Всё будет хорошо
— Боишься? — попытался Руди взять девушку за руку.
Девичьи тонкие пальчики с изящным тонким колечком на указательном вздрогнули от холодной кожи, однако всё же позволили себя коснуться, весьма скромно и сдержанно отвечая на инициативу юноши в чёрной кожаной куртке. Анна вообще по своей натуре была девушкой тихой и немногословной, а уж тем более в прогулках с парнем наедине и вовсе выглядела обычно довольно застенчивой, хотя её можно было разговорить, раззадорить весельем, и тогда она открывалась, была с ним сама собой, однако же, вести себя постоянно раскованно ещё не могла.
— Вовсе нет, — тихо ответила она, переводя фиалковый взор от их переплетённых пальцев к карим глазам Руди, — Почему сегодня именно сюда?
Сейчас казалось, что их густой бурый взор окаймлён ещё каким-то багровым или даже алым контуром, зрачки расширены под воодушевлением прогулки, губы чуть приоткрыты, словно он всегда собирается что-то сказать, а контуры гладкого молодого подбородка своим рельефом всегда вызывали у Анны желание прижаться губами или хотя бы уткнуться тому в шею, благо юноша был изрядно выше неё.
Сердце сильно колотилось в груди под вечерним лёгоньким платьем бело-голубых переливов с атласными бантами лент в качестве декора, словно на ткань присели последние бабочки, прежде чем раствориться вместе со всеми остальными природными красками, так как вокруг них уже вовсю шумела поздняя осень.
Ворох листьев под дуновением озорного ветра настиг их, осыпая бледно-жёлтым дождём прямо в сиянии октябрьского полнолуния. Вдали маячили блуждающие огоньки лесных светлячков, а впереди среди кладбищенских построек, троп и изваяний виднелись кем-то заранее зажжённые свечи.
Несмотря на обильный листопад, само место будто бы даже как-то прибрали и облагородили к их прибытию. Статуи и монументы взирали в более начищенном и ухоженном виде, ограды блестели, отражая серебристые лучи, все дверцы прикрыты, а не как обычно, поскрипывая, предоставлены сами себе.
— Всё скоро узнаешь, — с улыбкой отвечал ей юноша, плавно вышагивая по мощённой каменной дорожке среди громадных серых статуй молящихся ангелов, поставленных здесь симметрично по обе стороны главного входа, словно мифические сторожевые сфинксы, следящие за порядком.
— На этом кладбище мы ещё не были, — зачем-то подметила Анна вслух очевидную вещь, вероятно, делясь со своим молодым человеком некой внутренней тревогой, хотя прикосновение его руки хоть немного, но всё-таки успокаивало.
Сказанное притом касалось, разумеется, только неё. Ведь раз Руди привёл её сюда, то, вероятно это место молодой человек знал не понаслышке. Да и его хитрый взгляд говорил тоже самое. Оставалось лишь немногое — просто довериться любимому и насладиться лунной осенней ночью.
На шее висел аметистовый кулон в форме гранёной капли с маленькими дополнениями вокруг той же формы — сегодняшний подарок от Руди на её четырнадцатилетие, красивая переливающаяся вещица, ставшая за день, чуть ли не лучшим, что случилось.
Тем более, что друзей и подруг у малообщительной девушки было крайне немного, да и большинство тех, кто были, являлись знакомыми по сети из других городов, с кем вживую она едва ли когда-либо увидится. С родителями, как у любого трудного подростка, отношения не складывались… Дома был, конечно, торт, несколько родственников в гостях, типичные пожелания хорошо учиться и слушаться старших, немного денег на собственные нужды, уйма сладостей и изящная рамка для фотографий, куда тут же был помещён один из недавно напечатанных снимков с Руди, где он мило обнимает её сзади и щекочет подбородком её по левому виску, пока она слегка наклоняет голову.
