Фреска

Леона вышла за хлебом. Магазинчик во дворе с поэтичным названием «Светлана» оказался закрыт, а картонка на нитке услужливо сообщала о пятиминутном перерыве. Промаявшись на жаре четверть часа, пиная пустой пакет и пытаясь с помощью сложенных ковшиком ладошек подглядеть в мутное окно, Леона смирилась с необходимостью визита в соседний двор.

Несмотря на то, что был полной копией родного, соседний двор был местом недружелюбным и посторонних не жаловал.

Всякий раз проходя под аркой в тень ближайшей девятиэтажки, Леона ощущала на себе враждебные взгляды старушек на лавочках и слышала неодобрительные перешёптывания. Казалось, каждый житель девятиэтажки сверлил глазами чужака и провожал с немой угрозой: «Только посмей остановиться. Только сядь на наши качели или попрыгай по нашим лужам. Только взгляни в сторону нашей тарзанки. Только брось фантик в нашу урну».

Жаркий летний день прогрессировал. Перед глазами сгущалось марево, колыхался воздух, лениво двигаясь, как комар в не до конца застывшем янтаре. Капля пота скатилась по лбу прямо в глаз, и Леона, с досадой цыкнув, принялась ожесточённо его тереть.

Отстояв очередь и отсчитав под суровым взглядом толстой продавщицы — «Только посмей покупать наш хлеб в нашем магазине» — Леона получила на руки тёплую буханку и воодушевлённо вгрызлась зубами в неподатливую, но оттого ещё более желанную корочку.

Самозабвенно мусоля ржаной кирпичик, она уже подходила к арке, как из крайнего подъезда, хохоча и матерясь через слово, вывалилась компания мальчишек.

Леона ойкнула и споткнулась о край асфальтовой ямы.

— Эй, гляньте, вонючка! — явно обрадовался вихрастый рыжий Колька. Они с Леоной были одноклассниками, даже одно время сидели за партой вместе. И именно он первым начал использовать кличку «вонючка».

— А правда, что твоя мамка такая бедная, что вы моетесь в одной ванне? — мальчишки обступили Леону полукругом, и каждый не преминул брезгливо сморщить нос, чтобы показать, насколько от неё плохо пахнет.

— Ага, раз в год, — поддержал незнакомый парень, и компания зашлась хохотом.

От обиды задрожала нижняя губа. Леона насупилась и отступила, чтобы обогнуть их по дуге.

— Мне брат сказал, её мамаша вечно таскается по помойкам и кошек дохлых подбирает, — вступил Мишка.

— И сама с собой разговаривает!

— Точно, точно, она их в ларёк на шаурму сдаёт! — подхватил противный Колька. — Вонючка, слыш, а правда, что твой батя по синьке из окна выбросился?

— Да нет у неё бати, нагуляли её!

— Может, от продавца шаурмы?

— Точно, точно!

Леона стояла, съёжившись и чувствуя, как к горлу подступает ком. От дружного напора сразу целой компании она совершенно потерялась и поникла.

Позади грохнула подъездная дверь, ударившись о стену, и во двор выскочила Майя. Не размениваясь на просьбы и приветствия, она деловито приблизилась, стянула с плеч рюкзак и на ходу с силой саданула Кольку между ног. Тот взвыл от боли и неожиданности и осел прямо в асфальтовую яму со скопившейся там бензиновой водой.

— Бежим! — Майя ухватила Леону за руку и рванула назад, к магазину.

Обогнув приземистую «Татьяну», они миновали детскую площадку, песочницу и лесополосу. Раскалённый ветер бил по щекам, забивался в нос и горло, сушил глаза.

У старой трансформаторной будки Майя первой сдалась и с хохотом упала в траву, швырнув рюкзак рядом. Шнурок распустился и явил взору несколько упитанных книг в твёрдых обложках.

Поймав Леонин взгляд, Майя сквозь сдавленный смех пояснила:

— Да я это… в окно увидела… покидала в рюкзак что потяжелее… а-ха-ха… ты видела этого дауна? А-ха-ха, я ему по ходу там все причиндалы отбила…

Леона несмело улыбнулась, не понимая, как себя вести. Майя училась в параллельном классе и раньше никогда к ней даже не подходила.

— Спасибо, — наконец тихонько уронила она. Майя подняла голову, попыталась сдуть со лба русую прядь, но та намокла и прилипла.

