Обратная сторона

Посвящается Бхайраве, Кали, Гуру и моим возлюбленным родичам. Без вас я никогда бы не смогла дописать эту книгу. А так же моему персональному кладбищу. Людям, которые когда-то были мне очень дороги. Но потом в достаточной мере показали свою гнусную и отвратительную природу. Без них я бы никогда не получила столько негативного опыта, чтобы начать писать подобное. Все они уже мертвы. Хотя их тела ещё ходят по земле. От всей души желаю им скорой кончины, лёгкого посмертия и счастливого нового воплощения.

Поиграем? — Шепчет ветер в осенних листьях,

Поиграем? — Тихий выдох последний старца,

Поиграем? — Я услышу в предсмертных криках…

Призывает могил чернота пустоту вместо сердца.

И у этой бездны твои глаза…

Пролог

Однажды этот день просто приходит. Приходит в нашу эпоху упадка и деградации почти для каждого, кто смеет думать шире рамок общепринятых систем. В поисках истины ты остаёшься наедине с самим собой. И пустота пожирает твою душу. Понимаешь, что больше нет никакого смысла. Никакого вообще. Совсем. Твой телефон молчит уже неделю. И только длинные гудки в ответ на все вопросы. Ты открываешь пустой документ на рабочем столе. От того, что поговорить тебе не с кем. Хочешь начать писать, но писать тебе больше не о чем. Потому что всё уже давно написано. И прочитано. Ты уже слишком взрослый, чтобы верить в чудеса. И слишком устал играть в жизнь. Поднимать себя с кровати и идти в серый мир, не таящий никаких сюрпризов. Забивать голову каким-то социальным дерьмом. Говорить ни о чём с людьми, которые тебе безразличны. Просто потому что ты не в силах больше слушать пустоту внутри себя. А самое страшное, что ты не можешь даже вспомнить день, когда мир вокруг умер для тебя. Сердце твоё превратилось в чёрную дыру размером с космос, которая постоянно просит жрать. И никогда ничем не насыщается.

 Почему так получилось? Не помогают больше ни алкоголь, ни наркотики, ни антидепрессанты, ни оккультизм, ни правильная профессиональная ориентация, ни творчество. Даже сны стали такими холодными и пустыми. Как реальность, только без нудной ежедневной логики. На самом деле всё просто. Ты стал взрослым, расходующим и производящим энергию, совершенным винтиком в чужой тебе машине. Но так и не смог с этим смириться. Просто пустоту в мире нужно чем-то заполнять. Тебя сюда никто не звал, тут тебя никто не ждет, и ты никому не нужен. Это не больно и не грустно, просто ты ничего больше не чувствуешь. Кроме пустоты.

Беги из этого дня до тех пор, пока не будешь готов познавать бездну внутри себя. В работу, в семью, в алконаркотреш, в религию — куда сможешь. Пока ты ещё можешь. Забивай свой мозг какой угодно информацией, лишь бы она целиком захватывала твоё внимание. Иначе однажды ты проснешься и поймешь, что времени больше не существует. А вся твоя жизнь — это и есть один этот день, холодный и никчёмный. Завтра настанет вчера. Вот и настало совсем. Ад находится на земле. Рай безмозглых кишечнополостных червей и ад для никчемных ублюдков, что посмели мечтать о звёздах.

И тогда ты окончательно понимаешь, что только смерть имеет смысл любить. Когда-нибудь она обязательно подарит тебе гармонию и помирит с пустотой внутри. Живой любит мертвое, мёртвый любит живое. Круговорот энергии, на котором держится существование мира. Пустота танцует в пустоте. Чёрная дыра сердца вместила весь космос и требует ещё.

Возлюби смерть свою как самого себя. Расти её в непроницаемой черноте своего сердца. Разговаривай с ней. И она научит тебя, как жить с пустотой внутри. Учись слышать в тишине и темноте слова успокоения. Только она по-настоящему любит тебя. Она всё тебе простит. Она обязательно придёт. Она, единственная на этом свете, ещё ждёт встречи с тобой. Ждёт, чтобы ты наконец растворил в пустоте свою боль. Не это ли и есть истинная любовь, которую глупые люди пытаются найти среди себе подобных?

Кто-то пьет. Кто-то непослушную вену ловит иглой. Кто-то расчленяет детей и ест их невинные никчёмные сердца. Кто-то верит в то, что завтра настанет вчера и, когда наконец-то настанет совсем, придёт смерть. Будто древняя Богиня, она, наконец, подарит тебе свободу. Свободу от самого себя. И, знаешь, пока тебя вставляет — не имеет значения, что ты делаешь и во что ты веришь. Не бывает объективной системы мировосприятия. Лишь совокупность субъективных взглядов, причудливо переплетаясь, образуют мир вокруг. Выбирай тот взгляд, что больше нравится тебе. И танцуй в пустоте, пока космос внутри не сольётся с бесконечностью снаружи. Окружающей вселенной настолько наплевать на тебя, что судить себя после смерти будешь ты сам. Только ты, обвинитель, адвокат, присяжные, подсудимый. А ты вообще уверен, что кроме тебя тут кто-нибудь ещё есть? Не нравятся общепринятые правила — придумай себе другие. Пока ты способен верить, что завтра однажды наступит, в жизни есть хоть какой-нибудь смысл. Пока ты способен верить, тебя хоть кто-нибудь любит. И нет ничего страшнее, чем потерять веру. Потому что тогда вообще ничего не останется. Совсем.

На свете есть много существ, которым не нравится общепринятая картина мира. Им скучна роль маленького винтика в чужой машине. Они знают, что есть 99% людей, которые умеют только жрать, срать и размножаться. Эти полузвери нужны для поддержания существования стабильной человеческой популяции. Ведь маргинальные гении редко размножаются. И есть 1% людей сверхлюдей, двигающих прогресс. Ты, конечно, причисляешь себя к последней группе. Не то чтобы это здорово, но так устроен мир. На практике же часто случается, что этот самый процент сверх людей ничего ценного не делает. Они достаточно умны, чтобы понять абсурдность той картинки мира, что навязывает им общество. Но не достаточно талантливы, чтобы сотворить альтернативный мир, и жить там по своим правилам. Так сливки человечества, созданные для подвигов и чудес, гниют изнутри ничуть не благородней, чем тупые полузвери — полулюди. Их завтра так никогда и не наступает, а все подвиги происходят только внутри собственной головы.

Как ты думаешь, какое главное правило сверхчеловека, предназначенного для высших целей? Правильно. Не выделяться. Общество сожрет тебя и не подавится, если ты вздумаешь говорить свою правду. Не поверишь, но всё это быдло себя как раз считает исключительными и особенными, а тебя предназначенным для очистки канализации. Так что, не дай Боги, ты дашь им понять, что всё наоборот. Такова вся жизнь — психоделический театр, в котором ты днем нужный член общества. Милый и приветливый, но без лишних амбиций. А ночью у тебя свой мир, прекрасный и удивительный, полный чудес. И скорее всего ты там совсем один. Потому что не знаешь настоящих сверхлюдей.

Открою секрет, эти самые существа могут разрушить твое уютное существование, имея в руках твою фотографию и волос. Твой карандаш. Просто бумажный платок, в который ты высморкался и забыл в общественном месте. Поверь, эти ребята не очень любят конкурентов. Сверхлюди обычно злы, эгоцентричны и агрессивны. Ведь им постоянно больно, холодно. Дыра вместо души всё время просит жрать, и ничем не может насытиться. В своих ночных мирах они тоже одни. Сумасшедшие? Рискни, проверь, как далеко их фантазии могут выйти за рамки персонального сознания. И повлиять на ту часть мира, что ты привык считать объективной реальностью. Сложно представить себе силу ада в их головах. Всю пустоту космоса, которую Боги даровали им вместо сердца. Возможно, тебя на самом деле окружают агрессивные и страшные психопаты. Они представляют себе, как выковыривают твои глаза битым стеклом, пока рассказывают последние новости. Пустота танцует в пустоте, и ничто не имеет ценности для них. Даже твоя жизнь. К которой ты так привязан.

Страшно? Боготвори общество, которое обычно заставляет их не выделяться. Они учителя, программисты, врачи. Они часть твоей жизни. Ты пьешь с ними пиво и поздравляешь их с новым годом, а они мило тебе улыбаются. Им нравится канализация, водопровод и булочная на первом этаже. Они не хотят сами печь хлеб и гадить под кустом. Поэтому они терпят тебя и твое общество. Ты никогда не узнаешь, кто они на самом деле. Ты сможешь спокойно ждать завтрашний день, готовящий тебе успех и счастье, до самой смерти. Правда энергетически не выгодна. Так было, и так будет всегда.

Глава 1

Где-то в глубинах интернета 02.01.2005. Дневник пользователя Ноктюрна

«Сколько себя помню, я всегда была отделена от людей, будто слоем непробиваемого стекла. Я не смотрю в их лица. Не помню цвета их глаз. Не понимаю, что им от меня нужно.

Со временем я научилась жить с этим. Видеть на их месте некие архетипы. Люди ведь все одинаковые. Такие разные, и все одинаковые. Я изучила эти архетипы досконально. Теперь я заранее знаю, о чём они думают. Как они себя поведут. Не соприкасаясь, я со стороны наблюдаю, как каждый из них одиноко бредёт в свой личный ад. Как строит и разрушет свою жизнь. Несколько часов общения, и я уже интуитивно знаю, как себя вести с конкретным человеком.

Но это не делает нас ближе. Когда люди подходят вплотную, я пугаюсь, по прежнему не имея ни малейшего представления, что им от меня надо. Ведь я — посторонний наблюдатель. Просто часть пейзажа. Как животные не обращают внимания ни на что, что не является домом, едой или себе подобным, так и люди не видят меня. Я просто есть. Как небо, как листья. Неспособная приблизится к ним. Просто не знаю, что с ними делать. Как не знает шиншилла, что делать с вантусом.

К счастью, чаще всего на меня не обращают внимания. Ведь ни пользы, ни опасности я собой не представляю. Я научилась вести бесконечные разговоры ни о чём. Изображать радость или горе вместе с ними. Но стена между нами от этого только выросла. Временами я уверена, что они вообще меня не видят. Как мы не видим миллиарды мёртвых, окружающих нас. И зачем тогда боятся конца, если он уже произошёл? А может быть, это я уже умерла?»…

Эта история произошла в городе Н., в глубокой провинции того куска континента Евразия, который общество считает государством Россия. Н. означает: «не знаю вообще, где эта жопа». Где-то примерно в начале двухтысячных годов по общепринятому летоисчислению. Когда все иллюзии в Её голове развеялись дымом затушенных о собственную руку сигарет. Боль физическая заглушает боль душевную лишь на краткий миг. Когда Она поняла, как устроен мир, то отказалась играть по правилам. И придумала себе свои, другие правила. Предпочла жить в мечтах, потому что реальность была Ей отвратительна.

Нет ничего страшнее, чем понимать, что завтра никогда не наступит. От этого часто едет крыша и у людей, и у тех, кто представляет из себя что-то большее. Много жизней заканчивается после этого финальным полётом с высокого этажа, да влажным трогательным пятном на безразличном асфальте. Но Она, в отличие от многих, уважала смерть и была уверена в том, что самоубийство сильно портит посмертное существование. Ждала встречи с собственной смертью как праздника освобождения от вечно голодной пустоты внутри. Обычная жизнь давно ей наскучила. Она придумывала себе роли для окружающих, потому что никто не был способен видеть её настоящую. «Личности на показ» плодились, как опарыши в дохлой крысе. Для «друзей», для родителей, для «любимых». Постепенно Она забыла, кто есть на самом деле. Потерялась в своих масках. Осталась наедине с ночной темнотой. Ей стало страшно смотреть в собственные глаза в зеркалах. Особенно тогда, когда давно за полночь, и вокруг темно и тихо. Мир вокруг превратился в истёртые картонные декорации, и только грядущая смерть дарила утешение.

Ничего особенного, кроме железной воли и тотального неверия в общепринятую картинку мира, в Ней в общем-то не было. Имена Она меняла как личины. Имена, друзей, взгляды на жизнь, принципы. Она растворилась в театре вместо жизни до самого предела, и только тогда поняла, в чем Её постоянная. В смерти.

Сложно описать Её внешность, постоянно изменчивую. Существующую только в глазах смотрящего на эту маску пустоты. Ты видел Её такой, какой Она хотела тебе показать себя. Или вообще не замечал, если ты был Ей безразличен. Крашеные в чёрный волосы, чёрная одежда, высокие ботинки. Чёрные глаза, зеленеющие, когда Ей было больно или Её захватывает ненависть. Бледная кожа. Человеческая тень на вечно голодной бездне. Счастливая улыбка черепа, что под плотью скрывается в каждом человеческом лице. Две маленьких летучих мыши, набитые на левой лопатке. Ночница и Вечерница — так она их называла.

Только мёртвые были Её настоящими друзьями. Только смерть стала Её утешением. Мысль, что когда-нибудь это пытка реальностью закончится. Она была сильной, именно этим отличаясь от тысяч таких же готических девочек. И всю свою волю направляла на то, чтобы заглянуть за грань. Древние оккультные трактаты, современные медитативные практики, таро и записки деревенских знахарок — всё шло в ход, если давало пользу. Мёртвые иногда отвечали. Только они были реальны. Остальное — лишь ложь и маски. Постепенно она уверилась в том, что сила и могущество заглушают пустоту внутри.

 Увы, природа этой реальности такова: сколько силы не присвой, всегда есть кто-нибудь сильнее, чем ты. А дыру вместо сердца не залатать могуществом. И тебе всегда мало. Бесконечные оккультные обряды. Попытки достучаться до тех, кто не особо хочет слышать. Крики в пустоту. Живая кровь для мёртвых и изменение законов мироздания для живых…

Такие, как Она, очень редки в наш век всеобщей тупости и деградации. Но они ещё встречаются. Смотри с подозрением на тех, кто после заката ходит в тёмных очках. На чьих руках шрамы от ожогов и порезов. В лучшем случае это просто эпилептоидные психопаты. А если их крики в пустоту кто-нибудь действительно слышит? В детстве ты знал, что темнота живая. А потом спрятался за серыми буднями. Но это, поверь, ничего не изменило.

Наша история началась чудесной весенней ночью. Когда аромат сирени мешался с запахом мокрого асфальта и, дополненный лёгкими нотками разложения, что доносились из морга, немного пьянил. Всех, кто не спал ещё в областной больнице города Н. Пару дежурных врачей, что распивали подаренный пациентом коньяк в ординаторской. Сестёр на постах, которые лихорадочно дописывали дневники и температурные листы в историях болезней. Нескольких студентов, которые вместо клуба или пьянки пришли на дежурство. И нашу героиню.

Знаете, чем занимается нейрохирургическое отделение любой провинциальной мало финансируемой больницы? Нет, не удаляет опухоли мозга, не лечит гидроцефалию у детей. Две третьих пациентов там — с сотрясением мозга. В основном врачи штопают несчастных алкашей, неформалов и просто неудачников, избитых на улице лысоватыми поборниками истинной правды. Именно поэтому большинство нейрохирургов ненавидят парней, которым в три часа ночи не хватает 10 рублей на пиво. Они мешают им распивать коньяк по ночам, постоянно подкидывая работы. Или спать. Или заниматься действительно больными людьми.

А ещё, все метящие в ординатуру студенты любого медицинского вуза обычно дежурят по ночам. Чтобы, так сказать, полученные теоретические знания скорее подкрепить практическим опытом. Или ради острых ощущений. Мало кто так же знает, что зловещий вахтер на входе в любую больницу, не пускающий вас к больной бабушке, обычно принимает один и тот же пароль: «Я из кружка по нейрохирургии, на дежурство». Ведь желающих штопать ночами бомжей маловато, и врачи рады любому. Даже студенческий билет не спрашивают. Если претендент обладает белым халатом и накануне почитал гугл, дабы не выдать себя с головой первому же медработнику, то больше между ним и морем острых ощущений ничего не стоит. Ну, или эксклюзивным правом заполнить пару десятков историй болезни, это уж как повезёт. Ей в жизни везло. В поисках острых ощущений креативные художники развлекают себя как могут. Она вот ходила на дежурства.

Тем временем, примерно в 4 утра, на одной из улиц города Н. компании местных молодых людей очень не хватало наличных в карманах. Привычная картина, происходящая в темных подворотнях окраин почти каждую ночь. Стандартная схема. Подошли сзади, ударили арматурой по голове, полезли в карманы. Каждый день люди под твоими окнами умирают просто за то, что не в то время оказались не в том месте. Поверь, это обычно. О таком даже в газетах не пишут. Закон джунглей воцаряется на задворках цивилизации сразу же, как только наступает ночь. И если существо внешне отличается от принятых стандартов — это законная добыча. А если оно боится, то притягивает шакалов, как магнит. Только на этот раз молодым людям не повезло. Что-то неправильное было в этой невысокой фигуре в чёрном плаще. Слишком быстро она двигалась. Слишком самоуверенно шла для жертвы. А ещё распространяла вокруг атмосферу могильного ужаса. Но, опьянённые адреналином охоты, шакалы напали… Вместо того, чтобы упасть замертво, жертва обернулась, совершенно игнорируя проломленный череп. И что-то очень недоброе увидели искатели лёгких денег в Его глазах. Настолько недоброе, что неизвестно, чем бы закончилась встреча для этих несчастных калек без инстинкта самосохранения… Но это была совершенно чудесная весенняя ночь.

Рядом с местом драки остановилась, мигая подслеповатой сиреной, газель скорой помощи. Если скорая едет без пациента, то, видя пострадавшего, обязана останавливаться и оказывать неотложную помощь. А молодой человек с дыркой в черепе точно пациент, даже если ещё стоит и сверлит нападающих недобрым взглядом. Конечно, скорая крайне редко вмешивается в разборки на окраинах, но странные стечения обстоятельств иногда случаются. Перепуганные местные жители бегом удалились в ночь, а Ему пришлось падать на асфальт и изображать приличный труп. Лежать не дёргаясь, пока тебе щупают пульс, светят в глаза и задают глупые вопросы. И дыру в голове не пытаться заращивать. Даже торчащую оттуда арматуру не трогать. Что весьма неприятно. Пульса у молодого человека уже много лет никакого не было, и быть не могло, но врач скорой этого не знал. Знал он только то, что в 4 утра без вызова стоит на коленях у холодного и зловещего трупа. И сам чёрт не знает, как описывать начальству эту ситуацию. А в милицию звонить явно уже поздно. Проклиная свои альтруистические позывы, доктор сделал то, что делают все врачи скорой помощи в подобной ситуации — загрузил пострадавшего в машину и повез в дежурную нейрохирургию, продолжая с мрачным видом непрямой массаж сердца. И пусть там его оформляют, как хотят.

Именно в это злосчастное отделение попадают почти все, с кем врачам не хочется возиться. Даже пьяные бомжи с царапиной на лбу. Повреждение головы — в нейро. Пусть разбираются, есть сотрясение или нет. Сотрясение головного мозга — это ведь очень опасное состояние. Можно даже сказать — жизнеугрожающее. И поставить такой диагноз нужно в первую очередь, а сделать это может только дипломированный нейрохирург. Поэтому провинциальная нейрохирургия и представляет собой гибрид вытрезвителя с СИЗО. Не удивительно, что студенты медики не очень рвутся там работать. Впрочем, в данном случае проломленный череп очень красноречиво говорил о наличии сотрясения, не меньше. А когда твой пациент перестал дышать — это вопрос растяжимый. Главное — побольше адреналина внутривенно и голову надёжно зафиксировать. Кстати, а где вообще у этого урода вены? И почему кровь мгновенно сворачивается?

Тем временем, «пациенту» было не сильно позитивней, чем врачу скорой. Он терпеть не мог попадать в такие ситуации. Если тебя видело и запомнило мёртвым много живых людей, то до рассвета они должны замолчать навсегда. Или, если не хочется устраивать кровавую вечеринку, то придется ждать, пока тебя осмотрит куча мед. работников, констатирует смерть и отправят наконец в морг, откуда можно будет по тихому исчезнуть. Оставив после себя больничные страшилки для студентов и нагоняй патологоанатому. В общем, та чудесная весенняя ночь была, похоже, безнадежно испорчена многим обитателям города Н.

Ему сразу показалось, что с этой больницей что-то не так. Оттуда отчетливо пахло покоем, ладаном и чем-то вкусным. Нет, для людей она воняла хлоркой и лежалыми тряпками, но не у всех существ напрочь отсутствует обоняние. А ещё Ему от чего-то становилось жутковато по мере приближения к приёмному покою. Это было самое удивительное. Для того, кто умер пару столетий назад, не так много на свете жутковатых вещей. Об этом Он думал, считая сквозь полуприкрытые веки больничные лампы, проплывающие над головой, и борясь с желанием отгрызть на хрен очередную руку, щупающую Его пульс.

Люди были Ему отвратительны. Он думал, что за столетия жизни узнал о них всё. Как эти куски мяса, наполненные аппетитной кровью, трясутся над своей уникальной и неповторимой жизнью. И успевают забыть, зачем она вообще нужна, ещё не родившись. Как они, боясь остаться в одиночестве, сбиваются в кучки, дабы доказывать собственную исключительность. При этом не слышат ничего из того, что говорят друг другу. Если это хоть немного выходит за рамки обычности. А ведь человек — это всего лишь точка восприятия мира. Не больше и не меньше. Ещё они не уважают мёртвых. Нет ничего странного в том, что для кого-то люди — это просто еда. И, конечно, их об этом никто не счёл нужным информировать.

Лампы наконец перестали мелькать над Его головой. Каталка остановилась в смотровой, противно скрипнув заржавелыми колёсиками.

Глаза пришлась полностью закрыть, остались только слух и обоняние.

— Неизвестный, поступил в тяжёлом состоянии, ранение волосистой части головы. Рефлексы… нет рефлексов… реакция зрачков на свет отсутствует, пульса нет, дыхательных движений нет… ваш диагноз, коллега?

— Терминальная кома??

«Подождите, а это еще кто? Это НЕ человеческий голос».

— Труп он, труп!! Эти уроды опять поленились вызывать милицию и сдали нам ЭТО.

«Ну, неужели, догадались».

— А его пробовали реанимировать? Может быть, он только что перестал дышать?

«О Боги Хаоса? Что Она тут делает?».

— У него вся затылочная доля всмятку, какая, к чёрту, реанимация. Где врач скорой?

— Сказал срочный вызов, уехал.

«Так вот в чём дело. Я должен ЕЁ увидеть».

— Тоже мне, занятые какие, вызов у них. А у нас тут курорт, нам тут делать нечего.

— Мы ничего не можем? А если оперировать? Может всё-таки терминальная кома?

«Нет, Она похоже издевается!».

— Он труп. И давно. Ты же на втором курсе, должна уже различать живых и мёртвых. Чему вас вообще там учат?

— Как жалко. Он не должен вот так умереть. Это не справедливо.

«Да ладно, мне вообще-то нравится быть мёртвым. По крайней мере больше, чем живым. Только вот холодно всё время».

— Немедленно прекрати! Он пациент. Ты — врач. Если будешь плакать над каждым трупом, сгоришь на работе за год.

— Я, ничего. Все в порядке. Просто это…

«Ей что меня ЖАЛКО??!»

— Ничего, первая смерть пациента — это всегда тяжело. Отвези его в морг, я пойду разберусь с документацией. Опять эти мудаки со скорой испортили нам всю статистику. Они молодцы значит, чистенькие. Ни одной смерти за дежурство. А как только пациент приезжает в наше отделение — крекс пекс фекс и, о чудо, он тут же перестаёт дышать. Прямо магия какая-то. Непонятно только, как он у них в машине был живой. С железной трубой, торчащей из затылка.

И снова темнота и скрип каталки. Запах ладана и воска перебивает больничную хлорку. Это невозможно! Мир настолько стабилен, что такие, как Она, умирают в раннем детстве. От живых так не пахнет. В их голосах не бывает столько пустоты и холода. Все повелители нежити давно мертвы, и поросли травой их курганы. Равнодушные, смотрят они на страдания живых и вечный голод неупокоенных. И не рождаются больше в этот мир. Но Её сердце бьется. Теперь, когда Он слышал этот стук… Это будет преследовать Его до конца. Пока Он сам не выпьет последний Её вздох. Таковы все мы, живые и не очень. Увидев чудо, первым делом пытаемся присвоить его себе, завладеть им единолично, и тем самым задушить.

Если ты мёртв уже давно, то самое страшное — это постоянный холод. Он разъедает изнутри, и кровь заглушает его только на краткое мгновение. Сколько бы людей ты не убил, они не согреют тебя. Одно прикосновение к трупу вызывает у живых страх и отвращение. Как будто их собственное тело вечно. Жизнь утекает сквозь пальцы. Они полны гнили и начинают разлагаться, не успев даже осознать, что жизнь кончена. Не способные полюбить свою смерть, они не могут согреть даже самих себя. У них нет и никогда не было настоящей жизни. Если же человек настолько силён, что может контролировать нежить — тогда он относится к мёртвым брезгливо. И торопится их либо использовать, либо разложить обратно по гробам. Но жалость некроманта по отношению к трупу — это что-то неслыханное. Да и какие вообще могут быть некроманты в современном мире? Для этого нужна железная воля и холодный разум. А теперь люди измельчали, стали тупы и рассеянны. Тем не менее, Её тёплая, живая рука прикасалась к его волосам. И, судя по слуху и запаху, Она с трудом сдерживала слёзы. Впервые за сотни лет над Ним кто-то плакал.

Этот день для нашей героини начался отвратительно. Проспала институт, кончались сигареты. Соседи сверху с самого утра гоняли какую-то попсу по кругу. Позавчерашнее проклятие, которым она их наградила, привело, похоже, только к тому, что эти мудаки заболели. Соответственно, торчали в будний день дома с утра. И, конечно же, слушали какое-то ванильное дерьмо. Два дня назад музыка у них играла явно тише. Чёрт, похоже, они ещё и оглохли до кучи. В общем, Она в очередной раз убедилась в своей полной неспособности применять бытовую магию. Нужно будет попробовать старый добрый метод со шприцем и стухшим яйцом, впрыснутым под обивку двери…

 Только Она выпила кофе и собралась сесть рисовать, как на её съемную квартиру пришла мать. Как обычно, она не сочла нужным предварительно позвонить. И долго орала о напрасно растрачиваемой жизни и неуважении к старшим. Что, ну что её не устраивает? Чего предки вообще от Неё хотят? Дочь сама поступила на дизайнера, нашла работу, съехала от родителей. А как нужно жить? Выйти в 20 лет замуж по залёту и стоять у плиты, равнодушно терпя побои пьющего мужа? Почему именно неудачники испытывают непреодолимую потребность учить других жизни? Порой Она совсем не понимала окружающих людей.

Чтобы развеяться, пошла дежурить. Но и там побыть в тишине наедине с собой не получилось. Вера Петровна, курирующий Её нейрохирург, полтора часа показывала фотографии своего сына: «А вот мы в манежике, а вот мы в колясочке, а вот наш новый мячик. Правда он весь в меня, такой маленький, а уже пробует собрать конструктор. Такой умненький. Доктором будет. А у Перта Семёновича из неврологии как раз дочурка подрастает. Дружить будут». Блять, эта личинка человека ещё даже стоять толком не умеет. А за неё уже всё выбрали: и работу, и судьбу. Несчастный ты неудачник, терпения тебе с такой мамулей — думала Она, изображая интерес к фоткам младенчика. Конечно, лжестудентка была рада, что смогла втереться в доверие к куратору. Может быть теперь Её наконец возьмут на операцию. Но все равно ужасно хотелось послать врачиху к чёрту и уйти домой. Нельзя же заставлять свободного человека корчить социально приемлемую мину прямо с утра и до самого вечера. Неужели хирургу настолько не с кем поговорить, что она откровенничает со студентами? Впрочем, это как раз вполне вероятно, когда ночуешь на работе 4 дня в неделю. Да, участь врача не завидна, и Она никогда не рассматривала такой вариант карьеры. На дежурства Её влекла только жажда вдохновения.

Наблюдение за человеком на пороге между жизнью и смертью позволяло почувствовать хоть что-то настоящее. То, чего так не хватало в обычной жизни. Борьбу, волю к победе, истинные желания и инстинкты людей. А если они всё-таки умирали… Она не знала и не видела ничего прекрасней, чем процесс ухода человека из тела. Как в один миг рвутся все привязанности, самоотождествления, и как давно погрязшее в рутине и привычках существо на миг становится свободным. Настоящим. Живее, чем при жизни физического тела. Только это позволяло ей рисовать, изливая на бумагу все отвращение, накопившееся от серых и одинаковых дней. После этого становилось хоть немного легче. На пару секунд. Её картины никогда не купят. Ей всегда придется рисовать иконки для сайтов или собирать интерьеры из безликой офисной мебели. Но Она и не мечтала о понимании и признании.

«Привет. Меня зовут Света. Я разговариваю с мёртвыми и иногда они мне отвечают. Еще люблю смотреть на умирающих. Увлекаюсь оккультизмом и в свободное время рисую ад» — Она от скуки и отвращения представляла себе юмористический вариант своего дневника в интернете, печально улыбаясь привычным мыслям. Конечно, такое можно рассказать на любом готическом форуме. Это будет успех. У тебя появятся толпы подружек 14 — 16 лет, которых отверг их первый мальчик, и они готовы резать вены в порыве любви к смерти. Но это лишь игра в страдание, способ привлечь внимание к своей жалкой персоне. В них нет и тени силы жизни или величия смерти. Все они вырастут, снова влюбятся, забудут о депрессии, станут отличными матерями и жёнами. Недалёкая поверхностность спасёт их от поиска смысла жизни. А Она так и останется одна. Со своей любовью к неосязаемому, стремлением к невозможному и пустотой в груди.

Звонок из приёмной отвлек Её от размышлений. По мрачному виду Веры Петровны сразу было понятно — это не бомж, сбивший столб. Неужели сегодняшний, точнее уже завтрашний день приберег для Неё хоть что-то хорошее? Интуиция, обычно работающая у Светы на отлично, сегодня вытворяла что-то нереальное. То выдавала предчувствие смертельной опасности, то окатывала волнами эйфории. Как будто миллионы людей умирали прямо вокруг неё, и пустота заполнялась величием смерти. Она не помнила, как оказалась в приемной. Адреналин заставил сердце биться чаще и напрочь выбил из головы мысли об одиночестве или скучности жизни. А потом она увидела поступившего пациента. Прикоснулась к мраморно холодной руке. Сердце у неё остановилось, сжавшись от боли. И время остановилось, будто бы вся больница на мгновение задержала дыхание. А тишину заполнило величие смерти, сконцентрировавшееся на каталке прямо перед ней.

Сам труп выглядел неприметно: длинные чёрные волосы, забранные в хвост шнурком, иссиня бледная кожа. Чёрный кожаный плащ, серые джинсы и темная рубашка. Но дело было не во внешности, в Нём будто собралось воедино всё холодное спокойствие, которое так привлекало Её в трупах. Почти никакой крови. Полуулыбка на бледном лице. И запах, она чувствовала его даже сквозь хлорку. Запах старых книг, пыльных чердаков и дорогой кожи. В этом было что-то безумное. Она чуть не заплакала. Труп был настолько прекрасен и полон смертной силы, что ей захотелось знать, чем же он был, когда дышал. Захотелось, чтобы он прожил хотя бы ещё немного. Почему-то ей казалось, что он знает что-то очень важное… Такое существо не могло, просто не имело права взять и умереть. Оставить Её одну в этом мире, скрыться под землёй. Наверняка Она не сможет поговорить с тем, кто совсем недавно населял это тело. Только те мертвецы, что при жизни что-то не закончили, были несчастливы, приходили к Ней. А у Него всё явно было отлично. До сегодняшнего дня. Она сквозь подступающий к горлу комок говорила что-то, думая о том, что никогда больше Его не увидит. Взять себя в руки удалось только на улице. Моросил дождь, и холод отрезвлял, забираясь под тонкую хирургическую пижаму бордового цвета. Она закурила. Сейчас довезёт Его до морга на другом конце клинического городка, отдаст дежурному и всё. Никто никогда не узнает, чему Он улыбался перед смертью. Зачем гулял совершенно один ночью по окраине города. А главное, почему одним своим видом Он снял разом все Её маски. Она и не помнила, когда последний раз плакала.

В морге, как ни странно, никого не было. Рядом с журналом лежал недоеденный бутерброд, в пепельнице дымится окурок. И двери мертвецкой открыты настежь. Сил удивляться и иронизировать о ночном нашествии некрофилов у Светы уже не было. Она закрыла за собой двери, поставила каталку у стены. Вот и всё. Неизвестно, как Его звали. Она откинула простыню с Его лица, провела рукой по волосам. Холодный, как камень. Нет, это невыносимо, стоять и просто смотреть, зная, что это самый последний раз. Даже могила Его затеряется среди сотен таких же неопознанных. Останется только боль и ощущение чего-то несбывшегося. Нагнувшись к Его лицу, Она провела кончиками пальцев по мрамору кожи и, неожиданно для себя, поцеловала холодные мёртвые губы. И, о ужас, они зашевелились.

Не помня себя, Света отскочила к противоположной стене мертвецкой и, по инерции стукнувшись головой о стену, вжалась в кафель. Тем временем труп с невероятной скоростью встал и оказался рядом. Буквально в паре сантиметров от неё. Распростроняю ауру манящего холода вокруг.

— Привет, ты мне тоже нравишься, но я думал, что сначала принято знакомится.

— Эээ…ммм…Твою мать, ты же мёртвый!

— И что, это значит, со мной всё что угодно делать можно?

— Я… Извини, просто я думала, что больше никогда тебя не увижу и даже вызвать не смогу.

— Так ты некромант или некрофил, для себя хотя бы реши.

— Я никогда раньше такого не делала и я… Ну… Просто мёртвых люблю больше живых, иногда могу с ними разговаривать, ну убивать ещё умею… И из могил при моём приближении никто никогда не вставал. Это невозможно!

— То, что ты ещё здесь, невозможно. Настолько сильные люди в эту эпоху умирают не дожив и до 10 лет. Это нарушает энергетический баланс мира.

— Я сюда меня рожать не просила. Между прочим, с проломленной головой посреди морга тоже не стоят.

— Я уже мёртвый гораздо дольше, чем ты вообще есть. Просто в неподходящий момент охоты подъехала скорая и пришлось изображать нормальный труп, чтобы тихо сбежать из морга.

— Ты что, ешь людей?

— Нет блин, в шахматы с ними играю. А как ещё по-твоему трупы могут ходить и разговаривать? Приходится убивать и пить кровь живых.

— Осина, кресты, солнечный свет, превращение в летучих мышей?

— А сама как думаешь? Настоящая жизнь — не сказка. Она гораздо страшнее…

— И почему про вас никто до сих пор не знает?

— Скажем так, нам это не выгодно.

— Так. Всё в порядке. Всё хорошо. Я просто съехала крышей. Этого следовало ожидать. Так бывает. Это лечится…

— Эй, я все ещё тут. Я не галлюцинация — он осторожно взял её руку в свою, и по телу будто пробежал электрический разряд.

— Как тебя зовут?

— Таких, как я, добровольно никто не зовет. Лет двести тому назад был Александром

— Я Света.

Он медленно провел рукой по её шее. Его глаза казались тёмно-голубыми, почти синими. На лице блуждала задумчивая улыбка, наверняка скрывающая бритвенно-острые зубы. Такого присутствия потусторонней Силы она ещё никогда не ощущала. Это было просто… Прекрасно.

— Я ведь для тебя просто еда? — спросила она.

— Нет, точнее не совсем. Такие, как ты, встречаются раз в сотню лет, это чудо. Но мир стабилен, и ты сама скоро умрёшь, с моей помощью или без неё… Похоже ты не очень расстроена?

— Рано или поздно это всё равно произойдет. Мне говорили, что там лучше.

— Ты совсем не боишься меня?

— А что, должна?

— Это инстинктивно, человек в метре от нас начинает нервничать. А одного прикосновения обычно достаточно, чтобы вызвать панический ужас.

— А, вот почему от тебя все отделение шарахались.

Его руки легли к ней на плечи.

— Я почти забыл, что такое человеческое тепло…

— Больно быть таким, как ты?

— Только когда не ел больше недели. И очень холодно. Всегда. Ты что, жалеешь меня?

— Это моя слабость. Я всех жалею и практически люблю после того, как они перестают дышать.

— А больше всего ты любишь тот самый момент, когда они перестают дышать…

— Ничего не могу с собой поделать, просто он самый величественный. И красивый.

— Мне он тоже нравится. Значит, мы не такие уж разные.

— Ну да, только у тебя нет пульса, а я до сих пор жду, что проснусь в психиатрической клинике привязанная к кровати.

— Пойдем, я покажу тебе такое, после чего твоя паранойя испарится.

Она забежала в ординаторскую, и, сказав, что у неё болит голова, переоделась и ушла из больницы.

Он ждал её у ворот, появившись из темноты абсолютно бесшумно. Она взяла его за руку, вновь ощутив поразительное присутствие Силы смерти. «Интересно, смогу ли я когда-нибудь управлять такой?» — подумала Света.

Глава 2

Светало. Уверенной походкой Вася шёл домой. Ночь прошла удачно. Две мобилы, не очень дорогие, но в приличном состоянии. Немного налички. Хватит, чтобы сходить в клуб, на пиво. И Катьке на эту грёбанную сумочку. Зачем бабам столько шмоток? Впрочем, это было из серии загадочного, а думать о таком Вася не любил. Он был абсолютно спокоен. Это его район. Тут они гоняли с пацанами в футбол, тут пили пиво после школы. Он знал каждый дом, каждый камень. Задумавшись о том, на что стоит рассчитывать после покупки сумочки, он чуть не врезался в темную фигуру, буквально выросшую из под земли посреди дороги. Привычное: — «Ты чо, смелый?» так и не успело вылететь из его рта. Будто пером полоснули по шее, и он, захлебываясь своей кровью, почему-то вспомнил детство. Как цвели одуванчики во дворе, когда мама выпустила его гулять в первый раз после долгой простуды. Как солнце грело бледную после зимы кожу. И как ветер пах талым снегом, предвещая долгое лето свободы. Больше ни о чём подумать он не успел. Издавая булькающие звуки, труп осел на землю и затих.

Саша, глядя через плечо жертвы в глаза Светы, видел в них только восторг. Ни ужаса, ни отвращения. Только красота смерти отражалась в её глазах. Нет, она не еда, такая смелость заслуживает уважения. И он никогда не позволит ей просто уйти, исчезнуть, оставив его наедине с холодом. Но ведь жизнь так хрупка, рано или поздно это произойдет неизбежно. Вообще, если быть откровенным, то будет чудесно, если ему удастся держать себя в руках, и самому её не сожрать. Первый раз за столетия ему стало по-настоящему страшно. Он с трудом оторвался от жертвы и протянул ей руку.

— Ну как, действительно красиво?

— Да! Это великолепно! Никогда не видела вблизи насильственной смерти. Как будто начало и конец сплетаются в одно, взрываясь миллиардами звёзд вокруг. Теперь я сама смогу умереть с осознанием того, что мир не такая серая и унылая дыра, как все привыкли думать.

— Я так понимаю, жалость ты испытывать не собираешься?

— А с чего мне его жалеть? Если бы я встретила его одна, то он вполне вероятно напал бы на меня. Возможно, попытался бы убить, обокрасть или изнасиловать. К тому же, я себя спокойней чувствую, когда ты сыт.

— Ты правда не умеешь никого поднимать из могил?

— Как? Я что-то не встречала практических пособий про прикладной некромантии. Только всякую хрень о спиритизме и порче.

— Используй энергию, которая есть во мне. Я ведь состою из силы смерти.

Она на несколько секунд задумалась, потом вцепилась в руку упыря, закрыла глаза и сосредоточилась. Труп Васи снова начал шевелиться. Медленно и неловко встал на ноги. Его голова болталась на переломленной шее, словно мячик. Ходячий мертвец, шатаясь, споткнулся о бордюр и рухнул, издав невнятное бульканье. Света сама чуть не падала от изнеможения, но выглядела совершенно счастливой. Глаза её светились зелёным, а среди чёрных волос появилась первая седая прядь. В наше время мир очень стабилен, и чудеса стоят дорого.

— Это был, это был Мой Первый Настоящий Зомби! Он встал! Он действительно встал!!

Саша выглядел удивлённым. Он был относительно молод для нежити, и сам никогда не видел живых некромантов. Поэтому сомневался, насколько правдивы рассказы о них. Собратья обычно описывали злобных седых стариков, чёрных изнутри, которые таскали за собой пару гробов с пленными неупокоенными. Чтобы черпать из них силу. Света в эту картину как-то совсем не вписывалась. Хотя явно обладала нормальными способностями для своей профессии.

— Ничего себе! Как тебя земля ещё держит? Если ты не хочешь с ним больше играть, то пойдем, похороним его — сказал упырь, пытаясь отогнать мрачнеющие мысли. Образ закатанных в гробы собратьев его голову никак покидать не хотел. И, если посмотреть на ситуацию объективно, то радость от встречи с чудом у Светы скоро пройдёт. А вот желание силы останется. Захочет ли она после этого относиться к нему хорошо? Чёрт, как только она осознает, на что способна, то ещё большой вопрос — кто из них для кого еда… Но её рука была такой живой и тёплой, а сердце так часто билось при его приближении, что Саша решил не параноить и наслаждаться моментом.

Потом они долго шли дворами на окраину, «поддерживая перепившего друга» с обеих сторон. Там незадачливый гопник нашёл свой последний приют и вечное упокоение. Света достала из сумки церковную свечку и зажгла, поставив на ближайший пенёк. Хорошим парнем был Вася или плохим (а благодаря своим способностям она точно знала, что последний вариант ближе к истине), но он достоин хотя бы подобия нормального погребения. И того, чтобы ему пожелали счастливого пути. Окончательно рассвело. Соловьи допевали свои песни в посадках за городом. Нежить рядом с ней совсем не собиралась таить с первыми лучами солнца, будто сон. А его сила наполняла её изнутри. Света уже с трудом могла себе представить, как столько лет жила без этого, маленькой и беспомощной. По крупицам собирая энергию смерти со всех ближайших кладбищ. Но одно она понимала точно — ради этого стоило жить. И годы медитаций на кладбищах, по локоть изрезанные руки, незаживающая дыра в груди — ничтожная цена за то, чтобы быть причастной к такому чуду.

Она чувствовала себя странно, как-то знакомо, будто из детства. И лишь дома она вспомнила, что это ощущение люди обычно называют счастьем.

