Доброволец

Первым делом после того, как выскочила из подъезда в начинающийся снегопад, Белка с оглушительным «плюх!» с размаха влетела в лужу правой ногой.

Вытряхивая из ботинка воду пополам с мокрым снегом, она зазевалась и пропустила машину, которая, не притормозив ни на секунду, на полной скорости пронеслась мимо, влетела в ту же лужу и окатила Белку с ног до головы. Она замерла на месте, всё ещё стоя на одной ноге, держа в руках расстёгнутый ботинок и глуповато хлопая глазами.

Прошёл мимо неё закутанный в плащ прохожий, толкнув плечом. Какие-то мальчишки с визгами и смехом пронеслись в опасной близости, на бегу показывая на Белку пальцами и скандируя дурацкую считалку:

— Робин-Бобин-Барабек

Скушал сорок человек,

Он и до тебя дойдёт

Целиком тебя сожрёт!..

Прошагала, скривив на ходу миловидную мордашку в брезгливом презрении, молодая женщина с охапкой жёлтых роз.

Велосипедист посигналил и отпустил неприличную ремарку.

Белка стояла на одной ноге посреди оживлённой улицы, глотала мокрые снежинки и держала в руках ботинок.

Что-то было не так.

— Робин-Бобин-Барабек, — внезапно пересохшими губами шепнула она. – Робин. Бобин…

Улица затихла. Исчез гогот мальчишек, пропала женщина с цветами, только краснели на снегу жёлтые розы. Снег пошёл сильнее, он забивался за ворот, ложился на волосы, оседал на коже, не тая, и накапливался, накапливался…

Белка стояла посреди улицы, а снег на вкус был как тухлая вода из унитаза.

Завоняло сыростью. Снег под ногами покрывался плесенью.

Сзади её накрыло тенью. Белка была ростом не больше ста шестидесяти, но даже учитывая это, тот, кто возвышался над ней, был в три, в четыре, в пять раз выше. И минимум в десять раз шире.

На макушку капнуло что-то контрастно-горячее, вязкое и потекло вниз по волосам.

— Я до тебя дошёл, — доверительно сообщили сзади, и Белка закричала.

***

Люди пропадают постоянно.

Белка как-то читала, что почти половину находят в первые сутки. Интернет пестрил фотографиями и видео с волонтёрами, выходящими из леса, с заброшенной стройки или подворотни с чумазым ребёнком на руках. Счастливые родители кидались обнимать сына или дочь, СМИ щёлкали затворами, наводили камеры, готовили микрофоны, чтобы объявить об очередном успехе волонтёров или полицейских.

Да, почти половина исчезнувших возвращалась в первые сутки. Единственное, о чём не трещали по всем каналам и пабликам – сколько из них всё ещё были людьми.

Белка зевнула, глядя в унылый потолок, затянутый паутиной, заляпанный пятнами от раздавленных комаров и подтёками после последней вечеринки соседа сверху.

После странного сна осталось неприятное липкое ощущение приближающихся неприятностей. Очень удачно в такт ему завибрировал на тумбочке мобильный.

— Ага, — Белка сгребла телефон и не глядя приложила к уху.

— Не спишь? – дежурно осведомился с того конца прокуренный голос. Захотелось как-то сострить, но в голову не пришло ни одной приличной шутки, поэтому Белка сказала чистую правду:

— Меня кто-то сожрал.

— А, кошмары, — мигом врубился Дядя Стёпа. – Давай подгребай, заброшка на Арсеньевке, знаешь?

Что характерно, вопросов из серии «сможешь?», «не занята?» и «тебе удобно?» не последовало. Ирку бы наверняка спросил. И про сон бы обязательно спросил. Но она, увы, не Ирка.

— Через минут пятнадцать буду, — зевая, ответила Белка, мысленно прикидывая, куда вчера зашвырнула рюкзак. – Чего брать? Кто там?

Зашуршали на фоне перебираемые распечатки.

— Школьница, десятый класс. Тут на Арсеньевке видели её вчера днём после школы. Родители сами всё обыскали, нет нифига. Участковый мне набрал, ориентировки вот распечатали. Надо бы хоть заброшку обыскать, там махина такая, больница, что ли, недостроенная. Короче, подгребай.

— Да иду, — буркнула Белка. Прижимая плечом к уху трубку, она натягивала джинсы, пытаясь взглядом нащупать хоть один носок. – Ирке сам позвонишь?

— Я уже звонил, — бодро отрапортовал Дядя Стёпа.

«Ну конечно», — в душе вяло шевельнулось раздражение. Как она могла подумать, что ей позвонят раньше Ирки.

— Всё, еду, — буркнула Белка, и очень вовремя, потому что телефон тут же вывалился на пол и брызнул во все стороны крышкой, подвеской и блоком питания.

Пол в тёткиной квартире был что надо – плиткой, то ли мраморной, то ли какой-то ещё очень дорогой и холодной, была выложена каждая из четырёх комнат. Огромные потолки в два, а то и три Белкиных роста терялись где-то под небом, украшенные вычурной отваливающейся лепниной. Она до сих пор периодически ловила себя на чувстве, что живёт в музее, и так не научилась говорить «моя квартира».

Белка огляделась, выхватила взглядом платяной шкаф, громоздкий рояль в углу, огромную высоченную за счёт гигантской перины кровать – тётка называла её пятиспальной – треснутое зеркало в резной деревянной раме и массивный книжный шкаф.

— Да где, блин, — с досадой бросила Белка. В поисках носков она заглянула под рояль, чихая от взметнувшейся в воздух пыли, подняла тяжеленные трёхслойные шторы, отодвинула горшок с засохшей ещё при тётке геранью. И наконец обнаружила заветный полосатый гольф свешивающимся с картины над кроватью. Покачавшись и с трудом удержав равновесие на колыхающейся будто облако перине, Белка озабоченно изучила дыру на месте большого пальца, но так и не придумала, что с этим делать. Искать нитки она пыталась, ещё когда зацепилась рукавом водолазки за гвоздь на очередной заброшке, потратила больше двух часов, но не преуспела ни в ванной, где уж точно мраморная ванна походила скорее на бассейн, ни в зале, освещая себе фронт работ развешанными по стенам канделябрами. Повезло ей в итоге на кухне, где пьющая чай за столом человек на пятьдесят Ирка любезно предложила одолжить свои нитки, которые, разумеется, таскала в аккуратном белоснежном рюкзачке на всякий случай.

Поняв, что в этот раз так не повезёт, Белка натянула носок как есть и, наскоро покидав в рюкзак остатки телефона, пачку сигарет и шоколадный батончик, выскочила из спальни в извилистый коридор, где как-то ради прикола нарисовала мелом стрелки с указателями, как добраться до той или иной комнаты.

На чай, кофе, пиво или ещё что-нибудь похожее на завтрак времени не оставалось. Обувшись, Белка причесалась, собрав рыжие волосы в косу – болтаться по заброшкам с распущенными было верхом тупости – и схватила с тумбочки для обуви куртку.

Заперев дверь длиннющим желтоватым ключом, Белка спустилась на три этажа и окунулась в утреннюю морось. В лицо ударил порыв ветра вперемешку с мелкими ледяными капельками. Не до конца вытоптанную жухлую траву на газоне покрывала снежная корочка. Лужицы затянуло плёнкой льда, мокли на дороге коричнево-бурые кленовые листья.

Прогревающий древнюю «копейку» сосед бросил на Белку далёкий от дружелюбия взгляд. Натянув капюшон толстовки, она направилась к автобусной остановке, но, мельком глянув на электронные часы над площадью Ленина, поняла, что времени на перекус опять нет. И зачем сказала, что будет через пятнадцать минут?

Арсеньевка – широкий пешеходный проспект, полный ТЦ, кафешек и клубов – встретила её утренним запустением. Чуть больше семи – магазины ещё не открылись, ночники уже закрывались. Лениво слонялись туда-сюда школьники и студенты-прогульщики, сонные работяги торопились к остановкам или ближайшему фастфуду.

Прикинув, как добраться до заброшки, Белка, попутно ковыряясь в телефоне, пытаясь на ходу вставить блок в слот, нырнула в арку.

— Белочка! – жизнерадостно резануло по нервам.

Ирка подбежала к ней первой, в розовом плащике, с безукоризненной укладкой, маникюром и белоснежным рюкзачком – и ведь ни одной затяжки на колготках не поставит, ни одного пятнышка не поймает, ни одной прядки из причёски не выбьется.

Ирина обняла её, чмокнула в щёку и отстранилась, улыбаясь будто королева красоты. От излучаемого ею дружелюбия сломался бы любой счётчик Гейгера.

Белка изобразила на лице «нет, я вовсе не желаю тебе смерти» и приблизилась к точке сбора.

Дядя Стёпа, как обычно, находился в центре внимания – высокий, под два метра, жилистый, явно бывший военный, судя по выправке и привычке отдавать приказы, а не просить. Он отрывисто командовал, отмечая на разложенной прямо на капоте вишнёвой «девятки» схеме стройки квадраты. Сама стройка возвышалась тут же – мрачная серая семиэтажка была закончена процентов на восемьдесят. Цельный короб неслучившейся больницы привлекал к себе многочисленных бомжей, авантюрно настроенную молодёжь и тиктокеров любых возрастов, поэтому сине-красные отсветы стены на себе ловили очень часто.

При приближении Ирки и Белки обступившие Дядю Стёпу волонтёры обернулись. Белка мгновенно поймала на себе с пяток взглядов разной степени враждебности.

— Зафига её позвал, — проворчал Алексей, средних лет мужик в охотничьей куртке.

— И тебе привет, — хмыкнула Белка, занимая место у карты между Алексеем и незнакомой девушкой лет двадцати. Она спиной ощутила, как несколько человек отодвинулись.

— Тебя не спросил, кого звать, — жёстко обрубил Дядя Стёпа и кивнул, — привет, Белка.

Получив указания насчёт квадрата поисков, волонтёры разделились на группы по двое-трое и начали постепенно рассредотачиваться по территории больницы. Белка заметила чуть поодаль участкового и заплаканную женщину лет сорока. Она прикусила губу и, собравшись, придвинулась ближе.

— Добрый день, — вежливо поздоровалась Белка. На неё устремились два одинаково удивлённых взгляда. Ещё и участковый незнакомый. Новенький, что ли? – Я из поисковой группы.

Женщина торопливо закивала, участковый смерил её подозрительным взглядом.

— Расскажете, как она пропала? – напрямую спросила Белка. Тянуть время и подбирать слова она, во-первых, не особо и умела, а во-вторых, даже в таком месте пропавшая девочка могла быть ещё жива.

— Она… — начала мать, и до Белки донеслись первые слабые отклики тоски и отчаяния. Но тут сзади раздалось:

— Эй, бедовая, чего к людям пристаёшь?

Алексей приблизился с неожиданной для его рыхлого брюха скоростью и больно дёрнул Белку за локоть.

Эманации тревоги и отчаяния от матери сменились растерянностью. Она перевела вопросительный взгляд на Алексея, и тот своего не упустил.

— Вы простите, она у нас неудачница, никого найти не может, не обращайте внимания.

В душе вспыхнула злость. Белка стиснула зубы, молча толкнула Алексея плечом и прошла к зданию больницы. От матери она уже не добьётся нужного градуса отчаяния – в эмоциях сейчас всё явственнее проскальзывал интерес.

День как-то не задавался.

— Не обращай внимания, Белочка, — откуда ни возьмись выпорхнула Ира с термосом в одной руке и ориентировкой в другой.

Белка кивнула и взяла распечатку. Девочка, полноватая, нескладная, на лбу и подбородке россыпь прыщей. Такие пропадают часто.

— Чувствуешь что-нибудь? – спросила она, и Ира, наморщив приподнятый носик, пожала плечами.

— Пока нет. Но я не теряю надежды, — она ослепительно улыбнулась, и в радиусе пары метров каждый волонтёр отзеркалил её улыбку.

Ирка упорхнула в сопровождении одного из команды – остальные проводили их завистливыми взглядами. Если человек жив, его найдёт Ирина, Ирина всегда находит живых.

Если же нет…

Белка отошла в сторонку, привалившись к стене, пока Дядя Стёпа раздавал последние указания, проверял работу раций и отправлял сформированные пары в выделенные им сектора. Наконец, перекинувшись парой фраз с участковым, Степан приблизился.

— Готова?

— Нифига я не готова, — буркнула Белка, поминая Алексея незлым тихим словом.

Дядя Стёпа понял без дополнительных пояснений и дурацких вопросов, может ли он чем-то помочь.

— Ты сама их против себя настраиваешь, — с лёгкой ухмылкой произнёс он. – Лёха вообще мужик нормальный. Просто он за наших боится, говорит, у тебя глаз дурной.

Белка помрачнела. На душе стало гадко и как-то обидно. Она работала в отряде ничуть не меньше, чем сам нормальный мужик Лёха – со времён основания три года назад. И всё равно не имеет права считаться «нашей».

Здание недостроенной больницы на секунду колыхнулось перед глазами и предстало в чуть другом виде. Белка встряхнулась и подобралась.

— Я готова, идём, — сосредоточенно скомандовала она и первой, не обращая на Дядю Стёпу внимания, ступила под своды семиэтажки.

Стройка радовала глаз мусором, граффити на каждом свободном клочке стены, запахом плесени и сырости. Белка остановилась. Под подошвой что-то хрустнуло. Стены давили, пространство ощущалось каким-то смутным.

Белка сжала в руках листовку с портретом девочки. Дядя Стёпа шёл строго на шаг позади. Никаких квадратов для них не выделялось, со стороны, наверное, казалось, что они просто ходят где хотят, мешают работать нормальным мужикам.

Откуда-то сверху раздался всхлип. Шахта лифта зияла впереди, шагах в десяти, и жалобные звуки доносились через неё.

Степан позади был спокоен, и, обернувшись на секунду, Белка поняла – он ничего не слышит.

— Чёрт, — не удержала она и стиснула зубы, решая, как поступить.

— Чувствуешь что-то? – оживился Дядя Стёпа.

— Где тут лестница? Наверх надо.

Сверившись со схемой здания, координатор повёл её по коридору. Тут и там слышались голоса, звали пропавшую девочку – «Лида!» – и замолкали. Потом звали снова. Шебуршали в стенах крысы, ветер выл и гудел в провалах окон и дверей. Пар изо рта повисал на секунду в чёрном воздухе и рассеивался.

По лестнице они добрались до третьего этажа, и Белка вышла в коридор с окном. Была видна площадка, полицейская машина и вишнёвая «девятка». Серое утро перерастало в серый день.

И тут Белка интуитивно уловила движение в конце коридора.

— Это не из наших, там кто-то один, — хмурясь, Дядя Стёпа пытался разглядеть фигуру. Белка шагнула в её сторону.

— Лида? – осторожно позвала она. Фигура отпрянула. Пугливая. Белка вздохнула и, расправив ориентировку в руках, на выдохе нарочито громко начала:

— Да это точно она. Вон, смотри, какая жирная!.. И прыщавая, неудивительно, что показываться не хочет.

Пальцы уже начинали дрожать от отвращения к себе. Хорошо хоть Степан ничего не говорил и не мешал.

— Да кто её вообще ищет, родители небось с облегчением вздохнули!

Этот выпад, похоже, стал последней каплей. Фигура взревела тонким девичьим голоском и кинулась на Белку, позабыв о пугливости. Она стояла на месте и не дёрнулась, когда массивная рыхлая девчонка сбила её с ног, вдавливая спиной в осколки кирпичей, и что-то нечленораздельно завыла.

В тусклом свете из окна показался лысый череп, безумные красные глаза, прыщавый лоб и подбородок.

В счастливые пятьдесят процентов Лида не попала.

Белка с некоторым трудом освободила руку и положила нежити на лоб.

— Тупая… жирная… корова… — с присвистом выдохнула она, — все только… рады, что ты сдохла…

Существо задёргалось, уже поняв, что что-то не так, и попыталось отползти само. Белка вдохнула, втягивая в себя боль, обиду, ненависть, тоску, неразделённую любовь… И много чего ещё, что умещалось в трепетной подростковой душе Лиды. Тварь начала ссыхаться, завыла, обречённо трясясь всем телом, и наконец упала. С последними судорожными подёргиваниями к ней вернулся облик подростка.

Белка села. Тупая ноющая боль в голове сошла на нет, тело наполнилось энергией, зрение обострилось, царапинки и мелкие синяки затянулись, исчезли с лица следы усталости. Она чувствовала себя сытой и отдохнувшей последней мразью.

Дядя Стёпа вздохнул, склонившись над останками девочки, вытащил рацию и скомандовал.

— Сворачиваемся.

***

— Кто это вообще был? – спросила Ирка, скромно пригубив стакан вина. Вернее, бокал. Пузатый. Держа за ножку. Откуда только взялся?

Белка с некоторым подозрением оглядела столешницу: бутылка «Пепси», виски, заварочный чайник, три жестяных банки энергетика, нетронутая миска чипсов, «Нескафе».

— Страдашка, блин, кто ещё, — буркнула она, хлебнув энергетика. – Насосалась наркоманов да в ту Лидку залезла. Мать её.

Ира сочувственно покивала. Белка сплюнула в пепельницу и хмуро приложилась к газировке. Перед глазами всё ещё стоял двор за аркой, остов недобольницы, крестящийся при виде носилок с Лидиным телом Алексей. Перешёптывания, косые взгляды, успокаивающая всех гиперактивная Ирка. Кажется, при виде неё даже Лидиной матери стало легче. А всё, что оставалось Белке – забиться в угол и спрятать туда же глухую злость, обиду и рвущееся наружу «это несправедливо!».

— Ну чего ты убиваешься, — Ирка вздохнула, коснулась губами вина и снова отставила. Откуда вообще у тётки в квартире вино?

— Может, не надо было мне соваться? Пусть бы кто другой её нашёл, — подумала Белка и по вытянувшемуся лицу Ирины поняла, что не подумала.

— Ты чего? Ну хватит, ну Белочка, — голос подруги стал настолько сахарно-сладким, что рука сама потянулась к чипсам. – Такой уж у тебя дар. Что поделаешь.

— Я бы с тобой махнулась и потом порассуждала, — беззлобно огрызнулась Белка и смяла пустую жестянку.

— Печень так посадишь, — сочла благоразумным сменить тему Ирка.

— Убью ещё пару детишек, как новенькая буду, — буркнула Белка, — судя по глазам, они все так и думают. Что я их сглазила, прокляла или вообще реально сама убиваю.

— Ну… мы можем им объяснить, как всё на самом деле, — осторожно предложила Ирина, перекладывая ногу на ногу. На капроновых колготках действительно не появилось ни одной зацепки.

Белка покосилась на подругу и отмахнулась. Они пережёвывали этот разговор каждый раз после вызовов. Белка находила труп, Алексей, Аркашка, Лиля, Вадим и остальные тщательно отводили глаза, скрещивали в карманах пальцы, непроизвольно тянулись к нательному крестику. А потом разговаривали, считая, что она не слышит. К несчастью для всех, в такие моменты каждое чувство Белки было на пределе, и она с безжалостной чёткостью слышала не отличающиеся разнообразием реплики.

— Опять она нашла, как-то это уже…

— Да точно сглазила, говорю, глаз у неё дурной…

— … уговорить Стёпку её не брать?..

Но уговорить Стёпку не получалось. Люди продолжали пропадать, а Белка продолжала приезжать на их поиски вместе со всеми. Иногда пропавший выходил под ручку с Иркой, все аплодировали, кричали «молодец!» и обступали Ирину, забыв даже о найденном человеке.

А иногда – и случалось это куда чаще – всё заканчивалось сухим «сворачиваемся» в рацию, заплаканными родственниками и мрачными взглядами в Белкину сторону. Даже если тело находила и не она. Априори, если поиски кончались плохо, виноватых искали не долго.

— Давай ты спать пойдёшь? – мягко предложила Ирка, когда последняя банка энергетика перекочевала в ведро под раковиной. – Я посуду помою, приберусь…

Не надо было быть знатоком психологии или даже трезвой, чтобы понять: Ирина чувствует себя смутно виноватой.

Белка махнула рукой. Можно было интерпретировать как «ради Бога» или «иди на хрен», в любом случае чистота кухни её волновала мало. Перебравшись в ванную, Белка сполоснула лицо холодной водой, распустила волосы и смерила отражение в зеркале презрительным взглядом.

— Ненавижу тебя, — констатировала она и отправилась искать спальню.

 — Выше! Выше!

Детский смех разносится далеко по дикому пляжу. Босые ноги увязают в песке по самые щиколотки. Белка подпрыгивает, смеётся и тянется к высокой фигуре. Солнце слепит глаза, и у фигуры будто бы нет лица, но Белке весело и не страшно. Она знает, что дядя самый лучший на свете.

Сестра радостно визжит, подлетая всё ближе к небу, солёные брызги с береговой линии щекочут кожу.

— Земля вызывает Стрелку! – кричит Белка, когда кажется, что сестрёнка на руках у дяди действительно уже почти совсем рядом с космосом. Стрелка хихикает, болтает ногами и тянет вверх маленькие ладошки. Когда Белка будет наверху, она тоже попробует достать до звёзд.

На этот раз звонил стационарный. Он вырвал Белку из сна омерзительным дребезжанием, и она подпрыгнула на перине, чуть не скатившись.

Матерясь сквозь зубы, Белка соскребла себя с кровати и добралась до коридора. Голова была тяжёлой, состояние – каким-то муторным, как будто она действительно имела шанс заработать похмелье от трёх банок энергетика.

— Чего? – запыхавшись, она схватила трубку. Телефон, должно быть, при тётке играл в жизни квартиры значительную роль, потому что выглядел очень важно и стоял в самом центре прихожей, на высокой тумбе, как какая-то антикварная ваза.