— Пожалуйста, — просто ответила она и улыбнулась. — Надеюсь, они свалят, у меня «Баффи» через полчаса. Ты смотришь?

Телевизора у Леоны не было, но она постеснялась и просто помотала головой.

— Хочешь, у меня пошли глянем.

Леона поморгала, подумав, не ослышалась ли. Но Майя вопросительно подняла брови, явно ожидая ответа.

— Ну… да, пошли.

***

 Кажется, раньше номер принадлежал какой-то бабке-ведунье. Третий месяц не утихали звонки с просьбами снять порчу, приворожить, заговорить, посмотреть и погадать.

Остроумные ответы начинали заканчиваться, как и терпение. В очередной раз потянув зелёный кружочек вверх, Леона заранее почувствовала, что поздний звонок ничего хорошего не предвещает.

И, в принципе, оказалась права. Не понимала только насколько.

— Ле… Леона? — дребезжащий голос по ту сторону звучал неуверенно. То ли не знал точно, как к ней обращаться, то ли просто удивился, что взяли трубку.

— Кто это?

— Это… Я Катерина Петровна. Остапова, мама Майи.

«Мама Майи». Вероятно, для кого-то это прозвучало бы слишком размыто. Пыльные, разогретые июльским жаром улочки провинциального города с незамысловатым названием остались настолько далеко в середине нулевых, что, казалось, легче было вспомнить пару-тройку прошлых жизней.

— Я помню, — поразившись, насколько бесцветно и сухо звучит собственный голос, произнесла Леона. И эта фраза запустила в памяти цветной принтер, который, жужжа и подёргиваясь от натуги, принялся полоса за полосой выплёвывать изображение Майи. Сбитые ногти на ногах, шрам на икре — единственное белое пятно на бронзовой от загара коже, шортики с модной бахромой, выпирающие ключицы, русые косички, озорные голубые глаза.

А Катерина Петровна продолжала говорить, ухватившись за это простое «я помню» как за спасательный круг.

Как согласилась приехать, Леона даже не поняла. Но когда положила трубку, взгляд уже скользнул к блюдечку с мелочью в серванте.

 …Летнее солнце приветливо обожгло сетчатку, заставив привычно прищуриться.

Леона спрыгнула с подножки на раскалённую пыльную площадку остановочного павильона и тут же натянула капюшон поверх бейсболки. Немилосердно чесались обтянутые плотными рукавами свитшота руки. Мгновенно захотелось развернуться, запрыгнуть обратно в автобус и попросить отвезти обратно, в прохладный сумрак северных мест, к ветру и воде.

Но Леона осталась на месте, раздражённо вздохнула и проводила отъезжающий пазик тоскливым взглядом. Подняв клубы пыли, автобус скрылся, оставив единственную желающую посетить накалённый солнцем провинциальный городок переминаться с ноги на ногу и сжимать потёртую кожаную лямку на плече.

Леона даже не пыталась рассматривать знакомые места, предаваться прекрасным ностальгическим чувствам и вздыхать от умиления при виде не тронутого временем памятника Ленину, супермаркета «Космос» и библиотеки, над входом которой в любой месяц неизменно висел плакат «С Новым годом!».

Сухой воздух ворошил обёртки от шоколадок и сигаретную фольгу, брошенную мимо урны, слонялись как зомби утомлённые жарой и бездельем школьники, а часы над универмагом показывали без четверти полдень.

Свернув к знакомому двору, Леона криво усмехнулась, чуть не наступив в знакомую асфальтовую яму.

Замаячила потускневшая, но стойко цепляющаяся за жизнь вывеска «Т т яна». И в целом жизнь ограниченного двумя девятиэтажками двора замерла, как будто подчиняясь взмаху волшебной палочки. Или инструменту умелого таксидермиста.

Леона отсчитала нужный подъезд.

С самой первой ступеньки её преследовало ощущение, что прошло не десять лет, а десять минут, с тех пор как они с Майей забежали сюда, чтобы успеть к началу «Баффи». Горелые пятна от спичек на потолке и стенах, кривые надписи, разноцветные листовки на щитках. И всё та же девятнадцатая квартира с кривовато прибитой девяткой.

Дверь открыла Катерина Петровна, и вот тут, при взгляде на уставшее постаревшее на все двадцать, а то и тридцать лет лицо, наваждение рассеялось. Они уже не дети, школа и серия «Баффи» в три часа остались где-то там.

