Рождественская песнь Энди Моррисона

— С Рождеством и Новым годом!

Прямо перед моим носом взорвался сноп фольгированных искр. Я покосился на настенные часы. Стрелки лениво приближались к полудню.

— Тебя что, Мерси покусала? Ты видела, сколько сейчас времени? — я вытащил из бороды шуршащие звёзды и пропустил внутрь племяшку.

Энджи поставила на засыпанный конфетти пол яркие пакеты и сняла с себя ядовито-голубой пуховик, что в одно мгновение превращал её в жирную гусеницу.

— Самое время для веселья, разве нет? — рыжуха поправила зелёную мишуру на шее, служившую ей шарфом.

Я выглянул за дверь, в глубине души надеясь, что декабрьское солнце не расплавит мне черепушку, и огляделся.

— Разве ты сейчас не должна быть с Уиллом? — я закрыл за племяшкой дверь и скрестив руки на груди, глянул на неё со всей строгостью. — Сбежала от сыночка?

Если Энджи и вправду сбежала от Уилла, то где-то между англичашкой и нами успела побывать на званом вечере. Вместо привычной футболки и джинс на рыжухе блестело коктейльное платье, переливающееся, словно чешуя пьяного дракона. На ногах, правда, оставались все те же старые добрые берцы, но на них красовались наклейки с ёлочками. Рыжие лохмы убраны в элегантную причёску, а на лице…

— Это что? Боевая раскраска? — ужаснулся я.

— Во-первых, я не сбега́ла от мистера Уильяма. Он отменил занятия, так как у них с мисс Рэйчел какие-то важные дела, — Энджи скинула с ног ботинки. Видимо, разумно рассудила, что тащить в дом снежное месиво не стоит.

— Променял родную мать на подружку. Срамота, — я театрально прижал руки к груди и закатил глаза.

— Во-вторых, — продолжила Энджи, игнорируя мой выпад, — это не боевая раскраска, а лёгкий макияж.

Энджи подхватила свои пакеты и устремилась в гостиную. Я вяло поплёлся следом.

— Лёгкий? Да у тебя рот выглядит так, словно ты успела кем-то перекусить по дороге сюда.

— Ничего вы не понимаете в современной моде, — буркнула Энджи.

— И горжусь этим, — я выпятил грудь вперёд и чуть не налетел на резко остановившуюся племяшку. — Ты чего хотела-то?

— А где всё? — Энджи обвела взглядом комнату и посмотрела на меня с полным непониманием происходящего.

Я отвечал ей тем же.

Гостиная в новом доме Прайда была куда просторнее прежней и обставлена кучей удобной мебели: диван, софа, пара кресел, ковёр с пушистым ворсом, круглый журнальный столик и самый настоящий камин. И это помимо всякого рода красивых финтифлюшек, которые создавали атмосферу уюта в доме немёртвых. Чего ещё хотел от меня этот Рыжий Ангел?

— Вроде всё на месте.

— Где ель?

— Обычно они растут в лесу.

— Я имею в виду, почему у вас нет ёлки?

— На кой мне сдалось дохлое полено посреди гостиной? Здесь и так нежити хватает.

— Так Рождество же! — последние слова Энджи выкрикнула так, словно это должно́ было объяснять все нераскрытые тайны мироздания.

Я вздохнул и засунул руки в карманы плаща.

— И?

Моё ледяное безразличие заставило Энджи опешить.

— Праздник же, — уже не столь уверенно произнесла племяшка.

— Какое мне дело до церковных вечеринок?

На лестнице послышались шаги. Судя по всему, голос Энджи таки разбудил обитателей дома.

— Но это же Рождество! — к рыжухе вернулся былой запал. — Вкусная еда, весёлые конкурсы, подарки. Это же самый светлый праздник в году.

— Вот именно, — на ступенях показались мои дети, внимательно слушающие наш разговор, — светлый. А мы, на минуточку, вампиры, существа иного порядка. Зачем я буду отмечать день рождения Его сына?

— Так традиции же! — не унималась Энджи.

Прайд присоединился к нам в гостиной, заняв диван с софой. Ева с любопытством подбежала к пакетам Энджи и сунула туда свой маленький носик. Я лениво плюхнулся в ближайшее кресло.

— Традиция, которой нет места в этом доме.

— Это же чистой воды бред! — Энджи выпрямилась во весь свой рост, скрестила руки на груди и уставилась на меня тяжёлым взглядом алых глаз. Теперь передо мной стояла не девочка-подросток, а настоящий Апостол, готовый отстаивать свою точку зрения.

По опыту прожитых — да и умерщвлённых лет — я знал: спор двух Моррисонов источник бесконечной энергии, упрямства и толстолобости, способный подпитывать сотни вечных двигателей. В нашей семье это в крови. И Энджи унаследовала все черты прошлых поколений.

— Вы ведёте себя неразумно, — Ангел попыталась воззвать к моему здравому смыслу. Ну, удачи ей. — Да, мы вампиры. Но я прекрасно помню, благодаря кому мы появились и для чего существуем. В праздновании Рождества нет ничего смертельного.

— Но и обязательного тоже, — я пожал плечами. Спорить с племяшкой абсолютно не хотелось, но она не оставляла мне выбора.

— Ладно вы упёрлись и не хотите отмечать католический праздник, но вы же и семью лишаете торжества! — Энджи обвела рукой Прайд.

Я усмехнулся и стал поочерёдно показывать на своих детей.

— Буддист, — отозвался Макс.

— Иудейка, — проговорила Серах.

— Мусульманка, — перевела Меган жесты Роуз и, пожав плечами, добавила про себя: — Атеистка.

— Выкуси! — я победно усмехнулся.

— Вы сущий ребёнок!

— Лучше быть ребёнком-переростком, чем занудой.

— Я не зануда, я просто не хочу терять связь с нашим человеческим прошлым, — топнула ногой Энджи.

Теперь уже и мои глаза налились багрянцем, и я резко встал с кресла.

— Но мы НЕ люди! Запомни уже это раз и навсегда! — я непроизвольно оскалился. — Прими и успокойся!

— Я принимаю себя вампиром! — здесь уже клыки блеснули у Энджи. — Но и то, что я когда-то была человеком, я забывать не намерена! Вы, видимо, и позабыли, что значит быть человеком, но можете ли вы то же самое сказать о них? О Еве, которая способна жить в полной мере в обоих мирах?

Рыжуха крепко обняла Еву и продолжила:

— Вы пытаетесь закрыться от людей, от мира с их суетой, страхами, мечтами и желаниями. Но вы никогда не сможете этого сделать. Не могли в прошлом, не сможете и в будущем. И отмахиваться от традиций, которых в вашем же Прайде полно́, глупо, беспечно и опасно!

От напряжения в воздухе можно было подорвать дамбу, но даже её воды не смогли бы остановить весь этот накал страстей. Прайд был на низком старте разнимать двух Апостолов. Но этого не потребовалось.

— Я сам для себя решу, что я могу, а что нет. И я в этом цирке с гирляндами и поздравлениями участвовать не собираюсь!

Я развернулся и направился к входной двери.

— Ну и идите к чёрту, старый вы Скрудж! — бросила со злобой и обидой Энджи.

— Если я Эбенизер, то пусть меня навестят его грёбаные духи!

Дверь с грохотом захлопнулась, заставив дребезжать не только повисшие сосульки, но и нервы.

***

Разругавшись с Энджи и эпично хлопнув за собой дверь, показывая насколько я несогласен со всем вышесказанным, я не учёл одну ма-а-аленькую деталь. От разговоров с племяшкой я сбежал на светом залитый день. Да, Индианаполис — это вам не юг Калифорнии и пускай солнце здесь — особенно зимой — не самый частый гость, но проветривать голову в разгар дня разгуливая по городу — хреновая идея. Так что накинув на черепушку свой излюбленный шарф-капюшон и замотавшись им по самые уши словно прокажённый, я засунул руки в карманы плаща и двинулся вниз по улице.

Новый дом Прайда располагался в другой части города и выходи́л окнами на парк Игл Крик, что довольно далеко от прежнего места обитания, и этот район кардинально отличался от центральных улиц. Вместо высоток и близко посаженных частных домов, в этом пригороде всё было словно с картинки продажной брошюры: дворики с ухоженными газонами, живые изгороди, припаркованные у гаражей семейные автомобили и череда одинаковых домишек из красного с белым кирпичом. Тихое и уютное место, что прекрасно скрывало за своими закрытыми дверями семью вампиров. Да, тихое и уютное.

Обычно. Но не сейчас.

Жители Хантерс-Грин и прочих близлежащих улиц словно с ума посходили и устроили массовое соревнование в превращении своих жилищ в филиалы Деревни Санта-Клауса. Обвешанные гирляндами так, что явно создавали помехи для спутников на орбите, дома искрились духом Рождества, со всеми этими надувными оленями, снеговиками, разжиревшими Никами и прочей лабудой. Готов признать, что на фоне всего этого психоделического безумия, дом Прайда без единой лампочки на крыше, смотрелся немного вызывающе. И до прихода Энджи меня это не волновало. А теперь…

Я зарычал сквозь вязанное забрало, отпугнув одного из соседей, что явно намеревался поздравить меня с наступающим праздником, но быстро передумал, свернув на другую сторону улицы.

Mo chreach!

Как эта пигалица вообще смеет мне что-то высказывать? Что она обо мне знает? О моей жизни, прошлой и нынешней? Да ни черта она не знает!

«И кто в этом виноват?»

Я замер на месте и со всей силой потряс головой. Что-то у меня совсем крыша едет от всех этих нервов. Внутренний собеседник подозрительно походил голосом на мою покойную жену. Чувствую, надо скорее сваливать с этой цветастой периферии праздника в сторону недостроек и промышленных центров.

Я свернул на соседнюю улицу и двинулся к коттеджу, что по словам соседей был на стадии «вот-вот закончим, осталось только крышу положить» уже третий год к ряду. Надеюсь, хоть там я найду успокоение для своих бегающих нервишек.

Как только я проник на территорию стройки, то сразу понял, что покой мне не светит. Со стороны подвала чувствовалось чужеродное присутствие и сдаётся мне, это были не рождественские эльфы. Я скользнул к подвальному входу, приоткрыл дверь и в нос тут же ударил знакомый запах разложений. Кто бы там внизу ни был — а я догадывался, кого мог там застать — обитает он здесь уже приличное время. Как только соседи ещё не почувствовали всю эту вонь?

Медленно спуская по лестнице, я вглядывался в темноту помещения. Тут и там валялись раздроблённые кости и целые скелеты с ошмётками кожи и шерсти. Ни единого человеческого, но вот на зоомагазин трупов хватит. В центре этого кровавого лежбища мирно посапывало нечто сильно напоминающее то ли гигантского паука, то ли не менее гигантскую косматую голову на ножках. Хотя про гигантскую я немного преувеличил. Так, размером с ротвейлера. Это, конечно же, не делало мордлака менее опасным. Интересно, как он здесь оказался и как давно? Судя по останкам животных, он охотился здесь как минимум месяц. Здесь же вспомнились объявления о пропажи домашних животных, которых за последние дни стало ещё больше. Теперь понятно, куда девались все эти Тыковки и Тайсоны.

Mo chreach!

Как только я мог проглядеть у себя под носом этого выродка адской клоаки? Либо старею, либо нужно лучше выполнять свою работу. Предпочту старость халатности. В любом случае я собирался исправить это досадное недоразумение. И как удачно, что тварь так сладко спала — будет проще вырвать ей внутренности.

Ступенька под ногой предательски скрипнула. Да, как в типичном кино с кабельного.

Я глянул на мордлака. Мордлак смотрел на меня десятком зубастых глаз.

Mo chreach!

Мордлак резко дёрнулся в сторону и заскакал по стенам, полу и потолку как теннисный мячик, способный откусить тебе голову. И судя по его бешеной траектории, это он и собирался провернуть со мной. Я скользнул вниз, уклоняясь от атаки и попытался перехватить этого попрыгунчика, но гадёныш оказался куда ловчее, чем я предполагал. Он продолжал уворачиваться от моих попыток схватить его, расшатывая основание дома. Со всех сторон в воздух летела пыль и ошмётки древесины. Кроме того, мордлак ускорялся с каждой минутой и мне это не нравилось. Совсем. Я, конечно, быстр и ловок, но и у меня были пределы возможностей. А вот у этой скотины они не наблюдались. Не удивлюсь, если в какой-то момент он воспламенит от такой скорости.

А это идея!

Уворачиваясь очередной раз от жуткого мячика, пытавшегося откусить мне в руку, я успел найти взглядом нужный мне инвентарь.

— Эй, ты, бладжер-переросток! — показалось или тварь действительно прислушалась ко мне? Видимо, она не привыкла, что жертвы с ней разговаривают. — Pogue mahone!

С этими словами я похлопал себя по заднице. То ли мордлак оскорбился, то ли по достоинству оценил предполагаемую закуску, но траекторию он подправил так, как мне было нужно. За долю секунд я врубил свои силы на максималку и стоило твари приблизиться, как я пробил им двенадцатия́рдовый в стену с электрощитом. Дом хоть и был не достроен и в запустении, но электричество сюда поступало исправно.

Подвал буквально трясло от трепыханий мордлака, а искры с шерсти летели во все стороны, угрожая спалить не только его самого, но и весь дом. Я подхватил ближайшую кость, обглоданную глазастыми зубами до пугающей белизны, и всадил её в тело пожирателя комнатных собачек. Мордлак дёрнулся последний раз и обвис.

— Получай, Tolla-thon, — усмехнулся я.

В ту же секунду тело мордлака взорвалось. Сверху послышался подозрительный треск. А дальше наступила темнота.

***

— Подъём, Маска.

Я открыл глаза. Перед самым носом блестели знакомые мыски берцев и когтистые лапы размером со сковороду.

— И тебе не хворать, Мерси, — я попытался встать, но перед глазами танцевали самбу мультяшные птицы. — Какого дьявола ты здесь забыла?

— Где здесь, Маска? — усмехнулась Мерси и как-то от этого смешка меня пробрало холодом.

Меня? От Кровавой? Да ну, бред.

Так и оставаясь в позе табуретки с дико саднящим затылком, я огляделся. И не увидел ничего. Вообще. Буквально. То, что раньше было захваченным мордлаком подвалом недостройки, сейчас представляло собой бесконечное ничто.

Mo chreach!

— Что за шутки, Кровавая?! — я пересилил шум в ушах и поднялся.

Мерси и Зубоскал как ни в чём не бывало стояли посреди серой пустоты, абсолютно её игнорируя.

— Никаких шуток, — Мерси улыбнулась, обнажив ровный ряд белоснежных зубов. Минуточку. Зубов? А клыки куда делись? — Просто кое-кто упёртый осёл, которого следует направить на путь истинный.

— Ты что, обдолбалась там в своих клубах? Говори уже, что это за место и что вы здесь забыли? Вы же были на побережье, — я стал внимательно вглядываться в пустоту, надеясь найти хоть что-то, но ощущал себя мимом в стеклянной коробке.

— Мерси Браун и Цви Унголдь всё ещё на побережье, — небрежно бросила Мерси и я замер.

