровоточили, растревоженные железом. Инстинкт едва не толкнул поскорее зализать эти раны, сберечь драгоценную влагу, я сдержался. Граш принадлежал аморфам, хотя ещё не знал этого.

Я не думал, что он так испугается, увидев белёсые фигуры, размытые как маски лица. Вопли звучали так отчаянно, что меня затрясло, а потом они смолкли, остался невнятный булькающий звук. Я увидел, что одна из тварей вцепилась в язык Граша и сосёт оттуда обильно текущую кровь, другая припала к горлу.

— Я сам справлюсь, — мягко сказал Лендер.

Он не пил кровь аморфов и мне не давал, зато выкачивал её прямо из вен и укладывал в специальные контейнеры. Твари совсем обезумели, должно быть Граш показался сладким и сочным, пришлось их буквально расшвыривать, отгоняя от тела. Я даже испугался, что они сумели его прикончить, хотя больше обрадовался бы этому: боль начнёт утихать, лишь когда всё будет кончено.

Искусанное тело не сдавалось, я слышал, как хрипит в лёгких воздух, побулькивает в горле, потому что в рот стекает не успевшая свернуться кровь. Лендер повернул голову набок, чтобы Граш не захлебнулся.

Незаметно пришёл рассвет.

Глава 20

В донжон я вернулся измученным и пустым, хотя инъекция в вену, что сделал Лендер, взбодрила кровь. Тело слушалось великолепно, я знал, что до краёв полон сил. Страдал дух, подвергшийся этой ночью немалому испытанию. Я не ощущал себя.

Забравшись в люк, постоял немного у проёма, пытаясь возвратиться в обыденность. Вряд ли кто-то из людей сбежал: отверстие было плотно закрыто, канат лежал внутри. Когда мы с Грашем уходили, всё было открыто, ему ведь не следовало знать, что не вернёмся до заката, но андроид получил чёткий приказ и хорошо его выполнил. Полезно иметь роботов, я заберу их с собой.

Проверить пищевые запасы или просто отдохнуть? Я выбрал последнее. Отправился в свою комнату (у меня была теперь такая) и сел на диван, разбросав руки по спинке. Человеческая мебель и привычки казались немного странными, словно я преобразился не только внутренне, но и внешне. Иногда хотелось проверить, не отрастают ли у меня крылья или паучьи лапки, настолько новой ощущалась гармония силы и свободы внутри души.

Люди перестали быть хомутом, что вынужден как рабочая лошадь носить на себе вампир. Теперь я смотрел на них без прежнего вожделения. Пока не брался судить, насколько редкой станет необходимость кормиться, но уже прочувствованный баланс откреплённости давал дышать свободнее и глубже.

Лендер сказал, когда мы шли от пещеры к кораблю:

— Пока тебе придётся иногда прибегать к человеческой крови, но постепенно ты научишься получать энергию из всего окружающего мира. Любой источник станет доступен, а люди превратятся в редкий деликатес, который мы будем смаковать время от времени, чтобы совсем не оторваться от истоков. Жить станет просто, охотники ноги сотрут, пытаясь нас хотя бы отыскать, потому что не останется за нами, трупов и анемичных недопитков, сотрётся след. Ради этого стоит пожертвовать несколькими людьми. Не сожалей.

— Я понимаю, сир, — ответил я. — Средство не всегда приятно, даже если хороша цель.

Он обнял меня на прощанье. Прежняя сводящая с ума восторженность отступила, я глядел на короля более ясным, чем в первые дни знакомства взором. Я любил его, и эту клятву верности не нарушил бы никогда, хотя и не произносил положенных слов. Мой мастер много веков назад как-то сказал, что когда приходит подлинный повелитель, его узнают без подсказки. Так и вышло.

Следовало пойти успокоить оставшихся людей, и я лениво размышлял, как подать им гибель Граша, чтобы повествование предостерегло от опрометчивых шагов и заодно послужило моей цели. Ничего толкового в голову не приходило, вероятно, потому, что Граш ещё живой лежал прикованный цепями к каменным колоннам, стонал в полузабытьи и, наверное, пытался безуспешно втянуть в рот безобразно распухший язык, чтобы суметь попросить меня о чём-то. О чём?

— Можно?

Я так ушёл в себя, что не услышал шагов и вздрогнул от звонкого девичьего голоса. Инка стояла на пороге, непривычно аккуратно одетая, даже причёсанная. От неё пронзительно разило недорогим парфюмом.

— Входи!

Не знаю, что ей нужно, но, может быть, визит меня развлечёт.

Она чинно уселась, сдвинув коленки, как школьница перед учителем. Бледная, а на щеках красные пятна. Запах её волнения я ощущал и сквозь мощную стену духов. Специально что ли злоупотребила, чтобы отбить мне обоняние и ничем себя не выдать? Да нет, люди не настолько разбираются в физиологи вампиров. Просто девочка из народа, которую не научили грамотно обращаться со своим телом и всем, что его украшает. Я без претензий — сам не с трона свалился. Пролетарий, можно сказать робототехник, хотя и парочка высших образований найдётся, если поискать.

— А где Граш?

Ну вот, ненужные вопросы пошли, слёзы ещё потекут. Умолчать о гибели товарища, рассказать про корабль, дать надежду на избавление? Я всё же не до такой степени вампир.

— Он свалился со скалы. Голова вдребезги. Рога не помогли.

Отвращение охватывало от каждого произнесённого слова. Мне стыдно и тошно было превращать трагедию в фарс, но я никого не желал видеть. Хорошо бы Инка ушла плакать в свою комнату или к инертному мальчику, которого она за что-то полюбила.

Она осталась, пальцы стискивали край юбки, но слёзы не текли, скорее на лице дозревала сосредоточенная решимость высказать всё, зачем пришла. Что такого она может мне сообщить? Не хочу слышать. Хочу выцеживать по капле свою боль, пусть даже душа опустеет до дна.

— Здесь очень страшно, — сказала она, голос звучал неестественно, словно урок отвечала, а не делилась сокровенными переживаниями. — Я боюсь, что эти ужасные твари доберутся до нас.