— Ну так что, раз у нас общие интересы, может, будем друзьями? — Спросил Саша, проводив её до подъезда. Она сказала, что позвонит. Спать не хотелось, и она уехала в институт, просто чтобы собраться с мыслями. Ей нужна его Сила, ему нужно её тепло. Вроде бы всё логично. Но в жизни, к сожалению, ничего так просто и однозначно не бывает.

На парах она была рассеяна больше, чем обычно. В столовой ничего не лезло в горло. Влюбилась — шептались одногруппницы — наконец-то наша снежная королева влюбилась. Сегодня они казались Свете особенно пустыми и ненужными, как старые истёртые декорации. Их вечные парни-неудачники, погубившие молодость и невинность, каталоги косметики, клубы и тусовки. Всё казалось таким смешным, когда она вспоминала ощущение полного контроля над трупом. Как он медленно начинал шевелиться и, утробно булькая, вставал. До этого дня её способности приносили одну лишь боль и разочарование. Отдавая всё, она получала лишь крохи. Зачёт автоматом. Любой понравившийся парень. Выгодная работа. Разве это может сравниться со всеми ночами отчаяния и криков в пустоту, разве этого она хотела? Теперь же мир будто перевернулся с ног на голову и наконец-то обрёл смысл. Она всегда догадывалась, что за всей этой серостью скрывается обратная сторона жизни. Там ты можешь летать, и там есть, к чему стремиться. На изнанке мира даже самые безумные мечты сбываются. Она готова была умереть, только бы попасть туда. И уже начинала думать, что мир плоский и никакой другой стороны у него нет. Но теперь Света точно знала, что она не сумасшедшая маленькая девочка, перечитавшая слишком много фантастики в детстве. Даже если и так, то ей наплевать. Ради мечты стоит жить, за неё стоит умирать. А если в жизни нет места подвигу, то ей не место в такой жизни.

И конечно, Он. Мраморная кожа и чёрные волосы. Холод и бесшумность. От одной мысли о нём хотелось улыбаться. Жаль, что всё это ненадолго. Интересно, что случится раньше: нежить её сожрёт, или контроль подобной силы разорвёт её хрупкую жизнь изнутри? Интересно, как? Нож в тёмной подворотне или рак? Или Он её всё-таки убьёт раньше… Не важно, ведь теперь она была уверена, что жила не зря. И сожалеть было не о чем. Обычно хорошие оккультисты точно знают, как и когда умрут. Но Света видела впереди только туманную пустоту, которая гнусно хихикала. И звала к себе.

День пролетел незаметно, и Света очнулась от своих мыслей только тогда, когда маршрутка затормозила у её дома. Водитель объявил конечную. Она сразу поняла, что сейчас будут проблемы. Интуиция никогда её не подводила, но обычно что-то менять было уже слишком поздно. Краем глаза она уловила тень, промелькнувшую на входе во двор. Люди не могут двигаться так быстро. И это не Саша, судя по ощущениям внутри. Эта нежить явно старше и сильнее. Страшно не было, но она не ожидала неприятностей так быстро.

— Не знаю, чего тебе там наобещал этот упырь, но у него ничего не выйдет — раздался высокий женский голос за её спиной. Света машинально обернулась, но там уже никого не было.

— В этом городе уже достаточно бессмертных. — Донеслось с другой стороны.

— Эй, покажитесь, я хочу знать, с кем разговариваю.

— Ты и так знаешь чересчур много для смертной. — На этот раз она не стала оборачиваться. Происходящее начинало напоминать разборки в старших классах. Это было смешно.

— Этот чёртов неудачник обещал обратить тебя, да?

— Нет, мне не нужно бессмертие. Мне нужна только Сила.

— Врёшь! Все вы так говорите, а потом нянчийся с вами сотни лет. — Тень подбиралась все ближе, и Света поняла, что нужно действовать.

— Что бы Он тебе не говорил, пока на твоей шее нет его укуса, ты не его жертва. Ты просто мясо. И останешься мясом навсегда. — Силуэт женщины наконец оказался прямо перед Светой и она, схватив его за руку, вытянула столько Силы, сколько смогла за раз. А потом швырнула упыря об стену дома. Девушка стукнулась о бетон, но тут же вскочила на ноги. На шум зажглись несколько окон.

— Ну что, не вышло сожрать меня по-тихому — злорадно усмехнулась Света. — Подойдешь ближе — упокою навсегда.

— Ага, а потом убьешь всю инквизицию, что за тобой придет. А потом станешь властелином вселенной. — Нежить гадко захихикала и растворилась в тени дома. Бессмертные двигаются настолько быстро, что человеческий глаз не успевает различить этого. Кажется, что они просто исчезают. Света привыкнуть к этому никак не могла, а теперь придется ещё и бороться с такими существами. Её не убьют в людном месте. И, скорее всего, не нападут дома, ведь оттуда сложно утилизировать труп. Конечно, Они могут инсценировать самоубийство или просто сжечь квартиру… Интересно, а сколько их вообще? Не больше пяти, иначе город их не прокормит. Исход битвы, конечно, предрешён, но без боя сдаваться не хотелось.

Саша явился минут через 15 минут. Вошел прямо через окно. На четвёртый этаж. Перепуганный и расстроенный.

— Заходили твои родственники. Устроили скандал. — Обиженно сказала Света.

— Знаю, я не успел вовремя. Она старше, поэтому двигается гораздо быстрее. Что ты с ней сделала?

— Вытянула столько силы, сколько смогла, и шмякнула об стену. Проснулись соседи, и она сбежала.

— Я и не думал, что ты на такое способна — на долю секунды Саше вдруг стало гораздо холоднее, чем обычно — извини Пелагею. Она очень эгоцентрична. Страдает манией величия и паранойей.

— Пелагея? Из какого она вообще века?

— Из 17-го, насколько я знаю. Она не любит рассказывать про свою человеческую жизнь. Но, судя по всему, детство у неё было тяжёлым. Что изрядно подпортило характер после смерти. Думаю, она из могилы встала исключительно ради мести.

— Понятно. А меня ей зачем убивать нужно? Что у вас за инквизиция? Бред какой-то…

— Видишь ли, очень сложно быть бессмертным, есть людей пару раз в неделю, и чтобы никто об этом ничего не подозревал. Особенно теперь, когда всюду понаставили камер, всех людей посчитали и по кустам ищут трупы с собаками. Вот раньше было раздолье… Поел, в канаву скинул, и гуляешь себе дальше — Саша на секунду задумался, и мечтательная улыбка заскользила по его лицу — а для открытой войны с людьми нас слишком мало. Да и зачем оно нам? Ну победим мы вас, но уничтожить не сможем. Мы же вас едим.

— Чисто для справки, а вы что, не можете питаться какими-нибудь животными?

— Не можем, в них слишком мало энергии. Да и противные они на вкус. Скажем так, ты смогла бы есть только растворимую лапшу всю жизнь?

— Понятно.

— Так вот. Если мы победим человечество в открытой войне, то придётся потом управлять вами… Ну на хрен такой геморрой. Вот как-то старые вампиры посидели, поразмыслили так же, и придумали нам территорию расселения, совет, и правило скрытной жизни. Всех, кто пытается это правило нарушить, ликвидирует инквизиция. Отсюда взялся и контроль численности. Наш город слишком мал, население его неуклонно сокращается. А в других городах свои семьи. Недавно один из нас покончил с собой.

— Вот забавно. Вроде тысячи лет живёте, а проблемы прямо как у нас. И зачем по-твоему он это сделал?

— Сказал, что ему всё надоело. Облил себя бензином и поджёг. Вообще старые упыри часто так делают. Скучно им, видите ли, становится. И тесно в новом мире. С тех пор мы спорим, стоит обращать ещё одного человека или нет. Пелагея против. А Николаю плевать.

— Так вас только трое?

— В этом городе да. Было больше. Но сейчас двадцать первый век. Трудно прятать трупы так, чтобы их не нашли и не опознали. А главное не узнали, как именно они были убиты. Да и вообще неприятностей куча. Смена паспортов, покупка акций, постоянно какой-нибудь талантливый следователь или журналист пытается на нас выйти. Со всем этим приходится мириться. Как видишь, не очень приятно. Ну а если мы начнем ещё и убивать друг друга, оставлять трупы на видном месте или превышать численность, то точно станем заметными. Поэтому, если кто-то нарушает законы, совет собирается, выбирает упыря постарше на роль инквизитора и отправляет его ликвидировать виновного. И свидетелей. У нас что-то вроде эмпатии друг с другом. Поэтому о твоих грехах сразу все узнают.

— А что значит быть твоей жертвой?

— Это древний кодекс чести. Люди в равной степени принадлежат всем нам, выбирай на обед любого на своей территории. Но если ты кого-то укусил, то он только твой. Это в основном в целях психической гигиены. Мы ведь чувствуем эмоции того, кого укусили. Представляешь, что начнётся, если два упыря станут попеременно жрать одного человека…

— Понятно. А разве от укуса не сразу умирают?

— Если пить не всю кровь, то нет. Правда остановиться довольно трудно. А в упыря ты превратишься, только если сам выпьешь крови бессмертного. И то не сразу и не обязательно. Можешь просто умереть.

— Да, симпатичный у вас социум.

— У вас тоже не оплот дружелюбия. Мы хотя бы за мелочь в кармане никому голову арматурой не проламываем.

— А вы специально едите разных отщепенцев?

— Чаще всего. Их проще поймать в малолюдном месте, да и искать их особо никто не будет. К тому же, нужен человечеству хоть какой-нибудь фактор эволюции. Мы не заинтересованы, чтобы вы сами перебили друг друга.

— Какие вы заботливые.

Света нервно докуривала четвертую сигарету подряд. Новый, открывшийся ей мир, был не на много приятней обычного. Зато она теперь знала, чего ожидать. И была относительно готова.

— А почему ты меня не укусил? Избавил бы нас обоих от кучи проблем.

— Я же сказал. Я боялся, что не смогу остановиться. Ты такая тёплая. И вкусно пахнешь. И тебе приятно, когда я к тебе прикасаюсь. Обычно людям противен любой труп, а нежить вызывает рефлекторное отвращение. Я не смогу простить себя, если случайно тебя убью. И буду очень скучать. Чёрт, мне же придётся потом столетиями винить себя и скучать. Ты себе представить не можешь, как это долго…

— Я в любом случае скоро умру.

Саша задумался, глядя в ночь за окном. Когда живёшь долго, начинаешь воспринимать время совсем по-другому. И всё становится секундой по сравнению с вечностью.

— Скоро и прямо сейчас — очень разные вещи. После второго столетия жизни начинаешь это понимать.

Они долго смотрели друг на друга. Было жутко понимать, что всё закончится, так и не начавшись. Впрочем, только это может заставить любое существо по-особенному ценить взаимоотношения.

— Я не боюсь смерти — задумчиво произнесла Света — это первое правило людей моей профессии. Зачем бояться неизбежного.

— Мне всё равно придется тебя укусить. Твоя сила пробудилась, теперь ты притягиваешь моих родственников как магнит. Многие не поленятся проделать долгий путь, чтобы с тобой познакомиться. И большинство из них редкостные зануды. В лучшем случае. А в худшем агрессивные маньяки психопаты, веками накапливающие ненависть к любому некроманту.

— И что со мной будет от твоего укуса?

— Я постараюсь, чтобы тебе не было больно — он внезапно оказался за её спиной. В его глазах появилось хищное выражение. — Не бойся, тебе должно это понравиться.

— Если я это переживу…

— Обещаю себя сдерживать. Я буду нежен и очень, очень осторожен. Ты слишком хороша, чтобы умереть прямо сейчас.

— Эй, ты что, пытаешься меня гипнотизировать? Вот это уже страшновато.

— Ничего не могу поделать, это естественное свойство всех бессмертных. Тише, все будет хорошо. — Его мраморные руки заскользили по её телу. Света забыла кто она, где и зачем живет. Только эти холодные прикосновения, сводящие с ума.

— Ты что, издеваешься? Я, между прочим, некрофил. Ну а твоё сердце не бьется.

— А мне всё равно. Так долго я не прикасался ни к чему живому… Только для того, чтобы прекратить его существование. Только холод и голод… Непрекращающийся холод и разрывающий изнутри голод. Ты прекрасна. И ты не оставишь меня снова наедине со своим одиночеством.

— Когда я перестану дышать, то стану такой же мёртвой, как ты. И всё закончится — холод его тела лишал сил сопротивляться. Хотелось только, чтобы это никогда не кончалось. Ощущение силы смерти и возбуждения сливались в одно, парализуя волю. И совершенно отнимали способности мыслить логически.

— Ты… Я… Зачем…

Он взял её на руки и осторожно отнес на кресло в спальне. Голова кружилась и было уже совершенно наплевать, что будет дальше. Саша поцеловал её в губы, и она ощутила привкус собственной крови во рту, потом спустился ниже… Боли Света почти не почувствовала. Только холод, растекающийся по всему телу. Потом мир перевернулся и перестал существовать.

Когда девушка очнулась, он сидел рядом, держа её за руку. За окном занимался рассвет. Все тело болело и голова кружилась, словно она попала под асфальтоукладывающий каток.

— Я начал боялся, что ты уже не придёшь в себя. Воды?

— Да…Ты что, ждал здесь всю ночь?

— Ага, посмотрел твои картины. Красиво, очень похоже на то, как мы видим мир.

— Это уже вторжение в личную жизнь — она протянула трясущуюся руку за стаканом и закурила.

— А то есть вчера это было не вторжение? И тебе оно, кажется, понравилось…

— И какова я на вкус?

— Никогда никого чудеснее не пробовал.

— Это потому, что питаешься подвыпившими гопниками. Так и до язвы желудка не далеко — она нервно хихикнула.

— Так мы сможем когда-нибудь продолжить?

— Я же теперь «твоя жертва». Вроде раньше ты никогда не спрашивал разрешения перед тем, как кого-нибудь укусить.

— Не обижайся, это же просто традиция. Я не причиню тебе вреда. И не хочу, чтобы тебя убил кто-нибудь из моих родственников.

— Лучше уж ты, чем рак или автокатастрофа. Мне хотя бы будет приятно.

— Если ты захочешь, то сможешь жить вечно — он надолго задумался — я считаю, что из тебя бы получился прекрасный немёртвый. Ты даже сейчас, если задуматься, гораздо мертвее меня.

— Вот здорово, только мне придётся распрощаться со своими способностями некроманта. Они же на разнице живого и мёртвого работают. И стать малолетним беспомощным членом чужого социума. Нисколько не более приятно, чем наш, на мой взгляд. Потом придется сжечь себя, чтобы уйти. Для нас самоубийство — это верный способ испоганить всю свою загробную жизнь. Так что нет, спасибо. Уж лучше я пойду работать санитаркой в нашу больницу, чем добровольно подпишусь на такую судьбу.

  Они ещё немного помолчали, глядя на встающее солнце. Потом он растворился, на мгновенье тенью мелькнув на фоне окна. Сигареты закончились. Нужно жить дальше. Обратная сторона реальности, которую каждый из них так отчаянно искал, где каждый встретил своё чудо, казалась не сильно обнадёживающей.

Глава 3

Где-то в глубинах интернета. 05. 04. 2005. Дневник пользователя Ноктюрна

«Любая попытка писать равна попытке прокатиться на падающих звёздах. Невозможно. Фальшиво. Не нужно. Я пишу лишь для того, чтобы окончательно не утонуть в себе. Чтобы хоть как-то связать внутри и вовне меня. Это смешно и скучно. Вот сегодня мне снилось, как человеческие тела, личности, мне неизвестные, сворачиваются внутрь себя. Схлопываются в одну ничего не значащую точку. Исчезают. Это было красиво. Но как написать об этом? Как передать уют и величие процесса небытия. Как объяснить чувства, не подходящие под определение срать/жрать/ебать? Да никак. Мне не хватает средств выражения. Я неправильная. Излишняя.

Творчество — это как нарыв. Гнойник. Что-то растет в тебе, занимает всё твои мысли и чувства. Заставляет жрать самого себя и упиваться собственным ничтожеством. Он пухнет, краснеет, жгуты боли распускает по всему телу. А потом однажды этот фурункул прорывается. Не оставляя ничего взамен. И результат тебе самому противен. Это бессмысленно, всё пережитое тобой никак не отразилось на результате. Не красиво. Не возвышенно. Играя в творца, творцом не становишься…»

Света очень любила раннее утро. Ей нравилось смотреть на мир без всей этой человеческой суеты. В это время город затихает, пустеет и показывает свое истинное лицо лишь тем немногим, кому это интересно. У провинциальной глубинки беззубый, пахнущий острым гастритом, рот. Подёрнутые дымкой безумия глаза. Нос переломан в нескольких местах и сросся неправильно. А волосы подобны серым клочьям паутины, висящим под потолком в старых подъездах. Город пахнет кошками и прокисшим пивом. Он похож на бомжа, что прописался в психиатрическом отделении. Потому что ему некуда больше идти. Он курит чужие окурки и помнит только слово «бля». И почему-то «мама». Тем не менее, именно таким город нравился Свете. Это было честно.

Из колонок играл London After Midnight. Она впервые за несколько месяцев взяла в руки кисть, налила трехлитровую банку воды и села рисовать акварелью. Наконец ей было что сказать окружающим своим творчеством. Она сомневалась, что хоть кто-нибудь был способен это услышать. Но смысл настоящего творчества — проявление природы творца. Даже если в мире не осталось больше никого, способного это понять. Поэтому она просто рисовала. Стараясь не думать. О хрупкости человеческого тела, о силе смерти, лишающей воли. Пьянящей круче любых известных ей наркотиков. О мимолётности тех редких секунд, когда она была счастлива. Просто не думать. Только кисть и бумага. И бездна внутри поглощает пустоту снаружи…

Ощущение реальности вернулось только тогда, когда в 7 зазвонил будильник. Она с раздражением бросила телефон об стену, но настрой уже был испорчен. Вся ночь казалась нереальным сном, из тех, что часто снятся под утро людям либо очень талантливым, либо очень несчастным. Только следы на шее напоминали о том, что всё случилось на самом деле. Две аккуратные точки, покрытые коркой спёкшейся крови с венчиком воспаления вокруг. Видны даже под тремя слоями тонального крема. Пришлось одевать рубашку с высоким воротом и старый ошейник в клёпках. Получилось, конечно, чересчур вызывающе, зато ничего не нужно объяснять любопытным. Хотя зачем теперь весь этот театр? Всё равно карьера, выгодные связи, социализация не имеют больше никакого смысла. Маловероятно, что она хотя бы успеет получить диплом. Это придавало спокойствия. Теперь ведь можно заниматься чем угодно. Света серьёзно задумалась. Как жить, если знаешь о скором конце…

Как ни странно, но нереализованных желаний у неё не оказалось. К своему совершеннолетию она успела попробовать всё, чего хочется подростку. Секс, наркотики и рок-н-ролл не приносили больше радости. Она и сама не поняла, как так вышло. Если позволять себе всё, что хочется, то однажды приходит момент, когда не хочется уже больше вообще ничего. Она осталась наедине с тем, к чему всегда стремилась, смотрела вперед и видела только конец своей жизни. Но теперь ей хотя бы было, с кем поговорить о тех вещах, которые действительно были интересны. И не нужны никакие маски. Света понимала, что нежить способна видеть её настоящую. Это было великолепно и одновременно пугало. Ведь в глубине каждой души скрыт ад, в который хозяин не любит спускаться. А понимающий взгляд всё вытаскивает на поверхность.

Стены квартиры давили на неё всё сильнее. Она чувствовала необходимость что-то делать, но этого чего-то давно не осталось в жизни. Света вспомнила свою первую депрессию. Чем-то похожие ощущения.

Ей тогда было 12. Она поняла, что всё, чему учили её взрослые, что говорили одноклассники — ложь от первого и до последнего слова. Они даже сами не верят во всё это. Учеба-работа-карьера-замуж-семья-дети. Пиво-тёлки-тачки-футбол. Духовное просвещение-добро-чистота-свет-церковь. Героин. Не счесть всех путей в никуда. Тогда она уходила куда глаза глядят, находила уединённое место и, чтобы хоть как-то заглушить тоску, доставала макетный нож и резала свои руки. Порезы параллельными рядами, скрип ножа, отрезвляющая боль. Потом слизывала кровь, закрывала порезы напульсником и шла домой. К родителям. Улыбаться. Говорить, что всё отлично. Учить уроки. И всю ночь потом смотреть в потолок без сна. Теперь боли не было, но идти всё так же было некуда. Её самые смелые мечты осуществились. Все. А пустота внутри так и не заполнилась.

Она не заметила, как забрела на окраину, где покосившиеся одноэтажные дома тонули в грязных палисадниках, и прелые старухи гнили под солнцем на завалинках. В современных мегаполисах такого не увидишь, но в провинции часто высотки соседствуют с целыми кварталами сельских домиков. Весной в их палисадниках цветёт сирень и тюльпаны. Осенью спелые яблоки клонят к земле почерневшие от дождя ветки. С годами хозяева домиков стареют, умирают, и постройки начинают врастать в землю. Постепенно остаётся только печная труба и заросли бурьяна.

-«Эй, ты чо, ебанутая?» — Донеслось из-за поворота. Пацан, шедший Свете навстречу, был лет пятнадцати. В смешной клетчатой кепке и с гнилыми зубами. От него пахло страхом и немного перегаром. Обычно такие не нападают днём и по одному, но этот, видно, совсем потерял мозг от алкогольной интоксикации.

— «Слышь, ты, я с тобой говорю!». Света спокойно посмотрела в его глаза. Казалось, сквозь глазницы просвечивают синеватые вены затылка. Почувствовала биение его сердца. Парень зашевелился и, явно нервничая, полез за чем-то в карман. Жертве положено либо бежать, либо просить пощады. Она не смотрит в глаза. Тук-тук-тук…тук…Света вспомнила тот холод и неподвижность, что исходили от её новых друзей…тук…холод…тук-тук…тук… мир наполняет холод… тук….пустота танцует в пустоте… тук…. стоп. Сердце парня встало. Он сполз по забору, жадно хватая ртом последний вздох. Воздух пах сиренью и влагой. Темнело. На горизонте собиралась гроза. Света машинально закрыла его глаза, пожелала счастливого пути в лучший мир. Порадовалась тому, что смерть от её рук выглядит естественной, поэтом нет причин прятать труп. И только тогда ощутила волну адреналина. Нет, кажется, этот свет ещё приберег ей пару сюрпризов напоследок. Она направилась к центру города. Нужно найти какое-нибудь кафе до дождя и успокоиться.

Первые капли намочили седеющие раньше времени волосы, но до начала грозы она успела. Гром грохотал так, что, казалось, небо разорвётся. Фиолетовый сливался с чёрным. Свет молний освещал окрестные дома холодным и нереальным светом. Электричество пронизывало воздух.

Люди ёжились за столиками кафе и нервно поглядывали в её сторону. Они, цивилизованные и беззащитные, почти утратили все инстинкты. Но даже у них бледная девушка в чёрном вызывала безотчётный страх. Света сама удивилась тому, как ей это понравилось.

Такие пивные есть в каждом городе Н. Полуподвальный этаж, стены обшиты деревянной рейкой. Покоробившиеся пластиковые столы. Официантка одна, да и та похожа на вешалку с вещевого рынка. В такие места утром ходят похмеляться, вечером смотреть футбол. В них нет ни надежды, ни радости. Только разведённое пиво с привкусом манной каши и пересушенные кальмары из мятых пластиковых пакетиков. Таких забегаловок всё меньше. Будет жаль, когда все они станут достоянием истории.

Света заказала пива и только тогда заметила, что руки у неё трясутся. Всё в порядке, всё нормально, просто закончилась ещё одна жизнь. В ней не было ни смысла, ни красоты. Она сильнее, значит, имеет полное право при необходимости эту самую жизнь забрать. Всё просто. Ни атомная бомба, ни сотовые телефоны, ни полеты в космос ничего не изменили внутри людей. Даже непонятно, для чего была все эта суета. Парни за соседним столиком опасливо косились на Свету и шептались. Она только сейчас подумала о том, что никакого предчувствия неприятностей у неё не было. Тогда, перед встречей с невежливым подростком с окраины. И сейчас тоже нет. Значит, нет больше никаких опасностей? Или это она, наконец-то получив настоящую силу, отрывается на окружающих за все те годы, что она прожила в роли беззащитной жертвы? Конечно, с социальной точки зрения гораздо правильней было бы отдать подростку сумочку, позволить себя избить или изнасиловать или чего он там хотел. А потом пойти в милицию. Впрочем, плевать. Только старушки на лавочках да зрители ток шоу знают, что правильно и справедливо, а что нет. Остальные всегда сомневаются и никогда не находят ответа. Мудрые поступают в итоге исходя из ситуации. А слабые и глупые получают клеймо жертвы.

Внезапно Света почувствовала присутствие силы. Такого количества концентрированной смерти, которое могла распространять вокруг только нежить. И это ощущение присутствия было ей незнакомо. Заскрипела за спиной отворившаяся дверь. Послышались приближающиеся шаги. Интересно, когда это все чувства успели настолько обостриться? Никакого ощущения опасности по-прежнему она не ощущала. Света мысленно отругала себя за расслабленность и взяла на заметку всегда садиться ко входу лицом. Это не Он. Так. Не поворачиваться, не нервничать. Упырь слышит биение твоего сердца. Чувствует твой страх раньше, чем ты сама успеешь его осознать. На тебя смотрят люди. Нет необходимости выяснять отношения. По крайней мере, прямо здесь и сейчас. Она отвернула ворот рубашки и сказала шепотом:

— Отвали. Ты уже опоздал.

Бессмертный вышел из-за спины и сел напротив. Сначала она не поверила своим глазам. А потом еле сдержала нервный смех. Перед ней был парень лет четырнадцати на вид. С дредами, в разноцветной футболке и широких штанах. От него пахло сандалом и ароматическими палочками. Уж если и воображать себе вечного ночного охотника, то это самое последнее, что приходит в голову.

— Привет, я тоже рад познакомиться.

— Ты Николай?

— Ну да.

— Не удивительно, что ты единственный, кому проблемы вашей семьи параллельны.

— Ты что, купилась на прикид трудного подростка? Спасибо, это почти комплимент. Я самый старший из них. После пятиста лет жизни уже как-то не хочется в чужие отношения вмешиваться. Пусть дети играют, лишь бы играми своими не навредили. Себе и своей семье.

— У вас же вроде чисто практический вопрос.

— Это они так думает — он хихикнул — на самом деле, это Пелагея обращала Сашу, а потом, прямо после того, как он остыл, потеряла к нему всякий интерес. Он долго страдал, наговорил ей всякого. А теперь она, похоже, решила мстить. Прямо как подростки малолетние. Даром, что сотни лет прожили. Я стараюсь в эти игры в песочнице не лезть.

— Вживаешься в образ трудного подростка. Типо я не я, и все проблемы мне пофигу. Понятно. Это ты так развлекаешься?

— Нет, развлекаюсь я с людьми. Их я не изучал столетиями и не знаю каждую их фразу наперед. Этих я просто пытаюсь сдерживать в рамках приличия. Потому что отвечаю за них перед советом, как самый старший. Ну и самому, знаешь, не очень приятно их готическое нытьё столетиями слушать.

— Забавно. А почему именно клубные психонавты?

— Панком я уже был. Готы скучные. Эмо мамы не пускают гулять после шести вечера.

— А обычные подростки?

— Надоели. Я весь советский союз был обычным подростком. Даже в школу ходил, и в институты поступал. Редкая кстати скука. Как вы можете тратить на это пятнадцать лет жизни из пятидесяти, не понимаю.

— Тебе хотелось бы снова стать человеком?

— С чего ты взяла? У человека только одна жизнь. А я могу начинать новую хоть каждый год. А в интернете хоть каждый час. Я изучаю людей. Это не надоедает. Вы забавные. И спустя столетия не перестаёте удивлять. Вот ты, например. Должна давно уже лежать в могиле, а всё борешься. Становясь сильнее смерти. Удивительная воля.

— Я тоже так раньше развлекалась. Изучала людей. Мне быстро стало скучно.

— Просто у тебя было меньше возможностей.

— Например, я не пробовала их на вкус?

— Ой, кто бы тут ещё иронизировал на тему морали. Твой первый покойничек ещё остыть не успел. Хотя ты конечно права. Еду изучать гораздо увлекательней, чем себе подобных.

— Вы что, следите за мной? Только соберёшься наедине подумать о смысле жизни — сразу на горизонте объявляется какая-нибудь дохлятина.

— Не параной, я так, мимо проходил. Смотрю, кто-то магию смерти использует, да такой силы, что аж реальность по швам трещит. Ну, решил заглянуть на огонёк

— Здорово. Теперь буду по сторонам чаще смотреть. А вы на каком расстоянии меня чувствуете?

— Чем старше, тем лучше. Я про тебя ещё со времён начала пробуждения твоей силы знаю. Просто не хотел Саше сюрприз портить.

— Эй, я же могла умереть, думая, что чудес не бывает.

— Не могла. Ты ещё где-то полгода проживешь. Успеешь этими чудесами до тошноты накушаться. И ещё назад, в нормальную жизнь проситься начнёшь.

— Не дождётесь! Но я рассчитывала ещё где-то на год жизни. У меня что, совсем чутьё отбило?

— Ну, может быть тебе это время и годом покажется, и двумя. Время субъективно. И очень относительно.

— А ты видел когда-нибудь таких, как я?

— Двоих. Они были по-настоящему сильны. Могли поднять целое кладбище, могли, не пошевелив рукой, уничтожить деревню. Их боготворили. Их имена боялись произносить вслух. Раньше мир был другим, в нём было место для чудес, было за что жить и за что умереть. А теперь осталась одна серость. Мне жаль, твое время истекло за века до твоего рождения.

— И что мне делать?

— Если бы я знал, давно бы с тобой познакомился.

— Я умру и буду сниться живым, которые никогда не поймут, что я говорю. Без смысла, без цели и без конца…

— Мир развивается циклично. Ваша цивилизация скоро придёт к своему логическому концу. Вы уничтожили почти все природные ресурсы. Плодитесь, как крысы. Живёте всё дольше, хотите всё больше. И никогда не насыщаетесь. Скоро начнёте грызть друг друга, как хомячки в слишком тесной клетке. По моим расчётам, до глобального армагеддона пара сотен лет. Если вы сохраните такой же темп движения в сторону пиздеца. А ведь вы ускоряетесь с каждым годом! Воистину, люди — удивительные существа. Потом всё начнется заново. Энергия миллионов погибших воплотится в то, что издавна называли магией. Реальность перестанет быть стабильной. На пару веков. Я лично очень этого жду. Как развивается всё с нуля, я ещё не видел. Это наверняка очень забавно. Можешь подождать и посмотреть вместе с нами. Мы станем богами нового мира.

— А как же моя смерть? Я не хочу остаться запертой в этом теле на века. Да и законы вашего мира как-то мне не нравятся. Чтобы меня привязали к куску земли и указывали, кого мне есть, а кого не трогать.

— Я же тебе говорю. Ещё пара столетий, и ситуация кардинально поменяется.

— Пара сотен лет в одном теле в обмен на теоретические расчёты и призрачные надежды? И куча упырей вокруг. Старше и сильнее. Которые говорят мне, что делать. А заплатить придётся всей своей силой. Нет, спасибо, такая перспектива меня вообще не радует.

— Ну, это твой выбор. Можешь у своих мёртвых предшественников спросить.

— Думаешь, я не пыталась? Они со мной не хотят разговаривать. Я слишком слаба, чтобы меня заметили. Но мне кажется, ни один некромант никогда не стал бы бессмертным.

— Ни один и не согласился. Поверь, эта идея почти каждому немёртвому хоть раз в голову приходила. И многие пытались вас обращать. Есть надежда, что властитель нежити после смерти сможет восстановить хотя бы часть своей силы. Но ни один из вас из гроба так и не вернулся. Это, знаешь ли, личный выбор каждого, заставить нельзя. Но то был их выбор. А ты действительно готова хранить верность тем, кто тебя даже слышать не хочет?

— Я не знаю. Не могу предать то, во что верила всю жизнь, благодаря чему я не покончила с собой и не оказалась в аду.

— Ты бы могла ходить в церковь и тоже оставаться живой. Может, даже была бы счастливой.

— Я же понимаю, что там всё ложь. Личные амбиции под маской духовности. «Дай денег мне, сын мой, и душу твою возьмут в рай» — тьфу. Отвратительно.

— А твоё теперешнее мировоззрение не ложь, потому что дало тебе силу? Кстати тоже не бесплатно. Если бы не оккультизм, ты прожила бы длинную жизнь. Но, как ты помнишь, настоящую силу дали тебе именно мы. А твои мёртвые предшественники ничего тебе не оставили. Даже книжки о том, как этой самой силой пользоваться не калеча собственное тело. А ведь смерть пожирает тебя изнутри. У тебя рак. И чем сильнее ты становишься, тем быстрее он распространяется. Реальность отторгает тебя.

— Видимо, я просто была недостойна их внимания.

— Ты говоришь, как фанатик. Ты просто родилась на несколько веков позже, чем следовало бы. Раньше ты бы нашла своё место для творчества, чуда и подвигов. А теперь твоя судьба гнить изнутри. Принимать свою судьбу или нет — выбор за тобой.

— Я не знаю, что мне делать. Правда, не знаю. Кажется, что я окажусь в заднице при любом раскладе.

— У тебя есть ещё время подумать. И, если тебе не суждено, то никакая кровь упыря тебя не поднимет. Это будет не самоубийство, а эвтаназия.

— Я что, должна умереть в муках?

— Не хочу тебя пугать, но я вижу тебя насквозь. Буквально. Это приходит со временем. У тебя уже неоперабельный рак легких. Метастазы в печени. Он не болел так долго потому, что в альвеолярной ткани нет рецепторов, ощущающих боль. А теперь уже та стадия, когда современная медицина бессильна. Ты ведь боишься медленно задыхаться несколько суток, правда?

— Вот… чёрт… я надеялась хотя бы на нож в спину в тёмной подворотне.

— Какой нож, ты уже способна убить любого, кто к тебе приблизится. Человека или не совсем. И ты это сделаешь. Я же знаю, как тебе это нравится. Чувствовать, как чужое сердце перестает биться. Как жизнь по капле вытекает, и как вся сущность жертвы, избавившись от страха, боли и сомнений, ликуя, разворачивается над тобой, подобно бабочке. Только дай тебе повод, и ты не удержишься…

— Да. Но в глубине души я им завидую в этот момент.

— Ты же сильная. И умная. Ты сделаешь правильный выбор. Каким бы он не был. Столик слева от стойки уже полчаса смотрит на нас, как на лиц нетрадиционной сексуальной ориентации. Не хотелось бы их всех убивать, может пойдем уже отсюда. Дождь кончился.

— А куда?

— Тут неподалеку мои клиенты живут, можно вписаться, — Николай улыбнулся, поправил дреды и снова стал похож на подростка-торчка. Просто не верилось, что это же существо на полном серьезе только что обсуждало строение вселенной. Что ему пять сотен лет, и он может сожрать почти любого в этом городе.

— Клиенты? — Не поняла Света.

— Я работаю дракдиллером. Так проще с молодежью. К тому же, на меня ничего при традиционном способе употребления не действует, я же мёртвый. А вот кровь торчков вполне себе кроет. Психоактивные вещества я люблю. А найти кого-нибудь, кто употребил искомое вещество в безлюдном месте крайне трудно. Если ты, конечно, не собрался водкой нажраться до беспамятства, — он на секунду погрустнел, — короче, проще самому жертву этим накормить, а потом уже угощаться.

— Упыри же против вымирания человечества.

— Так я же не цыганским героином снабжаю. Стимуляторы, галлюциногены, эйфоретики. Все экологично и с пользой для духовного развития. А ты не употребляешь?

— Я ну… было пару раз, меня не вставляет.

— Значит, говно тебе продавали. Сейчас мы это быстренько исправим. Заодно и с проблемами духовными своими разберешься. Есть такая штука, шаманский шалфей. Он отвечает на всякие актуальные для существа нерешаемые вопросы. Правда, вот большинству людей не нравятся его ответы. Но ты можешь попробовать. Хуже точно не будет.

Дождь действительно кончился. На улице пахло сыростью и распускающимися берёзовыми листьями. Наступал вечер. Света думала о том, что мама, кажется, один раз всё-таки была права. Если потерять цель в жизни, то моментально станешь отвратительным отбросом общества, может даже наркоманом. Ей было смешно и грустно одновременно. А Николай тем временем планировал дальнейшие тактические действия. Ему, конечно, было жаль эту девочку, но больше всего ему не хотелось пятьдесят лет слушать Сашино нытье, если она умрет и оставит его в одиночестве. В конце концов, если человек не может сам выбрать, что ему делать, то кто угодно имеет право выбрать за него.

Глава 4

Клиенты Николая жили в глубине стрёмного района одинаковых панельных многоэтажек. Несколько подвыпивших компаний шарахнулась от странной пары. Некоторые здоровались с Николаем, как с лучшим другом. Видимо, многие тут пользовались его услугами. Они спрашивали его чём-то. В разговоре фигурировали «бошки», «спиды», «шала», «спайс». Упырь утверждал, что химией голимой не торгует, что от спидов по трое суток не спят и хрен не стоит потом. А он честный растаман, людей травить не станет. Было забавно, зная правду, наблюдать этот театр. А она ещё думала, что её жизнь венец абсурда. Честный растаман, блять, уже пятьсот лет пью только вашу кровищу.

 Света пробовала марихуану в старшей школе, и особого эффекта на неё это не произвело. Честно говоря, как и большинство подростков, которым рассказывали про галлюцинации, счастье и позитив, она была разочарована. Чтобы достать другие психотропные вещества, нужно было долго вращаться в среде интересующихся. Втираться к ним в доверие. Она решила, что эффект не стоит затраченных усилий. И предпочитала пить виски, получая психоделический эффект от медитаций. Так что ей было интересно слушать попутные рассказы Николая про то, чем «спайс» отличается от «спидов» или «шалфея». Оказалось, что многие посвящают кучу времени исследованию своего подсознания и души при помощи всевозможных веществ. На вопрос: почему бы им просто не сесть и не помедитировать, Николай ответил, что некоторые хотят всего и сразу. А медитировать — это же напрягаться нужно, и талант иметь, и силу воли. Одним словом заморочено.

На двенадцатый этаж пришлось идти пешком. Лифт не работал, и из шахты доносилось редкое постукивание. Видимо, кто-то уже несколько часов ждал лифтера. К шестому этажу Света еле дышала. На десятом начала кашлять, и не могла остановиться минут пять. Когда она наконец смогла достать из сумки упаковку бумажных платков, Николай, отойдя на пару шагов, еле слышно сказал: — Кажется, я ошибся с прогнозом. У тебя уже кровохаркание. Света с тоской посмотрела на платок, по которому расползалось алое пятно. Страшно не было. Просто грустно.

Но к двенадцатому этажу они, понимающе гладя друг на друга, надели свои маски. Она невинная наивная студентка, только что вырвавшаяся из-под чуткой опеки родителей. Он самоуверенный продавец счастья. Улыбайся, и никто не узнает, что у тебя внутри. Улыбайся, пока сам не поверишь в свою маску. Только старайся не смотреть себе в глаза в зеркале. Особенно ночью. В темноте.

Дверь открыл парень лет двадцати, с длинной чёлкой и наипошлейшим мелированием. Он попробовал приобнять Николая за плечи, а тот в картинном ужасе отстранился.

— Эй, Ден, не стоит тратить свою энергию на безразличных, ты же знаешь, я не по твоей части.

— Не волнуйся, я чисто по-дружески. У меня теперь стабильные отношения. Даже не мечтай, сладенький. А кто эта прекрасная дама?

— Это новая девушка Санька, Света. Я тут, пока его нет в городе, решил приобщить её к культуре. Она почти не в теме, так что в программе вечера много интересного.

— Прелесть, прелесть, обожаю новеньких, ведь ты не боишься потерять голову да, зайка?

— Ну, я, наверное, уже ничего не боюсь.

— Конечно, если ты с Саньком, то ты храбрая барышня. Кстати, как он в постели?

Света едва заметно покраснела, а Николай начал отчитывать Дена за неуместный интерес. Видимо, в этих кругах были неприлично близкие и не совсем традиционные отношения.

— Пойдемте же, пойдемте, я сейчас вас со всеми познакомлю.

Квартира была однокомнатной, заваленной дисками, пластиковыми бутылками и коробками из-под пиццы. С Деном жил его парень, Алекс, длинноволосый, с огромными ярко синими глазами и его подруга Кэт, хрупкая эмо девочка лет пятнадцати. Свете объяснили, что Кэт выгнал из дома отец алкоголик. Правда это или нет выяснять не хотелось. Торчки оказались на удивление общительными и открытыми. Уже через пятнадцать минут нашлись общие темы для разговора. Эмо, узнав что Света дизайнер, показывала ей свои наивные полудетские картинки, которые она рисовала на полях школьных тетрадей. Алекс рассказывал о своем первом знакомстве с шалфеем, цитируя Кастанеду. С ними было легко. Их надежды и проблемы были просты, их жизни логичны. Света расслабилась и позволила беседе свободно течь. Она уже не помнила, когда её последний раз не тяготило человеческое общество. Ден и Колян (забавно было называть так существо с полувековым опытом пребывания на земле) делали на кухне сложную конструкцию из ведра, пластиковой бутылки и фольги, споря о достоинствах разных способов курения. На столе появился газетный свёрток с тёмно-зеленой субстанцией. Ничто не предвещало беды.

Единогласно решили покурить шалфея, а потом забить негативные последствия, если таковые обнаружатся, травой. Выяснилось, что его курят по очереди, так как употребивший абсолютно невменяем минут двадцать, и за ним нужно следить. Первым курил Алекс. Ушел из реальности, один раз опустив наполненную клубящимся дымом бутылку без дна в ведро с водой. Он глубоко вдохнул, затем, не выдыхая, упал на ковер. Глаза его подернулись дымкой отсутствия мозга, и он медленно пополз в сторону ванной. Посередине дороги сел и, глядя в потолок, задумчиво сказал: «Будет дождь. И мир падет под его неисчислимыми хлопьями». Николай ржал и повторял: «Я же говорил, я же говорил. Ещё пара сотен лет. Пара сраных столетий, и всё закончится. Всё закончится. И время пойдёт в другую сторону». Казалось, что он тоже упоролся. Хотя момент укуса торчка Свете заметить не удалось. Потом Алекс пополз дальше, но на середине дороги очнулся. Несколько минут он, трясясь мелкой дрожью, запивал свой психоделический трип чаем. Потом, вновь обретя дар речи, рассказал, что вся комната вокруг сначала стала плоской, потом по ней пошли трещины, и она рассыпалась. Он как бы увидел себя со стороны в пустоте, под грозовым небом и пополз, спасаясь от ядовитых капель. Которые вскоре должны были упасть из клубящихся облаков. Больше он ничего не помнил. Тридцатый экстракт — сказал он с легким презрением. Под сороковым бывает, целые миры видишь, а этот лишь запирает тебя внутри собственной головы. Видимо, он вынес какие-то важные выводы о строении своей души из этого опыта, но с окружающими не поделился.