— Не понял, — я медленно развернулся. — В смысле вы всё ещё на побережье?

— Не тупи, Маска. Мы не они, — Мерси потрепала за ухом довольного Зубоскала.

Я скрестил руки на груди и оскалился.

— Ну если вы, не они, то кто же? Просвети меня.

— Духи минувшего Рождества, — гордо заявила Мерси.

Я заржал.

— А я ведь почти поверил тебе, — я вытер набежавшие от смеха слёзы и вновь приступил к поиску выхода из этой задницы вселенной. — Тебе пора прекращать смешивать «Кровавую Мэри» один к одному спирта и виски. Оригинальный рецепт явно был не таким.

Мерси и Зубоскал переглянулись. И вот здесь начались странности, которые я не мог объяснить любовью сестры к спиртосодержащим напиткам: Зубоскал встал на задние лапы, выпрямился; его конечности, хвост и пасть втягивались в торс; шерсть осыпалась клочьями и превращалась в прах, так и не коснувшись земли. Не прошло и пары секунд, как передо мной стоял знакомый мне Цви. Более того, не в чём мать родила, светя своей задницей направо и налево, а в джинсах и косухе на голый торс.

— Для Духов Рождества рожи у вас мерзковатые, — констатировал я.

— Все претензии к твоему сознанию, — заметила лже-Мерси. — Именно оно выбрало для нас такие обличья.

— У меня есть пара вопросов, — я улыбнулся. Когда представится ещё такая возможность? — Почему небо синие? Если снег вода, то почему он имеет форму? Если Серебряный город стоит на облаках, то куда он девается в безоблачную погоду? А яблоки в карамели будут?

Выпалил я, хлопая в ладоши, как дошкольник на ярмарке сладкой ваты.

Лже-Мерси и лже-Цви схватились за головы. Хоть они и были подделками, но вот ярость в мою сторону была вполне правдоподобная. Почти как у оригиналов.

— А если серьёзно, то что вам от меня надо? — я попытался воззвать к силе, но там никто не ответил.

— Даже не пытайся, — лже-Мерси легко прочла причину моего замешательства. — Здесь твои фокусы не работают. Только наши.

— Ла-а-адно, — уточнять, где это «здесь» я не стал, а просто засунул руки в плащ и надул щёки. — Но вопрос не меняется.

— Кое-кто решил, что тебе следует дать шанс.

— Какой шанс?

— Не стать чудовищем.

— Если ты не заметила, я уже чудовище, — я показал на клыки. — Но ты не заметила, потому что у тебя клыков нет. Почему, кстати?

— Нашей братии не пристало носить маску падших, — пожала плечами лже-Мерси.

— То есть облик блохастого отеля норм, а для клыков вы слишком гордые? — усмехнулся я и встретился с недовольным взглядом лже-Цви. — А молчит он как оригинал.

— Потому что ты понятие не имеешь, как оригинал разговаривает.

— Занятно. Так что там про чудовище и шанс?

— Хоть ты и вампир, но там решили, — лже-Мерси ткнула наманикюренным пальцем вверх, — что ещё не всё потеряно. Но может пойти через задницу, как это часто у тебя бывает.

— А ты разве не должна быть милой? — я скептически оглядел лже-Мерси, с ног до головы увешанную в черепа и кресты. — Во всех фильмах именно так.

— Какой клиент, такие и духи, — лже-Мерси пошла прочь. Лже-Цви жестом пригласил меня следовать за ней. Наша развесёлая компания двинулась в сторону воображаемого горизонта.

— По этой же причине вас двое? — спросил я спустя сто тридцать пять шагов. По времени здесь было тяжко ориентироваться.

— И это тоже. А ещё нас сроки поджимают, — лже-Мерси остановилась и начала рыться в карманах. Остановились и мы с лже-Цви.

— Сроки? — я с любопытством огляделся. Это место ничем не отличалось от предыдущей нашей локации. Если мы вообще куда-нибудь двигались.

— У старого скупердяя было несколько дней, а для лысого ублюдка на всё про всё несколько часов, — лже-Мерси наконец нашла что искала.

В её руке показался сверкающий золотом витиеватый ключ с остролистом вместо головки. Лже-Мерси вставила его в пустоту перед собой и несколько раз провернула против часовой стрелки. Пустота отворилась перед нами сияющим дверным проёмом.

— Я, пожалуй, здесь постою.

В тот же миг мне в спину прилетел лохматый таран, зашвыривая в открывшийся проход.

— Удачной посадки, Маска! — за спиной раздался смеющийся голос лже-Мерси.

***

Я чувствовал себя Алисой. Как и героиня Кэрролла, я всё падал и падал в кроличью нору. По крайней мере, именно так это бесконечное нечто ощущалось — как грёбаная дырка в земле. Надеюсь, что она хоть не окажется сточной. Не знаю, сколько я так падал в неизвестность, секунду или миллиарды лет, но посадка оказалась резкой и такой же твёрдой, как и в любом материальном мире. Потирая ушибленную челюсть, я поднялся с паркетного пола, застланного пушистым ковром. Интересненько.

Меня окружала роскошная обстановка: светлые панели на стенах, переходящие в изысканные обои с витиеватым рисунком; огромный камин из настоящего камня; пара кресел и софа с красной обивкой и резными спинками с подлокотниками; журнальный столик из массива дерева, на котором красовался дорого́й чайный сервиз. И всюду были свечи, остролист, расписные фигурки, гирлянды и, конечно же, над всем этим возвышалась пушистая ель, буквально дурманящая своим ароматом. Но не обстановка была самым странным во всей этой композиции, нет. А вот пожилая пара, уютно устроившаяся в креслах и девочка лет семи у ели меня немного напрягали. Чем, спросите вы? Как минимум тем, что они были обездвижены. Словно замёрзли или застыли, как кадр проигрывающегося фильма.

Я пнул край ковра. Шевелится. Может я проломил себе таки череп, пока падал?

— Что-то не припомню такого в своём прошлом.

Из-за спины вышли лже-Мерси с лже-Зубоскал.

— А при чём здесь ты?

— Разве вы не должны мне показывать моё прошлое?

Лже-Мерси пожала плечами и надула пузырь жвачки, громко лопнув его кончиком ногтя. Старички и девочка как по волшебству ожили и зашевелились.

— Ты его и так помнишь. И именно оно привело нас к тому, что мы имеем. Нет, было решено показать тебе их прошлое.

— Чьё?

Скрипнула дверь. Лже-Мерси кивнула на вошедшего.

— Макс?

— И он лишь первый. А теперь заткнись и смотри внимательно.

И я смотрел. Чувствовал я себя при этом зрителем на записи какого-нибудь ситкома: пустое тёмное пространство и лишь съёмочный павильон, с его полом, потолком, стенами и даже окном, выходящим на оживлённую улицу — интересно, там действительно сейчас проехал красный Mini Cooper или это запись, которую пустили на стекло? — подсвечивался каким-то внутренним светом. Сейчас я даже не удивился бы появлению камер и суфлёру с табличками «смеяться».

Тем временем Макс уже успел поприветствовать стариков поцелуями в щеку и сейчас обнимался со смеющейся малявкой.

— Где-то я их уже видел, — я почесал бороду, пытаясь максимально напрячь мозги. Что-то меня во всей это сцене напрягало.

— Я знала, что ты идиот, но не думала, что настолько, — лже-Мерси покачала головой и ткнула в ближайшую фотку на камине.

Молодой Макс, совсем ещё пацан, в обнимку с немолодой уже парой.

— И что мне это должно́ было дать? — я скептически глянул на Духов.

— Включи мозги, Маска. Это его родители!

— Так вот, как выглядел бы Макс, если не стал вампиром, — я усмехнулся, переводя взгляд с лысого отца на полную мать. — Смерть пошла ему на пользу.

— Вряд ли они с тобой согласятся, — заметила лже-Мерси, наматывая на палец растянутую жвачку.

Глядя на то, с какой нежностью и любовью старички смотрели на своего отпрыска нетрудно было догадаться, каким же ударом для них стала его гибель. Да и мелочь, что висла на шее моего безопасника, явно пролила не одну пинту слёз.

— Не помню, чтобы Макс упоминал дочь.

— Это его сестра, — укоризненно заметила лже-Мерси.

— Про сестру тоже не слышал.

— Ты хоть что-то знаешь о своих детях?

Я пожал плечами.

— Не спрашивай, не говори. Мы не лезем под шкуры друг друга.

— Это не значит, что ты не должен интересоваться жизнью, пускай и прошлой, своих близких, — пренебрежительно глянув на меня, произнесла лже-Мерси.

— Нет, — я стал сама серьёзность. — Это значит, что мы готовы выслушать, но только когда он или она сами готовы раскрыться. Мы слушаем и слышим, а не выбиваем признание.

Лже-Зубоскал одобрительно, по крайней мере выглядело это как одобрение, кивнул лохматой мордой. Лже-Мерси молча отвернулась, надула очередной пузырь и смачно лопнула его, забрызгивая ошмётками мой плащ.

— Эй! Ты знаешь, сколько стоит химчистка?!

На съёмочной площадке раздался дверной звонок и Макс поспешил встречать гостя.

— А этого лживого хмыря я знаю, — верхняя губа дёрнулась, обнажая клыки.

— Спокойно, Пуччини, это лишь воспоминания, — душка Дух похлопала меня по плечу и окружающее пространство легло на меня свинцом.

Вошедшим оказался знакомый мне упырь — и не в смысле один из нас, а по внутренней гнили — являющийся напарником Макса и его палачом по совместительству. Этот Trusdar улыбался во все свои тридцать два, а семья Макса принимала его как родного: обнимали, пожимали руку, хлопали по плечу и всячески проявляли своё радушие, даже не подозревая, какой мразью был их гость.

— Что этот Leam-leat здесь забыл?

— Как видишь — поздравляет с Рождеством, — лже-Мерси показала на пакеты в ярких обёрточных упаковках.

Собравшиеся и правда подошли к главному, а именно обмену подарками. Красочная обёртка разлеталась по сторонам, обнажая содержимое многочисленных коробок. Твидовый пиджак, портмоне, элегантная сумочка и прочие типичные подарки любящей семьи. Хотя вот вязанный кролик-брелок ядрёного розового цвета и с повисшим ухом сильно контрастировал на фоне чопорных английских приблуд. У сестры Макса определённо чувствовался вкус.

— Завидуешь? — поинтересовалась лже-Мерси, заметив, что я не спускай взгляд с происходящего.

— Поражаюсь фарсу происходящего, — пожал я плечами.

— Ну и где здесь фарс, умник? — лже-Мерси стала активно работать челюстями, подготавливая розовую массу для очередного пузыря.

— Не пройдёт и месяца, как этот Blaigeard пустит пулю в грудь своему «лучшему другу».

— Да, — не стала спорить Дух, — но это будет потом. А сейчас они счастливы. Искренне и чисто. Ты думаешь твой Максимилиан, что улыбается здесь и сейчас так, что софитам тошно, жалеет об этом самом дне? Обо всех тех счастливых днях?

Я мог ответить этой бракованной подделке, но не стал. Я точно знал, что Макс сожалел о крысе под боком. Узнал об этом в тот момент, когда новенькие клыки моего младшенького впивались в глотку предателя. Но я не мог с уверенностью сказать об этих днях, когда они все были большой, дружной семьёй. И знаете почему? Потому что за пять лет в посмертии я ни разу не видел на лице у своего англичашки такой улыбки. Нет, лыбится-то он часто, но вот так широко и от всей души — ни разу.

— Кроме того, — словно между делом бросила лже-Мерси, — ты правда думаешь, что твой сын так глуп, чтобы не заметить очевидного?

Как по команде режиссёра, свет в студии приглушили и лишь один софит выхватывал из обстановки две мужские фигуры. Подкрутили и громкость звука.

— Марк, хватит заливать в себя глинтвейн, — Макс перехватил руку напарника с очередной порцией горячительного напитка. — Нам нужно серьёзно поговорить.

При этих словах Макс вытащил из кармана какой-то клочок бумаги и крепко сжал его, но разговор интерполовцев был нагло прерван обнимашками со стороны сестры. Маленький смерч буквально запрыгнула на предателя и повисла у того на шее, обхватив её, как коала ствол дерева.

— Ох, красотка, поаккуратнее. Мне ещё пригодится моя шея, — предатель шутливо поцеловал девчонку в щеку и обернулся к тому, кого убьёт совсем скоро и добродушно спросил: — Это что-то важное или дело ждёт? Боюсь, меня не отпустят до самого утра.

Макс улыбнулся в ответ. Тепло, чисто и слегка печально.

— Ждёт, — и клочок бумаги вернулся в карман.

Студию осветили лампы, а звук сошёл на нет. Макс, вся его семья и чёртов Trusdar продолжали праздновать светлый праздник, а я же погрузился в тёмные мысли о том, как мало я знал о своём сыне.

— Не важно, что будет потом, важно, что есть в данную минуту, — вмешалась в мои размышления лже-Мерси. А есть счастье и тёплые моменты, что будут согревать душу не один десяток лет, — высокопарно выпалила она и надула очередной пузырь.

— Может ты хоть сейчас не будешь…

Пристыдить взбалмошного Духа я не успел. Лже-Мерси лопнула пузырь и вместе с его розовыми кусочками в темноту неизвестности полетел и я, оставляя двух ухмыляющихся Духов у себя за спиной.

***

Как и в прошлый раз, посадка была не из приятных. Выплюнув кирпичную крошку и стряхнув налипший на плащ грязный снег, я осмотрелся в новых декорациях. С трёх сторон меня окружали кирпичные стены с потёками дождя, перекрывающими друг друга граффити, рваными афишами и объявлениями. Тут и там валялись бумажные стаканчики, остатки еды и прочие мелкие отходы. Из-под люка с открытой части улицы валил клубами пар. Типичный тупи́к, каких много в крупных городах. Любимое пристанище для падших людей, бродячей живности и голодных порождений ночи. И видимо, божественных Духов, так как оба моих надзирателя вполне уютно ощущали себя верхо́м на мусорных баках.

— Это место не очень похоже на предыдущую студию ситкома, — я пнул коробку под ногами и ботинок увяз в чём-то липком и, кажется, живом.

— Да уж, — лже-Мерси лопнула пузырь — ещё пара пузырей и я ей эту жвачку в глотку по самые крылья затолкаю — и скептически оглядела тупи́к, скинув с бачка сгнивший банан, — это скорее пролог триллера. И к сожалению, ты знаешь всех актёров.

Как по команде, Духи устремили свои взоры к чернеющему небу. Я последовал их примеру. Серые стены городских зданий стремились ввысь, растворяясь в ней и глядя на мир чёрными провалами окон. И лишь одно из них пылало ярким пятном света, как маяк надежды. Вот только я точно знал, что надежде не было там места.

Я подошёл к пожарной лестнице и схватился за нижнюю ступень, стягивая конструкцию вниз. Даже в этом выдуманном мирке ржавый металл жалобно застонал под весом моих стальных мышц. Ну, хорошо. Мышц и чуточку жира. Пара секунд и вот я уже на небольшом балкончике перед освещённым окном. Лже-Мерси и лже-Зубоскал уже были здесь.