Взъерошенные тёмные, почти чёрные волосы, рубиновая небольшая серьга в виде цветка розы в левом ухе, широкое гладковыбритое лицо, густые брови над выразительным и пронзительным взглядом — таков он почти всегда. Иногда бывает с причёской уложенной назад, иногда вообще сделает что-то в духе Элвиса с чёлкой. Не сказать, что прям стильный, но, безусловно, с чувством вкуса и не запускающий себя. Широкоплечий, крепкий и мужественный. Таким она его и полюбила за время знакомства.
— Оно старое, практически на окраине, но сейчас это самое лучшее место, идём, — вёл он её вперёд более стремительно мимо склонившихся над могилами деревьев, своими изогнутыми ветвями, с которых беспощадный ветер с хищным рвением срывал последнюю пожелтевшую листву, оплакивающих всех тех, кто лежал внутри гробов в этой земле, — Идём, что покажу!
Декоративные кресты и надгробные плиты разворачивались большим лабиринтом, в котором легко можно было затеряться. Территория была обширной, и чем лучше сквозь облысевшие кроны сюда выходил лунный свет, тем отчётливее в отблеске фигур, склепов и изваяний можно было оценить масштаб распластавшегося старого кладбища.
— Там кто-то есть, — опасливо произнесла Анна, сжав покрепче мужскую руку, поглядывая вниз по мощённым тропинкам чередующегося багряного и тёмно-серого камня.
Они как раз оказались на возвышенности, откуда была видна большая часть этого места. Рядом, по правую руку, располагались ступеньки одного постамента, по левую шли аллеи с ухоженными, но уже изрядно исхудавшими к грядущей зиме кустарниками, а внизу на перекрёстах кладбищенских дорог царила настоящая суматоха.
— Не бойся, это драугры. Ожившие мертвецы тех, кто когда-то пал в битве. Неупокоенные, дикие, дерутся друг с другом, соревнуются в силе, но нас не тронут, — улыбнулся Руди, поглядывая на полуразложившиеся трупы в древних доспехах, махавшие в дуэлях ржавыми мечами.
— И слова-то такого не знала, — хмыкнула девушка, прильнув к парню плечом, прижавшись поближе, — Это как зомби? — интересовалась она, не то веря его словам, наблюдая за полуразложившимися «дикарями», не то изрядно сомневаясь, не разыгрывают ли её.
— Нет, они нашей, вампирской породы, — мягко улыбнулся тот, пальцами левой руки обведя контур её лица и томно взирая прямо в глаза.
Осознав неладное, Анна было отпрянула от него, однако же Руди продолжал держать её за руку, не дав вот так бросить всё и убежать. Спина юной девушки похолодела, дыхание участилось, и оттого она даже подметила, что лишь она из них двоих выдыхает клубы пара в морозный ночной воздух, в то время, как вокруг лица её парня никакой подобной дымки не клубится.
— Руди пусти! — дёргала она левой рукой, — Что ты задумал?
— Ничего, — разжал он свои пальцы, так что та едва удержалась на ногах, поймав равновесие, — Просто хотел тебе всё показать, — распростёр он рукою над кладбищем, где в лунном свете виднелось куда больше, чем просто дерущиеся меж собой драугры, ищущие возможности проявить себя в бою.
— О, боже, что там? — спешно прикрыв рот, Анна фиалковым взглядом смотрела, как бледные голые и совершенно лысые тела ползают среди могил или, стоя на четвереньках, даже разрывают те руками совсем по-звериному, раскапывая свежих мертвецов и с шумным чавканьем, под скрежет зубов о кости, пожирают плоть покойников, жадно двигая своими крупными челюстями.
Если удавалось увидеть таких идеально в профиль, то в свете луны можно было узреть, что у тех изодраны или практически отсутствуют щёки и губы, что позволяло рту раскрываться невероятным охватом, а вид нескрываемых челюстей мог напугать до абсолютного паралича.
— Всего лишь «низшие», — неторопливо отвечал на это парень в чёрной кожаной куртке с косой молнией, блестящими заклёпками и шипами в эполетах плеч, — Там упыри, а там стригои, — указал он на копошащихся возле склепов зеленоватых созданий, давным-давно растерявших последние черты человеческого облика.