На секунду женщина напряглась, сканируя Леону взглядом. Наверняка не укрылись от него длинные рукава, постоянно подрагивающие в желании почесаться пальцы, воспалённые слезящиеся глаза и наложенная на них тонна косметики.

Но Катерина Петровна справилась с первой реакцией, пожевала губы и пробормотала:

— Проходи, Леоночка.

Леона сдавленно фыркнула от лицемерно-сахарного обращения.

Впрочем, улыбаться расхотелось сразу, лишь только она сделала шаг и деревянная лакированная дверь захлопнулась, слегка задев порог с противным скрипом.

В воздухе висел запах лекарств. Не густой, но такой очевидный, будто здесь кто-то давно и безнадёжно болел.

— Спасибо, что пришла, — покусывая щёку изнутри, уронила Катерина Петровна, явно не зная, как начать разговор. — Может?..

Она осеклась. Видимо, вспомнила, что чай кончился, а вода только из-под крана. Или, может, не хотелось делить стол с наркоманкой.

В тот день они успели посмотреть полсерии. Майя восторженно залипала на приключения истребительницы вампиров, Леона тоже почти втянулась, но наслаждалась больше самим фактом просмотра телека.

И тут вернулась Катерина Петровна, тогда ещё молодая, стройная, полная внутреннего достоинства. С порога зацепив взглядом инородный элемент в своей квартире, она сухо поздоровалась, чуть поджимая губы, и сказала, что Леоне пора домой и её мама будет волноваться.

Леона спускалась по крошащимся ступенькам, разглядывая старательно вычерченные жжёными спичечными головками признания в любви к некоей Даше, когда Катерина Петровна, даже не удосужившись подождать, пока гостья уйдёт достаточно далеко, принялась выговаривать дочери, что нельзя якшаться с бродяжками, ведь они только и ждут повода проникнуть в квартиру и что-нибудь украсть. Майя вяло отнекивалась, но с каждым словом всё тише и тише.

С тех пор они почти не общались, только перебрасывались в школьных коридорах парой фраз.

А когда Леоне исполнилось шестнадцать, Катерина Петровна увидела её за гаражами в ожидании местного дилера, и даже редкие разговоры в коридорах прекратились.

— Вот Майечкина спальня, — подсказала Катерина Петровна, открыв дверь.

Внутри Леона слегка подзависла. Здесь тоже висел стойкий запах, но уже не лекарств, а краски. Стояли по углам какие-то банки, громоздились тюбики с красками, стопки кистей, перетянутые канцелярской резинкой, массивный аэрограф в углу. Пол, который Леона помнила покрытым пушистым ковром, куда и наступать было страшновато, оказался заляпан и забрызган разноцветными подтёками.

На мольберте у окна стоял натянутый на раму холст. Картина изображала оживлённую рыночную площадь. Нарисованное солнце, казалось, даже с холста касалось щёк горячими пальцами, нарисованная чайка вот-вот норовила вылететь за пределы рамы и упорхнуть к далёкому морю, а нарисованные дети на нарисованной площади весело носились, перебрасываясь апельсинами и внося оживление в рыночные ряды.

Впервые за весь день Леона испытала нечто светлое, вдохновляющее, при виде этой сочной жизнерадостной картины.

А потом вспомнила, зачем приехала.

— Майя тебе не звонила? Ну, пока ты ехала? — с затаённой надеждой спросила Катерина Петровна.

— Нет, — коротко отреагировала Леона, подавив порыв огрызнуться. Майя не звонила ей уже десять лет, и наверняка её мать об этом прекрасно знала.

— В полиции сказали, чего я хочу, она же сама уехала, — облокотившись на косяк, срывающимся голосом произнесла Катерина Петровна. Порога спальни она так и не пересекла. И почти тут же глухая злость отхлынула, заставив Леону болезненно потереть глаза и встряхнуться.

Она новым взглядом обвела стены. За обилием распечаток, плакатов и вырезок обои даже не просвечивали. «Дракула», «Ангел», «Интервью с вампиром», какие-то косплееры с окровавленными губами, даже аниме. Да, Майка пополнила свою коллекцию с прошлого раза.

На письменном столе, заваленном книгами про Аниту Блейк и какими-то незнакомыми вампирскими романами, лежала открытая тетрадь. Обложки видно не было, но наверняка что-то «сумеречное».

На чистом листе крупным размашистым почерком с наклоном в неправильную сторону — учителя тщетно пытались исправить Майкины каракули, но сдались в средней школе — было выведено:

«Мам, я уезжаю. Если вернусь, не впускай меня, ладно?»