— Как вы?.. — я оглянулся вниз на застывшие ступени, надеясь в них найти ответ на свой неозвученный вопрос.

— Телепортация, — улыбнулась лже-Мерси, накручивая на палец резиновую гадость розового цвета. Лже-Зубоскал гордо выпятил волосатую грудь.

— Показушники, — фыркнул я и заглянул в окно.

Как и в прошлый раз перед нами предстал стоп-кадр.

Небольшая квартира, лишь немного отличающаяся своими размерами от гардеробной, была обставлена не самым богатым образом. Старенький телевизор, перед которым стояло такое же старое кресло. Двухместный диван с пятнами неизвестного происхождения, укрытый то ли огромной шалью, то ли мелким пледом. В углу примостился журнальный столик, где среди намёка на праздничную мишуру были расставлены пакеты чипсов, бутылки с газировкой и шоколадный торт в дешёвом пластике. Возле стола в одежде с чужого плеча и с куклой в руках разместилась девица лет пяти.

— Не самая лучшая еда для ребёнка, — бросил я, не отводя тяжёлого взгляда от знакомого лица.

— Да, — согласилась лже-Мерси без всякой игривости в голосе. Лже-Зубоскал ютился у её ног, позволяя тонким пальцам перебирать его шерсть. Совсем как оригиналы. — Но она, по крайней мере, есть.

Словно фантомы на старой плёнке проявляются и другие жильцы этой квартиры. В кресле у телевизора вырисовывается образ молодой женщины, хотя чуть растрёпанные волосы и землистый цвет лица с мешками прибавляют ей изрядное количество годков. В руках пульт, а в глазах пустота. У дивана фигура мужчины, когда-то весьма привлекательного, сейчас же, как и женщина, с отпечатками весьма нелёгких прожитых лет. Перед ним лежит свёрток в процессе упаковки: газета с красной лентой поперёк.

— Надеюсь, там не кусок угля.

— Иначе что? — усмехнулась лже-Мерси, слыша в моём голосе нескрываемую агрессию. — Второй раз ты их всё равно не убьёшь.

Очередной розовый пузырь разорвал тишину и картинка ожила.

Мужчина, глава этого незатейливого семейства, несколько раз перевязал лентой свёрток, завязал бант — достаточно пушистый, хочу я вам сказать — и позвал дочь. Как и прошлое «видео» это было немым кино с яркой графикой. Глаза Меган, а этим ребёнком была именно она, сияли пуще звёзд на небе. Руки немного дрожали, а дыхание прерывалось от восторга. Осторожно, словно под куском старой газеты могла оказаться фарфоровая ваза, Мег приняла свёрток в свои раскрытые ладошки. Бережно развязав узел и сложив газету возле босых ног, Меган наконец-то извлекла содержимое этой убогой упаковки. В руках у неё оказался сборник сказок. Старый, с потрёпанным и заклеенным в нескольких местах корешком, пожелтевшими страницами и крупноразмерными иллюстрациями. На оглавлении красовался след от кофейной кружки, а на сорок седьмой странице у свирепого дракона пририсована бальная пачка. Я так хорошо знал каждый дюйм этой книженции, потому что и сам нередко читал её содержимое малютке Еве, когда был пробегом у Прайда. Теперь я понимал, почему дочь прятала её под обложкой от учебника.

Меган перелистывала книгу, с каждой страницей улыбаясь всё шире и шире. Отец опустился на пол рядом с дочерью, положил руку на хрупкие плечики и что-то прошептал, указав на мать. Я непроизвольно оскалился и этот жест не остался незамеченным.

— Нервишки шалят, Маска? — поинтересовалась лже-Мерси, не сводя с меня любопытного взгляда.

— Да просто думаю, как сильно я ошибался, — я прислонился к решётке пожарной лестницы и скрестил руки на груди.

— В чём же? — у обоих духов неподдельный интерес к моим словам.

— Я всегда считал, что Trusdar в их семье был отец, но он, похоже, сгнил с годами. А вот настоящей Galla всегда была мать, — я точно знал, что мои глаза уже пылали бы алым, не работай в округе выключатель Духов.

Меган встала с пола, неуверенно подошла к матери и робко обняла ту за ногу.

— Спасибо, мамочка, — голосок тихий, словно птенца придавило землёй.

Меган всматривается в лицо матери, пытается поймать её взгляд, но всё тщетно. Пустой оболочке, сидящей перед голубым экраном, было глубоко посрать на потуги дочери. Я развернулся и залез на перила, собираясь спрыгнуть вниз.

— Куда это-то ты собрался? Не хочешь посмотреть, чем закончится эта история? — лже-Мерси буквально повисла перед моим носом, мешая сделать шаг в про́пасть.

— Разбитым о брусчатку черепом, вот чем заканчивается эта история, — я оттолкнул надоевшего Духа в сторону, но его место занял шерстяной вариант.

— Но она этого не знает и просто звонко радуется подарку на Рождество!

— Знала бы, то не искала любви там, где давно уже мёртвая плоть.

Я толкнул плечом лже-Зубоскал и спрыгнул вниз. Над головой лопнул пузырь и земля под ногами ожидаемо разверзлась, готовя мне новый неприятный сюрприз. И кажется, я знал, кто будет следующей. Я закрыл глаза, готовый к встрече со второй из дочерей.

***

Моё падение завершилось так же внезапно, как и началось, врезавшись во что-то прочное и прозрачное. Знаете, как эти лифты или отели со стеклянным дном, где закалывают нервишки падкие до адреналина маньяки? Вот что-то такое, да. Только внизу открывался вид не на бушующие реки с водопадами или ущелья с тысячелетней историей, а на выжженную землю. Если предыдущие места напоминали своим антуражем художественные фильмы, то сейчас я наблюдал абсолютно документальную картину. Гусеничные колеи вместо ухоженных дорог и садов; разрушенные дома, где-то частично, а где до самых подвалов; запах дыма и гари, страдания и смерти. И над всем этим гордо реял орлиный штандарт.

Рядом со мной появились лже-Мерси и лже-Зубоскал. Оба молча взирали на ужасы под ногами. Плечи лже-Мерси вздрогнули, то ли от пронизывающего ветра, то ли от омерзения, а подделка блохастого прижалась к её кожаным ботинкам. Глаза обоих бегали от одного пожарища к другому, не в силах задержаться хоть на чём-то.

С одной стороны, так и хочется предъявить работникам небесной канцелярии за весь тот кошмар, что творился на земле эти долгие шесть лет, с другой — я прекрасно понимал, что за всё дерьмо, что случалось с человечеством, отвечает само человечество. Прошли те ужасные эпохи, когда брюхо невинным вспарывали именно существа из ночных кошмаров. Да, бывают исключения из правил и какое-нибудь особенно могущественное существо нагонит мора на захолустное поселение, но всё же многие столетия род людской прекрасно справляется и без нашего «божественного» вмешательства.

Я всё это прекрасно понимал, но не поддеть духовных нянек не мог.

— Любуетесь видом? — усмехнулся я, скаля клыки. — Это мы ещё на само торжество не поспели. Народ здесь та-а-ак отжигал.

— Хватит, Маска, — бросила лже-Мерси. Недоапостол приложила ко рту рукав косухи. Пытается спрятаться от тошнотворного аромата войны или тормозит рвотные позывы? Интересно, а может ли Дух обделаться? — Как ты вообще можешь шутить находясь… здесь?

Я улыбнулся. Почти снисходительно.

— Малышка, я прошёл через такое количество войн, что твоей крылатой заднице даже и не снилось. И они ничуть не меняются. Что в семнадцатом веке, что в двадцатом, что в то время, когда наши космические корабли бороздят просторы Вселенной. Везде один сценарий: горы трупов и виноватые со всех сторон.

Я пнул воображаемый камень и тот мастерским улетел за черту горизонта, совершив по дороге парочку кульбитов. Моя фантазия. Как хочу, так и швыряюсь мусором.

— Кроме того, я догадывался, к чьему порогу в этот раз нас приведёт дорога из жёлтого кирпича.

— И откуда такие догадки? — лже-Мерси скрестила руки на груди, прожигая меня взглядом.

— Вы становитесь слишком предсказуемыми.

— Да что ты говоришь?

Вот не нравится мне, когда собеседники улыбаются. И точно. Лже-Зубоскал тявкнул — а оборотни тявкают? — и я устремился вниз, теряя всякую опору под ногами. Момент и вот я уже пробиваю своей тушкой чью-то залатанную крышу. Хорошо ещё, что крыша не самая материальная на свете. Я вновь зависаю в воздухе, только теперь часть меня под потолком, а другая взирает на небольшое помещение сквозь поломанные текстуры. У кого-то явно проблемы с управлением камеры.

— Достаточно неожиданно для тебя? — за спиной откровенно ржёт лже-Мерси и вторит ей кашляющий лай.

— Ха-ха, очень смешно, — я закутался в плащ и посмотрел вниз, разглядывая небогатую обстановку.

Хотя разглядывать толком было и нечего. Небольшая комнатушка, с одной стороны заваленная стена, перекрывающая проход к любым другим помещениям, с другой — чудом выжившая кухня с плитой. Или печью. В этом я не особо силён, а покрытые копотью поверхности не очень помогали разобраться с меблировкой. Единственное окно заколочено, а источником света служит дотлевающая свеча. В углу навалено тряпьё на матрас. Скорее всего, именно там домочадцы и спят: прижимаясь друг к другу под дырявыми одеялами, в надежде пережить ещё одну ночь. Несколько мисок и столовых приборов тут же, рядом с «кроватью». Никаких особых благ цивилизации: красивой одежды, дорого́й утвари, буфетов с корзинами еды. Ни-че-го. Разве что, только надежда на лучшее.

Над головой Духи опять проводят какие-то манипуляции, противно щёлкая пальцами, и в комнате появляются люди. Мать у плиты и двое детей на одеялах.

— Серах, — тихо произношу я и картинка оживает.

Тень сурового прошлого с лицом моей дочери выкладывает на деревянный поднос какую-то простенькую еду. Кажется, я видел нечто похожее в первые годы её жизни с нами. Ещё не привыкшая к чисто кровяной диете, Серах попыталась приготовить одно из национальных блюд. Как оно там? Ландскнехт? Лох-Несс? А, вспомнил. Латкес. Картофельных лепёшек не особо много, не больше десяти, но и это уже пиршество для военного времени. Ребятня голодными котятами тянется к лепёшкам, но мать жестом останавливает их. Ещё не все в сборе.

В дверь стучат. Четыре удара, достаточно долгая пауза, ещё удар.

На лицах домочадцев расползаются робкие улыбки. Серах спешит к двери, снимает её с засова и приоткрывает. Достаточно широко, чтобы прошёл человек и слишком узко для любопытных глаз.

В дом входит мужчина. Слишком красивый для окружающих условий. Он крепко обнимает Серах, уткнувшись лицом в её волосы, вдыхая их аромат полной грудью. Детей, выскочивших к отцу из-под одеял, он расцеловывает в макушки. Столько нежности в каждом жесте, столько интимности.

Я скривился. Не привык заглядывать в чужое исподнее, тем более родной дочери. Духи, снизошедшие до соседства со мной на крыше, решили оставить жест без комментариев. Весьма умно с их стороны.

— Как всё прошло? — спросила Серах на чистейшем английском.

Я вопросительно глянул на лже-Мерси. Насколько я знал, Серах выучила колониальный язык намного позже и при нашей первой встречи общались мы исключительно на немецком.

— Считай это встроенным переводчиком, — отмахнулась Дух. — Для простоты восприятия.

— Что же тогда не гаэльский? — усмехнулся я. — Подслушивать неудобно?

Лже-Мерси насупилась, но отвечать не стала. А вот лже-Зубоскал издал звук, очень похожий на рычание. Ну или на крик кошки, которой на хвост уронили рояль.

— Просто отлично, — муж Серах (я так и не спросил у дочери его имени) заговорщически подмигнул родным и достал из внутреннего кармана старенького плаща небольшой свёрток. Аккуратно развернул промасленные листы и показал домочадцам содержимое. Три небольшие свечи. — Пока не все, но мы справимся.

Серах ласково провела ладонью по лицу мужа и поспешила к обвалившейся стене. Там, из импровизированного тайника между балок и камней, она извлекла подсвечник на девять свечей. Бережно убрав с реликвии каменную пыль краем платья, Серах передала её мужу. Мужчина водрузил подсвечник на остатки подоконника и закрепил первую свечу ровно по центру.

— Совсем скоро, — произнёс он, доставая из кармана коробок спичек.

Серах подтолкнула детей к матрасу и вместе с ними устроилась подо рваными одеялами и пледами.

— Если позволишь, здесь мы немного прокрутим, — лже-Мерси лопнула жвачный пузырь и закатное небо сменилось ночным.

Внутри дома особо ничего не поменялось. Вот только глава семейства успел зажечь центральную свечу и запалить от неё ещё одну, установленную с правого край. Как только огонёк пустился в пляс, мужчина поспешил к своим домочадцам под одеяла. Так, среди разрухи и страха смерти, Серах вместе с семьёй ужинала картофельными лепёшками и встречала свой религиозный праздник.

— А завтра, — словно малый ребёнок, муж Серах облизывал пальцы после праздничного угощения, — я принесу вам дрейдл и мы все вместе сможем поиграть.

Дети полезли обнимать отца под нежный взгляд Серах. Я же угрюмо взирал на всё происходящее.

Из рассказов Серах я знал эту сцену от и до, каждую минуту каждого часа, разыгрывающихся сейчас перед моими глазами и там, за кулисами. Знал, что огонь, символизирующий свободу, стал маяком в ночи. Но не для очередного чуда, а для нацистских солдат. Ещё до восхода солнца вся эта скромная идиллия будет растоптана подкованными ботинками.

— Мы закончили, — не вопрос, приказ. — Отправляйте меня дальше.

— И никаких едких комментариев или вопросов о смысле увиденного? — поинтересовалась лже-Мерси, накручивая на палец тёмную прядь.

— Смысл в том, что люди ещё большие чудовища, чем любой из нас и готовы убивать за малейшую непохожесть, — я не мог оторвать взгляда от счастливого лица своей дочери. Как бы ни старался, я не мог вспомнить у неё этой улыбки. В своём посмертии она может и нашла утешение, но до счастья ещё далеко.

— Неверно. Смысл как раз в том, что даже среди такого ужаса, — лже-Мерси развела руки в стороны, словно и без её жеста не было видно всей этой разрухи, — люди остаются людьми. Если сами того желают.

Я молчал, но чувствовал, как терпение близится к концу.

— Или ты хочешь сказать, — практически щебеча произнесла лже-Мерси, — что, став вампиром, твоя дочь стала кровожадным чудовищем без тормозов? Как средненькая?

Рука сама метнулась к горлу Духа, крепко сжимая его в смертельной хватке. Лже-Зубоскал оскалил пасть, готовый броситься на меня в ответ. Может вампирские приблуды здесь не работали, но я всё ещё был здоровенным мужиком против костлявой пискли.

— Не смей! Слышишь? Не смей называть мою семью чудовищами! — лже-Мерси царапала когтями мою кисть, но всё было тщетно. — Они — лучшее, что случалось со мной в посмертии.

