Роман, которого не было
Посвящается любимому Санкт-Петербургу
Глава 1
Яд змеи тебе не страшен, пока на тебе нет ран…
Восточная мудрость
Питер встретил ее пронизывающим ветром, когда Вера шагнула на платформу из вагона Сапсана. Он словно пытался загнать её обратно внутрь, «возвращайся, откуда приехала, предательница» — слышалось ей сквозь пробирающий до костей ледяной вихрь. «Питер, прости, что давно не приезжала» — мысленно отвечала она. «Кыш-ш отсюда…» — зашипел в спину состав, когда с платформы хрупкая фигурка устремилась в здание Московского вокзала. Ей нравились ощущения, когда она шла сквозь него. Этот длинный, бесконечный атриум, полный мятущихся, беспокойных душ казался магическими воротами в другой мир. Она спешила скорее пройти через них, чтобы очутиться в ноябрьском сумраке любимого города, как уже бывало много раз…
***
— Вер, ты меня совсем не любишь! Знаешь, что терпеть не могу суши-бары и упорно меня в них тащишь каждый раз, когда приезжаешь в Питер, вам бы москвичам — лишь бы пафоса нагнать, — возмущался Ромка, мучительно пытаясь подцепить палочками ролл и донести его до маленькой соевой лужицы, не потеряв по дороге. Задача не из простых. Ромка ходил в суши-бары только со мной, поэтому тренировки его были эпизодическими и приобретённые навыки мгновенно терялись без практики. Последние года полтора я часто приезжала в Питер по работе в филиал нашей московской фирмы. В филиале мы обычно что-то долго и умно обсуждали целый день, пили литрами кофе и «важно надували щеки». К вечеру, под благовидным предлогом я незаметно ускользала от коллеги-экспата — англичанина Джона. Он звал меня Verá, с ударением на второй слог, был пугающе дружелюбен и каждый раз пытался затащить меня в какой-нибудь аутентичный «cool place». Отделавшись от «коварного шпиона» как обычно я называла его за глаза, хотя милое веснушчатое лицо и копна рыжих спутанных волос никак не вязалась с данным прозвищем, я звонила Ромке. Ромка был давним другом — добрым, отзывчивым, всегда готовым без сожаления потратить вечер на «взбалмошную москвичку». Правда его совсем не интересовали женщины. Но когда я была с ним — это не ощущалось. Он был классным парнем и верным рыцарем, и этого было достаточно.
— Рома, конечно, я тебя не люблю! Я люблю Питер, а ты идешь в нагрузку к нему. Бесплатным бонусом, так сказать, поэтому я вынуждена любить тебя — как коренного петербуржца. А ты вот не любишь Москву, я же не обижаюсь! — тема «Москва vs Питер» была нашей излюбленной.
— Да, я не люблю Москву, но я люблю тебя, поэтому Москва идет в нагрузку к тебе, и поэтому я вынужден ее ну если не любить, то хотя бы терпеть, — парировал Ромка. Мы дружно рассмеялись и посмотрели в окно. Крупные снежные хлопья, похожие на белых шмелей, создавали иллюзию тепла и уюта с рождественской открытки. Но мы-то с Ромкой отлично представляли, как там снаружи сейчас промозгло и холодно.
-Ну что, как личная жизнь? — переключился Ромка на другую излюбленную тему. Правда, в этом случае, я не разделяла его энтузиазма по поводу предмета обсуждения.
— Рома, не начинай, — заныла я, — ну сколько можно об одном и том же? В плане личной жизни помимо сходной сферы интересов — мужчин, у нас с Ромкой была одна общая беда — тотальное невезение. К тому же Ромка отличался даже по моим меркам — завышенными требованиями. Поэтому я частенько выслушивала рассказы о каком-нибудь очередном ошеломляющем промахе своей недавно перекочевавшей в разряд бывших пассии. «Ты представляешь, он не прочел ни одного романа Воннегута. Ну как так можно?» или «Я не могу общаться с человеком, для которого Скарлатти — это какая-то детская болезнь». Все мои попытки образумить Ромку, убедить, что большинство людей спокойно и счастливо живут, не имея ни малейшего понятия о разнице между Гоголем и Гегелем, — терпели крах. Ромка тут же припоминал мои неудачные «увлечения», и мы заходили в тупик. Как известно, дорога из тупика частенько идёт через горлышко с чем-нибудь покрепче. Поэтому после суши-бара наш путь обычно лежал в какое-нибудь питейное «cool place».
— Кстати, позволь мне задать встречный вопрос, — ты уже нашел себе парня? — пошла я в решительное наступление. Вот то-то… — победоносно подвела я черту, но увидев Ромкино лицо, поняла, что в этот раз всё будет по-другому. Ромка как-то странно улыбнулся и, кажется, чуть порозовел.
— Рома, неужели? — я вопросительно уставилась на приятеля, стараясь по густоте румянца угадать силу и глубину чувств.
— Ну пока рано говорить о чем-то… Честно говоря, я до конца не уверен… — по тому, как мялся Ромка, я поняла, что на этот раз всё очень серьезно.
— В чём не уверен? — осторожно уточнила я.
— Что он… что я…
— Рома, не мямли, говори прямо без этих ваших питерских рефлексий.
— Вот поэтому москвичей и не любят, — обиженно произнес друг и довольно громко — несколько человек за соседними столиками скользнули по нашей парочке взглядами, но по их серьезным бесстрастным лицам было сложно понять — поддерживают они Рому или осуждают за излишнюю честность. В этот момент нам принесли счёт и на время тема была забыта.
Оказавшись на улице, мы в полной мере прочувствовали контраст между теплым рестораном и ледяным дыханием вечернего города. Даже закаленный питерской погодой Ромка зябко поежился и пробормотал «погодка…».
— …шепчет «займи, но выпей!»- закончила я фразу, — Рома метнул преувеличенно негодующий взгляд. Интеллигенция…
— Ну что, закину вещи в отель и махнем в бар? — уточнила я план наших дальнейших действий.
— Послушай, сегодня, наверно не получится… — извиняющимся тоном начал Ромка, разглядывая асфальт под ногами. Снежные шмели таяли, едва успев его коснуться.
— А что такое? Свидание? — поинтересовалась я с притворным равнодушием.
— Ну-у-у, в общем да, прости, — он посмотрел мне прямо в глаза. И в серьезном Ромкином взгляде, сером и бездонном, как питерское небо, я вдруг увидела яркие звезды — мой друг влюбился.
— Ромка, за что ты извиняешься? Я так за тебя рада, дурачок! Если ты думаешь, что я не найду, чем себя занять — то ты меня просто плохо знаешь! — Ромка благодарно улыбнулся.
— Тебе далеко? Давай, я тебя провожу? — спохватился он.
— Да здесь совсем рядом, на Моховой, вещей мало, дойду сама, — я чувствовала, что Роме натерпится поскорее оказаться на свидании, но врожденная интеллигентность брала вверх. Пользоваться этой слабостью друга я не стала. Ромка топтался в нерешительности, трогательный и потерянный, как заблудившийся щенок. Дабы развеять его сомнения и избавить от мук совести, я быстро попрощалась, «клюнула» в щеку и тут же устремилась по Невскому вперед, туда, где меня ждал одинокий вечер в компании с бутылочкой шардоне и томиком Диккенса в оригинале — предусмотрительно прихваченными из Москвы.
Жадно вдыхая ароматы вечернего города, в основном из паров бензина и падающего снега, я оглядывалась по сторонам. Постепенно мой шаг замедлился. Причудливые тени, свет витрин и встречных фар скользили по лицам прохожих, подчеркивали мертвенную бледность, подсвечивали северным сиянием холодный блеск в глазах. С каждым новым шагом, я как бы погружалась в транс, становилась участницей неведомого действа. Казалось, ещё немного — и я пойму какого. Звуки города слились в единый поток, пульсирующий вокруг меня. Какой-то фантасмагорический карнавал. «Северная Венеция…»
Наваждение прошло, как только я свернула в нужную арку. В камерном дворике мне почудилось, как чья-то тень нырнула под козырек, нависший над лестницей в подвал. На всякий случай я ускорила шаг и оказалась перед обитой черным дерматином дверью без каких-либо опознавательных знаков. За ней должен был находиться очень уютный и недорогой мини-отель, если верить словам страстного любителя «cool place»’ов — моего английского коллеги Джона. Отсутствие интернет-сайта, официальной вывески — чуточку смущали. Но Джон горячо заверял, что место хорошее, а не раскручивают специально — чтобы не было случайных неблагонадежных клиентов. Знание об отеле передавалось из уст в уста, и, несмотря на отсутствие рекламы, постояльцев хватало.
Сейчас, когда я жала кнопку звонка, меня снова охватывали противоречивые чувства. А вдруг этот мини-отель напротив окажется слишком хорош? Достаточно ли изысканны мои манеры за завтраком, или по утрам придется забиваться в номере и украдкой под одеялом грызть свой черствый круасан, торопливо запивая его холодной колой? С другой стороны, откуда мне знать, насколько представления Джона об уютном, но при этом недорогом отеле соответствуют моим? Ещё раз, надавив на кнопку звонка, на всякий случай, я мысленно приготовилась к самому худшему, но то, что ждало меня за дверью — превзошло ожидания.
— Verá! Hi (Вера, привет)! — на пороге радостно улыбался Джон, встряхивая огненной шевелюрой.
— А ты что здесь делаешь? — удивленно спросила я, одновременно разглядывая маленькую прихожую с рядами обувных полок, идущими почти до самого потолка.
— Я здесь живу! — Джон улыбнулся ещё шире и сделал приглашающий жест.
Через минуту все выяснилось. Мини-отель — в прошлом две огромные коммунальные квартиры — больше напоминал пансион. Люди снимали здесь комнаты годами, и в основном это были европейцы, работающие в питерских компаниях. Только пара комнат сдавалось командировочным на короткий срок, и то — строго по рекомендации постояльцев. В моем случае рекомендателем выступил Джон. Правда, об этих деталях мой благодетель предпочел умолчать, сочтя их несущественными.
Договорить мы не успели, так как подоспела управляющая отелем. «Аня», как она представилась, — высокая сухощавая блондинка лет сорока, выглядела просто, мило и в то же время чрезвычайно аристократично. Даже когда она объясняла мне, как пользоваться бойлером и куда выбрасывать мусор, меня не покидало стойкое ощущение, будто хозяйка огромного особняка проводит экскурсию по своим владениям «А вот здесь наш садик, кстати, точная копия версальского парка. А вон там — чайный домик. Voulez-vous boir quelque chose…?» (Не желаете ли что-нибудь выпить? Фр.) Меня поселили в небольшую, но на самом деле очень чистую и уютную комнатку, в которой помимо кровати и шкафа помещался книжный стеллаж до потолка.
— Первый раз ночую в отеле с книжными полками. Вот что значит культурная столица, — непроизвольно вырвалась фраза. Аня снисходительно улыбнулась и промолчала. Если бы здесь был Рома, они бы точно переглянулись с усталым пониманием во взглядах — «москвичи, что с них взять». Но рядом был Джон, который часто моргал рыжими ресницами, переступал с ноги на ногу, мучаясь от нетерпения и возможно от раздражающего звучания до сих пор незнакомого ему языка.
— Что ты сказала, Вера? — спросил он меня по-английски.
— Да ерунда, — отмахнулась я.
Аня выдала мне ключи от комнаты, и, пожелав приятного вечера, грациозно удалилась.
— Джон, я ведь тебе сколько раз говорила — учи русский. Ты ведь второй год уже в России, тебе должно быть стыдно! — поддразнивала я нерадивого иностранного коллегу.
— Я уже учу! Ну что, может, сходим в одно «klevoe mesto»? Впервые вместо «cool place» я услышала от Джона русскую фразу на очень ломаном, но все же родном мне языке. После Ромкиной «измены», отменившей дружеские посиделки в каком-нибудь баре, я оказалась несколько выбита из колеи. Впервые за все время нашего нечастого общения Ромка предпочел вечер в кампании нового знакомого. Я была рада за друга, но все же, все же… Маленький осколок обиды царапнул сердце и застрял где-то глубоко внутри. Единственный способ извлечь его оттуда — ждать, пока он исчезнет, сам собой растворится в потоке времени. А пока…
— Хорошо, пойдем в твое клевое место, уговорил, — согласилась я неожиданно легко. Джон, сначала оторопевший от моего согласия, снова заулыбался и вдруг радостно хлопнул в ладоши.
— Вера! Let’s rock’n roll (давай оторвёмся)!
***
«Cool place» почему-то оказалось рестораном. Намёки на средневековье в интерьере, приглушенный свет, породистые и серьёзные официанты — все это придавало атмосфере заведения мрачноватый оттенок. Спасительным островом среди этого сумеречного моря выглядела только барная стойка — она вспыхивала, переливалась разноцветными неоновыми всполохами, множащимися в бутылочном стекле и зеркальных стеллажах. Мы с Джоном устремились к ней, словно двое счастливо выживших в кораблекрушении.
Джон пил виски, а я заказала коктейль с вычурным экзотическим названием, которое тут же благополучно забыла. Пока он листал меню с закусками, мой взгляд рассеянно скользил вокруг. Посетителей было немного. За одним столиком расположились двое мужчин — то ли случайно заглянувшие сюда бизнесмены, то ли завсегдатаи, ищущие уединения — понять было сложно. У окна сидела парочка, явно, решившая устроить себе романтический ужин. За ближайшим к нам столиком вяло переговаривались две подружки. Они откровенно скучали, и то дело, с интересом поглядывающих то в сторону бизнесменов, то на Джона.
— Невероятно! Наконец-то ты согласилась пойти со мной выпить! — восторженно воскликнул Джон. Давай чокнемся за нашу первую встречу «без галстуков»! Я усмехнулась и промолчала о том, что первая «неофициальная встреча» уже случилась год назад, когда я решила съездить на корпоратив в питерский филиал. Шумная кампания, в которую я тогда затесалась, состояла в основном из «продажников» и «рекламщиков» — то есть народа крепкого и боевого, любящего и умеющего отжигать. Неудивительно, что после вечеринки в офисе нас занесло ещё в какой-то бар.
Джон тоже пошел с нами, в баре он умудрился напиться до чрезвычайности, что привело ко вполне предсказуемым последствиям. Оказавшись рядом, он отпустил пару острот, которым я вежливо улыбнулась, хотя, на мой взгляд, юмор был довольно пошловатым. Вдохновленный успехом, он тут же начал недвусмысленно намекать на продолжение банкета в более интимной обстановке. Тогда затолкав горе-пикапера в такси, я отправилась в гостиницу. Втайне я надеялась, что этот эпизод стёрся из его памяти, но временами сомневалась.
— Странно, что в пятницу так мало народу, — заметила я, возвращаясь к своему коктейлю, утыканного яркими зонтикам, соломинками и фруктами, словно рождественская елка в стиле поп-арт.
— А, по-моему, здесь очень мило, — заметил Джон, делая продолжительный глоток скотча.
— Неужели? — искренне удивилась я и проследила за его взглядом — те самые девицы за ближайшим столиком даже не пытались замаскировать свой жгучий интерес к рыжеволосому иностранцу. Посылая многообещающие улыбки, они томно потягивались, выбирая наиболее выгодный ракурс для самопрезентации. И, положа руку на сердце, — им было что презентовать. Джон дружелюбно улыбнулся незнакомкам и повернулся ко мне.
— А ты знаешь, почему русских девушек за границей определяют безошибочно?
— Почему? — напряглась я, ожидая подвох.
— They try too hard! (Они слишком стараются!) — весело хихикнул Джон, подмигнул и допил виски. Мне стало обидно за соотечественниц, но крыть было нечем.
— У нас сильная конкуренция! Поэтому приходится стараться, — привела я, как мне, показалось, веский аргумент.
— Ага, — легко согласился Джон, потерявший к теме интерес. Что-то подсказывало мне — такой расклад его вполне устраивал. Джон заказал второй виски и снова бросил мимолетный взгляд в сторону примерных старательниц. «Похоже, Джон все-таки сохранил смутные воспоминания о неудавшемся вечере в моей кампании», — решила я, продолжая цедить свой едва начатый коктейль. «Или сегодня День великих обломов от старых знакомых, о котором мне почему-то никто не сообщил», — я с грустью подумала о шардоне, подаренном мне благодарным клиентом и томике Диккенса, скучающими без меня где-то там в ночи, на Моховой. Но глядя на Джона, я все больше убеждалась, что скучать им осталось недолго. Скоро я покину это мрачное место в гордом одиночестве, оставив иностранного друга в компании не в пример мне старательных созданий. Судя по тому боевому настрою, который излучал Джон, до нужной кондиции оставался всего один бокальчик виски. А там глядишь, мой рыжеволосый приятель рьяно пустится во все тяжкие — укреплять российско-британские отношения.
Но с источником инициативы я просчиталась. Не успел Джон отпить из второго бокала, как одна из подружек грациозно выпорхнула из-за столика, продефилировав к барной стойке, расположилась по правую сторону от моего приятеля.
— Простите, у вас не будет сигаретки? — с обезоруживающей улыбкой обратилась девушка по-русски. Джон беспомощно пожал плечами и тоже улыбнулся в ответ.
— Вера! Переведи, пожалуйста! — взмолился горе-казанова.
— А ведь я говорила тебе — учи русский! — не без доли злорадства заметила я. Преодолев искушение немного отредактировать фразу при переводе, я всё же перевела просьбу незнакомки. Джон радостно закивал и попросил бармена принести пачку сигарет — «любые, которые пожелает леди».
— Я — Джон, а это моя коллега, Вера, — переведи, пожалуйста, — снова попросил меня Джон. Я выполнила просьбу, отмечая по ходу, что дело принимает странный оборот. Перспектива весь вечер заниматься синхронным переводом выглядела забавной, но не слишком вдохновляла. «Кто знает, как далеко зайдет это знакомство?» — размышляла я, созерцая попытки Джона правильно произнести имя «Маргарита», которым назвалась незнакомка с весьма многообещающим декольте. «Хотя, язык любви понятен каждому и не требует перевода». Пожалуй, это и скажу Джону перед тем, как попрощаюсь. Пора вызывать такси… Хотя, может стоит до конца насладиться зрелищем неловкого флирта, а заодно получить немного «пищи» для подколов Джона завтра утром? В сомнениях я отложила сумку с телефоном и снова потянулась за коктейлем. Неожиданно кто-то резко дернул меня за рукав. Обернувшись, я оторопела.
— Ромка? А ты что здесь делаешь? — Ромка выглядел озадаченным.
— Ну надо же, думал — показалось! Меня мучает тот же самый вопрос! В Питере миллион мест. Как тебя сюда занесло?
— Магия Питера. А вообще меня привел сюда Джон, — я беспомощно кивнула в сторону своего спутника, который увлечённо о чем-то вещал своей новой знакомой. На удивление, она уже неплохо его понимала.
— Да-да, я вижу, что ты отлично проводишь с ним время, — усмехнулся приятель. Бросив ещё один беглый взгляд в сторону Джона, Рома неожиданно поинтересовался: — И какие у тебя дальнейшие планы на вечер?
Я стушевалась. А ведь действительно, какие? Ромка спрашивал не просто так, ежу понятно. Наверно, решил спасти непутёвую подружку от двусмысленной ситуации и пригласить… Меня словно подбросило — ведь Рома собирался на свидание. Значит, его драгоценная новая пассия сейчас где-то поблизости. Любопытство впилось в меня жалом, словно сильно оголодавший комар. Я постаралась взять себя руки и поступить интеллигентно, по-питерски.
— Допью коктейль и покачу в свой «гранд-отель». Бутылочка шардоне и Диккенс меня порядком заждались, — преувеличенно бодро сообщила я.
— Ну что же… — Ромка запнулся, обнаруживая все признаки напряженной внутренней борьбы, — может допьёшь его в нашей компании? — душевную щедрость друга я оценила, но стала вежливо отнекиваться. Хотя выходило это не очень искренне.
— Мне ужасно неловко, Ром, я не хочу вам портить вечер на двоих…
— «Неискренне говорите, а жаль!» — процитировал он Покровские ворота, любимый фильм его бабушки, который знал наизусть, — ладно, не оправдывайся. Я уже сказал, что кажется, заметил знакомую, и Эдуард предложил, чтобы ты присоединилась к нам, если захочешь. К тому же, — Рома едва заметно помрачнел, — романтического вечера всё равно не получилось. Он пришёл не один.
— А с кем же пришел на свидание твой прекрасный Эдуард? — уставилась я на друга. Меня терзал уже не один жалкий комарик любопытства, а туча кровососущих насекомых.
— Сама увидишь, ну что, идёшь?
Отсалютовав удивленному Джону и улыбчивой Марго, со словами «I’ll be back (Я вернусь)», я последовала за Ромкой куда-то вглубь ресторанного зала, краем глаза отмечая, что моё место мгновенно оккупировала подружка Маргариты.
Мы миновали толстую кирпичную колонну, на которой висели два скрещенных меча и наполовину вмурованный в стену рыцарский шлем с плюмажем из черных шелковых ленточек, прошли мимо прямоугольной ниши размером почти в человеческий рост. В ней располагалась причудливая инсталляции, в которой с трудом, но всё же угадывался авторский замысел — раскрытая железная дева с кровавыми подтеками на шипах.
— Мне кажется, что ещё немного, и я услышу крики людей под пытками, — нервно пошутила я, впечатленная интерьером. Ромка не ответил.
Мне вдруг почудилось, что в его движениях появилась какая-то грациозная медлительность, а черты симпатичного, но вполне обычного лица вдруг приобрели изысканную аристократическую утонченность. «Вот что с людьми делает любовь!» — пораженно думала я, наблюдая за удивительными метаморфозами друга. Наконец, мы оказались перед дверным проемом, задрапированным бордовой рогожкой. Рома элегантно откинул полог, пропуская даму вперед.
***
В небольшой комнате царил такой же полумрак, что и в общей зале. Настенные светильники были стилизованы под факелы так искусно, что казалось, ещё немного, и начнут чадить. Трое незнакомцев за большим овальным столом были увлечены беседой и не сразу заметили наше появление. Один — постарше, лет сорока с небольшим, а двое других — примерно одного возраста, который я определила на глаз как «за тридцать».
Тот, что постарше выглядел идеально ухоженным, словно только что снимался для какого-нибудь солидного издания «Богатые и знаменитые». В темно-сером костюме от кутюр, с холодным, цепким взглядом, — он первый заметил меня. Казалось, он моментально произвел в уме вычисления и сделал выводы в отношении моей персоны, её возможной капитализации или убыточности. И почему-то у меня не возникло сомнений в том, что все его умозаключения математически точны и логичны.
Справа от него мужчина, как будто весь состоял из округлостей — округлые щеки, почти идеально круглая голова — с короткими русыми волосами, шарообразный живот, делали его похожим на снеговика. Сходство со снеговиком усиливалось благодаря тому, что он постоянно улыбался. Только улыбка выглядела слишком приторной и искусственной, словно и правда примёрзла. Третьего я заметила и толком разглядела позже всех — тёмные волосы, одет во что-то чёрное, неброское. Он сидел в углу, и его лицо оставалось в тени. «Вот тебе и романтический вечер. И какой же из них, интересно, приглянулся Роме? Может этот темноволосый молчун?» — терялась я в догадках.
— Это вот Вероника, мой давний друг, — поспешил со светскими формальностями Рома. Я чувствовала, что его голос дрожит, и он почему-то волнуется. «Напоминает знакомство с семьей», — мысленно усмехнулась я.
— Эдуард, — представился первым «с обложки». Я посмотрела на него уже под другим углом — придирчивым взглядом человека, волнующегося за друга и его выбор.
— Евгений, — рука круглолицего оказалась холодной и липкой, — а это Алекс, — представил он третьего, плюхнувшись обратно на сиденье. Когда отрекомендованный «Алексом» вдруг резко поднялся, он оказался ростом выше, чем я предполагала. И я наконец увидела его глаза. Насмешливые, серо-зеленые, спокойно смотрящие прямо в душу.
— Очень приятно, — прозвучал приятный голос, от которого повеяло какой-то первозданной нездешней силой. Он взял мою руку, и я могла поклясться, что он раздумывает, пожать её или поцеловать.
— Вероника, — пробормотала я смущенно, поспешно отдергивая ладонь, словно чем-то обжегшись. Это выглядело не очень вежливо, но Алекс улыбнулся — едва заметно, самыми уголками губ. Мне вдруг стало страшно. А вдруг он все понял? Понял, что произошло в тот самый момент, когда наши взгляды пересеклись. Когда, лишь заглянув в этот глубокий серо-зеленый океан, я отчаянно, безнадежно пошла ко дну.
Следующие полчаса прошли как в тумане. Хотя Алекс почти сразу куда-то пропал. Кажется, никто кроме меня не обратил внимания. Официант принёс ресторанное меню, больше напоминающее какой-нибудь старинный фолиант. Пока я тщетно пыталась нащупать дно бездны, которая разверзлась, когда Алекс легонько сжал мою ладонь, мужчины продолжили беседу, прерванную нашим появлением. Разговор вращался вокруг каких-то китайских тендеров, а также нелегкой судьбы неведомого Лерчика, не сумевшего вовремя понять «откуда дует ветер» в отличие от какого-то Кузи, с которым, как ни крути, гораздо приятнее иметь дело. Куча непонятных эвфемизмов, имён, больше похожих на клички — собеседники общались загадками и полунамеками, не смущаясь моим присутствием. Кажется, Рома понимал, о чём идет речь, не больше моего. Он всё время курил, и был, казалось, не в силах отвести взгляд от Эдуарда. Я почувствовала, что пора домой и достала телефон. Увлекшись заказом такси в то и дело зависающем приложении, я не заметила, когда беседа прервалась и ко мне обратились с вопросом.
— А вы Вероника, чем занимаетесь? — вдруг поинтересовался Эдуард таким голосом, что я мгновенно почувствовала себя школьницей.
— Я…
— Вероника занимается вебдизайном, — опередил меня с ответом Рома. Я заметила, что он почему-то жутко нервничает.
— О, с профессией вы угадали, не так ли, — я пожала плечами. Профессия, как профессия.
— А Петербург ваш родной город? — продолжил Эдуард «интервью».
— Вероника приехала в командировку из Москвы, — тут же вставил за меня Ромка. Это уже начинало забавлять.
— О, так вы к нам из самой столицы. Вон и Евгений тоже прямо с поезда почти что. Только он наш, питерский.
— Ну и ну… Как же вы, Евгений, променяли культурную столицу на этот ужасный Вавилон? — всё же мне удалось вставить полноценную реплику прежде Ромки.
— А я и не менял! — пояснил Евгений, — я туда зарабатывать езжу. А на выходные — в любимый Питер возвращаюсь, поближе к семье и культуре.
— Потрясающе! Наверное, интересная у вас работа, раз вы так себя не жалеете…
— Интересная… — Евгений ещё что-то хотел добавить, но неожиданно мой телефон ожил, задрожал и нежно запел. Пришло смс, что такси подъехало.
«А ведь Алекс так и не вернулся» — с лёгкой грустью отметила я, получая пальто из рук гардеробщика, настолько сурово-мрачного, что мог бы запросто без грима сниматься в Дракуле.
Проходя через ресторанный зал, я увидела, что ни Джона, ни его новых подруг у барной стойки уже нет. «Интересно, куда они направились? Не к Ане же он их повез», — гадала я. Представив лицо аристократичной Ани, встречающей на пороге отеля как следует набравшегося Джона в обнимку с двумя русскими леди, я улыбнулась и толкнула тяжёлую уличную дверь.
На улице меня ждал сюрприз. Никакого такси не было и в помине, и от моей недавней улыбки не осталось и воспоминания.
Стоял жуткий холод, снова пошёл снег. Только теперь он перестал притворяться мягким и пушистым. Вместо больших, лениво планирующих невесомых снежных шмелей, со всех сторон сыпалась колкая частая крупа. Ветер играл со мной как котенок с клубком — налетал, наскакивал, толкал с разных сторон, будто наблюдал, куда я покачусь, чтобы догнать и снова вонзить ледяные когти в спину.
Теша себя надеждой, что произошла какая-то досадная ошибка, и таксист ошибся адресом, либо ещё не успел приехать, я все-таки не выдержала и достала сотовый:
Приложение радостно сообщило мне, что заказ отменен. Я решила заказать по старинке такси — позвонить по телефону, но связь неожиданно пропала совсем.
— Точно, день величайших обломов, — произнесла я задумчиво вслух. Неожиданно рядом раздался знакомый голос.
— Тебя подвезти? — я вздрогнула и выронила телефон прямо в снег. Алекс. Он стоял в нише у входа и смотрел на меня. Тёмная одежда, волосы, лицо, скрытое по глаза за поднятым воротником — все это делало его почти невидимкой.
— А ты что здесь делаешь? — вместо ответа спросила я. Логика начала покидать меня. Однако Алекса это ничуть не смутило, и он ответил:
— Наблюдаю за парадоксами бытия, — из его уст фраза прозвучала как-то буднично. Пока я пыталась придумать достойный ответ в меру остроумный и глубокий, Алекс продолжил:
— Например, минут пять назад из дверей вывалилась одна довольно колоритная компания. Английский джентльмен, а с ним — две русские барышни. Приметив такси, барышни проворно его оккупировали и ловко закинули добычу на заднее сиденье. Правда, «добыча» пыталась сопротивляться и кричала, что хочет ехать впереди, как лоцман на бригантине… Но силы были неравны. Так что он быстро сдался и затих на заднем сиденье под присмотром одной из них. Весело!
В отличие от Алекса я не находила в случившемся ничего веселого. Злость придала мне сил, и вернула потерянное самообладание.
— Так вот кто увёл мое такси! — возмутилась я, ухватив из пространной речи Алекса самую суть, — Ну, Джон, шпион загребущий и эти…! — я едва сдержалась, чтобы не прибавить ещё парочку выражений позаковыристей, но чудом сумела вовремя остановиться.
Алекс отклеился от стены и не спеша подошел ко мне, по-прежнему держа руки в карманах. Теперь над ним не было защитного козырька здания, поэтому снежная крупа моментально облепила его стайкой белых пираний.
— Моя машина прямо за углом, — Алекс сделал пару шагов, как бы указывая дорогу, и обернулся, с любопытством глядя на меня. А я застыла в нерешительности.
