Пламя, которое лечит

Человек пробирался в темноте сквозь сугробы. Скованный холодом, он не чувствовал ни рук, ни ног и уже давно потерял счет времени, давно не помнил, сколько дней бредет по бескрайней заснеженной равнине, сколько раз над горизонтом поднималась большая Пурпурная звезда, окрашивая белый снег в разные оттенки темно-красного. Он вообще теперь мало что помнил, все лишние мысли, не имеющие отношения к стоящей перед ним задаче, куда-то исчезли, улетели, вынесенные из головы ледяным ветром. Ему удалось удержать только самое главное: он идет в ближайший оазис, чтобы предупредить его жителей о новом законе. Ему надо попасть в оазис… Надо предупредить людей…

Иногда эти мысли сменялись еще одной, панической: что если он идет не туда? Что если он сбился с пути и оазис остался где-то в стороне, что если сейчас он удаляется от единственного на тысячи верст места, где тепло и живут люди?! А ведь наверняка так и есть, иначе он уже должен был бы увидеть впереди свет от множества костров, увидеть красно-рыжее зарево на фоне черного неба, более яркое, чем свет отмеряющей сутки Пурпурной звезды. Впереди же не было ничего — только черное небо, проколотое в нескольких местах крошечными белыми звездочками, и белый снег, едва освещенный их слабым светом. Ни намека на более яркий и теплый свет, ни искорки…

Путник отгонял такие мысли и убеждал себя в том, что идет правильно. Пурпурная звезда каждые пять часов всходила строго слева от него, и он всегда корректировал свой путь по ней. Сильно отклониться от нужного направления можно было бы в густых лесах, где Пурпурной не было видно, но не на открытом пространстве. А небольшой крен в сторону, если бы даже и случился, ни на что бы не повлиял — свет оазиса все равно невозможно было не заметить. Значит, он просто идет слишком медленно и пока еще далеко от поселения. Что и неудивительно — он же столько времени тратит на то, чтобы просто пробить себе дорогу через сугробы высотой в половину его роста! А может быть, между ним и оазисом бушует метель, и света не видно из-за нее? Тоже вариант…

Эти логические рассуждения помогали мужчине отвлечься от холода, усталости и сводящего с ума однообразия окружающего мира. Помогали не забыть, для чего он продвигается вперед, для чего покинул свое теплое подземное убежище и шагнул на необитаемую равнину. Он должен добраться до оазиса… Он должен предупредить…

Пурпурная звезда снова лениво выползла из-за горизонта, поднялась над равниной и некоторое время висела в небе, заливая все вокруг своими лучами цвета свернувшейся крови. Потом она опять поползла вниз, становясь все менее яркой, и сугробы в очередной раз начали белеть. Человек продолжал идти, уже не думая о том, какой это по счету день, да и о цели своего путешествия больше не вспоминая. Где-то в глубине его сознания еще сохранялась даже не мысль, а просто ощущение, что ему для чего-то надо двигаться сквозь снежные завалы и нельзя останавливаться. А еще там теплилось желание увидеть свет — не холодный, как у бесконечно равнодушных звезд, а теплый, согревающий, возвращающий к жизни. Живой…

Спустя еще два восхода и заката Пурпуной чувство долга, требующее от путника идти, тоже исчезло. Он не остановился и не упал в снег только потому, что по-прежнему мечтал увидеть теплый свет.

И ему даже казалось, что вот теперь где-то далеко впереди черное небо над горизонтом и правда стало слегка красноватым. Не таким, как перед восходом Пурпурной. Теплым… Согретым живым пламенем…

До которого ему почему-то все еще хотелось добраться…

В этот вечер костер на северной окраине, возле которого дежурили Юнна и Юрата, горел особенно жарко. Оранжевые языки пламени рвались вверх и поднимались на высоту человеческого роста, а крупные алые искры и вовсе улетали куда-то в небеса, в невообразимую даль, где так холодно, что даже неосторожные птицы замерзают на лету.

Юрата лежала в нескольких шагах от костра на расстеленном на земле одеяле и смотрела на эти искры, сиявшие в черном небе ярче звезд. Она любила такие дежурства — поздний вечер, почти все уже спят, а кто не спит, тот занят каким-нибудь своим делом и никому не мешает. А костер пылает с такой силой, что о нем можно не беспокоиться — даже если внезапно налетит ураган и начнется метель, погасить пламя они не смогут. И поэтому можно спокойно лежать рядом с огнем, любоваться им и размышлять о чем-нибудь своем…

Единственной помехой, не дававшей Юрате полностью отдаться своим мыслям, была Юнна, не способная даже пять минут посидеть неподвижно и, главное, молча.

