Зеркало души

 Глава I

 Однажды ночью, когда мгла окутала город таинственным покрывалом, Мортен, полный вдохновения и тоски, решился написать очередную картину. Сев перед холстом, стоявшим в центре комнаты, Мортен сделал первый взмах кистью. Тяжёлый вздох рассеял частицы вдохновения, витавшие в атмосфере. Он почему-то посмотрел вглубь мастерской: тусклый свет от лампадки освещал пыльные полотна, прячущиеся в углу. Его рука медленно опустилась, будто бы само тело соглашалось с внутренней усталостью Мортена от такой жизни. В этот момент мысли в голове казались ему грузными. Казалось, они были настолько громкими и навязчивыми, что нарушали тишину ночи: «Я стою перед холстом, и каждый мазок кисти кажется мне брошенным в бездну безмолвия. Тени одних и тех же форм, одних и тех же сочетаний, но что стоит за этим? Я заблудился? Есть ли смысл в том, что я созидаю? Кажется, что моя душа затерялась в этих однообразных сценах моих собственных мечт и желаний. Я… бесполезен?..»

Вдруг Мортен внезапно осознал, что среди нескончаемого потока вопросов, слышится чей-то шепот…

— Ты жаждешь справедливости и равенства, — утешительно прошептал незнакомец. Мортен замер. Стук сердца заполнял голову, постепенно давил на виски, лёгким не хватало воздуха, чтобы сделать вдох. С каждым новым ударом тревога все больше охватывала его. Он понял, что кто-то стоит прямо позади. «Кто за мной? И как он там оказался?» — крутилось в голове Мортена.

— Ну же, обернись, мой друг, — вновь прозвучало за спиной художника. Со всей решимостью, собравшись с духом, Мортен медленно обернулся, приготовясь встретить то, что его ожидает. Быстро взглянув в темноту, он надеялся столкнуться с чем-то пугающим, однако там никого не оказалось. В его сознание закрадывались мучительные сомнения, постепенно вонзающиеся в разум. «Неужели я сошел с ума?» — пронеслось в голове. Мысли метались, пытаясь найти выход из ловушки собственных страхов.
 Мортен повернулся обратно к мольберту. Что-то не давало ему покоя, будто каждая клеточка чувствовала чужое присутствие рядом. «Я лишь нагнетаю. Чего мне бояться? Никого и никогда не было рядом со мной…» —подумал он. Однако в темных углах мастерской все еще скрывался неведомый наблюдатель.

Мортен снова взялся за написание картины. Он поднял кисть и продолжил создавать идеальные образы. Внезапно слабый шепот вновь прервал сосредоточенного творца. На этот раз он раздался так близко, будто кто-то тянулся к уху человека, искавшего утешение в одиночестве.

— Я здесь, — едва слышно произнесло нечто, подпитывая страхи в человеческой душе. — Ты одинок, Мортен. Никто не ждет тебя.
Шепот был мягким и, одновременно с тем, зловещим, он заползал в самые глубины человеческого сердца, подыскивая его слабые места.

— Кто ты? — вскрикнул Мортен. Он остановился, жадно глотая воздух. Вдруг художник резко отбросил кисть и испуганно осмотрелся. На самом краю тени от горящей лампадки, в самой глубине комнаты, Мортен заметил темную фигуру, окутанную загадочной дымкой. Зловещая улыбка, словно подчеркивала невыразимую силу существа. Взгляд, полный искушения, устремлён был прямо на Мортена. Фигура шагнула вперед. Мысли художника переплетались, путались, каждый шаг незнакомца заставлял дыхание учащаться.

 Существо с огненными глазами, облеченное в черную рясу, приблизилось к Мортену:

— Мой друг, твои картины бесподобны! Неужели ты не осознаешь, как прекрасно изображены тобою зелёные холмы с мягкой травой, извивающиеся реки и небеса, полные чистых облаков? — произнесло оно торжественно, вдруг перейдя на латынь.

— Я и сам думал так раньше, — согласился художник. Мортен смог перевести слова существа, благодаря долгим годам изучения языка в заточении и одиночестве. Тоска словно заглушила его страх перед незнакомцем. Силуэт всматривался в глаза Мортену, пытаясь разгадать глубины его страхов и истинных желаний.

— Но ты желаешь достичь большего. Хочешь быть полезным для этого мира. Это так? — располагая к себе, говорила фигура, — Я могу исполнить всё-всё, — улыбаясь, протянула она.