— Что с мобильным? – сурово поинтересовался Дядя Стёпа, и Белка вспомнила, что блок так и не вставила нормально в слот.

— Блин, я это… ну починю сёдня. Чего случилось? С Днём Рождения звонишь поздравить? – подколола она, чтобы не развивать тему «всегда надо быть на связи».

На том конце воцарилась напряжённая тишина, но спустя пару секунд Степан ответил:

— Он не сегодня. Серьёзно, Белка, не до шуток мне. Позвонили из пригорода… Горнилово, знаешь? Вроде город по бумагам, но по факту ПГТ максимум, там раньше комбинат работал, а щас вообще голяк.

— Мы что, едем экономику поднимать? – огрызнулась Белка. – Можно ближе к делу?

— Первый класс местной школы. Шесть человек, включая училку. Ушли в лесок грибы-ягоды изучать или ещё фигню какую. Вчера ушли, в общем, утром.

Белка замерла. Что-то укололо её в подсознание, и теперь она безуспешно пыталась вспомнить дату.

— Стёп, какой день?

— Второй день их нет, я же гово… — начал координатор, но Белка резко перестала слушать. Пинком захлопнув дверь в кухню, она уставилась на пришпиленный к стене календарь. Один из дней там был густо обведён красным, и вопрос мгновенно отпал сам собой.

***

Маршрутка стояла у подъезда. Вадик даже забыл снять с бокового стекла номер маршрута, и кое-кто из ранних прохожих удивлённо оборачивался, недоумевая, с каких пор сто тридцать девятый ходит по спальным районам.

Теплее не стало, пар изо рта валил клубами, моросила непонятная смесь дождя с ледяным градом, так что Белка, закинув рюкзак на плечо, натянула капюшон толстовки поглубже и поторопилась забраться в салон. Пока автоматическая дверца медленно открывалась, Белка по лицу Вадика за рулём видела, что с большей охотой он бы уехал в пригород без неё.

Пахло сосновыми иголками, мятными конфетами и вонючим одеколоном Дяди Стёпы с переднего сиденья. Он вскинул руку в приветствии, остальные не шелохнулись. Лиля коротко хмыкнула, Алексей демонстративно уткнулся в газету – кто вообще читает газеты? – а Вадим, не дожидаясь, пока Белка займёт место, вдавил газ, заставив её покачнуться.

Приземлившись рядом с Дядей Стёпой, Белка хмуро поинтересовалась:

— Новости есть?

— Лилька больницы-морги обзвонила в ближайших населённых пунктах. Там деревенька рядом через лес, участкового тоже дёрнули. Глухо. Ориентировки распечатали, там пять шестилеток и училка молодая, только с педа выпустилась.

Белка перебрала протянутую пачку листовок. Дети как дети, две девочки, трое пацанов. Надя, Тая, Ваня… все как на подбор. И тоненькая девушка с пучком неопределённого цвета волос.

Белка протяжно выдохнула, откинулась затылком на спинку кресла и потёрла переносицу.

— Чего ты? – участливо поинтересовался Степан.

— Сушняк, — едко прокомментировала Лиля с одноместного сиденья напротив. Координатор строго глянул на неё, но было поздно. В дискуссию встрял ещё и Алексей.

— Отмечала, что ли, всю ночь?

— Что отмечать? Ты вроде жив ещё, — парировала Белка, и Алексей закашлялся, подавившись воздухом. Волны презрения, возмущения и гнева окатили с ног до головы, как душок подгнивших отходов из открытой крышки мусоропровода.

И от этого неясная тупая боль в затылке сошла на нет. Серый день за окном приобрёл резкий стальной блеск. Из-за угла остановочного павильона вынырнула страдашка – пухлая, желеобразная, затянутая в нарочно тесные обтягивающие вещи, демонстративно гротескная. При жизни наверняка переживала из-за лишнего веса и проблем с кожей, может, ещё из-за очков или маленькой груди.

Маршрутка неслась дальше, рассекая грязные лужи проезжей части, мимо спешащих в офисы безликих людей и имитирующую их нежить. У кого-то получалось лучше – закутанного в плащ с шарфом безнадёгу от человека даже Белка могла отличить с трудом. Разве что по мелькавшим между складками шарфа багровым полосам. А кто-то под человека не маскировался – с ближайшей плакучей ивы свесилась волосянка, подметая космами тротуар. Её Белка бы даже трогать не стала – волосянки просто подбирали с земли негатив, как голуби хлебные крошки, засасывали волосищами и тихо-мирно покачивались на ветру.

Маршрутка миновала оживлённый перекрёсток, свернула в спальный район и въехала в скромный ухоженный дворик. Вадик изо всех сил старался не задеть ни одной лужи, чтобы на стоявшую у первого подъезда Ирку не брызнуло и капли. Когда вчера подруга срулила с тёткиной хаты, Белка не услышала, но кухню действительно вылизала до блеска.

Ирина, улыбаясь, как карикатурная куколка с детской раскраски, аккуратно миновала лужу, прилежно надев пухлый рюкзак на оба плеча, и взобралась в салон. На секунду Белке захотелось отвести Ирку в сторону и попросить не ехать. Нечего ей тут делать. Они не найдут никого живым, ни первоклашек, ни тупую училку, которая додумалась вести детей в лес в Лихой понедельник.

Рука сама собой скользнула в боковой карман рюкзака, нащупывая небольшие мешочки с травой. У тётки они были распиханы в каждом углу, Ирка ошибочно считала это борьбой с молью.

Вадик ударил по газам, и маршрутка сорвалась с места.

Время отговаривать подругу прошло. Прислушавшись к себе, Белка поняла, что если сейчас Ирка вернётся домой по её инициативе – все остальные точно ополчатся против неё. Будут ворчать о ведьмах и сглазах, бросать косые взгляды, а когда найдут первые тела… Нет, на такое благородство Белка способна не была. Она молча проследила, как Ирина протискивается между креслами и, помахав ей, устраивается рядом с Аркашей.

— Чего у тебя там? – с любопытством спросил Дядя Стёпа, и Белка спохватилась, что уже с минуту неподвижно сидит, опустив ладонь в недра рюкзака. Смерив координатора внимательным взглядом, она вытащила одно из саше, отогнула край его камуфляжной куртки и сунула мешочек во внутренний карман.

— Это что? – Степан с удивлением потрогал саше, принюхался и очень попытался не поморщиться. Белка это оценила.

— Полынь, — коротко пояснила она. – С собой носи. Особенно в лесу когда будем.

Дядя Стёпа перестал улыбаться, а взгляд из добродушно-снисходительного превратился в сосредоточенный.

— Значит, всем нашим раздать? – уточнил он, оглядывая салон. Белка повторила его движение и хмыкнула.

Координатор нахмурился. Тёмные брови почти сошлись у переносицы. В воздухе расплылось кислое разочарование.

— Я когда с батей твоим в Афгане служил, — наконец произнёс Степан, глядя куда-то в спинку соседнего кресла, — он мне вещь такую сказал: «Если кто меньше твоего знает, его не гнобить надо, а учить». Я тебя от них как могу защищаю, Белка, а ты…

Это «а ты» повисло в воздухе, но должного эффекта не произвело. Даже наоборот.

Белка засмеялась. Не то чтобы весело. Не то чтобы ей и правда было хоть сколько-то смешно.

К ней отовсюду потянулись нити негодования, возмущения, брезгливости. Конечно, как она может ржать, когда там где-то голодные детишки бродят по лесу.

Насчёт голодных Белка не спорила.

— Не поможет им полынь, — едва слышно, спиной ощущая всё ещё сосредоточенные на ней недружелюбные взгляды, пояснила она спустя пару минут, — не верят они, что поможет. В то, что я сглажу, поверят, а в то, что помочь хочу, нет. А если не поверят, то и не сработает. Только нежить привлекут запахом. Ты от меня плохого не ждёшь, тварей сам видел, значит, хочешь-не хочешь, а веришь. Тут, в городе, от полыни толку мало, а в лесу, к земле поближе, как спрей от насекомых. Распугивает только так.

Дядя Стёпа неловко кашлянул. Смущение в воздухе чувствовалось как тухловатый апельсин – горько-приторно, с нотками гнили.

— …Прости, — выдавил он, так и не посмотрев Белке в глаза. – Я не знаю… вроде и не думал никогда о тебе плохо. Ты ж мне сама как дочка. А тут вдруг само как-то с языка сорвалось.

Она серьёзно кивнула. Степан всегда говорил именно то, что думал, оттого злые и несправедливые слова не задевали так сильно.

— Кого ещё подбираем? – Белка выглянула в окно, проспект, самый центр. Проплыла неизменная статуя Ленина с вытянутой рукой, стела в память о погибших в горячих точках, краеведческий музей. Люди торопились на работу, не обращая ни на что внимания, наступали в ледяные лужи, закрывались воротниками от брызг из-под колёс машин. Пару раз мелькнули красные или жёлтые глаза, едва различимый силуэт из жухлых осенних листьев скрылся за забором музея.

— Да, сейчас с площади подберём еще семерых. Вообще много кто хотел, но вторник, будни, кого с работы не отпустили, кому с ребёнком сидеть.

Белка покивала. Она не могла пока оценить, насколько всё плохо в том ПГТ и что может угрожать незнающим в Лихую неделю в лесу, но подсознательно испытала облегчение за всех тех, кого не отпустили с работы.

— Не нравится мне твоё лицо, Белка, — хмурясь, выдал Дядя Стёпа, и Аркашка сзади, не удержавшись, хрюкнул от смеха.

Пространство вокруг Степана ощетинилось негодованием, густо замешанным на чувстве вины. Белка вздохнула и положила руку ему на плечо, так что большой палец упирался в вену на шее. Пульс нервно ударился под кожей.

— Что там за посёлок, расскажи.

Дядя Стёпа с усилием моргнул, и аура успокоилась. Аркашка позади уже вовсю подкатывал к дремлющей у окна Ирке.

— А… да, Горнилово. Там нас местный участковый встретит, подъедем к лесу, откуда училка с детьми уходила.

— Что это вообще за город? Ты говорил, у них совсем тухло с перспективами?

— Да, там лет дцать назад история была с местным целлюлозным комбинатом. Произошёл выброс, народу потравилась тьма. Производство закрыли, всё законсервировали, кто мог, разъехались, сейчас там от силы тыщ пять населения.

— Мне там понравится, — пробормотала Белка, кутаясь в куртку и ещё глубже натянув капюшон толстовки. К счастью, в этот момент маршрутка таки добралась до площади, и Степан отвлёкся на перекличку.

… Она смотрит на песок у самой кромки берега – влажный, рассыпчатый, рыхлый. Крошечные босые ступни оставляют чёткие отпечатки. Сестрёнка сидит рядом, сосредоточенно лупит пластиковой розовой лопаткой по ведру, но песок никак не желает собираться в куличик. Солёные брызги оседают на щеках, полуденное солнце слепит глаза и заставляет щуриться.

Дядя сидит на деревянном причале, подставив лицо небу, и что-то негромко напевает, изредка поглядывая на Белку с сестрой. Она бежит к нему, ноги увязают в песке, словно не желают отпускать. Добравшись до причала, она важно поправляет ядовито-зелёную юбочку купальника – Белка очень гордится своим купальником, рюшечками, бантиком на одном плече и особенно узором из крупного гороха. Дядя добродушно усмехается и двигается, освобождая для неё место рядышком, хотя причал пуст и сегодня принадлежит им целиком.

Деловито протопав по неплотно подогнанным доскам, оставляя и здесь свои влажные маленькие отпечатки, Белка усаживается рядом с дядей – от него пахнет апельсинами, сигаретным дымом и чем-то ещё, неприятным, острым.

— Хочу с тобой посидеть, – просит она, болтая ногами. До воды они не достают, только брызги щекочут ступни. Солнце заставляет жмуриться, слезятся глаза, но ей хорошо и спокойно.

Дядя снимает кепку и надевает Белке на голову. Повернутый назад козырёк тут же сползает на затылок. Они вместе наблюдают за сестрой и рядком куличиков разной степени готовности. С усердием высунув язык, она всё хлопает и хлопает по ведёрку.

— Поваром будет, — добродушно комментирует дядя. Белка хихикает.

— А я кем буду?

Дядя поворачивается к ней, меряет задумчивым взглядом, будто и в самом деле размышляет над шутливым вопросом.

Резкий рывок выдернул Белку из прошлого. Она сонно сощурилась, зевнула и огляделась. Салон маршрутки наполнился народом – большинство из них были наглядно знакомы. Обычные люди, мужчины, женщины, они переговаривались, что-то обсуждали, вертели в руках ориентировки. Дядя Стёпа сосредоточенно копался в планшете, а за окном проплывал смешанный лес. Судя по состоянию дороги, из города они выехали уже достаточно давно. В оконные щели задувало, пахло древесиной, трясиной и тоской.

Спустя минуту в поле зрения показалась табличка – «Горнилово». Буквы в середине кто-то остроумно замазал краской, и то, что оставалось, вероятно, вполне подходило нынешнему городу.

— Гнилово, — хихикнул кто-то, тоже обратив внимание на табличку. Раздалось ещё несколько смешков.

В черте города лес не кончился, но неуловимо изменился. Деревья истончились, могучие стволы сменились чахлыми ломаными остовами. Они ещё держались, но внутри были мертвы. Здесь лесом уже не пахло – только трясиной и тоской.

Белка жадно вглядывалась в переплетения деревьев, кустов и заросли травы, выискивая нежить. Но, похоже, так близко к дороге никто не подходил. Разок попалась на глаза волосянка, нырнула в дупло пиявка, шевельнулось что-то в куче листьев.

— Так, мы подъезжаем, — сверившись с навигатором и видом из окна, сообщил Степан. В салоне почувствовалось оживление. Маршрутка вильнула, сворачивая к ржавой автобусной остановке глубоко советского образца. Отсюда, видимо, уходили в лес училка с детьми.

Белка выбралась на улицу одной из последних и осмотрелась. До города они так и не добрались, но нестройные силуэты трёх-пятиэтажек виднелись в отдалении.

У остановки образовалась импровизированная парковка – добровольцев на поиски детей собралось немало. Машины, в основном дешёвые, старые и покоцанные, побросали кое-как, практически перегородив дорогу к городу. Видимо, что сегодня, что в любой другой день желающих нанести визит в Горнилово особо не наблюдалось.

Дядя Стёпа перво-наперво направился к полицейской машине чуть в стороне. Там уже дожидался мужчина в характерной форме.

— Укачало, да, Ириш? – послышался участливый голос позади, и Белка обратила внимание, что Ирка стоит, опираясь на белый бок маршрутки, и дышит слишком уж часто.

— Всё нормально, — выдавила Ирина, изо всех сил пытаясь искренне улыбнуться Аркашке. Тот суетился рядом, предлагая воду, леденцы и что-то ещё. Белка приблизилась и коротко бросила:

— Свалил. Я сама.

Аркашка – тощий парень в очках, вроде студент какого-то журфака – застыл, не понимая, как себя вести. Вступать в открытый конфликт он побаивался, но и упускать шанс подкатить к Ирке не хотел.

— Да свали ты, твою мать, её от твоего одеколона, может, тошнит, — прошипела Белка, и Аркашка сдался, отступив к остальным, которые дожидались распоряжений Дяди Стёпы, скучковавшись поблизости.

— Нет, Бел, меня не тошнит, — вяло попыталась вступиться за очкарика Ирка. Белка раздражённо выдохнула, закатала рукав её кокетливого розового пуховичка и нащупала большим пальцем пульс. Кажется, всё-таки стоило отговорить подругу ехать. Судя по тому, как быстро прошла сонливость, прибавилось энергии и с каждой секундой росло чувство, что она может пробежать без остановки весь лес вдоль и поперёк – буквы на табличке перечеркнули не смеха ради. Белку тянуло к лесу, тянуло с неимоверной, нарастающей силой, как ребёнка к витрине с конфетами.

Впрочем, в правдивой аналогии это была бы не витрина с конфетами, а подозрительный мужик в плаще, обещающий показать у себя дома куклы Барби и автомат с мороженым.

Ирина тряхнула головой и удивлённо моргнула. Голубые глаза прояснились и снова засияли оптимизмом.

— Спасибо, Белочка, ты самая лучшая, — совершенно искренне прощебетала она и полезла обниматься.

Стоически стерпев обнимашки, Белка вместе со всеми подошла к махнувшему рукой Дяде Стёпе.

Развернули штаб, лес расчертили на квадраты, волонтёрам вручили рации, навигаторы, предупредили, что в лесу GPS вряд ли поможет, поскольку не ловят даже телефоны, проверили у всех наличие компасов, и остальная формальная процедура, через которую Белка и весь их отряд проходил уже не раз. Инструктаж проводили в основном для городских, которых набралось около двух десятков. Родственники детей – от них фонило глухой тоской и угасающей надеждой – их друзья, знакомые и просто неравнодушные.

Как полагается, разделились на группы – обязательно на опытного волонтёра пару-тройку городских. Ирке достались родственники молодой учительницы. Поболтав с Ириной пару минут, они даже лицами посветлели. Белка мрачно хмыкнула, прикинув, какие чувства будут испытывать люди, которым в пару достанется она.

Будто угадав её мысли, Дядя Стёпа подозвал её жестом и отвёл в сторонку.

— Ну что, с кем тебя ставить?

Белка облизнула губы и попыталась вывести среднестатистическое между совестью и пользой.

— Кто-то из родственников. Не женщина, не старый, не больной.

Степан почесал подбородок, оглядел небольшую толпу, глянул на список в руке и, подумав, предложил:

— Старший брат мальчишки пропавшего. Ну и я с вами. Лилька тут останется координатором, она ногу подвернула.

Белка метнула взгляд на Лилю. Волна страха ударила в сознание, но никакой боли или досады.

— Совесть она подвернула, — буркнула Белка вполголоса, а вслух добавила: — Да, хорошо, идём так.

— Это… — Дядя Стёпа замялся, но всё же продолжил, — ты уверена, что не надо им эту твою… полынь раздать?

Белка уверена не была. Вид покорёженных изломанных деревьев, запах трясины и полное отсутствие птиц в поле зрения наталкивали на определённые выводы, и выводы эти ей не нравились.

— Идём. Темнеет рано, — вместо своих подозрений высказала она. – Где там этот брат?

Степан кивнул и повёл её через толпу. Лиля, явно довольная своей новой должностью, записывала состав групп, позывные, на месте ещё раз проверяла рации. Больше половины народа уже разошлось по своим квадратам, и вытоптанное пространство вокруг остановки почти опустело.

— Стас, — подозвал Степан, и к ним приблизился парень лет двадцати с небольшим с тёмными волосами и серьёзным мрачным взглядом. Белка невольно оценила выбор Дяди Стёпы – от парня не несло отчаянием, не шарашило надеждой, никаких следов подступающей паники или истерики. Доминирующей его эмоцией была готовность к действию. Это внушало уважение, и Белка первой протянула руку.

— Стас, — парень коснулся её ладони, чуть сжав в своей, и тут же отпустил, будто боялся сделать больно.

— Белка, Стас — брат Вани, — Степан пошуршал ориентировками и вытащил нужную, — Вани Лихачёва.

Мальчик на листовке и правда имел со Стасом много общего – серьёзный взгляд, чёрные глаза, родинка на правой щеке. Аккуратно убрав лист в рюкзак, Белка кивком выразила готовность идти, и втроём они углубились в лес.

За счёт того, что периодически со всех сторон слышался хруст шагов и голоса, чаща не казалась безмолвной и зловещей, но это были искусственные звуки. Отчего-то Белка была уверена – в обычные дни здесь тихо, как в гробу.

— А какой у нас… квадрат? – спохватился Стас, когда они отошли на добрый километр, так и не повернув ни в одну из сторон и не сверяясь ни с чем, кроме Белкиного чутья.

— Эээ… понимаешь, Стас, конкретно у нас нет какого-то одного квадрата, — попытался по-человечески объяснить Степан. Белка его не слушала, она слушала пространство. Слушала энергию леса в поисках гнилостных ноток. Но фоном вокруг царило такое омерзительное пиршество некроэнергии, что хотелось сблевать или остаться здесь навсегда.

— Гиблое место, — хрипло выдавила она, когда в ответ на прикосновение к одному из стволов в сознание ворвался тонкий детский крик.

— Что? – чуть растерянно уточнил Стас, подойдя некомфортно близко, почти касаясь её спины.

От необходимости пояснять свои слова Белку спасли шорох и голоса поблизости.

— Стёп, ты, что ль? – удивлённо произнесли из-за ближайшей ели, и в поле зрения показался Алексей, сопровождающий двух местных мужиков. – Ты сектор не перепутал? Тут вроде ещё мой…

Тут взгляд Алексея наткнулся на Белку, и он скривился, а заодно и размашисто демонстративно перекрестился.

— Тьфу ты, точно, ты ж с бедовой.

— А ну хватит чушь нести, — прорычал Дядя Стёпа, — мы детей ищем! А ты тут со своими байками.

— Вот именно, детей ищем, — Алексей не стал молчать и пошёл в наступление. – Все на взводе, родители истерят, темнеет рано… Только этой девки тут и не хватало, уж она-то трупы везде найдёт.

— Прекрати, я сказал, — Степан, к его чести, изо всех сил старался не повышать голос и оставаться спокойным.

— Может, тебе уже прекратить, а? Почему тебе просто не трахать её где-нибудь дома, зачем на поиски таскать?! – Алексея явно несло. Может, даже скорее всего, на него действовал лес. Даже не столько в сверхъестественном плане, сколько просто своей безысходной сырой атмосферой. Тускло-серое небо, дёрганые линии, чёрные стволы в подтёках дождя и остатках бурых листьев.