Эти были зеленоватого оттенка с жёстким ворсом серой шерсти на спине, словно торчащими иглами покрывавшей их туши. Черепа были неестественно вытянутыми, глаза не имели век, нос отсутствовал, оставались только впадины, как у черепа, уши были остроконечными и крупными, между пальцами наблюдались явные перепонки, но ещё кожаные складки шли примерно от локтя к области бедра, словно какие-то рудиментарные крылья. Стригои напоминали больше изуродованных летучих мышей переростков, нежели сохраняли в своём облике какие-то частицы того, кем когда-то были.
— Какие страшные, — остолбенев на месте и даже как-то спешно мотая головой, словно пытаясь стряхнуть эти видения, как страшный сон, проговорила Анна, но бежать прочь среди подобных существ уже определённо не хотела, опасаясь, что весь этот сонм упырей ринется прямо на неё.
— Они не обращённые, вот и выглядят так. Преобразуются под влиянием проклятий, колдовства и прочих обстоятельств, — размеренным тоном пояснял парень в кожаной куртке, — Я расскажу тебе более подробно, если захочешь, — протянул он снова руку, но обхватившая себя крест-накрест Анна на этот его жест не ответила, а лишь, подрагивая, глядела то вокруг на «ожившее» вторжением гостей кладбище в лунном свете, то на своего парня-старшеклассника, определённо оказавшегося вампиром.
В краткий миг стрела потока мыслей объяснила нахлынувшим и пронзительным озарением для неё, как он мог быть явным бездельником и учиться при этом сплошняком на одни пятёрки, выходя на красный диплом — наверняка прожил столько, что уже знает всё на свете, хоть в интеллектуальные викторины зови на телевидение. Понятны стали и его познания в мифологии, за время их прогулок по другим, куда более ближним к дому кладбищам, он столько интересного ей сообщал о шумерах, культуре Вавилона, Персии, Египта, о древних культах, верованиях, существах из мифологии…
— Нет-нет, — прикусила она нижнюю губу на сильном выдохе, — Каким образом?! — девушка с серьёзным взором чуть ли не требовала у него немедленных ответов, — Мы общались днём при солнечном свете много раз! Не может быть, Руди! Кругом кресты, почему ты… почему они не влияют? И я, чёрт возьми, видела тебя в зеркале у нас дома и в прихожей, — сейчас она казалась даже возмущённой тем фактом, что её парень-вампир отнюдь не соответствует всем должным канонам, а весь страх и ужас внезапно отступили на второй план над довлеющими поверх них попытками во всём разобраться.
— Вампиры существовали задолго до христианства, причём тут кресты? — усмехнулся он на это и сделал подшаг к ней, не так давно отскочившей поодаль, — Днём можно блуждать, если ты сыт, но ты теряешь при этом все свои силы. А про зеркала это вообще придумал писатель Брэм Стокер, нет ни одного поверья, где бы представители вампирского рода не имели отражения, это же просто противоречит простейшей физике. Я не призрак там какой-то, я материален, я отражаю свет, я бросаю тень, ты ж не глупая девочка, зачем веришь в какую-то притянутую за ушли лабуду?!
— Не смейся надо мной! — обиженно надула губки Анна, хватаясь пальчиками теперь за подаренный кулон.
— Надо было проверять чесноком или там… ну, не знаю, — с усмешкой качал головой Руди.
— Осиновым колом? — издала девушка истерический смешок, не зная, как на всё это реагировать, всё ещё пытаясь одёрнуть руку.
— Думаю, вонзи кол и в сердце простому человеку, он, бедолага, тоже откинется, — неторопливо проговорил юноша.
— И кого ты ел всё это время? — нахмурилась Анна с блеском ноток ревности в глазах, — Чью кровь пил? А, или ты так и питаешься? Каждые несколько месяцев знакомишься с девчонкой, а потом приводишь сюда и… Для этого я тебе, да?