— Так ты идешь? — снежная крупа сплошным месивом заполняла всё видимое пространство. Возвращаться в бар и ждать другое такси, которые вполне может застрять по пути где-нибудь в сугробе? Или ехать в тёплой машине рядом с этим насмешливым типом, от чьего взгляда замирает сердце? Вопрос Алекса неожиданно оказался для меня риторическим. Чёрный седан не опознаваемой марки будто притаился за углом, замаскировавшись под сугроб.
— Садись, я почищу машину, — Алекс галантно распахнул передо мной дверцу. Двигатель тихонько запел, монотонный, едва различимый мотив. Почти сразу к нему добавился равномерный шорох снаружи — щётка, которой Алекс счищал снег. Я задумчиво наблюдала за его руками. Короткие точные движения делали его похожим на художника, наносящего кистью уверенные мазки, или на серийного маньяка убийцу. «Что за бред лезет мне в голову? Это всё ресторан. Если его дизайнер почему-то решил, что орудия пыток и убийств способствуют комфорту и хорошему пищеварению, то я бы не хотела случайно встретиться с этим дизайнером в каком-нибудь тёмном переулке».
Салон постепенно окутывало тепло, и я устроилась поудобнее в кожаном кресле, откинула панельку с зеркальцем, придирчиво осмотрела макияж. Зеркальце было такого размера, что кроме моих затуманенных серых глаз и порозовевших щек, практически ничего не было видно. Моё внимание привлекла стопка дисков, которые небрежным веером торчали в нише между сиденьями.
Музыкальная подборка выглядела причудливо: лучшее из Моцарта, пара дисков с какой-то азиатской группой, вроде, японцы, и ещё один, на которым были изображены какие-то непонятные символы, и на следующей строчке то ли перевод, то ли отдельное разъяснение «Голоса из вечности. Ритуальные ритмы и песнопения бонпо». Только надпись на пустой обложке и больше ничего, воображению было совершенно не за что зацепиться. Пока я размышляла о странном названии, Алекс уже закончил чистку авто и занял водительское место.
Он одарил меня долгим взглядом с легкой улыбкой, от которой я на мгновение растерялась, также как при знакомстве.
— Можно поставить? — я показала диск.
— Не выйдет, дисковод сломался, — Алекс включил радио, и Ванесса Паради запела-зашептала своим полудетским голоском про таксиста Джо.
Алекс вывел машину с обочины, и мы гармонично влились в уличный поток.
Припев «Joe le taxi…» — на слух почти как «Джон в такси», думала я, глазея по сторонам, как вдруг меня осенило:
— А куда мы едем? — продолжая смотреть на дорогу, Алекс, чуть помедлив, ответил:
— Не знаю, жду, пока ты сама мне скажешь… Ты торопишься?
— Нуу… — заветные слова про шардоне и томик Диккенса, которые ждут меня в отеле, почему-то упорно не хотели произноситься. Язык, словно стал чужим, полностью выйдя из подчинения.
— Я тоже никуда не спешу, поэтому покатаемся…? — так и не дождавшись от меня внятного ответа, принял решение Алекс за нас обоих.
Поездка по ночному Питеру событие само по себе весьма приятное, а в компании с Алексом — вдвойне. Стыдно признаться, что, если бы у меня была такая возможность, я бы немедленно выпила залпом стакан водки. Для храбрости. Присутствие Алекса действовало на меня непостижимым образом. Мне было страшно и волнительно одновременно, словно я только что вытянула карту из колоды таро, но ещё не перевернула ее, не знаю, что приготовила мне судьба.
***
«Интересно, мы ещё когда-нибудь увидимся?» — думала я, глядя на мирно спящего Алекса.
Осторожно, ползком я выбралась из постели и подошла к окну. Каким-то удивительным образом небо расчистилось, от тяжелых снежных облаков не осталось малейшего воспоминания. Равнодушная луна смотрела на меня из оконного проема, будто надменная оперная дива, выплывающая на сцену в сияющем ореоле собственного величия. «Питер…прекрасный и загадочный, как Алекс…» — думала я, вглядываясь в полупрозрачные силуэты спящего города.
Я обернулась, словно испугавшись, что от моих мыслей Алекс мог проснуться. Но нет, он всё также безмятежно спал, наполовину скинув с себя одеяло. Удивительно естественная и в тоже время красивая поза делала его похожей на мраморную статую, задрапированной настоящей тканью по случаю какого-то языческого торжества. Если бы не одна деталь — причудливая вязь татуировки на левом плече. Тёмно-бурые завитки, черточки, треугольники — если смотреть по отдельности, то ничего особенного, но всё вместе геометрическое совершенство, которое напоминало о восточных узорах.
Тихонько обогнув кровать, я вернулась на место, которое ещё хранило тепло моего тела. Стараясь устроиться поудобнее, не вызвав лишнего шума, я на минуту отвлеклась от созерцания Алекса, и когда вновь взглянула на него — встретилась с насмешливым взглядом из-под полуприкрытых век.
А потом… кажется, он шепнул «иди сюда», или, возможно, это была я? Очередная вспышка страстной лихорадки вытянула из меня остаток сил, и лишь только под утро я провалилась в сонное небытие. Однако, оно оказалось недолгим.
В шесть утра позвонил пьяный в хлам Ромка. Нащупав нервно подпрыгивающий на тумбочке мобильник, я прошептала хрипловатым сонным голосом:
— Рома, что случилось? — на противоположном конце сбивчивые короткие фразы посыпались на меня, словно мелкая галька:
— Верка …он…я… мы… — послышалась какая-то возня и, что-то звонко разбилось.
— Что это было? — испуганно зашипела я, одновременно перемещаясь с телефоном в ванную.
— Ромка, алло? Ты там? Что случилось? — прикрыв за собой дверь, я заговорила чуть громче.
— О, вроде, пепельницу разбил, — мне показалось, что Ромкин голос зазвучал чуть трезвее, — но это же на счастье! — Ромка икнул. Похоже, я ошиблась.
— Ром, у тебя там какие-то проблемы?
— Нееет. Я случайно её смахнул…
Кароче, Вер… угадай откуда я звоню? — тут он глупо хихикнул. Глупо и очень счастливо.
— Откуда? — крайне осторожно поинтересовалась я.
— От Эдуарда. Я у него. Это было…ты не представляешь… Верка, блин, это божественно, это…! — Ромка снова хихикнул и икнул. А я почему-то почувствовала, что краснею. Разговор надо было срочно сворачивать. Ромка и пошлость — даже в моем, довольно циничном сознании — вещи несовместимые.
— Ааа, ну я тебя поздравляю. Ром, сейчас шесть утра. Мне скоро вставать, — уточнение «а я ещё толком не ложилась» я сочла излишним, — давай отложим разговор… — но Ромка меня не слушал. Его переполняла не только радость от внезапно обретенного счастья, а хорошая доза какого-то очень крепкого напитка.
— Верк, ты не понимаешь. Ты ни шиша не понимаешь…
Да, он на людях такой…весь из себя на цырлах, а так — прямо оборотень. Вот. Не, гейборотень! — Ромка снова захихикал, а я впала в меланхоличный ступор.
Выражения вроде «ни шиша», «цырлы» и какая-то совсем уж невообразимая дичь «гейборотень» — звучащие из Ромкиных уст, вкупе со всеми событиями этой ночи наводили на мысль о театре абсурда.
Никогда не думала, что мой друг — интеллигентный и рафинированный, сможет так потерять от любви голову и напиться до полной потери самоконтроля. Никогда не думала, что я могу потерять голову настолько, что окажусь в постели с человеком через пару часов после знакомства. Но, самое главное — я никогда не думала, что это может произойти с нами обоими одновременно.
Глава 2
И его любовью темной
Жизнь твоя поражена.
У.Блейк, «Больная роза»
Когда я проснулась — рядом никого не было. Номер окутывала такая тишина, будто его задрапировали в бархат. Внезапно я почувствовала себя самым одиноким человеком во вселенной. Гораздо более одинокой, чем до встречи с Алексом. Почему? У меня не было ответа на этот вопрос. Как не было ответа на вопрос, который пришел ко мне ночью — увидимся ли мы снова. Алекс исчез, но вчера он даже не скрывал, что живет здесь постоянно. Взгляд скользнул по тумбочке и зацепился за лист бумаги. Это была записка от Алекса: «Ты так сладко спала — не хотел тебя будить. Увидимся. А.».
Увидимся…интересно, где? Мы даже номерами не обменялись. В памяти почему-то всплыл пьяный Ромкин голос, все эти «цырлы» и прочее. Понятное дело, что ни о каком дальнейшем сне речи уже быть не могло. После десятого гудка Ромка, наконец, снял трубку:
— Ну чего, — заспанно отозвался друг.
— Рому позовите, пожалуйста?
— Вер, это же я, — озадаченный Ромкин голос приобрел большую осмысленность.
— Точно? А то вчера с этого номера мне звонил какой-то «реальный пацанчик». Очень пьяный. И я подумала, что у моего друга Ромы кто-то отжал мобилу и решил пройтись бойкими ручками по телефонной книге…
— Вероник, извини, пожалуйста. Я немного не рассчитал свои силы. Ты же знаешь — я практически не пью.
— Да Ром, знаю. Но оказывается, ты способен на большее. И в словах, и в поступках…
— И честно — я плохо помню, что наговорил.
— Совсем ничего не помнишь? Даже про оборотня?
— Ты о чём? — Ромка удивился так искренне, что я моментально ему поверила.
— Эх, горе ты мое, питерское. Давай где-нибудь пообедаем, я поведаю тебе обо всех нюансах твоего вчерашнего падения в моих глазах. Ради этого я даже согласна отказаться от суши и оставить выбор ресторана на твое усмотрение, — мое великодушное предложение нашло живой отклик в Ромкином сердце. Спустя час мы листали меню в какой-то французской кофейне, скромно затерявшейся в недрах громадного торгового центра на Невском. Длинная витрина, уставленная многочисленными разнообразными десертами, то и дело притягивала мой взгляд будто магнитом.
Пока мы ждали заказ, я успела просветить Ромку насчет содержания раннего телефонного разговора. «Только бы он не заметил, что на мне вчерашняя одежда» — мысленно молилась я. «Ведь тогда придется рассказывать всё остальное». А мне почему-то ужасно не хотелось этого делать. Чтобы отвлечь от себя внимание, я не пожалела сил и фантазии и в красочных деталях нарисовала всю картину вчерашнего Ромкиного падения.
— Я действительно так говорил? — с сомнением уточнил друг. Несмотря на бессонную ночь и бутылку виски, он выглядел вполне презентабельно. Очки в роговой оправе, легкая небритость, поблескивающее в правом ухе платиновое колечко — все это делало его похожим на какого-нибудь молодого, но уже подающего большие надежды, режиссера независимого кино, бунтаря и интеллектуала в одном флаконе. Я же со своими растрепанным волосами и практически без косметики (в сумочке отыскался только бледно-сиреневый блеск для губ) — с трудом дотягивала до второго ассистента фотографа-любителя.
— Да Ром, именно. Никогда не думала, что тебе знакомы такие колоритные речевые обороты.
— Вер, хватит уже. Я все осознал и каюсь. Хотя… по правде говоря, стыжусь я только того, что позвонил тебе в 6 утра и наговорил какой-то бессвязный бред. Но, знаешь, что, — Ромка посмотрел на меня поверх роговой оправы, — ты даже не представляешь, как я счастлив, Вер.
«Я тоже» — подумала я.
Нам принесли заказ: корзинка круасанов с разными начинками и две чашки ароматного капучино.
— Очень поздний завтрак, — улыбнулся Ромка, протягивая руку к сырному круасану.
Осторожно надкусывая круасан, я нейтрально поинтересовалась:
— Так ты ночевал у Эдуарда дома? И как тебе его одинокая обитель? — Ромка явно обрадовался тому, что беседа перетекает в более светское русло. Он приободрился, провел рукой по гладкой голове и поправил очки.
— Как тебе сказать… Я, в принципе подозревал, что… — Ромка не договорил. В этот момент томно запела Нина Симоне «The look of love».
— Эдуард звонит, — Ромкино лицо озарилось ещё большим счастьем.
— Да, неужели? — почему-то Ромка красноречиво посмотрел на меня, сделав огромные глаза, — я спрошу. Она как раз здесь рядом. Да, я сейчас перезвоню, — он нажал отбой и обратился ко мне:
— Вера, ты помнишь Алекса? Вчера был с Эдуардом, — от его вопроса меня будто окатили кипятком. Кровь застучала в висках.
-Алекс? Который раньше всех ушел, да, конечно, — как можно безразличнее «вспомнила» я.
— И как он тебе?
— В каком смысле? — я сама не понимала, зачем ломаю эту комедию. Но что-то словно заставляло меня делать вид, что совершенно не понимаю, о чём речь.
— В смысле как парень. Понравился? — «Рома, только знал, сколь развернутым и неожиданным мог быть мой ответ на этот вопрос… Но, благо, в отличие от тебя — виски я предусмотрительно не пила.»
— Да ничего, симпатичный, — ответила я вместо этого.
— Он спрашивает твой номер у Эдуарда. В смысле у меня, через Эдуарда. Так ты как, не против?
Наверное, выражение моего лица было крайне неоднозначным. Потому что Ромка испуганно всплеснул руками, — я сказал, что спрошу сначала у тебя. Без твоего согласия Алекс номер не получит.
Ромка неправильно истолковал истинную природу противоречивых чувств, отразившихся на моем лице. На самом деле, я решительно не понимала, зачем Алекс устроил весь этот цирк, вовлекая Эдуарда и Ромку. Почему нельзя было спросить у меня номер утром. Зачем понадобились посредники — оставалось для меня загадкой.
— Да все нормально, я в принципе не против, — успокоила я Ромку и, пытаясь успокоиться сама.
— Тогда я звоню ему, — повеселевший Ромка с энтузиазмом схватился за телефон.
— Да, Эдик. Да. Не против, пришлю смс. Хорошо. До встречи. Целую, — на Ромкиных щеках появился легкий румянец.
— Вот видишь, как все хорошо складывается, — вновь обратился он ко мне, — благодаря Эдуарду ты познакомилась с Алексом. Они вместе работают.
— Ну, начнем с того, что это все только благодаря тебе, Ром. А во-вторых… наличие совместных дел с Эдуардом больше смущает, чем радует.
От моих слов Ромка аж подпрыгнул, чуть не смахнув локтем чашку с капучино.
— Ты что имеешь в виду?
— Там, где очень большие деньги, обычно всё не очень чисто, ты же начитанный парень, должен это понимать. Вчера в ресторане я слышала странные разговоры… Что уж у них там за дела…
— Вера! Ты навешиваешь на людей ярлыки, совершенно ничего о них не зная. Не ожидал от тебя такого, такого, — возмущенный Ромка мучительно подбирал нужное слово. Я ждала, ковыряя ложечкой пышную пенно-коричную шапку, — такой зашоренности и снобизма!
— Ром, я работаю в московском рекламном агентстве. Забыл?
— Да, но неужели нельзя быть хоть иногда менее циничной? Попробуй стать немного романтичнее, спонтаннее. И ты увидишь…
— Насчет спонтаннее. Ты имеешь в виду, выпить залпом бутылку вискаря и позвонить в 6 утра подруге? — неуклюже попыталась я перевести всё в шутку, но, кажется, всё стало хуже.
— Ты меня прекрасно понимаешь, Вера. Не надо передергивать! — перебил меня друг. Я знала, что Ромка вспыльчивый, но быстро отходит.
Но в этот раз, я ошиблась. Кофе мы допили в полнейшем молчании. Когда я потянулась за кошельком, Ромка театрально произнес «сегодня платит мафия», кинул деньги за нас обоих на блюдечко со счетом, и оставил меня одну в полном недоумении.
— Вас можно рассчитать? — улыбчивая официантка вывела меня из оцепенения, вызванного внезапным Ромкиным уходом.
— Да, пожалуйста. И знаете, что, принесите ещё капучино, — девушка удалилась, а я решила привести в порядок мысли. Они разноцветными попугайчиками кружили в моей голове, выкрикивали наперебой яркие междометия и целые фразы. Все утро я старалась отогнать одну — особенно назойливую, о том, что всё-таки произошло прошлой ночью.
***
Сначала мы кружили по заснеженному городу, Алекс устроил мне нечто вроде экскурсии. Казалось, он мог рассказать историю не то чтобы каждой улицы или здания, а каждого камешка, кирпичика, пылинки из которых поднялся когда-то Петербург, как вырастает из малого семечка могучее дерево.
— … А вот дом, им владел один из первых русских масонов… Потом княгиня Д., встречалась здесь с одной царственной особой…
— …Смотри, здесь были финские капища, много капищ…потом тут правда построили церковь. Обычное дело.
Мы проезжали по набережной, величавая Нева мерцала, завораживала своим скромным величием. Она-то знала, что главная достопримечательность — это не какие-то там масоны, дворцы, памятники, и даже не сфинксы, а она — душа и сила, которая питает этот город, дарует его обитателям жизнь или смерть, как кому повезёт.
— Кстати, здесь в ресторане — превосходный глинтвейн, зайдём? — я не успела ничего ответить, а Алекс уже парковался прямо у высоких, почти в три моих роста дверей с вычурными массивными ручками. Проступающее из снежной круговерти здание навевало мысли о пышных баллах, шелесте вееров и вечерних платьев, ослепительном блеске драгоценных камней и щегольских гусарских сапог и разливанных реках игристых вин.
— Мне кажется, сюда надо было приезжать в карете, — заметила я.
Алекс улыбнулся и легко распахнул громадные створки. Оказавшись внутри, я ахнула от изумления. Потолки с барочными карнизами, стены, обитые синим с золотом шёлком, откуда-то из глубин этого «затерянного во времени» интерьера, доносилась музыка и радостные возбужденные голоса. «Суши здесь вряд ли в меню…» — я не успела додумать свою мысль, как послышалось «Добрый вечер!». Скромная стойка ресепшн где-то в углу терялась посреди всего этого великолепия, поэтому я не сразу её увидела.
— Добрый вечер, — снова поприветствовала нас девушка.
— Добрый, мы в ресторан… — вежливо улыбнулся Алекс. Девушка, кажется, немного смутилась и покраснела. Верно, улыбка Алекса действовала не только на меня.
— Я прошу прощения, но к сожалению, сегодня ресторан закрыт на банкет …
— Хорошо, тогда закажем в номер. Двадцать два, пожалуйста, — девушка снова улыбнулась, кивнула и неожиданно протянула Алексу ключ. Не успела я как следует опомниться, как мы уже поднимались куда-то вверх по мраморной лестнице. Россыпь чугунных завитушек на перилах напоминали ноты какого-то безумного этюда Черни, под звучание которого Алекс увлекал меня выше и выше. На втором лестничном пролете я решила сделать паузу.
— Эй, что случилось? — взгляд Алекс был настолько чист и наивен, что я почувствовала себя неловко, будто это я заманиваю парня к себе в номер спустя час после знакомства.
— Да ничего, я пойду. Спасибо за вечер и всё такое, — один шаг на ступеньку вниз.
— Мне кажется, ты злишься на меня за что-то. Хотя я ничего не сделал. Я прав?
— Ты заманил меня в отель, под видом ужина. Тонко, я оценила. Но, пожалуй, пойду, — я опять шагнула, и Алекс стал ещё выше — он остался стоять на месте.
— Я хотел выпить с тобой глинтвейна и это — все. Я не знал, что ресторан будет закрыт…
— Да, я понимаю. Просто глинтвейн. И для этого заранее нужно заранее снять номер в отеле. Ничего, так бывает, — я пожала плечами. Дальше я собиралась стремительно сбежать по лестнице, как можно скорее миновав раздражающе кичливое лобби, и выпорхнуть на улицу, в метель, но что-то в голосе, раздавшемся за спиной, заставило меня помедлить всего секунду. И секунды оказалось достаточно.
— Вера, — он произнес мое имя так, что я мгновенно ощутила дыхание теплого соленого ветра, шепот убаюкивающего ласкового прибоя, вкус мангового сока и кокосового молока на вдруг пересохших губах.
— Ты конечно можешь уйти, но просто… — я медленно обернулась и подняла взгляд. Алекс возвышался надо мной, словно ожившее каменное изваяние древнего идола. Когда он успел подойти так близко? Я совершенно не понимала.
— Просто я не хочу, чтобы мы с тобой расстались вот так, — его почти уже по-кошачьи зеленые глаза стали ещё чуть ближе.
— Как? — на этом вопросе мой голос предательски дрогнул.
— Как-то не по-человечески… Ведь ты — особенная, — Алекс провел рукой по моим волосам. И мой едва вспыхнувший сарказм по поводу «оригинальности» комплимента — погас, как огонек свечи от внезапно налетевшего сквозняка.
***
— Простите, засмотрелся на вас, — внезапный толчок и чьи-то сбивчивые извинения выдернули меня обратно в реальность. Погруженная в свои мысли, я давно покинула кофейню и теперь прогуливалась по торговому центру. Рассеянным взглядом окидывая витрины бутиков, вдоль которых пролегал мой путь, я действовала скорее по привычке — имитировала поведение типичного завсегдатая шоппинг-молла. На самом деле, окружающий меня мир был отделен туманной завесой из воспоминаний о вчерашнем вечере.
— Это вы меня простите, задумалась, — мне улыбался симпатичный парень, с забавной кудрявой шевелюрой, которая напомнила о Джоне. Интересно, как он там?
Мы снова вежливо-смущенно поулыбались друг другу и разошлись. Я бы не придала этому эпизоду значения, если бы буквально через несколько минут, не попала в такую же ситуацию. Правда на этот раз мужчина, с которым мы случайно столкнулись у входа в один бутик, оказался более решительным, и попытался завязать со мной знакомство. Сославшись на то, что мое сердце уже занято — я ничуть не покривила душой. Начиная со вчерашнего вечера, и моим сердцем, и помыслами безраздельно владел один единственный мужчина — Алекс.
«За последние полчаса со мной попытались познакомиться два раза. Удивительное совпадение…», — эту мысль помешал додумать мой «попутчик» на ступеньке эскалатора, который уносил меня на последний этаж торгового центра.
— Девушка, простите, а как вы относитесь к Вильяму Блейку? — в широко открытых голубых глазах читался очевидный вопрос «вы не против знакомства?». Вот теперь я и сама встревожилась не на шутку.
— Прошу прощения, сегодня какой-то флешмоб по знакомствам? Или вы все с тренинга по пикапу? — поинтересовалась я, безуспешно пытаясь вычислить хоть какую-нибудь закономерность, объясняющую все происходящее.
— В каком смысле? — он непонимающе моргнул белесыми ресницами, с выражением искреннего удивления, — я просто хотел предложить симпатичной девушке, то есть вам, сходить вместе на выставку. Вот туда, — я проследила взглядом по направлению, которое указал мне поклонник творчества Блейка. На рекламной стойке и правда красовался постер «Выставка Вильяма Блейка в Эрмитаже». «Кажется, я вчера уже где-то видела такой же, когда мы катались с Алексом по городу», — осенило меня.
— Благодарю за предложение, но, увы, не могу принять, — прощебетала я и ринулась к лифту напротив эскалатора, двери которого как раз закрывались. Успев заскочить в прозрачную кабинку, я облегченно выдохнула — на мое счастье, я оказалась единственным пассажиром.
Меня смущала какая-то нелепость и нереальность ситуации. Легкая потрепанность всего облика, на мой взгляд, никак не располагала к росту внимания со стороны противоположного пола. «Кажется, с сегодняшнего дня был принят и официально утвержден новый идеал красоты?», — я мысленно усмехнулась. «Ладно. Просто совпадение, не более…» — практически убедив себя в этом, я вернулась в состояние относительного равновесия, но ненадолго — на этот раз знакомиться подошла уже девушка. Вежливо открестившись от нового знакомства, я укуталась по самые глаза в шарф и рванула пешком на Садовую — в мини-отель, где до сих пор толком не успела обжиться.
***
— Зачем тебе её номер? — отложив телефон, Эдуард взял чашку с кофе и, сделав глоток, пристально посмотрел на Алекса. Сидящий напротив Алекс не удостоил его ответом, продолжал внимательно разглядывать какие-то документы. В кабинете Эдуарда было хоть просторно, но как-то уютно, почти по-домашнему. На широких мраморных подоконниках в мозаичных кадках цвели белые азалии. О слабости Эдуарда к капризным горным цветам ходили легенды. Диван и кресла, обитые изумрудным велюром, походили на мягкие лужайки, которые так и манили присесть, или даже прилечь. Самого Эдуарда сложно было назвать мягким человеком, но откровенной агрессией он, как правило, брезговал, считал физические аргументы уделом низших слоев общества. Но в эту минуту ему очень хотелось засучить рукава свинцово-серого муслинного пиджака и белоснежной шелковой сорочки и от души набить кому-нибудь морду. Его не покидало стойкое ощущение, что ситуация с Ромкиной подружкой вышла из-под контроля. Слишком хорошо он знал Алекса, знал, какими непредсказуемыми могут быть его поступки и их последствия. Только раньше его не особенно это волновало. И Алекс до сих пор ни разу не нарушил свои обязательства перед Эдуардом. А преимущества от их договоренностей с лихвой покрывали любые неудобства и риски. Но то было раньше, до того, как в его жизни появился Рома… И, хотя внешне Эдуард по-прежнему являл собой образец спокойствия и безразличия, сейчас он как никогда чувствовал собственную уязвимость. И Алекс прекрасно знал об этом, как, впрочем, и о многих других вещах из жизни Эдуарда. Сделав ещё один глоток, Эдуард посмотрел в окно — обычно вид помогал ему успокоиться и прийти в норму. Окна выходили на канал, поэтому аренда даже по его меркам страшно «кусалась», но Эдуард прикипел к этому месту и не согласился бы променять его ни на что другое. К тому же, его собственная «обитель» находилась недалеко, можно было всегда прогуляться пешком, обычно он так и поступал. Но сегодня впервые почти весь этот путь он проделал не один, а с Ромой…
— Алекс, послушай, это Ромина подруга, очень хорошая подруга. И я тебя прошу… — чашка нервно бряцнула о блюдце. Эдуард замолчал, он ждал, когда Алекс соизволит обратить на него внимание. Тот, наконец, соизволил.
— Чего ты так нервничаешь? Эдуард, тебя не узнать. Что-то я не замечал, чтобы ты раньше так интересовался моими связями, — Алекс снова углубился в изучение документов.
— Алекс, прекрати, я настаиваю! — Эдуард внезапно умолк, будто испугавшись собственной гневной вспышки.
Алекс медленно и неторопливо отложил стопку документов и посмотрел на Эдуарда в упор. Молчаливая дуэль продолжалась некоторое время, пока Эдуард не дрогнул, и не потянулся к чашке с кофе. Тогда Алекс задумчиво произнес:
— Прекратить… Хм… А то — что? — едва заметная улыбка играла на его губах. Однако, Эдуард отчетливо ощутил, как невидимая обычному глазу тень сгущалась, заполняла пространство между ними.
— Ты верно забыл, что настаивать на чем-либо здесь могу только я. А нервничать вредно. Особенно для сердечников… — сказав это, Алекс неожиданно вновь уткнулся в бумаги, как ни в чём ни бывало. «Какой тесный все-таки кабинет. Почему раньше я этого не замечал?» — внезапно с какой-то удушающей тоской осознал Эдуард. «А ведь здесь так тесно, что совсем нечем дышать! Срочно на улицу. Прямо сейчас…» Он резко встал, недовольно скрипнуло отодвинутое кресло. Алекс даже не вздрогнул, будучи по-прежнему поглощен изучением бумаг.
Взявшись за дверную ручку, Эдуард помедлил:
— А что, если я расскажу Вере, кто ты? — тихо произнёс он.
Алекс оторвался от бумаг и посмотрел так, будто перед ним был не Эдуард, а кресло, которое вдруг заговорило.
— Ну, давай, вперед. Она не поверит. Или поверит в то, что ты — сошёл с ума. Интересно, что тогда скажет Рома?
***
В мини-отеле было тихо, как в читальном зале библиотеки. Магнитный ключ почему-то не сработал. Я позвонила в домофон. Дверь мне открыл какой-то заспанный финн или немец, в мятой футболке. Он просипел нечто нечленораздельное, похожее на приветствие, но непонятно на каком языке. Беспомощно моргнув, парень попытался улыбнуться и громко икнул. Впустив меня в «лобби», гость больше не пытался завязать общение. Одарил ещё одной «приветливой улыбкой» с легкой ноткой перегара и торопливо пошаркал в свою комнату. Я пристроила пальто на одну из вешалок, во множестве торчащих из стены, словно древки стрел после мощной индейской атаки.
Из кухни доносились голоса, и я решила завернуть за чаем.
— Здрассьте… — просипела я. Мое приветствие получилось немногим лучше, чем чуть раньше у моего соседа. Хозяйка Аня, облаченная в пеструю тунику и джинсы, сегодня походила на хиппи. «Гость» вписывался в интерьер с большими оговорками: невысокий, на вид очень крепкий дедок в костюме, который определённо прошёл через многое, впрочем, как и хозяин — на одном из узловатых пальцев которого я заметила наколотый перстенёк.
Меня поприветствовали в ответ.
— Анна Владимировна, благодарю за хлеб-соль, пойду, — деликатно засобирался гость.
Я видела, как в прихожей он аккуратно снял и поставил тапочки, выданные ему хозяйкой, натянул тяжёлые сапоги, накинул бесцветный тулуп и ушанку. Ушанка выглядела забавно — одно ухо почему-то торчало заметно выше другого.
— Хорошо, тогда до завтра, дядя Лёша? — деловито осведомилась Аня, выглянув в прихожую.
— В десять буду, как штык, — подтвердил дядя Лёша, и прямо так, в незатёгнутом тулупе шагнул из гостиницы в питерский холод.
— Вера, чаю хотите? Мятный… — предложила Аня и отказываться я не стала. Хозяйка вдруг ни с того ни с сего разоткровенничалась: поведала об ушедшем госте и его непростой судьбе.