Рано или поздно добрались бы, хотя и нескоро, только мы с Лендером не расположены ждать. Весь донжон был задуман не только как беглый, но и как жертвенный. Техники Лендера рассчитали не всё, свою судьбу, например, не учли, но многое у них получилось.

— Не бойся. Я могу с ними справиться.

— Но ты часто уходишь, и тогда здесь такая тоска.

Она вскинула на меня глаза, потом опять опустила, а пальцы всё мяли ткань, и я уже представлял, как глупо она будет выглядеть в этой жёваной юбке. Милая девочка, но лучше бы она ушла. Здесь и одному неплохо.

— Мне сначала нравился Тави, но потом я поняла, что это несерьёзно, потому что он ещё несмышлёный мальчик, и ему не нужно ничего такое.

По спине у меня прошёл озноб, живот сам собой подобрался и захотелось потрясти башкой, как донимаемая мухами лошадь, но я сидел неподвижно, слишком ошеломлённый, чтобы что-то ответить.

Инка сползла попой на край стула, юбка ещё больше задралась, и показались из-под подола круглые коленки. Я не мог отвести от них взгляд. Прошлое, будущее, корабль, донжон, перспективы — всё улетело куда-то в чёрную дыру забвения. Я так давно ни с кем не был, и я не железный.

Как она оказалась в моих объятиях, не вполне сознавал, просто ощутил ладонями гладкую линию спины, весёлую лестничку позвонков, крылышки лопаток, тонкий пояс, сочные крепкие ягодицы. Инка взволнованно сопела рядом, стучало сердце, тёплые грудки упирались в мои рёбра.

Я невольно выпустил клыки, потом втянул их и начал целовать всё до чего мог дотянуться губами, путаясь в недавно ещё аккуратно причёсанных, а сейчас взлохмаченных волосах. Глубокий со всхлипом вздох завёл до такой степени, что сдерживаться больше не осталось сил.

Где-то тут была кровать. Каким-то чудом я на неё попал. Мы повались неловко, мешая друг другу, перепутываясь руками и ногами. Я хотел задрать эту и без того измятую юбку, у меня ничего не получается и тогда просто стащил её вместе с трусиками — отличную эластичную одежду теперь делают для женщин.

Впился губами в мягкий живот и в то сочное, пульсирующее горячей кровью, что притаилось ниже, ласкал пальцами и языком и видел, что Инка горит не меньше меня: готова, мягка и доступна, надо лишь взять это тело как велит природа и нам обоим станет головокружительно хорошо.

Я сделал это. Как давно у меня не было женщины, которая, зная кто я такой, доверилась бы моей воле. Инка совершенно заворожила. Я входил в неё с юным азартом впервые познавшего запретное юноши, видел, чувствовал, как откликается, извиваясь подо мной нежное девичье тело. Иногда отстранялся, чтобы лаской то грубой, то нежной разжечь его ещё больше и снова атаковал. Моя женщина! Её выпрыгнувшие на свободу груди, пылающие щёки, полузакрытые в безотчётной покорности глаза. Как же было сладко, как хорошо и хотелось, чтобы этот полёт никогда не завершался, но тут она закричала, содрогаясь подо мной, и этого я уже не выдержал.

Полностью потерял контроль над собой, растворился в наслаждении, отдавая и отдаваясь, нависая над нежной шеей оскаленными зубами и беззащитно подставляя собственное горло.

Когда пришёл в себя, бешеная кровь ещё пульсировала в жилах, терзая тело в самых неожиданных местах. Инка тяжело дышащая с широко раскрытыми испуганными глазами лежала рядом. Неужели ей было плохо со мной? Нет, я не мог так ошибиться.

— Инка, красавица моя, я сделал тебе больно?

— Нет! — Она облизнула опухшие губы, обхватила меня рукой за шею. — Мне было хорошо.

Я принял её слова как призыв к действию. Где-то там далеко-далеко вершились страшные дела, а в этой комнате был лишь жар желания, которым я снова горел и принялся делиться им через ласки и поцелуи.

Наше новое соитие я превратил в сладкую пытку для обоих, не позволял пылу угаснуть, но и идти через край тоже. Я атаковал и отступал, заставляя её тянуться за мной и молить об избавлении. Мы вымотались оба, мы выпили любовь по капле и теперь отдыхали, насыщенные до предела.

Честно говоря, я и ещё был не прочь, но видел, что Инка больше не выдержит, сердечко колотилось, едва не пробивая рёбра, следовало дать ей отдых. Пусть дремлет на моём плече хоть весь этот длинный день. Он у нас есть, а там случится то, что случится.

Я осторожно обнял её, устраивая рядом с собой, и довольно долго мы лежали тихо и умиротворённо. Она успокоилась, и я уже начал подумывать о том, не начать ли всё сначала, когда она пошевелилась, отстраняясь, и сказала чуть слышно:

— Ты ведь всех нас убьёшь?

Прозвучало не то чтобы неожиданно, просто внезапно. Я заставил себя забыть всё кроме нашей негаданной близости, а она помнила. Всё время, что сливалась со мной в одно целое, думала о последней минуте? Что тут ответить? Правду — язык не поворачивался. Лгать не было сил. Я промолчал.

— Просто если хоть у кого-то одного есть шанс, пусть он достанется Октавиану.

Словно святой водой ошпарили, теперь уже отодвинулся я. Не страх смерти разжёг неожиданный пыл, не влечение ко мне, а попытка отвести беду от своего мальчишки!

— Ты так его любишь?

— Да. Я ему не нужна, у него есть та загадочная девица из сада. Отдай его желанной, и пусть живут. Вроде бы ты не охотишься за ней.

Вот даже как. Инка говорила неловко, сбивчиво, искренне. Не знаю, догадывалась ли она, какую причиняет боль. Вряд ли, должно быть, не разобралась ещё со своей.

— То есть, всё, что было сейчас между нами — взятка? Ты пыталась подкупить меня своим телом, выручить таким способом мужчину, который тебе даже не достанется?

— Да.