— Слушай, Юрат, как ты думаешь — это правда, что костры начинают гореть ярче, когда к оазису приближаются путешественники? — задала она очередной вопрос, и любительница спокойного созерцания жалобно застонала:

— Юнна, это просто красивая легенда! Ты же уже не маленькая, чтобы всему верить!

— Ну а вдруг это правда? Ты же сама говорила, что легенды не возникают на пустом месте!

— Хм, мало ли какие я глупости иногда говорю, — пробурчала Юрата и повернулась на бок, чтобы видеть свою собеседницу. — На моей памяти несколько раз было, что костры полыхали очень ярко, но к нам никто чужой не пришел…

— А вдруг тогда к нам кто-то пытался дойти, но замерз по дороге?

— Но один раз было и наоборот, костры горели слабо, а в оазис явился целый караван — помнишь, когда нам с тобой лет по десять было?

— Наверное, тот караван в любом случае дошел бы до нас — там было много людей, сильные росомахи, все были хорошо подготовлены…

— Ну, может быть, — посчитав, что лучше согласиться сразу, чем после получасового спора, Юрата снова легла на спину и закрыла глаза, надеясь, что на этом разговор закончится.

Наивная…

— А сегодня почти все костры выше обычного, — продолжила болтать Юнна. — Ты заметила? Я специально весь наш квартал обошла, они везде выше, и в других местах наверняка тоже. Может быть, это потому, что к нам прямо сейчас кто-нибудь идет, что они кому-нибудь путь указывают?

— Все, конечно, может быть, — вновь не стала спорить Юрата. — Посмотрим…

— А здорово было бы, если бы они пришли именно с нашей стороны, вышли к нашему костру! — все не унималась Юнна. — И чтобы именно сегодня, когда мы только вдвоем здесь дежурим. Чтобы мы с тобой сами все сделали и…

Юрата попыталась сосредоточиться на гаснущих высоко в небе искрах и не слушать болтовню Юнны. Сама она предпочла бы, чтобы в первый раз, когда во время их дежурства в оазис придут гости, с ними был кто-нибудь более старший и опытный, кому уже приходилось отогревать замерзших и оказывать им помощь. Впрочем, если сегодня и правда кто-нибудь выйдет на свет их огня из ледяной темноты, можно будет отправить Юнну за помощью к соседнему костру. Он не так уж и далеко, и дежурят там сегодня помощники главного целителя. Но лучше бы все-таки это дежурство прошло спокойно!

— …А еще было бы здорово, если бы потом эти путешественники пошли дальше и рассказали бы о нас в следующем оазисе… — все мечтала Юнна. — О нас бы узнали те, кто живет южнее, а потом от них кто-нибудь пришел бы к нам и… Юрата! Смотри! — голос девушки стал еще громче и пронзительнее. — Там кто-то есть, кажется!.. Сюда кто-то идет, точно!

Юрата приподнялась на одеяле и попыталась рассмотреть что-нибудь в черной ночной мгле, начинавшейся в паре шагов от костра. Юнна, чуть ли не подпрыгивая на месте, показывала рукой в ту сторону, а потом подхватила лежащий на земле меховой полушубок, накинула его на плечи и бросилась в темноту.

— Это человек, он идет сюда! — крикнула она, не оборачиваясь, и Юрате осталось только тоже схватить свою шубу и побежать следом за ней. Сама она ничего не различала во тьме и поначалу была уверена, что Юнне просто померещилось какое-то движение за пределами оазиса. Но потом впереди, кроме звонкого голоска Юнны, послышался более низкий мужской голос, и Юрата помчалась быстрее. В кои-то веки фантазии этой ветреной девчонки оказались вовсе не фантазиями, а реальностью!

К тому моменту, когда Юрата добежала до Юнны, та уже стояла на коленях в снегу, пытаясь растормошить неподвижно лежащую человеческую фигуру. Кем бы ни был явившийся в их оазис незнакомец, силы оставили его, как только он увидел, кто к нему бегут люди.

— Мы его до костра не дотащим! — волновалась Юнна. — Он из подземного поселка, из тех, кто живет без огня — только там люди такие большие и тяжелые.