— Дядя Лёша, он хороший человек, просто не повезло. В 90-е у него и бизнес свой был в одном маленьком провинциальном городке — магазин и заправка. Семья была: жена — инструктор по фитнесу, дочка. А потом, представляете, в секту попал! Какую-то шаманскую. Они постоянно мотались то на Алтай, то на Урал и даже в Тибет. И каждый раз он безумные суммы в этих поездках оставлял. Они там и водку пили, на камланиях этих, пристрастился он к этому делу. Бизнес потерял, жена ушла. И всё, с чем он остался: бубен, варган и алкоголизм. Опустился так, что пошёл на воровство ради выпивки, посадили его. Но зато из тюрьмы вышел, как он говорит, «совершенно другим человеком». Правда вернулся — ни кола, ни двора. Жена давно за границей замужем. Вот приехал сюда, устроился дворником — повезло, комнату дали. Иногда по мелочи прошу его помочь, сантехнику, электрику в отеле починить. Руки золотые у него, — пояснила Аня, одновременно водружая передо мной полный френч-пресс мятного чая.
«Интересно, почему Аня рассказывает мне всё это?» — подумала я.
— Не знаю, зачем я вам это всё рассказываю? — вдруг спохватилась Аня, будто очнувшись от какого-то наваждения, — Ой, мне же уже пора! Что я сижу, — хозяйка всплеснула руками и стала складывать посуду в посудомойку.
Я смотрела на дрейфующие листики мяты во френч-прессе, и думала о том, как непредсказуема бывает жизнь, только вот или по-плохому непредсказуема, вон как у дяди Лёши, или по-хорошему, как, например, у Ромки. А вот о себе я пока ничего не могла сказать с уверенностью.
— Мята, между прочим, своя, — гордо сказала Аня, прервав мои размышления, — Вера, просьба — пустые пакеты из-под молока не выбрасывайте — для рассады собираю, вот сюда— в своей обычной деловой манере попросила она, указывая на пластиковую коробку у холодильника, — и, если Джона вдруг увидите, скажите ему тоже, пожалуйста.
— А Джон разве не появлялся? — удивилась я.
— Со вчерашнего вечера его не видела.
— Хорошо, — я кивнула, задумчиво помешивая чай и внезапно подумала: «А может всё-таки позвонить Джону? Или не стоит. Да какое мне вообще до него дело?»
— Кстати, сейчас в Эрмитаже чудесная выставка Блейка. Обязательно сходите! Хорошего вечера.
Аня как ни в чём не бывало, подхватила кухонный пакет с мусором и пошла к выходу. «И Аня туда же. Со своим Блейком», — размышляла я, пытаясь совместить ключ и замочную скважину правильным образом. Наконец-то мне это удалось, и замок поддался. В комнате все было в точности так же, как вчера. Мой неразобранный чемодан чернел в углу немым укором. Томик Диккенса сиротливо приткнулся к диванной спинке. «Ничего, дорогой мой, я ещё к тебе вернусь» — думала я, потягивая чай. Вкус мяты приятно холодил язык. Аня предлагала печенье, но я отказалась — есть совершенно не хотелось. А хотелось, как ни странно — петь. Довольно смелое желание, с учетом того, что музыкальный слух и чарующий голос досадным образом избежали списка моих талантов. За стенкой кто-то громко чихнул, потом послышалась какая-то возня и вдруг заиграла музыка. Звучало что-то очень протяжное, народно-эпическое. Слышимость была великолепной, будто стены состояли исключительно из одних обоев. «Петь я, пожалуй, не буду» — решила я и полезла в сумку за телефоном.
Звонить Джону совершенно не хотелось, но я ощущала необъяснимое беспокойство за его судьбу. Будто он отбился от экскурсии в незнакомой стране и без знания языка, а я за него отвечаю. Сначала пошли длинные гудки, потом включился автоответчик, и я нажала отбой. «Неужели Джон до сих пор отсыпается в объятьях ночных старательниц?» я глянула на часы — пятнадцать ноль-ноль.
Полчаса ушло, чтобы переодеться и привести себя в порядок. В платяном шкафу обнаружилось большое зеркало, в котором я оценила получившийся результат. «В таком виде хоть в театр, хоть в музей, ну или на свидание с Алексом…» — мысленно резюмировала я увиденное. Мысли об Алексе, которые я так удачно прятала от самой себя последние пару часов — снова полезли в голову, как назойливый мотив.
«Он сам попросил мой номер у Ромы. Так чего я разволновалась?». Ожидание «того самого звонка» — это словно полет в условиях легкой турбулентности. И вроде бы веришь, что долетишь, и уговариваешь себя, что всё обойдется. А все равно сердце замирает, и в голову лезут разные пугающие мысли. Осознав, что больше ни минуты не высижу здесь в одиночестве и бездействии, я отправилась гулять по Питеру.
Сгущались сумерки, пока они тихо крались по стенам и дворам, как осторожные воры — опасливо, робко, с оглядкой на тусклый лимонный шарик, почти касающийся горизонта. Но ещё какой-нибудь час — и тени проглотят город целиком, без остатка, прожорливые и ненасытные.
Никакого определенного маршрута у меня не было, и так, прогуливаясь без цели и смысла, незаметно для себя, я очутилась перед Эрмитажем. Мимо чинно прошествовала парочка с виду интеллигентных тетушек в забавных шляпках, и до меня донеслись обрывки разговора:
— Да-да, тот самый Вильям Блейк, который писал «Тигр, тигр, жгучий страх…».
— Ах, я поняла о ком ты… «Бремя белого человека» это ведь тоже его стихи? — оживленно отреагировала вторая.
— Маша, ну как тебе не совестно. Это же Киплинг!
— Ой, совсем я что-то… — окончание разговора я уже не услышала, тетушки продолжали движение в сторону Дворцовой.
«Да что они, сговорились? Может, и, правда, сходить…» — тут я повернула за угол, где меня поджидал сюрприз.
***
Сначала я не поняла, что произошло. В первую секунду показалось: на меня напал благоухающий розовый куст. Абсурд. Резко отступила, чтобы возмутиться, или извиниться — по обстоятельствам, но слова застыли на губах.
Виновник происшествия, сжимающий огромную охапку белоснежных роз, улыбался знакомой улыбкой и смотрел на меня невозмутимым серо-зеленым взглядом.
— Алекс? Какое удивительно совпадение! — произнесла я, наконец, обретя дар речи.
— Совпадение? Вот уж нет. Коварный замысел и тонкий расчет! Это тебе, — Алекс протянул букет, а я машинально приняла его. Розы источали дивный аромат и выглядели так, словно их срезали минуту назад.
— Алекс, спасибо… это так…они же замерзнут! — спохватилась я, прижимая крепче букет, словно стараясь передать цветам собственное тепло.
— Не бойся, не замерзнут, они заговоренные, — пошутил он, — Хотя, если ты так волнуешься, нужно в тепло. И у меня идея. Сейчас идёт одна интересная выставка в Эрмитаже… Вильям Блейк, не слышала?
Все-таки первое впечатление обманчиво. Когда я впервые увидела вчера Алекса, он показался мне не очень общительным, погруженным в себя, и в чём-то даже высокомерным.
Но сегодня… Это был другой человек. Он тут же очаровал служащую музея настолько, что она не только пустила нас с букетом, но и предложила присмотреть за ним, и даже нашла баночку с водой, чтобы их было куда поставить.
В вестибюле мы случайно столкнулись с какими-то его знакомыми швейцарцами. Они восторженно отзывались о выставке, и настойчиво звали нас посидеть потом в ресторанчике с видом на Исаакиевский.
Алекс улыбался, и отвечал «vielleicht (возможно)» и «danke (спасибо)», излучая искреннюю радость и дружелюбие. Распрощавшись со швейцарцами, мы с двинулись в зал, куда стремилось заметно больше людей.
***
— Видения преследовали Блейка с самого детства. Существа из других миров постоянно являлись к нему. По этой причине всю жизнь многие считали его сумасшедшим… — голос экскурсовода нагнал нас у очередной картины. Казалось, невысокая худенькая женщина в очках в окружении небольшой группы преследует нас, так же, как Блейка — видения. Мы с Алексом перемещались по залу без особой логики, но стоило застыть у любой картины чуть дольше, чтобы рассмотреть детали, как уже через несколько мгновений экскурсионная группка окутывала пространство, как пчелиный рой.
Это «преследование» начало действовать на нервы. Мне хотелось оставаться с Алексом наедине, насколько это возможно в переполненном зале.
— Справедливости ради стоит сказать, что не все поголовно считали Блейка сумасшедшим или эксцентриком. Находились и те, кто действительно верил, что в своих полотнах он показывает нам иной мир — реальный, но зрительно доступный не всем… — продолжала вещать экскурсовод.
— Тебе скучно? — шепнул Алекс. От его близости, горячего дыхания любые мысли тут же таяли и испарялись, поэтому вопрос дошёл до меня не сразу.
— Интересные работы, необычные…
— Но тебе не нравятся? — снова шепнул Алекс, нежно касаясь губами виска.
— Просто, мне не близко… — уклончиво пробормотала я.
— Понятно. Ладно, не буду тебя дальше мучить искусством. Пойдем, — мягко потянул меня прочь. По пути к выходу моё внимание привлекла ещё одна картина, мимо которой я почему-то прошла мимо. Хотя странно: она явно выделялась на фоне легких фентазийных акварелей какой-то тяжеловесной натуралистичностью. Будто это и не рисунок, а художественная фотография, запечатлевшая нечто ирреальное. Возможно, потому что была нарисована на деревянной доске, а не на бумаге, как другие.
-«The Ghost of a Flea. Призрак блохи?», — прочитала я вслух, — причём тут блохи?
Алекс пожал плечами, мол, кто их разберёт этих гениев, но заметил, что у «ghost» — много значений, есть и дух, и фантом, и даже тень. Но меня больше волновало, что существо на картине не выглядело как блоха, или другое насекомое. Коротенькая аннотация гласила, что по уверениям Блейка, он рисовал чуть ли не с натуры.
«По воспоминаниям художника он увидел «чешуйчатую, крапчатую, ужасную видом тварь с телом человека и головой блохи, спускавшуюся по лестнице». В ужасе художник бросился из дому, но именно жуткое видение вдохновило его позднее на создание этой картины».
— Какой он всё-таки странный, этот Блейк, — не удержалась я от ремарки, — какой-то совершенно…
— Ненормальный? — усмехнулся Алекс.
Я пожала плечами:
— Странный… — мне не нравилось слово «ненормальный».
— Жалеешь, что пошла? — спросил Алекс, приобняв меня за талию.
Я растерялась. Что за вопрос? Как можно жалеть о том, что больше часа, пока мы бродили по выставке, рука Алекса крепко сжимала мою? Или он совсем ничего не замечает? Я посмотрела ему прямо в глаза, но промолчала, чувствуя, как снова проваливаюсь в серо-зелёный омут.
После душного гардероба, мы, наконец, оказались на свежем морозном воздухе. Точнее на ледяном, пронизывающем насквозь, ветру, дующем со стороны Невы. Может, это был и не ветер, а её дух, призрак, который вырывался из самых речных глубин. И теперь он метался неприкаянно по набережной, потому что забыл, как вернуться обратно. Алекс сжал мою руку в своей теплой ладони, и мы пошли с ним — куда? Я даже не спросила. Мне было абсолютно неважно.
***
В ресторане рядом с Исакием было шумно и многолюдно, будто не конец ноября, а разгар летнего туристического сезона. Кальянный смок обволакивал всё обозримое пространство, окрашивал воздух в акварельные тона как на картинах Блейка.
— Alex, wir sind hier! («Алекс, мы здесь»), — послышался голос откуда-то сверху, и мы посмотрели туда.
Вместительный зал опоясывала деревянная терраса, на которой тоже были столики. За одним разместились те самые швейцарцы, которых мы встретили в музее. Они приветливо помахали, приглашая присоединиться к теплой компании. Лестница на террасу отыскалась в углу за колонной. Когда мы подошли ближе, я ахнула: колонна оказалась натурально дубовым стволом, правда, отполированным и покрытым лаком.
Швейцарцы в плотной осаде из опустошенных пивных бокалов чувствовали себя превосходно. Они о чём-то спорили и напоминали Санта-Клаусов с европейских рождественских открыток. Только один всё время улыбался, а у второго улыбка казалось какой-то натянутой, поэтому мысленно окрестила их как «добрый» и «злой» санты.
— Вера, как вам выставка? — неожиданно по-английски спросил меня «добрый».
— По правде говоря, смешанные чувства. Я больше люблю реализм. Но я не жалею, что пошла, — последняя фраза предназначалась Алексу, он понял это и улыбнулся.
— Веру впечатлил «Призрак блохи», — заметил Алекс.
— О да, она мне тоже нравится, — закивал «добрый».
Я не стала говорить, что «впечатлил» и «понравился» — не всегда одно и то же.
— Но, если честно, я не поняла, почему такое название.
— Думаю, это что-то политическое. Какая-нибудь метафора алчности правителей, пьющих, кхм, народную кровь. Блейк был бунтарь по натуре, обличал, так сказать, — «добрый» ударился в философствования, но его прервали.
— Клаус, ну это же полная нелепица! Где ты это вычитал? — фыркнул «злой», присоединяясь к разговору.
— Николас, да там же, в буклете. Я его захватил… кажется, — но поиски буклета не увенчались успехом.
— Наверное, где-то выронил, — немного виновато улыбнулся он.
— А как вам Питер? Вы уже были в Исаакиевском? — перевела я тему.
— О да, Питер прекрасен! Великолепен! — заладили они наперебой.
Алекс решил сам сходить за официантом, сегодня они были нарасхват. А мы немного поболтали о питерских красотах, и перешли на европейские.
Про Швейцарию я знала не очень много: банки, шоколад, сыр. В чём сразу честно призналась.
— О, ну это далеко не всё! Неужели вы не слышали, например, о том, что первый суд над ведьмами в Европе состоялся на швейцарской земле? Причём большинство казнённых за колдовство были мужчинами, — поделился «добрый санта».
— Вера, а вам приходилось бывать в Швейцарии? — «злой» неожиданно обратился ко мне.
— Нет, я как-то никогда не думала об этом…
— О, вам надо обязательно к нам приехать! И кроме историй про ведьм, ещё столько всего интересного…— я не успела придумать вежливый ответ, потому что неожиданно появился Алекс. Официант, которого он привёл, водрузил перед нами с десяток кружек, увенчанных белыми пенными шапками, как альпийские горы — снегом.
— Вера, я услышал, что ты не была в Швейцарии. Ты многое потеряла! Сказочное место…— сказал Алекс, садясь рядом со мной.
— Да, Алекс, так и быть, вы все меня уговорили, в следующий отпуск еду в Цюрих,— я, конечно, шутила, и ни в какие швейцарские кантоны с ведьмами ехать не собиралась.
— Зачем ждать отпуск? Я еду туда по делам через неделю — в очень длительную командировку, и мы могли бы поехать вместе, — предложил Алекс на полном серьезе. А я вдруг ощутила, что земля уходит из-под ног. Вот так запросто, через два дня после знакомства? Подобные вещи я всегда считала чем-то из области фантастики. А сейчас это происходило наяву, со мной.
— Алекс, я…, я не готова сейчас обсуждать… — Алекс улыбнулся моим сбивчивым объяснениям, будто для него они не имели никакого веса.
— Поговорим об этом позже, в гостинице, — вполголоса шепнул он, сжимая мою руку.
Глава 3
Скажи, откуда ты приходишь, Красота?
Твой взор — лазурь небес иль порожденье ада?
Ш. Бодлер, «Цветы зла»
Новый день встретил меня чистейшим голубым небом. Солнце слепило, рвалось в комнату так яростно, что спросонья я не сразу сообразила в какой Венеции — северной или южной началось мое утро. Алекс уже ушел, как обычно — какие-то дела с Эдуардом. Я сладко потянулась, оттягивая миг пробуждения, перебирая в памяти эпизоды вчерашнего вечера.
«…зачем ты разыграл этот спектакль — узнавал мой номер через Эдуарда? Ты ведь мог попросить его у меня, сто раз! — … я подумал, что тебе будет неловко выкручиваться перед твоим другом, объяснять, откуда у тебя мой номер. Вот чтобы тебе не пришлось… Ведь репутация для тебя важна…»
Неожиданная старомодная щепетильность Алекса, о которой у меня не было времени подумать вчера — сегодня вызвала приступ почти умиления. Репутация… ну надо же, из какого он века? Хотя, посмотрим правде в глаза — он быстро разобрался, что я за человек.
Дабы окончательно не разнежится и не впасть в блаженную кому, я рывком выдернула себя из кровати и застыла перед окном. Питер наконец-то смилостивился, простил за долгое отсутствие и перестал испытывать мою любовь отвратительной погодой и унылыми тусклыми пейзажами на сероватом снежном холсте.
Удивительно чистый снег, искрящийся под лазурным куполом, выглядел как-то не-по-здешнему празднично, даже экзотично. «Будто из Швейцарии завезли», — подумала я и улыбнулась. У меня было прекрасное настроение и огромное желание поделиться им с кем-то ещё, поэтому я решила позвонить Роме. Но друг не брал трубку. Странно… неужели все ещё дуется?
Тогда я решила позвонить Джону. И на этот раз повезло — Джон ответил.
— Привет, ты где? — обрадовалась я.
— Я-то в отеле. А вот где ты? — показалось, что в голосе сквозила легкая обида. Интересно, на что он обижается? На то, что я не согласилась составить трио с его прелестными спутницами?
— Я… тоже в отеле, — Джон подозрительно засопел в трубку.
— Скоро буду, через полчаса, — зачем-то сообщила я. Да что я отчитываюсь? Он ведь мне даже не начальник. Просто коллега, который сердито сопит в трубку. Нет, Джону роль наперсника в моих сердечных делах точно не подойдёт. Надо срочно мириться с Ромкой.
— Вера, я собирался пойти на индийский базар. Не хочешь составить компанию? Там интересно, — неожиданно предложил англичанин.
***
Обычно Эдуард просыпался очень рано и без будильника, поэтому сегодняшнее утро можно было называть экстраординарным. Всю ночь ему снились какие-то кошмары, и только под утро явился глубокий пустой сон. Утреннее забытье серым ластиком стерло ночные ужасы, и теперь в чём именно они заключались— Эдуард абсолютно не помнил. Он потянулся к телефону — пять пропущенных вызовов от Ромы. Просто удивительно, как он не услышал ни один из них. «Может, именно так наступает старость? Не постепенно, а одномоментно — раз и ты устал, оглох и потерял память?» — Эдуард нахмурился, неприятно удивлённый собственной слабостью. Любой приступ хандры он привык подавлять в зародыше. А такие мысли были непростительным отступлением от собственных правил. Позвонить Роме — прямо сейчас, сию же минуту. Но… ему не хотелось, чтобы в их разговор просочился малейший намек на его душевный разлад. Рома привык видеть его сильным и выдержанным, даже если это иллюзия — Эдуард хотел продлить её как можно дольше. Разочарование иногда разрушает любовь намного быстрее лжи.
После душа Эдуард отправился на кухню — выпить свой ежедневный утренний эспрессо. Пока кофемашина варила кофе, он щёлкал пультом, прыгая с канала на канал. Сначала попал на новости. Ничего нового там конечно не было. Всё по обычному, обкатанному сценарию. Эдуард усмехнулся — любой медиапродукт — это как кулинарный рецепт, не более. Главное — знать пропорции, в которых использовать ингредиенты, и тогда легко получить нужный эффект и рейтинг. Щепотка праведного гнева, горсть умиления, толика пошлости, несколько капель отвращения для остроты, секс и кровь — по вкусу.
Для обычных людей вся эта кухня — сплошная магия. Они лопают этот фастфуд и ещё похрюкивают от радости. Конечно, где-то краем уха они слышали о существовании других более изысканных блюд, но скорее считают это чем-то из области фантастики, да и вообще не особенно интересным и стоящим внимания. Очередной щёлк — с новостей на ток-шоу. Внезапно Эдуард поймал себя на мысли, что, пожалуй, самый отвратительный из всех медийных фастфудов — это всевозможные ток-шоу. Он удивился собственным мыслям, даже скорее чувству — какого-то непреодолимого отвращения к тому, что составляло большую часть его жизни.
«Что со мной происходит? Ведь когда я только начинал заниматься этим бизнесом, я испытывал драйв, подъём. Я был уверен, что именно в этом смысл, квинтэссенция моего бытия. Я ощущал, что стою неизмеримо выше других, обычных людей…».
Обычные люди… хм…такие как Рома? Наверное… ведь Рома — обычный человек. Да, он начитан и неплохо воспитан, но он родился в обычной семье, мать растила его одна — куда уж обычнее, типично до оскомины. Да и сам Эдуард, кто знает, как бы всё сложилось, если бы не встреча с Алексом. При мысли об Алексе Эдуард поморщился. Алекс — вот, с кем всегда надо быть начеку.
Глядя со стороны — его не в чем упрекнуть. Он начал помогать Эдуарду ещё с их самой первой встречи. Не просто помогал, а перевернул его жизнь, расширил горизонты, как говорится, при этом, можно сказать, не требуя ничего взамен. Та ерунда с наколкой — не в счёт. Такая вот бескорыстная, хм, дружба. Только Эдуард слишком хорошо знал, за всё в этой жизни приходится платить, в самый неожиданный момент. До сих пор их интересы совпадали, но сейчас — Эдуард чувствовал, что-то изменилось внутри, в нём самом. Будто до этого он жил, обёрнутый в целлофановую плёнку. Он все видел, слышал, однако ничего не чувствовал — ни прикосновений свежего ветра, ни капель морской воды. А сейчас… сейчас будто кто-то сорвал с него этот целлофан, и разом все чувства вернулись, краски стали ярче, ощущения — полнее. «Как же я жил до этого? И разве это была жизнь? А моя работа, мой бизнес… какой в этом всём смысл?»
— Какой в этом смысл? В этой вашей свободе? — повторил вслух один из участников ток-шоу. Эдуард вздрогнул от неожиданности и начал вслушиваться в происходящее на экране.
— Вы же не станете отрицать свободу самовыражения? Как одна из видов свобод…
Эдуард щёлкнул пультом, дальше и так всё ясно. На другом канале шла передача о здоровье: «Поговорим о риске сердечно-сосудистых заболеваний у мужчин после сорока…».
Эдуард тихонько матюгнулся, выключил ТВ и взял телефон.
***
Индийский базар раскинулся своим многоцветным, многоликим великолепием в большом, светлом павильоне. Ещё на подходе мощные положительные вибрации чуть не сбивали с ног. У входа в павильон стояла огромная колонка, и из неё вылетали заводные индийские мелодии.
Благовония, восточная кухня, косметика — все ароматы слились в одно благоуханное облако, в котором мы неспешно плыли вдоль прилавков. Джон сказал, что хочет найти здесь «лучший индийский чай», а меня сразу потянуло к стенду с яркими и пёстрыми одеждами. И мы решили разделиться. Заворожённая буйством красок после скромной питерской палитры, я подолгу рассматривала каждую вещь, скорее, как предмет искусства, нежели возможного гардероба. Краем глаза я несколько раз замечала, как мелькала огненная шевелюра Джона: сначала у лотка с пряностями, потом у стойки
с серебряными украшениями, среди резных гарнитуров из темного дерева и даже у какого-то подозрительного прилавка с книгами и парой матрон сектантского вида. Вынырнув из цветастых ворохов, но так ничего и не выбрав, я отправилась изучать окрестности. С Джоном мы столкнулись у лотка с восковыми свечами. Такого разнообразия и богатства, собранного в одном месте, я ещё не встречала. Каких свечей здесь только не было: классические жёлтые, разноцветные и чёрные, огромные и совсем маленькие, в виде конусов, пирамидок, фигурок животных, цветов, ведических божков и богинь, египетских иероглифов, православных ангелов и даже несколько в форме черепа. Хозяйка свечного богатства что-то втолковывала Джону, протягивая то одну, то другую свечу. А тот только рассеянно улыбался и кивал.
— Здравствуйте, он по-русски не понимает, — пояснила я.
— Да, я заметила, — улыбнулась она, хотела добавить что-то ещё, но её отвлек новый подошедший покупатель.
Увидев меня, Джон обрадовался:
— О, Вера! Ты где была? Смотри, я нашел отличный чай! Он помахал пакетом.
— А это, тебе, маленький сувенир! Он защитит тебя от недобрых сил.
С этими словами он протянул мне небольшой пакетик. Внутри оказался металлический браслет с маленькой подвеской в виде глаза. Такими обычно увешаны восточные сувенирные лавочки.
— О, Джон, огромное спасибо, это очень мило с твоей стороны! Завтра на встрече в офисе мне как раз пригодится! — но Джон, кажется, не заметил моей иронии.
— Вера, спроси, пожалуйста, есть ли у леди свечи с полынью?
— Сейчас поищу! — всплеснула руками свечница, — Хотя не знаю, остались ли, так хорошо их берут, — с гордостью поделилась она.
Свечи нашлись — большие, в моё запястье толщиной, медвяно-жёлтые с густым ароматом настоящего воска и нужной травяной начинкой, чем Джон оказался необычайно доволен. Забрал все — 5 штук и ещё сокрушался, что больше нет.
Прямо на индийском базаре было устроено небольшое кафе с традиционной кухней. Мы решили выпить по кофе и съесть что-нибудь экзотичное. Джон взял курицу с карри и пирожки-треугольники с непонятной начинкой, кажется что-то бобовое. Я выбрала сладкие шарики и нечто прямоугольное, белое, обсыпанное орехами, на вид очень вкусное. Когда мы с нашими тарелками, источающими яркие пряные ароматы, устроились за одним из пластиковых белых столов, я не выдержала и спросила, зачем Джону понадобились свечи с полынью.
— Ну-у, мне нравится запах полыни. А ещё это хорошая защита для жилища, — невозмутимо пояснил Джон.
— От чего? От «недобрых сил»? — не удержалась я от подколки.
— От этого тоже, — он кивнул, как ни в чём, ни бывало. Некоторое время мы задумчиво жевали индийские разносолы, и тут Джон спросил:
— Вера, я тут случайно увидел тебя с одним типом…такой в чёрном. Вы встречаетесь?— От неожиданного вопроса я растерялась и сразу ответила.
— Допустим, а что?
— Эм-м-м, мне неловко заводить этот разговор, — замялся Джон, как будто только вспомнил про английскую вежливость. От волнения он часто заморгал рыжими ресницами, от чего мне казалось, что ещё немного и веснушки посыплются с его лица, как конфетти.
— Прости, что вмешиваюсь, но… дело в том, что тебе лучше держаться от него подальше, — наконец, подытожил он.
Я на секунду застыла.
— Это ещё почему? Вы знакомы?
— Нет-нет, — поспешно отмахнулся англичанин.
— Тогда почему ты так уверен? — я представила, как Джон тайком высматривал из своего номера, кто там меня подвозит. И теперь придумывает нелепые предостережения. Прямо Джеймс Бонд, или, может, Отелло? Неужели Джон ревнует? — мысль казалась абсурдной.
— Просто я знаю такой тип, и вы совершенно друг другу не подходите, — категоричность Джона немного позабавила. Поэтому я в шутку сказала, что обязательно повнимательнее присмотрюсь к Алексу, раз Джон так уверен.
После трапезы Джон предложил прогуляться, но я отказалась. Этот восточный карнавал красок, звуков, вкусов и запахов немного утомил, поэтому отчаянно хотелось побыть в одиночестве. Правда, когда Алекс написал, что сегодня мы идём в кино, я в ту же секунду позабыла об этом своём странном желании.
***
Это был старый немецкий фильм. Мне не понравился. Он был про ангелов, да ещё и черно-белый — ни одна из этих вещей не способствовала моей симпатии. Черно-белым фильм оказался не из-за старости, это такой художественный приём — мир людей глазами ангелов, в некоторых эпизодах он вдруг становился цветным. Главный герой — ангел, мечтал обрести плоть и жить как обычный человек. Весьма странное желание для ангела, на мой взгляд, но, с другой стороны, что я знаю об ангелах?
Алексу почему-то нравился этот фильм. Мне показалось, что за этим есть что-то личное. Может, водил на него когда-то свою первую любовь? Но почему-то спросить я не решилась.
— Думаю, Блейку бы фильм тоже понравился, — сказала я, когда мы оказались в машине. Мотор приятно загудел, обещая скорое тепло и уют в промерзшем насквозь салоне.
— Почему? — удивился Алекс.
— Ну, он же видел ангелов, вся эта мистика — его стихия.
— Но не твоя?
— Ой нет, ни разу… — я зябко поёжилась.
— Странно, я уверен, что люди, которым нравится Питер, питают слабость ко всему загадочному и мистическому… — произнес Алекс.
— Я же москвичка, не забыл?
— Ты странная, Вероника, — Алекс поправлял зеркала, и произнёс это, не глядя на меня. Я не могла понять, серьёзно он или поддразнивает.
— Как Блейк?
— Как ты. Ты сама по себе уникум, — Алекс повернулся ко мне.
— И все-таки жаль, что ты не любишь мистику, — во взгляде будто плескалось ласковое иссиня-зеленое море. А я вдруг подумала о настоящем море: когда оно спокойно, трудно поверить, что под морской гладью скрывается бездна, иногда притягательная, но всегда опасная.
— Сейчас повальная мода на всякую мистику. Видимо поэтому вчера на выставке было столько людей… А я не могу любить того, во что не верю. А верю только в то, что можно увидеть собственными глазами, до чего можно дотронуться. Сверхъестественное всю жизнь как-то обходит меня стороной.
Алекс склонился ко мне и тихо шепнул: «Мой милый сероглазый скептик», — так проникновенно, что мне показалось, будто время замерло, и мы очутились совершенно одни в пустом заснеженном городе.
***
— Пробок нет? — дежурно поинтересовался Эдуард, хотя знал, что времени ещё полно.
— Нет, скоро будем на месте, — ответил водитель уверенно.
За тонированными стёклами проплывал полусонный город. Они двигались к югу, Эдуард не любил этот район. Сейчас к антипатии примешивалось чувство смутного беспокойства перед встречей.