Потом курила Кэт. Она, опустив пол-бутылки, все двадцать минут сидела неподвижно, улыбаясь и что-то невнятно бормоча. По её подбородку стекала струйка слюны, и выглядела она абсолютно счастливой. Потом рассказала, что висела в клубистой темноте и полностью утратила собственную личность. С ней общалось какое-то существо, такое же бесплотное и невыразимо далекое. Сначала ей было страшно, но существо успокоило её без слов, потом дало понять, что всё будет хорошо. Оно ещё много чего ей передало и поведало. Не словами, а напрямую, через мозг. Кэт объяснила, что человеческий язык не приспособлен для разговоров о таких вещах.

Ден отказался курить. В прошлый раз он словил бэд трип. То есть видел, как его тело будто бы разрывают изнутри миллиарды острых шипов, и каждый отрезанный кусочек обретал собственную жизнь и продолжал резать его и реальность вокруг. С тех пор он решил временно приостановить опыты с экстремальными галлюциногенами. Николай сказал, что уже курил шалфей сегодня и больше не стоит. Пришла очередь Светы.

После всего увиденного употреблять было жутковато, она всегда боялась терять контроль над собственным разумом. Но, в конце концов, решила, что что-то страшнее реальности вряд ли узнает. Внутри неё всё гармонично, так она наивно думала. Николай посоветовал перед затяжкой чётко сформулировать, что она хочет увидеть. Света точно знала, что спрашивать у шалфея. Она уверенно опустила бутылку до самого дна и приготовилась встретить тех, кого безуспешно звала всю свою разумную жизнь.

Сначала её будто клещами вырвало из собственного тела. Потом и сама душа распалась на несколько отдельных кусков. Каждый из них стал самостоятельным разумным существом. При этом все они были Светой. Каждый ещё более одинокий и потерянный, чем целое существо. Это сводило с ума. Она перестала понимать, кто она и почему существует. А потом заметила, что весь мир вокруг тоже живой. Он шевелился, сжимался и разжимался в собственном ритме. И каждая её часть воспринимала это по-своему. Будто невидимые нити тянулись к небу от каждого кусочка вверх и вверх. Одна из её частей попробовала посмотреть туда, где все они сливались в единое. Света потеряла в ней связь, остро чувствуя потерю и то, как ужас расползается по всем остальным частям. Еще одна из её частей посмотрела вверх, и тоже исчезла. Потом ещё одна. Свете начало казаться, что её разрывает изнутри. И остаётся всё меньше. Вот уже она только одна, беззащитная и неспособная не смотреть. Света устремилась вверх и увидела ИХ. Это были бесплотные тени, просто источающие ужас. Это было гораздо страшнее мёртвых, живых и вообще самого понятия страха. Она чувствовала, как её засасывает и растворяет в этом сосредоточении ужаса. Ей нечем больше было бояться. Она больше ничего не видела… Чтобы на что-то смотреть, нужен смотрящий и предмет. А Бездна поглотила всё, не оставив предметов и наблюдателей. И требовала ещё. Вечно голодная чернота заполнила мир, и не было ей предела.

 Постепенно из небытия начали появляться сначала плоские тени. Потом они обрели объем. Она узнала в них бутылку из-под колы и пакет с бытовым мусором. Её наполняло чувство ненависти к собственному телу и факту своего существования. Во рту был отвратительный привкус жжёных тряпок, пропитанных благовониями. Она с трудом встала и, выпив воды, сфокусировала взгляд. Вся компания с тревогой смотрела на неё. Ей рассказали, что она сначала громко материлась, а потом, уставившись в одну точку, так и просидела с перекошенным от страха лицом, пока не пришла в себя. Света начала описывать то, что видела и, отчаявшись, махнула рукой.

— Ты, кажется, спрашивала, как устроен мир и какое место занимают в нем твои усопшие братья? Ну как, нравится? Поняла, почему они не приходят к тебе в гости. Ты просто сойдешь от этого с ума: — Сказал Николай, когда они вышли вдвоем на кухню покурить сигарет.

— Тогда получается, что я просто жалкий некрофил и ничего больше?

— Нет, ты просто пока не готова к такому. Вопрос в том, успеешь ли ты подготовиться за оставшееся тебе время.

— Но это же несправедливо! У меня нет ни единого шанса даже приблизится к НИМ ни за год, ни за ближайшую вечность. Такие существа просто невозможно охватить человеческим восприятием. А ведь за ними стоит ещё что-то. То, что я не способна увидеть. Потому что оно есть всё, и в нём смотреть некому. И это пиздец, как страшно.

— А кто тебе, детка, говорил, что вселенная добрая и славная?

— Знаю. Но говорить одно. А вот увидеть — это вообще совсем другое.

Потом они, сидя на кухне, до утра курили траву. Каждый по очереди опускал полную терпким дымом бутылку в ведро и вдыхал обжигающий воздух до самой диафрагмы. После первого водника — так они называли странную конструкцию из ведра и бутылки — Света почувствовала, как ужас и отвращение к самой себе постепенно отступают. Сменяясь легкостью и спокойствием. После второго она уже неудержимо смеялась над каким-то пошлым анекдотом и не могла остановиться. Третий уверил её в том, что все проблемы сами собой разрешатся. И ничего страшного, в сущности, не произошло. Просто у неё вместо сердца филиал вселенской Бездны. Ничего страшного. Ха-ха. Наверное, у всех людей такая же штука. Просто они боятся об этом помнить. Четвертую она пропустила. Пятая заставила почувствовать необыкновенный прилив силы. Она подняла руки вверх. Ей показалось, что на пальцах пляшут зеленоватые искры. Николай осторожно взял её за плечо и сказал: «Эй, потише, сейчас ещё всех покойников в округе поднимешь. А потом помрёшь от преренапряга». Вся тусовка весело рассмеялась. Только Света понимала, что он совершенно серьёзен. Хорошо и свободно в компании торчков. Говори любую правду — все решат, что ты просто обкурился.

От пальцев Николая электрические искры пробежали по всему её телу. Вызывали они весьма однозначные ассоциации. Похоже, это будет происходить каждый раз, когда она прикасается к трупу. Или труп к ней… Сраная некрофилия. Существа, представляющие смертельную опасность. Убивающие её тело. Желающие сожрать её. Кажутся такими восхитительными и привлекательными, что хочется спать с ними в одном гробу. Чтобы прикосновение к ним никогда не кончалось. Как будто подростковый гормональный взрыв опять вернулся перед смертью. Она сохраняла контроль из последних сил. Шестая бутылка заставила её окончательно поверить в то, что мир не такое уж плохое место. Она могла думать только о Саше. И о том, может ли нежить заниматься сексом. Если они сами контролируют процессы, происходящие в теле, то почему бы не поднять себе член? Правда, зачем им это? Они наверное считают живых отвратительными. Ведь люди потеют, переваривают пищу. Гадят в конце концов… Седьмую бутылку она не помнила.

Утром Света проснулась от холода, завернутая в спальный мешок. Рядом мирно спали гостеприимные хозяева. На секунду она даже позавидовала им. Ведь их мир был простым и понятным. Маленькие радости и большие проблемы, никаких тебе невыполнимых целей, неразрешимых дилемм. Они даже не знают, сколько им ещё осталось жить. И радуются каждому дню. Любят и страдают, находят и теряют. Искренне смеются. Забывают о проблемах и улыбаются друг другу. Ей почему-то казалось, что вчера, несмотря на всю разницу между ними, все присутствующие на кухне понимали друг друга. И были необыкновенно близки. Возможно, нужно просто чаще курить траву.

На кухне шёпотом ругались знакомые голоса.

— Ты какого хрена с ней сделал?

— Саш, не злись. Я так, показал ей строение мира. По-моему, ей не очень понравилось.

— Для неё и так все встало с ног на голову, надо было тебе еще и укурить её в дрова какой-нибудь хренью. Зачем?

— Шалфей помогает разобраться в сомнительных ситуациях. Грибы лучше помогают, но сейчас не сезон. А трава — хорошее средство от рака легких. Ты американскую статистику видел?

— Что, всё уже так плохо?

— Плохо. Она уже кровью кашляет. В двадцать первом веке никому не позволено поднимать людей из могил.

— Эй, народ, вы же в курсе, что я уже проснулась. Саш, а ты откуда тут?

— От тебя такой ужас исходил, что за двести километров слышно было. Я уже подумал, что этот урод решил тебя расчленить и съесть. А потом изнасиловать труп. — он нехорошо покосился на Николая.

— Нет, всё нормально. Это я познакомилась со своими предшественниками. По-моему, они были мне не рады.

— Были бы рады, сами давно бы явились. А вообще, ты верь всему, что тебе этот барыга впаривает по укурке. Он как-то мою жертву таким дерьмом накормил, что я трое суток ходил по городу видя мёртвых людей. Все вокруг умерли, понимаешь. И не замечали этого. На работу ходили, в автобусах толпились. Кошмар полный.

— Да ладно, весело же было — Николай захихикал. — Зато какие острые ощущения! Какой свежий взгляд на мир у тебя потом был. Я тебя, можно сказать, от самосожжения спас. Ты же три года ходил с кислой рожей до этого. А ты ещё ноешь вместо благодарности.

• Да шёл бы ты, Коля, на хер со своей помощью от меня и моей еды. А тебе, Света, придется смириться с тем, что кроме нас тебя никто не рад видеть. И никакая шаманская психоделика этого не изменит. Пошли отсюда, сейчас торчки проснутся, придется общаться.

— Так. Стоп. Стоп, стоп, стоп! Саш, я взрослая девочка. И сама решаю: где, когда, чем и с кем я упарываюсь. Потом за свои поступки сама отвечаю. И проблемы свои тоже решаю сама. Не знаю, какие там у вас приняты отношения между жертвой и тем, кто её жрёт. Но со мной у тебя такого не будет. У тебя нет никакого права мне указывать!

— Я же пытаюсь тебя защитить, а вовсе не указываю, что тебе делать! Хоть дезморфином колись, твоё право. Просто я пил твою кровь и чувствую твои эмоции даже на расстоянии. Так что учти: плохо тебе — я это чувствую. Всегда. И, когда ты умрёшь, мне будет очень больно…

— И вообще, зачем я вам сдалась? Ладно тебе, Саш. Видите ли мёртвым холодно и хочется кушать. Но остальные тут при чём? Не буду я становиться нежитью. Спите спокойно уже. И до Пелагеи донесите эту информацию.

— Извини, дорогая, — ответил ей Николай, — но ты обретаешь всё большую силу. Такую, которая притягивает магнитом кучу хороших существ. И не очень. Притягивает на мою, между прочим, землю. К тому же, своим существованием ты подвергаешь нас опасности огласки. А перед инквизицией за твои косяки отвечать буду тоже я. Короче, это очень длинный разговор. Обсудим как-нибудь вечером за чаем.

Николай, заговорчески улыбаясь, сунул ей в карман подозрительный газетный сверток со словами: «Будешь лечиться, проживешь подольше». Они по-тихому покинули квартиру, что, учитывая отсутствие света в коридоре и вековые залежи старых кедов и тапочек, было нелегко, и разошлись.

Дома было пусто. В голове была каша от всех этих утренних разборок. Обратная сторона реальности, ещё вчера манящая и удивительная, сегодня начинала показывать когти. Если раньше съемная квартира казалась Свете оплотом уюта и спокойствия, то теперь в ней было просто пусто. Без Него. Это пугало. Света заметила, что до сих пор мёрзнет. И вообще самочувствие было странным. Есть не хотелось, хотя последний раз она жевала кальмаров с пивом ещё вчера. Приступы кашля становились все чаще. «Чем сильнее ты становишься, тем быстрее умираешь»: — вспомнила она слова Николая. Очевидный выбор.

Говорить ли родителям, что её не станет в ближайшие полгода? Скоро это будет очень сложно скрывать. Может, ко врачу сходить? А зачем? Разве что обезболивающих он может выписать. Так вроде не очень больно пока… Полгода воплей про бесцельно проживаемую жизнь и загубленную карьеру. Или полгода слез и причитаний. Да, сложный выбор. Пожалуй, пока маме лучше ничего не знать.

Но всё это казалось теперь не важным. Света случайно взглянула на вчерашний акварельный набросок и не поверила своим глазам. Она и не подозревала, что может так рисовать. Раньше она изображала лишь тень другой, удивительной жизни, прячущейся под серой реальностью. Теперь она точно знала, как эта самая жизнь выглядит. Это было по-настоящему прекрасно и отвратительно одновременно. И необыкновенно притягательно в своей отвратительности. Жаль, никто никогда не поймёт.

Глава 5

Заснуть Свете так и не удалось. Несмотря на усталость, стоило закрыть глаза, как все вчерашние впечатления возвращались. Начинало казаться, что мир снова распадается на независимые части. Пришлось идти в институт. Там, кажется, нужно было сегодня показывать презентацию курсовой. Чтобы отвлечься, она села за работу, и за несколько часов склепала дизайн остановки кислотных цветов и с лавочками из бесформенных бетонных блоков. На три сойдет.

Хорошо, что в их институте принято пить весь семестр и делать проекты в последнюю ночь. На фоне зеленоватых одногруппников она не сильно выделялась. Презентации у людей были убогие. Либо однотипные серые коробки, либо невнятные потуги на кретив, больше напоминающие кучки наваленных друг на друга стройматериалов. Её остановка преподавателю понравилась. Удивительно. Может, он видел её сайты и решил не портить отношения с более удачливым коллегой? Не важно. Под конец презентации она закашлялась и минут пять не могла остановиться. Вокруг закружились одногруппницы, причитая и квохча, словно растревоженный курятник.

— Света, что с тобой?

— Может в скорую позвонить, ты такая бледная?

— Ты вообще когда ела в последний раз?

— Мы же тебе говорили, что столько курить нельзя…

— Это всё от того, что ты в церковь не ходишь. Кто крестик не носит, тот всегда болеет.

— Да, говорят, у некрещёных иммунитет ниже.

— И роды хуже протекают. Дети хворают. Покреститься бы тебе. И исповедоваться…

Конечно, никто из окружающих ни к какому христианству отношения не имел. Вера не мешала пить, спать с кем попало, клеветать друг на друга, и вспоминалась только когда появлялись проблемы. Стоило кому-то заболеть, влезть в долги или получить по лицу с ноги, как Бог сразу же возвращался в их сердца. Все истово начинали молиться и покупать иконы. От подобной духовной проституции Свету всегда тошнило. Но сегодня это было уже слишком.

— Идите на хер со своей церковью! Нормальному умному человеку не нужно говорить, как жить и что делать. Он сам в состоянии подумать, сопоставить имеющиеся мнения и данные, и для себя сделать выводы о смысле жизни, строении вселенной и правилах поведения. А вам всю жизнь лень было думать. Мама в детстве покрестила, значит это и правильно? А вам что, нравится, как живут ваши родители? Для себя другой жизни не хотите? Нет же, на облачке сидит дядя с бородой и всем управляет. И вас маленьких жалеет, утешает, утирает сопли. Боитесь сами за свои поступки отвечать, книжка вам нужна, где всё написано. Ну удачи. Меня только к этому примазывать не надо.

Света ушла, хлопнув дверью. Когда эмоциональный всплеск прошёл, она оказалась в полном недоумении. Раньше ей всегда удавалось не выделяться на фоне остальных. Её необычный вид и привычки списывали на подростковый максимализм. Смотрели, конечно, косо, но жить не мешали. А объяснять что-то людям, не способным, и, главное, не желающим понять — это было не в её стиле. Самоконтроль дал трещину. Слишком много всего свалилось на неё в последнее время. Все сложнее становилось изображать суету на пустом месте, подражая обычным людям. Да и нужно ли теперь тратить на это своё время?

Домой она пошла пешком. Все равно это гораздо быстрее, чем стоять во всех полуденных пробках. Света злилась на себя за срыв в универе. И было совершенно непонятно, как жить дальше.

Она уже была на малолюдной окраине, когда острейшее чувство опасности пронзило её от копчика до затылка, и противной тошнотой угнездилось в желудке. Сзади медленно подъехал тонированный джип. Оттуда не спеша вывалилась пара двухметровых бритых парней с такими рожами, будто вернулись они из мест не столь отдаленных не далее, как вчера. Сердца их бились ритмично и спокойно. Было видно, что они просто делают свою работу. Это не неудачники с окраин. С такими серьёзными проблемами она ещё не сталкивалась.

— Пойдем, девочка, нам нужно поговорить. — Положил ей руку на плечо один из них. Это было его фатальной ошибкой. Подгоняемая адреналином, Света мгновенно остановила его сердце. Второй размахнулся, и она погрузилась в липкую влажную черноту.

В темноте стояли источающие ужас тени. Казалось, что они смотрят не то с укором, не то с брезгливой жалостью. И было холодно, будто в могиле. А за их спинами, если у теней конечно есть спина, разверзлась Бездна. Она тянула и манила, при этом пугая до дрожи. Она поглощала реальность вокруг. И вот уже кроме неё ничего не осталось…

Света очнулась с солоноватым привкусом во рту. Голова кружилась неимоверно, и ужасно хотелось прилечь и просто уснуть. Что-то не давало пошевелиться. Она с трудом разлепила веки. Вокруг были бетонные потрескавшиеся стены с маленькими окошками под самым потолком. Видимо заброшенный цех, каких немало за городом. Света была профессионально привязана к неизвестно откуда взявшемуся тут старому офисному стулу. По бокам стояли двое бритых парней, в углу лежало что-то крупное, накрытое чёрным полиэтиленовым мешком. Похоже, это тот из них, с кем она уже успела познакомиться. Перед ней стоял начинающий седеть мужчина с суровым лицом, одетый, несмотря на полуденную жару, в длинный кожаный плащ. Видимо главный. Явно более опасный противник, чем его костоломы. Она бессильно дернулась на стуле и закашлялась.

— Вы кто вообще такие? И что на хрен вам от меня нужно? — С трудом заговорила она. Голос прозвучал предательски хрипло и неуверенно.

— Стоило бы спросить об этом до того, как ты прикончила одного из моих парней. Тут я задаю вопросы. А ты отвечаешь на них, чётко и ясно. — Заговорил седеющий мужчина перед ней.

— Я пить хочу. И курить. А потом уже думать, хочу ли я с вами общаться или нет.

— Не выйдет. Даже не пытайся заколдовать меня! Нас предупреждали, что ты на всё способна.

— Интересно, кто?

— Не твое дело, шлюха Сатаны! Ты понимаешь, что умрёшь. Но смерть может быть очень… Очень мучительной… Так что сперва ты нам расскажешь всё, что знаешь. Тогда я, может быть, пожалею тебя и просто пристрелю!

— Все рано или поздно умрут. Моя смерть и без вас будет мучительной.

— Не заговаривай мне зубы! Теперь ты связана и беспомощна. Никто не придёт спасать тебя, — он достал из кармана длинный охотничий нож.

 Света почувствовала, что мир вокруг расплывается и мутнеет. Голова кружилась всё сильнее. Глаза сами собой закрывались. В лицо ей вылили холодной воды и реальность стала чётче. Она собрала всю силу в кулак, и потянулась к лежащему в углу трупу. Без бессмертных рядом это была лишь тень контакта.

— Хватит изображать тут оскорбленную невинность! — Продолжил между тем самозваный обвинитель, — ты прекрасно знаешь, что нужно сказать для прекращения этого балагана. Где они?

— Кто?

— Те, кто сделал тебя такой.

— Годы медитаций на кладбище? В прошлом.

— Не смей мне врать, упыриное отродье! Ты понимаешь, о чём я!

— А… Они… Понятия не имею. Они передо мной как-то не отчитываются.

— Некрофильская мразь! Сейчас ты по-другому заговоришь! — Нож, до этого плашмя лежащий на горле Светы, уперся острием в сонную артерию, — какой глазик тебе больше дорог, деточка, правый или левый?

Труп в углу наконец откликнулся и, шурша полиэтиленом, медленно начал вставать. Костоломы за спиной в ужасе шарахнулись в другой конец цеха.

— Назад, трусы! Сила Господа Нашего Иисуса Христа с нами! Адское отродье не смеет приблизится к нам, — прокричал мужчина и воткнул нож Свете в плечо. Это стало его фатальной ошибкой. Боль придавала сил. Помогала сосредоточиться и прогоняла муть из головы. Зомби более уверенной походкой направился к стулу, подвывая и подволакивая ноги. Заплечных дел мастер ринулся на него и уверенно ткнул ножом в область сердца. Труп легко, будто муху, отшвырнул его. На этом сила кончилась, и Света обвисла на верёвках.

— И это всё, что ты можешь? — Заговорил седеющий главарь, тяжело дыша и снова приближаясь к стулу. Он кажется был цел, и даже не особо напуган. Интересно, что нужно сделать с человеком, чтобы он так себя вёл? Чтобы кидался на ходячие трупы с одним ножом и не терял при этом не капли самообладания? Впрочем, эти риторические вопросы были сейчас не к месту. Нужно было бороться за жизнь. Соберись, — думала Света про себя, — ты же не хочешь подохнуть вот так. Слабой. Привязанной к стулу в заброшенном сарае. От рук какого-то человека. Побеждённой.

Света мысленно потянулась к мужику в плаще и максимально подняла его артериальное давление. Тот со стоном повалился на колени и принялся громко читать отче наш. Молитва явно не помогла. Лицо его продолжило наливаться багряной кровью. Руки тряслись крупной дрожью. Но он всё ещё держался.

— Ну, и кому из нас сейчас будет очень, очень больно? — Она с трудом улыбнулась.

Немного оправившиеся от ужаса, бритые парни неуверенно подходили ближе. Кажется, на них чудесное бесстрашие вожака не распространялось. От них пахло ужасом. Их трясло, и они были готовы защищаться до последнего, как загнанное в угол животное. Они видели в худой женской фигурке, привязанной к стулу, воплощение смерти. Своей смерти. Один из них подобрал с пола обломок кирпича… «Кажется, мне сейчас проломят череп». — Равнодушно подумала Света. Обезвредить одновременно несколько противников ей было не под силу.

От двери внезапно повеяло могильным холодом. Промелькнули три чёрные тени, и мужчина перед ней расцвел кровавым цветком на полу. Упыри не ели, на этот раз они просто убивали противников. Оказывается, за несколько секунд при должном умении и скорости человека можно разорвать на неограниченное число маленьких кусочков. Это очень красивое зрелище. Вот было тело. Вот алый цветок, состоящий из мелких капель крови, зацвёл в воздухе. А вот осталось лишь влажное пятно на бетонном полу и куча мяса, что ещё секунду назад была целым человеком. Тело больше не содержит жизни. А существо, так долго считавшее эту горстку крови и мяса собой, наконец свободно. Свободно от боли, бед и привязанностей. Разве может быть на свете что-либо более величественное?

— Что это ещё за уроды? Откуда они про меня знают, и про вас? — Спросила Света, когда наконец веревки были перерезаны, и Саша помог ей встать.

• Прости, что я тебя в это втянул, — упырь выглядел испуганным и похоже даже нервничал. Что было весьма забавно наблюдать. Двухсотлетняя машина для убийств нервничает. Похоже, даже боится. Немного. Света бы улыбнулась, если бы у неё были силы…

— Это привет от нашего доброго собрата из города С. Он сам не может появиться на нашей территории, поругался со всеми здесь присутствующими. Вот и присылает к нам всяческие отбросы общества, чтоб мы про него не забывали. Рассказывает про апокалипсис, или про власть белой расы, или еще какую-нибудь сказку, выдает наши примерные координаты и благословляет на священную войну с нечистью. В этот раз, похоже, его креатив истощился, и он просто нанял вышибал, сказав, что мы должны ему денег.

— Это же абсолютно бессмысленно! Ведь людям вас не убить.

— Если честно, не знаю, зачем он это делает. Он очень древний, и с головой у него не всё в порядке последние лет двести. Наверное, надеется, что мы, отбивая все эти орды, станем слишком заметными, и ему разрешат нас уничтожить. У него хорошие отношения с нашим советом. Он почти самый старый на этом континенте немёртвый. И часто работал в инквизиции. Чёрт его знает, на что он рассчитывает. Нет, раньше это было весело. Идёшь себе домой, скучно, всё достало. А тут тебя фанатики в подворотне ждут. Прямо к завтраку. Но сейчас он все границы перешел. Я буду требовать его ликвидации!

— А почему его до сих пор никто не убрал, раз он часто так развлекается? Он же нарушает ваш закон конспирации!

— Ну, веками жить очень скучно. Он всех веселил своими идеями мирового господства и подсыланием наёмных убийц. Ты же понимаешь, для бессмертного это как тортик на рождество прислать. — Саша ещё больше погрустнел, — прости меня за всё это. Я чуть тебя не потерял. — Он нежно обнял Свету, но в его зрачках полыхал огонь жажды. Она вспомнила, что большая часть крови на ней принадлежит ей самой. Наверное, тяжело долго удерживаться от того, чего больше всего хочется.

— Может, подвезете меня домой? — Предложила она, — мне бы душ и килограмм лейкопластыря.

— Речи быть не может! — Похоже, вместе с жаждой к Саше вернулся и командный тон, который так бесил Свету и у живых, и у мёртвых. Но возражать не было сил. Голова адски болела. Мысли разбегались и путались. Как тараканы из раковины в общаге, если ночью внезапно зажечь свет.

— Сейчас прикопаем остатки трупов, и немедленно к нам. — Продолжил упырь, — не волнуйся, я в состоянии держать себя в руках. Кто знает, сколько ещё он нанял парней, чтобы нас выследить. А главное, этот урод всем им наверняка дал наводку на тебя. Я его сам лично расчленю и сожгу.

— Ага, как же, это он тебя расчленит и сожжёт. — Вступил в спор Николай, — и всех нас троих, если понадобится. Ему больше тысячи лет, забыл?

• Юмор в том, что единственный из нас, кто может его ликвидировать, это Света. — Ехидно добавила подошедшая сзади девушка. Она была безупречно красива: огненно рыжие волосы, малахитовые глаза, правильные черты лица. Одета так, словно только что сошла со страниц дорогих журналов, — кстати, в прошлый раз мы так и не познакомились. Я Пелагея, — она протянула Свете изящную руку с длинными пальцами, — не верилось, что вся эта красота существует с единственной целью — убивать.

— Прости за нашу прошлую встречу, — добавила она, — я просто очень не люблю людей.

— И с чего это ты теперь решила, что я достойна твоего общества?

— Я больше не считаю тебя человеком.

— Тогда будем знакомы. Я Света. По крайней мере так написано у меня в паспорте. Сама я уже не понимаю после всех этих событий, что я такое. И как меня стоит называть…

Глава 6

Упыри жили на глубокой окраине города Н. Там, где ряды покосившихся одноэтажных домов с гниющими огородиками и ароматными сортирами во дворе сменялись элитным посёлком коттеджей. Из тех мест, куда уже не ходят маршрутные такси, где земля стоит очень дорого из-за близости к лесу. Их дом был трехэтажным, красного кирпича, с большой застеклённой верандой. Уютный, с отцветающей вишней во дворе и несколькими башенками а-ля готик стайл. Только трёхметровый забор с колючей проволокой поверху выдавал, что незваным гостям тут не рады. Впрочем, такие же высокие заборы были и у их соседей. Хороший достаток в России часто предполагает наличие определённых тайн.

Кое-как выйдя из машины, идти самостоятельно Света уже не могла. Саша бережно отнес её на второй этаж и, снабдив полотенцем и пластырем, оставил в огромной ванной. Его руки были такими заманчиво холодными. От них по всему телу распространялось ощущение покоя и наслаждения. Блять. Нужно срочно подумать о чём-нибудь другом. Отвлечённом. Интересно, зачем трупу ванная? Наверное, отмывать с себя кровь после ночных похождений. Ого, в ней даже унитаз есть. Наверное, в этом доме бывают живые гости. Впрочем, весьма сомнительно, что они выходят отсюда такими же живыми.

Мысли девушки по-прежнему путались, и она только теперь заметила, как дрожат её руки. Она тщательно смыла кровь и, случайно взглянув на своё отражение в зеркале, с трудом узнала себя. Впавшие щеки, огромные синяки под глазами. В волосах появились новые, абсолютно седые пряди. Она выглядела не то чтобы старше, но уж точно сильно больной. Даже несколько жутковато. Больше похожа на труп, чем реальная нежить. Похоже, рак начинает брать своё. Воля слабеет, и каждая капля присвоенной силы смерти отнимает месяц жизни. Если не год.

Света с детства привыкла самостоятельно разбираться со своими проблемами. Всегда. И чужая помощь скорее пугала её, чем радовала. Чувствовать, что кто-то знает о тебе так много, и при этом не отвернулся в ужасе и отвращении. Ощущать, что кто-то понимает тебя, разделяет твой взгляд на жизнь. Восхищён твоей силой и признает тебя на равных. Хотя сам живёт уже сотни лет. Чувствовать, что ты кому-то нужен. По-настоящему. Это шокировало гораздо больше, чем ново обретённые знания и пугало гораздо больше, чем постоянная близость опасности. Это казалось сном. Но реальность вдруг стала для неё привлекательней самой смелой мечты. Страшнее самого липкого ночного кошмара. Одновременно.

— Ты в порядке? — Спросил Саша, когда она с трудом вышла из ванной.

— Ну, не очень. Но жить буду. Правда недолго и хреново.

— Я так боялся потерять тебя…

— А я не совсем беспомощная и беззащитная. Но спасибо за заботу.

— Обещаю, такого больше не повториться. Я убью любого, кто к тебе приблизится.

— Как, даже мне никого не оставишь?

«Никогда не обещай того, чего не сможешь исполнить!» — Хотелось закричать ей в ответ. Но ругаться не осталось никаких сил. Немёртвый улыбнулся, и в комнате будто стало теплее. Теперь Свете стало действительно жутковато. Она поняла, что привязалась к нему гораздо больше, чем следовало бы. Он теперь не просто неисчерпаемый источник энергии. Они могли бы стать друзьями. Может, даже чем-то большим. А как показывает практика, добром это не кончилось. Ни разу.

Остальные ждали их наверху. Третий этаж был снабжён балконом, откуда открывался вид на город Н. Покрытый смогом, с кривыми улицами и подслеповато мигающими фонарями. Ночью город не очень отличался от себя самого 50 лет назад. Или 100… Течение времени как будто замедлялось в этом доме. Интересно, они специально выбрали это место, или своим постоянным присутствием создавали такой эффект?

— Уютненько у вас тут, похоже на склеп, — сказала Света.

— Стараемся, — ответил Николай, протягивая ей бокал с зелёной жидкостью, — абсент будешь?

— Угу. Так о чём мы там должны были поговорить?

— Вне зависимости от того, какое решение ты примешь, все наши родственнички похоже считают, что твоя кандидатура на роль четвертого упыря в городе Н. уже утверждена, — продолжил старший немёртвый, — и переубедить их невозможно. Им, похоже, не нравится идея обращать некроманта. Или они сами этого хотят, и Саньку завидуют. А может быть, у них от вековой скуки едет крыша. Если честно, я сам не понимаю. Но соседи у нас пренеприятные. И какой бы не была их мотивация лезть на нашу территорию, но у нас проблемы. Общие проблемы. Мне жаль, что ты в это втянута, но жизнь — штука суровая. Так что тебе желательно кое-что знать о нашем дорогом друге из города С. Я чувствую его приближение, скоро он будет у нас собственной персоной. Похоже на старости лет ему окончательно осточертел совет и правила поведения. По средневековью скучает, наверное. И, видимо, он решил лично разобраться с нами. Конечно, разрешения на его ликвидацию у нас нет. Но он тронул чужую жертву. И без приглашения явился на чужую территорию. Так что, если он по-тихому сгинет где-нибудь, думаю, возражать особо никто не будет.

— Кто же такой загадочный мистер С., и почему вам не под силу его убить? — Свете стало немного холодно, несмотря на согревающее тепло абсента внутри и тёплый весенний вечер.

— Сколько ему лет, никто не знает точно. Точно он старше всех нас вместе взятых. Помнит еще охоты на ведьм, эпидемии чумы и то славное время, когда ты мог просто пообедать любым человеком на улице. Никакой патологоанатомической экспертизы. Никакой милиции. Бессмертный, — тогда это звучало гордо. Не было нужды прятаться и играть в игры с людьми. Мы — охотники, они — еда. Сиди себе в поместье, устраивай кровавые оргии с участием первых крепостных красавиц и радуйся жизни…

— Николай, прекрати ностальгию. Цивилизация дала нам водопровод, фен и кабельное телевидение. Не всё так фатально — зашипела на него Пелагея.

— Ах да. Наш дорогой друг. Последние лет пятьсот его зовут Ганс, и прибыл он к нам из Германии. Не удивлюсь, если он помнит ещё дракары и войну во славу Одина, но его настоящее имя и происхождение неизвестны никому из ныне существующей нежити. Думаю, причины скрывать это у него серьёзные. Я не знаю никого настолько старого, кто бы помнил его живым. Или хотя бы не психованным маньяком. Живущим жаждой крови и мести. Хрен его знает, кому он там мстит. Злится, наверное, что не видать ему Валгаллы. Мы познакомились во время Великой Отечественной войны. У них в Европе всё немного по-другому исторически сложилось, не как в России. Во времена инквизиции значительную часть местных упырей сожгли. Так что он жил почти в полном одиночестве, упиваясь своим величием и нетленной красотой где-то в глуши. Пока к власти не пришли фашисты. Тогда какой-то умник из Анненербе и нашёл его. Обещал золотые горы и толпы невинных русских девственниц за помощь в войне. Короче притащили его в штаб. Видимо была у них там пара толковых некромантов. Хотя кому могло в голову прийти заставлять воевать на своей стороне почти всесильного тысячелетнего психопата — не понимаю. Одним словом, фанатики. А в штабе у Ганса взяли кровь, сделали еще с десяток упырей и отправили в железном ящике за линию фронта. Конечно, он был в бешенстве. Рассчитывал сидеть рядом с Гитлером, управлять империей, а его отправили рвать глотки немытым солдатам. В общем, он практически сразу переметнулся на нашу сторону.

— А вы что, тоже тогда воевали?

— Конечно, счастливое было время. Убивай сколько хочешь, а тебе ещё и спасибо скажут. Никаких проблем с телами и властями. Мы кстати сами, как люди, пошли на войну. Тогда никто особо тщательно призывников не осматривал, дышишь — не дышишь — ходить можешь, стрелять умеешь, автомат в руки и на фронт.

Упырей фашистских мы быстро уничтожили. Они же только что встали, ничего не могли. Бегали медленно, света солнечного боялись. Эмоциями своими не управляли вообще, и часто жрали своих же солдат. Нужно прожить пару столетий, чтобы стать серьёзным противником. После полувека ты практически не убиваем. Можно разве что сжечь. Ну или в фарш размолоть. А только вставшая нежить беспомощней ребёнка. Но Ганс на войне и в одиночку представлял серьёзную проблему, истреблял живых и мёртвых безжалостно и на диво эффективно. Причём всех, по обе стороны от линии фронта. Тут к фашистам их некроманты подоспели видимо, по крайней мере, несколько зомби они как-то смогли поднять. Мы их еле вдесятером перебили, да и то бомбежка помогла. Ганс же по какой-то причине обратно не захотел и остался с нами.

Больше всех он властителей немёртвых ненавидел, рассказывал, какие они твари подлые, как нежить не уважают. Продвигал безумные планы о захвате власти в Советах после войны. Так что мы решили, что он смешной, выделили ему свою территорию. После всего этого нас мало осталось, всё-таки танки, бомбардировки ну и прочее. На Россию меньше сотни. Разделили мы тогда территорию по честному, исключая крайний север и всякий там Казахстан и приняли единогласно свод правил, по которому живём с людьми тихо, и никто о нас не знает. Ганс по началу был не против, видно очень не хотел на историческую родину. Но раз лет в двадцать у него случается обострение мании величия, и он начинает наезжать на соседей и строить планы по организации государства бессмертных, где людей выращивают на еду. Нам кажется, что при таком устройстве вещей мы со скуки лет через сто сами околеем. Так хоть какое-то подобие проблем, жизни, а это просто свиноферма какая-то вместо цивилизации. Да и в век информационных технологий не успеем мы одно государство захватить, как остальные всё поймут и накроют нас ковровыми бомбардировками. Тем более Россию захватывать. Только дай повод устроить тут войну и растащить все ресурсы. Бред же! Раньше он вроде аргументы принимал, дулся конечно, но извинялся и валил к себе в С. Теперь похоже решил выносить соседние области по одной и самолично. Непонятно только, как он собирается бороться с инквизицией. Он может и не в своем уме, но точно не дурак. Раз ведёт себя так вызывающе, значит, может себе это позволить. Его и полвека назад мы втроем не могли прибить. А каков он сейчас и подумать страшно. Так что долой рутинное закапывание трупов, нам объявили войну! — Николай выглядел искренне счастливым. Сила смерти вибрировала в нём. Он похож был на сжатую пружину, раскрытую пасть капкана. Одно лёгкое движение — и стальные челюсти сомкнутся. Это было жутко красиво.

— А я-то что могу такому монстру сделать? — Спросила Света, давясь абсентом.

— Детка, твоя сила практически не ограниченна. Ты можешь взять у него сколько угодно и размолоть его же в фарш. Мы тебе поможем, вчетвером у нас хотя бы шансы есть. А к тебе он в первую очередь придёт. Ненавидит он твою профессию. Обидели сильно его твои собраться. Показали, что его жаждой власти легко манипулировать. А таких оскорблений нежить не прощает никому.

— Вот придурок. Спасибо бы сказал, что они указали ему на его слабое место. Ну да ладно. Я сделаю всё, что смогу. И… Спасибо, Саш, что нашел меня первым. Моё знакомство с потусторонним могло бы оказаться непродуктивным и до обидного коротким, — Света на секунду задумалась, — так у нас есть план?

— Конечно! — Николай радостно улыбнулся и глаза его загорелись огнем жажды, — только тебе придется изображать наживку.

— Это я как-нибудь переживу.

— Ну, тогда всё просто, — ты мотаешься по дорогим клубам и ждешь его, а потом провоцируешь на драку в публичном месте. Если он купится, то просто беги. Через пару суток тут будет вся инквизиция. Если нет, — то ты хотя бы посмотришь на него и сможешь понять, как его уничтожить. Ты слабеешь с каждым днем, и действовать нужно быстро.

— Что-то не очень вдохновляет. Он может и безумный, но явно не глуп. Иначе не прожил бы так долго. Скорее всего, он просто подождет меня после клуба где-нибудь в тёмном переулке. Или подошлет каких-нибудь наёмных уродов.

— На этот случай мы будем рядом.

— Ну я попробую. Мне всегда плохо удавалось хамить людям и провоцировать драки в общественных местах. Я тишину люблю. И кладбища. А от клубов меня тошнит.

— Поверь, существо с его самомнением легко вывести из себя. Можешь просто начать из него вытягивать всю силу. Гарантированно он придет в бешенство.

— Я согласна. Только убивайте его сами, мне религия запрещает глумиться над трупами.

— А некрофилия в понятие глумления над трупом не входит? — Съязвил Николай.

— Когда я обещала исполнять всё, что попросит у меня любой умерший, я не знала, что они будут вставать из гробов. Я думала, вам всем нужно только чтобы поставили свечку за упокой, или там покурить на могиле. Так что я ни при чём тут. Не надо меня руками трогать, и не будет никакой некрофилии.

— Считай, что мы поверили, — Николай как-то нехорошо ухмыльнулся и подмигнул Саше, — тогда всем спокойной ночи. Мы ужинать пошли, завтрашний день обещает быть напряжённым…

Два упыря бесшумно исчезли в сгущающихся вечерних сумерках. Саша и Света остались одни.

— А ты есть не собираешься?

— Я вроде не голодный.

— Ты что, нервничаешь? — Света закурила.

— Нет, всё в порядке. Просто Ганс редкий урод. Не хотелось бы, чтобы тебе пришлось с ним разбираться. И вообще, я чувствую себя виноватым. Я ведь не хотел устраивать тебе неприятностей. Но не прошло и недели, как ты посреди разборок упырей тысячелетней выдержки. И я мало чем могу помочь.

— Я не против. В конце концов, он скорее всего из-за меня объявил вам войну. До этого ведь сидел тихо, не трогал никого, а тут очередной некромант проснулся, осознал свою сущность. Он меня учуял, вот его и понесло. Так что это скорее моя проблема, а не ваша.

— Прекрати! Остальные в курсе причин активации его мании величия и комплекса бога, не сомневайся. Теперь у тебя нет своих проблем, есть наши проблемы. Нравится тебе это или нет.

— Я же живая. Я никогда не смогу стать вам семьёй.

— Не важно. Ты чудо, а ничего дороже чудес для немёртвого, зеленеющего со скуки, не бывает. Поэтому мы принимаем тебя такой, какая ты есть. Вне зависимости от того, захочешь ты остаться с нами или нет.

— Вы же можете погибнуть, защищая меня. Или себя. Или от рук инквизиторов.

— Поверь, никто тут давно не боится конца. Мы достаточно уже видели, неплохо повеселились в своё время. Никто плакать не будет, если этот бой окажется для него последним. Мы хищники, жизнь без охоты для нас скучна и отвратительна. А ты такая же, и какая разница, бьётся твое сердце или нет.

— Ну, для тебя определенно есть разница…

— С этим мы и без них как-нибудь разберемся — Саша отвёл глаза.

— Знаешь, кажется, я начинаю к тебе привязываться.

— Ты можешь мне доверять, правда. Я не причиню тебе вреда…

— Неужели? — Света села ему на колени и заглянула в бездонные глаза, умоляющие только об одном…

— Прости, что я так на тебя смотрю. Я могу себя контролировать, я, я абсолютно уверен. Я вообще не слушаю биение твоего сердца, не чувствую кровь в твоих венах, я…

— А я чувствую себя очень странно. Как будто весь мир стал чересчур резким. И каждый звук, каждое прикосновение отдаётся вибрацией в моём теле. Кажется, я должна валиться с ног от усталости после пережитого сегодня днём. А у меня как будто второе дыхание открылось..

— Не хотелось бы тебя расстраивать, — после минутной паузы заметил Саша, — но от твоего абсента пахнет амфетаминами…

— Вот чёрт! Свету передёрнуло. Коля, ёбанный ты дохлый ублюдок. Вот и как мне вам после этого доверять?

— Не сердись на него, — Саша обнял её за плечи, — он, скорее всего, из лучших побуждений. Хотел подбодрить и настроение поднять. Такое, как сегодня, мало кому удаётся пережить.

