Экспонат

Глава 1

Я ел. Чистый первобытный восторг! Не голодавший не поймёт.

Отвратительные запахи, гул, жужжание, вздохи… Охватила тревога: отберут. Зарычал, выпустил еду, откинул волосы, огляделся, прищурив слезящиеся глаза. Какой резкий свет! Не по мне.

Небольшая комната. Обнажённое тело в сплетении разноцветных трубок. Рядом пульсирует зелёный огонёк, в маленьких овальных рамках мелькают значки, извиваются линии. Вздохи, ритмичные, неживые, не несут опасности. Никого. Я вновь приник к шее человека, лежавшего передо мной.

Сначала я понимал лишь собственную сущность, потом появились воспоминания. Мелькали отдельные несвязные картины, затем стали цепляться друг за друга и вдруг нахлынули лавиной. Память наполнялась лицами, пейзажами, какофонией звуков, пока вся жизнь не пронеслась перед глазами.

Слышал, что у людей так бывает перед смертью, у меня же это знаменовало возвращение к жизни. Удивительное чувство, когда события разворачиваются в мыслях ярко и ароматно, как распускающийся цветок, и вдруг приходит их приятие и осознание себя.

Непривычно яркий свет резал глаза даже сейчас, когда склоненное лицо прикрывала завеса волос. Еда пахла не так, как должно, да и вкус, честно говоря, был далёк от идеала, но чувство самосохранения, которое проснулось вместе с сознанием, заставило пить до тех пор, пока не осушил тело полностью.

Лишь сейчас я внимательнее поглядел на него. На щеке широкая свежая ссадина с запёкшейся кровью — на её запах я, вероятно, и пришёл. Правильные черты лица, оливковая кожа и чёрные волосы с проседью — красивый, не белый, около сорока лет. Он лежал в прозрачном гробу на постаменте. Впрочем, возможно это и не гроб, а какое-то новое орудие пытки. Люди не меняются: им только дай причинить боль друг другу!

Зелёный огонёк, который раньше горел на краю постамента, сменился красным. Я удивился, но не задумался: полно более важных дел. Не стоит оставаться рядом с опустошённым телом.

Опустил на место прозрачную крышку на петлях, хотя не знал, сам ли откинул её или она так и была открытой. Быстрый взгляд, брошенный по сторонам, утвердил в мысли, что лишних глаз по-прежнему нет. Второй гроб на постаменте рядом пустовал.

Беспощадный свет подавлял, заставлял щуриться. Казалось, сияет всё: светлый пол, голые стены из белых матовых панелей, потолок… Особенно потолок: он всей плоскостью равномерно светился молочно-белым, словно над матовым стеклом вовсю палило солнце. Обличая искусственность этого света, большое окно на противоположной стене открывало вид на догорающий закат. Мирный пейзаж давал отдых глазам и успокаивал душу. Последние блики отражались в воде, волны накатывались на пустынный берег, стройные пальмы стояли недвижно, только листья лениво качались под дуновением ветерка. Земля далеко внизу. Вероятно, дом стоял на самом краю скалы.

Что за невиданные светильники скрыты за плоскостью потолка? Странная яркость света пугала и приводила в отчаяние, смущала даже больше, чем непривычная лаконичность обстановки. Я никогда не встречал ничего подобного и лихорадочно пытался сообразить, где нахожусь и как попал сюда.

Глаза уже не так слезились. Я с отвращением оглядел себя. Блёклые тряпки, которые на мне болтались, невозможно назвать одеждой? Панталоны расползлись и еле держались на чреслах, а сюртук, судя по холодку меж лопаток, лопнул на спине. Эти жалкие истлевшие обрывки привлекут внимание любого, кто меня увидит. Надо скорее скрыться: покинуть дом и раствориться в ночном мраке. Я здесь как гусеница на ладони: не спрячешься, прихлопнут в любой момент.

 Я подмечал многочисленные мелкие детали, на которые сначала не обратил внимания: всё слишком непохожее на то, что доводилось видеть ранее. Даже двигаться оказалось непривычно легко, словно во сне. Я видел сны только человеком, но, может, и впрямь сон? И в любой момент он может превратиться в кошмар.

Смутная тревога требовала скорее покинуть дом. Подошёл к окну, но не понял, как можно его открыть. Чувство пространства, свойственное всем вампирам, беззастенчиво лгало, сообщая о почти идеальной пустоте за нелепой полосатой дверью и тверди за стеклом окна.

Я не рискнул его разбить, чтобы выпрыгнуть, решил выйти через дверь. При этом немалую роль сыграло соображение, что удастся разжиться одеждой, а где же её искать, как не в доме?

Вампир по сущности своей приспосабливается ко всему куда лучше человека. Я знал, что неглуп, и в состоянии разобраться в ситуации быстрее, чем многие на моём месте. Надо выяснить, где люди, что происходит вокруг, и, главное, найти безопасное укрытие для днёвки.

Небольшая дверка в стене напоминала вход в подвал. Глупо прятаться здесь же, рядом с остывающим трупом, но я заглянул проверить своё предположение. Потянувший изнутри холод довершил сходство, но никакого хода не обнаружилось: это был всего лишь шкаф: ряды прозрачных ящиков и небольшие коробочки с непонятными надписями.

Отпущенная дверка сама неторопливо закрылась, и я неуверенно повернулся к тому, что счёл выходом. Матово белая ровная плоскость без ручки, вертикальные полосы почти не заметны. Возможно, ошибся: многое здесь было не тем, чем казалось. Но стоило приблизиться, ровная поверхность с тихим шорохом вспучилась рёбрами и сложилась, подобно восточной ширме. Я помедлил перед открывшимся коридором и одним рывком выскочил из комнаты. Тотчас на потолке над головой вспыхнули ровным золотистым светом две полосы, заставляя шарахнулся назад и собраться в ожидании нападения.

Ничего не произошло. Коридор изгибался в обе стороны по большой дуге, стены странного сизого цвета отполированы и сияли, словно клинок. Я погладил ближнюю кончиками пальцев: холодная. Сколько металла потрачено! Для чего строилось такое дорогое сооружение?

Людьми пахло слабо, по крайней мере часа три тут никто не появлялся, но мой запах читался чётко, и я решил идти по собственному следу. Так, вероятно, узнаю что-то полезное. Двери были лишь с одной стороны. Ощущение пустоты за второй стеной давило, вызывая глухую тревогу и раздражение. Тёмно-синий пол слегка пружинил под ногами. Лишь в одном месте покрытие оказалось пересечено металлической полосой, которая продолжалась и на стенах, замыкаясь на потолке.

Хотелось выйти из освещённого участка коридора, но ничего не получалось. Лампы передо мной загорались, позади — гасли. Я всё время оставался в центре светового пятна.

Это сводило с ума. Я не чувствовал взглядов или близкого присутствия людей. Кто наблюдает за мной? Лишь опасение показаться смешным в чужих глазах, заставляло двигаться размеренными шагами. Кулаки невольно сжимались, а горло перехватывало от сдерживаемого рычания.

Ещё раз попалась полоса, опоясывающая коридор, и я решил, что это странный элемент отделки. Дорогие материалы, а выглядит убого, словно скаредность пытались выдать за аскетичность. Напряжённый, готовый в любой момент отразить нападение или ринуться бежать, я сохранял каменное выражение лица, хотя не удавалось отделаться от мыслей о плачевном внешнем виде. Невозмутимая физиономия не исправит впечатления от голого зада. Надо добыть если не одежду, то хоть какие-то тряпки, чтоб прикрыться. Пусть это сооружение ни на что не похоже, но должно же здесь найтись что-нибудь!

Следующие двери оказались прозрачны, за ними царила темнота, но стоило приблизиться, и там вспыхнул свет. Я скосил глаза. Комната оказалась куда приятнее на вид, чем та, первая. Зелёные переливчатые стены, несколько столиков, стулья, стоящие в ряд у стены. За окном солнечно и ветрено, ветви берёзы метались перед самым стеклом.

Как давно мне доводилось видеть такого мелькания солнечных бликов! Но… если сейчас день, я могу заснуть в любой момент! Стану беспомощным, уязвимым…

Разный вид из окон тревожил, и я быстро скользнул мимо, страшась думать о причине и не в силах остановить течение мыслей. Неужели это Лимб, место для потерянных душ? Но меня не покидало ощущение собственной телесности! И люди… Я же прикончил одного, чувствую запахи других. Где же они?

Словно отозвавшись на спутанные мысли, послышался звук шагов, который заставил меня замереть. Кто-то быстро двигался навстречу. Нет! Слишком рано. Я ещё не чувствовал себя готовым к встрече. Предпочтительнее сначала разобраться в ситуации и хоть немного освоиться. Не хотелось нападать, не имея укрытия на случай преследования. Кто знает, в какой момент меня сморит тяжёлый дневной сон? Не стану показываться, просто подслушаю разговор.

Рванулся к следующим дверям. Непрозрачные. Навязчиво преследующий свет меня не выдаст.

Больше всего боялся, что дверь может меня не пропустить, но она послушно сложилась и вновь расправилась за спиной.

За дверью обнаружился зал, наполненный странными механизмами. Оранжевые трубки, чёрные кожаные сиденья, металлические тросы. Пыточная? Здесь довольно сильно пахло потом, но запаха крови я не уловил. Одна из стен оказалась зеркальной — в жизни не доводилось видеть таких громадных зеркал. На окно, за которым высились заснеженные горы, поросшие ельником, старался не смотреть. Вслушиваясь в звуки из коридора, замер, изучая собственное отражение. Я всегда был строен, а сейчас стал худ, но это меня не портило. Но какие ужасные лохмотья!

Я уже понял, что идут двое, судя по уверенным шагам — мужчины. Секундный испуг от неожиданной встречи улетучился. Надо быть практичнее. Сейчас нападу со спины — хотя бы ради одежды. Придётся убить обоих, чтобы не оставлять свидетелей.

 Поглядел на своё решительное лицо. Прямые брови нахмурены, тёмные глаза глядят с непривычной тревогой, тонкие губы под острым прямым носом сжались так, что почти незаметны. Каштановые волосы, обычно лежавшие волнами, свалялись в неопределённую тусклую массу и потускнели. Искупаться бы… Отогнал навязчивые мысли о тёплом море, которое видел в первом окне: решил, что видам из странных окон доверять не стоит.

Шаги прошелестели мимо. Я собрался выскочить следом, но в этот момент услышал женский голос и остался недвижим. Не хватало ещё вылететь чуть не голышом на женщин! То-то визгу будет! Хорошо, что не поспешил. Юбки мне ни к чему.

Слова оказались незнакомы, и я с тревогой подумал, что могу и не понять местных жителей. Странная смена пейзажей за окнами не давала предположить, где нахожусь.

Пока колебался, свет начал меркнуть и вскоре угас. Это придало уверенности, Минута наслаждения наступившей темнотой — и вперёд. Стоило шевельнуться — свет опять вспыхнул. Я зажмурился. Неужели здешние светильники, как и двери, реагируют на движение? Не представляю, как можно такое сделать! Вышел в коридор — и опять при моём появлении зажглись лампы. Раздражение от света, следящего за мной, как Божье око, перерастало в бешенство, я готов был убивать.

 Прошедшие люди скрылись за изгибом коридора. Я жадно втянул свежий запах, в котором явственно уловил тревогу. И, оказывается, второй человек всё же был мужчиной. Можно было бы догнать их, но хоть и собирался уничтожить ненужных свидетелей, гордость не позволяла появиться перед ними неприкрытым. Жаль, что совладал с порывом и не выскочил сразу!

Понимая нелепость собственного поведения, я, глядя им вслед, пытался себя переломить, когда внимание привлёк шорох за спиной. Существо, которое плавно и почти бесшумно скользило по коридору, едва доходило мне до колена, а цветом и формой походило на половинку апельсина. На половине высоты по окружности располагались черные блестящие кружки, а к туловищу прижимались четыре суставчатые лапы, что придавало твари сходство с пауком. Я не представлял, что от неё можно ждать, прижался к стене и оскалился.

Не слышалось биения пульса, пахло неживым, но вело оно себя, как живое: остановилось, поравнявшись со мной, и немного погодя двинулось дальше. Готов поклясться, это существо внимательно меня осмотрело!

Я не выдержал: рванулся, не разбирая пути, промчался мимо нескольких дверей, заскочил в очередную.

Не рассчитывал увидеть ничего хорошего, но комната оказалась приятным сюрпризом: она изображала часть дворцовой залы, восковые дама и кавалер, одетые в вечернее платье, стояли в приличной позе, словно собирались вот-вот начать танец. Я невольно полюбовался этой картиной, хотя понимал её фальшь. За окном открывался прекрасный вид на Версальский парк, переливались в лучах солнца струи фонтанов, и я старался туда не глядеть. Давно ли я прогуливался по этим аллеям? 

Фижмы сменились кринолинами, а их вытеснили лёгкие газовые и шёлковые платья. Панталоны и камзолы такого покроя тоже давным-давно вышли из моды — по крайней мере, в последние годы, которые я помнил, обычной одеждой был сюртук или фрак, а пышные жабо заменились шейными платками, но лучше устаревший костюм, чем никакого. Ведомый этой благой мыслью, я сорвал с себя остатки лохмотьев. Ткань расползалась под пальцами. Сколько лет промчалось с тех пор, пока проклятье, наложенное на меня, истончилось, обветшало и соскользнуло, так же как эти жалкие тряпки? Их бросил на месте: моё пребывание здесь и так очевидно. 

Парча оказалась мягче, чем я ожидал, бархат ласкал ладони. Я облачился в наряд, снятый с восковой куклы, осмотрел своё отражение в зеркале с позолоченной рамой и остался доволен. Расправил кружево манжет и жабо, и почувствовал себя намного лучше.

 Люди никуда от меня не денутся. Следуя первоначальному плану, я отправился дальше по собственному следу. Коридор равномерно загибался в сторону, потолок по-прежнему светился прямо над головой, и я всё больше склонялся к мысли, что запутался в кошмарном сне и должен вот-вот проснуться, но тут след привёл к очередной двери и я, уже уверенно, шагнул в комнату.

След привёл к рассохшемуся гробу. Сколько времени я провёл тут?

Я был привычен к виду смерти и сам нередко нёс её, но здесь мне стало не по себе. С гробом соседствовал египетский саркофаг, рядом стояла гигантская плетёная корзина с крышкой, которая, похоже, также использовалась как место последнего упокоения. Странные маски на стенах, запечатанные вазы различных форм, картины — много. Египетские пирамиды, гравюры с погребальными кострами, похоронные процессии, виды кладбищ, какие-то здания… 

Последнее моё приключение началось в Полесье. Редко приходилось забредать так далеко на восток, но поездка оказалась интересной, а знакомство с Марией скрасило все мелкие дорожные неприятности.

Красотка Мария не могла похвалиться происхождением, но не была похожа на крестьянку. Изящная, нежная, юная, с доверчивым взглядом кротких оленьих глаз — идеальная жертва. Даже вкус оказался особенным, ароматным и жгучим. Соблазнить девушку оказалось непросто, а встречались мы после этого всего неделю. В стройном теле крови не очень много, и кончилась она быстро. А жаль!

 Я не очень хорошо помнил, как бабка Марии меня прокляла. Старая ведьма! Кто бы мог подумать, что обычная знахарка может обладать такой силой?

Перед глазами встало загорелое сморщенное лицо и разметавшиеся седые космы, в которых лишь местами проглядывали остатки рыжины. Словно наяву я услышал высокий надтреснутый голос:

— Не будет тебе, тварь, жизни на этой земле, под этим солнцем!

Я стоял не в силах шевельнуться, словно повязанный самыми крепкими путами, и бездумно глядел, как шевелятся по-старчески тонкие губы знахарки. Сейчас не вспомнить, парализовали меня заклинания или безотчётный ужас. Голос то взлетал пронзительным визгом, то напевно спускался в низкий глухой шёпот, скребущий ужасом по обнажённым нервам, но слов я не разбирал, лишь эхом накладывался первый её крик: 

— Тварь!.. не будет тебе жизни…. не будет… 

Вокруг разгоралось пламя, языки его, не оранжевые, а багрово-алые, всё множились, заслоняя всё вокруг, кроме сурового лица, а потом исчезло и оно, а багрянец перешёл в непроницаемую черноту. 

Как могло меня занести в её домишко? Не помню, но вряд ли пришёл по собственной воле. Может даже, само это жуткое видение пришло вместе с проклятием, а на самом деле в доме ведьмы мне бывать и не довелось.

Стоя над своим гробом, я стиснул кулаки от бессильной злости, обращённой в прошлое, и потряс головой, отгоняя жуткое воспоминание. Всё старится, меняется, вот и узы проклятия обветшали и распались. Хотел бы я забыть, что заставило меня погрузиться в небытие! Мучительная беспомощность того рокового дня и сейчас отзывалась сомнением в собственном могуществе. Нет, так нельзя. Буду осмотрителен, но прошлое надо оставить в прошлом.

Где это странное место, в котором я вернулся к жизни? Ничто здесь не давало никаких подсказок. Смутное подозрение заставило проверить ещё одну комнату. Пропустил несколько дверей и зашёл… в Древний Рим. Мужчина в пурпурной тоге, женщина в белом хитоне, фреска, изображающая храм, на стене. Было бы с чего мучиться непониманием! Музей, всего лишь музей! Если бы ещё понять, как меня сюда занесло!

Простое решение загадки вдохнуло в меня уверенность в собственных силах и разуме. Только что собирался скорее найти выход и покинуть этот нелепый дом, но сейчас намерения внезапно изменились. Пространственному чутью не стоило доверяться, и время до восхода определить тоже не получалось, но по бодрости и ясности мышления можно было предположить, что ночь только началась.

Вернусь и попробую допросить людей, да и обзавестись современной одеждой. Если мы и впрямь находимся в музее, то до утра нам никто не помешает.

Глава 2

Люди находились в комнате с телом. Я не рискнул приблизиться к двери, не дойдя до неё, прислонился спиной к стене и измученно закрыл глаза, вслушиваясь в тишину. Тело, получившее толику движения, просило ещё, но никогда раньше я не чувствовал такой всепоглощающей душевной усталости и тоски.

При отключении зрения, как обычно, обострилось пространственное чутьё. Это чисто вампирское чувство, по крайней мере, из человеческой жизни ничего похожего не вспоминалось. Смутно представлялось всё здание — что-то вроде гигантской лепёшки: плоское основание, круглые стены и куполообразная крыша. Люди за стеной ощущались ярко, там, дальше, были и другие, но я сосредоточился на этих. Всё, что находилось за пределами этого чудовищного дома, оставалось недосягаемым. Казалось, он подвешен в пустоте, и это наполняло душу первозданным ужасом. Так чувствует себя человек на шаткой верёвочной лестнице над бездонной пропастью.

Заговорил мужчина, женщина отвечала кратко, отрывисто. Слова звучали мягко, иногда напоминая знакомые из разных языков, но ничего понять не удалось. Стоит ли надеяться, что они поймут мой язык? Значит, узнать ничего не получится. Знаками много не спросить и не объяснить. Не хотелось даже представлять, что придётся жестикулировать и гримасничать. Я — граф Сэндвич, а не обезьяна какая-нибудь!

Вряд ли появление неизвестного в маскарадном костюме воспримут дружелюбно. Они могут догадаться, что это я выпил того, в гробу. Всё равно придётся убить обоих, даже если одежда мужчины мне не подойдёт. Остаётся только надеяться, что он фигурой походит на меня.

Раздались шаги. Не хотелось, чтобы меня обнаружили у двери, поэтому я просто развернулся и шагнул в комнату.

Мужчина с длинными светлыми волосами стоял возле покойника, накрытого полотнищем, спиной ко мне, наклонив голову, а девушка, которая как раз шла к выходу, заметила меня сразу и замерла в неудобной позе на середине движения, чуть округлив губы и удивлённо вскинув брови.

— Андерс! — окликнула она.

Это, верно, были слуги, возможно, сторожа. Их обличала одинаковая униформа, очень блёклая и простая. Как ни странно, на обоих были свободные сизо-серые брюки и голубые рубашки без малейших украшений. Кроме того женщина оказалась даже не белой. Мулатка, или, что вероятнее, квартеронка. Пожалуй, именно её костюм пришёлся бы мне впору, но, надо сказать, вид одежды разочаровал.

Мужчина обернулся, на мгновение прищурился, сжав губы, и что-то спросил. Загорелое симпатичное, хоть и немного грубоватое лицо выглядело мрачновато-сосредоточенным. Глядя в льдисто-голубые глаза, я пожал плечами:

— Не понимаю.

Он сказал что-то ещё, и я терпеливо повторил это ещё раз. Слуги стали что-то оживлённо обсуждать, ежеминутно бросая взгляды в мою сторону, возможно даже спорили, но, как показалось, не слишком удивились ни моему появлению, ни странному виду. Слушать было непонятно, но любопытно, хоть и тревожно. Обычно нравилась игра такого рода, но я сейчас не знал, как истолковать их уверенность в себе: они не понимают исходящую от меня опасность или готовы к ней? Рядом с атлетически сложенным Андерсом я выглядел некрупным и безобидным, но не обольщался: человечество явно намного продвинулось вперёд — одно освещение чего стоит! — и то, что оружия не видно, не означает, что его нет.

Наконец, они о чём-то договорились.

— Ния, — сказала девушка, шагнула ближе и прижала ладонь к своей груди. — Андерс, — она показала на него и вновь обернулась ко мне с вопросом в глазах.

Я удивился. Был уверен во враждебном отношении и не ожидал, что со мной решат знакомиться. Стоит подождать с нападением, возможно, всё же получится что-то узнать. Представляться по всем правилам глупо. Не запомнят и не поймут.

— Эдвард, — сказал я.

Они переглянулись. Ния кивнула, опять что-то сказала, и пошла к выходу. Андерс тронул меня за плечо и показал вслед. Мы опять пошли по коридору, но на этот раз в другую сторону, где я ещё не был.

Пахло вкусно. В их жилах текла настоящая, естественная кровь, а не та гадость, которой я напился. Несмотря на сытость, хотелось обоих, но я твёрдо решил тянуть до последнего. Приведут ли к хозяевам, выкинут на улицу или попробуют запереть — все варианты вполне устраивали. Я шёл посередине, изображая спокойствие, но готовый в любой момент дать отпор. Прошли мимо одной комнаты, и зашли в следующую. Всё незнакомое, чуждое. Опять одолела тревога. Сумею ли вовремя опознать опасность в этом непонятном мире?

Странно всё же видеть женщину в брюках. Впрочем, мне встречались полудикие племена, где все носили штаны, и это не вызывало такого неприятия, как сейчас. Ния выглядела слишком цивилизованной.

 Она указала рукой на кресло и отвернулась к стене. Андерс кивнул. Странно, но, кажется, здесь командует именно девушка. Она отдаёт распоряжения, а он следит за их выполнением. Белый. Мужчина. Старше её.

Я даже не слишком удивился этому. Теперешнее окружение слишком уж отличалось от привычного, поэтому очередное открытие не добавило много к общей картине.

Кресло выглядело пыточным инструментом — основательным и опасным. Смущали странные ленты в изножье и на подлокотниках, а более всего шлем, отдалённо похожий на рыцарский, прикреплённый к оголовью. Из него тоже свисали какие-то верёвочки и ленточки. Ленты показались мне хлипенькими на вид, но я сразу решил, что садиться не стану. Но, оказывается, мне не и надо было этого делать. В кресло сел Андерс и опустил шлем вниз, на голову, так что виден был только подбородок.

Тем временем Ния прямо из стены вытащила стол. По крайней мере, это было похоже на небольшую тёмно-синюю столешницу, обрамлённую зелёной, как стены, полосой. От лёгкого прикосновения пальцев середина вдруг стала небесно-голубой, и по ней, как по небу, прошлась радужная полоса. Затем столешница приняла бледный цвет постаревшей бумаги, и по ней побежали какие-то буквы и столбики цифр. Зачарованный этим зрелищем, я даже не заметил, откуда появился стул, на который села Ния, лишь потом заметил ещё несколько таких же — сложенных и пристёгнутых к стене.

Люди негромко переговаривались, но это не мешало Ние внимательно вглядываться в написанное, изредка прикасаясь к символам. Под её пальцами они послушно перестраивались.

Я не понимал смысла происходящего, но шагнул ближе. Природная любознательность заставила забыть обо всём. Мелькание значков, послушное лёгким прикосновениям, завораживало. Так засмотрелся, что пропустил приближение Андерса, и прикосновение к локтю заставило вздрогнуть. Он ничем не показал, что заметил мою реакцию, и опять что-то спросил.

— Это безнадёжно, — с досадой сказал я. — Не понять ни слова.

— Надеяться надо всегда, — усмехнувшись, ответил он.

Боюсь, что в этот момент выпучил глаза и уронил челюсть. Ния восторженно вскрикнула и звонко шлёпнула ладонью о подставленную ладонь Андерса.

— Поговорим чуть позже. Сначала настроим для тебя переводчик. Садись, — он указал на кресло.

Неужели и впрямь можно так быстро изучить язык? Я с сомнением поглядел в открытое лицо Андерса. Мне ли не знать, сколько коварства может скрывать такой честный взгляд! Но искушение самому опробовать обещанное чудо победило. Где здесь ловушка? Всегда успею вскочить и всё разнести. Только надо внимательнее следить за людьми, а не разглядывать вещи, их окружающие, как бы они ни были интересны. Раздосадованный собственным ротозейством, в то время, как надлежало проявить собранность и осторожность, я послушно сел, готовый в любой момент рвануться и перейти к нападению, но меня, так же как и Андерса раньше, привязывать не стали. Он надавил ладонью на макушку, понуждая наклониться, и подтолкнул назад. Вероятно, кресло могло считаться удобным, но напряжение мешало оценить это в полной мере. Опущенный шлем даже не коснулся головы, но закрыл обзор. Андерса, стоявшего рядом, видел ниже груди, а вот Ния выпала из поля зрения, поэтому я сосредоточился на ней. Одна из лент неприятно щекотала лоб и щёку. Андерс её отодвинул и предупредил:

— Постарайся не шевелиться, выйдет быстрее и точнее.

— Это не больно?

— И не почувствуешь. Вот когда подключим переводчик, станет неприятно. Голова может болеть дня три-четыре, но это у всех по-разному. Всё!

Процедура прошла намного быстрее, чем у него. Андерс поднял шлем, и я, освободившись, сразу вскочил: в кресле было неуютно. Ния кончиками пальцев гладила стол, на котором извивались сложные цветные линии, подправляя их аккуратными короткими касаниями. Я не вслушивался в незнакомые слова их разговора, а просто бездумно следил за движениями изящных смуглых рук, которые играли с зелёными и красными петлями, и вдруг понял, что делает девушка: пытается их совместить. В тот момент, когда линии совпали, рисунок замер. Ния решительно перечеркнула всё по диагонали и встала. Столешница потемнела и втянулась в стену.

— Лучше сядь, Эдвард, — посоветовал Андерс, подходя ко мне с медальоном на шнурке. — Радиус действия небольшой, не снимай его.

Похоже, с развитием техники, в некоторых отношениях люди деградировали. Диск, уродливый в своей примитивности, оскорблял мои эстетические чувства, но я послушно надел шнурок через голову. В кресло не хотелось. Я подвинул тот самый стул, на котором сидела девушка, и опустился на ещё тёплое сиденье.

И вовремя. На какое-то бесконечно длинное мгновение всё поплыло перед глазами, а затем голову взорвала ослепляющая боль. Я услышал мучительный стон, и даже не сразу понял, что это мой. Боль постепенно уходила. Я осторожно приоткрыл зажмуренные глаза. Люди смотрели взволнованно, почти испуганно.

— Очень плохо?

— Н-н-нет, — неуверенно ответил я Андерсу, прислушиваясь к ощущениям. — Но было как удар.

— Я испугалась, — призналась Ния. — Сейчас всё в порядке?

Только тут до меня дошло, что она говорит на своём языке, но я понимаю каждое слово. И не только понимаю, но и отвечаю на этом же языке.

— Да. Как вы это делаете?

— Это сейчас неважно, — сказала она, внезапно холодно, почти враждебно. — Кто ты такой и как оказался на корабле?

Ния стояла почти вплотную и глядела сверху вниз, а за её плечом возвышался Андерс. Глядя в их суровые лица, я почувствовал себя маленьким и беспомощным. Я вампир, а они всего лишь люди, но мы находились в их мире, где я ничего не мог понять, а они были дома… то есть, значит, на корабле.

Если есть корабль, должен быть капитан, и можно не разговаривать с простыми слугами. Я ухватился за знакомое слово.

— Капитан! Хочу говорить с капитаном.

— Я капитан, — холодно сказала Ния. — И?

Врать я умел, но надо ориентироваться в ситуации, чтобы вышло правдоподобно, а я не представлял, что происходит вокруг, поэтому решил, что лучше сказать правду. Ну, почти.

— Ничего не помню. Пришёл в себя уже здесь, в каких-то лохмотьях, которые расползались при каждом движении. Снял одежду с восковой куклы, беспомощно сказал я, и сразу агрессивно добавил: — Может, ты объяснишь, как я тут оказался? Капитан должен знать, что происходит в его хозяйстве.

Она смотрела недоверчиво, но молчала. Возможно, растерялась от моего напора. Хорошо, что решил нападать, а не защищаться! Но не успел я обрадоваться, как услышал:

— Мы потерпели аварию, и одновременно с этим обнаружили незнакомца, который несёт какую-то чушь. Предпочитаю услышать правду, а не глупые сказки.

— Но это чистая правда! — возмущённо сказал я.

Этого ещё не хватало! Ещё вообразят, что это я им аварию устроил.

— Откуда ты вообще здесь взялся? Где именно пришёл в себя? — вмешался Андерс.

Этот вопрос смутил. Не признаваться же, что у тела, в которое запустил клыки!

 — Боюсь, — медленно сказал я, — что был экспонатом вашей выставки. Не знаю, что за авария, но, кажется, именно после неё и очнулся.

— Что за бред! — раздражённо сказала Ния Андерсу. — Думаешь, он нормальный?

— Возможно, — процедил тот и повернулся ко мне. — Покажи зубы!

Словно у жеребца на рынке! Я опешил от неслыханной дерзости человека, но не знал, как её понимать. Растерзать наглеца на месте или продолжить игру? Чтоб получить время для решения спросил, отыгрывая удивление:

— Что?

— Хочу, чтобы Ния посмотрела на твои клыки. Вампир, да?

Непонятно: ни враждебности, ни испуга. Меня вновь охватила неуверенность. Он ни капельки не боялся! С чего такая наглость? Кто знает, какие у них карты в рукаве?

— Какой вампир? — недоуменно переспросила юная капитанша. — Энди, ты бредишь?

— Ты не рассмотрела, солнце моё. На шее Марко великолепный засос и отпечатки зубов с проколами от клыков. А когда этот парень стонал, он сморщился и продемонстрировал впечатляющий оскал. Ну, сюда же и староанглийский язык, конечно.

Страх смешивался с облегчением, и я шумно вздохнул. Можно не притворяться. Оружия у них, похоже, нет, а в рукопашной у меня бесспорное преимущество. Скручу и свяжу, естественно. И потом допрашивать буду уже я. Они ещё поплатятся за пренебрежение! Только… чуть погодя. Надо понять, почему Андерс уверен в собственной безопасности.

Впрочем, не стоит отрицать очевидное. Пробормотал:

— На самом деле я очнулся только у тела. Но он был уже мёртв, а я не хотел убивать и никогда не сделал бы этого в сознании.

Они никак не среагировали на это признание, и я, пытаясь замять скользкую тему, спросил:

— Какой сейчас год?

— А в каком ты… заснул? — с запинкой спросил Андерс.

Мне не хотелось называть точную дату своей второй смерти, и я неопределённо протянул:

— Ну… это было после Наполеоновских войн. Где-то в первой половине девятнадцатого века.

— Ничего себе! Сейчас 2356 год. Больше пятисот лет! Теперь понятно, почему ты вытянул не только кровь из бедняги Марко, но и резервный запас системы.

— Какой резервный запас? — ошалело спросил я.

— Искусственную кровь из системы жизнеобеспечения.

— Так вот почему такой мерзкий вкус! — невольно вырвалось у меня. Надо исправиться. Подпустив искренности в голос, я выдавил: — Трудно передать словами, как сожалею об этой трагедии.

Ния отвернулась. Андерс так пристально вгляделся в моё лицо, что стало неловко, и сказал:

— Похоже, что ты не врёшь, парень. Сними камень с сердца, ты оказал добрую услугу. Марко фактически умер, мозг не выдержал гипоксии, его функции восстановить не удалось. Но ни у кого из нас не поднялась рука отключить тело.

Я расслабился, хотя не совсем понял, что он сказал, вычленил главное: у людей почему-то нет ко мне претензий. Продолжу разговор: ещё столько всего надо узнать! Нечего ворошить тяжёлую тему. Я не стал спрашивать, что такое гипоксия, просто кивнул и скорбно произнёс:

— Мне очень жаль, что ваш товарищ погиб. Надеюсь, что авария не слишком серьёзна?

— У тебя будет возможность беспрепятственно предаваться сожалениям, хотя и не слишком долго, — сказала Ния с неприятной улыбкой. — Мы тоже все умрём. И довольно быстро. Идём.

Когда мы снова зашагали по коридору, она устало сказала Андерсу:

 — Энди, я в рубку, попробую ещё раз связаться с пассажирами. Не хочется верить, что все погибли. Займись Эдвардом. Запри его в какой-нибудь каюте, что ли.

Обещание скорой гибели не испугало: люди казались слишком собранными и спокойными, да и намерение посадить меня под замок скорее позабавило: они явно недооценивали мои силы. Что действительно встревожило, это осознание того, что в пределах досягаемости только двое. Перспектива высохнуть от голода, едва придя в себя, не слишком радовала. Вряд ли я сам сумею разобраться в управлении, да и в мореплавании ничего не понимаю. Надо попробовать наладить отношения с людьми, стать для них полезным.

Я обеспокоенно спросил:

 — Вы не объясните мне, что происходит?

Ния проигнорировала мой вопрос.

 — Время дорого, не до тебя, — отмахнулся Андерс.

 — Здесь есть живые, кроме вас, — сказал я быстро и пообещал себе, что потом люди дорого заплатят за унизительную необходимость подлаживаться. Буду убивать медленно и больно.

 — Откуда знаешь? — глаза Нии подозрительно сощурились, и я пожал плечами:

 — Просто чувствую. Для вампира это необходимое свойство.

 — Сколько?

Я закрыл глаза, стараясь разобраться в ощущениях, но биения жизни сосредоточились в одном месте и перекрывали друг друга. Наверняка насчитал троих, но могло быть и вдвое больше. Лучше опечалить, чем напрасно обнадёживать:

 — Кажется, трое. Они держатся рядом, точно не понять.

К моему разочарованию, никаких восторгов или хотя бы благодарности не последовало. Они хмуро переглянулись — и всё. Я спросил у Андерса, который казался мне более компетентным и приветливым:

 — Почему не пройти к остальным ?

 — Мы заперты в одной части корабля, а пассажиры в другой. С одной стороны механизм переборки повреждён, с другой — разгерметизированный отсек.

— Ты хочешь сказать, что за переборкой вода? Почему нельзя просто выйти и проплыть вокруг? Мы находимся в трюме? Или это… подводный корабль? Мы, кстати, далеко от континента? Какой это океан?

Андерс посмотрел на меня очень странно и помедлил с ответом, явно испытывая затруднения.

— Там не вода. Мы не на Земле. Наш корабль — космический.

Глава 3

Я замер от восторга. Неужели люди научились летать, да ещё и вдали от Земли? Балы и карточные вечера никогда не были мной любимы. Посещал их по необходимости: чтоб найти очередную жертву, да изредка встретить того, кто мог поддержать интересную беседу. Всегда любил глядеть на звёзды, да и чем ещё заняться, когда человек выпит, а книга прочитана? Мерцание манило, но я даже не мечтал, что удастся поглядеть на них поближе.

Андерс неправильно истолковал моё молчание:

— Так и думал, что не сумею объяснить. Там вообще ничего нет. Мы далеко от родной планеты, в пространстве. Вот представь. Ты стоишь на земле и над головой звёздное небо, — он дождался моего кивка. — А здесь примерно так же, но земли нет, поэтому небо не только над головой, а со всех сторон.

Я перебил:

— Не считай меня невежей! Я читал труды Ньютона и Декарта.

Он запнулся и, вскинув бровь, протянул:

— Тогда другое дело! Я же не знал, что разговариваю с высокообразованным… индивидуумом.

Интонация была странноватой, но пристально вглядываясь в его лицо, я не заметил и следа насмешки. Похоже, Андерс сознавал, что нельзя нас поставить на одну ступень, и не стал называть меня человеком. Мне это понравилось.

Ужасно хотелось посмотреть, как выглядит небо, но разобраться в ситуации важнее.

— Так в чём проблема?

 — Мы попусту тратим драгоценное время, — резко сказала Ния. — Не думаю, что Эдвард хоть на что-то годится, просвещать его сейчас не обязательно.

Обидно. Раньше одно лишь предположение, что я могу оказаться в чём-то хуже человека меня бы только насмешило, но сейчас люди представляли, что следует делать, а я оказался совершенно беспомощен в своём незнании.

 — Да, конечно, — согласился Андерс. — Извини, Эдвард. Половина тысячелетия — это колоссальный срок. Ния, знаешь что? У меня в каюте ведь есть скафандр. Тот, помнишь? Там связь не работает и подача воздуха барахлит. Я хотел отремонтировать, но как-то руки не дошли, возни много. Но если просто подкачать кислород, можно хотя бы сходить в нём за исправными.

 — Сначала надо проверить, насколько мне хватит.

 — Почему тебе?

Она вскинула подбородок, пожала плечами:

 — Очевидно же! Потому что мне кислорода нужно меньше. Ты крупный.

 — Опасно,— возразил Андерс. — Случись непредвиденная ситуация, и ты обречена.

 — Значит, будем ремонтировать, — раздражённо пробурчала она.

Суть разговора показалась ясной, и я, отчаянно пытаясь завоевать расположение людей, вставил:

— Мне необязательно дышать.

Андерс развернулся, схватил меня за плечо:

— Что? Точно не надо? Ты же дышишь?

Я с трудом удержался, чтобы не стряхнуть его руку, но он почти сразу и сам понял, что жест выглядит неподобающе и отпустил меня, отступив на шаг. Я снисходительно пояснил:

— Конечно, дышу! Для меня запахи — важная составляющая мира. А, если не вдохнуть, то и сказать ничего не выйдет.