Он вспомнил слова Алекса о том, что он изменился. Так есть. И причина — Роман. Это случилось на одной из многочисленных презентаций. Эдуард мысленно усмехнулся — до чего претенциозное слово для обозначения банального обжорства, пьянства и знакомств с последствиями разной степени тяжести. За свою жизнь Эдуард наблюдал сотни подобных мероприятий. Он пресытился ими и теперь предпочитал шумным вечеринкам закрытые клубы «для своих». На эту очередную презентацию он не собирался идти. Однако, Алекс… да, это он убедил его пойти на ту вечеринку… Он мимоходом заметил, что Эдуард «давно не появлялся корпоративах своего медиахолдинга. Для сотрудников ты — небожитель, спускающийся изредка со своих пент-хаусовых облачков и одаряющий какими-нибудь приятными благами наиболее преданных из паствы…». Эдуард отлично помнил, как безнадежно скучал, время от времени отделываясь от чересчур навязчивых подвыпивших сотрудниц. Они то и дело сновали вокруг него, предлагая, то белый танец, то участие в нелепых конкурсах, то просто без обиняков — себя. Свои предпочтения Эдуард не афишировал, но и не старался особенно скрыть, не прибегал к фальшивым прикрытиям и безупречно выстроенным легендам, как многие его знакомые. Однако, для подвыпившей женщины, решившей не упустить шанс взлететь по карьерной лестнице — не существовало никаких «но», с их точки зрения это всё — надуманные препятствия, останавливающие исключительно слабаков.
В тот момент, когда Эдуард заметил симпатичного юношу, тот стоял с полной тарелкой каких-то нелепых канапе и тарталеток, но от волнения ничего не ел, смотрел по сторонам восторженными широко распахнутыми глазами. В отличие от Эдуарда для двадцатитрехлетнего Ромы это был первый «выход в свет» в жизни, и сразу — такого высокого уровня. Казалось, он весь излучал свет, безудержную энергию, переполненный чудесной субстанцией, которую люди зовут молодостью. И Эдуард устремился на этот свет как мотылек. «Скорее уж, как побитая жизнью моль, — мог бы сказать Алекс, будь он здесь», — с горькой усмешкой размышлял Эдуард.
Молодость… Роме ещё только двадцать три, а ему — пятьдесят, в два раза больше. И что будет через десять, пятнадцать, двадцать лет? Ведь Рома эстет и романтик, и что будет, когда лет через десять Эдуарду будет нечего предложить ему кроме денег? Хотя Рома не алчный (таких он вдоволь повидал на своём веку), но сможет ли Рома любить его таким? И эти слова Алекса про сердце, да чёрт подери, почему они так задели? Да, у Эдуарда были некоторые проблемы со здоровьем, но с его возможностями и упрямством всё наладилось, и сейчас он бодр и полон сил. Он регулярно обследуется, все показатели в норме. Врач, между прочим, профессор, заверил — всё нормально. Алекс хотел его поддеть, вот и всё. А он…, он едет на эту сверх меры странную встречу. Всё из-за Ромы…
Авто притормозил у обычной, ничем не примечательной пятиэтажки.
— Приехали, Эдуард Рэвович… мне с вами? — уточнил водитель и по совместительству телохранитель.
— Нет, я иду один… — водитель знал, что с Эдуардом спорить — себе дороже. Хотя будь его воля, он бы подстраховался и не отпустил шефа одного шляться по убогим, неприглядным и от того ещё более подозрительным зданиям.
Домофон на подъездной двери отсутствовал, и Эдуард заранее брезгливо сморщился, предвосхищая возможные ароматы и интерьеры места, доступного для широкого посещения. К его удивлению подъезд, хоть и выглядел немного обшарпанным, но был вполне чистым, а при богатой фантазии, его даже можно было назвать уютным, в своём роде: множество цветов в кадках на подоконнике, кусок ковровой дорожки перед лестницей и даже, он хмыкнул, когда заметил — маленький образ, прикреплённый к оконной раме.
Нужная квартира располагалась на первом этаже. «Номер четыре, несчастливое число у китайцев» — почему-то вспомнил он, но сразу же отогнал эти мысли. В каждой культуре всегда найдется какая-нибудь заморочка с числами и приметами. Просто его подсознание услужливо подсунуло первый попавшийся «слайд», потому что в последние сутки он слишком часто думал о смерти…
Надавив несколько раз на кнопку звонка, Эдуард не уловил ни единой трели или мелодии, он уже собирался стучать по чёрному дерматину, как дверь неожиданно распахнулась. Хозяйка оказалась на редкость непривлекательной дамой. Эдуард, всю жизнь смотревший с прохладцей даже на самых красивых женщин, был искренне поражен удивительно завораживающей некрасивостью. По отдельности водянисто-серые глаза, крупные губы, скругленный небольшой нос и мешковатая фигура — были вполне обычными, но их сочетание превращало хозяйку в нечто сверхъестественно уродливое. Возраст ее было трудно определить. Гладкое круглое лицо не выглядело старым. Правда, волосы, собранные в пушащийся густой хвост, большей частью покрывала седина.
— Доброе утро. Я от Евгения… — начал было он, но Елизавета как-то смешно всплеснула рукой, словно кошка мазнула когтями в воздухе, гоняясь за мухой:
— Проходите, проходите, пожалуйста.
Скромная и без того небольшая однокомнатная квартирка казалась совсем крошечной. Каждый квадратный сантиметр занимали стопки с книгами. Они высились ровными светлыми башнями почти в потолок. Узенькие проходы, как тропинки в метровых сугробах вели к дивану и к окну. Эдуард удивленно озирался по сторонам. «Может Евгений что-то напутал? Дал не те контакты не того человека …»
Проходите в кухню, — направила озирающегося по сторонам гостя Елизавета. В кухне книг не было. Зато стоял светло-зеленый стол с облупившейся столешницей, ветхий диванчик из красно-бурого стеганого кожзама, на который гостю предложили присесть. На подоконнике цвели азалии. В этом скромном до неприличия интерьере, их экзотичность бросалась в глаза в тысячу раз сильнее, чем гениальное полотно, обрамленное в раму из нестроганых досок. Елизавета улыбнулась и сразу похорошела.
— Чаю хотите?
Эдуард глянул на большие часы в виде гжельской тарелки, кивнул.
— Так какое у вас ко мне дело? — внезапно деловито осведомилась Елизавета, ставя перед ним чашку в крупный красный горох.
— Я, кхм, — а откуда у вас столько книг? — он не собирался об этом спрашивать, но вышло как-то само.
— Это когда редакцию нашего научного журнала разогнали, — забрала, сколько смогла, архив. Вы по этому поводу? Они не продаются. По крайне мере пока я не пойму, что они окажутся в нужных руках.
— Нет, я не за книгами, — Эдуард кашлянул, прочищая горло, — у меня намечается сделка, вроде всё чисто, но что-то меня беспокоит. Хочу узнать, выгорит ли дело. Или же стоит отказаться…
Ту же версию он озвучивал и Евгению, когда просил порекомендовать хорошего специалиста по нетрадиционному прогнозированию, то есть, попросту говоря — гадалку с репутацией. Знать и находить нужных людей Евгению было положено по должности.
Эдуард придумал легенду о сделке, потому что не мог сказать правду — «хочу узнать, я скоро умру»? Евгений тесно общался с Алексом, и вообще. Это всё ни к чему. Елизавета хоть и казалась человеком, который умеет хранить тайны, но жизнь научила Эдуарда, что доверять не стоит никому. Если пойдут слухи о том, что солидный бизнесмен вдруг заинтересовался своей скорой смертью у гадалки… Нет, такой радости он своим врагам не доставит. Но что мешает ему произнести вслух одно, подразумевая совсем другое — то, что на самом деле его волнует?
Между тем Елизавета выудила из ящика стола колоду карт и надела большие круглые очки с толстыми линзами. Теперь она напомнила Эдуарду его первую воспитательницу из детского дома — она одевала точно такие же огромные очки перед тем, как начинала читать группе какую-нибудь сказку. И вот прошло столько лет, и что — круг замкнулся? Пусть сейчас он и взрослый мужчина, успешный бизнесмен, а ведь также явился послушать сказку от маргинальной ведьмы со странной привычкой — раскладывать всюду стопки книг. Эдуард усмехнулся мысленно, глянув на себя со стороны «на опустившегося до темного невежества и предрассудков», — да, так Эдуард подумал бы про себя раньше. Да только беда в том, что этот прежний рациональный Эдуард давно исчез тогда, когда появился Алекс. Эдуард опасливо поглядывал на колоду — аккуратный прямоугольник у Елизаветиных пальцев. Идеально сложенная, она казалась монолитной, будто маленькая аккуратная шкатулка с узорчатой крышкой. «Шкатулка Пандоры» — невольное сравнение вспыхнуло в мыслях Эдуарда «может и правда, безопаснее ее не открывать совсем…».
— Задумайте вопрос и вытянете карту, — Елизавета посмотрела поверх очков, протягивая колоду. На рубашках хитро скалились змеи и сплетались в орнамент, похожий на кельтский. Идеально отполированными ногтями Эдуард осторожно подцепил карту и отдал Елизавете. На перевернутой карте — кинжалы, Елизавета нахмурилась, но ничего не сказала. Проделывая разные манипуляции, то и дело, заставляя Эдуарда вытаскивать карты, Елизавета хмурилась все больше. Он лихорадочно старался запомнить выпадающие карты. Но это было несложно — каждый раз почему-то выпадали кинжалы.
— Нет, вот видите, нестоящее дело, повременить надо, — вынесла Елизавета свой вердикт.
Эдуард задумался на минуту. Если «дело не выгорает», значит, его жизни ничто не угрожает — так он мысленно зашифровал свой вопрос. Вроде бы можно порадоваться, но всё же…
— А вы только на картах гадаете? — осторожно уточнил он.
— По всякой ерунде вроде вашей сделки — на картах. Но по серьёзным вопросам, если речь, например, о жизни и смерти, то по-другому… А то каждый мнит себя тарологом, мало ли что ему там привидится в раскладе, — как именно «по-другому» Эдуард не стал уточнять. Он банально испугался.
Елизавета смотрела на него каким-то размытым взглядом, словно сквозь паутину сигаретной дымки, на лбу так и застыла глубокая складка, будто нечто тяготило гадалку.
— Но вам бы я гадать на вопрос жизни и смерти не стала, — призналась женщина неожиданно.
— Это почему?
— Потому что у вас очень сильная аура. Мне не пробиться, — развела руками Елизавета.
Гадалка сняла очки, спрятала колоду, помассировала переносицу и выжидающе посмотрела на Эдуарда.
— Что ж, благодарю, за расклад, и, что, поделились профессиональными секретами…
Он положил на стол несколько крупных купюр, но Елизавета внезапно отказалась.
— Нет, нет, не надо.
— Как, совсем? — Эдуард растерялся.
— Совсем. Это моё хобби для души, не для денег.
Оказавшись в машине, Эдуард зачем-то посмотрел в окно Елизаветы, оно оказалось, как раз напротив — увидел азалии и задумчивое лицо хозяйки. Она наблюдала за ним без всякого выражения. Эдуард зачем-то отсалютовал ей, а потом вспомнил, что стекло машины тонированное и она всё равно не увидит.
А Елизавета стояла и думала о том, что свой главный профессиональный секрет она не открыла. Гадалка никогда не скажет, что человек умрёт, даже если отчётливо видит это в его ближайшем будущем.
***
Мы завтракали в кафе при гостинице. Густой аромат арабики вперемешку с пряным какао и яркой апельсиновой нотой навевали смутные образы прибрежных таверн, курортных романов и ещё чего-то такого щемяще-знакомого, но едва уловимого. Я с упоением раскрашивала клубничным джемом тонкий золотистый тост, когда Алекс внезапно спросил.
— Тебя в Москве кто-нибудь ждёт? — клубничный тост едва не выпал из рук. Вопрос оказался неожиданным.
— Кажется, о таком обычно спрашивают в начале знакомства, — поддразнила я Алекса. Но он снова меня удивил.
— Может, я боялся услышать ответ, который мне не понравится? — решительный Алекс чего-то боится? Хм, такого я тоже не ожидала.
— А сейчас не боишься?
— Почему-то…— он самоуверенно заулыбался, да, теперь он снова стал собой, — Сейчас — нет. И всё-таки?
— Не ждёт. Мы расстались. Пару месяцев назад, — странно, что я так спокойно могла об этом говорить, хотя ещё пару недель назад рыдала, удаляя совместные фотки с бывшим.
— Почему расстались?
— Есть короткий и длинный ответ. Тебе какой?
— Честный.
— Хорошо, я отвечу. Но меня тоже кое-что интересует.
— Давай, мне нечего скрывать. Только я спросил первым, — хитро улыбался Алекс. Я вздохнула, и задумалась над «честным ответом». Как объяснить тому, кто сидит передо мной и ужасно мне нравится, что по какой-то удивительной причине я умудряюсь влюбляться исключительно в неблагонадёжные личности. У Ромы существует своя теория на этот счет. Он считает, что есть во мне нечто — как катализатор в химической реакции. Поэтому, если я даже зайду, в комнату, где тусуются какие-нибудь семинаристы, то мгновенно, как по волшебству — один превратится в вора-рецидивиста, другой обнаружит непреодолимую тягу к полигамии, а третий уйдёт в запой. Нет, про это, пожалуй, Алексу рассказывать не стоило.
— Я как магнит притягиваю не тех парней, — сформулировала я, наконец, честный ответ.
— Неужели? Мне кажется, что в твоей теории есть один существенный пробел…
— Это какой же?
— Я — идеальный, — Алекс последовал моему примеру, и тоже взялся за клубничный джем и тост. Для такого самоуверенного ответа у него были все основания. И не только по части манер за столом, но почему-то эта самоуверенность немного раздражала.
— Ага, прямо ангел. И ужасно скромный к тому же.
— Да, но ведь именно это тебе и нравится. Не так ли? — произнеся это, «скромный» Алекс использовал самую нахальную улыбку из своего арсенала. Я растерялась. Нравится? Но если подумать, наверное, он прав. Эта непоколебимая самоуверенность одновременно раздражала и притягивала.
— Так о чём ты хотела спросить? — прервал Алекс мой внутренний сеанс психоанализа. До этого мне казалось, что я хочу узнать об Алексе всё. Но сейчас все эти вопросы почему-то казались какими-то мелкими, несущественными, как будто всё, что было в его жизни до нашей встречи не имело никакого значения. Хотя один вопрос я всё-таки задала.
— А почему ты живешь в гостинице?
— Мне так удобнее, я часто бываю в разъездах. Вот, например, скоро Швейцария.
Хотя на этот раз вместо гостиницы пусть будет симпатичное шале в живописном местечке. Я как раз знаю одно такое, недалеко от горного озера, как раз для двоих, ты ведь со мной? — он сказал это так буднично, будто предложил выпить кофе.
— А надолго?
— Год, или два, как пойдёт. Может и навсегда.
— Алекс ты хорош, но не настолько, чтобы бросать Родину в такой тяжёлый исторический момент,,— немедленно выдала я. Язык мой — враг мой, Ромка прав. Но что поделать, если у меня всё никак у людей. Вместо нормального человеческого «с тобой хоть на край света» ляпаю, что попало. Алекс, казалось, ни капли не обиделся. Продолжал изучающе смотреть на меня с легкой полуулыбкой.
— Я хочу сказать, в смысле… Тебе обязательно туда ехать так надолго? — попыталась я исправить ситуацию.
— Да. Но, знаешь… думаю, я мог бы остаться здесь, — он взял мою руку и поднёс к губам, — Всё будет зависеть от тебя.
***
В офис мне нужно было к двенадцати. Ромка так и не перезвонил. Единственный человек, с которым я могла свободно обсудить недавние изменения в жизни, неожиданно превратился в неуловимого призрака. Однако надежды я не теряла. Приблизительно представляя, где находится Ромкин офис, я собиралась действовать.
Издательский дом, где Ромка трудился контент-менеджером, располагался в двухэтажном особняке, больше подходящем для какого-нибудь музея или посольства.
Готовясь принять бой от суровой охраны — ожидаемый атрибут подобной цитадели, я внутренне собралась и сделала умное, в меру интеллигентное лицо. За дверью с длинной массивной ручкой, которую с трудом можно было обхватить, оказался хорошо освещенный холл с маленькой стойкой ресепшн. Охранников поблизости не наблюдалось, как, впрочем, и кого-либо ещё.
Миновав пустынный холл, я оказалась перед выбором — направо или налево. Постояла в надежде, что какие-нибудь звуки подскажут правильное направление, но ничего не услышала. Какое-то неестественное безмолвие окружало меня. Без всякой надежды я достала телефон и нажала вызов Ромке. Внезапно где-то в отдалении раздалась «Тема судьбы» Бетховена — у Ромки на меня стоял такой же звонок.
Случайное совпадение выглядело невероятным, поэтому я повернула налево и отправилась на зов классики. Я заглянула в первый офис по коридору, откуда как раз гремел Бетховен. Офис, как офис, ничего особенного: столы с мониторами, всюду стикеры и демотиваторы, в центре — маркерная доска с одиноким, но емким словом «дедлайн», подчеркнутым тремя жирными чертами. Обычная рабочая обстановка, за исключением того, что самих работников не было.
Ромкин телефон обнаружился на одном из столов, самом аккуратном на фоне остальных. Пара ручек, увесистый ежедневник и компьютер — всё его имущество. Мне тут же захотелось оставить ему записку «Поздравляем! По итогам года — ваш стол признан образцово-показательным». Идея показалась забавной, и я решила оставить Роме послание. Одинокий стикер смотрелся как-то неубедительно, поэтому я решила добавить ещё, а потом усилить послание с помощью маркерной доски. На двадцать пятом стикере с текстом «Рома, позвони Вере!» творческий процесс прервали.
— Вы кого-то ищете? — я вздрогнула и обернулась: из закутка, который я тоже посчитала необитаемым, выглядывала взлохмаченная брюнетистая голова. Внимательные карие глаза смотрели с любопытством.
— Ой, да, Романа Светлова. Или хоть кого-нибудь. У вас здесь что, редакция-призрак? — поинтересовалась я. Парень хмыкнул.
— Все на тренинге в конференц-зале.
— А Рома сейчас на выездной фотосессии. Когда будет — не знаю, может и не вернется сегодня, — добавил он.
— Спасибо, я тогда пойду.
— На здоровье, — усмехнулась голова и исчезла за косяком.
«Интересное у Ромы место работы…» — думала я, покидая здание.
***
Скользкие ступени крыльца остались позади, как неожиданно меня окликнули.
— Вера? — я обернулась. Эдуард стоял неподалёку, рядом с чёрным громоздким авто.
— Здравствуйте, Эдуард! — я сделала неуверенный шаг в его сторону и остановилась.
— Подождите меня, — он ненадолго исчез в машине, пока я топталась, чтобы согреться, на пятачке перед входом, тщательно очищенном от снега.
— Приходила к Роме, но он на съёмках… — завела я непринуждённый разговор, когда Эдуард подошёл ко мне.
— Здесь кафе за углом, я хотел переговорить с вами, — сразу без обиняков перешёл к делу.
— Давайте. Только недолго, — опомнилась я, — Мне надо быть через час в офисе на Садовой.
— Часа нам хватит, — Эдуард шагал широко и уверенно, вбивая дорогими ботинками хлипкую снежную кашу в асфальт. Я семенила рядом мелкими шагами, чтобы не поскользнуться на каблуках. Со стороны я, наверное, походила на суетливую секретаршу, сопровождающую хмурого босса на бизнес-ланч.
Кафе оказалось атмосферным — маленькая чебуречная в подвале. По пути Эдуард упомянул, что здесь готовят отличные чебуреки, и обычно немного народу, а мне было всё равно. Главное, что меня волновало — о чём Эдуард вдруг захотел побеседовать.
Когда, мы спустились в подвальчик, тяжёлый чебуречный дух ударил в ноздри, и как ни странно, он успокаивал и настраивал на благостный лад. Негромко играла какая-то восточная мелодия. Кроме нас и повара, колдующего над сковородками с ароматными полумесяцами — в кафе никого не было.
Мы пили кофе в полном молчании, пристроившись за стоячим столиком. Я осилила половину чебурека, и пока ждала, когда Эдуард прикончит свой, внимательно изучала клеёнку в красно-белую клетку. Эдуард отодвинул пустую тарелку, и заказал ещё кофе, будто оттягивая разговор. «Неужели он нервничает?» — изумилась я. «А что если я ему нравлюсь? Кажется, когда-то в молодости Эдуард был женат. Вдруг у него опять что-то обратно перевернулось?». Внутри всё сжалось при мысли, что сейчас Эдуард скажет: «Вера, вы мне нравитесь. Давайте сходим на свидание…»
— Вера, вы мне нравитесь … — я старалась казаться спокойной, хотя внутри всё сжалось «ну вот, началось…». Тем временем Эдуард продолжил.
— Но, главное, вы очень нравитесь Роме. И поэтому я хочу вас предостеречь. Вы ведь общаетесь близко с Алексом, насколько я понимаю? — я почему-то смутилась, неопределённо кивнула. Но вопрос был риторическим.
— Так вот. Алекс… с ним надо быть осторожнее.
— Почему? — клеенка больше не интересовала меня. Я вглядывалась в бронзовое от автозагара непроницаемое лицо Эдуарда, стараясь понять, что за игру он затеял.
— Потому что он не тот, кем старается казаться.
— Ну а кто же он? Агент иностранной разведки? — сострила я. Эдуард пропустил остроту мимо ушей.
— Алекс… он не совсем … человек, не обычный человек, — поправился Эдуард.
— Он, кстати, ничего вам не предлагал? Необычного.
Наблюдая моё замешательство, Эдуард уточнил:
— Нечто такое, что никогда не предложил бы обычный мужчина.
Если до этого момента я ещё сомневалась, а не сказать ли Эдуарду про Швейцарию, то теперь мои сомнения развеялись. Ничего экзотичного в предложении, кроме скоропалительности, я не видела.
— А вы можете поконкретнее, Эдуард? Я ничего не понимаю.
— Вера, я не могу раскрыть вам детали. Если я это сделаю… В общем, неважно, — Эдуард замолчал. В усталых, потускневших глазах на мгновение мелькнуло странное выражение — неужели мольба?
Запах кофе и чебуреков, вся обстановка как-то совсем не вязались с этим разговором. Будто мы попали сюда по ошибке. Ну, допустим, что это такая забота. И Эдуард пытается предостеречь неопытную барышню, но при этом детали не раскрывает. И ещё что-то выспрашивает. Необычное. Всё равно какой-то бред.
— Если нельзя говорить, зачем вообще всё это говорить? Я вас не понимаю…
— А если мне не безразлична судьба тех, кого любит Рома?
Это прозвучало слишком пафосно, чтобы я поверила. По моему скептическому выражению Эдуард понял, что цель не достигнута, но принял поражение с достоинством. Взглянув на часы, он в одно мгновенье стал прежним — собранным, деловитым и слегка надменным.
— Что ж, мне пора. Вот на всякий случай моя визитка, — он протянул мне белый прямоугольник, и сделал последнюю попытку:
— Не верь ему, Вера. Чтобы потом не жалеть.
Эдуард ушёл, а я некоторое время пялилась в закрытую дверь чебуречной. Потом очнулась, сунула в сумочку визитку и взяла ещё кофе. Медленно помешивая напиток, наблюдала за маленькими водоворотами в чёрной кружке. Казалось, что в голове такими же тёмными воронками крутились нелепые, странные слова Эдуарда. А ещё меня не покидало какое-то смутное чувство дежавю, только я никак не могла понять его причину.
***
— Ты говорил с Верой? — Рома насупившись, смотрел исподлобья на Эдуарда. В светлой гостиной, с окнами во всю стену, уютно потрескивал камин, приглашая к неторопливой дружеской беседе за стаканчиком грога. Однако, атмосферу едва ли можно было назвать «уютной» или «дружеской».
— Откуда ты знаешь? — Эдуард озадаченно хмурился.
— Понятно. Значит, правда. Она заходила в офис. Оставила кучу стикеров на моем компе. А ребята сказали, что ты уходил с какой-то симпатичной блондинкой, которая до этого искала меня.
— Да, я случайно увидел её и предложил выпить кофе. Так и в чём проблема? — Эдуард спокойно и внимательно разглядывал Рому, и, казалось, совершенно не замечал ни гневных взглядов, ни недовольного тона. От этого Рома словно ещё больше заводился.
— Какие у вас могут быть темы для разговоров? Я не понимаю! — он резко вскочил с прикаминного кресла, и подошёл к окну. Небо снова затянуло серым занавесом, ещё немного, и сквозь него посыплется белая крупа — прямиком в воду Грибоедовского канала.
— Ну как же «нет тем». А ты? — невозмутимо сказал Эдуард.
— Неужели? А она случайно не говорила, из-за чего мы поссорились?
— Вы поссорились? Я не знал, — Эдуард удивлённо приподнял бровь.
— Да, и, между прочим, — из-за тебя! — почти закричал Рома.
— Неожиданно. Весьма. И как это произошло?
— Ну Вера… она сказала о тебе, про тебя… — Ромка замялся. Ему вдруг стало неловко за весь этот разговор, который он первый начал.
— Что же она такого сказала обо мне? — Эдуард протянул руку к стеклянному столику и взял с него бокал с четвертью виски. Он посмотрел на Рому сквозь янтарный напиток. Так энтомолог мог бы разглядывать прекрасную и редкую бабочку через увеличительное стекло.
— Она сказала, что честным способом столько не заработать… что надо практически душу продать, — сказав это, Ромка окончательно сконфузился. А что если Эдуард сейчас обидится, или ещё хуже — разозлится? Ромка никогда не видел Эдуарда в гневе, и не сказать, чтобы жалел об этом. Однако, Эдуард лишь улыбнулся.
— И ты встал на защиту моей чести? Что ж, она права, твоя Вера. У всего своя цена. Поэтому здесь не на что злиться.
— Я не понимаю, о чём ты? Ты же сам говорил, что тебе повезло, удачно вложил наследство, и вот, благодаря этому…
Эдуард молча улыбнулся и медленно выпил виски, продолжая смотреть Роме в глаза. От этого взгляда у Ромы все внутри застыло как от шоковой заморозки. «Зачем я начал этот разговор?» — с тоской подумал он, но было уже поздно.
— Дело не в наследстве. Мне просто… помогли.
Глава 4
Мистикой же называют не учение, не философию,
а саму мистическую жизнь, мистическую практику,
мистический опыт.
Н. Бердяев, «Философия свободы»
— Жаль, что мы не познакомились с тобой летом…
— Веришь? Я как раз подумала об этом.
Забавно, но я действительно воображала, как летом мы могли бы гулять тёплыми питерскими вечерами вдоль каналов, где в тёмных водах мерцают отражения фонарей. Если только, Алекс не уедет в Швейцарию. Его слова за завтраком про то, что он мог бы остаться из-за меня, то и дело всплывали в памяти. Он не настаивал больше на ответе, будто дал время обдумать, а, может, всё это не всерьёз. Но хотела бы я, чтобы он остался? Безусловно. И всё же, мы знакомы всего три дня. Могу ли я требовать от него таких жертв, вдруг поездка — это шанс его жизни?
Сейчас мы сидели в ресторане, где за стеклянной стеной открывался вид на залив. Свинцовая гладь воды под сводами дымчатого неба: сдержанный северный колер, это не пронзительно-яркая красота южных побережий. Но сумрачная прелесть пейзажа завораживала, словно баллада какой-нибудь хеви-метал группы, трогательная, напевная, но грозящая в любой момент перейти в агрессивный бласт-бит.
Кстати о музыке: мы пришли на концерт, который должен был начаться полчаса назад. Это была та странная группа, диск которой я увидела в машине Алекса в вечер знакомства, и название которой никак не могла запомнить. Что-то про Тибет и ритуалы.
Немногочисленная публика скучала на алых пуфиках, расставленных перед крошечной сценой. Мы же расположились на диванчике в ресторанной зоне.
— А если бы я не смогла сегодня пойти? — спросила я его в машине по пути сюда.
— Почему?
— Ну, у меня могли быть другие планы.
— Например? — насмешливый взгляд, в котором ни капли сомнения в собственном чарующем магнетизме. Да уж, ну какие другие планы? Если, как только мы расстаёмся утром, я сразу начинаю ждать вечера. Посмотрим правде в глаза. Я размякла, растворилась, растаяла, как Снегурочка под изумрудным солнцем…
Голос Алекса вернул меня к реальности.
— Хочу кальян. Ты не против?
Я не против. Я не курю, но мне нравится сладковатый аромат, больше напоминающий восточные благовония, чем терпкий табачный дух. В зале приглушили свет, зажглись софиты — хороший знак. Значит, скоро начнут. Сцена постепенно оживала. Сначала вышел парень, одетый в длинный чёрный балахон. Он поправил микрофоны на стойках, аккуратно разложил инструменты. Это были духовые — от небольших дудочек, до длинных двухметровых, похожих на гобои, с широким раструбом на конце. Потом появился ещё один участник, тоже в чёрном балахоне — принёс подставку с гонгом и бубном. Обстоятельно, невозмутимо парень водрузил эту «ударную установку» рядом с одним из микрофонов по центру, пошатал — проверил устойчивость, что-то подкрутил, и снова качнул.
Пока двое обустраивались на сцене, появился третий, в руке он сжимал инструмент, напоминающий рожок. Было в этом рожке что-то чудное. Музыкант выложил его на подставку рядом с остальными, и я вдруг с удивлением заметила, что «рожок» очень похож на большую кость.
— Не знаешь, что это за инструмент? — шепнула я Алексу.
— Ганлин. Их обычно и делают из человеческой кости.
— Ты шутишь? — я обернулась к нему. Алекс воспользовался моментом и поцеловал меня в губы. Я ощутила вкус вина и вишни.
— Погоди, ты серьезно? — я отстранилась. Инструмент из человеческой кости так меня впечатлил, что даже поцелуй Алекса не смог увести от темы.
— Ага, из берцовой кости девственницы.
Я взглянула на музыкантов по-новому, хотя, если подумать, инструмент из человеческих костей идеально подходил к мрачноватому образу группы. Интересно, где они их берут. У самых преданных фанаток?
— Они что, убивают поклонниц?
Алекс усмехнулся:
— Вера, откуда в тебе такая кровожадность? Девственница должна умереть ненасильственной смертью, например, от болезни. Только тогда получится хороший инструмент.
— Как мило. Так всё же, в каком стиле они играют?
— Это ритуальная тибетская музыка.
— Красивая?
— Скоро сама услышишь…
Принесли кальян и торжественно водрузили красно-золотую колбу на стол. Алекс переспросил:
— Точно не будешь?
— Нет, спасибо, — покачала я головой, — вино с кальяном плохо сочетаются.