— Ох, ну чего ты? Обидно же, что так не доверяешь. Сколько мы вместе? Больше года. Разве за это время исчезали какие-то девушки? Да и зачем они мне, когда теперь есть ты. А кровь уже давно поставляется донорами в принадлежащие нам больницы. Как пункт выдачи, приходишь и забираешь, что ты там себе выдумала… Ох, Анна-Анна, я привёл тебя сюда, не чтобы убить, а чтобы спасти! — заявлял ей парень.
— Чего? — продолжала хмуриться та.
— Поздняя осень, в старину последнее время, когда допускалось молодым играть свадьбу. «Волчьи свадьбы», так они звались. Я и подумал, сейчас самое время, — загадочно произнёс ей парень.
— Руди, какая свадьба ещё?! Что ты задумал? — шумно выдохнула Анна белый пар в морозный осенний воздух.
— Ты можешь освободиться от всех проблем и быть со мной в вечности, — отвечал молодой вампир, — Подумай, больше никакой школы, никаких привычных забот и проблем, ссор с родителями, никакого больше холода, — взял он её за руку, проводя по тёплым подрагивающим пальчикам, обводя жемчужное кольцо, — Уедем, куда захочешь! Хочешь, в восточную Европу? Там есть замечательные старые замки. Можем остаться, притворяться вечными школьниками…
Ветер с осенней листвой в этот раз нагонял сгущающегося с леса, окружавшего кладбище, дымку тумана на все окружающие их постройки, ограды и изваяния. Анна слышала беседовавшие голоса, видела статные силуэты обитателей ночи, глядела, как вдали резвятся дети-вампиры, прыгая через верёвку под колыбельные песни, словно в каком-нибудь фильме ужасов. Смотрела на пёстрые маленькие платья, пытаясь понять, кто они на самом деле, дети ли, проживавшие вечную жизнь или тысячелетние взрослые, застывшие навсегда в теле ребёнка.
— Они все… мёртвые? — слетел вопрос с губ девушки.
— Живее всех живых, — последовал ответ Руди, — Бессмертные! — гордо добавил он, глядя на резвящихся под раскидистым деревом на поляне у склепов ребятишек.
Высший свет, вампирская элита, жеманно общавшаяся, активно жестикулирующая в процессе обмена последней интересной информацией между друзьями резко контрастировала с разрывавшими свежие могилы упырями, глодавшими человеческие кости, скользящими по ним своим шершавым, сдиравшим всю мягкую сгнившую плоть, языком. Словно кто-то оставил свадебный торт посреди осенней слякоти, словно уцелевшая после пожара коллекция старинной одежды, красовавшаяся среди кромешного окружавшего хаоса умирающей осени.
— Волчьи свадьбы… — проговорила Анна, крепче сжимая холодные пальцы своего парня.
— Ты же всегда этого хотела, помнишь? — приобнял её за плечо Руди, — Чтобы перестали дразнить в классе, чтобы освободиться от уроков, учёбы, выбора профессии… Хотела уехать отсюда подальше. Махнём в Румынию? Прямо в Трансильванию! Ту самую, на прародину всех вампиров. Ты любишь играть на гитаре, на скрипке, старую готическую поэзию, туманы и кладбища. Там нам будет здорово, и, главное, тебе будет совершенно нечего бояться. Ни холодов, ни волков, ни местных… Пусть сами лучше нас боятся. Как видишь, нам не страшны ни кресты, ни серебро, — коснулся он цепочки подаренного кулона, — И можем даже блуждать при свете дня. Настоящие вампиры далеки от сказочных, и всё же все эти легенды рождаются не просто так. Это сила, это энергия, вечная жизнь… Возможность с земли запрыгнуть на невиданные высоты, чуткий слух, возможность видеть и слышать через стаи летучих мышей, волков и не только. А туман вокруг нас, это все наши давние предки. В каждой капле, в каждой частичке находится память поколений. Мы можем растворяться среди них и обретать себя заново. Повеселишься, развеешься, сменишь обстановку.
— Ты говоришь, словно это поездка на каникулы! Будто отпуск! Это же навсегда! На всю жизнь, слышишь? — хмурилась юная леди.
— Вечную жизнь, — улыбнулся её молодой человек.