Белка судорожно вдохнула и покачнулась. Тело едва справилось с таким мощнейшим притоком энергии; в глазах замелькали чёрные точки, голову сдавило обручем боли. Но долю секунды спустя мир обострился до предела. Лес просматривался до последней сосновой иголочки. Мелькали всполохами энергопаразиты в ветвях, мокли в кучах листьев ёжики – при контакте они выстреливали невидимыми иглами, и одна такая могла неделю сосать из человека радость к жизни.

Но Белка отмахнулась от мелкой нежити, она искала рыбу покрупнее, высматривала энергетический след пропавших детей – страх, растерянность, паника, хоть что-то.

И нашла. Уцепилась за тоненькую нить, разматывая некроклубок, и ринулась в чащу, пока след не остыл. Вслед ей кто-то что-то крикнул, но Белка очень постаралась этого не услышать. Она продиралась сквозь кусты, раздвигая их, царапая ладони, шипя от боли. Таких шипастых, как облепиха, деревьев тут просто не могло расти. Белка постаралась сконцентрироваться на этой мысли, сунула руку в карман и стиснула мешочек полыни.

— Подожди! – тут же донеслось позади, и спустя пару мгновений её схватили за плечо и развернули.

Стас стоял, тяжело дыша и опираясь на ствол совершенно обычного дуба. Никаких иголок и шипов.

— Подожди… эээ… Белка. Я понимаю, то, что он сказал, неприятно, но давай ты не будешь убегать, ладно?

Белка подняла брови, осмысливая фразу. Кто и что такого неприятного сказал, она сообразила не сразу. Точно, Алексей с его дежурными намёками и офигительными историями о её дурном глазе. Да, наверняка со стороны выглядело так, будто она убежала от обиды и стыда.

Поняв, что Стас ждёт ответа, Белка передёрнула плечами.

— Ладно.

Стас слегка растерялся. Видимо, готовился успокаивать или выслушивать истерические душеизлияния.

В другой раз.

Белка обернулась, не теряя надежды ещё ухватить некронитку. Она истончалась в воздухе, таяла, но была пока видна. Схватив Стаса за рукав, Белка рванула вперёд.

— Идём.

— Куда? – Стас был выше Белки почти на две головы – она вообще редко встречала кого-то ниже себя ростом – но послушно позволил тащить себя в совершенно, как ему, наверное, казалось, рандомном направлении.

— Слушай, можешь рассказать что-нибудь? О своём брате, — сосредоточенно попросила Белка спустя пару минут. Рассмотреть нитку получалось уже с трудом. Заряд отрицательных эмоций от встречи с Алексеем почти себя исчерпал, и ситуация усугублялась сочувствием Стаса. Срочно нужно было вызвать что-то ядрёное – гнев, раздражение, отчаяние.

— А мы не должны подождать… Степана? – неуверенно уточнил Стас. Он начинал уже оглядываться, явно прикидывая, сможет ли найти выход из леса.

— Мы не заблудимся, — процедила Белка. – О твоём брате. О Ване. Расскажи что-то о Ване.

— Зачем? – Стас перестал оглядываться, но вместо этого сосредоточил всё внимание на Белке. – Почему мы просто идём и даже не зовём их? Почему у нас нет своего сектора поисков?

Тут Белка пожалела, что не дождалась Степана. От Стаса расплывалось яркое подозрение. Подпитать оно не могло, запахом походило на кислый лимон с нотками жжёных спичечных головок, а придумывать правдоподобное враньё не хотелось.

Белка устало прислонилась лбом к ближайшему стволу и тут же резко отскочила. Детский визг прошил сознание с мощностью шокера.

— Чёрт, — выдохнула она, потирая переносицу. – Тут кому-то было очень больно.

Стас замер. Присмотрелся к дереву, запрокинул голову и вздрогнул. Явственно так, почти дёрнулся. Проследив за его взглядом, Белка увидела толстый сук.

— Что? – спросила она, облизнув губы. Она чувствовала: Стасу есть что сказать. Волна изумления и суеверного страха окатила Белку, ударив по нервным окончаниям.

— Как ты поняла? – тихо и очень хрипло спросил он, старательно отводя глаза.

— Что кому-то было больно? – Белка, подумав, почесала в затылке. – Кричал кто-то. Мальчик.

Стас посмотрел на неё, и в этом взгляде было всё, что требовалось для подпитки. Оставалось только чуть подтолкнуть.

— Ты сделал ему больно, да? – выпад был наугад, но попал в цель. Стас судорожно выдохнул, отшатнулся и, наткнувшись спиной на соседний ствол, сполз на землю, уронив голову на колени.

Белка вдохнула полной грудью. Она не слушала, даже уши закрыла. Слова не имели никакого значения, только чувства. А чувства были – тошнотворная вина, горький страх, приторные нотки обмана. Эмоции наполняли Белку, будто волна нечистот — канализационную трубу. Она дышала полной грудью, вбирала в себя мерзости, которые рассказывал Стас, его тягучие угрызения совести, прилипшие к душе подобно пережёванной резинке. Ей было мерзко – и очень, очень хорошо.

— Белка! – крикнул запыхавшийся Дядя Стёпа, выскочив из-за ближайшего дуба. – Вот вы где!

Стас встрепенулся и подскочил на месте, мгновенно отвернувшись. Степан не заметит его мокрых от слёз щёк, он уже давно привык такого не замечать.

— Прости, не сразу догнал, как успехи? – запыхавшись, кивнул он. – Ты след взяла?

— Взяла, идём, — Белка ухватила упущенную было нитку и двинулась по ней, махнув попутчикам.

— Это… — Степан понизил голос и приблизился, шепнув в самое ухо: — Что думаешь? Живым кого найдём?

— Некроклубок, — хмурясь, мрачно ответила Белка, — по нему живых не находят.

Дядя Стёпа смачно выругался, и путь они продолжили в тишине. Смеркалось. Или же становилось пасмурно, хотя представить в таком месте солнце и без того было сложно. Серая взвесь висела в воздухе – не туман, не мелкий дождик, не изморось. Нить стабильно вилась меж деревьев, не выбирая протоптанных тропинок, так что приходилось продираться через заросли травы в Белкин рост, глубокие чавкающие лужи и колючие кусты – на этот раз, впрочем, обычный шиповник.

Следующим заговорил с ней Стас. Белка даже удивилась, когда он нагнал её и склонился к уху. Чувство неловкости окутало словно облако мелких мушек.

— Ты ясновидящая?

Белка подняла брови. От местного она ждала, скорее, чего-то в стиле Алексея. Обвинений в колдовстве, сглазе, крестного знамения.

— Ну, единичка. Не жалуюсь, — ответила она с иронией. Степан хмыкнул, врубившись в шутку первым.

— Да нет, я… — Стас поморщился. Ему явно не понравилась попытка перевести всё в сарказм.

— Не сбивай её, — шикнул Дядя Стёпа. Разговоры Белку не отвлекали, до тех пор пока собеседник не начинал испытывать к ней каких-то позитивных чувств, но возражать она не стала. Ощущалось, что конец некронитки близко. Кто там, нежить, просто мёртвый ребёнок или ещё что похуже – Белка не могла предсказать. Как и то, было ли это раньше братом Стаса.

— Стёп, — она жестом поманила координатора, и когда тот наклонился, шепнула: — Здесь что-то есть, отвлеки его.

Понятливо кивнув, Степан оттянул Стаса за рукав.

— Слушай, идём-ка до во-о-он тех деревьев, кажется, я что-то видел яркое. В какую одежду Ваня был одет?

Незаметно отстав, Белка юркнула в противоположную сторону, петляя между чёрными стволами, пока не оказалась на прогалине у единственного корявого ясеня. У изломанного ствола сидела фигура, и, добравшись до неё, некронитка истончилась.

Белка аккуратно приблизилась. Это была учительница. Тоненькая, угловатая, сама ещё больше похожая на подростка. Выбившиеся из строгого пучка волосы проросли в ствол, ветки выступали из-под кожи подобно дёрганым чёрным венам.

Увидев Белку, пиявка оживилась. Она с хрустом выпрямилась, от костистой фигуры дохнуло древесиной и тленом.

— Привет, — флегматично поздоровалась Белка, — а дети где?

Пиявка склонила голову набок, подняла круглое невыразительное лицо, втянула воздух.

— Дети, — повторила она и снова принюхалась.

— Не помнишь, — констатировала Белка и подошла ближе. Ветвистый силуэт скользнул навстречу с неожиданной для нежити плавностью. Обвился вокруг Белки, тронул горло и, зашипев, отдёрнулся, метнувшись обратно к дереву и спрятавшись за стволом.

— Наша? – голос новообразованной пиявки звучал скрипуче, как ломающийся трухлявый пень.

— Не ваша, — буркнула Белка и села прямо на землю, привалившись к дереву, — и не наша. В том-то и проблема.

Помедлив, пиявка опустилась рядом. Остатки одежды – штаны с начёсом и толстовка – держались на ней скорее по привычке. Ботинки пропали, и зеленоватые ступни радовали глаз кокетливым маникюром с сердечками.

Белку кольнуло что-то неприятное.

— Как зовут тебя? – вглядевшись в лицо пиявки и поняв, что даже этого она уже не в состоянии вспомнить, спустила рюкзак с плеча и, пошарив, выудила листовку. – Тася ты. Эх, Тася-Тася.

Нежить наморщила носик, повела головой и наконец произнесла:

— Были дети.

— Были, — задумчиво подтвердила Белка, — делись-то куда?

Пиявка замолчала и нахмурилась.

— И чёрт же тебя дёрнул в эту дыру ехать, Тась, — глядя на самое крупное сердечко на ногте большого пальца, сказала Белка, — устроилась бы в столицу, в школу какую частную. Учила бы мажоров мелких, на День Учителя бы коробки с конфетами на подоконнике складировала. Ну что ж ты, Таська, а?

Пиявка с присвистом выдохнула.

— Думаешь, тебя они ищут? – Белка неопределённо кивнула куда-то в сторону. Периодически то тут, то там раздавались едва слышные выкрики. – Детишек своих ищут. А на тебя плевать всем. Спиногрызов своих найдут, а про тебя забудут. А не найдут – родителей твоих загнобят, тебя проклинать будут.

Ветвистая фигура заволновалась. Отпрянув, она ломаными движениями отползла, насколько позволяли волосы, вросшие в дерево, и, опустившись на колени, завыла, заревела, как ветер, запутавшийся в ветвях, как погружающаяся в трясину болота ворона, как попавший в капкан зверь. Даже, скорее, ещё зверёнок.

Белка встала, отряхнулась и, приблизившись, положила ладонь пиявке на лоб.

— Всё, уже не больно, — пробормотала она, всасывая тоску, вину и страх. Хорошая была девчонка, умная, и детей любила.

Втянув последнюю каплю сожаления, она отстранилась, а безжизненное тело Таисии Мерзляковой тяжело опустилось на груду опавших листьев и мелких веток.

Белка вернулась на облюбованное место у ствола, распустила шнуровку и, бережно сложив, убрала ориентировку.

Лес окрасился в оттенки зелёного. В эти короткие минуты она могла бы отследить каждый трупик муравья, синицы, дождевого червя. Вся чаща представляла собой один сплошной некроклубок, и если распутывать его достаточно тщательно, можно было обнаружить не только этих детей. Толстых нитей было много, куда больше шести. Наверняка грибники, любители брусники, клюквы или охотники.

— … Точно оттуда голоса слышал, — послышалось в отдалении, и Белка подобралась. Время отдыха прошло, Степан и так задержал парня достаточно.

— Да какие голоса, — вяло отнекивался координатор.

Стас первым выскочил на прогалину и на секунду замер. А потом бросился к ней.

— Белка, всё нормально? – парень встревоженно потормошил её за плечи, осматривая на предмет повреждений. Зря. Сейчас она выглядела и чувствовала себя самым здоровым и полным жизни человеком на свете.

Ну, может, не совсем человеком.

— Нашлась ваша училка, — она кивнула и, пока Стас отвлёкся на труп, вывернулась из его рук и отошла к Степану. Тот без слов вздохнул и положил ладонь ей на плечо.

— Ты с ней говорила? – шёпотом уточнил он. – Узнала, что тут было?

— Она не помнит. В лесу они сразу разум теряют, — поморщилась Белка. Дядя Стёпа выругался и достал рацию, отойдя ближе к телу. В человеческом облике Таисия смотрелась ещё более молодой и хрупкой. Стас всё пытался нащупать у неё пульс, но, судя по лицу, уже понимал, что зря.

— Ты её знал? – спросила Белка, приблизившись со спины. От парня исходили волны сожаления, страх и что-то острое с привкусом отчаяния, чего она не смогла опознать.

Вздрогнув, Стас чуть повернул голову.

— Нет, я… С ней мама общалась, я ни разу не ходил… Что могло произойти? На вид она… в порядке.

Белка вздохнула и сунула руки в карманы, чтобы ненароком не положить ладонь Стасу на плечо.

— Может, сердце прихватило, — вернулся Степан, выключая рацию, — похоже, ей плохо стало, а дети со страху разбежались. Мобильные тут не ловят, позвонить не смогли.

Стас встрепенулся.

— Да, — медленно кивнул он, — точно, может быть. Разбежались и бродят по лесу.

Белка бросила на Степана укоризненный взгляд. Давать напрасную надежду она считала делом скверным.

***

У остановки стояла потрёпанная машина «Скорой», тело молодой учительницы грузили внутрь, накрыв простынёй не первой свежести. Белка, прислонившись к ржавой стенке павильона, наблюдала, как Степан и участковый негромко переговариваются над картой, отмечая сектор, где было найдено тело, что-то передаёт по рации Лиля, суетятся вокруг родителей Таисии два молодых полицейских, предлагая воду и задавая вопросы. Мерзляковы выглядели на удивление спокойно – если не знать, что это дело рук стоящей чуть поодаль Ирки. Включив свой «Оптимизм FM» на максимум, она держала мать Таисии за руку и сосредоточенно смотрела в пространство. Вокруг неё непроизвольно кучковались почти все присутствующие, создавая ощущение толпы. Сколько Белка её знала, к Ирине всегда тянулись люди, нежить же, наоборот, старалась держаться подальше.

Мимо Белки проходили либо не замечая, либо демонстративно обходя за несколько шагов, бросая не отличающиеся разнообразием взгляды. Она, натянув капюшон максимально глубоко, стояла, кутаясь в куртку, наблюдала, как по ржавой стенке ползёт вниз крупная дождевая капля, и невольно отмечала, что не видит и следа паутины, муравья или дождевого червя.

— Замёрзла? – неуверенно поинтересовались сзади. Белка, дёрнувшись, обернулась и хмуро уставилась на Стаса. Надежда в его ауре разгоралась, зажёг её своими теориями Степан, а Ирка одним своим улыбчивым присутствием раздула до максимума мехами неисчерпаемого оптимизма.

Чёрт.

— Что? – буркнула она, поняв, что он как-то слишком выжидательно смотрит, и вспомнила вопрос. Да, должно быть, со стороны казалось, что она пытается согреться. На деле же прятала от свидетелей разом посвежевшее лицо, с которого исчезли в мгновение складки, поры и неровности, блестящие гладкие волосы и неестественный зелёный блеск в глазах. Обычно внешность улучшалась ненадолго, но от города и леса фонило тоскливым отчаянием и отрицательным приростом населения. Проще говоря, Белка чувствовала себя как дома.

Вопрос повторять парень не стал, вместо этого просто стянув с себя куртку и накинув ей на плечи.

Белка резко выпрямилась и отдёрнулась, недоумённо глядя на Стаса. Непредсказуемость этого человека начинала её здорово пугать.

— Я хотел тебе кофе предложить, там наливают, — он кивнул куда-то себе за спину, где стоял потрёпанный фургон с кофейным автоматом. Его владелец, предприимчивый пузатый Гриша, периодически появлялся на местах поисков и безбожно пиарился, на три чашки делая четыре селфи.

Белка, прикусив щёку изнутри, склонила голову, всматриваясь в Стаса. Всё как у всех – надежда, решимость, досада, видимо, на плохую погоду, оттесняемый страх. Теплилось любопытство с привкусом ореховой тянучки, что-то стыдливое – чистая горечь лайма – и некое острое чувство вроде негодования. Всё же читать мысли по эмоциям Белка могла с большим трудом. Чаще просто предсказывала – большинство встречающихся по жизни людей были до досадного предсказуемыми.

— Ну как, идём? – нетерпеливо тряхнул головой Стас, и с его волос сорвались мелкие капельки. С неба ощутимо моросило, и в воздухе висел неприятный осадок. У фургончика с кофе выстроилась изрядная очередь, и стоять в ней Белке хотелось чуть меньше, чем лизнуть фонарный столб в тридцатиградусный мороз.

— Воздержусь, — коротко ответила она. Повисла неловкая пауза. Стас переминался с ноги на ногу. Белке вторая куртка была ни к чему, но из чистого интереса она решила дождаться, пока он попросит сам.

Но шли минуты, с козырька остановки уже срывались крупные капли, изо рта шёл пар, а Стас упорно мёрз в толстовке и джинсовке, сунув руки в карманы; его губы уже, кажется, начинали синеть.

— Ладно, пошли твой кофе пить, — сдалась Белка, стащила куртку и впихнула ему в руки, первой двинувшись к фургону. Очередь не то что не рассосалась, а явно стала больше. Поисковые группки возвращались из леса, согревались в маршрутке или машине, брали новый квадрат и снова уходили. Народу вокруг Иркиного розового пуховика тоже не убавлялось. В серой мути этого замкнутого в своей искорёженной трясине мирка она светилась подобно маленькому реактору.

«Ох, лишь бы не рвануло», — мрачно подумалось Белке. Долго на Ирку смотреть она не могла, глаза начинали слезиться, и она пристроилась в конец очереди, поправив капюшон. Стас примостился рядом, смущённо улыбаясь. Второй раз предлагать куртку ему благородства не хватило.

Отойдя от Гриши с картонным стаканчиком, мимо прошёл Алексей. Завидев Белку, он не упустил случая поёрничать.

— Ну что, пацан, говорил я, что она бедовая. Вон, первый труп, и кто нашёл?

— Мы вместе нашли, — хмуро бросил Стас. Чернильными пятнами вокруг него расплескалось возмущение.

— И трёх часов не прошло, — не унимался Алексей. Нерастраченное негодование рвалось из него, как воздух из пробитой шины. – Не связывайся с ней, Христом богом прошу. Неужто не видишь, какая она красотка стала, а? Была-то мышь мышью.

Стас непроизвольно обернулся, и прятаться от него Белка не стала. Взгляд чёрных глаз изучающе прошёлся по лицу, задержался на глазах, зацепил косую чёлку…

— Слушайте, хватит ерунду говорить, — бросил он Алексею, — не стыдно вам на девушку бросаться?

— Ну посмотрим, защитничек, как запоёшь, когда твоего малого будут выносить, — Алексей прищурился и, сплюнув на землю, пошёл дальше. Белка обратила внимание, что люди в очереди искоса её разглядывают, а кто и в открытую пялится, забыв, зачем вообще стоит. От них расходилось в основном любопытство, но был и суеверный страх с привкусом переслащённой глазури, и враждебность – кислая малина.

Белка глянула на лес – зеленоватая дымка некроэнергии стала видеться чуть острее. Последние слова Алексея действительно задели за живое. Вероятно, потому что были правдой на сто процентов.

— Белка, ты это, не… — начал Стас, но она, поморщившись, перебила.

— Слушай, он прав. Тебе не надо со мной ходить больше.

— Мне плевать, что они тут о тебе думают. Я же вижу, ты не злая, — упрямо произнёс Стас. Белка огляделась. Лишние уши торчали отовсюду.

— Давай я Ирку попрошу, она тебя возьмёт, — откровенничать она не решилась и сменила тему на более нейтральную, — если твой брат жив, она найдёт.

— Она тоже?.. – начал Стас, но осёкся, тоже оглядев любопытную толпу.

Разговор заглох сам собой до момента, когда Гриша, кинув на Белку неприязненный взгляд, вручил им два стаканчика. На лбу у него было крупно написано: «Я туда плюнул».

Белка ухмыльнулась краем рта и демонстративно сделала большой глоток. Кофе был дрянным, дико крепким и без грамма сахара. Наверное, чтобы не мёрзнуть, он подходил, но если Белке и было холодно, волна негодования с привкусом яблочной шипучки согрела её с лихвой.

Стас тоже отхлебнул и теперь с явным удовольствием грел о стаканчик ладони.

— А как тебя зовут? – спросил он, когда они остановились неподалёку от Ирки и её паствы. Белка нахмурилась, не сразу поняв, о чём её спрашивают.

— Ну, настоящее имя. Изабелла, да? «Белка» – это же позывной?

— Просто Белка. По-другому никак не надо, — ответила она, глядя в землю.

— А ты сегодня ещё пойдёшь? – Стас подобрался. Похоже, это его действительно интересовало.

— Слушай, — Белка вздохнула и, покусывая губу, выдавила, — не ходи со мной больше. Я с Иркой поговорю, она тебя возьмёт. Она хорошая.

— Я не понимаю. Вы реально с ней экстрасенсы? – понизив голос, уточнил Стас, — я… знаешь, я вообще не верю в эту всю х… ерунду, но… Я же слышал там голоса. Один твой, а второй… не знаю, страшный какой-то, нечеловеческий… Это ты говорила с духами? С призраком училки?

— Таисия она. Таисия. Не «училка». Имей уважение, — прошипела Белка, с силой смяла в руке стаканчик, и горячий кофе выплеснулся ей на руку.