— Я… Я не знаю. Я запутался… — бормотал Мортен, — Я лишь сошедший с ума от одиночества странник среди пустых рамок, и каждый день я всё больше убеждаюсь в том, что моя искусственная реальность поглощает мой талант и…

 Незнакомец прервал его. Силуэт протянул руку в черной бархатной перчатке, на которой сверкали чарующие кольца и резко оборвал:

— Я дарую тебе мастерство обличать пороки этих грешных созданий.

Мортен вздрогнул, череда сомнений поначалу прокралась в его сердце, но образ счастья, который он так долго искал, неожиданно для него замаскировал страх. Он ощутил, что достоин власти над теми, кто был жесток, он ощутил, что заслуживает справедливости как для себя, так и для всего вокруг. Желание обрести смысл, изменить этот серый, озлобленный мир, творить, творить, творить и зарождать новое — все эти идеи путались, создавая клубок бесконечного потока его мыслей. Воодушевленный Мортен, не успев и обдумать правильность собственного решения, протянул свою руку в ответ. Человеческая ладонь, соприкоснувшись с тьмой, ощутила холод, однако сам Мортен не чувствовал в этот момент ничего. Размытые образы медленно растворялись, уступая место покою. Веки становились всё тяжелее, тело отказывалось подчиняться, а разум постепенно погружался в пустоту…

 Глава II

Мортен проснулся. В его голове всё ещё звучали голоса снов — обещания, надежды и мечты, которые, похоже, постепенно растворялись от пробуждения. Он отчаянно пытался ухватиться за ускользающее видение, но сомнения овладели им: «Эти образы… были реальностью?.. Или некой пленительной иллюзией?» От страха неисполненного желания болезненно сжалась грудь.

 Вдруг он резко встал с постели, стопы его нащупали холодный пол, и Мортен почувствовал настоящность этого момента. Он осмелился проверить, существует ли дар, которым его наградил незнакомец. Полный решимости, Мортен рванул к одинокому мольберту.

Художник склонился над холстом и погрузился в свои мысли о вчерашнем вечере. Он вспомнил картину, упавшую кисть, тени, незнакомца, обещание, искушение… Искушение… Он вспомнил о своей мечте. О справедливости. О своем прошлом… Да! О прошлом… Мортен задумался о том, как глубоко он одинок. «Может, я действительно лишь схожу с ума?..» Он взял в руки кисть и начал вырисовывать привычные для его картин пейзажи. Однако ранее послушный инструмент теперь перестал подчиняться своему хозяину. Кисть стала метаться из стороны в сторону, выводя вихрем на чистом листе серые пятна. В воздухе поднялась зловещая атмосфера. Вокруг Мортена забегали тени. Они шептались, будто подталкивая творца к созданию чего-то ещё ему неизвестного. «Поддайся…», «поддайся…», «поддайся…» — единственное, что Мортен смог разобрать в череде неестественных и пугающих звуков.

Художник и не заметил, как его рука остановилась, закончив работу. Тени в миг умолкли. В мастерской вновь стало тихо. Мортен взглянул на картину, и лицо его скривилось от ужаса. Перед ним предстал человек, от которого он когда-то страдал — насмешник, теперь запечатлённый в самом темном свете его воображения. Лицо на полотне было нечетким, даже искаженным, а глубокие черные тени выделяли лишь хищнический взгляд и безумные глаза, сверкавшие жутким блеском. Все больше всматриваясь в полотно, Мортен будто ощущал влияние этой картины на все его существо: она притягивала, искушала. Не в силах больше смотреть на собственное творение страшного, безумного кошмара, он быстро накрыл холст попавшейся под руку тяжелой тканью и выставил его на улицу, словно бездушную вещь, от которой отреклись, которая не значила совсем ничего. Небо вдруг затянуло черными тучами, которые, казалось, от своей тяжести опустились на самые крыши домов. Ветер, поднимающийся с запада, откуда неслось предзнаменование надвигающегося шторма, начал трясти деревья, их ветви со скрипом ломались и будто стонали от боли. Капли дождя падали на город, порой врезаясь в маленькое окно Мортена.
 Художник сидел в полной тишине, погружённый в бездну собственных мыслей. Мольберт тенью стоял перед ним, а краски и кисти, словно в страхе, замерли, боясь шевельнуться. Мортен вдруг осознал: это не сон — это реальность, которая прямо сейчас давила на чертоги его разума. Вчерашняя встреча с незнакомцем всё ещё блуждала в памяти. Черты того человека (человека ли?) терялись в мрачной тени рассудка. «Кто он?..» — думал Мортен, прикрыв лицо руками, — «Как я воссоздал тот сбивающий с толку и терзающий душу образ знакомого мне человека?..» Художник закрыл глаза, пытаясь подавить нарастающую панику.