Мне кажется, или я почувствовал родной импульс на краю сознания?

К моему глубочайшему удивлению, Дух перестала дёргаться и улыбнулась.

— Запомни эту мысль.

В следующую секунду я почувствовал острые клыки у себя на заднице. Пальцы сами собой разжались и я полетел в про́пасть.

***

Как я там сказал? Полетел в про́пасть? Судя по всему, то что я в неё постоянно падаю, надоело не только мне и Про́пасть более не желала меня принимать. Иначе не объяснить тот факт, что я буквально завис в пустоте. Как и при моём первом появлении в этом неведомом Нигде, меня окружала кромешная тьма, вот только какой-либо опоры я под собой не чувствовал от слов «в ближайшее время мягкой посадки не ожидается». Копий тоже не наблюдалось и это, если честно, не особо радовало в данной ситуации. Сбой системы или Духи запулили меня не в том направлении и попросту потеряли? Если вариант первый, на который я очень сильно надеялся, то рано или поздно моя брутальная задница куда-нибудь да приземлится. Если второй… Вечность в Пустоте не лучший вариант для бессмертного существа. Если, конечно, вы не планируете медленно и верно знакомить свою кукушечку с новыми гранями неопознанного.

Меня тряхануло так, что желудок поцеловался с позвоночником и успел ему ещё и ручкой помахать. Я готов был поклясться, что где-то на периферии сознания уловил звук заводящегося движка. Какого-нибудь из тягачей Freightliner [крупнейший производитель грузовиков в США — прим.автора], не иначе.

«Всё же сбой системы,» — успел подумать я, прежде чем моё бренное тело на диких скоростях помчалось дальше.

Когда я наконец-то приземлился, меня не встречали декорации ситкома, триллера или документалки. Антураж вообще не особо изменился с момента моего провиса. Вот только теперь я стоял в центре своеобразного треугольника, вершинами которого являлись широкие продолговатые предметы под тяжёлыми брезентами. Духи всё так же отсутствовали на своём рабочем месте.

— Что, и в небесной канцелярии с техникой нелады? Старую уже пора списывать, а на новую не выделяют финансирование? — крикнул я в никуда, оглядываясь в поисках своих надзирателей. — Да и с обстановкой подкачали. Всё, кино отменяется? Я ещё не готов переходить на следующий этап нашего крышесносного свидания.

— Как же я рада, что это наша последняя остановка, Маска, — уставший голос лже-Мерси звучал откуда-то сверху. Ну или плюс-минус так. — И дальше твои дурацкие шуточки будут слушать другие.

— А я только-только начал к вам привыкать, — усмехнулся я, всё так же пытаясь выцепить взглядом хоть намёк на присутствие рядом Духов, но нет, звук шёл, а картинка не показывалась. — Кстати, а кто эти «другие»?

Ответить мне не удосужились, но вот возле одного из неведомых предметов возник лже-Зубоскал. Как они это только делают? Я ведь только что смотрел в ту самую сторону и нимбовой версией оборотня там даже и не шуршало.

Мохнатая задница вильнул пушистым хвостом, схватил край брезента и резко дёрнул вниз. Не сказать чтобы я был сильно удивлён появившемуся предмету интерьера, но от предыдущих декораций он всё же отличался.

— Еиналеж? Кто-то горячий фандомщик? — я усмехнулся, подходя ближе к зеркалу, чтобы разглядеть резную раму.

Я бы не удивился, если к ней приложил руку какой-нибудь умелый рубаха-парень с именем на «И»: вся поверхность дерева была расписана тончайшей резьбой листьев, цветов, зверей и птиц. И это были не грубые копии, в которых лишь угадывались черты оригиналов, нет. Каждая прожилка на листьях пульсировала, роса готова была сорваться с бутона розы, стая мелких пичуг разлетелись по веткам деревьев, а зайцы попрятались в кустах, стоило мне протянуть к ним руку. Рама не казалось живой, она была таковой. И обрамляла она своими венами тонкую озёрную гладь стекла. В которой, кстати, себя я почему-то не видел. Обычно проблема с восприятием реальности распространялась только на живых существ, мы-то себя прекрасно в отрожашках наблюдали.

— А у вас здесь телевизор не показывает, — я ткнул пальцем в центр поверхности, ожидая ртутную рябь, как это любят демонстрировать в телешоу, но вместо этого получил разряд тока.

Mo chreach!

В глазах плясали пьяные звёзды, а в ушах поселился фальшивящий церковный хор. С колен я поднимался ровнёхонько с того места, откуда начинал — центра треугольника.

— А-та-та! — язвительно заметила откуда-то лже-Мерси. — Древние артефакты дебилам не игрушка.

Хотелось ответить как-нибудь потяжелее, но я решил в этот раз держать язык за зубами. Прошибленная рука онемела по локоть и такой же участи для других конечностей я не желал. Лже-Зубоскал, к удивлению, смотрел на меня с сочувствием. Ну хоть у кого-то совесть ещё осталась. Я попытался пошевелить обожжёнными пальцами, но всё без толку. Хотя… Мне показалось или вены на кисти приобрели тёмный оттенок?

— Молодец, — голос лже-Мерси был полон самодовольства. — Умеешь же, когда хочешь. А теперь смотри. Молча.

Лже-Зубоскал ткнул лапой в зеркало. Я зажмурился в ожидании неизбежного, но ни визга, ни палёной шерсти. Открыл глаза и уставился на абсолютно целого блохастого.

— Законы Вселенной должны работать на всех одинаково, — бросил я больше для проформы, чем для разжигания очередного спора.

— Давай уже просто смотри, а? — самодовольство улетучилось, вернув усталость в голос лже-Мерси на место.

Я пожал плечами и уставился в зеркало. В этот раз дурацкий артефакт всё же пустил волны, хоть по их гребням и пробегали паутинки молний.

За зеркальной поверхностью местного Еиналеж стали проступать яркие очертания старинного дома. Эпоху так с ходу я не мог угадать, но то, что это пара столетий назад, так уж точно. В конце концов, речь же о моей старшей дочери, верно? Стены дома растаяли и проявились внутренние убранства: куча грязных тарелок с кастрюлями в мойке, что-то бурлит на плите, стол завален порезанными овощами и мясом. Женщина с явными проблемами веса — видимо, главная кухарка — что-то помешивает в горшке у открытого очага. Весь пол усеян остатками золы и даже в полоске света, пробивающейся через небольшое решётчатое оконце, танцуют его частицы.

— Где эта хозяйская головешка ходит?! — голос у кухарки такой же противный, как и обсыпанное пятнами лицо.

— Да скоро должна появиться, — в этот раз голос неизвестной прислуги куда выше и звучит из-за полуприкрытой двери. Видимо, кладовой. — Послали за углём.

И действительно, вскоре в дверях появилась маленькая девочка. Лет пять, не больше, но уже в фартуке прислуги и с угольным ведёрком перед собой. И без того тёмная кожа перепачкана в угольной пыли.

— Чёрной служке — чёрная работа, — усмехается кухарка, отбирая у вошедшей ведёрко и всучивая тряпку с ведром воды. — Быстрее приберись здесь, не в твоём подвале находимся.

Чернокожая малышка смиренно кивает и принимается за работу, закатывая рукава перештопанного платья до самых худых плеч. Она усердно окунает тряпку в воду, выжимает — с каждым разом мокрое пятно на её одежде становится всё больше — и трёт грязный пыл. Остальная прислуга перестаёт замечать её, занимаясь своими делами и разговорами. Не видят они, как ребёнок всё чаще дышит на ладошки и прячет их в подмышках, как платье на размер больше норовит сорваться с плеча и мешает работе. Но как только девочка у мойки опрокидывает пустое ведро, то тут же слышится гневный возглас:

— Бланш, мерзавка!

Я скривился от непривычного имени, но именно так в далёком прошлом звали мою старшую дочь. Белое имя от белого отца.

Кухарка отчитала маленькую Роуз, хорошо ещё, что без рукоприкладства, и вышла прочь с кухни, оставив ребёнка один на один с тяжёлой работой. Ро вернулась к ведру, наполнила его водой и вновь опустилась на заляпанный пол кухни. В какой-то момент на решётку окна села небольшая пичуга и звонко запела, отвлекая малышку от грязного труда. Роуз взглянула на незваную гостью и широко улыбнулась. Да так, что искорки заплясали в её голубых глазах.

Не успел я прокомментировать увиденное, как лже-Зубоскал подошёл ко второму зеркалу и стянул с того брезент. Зеркало ничем не отличалось от своей соратницы, разве что рама была чуточку… багрянее, что ли?

Новая волна, новая картинка, новая кухня. Вот только в этот раз не в европейском доме, а где-то среди песков. Просторное помещение то ли из песчаника, то ли из известняка и десяток женщин, от совсем молоденьких до дам в возрасте, что-то совместно стряпают, шутя и весело переговариваясь. Здесь же под ногами снуют дети. Играют, таскают у матерей и сестёр сладости и фрукты, а те лишь насмешливо подгоняют их, закрывая глаза на мелкие хулиганства. Жёны, невестки и тёщи — все смуглолицые раскосые красотки с карими глазами. И лишь одна девица — ещё не женщина, но уже и не дитя — с голубыми глазами на фоне тёмного лица. Весёлая, счастливая, обмазанная в муке по самый платок. В новом платье, простом, но добротном. Ни намёка на подневольную жизнь.

— Роза, девочка моя, иди сюда, попробуй! — женщина с видом полководца на поле брани протянула огромное блюдо с чем-то ядрёно-сладким.

Роза. Ещё одно имя нашей Мамы Ро. Полностью, конечно, оно звучало как Розали, но в восточном произношение потеряло хвостик. Именно оно послужило основой для английского варианта «Роуз». И судя по бесконечным тарелкам с вкусняшками, я лицезрел истоки кондитерского духа своей дочери.

Здесь, в этой обстановке, одновременно похожей на прошлую, но кардинально отличающейся, Роуз была счастлива. Словно цветок, в честь которого она и была названа, она расцвела, заблагоухала и готова была делиться с миром своим сладким нектаром. Вот только то, что так щедро раздаётся, рано или поздно иссякает. В комнату вошла ещё одна женщина, неся в руках поднос с сочными финиками. Ребятня, что до этого носилась стаей взбесившихся ифритов, ринулись к любимому угощению. По одному фрукту в загребущие лапы. Достаётся лакомство и Роуз. Вот только не успела она взять его в руки, как возле её ног оказывается мальчуган лет пяти. В ладошке он сжимает свою долю, но его огромные глаза следят за плодом в руках старшей подруги. Ро улыбается, взъерошивает и без того кудрявые локоны попрошайки, и протягивает ему свой финик. Пацан тут же прячет его за щекой и бежит прочь, не удосужившись поблагодарить дарительницу. Но судя по лицу Ро, ей на это наплевать. Широкая улыбка не сходит с её лица.

Я сделал глубокий вдох, закрывал глаза, досчитал до десяти, открыл, выдохнул. Щедрость хорошая черта, не спорю. Но без границ и меры она становится кормушкой для Tolla-toine.

Лже-Зубоскал направил свою задницу к третьему зеркалу.

— А одним фрагментом не уложиться? — бросил я, глядя то на первое, то на второе изображение. — Что за царство кривых зеркал?!

— Твоя старшая дочь… — лже-Мерси медлила, подбирая слова, — с ней не всё так просто.

— Слишком сложная для вас натура?

Ответом мне была лишь тишина, размером с Великий каньон. Я тем временем продолжил смотреть.

В раме кровавого багрянца проступали черты оживлённой площади. Толпы людей ходили между расставленных лотков и палаток, скупая всё, что плохо лежит и набивая карманы ушлых торгашей. Слышалось лошадиное ржание и рёв диких кошек. На заднем плане прошёл величаво слон. У самого большого и яркого шатра стояла моя старшая дочь. Вместо привычного джинсового комбинезона на ней был яркий костюм: то ли корсет с рукавами-буфами с небольшими шортиками, то ли леотард той эпохи. На ногах лишь ленты от пуантов. Ро вглядывается далеко в толпу, благо рост этому лишь способствует, выискивает кого-то взглядом. Мимо пробегает мальчишка-разносчик с горячими булками и Ро хватает его за плечо.

— Сколько времени? — немного закусывая нижнюю губу, спрашивает Ро.

По моей коже пробегают мурашки. Как давно я не слышал этого чистого лесного ручья.

Мальчишка достаёт из кармана часы на цепочке, бросает на них взгляд и вырывая плечо из тонких пальцев, кричит, удаляясь в толпу:

— Пять минут до выхода!

Ро вновь устремляет взгляд в толпу. Глаза бегают от лица к лицу и вот цепляются за цель. На губах Ро появляется улыбка. Через пару минут к ней подбегает, тяжело дыша и держась за сердце, низкорослый, но весьма юркий, толстячок.

— Прости… за… задержку, — парень тянется за флягой на поясе, делает несколько жадных глотков, и поднимает на Ро раскрасневшееся лицо. — Там лошадь на дороге подохла…

— И перегородила всем путь, — улыбается Ро, протягивая парню плотно набитый тканевый мешочек. — Три месяца назад было так же, Франс. Держи. Передашь кому следует.

— Да не переживай, всё сделаю в лучшем виде, — Франс развязывает тесёмки и заглядывает внутрь. — А здесь?..

— И твоя доля тоже. А теперь спеши, — внутри шатра послышались громкие аплодисменты и весёлый крик. — И я поспешу.

Парнишка пожелал Ро удачи и скрылся среди толпы, а моя дочь вошла под своды купола. Зрители встретили её криками, свистом и аплодисментами такой силы, что даже ткань шатра заколыхалась. Ро улыбалась, кланялась и махала людям, как старым приятелям. В центре купола установлены две мачты под самый потолок, а это без малого футов сорок. Между ними, словно тугая тетива гигантского лука, натянута проволока. Её толщины едва хватало, чтобы уместить детскую ножку. Ро подошла к одному из шестов и ловко, без каких-либо приспособлений и тем более чужой помощи, взобралась под взводы шапито. Толпа ахнула в едином порыве, когда босая ступня акробатки опустилась на проволоку.

Я помнил то выступление, вечер нашей первой встречи. Как и люди вокруг, я поражался умениям чернокожей артистки, её ловкости и смелости. И так же, как и смертные, был неприятно поражён второй частью номера.

Ро благополучно перешла с одного шеста на другой и спустилась на песок манежа. К ней тут же подскочило двое ребят в масках комедии дель арте. У каждого в руке было по две цепи с крюками на концах. Ро безропотно подставила обнажённую, но уже имевшую шрамы, спину.

— Смотри, сколь щедра твоя дочь! — восторженно отозвалась лже-Мерси. Судя по прижатым ушам и хвосту, лже-Зубоскал её восторга не разделял. — Она готова отдать себя без остатка ради других! Истинная самаритянка!

Я скривился и отвернулся, не желая смотреть на последующие кадры.

— К чему привело её самопожертвование? — чуть ли не рычал я в ответ. — К унижению со стороны семьи, лишениям в чужой стране и пыткам больного ублюдка?!

— Но несмотря на это, это и это, — каждая рама ярко вспыхивала, привлекая моё внимание, — она продолжала улыбаться. Разве этого мало?