— Напротив, отлично сочетаются, — возразил Алекс.
В подтверждение своих слов, он сделал большой глоток из бокала, взял кальянную трубку и с наслаждением затянулся. Я наблюдала, как Алекс прикрыл глаза и на выдохе дымные колечки медленно поплыли от его губ, словно маленькие нло.
Не знаю, что именно, довольная улыбка, туманный взгляд из-под полуприкрытых век, небрежно-расслабленная поза или всё вместе, говорило о том, что Алекс блаженствует. И внезапно меня осенило: а ведь он абсолютно всё делает с таким наслаждением, будто это в последний раз. И это наслаждение жизнью, оно влекло, безумно влекло к нему. Как у него это получается?
— Ты счастлив? — спросила я.
Алекс открыл глаза:
— Я…
И в этот момент они запели. Это было нечто удивительное. Не верилось, что это поют люди. Низкий, глухой, не звук, а протяжный рокот, идущий из неведомых глубин. Ему не требовалось внимание, восхищение, аплодисменты. Звук просто был, как часть реальности, как её фон и суть. Если бы земля, камни, свинцовая вода и ветер над заливом вдруг обрели голос, то он звучал бы вот так.
Три фигуры застыли на сцене. Теперь лица были полностью скрыты под капюшонами, отчего музыканты походили на чёрные камни. Таким, наверное, поклонялись в древности какие-нибудь кельты. Я слушала заворожённо, проваливаясь в новые и новые слои тягучего, нездешнего звучания.
— Нравится? — я почувствовала, как Алекс придвинулся ближе.
— Удивительно… — шепнула я, продолжая смотреть на сцену.
— А так? — я ощутила легкий поцелуй у виска.
В этот момент фигура, которая сидела в центре, шевельнулась. Из-под балахона появилась рука и потянулась к одному из инструментов. Музыкант поднёс к его к губам, раздался протяжный, певучий гуд — это был ганлин. Звук длился и длился, обволакивая пространство — само время растворялось в нём, и нельзя было точно сказать, прошло несколько минут или часов.
Я вздрогнула, когда Алекс неожиданно взял меня за руку и потянул из-за стола.
— Пойдём, потанцуем.
***
Мы плавно покачивались в танце, словно в замедленной съемке. Я чувствовала руки Алекса на талии, но это было так, словно они естественная часть меня.
Существовало только плавное движение в пространстве, пение ганлина и больше ничего и никого вокруг.
— Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. А ты? — услышала я шёпот.
— И я, — выдохнула я. Ганлин умолк, и что-то изменилось.
— Тогда я счастлив, — я не сразу поняла, что это ответ на мой вопрос. Казалось, минула вечность с момента, как я его задала.
***
В гардеробе я сунула руку в карман за перчаткой и нащупала что-то тонкое, гибкое и металлическое — браслет «от сглаза и тёмных сил». Он так и лежал в кармане после того, как Джон торжественно вручил эту вещицу на индийском базаре.
— Как тебе концерт? — поинтересовался Алекс, распахивая передо мной дверь.
— Очень необычно. Вот интересно, что толкает людей к исполнению такой музыки?
— Если захочешь, можешь их сама спросить.
— В смысле?
В этот момент я увидела, как к нам направляются три человека с какими-то баулами.
— Мы их подвезём, на следующий концерт, — сообщил Алекс, перед тем как захлопнуть мою дверь. А кто-то уже по-хозяйски открывал багажник и пристраивал туда баулы.
Пока Алекс о чём-то болтал с двумя и помогал укладывать инструменты, распахнулась задняя дверца, на сиденье плюхнулся один из музыкантов.
— Привет, я Антон, можно Ант, — представился он.
— Вероника, можно Вера. А вы знакомы с Алексом?
— Я нет, а вот Дэн — да.
Три двери распахнулись почти одновременно, Алекс занял водительское кресло, музыканты сдавили Антона с двух сторон на заднем сиденье. Мне стало жаль его, середина — самое неудобное место. Дэном оказался солист, второй буркнул что-то невнятное, то ли «Влад», то ли «Вад» и тут же, кажется, ушёл в себя. А Дэн неожиданно просто сказал мне:
— Выпить хочешь?
Я отказалась. Солист извлёк откуда-то из недр куртки чёрную керамическую бутылку и крошечные стопки-пиалки. Без своих чёрных балахонов это были не загадочные жрецы тёмных культов, а обычные ребята, которые захотели расслабиться после концерта. Но всё же было в них что-то такое, от чего по коже пробегал мороз.
— А это у вас там что, кровь девственниц, умерших ненасильственной смертью? — не удержалась я.
— А она забавная, — хмыкнул солист, — …и посимпатичнее того твоего. Значит, успел найти, поздравляю, — сказал он Алексу.
— Пока рано, — отрезал Алекс. По тому, как он нахмурился, я вдруг почувствовала, что замечание музыканта ему неприятно.
Я снова обернулась, чтобы понаблюдать, как солист что-то сказал, может быть и на тибетском, и медленно выпил содержимое, прикрыв глаза. Остальные последовали его примеру. Внезапно, веки солиста дрогнули, распахнулись, и он взглянул на меня в упор долгим, нездешним взглядом. На краткий миг меня охватило бредовое чувство, как будто через его глаза, как сквозь замочную скважину, смотрит кто-то другой. Наваждение быстро пропало.
Но я чувствовала, что должна что-то сказать, чтобы утвердиться, что всё в порядке, реальность на месте, и рядом нормальные, хоть и не совсем обычные люди.
— А как вы познакомились? — завела я непринужденную светскую беседу.
— Дэн делал мне тату, — ответил Алекс.
— А, то, на плече? Красивое. Оно что-нибудь значит?
— Да, «жизнь», — теперь говорил уже Дэн.
— Очень интересно… — я собиралась ещё что-нибудь спросить, но мы вдруг затормозили на обочине напротив незамысловатой неоновой вывески «Night Club 100%».
Музыканты дружно захлопали дверями, потом крышкой багажника. Мы попрощались, а я вздохнула с облегчением. Всё-таки они очень странные.
Машина снова тронулась, Алекс то и дело поглядывал на меня. Словно ждал, что я первая начну разговор. Но я молчала. В салоне тихо наигрывал джаз. Саксофон изливался стремительными импровизациями, захлёбывался в водопаде звуков, выныривал и отважно бросался в новую стремнину. После тибетской мистерии, джаз казался каким-то практичным, слишком обыденным, как домашние тапочки и халат. Саксофон тоже духовой инструмент, как ганлин. Но между ними — пропасть, это как две разные вселенные. Например, как Алекс и Джон.
А Джон, такой забавный. С этим своим браслетом. Я вспомнила наш поход на индийский базар, машинально нащупала браслет в кармане, расправила металлическую нить. Пальцы скользнули в кольцо, и оно оказалось на запястье. Металл холодил кожу, и, хотя я не люблю браслеты и не ношу их, этот почти не ощущался на руке.
Я отодвинула рукав пальто и посмотрела на тонкий серебристый шнурок с подвеской-глазом. Джон что-то нёс про защиту от тёмных сил. Неужели он и правда в это верит? Двадцать первый век на дворе, международное рекламное агентство, и вдруг вот вам, пожалуйста, «свечи с полынью». И что-то ещё было на том базаре. Ах, да, он сказал, что Алекс не тот, кто мне нужен. «Он не обычный человек…», — тут же вспомнились слова Эдуарда. А я ведь совершенно забыла о сегодняшнем разговоре. Как же так? Ведь это так необычно. Два незнакомых друг с другом человека сказали мне, что с Алексом что-то не то. Какая-то необъяснимая тревога завибрировала в воздухе. Словно кто-то ночью приоткрыл стеклянную банку, и оттуда выпорхнул маленький мотылек. Его невидно, неслышно, но ты точно знаешь: он парит где-то там во тьме, ведь ты сам и открыл эту банку. «Призрак блохи» — вспомнила я странную картину, или «фантом, дух, тень». Да уж, Блейка считали сумасшедшим, а ведь он действительно верил, что всё, что ему мерещится — реально. Мне вот тоже примерещилось с этим солистом.
Терпеть не могу всякую мистику. Но сегодня… этот концерт, странный солист, эти воспоминания, и теперь вот браслет «для защиты», который я надеваю будто ненароком. Но так ли это? Неужели я и впрямь начинаю верить во всякую мистику? Я тронула запястье, чтобы снять возможную угрозу моей рациональности.
— Вера, ты как? — вдруг позвал Алекс. Мы стояли на светофоре у «Исакия», я повернулась, чтобы ответить. И тут слова застыли на губах.
В глубине его глаз пылали жёлтые огни. Словно кто-то подсветил их изнутри ярким неоновым светом, а зрачки вытянулись в две длинные узкие черточки. Золотые, нечеловеческие глаза. Меня словно прошило молнией насквозь.
— Мне что-то нехорошо, я дойду пешком… — одновременно со словами я дернула дверь, к счастью, незаблокированную, и вылетела из машины стрелой.
— Вера, подожди… — донеслось вслед.
Пока я бежала к отелю, мне мерещилось, что я слышу шаги за спиной. Только перед своей аркой я остановилась, судорожно шаря по сумке в поисках магнитного ключа. Меня никто не преследовал. Люди спешили по своим делам. Кто-то разговаривал по телефону, кто-то держался за руки. В сантиметре от меня просвистел «жёлтый» курьер на велосипеде. Ничего особенного, всё очень обыденно. Но почему-то именно от этой обыденности было невыносимо жутко.
***
В отеле я первым делом выключила телефон, не глядя, есть ли там пропущенные вызовы или нет. На кухне Аня и дядя Лёша пили чай и обсуждали план хозяйственных работ: починить выключатель и где-то «отключить землю». На последнем пункте я решила, что мой рассудок покинул меня окончательно, но, оказалось — речь о розетках. Постояльцев на кухне не наблюдалось. Я решила поговорить с Джоном и решительно постучалась к нему. С той стороны ответа не последовало.
— Джон ещё не приходил, — крикнула Аня, верно определив, откуда шум.
Я отправилась на кухню, как будто заварить чаю. Хотя на самом деле мне не хотелось оставаться одной. Перед глазами всё ещё стояло это нереальное золотистое свечение в глазах Алекса.
— Что-то вас совсем не видно. Хорошо проводите время в Питере? — поинтересовалась Аня.
Наверное, было нечто такое в моём облике, от чего Аня вдруг предложила «по чуть-чуть коньячку». Откуда-то из глубин подсознания всплыла фраза, что «употребление алкоголя усугубляет и обостряет психические расстройства», но я тут же послала её куда подальше.
Коньяк подействовал, по телу разлилось тепло и стало не так страшно.
— Да, Питер — это нечто. Вот сегодня, представляете, ходила на концерт тибетской ритуальной музыки. Там даже были инструменты из человеческих костей.
Я изо всех сил делала вид, что у меня всё нормально, несмотря на то, что рука немного дрожала, когда подносила бокал. Вот, нормально делюсь впечатлениями о нормальном досуге в Питере, как любой нормальный человек.
— Что это за музыканты такие, интересно? — задумчиво произнесла Аня.
— Вот и мне очень интересно… — вздохнула я, делая глоток, теперь уже чая. Коньяк всё же оказался крепчайшим, много не осилить.
— Небось, сектанты какие-нибудь, — поддержал тему дядя Лёша. Он ползал вдоль стены с каким-то прибором, похожим на древний кнопочный мобильник, который время от времени издавал попискивающие звуки. Выглядело так, будто он искал клад с помощью металлоискателя.
— У нас их тут в Питере много. Сплошная «шангрила» с утра до ночи. Лес валить их отправить бы всех, и то пользы больше было бы, — добавил он. Кажется, Аня говорила, что его жизнь разрушила одна из таких сект. Понятно, откуда такие мысли у человека. Только чтобы разрушить чью-то жизнь, совсем необязательно быть сектантом. Есть ещё очень много других вариантов…
— И как же эта группа называется? — спросил вдруг дядя Лёша.
— Вот с этим проблема, никак не могу запомнить их название. Там что-то на тибетском.
Но программа называлась «Зов вечности», — вспомнила я афишку, мелькнувшую в холле кафе.
— Кажется, есть такой тату-салон, где-то в нашем районе, кто-то из постояльцев о нём говорил, — вспомнила Аня.
— Интересное совпадение, — я вспомнила наш разговор в машине про татуировки.
Дядя Лёша как-то странно посмотрел, но в этот раз ничего не сказал, продолжил ползти по стене прибором, будто сам рисовал на стене невидимую тибетскую янтру.
— Ещё? — предложила Аня.
— Мне совсем чуть-чуть, — не стала отнекиваться я.
— Анна Владимировна, вот здесь можно штробить, проводку не заденем, — дядя Лёша обрисовал рукой область в полстены.
— Давайте правее, — они начали подробно обсуждать обустройство кухонного угла, которое дядя Лёша будет делать завтра в отсутствие Анны. А на меня внезапно навалилась жуткая усталость. Чтобы не уснуть прямо на кухонном столе, я попрощалась и поплелась к себе.
Я была уверена, что после сегодняшнего не усну всю ночь и даже готовилась морально караулить Джона, почитывая Диккенса. Но как только голова коснулась подушки, я только успела подумать «какой хороший коньяк!» прежде, чем провалиться в сон.
***
Ночью мне снился Алекс. Мы снова бродили по выставке Блейка, только вместо картин нас окружали фигуры — двухмерные изображения превратились в скульптуры.
Алекс выглядел обычно. Мы обходили бесчисленные ряды из ангелоподобных существ, обнаженных женщин, длиннобородых мужчин, и он выговаривал мне:
— Ты же говорила, что хочешь, чтобы мы всегда были вместе. А теперь из-за ерунды хочешь расстаться?
А я всё хотела крикнуть, что «нечеловеческие глаза — это не ерунда!» — но не могла, горло словно парализовало.
— Так нечестно, Вера! Я ведь поверил тебе! — продолжал сыпать упрёками Алекс. В следующем зале на нашем пути возник новый трёхмерный образ. В несколько метров ростом, он выглядел в десятки раз страшнее, чем на картине. Статуя вдруг шевельнулась, и огромная голова повернулась к нам, обнажая острые клыки. Глаза ярко пылали жёлтыми огнями. Вдруг «Призрак» заговорил. Причём совершенно обычным, человеческим голосом.
— При жизни я пил кровь, много крови многих людей. Близких и далёких. Поэтому после смерти меня сделали таким…
— Но ты… — его палец с длиннющим острым когтем нацелился на меня, — ты можешь дать мне вторую жизнь… Иди сюда…
Я не удивилась этому бреду, как это обычно и бывает во сне. От ужаса мне просто хотелось бежать куда подальше, я обернулась к Алексу, но его рядом не было.
— Алекс! — закричала я. Мой крик перешел в пронзительный звук будильника.
Ну, здравствуй, утро.
***
Джон так и не появился в отеле. Завтракала я в компании с финским соседом, я уже знала, что его зовут Раймо, и он учится на кафедре фольклора в университете. Мы перекинулись несколькими фразами на английском, а потом Раймо неожиданно предложил:
— У меня в пятницу небольшая вечеринка в честь дня рождения. Аня разрешила отмечать здесь, если не допоздна. Присоединишься? Будет Джон и ещё пара моих знакомых.
Я по привычке чуть не сказала, что у меня, скорее всего, планы. Но тут же застыла: а какие у меня, собственно, планы? Утром я проверила телефон: ни звонка, ни смс. Может, Алекс решил, что связываться с сумасшедшей, которая сбегает из машины почти на ходу — себе дороже? Если, я действительно сумасшедшая, и мне всё почудилось.
— Окей, — приняла я приглашение Раймо.
Пока я собиралась в офис, в голове хороводились невесёлые мысли. Стоит ли уже осторожно выведать у Ани, а не порекомендует ли она хорошего психиатра в Питере. Такого, чтобы всё строго конфиденциально, но срочно. В идеале — какой-нибудь анонимный экспресс-тест на шизофрению.
Но почему Алекс пропал? А вдруг с ним что-то случилось? Звонить самой? Нет, я никак не могла на это решиться. Ну что я ему скажу, когда он спросит, почему я сбежала вчера: «Прости, мне тут немного чертовщинки померещилось»? Перетряхивая сумочку, я наткнулась на визитку Эдуарда. Появилась идея.
Мой звонок очень его удивил:
— Вера? Всё в порядке?
— Ну, как сказать… А у вас? — начала я издалека.
— Да. Сейчас встречаюсь с Алексом. Могу передать привет.
— Не надо! — крикнула я, наверное, слишком испуганно, но взяла себя в руки и продолжила чуть спокойнее.
— Мне очень надо с вами встретиться, крайне важно. Где скажете и во сколько угодно. Это лучше при встрече. Касается Алекса.
— Боюсь, сегодня не смогу, очень много встреч. Простите, спешу. До свидания.
Я смотрела на умолкший телефон и не могла поверить. Ещё вчера Эдуард намекал на некие возможные проблемы с Алексом, всучил визитку «на всякий случай». А сегодня — спокойно интересуется, не передать ли привет и отказывается от встречи. Будто совершенно другой человек, вот же «оборотень», — горько усмехнулась я, вспомнив Ромкины слова.
***
— Я ведь скоро умру, так? — Эдуард отложил телефон и посмотрел на Алекса. Пока Эдуард говорил с Верой, тот успел по-хозяйски налить себе кофе в чашку, которая так нравилась Роме, и устроиться на широченном подоконнике, сдвинув небесно-голубое кашпо с азалиями.
— К чему так трагично? Неисповедимы пути… — Алекс с наслаждением втянул аромат кофе и сделал глоток, смакуя напиток, — Отличный кофе и настоящий китайский фарфор, Эдуард, это какой век, восемнадцатый?
— Семнадцатый. Ты то уж не заливай мне тут про пути… Ведь поэтому тебе понадобилась Вера? Чтобы заменить меня, так? Что это будет — сердце, как ты намекал?
— Сколько вопросов, партнёр. Ни одного — по делу. С чего ты взял, что Вера способна тебя заменить?
— Ты отлично знаешь — она тоже визионер.
— Это она тебе сказала? Или всё твои домыслы?
Эдуард молчал. Он понял, что зашел слишком далеко и чуть не проговорился про встревоженный, срывающийся голос Веры и вообще про многое другое, что беспокоило его в последнее время. Вдобавок ко всему на белейших лепестках азалий кое-где сегодня утром он заметил бурые пятна. «Надо вызвать флориста, может, нужна подкормка…» — подумал Эдуард, хотя проклятая интуиция подсказывала, что процесс увядания необратим.
— Даже если у нее и есть какие-то задатки, она убежденный скептик. Тебя она не заменит, не бойся. Разве ты не понял это сам, когда пытался ей намекнуть о том, кто я?
«Он всё знает, знает о каждом моём шаге. Хорошо, что мы с Ромой расстались. Теперь Алекс не навредит ему, если убедить, что мне наплевать…», — ледяная тоска снова сжала сердце.
— А кстати, где сейчас твой Рома? — неожиданно сменил тему Алекс.
— Он не мой. Мы расстались, — сухо оборвал Эдуард. Невольное подозрение шевельнулось в душе «Неужели читает мысли? Прежде за ним этого не водилось».
— Ты что-то очень нервный. Вот именно поэтому тебе надо отвлечься, устрой вечеринку, скажем, в субботу, — с совершенно невинным видом резюмировал Алекс.
Алекс шагнул к двери, когда его остановил вопрос Эдуарда.
— Вера — если она не «видящая», тогда зачем она тебе?
Алекс, уже взявшись за дверную ручку, обернулся.
— Что за вопрос? По-твоему, мне просто не может понравиться девушка?
***
От метро до офиса — совсем близко. Бизнес-центр, графитовую башню из стекла и металла, видно уже на выходе. Я приближалась к офису, и тревога в душе росла. Я уже поравнялась с последним зданием на моём маршруте, как вдруг показалось, что от центрального входа навстречу движется знакомый силуэт — Алекс. Инстинктивно я развернулась на сто восемьдесят и дёрнула в первую попавшуюся дверь, молясь, чтобы она оказалась открытой. Мне повезло. Дверь поддалась, а за ней обнаружился книжный магазин.
Фланируя между стеллажами в разделе «Искусство», наугад схватила первую попавшуюся книгу. «Уильям Блейк — гений или безумец?». Отчего-то совпадение даже не удивило. Я вскользь пробежала по абзацам: «Блейк без страха заявлял миру о призраках… не сомневался в их существовании… не стремился угодить общественному мнению… не боялся прослыть безумцем». Блейк не боялся, а я — боюсь. Ну а что тут такого, если я просто хочу быть нормальной и жить нормальной жизнью среди нормальных людей.
Минут пятнадцать я слонялась по магазину. Время тут будто застыло, запечатанное между толстыми переплётами. Если бы Алекс меня заметил, то непременно сюда бы зашёл, значит, не заметил, или мне показалось. В бизнес-центре — офисы многих компаний. Он мог вообще быть там по своим делам. Обычное совпадение. Мысли путались, я никак не могла разобраться, что пугает меня больше — если он больше никогда не позвонит, или напротив — позвонит. Горы, моря, океаны работы — вот, что позволит отвлечься от всей этой мистики. Я осторожно выглянула на улицу. Ничего подозрительного или инфернального. Никто не поджидает снаружи, чтобы наброситься и куда-нибудь утащить. В офисе — тоже всё, как обычно.
— О, Вера! Привет, как дела? — рыжий вихрь возник как из ниоткуда, — По кофе? У тебя во сколько тренинг?
Тренинг, точно. Никогда ещё я так не радовалась корпоративному обучению, как сегодня. Обучающий тренинг по работе с новым софтом — всю неделю, с утра и до позднего вечера. Что может быть прекраснее, чтобы отвлечь от всяких дурных мыслей?
— Через неделю я еду в родную Ирландию, — между делом сообщил Джон, помешивая сливки.
— В Ирландию? Я всегда думала, что ты из Англии.
— О, нет! Я родился в Ирландии, небольшом городке под Дублином. Жил некоторое время в Лондоне, наполовину я всё же англичанин.
— Ирландия… надо же. А я в детстве обожала ирландские сказки. Всякие феи, эльфы… Мне даже казалось, что я их вижу. Можешь себе представить? «Богатое воображение», как говорила моя мама.
— Неужели? И что потом? — оживился Джон.
— Ну, мне кажется, для ребенка это нормально. Потом дети вырастают. И для взрослого уже ненормально… — я не договорила, почувствовав, что разговор сворачивает на скользкую дорожку. Говорить о мистике мне совершенно не хотелось. Джон посчитал иначе.
— Ты больше не видишь необычные вещи? Совсем?
Он смотрел на меня поверх золотой оправы очень внимательно. Только сейчас я заметила, что у него глаза цвета сочной травы. И что я могла ответить? Что необычные вещи я как раз наблюдала вчера?
— Смотри, я ношу браслет! Теперь я защищена от недобрых сил, — я покрутила запястьем перед носом Джона. Неловкий приём, чтобы отвлечь внимание и закрыть тему, кажется, сработал, — Если бы он помогал не срывать дедлайны — цены бы ему не было. Такого браслета у тебя нет?
— Сам бы от такого не отказался! Но браслет не только защищает. Он может показать больше тому, кто готов увидеть, — многозначительно заметил Джон.
Но выяснять, что он имел в виду, времени не было, я катастрофически опаздывала на тренинг.
***
Три дня пролетели как один миг. Хотя я возвращалась после тренинга поздно вечером как выжатый лимон, меня это полностью устраивало — сил на душевные терзания не оставалось. Джон взялся опекать меня — мы вместе ехали на такси из офиса в мини-отель, и с утра также вместе отправлялись на тренинг. Со стороны посмотреть — настоящий служебный роман. На нас уже косились коллеги, но мне было абсолютно всё равно. Алекс звонил, а я сбрасывала. Я не понимала, как себя вести, что говорить. Сделать вид, что ничего не было — самый простой вариант, но как раз это давалось мне сложнее всего. В пятницу тренинга не было, только несколько встреч по работе, и последняя неожиданно отменилась. У Джона напротив, образовалась куча мелких и срочных встреч. Ждать его я не собиралась и решила поискать подарок для Раймо в каком-нибудь торговом центре. Не успела я пройти несколько метров от офиса, как кто-то мягко поймал мою руку. От неожиданности я отпрянула и чуть не выронила сумку.
— Алекс?
Выглядел он обычно, ни намека на что-нибудь потустороннее. Но странное дело, на мгновение я ощутила какую-то отстранённость. Передо мной стоял очень, очень красивый парень, но совершенно чужой мне человек. Будто между нами ничего не было. Дальше я не успела разобраться в своих чувствах, потому что Алекс заявил:
— Ты пропала на три дня, я никак не мог тебя поймать. Почему ты меня избегаешь?
Моя сумка внезапно задрожала — звонил Эдуард. Разговаривать с ним при Алексе об Алексе я не могла, поэтому сбросила вызов.
— О, так ты значит, со всеми звонящими так обходишься — тогда мне не так обидно.
— Алекс, я собиралась перезвонить, честно, — проговорила я, но не так уверенно, как хотелось бы, и боязливо отвела взгляд. Меня мучил страх, что видение повторится. Тем не менее, я заставила себя снова посмотреть на Алекса.
Он словно ждал, что ещё я скажу в своё оправдание. На какое-то мгновение мне показалось, что в его глазах сверкнули жёлтые искры, и я опять отвернулась. Тогда Алекс взял меня за руку и легонько потянул за собой.
— Нужно поговорить. Здесь рядом одно уникальное место. Уверен, тебе понравится.
Всю дорогу мы молчали, благо идти и впрямь пришлось недалеко, и место оказалось уникальным. Прямо посреди зимы мы попали в тропический рай. Пальмы, банановые деревья, бамбук и даже магнолии с огромными бело-розовыми цветами — чего здесь только не было.
Зимний сад с благоуханием экзотики прямо посреди питерского снега и холода. Много раз я проходила мимо неприметного здания, но даже представить не могла, что на последнем этаже под стеклянной крышей скрыто такое чудо.
По дорожке, усыпанной разноцветным гравием, мы дошли до искусственного прудика с живыми рыбками. В воде золотые и алые стайки вычерчивали хаотичные узоры. Я подошла к самому бортику, выложенному округлыми, гладкими камнями — в зеленоватой глади отразилась хрупкая светловолосая девушка в серебристом пальто. Словно, гостья из далекого будущего заглянула в мир времен динозавров.
— Интересно, что же тебе там Эдуард наговорил про меня? Или ещё не успел? — услышала я тихий, обволакивающий голос позади. Мое сердце встрепенулось, словно одна из этих красных рыбок, и забилось в бешеном ритме. «О чём это он? Откуда он знает? Он что, следил за мной?» Тем временем Алекс приблизился. Теперь рядом с «девушкой из будущего» в прудике отразился высокий темноволосый парень. Обычный человек, ничего особенного — все мои видения казались полным абсурдом.
— Ладно, неважно, скажи только, почему ты сбежала? — этот вопрос был ничем не лучше предыдущего.
— Алекс, просто… Мне стало плохо, голова закружилась. Клаустрофобия, со мной такое бывает, — со стороны я слышала, как чудовищно фальшиво звучит мой голос. Надо быть полным идиотом, чтобы не заметить этого. Алекс им не был.
— Скажи правду, — вкрадчивый шёпот, которому трудно противиться, однако я продолжала упорно вглядываться в зеленистую гладь воды.
Рука Алекса коснулась запястья и легонько погладила его. От этого незамысловатого движения мой страх поблек, притупился, хотя не исчез совсем. Но даже если и так, говорить о случившемся теперь я могла.
Не оборачиваясь, я медленно произнесла:
— Понимаешь, Алекс, тогда в машине, твои глаза… мне показалось, они, будто светились… были не как у человека. И сейчас, когда мы встретились. Мне показалось, что опять… Говорю всё это, и чувствую себя ненормальной… — произнеся это, я даже смогла улыбнуться. Алекс отпустил запястье и приобнял меня за плечи.
— Но ты нормальная. И не веришь в сверхъестественное. Что же тогда у нас получается? Голос звучал насмешливо и как-то ободряюще. Мгновенная вспышка озарила сознание — мне ничего не почудилось, не показалось.
***
— Ты вся дрожишь. Тебе страшно? — руки темноволосого легли на плечи блондинки.
— Да, — блондинка попыталась освободиться, но пальцы сжались на её плечах, словно длинные и узкие лепестки хищных цветов.
— Мне надо сказать тебе одну вещь, всего одну, — блондинка застыла, не пытаясь освободиться, или повернуться.
— Ты нужна мне. Очень. Без тебя я пропаду. Просто исчезну из этого мира.
— Кто ты? — едва слышно произнесла блондинка.
— Это неважно. Важно лишь то, кто я — для тебя.
Глава 5
И что такое этот идеал, в конце-то концов?
Призрак, туман, аромат, принесённый
дуновением ветерка, пустая греза.
Т. Драйзер, «Титан»
Телефонный звонок вырвал меня из оцепенения. Мне казалось, что в этом зимнем саду мы уже вечность, хотя после слов Алекса прошло несколько минут. Выудив мобильный из сумочки, я взглянула на экран — звонил Рома.
— Прости, но мне очень надо ответить, — я не хотела, чтобы Рома решил, что я его игнорирую теперь, когда он звонит впервые после нашей ссоры. Собиралась сказать, что перезвоню, но Алекс вдруг опередил меня:
— Мне пора, я позвоню, — быстрое объятье и вдруг шёпот «люблю тебя» — и Алекс уже идёт к выходу, пока я снова в тумане, пытаюсь осознать услышанное.
— Алло, Вера? Ты там? — оказывается, я нажала кнопку ответа и сама не заметила. Но голос в трубке вернул меня в реальность.
— Привет… Да, я здесь… Кажется.
— Как дела? Что нового?
— Да всё так… странно, — я говорила, а в голове всё ещё отдавалось эхом признание Алекса.
— Можем встретиться сейчас? — часы показывали семь. Раймо говорил, что все соберутся около восьми.
— Ром, меня тут позвали…
Тяжкий вздох из динамика остановил меня на полуфразе.
— Ладно. В кафешке рядом с отелем, помнишь?