— Это точно, — согласился Андерс. — Ния, слышала? Если Эдварда немного поднатаскать, всё может прекрасно получиться.

Забавная ситуация: чтобы выжить, придётся помогать людям, которые самостоятельно не справляются. Ничего удивительного: человеческие тела слабы, хрупки и несовершенны. Придётся побыть спасителем, по крайней мере, пока.

Я решительно спросил:

— Что надо делать?

— Прекрасно, — сказала Ния деловым тоном, но глаза её загорелись надеждой, и я не мог этого не заметить. — Энди, научи Эдварда обращаться с переборками, пока я попробую связаться с пассажирами.

Она ушла, оставив нас вдвоём. Терпеть не могу сварливых женщин, но эта красивая, даже очень, и сдержанная при этом. Именно в этот момент я решил, что постараюсь её получить. Конечно, можно выпить её в любой момент, но разумнее сначала выбраться из общей передряги, и всегда приятнее, когда женщина отдаётся по доброй воле. Так и утехи слаще, и кровь вкуснее.

Они с Андерсом явно были парой, но он человек, а я вампир. Пусть мой соперник выше, шире в плечах и красивее, но, на моей стороне преимущество нечеловеческих способностей и загадочности, а главной приманкой послужит сладкий вкус мечты о бессмертии. Чем сложнее игра, тем интереснее. Женщины любят героев, значит надо стать героем.

Мы подошли к одной из металлических полос, обхватывающих коридор по периметру. Андерс нажал на кнопку, и она ожила, ринувшись к центру прохода одновременно со всех сторон. Одно мгновение — и коридор перегорожен стеной. Я вздрогнул, но не шарахнулся, хотя зрелище сужающегося просвета потрясло.

 — Гляди. Открывается так…

Нельзя сказать, что следующий час прошёл в обучении. Меня не учили, а дрессировали, просто бессмысленно натаскивали, как охотник натаскивает собаку. Я бесконечно поворачивал рычаги предохранителей, нажимал на кнопки сдвигания и раздвигания створок, тупо комментируя собственные действия повторением слов Андерса.

Между прочим, он объяснил:

 — Корабль не на ходу. В той части есть кое-что, без чего ремонт невозможен. Пищевой блок здесь, остальные люди будут голодать, — он с досадой стукнул кулаком по переборке. — Чёрт возьми! Исправные скафандры недосягаемы, хотя до них каких-то двадцать метров!

Вернулась Ния:

— Они не слышат. Похоже, общая сеть не работает, если только её не отключили по случайности или намерено. И камеры тоже.

Я попробовал сказать, что схватываю движения куда быстрее и точнее, чем люди. Ния выслушала, улыбнулась и объяснила ласково и подробно, как ребёнку:

— Замечательно. Но это наш единственный шанс на спасение и нельзя допустить, чтобы он пропал понапрасну. Если случится что-то непредвиденное, надо, чтобы тело само помнило программу действий.

Пришлось смириться. Проще сделать сто раз одно и то же, чем пробить объяснениями доспехи этого доброжелательного упрямого спокойствия.

Я вырядился в принесённые Нией точно такие же безвкусные тряпки, как были на людях. Удивительно, но пришлось признать, что этот невзрачный наряд куда удобнее и легче всего, что я носил раньше. Зато потом меня запихнули в скафандр. Не рыцарские латы, да и тяжесть для меня незначительная, но всё равно движения он сковывал преизрядно.

— Подача воздуха не работает, но это защитит от высыхания и раздувания, — пообещал Андерс.

— Что?

Он хохотнул:

— А ты как думал? Только в дыхании дело?

Наконец, они решили, что я готов к свершениям. Меня похлопали по плечу, пожелали удачи, и напомнили, что от моих действий зависит жизнь всего корабля. Я глядел, как человеческие фигуры исчезают за закрывающейся переборкой в некотором смятении чувств. Ну и манеры тут у них!

Отверстие в центре сомкнулось, отделяя меня от людей. Пора действовать. Я дошёл до следующей перегородки, выдохнул, уверенно разблокировал автоматический стопор, включил раздвижение створок и сразу же остановил. Отверстие в центре получилось размером чуть больше кулака, но порыв ветра едва не сбил меня с ног, и я сильнее сжал пальцы на скобе. Ничего себе! Воздух с рёвом выходил через дыру, а мигающий красный свет раздражал глаза. Чего скрывать, страшно. Наконец, почти одновременно, ветер притих и прекратились надоедливые вспышки. Перед следующим этапом я помедлил. Впереди ждала неизвестность.

 Теперь можно раскрыть проход полностью, что я и сделал. Такой же коридор, только внешняя стена продавлена внутрь. Корпус не выдержал давления и порвался, выгибаясь лепестками чудовищного цветка вокруг зияющей дыры и перегораживая проход почти полностью. Я уверенно прошёл до лоскутов рваного металла и замер на несколько минут, с восторгом вглядываясь в бескрайнее незнакомое небо. Стоя лицом к лицу со Вселенной, чувствовал себя таким же великим. Именно вампирам, а не людям, должен принадлежать космос!

Я аккуратно проскользнул мимо краев, которые даже на вид казались острыми, и нашёл вход в ангар. Здесь был двойной шлюз. Управлялся он не совсем так, как переборка, но похоже. Скафандры были в первом. Ужасно хотелось заглянуть и дальше, посмотреть, как выглядят таинственные модули для спуска на планету, которые упомянул Андерс. Я видел, что управление следующим проходом точно такое же, но удержался — не потому, что было сказано вернуться отсюда, а потому, что опасался встретить что-то такое, о чём не предупредили, и не справиться с этим.

Ния просила принести хотя бы один скафандр, но я, желая произвести лучшее впечатление, взял пару. Это было не тяжело, но не слишком удобно. Они почти не складывались, да и комплекты жизнеобеспечения, похожие на коробки с креплениями на одной из плоскостей оказались не приспособлены к переноске. Особенно сложно оказалось протиснуться мимо дыры. Я так боялся задеть драгоценным грузом ощетиненные острия, что даже не полюбовался прекрасным видом ещё раз.

Тяжесть в ноге заметил не сразу, точнее, не придал ей значения, полностью занятый громоздкой ношей. Но как только препятствие осталось позади, я бросил взгляд вниз, где уже жгла и грызла боль — незнакомая, а может просто давно забытая, и обнаружил, что жёсткая ткань разошлась, а непослушная конечность больше напоминает слоновую.

Я замер, с ужасом глядя на ногу. Человеческое зрение, наверняка не заметило бы изменений, но мне было видно, как она медленно раздувается, словно воздушный шар — ужасное, гипнотизирующее зрелище.

Должен сознаться, что тут нервы мои не выдержали: я вскрикнул и рванулся вперёд, но боль не дала бежать и через несколько шагов отрезвила. Каждый шаг доставлял мучения, но я вернулся, подобрал брошенные скафандры и доковылял до переборки. Пальцы сами нашли пульт, и только когда раздался тонкий свист, переходящий в вой, я сообразил, что делаю что-то не то и сумел отменить команду и вновь закрыть створки. Стиснув зубы, вернулся, закрыл переборку сзади и только тогда снова начал открывать ту, что отделяла от людей. Они оказались предусмотрительными: следующая переборка тоже была закрыта, причём обнаружилось, что пульт заблокирован.

Растеряно застыл перед глухой стеной, перегораживающей дорогу к людям. А мне так нужна была еда! Нога медленно принимала первоначальную форму, но вместе с тем неотвратимо разгорался голод. В ярости ударил кулаком по голубому матовому металлу, но только без толку разбил кожу на костяшках. Выть хотелось от тоски и бессилия.

Я не слышал, как сняли блокировку, но почувствовал это. Уверен не был, только понял, что что-то изменилось, и не ошибся. Створки стали расходиться. Только вот беда, я не знал, сумею ли удержаться и не броситься на того, кто ждёт меня за ней.

Они были там — оба. Ния уверенно потянулась к креплениям, помогая мне освободиться от шлема, а Андерс уже протягивал большую открытую бутылку с тёмно красной, почти чёрной, жидкостью.

 Я предпочёл бы поесть традиционным способом, но сдержался и вцепился в предлагаемый источник благодати. Вкус мерзкий, уже знакомый, кажется даже хуже. Что-то холодное, кислое, неприятно обволакивающее рот, но, несомненно, пригодное для еды. И, что здорово, можно не цедить, как обычно, а пить большими глотками. Я осушил её почти мгновенно. Андерс поднял две бутылки поменьше — прозрачную и белую — неуверенно предложил:

— Попробуй. Может это тоже сойдёт?

Белое. Запах странно знакомый, неприятным не назвать. Осторожная проба показала, что и на вкус вполне прилично, во всяком случае, не хуже, чем мерзкое пойло до того. Я выпил почти половину, когда дошло:

— Это же молоко!

— Ну да, — кивнула Ния. — Химический состав достаточно близкий к составу крови, и мне показалось, что может заменить.

— Заменить — нет, — честно сказал я. — Но за неимением лучшего…

Поколебавшись, забрал у Андерса воду и выпил всё. Полегчало. Он поднял первую бутылку, которую я небрежно отбросил и присвистнул:

— Ничего себе!

На пластике зияли дыры от клыков. Я неловко усмехнулся и стал допивать молоко.

— Прекрасно, — сказала Ния. — Хорошо, что Энди решил подстраховаться. И с твоей едой определились. Теперь наша очередь прогуляться. Пойдём, включу кино.

Непонятное слово встревожило, но я ничем не показал опасений и правильно сделал. Кино оказалось чем-то похожим на спектакль. На голову надели наушники и что-то вроде массивных очков — и началось. Поразительное изобретение! Передо мной разворачивались объёмные картины, создавалось полное впечатление, что присутствую при происходящем. Я, каюсь, не слишком следил за сюжетом, поглощённый сначала качеством изображения, а потом разглядыванием бытовых подробностей.

Незнакомого и непонятного оказалось слишком много, но я старательно запоминал всё. Через некоторое время стало казаться, что больше не выдержать, словно голова распухла от избытка новых знаний. Я снял с себя новейшие изобретения и закрыл глаза, чтобы не видеть осточертевшую уродливую комнату. Только сейчас я понял, что кино включили, не радея о моём образовании, а чтоб не путался под ногами. Я даже не обиделся. Душу грызло отчаяние: никогда не смогу во всём этом разобраться!

Прошло, наверное, не меньше часа, до того момента, когда я сумел отрешиться от печальных мыслей. Справлюсь! Сумел же без особых сложностей достать скафандры, когда для людей это составляло почти неразрешимую проблему. Это всего лишь смертные, а я высшее существо и, конечно, ничуть не глупее их. Для людей всё привычно, новшества не сваливаются на них сразу, а приходят постепенно. Я тоже не буду торопиться, а разберусь со всем по порядку.

Возможно, это даже лучше: замечательный повод обращаться за разъяснениями к прекрасной квартеронке. Она без сомнения попадёт под моё обаяние, если у нас будет достаточно времени для общения. Вопрос, найдётся ли оно. Ведь явно Ния не о моём развлечении заботилась, оставляя меня здесь, а лишь о том, чтоб я не бегал по кораблю и не путался у них под ногами.

Немного поразмыслив, я решил, что мои шансы неплохи: ведь не заперли, как изначально собирались, значит, сочли симпатичным и безопасным. Люди вернулись, когда я уже возродил в душе обычный оптимизм, но заглянул ко мне лишь Андерс. Он был в скафандре, снятый шлем держал в руках.

— Эдвард, не скучаешь? Как ты тут?

— Что мне сделается? — меланхолично отозвался я, чувствуя некоторую неловкость под его пристальным взглядом.

— Давай-ка выясним сразу. Как часто тебе надо есть? — он так и остался стоять в дверях.

— Если вы собираетесь и дальше кормить меня этой мерзостью — понятия не имею. Как легко догадаться, раньше питался исключительно естественной пищей.

— Ну, на земле, быть может, удастся разжиться натуральной кровью, — с сомнением сказал он и хмыкнул, — а пока придётся потерпеть. Я б тебя угостил, но должен быть в наилучшей форме: работы предстоит немерено.

Я только кивнул. Крепкий и крупный Андерс выглядел аппетитно и пах весьма привлекательно, но, даже изнемогая от голода, я бы его не тронул. Необходимость ликвидировать последствия аварии была очевидна даже мне.

— А как там, на Земле, — поинтересовался я как бы вскользь, — сейчас относятся к вампирам?

Он только пожал плечами:

— Да нет у нас никаких вампиров!

— У нас не принято оповещать людей о своей сущности, — заметил я. — Как ты можешь быть уверен? Отсутствие… эксцессов ни о чём не говорит.

— Нет, это точно! — уверенно заявил он. — С такими способностями, как у тебя, каждый был бы нарасхват! Да и все люди внесены в базу. Компьютер давно бы выявил.

Трудно поверить, что всё племя моих собратьев бесследно исчезло. Разве что за прошедшие века колдовство набрало неведомую ранее силу. Неужели все пали жертвами таких же злых чар, как и я в своё время?

Я сдержался: не только не спросил, кто такой компьютер, но даже не поморщился, только осторожно уточнил:

— И ведьм нет?

— Да не было никогда никаких… — начал Андерс и осёкся. — Впрочем, я полагал, что и вампиры — всего лишь красивая страшная сказка. Но сейчас ведьм тоже нет.

 — Но если вампиров не существует, как ты догадался о моей сущности?

Этот здоровяк внезапно смутился, залился румянцем, как подросток, уличённый в непристойном:

 — Книгу читал, мистику, — сознался он с неловкой улыбкой. — Вот, буквально на прошлой неделе. Сначала, как увидел у Марко засос и дыры на шее, мысль о вампирах показалась настолько нелепой, что даже не стал показывать капитану, просто накрыл тело. Только вид твоих клыков заставил увериться, что и в самом деле…

 — И всё же ты меня не испугался?

 — Так ты же… это… только что наелся. Ну и не дурак же, способен понять, что надо выбираться, а без нас никак.

Я кивнул. Рассуждения человека казались вполне разумными. Вероятно, и впрямь я остался единственным вампиром в этом мире. Нельзя сказать, что сей факт огорчил: к соплеменникам я тёплых чувств не питал. После первых мгновений ностальгической грусти по ушедшему миру, я оценил отсутствие конкурентов, проникся сознанием собственной исключительности, и предположил, что за давностью времён никто толком не представляет моих возможностей.

Не ожидал, что наше бессмертие не выдержит проверку временем, и, сознавая уязвимость своего положения, решил казаться максимально безобидным.

Потом, когда освоюсь, если станет скучно, можно будет создать птенцов и возродить былое величие вампиров, но пока думать об этом преждевременно.

Из коридора раздался недовольный голос Нии:

— Долго ты там?

Какая плебейская манера, орать на расстоянии, когда можно подойти и сказать спокойно. Впрочем, она и подошла, не дожидаясь ответа. Когда я увидел, что она жуёт на ходу и принесла бутерброд Андерсу, стало ещё неприятнее. Он поблагодарил кивком и сразу откусил добрую половину, а Ния повернулась ко мне:

— Эдвард, это ничего, что мы едим?

Я сразу простил ей недостаток воспитания. Главное, что она беспокоится о моём комфорте. Вышколить смогу и потом… если только есть смысл этим заниматься. Насколько мне её хватит? На месяц-два максимум.

— Мне этот запах почти безразличен.

— Ну и славно, — кивнула она и повернулась к Андерсу. — Пищевой блок я подключила, проверь его настройки, пока я разблокирую переборку. Энди, давай скорее. Пассажиры наверняка оголодали.

Глава 4

Меня больше беспокоила собственная еда. На той дряни, которую давал мне Андерс, долго сидеть не хотелось. Для поддержания сил она, может, и годится, но вот настроение портит моментально. Хотя вряд ли мне будет позволено нормально кормиться.

— Главное, добраться до пассажиров. После этого уже можно будет спокойно заняться ремонтом. За неделю должны управиться, — оптимистично сообщила Ния и исчезла в коридоре, Андерс спешно запихнул в рот остаток еды и поспешил за ней.

Я посмотрел на открытую дверь и задумчиво побарабанил пальцами по ручке кресла, невольно сглотнув набежавшую слюну. О новых людях думать было сладко, и пришлось опять напомнить себе, что надо проявлять осторожность, пока не смогу ориентироваться на корабле так же свободно, как смертные. Более того, если я не сумею полностью подчинить себе Нию, придётся играть по человеческим правилам до конца полёта. Ведь девчонка может взбунтоваться и отказаться вести корабль.

Как бы высоко я ни оценивал свои способности, всё равно оставался реалистом. Сам я с этой техникой разобраться не сумею. В этой ситуации соперник рядом был ни к чему, и я несколько минут обдумывал, как можно избавиться от блондина таким образом, чтобы не пропала драгоценная кровь, и в то же время не навлекая на себя и тени подозрений.

В принципе его можно было просто выпить и выбросить тело в ту замечательную дыру, сквозь которую я рассматривал небо, вот только я не был уверен, что тело не последует за кораблём. О силах тяготения слышать доводилось, но не более. Тело притягивается к Земле — это я знал. Здесь Земли нет, и притяжение существенно меньше — я сообразил, что невиданная лёгкость движения объясняется именно этим. Но что именно нас притягивает? Корабль велик, но не настолько же! Или настолько? Моих познаний не хватало для произведения самостоятельных расчётов.

Я довольно долго обдумывал это, хотя в глубине души всё время понимал несбыточность мечтаний. Всё равно при исчезновении человека подозрение падёт на меня, кроме того один член команды уже умер, нельзя быть уверенным, что Ния справится с управлением без помощника.

Снова появились Ния с Андерсом, промчались по коридору. Андерс на ходу махнул рукой. Я не видел никакой причины бежать, но любопытство заставило неторопливо направиться за людьми и только радостные крики впереди подстегнули и заставили ускорить шаг. Ну, наконец! Смертные воссоединились.

Стоило вывернуть из-за поворота и увидеть людей, как охватило разочарование. Четверо. И это всё? Конечно, я и сам с уверенностью определил лишь троих выживших, но всё же надеялся на существенно большее их число. Шесть человек лучше, чем двое, но… негусто.

На груди Андерса рыдал тощий парень с нелепым рыжим ёжиком на голове, а он успокаивающе хлопал его по плечу. Нию обнимал крепкий брюнет, немного в стороне стояли, взявшись за руки, коренастый негр с сединой в волосах и растерянная бесцветная девица.

Наконец эмоции улеглись и все направились в мою сторону. Я шагнул к Ние:

— Я рад, что всё получилось, капитан.

Она радостной не выглядела. Сурово сжаты губы, в глазах плещется скорбь.

— Пятеро остались в разгерметизированном секторе.

— Какая невосполнимая потеря, — пробормотал я с приличествующим ситуации видом.

Она не остановилась, прошла мимо, я потащился следом, чувствуя себя уязвлённым. Могла бы и представить мне спасённых! Пассажиры на меня поглядывали, но обратиться никто не попытался. Я отметил, что прочие пассажиры к негру относятся с очевидным почтением. Как забавен это мир! Всё перевернулось вверх ногами!

Мне казалось, что люди никогда не избавятся от расовых предрассудков, ведь это так по-человечески не любить тех, кто не похож на тебя! Сам же я определиться не мог: с одной стороны, кровь у всех одного цвета, с другой — специфический вкус и запах чернокожих мне не нравился. От Нии пахло, как от белой, а вот этот африканец отталкивал меня своим специфическим ароматом.

 В комнате со столами люди начали было рассаживаться, но Ния сказала:

— Погиб капитан Рамос и часть пассажиров. Почтим их память.

Все встали и замолчали со скорбным видом. У Андерса, возле которого я держался, и у рыжего парня блестели на глазах слёзы. Я с удивлением глядел на смертных. Красивый обычай.

Затем все получили по большому стакану какого-то неопределённого мутного напитка. Раздавало их странное существо изумрудного цвета, нижней округлой частью напоминающее оранжевого паука, которого я встретил в коридоре, сверху же оно казалось примитивной пародией человека с суставчатыми руками и цилиндрической малоподвижной головой. Я перепугался было, но люди восприняли появление этого монстра спокойно.

Улучив момент, наклонился к Андерсу, тихо спросил:

 — Кто это?

 — Кто? — он проследил за моим взглядом. — Вот тот, зелёный? Это робот-раздатчик. Робот это такая машина, которая может действовать без помощи человека. Механизм, понимаешь?

Я был потрясён, но счёл ниже собственного достоинства это показать. Легко кивнул и выпрямился на стуле:

 — Конечно. Спасибо за пояснение.

Жижа в стаканах выглядела мутной зеленовато-коричневой бурдой, а судя по противному запаху, это была скорее еда, чем питьё. Ния начала говорить. Я слушал внимательно. Попадались незнакомые слова, но общий смысл оказался ясен.

— Авария произошла в момент гиперпространственного скачка. Кротовина схлопнулась, выбросив нас не в расчетной точке, а в совершенно другом секторе галактики. Звездолёт пострадал незначительно. Ремонт вполне осуществим своими силами за короткие сроки. Полагаю, управимся за неделю или две, потом вернёмся в Солнечную систему.

До этого я воспринимал проклятие колдуньи только как нечто, выкинувшее меня из жизни, не слишком вникая в смысл слов, но сейчас отдельные элементы случившегося вдруг сложились в общую картину. Значит, моё внезапное пробуждение связано как раз с тем, что оказался вдали от Солнца! Может быть, именно разрушение проклятья привело к тому, что звездолёт отклонился от назначенного маршрута? Впрочем, так ли это, могла бы сказать только сама ведьма. Перспективы возвращения на Землю меня смутили. Сразу вспомнились слова Андерса о всеобщем учёте землян. Не мог представить, чем конкретно это может грозить, но сильно подозревал, что проблемами. А если проклятие никуда не делось и при возвращении к родной планете я вновь, уже навсегда, погружусь в мёртвый сон?

 Впереди маячила пугающая неизвестность.

Занятый размышлениями, я уже невнимательно слушал, что говорит Ния, лишь краем уха уловил, упоминание о населённых планетах и встрепенулся. Вот он, мой шанс! Как только сам не подумал! Уж, конечно, если люди стали осваивать вселенную, то они и расселяются там, и стоит найти именно такую планету, а не возвращаться на недружелюбную Землю. Определённо, надо скорее очаровать капитана. Она должна разбираться, и сможет подсказать, условия какой планеты подходят для меня наилучшим образом.

Полный намерений немедленно начать осуществление этого плана, я уставился в лицо Нии с самым преданным видом. Стоило нашим взглядам пересечься, она запнулась и несколько секунда глядела с видом лёгкого замешательства, а потом сказала, ощутимо запинаясь:

— Да… Позвольте представить вам пассажира… в определённой степени нового. Эдвард — вампир. Он был экспонатом вашего музея и почему-то пришёл в себя сразу после гиперперехода. Именно Эдвард, благодаря уникальным особенностям организма сыграл важную роль в вашем спасении. Надеюсь, что вы сможете разобраться в причинах его пробуждения и поможете влиться в современную жизнь.

Меня уязвили эти слова. Если уж на то пошло, это мне должны были представлять всех людишек! Да и оценить сказанное можно было двояко. С одной стороны, я видел проявление заботы и отметил упоминание о моей неоценимой помощи, с другой — стало неприятно: она словно старается избавиться от общения. Я-то рассчитывал, что именно Ния будет всё объяснять. Кому, как не капитану, знакомить меня со своим звездолётом!

Ния тем временем рассказывала о повреждениях, лишь отдельные знакомые слова указывали, что она не перешла на другой язык, незнакомый мне. Остальные слушали внимательно и, судя по всему, понимали, о чём речь. Масштабы моего незнания меня испугали, собственная обида показалась незначительной и мелкой.

Работы действительно было невпроворот. Если всё будут делать они вдвоём с Андерсом, то ей просто некогда будет со мной встречаться. Да и узнавать предстоит столько обычных и простых для этого времени вещей, что для объяснений пока сойдёт любой человек.

Двое пассажиров назвались инженерами и предложили помочь с ремонтом: негр и рыжий парень, который был вовсе не так юн, как мне сначала показалось. Я с недоумением всматривался в узкое волевое лицо, ловил и сортировал запахи. Да это же баба! Как и Ния в мужской рубашке и брюках, да ещё и почти лысая! Ежик торчал на высоту пальца не более. Возможно, пришлось побриться из-за болезни? Костлявость и бледность этой женщины косвенно подтверждали это предположение.

Я обдумал возможность предложить свою помощь. Наверняка же «уникальные способности моего организма» могут ещё пригодиться! Но нет. Если понадоблюсь, пусть попросят. Общение с Нией — необходимая часть плана, но оно не настолько ценно, чтобы ради этого утруждаться, да и не стоит лишний раз демонстрировать собственное невежество.

Тем временем экипаж и новоявленные помощники удалились, а я остался с двумя людьми, которые с любопытством меня разглядывали — невзрачной белобрысой девушкой и черноглазым смуглым мужчиной. Мужчина первым нарушил тишину, нависшую после ухода экипажа.

— Привет. Меня зовут Алим Купер, я биолог.

— Полина Васильева, — представилась девушка. — Я студентка… и немножко этнограф.

Я решил представиться полным именем. Пусть поймут, с кем имеют дело, и проникнутся.

— Эдвард Монтегю, граф Сэндвич, — холодно сказал я.

— Сэндвич? — улыбнулась девушка. — Это как бутерброд?

Я бросил на неё уничижительный взгляд, который, впрочем, не произвёл особого эффекта. Ну и прекрасно. Теперь я знаю, с кого начать, когда, наконец, можно будет не сдерживать аппетит.

— Очень рад, очень рад, — Алим подскочил ко мне. — Быть может, мы сейчас пойдём в мою каюту и познакомимся поближе?

Я последовал за новым знакомцем не только без малейших сомнений, но и с нетерпением. Наконец-то свободный от текущих дел человек, который сможет удовлетворить моё ненасытное любопытство!

Каюта оказалась очень простой и такой же скучно-безликой, как и остальные помещения. Стол, шкаф, узкий диван, стул. На экране «окна» ветер перегонял пески барханов.

— Присаживайся! Ты, значит, и вправду вампир? Прекрасно, прекрасно! Кто бы мог подумать, что древние легенды оживут и то, что все считали красивой страшной сказкой, окажется сияющей правдой! Я счастлив, что получил возможность в числе первых людей познакомиться с обладателем уникального организма, изучая который, мы сможем поднять биологию и медицину на невиданные высоты.

— Понятия не имею о достижениях современной науки, — заметил я, желая перевести разговор на интересующую тему.

— Ну да, конечно-конечно. Сколько лет, получается, ты пропустил?

— Примерно пятьсот.

— И как сейчас самочувствие?

— Прекрасно, — буркнул я.

— Замечательно. Сейчас несколько маленьких манипуляций, не возражаешь?

Он не стал дожидаться моего ответа. Схватил за руку, привычным ловким движением защёлкнул на ней массивный браслет, похожий на наручник и жадно уставился на загоревшийся на нём прямоугольник, где высветились какие-то цифры. Рядом вспыхнул красный огонёк, раздался негромкий, но очень противный писк.

— Ох ты ж! — потрясённо пробормотал Алим. — Удивительные показатели. Для человека, я бы сказал, критические, если не более. Погоди, выведу на экран другие данные.

Он что-то переключил, вгляделся в светящийся прямоугольник, присвистнул и окинул меня восторженным взглядом:

 — Потрясающе! В это даже поверить трудно. Половина тысячелетия небытия — и снова молод и прекрасен! Несколько вопросов, хорошо?

Словоохотливость Алима несколько раздражала, но он глядел на меня с таким неприкрытым восторгом, что я решил простить ему этот мелкий недостаток.

— Слушаю, — кратко обронил я, надеясь, что он сменит стиль на более лаконичный.

— Как быстро происходит регенерация тканей?

— Зависит от повреждения. Если, например, проткнуть ножом ладонь, то минуты за две-три.

— Удивительно. А питание — только кровь? Человеческая еда? А сколько можно прожить без крови?

Я кивнул, покачал головой и удивлённо вскинул брови.

— Ах да, конечно! Что же это я? Минимум пятьсот лет, правильно же! Интересно, а можно на вкус определить группу крови? И существует ли деление на группы у вампиров?

— Группу? — этот человек приводил меня в смятение, его невозможно было понять. — Мне неизвестно ничего о группах крови. Но кровь у всех разная, да. И… если я единственный вампир, то, наверное, разговор о различиях крови беспредметен?

— Да, пожалуй, — согласился Алим, сверкнув улыбкой. — А у тебя острый ум! Конечно, я не подумал. Группы крови открыли позже, уже в двадцатом веке, и ты о них знать не можешь. Но про наркотики слышал, надеюсь?

— Да, конечно, — сказал я, с облегчением оттого, что хоть на какой-то вопрос ответ я знаю.

— Кровь наркомана вызывает привыкание?

— Н-нет. Наверное нет. Зачем же пить заведомо некачественное? Если у человека будет выбор, съесть свежий или лежалый кусок мяса, какой, он предпочтёт?

— Очень разумно! Вампиры болезням не подвержены, я правильно понимаю?

— Да.

— И никогда нет признаков начинающихся заболеваний? Повышение температуры там, какие-то боли? Хоть кратковременные?

-Нет, — мрачно ответил я.

— А возможен перенос?

Я нахмурился, не понимая, что имеет в виду этот странный человек. Он понял, пояснил:

— Перенос инфекции. Болезни часто вызываются крохотными организмами, которые…

— Мне известно о бактериях, — оборвал я, раздражённый и назидательной интонацией, и сутью вопроса, смысл которого до меня только дошёл. Можно думать, меня волновало, что станет с людьми после нашей встречи! — Не думаю, что бактерии могут выжить в моём организме продолжительное время, — я замялся, так смущал его жадный, я бы даже сказал голодный, взгляд. — Может быть лучше, сразу скажешь, что ещё интересует?

— Всё! — выдохнул он. — Эдгар, не представляешь, какие невероятные возможности откроет людям изучение способностей твоего организма.

Я не стал прерывать его, указывая на ошибку в имени, и услышал целую речь. Это было, скорее, не обращение ко мне, а размышления вслух. Он даже не смог усидеть на месте, а вскочил и начал ходить по каюте.

— Право, жаль, что здесь нет специализированной лаборатории, но, надеюсь, нам разрешат использовать оборудование медблока. Нужно столько всего сделать, что даже сложно выбрать, с чего начать. Сам механизм переваривания крови уже уникален, стоит присмотреться к нему поближе. Никакие гоминиды к такому не приспособлены! Ну, думаю, анализ крови сделать и, может быть, костный мозг посмотреть… Интересно, что там помнит иммунитет. Вообще, стоит исследовать образцы всех тканей, которые можно получить без особого вреда для здоровья. Хотя… ведь регенерирует всё, верно? Значит надо поковыряться в Б-клетках мозговых желудочков, — Алим остановился, склонил голову набок и с сомнением уставился куда-то в район моего виска, — на предмет, есть ли они там вообще.

Жутковато. Словно он уже прикидывает, как лучше расковырять мою голову.

 — Хотя нет, это можно просто покрасить, а потом снимок… И кожу! Фибробласты! Вот фибробласты с огромной радостью бы надёргал, да. Хотя всё же в первую очередь костный мозг — однозначно…

 Судя по несфокусированному взгляду, блуждающему по моему телу, он не вполне сознавал, куда и как глядит. Но тут он, словно вспомнив, что перед ним находится разумное существо, а не просто набор «образцов тканей», посмотрел мне в глаза:

— О, вот что интересно! Как происходит обращение?

Я никого не обращал, потому что в обществе себе подобных не нуждался, да и присматривать за новообращённым занятие хлопотное и часто неблагодарное, но, разумеется, прекрасно знал, что нужно делать, да и собственное обращение помнил, хоть и не полностью, а в общих чертах. Слишком часто и надолго мучительная боль, выворачивающая тело наизнанку, уводила за границу небытия. Но объяснять это человеку?!

— Не знаю как. И себя осознал уже вот таким.

— Вот это жаль! — он даже ладонями хлопнул по бёдрам от досады. — Я-то надеялся, что сможешь обратить кого-нибудь. С несколькими объектами исследования пошли бы куда быстрее.

— Ты действительно думаешь, что кто-то согласится на такое исключительно для того, чтобы его исследовали?

Он глядел на меня, как на слабоумного:

— Но ведь это очень важно! Я бы согласился.

Это утверждение меня окончательно отвратило от Алима: не люблю и опасаюсь фанатиков.

— Да, совсем забыл, а как функционирует выделительная система?

Я и так почти не двигался, ошарашенный напором человека и возмущённый этим предвкушением препарирования, но тут просто остолбенел от возмутительной интимности этого вопроса.

Он требовательно упёр палец в мою ключицу:

— Работает?

Не понимаю, как это получилось. Я не убил его на месте, не возмутился, даже не промолчал, а покорно ответил:

— Нет.

— Совсем? — угольно чёрные брови, похожие на жирных чёрных гусениц, уползли вверх.— А кожа? Пот, жировые выделения?

Я не ответил. Какой мерзкий тип!

— Ну, разберёмся. Интересно посмотреть, как выглядят внутренние органы: что разрослось, что атрофировалось или поменяло функции.

— Хочешь сказать, что готов распороть брюхо, как ребёнок кукле, просто, чтоб посмотреть, что у меня внутри? — изумился я.

— Нет, нет! Сейчас есть другие способы, — начал торопливо говорить Алим, но я уже не слушал: встал и направился к выходу. Он попытался было удержать меня, догнал у двери и схватил за руку, но я одним толчком отшвырнул его обратно на диван и вышел в коридор, с силой захлопнув дверь за спиной.

Глава 5

Меня трясло от злости, и не сразу удалось решить, куда именно пойду. Алим подошёл к двери, я слышал, но выйти вслед за мной не решился. Я усмехнулся: всё же он не так глуп, как мне показалось, и не стал искушать судьбу.

Ну что ж, нет смысла бесцельно блуждать по кораблю. Остаётся только найти девчонку. Смешно думать, что она сможет меня просветить, но о самых простеньких вещах этого мира знать должна.

 Долго искать не пришлось. Коридор здесь был пропитан её запахом и, возможно, я бы не смог сориентироваться только по нему, но сдавленные звуки рыданий сразу привели меня к нужной двери. Неужели мышку так обидело моё пренебрежение?

Я поколебался и вошёл без стука.

Каюта выглядела точно так же, как и у Алима, только за окном вместо бескрайних барханов за неширокой рекой с обрывистым берегом стоял лес и в небе реяли птицы. Полина лежала навзничь на койке и моего появления не заметила. Горький аромат слез наполнил небольшую комнату и дразнил аппетит.

С девушками я обращаться умел. На свободном месте рядом с ней могла пристроиться разве что птичка. Я присел рядом и для начала обнял её за плечи. Она на миг замерла от прикосновения, затем приподнялась и повернула ко мне заплаканное лицо.

Ну и образина! Перекошенный, судорожно сжатый рот и распухший красный нос не красят ни одну женщину. Я не сумел улыбнуться, смог изобразить только сострадание. Заплывшие глаза продолжали сочиться слезами, крупная капля, оставляя влажную дорожку, покатилась по щеке, сорвалась на шею…

Я опустил взгляд, подавляя искушение. Не раз и не два слизывал такие капли перед тем, как запустить клыки в нежную плоть. Лучший аперитив!

 Она села, подтянув под себя ноги, и сдавлено пробормотала:

— Ох, Эдик, их так жалко! Какая страшная смерть.

Кажется, я даже вздрогнул. Моё изумление перешло в мгновенный испуг, парализовавший мысли, прошедший горячей волной вдоль позвоночника. Совсем не хотелось, чтобы окружающие поняли, что имеют дело с безжалостным хищником, а не странным чудаком. Как обычная человеческая девушка смогла так быстро и точно понять мои мысли? Но почти сразу удалось понять, что она говорит не о моих давно почивших жертвах, а о тех людях, которые погибли в аварии.

Я не видел ничего страшного, ведь для людей умирать естественно, но кивнул и подтвердил:

— Да, это ужасно. Расскажи о них.

Беспроигрышный вариант: даже разговор поддерживать не надо, только кивать и поддакивать, а девушка выговорится и останется благодарна чуткому внимательному слушателю. Больше ничего и не требовалось.

— Диего, Яна, Лаура, Ясухиро и Айвэн, — перечислила она и всхлипнула.

— Хорошо их знала?

Она села, помотала головой:

— Нет, совсем нет. Мы встретились перед самым полётом, да и во время рейса не успела особо ни с кем сблизиться. Было много работы.

 Потом мы сидели рядом, она рыдала на моём плече, а я терпеливо гладил вздрагивающую спину и ждал, когда это закончится. Она, постоянно прерываясь на слёзы, рассказала о каждом из погибших, добросовестно описала внешность, назвала специализацию и родную страну, даже упомянула о семьях. Я слушал не слишком внимательно, больше удивлялся количеству информации. И это о поверхностном знакомстве! Надо же! Я отметил для себя стойкое поведение людей на собрании и отсутствие излишней сентиментальности, а она никуда не делась, а просто задержалась от шока осознания близости смерти и радости собственного спасения. Спросил:

— А какую работу вы должны были выполнять? И почему набрали таких разных людей? Не проще ли подобрать если не из одной страны, то, по крайней мере, говорящих на одном языке?

— Язык — ерунда, у всех есть ретрансляторы-переводчики, — отмахнулась она. — Это удобно: вживляется под кожу такая штучка, как крупная таблетка — и всё. Мы же экскурсоводы. Звездолёт — что-то вроде передвижного межгалактического музея, история и обычаи людей Земли, выставка достижений человеческой цивилизации: произведения искусства, развитие науки и техники. Поэтому специально подбирали разных экскурсоводов: показать ирнотцам разнообразие человеческих фенотипов и в то же время облегчить им распознавание людей: мы для них все на одно лицо.

— А кто такие ирнотцы?

— Жители Ирнота, кентавры.

Я не поверил собственным ушам:

— Что? Ты хочешь сказать, что на какой-то планете в самом деле живут полулюди-полукони?

— Ну нет! — она даже улыбнулась. — Со своим тёзками из древних легенд общего у них мало, разве что шесть конечностей. Кентавры считаются рептилоидами. Они стали выходить в космос всего полстолетия назад, своего космофлота у них и сейчас практически нет. На Земле практически не бывают. Я только однажды видела.

— И как впечатление?

— Очень интересная внешность. Лица совершенно непохожи на человеческие и кажутся жутковатыми. Рот такой громадный — просто пополам голову делит! Плавные и величественные движения. Я уже потом просматривала много голограмм с кентаврами, и убедилась, что они могут двигаться и быстро, но при этом, как ни странно, умудряются делать это столь же плавно и величественно.