Она не смотрела на меня. Комкала, как прежде юбку, край простыни и напряжённо думала о чём-то своём, а может быть, готовилась умереть, потому что, вообще говоря, вампира такими фокусами довольно легко разозлить.

Вероятно, мне следовало посмеяться. Если я сам использовал людей, как хотел, не стоило удивляться, что расплату получу той же монетой, но у меня не хватало душевных сил, чтобы посмотреть на происходящее со стороны. Терзала досада, крепла боль, которой я совсем не ожидал и то звериное, что есть в каждом хищнике, рвалось наружу, веля мстить любым удобным способом.

Глупая девчонка и так была целиком в моей власти, а ещё смела что-то просить? Какое мне дело до её любовного помешательства? Что вообразила о себе человеческая дрянь? Разложить её на смятой страстью постели и брать силой до тех пор, пока не затихнет последний хрип, не высохнут, иссякнув, слёзы, сполна вернуть ту боль, что она причинила! Показать что такое подлинное подчинение, чтобы ни одной мысли не осталось о том ничтожестве, которое она возвела на свой девичий пьедестал.

Был момент, когда казалось, что не удержусь и проделаю всё, что породил мой воспалённый разум, выпущу на волю хищника и зверя, восторжествую над этой предавшей меня женщиной так, как она этого заслуживает. Я бы не стал себя удерживать. Остановили не гуманность и не стыд, а отвращение, которое я испытаю когда всё будет кончено. К изуродованному телу, а ещё более к себе.

Инка умрёт, а я останусь жить и ни к чему мне лишняя грязь на без того уже чёрной душе.

— От меня ничего не зависит, — сказал я, оглядываясь в поисках одежды. — Я делаю то, что приказывает мой повелитель. Ты старалась напрасно.

Я знал, что тоже причиняю боль, но правду сказать следовало. За истину нельзя презирать ни себя, ни других. Переломив натуру, поглядел на съёжившуюся фигурку и протянул мятую юбку и блузку, оставшуюся почти без пуговиц-горошинок, которые были на ней вначале.

Инка схватила одежду и принялась неловко в неё влезать. Я свою успел натянуть, радуясь тому, что вампиры проделывают такие вещи мгновенно.

— Извини, — сказал я и отвернулся, давая ей время хоть как-то привести себя в порядок и убраться.

Зверь внутри, хоть и укрощённый, всё ещё был слишком зол. Не следовало лишний раз его провоцировать. Тряпки шуршали бесконечно долго, затем прозвучали шаги, торопливые и неровные. Я ждал, когда хлопнет дверь, но Инка остановилась на самом пороге.

— Это ты меня извини.

— Да, оставь уже меня в покое.

— Сейчас. Я должна сказать. Думала, всё будет мучительно, но мне было так хорошо, как никогда в жизни. В те минуты я, наверное, и правда, любила тебя, а не его. И вот это ужасно, я не знаю теперь, как с этим смириться.

Дверь хлопнула, и я услышал дробный стук босых пяток. Инка убегала прочь. Значит, я неплох в постели, но вот для всего остального недостаточно хорош? Догнать её? Зачем? Что я могу ей сказать, чем мы оба можем друг друга удивить? Надо было объяснить, что нет никакой дриады в верхнем саду, есть лишь мираж, но у меня не осталось сил.

Любовный пыл отодвинул вселенную в сторонку, дал мне глоток почти забытого счастья, но едва схлынула страсть, как все заботы и беды показались ещё тягостнее. Я вспомнил то, что хотел забыть — Граша, прикованного в пещере, мучительно ожидающего страшной смерти, остальных людей, которых мне придётся одного за другим привести на заклание и наблюдать последовательно их муки.

Наивная девочка Инка гордо жертвовала собой, не понимая, какая жуткая ей уготована участь, Тави, вероятно, так и не выйдет из рабского транса, опутанный страхом куда надёжнее, чем лентами. Старушка, пожалуй, понимает всё лучше других, но и её, скорее всего, тешат иллюзии. Люди великие мастера обманывать себя до последнего, но я не человек и обязан повиноваться лишь своему королю, а не страстям. Я выполню долг перед собратьями, а люди…

Пусть разбираются сами как хотят, неужели оставшиеся несколько дней что-то значат для каждого из них, или что-то изменят? Жертвенник исправит все ошибки и расставит знаки препинания. Точки.

Глава 21

Мне показалось, что в донжоне никого нет, вообще никого. Наверное, я задремал, а когда проснулся, тишина показалась неестественно звонкой, как от абсолютной пустоты. День сейчас или ночь?

Я отправился в кладовую и без особого аппетита съел банку консервов. Местные плоды лежали здесь же и пахли приятно, но я так и не рискнул их попробовать.

Не скажу, чтобы мне хотелось кого-то повстречать, общество больше раздражало, чем утешало, но от одиночества порой нападала такая тоска. Аурелиуса и Граша видно не было, я немного поискал — не нашёл, даже доктора Верховенец не оказалось в её спальне, а ведь пожилая дама всё ещё неважно себя чувствовала и выходила нечасто.

Вот здесь у меня возникли догадки, и чувство вины. Я ведь помнил, как пани стремилась завершить свой учёный труд, а недобрые обстоятельства прервали работу. Что если она отправилась за материалами в свой сектор, постеснявшись попросить об услуге меня или Инку? А вдруг ей стало плохо? Пожалуй, раз никого нет, надо сходить и проверить.

Инка могла уйти с Грашем и Аурелиусом наружу, а вот доктор Верховенец никоим образом. Значит, она где-то здесь.

Отправив пустую банку в утилизатор (он, кажется, ещё работал) я пошёл к пролому, устроенному Грашем. Почему-то прежде мне и в голову не приходило обследовать чужие сектора, наверное, я просто уверился, что раз нет там ничего ценного, то и ходить незачем. Попасть в сад я не надеялся, да и просто хотел, чтобы о нём все забыли, очень уж странные у нас творились дела.