Спустя полчаса мы с Ромой сидели в той же французской пекарне, в которой случилась наша размолвка. За соседними столиками велись оживлённые и жизнерадостные беседы: три подружки строили стратегические планы на вечер, интеллигентного вида парочка обсуждала предстоящий джазовый концерт, шумная компания планировала побег из душного города на природу. И только вокруг нашего с Ромой столика будто образовался какой-то вакуум.
— Как жизнь? — начал Рома издалека. Я решила, что он затеял игру — общаемся так, будто между нами никаких чёрных кошек не пробегало.
— Да нормально. Недавно была на выставке Блейка. Такой интересный художник. Видел, говорят, всякое и рисовал. До сих пор не могут разобраться сумасшедший он или гений. А ещё…
— А я поругался с Эдуардом… — совершенно невпопад перебил меня Ромка, решив наплевать на светские расшаркивания и перейти к главному. Поглощённая личными не совсем понятными событиями, я только сейчас внимательнее посмотрела на друга и заметила синеватые круги под Ромкиными глазами, несвойственную небрежность в одежде и какой-то потерянный потухший взгляд.
— Не переживай. Помиритесь… — моё дружеское ободрение нисколько не подействовало.
— Не думаю…
— Всё так серьезно? В чём причина, если не секрет?
— Он как-то изменился. Сильно. Как будто его что-то тяготит. И я подумал — может это я?
— Да с чего ты взял?
— Знаешь, мне тут намекнули… Что я всего лишь очередной мимолетный трофей, что, таких как я, у Эдуарда, ну ты понимаешь.
— И кто же тебе намекнул, позволь спросить?
— На работе. Заходил бывший коллега Эдуарда, во всех смыслах бывший. Он сказал, что ему стоит только поманить пальцем Эдуарда, и все. А он такой роскошный, ты бы видела… Он назвал меня наивным как дитя, если я правда думаю, что, такой красавчик как Алекс, может быть у Эдуарда только деловым партнером.
Кровь хлынула к моему лицу.
— Ром, не надо верить всяким сплетням и бреду!
Ромка горько усмехнулся.
— Эдуард сказал примерно так же. Но я… ты понимаешь, на меня как наваждение какое-то нашло. Я не сдержался, позвонил ему сразу с работы и психанул. И насчет денег, там всё не так чисто, ты ведь была права. Это не главное, но всё же… Раз он уже обманул меня. «Солгавший однажды — солжёт не единожды», сама понимаешь.
— Надеюсь, ты ему так не сказал?
Ромка вздохнул и уткнулся в чашку. Значит, всё-таки сказал. Правдолюбец Ромка неисправим. За окном ползла вереница машин — ленивой, задумчивой змеёй, как и полагается в час пик в центре. Непрекращающийся снег размывал и без того нечёткий городской пейзаж в сероватую абстракцию с яркими пятнами огней.
— Ром, послушай, это прозвучит немного странно. Но я думаю, Эдуард тебя любит. А ещё, я уверена, что у них с Алексом ничего нет. Кроме деловых отношений.
— Откуда ты знаешь? — снова вздохнул Ромка.
— Ром, знаю и всё. Просто поверь…
— И всё же, про Алекса, почему ты так уверена?
— Потому что, у меня с ним роман, — призналась я.
***
Мне не хотелось оставлять Ромку одного, и я позвала друга с собой, но он запротестовал. Сказал, что ему нужно теперь всё переосмыслить в одиночку. Выйдя из кафе, я прошла вдоль окна, надеясь ободряюще помахать другу на прощание. Но ничего не вышло. Ромка сидел, уткнувшись взглядом в кофейную чашку. Он сосредоточенно хмурил брови и то и дело теребил в задумчивости сережку, словно решал какую-то сложную логическую задачку. До хостела было недалеко, и я решила пройтись пешком. Не успела я отойти пару метров от кафе, как раздался звонок.
— Вера, это Эдуард. А Рома случайно не с тобой? — вдруг спросил он.
— Случайно нет, но мы с ним недавно виделись. А что? — трубка снова замолчала.
— Эдуард? — на том конце провода глубоко вздохнули.
— Нет, ничего, — наконец-то сказал он, — может, зайдёшь завтра днём? Заодно и поговорим. Ты же хотела поговорить?
— Я…— да, спасибо, — я не сказала, что уже не вижу особого смысла в этом разговоре. После признания Алекса. А вот помочь Роме, попробовать их помирить — почему бы и нет. Мы попрощались, телефон тренькнул — смс от Эдуарда с подробным домашним адресом. Я снова подумала об Алексе и его словах. И внезапно почувствовала странный озноб, будто он тоже коснулся своими мыслями моей души. Срочно захотелось туда, где светло и тепло, и я ускорила шаг.
В хостеле царило оживление. Громкие чересчур возбужденные голоса и смех доносились с кухни.
— О, Вера! Рад тебя видеть! Заходи! — Джон возник в дверном проёме, сияя улыбкой и слегка пошатываясь.
Пообещав прийти чуть позже, я завернула к себе — оставить и сумку и наскоро придумать что-нибудь для Раймо. Сегодня мне было не до поиска подарков. Рассеяно скользнув взглядом по своим вещам, я усмотрела только две ценности, достойными стать дарами для «сына Суоми» — так и непочатую бутылочку шардоне и многострадальный томик Диккенса.
Раймо по случаю праздника прикупил пицц и упаковку немецкого пива. Кроме Джона и именинника на кухне зависала парочка финнов — парень с девушкой. Оказалось, что они все познакомились на курсах русского языка.
— А вот ты Вера, почему ты не дождалась меня в офисе? Мы ведь так сблизились за эти три дня, я подумал, у нас всё серьёзно! — полушутливо отчитывал меня Джон. Забавный, неуклюжий флирт кое-как отвлекал от мыслей об Алексе.
— Джон, у нас ничего не серьёзно, потому что ты не учишь русский. Вот посмотри на ребят, какие они молодцы. Приехали и сразу пошли на курсы!
— Да-да, Джон, учи русский! — неожиданно поддержала меня компания.
— За международную дружбу! — предложила я тост.
— И любовь! — не растерялся Джон.
Зазвенели бокалы, и понеслось неизменное «На здоровье!», знакомое даже Джону.
Какое-то время я не вспоминала об Алексе. Но количество выпитого приближалось к тому опасному значению, при котором лучше всего оказаться где-нибудь без средств связи, например, на необитаемом острове. Иначе попавший под руку телефон повлечет за собой последствия в виде звонков, смсок и чувства стыда на следующее утро за содеянное накануне. Всё же не удержавшись от искушения, я побрела в комнату. Экран сообщал мне о десяти пропущенных вызовах. Но все десять были от Ромы. Я собиралась нажать кнопку вызова, как в дверь постучали, и неожиданно раздался голос Ани:
— Вера, вы здесь? Тут вас спрашивают, — я подлетела к двери и рванула ручку.
— Кто спрашивает? — выдохнула я взбудоражено, чуть напугав Аню.
— Симпатичный молодой человек. Он ждёт у подъезда. Я как раз собиралась уходить к себе (сама Аня жила в соседнем подъезде), и он сказал, что пришёл к вам. Попросила подождать его снаружи, вы хотите его пригласить? — от слов Ани я разволновалась.
— Нет-нет, Аня, спасибо, сейчас я выйду.
Я была уверена, что Алекс передумал: просто решил заявиться. Он любит сюрпризы. А я… Я уже направилась к входной двери, как неожиданно из кухни в прихожую ввалился Джон.
— Вера? Ты куда это собралась? В магазин «догоняться»? Я пойду с тобой!
— Нет, Джон, не надо, прошу, — запротестовала я, — меня ждёт молодой человек!
Джон как-то странно изменился в лице, мне показалось, что даже немного протрезвел.
— Это тот, о ком я тебе говорил?
— Допустим. Извини, я спешу.
— Погоди, одну минутку! Вера, пожалуйста!
Джон вцепился в мой рукав и разгоряченно зачастил по-английски так, что я уже с трудом понимала его. Мне показалось, что он заговорил с каким-то чудовищным неведомым акцентом.
— Вера, подожди, я с тобой!
Меня словно окатило ледяной волной. Да что же это такое. Чудом вырвала рукав из цепкой хватки и почти кубарем вылетела в дверь. В последний момент каблук предательски зацепился за порожек, и я эффектно спланировала на землю. К счастью снега было много, поэтому кроме моего девичьего самолюбия большего ничего не пострадало.
— Вера! Ты жива? — заботливо осведомился знакомый голос. Вот только это не был голос Алекса.
— Рома? Ты что здесь делаешь? — друг помог подняться и отряхнуть пальто.
— Прости, не смог дождаться, когда ты возьмешь трубку. И поэтому решил прийти сам.
В этот момент дверь распахнулась так, словно кто-то двинул по ней тараном с другой стороны. На пороге возникли Джон и Раймо.
Их взгляды устремились на меня и Рому.
— Это не он! — прервал затянувшееся молчание Джон.
— Это Рома, мой хороший друг, — забавно было наблюдать за тем, как Джон удивленно хлопает рыжими ресницами, неловко переминается с ноги на ногу. Знакомство состоялось, и Раймо предложил пойти всем вместе продолжить вечеринку в тепле.
Рома сказал, что он пришёл, чтобы обсудить кое-что со мной. Тогда Джон и Раймо деликатно нас оставили.
— Зайдём ко мне? — предложила я. На улице было неуютно. Снег, похожий на пуховые перья, валил сплошняком, словно где-то там над нами разом прохудился миллион подушек. Рома поёжился и кивнул. Я предложила гостю единственное, потрёпанное жизнью, кресло, а сама умостилась на кровати.
— Понимаешь, тут такое дело… очень странное дело. Я только что случайно узнал, что у Эдуарда завтра дома вечеринка.
— Откуда?
— Один общий знакомый написал, короче неважно. Важно: я не знаю, что делать.
— Ты хочешь пойти? Или не хочешь.
— Хочу, но… он меня не приглашал.
— Так вы поссорились. Позвони ему, помирись, тогда пригласит.
Рома насупился.
— Вера, как ты не понимаешь? Может он и не хотел. Может как раз ему очень удобно, что мы поссорились. По слухам, там будет этот, его бывший.
— Рома. Гадать можно до бесконечности. Зачем себя мучить? Просто позвони! — очень уверено сказала я и подумала: «Как же легко давать советы другим. Особенно там, где сама не знаешь, как лучше».
Ромка озадаченно поскреб уже и так порядочно протертый плюш на подлокотнике.
— Тебя ведь с Алексом он на вечеринку не звал?
— Нет, не звал.
— Послушай, а может, тогда ты пойдёшь вместе со мной, как группа поддержки? Пожалуйста! — Рома умоляюще смотрел на меня.
Я не знала, как поступить. Ведь у меня встреча с Эдуардом, может, сказать всё-таки Роме о ней? Тогда придётся рассказывать, почему вообще у нас с Эдуардом есть, что обсуждать.
— Хочешь, я прямо сейчас позвоню Эдуарду? И прямо спрошу, почему он тебя не позвал? — предложила я.
Рома испуганно замахал руками.
— Вера, это нонсенс! Нельзя тебе пить вообще! — можно подумать, Ромина идея завалиться без приглашения на вечеринку была лучше. В дверь деликатно постучали, но потом неделикатно и громко икнули.
— Вера, всё в порядке? — в голосе Джона звучало беспокойство. Всё-таки он тот ещё чудик.
— Всё отлично, Джон! Заходи!
Джон распахнул дверь, но остался на пороге и широким жестом пригласил следовать за собой.
— Пойдемте, выпьем хотя бы на прощание! Друзья Раймо уезжают.
— Я тоже пойду, — засобирался Рома.
На прощанье я сказала Роме, что подумаю о вечеринке, но сам он обязательно должен пойти, со мной или без меня — неважно. «Твоё счастье — в твоих руках!» — немного пафосно добавила я, на что Ромка только вздохнул.
Мы проводили всех гостей, огласив в рамках приличий сонный питерский дворик интернациональным гомоном и смехом, и вернулись в отель. Джон и Раймо никак не унимались. Джон говорил, что он не может лечь спать, не попив чаю, как настоящий наполовину англичанин, а Раймо не терпелось откупорить подарок. Моё замечание, что вино после пива — не лучшая идея, было встречено снисходительной улыбкой и сомнениями в том, а точно ли я русская?
Шардоне заструилось в бокалы алыми дорожками. После очередного зычного «На здоровье!» Раймо хлебнул из бокала с размахом, будто это пиво. Джон демонстративно вдыхал аромат и смаковал напиток, изображая из себя знатока-сомелье. В отличие от парней, «догоняться» мне не хотелось. После разговора с Ромой я немного протрезвела, но всё равно то и дело косилась на телефон. Лишний бокал шардоне точно станет спусковым крючком, и я позвоню Алексу.
— Вера, а какие у тебя планы на эти выходные? — вклинился в мои раздумья Джон, — мы с Раймо хотели завтра сгонять в Выборг. Поможешь двум бедным, испуганным иностранцам не заблудиться и не потеряться?
Меньше всего Джон и Раймо походили на бедных и испуганных иностранцев, о чём я тут же им сообщила. И напомнила Джону о его двух новых знакомых из бара, вот кто точно не откажет в помощи.
— К тому же завтра у меня встреча, поэтому я никак не могу поехать, — добавила я в заключение.
— Встреча с тем парнем? — Джон отчего-то помрачнел.
— Джон, почему ты выглядишь таким недовольным? Не ревнуешь ли? — ляпнула я. И тут же разозлилась на себя, ну кто меня тянул за язык? В конце концов, даже если и так, зачем так в лоб. Джон будто прочитал мои покаянные мысли и улыбнулся. Раймо насупился, пристально изучая бокал с винными остатками, словно надеялся отыскать там смысл жизни. А мне вдруг показалось, что, они оба трезвее, чем старались казаться весь вечер.
— Вера, я просто беспокоюсь за тебя. Ты уверена, что хорошо знаешь, кто он? — спросил Джон, проникновенно заглядывая в глаза.
— Да, я… — я осеклась. «Кто ты? — Важно, кто я для тебя». Вспомнился разговор из зимнего сада. Тогда всё было как в тумане, Алекс говорил загадками, но главное, дал понять, что мне не померещилось, всё в норме. И я поверила. Там, у пруда с золотыми рыбками я поверила, что всё нормально. А сейчас?
— Мне кажется, ты не очень уверена в том, что знаешь, — подлил масла в огонь Джон.
— Или, что видишь, — задумчиво добавил Раймо. Кажется, какую-то мысль на дне бокала он всё-таки обнаружил.
— Может всё-таки бокальчик шардоне? — предложил ирландец.
***
Через полчаса Джон и Раймо узнали много необычных подробностей моей жизни за последние дни. Будто это было не шардоне, а сыворотка правды. Память как калейдоскоп выхватывала самые яркие эпизоды, которые я вплетала в свой рассказ: намёки Эдуарда, странные сны, концерт, это видение с нечеловеческими глазами и, наконец, сегодняшнее признание Алекса.
— Понимаю, как всё это бредово звучит, но честно, мне, как будто легче стало, — призналась я, окончив рассказ.
— И что ты теперь намерена делать, Вера? — почему-то спросил Джон. Кажется, ему с Алексом всё стало окончательно ясно, в отличие от меня.
— Делать? Да об этом я как-то толком не успела подумать. А вот сейчас допью и позвоню Алексу — пора всё выяснить, — заявила я даже с какой-то бравадой.
— Perkele (Чёрт)! — тихо чертыхнулся Раймо по-фински.
— Вера, ты недооцениваешь опасность, — произнёс Джон очень твёрдо.
— Какую?
— То, что Алекс — не человек.
Всматриваясь в серьёзные и уже совсем трезвые лица, я не находила там ни капли насмешки, ни тени безумия.
— Почём вы знаете? А если я всё придумала. Или мне почудилось. А ты, — я ткнула пальцем Джона, и подмигнула, — может, всё-таки ревнуешь, а? — отчаянная попытка перевести всё в шутку провалилась.
Джон вовсю таращился на меня зелёными глазищами, как на какое-то чудо природы:
— Послушай, тебе что, совсем не страшно? После всего увиденного?
— Да она же очарована им, ты что, не видишь? Perkele!
Раймо и Джон вдруг заспорили, мешая финские и английские слова и, кажется, в итоге перешли на какие-то ирландские наречия. Было совершенно невозможно понять, что они обсуждают — то ли план моего спасения, то ли ритуального убийства. Наконец, Джон вздохнул, потер переносицу под очками и вдруг устало сказал уже на хорошем английском:
— Вера, послушай, твоя симпатия к Алексу — иллюзия. Тебе это только кажется. Он приворожил тебя Вера. Заклятие, магия, понимаешь?
— Нет, ну вот это полный бред. Придумай что-нибудь получше, Джон.
Вина больше не хотелось, голова и так шла кругом от этих странных бесед, и я поставила чайник: заварила себе ароматный жасмин, а Джон и Раймо решили взбодриться кофе.
На некоторое время повисло молчание, только иногда позвякивала ложечка, которой Раймо помешивал сахар.
Под этот ложечный перезвон я думала о том, что завтра мне не особенно хочется встречаться с Эдуардом, что-то выяснять про Алекса, мне уже хватило сегодняшних бесед с лихвой. Но ради Ромы пойти стоило, может даже удастся их помирить, и потом не пробираться же на эту вечеринку ради друга как лазутчик. Может, Алекс тоже туда приглашён? И почему он ещё не позвонил? «Заклятье…» как сказал Джон, да что за бред. Если бы даже я верила в какие-то заклятья, мои чувства самые настоящие, приобретены вполне естественным, а не волшебным образом.
Тут ложечка Раймо перестала позвякивать, и вдруг финн спросил, не делала ли я при знакомстве с Алексом что-то такое, что для меня несвойственно? Мое возмущенное «нет» застряло в горле. Наша первая встреча с Алексом. Да она была фантастическая, но какая-то странная… Вечер, потом ночь в призрачном вязком дурмане, затуманившем сознание. Как наваждение. «Заклятье…». Но с другой стороны, разве не так описывают ту самую пресловутую «любовь с первого взгляда»?
— Возможно, я была немного не такой, как всегда. Ну а если этому есть простое объяснение: человек мне сильно понравился?
— Не человек, — поправил Раймо.
— А кто? Говорите, как есть, я уже ко всему готова, — потребовала я в приступе отчаянной смелости.
— Призрак, дух, тень. Названий много, — сказал финн, продолжая смотреть в бокал, словно там были подсказки.
— Да откуда вы знаете? — я никак не могла понять, почему оба так серьёзно и уверенно заявляют о подобных вещах.
— Я и Раймо, мы можем видеть то, что скрыто. Здесь тебе придётся поверить на слово. Помнишь, я дал тебе защитный браслет? Это потому, что я увидел, кто рядом с тобой. А, кстати, где амулет?
Взглянув на запястье, я поняла, что браслет пропал.
— Не знаю, наверное, потеряла.
— Perkele! — воскликнул Раймо, — Зачем ты дал ей браслет?
— На всякий случай от чар. Кто ж знал, что она вдруг сможет видеть?
Они снова заспорили. А я чувствовала, что у меня начинает кружиться голова.
— Парни, пожалуйста, смилуйтесь! — прервала я нескончаемый диалог.
— Мы думаем, что именно твой скептицизм тебя защищал все это время. Стоило тебе на секунду допустить, что может быть нечто иное и вот… результат, — вздохнул Джон.
— И ещё браслет, не надо было его давать, — буркнул Раймо, но Джон не полез в новый спор, и продолжил.
— Так как Алекс не человек, он видит больше и, возможно, он разглядел твой потенциал.
— Потенциал? В чём именно?
— В том, чтобы стать его визионером.
— Ну, вот ещё! — возмутилась я, вспомнив, что безумного Блейка, тоже так называли, — никакой я не визионер.
— Всё меняется. И для тебя тоже изменилось. Как только ты стала видеть… Ты ведь видела, и это не «померещилось». Мы можем рассказать больше. Но может, с тебя на сегодня хватит? День выдался непростой.
— Нет уж, я вряд ли теперь вообще усну. Поэтому выкладывайте всё.
***
Всё-таки Джон частично добился своего — отбил у меня желание звонить в ночи Алексу, чтобы всё выяснить. Такие вопросы лучше решать лично и на трезвую голову. Конечно, перед сном я проверила телефон, но ни пропущенных звонков, ни сообщений не обнаружила. Странно, но я ощутила лёгкое разочарование. Неужели и правда ждала, что «не-человек» засыплет меня просьбами с умоляющими смайлами?
Ворочаясь на корявом скрипучем диванчике, я пыталась уснуть, но сегодняшние события никак не шли из головы. Мысли крутились вокруг главного вопроса — кто такой Алекс и что ему нужно от меня. Хотя, если начистоту: не мысли, а домыслы, и не мои, а Джона и Раймо.
По их словам, существа, подобные Алексу, тщательно оберегают свои тайны. Но кое-что о них всё же известно. Они нематериальной природы и могут существовать в нашем мире во плоти только, если рядом будет находиться источник, поддерживающий их существование. Источник — человек-визионер, способный видеть незримое, и главное, способный это незримое воплощать.
Джон упорствовал в том, что Алекс может быть опасен для меня, тем более, если я попала по его магию. «Эта связь, Вера, между визионером и бесплотным демоном — она даёт возможность жить во плоти как человек, ради которой он пойдет на всё…». У моего, даже не слишком трезвого ума, всё равно концы не сходились с концами. Ведь до встречи со мной Алекс как-то жил. Вёл дела со швейцарцами, шлялся по концертам, делал татушки и, похоже, успел даже чем-то насолить Эдуарду. По-моему, Алекс живёт вполне полноценной человеческой жизнью и прекрасно обходится без всяких визионеров.
Но Джон не сдавался: «А с чего ты решила, что у него сейчас нет визионера? Или, что ему достаточно одного?». По версии Джона выходило, что Алекс неспроста «прицепился» ко мне. «У них свои цели, для которых они используют смертных. Но не всех, а наиболее подходящих. Видимо, ты подходишь, Вера». Мне вспомнился наш разговор в ботаническом саду и слова «Ты нужна мне» и ещё признание, хотя оно было странным, хм, «нечеловеческим»?
«Ладно, допустим. Допустим, Алекс — не человек. И я нужна ему в каком-то особом нечеловеческом смысле. Но почему же он до сих пор не воспользовался своим «заклятьем» и не заставил меня, сделать то, что ему нужно?» На это Джон бессильно развёл руками, мол, «я же сказал, мало что известно». А Раймо предположил: «Может, есть нечто неподвластное даже ему. То, что обретается только с добровольного согласия…».
Перед тем моё сознание, наконец, добровольно согласилось провалиться в сон, я услышала, как тренькнуло входящее сообщение на телефоне.
Глава 6
Ей — черепки разбитого ковша,
Тебе — моё вино, моя душа.
В.Шекспир, «Сонеты»
Меня разбудил деликатный стук в дверь. В моем случае вежливая настойчивость не помогла, поэтому Джон подключил голос: «Вера, ты точно не едешь с нами в Выборг?»
— Ага, бегу,— проворчала я, сонно зевая, — нет Джон, не еду, извини, — крикнула уже так, чтобы он услышал. Джон сказал «ок», и больше не беспокоил.
За окном ещё царила питерская холодная темень, едва подсвеченная тусклым уличным фонарём. Такая тоскливая, что пробирает неясная дрожь, кажется, что так будет вечно, а рассвет не наступит никогда.
Взгляд зацепился за серебристый минивен у подъезда. Рядом с машиной тусовался Раймо и вчерашняя парочка его финских друзей. Парни сосредоточенно окуривали зябкую тьму сигаретным дымом. Появилась ещё одна фигура — мужская, с какой-то длинной палкой. Компания перекинулась несколькими фразами с незнакомцем. Мужчина показался мне смутно знакомым. Когда он вышел под свет фонаря и начал мерно обстукивать ледорубом двор, я узнала смешную ушанку — одно ухо выше другого. Дядя Лёша с тяжёлой судьбой, пострадавший от секты. «Руки золотые у него», — вспомнив, с какой теплотой звучал Анин голос, когда она это сказала, я улыбнулась.
У фургона возникла ещё одна фигура, долговязая, нескладная — Джон. Раймо с приятелями затушили сигареты. И уже скоро фургон с четырьмя пассажирами разворачивался на дворовом пятачке, а дядя Лёша активно жестикулировал, объясняя, как удобнее выехать.
Я отвернулась от окна и потянулась за телефоном — вспомнила про сообщение перед сном. Сердце забилось чаще. Наверняка это Алекс. Кто ещё мог прислать сообщение посреди ночи? В крайнем случае, пьяный Ромка, хотя уходил он трезвым. Но к моему удивлению сообщение прислал Эдуард.
«Вера, к сожалению, мне нужно срочно уехать, поэтому встретиться не смогу. Хороших выходных».
Вопрос встречи с Эдуардом отпал сам собой, хотя почему-то с трудом верилось в его неожиданный субботний отъезд. Завернувшись в одеяло, я устроилась на диване так, чтобы наблюдать предрассветный сумрак во всей красе. Под мерный скрёб дяди Лёшиного ледоруба, я размышляла о том, что все мои чувства сейчас слились в какой-то причудливый забористый коктейль. Если бы он на самом деле был коктейлем, то я бы назвала его «Противоречие». Телефон тренькнул смской. Я вздрогнула, Алекс? Нет, теперь Ромка требовал немедленного ответа, вот прямо сейчас, в 7 утра — пойду я с ним или нет на подпольную вечеринку. Я решила сделать вид, что ещё сплю и «прочту» смс через пару часов, когда буду в состоянии обдумывать планы на сегодня. И действительно незаметно уснула, проспав почти до обеда. Питерское солнце, будто в насмешку над моим не самым беззаботным настроением решило продемонстрировать всё, на что способно. Солнце-оборотень, которое накануне едва тлело сквозь тучи тусклым бельмом, теперь вдруг прикинулось лучезарным итальянским «Sole» и заливало ослепительно-ярким светом северную Венецию.
В мини-отеле было очень тихо. Мне показалось, что все немногочисленные постояльцы исчезли, или затаились в своих комнатах как мыши. Но скорее всего где-нибудь гуляют, сидеть в такую погоду дома — преступление. За жаркой яичницы, я воображала себя коренной петербурженкой, которая готовит субботний завтрак на собственной кухне. Хотя, наверное, будь я петербурженкой, то пекла бы, наверное, сейчас пышки, насвистывая что-нибудь вроде «чижик-пыжик, где ты был, на Фонтанке водку пил». Интересно, коренные петербуржцы стали бы себя так вести? Надо спросить у Ромы… Мысли о Роме испортили настроение. В голове не укладывалась ни ссора с Эдуардом, ни какая-то подпольная вечеринка, о которой Ромка узнаёт по секрету, и на которую упорно хочет меня затащить.
— Вкусно пахнет! — Джон неожиданно ввалился в кухню. Выглядел он ещё более взъерошенным, чем обычно.
— Ты разве не уехал в Выборг? — от удивления я чуть не выронила нож, которым собиралась порезать сыр. Ведь я точно видела, как Джон нырнул в минивен.
— Я уже вернулся! — гордо сообщил Джон.
— Из Выборга? — я не верила своим ушам.
— Ну да. Туда — с ребятами на машине, а обратно на «Ласточке».
— И сколько ты там провёл времени, пять минут?
— Достаточно, чтобы забрать вот это, — Джон протянул мне пакетик из коричневой обёрточной бумаги. Внутри оказалось небольшое украшение — то ли солярный, то ли лунный символ на длинном кожаном шнурке.
— Вот, надень, — я осторожно примерила подвеску, будто ждала какие-то магических спецэффектов. Но ничего не произошло.
— И скажи, что чувствуешь?
— Чувствую, что это очень ценная вещь, раз ради неё ты сгонял в Выборг, Джон!
— Вера, ты можешь иронизировать, сколько угодно, но вещь, правда, ценная. Ты ведь потеряла защитный браслет. А ближайший мастер, который умеет делать такие штуки — живёт в Выборге.
— А я думала в Индии, — заметила я, вспоминая наш поход на индийский базар.
— Там тоже, но в эти выходные индийского базара нет.
— То есть мне теперь ничего не грозит? Ни заклятия, ни магия? — весело спросила я Джона.
— Если ты его не потеряешь, как браслет, то нет, — немного ворчливо заверил Джон.
— Вот и ладушки. Ты знаешь, я почему-то уверена, что теперь, да ещё с этим амулетом всё будет хорошо, — я перебирала пальцами амулет, нет, он определённо мне нравился.
— Вера, есть такое выражение «оптимисты погибают первыми», — холодно заметил Джон.
— Это ещё почему?
— Потому что они недооценивают опасность ситуации, и уверены, что «всё будет хорошо», — передразнил меня Джон.
***
Несмотря на попытки Джона воззвать к страху и разуму, у меня действительно улучшилось настроение, будто амулет придал сил, появилась какая-то ясность в мыслях и чёткий план действий.
Немедленно позвоню Алексу, назначу ему встречу в людном месте — никаких отелей, ботанических садов, или укромных гротов — и попрошу рассказать всё на чистоту, как есть. Только с таким условием буду готова обсуждать все дальнейшие планы и поездки хоть в Швейцарию, хоть в Выборг.
Схватившись за телефон, я вдруг вспомнила — я же так и не ответила Роме. Но всё же сначала решила позвонить Алексу: «абонент временно недоступен» — сообщил механический голос. Минут через пять я сделала ещё одну попытку, но с тем же результатом. На третьей попытке мне уже чудилась насмешка в голосе автосекретарши. Мелькнула мысль про неожиданную поездку Эдуарда, про то, что Алекс так и не перезвонил, хотя обещал…
Полистав контакты, я нажала кнопку вызова, в этот раз трубку сняли сразу:
— Рома, привет, это Вера. Так что там у тебя с вечеринкой?
***
Ромка мусолил в пальцах тлеющий бычок и держался бочком, в сторонке, будто боялся попасть в зрачок подъездной камеры. Хотя говорил, что видеокамера на домофоне сломана — «месяц не могут починить, представляешь? Нонсенс!». У Ромы остался ключ от квартиры Эдуарда, но он хотел, как можно быстрее проверить и убедиться в самом худшем. Ответа всё не было, и я уже готовила оправдательный приговор Эдуарду, как вдруг домофон ожил и жеманным контральто поинтересовался:
— Вы к кому?
— На вечеринку к Эдику, — без запинки выдал Ромка.