— Верно, беги за помощью! — согласилась Юрата, попытавшись приподнять путника за плечи и обнаружив, что он и правда очень крупный и мускулистый. Другие, более слабые, под землей не выживали. Давно же к ним не приходил никто из подземных поселений! В оазисе даже поговаривали, что оттуда уже некому приходить — что даже самые крепкие и здоровые люди вымерли без целительного огня.

Выходит, значит, что не все.

Увидеть лицо незнакомца дежурные смогли, только когда вместе с целителями донесли его до костра и положили на одеяло, а потом осторожно стянули с него закрывавший все, кроме глаз, вязаный шлем. Кожа у него была не просто бледной, а чуть ли не синей, а под закрытыми глазами и вовсе были черные круги, губы тоже оказались синеватыми — одним словом, он выглядел так же, как и все, кому удалось пересечь необитаемую равнину.

— Совсем плох, тут даже огонь не поможет, — пробормотал один из целителей, нащупывая пульс у него на шее.

Его помощник сунул в костер длинную ветку, дождался, пока несколько языков пламени не переместятся на ее конец, и поднес ее к лицу умирающего. Стало еще лучше видно, какими бледными, чуть ли не прозрачными были его щеки — и как они медленно, едва заметно начали розоветь, как только горящая ветка оказалась достаточно близко к ним.

— Ему помогает! — пискнула Юнна. — Мы сможем его вылечить, наверняка сможем!

В эту же секунду путешественник приоткрыл глаза, оказавшиеся не черными, как у большинства жителей оазиса, а светло-серыми, словно шкура водившихся в лесах росомах и других хищников, из которой был сшит полушубок Юнны. Взгляд его, в первый момент совершенно бессмысленный, внезапно сфокусировался на лицах склонившихся над ним девушек, и глаза распахнулись шире — мужчина явно был удивлен. Как и все, кто в первый раз видел Юрату и Юнну вместе.

— В глазах двоится… — прошептал путник, едва шевеля замерзшими губами. — Совсем все плохо… Помогите мне, девушка!

Всю оставшуюся ночь и весь следующий день, пока не померк свет Пурпурной, целители боролись за жизнь пришедшего из темноты человека, не особо веря, что могут победить. Замерзший путешественник, лежавший в гостевом домике, освещенном всего парой свечей, то приходил в себя и пытался что-то сказать, то снова терял сознание и едва дышал, почти не отличаясь от мертвого. Когда целители легли отдохнуть, Юнна и Юрата по очереди дежурили возле его постели, и несколько раз он, не открывая глаз, начинал бормотать, что должен кого-то о чем-то предупредить. Это были единственные слова, которые девушкам удалось разобрать — в остальном его речь была совершенно бессвязной. Юнна строила всевозможные предположения о том, что именно путник хотел им сказать, но Юрата только отмахивалась от нее: «Очнется — сам все скажет». Хотя уверенности, что пациент придет в себя, у нее не было.

Но он все-таки оказался сильнее, чем думали целители, и открыл глаза после очередного захода Пурпурной, как раз когда Юнна пришла сменить на дежурстве Юрату. Взгляд его, как ни странно после такой тяжелой ночи, вполне осмысленный, несколько раз переместился с одной девушки на другую и обратно, и удивленное выражение его лица сменилось улыбкой.

— А я уж думал, вы мне приснились — две одинаковые девушки… — прошептал мужчина еле слышно, а потом вдруг забеспокоился. — Скажите, какое сегодня число?

— Третье шестого месяца, — ответила Юнна, наклоняясь к нему и успокаивающе улыбаясь. — Как вы себя чувствуете?

— Неважно! — пациент заворочался в постели, пытаясь приподняться. — Мне надо срочно предупредить всех вас! Позовите кого-нибудь главного!

— Я сейчас позову целителя, — сказала Юрата и торопливо выбежала из комнаты.

— Позовите всех! — крикнул ей вслед путешественник. — Ваш оазис в опасности, наши люди хотят погасить ваши костры!!!

Юрата на мгновение замерла на пороге, а затем еще быстрее бросилась в соседнюю комнату.

Через час Юнна и Юрата вместе с другими женщинами и более-менее крепкими стариками стояли вокруг центрального костра, готовясь защищать его, если подземные жители сумеют пробиться через все остальные круги обороны и добраться до самого сердца оазиса. Юнна рвалась в более близкие к окраинам отряды, но об этом охрана огня и слышать не хотела.