— А ты мне раньше сказать не мог?

— Думал, ты в курсе. У нас дома вообще не водится алкоголя, в который чего-нибудь не подсыпано.

— И что теперь со мной будет? Я вообще-то с психоактивными веществами не особо знакома…

— Всё будет хорошо, — Саша обнимал её всё крепче и одновременно очень нежно. Провёл по спине рукой, от которой по телу разбегались серебристые искры — просто ты будешь бодрой, весёлой и сильной. Ещё часов восемь. Ну и либидо повысится…

— Так вот к чему были шуточки про некрофилию! Как будто у меня с этим без него проблем мало.

— А почему ты считаешь это проблемами? — Его руки гладили её волосы. Отнимая волю. Сужая мир до одной точки. Точки соприкосновения живого и мёртвого, — ты мне нравишься, и я не считаю тебя едой. А вот что тебе нравится во мне, — я не знаю. Может быть только сила смерти. Может быть я сам. Но мне всё равно. Сотни лет я ходил по земле, нигде не находя и капли тепла. Всё живое шарахалось от меня в ужасе. И вот появилась ты. Я счастлив. Пусть даже это продлится всего секунду.

Он надолго замолчал. В голове у Светы тоже воцарилась дивная, звенящая тишина. Никаких мыслей больше не было. Аргументов за и против тоже больше не было. Только желание слиться с силой, и на пике выйти за грани реальности. Завтра она идёт на войну. И глупо умирать, так и не узнав, возможно ли… Она залпом допила абсент.

— Укуси меня, а то мне как-то неловко. Я в полном неадеквате, а ты трезвый.

Дважды просить не пришлось. Его зубы только слегка коснулись шеи, и он долго слизывал капающую кровь. Его руки гладили дрожащее от наслаждения тело, оставляя за собой искрящиеся следы. Он то двигался со скоростью, неуловимой для взгляда, то медленно и бережно. Она не успела заметить, как они оказались в его кровати. Живое и мёртвое, стремясь навстречу друг другу, сливались в одно. И каждое движение заставляло мир вокруг сиять всё ярче. Всё, что она переживала до этого с живыми людьми, было лишь бледной тенью. Может быть, дело было в амфетамине с алкоголем. Может быть, в её природной некрофилии. Может быть, в силе смерти или несгибаемости жизни. А может быть, в той неуловимой магии весенней ночи, когда самые смелые мечты кажутся возможными. Они не знали. И не хотели знать.

Где-то в темноте ночных улиц улыбался чему-то, ему одному известному, вечный подросток с дредами, разрывая клыками очередную сонную артерию. И прекрасная рыжая девушка брезгливо стирала чью-то кровь влажной салфеткой со своих волос. А большой чёрный джип, ведомый существом, терзаемым тысячелетним голодом, подъезжал всё ближе по разбитым сельским дорогам к городу Н., нарушая все правила дорожного движения и, кажется, даже законы физики…

Казалась, ночь длилась почти вечно. Но рассвет все-таки наступил.

Глава 7

Света проснулась глубоко за полдень. Руки тряслись, голова кружилась, но она чувствовала себя почти счастливой. Саша сидел рядом, не отрываясь глядя на неё.

— Ты смотришь, как я сплю, — ужаснулась она, — вот это уже по-настоящему пугает.

— А вдруг я больше не увижу тебя. Никогда. Человеческая жизнь такая хрупкая.

— Рано или поздно, я всё равно умру. Лучше пусть меня сожрут, чем медленно, часами бороться за каждый вздох в окружении студентов медиков, пишущих истории болезни. И рыдающей мамочки.

— Ты так упорно не хочешь остаться с нами… Я думал, что тебе нравится наш мир.

— Не больше человеческого. В любом случае, я буду холодной и тебя интересовать перестану.

— Это не правда! Ты конечно очень вкусная и тёплая, но между нами есть нечто большее, чем еда или секс. Ты меня понимаешь. По-настоящему. Это бесценно, и этого твоя смерть у нас не отнимет.

— Пелагея тебе говорила то же самое?

— Там был совершенно другой случай! Она обратила меня из развлечения. Ну и просто чтобы было с кем поговорить.

— Это ты сейчас так думаешь. Если чувства ушли, то никто в этом не виноват. Ну, так получилось. Это же чистая физиология.

— Боюсь, между нами начинает происходить что-то гораздо большее, чем просто физиология. Которая у меня, кстати, вообще не работает.

— Так. Давай я тебе попробую сначала объяснить. Первое, что делает человек, становясь на путь силы — это убивает все свои чувства. Подчиняет их воле и разуму. И в итоге ничего не остаётся. Кроме ярости, боли и дырки вместо сердца. Которую ничем не заполнить. Сила, если не дана тебе от рожденья, требует очень больших жертв. А мёртвые вообще никаких новых чувств не приобретают. Могут только помнить старые. Так что мы просто начинаем привязываться друг к другу. Ну, и нам нравится убивать вместе. Когда я умру, то тебе сразу станет легче.

— Я не верю в это. Не хочу верить. Мне страшно даже подумать о том, что я могу тебя потерять.

— Ну, я от тебя никуда не денусь. Мёртвый некромант в десять раз большая проблема, чем живой некромант. Соскучишься и захочешь поболтать — позовёшь.

— У меня не получится. Мёртвые редко слышат друг друга. Вне зависимости, есть у них тело или сгнило давно, — он криво усмехнулся.

— Рано или поздно всё кончается. В любом случае, это мгновение по сравнению с вечностью. И именно в этом прелесть жизни. Вечный кайф перестаёт быть кайфом. Так что наслаждайся тем, что есть сейчас. И не особо думай о будущем. Оно всегда печально.

— То есть я для тебя просто батарейка, а ты для меня что-то типо автомата с кофе?

— А чего ты хотел? Мы, некрофилы, гораздо большие уроды внутри, чем вы, немёртвые. Вы по природе своей трупы, а мы сами убиваем всё живое в себе ради силы.

— Ирония в том, что именно эта сила и свела нас вместе. Значит, она не такая уж холодная и бездушная.

— Ты неисправимый романтик.

— А ты прячешься от себя за собственным цинизмом. Я верю, что в глубине твоей души есть место, где спрятаны все твои чувства. Их невозможно ни выжечь, ни стереть, ни принести в жертву. Если ты всю жизнь их игнорировала, то это не значит, что их больше нет.

— Кажется, я не выдавала тебе разрешения на раскопки в своей душе! И я, может быть, вовсе не хочу, чтобы во мне копались. Моя философия делает меня почти счастливой. А все другие только вгоняют ещё глубже в депрессию.

— Себе можешь себе врать сколько угодно. Меня не обманешь. Ты плакала над моим трупом, когда думала, что больше никогда меня не увидишь. Это при том, что считаешь смерть любого существа благом для него. При том, что некрофила симпатичный труп должен радовать.

Света угрюмо уставилась в пол. Возражать было нечего. Она разучилась плакать ещё в начальной школе, и вообще не думала, что что-то ещё способно вывести её из равновесия. А это означало, что снова будет больно. И достаточно скоро.

Затем она продолжила:

— Всё равно, лет сто после обращения я буду абсолютно беспомощной. А что станет с моими способностями — вообще неизвестно. Они могут просто исчезнуть. И вот я, из одного из лучших некромантов из ныне живущих на планете, резко превращусь в весьма заурядного и абсолютно бесполезного в боевых действиях упыря. Так что отложим этот разговор на время перемирия. Если я, конечно, доживу до этого.

— Я не позволю тебе пострадать!

— Никогда не обещай того, что тебе не под силу! — наконец не выдержала она, — я знаю, на что иду. И никого винить не буду. Мне правда было очень хорошо с тобой. Вчера, да и вообще. А за удовольствия надо платить.

Теперь пришла очередь Саши угрюмо смотреть в пол. Мир за гранью обычной реальности жесток. Чем старше нежить, тем сильнее. Годами они накапливают смерть в себе, становясь сильнее с каждой новой жертвой. И сделать с этим невозможно. Ничего.

Стук в дверь прервал затягивающееся молчание.

— Эй, если мы собираемся сегодня на охоту за взбесившимися покойниками, то пора готовить наживку.

— Пелагея, ты не вовремя! — Мрачно заявил Саша.

— Наплевать, даю вам пять минут и вхожу. Потом поругаетесь.

— А ничего, что никакого потом у нас может и не быть? Никогда. Мы что, должны навечно расстаться так и не выяснив отношения? — Продолжил он возмущаться.

— А нельзя ли как-нибудь по-вежливее меня называть? — Добавила Света,

но в ответ была только тишина. И, судя по ощущениям, за дверью уже никого не было.

— Ладно, Пелагея может быть и отвратительна, но она, по крайней мере, отомстит тебе за моё разбитое сердце, — Саша чмокнул Свету в щёку и тоже исчез.

— А что значит готовить наживку? — Вопрос Светы опять прозвучал в пустоту. Теперь она чувствовала себя абсолютно разбитой и несчастной. Боль где-то в области сердца пугала. Неужели он был прав? Неужели она была настолько не профессиональна, что умудрилась так привязаться к нему. Неужели желание силы было всего лишь оправданием. Чёрт, она ведь серьёзно думала о том, чтобы забыть ради него все свои принципы. А ведь конец её жизненного пути уже так близко, она почти готова шагнуть в вечность. И ей совершенно не нужны незаконченные дела на земле и новые привязанности. Это испоганит всё её посмертие. Она годами слушала стоны подобных мертвецов. Их тела давно истлели в могилах, а они всё хотели обратно. Не могли смириться. И думали о своих когда-то близких, так и застревая столетиями между мирами.

Отчаянное самокопание Светы прервала Пелагея, как всегда появляясь в самый неподходящий момент.

— Итак, поздравляю, сейчас ты похожа не труп гораздо больше, чем, я.

— Говорить с утра девушке, что она хреново выглядит — это верх хамства. И ты опять чертовски не вовремя.

— А я и не обещала быть белой и пушистой. Просто пыталась спасти тебя от Сашиного нытья. Это выяснение отношений может длиться годами. Уж я-то в курсе. Не хватало только, чтобы вы переругались перед войной.

Света на секунду задумалась.

— Что-то не похоже, что ты ревнуешь.

— А с чего ты вообще взяла этот бред? Конечно, я и не собиралась тебя к нему ревновать. На самом деле, я тебе очень благодарна. У тебя, похоже, с головой всё нормально. Может, хоть тебе удастся вбить хоть каплю мозгов в эту упёртую дохлятину. У меня не получилось. Пора уже кому-нибудь другому этим заняться.

— А почему тогда тебя так возмутило моё появление в его жизни по началу?

— Ты всё ещё злишься на меня за наше неудачное знакомство? Я же извинилась. Просто я тогда представила, что он собрался обратить какую— нибудь готическую барышню из тех, которых обычно выбирает себе в жертвы. И мне заранее тухло стало. В два раза больше нытья в нашем доме. Столетиями подряд. У тебя бы что, такая перспектива не вызвала протеста? Потом мы познакомились поближе, и теперь я не против. Даже за. Конечно рано ещё делать выводы, но мы с тобой общаемся уже сутки. И мне ни разу ещё не хотелось тебя придушить. А такое бывает редко.

— Я. Не буду. Становиться. Нежитью! Мне что, написать себе это на лбу?

Пелагея в ответ захихикала, — я бы на твоём месте не была так уверена. Не обещай того, чего не можешь исполнить, — процитировала она, — Саша может и застрял в своей человекообразной рефлексии, но не стоит его недооценивать. К тому же, в твоём обращении помимо него заинтересована вся нежить в округе. Ты, как-никак, похоже последний некромант этой эпохи. Всем жутко интересно, какой из тебя получится упырь. В конце концов, кто-нибудь просто зальёт тебе своей крови пред смертью в рот. А ты потом встанешь только для того, чтобы оторвать этому мудаку голову. Я бы не стала заранее портить отношения с потенциальным собратом таким способом. По-моему, это недостойно. Но упыри не все такие честные и благородные. Так что я бы на твоём месте добровольно согласилась.

Света ненадолго задумалась. Перспектива рисовалась перед ней безрадостная. Выбирай, не выбирай, всё равно никакой свободы не достигнешь. Она может и сильнее упырей. Зато они гораздо быстрее. Думают гораздо шире, и лучше понимают стратегию. И совершенно непонятно, на чьей они стороне. А вот Пелагея похоже начинает ей нравиться. За честность и не предвзятый взгляд на жизнь. В чём-то они похожи.

— Что ты имела в виду, когда говорила, что пора готовить наживку? — Перевела она тему в более безопасное русло.

— Тебя в таком виде ни в один приличный клуб не пустят. Там фейсконтроль, знаешь ли. Если твои шмотки стоят дешевле пары штук, — гуляй лесом.

— А зачем собственно клуб? Можно же сходить в театр, или просто посветиться где-нибудь на центральной площади и подождать вашего Ганса.

— Отгадай загадку — место, где полно народу с камерой в телефоне, и охрана наверняка не даст ударить тебя чем-нибудь тяжелым по голове, а потом расчленить в сортире? Где замкнутое пространство и по определению куча свидетелей. У тебя есть предложения получше?

— Ладно, всё, поняла, тебе видней.

— Нам нужен не просто клуб, а гламурное место. Такое, которое следит за своей репутацией. Чтобы охранников было много, они были трезвые и на стенах камер было тоже много. Работающих. Так что ты должна выглядеть соответственно.

— А сердечный приступ у охранника не гарантирует мне проход в такое место?

— Если на тебя будет весь вечер пялится половина присутствующих, то наш гость врят ли явится. Что, так сложно просто одеться и накрасится?

— Ладно, не сложно. Просто мне не нравятся такие места.

— Утешайся тем, что Ганс их вообще ненавидит. Он застрял своим замшелым сознанием веке в 14. Идеально будет, если он примет тебя за гламурную дуру. У тебя будет дополнительное преимущество.

— Да поняла я, поняла. Надо — значит надо.

— Вот и умница, — Пелагея сверкнула клыкастой улыбкой, — тебя же собственные сородичи до сих пор на костре не сожгли. Значит, подражать им ты умеешь.

— Тут дело скорее в том, что жечь на костре нынче не законно.

— Не важно. Одевайся и пошли поищем тебе подходящий прикид. И, кстати, я тут слышала, что людям иногда нужно есть. Когда ты этим занималась в последний раз?

— Я это… не помню…

— Отлично, ты такими темпами в самый неподходящий момент боя свалишься в голодный обморок. И о чём Саша вообще думает!

— Ты что, хочешь поиграть со мной в младшую сестричку?

— Мне придётся это делать. Потому что все тут, похоже, слишком увлечены своей войнушкой. Или жеванием соплей. О практических вопросах никто подумать не удосужился.

— Ты кстати помнишь, что я бедная студентка?

— Деньги не имеют значения для нас. У каждого упыря есть кредитка. Больше десяти штук в день можно снимать только по особому разрешению. Предварительно объяснив, на фига они тебе. А так, на карманные расходы хватает. Как видишь, наш совет делает нам хоть что-то полезное. В отличие от вашего правительства. Так что можешь расслабиться — я плачу.

 Магазин, в который притащила её Пелагея, был воистину ужасен. В такие даже самые расфуфыренные одногруппницы Светы ходили только посмотреть. И померить шмотки. Слишком дорого. Он изобиловал золотым, розовым, пластиком, стразами, и способен был вызвать припадок у эпилептика при резком повороте головы. По мнению Светы, так его ассортимент мало отличался от обычного вещевого рынка. Интересно, как люди определяют, откуда ты взял одежду? У них что, какой-то специальный детектор в левом глазу появляется, когда атрофия мозга достигает финальной стадии? На этот вопрос Пелагея ей ничего не ответила. Только загадочно улыбнулась и потащила к очередной жёлто-розово-малиновой витрине.

 Продавцы пялились на Свету, как на прокажённую. Она мимолётом взглянула на своё отражение в зеркале. Рваные джинсы. Старые кеды. Рубашка вообще сашина, на пару размеров велика. Потому что её была безнадёжно испорчена кровью. И кожаный ошейник в клёпках на шее. Да, не удивительно, что они в ужасе. Ну ничего, сейчас сломаем им стереотип. Эта мысль заставила её улыбнуться, несмотря на мрачное настроение. Пелагея с душой отдалась изображению старшей сестры. Она где-то накопала ворох шмоток не кислотных и не пастельных тонов, при этом выглядящих достаточно пристойно. Платья, юбки и каблуки были единогласно отвергнуты на случай резкого отступления с поля боя. Чёрные джинсы нашлись почти сразу. Даже почти без страз. А вот с блузкой возникли проблемы. Неимоверные разрезы, аппликации или внезапные рюшечки портили всю картину. В конце концов Света заявила, что не на свидания собирается и выбрала черную майку с психоделическими грибочками на принте и чёрную толстовку. А когда нежить потащила её к витрине с нижним бельём, терпение Светы наконец закончилось.

— Блять. Может хватит уже? Фейсконтроль же не полезет ко мне в трусы в конце концов!

— А вот этого мы наверняка не знаем…

— Ну тогда, уж простите, но я вам испорчу конспирацию и поубиваю их всех к чёртовой матери!

— Да ладно, не кипятись ты так. А вдруг ты сегодня умрёшь? Что, не хочешь порадовать патологоанатома? Вдруг он тоже некрофил?

Свету передёрнуло, а нежить радостно захихикала. Пришлось потратить ещё полчаса. А потом час на поиск кедов без блёсток. Пелагея наконец осталась довольна.

— А теперь тебе нужно поесть, — сказала она, — извини, но у нас дома человеческой еды нету. Я тут знаю неподалеку неплохое кафе…

— Боюсь спросить откуда.

— Я в нём иногда охочусь. Насчет вкусовых качеств еды не в курсе, но мальчики там ничего…

— Ага. Понятно. Ты предпочитаешь малолетних ловеласов подвыпившим гопникам?

— Ну, они хотя бы моют шею. А тупые настолько же. Естественный отбор и всё такое.

Света улыбнулась, подумав, что чувствует себя последний час совершенно комфортно и уютно, несмотря на отвратительный магазин и горы перемеренных розовых шмоток. Подобные походы, являющиеся обязательной составляющей любой женской дружбы, всегда были ей в тягость. Остальными составляющими были сплетни, обсуждение знакомых парней, косметики… в общем подруг у Светы никогда не было. Она и не предполагала, что с существом, разделяющим твои вкусы и чувство юмора, это может быть… Весело? Приятно?

Она с трудом заставила себя съесть суп с салатом в обещанном кафе, которые и правда оказались вполне ничего. Пелагея задумчиво грызла трубочку в своем коктейле. Наконец Света смогла пересилить захватывающую атмосферу дружеского ужина и задать самый важный вопрос.

— Почему вы мне доверяете? Ведь я, хоть и внешне похожа на человека, принципами человеческими не страдаю. Могу запросто переметнуться на сторону Ганса. Он ведь древнее и силы в нем больше.

— Ты дала нам слово, что поможешь его убрать. Насколько я знаю оккультистов, а видела я их, поверь, не мало, это у них дело чести. Так что я уверена в тебе. К тому же сомневаюсь, что у него тебе будет лучше. И вообще, прекрати меня проверять на наличие здравого смысла. Я может и похожа на наивную девочку, но это только внешность. Та девочка умерла несколько сотен лет назад.

— Когда тебя обратили?

— Нет, когда у меня на глазах перебили всю мою семью. А меня продали. Как безмозглое животное.

— Извини. Я не знала. А почему ты решила стать упырем?

— Тебе, деточка, очень везёт в жизни. Но мир не всегда был таким добрым. Меня до самой смерти ни разу никто не спросил, чего я хочу. Просто взяли и обратили. За симпатичную внешность. Первую сотню лет я была зла на весь мир и на того, кто это сделал в первую очередь. А потом привыкла. Теперь, когда он сжёг себя, я даже немного скучаю.

Дома (Света мысленно ужаснулась, поняв, как быстро это место стало ей домом) Пелагея старательно наложила ей пару килограммов косметики на лицо, уложила волосы, снабдила подходящей по стилю сумочкой. Света не узнала себя в зеркале. На неё оттуда смотрела типичная любительница коктейлей, транса и спонтанного перепиха в клубном сортире. Конечно чересчур бледная, но это можно списать на перебор со стимуляторами. В общем, то, что нужно. Наконец подъехало такси. Света с трудом улыбнулась своим… (как их теперь называть…Сообщники? Друзья?? Семья???), обняла на прощанье Сашу и села в машину. Они слышат каждый твой вздох. Они контролируют биение твоего сердца. Они по запаху чувствуют перемену твоего настроения. Даже тахикардию себе позволить нельзя. Игра началась.

Глава 8

Выбранный Пелагеей клуб оказался, как и следовало ожидать, отвратительной дырой. Возможно, каким-нибудь баранам он и казался вершиной мира. Но Свету начало тошнить уже через пять минут пребывания в нём. Слишком яркий свет, слишком насыщенная толпа потного народу, слишком громкая музыка. Явно написана за пару часов на компьютере каким-то народным умельцем. Всё было с приставкой слишком. Картину дополняла неимоверная духота и скука. Все присутствующие люди будто отбывали повинность. С натяжкой улыбались, лениво дергались друг с другом на танцполе. Глупо хихикали, нажираясь у барной стойки. Как бы нехотя клеили противоположный пол… В моде у сливок общества — лёгкая усталость от жизни и презрение к собственной тусовке. Но камеры и правда есть. И охрана тоже приличная.

О Боги, как же скучно! Уж лучше пьяные неформалы или полубезумные торчки, что полжизни одной ногой в иных мирах. В них есть хоть что-то настоящее. А тут только пафос. Попытки произвести впечатление на тех, кто занят производством впечатления на тебя. И ничего вокруг не замечает. Пустота внутри под пёстрой маской, безвкусно посыпанной стразами и блёстками. И как можно этим жить?

Света допивала третий коктейль у стойки и с тоской смотрела на вход. За три часа два приглашения вместе выпить, одно приглашение купить таблеток и ни следа немёртвых. Ей уже стало казаться, что это «туц-туц-туц» из колонок вибрирует в голове, вибрирует в теле и плавно начинает въедаться в костный мозг. И она никогда от него теперь не избавится.

Наконец на горизонте замелькало присутствие Силы. Кажется, иностранный друг проглотил наживку. Света оглядела ищущим взглядом весь танцпол, столики в углу, и снова вернулась глазами ко входу. Все тут явно ещё живые. Еще пять минут. И еще пять. Она уже собиралась признать неудачу, как предчувствие опасности чуть не сшибло её со стула. Неужели он даже тем, что учуял тебя, вызывает такую панику? Она с трудом собрала остатки собственного достоинства с пола. Её, конечно, предупреждали, что он опасный, древний и сильный. Но до такой степени… Как его вообще земля держит? Новая волна ужаса подкатила в область солнечного сплетения. И силы. СИЛЫ. И ЭТО она должна контролировать? Эти упыри издевались что ли? Тут голову сносит от одного присутствия этого на горизонте. Как будто целое кладбище встало и отплясывает танго с луной на своих могильных плитах. И бездна вот-вот взойдёт на востоке вместо солнца.

— Девушка, вам нехорошо? — Вопрос бармена потонул в очередной волне ужаса. Упырь вошел в дверь клуба.

Это было без сомнения самое красивое существо на планете. Иссиня чёрные глаза, казалось, состояли из одних зрачков. Длинные пепельные волосы, слишком правильные черты лица. Строгий костюм, не скрывающий идеальную фигуру. Он напоминал приготовившуюся к броску змею. Люди инстинктивно шарахались в стороны. Он не гипнотизировал, он наповал убивал одним своим взглядом. И он смотрел Свете прямо в глаза. Она с трудом смогла взять себя в руки. Ничего. Он просто ходячий труп. Ничего страшного. Он просто полубезумный ходячий труп тысячелетней выдержки. Он хочет тебя сожрать, ничего личного. В этом мире есть вещи и пострашнее. Как же она была благодарна в этот момент Николаю, показавшему ей её коллег после смерти. Если бы не мысль о них, то она наверняка бы не выдержала этого взгляда. А выдержать было очень важно. Ведь он чувствует страх. И похоже питается им.

Казалось, одним движением он пересек разделяющее их пространство и сел рядом. Света с трудом смогла открыть рот. Заговорить удалось со второй попытки.

— Привет, чем обязана?

— Может быть, поговорим в более уединённом месте? Его голос одновременно походил на мурчанье и рычание. Это было невообразимо. Казалось, весь холод вселенной сконцентрировался в его фигуре. И этот холод был очень голодным.

— Что, даже не предложишь девушке выпить? — Она с трудом вспомнила о маске гламурной дуры. Почему-то не верилось, что на него это подействует.

— Боишься меня? — Усмехнулся он в ответ. — Правильно. Я сильнее твоих новых друзей в десятки, даже в сотни раз. Видно, они решили просто отдать тебя мне, как подарок.

— Поздно, — Она отбросила с шеи прядь волос и указала на следы укуса.

— О, так тебя уже попробовали на вкус? Не люблю откупоренные бутылки. Но времена сейчас убогие и скучные. Мало вас осталось. Выбирать не приходится.

— Ты думаешь, что тысяча лет жизни позволяет наплевать на законы и правила приличия? Напрасно. Найдется кто-нибудь, кто заставит тебя замолчать навсегда.

— Да забудь ты про инквизицию. И вообще всё, что тебе говорили эти упыри, забудь. Неужели ты думаешь, что ради какого-то жалкого домашнего зверька они пошевелят хотя бы пальцем?

Это было уже слишком. Он сам нарывался на неприятности. То, что ты сильнее, ещё не дает тебе право глумится над слабым. Нет, это не то чтобы аморально. Просто это делает тебя таким же слабым. Света зловеще улыбнулась и начала забирать его силу. Это оказалось сложнее, чем она себе представляла. Будто что-то впивалось в горло и не давало дышать. Поток был таким мощным, что захлёстывал её целиком. Не удавалось сосредоточится. Контроль ускользал сквозь пальцы.

— Так ты хочешь поиграть? С удовольствием. Мне нравится, когда вы сопротивляетесь. Ещё не поняла? Я могу просто убить всех людей вокруг. Одним движением руки. И никто ничего не узнает. Или позволить им бежать. Пусть люди наконец-то поймут, кто их настоящий хозяин. — Он сверкнул хищной улыбкой — и плевать мне на всю инквизицию вместе взятую. Я достаточно стар, чтобы позволить себе больше не играть по правилам.

Дальнейшие события развивались слишком быстро для человеческого восприятия. Света со всей силы швырнула его о барную стойку. Руки тряслись, и сконцентрироваться удавалось плохо. Его сила наполняла всё её тело слишком быстро, и начинала разрывать изнутри. Дышать становилось всё труднее. Он мгновенно оказался на ногах и зловеще навис над ней сверху со стулом в руках. Она с трудом успела увернуться, стул скользнул по левому плечу и от стойки полетели щепки. Послышался первый человеческий крик. Подоспевшая охрана была разорвана на куски. В самом прямом смысле слова. Света, задыхаясь, всё же смогла заставить его встать на одном месте. Люди с воплями ужаса ломанулись к выходу. Часть плана насчет бегства была явно наивной. Воздуха не хватало всё сильнее. Она с трудом держалась на ногах.

— Да, маленький гордый зверёк, именно так ты и будешь умирать. Медленно, борясь за каждый вздох. — Он снова был рядом и смотрел ей в глаза. Лишая воли. Лишая силы. — И ничего не сможешь сделать. Ведь ты поклялась, что выполнишь любой приказ мертвеца. Я знаю насквозь вашу гнилую природу. Я обещаю, что оставлю тебе твою бесценную кончину. Если ты будешь хорошо себя вести. Но сначала ты исполнишь мои мечты.

— Даже и не думай. Я никогда не подчинюсь никому. Ни живому, ни мёртвому.

Зря она это сказала. Последние силы ушли на выдох, и вдох оказался внезапно недопустимой роскошью. Света из последних сил швырнула упыря на обломки барной стойки, но он похоже даже не заметил этого. На границе слышимости завыли сирены милиции. В стаде, ломящемся к выходу, кого-то затоптали насмерть. Это придало Свете сил. Черпать из свежего трупа было гораздо легче, чем пытаться управлять нежитью, пользуясь его же ресурсами. И она ударила ещё раз, кинув немёртвого в середину толпы у выхода. Через секунду кровавый фейерверк достиг потолка. Руки и головы, ещё секунду назад бывшие целыми людьми, теперь составляли причудливый калейдоскоп на фоне дискотечных прожекторов. Крики людей превратились в звериный вой отчаяния и заглушили музыку. Видимо, упырь, продвигаясь обратно к барной стойке, просто разрывал мешающие ему тела.

«Наконец-то в этой дыре появилось хоть что-то настоящее…» — Успела подумать она. И улыбнулась из последних сил. Танец смерти для некроманта всегда прекрасен. Даже если на этот раз она танцует с ним самим.

Света уже с трудом держалась на ногах. Явно, инквизиции хватит причин его уничтожить. — Она усмехнулась. — Неужели он всерьёз рассчитывает, что я буду ему помогать хоть в чём-нибудь? Какого хрена ему вообще от меня нужно? Мир людей конечно редкая дыра, но он и должен оставаться дырой. Чтобы хоть у кого-нибудь возникало желание из него выбраться. Не станет она ему помогать захватывать планету и превращать её в коровью ферму. Ни за что! Пусть хоть упокоит на её глазах всех, кто ей дорог. Неужели он этого не понимает? А может быть, он затеял всё это, чтобы просто её помучить, а потом сожрать? Это точно полный бред. Как он вообще столько прожил, если настолько зависит от своих импульсивных желаний? Мысли путались. Контроль ускользал. Но самое страшное было даже не в этом.

Ведь он мог оказаться прав во всём. Может быть, её действительно просто бросили тут ему на ужин. Упыри ей ничего не должны. Могли бы уже попытаться вытащить её отсюда. Если бы она действительно значила для них хоть что-нибудь… Она начинала паниковать. Это стало последней ошибкой. Мысли прервало что-то тяжелое, с противным хрустом врезавшееся ей в лоб.

Мир потонул в боли и медленно наполнился чернотой, в которой жили существа, гораздо страшнее любого тысячелетнего упыря. Они были равнодушны. Какое дело им до проблем маленьких букашек, ползающих по планете Земля. Свете хотелось навсегда остаться в этой черноте и холоде. Ни сожалений, ни сомнений, ни проблем. Свои обязательства перед существами, так быстро ставшими ей самыми близкими на свете, она выполнила. Силу обрела такую, о которой и мечтать не могла раньше. Нечего больше хотеть. Не о чем больше мечтать. Только пустота танцует в пустоте и вечный холод заливает вселенную…

Она очнулась от вылитого на голову стакана холодной воды. Кажется, это уже стало традицией. Света как-то не думала, выбирая профессию, о том, что её постоянно будут бить по голове чем-нибудь тяжёлым. А стоило бы задуматься, ведь некромант безопасен, только когда он без сознания. Руки и ноги её были привязаны к крюкам арматуры, торчащим из бетонной стены. Рядом был бессмертный. Один. Больше никого. Можно не открывать глаза, чтобы догадаться, кто это. Ей теперь ощущения его присутствия никогда не забыть. Можно миллион раз умереть, а оно всё равно останется. До ближайшего кладбища около семи километров. Слишком далеко, чтобы хоть что-то получить. Ну вот она, здравая оценка боевой обстановки. Как раз вовремя.

— Я знаю, что ты очнулась. — Явно это голос будет преследовать её в самых страшных кошмарах. Если она, конечно, проживет достаточно, чтобы их увидеть.

Света с трудом открыла глаза. Очередные бетонные стены, правда помещение маленькое. Окно только одно. Судя по освещению, уже давно утро. Наверное, это какая-нибудь заброшенная новостройка за городом. Так, план позвать людей на помощь и воспользоваться энергией их смерти, обречен на провал. Упырь переоделся в чистый костюм и выглядел так, словно вернулся с приятной освежающей прогулки. На себе крови Света тоже не обнаружила. Впрочем, как и одежды. Думать о том, как это получилось, почему-то не хотелось.

— Эй, ты что, со мной не разговариваешь? — Его голос был полон льда. — Не сомневайся, я знаю такие методы, от которых заговорит любой.

— Нам не о чем разговаривать.

— Что-то твои друзья не спешат забрать тебя обратно. — Он зловеще усмехнулся, — это ещё раз подтверждает мою теорию о том, что они просто подарили тебя мне. В знак старой дружбы. Очень мило с их стороны. Люблю подарки.

— Или то, что ты их перебил, пока я была в отключке.

— Ну, между нами, конечно, есть определенные разногласия, но я бы не стал делать этого без причин.

— А зачем ты тогда явился на чужую территорию?

— Откуда ты вообще взяла весь этот бред? Ты ведь знаешь о нашем мире только то, что они тебе рассказали. Так с чего ты решила, что хоть слово из этого было правдой? Может быть, мы каждый день так развлекаемся. Твои способности — лишь тень того, что может настоящий некромант. Почему же ты считаешь, что представляешь из себя что-то большее, чем просто игрушка? Мир, знаешь ли, очень жестокое место. Особенно для таких, как ты.

Света задумалась. Ведь он был абсолютно прав. От первого и до последнего слова. Никаких немёртвых в радиусе километров пяти вокруг точно не было. Значит, либо они уже покоятся с миром, либо им просто плевать на неё. И никаких доказательств обратного, кроме их собственных слов, у неё не было.

— Если это правда, то они сильно пожалеют о том, что сделали. Но я тебе всё равно не верю.

— Ну, верить им у тебя причин столько же, сколько верить мне. Почему ты вообще думаешь, что выйдешь живой из этой комнаты?

— Если бы ты хотел меня убить, то давно бы уже сделал это. Значит, я тебе зачем-то нужна.

— Если честно, я в этом уже не уверен. Ну можешь ты остановить молодую нежить. Или убить человека взглядом. Это я и сам умею. Причем гораздо эффективней, чем ты. Может быть, мне просто надоели покорные обыватели и мне хочется поиграть с добычей, у которой есть зубы?

— А ты отвяжи меня и проверь.

— У тебя уже был шанс. И ты его упустила. Так что такой ты мне нравишься гораздо больше. — Он провел рукой по её животу. От него исходил хорошо знакомый и такой приятный холод. Только в сотни, в тысячи раз сильнее. Концентрированная смерть во плоти… И реакция на такие вещи у Светы была вполне однозначная. Блять. А она только подумала, что хуже уже некуда. Вот сейчас он это учует, и будет пиздец. Покорная тушка привязана к стене, и сама хочет, чтобы её сожрали. «Уж лучше бы он ножик в меня воткнул», — подумалось ей. Свету затрясло от отвращения к ситуации вообще и к неконтролируемым реакциям своего организма в частности. Так всегда происходит в жизни: как только решишь, что хуже уже некуда, и тут всплывает какой-нибудь нюанс. И всё становится ещё хуже.

— О, кажется, я разгадал твою маленькую тайну, — продолжил издеваться упырь. — Ты, оказывается, просто любишь и хочешь нежить. Искренне и от всей души. И ничего не можешь с этим поделать. Значит, ты не сможешь причинить мне серьёзных проблем. Знаешь, а это даже забавно. — Он лизнул её шею, легко царапнув кожу зубами. Слизнул каплю выступившей крови. Это окончательно уничтожило остатки её самообладания. Света начала чувствовать себя совершенно беспомощной. Впервые с раннего детства, когда отношения с социумом у неё уже испортились, а силой отомстить она ещё не обладала. Маскироваться не умела. И за беспомощностью её накрыла знакомая волна отвращения к себе. При этом очень хотелось коснуться его. Хотя бы кончиком пальца… Полностью мозговыносящий коктейль эмоций и чувств. Какая тут к чёрту концентрация… — К тому же ты на вкус просто бесподобна. — Добавил он. Может быть, я тебя отвяжу. Как-нибудь потом. Мне уже порядком надоели связанные женщины.

— Я тебя упокою, извращенец!

— Сколько ярости в голосе. Мне это нравится. Кажется, ты гораздо ценнее, чем выглядишь на первый взгляд. Поздравляю, у тебя появился шанс выйти живой из этой комнаты живой. Где-то один из десяти.

— Тоже мне, напугал. Мне не так долго осталось, чтобы дорожить этим временем.

— Храбрый зверёк. — Он наклонился к её лицу и заглянул прямо в глаза. Оказалось, что при дневном освещении глаза у него серые. Как грозовая туча. — Есть вещи, что гораздо страшнее смерти… — В его голосе послышалось зловещее шипение. — Я работал инквизитором не одну сотню лет. — Продолжил он — конечно, у меня нет с собой моих любимых игрушек, но для тебя что-нибудь придумаю. Я могу сделать с тобой такое, что ты будешь умолять меня на коленях подарить тебе быструю смерть. Если они конечно у тебя ещё останутся. Да, ты права, я извращенец. Только откуда ты знаешь, что я предпочитаю? Целые люди надоели мне ещё пол века назад… А теперь мне нужно по делам. — Он ещё раз провёл языком по её шее. — Советую вести себя хорошо, пока я не вернулся.

— Я и после смерти могу превратить твое существование в ад. И, поверь, я сделаю это без колебаний.

— Сомневаюсь. Твои предшественники, как видишь, не преуспели в этом. Они были настоящими мастерами. А ты просто меленькая девочка некрофил. Теперь прости, но мне некогда играть с тобой. У меня есть более актуальные задачи. Не скучай. — Он исчез, оставив после себя лишь липкое ощущение холода.

Света с трудом взяла себя в руки. Однако он хорош. Умудрился найти все её слабые места всего за несколько минут. Паранойя, комплекс неполноценности, некрофилия. И как ему это удается? Видимо, со временем количество все же переходит в качество. Просто люди живут слишком мало, чтобы успеть это почувствовать. Даже не ясно, что из всего этого ужасней. Её предали те, кому она только начала верить? Она действительно настолько ничтожна? Её покалечат до полной неузнаваемости, а потом беспомощной и бесполезной бросят умирать в равнодушный серый мир? Картины одна хуже другой калейдоскопом замелькали в её голове. И при этом она мечтает, чтобы он прикоснулся к ней снова. О Боги, какой позор! Хотелось просто кричать от ужаса и отчаяния. Никого неупокоенного в зоне видимости. Абсолютная беспомощность.

Да, все мечты сбываются. Если ты хочешь заглянуть за грань реальности, то, вполне возможно, это произойдёт. Вот только можно ли быть готовым к тому, что ты там увидишь? Может статься, что после такого ты начнешь мечтать о том, как очнешься в психиатрической палате, привязанный к койке.

Глава 9

Где-то в глубинах интернета 15. 03. 2005. дневник пользователя Ноктюрна

«Опять этот вкус палых листьев во рту. Воздух стал каким-то твёрдым и предательски жёстким, никак не запихивается в прожжённые легкие. В голове такой же липкий прокуренный туман, как и в лёгких. Каждый вдох — это борьба. Бессмысленная, продолжающаяся веками. Почти ничего не помню. О себе. О мире. Только вязкий липкий туман вокруг.

Хочется снять с себя кожу, чтобы оголённые синапсы в клочьях окровавленного мяса хоть что-нибудь начали чувствовать, кроме постоянного болота вокруг меня. Хоть боль, хоть удовольствие, мне уже наплевать.

Я так устала, каждая клетка моего тела хочет распасться на химические элементы и не напрягать больше меня своим существованием. Я чувствую разложение в своем теле. Каждую секунду, с каждым выдохом оно всё ближе к изначальному наслаждению небытия. Мысли в моей голове загнивают, ещё не родившись. Мир вокруг меня гниет вместе со мной. Превращается в прелые листья, что оттаивают зимой из-под снега.

Тело, покалеченное эксплуатацией не по назначению. Я, покалеченная слишком скучной жизнью. Всё это растворяется. С каждым выдохом. Отравляя мир вокруг тлетворной плесенью.

Тишина преследует меня. Тишина, которая сквозит в вечно заткнутые наушниками уши сквозь треки. Тишина между шагами соседей за стенами. Эта тишина настигает меня везде. Она прочно засела в моем сердце и с каждым моим выдохом отравляет мир вокруг.

Пустота разрывает меня изнутри. Пустота, что содрогается болью после каждого выдоха в моих истерзанных лёгких. Пустота, что свивает из мелких клочков крысиное гнездо внутри моего сердца. Где-то вглубине левого желудочка. Пустота, что зияет в середине каждой сказанной мною фразы.

Раньше моё жизненное пространство было таким большим. Целых четыре стены. Шагов 15 в длинну, и где-то три в ширину. Но потом оно сжалось до размеров моей, истерзанной последствиями всяческих незаслуженно охаянных в библии пороков, тушке. Она тоже была довольно большая. Такие широкие, вечно трясущиеся с недосыпа лапки. Такие зеленеющие от внутренней боли глаза. Верите или нет, но раньше они были чёрными. А теперь уже почти что цвета плесени. Тушка, что сворачивалась в уютный комок под пледом бесконечными зимними вечерами. Но и она мне больше не принадлежит. Мне остались только лёгкие, истерзанные дымом и пылью. Порванные клочьями, залитые мокротой, разрывающиеся от боли в клетке из покореженных остеохондрозом рёбер. Тут тоже весьма уютно. Но, предчувствую, что не на долго. Пустота захватывает всё новые и новые территории.

С трудом подавляю кашлевой рефлекс. Кривлюсь от боли в рёбрах. Я выдыхаю жизнь. Я вдыхаю пустоту. Меня никода не было. Я сон себя о самой себе. Я точка воприятия небытия небытием. Я наверное могу даже растворится в воздухе. Если поймаю тот момент, когда вдох становится выдохом. Миг между жизнью и смертью.

В такие моменты меня засасывает водоворот полуосязаемых ощущений. Ощущений от мест, которые я едва помню, а может и вовсе видела во сне. Не запахов, не зрительных образов, а именно ощущений. Не вкус, не звук, а нечто среднее. Ты будто возникаешь там на секудну, а потом стремительно перекидываешься назад в реальность. Обожаю это ощущение. Наверное потому, что без тела хоть на секунду освобождаюсь от боли. В такие момент я думаю, что если бы смерти не существовало вовсе, то жизнь точно была бы адом. Потом начинаю вспоминать все те случаи, когда я была свидетелем настоящей смерти. И вдруг вижу картину того, как все эти бабушки с инсультом, взорвавшие мой мозг величием умирания, встают, утирают слюну, пальцами вправляют закатившиеся глазные яблоки и идут на кухню снова варить унылый суп из кильки. В своих пропахших подвалами инквизиции халатах, кривясь от артрита. Ад для них начинается заново. И мне страшно. Мои альвеолы испуганно слипаются, когда я думаю об этом. Очень страшно.