В той части донжона, где обитало рогатое чудовище и, правда, оказалось довольно пусто. Граш не отличался ни аккуратностью, ни экономностью. Доставшееся ему после катастрофы имущество представляло собой хаотическую кучу нужных и ненужных вещей, я не стал в ней рыться.

У пани, надо сказать, порядка было немногим больше. Она небрежно относилась ко всему, что её окружало и только рабочее место выглядело относительно организованным. Точнее порядок на нём представлял собой тоже хаос, лишь чуть более разумный. Я не удивился, знал уже, что многие люди только так и могут работать. Мне впрочем, разобраться было бы сложно, потому я только осмотрел выключенные экраны и корявые заметки от руки, разложенные по столу и полкам. Да, если забирать отсюда материалы, то лишь самой пани, кто-то другой ничего не поймёт.

Мне казалось не совсем приличным ходить по чужому сектору, но я ведь искал доктора Верховенец, а не просто развлекался, потому добросовестно осмотрел все комнаты и даже шкафы, где мог бы скрываться человек, хотя и не понимал, зачем бы пани стала от меня прятаться.

Так я и обнаружил дверь. Поначалу решил, что её выломал демон, но присмотревшись, разглядел следы инструментального воздействия, не иначе орудовал здесь Аурелиус с помощью одного из роботов, которых он сумел приручить. Что он здесь искал, и куда вёл новый коридор?

Поскольку в собственном её секторе я доктора Верховенец не обнаружил, решил, что она могла пуститься в странствие за эту таинственную дверь. Правда, она была притворена, ну и что? Проникнуть за неё труда не составило. Я оказался в просторном помещении, но даже представить себе не мог, что здесь находилось раньше. Мощь случившейся катастрофы ощущалась в этом секторе даже явственнее, чем при взгляде на весь донжон со стороны. Я ещё не видел у нас до такой степени изуродованного пространства.

Стены где смялись, где потекли, иногда просто были скручены в невозможные фигуры, пол и тот шёл волнами, уступами и провалами, так что передвигаться здесь приходилось с немалой осторожностью.

Нечего было и думать, что больная пожилая женщина отправилась странствовать в этих катакомбах, но меня уже разобрало любопытство. Грандиозность изменений пугала, но я резонно предположил, что всё, что могло здесь пострадать, уже пострадало и я смогу невредимый в относительной безопасности обследовать новый сектор, кто знает, может быть и найти в нём что-то действительно стоящее.

В некоторое помещения просто не удалось проникнуть потому что ведущие в них проёмы были слишком малы, в других оказалось совсем пусто, а если и виднелись остатки какого-то оборудования, то совершенно мне неизвестного и потому бесполезные. Наверное, это были проходные шлюзы портала, а то и нескольких. Я их, правда, видел мельком и не запомнил в тот первый и последний раз, когда пользовался системой.

В одном месте пришлось карабкаться вверх по наплывам спекшегося пластика, я так увлёкся, что и не заметил, как оказался в относительно целом помещении. Когда-то здесь была гостиная или кабинет. Стены украшали картины, на прозрачных полках уцелели декоративные предметы. Я плохо разбирался в искусстве и разглядывал эти вещи без особого интереса. В соседней комнате располагалась спальня. Аскетическую кровать покрывал слой пыли. Арочный проём вёл прямо в сад, и у меня сильнее забилось сердце, показалось, что он необыкновенно похож на тот, что я так часто созерцал снизу с галереи.

Кусты, листья, цветущие ветки, но почему они выглядят так странно? Я тронул яркие лепестки. Совершенные, сотворённые необыкновенно искусно они, тем не менее, были мёртвыми. Я прошёл чуть дальше и понял, что не ошибся. Вот этот куст я разглядывал особенно часто, он мне нравился. Да, там за прозрачной стеной и моя галерея, хотя отсюда её трудно узнать.

Как же так? Всё это время я видел муляж, а принимал его как в истину, или сад умер совсем недавно? Мысли путались, я так растерялся, что готов был поверить во что угодно. Мерещилось уже, что это хозяева устроили иллюзию, чтобы разочарование моё потом было особенно горьким. Кто бы стал создавать такое без особых причин?

Я всё ощупывал ветки, но нигде не находил жизни, а потом заметил вазоны с настоящей почвой и безнадёжно засохшими растениями. Иные уже рассыпались в прах, иные ещё сохранили видимость формы. Мёртвый сад весь целиком оказался мёртвым.

Я ещё бродил в ошеломлении по аккуратным дорожкам, когда заиграла музыка, и словно возникшие из воздуха над неживыми кустами запорхали призрачные птицы. Я смотрел на них, весело скачущих по веткам, которые ничуть не прогибались от иллюзорной тяжести птичьих тел и не хотел верить. Слишком страшно было узнать, что мир твоей надежды весь насквозь был обманом.

Когда появилась девушка, в которую я имел глупость влюбиться, я уже немного подготовился, то есть просто оцепенел слишком потрясённый происходящим и неспособный разочароваться сильнее. Я смотрел, как она идёт мне навстречу и несуществующий в реальности ветер раздувает её волосы. Я прощался с мечтой.

Как бы порадовались хозяева, наблюдая сейчас моё неподдельное горе! Только их больше нет в живых, если я ничего не путаю. Сейчас я ни в чём не был уверен, словно весь донжон повернулся новой неизвестной стороной, изнанкой не настоящего мира, а декорации.

Были вообще пытки, хозяева, Аурелиус, все другие люди? Я не знал. Я даже не мог заплакать, просто стоял и смотрел, как улыбается неизвестно кому моя любовь. Голограмма, которую кто-то забыл выключить.

Кажется, я долго бродил по чудовищным руинам, прежде чем выбрался в знакомый сектор. С удивлением оглядывал скудное имущество доктора Верховенец. Я ведь зачем-то сюда приходил, но сейчас не помнил той важной цели. Внутри всё выстыло, а ленты жгли кожу, словно напоминая о том, как краткосрочна и нелепа человеческая жизнь.

Осталось странное ощущение произошедших в рабочем хаосе кабинета перемен, но я не придал ему значения. Нелепо ведь было предположить, что я запомнил детали. Какое значение они имели сейчас, когда рухнула последняя надежда?