И всё — одна строчка дурацким детским почерком. Ни даты, ни подписи. Только цепочка смутно зловещих слов.

— Майечка у меня такая хорошая, так рисует хорошо, она у нас все веранды в детском садике расписывала, картины на заказ пишет, к ней очередь на месяцы, и это в нашем-то захолустье, — всхлипнула Катерина Петровна. — А тут познакомилась с этими готами, всё в этой Аське своей переписывалась, я один раз заглянула ей за плечо, а там такие страсти — ритуалы, призывы, всё ей эти игры вампирские покоя не давали. Я ей говорю, Майечка, выбрось ты это из головы, а она как с цепи сорвалась…

— Может, не стоило держать её на цепи, — задумчиво пробормотала Леона, подцепив ногтем клавиатуру на подставке. Снизу оказалась бумажка с паролем, и вскоре Леона открыла «Аську», углубившись в хитросплетения диалогов Майи «Dark_butterfly» с пользователем под ником «Your_vampire».

— И что, сколько её уже нет, вы говорили?

— Неделя сегодня, — Катерина Петровна шумно всхлипнула. — Прямо в ночь ушла, сказала, на свидание. Вещей никаких не взяла, сумку только. И всё, телефон выключен, никто ничего не знает, друзья все отмахиваются, говорят, придёт, она же взрослая… Ну какая она взрослая, всё витает в облаках да фильмы свои вампирские смотрит.

Леона продолжала бегать взглядом по строчкам переписки. Некто с той стороны экрана настолько явно и неприкрыто заманивал «Тёмную бабочку» на встречу, что не заподозрить подвоха могла разве что романтично настроенная готичная особа из провинции… то есть Майя.

— Ну что, что там? — Катерина Петровна всё же приблизилась и глянула ей через плечо. С необъяснимым весельем Леона отметила, как брезгливо дрогнули крылья её носа.

— Я возьму? — вместо ответа Леона ухватила связку ключей из подставки на столе и отцепила от кольца брелок — потрёпанный пластиковый прямоугольник с выцветшей картинкой из сериала «Баффи».

— А… да, если… надо, — заметно растерянная странной просьбой, согласилась Катерина Петровна.

Леона вышла из подъезда в солнечный двор, миновала «Татьяну» и хотела было выйти через арку, но тут взгляд выцепил нечто яркое, и она сделала непредвиденную остановку у старой трансформаторной будки.

Впервые с тех пор, как спрыгнула с подножки автобуса, Леона действительно улыбнулась пришедшему воспоминанию.

Кирпичная стена будки тоже была расписана аэрографом — летняя лужайка, неестественно яркое синее небо, и две безмятежно лежащие на траве девочки.

В груди вспыхнуло и распустилось что-то непривычно тёплое и живое.

Леона достала из кармана пластиковый брелок.

***

 Заброшка на отшибе застала ещё Перестройку. Высоченная, в двенадцать этажей, она смотрела на город подобно пожарной вышке, но пользы приносила неизмеримо меньше. Несмотря на постоянно обновляемый забор, школьники, гопники и желающие побухать вдали от свидетелей неизменно находили пути внутрь.

Переступая через обёртки, шкурки, окурки и разбитые бутылки, Леона приблизилась и скептически осмотрела раздолбанный общий балкон первого этажа, через который даже ребёнку легко можно было попасть внутрь, минуя заваренную входную дверь.

Что уж говорить о не столь невинно настроенных готах.

Выругавшись сквозь зубы, Леона подтянулась и перебросила ногу через перекладину, бесшумно приземлившись уже на той стороне. Где-то поодаль протяжно закаркала ворона, и её подхватила другая, а вскоре над ближайшими соснами закружилось чёрное облако, то ли чем-то потревоженное, то ли, наоборот, привлечённое.

Прислушиваясь к тишине, Леона преодолела общий коридор первого этажа, без интереса просканировала пустую шахту лифта и начала подниматься.

Первый этаж, второй, третий.

И тут уха достигли первые раскаты тяжёлой музыки, смех и выкрики.

Сунув брелок в карман, Леона пошла на звуки и на последнем этаже безошибочно уткнулась в закрытую дверь. Последние жильцы из дома съехали ещё в начале нулевых, но двери, оконные рамы и кое-какая мебель оставались на месте до сих пор, особенно на последних этажах.

Леона переступила с ноги на ногу, убрала очки и бейсболку в рюкзачок, скинула капюшон и постучалась.