Она, наконец, совсем успокоилась, глубоко вздохнула несколько раз, затем соскользнула с койки и скрылась за дверью, откуда почти сразу раздалось журчание воды и звук разбивающейся о твёрдую поверхность струи. Я терпеливо ждал, втайне завидуя возможности омовения. Пусть приведёт себя в порядок. С ней общаться куда приятней, чем с Алимом: по крайней мере, все слова понятны. Ну, почти.

— Что такое голограмма?

Она застыла на пороге, пару раз моргнула, а затем удивлённо сказала:

— Просто картинка. Объёмная. Часто движущаяся.

— Вот такая? — я указал на «окно».

— Ну, не совсем. Пойдём, лучше покажу, и сразу всё станет ясно.

Мы вышли в коридор, и направились в сторону выставочных комнат. Полина изредка поглядывала на меня с нескрываемым любопытством:

— Эдик, а ты расскажешь о себе? И просто о вампирах мне тоже интересно.

Я решил смириться с тем, что она называет меня какой-то дурацкой кличкой. Всё лучше, чем бутербродом. Зато готова объяснять и показывать, а это сейчас самое полезное. И я кивнул:

— Договорились. А ты мне — о современности, хорошо? И, может быть, если уж мы идём на выставку, проведёшь со мной полноценную экскурсию? А то я немного отстал от времени.

У неё даже глаза загорелись.

— Точно! Давай! Но скажи, если будет скучно. Всё-таки рассказ построен для инопланетян, которые вообще о Земле никакого представления не имеют.

Возможно за века, проскользнувшие мимо, я стал немного инопланетянином. Мне было интересно. В первом зале, часть которого выглядела, как пещера, мы провели больше всего времени. Именно там состоялось моё знакомство с голограммами. Это было похоже на кино, но только без очков. Древние люди, сидящие у костра, выглядели совершенно, как живые. Но даже после того, как убедился в нематериальности фигур, пришлось набраться смелости, чтобы потрогать пламя.

Лина отводила глаза и сжимала губы, сдерживая улыбку. Знаю, для привычного человека я выглядел смешно, поэтому постарался не обижаться. Она почти девчонка, ей простительно не уметь сдерживать эмоции, но при воспоминании о бесцеремонности Алима вновь охватывала холодная злоба.

Не удержался, пожаловался:

— Этот араб хотел разобрать меня на части, чтобы узнать устройство.

— О! — она улыбнулась, но глядела сочувственно. — Представляю! Ещё бы, такой уникальный случай! Если удастся понять, как работает твой организм, люди смогут получить здоровье и нереальное долголетие. Это будет колоссальный прорыв! А имя того, кто совершит это открытие, будет прославлено в веках. Ну и куча премий обеспечена, надо полагать — тоже сильный стимул.

— Он мне не нравится.

Девушка поколебалась:

— Мне тоже не очень.

— Тебя он тоже хотел разобрать на части?

Она не приняла шутку.

— Н-н-нет. Сначала он мне даже казался симпатичным. Такой вежливый, милый, ко всем внимательный. Но когда мы оказались запертыми в своём отсеке…

Она поёжилась.

— Было так страшно?

— По правде говоря, очень. У нас что-то случилось с электричеством, а аварийное освещение включилось не сразу. И связи не было. Мы не могли связаться с командой и ничего не знали о том, что происходит и придёт ли вообще помощь. Ну и… думали, что не придёт.

Она обхватила себя руками и застыла, устремив в стену невидящий взгляд, снова переживая уже закончившийся ужас приближения смерти. Я не всегда понимал человеческие чувства, но сейчас мог не только понять, но и разделить, хоть и задним числом. Опасность навсегда остаться в пространстве объединила нас всех, и обычное презрение к непрочности человеческой жизни не появилось. Отогнав мимолётное сочувствие, я вернул её к реальности вопросом:

— Так, а что такое связь? Ты говорила, что с командой было не связаться? Это как?

— Из рубки управления можно разговаривать со всеми жилыми помещениями, а, зная их коды, можно и друг с другом. Сейчас ещё не сделали, потом покажу. Ещё можно разговаривать с помощью вот этого, но тоже надо специально настраиваться, — она вытянула руку и продемонстрировала браслет графитово-серого цвета. Мне показалось, что центральная его часть с экраном, но уверенности не было.

— И что Алим?

— Да ничего, — она замялась, потом набралась решительности: — Предложил заняться сексом, «чтобы отвлечься и провести остаток жизни в удовольствии», — передразнила она. — Отказ принял адекватно, но всё равно неприятно. Потом ещё к Роз приставал.

Я не стал комментировать её откровение. Будь я человеком, тоже предпочёл бы завалить напоследок молоденькую девчонку.

— Роз — эта та рыжая? Я сначала принял её за парня. Она же страшная!

Полина удивлённо повернулась ко мне:

— Эдик, никогда так больше не говори! Во-первых, ты неправ: Роз очень красива. У неё скульптурные черты лица, стрижка подчёркивает красивую форму головы, и прекрасная спортивная фигура. А во-вторых, это очень нехорошо, за глаза ругать внешность.

Я насмешливо хмыкнул:

— А в глаза?

— Давать оценки внешности можно, когда об этом просят, — очень серьёзно сказала она.

Я удержал саркастичные слова, хотя они так и просились с языка. Каждая эпоха имеет свою этику, надо к ней приспосабливаться.

— Для меня это новые нормы, — примиряющее сказал я. — В моё время такого не было. Мне это так же странно, как видеть женщин в мужских одеждах.

— В мужских одеждах? — она поглядела с недоумением. — А-а-а-а! Брюки! Но ведь они часто удобнее, чем юбка. Например, в скафандр в юбке не залезть.

— Разве что. Но всё равно смотрится нелепо, почти как мужчина в юбке.

Полина фыркнула:

— А почему нет? В брюках бывает жарко. Сразу на всех температуру не отрегулировать. Симба часто в тунике, а Андерс в килте. И да, кстати, у нас сейчас и женские юбки выглядят совсем не так, как раньше. Надеюсь, тебя это не шокирует.

Я тоже понадеялся — и промолчал. Следовало сразу предположить, что станут другими не только вещи, но и люди.

— Потом посмотришь, как всё менялось со временем, — Лина озорно улыбнулась. — И моды тоже. Сначала посмотрим доисторических животных.

— Нет, — возразил я. — Давай потом. Меня больше интересуют современные люди.

— Хорошо, тогда мы по-быстрому пробежимся до твоего времени, а дальше уже буду рассказывать подробнее.

С залом «моего времени» получилось не очень удобно. Она обнаружила раздетую и даже немного повреждённую фигуру и ужасно расстроилась. Пришлось сознаться, что это дело моих рук и вернуть музейную одежду. Я даже предложил вновь одеть воскового кавалера, но она только махнула рукой:

— Мы же вернёмся на Землю. Этим займутся специалисты. Я только надеюсь, что меня не снимут с проекта, а позволят вновь лететь на Ирнот.

Рассказывала она интересно. Заметно было, что основной упор делается на технический прогресс и культуру Земли, а политические коллизии обходятся стороной, но, поразмыслив, решил, что это правильно. Оказывается, я сам был частью экспозиции, демонстрирующей обычаи погребения землян. Мы немного постояли над моим пустым гробом.

— Кто бы мог подумать… — Лина зябко передёрнула плечами, не отрывая взгляда от досок, потемневших от времени. Ты был такой… Ссохшийся. Скелет, обтянутый потемневшей кожей. Я бы подумала, что муляж, если б не знала… — она повернулась ко мне и стала пытливо вглядываться в лицо.

— Ты меня не боишься? — я спросил с тревогой, но даже сейчас от неё не запахло страхом, наоборот, Лина попыталась меня успокоить. Она улыбнулась и взяла меня за руку:

— Не расстраивайся. Я понимаю, как тебе тяжело ко всему привыкнуть. Всё будет хорошо.

 Изобразить в ответ благодарную улыбку было несложно. Я и впрямь был благодарен этим людям за их великолепную наивность и гостеприимство. Нечеловеческая сущность их не смущала. Возможно, раз человечество мирно общается с существами иных планет, и не стоило ожидать другого отношения. Теперь стало понятно спокойствие экипажа при нашей первой встрече.

Держать Лину за руку было приятно. Прямо под моими пальцами пульсировала горячая кровь, и было необычайно сладко сознавать, что она доступна в любой момент. Ну да, прямо сейчас нельзя, это понятно, но я сам могу решить, когда станет можно показать, кто здесь хозяин, а пока хватит терпения подождать. Долго упиваться чувством собственного всесилия я не стал. Чтобы скорей приблизить желанный момент триумфа, надо работать, и я стал внимательно смотреть на экспонаты и слушать пояснения Лины.

Рассказ о перенаселении Земли привёл в ужас. Колоссальные города двадцать второго века подавляли, одна мысль о том, что сейчас вся планета заполнена унылыми каменными коробками вгоняла в тоску, и больше всего я поразился смене курса.

— Рождение ребёнка — очень большая нагрузка, — пояснила Лина. Когда женщины добились равных возможностей с мужчинами, многие предпочли отказаться от этого или иметь не больше одного. Зато каждый малыш стал желанным и любимым. Сейчас количество людей на планете намного уменьшилось, а открытие возможностей гиперскачков приблизило другие планеты. В прошлом веке почти десятая часть населения предпочла покинуть родную планету и основать колонии. Осталось немало чудаков, которые предпочитают постоянно жить в городах или проводить в них немалое время, но большинство избрало небольшие посёлки, где тихая жизнь в единении с природой.

— А предприятия?

— Почти все работы выполняется автоматикой, для их обслуживания нужно не так много людей.

— А чем заняты люди?

— Учимся, — Лина пождала плечами. Многие имеют несколько специальностей. Некоторые выбирают что-то одно, совершенствуются и продвигают науку. Многие занимаются творчеством.

— Искры дара даются избранным, — возразил я. — Талант — редкость.

— Каждый ребёнок талантлив. Задача воспитания не загасить таланты, дать им развиться.

 Я не стал спорить. Успехи человечества были слишком очевидны, скорее всего, избранный путь верен.

Современное искусство осталось для меня непонятным и чуждым. Сложные трёхмерные композиции, которые с разных ракурсов выглядели совершенно по-разному, вызывали смутную тревогу, лишь традиционная живопись и скульптура заинтересовали, хоть и оставили горчащее послевкусие. Музыка казалась слишком перегруженной и ничего не будила в душе. Я чувствовал себя обиженным, обделённым, хотя затруднился бы сказать, чем именно это вызвано.

Человеческая техника привела в восторг. Уже автомобили поразили, а летательные аппараты даже в изображениях, заставили изнемогать от зависти.

— Они большие?

— Разные. Есть гигантские грузовые самолёты, есть поменьше, а флаеры бывают и на одного человека.

— А управлять тяжело?

— Ерунда! Любой школьник справится! Вообще самостоятельное пилотирование разрешают с четырнадцати, но я уже в десять справлялась, папа разрешал, только, конечно, сам подстраховывал. Считаю, что с чудом полёта ничто не сравнится! Флаер это не столько средство передвижения, сколько крылья для души!

— Здорово! — признал я. Эти слова давали надежду: если юная девчонка так легко справляется, значит, я научусь быстро.

— Ния сказала, что сейчас без скафандров к модулям не пройти, но когда ремонт закончат, мы сможем их осмотреть, даже посидеть в кабине. Покажу, как управлять. — пообещала она. — Там, конечно, принципы полёта другие, не как у флаера, но сама система управления очень похожа.

— Если гипер-скачки так опасны, надо иметь скафандры во всех секторах, — буркнул я. — Моё присутствие на борту — счастливая случайность.

Полина пожала плечами:

— Да нет, они не считаются особо опасными. За всю историю полётов, а это тысячи переходов через кротовины, было всего две аварии. Это ничтожно мало, вероятность погибнуть от несчастного случая на планете куда выше.

— Тем не менее…

— Понимаешь, когда кротовина схлопывается в момент перехода, корабль бывает просто раздавлен, размазан в пространстве, а вот так, как у нас… это вообще нереально. Не знаю, что скажут теоретики, но…

— …нам здорово повезло, — закончил я.

Лина сжала губы, кивнула.

— Расскажи о Земле, — потребовал я.

Экскурсия — это прекрасно, но всё звучало слишком отстранённо, будто и не о Земле речь. Краткий разговор о флаерах дал прочувствовать куда больше. Мы вновь пошли в каюту Лины. Она пригласила меня без малейших сомнений.

Я не удержался:

— Раньше общество осудило бы женщину, которая приглашает к себе мужчину.

 — Да, я читала. Человечество прошло долгий путь, до того, как признать, что все люди равны, независимо от происхождения, пола и цвета кожи.

Она сказала это с такой гордостью, словно объявляла о собственных заслугах. Я почувствовал себя уязвлённым, сначала даже не понял почему, лишь потом сообразил, что Лина относится ко мне, возможно, ещё более снисходительно, чем я к ней, считая нелепым и неприспособленным обломком отсталого прошлого. Обиднее всего сознавать, что она во многом права. Ничего, я сумею влиться в эту жизнь и показать, что вампиры существуют вне времени! Я снова подавил раздражение и продолжил внимательно слушать.

Напрашивался печальный вывод: отношение людей к себе подобным в корне изменилось. Они чувствуют себя нужными друг другу, каждый представляет собой ценность в глазах прочих. Похоже, что любое убийство привлечёт ко мне нежелательное внимание, вызовет общее возмущение и приведёт к охоте уже на меня. А при технической оснащённости землян, о деталях которой я, возможно, даже не узнаю, такая охота продлится недолго. Одна надежда, хоть и слабая, что в земных колониях с этим попроще.

— Лина, а тебе доводилось много летать?

— Первый раз в космосе, — смущённо сказала она. — Даже общеобразовательную экскурсии на Луну и орбитальный космопорт пропустила: первую из-за простуды, а вторую, потому что у родителей была серебряная свадьба, и мне не хотелось пропускать. На экскурсию можно попасть всегда, а такой юбилей бывает лишь однажды! Но так и не выбралась. Доступное в любой момент постоянно откладывается на потом.

— А как попала сюда?

— Во время учёбы подрабатывала в музее этнографии. По большому счёту, мне было всё равно, куда устроиться, поэтому я просто искала место поближе к дому или университету. Музей подошёл идеально. Тихое место, с неплотной загрузкой, можно большую часть учебных заданий выполнять на работе, между делом. И кругозор расширяется: при музее есть бесплатные курсы для сотрудников. Закончила их, поработала — и подала заявку. Музей поддержал. Конечно, повезло, что выбрали именно меня, потому что вообще желающих было полно. Такой шанс бывает раз в жизни! Не просто ознакомительный полёт, а полноценная работа за пределами Солнечной системы! И не где-нибудь, а у кентавров! Пойдём ужинать?

Я согласился. Голод ещё не мучил, но я решил, что не стоит подчёркивать отличность от людей. В столовой с уверенным видом попросил у зелёного робота стакан молока и ужасно обрадовался, когда он его принёс. У меня получается! Равнодушно поинтересовался у Лины:

— А что в полёте впечатлило больше всего? Что понравилось, что нет?

Она скорчила рожицу, что меня неприятно поразило. Раньше девушки не позволяли себе так кривляться:

— Взлёт челнока! Примерно представляла, что будет, но не думала, что это настолько тяжело. Казалось, сейчас размажусь блинчиком по полу, в глазах потемнело. Невесомость разочаровала. Я так её ждала! Хотелось почувствовать абсолютную лёгкость, а появилось устойчивое ощущение, что челнок перевернулся, и мы зависли вниз головой.

Полина помахала входящей парочке и снова повернулась ко мне:

— Ну вот, — а понравился мне способ доставки к звездолёту на станции. Нас небрежно так забросили в узкий гибкий коридор, и сильным потоком воздуха потащили вперёд, как воздушные шарики.

Роз остановилась рядом, улыбнулась:

— Как письма по пневматической почте. Забавный способ перемещения!

В столовой места было достаточно, но Роз и Симба сели за наш стол. Навязчивость людей заставила напрячься, но почти сразу я оценил её: Алим, который тоже направлялся в мою сторону, замешкался и устроился в стороне. Зато Роз сидела напротив, и я мог беспрепятственно её рассмотреть. Хотелось найти ту красоту, в которой меня убеждала Лина. Как ни странно, мне это удалось. Что-то было притягательное в её уверенных скупых движениях, резкие черты лица выглядели необычно, а непривычная стрижка это подчёркивала. Существо несомненно было интересным, но воспринимать его как женщину я не мог, хотя чутьё пыталось уверить меня в обратном.

Вошла Ния, тяжело опустилась на стул рядом с Алимом. Я подумывал перебраться, но счёл, что общение с ней не скомпенсирует присутствия несносного биолога, да и выглядеть это будет выглядеть слишком демонстративно, и остался на месте.

— А где Андерс? — спросила Полина.

Ответил Симба:

— Ему загорелось что-то подсчитать. Нас, судя по всему, выкинуло достаточно далеко от обычных маршрутов и населённых районов. Он примерно представляет где, но хочет вычислить точное место. Двигатель работает, но создание кротовин пока невозможно. Корпус сильно повреждён только в двух местах, но работы много. Да и компьютер неисправен.

— Я полагаю, — сказала Роз, — что звездолёт выдержит скачок и с повреждениями, но перестраховка ещё никому не вредила.

— Боюсь, что оценка задержки в неделю была слишком оптимистична, — подхватил Симба. — Застряли недели на две, а то и на три.

Андерс, появившийся в дверях, на ходу приветствовал всех поднятой рукой и быстрым шагом направился к Ние. Он говорил быстро, сыпал незнакомыми словами, и удалось понять лишь то, что неподалёку есть планетная система. Хорошо это или плохо, я не знал, но Ния встревоженной не выглядела.

Выслушав, она не поднимаясь с места, сказала:

— Ребята, у нас под боком, оказывается, есть левая планета. Пара дней лёта. Есть желающие погулять, пока идёт ремонт?

Алим от полноты чувств даже хлопнул ладонью по столу:

— Ещё бы! Когда такое увидишь вживую!

— Это нас не задержит? — Симба сложил руки пальцами вместе. — На Земле будут беспокоиться. Мы же пока сообщение передать не можем, как понимаю?

— Ого! — сказала Роз. — А я бы посмотрела. — Хищники есть?

— Лоции утверждают, что крупных животных нет. И вообще там должно быть довольно комфортно. Тогда я рассчитаю орбиту.

После ужина Андерс выделил мне каюту, и я не стал навязываться людям. Принял душ, хотя далеко не сразу разобрался с его управлением, и наслаждаясь собственной чистотой, лёг на узкий диван, который оказался, как ни странно, очень удобным. и Голова шла кругом. Я мысленно перебирал сегодняшние события. Всего один день, а впечатлений больше, чем за всю прежнюю жизнь!

Глава 6

Вампиры прекрасно приспосабливаются к новой обстановке, вот и я полностью освоился со своим положением, даже странно было вспоминать панический страх первых часов. Наутро второго дня я вышел из каюты с обычным для себя сознанием собственного великолепия. Пусть эти люди и дальше видят перед собой робкого юношу, запутавшегося во времени. Мне нетрудно им подыграть, тем проще будет впоследствии сделать с ними всё, что сочту нужным.

Пока же я поспешил найти своего личного гида по современности и отправился к ней. В каюте слышны были шаги, Полина уже проснулась. Я постучал и получил приглашение войти. Шокирующее зрелище: девушка оказалась почти обнажена: рубашка с короткими рукавами и крохотные белые штанишки, полностью открывающие ноги. Дамские панталоны моего времени прятали намного больше! И она улыбалась, как ни в чём не бывало!

Меня не поймать на такие дешёвые приёмы. Я принял равнодушный вид и спросил:

— Составишь компанию на завтрак?

— Сейчас, только волосы соберу.

Безусловно, если бы я не нацелился на прекрасную Нию, Лина имела бы все шансы меня заинтересовать. Изящные руки, заплетающие прекрасные золотые пряди выглядели маняще, а длинные ноги прекрасной формы так и влекли прикоснуться, заставляя забывать о невыразительном блёклом личике. Какие крепкие бёдра!

— Идём?

Лина распахнула дверь, и я ошеломлённо пробормотал:

— А… ты не оденешься?

— Эдик, — она укоризненно покачала головой, — я же тебе показывала миниюбки! А это шорты.

— Да, но я не думал, что их вот так носят!

Мы пришли последними. Ния с Андерсом обсуждали что-то сложное — я с трудом вылавливал в их речи знакомые слова и решил, что не стоит мешать. В столовой никто не обратил внимания на бесстыдный костюм моей спутницы, я же смог избавиться от неловкости, лишь когда мы сели, и поверхность стола скрыла ноги Лины от моих глаз.

Я взял минеральной воды. Во время завтрака Полина начала разговор о титулах и привилегиях, точнее об их отсутствии в настоящем, и спросила, не обидно ли без привычного почтения. Я не стал говорить, что сначала вообще было не до того: панический страх от непонимания ситуации не оставлял места для таких мелочей, а сейчас больше задевало снисходительное отношение людей к вампиру, а не черни к графу.

— Нет. Я вижу, у вас одинаковое отношение ко всем. Вампиры умеют приспосабливаться к обстоятельствам, иначе бы мы не выжили.

Странно, что Лина осведомлена о сословных отличиях, накануне её это не заботило.

— На Земле ничего не знают о вампирах, — тихо возразила она. — Боюсь, что они исчезли достаточно давно. Нет никаких достоверных свидетельств вашего существования, но я нашла легенды. Они очень страшные. Полагаю, что вампиры проявляли агрессивность. Люди боролись с опасными хищниками и победили.

Отчаянно не хотелось верить, что она права, по-прежнему тревожило, что при современном учёте всех жителей скрыться на планете невозможно.

— Мы всегда жили среди людей, стараясь не привлекать излишнего внимания, — сказал я. — Почему не предположить, что за прошедшие века вампиры научились лучше маскироваться?

Для вампира я был слишком обыкновенный, ничего выдающегося. Неужели именно таким может оказаться последний представитель некогда великого племени владык ночи?

Она не захотела спорить и пожала плечами. Не удалось заронить даже зерно сомнения в эту белокурую головку.

— Уважают тех, кто много знает и умеет, мастеров своего дела, и это справедливо: они полезнее человечеству.

Я кивнул: и так подозревал, что именно знания поддерживают авторитет Нии с Андерсом и Симбы. Но выводы мне не понравились:

— Это ты мне так говоришь, что я уважения не достоин?

— Ну ты же спас всех нас!

— Зато сейчас самый бесполезный член общества.

— Ничего, освоишься. От меня сейчас тоже немного толку, — легкомысленным тоном ответила она. — Вампиры всегда выглядят такими юными?

Наивность вопроса позабавила. Похоже, она просто не нашла, как сменить тему.

— Нет, конечно. Каким обратили, таким и будешь.

— Просто я посмотрела родословную графов Сэндвичей… Все Эдварды Монтегю умерли в весьма почтенном для своего времени возрасте.

Вот тебе и наивная девочка! Я растеряно глядел в её бесхитростное лицо. Она не обвиняла, а ждала разъяснений, и я решил быть откровенным:

— Я не самозванец, нет! Ричард Монтегю, третий граф Сэндвич. Только пробыл я графом совсем недолго, меньше месяца. Меня обратили, и титул перешёл к брату, к Эдварду. Мы погодки. Семья вычеркнула моё имя из всех бумаг. Вампир в родословной их оскорблял. Чтоб использовать свой законный титул, пришлось использовать имя брата. Это тоже не самозванство: при обращении многие меняют имена.

Полина положила тёплую ладонь на мою руку:

— Как несправедливо! Я очень сочувствую. Но брат тебя не забыл, назвал своего сына твоим именем.

Я кивнул и благодарно улыбнулся, но горло перехватило злобой: человеком я любил Эда, но не мог простить того, что и он отказался от меня, сына же именовал в память погибшего брата, а не вовсе не в честь вампира.

 — Я даже не представляла, что сэндвич так назван по имени твоего родственника. Имя, оставшееся на века! Здорово! — с уважением сказала Полина.

 — Внучатый племянник, — уточнил я. — Его вклад в экспедицию капитана Кука неоценим, ночами засиживался за морскими картами. Даже острова были названы в его честь. Я не питаю к родственникам тёплых чувств, но было неприятно слышать, что Джона Сэндвича многие считали картёжником. И тем более обидно, что имя связывается не с делом его жизни, а всего лишь с добавлением куска булки к бутерброду.

 — Я читала об этом, а значит, истина восторжествовала.

Её лицо дышало воодушевлением, глаза разгорелись, губы цвели улыбкой. Как я мог счесть эту девушку бесцветной?

— Вчера ты этого не знала. Откуда?

— Роз удалось оживить корабельный компьютер. Не совсем, но всё же.

Лина стала рассказывать об электронных накопителях информации. Меня это потрясло.

— Погоди. Я даже не совсем понимаю, о чём ты говоришь. Лучше покажешь после завтрака. А книги?

— У меня есть несколько любимых, — призналась Полина, — но вообще не принято держать дома большие бумажные библиотеки. Существуют государственные хранилища.

— Понятно, — пробормотал я. — Как ты во всём этом разбираешься?

Самоуверенность вновь улетучилась. Слишком много я пропустил! Сумею ли вообще наверстать?

— Ну… я могу пользоваться, — пожала плечами Лина, — но за подробностями к Роз или Андерсу.

— Мне неловко к ним обращаться. Андерса немного побаиваюсь, а Роз… Она слишком странная.

— О, да ладно! Рози общительная и доброжелательная, а Андерс только на первый взгляд похож на сурового викинга, а на самом деле очень обаятельный и милый.

Потом она показала мне, как делать запросы на разных устройствах, и это немного восстановило веру в собственные силы. Сначала включить и ввести код доступа: ничего сложного. А потом задать вопрос вслух или напечатать на клавиатуре. Лина сказала, что если настроить технику под себя, вообще достаточно чётко сформулировать мысль.

Она показала, как подключаться корабельному компьютеру с каютного модуля, и после пары повторений у меня вышло ничуть не хуже, но скоро я поймал себя на том, что уже не могу сосредоточиться. Тёплый аромат человеческого тела кружил голову. Я слушал мерный стук сердца и думал лишь о том, как рядом, за мягкой и хрупкой оболочкой, кружится ароматный напиток жизни. Нужно лишь шагнуть и…

— Ты не слушаешь?

— Я… Мне нехорошо, извини. Пройдусь.

Оставил растерянную Полину в каюте и устремился на поиски экипажа. Хоть бы они нашлись в доступной зоне!

В исхоженных помещениях запахи спутались и устоялись, я ориентировался на слух. Звуки привели к тренажёрному залу — комнате, которую я раньше счёл собранием орудий пыток. Здесь обнаружились Алим и Роз. Я постоял в дверях, наблюдая, и решил, что не слишком ошибся в назначении этих предметов, сглотнул голодную слюну и поторопился удалиться, пока биолог меня не заметил. Остальные люди оказались в той комнате, где меня изучали на кресле со шлемом. Ещё издалека я услышал громкое восклицание Симбы:

— Да как вам вообще такое в голову пришло?

Андерс отвечал тихо, сперва я не мог разобрать слов, и ускорил шаг, но уловил лишь самый конец ответа:

–… и этот бледный пацан в нелепых тряпках с ошалевшими глазами. Сам не знаю. Он такой растерянный и старательный.

Я замер, словно налетев на стену.

— Эдвард производит впечатление разумного человека. Возможно несколько застенчивого и закрытого, но в его ситуации это вполне объяснимо, — задумчиво сказала Ния.

— Производит впечатление, — подчеркнул Симба. — Это не человек. Безусловно, он разумен. И понимает, что запасы кровезаменителя конечны, а без людей он на звездолёте не выживет, — после небольшой паузы он добавил: — Информации в сети очень мало, и вся она недостоверна и противоречива, — но большая часть источников сходится в том, что вампир существо потенциально опасное.

Наступила тягостная тишина. Эх, поглядеть бы сейчас на выражения их лиц!

— А есть возможность изоляции? — спросил Симба.

Ответил ему Андерс:

— Отсек для перевозки ценных грузов. Хотя некоторые источники утверждают, что вампиры могут подчинить человеческую волю, проходить сквозь стены, обращаться в туман…

— Это уж совсем бред, — фыркнул Симба. — Он выглядит вполне материальным, значит должен подчиняться законам физики.

— Управление сознанием их не исключает, — возразил Андерс.

— Теоретически даже существует вероятность, что он может захватить звездолёт.

Я сжал кулаки и оскалился. Заткнётся когда-нибудь этот негр?

— Ерунда! — отрезала Ния. — Это бессмысленно. Я никогда не повезу на населённую планету действительно опасное существо.

Мне показалось, что разговор вот-вот завершится, ноги сами понесли дальше по коридору. Не хватало ещё, чтобы меня обнаружили за подслушиванием! Сосущий голод был забыт, я пытался представить, как вести себя, если люди и впрямь захотят посадить меня в камеру. Даже мысль о том, чтобы подчиниться, возмущала, но другого решения я не видел.

Последние слова Нии меня испугали. Выискалась защитница человечества! С неё станется обречь на смерть всех людей на звездолёте, только чтобы не выпустить меня на планету. И в то же время я не мог не оценить мужественности этого решения. Не зря эта юная женщина стала командиром!

Наконец, я решился подчиниться обстоятельствам и снова отправился на поиски прекрасной квартеронки. Сознание опасности часто привлекает и возбуждает женщин, возможно всё же удастся её заинтересовать.

Первым, кого я увидел, был Андерс. Я изменил планы и обратился к нему:

— Мне неудобно тебя беспокоить, но я опять голоден.

Он оценивающе поглядел на меня, потрогал ухо и потёр подбородок кулаком:

— Ну, пойдём.

Дорога до медблока показалась мне ужасно длинной, пульс идущего рядом человека стучал в ушах.

— Обычно я не ел так часто, — сказал я. Не знаю, из-за чего так. То ли оттого, что получил повреждения, когда ходил за скафандрами, то ли потому, что это всё же не настоящая кровь.

— Постарайся экономнее расходовать запасы, — очень ровно сказал Андерс, и я побоялся спросить, на сколько их хватит. Зато было множество вопросов, которые, не касаясь меня напрямую, разжигали неуёмное любопытство:

 — Ты не мог бы рассказать мне о корабле?

 — Что тебя интересует?

 — Всё. Я же не представляю даже, как он выглядит.

Андерс задумался:

— Право, Эдвард, не знаю, сможешь ли ты что-нибудь понять. Но человечество идёт вперёд очень быстро. Количество открытий и изобретений нарастает лавинообразно.

— И ты боишься, что меня погребёт под этой лавиной? Не рассчитываю охватить всё сразу. Я неглуп и не буду кусать то, что не по зубам.

— Вероятно, — сказал он, уколов меня взглядом, и я пожалел, что вообще упомянул зубы. — Хорошо, попробуем. На экране визора это должно быть нагляднее. Пойдём в лабораторию.

Мы пришли в комнату, где совсем недавно они обсуждали меня. Запах Симбы вызвал желание немедленно найти его и придушить, но я, конечно, ничем не себя не выдал.

Андерс вытащил из стены стол с экраном, который на котором раньше работала Ния. Я сидел, мучительно колеблясь: стоит ли объяснять человеку, что ряды цифр и странные цветные линии мне ни о чём не говорят, но старательно запоминал последовательность движений. Андерс что-то делал на поверхности обеими руками.

— Иди, посмотри. Ты понимаешь, что такое схема?

— Да, конечно.

Я подошёл и стал рядом с ним. Цифр не было. Простая картинка: два концентрических круга, пространство между которыми разделено радиальными линиями.

— И что это означает?

— Это наш грузовик, вид сверху, — сообщил он. — Коридор круговой. Из за аварии произошла разгерметизация и все переборки между секторами закрылись. Одно повреждение оказалось незначительным, и корабль сумел восстановить герметичность за сравнительно небольшой срок, который, тем не менее для Марко оказался слишком велик. Мы с Нией были заперты с обеих сторон, в нашем распоряжении оставалось менее четверти секторов.

— А остальная команда?

— Нас было трое. Марко — командир, Ния второй пилот, я — штурман. Часть пассажиров тоже оказалась в разгерметизированном секторе. До их тел мы ещё не добрались.

Покойники меня не интересовали. Форма корабля привела в недоумение. Я снова со скорбным видом выдержал паузу и спросил:

 — То есть корабль имеет форму кольца?

 — Диска. В центральной части находится двигатель.

 — Электрический?

 — Нет, но ты не поймёшь. Для начала разберись с электричеством.

 — Хорошо, — покорно согласился я. — Объяснишь?

 — Нет, — отказался он. — Мог бы уже заменить, что педагог из меня никакой, да и некогда сейчас. Попроси Алима или Полину, чтоб научили работать с компьютером, и будешь разбираться сам. Если встретишь что-то непонятное, спрашивай кого угодно.

 — Мне как-то… странно, — признался я. — Всегда тянуло к знаниям, старался читать обо всём новом, а сейчас столько всего, что можно зарыться с головой, но торопиться не хочется.

— Может и правильно, — неожиданно поддержал он. — Доверься интуиции. Она убережёт от перегрузок.

Он замолк, рассматривая меня, и я решил слукавить. Сказал сокрушённо:

 — Всё равно чувствую себя виноватым. Хотя был не в себе и знаю, что Марко не мог выжить. Но…

Сгорбился, понурил голову, чутко прислушиваясь к реакции Андерса.

Андерс тяжело вздохнул, встал:

 — Ладно, что уж теперь. Держись, — он хлопнул меня по плечу. — Мне кажется что ты и впрямь не глуп и адекватен.

 — Надеюсь, — осторожно сказал я.

 — Так держать, — он улыбнулся. — Что собираешься делать дальше?

— Учиться, — пожал плечами я. — Не знаю. Не хочу на Землю … боюсь. Не зря пришёл в себя, когда корабль покинул Солнечную систему. Вдруг при возвращении вновь… — я поёжился. — Было бы прекрасно, если бы можно было высадить меня на одну из тех планет, куда расселилось человечество.

— Есть неплохой вариант. Мне тут Алим развивал идеи. Можешь подписать контракт с какой-нибудь медицинской фирмой или институтом биологии. Будешь получать неплохую оплату и бесплатную кормёжку в придачу, — посоветовал он.

Когда Андерс ушёл, я снова потащился в каюту. Вроде бы говорил он вполне доброжелательно. Может люди и впрямь решили оставить меня на свободе. Я не обольщался. Если хоть чем-то дискредитирую себя, меня запрут. Хорошо, если смогу выжить и не стать при этом объектом исследований вивисекторов вроде Алима.

На человеческий обед я не пошёл. Подключился к компьютеру и запросил список колонизированных планет. Таковых нашлось четыре. Три из них уже были довольно густо населены. Координаты ни о чём мне не говорили.

Может я когда-нибудь и научусь разбираться во всём этом, но явно не сейчас. Как ужасно зависеть от людей! Пока придётся изображать полную покорность, мирный незлобливый нрав и готовность к любому сотрудничеству. Убивать меня не будут: я уже уверился в собственной необычайной ценности, как объекта исследований. Лишь бы попасть на планету с людьми, а там, глядишь, и подвернётся возможность удрать.

Краем уха я вслушивался в шаги в коридоре, но стук в дверь меня удивил. Я инстинктивно оскалился, но подавил вспышку такой естественной сейчас, но недопустимой агрессии.

— Входите!

Алим выглядел нерешительно. Знаю, это мелочная месть, но я принял максимально высокомерный и недружелюбный вид:

— Чем обязан?

— Эдвард, — сказал он с чувством, — прости. Я долго думал над нашим разговором и только потом сообразил, что был довольно бестактным. Ты же интеллигентный человек, ты должен понять, что такое энтузиазм исследователя…

Он говорил что-то ещё — жалкий оправдательный лепет, произносимый со всевозможной искренностью, но я уже не вникал в смысл слов, слишком ошарашенный началом этой речи, поражённый и именованием «интеллигентным человеком», и самим фактом, что ненормальный биолог извиняется, а не тащит меня в камеру.

Когда он замолк, глядя на меня преданным и несчастным взором побитой собаки, то услышал, что его поведение было возмутительным, и почти оскорбительным, но я его прощаю. Всё это было высказано достаточно сурово и, как показалось, возымело действие, после чего, смягчившись, я милостиво согласился принять участие в исследованиях. Алим ушёл счастливым. До вечера меня никто не тревожил, и я, измученный неопределённостью, решил сам выйти к людям.

Глава 7

Все уже были в сборе и на мой приход, как показалось, обратили не больше внимания, чем на появление кого-то из людей.

Заняты были три столика, все сидели по парочкам, и я замешкался у входа: не хотелось чувствовать себя третьим лишним. Лина махнула рукой:

— Эдик, иди к нам.

Когда я садился, Роз, сидевшая неподалёку, мимолетно улыбнулась и кивнула, и снова отвернулась к Симбе. Он рассказывал ей, как с женой ездил в отпуск в Рим.

— Минеральной воды? — предложил Алим, пытаясь заглянуть в глаза.

— Будьте любезны.

Ния что-то обсуждала с Андерсом, густо пересыпая речь техническими терминами. Я не мог понять смысла ни одной фразы, но в груди защемило от её экзотической красоты. Она пожала плечами, с досадой шлёпнула ладонью по столу. Андерс прикрыл её своей. Как они красиво смотрелись вместе! Лишь сейчас я впервые подумал, что он не только красивее меня, но и куда образованней, и намного добрее. А я? Всего лишь «опасное существо»! Вряд ли есть шансы склонить чашу весов в свою пользу, но попробовать стоит.

Интересно, неужели здесь и впрямь все осведомлены о том, что я могу быть опасен? Я испытующе взглянул на Лину, и она ответила открытой улыбкой. Я вздохнул и опустил глаза. Никогда не приходилось бывать среди доброжелательных людей, осведомлённых о моей сущности. Словно стоял в предрассветный миг среди поля, когда некогда и некуда бежать, чтобы скрыться от смертельных лучей, а потом солнце поднялось, и оказалось, что лучи не жгут, а ласкают теплом. Захлёстывала благодарность и в то же время бесила эта великодушная снисходительность. Совершенно истерзанный противоположными чувствами, я почти не принимал участия в общих разговорах и, допив воду, направился к себе.

Досадно, но Лина к тому времени закончила ужин и вознамерилась составить мне компанию. Грубо отослать её я не решился. Придётся терпеть. Надежда, что можно будит спокойно поразмыслить, не вслушиваясь в девичью болтовню, не оправдалась.

— Теперь твоя очередь рассказывать! — заявила она.

— Не люблю говорить о себе.