От этого выпада Стас слегка растерялся. Спохватившись, Белка сообразила, что подошла к Ирке слишком близко, когда та до упора выкрутила «Оптимизм FM».

Бесцеремонно протиснувшись сквозь народ, она схватила Ирину за рукав.

— Поговорить надо.

Ирка растерянно замерла, продолжая, тем не менее, лучиться как перегревающаяся лампочка.

— А… да… ой, — уронила она.

Улыбка сползла с её лица, и сияние наконец приглушилось. Очень вовремя. Белка тряхнула головой – в ушах шумело, зрение чуть расфокусировалось, и, тронув верхнюю губу, она поняла, что из носа капает кровь.

— Пошли, — буркнула она, кивнув в сторону Стаса, всё ещё переминающегося неподалёку. Судя по исходящим импульсам стыда – манная каша с комочками – он болезненно воспринял замечание.

— Стас – Ирка, — представила Белка, и Ирина кокетливо поправила волосы. Парень невнимательно кивнул и встревоженно спросил:

— У тебя кровь идёт?

Белка вытерла носогубную складку рукавом толстовки, а Ирка поспешила пояснить:

— Ничего страшного. Давление. Идём, посидишь в маршрутке, Бел.

Она молча кивнула, бросив на Стаса косой взгляд. Тот выглядел потерянным и каким-то… не к месту.

— Прости, я… у них тут такой ужас, — Ира, дождавшись, пока Белка займёт ближайшее место, устроилась рядом, распространяя аромат магнолий, — меня весь день тошнит, голова раскалывается. Мы когда в лес ушли, я думала, вообще умру. Что у них там происходит, ты понимаешь?

Подруга озабоченно покосилась на Белку, зачем-то потрогала ей лоб, потом выудила из своего белоснежного рюкзачка термос и впихнула ей в руки. От неё по салону расходилось волнами чувство вины, и отказываться от чая Белка не стала, хотя уже не знала, то ли смеяться, то ли беситься от того, что сегодня все хотят её чем-нибудь напоить.

— В общем, я пыталась что-то ухватить, — продолжила Ирина, не дожидаясь ответа на прошлый вопрос. Видно было, что ей хочется просто выговориться. – Ни одного живого существа, вообще будто по могильнику ходим. Всё тёмное, ни птички, ни крысы какой… Что это за место такое, где даже насекомых одни трупы?.. В общем, когда по рации нам сказали, что учительницу нашли… Я не выдержала. Я уже на ногах не держалась, а тут они… мать прямо посерела. Сама чуть душу Богу там не отдала.

— А ты делиться с Богом не захотела, — хмыкнула Белка, но тут же поморщилась, устыдившись. К счастью, Ирка была на своей волне и продолжала, бурно жестикулируя:

— Ну я просто захотела облегчить её страдания. Чуть-чуть позитива никому не помешает же? Им сразу и полегчало. И мне, конечно. Ну а потом мы добрались до штаба, я даже сама не заметила как. А тут народ – и все такие подавленные, всех захотелось успокоить, хорошее слово сказать…

Белка машинально кивала, сжимая термос, и задумчиво смотрела в окно. Оставшаяся без Ирки импровизированная паства переговаривалась, фотографировалась на телефоны, пила кофе. Родители Таисии, даже не глядя в сторону машины «Скорой», посмеиваясь, что-то обсуждали. Разом помолодевшие лица без намёка на тревогу, стресс и шок.

Белка вздохнула. Если повезёт, завтра горечь, боль и осознание трагедии вернутся к ним в тройном размере.

О том, что может и не повезти, она решила не думать.

— Ну… тебе полегче? – участливо поинтересовалась Ирка.

— Да всё нормально. Меня тут если фура собьёт, завтра смогу марафон бежать, — хмыкнула Белка. – Место мёртвое. Одна гниль да тлен.

— Ты думаешь, вообще без шансов?

— Что кого-то живым найдём? – Белка вздохнула. Стасу, Дяде Стёпе и кому бы то ни было из нормальных людей ни в коем случае нельзя было сейчас давать надежду. К счастью, Ирка к нормальным людям не относилась.

— Лес большой. Кому-то могло повезти. Ты, бывало, из болот детей доставала. Помнишь?

Ирка поспешно с облегчением закивала, соглашаясь.

— Ну так как, ты ещё пойдёшь? До темноты успеем. Я схожу, наверное. Вдруг правда мелюзгу найдём, — заулыбалась она. – А кстати, ты что-то хотела мне сказать? Или просто?..

«…оторвать от людей, к которым ты присосалась не хуже пиявки».

— У Стаса брат там младший. Возьмёшь его? – проглотив невысказанный конец фразы, попросила Белка. – А то он со мной второй раз хочет… ума не приложу зачем.

— Правда? – хихикнула Ирка и забавно поиграла бровями.

Белка закатила глаза и шутливо пихнула подругу плечом.

— Я серьёзно.

— Ты сегодня больше не пойдёшь? Я возьму, конечно, не вопрос.

— Не пойду. Хватит с меня одного трупа, — буркнула Белка. Вспомнилась несчастная Таисия и собственные полные презрения и горькой правды слова. Люди вокруг, волонтёры, местные, полицейские – действительно восприняли новость о её смерти спокойно, даже на «бедовую» косились скорее по привычке. Что будет, когда она начнёт находить детские останки, Белке пока думать не хотелось.

Ира явно по лицу поняла, какие мысли одолевают подругу, и сжала её ладонь своей, ободряюще улыбнувшись. От родителей и местных она насосалась восхищения, обожания и радости и теперь выглядела как никогда юной, красивой и отфотошопленной.

Иногда Белка утешала себя мыслью, что она на свете не самое мерзкое существо.

***

Белка сидит на стуле, болтая ногами. Тётя суетится у плиты, разливая чай по маленьким фарфоровым чашечкам, раскладывая по тарелкам стопку блинов и смазывая маслом. В окно бьёт летнее солнце, разогревая столешницу, из открытой форточки заливаются птицы. Дядя стоит у двери, прислонившись к косяку, и курит, стряхивая пепел в горшок с геранью. Сестра, разложив на нагретой столешнице «Денискины рассказы», по слогам зачитывает особенно смешные моменты. Тётя заливисто смеётся, совсем как птицы за окном, продолжительно и звонко. Белка мелко хихикает, сама Стрелка раскатисто хохочет, по-детски громко и безудержно. Дядя же посмеивается молча, так умеет только он.

— «Скажи-ка, кого ты больше любишь? Папу или маму? – чуть ли не похрюкивая от смеха, сестра читает, пропуская буквы и проглатывая окончания. — Бестактный вопрос. Тем более что задан он в присутствии обоих родителей. Придется ловчить. «Михаила Таля», — скажу я».

Тётя смеётся у плиты, что-то весело подмечает. Стрелка срывается на хохот, да так, что на огромных прозрачно-голубых глазах выступают слёзы.

Белка слезает со стула и подбирается к дяде. Он тушит сигарету в том же горшке – герань всё равно давно засохла, в их доме растения вообще не приживаются.

— А ты кого больше любишь, меня или Стрелку? – чуть коверкая никак не дающуюся ей букву «Р», спрашивает Белка. Она подсознательно ожидает какого-то весёлого ответа, чтобы они снова посмеялись все вместе. Но, доставая из пачки новую сигарету, дядя смотрит ей в глаза и с лёгкой улыбкой без тени сомнения просто отвечает:

— Тебя.

Белка проснулась с резким рывком. В салоне горели лампочки, снаружи уже стемнело, и в стекле она видела только собственное рыжеволосое отражение.

Чуть позади копошилась в сумке Лиля, несколько человек дремали, развалившись на сиденьях.

Белка выскользнула на улицу, и в лицо ударили ледяные капли. Морось переросла в полноценный дождь. Штаб окружали стойки с мощными лампами, активность не просто не сошла на нет, но даже, кажется, усилилась. Взволнованные волонтёры и местные бегали от координатора к полиции, оттуда – к фургону с кофе, машине «Скорой», ржавому павильону…

Белка осмотрелась, выискивая Дядю Стёпу, благо его силуэт возвышался над остальными подобно фонарному столбу. Вокруг разложенной на импровизированной столешнице – капоте чьего-то древнего «Жигуля» — карты собралось человек десять. Они о чём-то ожесточённо спорили, от толпы сквозило возмущением, праведным негодованием и агрессивным осознанием собственной правоты.

Степан не менее бурно высказывал явно непопулярную точку зрения, и Белка поняла, что с ним поговорить прямо сейчас не удастся. Она поискала глазами Ирку – до темноты они должны были вернуться, в такую погоду в лесу ночью продолжать поиски – самоубийство, и все обязаны были соблюдать регламент. Но взгляд выхватывал Алексея, Лильку, вернувшуюся из маршрутки с мобильным и пачкой таблеток, доходягу-Аркашу, но только не тех, кого хотелось.

Чертыхнувшись, Белка закрыла глаза и попыталась принюхаться. Конечно, дождь, уже перерастающий в ливень, горячий спор, некроэнергия леса, сосущая тоска от города и атмосфера общей досады – кроме тела Таисии явно никого больше не нашли – здорово фонили, но Белка не сдавалась. Иркина жизнерадостная аура с привкусом медовой нуги обязана была всё это затмить.

Неужели они ещё в лесу?

Белка закусила губу и продвинулась чуть ближе, к машине «Скорой».

— Белка? – окликнули сзади, и она дёрнулась. Передняя дверь красно-белой машины открылась, и на землю спрыгнул Стас. Белка шумно выдохнула. В этот момент на неё накатило облегчение, и она едва удержалась, чтобы не подорваться с места в его сторону.

— Тебе получше? – спросил парень, неловко попытавшись улыбнуться.

— Чего? – нахмурилась Белка.

— Ну, давление? Кровь из носа?

— А, да. Всё нормально, — отмахнулась она и поинтересовалась: — Ничего не нашли?

Стас покачал головой. По лицу было видно, что он подавлен, но старается сохранять присутствие духа. Ирка явно его не пробовала, и Белка мысленно её поблагодарила.

— Потом нам по рации сказали возвращаться, темнело уже, — продолжил Стас, глядя в чащу. Оттуда сквозило холодом и тленом, но парень явно этого чувствовать не мог. – Сказали, ночью вообще никогда не ищут. А… как они там? В смысле, вдруг мы были близко? Может, мы бы уже могли Ваньку найти?

Стас наконец посмотрел на Белку с такой смесью надежды, глухого бессилия и чего-то отчаянного, отдающего острым перцем, что она не выдержала и, не успев себя остановить, приблизилась, положив руку ему на плечо.

Стас положил свою ладонь поверх её и легонько стиснул. В душе начало расползаться что-то мягкое, тёплое и приятное.

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

— Белка? – окликнули сзади, и позитивные эманации Ирки захлестнули с головой.

— Что? – она отдёрнулась и отвернулась, делая вид, что сконцентрирована исключительно на Иркином присутствии. Подруга выглядела умеренно оптимистично. Как обычно, на розовом пуховичке ни следа грязи, причёска – волосок к волоску, светлая коса уложена вокруг головы «корзинкой».

— Бел, мы уже едем, пошли, — Ирина бросила взгляд за её плечо, на Стаса, и извиняющимся тоном добавила: — Мы завтра вернёмся, просто у вас тут ночевать негде, ни гостиниц, ни пансионатов.

— Не думаю, что они бы пользовались спросом, — с мрачной иронией ответил Стас.

Белка бросила взгляд на лесной массив. Чуть холодка. И всё.

Чё-ё-ё-ё-рт.

Отойдя с Иркой и убедившись, что Стас отвлёкся на разговор с кем-то из местных, она сообщила:

— Я остаюсь.

Лицо Ирки вытянулось от удивления.

— А?

— Я тут переночую, — с расстановкой повторила Белка. — Негатива надо набраться.

Ирина открыла рот, закрыла, снова открыла.

— А по-другому никак?

— По-другому детей никак не найти, — буркнула Белка. Не то чтобы ей самой хотелось в эпицентр этой чёрной дыры безысходного отчаяния, но сам собой баланс отрицательных эмоций в организме не восстановится. Она могла не есть, не спать, не пить даже, в принципе. Единственное, чего не могла – позволить себе радоваться жизни. Иначе хана второклашкам, а потом и родителям, как только впустят живых и невредимых детишек домой.

— Да, хорошо, я передам Степану, — всё ещё с явным сомнением покусывая губу, согласилась Ирина и бросила взгляд на город. В дождливом сумраке он казался вылепленным из мрака.

В принципе, не только в сумраке и не только казался.

Забирать рюкзак из маршрутки Белка не стала – не хотелось слушать о себе очередные намёки от доброжелательных коллег. Восполнить энергию не поможет, а стоять и обтекать просто так не хотелось.

Маршрутка включила фары, заурчала мотором и медленно отъехала, на прощание мигнув габаритами. Прикинув, как добраться до города, Белка осмотрела оставшихся. Полиция, несколько особо упорных местных – должно быть, родители или их друзья, «Скорая». Под ржавым навесом остановочного павильона курили трое парней. Кофемашина уехала, и Белка язвительно подумала, что в темноте фотки делать неудобно.

Несколько легковушек кучковались чуть в стороне, и она направилась к ним, увидев, что по крайней мере в салоне одной сидят хозяева – неопределённых лет мужчина с кустистой бородой и неопрятная тётка, еле втиснувшаяся в кресло.

— До города не подкинете? – осведомилась Белка. По ней дружно мазнули два неприязненных взгляда.

— Чего тебе в городе делать? – голос толстой тётки оказался именно таким, каким представлялся – тонким, визгливым, с истеричными интонациями. Может, она волновалась за пропавших детей, была на нервах из-за найденной учительницы или просто замёрзла и промокла, потому что ходила на поиски в числе волонтёров. Но Белка предпочитала не видеть в людях хорошего.

— Переночую, — лаконично ответила она. Водитель с тёткой переглянулись.

— Сотка.

— Я тут вообще-то детей ваших ищу, — не удержалась от ехидства Белка. Сотки у неё не было, как и желания платить.

— Видали мы, как ты ищешь, — не менее ехидно парировала тётка, — труп Таськин сразу нашла, а деток что-то нет. Говорят, ты дурноглазая, только беду приносишь. Вали-ка откуда пришла.

Белка хмыкнула. Вот теперь она начинала узнавать старые добрые захолустные суеверия.

— Она ещё и ржёт, — презрительно вступил водитель, видимо, тёткин муж. – Иди подобру-поздорову, беду накличешь, дурная!

Он с размаху захлопнул дверцу, и «девятка» рванула с места, забрызгав жидкой грязью Белкины ботинки. Она прислушалась к себе – дышать стало чуть легче, но до «поискового» состояния ещё далеко.

Вздохнув, Белка окинула взглядом оставшиеся машины, и тут позади раздался знакомый голос.

— Белка? Вы же уехали уже.

Стас выглядел удивлённым. По брелку в руке Белка поняла, что одна из машин принадлежит ему.

— Подкинешь до города? – продублировала она просьбу, никак не комментируя вопрос.

— Ну… конечно, если надо, — растерялся Стас. Расписанный, видимо, из баллончиков каким-то абстрактным узором потрёпанный «Нисан» приветливо мигнул. Белка невольно улыбнулась. Даже автомобиль у него был демонстративно жизнерадостным.

Стас открыл для неё дверцу, и Белка смирилась, что придётся воспользоваться его помощью. Если бы верила в судьбу, непременно решила бы, что та их сталкивает намеренно.

— Ты у кого-то остановишься? – Стас, в отличие от жирной тётки с мужем, стартовал осторожно и вёл по всем правилам, хотя едва ли тут можно было нарваться на пост ГАИ.

Белка неопределённо передёрнула плечами.

— Белка, — настойчиво повторил парень, — куда ехать-то? Ты с кем договорилась?

— До площади довезёшь? – она наскоро прикинула, что в каждом уважающем себя постсоветском городе должна быть площадь. И Стас её не разочаровал, кивнув.

Какое-то время в салоне царила тишина, только стучали по крыше редкие капли да завывал встречный ветер. Дорога проходила между рядами одинаковых деревьев – безжизненных, изломанных, будто нарисованных очень пьяным художником. Самочувствие улучшалось. Ушёл промозглый холод, даже захотелось стянуть куртку.

У Стаса зазвонил мобильный, и он, сбавив скорость до минимума, прижал трубку к уху.

— Да, мам, — ответил он совершенно ровным тоном, но пальцы на оплётке руля побелели.

С того конца слышался женский голос, надрывный, прерывистый, торопливый. Белка попыталась не вслушиваться.

— Пока нет… нет, не разрешили ночью… там полиция, мам. Они… Нет, успокойся, они делают всё, что… Кто тебе сказал?

Последняя фраза прозвучала с чуть другой интонацией, и по салону поплыли эманации вины, тревоги и опустошающего отчаяния. Почти сразу Стас попытался успокоиться и взять себя в руки, но разговор с матерью явно этому не способствовал.

Белка вздохнула, не глядя протянула руку и нащупала его запястье, в месте, где режут вены готично настроенные подростки. Пульс ударил в её пальцы, суматошно, бешено – и начал замедляться.

— Мам, успокойся, — голос Стаса окреп и стал увереннее. – Мы найдём Ваньку, в «Скорой» сказали, что у Таисии случился сердечный приступ, наверняка ребята испугались и разбежались. Ну что им угрожает? Зверей нет, там вообще никто не водится, даже ягод ядовитых нет и грибов.

Белка задумчиво кивнула своим мыслям. Грибов, значит, нет? Что ж, иногда они разумнее людей, сразу чуют, где не стоит жить.

— Мам, я за рулём, сейчас уже приеду, и поговорим. Даже не смей волноваться, у тебя давление.

Стас отключил мобильный и сунул в карман. Белка убрала ладонь и, снова почувствовав холод, закуталась в куртку.

— Ты что-то сделала? — сглотнув, спросил Стас. Даже отвернувшись к окну, можно было почувствовать его внимательный взгляд.

— За руку тебя взяла. Успокаивает, — пожала плечами Белка.

— Спасибо. Я уже не знаю, что матери сказать, чтобы… — он осёкся на полуслове и прибавил газу. Мелькнул за стеклом остов ещё одной древней остановки. От лучей фар что-то быстро отпрянуло, метнувшись за павильон.

— Ванька у них ребёнок поздний, — ничего не заметив, продолжал Стас, — болел в детстве постоянно. Ну оно и ясно, экология у нас тут…

Он невесело хмыкнул. Белка проследила за его взглядом, оторвавшись от окна, и увидела пришпиленную к боковому стеклу фотографию – улыбающийся пацанёнок лет пяти и сам Стас, чуть моложе, на фоне порядком облысевшей, но старательно наряженной ёлки. Ваня гордо прижимает к себе коробку Лего, сидя у брата на колене.

— Ванька у меня все ягоды знает, — слегка невпопад произнёс Стас, — я ему энциклопедию на Днюху дарил, он всё в тетрадку зарисовывал, названия заучивал, потом ко мне подходил, чтобы я у него проверил.

Белка невольно улыбнулась.

— Я в городе учусь, сюда на лето только приезжаю и по праздникам.

Белка подняла брови. Это полностью объясняло его непохожесть на замученных жизнью озлобленных местных.

— Ты так мне и не скажешь, у кого остановишься? – похоже, она слегка переборщила с «успокоительным», и теперь Стас настолько пришёл в себя, что решил поговорить на отвлечённые темы.

— Не-а. Завтра подберёшь меня с того же места?

— Да не вопрос… Ну что, вот и город, — Стас снова чуть притормозил.

И действительно, разноцветный «Нисан» проезжал мимо первых окраинных домов. Они явно пустовали – тёмные, покосившиеся, больше напоминающие времянки здания. Белка периодически различала тени в окнах и ветвях ближайших деревьев и вспыхивающие тут и там жёлтые глаза.

— Знаешь, я когда маленький был, тут люди жили, — вспомнил Стас, бросив на неё косой взгляд. – Тут вообще было… да хорошо было. Вон там у бабушки корова была, курицы бегали, точно помню. Я совсем мелкий, у папы на плечах сижу, а петух на меня так смотрит и начинает что-то на своём. Папа смеялся, мол, он во мне конкурента почуял.

Стас улыбнулся, и Белка недовольно поёрзала от волны ностальгии с нотками леденцов на палочке. Вишнёвых.

— А потом выброс был, — продолжил парень, и ностальгические эмоции сменились холодной тоской. – Я в младшую школу ходил, мало что помню. Небо было чёрным. Представляешь? Я помню, как смотрю на это небо и щипаю себя за руку, думаю, что вот сейчас проснусь.

Белка тяжело сглотнула. От возникшей в воображении картины ей стало не по себе. А «Нисан» уже выехал из частного сектора на широкую улицу, и мимо проплыла ржавая детская горка, облупившийся жёлтый грибок, разобранная на доски песочница. На фасаде ближайшей пятиэтажки когда-то красовалось изображение весёлой дружной семьи – схематичные родители и двое разнополых детей с флажками в руках. Когда фары выхватили рисунок из полутьмы, на лице девочки появилась ехидная усмешка.

— Это у нас Дом Офицера, — пояснил Стас, — там всякие мероприятия устраивали. Помню, ёлка новогодняя там была, от комбината детям сотрудников подарки дарили.

Белка сделала глубокий вдох. Пахло омерзительно. Несмотря на то, что поблизости стоял лес, а в поле зрения не попало пока ни одной машины, воздух был спёртым, каким-то неприятно липким и густым.

— А чем воняет?

— Ну как, — Стас неопределённо развёл руками, — официально ничем. Приезжали из города, замеряли что-то там. Родители уже вещи собирали, думали, расселят. Тогда такой смог стоял, знаешь… как будто темно даже днём.