От зеркал к центру потянулись тонкие полоски тумана и рядом со мной соткалась фигура Ро — такой, какой я привык наблюдать её на протяжении последних десятилетий. Образ смотрел в пустоту светлыми глазами и улыбался.

Я нерешительно коснулся её щеки и почувствовал на кончиках пальцев забытое тепло живой плоти.

— Улыбка не вернёт ей голос… — печально пробормотал я себе под нос.

— А разве она потеряла голос, а не просто кусок плоти?

Копия перевела взгляд на меня, заставив непроизвольно отступить на шаг от неожиданности. Ро раскрыла ладонь и коснулась кончиками пальцев подбородка, затем прочертила рукой дугу в мою сторону, словно протягивая что-то невидимое, и немного наклонилась вперёд.

Спасибо.

Первый жест, что она выучила, став моей дочерью. Я ответил фантомному образу тем же.

— Если и после этого ты считаешь себя и своих детей чудовищами, — голос лже-Мерси прозвучал из-за спины и я обернулся, — то ты последний мудак, Маска.

В руках небесной засранки сверкнул знакомый мне золотой ключ. Лже-Зубоскал, подошедший к своей подруге, дружелюбно вилял хвостом.

— Передавай привет Настоящему, — с этими словами лже-Мерси вставила ключ в пустоту перед собой и провернула. — Они будут рады с тобой пообщаться.

В ту же секунду, всё, что окружало меня, исчезло, и я остался один на один со своими мыслями.

***

… As I went home on Sunday night as drunk as drunk could be

I saw a thing inside her thing where my old thing should be

Well, I called my wife and I said to her: Will you kindly tell to me

Who owns that thing inside your thing where my old thing should be?

Ah, you’re drunk,

you’re drunk you silly old fool,

still you can not see

That’s a lovely tin whistle that my mother sent to me

Well, it’s many a day I’ve travelled a hundred miles or more

But hair on a tin whistle sure I never saw before!*

— Ты в своём репертуаре, Моррисон.

По Пустоте, где ещё мгновение назад разносился лишь славный мотивчик, раздались шаги. Неспешный стук каблуков приближался к моей зависшей тушке всё ближе и, наконец, замер. Я поднял взгляд на гостей и улыбнулся.

— Так вот оно какое, моё настоящее: в костюме тройке и с автоматом на плече, — весело протянул я.

Лже-Рэй привычно закатила глаза, позволяя за себя говорить телохранителю.

— Мистер Моррисон, вы не в том положении, чтобы паясничать, — строго произнёс лже-Уильям.

У этого, к слову, трости оригинала не наблюдалось. Как, впрочем, и кровавых засосов на шее миниатюрной валькирии. Какой избирательный ксерокс.

— К слову, о положении, — я поднял руки в примирительном жесте. — Может, опустите меня?

Лже-Рэй вздохнула и щёлкнула пальцами. Я грохнулся на мраморный пол — видимо шёл бонусом к острой парочке — и наконец-то взглянул на своих новых надзирателей не вверх тормашками. Лже-Рэй была в образе Рэйчел-издателя и её одежда только что не светилась от белизны тканей. Лже-Уилл предпочёл тёмные одеяния наёмника-джентльмена. Если бы я не знал, что это небесные копии, то и не отличил бы их от мафиозных оригиналов. Разве что комплект не комплект. Я подошёл вплотную к Духам и стал внимательно оглядывать пространство вокруг их небесностей.

— Ты что творишь, Моррисон? — лже-Рэй сняла очки и устало потёрла переносицу.

— А копию Грегори вы не прихватили с собой или у вас квота на количество нимбопоклонников?

Лже-Уилл тут же стал меняться. Его подтянутое тело а-ля Felidae — никогда не признаюсь оригиналу, что сравниваю его с гепардом или леопардом, и это никак не связано с его фамилией — стал раздаваться, словно пирог в разгорячённой духовке. Я и моргнуть не успел, как вместо английского джентльмена передо мной стоял бугай с улиц Гнилого Яблока. Надо бы, кстати, после всей это заварухи узнать, откуда родом наша мимикрирующая горилла.

— Мы больше не тупицы, — протянул я, идиотски хихикая.

— Мистер Моррисон, — интонациями и голосом Уилла произнесла голова лже-Греги, — именно из-за вашего искромётного юмора и было принято решение о выборе в пользу мистера Мура.

Верзила сдулся и вернул себе облик sasanach salach. Этого мы тоже Уильяму не скажем.

— Наигрался, Моррисон? — лже-Рэй глядела на меня с лёгкой скукой. В руках она вертела блестящий ключ. Копия того, что использовала лже-Мерси, но в этот раз побрякушка была не из солнечного металла — лунные лисички скользили по Пустоте.

Глядя на кусок чистейшего серебра, я непроизвольно коснулся кольца на правой руке. Металл привычно обжигал кожу.

— Ну если вам больше нечем меня удивить…

— Нечем, — сказала как отрезала.

Лже-Рэй развернулась, сделала пару шагов, словно ища подходящую точку, кивнула каким-то своим мыслям и уверенным движением воткнула ключ в пустоту. Некстати вспомнилось, как эти самые руки управляются с холодным оружием. Тем временем к хозяйке… коллеге… — ох, уж эти небесные, ничего с ними не понятно — подошёл лже-Уилл и повернул ключ.

— Прошу, мистер Моррисон, — копия хладнокровного убийцы поманила в открывшийся дверной проём.

— Отказа, как понимаю, вы не примите? — я попытался воззвать к силам, но больше по привычке. Ожидаемо, с той стороны сеть всё ещё была занята.

— Шевели ногами, Моррисон. Время не ждёт, — лже-Рэй первая вошла в сверкающее Ничего.

Так как оставаться в Пустоте мне не особо хотелось, да и мой музыкальный репертуар изрядно исхудал, то я прошёл в проём под пристальным взглядом холодных глаз.

***

Яркий свет ударил по глазам и лишь наличие стекляшек спасло меня от кровавых слёз. Источником убийственного сияния оказалась роскошная хрустальная люстра в центре просторного светлого зала с кучей позолоченных канделябров, накрытых до хруста древесины столов и людей под сотню душ. На фоне разговоров, искусственного смеха и звона бокалов звучала классическая музыка в исполнении живых музыкантов. Жаль только талант парнишек был погребён под чавканьем собравшихся высокопоставленных персон. Рядом со мной усиленно высасывала устрицы мадам с вырезом на спине по самую задницу. По правую руку от неё был сопровождающий — то ли престарелый супруг, то ли кто-то решил облачить в смокинг шарпея.

Я почувствовал присутствие Духов и обернулся. В отличие от меня, в кожаном плаще поверх камуфляжки, эти лже-светские личности смотрелись среди банкета весьма уместно.

— Вы решили избавиться от киностудии? И правильно, сценаристы у вас откровенная дрянь.

— Формат киноплёнки хорош для «прошлого», но для «настоящего» нужно жить в моменте, — улыбнулась лже-Рэй и подцепила бокал шампанского с подноса пробегающего мимо официанта.

Моя челюсть встретилась с натёртым до зеркальности полом, а взгляд не переставал бегать с официанта на бокал в руках лже-Рэй и обратно, как ужаленный под хвост бурундук.

— Мистер Моррисон, будьте так любезны вести себя прилично, — лже-Уилл взял со стола ещё два бокала с пузыриками и протянул один из них мне. — В конце концов, вы не на ярмарочном балагане.

Я вернул челюсть на место и со скепсисом принял напиток. К моему удивлению, звона бьющегося стекла не последовало и игристая жижа продолжала весело булькать в хрустале.

— Настоящее, Моррисон. Оно здесь и сейчас, — лже-Рэй откровенно наслаждалась напитком, успев добавить к нему какую-то фруктовую корзинку.

— То есть… мы есть? — я повертел бокал в руках и вернул его на стол. Тяга к алкоголю у меня прошла пару столетий назад и больше на выжимку переспевших фруктов не тянуло.

— В пределах разумного, да.

Я тут же зажмурился и попытался воззвать к силе. Если я был, то должна была быть и она.

— Мистер Моррисон, это не в пределах разумного.

Лже-Уилл попытался меня остановить, но я лишь отступил от него, продолжая давление на сознанку. В тот момент, когда из ушей уже готова была политься кровь, раздался грохот. Я распахнул глаза и встретился взглядом с Уильямом. Вот только не копией, а вполне себе настоящим.

— Моррисон, твою мать! — рявкнула лже-Рэй и лже-Уилл рывком оттянул меня от разлетевшегося на куски ледяного лебедя.

— Это было неразумно с вашей стороны, — лже-Уилл крепко сжимал мою кисть и хват этот был куда сильнее, чем я помнил по прошлым контактам с наёмником.

Но мне было плевать. Я не сводил взгляда с Уильяма настоящего. Он же, в свою очередь, глянул на почившего лебедя, махнул кому-то и от стенки отлепилось пару человек, которые тут же убрали тающий труп. Уилл без лишних слов взял со стола бокал и скрылся в толпе.

— Что это только что было?! — я скинул руку лже-Уильяма и уставился на лже-Рэй.

— А то, что ты снова нашёл приключений на свой пылающий зад, — лже-Рэй щёлкнула и я ощутил знакомое чувство давления на плечах. Откликнувшаяся сила грустно помахала мне лапкой. — Но больше это не повторится.

— Он меня видел, — говорить было больно. В отличие от блокиратора лже-Мерси, который я почти не ощущал, от подавления Настоящего хотелось выть.

— Кто?

— Уильям. Тот, настоящий.

— Мистер Моррисон, этого просто не может быть, — лже-Уилл взял меня за плечо. Стало немного легче дышать. — Живые не могут нас видеть или слышать.

— Но как же выпивка? — я кивнул на опустевшие бокалы.

— Как только мы их взяли, они попросту перестали существовать в этой версии «настоящего», — пояснила лже-Рэй.

— А есть несколько версий?

Ответом мне была улыбка.

Лже-Рэй двинулась сквозь толпу и лже-Уилл повёл меня следом, продолжая крепко удерживать. Судя по всему, теперь меня не собирались и вовсе спускать с поводка.

Мы скользили сквозь разношёрстную толпу и некоторых я даже скупо припоминал. Сенатор с мемуарами о том, как он всего достиг сам. Порноактриса, переквалифицировавшаяся в детского автора. Шатенка трёх футов высотой с книгами по БДСМ. В общем, типичный зоопарк книгоиздательства. А ещё куча литературных агентов, редакторов и издателей. Кажется, в этом году я также получил приглашение, но с припиской от руки: «Даже не вздумай появляться, лысый хрен!» Бедняга Рэйчел и не в курсе, что я таки явился. К слову, о Рэйчел Салливан. Именно к ней наша компания и подошла.

В отличие от копии в строгом костюме, Рэй настоящая щеголяла в платье-футляре без плеч, но с пушистыми рукавами у локтя. Само собой, белом. Мой издатель приветливо беседовала с каким-то лысеющим придурком в пиджаке малинового цвета поверх разноцветной гавайки. А я считал себя законодателем моды. Судя по ширине улыбки, Рэй он бесил ещё больше, чем я. Наконец какаду распрощался и двинулся дальше покорять женские сердца. Лицо Рэй тут же приняло привычное мне скучающе-деловое выражение.

— Уильям, — позвала Рэй и возле неё тут же материализовался телохранитель-слеш-убийца. Он всегда умел быть незаметным и вампирские витаминки лишь усилили его профессиональные качества.

— Да, мисс Рэйчел? — услужливый наёмник тут же протянул хозяйке бокал с шампунем.

— Что там случилось?

— Какой-то остолоп опрокинул ледяную статую, — а вот сейчас обидно было. — Я приказал всё убрать.

Рэйчел одобрительно кивнула и приложилась к бокалу. Мастерство выпивать Рэй точно не пропьёт. Когда бокал опустел, Рэйчел глянула прямо на меня и бросила:

— Чёртов Моррисон!

Я покосился на своих сопровождающих. Те даже ухом не повели. Неужели они не видят, что меня видят?

— Если бы он соизволил явиться на банкет, мне не пришлось бы общаться с прочей публикой, — Рэй отвернулась к стоя́щей рядом вазе с фруктами и закинула в рот пару виноградин.

Нет, всё-таки не видят. А надежда была столь близка.

— Хочу напомнить, что именно вы настоятельно рекомендовали ему не принимать приглашение на мероприятие.

Рэй пожала плечами.

— Мне надоело каждый год выплачивать компенсации за причинённый урон.

В этот раз Духи уставились на меня.

— Я клянусь, — я сложил пальцы в скаутском салюте, — что ножки того стола обломились сами. И к перелому ноги напыщенного индюка я не имею никакого отношения. Ну, если только чуть-чуть…

— Но, — продолжила Рэй, — он, конечно, заноза в заднице, но это наша заноза.

Я уставился на Рэй, как на единорога в клеточку. Сколько я её знал, но никогда ничего подобного от неё не слышал. Я знал, что Рэйчел считает меня проблемой. На худой конец — средством для достижения некоторых амбициозных целей. Но никогда бы не подумал, что ещё и другом.

— И этой занозе, — Рэйчел взяла со стоя́щего рядом столика бокал виски, — я обязана жизнью.

Уильям положил руку на плечо хозяйки и та с благодарностью её сжала. Возможно, я стал свидетелем чего-то слишком интимного и потаённого. Я никогда не считал, что тогда, больше двадцати лет назад, совершил что-то сто́ящее. Тем более что прежде, чем отправить полоумных колдунов на тот свет, я позволил им поживиться кучкой девчонок. Но для Рэйчел, тогда ещё ребёнка, я, возможно, стал героем в сверкающих доспехах. Хотя, если подумать, героем для неё стал Уильям. Я же, скорее, был говорящим ослом.

Рэйчел осушила бокал в один глоток.

— Эти слова никогда не должны дойти до Моррисона, — к Салливан вернулась её стойкость и строгость.

— Само собой, мисс Рэйчел, — карман Уильяма зажужжал и убийца достал мобильник. Глянул на имя звонившего и кивнул в сторону. — Прошу прощения.

Наёмник отлучился посекретничать, а Рэй, судя по всему, решила опустошить местные запасы алкоголя. Я же, глядя на эту сильную, волевую женщину, способную рулить армией и расправляться с чудовищами наравне с профессиональными Охотниками, внезапно увидел маленькую девчонку в мальчишечьих шмотках. В голове сам собой раздался такой знакомый, но давно забытый голос: «Ваши документы дерьмо, мистер Моррисон».

— Мисс Энджи, — ответил вернувшийся Уилл на немой вопрос Рэйчел.

— Юная мать беспокоится о ночных гуляньях сына? — усмехнулась Рэй. Уильям ответил ей мягкой улыбкой.

— Она спрашивает, сильно мы заняты и не желаем ли присоединиться к празднованию Рождества в доме Прайда?

— Сменить компанию мозгососущих упырей на упырей кровососущих? — за стёклами очков блеснули огоньки озорства. — За сегодняшний вечер, это самое лучшее предложение, что мне поступало.