Моё сознание наполнено образами затхлых коммуналок с пожелтевшими обоями на стенах, свежестью первой майской грозы, разрушенными городами. Кстати, забавно, мне постоянно снятся разрушенные города. И тогда я просыпаюсь с улыбкой…»

Кроме боли ничего не осталось больше в голове Светы. Время потеряло свою безоговорочную власть над этим куском мироздания. Девушка была в отчаянии. Только тишина и слабый свет из окна. Холод. Никто не придет и не поможет. Но она не могла позволить себе просто взять и сдаться. Признать поражение всей своей жизни — слишком сложная задача для отдельно взятого оккультиста, каким бы всесильным он ни был.

И, когда на горизонте появилось предчувствие появления немёртвого, она была готова. Ганс (или как было его настоящее имя, не важно) был самоуверен, и как всегда гнусно ухмылялся одной половиной рта. Другая половина была неподвижна, вытянута в тонкую злую нить. А в глазах цвета тучи стоял холод. Похоже, он был уверен в её сломленности и беспомощности. Это бесило. А злость давала сил для борьбы. Даже если не удастся выиграть последнюю битву, Света не могла позволить себе унижения безоговорочной капитуляции. В конце концов, она прожила хорошую жизнь. И имеет право на достойную смерть. Она никогда не станет умолять его о пощаде. Подумаешь, ну покалечит он её тело. Всего лишь тело, оно и так почти пришло в негодность. Предали малознакомые упыри — не повод для печали. Сама дура, не следовало верить каждому симпатичному трупу. Мёртвого внутри никак не задеть. А если упырь, к примеру, притащит сюда её маму, или её бывшего (Кстати, как его там звали? Паша? Лёша? Не вспомнить. Не важно.) и начнёт им глотки резать — так вообще забавно будет.

Кажется, она поняла причину собственной слабости. Просто тысяча лет — это слишком много. Она начинала задыхаться не от каких-то хитрых блоков его защиты, а тупо от переизбытка энергии. Это не так сложно проверить. Как только Он вошел в комнату, она осторожно окутала его тело его же собственной силой. Нежно. Не напрягаясь. Не концентрируясь. Расслабившись и просто позволив смерти течь через неё. И, о чудо, это прошло без малейшей нехватки воздуха. Стоило только полностью расслабиться и довериться собственным инстинктам. Она выкинула его в единственное в комнате окно. Конечно, это была не лучшая идея, но иного ей в голову не пришло. Когда ты привязан к стене, достаточно сложно причинить кому-либо значительный вред.

Он вернулся через пять минут, неестественно подволакивая левую ногу

— Значит, поняла, почему ты не можешь управлять мною. Догадливый зверёк. Молодец. Ты не перестаёшь меня удивлять. Что ж, это ещё не все неприятности, что я могу тебе устроить, не сомневайся. Мы только начинаем. Если ты не будешь меня слушаться, то я причиню твоим новым друзьям такую боль, что их мольбы о помощи будут сопровождать тебя до самого ада.

— Так они всё-таки мои друзья?

— Я бы на твоём месте на это не рассчитывал. Ведь прошли уже сутки, а их здесь всё ещё нет. Но ты явно не сможешь равнодушно смотреть на их страдания. — Он зловеще улыбнулся — никогда ни к чему и ни к кому не привязывайся, этим ты только причинишь боль себе. И любимым.

— Я их не люблю. Я не способна любить.

— Не спорю. Но они стали тебе дороги. Этого вполне достаточно. Вы, властители мёртвых, самые невероятные существа на Земле. Ваши правила невозможно соблюдать. В самой сути вашей силы заключена ваша слабость. Тем не менее, вы всё же существуете, столетие за столетием появляясь из ниоткуда.

Он открыл принесенную с собой сумку. Света нервно засмеялась — там был стандартный набор инструментов — отвёртка, молоток, плоскогубцы.

— Ты недооцениваешь мои способности совершенно напрасно — продолжил он — я ведь знаю, ты не способна причинить мне настоящую боль. А вот меня ничто не сдерживает. Посмотрим, как быстро ты сломаешься.

Он взял её левую руку в свою почти нежно, и мгновенным неуловимым движением загнал швейную иглу под ноготь. Человек не способен тягаться с реакцией немёртвого. Она западало швырнула его об стену, сломав бетонную перегородку. Боль всегда предавала ей сил. Кажется, она переломала ему несколько костей. Но он быстро восстанавливался. Слишком быстро. Достал из сумки плоскогубцы. И снова полетел в стену. Света почти выдохлась. Казалось, он как-то это почувствовал. И снова оказался рядом.

— Похоже, ты не скоро сломаешься — он всё ещё улыбался, — но сломаешься обязательно — небрежным движением отряхнул с костюма пыль и встал рядом — Физической болью тебя, похоже, невозможно подчинить. К счастью, есть другие методы. Интересно. Но, к сожалению, у нас нет времени на все эти игры. Инквизиция уже почти пришла, и, если ты хочешь увидеть рассвет, то тебе придется со мной сотрудничать. Ты устроила публичную демонстрацию силы. Им наплевать кто ты, тебе этого не простят.

— Почему я должна тебе верить?

— У тебя просто нет выбора — он отвязал её от стены, бросил чёрные джинсы и футболку. — Не зли меня — упырь мгновенно оказался рядом, едва она успела одеться. И надел один наручник на её левую руку, а второй защелкнул на своём запястье. — Поверь, когда мы выберемся отсюда, я тебе всё это припомню.

— Я не собираюсь тебе помогать.

— На это и не рассчитываю. Но ты явно будешь спасать собственную шкуру и свои игрушки. Так что нам придется пока работать вместе.

— О чём ты? Драка в публичном месте — только твоя затея.

— А ты думаешь, что инквизиция разбирается в том, кто прав, а кто виноват? Всё-таки при всех своих талантах, ты очень наивна — он улыбнулся. — Она просто сожжёт на костре всех, кто тут был.

— Это мы ещё увидим — Света с трудом поднялась с пола и, шатаясь, пошла следом за ним. Голова кружилась, и мир расплывался перед глазами. Не хватало сигарет. На горизонте появилось ещё несколько немёртвых. Незнакомых. Очень сильных. Нереально древних. От одного их присутствия кружилась голова. Они приближались.

— У нас гости, ты в курсе? — Спросила она.

— Конечно. Никогда не думал, что придется пасть настолько низко. Увы, сейчас я завишу от тебя. Но я верю, ты всё сделаешь правильно. Ведь тебе нужна только сила. Или нет? Если бы ты хотела иметь семью, друзей, любимого, то оставалась бы человеком. Но ты давно сделала свой выбор, правда? Что то не верится мне, что ты правда привязалась к этому сопливому готическому подростку, которого обратили по недоразумению. А я могу дать тебе всё, что нужно. В обмен на сотрудничество. Кто из нас сильнее — это мы в процессе разберёмся. Так даже интересней. Только я бы на твоём месте не сильно рассчитывал на победу.

— Я не буду помогать тебе захватывать мир. Мне наплевать на политику.

— А с чего ты решила, что я собрался захватить ваш бесполезный и убогий мир? Забудь всё, что тебе говорили до этого дня. Просто верь самой себе. И ты поступишь правильно. А мир ваш мне на хрен не сдался, не бойся. Я подожду, пока он сам себя уничтожит. И построю свой собственный мир на обломках цивилизации.

Света вообще ничего не поняла из его путаных объяснений. Какой выбор? Что она может сделать паре таких же древних уродов, как и он. И какой смысл им что-нибудь делать. Ведь за ними придут другие. Ещё более злые и древние. И тогда точно всем обитателям города Н. придёт пиздец.

Дом, в котором он её держал, действительно оказался новостройкой за городом. Темнело. Гости приближались. Холод весенней ночи заставлял дрожать. В голове Светы всё путалось. Хотелось схватиться хоть за что-нибудь постоянное, но все неизменные истины остались в глубоком прошлом. Только наручник впивался в руку и ветер забирался под лёгкую футболку. Кто говорит правду из всех этих существ? Они все вполне логичны, а выглядят воплощением совершенства. В них столько притягательной силы. Контролировать ситуацию всё сложнее. Вообще не понятно, что и куда тут контролировать. И есть ли хоть какая-нибудь правда?

Упыри появились как обычно слишком внезапно, будто материализовавшись в ночном воздухе. Рядом с ними Света постоянно чувствовала себя чересчур медленной, вязкой. И беспомощной, несмотря на то, что она могла любого из них остановить взглядом. Их было двое. Старший напоминал доброго папочку из американской комедии про восьмидесятые. На вид слегка за тридцать, волосы с проседью, мягкие черты лица. Брюки и жилетка на рубашку. Большие роговые очки. На хрена нежити очки? Но под безобидной внешностью скрывались века холода. Он, казалось, искрился силой. Страшно даже подумать, как давно он ходит по земле. Второй из них выглядел не менее абсурдно. Его лицо скрывал капюшон чего-то чёрного, выглядящего наподобие монашеской рясы или балахонов назгулов из «Властелина колец». По возрасту он явно не на много уступал своему коллеге. Он держался немного позади, и от него исходила атмосфера ярости. Всё её существо вибрировало от предчувствия опасности. И она не понимала, кто из них нападёт первым.

— Вы обвиняетесь в нарушении границ, присвоении чужой собственности и развязывании межвидовой борьбы. — Заговорил старший немёртвый. Голос упыря звучал как ни странно обижено и мягко. — Ганс, я тебя сколько раз просил — не делай таких глупостей. Как можно в твоём-то возрасте вести себя, будто ты маленький ребёнок, едва вставший из могилы? Вы оба едете с нами для выяснения обстоятельств дела и суда — закончил «папочка».

— А при чем тут я? Света дернула на себя левую руку. Что, нужны ещё какие-нибудь доказательства, что я тут никакой межвидовой борьбы не разжигаю.

— Вот и мы не понимаем, причем тут ты — второй упырь сверлил её взглядом из-под капюшона. Глаз было не видно, но Свете казалось, что он сейчас дырку в ней проест прямо взглядом. — Ни один уважающий себя некромант не стал бы ввязываться в междоусобные драки немёртвых. Значит, ты либо безумна, следовательно опасна и подлежишь уничтожению, либо глупа, что не менее опасно и итог тот же.

 Ганс стоял за её спиной и улыбался. Казалось, его веселит вся эта ситуация. Свету начинало трясти от бессильной ярости.

— Может я и безумна, но мне под силу остановить всех вас троих. И поэтому советую не запугивать меня, а наконец-то связно объяснить, какого чёрта тут происходит.

— Я тебе уже объяснял — довольно ухмыльнулся Ганс.

— Привязывать к стене и пытать — это теперь называется связно объяснять? — Огрызнулась она.

— По-моему тут всё ясно — выступил из тени второй инквизитор. Наконец нашёлся некромант, считающий себя круче собственной силы. Ты просто страдаешь некрофилией, девочка.

— Я не страдаю некрофилией, я ей наслаждаюсь — обиделась Света. — И вообще моя жизнь вас не касается.

— Не имеет значения, что ты думаешь. Ты настолько сильна, что шатаешь наш мир. Чёрт возьми, тебе вообще удалось влезть в наш мир и остаться живой. Теперь придётся жить по нашим законам. Не важно, почему ты оказалась висящей на очередном трупе. И на каком конкретно трупе — тоже не важно. Всё равно некромант попадает в зависимость от того, чью силу использует. А эти идиоты теперь на части порвут друг друга, чтобы заполучить тебя. Один хочет с тобой спать, другой хочет с помощью тебя развязать очередную революцию. А нам потом зачищать места ваших разборок. Убогие эгоцентричные идиоты. Меня тошнит от всех вас!

— Кстати об идиотах — Света стремительно теряла самообладание. Хотелось набить этому парню в капюшоне морду. Просто. По человечески. Кулаками. — А собственно где остальные?

— Сидят под домашним арестом и ждут приговора. Пока не натворили ещё большей херни. Хотя я не понимаю, какой ещё херни можно натворить в этом городе.

— Я, если ты вдруг не заметил, живая. Планирую оставаться такой ещё пару месяцев. И вашим законам не подчиняюсь.

— С этого дня подчиняешься. Ты чуть не сделала наше существование достоянием общественности. При всей своей силе, ты совершенно лишена ответственности. Так что кому-то придется отвечать за тебя. Ты хоть представляешь, сколько народу пришлось убить, чтобы ваша разборка в клубе осталась тайной?

— Вы их что, по одному ловили и мочили? А потом вручную в лесу закапывали? Замучились, бедненькие, устали! Надо было просто сжечь весь клуб, и дело с концом — Света заметила, что почти кричит. Ганс уже в голос смеялся за её спиной.

— Раз ты такая умная, так и прибирала бы сама за собой после своих разборок!

— Я была занята. Привязанная и без сознания в каком-то сарае. Спасибо вашему дорогому собрату, который заявился на чужую территорию. За мной. Думаете, мне так хочется афишировать тот факт, что я могу взглядом остановить человеческое сердце? Думаете, я мечтаю провести остаток жизни в бункере где-нибудь посреди тайги, утыканная электродами и продвигая человеческую науку вперед? Или мне, по вашему, не чем занять последние месяцы жизни? Вы просто не оставили мне выбора. Я что, должна была сидеть дома и ждать, пока меня в очередной раз ударят чем-нибудь тяжёлым по голове и к чему-нибудь привяжут…

— Ну, вообще-то, все твои усилия именно к этому и привели — упырь в рясе усмехнулся. — Тебе похоже это нравится..

— Нет! — возмутилась Света. — Я же не знала, что Ганс настолько больной, чтобы устроить эту демонстрацию.

— Догадаться было не сложно. Так что, скорее всего, именно на это ты и рассчитывала. Чтобы потом приехали мы и разбирались, кто кого обидел первый. Думаешь, нам нечем себя занять? Или что нам приятно мотаться по всей стране и разбираться с вами? Ты либо идёшь с нами, либо я лично уложу всех немёртвых этого города по гробам и залью сверху бетоном. Думаю, вой четырех голодных упырей значительно скрасит последние месяцы твоего пребывания на земле.

Кажется, Света начала понимать, почему ни один из её коллег никогда с немёртвыми не связывался. Они либо сопляки, либо мудаки. Иногда одновременно. Придётся забыть на время о гордости и подчиниться.

— Может быть кто-нибудь хотя бы снимет с меня наручники? — Сказала она уже более спокойным голосом — И я хочу курить.

— Дети — «папочка» со вздохом разогнул правый наручник на руке Ганса. Извини, но никто из нас не курит, так что тебе придется потерпеть. До суда.

И тут, наконец, нервы Светы сдали. Она внезапно поняла. Сколько бы ты себе не врал, это не изменит правды. Никто в этом мире не железный. Каждого можно сломать. Каждому нужно хоть что-нибудь любить. Обладать без привязанности она не умела. И поэтому всю жизнь боялась и подавляла все свои чувства. Ведь привязанность к чему бы то ни было рано или поздно причинит тебе боль. В глубине души она это понимала, но всё равно любила. То, что нельзя любить. То, что по определению причиняет тебе боль. Мёртвое. Чтобы не задавать себе мучительных вопросов: когда, почему, за что. Чтобы всё было логично и правильно. Она уже сгнила изнутри. Осталось просто подождать, пока чье-нибудь лёгкое прикосновение порвет её тонкую оболочку и выпустит эту гниль наружу. Чтобы она могла, наконец, развеяться прахом.

Света закашлялась, чувствуя соленый привкус на губах. И не смогла остановится. Истечь кровью в толпе упырей — какая ирония. Она бы засмеялась, если бы могла.

— Никогда не понимал их. Что должно случиться с человеком, чтобы он добровольно превратил себя в такое? — Услышала она, теряя сознание. Забавно, даже нежить считает её профессию злом. Или это были её же собственные мысли, разговаривающие с ней голосом нежити?

 Ганс мгновенно подхватил падающее тело.

Мышка, мышка улетай

Улетай ни в ад, ни в рай.

Улетай туда, где ты

Все найдёшь свои мечты.

Дышишь ты едва-едва,

Скоро съест тебя сова.

Бездна близко, так и знай.

К ней навстречу улетай.

— Тихо пропел он. Но трупы всё слышат.

— Кончай уже этот балаган. Не наигрался что ли за сутки? — Раздражённо прошипел упырь в очках. Либо ты сам ляжешь в свой гроб, либо мы запихаем тебя в него по частям. Регенерация отлично разбудит твой аппетит.

— Сам лягу. Если вы дадите мне час, чтобы я вытащил её с того света.

— Проблемы живых нас не касаются.

— Вы же только что признали её равной нам.

— О Боги, Ганс, хватит испытывать наше терпенье. Просто вызови ей скорую. У тебя совсем съехала крыша? Она всё равно подохнет до того, как мы тебя раскопаем.

— Посмотрим.

Глава 10

Очнулась Света в больнице. Для разнообразия ни к чему не привязанной и с капельницей в левой руке. Её по-прежнему знобило. Она с трудом открыла глаза. Судя по отсутствию на окнах решеток, больница не психиатрическая. Уже не плохо. Рядом сидела её мама. Вот чёрт, лучше бы это был голодный немёртвый.

— Где я? Как я сюда попала?

— Светик, ты очнулась… Боже, какое счастье!! Ты в отделении торакальной хирургии. Как ты могла так запустить своё здоровье? Доктор наговорил мне каких-то ужасов, что это конец. Но ведь это глупость, правда? Мы поедем к другому врачу. Наверное, они просто снимки перепутали. Или аппарат у них сломался. Света, как ты могла? Я же запрещала тебе курить, я же растила здорового ребёнка. Как это могло случиться с нами — в голосе матери появилось предательское дрожание. — Не бывает рака у двадцатилетней девочки… — И мать надрывно заплакала.

— Мам, бывает — спокойно ответила девушка.

— Так ты знала? Рыдания мгновенно прекратились.

— Конечно — Света немедленно пожалела о сказанном.

— Почему же, да как ты смела скрывать от меня такое?

— А что я должна была сказать? Прости, мам, я умираю?

— Но ведь можно же что-то сделать. Давай в Москву поедем, может быть, там врачи есть хорошие…

— Ну поедем, и что? Даже если они мне новые легкие пришьют, опухоль уже дала метастазы. Я все равно умру и не желаю последние месяцы проводить в больнице.

— Месяцы??? Но врачи сказали прогноз сомнительный…

— Это и значит несколько месяцев, мам. Меня уже поздно спасать. Я просто хочу спокойно дожить оставшееся мне время. Не тратить его на бесполезное хождение по врачам, понимаешь?

Мать снова разразилась рыданиями. Она не понимала, как к смерти можно относиться так спокойно. И очень жалела себя. Что она будет делать, когда единственная дочь умрёт? Кого она будет учить жизни? Кто поможет ей в старости? Света равнодушно смотрела в потолок. Потёки на старой штукатурке напоминали город. Огромный, прекрасный город, стоящий прямо на облаках. Вошла медицинская сестра, увела маму, что-то успокоительно шепча. Глаза Светы сами начали слипаться. При лёгочном кровотечении обычно дают опиаты внутривенно — вспомнила она методичку по терпии неотложных состояний. Ну отлично, мало того, что времени почти не осталось, так придется ещё и проспать половину. Нужно выбираться отсюда. — Это было её последней связной мыслью перед тем, как снова заснуть.

Ей снилась темнота, могильный холод, пробирающий до самого костного мозга и голод, выворачивающий наизнанку, заставляющий разгрызать собственные руки. Отчаяние. Тишина заговорила с ней очень тихим, до боли знакомым голосом:

— И снова здравствуй, мой маленький зверёк. Я уже начал скучать.

— Ганс, какого хрена ты в моем сне делаешь?

— Я же попробовал твою кровь, помнишь? Власти над тобой это мне к сожалению не дает, но в твой сон я теперь могу заглянуть когда угодно. Так что последние месяцы жизни ты проведёшь со мной. Может быть, в реальном мире ты и сильнее. Но здесь имеет значение только сила сознания. А своё сознание я развивал веками. И могу тут всё, что только захочу.

— Тебе что, заняться не чем?

— Из-за тебя, мерзкий ты кусок мяса, меня упаковали в гроб и залили бетоном слоем в несколько метров. На десять лет. Ты хоть представляешь себе, каково это — в полной тишине и темноте сгорать от голода? Ты даже и подумать не можешь о такой боли.

— Прости, я думала, что они тебя просто сожгут.

— Знаешь, а это теперь кажется мне неплохим исходом событий. Ну ничего, я поделюсь с тобой подробными впечатлениями о том, каково это грызть от голода свои кости.

— Ну от рака тоже умирать больно вообще-то. Так что у нас отличный клуб неудачников. Давай ещё Сашу позовём с его разбитым сердцем, и будем ныть друг другу долгими вечерами под луной.

— Я стану твоим личным ночным кошмаром — прошипела темнота ей в ответ.

— Всего на несколько месяцев. А потом я умру, и ты будешь вести приватную беседу с могильными червями оставшиеся девять лет и десять месяцев.

Ощущение присутствия немного утихло.

— О, кажется железный фюрер сам чего-то боится? Одиночество? Голод? Клаустрофобия? Знаешь, а я ведь могу с тобой и не разговаривать.

— Мой голод всё равно будет тебе передаваться. Как только ты будешь открывать глаза, тебя будет мучить физическая боль, закрывать — мой голод. Поздравляю тебя с самым правильным выбором в твоей жизни. Ад начнется для тебя прямо на земле.

— Что с остальными немёртвыми? — Постаралась она перевести тему.

Ответом ей было шипение и новая волна боли…

Света проснулась в приступе кашля. Значит, слишком сильно он влиять на неё не может. Так, чтобы не разбудить. Видимо через месяц, когда его голод станет невыносимым, она совсем не сможет спать. Вот здорово.

Она с трудом раскрыла глаза. Смеркалось. В палате был кто-то не живой. Она опасливо покосилась на соседку, женщину глубоко за сорок явно без определенного места жительства. Пациентка безмятежно похрапывала. На против окна застыл неподвижный силуэт Пелагеи. Она выглядела уставшей и немного виноватой. Заметив пробуждение девушки, нежить мгновенно оказалась рядом.

— Привет — произнесла Света, с трудом подавив очередной приступ кашля — Так значит вы меня не бросили.

— Как мы могли бросить в беде того, кто так рисковал ради нас? Это же не благородно.

— Ну мало ли. Сложно предугадать, что творится у трупа в голове. И вы оставили меня наедине с этим мудаком на целый день.

— Инквизиция отправила нас под домашний арест.

— Или вы просто не торопились меня спасать, как и предполагал этот тысячелетний уёбок.

— Так Ганс всё-таки умудрился запудрить тебе мозги? Этого мы и боялись.

— Нет, просто всё это некрасиво выглядит. Я бы обиделась, если бы могла.

— Прости (надо же, совершенство не стесняется извиняться). У нас не было выбора. Ты была нужна Гансу, он не причинил бы тебе особого вреда. А нарушить прямой приказ инквизиции — означает оказаться в гробу очень надолго, знаешь ли.

— О да, Ганс мне уже в подробностях всё рассказал. Как там холодно, и голодно, и руки свои от злости по локоть сгрызают. Даже немножко показал.

— Ты что, дала ему свою кровь? — Прошептала Пелагея в ужасе.

— Сложно было ему не дать чего-то, когда ты привязана к арматуре на стене какой-то стройки у чёрта на куличках. Так что когда он по настоящему проголодается, я больше не смогу спать.

— Кажется, нам придется его выпустить — Пелагея ещё больше погрустнела.

— Что бы самим там оказаться — продолжила за неё Света. — И я слушала каждую ночь не одного голодного упыря, а двоих как минимум.

— Конечно нет. Потребуем сбор совета, попросим законной амнистии этому ублюдку. Есть шанс, что они пойдут тебе на встречу. Взамен на какую-нибудь услугу.

— Какое им дело до моих проблем?

— Тебя же посвятили.

— Мне сказали, что я теперь подчиняюсь вашим законам.

— Это значит посвятили. На моей памяти человеку впервые оказана такая честь. Так что права у тебя теперь такие же, как и у нас.

— Да кстати, и что же я теперь должна и могу?

— Запомнит не сложно. Не убивай бессмертных, если ты не в составе инквизиции. Не трогай чужую собственность. Жертва — это тоже собственность. Её можно подарить. Или продать. Но это тебя вряд ли это волнует. Не лезь на чужую территорию без спроса. Не обращай никого сверх положенной на твою территорию численности. Не раскрывай тайны нашего существования. Если инквизиции понадобится твоя помощь, то ты обязана её предоставить. Вот и всё.

— А права?

— Тут все просто. Если у тебя какие-нибудь проблемы, для тебя собирается совет, и инквизиция помогает их решить. Ну и с деньгами у тебя трудностей больше не будет. Так что добро пожаловать в наш мир.

— А зачем совету давать простым упырям деньги?

— Не забывай, мы привыкли жить в роскоши. Веками. И если мы пойдём убивать и грабить ради денег, то это невозможно будет скрыть от ментов. Из за масштабов украденного, в основном.

— Ну что ж, значит поеду я бороться за свои права. У нежити есть право достойно провести последние месяцы и достойно сдохнуть?

— Наш кодекс не рассчитан на живых. И таких случаев не охватывает. Но ехать куда либо в таком виде ты не можешь. Ты потеряла много крови.

— На восстановление уйдут месяцы. За это время Ганс сведет меня с ума. И жизнь моя подойдёт к концу.

— Ты сможешь потерпеть хотя бы недельку?

— Как-нибудь справлюсь. Только заберите меня из этого жуткого места.

— Это невозможно. Никто из нас ничего толком не смыслит в том, как лечить живых, а тебе нужна медицинская помощь.

— Я не могу тут находится! Открываю глаза — мама с упреками. Закрываю — голодные трупы.

— Хоть пару дней потерпи. И разберись с родителями, иначе нас обвинят в твоем похищении.

— Это я смогу. Кстати, а как я сюда попала и где остальная мертвечина?

— Инквизиторы наверное вызвали тебе скорую. И положили в карман бумажку с именем и фамилией. Даже диагноз написали. А остальные наши в этой больнице уже засветились мёртвыми по несколько раз за последние пятьдесят лет. Так что истории про брата-близнеца уже не прокатывают.

Света устало закрыла глаза. Все странные неувязки вроде объяснялись вполне логично. Вот только верить кому-то уже не было сил.

— Как Саша?

— Страдает муками совести, боится показываться тебе на глаза и пьет.

— В смысле ходит по клубам и снимает пьяных малолеток?

— Ну да, вся нежить так пьёт. У нас нет другого выбора.

— Тяжёлая же у вас жизнь. Мало того, что ничто не греет, так ещё про одинокие вечера наедине со своей депрессией и бутылкой виски можно навсегда забыть.

— Ну, я ему скажу, что ты его простила?

— Я его не простила.

— Мы его вдвоем тогда еле удержали, чтобы он не сорвался и не пошёл тебя спасать.

— Ну, на вас я тоже злюсь. Но что поделаешь, теперь мы одна семья. А семья всегда приносит разочарование и проблемы.

Пелагея улыбнулась.

— Знаешь, а ты мне действительно нравишься. Жалко, что тебе так мало осталось.

Нежить ушла через окно. Глаза слипались. Но спать было страшно. Света нашла в принесённом Пелагеей пакете с апельсинами пачку сигарет и пакет травы. Похоже, предстоял долгий путь на лестницу. Голова кружилась, перед глазами плыло. Главное не наткнуться на добрых врачей. Наверняка с постельного режима её не сняли, а разрывающиеся легкие просили никотина. Воровато оглядываясь по сторонам, она с трудом добрела до лестницы. Немёртвая была права, никуда Света ехать не в состоянии. Ещё долго. На лестнице стояли курящие студенты. Они что-то оживленно обсуждали, но при её приближении замолкли. Видно новости по больнице распространяются быстро.

— Огня не найдется? — С трудом разлепила она ссохшиеся губы.

— Ты же из второй палаты? У тебя постельный режим! Марш в кровать, или я расскажу об этом твоему лечащему врачу. — Ответил ей высокий парень в белом халате.

— Вы что, откажете умирающей в сигарете? А еще клятву Гипократа давали.

— Никакую клятву больше не дают.

— Оно и видно.

Студенты снова пристыжено замолчали. Им неловко было общаться с девушкой своего возраста, которой предстала вскоре неминуемая мучительная кончина. Кто-то протянул ей зажигалку. Глядя на подобное, они, наверное, вспоминали, что сами далеко не вечны. Интересно, а каково это, бояться смерти? Света поймала себя на мысли, что не помнит.

После долгого перерыва, от никотина ещё сильнее кружилась голова. Девушка доползла до палаты и со стоном повалилась на больничную койку… И открыла глаза в средневековом подвале. Сидя на больничной кушетке. Видимо, это кушетка составляла всю часть сна, которую удалось отвоевать её сознанию. Подвал был увешан приспособлениями для пыток. Железная дева, дыба, огромный очаг с шипящими на углях железными инструментами. Щипцы, раскрывающиеся стальные груши, усыпанные шипами. Чёрт, она не знала предназначения и половины всего, что тут было. А ведь очень интересовалась историей пыток одно время. У противоположной стены стоял Ганс. И вливал полуголой седой девушке в рот свинец. Глаза её были выколоты. На левой руке не хватало пары пальцев. В остальном она выглядела в точности как Света. Девушка уже не могла кричать, только корчилась от боли. Света сотворила себе пачку попкорна.

— Ганс, не хочется тебя отвлекать от столь приятного процесса. Но не покажешь ли ты мне, как работает вон та штука, третья во втором ряду. А то моя больная фантазия себе такого представить не может. А знать очень хочется.

Упырь повернулся и уставился ей прямо в глаза. Казалось, он был удивлён. Властительница нежити проснулась в холодном поту.

Вечер спускался на город. Время между закатом и ночью — самое таинственное и прекрасное. Свете всегда казалось, что это дверь в какой-то другой, лучший мир. Просто она не знает, как туда попасть. Недавно прошёл дождь. Лето уже успело начаться. Свежая зелень, ещё не успевшая выгореть на солнце и умытая дождём, выглядела нарядно. Больница была полна воспоминаний. Кто бы мог подумать, что она попадёт сюда снова. Уже пациентом. Хорошо, что нейрохирургия в другом крыле. Нужно постараться избегать знакомых врачей. Не хочется ничего объяснять.

 В палате было тесно. К бомжихе на соседней койке присоединилась бабуля у окна. Она совсем не приходила в сознание и только тихонько булькала, когда медицинские сёстры переворачивали её с боку на бок или кормили через зонд. Тоже рак лёгких. Неужели и Свету вскоре ждёт такая участь? Гадить под себя и пускать слюни. Не понимать, что умираешь.

Уж лучше пусть упыри разорвут меня на части, чем вот так. — Подумала она. Спать было страшно. Стены палаты давили на голову. Пришлось собрать волю в кулак, забить себе косяк из сигареты и отправиться курить на лестницу.

— Да как ты можешь! — Возмущённый мужской голос оторвал её от мрачных размышлений. К ней шёл пожилой мужчина в белом халате. Он явно страдал лишним весом и мучился одышкой. Его шапочка возвышалась над головой на целых 30 сантиметров. Студенты говорили, что в хирургии всё просто. Чем выше шапочка — тем круче хирург и выше по статусу. Света не проверяла, правда ли это.

— Ты же из торакальной хирургии! Я доктор Зайцев, твой, между прочим, лечащий врач. И заведующий отделения. Я вас лечу, лечу. А вы курите.

— А я Светлана Юрьевна. Из второй палаты. Вы, наверное, не помните мой диагноз. У меня третья стадия рака. Я не доживу до осени. Так что не имеет значения, курю я или нет. Бросать уже поздно — она затянулась косяком.

Доктор принюхался, и лицо его ещё больше побагровело — Анаша! В моём отделении!! Да вы совсем стыд потеряли!!!

Свете начинал уже начал надоедать этот спор. — Хорошо, спокойно сказала она в ответ. Давайте, вызовите мне милицию. Только коечку мою не занимайте. Потому, что у меня от стресса кровотечение открывается. И я скоро опять к вам приеду. А лучше на машине скорой помощи прямо и возите меня. Туда и обратно — она улыбнулась нехорошей улыбкой. Врач попятился.

— Ну ладно, вам на себя наплевать. Но тут же студенты ходят. Дети! Какой пример вы им подаёте?

— Какой-какой. Самый правильный. Что курить вредно. Курение убивает. Что вы скандалите, доктор? Если бы мы в Калифорнии жили, то вы бы мне сами эту траву прописали. Потому, что мне от неё не так больно. И тошнить перестаёт. А с морфина вашего я сплю всё время… — Света заметила, что сама начинает повышать голос и наступать на врача. — И снится мне, что меня в гробу похоронили заживо. И черви уже едят доски, скоро за меня примутся. Скребут своими роговыми челюстями доски… Тихонько так… Хрум-хрум. Хрум-хрум… А Вы знаете, доктор, как холодно живой в гробу? Чувствуешь каждый сантиметр земли над головой… — Добавила она уже тише.

— Вот и ехали бы в свою Калифорнию — не унимался назойливый хирург.

— Я бы с радостью. Только не успею. Пока визу дадут, я десять раз как умру уже…

— Собирайте вещи и курите свою анашу в другом месте! Я вас выписываю. Немедленно!

Света с улыбкой затушила косяк в пепельнице и пошла в палату. Хватит валяться под капельницей и покорно ждать судьбы. Она ещё жива. А значит, есть ещё силы бороться. Пусть даже одной против всего мира. Перед уходом она остановила сердце бабуле у окна. Достаточно с неё мучений. Она заслужила покой. Пожелала ей лёгкого посмертия и счастливого нового воплощения. Старушка была благодарна.

Глава 11

Сегодня, безусловно, был худший день в жизни Кати. Вчера она пришла домой пьяной, и бабушка устроила скандал. Прямо с утра. Два часа орала о том, что она малолетняя проститутка. Что не поступит в институт. И, самое обидное, что именно она виновата в запоях отца и его уходе из семьи. И в том, что мать покончила с собой — тоже её вина. Казалось, все обитатели коммуналки прислушиваются к этому отвратительному скандалу. Да как она смеет обвинять её в разводе родителей. В самоубийстве матери?? Ей тогда было всего восемь. Она не виновата, что отец нашёл другую женщину. Она любила мать. Поддерживала как могла. Даже училась тогда на отлично. Что может сделать восьмилетний ребёнок, когда его семья разваливается? Нет, она не хочет жить в таком мире. Где все видят в ней крайнюю и никто её не любит. В отчаянии она позвонила отцу. Короткие гудки. Как обычно. Похоже, ему тоже плевать на неё.

Ну и пусть. Пусть всему миру нет до неё дела. Ей тоже всё равно. Однажды она умрёт, и вот тогда они поплачут. Эта старая карга, которая сама развалила её семью. Своими постоянными советами. Претензиями. Недовольством. Её отец. Жалкий неудачник, не способный на самостоятельную жизнь. Только под каблуком у сильной женщины. Впрочем, в одном она понимала его. Алкоголь заглушает боль. Помогает забыть…

Она ещё раз подвела глаза чёрным карандашом. Поправила корсет. Критически оценила своё отражение в зеркале. И горько усмехнулась. Тень — так называли её те немногие, кто спрашивал имя. Действительно тень. Сегодня она найдёт кого-нибудь, кто купит ей пива. Сегодня она забудет о своих проблемах. Хотя бы на мгновение поверит в сказку. Где кому-то не всё равно. А потом будь что будет.

Саша думал о том, каких чудовищ порождает современный мир. В те времена, когда ему ещё нужно было дышать, жизнь человека в большинстве случаев была просто борьбой за выживание. Не было времени остановиться и заглянуть в бездну внутри себя, если конечно ты хотел завтра поесть. Поэтому роскошь самокопания могли позволить себе немногие, и среди них почти не было желающих заглянуть на самое дно. Теперь же каждый человек мог день за днём смотреть в темноту внутри себя. Убивать и снова строить свою личность. С каждым разом всё дальше уходя от изначальной природы. Забывая со временем, каково это вообще — быть человеком. Постепенно такой процесс неизбежно выходит из под контроля, ведь начавшей всё личности больше не существует. И это могло закончиться как угодно далеко. Большинство таких людей были слишком слабы, и душа их вместе с телом рассыпалась в пыль. Хотя пустая оболочка при таком раскладе могла ещё долгие годы ходить по земле. Лишь единицы становились такими, как она. И лишь она решила посвятить свою самоненависть и свое новое я мёртвым. Саша не мог не думать о ней. Он звал её, но в его сознании только клубились собственные мысли, полные чёрного отчаяния. Нужно было предвидеть, что старшие немёртвые не позволят ему долго быть с ней, легко обойдут любые древние законы. Он ненавидел себя за безответственность. Надо было лежать тогда в морге не дёргаясь. Просто наслаждаться тем, что она к нему прикасается. Но не попробовать было бы выше его сил. Он вспомнил её глаза в вечер их первой встречи. Глаза цвета тьмы в его небьющемся сердце. И они смотрели на него, как на самое прекрасное существо в этом мире. Он просто не мог не пытаться быть рядом. А в итоге из-за него она мало того, что провела в руках самого жестокого инквизитора средневековой Европы сутки, так теперь ещё этот упырь заперт в её голове. До конца её и так до боли короткой жизни. Не удивительно, что она никогда его не простит. И то, что он ничего не мог сделать — это вовсе не оправдание.

Он сидел в углу какого-то псевдорокового клуба, переделанного не то из гаража, не то из трансформаторной будки. Это было одно из немногих тематических заведений города, собирающих под своей крышей всех любителей дешёвого пива и дурно играющих рок групп. Такие места есть в любом городе Н.: сверху бар с пластиковыми столами и стенами в плакатах, снизу подвал без звукоизоляции с плохой акустикой. Много отвратительной выпивки и публика от байкеров до готов. Идеальное место для охоты. Все посетители наверняка не в ладах с общественной моралью и законом. Если родители не дождутся их домой, то решат, что их непутевое чадо уехало автостопом на фестиваль. Или забухало у приятелей. Если они не выйдут в понедельник на работу, то их не станут искать. Просто уволят. Кучка никому не нужных людей, ведущих себя как дети. Дети, которые не хотят взрослеть вне зависимости от того, сколько им лет. Чертовски пьяные дети. От крови которых сознание мягко поплывет и наконец перестанет грызть само себя.

Саша пытался себя уговорить, но это не помогало. Не хотелось охотится. Все эти горячие пьяные тушки вызывали лишь тоску, и никакого желания убивать. Они все и так давно мертвы. Он с грустью смотрел в свой стакан с выдыхающимся пивом и не мог поднять глаза. Не мог заставить себя искать жертву. Завывание очередных талантов из подвала. Истерический смех в баре. Безысходный серый мир. Без неё.

Какая-то девушка в чёрном сама подсела к нему за столик. Симпатичная мордочка, слишком глубокие для такого юного возраста глаза, крашеные волосы. Тонны белой пудры и чёрная помада. Одета, будто собралась на похороны. Скучно. Саше захотелось прокричать ей в лицо: «Будь осторожней в своем желании смерти, вед оно может стать реальностью. Прямо сейчас». Но он только грустно улыбнулся и промолчал.

— Привет. Меня зовут Тень. У тебя что-то случилось? — Спросила она.

— Я подвёл самого близкого для меня человека. Она никогда меня не простит. И сам я не смогу простить себя за это. Не знаю, как жить дальше — ответил Саша неожиданно для себя. — А у тебя что не так?

— Моя жизнь бессмысленна. У меня нет ни малейшего шанса стать счастливой. Я больше никому не нужна. Меня никто не ждёт. Кажется, я хочу умереть. Мне нет места в этом жестоком и глупом мире.

Саша улыбнулся. С готами легко. Они как будто бы специально придуманы для немёртвых, как гамбургер. Весело и вкусно.

Они ещё немного посидели, глядя друг другу в глаза. Подобное притягивает подобное. Но не думайте, что одна боль, разделённая надвое, становится менее болезненной. Он заказал ей ещё пива. Потом ещё. Смотрел на неё, надеясь увидеть в ней знакомые черты. Девочка, будто репродукция. Похоже, но без смысла. Действительно Тень.

Девушка прекрасно понимала, что сидящий перед ней парень смотрит сквозь неё. Она привыкла к подобному. Быть не нужной. Служить суррогатом чужого одиночества. Смирилась. Она сама давно забыла, каково это, быть настоящей. Это даже начало доставлять своеобразное извращённое удовольствие. Тень знала, что сегодня её поймут без слов.

— Пойдем отсюда — тихо сказал Саша, когда в её крови алкоголь стал преобладать над эритроцитами. Тень молча встала. Ей хотелось ему доверять, и было совершенно плевать на последствия. Опьянение лишало инстинктивного страха. Она, потеряв равновесие, чуть не упала на него. И не отшатнулась в ужасе. Только вздрогнула.

Потом они долго целовались в какой-то тёмной подворотне. Он ей казался слишком холодным. Слишком совершенным. Тень с ужасом, перемешанным с наслаждением, поняла, что его сердце не бьется.

— Ты что, мёртвый? — Она с трудом отстранилась.

— Вроде как. А это имеет значение?

— Нет. Ты заберешь мою жизнь?

— Да.

— Хорошо. Я не собираюсь сопротивляться.

Саша так и не понял, она слишком пьяна или действительно сильно хочет умереть. Любое разумное человеческое существо уже шарахнулось бы от него в ужасе. Стоит прямо сейчас исчезнуть и поискать на завтрак кого-нибудь попроще. Но человеческое тепло было слишком приятным. Он не смог остановится. Зубы сами вошли в беззащитную шею. Её кровь дарила блаженное забытие и пьянила, будто чистый спирт. Повинуясь внезапному импульсу, он оторвался от неё и снова заглянул в её глаза.

— Ты действительно хочешь умереть?

— Я давно ничего не хочу — она едва заметно вздрогнула — но, наверное, так будет лучше для всех.

— Прямо сейчас?

— Моя кровь не облегчит твою боль. А ты не принесешь смысла в мою жизнь. Сейчас или через десятки лет — это не важно. Всё это лишь мгновенья по сравнению с вечностью.

Упырь забрал её домой, полуживую и мягкую. Она была покорной без всякого гипноза. Он пил её жизнь медленно, бережно, оставляя на потом. Её кровь, подобно коктейлю, расслабляла и уносила сознание вовне. И боль в мёртвом сердце становилось почти приятной.

Сашу разбудил рассерженный голос Николая, угрожающе нависающего над ним.

— Я сколько раз тебя просил не есть в постели. Как ты собираешься теперь избавляться от трупа? Вообще-то, если ты не в курсе, щёлочь в подвале закончилась. Мне вообще, одному что ли надо следить за порядком в этом доме? И городе?? Инквизиторы ещё уехать не успели, а ты творишь такую херню.