— Не расселили, — констатировала Белка. Стас промолчал.

С его стороны показалось длинное девятиэтажное здание, настолько явно нежилое, что по стенам уже ползли какие-то неровные пучки зелени. Стены растрескались, вместо стеклопакетов зияли чёрные дыры.

Белка опустила стекло со своей стороны и, высунувшись, подставила лицо под сгустившуюся вокруг девятиэтажки атмосферу боли, ужаса и бесконечной сосущей обиды.

— Что-то чувствуешь? – помявшись, уточнил Стас, сбросив скорость до минимума, но машину не останавливая. Ему было здесь очевидно неприятно.

— Расскажи, — потребовала Белка. Если её внутренний резерв можно было сравнить с банкой – она была полна уже наполовину от одного вида этого дома. Тело начинало колотить, тряслись пальцы, организм лихорадило от мгновенного скачка энергии.

— Этот дом первым делом выбросом накрыло, — помолчав, неохотно начал Стас, — не повезло, ветер, все дела… В общем, я слышал, из детей почти никто не выжил. У взрослых, кто дома был, лёгкие наизнанку выворачивало. Говорят, тут иногда плач слышат до сих пор.

— Кто говорит? – буркнула Белка. Разговоры на тему призраков, невидимых шагов и остального её конкретно бесили.

Стас неловко пожал плечами и вывернул руль. Дорога чуть выровнялась – судя по всему, перед ними развернулась центральная улица. Белка снова высунулась в окно, ловя прохладный ночной воздух и ледяные капли губами и щеками. В поле зрения, ещё совсем далеко, показался массивный силуэт – несколько зданий, пара высоких труб, какая-то вышка.

— Это завод?

— Ну да, комбинат бывший, — отозвался Стас с явной неохотой. – Тут даже экстрасенсом не надо быть, чтобы к нему не подходить.

Белка мысленно усмехнулась, но спросить ничего не успела. Машина повернула в последний раз и замерла у бюста какого-то наверняка очень важного деятеля.

— Это кто? – без особого интереса спросила она, изучая усталое каменное лицо с нависшими бровями и большим лбом.

— Первый директор комбината. Его недавно поставили… ну перед выбросом, конечно.

— Конечно, — задумчиво повторила Белка и, спохватившись, открыла дверцу, впуская в салон густой вонючий воздух. – Ну ладно, подберёшь меня часов в семь?

Стас кивнул и открыл было рот, наверняка снова спросить, у кого же она собирается остановиться на ночь, но Белка торопливо помахала и поспешила скрыться в щели между двумя ближайшими домами.

Двор, похоже, был необитаемым – разрисованные стены, трещины в асфальте, заросли каких-то колючек на детской площадке. Ни одно окно не горело, не слышалось голосов, шагов или звука мотора.

Белка наугад пошла вперёд, толком не пытаясь ещё ничего уловить. До семи утра было далеко, а подпитки лучше останков комбината всё равно не найти, поэтому она решила устроить себе экскурсию – видела в темноте она немногим хуже, чем днём.

У ближайшего подъезда встретил ржавый остов кровати, перевёрнутая урна, распотрошённая тахта и одинокая кукла без одного глаза. Кто-то уезжал в спешке, но очень давно – даже игрушка не хранила уже никаких эмоций.

Шевельнулось в зарослях нечто маленькое и пушистое, сверкнуло единственным красным глазом, то ли подползло, то ли подкатилось ближе, но тут же отдёрнулось и с недовольным шелестом-шипением скрылось. Почуяло полынь.

Белка приблизилась к ближайшему подъезду и положила ладонь на стену. Снова ничего, фоновая тревога, разве что.

Завернув за угол, она увидела на кирпичах на уровне своих глаз надпись тёмной краской: «Сдохнем» — и приложила руку к ней. По нервам словно разрядом электричества шибануло высоким злым смехом, застывшим в горле криком и чёрной безадресной ненавистью.

Белка осторожно выдохнула, на секунду прикрыв глаза. Может, и к комбинату идти не придётся.

Тут из-за дома послышался посторонний шум – негромкий, но в давящей тишине брошенного двора слышно было бы даже одинокого голубя.

Позади дома обнаружились несколько столбов с верёвками для сушки белья. Рядом стояла женщина в халате и развешивала простыни, невозмутимо что-то напевая. Минуты две оторопевшая Белка следила, как женщина размеренно наклоняется к стоящему у ног кричаще зелёному тазу, достаёт очередную простынь и начинает степенно расправлять на верёвке. Она ничуть не смущалась того, что вокруг на сотню метров минимум не светит ни один фонарь и не горят окна.

При этом от женщины не веяло негативом вообще – её словно вырвали из другого, нормального двора, и вставили в эту мечту малолетнего фаната Сталкера.

Белка решила незнакомку не тревожить. Ну развешивает себе бельё. Подумаешь.

Она отступила и вернулась к площади. «Нисан» исчез, и Белка осталась наедине с первым директором комбината. Директор её, впрочем, не интересовал. Мельком со смешком зацепив на постаменте «Урод», «Какую страну развалили» и «Back to USSR», Белка направилась к заводу.

По пути она увидела одноэтажный домик с лаконичной вывеской «Магазин», парочку вполне жилых пятиэтажек с уютным жёлтым светом в окнах и даже крепкие деревянные дома с желающими поболтать собаками на территории. Она задумалась, каково жить в этом полуживом, заражённом химикатами и отравленном некроэнергий месте обычным людям. Наверняка тут и при свете дня не то чтобы происходит чудо преображения.

С приближением к комбинату воздух сгущался, в пыли обочин всё чаще открывались разноцветные глаза, слышались шепотки. Может, это их тут за призраков принимают?

Белка притормозила у очередной ржавой остановки. Внутри, сложив на коленях руки, сидела девочка-подросток, совершенно чёрная, полностью обугленная, но в целёхонькой, с иголочки форме старого образца. Ранец скромно притулился рядом. Пахло тоже не ромашками.

— Ты кто? – морщась от того, что местный душный смог мешался с запахом палёных волос, поинтересовалась Белка. Школьница подняла жёлтые глаза – они единственные ярко горели на лице.

— Автобус жду, — прохрипела она, указывая на нечитаемые остатки таблички с расписанием маршрута на стенке.

— Долго ждёшь?

Чёрная фигура замерла в задумчивости.

— Не знаю.

Белка сделала шаг и потянулась к банту, повязанному на одну из косичек. Какого цвета была раньше скомканная масса, было уже не сказать. За миг до прикосновения чёрная горячая рука перехватила Белкино запястье.

— Не надо, — откашлянула школьница, — я подожду.

Белка кивнула. Навязывать свои услуги было не в её правилах.

Спустя добрых полчаса махина законсервированного комбината поприветствовала её огромными лужами, переливающимися всеми оттенками сине-зелёного, и несколькими каменными колодцами. Воздух тут уже практически звенел от тишины. Внутренний резерв заполнился настолько, что Белка могла различить зелёные, пронизывающие пространство нити. Большинство уходило в окружающий лесной массив, но кое-какие вели внутрь. Можно было пойти познакомиться, но Белка, подумав, решила отдать предпочтение ближайшему колодцу. Она уселась на каменный край – для этого пришлось подпрыгнуть и подтянуться – и заглянула в глянцевую черноту.

Изнутри дохнуло чем-то очень нехорошим. Гниль, тлен, влажная плесень – всё это сплелось в такой концентрат негатива, что едва сделав единственный вдох, Белка, прикрыв глаза, поняла, что резерв переполнен. Что произошло на этом комбинате, что навсегда заразило не столько почву, воду и воздух, но и саму ткань пространства? На дне – если было какое-то дно – этого колодца жила только часть, ничтожная крошка, но наверняка подойди сюда человек…

Белка встрепенулась от пришедшей в голову мысли, спрыгнула на землю и упёрлась ладонями в каменные бока – очень тёплые, несмотря на то, что ледяной дождь напополам с градом периодически затихал и начинался с новой силой.

В голове возникли люди – цепочка, целая очередь из людей. Они подходили, подтягивались, переваливались через каменный край. Дети подтягиваться не могли, и добрые соседи по очереди поднимали их на руках.

От увиденной картины Белка испытала такой прилив энергии, что пространство вокруг буквально расцвело. Защекотался в траве жучок, захрустели песчинки под собственным весом. Проступила на далёком кирпиче верхнего этажа ветвистая трещинка.

«Чё-ё-ё-ёрт»

Белка чувствовала себя в состоянии пройти весь лес насквозь, пешком дойти до тёткиной квартиры и обратно, переплыть океан, разобрать по кирпичику каждый дом в этом городе. Это внушало ей удовлетворение, надежду и бесконечное омерзение от самой себя.

Ржавая остановка была пуста, и Белка понадеялась, что школьница дождалась своего автобуса. Она шла, сунув руки в карман, подставив лицо под холодные капли, ботинки попадали в собирающиеся на просёлочной дороге лужи.

«Робин-Бобин-Барабек

Скушал сорок человек…»

***

В семь утра уже почти рассвело – по крайней мере, ночь понемногу отступала, и на смену темноте пришёл вязкий туман. Он обволакивал здания, просачивался под расколотые бордюры и трещины в асфальте, забирался под одежду, заставляя морщиться.

За оставшуюся часть ночи Белка успела исследовать изрядную долю территории городка. Энергии она впитала сполна, поэтому сосредоточилась, в основном, на жилых районах. Она бродила между освещёнными дворами, подходила к каждому фонарю, каждому горящему окну и неизменно отмечала одно и то же. Света не было. Лампочки горели, люстры, подъездные лампы – всё это исправно работало на полную мощность, но вокруг оставалось темно.

Поняв это, Белка вернулась к директору комбината и оставшийся час без движения просидела с ним на постаменте, прислонившись головой к мраморному основанию, аккурат рядом с потёкшей красной надписью «Мы ещё живы».

«Нисан» притормозил точно в семь – как раз сработал поставленный Белкой будильник на смартфоне. В этом прекрасном радушном месте он годился только в качестве часов. Вышка сотовой связи лежала слегка в отдалении от законсервированного завода, когда-то упав как раз поперёк широкой пешеходной тропы. Как будто перегораживала выход из города.

— Я опоздал, да? – сонный Стас, зябко ёжась, выбрался с водительского сиденья и глянул на часы. Тут, на площади, часы тоже были – прямо напротив директора, в квадратном футляре на фонарном основании. Но стрелки на циферблате не двигались, и Белка примерно понимала, с какого момента.

— Нет, это я рано, — ответила она, поднимаясь и отряхивая джинсы.

Стас ещё пару секунд сверлил её внимательным взглядом, прежде чем, спохватившись, открыл пассажирскую дверцу, приглашая сесть. В зеркало Белка не смотрелась, но наверняка выглядела в разы лучше, чем вчера.

— Ты вообще спал? – спросила она, заметив, что Стас уже открывает рот, чтобы задать вопрос, на который ответа знать точно не хотел.

— А… Я? Да как-то… нет, — растерянно отозвался тот.

Белка кивнула и, заняв место, хлопнула дверью.

Зевающий Стас вёл даже ещё аккуратнее, чем ночью, и, похоже, засыпал на ходу. Вздохнув, Белка сообразила, что надо срочно найти тему для разговора.

— Вышка давно упала?

— А?.. А-а-а, вышка. Давно, да. Ну вообще, почти сразу как поставили. Недолго сотовой связью наслаждались, остался только местный оператор, да и тот ловит через раз, — невесело усмехнулся он. – Приезжали из города, что-то посмотрели, поковырялись, сказали, почва у нас плохая.

— Да у вас тут всё хреновое, — вполголоса вставила Белка. За окнами всё так же стелился туман, и свет фар разгонял его весьма условно. За белёсой пеленой проступали мутные силуэты, зелёные нити уходили в обе стороны. Сколько тут полегло народу, считать было делом неблагодарным. Мелькнула остановка, заброшенные развалюхи, обозначилась впереди громада леса, пронизанная сотнями некронитей.

Стас нервно барабанил по рулю.

— Наши там уже, наверное, они обычно приезжают сразу с рассветом. Найдём Ирку, и…

— Я с тобой, — сказал Стас, бросив на неё косой взгляд. Белка сбилась с мысли и осеклась.

— Что? Зачем? Ты не понимаешь…

— Я чувствую, что должен идти с тобой, — выдал парень, и Белка едва удержалась от фейспалма. Ну что за?..

— На кого учишься?

— …На инженера, — чуть замявшись от неожиданной смены темы, ответил Стас.

— Я думала, на патологоанатома.

— Почему?

— На трупы любишь смотреть, — хладнокровно ответила Белка и отвернулась. В салоне повисла тишина, и вскоре они припарковались у знакомой ржавой остановки. Маршрутка действительно уже стояла на вчерашнем месте, туда-сюда сновали волонтёры, мелькало недовольное испуганное лицо Лили – на этот раз отвертеться от похода в лес она не смогла, за координатора над картой стоял Дядя Стёпа. Белка вышла из машины и направилась прямиком к нему.

— О, привет, — улыбнулся Степан, дружелюбно махнув рукой. – Всё нормально?

Белка кивнула и огляделась. Уставшие полицейские, взволнованные измотанные родители, хмурые местные и сосредоточенные волонтёры рассекали туман, куда-то спешили, проверяли рации, обменивались ориентировками, пили кофе.

— Как обстановка?

— Туман, — вздохнул Дядя Стёпа, — сама видишь. Местных опасно пускать, в лесу за пять шагов не видно ни хрена. Возьмём мужиков-охотников, вон они у синей машины. Остальные пока тут, надеюсь, туман рассеется ближе к полудню.

Белка покивала.

— А ты что?

— Я? – она вгляделась в лес. Зелёные нити было видно, и отличить человеческие от животных после ночной подпитки не представлялось сверхзадачей. Другое дело, что точно угадать, какие приведут к детям, а какие – к заплутавшим сорок лет назад грибникам – сказать уже точно было невозможно.

— С кем пойдёшь? – Степан отвлёкся, что-то передал в рацию и вернулся к ней.

— Ты координируешь? Тогда одна, наверное, — пожала плечами Белка. – Рацию дашь?

Получив на руки чёрную коробочку, она спрятала её в куртку и направилась в машрутку за своим рюкзаком. Там обнаружилась Ирка, воркующая с Аркашкой и подкрашивающая губы сочно-розовой помадой в тон пуховику.

Нарочито громко топая, Белка втянула едкую досаду от задохлика и мысленно усмехнулась.

— Ой, Белочка, — искренне обрадовалась Ирина. – Я как раз тебя ждала.

— Меня? – удивлённо переспросила Белка, застыв посреди салона с рюкзаком в руках.

— Я тут встретила Стаса, он попросил меня с вами пойти.

— С… нами?

— Ну да, втроём, — Ирка закрыла пудреницу, вспорхнула с места и, послав Аркаше воздушный поцелуй, первой вышла из маршрутки.

— И сфига ли ты на это согласилась? – прошипела Белка, спрыгнув следом, прямо в лужицу жидкой грязи.

— Ну, родителям пока идти нельзя, туман, видно плохо. Поэтому я вроде как без компании осталась, — Ирина пожала плечами. – А Стас тоже родственник, и ему Стёпа разрешил. Но Стас хочет с тобой.

Белка устало потёрла переносицу, хотя её переполняла чистая негативная энергия. От выкрутасов этого пацана хотелось побиться головой об стену.

— Ладно, хрен с вами, — буркнула она и первой двинулась к лесу.

***

— Ой, а там что? – спросила Ирка, и Белка встрепенулась. Последний час или около того ей начинало казаться, что она угодила в болото, только вместо тухлой воды тонет в бесконечных разговорах ни о чём и историях из жизни.

— Где?

— Ты не слышала? Там вроде голос, — неуверенно уточнила Ирина. Они со Стасом переглянулись. Настроившись, Белка глянула в сторону, куда показывал аккуратный ноготь, покрытый прозрачным лаком. Туда тянулись сразу несколько нитей, не очень толстых – они могли принадлежать как ребёнку, так и большому зверю.

— Ну мало ли, может, другие группы? – Стас тоже прищурился, всматриваясь в туман. За прошедшее время тот ничуть не отступил, даже, кажется, сгустился. Периодически рядом и в отдалении и правда слышались голоса остальных волонтёров, объявляли по рации «тишину», когда на пару минут все останавливались и замолкали, в надежде, что пропавшие откликнутся. В такие моменты становилось отчётливо слышно, что голос не подают не только пропавшие дети, но и птицы, звери и любые хоть сколько-то разумные живые существа.

Ирина помолчала, неловко передёрнула плечами и смущённо улыбнулась. Она уже открыла рот, чтобы сделать закономерный вывод «показалось», как вдруг…

— Я тут!

Тоненький голос, в меру слабый, в меру срывающийся на визг. Теперь его услышали все трое.

— Найдите меня!

Не сговариваясь, Стас и Ирина кинулись вперёд, а Белка застыла, ошарашенно всматриваясь в туман.

— Найдите меня! – хихикая, увещевает Стрелка, кружась вокруг своей оси, отчего пышное зелёное в горох платье раздувается колоколом.

Жара, по спине стекают струйки пота, Белка сидит на коленях и, от усердия высунув язык, старательно вырисовывает на асфальте меловой круг.

— Ну найдите! – Стрелка кружится и кружится, раскинув руки. Белка поднимает голову – дядя сидит рядом, в точно таком же круге, и с хитрой улыбкой прикладывает палец к губам. Он называет эту игру «Прятки наоборот».

Белка проводит последнюю линию, замыкая неровный круг, и довольно щурится. Солнце печёт так, что сидеть на асфальте больно. На него со стороны наползает туча – огромная, чёрная, похожая на чью-то жуткую ладонь.

Сестра смеётся в голос, подскакивая то к одному кругу, то к другому, и от восторга запрокидывает голову. Золотые волосы в пышных хвостах сверкают и подпрыгивают в такт маленькой хозяйке.

Гигантская ладонь закрывает солнце.

Белка вздрогнула, вынырнув из воспоминаний, и обнаружила, что Ирка со Стасом уже исчезли в тумане. Чертыхнувшись, она бросилась следом, раздвигая кусты, отмахиваясь от хлещущих кожу ветвей. Туман здорово мешал ориентироваться, тем более живых чувствовать она толком не умела даже с полным резервом. Чересчур ускорившись, Белка пропустила момент, когда из белой мглы выступил мощный древесный силуэт, и с разбегу врезалась в торчащий под углом сук. Удар на пару секунд выбил воздух из лёгких. Привалившись к стволу плечом, она с минуту судорожно пыталась сделать вдох, забыв обо всём на свете. К счастью, открытая ладонь вовремя нашарила жёсткую кору и присосалась в поисках негатива.

Набрав растерянности и испуга какого-то заблудившегося грибника, Белка наконец пришла в себя и вспомнила, что отбилась от группы. Тут же слух уловил взволнованные восклицания чуть слева, и она, скорректировав курс, осторожно принялась продвигаться.

Через какое-то время сквозь туман проступили три фигуры. Стас сидел на корточках, встревоженно расспрашивая о чём-то маленькую девочку со спутанными светлыми волосами, а Ирка стояла рядом, улыбаясь и ободряюще положив ладонь парню на плечо.

В первую секунду Белку посетило совершенно неопределяемое чувство – смесь изумления, растерянности, даже немного радости. Неужели нашли? В Лихую-то неделю?

А после девочка обратила внимание на неё.

Абсолютно белое, без кровинки лицо с прозрачными водянистыми глазами и серыми губами. Жидкие белые волосы свисали мокрыми прядями до самой земли, впиваясь в почву, шевелились и извивались, словно ниточные черви. Остатки одежды облепляли тело влажными тряпками. Струйки воды текли из носа, ушей, глаз и приоткрытого рта.

— Поганка, — выдохнула Белка одними губами. Девочка разомкнула губы, и оттуда хлынул новый поток воды.

— Надя? Надя! – Стас тем временем продолжал что-то говорить, спрашивать, тормошить то, что было когда-то девочкой. Они с Иркой не видели бледной поганки, только напуганного ребёнка.

Ладонь потянулась к шее, вытянула шнурок и стиснула мешочек с полынью в кулаке. Чисто для морального успокоения – справиться с новообразованной поганкой труда не составляло. Но вот объяснить Стасу, что его надежда, радость и предвкушение – преждевременны…

Чёрт.

Почуяв полынь, девочка отшатнулась, но убегать не стала, а бросилась к Стасу, прижимаясь и старательно всхлипывая.

Однако быстро схватывает.

— Надя? – как можно более мягко начала Белка, сделав шаг, но поганка завизжала и спрятала лицо у Стаса на груди.

— Не надо, Бел, она в шоке, наверное, пока вообще ничего не сказала, — с сочувствием сказала Ира, — Стаса тоже не узнаёт.

Ну ещё бы, сейчас для неё нет никаких Стасов, Надь, мам и пап. Сейчас для неё только «свои» и «еда».

— Иди-ка сюда, — прошипела она, оттащив Ирку на пару метров в сторону. Подруга непонимающе взглянула на неё огромными оленьими глазами.

— Чем ты смотришь? — едва сдерживая раздражение, стараясь не повышать голос, поинтересовалась Белка. – Это же поганка!

— Кто? – искреннее изумление на Иркином лице заставило сделать несколько глубоких вдохов, чтобы не сорваться.

— Посмотри. На. Неё, — с расстановкой посоветовала она, и Ирина наконец сообразила. Чуть прищурившись, она глянула на девочку и, ойкнув, тут же отвернулась.

— О нет, — прижав руки ко рту, жалобно пробормотала она. – А… что делать?