— У тебя как раз будет самая важная обязанность — защищать детей и тяжело больных, — попытался утешить девушку один из руководителей охраны, когда она, чуть не плача, убеждала его, что тоже может сражаться. Юнну это не особо обрадовало, и она с обиженным видом заняла свое место возле центрального костра, взяла в руки факел и покосилась на стоящий неподалеку дом, куда отвели и отнесли всех слишком слабых для того, чтобы участвовать в обороне. Где-то там, среди других больных, лежал на полу беглец из подземного поселка по имени Мартисс, предупредивший оазис о готовящимся нападении. Правда, сделавший это слишком поздно — разведчики оазиса, отправившиеся на север сразу же после того, как он очнулся и рассказал обо всем, доложили, что чужаки уже приближаются.

Именно об этом теперь и переговаривались окружившие главный костер защитники.

— Неужели будет так же, как в восточном лесном оазисе?!

— А что там такое было, почему я не знаю?

— Это было лет двадцать назад, ты, Юнна, тогда еще не родилась. Тот оазис тоже разрушили подземные жители. Один из них пришел туда лечиться, и огонь почти исцелил его, но он захотел ускорить лечение и сунулся слишком близко к пламени. Дальше рассказывать?

— Не стоит, я поняла. А его земляки узнали об этом и отомстили за него?

— Да, но дело было не только в мести. Они решили, что раз целительный огонь может быть опасным, раз от него может кто-то пострадать, его вообще не должно существовать на свете.

— Но огонь не опасен, если не делать глупостей! Тот дурак сам же в него полез!

— Те, кто всю жизнь прожил без огня, считают, что человек имеет право быть каким угодно дураком, и поэтому опасные вещи, которые в принципе могут ему повредить, надо уничтожать. А называть дураком того, кто сам лезет в опасное место, у них запрещено — нельзя обвинять того, кто уже пострадал, понимаешь ли. Даже просто обучать людей, как безопасно пользоваться огнем нельзя — это, как они говорят, оскорбляет тех, кто не хочет учиться.

— Именно, именно, они и хищников истребляют — не охотятся на отдельных зверей, а убивают всех подчистую, с детенышами, с самками. Потому что те тоже опасны.

— Но без хищников подземные первыми же замерзнут — во что они одеваться будут? И как они будут лечиться без огня? Сами же, как только заболеют, к нам бегут!

— Если их об этом спросить, они не ответят — будут орать, что мы фанатики и хотим сжечь весь мир.

— Но мы же не дадим им нас уничтожить? Мы же сможем защитить огонь?

— Сможем, не волнуйся. Нас больше… скорее всего…

— А почему в том лесном оазисе люди проиграли? Их мало было?

— Может, мало, а может, они не были уверены, что огонь можно использовать не только для лечения, но и для защиты.

— А это что еще за глупости?!

— Это сейчас все понимают, что это глупости, а лет тридцать назад многие так думали — что пламенем нельзя причинять вред даже врагам. И не причиняли — пока подземные люди не начали гасить костры.

Юнна задавала пожилым защитникам все новые вопросы и перебегала с одного места на другое, чтобы расспросить обо всем, что ее волновало, как можно больше людей. Юрата молча сидела на своем месте и изредка поглядывала на дом, где скрывались все самые слабые. Пару раз ей показалось, что в одном из окон на первом этаже мелькнуло лицо Мартисса. Но присматриваться, он ли это или кто-то другой, было некогда. Вдалеке уже слышался шум и крики — жители подземного убежища дошли до оазиса, и на его границе кипел бой. Поначалу крики были приглушенными, слишком далекими, но постепенно делались все громче. А еще вокруг как будто бы становилось все темнее…

— У нас же факелы, а у них только палки и каменные топоры! — Юнна неожиданно оказалась рядом с Юратой и забубнила ей в самое ухо. — Они же не могут победить? Мы же сильнее?

— Да помолчи ты хоть пять минут! — рявкнула Юрата на сестру. Та действительно притихла, еще крепче сжав в руках факел. Так они и сидели молча, глядя на свет соседних костров, на фоне которого мелькали чьи-то тени — то ли защитников, то ли захватчиков оазиса. В тот момент даже те, кто близко знал сестер, вряд ли смог бы отличить их друг от друга — девушки вели себя совершенно одинаково.

Как, впрочем, и позже, когда рухнул последний рубеж обороны, подземные жители набросились на защитников центрального костра, и близняшки вместе с остальными охранявшими его людьми принялись бить их горящими факелами. И когда одна из них упала на землю.