Найти Аурелиуса, попросить его выпить мою кровь и избавить от боли? Достать пульт и пустить его в ход? Я тешил себя этими мыслями, но знал, что не наберусь решимости. Жизни как таковой и не было, но я цеплялся за неё, стремясь до последнего продлить существование.

Я побрёл в наш сектор в надежде всё же отыскать пани Верховенец, хотя и не помнил, зачем, но наткнулся на Инку. Она стояла уже не знаю в каком дверном проёме, смотрела себе под ноги и вид у неё был оглушённый и опустошённый как, наверное, у меня, но я обрадовался, увидев живого человека. Я действовал с расчётливостью маленького ребёнка, желающего поплакаться мамочке: взял в свои пальцы холодную ладошку, подвёл Инку к дивану и усадил, сам устроившись рядом.

— Я всё же нашёл вожделенный сад.

Инка попыталась отнять у меня руку, но я не отпустил, мне требовалось хоть такое равнодушное участие.

— Получилось, что влюбился я в мечту. Моя прекрасная нимфа оказалась виртуальной, даже не искусственной как цветы и кустарники, а просто компьютерной программой, привидением нового времени.

Инка больше не вырывалась, сидела тихо, а потом другая её ладонь погладила меня по волосам, по плечу, легонько и совсем не обидно утешая.

— Ты, наверное, считаешь меня идиотом? Не сумел понять призрачность живого человека.

— Все мы этим грешим, успокойся, было и пройдёт, всё когда-то заканчивается, иногда скорее, чем хотелось бы. Наверное, ты с самого начала не верил, что она существует, просто в горькие времена слишком нужна надежда, свет впереди.

— Пожалуй. Ты тоже испытала разочарование?

— Даже не знаю. Мы теперь все здесь на грани бытия. От твоей возлюбленной осталась хоть голограмма.

Я думал, что горе захлестнёт меня с головой и утопит, но от Инкиных слов, вернее, от её присутствия рядом стало легче. Я мог глубже дышать, различать детали окружающего и даже понимать их смысл, разглядывал свои обтрепавшиеся брюки, испачканные на коленях, Инкину мятую юбку. Неужели она лазила в катакомбы за мной, хотела поддержать, утешить ещё тогда?

Наши сцепленные ладони целомудренно лежали на мягкой обивке дивана, почти точно между нами и от детской невинности происходящего мне стало хорошо. Я хотел сейчас только одного: положить голову Инке на плечо, зажмуриться и ощущать, как её пальцы гладят по волосам, жаловаться на крушение надежд молча, ни говоря ни слова, и получать такое же неслышное утешение.

Звук шаркающих тяжёлых шагов заставил поднять голову. Почему-то я думал увидеть Граша, хотя тот передвигался легко, несмотря на габариты и вес, но это была доктор Верховенец. Она остановилась на пороге, глядя на нас с глубокой грустью. В углах рта залегли скорбные складки, веки тяжелее, чем обычно нависали над глазами. При этом она была не в халате, к которому мы привыкли за последние дни, а в строгом костюме, показавшимся мне модным и элегантным. Даже не предполагал, что у этой хаотичной женщины может отыскаться в шкафу такая престижная одежда, хотя она ведь преподавала, и ухоженный вид требовался по роду занятий.

— Давно бы так, молодые люди. Жизнь коротка, хотя только к старости понимаешь, насколько верна эта истина. Вы же созданы друг для друга, такие красивые ладные, юные. Не теряйте драгоценных мгновений, позволяйте себе любовь.

Инка зарделась, опустила глаза, снова попыталась освободить руку, но я опять удержал, хотя скорее рефлекторно, чем от понимания происходящего. Дошло до меня чуть позднее. Неужели я ей нравлюсь? Аурелиус, кажется, говорил что-то такое, но я не поверил. Раб, опутанный лентами неволи, не может быть любим. Теперь, правда, нет хозяев, и формально я никому не принадлежу, потому что Аурелиус отдал мне пульт, явно давая понять, что отношения предполагаются другие. Что же будет со мной дальше?

Я снова посмотрел на Инку. На фоне аккуратной пани она выглядела особенно растрёпанной, но от этого ещё более привлекательной. Ревновала она к нимфе из сада или хотела уберечь меня от неприятностей, теперь не имело значения. Главное, не оставила одного в свалившемся на меня горе, была всё время рядом, хоть и не решалась подойти.

— Инка, я всё знаю!

Она снова вздрогнула и попыталась освободиться, но я поднёс к своим губам её пальцы и поцеловал, ничуть не брезгуя неопрятностью.

— Я знаю, что ты ходила следом, потому что переживала за моё благополучие, стремилась защитить, поддержать, а то, что не решилась подойти там, так эту деликатность я ценю ещё выше.

— Вот и правильно! — сказала доктор Верховенец, покивав с видом доброго домашнего божества. — Не позволяйте предрассудкам стать между вами, нет таких заблуждений, которые следовало бы принимать во внимание. Просто будьте счастливы.

— Но я был рабом куколок, в моё тело вживлены ленты, позволяющие жестоко истязать плоть! — признание далось легко, я сам поразился свободной открытости. Испугался, но не очень, почему-то догадывался, что всё будет хорошо.

— А ты говори всем, что это татуировка, сделанная в самом модном и престижном салоне. Людей так легко обмануть, они сами к этому стремятся.

Пани весело подмигнула, приметы грусти стёрлись с её лица, на миг сделав его молодым и кокетливо хорошеньким.

Инка, когда я посмотрел на неё, робко улыбнулась.

— Какое всё это имеет значение? — сказал она. — Любят ведь не за это и разлюбляют тоже.

Так у неё вышло откровенно, по-детски, что я невольно засмеялся, любуясь лицом таким необыкновенно милым даже в неприбранности.

— Ты права! Надо просто жить, потому что мы ещё живы.

Пани подошла к нам, ласково растрепала волосы мне и пригладила Инке.

— Поболтайте о том, как вы играли в детстве, это помогает сблизиться больше чем что-либо другое, — сказал она, глубоко вздохнув.