Подавив порыв к спонтанному стихосложению, Белка терпеливо ответила:

— Ты отвлекаешь, я работаю.

— Но… он же всё видел. Что он подумает? – с сомнением произнесла Ирка, глазами указывая на Стаса.

Белка подумала, с очень странным чувством глядя, как тот настойчиво пытается укутать маленькую нежить в свою куртку, и приняла решение:

— Ладно, тогда не надо отвлекать.

Она стянула с шеи мешочек с полынью, стиснула в руке и двинулась к поганке. Почуяв приближение, та отшатнулась, скорчила плаксивую рожицу и приготовилась рыдать, но Белка вытряхнула на ладонь сухие перемолотые листья и, приблизившись, сдула нечисти прямо в лицо.

— Что ты дел?.. – недоумённо начал Стас, и тут поганка заверещала, закрутилась на месте, разрывая волосяные нити, уходящие в землю, лишь бы стряхнуть с лица полынь. Даже последний оптимист на свете не увидел бы в ней сейчас ребёнка. Конечности вмиг истончились, окончательно сошёл с лица цвет, сквозь бледно-серую кожу проступили крупные вены.

Стас отшатнула, и Ирка материализовалась рядом с ним, с готовностью приобняв и что-то успокаивающе шепча.

Оставалось самое сложное.

Белка приблизилась и, улучив момент, положила ладонь поганке на лоб. Та замерла столбом. Бесцветные глаза слезились и опухали, превратившись в щёлку.

— Надя, а Надя, — начала Белка, — красивое имя у тебя было, да? А сейчас ничего нет. И игрушек нет, и друзей нет. И родители твои тебя не ищут. Они уже новую дочку… в магазине купили. И обязательно подарят ей ту куклу, которую тебе не купили.

Нежить всхлипнула, на этот раз совершенно искренне, как-то сразу сгорбилась, уменьшилась на глазах, словно высыхая. В белёсых глазах последний раз промелькнуло что-то по-детски обиженное, и поганка с судорожным выдохом дёрнулась. Тело девочки осело на землю, а в ушах Белки стоял высокий детский крик на одной ноте.

Волна энергии, ударившая в голову, заставила с хрипом откашляться, ловя воздух. Тело подстраивалось медленно, и она легла прямо на мокрую грязную землю, покрытую жухлыми трупиками листьев и плесенью утреннего инея.

Мимо рванул Стас, подбегая к ребёнку, которого ещё десять минут назад считал живым. Нащупав рацию в кармане куртки, Белка позволила себе помедлить ещё несколько секунд, глядя в мутные от тумана чёрные стволы и пасмурно-блёклое небо где-то далеко над головой.

***

— Ну что, он?.. – Белка не смогла подобрать эпитет и просто мотнула головой в сторону Стаса, сидящего со стаканом кофе в своём весёлом «Нисане».

Осуждающие, настороженные, презрительные взгляды волонтёров сегодня ощущались отчётливее. Ну конечно, опять бедовая нашла труп. Глупо было ожидать чего-то иного. Но каждый раз она подсознательно ожидала и каждый раз обламывалась по полной, обещая себе в следующий раз точно не надеяться и тем более не верить.

Но в следующий раз надеялась и верила.

Белка хмуро взглянула на группу «своих», которые в десятке метров что-то горячо обсуждали, искоса поглядывая в её сторону. Опять пытаются придумать, как выжить её из группы? Может, стоит уступить и уйти самой?

Взгляд скользнул к следам шин от машины «Скорой». Она увезла тело Нади и её мать, которой стало плохо при виде останков дочери. Возможно, и не стоило ей знать правду. Поганка бы убила их незаметно, высосала досуха своими нитяными отростками, и они, наверное, до самого конца были бы искренне уверены, что дочь вернулась домой в целости и сохранности.

— Он в шоке. Я попыталась его успокоить, но не знаю как, — виновато ответила Ирка. – Я голодная. Здесь ужасно, Бел. Обычно мой свет делает всё вокруг ярче… А сейчас я как спичка в бездонном колодце. Вроде свечу, но никому не светлее.

Подруга поёжилась, закуталась в пуховик и затянула пёстрый вязаный шарф потуже. Она выглядела такой непривычно несчастной, что Белка потянулась к её запястью, но Ирина отшатнулась.

— Не надо… Всё нормально, — она выдавила из себя улыбку, — я пойду лучше в маршрутку, посплю, ладно?

Не дожидаясь ответа, Ирка юркнула в толпу. Как-то запоздало вспомнилось, что Ирина никогда прежде не находила никого мёртвым.

Вздохнув, Белка двинулась к Стасу, попутно ловя шепотки и откровенно враждебные взгляды. Хотелось кофе, но подходить к фургончику она не рискнула – едва повернулась в его сторону, наткнулась на колючий взгляд Гриши, обещающий, что кофе вкусным не будет.

— Ну… ты как? – неловко поинтересовалась Белка, подойдя к «Нисану». Стас поднял на неё слегка растерянный взгляд. Не отчаянный, не жалобный, не злой, а какой-то тоскливый. Но он хотя бы не стал отпрыгивать с криком «уйди, дурноглазая».

— Я не должен тут сидеть, — кусая губы, ответил Стас спустя какое-то время. – Я должен идти искать, вдруг Ванька тоже станет такой… нечистью? Или становится, пока я тут сижу…

Белка понимала, что в таком состоянии никуда идти ему нельзя. Точно не одному и не с другими волонтёрами. Не в Лихую неделю.

Она чувствовала, как энергия пульсирует в каждой клетке тела, ощущала себя сильной, быстрой, выносливой. И видела впивающиеся в лес нити некроклубка.

Но при мысли о том, что пойдёт по ним и найдёт ещё одну нежить, которая внутри всё равно осталась ещё живым ребёнком – Белка понимала, что не сможет. Это выше её моральных сил, слушать, как за спиной её называют проклятой, дурной и бедовой.

Один мёртвый ребёнок за раз.

Белка потянулась и взяла Стаса за запястье – медленно, чтобы он успел отдёрнуть руку при желании. Но нащупала вену, не встретив сопротивления, и пульс ударил в большой палец.

— Не надо тебе туда ходить. В таком тумане точно ничего не найдёшь. Он даже звуки путает, знаешь? – размеренно говорила Белка, вбирая излишки негатива. Это не придаст Стасу оптимизма, и её саму сильнее тоже не сделает, даже наоборот. Но иногда спокойствие важнее позитива.

— Так и будешь говорить, что ничего не делала? – слабо улыбнулся Стас, когда спустя полную минуту она наконец решила, что достаточно, и убрала руку.

— Почему ничего? Я взяла тебя за руку, — ровно ответила Белка.

— Можно спросить?.. Что было? – вопрос этот Стасу явно дался нелегко. На серьёзном лице ясно читалась напряжённая мыслительная работа.

Белка вздохнула и вытянула из-под ворота пустой мешочек на шнурке.

— Полынь. Нежить отпугивает.

— А это что? – спросил Стас, протянув руку к клыку, который болтался на шнурке вместе с мешочком.

— Да просто… талисман, — пожала плечами Белка и хмыкнула: — Волшебной силы не имеет.

Она задумчиво покрутила клык и убрала обратно под ворот.

— Ты… ещё раз пойдёшь? – помявшись, спросил Стас.

— Нет. Сегодня точно нет.

Он понятливо кивнул и снова надолго замолчал, сжимая уже давно пустой стакан.

— А Ира? Можешь спросить?

Белка вздохнула, но кивнула и направилась к маршрутке. В салоне было душно, стоял запах каких-то капель и чая с ромашкой. Рядом с Иркой сидела Лиля и отпаивала её из складной жестяной кружки.

— Ты сегодня ещё пойдёшь? – без предисловий начала Белка, облокотившись на спинку соседнего сиденья. – Стас просил узнать.

Лиля обернулась и гневно зыркнула, рассерженно прищурившись. В нескольких свитерах, выглядывающих из-под объёмной непромокаемой куртки, она была похожа на нахохлившуюся сову.

— Чего тебе? Не видишь, Ире плохо, — прошипела Лиля, сомкнув губы тонкой ниткой.

— А мне хорошо? – спокойно поинтересовалась Белка.

— Судя по виду, так лучше всех, — Лиля с презрением осмотрела её с ног до головы и отвернулась. – Вали уже. Мало тебе одного трупа, да? Хочешь ещё?

— Лиль, ну чего ты, — Ирка приподнялась на сиденье, сдвинув аккуратные брови. Они были такими светлыми, что, даже хмурясь, не придавали хозяйке нужного градуса серьёзности. – Нет, Бел, я не могу. Правда, сегодня был ужасный день. Мне надо… восстановиться.

Белка кивнула, принимая ответ, и стала продвигаться к выходу. В спину ударила волна пренебрежительной брезгливости от Лили.

Обратно к Стасу она сразу не пошла, пару минут постояв у маршрутки, наблюдая за суетящимися людьми. С первым детским телом все стали вести себя куда взбудораженнее, передвигались исключительно бегом, что-то торопливо бросали друг другу на ходу, проверяли рации, уточняли квадраты поиска, сверялись с навигаторами и уходили в туман. Он так и висел над землёй, не рассеиваясь, не уплотняясь, как будто на лес опустилось огромное облако.

Ну или саван.

— Белка, — подошёл Степан и протянул сигарету. – Ты как?

— Лучше всех, — задумчиво отозвалась она, жестом отказываясь курить.

— Парень там что-то видел, да?

Белка угукнула, машинально глянув в сторону «Нисана». На месте. И Стас всё так же сидел, сжимая тот же картонный стакан.

— Думаешь, всё, никого не найдём? – понизил голос Дядя Стёпа.

Белка с силой потёрла лоб. И почему каждый хочет сегодня узнать её мнение по этому поводу?

— Если так, то, может, ты не пойдёшь больше? – не дождавшись ответа, видимо, и так считав всё по её лицу, Степан перешёл к делу. – Ко мне сегодня опять ребята подходили, Лёха, Лилька, Аркаша… Я боюсь, если так дальше пойдёт, они просто сами уйдут.

— Я скучать не буду, — хмыкнула Белка. Степан с досадой взъерошил волосы на затылке и с такой силой хлопнул по капоту маршрутки, что на них отвлеклись несколько близстоящих человек.

— Тебе всё шутки, да? Это мои ребята, команда моя! Предлагаешь просто новых набрать по объявлению?

Белка спокойно выдержала его тяжёлый взгляд и, почти запрокинув голову – настолько он был выше – осведомилась:

— Ну а ты что предлагаешь? Давай я перестану находить трупы. Они от этого исчезнут? Давай нежить будет прикидываться пропавшим человеком, возвращаться домой и сосать жизнь у всей семьи. Ты думаешь, мне нравится? Ты думаешь, я счастлива, что меня все ненавидят? Да, Стёп, я безумно рада, что за спасение людей получаю только плевки и офигенно остроумные клички. Это ж, сука, моя мечта. Детская. Веришь, нет? Всегда хотела жить одна в пустой квартире, убивать детей и паразитировать на чужом горе.

Повисло молчание. Степан молчал, отводя глаза, и Белка, мотнув головой, развернулась в сторону «Нисана».

Молча обойдя Стаса, она открыла пассажирскую дверцу и плюхнулась на сиденье, забросив рюкзак назад.

— Поссорились? – помявшись, спросил парень. Белка пожала плечами и откинулась на спинку, принимая максимально лежачее положение.

— Ирка не пойдёт.

Стас кивнул, наконец выкинул стаканчик – не поленился прогуляться до урны у остановочного павильона – и с ногами забрался в салон, захлопнув дверь.

— Ну так… какие у тебя планы? Домой поедешь? Или опять у нас останешься?

— Останусь.

— А… — судя по паузе, Стас пытался подобрать наименее обидные слова. – Ты уверена, что тот, кто разрешил тебе вчера переночевать, сегодня тоже пустит?

— Пустит.

Стас ещё какое-то время помолчал, но всё же завёл мотор, и «Нисан» осторожно тронулся с места.

— Я хотел остаться, но потом понял, что просто тупо смотрю на лес и жду, пока оттуда вынесут Ванькино тело, — Стас нарушил тишину уже почти на въезде в город. Белка у него ничего не спрашивала, но понимала, что ему нужно выговориться.

— Я не могу на сто процентов точно сказать, что он не жив, — тщательно подбирая слова, произнесла она.

Стас благодарно улыбнулся и, потянувшись, положил свою ладонь поверх её.

В середине дня Горнилово выглядел до обидного обыденно. Серые пятиэтажки, чёрные провалы окон и выбитые двери не так бросались в глаза, периодически попадались гуляющие собаководы и мамаши с колясками. Встретился на пути самый настоящий почтальон с большой сумкой газет, пара подростков украдкой чокались «Жигулёвским» в заброшенном дворе. На балконах развешивали бельё, на выбивалках колотили по пыльным советским коврам.

— Смотри, — неожиданно Стас притормозил в одном из дворов, на вид заросшем, но с сохранившейся детской площадкой. – Когда Ванька маленький был, я его на качелях катал.

Белка с интересом проследила за его жестом и увидела крутящуюся круглую карусель, покрытую облупившейся красно-жёлтой краской.

— Я потом, когда уже он в школу пошёл, предлагал покатать, а он всё отнекивался, мол, взрослый уже, настоящую домашнюю работу делает, ранец свой, все дела, — Стас улыбнулся, опустив голову, — но только он всё равно катался, пока думал, что никто не видит.

Белка не удержалась и хихикнула.

— Пошли? – неожиданно предложил Стас и вышел из машины, заглушив мотор.

Чтобы приблизиться к площадке, пришлось преодолеть ржавый декоративный заборчик и пару метров свалявшихся сорняков.

Белка с интересом приблизилась к карусели, тронула поручень и встала с ногами. Круглое деревянное основание натужно заворчало, просело, но выдержало. Стас взялся за другой поручень и крутанул. Сперва осторожно, но карусель преодолела один круг, затем второй. Белка улыбнулась, неловко присев на корточки, и Стас раскрутил сильнее. Заброшенный двор, горка без лестницы, пустая песочница – смазывались перед глазами в зелёно-жёлто-серую полосу. Голова кружилась, захватывало дух, и Белка неожиданно поняла, что смеётся.

Карусель остановилась, а она всё не могла перестать улыбаться. Предметы оставались слегка не в фокусе, и, сделав шаг, Белка покачнулась. Стас аккуратно поддержал её за пояс.

— Ты хорошо смеёшься, — без улыбки сказал он. – Искренне.

Белка пожала плечами и отстранилась. Она неожиданно почувствовала смущение и что-то ещё, странное, тёплое, будто душу погладили мягкой варежкой.

— Ты же не останавливалась ни у кого? – вдруг спросил Стас.

— А?

Вопрос прозвучал так внезапно, что она растерялась.

— Вчера ты пошла в сторону заброшек, в том направлении вообще никто не живёт, — Стас взял её за руку и ненавязчиво повлёк в сторону.

— Ну и что, — Белка поморщилась, — ничего со мной не случится.

— Ты просто всю ночь шаталась по городу? По этому городу? – Стас помрачнел. – А если бы встретила?..

— Кого, нежить? – фыркнула Белка.

— Алкашей местных, — весомо отрезал Стас. – Они пострашнее любой нежити.

— Ну пока я встретила только тётку, которая развешивала бельё.

— А… Это тётя Даша. У неё сына в том году в армию забрали, а он спустя месяц сбежал. Тётя Даша всё ждала, что объявится, думала, пережидает где… Нашли его, в общем, в лесу, — Стас вздохнул, чётко давая понять, в каком виде нашли бедного дезертира. – Ей когда сообщили да на опознание отвезли…

— Чердак потёк, — понимающе закончила Белка.

— Она каждую ночь теперь бельё развешивает. Вообще всегда. Её соседки уводить пытались, не пускать – вообще без толку. Вой стоит на весь дом.

Они вышли из заброшенного двора, оставив «Нисан» у тротуара, и приближались к одной из целых на вид пятиэтажек. В паре квартир даже обнаружились пластиковые окна, а у самого дома стоял сине-белый продовольственный ларёк с маячившей за окошком продавщицей.

— Подожди секунду, — попросил Стас и отошёл к ларьку. Белка осторожно прощупала пятиэтажку – ничего особо негативного, не чета комбинату или жуткому дому, попавшему под выброс. Занавески, цветы в горшках, кое-где мягкие игрушки.

— Держи, — вернулся Стас и протянул большой чупа-чупс. Она секунду растерянно пялилась на леденец и поинтересовалась:

— …Это… мне?

— А ты по слову «держи» не поняла? – улыбнулся Стас. Белка облизнула губы и очень осторожно, словно на чупа-чупсе могла открыться зубастая пасть и оттяпать ей палец, взяла его за палочку.

— Спасибо, — неуверенно пробормотала она, глядя в землю.

— Это мой дом, — Стас окинул широким жестом пятиэтажку. – У меня переночуешь, там две комнаты.

— Я… — Белка снова облизнула губы. Надо было отказаться, в мирной квартире негатива ей не набрать на завтрашние поиски.

Тут же всплыли в голове слова Степана. Он единственный из отряда волонтёров её всегда поддерживал. И даже у него сегодня сдали нервы. Может, он прав, и никому нахрен не нужна никакая правда? Особенно такая правда.

— А родители твои разве не дома? – вместо того, что собиралась, уточнила Белка.

— Нет, они в частном секторе живут, здесь только я, — уже поняв, что она согласна, Стас тихонько улыбнулся и достал из кармана брелок с ключами.

***

— Да ладно, ты никогда не делала оладьи? – Стас скептически посмотрел на неё сквозь бутылку подсолнечного масла. При виде огромного выпуклого глаза Белка засмеялась.

Она понимала, что, кажется, переборщила. Едва они вошли в хлипкую деревянную дверь с номером «15», зазвонил стационарный телефон – доисторический артефакт с витым шнуром, почти такой же, как дома у тётки – и Стас, подняв трубку, мгновенно помрачнел. Не надо было долго гадать, чтобы понять, кто звонит.

Пообщавшись с матерью, парень сник и ходил мрачнее тучи, на автомате показав, где свободная спальня и ванная. Белка покрутила в пальцах чупа-чупс, подошла к Стасу и решительно взяла за запястье.

И сейчас, прислонившись к косяку плечом, периодически отмахиваясь от чёрных точек перед глазами, Белка наблюдала, как он совершенно беззаботно рассуждает об ужине, и чувствовала себя Иркой.

Странно, раньше она считала, что готова махнуться с той не глядя.

— Тётя когда-то пекла, — Белка напрягла память и вспомнила стародавние времена. По ощущениям, прошло лет триста. – Она вообще всякие штуки из теста любила.

— Ну вот, неужели тебя не научила? – Стас уже смешивал в миске яйца с кефиром и оглядывался в поисках муки.

— Не. Я вообще есть не люблю, — сообщила Белка.

— В смысле выпечку не любишь? – Стас подозрительно прищурился. Она спохватилась, что выдала не обязательную к ознакомлению информацию, и торопливо помотала головой.

— Да не… Учиться не люблю. Вот.

— Так ты с тётей живёшь? – первая партия уже шкворчала на старой чугунной сковороде, за окнами начинало темнеть, и кухню озарял уютный тёплый свет лампы под абажуром.

— Не, она повесилась, — пребывая в своих мыслях, честно ответила Белка, — прямо в спальне, над кроватью. Я маленькая была, сначала только ноги увидела.

И тут же встрепенулась, увидев, каким ошарашенным взглядом смотрит на неё Стас.

— О… — смутившись, выдал он и отвернулся к плите. В спортивных штанах и рубашке с закатанными рукавами он выглядел настолько по-домашнему уютным, что Белка не могла перестать смотреть.

— А твои… родители?

— А что с ними?

— Ты не хочешь о них говорить?

Перед глазами как наяву встала другая кухня, обшарпанная хрущёвка, подтекающий кран и кислый запах в застоявшемся воздухе.

— До-о-оченька ты моя… ик!.. Доооча… Сгоняй к соседям, попроси для мамы денежек до получки?..

— Давай я чай налью, у меня термос с собой.

Стас понятливо согласился и сосредоточился на оладушках. По кухне поплыл аромат выпечки, и Белка поймала себя на том, что правда хочет попробовать.

Появилась на свет из холодильника массивная банка клубничного варенья, в чай отправилось по две ложки сахара.

— Пошли телек посмотрим, а то чего мы как взрослые на кухне будем сидеть? – весело подмигнул Стас и отнёс миску с оладьями в зал.

Развалившись на диване, они на цу-е-фа разыграли последний оладушек и честно поделили поровну найденную в серванте плитку шоколада. В телеке строил козни Фантомас, замаскировавшись под комиссара, а Белка сидела, болтая ногами, грызла дубовую шоколадку, макая в чай, и с интересом поглядывала на Стаса напротив. Тот, подогнув под себя одну ногу, следил за происходящим на экране, расслабленно улыбался и выглядел довольным.

Задумавшись, Белка неожиданно поняла, что и она довольна. Даже более того – тёплое чувство, будто о душу потёрлась кошка пушистым боком, было чем-то иным, нежели просто удовольствием.

Стас поймал взгляд, чуть смущённо улыбнулся и, потянувшись, взял её за руку.

Тёплое чувство было счастьем.

…Дядя вставляет в венок последний яркий василёк и, довольно улыбаясь, демонстрирует, подняв над головой как корону. Белка и Стрелка радостно аплодируют – они таких красивых плести не умеют, только из одуванчиков. Те выходят тонкие и вялые, спадают с головы и текут противным «молочком». Но этот совсем другой – в нём полевые цветы, какие-то пёстрые листики, пушистые травинки и даже веточка красной смородины.

— Это мне! – вскакивает Белка и тянет ладошки.