— Я уколов-то боюсь, а ты предлагаешь обращение в вампира, — отвела взор Анна, левой рукой сжимая юбку своего лёгкого для такой погоды платья, — Это же безумно больно!
— Да, это не тонкая игла, это скользящие в две крупные глубокие раны четыре громадных клыка, вновь и вновь прорывающиеся сквозь плоть в процессе обряда насыщения, — согласился Руди, — Очень больно, но лишь раз. Один раз и более нет ни боли, ни холода, ни печалей. Переход в совершенно новую жизнь, счастливую, — провёл он по её щеке.
— В смысле четыре? — насупилась девушка, вернув свой взор в окаймлённые красным карие глаза парня.
— А нижние? Вы, воспитанные кинематографом, думаете, что у вампиров только два верхних клыка? Какие наивные… — покачал тот головой.
— Ужас какой, — выдохнула Анна, — И у меня отрастут такие же?
— А куда деваться. Это сейчас можно получать кровь в специальных герметичных пакетах, а все века и даже тысячелетия наш род вынужден был этими клыками добывать себе пропитание. Не уверен, что наша «эволюция» когда-либо пойдёт таким путём, что клыки уменьшатся или атрофируются, — усмехнулся Руди, — Но они удлиняются, прорастая из дёсен, только при голоде или сильном возбуждении. Либо при твоём собственном желании, с ними во рту крайне неудобно разговаривать, не говоря уж о том, что они могут пронзить тебе же края губ или врезаться в нёбо. Клыки для охоты, а не чтобы держать их в прикрытом рту, принцесса.
— Я начинаю понимать, почему из всех ласковых прозвищ никогда не слышала от тебя «солнышко моё», — попыталась та слегка отшутиться.
— Да уж, дневной свет определённо не лучшее, что ты будешь испытывать кожей, — соглашался Руди, — Зато одежда хорошо защищает, если не полупрозрачная. В итоге ты каждый день, словно на пляже. Печёт щёки, шею, лицо. Впрочем, ты девушка, у тебя в сумке столько всего, что пара лишних тюбиков крема и чуть больше косметических процедур для лица…
— Вообще-то, я почти не крашусь! — подметила Анна обиженно.
— Ну, тем лучше, останется просто нанести слой крема, — отвечал парень.
— Не понимаю, на что мы будем жить, — покачала та головой, — Как обращение решит простые человеческие проблемы? На какие деньги покупать эти крема? — взглянули озадаченные фиалковые глаза вновь в лицо молодого вампира.
— Да, не переживай, — снова улыбался тот, — Тут у всех свой путь. Одни сколачиваются в банды байкеров и колесят по миру, путешествуют. Хочешь повидать разные страны? Другие предпочитают оседлый образ жизни, сварганив в каком-нибудь поместье уютное гнёздышко. Моё приглашение присмотреть европейский замок всё ещё в силе. Третьи всерьёз устраиваются на какую-нибудь ночную работу. Бармен, вышибала, танцовщица…
— Руди, я не собираюсь… — прикрикнула Анна.
— Ты не волнуйся ни о чём, я о тебе позабочусь, — заверял парень, поглаживая жемчужные волосы избранницы, поблёскивавшие в лунном свете, — Я и днём могу работать, пока ты спишь, мне не так нужен отдых. Можно вообще спать только по выходным. Деньги не всегда нужны, что нам сделают? Придём в дорогой ресторан, сбежим, когда выставят счёт. Наведём шороху. Будем, как Бонни и Клайд.
— Руди, они плохо кончили, — с серьёзным видом напоминала девушка.
— Ну, они ведь не были вампирами, — самодовольно ухмылялся тот.
— Бросить всё и колесить с тобой по Европе, осматривая замки, — произносила и сама не верила своим словам Анна, покачивая головой, в которую просто не укладывалось всё открывшееся этой ночью.
— Как вариант, — неторопливо отвечал ей парень.
— И давно ты…, — потупила девушка глаза.