На секунду в квартире установилась недоумённая тишина, даже музыку вырубили.

Повернулась ручка, и в коридор выглянул парень лет двадцати-двадцати трёх, огромный, головы на полторы выше Леоны, с длинными, крашенными в чёрный волосами. А уж косметики на его лице, кажется, было больше, чем у неё самой.

Секунду парень и Леона сверлили друг друга взглядами, и наконец парень расплылся в улыбке.

— Ты откуда такая?

— Это ты Вампир? Мне сказали, у вас тут вписка.

Парень мотнул головой, прошёлся взглядом по её худой фигурке, останавливаясь в стратегических местах. Леона вызывающе облизала чёрные губы и улыбнулась.

Подействовало.

— Ну проходи, — вальяжно откинувшись в сторону, Вампир освободил часть дверного проёма. Когда Леона протискивалась мимо него, то чётко уловила, как он поморщился, втянув носом воздух.

Впрочем, было уже поздно.

— Пацаны, у нас тут это… — Вампир захлопнул за ней дверь и сделал широкий жест.

В полупустом, за исключением зашторенных окон и пары кресел-мешков, зале было ещё пятеро — все четверо парней, затянутые в кожу, с посеребрённым пирсингом и серьгами в ушах, восторженно присвистнули, даже повскакивали с мест.

— Опа!

— Это кто, ты вызвал, Вампир?

— Кла-а-сс, а то тухлая туса какая-то, — нестройный хор полупьяных голосов выразил энтузиазм. Леона скромно улыбнулась, сбросила рюкзак и закатала рукава свитшота.

Тут только она услышала всхлип и заметила Майю. Она сидела в углу, прямо на полу, дрожа и плача. Зарёванное личико тут и там покрывали синяки, кровоподтёки и порезы, а из одежды на ней осталось только нижнее бельё.

Увидев Леону, Майя дёрнулась, похоже, предупредить или попросить о помощи, но один из готов замахнулся на неё, что-то грозно рыкнув.

— Ну что, музыку включим? — Леона изобразила танцевальное движение.

Щёлкнула кнопка на стареньком бумбоксе, и комнату наполнила тяжёлая рок-музыка.

Леона поманила пальцем одного из прихвостней Вампира и улыбнулась. Широко, ещё шире. Улыбка треснула, являя настоящую ширину рта и настоящее количество зубов.

Мама всегда говорила, что если улыбаться уже, то и голод можно утолить парой дохлых кошек.

Кто-то совершенно по-девчачьи взвизгнул, когда улыбка Леоны расширилась до нужной величины и вгрызлась в лицо малолетнему маньяку.

Леона никогда не была достаточно сытой. Мама говорила, что вставать из-за стола надо голодной.

Отбросив оставшегося без лица гота, Леона обвела глазами оцепеневших от ужаса остальных и ухватила ближайшего за ворот, притягивая к себе и как пиявка впиваясь в горло. Тут только оставшиеся трое очнулись и кинулись к дверям.

Отшвырнув подёргивающееся тело, Леона кинулась следом. К счастью, в проём они попытались протиснуться все вместе. Ухватив ближайшего за ногу, она впечатала его в стену, пробила второму грудную клетку и наконец добралась до Вампира. Тонко визжа, он пытался отмахаться массивным посеребрённым крестом на шее.

Леона подсечкой заставила его пропахать носом рваный линолеум, подтянула к себе за ногу и потащила обратно в комнату.

Обстановка определённо стала более готической.

Майя, сжавшаяся в углу, тихонько взвизгнула.

— Он тебе что-нибудь сделал? — рванув ногу ближе и швырнув тушу Вампира к Майиным ногам, спросила Леона.

Она сглотнула, посмотрела на Леону, потом на слабо шевелящегося гота.

Потом подорвалась и накинулась на него, молотя кулачками, царапая, пиная и даже, кажется, кусая.

Фыркнув, Леона вышла в кухню, нашла несколько вёдер воды — что и от чего они собирались этой водой отмывать, она старалась не думать — и умылась, стянув свитшот. Сперва руками, полотенцем, а потом просто опрокинув одно из вёдер на себя как душ.

Как была, в спортивном топе и джинсах, она вернулась в комнату в тот момент, когда Майя сосредоточенно душила Вампира, а он возил ногами по земле, тщетно пытаясь сделать вдох разбитым о линолеум носом.