— А вы разве не останетесь с нами?

— Мне пора. У меня ведь остался незавершённый труд, а годы на исходе, пора спешить.

— Но вы ещё не здоровы.

— Никогда не чувствовала себя лучше! Не теряйте времени, детки, это такая ненадёжная субстанция.

Она наклонилась, поцеловала в лоб сначала Инку, потом меня и пошла прочь. Походка, ещё скованная недомоганием, тем не менее, была ровной и уверенной. Замечательным человеком была пани. Она даже потрудилась плотно притворить за собой дверь.

От того, что тайны раскрылись, я ощутил необыкновенное облегчение, я перестал чувствовать себя рабом потому что две замечательные женщины уверенно признали меня свободным человеком. Это ведь самое главное, то чем ты предстаёшь людям, и всё зависит не только от них, но и от тебя. Будь свободным в душе и тебя признают таким, научись забывать боль и ошибки и не устрашат те, что допустишь в дальнейшем. Человек несовершенен и слаб, но и силы его велики, надо лишь разглядеть их в себе, а не только в других.

Я со стыдом вспоминал, как пытался очернить девушку лишь потому, что боялся её осуждения и неприятия, выискивал в ней дурные черты души и внешности, твердил, что она недостойна меня, хотя себя считал её не заслуживающим.

Всё в прошлом. Главное умение человека оставлять пережитое за спиной и не тащить за собой непосильную тяжесть страданий. Я забуду и стану жить дальше. Инка поможет, поддержит, в её глазах я буду стоящим человеком, а значит и в своих — тоже.

Меня ломали пережитые чувства. Перед глазами мелькали картины, которые следовало отринуть прочь. Я снова видел себя беспомощным пленником, страшащимся пыток, послушной игрушкой хозяев, глупцом, влюбившимся в далёкую иллюзию. Не потому ли я запал на девушку из сада, что она была недостижима? Обожать кого-то вот так, издали значило не брать на себя ответственность за последствия.

Я удобно устроился в гнезде раба, но жить в цепях нельзя, пора окончательно скинуть их и дать дорогу чему-то новому.

Инка смотрела на меня, по щекам её текли слёзы, но глаза сияли. Иногда она шмыгала носом и от этой невзрослой забавности казалась мне ещё более милой. Я обнял её, ощущая трепет мягкого тёплого тела. Не дело мужчине класть голову женщине на колени, чтобы выплакать боль по другой. Правильно подставить собственное плечо и для преходящих женских слёз, и просто для опоры.

Глава 22

Я так ушёл в собственные ненужные переживания, что не учуял запаха, точнее осознал его лишь когда у самого люка увидел нашу замечательную старушку. Ну что опять за представление? Нарядилась как на праздник и духами пользуется умело не в пример простоватой Инке. Женщины в донжоне сошли с ума, но эта меня в койку не затащит, пусть даже не надеется, познал я уже их любовь. С меня хватит.

— Аурелиус! — произнесла она ясным звонким голосом.

Я машинально поклонился. Беда с этими хорошими манерами. Однажды усвоишь их по глупости, потом за всю жизнь не отвяжешься.

— Да, доктор Верховенец?

— Я хочу попросить вас об услуге: заберите меня, а не этих двоих детишек.

Как они все узнали? Я ничего не говорил, неужели интуиция? Хотя это ведь Граш дал санкцию на уничтожение куколок, его мучила совесть, а другие люди просто наблюдали, как их день за днём становится всё меньше.

— О чём вы, дорогая моя?

Пани поморщилась.

— Не нужно произносить лишние слова. Вы убиваете нас, каждого по очереди. Я не знаю, зачем вам это нужно. Наблюдаю лишь тень злодейства в ваших глазах. Я старый человек, много видела на своём веку, меня не так легко обмануть.

Вполне вероятно, фактически я гораздо старше, но сейчас не время об этом говорить.

— Хорошо, ваша очередь будет следующей, а теперь дайте мне пройти.

Она не посторонилась.

— Заберите меня сейчас, чтобы не передумать потом. Я боюсь, что и в моих глазах дети прочтут больше, чем им хотелось бы.

Наверное, следовало смеяться, но я неожиданно почувствовал гордость за род людской, за то, что сам когда-то был человеком. Ни слова ни говоря включил робота и отдал приказ. Доктор Верховенец переоценивала свои возможности, не дошла бы она до пещеры. Кроме того, предельно измождённый человек принесёт нам мало пользы.

Она с пониманием отнеслась к тому, что андроид взял её на руки, сначала опустился с ней по верёвке, потом пошёл, бережно придерживая в объятиях. Дама взглянула на меня гордо и в то же время с неизбытым женским кокетством.

— Приятно умирать в окружении красивых мужчин, я-то рассчитывала на страшненьких сиделок.

Это она ещё Лендера не видела, и может быть, она права. Интересно как бы хотел умереть я сам? Найдётся ли живая душа, согласная наблюдать мою кончину? Что за глупости лезут в голову, не об этом сейчас надо думать.

Боялся, что Лендер рассердится на меня за самоуправство, ведь я привёл очередную поживу, когда прежняя ещё лежала на жертвеннике, с тоской или надеждой дожидаясь следующей ночи. Граш всё ещё дышал, не сдавался, и Лендер наблюдал за ним с довольной улыбкой, оттащив в очередной раз аморфов от неиссякаемой добычи. Он распорядился даже накормить пленника, но тот выплюнул еду, которую я ему предложил. Воду я влил в глотку насильно, чтобы не околел раньше времени от недостатка жидкости в организме.

Ругать за самоуправство Лендер не стал.

— Ничего страшного, — сказал он в ответ на покаяние. Мне было стыдно, что не сумел держать своих людей в руках. — Посидит в грузовом отсеке. Если ты полагаешь, что остальным будет спокойнее без неё…

— Они любят друг друга! — дерзко перебила повелителя доктор Верховенец.

Я едва удержался от расправы, но Лендер и теперь не рассердился.

— Это хорошо, любовь даёт много энергии.