— Ну, тогда не о себе. Расскажи о вампирах.

Больше всего хотелось зайти в каюту и закрыть дверь перед её носом, но осторожность и благоразумие взяли верх. Я распахнул перед ней двери и любезно пригласил зайти и присесть.

Она даже не колебалась. Прошла, села койку и выжидательно уставилась на меня. Я сел рядом:

— И что же тебе рассказать?

— Насколько правдивы легенды?

Я усмехнулся:

— Они мне неизвестны.

— Все вампиры убивали? Или об убийствах говорили, потому что лишь они и были видимы, как пена на воде? Были те, кто жил без убийств?

— Конечно.

Это была правда, я пару раз слышал о таких чудаках, хотя видеть самому не приходилось. Я удивлялся, как это они проделывают с чисто технической стороны, но особо не задумывался. Их проблемы.

— Но зачем убивать? — простодушно поинтересовалась она. — Я спрашивала у Андерса, он сказал, что ты пьёшь совсем немного.

— Могла бы спросить меня, а не Андерса, — с досадой сказал я. — Мёртвый не расскажет приметы напавшего и не укажет на обидчика. Это же очевидно.

— А гипноз? Можно ведь затуманить сознание жертвы!

— Вот это невозможно. Разве что в легенде.

— Вот как! — она удивилась, ясный взгляд расфокусировался, туманясь размышлением. — А, понимаю! Были люди, которые кормили вампиров, и если кто-то замечал следы от зубов на их коже, они говорили, что ничего такого не помнят, да?

— Не думаю, что могли найтись такие добровольцы, — бездумно ответил я.

— Почему?

Она глядела с таким простодушным любопытством, что меня захлестнула волна раздражения. Как так можно? Вампир — высшее существо, бессмертный хищник, а она болтает со мной, как соседским мальчишкой! Я наклонился ближе к ней и сладко улыбнулся:

— Это больно. Очень.

Я понимал, что не надо было этого говорить, по крайней мере так, но хотелось увидеть, как она отшатнётся, почуять острый запах страха. Полина не шелохнулась, лишь дрогнули, чуть приоткрывшись, губы и расширились зрачки. Я жадно вдохнул, но это было удивление, а не испуг.

— Для тебя это всё было почти вчера, да?

— Не знаю, — задумчиво склонив голову набок, медленно сказал я, — это бесстрашие, граничащее с глупостью, или твёрдая убеждённость в том, что я совершенно безвреден?

Она нахмурилась:

— Не понимаю… Ты обижен тем, что тебя считают разумным человеком?

— Я не человек!

Лина не ответила, просто молча глядела на меня с выражением, похожим на сочувствие — я не был уверен, что правильно расшифровал её взгляд, потом осторожно положила ладонь на мою руку, вцепившуюся в край койки. Я искоса поглядел на неё из-под опущенных ресниц. Она не понимала.

Приступы палящей жажды, вечная ложь, скука и бесконечное одиночество — вот цена неуязвимости и бессмертия. Но опьяняющее чувство собственного всемогущества, власть над человеческой жизнью и смертью — прекрасная компенсация всем недостаткам вампирского существования. Какая насмешка судьбы: лишить меня самого сладкого, оставив всю горечь!

Этого нельзя было объяснять. Я только погладил ладонь Лины свободной рукой и вздохнул. Она так вкусно пахла!

— Пойдём! Ты обещала показать, как управлять модулем.

Полина послушно поднялась. Большую пробоину в корпусе, мимо которой я пробирался за скафандрами, ещё не заделали, но остальные сектора открыли и к модулям можно было подобраться с другой стороны, обойдя весь звездолёт. Кое-где горело лишь тусклое аварийное освещение, а в одном месте не работало и оно, и я взял Полину за руку, на несколько минут вновь ощутив себя хозяином положения. Жалкая кроха прежнего могущества!

Не удержав любопытства, спросил:

 — Симба или Ния что-то говорили обо мне?

Лика замялась, явно не желая обсуждать тему.

 — Мне просто интересно, — вкрадчиво произнёс я, понизив голос, и добавил в него бархатных ноток: — Если нельзя, не рассказывай.

 — Не думай! — возмутилась она. — Ничего такого не говорили! Просто предупредили, что вампиры бывают опасны, и оставляя тебя на свободе, мы рискуем…

 — Надо полагать, никто не поверил? — предположил я.

Неожидано она смутилась. Нежная кожа зарозовела и сразу запахло вкуснее.

 — Поверили? — изумился я. — И почему я всё ещё не в камере?

 — Но нельзя же… это неправильно… как можно по подозрению… если даже возможность… Все проголосовали против!

 — Все?

 — Кроме Нии, — созналась она.

Я даже не обиделся:

 — Ей положено, она командир, отвечает за всех и вполне резонно полагает, что лучше перестраховаться.

Вот уж не ожидал, что каждый человек здесь согласился рискнуть, чтобы я смог доказать способность существовать в человеческом обществе! Даже Симба. Пока не слишком понятно, как к этому относиться.

Модуль оказался куда крупнее, чем представлялся по изображению. Мне-то казалось, что он чуть больше почтового дилижанса, а в нём оказалось ярдов десять длины! Лина сказала, что бывают и совсем маленькие, но они рассчитаны на одного пилота, и там будет неудобно.

Увидеть другие не довелось: они находились каждый в своём отсеке, словно кони в денниках. Я удивился тесноте, Лина пояснила:

— Каждый старт уносит часть воздуха в пространство. Чтобы уменьшить потери перед стартом отсек герметизируется и воздух откачивается. Из маленького помещения это быстрее и удобнее, да и неизбежные потери минимальны.

Стало обидно: мог бы и сам догадаться. Мышление перестаивалось медленно. На Земле атмосфера воспринималась как нечто само собой разумеющееся, а здесь я уже не раз мог убедиться, что воздух тоже ценность.

Надо заметить, что и двухместная кабина оказалась не слишком просторной. Лина показала, как герметизировать модуль, объяснила, что без этого не снять блокировку управления. Я подавлено глядел на приборную панель, на которой замерцали экраны и замигали огоньки. Лина стала рассказывать, что показывают индикаторы. Как можно всё это охватить взглядом, уже не говоря о том, чтобы разобраться!

— Нет! — взмолился я. — Не всё сразу. Покажи что-нибудь одно, попроще!

— Не пугайся. Это куда легче, чем кажется с первого взгляда, — оптимистично заверила Лина. — Ну ладно. Для начала — связь.

Несколько раз повторил герметизацию кабины, включение панели и настройку связи с кораблём и с другим пилотом. Наушники, заглушающие внешние звуки, ужасно раздражали. Я чувствовал себя лошадью в шорах, от которой закрыт весь мир, кроме узкой полосы дороги. Но это мелкое неудобство не смогла заглушить удовольствие от самого процесса учёбы.

 — Давай дальше. Само управление.

— Хватит на сегодня, — улыбнулась Лина. — Уже спать пора.

Прошло ещё три дня — и всё шло по-прежнему. Я не стал вникать в технические сложности, из-за которых высадка на планету откладывалась, и жадно впитывал информацию, которой со мной делились люди. Общался я в основном с Линой и Алимом, когда не мог от него отвязаться, но и остальные относились ко мне с ровной доброжелательностью.

Попытки сблизиться с Нией ни к чему не приводили. Она достаточно обстоятельно ответила на пару мелких вопросов, но сразу оставляла меня, ссылаясь на занятость. Я понимал, что у неё и в самом деле проблем хватает, но не мог решить, не используется ли это только как повод.

Понимая, что времени у меня не слишком много, я решился и с ней поговорить о перспективах моей высадки на человеческую планету вне Солнечной системы, но капитан отказала сразу и безоговорочно:

— Нет, Эдвард. Это невозможно. Я не буду гонять аварийный звездолёт по всей Галактике, даже чтобы пристроить уникального вампира. Да и не факт, что на Земле ты вновь впадёшь в анабиоз, вполне может оказаться, что пробуждение вызвано каким-то иным фактором. Вот если это случится, тогда тебя непременно переправят в другое место. Ты и сам понимаешь, что внеземные исследовательские учреждения будут бороться за такую честь. Ещё и конкурс устроят, кто сможет организовать лучшие условия.

Беспомощность в человеческих руках меня пугала. Быть бесчувственным телом, бессильным и безвольным, — что может быть страшнее? Алим, словно почувствовал мои колебания, вновь стал назойливее, хоть и не преступал рамок приличия. Я позволил ему провести некоторые исследования. Выпросив разрешение экипажа, он отвёл меня в медблок, уложил на стол и склонился над пультом управления. Загудели включенные аппараты. Биолог и сам стал похож на аппарат: механические выверенные движения и неразборчивое бормотание себе под нос. Лишь изредка это монотонное жужжание прерывалось нечленораздельными восклицаниями.

Механические щупальца скользили по обнажённому телу, обхватывали голову, прилипали присосками, кололи… Неприятно. К моему облегчению, длилось это недолго, от силы четверть часа.

— На сегодня всё! Я пока попробую систематизировать и прикинуть, что делать дальше.

— Нет, — возразил я, — это успеется. Расскажи мне о людях на звездолёте. Ты знаешь их на две недели дольше меня.

Видно было, как Алиму не хочется отрываться от полученной информации, но он, с тоской оглянувшись на компьютер, покорно пошёл за мной, и я это оценил.

— Что тебе рассказать? Мы тут особо задушевных бесед не вели. Экипаж смотрится скорее одной семьёй, чем коллегами. Ну, это нормально, в критических ситуациях помогает. Ты не застал командира. Марко был постарше, Ния ему вроде как дочка. Он начинал летать с её родителями, а когда они погибли, взял под крыло. Они с Андерсом оба классные спецы, но у неё, как понимаю, и образование пошире, и характер лидерский. Полина пока ещё ноль без палочки, студентка, но девочка милая и неглупая. Нашла прекрасный способ расширить кругозор, посмотреть мир, да ещё и деньги за это получить. Симба — один из ведущих инженеров крупного концерна. В депрессии после смерти жены, хотел улететь с Земли, и это первое, что подвернулось. Розалин устроилась, чтобы развеяться после окончания какого-то важного проекта. Я сам… — он замялся, потом махнул рукой, — Да что там! Меня интересуют рептилоиды. Хотел работать в команде биологов, которые их изучают, и не прошёл конкурс. Но мне пообещали, что если буду на планете, то смогу попасть в программу, вот и… — он пожал плечами.

Я удивился. Почему-то был уверен, что портреты людей у Алима выйдут едкими и недружелюбными. Надо сказать, что этот сухой отчёт значительно поднял его в моих глазах, но то, что его интерес к рептилоидам перенаправился на вампиров являлось существенным недостатком. Алим очень старался быть услужливым и удобным, а как раз это меня раздражало.

Но всё же несмотря на неопределённость будущего, мне было хорошо. Я болтался в закрытой жестянке колоссальных размеров в пространстве, на таком расстоянии от Земли, которое даже не мог осознать, питался невероятной бурдой мерзкого вкуса, но был почти счастлив.

Не было пылающего светила, лишающего сил и туманящего разум. Вдали от Солнца я освободился от вечного проклятия. Можно было бодрствовать вместе с людьми, и с ними же отходить ко сну. Не надо было скрываться самому, не было нужды и прятать клыки. Оказалось, что быть рядом с людьми, от которых не надо таиться очень приятно, а разговаривать с ними интересно. Жаль, что после исчезнет прелесть новизны, хотя, надо полагать, ещё нескоро.

Оказалось, за годы вампирской жизни я почти разучился улыбаться, и лишь кривил губы. Сам этого не замечал, и обратил внимание лишь после слов Полины. Обнажив зубы в непривычной улыбке, я оправдался:

— Для меня маскировка всегда была необходимой. В прежние времена обнаруживать себя перед людьми было смертельно опасно.

Она поглядела мне в глаза:

— Значит, ты убивал?

— Как ты могла подумать! — возмутился я. В этот момент мне было жаль, что это неправда, такая надежда звучала в её голосе.

Она поджала губы и укоризненно покачала головой:

— Зачем ты лжёшь?

— Не хотел тебя расстраивать, — легко сознался я, и сразу же пожалел о ненужном откровении. Надо было отрицать до последнего. — Но тогда человеческая жизнь низко ценилась не только вампирами, но и людьми. Я только боролся за собственное существование. Любой, оставшийся в живых, мог бы стать моим обвинителем.

Она долго молчала, потом кивнула:

— Может, раньше иначе было нельзя. Сейчас есть заменители крови.

Я не стал говорить, что заменитель с каждым разом насыщает всё хуже. Нетерпеливые вампиры умирают вскоре после обращения. Я надеялся, что моего терпения достанет до момента, когда попаду на планету. Эти люди были мне симпатичны, они отнеслись ко мне по доброму, убивать кого-то из них не хотелось.

Глава 8

Меня не смущала золотистая кожа Нии и Алима, я легко принял то, что белые и цветные смешались, но перебороть естественную брезгливость к Симбе так и не смог, хотя видел, с каким безусловным уважением относятся к нему другие люди. От него пахло не совсем так, как от остальных, кроме того я не мог простить того, что он убеждал других в исходящей от меня опасности. Лина сказала, что запах объясняется какими-то особенностями питания, но причины не имели для меня значения. Конечно, воспитание не позволяло демонстрировать неприязнь, я просто старался держаться подальше.

Прошло удивление от того, что женщины непринуждённо держатся наравне с мужчинами. Но рыжая Роз вызывала у меня почти такое же неприятие, как Симба. Женщина не должна, не может быть такой нестерпимо вульгарной, мускулистой и мужеподобной! То ли дело Ния! Какая удивительная! Приняла на себя обязанности капитана аварийного звездолёта и, судя по всему, прекрасно справляется. И это не мешает ей оставаться изящной, очаровательной, желанной!

Милая улыбчивая Полина казалась куда приятнее, чем холодная капитанша, но тут уж я шёл на принцип. Ния могла быть куда полезнее.

Она сидела у меня за спиной, совсем рядом, и я наслаждался дивным ароматом. Даже поймал себя на том, что глотаю минералку, которую медленно цедил сквозь зубы, в такт биению её сердца и мечтательно улыбнулся. Лина не преминула это отметить:

— Ну вот, уже прекрасно получается! Знаешь, у тебя очень хорошая улыбка.

Я улыбнулся и ей. Мне не жалко, а девочка так трогательно обо мне беспокоится! Алим старается не меньше, но это не считается: у него свой интерес, а забота Лины совершенно бескорыстна.

Поставил пустой стакан на стол, и Алим тотчас поднял бутылку, жестом предлагая налить ещё. Я отказался, но улыбнулся и ему. Если людям кажется милым сияние вампирских клыков, то чего бы это не использовать?

Полина подвинула свой стакан, и Алим налил воды ей. Я с интересом за ними наблюдал, а в душе зрело решение попробовать поговорить с Нией по-другому. Раз Лина с Алимом продолжают нормально общаться, значит, ничего особенного в его предложении не было.

Как ни странно, случай представился почти сразу. Незадолго до обеда, когда я после очередного урока по изучению модуля, проводил Лину до каюты и шёл к себе, посчастливилось увидеть Нию в коридоре. Я ускорил шаг, догнал. Нельзя упустить такой момент!

— Капитан! — я удивлённо вскинул брови. — Какой редкий случай застать самую занятую женщину на звездолёте без сопровождения!

Обычно все называли её по имени, но мне показалось, что именование по должности, занятой так недавно, должно ей польстить.

— Много работы, — устало сказала она.

— Нельзя же всё время посвящать работе!

— Ещё есть тренажёры, — она улыбнулась мне, и я решил считать это поощрением. Немного обогнал, мягко оттесняя к стенке коридора, вынуждая замедлить ход, и вкрадчиво сказал:

— Существуют и другие способы проведения досуга, куда приятнее.

Она остановилась, глядя на меня со спокойным интересом. Я окинул её восхищённым взором и, понизив голос, восторженно выдохнул:

— Какая удивительная, поистине неземная красота! Неудивительно, что сердце стремится к звёздам, — я тяжко вздохнул, и с тоской добавил. — Мне, похоже, Земля тоже не слишком подходит. Быть может, это означает, что мы созданы друг для друга?

Шаги раздались очень некстати. Андерс! Я замер, пытаясь справиться с приступом злости, но он прошёл мимо, лишь бросив в нашу сторону вопросительный взгляд. Ния не обратила на него внимания, и он не замедлил шага, и только скрывшись за изгибом стены, остановился. Хоть и достаточно далеко, чтобы не слышать наш разговор, но всё равно неприятно.

Ния смотрела на меня серьёзно и внимательно:

— Эдвард, я не настроена на романтическое общение. У меня есть муж.

— Это не мешает, — сообщил я с лёгкой улыбкой. — Поверь, ни в какие времена это не мешало.

— А, так ты проверял! — усмехнулась она.

Прекрасно! Впервые она вела со мной разговор о чём-то личном.

— Я… искал и надеялся. Тогда не знал, что встречу тебя. Может и к лучшему: если бы представлял, какие годы и расстояние нас разделяют, мог умереть от отчаяния.

— Неразделённые чувства не стоят жизни, — возразила Ния. — В ней слишком много другого — важного и интересного.

Я подарил ей многообещающую улыбку:

— Неужели тебе не хочется узнать, как это может быть с вампиром?

— Эд, мне не нужны интрижки, — терпеливо сказала Ния. — Для меня существует только один мужчина, за которого я вышла замуж. Иначе я бы не стала создавать семью. Не расстраивайся. На Земле много замечательных женщин, ты ещё встретишь свою. Ну… или не на Земле, если окажется, что она тебе действительно не подходит, — она похлопала меня по плечу и пошла вслед за Андерсом.

Я принял самый трагический вид, но зря: она не обернулась. Эх, было бы здесь больше людей, можно было бы избавиться от проклятого блондина!

Где-то впереди Ния и Андерс встретились, теперь их шаги звучали слитно, словно шёл один человек.

— Что надо нашему клыкастику?

— Яйца подкатывал, — отозвалась Ния. — Ничего интересного: ни ума, ни фантазии.

Я остановился, задохнувшись от обиды.

— Да ты что! — удивился Андерс. — Я думал, он неспособный. По крайней мере, большинство книг это утверждает.

 Ния фыркнула:

— Ну, проверять не собираюсь, пусть Алим развлекается.

 — Погоди, разве он играет за мою команду?

Она коротко хохотнула:

 — Я имею в виду его исследовательские планы, а ты что подумал?

Стиснув кулаки, я стоял, пока их шаги не затихли в глубине коридора. Больше всего хотелось впечатать кулак в стену, но я не мог себе позволить даже такой выплеск чувств. В тягостной зависимости от людей слишком важным казалось сохранить втайне способности, которые поднимали меня над ними. Если я хочу когда-нибудь обрести прежние свободу и могущество, ни в коем случае нельзя показаться опасным. Поэтому я только прислонился к холодному металлу, и стоял до тех пор, пока такой же холод не воцарился в моей душе.

Непокорные чувства улеглись. Я не мог обижаться на Нию: она разговаривала со мной терпеливо и уважительно, а с мужем, наверное, и не стоило говорить иначе. Тем более, несмотря на грубую форму, суть нашего разговора она определила удивительно точно. Мне ещё больше захотелось увлечь и подчинить эту удивительную женщину, но я понимал, что пока рядом с ней Андерс, успех невозможен.

Занятый преследованием квартеронки, я проскочил мимо своей каюты, и сейчас направился назад, но спокойно добраться так и не пришлось. У двери меня поджидал Алим.

-Эд!

Я символически воздел глаза и руки, но он не обратил на это внимания, и уверенно ввалился в каюту за мной.

— Я знаешь что подумал? Мы могли бы прямо сейчас подписать контракт. Это свяжет руки всем остальным фирмам, а я буду иметь право отстаивать твои интересы, если при возвращении к Солнцу снова впадёшь в кому.

Сама по себе идея мне показалась интересной, но сейчас не было никакого желания её обсуждать. Я улыбнулся и сказал:

— Ну-ка, давай подробно.

Алим начал увлечённо рассказывать. Вытащи он из кармана в конце своей речи подготовленный документ, я бы не удивился. Заставил себя сосредоточиться, вникая в нюансы предложения, стараясь выбрать всё, что могло оказаться полезным. Доверяться ненормальному биологу я бы не стал, но, может, есть смысл пока вложить в руки другого человека управление своей судьбой? Я, не понимая современности, могу легко нанести себе непоправимый вред.

Под непрерывный поток слов обдумать кандидатуру сложно, и я решил отложить это на потом.

— Ну, что скажешь?

— Ничего. Это сложный вопрос, который не требует немедленного решения. Мне нужно хорошо подумать, — серьёзно и уважительно объяснил я, и биолог, лицо которого вытянулось от разочарования, вздохнул и кивнул.

— Конечно, время ещё есть.

Он наклонился ко мне:

— Меня знаешь что беспокоит? Вопросы размножения. Если с тобой что-то случится, это не только твоя личная трагедия. Это невосполнимая потеря для науки и всего человечества. Ты и сам должен понимать, что если твой вид вымер, твой долг его восстановить.

Я не хотел спорить и промолчал. Как раз собственная уникальность меня совершенно не угнетала. Воспоминания о вампирском сообществе не были радужными: жесточайшая конкуренция, борьба за территории и влияние — без всего этого я прекрасно обойдусь.

Я сплёл пальцы и сделал терпеливое лицо. Кому-то другому можно было объяснить, но не этому фанатику.

— Если ты не знаешь, как проводить обращение, то, возможно… натуральным путём?

Больше всего хотелось взять бесцеремонного типа за шиворот и вышвырнуть из каюты. Я мечтательно представил, как он летит по коридору, наконец, впечатываясь во внешнюю стену, но отогнал сладкое видение и терпеливо сказал:

— Вампиром нельзя родиться. Мы не импотенты, но бесплодны. Возможно только обращение.

— Значит, надо пытаться, — сказал Алим, возбуждённо кружа по каюте. — Первичные анализы не показали ничего похожего на симбионт или вирус. Ну… что-то должно быть. Надо пробовать, пока не получится провести заражение.

Он замолчал, погруженный в собственные мысли.

— Что ты сказал? — тихо спросил я. — Повтори.

Он глупо хлопал глазами:

— Что?

— Неуязвимость. Всесилие. Великий дар бессмертия, — я вскочил, еле сдерживаясь, и начал наступать на него. — Ты это называешь заразой?

Алим замер. Я видел свои отражения в его расширяющихся зрачках. Вкусно и остро запахло страхом.

Я собирался подойти к человеку и хорошенько встряхнуть, но он вдруг издал неясный сдавленный звук, развернулся и бросился к выходу. Мне хватило одного прыжка, чтобы догнать. От толчка он не удержался на ногах, но я подхватил и обнял, не давая упасть.

Он коротко вскрикнул и замолчал, только шумно дышал. Чёрт, после той дряни, которой меня кормили, это было невероятно. Кажется, я даже простонал от восторга, и пил, пил…

Алим не шевелился, только грудь вздымалась от дыхания и изредка вздрагивала от всхлипов. Кровь, насыщенная, богатая эмоциями, была превосходна.

— Эд… не убивай… пожалуйста…

Хриплый шёпот привёл меня в себя и оглушил. Что я делаю?

Я погладил его по затылку в бесполезной попытке успокоить, пока слизывал с кожи подтёки. Обычно я ел чище. Потом поймал себя на том, что специально тяну, потому что боюсь посмотреть Алиму в лицо, и резко выпрямился.

Он почти обвис в моих руках и глядел с таким ужасом, что я отшвырнул покорное тело и выскочил из каюты. Лишь промчавшись несколько ярдов по коридору, сообразил, что бежать некуда. Как я мог, зная, что судьба моя висит на волоске, так нелепо и глупо сорваться?

Впереди раздались шаги, и я, даже не поняв, кто именно идёт, развернулся в другую сторону. Выскакивая из каюты, мельком увидел в зеркале возле двери свою окровавленную физиономию, и демонстрировать её кому-то ещё не имел ни малейшего желания. Прочь!

Платка у меня не было. Кожа впитает кровь, но, раз сыт, это произойдёт не слишком быстро. Крики сзади ещё не раздались, но я знал, что скоро люди поднимут тревогу, и ноги сами несли по коридору.

Я дошёл до самого конца, туда, где всего несколько часов назад Лина весело объясняла, как управляться с модулем, привычно залез в кабину, ткнул пальцем в кнопку герметизации и погладил панель управления, в которой мне так и не доведётся полностью разобраться.

В словах Нии я не сомневался. Напав на человека, я навсегда закрыл себе дорогу не только на Землю, но и на любую другую планету. Надо было решать, что делать дальше.

 Выбора по сути не было: или я позволю себя убить, или буду пить людей, пока не истощу до смерти, после чего высохну сам. Нерадостная альтернатива.

Был ещё вариант. Можно принести извинения, попытаться выдать срыв за нелепую случайность, но я не верил, что люди, которые и так настороже, примут эти объяснения, и не хотелось напрасно унижаться.

 В полном отчаянии я закрыл лицо ладонями и облокотился на панель, но гул механизма совсем рядом заставил меня вздрогнуть и поднять голову. В тот же миг проснулась система безопасности: кресло уже крепко держало меня в механических объятиях. Вход в модульный отсек захлопнулся. Взревел мотор, корпус модуля завибрировал, и я в ужасе уставился вперёд, туда, где стена корпуса уходила вверх, открывая звёзды. Взлётный рывок, вжавший в сиденье, был силён даже для меня.

С жутким рёвом модуль устремился в пустоту.

Глава 9

Я рефлекторно замер и, вцепившись в подлокотники, с ужасом глядел вперёд. Скоро мотор замолк. Звездное небо перед глазами совершенно не меняло свой вид, убеждая, что модуль завис на месте. Я не видел звездолёт, но вампирским шестым чувством понимал, что стремительно удалюсь от него, и зажмурил глаза, чтобы избавиться от этого мучительного диссонанса. Сразу показалось, будто завис вниз головой. Внутренности скрутились в холодный узел, закружилась голова — давно забытое человеческое ощущение. Я вновь распахнул глаза, и почти сразу стало лучше, хотя странное чувство осталось. Кажется, не удерживай меня кресло, смог бы парить в воздухе. Впрочем, почти сразу я увидел наушники, болтающиеся около лица, и понял, что не показалось. Отпихнул их, проследил, как они, ударившись об стекло, поменяли направление.

На панели горело несколько разноцветных огоньков, тускло мерцали экраны. На одном медленно ползли цифры, на двух других, расчерченных сетками, плясали светящиеся линии. Я постарался не смотреть туда: непонятность удручала. Хуже всего раздражала мигающая голубая лампочка.

Ничего страшного не происходило, и паника улеглась, освобождая пространство для мыслей. Я уже понял, что неосторожно нажал кнопку экстренного взлёта — Лина мне её показывала. Старт проходит в автоматическом режиме, далее пилот должен взять управление на себя, но я-то этого сделать не мог!

Больше всего хотелось сейчас вернуться на корабль, пусть там и не ждало ничего, кроме неприятностей. Сейчас я был сыт, но слишком хорошо представлял, как быстро начнут одолевать муки голода. Жутко представлять, что совсем скоро палящая жажда лишит разума, потом иссушит тело, а модуль вечно будет нести в пустоте безжизненную мумию.

Может быть, лучше разбить оболочку кабины? Я был уверен, что сумею это сделать, да только сомневался, что пустота убьёт меня. А если не погибну сразу, а просто раздуюсь чудовищным шаром, и буду мучиться в таком виде?

Бесполезно убеждать себя, что лучше так, чем позволить людям решать свою судьбу. Сейчас я был согласен стать подопытным экземпляром в любой лаборатории, согласен всегда пить ту мерзкую дрянь, которой они меня поили вместо крови, только бы жить!

Лина показывала, как совершать повороты, но как запустить двигатель не объясняла. Я снова оттолкнул наушники и, в слабой надежде на то, что сумею сам разобраться, стал нажимать на кнопки и крутить переключатели. Никаких изменений не произошло. Осталось только смириться. Какая ирония судьбы! Покинув звездолёт, я сам избавил людей от возможных проблем. Поняв, что произошло, они вздохнут с облегчением. Разве что Лина, возможно, будет огорчаться — до тех пор, пока не узнает, как я обошёлся с Алимом.

 Я апатично откинулся на спинку кресла и опять почувствовал прикосновение к макушке. Поймал наушники, нацепил их на себя, чтоб больше не надоедали. Вампиры быстро запоминают движения, и руки, прилаживая дужку на голову, сами нажали на кнопку — и в уши сразу же ворвался голос:

— Эдвард, ты слышишь? Эдвард, ответь.

Эти слова монотонно повторялись с небольшим перерывом. Пространство или аппаратура искажали звук, но Нию я узнал безошибочно, и что-то ёкнуло под ложечкой и сладко потянуло в груди. Несколько секунд я медлил. Отозваться, чтоб услышать порицание и приговор? Стоит ли оно того?

— Да, — холодно сказал я. — Слышу.

На что я надеялся?

Ния ответила почти сразу:

— Хорошо. Успокойся.

— Я спокоен.

— Прекрасно, — так же холодно отозвалась она. — Я буду тебе говорить, что делать, а ты выполнять мои команды, хорошо? Для начала надо развернуть модуль, чтобы он вернулся к кораблю.

— Да, я слушаю.

Ния начала объяснять, и я понял свою ошибку. Манипуляции управления производились не отдельными действиями, а их комбинациями. Нужно было нажать кнопку на выступающей платформе штурвала, и сразу же нажимать ногой педаль и наклонять штурвал. Ния раз десять переспросила, чтобы убедиться, что я нашёл именно то, что нужно, но начинать не разрешила, велела найти ещё кнопку в верхней левой части панели управления и хорошенько её запомнить.

— Это автопосадка. Когда скажу, надо будет сразу нажать на неё.

— Понял. Запомнил.

— Замечательно. Покачай штурвальную платформу, чтобы представлять, с каким усилием действовать. Попробовал? Теперь включай двигатель.

Я решился не сразу. Кнопка, найти ногой педаль, нажать… Ничего. Я замер, пытаясь осмыслить ошибку. Или Ния просто издевается надо мной?

Попробовать ещё раз, только на педаль нажимать сразу, а другая рука уже наклоняет штурвал. Тускло замерцали экраны. расчерченные клетками, по ним побежали изображения и цифры Корпус дрогнул, и мир передо мной начал вращаться. Я не смог удержаться от изумлённого восклицания.

— Что случилось? — встревожилась Ния.

 — Всё в порядке, — пробормотал я, разглядывая совершенно нереальную картину. — Просто увидел планету.

Она серпом висела в чёрном небе и была громадной, немного больше, чем я привык видеть Луну. Даже вампирское зрение не давало рассмотреть детали на затенённой части, но освещённая полоса была голубая, с белыми завитками, подобная морской волне, а не привычного тусклого цвета потёртой монеты, а над ней в черноте пылал золотой шар в короне из красноватых лучей.

Некогда восторгаться удивительным зрелищем. Ния объясняла, как скорректировать курс, но я почти не слушал. Корабль висел в пространстве чёрной лепёшкой. Наверняка человеческое зрение было бы бессильно его заметить, но я уже видел, что он не впереди, и сам несколько раз подправил направление полёта. Лина была права, не слишком сложно.

— Есть захват! — воскликнула Ния. — включай автопосадку. Ту кнопку в левом верхнем углу, помнишь?

— Включил.

— Вижу. И, дьявол тебя побери, не смей больше ничего трогать!

Я расслабился и с некоторым сожалением убрал руки от приборной панели на колени. Корабль приближался, его грандиозность подавляла. И, как ни странно, чем ближе я подлетал, теми меньше мне хотелось встречаться с людьми. Я чувствовал себя нашкодившим мальчишкой, которого сейчас за ухо поведут пороть в классную комнату.

Ужас надвигающейся смерти отступил, вновь поставив передо мной все проблемы, которые я так неосторожно себе создал. Самое ужасное, что меня начало грызть чувство безмерной вины. Я снова и снова вспоминал, как отшвырнул покорное тело. Могло быть лишь одно объяснение происходящему: о моём нападении на Алима ещё не узнали.

Неужели падение оказалось для человека роковым? Как можно было забыть о страшной хрупкости человеческого тела? Алим мне не нравился, но убивать его я не хотел.

С трудом заставил себя отвлечься от бесполезных угрызений. Надо быть практичнее. Сейчас у меня в каюте находится труп со следами клыков на шее, и надо избавиться от него таким образом, чтобы на меня не пала и тень подозрений. Возможно, получится вышвырнуть тело в ту дыру, мимо которой я тащил скафандры, если… если только она ещё не заделана.

В этом плане было вообще слишком много «если», но ничего другого в голову не приходило. Когда модуль вернулся на своё место, я вновь был в состоянии, близком к панике, но всё же сообразило дождаться, пока откроется вход в корабль, а не только закрытия отсека с наружной стороны. Лина ждала в следующем секторе и, едва заметив, с визгом бросилась мне на грудь:

— Эдик! Эдичка! Я так переволновалась.

Я улыбнулся непослушными губами, обнял её, коротко чмокнул тёплую дивно пахнущую кожу где-то в районе скулы, и отстранился. Она глядела виновато:

— Ния велела прийти. Злая, как… как… — она махнула рукой и отвернулась, пряча блеснувшие слёзы, и упавшим тоном закончила. — Сказала, что на меня докладную напишет.

Я разобрал только, что у Полины тоже проблемы, по всей видимости из-за того, что она занималась со мной в модуле. Мне, завязшему куда как сильнее, не было дела до этой ерунды, но хорошее расположение девушки ещё могло пригодиться. Я обнял её за плечи столетия назад отработанным бережным и интимным жестом, уже прицельно поцеловал в щёку и сказал:

— Прости, милая, не хотел тебя подводить. Может, обойдётся.

— Может, — безнадёжно отозвалась она.

Надо было попробовать договориться с Алимом. Это, собственно, и нужно было сделать с самого начала. Уверен, за подписанный договор, биолог согласился бы молчать об инциденте! Как я позволил взять эмоциям верх над разумом?

Прошли мимо моей каюты. Алим мог быть ещё жив. Полина держала мою руку, словно боялась, что вновь куда-нибудь улечу, и я не рискнул заглянуть, но вслушался. Ни стона, ни дыхания, ни стука сердца. Стоит ли говорить, что это расстроило ещё больше?

Запах! Я замедлил ход, оглядывая коридор быстрым взглядом. Человек бы не заметил слабый смазанный след крови на стене коридора, там, где выступало ребро переборки, разделяющей два сектора. Но не понять, шёл ли Алим своими ногами, или здесь пронесли его тело. Неужели ситуация ухудшилась? Минимальные шансы избавиться от тела всё же были, а противостоять прямому обвинению бесполезно.

Полина заметила, что я смотрю на неё, сжала пальцы, улыбнулась. Я сумел улыбнуться в ответ, стало легче. Сочти люди меня опасным, её не выпустили бы навстречу. Значит, биолог жив и никому ничего не сказал. Прямо гора с плеч свалилась! Придётся оправдываться только из-за модуля.

 С моим появлением в столовой воцарилась тишина. Здесь были все, кроме Нии и Алима. Все уставились на меня, и взгляды обжигали не хуже солнечных лучей. Смущение изображать не пришлось, я и впрямь свалял дурака, и было ужасно сознавать, что всем это известно. Я замер у двери и выдавил:

— Простите. Мне очень жаль, что заставил всех волноваться.

Андерс поднялся:

— Ну что, пойдём… хм… на разбор полётов.

Он прошёл мимо, не задев меня даже взглядом, и я потащился за ним, как побитая собака.

Я думал, что попаду в капитанскую рубку, но Андерс привёл меня в собственную каюту. К моему удивлению, она не слишком отличалась от пассажирских, разве что диван был застелен мохнатым пледом, а не стандартным покрывалом, а в углу стоял антикварный комод.

Ния сидела в кресле с открытой книгой в руках, но взгляд её был устремлён в стену. Андерс молча указал мне на стул и сел на диван.

— Эдвард, — тихо произнесла Ния, — расскажи нам, пожалуйста, что произошло.

Голос звучал спокойно, даже чересчур, и я вдруг понял, что она кипит от еле сдерживаемого бешенства. Все приготовленные слова разом вылетели из головы. Я надеялся, что капитан не знает о том, что я пил Алима, но не был в этом уверен. Имеет Ния в виду нападение на человека или нелепый полёт?

Потупив голову, я тихо пробормотал:

— Я… Это получилось случайно.

— Как можно случайно забраться в модуль и стартовать?!

Я совсем по-человечески вздохнул, такое облегчение почувствовал. Первым побуждением было сказать, что хотел повторить урок Полины, но вспомнил её расстроенное лицо, и решил, что ничем не ухудшу своё положения, если не буду впутывать сюда наши занятия.

— И в мыслях не было покидать звездолёт. Я просто хотел побыть в одиночестве, а модульный отсек — самое отдалённое и уединённое место. Ну и… задумался и облокотился на кнопку аварийного взлёта.

Ния резко выпрямилась и шумно втянула воздух через стиснутые зубы. Пальцы, стиснутые на книге, побелели. Я ждал взрыва, но спустя минуту пальцы расслабились, она вздохнула и устало сказала:

— Расскажи о стычке с Алимом.

Это был сильный и неожиданный удар. Я ошеломлённо и бездумно уставился на безжалостную инквизиторшу. Отрицать бессмысленно. Следы зубов на человеческой шее — слишком очевидное доказательство.

— Ну?

— Я не сдержался, не смог, — неуверенно просипел я. Ошарашенный вопросом, забыл вдохнуть, и воздуха еле-еле хватило на фразу. Нужно было объяснение, оправдывающее срыв — хоть какое-нибудь, самое завалящее, и оно нашлось. Алим не сможет отрицать. — Он оскорбил меня!

— Эдвард, — неожиданно спросил Андерс, — скажи откровенно, это была попытка суицида?

Я на мгновение замер, шокированный вопросом, и почти сразу торопливо возразил:

— Нет, конечно нет… но я очень расстроился.

Ния резко сказала:

 — Надеюсь, это означает, что ты осознал неадекватность своей реакции. Тебя обидели словами, ты не должен был применять физическое воздействие. Может, в прежние времена это было общепринято, но сейчас такое совершенно недопустимо. Общество — это отношения, основанные на гуманности, нравственности и уважении.

На комоде у неё за спиной стояла рамка с рисунком. На нём Андерс с мужчиной чуть постарше сидели на парковой скамье, взявшись за руки, а сзади их обнимала смеющаяся Ния. Команда звездолёта действительно была одной семьёй.