— Мне было так холодно…

Внезапно на противоположном конце кровати зашевелилось одеяло, и из-под него показалось заспанное лицо с размазанным чёрным карандашом вокруг глаз.

— Где я? — Недоумённо спросила Тень.

— Саша, ты вообще в своем уме? — Продолжил негодовать Николай. — И куда ты теперь собираешься её девать?? Она же явно несовершеннолетняя. Наверняка её уже полгорода ищут.

— Никто меня не ищет — возмутилась Тень. — Мои родители умерли, и бабушка вчера сказала, что я блядь. И она не желает меня больше видеть.

— То есть ты вся такая бедная, несчастная, никто тебя не ждёт, и никому ты не нужна? — Глаза Николая загорелись жаждой и улыбка обнажила клыки.

— Она ещё вчера говорила, что умереть хочет— злорадно сообщил Саша.

— Так, я вообще плохо помню, что вчера было. Мы что, втроём? — Тень попыталась встать, но от потери крови голова слишком сильно кружилась. Она потеряла равновесие и без сил опустилась обратно на кровать.

— Не важно. Так значит ты ничего не помнишь? Саша посмотрел на неё с надеждой. Ему почему-то не хотелось её доедать.

— Александр, ну сколько раз тебе повторять — возмутился Николай — люди врут. Она тебе сейчас что угодно расскажет, лишь бы добраться до дома.

— У меня больше нет дома! — Снова возмутилась Тень, явно не понимая, о чём вообще идёт речь. — Вы конечно парни подозрительные, но если я кому-то расскажу об этом, то меня либо сочтут сумасшедшей, либо отправят лечиться от наркомании. Ну фанатеете вы от вампиров — она покосилась на зубы, — у всех свои загоны. Кстати не думала, что растаману могут нравится Сумерки…

— Я не растаман — оскалился на неё немёртвый. — И Сумерки ненавижу. А ты похоже и правда хочешь умереть. — Он мгновенно оказался у неё за спиной.

— Ой — девочка протерла глаза — я ещё сплю, да?

— Спишь, детка, спишь — Саша наконец вылез из-под одеяла и исчез в ванной.

— Ну и везёт же тебе на некрофилов. — Сказал Николай с оттенком зависти.

— Нравится — дарю. — Послышался голос из ванной.

— Эй — девушка похоже окончательно проснулась, — что бы там вчера не произошло, я не твоя собственность. — Она снова попыталась встать, но голова кружилась всё сильнее.

— Он тебя укусил — холодная как снег рука провела по её ключице, — значит ты принадлежишь ему. Ну то есть уже мне — Николай появился перед ней прямо из воздуха. — Не бойся, я не причиню тебе вреда. По крайней мере пока. Не так сразу.

Вот тут девочке стало по-настоящему страшно. Это явно не сон. К тому же, в раскалывающуюся голову постепенно стали возвращаться подробности вчерашнего вечера. Сопротивляться явно было бесполезно.

— Саш, у вас со Светой вечером самолёт. Завтра совет. — Сидящее перед ней существо пожирало её взглядом. В других обстоятельствах она сочла бы это за комплимент.

— Её что, уже выписали из больницы?

— Выгнали. За курение травы на лестнице. — Упырь хихикнул.

— А она захочет вообще меня видеть? — Голос из ванной был грустным.

— Прекрати ныть и приводи себя в приличный вид.

— Что тут вообще происходит? — Спросила Тень испуганно.

— Не забивай свою хорошенькую головку всем этим. Одевайся и топай на кухню. Думаю ты в курсе, что сбежать не получится?

— Да — неуверенно ответила девушка.

— Абсент будешь? — Спросило сидящее рядом существо несколько более дружелюбно. — А то ты выглядишь бледнее, чем я.

Света смотрела на себя в зеркало и в который раз не узнавала. Отросшие корни волос были абсолютно седыми. Глаза выцвели от боли, и из тёмно-карих окончательно превратились в жёлто-зелёные, окруженные огромными синяками. Теперь в груди болело постоянно. Днём она чувствовала, как в ней растут чужеродные ткани, убивая слабо сопротивляющийся организм. Ночью её мучила чужая жажда. Она, потеряв килограмм восемь веса, походила на узников концлагерей. Но в этом умирающем теле была какая-то своя, холодная красота. Смерть была к ней милосердна. Она смотрела на неё из зеркала её же глазами. И это было по-своему прекрасно.

Ужасно мешала слабость. Света, и так постоянно чувствующая себя рядом с немёртвыми неуклюжей и неловкой, теперь и вовсе с трудом поднялась по лестнице в свою квартиру. Собрать вещи стало испытанием. Она уже успела привыкнуть к тому, что, выходя из дома, не имела понятия, когда вернётся. И вернётся ли вообще. Звонок матери. Она едет на консультацию к какому-то светиле современной медицины. Нет, с ней ехать не нужно. Нет, деньги у неё есть. Да, она не знает, когда вернётся. Света поймала себя на мысли, что не помнит того момента, когда биологические родственники стали для неё совершенно чужими людьми. Они будто обитали в другой, абсолютно параллельной реальности. Где за окончанием института по плану значились свадьба и рождение детишек. Где было заранее расписано всё задолго до твоего рождения. Нормальной жизни без силы и чудес. Мира, где все трупы лежат в своих гробах и никогда не встают оттуда. Реальности, в которую у Светы не было сил верить.

Только в доме немёртвых она почувствовала себя уютно. В её доме, мысленно поправила она себя с горькой улыбкой. На самом деле, она была им благодарна. Ей, если честно признаться, совершенно нечем было занять последние месяцы жизни. А с ними явно скучать не придётся.

— А почему вы живете все вместе? — Спросила она Пелагею, встретившую её на веранде.

— Всё очень просто. Вокруг жилища стоит поддерживать заповедную для охоты территорию как минимум в пять километров. Мы хотим лишиться как можно меньшей части охотничьих угодий.

— Знаешь, я считала себя лучшим мастером прятать за цинизмом любое проявление чувств. Но вы превосходите меня в десятки раз.

На кухне её глазам предстала умилительная картина двух абсолютно укуренных немёртвых и столь же укуренной готической девочки. Вся компания сидела на полу и распевала Агату Кристи.

— Привет, вы лучшего времени для кровавой оргии найти не могли?

— Света…— Саша обнял её с абсолютно счастливым лицом. — Я так скучал по тебе…

— Чё-то не очень заметно. А это ещё кто?

— А… это наша новая домашняя зверюшка, зовут Тень. Хочешь попробовать?

— Зачем? Хотя конечно Ганс наверняка взбесится, если я крови попью.

— Ой, прости.

— А ты что…живая? — Спросила Тень хихикая.

— К сожалению да. Но я могу остановить твоё сердце с расстояния в три метра ровно за 15 секунд. Так что не стоит считать меня неполноценной.

— Ппонятно…курить будешь?

— У нас, напоминаю для особо невменяемых, самолет. Через три часа. Саша, не мог бы ты вернуться на нашу бренную землю, иначе мне придётся общаться с советом одной. Боюсь, я не удержусь от соблазна их упокоить.

— Даже и не думай. — Николай с трудом оторвался от слизывания крови с запястья Тени. — Ты с ними со всеми одновременно не справишься. Не переживай, они просто попросят тебя убить кого-нибудь. А потом с канистрой бензина отправят откапывать Ганса. И кстати неплохо бы было понять, что им на самом деле нужно от тебя.

— В смысле?

— Ну они наверняка, запретив нам приближаться к Гансу, не о нашей безопасности заботились. Скорее всего, хотели дать ему время тебя попробовать. Потом ещё похоронили его вместо того, чтобы просто сжечь. Им нужно было, чтобы ты сама к ним пришла просить.

— А что они могут от меня хотеть? Я же считай труп.

— Не имею понятия. Они все настолько древние, что их логика простым упырям недоступна. Может быть, хотят обратить. А может быть что-нибудь похуже.

— Что может быть хуже, чем сотни лет ходить по земле и быть не в силах утолить свою жажду? Зачем им это? Я же буду абсолютно бессильна и бесполезна после смерти.

— Возможно, кое-какие таланты у тебя останутся. Никто никогда не обращал некромантов. Похоже, в эту эпоху ты последний человек с подобными способностями. И это их способ готовиться к апокалипсису. А может быть, они там просто со скуки бесятся.

— Отлично. Я просто хотела полапать симпатичный труп. А в итоге тысячелетние упыри хотят от меня непонятно чего. Блять, интересно, они хоть сами в курсе, какого хрена им от меня нужно? Зачем они тогда снабдили меня гражданскими правами?

— Насильно обращать слишком опасно. Они заставят тебя захотеть этого.

— Это абсолютно невозможно.

— Я бы не стал недооценивать их на твоём месте. Прожить так долго очень трудно. И каждый из них — непревзойдённый мастер прогибать реальность под себя. Они за десять минут убедят тебя, что чёрное — это белое. А солнце восходит на западе. И ты сама не заметишь, как начнёшь делать именно то, чего они от тебя хотят.

— Спасибо за оптимистичный прогноз. Ты меня прям подбодрил сейчас. Можно сказать, вселил надежду на счастливый исход событий.

— Я тебя просто предупредил. Вот и всё. Это повысит твои шансы на выживание.

— Нет у меня вообще никаких шансов. Я от рака умираю, если ты забыл.

— Мы всё ещё можем обратить тебя сами. Кстати, проблему с Гансом это решит.

— Лучше просто добейте меня. Это вообще все проблемы решит.

Глава 12

Железный фюрер улыбался ей из темноты. Сегодня не было никакого антуража, только тьма клубилась вокруг. Холод обжигал кожу. Упырь молчал. Он играл с её воображением. Мёртвые руки легли к ней на плечи. Он почти нежно поцеловал её в шею. Потом спустился ниже. Провёл языком по ключице. Руки отправились в путешествие по её спине. Даже во сне от него веяло силой. Безумно хотелось поднять голову и заглянуть в его глаза. Хотелось почувствовать холод его губ на своих губах. Света поняла, что ещё минута, и она не сможет сопротивляться. Его боль и голод придавали происходящему оттенок ирреальности. Эти мертвые прикосновения сводили с ума.

— Какого чёрта ты делаешь?? — Она наконец собралась и взяла себя в руки.

— Пусть ты пока не принадлежишь мне, но в твоём сне я могу делать всё, что захочу. А я так многого хочу…

— Я сейчас проснусь.

— Не проснешься. Я же не делаю тебе больно. Наоборот, тебе это очень нравится. Ты хочешь ещё.

— Я некрофил. Ничего не могу с этим поделать. Но это не значит, что мне это приятно.

— Я хочу чувствовать себя в тебе. Хочу обладать каждой клеткой твоего тела. Хочу, чтобы наша кровь перемешалась…

— Ты просто хочешь есть.

— Очень хочу. Есть. Именно тебя и прямо сейчас. И не успокоюсь, пока не попробую тебя снова. Ты бессильна против веков холода. Против притягательности миллиардов смертей, сконцентрированных во мне.

— Тебе же отвратительны некроманты.

— С чего ты взяла? Совсем не отвратительны. Просто меня немного раздражает то, чем я не могу управлять. А к тебе я, кажется, подобрал ключ…

— Не льсти себе.

— Не ври себе.

— Ты что, собираешься подчинить меня, привязав к себе? Тебе не кажется, что спать с кем-то из-за его силы как-то аморально?

— Кто бы говорил.

— Я с Сашей ради удовольствия сплю.

— А кормишь ты его тоже ради удовольствия? — Холод прикосновений сводил с ума. Лишал воли. Мысли в её голове растворялись, не успев родиться. И в оставшейся тишине сияла бездна.

— Нет никакой морали — продолжил упырь, — это слабые люди придумали себе глупые правила. Потому что боятся своих желаний. А я ничего не боюсь. Мои желания — это закон. И потом, может быть мне тоже нравится происходящее.

— Не верю.

— Мне так холодно. Особенно сейчас.

— А мне плевать. Я по твоему себе другой труп не могу найти для секса?

— Ты ещё ребёнок. Ты ничего не знаешь о страсти. Сейчас у тебя есть игрушка. Но она тебе быстро надоест. Ведь ты не хочешь играть с ним в любовь. Совсем скоро тебе понадобится кто-то, кем ты не можешь управлять. Кто-то такой же, как ты. Настоящий.

— Не правда!

— Ты ничего не знаешь о самой себе. Я видел, как загорелись твои глаза от моих снов о работе во времена инквизиции.

— Ну да, мне нравится расчленёнка. Это ещё не делает меня извращенной.

— Ты забавная. Я хочу с тобой поиграть.

— А я очень хочу голову тебе отрезать.

— Да, детка, давай! У тебя будет 15 минут на воплощение всех своих грязных фантазий. Потом я регенирируюсь и мы сможем продолжить.

Света проснулась от того, что Саша тряс её за плечи.

— Ты стонала во сне. Опять кошмары?

— Хуже. Вчера Ганс делился со мной воспоминаниями об испанском сапоге и железной деве. Было не плохо, но когда я напрягла воображение и сделала себе попкорна, он обиделся и ушел. Теперь он транслирует мне порнографию с моим участием.

— Ублюдок. — Саша оскалился. — Я лично сожгу его, когда откопаю.

— Если откопаешь.

В салоне самолета было тихо. Большинство менеджеров среднего звена, летящие по своим загадочным делам в столицу, пользовались моментом поспать. На экране телевизора крутили какую-то сальную комедию. Свете было тоскливо. Что-то подсказывало ей, что Ганс прав. Если бы такое происходило наяву, ей было бы очень тяжело удержаться. Он рисковал своей жизнью, чтобы заполучить её. И пока, кажется, вполне преуспевал в этом. Что-то подсказывало, что совет навряд ли позволит его сжечь. Ну почему ей не дадут спокойно насладиться последним летом её жизни? Погулять по осеннему лесу, собирая большие букеты пряных кленовых листьев. И спокойно уйти дождливым ноябрьским вечером. Она стоит на пороге вечности, есть дела поважнее, чем бороться с собственной физиологией. На её могиле будет греться первый снег. Интересно, а на похороны к ней хоть кто-нибудь живой придет? Света чувствовала себя такой уставшей. Было больно. И уже наяву хотелось крови. Она с тоской уткнулась Саше в плечо и взяла его за руку. Всё в порядке. Просто недосып делает свое дело. Она сможет с достоинством выдержать все испытания. Сможет.

Самолёт летел сквозь ночь. Где-то глубоко под землёй тысяча лет холода и голода во плоти чему-то улыбалась. Совет собирался. Это странное дело рождало споры среди нежити. Подобное впервые за тысячи лет случилось. Немёртвые делали ставки на исход событий. Им было весело. По кругу ходили полумёртвые тела их сегодняшних жертв, накаченные всеми видами доступных наркотиков и алкоголем. Они с нетерпением ждали встречи с удивительной девушкой, считающей себя сильнее собственной природы.

Совет состоял из восьми бессмертных. На них были одеты рясы — балахоны, они сидели за круглым столом. Двоих из них она уже видела. Остальные тоже излучали века смерти и величие вечности. Света чуть не рассмеялась. Всё-таки они, посреди современного мегаполиса, выглядели весьма забавно. Этакая тайная масонская ложа, вершители судеб человеческих. Только вот смешного в этом ничего не было. Всё было по-настоящему.

Раздражало, что она не видит их лиц. Упырям, конечно, всё равно, они прекрасно чувствуют друг друга. Впрочем, на присутствие живых это сборище явно не рассчитывали. Саша остался стоять у двери, и она чувствовала себя крайне неуютно. Всё равно он ничем не сможет ей помочь. Она теперь не его жертва. Она полноправный член социума немёртвых. Если конечно это можно назвать социумом. Ей казалось, что глаза из-под капюшонов смотрят на неё с плохо скрываемым голодом. Интересно, а друг друга кусать у них принято? Насыщает ли кровь трупа другой труп? Отличается ли на вкус от человеческой? Света с трудом отогнала навязчивые мысли.

— У меня проблемы.

— Мы знаем — ответил ей за всех один. Судя по голосу, это был тот самый упырь в очках. Правда в рясе он выглядел сурово и солидно. Представляться у них, как видно, не принято. Так что приходилось различать их по ощущениям. Про себя она их называла «мудак, дваждымудак, триждымудак и так по нарастающей. Последнего она назвала «три тысячи лет под луной». От этой фигуры атмосфера была самая приятная. Свете показалось, что под рясой скрывается девушка.

— Не вижу никаких проблем — ответил четыреждымудак с противоположного конца стола. — После твоего обращения все твои сны очистятся, боль уйдёт и проблемы растворятся. Просто прими свою судьбу. Стань такой, как мы. Ты и так почти уже труп. Тебе понравится.

— Умерев, я потеряю всю свою силу. И я не хочу бродить по земле вечно. Так что я не готова на такие жертвы.

— Понимаю. Что ж, раз таков твой выбор, мы разрешаем тебе откопать Ганса. Только прав он лишен. Ты будешь сама за него отвечать. Одна ошибка, и мы уничтожим вас. Обоих.

— Я могу его сжечь?

— У тебя рука не поднимется — из под капюшона дваждымудака сверкнула злая улыбка. — К тому же он тебе пригодится. Ты должна нам услугу.

— Зато у меня поднимется — мрачно заявил Саша.

— Не лезь не в свое дело! Инквизиция в твоих услугах не нуждается — прошипел на него семикратный мудак.

— Саша, я сама разберусь со своими проблемами — сказала Света. — Что за услугу вы от меня хотите? Неужели на свете осталось что-нибудь, что вам не под силу?

— Мы можем всё. Но не на всё хотим тратить своё время. А об некоторые дела и вовсе не хочется марать руки ни одному уважающему себя упырю. Вот например это: в городе М. один малолетний идиот обратил сверх нормы девушку. Любовь у них, видите ли, большая. Каждые десять лет у него новая большая любовь. А нам потом со всеми этими брошенными фуриями территорию делить.

— Что я должна сделать?

— Ну ты взрослая девочка, сама решишь, что с этим делать. Попробуй для начала попросить Николая взять к себе лишнюю нежить — дваждымудак хихикнул. — Но вообще решение в таких случаях принимает инквизитор. Главное, чтобы в области М. Осталось 3 упыря. Или меньше.

— И как по-вашему я буду ловить по всей их территории двоих взбесившихся упырей? Я нежить чую только километров за пять. Хотя бы дайте мне их фотки.

— У нас как-то не принято хранить фотографии своих собратьев. Так что положись на своё чутьё. К тому же, у тебя есть теперь свой личный тысячелетний мертвец. Как-нибудь справишься.

— Я не согласна. Я вообще не представляю, как буду находиться с ним в одном помещении. Не говоря уже о том, чтобы работать вместе. И отвечать за его косяки.

— В любом случае, выбора у тебя нет — ей перекинули через стол чёрный пакет. Кажется, она уже догадалась, что там — Добро пожаловать в инквизицию.

— Я же не должна в этом ходить по улице?

— Как хочешь. Ряса — это просто символ власти. А мы чтим свои традиции, благо их не так много. Иди, у тебя ровно неделя.

Света плохо гнущимися пальцами взяла пакет. В нём лежала такая же чёрная тряпка, телефон и пара пластиковых карт. Видимо, совет уже принял решение до того, как она зашла в комнату. Это походило на дурной сон. Как она может отвечать за полубезумного упыря? На цепи его, что ли, держать. Она закашлялась и с трудом вышла из комнаты.

После третьей затяжки второй сигареты ей полегчало. Саша в бессильной ярости ударил кулаком в стену.

— Так и думал, что они выкинут что-нибудь подобное. Даже не смогу поехать с тобой. Я в ссоре с упырями из области М. Блять, мы все с ними в ссоре. Они специально что ли выбирали эту область?

— Хреново. А ты когда-нибудь был инквизитором?

— Нет — он криво усмехнулся. — Я молод для этого. Обычно призывают после пятисота лет.

— А почему ты не можешь поехать?

— Полномочий инквизитора они мне не дали. Я не могу вломиться в М. без приглашения. Это по нашим правилам — пять лет в гробу. Скорее всего, они именно тебя и заставят запихать меня в этот гроб. И опять остаться наедине с этим больным уродом.

— Боишься, что он плохо на меня повлияет?

— Он способен на всё.

— Я могу его контролировать.

— Он ходит по земле тысячу лет и убедит тебя в чём угодно, всё вывернет так, чтобы управлять твоими поступками. Ты будешь принимать нужные ему решения, и даже не заметишь этого. А ведь совершенно не понятно, что ему от тебя нужно.

— Я не такая доверчивая. Но мне теперь придется с ним жить, и вот это по-настоящему хреново. И работать в паре. Чёрт, вот это вообще ужасно.

— Жить то тебе с ним зачем??

— Ну я же отвечаю за его поступки. Как-то не хочется идти за него на костёр.

— Ты не сможешь контролировать его круглосуточно.

— Что-нибудь придумаю. Можно залить ему ноги в бетон и кормить донорской кровью. В любом случае, я сомневаюсь, что он попытается навредить мне. Ведь от меня зависит его сохранность.

— Прости, что я втянул тебя во всё это дерьмо.

— Не страшно. По крайней мере не страшнее серых человеческих будней. К тому же, у меня есть теперь собственный труп. Прямо праздник некрофилии какой-то.

— Этот труп хочет тебя убить.

— Ты тоже вообще-то хочешь. Все вы такие. Я уже привыкла.

— Надо было его на войне танком придавить, а потом сказать, что так и было.

— Ты что, ревнуешь?

— Я скучаю по тому времени, когда ты была только моей.

— Боишься иметь дело с равноправными женщинами?

— Боюсь, что больше не нужен тебе. Батарейка у тебя теперь есть. Лучше, чем я.

— Прекрати — она обняла его. — Ты мне дорог. Прости, но на большее я не способна.

В самолёте они молчали. Саша угрюмо думал о чём-то своём, а Света смотрела в иллюминатор. Огни ночной Москвы становились всё меньше, и вот наконец скрылись за плотной стеной туч. На горизонте уже светало. Небо на востоке плавно переходило из жёлтого в нежно зелёный и синий. Синий становился фиолетовым. Бесконечно далёкие и холодные звёзды ещё светили сквозь эту фиолетово-чёрную бездну. На крыле самолёта спокойно сидело существо в чёрном балахоне и что-то прихлёбывало из кружки. Где-то она уже видела подобную картину… Света поняла, что спит.

— Ганс — неуверенно позвала она.

— Я тут, сладкая моя — упырь сидел на соседнем кресле. Света вздрогнула.

— Мы можем поговорить?

— Ты наконец-то поняла, что должна меня выкопать?

— Нет. Меня заставили. Совет принял решение — сделать из меня инквизитора. Так что тебя я откопаю, только никаких прав тебе не вернули. Ты теперь вроде как моя жертва. И я могу без проблем тебя сжечь. И вообще делась с тобой всё, что захочется.

В ответ она услышала несколько фраз на незнакомом языке. Похоже норвежском. Судя по интонациям, это было что-то крайне нецензурное.

— Но ты, похоже, упокаивать меня не собираешься — он наконец заговорил на русском. — Значит, тебе нужна моя помощь.

— Нужна. Меня отправили в город М., истреблять лишнюю нежить. Так что предлагаю сделку: ты помогаешь мне в этом. Не пытаешься меня сожрать. И перестаёшь мне сниться наконец.

— И что мне за это будет?

— Ну, для начала я тебя раскопаю и дам поесть.

— А после выполнения твоей инквизиторской функции?

— Если ты умудришься не достать меня к этому времени, то останешься на земле. Пока я жива, обратно в гроб тебя никто не положит. Потом будешь сам решать свои проблемы с советом.

— Договорились — прошипел он и растворился в воздухе.

 Света заехала домой к немёртвым и попрощалась со всеми. Ей было совестно смотреть им в глаза. Почему-то казалось, что её провожают в последний путь. Пелагея обняла её на прощанье, Николай пожал руку. А Саша только тихо прошептал: «Вернись живой. Пожалуйста». Откапывать свою новоиспечённую домашнюю зверушку она отправилась одна. Уже вечерело. Свету била нервная дрожь. И усиливалась по мере приближения к тому дому за городом. Рабочий с соседней стройки посмотрел на неё, как на сумасшедшую. Но деньги сделали своё дело. Он взял отбойный молоток и без лишних вопросов поехал с ней. Необходимое место она нашла без труда. От него фонило немереной силой. И голодом. Начиналась ночь. И она была холодна, как губы мертвеца.

Наконец отбойный молоток ударил о доски. Ганс немедленно покинул свою тюрьму, и рабочий с ужасом широко раскрыл глаза на последний закат в своей жизни. Пообедав, упырь скинул труп в разрытую могилу, закидав обломками бетона. Затем он опустился на одно колено перед Светой и с ухмылкой поцеловал её руку.

— Ну здравствуй…хозяйка — он хихикнул.

По её телу прошла новая волна нервной дрожи и угнездилась где-то в области сердца. Сразу вспомнились последние сны. Она поёжилась на ветру. Холодные серые глаза смотрели с нескрываемым голодом. Кажется, упырь облизнулся. Так быстро, что человеческий взгляд не смог бы уловить.

— Поехали — она резко выдернула свою руку. — У нас ещё весьма неприятные дела. Чем быстрее закончим, тем лучше.

— И что случилось в городе М.? Вроде там стало больше нежити, чем должно быть.

— Да один дохлый долбоёб не может удержать свой хрен в штанах. Ну, это я могу понять. А зачем он ещё и обращает своих баб — вот это выше моего разумения. Надеется что ли, что инквизитор умилённо расплачется при виде их настоящей любви и заберёт его бывших жить к себе?

— А, у Алексея новая мёртвая девушка. Имел неприятность с ним познакомиться. Пятьдесят лет не может смириться с собственной смертью. Жалкий тип. С наслаждением подожгу его костер. Ты ведь собираешься его сжечь, я надеюсь?

— Думаю, это рациональное решение. Если подобная история повторяется уже в который там раз?

— В третий — услужливо подсказал упырь.

— И отсутствие вакантных мест в своей области его не останавливает, наивно думать, что он возьмётся за ум. Мёртвые не меняются. Тогда проще сразу упокоить причину беспорядков. Чтобы не ездить по десять раз.

— Знаешь — задумчиво произнёс Ганс, — а из тебя получается прекрасный инквизитор. Даже лучше, чем некромант.

— Как-то меня это не радует.

— Уверяю, тебе понравится. Я много раз работал в инквизиции. И в человеческой, и у нежити. Это весело. Охота, погоня, и вот загнанная жертва уже умоляет о пощаде — он задумчиво облизнулся — и корчится в муках. И, наконец, просит уже только об одном. Чтобы ты прекратил её страдания.

Света вздрогнула и промолчала в ответ. Какие-то очень глубокие струны её души задели слова железного фюрера. Смущал только один факт — жертвы не люди. Придётся упокаивать нежить.

Глава 13

Чёрный джип ехал на север, еле слышно играл Bauhaus. Закат уже погас, и в машине повисло напряжённое молчание. Упырь улыбался чему-то своему и неотрывно смотрел на дорогу.

— У тебя в тачке курить можно? — С трудом прервала молчание Света.

— Тебе можно — нежить как-то странно посмотрела на неё. И снова умолкла. Его молчание пугало гораздо больше, чем угрозы или иголки под ногтями. Оно пахло ужасом.

В этом городе М. даже нет аэропорта. Человеческое общество очень продумано устроено. Всегда есть с чем сравнивать. Где бы ты ни жил — найдётся гораздо более убогое место. Свете было холодно. И больно. Если раньше её жизнь текла незаметно, будто кисель, то теперь каждый день был очень значительным. Потому что завтра будет хуже, чем вчера.

Всё-таки иногда с немёртвыми приятно иметь дело. Они почти не спят, не едят и работоспособны почти 24 часа в сутки. Интересно, каково это? Наверное, очень скучно. Света нервно курила в окно. Ганс смотрел на дорогу и продолжал ухмыляться. Чёрт, это уже начинало раздражать. Она не имела понятия, как вести себя с этим существом. Есть множество полезных книг на подобные темы: «Вы завели кошку», «Вы завели крысу». Даже есть «Путь плети», ну, для особо оригинальных. А вот что делать, если на твою шею спихнули тысячелетнего немёртвого с дурным характером? И к тому же планами на тебя. Причём совершенно непонятно какими… Вообще. Света привыкла отвечать только за свои поступки. Два часа ночи. Наверное, придется долго тренироваться, чтобы спокойно засыпать в его присутствии. И уж точно можно забыть о личной жизни.

— Ты, возможно, не помнишь, но людям нужно есть. И спать. И душ. И ещё мне срочно нужно в аптеку — заговорила она наконец.

— И как ты миришься со всем этим — он все ещё улыбался.

— Приходится, если хочешь быть живым.

— Ну, это я могу быстро исправить.

— Хочешь обратно в гроб?

— Почему обязательно в гроб. Я могу тебя обратить. У меня в области два места свободных. Думаю, оказав такую услугу совету, я немедленно буду прощён.

— Какое совету до меня дело? Это моя жизнь, и я не хочу, чтобы она длилась вечно.

— Ты слишком ценна. Властитель мёртвых, согласный сотрудничать. Этого мы ждали тысячи лет. И я в особенности. Видишь ли, я давно занимаюсь разработкой идеальной нежити. Жить мёртвым очень трудно. Сначала ты слаб и беспомощен. Тебя разрывают эмоции. Ты боишься света. Потом появляется иллюзия всесилия. И многие попадаются на неё. Умирая от рук людей или своих собратьев. Потом приходит скука. Отсутствие цели. И это добивает почти всех. Те, кто не сжигают себя — предаются гедонизму и безделью. И гниют изнутри. Упырь просто не может быть глупым или слабым. Иначе он не выживет. А ты идеальный кандидат для моих целей. Уже при жизни прекрасно вписалась в наш социум. И к тому же твои способности…

— Я могу что-то именно потому, что я жива.

— Во-первых, никто точно не понимает природу вашей силы. Возможно, став одной из нас, ты со временем восстановишь часть своих талантов. Во-вторых, возможность закопать фотографию неугодного нам на соответствующей могилке, тем самым обеспечив ему скоропостижную кончину, у тебя точно останется. Двадцать первый век, убирать людей без следов всё сложнее.

— Да, это конечно бесценно — Света усмехнулась. — Смерть лишает все проблемы. Нет человека — нет проблемы.

— Ты меня понимаешь. Это ещё один довод в пользу того, чтобы тебя обратить. Мне придётся жить с тобой бок о бок. Столетиями. Это, знаешь ли, очень серьёзно. Гораздо серьёзней твоих некрофильских соплей с малолетними упырями. И потом, ты всегда сможешь обучить себе живого человека в помощники.

— Ты считаешь, что из любого некрофила можно сделать некроманта? Этому нельзя научить. Нужно создать способной личности невыносимые условия и подождать, пока она сама в себе убьет всё человеческое.

— Это я пробовал. Ничего не получается.

— Ты тысячу лет этим занимаешься и у тебя не вышло. А у меня, по-твоему, получится?

— Не тысячу, а последние двести. Просто не нашел подходящего для этого человека. Думаю, у тебя должно получиться.

— И зачем тебе это нужно?

— Союз жизни и смерти всесилен.

— Именно поэтому он занят тем, что жжет на костре убогих неудачников.

— Инквизиция просто хочет тебя сломать.

— Они надеятся, что я умильно расплачусь над зрелищем счастливой любви и буду умолять простить голубков?

— Конечно нет. Думаю, ты их не разочаруешь. Как и меня. Просто они рассчитывают, что тебе надоест быть на побегушках и захочется настоящей силы.

— Здорово. Мне больше нравилось, когда никто не обращал на меня внимания.

— Мы бы с удовольствием оставили тебя в покое. Но, к сожалению, Александр умудрился в тебя влюбиться. Он дал бы тебе умереть, а потом покончил с собой на твоей могиле. Слишком расточительное использование бесценного ресурса.

— Я думала, после смерти нельзя любить.

— Он ещё помнит, каково это, быть живым. Поэтому его привязанность очень сильна. Поэтому он слаб.

— А с чего ты взял, что я сильная? Если ты про тех костоломов, что недавно заезжали в гости, то твою проверку я провалила. Их убили мои мёртвые друзья.

— О, это была не проверка, а так. Мой способ знакомиться. Я же должен был знать, стоит ли тратить на тебя время. И ты прошла его с честью. Не важно, как ты побеждаешь противника. Если развела кого-нибудь убивать за тебя, это ещё лучше. Сэкономила силы и ресурсы. А проверял я тебя потом. Сотни лет не было никого живого или мертвого, кого бы я за сутки не смог сломать. А ты выдержала.

— Это комплимент?

— То, что ты до сих пор жива — это комплимент. Я бы не хотел иметь с тобой дела после смерти в случае насильного обращения.

— Я на это не соглашусь. Вечность не для меня.

— Не понимаю твоей проблемы. Устроишь бойню на улице, если надоест, и инквизиция тебя уничтожит.

— Не смогу, это суицид.

— В твоем случае нет. Ты же будешь уже мертва.

— Ага, а потом выяснится, что, как ты второй раз умер, тоже считается. Я не буду рисковать вечностью ради ваших амбиций.

— Ты же некромант. Умрёшь. Все узнаешь, а потом решишь, вставать тебе или нет.

— Если бы все было так просто.

— Всё и есть просто — кажется, Ганс начинал терять терпение. — Ты сама себе усложняешь жизнь.

— Если бы я всё не усложняла, была бы до сих пор человеком. Так что я не жалуюсь.

В салоне машины снова повисло неловкое молчание. Света думала о том, что Саша был прав. Если ты прожил почти вечность, то тебе ничего не стоит в чем-то убедить вчерашнего ребёнка. Она попыталась проглотить две таблетки трамадола, но без воды это было достаточно сложно. Иногда тяжело постоянно находиться в обществе трупов. У них даже минералки в машине нет. В ответ на немой вопрос Ганс протяну ей непочатую бутылку виски. Это пугало даже больше, чем недавний разговор. Откуда он знает её любимый напиток? Какая ей нравится музыка? Или это просто совпадение? Что-то не верилось.

Наконец на горизонте появились огни. Придорожное кафе для дальнобойщиков красноречиво сообщало полуметровой вывеской, что спальные места есть. Тихий ужас. Наверняка у них тараканы и плюют в суп. Но в три часа ночи уже все равно, где спать. Главное, чтобы не на соседнем сиденье рядом с тысячелетним упырём. Который, похоже, очень близко к сердцу принял идеи Гитлера. Применил к своему социуму. И теперь пытается вывести сверхнежить. Из тебя, против твоей воли.

Через пятнадцать минут Света уныло ковыряла ложкой в мутном месиве, значившемся в меню как макароны с мясом. Суп заказывать она не решилась. Впрочем, у неё было подозрение, что суп был бы тем же самым месивом, только залитым сверху водичкой. Есть не хотелось. Но не хватало еще упасть в голодный обморок перед этим уродом.

Она поймала на себе завистливый взгляд официантки. Да, наверное со стороны они смотрятся странно. Он ослепительно красивый высокий блондин, а она выглядит так, будто только что вылезла из могилы. На самом деле, как раз наоборот. Она невесело улыбнулась своим мыслям.

Номер выглядел еще хуже, чем ужин. Потеки штукатурки на стенах, кровать из сетки рабици, ванная одна на весь этаж. Да, о душе придется забыть. Но это не самая главная проблема.

— Какого хрена тут одна кровать?

— Ну, я уже видел тебя без одежды…

— Когда меня вынудили за тобой присматривать, это не предполагало, что я буду делать это круглосуточно.

— Вообще-то, как раз предполагало. Вдруг я сейчас спущусь на первый этаж и устрою публичную кровавую резню?

— Вокруг кафе на расстоянии пяти километров нет ни души. Утром просто сожжём его и поедем дальше. — Она, не раздеваясь, повалилась на кровать.

— Знаешь, а ты мне всё больше и больше нравишься — он мгновенно оказался рядом.

— Рада слышать. А теперь дай мне поспать. В этой дыре каждый будет рад видеть тебя в своей постели. Кроме меня.

Когда он вышел из комнаты, Света сразу же провалилась в сон. Для разнообразия ей ничего не снилось.

Проснулась она от холода. Занимался рассвет. Медленно возвращающееся сознание сообщило ей о том, что нужно на ночь пить больше обезболивающего. А так же о том, что в постели она не одна. Она с ужасом подняла голову и встретилась взглядом с холодными серыми глазами.

— Я же просила тебя куда-нибудь смотаться.

— Человеческая жизнь так коротка. Не хочу ничего пропускать.

— И что у вас за мерзкая привычка смотреть, как я сплю? Это, между прочим, раздражает.

— Ну, зато я не лазил в твои сны.

— Конечно, я же должна быть вменяемой — она закашлялась и потянулась за сигаретой. — Что-то мне подсказывает, что кофе в номер тут не носят.

— Пойду спрошу.

Нежить немедленно исчезла из кровати. Света с тоской посмотрела в зеркало. Воистину, завтра хуже, чем вчера. Девушка порылась в сумке, наткнулась на знакомый свёрток. Как она и ожидала, папки с фотографиями преступников и примерной карты их места проживания там не оказалось. Придётся во всем полагаться на того, кому она ни капли не доверяет. Она надела на себя черную тряпку, гордо именовавшуюся рясой.

— А тебе идёт — сообщил вошедший с чашкой в руках Ганс.

— Когда ты в хорошем расположении духа, ты меня пугаешь в два раза больше, чем когда злишься.

— Ты меня боишься? Это радует. Значит ты психически адекватна и способна на трезвую оценку ситуации.

Света подумала о том, что боится скорее своего к нему отношения, чем его самого. Ну, действительно, нельзя же симпатизировать тому, кто хочет тебя использовать в своих целях. Но публично признавать поражение не хотелось.

Она стянула ритуальное облачение через голову. Самое неприятное было в том, что она отлично его понимала. Наконец-то нашлось существо на свете, которое думает так же, как он. Неужели со стороны она производит столь же отталкивающее впечатление? Скорее всего, да. Несчастный Саша, угораздило же его попасть в морг в её дежурство.

Покончив с кофе, она забила трубку травой.

— Ты же не собираешься накуритья до невменяемости и свалить всю работу на меня? — С подозрением покосился на неё немёртвый.

— Я прекрасно могу контролировать своё сознание практически в любом состоянии. А когда отключается контроль — отключается и сознание. Оккультист я, или дерьмо собачье? И потом, я лечусь. Не моя вина, что тут нет аптеки.

— Ты серьезно веришь в то, что это поможет?

— Я же не дура. Просто так меньше болит — она машинально протянула ему трубку. Свою ошибку поняла лишь спустя секунду. Контроль контролем, а вот реакцию тетрогидроканабинол замедляет сильно. Клыки уже вонзились в её запястье. Боль зажглась в руке и немедленно перетекла в удовольствие. По телу прошла волна дрожи, и холод из груди наконец ушел. Их накрыло одновременно.

— Знаешь… — Он как-то слишком тепло улыбнулся. Или ей от травы так кажется? — Тысячу лет я хожу по земле. Но вот чтобы кто-нибудь кончал от того, что я его кусаю… Первый раз такая хрень.

— Я не кончила! — возмутилась Света.

— Исправить?

— Иди на хуй — беззлобно огрызнулась она. Они надолго замолчали, глядя на расцветающий рассвет за окном.

— А моя кровь становится противной от приближения смерти?

— У неё появляется запах опавших листьев. Мне это нравится.

С трудом вписываясь в дверные проёмы, они дошли до машины. У Светы закралось подозрение, что Николай подсыпает амфетамины не только в абсент, но и в траву. Асфальт, мокрый от ночного дождя, был уже тёплым. И приятно грел ноги сквозь тонкую подошву кедов. Последнее лето её жизни раскрашивало лучами солнца золотистые верхушки деревьев. А ведь в сущности всё не так уж плохо. По крайней мере путешествовать веселее, чем сидя дома ждать смерти.

Света покопалась в бардачке с дисками. О Боги хаоса, похоже, они действительно слушают одинаковую музыку. Вот это уже опасно. В салоне заиграл Опиум Агаты Кристи. Она успокаивала себя тем, что прежде чем с кем-то работать, нужно установить с ним доверительные отношения. Насколько это возможно конечно. Так что она все делает правильно. Но уверенность никак не появлялась. Это был первый случай в её жизни, когда приходилось охотиться вместе с кем-то. И что-то ей подсказывало, что это плохой шанс научиться адекватному взаимодействию.

А он пытался убедить себя в том, что он не помнит, каково это, быть живым. Ведь не может же воплощение смерти напоминать о жизни. В глубине души оба понимали, что заблуждаются. Но признаться себе в этом в их планы не входило. А друг другу — так вообще полный позор, провал и проигрыш. Те, кому нечего терять, всегда сражаются до конца. Даже с самим собой.

Глава 14

Город М. оказался совсем маленьким. Даже не ясно, как там кормится столько нежити. Они приехали на закате, окрасившем потрескавшиеся бетонные бока многоэтажек мутно-розовым. На охоту решили идти с утра. Ведь молодая нечисть боится света солнца. А Алексей не бросит свою возлюбленную. Так они, по крайней мере, думали.

Приличное место ночёвки нашлось практически сразу. Света с трудом прожевала ужин, запила водой три таблетки трамадола и, выставив Ганса в соседний номер, моментально заснула, едва её голова коснулась подушки.

Ей снился холод. Могильный холод, кажущийся почему-то немного враждебным. И чужим. Он водил по её телу ледяными руками. Знакомые волны дрожи, расцветающие горячими вспышками внизу живота, туманили разум. Но что-то было не так. Слишком реально. Слишком странно. Она рывком села на постели и открыла глаза. Рядом обнаружилась незнакомая мертвечина. Две ослепительные девушки. Блондинка с золотыми локонами, треугольным личиком и бездонными синими глазами и брюнетка с правильными чертами лица и кажется четвертым размером бюста. Они нежно гладили её, заглядывали в глаза. Блондинка уже облизывала сонную артерию. Брюнетка шептала на ухо: — «Пойдем, пойдем с нами, мы подарим тебе вечное блаженство, смерть — это не больно, сестра, пойдем с нами…» Нет, ну это уже слишком. Света в бешенстве швырнула их обоих об стену, чуть не проломив гипсокартоновую перегородку между номерами. На неё рассержено зашипели.

— Как вы смеете лезть в постель инквизитора, если вас об этом не просили!

— Инквизитор? — Блондинка колокольчиком засмеялась — Ты?

— Да! Вы, мрази, настолько ничтожны, что к вам инквизитором шлют человека.

— Извини, ты просто слишком вкусно пахнешь — ответила брюнетка, явно более старшая и умная. — И на тебе уже есть много укусов.