— Неужели ваши утробы ненасытны? Пощадите хотя бы этих двоих, они молоды, здоровы, им нужно продолжать род людской, а не гибнуть в безвестности.

Впервые она умоляла, слёзы блестели в глазах. Лендер смотрел серьёзно, потом повернулся ко мне.

— Ты тоже хочешь, чтобы кто-то из твоих людей выжил?

— Да! — вырвалось у меня. — Я только не смел просить.

Его губы дрогнули, складываясь в ту мягкую улыбку, за которую я готов был отдать жизнь. Ладони дружески легли мне на плечи.

— Аурелиус! Разве правильно начинать благое дело с жестокости? По моим предположениям нам вполне хватит ещё одного человека, особенно если он постарается сделать всё, что нужно. Я с радостью пощажу твоих людей. Мы стоим у истоков новой жизни, и жертвы неизбежно должны быть принесены, но тешиться злом ради зла — нет, это плохая идея.

От мысли, что Инка выживет, меня охватила радость. Не знаю почему. Она обманула меня и доставалась в итоге другому, но на душе посветлело.

— Благодарю, сир! — воскликнул я. Больше слов не нашлось.

Выручила доктор Верховенец. Она заговорила деловым тоном, словно обсуждала очередное научное открытие, а не собственную кончину.

— Объясните мне, что я должна делать, чтобы вы получили то, что нужно и остановили на мне этот поток смертей. Страдать? Чем больше боли вы мне причините, тем полнее будут ваши желудки?

— Нет, — ответил Лендер. — Страдание не будет чрезмерным, боль умеренна, разве что страх делает её сильнее. Всё что нам надо, так это эмоции. Любые. Подойдёт и ненависть, и любовь, и презрение, и проклятие. Всё что вы способны почувствовать, выплеснуть из себя в последние минуты, а лучше часы.

Пани поглядела на него с задумчивым интересом, словно намеревалась отчитать за нерадиво приготовленный урок, как школила, наверное, своих студентов, но удержалась.

— Я поняла. Всё, кроме равнодушия, потому что это самый большой грех.

— Мы оперируем немного другими понятиями, но суть от этого не меняется, — сказал Лендер. — Аурелиус, проводи леди в одну из кают экипажа, ей полезно отдохнуть и подкрепиться пищей.

Я подчинился. Уже на пороге комнаты доктор Верховенец обернулась и робко, что никак не вязалось с её бравадой и отвагой перед Лендером, в котором она наверняка угадала лидера, сказала.

— Вы ведь вернётесь к людям?

— Безусловно, — ответил я.

Космический корабль говорил сам за себя.

— Возьмите мою работу, опубликуйте. Она, правда, не закончена…

Ещё в её секторе, просматривая материалы на рабочем столе, я понял, что мы с пани коллеги, потому забрал неуверенно протянутый носитель и сунул в карман.

— Я закончу и опубликую под вашим именем.

Она ничего не спросила и не сказал более, лишь кивнула, словно ставя точку.

День ещё только начался, я полагал, что всё успею. Радость подгоняла меня, давала силы и надежду хоть что-то от себя прежнего сохранить в будущем. Всё горело в ладонях, всё ладилось. С накопителем, на который жаловался Лендер, я справился шутя. Отладил его и наставил на праведный путь. Ясная погода, жаркое солнце делали своё дело, энергии уже доставало для старта с учётом чуть большего, чем на Земле притяжения этой планеты. Я сделал все расчёты, чтобы не задерживаться в этом раю на одну лишнюю минуту, проверил и подготовил к нагрузке многофункциональные двигатели. Корабль прежде находился в хороших руках, и вся работа заняла не так много времени.

В донжон я уже не успевал, зато в пещеру — вполне. Тягостно было находится рядом с умирающим Грашем, но теперь появилась цель и потому я решился на этот визит.

Я вошёл тихо, он не услышал. При виде этого сильного, и уже не способного к сопротивлению тела я опять ощутил нешуточную боль. Разгулявшиеся нервы терзали изнутри, словно кто-то пускал по ним ток стыда. Граш бормотал что-то в забытьи. Слабый голос, бессильно обвисшие мышцы. Немощь подобная старческой, поразила как недуг это великолепное тело, точнее, мы его выпили. Не сами, хотя от этого на душе не легче.

Опосредованно, но кровь его плескалась внутри, да и напрямую тоже, он ведь меня кормил по доброй воле, а я его предал. Такой вот путь к совершенству. По колено в дерьме. Мерзко, только остановиться я уже не мог.

— Граш! — позвал я.

Веки поднялись, воспалённые глаза уставились на меня, на миг в них блеснула сумасшедшая надежда и погасла. Он сразу понял, что я пришёл не затем, чтобы его освободить.

— Лендер согласился оставить жизнь Инке и Октавиану, если нам хватит энергии твоей крови.

Он опять пробормотал что-то, распухший язык не давал говорить, но я понял:

— Мне что за дело?

— Постарайся ненавидеть нас до самого конца, ярко и страстно, на полную, как ты жил, тогда два человека смогут спастись. Шкуры куколок ты должен судьбе, какие не дрянные, но они были люди. Теперь ты можешь получить расчёт.

— Всё вычислил? Каким был, таким и остался. Ты — хомяк.

Я осторожно присел, стараясь не расплескать свою собственную боль.

— Да, мы старательно совершенствуем тело, забывая освежить душу, и вампиры в этом ничуть не лучше людей. Всё так, но счёт тобой спасённых будет расти день ото дня. Множество людей, чья судьба иначе была бы плачевна, не умрёт, насыщая утробу вампиров, и дети, которых смогут родить эти женщины и мужчины, выживут тоже.

— Я не хочу умирать!

— Я знаю, но теперь у тебя есть выбор как именно загнуться.

Хотел уйти, но передумал. Граш заслуживал такой малости, как дружеская поддержка, хотя и выглядел такой жест, то фарсом, то прямым издевательством. Я не знаю, было ли ему легче от того, что я до заката торчал рядом как филин на пне. Мне  точно пришлось тяжелее, я бы заплакал, но давно разучился это делать.