— Нет, нет, мне! – Стрелка не отстаёт и тоже тянется.

Утро, на пляже ещё никого, здесь вообще редко кто появляется, дядя называется его диким. Вода совсем спокойна, периодически к ногам подкатывают пенистые волны, и они играют в «убеги от моря».

— Это для Стрелки, иди сюда, — дядя манит сестру, и Белка разочарованно дует губы. Она тоже хочет венок. Отчего-то кажется, что второй такой красивый ни за что уже не получится.

Стрелка, повизгивая от счастья, подрывается с места и подбегает к заветному призу. Дядя аккуратно приглаживает ей волосы, вытаскивает покрытую блёстками заколку и взамен надевает заветный венок. Сестра стоит неподвижно, завороженная моментом, и глаза сияют в тон василькам.

Белка, надувшись, стоит, скрестив руки. На глаза от обиды наворачиваются слёзы. Дядя, снисходительно улыбнувшись, садится перед ней на корточки.

— Ну чего ты расстроилась, малыш? Понимаешь, есть вещи для нас и не для нас.

Белка обиженно отворачивается, глядя на Стрелку. Та весело прыгает, убегая от волн, но пышный венок остаётся на голове как влитой.

Дядя достаёт фотоаппарат и жестом просит девочек встать рядом.

— Давайте, девчонки, на память!

Стрелка с готовностью позирует, ещё бы, с обновкой она выглядит как настоящая фея. Белка хмуро мотает головой. Такая память ей точно не нужна!

— Я тебе поносить дам, — примирительно говорит сестра и уже протягивает ладошки к венку, как дядя резко окликает:

— Стрелка, нет! Это только для тебя. У Белки будет другой.

Так они и стоят вместе на фоне моря – счастливая Стрелка с пышным венком в золотых волосах и хмурая недовольная Белка. Щелчок, вспышка – и сестра уносится дальше гоняться от волны, весело хохоча. Из-под венка по её лбу стекает тоненькая красная струйка.

***

Утром Стас снова выглядел уставшим, невыспавшимся и мрачным. Он коротко поздоровался и не проронил больше ни слова до того, как они сели в «Нисан». Краем глаза Белка заметила, как из соседнего подъезда выходят встревоженная молодая женщина, нервно кусающая губы и ломающая пальцы, и мужчина с коротким военным «ёжиком», поддерживающий её за плечи.

— Это родители Таи, — проследив за её взглядом, пояснил Стас, прогревая машину. Похолодало, и утром на редких деревцах красовалась сетка инея. Подмёрзли лужи, небо рассветало кроваво-красным.

Белке было не по себе. Она то и дело поглядывала на водительское сиденье, натыкаясь на серьёзный, даже суровый взгляд. И в итоге не выдержала, потянулась и взяла Стаса за руку. Он удивлённо покосился в ответ, но почти тут же с молодого лица ушла мрачность, разгладился лоб, из глаз исчез лихорадочный блеск.

Белка вздохнула и отпустила его запястье, как только выровнялся пульс, но Стас тут же обнял её за плечи, притягивая к себе.

— Тебе кошмары снились?

Она замерла от неожиданности, не понимая, как себя вести.

— Что? Кошмары?

— Ну… я ночью особо не спал и из-под твоей двери слышал, как ты… ну, плакала.

Белка вздохнула и решила просто плыть по течению. Прижалась к Стасу покрепче, практически зарывшись носом в пахнущую пылью и бензином куртку, и ответила:

— Ага. Разбудишь, как приедем?

Казалось, только-только она позволила себе закрыть глаза, перед лобовым стеклом медленно проплывал в синем рассветном цветофильтре полузабытый город, как уже сквозь сон услышала осторожное:

— Белка, мы на месте.

Она широко зевнула, с трудом разлепила глаза и сонно осмотрелась. Действительно, точка сбора во всей красе: волонтёры распределяются по группам, местные в основном просто слоняются без дела, дожидаясь, пока станет достаточно светло для поисков. Уставшие полицейские разговаривают с родителями, пьют кофе и докладывают что-то по рациям.

Белка вышла из машины, до упора застёгивая куртку. Ей было не холодно, но как-то неприятно зябко.

Из маршрутки выбралась Ирка, снова бодрая, позитивная и улыбающаяся.

— Привет, Белочка, — она прямиком направилась к ним, дружелюбно кивнула Стасу и чмокнула подругу в щёку. Белка потёрла след на щеке и выдавила из себя ответную улыбку. – Вы не против втроём пойти?

Белка махнула рукой. Она чувствовала себя поразительно паршиво для такого отвратительного места.

Стас тоже поддержал идею, и, прихватив на троих одну рацию у пытающегося не смотреть Белке в глаза Степана, они углубились в лес. Светало, тут и там слышались голоса других групп, даже кое-где пробивались меж чёрными стволами первые солнечные лучи. Ирка что-то щебетала, и от её уверенно-оптимистичного тона у Белки разболелась голова. Стас, бросив на неё сочувственный взгляд, потянулся и взял за руку.

— Ооо, у нас тут что-то намечается, — не упустила Ирина случая поговорить о девичьем.

— Да ну тебя, — буркнула Белка, но руку вырывать не стала.

Они бродили и бродили, сегодня ориентируясь исключительно на Иркино чутьё. Оно вело себя совершенно иначе, чем Белкино – никаких нитей подруга не видела, она пыталась, словно радио, поймать волну жизни, оттого и получила в своё время прозвище «Оптимизм FM». Для всех остальные такие хождения в рандомных направлениях казались, мягко говоря, странноватыми, и Стас спустя некоторое время начал вопросительно поглядывать на Белку.

— Мы не заблудились? – осторожно уточнил он. Ирка изящным жестом отбросила волну светлых волос через плечо и ободряюще улыбнулась.

— Не волнуйся. Думаю, мы на верном пути.

Белка подняла брови. Неужели?..

Ирина жестом попросила их оставаться на месте, чуть продвинулась прямо, скорректировала курс влево, метнулась вправо и вернулась.

— Так. Я что-то чувствую, пошли, — взбудораженно сообщила Ирка. Стас недоверчиво глянул на Белку и встретил её точно такой же неверящий взгляд.

Чувствует? Она чувствует кого-то… живого?

Ирина ускорила шаг, уже уверенно придерживаясь одного направления. Отмахиваясь от веток, раздвигая кустарники и перешагивая затянувшиеся тонкой корочкой лужицы, они практически бежали, ведомые Иркиным чутьём. Белка, не вовремя задумавшись, отхватила по лицу тонкой веткой и зашипела от боли.

— Всё нормально? – обеспокоенно уточнил Стас, заставив её остановиться. – Глаз не задело?

— Не-не, идём, — отмахнулась Белка и за руку потащила его вперёд. Её захватило странное, ни на что не похожее чувство. Впервые за несколько лет она понимала, что сейчас увидит пропавшего, и не испытывала при этом мерзкого ощущения, что это уже не живой человек и родные дождутся совсем не тех новостей, на которые надеются.

Надеются. Вот оно.

Она надеялась.

Иркино восклицание вырвало её из задумчивости, и Белка поспешила вперёд. Раздвинув мохнатые еловые лапы, она вместе со Стасом вышла на прогалину.

На чёрном покосившемся пеньке сидела чумазая девочка в грязной курточке и, всхлипывая, размазывала по щекам слёзы.

— Тая! – выдохнул Стас и уже было дёрнулся вперёд, но замер и настороженно глянул на Белку. Она прищурилась, осмотрела ребёнка, но ничего не ощутила. Никакой некроэнергии.

— Она живая, — выдавила Белка, сама себе не веря. Стас с радостным восклицанием кинулся к девочке, присел на корточки и принялся расспрашивать и ощупывать.

Ирка засияла как светлячок и подошла к Белке, излучая спокойное удовлетворение. Наконец она снова оказалась в своей стихии – рядом с жизнью, светом и счастьем.

И Белку тоже будто бы втянуло в этот ореол позитива, заставив ощутить себя как-то совсем по-иному. Живым человеком.

Когда они вчетвером вышли из чащи, на секунду в точке сбора всё замерло и тут же взорвалось восклицаниями, облегчёнными выдохами и поздравлениями. Таины родители, на которых с утра ещё не было лица, плакали от радости, не отходили от дочери, пока её осматривал врач, и были вне себя от счастья.

Поисковые работы возобновились с куда большим энтузиазмом. Все разом почувствовали, как уже почти угасшая надежда вспыхнула с новой силой. Отправлялись со свежими силами волонтёры в компании местных на новые и новые неисследованные квадраты. Степан будто помолодел, бодро раздавал указания и улыбался.

Каждый волонтёр перед тем, как войти в лес, считал своим долгом подойти к Ирке и поздравить.

— Молодец, Иришка.

— Ты лучшая, Ир.

— Красотка.

— Вы крутые, девчонки, — сообщил Аркашка, и Белка встрепенулась, удивлённо глянув на него.

— Да, мы с Белочкой молодцы, — засмеялась Ирина и приобняла подругу за плечи.

Тут только Белка увидела, что на неё больше никто не косится с неприязнью. Взгляды были – любопытные, слегка недоверчивые, но не злобные и раздражённые. Кто-то даже подбадривающе улыбался.

Стас вернулся с тремя стаканами кофе. Его суровое лицо смягчилось и наполнилось той самой надеждой, которой Белка всегда так боялась.

Почему она так не хотела давать надежду? Это же… прекрасно.

— Звонил маме, сказал, что Таю нашли. Кажется, им немного легче, — сообщил Стас, ненавязчиво обняв Белку за пояс. Ирина спрятала улыбку в стаканчике с кофе.

— Ну… я пойду… поговорю с людьми, — обтекаемо сказала она и, снова недвусмысленно улыбнувшись, растворилась в толпе.

— Слушай, может, обработать? – Стас озабоченно указал куда-то на Белкину скулу, и она внезапно сообразила, что там так назойливо саднит. Скинув с плеча рюкзак, она извлекла зеркальце и увидела глубокий порез с запекшейся кровью.

— У тебя есть перекись? Или йод?

— Не, у меня нет, — задумчиво отозвалась Белка. Она вообще не помнила, когда последний раз хоть какая-то рана или травма задерживалась больше чем на час.

— Может, дойдём до «Скорой»? Они уже с Таей закончили.

— А, кстати, она что-то сказала? Что у них случилось?

— Молчит пока. Ну неудивительно, не одни сутки в лесу одна, — сочувственно вздохнул Стас. – Ты как, ещё раз пойдёшь?

— Да, наверное… Спроси Ирку, — Белка отхлебнула из стаканчика и почувствовала разливающееся по телу тепло. Её знобило, практически трясло. Казалось, в душе разразилось десятибалльное землетрясение.

Стас слегка нахмурился и тронул её лоб.

— Ты горячая. Слушай, у тебя температура. Простудилась, — со вздохом констатировал он. – Тебе, наверное, домой лучше поехать.

Белка кивнула. Она понимала, что от неё сейчас в поисках толку мало, и без возражений направилась к «Нисану».

— Я пойду Степану скажу, что отвезу тебя и вернусь, — Стас открыл ей дверцу и ушёл искать координатора.

Мимо прошёл Алексей, возвращаясь от фургончика с кофе. Несмотря на заспанный помятый вид, выглядел он довольным, как и остальные. Притормозив рядом с машиной, он хмыкнул:

— А не такая ты и бедовая, Белка, да?

И, не дожидаясь ответа, Алексей ушёл по своим делам. Белка проводила его задумчивым взглядом и подумала:

«А не такая я и бедовая».

Кажется, она провалилась в сон – и снова без каких-либо сновидений – потому что когда в следующий раз открыла глаза, Стас уже выворачивал к площади с директором. Белка потянулась и поняла, что поверх своей – накрыта его курткой, с тем же запахом пыли и бензина.

— Привет, — тихонько улыбнулся Стас. – Почти приехали. Ира сказала, что приедет тебя проведать, когда закончит на сегодня с поисками. Как себя чувствуешь?

— Отстойно, — честно ответила Белка, кутаясь в две куртки и не переставая мёрзнуть.

«Нисан» остановился у самого подъезда, рядом с ларьком. У соседнего подъезда наметилось небольшое столпотворение. В центре – родители с Таей на руках, а вокруг охающие бабушки, несколько женщин неопределённого возраста и молоденькая девушка с наметившимся животом.

— Это всё их семья, — выбравшись из машины, пояснил Стас, хлопая по карманам в поисках ключей, — там прям клан, несколько сестёр, куча бабушек, двоюродные-троюродные… А, точно, ключи в куртке же.

Дожидаясь, пока Стас закроет машину и справится с подъездной дверью – ввиду возраста она вела себя как пожилая вахтёрша, скрипела, ворчала и пускала с явной неохотой – Белка разглядывала счастливое семейство и маленькую уже умытую и заплетённую Таю на плечах отца.

«Понимаешь, есть вещи для нас и не для нас».

— Пошли, а то осложнения какие-нибудь схватишь, — поторопил Стас, разобравшись с домофоном.

В квартире он развёл бурную деятельность – организовал на диване у телевизора спальное место, натащил подушек и пледов, извлёк из шкафа старый ртутный градусник и отправился заваривать чай на кухню.

Белка померила температуру и мысленно присвистнула. Вернувшийся же Стас присвистнул в полный голос.

— Тридцать восемь с половиной. Так, раздевайся и ложись, быстро.

Белка расслабленно улыбнулась, стянула куртку, штаны и рубашку, нырнув под одеяло в одном белье и трикотажной майке. Перед ней появились термос с чаем, банка малинового варенья, пластинка таблеток, бутылёк с перекисью и ватка.

Стас отвлёкся на телефонный разговор и вернулся с озабоченным видом.

— Мне надо к родителям заскочить. Я тебе телефон оставлю, стационарный. Сотовые ваши тут вообще не ловят, как я понял. Если что, звони им. Или в «ноль-три», если совсем плохо станет. Хорошо?

— Угу, — согласилась Белка. Её неудержимо клонило в сон.

Стас ещё какое-то время помялся на пороге, потом, решившись, приблизился и коротко поцеловал Белку в губы. Она ойкнула и резко села.

— Ты чего? – шёпотом спросила она почти испуганно.

Стас открыл рот, но тут же закрыл и, ничего не говоря, сделав рукой какой-то неопределённый жест, вышел. Хлопнула дверь.

Белка запоздало поняла, что покраснела.

Ветер завывает с такой силой, что ближайшие деревья качаются, как сосед дядя Толя по пятницам. Волны набегают на берег уже не мирно и дружелюбно, они бросаются, как злобная псина на нарушителей своей территории. Причал почти шатается под напором сразу двух стихий.

Белка и Стрелка, ничего не замечая, играют в догонялки. На Стрелкиной золотистой головке как приклеенный застыл роскошный венок. Дядя носится с ними, периодически поддаваясь то одной, то другой. Белка отбегает к причалу – босые ноги увязают в песке по самые икры, ветер треплет любимое зелёное платье с рюшками, бросает волосы прямо в лицо. Кажется, если она протянет ручки, то взлетит, прямо к звёздам.

Небо в тёмных облаках – они настолько низко, что видятся раскрашенным акварелью потолком. Солнца нет, дядя шутил, что его проглотил Робин-Бобин, но Стрелка разревелась, и он объяснил, что это просто сказка, и на самом деле солнце просто устало светить и хочет отдохнуть.

— Никто не может светить всегда.

Белка бросается в сторону, уклоняясь от сестриных ладошек, и падает прямо в мокрую прибрежную полосу. Руки увязают, и накатывает волна, укрывая крошечную Белку с головой.

Она вся мокрая, подол липнет к ногам, но ей хорошо и весело. Белка запрокидывает голову и смеётся, смеётся, смеётся…

Белка выскользнула из сна с хриплым кашлем. В горле было сухо, и она за раз ополовинила термос.

Лучше не стало, голова кружилась, пространство ощущалось каким-то плывущим. За окном уже начинало темнеть, слышалось тиканье часов где-то в квартире, капанье неплотно закрученного крана и отдалённые весёлые голоса снаружи. Должно быть, это из Таиной квартиры.

Белка ещё какое-то время полежала в тишине и полумраке, ни о чём не думая. В голову лезла какая-то важная мысль, но из-за общего хренового самочувствия ухватить её никак не получалось.

Послышался звук мотора, по потолку мазнул свет фар. Заворочался в замке ключ, щёлкнул выключатель, и прихожая озарилась тёплым светом. Белка выпрямилась и села, потирая глаза. Спать не хотелось и хотелось одновременно. Лоб сверлила ноющая боль.

В дверном проёме показалась Ирка в штанах с начёсом и свитере с новогодними оленями.

— Привет, Белочка, ну ты как тут? – подруга поставила на кресло объёмный пакет и присела перед диваном, заботливо потрогав Белкин лоб.

— Нормально, — хрипловато ответила она, — никого больше не нашли?

— Пока нет, на ночь разъехались… Но у меня такое чувство, что завтра точно найдём, — Ирка просияла. Вошедший в этот момент Стас тоже улыбнулся.

— Мы в магаз заехали, сейчас ужин приготовлю. Ты таблетки пила? Помогло?

— Угу, — бессовестно соврала Белка. Хотелось, чтобы он не переставал улыбаться. – А что на ужин?

***

На ужин были котлеты – даже достаточно приличные для готовых магазинных – и пюре. Сидя на табуретке за кухонным столом, Белка наворачивала ложку за ложкой и слушала, как Стас с Иркой о чём-то добродушно спорят, рассказывают истории о жизни, и наслаждалась. Она не помнила, когда последний раз чувствовала себя настолько на своём месте. Уж точно не в огромной тёткиной квартире, не на заброшках, полных нежити, и не в воняющем дизелем салоне Вадиковой маршрутки, ловя на себя неприязненные враждебные взгляды.

— …Ну вот, и мы с пацанами среди ночи перепутали комнату, завалились к старшакам, а потом по всей общаге от них убегали. Слава Богу, они нас в лицо не запомнили, — Стас расхохотался и ненавязчиво пододвинул к Белке тарелку с котлетами. – Ну а вы, девчонки? Учились где?

— Да, я по образованию клинический психолог, — Ирка кокетливо поправила локон. Иногда казалось, что она, даже искупавшись в болоте, не растеряет своей безупречности.

— Серьёзно? Практикуешь? – удивился Стас, и Ирина кивнула.

— У меня скромная практика. Я пока… примериваюсь.

— А ты, Белка? – Стас целиком сосредоточился на ней, и стало как-то неудобно есть, хотя ещё пара-тройка котлет не казались плохой идеей.

— Нет, я нет, — лаконично ответила Белка, слегка краснея. Ирка глянула на неё, потом на Стаса и взяла ситуацию в свои деятельные руки.

— Та-а-к, ну я, похоже, лишняя. Пойду телек посмотрю.

Не став дожидаться реакции, Ирина встала, отряхнула штаны и удалилась в зал.

— Знаешь, — заговорщически шепнул Стас, подвинув свою табуретку поближе, — она щас прям вылитая моя мама. Она мне тоже всех соседских девчонок сватала. «Присмотрись к Леночке, да, у неё тройня от трёх разных браков, но ведь дети это счастье…»

Белка рассмеялась.

— Мне Стёпка тоже втирает иногда о тикающих часиках.

— Степан? Координатор ваш? – удивился Стас.

— Да, он типа… бати моего друг. В Афгане с ним служил.

— Ого, твой отец военный?

— Типа того… А твой?

— Ну папа у меня механик. Он вообще тоже хотел на поиски подорваться, но начальник, гад, с работы не отпустил. Представляешь, у человека ребёнок пропал, а этот урод говорит «или выходишь на смену, или увольняйся»… А мама ногу сломала, уже вторую неделю дома сидит. Вот и звонит каждый час. А вообще они классные. Душа в душу, типа того. И нас с Ванькой любят.

На этих словах Стас погрустнел, и Белка непроизвольно взяла его за руку. Не вытягивая негатив, а просто соприкасаясь ладонями.

Парень улыбнулся.

— Вкусно, да? Завтра ещё куплю, хочешь? Или ты… домой поедешь?

— Домой? – повторила Белка и вспомнила огромную тёткину квартиру, которую даже про себя так и не смогла начать называть своей. – Нет. Не поеду.

Стас посветлел лицом и завёл очередную историю из жизни, пододвигая ближе к Белке оставшиеся котлеты.

…Ирка так и заснула в разобранном кресле перед телеком. Тихонько подойдя, Стас выключил бразильские страсти и шёпотом сказал:

— Давай тогда я сегодня в той комнате лягу, а вы тут?

Кивнув, Белка вытащила из рюкзака телефон, поставила будильник и нырнула под одеяло. Стас вышел, прикрыв дверь в зал.

Несмотря на температуру, спать не хотелось. Она глотнула чая, поворочалась на диване и встала, приблизившись к окну. Город уже погрузился в ночь – горели редкие окна, фонарь под самым подъездом и окошко ларька. Сейчас Белке не виделось ничего мерзкого, сосущая тоска и некроэнергия будто испарились. Даже чёрная громада комбината вдалеке не казалась угрожающей.

Белка вздохнула, обернулась, чтобы вернуться в постель, и вздрогнула от неожиданности. Незаметно подобравшаяся со спины Ирка стояла всего в полуметре за спиной.

— Ты чего? – сглотнув, спросила Белка. Отчего-то миролюбивая и жизнерадостная подруга выглядела жутковато.

— Это худшее место на свете, — без предисловий произнесла Ирина. От её голоса сквозило отвращением. – Меня тошнит от одного нахождения здесь. В ушах звенит, и давит, так давит…

Она с силой сжала виски и чуть отступила, попав в пятно света от уличного фонаря. Белка едва подавила судорожный вздох. Подруга выглядела не просто хуже неё самой. Кожа побледнела так, что выступали тонкие голубоватые вены. Губы побелели, глаза запали, а безупречные волосы казались свалявшимся ворохом сухой травы.