Меня охватила неловкость. Эти люди вовсе не должны быть ко мне доброжелательны. Нотации раздражали, но я понимал, что недовольство командира более чем справедливо, да мне и самому было неприятно, что сорвался. Робко попробовал перевести тему:

— Надеюсь, с Алимом всё в порядке?

— Жить будет, — отмахнулась Ния. — Но для одного полёта лимит чрезвычайных происшествий уже превышен. Попрошу в дальнейшем не покидать каюту.

И это всё? Лишь подобие домашнего ареста? Я не мог поверить своим ушам.

— Хорошо, — я встал, — не буду выходить. Это справедливо. Мне можно идти?

Она хотела сказать что-то ещё, но поколебалась и махнула рукой:

— Иди.

Я не прошёл и десяти ярдов по коридору, когда в каюте раздался шумный хлопок, видно книгу швырнули на стол, и Ния тихо, но с большим чувством, выдохнула:

— Ископаемый полудурок! Случайно включить экстренный старт!

— Повезло, что не к планете. Мы бы не успели.

— Болванам часто везёт.

Я даже не обиделся — и впрямь чувствовал себя болваном. Глупо вышло.

Лишь разглядывая потолок собственной каюты, я сообразил, что именно абсурдность последнего происшествия смазала впечатление от инцидента с Алимом и не дала людям в полной мере оценить исходящую от меня опасность. Чёрт возьми, я и впрямь не хотел его убивать! Всё к лучшему!

Глава 10

Откладывать нельзя, надо продумать, как держать себя дальше. В прежней жизни можно было импровизировать. Я знал, что в случае обнаружения, всегда могу скрыться, но ни разу делать этого не приходилось, мне никогда не угрожала реальная опасность. Окружающие люди считали человеком и меня, поддерживать это заблуждение, втайне упиваясь собственным могуществом и неуязвимостью, было несложно. Те же, кто узнавал о моей сущности, не успевали поделиться опасной осведомлённостью с остальными. Я брал, что хотел и когда хотел, стоя над человеческими законами и моралью. Здесь же, где все знали о том, что имеют дело с вампиром, приходилось поддерживать образ растерянного и беспомощного мальчика, заплутавшего в веках. Я, впрочем, и был таким. Приходилось скрывать лишь силу и устремления, но в этом для меня не было ничего нового. Но давило не только сознание зависимости, но и непрошенное чувство вины, хотя не удавалось понять, чем оно вызвано. Ничего, рано или поздно ситуация изменится, и тогда…

А что тогда?

Каково быть единственным вампиром там, где все люди учтены, а человеческая жизнь стала считаться куда большей ценностью, чем раньше? На меня же сразу начнут охоту, случись хоть что-нибудь, не вписывающееся в их рамки. И смогу ли я укрыться в чуждом мире?

Никогда не было скучно наедине с собой, тем более в моём полном распоряжении был компьютер звездолёта — неисчерпаемый источник информации. Правда, читать сложно: слишком много неизвестных понятий. Приходилось разыскивать их значение, а в новых статьях были новые неизвестные слова. Это не столько утомляло, сколько раздражало, и вскоре я выключил устройство и просто стал глядеть в «окно», периодически меняя заставки. Больше всего понравилась картина невысокого полёта над землёй: внизу медленно проплывали хвойный лес, поле, небольшой посёлок, снова лес, уже другой, в котором преобладали лиственные деревья и, наконец, город — чуждый, слишком непривычный для глаза, но невыразимо притягательный. Затем снова начинался лес, всё повторялось. Я вглядывался до тех пор, пока не изучил малейшие детали и даже нашёл место соединения конца и начала, и снова перебрался на диван предаваться тоскливым размышлениям.

Ния… Нельзя себя обманывать, эта женщина недосягаема, но как не хочется с этим мириться! Я снова лежал, закинув руки за голову и глядя в светящийся потолок, когда раздался стук в дверь. Получив приглашение, Андерс заглянул в каюту и спросил:

— Не голоден?

— Нет, — мрачно отозвался я, не меняя позы, — хотя от минералки бы не отказался.

— Хорошо.

Он вышел, но я, осенённый внезапной мыслью, подскочил и выглянул в коридор:

— Андерс! Я бы хотел увидеть Алима. Попросить прощения.

Он оглянулся, пристально поглядел. Вероятно, я выглядел достаточно раскаявшимся, потому что он кивнул:

— Спрошу его, захочет ли тебя видеть.

— Спасибо.

Я аккуратно прикрыл дверь, когда он ушёл, хотя кулаки сжимались от ярости. Мало того, что я собирался извиняться, хотя был в своём праве. Человек должен благодарить меня, что остался жив, а он ещё, видите ли, будет решать, словно король, достоин ли я его лицезреть!

Вернулся к столу, снова сел, расслабился. Ладно, понять можно. Алим сильно перепуган, ему даже увидеться со мной теперь сложно. Наверняка буду еженощно являться в кошмарах! Я усмехнулся, снова включил компьютер и запросил статьи по управлению модулем.

Не побывай я в кресле пилота, наверняка не смог бы разобраться в сухих словах инструкции, но сейчас перед глазами стояла живая картина кабины, и читалось всё легко и понятно. Меня так увлекло изучение премудростей управления, что не обратил внимания на звук шагов, а новый стук в дверь показался неожиданной и досадной помехой. Пришлось приложить усилие, чтобы голос прозвучал приветливо.

Алим с бутылкой минеральной воды в руках шагнул через порог и остановился у входа. Я отметил, что он не в рубашке, как обычно, а в тонком свитере с высокой горловиной, закрывающей шею.

— Проходи.

 Человек прошёл твёрдым шагом, сел, поставил бутылку на стол. Выглядел уверенно, но запах страха не спрятать. Я замялся. Мне приходилось шантажировать своих жертв, суля жизнь за молчание или сплетая сказки о вечной любви, но в такую ситуацию попал впервые. Извинения не выговаривались, вязли в зубах.

Он начал говорить первым:

— Эд, прости. Не подумал, что слова о заражении тебя оскорбят. Для меня это… — он беспомощно покрутил рукой в воздухе и положил её на край стола, — ну… просто реалия, объясняющая… твоё состояние. Сама по себе она не имеет эмоциональной окраски.

Я поразился и самому факту его извинений, и ещё более тому, что при всём страхе Алим не пожелал отказаться от своих слов, а лишь пытался объяснить, что не вкладывал в них обидного содержания. Поразился настолько, что не ответил и после неловкой паузы он добавил:

— Мне жаль, что у тебя неприятности. Я бы не стал никому рассказывать, но натолкнулся на Андерса в коридоре. Он увидел… И… я пойму, если ты не захочешь со мной работать.

Его объяснение привело меня в полное смятение чувств. Нельзя было не оценить мужества и великодушия Алима, и в то же время в его словах была какая-то неправильность.

— Очень любезно с твоей стороны принять на себя вину за мою несдержанность, — медленно сказал я, пытаясь понять причину собственного раздражения. — Я, безусловно, не должен был нападать. Я чувствую, какой ужас тебе внушаю, и поражаюсь, что ты решился прийти для разговора.

Он вперил в меня неподвижный взгляд, а потом резко наклонился и жадно спросил:

— Как? Как ты чувствуешь?

В его глазах опять загорелся уже знакомый мне фанатичный огонёк, и я не выдержал: откинувшись на спинку стула, расхохотался.

Его плечи разочаровано опустились:

— Так это была шутка?

— Слушай, Алим, ты действительно готов подвергаться смертельному риску лишь для того, чтобы удовлетворить любопытство? Сумасшедший!

— Ты не собираешься всерьёз меня убивать! — убеждённо сказал он. — А это действительно очень важно для науки. Ну и мне интересно, да.

Эта увлечённость и упорство внушали невольное уважение. Я сказал:

— Ты пахнешь страхом. Это сразу чувствуется. И… это вкусно. Я действительно не собирался тебя пить, но когда ты шарахнулся, удержаться было уже невозможно, тем более, что дивный запах живой крови манит, а ваш заменитель по вкусу та ещё дрянь.

— Я понимаю! — торопливо отозвался Алим. — Сам спровоцировал. А на тебя столько всего сразу навалилось! Это же какой стресс нешуточный, тут и кто покрепче сорвётся!

— Это надо понимать, как констатацию моей слабохарактерности? — кротко поинтересовался я.

Алим недоверчиво всмотрелся в моё лицо:

— Да ладно! Ты не можешь всерьёз считать себя идеальным.

— Естественно нет. Но где видано, чтобы жертва указывала на несовершенство охотника?

— А-а-а… Так я должен был трепетать и склоняться ниц?

Насмешка в его голосе больно царапнула по самолюбию, но я честно признался:

— Я к такому привык. Не скажу, что нравилось такое отношение, но мне его не хватает.

— Ну… и к нормальному общению привыкнешь, наверное.

— Ты тоже неидеален, — напомнил я.

— Само собой, — он закусил губу и, взглянул мне в глаза: — Знаешь, мне очень стыдно, что я, увлёкшись твоей сущностью, оставил в стороне личность… За что, собственно, и поплатился.

Я поморщился:

— Не хочу быть объектом исследований. Но сдаётся мне, что в ином качестве человечество меня не примет.

— Всё не так плохо. Уверен, уже в течении первого года-двух мы совершим прорыв в биологии и исследования принесут немалый доход, который обеспечит тебе комфортное существование.

— Ты для этого достаточно компетентен?

— Да, я прекрасный специалист.

— Тем не менее, в официальную исследовательскую группу на Ирноте тебя не включили.

Он неожиданно налился краской:

— Отсеяли из-за характера.

— И почему меня это не удивляет? — пробормотал я. — Сложно нам будет, у меня тоже характер не сахар.

— Я заметил, — он прикоснулся к вороту, скрывающему след от моих зубов. — Так ты согласен со мной работать?

 — Куда деваться, — я наклонился к нему, доверительно понизил голос: — Не хочу на Землю. Жутко даже думать, что я опять отключусь… вот так.

— Понимаю. Поговорю с командой, может получится уговорить… На Фиоре есть хороший институт, нас там пригреют с удовольствием.

— Будет замечательно, если Ния согласится, — с чувством сказал я. — Мне она категорически отказала.

— Ну, я тоже обещать не могу, она командир, и ей виднее каково состояние корабля и можем ли мы себе позволить сделать лишний скачок, — сказал Алим.

— Ты хорошо её знаешь? — жадно спросил я и встретил удивлённый взгляд:

— Ты никак влюбился?

— Нет, даже не думаю, что способен на это, — усмехнулся я. — Но увлечён не на шутку. Она необычна и прекрасна.

— Да, неординарная внешность.

— Не только. В моё время женщина была украшением дома, декоративной безделушкой, и мне странно видеть мужскую целеустремлённость ваших дам.

— Разве? — Алим потёр лоб. — Плохо помню историю, но кажется, что и в ваше время таких было немало.

— Не встречал. По крайней мере близко знаком не был.

Я не стал говорить, что моя тяга к Нии была не романтическим увлечением, а яростной жаждой обладания. Власть притягивает. За красивым лицом и совершенной фигурой я видел сильную личность. Хотелось подчинить, сломать, выпить до дна. Я мечтательно улыбнулся: злой мальчик увидел дорогую игрушку.

— Ну ладно, пойду, — и он коротко застонал, поднимаясь с места.

— Что такое?

— Твоя работа! Трещина в ребре. Сейчас будем высаживаться на планету, а я еле двигаюсь! И что я, спрашивается, там наработаю?

Вина навалилась на плечи.

— Я бы помог, да только, сам видишь, арестован.

— Спасибо, Эд. Поговорю с командой. Может и получится под личную ответственность.

Он ушёл, а я долго раздумывал над разговором, удивляясь собственной искренности. Я не был до конца правдив, но сам не мог понять, где в моих словах ложь, а где правда. Оба мы ступили на тропу ведущую друг к другу — ненадёжную и зыбкую. Я сомневался, стоит ли по ней идти до конца и мог лишь удивляться тому, как легко Алим поспешил навстречу моим дружеским объятиям, которые легко могли стать смертельными.

Люди изменились. Они стали доверчивы, как дети, не веря, что разумная личность может нанести намеренный урон, и это меня смущало и раздражало.

Чуть позже ко мне заглянула Полина — просто так, развлечь одинокого узника болтовнёй. Она выразила сочувствие, поделилась маленькой радостью: наши уроки всё же сошли ей с рук, хотя пришлось пообещать, что на работу с корабельной техникой впредь придётся испрашивать специальное разрешение.

— Ния так злилась! Сказала, что впервые у пассажиров не хватило ума не лезть без спросу в служебные помещения, — сказала она. — Ужасно стыдно, но всё же хорошо, что обойдётся без докладной. Хочу остаться в штате музея, уже настроилась увидеть Ирнот. Надеюсь, что пока доберут экскурсоводов и будут проверять корабль, можно будет слетать к семье. Бедные! Они наверняка считают нас погибшими.

— Разве пропавший корабль не ищут? — удивился я. — Нельзя подать сигнал бедствия?

Она покачала головой:

— Кто же будет искать? Это вообще первый случай, когда при схлопывании кротовины корабль уцелел. Андерс говорит, что передатчик не починить, каких-то деталей не хватает.

 — Погоди, а как же связь с модулем?

Лина удивлённо вскинула брови:

 — Так это радио, а с Землёй так не связаться. Сигнал будет идти со световой скоростью, а это тысячи лет, да и мощности не хватит. Теоретически можно выбросить зонд, передающий сигнал, в нашу солнечную систему, но для этого надо создать кротовину, а как раз эта аппаратура сейчас ремонтируется.

— Вот как, — задумчиво пробормотал я, но отложил раздумья над неопределёнными планами на потом. Подвинулся к Полине, обхватил за плечи, мягко привлёк к себе.

Она попыталась высвободиться, но я не отпустил. Нежные светлые волосы щекотали щёку и подбородок, я слушал спокойную работу сердца и едва участившееся дыхание и всем телом ощущал ток крови. Держать в объятиях горячий сгусток жизни было невыразимо приятно.

Она была напряжена, но не испугалась.

 — Эдик? — голос звучал с лёгким недоумением.

— Просто посиди тихо, — попросил я. — Пожалуйста. Мне очень одиноко.

Плоть в моих руках на мгновенье напряглась сильней и расслабилась:

— Хорошо.

Она чуть поёрзала, устраиваясь удобнее, и расслабилась, опустив голову на моё плечо. Я подвинул пальцы ближе к ключице, чтобы яснее чувствовать сильные ровные толчки и наслаждался, насколько у Лины хватило терпения, но когда она захотела выпрямиться, удерживать не стал, лишь скользнул губами по виску и прошептал:

— Спасибо.

Полина встала и неуверенно, словно прислушиваясь к собственным чувствам, сказала:

— Это неловко — быть не собой, а просто кем-то, кто случайно подвернулся для утешения.

— Когда нужна рука помощи, не выбирают, — возразил я.

Она наклонила голову набок, странно посмотрела на меня и вышла из каюты.

Глава 11

Несомненный плюс моего «ареста», что не надо посещать столовую для демонстрации безобидности и хорошей социализации и обонятьтам неприятные ароматы человеческой пищи. Именно так я себе сказал, когда в коридоре зазвучали шаги, голоса, смех. Можно не актёрствовать — это же замечательно!

 Люди сходили на завтрак и вернулись. Ко мне никто не заглянул, и я почувствовал себя брошенным, отверженным.

После ходили реже, но я непроизвольно прислушивался к доносящимся звукам, по походке угадывая, кто проходит. Ближе к полудню пришлось признать, что мне без людей не то что скучно, но обидно. Да что уж! И скучно тоже. Осознание этого смутило: самодостаточность позволяла мне уважать себя и свысока глядеть на человеческое стадо. Я мог поболтать с человеком ради развлечения, но не стремился поддерживать отношения, но с этими людьми было настолько интересно, что я почувствовал себя уязвлённым их равнодушием. Отсутствие Алима я ещё мог понять, он даже ходить стал по-другому — медленней и осторожней. Если уж я согласился на его исследования, то вполне логично было сначала заняться собственным здоровьем. Но и Полина не удосужилась ко мне заглянуть, хоть я полагал, что она навестит наверняка. Возможно, тоже испугалась.

Шаги Розалин я узнал, но то, что они затихли у моих дверей, удивило. Она стукнула и, не дожидаясь ответа, приоткрыла дверь и сунула голову в щель.

— Привет! Кусаться не будешь?

— Буду, — буркнул я, задетый её бесцеремонностью.

— Ой, какие мы страшные, — она прошла мимо дивана, где я пребывал в горизонтальном положении, поставила на пол принесённую с собой матово-белую полусферу, похожую на шляпку гриба, и бесцеремонно наклонилась над столом, что-то делая с моим компьютером. От неё пахло любовными утехами.

Я сел на диване и уставился на Розалин. Это уже слишком! То, что оттопыренный зад, неприлично обтянутый блестящими зелёными штанами, оказался идеальной формы, обозлило ещё больше. Эта тётка выглядела вульгарно, но всё же была белой женщиной — и спуталась с чернокожим! Роз стояла спиной, и не могла оценить мой свирепый взгляд.

— Вот, подключила! Иди сюда, покажу, как пользоваться!

Я промолчал и, не в силах сдержать любопытство, послушался.

— Гляди, проектор отключается так. А включить можно, только на нём самом, вот здесь, — она присела около «гриба» и указала на кнопку сбоку. — Попробуй сам.

Она, похоже, считает меня слабоумным. Я ткнул пальцем в кнопку.

— Умница.

Таким тоном хвалят малышей. С неё станется и по головке погладить! Я подозрительно покосился и отступил на шаг, но Роз не обратила на это внимания, снова вернулась к столу и жестом пригласила меня.

— Полночи просидела. Лина сказала, что Ния не разрешила вам заниматься, и ты расстроился. Запрашиваешь «Модуль для Эдварда». Написала на коленке, конечно, но тут всё простенько, багов быть не должно. Играйся, я тебя покидаю.

Я не понял большую часть сказанного, но последнее слово вновь неприятно царапнуло. Она и впрямь считает, что у меня уровень ребёнка.

— Мне останется аромат вашей страсти, — сказал я ей в спину, надеясь смутить.

Розалин замерла, медленно повернулась, вскинула бровь и снисходительно уронила:

— Завидуй. Впрочем, если будет совсем нестерпимо, запроси интенсивную вентиляцию каюты.

Дверь за ней закрылась. Я поглядел в зеркало на свою озадаченную физиономию и пошёл смотреть, что она мне оставила. Пахла Роз куда приятнее, чем выглядела, и я не стал включать дополнительную вентиляцию: аппетитные человеческие ароматы придавали каюте домашний уют.

При запуске программы полусфера налилась светом и в воздухе передо мной возникла кабина модуля, точнее, её передняя часть с панелью управления. Видение было полупрозрачно, но совершенно отчётливо, а если сосредоточить взгляд на нём, то каюта и вовсе не замечалась. Сидеть на призрачном кресле невозможно, но я прекрасно вышел из положения, совместив с ним обычный стул.

Сейчас примерно представлял, как надо действовать, и руки сами тянулись к иллюзорным кнопкам, но какой в этом смысл, если ни к чему не прикоснуться? Я немного посидел, разглядывая панель управления, и решил сымитировать запуск. Мышечная память надёжнее абстрактного знания. К моему удивлению, заработали динамики, изображая гул мотора, только много тише, поехала вверх стена впереди, настолько блёклая, что я даже не замечал её раньше, открылось звёздное небо.

От изумления я с шипением выдохнул сквозь стиснутые зубы и решительно потянулся к панели. Взлёт! Кнопки под пальцами не чувствовались, но послушно отзывались на мои прикосновения. Иллюзия полёта была далеко не полной, но вполне достаточной для того, чтобы увлечь. Я оказался между Луной и Землёй. Для начала покрутился возле сложных сооружений в пространстве, затем совершил облёт Луны, попробовал сесть на поверхность, но сманеврировал неверно, перед глазами полыхнула вспышка, а потом в воздухе зависла надпись «Слишком высокая скорость посадки». Красные буквы немного повисели, растаяли густым дымом, и я вновь оказался в точке старта.

Лишь сейчас заметил, что до боли закусил клыками губу. Оказывается, наблюдать за окружающей обстановкой, одновременно контролируя кнопки управления, достаточно сложно. А ведь надо ещё следить и за показаниями приборов на панели, я даже не глядел на них! Сейчас запрошу компьютер и разберусь, что они показывают.

Я встал, отключил проектор, возбуждённо прошёлся по каюте, выпил воды, и удивлённо поглядел на часы при звуке шагов. Впервые не заметил, как прошло время! Я даже не слышал, когда был обед, а сейчас у людей должен быть ужин.

По коридору двигалась целая толпа. Они молчали, и было трудно разобрать, кто идёт.

Я решительно распахнул дверь, но когда на меня уставились шесть пар глаз, невольно смутился. Разумеется, хватило самообладания этого не показывать и ровно поприветствовать людей, но как неприятно, что все знают о моей сущности! Тем более, что я сижу в каюте без права выхода, как неразумное наказанное дитя.

— Розалин! Мне трудно выразить словами всю глубину моей благодарности. Простите, если я был невежлив.

Она улыбнулась — дружелюбно и открыто:

— Мне показалось, что такая игрушка тебе понравится. Рада, что так и случилось.

— Какая? — спросил Андерс.

— Что-то вроде виртуального тренажёра по управлению модулем.

Ния с Андерсом переглянулись.

— Можно посмотреть?

Вопрос Нии меня озадачил, я вгляделся в её лицо:

— Это серьёзно? Командир корабля спрашивает разрешения у узника, можно ли зайти в его камеру?

Она возмутилась:

— Не говори глупостей. Это же твоя личная комната. Конечно, ты сам решаешь, кого впускать, а кого нет.

Я немного постоял, осваиваясь с этой мыслью. Новые критерии морали в голове укладывались с трудом. Большим искушением было отказать сейчас людям в праве на вход, проверяя, насколько практика согласуется с теоретическими положениями, но любопытство победило: интересно было услышать, что остальные скажут о моей игрушке. Я отступил от двери и пригласил:

— Входите.

 В комнате сразу стало тесно.

— Показывай, как получается! — потребовала Роз.

Я смутился: думал, побыть в сторонке и никак не ожидал, что придётся демонстрировать собственную беспомощность в управлении. Не надо было их впускать! Но отказаться не позволила гордость. Я уверенно включил голограмму и сел. Люди столпились за спиной, я обонял и слышал, но не видел их, и сумел отвлечься и не думать о постороннем присутствии. Это оказалось легче, чем можно было ожидать. Никто не жёг мне взглядом спину или затылок — а такое всегда чувствуется. Вероятно, глядели на само изображение. Действия, однажды совершённые, повторять легче. Я уверенно описал несколько петель вокруг сооружений в пространстве, совершил облёт Луны, и на этот раз благополучно совершил посадку на грунт.

Чувствуя, как начинает стекать на подбородок струйка из прокушенной в азарте губы, я сперва слизнул кровь, надеясь, что никто ничего не заметил, и лишь потом встал и повернулся к людям с небрежной улыбкой.

Ния и Андерс стояли совсем рядом с совершенно ошарашенным видом. Она первая собралась: на мгновение стиснула губы и повернулась к остальным:

— Роз, и ты сделала всё это всего за несколько часов? Ты же гений!

— Я взяла готовую модель пространства. Но да, я такая, — невозмутимо подтвердила рыжая. — Потому что там есть ещё несколько уровней.

— Здорово. Попробуем, когда закончим с ремонтом, — мечтательно сказала Ния и снова повернулась ко мне. — Эд, объясни, что ты сделал в конце? Кто тебе показывал такую посадку?

— Никто не показывал, — неуверенно сказал я. — У меня в первый раз не получилось из-за высокой скорости, и я не придумал, как по-другому её погасить. А как надо?

— А что там было? — спросил Симба. — Руки так мелькали, что я не рассмотрел.

— Я тоже. Скорее угадала. Полный поворот вокруг оси для погашения скорости.

— Это же нерационально, — удивилась Лина.

— Да, нерационально, — подтвердил Андерс, с интересом глядя на меня. — А ещё на такой скорости и высоте это физически невозможно. Или на грани человеческих возможностей и требует колоссального опыта и доведения навыков до полного автоматизма. А Эд ещё вчера не умел даже двигатель включить.

— Конечно, есть преимущества в скорости и ловкости, — сказал я неохотно, чувствуя острую потребность оправдаться. — Я вампир.

— Парень, да ты талант, — со сдержанным уважением сказал Андерс. — Я зайду попозже вечером, покажу тебе пару приёмов.

Похоже, что никого особо не встревожило открытие о моём превосходстве, и я вздохнул с облегчением. Алим смотрел с почти религиозным нерассуждающим восторгом, Полина и Роз — с такой гордостью, будто мои способности были их непосредственным достижением, даже Ния, похоже, смягчилась. Лишь Симба показался непроницаемым, но я с достоинством выдержал его взгляд.

— Ния, — Симба повернулся к ней. — У Эдварда проблемы с социализацией и, насколько понимаю, он насквозь пропитан доисторической моралью. Это лечится только общением.

— В самом деле, — мягко поддержала Роз.

— Ну вот что, — раздражённо сказала Ния, — не надо мне вот этого тут! Вампир бесконтрольно болтаться по кораблю не будет, потому что я за этот корабль отвечаю. Завтра с утра высаживайтесь на планету и там можете общаться, сколько влезет.

— Благодарю, — мягко сказал я. — Очень любезно выпустить меня на свободу. Я обещаю не кидаться на людей и не угонять технику.

Самое смешное, что они поверили. Я на самом деле был безмерно благодарен за возможность высадиться на планету вместе с людьми, и искренность естественным образом проявилась в словах. Когда люди ушли, я не стал более сдерживать восторг, и выплеснул его в движении: сделал пируэт на месте и пробежался по стене, после чего чинно уселся на диван обдумывать новые перспективы.

Как я понял на планете прямо-таки райские условия, а о местоположении звездолёта никто не знает. Вывод напрашивался сам собой: в таком случае я останусь здесь. С людьми, естественно. Как раз имеются в наличии три пары. Лина, правда, не в восторге от Алима, но когда кого-то интересовало мнение женщины!

Природа возьмёт своё, пройдёт несколько столетий, сменятся поколения, и на этой безымянной планете будет жить моё собственное человечество. Сначала им, вероятно, придётся сложно, они избалованы цивилизацией, но потом приспособятся. Люди всегда ко всему приспосабливаются. На первых порах, пока не освоятся, я даже буду им помогать…

Я мечтательно улыбнулся. План был великолепен, осталось продумать лишь некоторые детали, но я решил, что сейчас не буду этим заниматься. Надо исходить из обстановки. Вот осмотрюсь на планете, тогда и решу, как лучше всё организовать, чтобы не испортить отношения с людьми. Стать объектом ненависти и охоты я не хотел. Люди упорны, кто-то может и добиться успеха. Лучше оставаться товарищем по несчастью. Тогда они сами решат подкармливать меня в благодарность за неоценимую помощь по обустройству на новом месте.

Андерс пришёл не сразу после ужина, но не задержался надолго.

— Понравилось летать?

— Это что-то волшебное! — согласился я. — С чудом полёта не сравнится ничто!

— Вот и прекрасно. У тебя к этому явные способности, да и, сам говоришь, организм лучше приспособлен. Пройдёшь курсы для начала, потом сдашь экстерном экзамены в лётной Академии… У тебя же и память, как мне показалась, неплохая?

 — По-всякому случается, — не стал лукавить я, — но то, что считаю важным, схватываю быстро.

— В-общем, карьеру сделаешь легко.

— Может быть, — я осторожно улыбнулся.

Вариант будущего, предложенный Андерсом, выглядел привлекательно, но мне не верилось, что при всём своём благодушии люди так легко позволят единственному вампиру заниматься тем, что ему взбредёт в голову.

— Ну вот! — Андерс включил проектор, проверил настройки программы в компьютере, и сам сел на место пилота. — Эд, смотри. Посадку лучше выполнять вот так…

Глава 12

Высадка на планету, которую я ждал с таким нетерпением, меня разочаровала. Я полагал, что нас отвезёт один из членов команды. Тогда при неисправности модуля второй вынужден будет тоже спуститься и все люди окажутся на планете, что мне и требовалось. Но и Ния, и Андерс остались на звездолёте, модуль вёл Симба. На мои осторожные расспросы он объяснил, что ремонт ещё не закончен, и посетовал на устаревшую инструкцию, которая запрещает использовать пассажиров для работ такого уровня сложности и опасности.

Снизились мы над океаном на ночной стороне, проткнув полосу облаков пронеслись над тёмной водой и влетели в рассвет. Я судорожно вцепился в подлокотники, пытаясь справиться с приступом паники, но ничего страшного не случилось. Модуль посадили на скалы побережья, и я вместе с людьми спустился на поверхность. Здесь оказалось тепло. Роз вышла в майке, остальные в футболках с коротким рукавом. Я задержался в модуле, смотрел сквозь прозрачный колпак модуля на небо, слишком похоже на земное. В разрывы неплотной пелены облаков проглядывало обычное голубое небо. Как давно не приходилось такого видеть! Надо признаться, страшно вылезать из под защиты корпуса на открытую площадку.

— Эдик, идёшь?

 Я улыбнулся Лине, которая специально вернулась, чтобы меня поторопить и, презрев лесенку, выпрыгнул из модуля на выжженную каменистую поверхность. Словно дождавшись моего появления, в одну из облачных прорех выглянуло солнце. Андерс называл эту звезду как-то иначе — буквами и цифрами, но выглядела она именно как солнце, и я, оглушённый ужасом, панически метнулся в тень модуля.

Ко мне поспешил Алим:

— Что-то случилось?

— Н-н-нет, — неуверенно ответил я. — Но я не представляю, чего ждать от собственного организма. На Земле я засыпал с рассветом и просыпался на закате. И слышал, что на солнечном свету мы сгораем — довольно быстро, но очень мучительно.

— Здесь ты уже был под прямыми лучами, и ничего не случилось, — рассудительно сказал Алим. — Да и насчёт земных самовозгораний очень сомневаюсь — по химии твоё тело близко к человеческому, а его сжечь даже в костре непросто, не то что на солнце. Вот кожу опалить вполне реально, слишком уж ты бледен. Поэтому действительно надо аккуратнее. Ну, идём? — он протянул мне руку.

Я отстранил её, не забыв благодарно улыбнуться, и решительно шагнул на освещённое место. Сразу стало теплее, но ничего страшного не случилось, и я подошёл к краю скалы. Она почти вертикально уходила вниз футов на пятнадцать, далее плескалась вода, уходящая к горизонту. Берег здесь изгибался, немного дальше скалы отступали, и слабые волны мягко накатывались на песок. Пейзаж казался до боли похожим на английское побережье. Ветер налетал порывами, трепал волосы, бросая пряди в глаза, и я пожалел, что их нечем завязать. Вздохнул, между прочим отметив, что здесь запахи куда беднее, чем на Земле, отвернулся и направился к остальным. Они уже надели лёгкие куртки с капюшонами.

В нескольких десятках ярдов начинался другой океан — лесной, и он выглядел непривычно и странно. Видно, мы были в теплых широтах — мне показалось, что заросли состоят в основном из пальм разных видов. Сначала ноги путались в траве — странных длинных волокнах, затем мы ступили под лесную сень, и идти стало легче. Здесь хватало обломанных стволов, но травы почти не было, а влажная почва мягко пружинила под ногами. На опушке я заметил первых живых существ — вдоль неё носились гигантские стрекозы — с размахом крыльев не меньше двух футов. Алим провожал их жадными взглядами. Я бы мог с лёгкостью поймать одну из этих тварей, но не хотел пока демонстрировать свои возможности.

В лесу тоже сновало много насекомых — и летучих, и ползучих, определить виды которых я затруднился. Меня они не донимали никогда, но здесь и к людям никто не проявил никакого интереса. Я обогнул несколько растений, ствол которых был похож на пузатую шишку с меня ростом, а венчался пучком листьев, развернутых веером. Дальше несколько гладких бежевых побегов с мою руку толщиной сплетались в мощный ствол, а он возносился, закручиваясь спиралью, а вверху вновь распадался на отдельные ветви, которые терялись в листве.

Меня заинтересовало другое растение — там точно так же росло несколько побегов рядом, словно из одного корня, но они не стремились соединиться, а, напротив, уродливо вились под углом в разные стороны, будто испытывая непреодолимое взаимное отвращение, и лишь на высоте в полтора моих роста начинали тянуться вверх, несколько сближаясь. Получилось немного похоже на клетку, и мне захотелось заглянуть внутрь, узнать, как выглядят остатки старого ствола — я был почти уверен, что он там есть. Сами стволы были корявыми, неказистыми, будто не росли из земли, а наливались сверху небольшими порциями и застывали лепёшками, криво поставленными друг на друга, но на ощупь оказались приятными, словно шёлковый бархат.

Остатков ствола-родоначальника я не заметил, но зато обнаружил забавного зверька. Он спал, но когда я протянул руку, открыл сонные глаза, поднял головку на змеиной шее и тихо зашипел на меня, разинув клюв. Нижняя часть тела скрывалась за стволом, видны были лишь поджатые передние лапы с забавными когтистыми пальчиками. Я покосился в сторону людей и, убедившись, что никто на меня не смотрит, сделал выпад и схватил зверушку за шею у самых плеч. Думал, что это что-то вроде ящерицы, но обладатель клюва оказался теплокровным. Развернулись и захлопали по воздуху кожистые крылья. Клевать меня существо не пыталось, зато хрипло и громко орало, как простуженная ворона, и нанесло несколько ощутимых ударов достаточно мощными задними лапами, продрав мне руку до крови. Из-за узости просветов между стволами, не получалось перехватить пленника удобнее, а вытащить его мешали крылья. Люди столпились у меня за спиной. Я чувствовал себя как охотник, схвативший за хвост леопарда: и не справиться, и не отпустить. Наконец, удалось вытащить зверька из укрытия, я схватил его за задние лапы, которые оказались совершенно птичьими на вид, и повернулся к людям:

— Что это за василиск? Зверь или птица?

Не надо мне было этого делать!

— Ой! — испуганно воскликнула Лина. — Ты ранен, надо обработать и…

Она осеклась и с всхлипом втянула воздух. Симба тихо ахнул. Люди не могли отвести глаз от моих ран, заживающих прямо на глазах. Даже появление неведомой зверюшки не оторвало их от этого зрелища.

— Быстрая регенерация, — сухо произнёс я, — отличительное свойство моего вида — нормальная физиологическая реакция на повреждение.

— Замечательное свойство, — сказала Роз с восхищением.

— Не завидуй.

Она фыркнула и рассмеялась. Алим подскочил, протянул плотный мешок, и я затолкал туда отбивающуюся добычу.

— Ого, какой буйный! Как ты его поймал?

— Он спал.

Роз потащила мою добычу к модулю, остальные начали обсуждение. Алим хотел углубиться в лес и был настроен увидеть как можно больше. Полина и Симба предпочли бы просто приятно провести время на побережье, время от времени выбираясь в ближайший лесок за экзотикой. Я считал, что они правы: какой смысл копать вглубь, если и на поверхности полно непознанного? Но поддержал Алима, как заинтересованное лицо, высказался за дальние походы. Надо хорошо представлять планету, на которой собираюсь расположиться.

Мне здесь понравилось. Больше всего поразило миролюбие дневного светила: оно не лишало сил, не жгло, не гнало в неизбежный сон. Планета казалась вполне пригодной для осуществления моего плана. Тепло, не слишком солнечно, вода есть, растения растут, животные водятся — что ещё надо? Нравилось и то, что обоняние не тревожили резкие запахи. Местные ароматы оказались слабыми и непривычно бедными. Даже та зверюшка, которую я поймал, почти не пахла, будто и не живая вовсе, и собственного запаха не имеет, а всего лишь несёт на себе скудные отпечатки запахов окружающих предметов.

Спор был не первый, я знал, и протекал довольно вяло. Алим к моей досаде согласился с тем, что нет смысла сразу устремляться вглубь, но заявил, что в океане вполне могут оказаться крупные хищники, поэтому плавать небезопасно, и попросил всех соблюдать осторожность. Я как раз пытался сообразить, каким образом вывести из строя модуль, чтобы на меня никто не подумал, и его слова навели на мысль: Просто столкну его со скалы в воду, и тогда люди даже не сразу сообразят, что произошло.

Не верилось, что здесь нет крупных животных. Раз вокруг столько зелени, значит, травоядные должны достигать значительных размеров, а в таком случае найдутся и хищники, которые на них охотятся, и ненароком могут заинтересоваться и людьми. При мысли о возможных конкурентах в горле заклокотало рычание. Это моя добыча — и ничья больше. Только я могу решать, кому здесь жить, а кому умирать.

Я не мог поверить, что на дикой неизведанной планете людей не подстерегает никакая опасность, но считал, что сумею уберечь тех, с кем рядом. Главное, что никто не пожелал разделиться, все держались вместе.

 Двигались медленно, обошли болотистый участок, несколько раз форсировали небольшие ручьи. Вокруг кипела жизнь. Я слышал непонятные визги, шипение, свисты. Люди большую часть звуков не улавливали, но и того, что могли расслышать, хватало, чтобы крутили головами. Замечали они, правда, не слишком много. Я ещё несколько раз видел мелких животных, но не стал показывать их спутникам. Пусть осваиваются сами!

К середине дня мы вышли к небольшой скалистой гряде и пошли вдоль. Здесь уже не нужно было продираться через заросли, короткая жёсткая трава не путала ноги, и движение группы ускорилось, зато появилась возможность не только обмениваться отдельными репликами, но и вести обычные разговоры, и я спросил:

— Почему вы уверены, что здесь безопасно?

— Работала геологическая экспедиция, никакой крупной или агрессивной живности не обнаружили, — пояснила Лина.

 — Да они вообще ничего не обнаружили, — вмешалась Роз. — Во всяком случае, ничего такого, за чем стоило бы гонять сюда технику.

 — Может, им просто повезло не натолкнуться?

Алим оглянулся:

— Маловероятно. Хотя биологический десант планируется только лет через десять. Здесь необычайно интересно, но существует немало других задач и до всего руки не доходят.

Симба остановился, поднял руку, подзывая всех:

— С корабля передали штормовое предупреждение. Возвращаемся к модулю?

Возвращаться никому, кроме него, не хотелось, после корабельного заточения поход всех увлёк.

— Мы могли бы переждать в пещере, — предложил я.

— Откуда такая уверенность, что они здесь есть?

Надо снисходительно относиться к человеческим несовершенствам, поэтому я объяснил вполне уважительно:

— Мы прошли мимо одной из них минут двадцать назад. Если впереди не обнаружится ничего похожего, можем вернуться.

— А почему ты не сказал раньше? — обиделась Полина.