— С восемнадцатого века, с тысяча семьсот шестнадцатого, — понял он суть вопроса, — Не лучшее время, дворцовая скука, хотя для нас по сути век важнейший — объединение и образование Великобритании, а на фоне гремели война за «испанское наследство» и Северная война — всё и сразу в начале века. Тогда столькие гибли! Мне просто повезло обрести вечность, — отвёл он взор своих карих глаз, всем видом показывая, что о тех временах вспоминать ему не слишком приятно.
— Ох, расскажешь как-нибудь подробнее, надеюсь, — прильнула к нему девушка.
— Если захочешь, конечно, — без особого энтузиазма произнёс Руди в ответ.
— Почему их тут так много? — выглядывала сбоку из-за плеча юноши Анна, оглядывая вампиров, гулявших вниз по аллеям мрачного места.
— Я же говорил тебе, что кладбище старое, почти на окраине, хорошо удалено. Здесь не бывает ночных посиделок вот таких ребят в коже, — погремел он своей рокерской курткой, — Не шастают разные культисты-сатанисты. Тихое спокойное место. Хоронят из ближайших районов города, иначе бы «низшие» не ошивались, — подметил он, — А наши с окрестностей сбредаются погулять под полной луной. Дружеские компании, приятные беседы, ничто человеческое не чуждо, — усмехнулся Руди.
— Раз не боимся крестов, что если придти ночью в церковь и показать свои клыки? — отчего-то спросила Анна.
— Ха, а ты умеешь развлекаться, — проговорил в ответ парень, — Напугаем до полусмерти, заставим священника что-нибудь причитать, всюду лить святую воду. Кстати, вот с ней лучше не связываться. К крестам она отношения не имеет, а вот ритуал очищения и освящения воды по сути сродни колдовству. У церкви, все века борющейся с ведьмами, вообще немало перенятых ритуалов, я тебе ещё и не такое расскажу, — обещал он, — А всё почему? Да чтобы конкуренции не было, ведь если все будут ходить к чародейкам и ворожеям, никто не будет ходить молиться в церкви. Средневековые конфликты — средневековые методы.
— Значит, выпьешь святой воды и умрёшь? — удивлялась Анна.
— По крайней мере, пробовать бы такое вытворить после обращения я бы тебе не советовал, — заметил ей Руди.
Анна вздохнула, смущённо потупив взор. Принять решение сейчас означало сделать шаг в неизвестность. Вампирская жизнь явно весьма отличается от того, как её рисует популярная культура. Отказаться или попросить подождать означало вернуться опять в свою рутину, словно очнуться от красивого сна. Снова учёба, домашние склоки, попытки спастись и обрести себя под гитарную музыку и вот эти прогулки по кладбищам. Почему бы и вправду не бросить всё и не уехать, вырвавшись из клетки, разбить сгустившуюся скорлупу, как прекрасная бабочка тесный кокон.
— А почему именно это место? — огляделась девушка, взлетая взглядом вверх по ступенькам постамента, вверху которого покоился памятник в виде просторной ложи, украшенной позолотой виноградных лоз и крупных гроздей.
— Уютное местечко, памятник Рамину-гедонисту за его же собственный счёт, был такой богатей тут в начале века. Не из наших, зато, как пример жить на всю катушку и брать максимум удовольствий вместо того, чтобы страдать в серой рутине. У него, правда, к тому были и средства и возможности, не все так могут, — отвечал Руди, — Зато мы с тобой можем залезть туда, устлать ложе мягкими подушками и бархатным покрывалом, забыть обо всём на свете, нежиться, греться, придаваться любви и распахнуть для тебя двери в новую жизнь.
— Мы целоваться-то начали всего два-три месяца назад, — смущалась Анна.
— На то и новая жизнь, — проговорил юноша, — Чтобы больше никогда уже не было боли и страданий, — прижал он возлюбленную к себе покрепче.
— Ты выбрал самый необычный способ затащить девушку в постель, да ещё и не свою, — подметила та.
— Видишь моё левое ухо? Если б я не пронзил его до обращения, в нём нельзя было бы носить серьгу. Оно бы постоянно зарастало прямо вместе с металлом, это было бы невыносимо. Неистовая регенерация. Не страшны ни пули, ни лезвия, — перечислял Руди.
