На том берегу

Глава 1

Сёстры мчались по прогону — вниз, к озеру. Рябило солнце за высоким плетнём, росные, ещё не скошенные травы стегали голые коленки, но бег по влажным камням создавал ощущение полёта, и про всё остальное можно было забыть. Быстрее, ещё быстрее! Весной здесь бурлил ручей из талых вод, вымывал глину, оставляя бугристое жёсткое ложе. Оступаться не стоило, но страх пьянил так же, как свистящий в ушах ветер.

Вот и окоп, заросший и осевший за прошедшие со времён войны двадцать лет, но отлично служивший трамплином для последнего взлёта, а дальше пологий берег, заросший мятликом, весь в жёлтых звёздочках лютика и гусиных лапок.

Анна закричала от восторга, взлетая с бровки. Как хорошо! Лето, прекрасная погода и впереди весь день, за который так много можно сделать. Вероника как всегда немного отстала. Вдумчивая, осторожная, она обычно держалась позади, хотя была куда ловчее сестры. Так у них сложилось. Двойняшки, настолько друг на друга непохожие, что их и за родню никто не принимал, они отлично приспособились быть напарниками.

Там где требовались сила, решительность, напор — вперёд выходила крепышка Анна, зато хрупкая изящная Вероника лучше умела договариваться с другими ребятами или придумывать всякие каверзы. Они и на лицо получились разные, и мастью. Анна пошла в белокурого отца, а Веронике досталась смуглая красота матери. Зато имя у них было общее. Папа, страстный поклонник Герберта Уэллса, назвал родившихся в один день дочек в честь героини романа.

Тихая с утра в серой дымке испарений вода была ещё слишком холодна для купания, но сёстры притащили с собой тазики и свои испачканные платья, трусики, носочки. Расположившись на мостках, они принялись стирать, передавая друг другу кусок хозяйственного мыла.

Солнце пригревало, жарило, несмотря на ранний час. Расстелив на траве вещи для просушки, сёстры начали решать важный вопрос. Конечно, поплескаться на мелководье можно было прямо у мостков или на рёлке, песчаной отмели за тростниками, или добежать до Кошачьего Города, где бьют ключи и получается строить запруды, но так поступали изо дня в день, а ведь хотелось приключений. На том берегу тоже были пляжи.

Достать спрятанные в бане вёсла и отомкнуть замок на лодочной цепи было делом нескольких минут. Вероника села на корму, Анна на среднюю банку — она всегда гребла. Запели уключины, лодка рывками пошла вперёд. Руля не было, но Вероника подсказывала, если сестра сбивалась с курса.

На людный уже в это время дня пляж у Новоселья девочки не поплыли, хотя там был самый лучший песок — совсем без камней. Любимое место у них было «Под ивой». Огромное дерево уже наполовину лежало в воде, а в дупле сёстры могли поместиться вдвоём, что и делали иногда, грустя и радуясь, что с каждым годом всё меньше остаётся свободного места.

Здесь под крутым почти обрывистым берегом на фарватере часто сиживали рыбаки, но сегодня никого не было, и девочки вволю накупались. В уединении и трусики решили не надевать, так что они остались сухими.

Грозовую тучу потому и не заметили, что высокий обрыв закрывал почти половину неба, а именно оттуда она и наползла, густая сине-серая, рокочущая.

— Спрячемся в дупле, — предложила Анна. — Дождя может и не будет.

— А если будет? — возразила рассудительная Вероника. — У нас там бельё, наверное, высохло, а его опять намочит.

Гроза, поначалу такая тихая, сверкала молниями и грохотала громом, но солнце всё ещё светило, хотя косо и неприветливо, как взгляд из-под нависающей чёлки.

— Успеем!

Папа говорил, что ширина озера почти точно километр, он служил в армии и умел замерять расстояния шагами. Близко. Анна налегала на вёсла, и поначалу казалось, что туча отстаёт, но в считанные минуты тьма накрыла солнце и сначала неуверенно, а потом всё резче и злее пошёл дождь. Он хлестал так, что пузырями пошла вода, Анна сразу перестала видеть уходящий берег, а Вероника тот, к которому следовало плыть. Она тревожно вглядывалась вперёд, щуря заливаемые водой глаза. Даже привстала, держась за борта.

— Сиди! — прикрикнула Анна. — Не хватает ещё вывалиться.

Она от души жалела сестру. То есть её и саму заливал дождь, а ветер вбивал капли туда, куда они сами не могли попасть сверху, но на вёслах она всё же грелась работой, а сестра замерзала, худенькое лицо побелело и выглядело несчастным. Тем не менее, Вероника улыбнулась, показывая, что с ней всё в порядке. Поменяться бы местами, но в такую бурю слишком рискованно вставать и ходить по лодке, да и вообще следовало спешить и добраться хоть до какого-то берега, потому что гроза это не только ветер и дождь, это ещё и молнии, которые на воде особенно опасны.

Сверкало едва не непрерывно, а грохотало так, что хотелось пригнуться, сунувшись лицом в разогретые ладонями черенки вёсел. Анна знала, конечно, что гром ни чем не грозит, погибель идёт, когда полыхает беззвучный свет, но понимала эту истину умом, а не печёнками. Страх накатывал, когда хотел, кусал мурашками кожу.

— Берег! — воскликнула Вероника. — Греби, я его вижу!

Анна налегла, забыв усталость и хлещущие струи. Если их убьёт, домой лучше не возвращаться. Мысли о том, как скрыть от старших этот заплыв, уже начали ворочаться в голове, ведь утаить истину было жизненно необходимо: узнают — и в дальнейшем не разрешат брать лодку, а куда без неё? Сёстры привыкли болтаться по всему озеру. Наплаву добираться до нужного места, куда быстрее, чем бегать кругом по берегу. Ничего, Вероника что-нибудь придумает, у неё ловко получается.

Промахнулись совсем немного, как только разглядели мостки, свернули прямо к ним. Пока Анна привязывала лодку и замыкала замок цепи, Вероника быстро собрала намокшее бельё в один таз, прикрыла другим, что в целом было теперь бессмысленно.

— Спрячемся в бане! — предложила она. — Потом скажем, что всю грозу там просидели, а намокли, пока добежали, задремали, мол, на травке.

Баню взрослые тоже запирали на замок, но препятствием это не служило. Стекло в оконце было чуть отколото с угла, и, просунув веточку сквозь отверстие можно было приподнять крючок. Давно проверено и неоднократно использовано. Сёстры забрались внутрь. Наконец-то ливень стучал по крыше, а не по голове.

Внутри устоялся знакомый банный дух, полок терялся в сумраке. Сёстры поснимали и выжали одежду, выкрутили косы. Снаружи хлынуло с неистовой силой, а потом почти сразу ощутимо посветлело, скоро дождь совсем истончился, выглянуло солнце. Грозы приходили и уходили быстро.

— Могли и на том берегу пересидеть, — вздохнула Вероника. — Всё промокло, а так хоть сами сухие бы остались.

— Конечно, но здорово вышло.

— Ещё бы! На середине, когда берегов не видно, как будто мы в море.

— А пузыри какие на воде вспухали, вот это хлестало.

В прогоне ещё недавно бежал бурный поток дождевой воды, и камни по-весеннему выперло из глиняного ложа. Сандалии пачкались, но сёстры знали, что эта грязь легко отчистится, когда подсохнет.

Родители были на работе, а бабушки сидели в маленькой комнате, оттуда доносились голоса, Анна и Вероника без помех смогли проскользнуть к себе наверх, переодеться в сухое, развесить мокрое.

Получилось. Теперь можно было вообще ни перед кем не отчитываться, сделать вид, что так и просидели всю грозу в комнате — в фантики играли. Снаружи призывно светило солнце, и хотя дорога сияла лужами, это не служило помехой. Сунув ноги в боты, сёстры выбрались на улицу.

К магазину пробирались по свежей грязи старушки за хлебом, детей видно не было, только Люся Шабарова  в новых блестящих резиновых сапогах деловито мерила лужи. Сёстры остановились, завистливо наблюдая.

— А вы что здесь болтаетесь Агатовы? — крикнула Люся, притопывая ногами, чтобы поднять волны. — В тот берег молния ударила, рыбы глушеной, говорят, тьмища, мои братья уже поплыли на лодке, да новосельские, наверное, раньше успеют.

Анна и Вероника переглянулись. Хотелось в голос зареветь от отчаяния: они купались на том берегу, спрячься от грозы в дупле, могли оказаться на месте первыми, а теперь, пока доберутся, будет слишком поздно: взрослые и ребята постарше всё выловят.

Бросились бегом. Сначала к бабушкам, сказали, куда и зачем, но ответа на всякий случай дожидаться не стали — вдруг не разрешат. Потом вёсла в охапку и галопом по прогону. После дождя тут было ещё опаснее, но досада сметала любой страх. Ещё на полпути Анна остановилась. Тот берег открылся весь, и стала видна красная рана на зелёном косогоре. Даже здесь ощущалось, каким страшным был удар. Может и хорошо, что не остались в дупле, рыба рыбой, но когда столько электричества лупит в землю, лучше держаться от этого места подальше.

На папиной работе в прошлом году убило током мужика. Сёстры были на похоронах, и, глядя на белое без морщин лицо в гробу, поняли, что умирают не только старушки, но вообще все. То есть даже когда война уже закончилась, и фашистов прогнали, всё равно можно вот так. Вдова, совсем молодая, моложе родителей, женщина ревела, а мелкая, едва ходить начавшая девчонка цеплялась за мятую чёрную юбку, длинную как у старухи. Глазёнки испуганно таращились на людей, и отца в гробу соплячка не замечала. Не знала, что никогда его больше не увидит.

— Бежим! — поторопила Вероника. Анна снова запрыгала по камням.

На вёсла сели вдвоём, чтобы плыть быстрее. Лодка летела так, что за кормой пели буруны, хотя и рыскала, потому что Анна была сильнее и налегала резче. Впрочем, спешить не было особой нужды, девочки, когда оглядывались, видели, что опоздали.

Красная рана росла по мере того, как берег съедал край неба, и теперь они разглядели, что на суше и в воде людей точно мух. Сновали лодки, мужики в болотных сапогах, а кто и просто так заходили глубоко в воду. Дети толклись в сторонке, галдели. В целом-то народ уже разбредался. Рыбу собрали, даже мелюзги — кошачьей радости — и то на поверхности не болталось.

Сёстры не стали подгребать слишком близко, опасаясь, что ребята постарше отнимут лодку. Не украдут, конечно, только покатаются, но неизвестно, где потом бросят, а влетит однозначно Ане и Веронике. Ловить больше нечего, но стоит хоть поглядеть, раз приплыли.

Берег постепенно пустел. Лодки потянулись во все стороны, пешие — к посёлку. Скоро сёстры остались одни и смогли причалить.

Вблизи недавняя катастрофа просто потрясала. Молния вырвала из откоса изрядную толику песка, образовалась впадина с отвесными бортами. Лавина смела кусты и деревья на пути. Толстые ивы и ольхи, сломало как спички. От взгляда на торчащие кое-где измочаленные пни становилось страшно. Сила, вот это сила!

Поднялись выше по склону, ступая осторожно. Боты тонули в рыхлой ещё массе. Почему-то казалось, что происшествие пока не закончилось, и в любой момент новый кусок берега может прийти в движение, круша то, что чудом уцелело.

Стена песка уходила, казалось, в самое небо, стоять под ней запрокинув голову, было здорово и страшно, но подойти вплотную стоило, хотя бы затем, чтобы потом нашлось о чём рассказать. Рыбы нет, так история найдётся. Красная поверхность ещё хранила стылость подземелья.

Не обнаружив сокровищ, девочки спустились к воде, где чувствовали себя увереннее. Песка выкинуло так много, что он не только затопил склон, но и образовал небольшой пляж. Раньше тут дно было каменистым, заросшим тростником, а теперь — одно удовольствие.

— Будем сюда купаться ездить, — сказал Вероника. Анна кивнула.

Разочарование понемногу рассеивалось. То есть по-прежнему ужасно жаль было, что не принесут домой рыбу и не заслужат похвалу, но само присутствие в этом месте, где кусочек мира сотворился заново, наделяло щекочущей энергией. Не так, как солнышко прогревает кожу, или бегут мурашки от страшных историй — иначе. Словно вырвалось на волю могучее существо, но затаилось, испугавшись новых неведомых времён, прикинулось песочной лавиной, пляжиком, тихим местом.

— Словно оно нас заманивает, правда?

Вероника неопределённо пожала плечами, потеребила край платья.

— Это потому, что песок был стылым, когда лежал в косогоре. Согреться не успел, давно ли всё случилось? Вот и кажется.

Наверное, сестра права, она рассудительнее и вообще больше знает, но странный холодок, которым исходила вся эта рыхлая новина, отчётливо ползал по спине, словно дышал кто-то и переставал, стоило оглянуться.

— Завтра приплывём сюда, — сказал Анна.

Потеплеет берег, и станет хорошо.

Судя по солнцу, время было уже позднее, следовало вернуться домой раньше родителей. Меньше расспросов — меньше вранья. Анна снова села на вёсла, натруженные за день ладони приятно горели и были гладкими, так отполировали их черенки. Вероника оттолкнула лодку, забралась сначала на нос, потом привычно протиснулась на корму. На воде девочки управлялись ловко. Берег начал отдаляться, и Анне казалось, что кто-то смотрит вслед, вполне открыто, потому что уверен, что его не разглядят. Холод опять погладил спину, и это было странно, потому что солнце как раз светило с той стороны. Анна сердито фыркнула и налегла на вёсла.

Глава 2

Ночью приснился странный сон. Анна оказалась в огромном тёмном зале, какие видела вообще только в кино, колонны уходили  в высоту, где даже не различался потолок, а занавеси, похожие на гигантскую паутину, колыхались, словно кто-то огромный вздыхал там, в глубине. От сквозняка леденело лицо.

Потом из зарослей этого кошмарного тюля вышел или выплыл человек, высокий мужчина в чёрном пальто, хотя нет, сюртуке, как в исторических фильмах. Лицо его показалось Анне неестественно бледным, но при этом прекрасным, словно у принцесс, которых рисовала акварельными красками Катя из соседней деревни Фроловки, а потом обменивала на всякие мелочи.

Он подходил ближе, неотрывно глядя в глаза, и, хотя губы не шевелились, в голове возник голос, который, несомненно, исходил от этого странного человека:

«Приходи, ты так нужна мне, я одинок, погибну без твоего участия. Приходи!»

— Куда? — спросила Анна.

Слово прозвучало отчётливо, хотя сразу потерялось в пространстве.

«Ты знаешь. Я на том берегу. Молния разбудила меня, но я бессилен подняться сам. Помоги!»

— Как же я могу помочь? Я девочка, а ты взрослый мужчина.

Или к нему надо на «вы», как к учителю? Вон, какой важный, хотя и просит содействия.

«Я просто дух, тень, не сумею причинить зла, но если ты навестишь меня, буду видеть, каким стал этот мир. Я его узнаю».

Он остановился, не доходя несколько шагов. Анна ощущала страх, но не очень сильный. Она умела отличать сон от яви почти всегда, а то и делать так, чтобы события развивались по её воле. Сейчас точно знала, что ближе неизвестный подойти не сможет, словно между ними силовой барьер из фантастической книжки. Пусть говорит, что хочет. Интересно же. Анна часто рассказывала свои сны ребятам, и те слушали, разинув рты.

К несчастью, узнать, что будет дальше, не довелось. Анна проснулась. Она замёрзла, хотя одеяло не сползло, как это часто случалось. В окно уже светило солнце. Утро! Радостный момент, когда можно предвкушать целый новый день, полный разных занятий и приключений. Странный кошмар отодвинулся в неинтересное прошлое, Анна почти забыла о нём.

Сестра ещё спала, свернувшись клубочком и закутавшись так, что из-под одеяла торчал только хвостик чёрной косы. Анна в одной рубашке выскочила на балкон. Солнце уже прогрело некрашеное дерево. Обняв балясину, Анна принялась смотреть на улицу, запертый ещё магазин, тополя, едва шевелившие листьями, зелёными с одной стороны и ржаво-серебристыми с другой. Озеро лежало дальше, курилось утренними испарениями. Тот берег был тёмен, но красное пятно, оставленное молнией, рдело даже в тени.

— Вредина! Сама встала, а меня не будишь!

Вероника подкралась сзади, шлёпнула по плечу — запятнала. Анна бросилась дать сдачи, и минуту они носились по балкону, хохоча и топоча. Места хватало с избытком, сёстры даже в волейбол здесь играли иногда, только далеко было бегать вниз за мячом, когда он неизбежно падал за перила.

Бабушка Тася уже доставала из печки глиняный горшок, когда Анна и Вероника сбежали вниз. Родители ушли раньше. Мама работала бригадиром в совхозе, а папа электриком. Летом девочки видели родителей только поздно вечером. Усевшись за стол и жадно следя, чтобы бабушка поровну поделила коричневую «пенку», накладывая им пшённую кашу, они успели рассказать о том, как вчера ездили «к молнии», но рыбы набрать не смогли, поэтому сегодня пойдут на озеро удить с мостков.

Бабушка не возражала. Иногда она посылала их с утра полоть грядки или занять очередь за хлебом, но сегодня отпустила гулять. Траву для поросёнка, кур и кроликов девочки рвали вечером. Кошка Муха сидела у печки, задумчиво щуря глаза. Ей была присуща некая врождённая интеллигентность, с которой даже девчонки ничего поделать не могли, но рыбку она любила, только пескарей не ела.

Дымка над водой уже рассеялась, поплавки невесомо парили в отражённом небе среди блестящих листьев кувшинки. Анна внимательно следила за своим, косясь иногда на сестрин. От долгого смотрения кружилась голова, да и вообще зряшное дело было ловить рыбу таким поздним утром. Она уже наелась и спала где-нибудь в тине. Помаявшись, девочки выкинули червяков и закрепили на удилищах крючки. Пришла пора придумать другое занятие.

— Поехали купаться?

Вероника неопределённо повела плечом, словно коснулся кожи вчерашний холод, и Анна подумала невзначай, что сестре, быть может, тоже приснился странный пугающий сон, просто она не стала о нём рассказывать. Раньше они всегда делились друг с другом, по сути, жили одну жизнь, соизмеряя переживания и надежды. Родиться близнецами было здорово, пусть за внешнее несходство их так никогда не называли, только двойняшками или сёстрами Агатовыми.

— Давай. Куда?

Устали от долгого сидения на одном месте, но разморило, и прикладывать усилия не хотелось. Девочки и за вёслами не пошли, до рёлки было недалеко. Почти везде даже они в свои десять лет могли достать дно, а несколько метров глубины преодолели «по-собачьи». Как взрослые плавать ещё не научились, так ведь главное держаться на поверхности, а не красоваться этим.

Прохладная вода взбодрила, но когда после долгого барахтанья выбрались обратно на берег, навалилась усталость, словно привычный мир остался в озере, а на суше началась другая планета. Анна попробовала представить, как здорово прыгать где-нибудь на Марсе или Луне, но лучше всё-таки на Марсе, потому что там есть воздух и вообще жизнь. Соседка Марина, взрослая девочка, учившаяся в восьмом классе, читала в книжке и рассказала. Большинство рябят не интересовалось этим вещами, но Анна любила истории про космос, а та книга была даже не фантастическая, а самая что ни на есть научно-популярная, то есть в ней всё было взаправду, только простыми словами, чтобы каждый понял, и написал её настоящий учёный. Анна даже запомнила его фамилию — академик Тихов.

Когда-нибудь люди полетят к звёздам, а не только на орбиту, как Гагарин и Титов, вот будет здорово! Ещё Анна подумала, что родись они с Вероникой на другой планете, где сила тяжести больше чем на Земле, то здесь могли бы прыгать легко, как на Марсе, вгоняя в чёрную зависть всех детей округи.

Девочки со вкусом обсудили эту блистательную возможность, а потом их повели за собой другие дела и обязанности. Вечером собралась компания, играли в волейбол, в лапту, набегались до изнеможения. Уже в сумерках сёстры побрели домой. Комары доставали, приходилось отмахиваться от них веточкой, но и спать ещё не хотелось. Взрослые смотрели по телевизору какую-то скучную передачу. Сёстры прихватили на кухне молока и хлеба, поднялись к себе наверх.

На балконе можно было сидеть и поздно вечером, и ночью, комары сюда почти не залетали — высоко. Улица затихла, горели фонари у конюшни и у магазина, да теплились светом окна. Кое-где вместо электрических лампочек сквозь занавески сочилось голубое сияние экрана. В последние годы телевизоры купили почти все односельчане и как грибы после дождя поднялись над крышами антенны.

Появилось новое развлечение, едва распространялся слух об очередном приобретении, ребятня с нетерпением ждала момента, когда соберутся мужики и начнут поднимать лебёдкой мачту, а потом крепить растяжки. Каждый раз сердце замирало, когда изгибаясь и подрагивая, лысое дерево с металлической верхушкой начинало вставать над деревней. Скрипел трос, а взрослые переругивались и кричали друг другу, что вон ветка торчит и не задеть бы провода.

Надолго потом хватало воспоминаний и разговоров, а с того берега можно было показывать пальцем и сравнивать, у кого антенна выше у кого ниже, у кого самая маленькая.

Над озером встала луна, ещё большая и тёплая, заблестела на воде дорожка. Есть особенно не хотелось, усталость перебила аппетит, но Анна жевала рыхлый ржаной хлеб, прихлёбывая чай. Молоко она не любила. Интересно было наблюдать, как тонут во мраке одни вещи, а очертания других, напротив, становятся более ясными. Тот берег лежал во тьме, красная рана на косогоре почти не выделялась.

Анна не особенно боялась темноты, да и на балконе, куда падал свет из комнаты, было уютно и безопасно, но странная тревога закопошилась где-то в животе, лица коснулся холод. Не такой, как бывает от вечерней прохлады, а словно летучая мышь пролетела слишком близко. Чудно. Этих ночных тварей сновало вокруг множество, но были они проворны, осторожны и ловко уворачивались, когда их пытались ловить. Что-то другое заставляло темноту липнуть к обнажённой коже. Анна машинально натянула юбку на коленки, посмотрела на сестру.

Треугольное нежное лицо Вероники застыло маской, словно тёплым летним вечером замёрзло как зимой. Анна не отличалась особой сообразительностью, но двойняшку знала хорошо, догадка возникла сразу.

— Ты тоже это чувствуешь!

Вероника нахмурила тёмные брови:

— Что?

— Не притворяйся! Этот холод, помнишь — под молнией! Мы думали, песок не успел согреться, но было  другое, мы чувствуем его даже отсюда. Ты знаешь!

Вероника запахнула полы кофточки и аккуратно застегнула пуговицы. Тонкие пальцы двигались проворно, хотя не совсем уверенно.

— Да, как будто из твоей любимой фантастики, только страшно.

Анна прислушалась к себе. Пожалуй. Что-то пугающее тянулось тонкими нитями с того берега, сочилось сквозь лунный свет, но бояться не хотелось. То есть одно дело истории  про красную руку и прочая чепуха, которую дети рассказывали, собравшись компанией в потёмках. Там полагалось ужасаться до щёкотных мурашек, вскрикивать и визжать, а здесь случилось что-то настоящее. В нём следовало разобраться. Так поступали герои фантастических романов, и если на том берегу ждёт помощи и сочувствия пришелец с другой планеты, надо не трепетать, а действовать.

Анна вспомнила сон, гигантские тюлевые занавески, похожие на паутину, мужчину с бледным лицом. Что он там говорил? «Ты нужна мне!» Зрелый человек, а не считал её дурочкой, как обычно думают взрослые. Звал. Анна пока не задавалась мыслью, чем может помочь. Они с сестрой справлялись со многими трудными положениями, не раз и не два бывало и опасно, и сложно — не пасовали.

— А тебе прошлой ночью ничего не мерещилось?

Вероника вздрогнула, обхватила ладонями плечи.

— Снилось что-то, но почти не помню. Много летучих мышей и они почему-то всё время задевали меня крыльями. Они ведь никогда этого не делают.

Девочки часто наблюдали за бесшумным полётом этих созданий, хотя в сумерках их не удавалось толком разглядеть. Мыши ловили насекомых, как днём это делали ласточки.

— Нам нужно на тот берег, — сказал Анна.

Едва произнеся эти слова, взбодрилась и испугалась одновременно. Отважное решение, как в книжке далось нелегко, но ведь там герои ничего не боялись и шли навстречу неведомому. Они побеждали! В подлинной жизни почему-то твёрдой уверенности в успехе не было. Какие подвиги могут совершить две маленькие девочки?

— Ночью? — вздрогнула Вероника.

Анна подумала, что сестра, пожалуй, намного храбрее, потому что самой отправиться в путь немедленно, казалось немыслимым. То есть улизнуть из дома, прихватив вёсла и ключи от лодки, было несложно. Взрослые не так часто запирали входную дверь, да и существовали другие способы выбраться наружу и вернуться обратно. Хоть прямо через балкон, но тогда кто-то из родных мог увидеть или услышать, хоть через сеновал и дворик, а потом выйти боковой калиткой. Сёстры частенько так и делали, когда играли в шпионов, но далеко от дома не уходили. И прежде-то сумеречная прогулка по озеру без взрослых пугала, а сейчас казалась действительно опасной.

— Зачем ночью? Днём. Надо ведь разобраться, кто там, и чего он хочет, а что разглядим в потёмках? На воде-то светло, а под берегом и Луна не поможет.

— Тогда давай спать, а завтра встанем пораньше.

Не сговариваясь, обе вскочили и бросились к притворённой от ночных бабочек двери. Казалось, кто-то гонится следом и уже протянул руку, чтобы схватить, но ничего не случилось, дверь благополучно отворилась и захлопнулась за спиной. Сёстры очутились в освещённой комнате, где ночные пугала уже не казались страшными.

Анна засмеялась, хотя и не вполне искренне, сестра как будто тоже хохотала слишком громко, но и успокоились быстро, забрались в кровати, выключили лампу.