Я только плечами пожал:

— Откуда мне знать, что вы её не заметили?

Люди решили, что лучше сразу повернуть к пещере, чтобы определить, подходит ли она для укрытия.

Отверстие было на высоте нескольких ярдов, и я полагал, что без моей помощи им туда не забраться, но Роз с Алимом достаточно споро сделали подобие лестницы. Для этого даже не пришлось особо утруждаться, они нашли дерево со стволом-лепёшками и просто очистили его от веток. Я впервые видел у людей что-то похожее на оружие. Они не пилили, а просто пережгли ствол.

Я жадно глядел на незнакомый предмет:

— Что это? Инструмент или оружие?

— Бластер? Ну как тебе сказать… От использования зависит. Ведь и книга подходит, чтобы ударить по голове, а ножом можно резать хлеб.

— Как это работает?

— Эм-м… — Роз поглядела на бластер и перевела озадаченный взгляд на меня. — Ну… Симба, как объяснить Эду, чтобы он понял?

Симба наморщил лоб и потёр его:

— Чтобы попроще? Сгусток микрочастиц высокой энергии. Понятно?

Я пожалел, что спросил. Буркнул:

— Нет.

Симба развёл руками, отвернулся. Подошла Полина, положила руку на плечо:

— Эдик, не расстраивайся. Не всё сразу.

Я потёрся щекой о тёплые пальцы, и она не сразу убрала руку.

Перед пещерой был уступ, который вёл куда-то наверх, и я не исключал, что она может служить чьим-то логовом, а потому вызвался первым зайти и проверить. Лезть по корявому стволу оказалось не сложнее, чем по лестнице. Внутри оказалось пусто и сухо. Проход вёл вглубь, сначала поднимаясь, потом забирая вниз, и обрывался почти отвесным провалом, где света оказалось слишком мало даже для моих глаз. Жаль, что не взял предложенный фонарь! Я бросил несколько камушков. Часть стукалась о стенки, но несколько раз раздался плеск.

Пригласив людей, подниматься, пошёл проверить, куда идёт уступ. Перед тем как свернуть за выступ скалы, оглянулся. Лица людей горели азартом, для них всё было увлекательным приключением. Можно только позавидовать этой беззаботной яркости чувств!

Неподалёку я обнаружил ещё одну пещеру, неглубокую, более похожую на грот. Сюда, наверное, захлёстывали дождевые струи, потому что не только пол, но и нижняя часть стен заросли пышным мхом, в котором нога тонула до колена. Мох под ладонью пружинил, сухая поверхность не колола, оказалась шелковистой. Жаль, что такой не растёт в нашей пещере!

Я поднялся выше, на самую вершину, и сел на камень. Ряд скал уходил в обе стороны, вздымался над колышущейся зелёной массой, как хребет гигантского зверя. Было сладко сознавать, что всё здесь принадлежит мне, надо лишь притащить на планету двух человек с орбиты. На краю сознания колыхалась смутная тревога, но я не смог понять, чем она вызвана, и загнал вглубь. Как прекрасно было бы промчаться над своими владениями, словно птица, и оглядеть всё в деталях, но ничего не даётся просто так. Я с горечью осознал, что вместе с обретением солнца лишился такой способности.

Глава 13

Люди использовали мою отлучку для того, чтобы пообедать продуктами, захваченными с корабля, и я с тревогой подумал, что они могут оказаться слишком беспомощными для охоты на местное зверьё. Ничего, сначала смогу помочь, а потом как-нибудь научатся. Главное, что на них охотиться некому. Пока я и в самом деле не заметил никого, представляющего для них опасность. Даже многочисленные насекомые, которые на Земле часто являются настоящим проклятьем, здесь никого не донимали.

Небо чем дальше, тем сильнее затягивало тучами. Ветер изредка утихал, но почти сразу налетал ещё злее, вслед за яркими вспышками зарниц пришло тяжёлое громыхание и следом ровный гул воды, мощными струями спадавшей с неба на землю. Дождь начался весёлой россыпью мелких брызг, но скоро ливень приблизился.

Сначала все столпились у выхода, чтобы полюбоваться на буйство стихии. Вода, казалось, лилась не струями, а сплошным потоком. Бешеные порывы бури пригоршнями бросали воду на несколько ярдов в пещеру, и скоро загнали всех в её глубину. Под вечер ливень прекратился, перейдя в моросящий затяжной дождь, ветер продолжал буйствовать. Низину, по которой мы шли, затопило, хоть и не очень сильно. Людей это не слишком встревожило, лишь Роз пошутила, что беспокоится о брошенном модуле, который могло сдуть в воду. Алим возразил, что буря шла как раз со стороны океана. Они посмеялись и начали говорить о другом.

Я, стараясь не привлекать к себе внимания, поднялся и направился к выходу. Стоило шагнуть на уступ, как напор воздуха стал прижимать к скале, лишь изредка шаловливо подталкивая к краю. Тучи мчались с огромной скоростью, и в просветах между ними мелькали куски незнакомого звёздного неба.

В моём плане зияли дыры, я видел это, но решил, что проблемы буду решать по мере поступления. Такая буря — редкая удача. Если модуль опрокинется, на меня никто не подумает. Нельзя терять время.

Я жадно вдыхал чужой воздух, инстинктивно пытаясь уловить и не находя земные ароматы. Пахло безлично, будто всё здесь было неживым, но темнота, сошедшая на землю, словно вернула прежние силы. Всё же вампиру не место под лучами дневного светила, как бы оно не звалось. Я раскинул руки, обнимая ночь, и она подхватила меня и дала свои крылья.

Подо мной колыхался чужой лес. Тучи неслись низко, но я не стал подниматься: хотел лучше осмотреть свои владения. Сознание, что вся планета принадлежит мне, наполняло душу неведомым ранее восторгом. Встречный ветер мне нравился больше попутного, хотя он сносил, замедляя движение, бил в лицо и рвал на клочья тьму за моими плечами. Тем веселее полёт. Ведь и сильный человек, который бьётся в тщетной попытке вырваться из смертельных объятий, куда слаще, чем безвольная пассивная жертва. Путь, который по земле вместе с людьми занял несколько часов, я преодолел на крыльях, бесшумно скользя над кронами, минут за пятнадцать. Глядя на влажный блеск листьев, невольно сравнивал впечатления с роликом, который крутился в «окне» моей каюты. По высоте и скорости полёта вполне можно было представить, что снимал летящий вампир. На миг охватила тоска: не хотелось отказываться от остального мира, чудес новейшей техники, но я отогнал эти мысли. Невозможно иметь всё сразу.

Море билось о скалы с грохотом и такой мощью, что брызги постоянно окатывали площадку, где стоял модуль.

Он оказался тяжёл даже для меня. Пришлось приложить все силы, чтобы перевернуть эту махину. Я боялся, что он покатится вниз по склону, примет нормальное положение, и придётся начинать сначала, но здесь камень уже был покрыт слоем почвы, и он плавно съехал по раскисшей поверхности. Вся диверсия заняла несколько минут, но к окончанию я изрядно промок, а после того, как особо высокая волна захлестнула скалу и с шипением прошлась по каменистой площадке, даже в ботинках хлюпала вода.

Я вновь поднялся в воздух и через несколько минут вернулся к гряде, где оставил людей. Сверху не было видно никаких следов их присутствия, и я подумал, что ничего страшного, если сюда и впрямь прилетит экспедиция исследователей: просто постараюсь сделать так, чтобы люди не попались на глаза друг другу и спрячу своих получше. Как бы ещё убрать звездолёт с орбиты?.. В масштабах планеты он не слишком велик, но, плохо представляя возможности человеческой техники, я не был уверен, что его не обнаружат.

Приземлился я, естественно, в стороне, и к пещере спустился по уступу. У входа сидел Симба и глядел на звёзды.

— Где ходишь?

— Да так… огляделся, — расплывчато ответил я. — У меня любой человек теперь может потребовать отчёт?

— Не заводись. Я волновался. Ты был прав, тут всё же водятся крупные твари, будь осторожнее.

Я уже собрался уйти вглубь пещеры, но его слова заставили остановиться:

— Что за твари?

— Откуда ж мне знать? Роз видела. Сказала, вроде твоего василиска. Громадные такие перепончатые крылья, ярдов на пятнадцать в размахе. Она не рассмотрела толком: темень же. Так, мелькнул силуэт на фоне неба. Заметила только прореху на крыле — значит и у них враги есть, может ещё пострашнее. Потому и решили, что лучше подежурить.

— Давно это было?

— Почти сразу, как ты ушёл.

— Ясно, — кивнул я. — Значит, повезло разминуться. Мне ничего подобного на глаза не попадалось.

— Может быть, ты детёныша нашёл, а это взрослый пролетал.

— Может, — согласился я. — А может такой и пролетел. Порхнул перед носом, а ей показалось, что вдали, вот и выросла зверушка.

Симба тихо рассмеялся:

— И такое бывает. Темно, как разобрать?! Но если есть опасность лучше перестраховаться.

Я кивнул, отгоняя смутную неловкость. Самой большой опасностью для этих людей был я, но перестраховываться они не стали… чтоб не обидеть.

Нарушая повисшую тишину, сказал:

— Но вообще, конечно, странно, что здесь водится только мелочь.

— Почему странно? Климат такой, — рассудительно сказал Симба. — Зимы суровые, длинные, снега наваливает горы. Мелочь в спячку впадает или роет норы под снегом, а крупным жрать нечего. В океане вроде видели крупных, а на берегу таким не выжить.

— Вот как, — смущённо пробормотал я.

— Иди спать, — посоветовал он. — Вы с Алимом завтра будете дежурить, если не успеем до модуля добраться.

Обидно, что я сам не подумал спросить о климате, сделав слишком оптимистичные выводы при виде сиюминутной неплохой погоды. Суровая зима — существенный недостаток.

Мне казалось, что лежать на полу пещеры будет твёрдо и холодно, но меня ждал развёрнутый мягкий коврик. В моём рюкзаке такого не было, я тащил банки с продуктами для людей.

Сон долго не шёл — одно дело жить по человеческому режиму там, где время суток понятие условное, но на планете странно было спать ночью. Заснул я ближе к рассвету, но проснулся вскоре после него от сосущего чувства голода.

Сначала это удивило: ел перед высадкой, теоретически должен был продержаться несколько суток, но почти сразу пришло понимание. Всё правильно, полёт берёт много сил.

Я вышел из пещеры, сел на уступ и стал глядеть на залитый лес. Большие белые облака медленно ползли вдоль гряды. Сияло солнце. Вода отступила, но почти везде мерцала сквозь траву. Лина подошла, стала за спиной:

— Я бы побоялась так сидеть. Скользко и высоко.

От неё пахло нежно и вкусно.

— Что мне сделается? — меланхолично отозвался я.

— Тебе с нами скучно? Сидишь на отшибе…

Меня осенило:

— Помнишь, как мне зверёныш руку вчера изодрал?

Она покраснела и запахла ещё аппетитней:

— Ой, да. Прости, что так уставились все. Но это смотрелось так жутко — сначала такие ссадины, кровища течёт, и почти сразу всё пропало, на глазах прямо.

— Ну да, это быстро делается, — признал я, проигнорировав это сбивчивое извинение, — но это же не просто так. Я и сбежал, потому что теперь есть хочу, ваш запах прямо с ума сводит.

Полина молчала так долго, что я не выдержал, обернулся, чтобы посмотреть на выражение лица. Она стояла, закусив губу, но я не смог понять ужас или жалость выражает взгляд. Судя по запаху, всё же жалость.

— Я бы могла поделиться, — нерешительно выдавила она, — но Алим рассказывал, что это ужасно больно…

Полина глядела на меня сверху вниз, а такой взгляд дарит иллюзию безопасности, и я не стал вставать, лишь развернулся к ней, сдвинувшись ближе к краю обрыва. В этом ракурсе шея казалась доступной, нежной, манящей.

Она заметила направление взгляда.

— Нет. Я боюсь шею. Рука устроит? 

Её пальцы были в нескольких дюймах от моей щеки. Я наклонился, поцеловал их и встал на ноги. Полина непроизвольно шагнула назад: безобидный вампир слишком быстро «вырос».

— Смелая девочка, — пробормотал я и взял её за руку. — Пойдём.

Она послушно шла следом по узкому уступу, и только когда мы свернули, и дорога расширилась, спросила:

— Куда ты меня ведёшь?

— Не очень далеко. Не хочу, чтобы нам мешали.

Я привёл её к гроту, заросшему мхом. Боялся, что он тоже влажный, как и вся зелень вокруг, но ветер дул с другой стороны и дождь сюда не захлёстывал. Мох по-прежнему был шелковистый и сухой.

Полина села, деловито сбросила куртку назад, протянула мне руку, а сама крепко зажмурилась и сжала губы. Я сел рядом.

От её тела несло жаром, пульс частил, а тонкая нота страха вплелась в нежный аромат, заставляя сглатывать слюну, но впервые при виде покорной жертвы меня охватило смущение.

— Есть способ, чтобы не больно, — неуверенно пробормотал я.

Она вздрогнула и распахнула глаза в молчаливом вопросе. Мои пальцы невесомо прочертили линию на нежной коже, проследив вену.

— Огонь вожделения сдвигает восприятие, превращая боль в наслаждение, — нейтрально сказал я и сразу же пожалел.

Тонкие брови взлетели, рот округлился от удивления, и я отвёл взгляд в сторону. Сейчас Лина возмутится, сбежит, и придётся ходить голодным.

— Ты такой милый, когда смущаешься. Хорошо, давай попробуем.

Я не мог поверить своим ушам и с изумлением уставился на неё:

— Ты меня любишь?

Она порозовела, запах усилился так, что голову туманило. Я облизал клыки, сглотнул, выдохнул и больше не вдыхал.

— Ты симпатичный, — мягко сказала Лина. — Парня у меня сейчас нет. Я хочу помочь тебе, а боли боюсь. Ну и… мне интересно.

 Это признание меня несколько обескуражило, но не слишком. На самом деле вываживать влюблённую деву дело хлопотное и нудное. Пусть лучше так.

Я улыбнулся, откинулся на спину и мягко привлёк Лину к себе. Сверху ей покажется не так страшно. Губы оказались податливыми, а язычок быстрым и нежным. Между делом я стянул с неё футболку, бережно лаская грудь, но не спешил. Мы целовались, пока она не расслабилась полностью. Когда лёгкие горячие пальцы начали скользить по моему телу, расстегивая рубашку, я решил, что можно двигаться дальше.

Чудо, как легко с этой девушкой: открытая, отзывчивая, она не ждала робко моих прикосновений, а сама стремилась навстречу, не забывая при этом ласкать и меня. Чувствовать горячие пальцы на груди было приятно.

— Замёрз?

— Нет, моя нежная, всего лишь голоден. Ты согреешь меня.

Её рука смело скользнула вниз, я уклонился и поймал узкое запястье:

— Не надо, не спеши.

Не хотелось, чтобы обнаружилось моё безразличие.

— Прости, — шепнула Лина в мои приоткрытые губы. — Не подумала, что тебе тяжело сдерживаться.

В ответ она получила улыбку и жаркий поцелуй. Только когда Лина стала задыхаться, я начал прокладывать влажную дорожку вниз: легко царапнул клыком грудь, потеребил губами один розовый сосок, подразнил языком другой. Меня вёл опыт, но не страсть. Я планомерно распалял девушку, чутко контролируя изменения, а сам оставался холодным наблюдателем. Забавно, но и Лина наблюдала:

— У тебя такие изящные руки.

Я целовал пупок, но слова заставили поднять голову. Она, опираясь на локти, заворожено глядела, как ласкаю её грудь. Я погладил мягкую бархатистую щёку, Лина извернулась и прикусила меня за палец.

Мы замерли: глаза в глаза.

— Эй, ты перепутала. Это я должен кусаться.

Она звонко рассмеялась и откинулась назад, разбросав руки в сторону, вся открывшись, и я спустился ниже, к терпкому влажному бутону. Кровь бесценна, но любые телесные жидкости хороши.

Лина лежала неподвижно, дышала медленно и глубоко, но постепенно тело напряглось и стало медленно выгибаться, напружиненные руки стиснули зелёные пряди мха, а дыхание стало неровным и вырывалось из губ короткими болезненными стонами.

Бросил короткий взгляд: голова закинулась назад, прекрасная шея беззащитно выгнулась. Я не сумел довести партию до финала: рванулся навстречу и запустил клыки. Лина закричала — высоко, жалобно. Тело подо мной содрогалось в пароксизме наслаждения. Надо было оборвать этот крик, на который могли прийти другие люди, но я немало потрудился, чтобы достичь результата, и не хотелось его смазывать.

Девушка затихла и расслабилась, тихо постанывая лишь на выдохе, одной рукой обняла меня, другая в такт медленным глоткам гладила мои волосы. Когда я насытился, бережно слизнул подтёки и заглянул Полине в лицо, она открыла глаза и улыбнулась:

— Не думала, что это будет так. Ты нежный и чудесный. Оближи губы, а то жутенько выглядишь.

Я послушался и откровенно сказал:

— У меня впервые так… спокойно. Спасибо тебе, дорогая.

— Тебе больше ничего не надо?

Откровенный вопрос заслуживал такого же ответа, но не хотелось обидеть Лину прямым объяснением её нежеланности, и я осторожно сказал:

— Мне хватило.

— Мне тоже, — с облегчением сказала она. — Это было ярко и классно, но презервативов, как понимаю, у тебя с собой нет.

Я опешил от трезвой рассудительности тона, и после безуспешной попытки хоть что-то сказать, свалился в мох и расхохотался.

Глава 14

Насыщение сыграло со мной злую шутку. Хотелось обдумать произошедшее, но уже на пути в пещеру мне стало нехорошо, как бывало в прежней жизни перед рассветом. Я еле доплёлся до входа и без сил свалился в беспробудном дневном сне, проснулся же, как и полагается вампиру, вечером. На небе ещё играли краски заката, но солнце село.

 В пещере людей не было, но я слышал неподалёку сердцебиение и дыхание по крайней мере одного, а выйдя из пещеры увидел Алима, сидящего на краю скалы, почти там, где сам сидел утром. Человек вздрогнул, обнаружив меня совсем рядом, но я сделал вид, что не заметил и молча сел рядом, пытаясь уловить присутствие остальных людей.

— Ну ты и спать! Мы пробовали разбудить, но не смогли.

— Вообще-то это нормально, — сказал я. — Вампиры с начала времён вели ночную жизнь, а на день погружались в беспробудный сон. Мне ещё на звездолёте показалось странным, что получается спать тогда же, когда и вы. Но там, строго говоря, день и ночь условны.

— Но в первый день ты нормально шёл со всеми. Не было никаких странных ощущений?

Я подумал.

— Вроде бы нет.

— Или организм просто не сразу уловил новый ритм времени и перестроился, или питание человеческой кровью требует больше энергии на усваивание и на поддержание активной жизни уже ничего не остаётся, — предположил он.

Я пожал плечами. Мог бы привести возражения против обеих версий, но спорить не хотелось.

— Где все?

— Возвращаются к модулю. Вода почти ушла. Потом прилетят за нами. Мы нашли неподалёку скалу, вполне пригодную для аккуратной посадки.

— А ты остался.

— Не бросать же тебя одного, — усмехнулся Алим.

— Переход по такой сложной местности для людей тяжёл. В моё время с раненым или немощным оставили бы женщину. Ну или самого слабого. Я бы скорее ожидал, что со мной останется Лина.

— Логично. Но посадочная площадка маленькая, а у Симбы и Роз лётные навыки средние, как у всех.

— Ты хочешь сказать, что Полина?..

— Мастер высокого класса, да. Она и на работу эту так рвалась, чтобы купить флаер новейшей модели.

Я помолчал, переваривая новость. Как-то не очень у меня укладывалось в голове, что милая улыбчивая Полина может быть превосходным пилотом. Я был ей благодарен и за кормёжку, и за доверие, но в то же время разочарован доступностью, и никак не мог понять, как воспринимаю девушку в целом.

— Странные у вас женщины, — сказал я, наконец. — Они ведут себя, как мужчины.

Алим повернул голову, пытаясь рассмотреть моё лицо:

— Почему «как мужчины»? Они ведут себя как свободные люди.

— Мужчины сильнее и умнее. Их предназначение защищать. А женщина должна растить детей и присматривать за домом.

— Какой мрак у тебя в голове, — вздохнул Алим. — От кого защищать? Если ко всем людям относиться уважительно, то защита никому и не потребуется. И почему только женщина должна заниматься с детьми? Мужчина имеет такое же право!

— Но ведь это хлопотно, — возразил я. И противно. И… у матерей есть инстинктивная тяга к ребёнку, а у мужчин этого нет.

Алим коротко хохотнул:

— Да нет у людей никаких инстинктов. Нами руководит разум. Поэтому всё наоборот. Не человек беспокоится о ребёнке, потому что привязан к нему, а привязывается, потому что беспокоится. Мы любим того, о ком заботимся, это нормально. А тому, кто не хочет растить ребёнка, нечего и заводить, — он фыркнул. — Ты вот говорил, что мужчина сильный и должен защищать женщину. Так не логично ли продолжить: защитить от хлопотной и противной работы, взяв свою половину на себя? Дом ведь принадлежит обоим. С какой стати в нём один должен работать на другого? Разве не оскорбительно для сильного мужчины, что он не может сам обслужить себя и своего ребёнка?

Я открыл рот, чтобы возразить, но промолчал. В этом мире человеческие установки изменились. Даже в известные мне времена некоторые женщины прекрасно управляли королевствами. Взять хотя бы Елизавету Первую! Возможно, что это не такие исключения, как мне казалось. Полина — пилот, Ния — капитан, и они справляются не хуже, чем могли бы мужчины, даже лучше, некоторых из них.

пропущенные мной столетия человечество сделало не один шаг вперёд, и вероятно двигалось в правильном направлении. Я вынужден был признаться себе, что, скорее всего, мои воззрения ошибочны. За Но одно дело признать разумность изменений, другое — принять их сердцем. Слишком сильно всё отличалось.

Я пошёл на компромисс. Это люди, как они общаются между собой, меня не касается. Если у них так принято, пусть, но раздражение на то, что придётся подлаживаться под эти правила, захотелось сорвать на Алиме, хоть я и понимал, что это несправедливо.

— Лине не понравилось, что ты к ней яйца подкатывал, — заметил я, повторяя обидные слова Нии.

Он помрачнел.

— Я и тебе не нравлюсь, верно? Знаю, что бываю слишком прямолинеен и напорист, но ничего не могу с этим поделать. Слушай, Лина сказала, что ей не больно было. Ты можешь этим как-то управлять?

— Не всегда, — сказал я, с досадой подумав, что выбрал не слишком удачное место для укуса: на шее Полины следы моих зубов могли видеть все и, конечно, Алим, не отягощённый излишней деликатностью, пристал к ней с вопросами.

— А со мной попробуешь?

— С тобой не получится, — ляпнул я, не подумав.

— Почему?

Я замялся, но только придумал подходящий нейтральный ответ, как Алим сообразил сам:

— А! Так ты с ней переспал? Ну да, она тебе симпатизирует, это очевидно. Тогда понятно. Эндорфины… Остроумное решение.

Я молчал, не представляя, что сказать. Алим отвернулся, я не видел его лица и не мог даже предположить, о чём он размышляет.

— Мне это не нравится, — вдруг сказал он. — Ты не подумай, у меня на неё никаких видов нет. Считал, что мы погибнем, ну и предложил напоследок приятно провести время, чтобы меньше думать о том, что надвигается смерть. Она отказала — ну и всё. Но Полина очень юная и славная, она может не понимать, что у тебя совершенно иные представления об отношениях полов. Я боюсь, что ты её обидишь.

 Я тихо рассмеялся:

— Вот, у тебя уже сработал инстинкт защитника, а говоришь, что их нет!

— Но ведь это естественно — помогать слабому, если нужна помощь, а ты можешь её оказать. И слабый — не обязательно женщина.

— Полине твоя помощь не нужна, — отрезал я и встал, вглядываясь вдаль. — Мне тоже беспокойно. Людям в чужом ночном лесу может грозить опасность. Самое время для хищников.

— Мы рассчитывали, что они успеют засветло, но пришлось обходить низину: целое озеро. Сейчас уже почти прошли. На самом деле самым неприятным было бы попасть в болото. Для местных хищников, если всё же есть крупные, в чём я сомневаюсь, мы неинтересны: биология другая.

— Что значит «другая»?

— ДНК закручивается в противоположную сторону. Таких левых планет во всём обследованном пространстве обнаружено всего две. Поэтому и хочется рассмотреть всё своими глазами.

— Что такое ДНК?

— Эм… Знаешь, Эд, это долго объяснять. Но как результат, мы взаимно несъедобны, как… песок. Поэтому мы тут и свободно разгуливаем без защиты: их бактерии нам неопасны.

Я замер, осознав смысл его слов. Значит, мой план изначально был обречён. Более того, если бы я сумел его осуществить, то погубил бы всех.

— Потому я и не чувствую запахов?

— Безусловно. Пойдём в пещеру, опять начинается дождь.

Мы перебрались в укрытие. Я сел на коврик и обхватил голову руками. Суток не прошло, а уже обнаружилось три причины, каждой из которых достаточно, чтобы мой план оказался неосуществимым: отсутствие полезных ископаемых, слишком суровый климат, биологическая несовместимость с органикой планеты. О чём ещё я не подумал?

— Какой же я глупец!

— Что за ерунда! — отозвался Алим. — Ты не глупее других, просто мало знаешь. Было бы из-за чего расстраиваться! Может быть, взрослому человеку сложно догнать ушедшую вперёд цивилизацию, но у тебя времени для адаптации куда больше. Всё поправимо.

 Сколько раз мне ещё это скажут?!

Тонко запел зуммер, Алим протянул руку и поднёс к уху передатчик. Люди уже обнаружили перевёрнутый модуль. Они решили, что это порезвился смерч, удивлялись и радовались тому, что машину не унесло далеко.

Закончив разговор, с группой, Алим долго возился с передатчиком, пытаясь связаться с кораблём. Наконец, расстроено махнул рукой:

— Не отвечают, хоть сейчас и в зоне связи, наверное, спят или работают. Не хочется их дополнительно напрягать: люди делом заняты и очень устают, но придётся просить о помощи. Этот дождь скоро придёт на побережье, а там и укрыться негде. Модуль перевёрнут на крышу, внутрь не попасть.

У людей была какая-никакая возможность обойтись своими силами. Я колебался, не в силах принять решение, затем неуверенно сказал:

— Вампиры намного сильнее и быстрее людей. Я могу отправиться на помощь. И часа не пройдёт, как буду там. Возможно, вместе мы сумеем его перевернуть…

Алим заметил мою нерешительность:

— Но?

Я улыбнулся:

— … но не хотелось бы испугать их моими способностями. Ты видел, даже обычная регенерация всех шокировала.

— Ерунда, — решительно отозвался он. — Сила, употреблённая во благо, испугать не может.

— Хорошо, тогда пойду к модулю, — я поднялся. — Не страшно остаться одному?

Он фыркнул и, к моей досаде, потащился меня провожать, поэтому сначала я спрыгнул на землю и пробежал немного, а крылья развернул, лишь когда уверился, что темнота скрыла меня от человеческого взгляда. Летел неторопливо, наслаждаясь самим процессом, и приземлился загодя, ещё в лесу. Крылья расползлись, клочьями цепляясь за стволы и ветви, медленно истаивая. Несмотря на дождь, сильный аромат людей яркой полосой рассекал тусклый фон планеты — они прошли совсем рядом.

Все уже промокли. Лина сидела с закрытыми глазами, забившись под нависающий край модуля. Она закуталась в куртку и спрятала кисти рук под мышками. Роз и Симба тихо переговаривались, и меня заметили только тогда, когда я подошёл почти вплотную. Она непроизвольно отшатнулась, он шагнул вперёд, обнимая её за талию, вставая плечом к плечу, и лишь тогда я подумал, что надо было предупредить о приближении, и мирно сказал:

— Это всего лишь я.

— Где Алим?

— В пещере, надо полагать. Я не убивал его, если вы об этом. Алим сказал, что у вас неприятности с модулем, и мне показалось, что могу помочь.

Роз иронически усмехнулась:

— Эту штуку не так легко поставить на колёса. Не телега.

Они расслабились, вновь поражая доверчивостью, но почему-то стало грустно, а не смешно. Пришлось мягко напомнить:

— Да и я не человек, поэтому стоить попробовать. Симба, с колёсами я бы разобрался, но у модуля их нет, поэтому подскажи, куда лучше толкать.

Он оглядел машину, похожую на жука, перевёрнутого на спину, и уверенно показал:

— Сюда.

Роз подала руку Полине, помогла встать, и я принялся за работу. Казалось, что должно быть легче, чем в прошлый раз, но модуль словно потяжелел и лишь раскачивался. Если тогда он упирался краем в камень и стоял устойчиво, то сейчас при сильном наклоне начинал скользить полукруглым верхом по раскисшей земле, и никак не удавалось поднять край достаточно высоко, чтобы перевернуть. После нескольких попыток я отступил, с ненавистью глядя на неуклюжую машину.

— А ведь получится! — удивлённо сказал Симба. — Ты отдохни, пока мы с Рози подсуетимся.

Они ушли в лес. Я внимательнее поглядел на Лину. Она мёрзла и выглядела плохо: бледная, с тёмными кругами вокруг глаз.

— Я, похоже, взял у тебя слишком много, а тяжёлая дорога вконец измучила.

Она мотнула головой, хрипло сказала:

— Нет. Оступилась, упала в воду, простудилась. Ничего, отлежусь.

Вернулись Роз и Симба с тонкими стволами, уложили их под модуль. Второй раз я пошёл с ними: мне таскать тяжести проще, а вот укладывать доверил людям.

— Ну что? Ещё раз?

Сначала приподнятый модуль скользнул на пару футов, но потом застопорился, и его удалось поднять выше. Симба и Роз тоже бросились на помощь. Модуль побалансировал на закруглённом ребре и с тяжёлым грохотом опустился на нижнюю поверхность.

Лина восторженно завопила, Роз и Симба молча тяжело дышали. Я повернулся к ним, горя возмущением:

— Вы что, с ума сошли? А если бы не смог удержать? Я-то отскочу, если что, а вас в лепёшки размажет.

— Ты удержал, — мягко сказала Лина. — Всё хорошо, успокойся. Открывается?

 Я злился, но умолк: объяснять, что в смерти людей обвинят прежде всего меня, счёл неуместным.

Машина оказалось сработанной на совесть, кувыркания по каменистому склону ей не повредили. Люк не заклинило, колпак не треснул, двигатель работал нормально.

Я сел так, чтобы видеть, как Лина пилотирует, и получил истинное удовольствие, наблюдая чёткие выверенные движения. Она даже похорошела: сосредоточенное лицо казалось интереснее и значительнее, заблестели глаза, кожа порозовела от удовольствия, распространяя нежный аппетитный аромат. Если в самом полёте я не обнаружил ничего особенного, то виртуозность посадки на крохотную скалистую площадку поразила даже меня. Когда двигатель умолк, а Лина вытерла большим пальцем бисеринки пота над губой, я с искренним восхищением сказал:

— Это было прекрасно, как танец.

 В свете модульных прожекторов было видно, как размахивает руками Алим, у ног которого лежали рюкзаки и небольшая горка неупакованных вещей.

Глава 15

Алим сумел взять только часть вещей, видно сюда он их перетаскал в несколько приёмов. Роз вызвалась было сходить за остальными, но я остановил её и принёс всё сам: для людей прогулка по скалам в темноте опасна, для меня — развлечение. Кроме того хотелось проститься с этой негостеприимной планетой: сознавал, что довелось познакомиться с уникальным явлением, и было жаль, что пробыл здесь так мало. Лишь Алим не желал возвращаться на звездолёт, остальным людям этого небольшого приключения хватило: нагулялись.

Меня это удивило и разочаровало, но я видел, что они не изнежены, просто им здесь не понравилось. Трудно их было винить в этом, мне тоже здесь было неуютно, но в этом мире у меня не было ничего своего, а эту землю несколько часов я готов был признать своим домом, казалось, что лишаюсь того, чего у меня не было, но могло бы быть. И в то же время я испытывал радость. Мне нравилось общаться с этими людьми, они были открытые, дружелюбные, разносторонне интересные — вовсе не такие, как прежние. Не хотелось их обманывать. Хорошо, что получилось без этого обойтись.

Да и развитие событий вполне устраивало. Передо мной откроются иные миры — кто не мечтает о таком! Никто из живших вместе со мной даже представить не мог, как удивительно изменится жизнь. Так заманчиво увидеть всё это собственными глазами!

На звездолёте я дисциплинированно отправился в собственную каюту, поэтому не видел, как люди рассказывают о прогулке. Опять терзал голод. На Земле охота никогда не представляла особых трудностей, и я не обращал внимания на то, насколько часто приходится кормиться, а сейчас вынужден был отметить, что каждое превышение обычных человеческих возможностей требует немедленного возмещения затраченных сил. Настроения это не улучшило. Ожидая Андерса, который обычно меня кормил, я нетерпеливо метался по каюте, не в силах на чём-то сосредоточиться.

Появлению Симбы я не удивился: сил на это уже не было. Жестом предложил присаживаться и сел сам — как можно дальше от него. Терпеливо выслушал, пропуская половину мимо ушей, его благодарности от имени всей экспедиции за приложенные усилия, и поймал себя на том, что воспринимаю слова лишь фоном, теряясь в ритме его пульса.

Я встал, сделал пару шагов по направлению к человеку и замер, осознав, что почти теряю самоконтроль.

— С тобой всё в порядке? Эд?

Я мотнул головой, отгоняя сладкое предвкушение:

— Нет. Я голоден. Позови Андерса.

Когда он вышел из каюты, пришлось приложить усилие, чтобы не поспешить вслед. Меня покормят, надо лишь немного подождать…

При звуке торопливых шагов заставил себя отойти и сесть. Они пришли вдвоём — Симба и Алим. Ввалились в каюту без стука и сразу начали действовать. Я бездумно глядел на спину Алима, который суетился, заслоняя сидящего Симбу, и думал только о том, что нельзя больше срываться, и надо любой ценой дождаться Андерса, когда жаркий запах живой крови ударил, оглушил, заставил сорваться с места.

Кто-то из них впихнул мне в руки стеклянную кружку. Первый же глоток принёс облегчение, дальше я пил медленно, смакуя каждую каплю. Привкус специфический, но это настоящая кровь, а не заменитель сомнительного состава. Было немного, чуть прикрывало дно.

— Клыками-то по стеклу не скрежещи, — сказал Алим, — мороз по коже. Может лучше минеральной водой разбавить?

Он выпустил в кружку ещё немного крови из шприца и хвастливо сказал:

— Хорошо, что я взял шприц. Скальпель и шприц никогда не устареют!

 Я отвёл кружку с кровью в сторону от протянутой бутылки:

— Воду отдельно. Не надо портить два прекрасных напитка. А что Андерс? Надеюсь, он не решил морить меня голодом?

— Команда работает, — сказал Симба. — Мы сочли, что не стоит их отвлекать.

Я не мог отвести глаз от шприца, который медленно наполнялся его кровью:

— Спасибо.

Он вздохнул:

— Что делать, если твой рацион настолько специфичен.

— Можно прямо к иголке подсоединить трубочку, — несколько невпопад сказал Алим. — Главное, не кусаться. И для донора безболезненно, и самому ведь, наверное, приятней будет, а? Как-то интеллигентней смотрится…

Я подумал, что куда приятней чувствовать себя всесильным хищником, а не жалким просителем, но промолчал.

Когда Симба ушёл, я, не желая терять ни капли его крови, налил в кружку воды, ополоснул и выпил. Алим, судя по тому, как основательно расположился, уходить не собирался:

— Ну, Симба тебе рассказал о том, что у Андерса получилось наладить связь?

Ну вот, ещё одна причина, по которой мой план непременно провалился бы!

— Боюсь, что не очень внимательно его слушал, — сознался я. — Но это же не имеет ко мне никакого отношения?

— Самое непосредственное! Я смог связаться с Фиорой, там нас ждут, для исследований выделяют отдельную лабораторию.

— Это так просто делается? — удивился я.

Алим смутился:

— Ну… не совсем. Я оплатил первый этап исследований из собственного кармана. И открытие дополнительной кротовины тоже. В общем, тебя высадят в окрестностях Фиоры, и устроят до моего появления.

— Что значит «до появления»? Разве ты не полетишь со мной?

— Сначала на Землю. У меня подписан контракт на полгода работы на Ирноте, — развёл руками он. — Надеюсь, что после произошедшего его удастся аннулировать, но поручиться за это не могу.

Новость привела в замешательство. Лететь одному на планету, где меня будут рассматривать как объект исследования, не хотелось. Неопределённо пообещал:

— Я подумаю.

— Ну мы же обо всём уже договорились!

— Да, конечно, — согласился я, только чтобы не вступать в дискуссию. — Как себя чувствует Лина?

— Что ей сделается! — отмахнулся он.

— Попросишь зайти?

— Что, прямо сейчас?

Я кивнул, смущённо отведя глаза. Пусть считает, что у меня романтический интерес. Чем не повод, чтобы его выпроводить!

Полина пришла спустя пару часов, и выглядела намного лучше, чем в прошлый раз, когда я её видел. Это я ей и сказал. Она повернулась к зеркалу, внимательно изучила своё отражение и передёрнула плечами:

— Какой ужас! Если это хорошо, то тогда я, значит, вообще на человека не была похожа!

— Похожа! — возразил я. — Но больше на неживого. Я за тебя волновался.

Она ответила короткой улыбкой.

— Впервые в жизни так ужасно устала.

Я усадил её на диван, сел рядом:

— Мне не понять ваш мир, по крайней мере, не так быстро, а что-то решать надо уже сейчас. Алим договорился отправить меня в исследовательский институт. Говорит, сам оплатил заход звездолёта к какой-то Фиоре и кучу всего ещё. Он так богат?

 — Алим? Ну да, я слышала что-то такое. У его отца химический концерн, производство синтетических продуктов питания. 

 — Меньше всего хочется стать из экспоната лабораторным образцом. Алим вроде бы неплохо ко мне относится, но он такой… с сумасшедшинкой. Не хотелось бы попасть в полную зависимость. Может, ты мне что-нибудь посоветуешь? 

— А отказаться не вариант?

— Наверное, нет. Алим обещает процент дохода. Мне кажется, сейчас не то время, чтобы просто охотиться на людей, когда захочется есть, а покупать кровь или заменители мне не на что.

— Сложная ситуация, — согласилась она.

Я взял её ладонь, погладил и сжал тёплые пальцы:

— После того, что у нас было, ты всё ещё хорошо ко мне относишься?