— То есть вы полезли ко мне думая, что я домашняя зверушка инквизитора? И вы решили сожрать чужую жертву? Дуры безмозглые, сколько вам вообще лет??

— Десять и двадцать соответственно — Ганс как ни в чём не бывало появился в дверях. — И нашел их Алексей похоже на панели.

Глядя на него, девушки испуганно вжались в стену.

— Ганс, твою мать, ты же вроде обещал, что дашь мне спокойно поспать. Это, если ты вдруг не в курсе, подразумевает охрану моего сна — прошипела Света.

— Знаю — он виновато уставился в пол, но на его губах играла довольная улыбка. — Просто мне очень хотелось на это посмотреть. Да ты и сама вроде отлично с ними справляешься. Кто я такой, чтобы портить тебе весь праздник?

— Что тут происходит? — Брюнетка в ужасе уставилась на Ганса.

— Да деточка, ты все абсолютно правильно поняла — Света сверлила её взглядом — я инквизитор, а он моя жертва.

— Как? — Блондинка начала дрожать.

— Она сильнее — пожал плечами Ганс.

Казалось, стать бледнее трупа невозможно. Однако обе девушки в этом преуспели. Они обе наконец осознали, кого только что пытались сожрать. Их начало заметно трясти.

— А теперь, когда мы так здорово познакомились, скажите мне где те, за кем мы пришли — Света встала с кровати.

— Мы не знаем — ответили девушки хором — он забрал свою новую игрушку и ушел на север, в леса.

— Бесполезные выродки — Света всегда просыпалась в дурном настроении, особенно если её при этом собирались сожрать. Даже если это пытались сделать очень симпатичные упыри — её настроение не улучшалось. Если резко выдернуть несчастного некроманта из зыбкого состояния покоя и небытия, то он приходит в бешенство. И жаждет убивать. Света с трудом сдерживала ярость.

— Без вас их найду. А теперь убирайтесь отсюда и не стойте больше на моём пути. Никогда. Иначе этот день станет для вас последним под луной. Я расчленю обеих на маленькие кусочки и закопаю в десяти гробах. В разных концах света. А ваши хорошенькие пустые головы поставлю у себя на столе. В качестве декора.

Девушек не пришлось долго просить. Они исчезли в предрассветной черноте.

— Великолепно — Ганс улыбался своей фирменной клыкастой ухмылкой и аплодировал. — Ты просто чудо. Настоящий инквизитор. Жаль, я не встретил тебя пару столетий назад. Я бы мог тогда показать тебе свою коллекцию игрушек. Тебе бы понравилось. Мы бы отлично сработались.

— Я бы… — Света надсадно закашлялась — я бы… упокоила тебя… — кашель снова разорвал её лёгкие — о нет, опять…

Зрачки Ганса расширились и Света ощутила во рту привкус крови.

— Нет, только не это — она с трудом опустилась обратно в постель.

Упырь немедленно оказался рядом. Струйка крови потекла по её подбородку.

— Чёрт… Света с трудом могла говорить — посмотри, откуда кровотечение.

— Верхняя доля левого легкого, сосуд крупного калибра — он заглянул в её глаза — не нервничай, я помогу тебе.

Он нежно взял её за плечи. Его сила потекла в её грудь рекой. Он слизнул кровь с её шеи. Света ощущала его всем телом. Его язык поднялся выше. Холод внутри неё сменялся жаром. Она задрожала.

— Какого черта, ты делаешь?

— Оказываю тебе услугу — отстранившись, он снова заглянул в её глаза — ты ведь не хочешь умереть прямо сейчас, оставив на земле незаконченные дела.

— Не… не знаю — голова её пошла кругом, он был слишком близко. Слизывал кровь с её губ. Его сила наполняла её изнутри. Это было жутко, но вместе с тем слишком приятно. Её бил озноб. Но боль уходила, и привкус крови во рту слабел.

— Прекрати пользоваться моей беспомощностью — Света пересилила себя и с трудом отстранилась.

— Я и не рассчитывал на спасибо — он с наслаждением облизнулся.

— Не знаю как у вас принято, но у людей есть личное пространство. Полметра от тушки. Ближе подходят либо родственники, либо лучшие друзья. А ты к этим категориям не относишься.

— Я был тебе нужен. Ты можешь мне доверять. Если ты внезапно умрешь, то инквизиция меня казнит не задумываясь.

— Ценю твою откровенность, но мне всё равно неприятно.

— Правда? — Он ухмыльнулся — я знаю о человеческой физиологии всё, можешь поверить. Даже умирая, твоё тело хочет меня.

— Я зато не хочу — Света покраснела.

— Хорошо, предлагаю пари. Если ты своими руками сможешь убить тех, за кем мы пришли, то я не приближусь к тебе на метр. Пока ты сама не попросишь.

— Если ты их мне приведёшь, то я смогу. Это не сложно.

Ганс довольно улыбнулся.

— А если я не смогу? — Света нервно вздрогнула, поймав его взгляд.

— Если не сможешь, то я тебя укушу.

— Хорошо.

— Я сам выберу: когда, куда и как.

— Ладно, ладно, я согласна.

— А теперь расслабься и постарайся не вставать. Я пойду найду дежурную аптеку. Ты до утра должна быть готова к охоте.

Он исчез. Света ещё раз нервно поёжилась. Почему-то ей вдруг показалось, что заключать пари с тысячелетним немёртвым было плохой идеей. Она с трудом села на кровати и поплотнее закуталась в одеяло. Кажется, кошмары начинают сбываться.

Ганс вернулся через десять минут, держа в руках пакет с логотипом аптеки. Он с головокружительной скоростью достал оттуда бутыль глюкозы, в которую вколол шприц витамина Ц и ещё какие-то ампулы.

— Ты что, умеешь лечить людей? — Спросила она.

— Плохим бы я был инквизитором, если бы не мог поднять человека на ноги за два часа из любого состояния. Давай руку. — Он снял колпачок с иглы системы.

Она протянула левую кисть. Упырь вколол иглу в вену и слизнул выступившую каплю крови.

— Я же просила — Света вздрогнула.

— Ты ещё у меня не выиграла. Я посижу с тобой до утра. Постарайся заснуть.

Какой уж там сон. Света будто завороженная смотрела на иглу в своей руке. Он сидел рядом на кровати, небрежно облокотившись на вторую подушку. Опять слишком близко.

— Зачем ты вообще ввязался во всё это? Ведь ты, похоже, действительно не собираешься захватывать мир. И идеального упыря можно создать из другого человека. Зачем я тебе на самом деле нужна?

— Ты сама знаешь ответ.

Света глубоко вздохнула. Да, она знает. Она понимает железного фюрера, и это пугает гораздо больше реакции на каждое его прикосновение.

— Тебе было скучно?

— Ты права.

Он протянул ей прикуренную сигарету. Света вздрогнула. Откуда он знает, когда она хочет курить. Это даже хуже, чем понимание чужой логики. О Боги хаоса, единственное существо на планете, которое её понимает — это тысячелетний полубезумный немёртвый. Хотя так ли он безумен? Возможно, у него тоже много масок. Настолько правдоподобных, что в них верит даже нежить. Наверняка он тоже не помнит, какой он на самом деле. И, как и ей, на самом деле ему просто холодно и одиноко. Он не жесток, просто он считает большинство ходящих по земле существ недостойными своего внимания… Как и она. Просто его стандарты за века взлетели до небес…

Света резко приказала своему внутреннему голосу заткнутся. Так и до сочувствия недалеко. Понимание, общие интересы и некоторая духовная близость уже есть. А что дальше бывает — все знают. Просто он гениальный манипулятор. За сотни лет он видел не одну такую же, как она. И прекрасно знает, как себя нужно вести. Мимикрия, просто мимикрия. Он пытается заставить её начать ему доверять. Чтобы потом использовать в своих целях. Пусть он зависит от неё, пусть она сильнее, он гораздо умнее. Опытней. Он сможет заставить её сделать всё, что угодно. А она даже не заподозрит, что это было его решение. Ведь предупреждали об этом и Николай, и Саша. И в совете слишком гадко ухмылялись, когда она уходила. Наверняка, там уже ставки делают, за сколько он её обратит. Или сожрёт. Или выебет. Или всё сразу.

Хотя, если вдуматься, ведь она всегда так же поступала с людьми. Просто заставляла их верить в свою реальность. Потому что знала: нет никакой истины. Нет никакой правды. Кто сильнее, тот и сверху. А остальное — просто романтические сопли и сказки для девочек. Если у тебя тысяча лиц, то какое из них настоящее? Когда ты искренен? Ты знаешь ответ — сказала Света сама себе. Всегда. И от этого знания дрожь побежала от макушки до пяток. Только бездна внутри неё, вечно голодная и доставляющая столько страданий — реальна.

Она невесело улыбнулась. В груди больше не болело. Физически не болело. Она скучала по Саше. И ей было страшно. Ей по-настоящему было страшно.

За окном занимался рассвет. Солнца ещё не было видно, но воробьи уже вовсю орали победную песнь раннего утра. В гостинице зашевелились люди. Прогромыхала ведром уборщица. Отъехала ранняя машина от парадного входа. Ганс рядом не шевелился и, прикрыв глаза, думал о чём-то своём. Света не желала знать, о чём. Она надеялась, что не знает. Последняя капля упала из бутылки с глюкозой, засунутой за стоящий у кровати шкаф. Света всегда любила раннее утро. Оно было честным.

Девушка с трудом стряхнула с себя оцепенение и выдернула из руки игу, торопливо заклеив место укола пластырем.

— И как мы собираемся ловить в среднерусском лесу двух упырей? — Спросила она. — Наверняка они уже за тысячи километров от нас.

— Не думаю. Бегущих от инквизиции на свою территорию ни один немёртвый не пустит. Они оба молоды, и соседи без труда разорвут обоих на куски. А этот так называемый лес пятнадцать километров на двадцать. И они где-то там, я чувствую.

— Ну и как мы их оттуда вытащим? Напоминаю, я не то что бегать не способна, я хожу с трудом.

— Не понимаю, как ты это терпишь? Но не суть. Ты машину водить умеешь?

— Я же бедная студентка. Даже на скейте ездить не умею.

— Тогда план А отпадает. План Б — мы заезжаем поглубже в лес. Ты разводишь костер и ждешь, пока я их найду и притащу к тебе.

— А какой был план А?

— Ну… Я хотел вместе поохотится. Поверь, это очень весело.

— Спасибо, верю на слово. Мне хватит удовольствия отрезать им обоим головы.

— Зачем? Пусть наслаждаются каждой минутой очищающего сгорания…

— Ты же не собираешься их жечь в сознании? Не знаю как тебя, а у меня от криков нежити голова болеть начинает.

— Понял. После того, как перережешь позвоночник, у нас будет полчаса, на то, чтобы их спалить. Потом они регенерируют — он улыбнулся — к тому же, его новая игрушка только что встала из могилы. Скорее всего, дневной свет ей ещё причиняет невыносимую боль. Так что поймать их будет не сложно. До вечера справимся.

Света опустила глаза, чтобы не видеть его лица. Она была уверена, что он улыбается. Может даже облизывается. Интересно, хватит ли у неё сил перепилить позвоночник. Два позвоночника. А она ведь считала глумление над трупом страшным грехом. Её передернуло.

— Тебе жаль разрывать их союз, благословленный вечностью? Не волнуйся, мы сожжём их вместе — в глазах Ганса горел нехороший огонь.

 Не этот ли огонь видел безымянный парень с окраины перед тем, как Света остановила его сердце? Кажется, это было в другой жизни. Она с трудом переборола нарастающую панику.

— Просто я не люблю обсуждать перепиливание позвоночника до завтрака. Всё же гильотина избавляла от кучи проблем.

— Это верно — огонь в его глазах превратился в пожар — пришлось оставить мою на родине. Я по ней скучаю.

Глава 15

Будьте благословенны, о высшие учебные заведения, приучающие студента, если очень нужно, вылезать из постели с утра! Вне зависимости от того, чем он занимался ночью. Трахался, бухал или лежал под капельницей. Даже если всё вышеперечисленное одновременно. Не важно. Если зачёт — ты идёшь и сдаёшь. Даже из могилы встаёшь, идёшь и сдаёшь. Света про себя отметила, что это самый ценный навык, приобретённый ею в институте. Она наскоро приняла душ и с трудом проглотила завтрак. По зеркалу показывали очередной фильм ужасов с её трупом в главной роли. Волосы стали снежно белыми. Глаза светились жёлто-зелёным огнём. Цвет лица сливался с мрамором холла гостиницы. Скоро уже готы на улицах начнут подходить с просьбой их укусить — невесело подумала она. На душе было на редкость погано.

Ганс где-то с утра раздобыл джинсы и кеды, заявив, что в костюме бегать по лесу глупо. Завязал волосы в хвост. В обычной одежде он выглядел едва ли на двадцать пять. Ему очень шло, но Света предпочла оставить свое мнение при себе. Железный фюрер просто лучился позитивом. Любопытно, когда это он пристрастился к охоте на двуногую дичь в условиях пересечённой местности. Наверняка лет шестьсот тому назад. Когда леса на земле ещё были огромны, и это больше напоминало битву за выживание. А теперь похоже на то, как ловят в загоне петуха для вечерней похлёбки. Свете было бы жаль своих обвиняемых. Если бы она не знала, что лишь собственная глупость довела их до такой участи. Глупость и неумение быть сильнее собственных желаний. Убойное сочетание, просто счастливый билет. В плацкарт экспресса прямиком в ад.

Лес представлял собой помесь березы и клёна с небольшими вкраплениями ёлок. Ввиду не грибного времени года, он сперва казался безлюдным. Машину пришлось бросить на дороге и на поиски места для костра пуститься пешком. Внезапно Ганс застыл, и в его глазах зажглась жажда крови. Через минуту и Света услышала далекие человеческие голоса. Они кричали что-то хором. Ей удалось разобрать только слово «замок». И, кажется, «мерзкие эльфы». В её голове зародились смутные подозрения…

— А какой сегодня день недели — спросила она.

— Пятница, а что?

— Весь лес кишит любителями поесть шашлык с водкой. А может быть и похуже… Мы такими темпами не найдем ни одного подходящего места.

— Это же лес! Кто к нам на огонек зайдет, тот закуской и станет.

— Давай как-нибудь обойдемся без массовых убийств. Ищущая трупы милиция нам тут ни к чему.

Будто подтверждая его слова, на тропинку выполз парень лет пятнадцати со спутанными волосами, полностью закрывающими лицо, одетый в грязный зелёный плащ.

— Именем короля заклинаю вас остановится! Я Нейдер, маг восьмого уровня — храбро прокричал парень, с трудом вставая, держась за дерево. Перегаром от него разило шагов за пять.

— Он псих? — Невозмутимо спросил Ганс.

— Нет, это такое развлечение у современной молодежи: куча нетрезвого народа бегает по лесу в смешной одежде и бьют друг друга палками. Называется ролевые игры.

— Куча пьяных детей в лесу — его глаза загорелись — а вокруг моего города почему такого нет?

— Наверняка есть. В интернете погугли. Что нибудь вроде «город С. Ролевой клуб». Тебе там прямо расписание выдадут, в какие дни они по лесам бегают. Не нужно просто есть больше одного в год, и развлечение тебе обеспечено. Всё равно большинство из них ничего не помнят по приезду домой. И кто-нибудь регулярно в лесу пропадает.

— Благодарю за наводку.

— Фаербол, с обоих по десять хитов — мальчику в занавеске наконец удалось принять вертикальное положение.

— Детка, ты откуда? — Улыбающийся упырь материализовался рядом.

— Полигонная ролевая игра «Последняя башня». — Кажется, он начал трезветь.

— Полигон там — Света указала рукой на запад, — а мы с вами не играем.

Маг ретировался в указанном направлении, а глаза немёртвого наполнились вселенской скорбью.

— Почему?

— Ты же сегодня ел. Меня. Сначала костер, потом ужин.

— Учти — гадко ухмыльнулась нежить — сегодня вечером я выиграю наше маленькое пари. И в твоих интересах, чтобы я был сыт.

— Но не в моих интересах, чтобы ты был пьян — по её спине пробежал холодок — и даже не рассчитывай на победу.

Но внутри она была совсем не так уверена. Каждый думал о своём. Они зашагали дальше. Наконец, километрах в семи от ближайшей дороги нашлась поляна, с которой даже неживые уши не слышали человеческих голосов. Немёртвый отправился на охоту.

Света развела костер по середине открытого пространства. Живой огонь успокаивал. Она надела ритуальную рясу, забила трубку травой и приготовилась ждать. Глядя на языки пламени и вертя в руках макетный нож максимального размера она поняла, что завидует Нейдеру с друзьями. Два фаербола, и твоя жертва послушно уходит в мертвятник. Как всё-таки удобно.

Упырь вернулся с первой добычей ближе к вечеру. Незаконнорожденная немёртвая представляла из себя хрупкую молодую девушку с небесного цвета глазами, правильными чертами лица и светлыми кудрями до пояса. Она куталась в капюшон толстовки, болезненно щурилась от света, и дрожала всем телом.

— Познакомься со своей смертью, лапочка — Ганс небрежно скинул девушку с плеча и приковал наручниками к дереву напротив Светы — я пошёл за вторым.

— А она наручники порвать может?

— Сомневаюсь — упырь исчез в лесу.

— Пожалуйста, не трогайте Лёшу — жертва всхлипнула — клянусь, я без его разрешения выпила кровь.

— Не верю — Свете было противно.

— Пощадите его, пожалуйста, это я лишняя, не причиняйте ему вреда. Мне так жаль. Я просто хотела быть рядом с ним. Вечно — По её щеке покатилась первая слеза.

— Вечности не существует. Рано или поздно один из вас сойдет с ума со скуки, или найдет другого, или ещё что-нибудь.

— Не говори так! Ведь ты собираешься стать одной из нас, ты должна понять меня.

— Не собираюсь. Через пару месяцев я с честью встречу свою истинную смерть. И тебе того же желаю. В смысле встретить неизбежное с честью.

Света отвернулась и закурила, стараясь не обращать внимания на рыдания. Убивать слабых и жалких противно. Это унижает твою собственную силу. А отпиливать макетным ножом беспомощной рыдающей жертве башку — что может быть омерзительней? Риторический вопрос. Проиграть, и позволить себя кусать собственной домашней зверушке. Света пыталась взять себя в руки. Трубка не помогала. Во рту стоял солоноватый привкус. На душе у неё было становилось всё поганей.

— Эй — она повернулась к жертве — а твой горе возлюбленный предупреждал тебя, что так будет?

— Лёша сказал, что за нами будут охотиться. Но он все равно меня любит и спасёт. Я знаю.

— Ты начиталась вампирских любовных романов что ли, и сама попросила себя обратить? Дура. Ну что ж, ты умрёшь, так и не узнав, какое этот мир жестокое место. Я тебе немного завидую.

День клонился к закату. Света мрачно забивали травой третью трубку. Может, если укуриться, это будет не так противно? Наконец, на поляне появился Ганс. На одном его плече дергался упырь, на другом лежала какая-то пьяная человеческая тушка.

— Это ещё что? — Настроение Светы стремительно падало к отметке абсолютный ноль.

— Мой ужин. Ты же обещала.

— Я немного не это имела в виду. Но не важно.

— Хочу немного перекусить перед главным блюдом.

— Рано празднуешь победу. Я смогу. Наверное — Света слегка качнулась — надеюсь…

Алексей оказался щуплым бледным упырем с прической а-ля творческий беспорядок и огромными наивными глазами. В синих джинсах и футболке с Дартом Вейдером. Света парализовала его своей силой и заглянула ему в лицо.

— Ну и зачем ты это сделал?

— Виноват — немёртвый с трудом улыбнулся, явно включая своё обаяние на максимум. От страха его улыбка вышла жалкой. Похоже, он вообще не заметил, что его инквизитор живой. — Но вы же меня простите?

— То есть ты предлагаешь её сжечь, а тебя простить? Ну ты и урод.

— Ты же говорил, что любишь — истерически взвизгнула обвисшая было в наручниках первая жертва и разразилась рыданиями.

— Прости, милая — Алексей повернулся к ней — просто момент дарования вечной жизни столь великолепен. Это гораздо глубже, гораздо сильнее, чем секс. Я просто должен был сделать это с тобой.

— Чтобы меня потом сожгли — ответила девушка сквозь всхлипы. — А я ещё хотела ценой своей жизни искупить твои грехи. Это он, это все он. Слышите, он насильно сделал меня такой! Я невиновна! Отдайте его место мне!!

— Ваш приговор, о честнейший из судей — Ганс, небрежно облокотившись о ближайшее дерево, гладил по волосам трясущегося от ужаса подростка неясной половой принадлежности, одетого в балахон из простыни.

— Кто из них большее ничтожество — мне лично не ясно. Но, будь я бессмертна, ни с одним из них не хотела бы жить на одной земле. Полагаю, это критерий справедливого суда инквизиции.

— Ты абсолютно права, моя госпожа.

— У вас пять минут, чтобы попрощаться со своей нежизнью — обратилась Света к трясущимся упырям.

Над поляной повисла мёртвая тишина, прерываемая редкими всхлипами. Света закурила сигарету, глядя на появляющиеся на небе первые звезды. Несмотря на всю убогость подсудимых, они всё же были мертвы. От них исходила восхитительная сила, сводящая с ума. Не хотелось превращать их в серый пепел. Но выбора не было. Насколько процесс упокаивания нежити отличается от человеческой смерти? Может быть, это ещё красивее. Наконец сигарета догорела до фильтра. Света достала макетный нож. Это был тот самый нож, оставшийся со времен первой депрессии. Наверное, ещё пахнет её кровью, если хорошо принюхаться.

Она неуверенным шагом подошла к прикованной к дереву девушке, подняла голову подсудимой и заглянула в глаза.

— Смерть — это не страшно.

— Что ты такое? — Девушка вздрогнула и с ужасом отстранилась. Слишком много было холода в её палаче. Люди не несут в себе столько боли.

— Властитель немёртвых — впервые Света произнесла эти два слова. С гордостью.

Она наотмашь ударила ножом по беззащитной шее. Порез получился неглубокий. Она сильнее надавила на нож, который застревал в мышцах. Чёрт, нужно же добраться до позвоночника. Она постепенно выпивала всю силу стоящего перед ней упыря. Нож погружался все глубже, но всё равно не доставал. Жертва булькала, и из её глаз катились слёзы. Она тряслась мелкой дрожью. Танец силы смерти в ней сменялся серым пеплом. Свету затошнило.

— Попробуй моим — Ганс протянул ей двадцати сантиметровую бабочку. Острую, как бритва.

— Вовремя, блин.

Она сменила нож и снова принялась угрюмо пилить шею. Наконец остриё упёрлось во что-то жёсткое. Света надавила что было сил. Жертва задергалась и забулькала. Похоже, сознание ещё не покинуло её. Чёрт. Нож не сдвинулся ни на миллиметр. Это мерзко. Изнутри её разрывало от чужой боли. Она снова надавила. Позвоночник не поддавался.

Света села на траву и вытерла лицо рукавом. Она и не заметила своих слёз.

— Бесполезно. Человеческих сил на это не хватит.

— Мне пойти к ролевикам топор попросить? — Ганс улыбался во весь рот.

— Нет. Достаточно. Нельзя так упокаивать нежить. Закончи за меня.

Несколько незаметных глазу движений, и всё было кончено. Два политых бензином трупа разожгли костёр до небес. Сила покидала немёртвые тела подобно фейерверку. Красиво. Но оставляет после себя пульсирующую болью пустоту. И холод внутри становится сильнее. Как будто закончилось что-то очень важное. Так и не успев начаться.

— Ты же знал, что так будет — Света нервно курила.

— Разумеется. Я никогда не заключаю пари, если не уверен в своей победе. Честно говоря не думал, что ты так далеко зайдешь — он оказался за её спиной и попытался обнять её за плечи — ты дрожишь. И плачешь.

— Это было очень противно — Света увернулась от его рук — твой ужин сейчас сбежит.

— Ах да.

Ганс мгновенно догнал незаметно уползающую в сторону леса тушку и, осушив одним глотком, бросил в разгоревшийся костер.

Света запоздало заметила приближение чужого немёртвого.

— Ты — блондинка вышла из тени и ткнула Ганса ногтем в грудь — ты распугал всю мою добычу в этом охотничьем сезоне. Кто тебе дал разрешение есть на моей территории?

— Я — невозмутимо сообщила Света — священным правом инквизитора. Нечего было устраивать тут такой бардак. Сами виноваты. Считай, что это был мой ужин.

Дальнейшие события развивались со скоростью света. Блондинка кинулась на Ганса с явным намерением оторвать ему голову. Видимо, теперь он казался ей менее страшным, чем разъяренный инквизитор. Разумеется, она немедленно оказалась на земле.

— Давай, убей меня! Простись со своим правом на индульгенцию — закричала она.

Железный фюрер отступил.

Это было уже чересчур для одного вечера. Света закинула наглую нежить на ближайшее дерево, проткнув её грудь сучками в нескольких местах. Потом ещё раз. И ещё. Тело упыря разрывалось, не успевая срастаться.

— Да как ты смеешь прикасаться к нему? Он принадлежит мне, и только я имею право на его кровь!

Нежить, с трудом шевелясь, сползла с дерева и скрылась в сумерках.

— А где: «Простите, пожалуйста, товарищ инквизитор?» — Прокричала властительница нежити ей в след. Света была в бешенстве, но от ретировавшегося упыря пахло таким запредельным ужасом и болью, что она решила её не догонять.

— Ты только что назвала меня своей жертвой? — Ганс снова оказался рядом.

— Извини, день просто выдался очень тяжёлый.

— И у тебя действительно планы на мою кровь?

— Ну, меня могут отправлять подавлять другой мятеж нежити в любой момент. Так что ты мне ещё пригодишься.

— Значит, ты не собираешься сжигать меня по приезду в город Н.?

— Конечно нет! Я бы вообще предпочла бы никого больше не упокаивать. Никогда. Так что как-нибудь без меня разберешься со своей нежизнью.

— Значит, я тебе всё-таки нравлюсь.

— Сложно сказать. Немёртвые не должны быть такими красивыми, как ты. Это отвлекает от их истинной сущности.

— Спасибо. Но я тебя сегодня всё равно укушу.

— Можешь не напоминать. Я всегда держу свои обещания.

Всю обратную дорогу до гостиницы Ганс улыбался. И, кажется, на этот раз без тени иронии. Девушка молчала. Её всё ещё трясло.

Глава 16

Свете снова снился холод, обжигающий до самых костей. Мёртвые руки, ласкающие её тело. Удовольствие, мешающееся с болью. Она стояла перед ним на коленях. Совершенно голой, только на шее старый ошейник в клёпках. Он улыбался и гладил её по голове. Трясло от желания прикоснуться к нему, но она почему-то не смела. Вся сила покинула её. Света чувствовала себя маленькой и беспомощной. Полностью в его власти. Это доставляло какое-то извращённое удовольствие. Она не могла поднять на него глаз. Вдоволь насладившись её позором, он наконец произнёс: «Молодец. Хорошая девочка. А теперь сделай папочке приятно». Ледяная рука заскользила по спине. Он слегка потянул её на себя за ошейник. Трясущимися руками она расстегнула ему ширинку. О Боги! Блять. Блять, блять, блять!! Света проснулась в ужасе.

Рывком встав, она, со злобой сбросила одеяло и в чём была вломилась в соседний номер, открыв дверь с ноги. Казалось, из её позеленевших глаз сыпались искры.

— Не спится? — Железный фюрер сидел на подоконнике и задумчиво смотрел в ночь.

— Какого чёрта! Ты же обещал мне больше не сниться!!

— Я не трогал твои сны. Что бы ты там не увидела, это всё твои личные фантазии. Я так — он едва заметно улыбнулся — просто смотрел. Поверь, сам бы я придумал что-нибудь более изящное. Но мне понравилось. Жаль, ты проснулась на самом интересном месте — немёртвый немедленно оказался за её спиной.

— Не верю! — Прокричала Света. Она всё ещё была полна ярости, но в голове уже роились сомнения.

— А знаешь — продолжил из-за спины знакомый голос. Мне даже очень понравилось. И тебе, судя по всему, тоже. Может, попробуем в реальности?

— Не смей навязывать мне свои больные фантазии! — Она обернулась, но за спиной уже никого не было.

— Ничего я тебе не навязываю. Ну подумай сама: если бы я придумывал тебе порнушку со своим участием, разве я стал бы уменьшать себе член вдвое…

— Чего??? Лишняя, совершенно лишняя информация.

— Ну, знаешь, сладкая моя, это же не я вламываюсь к тебе в номер посреди ночи полуголым и устраиваю скандал. Значит, проблемы явно не у меня.

Летняя ночь вдруг показалась нестерпимо холодной. Света осознала, что стоит посреди комнаты вечно голодной нежити в одной футболке и не имеет понятия, что делать дальше. Она села на кровать и завернулась в одеяло. Стало стыдно и страшно. Девушка постаралась перевести тему на что-нибудь противное. Чтобы не анализировать никакой лишней информации.

— Думаешь, им было очень больно? Ну, подсудимым?

— Не очень. Мы почти ничего не чувствуем. Со временем привыкаешь к постоянной боли и перестаёшь обращать на неё внимание. Где-то лет через триста. Виски будешь? — Он протянул ей бутылку.

— Выпивка в одиночестве начинает меня угнетать — она сделала большой глоток успокаивающе согревающей жидкости прямо из горлышка.

— Я к тебе присоединюсь. Позже.

Света нервно вздрогнула.

— А мёртвые только кровь могут пить?

— Алкоголь тоже можно. Со временем он просто испаряется из желудка. Вот с едой проблема. Она начинает гнить. Теоретически можно заставить определенные функции человеческого организма снова работать. Но какой смысл, все равно еда абсолютно безвкусна, а алкоголь и наркотики не действуют.

— Тяжело, наверное, целую вечность пить одно и тоже.

— Вкус крови с лихвой искупает внешнее однообразие.

Света сделала ещё пару глотков и с грустью посмотрела на ночное небо. Лето пришло для неё как обычно внезапно, будто в один миг. Последнее холодное лето с привкусом земли.

На тумбочке завибрировал телефон. Ганс мельком взглянул на номер и протянул ей трубку.

— Похоже, это тебя.

Света неуверенно приложила к уху зловещий кусок чёрного пластика

— Благодарю тебя от лица инквизиции — раздался хорошо знакомый мёртвый голос дваждымудака. — Ты отлично выполнила свою задачу. Город С. с двумя вакантными местами отныне принадлежит тебе. Со своей домашней зверушкой можешь делать что хочешь. Если твоя помощь ещё понадобится, мы свяжемся с тобой.

— Ээ…спасибо — запоздало ответила она коротким гудкам — ну и что мне теперь делать?

— Как тебе и сказали, что захочешь. Только сначала выполни своё обещание. Или, если так тебе больше нравится, можешь вместо этого раздеться и одеть ошейник — упырь ей зловеще подмигнул — а потом закатать меня обратно в гроб. Плевать. Всё равно через неделю раскопаешь обратно.

— Шёл бы ты на хер — вяло и неуверенно огрызнулась Света — не стану я тебя трогать. Завтра поедем обратно.

— Кстати, а куда обратно мы завтра поедем? Как насчёт того, чтобы посмотреть твои новые владения?

— Нет, благодарю. А то вдруг мне ещё там понравится.

— Обязательно понравится. Помесь трущоб и мегаполиса. Город С. просто очарователен.

— И зачем мне своя область, да ещё и два вакантных места в упыри? — Света чуть не подавилась вискарём.

— Лишним не будет. В крайнем случае завещаешь своим мёртвым друзьям. Тем, кто останется после твоей смерти.

— Никуда они после моей смерти не денутся.

— Ты серьезно думаешь, что Александр будет жить после твоего конца?

— Он сильный. Переживет как-нибудь моё отсутствие. А остальные погорюют месяц и забудут.

— Я бы на твоем месте не был так уверен.

Тишина ночи стала еще более неприятной. Света с трудом влила в себя очередную порцию алкоголя. Ну почему так всегда получается: хочешь просто поразвлечься, а на тебя немедленно сваливается куча сложных взаимоотношений и ещё в придачу гора ответственности? Несправедливо.

— Это шантаж — прошептала она.

— Я же тебе говорил, что привязанности не приносят в итоге ничего, кроме боли. А шантажировать я тебя ещё даже не начинал. И не собираюсь. Ты умная девочка, сама примешь нужные решения. Не хочу, чтобы ты ближайшие двести лет на меня дулась.

— И почему вам всем так приспичило сделать из меня нежить? Есть же миллионы людей, которые души отдадут за такой шанс. А я против.

— Ты сама сейчас ответила на свой вопрос. Дело не в желании. Дело в возможности. И достойности такой чести. А ещё в личных симпатиях — он снова едва заметно улыбнулся — а вот теперь я хочу твоей крови.

— Да, я помню — она откинула с левого плеча волосы.

Упырь одним неуловимым движением приблизимся и провел языком по её шее. Света вздрогнула.

— Хочу бедренную артерию.

— Это издевательство. Я проспорила право меня укусить, а не псевдоэротическое времяпровождение в своей постели.

— Вообще-то, ты сейчас в моей постели. И, заметь, пришла сюда по своей воле. Когда, как и где захочу, помнишь? Оккультист держит свои обещания. Всегда. Так что расслабься и получай удовольствие.

Света попыталась думать о чем-нибудь приятном. О том, что всё это скоро закончится. О том, что является самым сильным существом своего века. Не вышло. Попробовала вспомнить угасание силы смерти в нежити и хлюпанье перерезанной шеи. Не отвлекало. Прикосновение холодных губ вышибло из головы все мысли.

— Ты снова меня боишься — глаза с расширенными зрачками поймали её взгляд, полный нарастающий паники — кажется, я выигрываю в твою любимую игру, маленький зверёк. Ты ведь очень хочешь, чтобы я выиграл?

— Никогда. Я всё равно сильнее.

— А это совсем не важно. Я быстрее. И хитрее. И нужен тебе, как бы ты не сопротивлялась.

— Ты сам не хочешь стать победителем. Ведь тогда тебе снова незачем будет жить. И со мной станет скучно.

Укус был слишком сладким, слишком весомым аргументом с его стороны. Света до крови закусила губу, чтобы не застонать. По всему телу прошла волна дрожи.

— Только не надо пить до обморока. Пожалуйста — она с омерзением заметила в своем голосе жалостливые ноты.

— И не собираюсь. Я же не двухсотлетний подросток, могу себя контролировать — он слизывал её кровь медленно, с торжественностью победителя. Света проклинала себя за слабость. Но это было слишком больно. Слишком приятно. Просто слишком.

Через пару минут он остановился, заклеив укус пластырем. Затем исчез и вернулся с прикуренной сигаретой. Света с благодарностью затянулась и отхлебнула остатки виски.

— Так чем мы займемся в оставшееся тебе время? — Ганс выглядел абсолютно невозмутимо. За тысячу лет не сложно научится скрывать все свои эмоции.

— Я лично как обычно. Буду пить, курить, рисовать и ждать осени. А ты, видимо, отчаянно бороться со скукой. И стараться давать мне меньше поводов тебя упокоить.

Дома их встречали как героев. Упыри города Н. явно гордились карательным походом. Свете было невыносимо грустно. Казалось, за время её отсутствия между ними пролегла непреодолимая черта.

— Мне отдали город С. — с тоской заявила она на традиционном сборе на балконе с видом на вечность в их склепообразном доме.

— Мы в курсе. Теперь ты наш полноправный сосед и собрат. Ну, практически.

— И где мне теперь жить?

— Мы бы пригласили тебя к себе домой. Но я лично с этим — Николай указал рукой в сторону мрачного Ганса — в одном доме жить не буду.

— Я тоже — присоединилась Пелагея.

— У меня вообще-то имя есть — железный фюрер агрессивно оскалился.

— Во-первых, оно всё равно не настоящее. А во-вторых, пока индульгенцию не заслужишь, нету — возразил за всех Николай.

— Кстати, чем мне его кормить?

— Ну своей кровью ты его точно не прокормишь до осени — мрачно заметил Саша.

— Я его не кормила — возмутилась Света — это я поспорила, что смогу без его помощи отрезать подсудному голову. Как видишь, напрасно поспорила.

— Как тебе вообще пришло в голову спорить с тысячелетним воплощением Хаоса? — Свете внезапно стало стыдно — думаю, от нашей области пару людей не убудет — продолжил Николай как ни в чём не бывало — Только охотьтесь за чертой города. Мы и так тут слишком много шуму в последнее время устроили.

— Конечно. Спасибо, что разрешаете остаться. Кстати, а где ваш домашний зверёк?

— Кончился — с грустью ответил Николай.

— А резню в ночном клубе как-нибудь прикрыли?

— Пришлось его сжечь дотла. И естественно проследить, чтобы никто оттуда живым не вышел. По официальной версии там был наркопритон. Так что возгорания вовремя никто не заметил. Версия конечно слабовата, но для газет сойдет. На фоне модной нынче пропаганды вреда наркотиков журналисты легко согласятся распространять этот бред.

— Как-то не очень красиво вышло.

— Война красивой не бывает. Зато бывает очень весело. Весёлому вообще свойственно быть некрасивым и аморальным.

Они разошлись глубоко за полночь. Собственная квартира показалась Свете абсолютно чужой после недолгого отсутствия. Как будто уезжала она отсюда совсем в другой жизни. И хозяйка помещения давно умерла. Ганс скептически осмотрел единственную комнату.

— А тут что, можно жить? — Спросил он скривившись.

— Как видишь, можно. Но недолго. И хреново.

— Может найдем что-нибудь побольше?

— Мне тут уютно. И менять в моей жизни что-либо уже слишком поздно. Будь добр, соседей не пугай; маме моей скажешь, что это, ну, придумай что-нибудь приличное. Остальные правила студенческого общежития к тебе не относятся.

— Это интересно какие?

— Не выпивать мое утреннее пиво. Не лезть в мой компьютер. О предполагаемом приватном вечере с девушкой предупреждать заранее. В общем, там много всего. В основном правила для живых.

Света с горечью подумала, что, несмотря на многовековую жизнь, большинство упырей инфантильней её одногруппников. В двадцать лет живущих с родителями. Так и не совершивших ничего самостоятельней выноса мусорного ведра. Ведь, хотя большинство немёртвых и выглядело от силы на двадцать, наверняка обращали их в гораздо более молодом возрасте. Так что они не имели ни малейшего опыта сосуществования с себе подобными при жизни. А вот от избытка свободного времени, являющегося отцом всех неврозов, страдали поголовно. Сомнительно, что от них можно ожидать реакции на жизнь более адекватной, чем у избалованного четырнадцатилетнего ребенка. Да, весёленькое предстоит сожительствование.

Глава 17

Однако Света переживала напрасно. Упырь вписался в её дом, будто бы всегда тут жил. Оккупировал кресло, поставил ноутбук на журнальный столик. Все его немногочисленные вещи влезли на свободную полку в шкафу. Он переоделся в чёрную футболку и широкие штаны. Даже в домашней одежде он выглядел неотразимо. Наконец отмыл с себя запах крови упокоенной нежити и часа три лазил в интернете. Вёл он себя на удивление тихо и тактично. Когда вечером ушёл на охоту, Света поймала себя на мысли, что чувствует себя неуютно без него. Чёрт, неужели она всё-таки привязалась к своей батарейке? Неужели он всё-таки побеждает? Она с трудом отогнала от себя мрачные мысли. Просто хорошо всегда иметь источник энергии под боком. Хотелось так думать. Но не очень-то получалось.

Она сама залезла в интернет. Повинуясь внезапному импульсу открыла свой дневник годовалой давности…

Где-то в глубинах интернета 05. 05 2005. дневник пользователя Ноктюрна.

«Когда ты говоришь мне, что любишь меня — я тебя не понимаю. Что это значит?

Ты хочешь стоять передо мной на коленях и дрочить на образ меня в своей голове, совершенный и чистый? Ты хочешь вместе со мной наплодить таких же как мы, чтобы я была вечно? Ты думаешь, что именно я спасу тебя от необходимости каждое утро не узнавать себя в зеркале? Или ты надеешься превратить меня в уёбище со всклокоченными волосами и рваном халате у плиты с вечно убегающим борщом? В любом случае, ко мне твои мечты не имеют никакого отнашения. Так что я тебя не понимаю. И не хочу понимать.

Когда ты говоришь, что всё ещё любишь меня, то мне становится немного стыдно. За тебя. Ты путаешь свои мечты с реальностью. Ведь мой образ в твоей голове ничего не имеет общего со мной на самом деле.

Почти ничего не осталось. От всех, когда-тибо говоривших эти слова. Играть на кладбище с опавшими осенними листьями. Бесконечно макать один и тот же чайный пакетик в чашку, заваривая чай по-холостятски. Слюнявя палец, аккуратно собирать упавший на стол сигаретный пепел в пепельницу. Всякие ничего не значащие мелочи. Я легко подражаю тем, с кем общаюсь. Совершенно несознательно. Что я придумала сама, а что осталось от вас, я и не помню. Не знаю. Не интересно.

Никто не хочет играть в мои игры. Забавные игры в совершенство. Никто не понимает их правил. Вам страшно, когда мне весело. Ну и пусть.

Мы оставляем друг другу на память шрамы,

Мы на столько больны, что почти не отсвечиваем реальность.

Потерявшиеся в своих бесконечно холодных мирах…

Это не правда, что мы не умеем любить.

Как беззащитная кожа греется пламенем сигареты, что через секунду будет об неё затушена.

Как сталь ножа нежно гладит перед тем, как разкромсать в клочья.

Мы на столько неправильны, что нас почти не существует.

Только вечный холод, разрушающий всё живое

Поймет нас. И примет….»

Света перечитала свою последнюю запись. Улыбнулась. Год прошёл, и вот она всё та же. Одна ночью с бутылкой виски за этим дневником. Докуривает пятую сигарету.

Добавлен один новый комментарий. Сегодня. Анонимный пользователь.

«Какая красивая боль. Какие вычурные страдания! Я действительно никогда не смогу причинить тебе вред, мой маленький зверёк. Потому что больней, чем ты сама себе, тебе никто уже не сделает. Отчаянные мольбы в попытке достучаться до Бездны. Бойся своих желаний. Однажды они сбудутся».

Свету передёрнуло от страха. Каким образом, среди десятков подобных ресурсов и тысяч таких готических дневников он нашёл именно её? И почему именно эта запись? Стало жутковато. Одним большим глотком из бутылки она запила четыре таблетки трамадола. Потом скурила две трубки травы. Не успокаивало. Всё равно казалось, что она и вздохнуть теперь не может без его участия. Кстати, ощущение присутствия становилось всё сильнее.