В окно светила луна, расстелив по полу узор из оконного переплёта. Она была уже холодная верхняя, сияла как небесный телевизор голубоватым светом. Анна зажмурилась и закуталась в одеяло.

— Спишь? — спросила Вероника.

— Ага, сплю!

Это была их обычная игра. На душе потеплело. Анна подумала с сожалением о тех девочках, у которых нет сестёр, а если есть, то старше, младше, и либо тебя считают малявкой, либо сами смотрят снизу вверх. Здорово быть ровесницами, двойняшками, хотя одинаковыми ещё здоровее. Особенно в школе, где притворяясь друг другом, можно отвечать то, что каждая знает лучше. Учить бы тогда пришлось в два раза меньше. Печалясь о несовершенстве этого мира, Анна незаметно заснула.

Глава 3

Утром встали рано, перекусили наспех и удочки взяли, чтобы взрослые думали — идут на рыбалку. Известно же, что дело это рассветное, тихое. Солнце только-только вылезло из-за Новоселья. В безветрии роса казалась особенно обильной и мокрой. В прогоне старались ступать осторожно, но за окопом тропинка кончилась, пришлось разуться и тащить сандалии в руках. Ногам было щёкотно и прохладно. Лодка тоже была влажной, на дне под деревянными рыбинами плескалась вода. Пока Анна отмыкала замок и ставила вёсла в уключины, Вероника вычерпала лишнее. Поплыли. Озеро лежало запотевшим зеркалом, томно дышало. Плотные листья кувшинок шелестели по днищу, жёлтые цветки грациозно склонялись, ныряли и вновь всплывали в оставленном за кормой буруне.

Анна гребла охотно, наслаждаясь движением, тишиной вокруг. Над водой звуки разносятся далеко, но даже коровы не мычали на ферме — значит, будет хороший день.

Сестра выглядела задумчивой, грустной, и Анна в который раз восхитилась её грацией, тонкой костью, нежными чертами лица. Иногда она мечтала быть такой же, стеснялась коренастой основательности. Жаль, что они уродились не одинаковыми, правда, кто бы тогда дрался и грёб?

По тихой воде тот берег приблизился незаметно, под ним ещё лежала густая тень, и песок холодил босые ноги, когда сёстры выбрались на новообразовавшийся пляж. Умиротворённая прелесть раннего утра так расслабила, что лишь сейчас Анна вспомнила про цель путешествия. Она показалась надуманной и нелепой. Какие инопланетяне? Эх! Чудеса случаются только в книгах.

— Ты что-нибудь чувствуешь? — спросила Вероника, когда вдвоём затащили нос лодки на берег и повернулись к обрыву, по-утреннему тускло красневшему сквозь редкие кроны уцелевших ив.

— Нет, — разочарованно ответила Анна. — Может мы опоздали?

— Пойдём туда, ближе к косогору.

Вчера боялась, а сегодня такая смелая. Впрочем, Анна не удивилась, она хорошо знала сестру  и не раз уже замечала в ней скрытую под внешней беззащитностью отвагу, хотя взрослые считали Верочку трусихой. Просто у двойняшки была «тонкая душевная организация». Анна не вполне понимала, что значат эти слова, услышанные в разговоре двух дачниц из соседней деревни, но к сестре они подходили идеально.

Вероника первой двинулась по мягкой ещё не слежавшейся песчаной осыпи, и Анна поспешила следом. Сёстры могли разойтись во мнениях, но действовали всегда вместе.

От обрыва шло хладное дыхание подземелья, словно вечернее солнце так и не смогло прогреть песок за прошедшие два дня. Анна запрокинула голову и посмотрела на неровный край выемки. Здесь было жутко. Опять показалось, что вся эта красная масса может в один миг неслышно рухнуть, навсегда погребя сестёр и всякую память о них. На самом деле в жизни такое бывало, и накатило нестерпимое желание убежать обратно к лодке на безопасный берег, но Анна осталась на месте. Она услышала.

Тонко как пение насекомого не в ушах, а словно в затылке возник едва слышный голос. Он бормотал непонятно, слишком тихо, чтобы удалось разобрать отдельные слова, но такая глубокая тоска звучала в интонациях, что изморозь ужаса покрыла кожу как тонкий осенний ледок.

Анна невольно придвинулась к сестре, чтобы ощутить тепло её плеча. Взгляды встретились. Лицо Вероники побелело от страха, глаза округлились, но она кивнула, словно ободряя, и произнесла, едва шевеля губами, как будто они и, правда, замёрзли:

— Ничего! Это нам кажется.

Обеим сразу? Не бывает так, чтобы двое смотрели один и тот же сон. Анна ни минуты не сомневалась, что всё происходящее реально. Страшно и в то же время неимоверно интересно: ни у кого же такого не было!

— Что ты хочешь? — спросила она, обращаясь к этому бормотанию в голове.

На ответ не надеялась, казалось, существо так и продолжит свои безумные речи, словно забытый в кустах транзистор, но оно откликнулось. Анна поняла это опять же не ушами, а всем телом: болью скрутило живот, стало трудно дышать, судорогой свело подколенки. Неведомое влекло туда, в темный уголок на краю обрыва, куда солнечные лучи, наверное, не добирались даже в самый ясный день.

Анна шагнула ближе, вглядываясь. Под корнями старой лещины, словно норка намечалась или просто ниша. Вероника присела на корточки и с любопытством заглянула в дыру. Должно быть, она усмотрела что-то интересное, потому что легла на песок, свернулась калачиком. Анна опустилась рядом на колени, коснулась острого плеча сестры, и случилось что-то странное, словно телевизор переключили с канала на канал.

Перед глазами был уже не косогор, не Вероника, бездумно глядящая в нору, а громадный зал с паутинными шторами, который явился тогда во сне. Высокий бледный мужчина опять шёл навстречу, но в глазах его не тоска стояла, а тлела радость оранжевыми, как жар в печке, сполохами, и Анна поняла, что вот теперь стало опасно. Потому что всё действительно происходит наяву.

Когда она проснулась, день уже разгулялся. Ветер шелестел листьями, вялый прибой покачивал лодку. Тело затекло и болело, а ещё ломило виски, и мутная тошнота подкатывала к горлу. Вероника лежала рядом, всё так же свернувшись клубком, только глаза теперь были закрыты, а лицо бледно до синевы. Анна испуганно потрясла сестру, собралась уже кричать, но та очнулась и тоже села, жалобно морщась.

— Плохо? — спросила Анна.

— Ужасно. Мы заснули, а песок холодный.

Солнечные лучи ещё не добрались сюда, в заросли на краю обвала, и Анна действительно ощутила, что замёрзла до судорог, что если она тотчас не согреется, то застынет навсегда, будет как снегурочка из сказки. Та девочка вроде бы выглядела как настоящая, но счастья никому не принесла, потому что только тёплое может быть живым.

Сёстры поспешно выбрались на берег, на солнечный свет. Горячие лучи коснулись кожи, и дрожь от этого только усилилась, словно слабо било током. Анну как-то ударило, она помнила — то ещё ощущение. Тряслись, кутаясь в кофточки, иногда пробирало так, что стучали зубы. Как же вышло, что обеих сразу сморило в этом странном месте?

Просто сидеть неподвижно было никак нельзя, и сёстры принялись прыгать и размахивать руками. Обычно это помогало согреться, но сегодня всё происходило не так как всегда, потому что голова сразу закружилась, и от слабости подогнулись коленки. Тошнить начало сильнее, а ещё проснулся зверский голод, от которого наполнился горькой слюной рот.

Чтобы хоть как-то заглушить некстати накрывший приступ аппетита Анна и Вероника залезли в заросли аира и принялись поглощать мягкие сердцевинки листьев. Тростники у самых корней тоже были съедобны, но за ними пришлось бы лезть в воду, а она казалась и без того продрогшим сёстрам очень холодной.

Вскоре живот обиженно умолк, он привык большую часть дня получать именно такую пищу и вполне смирился.

— Поплыли домой! — предложила Вероника. — Как бы нам не заболеть.

— Ещё не хватало посреди лета! — испугалась Анна.

Обе хворали редко, а уж тратить на такие глупости драгоценные дни каникул тем более не стремились. Чтобы согреться сели вдвоём на вёсла, но дело всё равно двигалось вяло. Слабость никак не уходила, была странной, незнакомой, как не случается и от болезни, а потом Анна заметила на своём запястье свежую царапину и вовсе перестала грести. То есть ссадины были обычным делом в полной приключений жизни деревенских ребят и девчонок, но вот именно эту Анна не помнила. Нелепый след ни о чём не говорил.

— Смотри! — воскликнула Анна и так и застыла с открытым ртом, увидев на тоненькой руке Вероники точно такую же ранку.

Можно забыть, что где-то упал и содрал кожу, но нельзя сделать это совершенно одинаково. Даже будь девочки похожи, как положено близнецам, такого бы никогда не случилось.

Не воспоминание, а как бы смутная его тень пробудилась, заставив напрячься, даже зажмурить глаза.

— Это он!

— Кто?

— Тот, под молнией. Это он поставил нам отметины!

Сравнили ещё раз и убедились, что знаки совпадают почти точно.

— Зачем?

— Не знаю, может положено? Ну как будто мы ему помогли, и он хочет отблагодарить, а чтобы не потерять нас, сделал зарубки.

Вероника с сомнением оглядела запястье, пожала узкими плечиками.

— Они заживут, и ничего не останется. На нас же зарастает всё как на собаке, то есть на собаках. Помнишь, доктор так говорил, когда мы в прошлом году неудачно спрыгнули с конюшенной крыши.

— Я знаю! — воскликнула Анна и заёрзала попой по банке от того, что тайна всё-таки состоялась, и в жизнь вошло невиданное приключение. — Это делается, чтобы вживить такой маленький радиоприёмничек, он будет посылать сигналы и нас не потеряют. Я читала в фантастическом рассказе.

Лодка покачивалась на лёгкой волне, грести девочки бросили, усталость буквально налила руки тяжестью. Осталось одно желание: сползти на дно, на потёртые рыбины, свернуться клубком и заснуть.

— А чем мы могли помочь? — рассудительно спросила Вероника. — Мы же дети. Взрослые не принимают нас всерьёз. То есть грядки полоть или траву рвать мы достаточно большие, а для чего-то важного — нет.

— Значит, пришелец считает иначе! Поплыли дальше.

Солнце пригревало, жарило с небес. Утомление немного отпустило, хотя озноб не проходил, и тот берег с пляжем под молнией казался тёмным, хотя его тоже щедро заливал свет. Кроваво светился проран косогора.

Этим вечером сёстры даже гулять не пошли, наелись и просто лежали у себя наверху, дремали в странной истоме. Анне казалось, что она долго болела и просто отвыкла нормально жить. Вялое безразличие иногда раздражало, а временами доставляло удовольствие. Всегда ведь можно что-то придумать.

— А давай играть, что мы в заброшенном замке.

— Давай!

Они стенали, словно иссушенные хворью, а потом завернулись в простыни и начали тихо бродить по чердаку, изображая привидения. Пугать, правда, было некого, кроме друг друга, но Анну и Веронику устраивало уединение вдвоём. Сегодня меньше чем всегда тянуло в шумную компанию.

Заснули необычно рано. Сквозь дрёму Анна отчётливо слышала, как кто-то из взрослых поднимался к ним, должно быть проверить, с чего притихли неугомонные обычно девчонки. Ладонь коснулась лба, потом поправила одеяло. Стало так уютно, что Анна потянулась и сладко вздохнула. Ей казалось, что и не спала, но когда снова открыла глаза, за окном царила ночь. Лунный свет лился в комнату, создавая привычный узор на светлом полу, но сегодня что-то с ним было отчётливо не так.

Вот тень от оконного переплёта, вот неясная от балясины, подпиравшей балконную крышу, а откуда это чёрное пятно? Снова пробрал озноб. Натянув одеяло до самого подбородка, прижав коленки к животу, Анна лежала, боясь даже дышать, и смотрела на тень, которой не было в их комнате прежде. Что это? Вдруг зашевелится? Может это птица или зверь сидят на подоконнике? Снаружи или внутри комнаты? Не могло же это попасть к ним, ведь дверь на балкон запиралась на задвижку! Позвать сестру? А если Вероника напугается, вскочит, закричит? У неё же тонкая душевная организация, надо как-то справляться самой.

Выключатель находился как раз над кроватью Анны, но чтобы дотянуться до него, следовало встать на коленки, вылезти из-под спасительного одеяла, а страх буквально вмял в матрас. Шевелится это неведомое или нет? Вот, колыхнулось, хотя, пожалуй, это просто ветер тревожит ветви тополей. Надо решиться сейчас, потом будет ещё страшнее, нельзя же вот так бояться неведомо чего всю долгую ночь.

Анна вскочила. Почему-то ужас разом отступил, или она смотрела на него как со стороны, словно никто и ничто не могло причинить вреда, только наблюдать бессильно. Странное состояние, когда ты напугана уже до невозможности, а вроде бы и всё в порядке. До выключателя был километр пути, вечность дороги, но всё же Анна дотянулась до него надавила изо всей силы кнопку, и сразу вспыхнула электрическая лампочка, показавшаяся очень яркой после полумрака.

Анна немедленно вновь нырнула под одеяло, вжалась затылком в подушку и уставилась на окно.

Лунный свет поблек, отступил на улицу, стёклышки частого переплёта радужно блестели, и в одном из них сияло отражение лампочки, не позволяя разглядеть, что творится снаружи. На подоконнике, как и следовало ожидать, ничего не было.

— Ты что? — сонно спросила Вероника.

Она села на кровати, моргая, щурясь на свет. Мирная дремота сестры совершенно успокоила, словно и не могло произойти худого, когда они вместе. Анна выдохнула застоявшийся в груди воздух и тоже села.

— Почудилось. Словно кто-то был на окне. Может снаружи.

Вероника слезла с постели, накинула халатик и, неслышно ступая босыми ногами, подошла к балконной двери. Как всегда, отвага сестры поразила Анну видимой несуразностью: ведь это ей, сильной и крепкой, следовало быть смелее, защищать двойняшку от напастей, а нередко получалось наоборот. Загородившись ладонями от комнатного света, Вероника выглянула сквозь стекло наружу и тут же отпрыгнула назад, словно увидела настоящее привидение, а не простыни с которыми играли днём. Большие глаза сделались огромными, жалобно скривились губы. Анну сбросило с кровати. Свет ободрил, и она готова была противостоять ужасу, что скрывался за стеклом.

— Это цветы! — сказал Вероника.

Анна уже прижалась лицом к стеклу балконной двери. Небрежно прикрученный к балясине висел растрёпанный букет водяных лилий, прозрачных и нежных, быстро вянущих в безжалостной сухости воздуха. Ничего страшного не было в цветах, но пробрал холод, словно сама озёрная глубина пришла за добычей, и Анна сразу поняла смятение сестры. Утопленники не бродят по балконам, чтобы развешивать букеты, а вот инопланетянин вполне мог. Некому больше. Человек не залезет так высоко, а чтобы иметь поклонников, они с сестрой малы возрастом и ростом.

Глядя на белые в лунном и желтоватые в электрическом свете лепестки, Анна поняла, что кем бы ни было существо, разбуженное молнией, оно уже не на том берегу, а на этом.

Глава 4

Когда первое потрясение прошло, успокоились на удивление быстро. Чужак начал перемещаться, ну и что? Он не причинил вреда прежде, с какого перепугу должен заняться этим теперь? Раз смог забраться на балкон второго этажа, значит, сил прибыло, сломать пустяковую щеколду не составило бы труда. Однако воздержался, принёс недолговечные озёрные лилии, так что в этом плохого? Цветы дарят, когда хотят сделать приятное, а не напугать.

Свет выключать не стали, но заснули, а утром страхи и совсем показались надуманными. Погода, правда, испортилась, утром пошёл дождь, он стучал по крыше, намекая, что по такому случаю можно поваляться и подольше. Сёстры так и сделали. Сначала болтали, лёжа каждая в своей кровати, потом начали перебрасывать друг другу мячик, и вниз сошли, только когда проголодались.

Гулять можно было и под дождём, частенько так и делали, но ещё и ветер разошёлся, холодный, злой западный ветер. Одно хорошо: балкон смотрел на восток, там не задувало, и дождевые капли летели мимо.

Наблюдать сверху мокрый недовольный мир тоже было здорово. По деревенской улице то брела запряжённая в телегу лошадь, то трактор проезжал, торопились в магазин старушки. Сёстры играли в шпионов, осторожно выглядывая из-за перил, отмечали кто, что и куда, заносили добытое в донесения. Пытались и шифровать «секретные сведения», но дело это оказалось муторным и скучным, потому бросили.

Знакомые люди совершали привычные вещи, но что стоило немного разыграть воображение и представить дядю Лёшу, едущего как всегда неспешно на вороной Майке, целым вражеским обозом, а бабу Нюшу — лазутчиком. Что это она так уставилась на афишу, не ходит ведь в кино, ага, наверное, другой агент оставил тайное послание.

Если отступить на дальний край балкона и немного свеситься вниз, можно было разглядеть кирпичное здание клуба. Ещё недавно там метался на ветру красный флаг, потому что был сельсовет, но потом его перевели в Новоселье, а в бывшем кулацком доме, восстановленном комсомольцами после войны, сделали клуб — крутили картины, по субботам устраивали танцы. На танцы малолеток не пускали, зато на детский сеанс сёстры ходили часто, билет стоил пять копеек, выпросить эту сумму было нетрудно. Иногда пробирались и на взрослый, если он был не «до 16», правда там уже приходилось отдавать полновесный двугривенный.

— А афиша-то новая, — заметила зоркая Вероника. — Значит, кино сегодня будет.

Разглядеть, что написано на белом листе не удавалось, а дождь почти перестал, поэтому сёстры сбежали вниз, влезли в боты и, старательно обходя лужи, заспешили к дому культуры.

Сеанс действительно предполагался, но только вечерний, да и название фильма ни о чём не говорило. Наверное, что-нибудь серьёзное, опять же и денег нет. Лучше остаться дома. На обратном пути, Анна задержалась, чтобы рассмотреть блестящий красивый камешек на краю лужи. Машинально глянув в прогон у большого дома Марковых, она увидела двоих.

Вроде бы ничего особенного: девушка встретилась со своим парнем, но почему-то в животе знакомо застыло, по спине прошёл противный озноб, словно проползла стайка насекомых. Девицу Анна знала, это была Светка Малышева, противнейшая особа, которая строила из себя взрослую, едва разменяв пятнадцать лет, и на всех, кто младше, смотрела с пренебрежением. Ну да, она, как говорили взрослые, расцвела: кофта лопалась под напором грудей, округлилась попа, лицо пополнело и меньше теперь напоминало мышиную мордочку — но от этого стала ещё противнее.

Она что называется, «задавалась». Считала невиданным достижением, что уже носит лифчик, да ещё большого размера, и на худенькую Марину Денину, свою одноклассницу, смотрела с презрением. То есть, что Маринка умная и прочитала сотню книжек, значения не имело. Главное — грудь.

Мелких, вроде сестёр Агатовых, Светка вообще не замечала, а они считали её дурой и стервой. То, что налившаяся бабьими прелестями восьмиклассница, гуляет с парнями, секретом не было, но этого юношу, а пожалуй что и мужчину, Анна не знала. То есть могла перепутать издали: стоял он спиной, но поношенная спортивная курточка как-то не так сидела на плечах, сам их разворот выдавал чужое. Дачник? Приезжали, в основном, свои, деревенские, те кто после войны перебрался в город, но иногда наведывались и коренные ленинградцы.

Вероника вернулась, и Анна спросила шёпотом, остерегаясь почему-то говорить громко:

— Не знаешь, с кем это Светка?

У Вероники глаза были куда зорче, но она отрицательно покачала головой. Мог, конечно, этот принц заморский притопать издалека, деревень вокруг много, а клуб в Жерках считался шикарным, на танцах было не протолкнуться, особенно летом, но почему тогда проснулась внутри тревога? Не нанесло ли её с того берега?

— А вон Люська идёт! — сказала Вероника. — Давай у неё спросим, она-то всех знает.

— Не надо! — воскликнула Анна раньше, чем сообразила что говорит.

Страх, которому и причины быть не могло в середине дня на широкой деревенской улице, прыгнул в груди, едва не сбив дыхание.

— То есть ты думаешь? — зашептала Вероника, как всегда сразу угадывая настроение сестры. — Ты думаешь, что это он, пришелец? А Светка ему зачем? Другую такую дуру ведь поискать.

— Не знаю, но нельзя никому ничего рассказывать, я чувствую.

Анна ощущала ещё и другое. Страх растворялся в обиде, как рафинад в кипятке. Инопланетянин просил о помощи их с сестрой, а теперь вдруг переметнулся к этой Светке. Ладно бы выбрал умного начитанного парня или Марину, которая соображала лучше многих ребят. Чем способна помочь попавшему в беду чужому вот эта балда с развесистым выменем? Пришла пора разобраться.

— Давай следить!

— Давай!

Сказано — сделано. Конечно, сёстры и не подумали торчать на улице у всех на виду, опыт имели. Они часто развлекались таким способом, крались за кем-то из бабушек, когда те отправлялись погулять в поле, или вот как сегодня наблюдали с высокого места. Поэтому тут же устремились к своему прогону, добежали до озера, пронеслись по борту окопа, а там уже аккуратно, со всеми предосторожностями, пробрались краем зарослей повыше, присели у плетня.

Немного мешали вишни: когда-то каменный склад совхоза был обычным хлевом при доме, но в войну жилище сгорело, отстраивать было некому, забор обвалился, и плодовые деревья расползлись из бывшего сада, почти заполнив прогон.

Тем не менее, со своего места сёстры хорошо видели парочку, которая всё ещё миловалась у стенки. Теперь мужчина стоял лицом, и Анна рассмотрела его черты, знакомые и чужие одновременно. То ей казалось, что это человек из сна с высоким залом и паутинными занавесями, то обычный парень просто не из ближних окрестностей. Он обнимал Светку, белые ладони жадно шарили по телу, а она хихикала и делала вид, что сопротивляется, но на самом деле млела от ласк, это понимали даже девчонки, плохо разбиравшиеся во взрослых глупостях.

Он и говорил что-то Светке то на ухо, а то и в полный голос, не просто так обнимал, но долетала скукота: разные сопли про любовь — как в кино, и только разок прозвучало действительно интересное:

— Приходи в конюшню как стемнеет, буду ждать!

Сёстры сидели тихо, лица прикрывали сорванными веточками, чтобы не белели в зелени, не мог их заметить ухажёр Светки и уж тем более она сама, но вдруг парень исчез, словно его спугнули. Может быть, Анна и моргнула, да только кто же за такой краткий миг сумел бы испариться из прогона? Ветки качались, ну так ветер. Правда сразу за вишнёво-сливовыми зарослям тянулся ещё один неплохо сохранившийся с войны окоп, он, извиваясь (папа как-то объяснил, что это называется зигзагом) шёл к берегу. Парень мог проскользнуть туда и легко скрыться, но опять-таки зачем?

Местные ребята иногда мылили шеи незадачливым поклонникам «своих» девчонок, но эта Светка? Она «ходила» то с одним, то с другим, всем морочила головы и считала деревенских мальчиков недостойными своей красоты. Дура одним словом. Заезжий кавалер скорее нарвался бы не на мордобой, а на сочувствие.

Пока сёстры соображали, куда мог исчезнуть парень, девица спокойно побрела по прогону в сторону улицы. Вид у неё даже со спины был довольный, крупная попа радостно виляла, ладони приглаживали мокрые волосы и одновременно пытались их распушить. Уж к вечеру наверняка расфуфырится, сделает начёс, наведёт на глазах стрелки — в конюшне-то дождя нет.

Рассудив, что парень, раз пожелал скрыться, наверняка направился в другую сторону, сёстры выбрались из-за куста и пошли за Светкой. Дождь совсем перестал, облака поредели, и чувствовалось, что солнышко вот-вот выглянет из туч и покажется особенно весёлым и ярким после ненастья.

— А ведь это неприлично! — сказал Вероника. — Одно, когда «ходят», а в конюшню, да ещё в потёмках — от этого дети бывают. Нарвётся Светка. Её-то не жалко, а вот бабка такого позора может и не пережить.

Родители Малышевой уехали куда-то на заработки, а дочку оставили бабушке. Деньгами помогали, но сами являлись редко, тем не менее, непутёвая Светлана была уверена, что её заберут в город, как только закончит восьмой класс, ждать оставалось всего год. А вот порадуются ли там довеску? Неужели и это сообразить ума не хватило?

Откуда дети берутся, сёстры представляли смутно, однако точно знали, что взрослой девушке надо себя блюсти и с ребятами общаться либо в компании, либо в публичном месте, а не шариться по тёмным углам.

— А давай их подкараулим! — сказал Анна и добавила торопливо, поймав внимательный взгляд сестры: — Нет, подсматривать не будем, а просто напугаем, вдруг Светка образумится.

— Можно, — задумчиво протянула Вероника.

Подробности плана обсудить не успели, потому что на них налетела Люся Шабарова и сходу вывалила необыкновенную новость:

— В магазин конфеты привезли! Шоколадные, только без бумажек, а стоят… — Люся важно примолкла, но долго не выдержала и выпалила невероятное: ­— Всего рубль пятьдесят за килограмм!

Фантастичность этого известия мигом вымела из головы посторонние мысли.

— Не может быть! Шоколадные дороже трёх рублей самые дешёвые, а «Белочка» так и все пять с лишним!

— А вот не вру! Пошли в магазин смотреть.

Денег ни у одной из трёх не было, но тем не менее понеслись по лужам, прогрохотали по ступеням крыльца, ввалились в тесное сельпо. Там небольшая очередь из бабок отоваривалась крупой, макаронами, сахаром, так что девочки могли оглядеться без помех, и увидели своими глазами: коричневые, совершенно шоколадные на вид конфеты плотными рядами лежали в коробке. На них действительно не было бумажек, а в остальном они ничем не отличались от обычных, точнее тех, что пробовать доводилось очень редко и только по большим праздникам. Криво написанный ценник подтверждал Люськино заверение.