Рэй говорила Уильяму что-то ещё, но слышать я их больше не мог. Валькирия, её цепной кот и всё люди вокруг стали пропадать, словно миражи. Затихли голоса и музыка, погас свет и вот растаяла последняя стена, оставляя меня в Пустоте. Не исчезли лишь лже-Рэй и лже-Уилл. А жаль.

— Понравилось услышанное? — поинтересовалась бледная копия Салливан.

— То, что я заноза, я и так знал, — я отвернулся, не в силах вынести холодного взгляда. Что-то общаться с Настоящим мне не особо нравилось.

— Ты понял, о чём я, Моррисон, — улыбка лже-Рэй была в сотню раз хуже, чем самая пластмассовая ухмылка Рэйчел во время деловых переговоров. — Упрямство тебе не поможет.

— Вы слишком плохо меня знаете.

— Нет, мистер Моррисон. Мы знаем вас лучше, чем вы сами, — лже-Уилл подтолкнул меня вперёд. — И заставим вас признать это.

— Хочешь ты того или нет, — лже-Рэй снова повернула ключ и перед нами открылся новый проход. За ярким источником света слышались голоса и смех. Распознав их, я шагнул в неизвестность без раздумий.

***

Растаявшая жижа на пороге, берцы с ёлочками и туша гигантской голубой гусеницы — прихожка выглядела точно так же, как и несколько часов назад, когда я эпично покинул дом Прайда, громко хлопнув дверью. Кто же знал, что моё пререкание с рыжухой и правда призовёт ко мне Духов Рождества. И ведь главное, никакого сходства с каноничными персонажами старины Диккенса. Круго́м обман.

Вошедшие следом Духи с интересом рассматривали внутреннее убранство прихожей. Лже-Рэй подняла с комода несколько разноцветных кусочков конфетти и с любопытством глянула на меня.

— Это не моё дизайнерское решение, — я замотал головой, как собачонка на приборной доске.

Лже-Рэй скептически глянула на меня, но кусочек ядовитой каки в сторону отложила. Вот никто не желает верить в моё идеальнейшее чувство вкуса. Что оригиналы, что ложные образы, пытающиеся качать мораль. Лже-Уилл же хоть и был бледной копией опасного субъекта, но всё равно оглядывался по сторонам, словно ожидал нападения. А казалось бы, кто мог им навредить? Разве что ребятки с другой стороны, с рогами и вилами.

Из гостиной слышался смех, весёлые разговоры и всё те же знакомые голоса. Так. Минуточку. Один голос там явно был лишним. А ещё к нему в придачу шло живое сердцебиение. Не понял.

Я оставил лже-компашку разбираться с яркой фольгой, а сам быстро прошествовал в сторону гостиной и так и замер на пороге. Либо за пару часов в доме Прайда образовался филиал шведского мебельного, либо я таки не у себя в гостиной, а в голове безумного ёлочника.

— Mo chreach! Что здесь происходит?!

Всюду были ёлки. Не, не так. Всюду были ЁЛКИ. Диван захватило чудовище из подушек. На столе было нечто из пуговиц, ниток, какого-то карманного мусора и всё тех же цветных фантиков из коридора. В углу возвышалось сооружение из книг и глянцевых журналов. Мне кажется, или это мои книги? Кто-то даже притащил с улицы голые ветки и часть из них уже была прибита к стене. Возле каждого образца современного искусства крутился представитель местной нечисти. И двое залётных голубков.

— Так, а эти задницы что здесь делают?! — я вопросительно ткнул в сторону Мерси и Зубоскала. И не бледных копий, а самых что не есть настоящих. По моим данным, эта парочка должна была сейчас коптиться на одном из пляжей.

— Я так рада, что вы всё же приняли моё приглашение, — Энджи мило улыбалась готичной подружке, параллельно пытаясь прибить к стене очередную ветку. — Не думала, что вы сможете успеть, всё же отправила вам письмо в последний момент. Как вы так быстро нашли рейс до нас? И это в Рождество-то.

Ах ты рыжая вертихвостка. Значит, племяшка спланировала захват моей гостиной уже давно.

— Да нет проблем, — Мерси завалилась на диван с ногами и пристраивала к ажурной ёлке очередную подушку, вертя её в руках то так, то эдак. Зубоскал кивал мордой на каждое её затяжное «хм». — Сейчас что угодно можно купить, были бы деньги и связи. А и того и другого у нас хоть отбавляй.

— Знаю я твои связи и источники финансов. Только и делаешь, что живёшь за счёт Бет.

— Мистер Моррисон, вы же понимаете, что она вас не слышит?

А вот и копии подоспели.

— Это мне абсолютно не мешает высказать своё категоричное «фи».

— Будь серьёзнее, Моррисон.

— Как здесь быть серьёзнее, когда за моей спиной творится такое? — я возмущённо обвёл руками гостиную.

Словно для усиления моих слов в комнату прошёл Макс с огромной коробкой в руках.

— Смотрите, что я отрыл в подвале, — Макс выставил коробку с каким-то барахлом на стол.

— Это нам! — Меган с Евой, что как раз выстраивали мусорную ёлку на столе, первыми бросились к сомнительным сокровищам, вытащив оттуда обрывки зелёной мишуры.

Мама Ро оставила в углу книжную ёлку, заглянула в коробку. Немного порывшись, она извлекла худосочного ангела с переломленным крылом. Даже такую рухлядь её умелые руки смогли пристроить на верхушке книжного дерева. Макс же протянул Серах и Энджи вполне рабочую гирлянду.

— А вообще здорово, что ты всё это придумала. Как только Маска дал тебе добро? — Мерси пыталась закрепить на подушках одну из своих заколок, но та упёрто норовила соскочить в морду Зубоскала.

— А он, собственно, и не давал.

Не стыдливый ли это румянец на щеках рыжухи?

— Да ладно?! — Мерси аж вперёд подалась. — Восстание? Анархия? Идёшь против лысой власти? Правильно! Нечего других уму поучать, если своего нет!

Руки сами собой сжались в кулаки. Если бы мог, то проучил бы Кровавую прямо на месте.

— Мистер Моррисон хоть и ворчит, — начала Энджи, присаживаясь на одну из ступеней стремянки, — но всё равно… добрый.

— Это он-то? Мы сейчас про одну с тобой Маску говорим? — Мерси не верила своим ушам.

И сюда по внимательным взорам, направленным на Рыжего Ангела, не только она. Прайд замер в ожидании продолжения. Подвис и я.

— Ну, по-своему. Насколько это возможно при всём этом, — Энджи ткнула в торчащий клык. — Я видела других Апостолов и мистер Моррисон… Он… Он отличается. Пускай он и считает себя чудовищем, а мы ими и являемся, в конце-то концов, мы кровь пьём. Это уже вычёркивает нас из хорошего списка Санты.

— А я ей что твердил несколько часов назад? Видите? — я обернулся к Духам. — Она согласна, что мы чудовища. Давайте заканчивать весь это цирк. Возвращайте меня назад. Мне ещё надо успеть надрать кое-чью залётную задницу.

— Молчи, Моррисон, и слушай, — лже-Рэй глянула так, что спорить не хотелось.

— Но при этом, — тем временем Энджи начала теребить подвеску, — он проявлял столько заботы, беспокойства и искреннего переживания ко всем тем, кто его окружает. В нём больше человечности, чем во многих людях. И уж тем более, других Апостолах. Без обид, Мерси.

— Да всё норм.

— Я хочу сказать, что я благодарна мистеру Моррисону за всё, что он сделал для меня.

— Даже за ночное существование? — поинтересовалась Мерси как бы между делом, но в воздухе повисло ощутимое напряжение.

— Нет, — твёрдо ответила Энджи.

Я никогда бы в этом не признался, но что-то внутри меня сжалось от слов племяшки. Я знал. Знал, что она винит меня во всём случившемся, как бы она ни утверждала обратного.

— Я никому бы не пожелала такой участи, — голос Энджи оставался твёрдым, как скала. — Но он пытается максимально скрасить моё посмертие, облегчить его. Понять и принять. Ну, в меру своих возможностей. Наверно, таким и должен быть настоящий дядя. Другого опыта у меня в любом случае нет.

Если до этого витало напряжение, то сейчас воздух наполнился максимальным уровнем смущения. Ещё немного и даже стены запылают алым румянцем.

— В общем, он не такой уж плохой, — Энджи подобралась и, поправив подвеску, вернулась к своим веткам. — Но с тем, что он говорил сегодня, я с ним полностью несогласна. Он был неправ. И поступил как!.. Как!..

— Лысый хрен! — подсказала Мерси.

— Да! — здесь Энджи поняла, что ляпнула и замотала головой, как мельница лопастями. — Нет! Мерси!

— А я что? Я так, ёлочку украшаю.

От смущения не осталось и следа. Мерси начала смеяться над собственной шуткой, но тут же получила подушкой из дальнего угла. Той самой, что она так и не смогла пристроить. Ро победно улыбалась меткому броску. В глазах плясали бесенята, которых я давно там не наблюдал. В тот момент, когда гостиная начала растворяться, Мерси с Зубоскалом защищали свою диванную крепость от нашествия Ро с Максом и Энджи, а Серах, Меган и Ева подначивали их из-за кресел.

Когда вокруг сомкнулась уже привычная мне Пустота, я обратился к улыбающейся лже-Рэй.

— Ну и к чему всё это было? — я скрестил руки на груди, прекрасно понимая, что принял защитную позу вполне осознанно. Что-то мне эта прогулка по сознанию нравилась всё меньше и меньше.

— Ты только и делаешь, что называешь себя чудовищем. Но разве может чудовище нести столько хорошего окружающим?

— Все совершают ошибки. Кто-то в поступках, кто-то в их трактовке.

— Вы снова отказываетесь видеть очевидное, мистер Моррисон. Но это вы обсудите уже с Будущим. И надеемся, хоть она сможет вас вразумить.

Когда только лже-Рэй успела достать ключ? Она провернула железяку, и Пустота пропала.

Я стоял в кромешной тьме, но это была иная темнота, осязаемая. И вполне себе так с запахами, звуками и прикосновениями. Сладковатый запах разложений с примесью тины, где-то кричала жаба и вопили сверчки. Густой туман обволакивал с головы до пят, пытаясь забраться в рот и глаза. Я сделал несколько шагов вперёд. Под ногами чавкало и хлюпало. Из сизой занавески показались кривые деревья причудливой формы, словно змеи решили прямо здесь потра…

— Я знаю это место, — я поражено разглядывал знакомые пейзажи.

— Конечно ты знаешь это место, Алэйсдэйр. Ведь именно здесь мы впервые встретились.

Из тумана ко мне вышла самая потрясающая женщина, которую я когда-либо знал.

— Катри…

***

Я смотрел в это лицо и в голове сами собой всплывали столь далёкие, но сладостно-болезненные воспоминания. Медные волосы, что волнами растекались сквозь пальцы. Страстные прикосновения к полным бёдрам и наливным грудям. Стоны и жаркие речи. Голос, от которого всё замирало внутри. Голос родной, любимый и так никогда и не позабытый. Да, Энджи походила на неё, но всё равно оставалась её худосочной тенью, до конца не впитав в себя красоту этой крови. Видимо, в какой-то момент гены Моррисонов взяли верх и кое-что подкорректировали в прекрасном облике, что могла унаследовать племяшка от своей пра-пра-прабабки и моей покойной жены.

— Катриона… — как заклинание я повторял имя любимой. То ли пытаясь удержать обманный силуэт, то ли стараясь прогнать.

Мой взгляд перемещался между сочными губами, к которым хотелось прильнуть со всей страстью, и изящной шеей, столь податливой для острых клыков. Да, я метался между двух страстей, разрывающих меня при взгляде на эту женщину. Воспоминания толкали в объятия, нежные, тёплые, желанные. Инстинкт кричал, что труп моей жены давно уже стал кормом для леса. Неспособный выбрать из двух вариантов, я прибег к третьему — поговорить.

— Кто ты? — голос предательски хрипел.

Смешок и насмешка в уголках глаз.

— Я говорила, что выпивка не доведёт тебя до добра и рано или поздно ты потеряешь голову, Алэйсдэйр, — зубы игриво прикусывают нижнюю губу. — Или мне лучше звать тебя Энди?

— Но… как такое возможно? Ты же…

— Мертва? — тёплая улыбка.

Я часто пересекался с жителями той стороны, но Катри не походила ни на фантома, ни на ожившего мертвяка. И насколько я знал, Страшная-тётка-в-чёрном не отпускала обратно.

— Призраки лишь материальное воплощение памяти живых о них, — Катриона неспешно двинулась ко мне, словно боясь спугнуть новорождённого оленёнка. И если честно, трясло меня не хуже. — Чем сильнее память, тем дольше живёт дух.

Шаг. Ещё. Моя ладонь в её.

— А ты за воспоминания обо мне держишься очень крепко.

Серебряный перстень жжёт кожу.

Я схватил руку своей жены, со всей страстью прижал её к губам, и вдохнул родной запах полной грудью. Я чувствовал силу. Здесь и сейчас она отзывалась на бурю эмоций, что метались внутри меня, неспособные в полной мере проявить себя. Второй рукой Катриона стёрла влагу с моей щеки.

— Прости, — слова вырвались раньше, чем здравый смысл успел настучать мне по черепушке.

И вновь смешок. Тот самый смех, ради которого я совершал бо́льшую часть своих идиотских поступков.

— За что?

— Что не смог спасти тебя от…

— Чахотки? Ты ничем не мог мне помочь, — вот и вторая ладонь легла на моё разгорячённое лицо. Разве может нежить испытывать столь жаркие чувства?

Я взял обе ладони в свои и уверенно посмотрел в изумрудные глаза своей покойной жены.

— Я мог тебя обратить.

Улыбка, ради которой я пустил на мясо своих соперников.

— Нет, не мог. Тебе потребовалось больше века, чтобы обзавестись старшей «дочерью». В отличие от многих своих братьев и сестёр… — секундная пауза. — Особенно сестёр, обращаешь ты куда с бо́льшим осознанием дела. Ты просто не смог бы обречь меня на это.

Катриона освободила руки и коснулась пальцем моих клыков.

— Потому что я чудовище, — сурово бросил я.

— Нет, — давно я не получал затрещин от этих изящных, но сильных рук. — Потому, что ты считаешь себя чудовищем.

— Чегось? — похоже, удар оказался сильнее, чем я думал. — Неужели ты хочешь сказать, что я не чудовище? Я же вампир.

— То, что ты стал вампиром, не приравнивает тебя к чудовищам. Как бы ты ни старался, — Катриона улыбнулась и двинулась вглубь болотистой местности.

— Катриона, — ко мне вернулась крепость голоса и духа, — я убивал людей.

— Ты их убивал и до обращения. Или хочешь сказать, что в свою бытность наёмником ты отнял меньше жизней, чем в посмертие?

— Мне кажется или ты действительно оправдываешь убийства? — я шёл следом за женой, не понимая, к чему весь этот разговор.

— Нет, — твёрдо произнесла Катри, — но я смотрю на вещи реалистично. Когда ты был наёмником, то тебе приходилось убивать, чтобы выжить. Либо ты, либо тебя. Став вампиром, мало что поменялось. Кроме того, как я говорила ранее, в отличие от твоих новоявленных родственников, ты куда осмотрительнее и невинных жертв на твоём счету куда меньше. И это потому что чудовищем ты так и не стал. В тебе очень много от старого доброго Алэйсдэйра, который полез зимой в горный ручей за потерянной игрушкой соседского мальчишки.