Домофон задумался, но всё же раздался щелчок, и дверь легко поддалась.
«Вот видишь! Я же говорил!» — трубил пылающий Ромкин взгляд.
Парадное украшали изящные фальш-колонны в завитках лепнины. Дверь лифта напоминала одновременно калитку в английский парк, окно старинного замка и беседку из дворянской усадьбы — короче, всё, что угодно, только не дверь лифта.
— Филиал Эрмитажа, — изрекла я. Ромка пожал плечами, мол, чему удивляться, у нас тут везде так. Я окинула взглядом широкую лестницу с основательными коваными перилами. Но Ромка решительно направился к лифту. За антикварной дверью обнаружилась современная бесшумная кабина. Мы почти мгновенно вознеслись на последний этаж и очутились перед массивной, обитой дубом дверью. Ромка дернул ручку, дверь оказалась не заперта.
Прихожая в квартире Эдуарда по размерам и декору практически не уступала парадной. Откуда-то из глубин квартиры доносился смех и разговоры, играла какая-то мелодия, но я её не узнавала. Хозяин не вышел поприветствовать нас лично, зато перед нами возникла высокая блондинка.
— Привет, я Маргарита, — немного манерно представилась она, а я вдруг поняла, что знаю ее.
— Очень приятно, мы вроде уже знакомы, — я не смогла удержаться от улыбки, вспомнив, как усиленно Маргарита и ее подруга пытались привлечь внимание Джона в вечер, когда я познакомилась с Алексом. Маргарита чуть сощурилась, и тут же всплеснула руками:
— Ах да, вспомнила! Ты же коллега того англичанина, как его, Джона, да?
— Да, это я, Вероника, а это Роман, — я представила Ромку, который, уже разоблачившись, терпеливо ждал, когда я закончу расстегивать пальто, и мы наконец-то отправимся на поиски истины.
— Марго, ты где? — из комнаты показалась вторая подруга, в отличие от Марго она меня не узнала, — Я хочу покурить на крыше, там снег не идёт? — неожиданно спросила она.
— Нет, отличная погода. Может Эдуард заплатил за разгон облаков? — пошутила я. Но на меня посмотрели так, будто я изрекла банальность.
***
В гостиной размером чуть меньше дворцовой площади фуршет был в самом разгаре. Разглядывая гламурных гостей, я краем глаза наблюдала, как с каждой минутой мрачнеет Рома, хмурится, кусает губы и едва сдерживается, чтобы не шепнуть мне что-нибудь едкое.
— Тебя совсем ничего не смущает? — наконец-то не выдержал Ромка.
— Даже не знаю… ты о том, что здесь полно девиц? Да, неожиданно для Эдуарда, хотя может они…
— Вообще-то я о том, что Эдуарда здесь нет, — взволнованно перебил меня Рома, — и его бывшего, между прочим, тоже. А он точно здесь, я знаю.
Я вздохнула. Рома был прав, конечно, всё было не так. Будто ища поддержки, я незаметно коснулась амулета. Джон уверил меня, что этот символ служит надежной защитой от злых чар, но я чувствовала себя беззащитной перед собственными мрачными мыслями. Почему Алекс признался и исчез? Почему Эдуард отменил встречу? Хотя… я огляделась вокруг, кажется, на этот вопрос ответ был очевиден. Рядом вдруг оказалось ещё одно знакомое лицо с того памятного вечера в баре. Кажется, Евгений.
— Добрый вечер, Вера, — я протянула руку для рукопожатия, но Евгений неожиданно склонился и коснулся ее губами. Я приготовила реплику про то, что подумываю восстановить нарушаемый Евгением баланс во вселенной, — работать по будням в Питере, а на выходные приезжать в Москву, но мгновенно её забыла, как только Евгений поднял взгляд от руки. Собрав всю волю в кулак, чтобы не заорать в голос, все ещё улыбаясь по инерции, я смотрела в огромные немигающие оранжево-золотистые глаза с вертикальным зрачком и прикидывала, за сколько прыжков я сумею очутиться у входной двери и за сколько секунд облачиться в сапоги и пальто. Тратить драгоценное время на застёгивание того и другого я не собиралась.
— Всё в порядке? — произнес Евгений с искренней заботой, от которой кожу будто обдало жидким азотом. Непроизвольно я попятилась, но улыбаться не перестала, хотя чувствовала, как каменеют мышцы. Ещё немного и эта улыбка, кажется, останется со мной навсегда.
— Да, всё отлично, просто супер!
«Главное ничем не выдавай страх, если увидишь, нечто страшное», — совет Джона на прощанье, к которому я не отнеслась слишком серьезно, теперь набатом звучал в голове.
— А вы случайно не видели Эдуарда? — слова сорвались с губ прежде, чем я успела их обдумать.
— Кажется, он в кабинете. И, кажется, он там не один. Шампанского? — рядом возник холёный официант, мне показалось, тоже из того бара. Евгений подхватил с подноса парочку бокалов, и протянул один мне.
— Благодарю. Вы прямо читаете мысли, — этикет требовал что-то сказать, а в моей голове расстилалась пустыня выжженная, инфернальным взглядом Евгения.
— Порой это несложно, особенно для таких, как мы, — он подмигнул и разом опустошил бокал.
***
— Мы должны их взять с поличным, — строящий планы возмездия Ромка походил на боевого нахохленного воробья. С той минуты, как розовощёкий желтоглазый Евгений сообщил, что Эдуард уединился с кем-то в кабинете, мой друг не находил себе места. Естественно, он уже подёргал дверную ручку — толстое бронзовое кольцо, но дверь в кабинет («ага, я так и знал!») не поддалась. Потом вернулся, в фуршетную залу, и потащил меня в какой-то дальний альков с шитыми подушками, прямо из-под носа у Евгения, который уже минут пять пытался заманить меня на крышу — показать чудесный вид на канал.
В алькове Ромка сообщил, что хочет провести тайную операцию, которую он окрестил как «взятие с поличным». И предлагает мне поучаствовать в ней, в качестве моральной поддержки. Я вяло отнекивалась, говорила, что он себе всё придумывает, и Эдуарду, скорее всего, просто пришлось закрыться, чтобы не вламывались пьяные гости и не мешали обсуждать важные дела.
— А зачем устраивать деловую встречу прямо посреди вечеринки с кучей пьяных гостей? — не унимался друг. Я предлагала дождаться, когда Эдуард сам вернётся из кабинета, но Ромка ждать не собирался. «Лучше узнать правду, чем жить в самообмане!».
В конце концов, я заявила, что терпеть не могу скандалы и разборки. А посему «с поличным» Рома, конечно, может брать кого угодно, только, пожалуйста, без меня. Тогда друг изменил тактику. Он знал, что в хозяйской спальне есть ещё одна дверь, ведущая в кабинет.
— Ладно, забудь про мою идею «с поличным». Мы просто прокрадёмся со стороны спальни и тихонько заглянем в кабинет. А потом вернёмся в гостиную и выпьем все-все эти его «домпериньоны», по три тысячи долларов за бутылку. Как тебе план мести?
Пообещав Ромке, что, если он захочет устроить феерический скандал, тут же сбегу, я поплелась за ним в спальню. Стараясь не шуметь, мы пробрались через комнату, обогнули гигантскую кровать и прильнули к обшитой деревом стене. Дрожащими от волнения руками Рома потянул дверь, задекорированную под одну из панелей, она бесшумно приоткрылась. Я мысленно выдохнула. Ни одной из тех непристойных картин, которые рисовал себе в воображении Рома, в кабинете не оказалось. Не обнаружилось там и «бывшего» Эдуарда. Но зато, вот так сюрприз — обнаружился Алекс. Они с Эдуардом действительно о чём-то говорили, и на наше счастье были слишком увлечены беседой, чтобы заметить появившийся зазор в стене. Алекс сидел к нам полубоком, по своему обычаю скрестив на груди руки, а Эдуард, расположился в соседнем кресле — был виден только его идеально подстриженный затылок. Я тихонько ткнула Ромку в бок, друг понял «тонкий» намёк и медленно потянул ручку на себя — осторожно закрыть дверь и сделать вид, что нас тут никогда не было. Но, когда между дверной панелью и стеной оставалась миллиметровая щель — прозвучало знакомое имя, и Ромина рука застыла.
***
— Не впутывай Рому. Прошу, — голос Эдуарда звучал очень отчётливо, но как-то пугающе слабо.
— Без этого не получится. Ведь вы так близки. Бедный парень, — он так к тебе привязался. Что с ним будет, если с тобой что-то случится? В память о годах сотрудничества, обещаю быстро подыскать тебе замену. Видишь, я умею быть великодушным.
В отличие от Эдуарда, речь Алекса текла лениво, с оттенком надменности, даже с издёвкой. Таким Алекса я ещё не видела. Мы с Ромкой буквально слились с дверью, полностью обратившись в слух.
— Само воплощение жалостливости и великодушия, — язвительно заметил Эдуард, — Сделай милость, скажи тогда великодушно, сколько ещё — неделя, две?
— Хочешь поторговаться? Не усложняй. Я звоню Роме или ты сам? — деловито предложил Алекс.
— Могу сам, если отпустишь.
Тут я совсем перестала понимать, что происходит. Эдуард сидел в метре от Алекса, как он мог его удерживать?
— Хорошая попытка. Так что?
— Ладно, давай, я сам.
В этот момент Рома, изящно извернувшись, мягко отполз от панельной двери, почти не задев меня, и бесшумно нырнул в глубину спальни. Я поняла, что он испугался — ведь его телефон сейчас зазвонит и нас услышат. У меня мелькнула мысль об этичности подслушивания, но быстро отогнав её, я снова приникла к просвету.
Алекс взял со стола телефон Эдуарда, видимо, нажал вызов и включил громкую связь — пошли гудки. После этого он положил телефон перед Эдуардом. Всё это время тот так и сидел не шелохнувшись.
Очень долго трубку никто не снимал, и нигде поблизости не прозвучала мелодия звонка. Вполне возможно, что Ромкин телефон разрядился, или потерялся где-нибудь в фуршетной зале — обычная для него история.
Но вдруг он ответил:
— Я у двери кабинета.
***
— Открыто, заходи! — весело крикнул Алекс. Судя по звукам, дверь и правда оказалась не заперта, хотя Ромка уверял меня, что не смог её открыть. Я слышала только Ромкин голос, в моём убежище не хватало обзора. Алекс смотрел в сторону входа, а Эдуард, странное дело, так и продолжал сидеть, не шевелясь, словно происходящее его вообще не касалось.
— Отойди от Эдуарда, иначе я за себя не ручаюсь! — послышались неожиданные угрозы.
«Буря, скоро грянет буря…» — приговаривала я про себя, прикидывая, насколько бесшумно и быстро смогу ретироваться из спальни.
— У меня есть справка — мне ничего не будет! — Ромку несло. Его все считали темпераментным, но мало кто знал, что насчёт справки — это была чистая правда. Мне он как-то мельком упомянул об этом, без особого стеснения, но и без подробностей.
— Справка? А-ха-ха. Рома, ты даже не представляешь, какой подарок ты мне преподнёс! Алекс поднялся из кресла и мягко по-кошачьи двинулся по направлению Роминого голоса.
— Вот Рома, ты его явно недооценивал, Эдуард. Посмотри, а он, оказывается, способен на многое, очень на многое.
Эдуард молчал. Я не понимала, почему он позволяет Алексу так разговаривать? Да что у них за отношения?
— Ты думаешь, я шучу? Да? Считаю до трёх! Раз! — теперь Алекс тоже пропал из моего поля зрения.
— Два! — весело, даже игриво подхватил Алекс, Ромкины угрозы на него не действовали. Неудивительно. Я представила, как щупленький Ромка сжал кулаки, стиснул зубы и теперь испепелял Алекса взглядом из-за своих роговых очков.
— Кстати, Рома, пока ты меня не убил, скажи, Вероника с тобой? Она мне о-о-о-чень срочно нужна!
По всему выходило, что предотвратить скандал, а может и драку — не получалось, но не смотря на безнадёжность предприятия, попытаться стоило. Дернув панель в сторону, я собиралась эффектно шагнуть из «стены» в кабинет.
— Три, — сказал Алекс.
В этот момент грянул выстрел.
***
Дальше всё происходило как в тумане. Первое, что я увидела Ромка — бледный и испуганный, сжимал в руке пистолет (откуда он его взял?) и смотрел во все глаза на Алекса. В кабинет как-то быстро, бочком проскользнул Евгений. И через мгновение у Ромки уже не было пистолета — исчез в ловких руках Евгения, а Ромка будто и не заметил.
— Как же так? Ведь я же, я стрелял в тебя — в упор! — наконец произнёс Ромка. Алекс улыбнулся, и его улыбка мерещилась мне хищным оскалом.
— Да, Рома, такие дела, мы живучи. В отличие от людей… — в голосе прозвучал едва уловимый полунамёк, и Ромка это почувствовал. Он попытался рвануть к креслу с Эдуардом, но Евгений неожиданно вцепился в Ромкины плечи железной хваткой.
Меня никто не держал, поэтому я развернулась к большому кожаному креслу и обомлела. Эдуард всё ещё был там, точнее это уже было тело Эдуарда, мертвое и безжизненное — в виске зияла смертельная рана.
Пол качнулся и медленно поплыл из-под ног— на журнальном столике перед Эдуардом стоял стеклянный сосуд, наполненный почти доверху густой, темной жидкостью. В сосуд опускалась трубка-катетер. Другой её конец заканчивался иглой, воткнутой в руку Эдуарда. И это не оставляло сомнений, что жидкость в сосуде — человеческая кровь, кровь Эдуарда.
«Сосуд похож на старинную трёхлитровую банку. Трёхлитровая банка томатного сока. Нет, по цвету скорее гранатовый», — отрешённо думала я, чувствуя, как темнеет в глазах. Кажется, кто-то успел меня подхватить в последний момент, удара о пол я не почувствовала.
Я очнулась в хозяйской спальне, на кровати Эдуарда. Если, конечно, мне это всё не приснилось. Было темно, я решила встать и поискать наощупь выключатель, села, но стопы не успели коснуться ковролинового пола.
— Ну что, Вероника. Пришло время решать наши дела, — нет, не приснилось. Щёлкнул выключатель. Алекс стоял напротив меня, прислонившись спиной к панели, где была дверь в кабинет. Мне было сложно поверить, что совсем недавно от его взгляда сердце замирало и летело в пропасть. Сейчас я не чувствовала ничего подобного. Я вспомнила про Эдуарда, и не видела смысла спрашивать, что с ним. Понятно, что ничего хорошего. А вот Рома, что с ним сделал Евгений?
— Скажи прямо, что тебе от меня надо, и где сейчас Рома.
— Я скажу. Но начну с того, что Рома сейчас в тюрьме, — Алекс улыбнулся своей самой очаровательной и самой хищной улыбкой.
— Не может этого быть, я не верю! — моему возмущению не было предела. Ромка в тюрьме? В голове не укладывалось, Ромкино субтильное тельцо, дрожащим калачиком на тюремной шконке в окружении косматых зеков — меня передернуло от этой картинки.
— Хм, не веришь? Ну вот, смотри, — Алекс протянул мне смартфон. На экране было черно-белое, «дёргающееся» изображение, как будто его транслировали с камеры видеонаблюдения. Видимо, так и было. В фокус целиком попадала комнатушка, размером с купе. Справа — голая стена, в центре, в паре метров от пола — окно с толстыми прутьями решётки, слева — умывальник, сразу за ним полка-кровать, на которой — знакомая фигура. Это и вправду был Ромка: сидел, прислонившись к стене, обхватив колени руками и уставившись в одну точку. Было бы не так жутко, если бы напротив него было окно, пусть даже и с решётками, вообще было бы хоть что-нибудь, на что можно было смотреть. Но кроме светло-серого прямоугольника стены не было ничего — Ромка смотрел в пустоту.
— Теперь веришь? — Алекс убрал телефон, и ждал ответа.
— Почему? — в памяти возник образ Ромы, с пистолетом в руке, и то, с каким ужасом он смотрел на Алекса.
— Ты же не думаешь, что Эдуард покончил с собой. Рома, пистолет: идеальное «взятие с поличным».
— Рома убил Эдуарда? Быть этого не может, за что? — под градом вопросов Алекс только поморщился и отмахнулся.
— Это неважно. Важно, что его дальнейшая судьба зависит от тебя.
— В смысле? Я могу быть свидетелем? Могу ему помочь? У Ромы есть справка…
Меня словно ударило током, когда Алекс, «отклеившись» от стены, подошёл и сел рядом — кровать мягко качнулась. «Если начнёт приставать — заору», — моментально мелькнула мысль. Он словно почувствовал это, сохранял дистанцию, не пытался коснуться.
— И это неважно. Просто сделай кое-что для меня и Рома свободен, — Алекс слегка наклонил голову набок, словно ему было любопытно разглядывать моё мрачное, задумчивое лицо с немного другого ракурса.
— А если я откажусь от этого «кое-что», тогда что?
— Тогда у Евгения найдётся двадцать свидетелей, которые подтвердят под присягой, как видели хладнокровно спланированное, совершённое с особой жестокостью убийство уважаемого члена общества, известного бизнесмена, общественного деятеля, мецената и филантропа Эдуарда Рэвовича, совершённое наркоманом, с сомнительным бэкграундом и ориентацией — Романом Светловым.
— Я не понимаю… — это была ложь. Слова Джона о визионерах и «этих существах», которым они нужны, чтобы существовать, так и сияли в голове, словно ирландец вырезал их там каким-нибудь раскалённым кельтским клинком.
— Ты всё понимаешь. Ты ведь видишь суть, и сама призналась мне в этом. До конца я не был уверен, что твои глаза откроются, но мне повезло. Ты — визионер, который мне нужен.
— Сначала отпусти Рому, а после поговорим насчёт всего остального, чтобы это ни значило.
— Если ты решила потянуть время, то это очень плохая идея. Если не вмешаться прямо сейчас, его гарантированно «закроют». И тогда даже я не смогу помочь.
— Ты совсем не дашь времени подумать? Я ведь даже не знаю, на что соглашаюсь.
Алекс на минуту задумался, нахмурился, явно что-то решая.
— Это несложный обряд, после которого мы будем связаны энергетически,
— А как… — но Алекс не дал мне договорить.
— Всё остальное обсудим по дороге, — он поднялся и протянул мне руку. Я смотрела на неё, и ощущала себя так, словно стоит мне протянуть свою, как я моментально окажусь с катетером в вене и банкой неподалёку, куда будет стекать моя кровь.
— Погоди, а я разве сказала да?
— А разве нет? Решать тебе. Роме светит приличный срок, и он вряд ли его протянет. Если ты сможешь с этим жить, дело, конечно, твоё.
— Я согласна, но с одним условием, — Алекс усмехнулся.
— Каким?
— Рому выпустят сейчас же. И я должна его увидеть.
Глава 7
«…любому добросовестному служащему
необходимо держать себя в здравии и,
если зловещий феномен ему непонятен,
пусть утешает себя тем, что назубок знает свой долг».
Ч.Диккенс, «Сигнальщик»
С Раймо мне повезло. Я наплела что-то про русскую вытрезвительную тюрьму, откуда сейчас доставят моего друга («ты его видел, Раймо»), за которого я очень волнуюсь. Он как-то очень быстро всё сообразил, пообещал встретить Рому в отеле и сразу мне позвонить.
— У тебя всё в порядке? — спросил он в конце. Я заверила, что всё отлично, просто «такая история, потом объясню».
Наш разговор вёлся на громкой связи, Алекс наблюдал за мной так пристально, словно в любую минуту мог сбросить звонок из-за одного неосторожного слова. Но всё прошло гладко, и я мысленно выдохнула, когда Алекс при мне позвонил Евгению и велел отправить Рому в мини-отель, добавив, что «она», то есть я, «согласна».
***
— Удивительно, что ты так привязана к этому парню, — я пропустила нелепое замечание мимо ушей. Что ж тут удивительного? Ромка мне как брат, и я ни за что не поверю, что он мог убить Эдуарда, которого так любил. Пока Алекс разворачивался в крошечном питерском дворике, уставленном машинами, я всё пыталась разглядеть окна Эдуарда на последнем этаже. Не то, чтобы мне это было очень интересно: мы только ушли оттуда, оставили позади хохочущих пьяных Лену и Маргариту и ещё кучу незнакомых не совсем трезвых личностей, веселящихся в гостиной. Возможно, что и сам хозяин, всё ещё «отдыхал» в кабинете — спрашивать я не стала. Какой смысл? Просто с той минуты, как я протянула Алексу руку, его глаза вновь вспыхнули этим жутким золотисто-огненным светом. Поэтому я старалась смотреть куда угодно, лишь бы не встречаться с ним взглядом.
— Зря стараешься, бесполезно, — заметил Алекс, понаблюдав за моими попытками.
— Ты специально нагоняешь на меня жути этим взглядом? Чтобы психологически подготовить к своим «обрядам».
— Ты приняла свой дар — поэтому «развидеть» не получится.
Распахнулись чугунные ворота с острыми пиками прутьев, и нас выплеснуло из тесного дворика-колодца в вечерний поток машин. Мы ползли еле-еле, но я ещё никогда так не радовалась пробкам, которые отдаляли меня от весьма туманного будущего. Вереница серых авто, мерцающая фарами, продвигалась в герметичном уличном пространстве. Мне казалось, будто мы часть какого-то шествия, растянувшейся колонны жрецов с огоньками факелов, которая движется к своей неведомой цели — ритуалу.
Я чувствовала, как Алекс то и дело поглядывал на меня, хотя старалась не смотреть в его сторону. Может, боится, что сбегу? Никуда я не денусь, по крайней мере, до тех пор, пока Ромке угрожает тюрьма.
— Алекс, так куда ты меня везёшь? — спросила я, глядя в лобовое стекло. Перед нами полз, насколько хватало моих познаний в марках, белоснежный БМВ. В прямом смысле «белая ворона» среди темно-бурых машин вокруг нас. На бампере красовалась трогательная наклейка «I love SPB». Любопытно, кто за рулём, парень или девушка? Но, наверняка, прекрасный человек, иначе и быть не могло.
— Скоро увидишь, это недалеко.
— А что именно «недалеко»? — продолжала выпытывать я.
— Место, куда мы едем, — невозмутимо сообщил Алекс, — В прошлый раз я заметил у тебя браслет, откуда он? — почему-то спросил он.
«А ведь меня больше интересует то, куда он пропал», — вдруг подумала я, инстинктивно коснувшись запястья.
— Подарил один знакомый, сказал, что он будет оберегать меня.
— Ну и как, помогло? — голос звенел насмешкой, Алекс играл со мной.
— Алекс, скажи прямо, что ты со мной сделаешь?
— Ничего такого страшного, что ты не сможешь пережить, поверь, — его рука неожиданно оказалась поверх моей, я вздрогнула — рука Алекса была непривычно холодной.
— И что потом?
— Ну как что? Будем жить долго и счастливо, пока смерть не разлучит нас. Вера, что за глупые вопросы? — сейчас я не могла понять, насколько он серьёзен. Но его слова о смерти навели меня на другую мысль.
— А Эдуард, вдруг он был уже мертв от потери крови?
— Вера, опять ты с бессмысленными вопросами. Я же сказал — неважно, что произошло. Важно, что произойдёт с Ромой, если ты вдруг откажешься.
— Это важно для меня. Как всё было на самом деле. И Рома… я не представляю, каково ему сейчас.
— Спросишь у него сама, он уже в отеле.
***
Алекс забрал у меня телефон ещё в квартире Эдуарда после звонка Раймо, со словами «считай это инфодетоксом». Но сейчас достал его из кармана и протянул мне. Я набрала друга, Рома ответил моментально, словно ждал звонка:
— Вероника, я… Эдуард… — Ромка всхлипнул, он не мог говорить.
— Рома, ты можешь выйти из отеля? Только, пожалуйста, один.
Алекс сказал, что общаться с Ромой можно, но при условии, что он «придёт один, без всяких там финских и иных твоих друзей. Иначе пусть пинает на себя».
Козырёк над входом в отель увивала светодиодная «лоза». Наверное, Аня попросила дядю Лёшу украсить отель к новогодним праздникам — не сама же она развешивала гирлянду. Невольно вспомнив его кривоухую ушанку, я даже смогла улыбнуться. Дверь мини-отеля распахнулась, и на пороге появился Рома. Весело подмигивающие белые огоньки над входом излучали ауру праздника, и на её фоне несчастный, потерянный Ромка выглядел ещё более несчастным и потерянным.
Я подошла к другу и молча его обняла. Мы постояли несколько минут без слов.
— Вер, Эдуарда, ведь его больше нет… Понимаешь? Нет, совсем…— наконец произнёс Ромка.
— Я не представляю, каково тебе.
— Мне плохо, очень плохо, Вера. Раймо напоил меня каким-то варевом, не знаю, что это. Но теперь я хотя бы могу говорить, а не рыдать без остановки, — Ромка даже как-то криво улыбнулся. Я не хотела снова «ковыряться в ране», и не знала, как начать разговор, но он вдруг заговорил сам.
— Вера, ты ведь не думаешь, что это я?
— Конечно, нет, Ром. Только скажи, кто дал тебе пистолет?
***
Тогда в спальне, когда мы подслушивали разговор, друг почувствовал, что Эдуард в смертельной опасности. И причина — Алекс. «Ведь он ему угрожал, понимаешь? Эдуард никому не позволяет… не позволял так разговаривать с собой». Мысли неслись вскачь, Ромка пытался понять, что делать? Бежать, звать на помощь, звонить в полицию? Эдуард был так спокоен, так обреченно-спокоен, будто уже сдался, смирился с чем-то страшным и неизбежным. Внезапно среди всего этого вихря беспорядочных вопросов мелькнула одна, очень чёткая и внятная мысль — «пистолет, ему нужен пистолет, чтобы защитить Эдуарда». В верхнем ящике секретера — он должен быть там. Эдуард сам ему показывал, даже в шутку объяснил, как снимать с предохранителя и стрелять. Тогда не соображая, что делает, Ромка метнулся к секретеру, стараясь не шуметь, выдвинул ящик и наощупь выдернул холодный тяжелый ствол, не размышляя, заряжен тот, или нет. Он просто хотел напугать Алекса. Хотел заставить его уйти, просто оставить в покое Эдуарда. Щепетильный Ромка боялся, что Эдуард поймёт, что мы подслушивали, поэтому пошёл к главной двери, а она и правда оказалась открытой. А потом…
— А потом я направил пистолет на Алекса. И, Вера, я не помню. Всё как в тумане. Я ведь целился точно в Алекса, он стоял прямо передо мной. Я не собирался стрелять, но я бы не промахнулся. Я не понимаю… Почему?
— Рома, я сама не всё понимаю…
— Алекс — страшный и опасный человек. Раймо сказал, что Джон поехал к какому-то другу в посольство, чтобы срочно сделать тебе ирландский паспорт, и ты могла улететь с ним в Ирландию, в командировку, — глаза друга лихорадочно блестели, ему нравилась эта идея, он пытался спасти меня от Алекса. А я думала, почему я не сделала это раньше — не сбежала в Москву сразу, как только Эдуард предупредил меня. Но я понимала, что тогда, в чебуречной с Эдуардом разговаривала совершенно другая Вера, очарованная, или скорее зачарованная Алексом, влюблённая и безмозглая, ничего в упор не видящая «видящая».
— Вер, пойдём в отель, обсудим всё там, — Рома поёжился. Я не знала, как сказать ему о том, что никто никуда не бежит, что вон в той неприметной машине только и ждут, чтобы мы накосячили, чтобы вернуть Ромку обратно.
— Послушай, вот ты точно должен бежать. Ты думаешь, что всё закончилось, раз тебя отпустили из тюрьмы…
— На самом деле из психушки, — перебил меня Рома, — но это неважно. Евгений всё уладил, меня выпустили почти сразу. Он сказал, что это какая-то ошибка, они во всём разберутся. «Роме — ни слова, иначе даже я не смогу помочь, если он будет знать лишнее», — Алекс мог бы и не говорить, всё и так было ясно. В кармане завибрировал телефон, я поднесла его к уху.
— Вера, нам пора, закругляйся. Или ты хочешь, чтобы я подошёл и попросил тебя лично? — я не могла представить, что будет с Ромой, если он сейчас увидит Алекса. Нужно было выкручиваться.
— Хорошо, спасибо! — изобразив оптимистичный ответ неизвестно кому, я нажала отбой, — Ром, мне нужно идти… — Ромка оторопел от моих слов.
— Куда? Ты ведь не рассказала, как ты там осталась, тебя тоже допрашивали? — друг подал идею, за которую я ухватилась.
— Ром, слушай, Евгений, он договорился там, с органами, чтобы меня отпустили встретиться с тобой, потому что я очень волновалась. А сейчас я должна поехать туда — заполнить какие-то бумажки. Евгений очень просил, это под его ответственность, понимаешь? Я не могу его подвести, раз он пошёл нам навстречу… Как только всё заполню, сразу вернусь, хорошо?
— Я с тобой!
— Нет Ром, не надо, это долго, нудно, тебе безопаснее здесь, — я поняла, что сболтнула лишнее, и Ромка словно что-то чувствовал.
— А тебе?
Телефон снова завибрировал. Алекс терял терпение.
— Ром, прости, я побежала, держись, — наскоро обняв друга, я поспешила к дворовой арке, где припарковался Алекс.
***
Алекс ждал у машины, с сумкой-рюкзаком через плечо.
— Пойдём, — крепко сжал руку и потянул меня в сторону соседнего дома.
— Мы разве не поедем? — удивилась я.
— Пешком ближе.
Мы и правда прошли всего пару дворов и в итоге оказались перед входом в подвал одного из полинялых жёлтых домов. Ничем непримечательная металлическая дверь, без каких-либо вывесок или табличек, противно скрипнула и нехотя поддалась.
Тёмно-синие лампы у самого потолка, освещали крутой спуск вниз потусторонним, каким-то зловещим светом, и мы двинулись вниз по бетонным ступенькам, словно спускаясь в подземное царство Аида. Внизу ждала ещё одна дверь, она поддалась легче и открылась почти беззвучно.
Из небольшого тамбура мы попали в идеально квадратный зал. И только тут небольшая рукодельная вывеска при входе гласила «Тату-салон Зов Вечности». Очевидно, салон был «для своих» и в дополнительной рекламе не нуждался. Чёрные стены усыпали граффити — абстрактные узоры, нарисованные яркими, «кислотными» цветами.