Это потрясающее событие следовало обсудить, поэтому устроились тут же под крыльцом магазина на старых ящиках и долго ещё гадали, действительно ли конфеты шоколадные, реально ли так дёшево стоят или это всего лишь досадная ошибка, а главное почему? Неужели бумажки, пусть даже хрусткие как на Новый год, так поднимают цену?

Потом пошли играть «в магазин» к Дениным, у них двор у южной стенки просыхал быстро, и можно было возиться, не боясь перепачкаться. Вечером договорились пойти в конюшню — рассказывать страшные истории, и вот тогда сёстры вспомнили, хотя и без прежнего волнения о том, что подслушали у склада днём.

Лошади по летнему времени днём работали, а ночью паслись на лугу, потому здание пустовало. Дверь не запирали, а по обычаю просто подпирали палочкой, и дядя Лёша не возражал, когда в плохую погоду ребятишки собирались в конюшне, поиграть в кис-кис-мяу и другие сидячие забавы. Дети помогали ему, чем могли: мальчики гоняли лошадей на водопой к озеру, девочки утаптывали сено на возах. Дружили, одним словом. Дядя Лёша и сам нередко ночевал в конюшне, спасаясь от гнева суровой супруги, а ребята, загораживая спинами его, дремлющего в сене, врали, что видеть не видели, и знать не знают.

— Этот же договорился встретиться там со Светкой! — сказал Вероника, когда сёстры побежали домой перекусить.

— Сама знаю! А может и к лучшему — услышит нас и не пойдёт, а в травке валяться нынче мокро.

Собрались засветло, но как-то всем быстро наскучило, и сумерки едва сгустились по-настоящему, когда большая часть ребят засобиралась уходить. Анна и Вероника, не сговариваясь, решили остаться. То есть, они вместе со всеми направились, как бы домой, но потом свернули, не доходя немного, пробежали вдоль конюшенной стенки и зашли с задов, где тоже была дверь, узкая, только для людей не для лошадей.

Внутри чернильная тьма пугающе заволокла углы. Сёстры, отлично зная устройство денников, на ощупь пробрались в первый направо, где зимой обитала маленькая злая кобыла Венерка. Сейчас он, как все прочие, пустовал, слабо пахло навозом и сеном.

Это стойло выбрали не только потому, что близко к выходу, именно тут было целых два окна с вынутыми для проветривания рамами. Взрослый не смог бы пролезть в узкие как бойницы отверстия, а маленькие девочки — запросто. Сёстры забрались в ясли и удобно уселись прямо возле окошка, выходившего на общий двор. Отсюда они могли наблюдать всё происходящее снаружи и слышать, что делается внутри. Осталось только ждать.

Глава 5

Сумерки густели. Всё труднее было различить подробности, даже притом, что знали их наизусть. Зажёгся свет в доме Дениных. Он стоял почти напротив конюшни, на краю деревни и единственный был виден в окно, и Анна смотрела на него, словно на надёжный маяк. Придёт кто-нибудь на помощь, случись беда? Лишь теперь пришло в голову, что приключение может оказаться небезопасным. То есть думала об этом и раньше, но при свете дня, да на людной улице, любая угроза выглядела несерьёзно. Так, игра. Сейчас на душе скребли кошки.

Анна села удобнее, растёрла затекшие ноги.

— А что мы будем делать, когда он придёт?

— Не знаю, — уныло откликнулась Вероника. — Не продумали план.

То есть собирались напугать, сорвать свиданку: влюблённые парочки как правило вели себя застенчиво и легко поддавались на провокации, но почему-то чужак с того берега не производил впечатления робкого поклонника. Со Светкой он обращался, уверенно, властно, как взрослый мужик. Вряд ли посторонний шум его потревожит, когда примется валять девку на сене, а вот разозлить может вполне. Один из мальчиков, застукавший родителей, рассказывал, что отец чуть не прибил, а всего-то голышом тискались — чего такого? Взрослые почему-то очень злятся, когда им мешают в такие минуты.

— Давай просто проследим, — предложила Анна. — Вряд ли они в глубину конюшни пойдут, останутся у ворот — там и скамейка есть посидеть и сено полежать, а в стойлах сейчас совсем пусто. Нас не заметят, а когда уйдут, мы и выберемся тихонько.

— А Светка? Вдруг у них далеко зайдёт?

— Залетит — сама будет виновата. Дураков учить — даром время тратить. Она большая, а не мы.

О том, что происходит между взрослыми мужчиной и женщиной, знали слишком мало, чтобы строить предположения, а фантазировать — дело зряшное. Решили притихнуть и не встревать, да и что могли изменить?

Разговор отвлёк, и в окошко Анна поглядывала теперь не слишком внимательно, но всё же уловила смутную тень, мелькнувшую у стены — кто-то пробирался по травяной полоске вдоль забора, на дворе после дождя ещё не просохла грязь. Мелькнули голые ноги — значит, Светка. Сёстры затаили дыхание, прислушиваясь. Вот скрипнула дверь, стукнула, затворяясь. Выключатель был тут же слева, но в конюшне по-прежнему царил мрак. Остерегалась Светка: случайный прохожий снаружи мог её увидеть, а то и просто заинтересоваться, кто это в пустой конюшне жжёт электричество?

Девочки затаились, едва дыша. Что она там делает? Внутри не было совсем уж темно: горел уличный фонарь у магазина, да и у конюшни тоже, правда, с торца, но в окна проникало достаточно света, чтобы различать предметы. Малышева, должно быть, тоже застыла на месте, высматривая, куда ступить, прислушиваясь, тут ли её ухажёр? Любовь любовью, но неприятно, когда на тебя выскакивают из темноты. Анна представила эту картину и чуть не фыркнула от смеха. Страх незаметно растворился в ночи — придумали с сестрой какую-то чепуху. Дети ходят в конюшню играть в кис-кис-мяу без поцелуев, взрослые — целоваться. Все чем-то заняты, не стоило мешать. Вдруг тот, из прогона, обычный парень, просто незнакомый, и именно ему надлежит составить Светкино счастье. Мало ли что им показалось, когда кажется — креститься надо, хоть они и пионерки.

Напряжение совсем отпустило, стало даже немного скучно, но тут Светка позвала темноту, дрогнувшим голосом:

— Гриша, ты тут?

И мрак ответил:

— Ну конечно, иди сюда, здесь так уютно.

Мужчина находился на другом конце конюшни, то есть достаточно далеко, но холод мигом вышиб остатки весёлости. Только что считали себя находящимися в безопасности, теперь поняли, как ошибались. Анна ощущала рядом плечо сестры и постаралась прижаться теснее. Страшно быть маленьким, когда мир создан для больших.

Светка явно пошла на зов: стучали каблуки по щербатым доскам пола. Вероятно, она споткнулась, потому что ритм сбился, и донеслось кокетливое хихиканье, а потом опять поплыл, наполняя все углы странный вездесущий почти вещественный голос мужчины:

— Не бойся, я здесь, ко мне, милая, вот так!

Захрустело сено, послышалась неясная возня, смешки. Анна больше всего сейчас мечтала вылезти в окно и бежать пока хватит сил, до самого дома, который рядом и недостижим, забиться на чердак, в кровать, под одеяло, только проверить  для начала, хорошо ли заперта дверь на балкон, где так и остался висеть страшный букет. Вероника наверняка чувствовала то же самое, её плечо дрожало, а маленькая ладошка вцепилась в сестрино колено так, что причиняла боль.

Сидеть, затаясь, или предпринять попытку к бегству? Никто их не найдёт, если сами себя не обнаружат — так казалось ещё недавно, но не заметили, как появился в конюшне Гриша, значит, он или вообще пришёл загодя и осведомлён об их присутствии, либо умеет проникать так бесшумно, что сёстры не услышали шагов. В том и в другом случае он мог выследить их, а не они его, тут было чего остерегаться.

Ночь уже полностью утвердилась за окном, тьму лишь едва тревожил жёлтый свет фонарей, слабый, а не яркий как в городе. В патроны под жестяными абажурами вкручивались лампочки на сто пятьдесят ватт. Конечно, в комнате от такой было бы ослепительно светло, но улице хватало только на то, чтобы подчеркнуть ночной мрак.

Анна прислушивалась, но двое в середине конюшни затихли, словно их внезапно сморил сон, хотя не стоило, пожалуй, надеяться на такое чудо. Одно успокаивало: если уж они расположились на сене, покинуть колючее ложе бесшумно не смогут, хотя Григорий вот как-то сумел туда забраться и не потревожить ничей покой. Неужели, правда, явился засветло и наблюдал, как дети играли, разбрелись по домам, а потом две девочки вернулись, полагая, что они самые умные?

Тревожная мысль никак не хотела уходить, а тишина казалась зловещей, и когда прозвучал стон, Анна едва не выпрыгнула из яслей на пол. Светка? Что он делает такое, что она тает как масло на солнцепёке? От боли кричат совсем иначе.

— Бежим? — едва слышным шёпотом предложила Вероника.

Если им там хорошо, так может быть, и не услышат, как две глупые сестрички выберутся в окно?

— Давай!

Вероника первой — она была меньше, легче, проворнее, ловко протиснулась сквозь проём, зашуршала носками резиновых бот по кладке из дикого камня. Оставшись в конюшне одна, без сестры, Анна едва не запаниковала, всё же взяла себя в руки и тоже протиснулась, привычно ухватилась за выступ, сползла, царапаясь о жёсткие камни. Как всегда казалось, что до земли целый километр, но Анна отпустила карниз и спрыгнула. Почва мягко стукнула подошвы. Дёрн здесь был щедро присыпан сенной трухой, рыхлым перепревшим навозом, и Анна пошатнулась и едва не упала навзничь. Вероника уже тянула за руку:

— Скорее!

Бегом бежать остереглись, пошли, пригибаясь вдоль стены, перелезли через изгородь, спрыгнули в прохладную сырую траву. Оставалось задами дойти до своего огорода, всего-то через один, и проскочить в калитку. Знакомая дорога не обещала сюрпризов, и сёстры приободрились, но не успели завернуть за угол конюшни, когда высокая фигура выступила из темноты и загородила дорогу.

Анна резко остановилась, уцепилась за двойняшку, почувствовала мелкую дрожь худенького тела. Иногда сёстры мыслили и действовали как одно целое, а временами ощущали себя отдельными. Вот как сейчас. То есть они близнецы, но если придётся драться, надо взять это на себя. Вероника проворнее, лучше видит в темноте, а бегает, как муха летает, только у неё есть шанс прорваться к родным, позвать на помощь, если Анна сможет задержать злодея.

Им не нужны длинные разговоры, понимают друг друга без слов, и если будут действовать как надо, то справятся.

— Дяденька, пропустите, нам домой пора! — детским голосом совсем глупенькой пятилетки сказала Вероника. Она быстро соображала.

— Две маленькие девочки. Ночью. Одни, — внятно произнёс Григорий, а это без сомнения был он, мужчина из прогона, что обжимался со Светкой у склада.

Слова он произносил странно, словно умел мурлыкать как кот, и не прочь был этим похвалиться.

— Мы играли и заснули! — продолжала изображать дурочку Вероника. — Нас ждут, ругаться будут, если не придём.

— Где же вы носились, маленькие стрекозы? — продолжал странный мужчина.

Он шагнул ближе и попал в полосу света от магазинного фонаря. Почему-то там, в прогоне, Анна не разглядела его толком, хотя времени было довольно, только здесь и сейчас увидела во всех подробностях. Не так и высок он был ростом, просто чудился великаном от испуга. Даже в жёлтом электрическом свете лицо казалось белым, и кроме того выглядело необыкновенно красивым, словно Григорий прямиком сошёл с киноэкрана из заграничного фильма. Тонкие черты, чуть презрительная улыбка аристократа, неотразимое сияние синих глаз — волшебство.

Светка, конечно, не слишком умная, но её можно понять. Будь Анна взрослой, возможно, и она совершенно потеряла бы голову от этого парня, к счастью, она оставалась всего лишь десятилетней девочкой и Вероника — тоже. Ну киноартист как с открытки и что? Полюбовался, а дело помни.

Анна слабо толкнула Веронику — беги мол, а я его отвлеку, но Григорий следил за ними внимательнее, чем хотел показать, изображая снисходительную небрежность.

— Куда же вы, котята? Я совсем не хотел вас напугать. Маленькие девочки помогли, я этого не забуду. Не нужно убегать, дайте мне рассмотреть ваши забавные мордочки.

Сёстры невольно шагнули чуть назад, где было темнее, но как-то сразу и до обоих одновременно дошло, что для чужака с того берега это не препятствие. Светились его глаза как у зверя, и была в них такая же пустота, словно стенку поставили. Всё отражает, ничего за себя не пустит.

— Вы меня не страшитесь, детишки, я вам не враг, а вы мне не противники, уживёмся как-нибудь в одном мире, а долго или коротко видно будет.

— Вы с другой планеты? — ляпнула Анна. Глупо было выдавать осведомлённость, но нестерпимо хотелось знать.

Сестра пихнула локтем в бок и заслуженно, а Григорий аж попалам перегнулся от смеха, правда, почти неслышного, как у Длинного Карабина из книжки про индейцев.

— Какие забавные котятки! — сказал он, перестав хохотать так же внезапно, как и начал. — Совсем не такие глупенькие, как хотят показать. Достаточно сообразительные, чтобы не переходить дорогу сказочному существу. Пронырливые малышки, которые разведали слишком много и хотят узнать всё.

— Мы ничего не знаем, — сказал Вероника. На всякий случай.

Анна ощущала страх сестры так же ясно как свой собственный, но хорошо знала, что нельзя поддаваться. Пока что парень с того берега стоит на месте и мелет языком. Взрослые жутко много разговаривают и большей частью твердят скучные вещи, это делает их больше в собственных глазах. Анна давно подозревала, что многие из них притворяются серьёзными, чтобы поставить детей на их маленькое место, а сами недалеко вперёд ушли. Просто игра такая, надо соблюдать правила. Вот и этот болтает вместо того, чтобы нападать, значит не уверен, что сумеет схватить  сразу обеих, а та, что убежит, обязательно поднимет на ноги всю улицу. Надо с ним соглашаться, и тогда убаюканный своим взрослым величием он станет безопасен.

— Мы играли, — сказал Анна. — Мы любим играть в шпионов.

Сказала и испугалась: вдруг Григорий и правда, лазутчик говорит-то не по-здешнему, но тут же успокоила себя. Агенты иностранных разведок творят, конечно, много чудного, но в норах на том берегу точно не спят, они наоборот ведут себя как всамделешные советские люди, да и что разведывать в деревне? Где картошку сажают? Чепуха. Кому это интересно? В инопланетянина тоже верилось слабо. Не было в Григории благородства, которое присуще посланцам других миров. Сочилось из него нечто насквозь здешнее, только искажённое как в кривом зеркале.

— Играйте, — сказал он, и по красивому как у заграничного артиста лицу прозмеилась недобрая улыбка. — Развлекайтесь. Я пообещал вас не обижать, и слово сдержу. Проку от вас всё равно мало — больно тощи. Бегите, котята, ещё увидимся.

Как он исчез, Анна не поняла. Моргнула, и дорога свободна. Раздумывать сейчас было не время, и сёстры просто бросились бежать, ловко уворачиваясь от веток кустов, привычно отыскивая в полумраке знакомые тропинки. Бегом по задам, хотя тянуло на освещённую улицу, но так было быстрее, а страх никуда не делся, гнал вперёд. Никто их вроде не преследовал, но мерещились за спиной длинные руки, скрюченные пальцы, горящие как у зверя глаза, белые зубы.

Рывок и вот уже калитка грохнула за спиной, с разбега на крыльцо и в дверь. Бабушка Ната шарахнулась к стенке, проворчала своё вечное: «Оглашенные!» Всё равно, она же не со зла, надо скорее в тепло, к людям, к электрическому свету лампочек, стенам в цветастых обоях.

Взрослые смотрели телевизор в большой комнате, сёстры проскочили на кухню. Шёл фильм, должно быть, интересный, и никто не вышел посмотреть, чего девчонки так резво принеслись с прогулки. Проголодались — найдут чего пожевать.

Есть совершенно не хотелось, но Анна и Вероника сели за стол, налили себе едва тёплого чаю. Самовар, должно быть, грели давно. Страх немного отпустил, хотя ещё сумасшедше колотилось в груди, но обе понимали, что скрыть это надо любой ценой. Всегда хитрили и обставлялись, чтобы родители не ругали, не наказывали, а сейчас просочилось в жизнь нечто такое, что могло навредить всем, потому надо было крепко молчать, успокоиться и основательно подумать. Развести эту беду, как раньше управлялись с мелкими неприятностями, не перекладывая груз на плечи взрослых.

Посмотреть друг другу в глаза и то оказалось непросто, слишком они сроднились, чтобы иметь секреты. Анна ещё пыталась связать в голове все концы этой истории, когда сообразительная Вероника отодвинула чашку и сказала так спокойно, словно предлагала играть в фантики:

— Этот Григорий — он не пришелец. Он — упырь.

Глава 6

Фильм за стенкой шёл весёлый там даже что-то пели. В другое время сёстры уже сорвались бы с места, устроились прямо на полу перед экраном «Рекорда» и смотрели вместе со всеми, пусть даже и не с начала, но сейчас интерес к прежним занятиям пропал. Реальные события оказались невесёлыми.

— А что это? — спросила Анна.

Слово показалось знакомым и чужим одновременно.

— Я читала в книжке. Это ходячий мертвец, который сосёт кровь у живых людей.

Сёстры одновременно посмотрели на свои запястья, где уже зажили почти без следа те странные царапины.

— Ты думаешь?..

— А почему мы тогда слабые были? Вспомни — как котята.

Григорий тоже упоминал это слово, и Анна вздрогнула. Котята — это что-то мягонькое, пушистое, безопасное. Хорошо, если он так думает. Взрослые забывают, что в симпатичных лапках всегда таятся самые что ни на есть настоящие когти.

— Если он пил нашу кровь, вполне могли ослабеть, — согласилась Анна. — Помнишь, Васька руку тогда порезал, так белый был как бумага.

— Ну он со страху. Уколов тоже многие боятся.

Сёстры невольно рассмеялись, вспомнив, какая паника поднимается в классе, когда медсёстры из больницы приезжают делать прививки. Ладно бы трепетали девчонки, так ведь ребята куда чаще прячутся за печку или норовят незаметно выскочить в дверь. Странные. В жизни ведь падают, ушибаются и ничего, а тут всего лишь укол — потерпеть нетрудно.

Воспоминание о том, как хладнокровно сёстры Агатовы закатывали рукава, подставляя руки под безжалостные иголки, вернуло частицу мужества. То есть забота осталась на горбу и не стала менее серьёзной, но появилась надежда, что справятся с ней, как с ненужным страхом перед шприцами. Просто полезно сказать себе, что неприятный момент рано или поздно окажется за спиной, причём скорее рано, чем поздно, если встретить его отважно.

— Может быть, он и правда, нас не тронет, раз помогли, — рассудительно сказала Вероника. Крови в нас мало, не то что в толстой Светке.

Обе вздрогнули, вспомнив, что убежали, бросив девицу в конюшне. Цела она там? Может, сказать взрослым, что видели, как Светка с незнакомым парнем заходила внутрь? Так ответят, что ребячьи выдумки и вообще это их не касается, и подсматривать нехорошо.

— А что мы могли сделать? — спросила Анна, надеясь, что рассудительная сестра поможет утвердиться в простоте этой истины. Вероника не подвела.

— Ничего. Мы же вот не померли от этих царапин, и Светке ничего не будет, даже и ребёночка не заимеет, если парню только кровь нужна. Надо браться за то, что по силам, а не верить в чудеса. Захоти мы сдвинуть большой камень, разве бы сумели? Потому и не берёмся. Надо делать вид, что поверили этому, с того берега, и жить как всегда, а самим побольше разузнать.

— Правильно! Ты помнишь, в какой книжке про упырей читала?

Вероника с сожалением покачала головой. Ещё бы, она книжки как пряники  глотает.

— Спросим у Марины.

— А как объясним, с чего это нам какие-то покойники интересны? В школе про такое не задают.

— Скажем, что хотим новую игру изобрести.

— Точно! А то надоело всё.

Сёстры были мастерицы на выдумки, никого такая обстава не удивит. Зимой в склад боеприпасов, немецкого часового и партизан играли не только маленькие, но и большие ребята, а кто сочинил правила? Агатовы.

Теперь, когда разработали план, дышать стало ещё легче, побежали к телевизору, но фильм уже закончился, да и всё телевещание тоже. И так сегодня передачи шли до полдвенадцатого. Надо же, не таким и длинным оказался вечер.

Наверху сёстры зажгли свет и осмотрели комнату, проверили, плотно ли заперта дверь на балкон. Букет так и висел на балясине, но совершенно завял и больше не казался страшным. Надо его убрать, кстати, пока не заругали. Нечего лишний раз напоминать взрослым, что две десятилетние девочки свободно пользуются лодкой и катаются на ней где угодно, а не только на мелководье, как всем говорят. Дело в том, что белые красивые лилии росли только у того берега, у этого — лишь жёлтые невзрачные кувшинки.

Попасть в гости к Дениным труда не составляло — соседи в деревне больше чем родня. Прямо с утра сёстры отправились к Марине. То есть сначала хотели покрутиться у дома Светкиной бабки, выяснить, всё ли там в порядке, но не пришлось. Едва вышли за калитку, как сама девица попалась навстречу — тащилась нога за ногу к магазину. По виду её трудно было сказать, ослабела от потери крови или не выспалась, но Анна и Вероника постарались пройти как можно ближе и углядели на шее характерную царапину, затёртую и почти зажившую, но такую знакомую. Поглядели друг на друга. Правы оказались, когда так хотелось ошибиться.

— Значит, он сосёт понемногу! — сказала Вероника.

— Ну в такой как Светка, крови, наверное, целое ведро, за раз не выхлебаешь.

— За раз — да!

Марина поначалу удивилась, но она так рада была поделиться тем, что вычитала в бесчисленных книжках, что недоумевала, явно, недолго. Сёстры слушали прилежно, кому же это не польстит? То есть поначалу речь зашла о литературных упырях, оказывается даже классики, вроде Толстого, писали про это романы. Марина рассказала содержание книжки, где эти существа во множестве жили среди людей и неплохо себя чувствовали. Анна кивала, думая про себя, что пока описания до такой степени подходят к «их» Григорию, что поневоле решишь, что писатель самолично знаком был с вампирами, а не только изучал легенды про них.

Покончив с измышлёнными упырями, Марина задумалась и потом заговорила о неожиданном. Оказывается, бабушка её в молодости от несчастной любви или по какой-то другой нелепой причине собралась податься в монастырь. Ходить за этим далеко не требовалось, потому что женская обитель была тут же, километр или чуть больше от деревни. Стояла себе на острове, пока после революции, где-то в тридцатые годы, её не закрыли.

Вот к этим самым черницам бабушка Марины и подалась. Для начала, конечно, привыкнуть, проверить, точно ли ей там понравится — это обычай был такой. Новеньких заставляли работать в огороде или в швейной мастерской, мыть полы, пыль вытирать и прочее. Бабушка Марины, звали ей Авдотьей, а тогда просто Дуней, была по юности лет резва и любопытна. Очень ей хотелось книжки полистать, которых в монастырской библиотеке было немало и многие с картинками. Прибираясь, она украдкой заглядывала в тома и так однажды наткнулась на нечто необычное.

Вместо привычных божественных сюжетов, в этой книге рисунки были пугающими и, как теперь бы сказали, техническими. Дуня заинтересовалась, даже успела почитать об ужасных существах, называемых вампирами, о том, как надлежит их истреблять, и чем при этом пользоваться.

Старшая монахиня как-то поймала девчонку за чтением и надавала оплеух, а фолианта того Дуня больше не видела, но впечатлений хватило на всю жизнь. То есть революция победила, и верить в бога стало необязательно, девушка покинула монастырь, вышла замуж и родила детей, но те страшные истории забыть так и не смогла, рассказывала, бывало, детям вместо сказок и даже пыталась нарисовать по памяти картинки.

Когда монастырь закрыли, Дуня не поленилась обойти знакомые здания. Книжек не нашла, и куда они делись, так и не узнала. Время было смутное, пограбить каждый был не прочь, ну так ведь брали что-то полезное в хозяйстве. Кому могла понадобиться церковная библиотека? Не иначе как спрятали её монашки, потому что с собой унести не могли, изгоняли их чуть ли не голыми и босыми, никакого имущества с собой взять не разрешили.

В монастырских постройках сначала пытались разместить колхозную ферму, но скот пасти там было негде, кругом протоки, болота, и дело это бросили, потом устроить зернохранилище, но близко от воды рожь лежала плохо, да и всё труднее стало попадать на остров, потому что никем не ремонтируемая дамба разрушалась. В войну тяжёлая техника перемолола гусеницами и колёсами немало дорог и мостов, ставленых под телеги, да сани. Вот и на монастырский остров добраться теперь можно было только пешим ходом, так что часть зданий разобрали на кирпич, часть просто бросили.

То есть если не удалось обнаружить такую нестойкую вещь как книга в далёкие тридцатые, то на что можно было надеяться теперь? Анна, слушая рассказ Марины, загорелась идеей поисков таинственного руководства, но положа руку на сердце, следовало признать, что надежды мало. От разочарования хотелось плакать, правда, присутствовал во всём этом один важный момент. Если такая книга существовала, то написана была не для развлечения, а для дела, значит, существо, с которым девочки столкнулись в современной, далёкой от суеверий жизни, не какая-то выдумка попов, а реальное зло. Не нафантазировали сёстры вампира, и прежде бродили неупокоенные по земле, но находилась на них управа.