Но, подняв глаза, Майя резко ойкнула и отпрянула, забыв о своей «жертве».

— …Леона, — выдохнула она. Кажется, только сейчас узнала.

Леона криво усмехнулась и кивнула, отжимая руками волосы.

Майя растерянно поморгала, а потом вскочила с пола и рванула к Леоне, обхватив её дрожащими руками и обнимая изо всех своих человеческих сил.

… — Вообще не понимаю, как я могла быть такой дурой, — Майя шмыгнула носом, кивком поблагодарила за протянутый платок и шумно высморкалась.

Они сидели на чудом оставшемся чистым участке пола. Майя забралась с ногами в одно из кресел, бурно жестикулируя и пересказывая, как попалась на уговоры самозваного Вампира и что пережила за эту неделю. Леона сочувственно кивала, сосредоточенно выжимая очередную часть тела в подставленный термос.

— А ты как тут оказалась? — излив душу и ведёрко слёз, Майя слегка пришла в себя.

Леона поведала о разговоре с Катериной Петровной.

— И ты… из другого города? Сюда? Ради меня? — прошептала Майя, и её нижняя губа снова подозрительно задрожала. — А мама… про тебя говорила, что… что ты наркоманка, а твоя мать…

Леона философски пожала плечами.

— Она меня с наркотом местным тогда за гаражами увидела. Неудивительно.

— То есть ты реально?..

— Я ему реально глаз на жопу натянула, за то что детям герыч толкал, — Леона мечтательно улыбнулась, вспомнив процесс натягивания.

— Ооо… — Майя смущённо опустила глаза. Она уже успела умыться из оставшегося ведра в кухне, и Леона отдала ей джинсы и запасной свитшот из рюкзака. Хотя на улице стояла удушающая жара, Майю била крупная дрожь, и длинные рукава пришлись кстати.

— И ты всё равно приехала, — тоскливо произнесла она, по-прежнему пряча взгляд в складках.

— Помнишь, ты меня спасла от Кольки?

Майя наконец вскинула голову, и в голубых глазах отразилось по-детски отчётливое удивление.

— Когда мы познакомились?

— Угу.

Майя помолчала, неожиданно всхлипнула и снова уткнулась в платок.

— Мама классный крем умеет варить, от солнца. Что там ваши 50fps, — поделилась Леона. Она поняла, что получает удовольствие здесь, в окровавленной комнате, забрызганной внутренностями, рядом с Майей. — Но глаза не защищает, всё равно слезятся. А ещё чешется, как подсохнет. И воняет правда жутко. Даже люди чувствуют.

— Так значит, вот почему… — Майя горестно вздохнула. — Значит… ты… вампир?

— Угу, — согласилась Леона. — С возрастом у меня беда. Я поэтому из школы ушла, еды совсем мало было, нарики кончились, камер везде понаставили… А если есть мало, взрослеешь быстро. Так и живу. Поем разок от пуза — снова в шестой класс можно.

Майя хихикнула и окинула взглядом останки готов.

— Леон… А ты можешь?.. — начала с такой затаённой надеждой, что в горле встал ком.

Леона вздохнула, потёрла переносицу на враз помолодевшем на десять лет лице и ответила:

— Могу. Но знаешь, я видела твою фреску на трансформаторной будке. Она слишком солнечная для вампира.

Майя начала было что-то говорить, но осеклась и надолго погрузилась в свои мысли.

Леона нашла осколок зеркала, изучила своё подростковое отражение и вздохнула, прикинув, взяла ли паспорт и поверят ли ей в супермаркете даже с ним.

— Спасибо, — тихонько произнесла Майя, когда занятая своими заботами и сборами Леона уже почти забыла о её присутствии.

— Пожалуйста. Ты только больше не связывайся с этой падалью, — она брезгливо пнула труп Вампира.

— Обещаю, — торопливо вскочив, Майя тоже выразила готовность покинуть негостеприимную заброшку.

Снаружи начало темнеть, и Леона с облегчением подставила сумеркам лицо. В молчании они преодолели забор через дыру в прутьях и остановились у развилки. К дому у трансформаторной будки было налево, к автобусной остановке — направо.

Провожая взглядом медленно бредущую прочь фигуру Майи, Леона постояла, сунув руки в карманы, и улыбнулась. Совсем не широко.

Дожидаясь обратного рейса, на стенке остановочного павильона она увидела фреску. Стайка фламинго с брызгами взлетала с озёрной глади на фоне неестественно-бирюзового неба.