Из-за приглушённого света и чёрных стен я даже не сразу заметила, что в помещении ещё кто-то есть.
На одном из трёх чёрных кресел, заложив руки за голову, отдыхал парень. В чёрных штанах и футболке он практически сливался с окружающей обстановкой не хуже хамелеона. Лицо показалось знакомым — Дэн, солист той странной группы, чьё название моя память упорно не хотела запечатлевать.
— Ну что, всё-таки тебе удалось, поздравляю, — Дэн легко вскочил с кресла и подошёл для рукопожатия.
— Привет, Вера, — указал на одно из кресел, — Выбирай любое и располагайся.
— Ну и что теперь будет, вырежешь из моих костей новый синтезатор? — я не могла отказать себе от удовольствия съязвить — жалкая попытка хоть какой-то самозащиты. Дэн хмыкнул, но промолчал. «Располагаться» я не спешила и просто присела сбоку, на краешек — снова маленький бунт. Дэн обратился к Алексу.
— Принёс?
Алекс извлёк из недр своего рюкзака трехлитровый термос, обёрнутый в чехол из чёрной кожи, и протянул Дэну. Тот отвинтил крышку и втянул ноздрями воздух у горлышка, — Да-а-а. Мощная кровь. Сильный видящий. Был. Надо бы помянуть, а?
— Помянешь после работы, — отрезал Алекс, забирая термос. Дэн возражать не стал, мол, попытка не пытка.
«Кровь»? Или он так пошутил? Опять вспомнился тот жуткий сосуд, в который стекала кровь Эдуарда. Неужели и впрямь Алекс перелил в термос кровь из него и принёс сюда? Что за бред.
— Мне кажется, девушке надо немного успокоиться, — Дэн испытующе глядел на меня, но от его взгляда спокойней почему-то не становилось. Вдруг его зрачки расширились, серая радужка пропала — две чёрные, космически пустоты словно тянули из меня мысли, а может быть даже и чувства, и волю.
— Кстати, а мне можно чего-нибудь выпить? Типа последняя трапеза и всё такое? — я вспомнила про утраченную бутылочку шардоне, как кстати сейчас она бы пришлась.
Дэн замотал головой: — Не надо, сосуды расширятся, это всё усложнит.
— Усложнит что?
— Тату. Алекс разве не сказал?
— Алекс ничего не сказал…
— Надо же, ничего не сказал, и ты пришла. Алекс, я тебе прямо завидую. Какие чувства…
— Так, хорош болтать, — оборвал его Алекс, — Давай приступай.
Дэн сходил куда-то в соседнее помещение и принёс оттуда «аромалампу», как он выразился — человеческий череп на подставке, с высверленными по всей макушке дырочками. Из некоторых торчали ароматические палочки. Дэн поставил череп прямо на пол и поднёс зажигалку к одной из палочек, через некоторое время она задымилась, и по салону поплыл сладкий, дурманящий аромат сандала. Потом музыкант и, как оказалось, по совместительству мастер тату, взял со столика пульт — из встроенных в стену колонок полились знакомые напевы. Определённо, именно под них мы танцевали с Алексом тогда на концерте «Зов вечности». Казалось, это было очень давно и в какой-то другой жизни.
— Ну что, приступим? — Дэн покосился на Алекса.
— Давно пора, — подтвердил тот.
Мне пришлось снять тунику и остаться в топе, чтобы оголить плечо. Дэн обработал его каким-то пахучим раствором, потом взял тонкий маркер и начал быстро и аккуратно наносить схему татуировки на кожу. Он не пользовался никакими подсказками, весь узор был у него в его голове.
Алекс растянулся на соседнем кресле и наблюдал за процессом, лениво потягивая из кружки то, что он налил в неё из термоса. Он заметно повеселел, даже выглядел довольным, так, словно находился не в мрачном питерском подвале, а в шезлонге с коктейлем на каких-нибудь островах. У меня появились сомнения, может в термосе всё-таки коньяк?
— Вера, ты что такая мрачная? — неожиданно спросил Алекс, — Ты ведь не умираешь.
— Знаешь, наблюдение за тем, как ты пьёшь кровь Эдуарда, не располагает к веселью, — я пошла вабанк. Алекса это нисколько не смутило, видимо, больше скрывать ему было нечего.
— Это моя пауэр-банка, — Алекс усмехнулся собственной метафоре, на которой я могу прожить некоторое время.
— Ты жил на крови Эдуарда, и теперь, ты хочешь, чтобы я стала твоим донором?
— Вера, Вера. Ты так ничего и не поняла. Мне не нужна твоя кровь. По крайней мере, пока. Кровь даже визионера, грубая, невкусная субстанция, которая может поддержать иллюзорную плоть в добром здравии некоторое время. Но чтобы я оставался во плоти дальше, мне нужна ты, твоя энергия визионера. Понимаешь? Мне нужна твоя способность облекать меня в плоть. Редкий дар, найти такого человека трудно. Тем более, если он скептик — пробудить этот дар. Но сильные эмоции, какой-нибудь шок в этом очень помогают.
Паззл неожиданно начал складываться, но я не хотела смотреть на получающуюся картинку. Точно так же, как не хотела смотреть на горящий огненным золотом взгляд Алекса. Ведь это такая нелепость — думать, что Алекс мог всё подстроить, мог изначально придумать план, как заставить меня стать его видящим с помощью сильных эмоций, шантажа, Блейка и ещё бог знает, чего. И потом … усилием воли я рассыпала недособранный паззл, но один «наглый» кусочек упорно торчал из горки деталей, заставлял смотреть на него: почему всё-таки Алекс заставлял Эдуарда названивать Ромке, и когда тот появился, первым делом спросил, «где Вероника»? Он знал, что мы вместе придём?
Я не хотела это говорить, я боялась. Но всё вышло как-то само:
— Ты всё подстроил? — Алекс метнул быстрый взгляд — меня буквально обожгло огнём.
— Вера, не надо делать из меня абсолютное зло. Каждое существо пытается выжить и делает это как умеет.
Некоторые время я осмысливала услышанное, значит вот так? Всё так просто? То, что там, в роскошной квартире на Грибоедова мёртвый Эдуард, мой друг до сих пор на волосок то ли от тюрьмы, то ли от психушки, — всё это ради чего? Чтобы я согласилась «облекать в плоть» этого псеводвампира?
Дэн, как опытный врач, которому нужно успокоить и привести в чувство пациента, начал объяснять, что ждёт меня дальше.
— Сначала я набью тебе янтру жизни. Потом мне нужно будет взять совсем немного твоей крови, и я добавлю её в янтру Алекса — сделаю апдейт, скажем так. Так получится новая связь — дре и его видящего.
— Кого? Дре? — я думала, что ослышалась.
— Это типа дух, бесплотный на тибетском, — просветил меня Дэн.
— Зачем выдумывать каких-то дре, когда есть уже готовое слово «вампир», — мой «укус» не тронул Алекса.
— Нет, Вера, вот он — вампир, — Алекс показал на Дэна, — а я вынужденно пью кровь старого видящего, пока не получу нового. И это слово «дре» мне не нравится, Дэн, лучше уж «тень».
— А мне — «вампир», — усмехнулся Дэн, — обросло уже такой хренью. Но с другой стороны оно и к лучшему, что настоящей правды никто не знает, — философски заметил он. Я промолчала. Тем временем Дэн закончил наносить узор, отложил маркер и взял тату-машинку, похожую на гибрид пистолета и ручки. От её вида я занервничала.
— Алекс, скажи мне только одну вещь. Если Эдуард был твоим визионером, зачем ты его убил?
— Он мог умереть в любой момент от инфаркта месяц-два, не больше. Мы, «тени», чувствуем такие вещи и не полагаемся на случайности. Мне нужны были гарантии. Новый видящий, который согласится занять место старого и кровь старого, чтобы протянуть до ритуала связи. Всё просто. Остальное — дело техники. Или ты хочешь досконально услышать все детали моего плана? — мне показалось, что Алекс хочется похвастаться. Такого удовольствия я ему не доставлю.
— Спасибо, не надо, — мне даже показалось, что он немного обиделся.
— Люди считают, что духи их, хм, портят, но… Мы влияем друг на друга. Это как сообщающиеся сосуды, как симбиоз. Эдуард, поверь, был не подарок. Только в последнее время ему снесло крышу от этой его любви, но было уже слишком поздно. И когда я увидел тебя, Вера… Это все равно, что питаться консервированной дрянью, а потом внезапно вкусить нектар и амброзию. Ты же знаешь, что от дряни загибается рано или поздно даже человек с железным желудком, а нектар… по легенде боги на Олимпе питались именно им. Мне надоели мерзавцы, но почему-то среди них больше всего людей со способностями. Я хочу себе милого и доброго визионера, вот такого, как ты, — он улыбнулся. Если бы не эти янтарные нечеловеческие глаза, улыбка Алекса тоже сошла бы за милую.
— Не бойся, для тебя ничего не изменится. Почти. Просто расширятся горизонты.
— Это больно? — я кивнула на тату-машинку.
— Да, немного, придётся потерпеть. Но сначала… Алекс, я уже проголодался. Сейчас начну набивать, запах крови, могу не сдержаться.
Алекс нехотя долил в кружку из термоса и протянул её Дэну. Дэн жадно выпил всё до капли и вытер рот.
— Ты же понимаешь, что сейчас я твой единственный подрядчик, так что меня нужно ценить и всячески поощрять? — добавил он с довольной ухмылочкой. Алекс нахмурился, но всё же налил и вторую порцию.
— Значит, ты выпиваешь кровь из девственниц и потом делаешь из них ганлины? — спросила я, пронаблюдав за вампирской трапезой.
— Ну что сказать, Вера. Я не могу врать тому, кто «видит», — усмехнулся Дэн, возвращая кружку Алексу, — но поверь, они в этот момент счастливы, никакой насильственной смерти. Помнишь? Иначе инструмент не зазвучит.
— Дэн поднёс машинку к плечу, от внезапной боли я дёрнулась в сторону.
— Я могу сделать так, что ты ничего не почувствуешь, — неожиданно сказал Алекс.
— И как же это? — уставилась я на него.
— Просто не сопротивляйся, и смотри на меня, — он подошёл, взял мою руку, мне показалось, что его человеческие черты задрожали и начали расплываться, я отвернулась.
— А, так вот в чём дело, — прежде, чем я успела что-то сказать, Алекс взялся за шнурок на моей шее и вытянул за него амулет.
Сладковатый аромат от курящихся палочек в «арома-черепе» окутывал комнату, из колонок лилась монотонная тибетская песнь, я расслабилась и ощутила даже какое-то равнодушие к словам Алекса, к тому, что сейчас происходит, и вообще, что со мной будет потом. Даже горящие глаза Алекса уже казались не столь пугающими.
Где-то совсем рядом настойчиво постучали — звук шёл от окна, заделанного фанерой, у самого потолка.
— Да кого там принесло? — проворчал Дэн, отодвигая фанерную заслонку и приоткрывая форточку.
— Из управляющей компании. Там жалоба поступила по утечке, надо проверить, — хрипловатый мужской голос сообщил откуда-то сверху.
— У меня всё в порядке, — максимально вежливым тоном сообщил Дэн, и стал закрывать форточку, но чей-то сапог размашисто вклинился в раму.
— Эй, я ведь могу и полицию вызвать. Давай парень, открывай. По-хорошему, — хрипло предложил невидимый шантажист.
— Давай я схожу? — предложил Алекс.
— Сиди, с ними по-хорошему надо. Эти ещё хуже нас. Если что — потом вцепятся и не выпустят, пока не высосут до капли. Сам разберусь, как обычно.
Дэн отложил тату-машинку и вышел в тамбур. Стукнула первая дверь, потом послышались его приглушённые шаги по бетонной лестнице и всё стихло.
От свежей струи воздуха из форточки я будто очнулась, морок отступил. Я здесь уже, наверное, пару часов. А вдруг Ромка волнуется?
— Ты куда это? — встрепенулся Алекс.
— Возьму телефон.
— Бери, но здесь всё равно не ловит, — заметил он.
Я вышла в тамбур, залезла в карман пальто и вытянула телефон. Связь была на нуле, подвал оставался наглухо изолирован от волнений внешнего мира.
Из дверной щели жутко тянуло холодом. Дэн точно оставил уличную дверь открытой. Ну почему нельзя было её прикрыть, пока даёшь взятку коммунальщику, раз уж тут у тебя в кресле клиент с оголёнными плечами. Я попыталась накинуть пальто так, чтобы не задеть место татуировки.
— Алекс, я закрою верхнюю дверь, ужасно дует! — предупредила я, не дожидаясь ответа, вышла на площадку перед лестницей. Наверху зиял открытый дверной проём — уличная дверь — нараспашку, как я и думала. Я взбежала по ступенькам, чтобы как можно скорее захлопнуть её, борясь с искушением рвануть из этого салона, добежать до отеля, и умолять Джона, чтобы он что-нибудь придумал, наколдовал с этой своей ирландской магией. Я уже чувствовала, как магия Алекса, и ещё не до конца набитая янтра потихоньку начали отравлять мою волю и рассудок. Уже мелькнула мысль, что может оно всё и к лучшему, и что такого страшного? Мы и правда можем оказаться друг другу полезны, симбиоз ведь существует в природе. Но пока моя воля сопротивлялась. Эдуард. Ведь Алекс, не моргнув глазом, забрал его кровь, потому что тот скоро должен был умереть, а непредсказуемый финал Алекса не устраивал. Ему были нужны гарантии. Да, и мне тоже. Гарантии, что с Ромой всё будет хорошо, если я сейчас сбегу. А их у меня не было.
Чтобы дотянуться до ручки, нужно было выйти из подвала, я сделала шаг и невольно вскрикнула, что-то покатилось мне под ноги. Я решила, что это откуда-то выпрыгнул кот, и отступила назад. Но это был не кот. На меня пустыми чёрными глазницами смотрела голова Дэна. Она вдруг задымилась, начала скукоживаться, тлеть, мне даже показалось, что я ощутила аромат тибетских благовоний, а может он просто донёсся из подвала. Невольно я отвела взгляд в поисках тела — но его не было. Зато я увидела, как в арке, ведущей из двора, исчезает чья-то фигура. И голова у неё была на своём месте — одетая в забавную, одно ухо выше другого, ушанку.
— Ты что там застыла? Где Дэн? — послышался голос Алекса.
— Сейчас, мы придём! — крикнула я, беззастенчивая ложь прозвучала очень естественно. Похоже, я уже действительно становлюсь «сообщающимся сосудом». И тут во мне что-то щёлкнуло, какой-то непонятный инстинкт, древнее всех богов и демонов Тибета — я рванула изо всех сил, туда в арку за той исчезнувшей фигурой, через дворы, прямиком к нашему отелю.
***
— Джон, я сбежала, там Алекс…где Ромка? — вломившись в отель, от волнения я начала разговор по-русски. Опомнившись, уже собралась повторить вопрос по-английски, как Джон неожиданно ответил на довольно приличном родном мне языке.
— Я понимаю по-русски…— мне некогда было с этим разбираться, в двух словах я объяснила про договор с Алексом, Ромку и неожиданно сгоревшего вампира-татуировщика, который не успел создать прочную связь.
— Я не знаю, Джон, что делать … Алекс, что он теперь сделает? Как спасти Ромку?
— Вера, твой амулет… — начал Джон.
— Его забрал Алекс. Да фиг с ним, что с Ромкой?
— За Рому не волнуйся, он на пути в Финляндию, с друзьями Раймо. Мы сумели его уговорить, хотя было непросто, поверь.
— Джон, ты не понимаешь. Этот Евгений, он какая-то шишка. Алекс его попросит… А, тебе не понять…— я безнадёжно махнула, — Он тоже не-человек.
Мой телефон ожил. Я показала Джону экран с смс от Алекса «У нас был договор. Выходи, или звоню Евгению».
— Вера, иди быстрее, отвлеки его. Всё будет хорошо. И вот ещё — он снял с пальца печатку в виде дракона, — одень вместо того амулета.
Перстень пришлось одеть на больший палец, только с него он не спадал. Выглядело странновато, но мне было не до эстетических раздумий. Со словами «мне нужно кое-что взять» Джон исчез в своей комнате. «Может, подождать его? Но я могу не успеть», — мелькнула мысль. Стряхнув с себя остатки малодушия, я отодвинула задвижку и толкнула дверь.
Во дворе царил полумрак, лишь немногие окна озарял свет — синеватые всполохи от телевизионных экранов. С неба сыпалась колючая мелкая крупа. «Такая же, как в вечер, когда я познакомилась с Алексом», — невольное сравнение кольнуло досадой. «Неужели во мне ещё могли остаться какие-то чувства к нему? После всего того, что случилось? Или это всё же из-за янтры», — я прислушалась к собственным ощущениям.
— Вера… — и снова эти параллели. Алекс также возник из темной ниши, словно часть отделилась от мрака, внезапно обрела плоть. Он вальяжно приблизился, и застыл в паре шагов от меня. Руки в карманах, высокий воротник поднят, почти до половины лица. Видны глаза, которые внимательно наблюдают за мной. «Точно, как в вечер знакомства… Если бы я знала тогда, чем все это закончится…», — подумала я, и накинула капюшон, словно защищая себя не только от снежных пуль, а ещё и от бесполезных сожалений.
— От меня не сбежать, — начал он.
— А я и не убегала. Может, просто хотела собрать вещи… — ответила я спокойно, даже с вызовом.
Он медленно вытащил руки из карманов, от чего я инстинктивно подалась назад, словно ожидая нападения. Но он просто поднес их к лицу и опустил воротник, продолжая смотреть на меня.
— Почему твой горящий взгляд пропал? — спросила я.
— Вот как? — Алекс выглядел удивлённым, — может ты, больше не видишь меня таким.
— Алекс, сделка отменяется. Дэн мёртв и … всё кончено, разве нет?
— Всё только начинается, — он сделал шаг вперёд.
— Не подходи ко мне! — возмущенно крикнула я как можно громче, в надежде, что Джон услышит и появится. Иначе через пару минут его помощь, возможно, мне уже не понадобится. «Где тебя носит, ирландский кудесник?» — мысленно взмолилась я.
— Даже если так… — тихо ответил Алекс, то… — договорить он не успел, одно из синеватых окон распахнулось, в самой гуще белой мошкары показалась чья-то взлохмаченная голова.
— Вы чего тут орете? Сейчас милицию вызову… — и ещё пара неожиданных крепких словечек от какой-то боевитой питерской леди.
Алекс обернулся, посмотрел на нее и сделал какой-то незамысловатый жест. Раздался странный всхлип, и окно тотчас захлопнулось.
На пороге отеля появился Джон и ловким прыжком оказался между мной и Алексом. В руке ирландца что-то блеснуло, и это что-то он угрожающе выставил перед Алексом.
— Уйди по-хорошему, — спокойно произнес Алекс. Ирландец мотнул головой и сказал что-то на языке, очень отдаленной напоминающем английский.
— Ты серьезно? Древневаллийский? Вера, где ты нашла этот ископаемый экземпляр? — спокойный голос Алекса мне крайне не нравился. И не успела я разобраться, чем же именно, как Алекс с быстротой змеи метнулся вперед. Джон среагировал, но опоздал на какую-то сотую долю секунды. Алекс успел ударить его по руке, и лезвие, сверкнув, отлетело, прорезало тьму двора и растворилось в ней бесследно. Потеря оружия ничуть не смутила ирландца и не охладила боевой пыл. Извергнув проклятье (я поняла по интонации, что это именно проклятье, хотя слова звучали незнакомо), он набросился на Алекса и попытался свалить его в снег. Алекс сумел вывернуться и ударил Джону в челюсть. Джон пошатнулся, но выстоял и снова ринулся на Алекса.
Я отбежала на несколько шагов и наблюдала за схваткой, мне очень хотелось помочь Джону, только я совершенно не представляла, как это сделать. Со стороны они выглядели как равные по силам. «И почему я решила, что Алекс могущественное зло?» — подумала я, и именно в этот момент все изменилось.
Даже плохое освещение, снежная завеса и быстрые движения не смогли скрыть происходящую метаморфозу.
— Нож, Вера! — заорал мне Джон по-английски, прежде чем Алекс сумел наконец-таки повалить его в снег.
А я зачарованно смотрела, как черное пальто расползается по швам. В несколько секунд фигура Алекса потеряла человеческие очертания и приобрела звериные. Существо ужасало своей нездешностью и какой-то неуместностью. Казалось, оно только легонько тронуло Джона узким длинным когтем, но Джон вскрикнул от боли и перестал сопротивляться.
Наблюдая за метаморфозами, я осторожно поползла по стеночке в сторону темного проема арки, куда улетело блестящее лезвие. «Движение снимает стресс», — эта была единственная фраза, удержавшаяся в моей голове после хлынувшего потока ужаса. И теперь она назойливо крутилась там, как заевшая пластинка.
До арки оставалась всего пара шагов, когда крик раненого Джона разорвал тишину дворика, и я остановилась. Ноги дрожали и переставали слушаться. Усилием воли я заставила себя двигаться дальше. Но «дальше» не случилось. Алекс отвернулся от Джона, утратив к нему всякий интерес, и в пару прыжков оказался рядом, отрезав путь в арку.
Мне представилась великолепная возможность рассмотреть его в деталях. Хотя с великой радостью я бы променяла ее на возможность оказаться как можно дальше от этого места.
Выглядел он ужасно. Точнее ужасно знакомо, почти блейковский Ghost of a flea… с тем же жутким оскалом, пылающим взглядом, но в придачу с крыльями. Странно, у блох же нет крыльев… О чём я только думаю?
— Теперь я выгляжу более убедительно? Чтобы не нарушать наш договор, — проговорил он неожиданно своим обычный голосом. Видимо, для большей убедительности он расправил серые кожистые крылья, хотя, на мой взгляд, это был уже перебор.
— Ты хочешь, чтобы я всё время был рядом с тобой? Да, моя плоть исчезнет, но ты продолжишь видеть меня таким. Потому что ты видящая, «развидеть» не получится, я уже говорил. Может, займёте с Ромой соседние койки в психушке. Как тебе такой расклад?
— Дэн же умер…— прошептала я.
— Это моя забота. Мастера я найду.
«Вот блин» — мой мысленный словарный запас таял вместе с надеждой на благополучный исход всей этой истории.
— Ну? — в нетерпении переспросил он, приблизив ко мне жуткую морду.
— Алекс, ты шантажом вытянул обещание. А теперь требуешь его исполнить. Рома уже далеко. А я… я как-нибудь разберусь. В конце концов, схожу на отчитку. Так что…— и тут я воспользовалась выражением, которое пять минут назад услышала от возмущенной криками жительницы дома.
Алекс не ожидал от меня таких слов.
— Что ты сказала, мелочь? Я-то уйду, но прихвачу твой рассудок, не сомневайся. Ладно, скоро сама все узнаешь… — Алекс неожиданно быстро вернулся в человеческий облик. Словно просто один слайд в проекторе сменили на другой. Он снова стал обычным человеком, и только указательный палец на правой руке до сих пор напоминал о его нечеловеческой природе. Вместо обычного ногтя — длинный чёрный коготь. Внезапная догадка пронзила меня — это естественное оружие предназначалось мне. Я с тоской глянула по сторонам — бежать некуда. Он достанет меня в два счета. Алекс приблизился вплотную, вдруг резко обнял меня и шепнул:
— Я передумал, не рассудок, а душу… — договорить он не успел. Сзади я уловила какое-то движение. «Джон? Но он же смертельно ранен…»
-Что??? — гримаса исказила прекрасные черты, Алекс обернулся, но уже не так резво, как можно было ожидать. Я невольно отпрянула — в черном кашемире поблескивала увесистая рукоять. «Какая интересная вязь, напоминает кельтские руны» — отстранённо отметила я про себя.
Тем временем, Алекс сделал рывок в сторону неизвестного, коварно поразившего его в спину и счастливо спасшего меня. Но незнакомец легко отодвинулся и демон, чиркнув когтём пустоту, рухнул в снежную кашу.
— Хана тебе, бесяка, — произнес мой спаситель и смачно сплюнул рядом в снег. Его лицо оставалось в тени, но голос показался смутно знакомым.
— Дядя Лёша? — неуверенно произнесла я.
— Ну. А ты ведь у Анны Владимировны обретаешься? — поддержал дядя Лёша светский разговор. Между тем я осознала, что, то ли от холода, то ли от страха, а скорее всего по обеим причинам меня всю трясет так, что зуб на зуб не попадает.
— А он точно? — я кивнула на Алекса, не решаясь завершить фразу.
-Да должон. Перышко-то серебряное и аккурат в сердце …
Только сейчас я ощутила, насколько во дворике тихо. Все произошло так быстро, но неужели никто ничего так и не видел? Окна по-прежнему мерцали синеватыми отблесками. Снег, кажется, стал идти реже. Наверное, небо скоро совсем очистится и появится луна. Почему-то я была уверена, что луна будет полной. Где-то вдалеке завыла сирена. «Полиция, скорая… может, Джона ещё можно спасти?» — спохватилась я и кинулась к распростертому у входа в отель телу.
Я склонилась над Джоном, дотронулась рукой до груди и ощутила едва заметное дыхание.
— Живой! — радостно воскликнула я, — надо вызвать скорую. Пошарив по карманам, я сообразила, что телефон оставила в отеле. У дяди Лёши телефона тоже не оказалось. Он сам вызвался сбегать к Ане, чтобы позвонить, пока я побуду с Джоном. Как только дверь за дядей Лёшей захлопнулась, Джон вдруг зашевелился и слабым голосом позвал:
— Вера…
— Я здесь, Джон. Сейчас приедет скорая и тебя отвезут в больницу. Всё будет хорошо, — очень бодро и уверенно пообещала я. Настолько, что даже сама практически в это поверила. Джон попытался приподняться.
— Вера, если я не выживу… знай, что, — тихо сказал он.
— Так Джон, хватит… — оборвала я его, не желая ничего слышать. Слишком много для одного дня.
— Береги себя, — проговорил он едва слышно, почти одними губами.
Я смотрела, как жизнь медленно вытекает из моего друга — тоненькой темной струйкой откуда-то из живота. Где-то снова завыла сирена, теперь уже гораздо ближе к нам. С железным клацаньем распахнулась дверь, явив дядю Лёшу и Аню, на ходу запахивающую длинное серое пальто.
— Подъедут сейчас, — хрипло сообщил мой спаситель. Я не реагировала, всё ещё вглядывалась в лицо Джона, постепенно сливающееся цветом со снежной крупой.
— Слышь? Щас будут, — дядя Лёша тихонько тряхнул меня за плечо.
— Да, хорошо, — бессознательно пробормотала я.
— Какой кошмар… бедный Джон, да как же это… — Анин голос дрожал от сочувствия и тревоги. Из арки полыхнуло светом и послышалось урчание мотора. Во дворик въехала неотложка и остановилась рядом с нашей компанией.
— Так, что у нас тут? — немолодая, но очень энергичная фельдшер мгновенно оценила ситуацию. Вопрос прозвучал скорее, как риторический. Ей и молодому немного стеснительному врачу уже будто было всё ясно с полувзгляда на Джона. А вот мне ничего не было. Повинуясь какому-то непонятному наитию, я тихонько стянула перстень и незаметно одела его Джону на палец.
— Больше пострадавших нет? — уточнил врач, поправляя очки.
— Не, … — дядя Лёша, инстинктивно посмотрел туда, где мы оставили Алекса. Но ничего интересного там не оказалось.
— Сгинул, чёрт полосатый, — с видимым облегчением тихо произнес дядя Лёша. Он подошел к тому самому месту, присел на корточки, пошарил в снегу, словно желая убедиться, что Алекс не стал невидимкой.
— Пропал… — дядя Лёша задумчиво стянул свою ассиметричную ушанку и отёр лоб.
— Может, сам ушел? — неуверенно предположила Аня.
— Да не мог он уйти… я его, — в сердцах начал дядя Лёша, но тут же спохватился. Во двор как раз въезжала полиция.
Год спустя (эпилог)
Джон после той ночи пару месяцев провёл на больничной койке. По его словам, это ирландская магия в перстне помогла ему выкарабкаться. И если бы я не сообразила вернуть ему амулет, неизвестно, чем бы это закончилось. Всё-таки его ранил сильный демон, или, как сказали бы в Тибете — «дренгэн» (злой дух).
С Ромкой всё в порядке, он решил остаться в Финляндии, сказал, что «почувствовал зов финно-угорских корней, потому что по бабушке — карел». Но мне кажется, тут дело не в бабушке, а в симпатичном финне, который сейчас сдаёт Ромке комнату. Скоро лечу навестить его в Хельсинки, вот и выясню наверняка.
Дядя Лёша ушёл из мира — подался в монастырь. Аня очень сокрушалась, что такого «рукастого» ей уже вряд ли повезёт найти. Но добавляла «если ему там лучше, то я, конечно, за него очень рада».
А мой дар «видеть незримое» пропал. Совсем. Джон сказал, что так бывает, хотя Алекс и убеждал меня в обратном. «Все демоны врут», — философски заметил ирландец, — «если за пару дней нашёл себе замену, может и выжил. Но к тебе он вряд ли сунется. Во-первых, ты ему уже неинтересна, а во-вторых ты теперь под защитой древнего кельтского ордена», — это он так ненавязчиво намекал на себя.
Смирившись с тем, что я никогда не уеду из России, — мой ирландский «защитник» теперь читает в оригинале классиков, совершенствует свой русский, и на днях торжественно сообщил, что решил получать гражданство. «Вера! Я лублу тебя и Санкт-Петербург! Поэтому ты должна сюда переехать!» — добавил он в конце своей речи, широко улыбаясь. Я ничего не сказала, скоро сам узнает, что мой перевод в Петербургский филиал уже одобрен. А пока пусть поживёт в атмосфере энигмы от загадочной русской души.
Я больше не визионер, нет странных снов и видений, я даже свела недоделанную татуировку-янтру, чтобы поскорее забыть о том кошмаре. Но до сих пор иногда мне кажется, как в толпе то мелькнут насмешливые серо-зеленые глаза, то вдруг кто-то тихо шепнёт мне «Вера, обернись». Я оборачиваюсь, но никого не вижу…