 Глава III

 Гроза усиливалась. Господин Крудэль спешил домой. По пути он наткнулся на бродячего пса, который, спасаясь от холодного ветра, одиноко пробирался по узким улочкам города. Господин остановился, взглянул на истощенное животное и с презрением пнул его. Получив удовлетворение, он продолжил путь, не обращая внимания на тихие стоны пса.

Крудэль подошёл к дому и уже было достал ключи от входной двери, как вдруг, заметил на пороге странный сверток с выписанным на нем латинскими буквами именем господина. «К чему бы?» — подумал он. С глупой ухмылкой господин подошел к накрытому полотну и грубо скинул с него ткань. Смех мгновенно прекратился, когда он увидел свое мерзкое, искаженное отражение, в котором прослеживались страх и ненависть. Сердце его забилось быстрее, он почти уже отступил назад, но было поздно. Начался кошмар: вихрь теней пронзил его разум, сбивая жутким шепотом с толку. Крудэль истерично закричал о помощи, однако крик мгновенно провалился в пустоту. Картина стремительно поглотила его, упав после на мокрые каменные ступени порога.

 В тёмной глубине дома Мортена вновь зазвучали страшные шёпоты. Тени, обвивающиеся вокруг его холстов, вырисовывали незримые силуэты на полу, стенах и потолке, шепча одно и то же имя: «Крудэль». Это имя вплетено в историю боли и страха, это имя врага. Мортен внезапно осознал, что его последняя картина, полная ярости и переживаний, в которой он запечатлел страдания, причинённые ему этим безжалостным человеком, освободила его от оков прошлого…

 Глава IV

Обнаружив зловещее свойство своих картин, Мортен начал создавать новые произведения. Каждый раз, брав в руки кисть, он ощущал, как тьма наполняла мастерскую, обвивая его целиком своей черной дымкой.

Сначала исчезли завистливые соседи, затем — безжалостные, жадные магнаты… Теперь тьма шепотом доносила Мортену подробности об исчезновении каждого, кто оказывался на холсте художника. Представляя, как искажались их лица в недоумении, когда они вглядывались в его творения, которые мгновенно поглощали их, Мортен чувствовал, что в душе его растет удовлетворение. Он обрел невиданную раньше власть, каждая утраченная жизнь вдохновляла его на новые шедевры, и художник не желал останавливаться.

 Глава V

 Вскоре после того, как последние люди покинули этот город, он погрузился в безмолвие. Года прошли, и лишь ветер, блуждая по темным пустым улицам, напоминал о некогда происходившем здесь. Один путешественник, не ведая страха, решился разыскать это загадочное место. Его сердце несло любопытство, а разум — волнующие размышления о прошлом. Собрав все необходимое, он отправился в путь.

Сквозь леса и горы стали видны очертания заброшенных домов, укутанных старым мхом. Путешественник, вдохновленный мистическим ожиданием, шагал по пустым улицам города, где время, казалось, остановилось. Легенда о художнике заворожила его, и он желал попасть именно в этот каменный дом, когда-то принадлежавший Мортену. Путник остановился на краю города и, взобравшись на маленький холмик, подошёл прямо к цели.

Дверь со скрипом отворилась, приглашая войти. Сделав пару шагов вперед, путешественник замер в страхе. Он услышал странные неестественные звуки из разных углов комнаты, чьи-то голоса, неразборчивые слова. Сердце путника сдавливало грудь, удары становились чаще с каждым новым шепотом кружащихся перед глазами теней. С пронзающей силой они подчиняли себе разум. И вскоре, всего в одно мгновение, человек исчез, словно растворившись в этой черной воронке, засасывающей каждого неосторожного зрителя. Дверь с громом захлопнулась, тени скрылись в щелях пола и в доме вновь воцарила тишина. Только в самом центре мастерской безнадежно ожидал своего хозяина одинокий мольберт, покрытый слоем пыли. На нем стояла единственная картина, с изображением Мортена, находившегося прямо напротив зеркала, из которого, вместо человеческого отражения, глядела лишь всепоглощающая тьма.