— Какого хуя? Каким образом ты среди миллионов готических соплей нашёл именно мой дневник? — Сказала она, не оборачиваясь. Забила очередную трубку.

— Я давно его читал. Когда ты в него ещё что-то писала. Даже немного расстроился, когда ты его забросила. Думал, что с собой покончила. Я вообще часто себе завтрак на подобных ресурсах ищу. Как ты понимаешь, свободного времени у меня навалом. Иногда очень интересные кадры попадаются. Там нет ни настоящего имени твоего. Ни фотографии. Только на аватарке стоят летучие мыши с твоей спины. Так что я понятия не имел, что это ты. Пока тебя не раздел в первый раз. Но и тогда был не уверен. Мало ли, вдруг это популярная у молодёжи сейчас тема.

 — Не популярная. Это мой эскиз и такой больше ни у кого нет. С трудом что-то мне верится в такие совпадения.

 — Это не совпадение — упырь хихикнул — наша встреча предначертана судьбой.

 Света тяжело вздохнула. Трамадол играл в прятки с тетрогидроканабиолом в её голове. В море виски. Легче не становилось. Она чувствовала себя загнанной в угол. Повинуясь внезапному порыву, девушка молча протянула левое запястье ему. Стараясь не смотреть в глаза. Укус не заставил себя долго ждать. Только в шею.

 — Ты переходишь все рамки приличия — с трудом выдавила она из себя.

— Мне тысяча лет. Какие, к хуям, рамки? — Он обнимал её. Крепко и сильно. Слишком близко. Лишая воли к сопротивлению.

— Я тебе сейчас руку сломаю — продолжила Света.

Он засмеялся. И за пару секунд сам сломал себе руку об колено. Местах в пятнадцати наверное.

Мёртвая плоть зашевелилась, повеяло потусторонним холодом. Рука срасталось мгновенно. Выправлялись раздробленные кости. Срастались порванные сухожилия. Как в ускоренной съёмке. Света сама начала смеяться и смогла остановиться минут через пять.

— Ты ничего, совершенно ничего не можешь мне сделать — он снова обнял её — пока я хожу по этой земле, я буду всегда рядом с тобой. В тебе. И я хочу, чтобы ты принадлежала мне. А чего хочешь ты?

Света на секунду задумалась. Безысходностью веяло в её мыслях. Всё тело кричало о том, чего именно она хочет. Сколько раз и в какой позе. Управлять собой становилось всё труднее. Воля с трудом держала под контролем так долго сдерживаемые желания. Но она не могла проиграть. Не имела права.

— Я, я ничего не хочу… — Наконец с трудом произнесла она — моя смерть уже слишком близко для того, чтобы я могла себе позволить что-нибудь хотеть.

— Ты можешь врать себе. Но меня обмануть не удастся. Если бы ты ничего не хотела, то давно лежала бы в могиле. А ты борешься. Из последних сил, ломая себя и прогибая реальность вокруг. Почему?

— Я хочу силы! Только сила смерти придаёт смысл и красоту этому балагану. И только смерть я могу любить.

Обнимающий её труп усмехнулся. Его стальные глаза загорелись каким-то совсем нехорошим огнём. И он начал переливать всю энергию, что пульсировала в нём после вечерней охоты, в хрупкое живое тело в своих руках. Света задрожала от удовольствия. Сила тысячелетней бездны переливалась в неё, наполняя пустоту в сердце. Затапливая с головой. Наполняя каждый звук, каждое движение, каждое прикосновение наслаждением. Делая краски вокруг в миллион раз ярче. Каждая клетка её тела вибрировала веками холода. Она чувствовала себя совершенно счастливой. И с удивлением обнаружила, что зависла под потолком. В метре над землёй и может лететь дальше.

Упырь смотрел на неё с пола со смешанными чувствами. Восторга, победы и почему-то удивления. И голода.

— Я… Я ведь начала заниматься оккультизмом потому, что всегда мечтала летать… Тихо прошептала она.

— Что ж, тебе удалось. Не думал, что такое вообще возможно. А теперь извини, сладкая моя, но мне нужно кого-нибудь сожрать. Срочно. Потом поблагодаришь — он мгновенно растворился в черноте летней ночи.

— Похоже, мне тоже нужно кого-нибудь сожрать. Причём срочно — тихо произнесла она ему вслед.

Света мягко опустилась на кровать. Сила по-прежнему переполняла её изнутри. Но теперь к ней примешивалось чувство одиночества. И голода. Хотелось затопить кровью весь этот мир вокруг, нереально яркий и прекрасный. Дать ему почувствовать неизбежную красоту смерти. Она улыбнулась. Переоделась в корсет с чулками. Посмотрела на себя в зеркало. Оттуда на неё скалилось воплощение ночного кошмара, бледное, с зелёными глазами и белой кожей. Да, готический макияж явно теперь не займёт много времени. Только лёгкие штрихи. Она снова улыбнулась и вызвала такси на окраину города в спальные районы. Адрес назвала наугад. Обула ньюроки вместо привычных кедов. Да, сегодня будет лучшая ночь в её жизни. Ведь имеет же она право развлечься напоследок? Это не привязанности. Она просто празднует победу. Победу над этой реальностью.

Где-то в темноте, в самом сердце бархатной летней ночи, чья-то жизнь оборвалась, даже не успев толком начаться. Все мечты и надежды окончила тень, материализовавшаяся из темноты и укус. Осушивший в мгновение ока.

Железный фюрер, поужинав, сидел у верхушки столетнего дуба на окраине и любовался огнями города. Луной. Он чувствовал Свету, сквозь все разделяющие их километры. Всю её жажду. Он улыбался. Победа ещё никогда не была так близко. Он едва заметил приближение другого упыря.

— Что ты с ней сделал? — Голос Александра снизу вывел его из задумчивости.

— Ничего особенного. Просто дал ей то, чего она всегда хотела.

— Ты чудовище! Ей же больно.

— Ей вообще больно. Жить. Всё время. Легче не станет уже никогда. У тебя был шанс, и ты облажался. Есть идеи получше, как заставить её захотеть вернуться?

— Нет. Но мы не имеем права заставлять её.

— Ты, может, и не имеешь. А я волен делать всё, что мне вздумается. Так ты хочешь, чтобы она встала из могилы или нет?

— Хочу — тихо донеслось снизу после минутной паузы.

— Тогда отойди в сторону и не мешай.

Спустя пару часов, Ганс догнал Свету где-то в глубине спальных районов. В руке недопитая бутылка. От девушки исходила волна бешенства.

— Я что, недостаточно вызывающе выгляжу? — Спросила она не оборачиваясь.

— Я даже стесняюсь спросить, что ты должна вызывать.

— Агрессию. Ненависть. Желание набить мне ебало.

— Нет. Только желание тебя изнасиловать.

— Это только в твоём больном сознании. А у нормальных пацанов с окраин я должна вызывать непреодолимую тягу к членовредительству. Я тут уже гуляю битый час по дворам. В три часа ночи. В костюме готёлки. У двух пьяных компаний спросила закурить и у одной дорогу. Они от меня шарахаются…

— Не удивительно. От тебя пахнет смертью. Они конечно этого не чуют, но боятся инстинктивно. А зачем тебе оно вообще надо?

— Я тоже хочу крови. Но мне сложно нападать просто так. Нужен хотя бы формальный повод — она отхлебнула из бутылки ещё немного виски — а теперь, будь лапочкой, перейди на другую сторону улицы. Пока я с тобой, на меня точно никто нападать не станет.

— Блядь ёбанная — донёсся крик из подворотни.

— Какая мразь это тявкнула — Света одним глотком прикончила бутылку, разбила её о стену дома и, размахивая розочкой, счастливая исчезла в подворотне.

Когда нежить догнала её, то перед ним открылась умилительная картина. Незадачливый местный житель уже был мёртв и на ногах стоял только благодаря смертной силе. Света с наслаждением превращала его лицо в фарш осколком бутылки. Облизывала кровь и счастливо улыбалась. Глаза её полыхали зелёным огнём. Наконец, когда тушка перед ней напоминала кровавое месиво, она остановилась. Заботливо натянула на голову трупа капюшон. Обняла его и поцеловала туда, где ещё пять минут назад была щека. А теперь свисали клочья кожи и мышц.

— Пойдём, пойдём мой хороший. Пойдём похороним тебя. Уже всё. Больше не будет боли. Ты забудешь про героин — она нежно обняла свежий труп — ты родишься в новом, здоровом теле. Ты даже будешь счастлив. Иногда. Если люди вообще бывают счастливыми.

Вздрогнув, Ганс поймал себя на мысли, что немного завидует этому покойнику сейчас. Кажется, Свете он действительно нравится. Теперь, после того как она оборвала его никчёмную жизнь. За тысячу лет жизни упырь не видел ничего красивее. Смерть как высшая милость. Как избавление от всех привязанностей. В эту секунду он вдруг увидел в ней себя. Ещё живого. С топором и на поле брани. Пьяного от крови, полного восторга. И ему, впервые за тысячу лет, почему-то самому стало страшно. По-настоящему. Он не мог признаться даже себе, что сам попался в собственную ловушку. Что теперь зависит от неё так же, как она от него. И неведение как обычно рождало страх. Главный закон силы состоит в том, что её всегда мало. Всегда есть кто-нибудь сильнее тебя. И тысяча лет под луной ничего не меняет.

Дома Света, открыв вторую бутылку виски, жарила немного отрезанного от трупа мяса с луком и красным перцем.

— Пётр Сергеевич был не против, чтобы я его съела. Даже за. И вообще, он благодарен мне за то, что я прервала его страдания. У него был третий день отходов с героина. Он не хотел жить. Ты бы знал, как ему было больно… — Сказала она, поймав на себе удивлённый взгляд нежити.

— Кто я такой, что бы указывать, кого и как тебе есть? Я просто удивлён, что ты умеешь готовить.

— Я вообще-то не первый год одна живу. Как видишь, не померла до сих пор с голоду.

На кухне снова воцарилось молчание. Улыбка Светы постепенно тускнела. Сила смерти утекала из неё, неспособная долго находиться в живом теле. Уровень алкоголя в крови приближался к 2,5 промилле. Для обычного человека это часто значит кому. Но у оккультистов железобетонная осознанность и стальной желудок. Она задумчиво жевала мясо, продолжая запивать его вискарём. Внутри нарастал холод. И паника. Бездна вместо сердца снова была голодна. Она никогда не насыщалась. И даже миллионы смертей не способны были заполнить её.

— Эпический ты мудак, Ганс. Зачем ты это со мной сделал? Хотя я сама знаю ответ. И это ужасно.

— Я просто дал тебе то, что ты хотела.

— Как будто ты не знал, как сильно будет хотеться ещё.

— Такова природа твоей силы. И в этом я вообще не виноват.

— Но ты прекрасно используешь это в своих целях. И теперь я сижу на кухне, жую человечину и абсолютно счастлива. Так счастлива, что мне от этого больно. И впервые за все годы, проведённые на земле, я не хочу умирать. Мне нравится жить. В последние дни своей жизни. Это несправедливо! Как я вообще докатилась до такого позора?

Она хлебнула ещё виски, затушила пятую сигарету о своё запястье и сжалась в маленький комочек в углу кресла. Закрыла лицо руками. Нежить мгновенно оказалась рядом, на подлокотнике. И застыла в ожидании. Впервые в своей нежизни Ганс испытал очень странное чувство. Как там его люди называют? Сожаление? Стыд? Нет, не то. Он не знал, как это описать.

— Я вообще-то понятия не имею, что нужно делать с плачущими девушками — наконец произнёс он.

— Как что? С чего ты вообще решил, что должен что-то делать? Празднуй победу. Пьяный некромант, рыдающий в жилетку собственной нежити. Потому, что он умирать не хочет. Теперь уже всё равно, что ты со мной в итоге сделаешь — сожрёшь, выебешь, убьёшь. Всё сразу. Большего позора, чем сейчас, сложно представить.

— Что-то мне не радостно. Не такой ценой.

— Сам же говорил, что для достижения цели хороши все средства. Включая развод и манипуляцию слабостями противника.

— Говорил. И по-прежнему так считаю. Поэтому совершенно не понимаю, в чём проблема.

— Ну, это меня не касается — Света улыбнулась и вытерла салфеткой глаза — я вообще стала слишком эмоционально воспринимать тебя и твои проблемы. Достаточно на сегодня. Сейчас я допью свой виски и вырублюсь. Можешь меня сожрать. Мне уже всё равно…

Она одним глотком осушила бутылку.

— Я вижу смерть в твоих глазах. Свою смерть. И она прекрасна — тихо прошептала девушка. И действительно отключилась.

 Ганс отнёс бесчувственное тело в кровать. Двадцать минут возился с завязками корсета. В конце концов плюнул. Накрыл её одеялом и лёг рядом. Он по-прежнему не мог понять своего состояния. Осталось просто влить ей в рот немного своей крови, а затем свернуть шею. Всего-то. Или просто исчезнуть из её поля зрения и подождать, пока она сама умрёт. Ей совсем недолго осталось. И она встанет из могилы. Потому что хочет его, боится и ненавидит. Потому, что привязана не только к его силе, но и к личности. Но он не мог так поступить с ней. Сам даже не понимая почему. Ему уже не нужна была победа любой ценой. Поэтому он просто лежал рядом, глядя на неё. Во сне она инстинктивно прижалась к нему. Такая маленькая и беззащитная. Не верилось, что всего пару часов назад мир трещал от её прикосновений. Светало. Упырь улыбнулся думая о том, в каком она будет бешенстве, когда проснётся. Ей опять ничего не снилось.

Глава 18

Этим летним утром Ольга Ивановна чувствовала себя абсолютно счастливой. Ей сложно было привыкнуть называть себя так, ведь все свои тридцать лет она была просто Олей. Никому не нужное гуманитарное высшее образование. Десятки работ без денег и перспектив. Одиночество и холод бесконечными зимами города Н. И вот, наконец, прошлым летом появился Он. Он с большой буквы. С приличной работой, своей квартирой, голубыми глазами и таким нежным голосом. А главное, он любил только её.

После жаркого и счастливого лета Он сделал ей предложение. И плод их настоящей любви уже почти готов впервые улыбнуться этому миру. Она уже представляла, как маленький Витя сделает первые шаги, как потом будет приносить из школы одни пятёрки. У него непременно будут глаза мужа. Синие с загадочным серым оттенком. Ей было наплевать на презрительное выражение лица гинеколога, когда тот записывал в её медицинскую карту «первородящая». Плевать на риск и предупреждения подруг, что опасно рожать так поздно. Наконец и она покажет своим одноклассницам фотографии своего сына. Ей станет интересно обсуждать достоинства и недостатки близлежащих детских садов. И на родительском собрании к ней с уважением обратятся: « Ольга Ивановна, а что Вы думаете о дополнительном факультативе по математике?». Она станет матерью. Её жизнь обретёт смысл.

Она шла на консультацию к знакомому гинекологу и была абсолютно, совершенно счастливой. Улыбалась своим мечтам, не замечая старушек, продающих семечки. Бомжа с потрепанной зимней шапкой около грязных колен. Весёлой толпы студентов, сдавших очевидно какой-то свой очень ответственный экзамен. Не замечая на другой стороне улицы девушку с белыми волосами и неестественно бледной кожей, смотрящую на неё с помесью удивления и брезгливой жалости. Не замечая несущуюся на зелёный свет тонированную шестёрку. Она даже не успела почувствовать боль. Новоиспеченная Ольга Юрьевна отлетела метров на пять, не сделав и пары шагов по пешеходному переходу. Ударившись затылком о бордюр, она умерла мгновенно. И лишь её последний безмолвный крик разорвал воздух раннего летнего утра. «Спасите! Спасите моего ребенка! Спасите Витю!». Но мёртвых никто не слышит. Ну, или почти никто.

Света проснулась от головной боли. Обнаружила нежить в своей кровати. Орать на него не было сил. Хорошо, что она хотя бы одета. Вчерашний день вспоминался отрывками. Было стыдно. Но прошлого не исправить, и сожалеть о нём бесполезно. С самого утра она чувствовала, что сегодня особенный день. Что-то важное должно решиться. Она рассеянно выпила утренний кофе с трамадолом, приняла душ, задумчиво погрызла фильтр последней сигареты, и, привычно выругав себя за рассеянность в супермаркете, отправилась за необходимым суточным запасом курева. Посылать Ганса одного за сигаретами она опасалась. После того, как он сломал нос и выбил половину зубов двум парням из соседской шпаны. Про правило никого не трогать в окрестностях своего дома он и думать забыл сразу после того, как кто-то поставил машину на его место. Ей пришло в голову, что стая ротвейлеров была бы более тихими и главное полезным домашними зверьками, нежели её личный упырь.

Тело беременной женщины выбросило ударом не успевшей затормозить машины прямо к ногам Светы. Смерть невидимым цветком красоты, недоступной живым, взорвалась в воздухе. Девушка с трудом оторвала от него глаза, и тут её сознание разорвал крик новоиспеченной покойницы. Она не задумываясь пощупала пульс женщины для виду, и привычным уже движением потянулась за макетным ножом.

— Ты с ума сошла? — Ганс неуверенно заглянул в её глаза — что ты собираешься делать?? Если тебя посадят за публичную расправу над беременной женщиной, то я тебе передачи с травой и трамадолом носить не буду!

— Спокойно. Плацента отслаивается. У меня не более пяти минут на то, чтобы извлечь ребенка.

— Ты собираешься делать ей Кесарево сечение посреди центральной улицы города? Ты хоть знаешь, как это делается? Или это тебя никотиновое голодание делает безумным маньяком? Зачем тебе спасать чью-то жизнь?

— Для гармонии. Вчера отнимала, сегодня возвращаю. Я читала о Кесаревом сечении. Даже один раз видела, как это делают. Разгони толпу вокруг и не говори мне под руку. У меня получится. Я не могу проигнорировать последнюю просьбу покойной.

— Ты уверена?

— Чёрт возьми, да!

— Как скажешь — упырь отвернулся в недоумении, и не без труда изобразил свой самый официальный тон: « Всем сохранять спокойствие. В результате несчастного случая женщина погибла. Её ребенка ещё можно спасти, если действовать незамедлительно. Не мешайте доктору работать. Кто-нибудь, вызовите милицию и скорую помощь».

Люди всё же удивительные существа. Что бы ни произошло у них на глазах, главное чтобы хоть кто-нибудь начал командным тоном раздавать инструкции, и они немедленно успокоятся. А если упомянуть милицию, то их быстро станет в два раза меньше.

Света абстрагировалась от происходящего. Она должна. Она не простит себе игнорирования последней просьбы покойной, особенно когда сама живёт свои последние дни. Она должна, и значит она сможет. Она знает, что делать.

Её макетный нож вошел в набухший воздушным шариком, ещё тёплый живот. Работа не сложная. Срединная лапаротомия, глубокий сильный надрез, найти матку. К счастью, в этот раз позвоночник перепиливать не нужно. Просто вскрыть брюшную полость, и при этом не отрезать ничего ребенку. А ещё успеть. Главное успеть. Приближение собственной смерти делает людей героями. Даже таких, как Света. Ведь терять им больше нечего, а попробовать хочется всё.

Когда она вскрыла брюшную полость, то поняла — долго искать матку не придется. Огромный мышечный мешок занимал почти всё пространство между тазом и печенью. И в нём что-то слабо шевелилось. Света не задумываясь вскрыла напрягшуюся мышцу. Её окатила очередная струя крови. Нет времени даже думать о гемостазе. Да, в общем-то, и незачем. Наконец она расширила отверстие настолько, что смогла просунуть туда левую руку. С омерзением она нащупала склизкий комок жизни посреди наступающей смерти. Она аккуратно взяла округлый конец комка и извлекла ребенка. Он и не собирался дышать.

Света не желала сдаваться. Она набрала в свои гниющие лёгкие побольше воздуха, и, выдвинув ребёнку челюсть, вдохнула в него первый вдох, пахнущий сигаретами и осенью. Потом ещё один. И ещё. Наконец младенец вяло зашевелился и закричал.

— Добро пожаловать в наш мир. С первым днем твоего умирания, Вик. — сказала ему на ухо Света.

Затем завернула младенца в свою ветровку, запоздало нащупав в её кармане полупустую пачку сигарет, безнадежно залитую кровью. Сзади, визжа сиреной, подъехала скорая помощь.

— Вы же сказали, что тут преждевременные роды — молодого доктора, вчерашнего ординатора, от уведенной картины затрясло, и он предательски побледнел. Прямо на асфальте лежала женщина с распоротым животом в огромной луже собственной крови. И окровавленная с ног до головы седая девушка держала её ребёнка. Живого и плачущего.

— А тут Кесарево по экстренным показаниям. У трупа. Номер сбившей насмерть родильницу машины записан у вон того молодого человека. — Света указала рукой за спину, но Ганс уже растворился в толпе. Похоже, любая нежить на дух не переносит скорую.

— Коллега, вас лишат лицензии — от испуга парень заговорил как герой плохих сериалов про врачей — и посадят.

— Победителей не судят. И я, кстати, не врач. Может, вы уже начнете что-нибудь делать, а то я лично не знаю, что дальше. — Света протянула доктору окровавленный сверток, в котором шевелился маленький человек, родившийся из крови своей матери и принятый в этот мир последним воплощением смерти.

Света сидела в вестибюле областной больницы и ждала. Пахнущем хлоркой и тряпками, жирно блестящем свежевымытым кафелем вестибюле приёмного отделения. Такси за ней всё не ехало, а идти пешком не было сил. Голова почему-то кружилась всё сильнее. Снова эта больница. Битва и подвиг, победа и проигрыш — все пути ведут сюда. Одежда, пропитанная чужой кровью насквозь, засохла в непробиваемую корку и противно скребла по телу. Из детской реанимации спустился кто-то в белом халате.

— Как там Виктор? Ну, сегодняшнее Кесарево в полевых условиях? — Спросила она для вида, хотя сама прекрасно знала ответ. Ольга Игоревна благодарно улыбалась в её сознании.

— Так это вы спасли ему жизнь? Восхищен вашей смелостью, коллега. С ним всё хорошо — человек в белом халате смотрел на неё со смесью восхищения и зависти.

— Я не врач — задумчиво ответила девушка — и уже никогда им не стану. Кстати, раз уж я всё равно здесь. Будьте добры, позовите доктора Зайцева из торакальной хирургии. Я его пациентка. С онкологией. И у меня закончились обезболивающие.

— Вы… Ээ… Спасибо за ваш героизм… Я… Восхищен — не зная, что говорить, врач ретировался в курилку. Чёрт, ведь сигареты тут наверняка негде купить. А стрелять в таком виде — явно нарвёшься на очередной неловкий разговор. Людям, посвятившим свою жизнь помощи окружающим, почему-то было неудобно общаться с ней. Видимо от того, что сами они признавались себе в этот момент, что они ценят свою карьеру и зарплату слишком высоко. И не стали бы рисковать ими ради зыбкой надежды спасти чью-то жизнь. Видимо именно этому их долгих семь лет учат с восьми до пяти.

Света, забрав свой рецепт на опиаты у доктора Зайцева, с тоски затянулась высохшей уже окровавленной сигаретой. Не так плохо на вкус, как ожидалось. Она-то не чувствовала себя героем. Просто выполнение долга.

Дома она с трудом отскребла от себя засохшую одежду. Душ не помогал. Света чувствовала себя как-то не так. Лёгкие предательски болели. Наконец она, взглянув на себя в зеркало, поняла, в чем дело. На её лице проступала печать смерти. Видимо, утреннее решение было абсолютно правильным. Наконец пришло время забыть о разрывающей душу боли, чужих проблемах и своих непонятных взаимоотношениях с микросоциумом немёртвых. Похоже, следующий рассвет будет последним в её жизни. Она подумала о том, что голова у неё уже мокрая. Фен сломан. А сигарет в доме пол пачки, да и те пропитаны кровью. Затем её мысли прервал звонок в дверь. Пришлось, кутаясь в халат, идти открывать.

На лестничной площадке переступал с ноги на ногу дяденька с усами, будто сошедший с чёрно-белых снимков из газет тридцатилетней давности, повествующих о научных свершениях Советского союза. В сером пиджаке и со скорбным выражением лица. В руках он неловко мял черенок большого букета бордовых роз.

— Это вы Светлана Юрьевна? Мне дали ваш адрес в больнице…

— В чём дело? У вас есть для меня в подарок новые легкие? Надеюсь, вы новую печень тоже прихватили. А то моя уже никуда не годится. Иначе ничего не выйдет. Я всё равно умру.

— Нет… Ну… — Дяденьке явно стало ещё более неловко — я отец Виктора. Понимаете, я так любил Олю. Ну… Я не знаю, как бы жил дальше, если бы наш сын тоже погиб. Спасибо Вам — по его щеке потекла слеза.

— Ну не за что, я просто выполняла свой долг — Свете внезапно тоже стало неловко. Она делала в своей жизни дела, которые можно хотя бы с натяжкой назвать добрыми, достаточно часто. Не реже, чем остальные представители человечества. Но спасибо ей не говорили ещё никогда. Тем более в такой форме. Она прошептала себе под нос что-то вроде — «Не стоит благодарности». И исчезла на кухне, через минуту вернувшись со своей последней живописной работой в руках. На ней болезненно бесцветной акварелью, подведенной чёрной тушью, был нарисован вечерний двор спального района, зажигающиеся окна в бетонной коробке многоэтажки. На горизонте алой кровью разливался закат. На дереве во дворе сидела маленькая человеческая фигура в чёрном. От бумаги веяло холодом. О чём эта картина, она не знала сама. Просто очередное изображение чувства одиночества. В левом нижнем углу с обратной стороны картины Света повинуясь внезапному порыву подписала:

Есть абсолютная красота

Последнего выдоха,

Угасшего костра,

Погибшего чувства.

Великое совершенство

Разрушения.

Создающего для чего-то нового,

Неизведанного

Пустое место.

Настолько прекрасная,

Что сознание человека

Такое просто не в состоянии

Вместить.

А жаль…

С.Ю.

Она протянула картину мужчине на лестничной площадке.

— Вот. Подарите Вику, когда ему исполнится четырнадцать — мужчина на лестнице снова прошептал слова благодарности. Вздрогнул. Всхлипнул и неловко высморкался.

— Не плачьте, все мы когда-нибудь умрём. И каждый умрёт в одиночестве — добавила Света. Что и говорить, воплощения смерти не умеют утешать живых. Особенно с похмелья. Мужчина ретировался.

Света заперла дверь, поставила душно пахнущие розы в безвкусную вазу «под хрусталь», принадлежащую хозяйке квартиры. Порадовалась, что Ганс опять исчез куда-то по своим загадочным делам. Подумала о том, что стоит попросить его купить сигарет на обратном пути. И виски. Его телефон зазвонил на тумбочке. Значит, придётся курить окровавленные остатки из кармана ветровки. Не велика плата за пару часов одиночества перед смертью.

 Ещё она думала о том, что это первые цветы, которые ей подарили в жизни. Если не считать розочки в седьмом классе. Которые на восьмое марта дарили всем девочкам. А она ведь любила цветы. Смотреть, как жизнь в них угасает с каждым днём и они вянут, превращаясь в пыль… Как пахнут всё слаще, будто чувствуя приближение конца. Надо же, девушка всегда была уверена в том, что свой первый букет получит на свежую могилу. Порой жизнь даже в последний день успевает преподнести сюрприз.

Глава 19

Света с наслаждением грызла фильтр сигареты, покрытой засохшей кровь, глядя в открытое настежь окно. Последний закат в её жизни был великолепен: багровые облака, разрывающие чернеющее небо. Первые звёзды недостижимо далеки и от того ещё прекраснее. Город затихает и готовится показать своё настоящее лицо. На сердце абсолютно пусто. Она просто не хотела больше ничего чувствовать. Скоро холод смысла её жизни заполнит всё её существо, и она забудет, что означает быть.

Присутствие немёртвого на горизонте выбило её мысли из позитивного русла.

— Ты что-то слабо выглядишь — Ганс возник за её спиной почти внезапно.

— Это последний закат в моей жизни. Будь добр, исчезни куда-нибудь до утра, не мешай мне умирать — она произнесла это абсолютно автоматически, лишь через пару секунд осознав, что, оказывается, не хочет закончить свою жизнь в одиночестве. Последний день не переставал удивлять.

— Что, уже всё? — В его голосе, казалось, проскальзывали интонации отчаяния.

— Ты думал, что мне за месяц вышлют открытку?

— Но на вас, некрофилах, печать смерти обычно дня за три проявляется.

— На мне появилась за семь часов. Я наверное была хреновым некромантом.

— Нет, это несправедливо — он мгновенно оказался слишком близко — наша игра не может так просто закончится. Ещё слишком рано.

— К счастью, это не ты решаешь. Надеюсь, последний месяц тебе было весело. Лично мне было. Так что я благодарна тебе за компанию.

— Ты не можешь просто так взять и уйти — он смотрел в её глаза со смесью надежды и ужаса — я должен знать, кто из нас двоих сильнее. Иначе как же мне дальше терпеть нежизнь в вечности?

— Наша игра закончилась. Победила смерть. По-моему красиво. Должен же был кто-нибудь у тебя выиграть. Хотя бы раз за тысячу лет. Но человек на такое не способен. Так что радуйся. Такой исход событий щадит твою гордость. А теперь, извини, но я занята. Мне нужно ещё о многом подумать. Помедитировать и отпустить всё, к чему я привязана. Удачи в вечности — Света улыбнулась и отвела взгляд. Небо окрасилось первой вечерней чернотой. И бесконечно далёкие звёзды проступили на ней ярче, маня к себе умирающих. Город затих, провожая дневную жизнь, с её суетящимися приличными гражданами, старушками, работой и ужином в кругу семьи. Встречая жизнь тусовщиков, гопников, алкоголиков и прочих ночных обитателей. Мир замер. На одну секунду стало абсолютно тихо. Её сигарета догорела до фильтра, а его тысячу лет мёртвое сердце впервые дрогнуло.

— Я не проиграю — Свету снова передернуло от его близости — дело не в том, что ты самый сильный некромант из всех, кого я знаю. И не в том, что ты круче меня. Просто ты думаешь так же, как я. И я не могу отпустить тебя.

— Какая разница, можешь или нет? Нас никто не спрашивает. Мир — штука жестокая… — Света закашлялась, чувствую ставший уже привычным привкус крови во рту. Главное продержаться последние часы. Она больше ничего не должна чувствовать. Но всё равно было больно. От крови, постепенно заливающей изорванные легкие. От холода, вторгающегося в её сознание. От неизбежности.

— Я не готов тебя отпустить.

— А я, если честно, не готова следующие несколько часов мучительно захлебываться собственной кровью, а потом встретится с теми, кого мое ограниченно убогое сознание даже представить не в силах. К этому невозможно быть готовым. Но у меня нет выбора.

— Нет — взгляд его расширенных до предела зрачков выжигал дыры в её и без того пустой душе — ты заслуживаешь права выбора — его поцелуй уничтожил остатки её самообладания.

— Убей меня, пожалуйста. Не хочу задыхаться несколько часов — совсем тихо прошептала она. Почти беззвучно. Но мёртвые всё слышат. И поцеловала его в ответ. Не прекращая поцелуя, он прикусил себе язык. И сила хлынула нескончаемым потоком в умирающее тело. Кровь нежити, являясь ядом для всего живого, для некроманта нектар Богов. Слаще эклеров под гашишем. Сильнее килограмма кокаина. Света захлебнулась его кровью и задохнулась от удовольствия. Она как будто видела его изнутри. Эмоции, разрывающие мёртвое сердце. Непонятные даже ему самому. Удовольствие, мешающееся с холодом и болью. Одиночество, которое невозможно разделить. Наверное, так же нежить чувствует человека, кровь которого пьёт… Света не поняла, как они оказались на кровати. Без одежды. Каждое прикосновение взрывало мир вокруг. И рождало его заново. Теперь она понимала, почему некоторые упыри подсаживаются на обращение себе подобных. Их кровь мешалась. Она перестала понимать, чьи это чувства. И мысли. Его или её? Она узнавала себя в другом существе. И это было не страшно. Даже бездна в сердце, казалось, перестала существовать. Заполнилась. И, наконец, на последней волне удовольствия, жизнь, распускаясь невидимым багровым цветком, покинула умирающее тело. Смерть — это совсем не страшно. Даже очень красиво. Если ты, конечно, умеешь видеть…

Он по привычке закурил, глядя на её остывающий труп. Мёртвые лёгкие не впитывают никотин. Но запах табака напоминал о ней. Погладил по волосам. Закрыл рукой зелёные глаза. В них, казалось, застыло выражение покоя и счастья. И прикрыл труп простынёй. В его душе взорвалась пустота. Больше в этом мире не осталось ничего для него. Нет больше никакого смысла. Пока она не вернётся. Если она вернётся.

От трупа Ганса отвлекло чужое присутствие.

— Ты долбоёб — без предисловий начал Николай. Железный фюрер промолчал. Впервые за тысячу лет… — ну ладно Саша — продолжил старший упырь города Н. — он дурак малолетний. Но ты то какого хрена творишь? Мы только что проебали последнего некроманта эпохи. А всё из-за того, что кто-то не умеет держать себя в руках.

— Она вернётся.

— Интересно зачем? Сказать спасибо за прекрасный секс?

— Иди на хуй. Она вернётся — зашипел он в ответ.

— Кажется, она тебя сделала — Николай невесело хихикнул — ну кто бы мог подумать! Она выиграла. Привязала тебя к себе. И оставила плакать на могилке. Жаль, что такой ценой.

— Посмотрим — тихо ответил Ганс. От меня ещё никто не уходил. Ни живой, ни мёртвый.

— Всё когда-нибудь бывает в первый раз.

Вместо ответа в него полетела тумбочка. Николай ретировался в окно, всё ещё усмехаясь. Конечно, жизнь последнего некроманта не стоила того, чтобы унизить одного дохлого мудака. Пусть даже и очень древнего. Но реальность суровая штука. Приходится радоваться малому.

Надежды Светы оправдались. Практически никто живой на её похороны не пришёл. Мама надрывно рыдала. Саша вложил в её руку пачку сигарет и зажигалку. Никогда ещё ему не было так больно. Он давно перестал верить в то, что она останется с ними. Ей незачем возвращаться.

Через три дня прожаренный, наполненный душной пылью, летний ветер стелился над свежей могилой. Ганс ждал. В гробу было тихо. Он просто не мог уйти с этого кладбища. Потому, что не было смысла больше нигде в этом реальном мире.

Через девять дней мрачный Николай сообщил об индульгенции. Угрюмо покосился на противоестественный крест над её могилой. И не нашёл в себе сил ждать. Он знал, что после девяти дней почти никто не встает.

Через месяц Ганс все ещё ждал.

На сороковой день Саша поджёг свой костёр. Ни с кем не попрощавшись. Первое дыхание осени вводило в кончики листьев священно красную гниль. Великий праздник разложения. Железный фюрер начал постоянно курить. Терпкий дым хоть немного согревал его мертвые лёгкие. И всё ещё напоминал о ней. Впрочем, он никогда бы в этом не признался. Даже самому себе. В её гробу было по-прежнему тихо. Тело не гнило. Но это ни о чём не говорит. Может быть, она просто считает, что гнить не эстетично. Никто не возвращается спустя столько времени. Надежды не было. Но и уйти он не мог. Боли в его сердце тоже больше не было. Только тишина. Мёртвая тишина её могилы. Не холод, и не пустота, а просто небытие. Если в твоей нежизни есть только одна надежда, то нельзя её уничтожать. Это просто слишком жестоко. Даже для трупа возрастом в тысячу лет.

Через два месяца холодный ветер сорвал последнюю листву со скрюченных деревьев кладбища на окраине города Н. Ганс больше не мог ждать. Он перестал верить в реальность. Ненавидел её и себя. Готов был признаться, что в итоге она оказалась сильнее. Потому, что против несуществования не бывает аргументов.

Настал главный праздник умирания. 31 октября, и пьяные готические тушки зачастили на кладбище, но он не хотел есть. Со дня её смерти его клыки не оборвали больше ни одной человеческой жизни. Он больше ничего не знал и не помнил. За тысячу лет он лишь один раз подарил кому то вечную жизнь. Именно тому единственному нечеловеку, которому она была без надобности. Больше ничего в этом мире не осталось.

Но в этом году вселенский праздник умирания приготовил подарки всем, исполняя их самые тайные желания. В ночь с 31 на 1 ноября сверхчувствительный слух живого трупа наконец уловил шорох в её гробу. Она так и не смогла уйти навсегда.

Ганс сначала не поверил собственным ушам. Но ощущение её присутствия красноречиво уверяло в обратном. Мир вокруг снова обрёл краски. Опавшие листья шуршали под порывами ветра. С другого конца кладбища донеслась песня пьяных готов. Пахнущих очень вкусно. И холод октябрьской ночи больше не разрывал его изнутри.

Смерть сделала Свету безумно прекрасной. Практически невесомое вследствие долгой болезни тело, абсолютно белые волосы, заострившиеся до самого основания черты лица. И расширенные до предела зрачки, испепеляющие ненавистью. После смерти она узнала о себе много нового. Все эмоции, тщательно уничтоженные при жизни, обрушились на неё со всей неотвратимостью. Сразу после того, как она лишилась физического тела. Все мёртвые хранители, что спасали и поддерживали её при жизни, после смерти стали ей чужими. Сила, в которой она видела смысл всего своего существования, стала больше не нужна. Но это было не самым страшным. Быть в аду не так сложно. А если ты с любовью сам себе его создавал всю свою сознательную жизнь, то он может даже показаться раем. Она думала, что убила в себе всё человеческое. Оказалось, оно просто спало и ждало своего часа. И разорвало остатки души на куски, как только разум растворился в последнем вздохе в её жизни. Она оказалась не готова к вечности. И сил сопротивляться этому больше не осталось.

— Рад тебя видеть — улыбнулся Ганс, с лёгкостью взломав крышку её гроба.

— Когда тебя просят убить — это значит свернуть шею, а не трахнуть и напоить своей кровь!

— В следующий раз буду иметь в виду. Тем не менее, тебе же вроде понравилось.

— Не имеет значения. Теперь мне предстоит провести вечность на этой земле. Это же хуже любого ада.

— Ты же вернулась сюда из ада. Значит, здесь не так уж и плохо.

— Я не могла не вернуться.

— Почему? — Его улыбка становилась все человечнее. Почти искренней. К счастью, она этого не заметила. Ведь она не прощала слабости ни себе, ни окружающим. Даже после смерти.

— Ты никогда этого не узнаешь. Кстати, а какого чёрта ты тут делаешь? Инквизиция что, не даровала тебе индульгенцию?

— Давно уже. Я жду тебя. Между прочим, уже третий месяц. Я тебя обратил, теперь ты официально второй немёртвый города С. Так что я заинтересован в том, чтобы из тебя получился хороший бессмертный. Впрочем, я уверен, что ты станешь идеальной нежитью. Ты ещё при жизни была большим упырём, чем некоторые из моих собратьев. Тебе понравится новая нежизнь. Нам будет весело вместе.

— То есть мне мало того, что из самого лучшего некроманта своей эпохи я стала немощным упырем пары часов от роду, так мне ещё и предстоит провести вечность с тобой?

— О да. К тому же ближайшие пару сотен лет я бесспорно сильнее тебя. Так что добро пожаловать обратно в материальный мир — он внезапно оказался рядом. Света исчезла, мгновенно ретировавшись на ближайшую кладбищенскую лавочку.

— Хочу обратно в ад — она сжала зубы, благодаря мироздание за то, что трупы плачут только тогда, когда сознательно дают команду своим слёзным железам выделять жидкость. И спонтанно такое не происходит, даже если очень больно.

— Эй — он снова оказался рядом — то, что у тебя всплыли все подавляемые при жизни эмоции — это нормально. Через пару лет ты научишься их контролировать. А через сотню станешь практически как живая.

— А к тысяче лет превращусь в полубезумного ненавидящего жизнь монстра.

— Зато ты будешь почти всесильна.

— Я уже была почти всесильна. Счастливой, как ты помнишь, меня это не сделало — Света по привычке закурила. Стало теплее. Но голод усилился. Уничтожив сигарету одной затяжкой, она сплюнула откушенный бритвенно острыми зубами фильтр. Да, придётся долго привыкать к своему новому телу — почему-то подумалось ей.

— А я могу остаться в Н.?

— Думаю, Николай будет не против. Но лет двадцать тебе всё равно придется жить где-нибудь подальше. Здесь слишком много народу помнят, как ты выглядишь. Я сильно сомневаюсь, что ты выживешь где-нибудь в одиночку. Так что теперь ты мой домашний зверёк, я имею право поиграть хоть немного. — Он протянул руку к её щеке.

— Она отшатнулась и зашипела. — Сейчас я ничего не могу, но я стану сильнее тебя. Пусть даже мне вечность для этого понадобится. И постарайся давать мне поменьше поводов тебя убить. Ты ещё не выиграл.

— Знаешь, я скучал без тебя…

— Мне просто необходимо кого-нибудь съесть — она скривилась — причём прямо сейчас. До чего же холодно. И мерзко.

— Восемь могил влево, двадцать к западу, толпа пьяных готов. От водки в их крови тебе должно полегчать.

— Отлично, ещё и каждый раз придется искать алкоголиков чтобы напиться. Просто прекрасно. Я, конечно, предполагала, что все будет плохо, но что до такой степени…

— Добро пожаловать в вечность, сладкая моя.

Эпилог.

Однажды,

Когда время остановится,

И тысячи пылинок замрут в воздухе,

Утратив порыв верта под собой.

Перестав чего бы то ни было хотеть,

Само слово желание

Утратит всякий смысл

Для тебя.

И станет абсолютно хорошо.

Или абсолютно плохо.

Просто абсолютно.

В тот день ты познакомишься

С Богом

Внутри себя.

Беги, маленький зверёк, беги. Проклинай небеса, что даровали тебе дыру вместо сердца. Забывай себя, примеряй всё новые маски. Играй в жизнь, люби смерть. Это никогда не закончится. Колесо вертится. Ты будешь возвращаться снова и снова, сам создавая себе персональный ад. Пока наконец не остановишься. Не взглянешь в глаза Бездны, что вечно просит жрать внутри тебя. И поглощает всё, что ты любишь и ненавидишь. Однажды ты найдёшь в себе силы для этого. И узнаешь в этой Бездне себя. Настоящего. Тогда ты поймёшь, что зло — только обратная сторона добра. Что космос — всего лишь часть хаоса. И Бездна не только пожирает. Она всё создаёт. И она всё поддерживает. Тогда, может быть, если ты не сойдёшь с ума от этого знания, то сможешь играть по своим правилам. А пока колесо вертится. Всё возвращается. И чьи-то голодные глаза смотрят на тебя в темноте из каждого зеркала…