Руку она не забрала. Наклонилась ко мне, прикоснулась тёплыми губами к щеке. Извернуться и поймать её губы своими было несложно, но она не дала углубить поцелуй, а я не стал настаивать. Она поглядела мне в глаза и очень серьёзно пожаловалась:

— С тобой неловко целоваться, клыки мешают. Язык поцарапала.

Я потрогал клык языком. Не такой уж и острый. Да и не могла она поцарапаться до крови: я бы почувствовал. Невинно предположил:

— Дело привычки?

Она не ответила, смотрела выжидающе, и я решился:

— Выходи за меня замуж.

Зрачки напротив расширились, съедая голубизну глаз, губы дрогнули:

— Ты перегрелся?

Я улыбнулся, помотал головой. Она озадаченно потёрла носик, что выглядело довольно забавно, и осторожно предположила:

— Надеюсь, ты не считаешь, что обязан на мне жениться после того, как мы… немного пошалили?

— И в мыслях не было.

Она склонила голову и иронично поинтересовалась:

— Внезапная любовь?

— Стыдно сознаться, — пробормотал я, — но это бесспорно светлое и высокое чувство мне незнакомо.

Лина откинулась на спинку дивана, подняв руки:

— Тогда сдаюсь. Объяснишь, чем я обязана столь лестному предложению?

— Мне нужен человек, которому я не безразличен, и который будет отстаивать мои права.

Она вытянула губы, как для поцелуя, и задумалась. Мне показалось, что лучше сразу высказать всё.

— Мне нечего предложить, у меня ничего нет. Деньги, которые обещает Алим — ну, если они будут, можно разделить пополам. Ты, насколько я понял, не собираешься создавать семью в ближайшем будущем. Если соберёшься, я не доставлю проблем.

— Ты предлагаешь реальный брак или фиктивный?

— Как скажешь. Что больше устроит.

Полина изумилась:

— Серьёзно? То есть ты меня не хочешь, но согласен отбывать повинность?

— Мне было хорошо с тобой, — возразил я. — Но к сексу я отношусь спокойнее человека. Мне приятно, не более того. Поэтому твой отказ меня огорчит, но я его переживу.

— А если будет ребёнок?

— Я бесплоден. И к проникающему сексу способен только непосредственно после еды.

Ужасно неловко вываливать милой девочке такую интимную информацию, но в сделке надо быть честным, особенно если ложь всё равно быстро выплывет на поверхность.

Она глядела на меня, склонив голову набок. Лицо не выражало ничего, кроме любопытства.

— Мне интересно, и часто ты вот так… обезболиваешь?

А тут и соврать не грех.

— Очень редко. Раньше меня не слишком заботили человеческие чувства, я о них не задумывался.

— Ну… допустим, — скептически сказала она. — Хотя меньше всего хотелось бы, чтобы законный супруг был уличён в адюльтере. А если полюбишь кого-нибудь?

— Я? Исключено. Мы не подвержены сильным страстям

Полина задумчиво покачала головой:

— Достаточно неожиданное предложение. Ты мне симпатичен, и можно только посочувствовать твоим проблемам, но не уверена, что стоит вешать их на себя, — она поджала губы и дёрнула плечом. — Уж извини, не вижу особого смысла.

Она встала и направилась к выходу. Я догнал, учтиво распахнул дверь и негромко сказал:

— Я не хотел тебя обидеть.

— Знаю, — улыбнулась Лина. — Это не отказ, я подумаю.

Я молча привлёк её к себе, мягко обхватив за плечи, коснулся нежным поцелуем доверчиво подставленных губ. Других аргументов у меня не осталось. Она не попыталась высвободиться, и второй раз я действовал решительнее, а затем горячие пальцы сплелись на моём затылке, и Лина взяла инициативу на себя. Я отвечал, особо не усердствуя: если ей с непривычки мешают мои клыки и нужна практика, не жалко. И шаги Нии мне совершенно не мешали.

— Гхмм!

Лина отпрянула от меня, но не выглядела слишком смущённой.

— Добрый вечер, капитан, проходите, — невозмутимо сказал я и повернулся к Лине. — Буду ждать твоё решение, дорогая.

Ния посторонилась, выпуская Лину, смерила меня взглядом:

— Смотрю, ты даром времени не теряешь.

— Но ведь это неплохое качество, не правда ли?

Я стоял с самым наивным видом, перегораживая вход. Ния втолкнула меня в каюту, решительно зашла и прикрыла дверь:

— Не морочь девушке голову!

— И в мыслях не было, — парировал я. — Надеюсь, не собираешься упрекать меня в том, что я, ослеплённый красотой, пытался тебя соблазнить? Но тогда моё сердце было свободно, а совместные испытания на планете позволили мне узнать Лину ближе. Она замечательная: симпатичная, умная, талантливая, нежная. И у меня самые серьёзные намерения.

Ния закусила губу, с недоверием глядя на меня.

Я убрал напор из голоса, устало спросил:

— Мне так и сидеть под арестом?

— Да, пожалуйста, — подтвердила Ния. — Мне так спокойнее. Но ремонт заставит нас задержаться ещё на неделю, Алим просится на планету, а я не хочу отпускать его одного. Это рискованно. Мог бы составить ему компанию?

Я подумал, что Лине будет проще принять положительное решение, если на неё не будет давить моё присутствие, да и летать над планетой куда веселее, чем сидеть в каюте.

— Конечно, — согласился я. — С удовольствием.

Глава 16

Скучать было некогда. Я включил виртуальный модуль и стал отрабатывать полёт. Возможно, кто-то со стороны и не заметил бы моих достижений, но для меня они были очевидны. Я уже не принимал лихорадочно ежесекундных решений, не искал кнопки управления глазами. Руки работали в автоматическом режиме, а я стал успевать следить за приборами и научился понимать показания. Мелькание чисел и извивы линий, которые раньше казались загадочными, легко переводились в мысленные пространственные образы.

Заглянул Андерс с бутылкой кровезаменителя, посмотрел, как я управляюсь, похвалил:

— Такое чувство, что ты всю жизнь летаешь.

Я улыбнулся. О том, как летал всю жизнь, предпочёл умолчать, только пожаловался:

— Всё же изображение — это не то.

Он задумчиво пощипал себя за ухо и сказал:

— Спрошу Нию. Если разрешит, попробуем размяться на модуле.

— А может не разрешить?

— Ещё как! Обнаружилось куда больше повреждений, чем нам сначала показалось. Не до развлечений.

Но Ния нас отпустила. Я думал, что Андерс вначале сам будет управлять модулем, но он сразу посадил меня на место пилота, а сам устроился рядом.

— К планете?

— Давай! — решил он.

Я не сразу приспособился нажимать клавиши управления с нужным усилием, привык уже лишь обозначать прикосновения, но дело пошло на лад довольно быстро. Оказалось даже, что вовсе не надо полностью сосредотачиваться на полёте и остаётся время для посторонних мыслей.

 — Слушай, — спросил я, — логичнее было бы держать по скафандру в каждом секторе, нет?

 — Нет. По крайней мере вероятность такой аварии крайне мала. Компьютер очень хорошо защищён, скорее люди должны были погибнуть, а он уцелеть, а исправный компьютер вполне может подлатать корпус с помощью уцелевшей автоматики и вернуть звездолёт к причалу. Возможно, теперь будут учитывать и возможность обратного. Но, конечно, удачно, что я решил разобраться с неисправным скафандром. Он очень кстати оказался под рукой.

 — И впрямь повезло, — согласился я, спускаясь к планете.

Андерс наблюдал внимательно, но в управление не вмешивался, только при снижении дал несколько советов по управлению в атмосфере. Даже когда запел зуммер связи, он не стал отвечать сам, а предоставил разговаривать с Нией мне.

Я кратко доложил, что полёт нормальный и пока всё получается, отметив про себя, что Ния говорит ровным доброжелательным тоном.

Модуль нёсся над бескрайним лесом. Андерс объяснил, что делать, если он начнёт заваливаться и предложил уменьшить скорость, насколько возможно.

Я послушался. Вести стало тяжелей: я держал тягу моторов на минимальном уровне и лишь изредка немного добавлял, чтобы машина не рухнула вниз. Покосился на человека: он не переживёт удара о поверхность, а я даже не слишком пострадаю и смогу быстро восстановиться. Это давало пищу для фантазии. Ясно, что на благосклонность Полины надежда минимальна. Я не мог предложить ей ничего конкретного, а женщины здесь, даже юные, слишком самостоятельны и практичны. Это отличало и Роз, и Нию. Если Андерс сейчас погибнет, а Лина меня отвергнет, мы с Нией сможем вместе горевать о потерях. Совместные страдания сближают, а это неплохой шанс всё же привязать её к себе.

Модуль снова начал падать, и я, вздохнув, ещё раз добавил скорость. Этот человек был мне симпатичен, убивать ради смутной возможности завладеть его женщиной я не хотел.

— Давай на базу, — скомандовал Андерс, — скоро ужин. В следующий раз попробуем посадку, но сдаётся, что ты сразу сделаешь всё чисто. Машину чувствуешь, как себя. Виртуоз! Я и сейчас такую минималку не удержу. Если соберёшься сдавать на права, дай знать. Теорию выучишь, а практику я тебе подпишу. Такого пилота любая компания с руками отхватит!

— Спасибо, — я оскалился в улыбке. Никогда не пойму, почему вид клыков, который раньше приводил всех в ужас, сейчас вызывает у людей такой восторг. — А на флаере летать сложнее, чем на модуле?

— Проще, хотя там есть кое-какие нюансы. Всё же модуль рассчитан на безвоздушное пространство, а флаер заточен на полёт в атмосфере.

Я сумел сам по приборам найти звездолёт и подвести модуль к нему, и только там переключил управление на автоматику. Андерс сказал, что при каждом взлёте корабль теряет часть воздуха, это сделано для удобства пассажиров — чтобы не надо было каждый раз надевать скафандры. Для уменьшения этих потерь капсулы сделаны узкими, а посадка на ручном управлении требует большого мастерства. Кое-что из этого я слышал и от Лины, но штурман объяснял понятнее и подробней.

Мне сразу захотелось попробовать посадить модуль вручную, но я и сам понимал, что так рисковать не позволят.

Андерс проводил меня до каюты. Напоследок я поинтересовался:

— Можно личный вопрос? Вы долго были вместе? Не тяжело, когда экипаж — семья? Не влияют рабочие споры на семейную жизнь и наоборот?

 Он помрачнел.

— Напротив. Это же здорово — всегда быть с любимым человеком, знать, что можешь доверять ему как себе. Я познакомился с Марко Рамосом ещё в лётном училище, но старшие курсы не слишком обращают внимание на молодняк. После, когда надо было проходить практику, я постарался попасть именно к нему. Он тогда летал с отцом Нии. Я очень старался проявить себя с лучшей стороны, и они оставили меня в команде, а через год мы с Марко оформили наши отношения. Не представляю, как буду жить без него. Сейчас, в полёте, пока занят, и Ния рядом, ещё ничего, а вернёмся на Землю, Ния поедет к своей семье, а я вернусь в пустой дом и буду там медленно сходить с ума.

То ли я сумел выслушать этот отчаянный монолог внешне невозмутимо, то ли расстроенный Андерс просто не обратил внимания на мой ошарашенный вид. Сам он казался совершенно потерянным, и я положил руку ему на плечо. Неожиданно он обнял меня и притянул к себе. Я послушно склонил голову к его ключице, вдыхая аппетитный запах здорового тела. Близкий стук сердца кружил голову. Есть не хотелось, но всё равно приятно. Я знал, что многим людям важны прикосновения, и пытался понять, относится ли к ним Андерс. Для него это мимолётная поддержка, или ли сей неожиданный жест означает, что Андерс решил заполнить мною освободившееся место?

— Но ведь не обязательно возвращаться? — неуверенно предположил я. — Можно пока поехать куда-то в другое место, на худой конец сменить жильё…

Руки Андерса разжались, и я с облегчением отстранился.

— Спасибо. Мне как-то в голову не приходило, — сказал он и потянул своё ухо.

Какая странная привычка!

Я зашёл в каюту в полной растерянности. То, что раньше было постыдной тайной, в этом мире, похоже, считается в порядке вещей. Я не вступал в порочные связи, храня неиспорченную репутацию, и смущение не давало понять, как относиться к произошедшему. Я предпочитал связь с женщиной, но решил, что сейчас и это неплохой вариант, хотя не стоит спешить, сначала надо получить отказ Полины.

К приходу Полины удивление уже улеглось, я даже усомнился в том, что правильно понял Андерса. В этом мире всё настолько изменилось, он мог иметь в виду что-то другое, не так ли?

Лина принесла мне минералки и держалась ровно и спокойно, как обычно, но когда поставила бутылку на стол, стала перебирать пальцами край блузки, не глядя мне в глаза. Не надо было мне лезть с предложением. Раньше между нами не было неловкости.

— Эдик, ты извини, но замуж я за тебя не пойду. В моём представлении брак это союз равных. Мне будет неловко опекать мужа.

К отказу я был готов, но его причина меня ошеломила. Я не сомневался в своём превосходстве над людьми. Конечно, я сам просил о помощи, но неужели для хрупкой юной женщины вампир — лишь существо, нуждающееся в присмотре и покровительстве? Немало уязвлённый, я ничем не выразил разочарования и обиды, лишь пожал плечами:

— Жаль. Полагаю, что я всё же не всегда буду нуждаться в опеке, а после некоторой адаптации мог бы сам явиться поддержкой.

Она отвела взгляд в сторону, и я решил уйти от неприятной темы, а заодно удовлетворить любопытство:

— Лина, я хотел спросить об Андерсе. У него была семья с мужчиной, правильно?

Она посмотрела прямо на меня:

— Да, а что? Теперь ты попробуешь его соблазнить?

— Эм-м-м… Нет, как-то в голову не приходило.

— Какое тебе дело до ориентации человека, если ты не собираешься с ним спать?

— Никакого, — пожал плечами я. — Просто удивился. В наше время было не принято демонстрировать содомские наклонности.

— Сексуальная ориентация закладывается в процессе внутриутробного развития, — скучным лекторским тоном произнесла Полина.

Я молчал, не находясь, что сказать, и только обрадовался новому стуку в дверь. Пришёл Алим с какими-то листами бумаги, как всегда, возбуждённо-радостный.

— Замечательно, что согласился составить мне компанию на планете! Я исследовал ту зверушку, которую ты поймал. Очень любопытные результаты, очень! Если исходить из Земной классификации, даже нельзя с полной уверенностью сказать, птица это, рептилия или млекопитающее. Нечто среднее, да!

Он уселся возле меня. Я видел, что Полине, которая сидела с другой стороны, хочется уйти, но она понимает, что сорваться с места прямо сейчас будет неучтиво. Я не счёл, что обязан проявлять вежливость, поэтому прервал Алима вопросом:

— Что у тебя за бумаги?

— А? Это договор. Прочти и подпиши, — он сунул всё мне в руки, и я начал вчитываться в напечатанные строки. Некоторые слова были непонятными, но общий смысл я улавливал. Текст в целом показался весьма разумным.

— Где подписывать?

Полина попросила:  

— Дай глянуть.

Я протянул листы ей, Алим попытался наклониться через меня и вырвать бумаги у неё из рук:

— Эй, это конфиденциальные документы.

Я подался вперёд, чтобы ему помешать, а Лина выставила локоть и отклонилась. Её брови нахмурились, губы сжались.

— Ну вот что, — резко сказала она, — мой муж ничего подписывать без согласования со мной не будет. А вот это вот точно не пойдёт! — она встала, сминая бумагу, и швырнула комок ему на колени. — С какой стати Эд должен терять полгода своего личного времени, чтобы сидеть на Фиоре и влезать в долги за кормёжку? Он уже сейчас классный пилот, только бумаги оформить, уж на кровь заработать сможет! Это вы ему должны платить за потерянное время и упущенную выгоду. А дальше? Что это за кабала? Нет уж! Раз ты так настроен мухлевать, то на каждую серию экспериментов или анализов отдельный договор.

— Так ты хотел меня обмануть, дружище? — ласково спросил я и оскалился.

На Алима было жалко смотреть.

— Ну… я… думал, что… Боялся, что тебе надоест, и ты уйдёшь. Я бы рассчитался полностью, честно. Хотел тебя удержать… Я переработаю текст, хорошо? — он встал, подобрал один из скомканных листов, который скатился с его коленей на пол, и спешно покинул каюту.

Полина одной рукой терзала пальцы другой.

— Я выйду за тебя, — мрачно объявила она. — Ты как ребёнок, право! Как отпустить одного? Но кормить не буду.

Я взял её за руку, и стал по очереди целовать пальчики:

— Спасибо, дорогая.

— О чёрт, зачем я в это ввязалась! — сказала она, закатив глаза к потолку, и отняла руку. Пойду, поговорю с Нией.

— Она может всё оформить?

— Конечно. Капитан имеет право выписывать документы и оформлять рождения, смерти и браки. Пойду, договорюсь, пока она ещё не легла спать. С утра Нию поймать не возможно

После ухода Полины, я в возбуждении описал несколько кругов по каюте. Получилось! Получилось тогда, когда я этого уже и не ждал! Надо было бы рассердиться или обидеться на Алима, но я был настолько ему благодарен за обретение союзника, что всерьёз злиться не мог.

На следующий день после завтрака Ния пригласила меня в кабинет, где пришлось ответить на кучу самых разных вопросов биографического характера, после чего я оказался обладателем плотной картонки с собственным именем и мелкого кругляша, который больше всего напоминал крохотную чёрную таблетку.

— Чип будем вживлять?

— Моё тело отторгает посторонние предметы.

— Ну, значит капсулу, — Ния защёлкнула таблетку в цилиндр на цепочке и протянула мне. Постарайся с этим не расставаться.

— А для кого предназначены капсулы? — встревожился я. Неужели всё же существуют другие вампиры?

— Мало ли! У некоторых встречается аллергия на материал чипа, а кое-кто просто не хочет вживлять инородное тело.

Ния сразу же внесла в бортовой компьютер информацию о заключении брака, распечатала свидетельство и сразу сделала две копии: одну вручила нам вместе со свидетельством, другую подшила в бортовой журнал. Когда мы с Полиной оказались в коридоре, я недоуменно спросил:

— Это что, всё?

— Официальное оформление документов, — устало пояснила она. — А что ты хотел? Оглашение в газете, церковное венчание и море цветов?

Я смущённо пожал плечами:

— В самом деле, смешно требовать торжественности при заключении обычной сделки, но я чувствую себя обманутым. Для меня всё это вообще очень странно: и само общение с людьми, и зависимое положение, и сам факт женитьбы. Пусть она даже не совсем настоящая, но я не думал, что вообще смогу жениться.

— Почему?

Я колебался. Стоит ли вообще рассказывать, что я думаю? Или излишняя откровенность сделает меня уязвимым?

— Я вампир. Для людей существо плохое по определению, — сказал я легкомысленным тоном. — Гадкий, эгоистичный. Не способный любить и не достойный любви. Быть может, ты сделаешь меня лучше.

Какая женщина не мечтает изменить мужчину? Они, бедняжки, не знают, что измениться можно, лишь когда сам хочешь этого. Я меняться не хотел, и так всё устраивало.

Хотя… Тут я сообразил, что моё отношение к людям стало совсем не таким, как раньше, но обдумать это решил позже: мы уже дошли до моей каюты.

Едва дверь закрылась, я наклонился поцеловать Лину. Она охотно подставила губы, но не дала углубить поцелуй.

Взявшись за руки, мы прошли и сели на диван — скованно, как робкие девственники. Я не представлял, как уместно вести себя с этой женщиной.

— Когда в сердце дыра, это проблема, — задумчиво сказала она. — Но искать ее решение в других людях опасно и бесполезно. Ищи в себе. Все заслуживают счастья — и ты тоже. Никогда не списывай себя со счетов. Верь в хорошее, иди к нему. Если сделал что-то, о чем жалеешь, постарайся найти причину этого поступка и способ избежать такого в будущем. Мы все делаем что-то, о чем жалеем, но это не становится нашей судьбой. Ты не должен делать что-то только потому, что уже делал это. Если думаешь, что потом будет плохо, не делай то, от чего будет плохо. Это твоя жизнь и ты должен сам контролировать её. Всё в твоих руках.

Я не был голоден, но не мог не заметить, как вкусно от Полины пахнет. Обнял её и прижал к себе, она доверчиво склонила голову мне на плечо. Я накрутил на палец мягкую светлую прядь, чувствуя смущение и непонятную досаду. Может быть, примерно такие чувства испытывает дог, когда к нему ластится котёнок. Ну почему она так доверчива?!

Несколько минут я с внутренней усмешкой раздумывал над жарким монологом Полины. Казалось, она недавно открыла для себя свет истины, и теперь торопится им поделиться со всем миром, начиная с меня. Милая убеждённость юности! Ей даже не пришло в голову, что за столетия существования я давно ушёл от детской наивности. Я был не слишком юн даже по вампирским меркам, и стар по человеческим, но если люди при взрослении закостеневают в собственных убеждениях, теряют гибкость, то вампир, вынужденный постоянно приспосабливаться к изменениям в обществе, с возрастом становится только пластичней.

Выпутал пальцы из волос и пообещал:

— Постараюсь не создавать тебе проблем.

Лина считала, что в прошлом мне есть в чём раскаиваться и ошибалась: я ни о чём не жалел. Ну… разве что о том, что связался с дочкой ведьмы и нарвался на проклятие. Но, кто знает, может именно это уберегло от истребления вместе с другими соплеменниками? Сейчас тоже повезло неплохо устроиться, хотя сознание того, что всем известна моя сущность, было непривычным и, пожалуй, стесняющим. Всё равно приходилось играть роль, но это всё же куда легче, чем постоянно изображать человека. Несколько раз маска беспомощного мальчика едва не спадала с меня, но пока удавалось вовремя её подхватывать. Бесстрашное и доброжелательное отношение людей было приятно и удобно, а их забота вызывала почти незнакомую тихую радость.

Глава 17

Моя рука опять нежно скользнула по волосам Лины, задевая пальцами тёплую щёку. Жена…

Мысленно покатал это слово на языке, пробуя на вкус. Звучало нелепо. Женатый вампир — какой оксюморон! Бедная девочка! Жаль, что приходится обманывать её таким способом. Надеюсь, она не слишком пострадает от этой маленькой авантюры. Я искренне собирался не только оставить ей жизнь, но и не доставлять особых неприятностей, но мне ли не знать, как часто жизнь вносит коррективы в самые проработанные планы.

Ладони мягко охватили её лицо, повернули. Я начал с лёгких поцелуев, невесомых, как прикосновение крыла бабочки: обычно женщинам такие нравятся. Лина попробовала отстраниться, но не слишком настойчиво, а потом закрыла глаза и повернулась удобнее. Я не стал сдерживать улыбку — она не могла её увидеть. Провёл губамипо шее, иногда мягко захватывая нежную кожу. Ах, какой запах! Чувствовать биение пульса невыразимо приятно — изысканное, почти болезненное наслаждение. Полина подалась ко мне, задышала глубже.

Я глядел на неё с удовольствием: приятно чувствовать мгновенный отклик и сознавать, как просто управлять. Когда Лина вновь распахнула глаза с немым укором, я легко поднялся и направился к холодильнику: в несколько торопливых глотков закончил бутылку с кровезаменителем, принесённую Андерсом, потом покатал во рту минералку, чтобы избавиться от мерзкого вкуса.

Лина уже встала и скрыла разочарование за равнодушной официальностью, но я уже знал, что у неё не получается долго носить маску:

— Куда же ты? Я ещё и не начинал.

Она растерялась, когда я заблокировал дверь:

— Хочешь помешать выйти?

— Нет, это всего лишь мера предосторожности, чтобы никто не мог войти.

Она поджала губы и направилась к двери:

— Открой.

Я был уверен, что Лина меня хочет, и растерялся от её внезапной холодности. Только что она таяла от моих прикосновений и вот ощетинилась ледяными иголками. Это был вызов. Непременно надо убедить её остаться — именно сейчас. Потом будет сложнее. Сексом можно подластиться, подчинить, привязать. Это мощное средство воздействия, нельзя его терять.

— Дорогая, что не так? Ты же хочешь меня.

Она не ответила, и я обнял округлые тёплые плечи. Полина напряглась и вырвалась:

— А ты меня нет. Сам говорил.

— Не так, — покачал головой я. — Природа лишила меня возможности испытать экстаз в слиянии, но мне нравится доставлять тебе радость. Чувствовать отклик не только тела, но и души. Именно тебе. Неужели ты думаешь, что мне безразлично, кого ласкаю? — я заглянул в её глаза, сжал пальцы.

Она, конечно, так и думала и была совершенно права, но проникновенный тон заставил её усомниться. Всегда важно дать девушке понять, что она особенная.

Упоминание о душе, несколько устарело, что я сообразил уже после того, как сказал, но, может, именно потому и сработало. Лине хотелось поверить, и она поверила: ещё демонстрировала холодность, но уже не пыталась уйти, и я немедленно начал нежную атаку.

Думал, что будет проще, чем в первый раз: на знакомом инструменте играть легче, — но Лина вначале была скована, почти застенчива, и стоило большого труда её разогреть. Я не мог понять, почему внезапно оказались закрытыми двери, которые уже распахивались для меня, но ничем не показал своего недоумения. Жаркий шёпот, нежные взгляд, ласковые трепетные прикосновения, которые становятся всё решительней и требовательней — отработанная техника принесла свои плоды, Лина воспламенилась, и я дал ей оседлать себя — так удобней наблюдать — и позволил самой выбирать ритм страсти. Когда она в изнеможении опустила голову мне на грудь, я уже решил, что мне показалось: ничего не изменилось, вероятно, Лина просто обиделась на то, что я прервал первые ласки, чтобы подкрепиться. Глупо: я же предупреждал, что мне надо быть сытым, но, в общем, понятно. Учту на будущее.

Лишь немного позже, когда снова начал её целовать, и она ответила с отчаянной, пугающей нежностью, я понял, какой я болван. Должен был сообразить, ещё когда она дала согласие на брак, взвалив на себя воз моих проблем: Лина влюбилась. Проклятье! Когда только успела?

В меня и раньше влюблялись, но впервые я вместо самодовольной констатации очередного успеха почувствовал печаль. Нежно прижал Лину так, чтобы она не видела выражения моего лица. Предупреждал ведь её, что любовь мне незнакома. Бедная девочка! Мне не хотелось делать ей больно.

***
Ния смягчилась и допустила меня на обед, где произнесла поздравительную речь. Я с удивлением узнал, что сегодня и Роз с Симбой заключили официальный брак. Мы поздравили друг друга и приняли поздравления от остальных, а затем начали готовиться к высадке.

На этот раз было решено не оставлять модуль безнадзорным, нас должны были высадить на планету и забрать по окончании ремонта — перед самым отлётом. Неугомонный Алим притащил мне новую версию договора. Лина внимательно её изучила и разрешила подписать. Когда он радостно потащил свой экземпляр в каюту, Лина сказала:

— Не кусай его больше.

— Не буду, — пообещал я, — но припугну непременно. Чтоб не наглел.

Она наклонила голову набок, подумала:

— Только не перестарайся, ладно? Нехорошо подавлять силой тех, кто слабее.

Я только улыбнулся, отвечать не стал. Не спорить же!

Мне казалось очевидным, что на планету нас отвезёт Андерс, но пришла Ния:

— Собрались?

 Алим уже чуть не пританцовывал от нетерпения, я нежно поцеловал Полину и вышел.

Удивительно, но Ния посадила управлять модулем меня, а сама заняла место второго пилота. Алим выглядел встревоженным, но ничего не сказал, и я, увлечённый полётом, скоро забыл бы о нём, если бы не лёгкий аромат волнения.

— Что ты так нервничаешь? — спросил я его.

— Не могу представить, что научиться управлять этой штукой можно почти мгновенно.

— Чему здесь учиться?! — фыркнул я. — Обыкновенная карета четвернёй и то в управлении сложнее!

— Про карету — не знаю, а вот с флаером у меня так и не вышло. Начинаю нервничать в критических ситуациях и впадаю в ступор. Почти полтора года учился — и впустую.

— Ну, ты меня с собой не равняй, — заметил я, начиная торможение перед входом в атмосферу. — Скорость реакций другая.

— И не только, — впервые вмешалась Ния. — Уменьши угол вхождения и гаси скорость аккуратнее. Наши организмы такие перегрузки переносят тяжело.

— Да, командир, — отозвался я, выполняя указание. Её замечание меня по-настоящему поразило: я ещё сам не продумал манёвр полностью, больше полагаясь на интуицию, а Ния не только предугадала, что собираюсь делать, но и успела просчитать последствия. А ведь это для неё не основная специализация, а так, между прочим. Вот это профессионализм!

Я спустился достаточно низко, чтобы заметить мелькнувший блик у горизонта. Людям, пожалуй, было далековато. Они не увидели, а я не стал делиться наблюдением. Заложил вираж, чтобы не улетать очень уж далеко и посадил модуль на скалистую возвышенность.

— Чисто! — похвалила Ния. — Я думала, Андерс тебя захваливает, а ты и впрямь талант. Сдашь теорию, немного полетаешь, и в любую лётную компанию возьмут — хоть на воздушные линии, хоть на космические.

 Мы втроём выгрузили багаж — его и было немного. Алим решил, что постоянного лагеря у нас не будет. Брали вещи с тем расчетом, чтобы всё носить с собой. По выжженному кругу идти было одно удовольствие, а вот дальше ползучие травы путались в ногах и, хотя доходили лишь до колена, двигаться было сложно. Приближался вечер. Первым делом надо было найти поставить палатку или найти укрытие.

Мы остановились поглядеть, как модуль взмывает вверх и уходит в облака. Теперь можно. Я примерно представлял, как испугаю Алима и предвкушал это. Надо будет наклониться так, чтобы он чувствовал моё дыхание на щеке, Сначала я думал выставить клыки и что-то эффектно прошипеть, затем решил, что лучше приобнять и промурлыкать, что-то ласковое… чтоб мороз по коже. Слова заранее не заготавливал, это по обстоятельствам, смотря какой будет повод, а что Алим выдаст несколько поводов на выбор, я не сомневался. Напористость терпима в меру, а он склонен зарываться.

— Ты как, — спросил Алим, — спать не хочешь?

— В прошлый раз я весь первый день чувствовал себя нормально, — напомнил я. — Так мы поэтому выбрали вечернее время?

— Ну да. И ты знаешь…

— Что?

— Извини, а? За договор. Я ужасно боюсь, что ты просто сбежишь от меня. Обследоваться — дело скучное и неприятное. Вот и пытался подстраховаться, как сумел. Я тут подумал, что, быть может, тебе оплачу лётную Академию? Параллельно? Ну, чтоб не так скучно было… Начнёшь работать — отдашь.

Я остановился, оглянулся на него. Алим выглядел виноватым и несчастным. Чёрт с ним, не буду пугать. Улыбнулся ему, махнул рукой:

— Не торопись. Дай оглядеться на нормальной планете, может мне что-то другое понравится.

— Тоже дело, — согласился он. — Жаль, что здесь зонды нельзя запустить.

— Что такое зонды? И почему нельзя?

Он замялся, подыскивая слова:

— Ты так быстро ко всему приспосабливаешься, что я забываю, как много не знаешь. Зонд — беспилотный летательный аппарат. Он маленький, как птица. Бывают неуправляемые, бывают с заданной программой полёта или радиоуправлением. Так можно было бы послать облететь район с видеопередатчиком: сразу познакомиться с местностью и выбрать куда лучше идти.

— И за чем дело стало?

— Нет у нас зондов, — Алим развёл руками. — Вообще каждый модуль должен быть укомплектован, но мы же на населённую планету собрались. Там зонды ни к чему, могут даже дипломатические неприятности быть: нарушение суверенитета чужой планеты.

— А звездолёт и модули не нарушают?

— Звездолёт по договору прибывает, по приглашению. И он останется на орбите. Музей Земной федерации — это как посольство или торговое представительство. Модули могут приземляться только на назначенные космодромы. А зонды не предусматриваются. Совсем.

— Понятно, — вздохнул я. — А почему не посадить его на планету? Летать на орбиту для посещения музея всё же хлопотно, нет?

 — Такой громадный корабль не может опуститься на планету, точнее, потом не сможет подняться.

 — А если сразу в кротовину?

 — Это может привести к планетарной катастрофе.

Я кивнул.. Уже темнело. Алим предложил ставить палатку, но тряпичный домик мне был несимпатичен. Я бы предпочёл пещеру, но ничего похожего на неё или естественный навес нам не попалось. Немного поколебавшись, я сказал:

— Знаешь, если нет зонда, можно попробовать осмотреться другим способом. Подожди здесь.

Я отошёл на несколько ярдов. Там где мы шли, тьма ещё не сгустилась, но чуть ниже уже легли глубокие тёмные тени, и я помчался вниз, раскинув руки, цепляя тени пальцами, чувствуя, как клубится сумрак за спиной. Когда крылья развернулись и подхватили меня, Алим что-то вскрикнул, но я только рассмеялся и понесся над зёмлёй, высматривая место, удобное для ночёвки.

Глава 18

Сначала я двигался кругами, не улетая далеко от Алима, стараясь не терять его из вида, хотя он сам почти сразу потерял меня. Поблизости ничего подходящего не нашлось, и скоро я вынужден был увеличить радиус настолько, что и сам уже не видел человека, поэтому решил не быть слишком требовательным и остановил выбор на небольшом извилистом ущелье, которое заканчивалось тупиком. Здесь протекал ручей, а почти отвесные стены, хоть и не слишком высокие, давали защиту на случай сильного ветра. Сочтя внимательный осмотр бесполезной тратой времени, я всего лишь скользнул над ним и направился за человеком.

Алим сидел на рюкзаке, оглядываясь по сторонам. В сгущающейся тьме он рассмотрел меня, лишь когда нас разделяло не больше тридцати ярдов, и встал навстречу. Я не стал сильно замедляться ради пущего эффекта, остановился лишь по приземлении. Клубы тьмы сорвались с меня, а, не стекли, как обычно, промчались вперёд, и Алим, который уже сделал несколько шагов навстречу, отшатнулся и тихо вскрикнул.

— Что такое?

Он зябко обхватил себя руками:

— Как ледяной крошкой окатил! Очень холодно.

— Извини, — сказал я без малейшего раскаяния.

Алим обошёл вокруг, пощупал мои руки, плечи, провёл рукой по спине. Смешной! Я сделал вид, что возмутился:

— Эй, хорош лапать! Ты меня уже купил, поздно осматривать!

Он принял всерьёз, отдёрнул руку, отступил.

— Эд! Невероятно! Как ты это делаешь?

Вопрос оказался неожиданно сложным. Даже представить не мог, как объяснить человеку эти ощущения.

— М-м-м… Ну просто сливаюсь с темнотой и она меня несёт, — я вдруг нашёл подходящее объяснение и радостно продолжил: — Быть может, тебе приходилось летать во сне, когда просто тебя подхватывает неведомая сила, само пространство. Сейчас я не вижу снов, но, насколько помню человеческие, довольно похоже.

— Покажешь днём? Чтобы рассмотреть?

— Не выйдет, получается только в темноте.

— Эх…

— Давай отложим этот разговор на потом? Идти довольно далеко.

Алим послушно подхватил рюкзак. Я помог ему надеть, расправив лямки, взял свой, куда более тяжёлый, и направился вперёд, указывая путь. Но, как почти сразу оказалось, молчать он не мог:

— В целом принцип ясен: ты забираешь энергию из окружающего пространства, поэтому такой холод, но как это действует в деталях, даже предположить не могу. Если смотреть издали, кажется, будто это крылья, такие перепончатые, словно у летучей мыши, а когда близко, словно клубящийся чёрный дым. Тела даже не видно, лишь смутные очертания, лишь голова и плечи более-менее чётко. А ты себя каким видишь?

— Никаким, пожалуй. Нет ощущения телесности. Я ночь, мрак, ветер… смерть, — последнее слово я почти прошептал, так что человек не должен был расслышать, но он услышал:

— Смерть?

— Сейчас — нет, — сознался я. — нет такого чувства, а раньше было.

— Ты много убивал? — спросил он с бесстрашным любопытством.

 Я не ответил, погрузившись в раздумья. Хотелось сказать ему правду и посмотреть, как она будет воспринята. Сможет ли вообще человек смириться со мной реальным, а не тем образом, который я рисую для всех. Это же Алим, он настолько хочет прикоснуться к моим тайнам, которые большей частью неведомы даже для меня самого, что не сделает ничего, что нарушит его планы.

— Эд, — задыхаясь, позвал человек, — не гони так. Мне не надо было спрашивать?

Я остановился, подождал его, затем пошёл, подлаживаясь под его шаг, не впереди, но наравне, чтобы видеть выражение лица.

— Видишь ли, — осторожно начал я, — на вампиров шла охота. Во все времена. И вольные охотники, и инквизиция. Оставлять в живых того, чьё свидетельство грозит смертью, неразумно.

— То есть всегда?..

— Нет. Я люблю путешествовать. Когда в городе лишь проездом, это не обязательно.

 Алим выглядел хмурым, но в его взгляде не появилось отвращения или презрения, чего я боялся. Дорога, застланная ползучими травами, стала тяжелее — до того под ногами были лишь мхи и прямые стебли. То ли по этой причине, то ли оттого, что Алиму надо было обдумать новую информацию, разговор увял. Несколько раз человек едва не упал, споткнувшись о камень или запутавшись в траве. После того, как еле успел поймать его и удержать на ногах, решил забрать у него рюкзак:

— Держись, уже недалеко.

— Темень…

Наконец, мы подошли к ущелью:

— Вот. Там и устроимся.

— Ветрище какой! Того гляди, подхватит и унесёт, — он подошёл к краю, осторожно заглянул. — Да тут дна не видно!

Я не стал тащить Алима вдоль обрыва к неблизкому и сложному спуску, а просто подхватил на руки и прыгнул вниз.

 — Видишь? Не так уж и глубоко. И ветра здесь нет.

Его качнуло и повело в сторону, когда поставил на ноги, и я придержал за плечо.

— Садист, — сказал он без выражения. — Предупреждать же надо!

Я не обратил внимания на его слова, обнаружив, что скала неподалёку не вертикальна, а нависает козырьком.

— Пойдём туда.

Он не мог: для человеческого зрения темнота оказалась непроницаемой. Не хотелось дожидаться, пока он достанет фонарь. Пришлось самому перенести его, собрать хворост и уже потом, принести вещи. Когда разгорелся костёр, и я уселся рядом с Алимом на развёрнутый коврик, он с уважением сказал:

— Да у тебя чутьё на укрытия! Можно подумать, что всю жизнь прожил в лесу!