К сожалению, расспросить саму бабушку Марины возможности уже не было. Она года два назад переехала к старшей дочери в город, да там и умерла.

Впечатлений, впрочем, оказалось достаточно, только обсудить их подробно удалось не сразу, потому что едва роса высохла, как сестёр запрягли в работу: полоть, сено ворошить. Освободились ближе к вечеру.

Вампиры боялись серебра, осины и солнечного света. Последнее поначалу казалось сомнительным, но потом сёстры вспомнили, что хотя Григорий миловался со Светкой днём, небо всё было в тучах, а как только облака начали редеть, исчез. Должно быть, в пасмурную погоду он мог не опасаться, зато вёдро давало случай обойтись без его пригляда. Анна с нежностью посмотрела на солнышко, которое дарило не только тепло, но и защиту.

На всякий случай решили проверить, точно ли Григорий тогда сбежал, или просто глаза отвёл, оказывается, вампиры умели и это. Добраться до каменного склада было делом минуты. Ну да, вот здесь стояли парень и девушка, трава как притоптана, так ещё и не поднялась, сёстры подглядывали из тех кустов. Вряд ли вампир пошёл вверх к улице, да и по прогону не мог мимо просочиться, они же сидели буквально рядом с тропинкой. Тут как не внушай, что тебя нет, а рукавом заденешь, или шагами нашумишь. Оставался только один путь.

Сквозь густой вишенник сёстры пробрались к окопу, что уже изрядно осыпался и зарос за прошедшие двадцать или больше лет, но вполне ещё служил своим целям. Ребята иногда играли здесь в войну или пользовались этим скрытым способом передвижения, когда надо было улизнуть от взрослых. Во время дождя по глинистому дну канавы бежала вода и чёткий, хотя и слабый след, словно ребёнок шагал, а не взрослый мужчина, Анна увидела его сразу.

Старые отпечатки вода смыла, и это свежий был так ясен, что пробрала невольная дрожь. Анна невольно растёрла ладонями плечи, словно уже сгущались сумерки. Вероника тоже выглядела испуганной, но не отступила, а пошла вдоль окопа, хотя и мешали разросшиеся без пригляда кусты. По той стороне шёл забор, там вообще было не пройти, но спускаться на дно и оставлять свои следы рядом с этими вообще не хотелось. Жуть они навевали и, в общем-то, вполне правильную.

— Там же наша баня! — сказала Вероника почему-то шёпотом.

— Думаешь, он в ней и прятался?

— Посмотрим!

След ровной цепочкой тянулся вниз, к озеру и вдруг прыгнул в сторону, взобрался на откос, хотя никаких препятствий не было. Сёстры озадаченно остановились. На краю под забором рос боярышник, невысокий, раскидистый, тянул ветки над канавой. Казалось бы, наклонись, да шагай себе дальше, но вампир почему-то обогнул это место, потрудился залезть почти на самый верх окопа, лишь бы не задеть шипастую крону. Боялся одежду порвать?

— Боярка его напугала! — опять шёпотом сказала Вероника. — Марина говорила, что упырям опасны осиновые колья, но наверное, не только они. Если подумать, такое колючее растение тоже наделено какой-нибудь волшебной силой.

Анна кивнула, с невольным почтением разглядывая крепкие длинные иглы. Потянуло немедленно сорвать ветку и крепко зажать в кулаке, но обижать без нужды такое сильное растение казалось небезопасным. Придёт край — тогда, а пока солнце светит.

— Пошли дальше!

Анна приободрилась, и голос сестры звучал уже громче, звонче. Окоп скоро закончился, а следы действительно свернули к бане, хотя здесь их и распознать-то было трудно, едва возможно. По этой дорожке мало кто ходил, а то и совсем не отличили бы вчерашних отпечатков.

— А что, если он там?

Знакомое, тысячу раз избеганное место сейчас навевало жуть. Родная баня с закопченным немного боком, крышей из потемневшей дранки, зарослями ежевики на склоне показалась вдруг совершенно чужой, словно кто-то подменил за ночь. Если они, две девчонки могли проникнуть внутрь без всякого труда, справился бы с этим и Григорий. Окошко, пожалуй, маловато для взрослого человека, но при должной ловкости пролезть можно, а уж в проворстве вампиру не откажешь. Чем не укрытие? Бани топят не каждый день.

— Нет! — решительно сказала Вероника. — Опасно. Каждый может внутрь заглянуть, а если упырь днём спит, то не будет так рисковать. Увидят и начнут любопытничать: кто он и что здесь делает? Это когда просто ходит, люди решат, что обычный дачник из другой деревни, а прятаться начнёт, в чём-то да заподозрят. Гроб ему не нужен, в песчаной норе же без него обходился, а вот укрытие от солнца должно быть надёжным.

— Тогда мы его не отыщем.

— Он вампир и чужой, а мы дети и местные. Знаем каждый закоулок, любой куст. Найдём. Будем делать вид, что играем, все ребята так делают. Взрослые привыкли, и совсем нас не замечают.

— Да! И теперь мы знаем точно, что есть вещи, которых он боится. То есть не из книжек, которые может быть врут, а видели по следам.

Двойняшки посмотрели друг на друга. Страх не отступил, продолжал тлеть в глубине души, но появилась и надежда. Любую беду можно одолеть, если крепко за неё взяться и не отступать на полдороге.

Глава 7

На следующий день опять набежали тучи, и сёстры, согласуясь с разработанным планом, много играли с другими детьми, приставая к любой компании, которая что-то затевала, демонстрируя полную беззаботность, да и на самом деле её ощущая, потому что нельзя же всё время жить в напряжении. Вероника сказала, что Григорий может наблюдать за ними, проверять, действительно ли они смирились с его присутствием. То есть даже между собой, когда оставались наедине, старались не упоминать о вампире.

Потом Вероника предложила разработать специальный язык, кодовые слова, как это делали герои шпионских романов, чтобы придать своим письмам и разговорам совершенно безобидный вид. В сущности, такой язык у сестёр уже был, тесно общаясь, они давно привыкли  между собой объясняться междометиями и обрывками предложений. Взрослые за это ругали, особенно учительница в школе, но двойняшки от собственной речи не отказались, просто стали её скрывать. Невеликий труд добавить к уже существующему зданию несколько добротных кирпичей.

Сам план был прост: в пасмурную погоду заниматься обычными делами, не вызывая ни у кого подозрений, а дни, когда на небе светило солнце, повещать расследованию.

В округе и в самой деревне оказалось множество мест, которые могли на первый взгляд служить укрытием для вампира. Играя и бегая, как и положено детям, сёстры теперь оценивали про себя эти сараи, гумна, развалины с вполне определённой точки зрения. Вслух мнениями не обменивались, но им хватало взглядов, чтобы понять, как сходятся мысли. Везде было опасно. То есть спи вампир ночью, как все добрые люди, он много где мог приютиться, но в том и суть, что отдыхал днём, а в светлое время не только взрослые посещали с той или иной целью все эти места, но и вездесущие дети буквально частым гребнем прочёсывали деревню и всё окрест, и невозможно было предсказать, куда кинет всю эту неуправляемую массу обаяние очередной затеи.

Играя и в прятки, и в казаки-разбойники, сёстры умели хорониться, причём, не только в местах очевидных, но и самых неожиданных. Значит, для других эти тайники представляли опасность. Нетрудно оказалось сообразить, что упырь, будь у него хоть немного мозгов, скрывался где-то вне деревни.

Самым очевидным претендентом на роль пристанища выглядело ближайшее кладбище. Располагалось оно на том берегу, прямо у дороги, точнее, сразу у трёх, но людьми посещалось редко. Разве что на похороны собиралась толпа, а так и дети нечасто забегали сюда в вечном поиске развлечений. Ограда обветшала, от ворот вообще ничего не осталось — место доступное и в то же время тихое.

— В самой церкви под полом можно укрыться, дверь ведь не заперта, да и в каком-нибудь из склепиков, большинство тоже без замков стоят, — рассуждала Вероника, когда сёстры шли мимо упокоища в Новоселье.

— Ну да, ребята и то побоялись лезть в подземный ход, а уж в надгробья только ненормальный сунется, да и нет там ничего интересного.

Церковь в войну ещё работала, в сорок четвёртом, когда наши наступали, люди из ближних деревень укрывались там от снарядов, но немцы их выгнали, а храм подожгли. Сгорели, правда, только деревянные части колокольни, а так даже пол сохранился из широких крепких досок. Каменное здание вообще почти не пострадало.

Сестры издали оглядели могилы и заросли сирени.

— Надо проверить. Если у него есть постоянное укрытие, то наследит — дорожку натопчет.

— А вдруг узнает, что мы возле его убежища трёмся? Придавит как котят.

— Надо сделать так, чтобы не догадался. Помнишь, бабушка говорила, что пора кресты на могилах подновить? У неё и серебряная краска куплена, я видела. Возьмём и напросимся, только не сразу, а немного погодя. Надо больше выяснить о том, чего он боится, чтобы хоть как-то уметь себя защитить.

— Этого мало, чтобы справиться.

— Да, тут  ведь придётся нападать. То есть, если он ничего не проведает про наши розыски, и будет считать глупышками, как другие.

Обеих ужаснула сама мысль о схватке с взрослым мужчиной, да ещё упырём. Маленькие девочки, конечно, могут всё разведать и разузнать, но как физически справиться с тем, кто тебя много сильнее? Напасть на него первыми, да ещё и надеяться на успех? Жутко и нереально. То есть вот об этом следовало подумать в первую очередь.

В библиотеке на полках стояло много книг из современной жизни, классика для школы, но руководства по борьбе с вампирами нечего было и искать. Несерьёзно отнеслась к заботе современная власть, наверное, списала упырей на отсталые суеверия, а зря. Пришлось ограничиться обычными книгами для чтения.

Возвращаясь, задержались на склоне, откуда открывался вид на долину. За спиной лежало озеро и далеко впереди другое, а между ними низина с болотами, ручьями, извивами сразу двух небольших речек. Посередине на песчаном бугре — крупной рели, темнели остатки монастыря. Когда-то всё здесь было возделано, а на затопляемых лугах трава росла такая, что скрывала девочек с ушками и макушками, но теперь местами расползлись заросли ивы, вставал вездесущий ольшаник. Для техники простора не было, потому совхозное начальство разрешало частникам выкашивать лужайки, да многие ли держат теперь коров? Перетаскай-ка несколько тонн сена на своём горбу — быстро расхочется.

— Может быть, всё-таки сходим? — предложила Анна. — А вдруг повезёт? Дело-то у нас серьёзное, не для баловства искать будем.

Обе понимали, что речь идёт о заветной книге. То есть они не отказались бы и от остальных, поскольку в них есть картинки, но руководство по отлову вампиров определённо придало бы уверенности в себе. Хотелось узнать проторённые пути, чтобы понять, правильно идут или нет. Тут же на месте и договорились завтра рано утром ускользнуть на весь день, ну хотя бы постараться это сделать и наведаться на остров к заманчивым руинам.

Опыт в разного рода сомнительных вылазках у сестёр имелся, потому собирались недолго. С собой взяли торбу, небольшую лопатку и четырёхгранный штык. Чтобы никто не догадался, куда нацелились, сделали крюк и к острову подошли со стороны чудом примостившегося здесь поля с брюквой. Пришлось чавкать по вонючей болотине, усеянной липкими розовыми цветочками, продираться сквозь кусты, но на дамбу вышли в том месте, где она уже не просматривалась с дороги.

Насыпь просела и, уцелевший от превратностей судьбы каменный мост, торчал из неё как пьедестал. Несмотря на серьёзность затеи, сёстры не смогли отказать себе в удовольствии забраться на него, побегать по гладкой верхушке и конечно прыгнуть несколько раз с моста на гибкую ольшинку, которая каждый раз услужливо склонялась, опуская на землю.

По краям дамбы росли деревья, но у самого острова они расступались, и вот здесь уже следовало соблюдать предельную осторожность. Напротив, на высоком берегу реки располагалась деревня Пеково, оттуда монастырь отлично просматривался. Сёстры не раз убеждались в этом, когда ходили на автобусную остановку — кого-нибудь провожать или встречать.

Прячась за редкими кустами, добежали до стены первого здания и смогли перевести дух. Церковь после войны разобрали на кирпичи для ремонта коровника, фундамент успел зарасти, почти сравнялся с землей, деревянный жилой дом порядком прогнил, и только службы из дикого камня выглядели как новенькие, вот только дранка на крышах местами начала осыпаться.

— Откуда начнём?

Анна растерянно огляделась. То есть прежде об этом не думала, пожалуй, следовало составлять более продуманные планы. Книги не иголка, тайник должен быть достаточно большим. Где бы сама его устроила, когда нужно срочно бежать, но ещё надеешься вернуться?

В доме люди жили уже после монашек, да и деревянные постройки, как показал опыт нескольких войн, недолговечны в огне. Фашисты отступая, поджигали всё, некоторые деревни выгорели дотла. Двоенный дом Агатовых уцелел чудом, считанные единицы сохранились этих широких пятистенков.

Остров остался в стороне от боёв, но не только свои, фашисты во время оккупации тоже наверняка обшарили закоулки в поисках монастырских сокровищ. Бабушка рассказывала, что выгребали всё более-менее ценное, отсылали в Германию. Кто успел закопать достояние в землю, да ещё сделал это с умом, тот остался после войны с каким-никаким имуществом, но таких было немного.

То есть при обилии соперников в многотрудном деле поиска клада, нечего было и надеяться на успех, почему не подумали об этом раньше? Скорее всего, зря пришли, да не возвращаться же, раз уже здесь.

— Дом наверняка обыскали не один раз. Когда разбирали церковь, тоже нашли бы, будь оно спрятано. Один фундамент уцелел, полы и всё прочее сняли. Если и могло что выжить, так в каменных сараях. Дикая кладка надёжнее всего.

Анна охотно согласилась с сестрой.

Обе двери оказались заперты, но были они деревянные и лишь обшитые железом. Внизу от времени и непогоды оно совсем проржавело, доски подгнили. Образовалось отверстие, которое без труда удалось расширить. Сестёр учили беречь имущество, ломать бы не рискнули, но как бы само развалилось, так что не считается, перед уходом пообещали себе если не заделать, то хоть замаскировать дыру от досужего любопытства.

Внутри царил полумрак, маленькие окна под самым потолком почти не пропускали света. На миг мелькнула ужасная мысль, что именно здесь и прячется вампир, чем тут худо? Сумрачно и никто не ходит. Однако как оконца, забранные коваными решётками, так и запертые двери охраняли это место от вторжения взрослого человека. Сёстры только потому и смогли пробраться, что маленькие и худенькие. Григорий, хотя и не смотрелся здоровяком, этого бы не сумел.

Хранили здесь, когда ферма была, сено, потом зерно, но сейчас ничего не осталось, только труха по углам. Вид у неё был прелый, пыльный. Остров никогда в самое высокое половодье не заливало, но подвалы тут из-за подземной влаги не копали.

Надежда почти угасла, тем не менее, сёстры добросовестно перерыли подозрительные места, выбирая, по их мнению, самые многообещающие. Сарай построили просто, без каких-либо закоулков. Спрятать что-то в стене было невозможно, в полу — глупо. Сырость съела бы здесь всё, кроме камней. Однако же проверили почву в самых сухих на вид местах, но слежавшийся грунт производил впечатление нетронутого. Земляной пол местами был утоптан до каменной твёрдости, покрыт слоем плотно сбитого хлама. За тридцать лет после закрытия монастыря много чего видел этот сарай.

Бабушка Тася в войну тоже собрала ценности и зарыла в тайной яме в подвале, но дом стоял на высоком берегу, не было опасности, что воды подступят и испортят вещи. Фашисты и те ничего не нашли, хотя выгнали семью и поселились сами. Монахини тоже наверняка знали толк в тайниках.

Ничего не добившись, сёстры осторожно вылезли наружу, где солнечный свет показался особенно ярким. Прячась за кустами, перебрались к другому сараю, поставленному особняком. Ворота здесь были не только заперты, но и заложены крепким брусом, да только маленькая в половину человеческого роста дверца, надежно загороженная от досужего взора кустами бузины, позволяла проникнуть внутрь, вообще не напрягаясь. Строили везде одинаково, так что ход нашли сразу.

Здесь когда-то располагалось гумно — место, куда хлеб свозили для обмолота, а потом сушили на специальном возвышении. Рядом с помостом низко на самой земле была построена печь с большим зевом, а через маленькую дверцу к ней подносили снаружи дрова.

Рига выглядела богато: мощные стены, неохватные брёвна, поддерживающие стропила. Сушилку от тока отделяла каменная же перегородка. Дверь в неё сохранилась, но стояла распахнутой настежь. Вот здесь, пожалуй, тайник искать имело смысл.

Под помост попасть было несложно, да только в темноте ничего толком разглядеть не удавалось. Фонарика у сестёр не было, имелись спички. Зажигая по одной, сумели обнаружить, что внизу пусто и чисто. Гумном ещё не так давно пользовались, потому и мусор выметали полностью, чтобы случайно откатившийся уголёк не подпалил всё строение. Земляной утоптанный пол, слежавшийся грязноватый песок. Чтобы искать здесь, требовалось снаряжение посущественнее, как минимум свеча, потому решили обследовать сначала другие закоулки, а при нужде вернуться ещё раз.

То есть о подлинной цели исследований почти забыли, охватил старательский азарт, желание найти хоть что-нибудь интересное кроме трухи и пыли — пусть старинную монету или бронзовую иконку-складень, да что угодно, чем можно похвалиться перед ребятами.

Сёстры обошли ток. Крепкие плахи плотно сидели на местах, надежно упирались в стены. На потолок сушилки тоже следовало залезть, хотя вряд ли там удалось бы скрыть что-то от случайного взгляда, но без лестницы это казалось невозможным.

Печь? Анна добросовестно просунула голову в зев и чиркнула спичкой. Свод отлично сохранился, но тайников в нём не было, да и какие книги могли выдержать температуру горящих поленьев? Топили здесь изрядными чурками, которые горят долго и жарко.

С боков тоже ничего. К каменной внешней стене топка примыкала вплотную, между помостом оставался зазор. Неисследованным остался лишь закут за печью. Сёстры изрядно перемазались, так что поздно было жалеть одежду — всё равно придётся стирать. Анна протиснулась, между кирпичным боком и сушилкой, царапая о камень коленки, Вероника светила сверху с помоста. Ну да, здесь тоже ничего, всё тот же земляной пол, слежавшийся, потемневший от копоти песок. Анна сердито топнула, хотела уже вылезать обратно, как вдруг почудилось, что удар получился чересчур мягкий, словно песок лежал рыхло, или был здесь не только песок.

— Дай-ка штык!

Сестра протянула железку, Анна примерилась и осторожно воткнула острие. Почти сразу раздался противный скрежет металла по камню. Разочарование едва не вышибло слёзы из глаз: ведь затеплилась уже надежда, что не просто так существует закут, есть в нём тайна, но видимо, почудилось от усталости. Исключительно для порядка Анна вытащила штык и вонзила в грунт правее у самой стены. Он пошёл сначала легко, а потом вонзился во что-то твёрдое, но глухо, мягко, так что даже не отдалось в ладони. Под слоем грунта оказалось дерево.

Глава 8

Не веря в явившуюся вдруг удачу, сёстры посмотрели друг на друга, а потом Вероника наклонилась, вытянула руку, чтобы неверный свет одиноко горящей спички лучше рассеивал полумрак, а Анна принялась осторожно исследовать штыком всё пространство закутка. Камень оказался случайным. Почти везде глубина отзывалась деревянно, где глухо, как в бревно, где звонче, как будто внизу под досками наметилось пустота.

— Давай лопатку!

Анна принялась с воодушевлением рыть. Под слоем песка и мелкого мусора действительно оказался пол, точнее крышка люка, примерно такие же есть на кухне в каждом деревенском доме, они ведут в подвал, но в гумнах никто никогда не рыл подвалы, особенно здесь на острове, где грунтовые воды делали это просто глупым.

Кольца не было, но проржавевшая петелька от него осталась, Анна снова взялась за штык, поддела ржавую железку, страшась, что та не выдержит, рассыплется в пыль, но подвело что-то другое. Отлетела одна из досок, открыв узкую тёмную нору. Глядя на толстые плахи, из которых собрали когда-то этот люк, Анна подумала, что весь его они даже вдвоём с сестрой поднять бы не смогли, одну-то доску пришлось оттаскивать, приложив немало усилий.

Света от спичек, которые Вероника старалась жечь экономно, едва хватало, чтобы хоть что-то разглядеть, но Анна уже поняла, что под полом открылась не случайная пустота, а некое сооружение, затеянное в давние времена. В яме виднелся край настоящей кладки из мелкого кирпича или плитняка.

— Коробок почти пустой уже!

Голос Вероники звенел жалобно, Анна и сама была в отчаянии. Наткнулись на такое интересное место и даже не исследовать как следует! Почему не взяли с собой свечу или фонарик? Уже сегодня могли бы спуститься в неведомые глубины, что-то найти, а так придётся сгорать от любопытства, пока не смогут вернуться. Когда это произойдёт? Завтра, через несколько дней? Мысленно прикинув направление, Анна сообразила:

— Слушай, это не тайник, мы нашли подземный ход! Ну дверь в него со стороны монастыря.

Со слов взрослых сёстры знали, что когда-то в давние времена здесь был город, потому и церквей стояло много, а деревни буквально теснились одна к другой, хотя после войны отстроить удалось далеко не все. В том, что между церковью над обрывом и монастырём существовал подземный ход, никто не сомневался. Более того, когда храм перестал работать, любопытные ребята мигом нашли под полом начало этой секретной дороги. Вот так же стены норы были аккуратно оформлены кирпичами. Самые настырные даже пытались залезть, но ход оказался тесным, то есть взрослый едва мог бы передвигаться на четвереньках, а то и ползком. Мальчишкам было немного проще, только всё равно далеко не продвинулись, зато рассказов ходило множество.

Послушать так всякий бы залез, но преграждала дорогу запертые на замок чугунные двери, стерегли хитрые ловушки, грозя обрушить на любопытных беды и злоключения, стояли везде, пугая незваных пришельцев, гробы с грудами полуистлевших скелетов. Столько вранья накопилось вокруг этой истории, что многие даже в подлинность хода не верили.

То есть раньше ведь не только церковь возвышалась над красными обрывами, была здесь настоящая крепость, где стоял гарнизон, сражался, а простые люди укрывались от врага. Сёстры более чем смутно представляли прошлое округи — историю в школе ещё не проходили. Когда была эта самая Новгородская республика? Давно ли шастали шведы? Рассказывали предания, что и царь Иван Грозный бродил здесь со своим войском, и знаменитый князь Александр Невский появлялся, но сёстры знали обоих только по соответствующим фильмам.

Всё же враги, без сомнения, приходили, с ними бились, а то и сидели в осаде. Подземный ход, через который можно отправить верного человека за помощью, просто не мог не существовать. Он и был, только до сих пор Анна думала, что не такой длинный — ведь между обрывом и островом болото и целая река, хоть и небольшая. Как же можно построить сооружение, не затопленное водой? Разве бывает настолько прочная, непроницаемая кладка, а современных материалов вроде бетона люди тогда не знали.

Сёстры решили про себя, что другой конец тоннеля выходит на поверхность где-нибудь в неприметной ложбинке там же под обрывом, даже искали, осмотрели подозрительные места на склоне и у его подножия, но ничего не нашли. Люк же в церковном полу был слишком тяжёл для девчонок, а недавно и на входную дверь повесили замок, вероятно, тоже собирались устроить склад.

И вот теперь сёстры Агатовы отыскали вход с другой стороны, быть может, удастся пробраться по нему достаточно далеко, но как бы там ни было в дальнейшем, такое открытие — это сенсация. Анну и Веронику ждёт неувядаемая слава среди ребят всей округи, даже взрослые старшеклассники будет поглядывать на них с интересом.

От радужных картин всеобщего признания сладко заныло в груди, но Вероника мигом остудила пыл. Слишком рассудительна она была для десятилетней девочки.

— Мы никому ничего не должны рассказывать!

— Почему?

— Сначала разведаем сами, что там внизу, вдруг обычный подвал с мышами? И потом, пока существует «этот», нам пригодится любое знание, которое есть только у нас, потому что разве можно предвидеть, что именно и когда окажется важным?

— Вот всегда так! — буркнула Анна. — Иногда ты совершенно как взрослая.

— Большие совсем не такое глупые, какими ты их считаешь, нам надо вести себя очень осторожно. Вляпались уже с этим выслеживанием в конюшне. Просто тогда обошлось, а сейчас может и не прокатить.

— Ну потом, когда доведём «то» дело до конца, мы же расскажем?

— Да, только браться за всё это надо с умом, а то найдутся деятели, которые заявят, что давно уже про этот ход знали, только говорить никому не хотели.

— Точно! Давай тогда спрячем дыру, сделаем, как раньше было, чтобы никто ничего не нашёл.

Не без труда Анна водрузила на место вынутую доску, прореху, что зияла в самом гнилом месте, прикрыла камешком и насыпала сверху песок и мусор, который лежал там раньше. Спичек не осталось, пришлось работать почти на ощупь в слабом свете, что шёл от забитого почти наглухо окна, но вроде бы всё выглядело как и прежде, когда она с помощью сестры выбралась из ямы и критически обозрела результат своих усилий.

Вероника подобрала где-то обломок ветхого горбыля и положила поперёк ямы, чтобы доска выглядела небрежно брошенной, но не сдвинув её нельзя было попасть в углубление. Сёстры запомнили, какой именно сучок находился рядом с её краем на помосте, а потом сделали венички из полыни и аккуратно заровняли следы, кое-где отпечатавшиеся в пыли.

Все эти хитрости Вероника вычитала в книжках про шпионов, запомнила и сочла полезным применить. Затем сёстры выбрались наружу сквозь маленькую дверцу для подноски дров, закрыли её и тоже, словно невзначай, придавили чудом уцелевшим поленом: оно само свалилось, а так не ходил здесь никто.