— Ты говоришь прямо как эти небесные задницы, которые… — я осёкся, потому что только сейчас заметил то, что ускользало от меня ранее.

На статной шее Катрионы на простом кожаном шнурке висел витиеватый медный ключ с дико знакомым рисунком.

— Ты — моё Будущее?!

Я встал как вкопанный. Рядом раздалось недовольное кваканье и скрежет спасшегося сверчка. Катриона лишь пожала плечами, не остановившись, не обернувшись. Я пришёл в себя и нагнал жену.

— Но почему ты?

— Там решили, что если другие потерпят поражение во вбивании в твою упрямую головушку простой истины, то надежда остаётся только на меня. Ту, что ты всегда слушал.

И любил. Эти несказанные слова комом встали поперёк горла.

— И это место ведь тоже не случайно. Так? — кажется, я начинал улавливать сломанную логику Духов. — Место, где я встретил тебя.

Катриона залилась звонким смехом.

— Да. Кто бы мог подумать, что наша первая встреча пройдёт на том болоте, где ты попытаешься скрыться от навязанного тебе брака. Третий десяток шёл, а ты всё по сражениям да пивнушкам. Беистин и то слыл любителем женских юбок.

Упоминание младшего брата раскалёнными осколками терзает нутро.

— Ты была счастлива? — опять эмоции впереди здравого смысла. Какой ответ я желал услышать? Какой бы меня устроил и успокоил?

— Да, — простое слово, без доли сомнений, от которого становится только гаже. — Дочь и трое чудесных сыновей. Верный муж и большое хозяйство. Пусть мне не суждено было увидеть своих внуков, но моя жизнь была наполнена любовью и радостью.

— Всё то, чего я так и не смог тебе дать, — бормочу я, но, видимо, недостаточно тихо.

Катриона остановилась и посмотрела мне прямо в глаза.

— С тобой я была счастлива не меньше, чем с Беистином. Просто мы были счастливы иначе. И даже после твоей смерти мы не забывали тебя.

Я внутренне усмехнулся. Ещё бы Беистин меня забыл. Когда брат узнал о моём возвращении на грешную землю, он, мало того, что попытался саморучно отправить меня обратно за черту, так ещё и умудрился собрать вокруг себя соратников. Многие из них начали потомственную Охоту на нечисть.

Катри скрылась среди густых веток колючки, за которой шумели воды болота. Я последовал за женой, но замер, как только понял, куда меня привела Катриона. Густой туман с десятком блуждающих огоньков толстым покровом висел над центром болота.

Я непроизвольно потянулся к горящей шее. Во рту возник вкус собственной крови и я упал на одно колено.

— Дело не в нашей первой встречи, не так ли? — я не узнавал свой голос. Сухой, болезненный, мёртвый.

Катриона медленно кивнула.

Как к верному другу, я потянулся к силе, и та отозвалась, позволив взять контроль над телом и разумом. Боль и вкус крови пропали. Катриона в ожидании смотрела на меня, протянув руку. Я принял помощь и встал рядом с покойной женой.

— Я — твоё Будущее, — голос сильный, властный. Наполненный неземной мощью. — И я покажу исход твоего существования.

Катриона сняла с шеи ключ и провернула им в тумане, заставляя тот переливаться и шипеть, подобно разбуженному зверю.

***

Туман жирным спрутом стал втягивать в себя щупальца, обнажая пугающее естество. Там, где ещё секунду назад была тьма вперемешку с белёсым налётом, проступили контуры то ли затопленной катакомбы, то ли заброшенной канализации. Почти такие же, как показывают в постоянно перезагружаемых Черепахах. Вот только вместо символической бегущей водички, вполне так себе настоящие сточные воды. Запах такой, что глаза кровоточат, а содержимое желудка рвётся к своим плавающим собратьям. Каменные стены местами потеряли куски, где-то трещины заполнены слизью и блёклыми растениями-мазохистами. По потолку протянулись трубы, какие-то провода и мигающие через раз лампы. Черепашек-живописцев не наблюдалось, но вот диких родственников Сплинтера хоть отбавляй. Облезлые хвосты шуршат в куче мусора в поисках хоть чего-то съестного. Реми бы удар хватил при взгляде на реальных грызунов. Внезапный шум заставил усатых напрячься и направить острые морды в одну сторону. Из глубин туннеля протянулась крупная тень чего-то живого и быстро мчащегося. Крысы дали дёру, не дожидаясь встречи с неизвестным гостем. Тем более что по издаваемому звуку, он был не меньше танка.

С размерами я не угадал лишь немного. Неведомая тварь, похожая на греческую химеру, занимала собой в ширину половину туннеля. В отличие от оригинала у этой не хватало змеиного хвоста, передней лапы и пары голов. И не потому, что базовая комплектация их не предусматривала. Их просто срубили. На местах недостающих частей тела красовались ровные срезы. Кровь хлестала во все стороны, добавляя местным водам бурого оттенка. На теле твари тут и там зияли резаные раны. Два сердца зверя орали барабанами. Было видно, что хищник тащит свою тушку из последних сил. В глазах на единственно сохранившейся голове застыли ужас и безумие. Не знаю, кто мог нанести такой громадине все эти увечья, но человеком он явно не был.

Часть сил таки покинули химеру и тварь грохнулась в воду. Но даже так, она продолжила своё спасение, цепляясь лапами за скользкий камень и таща себя вперёд. Сквозь хрип и шум, что создавала вокруг себя тварь, я различил эхо шагов. Уверенные. Размеренные. Человеческие. Идущий никуда не спешил. Он знал, что так или иначе достигнет свою жертву. Я чуть припал к силе, чтобы разобрать нюансы. Дыхание ровное. Спокойное. И отсутствующие сердцебиение.

Я вопросительно глянул на Катриону, но она лишь молча смотрела на происходящее в тумане. Лицо — восковая маска без намёка на жизнь. Передёрнув плечами, я вновь глянул на «экран». И как раз вовремя, чтобы чётко разглядеть идущего. А точнее — идущую.

— Энджи?!

Я не верил собственным глазам. Где та неунывающая девчонка, что доставала меня своими вечными вопросами и влипанием в неприятности? Куда бы она ни запропастилась, Ангел передо мной был не только Рыжий, но и смертоносный. Чёрная военная форма, так похожая на одежду наёмников Рэй. Портупеи, напичканные разнообразным оружием. Рыжие лохмы собраны в тугую косу. В глазах сталь, на лице — чужая кровь. В руках Энджи сжимает родовой клеймор.

Химера пытается защититься, оскаливает львиную пасть, но одно точное движение и голова стала закуской для крыс. Два сердца ещё пару минут бьются, словно и не в курсе, что стучать им больше незачем, и, наконец, замолкают. А Энджи, моя назойливая племяшка, лишь вытирает кровь с меча о шкуру поверженной твари.

Я не отводил взгляда от Рыжего Ангела, пытаясь найти в ней хоть что-то знакомое. Но нет, эта девушка была мне незнакома. Отдалённая схожесть, не более.

— Не знаю, что там в будущем произошло, — наконец произнёс я, — но девочка явно возмужала. Теперь она действительно похожа на Апостола. Порождение ночи, с которым считаются. Вот такая Энджи способна постоять за себя и свой Прайд.

— Да, она возмужала, — голос Катрионы звучал словно издалека. — Действительно стала сильным Апостолом. Таким, с которым не только считаются, но и боятся. Но ты уверен, что хотел видеть её именно такой?

Я вспомнил наше недавнее путешествие к братьям и сёстрам. Вспомнил, как Энджи реагировала на того или иного Апостола, их черты и особенности. Кем восхищалась, а кто стал ей омерзителен с первой же секунды. И сейчас в ней было куда больше от вторых родичей, чем от первых. Мимо ног Рыжей в сторону дохлой туши пробежала пара голодных крыс. Острый клинок вонзился в живую плоть, разрубая зверька пополам. Я скривился. Не такой я хотел видеть Анджелу в будущем. Не такой она хотела стать. В её холодном взгляде была решимость Двенадцатого Апостола, но не безграничная пытливость Энджи Моррисон.

В одном из примыкающих туннелей показалась человеческая тень, но Энджи никак не обратила на это внимания. Вскоре к ней вышла миловидная девушка. Её белоснежная туника смотрелась дико неуместно среди всей той грязи, что окружала девиц, и максимально потусторонней: если на чёрных кожаных штанах виднелись следы крови, то накидка оставалась идеально чистой. Две чёрные косички смотрелись по-детски мило и игриво, хотя лицо выражало вселенскую скуку. На шее незнакомки красовалась татуировка: оскаленная морда чёрного единорога с подсвеченным зелёным огнём искривлённым рогом. Что-то в ней казалось таким знакомым, но ускользающим.

— Не узнаёшь? — Катриона скосила в мою сторону взгляд.

— А должен? — я почесал бороду, силясь вспомнить брюнетку.

— Неужели твоя внучка настолько изменилась?

Сказать, что я был поражён, всё равно что, кричать в бездонную про́пасть на языке глухих. Ева? Малышка Ева, что часами могла клянчить любимые лакомство и без конца пересматривать отдельные серии MLP? Та самая Ева, что босиком носилась по дому Прайда, отказываясь лезть в ванную? Любимица Прайда, что могла жить на два мира и выглядела младше реальных лет?

— Сколько же прошло времени? — я стал перебирать пальцы, пытаясь высчитать возраст Евы.

— Слишком много…

Девушки молча кивнули друг другу. Ева немного подалась вперёд, и я увидел то, чего не заметил ранее из-за глубокой тени катакомб. В правой руке Ева держала трофей. Голова неизвестного существа — с моего ракурса нельзя было точно определить видовую принадлежность — мерно покачивалась на слипшихся от крови волосах. По спине пробежал неприятный холодок. В моей памяти жил образ Евы-ребёнка и он никак не вязался с чьей-либо окровавленной головой. Разве что кровных врагов.

— Что здесь происходит?!

Мой вопрос потонул в криках боли и автоматной очереди где-то в застенках подземелья. Кого бы там ни убивали — а в этом у меня не было сомнений — его страдания длились недолго. Звук оборвался так же резко, как и возник. Тишина вязкой тиной расползалась по катакомбам, погружая в свои пучины любого, кто осмеливался воспрепятствовать её власти. Хотя один смельчак всё же нашёлся. Из второго туннеля к девушкам вышел статный англичанин с чёрными волосами, которые только-только начали приобретать серебристый налёт. Почему я точно знал, что это англичанин? Да потому что новым участником этого безудержного веселья стал Уильям. Меня накрыли воспоминания нашей первой встречи: заброшенный завод, каннибалы и похищенные девчонки, среди которых затесалась и юная Рэйчел Салливан. И спасать её, само собой отправился рыцарь в чёрной камуфляжке. Совсем как сейчас. Давно я не видел Уильяма вне строгих костюмов. Даже став вампиром, он не сменил Desmond Merrion на что-то более практичное для ночных вылазок. Но здесь, в туннелях, он был вновь тем грозным наёмником, что с лёгкостью выпустил в меня обойму и не только смог выжить после такого, но и заслужил уважение на всю свою жизнь и посмертие. Вот только как его в таком наряде выпустила Рэй? Она строго следила за внешним видом своих подчинённых и в особенности того, с кем спала.

Минуточку.

— Почему он жив? — я перевёл взгляд с Уильяма на Еву и обратно.

— Ты желаешь смерти своему другу? — в этом вопросе не было укора, просто интерес.

— Если Ева столь сильно изменилась, — я не стал акцентировать внимание на слове «друг», — то должно́ было пройти достаточно времени, чтобы Рэй прожила долгую и счастливую жизнь в объятиях своего ручного хищника. Так почему же он всё ещё жив? Я обещал ему, что когда Рэй…

— Рэйчел Салливан погибла задолго до полноценного «долго и сча́стливо», — перебила меня Катриона. — Что же касательно твоего обещания… Ты не мог его выполнить.

— Что ты хочешь сказать?

Ответом меня не удостоили. Лишь кивнули в сторону странного будущего с искажёнными ликами близких мне людей.

— Как всё прошло? — Уилл вытирает один из ножей о штанину и убирает его в нагрудные ножны.

Энджи кивает на химеру, а Ева бросает к ногам наёмника свою ношу. Голова оказалась не человеческой. Почему-то этот факт заставил меня выдохнуть с облегчением.

— Как Охотники? — голос Энджи слишком чужой, чтобы я мог прочесть в нём хоть немного эмоций.

Если Энджи упоминает Охотников, значит не всё так плохо. Скорее всего, это была совместная вылазка по зачистке особо опасных территорий. Охотники грешили такой практикой, когда не могли сами справиться с вырвавшимися из-под контроля тварями. Возможно, где-то рядом ошивались и перекаченные Сёстры Вероники, как медицинская помощь.

— Устранены, мисс Энджи.

Ну, такое тоже случалось. Охотники умирали. Пачками. Чаще всего именно человеческие единицы играли роль авангарда, подставляясь под клыки и когти, в то время как нежить всегда оставалась «тузом в рукаве».

— Проявили сопротивление?

Не понял. Какое ещё сопротивление?

— Проявили попытку. Но быстро осознали её несостоятельность, — Уилл достал из кармана горсть чего-то металлического и высыпал поверх трупа химеры.

Может в огнестрельном оружие я не особо разбирался, всё же специализируюсь больше на холодном, но вот Охотничьи гильзы знал достаточно близко, чтобы признать их в кучке покорёженного металла.

— Значит этот район отбили, — Энджи убирает клеймор в ножны и достаёт из кармана куртки баллончик с краской. Проходит пара минут и вот на стене появляются ярко-оранжевые крылья. Знак Прайда Энджи, что красовался и на груди Уильяма, ни с чем нельзя было спутать. — Три—два в нашу пользу.

По туннелю начинают раздаваться десятки голосов, отдающие приказы. Топот ног приближается к троице.

— Похоже, мисс Кросс была готова к нашему появлению, — Уильям достаёт из кобуры пару пистолет и проверяет их готовность.

— Готовы и мы, — Энджи снова извлекает из ножен клинок. Ева, единственная без какого-либо оружия, начинает трансформироваться в знакомый мне облик Бастарда.

— Mo chreach! Какого дьявола здесь происходит?

Будто испуганный зверь, туман сжался по углам болота, а затем резко выскочил вперёд, перекрывая любые намёки на картинку из будущего. Моего грёбаного будущего.

— А чего ты ожидал, Алэйсдэйр? — к Катрионе вернулись и родной голос, и насмехающиеся интонации.

— Уж точно не этого дерьма! — я отбросил руку бывшей жены, что сжимал всё это время и сел на ближайшую кочку. — Что случилось?!

— Случилось то, что случилось. Чудовища стали вести себя как чудовища. Ты же этого добивался?

— Катриона!

— Одни жестокие слова повлекли десятки обид. Одна ошибка потянула за собой сотни других, нарастая смертоносным прибоем, кидая любого угодившего в него на острые скалы. Мы — это наши поступки, слова и окружение. Любое принятое решение, верное или неверное. Здесь была череда неверных.