Мартисс снова проснулся от того, что склонившаяся над его постелью девушка медленно водила над ним крошечным огарком свечи. В комнате было темно, но едва заметный огонек все же достаточно освещал ее лицо — припухшие от слез глаза и крепко сжатые губы.

— Юрата… — прошептал мужчина с облегчением. — Вы живы…

Девушка с тоской посмотрела ему в глаза:

— Я — Юнна. И я тоже предпочла бы, чтобы убили меня, а не ее.

Пациент на мгновение закрыл глаза, сдерживая слезы.

— Мне очень жаль, Юнна. Я видел, как ударили одну из вас. Выскочил из дома, чтобы вам помочь, но… было уже поздно…

— Я знаю, мы с теми, кто выжил, потом вас нашли среди раненых и отнесли обратно. Но теперь лучше помолчите, у вас еще слишком мало сил. И если сюда придут подземные, не говорите, что видели у меня огонь.

— Они погасили все костры?

— Да. А еще убили наших охотников, которые вернулись из леса с дровами и шкурами — у них были с собой факелы, мы надеялись, что они задержатся и мы успеем их предупредить, но…

— Как же вы зажгли свечу?

— Я и еще несколько человек смогли утащить по тлеющему угольку, — Юнна прикрыла ладонью свечку, словно боялась, что даже здесь, в запертой комнате с плотно занавешенным окном, кто-нибудь заметит этот маленький источник света. — Мы будем их прятать. Может быть, ваши люди теперь уйдут, и тогда мы разведем новые костры.

— А еще свечи у вас есть?

— Да, их у нас очень много, и ваши пока до них не добрались.

— Но ведь когда-нибудь свечи все равно кончатся. Может, лучше вам уйти в другие оазисы?

Лицо Юнны исказилось, словно от боли:

— Подземные сказали, что других оазисов уже не осталось — они уничтожили все, наш был последним.

В тот же день Юнна вместе с другими уцелевшими жителями оазиса наводила порядок на улицах под присмотром новых хозяев поселения. Работать теперь приходилось в теплой одежде, которая раньше нужна была только для выхода за пределы оазиса. На остывшие груды пепла, слабо освещенные Пурпурной звездой, медленно опускались хлопья снега.

— Наши мудрецы выяснили, что огонь опасен не только тем, что обжигает, — вещал в рупор один из надсмотрщиков с висящей на перевязи правой рукой. — Жить рядом с ним вообще вредно для здоровья. Те, кто постоянно живет в тепле и не мерзнет, становятся изнеженными, и если они окажутся на холоде, то сразу простудятся и, в лучшем случае, будут долго болеть, а могут и умереть. У тех, кто все время видит яркий свет, падает зрение — они перестают хорошо видеть в темноте, и даже света Пурпурной им становится недостаточно. Если бы оазисы сохранились и в них прожило бы еще несколько поколений людей, эти люди выродились бы окончательно. Они превратились бы в беспомощных младенцев, которые не могут отойти от огня, потому что ничего не увидят без него и быстро замерзнут насмерть. Так что вы должны благодарить нас за то, что мы избавили вас от этого зла! Вы должны радоваться, что у вас появился шанс снова стать полноценными людьми, привыкнуть к темноте и холоду, и что ваши дети будут такими же сильными и выносливыми, как мы, живущие под землей без огня! А лечиться можно и разными целебными корешками, их в каждом подземном поселке много добывается.

Жители оазиса молчали. Тех, кто пытался спорить с захватчиками первое время, уже вышвырнули за пределы поселения, и остальные не хотели такой же участи. Юнна, собирающая вместе с одной из своих соседок пепел в деревянное ведро, бросала на оратора полные ненависти взгляды, но тоже помалкивала — у нее дома лежал тяжело больной, которого, к тому же, нужно было прятать от его бывших земляков.

— Мы изменили весь наш мир к лучшему, избавили его от самого опасного и вредного явления. И за это вы должны быть нам благодарны! — провозгласил надсмотрщик. — Теперь у вас начнется новая жизнь, здоровая и счастливая!

Когда Пурпурная зашла, и жителей оазиса отпустили по домам, Юнна приготовила Мартиссу еду, еще раз поводила вокруг него свечкой, а потом улеглась на соседнюю кровать, поставив огарок на стоящую рядом тумбочку и положив рядом с ним новую свечу. Окна в доме по-прежнему были закрыты меховыми шторами, не пропускающими ни одного лучика света, и девушка могла сколько угодно смотреть на крошечный язычок пламени. Ее пациент тоже поглядывал на него, время от времени порываясь заговорить с Юнной, но останавливая себя.