Из кустов выбрались, только внимательно изучив окрестности и убедившись, что никто не следит за ними, ну или просто не видят соглядатая. Обратно к дамбе опять же пробирались со всеми предосторожностями, где ползком, где перебежками. Только под каменным мостом перевели дух. Здесь струился ручей, а скоро уже предстояло выйти в обитаемые места, потому сёстры как могли почистились, смыли грязь с кожи и бот, выбили пыль из подолов и кофточек. Вещи всё равно предстояло стирать, но следовало выглядеть не слишком грязными до того момента, как доберутся домой и смогут переодеться.

— На всякий случай надо что-то придумать! Лучше не рассказывать взрослым, что таскались в такое глухое место.

Вероника кивнула:

— Я уже сочинила. Помнишь, мы собирались напроситься красить кресты? Ну то есть, всё равно заставят, так лучше самим?

— Ага!

— Вот и скажем, если застукают, что ходили на береговое кладбище почистить могилку прабабушки и прадедушки. Ну чтобы потом с покраской управиться быстрее.

— Как ты здорово придумала!

На острове места было мало, поэтому большая часть кладбища располагалась на речном берегу. Дамба как раз и вела в ту сторону, потому крюк предстояло сделать совсем небольшой. Сёстры так и поступили. Прилежно поднялись на крутой косогор, и повозились вокруг знакомых могил, выпалывая траву и разравнивая холмики. Они изрядно осыпались, и пора уже было заново обложить дёрном, но маленькая лопатка для этой цели не годилась. Резать и носить дёрн вообще было тяжёлым делом, папа обычно занимался этим сам.

Домой возвращались со множеством предосторожностей, но повезло никому не попасться на глаза и не нарваться на лишние вопросы. Сёстры быстренько переоделись и отправились на озеро — стирать.

С пляжей у Кошачьего Города и Кукуева подгорья доносились голоса, плеск, визг, там и там купались ребята. Мостки находились примерно посередине, и сразу захотелось бросить тазики и податься хоть сюда, хоть туда, залезть в воду и присоединить свои плески-визги ко всем прочим, но вампир своим появлением в жизни совершенно испоганил беззаботное (как считали взрослые) детство. Это раньше сёстры Агатовы уже неслись бы вливаться в голоногое, а местами и голожопое сообщество, сейчас ощущали себя взрослее и мудрее.

Постирав вещи, без особого удовольствия выкупались прямо у мостков и разлеглись на травке, сонно созерцая тихую воду и тот берег.

— А что, если он там, в норе и ночует? — спросила Анна.

Время перевалило за полдень, и солнце хорошо освещало красную проплешину выбитого молнией песка. Вероника рассеянно покачала головой:

— Не думаю. Там рыбаки всё время шастают. Сунутся в теньке червей накопать или захотят в кустах снасти спрятать, чтобы с собой не тащить.

— А раньше, до молнии он же там лежал, спал долгие годы.

— Может не такие и долгие. Наверное, спрятался, когда монастырские ему хвост прищемили, а потом некому стало вот и решил вылезти.

— Жизнь теперь здорово переменилась, к ней надо наново привыкнуть, а то в город бы подался.

— Вот! Там же милиция сразу определит, что документов у него нет, а здесь до осени можно перебиться. То есть дачники считают, что он местный, а местные что дачник. Никто не пристаёт.

— Думаешь, осенью уйдёт?

Вероника молчала, срывая пальцами ноги травинки, у неё это здорово получалось.

— Я не знаю, — сказал она, когда Анна уже начала дремать. — Никто не знает, что у него на уме, но зимой тут спрятаться негде, то есть мы летом его следы в окопе обнаружили потому, что знали, где искать, а зимой на снегу каждый заметит, что протоптано.

— В спячку заляжет, как медведь? — предположила Анна. Самой показалось, что сказала глупость, но Вероника, как будто, так не считала.

— Наверное, это самое разумное, что можно сделать, но ты же его видела. У него гонору как у десяти мальчишек сразу, не захочет он в норе сидеть, пока наверху столько людей ходит, у кого можно кровь сосать.

— Может он вообще хочет как Гитлер из целых народов сразу кровь пить.

— Кто его знает…

Сёстры перевернулись на живот, чтобы погреть спины. Теперь перед глазами предстал зелёный в жёлтых звёздочках гусиных лапок берег, неровная кромка окопа, который шёл вдоль всего озера, заборы, огороды. Тоскливо как-то было на душе. Ещё недавно тут шла война, фашисты угнетали население, там дальше у школы, где окоп вырыли особенно глубоким, расстреливали местных жителей, за любую вину, а то и безвинно. Схлынула эта беда, вон почти заросла травой, неужели на смену ей придёт другая?

Кто же знает, вампир — он хуже фашистов или лучше? Это взрослые должны разбираться, кто прав, кто виноват, они умные закончили школы и институты, знают многое такое, о чём в десять лет дети даже не догадываются. Как вышло, что тяжёлый груз лёг не на те плечи? Поделиться бы с кем-то, спросить совета, но никто же не поверит, даже если захочет выслушать. В книжках вон и то дети выслеживали только шпионов, вампиры им как-то не попадались.

По прогону напевая и прискакивая, спустился дядя Лёша. Он тащил вёсла с узкими изящными лопастями. Его лодка, длинный изящный челнок, была привязана у соседних мостков. Не заметив девочек, он быстро отомкнул замок и забросил цепь на нос. Для рыбалки вроде не время, может, подался в магазин? В Новоселье был не только продуктовый, но и хозяйственный.

Сёстры завистливо смотрели вслед. Долблёный из цельного дерева челнок был совсем не то, что их собранная из досок лодка, он не плыл, а буквально летел, стелился над водой, послушный малейшему движению весла. Грёб дядя Лёша красиво, строгими экономными движениями. С войны он вернулся без одной ноги, но ловко управлялся с деревянным протезом, а рыбака, удачливее его, в деревне, наверное, и не было.

— А я вот думаю, — сказала Вероника, щурясь  на далёкий тот берег. — Помнишь, как бабушка рассказывала, что в войну, когда немцы бомбили, озеро буквально кипело? Представляешь, сколько надо бомб, чтобы вся эта вода бурлила как в кастрюле, какой это адский грохот? Почему же Григорий тогда не проснулся?

— Какой же дурак вылезет, если кругом война? Глубже только спрячется.

Анна тоже посмотрела вслед летящему над тихой водой челноку. А ведь прятались, больными притворялись. Много на свете вампиров, хорошо, что не все, а то фашисты до сих пор топтали бы эту землю. Тогда, наверное, и молния не помешала бы Григорию спать в норе под обрывом, дожидаясь тихих времён.

Глава 9

Ночью разыгралась непогода. По крыше молотил дождь, спать от этого было уютнее, но брезжило на грани забытья и яви сожаление об ещё одном потерянном дне лета. К утру капли реже стучал в дранку, даже солнце выглянуло, хотя почти сразу опять скрылось, зато ветер усилился. Когда сёстры выглянули в окно, глазам предстал настоящий разгул стихии. Деревья клонились и мотались на ветру, блестя мокрыми листьями, а хорошо видное с балкона озеро всё шло злыми серыми волнами с белой опушкой гребней.

— Ух ты! Если бы не дождь… — вздохнула Анна.

— Похоже, он стихает.

Сёстры давно вынашивали один план, да всё не подворачивалась возможность его осуществить. Недавно приезжал из города дальний родственник погостить и рассказал, как они с приятелем в ветреную погоду катались на лодке под парусом. То есть ни мачты, ни полотна у них не было, просто один встал на носу, распахнув куртку, а другой рулил на корме. Летели, по словам троюродного брата, так, что за позади бурлила пена.

Идея показалась блестящей, но сёстры отчётливо понимали, что при их невеликом размере эффект произойдёт не столь значительный. То есть, предстояло или увеличить парусность, или дождаться действительно буйной погоды.

Продолжать розыски на острове и вообще какие-либо действия против вампира, когда тучи плотно закрывали небо, было неразумно, зато появился шанс от души развлечь себя долгожданной затеей.

Дождь, как по заказу, стих, потом совсем перестал, а ветер только усилился. Завтракая, Анна всё время поглядывала в окно, чтобы по тому, куда и насколько усердно клонятся тополя, определить силу и направление стихии. Дуло с севера или северо-востока. С юго-запада было бы предпочтительнее, тогда почти всё озеро удалось бы пролететь, радуясь и красуясь, хотя, конечно, лучше не маячить на глазах как взрослых, так и детей. Увидит кто, наябедничает родителям, и прощай свобода пользоваться лодкой.

Бабушке наврали, что поиграют в сарае, да и направились туда, крадучись и стараясь не на виду держать вёсла. Пришлось сделать изрядный крюк, пока добрались до прогона и побежали вниз. Теперь между ними и приключением уже никто не должен был стать.

На озере не было даже рыбаков, наверно, в такую непогодь не клевало. Двойняшки задержались на бровке окопа, чтобы полюбоваться взбешённой водой. Свистело в ушах, а подняв весло и развернув лопасть, трудно было удержать его в руках. Погода — загляденье.

Лодка раскачивалась у мостков. Пришлось вычерпать изрядно дождевой воды, прежде чем пуститься в плавание. Под берегом стихия не слишком усердствовала, потому отчалили без особого труда. Вероника как всегда сидела на корме, Анна на вёслах, она повела лодку на середину озера, где ветер был особенно лют, и развлечение могло доставить наибольшее удовольствие.

Грести на такой волне оказалось непросто: одно весло цепляло воду, другое попадало в ложбину между волнами, а иногда промахивались оба, поэтому лодку дёргало из стороны в сторону, раскачивало. Летели брызги, отчего кофточка быстро промокла. К счастью Веронике доставалось немного меньше, но и она временами морщилась, уклоняясь от нечаянных фонтанов.

— Извини, выберемся на простор, будет легче.

— Ничего страшного.

Борясь с непослушными вёслами, Анна и не заметила, как отдалился берег, теперь лодку окружали те самые высокие волны с белыми шипящими бурунами. Вырвались на простор! Пришло время пустить посудину по ветру, а не против него, как шли до сих пор.

Собственно говоря, стихия так и норовила поставить лодку вдоль грядок, усилий прикладывать не пришлось. Их закрутило, ударило в днище, накренило так, что подветренный борт черпанул воды, а ведь и наполовину ещё не повернули.

Только теперь Анна по-настоящему испугалась. Намертво вцепившись в ручки вёсел, она принялась из всех сил загребать левым и табанить правым, сначала ничего не выходило, лодку мотало, норовя опрокинуть. Вероника пыталась помочь, наваливаясь на возносящийся борт, но куда там с её цыплячьим весом! Лодка едва замечала усилия обеих девочек и, наверное, лишь чудом удалось снова поставить судёнышко носом к волне.

Переводить дух было некогда. Берег уже заметно отдалился, остались позади мечущиеся пятна тростников, опрокинутые листья кувшинок, а значит, и мелкая вода. Под досками днища лежала бездна. Пусть там и всего было два-три метра свободной воды, девчонкам бы хватило. Анна поняла, что если лодка опрокинется, они могут не выплыть — на такой волне захлестнёт и утопит. Оставалось одно — держать посудину поперёк стихии.

Анна гребла, стиснув зубы, упираясь подошвами в перекладину, понимала, что так они лишь всё дальше уходят от спасительной суши, но сделать ничего не могла.

Понемногу их всё же сносило, озеро не океан, рано или поздно куда-то прибьёт, но вот хватит ли сил не выпустить вёсла из уже онемевших рук?

— Давай вдвоём! — предложила Вероника.

— Нет! Нельзя вставать, ходить. Опрокинет. Я не смогу удержать, пока ты пересаживаешься.

От усталости и напряжения Анна и говорить толком не могла, слова вылетали неровными кусками, застревали в горле. Чужой бы не понял. Но сёстры сроднились, им вполне хватало этих отрывков.

Они смотрели друг на друга, понимая, что проигрывают. Две глупые девчонки поверили в хвастливую байку, и сейчас это кончится для них плохо. Следовало сообразить, что такие фокусы даром не проходят. Быть может, на какой-нибудь яхте, где есть киль, и корпус предназначен для таких трюков, оно бы и прокатило. Впрочем, нет. Когда вот так кидает и раскачивает нельзя устоять в лодке, ни за что не держась. Дохлый номер. Опасно верить болтовне мальчишек, даже таких великовозрастных как троюродный брат. Впредь будут умнее, если, конечно, будут.

Анна поняла, что изнемогает. Ещё немного и не сможет удержать лодку носом к волне. Надо придумать что-то прямо сейчас, пока они на плаву и ещё не всё потеряно.

— Надо развернуться кормой к ветру! У меня силы кончаются.

— Опрокинет!

Ветер завывал, грохотали в борта тяжёлые валы, приходилось почти кричать, но сёстры смотрел друг на друга, и взглядами могли передать больше, чем словами.

— Справимся. Смотри на волны и как только пройдёт самая высокая, командуй поворот. Я правым загребаю, левым табаню, а ты навались на левый борт, когда начнёт опрокидывать.

Вероника кивнула, метнулись мокрые косы. Выглядела жалкой и бледной, но глаза горели отвагой, и Анна поверила, что они обе не подведут.

— Давай! — крикнула сестра.

Анна собрала в кучу остаток сил и налегла на вёсла. Лодка охотно нырнула в канаву между гребнями, но тяжело, словно весила целую тонну, разворачивалась как надо. Вероника буквально лежала на борту, вцепившись в кромку, косы плескались над бурунами, но она не сдавалась, пытаясь своим крохотным весом выровнять крен.

Они справились! Лодка неохотно подставила ветру корму, и сразу, словно толкнули, понеслась вперёд.

Наверное, действительно было здорово лететь вот так в кипении стихии, но Анне некогда было любоваться бегущими назад берегами. Волны по-прежнему норовили развернуть и опрокинуть, приходилось подрабатывать вёслами, чтобы удержать посуду на курсе.

Впереди вырос полуостров Кошачий Город, и какое-то время казалось, что попадут на его мелкий «детский» пляж. Вероника оглядывалась с надеждой, но не повезло. Лодку протащило мимо и с разгона загнало в тростники.

Волнение ощущалось и здесь, но уже не так свирепо. Зелёные стебли неистово мотались, колотя по бортам, лодку плавно подбрасывало и опускало, но это уже было безопасно, и несколько минут сёстры просто отдыхали от пережитого.

— А здорово летели! — сказал Вероника. — И без всякого паруса.

— Да, жаль, мне некогда было особо любоваться!

Сёстры засмеялись, покачиваясь на банках.

— На том берегу кто-то кричал, ты слышала?

— Как будто. Думаешь, разглядели?

Вероника помотала головой, деловито отжала косы:

— Далеко, да и кто на нас подумает? Мы же маленькие девочки.

Опять принялись хохотать, но расслабляться не следовало. То есть вроде бы спаслись, но надо ещё доплыть до мостков, привязать лодку, вернуться домой и сделать вид, что вообще дальше сарая не совались.

Анна попыталась выйти на свободную воду, но не тут-то было. Волны и ветер немедленно отбрасывали обратно. Изрядно намучилась, пробовала плыть сквозь заросли, но лодка вязла, то есть болталась на месте, лишь немного подаваясь то вперёд, то назад, занести вёсла хоть сколько-нибудь далеко не удавалось.

— Постой! — вмешалась Вероника. — Так не выйдет! Давай руками.

Она проворно перебралась на нос, ухватила в каждую ладонь по пучку стеблей и потянула. Лодка послушно двинулась вперёд. Анна выдернула вёсла вместе с уключинами, бросила на дно и тоже принялась хватать тростники. Медленно, но довольно уверенно лодка продвигалась всё ближе в берегу. А там и совсем вышла в заветрие за высоким бугром Кошачьего. Здесь уже была мелкая вода. Анна схватила весло и тычком подогнала лодку к берегу.

Ну вот, полдела сделано. Вероника выскочила на сушу и сбегала на возвышение — обозреть окрестности на предмет возможных свидетелей. Никого не было ни на этом берегу, ни на том. Нормальные люди сидели по домам. Что ж, прекрасно, но при мысли о том, что вот сейчас придётся опять выходить туда, где бушует ветер, где неистовствуют волны. Анне стало нехорошо. Да-да, они будут осторожны, но кто знает?

Соображала Анна не так чтобы быстро, но опасность или что-то другое обострили чувства. Если обе утонут, у родителей вообще никого не останется, а значит, надо любой ценой спасти Веронику, не пускать её обратно в лодку. Говорить такое прямо — бесполезно, сестра не бросит, упрётся, надо только обманом, и Анна почти сразу сообразила, что именно следует соврать.

— Давай так! — произнесла она с непререкаемой деловитостью. — Я пойду по мелководью. Тычком не на вёслах, а ты беги по берегу и встречай меня у мостков. В такой ветер надо, чтобы кто-то поймал цепь, мне одной не причалить.

— Ну так я сяду на нос! — сразу возразила сестра.

Ноздри её раздувались, а глаза горели твёрдой решимостью не оставлять двойняшку одну.

— Нет! Я пойду по такой мелкой воде, что буквально днищем камни царапать, а лишний вес заставит уйти на большую глубину, где и волны выше. Лодка должна быть максимально лёгкой.

Вероника колебалась недолго.

— Хорошо, только не отплывай далеко.

Анна надеялась, что сестра убежит вперёд, но та шла по берегу рядом и следила за всем происходящим так внимательно, так что иногда спотыкалась. Ясно было, что случись что, бросится прямо в воду, лишь бы бороться вместе. За отважную сестру было страшнее, чем за себя, потому Анна не рисковала. Лодка скребла иногда по камням, трудно пробиралась через водяную траву, но на глубину не выходила, хотя ветер и норовил отправить её обратно в весёлое плаванье.

Только в одном месте, где раскинулся омут, весло совсем не достало дна и пришлось торопливо грести одним, потому что оба ставить было просто некогда, но крутой склон отчасти защищал от ветра, и Анна справилась.

Вот и мостки. Осталось совсем немного. Вероника уже стояла на коленках, тянула руку. Последним толчком Анна подогнала лодку и упиралась веслом в дно, пока сестра проворно просовывала конец цепи под перекладину и замыкала замок. Всё, добрались. Теперь никто не докажет, что плавали. Уже можно соврать, что собирались, но передумали. Анна машинально ополоснула лопасть весла, подхватила второе и тоже выбралась на мостки.

Домой, пока никто ничего не видел и ничего никому не скажет. По прогону бежали бегом, а там осторожно, оглядываясь и опасаясь, проскочили через дорогу, в который раз жалея, что дом стоит на полевой, а не озёрной стороне, и вечно приходится хоть часть пути делать у всех на виду. Повезло. Улица оказалась пуста, даже не пришлось пережидать в кустах. Спрятав вёсла во дворик и повесив на место ключ, поняли, что обошлось. Никто не поймал на месте преступления и теперь можно отрицать любые обвинения, выдав их за оговоры или ошибку.

Сёстры радостно забрались к себе наверх, переоделись в сухое и сели у окна. Ветер и не думал стихать, трепал несчастные деревья, раскачивал провода на столбах, гнал по озеру бурные волны. Глядя на беснующуюся воду, Анна уже почти не верила, что вот только что они с сестрой были там, боролись за свою жизнь, придумывали как спастись сначала от воды и ветра, а потом от возможного гнева взрослых.

— А мы ведь справились, — сказал Вероника, как всегда угадывая общее настроение обеих.

— Повезло.

— Нет, мы сами всё сделали, потому что не сдались, а ведь это было совсем взрослое приключение.

Анна посмотрела на сестру. Верно. То есть сразу поняла, что имела в виду двойняшка. Даже маленькие дети способны делать большие дела, если забудут, что они слабы и не опустят руки.

Глава 10

На другой день ветер стих, но облака остались, висели, укрывая мир от горячих солнечных лучей. И вампира тоже, поэтому вторичный поход в руины монастыря откладывался, да и к лучшему. День получки был важным событием не только для взрослых.

Жизнь напротив магазина имела немалые преимущества. Получив деньги, мужики отправлялись за бутылкой и скудной закуской, а потом, если время года и погода позволяли, устраивались где-нибудь в зарослях или на берегу озера — выпить в компании и всласть поговорить под это дело. По наблюдениям сестёр как раз беседы и были главным, потому что пили-то немного. Одна бутылка на двоих-четверых или две на компанию побольше, но последнее случалось редко, видимо для душевного разговора не требовалось многолюдье.

В эти знаменательные дни дети всей деревни охотились за пустыми бутылками. Целая, неповреждённая стоила аж двенадцать копеек — целое состояние, а заполучить две было просто невиданной удачей. Вот потому уже с утра, а чаще с обеда, сёстры бдительно следили за всем, что происходит вокруг магазина. Наличие балкона с отличным обзором давало неслыханное преимущество, оттуда можно было отследить все группы мужиков, а затем нести патрулирование на земле.

Разумеется, все дети делали вид, что просто беззаботно играют, а не прислушиваются к чужим разговорам, стремясь не пропустить того момента, когда, разлив по последней, мужики разбредутся по домам — отдавать получку. Семейные — жёнам, холостые — матерям.

Иногда, если веселье заканчивалось рано, бутылку сдавали в магазин сами владельцы, и дети провожали их сердитыми взглядами, но и везло достаточно часто. Страстное желание попробовать дешёвых шоколадных конфет сегодня делало охоту особенно азартной. Погода благоприятствовала: пасмурно, но без дождя, то есть мужики и на травке устроятся, под открытым небом, и далеко не пойдут. Можно старательно, изображая прятки или пятнашки, перемещаться, присматривая за несколькими компаниями сразу. Особенно удобным прикрытием служила игра в «белочки-собачки», когда собачка ловит белочек. Они неприкосновенны, стоя на камнях, но уязвимы, перебегая с одного на другой. Валуны, особенно высокие, улучшали обзор.

Поначалу всё шло неплохо. Хотя с утра компаний не было, к обеду в магазин набилось народу, только мужики почему-то выходили без бутылок и не разбредались неторопливо по кустам, а горячо что-то обсуждая, собирались большими группами. Происходило необычное, потому сёстры ссыпались с балкона и перебежали через дорогу.

Теперь они слышали разговоры, хотя и не могли пока взять в толк, о чём идёт речь. Недоумения разрешила Люська Шабарова, которая всегда всё знала.

— Дядька Лёша пропал! — глаза горели нездоровым азартом. — То есть на работу не вышел. Думали сначала — запил, а потом мужик один с Новоселья увидал на том берегу его челнок. Стоит, мол, у самого пляжа, а даже к кустам не привязан. Ну он кликал дядьку Лёху, думал тот его в лодку возьмёт, чтобы с берега не удить, да только не дозвался. Жена его со вчерашнего утра не видала, думала, схватил где горячего и по обычаю в конюшне заночевал, но там уже искали — нету его и вообще никого следа, что был. Теперь мужики собираются на озере искать, на том берегу. Может в магазин пошёл, долго ли с деревянной ногой запнуться, упасть, да башкой о камень?

Люся выпалила всё это привычной скороговоркой, гордясь немалой осведомлённостью. Сёстры посмотрели друг на друга. Неужели? Вдруг это Григорий, дососав Светку, взялся за кого другого? Хотя нет. Возле магазина собралась чуть ли не вся деревня, ну из тех, кто работал недалеко, либо уже был на пенсии, либо ещё учился. Светка Малышева болтала о чём-то с другими девочками её возраста и, хотя выглядела вялой, в обморок не стремилась.

На всякий случай Анна и Вероника подошли ближе, чтобы рассмотреть, сохранились ли на шее характерные отметины. К немалому удивлению обеих царапины зажили, оставив лишь едва заметный след. На миг захлестнула радость, забурлила в крови, как будто ничего этого и в помине не было, а в день получки нашли не одну бутылку, а целых три, но и погасла сразу, сделав тоску в душе ещё более отчётливой.

Зоркая Вероника заметила царапины на запястьях девицы, толкнула Анну, показала взглядом. Точно такие были у самих девочек, и радужная надежда, что вампир навсегда покинул эти края и переложил ответственность за своё существование на кого-то другого, развеялась как дым. Здесь он был, никуда не делся, прятался по тёмным углам и пил кровь, и рассказать об этом никому нельзя, и что делать не придумали.

— Нам надо всё разведать, — тихо сказала Вероника. — Ну про дядю Лёшу. Может он и, правда, упал где-то по пьяни. Пойдём, узнаем, что другие будут делать.

Когда взрослых так много и они озабочены, на детей внимания не обращают, слушать разговоры, перебегая от одной группы к другой, можно было беспрепятственно. Как поняли сёстры, мнения сильно разделились. Одни считали, что ничего страшного не произошло: загулял, мол, Алексей, а теперь боится на глаза жене показаться. Другие горячо доказывали, что загулять, конечно, мог и супруга у него скора на расправу, но вот бросить беспризорным, ненадёжно приткнутым к берегу свой ненаглядный челнок, Лёха никак не мог. Лошадей и лодку любил он, наверное, больше чем жену и детей, которые всё равно выросли и подались в город. Как коней холил, так и в челне поддерживал флотский порядок, а раз нет его ни в конюшне, ни на выгоне, и табун он, как утверждали возчики, на водопой не водил, случилось что-то чрезвычайное.

На всякий случай ещё раз обыскали конюшню — мало ли: в сено зарылся и задремал — и никого не обнаружили. Толпа рассасывалась. Кто отправился по своим делам, не веря в худое, но несколько рыбаков заспешили к лодкам.

Сёстры постарались улизнуть, спрятаться. Во-первых, опасались, что кто-нибудь всё же видел, как они вчера упражнялись в плавании под парусом, во-вторых, их лодку могли попросить для поисков, что выглядело вполне разумным. К счастью, мамина ферма была далеко, а папа после такого ветра дома мог появиться только поздно вечером, потому что обязательно где-то рвались провода и электрики ездили чинить линии. Некому было завладеть лодкой раньше сестёр.