— Ага, только осиновые колья, — отшучивалась прижимавшаяся Анна, — И с чего вдруг в восемнадцатом веке мужчины носили серьги? Я думала, это мода из девяностых, — фыркнула она недоверчиво.
— О, это всё Викторианская Эпоха виновата, — отвечал он, отмахиваясь, — Как в июне тысяча восемьсот тридцать седьмого королева Виктория взошла на трон, так в скором времени и появился строгий свод правил внешнего этикета: закрытые платья, длиннющие юбки, никаких серег у мужчин и так далее. В мои годы и деревенский кузнец по три кольца в левом ухе носил, знаешь ли.
— Как интересно, — усмехнулась Анна, — Почему в школе не могут преподавать историю также? Самый скучный предмет ведь в школе. Ничего дельного не расскажут…
— У нас с тобой будет вечность проникнуть во все исторические тайны, принцесса, — неторопливо поглаживал Руди её по мягким переливающимся волосам.
— Не думала я, что так быстро выйду замуж, — вздохнула девушка, подняв взгляд к небу, а лунный свет как раз перешёл в эту часть кладбища и освещал в лучшем виде ложе-памятник с поблёскивающим виноградом, а в это время раздался треск рвущейся одежды, заставивший её вздрогнуть и сильнее прижаться, — Что ты делаешь?
— Эти тряпки тебе больше не нужны. У тебя будут шелка, бархат, я подготовил для тебя наверху замечательное сине-сиреневое платье в тон глаз с позолотой у плеч и на поясе, — говорил он, буквально срывая с девушки одежду движением крепких пальцев.
— Руди, ну, не при всех же… — смущалась юная леди.
— Мы на возвышенности, а они там, внизу, придаются своим прогулкам, вину и болтовне. Им нет дела до нас, а ты можешь забыть здесь обо всём кроме меня, — поцеловал он нежно её в шею и вскоре сделал шаг вверх по лестнице, держа за руку и оглядываясь на свою раздетую спутницу, плечами скидывая кожаную куртку на ступеньки.
Лик полной луны бесстыдно любовался молодыми формами Анны, скользя по её нежной коже, омывая своим светом все изгибы юного тела, а она готовилась сделать важнейший шаг в своей жизни, словно грань разделяющий всё, что было до и то, что теперь будет после.
— Волчьи свадьбы… На кладбище, ночью, без священника, — шептала она, пытаясь всё осознать.
Туман становился гуще, плотно обхватывая каменные стены могильных склепов, скрывая от чужих глаз орнаменты, вытесанные бюсты, фигуры горгулий и прочие детали их старинной и красочной архитектуры, омываемой поздним осенним листопадом в преддверии скорых морозов и последних дождей.
Где-то вдали слышались детские считалочки и хор голосов, распевающий колыбельные песенки, на перекрёстах беседовали небольшие компании красиво разодетых мужчин и женщин разных лет, среди могил сновали одичавшие бледные ползуны и пучеглазые уродливые вурдалаки, копошащиеся в земле в поисках недавно зарытых трупов.
— Смелее, — поглаживал Руди её пальцы, с улыбкой глядя в девичьи фиалковые глаза, — Разопьём вино, — показал он небольшую бутылочку, зато весьма дорогой марки, припрятанную всё это время под курткой в правом кармане чёрных джинсов, — Это притупит боль и раскроет сознание. А потом я унесу тебя прочь сладостным водопадом. У тебя будет всё: фрукты, напитки, роскошь… Я наконец-таки нашёл в этом мире для себя родственную душу. И раз уж ты ответила взаимностью, смогла полюбить меня такого… Таким, какой есть, то я уж постараюсь более ни в чём тебя не разочаровывать. Идём, принцесса, пока луна освещает наш путь. Простись с прошлым, откройся будущему. Я с тобой, я рядом, — поглаживал он её пальчики, ведя к ложу, как к алтарю, — Всё будет хорошо.