Он умер под утро, держался до последнего, бился изо всех сил, ушёл честно, а я остался существовать, чтобы помнить и об этом.

— Забери из донжона оставшихся людей, — распорядился Лендер утром, когда мы с помощью андроида унесли и захоронили тело. — Не думаю, что старая леди протянет больше одной ночи, но нам как раз должно хватить. Возьми человеческой еды. На борту есть запас, но вряд ли он велик.

— Да, сир!

Я отправился выполнять приказ. Донжон возвышался над местностью подобно ледоколу на мелководье, я остановился, чтобы рассмотреть его ещё раз и запомнить. Наше спасание и гибель. Дом. Пусть остаётся, пустой, населённый лишь призраком девушки, да и то до тех пор, пока хватит энергии. Что-то мне подсказывало, что системы обеспечения быстро пойдут в разнос, когда некому будет за ними присматривать.

Верёвка снаружи не болталась, значит, у птичек хватило ума не покидать клетку. Я поднялся наверх как обычно по стене и толкнул крышку люка. Упала она с грохотом, но донжон ничем не отозвался: ни криками, ни слезами, ни торопливыми шагами. Прислушиваясь к тишине, я привёл в действие оставшихся роботов и переоделся — вещи трепались здесь быстро.

Всё ещё тихо, неужели спрятались в нелепой надежде, что я не найду их? Люди так непредсказуемы порой. Я принялся методично обыскивать помещения.

Нет они не пытались укрыться, просто заснули в любимой комнате куколок на их огромной тахте, так крепко, что не пробудились от произведенного мной шума. Ну да, дожидаться смерти это ведь так утомительно!

Оба почистились, привели себя в порядок, надели всё лучшее. Сговорились или пани Верховенец сумела подать достойный пример? Я остановился, дожидаясь. Под взглядом вампира пробуждаются даже особи, впавшие в летаргический сон, вскоре оба человека зашевелились.

Первой очнулась Инка, подпрыгнула на постели, и, встретившись со мной взглядом, вспыхнула как мак на закате.

— Уже? — спросила она как ребёнок, которого ведут к дантисту, но пообещали угостить за послушание шоколадным тортом.

Я кивнул, разговаривать совершенно не хотелось. Инка оглянулась на Октавиана и знакомой ухваткой — попой по обивке сползла с тахты.

— Только давай тихо, чтобы он не проснулся.

Я сообразил, что она всё ещё предполагает впереди гибель, думает, что пришла её очередь, я ведь не успел ничего сказать. Наверное, к лучшему. Октавиан пробуждался далеко не так изящно. Как это свойственно мужчинам, не сразу очнулся от забытья и несколько мгновений сидел на постели, растерянно хлопая веками. Инка шагнула ближе, едва  не потянула меня за рукав, торопя скорее уйти, но тут мальчик окончательно пришёл в себя.

Взревев, он кинулся вперёд, оттащил от меня Инку, задвинул за спину как герой и собственник. Я наблюдал представление не без любопытства.

— Не трогай её, Аурелиус. Она же девочка, она наша Инка. Не трогай её. Пожалуйста!

— Скажи ещё, что у тебя крови больше, и она вкуснее.

Он растерянно уставился, то ли не понимая моих шуток, то ли вообще не соотнося ситуацию с чем-то комичным. Инка пыталась выбраться из-за его спины, но он не пускал, не обращая внимания на яростные атаки её кулачков — защищал, как умел, свою женщину, наверное, стал мужчиной.

— Успокойтесь оба! — сказал я. — Вам оставлена жизнь.

Я бросил Тави браслет, и он растерянно поймал его.

— Носи всё время и не забывай возобновлять батарейки. Это преобразователь, сделал на досуге. Он будет менять частоту сигнала, который случайно или намеренно попытается запустить твои ленты. Не знаю, можно ли извлечь их совсем, но с моим гаджетом ты и так не пропадёшь. Не слишком изящно получилось, ну да ты и не девица. Собирайтесь, вещей с собой много не берите. Еду для вас и прочий багаж потащит робот, но он тоже не железный. Жду через полчаса у люка.

Я развернулся и ушёл. Мне прощаться было не с чем, и брать я ничего не собирался.

Они не опоздали ни на минуту, и вскоре я водворил их притихших и растерянных в одну из кают на корабле. Дверь пришлось запереть, но в целом я не ожидал эксцессов. Следовало, конечно, стереть им память, но операция это непростая, рискованная, я полагал, и так болтать языками не станут, не в их интересах, да и кто поверит? Координаты планеты я сообщать не собирался. Лендер мои действия одобрил, мы ладили всё лучше и лучше.

Два дня спустя стартовали. Я сидел в рабочем кресле рубки и чувствовал себя спокойно и уверенно. Корабль повиновался, не так и трудно оказалось приучить его к себе. Мы без затруднения поднялись на орбиту. Здесь предстояло ещё несколько дней подзаряжать батареи. Без атмосферы накопление шло быстро.

Я разглядывал планету. Она чем-то напоминала Землю и другие обитаемые миры, чем-то отличалась от них. Когда-то здесь жили вместе люди и вампиры, но соображения не хватило ни у тех, ни у других. Мир ещё зеленел воспоминаниями себя целого, но неизбежно должен был погибнуть, потому что в зачёт идёт только гармония всего сущего. Сломай её — и всё закончится.

Я думал о тех, кто умер, и о тех, кто выжил, верил, что Инка и Тави смогут забыть кошмар, который им довелось вынести, и всё-таки построят судьбу вместе или врозь — там разберутся. Только я останусь коротать свой бесконечный век и нести подобранную на этой планете боль. Случится ли так? Я прислушался к себе и не поверил. Пройдёт десять, ну может сто лет, и я тоже забуду. Не стоит в новое совершенство тащить старые ошибки. Чтобы быть счастливым, надо оставить позади несчастья. Не хранить в памяти причинённое зло и потерянное добро, аморфов, их планету и оставшийся им в назидание или просто на всякий случай опустевший беглый донжон.