Анна и Вероника прокрались следом за взрослыми до окопа и, убедившись, что все уплыли, быстренько прихватили вёсла и вернулись к своей посудине.

На том берегу уже виднелись люди, но на таком расстоянии пока нельзя было сказать, что они делают и где собрались. То есть совершенно точно не на пляже под молнией, проплешина была много левее, но вот где? На всякий случай решили сделать крюк и подобраться к месту событий сбоку, а не плыть напрямик через озеро.

Анна привычно налегла на вёсла, Вероника прилежно вычерпывала воду, которую вчера убрать из лодки так и не удосужились. Приключение с ветром и волнами уже не казалось таким острым и опасным, то есть подумалось, что когда рядом вампир, именно он определяет цену событий. Наверное, то же самое делает война, но она окончилась за десять лет до того, как сёстры родились.

Не покидало мучительное ощущение неуверенности. То представлялось, что ничего плохого не произошло, исчезновение дяди Лёши разъяснится самым простым и естественным способом, и опять он будет прятаться в конюшне от гнева жены, прося детей не выдавать, то зрела уверенность, что впереди самое худшее. Анна со страхом думала о том, что они с сестрой смогут увидеть на том берегу. Или не увидеть. Сестра, видимо, размышляла о том же.

— А что, если дядю Лёшу вообще никогда не найдут? Ведь так тоже бывает. Ушёл, допустим, человек в лес и сгинул. В болоте утонул, а наверху ничего не осталось.

Топких болот вокруг не было, только торфяные, но в кино показывали.

— А что мы можем сделать? — откликнулась Анна.

То есть найти то, что не смогли взрослые, было бы здорово, особенно живого человека пусть пострадавшего или угодившего в ловушку, но и мёртвых не слишком боялись. Насмотрелись похорон. Никто ведь детей с них не прогонял, наоборот, считалось, что народу должно быть много и ребятня в этом деле не помеха.

— Да, мы не сможем узнать, «он» это или не «он» сделал, но решать что-то придётся.

Анне пришла в голову новая мысль и она заговорила торопливо, не переставая, впрочем, грести:

— А вдруг взрослые сами догадаются, кто виноват? Они-то должны были слышать и про книгу из монастыря и вообще о том, что такие существа водятся на земле. То есть это у нас знаний не было, да и то быстро сообразили, что к чему, а им — проще простого!

Надежда вспыхнула, жаром обдав щёки, сбив дыхание. Конечно, невероятно здорово было обладать тайными сведениями, так ведь не похвастаешь перед другими, а что за радость, если пользы никакой, а головная боль — вот она? Разом бы всё решилось, и за дело взялись взрослые ответственные люди, вон сколько мужиков в деревне, почти все прошли армию, многие воевали, и совершенно точно не спасует перед этим Григорием, который едва выше Светки и вообще дохляк. Это для двух маленьких девочек он серьёзный противник, а бывшие фронтовики прищучат и не заметят приложенных усилий.

— Взрослые даже когда смотрят, не видят, — откликнулась сестра, и такая тоска звучала в голосе, что Анну пробрала непрошеная дрожь. — И потом, ну кто рискнёт вслух сказать, даже если что-то и заподозрит? Мы же вот молчим.

Челнок дяди Лёши действительно стоял, приткнувшись к узкой полоске песка и камней. Подходящая ива как раз клонилась к самой воде, но цепь не обвивалась вокруг кривого ствола, лежала, свернувшись как дохлая змея, на носу лодки. Весло тоже оказалось внутри. Сёстры смогли рассмотреть подробности, потому что поблизости уже никого не было. Пешие бродили в редком ольшанике, кричали, те кто на лодках, плавали вдоль берега, прочёсывая скудные тростники, вглядываясь в воду. Глубины под этим берегом были больше, чем под тем — фарватер здесь прижимался к самому косогору — и рассмотреть что-либо в тёмной воде казалось невозможным.

Из ольшаника, звучали голоса. Слова, отражённые крутым склоном, долетали до сестёр без помех. Кто-то верил, что пропавшего найдут, кто-то нет. Сетовали, что не пришло в голову сразу позвать охотников, у них собаки, привыкшие искать по запаху. Тут мужики во мнениях разошлись. Одни считали, что надо бы, другие утверждали, что эти псы натасканы на дичь, а человек для них неинтересен, вот у пастуха из Загорок есть овчарка, от неё выйдет больше проку.

В озере, как многие говорили, искать вообще бесполезно. То есть утопленник всплывает не сразу, и зависит это от многих вещей: насколько тёплая вода, дует ли ветер, что было на человеке надето. А если ремнём за корягу зацепится, то и вообще не всплывёт.

Сёстры услышали много интересного. Чем дольше длились бесполезные розыски, тем тоскливее становилось на душе. Вот не найдут дядю Лёшу, и что тогда? Мало страшной тайны, так и в озеро купаться не сунешься. Враки, конечно, что утопшие тащат на дно живых, но ведь и вампир ещё недавно был только сказкой, да и то больше для взрослых.

— Надо домой плыть, — сказал Вероника. — Если найдут, так ведь мы узнаем.

— Да, только как определим, что именно «он» его, ну ты понимаешь. В гробу не больно-то покойника разглядишь: одет, прибран и простынёй накрыт. Шею не видно, и руки запястьями книзу сложены.

— Если не сам умер, его милиция заберёт, — хмуро ответила Вероника. — Резать будут, чтобы узнать, почему погиб.

— Тогда увидят, что крови нет, и поймут!

— Ничего не поймут. В воде же кровь вытекает свободно, может и вся вытечь, если рана большая, на это и подумают. Вдруг через несколько дней всплывёт, его и рыбы объесть успеют.

— Давай тогда ещё тут побудем, послушаем — ну вроде как загораем.

— Давай!

Отплыли немного в сторону и завели лодку за куст тростника, чтобы не маячить на виду. С берега, конечно, могли увидеть, но там ведь смотрят под ноги, а не на воду. К взрослым, судя по голосам, присоединились уже и дети, видимо набежали новосельские. Их гнали домой, но вяло, без усердия, и никто не думал слушаться.

Подходить слишком близко к берегу не стоило, ребята постарше, могли покуситься на лодку или хотя бы место в ней, чтобы находится ближе к гуще событий, потому сёстры были настороже, поглядывали в сторону зарослей, а потом с воды донеслись крики.

Слов не разобрали, но интонации настораживали и пугали, потому Анна снова вывела лодку на чистую воду и погребла вдоль берега. Вероника иногда подсказывала, где нужно взять дальше, где можно немного прижаться. Они всё ещё опасались слишком мозолить глаза взрослым, но, подплыв ближе к месту, где собралось сразу несколько лодок, сообразили, что мужикам не до них.

— Нога деревянная! — возбуждённо и явно не в первый раз рассказывал молодой ещё не отслуживший армию парень из Фроловки. — Я увидел, что плавает в кувшинках, думал, дядька Лёха посеял её как лодку, дёрнул, а он там.

Взрослые мужчины обменивались отрывочными словами, прикидывая, как лучше: затащить тело в лодку или просто довести до мелководья и там уже сразу на берег. Кто-то авторитетно заявил, что раз милиция будет разбираться, надо поднять из воды как есть или вообще ждать, когда участковый придёт, а то попортится тело о донные камни и разбирайся потом сам человек сгинул или кто помог.

Сёстры пришли в отчаяние, но тут кто-то высказался в том смысле, что вдруг это розыгрыш и к протезу просто штаны и рубаха, набитые всякой дрянью, привязаны, а сам Алексей сидит где-нибудь с шутником и водку пьёт, а что, и не такие случаи бывали.

Кто-то подцепил тело длинным куканом, потащил потихоньку, на другой лодке приготовили доски, вёсла, чтобы подсунуть под находку и не дать снова погрузиться в глубину. Сёстры переглянулись. Анна мигом развернула лодку, подала кормой вперёд ближе к рыбакам, Вероника встала во весь рост, чтобы успеть хоть что-то увидеть.

Время тянулось медленно, словно совсем замерло, а ведь в любой момент их могли просто шугануть, и тогда последняя возможность узнать что-то исчезла бы, но мужики слишком заняты были своим страшным делом, и вот показалась из воды грудь, безвольно свалилась набок завернувшаяся рука. Тут же подвели под покойника свободные вёсла и оказавшиеся под рукой доски, и он закачался на поднятых спасателями волнах.

Вероника резко села, кивнула, и Анна сразу налегла на вёсла, словно надо было спасаться от беды, а не сердитых окликов взрослых. Всё было понятно и так.

Глава 11

На середине озера Анна перестала грести, аккуратно закинула вёсла на борта. Лодка закачалась на слабой зыби. Все чувства свернулись в клубок и зарылись так глубоко, что не разобрать было, чего больше в этой теснине: страха, отчаяния, надежды. Мысль о том, что вампир, которому помогли выбраться из долгого сна, вчера или сегодня запросто убил человека, казалась слишком большой для детской головы. Как же так? Не могли две маленькие девочки выпустить на свет чудовище, они слишком незначительны для такого взрослого свершения. Может, не было ничего, просто они придумали такую игру и чересчур увлеклись?

Перед глазами как наяву всё ещё стояла картина безвольного тела, которое Анна видела только кусочками мельком в те мгновения, когда не загораживали борта лодок и спины мужиков, но сразу осознала, что оно мёртвое. То есть не чужой человек, не чья-то едва знакомая старушка, а дядя Лёша, который всегда был добр к ребятам. В получку покупал дешёвые «подушечки» и раздавал их уже попалам с сенной трухой, от которой никогда не мог избавить карманы. Пускал играть в конюшню и никогда не ругал, разрешал мальчишкам гонять коней на водопой, скакать верхом на широких спинах. Маленьких ребят всегда подсаживал на воз, хотя сам чаще всего ковылял рядом с телегой или санями, чтобы лошадке было полегче.

Нету его больше. То есть сёстры и прежде видели мёртвых, но всегда прибранных и чинных, уже в гробу с плачущей вокруг роднёй, отчего смерть выглядела занятием почти благопристойным. Вид безвольного тела в воде, падающих куда придётся рук, запрокинутой под страшным углом головы не то чтобы пугал, а стирал пелену обыденности, делал случившееся несчастье обнажено острым, как сказал бы занимавшийся фотографией папа — контрастным.

— Это он? — всё же спросила Анна. На миг сумасшедшая надежда, что сестра отрицательно мотнёт головой, и в мир вернётся хоть какой-то порядок, смела тоску. Но Вероника подняла взгляд и обречённо кивнула.

— Я разглядела, — сказал она тускло. — Ты же знаешь, я всё вижу. На шее и на руке тоже. Точно такие царапины как были у нас, и есть у Светки. Это он.

Волна щёлкнула в днище, сёстры вздрогнули. На миг показалось, что вампир с кривой ухмылкой маячит тут же, подслушивает разговор, но такого быть просто не могло. Сердясь на ребячью боязливость, Анна выдернула одно из вёсел, махнула над лодкой здесь и там: вдруг Григорий как человек-невидимка из книжки. Весло не встретило сопротивления. Одни они были посреди озера. Наверное, только здесь и осталось последнее безопасное место на земле.

— Какие мы дуры! — воскликнула Анна, пытаясь поставить весло на место, но от волнения не попадая уключиной в отверстие.

Лязганье металла о металл раздражало.

— Нет, — сказал Вероника так спокойно, что и стержень сразу вошёл в паз, и Анна словно успокоилась. Она верила в здравый смысл сестры. — Мы просто ничего не знали, хотели помочь, сделали доброе дело, а для кого-то оно оказалось злым.

Вероника неопределённо повела плечом, отчего шевельнулась, подобралась вся её «балетная», как говорила одна из бабушек фигурка. Анна гораздо крепче, шире в кости, но и она всего лишь десятилетняя девочка. Не справятся они, нечего и пытаться, но сестра слегка наклонилась вперёд, словно готовясь начинать настоящий разговор, и Анна затихла, опираясь на валёк поставленного на место весла.

— Всё стало плохо, но ведь это не в первый раз на земле. Да, мы две маленькие девочки, ну и что? Когда фашисты напали, дети тоже помогали Красной Армии и партизанам, иногда не хуже, а лучше взрослых. Может ребёнок из пушки стрелять и не может, зато пролезет где угодно. Те ребята были немногим старше нас, но ведь и задача труднее — против них все фашисты были вместе с гестапо, а здесь всего один вампир.

Это да, про подвиги детей героев не однажды рассказывали в школе, да что там далеко ходить: девочка из их же местности разведывала для партизан, где стоят немцы, её именем теперь называется улица в райцентре. Чем они хуже? Никто ведь не проверял.

— Если мы силой справиться не сможем, мы его обманем, сама же сколько раз говорила, что взрослые глупые, потому что считают дураками детей.

Анна кивнула — что верно, то верно.

— А он — взрослый, — продолжала сестра. — То есть он, наверное, хитрее людей, но при этом гонористее мальчишки, а задаваку обвести вокруг пальца проще, чем нормального человека, потому что он сам этого хочет, мечтает, чтобы все поверили в то, какой он замечательный и необыкновенный.

Анна сжала ладонями валёк, стукнула лопастью по воде, подняв фонтанчик брызг. Вот ведь всё понимала и сама, своим умом, но когда Вероника так ясно, просто изложила заботу, стало легче дышать, в груди места прибавилось.

— Правильно!

Вероника кивнула.

— Вот если он с того берега за нами наблюдает, что он подумает?

— Что мы испугались.

— Да, и что делают испуганные дети? Бегут за помощью к взрослым. То есть это он так думает, а мы-то знаем, что фигушки. Взрослые, конечно, помогут, но ругаться будут, что-нибудь запретят, другим расскажут. Мы всегда сами справлялись и ничего, как-то получалось, и сейчас справимся. Ты греби, чтобы не казалось, что мы тут совещаемся.

— Конечно!

Анна радостно налегла на вёсла, так что забурлило за кормой, волны клевали лодку в нос, норовили развернуть, но справиться с ними было проще простого.

— Мы ни к кому не побежим и не спрячемся в своей комнате, а будем жить, как и прежде, играть допоздна и делать вид, что ничего не поняли, а если поняли, то не поверили. То есть мы так и собирались до того как дядю Лёшу, но сейчас будет труднее, потому что теперь он убивает, и мы это знаем.

Сестра запнулась, серьёзно глядя на летящий навстречу свой берег, но кажется, не увидела там тревожных вещей, а просто задумалась. Анна твёрдо верила, что двойняшка справится. А когда окончательно сообразит, как им вывернуться, тут вторая и подключится. Хорошо всё же быть близнецами, пусть и не одинаковыми как две монетки. Повезло им, а вот вампиру — не очень.

День не задался. Старые и малые занимались пересудами, все гадали, как же так взял да и утонул мужик, который вырос на воде и плавать умел как рыба. Летом, пусть и  ветреную погоду, странно было сплоховать, даже выпав за борт, а уж с берега и вовсе невозможно. Лодка-то осталась причаленной под ивами. Кто-то высказал предположение, что её просто прибило к суше волнами, но и тут не сходилось. Мужики, размахивая руками, доказывали друг другу где тело, где лодка, и откуда дул ветер — тоже всю жизнь у воды — разбирались.

Сёстры и дома посидели и побродили неприкаянно, разговоры старались не слушать. Участковый разбираться будет, вот и скажет, как так вышло, что человека и лодку разнесло в разные стороны. Покойника увезли на вскрытие в райцентр, разрешение недоумений отодвинулось на неопределённый срок, и взрослые постепенно вернулись к своим делам, а дети — развлечениям.

Вечером собрались большой компанией поиграть в волейбол. На краю пастбища стояли столбы, летом на них натягивали сетку. Мяч на всю деревню был один, потому играть приходилось по очереди, да и то этим больше увлекались девочки. Мальчишки и взрослые парни по другую сторону дороги разровняли поле для футбола. Поставили ворота, канавками наметили края и играли допоздна, до глухих сумерек, когда уже не различить было кто в какой команде, а то и просто увидеть под ногами мяч. Настоящего футбольного не было, катали из шерсти, обшивали брезентом и ничего, летал как миленький.

На волейбольной площадке собрались взрослые девочки, даже Светка пришла, хотя и не играла, а болтала языком и лузгала семечки. Мелкота нацелилась покидать детским резиновым мячиком в штандр, а заодно и повертеться вокруг старших — вдруг возьмут в команду. О несчастье, от которого днём ещё были тихими и почти послушными, совсем забыли. Увлеклись так, что не заметили как стемнело. Только что всё было видно, а вот уже и не различишь какого цвета у кого кофточка. Была и такая игра, но не слишком интересная, потому что при скудости деревенского гардероба запомнить, у кого что несложно.

Детвора разбрелась по домам, а сёстры дойдя до пилорамы свернули к сарайчикам и залезли на крышу того, что стоял у старой липы. Здесь под нависающими ветвями, они были никому не видны, то есть надеялись, что так оно и есть.

Девочки все уже разошлись, парни ещё пинали мяч. Несколько мальчишек на краю поля наблюдало за игрой, хотя, что они там могли разглядеть? Светка перешла через дорогу, глядел на футболистов, хотя они и не обращали на ней никакого внимания. Что она тут застряла? Ждала Григория?

Про волка помолвка, а он на порог. Не успела Анна подумать о вампире, как тут же услышала его голос. Откуда взялся в тени под липой, сёстры так и не поняли, но стоял, ухмыляясь и глядя на девочек снизу верх.

— А что делают здесь котятки? Выслеживают кого?

Анна едва не крикнула от неожиданности, с трудом взяла себя в руки. Сестра тоже дрогнула, но ответила спокойно, не растерялась.

— Мы тут играем.

— Во что же две маленькие девочки могут играть в темноте на крыше? — с насмешливым недоумением спросил вампир.

Делает вид, что не боится, а сам, наверное, переживает, не наябедничали ли на него сёстры, иначе чего бы тут разговоры разговаривал, а не тискался со Светкой в конюшне?

— Смотрим, как ребята в футбол играют, — спокойно ответила Вероника. — Только они нас гонят, маленькие мол, ваше детское время вышло, идите спать, вот мы и спрятались.

Григорий недовольно покосился на едва различимые в темноте фигуры. Лицо отчётливо белело даже в сумерках, да и сам не терялся, потому что за спиной его возвышался светлый штабель свежих дранок, увязанных пачками, а ещё дальше — гора опилок возле главного здания пилорамы.

— Ну и правы юноши. Спать пора маленьким котяткам, да и большим тоже.

— А чего нам бояться? Ты же сказал, дядя, что нас не тронешь.

Анна восхитилась дерзостью сестры, даже страх утих, его вытеснило щёкотное возбуждение.

— Конечно, раз обещал.

— А от Светки отстанешь? — продолжала сестра и в груди снова всё застыло от ужаса и восторга. Анна едва не задохнулась, так велико оказалось волнение. — Зачем она тебе? Да и вообще, что тут делать, деревенская жизнь тихая. В городе и народа больше.

— Не бойтесь, котятки! — покровительственно усмехнулся Григорий. — Навечно тут не останусь, это пока лето, я на даче, а там подамся в более благодатные земли. Петроград под боком, да и Москва недалеко.

— Ленинград, — поправила Вероника. Вампир зыркнул, блеснули по-звериному глаза, но она словно не заметила. — Пойдём мы, правда, спать пора.

Сёстры быстро проползли под ветками к другому краю крыши и спрыгнули. На пилораме опилки лежали буквально везде, потому почва спружинила, а не ударила больно. Двойняшки вышли на дорогу, казавшуюся в темноте светлой, привычно потопали к деревне. Путь этот знали до мелочей, потому не спотыкались, не оступались в ямы, несмотря на то, что наступила ночь.

Оборачиваться было нельзя, хотя очень хотелось. Какие они маленькие в этом широком мире. Каждый может обидеть. Раньше такая мысль и в голову не приходила. То есть ребята постарше могли толкнуть или отобрать игрушку, но причинить настоящее зло никогда бы не осмелились: в деревне все на виду, от ответа не спрячешься. Дети вечно норовили ускользнуть от надзора, сердясь на вездесущность присмотра, а сейчас ощутили его защиту. Вот и вампир десять раз подумает, прежде чем тронуть ребёнка, потому что вся округа встанет на ноги.

Может быть, не врёт и уйдёт осенью, как и говорил? Не стоит им затевать войну? В большом городе наверняка найдутся люди посильнее и поопытнее девочек. Если он долго спал под обрывом, то плохо знает современную жизнь, а она ведь очень изменилась, опять же документы нужны. Наверное, потому и льнёт к Светке, чтобы расспросить про всё вокруг, узнать, как выправить нужные бумаги. Выбор, конечно, не самый удачный, девица не слишком умна, зато родители у неё в городе. Вот женится на ней и уедет, а там пусть сами разбираются, как хотят, не им же десятилеткам отвечать за почти взрослую девушку. Хотя жениться можно с восемнадцати лет, Светка для этого мала.

Обсудить бы всё с сестрой, но Анна понимала, что вампир может идти по пятам и слушать разговоры, если всё ещё подозревает их в выслеживании, потому болтали только о кукольных платьях, по опыту зная, что парням такие темы совершенно неинтересны. Вампиру, наверное, тоже, отстанет, как будто осиной пригрозили.

Вот и дом. Ничего плохого не случилось, пожалуй, поверил им упырь. Взрослый, разве придёт ему в голову, что соплячки могут что-то замышлять? У них же на уме одна чепуха. Перед тем, как лечь в кровати, сёстры посмотрели друг на друга. На закате мошки клубились, а не летали бесцельно, значит, завтра будет ясно и солнечно. Настанет пора действовать дальше.

Глава 12

Утром белёсое ещё небо предстало абсолютно ясным — ни облачка. День обещал быть жарким. Сёстры мигом позавтракали и собрали всё нужное. Отпустили их охотно. Краска и кисти обеспечили отличное прикрытие, можно спокойно обойти все кладбища и ни у кого не вызвать подозрений. Для начала отправились на ближайшее. Оно находилось на том берегу и пришлось огибать озеро. С крутого косогора поглядели окрест, отсюда до того места, где обнаружили дядю Лёшу было рукой подать.

Здесь на возвышении стояла когда-то крепость, потому и кладбище было древним с обилием старых могил. Сестёр интересовали в первую очередь склепики. Теперь ничего подобного не делали, но с прежних времён сохранилось их немало. Над захоронением клали большую плиту, а сверху ставили что-то вроде домика с дверцами. Внутрь клали поминание, зажигали свечи — защита от ветра не давала им погаснуть. Оставив краску и прочее у своих могил, Анна и Вероника обошли все строеньица, но ничего многообещающего не заметили. Кто-то запирал дверцы на замок, кто-то нет, но ни к одному возможному укрытию не шли дорожки следов. Тонкие травинки не льнули к земле, уцелевшие от уборки прошлогодние листья лежали непримятыми, на песке отпечатывались только капли последнего дождя.

Кроме того — раньше не присматривались, а теперь обратили внимание — у большинства домиков имелись окошечки. Пролезть не пролезешь, но заглянуть можно, да и склепы малы для взрослого мужчины, поместиться в них он мог только скрючившись.

Церковь обошли уже без особой надежды. Окна заколочены, а дверь, ещё недавно стоявшая настежь, теперь затворена, и красуется на ней новый навесной замок. Сегодня-завтра начнут здесь ящики копить или ещё что — тоже не укрытие для вампира.

Потерпев первую неудачу, сёстры быстро покрасили кресты и заспешили к острову. Азарт сменился унынием. Хоть и тлела надежда обрести что-то полезное и интересное в обнаруженном в монастыре подземном ходе, но едва-едва. Опять же если найдут книгу, как отыскать тайное место вампира? Вряд ли извести его можно одними заклинаниями. Иногда он попадается на пути, но всегда внезапно, а серьёзное предприятие требует подготовки. То есть это взрослый воин схватил меч — и голова с плеч, а дети должны продумать, потому что ошибка станет роковой, другой попытки вампир не даст.

— Может, бросим это дело? — начала Анна. — Нас он не тронет, а потом уберётся прочь и всё. Зимой он в деревне будет слишком заметен, да и выследить логово по следам станет детской задачкой. Мы ведь уже об этом говорили, да и он вроде как обещал.

Желание всё забыть и заниматься простыми понятными делами стало почти нестерпимым. Почему дети так  отчаянно хотят стать взрослыми? Ведь когда вырастешь, отвечать придётся за очень-очень многое. Жизнь будет расчерчена как тетрадка в клетку и так же скучна. Это только кажется, что у больших нет забот, а на самом деле их куча. Вон папа с мамой работают целыми днями, а летом так и почти без выходных, чтобы получить зарплату и одеть-обуть-накормить себя и дочек, бабушки готовят, убирают, гладят, стирают, обихаживают скотину и огород, даже дети, несмотря на малые лета, выполняют много поручений. Они убегают подальше от дома, чтобы не запрягли в то или иное дело, а когда вырастут, некуда будет бежать. Надо ценить юные годы, а не пытаться в десять лет, ну почти одиннадцать уже, сражаться с вампирами.

Одно дело — война. Тогда просто не хватало взрослых, чтобы перемочь такую большую беду, а тут всего-навсего упырь, проснувшийся от удара молнии. Есть милиция, армия и да, попы с крестами из серебра и таинственными книгами, которые приходилось прятать даже при царском режиме.

Вероника ответила не сразу. Маленькое треугольное личико хмурилось, отчего выглядело совсем взрослым.

— До зимы далеко. Он несколько дней как проснулся, а уже вон, дядя Лёша погиб, может быть, и ещё кто-то, просто мы не знаем. Если старушку какую-нибудь убить, так никто худого не подумает, обрядят и похоронят, все привыкли, что бабушки умирают и ничего не заподозрят. Он, наверное, не очень умный, если начал с могутного мужика, пусть без ноги, но ещё сильного. А в озеро зачем бросил? Ладно бы камень на шею привязал, чтобы тело не всплыло, да и лодку правильнее было поставить на место, а не оставлять чуть ли не рядом с тем кого убил.