И до Белки внезапно дошло. Ирка включила свой «Оптимизм FM», и более того – врубила на полную. Отсюда весёлое настроение, её разыгравшийся аппетит, внезапный прилив счастья…

Чёрт.

— Ты охренела? – вполголоса вспыхнула Белка. – Зачем?!

— Мне нужен позитив, Бел, — примирительно и даже как-то жалобно ответила Ирка, — это ты можешь изваляться в дерьме и только здоровее станешь. Мне нужно счастье, радость, нежность… А здесь на километры только боль и пустота. Я же поддерживала тебя, когда тебе было нужно. Почему ты не хочешь поддержать меня?

— Я не сосу из людей счастье, ты прекрасно знаешь, что те, кого ты заставляешь испытывать счастье сегодня, завтра могут впасть в депрессию от отката.

— Я и не напрашиваюсь на звание «Человек года», — хмуро бросила Ирина. – Я выжить пытаюсь. Меня должны любить, восхищаться, гордиться. Если бы я не находила этих пропавших, кто бы меня любил, а, Белка?.. Хотя что я тебе рассказываю. Тебе не надо стараться понравиться, ты можешь говорить всё что захочешь.

— Что ты несёшь? – не выдержала Белка. – По-твоему, мне нравится, когда мне в спину плюют?

— Тогда я не понимаю. Не понимаю, Бел, почему ты так беспокоишься об этом откате? Ну помучаются те люди, которые в тебя плюют. Так им и надо, разве нет? – цинично произнесла Ирина, и Белка поражённо замерла, не веря своим ушам.

И это говорит Ирка? Безупречная идеальная всеобщая любимица Ирка?

— Ну чего ты так смотришь, а? – вздохнув, ровно, даже как-то равнодушно спросила Ирина. — Мы все чем-то питаемся. Они животными, мы с тобой – ими.

— Ты думаешь, такие, как мы, лучше людей? – хмыкнула Белка. Запал на спор пропал, пришла какая-то тупая апатия.

— Ну, такие, как ты, точно нет, — с вызовом ответила Ирка и, невесело усмехнувшись, отошла к креслу, обозначая конец разговора.

Белка почувствовала себя сдутым резиновым мячом. Сил ни о чём думать не осталось, она легла на свой диван и подтянула подушку.

Мир кружится вокруг Белки, она визжит, захлёбывается громким детским смехом, а дядя раскручивает её над головой. Сегодня её очередь быть космонавтом.

Стрелка сидит у прибрежной линии и ковыряет песок. Волны накатывают одна за другой, чуть касаясь её лёгких плетёных босоножек. Неизменный венок занимает почётное место.

Дядя опускает Белку на песок и шутливо отдаёт честь.

— С возвращением на Землю, космонавт Белка.

Она довольно хихикает.

— А какое у меня звание? Как у папы?

— Как скажете, капитан Белка, — подтрунивает дядя. – Как прошёл полёт?

— Полёт нормальный, — тщательно выговаривает Белка услышанную где-то фразу. Дядя добродушно усмехается и поднимает голову к небу. Оно начинает хмуриться, кажется, снова будет дождь.

Очередная волна сильнее остальных. Она накатывает на Стрелку, заставляя её смешно отплёвываться, и сестра, фыркая, отбегает к ним.

— Пойдём домой? – просится она, хватаясь за дядину руку. Он задумчиво смотрит на неё, затем переводит взгляд на Белку.

Где-то ещё очень далеко раздаётся первый громовой раскат, но Белка всё равно вздрагивает. Тётя всё время говорит, как опасно на море во время грозы.

— Пойдём? – робко просит она, поддерживая сестру.

— Стрелка, иди сюда, — дядя садится перед ней и берёт на руки, поднимая над землёй. Она довольно улыбается, болтая ногами. – Идём, кое-что покажу.

Стрелка кивает. Белка тоже с готовностью подступает, но дядя смотрит на неё, и до детского сознания внезапно доходит: её не зовут.

Дядя с сестрёнкой на руках разворачивается и удаляется по направлению к старому рыбацкому сараю. Туда им заходить нельзя под страхом ремня, и сейчас Белка обиженно понимает – опять Стрелке самое интересное.

— Я тебе потом расскажу! – обещает сестра, весело маша рукой. Дядя не оглядывается. У самого сарая он ставит Стрелку на ноги, открывает перед ней дверь, пропуская вперёд, и сам заходит следом.

Перед тем как закрыть дверь, он оборачивается, и они с Белкой смотрят друг на друга.

Створка захлопывается. Следующий громовой раскат раздаётся уже над самым морем. Первая дождевая капля скользит по щеке.

Белка резко села на кровати, вырываясь из сна в уютный зал с диваном и телеком. Стук сердца отдавался в ушах, судорожное дыхание никак не желало приходить в норму.

Только спустя минуту или две она спохватилась, что в комнате, по идее, не одна. Но, подняв голову, поняла, что Ирки нет. Ни белоснежного рюкзака, ни свитера с оленями. Нехорошее предчувствие заставило схватить мобильный со спинки дивана.

Почти полдень! Как она могла проспать, она же ставила…

Белка пролистнула уведомления и увидела, что будильник не пропущен, а попросту отключен до звонка. Она с недоумением созерцала мобильный ещё какое-то время, размышляя, кто мог бесцеремонно залезть ей в телефон. Стас? Решил, что она больна и не должна ехать на поиски? Но он и вечером мог высказаться по этому поводу, что-то не сходится.

Взгляд снова сам собой нашарил кресло со спящей там ночью Иркой.

«Если бы я не находила этих пропавших, кто бы меня любил, а, Белка?..»

Белка с хрипом втянула воздух и принялась собираться. Застегнув куртку, она забросила на плечи рюкзак и вылетела из квартиры, поплотнее захлопнув дверь.

Первым делом после того, как выскочила из подъезда в начинающийся снегопад, Белка с оглушительным «плюх!» с размаха влетела в лужу правой ногой. Вытряхивая из ботинка воду пополам с мокрым снегом, она начала про себя проговаривать замысловатое ругательство, как вдруг осеклась и замерла с ботинком в руке.

Чёрт.

Забыв про воду, Белка натянула ботинок и кинулась по дороге. Прямо к заброшенной громадине завода.

Ничто сегодня не даст ей нужной доли отрицательных эмоций, как эта мерзость.

Забив на вкручивающееся в голову сверло, сотрясающую тело крупную дрожь и лихорадочно колотящееся сердце, Белка бежала и бежала, а когда не могла больше бежать – шла, срываясь на редкие спринты. Промелькнула остановка, где сидела когда-то обугленная школьница.

Наконец комбинат вырос перед глазами. Белка постояла у входа на территорию, сделала несколько глубоких вдохов и шагнула.

Неожиданно первые шаги дались нелегко. Не в физическом смысле. Вспомнился вчерашний уютный вечер, просмотр телека, забавные истории Стаса. Всё то хорошее, тёплое и светлое, чего вообще никогда не должно было быть в её жизни. И позволив себе это, она просто сделала себе ещё больнее.

Показался первый резервуар. На этот раз, чтобы подпрыгнуть и подтянуться, ей потребовалось подтащить несколько кирпичей. Обдирая кожу с ладоней о шершавые края колодца, Белка с трудом перекинула ногу через край.

— Ну, погнали, — она выдохнула и заглянула в бездну.

Чёрная дыра мгновенно дохнула на Белку, и было в этом дыхании всё то, чего она боялась, что её отвращало и заставляло испытывать омерзение к самой себе. И то, что было ей так нужно, что заживляло ссадины, сбивало температуру, убирало головную боль и наполняло тело некроэнергией. Крики умирающих, судорожный кашель, детский плач и голодное жадное безумие стихийной смерти.

Спустя несколько минут Белка спрыгнула с края резервуара и направилась в город. Перед ней расстилалось заражённое нежитью и мороком пространство, шныряли красноглазые ёжики, волосянки подметали землю, в траве шуршали иглоруки. Из мёртвых стволов высовывались пиявки, тянулись к одинокой девичьей фигурке, но тут же испуганно всасывались обратно.

Уже у города Белка поймала попутку. Какой-то добродушный пенсионер на крепком «жигуле» миролюбиво осведомился:

— Ты куда такая?

— Да на поиски. Будильник проспала, — ответила Белка, занимая пассажирское место. Пенсионер одобрительно покивал и больше ни о чём не спрашивал.

Вокруг снова воцарилась неприятная липкая атмосфера засасывающей тоски и застоя. Пронизывали лесной массив нити некроклубка, и ничему похожему на жизнь не было здесь места.

Поблагодарив водителя, Белка выскочила из «жигулёнка» у точки сбора. И едва успела порадоваться, что в её отсутствие ничего экстраординарного не произошло, народ точно так же приходит, уходит, перекуривает, пьёт кофе и болтает на отвлечённые темы – как впереди послышались взбудораженные восклицания.

Белка на негнущихся ногах двинулась к началу лесной тропы, где уже собралось человек десять и подтягивались остальные, не занятые пока волонтёры.

Стас шёл впереди, а на плечах его сидел ребёнок, весело болтая ногами. И без ориентировки Белка безо всякого труда узнала Ваню – мальчика с фотографии, так похожего на старшего брата. Рядом скромно, обаятельно улыбаясь, шла Ирина, как всегда довольная и радостная, излучающая дружелюбие и надежду на лучшее.

Белка застыла, чувствуя, как дрожит нижняя губа. Свесив с шеи Стаса сплетённые из тонких веток конечности в детских ботиночках, на плечах его сидел не ребёнок, а ростовая некрокукла из тонких прутьев, веток, ростков и побегов. Вместо глаз чернели уголёчки, а в распахнутом безгубом рту был лишь один язык, длинный и тонкий, как хоботок.

Рука взметнулась к шнурку на шее, но тут Стас заметил её.

— Белка! – весело воскликнул он, аккуратно ссадил брата с плеч и, бросившись к ней, притянул себе, целуя в губы.

Мир закружился, словно ей снова пять и она играет с дядей в космонавтов.

До звёзд было очень близко.

И Белка не смогла. Не нашла в себе сил сказать парню, смотрящему на неё счастливыми глазами, что держит за руку его не братишка, который любил Лего.

Она торопливо извинилась, незаметно отдалилась и зашла за остановочный павильон, за первый ряд чёрных искорёженных стволов. Трясущимися руками развязала шнуровку на рюкзаке и закурила, прижимаясь к дереву.

Перед глазами возник образ сияющей Иркиной фигурки в розовом пуховичке. И события, до того казавшиеся закономерными, встали вдруг в совершенно иной ряд.

Белка выкурила сигарету до фильтра и взялась за следующую, небрежно швырнув окурок в траву. Пусть это проклятое место сгорит ко всем чертям. Здесь нет и не может быть никакой жизни, она должна была об этом помнить с самого начала. Должна была, но предпочла просто закрыть глаза, пытаться строить из себя обычного человека.

Окурок затух, трава и не подумала заниматься. Ну разумеется.

Белка ткнула горящим концом сигареты в свою раскрытую ладонь. А когда отняла – вместо ожога увидела лишь сворачивающееся розоватое пятнышко.

Она наелась сполна из того резервуара. И никакие котлеты в мире не заполнят место, которое природой отведено под страдания.

Что ж. Мы все чем-то питаемся.

И Белка разрыдалась, уронив голову на дрожащие руки. А забытая сигарета снова потухла в сухой траве.

***

Всю дорогу до города на пёстром «Нисане» Стас не отпускал Ванину руку, расспрашивал, что-то рассказывал сам, вспоминал какие-то анекдоты, делал всё, чтобы развеселить. И существо из веток кивало, что-то отвечало, смеялось.

Белка и Ирка сидели сзади. Последняя невозмутимо красилась, глядя в пудреницу, источая аромат дорогих духов и превосходства.

Белка молчала, просто следя за действиями нежити. Никакого плана не было. Ещё и мешочек с полынью потратила на прошлое умертвие. Поверит ей Стас на слово, что его любимый братик на самом деле древесная кукла?

Остановив машину у своего подъезда, Стас вытащил ключи и сказал:

— Так, девчонки, мы с Ванюхой до родителей, если что, всё, что в холодильнике, ваше.

— Хорошо, спасибо, Стасик, — довольно прощебетала Ирка, — пока, Ванюш!

Белка так и не проронила ни слова до самой квартиры. Оказавшись в прихожей, она повернулась к Ирине.

— Вот, значит, как. «Пока, Ванюш»? Ты ведь видишь, что это нежить! Какого хрена?! Ты же такая же, как я!

— Я ни разу не такая, как ты, Белка, — хладнокровно выслушав обвинения, произнесла Ирина. – Будь я такой моралисткой, как ты, уже гнила бы в могиле.

Белка тяжело дышала от ярости, сжимая кулаки. Только что её худшие подозрения подтвердились.

— Я думала… Я думала, это ошибка. Что ты просто не увидела тогда вместо Нади тварь… но ты… ты готова была её не увидеть. Лишь бы тебя… любили?

— Ты не только моралистка, но ещё и дура, да? – презрительно хмыкнула Ирка. – Так уж вышло, что мы обе с тобой питаемся за счёт людей. Понимаешь? Питаемся людьми. Мы не они. Мы выше, лучше, совершеннее их. Ты только глянь на себя!

Ирка с силой развернула Белку к пыльному настенному зеркалу.

— Вчера ты выглядела как дохлячка, еле могла себя с кровати соскрести. А сегодня ты что, поела? И вот – никаких болезней, никакой плохой кожи, никакой старости!

Белка смотрела на своё юное лицо с покрытыми веснушками скулами и пышной рыжей косой, и в голову приходили новые и новые случаи, когда Ирка выходила из очередной заброшки, ведя за руку невредимого ребёнка.

— Ты это уже делала… Ты всех обманывала. Говорила, что чувствуешь жизнь, а сама…

— Венерина мухоловка тоже всем видом говорит, что она безобидный цветочек, — хмыкнула Ирина. – Нет там никого живого, ты сама знаешь. Лихая неделя. В неё всегда кто-то пропадает, но никто никогда не находится.

Белка отдёрнулась, стоять рядом с Иркой ей стало неприятно.

— Что, хочешь ему сказать? – по-своему поняла та. – Ну беги, он на окраине в частном секторе живёт. Мореходная пятнадцать. Мне плевать, я свою дозу энергии получила. Теперь можешь идти получать свою. Давно в спину не плевали?

Последнее предложение прозвучало с откровенной издёвкой, и Белка почувствовала омерзение. Не желая больше находиться с этой девушкой в одной квартире, она вышла, хлопнув дверью.

На улице было тихо. Белка застыла посреди двора, сунув руки в карманы. На душе было гадко. Наверное, так гадко, как никогда прежде. Ирка всегда казалась ей каким-то островком жизнелюбия и спокойствия среди пустыни негатива. И теперь оказалось, что это был мираж.

Ирония. Самый светлый человек, светлячок, разгоняющий тьму отчаяния и боли, оказался просто фонариком на антенне рыбы-удильщика.

Она огляделась, пытаясь решить, что делать, и тут увидела некронити. Не одну, не две, а целый пучок. Сглотнув, Белка рванула по ним, благо идти оказалось недалеко.

Едва увидев соседний подъезд и не уловив оттуда ни звука даже своим обострённым слухом, Белка интуитивно догадалась, что произошло.

Она вошла и по зелёным виткам энергии добралась до третьего этажа. Не утруждая себя стуком, толкнула приоткрытую дверь квартиры.

Первой бросилась в глаза старушка на пуфике у зеркала. Следом – две женщины на полу. Мужчина с военным «ёжиком» и молодая девушка с выпирающим животом.

То, что прикидывалось маленькой пропавшей Таей, обнаружилось на кухне. Крошечная детская головка венчала жирное жабье туловище телесного цвета с огромным, выдающимся вперёд пузом. В одной перепончатой руке нежить сжимала за волосы тело Таиной мамы, скорчившееся на полу у плиты. Там же лежала сковорода с недожаренным блинчиком. Остатки теста из пластиковой миски растеклись подобно кровавой луже.

Увидев Белку, существо издало премерзкий звук – нечто среднее между отрыжкой и сказанным глубоким басом словом «Что?».

— Любила блинчики, Тая, да? – ровно спросила Белка. Нежить задумалась и замерла, потрясая телом матери как нелюбимой куклой.

— Ы-ы-ы-ыаааааа-йййа? – заинтересованно протянула жаба, отшвырнула тело и подобралась к Белке, возвышаясь над ней как автобус. Да уж, от Таечки в этой мерзости осталось ничтожно мало.

Скосив глаза на холодильник, Белка схватила сахарницу и опустошила на пол.

— Считай, тварина, — буркнула она. Жаба с детским лицом подпрыгнула, сотрясая пол, и рванула к рассыпанным сахарным песчинкам, судорожно перебирая их перепончатыми пальцами.

Белка направилась в комнату, облазила сервант и выудила на свет фотоальбом с дурацкими цветочками. Отыскала самую умилительную фотку – Тая с родителями задувает свечки на торте – и вернулась к мерзопакости.

— Таечка, а помнишь День Рождения? – спросила она, сунув жабе под нос снимок. Та замерла, изучая фотографию, склонила крошечную головку в одну сторону, в другую. Затем перевела взгляд на тело, небрежно откинутое к батарее.

— М… Аа-а-ам-м-маа-а-а, — выдало нечто, бывшее когда-то Таей.

— Да, мама твоя. И папа твой тоже тут. Ты им сделала очень больно. Они бы тебя заругали. Но не смогут. Потому что они умерли.

Нежить сморщилась, плюхнулась на пол и заревела детским личиком. Белка приблизилась, взгромоздилась на столешницу и с трудом смогла дотянуться до Таиного лба.

Спустя несколько минут она вышла из квартиры, оставив дверь открытой нараспашку.

 …Мореходная пятнадцать нашлась без особого труда. На Мореходной в принципе лишь один дом выглядел достаточно жилым. Крепкая постройка в два этажа, окружённая проволочным забором. На заднем дворе обнаружилась даже импровизированная детская площадка – верёвочные качели, спускающиеся с ветки мощной яблони, и песочница.

Белка обошла дом, перелезла через забор – никаких собак и даже будки – и осторожно приблизилась к окнам.

Нежить сидела на пушистом диване в горе подушек, на коленях матери, моложавой черноволосой женщины. Стас и отец расположились рядом, перед играющим телевизором и накрытым столом.

Практически готовая реклама майонеза.

Белка вздохнула, с силой моргнула и отошла к яблоне, запрыгнув на качели.

Ледяной дождь снова сменился крупным мягким снегом. Не тая, он оседал в Белкиных рыжих волосах, мочил щёки, припорашивал куртку. Краем глаза она продолжала следить за нежитью и одновременно с этим видела счастливую семью, непритворно, искренне счастливую, которая даже в заражённом и насквозь прогнившем городе продолжала справляться и жить.

Видимо, Белка слегка задремала, потому что встрепенулась, только когда услышала хлопок двери. Она подобралась, но тут из-за угла вывернул улыбающийся Стас с пушистым пледом в руках.

— Ты чего не заходишь? Стесняешься? – мягко спросил он и накинул плед Белке на плечи. – Давай тогда вместе стесняться.

Он присел на качели рядом и достал из кармана мп3-плеер.

— Хочешь? – он сунул один наушник в ухо и протянул ей второй. Белка, помедлив, последовала его примеру.

Некоторое время прошло под гитарные переборы Наутилуса.

— Мой папа их любил, — Белка нарушила тишину первой, неожиданно для самой себя.

— Любил? – эхом повторил Стас.

Белка промолчала, продолжая слегка подёргивать качели, перекатываясь с пятки на носок, и положила голову Стасу на плечо. Мягкая тёплая кошка снова потёрлась о её душу. Плетёная фигура за окном начала подрагивать и принимать очертания ребёнка.

— Меня зовут Кира, — сказала Белка.

Этот поцелуй был солёным, холодным и очень-очень горьким, как полынь.

«Понимаешь, есть вещи для нас и не для нас».

Она отстранилась и сунула руку под ворот, вытягивая шнурок с клыком и мешочком, стянула через голову и накинула на шею Стасу.

— Это мне? – он улыбнулся, чуть склонив голову, разглядывая шнурок. – Отдашь мне свой талисман?

«У меня есть ещё тридцать один».

«Я хочу быть с тобой», — прозвучало в наушнике. Белка поняла, что руки мелко дрожат.— Ну вот, замёрзла, — констатировал Стас, — идём в дом, Кир. Погреешься хоть.Да. Да. Зайти в дом, выдохнуть полынь в лицо мелкой нежити, упокоить. Приключение на двадцать минут.Чёрт.Ладони будто примёрзли к дощечке. Вокруг на город плавно опускался снег, потихоньку распускались пучками света первые фонари.Белка спрыгнула с качелей и встала лицом к поднявшемуся Стасу.— Я лучше пойду… До завтра?Стас улыбнулся и наклонился, но она увернулась, сделав вид, что не заметила.«…есть вещи для нас»Белка добралась до соседнего пустующего дома и запрыгнула на подоконник, куря одну сигарету за другой, пока не кончилась пачка, и наблюдая за уютным тёплым светом.«…и не для нас»Она дождётся, пока погаснут уютные тёплые окна, заберётся в детскую и напомнит Ване, что брат больше никогда не будет наряжать с ним новогоднюю ёлку.А потом сядет на автобус и отключит телефон. Купит билет на поезд и будет слушать мерный успокаивающий стук колёс. Кире просто до одури захотелось увидеть море.-Конец-