В конце концов, девушка заговорила сама:

— У нас верят, что души умерших сливаются с огнем и живут в нем. Раньше вообще многие верили, что с умершими можно общаться через огонь, и что те, кто по-настоящему любит огонь, по-настоящему ценит его, смогут зажечь его сами, даже если он погаснет. Рассказывали, что когда-то в древности это мог почти каждый… Но это, конечно, только красивая легенда. А вот что касается умерших… Раньше я всерьез об этом не задумывалась, но сейчас… Я точно знаю, что Юрата здесь, в этом огоньке. Что она всегда будет со мной, если я сохраню его.

— Мы обязательно его сохраним, — заверил ее Мартисс, но девушка в ответ шумно вздохнула:

— Мы не смогли сохранить больше сотни огромных костров — сможем ли мы сберечь такие крохи пламени?

Что ответить на это, мужчина не знал.

На ночь Юнна убрала огарок и запасную свечку в тумбочку. Комната погрузилась в полный мрак, и девушка долго лежала неподвижно, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к доносившимся с улицы звукам. Заснула она только под утро — и поспать ей удалось всего пару часов.

Они с Мартиссом проснулись от громкого стука в дверь и не успели даже спросить, кто там, как замок с лязгом сломался и в дом ворвались двое подземных обитателей.

— Вы прячете огонь?! — крикнул один из них, тот самый, с перевязанной рукой, руководивший накануне уборкой улиц.

Его привычные к темноте глаза без труда могли разглядеть залитую тусклым пунцовым светом комнату, и он безошибочно направился к тумбочке возле кровати Юнны.

— Нет, мы ничего не прячем! — девушка вскочила с кровати и попыталась преградить ему путь.

Мартисс тоже попытался встать, и незваные гости, приглядевшись к нему, не удержались от радостных возгласов.

— А вот и наш перебежчик! — напарник завоевателя со сломанной рукой выхватил из кармана веревку и набросился на больного.

— Вы ошиблись, это мой брат! — тут же закричала Юнна, но ее противник сумел единственной здоровой рукой отшвырнуть ее к стене. После этого он с размаху пнул ногой тумбочку — она завалилась на бок, ее дверца распахнулась, и по-прежнему горящий свечной огарок выкатился на пол. В комнате стало чуть светлее.

— Не трогайте!!! — Юнна метнулась к свечке, протянула к ней ладонь, словно пытаясь защитить крошечный огонек, но подземный житель наступил ей на руку, припечатав ее к свече и к полу, и в комнате снова сгустился пурпурный полумрак.

Вскрикнув от боли и прижав к груди погасшую свечку, девушка опустилась на пол.

Их вытолкали во двор и потащили в разные стороны от дома. Юнна попыталась оглянуться и что-то сказать связанному Мартиссу, но завоеватель с повязкой на руке толкнул ее вперед:

— Пошла, пошла! Ты его больше никогда не увидишь. И всех остальных своих друзей-соседей тоже.

— Куда вы меня ведете? — с трудом выдавила из себя дрожащая от холода девушка.

— В одно подземное поселение, оно в девяти днях пути отсюда. Вас всех отведут в разные подземелья, чтобы вы не сговаривались против нас, — не без удовольствия сообщил ее конвоир. — Каждый из вас теперь всегда будет один и без огня.

Юнна сделала пару шагов вперед и неожиданно покачнулась, словно споткнувшись на ровном месте, изумленно ахнула и едва не упала. А потом вдруг повернулась к своему врагу и пристально посмотрела ему в глаза.

— Нет, вы ошибаетесь, — сказала она внезапно изменившимся голосом. — Я больше никогда не буду одна.

Конвоир уставился в ее глаза в полном ужасе — они больше не были черными, в них горело то самое оранжево-алое пламя, которое он со своими сообщниками так старательно пытался уничтожить. Которое они полностью уничтожили и в этом оазисе, и во всем остальном мире.

Спустя мгновение такой же яркий язык пламени вспыхнул на ее вытянутой вперед ладони. И еще несколько таких же огней зажглись вдалеке, справа и слева, там, где подземные жители уводили в разные стороны своих пленников.

— Никто из нас больше никогда не будет один, — добавила Юнна и, протянув руку к повязке своего надзирателя, медленно провела над ней горящим огоньком.

Он почувствовал, как сломанной руке становится тепло и как из нее уходит боль.