Сестра рассуждала так ясно и здраво, что Анна восхитилась. Родители не говорили им, кто появился на свет первым, кто вторым, но обе и так знали, которая старшая.

— То есть, ты думаешь, что мы сможем? Страшно ведь, это так опасно.

— А что делать? Нас он не тронет, хотя опять же кто знает, а вот родителей или бабушек может убить. Останемся тогда сиротами и пойдём в детский дом.

Анна вздрогнула, холодно стало, хотя солнце поднялось уже высоко и жарило от души. Сёстра, как всегда, сумела заглянуть дальше, увидеть больше чем она сама, и сказать именно то, что нужно. Тяжело пережить, когда умирают твои знакомые, а если родня? Представив в гробу родителей, бабушек, Анна поняла, что это «навсегда» станет нестерпимо больным. Тот, кто умер, не возвращается, и вместе с ними пропадет любовь, которую он давал всем вокруг.

— А если погибнем мы? Легко будет родным?

Представить собственную кончину было почти невозможно, но тоскливого холода на душе прибыло.

— Мы справимся! — твёрдо сказала Вероника. — Мы сначала подготовимся, разведаем всё, что сумеем и, когда будем точно знать, что и как делать, только тогда начнём.

— Может, не найдём способа.

— Может. Давай пока об этом не думать и не разговаривать, а то и так страшно.

Сначала зашли на береговое кладбище, банку с краской и прочее оставили у могил, потом спустились на дамбу. Здесь редко кто ходил, в густой тени под деревьями кое-где сохранилась ещё роса. На этот раз искать нужды не было, сёстры сразу направились к массивному строению гумна, проверили так ли лежит оставленное настороже полено. Всё было в порядке, потому протиснулись внутрь.

Сквозь дыры и крохотные, забранные решётками окошки проникали солнечные лучи, плясали в них пылинки, которых вроде и быть не должно. Анна внимательно огляделась, но сколько она помнила, всё осталось таким как прежде. Разумеется, казалось, что из печного зева, из любого тёмного угла может выскочить кто-то ненужный и опасный, но теперь у них был с собой фонарик. Посветив и ничего не обнаружив, Анна немного успокоилась.

Доска, оставленная поперёк углубления, тоже осталась на месте и лежала ровно на тех сучках, на которые положили. Вероника бережно её отодвинула, Анна спустилась в яму и принялась копать. Теперь слой земли, песка и всякого гнилья лежал рыхло, да и знали уже, где слабина, потому справилась быстро.

Убрав препятствие, Анна выпрямилась. Вероника протянула фонарик. Пришлось здорово извернуться, чтобы удалось и посветить вниз, и посмотреть туда же. Поначалу желтоватый луч упёрся в мелкое дно ямы, но стоило чуть повернуть его и наклониться ниже, как открылся тоннель. Был он узкий и низкий, как и рассказывали мальчишки, а стены, словно печной зев устилали кирпичи и мелкие обломки плитняка.

Самый настоящий, взаправдешний, подземный ход! То есть, прежде они надеялись, теперь видели воочию, но со своего места Анна не могла рассмотреть, как далеко он идёт. В азарте попыталась пролезть в дыру, но почти сразу поняла, что отверстие слишком узко — застрянет.

— Давай я! — сказала Вероника.

Она сидела на корточках, жадно заглядывая в яму. Кому другому Анна в жизни бы не уступила первенство, расширила бы отверстие, отодрав ещё кусок доски, но на предложение сестры откликнулась сразу. Вероника, легко как птичка скользнула на дно, посветила, и аккуратно нырнула неведомое. Казалось, что она тоже застрянет, но ничуть не бывало. Юбка зацепилась за край и сестра аккуратно её расправила, потопталась, видимо, проверяя пол подземного хода на прочность, а потом начала погружаться, сосредоточенно высунув язык. Пролезли и плечи, и голова, посыпался на неё сверху мелкий мусор, но какое это имело значение?

Свет фонарика запрыгал, должно быть, сестра водила лучом туда-сюда, но так Анна почти ничего не видела, спина Вероники заслоняла подземный ход. Вот она начала удаляться. Сложившись втрое, Вероника понемногу продвигалась вглубь норы.

Страстно захотелось кинуться следом — навстречу приключениям, но Анна воздержалась. То есть никто ведь даже не знает, где они, и случись что, кто-то должен иметь возможность побежать за помощью, хотя это на самый крайний случай.

Выбравшись из углубления, Анна старательно прислушалась, но вокруг было тихо. Вскоре из тоннеля придушенно прозвучал голос сестры:

— Дай какую-нибудь палку.

— Нашла что-то?

Узнать новости не терпелось. Бежать наружу, чтобы выломать прут слишком долго, Анна просто спихнула вниз тот самый кусок горбыля, которым прикрывали яму. Вероника закашлялась, потянула доску к себе и снова исчезла в тоннеле, теперь уже привычнее и проворнее. Анна ждала. Снизу доносились только невнятные шорохи, а потом словно плеск.

Вероника возилась долго, а вылезла вся перемазанная и растрёпанная. По грустному лицу сестры Анна сразу поняла, что ничего значительного не услышит. Выбравшись из тоннеля и усевшись прямо на край — беречь одежду было уже поздно — Вероника сказала с досадой.

— Нет там ничего. То есть вообще ничего. Поначалу нормально, стенки крепкие, я пыталась в них потыкать, так не шелохнулись, а потом пол вниз пошёл и вода там, хотя скорее жидкая грязь. Я пошарила доской — может ход идёт дальше, но скорее всего, его просто завалило или заилило, нигде слабины не нащупала.

— И никаких тайников в стенках?

— Пыльные они и всё, нигде такого места, чтобы почище, ну если что прятать, так камни вынимать бы пришлось, всё равно остался бы заметный след.

Вот и рухнули надежды найти руководство по охоте на вампиров. Смогли бы прочитать его, буде написано на старославянском — другой вопрос, но всяко получили бы хоть какую-то поддержку.

Грязная дыра в полу сразу утратила прелесть. Да, когда-то ход находился в полном порядке, бережении, служил верой и правдой надёжным гонцам, но сейчас он обветшал, как всё вокруг, канул в прошлое вместе с монастырём. Если что и прятали там, внизу, уничтожили это вода и время.

— Ладно, пошли! — сурово сказала Вероника, видно было, что она отчаянно не хочет выдать глубину разочарования. — Нам ещё кресты красить, да и мыться, особенно мне.

Доску положили на место и присыпали на всякий случай, но без прежнего усердия и сторожок устанавливать не стали: кто сюда придёт — пыль глотать. В дверях Анна задержалась. В сушилке был потолок, над ним чердачок, вот его в прошлый раз не осмотрели. То есть надежды что-то найти уже не было, но вдруг?

— Давай залезем.

— Давай, — вяло откликнулась сестра.

Дело оказалось непростым, пришлось расклинить камнем дверь и отыскать несколько чурок. По перекладинам Анна добралась до балки с которой начинался чердак, зацепиться за неё оказалось проще. Вероника осталась внизу. То есть сразу договорились, что вместе рисковать не будут. Упасть тут ничего не стоило.

На первый взгляд пусто, разве что труха и пыль. Анна добросовестно осмотрела все углы, но уже понимала, что ничего кроме очередного разочарования не обрела. Вернувшись к краю, посмотрел вниз. Да, спуститься сложнее, чем залезть сюда, всегда надо думать о том, как будешь возвращаться. Вероника терпеливо ждала, запрокинув голову.

— Ничего! — сказал Анна.

Чтобы отдалить неприятный момент она оглядела сверху гумно, поражаясь тому, каким мощным, основательным выглядит строение. Толстенные стены из дикого камня, а крыша опирается на неохватные балки. Уму непостижимо как смогли поднять на такую высоту, целые деревья.

Если на одну из поперечных балок привязать верёвки — чудесные бы получились качели — решила Анна. Невольно прикинула, как без лестницы добраться туда на высоту. Между брёвнами основы и стропилами оставалось достаточно места, чтобы ребёнок вроде них с Вероникой мог проползти. Проследив взглядом возможный путь, Анна заметила какую-то неправильность.

В том месте, где от стены отходила балка, на самом перекрестье был небольшой выступ. Странно, с другой стороны сарая всё выглядело ровным, Анна даже перешла на тот край чердака, чтобы убедиться. Строили тут действительно на совесть, во всём угадывалась не только основательность, но и аккуратность. Анна передвинулась как можно ближе к подозрительному месту, вгляделась. Как назло именно там было темнее, чем где бы то ни было, проникавшие в гумно лучи больше слепили, чем помогали.

— Там что-то есть. Может быть, просто бревно положили криво или паз сделали слишком глубоким и торчит другой край, но надо рассмотреть.

Чтобы поднять наверх фонарик, пришлось спустить вниз конец пояска. Вероника привязала его к металлической дужке. Анна вытянула руку, чтобы таким способом усилить мощность слабенькой лампочки и нажала кнопку.

Нет, она не ошиблась! Хотя скопившаяся за долгие годы пыль делал всё вокруг одинаково серым, сразу стало видно, что выступ — не часть бревна. В перекрестье лежал какой-то предмет, может быть свёрток. Плоский, а если предположить, что спрятали его в углублении, то и нет.

Они искали тайник в подвалах и ямах, а он оказался наверху, на балке, куда никто никогда не заглянет, потому что незачем. Положи там вещь, она окажется на самом виду, только кто же станет вглядываться в бревно раньше, чем придёт пора сменить его на новое? Даже если крышу перекрывать начнут, кому придёт в голову припадать к настилу и вглядываться вниз?

Неужели нашли? Предмет вполне был похож на книгу, завёрнутую в кусок серого грубого плетения холста. Теперь предстояло проверить, действительно ли обнаружили то, что надо.

Глава 13

Вероника попыталась разглядеть находку снизу, даже на цыпочки привставала, но Анна понимала, что сама увидела этот выступ буквально чудом. Кому придёт в голову изучать балки в давно заброшенном гумне?

— Там какой-то предмет лежит, — объяснила сестре, — там, где балки скрещиваются и он выглядит совсем как книга, завёрнутая в ткань.

От возбуждения не стоялось на месте, то есть вот взлетел бы, да нет крыльев. Анна лихорадочно соображала, как лучше добраться до находки, но в голову не приходило ничего стоящего, а ещё мучило подозрение, что там может оказаться что угодно, вообще пустой, никому не нужный хлам. Страшно представить глубину разочарования, если достигнув с великим трудом цели, увидишь только старую тряпку. Ну или что-то ненужное, хотя и привлекательное.

— Может, они туда Библию затолкали?

Снизу немедленно ответила рассудительная Вероника:

— Библий на свете много, а книга, которую мы ищем, она, наверное, вообще была единственной, раз её берегли и никому не показывали.

— Ты права.

Анна уже сообразила, что лестницы нет, и если даже и раздобудут её, притащить сюда не по силам. Можно вырезать длинную палку, но снизу предмет не подцепить, отсюда с чердачка, тоже не достать, потому что такая большая палка будет весить слишком много для слабых детских рук. Выход один — проделать тот немыслимый путь по бревну, которое служит опорой стропилам.

Анна глянула вниз и тут же отвернулась от бездны. Это когда стояла на полу, сарай казался невысоким. Теперь он был просто огромен. Раньше строили основательно, а хлеб он простор любит.

— Давай, я полезу: я тоньше, легче, — сестра уже сообразила, что задумала двойняшка.

— Нет! — ты в подземный ход спускалась, теперь моя очередь рисковать. Если что ты и за помощью добежишь быстрее или сообразишь, что делать. Кроме того, тут сила нужна, а я вёслами такие мышцы накачала, что мальчишки обзавидуются.

— Я к тебе поднимусь!

— Нет, стой внизу, будешь, если что, подсказывать, тут ползти не очень трудно, но со стороны виднее что и как.

Торопясь, Анна забралась на бревно, которым оканчивался чердак. До угла оставалось совсем немного, правда на основную балку пришлось перебираться, сползая вниз, она лежала заметно ниже. В азарте Анна и не заметила, как проделала этот  путь. Как она и предполагала, для ребёнка здесь хватало мест. Конечно, приходилось прижиматься к пыльному бревну, но собираясь возиться с краской, сёстры надели совсем старые, почти уже негодные платья, не стоило их жалеть. Отстираются — хорошо, нет — взрослые слова не скажут.

Добравшись до первой стропильной доски, толстой, поставленной на ребро, да ещё углублённой в балку, Анна на миг подумала, что здесь и конец пути. Места оставалось мало, то есть по сути его не было совсем. Развернуться назад тоже не представлялось возможным, а пятясь, она доберётся до угла, но не сможет залезть обратно на чердак. Хотя там какая-никакая стена, есть шанс спуститься, здесь же только упасть.

От обиды едва не потекли слёзы, но прекрасно понимая, что делу это не поможет, только даром растревожишь и без того напуганную Веронику, а сама лишишься уверенности и сил. Даже вперёд не посмотреть, убедиться, что ползёт не зря, что не случайная там тряпка или деревяшка, а полезный предмет. Один раз глянув ненароком вниз, Анна теперь вообще боялась отвести взгляд от бревна, и дранок, которые изнутри выглядели совсем как новенькие.

Придётся протискиваться, извернуться, как только сможет, чтобы миновать узость. Анна просунула руку как можно дальше, нашарила шершавую доску обшивки, уцепилась за неё кончиками пальцев и принялась подтягивать, проталкивать себя на ту сторону.

В какой-то миг показалось, что всё, она зацепилась, застряла, подведёт тело или старая измученная ненастьями древесина, но всё же она двигалась, вот уже пришлось передвинуть руку и перехватиться поудобнее, а вот и стропилина перестала давить на позвоночник, пропустила и спину и некстати торчащую попу, а ноги уже проскользнули сами.

Какое-то время Анна отдыхала, просто лежала, обхватив бревно руками и ногами, хотя и недолго. Дальше ждёт ещё одна такая преграда, надо двигаться вперёд, пока не оставили силы и мужество, пока не вспомнила, что внизу жёсткие доски, камни, плотно утоптанная земля, и падать будет очень больно. Вероника молчит, сестра умница, под руку слова не скажет.

Вторую стропилину преодолеть оказалось легче, то ли место было удобнее, то ли немного привыкла. Справившись с это преградой, Анна чуть не бегом поползла дальше, стараясь не вспоминать о том, что ждёт ещё обратный путь.

Вот и поперечина, Только теперь, ощутив её рядом, Анна позволила себе поднять взгляд. Света по-прежнему не хватало, но и глаза притерпелись, и смотреть предстояло не дальше вытянутой руки, Анна поняла, что не ошиблась. В случайном или намеренно сделанном углублении лежал свёрток, аккуратно обвязанный суровой ниткой. Вот оно! Никто не станет прилагать немалые усилия, чтобы схоронить ерунду. Что бы ни ждало там внутри — это чудо и открытие.

Анна передвинулась ближе, и тут напал страх, почему-то забоялась касаться этой вещи, чужой для неё и очень ценной для человека, который спрятал. Сестёр с детства научили, что нельзя брать то, что тебе не принадлежит, это воровство, очень плохой поступок. Не только родители накажут, но и Боженька ушки отрежет, да и самому неприятно, словно гадости какой наелся. Даже если просто нашёл потерянную вещь и знаешь, кому она принадлежит, надо отдать. Хотя клады вот искали, не считали плохим делом. Можно так рассматривать не зарытое в землю, а засунутое под крышу?

— Что там? — не выдержала Вероника. Конечно, она сгорала от любопытства.

Анна и сама испытывала страстное желание как можно скорее узнать, что внутри свёртка. Это же для пользы дела — сказала она себе. Не взяли бы даром, не надейся с помощью этой вещи избавить мир от чудовища. Она манила, и Анна уже не сопротивляясь искушению дотронулась до ткани.

Ощущение было странное. Мягкость пыли и льняного полотна, но под ними как будто не твёрдый предмет, а состоящий из отдельных кусочков, не поддавался он нажиму как единое целое.

— Давай спустим вниз, а тут разглядим! — опять подала голос Вероника.

Сестра как всегда права. Надо что-то делать, не висеть же тут до вечера. Анна осторожно проверила прочность нитей, которыми была обмотана находка, осторожно просунула под перекрестье конец пояска и сумела завязать его, пусть не бантиком, а просто двойным узлом. Крепко зажав в кулаке свободный конец, Анна подняла другой рукой найденную вещь и осторожно перенесла за край бревна.

Скоро стало ясно, что длины кушака не хватит, фонарик-то Вероника подавала с приступочки у двери в сушилку, а здесь уже был ток, ровная площадка для обмолота зерна и располагался он гораздо ниже. Вероника, впрочем, и тут не растерялась. Не сумев дотянуться до находки, она подхватила подол платья.

— Отпускай, я поймаю!

Анна послушалась. Трофей полетел вниз, точно в натянутую полочкой юбку.

— Есть! — воскликнула Вероника.

Взлетело облачко серой пыли.

— Только без меня не смотри!

— Ладно.

Ужасно хотелось знать, что же там такое, но спешить было опасно. На всякий случай Анна осмотрела и даже проверила на ощупь выемку в бревне, чтобы не пришлось ползти сюда ещё раз, и только потом развернулась и пустилась  в обратный путь.

Сестра положила добычу на крылечко перед сушилкой и отступила в сторону. Ей и так можно было верить — если обещала что-то, то делала, но правильно: так обеим спокойнее. Обратная дорога показалась легче, хотя и дольше. Руки устали, от пыли першило в горле и мучило разгоревшееся любопытство. Очень не хотелось разочаровываться. Что внутри, если не волшебная книга? Может быть это она, просто оторвали твёрдый переплёт, чтобы занимала мало места и привлекала меньше внимания? А что если там просто какая-нибудь дребедень, которую владелец считал ценной, но для сестёр она не представляет никакого интереса?

Вот, наконец, чердак, цепляясь за всё, что можно, Анна сползла вниз. Когда ноги коснулись досок крылечка, показалось, что весь запас сил закончился, вылетел как воздух из проколотого шарика. На всякий случай Анна села, руки дрожали.

— Я гляну, нет ли кого! — сказала сестра.

Анна кивнула, поглядела на брёвна по которым только что ползала. Вроде и невысоко совсем, а ведь страшно. Каким разным бывает расстояние в зависимости от точки зрения. Вероника уже вернулась, бережно подхватила свёрток.

— Пойдём на свет!

Темновато и неуютно было в гумне, казалось, что кто-то подглядывает снаружи или притаился внутри. Сёстры выбрались наружу и подпёрли дверку поленом. В кустах бузины они чувствовали себя в полной безопасности, часто играли вот в таких зарослях.

Разрезать нитку было нечем, рвать побоялись, но ловкие пальчики Вероники вскоре растеребили и распутали простой узел. Она осторожно размотала нитку, едва приподнимая пакет, потом бережно развела края холстины.

Ткань задубела от времени и норовила опять свернуться, пришлось придавить камешками. Под ней оказалась бумага — жёлтая, хрусткая, словно пропитанная жиром. Её тоже использовали как упаковку. Верхний лист легко отделился, открыв странный узор.

Внутри лежала не книга. Сеть. Вроде обычной рыбачьей, только сплетённая из толстых, прочных на вид нитей, поблёскивающих жирно или влажно. Едва открыли эту вещь, как от неё тут же пошёл запах. Слабый аромат, какой бывает в церкви. Воска или того масла, что наливают в лампады, или ещё чего-то, о чём сёстры и не знали никогда, потому что на службе были всего раз, когда бабушка водила к причастию.

— Смотри! — шёпотом сказала Вероника.

Сеть была аккуратно сложена и переслоена листами бумаги, потому главное заметили не сразу. В перекрестьях нитей, где челноком завязывают узел, поблёскивали кусочки металла — маленькие крючки. Присмотревшись внимательнее, Анна поняла, что вся сеть насыщена ими, они белели и в верхнем слое и просвечивали сквозь бумагу, полупрозрачную, но тонкую и прочную. Вот именно из-за них свёрток и был так тяжёл, значит, не померещилось от усталости.

Сёстры разглядывали нежданное приобретение, не зная, что сказать. То есть что бы ни надеялись увидеть, но только не это. Не рыбу же ловили такой сеткой. Дело даже не в том, что пахло совсем не озером, просто бесполезно было идти с подобным неводом или бреднем за добычей. Маленькие крючки, которых вплели в нити бесчисленное множество, тут же зацепились бы за кувшинки, за дно, друг за друга, за штаны рыбаков и их лодки. Смешно и представить такую снасть в деле, рыбу, может, и поймаешь, да только из воды не добудешь. Что же это за изделие? Зачем связали, а потом спрятали с таким тщанием?

То есть надежнее было бы сделать настоящий тайник, но видимо тот, кто укрывал вещь от беды, не имел готового схрона, или не мог к нему попасть — слишком спешил, вот и положил почти не тая. Надо же, а ведь получилось удачно, никто за тридцать лет ничего не заподозрил.

Почему тот человек не вернулся за своим достоянием? Революции и войны так часто тревожили этот край, что, скорее всего, хозяин погиб. Сгинул, а клад его уцелел, только сёстры не знали, что с ним теперь делать. Вероника первая поднялась с колен, отряхивая безнадёжно испачканное платье.

— Пойдём, время уже позднее, а нам ещё красить кресты.

— Пошли. Это возьмём с собой?

— Конечно. Теперь оно наше, спрячем в комнате, а там подумаем, как и к какому делу приспособить.

С острова выбирались, соблюдая привычные предосторожности, но азарт прошёл, и делали всё вяло, словно по обязанности. Даже разговаривать не хотелось. Так и брели сначала по дамбе, потом на береговое кладбище.

Кресты покрасили наспех, торопились домой. У реки сняли и вытрясли от пыли платья, умылись, сполоснули руки-ноги. Настроение лучше не становилось. Логово вампира не нашли, руководство по борьбе с ним — тоже. Получается, что прав Григорий: они всего лишь маленькие глупые котятки, от которых никому ни вреда, ни пользы. Играют себе, а жизнь идёт мимо.

— Не удивительно, что он нас не боится! — сердито сказала Анна.

Переодевшись и пообедав, забрались к себе наверх. Находка лежала в коробке из-под куклы под кроватью, но и смотреть на неё не хотелось. Всё же Вероника выдвинула на середину комнаты и попыталась бережно развернуть сеть. Как и следовало ожидать, крючки немедленно начали цепляться. Беленькие, блестящие, словно не лежали тридцать или сколько там лет под крышей гумна. Вероника, видимо сообразила в чём тут дело ещё раньше. Голос звенел торжеством:

— Железные бы заржавели. Это — серебро. Мне кажется, эта сеть как раз и сделана, чтобы ловить вампиров. Из неё невозможно выпутаться, может быть, её даже нельзя порвать. Мы нашли больше, чем искали.

— Но как ей пользоваться?

— Пока не знаю. Наверное, набрасывали на спящего или нору перекрывали, чтобы вылезти не мог. Разберёмся. Главное, что теперь у нас есть настоящее оружие.

Глава 14

Чтобы развернуть сеть целиком, требовалось время, потому отложили это на другой день и взялись уже с утра. То есть предварительно убедились, что родители ушли на работу, а бабушки слишком заняты, чтобы интересоваться, почему это девчонки в такую хорошую погоду засели у себя наверху.

Задача потребовала немало усилий и терпения, но сёстры старались, и уже через час или немного больше снасть распростёрлась на некрашеном полу. По размеру она оказалась как раз такая, чтобы окутать взрослого человека с головы до ног, а главное на одной из провоскованых бумаг, которыми была переложена, обнаружился рисунок. Он изображал человека, опутанного этой самой сетью. Точнее, вампира, потому что хотя фигурка представляла собой чуть ли не младенческое палка-палка-огуречек, зубы неизвестный автор проработал тщательно, как и сеть со всеми её хищными крючками.

Сёстры переглянулись. Анна увидела горящие торжеством глаза сестры и не сомневалась — собственные светятся точно так же. Мысль о том, что они искали и нашли, так как были упорны, приятно грела душу. То есть, когда в школе говорили, что надо стараться и доводить дело до конца, это выглядело докучным, а вот ведь — сработало. Попали в приключение, о каких пишут в книжках, но в реальной жизни их не случается, жаль никому ничего нельзя рассказать. Как бы позавидовали все мальчики и девочки округи!

Нити выглядели прочными для рыболовного приспособления, но для охоты на вампира казались хлипки. Сёстры проверили их на прочность, потянув в разные стороны.

— Он сильнее нас, но и нитей много, — деловито сказала Вероника, — а ещё эти крючки. Не слишком-то весело будет, когда они вцепятся.

Анна представила эту картину и невольно содрогнулась. Недоброе они затеяли дело и уж совершенно недетское. Попасть в объятия вот этой сеточки даже для человека, наверняка, страшное испытание, а если верить Марининым книжкам, серебро жжёт вампира как будто раскалено, он и совсем окажется в неприятном положении.

— Легко сказать, трудно сделать, — засомневалась Анна, — а как мы поступим, когда опутаем его сетью, предположим, что нам это удастся? Дальше-то что?

Вероника всё ещё разглядывала рисунок, а потом с торжеством указала на линии в углу, которые сёстры хоть и заметили, но решили, что это посторонняя мазня, случайно кто-то начиркал.

— Смотри, это солнце, только нарисовано оно так же по-детски, как и человечек. То есть тут сказано всё что нужно — обмотать вампира сетью и вынести на солнце, видишь, как просто.

В пасмурную погоду вампир бродил по земле, да и то, как сейчас припомнила Анна, предпочитал держаться в тени. Возле склада они со Светкой обнимались с северной стороны, а как только облака начали редеть, Григория как ветром сдуло. В бане он отсиделся или нашёл другое укрытие, сейчас неважно. Существенно, что мог ему повредить солнечный свет. То есть сам по себе вряд ли убил бы, а вот впейся в кожу множество серебряных крючков, да белым днём — тут вампиру и конец.