— Я умоляю тебя, хватит этих игр! — я спрятал лицо в ладонях. — Прошу, расскажи мне всё.

— Не могу, — я почувствовал, как тёплая ладонь коснулась моего лысого черепа. — Но кое-что прояснить мне позволили. Спрашивай.

Катриона в молчании ожидала моих вопросов, я же не мог придумать, с чего начать.

— Энджи… — наконец решился я, — почему она такая?

— Когда тебе приходиться скрываться и выживать не один десяток лет, тяжело не измениться.

Я не стал трясти с Катрионы более подробных объяснений, понимал, что она мне их не даст. Здесь и сейчас она олицетворяла Будущее, а будущее должно оставаться туманным.

— Что с Прайдом?..

В ответ давящая тишина и я не хочу признавать, что знаю её причины.

— А Охотники? Что у Энджи за тёрки с Охотниками и при чём здесь Вероника?

— Dìoghaltas fala.

Родной язык шерканул по ушам, заставив взглянуть на Катриону.

— В каком смысле — кровная месть? — Катриона молчала. — Не ответишь?

Катиона отрицательно качнула головой.

— Где во всём этом безумии я?!

Я вскочил на ноги и навис над бывшей женой, оскалив клыки. Любой другой бы попортил портки, но не Катри. Она лишь вновь кладёт руку мне на щеку.

— Тебя — нет. Ведь так было у Диккенса? Эбенизер Скрудж с Будущим посещает свою могилу. Это — твоя могила.

Я огляделся и понял, что мы снова в Пустоте. Не было ни блуждающих огоньков, ни тумана, ни квакающих жаб. Лишь я, Катриона и неизбежная судьба.

— Если бы она была неизбежной, — я был готов поклясться, что не произносил этих мыслей вслух, — то ни тебя, ни Духов здесь бы сегодня не было.

— То есть шанс всё это исправить существует?! — я вцепился в руки жены. Уверен, будь она всё ещё жива, то следы бы сходили не один месяц.

— Даже у Скруджа он был. Чем ты хуже? — я открыл было рот, но мне его захлопнули насильно. — И даже не начинай мне здесь со своим «чудовищем»! В конце-то концов, Алэйсдэйр, что ты так впился в этот поганый ярлык?

Попытка ответа не увенчалась успехом. Ещё несколько часов назад я всем окружающим доказывал свою чудовищность, а сейчас и понять не мог, а, собственно, почему? Слишком привык к ярлыку, который на меня навесили другие? Так часто слышал это слово в свою сторону, что и не могу вспомнить, как оно иначе? Привык отзываться? Или это просто попытка спрятаться от куда больших проблем, в которых я никогда ни себе, ни другим не признаюсь?

— Поздравляю, Маска. Ты начал соображать в нужном направлении.

— Ты не столь безнадёжен, Моррисон, как я думала.

— С осознанием, мистер Моррисон.

Я обернулся. Прошлое и Настоящее с усмешкой смотрели на меня глазами моих друзей и близких.

— А тебе голос так и не дали, да, лохматый? — я приветливо кивнул лже-Зубоскалу, который радостно вилял хвостом.

— На этом наш путь окончен, — Катриона нежно освободилась из плена моих рук и присоединилась к прочим Духам.

— Мы когда-нибудь вновь увидимся?

— Уже соскучился по нам, Маска? — усмехнулась лже-Мерси.

— Молчи, копия бракованная, — бросил я абсолютно беззлобно. — Катри?

В ответ лишь намёк на улыбку, то ли в знак вечной разлуки, то ли — надежды на лучшее.

— Надеюсь, Моррисон, ты уяснишь этот урок.

— Да-да, подамся в веганы и буду в Тибете рисинки собирать, — я усмехнулся, скрестив руки на груди. А вот все присутствующие закатили глаза. Как хорошо, что мир вновь возвращался в норму.

Духи синхронно достали свои ключи, такие похожие, но абсолютно разные, и вставили их в Пустоту, что разделяла нас.

— У меня есть последнее желание! — я выбросил руку вверх, словно пытался тормознуть спутник на орбите.

— Мистер Моррисон, мы не на исполнении приговора.

— Говори за себя. Всё это уж слишком сильно смахивало на высший суд.

— Чего тебе, Моррисон?

Я поманил к себе лже-Зубоскала. Блохастый явно удивился, но подошёл. Я шепнул ему на ухо своё желание и тот лающе засмеялся.

— И всё? — улыбнулась Катриона. Я даже не удивился, что мои слова сразу же дошли до всех.

Я молча кивнул.

— Так тому и быть.

Духи провернули ключи, и тьма накрыла моё сознание.

***

Во рту была каша из чьих-то внутренностей, пыли, земли и древесной трухи. Как в лучшие годы моей юности. Очки были перемазаны, но хоть целы. Сняв стекляшки, я огляделся. Разнесённый в ноль подвал обеспечил это место простоем ещё на пару лет. Внутренности мордлака уже успели истлеть до состояния скорчившейся плесени. Если не знать, чем оно было некоторое время назад, то и не признаешь нечисть кровожадную. Потолок действительно обломился, но частично и балке не хватило до моего позвоночника всего лишь пары дюймов. Вырубили меня её более мелкие, но многочисленные собратья. Щиток продолжал искрить, но уже не столь уверенно. Я выбрался из-под обвала, подошёл к коробке и рванул провода, чтобы они к чертям не коротнули окончательно. Не очень хотелось привлекать к новому месту жительства городские службы и жестяные бряцалки. Докладывать о случившемся я тоже не собирался. Обойдутся.

Я глянул на поле боя ещё раз. Мелкий мусор поднятый взрывом давно успел осесть, покрыв всё пространство слоем непередаваемого оттенка. А потому буквально сверкающая снежной белизной рождественская ёлка, с пушистыми ветвями, гирляндами, свечами и прочими украшениями, смотрелась максимально инопланетно. Подарочные пакеты, примостившиеся у неё основания, приземлённости не добавляли.

— Таки исполнили, — усмехнулся я и подошёл к дереву.

Как только я коснулся крепкого ствола, божественная подсветка отключилась, но своей привлекательности бревно не растеряло. Я закинул его себе на плечо, подхватил пакеты и полез прочь. Вы когда-нибудь пытались выйти из подвала с шестифутовой ёлкой на спине? Я ощущал себя Винни-Пухом, застрявшим в кроличьей норе. Хорошо ещё, что пока я путешествовал по чертогам своего сознания, на дворе наступил поздний вечер — неплохо меня так задержали небесные засранцы — и единственными источниками света служили хоть и многочисленные, но не особо направленные гирлянды на соседних домах. Так что моего пыхтения и познаний в бранной лексике никто не заметил. А вот на немногочисленных прохожих, что спешили по домам, я производил незабываемое впечатление. В своём замызганном плаще и с яркой елью за спиной, я напоминал Гринча, который таки свистнул Рождество. Распеваемые мною рождественские гимны придавали облику ещё больше абсурдности. К моменту, как я добрался до дома, новость о грязном безумце с ёлкой наперевес точно достигла ушей всех соседей.

Из окон Прайдовского дома валил свет, музыка вперемешку с голосами и запахом домашней стряпни. Последнее, скорее всего, было выставлено для поддержания антуража. Я достал из кармана мобильник и глянул на экран. До полуночи оставалось каких-то полчаса. Засунув гаджет обратно в карман, я поправил плащ и со всей силой ударил ногой в дверь, заставляя ту распахнуться. Благо, Прайд её не запирал — от кого таиться хищникам? — и счёт за ремонт оплачивать не придётся. Зато какой эффект.

— Милая, я дома! — проорал я во всю глотку, захлопывая дверь задницей.

На мой вопль в коридор выскочила Энджи. Из гостиной торчали головы Макса с Мерси.

— Что здесь?.. — племяшка глядела на меня широко раскрытыми глазами, хлопая ресницами как крыльями и готовая вот-вот взлететь.

— Вопросы потом.

Я всучил удивлённой родне пакеты и прошествовал в гостиную. Макс и Мерси пропустили меня, глядя как на умалишённого. Остальные отпрыски глянули на меня также, замерев, каждый на своём месте. Лишь Ева подбежала и стала радостно скакать вокруг меня. Я всучил ёлку обескураженному Максу, немного подвинул мебель, расчищая место под дерево, и установил зелёную красотку рядом с камином.

— Подвинь задницу, жертва грумера-недоучки, — я столкнул Зубоскала с дивана и, заняв его место, с гордостью взирал на проделанную работу.

— Какого черта происходит, Маска? — Кровавая облокотилась о спинку дивана, нависая над моей лысиной.

— Рождество. Разве не видно? — я лучезарно улыбнулся, закидывая ногу на ногу.

В дверь постучали. Макс глянул на меня, на ёлку и вышел встречать гостей. Энджи продолжала стоять с пакетами в руках, как какой-то манекен на выставке. Ро с Серах заняли кресла, Меган на ковре возле Зубоскала, а Ева, наигравшись с одним из ёлочных бантов, заняла свободное место рядом со мной. Все выглядели так, словно перед ними возник розовый пони и стал читать лекцию по высшей математике. Меня их реакция откровенно забавляла.

— Весело у вас здесь, — Рэй прошла в гостиную, скидывая с плеч шикарную шубу. В руках у неё была начатая бутылка шампанского. — Господи, даже у вампиров есть нормальная еда, в отличие от этого сраного приёма!

С этими словами Рэйчел поставила бутылку на стол и принялась за сочную куриную ножку. Зубоскал тут же материализовался рядом.

— Мисс Рэйчел, тут же дети, — Уилл вошёл в комнату вместе с Максом. В руках у наёмника были яркие пакеты.

— Да эти дети старше меня, — Рэй ловко объела кость, подразнила ей оборотня и сгрызла сама. Лохматого к такому жизнь не готовила, и он пискнул от удивления. — Ну, кроме Евы. К слову, у нас для неё есть подарок. И не только для неё. Уилл!

Убийца кивнул и без лишних слов прошёлся по собравшимся, преподнеся каждому коробочку или свёрток. Даже Кровавой с Зубоскалом досталось по пакетику.

— Мистер Моррисон, — Уилл протянул мне конверт с изысканной печатью.

— Мистер Мур, — я принял конверт, повертел его, посмотрел на свет, потряс и разве что не облизал. — Рождественская премия? Билеты в оперу? Путёвка в отпуск?

— Счёт.

— Какой счёт?

— За лебедя.

Я замер с конвертом в зубах — да, я всё-таки попробовал его на зубок — и глянул на Уильяма. Он же внимательно смотрел на меня. Глаза в глаза, как это было всего несколько часов назад на приёме. Улыбка коснулась уголков английского рта.

— Счастливого Рождества, — убийца кивнул и направился к своей хозяйке.

— Ага, счастливого, — я улыбался во все свои тридцать два.

Сунув конверт в карман, я подошёл к племяшке, которая наконец-то сообразила хотя бы поставить пакеты на пол.

— Я, кстати, тоже не с пустыми руками, — я подхватил пакеты и быстро раздал содержимое.

— Уголь? — Мерси смотрела на чёрный камень в руках. — Серьёзно?

— Если я не ошибаюсь, — Уилл достал из своего пакета бутылку дорогого алкоголя, — то в Шотландии уголь дарят как символ тепла и домашнего уюта.

— Вы же хотели традиции? Традиционнее некуда, — я развёл руками. — Но если что, то внутри есть и более современные вещички.

Мерси достался набор украшений для пирсинга, а её лохматому ухажёру — новенький ошейник с шипами. Пара остро заточенных и отлично сбалансированных метательных ножей для Уилла и коробка заморского шоколада, к ранее извлечённой бутылке, Рэй. Новая цепочка для медальона Серах и именные кондитерские инструменты маме Ро. Умные книжки для Меган, а Ева с Максом получили по паре плюшевых игрушек: Дискорд и Пинки Пай. Последняя была с электронным сюрпризом. Энджи, возле которой я примостился, разглядывала новенькие тренировочные перчатки с вышитыми на них крыльями.

— Чтобы тренировалось лучше, — ответил я расплывшейся в улыбке племяшке.

— Кстати, о тренировках, — замялась Энджи, прижимая подарок к груди. — Я здесь подумала… Мистер Уилл обучает меня всему, что знает. Это круто. Рукопашка, огнестрел там всякий, ножи… — похоже, Уилл готовил свою наречённую мать к суровому будущему. — Но в жизни всякое бывает, да? И я здесь подумала, я же Моррисон. Моррисоны бойцы. И это…

— Чего ты хочешь, Рыжая? — я снисходительно улыбался, слушая потуги Энджи.

— Может мне попробовать клеймор? Родовое оружие, все дела. Что скажете?

Анджела смотрела на меня горящим взглядом любопытного ребёнка, но перед моим взором пронеслись иные глаза. Холодные. Пустые. Чужие. Я непроизвольно сглотнул.

— Давай поговорим об этом после праздников, — срулил я, гоня прочь жуткие образы из головы. — А сейчас время веселиться.

Я кивнул в сторону родни и друзей, что входили в рождественский раж. Энджи улыбнулась, поднялась с кресла, крепко обняла меня, угрожая переломать хребет, что уцелел после подвала, и присоединилась к остальным. На часах пробила полночь.

Когда ко мне подошла Ро, веселье успело перевалить за середину. Ева сопела под тёплым боком храпящего на полу Зубоскала. Рэйчел, которую не брал алкоголь, опустошала третью бутылку мартини, сбросив туфли и примостив ноги на коленях Уильяма. Тот, в свою очередь нежно массировал ступни начальнице-слеш-возлюбленной. Макс, Мерси с Меган и Энджи играли уже сотый тур в шарады под присмотром наконец-то расслабившейся Серах. Все подарки давно были вскрыты и передарены, а еда, оставшаяся от теплокровных, убрана в холодильник для не менее праздничного завтрака. Мама Ро прислонилась к стене рядом и глянула на меня с любопытством.

— Не спрашивай, — я покачал головой. — Завтра утром я буду всё отрицать, а сегодня, так уж и быть, пусть веселятся. Мы, конечно, чудовища, — плечи Ро чуть напряглись, — но далеко не монстры. Рыжуха права. Мы все когда-то были людьми и нет ничего плохого в том, чтобы сохранить в себе частицу прошлого.

Я повернул кольцо на правом мизинце чувствуя, как обжигает пальцы левой.

— Жаль только, понял я это далеко не сразу. Но никогда не поздно измениться. Согласна?

Ро кивнула, похлопала меня по плечу и отошла к веселящимся. Я же продолжил играться с кольцом, глядя на счастливые лица семьи и друзей. В какой-то момент мой взгляд упал на широкое окно за их спинами. Там, на заснеженной улице, стояли четыре лже-рожи в компании моей покойной жены. Все они искренне улыбались. Я моргнул, и наваждение прошло. Чего только не привидится в это волшебную ночь. Не правда ли?

*[отрывок из песни Seven Drunken Nights. Полная версия песни: https://lyricstranslate.com/ru/dubliners-seven-drunken-nights-lyrics.html, подробнее о ней можно узнать здесь: https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Seven_Drunken_Nights]