Я усмехнулся:

— Привычнее дворцовые паркеты. Но что есть, то есть: вампир должен уметь прятаться — и от людей, и от солнца.

Мы не стали ставить палатку, лишь расстелили водонепроницаемые коврики. Алим открыл биосмесь: неприятно выглядевший и отвратно пахнущий напиток, я достал пакет с кровезаменителем и, отпив первый глоток, лениво поинтересовался:

— Вкусно?

— Некоторым нравится.

— А тебе?

— Мерзость, — с чувством сказал Алим. — Пахнет приятно, а на вкус — редкая дрянь. Зато всё сбалансировано и готовить не надо.

— Ну хоть пахнет… — пробормотал я. — У меня и запах отвратный. Дай занюхать, — наклонился к Алиму, зажмурился и глубоко вдохнул.

Он замер, и только когда я отодвинулся, шумно перевёл дыхание:

— Не пугай меня!

Я улыбнулся:

— Мне нравится. Так пахнет вкуснее.

— Убивать тебе тоже нравилось?

Я удивился вопросу. Казалось, что человек должен скорее уводить разговор в сторону от скользких тем, а не обострять.

— А тебе? Ты же разделал ту тварюшку, которую я поймал.

Он смутился:

— Ничего приятного, конечно, но это необходимость. И это всего лишь животное. Ну… полуптица.

— Ты не можешь быть в этом уверен, — возразил я. — Если уж здесь сама органика имеет другую форму, то и цивилизация может оказаться не похожей на земную.

— Нет, — возразил он после долгой паузы. — Там был слишком простой мозг. Но ты прав. Я об этом не подумал.

— Вот-вот, примерно так. Мною тоже двигала необходимость. И я старался не думать о том, как живут эти люди, о чём мечтают, и ждёт ли их кто дома. При этом меня вёл голод, чувство самосохранения, а тебя всего лишь любопытство.

Алим глядел на меня, как зачарованный. Я подбросил веток в угасающий огонь и улыбнулся ему:

— Но частично ты прав. Убийства не доставляли мне удовольствия. Сладко само сознание, что властен над чужой жизнью и смертью.

Он поджал губы, удивлённо качнул головой:

— Тебе, наверное, тяжело у нас?

— Не знаю, как и сказать. Сначала было ужасно: полнейшая неопределённость и беспомощность. И… я не привык зависеть от людей. А сейчас вроде бы уже освоился и представляю, чего хочу.

— И чего же?

 — Мне нравится пилотировать, у меня это получается…

— И? — Алим подался вперёд: почувствовал, что я недоговариваю.

Я усмехнулся:

— … и приятно чувствовать, что пассажиры от меня зависят.

Он прислонился спиной к скале, хмыкнул:

— Ты всё же маньяк. Ну, может не совсем, но… Знаешь, парой сотен лет назад тебя могли бы завернуть, а сейчас вполне может и получиться. Эта специальность стала ходовой, и требования к психической устойчивости снизились.

— Я посмотрел зарплаты и цены на донорскую кровь. Вполне смогу себе позволить, если не постоянно, то достаточно часто.

Алим поднял палец:

— Медицинский заменитель разработан для практического использования, а не для питья. Вполне может оказаться, что дешевле выйдет внести некоторое изменение в состав, чтобы улучшить вкусовые качества. Это я к тому, что тебе исследование тоже может принести практическую пользу.

— Интересная мысль, — согласился я.

 — Если бы не авария, можно было бы и сейчас попробовать что-то сделать. Но сейчас исходники для синтезатора развеяны в пространстве.

Я кивнул:

 — Андерс говорил, что запасы кровезаменителя ограничены.

 — Продуктов тоже. Ничего, на обратный путь хватит, — Алим ополоснул пустую бутылку, скатал её в аккуратный рулончик, убрал в рюкзак, снова сел рядом и с восхищением сказал: — У тебя потрясающий организм. Твой полёт — что-то уникальное. Вероятно, и физиков придётся припрячь. Если сможем понять, как именно преобразуешь энергию… Это же вечный двигатель!

— Ты слишком оптимистичен. Пойми, я нежить! Значит, не подчиняюсь обычным законам. С чего ты взял, что сможешь разобраться?

— Ерунда! — отмахнулся он. — Не существует непознаваемого, только непознанное. Мне хотелось бы во всём разобраться самому, но если не смогу — это сделает кто-то другой. Ты вполне материален, — он наклонился и хлопнул меня по колену. — Это тело можно видеть и осязать, значит, и работать получится.

— Вечного двигателя не выйдет, — хмыкнул я. — Может, я и в самом деле беру значительную часть энергии из пространства, но далеко не всю. Полёт будит жажду.

— А зачем летаешь? Это имеет практическое значение?

— Огромное! Подлететь и напасть, убить и исчезнуть. Люди беспомощны, поэтому я, честно говоря, редко пользовался для охоты. Но как можно не любить полёт? Скорость, рёв ветра, холодный свет звёзд…

— Уж здесь звёзды… — иронически хмыкнул Алим, глядя на сплошную пелену облаков.

— Я поднимаюсь выше. Когда внизу клубятся тучи, а ты несёшься над ними, это неописуемо красиво.

— А не промокаешь, когда мчишь сквозь?

— Нет. Только колко, как от снежной крупы.

— Я, кажется, завидую, — вздохнул он. — Значит, это тебя видела Роз тогда, у пещеры? А что за дыра в крыле?

— Сильный ветер, — пожал плечами я. — иногда вырывает клочья. Они сами затягиваются.

— На тебе всё само затягивается! Слушай, а не ты, случайно, перевернул модуль, а?

— Зачем мне это делать?

— Ну, может, стало страшно возвращаться в мир, шагнувший так далеко вперёд? — предположил он.

— Я умею признавать и исправлять свои ошибки, — ровно сказал я.

— Да, — кивнул Алим. — Это хорошо. Ну что, спать?

— Ложись, — согласился я. — Хочу полетать. Осмотрюсь, где лучше идти, ну и… просто. Здесь не хватает ароматов, но всё равно мчаться над землёй прекрасно. Не беспокойся, я ненадолго.

Теперь не было надобности вглядываться во все земные изгибы, и я поднялся выше, туда, где можно было отдаться на волю воздушных потоков, стать игрушкой ветров и позволить им гнать меня, куда заблагорассудится. Я любил играть с потоками воздуха и был бы рад подольше покувыркаться в высоте, но ветры неумолимо влекли меня в сторону от цели, и скоро пришлось прекратить забаву и пуститься в полёт туда, где я заметил отблеск при посадке, куда звало неутомимое любопытство.

Я нашёл его с трудом. Направление запомнил верно, но в расстоянии ошибся, что неудивительно: модуль летел намного выше, чем я поднимался на крыльях, а оценить показания приборов я не подумал.

Аппарат стоял ровно и казался совершенно целым. Я покружил над ним, затем спустился на землю и неторопливо обошёл вокруг. Он был несколько больше того модуля, в котором мы впервые прилетели на планету, но меньше того, в котором спустились на этот раз. Меня смутило то, что он совсем не был похож на наши, даже люк, который у нас располагался сбоку в верхней части, тут был почти в самом низу, а корпус стоял на трёх опорах, которые выглядели слишком хрупкими и ненадёжными. Более всего озадачило то, что вход оказался открытым.

Я немного постоял рядом, жадно втягивая в себя незнакомые запахи. Они были старыми, но такими живыми, что сомнений не возникло: аппарат не мог принадлежать этой планете, он был здесь таким же чужим, как и мы сами. Осторожно залез внутрь, опасаясь ловушки, готовый в любой момент шарахнуться, броситься вон, но ничего не случилось. Модуль казался мёртвым, пульт управления ничем не походил на наш, но показался более сложным и неудобным.

Почему пилот бросил здесь свою машину и куда делся сам? Запах ещё не успел выветриться. Если модуль брошен, значит, он неисправен, а пилота забрали на корабль другим способом. Или он мог отправиться на исследования и не вернуться, а на корабле не нашлось второго модуля, чтобы прийти на помощь.

Памятуя о печальном опыте, я не стал касаться незнакомого пульта управления, лишь погладил стену корабля. Тёмно-коричневые, глянцевые, они казались выполненными из дерева, покрытого лаком, да и на ощупь были похожи. Жаль, что у нас обшивка помещений не такая уютная.

Я спрыгнул на поверхность планеты и вздохнул с облегчением, словно выбрался из ловушки на волю. Находка оказалась понятной, но не слишком интересной. Стоит ли говорить о ней людям?

Поколебавшись, решил оставить всё как есть. Поиски пилота казались муторным и безнадёжным делом. Иноземного корабля не заметили, значит не стоит и связываться. Людей может заинтересовать брошенный модуль, а мне, окрылённому надеждами на интересное будущее, уже не хотелось оставаться здесь дольше, чем нужно.

К моему возвращению Алим уже спал, кострище слабо мерцало багровыми углями. Я счёл, что ночь достаточно тёплая даже для человека, и не стал подбрасывать веток, только устроился на собственном коврике и, хоть не сразу, но всё же спокойно заснул.

Глава 19

Когда проснулся, Алима рядом не было. Я смахнул с лица липкую паутину и вылез из-под козырька к ручью. Он разлился ярда на два, но глубиной был не больше полутора футов, поэтому обнаружить в воде крупных рыб не ожидал. Первым побуждением было поймать парочку, но почти сразу спохватился, что они несъедобны, несмотря на невероятное сходство с земными, значит и не нужны. Спрошу Алима. Может ему надо, тогда и выловлю.

День оказался ясным, но в расщелину солнце не заглядывало. Я умылся ледяной водой, неприязненно оглядел широкую полосу безоблачного неба над головой и пошёл искать своего человека. Догнать его оказалось несложно. Алим добрался до места, где края скал расходились, образовав лужайку, и увлечённо фотографировал насекомых, которые тут летали во множестве. Немного поодаль блестело зеркало пруда: ручей здесь разливался, словно собираясь с силами, чтобы с журчанием перелиться через край уступа. С места, где я стоял, не было видно, но я помнил ещё по разведывательному полёту, что дальше он не низвергается водопадом, а исчезает в траве, расползшейся по склону.

Я немного понаблюдал за Алимом, оставаясь незамеченным: он был слишком увлечён, чтобы озираться по сторонам. Глядя на лицо с разгоревшимися глазами, решил, что он испытывает почти такое же, если не большее наслаждение, как я, когда купаюсь в воздушных потоках. Лишь когда биолог попытался поймать взлетающую гигантскую стрекозу и подпрыгнул, нелепо дёргая ногами, а потом приземлился на четвереньки, я не выдержал — рассмеялся.

Он обернулся, увидел меня и обиделся, надулся совсем по детски. Буркнул:

— Нечего ржать. Они знаешь какие вёрткие?

Я не обратил внимания, какое именно насекомое заинтересовало Алима, а их здесь летало по крайней мере три разных вида, но фыркнул и в два прыжка подскочил к нему, попутно выхватив из воздуха первую попавшуюся стрекозу:

— Эта?

Членистые лапки размером с мой палец, суетливо перебирали воздух, а длинное туловище противно сгибалось, скручиваясь в круг, и разгибалось. Мерзкая тварь! Алим радостно ухватил стрекозу поперёк спины, Я не стал смотреть, что он с ней делает, отошёл назад, в тень скалы.

Вопреки опасениям Алима, спать мне не хотелось, и вскоре мы прекрасно с ним сработались. Он находил что-то интересное для себя, я ловил то, на что он указывал, и снова отправлялся в тень, где бездумно лежал, глядя в голубое небо, в котором, наконец, стали появляться пушистые белые облака — в точности как на Земле.

Алим возмутился:

— Как ты можешь валяться? Это уникальный мир, такого больше никогда не увидишь.

— Моё «никогда» гораздо длиннее человеческого, — лениво ответил я, не повернув головы. — Так что гадать бессмысленно, вполне могу попасть сюда ещё раз, особенно если буду летать сам. Я был здесь столько же, сколько и ты, но рассмотрел в разы больше и, знаешь, хватило. Эта жизнь мне не нравится: она красиво выглядит, но неправильно пахнет. Мы здесь лишние. А вот дневного неба я не видел давно, слишком давно, поэтому никак не могу насмотреться.

Он неловко потоптался рядом, потом махнул рукой:

— Как хочешь. А рыбу поймать можешь?

Я подошёл к берегу, вгляделся. Пожалуй, вода здесь и до пояса достанет.

— Не здесь. Потом, когда вернёмся к вещам. В ручье рыбы тоже хватает, но зато не так глубоко, а раздеваться меня не тянет.

Я сделал бросок в траву и схватил за шею существо, которое на первый взгляд показалось змеёй:

— Алим! А такое тебе надо?

Поднял «змею» и сам зачарованно на неё уставился. Морда заканчивалась явным клювом, а вдоль всего туловища шли маленькие трёхпалые лапы. Извивалось оно, впрочем, вполне по-змеиному, оплетая руку кольцами то в одну, то в другую сторону, мелкие коготки отчаянно царапались.

— Какая роскошная многоножка! — восхитился Алим.

— Ну и держи её вместо рыбы! — я сунул животинку ему в руки. — Я пока соберу наши вещи и принесу. Надо двигаться, мне уже здесь надоело.

— Эд! — крикнул он мне вслед. — Рыбу я тоже хочу!

Мы пообедали на этой же лужайке, усевшись на краю уступа и глядя на долину, заросшую зеленью, благо небо совсем затянуло тучами. Оба, морщась, выпили по стакану питательной смеси — каждый своей.

— Спускаемся?

— Давай.

Крутой склон, пропитанный водой, оказался скользким. Я несколько раз поддерживал Алима, но в конце концов и сам при этом оскользнулся. Мы дружно шлёпнулись наземь, и не скатились вниз лишь потому, что ползучие травы сплетались в крепкую сеть, в которой мы и запутались.

Ветер относил запах в другую сторону, и я сначала лишь услышал забористое ругательство, но не обратил на него внимания, больше озабоченный грязью на своих руках, и лишь потом почувствовал кружащий голову аромат и обернулся. Алим, пытаясь притормозить падение, ухватился за траву и разрезал ладонь. Он сидел, выставив руку перед собой, а в ладони, сложенной лодочкой, на глазах наливалась кровавая лужица.

Алим, испуганный моим зачарованным взглядом, попытался отползти, что в этой позиции выглядело забавно. Я не тронулся с места, только позвал:

— Погоди! Я же не кидаюсь на тебя, правда? Ты сам поранился, эта кровь для тебя уже не нужна, потеряна. Она всё равно уйдёт в землю, размажется по траве… Лучше дай мне.

Он замер, в глазах появилась осмысленность. Моя неподвижность его успокоила. Спросил с сомнением:

— А крышу не снесёт?

Я только улыбнулся, и он протянул мне руку.

Крови было меньше, чем казалось, но этот маленький глоток был слаще всей предыдущей трапезы. Я облизал ладонь, чтобы не пропало ни капли драгоценного напитка. Порез оказался совсем крохотным, и почти сразу перестал кровоточить. Я с сожалением отпустил Алима, прислушиваясь к послевкусию: что-то не то, с прошлого раза вкус изменился. Впрочем, неудивительно: если он вместо нормальной человеческой пищи пьёт какую-то бурду, этого надо было ожидать. Облизнулся, и мягко сказал:

— Ну вот, ничего страшного, правда? Наоборот, кровотечение прекратилось.

Он бросил беглый взгляд на руку:

— Точно! У тебя в слюне присутствует коагулянт?

— Эм-м… Наверное.

Ужас, сколько новых слов придумали люди.

 Мы не стали углубляться в лес, Алим решил, что и на опушке материала для изучения больше чем достаточно. Сопровождать его надоело быстро. Костюм не промокал, но влажная земля холодила, создавая неприятное впечатление, будто сижу в луже. Я либо располагался в сплетении ветвей или на корнях у подножия деревьев, либо кружил неподалёку от человека, стараясь не попадаться на глаза, играя в преследование. Когда Алим находил очередную несчастную зверушку, он звал меня, растения его интересовали меньше, и он как-то справлялся самостоятельно, что я не преминул ему язвительно заметить.

Ближе к вечеру я, в поисках места для ночёвки, отошёл довольно далеко и оставил его одного. Пещеры не нашёл, обнаружил низковатый, но вполне годный грот. Уже направляясь за Алимом, услышал его крик — совсем не такой, как раньше. Только начинало смеркаться: для полёта слишком светло. Я бросился бежать.

Мчался изо всех сил, но едва не опоздал. Алим провалился в болото, и погрузился в мутную жижу уже почти по плечи. Я читал о таком, но сталкиваться не приходилось. Топь вызывала неприятный, почти мистический страх. Я боялся приблизиться: казалось, что в любой момент земля, которая то мягко пружинила, то хлюпала под ногами, внезапно расступится, увлекая и меня в вязкую жижу.

Как назло, рядом не оказалось ничего, что можно было бы ему кинуть. Шишкообразные короткие стволы без веток не подходили, высокие растения были травянистыми, а не древовидными и казались мне ненадёжными, ничего похожего на лианы я тоже не видел.

В панике обернувшись вокруг себя и не найдя ничего подходящего, я бросился назад, туда где растения более походили на настоящие деревья. Торопливо выломал ствол, взвалил его на плечо, и понёсся к болоту, поминутно цепляясь ветвями за всё, за что можно было зацепиться. Криков больше не было, я с ужасом думал, что жадная топь могла уже полностью засосать неосторожную жертву, но Алим почти не погрузился, по крайней мере, руки ещё были на поверхности, и сразу вцепились в протянутый ствол.

Болото отпускало его неохотно, с мерзкими чавкающими звуками. Ветви не давали перехватывать ствол, и я просто пятился, пока человек не оказался на твёрдом месте. С последним хлюпаньем его ноги вырвались из жижи, и Алим выпусил ствол и рухнул на траву, раскинув руки. Несколько мгновений я глядел на него с несказанным облегчением, но чем дальше отступала опасность, тем сильнее поднималась во мне злость.

Отшвырнув дерево в сторону, я подскочил к Алиму, сгрёб, поднял за шиворот, как котёнка, и встряхнул:

— Болван несчастный! Как тебя вообще туда занесло?

— Не знаю. Глядел на белку, сделал несколько шагов, и вот…

— Белку? Какая здесь вообще может быть белка? — рявкнул я и рванул его так, что голова мотнулась. Тут вспомнил о хрупкости людей вообще, осторожно разжал пальцы и на шаг отступил. Не хватало ещё убить его после того, как потратил столько сил на извлечение!

Я отступил ещё на пару шагов и отвернулся, чтобы больше его не видеть. Сел на ствол, который использовался для спасения, и стиснул зубы, чтобы не наговорить человеку гадостей. Не ожидал от взрослого мужчины такого легкомыслия!

До него, похоже, не дошло. Я слышал, как он подошёл, тяжело перевёл дыхание прямо над ухом и сказал:

— Словами не сказать, как я благодарен.

— Ну и помолчи, — злобно сказал я, вцепляясь пальцами в ветку, как хотел бы вцепиться в его шею.

— Ты мне жизнь спас. Настоящий друг.

— Да сдалась мне твоя жизнь! — буркнул я. — О своей думаю! Которую, между прочим, именно ты должен обеспечивать в течение ближайших месяцев. Пока не выполнишь свою часть договора, не смей умирать.

— Постараюсь, — серьёзно сказал Алим. — Мне и самому жить хочется. Только ты и без меня справишься. Всё уже договорено. Деньги я перевёл, порядок исследований расписал. Ну, как Полина потребовала, чтобы тебе не пришлось терять полгода. Не знаю, как решат на земле, расторгнут мой контракт или нет, но ты в любом случае сразу отправляешься на Фиору, там тебя ждут.

— То есть я могу прямо сейчас швырнуть тебя обратно в болото?

Он пожал плечами:

— В принципе да.

— Не искушай, — фыркнул я и поднялся. — Умылся бы ты, что ли! На тебе места чистого нет.

— Я бы рад, — сказал он, прижимая руку к груди.

— Что такое? — я и сам слышал, как бешено ускорился пульс.

— Ерунда, — отозвался Алим. — Понервничал, вот и прихватило.

 И впрямь совсем скоро сердце перестало трепетать, пришло к обычному ровному ритму, и я повёл человека к месту ночёвки. По пути свернул к небольшой речушке. Алим разделся, выполоскал одежду, окунулся сам. Я завистливо оглядывал его атлетическую фигуру. Люди могут менять внешность по собственному усмотрению, накачивая мускулатуру на тренажёрах, а я с обращением лишился этой возможности.

— Так и пойдёшь нагишом?

— Лучше уж так, чем в мокром.

Я снял куртку, протянул ему:

— Хоть прикройся, продует.

Так мы и дошли до лагеря, где Алим, наконец, смог переодеться. Я боялся, что он собьёт ноги в мокрых ботинках, но обошлось. Мы вновь разожгли костёр. Ночь была тёплой, готовить не собирались, но молча сидеть, глядя на пляшущее пламя, было уютно. Когда этот вздорный человек стал мне так дорог?

— Скучаешь? — спросил Алим. — Оставил молодую жену…

— У нас вся жизнь впереди, — отозвался я.

Вновь виной засвербило в груди. Алим не унимался:

— У Лины только и восторгов: Эдик то, Эдик сё. И заботливый, и самоотверженный, и талантливый — быстро ты ей голову вскружил!

Он осёкся от моего взгляда.

— Недопустимо, — холодно сказал я, — чтобы посторонние мужчины обсуждали мою жену. Как-нибудь сами разберёмся в своей семье.

— Да я ничего такого и не сказал, — слабо попытался возразить Алим, но замолк, когда я резко поднялся.

Ничего не было видно за пределами светового круга, но я слышал дыхание и стук крошечного сердца. Алим потерял меня, как только я шагнул в темноту, лишь слепо глядел вслед. Бархат мрака бережно окутал, скрывая, лаская, готовый в любой момент развернуться крыльями и упруго подхватить. Мелкая тварь замерла в траве, зачарованная пламенем. Поймал броском, одним движением свернул шею, швырнул к ногам человека:

— Занимайся своими делами!

— Эд!

Я не ответил, крылья уже развернулись и, как парус, наполнились ветром.

Глава 20

Грот годился для ночёвки, но не подходил для длительной остановки: при дожде с ветром мы промокнем, а в сухую погоду придётся слишком далеко ходить за водой. Во время полёта я заметил неподалёку ручей, вытекающий из-под скалы, и спустился осмотреть окрестности. К моему удивлению и восторгу ручей вытекал из узкого хода, который почти сразу расширялся, превращаясь в большую пещеру с вытянутым озером. Что удивительно, в ней и дышалось легко: наверху обнаружился небольшой провал, в который заглядывали звёзды. Значит, днём тут и естественное освещение будет! Необычайно довольный своей находкой, я вернулся во временный лагерь, а наутро привёл Алима на новое место.

Пещера встретила нас мягким полусумраком, приятным для моих глаз, но непроницаемым для человеческих. Алим мог ориентироваться лишь в непосредственной близости от провала, а углы были для него погружены в темноту. Впрочем, и в таком виде новое место стоянки вызвало его восторг. По лёгкому ветерку я обнаружил в углу ещё одно сквозное отверстие. Трещина оказалась извилистой и такой узкой, что пространственным чутьём не замечалась, но создавала достаточную тягу, чтобы в случае необходимости под ней развести костёр.

— Ы-ы-ы!.. Это что-то потрясающее! — сказал Алим. — Доведись мне лично заказывать апартаменты, не смог бы придумать ничего лучше.

Мы решили, что здесь и будем постоянно ночевать, а днём — исследовать окрестности. Оставили почти все вещи в пещере, и отправились в лес налегке. День не принёс ничего нового или необычного. Алим по-прежнему был увлечён, но я уже начал откровенно скучать и даже усомнился, стоило ли вообще соглашаться на эту высадку.

К обеду вернулись на стоянку: биолог почувствовал себя неважно. Очевидно, даже бьющая ключом энергия, оказалась конечной. Мне он пожаловался на лёгкое головокружение и озноб. Я слышал, как путает ритмы его сердце, то бешено колотясь, то пропуская удары.

Алим сделал себе какой-то укол и закутался в куртку, хотя было тепло. Я встревожился:

— Может, вернёмся на корабль?

— Не делай из мухи слона, — отмахнулся он. — Ну, продуло, простудился. Бывает. Надо было сразу, как ты меня вытащил, снять мокрую одежду.

В договорённое время Алим вышел на связь с кораблём, доложил, что всё в порядке, похвастался найденной пещерой, пожаловался на плохое самочувствие и передал результаты своих изысканий. Я внимательно наблюдал. Показалось, что в настройке аппаратуры нет ничего сложного, всё почти такое же, как и в модуле. После окончания разговора попросил показать мне, как всё делается, но и учиться не пришлось: всё усвоил с первого раза.

Я удивился, насколько просто управлять техникой, но Алим только посмеялся:

— Сейчас просто. Потому что большую часть сложной работы берёт на себя автоматика. Внешняя простота означает очень сложное внутреннее устройство.

Я хотел спросить, насколько сложное, но почти сразу сам понял невозможность объяснения. Я не знал элементарного, у Алима не было единицы отсчёта, чтобы ответить.

— Ну… чтобы ты понял… Как ты представляешь бортовой компьютер?

Вопрос меня озадачил.

— Что-то вроде библиотеки и счётной машины одновременно.

— И это тоже, — он кивнул. — а ещё это личность. Как человек, только с библиотекой и счётной машиной в голове.

— Но…

— Но ты не видел, потому что как раз эту часть восстановить не удалось. Поэтому и многое из того, что корабль раньше делал сам, приходится делать почти вручную. Ну… например отключились практически все автоматы, кроме самых примитивных стюардов и уборщиков.

Зёлёный стюард мне казался симпатичным. Уборщика я видел всего несколько раз, и то недолго. Довольно крупные машины с несколькими манипуляторами, похожими на членистые с лапы насекомых, внушали мне опасения, я избегал оставаться с ними наедине. И это примитивные?

— Не расстраивайся, — сказал Алим. — Половину тысячелетия за пару недель не наверстать. Схватываешь ты на лету, время у тебя есть. За несколько лет освоишься полностью.

Он умолк и прикрыл глаза. Сердце билось сильно и неровно, как дикая птица посаженная в клетку.

— Тебе совсем плохо.

— Ничего, к утру отпустит, — он вытер испарину. — Устал я, словно весь день пробегал. Ляжем пораньше?

Он заснул быстро. Я выбрался из пещеры, но не решился оставить больного одного: немного покрутившись недалеко от входа, выломал несколько сухих стволов для костра и вернулся назад. Несмотря на активно проведённый день, спать не хотелось, и это беспокоило. Похоже, что организм признал, наконец, время суток, а в этом случае я вполне мог впасть в спячку на следующий день. Бодрствовать синхронно с человеком намного удобнее.

Тихий плеск воды привлёк моё внимание. Из озера медленно высунулась широкая гладкая голова. Больше всего это было похоже на миниатюрного кита. Я с любопытством следил, как она вновь почти полностью погрузилась в воду, так, что над поверхностью выдавалась лишь овальная лепёшка, по бокам которой поблёскивали глазами два бугорка размером с мой кулак.

Свою ошибку я понял, когда «рыба» полезла на берег. У неё оказалось шесть лап с перепонками между пальцев. Передние две пары по-крокодильи торчали в стороны,. Задняя пара выдавалась вверх коленями, как у кузнечика. Туловище заканчивалось коротким широким хвостом. Я настороженно глядел на странную тварь, прикидывая, где у неё могут быть уязвимые точки. Слишком крупная, почти полтора ярда, она могла оказаться и совершенно безобидной и очень опасной.

Она не реагировала на меня, но уверенно направилась в сторону спящего человека. Возможно, ориентировалась на звук дыхания или сердцебиения.

Когда я резко встал, круглая голова повернулась ко мне. С шипением распахнулась широкая пасть — я бы сказал от уха до уха, если бы был уверен, что небольшие отростки пучками свисающие по бокам головы это уши. Острые загнутые внутрь трёхдюймовые зубы впечатляли.

Я вновь замер. Монстр ещё поглядел на меня и, сочтя неинтересным и неопасным, неторопливо продолжил свой путь. Я подождал, пока он пройдёт мимо, подхватил деревянный обломок с острым концом и вспрыгнул ему на спину.

Неторопливость оказалась обманчивой. Ящер ловко извернулся, и я соскользнул с гладкого бока, хотя успел воткнуть кол почти в середину спины. Он зашипел и прыгнул — неожиданно легко, но приземлился грузно. Я рванулся навстречу и вбок, попытался выдернуть кол, но не вышло: еле отскочил от раззявленной пасти.

Теперь я представлял возможности зверюги, и следующая атака удалась лучше. Вновь прыгнул ему на спину, одним ударом перебил позвоночник и отскочил в сторону, чтобы не пострадать при агонии.

Ящер шумно бился и извивался, и я еле услышал испуганный голос Алима:

— Эд? Что происходит?

— Ничего, о чём стоило бы тревожиться, — сказал я. — Прибил для тебя очередную зверушку.

— Включи фонарь!

— Ну нет, потерпишь. Свет меня ослепит, а я бы предпочёл не терять контроль над ситуацией.

Я кратко рассказал о происходящем, поглядывая на ящера, который упорно двигался к воде на передних лапах, таща за собой неподвижную заднюю часть.

— А прочему не резанул его бластером?

Я немедленно использовала подсказку, направив луч в затылок зверю, и когда он, наконец, упал, подал Алиму фонарь и пояснил, зажмурившись:

— В голову не пришло. Для меня это инструмент, а не оружие.

Алим не встал, только чуть приподнялся, посмотрел и вновь опустился на коврик.

— Что-то ты совсем расклеился.

— Не могу понять, что со мной, — сознался он. — Не похоже на простудное. Слабость, голова кружится, но ни кашля, ни насморка нет.

Я опустился на камень рядом, чувствуя себя ужасно беспомощным.

— Расскажи что-нибудь интересное, — попросил человек.

Что из моей жизни могло быть для него интересным? Какое ему дело до того, что давно истлело, покрылось пылью веков? Да мне и самому не хотелось ворошить пыль веков. Удивительно, насколько редко я сам вспоминал прошлые времена.

Подумав, я сказал:

— В получасе полёта отсюда в лесу стоит модуль. Не наш. Люк открыт, но пилота я не нашёл, запах почти выветрился.

Алим сильно побледнел, зрачки его расширились, Я растерялся и умолк.

— Как он выглядел?

Выслушав описание, человек расслаблено откинулся и закрыл глаза:

— Тогда понятно.

Продолжения не последовало. Лицо Алима было спокойно, лишь между бровями набежала небольшая морщинка.

— А я ничего не понял. Объяснишь?

— Я это вижу так. Некоторое время назад здесь был гиперпространственный корабль Цейжела. Это такая цивилизация, у них заселено полтора десятка планет. Модуль, вероятно сломался. Пилота забрали на другом модуле и улетели. При прокладке кротовины, она как-то пересеклась с нашей. Поэтому нас выбросило сюда. Трудно сказать, что случилось с их кораблём. Может, попал в окрестности Солнечной системы или Ирнота, но мог и погибнуть. Я, честно говоря, не очень разбираюсь во всей этой физике.

Он снова замолчал и прижал руку к груди. Сейчас сердце билось ровно и размеренно, вот только слишком сильно, и иногда пропускало удары.

— Мы сами и пространство вокруг нас заселены микроорганизмами. Некоторые из них вредны.

— Да, знаю. Микробы.

— Но те, которые для нас полезны или безразличны, могут нести болезнь существу другого вида.

— Ты хочешь сказать, что я принёс тебе эту заразу из чужого модуля? Знаешь эту болезнь?

— Иссследования ведуктся, но это пока не лечат. Только ждать. Организм должен подавить чужую микрофлору. Инкубационный период от двух до четырёх суток. Потом острое течение — тоже дня три.

— И всё пройдёт? — я почувствовал облегчение.

— Да. Если сердце выдержит. Был случай, когда занесли на станцию… Из трёхсот человек выжило сто сорок. Не сразу даже сообразили, что это инфекция. По всему — обычный инфаркт. Чтобы обнаружить, в чём дело, надо знать, что искать.

Оглушённый этими словами, я не нашёл, что сказать.

Алим улыбнулся:

— Я сам виноват. Не кори себя. Ты не мог знать, а я не предупредил, потому что… ну кто же знал, что в этой чёртовой глуши бывают цейжельцы. Если… График сеансов связи ты знаешь где. Скажешь Ние, что это цейжельская чума.

— Ты молодой, крепкий. Должен выжить!

— Жаль, что ты не можешь меня обратить.

— Мог бы, — сознался я. — Но для этого нужна кровь — много. Переход требует много сил и иссушает организм. Обычно новообращённый выпивает человека полностью, а если никого не находит погибает в первую же ночь, На звездолёте нет таких запасов.

— Знаю, — подтвердил он.

Мы помолчали. Я положил ладонь на его руку, и теперь не только слушал биение сердца, но и осязал ток крови под тёплой кожей. Происходящее не укладывалось в голове. Этот человек — молодой, энергичный, полный планов, просто не мог, не должен был умирать. А сознавать, что причиной его возможной смерти моё легкомыслие, ещё ужасней.

Я вслушался в ровное дыхание. Заснул.

Мне спать не хотелось. Оставлять Алима одного я бы не рискнул, но и сидеть на месте был не в состоянии, и до утра бездумно кружил в тоскливом ожидании по пещере и около неё, постоянно вслушиваясь в стук человеческого сердца. Лишь перед рассветом устроился на вершине скалы возле отверстия, ведущего вниз, Было время возможного сеанса связи, но я не хотел разговаривать с экипажем, пока состояние Алима не определилось. Проводил взглядом сияющую точку, которая медленно ползла по тёмному небосводу. Странно было сознавать, что это и есть громада корабля, где находятся знакомые люди.

Звёзды поблекли, над сизым горизонтом медленно набрякла розовая полоса. Когда её верхний край начал наливаться оранжевым светом, я услышал в пещере движение и бросился в неё прямо через проём.

Алим проснулся и сел, озираясь, пытаясь нащупать фонарь. Я включил свет:

— Ну как ты?

Он встретил меня улыбкой:

— А знаешь, лучше! Намного.

Попытался подняться, но я придавил плечи руками:

— Нечего скакать, отлежись. Я рад, что ты пошёл на поправку.

— А уж я-то как рад, — хмыкнул он, вглядываясь в моё лицо. — Э, да ты сейчас отключишься!

Я виновато кивнул:

— Восход…

— Ну вот, — с досадой сказал он, — делать ничего нельзя, да ещё и поговорить не с кем будет.

— Успеем наговориться, а пока позаботься о себе. Обещаешь?

Из последних сил притащил ему питательную смесь и электронный блокнот, а затем рухнул на свой коврик и отключился.

Я проснулся при свете угасающего дня, и, ещё не открыв глаз, понял, что нахожусь в пещере один. Охватила досада: ну как можно, едва оправившись, хвататься за дела! Сейчас задам ему головомойку и заставлю сидеть смирно!

— Алим!

Он лежал почти в той позе, как я его оставил, на спине, а остекленевшие глаза глядели в сторону проёма, туда, где в небе медленно разгорались чужие звёзды.

 Несколько мгновений я не мог осознать, что произошло, затем медленно подошёл и сел рядом. Я не только явился невольным виновником смерти Алима, но и не смог достойно проводить, оставив умирать в одиночестве.

Тяжесть вины придавила плечи, но я упрямо выпрямился, стряхивая с себя ненужное бесполезное чувство. Люди смертны, я знал это и не должен был привязываться. Меня никто не предупреждал об опасности контакта с иномирными предметами, мне не дано преодолеть собственный сон. В чём себя винить? Даже Алим мне так сказал.

Самоутешение не сработало. Мне по-прежнему было плохо. Когда этот неприятный человек стал мне так дорог?

Проверил расписание сеансов связи. Как раз приближалось урочное время. Изворотливый разум уже просчитывал план.

Алим сам говорил Ние, что плохо себя чувствует. Если не упоминать о чужом модуле, его смерть примут за обычную грудную жабу. Трёх дней инкубационного периода как раз хватит, чтобы звездолёт совершил скачок к Фиоре, и я успел высадиться на планету. Даже если обнаружится, что кто принёс инфекцию, никто не сможет доказать, что я знал о заражении.

Я немного посмаковал, открывающиеся передо мной прекрасные перспективы и включил передатчик.

— Андерс, это Эдвард.

Но ответил мне голос Нии:

— Привет, Эд. Как ты вовремя! Энди уже собирался лететь искать вас по чипам. Есть там у вас подходящее место для посадки? Мы закончили ремонт и можем отправляться.

В животе было холодно, словно проглотил кусок льда. Я оглядел ненавистный пейзаж и попытался представить, как может выглядеть Фиора. Наверняка там зелени поменьше, зато ветер приносит запахи жизни. Как жутко отказываться от этого!

— Эд, ты слышишь меня?

— Да, командир, слышу, Отправляйтесь хоть сейчас. Алим умер. Цейжельская чума.

— Как умер? — растерялась Ния. — Откуда чума?

— Мне попался брошенный модуль цейжельцев, — терпеливо объяснил я, следя за медленным движением корабля по небу — Алим предположил, что кротовина корабля Цейжела как-то пересеклась с нашей, поэтому мы вышли там, где вошли они. Вероятно, я принёс инфекцию.

— Как ты мог…

Я выключил передатчик и раздражённый голос Нии умолк. Я и так признал людей почти равными себе. Не хватало мне ещё выслушивать попрёки цветной человеческой девчонки!

Минут десять звездолёт продолжал двигаться в прежнем направлении, Я ожидал хоть каких-то изменений: поворота, увеличения скорости, в конце концов, уменьшения яркости свечения — при удалении корабля от планеты, но ничего так и не изменилось. Просто светящаяся точка вдруг погасла, словно и не было в этом районе Вселенной никаких людей.

Радиопередатчик, уютно лежавший на ладони, был небрежно отброшен за спину, ударился о скалу и с печальным треском прекратил своё существование. Больше он не понадобится.

Я глядел в пустынное небо, с мрачным удовлетворением. Всё вернулось на круги своя и стало как должно. Я вновь чувствовал себя властителем людских судеб. От моего решения зависели не только люди на звездолёте, но и население целой планеты: я мог принести им смерть, но подарил жизнь.

Порыв ветра заставил поёжиться, но я, отгоняя ужас грядущего голода, снова выпрямился и раскинул руки навстречу ночи. Она никогда не подводила. Мрак послушно заклубился за плечами, и крылья расправились, унося меня к звёздам.