Анна вновь представила тот обжигающий ад, в который они хотели загнать упыря, и Григорий сразу показался не таким плохим, а они с сестрой — настоящими чудовищами. Это ведь и взрослый не каждый решится и правильно, потому что надо быть добрым и никого не обижать.

— Давай бросим это дело! — неожиданно для себя выпалила она. Не в первый раз падала духом, но сейчас, вроде как, и причина есть уважительная, не только позорный испуг. — Или найдём кого-то из старших. Сеть хранилась в монастыре, может быть, священники что-то знают.

— Нашим попом даже бабушки недовольны: он на мотоцикле гоняет и бороду стрижёт. Да и детей у него куча. Во-первых, пошлёт он нас и слушать ничего не будет, во-вторых, кто будет кормить его ребят, случись что нехорошее?

— А мы? Если плохое случиться с нами? Мне страшно, Вер.

— Мне тоже, — призналась Вероника. — Тут любой забоится, и ничего в этом нет стыдного, но раз эта вещь попала к нам в руки, мы должны попытаться.

— Если мы ошибёмся, он нас пришибёт как котят.

— Мы всё продумаем, чтобы сделать наверняка. Понимаешь, Ань, он в любую секунду может убить кого угодно, он опасен, как те мины, которые солдаты взрывали прошлым летом. Ну, когда мы сбежали из дома и подползли к самому оцеплению.

Уж этот-то случай Анна помнила хорошо. Тракторист тогда погиб, который пахал поле, а потом приехали солдаты на машинах, и детей велено было запереть по домам. Конечно же, многие улизнули, а уж подобраться поближе к опасному месту по меже, где каждый камень был знаком и каждый куст малины служил укрытием, ничего не стоило. Бабахнуло тогда знатно, оглушило. Сёстры потом задавались и делали вид, что совсем ничего не слышат.

Да, вампир как мина. Никто его не видит и не знает, что он тут, а задень и всё. Нет тебя. Только солдаты не приедут со своим проводами и машинками, потому что люди будут списывать очередного погибшего на какие-нибудь житейские причины.

— Ладно, давай попробуем. Только чтобы обмотать его сетью, надо найти укрытие, где спит, а мы сделать это так и не сумели.

— Ещё поищем.

Складывать сеть, как была, сёстры не стали. Размотали кусок старых обоев и закатали её в рулон, спрятали под кроватью, для надёжности прикрыв коробками.

Снаружи светило солнце, как будто всё было как всегда. У магазина уже собралась очередь за хлебом. Старушки степенно беседовали, сидя на крыльце, дети возились на утоптанном дворе. Чтобы не нарваться на лишние вопросы, сёстры Агатовы обогнули дом Дениных, крайний в озёрном ряду, и пошли по полю. Тянуло их почему-то на тот берег, словно вампир мог искать укрытие только рядом с местом, где провёл долгие годы, да там и спокойнее было. То есть в деревнях, где люди бывают везде, трудно укрыться днём, не подходило для этого ни одно строение, как сёстры уже выяснили. Пустых жилых домов, где есть подвалы, тоже не наблюдалось, хоть одинокая старушка, да жила в каждом. Подземных сооружений в деревне не было ни работающих, ни заброшенных.

Поневоле задумаешься. На ближнем кладбище следов не нашли, в монастыре — тоже, на береговом просто не было могил со склепиками. Конечно, деревень вокруг много, и сёстры не могли обследовать их все, но подозревали, что практически везде обнаружат одно и тоже: жизнь, летом кипевшую особенно активно. Было от чего прийти в уныние.

Дойдя до реки, забрались под мост. По бревенчатым быкам часто лазали в своё удовольствие, добираясь до самого настила и завывая оттуда, чтобы пугать прохожих, но сегодня вообще ничего не хотелось. Река шумела на камнях, золотилась там, где просвечивало песчаное дно, сновали в воде мелкие рыбки.

— А вот тот подземный ход, который мы нашли, мог бы послужить вампиру отличным укрытием, — сказал Вероника.

— Мы ему вредить собираемся или помогать?

— Я не про это. Местность у нас хоть и старинная, но жили люди просто, потому и нет подходящих укрытий, потому и пришлось упырю годовать в норе. Только песок штука ненадёжная: сегодня лежит, завтра рухнет в одну секунду. То есть кроме подземного хода прятаться просто негде.

— Да, но начинается он в церкви, а дверь на замке, да и следы к ней не ведут, а заканчивается в монастыре, где остался от него небольшой кусок, который мы уже разведали.

— Наверное, тот ход тоже завалился, иначе хоть кто-нибудь из ребят по нему прошёл, а может его нарочно заложили, чтобы не каждый воспользоваться мог: в старые годы тоже ведь были хулиганистые мальчишки.

— И девчонки.

— Да, неважно. Быть может, ход от церкви и, правда, не тянулся аж до самого монастыря и оттуда тоже, а заканчивался под горой у реки.

— Мы там уже искали, — напомнила Анна, — и не один раз.

— Значит, плохо! Сама подумай, что может быть проще, чем нырнуть в реку и по воде уйти от врага? Только нос высунуть или через соломину дышать. Ночью никто ничего не заметит.

— А зимой?

— В старину воевали только летом. Зимой дома сидели.

— Ну, пошли.

Вновь закралась мыслишка, что так ничего и не найдут, сколько бы не искали, а вампир как-нибудь сам уберётся, когда понесёт ветром красные и жёлтые листья. У сестёр школа начнётся. Если доживут. Последнее соображение отрезвило, и Анна энергичнее зашагала рядом с Вероникой.

Вот и тот берег. Заросший травой, а местами обрывистый и голый. Над красными песчаными юрами носились береговые ласточки. Аккуратные норки чернели на самом верху, куда не могли добраться даже самые отчаянные сорванцы. Птички неумолчно щебетали, сновали туда-сюда, наверное, кормили птенцов. Эх, были бы у людей крылья, не достал бы вампир.

— Клубника уже, наверное, поспела, сделаем вид, что собираем.

Косогор у кладбища славился обилием этой ягоды, но сейчас никто по склону не бродил. Сёстры поднялись выше. Трава здесь росла совсем скудно, это сухой луг не привлекал косарей, даже скот здесь пасли редко. Прежде гоняли овец, остались ещё набитые их копытцами тропки. Клубника уже налилась, побелела, но красные, точнее розовеющие ягоды попадались совсем редко. Собирать рано, а просто так поесть — так кто удивится, когда дети лопают зелень?

На самом деле клубничины и белые были вкусны. Ягоды эти сёстры любили гораздо больше, чем землянику, вот только отрывались они вместе с чашечками, и когда варилось варенье, то всей семьёй приходилось чистить.

Понемногу поднялись на самый верх, присели отдохнуть. Река извивалась, то блестела на солнце, то ныряла в заросли прибрежного ивняка, дальше просматривался монастырь, гумно, где так удачно побывали вчера. Так хорошо было здесь, где мягко дул тёплый ветерок и пахло ягодами и цветами, что особенно лишней показалась вся эта история с вампиром, которую должны почему-то разгребать две маленькие девочки. Детям положено играть и лопать незрелое, купаться, загорать. На полную катушку использовать быстротекущие дни каникул, а не обсуждать сумрачные тайны, которыми даже поделиться ни с кем нельзя.

— Смотри, — сказал Верника. Анна так замечталась, что вздрогнула. — Здесь подземный ход начинается в церкви под полом, то есть все предполагали, что заканчивается он в монастырском храме, а вышло то не так, мы обнаружили его в гумне.

— Ну и что?

— Храм стоял на том конце острова, а гумно на этом. То есть понятно, что хозяйственные постройки старались сделать подальше от молебного дома.

— Я отсюда не пойму что-то, где он точно был.

— Ну так мы и не дошли до развалин, да там фундамент из дикого камня только и остался, затянуло его мусором, палыми листьями и прочим, мы туда и не полезли, но я хорошо помню, что если смотреть отсюда, он с правой стороны.

— Верно. Ты считаешь, что мы не там искали? То есть отсюда ход мог идти гораздо левее, чем думали сначала, особенно если он и правда тянулся даже под рекой.

— Если нет, так тоже удобнее. Ближе к воде. Давай посмотрим. Только осторожно, делаем вид, что ягоды собираем.

— Там, внизу их нет.

— Ну лабазника нарвём, валерьяны — на букет.

— Пошли!

Спускались неторопливо, словно действительно кроме ягод и цветов ничего их не интересовало. Беззаботное же детство.

У реки косогор выполаживался, но всё равно оставался обычным склоном, никаких примет, что тут могло притаиться отверстие в земле. Зря сюда пришли, напрасно всё это затеяли. Вообразили себя героями войны или следопытами из книжки, а на деле ничего не вышло, и хорошо, что никто ничего не узнает.

Анна в глубине души обрадовалась, что всё сложилось именно так, хотя не стала признаваться сестре. В сущности, они ведь не виноваты, сделали всё что оказалось по силам. Забудут как многое другое, что с ними случалось, а вампир осенью уйдёт.

И тут глазами засияла сеть. Так бывает, когда, допустим, целый день собирал грибы, вечером лёг спать, а они вот, словно нарисовал кто под веками. Недолго вроде и смотрела на эту вещь, а она мстится, словно упрекает в слабости, напоминает о том, что раз легла под ноги дорога, надо идти по ней до конца, потому что не попадает вот так запросто в руки волшебный предмет. Во всех сказках одинаково, а они хоть и ложь, да намёк, добрым молодцам урок. Ну и девицам, раз молодцов поблизости не случилось. То есть не найди они сеть, могли отступиться, а теперь вроде как обязаны завершить начатое.

Анна вздохнула и принялась отламывать душистый цветок лабазника. Вот уж за чем наклоняться не приходилось, был он выше девочек, и стебли имел мощные, хотя и хрупкие. Опять же следовало обращаться с ним осторожно, чтобы не поранить пальцы о жёсткий край. Выбирая взглядом едва распустившиеся метёлки, Анна и увидела камень.

Плитняк в кручах лежал ниже красного песка и попадался нечасто, то есть, наверное, его просто весь выбрали, потому что использовали очень широко: клали из него ограды и печные трубы, подземный ход и тот был наполовину отделам им. Почему же здесь лежит такой большой кусок? Рядом кладбище, где и ограда из плит и надгробья, почему этот остался здесь, никто не подобрал и не пустил в дело? А он ведь не один, два поменьше как бы подпирают, образуя домик. Конечно, могли так лечь и случайно, только верилось с трудом. Тесновато, если присмотреться, но тайный лаз из секретного хода и должен быть таким. Просто ничем не примечательная груда камней. Наверное, прежде его вообще присыпали землёй, так на всякий случай, а сейчас стало видно, и почему-то с каменного бока содран мох, висит, подсыхая, словно кто-то протискивался здесь в слишком узкое для туловища пространство.

— Вер, смотри!

Сестра сразу сообразила, что Анна имела в виду и присела, рассматривая камни. Не только мох выдавал, что кто-то здесь ходил, но слабо примятая трава, а главное, полное отсутствие её перед предполагаемым входом. Наверное, ещё недавно аир скрывал и дыру, и сами камни, безусловно, можно ходить так бережно, что стебли поднимутся вновь, но нельзя заползти в отверстие и не оставить след. Особенно, если делать это не однажды.

Сёстры посмотрели друг на друга. Очень может быть, что они нашли то, что искали. Оставалось проверить.

Глава 15

Ближе подойти не рискнули, но с того места где каждая оказалась, разглядели всё как следует. Теперь, когда видели направление, попадалось на глаза и много других примет. Не только примятая трава, заломленный лист лабазника. На одной из метёлок, уже обзаведшейся колкими семенами, Анна разглядела тёмный волос, хотела снять и убрать в карман, но вместо этого сорвала весь цветок, вроде как для букета. Мужчина, ростом с Григория вполне мог зацепиться, наклонись он немного. Дома разберутся. Нельзя здесь долго оставаться.

Вероника первая неспешно пошла прочь, Анна следом, сорвала ещё для виду сиреневый зонтик валерьянки, совсем ничем не пахнущий, не то что корень. Когда поднялись к дороге, остановились и оглянулись. Если хочешь вернуться тем же путём, надо время от времени смотреть назад, сёстры прекрасно знали это правило. Отсюда камни вообще не просматривались, и берег тихо бегущей реки казался самым обычным. Вода круто поворачивала, накатываясь на крохотный пляж.

Если вампир устроился в это открытом и в то же время уединённом месте, то поступил хитро. Вроде и на виду, а не заподозришь, как бы и низко, а разлив редко достаёт до входя в нору.

— Наверное, это и правда подземный ход, может так и задумано, а может, разрушился и потому вышел на поверхность, но я, когда наклонялась, видела хоть маленький кусочек, но такой же кладки, как и в гумне на острове.

— А ведь мы столько раз тут бегали и не замечали ничего. Как он-то нашёл?

— Не знаю, и спрашивать не хочу. Может быть, он жил здесь ещё когда ход был цел и им пользовались, может, упыри просто чуют такие вещи: поневоле научишься угадывать лазейки, если надо спрятаться от солнца.

Снова оглянулись, хотя отошли уже достаточно далеко. Белела церковь на взгорке, зеленели вокруг клёны и кусты сирени. Солнце щедро освещало речной берег, и утром оно будет здесь раным-рано, потому что подземный ход вылезал на тёплый юго-восточный склон.

— Надо всё сделать быстро, иначе мы просто уже не решимся, — сказал Вероника.

Анна кивнула.

Представления о том, чего боится и не боится вампир по-прежнему оставалось смутным, потому решили полагаться только на самые надёжные сведения. Чеснок, как средство борьбы, отвергли сразу — запах сильный, мог заранее вызвать подозрения, а вот осины запасли. То есть с этим проблем не возникло, потому что за печкой лежала целая гора растопки из осиновых поленьев. Анна набрала крепких щепок и заточила ножом. Вероника, пока она старалась, улучила момент и наведалась в семейный буфет.

Серебра и всего-то было несколько чайных ложек, но пренебрегать не следовало ничем. С этой же целью вытащили из комода жестянку из-под монпансье, в которой хранился десяток серебряных полтинников с молотобойцем. Анна посмотрела на монеты с сомнением:

— Точно ли помогут? Они ведь советские.

— Папа говорил, что серебро.

— Ладно, карман не оттянут.

Решили взять — для дела ведь, не для баловства. Щепки, ложки — всё это было пустяком, главное дело — ухитриться накинуть на вампира сеть. Ночью он неведомо где шастает, появляется и исчезает как тень — не найдёшь. Днём в подземный ход не полезешь: хорошо, если тут короткий кусок в несколько метров, а что если тянется до самой церкви? Да и что они будут делать в этом тесном пространстве с вампиром, который может и не спит совсем, а просто так лежит, отдыхает, от солнца прячется. Задавит как котят, и сеть не спасёт.

— Если только подкараулить его прямо возле укрытия на рассвете, когда хорониться пойдёт.

— Учует, — усомнилась Анна.

— Лабазником натрёмся, он сильно пахнет и там везде растёт. Да и с чего ему нас бояться? Мы же мелюзга, а если захочет прибить, то тем более подойдёт вплотную, что нам на руку.

От таких слов по коже пошли мурашки, вновь напала мучительная неуверенность, словно идти предстояло по припаю, тонкому гибкому прибрежному льду, когда каждый шаг может завершиться вафельным треском поддавшегося льда. Внизу поджидают холодные хищные воды, но ведь ходили и не раз. Можно и бояться и делать.

Анна вспомнила про волос, он так и цеплялся к букету, который поставили у себя в комнате. Хотя стоп, если вампир сгорает на солнце, почему уцелела эта крохотная его частица? Неужели ошиблись и всё зря? Сестра упрямо покачала головой:

— Сейчас проверим!

Она осторожно, словно сама могла обжечься, взяла волос листиком лабазника и осторожно положила на серебряную ложку. Ничего не случилось. Анна разочарованно вздохнула, но Вероника не сдалась. Столкнула всё вместе на тетрадку и вынесла на балкон. Едва солнечные лучи коснулись чёрного завитка, как он скорчился, и секунду спустя на ложке и тетрадке лежал только невесомый пепел. Едва заметный. Одна из сестёр нечаянно вздохнула и он развеялся, не оставив следа.

Анна в который ощутила холод по всему телу, чувствовала, как дрожит рядом сестра. Они увидели невероятное диво, и всякая отговорка про выдумки и сказки больше не могла заслонить правды. Всё как на картинке: серебро и солнце. Вместе. Если и оставались сомнения в том, что Григорий вампир, теперь рассеялись как это прах. Без следа.

Довольно долго сидели на балконе, просто согреваясь в солнечных лучах, как будто могли запасти этот защищающий свет и унести с собой.

— Скорее бы всё закончилось, — сказал Вероника, и Анна поняла, что такая спокойная на вид сестра тоже невыносимо измучилась за эти дни. — Иначе я просто не выдержу.

Анна почувствовала прилив сил.

— Надо будет уйти пораньше, с вечера, я приготовлю остальное, что понадобится.

— А ночь где проведём? На кладбище?

— На повороте старая весовая, можно там укрыться.

Больше не разговаривали. Всё уже было решено и сказано. Остаток дня сёстры старательно вертелись на глазах взрослых. Казалось странным, что никто не замечает, как натянуто они говорят и неестественно смеются, ну да кто же обращает внимание на причуды детей? Сыты, вроде не больны — и ладно. Тем лучше для задуманного предприятия.

Прокрасться к озеру оказалось не так и легко, всё время кто-то проходил по дороге, носились туда-сюда другие дети, а потом проехал грузовик и воспользовавшись пыльной завесой, сёстры проскочили на ту сторону, побежали к озеру.

Идти по дороге со своим снаряжением не рискнули, кто-то из взрослых мог пристать с расспросами, а сверстники наябедничать или увязаться следом, потому решили переправиться по воде. На берегу никого не было, солнце уже опустилось совсем низко. Спешно погрузились, отвязали лодку и выплыли на простор. Теперь их мог увидеть каждый, но сёстры по опыту знали, что люди редко присматриваются к тому, что происходит на озере: рыбаки хотят поудить на закате или дачники покататься — кому какое дело?

Анна гребла к большой иве, в дупле которой сёстры так любили прятаться, место это знали хорошо, да и подняться наверх здесь было сравнительно просто. Поскрипывали уключины, волнение совершенно улеглось. От носа лодки расходились длинные «усы». Когда доплыли, солнце почти село, потому следовало торопиться. Лодку привязали к толстой ивовой ветви, весла спрятали в траве и поспешили вверх, карабкаясь с одной овечьей тропки на другую.

Поле пересекли по рыбачьей дорожке, вышли почти прямо к перекрёстку, недалеко от которого и начиналось кладбище. В старой весовой было ещё темнее, чем снаружи, и, вообще говоря, страшно, но зато здесь можно было укрыться от росы и ветра, посидеть и даже полежать на выщербленных досках.

Пользуясь остатками дневного света и коря себя за то, что не собрались пораньше, Анна и Вероника развернули сеть и закрепили её на двух крепких прутьях, срезанных с боярышника. Все листья оборвали ещё днём, чтобы не мешали, но оставили на месте страшные шипы. Теперь оставалось ждать и надеяться, что никто не забредёт в их убежище из любопытства или спьяну.

Оделись тепло, но скоро замёрзли, хоть и тесно прижимались друг к другу. Вечером мошки толклись, предвещая ясный день, да и ночь сияла звёздами — погода не подвела, оставалось самим сделать всё правильно. То страх терзал и мерещились ужасы в виде вполне материального вампира, то нападала апатия, и хотелось только одного — согреться. Комары, надоедавшие с вечера, и то куда-то делись.

Наверное, сёстры всё же задремали, очнувшись, Анна поняла, что тело затекло и совершенно продрогло. Вокруг ещё царила ночь, но едва  заметный свет зарождался на востоке — приближалось утро.

Пришлось немного размяться, прежде чем смогли тронуться в путь. К счастью идти оставалось недалеко. Анна подхватила сеть (рыбачили, если что) и понесла, стараясь не запутать нечаянно крючки. Вероника взяла всю остальное.

Когда спустились к норе, небо уже начало сереть. Мучило подозрение, что опоздали, и вампир давно улёгся спать, а то и вообще нашёл другое убежище, но разговаривать боялись. Душистыми метёлками лабазника намазались ещё с вечера, но и сейчас, нарвав цветов, рассовали по карманам. Рассвет приближался. Прождали, может быть, несколько минут, а словно вечность. Успокаивало лишь соображение, что летние ночи коротки, и вампир старается использовать их на полную катушку, болтаясь на поверхности допоздна.

Он появился так внезапно, что едва не отнялись руки-ноги. Выросла из сумрака невысокая угловато-угрожающая фигура и замерла, разглядев или почуяв затаившихся девчонок. Жалкой показалась ночная вылазка, наивная надежда совладать с этим существом.

— Котяткам надоело жить! — прозвучало из темноты, и сейчас ничего наигранного в голосе Григория не было.

Упырь отбросил тягучие лживые интонации, сразу показался мощнее и выше, шагнул вперёд. Наверное, он собирался сказать что-то ещё, поиграть с детьми, как кошка с пойманной мышью, но дожидаться этого, значило поддаться страху. Анна вцепилась в крепкий боярышниковый прут, ощутила, как шевельнулась рядом сестра.

— Давай! — крикнула Вероника.

Они вскочили одновременно, вздёрнули натянутую на боярышник сеть, бросили её на вампира. То есть хотели накрыть его, потом забежать за спину и захлестнуть края, но снасть словно сама вырвалась из пальцев, жадно оплела тёмную фигуру, и упырь завизжал совершенно как свинья, которую неудачно режет неопытных забойщик.

Григорий рухнул в траву, тело дёргалось так, что дрожали и сухо ломались стебли лабазника, визг перешёл в монотонные стоны. Сёстры не сразу пришли в себя, их трясло, стучали зубы, словно зима нагрянула посреди лета. Как в сказке, только наоборот.

— Бежим, — едва смогла выговорить Анна.

— Нельзя, вдруг выпутается.

Они и поняли друг друга только потому, что были двойняшками. Язык, губы — ничто не повиновалось.

Вампир затих, а потом сказал, и голос его тоже дрожал, потому что наверняка крючки и шипы причиняли изрядную боль:

— Освободите меня, котятки, я ведь не причинял вам вреда.

Разумный разговор напугал ещё больше, чем безумный крик, Анна ответить не смогла, Вероника, как всегда, оказалась сообразительнее и сильнее:

— Только что грозился. И ты убил дядю Лёшу.

— Да я пошутил и Лёшу вашего не убивал, он сам утонул, я только выпил немного крови, я беру совсем мало, освободите, милые девочки, и я сразу уйду из этих мест. Я не такой плохой, как вы думаете.

Это жалобный голос, моливший о спасении, лишал последних сил. Так страшно Анне не было никогда в жизни, она вцепилась в сестру, боялась, что сама послушается Григория, или дрогнет Вероника. Она обе цеплялись друг за друга, словно остались одни во всём мире, а голос звучал, мурлыкал, усыплял, и казалось немыслимым то что они натворили и хотелось только одного — всё исправить. Анна пыталась зажать ладонями уши, но даже рук поднять не смогла, пискнула ещё отчаяннее, чем вампир, и тут заговорила Вероника:

— Нет. Ты злой и сильнее нас. Мы маленькие девочки и слишком слабы, чтобы позволить себе быть милосердными!

Эти взрослые, почти книжные слова так поразили Анну, что она почти перестала дрожать.

— Поднимемся выше, — взмолилась она, — уже светло, и оттуда будет видно.

Схватив сестру за руку, потащила за собой. Они поднялись по склону, оскальзываясь на мокрой траве — роса к утру выпала обильная. Вампир кричал, плакал, молил, но Анна уже не прислушивалась, она с невероятным терпением, которого никогда в себе не подозревала, ждала — смотрела на восток, где уже розовела заря, победно растекалась по небу, отвоёвывая мир для сияния дня.

— Мы справимся, мы справимся, — бормотала Вероника.

Её опять начало трясти, и Анна крепко обняла сестру, чувствуя, что сейчас её время быть сильной. По очереди они смогут, ослабеет одна, выдержит другая. Они двойняшки, близнецы, они вместе. Так и сидели, держась друг за друга, а потом первый алый солнечный луч плеснул в глаза. Пришёл благодетельный свет, разом согрел тело и душу, дал надежду на то, что кошмар обязательно прекратиться.

Вампир закричал так, что сёстры едва не сломались. Зажмурились, прижимаясь друг к другу. Сердца колотились так громко, что заглушали почти всё, даже эти крики. Анна не сразу поняла, когда перестала их слышать. Она открыла глаза. Солнце взошло. Блестела трава. Сверкала радугой каждая росинка. Мир был прекрасен. Пришлось собрать всё мужество, чтобы посмотреть вниз, потом осторожно спуститься.

На земле у камней лежала, поблёскивая крючками, сеть. С ней ничего абсолютно не сделалось, тусклый серый порошок просыпался на землю, не оставив на нитях следа. Анна не сразу поверила, что это всё. Вампира больше нет.

Как во сне сёстры подкрались, подняли снасть и понесли к реке, окунули в воду, а потом свернули, как придётся, чтобы распутать потом, и побежали прочь. К своей лодке, теплому утру, простым и понятным вещам. Они вспотели в тёплой одежде, запыхались и, добежав до знакомого пляжа, не сговариваясь, полезли в холодную ещё воду. Хотелось смыть себя даже кожу, а сеть отполоскать так, чтобы ни одной случайной крупицы на ней не осталось.

Купание успокоило, вёсла согрели. Сидя плечом к плечу, сёстры гребли, глядя, как удаляется тот берег. Сеть, поблёскивая, лежала на корме.

— Высушим и вернём на место, — сказал Вероника.

— Да, а ещё нарисуем свою картинку и добавим той другой. Может так надо, ну как советские лётчики рисовали звёздочки на самолётах за каждого сбитого фашиста.

Вероника не ответила. Разговаривать вообще не хотелось. На том берегу краснела оставленная молнией рана, но лодка быстро шла к этому. Домой.